«Шиворот-навыворот»

Шиворот-навыворот (fb2) - Шиворот-навыворот (Шиворот-навыворот - 1) 1396K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Виктория Борисовна Волкова

Виктория Волкова Шиворот-навыворот

ГЛАВА 1

— Тебе вчера звонили из фонда Сороса, — сказала теща во время завтрака.

— Прошу прощения? — переспросил Иштван Цагерт удивленно. Черные как смоль брови поползли вверх. И он сделал над собой усилие, чтобы не засмеяться и не выплескать кофе себе на брюки. — Откуда звонили, Раиса Петровна?

— Из фонда Сороса, — невозмутимо повторила она и налила себе в чашку чаю и молока.

Зять внутренне поморщился. И как можно пить такую бурду?

— Разве они не перезвонили тебе на работу? Я дала все твои координаты, — начала возмущаться теща.

— А какие вы дали координаты? — еле сдерживаясь, спросил Иштван.

— Все, что были у тебя на визитке. А что?

Она его раздражала. Всегда. Даже тогда, когда и не была вовсе его тещей. Но нахамить ей он не мог. Хотя иногда так хотелось. Раиса Петровна была его классной руководительницей долгих семь лет. И он привык обращаться к ней уважительно. Что поделаешь, условный рефлекс.

— А кто звонил? Он хотя бы представился? — вкрадчиво спросил зять, скрывая раздражение.

Что за идиотская манера. Приехать в гости и первым делом хвататься за телефонную трубку. Можно подумать, что звонят только ей.

— Сказал, что руководитель фонда, — Уверенность тещи в своей правоте была непоколебима.

Он вспомнил, что в школе ученики ее называли Рая из-под трамвая, и от этого воспоминания стало как-то теплее на душе.

— А Альфред вчера не звонил? — поинтересовался Иштван.

— Какой еще Альфред? — Лицо тещи стало напряженным.

— Альфред Бернхард Нобель, учредитель нобелевской премии, — тихо пояснил он без тени иронии. Он всегда разговаривал с ней так. Как с душевнобольной. Общаться же, как с нормальным человеком не получалось.

— Иштван, — предупредила жена о надвигающемся скандале. Сейчас Раиса начнет возмущаться и достанется всем. Иштвану — за глумление над стариками. Хотя теща таковой не являлась и очень бы обиделась, назови ее кто-нибудь старухой. Свете — за плохое поведение, а Лиле — за плохое воспитание.

— Мам, а когда звонили? — Лиля намазала бутерброд творожным сыром и, водрузив сверху два колечка огурца, вручила дочери.

— Ты с малышом в парке гуляла, — отмахнулась Раиса Петровна.

— Ба, а я где была? — подала голос Света.

— А вы, девушка, заснули на диване, когда читали любовный роман, — ехидно проговорила теща, пытаясь увести разговор в сторону и спровоцировать Иштвана.

— Я не читала никаких романов, я… — попыталась оправдаться его взрослая дочь

— Света, Мишку разбудишь, — предупредила Лиля.

Про себя Иштван отметил, что вечером надо не забыть отругать Светку за дурацкое чтиво.

— Странный звонок, — задумчиво произнес он, уставившись в одну точку.

— Почему странный? — поинтересовалась Раиса.

И у него не хватало терпения и сил объяснять ей, что все координаты его фирмы находятся или в толстых, красочно оформленных буклетах, которые специально издаются в рекламных целях, или имеются в Интернете в открытых источниках. На официальном сайте компании, например. И любое заинтересованное лицо, будь то господин Сорос или даже Ротшильд, могут позвонить в его офис или отправить письмо по электронной почте. И никому не придет в голову звонить ему домой, чтобы выяснить, где он работает. А номер домашнего телефона и домашний адрес являются закрытой информацией.

Он, словно очнувшись, положил себе в рот эклер целиком и, прожевав, сказал:

— Наверное, господин Сорос узнал о моем тяжелом материальном положении и решил помочь.

— Ага, — легко подхватила Лиля. — Пришлют тебе грант для восстановления финансовых пирамид.

— Не гневи бога, Иштван, — с порицанием изрекла теща. — Посмотри, как люди живут вокруг.

— Бога нет, Раиса Петровна, вы нас сами учили. Помните? — Иштван вежливо улыбнулся.

Раиса Петровна пошла красными пятнами от гнева.

— А еще вы учили нас надеяться только на себя. Правильно, кстати говоря, учили. — корректно заметил Иштван. — Вот мы и надеемся только на себя. Правда, Лиля?

— Я очень рада, что хоть что-то делала правильно. — Раиса резко встала и демонстративно вышла из кухни.

— Что поделаешь? Раиса Петровна, — вздохнула Лиля и, обращаясь к Свете, добавила: — Собирайся быстрее, отцу некогда тебя долго ждать.

Дочь встрепенулась и поплелась к себе в комнату одеваться.

Иштван подошел к жене. Большие еще не накрашенные тушью, зеленые глаза смотрели лукаво и нежно. Светлые коротко подстриженные волосы были зачесаны назад. Черный шелковый халат оттенял белую матовую кожу.

— Когда выходишь из дома, бери с собой телефонный аппарат, — ласково прошептал он ей в ухо.

— У нас их три, — весело возразила она.

— Забирай все. Кажется, на антресолях есть большая дорожная сумка. А может, согласимся на все ее условия, и она уедет? А, Лиль?

— Обойдутся. Во-первых, та квартира твоя. То есть наша, — быстро поправилась она. И потом, они сдают ее, и на эти деньги за аренду мы не претендуем. И это своего рода помощь. Почему теперь мы должны им эту квартиру подарить? Мы что, так богаты, чтобы раздаривать квартиры, пусть даже родственникам?

— Заметь, твоим родственникам, — ехидно уточнил Иштван.

Неделю назад к ним приехала из Города теща и по-свойски так предложила переписать на нее квартиру, мотивируя это тем, что мол вам она уже не нужна. Как будто речь шла о какой-то безделице.

— Эта дура, моя сестра, выйдет в очередной раз замуж, и новый муж с радостью отсудит у нее нашу квартиру. И потом, Иштван, может, она нам самим пригодится или Мишке со Светкой.

— Они захотят там жить? — с сомнением спросил он и притянул ее к себе. Провел рукой по шее, взъерошил волосы и поцеловал.

Господи, почему же эта женщина так на него действует? Все эти годы. Прямо наваждение какое-то. "Хорошее, надо сказать, наваждение, хотел бы я в нем пребывать до самой смерти" — подумал Иштван.

— Хорош целоваться, — раздалось от двери. — Я в школу опоздаю.

Он выскочил из машины на московскую заснеженную улицу, одной рукой придерживая длинные полы черного кашемирового пальто. Мимо спешили люди. Прошли молодые девчонки, с интересом косясь в его сторону. Иштван галантно пропустил их, усмехнувшись про себя. Красавицы, строившие глазки, казались чуть старше его собственной дочери, которая пару минут назад выпорхнула из машины у ворот школы. Он заспешил по слякотной улице, раздражаясь, что испачкает пальто. Черт побери, когда эта зима кончится. "И почему все время идет снег, хотя на дворе уже середина марта" — с досадой подумал он. И тут же, как в водовороте, его мысли свернули в привычное русло. Сегодняшняя макля обещала быть удачной.

Можно сказать культурно: "дело", "авантюра". Но "макля" казалось более емким. Он обожал это слово, потому что был родом из южного города, где растут не баклажаны и свекла, а синенькие и бурак, где люди ходят на базар, а не на рынок. И слово "пиндитный" не является ругательством, а просто объясняет некоторые особенности вредного характера. Жизнь в Москве заставила его говорить иначе, и жить по-другому. Большой город, хаотично застроенный. Здесь нельзя просто пойти погулять и на главной улице встретить кого-то из знакомых. И в разговоре с малознакомым человеком выяснить, что ты знаешь про него абсолютно все, про его семью, любовницу и даже сиамскую кошку. И для тебя это сюрприз, а он смотрит на тебя, как на проходимца. Как это в миллионном городе возможно такое. А возможно, потому что с тобой вместе в одном отделе работает его мама или сестра. В Москве такого случиться не может. И человек, каких бы высот он ни достиг, чувствует себя песчинкой в этом людском океане. На каждой улице, в каждом переулке. И кругом все чужое, и лица, и мимика, и даже говор. И мягкая южная речь делает тебя чуть ли не чужестранцем.

— А вы, не москвич, — слышится на каждом шагу. Нет, не москвич, и букву "г" произношу с придыханием. Но у меня здесь серьезный бизнес, и будьте добры считаться.

Человек, стоявший около стены, следил взглядом за Иштваном Цагертом. Наблюдал, как он, держа большой кожаный портфель, стоивший по меньшей мере несколько учительских зарплат, уверенно прокладывает себе дорогу в людском потоке, шедшем ему навстречу.

"Он всегда шел напролом, калеча чьи-то жизни", — подумал наблюдатель и отделился от стены.

Иштван поднялся по мраморным ступенькам и уже потянулся к бронзовой ручке на дубовой двери, как его окликнули. Он резко обернулся и с трудом узнал позвавшего его. А вот это сюрприз, и сюрприз неприятный. Тем более сегодня, когда он приехал пораньше, чтобы тщательно подготовиться к встрече, назначенной на одиннадцать. Вообще-то все было готово, но Иштвану хотелось еще раз просчитать отдельные моменты сделки, чтобы в случае опасности выйти сухим из воды. Он любил такие игры, любил кураж. Его изощренный ум просчитывал множество вариантов. И в процессе игры с легкостью можно легко перейти с одного сценария к другому, благо, они все вели к одной цели.

— Привет, — кивнул Иштван бедно одетому мужчине. И сразу стало понятно, кто вчера звонил из фонда Сороса.

— Надо поговорить.

"Денег тебе надо", — устало подумал Цагерт. Можно было послать, но настроение с утра было веселым и ерническим. "Может, и мне кто подаст, когда разорюсь", — насмешливо подумал он.

— Пошли в офис, — буркнул Иштван и вошел в здание. Давать деньги, стоя на крыльце, ему показалось неприличным.

Человек кивнул и шаркающей походкой заспешил следом.

— Это со мной, — бросил Цагерт, отметив про себя удивленный взгляд охранника. "Теперь пойдут пересуды", — раздраженно подумал он. Впрочем, плевать. Хотя если узнает Лиля, огорчится. А это неприятно. Расстраивать жену не хотелось.

Подошел лифт.

— Прошу, — сказал Иштван на правах хозяина.

— Нет, лучше ты первый.

Иштван хмыкнул и зашел в кабину лифта, старый знакомец за ним.

— А ты совсем не изменился, — обронил он, лишь бы что-то сказать.

— Ты тоже, — ухмыльнулся собеседник.

Лифт остановился на шестом этаже. И Цагерт привычно и бодро направился через холл в свой кабинет, отделанный в стиле модерн. Белые стены, светлый паркет, светлая, почти белая мебель с хромированными элементами. Дизайнер назвал проект "Обилие света". На стенах висели огромные черно-белые фотографии — виды города Гетеборга. Иштван кинул портфель на стол, полный бумаг, и плюхнулся в белое кресло, надев на лицо маску доброжелательности:

— Садись, слушаю тебя. Чем я могу помочь?

— Я долго тебя не задержу. Только… — Человек словно не услышал приглашения и остался стоять, он полез во внутренний карман пальто. Иштван наблюдал за ним с любопытством. Что ж он может оттуда достать? Посетитель вытащил из кармана пистолет с глушителем. И выстрелил. Один раз в грудь, второй — в голову. С контрольным вышла промашка. Пуля скользнула и вошла в череп под углом.

"Все равно не жилец" — подумал посетитель, но еще раз стрелять не стал, спеша скрыться.

Смертельно раненого шефа обнаружила Ольга, секретарша. Сразу подняла тревогу и вызвала милицию. Иштван был еще жив, хотя с таким ранением ему в небесной канцелярии отпустили всего несколько минут. И до приезда милиции и врачей она сидела с ним и ревела в голос. Он очнулся, погладил ее по руке, принимая за жену, и, теряя силы, невнятно что-то произнес, предостерег. И когда приехала милиция, Ольга передала сотрудникам все слово в слово.

— А покойник-то был философ, — усмехнулся приехавший майор.

Но, тем не менее, занес их в протокол и не велел никому рассказывать в интересах следствия.

Ольга, вопреки милицейским наказам, собиралась все рассказать вдове. Но бледная и растерянная Лилия просто ее не замечала, относилась как к мебели. Ольгу это сильно задело, и обида взяла верх. "Не буду ничего говорить, обойдется" — решила она.

ГЛАВА 2

Вечер оказался безнадежно испорчен. День рождения потенциального тестя, куда Ивана доставили в качестве трофея. Марина ни на шаг от него не отходила и всем представляла. Смотрите и завидуйте, какого мужика окрутила. Солидный, симпатичный, с деньгами и положением в обществе, не жлоб какой-нибудь. А, главное, хо-ло-стой. Они встречались два года и, как казалось девушке, дело уже двигалось к свадьбе.

Компания Марининых родственников Ивана интересовала мало. Вялые разговоры о политике и погоде, общих знакомых и курсе доллара. Не поймешь, то ли день рождения, то ли поминки. Умильные взгляды Ольги Николаевны, его дорогой мамаши, раздражали.

Как и сам именинник, Сергей Владимирович, внезапно посмотревший на часы и с воплем: "Новости" принявшийся щелкать пультом. По огромному экрану пробежали кони, и появился ведущий со скорбным лицом:

— Чрезвычайное происшествие произошло сегодня в центре столицы. В офисе на Ленинградском проспекте был застрелен известный бизнесмен, один из совладельцев российско-шведского предприятия "ТрейдТраст" Иштван Цагерт.

За столом мгновенно наступила тишина.

— О, господи, — прошептала Нина, Маринкина сестра, и кулем опустилась в кресло.

На голубом экране уже распинались какие-то милицейские чины, заверяя общественность, что возбуждено уголовное дело и вскоре обязательно найдут всех причастных к этому громкому преступлению. Круг заинтересованных лиц уже устанавливается.

"Я тоже заинтересованное лицо, — подумал Иван — кто бы знал, как я желал Цагерту смерти"

Потом из ящика бойкий корреспондент надрывно вопрошал:

— Кто, кто мог убить такого святого человека, как Иштван Цагерт?

"Я мог, — хотелось признаться Ивану. — Но не убил, не потому, что не додумался, просто тогда и я, и ваш "преподобный" Иштван были другими, и мир казался другим".

Потом мелькали какие-то лица, выражали скорбь известные политические и общественные деятели. Под их речи кто-то из гостей предложил помянуть Иштвана. Ведь он — их земляк, и каждый, даже незнакомый с ним лично, считал его своим.

И Иван считал Цагерта своим. Личным врагом, человеком, въехавшим в жизнь Вани Бессараба на скоростном бульдозере и враз сокрушившим все. Одни лишь обломки остались, что больно ранят до сих пор.

Поминать новопреставленного он не стал. Иван с удивлением воззрился на другой конец стола, где его мать лихо запрокинула рюмку, а после перекрестилась. Система Станиславского в действии. От созерцания собственной мамаши его отвлекла Нина, бросившаяся к экрану:

— Мам, смотри, Лилька.

— Да нет, слишком молоденькая, — засомневалась женщина.

— Сказали, вдова, — настаивала на своем Нина.

— Может, другая жена? Лилька твоя уже, видать, в утиль списана, — подал голос Сергей Владимирович.

— Да нет, папа, они же не разводились. Марин, ну смотри, точно Лилька.

Изображение дали крупным планом, и несколько мгновений Иван смотрел, не отрываясь, на высокую женщину с короткой стрижкой, в тугих джинсах, белом свитере под горло и распахнутой норковой шубке чуть выше колена.

Она шла по длинному коридору, отмахиваясь от журналистов. Большие зеленые глаза припухли от слез.

"Наверно, ревела белугой. Поделом тебе", — злобно подумал Иван. И тут же сам отругал себя за это. У нее большое горе. Сколько лет они вместе прожили?

— Пятнадцать, — быстро ответила ему Нина. Оказалось, что последний вопрос он задал вслух.

— Точно знаешь? — Иван усмехнулся. Нина казалась ему ужасной сплетницей.

— Мы свадьбы играли в один день, где-то даже есть совместная фотография.

— Вы знакомы? — изумился Иван.

— Мы все учились в одном классе, жили в одном доме, а с Иштваном даже на одной лестничной клетке, — гордо отрапортовала Нина. Мол, знай наших.

"Что ж это за класс такой? И сколько человек в нем училось? Весь город что ли?" — подумал Иван.

— Они как-то скоропалительно с Лилькой поженились. Толком и не встречались, — продолжала Нина.

— Так разве бывает? — глупо спросил Иван. И сам себя отругал: "Тебе что за дело?"

— В данном случае, да. Иштван по ней всегда с ума сходил. Но Лилька к нему относилась по-товарищески. Никаких чувств. Просто друг детства. Она даже встречалась с кем-то…

— Ну, Нина, они и поженились быстро, потому что Лиля ждала ребенка, — встряла в разговор Эльвира Анатольевна, мать Марины и Нины.

— Мам, подумай сама, ты до того их вместе часто видела? Нас с Вадиком. — Нина собственнически положила пухлую ладонь на худосочное плечо мужа. — Сразу застукали и тебе сообщили.

— Да, Галина Васильевна — газета-копейка. Все дворовые новости знала. — Эльвира вздохнула, и Иван не понял, хорошо это или плохо.

— А я знаю, что этот Иштван сам из хулиганья и только с годами остепенился, — влезла в разговор его мамаша. Хотя могла бы и промолчать.

— Да что вы такое говорите, — возмутилась Маринкина тетка. Иван не запомнил ее имени-отчества. — Он учился у меня в школе. Одаренный мальчик. Из прекрасной семьи. Школу закончил с медалью. И потом изобрел что-то, и его пригласили в аспирантуру в шведском университете. Вы много людей знаете, в то время учившихся за границей?

— Нет, — промямлила Ольга Николаевна.

— И Лилю я хорошо помню. Уж она бы точно замуж за уголовника не пошла.

Маринкины родственницы опять припали к экрану. Там снова показывали вдову Иштвана Цагерта, идущую по тому же длинному коридору среди каких-то людей. Камера немного поменяла ракурс, коридор сменился просторным холлом, и теперь Лиля шла уже не одна, а обнявшись с девочкой или, скорее, с девушкой лет четырнадцати. Камера на доли секунды выхватила перепуганное, по-детски наивное лицо, обрамленное каштановыми кудряшками.

Ивану почудилось, что ему дали под дых, потребовалась вся сила воли, чтобы скрыть от окружающих бьющие через край эмоции.

— Ой, а это кто? Света? Какая большая, — всплеснула руками Эльвира. — И хорошенькая.

— Ага, словно кудряшка Сью, — поддакнула Марина.

— Что-то она не похожа ни на Лильку, ни на Иштвана, — заметила наблюдательная Нина.

— Ну да. У нее глаза, наверно, Лилькины, — согласилась Марина. — А Иштван, как и рядом не стоял.

Иштван Цагерт был высокого роста. Широкие плечи и тонкие пальцы, как у музыканта, нервное смуглое лицо, нос с горбинкой, черные глаза и черные как смоль волосы, подстриженные каре и зачесанные назад. "Они с Лилькой должны быть примерно одного роста", — мысленно отметил Иван.

— Конечно, не стоял, — медленно сказала бабушка Ксеня, до этого мирно дремавшая на диване. — Света ему неродная дочь. Но теперь, когда Иштван умер, это уже не имеет никакого значения.

— Мама. Ты чего? Выпила много? — Эльвира Анатольевна даже привстала от изумления.

— Старческий маразм, — усмехнулся Сергей Владимирович.

— Ничего не маразм, Сережа. Я еще, слава богу, все помню и не забываю ключи от квартиры в замочной скважине подобно некоторым умным академикам, — отрезала бабуся.

"Один ноль в пользу бабки" — мысленно прокомментировал Иван. Маринкин отец вечно что-нибудь терял: то ключи, то важные документы. Потерянные зонты, зажигалки, авторучки просто не поддавались подсчету. Приходилось менять замки, искать по таксопаркам папки и портфели. За отчетные два года это стало прямой обязанностью Ивановой службы безопасности.

— Когда девочке исполнилось три года, — продолжала старуха, — они обратились ко мне.

Ксения Георгиевна Сердюкова была профессором, доктором медицинских наук и признанным светилом в области гематологии.

— Зачем вы едете к нам, ведь у вас в городе работает сама Сердюкова? — спрашивали московские врачи у приехавших на консультации.

— Диагноз оказался неутешительным. Почти полное отсутствие эритроцитов в крови. Я даже вызвала инфекциониста, чтобы отбросить подозрения на мононуклеоз. Настоящее наследственное белокровие. И Иштван, и Лилечка сильно переживали. Конечно, я поинтересовалась, но у них в роду никто не болел малокровием. Это же только наследственность. Я еще детьми знала обоих, их семьи. Для меня это было большим горем как для человека и еще большей загадкой как для врача.

— Мам, это еще ничего не доказывает. И потом, с таким диагнозом девочки уже б давно на свете не было.

— Ба, ты ошиблась. Мы никому не скажем, — Утонченная Марина улыбнулась и поцеловала старуху в лоб.

— Что меня, старую, целуешь? — шутливо погрозила Ксения Георгиевна. — Ивана своего целуй. Тем более, что не ошиблась. Я сама говорю, когда ошибаюсь, и очень этому радуюсь. Лиля со Светой лежали у меня в отделении. И когда Иштван приходил, они с Лилей разговаривали недалеко от моего кабинета.

— За пальмой? — засмеялась Марина.

— За пальмой, — кивнула старуха.

Иван удивленно посмотрел на любовницу.

— Знаешь, в отделении около бабушкиного кабинета стояла огромная финиковая пальма в кадке, ее вырастили из косточки. И место в тупике, подальше от посторонних глаз, казалось таким глухим, таким укромным, что только там все по секрету и разговаривали, только не знали, что перегородка очень тонкая, и все слышно в кабинете, — пояснила она.

— Иштван пришел как-то днем, — продолжила старуха. — Долго выяснял, есть ли какие-то новейшие разработки в лечении, пусть не у нас, за рубежом. Тогда уже лечили такие болезни в Англии и в Швеции. Пересаживали костный мозг. Я все объяснила. А потом, через час, услышала, как плачет Лиля, а Иштван ее утешает. Мне бы выйти и сказать, что все слышно, но их разговор приобрел такой частный характер, что стало неудобно.

— Ну, бабушка, — Нина и Марина взвыли в один голос. — Что говорили?

— Лиля сказала, что нужно обратиться родственникам. И я сначала подумала, что за деньгами. А Иштван как зашипит на нее: "Не смей. Тебя что, мало с грязью мешали" И так крепко выругался. Я опешила. Уж от него никак не ожидала. И добавил: "Я узнавал, его сестра умерла от такой же болячки". Потом как по стенке стукнет, у меня даже чашки в шкафу звякнули. Этого, говорит, гада кастрировать надо. А он ходит, в любовь играет. Я, говорит, тебе, Лилечка, обещаю, что вылечим Светку, только больше про этого урода не вспоминай.

Бабка сделала театральную паузу, наслаждаясь произведенным эффектом.

— А потом? — Марина нарушила установившееся молчание.

— Потом они уехали в Швецию. И Лиля звонила оттуда, поздравляла с какими-то праздниками, благодарила за правильный диагноз, сообщила, что девочку лечат и довольно успешно. Хорошо, что на ранней стадии болезнь выявили.

Иван закрыл глаза, не в силах больше сдерживать себя. "Господи, дай мне силы, прошу тебя, Господи" — взмолился он. Его бабушка была очень набожной и часто повторяла ему и сестре:

— Если станет совсем плохо, молитесь, и Господь поможет.

На ум приходили обрывки какой-то сложной молитвы с прошением отженить козни дьявола. Больше ничего Иван вспомнить не мог.

— Ну, вы у меня, молодцы. Просто радушные хозяйки. Позвали людей в гости, а сами старые сплетни обсуждаете и телевизор смотрите. Человек от вашего теплого приема уже заснул, — Сергей Владимирович указал на Ивана, сидевшего с закрытыми глазами.

"Черт бы тебя побрал", — мысленно выругался Иван и сделал вид, что действительно дремал, и его разбудили. Система Станиславского доступна не только Ольге Николаевне. Кстати, о ней, любимой. Он внимательно посмотрел на мать, лицо которой пошло красными пятнами. Она поймала его взгляд, полный сыновней любви, и быстро отвела глаза.

— Мариночка, котик, принеси валидольчик, что-то сердце сдавило, — попросила жалостливо. Но просчиталась.

Эльвира Анатольевна тоже профессор и доктор медицинских наук, только кардиолог, скомандовала:

— Нинок, тащи аппарат. Сейчас вам, Ольга Николаевна, снимем кардиограммку. А потом решим, что принять из таблеток, или укол сделаем.

И не успела Нина принести чудо-технику, как Иван в два шага оказался рядом с матерью, взял болезную под локоток и повел к выходу.

— Иван, куда вы ее тянете? С сердцем шутить нельзя, — запричитала Эльвира.

— Машина скоро придет, — громогласно объявил он. — Я уже вызвал водителя.

— Ив, что случилось? Я еще не успела собраться, — возмутилась его любовница.

— Прости, сегодня поеду без тебя. Сейчас завезу мать домой, и надо еще заехать в офис подготовить бумаги на завтра.

— Какие бумаги? — опешила Марина. — Завтра же воскресенье…

— По работе, — отрезал Иван. Потом повернулся к ее родственникам, попрощался, поблагодарил, шаркнул ножкой, приложился к Маринкиной щеке, пахнущей "Кензо", и отбыл. На руке у него болталась разлюбезная Ольга Николаевна.

В машине она пыталась заговорить с ним.

— Закрой рот, — рявкнул он так, что охранник и водитель переглянулись.

Подъехав к отчему дому, большой красной девятиэтажке, он поднялся в квартиру вместе с матерью. Прямо в туфлях прошел по ее драгоценным коврам, снял со стены фотографию и отбыл, не сказав ни слова.

Всю следующую неделю Иван пил. И во время этого лютого пьянства почему-то вспоминались обшарпанный больничный коридор, девушка с длинными русыми волосами, закрученными в локоны. Она смотрела на него огромными зелеными глазами, полными слез, и шептала:

— Ванечка, я пока ничего тебе сказать не могу, это не моя тайна. Просто поверь мне. Я люблю тебя.

А он, заранее зная, что она врет, просто прогнал ее как шелудивую собаку. Не поверил ни одному слову, потому что вмешались желавшие ему добра люди, которых он знал всю жизнь. Самые близкие родственники, пользующиеся его безотчетным доверием. И они доказали ему как дважды два, что верить-то ей нельзя, ни единому слову. Все ложь и обман. И теперь, через столько лет, он, Иван Бессараб, тридцати семи лет от роду, все-таки понял, что лишь она одна говорила правду. Или полуправду, но не врала, это точно. И он пил, чтобы заглушить эту боль, разговаривал с ней, просил прощения. А она стояла рядом, такая близкая и родная и только повторяла:

— Я люблю тебя, Ванечка, только верь мне…

Из запоя его выводил Стас. Друг и правая рука. Вероятно, ребята из охраны вызвали из отпуска. В Эмиратах отдыхал человек со всей семьей. Очень неудобно получилось. Конечно, все испугались. Такого никогда не было. Да и большой страсти к зелью Иван не питал. Приехал Стас и велел домработнице Бессараба варить какие-то странные бульончики. Пока они готовились, заставил выпить воды с нашатырем и сырое яйцо, смешанное с водкой. Потом больно тер уши. И полегчало. Бульончики, кефир, строгая диета тоже сделали свое дело. Стас ничего не спрашивал. Обронил только, что ему звонила Ольга Николаевна, хотела уже психиатров вызывать. Насилу отговорил.

— Я подумал, зачем мне недееспособный начальник, и прилетел в тот же день, — как веселую шутку рассказывал он Ивану, отмахнувшись от всех извинений.

"А Ольга Николаевна у нас — дама не промах. — Иван почувствовал, как едкая горечь заполонила душу. — Все правильно. Если человек допился до чертей, у него белая горячка. Пожалте в психушку. И побудьте там, пока не начнете путать сон с явью и окончательно дадите уверить себя в том, что вам все приснилось. Привиделось в пьяном бреду".

Потом Ивана потащили в салон красоты, принадлежавший Юльке, жене Стаса. Горячие компрессы и массаж лица стали последним шагом в возвращении к прежней жизни. Он появился на работе слегка усталый, как бы еще не пришедший в себя после гриппа. И сразу вызвал к себе начальника службы безопасности. Дотошный характер заставлял доводить начатые дела до логического завершения, как бы это ни было противно окружающим и самому Ивану.

— Геннадий Викторович, мне нужны сведения о жизни и смерти Иштвана Цагерта и его семьи. Все, что сумеете раскопать: репортажи об убийстве и похоронах, фотографии, воспоминания знакомых, одноклассников и друзей детства. Меня без исключения интересует вся семья Цагерта. Он сам, его жена и дочь. И еще, где-то лет десять назад девочка лежала в нашей пятнадцатой больнице, в гематологическом отделении. Нужна история болезни в подлиннике. Я хочу знать всю подноготную этих людей, их секреты и тайны. Ограничения в средствах для вас нет. Потом представите полный отчет. Срок устанавливаю неделю. Если нужно привлечь дополнительных сотрудников, вызовите людей из отпусков.

