«Дьявол в мелочах»

Они ненавидели меня, а я был этому даже рад. Ни один из них не мог понять, что кроется у меня внутри, а значит, в это нутро никто не должен быть и допущен. В нем и так нет места ни для кого живого — только для сотни демонов, которые живут у меня под кожей. Раньше я даже пытался давать им имена, но сбился на втором десятке. Да и ни к чему это. Я призываю их совсем другим способом.

Внутри меня нет места ни для кого живого.

Не было. До сегодняшнего дня.

Она не была необычной, выделяющейся из толпы или особенной. Она — одна из тех, кто окружал меня каждый день на протяжении восемнадцати лет моей жизни. Но сегодня, когда она обернулась ко мне и улыбнулась — да, клянусь адом, она мне улыбнулась, — все изменилось.

С этой улыбкой она начала впитываться внутрь меня, а я ни черта не мог с этим поделать. Все происходило помимо моей воли. Или я лгал себе, а сам отчаянно желал того, чтобы она стала моей частью?

Да, я желал этого. Так, что зубы сводило. Так, что едва сдерживался, чтобы не сделать хоть что-то.

Но я слишком грязный для нее, поэтому мне лучше оставаться в стороне. Может, хоть так я смогу ее обезопасить?

Первый ход.

Больше всего я ненавидел алгебру. Не потому, что был идиотом, как половина моих одноклассников, которых бы давно пора было отправить из школы ко всем чертям. Не потому, что знал — эта сложная ахинея, состоящая из стремных цифр и якобы логических цепочек никогда мне не пригодится.

Я ненавидел ее из-за Сергея Ильича. Молодого препода, который с первой же минуты, как вошел в кабинет, где мы готовились к уроку, начал до меня докапываться.

С каким удовольствием я начистил бы ему морду. Разбил ее, заставив его умываться кровью. Но продолжал терпеть. Каждый его взгляд, полный презрения. Каждую якобы заумную шутку, отпущенную в мою сторону.

Но в тот день, когда этот урод просидел минут десять, безотрывно глядя на Соню, желание убить его как-нибудь особенно кроваво и мучительно стало зашкаливать по всем параметрам.

— Романов, к доске.

Б*я. Только не это.

Начиная злиться, я отпихнул от себя парту, которая ударилась о стул сидящей передо мной Рождественской. И тут же услышал ехидный комментария Саврасова:

— Ром ща опозорится снова.