Геннадий Викторович, бывший полковник милиции, умел разбираться в людях. Перемена, произошедшая с его шефом, сильно его озадачила. Он знал, что творилось с Иваном в течение двух недель, и также терялся в догадках о причинах. Бессараб всегда казался Терентьеву этаким отличником, знающим ответы на все поставленные вопросы, который только ждет, когда додумаются его подчиненные. Иван старался быть строгим начальником и суперменом. Но его всегда выдавали добрые и печальные, как у собаки сенбернара, глаза, превратившиеся в одночасье в холодные и безжалостные зенки.

Две недели назад Иван попрощался с ним около офиса, сел в "галендваген" и укатил с любовницей в гости. А наутро позвонили ребята из дома шефа, и начался ад с запоем и возвращением к жизни. И теперь Бессараб с осколком льда в сердце сидит за своим огромным столом из карельской березы и требует добыть любые сведения об Иштване Цагерте.

"Стоп", — оборвал сам себя Терентьев. Две недели назад объявили о смерти Цагерта. Неужели все дело в этом?

ГЛАВА 3

Иштван крепко затянулся сигаретой и зло посмотрел на Пахома.

— Ну что, Витя, вляпались? — спросил с издевкой.

— Ага, по самое не могу, — простодушно ответил Виктор, сплюнув сквозь зубы.

— Я предупреждал вас, я говорил. Чтоб не смели брать этого Бумеранга с собой. Он же идиот, по нему психушка плачет. Герт, я тебе говорил.

— Заткнись, Кораб, не причитай, — резко оборвал его Иштван. — Да, говорил. Если ты такой умный, придумай, как теперь нам обеспечить алиби.

Они стояли на балконе, курили и ругались вполголоса. Такие разные: Витя Пахомов, высокий, широкоплечий, державший в кулаке всю окрестную шпану, мажорный Сережка Корабельников, мальчик-с-пальчик, студент юрфака и надежда всей советской науки Иштван Цагерт, ростом под стать Пахомову, только с недюжинным интеллектом в глазах.

— Герт, все просто, скажем, что гуляли с бабами. Я шмар каких-нибудь уговорю. Годится? — непонятно с чего вдруг развеселился Пахом.

— Нет, — поморщился Иштван. — Твои девки сразу все расскажут, а если чего знать не будут, то приврут. Хотя я думаю, что бабы — неплохой вариант. — Но… — Он повернулся к Пахому и ухмыльнулся. В глазах у него веселились бесенята.

— Я думаю, пусть это будут не шмары, а какие-то комсомолки, спортсменки, активистки и просто красавицы, — хитро закончил он с интонацией Этуша.

— О чем разговор, Герт? Да за тебя любая подпишется, — ничего не поняв, заверил Пахом.

— Мне не нужна любая, Витя, — в сердцах сказал Иштван. — И…

Но договорить ему не удалось.

— Иштван, — позвал манерный женский голос.

— Я сейчас, вы пока думайте, — бросил он и зашел в квартиру.

Маман пребывала в бешенстве и от ярости теребила кухонное полотенце маленькими наманикюренными пальчиками.

— Что случилось? Ты чего такая злая? — удивился он. Вроде когда выходил, она спокойно возилась на кухне.

— Да, дружочек, я злая, — вскрикнула маман истерично. — Ты совершенно не умеешь ценить вещи, все, что достается с таким трудом, ты просто уничтожаешь. Новая куртка из "Березки" вся грязная, я не знаю, возьмут ли ее в химчистку. А ведь это дорогая вещь.

— Мам, у меня друзья. Что ты мне нотации читаешь? — удрученно пробормотал Иштван. А что объяснять? Не мог же поведать, что вчера они с Пахомом удирали от какого-то железнодорожника, застукавшем их, когда уже были аккуратно сняты пломбы на товарном вагоне и открыты замки. И Бумеранг отстал, крикнув: "Я задержу". Ага. Мужика нашли мертвым на путях среди бела дня. И сегодня к Пахому прибежал невменяемый от страха Бумеранг и заявил, что сдаст всех, если ему не помогут. Витя сначала попытался объяснить, что за групповое преступление срок увеличивается. Потом разозлился и, врезав Бумерангу в ухо для лучшего понимания, пригрозил:

— Только пикни.

И с извечным вопросом "что делать?" примчался к Иштвану.

— Мы не при делах. Нас там вообще не было, — решил Цагерт. А про себя добавил: "Хорошо, что мы с Пахомом надели перчатки, улик никаких" И теперь надо срочно придумать алиби, пока не пришли работники внутренних органов и не спросили с пристрастием.

— Хочешь уйти от ответа, — не унималась мать. — Но я и так все знаю. Ты ездил на дачу. И испачкал там куртку.

— Какую дачу? — изумился Иштван, с трудом понимая, о чем речь

— На нашу. Какую еще? Не отнекивайся, — закричала мать, и ее лицо покрылось красными пятнами. — Софья Григорьевна видела вас с Лилей вчера. Она мне позвонила и все рассказала.

— Иштван. — Она перевела дух и продолжала уже более спокойным тоном: — Лиля — не та девушка, с которой можно просто развлечься. На таких женятся. А тебе еще рано. И не хватало мне претензий от ее родителей.

— Мам, — осторожно осведомился Иштван, все еще не веря в свалившуюся удачу. — Софья Григорьевна точно нас видела?

— Конечно, она очень хорошо рассмотрела девушку и мне ее описала. Это же Лиля Агапова, верно? И тебя заметила, в новой куртке. Вы сидели на качелях под грушей и целовались, а потом пошли в дом. Она, дружочек, в этом уверена. А вот почему врешь ты?

— Не хотел компрометировать девушку, — довольно рассмеявшись, "признался" Иштван. Гусар и джентльмен.

— С огнем играешь, сынок, — поостыла немного мать и с опаской заметила. — А вдруг придется на ней жениться?

— Мам, я хоть завтра. Если б Лилька согласилась.

— Она еще и не согласна, — возмутилась маман, сразу обидевшись за него.

— Я еще не предлагал, — усмехнулся Иштван. — Я люблю тебя, мам.

Он быстро чмокнул ее в щеку, обняв на ходу, и выскочил на балкон. Его друзья, молча, курили и смотрели с высоты пятого этажа на двор, усаженный тополями, на лавочки, засиженные местными сплетницами, на детей, копошащихся в песке или съезжающих с горки. При определенных обстоятельствах это могло бы стать воспоминанием, лет так на пять.

— Есть идея, — бросил Иштван. — Айда во двор.

— Зачем? — не унимался Кораб, пытаясь понять, что он задумал.

— Надо повидать кое-кого. Если дело выгорит, нам обеспечат самое лучшее алиби на этой планете. А лучше пройдемся до остановки, — уточнил Цагерт.

Ни Пахом, ни Кораб не стали возражать ему. Так уж повелось с детства, что Иштван у них верховодил. Неформальный лидер, как сказали бы сейчас.

К дому из центра ходил только один автобус, что всегда раздражало. Но сегодня Иштван радовался этому. Главное, не пропустить Лильку. Она вышла из автобуса с букетиком осенних цветов. И Иштван почувствовал, как его накрывает гнев. Он злился уже две недели. С тех пор как увидел ее в парке с каким-то парнем. Они шли в обнимку, смеялись и целовались, никого не замечая вокруг. Значит, роман, да? Любовь? И с кем? С обычным серым и невзрачным придурком. А самому Иштвану отведена роль всего лишь друга. И то пока. Он предлагал ей встречаться с класса восьмого, что ли? Она отказалась, сославшись на то, что у нее нет свободного времени на мальчиков. Еще через пару лет объяснился в любви. А она призналась, что не воспринимает его, как мужчину, а только как друга. Ведь знает его с детства. Сначала он обиделся — она нанесла по его самолюбию сильный удар. Он, Иштван Цагерт — красив и умен, всегда при деньгах и душа компании, — вдруг оказался отвергнутым. Но потом, хорошенько поразмыслив, решил, хорошо, пусть друг. Пока…

Лиля подошла, улыбаясь.

— Кого-то ждешь, Иштван?

Он стоял в одиночестве. Витька с Сережкой очень внимательно рассматривали ежемесячные абонементные талоны в сиротливо стоявшем ларьке.

— Тебя, есть дело.

— Ой, я забыла отдать ключи от дачи. Извини. Пойдем, заберешь.

— Пойдем. Но ключи пусть пока побудут у тебя, — процедил Иштван и подумал, что так даже лучше. — Но я ждал не поэтому.

— А зачем?

— Нужно поговорить.

— Что-то случилось?

— Да, у меня большие неприятности, — нехотя пробормотал он. — И помочь можешь только ты.

Деревянная беседка, давно покрашенная в синий и красный цвета, была их штаб-квартирой в детстве. Здесь придумывали, во что играть, спорили, перебивали друг другом. Но решающее слово всегда оставалось за Иштваном.

— Я сегодня не хочу в лова, давайте в казаки-разбойники, — говорил он, ничего не объясняя.

И все как-то сразу соглашались. Лиля этого терпеть не могла. И спорила с ним. И только к ее мнению он прислушивался. И ей всегда казалось, что это потому, что у нее сильный характер, и она может переубедить даже Иштвана Цагерта. Повзрослев, в той беседке пели под гитару. И каждый солист изображал из себя Высоцкого.

Иштван подал ей руку, помог сесть на перила.

— Меня подставили. И довольно сильно, — поделился он, сев рядом. — Я прошу тебя помочь, иначе окажусь в тюрьме, а потом на зоне.

— Что ты наделал? — испугалась Лиля, настороженно вглядываясь в лицо собеседника. Иштван спокойно смотрел на нее, лишь глаза выдавали сильное беспокойство, хотя он изо всех сил старался скрыть это.

— Ничего. Я никого не убил, не ограбил. — он, поморщившись, провел ладонью по затылку.

И это была правда. Убивать, конечно, никого не убивал. А ограбить — просто не успел. И ни он, ни Пахом не считали это воровством. Так, приключение, авантюра. Где-то с год назад Иштван придумал, как открывать замки на товарных вагонах. И сначала они просто баловались, оставляя вагоны открытыми. А потом поняли, что, взяв из вагона немножко того, немножко другого, и уже можно не выкраивать гроши на пиво и сигареты. Большим спросом пользовались радиодетали, продажа которых стала основным источником дохода, открывшим двери в бары и рестораны, сделавшим доступными немало красивых женщин. Приключения, дававшие остроту всей размеренной жизни, действовали на Иштвана и Витьку, как наркотик. Со временем нашлись желающие промышлять на товарной станции за долю малую, и отпала необходимость самим вскрывать вагоны. Но временами, когда хотелось почувствовать кайф от адреналина в крови, Герт с Пахомом сами выходили в "поле". Особенно в те дни, когда приходил дорогой товар.

— Что же тогда? — разволновалась Лиля.

— Знаешь Бумеранга? — невесело ухмыльнулся Иштван.

— Вову Нестерова, которого посылаешь подальше, а он всегда возвращается? — откликнулась она. — Этого придурка все знают.

— Он вчера убил человека. Его ищут, — стараясь сохранять хладнокровие, отрезал Иштван. — И есть информация, что Бумеранг может подставить нас. Кто-то кому-то натрепался, и понеслись слухи. — Иштван усмехнулся невесело. — Сережка узнал, отделение, куда его стажером взяли, это дело ведет. Нас с Витькой уже включили в список подозреваемых.

— А как же свидетели? — наивно удивилась Лиля. Иштван смотрел на нее, и внутри поднималось необъятное отвращение к себе. Просто так втемную использовать доброго и чистого человека — редкая подлость. Но что делать? Нужно выбираться из этой передряги.

— Эти люди, Лилечка, подтвердят все, что им скажут менты. И мы с Пахомом поедем куда-нибудь лес валить. Никто не станет искать тех парней, что действительно были с Бумерангом.

— Где находились вы? У вас должно быть алиби, — строго осведомилась Лиля и внимательно посмотрела на Иштвана.

— Вот в том-то и дело. Пахом, дурень, с Ларкой разругался. Мы пили вчера у него весь день. Две бутылки водки. У него алиби — это я. А у меня, соответственно, он. Я домой не помню, как дошел, куртку всю в грязи измазал. Мать сегодня орала, знаешь, как? — усмехнулся Иштван, силясь скрыть тревогу. Сильно давить на Лилю не хотелось, но и выпускать из рук такую возможность оправдаться тоже.

— И ты хочешь, чтобы я обеспечила вам алиби? Так?

— Да, но тебе не придется ничего врать. Ты же ездила вчера к нам на дачу. А представь, что не со своим мальчиком, а со мной, с Пахомом, с Леной, Корабом. В общем, целой толпой. Как раньше.

— А если Иван узнает и сообщит, что на даче находились только мы вдвоем? — растерялась Лиля. В огромных зеленых глазах колыхалась тревога.

— Лилечка, ну откуда он узнает? — ласково заметил Иштван и даже всплеснул руками. — Сама подумай. Это же не открытый судебный процесс, а следствие. И его по телеку не транслируют. Показания записали, выводы сделали и все забыли. А еще имеется свидетельница. Софья Григорьевна, наша соседка по даче. Она запомнила тебя. А так как ей и в голову не пришло, что я дал тебе ключи для романтического свидания, то убеждена, что видела нас вместе. Она мельком заметила твоего…парня и решила, что это я. Мы что, так похожи, Лилечка? — участливо поинтересовался он, стараясь говорить спокойно. Только правый кулак с побелевшими костяшками мог выдать подавляемую ярость. Но кажется, Лиля ничего не заметила.

— Нет, просто у вас одинаковые куртки, — нехотя пробубнила она.

— Так ты поможешь? — осторожно уточнил Иштван.

— Придется, — обреченно согласилась Лиля. — Хотя мне это не нравится. Просто не хочу, чтобы ты очутился в тюрьме.

— Спасибо, я в долгу не останусь, — растрогался Иштван и легонько коснулся ладонью ее щеки. Теплые пальцы невесомо пробежались по холодной коже. От неожиданности Лиля вздрогнула, и от Иштвана не укрылось, что она неосознанно отреагировала на примитивную ласку. Он не подал виду и деловито добавил: — Я позову ребят, надо обсудить детали.

Бумеранга арестовали сразу после ноябрьских праздников. И он начал петь соловьем: с кем и почему находился на станции.

Сначала на допрос вызвали Пахома. А через пару дней пришел черед Иштвана. Следователь Игорь Петрович Мищеренко не считался ни дураком, ни пьяницей, ни неудачником. Небольшого роста коренастый мужик с простым крестьянским лицом.

"Как топором вырублено", — подумал Иштван. Он сразу догадался, что ухо нужно держать востро. Вроде по-простому, по-свойски говорил Игорь Петрович, рассуждал о жизни, а потом нет-нет да вопросик подкинет, а от этого вопросика, безобидного вроде, дальше ниточка тянется. А потом уже и вопросы не такие безобидные, и выводы с прицелом. Поэтому Иштван заранее постарался воссоздать всю картину того дня и даже написал сценарий. Где встретились, как ехали, что делали на даче? Он, казалось, продумал все детали и заставил каждого выучить свою роль.

На допросах все — и подозреваемые, и свидетели — бойко и слаженно поведали, как они здорово отдыхали за городом именно пятнадцатого сентября.

Для проверки показаний Мищеренко отправил оперативника в дачный поселок. И соседка по даче подтвердила, что видела Иштвана с девушкой. Другие молодые люди ей на глаза не попадались, но незнакомые голоса с соседней дачи в тот день доносились. И точно молодежь приезжала пятнадцатого сентября, потому что в этот день Софья Григорьевна получала в сберкассе пенсию и рано утром ездила в город.

— Смотрите, молодой человек, — Она протянула ему сберкнижку. Там на голубом фоне синими чернилами стояла именно та дата.

— Может, дело было в октябре? — с надеждой спросил оперативник.

— Молодой человек, я еще не так стара, чтобы перепутать сентябрь с октябрем, — с вызовом отчеканила она. — Два месяца дача стоит пустая, вообще никто не приезжал.

Софье Григорьевне Петровской исполнилось шестьдесят восемь лет, и тридцать из них она проработала в отделе кадров большого завода, была бойцом старой школы. И ошибиться не могла. Игорь Петрович обожал таких свидетелей. Поэтому не счел за труд и сам съездил, поговорил со старухой. За городом дышалось легко. Он шагал через поле, по которому уже прошли комбайном, и остатки колосьев почему-то напоминали ему щетину. Природу он не любил и пейзажами не любовался. Всю дорогу от Города он думал об этом деле, сперва показавшемся ему простым. Теперь же создавалось ощущение хорошей постановки. И он предполагал, кто этот талантливый режиссер и одновременно автор сценария. Софья Григорьевна встретила его у ворот в дачный поселок.

— Я заметила вас, когда вы шли по тропинке, — сказала она. Она оказалась женщиной крепкой, с бюстом, наверное, седьмого размера. Спортивные штаны со вздувшимися коленями и спортивная куртка с драным воротником придавали ей экзотический вид. Довершала облик затейливая хала, лихо закрученная на затылке. Старуха сурово оглядела Мищеренко, и он почувствовал себя неуютно, словно стали видны насквозь все его тайны и недостатки. Он по роду своей профессии иногда встречал подобных людей. Попытки подкупить их оборачивались для подкупавших необратимыми последствиями. Они были принципиальны до отвращения. И правда всегда торжествовала в их понимании. Даже если это вредило самым близким для них людям. Формально все показания совпадали, зацепок, пусть даже маленьких, не наблюдалось. Хотя нет, нашлась одна. Все участники "пикника" утверждали, что уехали вместе. А разведчица Петровская показала, что Иштван и Лиля уехали позже. И шли по дорожке к станции в сумерках одни и целовались. И эта самая дорожка пролегает через поле и хорошо просматривается из мансарды бдительной Софьи Григорьевны.

Он устал, и ему хотелось добраться домой и завалиться спать. А вечером позвонила теща и долго пеняла, что он давно у них не появляется, последний раз виделись в сентябре на Таниных поминках.

Подумать только, три года прошло, как умерла жена. Отмучилась. А все кажется, что недавно. Игорь Петрович никогда не считал себя однолюбом, но так и не нашел подходящую женщину. Да и не искал вовсе, с головой уйдя в работу. Он изредка навещал родственников жены, чтобы вспомнить Таню, поговорить о ней. Другие разговоры давно стали ему не интересны. И жизнь его продолжала крутиться вокруг Тани. То оградку нужно поставить, то памятник, то просто свежих цветов принести на могилку.

Теща посетовала, что до нового года нужно съездить на кладбище и завернуть в целлофан памятник. Так и не закрыли, а то, не дай бог, лопнет.

— Я заеду, укрою, — пообещал Игорь, но теща заявила, что он сам не справится и она должна проконтролировать. Любой разговор тут же сводился к истерике. Мищеренко согласился, дабы поскорее прекратить беседу. Но на следующее утро вспомнил о вчерашних нотациях и разозлился. Ей что, нечего делать? У нее есть свой собственный сын, вот пусть его и учит жить. В последние годы жизни Тани, он терпел все эти нравоучения из-за жены, не хотел ее волновать. А теперь можно послать свою "вторую маму" куда угодно и навсегда избавиться от этой мегеры.

Поэтому, когда пришел Цагерт, он все еще мысленно ругался с тещей.

— С вас сняты все подозрения, — сухо заметил Мещеренко. — У меня только один вопрос. Вы и Агапова когда уехали?

"Горячо, ох, как горячо, — промелькнуло в голове у Иштвана. — Соседка могла видеть только двоих. Как же я забыл об этом"

— Мы уехали позже, — нехотя проронил Цагерт. — Но попросили друзей об этом не распространяться. У Лилечки такая вредная мамаша.

Мещеренко закивал понимающе.

— А что вы делали одни на даче?

— Игорь Петрович. Ну что могут делать двое молодых людей, оставшись в пустом доме, — изумился Иштван Цагерт.

Он сказал так просто и искренне, что следователь еще и отругал себя за излишнюю подозрительность.

— Давай подпишу повестку, — велел Мещеренко. — Девочка хорошая, ты женись на ней, Цагерт.

— Де факто мы давно вместе, а де юре — пока не планируем. Родители говорят, еще рано, — бодро сообщил Иштван, входя в роль. А про себя подумал, слышала б это Лиля, не сносить ему головы.

— Все, иди-иди, Лиле своей привет передавай, — добродушно отмахнулся Игорь Петрович.

Иштван Цагерт ему категорически не нравился. Но его девушка казалась очень хорошей. Как это Жеглов учил Шарапова: "К девочке присмотрись, девочка правильная" И если правильная девочка Лиля Агапова любит этого щенка Цагерта, то, возможно, и он не так уж плох.

А в субботу зарядил дождь со снегом. Сразу же образовались лужи, похожие на великие американские озера, грязь и слякоть. Поэтому на кладбище Игорь Петрович не поехал. Теща позвонила сама и предложила медовым голосом:

— Игоречек, приезжай к нам обедать. Ты давно нас не навещал. Посидим по-семейному. Я голубцы приготовила, как ты любишь.

Отказываться не полагалось. Он залез в сервант, достал бутылку коньяка, припасенного на всякий случай, оделся в костюм и повязал галстук.

В тесной прихожей теща, пристроив мокрый зонт на полу, с заговорщицким видом пыталась знаками что-то сообщить. Потом дотянулась до уха и, обдав ненавистной "Красной Москвой", зашептала:

— Ваня пригласил на обед невесту. Сейчас посмотришь. У них все очень серьезно. Во вторник собираются подавать заявление в загс.

— Вам нравится, Ольга Николаевна? — осведомился Мищеренко. А про себя подумал — если не понравилась бы, ноги ее тут бы не было.

— Сойдет. — Легкая гримаса недовольства прошлась по холеному лицу. — Пойдем познакомишься и свое мнение скажешь как профессионал.

"Только этого мне и не хватало", — устало подумал Мищеренко. Но отпираться не стал. Бесполезно.

У двери в комнату сына она, слегка притормозив, деликатно постучала и сразу же зашла. Молодые люди, разжав объятия, отпрянули друг от друга.

— Ванечка, Игорь приехал, — елейным голосом пропела теща. — Представь, пожалуйста, свою невесту.

Иван, напоминавший Мищеренко большого теленка, подскочил и пожал ему руку.

Потом пробасил солидно:

— Знакомься, Игорь, это Лиля — моя будущая жена.

И показал рукой на диван, где сидела бледная и перепуганная Лиля Агапова.

ГЛАВА 4

— А мы знакомы. Да, Лилия Михайловна? — жестко заявил Мищеренко. Он был человеком в погонах, ничего не понимал в сантиментах и не любил их разводить.

— Правда? — изумилась лилейным голоском Ольга Николаевна. — И где же вы познакомились?

— Пару месяцев назад на товарной станции произошло убийство, зарезали машиниста, ножом пырнули среди бела дня. И поэтому делу в круг подозреваемых попало несколько человек…

— Ну, я надеюсь, не Лиля, — возмущенно перебила Ольга Николаевна. Ей казалось ужасным, что Игорь посмел заикнуться о своей работе.

— Нет, не Лилия Михайловна, — не обращая никакого внимания на тон тещи, продолжил Мищеренко, облокотившись о стену, которую сам когда-то обклеивал немецкими обоями. Ситуация начинала его забавлять. — Ее лучшие друзья, с которыми она развлекалась за городом в день убийства.

— Правда, Лилия Михайловна? — вежливо уточнил он.

— Да, — прошептала Лиля, готовая провалиться сквозь землю.

— А потом все уехали, — торжественно продолжил Мищеренко, почувствовав вкус загоняемой дичи. — А двое остались. Те двое, что де факто давно уже муж и жена, а вот де юре пока не планируют. Вы понимаете к чему я клоню, Лилия Михайловна?

Лиля молчала, глаза предательски наполнялись слезами.

Она вспомнила, как Иштван сокрушался после последнего допроса, ругал себя, что не все продумал до конца и тут же хвалился, что удалось выкрутиться.

— Штирлиц еще никогда не был так близок к провалу, — смеялся он. — Старуха видела целующуюся пару, которая брела к остановке. — Пришлось придумывать по ходу пьесы.

Встретив Мищеренко в доме у Ивана, Лиля растерялась, толком не понимая, что предпринять. Если сейчас она скажет "нет", то подставит Иштвана, и придется отвечать за ложные показания. А если "да", то неизвестно, как к этому отнесутся будущий муж и его мама. Лиля молчала. А потом решила сбежать.

— Ванечка, я пойду, проводи меня, — попросила она Ивана и двинулась к выходу. Но тот ничего не ответил, немало обалдев от этой сцены, и даже не двинулся с места.

Зато Ольга Николаевна загородила дорогу и резко сказала:

— Нет, моя дорогая. Никуда вы не пойдете, пока не объяснитесь с нами.

— Присаживайтесь, Лилия Михайловна. Долго мы вас не задержим, — добродушно бросил Мищеренко. Лиле пришлось вернуться на диван.

— Я не понимаю, чего ты к ней привязался, — пробурчал Ваня. — Ну, ездила Лиля за город с друзьями. Это что, противозаконно?

— Заткнись, придурок, — цыкнула на него мать. Иван насупился и замолчал. Послушный мальчик.

— Я тебе, Ваня, сейчас все объясню, — вкрадчиво начал Мищеренко. — Эта дама — не та, за кого себя выдает. В институте она примерная студентка и неприступная красавица, а дружит со всяким отребьем, режущим людей средь бела дня. С ворьем всяким.

— Я не дружу с отребьем и ворьем, — в сердцах воскликнула Лиля.

— Да ну? — усмехнулся Мищеренко. — А как же Пахомов и Цагерт, с которыми вы за городом развлекались? Или Елена Птицына по прозвищу "Пташка"? Тоже ваша подруга? Ее пару раз задерживали за проституцию.

— Я не дружу с ней.

— Как же? Как же, Лилия Михайловна? — театрально воздел руки к небу Мищеренко. Он чувствовал, что это его бенефис, благо, самый главный зритель находился рядом и готовился аплодировать. — Вы же вместе на дачке-то развлекались. Было дело? Или нет? — Мищеренко быстро наклонился к девушке. Слишком близко. Она даже увидела мелкие оспинки на щеке. И глаза. Безжалостные и хитрые.

Лиля молча кивнула, понимая, что ее загоняют в ловушку.

— И ваш близкий друг — Иштван Цагерт. Вы на допросах оба подтвердили.

— Друг, ну и что? Я не понимаю, какое это имеет отношение ко мне и Ивану. — Лиля взяла себя в руки и ринулась в бой. Ей казалось, еще не все потеряно. Она не видела презрительной гримасы Ольги Николаевны, растерянного лица Ивана. Она видела только Игоря Петровича Мищеренко и сражалась с ним.

— И в чем же заключается ваша дружба? — умело расставлял силки Мищеренко. — Вы вместе чем занимаетесь?

— Обсуждаем фильмы и книги, поем под гитару, играем в "крокодила", вспоминаем что-нибудь.

Мищеренко довольно расхохотался и даже хлопнул себя по толстым ляжкам.

— Репутация Цагерта и Пахомова такова, моя дорогая, что никто не поверит, что они так прилежно проводят время, — отсмеявшись, снова начал бубнить следователь. — У них другие развлечения. Цагерта, например, все прост… путаны у "Интуриста" уважают. И насколько я знаю, его не занимают песни под гитару или пересказ книжек. У него совсем другие интересы. И если вы говорите, что "дружите" с ним, то любому ясно, какого сорта эта дружба. — Мищеренко старательно подбирал слова, дабы не разгневать каким-либо случайным просторечием свою интеллигентную тещу, отягощенную принципами высокой морали.

Лиля вспыхнула и выскочила из комнаты. Больше ее никто не задерживал.

В подъезде она остановилась и зарыдала, не в силах больше сдерживаться. Ей стало обидно, что Иван ничего не сказал во время этого странного допроса, никак не заступился за нее, не оборвал зарвавшегося родственника, не бросился вслед. По большому счету, он ее предал. Она вышла из подъезда, захлебываясь слезами, и побрела по Большому проспекту, не обращая внимания на прохожих.

— Пойдем покурим, — скомандовал Мищеренко. — Нужно хоть свежего воздуха глотнуть после всей этой грязи.

— Пошли, — обреченно ответил Иван. И поплелся за зятем. Первой, кого он увидел, выйдя на балкон, оказалась Лиля, которая брела, натыкаясь на людей. Потом она стала переходить дорогу и остановилась посредине, задумавшись.

— Зря ты так. Сказал бы мне потом, сами б разобрались, — попытался слабо возразить Иван. Он хотел было кинуться следом за девушкой, но побоялся поссориться с Игорем. Потом разберемся без свидетелей.

— Пацан, ты жизни не знаешь, такие окрутят глазом, моргнуть не успеешь. — Игорь сильно затянулся сигаретой.

— Она ждет ребенка, — привел Ваня весомый аргумент.

— От тебя что ли?

— Да.

— Это она так сказала? — криво ухмыльнулся Мищеренко.

— Да.

— Какой срок?

— Два месяца.

— А это точно твой ребенок? Сам подумай. У меня есть свидетель, что в середине сентября она ночевала на даче у этого типа. И они там не гладью вышивали. Соседи говорят, там такая любовь, что всех святых выноси. Они вообще никого не замечают, кролики влюбленные. А если он не хочет жениться, у него другие планы. А тут подворачиваешься ты. Вот и повод скрыть позор, выйти замуж и жить прилично. И по срокам все получается. Проверь по календарю.

— Мы с ней ездили на какую-то дачу…

— Когда и куда? — спросил следователь, а не родственник

— В Рамарском, в двадцатых числах сентября. — Иван пожал плечами, изображая полное равнодушие. Он умышленно соврал, опасаясь, что зять на него обидится. Они с Лилей были на даче у ее подружки пятнадцатого сентября. В годовщину смерти Тани.

— Поздравляю. Ты посетил дачу Иштвана Цагерта. Там еще такой дом с флюгером на крыше…

— Что ты говоришь? Лиля… — осекся Иван. Она сказала ему, что это дача подружки, и он сразу понял, что там она бывала не один раз, свободно доставала из шкафов скатерть и тарелки, а потом и простыни.

— Посмотри лучше вниз.

Там внизу, на Большом проспекте, около Лили, все еще стоявшей посередине дороги, затормозила вишневая "семерка", из нее выскочил большой крепкий парень в черной кожаной куртке. Светлые волосы сразу же намокли от дождя и паклей свешивались на лоб. Он, отбросив их назад, кинулся к девушке.

— Это Пахом, — радостно указал Ивану Мищеренко.

Она уткнулась ему в плечо, продолжая рыдать. Они стояли на двойной сплошной. Затормозили несколько машин. На тротуаре стали собираться прохожие. Иван видел, как Пахом что-то крикнул в машину. И тотчас же выскочил маленький приземистый парень из породы "шестерок". Открыл заднюю дверцу, помог усадить девушку.

— Теперь убедился? — торжествующе осведомился Мищеренко у расстроенного Ивана.

— В чем? — тупо глядя на него, буркнул Иван.

— В том, — разозлился Игорь Петрович. И принялся объяснять, как маленькому: — Виктор Пахомов не так уж добр, чтобы подбирать на дороге рыдающих одноклассниц. А вот женщину своего лучшего друга он, конечно, в беде не бросит. А может, еще и сам с нею…

— Что ты говоришь, Игорь? С ума сошел?

— Это ты, дурак, жизни не знаешь. Иногда такие случаи бывают, что даже подумать мерзко, не то что б представить.

Иван уставился на него ошалелыми глазами.

— Благодари бога и меня за одно, что вовремя все узнал, — гордо сказал Мещеренко и снисходительно глянул на Ивана. — Ну, пошли обедать, а то теща обижаться будет.

Они подъехали к незнакомому дому. Но Лиля, обессилев от слез, мало что соображала. Витя, бережно поддерживая ее за плечи, будто она больная, повел в подъезд. В доме сталинской постройки наверх вела широкая лестница с большими пролетами, и этот путь показался Лиле вечностью. Маленький верткий парень поднялся быстрее и уже звонил в незнакомую квартиру. Куда они ее привезли? Лиля недоуменно уставилась на Пахомова не в силах что-либо сказать.

— Не бойся, — успокоил тот. — Заходи, будь как дома.

В глубине просторной и светлой квартиры слышались веселые голоса, пахло жареной картошкой. Рядом в комнате работал телевизор, рассказывая про будни хлеборобов. Пахом заглянул туда и позвал:

— Герт, поди сюда.

И тотчас же в коридор вышел Иштван. Лиля в ярости подскочила к нему, стала бить кулаками по плечам и кричать.

Он, ни слова не говоря, затащил ее в комнату, взглядом велев выйти полуголой девице, сидевшей на диване. Лиля лупила его, а он не сопротивлялся.

— Что ты такое наговорил Мищеренко? — кричала она. — Зачем ты это сделал?

Потом она выдохлась, и он усадил ее на диван, принес воды.

— Теперь рассказывай, что случилось? — поинтересовался спокойно.

Он слушал внимательно, лишь иногда хмурился. Не перебивал и не укорял.

— Я глупый идиот, я виноват перед тобой, Лиля, — Иштван в сердцах стукнул кулаком по спинке дивана. — Но кто ж знал, что они родственники. А в чем, собственно, проблема? Пройдет время, и твой Ваня одумается и вернется к тебе, если любит. А если нет, то и на фиг нужен. Нас что, застукали в одной постели? Это же одни слова, пустые обвинения. Потерпи немного, если любит — вернется.

Но, он, казалось, не понимал всей сложности ситуации. А она не могла ему все объяснить.

— Ты ничего не понимаешь, он теперь не женится на мне, — выкрикнула Лиля.

— Ничего, потом женится обязательно, — ласково сказал Иштван и погладил ее по голове, как маленькую.

— Потом будет потом. А сейчас-то он не женится, — упрямо сказала Лиля.

— Я не понимаю, тебе что, обязательно сейчас выйти за него замуж? — сильно удивился Иштван.

В комнату заглянула Лена.

— Герт, все готово, идите за стол.

— Пошли обедать, — как-то обреченно бросил Иштван и, взяв Лилю за руку, повел на кухню.

На столе в огромной сковороде дымилась жареная картошка, поверх которой лежали куски мяса, а в салатнике — винегрет. В старые рюмки из простого стекла Пахом уже наливал водку.

Иштван сел во главе стола, усадив Лилю по правую руку.

— Мне нельзя, — автоматически сказала она, закрыла свою рюмку рукой.

Иштван посмотрел на нее внимательно, пораженный догадкой.

— Ты что, беременна? — прошипел он.

— Да, черт возьми, — окрысилась она. На глаза снова навернулись слезы.

— Вот козел, — злобно пробормотал Иштван. — Ладно, ешь, потом разберемся.

— Позвони ему, договорись о встрече. Объясни все. К черту алиби. Лучше я сяду, чем поломаю тебе жизнь, — орал он, когда они остались одни в квартире. Все очень быстро разбрелись по своим делам.

— И потом, это все слова, не может же он просто так от тебя отступиться. Мало ли кто чего наговорит.

Она позвонила и попросила Ивана к телефону. Но Ольга Николаевна вежливо отказала, посоветовав больше их не беспокоить. Никогда.

— Давай я, — вызвался Иштван. — Она не догадается. Ты придумала, где назначишь встречу?

— Да.

— Где?

— В пятнашке. Завтра, в четыре часа. Я пойду к Зине, она ногу сломала.

— Знаю, — отмахнулся Иштван. Зину Кондратьеву, самую близкую Лилькину подружку, он терпеть не мог. Впрочем, Зина платила ему той же монетой. — Хорошо, а я навещу Костика. И не возражай, мне так спокойней. — Он вздохнул тяжело и добавил: — Может отвезти тебя домой? А лучше, оставайся здесь. Чего тебе одной в пустой квартире делать?

Он все знал про ее семью. Именно сегодня родители с младшей сестрой Линой уехали к тетке с ночевкой, и собирались вернуться только завтра днем.

— А что это вообще за квартира? — огляделась по сторонам Лиля.

— Дедова, — пожал плечами Иштван. — Наша блат-хата Ты можешь остаться, здесь тебя никто не побеспокоит.

— Я боюсь ночевать одна в чужом доме, — прошептала Лиля.

— Я побуду с тобой. В соседней комнате.

— А твоя мама не будет волноваться?

— Нет, я часто здесь ночую, — спокойно, как о само собой разумеющемся, сказал Иштван. — Давай лучше киношку какую-нибудь поставлю. Здесь видак есть.

Чудо западной техники показывало какой-то фильм о японском самурае, который всех убивал, а для остроты ситуации носил за плечами ребенка как вещмешок. Все герои в фильме говорили гнусавым мужским голосом. Фильм не понравился: много крови и никакого смысла. И Лилька, уставившись на экран, словно и не видела ничего, обреченно думая об Иване. Понимая, что, скорее всего, потеряла его. Иштван прав, не может же Иван просто так ее бросить, не поговорив, ничего не выяснив. Что же мне теперь делать? Может с моста кинуться?

— С ума сошла? — Иштван уставился на нее во все глаза. — Я тебе этого не позволю.

— Я что, говорила вслух?

— Иди-ка лучше прими душ, а я постелю тебе, — приказал он. И добавил помягче: — Завтра предстоит трудный день.

Пока она мылась, Иштван думал. Хорошо, хоть хватило ума не отпустить ее одну домой. В пустой квартире от переполнявшего отчаяния Лиля могла с собой что-нибудь сделать. Он женился бы на ней хоть завтра, только б она согласилась. Ребенок от этого козла? Подумаешь. Никто ничего не узнает. А вырастет человек, поди знай, кто его зачал. Родятся еще дети, и Лиля станет с ними возиться, а он их обеспечит, чтобы семья ни в чем не нуждалась.

Он так увлекся своими фантазиями, что не сразу заметил наступившую тишину.

— Лиля, — позвал он громко. — У тебя все в порядке?

В квартире стояла полная тишина. Ни какого шума, даже всплеска воды. Иштван подбежал к двери и затарабанил:

— Лиль.

Никто не ответил. Он испугался. Вот дурак, размечтался. А сам оставил ее одну, а она, небось, уже вены себе перерезала. В мозгу сразу нарисовались картины одна страшнее другой.

Иштван кинулся на кухню, быстро пошарив в ящике, схватил тонкий нож и с ходу отжал щеколду.

Лиля в чем мать родила сидела на краю ванной и всхлипывала. Одни рыдания, без слез. Только всхлипы, чем-то напоминающие икоту.

Она тупо уставилась на него. Он постарался отвести взгляд, но все равно отметил округлую грудь, не тяжелую, но и не маленькую. Не пялиться слишком явно оказалось тяжело.

Иштван сорвал с крючка большое махровое полотенце и плотно завернул девушку, хотя по его разумению, именно эта тряпка казалась лишней.

Лиля попробовала воспротивиться.

— Вот балда, сидишь на холодном, — проворчал он. — Еще простудишься.

Потом крепко обнял и, подхватив на руки, понес в комнату.

Всхлипывая, она уткнулась ему в грудь лицом. Он бережно уложил ее на диван и, не отпуская, примостился рядом. Она тряслась от рыданий, а Иштван, утешая, гладил по голове и плечам, правда иногда рука скользила ниже, уверенным движением проходя по спине, а после возвращаясь наверх, к ключице. Рыдания постепенно затихли, и Лиля уснула, тесно прижавшись к нему.

ГЛАВА 5

— Скажи, что мне это все приснилось? — возмущенно потребовала Лиля, входя на кухню, где он уже готовил завтрак.

— Нет, любимая, не приснилось. — Иштван чмокнул ее в нос, оторвавшись от скворчащей на сковороде яичницы. Лиля попыталась от него отмахнуться. — Тебе было хорошо? Я не разочаровал тебя? — Он нежно поцеловал ее в губы.

Слишком хорошо. Иштван, ее ровесник, оказался более опытным в плотской любви, нежели Иван, который был старше ее почти на три года. Более опытным и более нежным. Но…

— Ты. Ты, — от возмущения она не находила слов. — Ты воспользовался ситуацией. Ты просто негодяй.

— Ага, негодяй и подлец, — согласился он с улыбкой. — Садись лучше завтракать, набирайся сил. Может, нам захочется чего-нибудь еще после…

— Ты просто сволочь, Цагерт. Тебе кто-нибудь говорил об этом?

— Да, Лилечка, неоднократно. Ешь быстрее и пойдем обратно в постель, а то ты рискуешь остаться голодной. Клин клином надо вышибать. Это народная мудрость. Может, со мной ты забудешь этого козла.

— Ты решил, что теперь со мной можно делать все что угодно? — разозлилась она. — Раз я попала в такую историю. Я не такая, как все твои бабы. Ошибаешься, Иштванек, — От накатившего негодования она даже притопнула

— Ты что, дура, Агапова? — искренне изумился он. — Какие бабы? Да я всю жизнь люблю тебя, идиотку. Со второго класса, как пришел в эту школу. Мне другие на фиг не нужны, если ты рядом будешь. А так, я же живой человек, Лиля.

Он перевел дух:

— Значит, так. — Его голос зазвучал непривычно резко. — Первое, как порядочный человек, после сегодняшней ночи я должен на тебе жениться. Второе, из-за ребенка я отпущу тебя к этому козлу, но, если он откажется от тебя, выйдешь за меня замуж. Согласна?

— Но я же не люблю тебя, — пробормотала Лиля.

— Ты просто этого не знаешь, — самоуверенно заявил Иштван.

Он подошел к ней, взял рукой за подбородок и поцеловал. Долгий поцелуй перешел в волнующие ласки. До комнаты они не дошли, а яичница пригорела.

В половине четвертого Лиля с Иштваном подъехали к пятнадцатой больнице, где в травматологии лежала Зина Кондратьева. Он достал из багажника два кулька с фруктами, и они двинулись наверх.

— А где Костик лежит? — поинтересовалась Лиля.

— В своем любимом отделении, в зубной травматологии. Он после серьезных драк обычно там отдыхает.

— А это далеко?

— Напротив твоей Зины. Дверь в дверь. Ты у нее побудь и в четыре выходи в коридор. А я с Костиком на лестнице постою. Если все сложится удачно, проходи мимо, не оборачивайся. А если будет, как я предполагаю, то сам вмешаюсь. Все, иди. — Он чмокнул ее в щеку и, выдав пакет с фруктами, отправился к соседней двери.

Зина лежала с подвешенной к потолку ногой и читала. Копна рыжих волос разметалась по подушке. Подруга настороженно посмотрела на Лильку.

— Выкладывай, что случилось?

— Ничего, — стараясь сохранить только-только обретенное спокойствие, соврала Лиля.

— Странная ты сегодня. На себя не похожа, — с сомнением заметила Зина.

Они поболтали о том, о сем. О предстоящей свадьбе Нины Сердюковой, о ее женихе. Решили, что за такого бы ни одна из них ни за чтобы не пошла. Обсудили моду на свадебные платья и уже перешли к вопросу первой брачной ночи, как в палату вошел Иван.

— Привет, — кивнул он Зине.

— Что ты хотела? — спросил Лилю, даже не поздоровавшись с ней.

— Поговорить, — спокойно сказала Лиля, стараясь не смотреть на удивленную Зину.

Коридор оказался пустым. Лишь на лестничной клетке, сразу за стеклянной дверью, стояло несколько парней. Одного из них Иван узнал сразу: вчерашний Пахом. А другой, чернявый, в коричневой кожаной куртке, и есть, должно быть, тот самый Иштван Цагерт.

— Что хотела? — повторил вопрос Иван. Холодно и через силу. О чем говорить, если сюда она пришла, заручившись поддержкой друзей — уголовников. Обсудили, должно быть, линию защиты, и заодно утешили.

— Кто мне звонил? — сразу набросился он.

— Иштван. Я попросила.

— Куда не посмотри, всюду Иштван, — осклабился Иван.

— Понимаешь, получилась глупая ситуация, — начала оправдываться Лиля. — Мы с ним просто друзья. И как-то ездили большой компанией на дачу. Он фантазер и наплел какую-то чушь Игорю Петровичу. Больше я пока не могу тебе ничего сказать, это не моя тайна. Ты просто верь мне, Ванечка. Я люблю тебя. Пожалуйста, давай…

Она стояла перед ним в темном драповом пальтишке и мямлила, как двоечница у доски. И из всех христианских чувств Иван мог испытывать к ней только жалость.

— На чьей даче мы тогда трахались? — грубо перебил он, не скрывая презрение.

— Это дача Иштвана. Его родителей. Я попросила ключи, — пробормотала она, отводя глаза.

— И там ты чувствуешь себя как дома. Даже знаешь, где хранятся простыни. — Иван смотрел отчужденно. Его глаза, обычно добрые и веселые, полыхали огнем ненависти и презрения.

— Да мы с семьей туда часто ездим, — снова начала оправдываться Лиля, и это была самая настоящая правда. Но в нее с трудом верилось при таких обстоятельствах. — Мы дружим семьями.

— Ты спала с этим… своим другом? — теряя терпение, ощерился Иван.

— Нет, — слишком быстро выпалила Лиля и залилась краской.

— Ты врешь. Все ты врешь. Хочешь пристроить мне чужого ребенка? Нашла дурака. Гадина.

В ярости от ее предательства он схватил ее за плечи и начал трясти.

— Руки от нее убери, — приказал кто-то совсем рядом.

Иван обернулся. Парень, идентифицированный им, как Иштван Цагерт, только что стоявший около стеклянной двери, вдруг оказался рядом. За ним не торопясь, танцующей приблатненной походкой приближались еще трое.

— Руки, — угрожающе повторил Цагерт. И участливо обратился к Лиле: — Как ты?

— Нормально, — обреченно кивнула она. И жалобно позвала: — Ваня.

Иван демонстративно убрал ладони с плеч предавшей его женщины, отпустил ее и замер, словно изваяние. Лицо его, искаженное злостью, превратилось в маску. Ивана переполняла дикая злоба, бесило вероломство невесты. Теперь уже бывшей. Игорь оказался прав: даже сюда, на разговор с ним, она пришла со своими дружками.

— Вот это, — он обвел глазами собравшуюся вокруг компанию, — лишь подтверждает твое вранье. Я не женюсь на тебе, хватит мне лапшу на уши вешать. И вообще, не желаю иметь с тобой ничего общего.

Лиля обмерла, потрясенная его предательством, слишком быстро Иван отказался от нее.

— Тебе все ясно, Лилечка? — участливо поинтересовался Цагерт.

Она кивнула, интуитивно прижимая руки к груди, до боли сцепив пальцы. По ее щекам лились слезы. Только бы не грохнуться в обморок.

— Так что ж ты стоишь, как падшая женщина? — ласково увещевал Иштван. — Умоляешь…Тебе это совсем не идет. Поехали, милая, поехали, — Он взял Лильку за плечи, как свою собственность — естественно, он имел на это все права — и увлек к выходу. Она безропотно пошла с ним. В дверях Цагерт остановился, пропуская даму вперед и, усмехнувшись, посмотрел на Ивана гордо и самодовольно.

— Теперь только попробуй подойти к ней, — мрачно пригрозил Пахом и, сплюнув на пол, в окружении своих вассалов направился к выходу.

Иван, оставшись стоять у окна, размышлял. Взгляд Цагерта его озадачил. Где-то в мозгу теплилась мысль, но из-за обиды и злости он не мог ухватить ее.

Из окна Иван видел, как вся компания вывалила на улицу. Впереди Иштван, заботливо обнимающий подружку, за ними — Пахом и остальные. Цагерт одной рукой достал из кармана куртки ключи от машины и кинул их Пахому. Потом усадил Лильку на заднее сиденье и, плюхнувшись рядом, обнял. Но за секунду до этого они с Пахомом стукнулись поднятыми вверх ладонями в знак удачи и одержанной победы.

"Он меня переиграл", — внезапно пронеслась в голове у Ивана странная мысль. А еще он почувствовал, на самый короткий миг ощущение ужасной потери, когда уже ничего изменить нельзя. Иван отогнал глупые мысли, и собрался было вернуться к Зине Кондратьевой. Она-то должна точно знать о шашнях подружки.

— Шпана, настоящая шпана, — вдруг сказал кто-то рядом. — И девка тоже блатная.

Иван обернулся и увидел Игоря Мищеренко.

— Мы — домой, — бросил Иштван Пахому.

Тот кивнул и уточнил:

— Машину дашь на вечер?

— Бери, только потом сам загони в гараж. И прежде, чем загонять, позвони мне.

Они подъехали к дому. Обычному девятиэтажному, панельному, стоящему в окружении таких же домов. С набитыми мусорными баками около подъезда. И с бабушками на лавочках неподалеку.

Выйдя из машины, Лилька тупо посмотрела на свои окна.

— У меня никого нет. Может, еще не вернулись? — недоуменно спросила она Иштвана. Вопрос казался риторическим.

— Вернулись, — улыбнулся Иштван. — Вон смотри, Линкины колготки на веревке болтаются. Вчера днем их не было. А твои родители, наверное, у нас. Отцу вручили какую-то медаль ВДНХ. Вот и обмывают.

Отец Иштвана работал директором завода. И, сколько себя помнила Лилька, всегда ходил в костюме и белой рубашке. Носил тяжелый кожаный портфель, затертый так, что первоначальный цвет угадывался с трудом. И каждое утро в половине девятого за ним приезжала черная "Волга" и увозила на завод. И каждый вечер в половине седьмого привозила обратно. Лилькин отец трудился на том же заводе начальником цеха. Но никогда ее отец не ездил на этой самой "Волге". А всегда шел на завод пешком. И когда кто-нибудь шутки ради спрашивал, что это за дружба такая, что друг даже до работы не довезет, он просто отвечал:

— Поэтому и дружим, что никто никого ни о чем не просит, никто никого не ждет.

— Пойдем к нам. Мать там всякой вкуснотищи наготовила, — предложил Иштван, когда они уже поднимались в лифте. И тихонечко ее поцеловал.

— Я бы осталась дома, — прошептала Лиля.

— Будешь сидеть, и реветь? — Он строго посмотрел на нее. — Я против.

Она отперла дверь и хотела попрощаться. Ей нужно побыть одной. Решить, что делать дальше. И в голове с разной интонацией все время билось цветаевское:

"Спрошу я стол, спрошу кровать, зачем живу, зачем я бедствую, отцеловал — четвертовать, другую целовать — ответствуют".

— Я войду, — скорее, поставил в известность, чем спросил Иштван.

— Входи, — согласилась она — уже не осталось сил спорить или что-то объяснять.

— Иди ко мне, — хрипло проговорил он, как только захлопнул дверь, и потянулся к ней.

— Иштван, — попыталась остановить его Лиля.

— Иди ко мне, — повторил он, зарываясь лицом в ее волосы. — Я мечтал об этом от самой больницы.

— Ты хочешь заняться этим в коридоре? — изумленно проговорила она, пытаясь отстраниться.

— Можно и в твоей комнате, — пробормотал он. — Только скорее…

— Я хочу жениться на тебе, — заявил Иштван, когда она подкрашивала глаза около большого зеркала в прихожей. Лиле нравилось краситься именно здесь. В этом зеркале она казалась себе очень красивой. Он стоял рядом и, улыбаясь, любовался ее отражением. Лиля принарядилась, надела вязаное платье цвета морской воды. Сумасшедший оттенок, делавший заплаканные зеленые глаза колдовским наваждением.

— Я не знаю, разумно ли это с твоей стороны. Я боюсь, что ты потом пожалеешь, — засомневалась она. — И мне стыдно смотреть в глаза твоим родителям.

— Во-первых, они ничего не узнают, это только наше с тобой дело. Во-вторых, они тебя любят, ты ж знаешь. И, самое главное, скажи, неужели я так тебе противен, что ты против брака со мной даже в такой ужасной ситуации? — воскликнул Иштван с горечью.

— Нет, не противен. Иначе я не смогла бы с тобой…Просто я не могу так быстро принять решение. Ясное дело, что это самый лучший выход. Но я не хочу сделать тебя несчастным. Боюсь, как бы ты потом не пожалел. — Она выговорила это, и ее глаза наполнились слезами.

— Эй, прекрати реветь. Сейчас потечет тушь, и мы заночуем прямо в прихожей, — пошутил Иштван. Его губы растянулись в мягкой улыбке.

Лиля расхохоталась. Смех сквозь слезы. Он стоял совсем рядом. Черные глаза смотрели нежно и преданно. Близкий, родной человек. Настоящий друг. Тот самый друг, что вытаскивал ржавый гвоздь, который она загнала себе в пятку через сланец, когда играла во дворе в волейбол лет в двенадцать, много лет подряд объяснявший ей физику и алгебру, а иногда и геометрию. А она писала за него сочинения. Друг, который не ходил без нее в гости и шантажировал этим всех своих приятелей. И Лиля помнила, как он заставил Нину Сердюкову помириться с ней и пригласить на день рождения.

— Без Лили и я не приду, — заявил он тогда.

Нине ничего не оставалось, как пригласить и ее. Им тогда исполнилось по десять лет.

— Ты мой самый близкий друг, и мне страшно подумать, что, выручая меня, ты испортишь себе жизнь, — постаралась объяснить Лиля ласково, опасаясь обидеть его. — А ты подумал, что будет дальше? Мы…

— Я объясню тебе, что будет дальше, — резко перебил он. — Завтра мы подадим заявление в загс, и до свадьбы поживем в дедовой квартире. В нашей с тобой квартире. Самое большее через месяц мы официально поженимся. И я даю тебе слово, что ты никогда не пожалеешь об этом. И я клянусь, что никогда не пожалею об этом сам.

Иштван замолчал. И Лиля увидела капельки пота у него на лбу. Маленькие прозрачные бисеринки.

"Он сильно волнуется", — пронеслось у нее в голове. И, в самом деле, почему она так убивается из-за Ивана, оказавшегося полным ничтожеством, и не может оценить благородство соседского мальчика, учившегося с ней в одном классе? Наверное, придется принять его предложение. Иначе вся последующая жизнь превратится в ад. На нее будут показывать пальцем на улице. А мать, наверное, выгонит из дому.

— Я согласна, — прошептала она. — Я согласна выйти за тебя замуж.

— Тогда пошли наверх, объявим родителям, — радостно скомандовал Иштван.

Обе стороны восприняли известие со сдержанной радостью: и мальчик неплохой — всегда мечтали о таком зяте, — и девочка замечательная, только ее в невестки и прочим. Но, рано, дети, рано. Вам всего лишь девятнадцать. Годик-другой потерпите.

Иштван блестяще разыграл козырную карту. Родители умилились, пару раз назвали их негодяями, долго охали и ахали, а потом даже отпустили жить отдельно до свадьбы. Этому обстоятельству Лиля удивилась особенно. От своих родителей она такого не ожидала. И ей в какой-то момент даже показалось, что Иштван всех обвел вокруг пальца. Все тщательно спланировал.

А после поцелуев и тостов жить счастливо и любить друг друга до самой смерти позвонил Витя Пахомов:

— Загонять машину в гараж или нет? — Вовремя очень позвонил.

— Мы поехали к себе, — поставил в известность окружающих Иштван. И увез Лильку на дедову квартиру.

Она заснула почти сразу же, утомленная событиями этого нескончаемого дня, в течение которого многое произошло. И предательство с вероломством, и объяснения в любви. Как в сказке, все закончилось свадьбой. Приехал прекрасный принц на белом коне и спас принцессу от злодея. И неважно, что принцем оказался друг детства, а злодеем — Иван, так горячо любимый. И если б хотя бы позавчера Лильке кто-нибудь предсказал, как пройдут выходные, она бы даже не смогла назвать того несчастного сумасшедшим. Слишком очевидными должны быть повреждения головного мозга. А теперь все закончилось. Иван — чужой человек, а Иштван — будущий муж. Неожиданные перемены. Как там говорила эта стерва, Скарлетт О'Хара?

"Я подумаю об этом завтра"?

"А я не буду думать об этом никогда" — И сквозь сон Лиля слышала, как Иштван поцеловал ее в лоб, и нежно погладил по голове.

Он смотрел на нее, уснувшую на его плече, и чувствовал прилив необыкновенной нежности к этой наивной девочке, своей жене.

А еще испытывал удовлетворение от блестяще проведенной операции. Он все рассчитал безупречно. Без заготовок и прикидок, просто действуя по наитию. Вызвал в больницу Пахома, вроде проведать Костика, и переспал с Лилькой до того, как она поговорила со своим Иваном. Конечно же, этот недоумок не поверил ни одному слову. А кто бы поверил? Лилька со странным блеском в глазах заверяющая в чистой и вечной любви, и шпана на лестничной площадке, настороженно наблюдающая за развитием событий. Этот Иван оказался фантастически предсказуем и оправдал все возложенные на него надежды.

Иштван довольно усмехнулся. Из паршивой ситуации, ничего кроме тюрьмы не сулящей, получилось выйти победителем. И, как и положено победителю, он повернулся к женщине, за обладание которой пришлось повоевать, почти как на средневековом турнире, и осторожно принялся будить ее.

ГЛАВА 6

В течение следующей недели мало не показалось никому. Ни бухгалтерии, которую Иван гонял из-за излишне, на его взгляд, уплаченных налогов; ни отделу закупок, из-за маленького складского остатка, который он утвердил лично; ни отделу рекламы и маркетинга, из-за отсутствия каких-либо новых идей. Так же мало не показалось и филиалам, которые плохо работают и не дают никакой прибыли. Местные остряки осведомлялись у секретарши Леночки, не подсыпает ли она "озверин" в чай руководству.

Но самый крупный скандал разразился в пятницу, когда Бессарабу попался на глаза отчет экономистов за прошлый месяц и он обнаружил там ошибку. Девушку, допустившую ее, он уволил в течение часа. Такого никто не ожидал.

И когда к нему в кабинет влетел Стас, чтобы заступиться за только что уволенную девчонку, то Иван просто швырнул в него этот треклятый отчет.

— Посмотри: динамика активов за февраль больше, чем за март. У нас что, убыток? Нет, Стас, у нас убытка быть не может, у нас есть безграмотные сотрудники, которые смеют мне представлять всякую липу.

Стас отчет поймал, посмотрел на графу "Прибыль", где красовалось число с минусом.

— Ты прав, Иван. Одни сотрудники безграмотные, а еще наверняка кто-то ворует.

— Вот и разберись, — Иван стукнул кулаком по столу. — Ты же у нас исполнительный директор.

— Давай пригласим аудитора. Пусть проверит всю документацию и даст заключение.

— Делай что хочешь, только избавь меня от этой лажи.

— Что происходит, Иван? Марину ты оставил у родителей, Ольгу Николаевну перевел на какое-то ежемесячное денежное довольствие из нашей кассы. Я ничего не понимаю…

В кабинет просунулась голова Терентьева:

— Можно, Иван Григорьевич?

— Заходи, Геннадий Викторович. Вот сейчас, Стас, и посмотрим, что происходит, — буркнул Иван.

— Мне уйти? — Стас обиженно вскинул голову.

— Ну, если у тебя нет ничего срочного, оставайся, — отмахнулся Бессараб.

— Пойду к себе. А давай вечером сгоняем партию, другую.

— Мне надоел биллиард. Оставайся или вали к себе. У меня еще много дел, Стас.

Станислав Николаевич Говоров покинул кабинет Ивана озадаченным и слегка обиженным. Что происходит, черт возьми?

Терентьев потрудился на славу, достал из-под земли историю болезни Светланы Иштвановны Цагерт, 1989 года рождения, обменную карту из женской консультации, стоявшей на учете по беременности и родам Цагерт Лилии Михайловны, а также копию уголовного дела, возбужденного против некоего Нестерова Владимира Георгиевича, признанного решением районного суда виновным в совершении убийства. Так же имелись старые фотографии, запечатлевшие бракосочетание Лилии Михайловны и Иштвана Модестовича, фотография маленькой Светочки в детском саду, три видеокассеты и целая папка свидетельских показаний, как выразился Терентьев.

— Спасибо, Геннадий Викторович. За выходные я все посмотрю, а в понедельник, если сочту нужным, пробежимся по деталям. А как вам удалось собрать столько информации? И что, люди вот так сидели и вспоминали, ничего не спрашивали?

— Почему, спрашивали. Легенда была такая, что местная киностудия собирается снимать фильм об известном земляке, и мы, внештатные сотрудники, собираем материал.

— Кто-то поверил?

— Нет, не все. — Терентьев позволил себе улыбнуться. — Зинаида Кондратьева выставила нас взашей, сказала, что мы — проходимцы и наживаемся на чужой беде. И она нам в этом не помощник.

— Так и сказала? — усмехнулся Иван. А про себя подумал с досадой: "Почему тогда я не поговорил с Зиной?"

Зина Кондратьева услышала в трубке знакомый голос и заголосила:

— Лиля. Лилечка. Как ты там? Как Светочка? Мы совсем не поговорили, когда ты здесь была.

— Зина. Прекрати. Я звоню с переговорного пункта, очень мало времени. Мы завтра приедем, сними нам квартиру где-нибудь в центре. Любую квартиру, только быстро.

— Лиля. Зачем тебе чужая квартира? У тебя же есть своя, в крайнем случае, ты можешь остановиться у меня.

— Зина. Ни о чем не спрашивай, сделай, как я прошу, — Лиля чувствовала, что начинает закипать. Но шумная Зинка всегда отличалась излишней суетливостью.

— Лиля, тут тобой на прошлой неделе интересовались, приходил какой-то парень, говорит, фильм про Иштвана снимать собираются, вопросы дурацкие задавал.

— Зина, это журналисты. Не обращай внимания. Это уже неважно.

— А что важно? Ты скажи…

— Ты там же работаешь? — перебила Лиля.

— Ну да. Где же еще? У меня…

— Мы приедем сразу к тебе на работу. По дороге я тебе позвоню. Все. Целую, жди нас.

— Я тебя тоже, Светочку поцелуй.

Разговор закончился. Лиля Цагерт стояла в в кабинке переговорного пункта, упираясь спиной в одну из боковых стенок. Незаметно достала левой рукой, купленный на чужое имя мобильник, который держала между ухом и плечом, и быстро сунула его в карман. Потом громко и отчетливо произнесла несколько слов на шведском в молчаливую черную трубку. А затем медленно и демонстративно положила ее на рычаг правой рукой. Имитацию разговора с Гетеборгом можно считать законченной. Она, не глядя по сторонам, вышла из кабинки. Человек, следивший за ней, грязно выругался — ничего не слышно. Только пара фраз на чужом языке. Все, что он узнал от дежурной, что она звонила в Гетеборг. Конечно, намылилась в свою Швецию. Только, кто ж тебя отпустит, девочка?

Он наблюдал, как она садится в белую "Хонду СRV" и лихо отъезжает. Догнать ее удалось лишь через пару кварталов. Вдова Цагерта заехала в авиакассы и купила билеты до Стокгольма. Он даже слышал номер рейса. В следующий понедельник, в 15–20. Потом направилась в "7 континент", где набрала полную тележку продуктов. На неделю хватит. Наблюдатель прошел совсем рядом, заметил пакеты с фаршем, йогурты и детское питание. Все скоропортящиеся. Он проводил ее до самого дома, проследил, как она зашла в подъезд, и вскоре на кухне зажегся свет. Все, птичка в клетке. Сразу докладывать руководству он не собирался, любому человеку полагается право на личную жизнь. И никуда эта краля не денется до завтра.

Лиля, зайдя в квартиру, перецеловала детей, маявшихся в ожидании. Затем бросилась к окну, заметила отъезжающую машину, неотвязно следовавшую за ней несколько часов. Ее преследователь покинул свой пост. На сегодня шоу закончилось. Пора начинать действовать. Пакеты с продуктами отправились в холодильник неразобранными. Завтра их заберет домработница. Все покупалось для отвода глаз. Впрочем, как и билеты в Стокгольм.

Она передала сына Свете. Сама подхватила саквояж и сумки, собранные заранее. Только самое необходимое.

— Все, родная, пора.

Они крадучись вышли из подъезда и завернули за угол, где стояла новенькая "девяносто девятая", быстро уселись сзади.

— Перед постами ГАИ ложитесь на сиденье, — бросил водитель, выезжая со двора.

— Хорошо, Олег, — согласилась Лиля, а сама подумала, что привычный путь от Москвы до отчего дома оборачивается полной неизвестностью. Что ждет ее и детей? Кто и за что убил мужа? И кто все-таки звонит и угрожает ей? Но лететь в Стокгольм она не решилась. Слишком явно, могут перехватить. Лучше вот так, по-тихому, удрать из города и затаиться на время. Пусть болото, взбаламученное смертью Иштвана, немного утихомирится и покроется ряской. А там глядишь, и она с детьми сможет вернуться домой. Как прежде уже ничего не будет, но и ради детей живут, правда?

Олег довез их до Ельца. И на каждом посту ГАИ они падали, как китайские болванчики, потом снова садились. Олег предъявлял свою замечательную ксиву, и они ехали дальше.

Кто бы мог подумать, что придется так удирать из Москвы, и единственным человеком, желающим помочь им, окажется Олег, институтский друг Иштвана, всплывший невесть откуда незадолго до его смерти.

В Ельце машина остановилась. Сразу же из темноты появилась красная "Ауди" и поморгала фарами.

Олег и Лиля вышли из машины, стали прощаться.

— Все, езжай аккуратно, до твоего Города меньше двенадцати часов. Документы в бардачке. На связь выходим в 16–00 через день. Я думаю, все утрясется, через месяц сможете вернуться. Ешьте фрукты, купайтесь в речке и звоните. С сотового звони только мне, чтоб "они" знали, что ты не одна. Абонентская плата внесена на месяц вперед.

— Ладно, не переживай за нас. Все обойдется. Только ты узнай, что эти люди хотят? Я все отдам, лишь бы жить спокойно. И потом, я ничего не взяла, только самое необходимое. Пусть заходят в квартиру и ищут, что надо. Когда найдут, сообщи, мы вернемся.

Олег поцеловал Лильку в щеку.

— Лиля. Когда все утрясется, выходи за меня замуж.

— С ума сошел? — от неожиданности она не нашлась, что ответить.

— Ты же знаешь, как я к тебе отношусь, — Голос Олега стал напряженным.

— Еще я знаю, что у тебя хорошие жена и дети, — отрезала Лиля.

Она чмокнула его в пухлую щеку, решительно села за руль и дала по газам.

— Ты, что, правда, выйдешь за него замуж? Ты же его не любишь? — Света, негодуя, смотрела на мать.

— Это шутка, Света. На всем белом свете не найдется мужчина, способный заменить твоего отца, — усмехнулась она печально и посмотрела на дочку в зеркало заднего вида.

— Мам, а он не шутил. — Предупредила Света, встревожено поймав взгляд матери.

— Мне надо было его послать? Сейчас мы не можем себе этого позволить. А через год, сама знаешь, или ишак, или падишах, или ходжа Насреддин. — Лиля улыбнулась через силу и подмигнула дочке. — Давай, ложись, вздремни немного, пока Мишка спит, потом будешь его развлекать.

Она ехала по трассе в кромешной темноте и размышляла.

"Ты его не любишь, сказала Света. Нет, не люблю. Иштвана любила и уважала. Боготворила его. Муж был особенным, лучшим другом и советчиком. Может, это и есть любовь, спокойное тихое чувство, полное доверия и уважения, полное преклонения друг перед другом".

Она еще помнила то, другое испепеляющее, рвущее душу, чувство, казавшееся много лет назад великой любовью и чуть не погубившее ее саму. Если бы не Иштван… Человек, в которого она влюбилась когда-то, оказался обычным мерзавцем. Подумаешь, такое происходит сплошь и рядом. И ничего необычного в этом нет. А самое удивительное, что у нее все эти годы был Иштван. И она чувствовала себя в безопасности, как за каменной стеной. Он любил ее, и эта любовь наполняла ее жизнь особенным смыслом. Он ни разу не попрекнул Светой, наоборот, считал своей, любил и баловал.

А почти два года назад оказалось, что будет еще ребенок. Мишенька, сыночек, как ясно солнышко, точная копия отца.

— Я вместо ксерокса поработала, — шутила она тогда. Жизнь казалась спокойной и налаженной, даже Светкину болячку удалось побороть.

"Иштванек, Иштванек, что ж ты наделал? Куда и во что ты влез, что это стоило тебе жизни? Миленький мой, как же мне без тебя?"

В автомагнитоле Кутиков запел про новый поворот. Лиля решительно вытерла слезы и через силу начала подпевать. А потом решительно свернула с трассы в непроглядную мглу.

В Город она въехала по грунтовой дороге, идущей через поля, по старой партизанской тропе — как говаривал когда-то их с Иштваном школьный друг Витя Пахомов, показавший в свое время эти секретные подступы к городу. И когда через минут двадцать вдалеке заблестели золотые купола главного городского собора, Лиля решила, что все после смерти мужа она сделала правильно. И Иштван мог бы ею гордиться.

Иван посмотрел сначала кассеты, принесенные Терентьевым. На первой были запечатлены похороны Иштвана Цагерта. Оказалось, что его похоронили здесь в Городе, на центральной аллее кладбища, словно героя. Цветы, венки, прощальные речи. Великие люди мира сего говорили о том, какого человека потеряла эта страна. Лилька стояла в черной шали и в черных очках. И в какой-то момент Ивану показалось, что у нее по щеке бежит слеза. Но, будучи человеком, искушенным в общественной жизни, она не стала ее вытирать — то ли боялась испортить макияж, то ли не хотела, чтобы кто-то видел, что она плачет. Ветер трепал концы черной шали и выбившиеся из-под нее волосы. А она не обращала на это никакого внимания и лишь обнимала прижавшуюся к ней дочку. И от этого у Ивана защемило сердце. Подходили прощаться самые разные люди. Рядом стоял Виктор Николаевич Пахомов, владелец нескольких магазинов, ресторанов и рынков, с суровым и мрачным лицом, с ввалившимися щеками, губами, сложенными в недобрую складку. Но больше всех удивил Сергей Валентинович Корабельников, большой чиновник областной администрации. Подошел, поцеловал Лилю и Свету, встал рядом. Потом они все вместе шли с кладбища. И Иван заметил, как Лиля достала из сумочки темную тонкую сигаретку. Господин Корабельников, как настоящий джентльмен, тут же выхватил зажигалку, помог прикурить. Видеть, как Лиля затягивается и правильно, можно сказать, очень красиво курит, было очень непривычно и почему-то сильно покоробило Ивана.

А почему, собственно, она не может курить? Прошло пятнадцать лет. За эти годы любой человек сильно поменяется. И Лиля превратилась же из скромной, застенчивой девушки в стильную, импозантную женщину. Эта стрижка, маникюр, прочие дамские штучки. Какие-то простые, а, следовательно, очень дорогие тряпки. Черные брюки и куртка. Иван поймал себя на мысли, что даже при теперешнем его благосостоянии он не смог бы обеспечить ей такую жизнь. А, после смерти Цагерта, Лиля должна быть очень состоятельной женщиной. Наверняка у нее свое дело есть. Какой-нибудь салон красоты на Новом Арбате или бутик на Тверской. Она не из тех дамочек, кто будет сидеть дома, варить борщ и заглядывать в рот любимому мужу. Он отвлекся, а на экране была уже следующая мизансцена. Лиля стояла около красной "Ауди" с правительственными номерами и что-то говорила человеку, сидящему на заднем сиденье. Иван нажал на перемотку, чтобы посмотреть, кто же садился в эту самую "Ауди". Люди смешно попятились назад к могиле.

"Если я еще покручу, то Иштван Цагерт восстанет из гроба", — почему-то подумал Иван. Но вот какой-то поджарый мужик садится в машину. Вот повернулся лицом. Д-а-а-а. Баста карапузики, кончилися танцы. Он промотал вперед, где Лиля разговаривает с ним около машины. Олег Иванович Дунаев. Этого мужика Иван, как и вся страна, видел только на экране. Он что-то объяснял в разных передачах, выступал в государственной думе, ездил по стране и выезжал за ее пределы во главе разных делегаций. Пост его все время менялся, и какую должность он сейчас занимал, Иван не знал. А Лиля стоит рядом, спокойно разговаривает, ни один мускул на лице не дрогнет. Потом позвала девочку, та скорчила матери гримасу и села в машину, потом села Лиля. Процессия тронулась. Охрана, мигалки, гаишники. Что вы себе вообразили, Иван Григорьевич? Вы ездите в одной машине с депутатом нескольких созывов? Да, вы перед Корабельниковым Сергеем Валентиновичем шапку ломаете. То на шашлычок позовете, то на охоту. А вот и он стоит расстроенный. Все уехали, его забыли. Нет, прыгнул к Пахомову в "Мерс", по-свойски так прыгнул.

На другой кассете оказался утренник в детском саду. Маленькая Светочка читала стихи около елочки. Дед Мороз дарил ей подарок. Иван всмотрелся в бледное лицо дочки. Видимо, болезнь уже начала свое наступление на маленького человечка. Потом на этой же кассете Лиля везла Свету в инвалидной коляске по парку, не нашему, больно ухоженному. Кругом сновали белки, и Света тянула к ним тонкие ручки, пытаясь кормить, а зверьки разбегались в разные стороны. Оператор, Цагерт, наверное, сделал крупный план, и лицо ребенка оказалось почти на пол экрана. Иван остановил кадр и посмотрел на фотографию, которую взял у матери. Очень похожи.

На третьей кассете было записано какое-то мероприятие пятилетней давности. Иштван в смокинге принимал какую-то награду и целовался с ведущей. Лиля в вечернем платье и на огромных каблуках стояла с бокалом шампанского. Дальше Иван смотреть не стал, поняв, что зря затеял все это. Что проку разбираться сейчас и понимать, что уже ничего не вернуть. Он хотел отложить в сторону все материалы, добытые Тереньевым. Но руки сами потянулись к папке, лежащей с краю.

Иван пролистал дело какого-то Нестерова, завершенное суровым приговором — двенадцатью годами строгого режима. На железной дороге совершались хищения. Не обычные, со сбиванием замков топором и кражей чего попало, а изощренные. Где замочек аккуратненько открывался, после чего оставались лишь две глубокие царапины, и потом так же аккуратно закрывался. И открывались вагоны выборочно, не все подряд, а только те, в которых перевозились радиодетали, мелкие и дорогие. И преступники ни разу не попались на сбыте. Значит, сбывали куда-то в закрытые НИИ. Куда без визы первого отдела попасть невозможно. И схема предельно проста. НИИ покупает якобы эти самые детали совершенно официально в специализированном магазине. И есть все документы — платежные документы и накладные. А вот и сами детальки, в сейфе у материально ответственного лица хранятся, и все совпадает. Только никто в магазине детали не берет, их привозят ворованные, а взамен их магазин отпускает магнитолу или телевизор. А сколько стоит новый цветной телевизор с рук? Правильно, в два раза дороже. Поймать преступников можно только на месте преступления. Но в поставленные засады так никто и не угодил. И вот совершенно случайно, возвращаясь с обеда, один из машинистов наткнулся на троих парней лет двадцати, не старше, лихо открывающих замок непонятным устройством. Двое убежали, а один замешкался и пырнул ничего не подозревавшего мужика ножом. Через месяц убийцу задержали. И он сознался, что вскрывал вагоны не один, а с Пахомовым Виктором, по прозвищу Пахом, и Цагертом Иштваном, по прозвищу Герт. Но во время дознания выяснилось, что не находились эти двое даже рядом с железнодорожной станцией. Ни раньше, а в день убийства тем более. А с большой компанией пребывали за городом, в дачном поселке "Строитель" на даче у Иштвана Цагерта. И это подтверждают не только Лилия Агапова, Сергей Корабельников и Елена Птицына, приехавшие вместе с подозреваемыми, но и Петровская Софья Григорьевна, соседка. Иван всмотрелся в мелкий убористый почерк следователя, такой знакомый. И злость затопила душу. Ну почему Игорь сразу во всем не разобрался? Следователь, твою мать. Как мог поверить всяким "свидетелям"? Есть же методы.

Иван еще раз внимательно посмотрел на дату совершения убийства — 15 сентября 1988. Не развлекалась эта веселая компания на даче. А были только Лиля и он, Иван.

Тот день он запомнил хорошо. Как ехали в полупустой электричке в Рамарское. И сидели в самом конце вагона в обнимку и целовались все время. Там на даче они провели весь день и лишь поздно вечером возвратились в город. И это было точно 15 сентября 1988 года. В третью годовщину смерти Тани. Его старшей сестры. Он прогулял поминки и поездку на кладбище, и от матери сильно досталось. Пришлось даже наврать что-то про университет.

Тот день остался на всю жизнь в памяти в мельчайших деталях. Правда, много лет подряд он гнал от себя поганой метлой воспоминания. А они все равно лезли из всех щелей. Помнил широкую кровать, на которой долго валялись, и даже видел как наяву, как в окно мансарды пробиваются сквозь листву лучи осеннего солнца, наполняющие золотым свечением все вокруг. И Иван до сих пор вспоминал иногда, как руки скользили по гладкой коже любимой женщины, и жар, поднимающийся изнутри, изматывающий, требующий разрядки. И пот, струившийся между телами, плотно прижавшимися друг к другу. А потом навалился сон, глубокий и чуткий одновременно, когда провалившись в забытье, ощущаешь кожей любимую и не в силах отпустить ее даже на секунду. Проснувшись, они поняли, что страшно проголодались, и наперегонки бросились на кухню, пили кофе из белых пузатых чашек и ели наспех собранные бутерброды. После обеда Лилька потянула Ивана в сад, хотя ему очень хотелось вернуться в мансарду. На деревьях висели красные яблоки с глянцевыми боками. Они сорвали и съели одно на двоих. Яблоко оказалось вязким и терпким. Видимо, поздний сорт.

— Мы вкусили запретный плод, — засмеялась Лилька.

И Ивану казалось, что теперь он понял, что такое состояние безмерного счастья. Если рядом с тобой любимая женщина, которая скоро станет женой.

Он захлопнул папку и начал тереть лицо руками. "Если я еще продолжу эти цагертовские изыскания, то сойду с ума. И почему раньше не пришло в голову все выяснить?" Иван, рывком поднявшись, в отчаянии стукнул кулаком по стене, сразу закачались картины, задребезжали в них стекла. Он остановился на минуту. Взял себя в руки, а затем аккуратно сложил все документы и кассеты в большую папку с завязками и сунул ее в сейф.

"Единственное, что я так и не понял, — подумал Иван, — зачем Лильке понадобилось участвовать в этом шоу. Что могло заставить ее дать ложные показания?"

И решив, что сколько бы вопросов он ни задавал сам себе, ответов на них все равно не получит, Иван вышел во двор. Сел на ступеньки и закурил. Прибежал щенок стаффорда по кличке Банзай, недавно привезенный из питомника. Уткнулся мордой в ладони, пытаясь поиграть.

"Если она позовет меня, я прибегу как этот щенок, — внезапно подумал Иван и тут же отогнал от себя эту мысль. — Мы никогда не встретимся. Такие, как я, ей не нужны. Но хотя бы ради дочери нужно найти женщину, которую когда-то любил больше жизни, а потом долгие годы ненавидел".

ГЛАВА 7

Лиля затормозила около салона красоты на центральном проспекте. Сколько себя помнила, парикмахерская на этом месте находилась всегда: жуткая, с ужасными колпаками и грубыми тетками, стригущими всех под одну гребенку. Чтобы сделать маникюр, приходилось записываться за неделю. Теперь же на серой стене, сверкая неоновыми буквами, красовалась надпись: "АФРОДИТА". Лиля повернула к парковке и еле-еле уместила машину.

— Нам сюда? — притворно ужаснулась Светка. — Здесь теперь тетя Зина работает? Афродитой?

— Толкай дверь, чудовище.

Внутри стрекотал кондиционер, наполняя помещение свежестью и прохладой, вдоль стены стояли кожаные диваны и кресла. Посетителей встречала администратор, маленькая строгая женщина с точеной фигурой. Бывшая балерина — почему-то решила Лиля.

— Чем могу помочь? — Любезность и доброжелательность "Балерины" зашкаливали.

— Юлия Дмитриевна у себя? — уставший и хриплый голос выдавал хозяйку, явно не клиентка.

— По какому вопросу? — притворное радушие уступиломесто едва прикрытой враждебности. "Балерина" демонстративно осмотрела Лилю в мокрой от пота майке, крепко спящего Мишку на руках у матери, Свету в мятых джинсах и таком же топе. Одним словом, картина называлась "Сами мы не местные, отстали от поезда".

— По какому вопросу? — строго повторила "балерина".

— По личному.

— Юлии Дмитриевны уже сегодня не будет. Зайдите завтра, — отмахнулась администратор и пошла открывать дверь, тем самым незатейливо выпроваживая незваных гостей.

— У нее есть мобильный? — ни с того — ни с сего разозлилась Лиля, плюхнувшись на диван.

— Да, есть, но не для посторонних.

— Вы наберите, пожалуйста, номер и дайте мне трубку, — попросила Лиля.

— С какой это радости? — Женщина негодующе передернула плечами.

— Наверное, чтобы вас не уволили, — вежливо предположилапосетительница.

— Ладно. — Администратор тяжело вздохнула. — Раз вы настаиваете. Я скажу Юль Дмитриевне, что вы устроили скандал.

— Да хоть погром.

"Балерина" набрала номер по автодозвону.

— Юлия Дмитриевна, вас тут спрашивают… Нет, первый раз вижу. Нет, ни сэс…

Лиля одним движением перехватила трубку.

— Юль, это я. Мы у тебя в салоне.

В трубке воцарилось молчание.

Лиля выругалась по-шведски. Само ругательство в прямом переводе означало лишь число "восемнадцать". Шведы — одна из немногих стран мира, где принято ругаться числительными. Можно употребить число "семнадцать", но это бы прозвучало так грязно.

Подружка недоверчиво охнула:

— Цагерт, ты что ли?

— Да, — устало вздохнула Лиля.

— У меня в салоне? — уточнила Юлька.

— Ага, приезжай быстрей. И не называй меня по фамилии, пожалуйста.

— Пять минут, мин херц, — радостно взвыла трубка и отключилась.

"Балерина", забрав трубку, деловито осведомилась:

— Что сказала Юлия Дмитриевна? Будет?

— Через пять минут. — Лиля устало опустилась на кожаный диван рядом с дочерью и сыном, и так же, как и дочь, вытянула длинные ноги.

Возмущенная "балерина" пошла в атаку.

— Не знаю, у Юлии Дмитриевны очень напряженный день. Вам все-таки лучше прийти завтра. Давайте сделаем так: вы подождете пять, нет, уже четыре минуты, и повторите свой визит завтра.

— Займитесь своими непосредственными обязанностями и оставьте нас в покое, договорились? — отбрила Лилия.

"Балерина" хмыкнула и отошла с видом оскорбленной добродетели.

— Ну, ты даешь. Где же твои дипломатические способности, умение найти подход к любому клиенту? — ерничала Света.

— Знаешь, я очень устала, спать хочу, сил нет.

— Поехали б сразу к Зине.

— Мы не можем вот так просто разгуливать по Городу. Сейчас дождемся Юлю, позвоним Зине, а потом уже поедем и притом на автобусе.

— Здесь нам тоже придетсяшифроваться?

— Ага.

— Хотелось бы знать, что такое отчебучил наш папаня, раз мы теперь в бегах?

Ответить Лиля не успела. Дубовая дверь распахнулась и влетела Юлька, маленькая пухлая рыжуля.

— Господи, а я подумала, что кто-то разыгрывает. Лилька, твою ж мать.

Администратор салона в изумлении наблюдала, как хозяйка, всегда томная и важная, прыгает в объятия высокой блондинки, невесть откуда появившейся в "Афродите".

Они обнялись, всплакнули и поплелись в кабинет.

"Хорошо, что не выставила из салона всю эту странную семейку" — в сердцах подумала "Балерина" и поспешила снять телефонную трубку.

— Да, Ольга Николаевна, — проворковала она. — Узнала вас по голосу.

— Значит, так, — Юлька остановилась на середине кабинета и решительно рассекла ладонью воздух. — Никакой Зины, поживешь у нас. И Говоров возражать не станет. Он сильно переживал из-за Иштвана. Горе-то какое. Мы же вам вроде не чужие, а даже на похороны не попали. И ты не позвонила. Из новостей узнали.

В голосе подруги слышался явный укор.

— Я боялась навлечь неприятности и на вас.

Юлька тихо охнула.

— Что происходит? И как это связано с гибелью Иштвана?

— Я ничего не знаю, — в отчаянии взмолилась Лиля. — Его застрелили прямо в кабинете, а ведь кругом, понимаешь, полно охраны. В офисе все перевернули вверх дном, что-то искали.

— Что?

— Понятия не имею, — простонала Лиля. — У Иштвана хранился компромат на одного дядьку, и теперь тот требует вернуть.

— Верни…

— Если б я знала что, — в отчаянии воскликнула Лиля. — Во всех сейфах и тайниках, которыми муж пользовался, я посмотрела. Там ничего чужого нет. Дома — тоже. И на даче. Нигде. А мне звонят и угрожают. И ей угрожают, — Лиля кивнула на Светку и, усмехнувшись сквозь слезы, добавила: — Мы сбежали. Пусть сами ищут, что хотят. Я вернусь, когда все утрясется.

— Что за угрозы? — нахмурилась Юлька.

— Убить обещают, — пожаловалась Лиля, пожав плечами. Как будто говорила о ссоре с соседкой.

— Обещать, не значит жениться, — философски изрекла подружка. — Правильно сделали, что удрали. А жить будете у нас.

— Нет, ты как не слушаешь меня.

— Не привлекай к этому делу свою Зину. — Попросила Юля. — Она может сказать по секрету общим знакомым, те — еще кому-то. И через пару дней весь город будет в курсе, где именно живет Лиля Цагерт с детьми. Еще киллера по доброте душевной до самой квартиры проводят.

— Да, я тоже этого опасаюсь, но ты пойми…

— Ум-ни-ца, — перебила Говорова. — А у нас с тобой общих знакомых нет. Разве что Стасик. Сейчас я ему позвоню. Он все обтяпает в лучшем виде.

Юлькин звонок застал Стаса в кабинете Бессараба. Иван уже полчаса метал громы и молнии. Стасу порядком надоело слушать вопли шефа, поэтому и взял трубку. Но теперь заорали прямо в ухо. В голосе жены слышалось непонятное возбуждение.

— Стас. Сейчас же приезжай ко мне в салон. Это очень важно, — скомандовала она.

— Я занят, Юля, — полушепотом отрезал Говоров.

— Ты разбираешь русские слова, проклятый идиот? Ты должен приехать прямо сейчас, — завопила жена.

— Я вообще-то на работе, — попытался он ее утихомирить, не понимая причины криков. — Скажи, что случилось?

— Не по телефону, — выпалила Юлька и отключилась.

— Проблемы, Стас? — насмешливо полюбопытствовал Иван.

— Я смотаюсь в "Афродиту", — пробурчал Говоров, пытаясь прийти в себя. — Буду через час, не возражаешь?

— Езжай, — небрежно бросил Иван, поморщившись, и отвернулся к монитору.

Дорогой Стас злился на себя, на свою взбалмошную жену, на Ивана. На себя — за мягкотелость, никогда не умел отказать жене. На Юльку — кто знает, какая блажь пришла ей в голову на этот раз? Сердился на Ивана, что у него появились какие-то секреты и испортился характер. И от этого сложнее стало работать.

И, уже подъезжая к салону, он чуть не врезался в "девяносто девятую" с московскими номерами, которую какой-то баран поставил прямо на повороте.

Рванув дверь в Юлькин кабинет, пробасил вместо приветствия:

— Какой-тодурак бросил на углу тачку.

— Я, Стасик, — устало призналась Лиля Цагерт, поднимаясь из огромного кожаного кресла и направляясь навстречу. На диване сидели Света с братом. Малыш увлеченно разбрасывал вокруг себя бигуди, выданные Юлей. Когда маленькая ручка тянула пластмассовый цилиндр в рот, старшая сестра аккуратно отводила ладошку в сторону.

— Привет, красавица, — Стас распахнул объятия. — Соболезную тебе. Как ты пережила все это?

— Пережила? — фыркнула Юлька и посмотрела на него как на умственно отсталого. — Ей нужна наша помощь.

— Так, подруга, — подытожил Стас, выслушав обо всех Лилькиных неприятностях. Никому звонить не надо, это раз. Поживете у нас, это два. Твою машину сейчас мои парни отгонят в гараж. Тут ее оставлять нельзя. Это все равно, как с желтой звездой выйти из еврейского гетто.

— Но… — слабо пыталась возражать Лиля.

— Никаких "но". Пункт второй — самый подходящий по нескольким причинам. Первое, у нас свой дом. Забор высокий. Семь комнат и три санузла, так что нас ты не стеснишь. Второе, вероятность, что ты встретишь на улице кого-нибудь из старых знакомых, практически равна нулю. Тебе не придется ходить в магазины и на базар. И район другой. Ты же никогда не жила в Степановке? Все необходимое привезем мы с Юлькой. Лиль, я рассуждаю логично?

— Вообще-то да, но…

— Тогда быстро собирайтесь и через черный ход выходите, я сейчас подгоню тачку.

Лиля зашла во двор и залюбовалась. Двухэтажный дом, отштукатуренный и покрашенный в белый цвет. Большие окна и терраса придавали ему европейский вид. Недалеко от крыльца стояли массивные кадки, засаженные белыми и розовымидиковинными цветами. На ступенях, отделанных светлой узорчатой плиткой, дремал мастифф.

— Фу, Эдвин, — предупредил Стас. — Свои, запомни.

И внутри было хорошо и уютно. Юлька, как экскурсовод, провела Лилю со Светой по всему дому.

— Выбирайте понравившиеся комнаты, — весело предложил Стас.

На обед ели борщ и салат. И еще выпили несколько стопок водки. За встречу и за упокой. И от этого приходило спокойствие. Как курс психотерапии. Поев, Лиля сразу завалилась спать. И проспала до следующего утра.

— Ну что, соня? — рассмеялась Юлька, когда подруга спустилась на кухню, белую и блестящую, словно операционная. — Как спалось?

— Знаешь, здорово, первый раз со дня смерти Иштвана, — зевнула Лиля. — Спасибо, что забрали нас к себе. — Лиля подошла и обняла подругу, на глаза навернулись слезы. Минуту-другую постояли молча, пытаясь справиться с переполнявшим обеих горем.

— Ну-ну, Лилек, — прошептала хозяйка, понимая, что такое горе словами не залечить. — Давай завтракать, — скомандовала она Лильке.

Юлька поставила на стол тарелки с овсяной кашей с тертым яблоком и налила кефир в маленькие белые кружки.

— А дети?

— Поели, будут они тебя дожидаться. Мишке сварила гречневую кашу. Света коробку дала. А ей персонально натерла морковки и дала бурачный сок.

— Уже можно не давать. Это ты по старой памяти, да? — через силу улыбнулась Лиля. — Спасибо. Ты на работу идешь? — опомнилась она.

— Иду, конечно. Я ведь играющий тренер. За салоном присматривать приходится, иначе начнут левых клиентов принимать. Только, умоляю, никуда не выходи. Скажи, что нужно, я все куплю.

— Мне ничего не надо, — пробурчала Лиля.

Уложив Мишку спать, она позвонила Олегу.

— Наконец-то. Ты зачем рушишь все договоренности? — заорал он в трубку.

— Ты о чем, Олег Иваныч? — удивилась она.

— Где ты сейчас, а? — возмутился собеседник. — Почему не поехала в Город? Где вы вообще?

— Светка на море захотела, мы в Сочи поехали, — повинуясь инстинкту самосохранения, соврала Лиля

— Зачем ты все время ее слушаешь? — не унимался Олег. — Это несерьезно, понимаешь? Мне тебя искать, что ли?

— Какая разница, где я? — Лиля старалась сохранять спокойствие, не выказывая ни малейшего раздражения. — Пропажа нашлась? Мы можем вернуться?

— Лиля, — тут же застонал в трубку Олег. — Что ты со мной делаешь? У меня пока нет ни одной свободной минуты. Я уже созвонился с нужным человеком.

— Спасибо.

— Не за что. Иштван был моим другом. В память о нем я пытаюсь помочь тебе.

"Ага, в память о своих деньгах ты "пытаешься" помочь мне", — мысленно уточнила Лиля.

— Только очень прошу, точно скажи, где вы остановились, я пришлю вам охрану, — снова принялся уговаривать Олег.

— Олежек, мы еще нигде не остановились, пока ничего не приглянулось. Едем по побережью.

— Езжай в "Юргу" или в "Белую Русь", — приказал он.

— А мы уже проехали "Юргу", а в "Белую Русь" не хотим. И зачем мне охрана? И почему ты сразу не предложил?

— Остановитесь, позвони. Все, Лиль, у меня начинается совещание, — отрывисто оборвал Олег разговор и отключился.

Лиля с минуту смотрела на потухший экран, а в голове роились тревожные мысли. Нашлось, о чем подумать.

Она спустилась вниз и вышла во двор, где дети — Юлькин сын, Павлик и Светка — играли в карты. Дочка пыталась научить младшего Говорова играть в преферанс.

— Кто ж так ходит, болван? Ты ж вистующий, — негодовала она.

Лиля подошла к ним, поцеловала Светку, потрепала по голове Павлика.

— Мам, давай с нами играть, нам третьего не хватает.

— Не хочу, — отмахнулась Лиля и одной рукой обняла дочку, другой — Павлика. — Пойду под кондиционер. Здесь очень жарко. Вы бы тоже пошли в дом.

Лиля включила телевизор. Шел какой-то сериал, незатейливый сюжет которого можно было предугадать заранее. Но это не мешало мысленно разложить все по полочкам.

"Итак, номер раз: Олег почему-то уверен в их местонахождении. В Сочи они поехали, как же. Что, скажите на милость, заставило его так думать? Она не решилась встретиться с Зиной и даже не позвонила ей. Сегодня Юлька свяжется с Кондратьевой, возместит ей залог за аренду квартиры. Может, ее и там ждали? Кто и зачем? Во-вторых, Дунаев настоятельно требовал сообщить, где они остановятся в Сочи? Почему его это так интересует? Вот в чем вопрос"

Ответов она не знала. По привычке подумала: "А чтобы сделал Иштван на ее месте?" Но одернула себя: "Муж сам влип в дрянную историю и расплатился за ошибку жизнью. Иштван — миротворец и дипломат — за несколько дней нажил лютых врагов. Как же это ты умудрился, любимый? Хорошо бы попросить Говоровых смотаться на кладбище, просто постоять у могилки". — И с ужасом осознала, что путь туда заказан. Если на нее тоже объявлена охота, то там ждут наверняка. Эх, покопаться бы в интернете. Может удастся найти нужную информацию?

К дому подъехала машина. Лиля подошла к окну. На обед приехал Стас.

"Попрошу его купить ноутбук, а то Пашкин компьютер занимать неудобно. И это меня отвлечет", — мысленно усмехнувшись, решила она.

В компьютерный магазин Стас заехал сразу после обеда. Расплачиваться пришлось по карточке. Лиля настояла на таком условии.

— Пойми, вещь не дешевая, я не могу позволить, чтобы вы с Юлькой тратили на меня деньги. А наличных у меня не хватит.

— А если вычислят тебя по этой покупке?

— Нет, — уверенно отмахнулась Лиля. — Банк шведский, и к информации о счетах там не допустят ни папу римского, ни шведского короля.

Стас протянул карточку сильно накрашенной кассирше.

— Нет соединения с терминалом, — деловито оповестила она, — попробую еще раз. Пришлось ждать, пока зачислятся деньги.

— Хорошо, — согласился Стас.

"Ничего не поделаешь, терминал — капризная штука", — подумал Говоров, силясь представить, как это может быть? Деньги лежат себе на счету в Швеции, а на другом конце Европы можно потратить их на любую покупку.

Он оглянулся. Позади уже собралась очередь человек пять. А в самом конце обреченно стояла Лена Могилевская, секретарь Бессараба. За перерыв она точно не успеет вернуться в офис, а потом подвернется под горячую руку Ивану.

— Идите сюда, Лена, — позвал Говоров.

— Кто же остался в лавке? — насмешливо поинтересовался Стас, когда она подлетела к кассе. Лена не нравилась ему. При очень маленьком росте она умудрялась сутулиться, не умела одеваться, стеснялась носить очки и поэтому постоянно щурилась. Но самым ужасным Стасу казался ее тембр голоса. Визгливый, пригодный лишь для пытки ультразвуком.

— Иван Григорьевич уехал обедать. За ним Марина Сергеевна заехала. А у меня как раз закончился картридж, и я оставила вместо себя ГелюСамойлову.

— Прошла оплата, — возвестила кассирша.

— Еще пробейте чек за картридж, пожалуйста, — попросил Стас.

— По карточке? — возмутилась кассирша. Ведь с таким трудом дозвонились до этого проклятого терминала.

— Нет, за наличные, — отрезал Говоров.

— Распишитесь, пожалуйста. — Кассирша протянула ему чек.

Стас изобразил Лилькину роспись. Дома пришлось потренироваться.

— Я вас подвезу, — предложил он Леночке, когда оба с покупками вышли из магазина. — А то, не дай бог, Иван Григорьевич вернется раньше, устроит вам нагоняй.

— За что? — жалостливо пропищала Леночка. И даже растерялась.

— Ему не нравится, когда вас подменяет Самойлова.

— Да, он ее терпеть не может, — согласилась Могилевская. — Только я никак не пойму почему? Геля — прекрасный человек, очень исполнительная.

— Вы еще скажите, что хороший товарищ, — подначил Стас.

В конце рабочего дня сильно разболелась голова. И Иван попросил принести ему крепкого чая. Только что заваренного и сладкого. Он сидел, откинувшись в кресле, и отпивал маленькими глотками темную жидкость из большой кружки, размышляя о том, кто же все-таки ворует. Огульно обвинять Ивану никого не хотелось. Нужны точные факты. Когда же этот чертов Стас наймет аудитора? Он позвонил главному бухгалтеру и дал указание готовить документы для проверки. И, отхлебывая обжигающий горло чай, представлял, как толстая Дора Соломоновна бежит из своего кабинета в бухгалтерию, как кричит на подчиненных. Голова понемногу начала проходить и настроение улучшилось.

"Я, наверное, энергетический вампир", — самокритично решил Иван.

Но тут позвонил Юра Грибов, хозяин автостоянки и небольшой автомастерской. Вернее, он звонил Стасу, но того на месте не оказалось. По старой дружбе попросил переключить на Ивана. И своим звонком все испортил.

— Иван, тут история неприятная приключилась. Машину Стаса на стоянке стукнули.

— Сильно? — из любопытства и братской солидарности поинтересовался Иван.

— Сильно. "Волга" ржавая правый бок стесала.

— Ни фига себе.

— Ну да. Мои сторожа данные все записали, только у мужика, что стукнул, совсем денег нет. Я что думаю. Он этот у меня на стоянке покалымит, а Стасу мои умельцы все отрихтуют.

— Подожди, Юр. Ты там пьяный что ли? Если мужик ездит без бабок и вкатывается кому-то в зад, то это только его проблемы. Или твои работнички тоже причастны?

— Да, — признался Грибов с явной неохотой. — Кричали, блин, правее-левее. Чтоб их.

— И сколько ж этому бедолаге придется у тебя калымить? А, Юр? Крепостное право уже отменили, ты в курсе? Еще в позапрошлом веке.

— Ты о чем, Иван, я не пойму, — жалобно заскулил Грибов. Ему не нравилось, когда Бессараб говорил вот так насмешливо.

— Это я не пойму. Какой-то козел разбил Стасову "вольво", ты ее, значит, отрихтуешь, а он на тебя поработает. Прекрасно. А чем ты рихтовать собираешься, Юра? Молотком? У тебя оборудования нет такого, чтобы "вольво" рихтовать, — начал кипятиться Иван.

— Нет, это новую машину ударили, "девяносто девятую", что сегодня пригнали.

— Какую "девяносто девятую"? Ничего не понял. Давай с самого начала, — потребовал Иван.

Юра Грибов испугался. Стал путаться в словах, многословно объяснять:

— Белую. Стас сегодня взял, инжекторную, с московскими номерами.

— Ты хочешь сказать, что Стас сегодня купил машину?

— Ну да.

— А почему думаешь, что купил?

— Я спросил, чья, мол, тачка? А он говорит — моя. Сегодня, мол, купил.

— Ладно, Юр. Сделай, как ты хочешь, я думаю, Стас не обидится. Все, пока. — И бросил трубку. Крикнул:

— Лена, зайдите.

Леночка вбежала в кабинет и замерла у порога.

— Говорова ко мне.

— Станислава Николаевича нет на месте.

— А где он? — рявкнул Бессараб.

— Я не знаю, Иван Григорьевич, — обреченно пробормотала секретарь и подумала, что сейчас начнется. Иван терпеть не мог, когда его подчиненные сообщали, что они чего-то не знают.

— Вы у нас кем работаете? Дворником или секретарем?

Леночка проблеяла что-то не членораздельное.

— Тогда почему не интересуетесь, куда уходит персонал в рабочее время? — выплеснул свое раздражение Иван.

Леночке хотелось уточнить, что Станислав Николаевич Говоров не рядовой сотрудник, а второй человек холдинга, но она даже заикаться об этом не посмела.

— А где письма для администрации? Готовы?

— Я уже почти закончила. Распечатать осталось.

— Слова "уже" и "почти" означают, что не готовы. Там всего пять писем, по странице каждое. Если вы не справляетесь в рабочее время, сидите в перерыв.

— Иван Григорьевич, в перерыв я ходила за картриджем, — начала оправдываться Леночка.

— Не придумывайте, — оборвал ее Бессараб. — В перерыв вы ходили по своим делам, а потом пошли за картриджем. И вместо вас опять сидела эта дура, Самойлова.

— Нет, — Леночку охватило отчаянье. — Я действительно ходила в перерыв. Спросите у Станислава Николаевича.

— Угу, он тоже покупал картридж? — с издевкой поинтересовался начальник.

— Нет, ноутбук, и в кассе долго не проходила оплата, поэтому собралась очередь. Он заметил меня…

— Ага, старик Державин нас заметил, — перебил ее Бессараб. И вдруг лицо его приобрело выражение как у охотника, загоняющего дичь. — Он картой расплачивался?

— Да, — тихо сказала она, осознавая, что невольно подставила Говорова. На заводе зарплату по старинке выдавали из кассы. Ну, ничего. Она успеет завтра предупредить Станислава Николаевича.

— Ладно, идите. Письма мне будут нужны завтра к девяти утра, — смилостивился Иван и набрал мобильный Говорова. Но бодрый механический голос сообщил, что абонент находится вне зоны действия сети.

"Что происходит? Неужели ворует Стас? Поэтому и аудитора не ищет, невыгодно"

Он набрал другой номер и женский голос проворковал:

— Да, Ив, слушаю тебя.

— Марин, я уже освободился, сейчас приеду, — велел он любовнице.

— Какая программа на вечер? — радостно захихикала она.

— На твое усмотрение, но дома. Ехать никуда не хочу.

После ужина и любовных утех Иван включил в спальне телевизор. И тупо уставился в экран. Там Сталлоне бегал по лестнице с чемоданчиком, утешал жену, дочь и еще какую-то молоденькую девицу. Под его беготню Иван рассуждал о Стасе.

"Глупо так попался. И чего ему не хватало? И ведь вместе начинали. Зачем ему меня обманывать? Было много непонятного в этой истории. Если бы он, Иван, украл бы деньги, то врядли бы сунул их в банк, и не стал бы тайно купленную машину отвозить на стоянку к Юре Грибову а, покупая ноутбук, звать идиотку Могилевскую".

Во время рекламы Иван приподнялся на локте и потянулся за пультом. Переключил на другой канал. Там заканчивалась передача памяти Иштвана Цагерта.

"Вроде и сорок дней уже давно прошли, а эти журналюги никак не угомонятся", — раздраженно подумал Бессараб и уже хотел переключить.

— Ой, оставь, пожалуйста. Сейчас интервью с Лилькой будет в прямом эфире, я видела анонс, — попросила Марина и улеглась рядом.

Иван терпеть не мог смотреть телевизор, лежа в обнимку. Он нехотя поднялся и пошел на кухню.

— Как ты можешь это смотреть? — буркнул он недовольно.

— Ну, Ив. Мне же интересно, я же знала их обоих, — протянула Марина.

— Это тебя не извиняет, — пробормотал Иван и вышел на кухню.

Когда он вернулся обратно, жуя пирожок с мясом, по ящику шло интервью с Лилей. Она была в черном облегающем платье. Из-за волос, гладко зачесанных назад, лицо казалось слишком бледным.

Глупая журналистка задавала бестактные вопросы, а Лиля очень корректно на них отвечала, чем привела Ивана в восторг.

"Она всегда была умницей", — подумал Иван. Настроение почему-то резко испортилось. Он переворошил огромное количество документов, перечитал все воспоминания современников, и понял, наконец, что когда-то давно совершил глупость, самую большую в своей жизни. И теперь, наконец, осознал, что означал взгляд Иштвана Цагерта. Только зачем ему теперь это? Где сейчас Лиля и Света? В Москве или в Швеции? И вероятность почти нулевая, что когда-нибудь доведется свидеться снова. Он для них чужой человек, не их круга. Пройдет время, и Лиля выскочит замуж за какого-нибудь видного деятеля. Зачем ей нужны простые смертные вроде Вани Бессараба?

Иван отогнал от себя дурные мысли. Уже ничего не исправить и назад не вернуть, так зачем же надрывать себе душу? Он снова мысленно вернулся к Стасу.

"Ишь, как быстро помчался к Юльке в салон. Что же такого срочного могло случиться в парикмахерской? Салон. Почему я сразу не потребовал документы, а поверил на слово? Какие-то Юлькины друзья одолжили денег. Кредитная линия. Ну-ну. Откуда вообще у жены Стаса знакомые при бабках? А я поверил. Вот дурак"

— Одевайся, поехали. Отвезу тебя домой, — еле сдерживаясь, завелся Иван, и словно раненый зверь заходил кругами по комнате. Все, хватит думать о всякой ерунде. Пора принимать меры.

— Ну, ты же собирался сегодня провести вечер дома, — робко посетовала Марина. — Я и своих предупредила, чтоб не ждали.

— Нужно срочно кое-что обсудить со Стасом.

— Я поеду с тобой, можно? Или подожду здесь?

— Поезжай, если хочешь присутствовать при мордобое, — огрызнулся Иван. И Марина поняла, что этот разговор не предвещает Стасу ничего хорошего. Может, и следовало позвонить Говорову и предупредить, но ушлая Марина предпочла этого не делать. Друзья помирятся, Иван узнает, что она влезла, и не простит.

ГЛАВА 8

— Дело оказалось более сложным, чем мы предполагали, — откашлялся майор Лобанов, — мы проверили все личные связи покойного. Там нет особого криминала. Вернее, криминал есть, но не по нашей части. Пусть ОБЭП разбирается. Они уже вернули дело на доследование.

— Давай подробней, Слава, — то ли приказал, то ли попросил Алексей Петрович Шульгин, товарищ полковник.

— Финансовые махинации, снова обманутые вкладчики. Суть вот в чем. В Швеции зарегистрирована фирма "ТрастТрейд". Здесь в России тоже открыто ООО "ТрастТрейд", то есть полная тезка шведской фирмы. Здешняя компания начинает принимать вклады от населения под долговые обязательства "шведки", уставной капитал которой составляет, согласно рекламному проспекту, ни многони мало миллион долларов. Каждому вкладчику выдается вексель шведского "ТрастТрейда". Деньги отправляются на какие-то неведомые счета. Когда вкладчики одумались и попытались вернуть свои деньги обратно, то выяснилось, что шведская "ТрастТрейд" имеет уставной капитал всего тысячу долларов. При этом должностные лица российского "ТрастТрейда" живы и здоровы, и во время следствия, длившегося в общей сложности года два, сумели доказать свою непричастность к этой темной истории. Они, дескать, выступали посредниками, все документы отправляли на оформление в Швецию, где и выписывали веселя. Исами понесли убытки от недобросовестных партнеров. Те вроде их на вознаграждение кинули. Отмазались, одним словом.

— Почему дело вернули на доследование? — перебил Юра Костюк, майор, недавно переведенный в группу Славы Лобанова.

Слава решил, что это удачный повод выставить Костюка дураком. Маленький и щуплый Костюк его раздражал. Какой-то он был скользкий, и Лобанов интуитивно чувствовал, что этот человек подставит его при первом же удобном случае.

— Так в портфеле убитого найдены чистые векселя шведского "ТрастТрейда" и печать, — удивился он вопросу. И пояснил: — Полиция заморозила банковские счета и таскает на допросы всех участников тех далеких событий. А они, словно сговорившись, валят все на нашего покойника.

— Что по версиям? Есть подозреваемые в убийстве Цагерта? Экономические преступления меня интересуют только как версии по нашему делу. А всей финансовой чепухой пусть ОБЭП занимается, — резко сказал Шульгин.

— Подозреваемых нет. Личность убийцы сейчас выясняется. Видеокамеры внешнего наблюдения показали, что он ждал Цагерта около входа. Потом поднялся вместе с ним. Какой-то его знакомый. Но, судя по съемке, Цагерт встрече не обрадовался, даже руки не подал. Охрана видела этого типа впервые. Невысокого роста. Телосложение определить не удается из-за огромной, явно не по размеру оранжевой куртки с какими-то салатными полосами. На голове — белая бейсболка с большим козырьком. Это все, что удалось увидеть в камеры наблюдения и смогли описать свидетели. Ясное дело, что оделся так специально. Опытный товарищ. Мы кое-как составили фоторобот. Показали вдове, но она его не опознала.

— С меня начальство уже голову снимает. А у вас даже подозреваемого нет.

— Да этот Цагерт был еще тот гусь, — азартно продолжал Слава. — Знаете, он в Стокгольме в середине девяностых установил фальшивый банкомат.

— Зачем? — в один голос спросили Шульгин с Костюком.

— Затем, что люди засовывают в банкомат свои кредитки и получают деньги. Какие-то мелкие суммы. Долларов до ста. А специальное устройство в банкомате считывало данные карты. А потом по этим данным нашими умельцами делались фальшивки, с помощью которых со счетов шведских налогоплательщиков перечислялись деньги в оффшорные зоны, где они бесследно исчезали.

— Только не говори, что нашим покойничком интересуется еще и Интерпол, — ужаснулся полковник.

— Ага, — радостно подтвердил Лобанов. — Но самое интересное не в этом. Мы установили за вдовой слежку, и оказалось, что не мы одни. За ней следит еще кто-то. Стали прослушивать домашний телефон, выяснилось, что ей угрожают физической расправой. Причем звонки эти делятся на два вида. Первые — просто угрозы, вторые — с требованием что-то вернуть. В общем, есть версия, что Цагерт шантажировал кого-то, за это его и грохнули.

— И как в эти версии вписывается знакомый, что ждал покойника на крыльце? — устало заметил полковник.

— Может, обманутый вкладчик? — подал голос Костюк.

— Сомневаюсь, — поморщился Шульгин. — Цагерт не стал бы с ним разговаривать, тем более его вести к себе в кабинет. Он знал этого человека слишком хорошо и не ожидал подвоха.

— Есть еще такая версия, товарищ полковник: вдова могла заказать мужа и не полностью расплатиться с киллером, — тут же изобразил инициативу Костюк

— Сейчас придумал? — насупился начальник. — Тоже маловероятно, чтобы киллер и жертва были знакомы.

— Самое странное, что по поводу угроз Лилия Михайловна за помощью в правоохранительные органы не обращается. Знает, наверное, откуда ветер дует… — сказал Лобанов.

— Ладно, возьмем эту версию за основу, коли других нет. Идите работайте. И вызовите вдову, пусть расскажет, про угрозы и про то, кого ее муженек шантажировал. Она-то знает, кому и что должна вернуть.

— А она дня три назад из города уехала, — пробурчал Лобанов.

— А подписка о невыезде? — встрепенулся полковник.

— С нее не взяли, — скривился Лобанов.

— Почему? — нахмурился полковник. — Она же близкая родственница потерпевшему.

— Знаю, но в деле нет, — пробурчал Лобанов. — В суматохе забыли или не успели. Вернется, опросим. Она же не навсегда сбежала. И всего лишь свидетель по этому делу

— Кто ее знает, — фыркнул Костюк. — Всегда кто-то из близких причастен к убийству.

— Юр, во время убийства она находилась дома. Это подтвердила целая куча свидетелей. Домработница, соседи, родственники, — принялся объяснять Лобанов. — Да у нее и мотивов нет.

— Как знать? — снова встрял Костюк.

— Если это заказ, то придется нащупать все ниточки, связывающие заказчицу и исполнителя. И выдернуть их на поверхность. Вы уверены, что она уехала? — переспросил Шульгин.

— Да, соседи видели, как она отъезжала поздно вечером. Несколько человек описали в точности машину. Белая "девяносто девятая". Номер, правда, только одна соседка увидела. А вот буквы не рассмотрела.

— Дайте ориентировку. Куда мадам наша могла податься? — велел полковник.

Зазвонил телефон, и Шульгин потянулся за трубкой, а потом долго внимательно слушал. Видать, руководство звонит или кто повыше.

— Отставить ориентировки, — велел он. — Нашлась ваша дамочка. Она сейчас принимает солнечные ванны и плещется в волнах Черного моря где-то в районе Сочи. Генералу сегодня позвонил Дунаев. Просил отнестись с пониманием. Лето, каникулы, большое горе… Нам нужно строить версию, что это заказное убийство. В конце концов, потерпевший мог и не знать убийцу. Тот просто сослался на общих знакомых, приславших его.

— Вы думаете, что убийца выдал себя за курьера или таковым и являлся? — подвел итог Лобанов.

Лиля укладывала Мишку спать, когда внизу хлопнула калитка. Раздались крики. И на лестнице стали слышны голоса. Стас с кем-то переругивался. Особенно не прислушиваясь, из обрывков фраз Лиля поняла, что приехал начальник Стаса. Что-то случилось на заводе?

В комнату вбежали перепуганные дети.

— Мама, там какой-то урод заявился, — зашептала Света, чтобы не разбудить брата. — Он вопит, что дядя Стасик — вор, что он купил на ворованные деньги машину и ноутбук.

— И что мамин салон тоже украл, — добавил Павлик, шмыгая носом.

— А ведь это же наши и машина, и ноутбук, — заметила дочка.

— Какая машина? — сразу не поняла Лиля.

— Мам, ну та, на которой мы приехали, — нетерпеливо пояснила дочь.

— А Юля где? — обратилась Лиля к Павлику.

— Пошла к бабушке. Это надолго, — хмыкнул Павлик.

Послышался шум, будто что-то тяжелое врезалось в стену. Дерутся там, что ли?

— Ладно, сидите с Мишкой. Он только засыпать начал. А я пойду, пока они там не поубивали друг друга. Где они? В кабинете?

— Да-да, — закивал головой Павлик, как маленький китайский болванчик.

За неплотно закрытой дверью орали матом. Чужой человек грязно ругался и при этом обвинял Стаса во всех грехах.

Затем в крике зашелся Стас:

— Если ты думаешь, что я — вор, то я уйду. Собрал вокруг себя барабанщиков, которые дуют тебе в уши какую-то дрянь вместо информации. Что ж твоя сеть стукачей не расскажет тебе, кто же действительно ворует на фирме?

— Вот ты и расскажи, — проревел кто-то, как раненый зверь.

— А ты и так все уже решил, правда? На меня все повесил. Я ворую. Больше некому. Обокрал тебя, бедного, — снова завопил Стас.

— Нет, ты скажи, как это ты покупаешь ноутбук по кредитной карточке, пригоняешь из Москвы машину и даже словом не обмолвишься? Что я должен думать? А салон твоей жены, где все блестит и сверкает? С каких шишей? Только не ври мне про мифических друзей.

— А мне плевать, что ты думаешь… И вообще иди на х…

— Чего сказал? Куда послал меня? Да я тебя в бараний рог согну.

Снова послышался шум.

"Кажется, эти двое сцепились не на шутку" — пронеслось в голове, но размышлять уже времени не оставалось. Еще минута, и разъяренные мужики разнесут не только кабинет, но и весь дом.

— Машина и ноутбук мои, — тихо, но твердо сказала Лиля, заходя в кабинет. — Стас купил ноут по моей просьбе и по моей карточке. А деньги на салон Юле дали в долг мы с мужем.

— Лиля. Зачем ты пришла? — Стас оттолкнул от себя здоровенного мужика и чуть не поперхнулся от удивления. Человек отошел в сторону и, стоя спиной, пытался что-то вытереть на лице. Лиля заметила белоснежный платок, мелькнувший в руке обидчика.

— Не хочу, чтобы у тебя были неприятности из-за меня, — отрезала она твердо.

— Их и нет, дурочка. Просто сейчас этот тип уберется из моего дома, и больше я его никогда не увижу, — Стас взял ее за плечи и попытался выпроводить из кабинета.

— Подожди, — цыкнула на него Лиля. И обратилась к человеку, стоявшему в тени торшера. Неведомый собеседник молчал. Лиля не могла разглядеть его лица, но решила не сдаваться.

— Послушайте. Ваши обвинения беспочвенны. Если вам нужны доказательства, что эти вещи мои, я их вам предоставлю. И доверенность на автомобиль, и кредитную карточку, там моя роспись. И позвоню в офис, секретарь вышлет договор займа. Вы не смеете обвинять ни в чем не повинного человека. Если вы действительно хотите найти того, кто ворует ваши деньги, везите все документы, я помогу найти вашего нечистого на руку сотрудника.

— Хочу, — Он моментально очутился рядом. И Лиля растерялась от неожиданности. Она узнала его, хотя меньше всего хотела б встретиться с ним. Именно сейчас, когда погиб Иштван. Ей казалось, что она забыла этого человека, даже как выглядит и вообще существует. За прошедшие пятнадцать лет он сильно изменился. Худенький стройный мальчик набрал в весе и превратился в здорового и крепкого мужика. Шевелюру темно-русых волос сменил на короткую стрижку. Он был гладко выбрит. Овальное лицо, холеное и самодовольное, говорило о стабильном достатке хозяина. На носу красовались очки в золотой оправе, придавая хозяину интеллигентный вид. Глубоко посаженные глаза смотрели холодно и высокомерно.

— Знакомьтесь, — собрался с духом Стас. — Это Иван Григорьевич Бесса…

— Мы знакомы, — перебил его Иван странным голосом, будто комок застрял в горле. — Здравствуй, Лиля.

— Привет, — выдавила она, всем своим видом показывая, что не рада встрече.

— Ты действительно можешь помочь? — Иван первым пришел в себя и поправил очки на переносице.

— Она лицензированный аудитор. Лицензия ЦАЛАК, между прочим, — вставил Стас, втайне радуясь, что дело повернулось таким образом.

— Могу, везите документы, — подтвердила она.

— Спасибо большое, — медленно проговорил Иван, украдкой разглядывая бывшую невесту. Все такую же красивую и желанную.

— Я это сделаю ради Стаса, тебе не за что меня благодарить, — отрезала Лиля. — И лишние деньги мне не помешают. Я дорого беру, Иван Григорьевич, — предупредила она, собираясь духом.

— Сколько скажешь, — не торгуясь, согласился Иван. Стас не знал, что и думать. За все восемь лет совместной работы Иван ни разу не заплатил требуемую сумму. Вечно торговался, вводил штрафные санкции. Просто запрещал оплачивать счета. А тут щедрость такая. С чего бы?

— Нам нужно поговорить, — заявил Бессараб.

— У нас одна тема для разговоров, Иван Григорьевич. И это воровство на заводе. А реальное оно или мнимое, могу сказать, когда увижу все документы. А больше нам обсуждать нечего, — отрезала Лиля и направилась к двери. Он перехватил ее руку. Она вырвалась, не скрывая отвращения. И даже инстинктивно вытерла руку об майку, словно Иван испачкал ее своим прикосновением. Стас молча глядел во все глаза.

— Подожди, пожалуйста. Нам нужно поговорить, я все теперь знаю, — быстро вставил Иван.

— Знаешь? — растерялась она, но быстро взяла себя в руки и фыркнула: — Подумаешь. Теперь это ничего не значит. У каждого из нас своя жизнь. И не смей вторгаться в мою.

Она развернулась и, смерив Ивана уничижительным взглядом, вышла.

"Никто уже давно не разговаривал так с Бессарабом, — подумал Стас. — А Лилька — молодец. Врезала вражине по первое число"

— Что здесь делает эта красавица? — раздраженно осведомился Иван, усаживаясь в кресле.

— Гостит, — пожал плечами Стас. Это и так понятно, зачем спрашивать, — И еще. Я очень тебя прошу, никому не говори, что видел ее здесь. Даже Марине.

— Вдовствующая королева прибыла инкогнито? — едко усмехнулся Иван.

— У нее большие неприятности после смерти мужа. Мы ее прячем. Если ты кому-нибудь случайно проговоришься, ее просто грохнут, — тихо и очень серьезно предупредил Стас.

— Что значит грохнут? Какие неприятности? Ты что-нибудь об этом знаешь? — засыпал вопросами Иван. — И почему она здесь? У нее же полно денег и влиятельных друзей.

— К сожалению, у нее нет ни того, ни другого.

— Тогда давай выкладывай все, что ты об этом знаешь, — приказал Бессараб.

— С чего бы?

— Да без меня вам не справиться, — рявкнул Иван, теряя последнее терпение.

— Не могу. Лиля настроена против тебя. И я сам толком ничего не понимаю. Кто-то ее преследует, угрожает убить, — поморщился Стас.

— От тебя толку мало. Потом сама расскажет, — пробухтел Бессараб. — Сейчас охрану вызову. Пусть охраняют дом, пока Лилька здесь.

Иван набрал Терентьева и попросил прислать пару толковых ребят. Мнением хозяина дома по этому поводу он даже не удосужился поинтересоваться. Потом долго тер лицо, обдумывая что-то и, наконец, устало процедил:

— Никак не пойму, откуда вы знаете друг друга?

— Они когда-то сильно помогли Юльке, — начал Стас.

— Кто они? — бросил Бессараб, хотя и без того было понятно.

— Иштван и Лиля. Там, в Швеции.

Там, в Швеции, все оказалось совсем иначе, чем говорили Юльке в фирме по трудоустройству за рубеж. Во-первых, у нее сразу же по приезде в Гетеборг отобрали паспорт и визу.

— Такие законы. А мы — законопослушные граждане, — на ломанном русском объяснил ей Йорген, мордатый рыжий парень, ставший на ближайшие два года ее работодателем.

— Ты массажистка? — оживился он, сверившись с каким-то клочком бумаги.

— Нет, я — косметолог, — попыталась возразить Юлька.

— Это все равно, работать будешь с 20:00 до 4-х утра. Понятно? Теперь иди в свой комнат, отдыхать. Сегодня твой смена.

В комнате оказалось две соседки. Они-то и просветили Юлю Говорову, куда она попала.

— Девочка. Это бордель, и не самый лучший, — прокаркала прокуренная деваха, похожая на бандершу.

— Готовься, зайка, — засмеялась другая и затянулась сигаретой.

— Где здесь туалет? — живо поинтересовалась Юлька.

— В конце коридора, — махнула рукой бандерша. И, подумав, добавила:

— Там еще стекло вынимается, можешь сделать ноги, девочка. Ты ведь не нашей профессии?

— Спасибо, — чуть слышно пробормотала Юлька.

— Только баул с собой не тащи, быстро хватятся и поймают.

— А как же? — воззрилась на нее Говорова.

— Доберешься до нашего консульства, про нас не забудь, — хмыкнула другая.

Юлька пулей прошмыгнула в туалет, там осторожно вынула стекло и быстро выпрыгнула на улицу. По вымытому с шампунем асфальту торопились какие-то люди, по идеальной дороге ехали машины, дети играли в ухоженном сквере, и совершенно никому не было дела до Юлии Говоровой, гражданки Российской Федерации. К остановке подошел автобус, и чинные шведы строго по очереди проходили на посадку. Она успела в самый последний момент и протянула водителю монетки. Потом, заняв место около окна, стала смотреть по сторонам.

Их Юлька заметила только после третьей остановки. "СААБ" Йоргена тихо катил за автобусом.

— Не вздумай обратиться за помощью к водителю. Он в доле, — сказал кто-то рядом по-русски. Юлька резко отвернулась от окна, рядом с ней сидел очень красивый парень и улыбался. Черные волосы, зачесанные назад, черные глаза, нос с горбинкой.

"Я красивых таких не видел", — говорил Есенин. Правда, про свою Шагане.

— А вы не подскажете, где российское консульство? — спросила Юлька.

— Ты откуда?

— Из России.

— Ясно, что не из Гвинеи Биссау, — развеселился парень. — Откуда именно?

— Из Города. А что?

— А как найти угол Петрашевского и Калинина?

— Никак. Это одна улица. Одна половина называется Петрашевского, другая — Калинина. Тебя так ностальгия замучила, что в автобусах дурацкие вопросы задаешь? — с издевкой спросила Юлька. — Лучше объясни, как к консульству добраться?

— В твоем случае — никак, — резко ответил парень. — Они тебя пасут, далеко уйти не удастся. Выйдешь со мной, землячка. А там что-нибудь придумаем. Да, и веди себя так, будто мы давно знакомы, поняла?

— Поняла. Только…

— Что, только? — усмехнулся незнакомец.

— Я… я не…

— Я понял, ты не такая, ты ждешь трамвая? — парень насмешливо посмотрел на нее и улыбнулся. И Юлька засмущалась от этого взгляда и от его улыбки.

— Меня зовут Иштван. А тебя?

— Юля, — промямлила она.

— Сейчас выходим, моя остановка. Ничего не бойся, — скомандовал Иштван.

На улице около них сразу же затормозил "СААБ", и Йорген чересчур быстро вытащил свое тучное тело из машины. Следом вышли еще двое. Один из них подбежал и схватил Юльку за руку.

— Это мой девка, — завопил Йорген, надвигаясь на Юлькиного спасителя.

Иштван что-то ответил ему на шведском. Диалог длился пару минут, не дольше. И Юлька увидела сначала удивление на лице Йоргена, сменившееся испугом. Последовали заверения на русском в вечной дружбе." Жаль, что у Йоргена не было шляпы, он бы снял ее на прощание, " — подумала Юлька.

— Пойдем, все в порядке, — мотнул головой Иштван.

— Ты кто? — оторопела Юлька, но как завороженная пошла следом.

— Я? Джеймс Бонд. Не похож? — оглянулся на нее Иштван и снова засмеялся.

И тут Юлька испугалась. Она идет по улице с совершенно незнакомым человеком. Куда он ее ведет? А вдруг это маньяк? Извращенец? Теперь уж точно никогда и никто ее не найдет. Кто вообще он такой? И как избавился от Йоргена?

Но Иштван уже подошел к подъезду очень респектабельного дома и открыл дверь ключом.

— Заходи, не бойся, тут не кусаются и не насилуют, — пошутил он, словно прочитав ее мысли.

Ничего другого не оставалось, как зайти следом. Юля поднялась за своим спасителем по лестнице, застеленной ковровой дорожкой. На площадках стояли цветы. И нигде не виднелись надписи: "Вася плюс Лена", "Гена=дурак", и никому из жителей не пришло в голову прижигать на потолке спички. Иштван распахнулдверь в квартиру и пропустил Юльку в просторный и светлый холл.

"Все, сейчас начнет приставать" — подумала Юлька и уже прикинула, что придется давать отпор.

Но красавец-мужчина сразу крикнул вглубь квартиры:

— Лиль, ты дома? У нас гости.

Послышался топот маленьких ножек, и в холл вышла бледная девочка лет четырех с каштановыми кудряшками. Грустные глаза зажглись радостью. Мужчина подскочил к ней и очень аккуратно, словно хрустальную вазу, взял на руки.

— Привет, родная, — пробормотал Иштван, целуя слишком белую кожу около виска.

— Папочка приехал, — прошептала малышка и, обняв отца, положила голову ему на плечо.

"Слава богу, у него есть семья, и он не извращенец" — подумала Юлька.

Следом на зов мужа вышла женщина и остановилась как вкопанная, удивленно рассматривая незваную гостью. Она не показалась Юльке особенной красавицей. Русые волосы собраны в простой узел на затылке. Белая матовая кожа. Зеленые печальные глаза. Ничего примечательного.

— Лиль. Я сегодня герой, девушку спас. Она из Города, между прочим, — похвастался Иштван, прижимая к себе малышку.

— Правда? — удивилась Лиля и слегка улыбнулась.

— Да, — ответила Юля. — Ваш муж мне очень помог сегодня. Но я… Мне нужно в консульство. — Нужно уходить из этого дома, пусть и гостеприимного. Сразу видно, у людей больной ребенок, много хлопот.

Но Лиля остановила ее, предложив:

— Сначала надо поесть. И поверьте, у нас не часто бывают гости, а из Города тем более.

Во время обеда выяснилось, что Юльке очень повезло. Иштван редко пользуется автобусом, предпочитает машину или ходит пешком. И в том районе оказался совершенно случайно.

Словоохотливая Лиля поведала новой знакомой, что Иштван учится в аспирантуре в местном университете, что у их дочки какая-то стадия лейкоза, и ей в ближайшее время предстоит пересадка костного мозга.

— Ты можешь у нас остаться, пока не выяснится вопрос с этой рекрутинговой фирмой, — предложил Иштван. — Надеюсь, они вернут деньги или предложат более подходящую работу.

— Но мне очень неудобно стеснять вас.

— Где твои виза и паспорт? — напомнил Иштван.

— Остались у Йоргена, — промямлила Юлька.

— То-то же. Пока все не утрясется, сиди здесь и носа не высовывай на улицу.

— Ты позвонишь Вите? — осторожно спросила жена. — Может, он наведается в эту компанию по трудоустройству?

— Нашла властелина мира, — отшутился Иштван.

— Тогда позвоню я, — твердо сказала Лиля. — Это ж надо так людей кидать. Прямо работорговля какая-то.

— Скажите, пожалуйста, моя жена собирается звонить моему другу, — деланно возмутился Иштван. — Сам потом позвоню.

— Да пока он разберется, пройдет неделя. Не может же человек просидеть семь дней взаперти? — возмутилась Лиля и, смеясь, добавила. — Я Витьку еще с детского сада знаю, а ты со второго класса.

— Ладно, убедила, — Иштван прошел в другую комнату и стал кому-то названивать.

Через пару дней к ним на квартиру приехал толстый щекастый мужик в хорошо сшитом костюме и с кожаным портфелем. На носу у него громоздились очки в толстой оправе.

Он переговорил с Иштваном в кабинете, поцеловал руку растерявшейся Лиле и церемонно отбыл.

Оказалось, глава шведской компании лично доставил паспорт и визу. И, самое удивительное, Юльку зачислили на курсы косметологов, причем совершенно бесплатно.

— Деньги, которые ты заплатила за устройство на работу, фирма вернет. Но лучше, если кто-нибудь из родственников съездит за ними, — предупредил Иштван.

— Кто ты все-таки такой? — ошарашено поинтересовалась у него Юлька.

— Я? — переспросил он. — Король Венгрии Святой Иштван. И моя корона является главной реликвией страны. Не веришь, посмотри в энциклопедии.

— Живи у нас, — предложила Лиля, с которой за эту неделю они успели подружиться. — Все равно муж часто уезжает, нам со Светой скучно, и ты сэкономишь на квартплате.

Иштван действительно часто ездил, то в Германию, то в Австрию. Пару раз летал даже в Соединенные Штаты. По этому поводу Юлька никаких вопросов не задавала, а Лиля не откровенничала. Конечно, она была в курсе всех его дел. Вечерам, после того как Света засыпала, они тихо разговаривали у себя в комнате. От этого шушуканья и от смеха, доносившихся из-за стены, Юльке становилось очень одиноко.

Потом нашелся донор, и Свете сделали операцию. Она лежала в палате, заставленной игрушками, бледная и несчастная. Рядом с ней неотлучно находилась сиделка. Лиля приходила с раннего утра и оставалась до самого вечера, пока дочка не засыпала. А Юлька взяла на себя стряпню и остальную домашнюю работу. Она успевала с утра сходить на свои курсы, а потом неслась домой, чтобы успеть приготовить обед. Часа в два из университета приходил Иштван, быстро и не глядя сметал все с тарелки, умудряясь при этом читать какие-то брошюры, а потом несся в больницу к жене и дочке.

Пару раз вместе с Лилей и Иштваном Юлька ходила навещать Свету в Центр Гематологии.

— Я бы осталась с ней, мне почему-то очень страшно оставлять ее, — призналась Лиля, когда в очередной раз их вежливо, но решительно выпроводили из Светкиной палаты.

— А представляешь, что было бы у нас? — спросила Юлька. — Каждому надо было б дать — и врачам, и медсестрам. Все-таки молодец Иштван, что вывез вас сюда.

— Мне даже страшно подумать, что было бы с нами, если б его не было рядом, — в сердцах вырвалось у Лили. Она замолчала, словно осеклась. Иштван обнял жену, чмокнул в нос.

— Ну-ну, дамы. Все страшное уже позади, наш ребенок поправляется, скоро и не вспомнит о своей болячке. По этому поводу предлагаю зайти куда-нибудь пообедать.

— У меня нет настроения, — потухшим голосом сказала Лиля.

— А дома ты совсем закиснешь, Лилечка. Давайте прошвырнемся по Авеню и зайдем в "Джи Джи 12", там замечательная кухня.

Ни до, ни после этого Юлька не была в таком ресторане. Принесли вино, суп из креветок, а напоследок — омаров.

Иштван заказал что-то особенное. И произнес странный тост:

— Давайте выпьем за счастье, — предложил он, — которого б не было, если б несчастье не помогло. И я очень рад этому обстоятельству. Особенно теперь, когда все страшное позади.

Вино Юльке не понравилось, оно показалось слишком кислым и терпким. А тост — странным. Но расспрашивать она не решилась, в конце концов, в каждой семье есть свои скелеты в шкафу.

ГЛАВА 9

Домой Иван не поехал. Юлька и Стас его не пустили. Сон не шел. Он лежал на диване в огромном зале, рассматривал в полутьме мудреные завитушки, налепленные на потолке, и думал о Лиле и Свете. Капризная судьба свела их на ночь в одном доме, а у него нет права даже подойти к ним. Ох, не по-людски все это. И в кабинете Лилька, словно еж, ощетинилась, как только узнала. Теперь главное — не упустить. Вот так соберет вещички в ночи и даст деру. Ищи ее потом.

Наверху захныкал ребенок.

"Схожу я с ума, что ли? — встревожился Иван и сам себя успокоил: — Показалось. Откуда тут младенцы?"

Потом на лестнице послышались шаги. Кто-то быстро спускался на первый этаж с тяжелой ношей.

"Лилька", — решил Иван.

Он подскочил, застегнул джинсы, нащупал очки, брошенные на журнальный стол и, надевая их на ходу, бросился в коридор. Иван увидел ее на кухне и замер в дверях. В длинной розовой майке с Микки Маусом, босая и взлохмаченная девчонка. От строгой красавицы, отчитавшей его прошлым вечером, ничего не осталось. Сам того не желая, Бессараб уставился на ее ноги. Длинные, словно точеные. Ему даже стало казаться, что за все эти годы он не встречал женщину с более красивыми ногами.

Она стояла около плиты и что-то помешивала в кастрюльке. Другой рукой прижимала к себе ребенка, положившего вихрастую голову на материнское плечо и обнимающего мать за шею пухлыми ладошками. Мальчишка — чуть больше года. С темными волосами, завивающимися кольцами, и большими черными глазами, в которых стояли слезы. Малыш, увидев незнакомого человека, неожиданно показавшегося из темноты, зашелся ревом. Лиля резко повернулась и уничижительным взглядом смерила Ивана.

— Ты его напугал, теперь он точно не уснет, — негодующе прошипела она и, отвернувшись, принялась успокаивать ребенка.

— Я услышал плач, думал, показалось, решил посмотреть, — стал почему-то оправдываться Иван.

— Ты все увидел, теперь уходи, — разозлилась Лиля и снова принялась мешать кашу, одновременно приговаривая что-то на ухо сыну. Малыш хныкал, словно раздумывал, что предпринять дальше. То ли успокоиться и с любопытством рассмотреть незнакомого дядю, то ли снова закатиться плачем.

— Давай я помешаю кашу, а ты его успокой. А то сейчас весь дом перебудит, — пробурчал Бессараб.

Лиля пожала плечами и аккуратно положила ложку на блюдце.

— Как хочешь, — хмыкнула она равнодушно и отошла, нежно поглаживая сына по спине.

Иван взял ложку, как эстафетную палочку, и принялся энергично мешать ложкой. "Увидел бы кто меня за этим занятием", — мысленно усмехнулся он. — Особенно пацаны из роты спецназа. Боевой командир варит манную кашу. Обхохочешься"

Краем глаза он наблюдал за женщиной, которую, как оказалось, никогда не переставал любить. Лиля ходила по кухне и приговаривала на ухо сынишке то ли стишок, то ли скороговорку. Ребенок успокоился. Каша сварилась. Лиля поставила ее остужаться.

Потом она кормила сына, а Иван, молча, сидел рядом и смотрел заворожено.

"Только бы не прогнала" — И от этой мысли не смел даже пошевелиться. Почему-то подумалось, что такой сценой могло начинаться каждое утро в его жизни. Если б он тогда позволил ей все объяснить, а не прогнал от себя, как шелудивую собаку. Но ничего не повернуть вспять. Но стоит попытаться снова завоевать ту, что любила его без памяти. Ведь любила же. Еще как. Пока проклятый Цагерт не заставил ее лжесвидетельствовать.

"Эх, Лилька-Лилька, почему ты пошла на поводу у этого типа?" — в который раз мысленно сокрушался Иван, интуитивно понимая, что время для таких вопросов еще не настало. Сейчас главное — не дать ей снова уйти из его жизни. А все остальное поправимо.

Молчание затянулось.

Малыш ел с аппетитом, заглатывая ложку за ложкой белой вязкой массы.

— Как его зовут? — вдруг поинтересовался Иван, словно набравшись храбрости.

— Миша, — коротко бросила Лиля, не глядя на него, тем самым давая понять, что не расположена к светской беседе.

— Поздновато вы с Иштваном решились, — ляпнул он, не подумав.

— До этого не могли, Света сильно болела, — просто оповестила Лиля. Как-будто ни на что не намекая, а только сообщая факты.

— Мы должны поговорить… — не выдержал Бессараб.

— Нет, — перебила она спокойным голосом. Именно так говорят с провинившейся прислугой. — И послушай, пожалуйста, меня. Нет ни каких "мы", нет ничего, что тебе и мне требуется обсудить, кроме воровства у тебя на работе. И мне наплевать, что ты, наконец, что-то узнал.

— Я… — попытался возразить Иван.

Но она цыкнула на него, не дав договорить:

— Оставь меня, пожалуйста, в покое. Сейчас это единственное, что мне нужно.

— Я хочу помочь тебе.

— От тебя я помощи не приму, — холодно заявила Лиля, даже не поднимая глаз, словно вся жизнь сосредоточилась на этой дурацкой каше. Тарелка опустела. Лиля поднялась вместе с ребенком и, залив водой грязную посуду, направилась к двери. Иван стоял, облокотившись о косяк, и, когда она поравнялась с ним, загородил дорогу, попытался притянуть к себе.

Лиля отпрянула, как от прокаженного:

— Не смей прикасаться ко мне.

Иван послушно отошел в сторону.

— Извини.

— Откуда ты взялся на мою голову, — в сердцах бросила она и гордо удалилась.

Дом спал. Пришлось снова вернуться в зал и растянуться на диване. О том, чтобы поспать, уже и не мечталось. Он услышал наверху ее шаги. Сначала она прошла вглубь комнаты, видимо, положила ребенка, а потом заметалась, как птица в клетке. Затем шаги стихи, а с улицы потянуло табачным дымом, немного терпким и душистым, каким обычно пахнет от крепких дорогих сигарет.

"Отчего ж ты не спишь, моя красавица?" — мысленно воодушевился Иван, догадавшись, что Лилька так же взволнована сегодняшней встречей, как и он сам. А значит, еще не все потеряно.

Она уложила сына и принялась взад-вперед ходить по комнате. Босые ноги неслышно ступали по паркету. Затем Лиля вышла на террасу и, усевшись на пол, закурила. Слезы лились по щекам, с каждой затяжкой все сильнее.

— Иштван, миленький, что же ты натворил, а? Зачем полез в осиное гнездо, да еще разворошил его? Денежек захотелось срубить по-легкому? А о нас ты подумал? Знаю, что подумал. Знаю, что для нас старался. Жить-то теперь как дальше? — Лиля глубоко вздохнула, пытаясь унять слезы, но ничего не вышло, и она расплакалась с новой силой. Когда рыдания кончились, и слезы, пробежав дорожками по щекам, высохли, и сил уже не осталось, чтобы оплакивать, она тупо уставилась в одну точку. Ее взгляд зацепился за ротанговое кресло, стоявшее в стороне от основного гарнитура. Лиля вспомнила, как пару лет назад этот самый набор плетеной мебели стоял во дворе, и Иштван нога за ногу сидел таком же кресле, пил коньяк и смеялся. Она словно воочию увидела тот вечер, раскрашенный закатом в теплые тона, круглый стол, ломившийся от шашлыков, раков, огромных помидоров "бычье сердце" и зелени. Лиля тогда, не дождавшись к столу остальных, стащила кусочек шашлыка и съела, как конфетку. Горячее мясо обжигало язык, в животе толкался Мишка, и жизнь казалась такой чудесной.

— Я самая счастливая, — заявила она мужу, а он потянулся к ней и радостно чмокнул. Нельзя, нельзя вслух говорить такое. Даже думать нельзя.

Где оно теперь, это счастье?

В комнате заворочался малыш, позвал спросонья. Лиля встала и на ватных ногах пошла к сыну. Легла рядом на двуспальную кровать, где, развалившись, спал их с Иштваном сыночек, и чуть слышно поцеловала ребенка в висок.

— Спи, мой хороший, — прошептала она. Малыш, не просыпаясь, перекатился на бок, уткнулся ей грудь. — Счастье мое. Ты и Света. Только отца вашего больше нет с нами, — пробормотала она, закрыв глаза. Опять начали душить слезы и скатываться в уши, но Лиля не обращала на них внимания, боясь пошелохнуться и разбудить сына. Постепенно ее сморил сон, чуткий и тревожный, сквозь который она слышала, разговоры мужчин во дворе, работающий двигатель и шум открывающихся ворот, выпускающих автомобиль из говоровского двора. Оставалось только надеяться, что Иван уехал и больше не вернется.

— Между вами раньше что-то было? — полюбопытствовал по дороге на работу Стас у задумавшегося Бессараба.

— Да, — добродушно отмахнулся тот, улыбаясь. Хоть остаток ночи он провел, размышляя, что предпринять дальше, настроение казалось превосходным. Вижу цель — следую к ней.

— Серьезное что-нибудь, или так, шуры-муры? — не унимался Стас.

Хотелось послать его или посоветовать следить за дорогой. Но Иван решил завербовать себе союзника.

— Заявление в загс чуть не подали. И Света — от меня, — признался Иван и посмотрел на Стаса. Ему стало интересно, какую реакцию на собеседника произведет его признание.

— Что-то помешало? — бесстрастно полюбопытствовал Говоров. Ивану почудилась издевка в его голосе.

— Сверни на повороте, заедем ко мне. Нужно переодеться, — велел он, игнорируя вопрос.

Родной дом встретил ароматами кофе и выпечки.

— Только что сварила, — сообщила Александра Васильевна, его домработница. — И пирожки согрела.

— Мы уже завтракали, — отмахнулся Иван.

Домработница всплеснула руками. Бессараб направился в кабинет, позвал за собой Стаса:

— Иди сюда.

Он достал из ящика массивного письменного стола, отделанного резьбой, фотографию в рамке и протянул другу.

— Смотри.

— Откуда у тебя фотография Светы? — изумился тот.

— Это Таня — моя сестра. Она умерла. Помнишь, я рассказывал?

Стас кивнул и уставился на снимок. Как это раньше рисовали картинки в журнале "Мурзилка" "найди десять различий"? Конечно, лицо очень похоже, и рассыпанные по плечам кудряшки такие же.

— Да-а-а, дела. Почему ж ты тогда не женился на Лильке? — возмутился Стас.

— Решил, что это ребенок Цагерта, — выложил правду Иван.

— Кто-то надоумил?

— Получился испорченный телефон. Это проклятая история, и, чтобы о ней говорить, мне нужно сильно напиться.

— Подожди, это из-за Лили ты тогда институт перед самым дипломом бросил и пошел добровольцем в Афган?

— Ну, положим, до Афгана мы так и не добрались, уже войска выводить начали, но до моста Дружбы дошли, и в Амударье ноги помыть довелось, — рассмеялся Иван и добавил, ухмыляясь. — Даже не догадывался, что ты в курсе моего боевого пути.

— А чего там знать? — фыркнул Говоров. — Афган, Абхазия, Первая чеченская…

— Я ж и говорю, прям биограф мой.

— Ты ж везде отметился, — отмахнулся Стас и спросил серьезно: — В марте из-за этой истории с катушек слетел?

— Да.

— Как догадался?

— Увидел Свету, узнал, что у нее был лейкоз. Много ума надо, что ли? — пожал плечами Иван, но уточнять не стал. Дочку увидел первый раз на экране телевизора, а о ее болезни узнал от посторонних. Позорище.

— Что предпримешь? — полюбопытствовал Стас, прекрасно понимая, что его посвятили в эту "Санта-Барбару" неспроста.

— Это моя семья. Пора ее вернуть.

— А Лиля согласна? — насторожился Стас. — Тут, Иван Григорьевич, в приказном порядке не решишь. И что хочешь от меня?

— Не мешай мне с ней видеться.

— Да кто ж мешает? — удивился Говоров.

— Если я буду говорить на черное — белое и наоборот, не возражай, — продолжал выдвигать свои требования Бессараб.

— Ты только не навреди ей, пожалуйста, — Искренне попросил Стас.

— Я не могу ей навредить, я люблю ее, — резко оборвал Иван.

— Моя жена сказала бы: "Как все запущено", — пробормотал Говоров.

— Кстати, о твоей жене. Постарайся нейтрализовать ее, ладно? — душевно попросил Бессараб.

— Попробую, но не обещаю. Юлька и так к тебе настороженно относится. А если узнает о твоем героическом прошлом…

— Я переживу. А ты позвони в течение дня домой, узнай у Лильки, может, есть какие-то вопросы. Мне пока как-то неудобно.

Но звонить Стасу не пришлось. Часов в одиннадцать Лиля набрала его сама.

— Когда будешь везти документы, захвати внутренний план счетов и приказ об учетной политике, — попросила она.

— Хорошо, сейчас бухгалтер подготовит, и я привезу в обед. Или Иван.

— Приезжай лучше ты, Стасик, — взмолилась Лиля и отключилась.

Стас посмотрел в окно, за которым, несмотря на утро, уже поднималась жара, на ветку тополя с жухлой и пыльной листвой, и задумался о невероятных жизненных фортелях, которые случаются на каждом шагу. Сегодня утром он увидел прежнего Ивана, которого знал раньше. От недовольного самодура — начальника не осталось и следа. И вся причина, оказывается, в Лильке. В белесой, худой и длинноногой. Эх, бабы, бабы, что же вы с нами делаете.

Он пощелкал пультом и включил сплит. Оттуда повеяло прохладой. Стас еще постоял у окна, поразмыслил с минуту и позвонил жене.

— Будьте добры Юлию Дмитриевну, — попросил он.

— Да. Слушаю, — бодро крикнула жена в трубку.

— Юль, давай съездим, посидим в обед в ресторанчике. Только ты и я.

— Что случилось-то, Говоров? — насторожилась его дражайшая половина. Стас словно увидел напряженный взгляд благоверной.

— Ничего, хочу хоть час провести наедине со своей женой. Это предосудительно? — шумно вздохнул Стас.

— Нет, — тихо заметила Юля — видимо, не нашлась, что сказать.

— Я заеду за тобой около часа. Только ты выходи сразу, чтобы время не терять, — быстро добавил он, не давая ей возможности передумать или решить все по-своему.

— Хорошо, — ошарашено пробормотала она. Муж не каждый день звал ее в ресторан.

— И позвони Лиле, чтобы обедать нас не ждала. Только не говори, что мы в кабак нацелились, а то ей обидно станет. Скажи, что по твоим делам. Ну, придумай что-нибудь.

— Ладно. Только учти, родной, если это какие-то уловки, головы тебе не сносить, — предупредила жена, вновь обретя боевой задор.

Документы повез Иван.

ГЛАВА 10

Сразу после обеда зазвонил телефон. Незапланированный выход на связь.

— Я виделся с людьми, — начал Олег без предисловий, — завтра начнут поиски. Условия такие: как только все найдется, ты можешь возвращаться. Лично к тебе претензий никто не имеет.

— Спасибо, Олег. Но я смогу вернуться только через две недели, — уточнила Лиля, а про себя подумала, почему она не выключила этот дурацкий сотовый.

— В чем дело? — устало поинтересовался Олег. Лиля второй день выводила его из себя, рушила все его планы и немало в этом преуспела.

— У меня тут макля наметилась, — отшутилась она.

"Макля" — любимое слово Иштвана.

— Лилечка, — говорил он ей часто, — я задержусь, у меня тут макля.

— А она хорошенькая? — весело интересовалась Лиля.

— Конечно, — смеялся он.

Перехватило дыхание, на глаза навернулись слезы, и она замолчала.

— Где у тебя макля, Лиля? На Черном море? — насторожился Дунаев.

— Да, мы остановились в частной гостинице, — принялась врать Лиля. — И, представляешь, встретила тут знакомых. С хозяйкой мы учились вместе в школе. В параллельных классах. Она была даже влюблена в Иштвана. Мы с ней посидели, поревели. А потом оказалось…

— Лиль, мне это неинтересно, — перебил Олег. — Я завтра позвоню, сообщу результаты. Когда хочешь, тогда и возвращайся. Тебе полезно сейчас отдохнуть. И, будь добра, не лезь ни в какие макли. Кому-то это стоило жизни.

— Я знаю, Олег, — в сердцах воскликнула Лиля и разревелась. — Олежек, миленький, как мне плохо без него. Я даже на кладбище съездить не могу.

— Ну-ну, Лиль, все обойдется. Обиды держать на тебя не будут, найдут свою макулатуру и флешки, и можешь смело ехать на кладбище или куда тебе еще угодно, даже в Швецию. Никто тебя не тронет, — принялся успокаивать ее Олег. — Я договорился, слышишь?

А через час приехал Иван. Лиля увидела, как около дома припарковался "галендваген", большой и неуклюжий, как его хозяин. Такие машины не нравились Лильке: словно для перевозки покойников. Черные, блестящие, с прямыми углами. Она увидела в окно, как двое охранников, подъехавших следом на "девятке", стали заносить во двор коробки. Одна, две, четыре… Лиля насчитала шестнадцать коробок. "Зачем я только предложила провести эту проверку? Так я домой до следующей весны не уеду", — засомневалась она, хотя с вечера казалось, что поступает правильно.

Иван стоял, облокотившись на свою драгоценную машину, и наблюдал за выгрузкой. Вдруг он поднял голову и увидел в окне Лилю. Он улыбнулся и, приложив пальцы к виску, насмешливо отдал честь, как старшему по званию. Лиля равнодушно посмотрела, словно мимо него, и опустила занавеску.

"Как в детском саду, — раздраженно подумала она. — Ну, ничего, скоро мы уедем, и все закончится".

И пошла переодеваться. Негоже появляться перед работодателем в старой майке и затасканных шортах. Не комильфо.

Она вошла в кабинет, одетая в длинное льняное платье с квадратной горловиной, оставившей открытыми лишь ключицы. У Ивана перехватило дух. Ему захотелось подойти и поцеловать этот маленький кусочек кожи, прикоснуться губами к нежной шее. Пусть и прошло пятнадцать лет, но что-то там тлело в глубине души, раз стоило им встретиться, и огонь на старых углях полыхнул с новой силой.

Лиля села за стол, предоставив Ивану сесть с краю.

— Вы можете обрисовать всю картину в целом, Иван Григорьевич? — официально начала она.

— Что ты хочешь узнать в первую очередь? — растерявшись, словно она прочла его крамольные мысли, осведомился Иван.

— Мне нужны договоры, схема работы, внутренний план счетов. Я просила об этом Стаса.

— Давай я расскажу тебе по схеме, Лиля. И давай без официоза? Мы вроде давно знакомы, — невесело усмехнулся Бессараб.

"Лучше б я тебя век не знала", — пронеслось у нее в голове, а вслух пришлось объяснить культурно:

— Вы работодатель и так принято. Так легче, Иван Григорьевич.

Он рисовал ей схему работы холдинга: чертил кружочки, проводил стрелочки. Она попросила написать, какие существуют договоры между участниками. Схема оказалась громоздкой и имела несколько ошибок.

— Кто это для вас разрабатывал? — поинтересовалась Лиля корректно.

— Я сам — гордо провозгласил Иван, надувая щеки.

Лиля на минуту задумалась, словно решаясь, потом взяла карандаш и решительно пододвинула лист к себе.

— Ну, во-первых, вот здесь вы попадаете под двойное налогообложение, — она обвела карандашом место пересечения нескольких стрелок.

— А тут, — тонкий грифель прочертил овал, охватывая несколько окружностей, — у вас договор переуступки права требования. А налог на добавленную стоимость заплатили?

— Ну, мы же еще не получили оплаты, — надул щеки Иван.

— По этому договору налоговые обязательства наступают в момент подписания. Вы разве не знали об этом?

— Нет, — насупился Бессараб. И про себя уже решил, какой разгон он устроит Доре. Завтра. Нет, сегодня.

— Только никого не ругайте, ладно? — попросила проницательная Лиля, словно прочитав его мысли.

— Хорошо, — удивился он. — Не буду, пока все не проверишь.

Лиля проверяла документы уже неделю. Звонил Олег, настойчиво просил вернуться обратно. Все же нашлось, чего торчать у чужих людей?

— Никто на тебя не в обиде. Человек понимает, что ты не при делах, — снова заладил Дунаев. — И будет лучше, если ты позвонишь ему, он пару раз спрашивал о тебе, — увещевал Олег.

— Кому лучше, Олег? — уточнила она.

— Тебе, мне… — ответил он неопределенно.

Она позвонила, и на том конце провода вроде бы обрадовались ее звонку. Ей предложили хорошо оплачиваемую работу, сделали пару комплиментов и душевно попрощались.

Будь ее воля, она бы сейчас же схватила детей и вернулась в Москву. Но оставалась эта дурацкая проверка. Как в детской игре "сыщик, ищи вора". Она исписала несколько листов замечаниями. Хватало и неверно оформленных документов и просто ошибок. Но вычислить вора, как она лихо пообещала Ивану, Лиля пока не сумела. А отступать не хотела. В ней проснулось упорство Иштвана, недаром она прожила с ним столько лет. Она просто обязана победить этого неведомого вора, победить Ивана. Доказать ему, что сама что-то стоит, чтобы его проняло наконец, кого он потерял. Лиля разозлилась на себя за такие мысли и прогнала их прочь.

Иван снова сделался мрачным и недовольным. Гонял персонал почем зря, и люди с утра интересовались у Леночки, в каком настроении небожитель, и старались под любым предлогом исчезнуть из офиса.

Он распекал начальника производства за найденный спрятанный в цеху брак, когда в его кабинет вломился Стас. Радостный и взволнованный.

— Нашла, — возвестил он.

— Что? — не понял Иван.

— То, — передразнил Стас. — Только что позвонила, она все нашла.

— Поехали, — рыкнул Иван и выбежал из кабинета. За ним поспевал Стас.

Дорогой Иван затосковал. Теперь Лилька уедет, и он ее больше никогда не увидит и не сможет признаться ей, что все годы обманывал сам себя. Нет никакой ненависти, а только обида на себя самого:

" В кого же я такой дурак уродился?"

Лиля достала несколько сшивов, в которых были сделаны закладки.

— Смотрите, вот здесь. Идет оплата за информационные услуги, ООО "Сирена". Вот приложен акт выполненных работ и счет фактура. — Лиля лихо перелистывала страницы, находила нужный документ.

— Ну и что, консультировались с кем-то… — пожал плечами Стас.

— Ага, в общей сложности на сорок две тысячи. С кем? — закричал Иван. — Лучше помолчи, пусть она закончит.

— А теперь смотрите вот здесь. Тоже ООО "Сирена", но уже это транспортные услуги.

— Может, другая? — с надеждой спросил Иван, он до конца не верил, что на фирме завелся вор. — Мало ли фирм с одинаковым названием?

— Нет, Иван Григорьевич. Та же, все реквизиты совпадают.

— А теперь дальше… — продолжала Лиля, но договорить не успела.

— Мам. Иди скорее там… там говорят, что мы разбились, — В кабинет влетела перепуганная Света.

— Где? — охнула Лиля.

— В телевизоре, по "РТР".

Стас тотчас потянулся за пультом. Щелкнул на вторую кнопку, где шла "Дежурная часть". На экране на краткий миг замерло изображение покореженной белой "девяносто девятой" с московскими номерами, упавшей с обрыва где-то под Сочи. И номера были Лилькины.

Она подскочила к экрану, пытаясь разглядеть что-то в кадре.

— Буквы другие, — простонала она тихо. Ноги сразу стали ватными, сердце забилось сильнее. Она опустилась на диван. К матери сразу же кинулась Света. Лиля обняла ее, прижала к себе.

— Все пассажиры погибли. Первоначально предполагалось, что в этой машине находилась вдова Иштвана Цагерта с детьми, — весело, как ни в чем ни бывало, сообщил диктор.

Лилька обняла дочь и застыла, словно статуя. Из этого состояния ее вывел звонок сотового. Она, как фурия, бросилась к нему и отключила.

— Нас просто выманивали. А я чуть было не поверила, что все закончилось, — сказала Лиля, чуть не плача.

— Не раскисай, — сказал Стас. — Что-нибудь придумаем. Спрячем вас у моей тетки в деревне.

— Я думаю, что ничего страшного нет. Пока нет, — размеренно произнес Иван. — Твои враги не знают, где ты. Иначе, с какого бодуна им таранить похожую машину аж под Сочи.

— Понимаешь, я сказала Олегу, что мы поехали на море и остановились в Сочи, — устало пояснила Лиля и сама не заметила, как перешла на "ты".

— Кроме него, никто не знал? — строго спросил он.

— Нет. Я ни с кем больше не общалась, — вскрикнула она.

— Значит, предал, — хладнокровно заключил Иван, по его лицу прошла легкая гримаса.

— А может, не предал, может, кто-то через Интернет сделал распечатку разговора… — подала голос Света. — Мам, и вытащи батарейку из мобильника, чтобы не отследили.

— Она права, — поддержал Иван.

— Еще как, — с апломбом заверила его собственная дочь.

— В любом случае, вам нужно сменить укрытие, — пробурчал Иван.

Лиля растерянно посмотрела на него, потом на Стаса.

— Боюсь, он прав, моя дорогая.

— Хорошо, я завтра уеду, — упрямо сказала Лиля. И ее глаза наполнились слезами.

— Ты переедешь в мой дом, — поставил в известность Бессараб.

Лиля заметила перемену, произошедшую в нем. Такого Ивана она видела впервые.

Внизу стукнула калитка. Приехала с работы Юлька. Она долго копошилась на крыльце. Потом побрела на кухню. Зазвонил домашний телефон, и она подхватила трубку.

— Да, слушаю, — сказала она, запыхавшись.

— Юлия Дмитриевна? — тихо осведомился усталый мужской голос. Молодой и незнакомый.

— Ну да, — изумилась Юлька.

— У меня для вас важная информация, — продолжал неведомый собеседник. — Не вешайте трубку, я не смогу позвонить еще раз.

Звонок заинтриговал, и Юлька с трубкой около уха понеслась через ступеньки наверх, в кабинет. Показала Стасу на аппарат, стоящий на письменном столе:

"Нажми громкую связь"

— Юлия Дмитриевна. Я звоню по поводу ноутбука, который ваш муж покупал несколько дней назад. Его настоящего владельца, вернее, владелицу, я вычислил через карту оплаты и обязан доложить руководству. С этого телефона никуда не звоните, пожалуйста.

— Зачем вы это делаете? — не выдержала Юлька. Стас замотал головой и покрутил пальцем у виска.

— Года три назад мы провели с ней незабываемую ночь, — вдруг весело сказали из трубки, и сразу пошли гудки отбоя. Все молчали.

— Это же Селебрэйт, — проговорила потрясенная Лиля, узнав Юлькиного собеседника.

— Он что, твой любовник? — разозлился Иван. Сообщение о незабываемой ночи привело его в бешенство.

"Если сейчас она ответит утвердительно, развернусь и уйду. Пусть сама разбирается со своими мужьями, любовниками и высокопоставленными друзьями" — решил он.

— Это наш сосед. Мама застряла с ним в лифте. И они просидели там всю ночь, — принялась объяснять Света.

— Почему всю ночь? — удивилась Юлька. — Как же Иштван тебя не хватился?

— Ночь была новогодняя. Мы отмечали Новый год у Панкратовых, на втором этаже. Мужчины опять принялись говорить про работу. Я обиделась и пошла домой. Идти по лестнице не хотелось, и я решила один этаж проехать. Вызвала лифт, а там сосед наш с пятого этажа. Он в ОБЭПе работает. Между вторым и третьим этажом лифт застрял. И мы просидели в нем всю ночь.

— А Иштван? — повторила Юля.

— Что Иштван? — устало переспросила Лиля. — Иштван пил с Панкратовым коньяк и обсуждал новый инвестиционный проект до шести часов утра. Потом прошел мимо соседей, которые пытались нам помочь, и мимоходом посоветовал вызвать МЧС. И только дома обнаружил, что меня нет, и Светка сообщила, что я не возвращалась. Он понял, что в лифте нахожусь именно я. Развил бурную деятельность, и через полчаса нас достали из этого проклятого лифта.

— Позвонил министру МЧС? — усмехнулся Стас.

— Нет, не министру, а какому-то его заместителю.

— Из всего сказанного можно сделать лишь один вывод: они задействовали еще и ОБЭП, — сделал вывод Иван и полез в карман за сотовым.

— Гена. Подъезжай-ка к Николаичу. И ребят с собой захвати с расчетом, что здесь двоих оставим. И мне нужно сопровождение, — распорядился он. — Да, и возьми из проверенных и не болтливых.

— Что хочешь предпринять? — спросил Стас.

— То, о чем говорили до этого. Здесь я не смогу обеспечить охрану. И своим пребыванием в этом доме… — Иван посмотрел прямо Лильке в глаза. — Ты ставишь под удар хозяев.

— Что ты несешь? Какой удар? — возмутилась Юлька. Она была готова кинуться на Ивана и разорвать на клочки. Или если не на клочки, то просто исцарапать длинными, всегда ухоженными ногтями.

— Ты думаешь, если ее найдут, то с вами мило раскланяются? — проревел Иван. Юльку он терпеть не мог, считал вздорной и глупой бабой.

— Ты смотришь слишком много боевиков, Иван Григорьич, — парировала она.

— Он прав, — подала голос Лиля. Она была бледна и испугана. Но пыталась взять себя в руки. — Он прав, Юля. Мне нужно срочно уехать.

— Собирайте вещи. Света, помоги матери. Сейчас уже приедет охрана, — велел Иван, — а я пока загоню машину во двор.

Он стоял посредине кабинета и раздавал приказания, как генерал действующей армии. И никому не приходило в голову его ослушаться.

Стас поднялся и пошел к двери.

— Выйду на улицу, с собакой погуляю, — лукаво объяснил он.

Иван все понял, кивнул.

Лиля так сидела на диване, будто тряпичная кукла, и ничего не могла с собой поделать. Ни о чем не могла думать. Словно не осталось у нее в голове серого вещества и извилин. А лишь одна пустота, черная-черная. И ноги стали тяжелые и ватные от страха.

Иван понял, что от нее сейчас мало толку, и повернулся к Юльке:

— Собери со Светой вещи. Только самое необходимое. Остальное передашь завтра со Стасом. Сейчас, главное, забрать все детское. И не забудьте там кашки на плите, молочко в бутылочке и бельишко на веревке.

Улица была пуста. В это время, в половину пятого, мало еще охотников посидеть перед домом и потрещать с соседями. Еще не сошел дневной зной, и асфальт, накаленный солнцем, пылал жаром. Посторонних не наблюдалось. Сюда вообще редко попадали посторонние. Даже транспорт до поселка почти не ходил. Тут-то на улице несколько домов, и все жители знают друг друга. Стас вырос здесь и знал всех и каждого. Со своей улицы и еще на десять в округе. Через несколько минут к дому лихо подкатили две "девятки", одинакового цвета, с одинаковыми номерами. И с затемненными окнами. Охрана.

Юлька так быстро упаковала вещи, что Иван даже проникся к ней симпатией. Святое семейство все еще сидело в кабинете. Расторопная хозяйка принесла и сунула Лиле спящего сына. Малыш заворочался во сне, но не проснулся.

— Пора ехать, — оповестил Иван.

— Только… — встрепенулась она.

— Условия выдвинешь потом, хорошо? — добавил Иван миролюбиво и улыбнулся. Он ждал этого и приготовился к самому худшему. К истерикам, непонятным обвинениям и безумным планам. И другим бабьим выходкам, которые так любили его многочисленные подруги. Но все обошлось.

— Если что из ряда вон, звоните на сотовый, — напоследок распорядился Иван, и они уехали.

Дорога оказалась долгой. Из одного конца города в другой. Светка уткнулась матери в бок и задремала. Спал и Мишка. Лиля смотрела в окно, где заходящее солнце парило в розовом мареве. Лучше не смотреть на закат, вспомнила она учение фэн-шуй, иначе твоя жизнь тоже закатится. "Это сейчас и происходит, — устало подумала она. — Если б не дети, я бы не сопротивлялась. Убили бы лучше, чем так всю жизнь прятаться". Но из-за Мишки и Светки непротивление злу насилием как-то само собой улетучилось. Она залюбовалась своими детьми: сыном, пускающим слюни, и дочкой, подложившей ладошку под щеку.

"Что-то с ними будет, если меня убьют? — подумала она. — Кому они нужны? Матери и сестре — вечная обуза". Она представила злые лица ближайших родственниц, будто услышала их вечные попреки, и ее охватили вселенская скорбь и жалость, сменившиеся вскоре жаждой борьбы и мести: "Ну уж нет, я так просто не дамся, попробуйте теперь достаньте меня. А главное, догадайтесь, где я?"

Лиля посмотрела на Ивана, на его крепкие плечи, обтянутые синей майкой. На огромный, чуть покрытый растительностью затылок, со складками кожи, переходящими в шею. "Прямо как у собаки бассетт-хаунд, честное слово" — подумала она. И этого человека она любила когда-то? Нет, это был кто-то другой, в прошлой жизни, наверное.

Иван повернулся, словно прочитав ее мысли.

— Устала? Скоро приедем, — ласково заверил он и подмигнул, чем и напомнил Лиле того давнего мальчишку, которого умудрился обвести вокруг пальца Иштван, а сейчас использует в своих целях она. И не чувствует ни стыда, ни раскаяния. "Нет вечных друзей и вечных врагов", — говаривал когда-то один из герцогов Мальборо, больше известный, как Уинстон Черчилль. И если б у Иштвана Цагерта имелся личный герб, он бы выбил на нем, как девиз, эту фразу.

— Умей использовать ситуацию, — постоянно поучал он.

Машины остановились, и Лиля очнулась от своих раздумий.

— Приехали, — весело сказал Иван.

Тяжелые ворота закрылись, демонстрируя обещанную защиту. Лиля вышла из джипа и чуть не упала, зацепившись каблуком об ступеньку. Иван поддержал ее.

— Ну, на фига такие каблуки носишь? — удивился он.

Лилька обрела потерянное равновесие, взяла у Светы ребенка и огляделась по сторонам.

— Знаешь, в Швеции король живет скромнее, — заметила она.

— Ага, как в том анекдоте, когда приходит новый русский в Зимний дворец, огляделся вокруг и говорит: "Бедненько тут у вас, но чисто" — тихо заметила Света.

Иван расхохотался, словно слышал эту байку впервые.

Трое охранников, стоявших около машин, удивленно глядели вслед шефу и его гостям, поднимающимся по ступенькам. За все время службы, а служили они без малого три года, такого еще видеть не приходилось. Конечно, Иван Григорьевич Бессараб не был монахом и имел женщин без числа, он дарил им огромные букеты цветов и разные побрякушки с бриллиантами, водил по дорогим ресторанам, привозил к себе в дом и позволял жить рядом какое-то время, позволял ублажать. Потом он расставался с ними. Легко, ничего не объясняя. И это были молодые очень самонадеянные дамочки лет до тридцати, холеные и гламурные. Каждая из них думала, что победила, охомутала и вот-вот потащит под венец — это читалось на каждом влюбленном личике, на котором нет-нет да и проступал временами хищный оскал.

Ни у одной из них не было детей. Бессараб считал это серьезным недостатком, еще хуже, чем кривые ноги. И поэтому избегал отношений с женщинами с детьми, справедливо полагая, что у них могут быть только серьезные намерения.

У сегодняшней гостьи имелось двое детей. Самой ей можно было дать лет чуть за тридцать. Скромненький зеленый сарафан резко контрастировал с нарядами остальных любовниц. Напрочь отсутствовала косметика. Надуманных поз и жеманства тоже не наблюдалось. Женщина не вешалась Ивану на шею, не заглядывала в глаза, наоборот вела себя чуть отстраненно. И самое удивительное, никто до этого дня не видел ее даже рядом с Бессарабом. А сам шеф выглядел счастливым и немного прибалдевшим. Словно выиграл Грин кард в подземном переходе.

ГЛАВА 11

Дом Бессараба поражал великолепием. Один круглый зал с колоннами чего стоил. Наборной паркет с инкрустацией и кабинетный рояль сбоку. И все, больше никакой мебели.

— Вот это да, — восхищенно проговорила Света и закружилась по комнате, выделывая разные па, заученные в танцевальной студии.

Потом она остановилась около Ивана и спросила, смущаясь:

— Это зал для танцев, да?

— Конечно, — улыбнулся Бессараб, немного растерявшись.

— А у вас дети есть? — простодушно поинтересовалась девочка.

— Дочка, — сообщил Иван, пожалуй, впервые в жизни.

— А она тут танцует? Ей нравится?

— Вроде да, — кивнул он. А Света, удовлетворившись ответом, снова принялась кружить по залу. Потом подошла к роялю и, оглянувшись, попросила:

— Можно?

Иван кивнул утвердительно. Лиля напряглась:

— Света.

— Не гони ее, — попросил Иван. — Хочется, пусть поиграет.

Дочка подняла крышку рояля и потянулась к инструменту. Пальцы сразу заняли нужные клавиши. Полилась мелодия. Иван наблюдал, как руки дочери порхают по клавишам в одну сторону, потом в другую. Никаких нот. Абсолютный слух. Ивану вспомнилось старое пианино и очень похожие по форме пальцы, скользившие по клавишам. Только мелодия была другой. Сестра обычно пыталась воспроизвести музыку из кинофильмов или известных песен. Света же свободно играла один из вальсов Шопена. Нежные лиричные звуки разливались по залу. Очаровывали и вызывали восторг. Но прозвучали последние аккорды и волшебство исчезло.

— Мам, помнишь, это мы с папой разучивали? — радостно заявила Света.

Иван почувствовал, как защемило сердце. Естественно, девочка знает только одного отца, а о нем, об Иване, ей, должно быть, ничего не известно. Он перевел взгляд на Лилю. Но она равнодушно посмотрела на него и обратилась к дочери:

— Не мучай чужой инструмент.

— Пусть играет, — разрешил Бессараб, радушный хозяин. — Все равно без дела стоит, пылится. Ты можешь играть в любое время, — обратился он к Свете.

— Спасибо, — кивнула девочка. Иван смотрел на нее во все глаза. Сходство казалось поразительным. Те же манера двигаться, поворот головы, улыбка. Стало трудно дышать, словно кто-то сдавил грудную клетку.

— Все в порядке? — насторожилась Лиля.

— Да, нормально, — отмахнулся он. — Пойдем покажу ваши комнаты.

— Да нам и одной хватит, Иван Григорьевич, — пробормотала Лиля, не желая слишком стеснять хозяина.

— В доме несколько гостевых спален, — возразил Бессараб. — И все они стоят без дела.

— Как рояль? — уточнила Света.

Иван хохотнул:

— Вот именно. И очень тебя прошу, Лиль, перестань обращаться ко мне, как к постороннему. Давай общаться на "ты" и без отчества. Пожалуйста.

— А вы давно мою маму знаете? — влезла в разговор Света.

— Мы знакомы с института, — спокойно объяснила Лиля, не вдаваясь в подробности.

— Тогда вы и моего папу знали?

— Виделись пару раз, — подтвердил Иван. — Мы все вместе навещали Зину в больнице. Ну и поговорили минут десять в коридоре.

— Лихо ты все объяснил Свете, — пробормотала Лиля спустя пару часов, когда ужин был съеден, и дочка упорхнула наверх к роялю.

Лиля сидела с Мишкой в кресле, развлекая его маленькой плюшевой игрушкой, а Иван расположился на полу напротив.

— Она ничего обо мне не знает? — с горечью в голосе уточнил он.

— Пару лет назад мы объяснили ей ситуацию в общих чертах, — тихо пробормотала Лиля и резко добавила: — Ачто ей нужно было рассказать о тебе? О той постыдной сцене, когда ты меня гнал от себя, а я умоляла?

— Перестань, Лиль, — попросил он. — И без того больно. Я одного понять не могу, как мы оказались в такой ситуации? Почему Цагерт попросил именно тебя?

— Соседка по даче видела меня в тот день и донесла Эмме. А если на даче находилась я, значит, и Иштван тоже.

— Логическим действием заменили фактическое? — нервно усмехнулся Иван.

— Не совсем, — заметила Лиля. — Софья мельком видела тебя, и ей показалось, что это Иштван.

— Мы не похожи. Она не могла нас перепутать, — встрепенулся Бессараб.

— Для соседки вполне ожидаемо увидеть своего соседа, а не постороннего человека, — пожала плечами Лиля. — А еще, вы ходили в одинаковых ветровках. И если на выходные Софья видела Иштвана в куртке, купленной в "Березке", а через пару дней кто-то ходит в такой же ветровке по саду, то логичнее предположить, что это Иштван приехал на дачу с одноклассницей.

— Какая-то абсурдная ситуация, не находишь? — Иван потер лицо и сдавил ладонями виски. — Я одного не понимаю, ты зачем влезла в эту историю?

— Иштван никого не убивал, и его на станции в тот день не было. — Лиля посмотрела собеседнику прямо в глаза. — Я сочла своим долгом помочь ему. И сделала б это снова. Тебя это никак не касалось. Что толку сейчас ворошить прошлое? Что это изменит? Пятнадцать лет прошло, и почти все участники той истории умерли, — вздохнула она, как бы предлагая закончить неприятный разговор.

— Мы с тобой живы и, чтобы двигаться дальше, должны понять, что именно случилось тогда. И что происходит сейчас? — не унимался Бессараб.

— Нам с тобой, Ваня, некуда двигаться, — отчеканила Лиля. — А что творится сейчас, я понятия не имею. Я бегу, а за мной гонятся все кому не лень. Спроси у своего Мищеренко, может, ему что-то известно?

— Игоря убили два года назад, — нехотя пробурчал Иван. — Проломили голову в подъезде.

— Лене Птицыной тоже, — прошептала Лиля и внезапно замолчала, словно увидела приведение. — Вдумайся. В живых остались только мы с Витькой. Не в этом ли кроется разгадка?

— Нет, — отмахнулся Иван. — Просто совпадение.

— Может быть. И я бы так решила, не начни мы вспоминать события тех дней. Никто не станет связывать уголовное дело многолетней давности с убийством моего мужа. А как погиб твой родственник?

— Игорь ушел в охранники. Его вынудили после вашей истории, — нехотя начал Иван. — В тот день у него зарплата была. Но, когда его нашли, денег при нем не оказалось. Вот и решили, что убийство с целью ограбления.

— Потом убивают Иштвана. И это кто-то свой. И мы все думаем, что тут замешаны закулисные игры моего мужа. Теперь началась охота за мной. Интересно, кто следующий? На Пахома несколько раз покушались. Даже жена погибла, попыталась его заслонить. Витьку тогда сильно ранили, а Лариса погибла, — проговорила Лиля задумчиво. — Это невозможно, но, кажется, я знаю, кто на нас объявил охоту. Когда погиб Игорь?

— Через неделю два года будет.

— Ленку убили за день до рождения Мишки. Витька тогда приехал к нам и очень переживал.

— Лиля, брось, эти убийства между собой не связаны никак. В конце концов, Игорь и Лена могли стать жертвой одной и той же банды. Что касается Пахомова, то только ленивый в былые годы не мечтал его грохнуть, — Попытался вернуть разговор в прежнее русло Иван.

— Нет, я бы тоже так думала, если б не стала вспоминать ту старую историю. Вот и убийца на это надеется. Его жертвы никак не связаны между собой. У каждого своя жизнь. Кто-то беден, а кто-то — богат. Один — милиционер, хотя и в отставке, а другой — известный финансист, а Ленка, вообще, бывшая путана. Кто станет расследовать причины ее гибели?

— Что-то есть в твоей теории, какое-то зерно истины, — медленно проговорил Иван. — А та соседка по даче? Она жива?

— Нет, погибла, очень давно. Тринадцать лет назад. Несчастный случай.

— Ты в этом точно уверена?

— Да. У нее в доме взорвался баллон с бытовым газом. Там в тот момент мои свекры находились в гостях. После этого ужасного случая мы с Иштваном продали дачу, — не задумываясь, ответила Лиля.

Ивана покоробил ее ответ. Иштван, Иштван все время. Но он сдержался, чтобы не вспылить. Это ее жизнь и родственники. Люди, с которыми она прожила бок о бок многие годы. Ее жизнь без него, а так хотелось когда-то прожить вместе до самой старости. Придется смириться с прошлым, если хочется собрать воедино осколки и из них попытаться слепить светлое будущее.

Поздно ночью Ивану не спалось. Он сидел в кабинете и размышлял о превратностях судьбы. Сколько раз, мучаясь от бессонницы в походной палатке, или лежа в засаде, он мысленно прокручивал те давние события и раз за разом изводил себя вопросами: "В чем причина той странной истории? Кто зарезал мужика на станции? Подкупил соседку по даче? И какая роль бывшей невесты в этой уголовщине?" Но как ни терзался тогда Иван, так и не угадал.

"Куртка. Будь она неладна. Дурацкая серая ветровка с красным воротником и такими же нелепыми швами и какой-то странной английской надписью на спине. Одно слово — "фирмА". Матери вещь показалась шикарной, и она по двойной цене купила ее у спекулянтки. Та заверяла, что куртка из "Березки". Не соврала. А он напялил эту "фирмовую" тужурку в надежде понравиться Лиле. Вот и понравился…"

Мысли снова перескочили в настоящее. И опять вопросов больше, чем ответов. Ни за что не разобраться. Иван посмотрел на часы и, не долго думая, набрал знакомый номер телефона. В трубке долго чертыхались, но потом внимательно выслушали и обещали помочь.

— Только через пару дней, устроит? — осведомился хриплый голос. — Ничего не случится? Я тут приболел немного, — жалобно известил собеседник.

— Пару дней подождем, — заверил Бессараб. — Если нужно чего, завезу, только скажи.

— Все у меня есть, кроме покоя, — пролаяли прямо Ивану в ухо.

— Тогда выздоравливай, — велел он собеседнику.

— И тебе не хворать, — прокашляли в трубку и отключились.

Лиля, уложив сына в детскую кроватку, которую незнамо где умудрился раздобыть Иван, свернулась калачиком на краю огромной, как и все в доме, кровати. Сон не шел, разговоры с Иваном всколыхнули старую обиду. Она снова вспомнила, как стояла в сером драповом пальтишке, а разъяренный Бессараб тряс ее за плечи. Как бы сложилась ее жизнь, откажи она в помощи Иштвану? Но даже сейчас, годы спустя, эта мысль показалась ей кощунственной. Слабость, неумение сказать "нет"? Ничего подобного. Лиля была уверена, что, очутись она в старой беседке сейчас, и точно зная, что за этим последует, все равно поступила бы так же. С той лишь разницей: пятнадцать лет назад Иштван мог претендовать только на звание лучшего друга, а Ивана она любила. Или думала, что любит. Что тогда она приняла за любовь, если все поменялось в одночасье? И что делать сейчас? Как бы точно узнать, Бумеранг стоит за всеми этими убийствами или кто-то другой? Но, даже не будучи экспертом в области криминологии, Лиля понимала, что почерки убийств разные. Не станет человек, мастерски владеющий огнестрельным оружием, бить по черепу металлическим прутом, подкараулив жертву в подъезде или, переодевшись газовщиком, проникать в дом. Кто же тогда?

На другом конце города в маленькой съемной квартирке на кухне сидел человек и тоже пытался сложить воедино все кусочки мозаики. Он достал из конверта несколько фотографий и внимательно всмотрелся в лица. Снимки, сделанные из проезжающего автомобиля, казались чуть смазанными. Вот Лиля спешит по улице, а тут она садится в машину. "Хонда" теперь томится где-то в автохозяйстве. А вот сама хозяйка авто как в воду канула. Нюх оказался у дамочки покруче, чем у мужиков. Как в этом ветре, несущем злые перемены, почуяла она опасность? Куда спряталась, что даже менты найти не могут? Он знал, что даже во время внезапного рейда и обыска у друзей Лиле с детьми удалось удрать. Предупредил кто? Невозможно. Разве что инопланетяне…

Человек крепко затянулся дешевой сигаретой без фильтра. Давно привык к таким и менять привычки не собирался.

— Где ж ты, моя ненаглядная, где? — тихо пропел он и снова уставился на фотографию. — Все равно встретимся. Недолго тебе осталось от меня бегать. Конечно, там, в Сочи, его подельники подрезали тормоза в чужой машине. Придурки. Буковки, три маленьких буковки оказались другими. Кто бы знал. Эх, ничего нельзя поручить, только деньги возьмут и ничего толком не сделают. Все приходится делать самому. В таком деле каждая мелочь важна. И где-нибудь все равно ошибешься, Лилечка. Остановишься на минутку, задумаешься, а тут и я подоспею. Не бойся, больно не будет.

Мужчина отшвырнул в сторону фотографию и потянулся к следующей. Витя Пахомов. Впавшие щеки и зачесанные назад блеклые волосы. От былой красоты и следа не осталось. Взгляд злой, колючий. Говорят, на тебя, Витюша, пять раз покушались? Ну-ну, от судьбы не уйдешь. Встретимся, дружок, обязательно. Только я дождусь, когда ты без охраны будешь. С твоими мордоворотами мне встречаться ни к чему. А без охраны ты и в сортир не ходишь. Орел ты наш комнатный.

Человек сложил обратно в конверт оба снимка и потянулся к третьему. Долго смотрел на него, а потом ткнул пальцем прямо в лицо.

— Пожалуй, с тебя-то и начнем. Ты, мой дорогой, в простого парня играешь. С работы домой пешком ходишь. В родительской квартире пока живешь. Грохну тебя, глядишь, и двое других подтянутся проститься. — Человек довольно потянулся и, на ходу снимая майку, прошел в душ. Когда по щуплому телу заструилась вода, он подставил лицо прямо под теплую воду, постоял с минуту-другую, словно прогоняя дурные мысли.

Кроме Герта и компании, оставались еще людишки. Но кто-то раньше с ними поквитался, влез в его персональную игру и спутал все карты. Интересно, кто и зачем? А может, просто совпадение? И общая криминогенная обстановка тому виной? Кто ж теперь разберет…Он постоял еще немного под душем. Потом обтер щуплое тело большим банным полотенцем и голым улегся в постель. Ближайшие дни должны стать решающими. Слишком много сил затрачено на достижение цели. Сначала тир в маленьком уральском городке, куда он бегал, как на работу. Потом — остальная подготовка. Точные адреса и распорядок дня каждой жертвы в течение несколько лет, это вам не кот начихал. Все записано и проанализировано. А ствол со спиленным номером? Плюс глушитель отдельно. Целое дело — купить, не вызывая подозрений. Теперь дело оставалось за малым. Он корил себя, что начал неверно. Правильнее было сначала грохнуть Лильку. Может, даже просто наехать, изобразить обычное ДТП, чтобы Цагерт ничего не заподозрил. А потом и его можно было б убрать. Но понесла же нелегкая сначала к Иштвану. Слишком лакомый кусок не хотелось оставлять на потом. И, если у него появились конкуренты, то стоило их опередить. Хотя бред, конечно. Ну, кому еще понадобилось убирать этих жалких людишек. Господь прибрал. Мысли опять перескочили на Лилю. Где с двумя детьми она может прятаться? Кто помогает? Весь ее круг общения давно выявлен, и нигде она не засветилась. Ни у родителей, ни у сестры, ни у этой идиотки Кондратьевой. Он знал, что вдова Цагерта в Городе. Но где она?

Человек закрыл глаза и снова открыл их, будто пораженный догадкой.

Ну и дурак. Нет нужды узнавать, где схоронилась Лиля. Все гораздо проще. На кладбище у могилки Цагерта нужно оставить наблюдение, и попадет птичка в силки. Рано или поздно все равно поедет к другу сердечному. Вот тут-то я тебя и встречу, неуловимая моя.

Он посмотрел в окно, где за не зашторенными стеклами занимался рассвет. Жизнь все расставит по своим местам. Только нужно немножко помочь госпоже Фортуне восстановить справедливость. А в том, что он вершит правое дело, человек не сомневался.

ГЛАВА 12

Иван посмотрел на бумаги, лежавшие у него на столе. Договоры, сметы, финансовые документы. Все это следовало подписать. А сперва — прочесть, хотя бы по диагонали. Но работать желания не было. Требовалось собраться с мыслями и наконец решить, чего он все-таки хочет.

"Подождут", — подумал Иван, обведя скучающим взглядом ворох бумаг, занявший весь стол.

Покинув кабинет, он быстро прошел мимо Леночки, вышел из офиса. В лицо дыхнуло июльским зноем, словно опалило. Иван не спеша побрел по Центральной улице. В бытность его еще студентом где-то здесь к нему подошла симпатичная незнакомка и, краснея, попросила:

— Пожалуйста, поцелуйте меня в щеку. Я поспорила с подругами на всю стипендию. Думала, что все забудется, но они настояли. Если вам не сложно…

— Наоборот, очень приятно, — улыбнулся Иван и слегка коснулся губами нежной девичьей щеки.

— Спасибо, — кивнула девушка и сразу же направилась к своим подругам, которые ждали в сторонке.

— А где вы учитесь? — вдогонку крикнул Иван.

— В универе, — откликнулась она и скрылась в толпе.

Он встретил ее через пару дней, поджидая у дверей главного корпуса университета.

— Ты застал меня здесь совершенно случайно. Я заходила в профком за путевкой, — удивилась она.

— Значит, это судьба, — решил он. А куда ты едешь?

— В студенческий лагерь, куда же еще? — фыркнула она.

— Когда?

— Завтра.

— Здорово. Я тоже еду завтра, — тут же решил он.

— Значит, там встретимся, — улыбнулась она.

Иван приехал с полузнакомой компанией и жил на горе в палатке. На "Краснодаре". А Лиля с подружкой, в корпусе. Самом лучшем. Именно здесь во всем лагере вечером бывала вода.

Потом они танцевали до утра, ели мидий и всю ночь ходили по горе от одной компании к другой. И везде его принимали, как своего. Он рассказывал толпе какие-то небылицы и пел под гитару.

Бессараб вспомнил, как по пляжу шел вместе с Лилей за вином в соседнюю деревню, целуясь по дороге. Где-то на заданном участке пути Иван написал на скале: "ЛИЛЯ". Пока он старательно выводил ее имя, она зашла в воду, заплыла подальше и увидела большие корявые буквы, символизирующие самую горячую любовь в мире. Он кричал ей с берега: "Видно? Видно?" — а она махала руками. Тогда казалось, что эту надпись видно даже в Турции. Но за годы под дождем и ветром, наверное, давным-давно пропал этот символ горячей любви. Как прошла и сама любовь.

"В кого же я таким дураком уродился? — снова спросил сам себя Иван. — Почему я поверил всяческим сплетням? Почему так легко сдался?"

Вчера вечером он перевез Лилю в свой дом. Но это ровным счетом ничего не означало. Мать его ребенка держалась отстраненно, словно чужая. Хотя для него не было на свете женщины ближе. Он нуждался в ней и в дочери.

"Что ж, — решил Иван, — Иштван Цагерт воспитал Свету, я воспитаю его сына".

Бессараб посмотрел на витрину магазина, мимо которого проходил. К его удивлению, это оказался магазин игрушек.

"Я на правильном пути", — усмехнулся он про себя и решительно зашел внутрь.

Здесь продавались различные куклы "Барби" и куклы — младенцы, точно, как настоящие, разные конструкторы и картины для раскрашивания. Обилие игрушек потрясло, и Иван даже растерялся. Что можно купить для ребенка чуть больше года? Его взгляд остановился на полке с мягкими игрушками, где в окружении зайцев и собак сидел обычный плюшевый медведь, так напомнивший Ивану его собственного. Только этот нынешний был мягкий и очень уютный.

— Его можно стирать в машинке, — объявила продавщица, укладывая медведя в фирменный кулек.

"Это знак свыше, — подумал Иван, хотя суеверным никогда не был. — Надо внимательно смотреть по сторонам. Будут еще знаки".

И знаки не замедлили появиться. Сразу два. Они сидели друг против друга, шептались и ели мороженое. Иван в недоумении воззрился на них через стекло, взглядом ища рядом кого-нибудь из взрослых. Но Света и Павлик находились в кондитерской одни. Он оглянулся на противоположную сторону улицы и увидел свою машину, припаркованную около "Скандала" — обувного магазина, так любимого многими его женщинами. Невдалеке маялся водитель.

— Где они? — прорычал Иван на ходу и, не дожидаясь ответа, влетел в магазин.

Охранник Леша прогуливался с ребенком вдоль витрин. А Лиля с Юлей наперегонки примеряли разную обувку. Около каждой из них стояло по несколько коробок. Босоножки, туфли, сапоги…

Он подошел к охраннику и забрал ребенка.

— Защитник хренов, — пробурчал Иван. — За что я только вам деньги плачу? Если что случится, ты даже рыпнуться не сумеешь. У тебя руки заняты.

Леша попытался возразить.

— Терентьеву рапорт напишешь, кто разрешил в город выехать, — рявкнул Иван и с хныкающим Мишкой в одной руке и игрушечным — в другой направился к большому креслу, стоявшему рядом с тем, где сидела Лиля.

— Что-нибудь понравилось? — поинтересовался, как ни в чем не бывало.

— Ага, — улыбнулась она.

"Я не видел ее такой довольной с момента встречи. Может, и не стоит сильно ругать их с Юлькой. Хотя надо бы — эту дуру разыскивают все, кому не лень. А она тут сидит и мерит какие-то тапки"

Словно прочитав его мысли, Лиля напряглась. И это напряжение тотчас же передалось мальчику, он быстренько скривил губы и приготовился заплакать. Иван достал из пакета игрушку и протянул ребенку.

— Мишка косолапый по лесу идет…

— Мицка, — повторил малыш, потянув игрушку к себе.

Лиля смотрела на них во все глаза, забыв, что сидит в одной босоножке. В соседнем кресле насторожилась Юля Говорова.

— Ты хочешь купить одну? — насмешливо кивнул Бессараб на Лилину ногу.

— Нет, просто не знаю, что выбрать.

— Померь, я посмотрю.

Лиля достала из коробок три пары обуви.

"Если бы я знал, что их так много, ни за чтобы не заикнулся о примерке" — в сердцах подумал Иван.

— Все хороши, — подвел он итог, когда она, наконец, закончила примерку.

— Да, я знаю, только три пары сразу — это слишком. Не тот момент, — с сожалением ответила она.

— Бери все три, если нравятся, — велел Иван и шепотом добавил: — Все равно плачу я.

— В таком случае не возьму ни одни, — прошипела Лиля.

— Пока ты живешь в моем доме, я не позволю тратить тебе ни копейки. Считай это моим подарком. Я никогда не делал тебе никаких подарков.

— Почему? Делал. Когда-то ты подарил мне сережки…

— Помнишь?

Она кивнула.

"Господи, после стольких лет ненависти она помнит о них, маленьких золотых бабочках, подаренных им на знаменательную дату, месяц со дня знакомства" — подумал Иван.

— Хранишь или выкинула? — с усмешкой полюбопытствовал он.

— Потерялись где-то при переезде.

Они не потерялись, эти сережки. Просто она отдала их кому-то из подружек. Кажется, Зине Кондратьевой.

"Ну, и пусть расплачивается, — решила про себя Лиля. — Если ему так хочется. Я сильно упираться не стану. Наверное, так пытается за мной ухаживать. Перевез в свой дом, Мишке подарил плюшевого медведя. Сейчас купит всю эту обувь и решит, что пришло время затащить меня в свою постель. Ну, милый, тут ты ошибаешься. А какие же босоножки все-таки выбрать? Серо-зеленые, белые, или красные?"

Из задумчивости ее вывел голос Ивана.

— Таня, мы берем все три пары, — нетерпеливо обратился он к продавщице. — Посчитай, пожалуйста. Только не забудь, что мне положена скидка.

— Пять процентов, — улыбнулась она.

— Пять процентов? Мне? — возмутился Иван. — Зоя здесь?

Девушка кивнула.

— Зови ее сюда.

Минуты через три в зал вплыла пухлая брюнетка с пышной грудью, оформленной в глубокое декольте.

— Ванечка. Котик, — Она наклонилась над Иваном и смачно поцеловала его в губы. Бессараб даже не поморщился.

"Фу, гадость, какая" — подумала Лиля и рассердилась.

— Привет, Юльчик. Что, Ванечка, мои девочки делают маленькие скидки? — Зоя старалась не потерять остатки самообладания. Интересная ситуация. Иван Бессараб и Юля Говорова. Пикантно, пикантно. Только, что это за ребенок? Юлькин? Кто-то говорил, что у нее сын…

— Зой, сделай нормальную скидку. Пять процентов можно и по карточке получить, тебя не беспокоить, — попросил Иван. Он видел, как рассердилась Лиля, когда Зойка полезла целоваться. Ревнует, что ли?

— Знаешь, зайчик, если я каждой твоей любовнице стану делать хорошие скидки, то скоро разорюсь, — пропела Зоя, улыбаясь металлокерамическими зубами.

— А если жене? Как тогда, солнце мое? — осклабился Иван.

— Жене? Какой жене? — не выдержала Зоя. В течение года она была его любовницей, и он ни разу даже не заикнулся о браке. — Ты женился? На ком?

Он указал на сидевшую рядом блондинку, которую Зоя сначала и не заметила.

— Это же не правда? — с надеждой спросила она, обращаясь к предполагаемой жене. — Он врет?

— Почему вы так думаете? — вопросом на вопрос надменно ответила Лиля.

— Я дам вам скидку в двадцать процентов, если вы скажете, что он врет, — предложила Зоя.

— Вы считаете, что я за какие-то три тысячи отрекусь от своего мужа? — Лиля высокомерно подняла брови вверх.

— Что ж, тогда только десять процентов, — процедила Зоя.

— Нам подходит, — встрял в разговор Иван, понимая, что шутка зашла слишком далеко.

Он порылся в карманах, выудил мятые купюры и принялся их отсчитывать.

"Надо подарить ему бумажник, — почему-то подумала Лиля. И тут же одернула себя: — Вошла в роль, черт побери"

— Давай Мишку, тебе же неудобно, — сказала Лиля и потянула руки к сыну.

— Неть, — воскликнул маленький диктатор, решив, что мама хочет отобрать у него игрушку. И приготовился зареветь.

— Пусть сидит у меня, я уже расплатился, — отмахнулся Иван. Он передал Леше пакеты с купленной обувкой и направился к выходу. Лиля с Юлей поспешили за ним.

Зоя наблюдала через витринное окно, как на улице к ее покупателям подошли двое подростков, и вся компания принялась о чем-то спорить, и как эта самая Лиля просительно посмотрела на Ивана.

"Сейчас он тебе откажет, радость моя", — усмехнулась про себя Зоя. Она столько раз проходила это. Бессараб всегда стоял на своем. Упросить, умолить не было никакой возможности. Никогда.

Но теперь — Зоя наблюдала с нарастающим удивлением — Иван усмехнулся и нехотя согласился, подозвал охранника и отдал ему указания.

Потом подошел к машине и открыл заднюю дверь.

— Все, Лиля, поехали, — сказал он так громко, что Зойка услышала через стекло.

Мадам пошепталась напоследок с Юлей Говоровой, перецеловала подростков, помахала им на прощание и быстро юркнула в машину. Иван бережно подал ей ребенка и потом сам уселся рядом. Они уехали, а оставшаяся компания под предводительством Юли двинула в сторону кинотеатра.

Зоя проводила их глазами, пока они не скрылись из виду, и отправилась к себе в кабинет, мысленно прикидывая, кому она сначала позвонит.

— Ну, и чего в город выперлись? Я же просил воздержаться, — спросил раздраженно Иван, как только они отъехали.

— Да, каблук вот-вот поломается, пришлось поехать за новой обувью. Мне теперь что, босиком ходить? — дернулась Лиля.

У Ивана моментально сложился в голове веселый каламбур по поводу босой беременной женщины на его кухне, но он сдержался.

Лиля тем временем перешла в наступление:

— Лучше ты ответь, зачем выдумал, что я твоя жена? Юля сказала, что теперь об этом весь город узнает…

— Да, и причем в течение ближайшего часа, — добавил Иван, усмехаясь. — Агентство "Рейтер" ничто по сравнению с Зойкой.

— Тогда зачем? — строго спросила Лиля.

— Принял желаемое за действительное. Я хочу жениться на тебе, — отрезал он и испытующе глянул на нее.

— Я не готова к предложениям руки и сердца, — заявила Лиля. — Я кроме Иштвана ни о ком другом даже думать не могу. Прости, но он один в моих мыслях.

— Это ты меня извини. Знаешь, я шел по улице и вспоминал, как мы с тобой познакомились, — просто ответил Иван, уводя разговор в сторону, не давая ей повода отказать. — Это, наверное, повлияло, как думаешь? Спасибо, что подыграла.

— Терпеть не могу таких вульгарных баб. Ну и не могла же я допустить, чтобы по моей вине ты потерял лицо.

— О, японская философия. Не ожидал, — рассмеялся Иван.

— Юлька уверяет, что теперь тебе придется представить меня, как свою жену.

— Нет, будет пара-тройка неприятных моментов, что-нибудь наплету.

— Из-за этой дурацкой скидки? У тебя есть обязательства перед какой-то женщиной?

— Не из-за скидки, — поморщился он. — И нет у меня никаких обязательств.

— Тогда что?

— Все знают, что я такими вещами не бросаюсь. И если я представил тебя кому-то, пусть даже Зойке, как жену, и об этом узнают, то я буду выглядеть очень глупо, если представлю все как шутку.

— Почему?

— Потому что за свои тридцать семь лет я делал предложения только тебе. И прошедшие пятнадцать лет я целибата не придерживался. Хотя многие из моих подруг пытались женить меня на себе, — жестко закончил он.

— Зойка тоже?

— Ага, — кивнул Иван. — Догадалась?

— Много ума надо, — пожала плечами Лиля.

— Я видел, что ты разозлилась, когда она меня поцеловала. Ревновала, скажи честно?

— Нет, мне-то что? — равнодушно отмахнулась Лиля, прямо глядя ему в глаза.

— Вот поэтому и сказал.

— Невестке в отместку? — криво улыбнулась Лиля. И, спохватившись, добавила: — Давай заедем в какой-нибудь супермаркет, купим для Мишки детское питание. А то он взрослую еду плохо ест.

Иван кивнул.

— Саша, около "Большого" останови, — велел Бессараб водителю.

Они бродили по магазину, так напомнившему Лиле "7 континент", и кидали в тележку всякую всячину. Колбаски, йогурты, семгу, какие-то фрукты. Потом Лиля наконец отыскала стеллаж с детским питанием. Она рассматривала баночки с пюре, пытаясь прочесть на этикетке состав. Делать это с Мишкой на руках оказалось неудобно. Он только что заснул, и не хотелось его тревожить.

— Давай я подержу, — сказал Иван и очень осторожно взял у нее мальчика. Мишка открыл глаза, посмотрел на него сонным, затуманенным взглядом, позвал плаксиво маму, и, прижавшись к Ивану, засопел дальше. Лиля наблюдала за этим с большим изумлением. Ее капризный сын рыдал на руках у собственной бабки или тетки, редко шел к посторонним людям и не улыбался на всякие "агушечки" и ладушки.

— Серьезный молодой человек, — комментировал такое поведение Иштван.

Сейчас их сын безмятежно спал на руках у совершенно постороннего для него человека, слегка приоткрыв рот.

— Смотри, парень-то весь вспотел, — сказал Иван и аккуратно поправил мокрые от пота волосы.

— Он не привык к такой жаре, — ответила Лиля.

— Сидели бы дома под кондиционером… — парировал Бессараб.

Она ничего не ответила и принялась лихорадочно разглядывать банки с белым месивом. Видеть Ивана с ее сыном на руках было удивительно приятно. Он держал его бережно, как собственного ребенка. И со стороны могло показаться именно так.

"Со стороны они похожи на семью", — подумала женщина, остановившись около полок с "Перье". Ей вдруг захотелось разглядеть спутницу Ивана, стоявшую в пол-оборота. Посмотреть бы на ту, на кого с такой любовью и нежностью глядит сейчас Иван Григорьевич. Но вот она повернулась, и женщина около стеллажа с минеральной водой тихо ойкнула. Вот так поворот. Лиля Цагерт, собственной персоной. Почти не изменившаяся, несмотря на прошедшие пятнадцать лет, только осунувшаяся от горя. И то, что рядом с ней стоял Бессараб, теперь многое объясняло, и многое, если не все, делало тщетным и ненужным.

"Нужно заехать в турагентство и купить хороший тур, куда-нибудь в Южную Азию или в Мексику", — почему-то подумала женщина, наблюдавшая из-за полок.

— Вам плохо? — окликнул ее охранник.

— Нет, нет. Все в порядке, — через силу улыбнулась она и побрела к кассе. Потом, выйдя из магазина, села на первую попавшуюся лавочку и позвонила внучке.

— Манечка, может, съездим с тобой куда-нибудь? Развеемся? — словно ничего не произошло, бодро спросила внучку профессор Сердюкова.

Зоя долго вертела в руках телефонную трубку, не обращая внимания на гудки. Да, давно ей не приходилось так удивляться.

Надо же, жена. Чушь какая-то. И, вообще, кто-нибудь присутствовал на свадьбе? Странно, что Иван, совершенно не приспособленный к браку и тяготившийся разными рода обязательствами, на ком-то женился. В это трудно было поверить. Хотя…

Зоя набрала знакомый номер.

— Говорите, — манерно потребовали на другом конце провода.

— Ольга Николаевна. Это Зоя, — защебетала она по привычке. С Иваном они расстались года четыре назад, а с его матерью отношения оставались дружеские. Они нет-нет да и встречались где-нибудь в ресторанчике. Или вместе устраивали походы по магазинам.

— Да, детка, слушаю тебя, — Голос стал заметно теплее.

Поговорили о погоде, о предстоящих поездках к морю, о поступлениях обуви в магазин и о фабрике в Италии. Потом обсудили нового косметолога из "Афродиты". И тут Зойка поняла: вот он — момент. Она тактично упомянула про Юлию, которая заходила сегодня с подругой.

— Знаешь, я не люблю эту Говорову. Такая склочная особа. Парикмахерша она и есть парикмахерша, — неприязненно заметила Ольга Николаевна.

Это означало: мне разговор неприятен, давай сменим тему. Но, Зоя, не смутившись, продолжила. Она только-только подобралась к тому, ради чего собственно и позвонила, затеяла весь этот бессмысленный разговор.

— Зато подруга ее — надменная, как английская принцесса.

— Может, королева? — усмехнулась Ольга Николаевна.

— Не думаю. Даже королева по сравнению с этой Лилей смотрелась бы жалко. Хотя вам виднее, это ж теперь ваша невестка.

— Зоя, что ты такое несешь? Какая невестка? — возмутилась Ольга Николаевна.

— Я так и думала, что обманул, — в сердцах проговорила Зойка.

— Кто обманул? Говори подробней, ничего не понимаю.

— Кто-кто? Ваш сын. Он от жадности еще и не то выдумает.

— Расскажи, — взмолилась старуха.

— Не переживай, Зоя, — легкомысленно изрекла она, когда Зойка ей поведала про новоявленную жену, ребенка и те три пары обуви, за которые заплатил Иван. — Мой сын с годами становится скрягой. Бизнес сделал его жадным и каким-то жестким. Он пять рублей в долг не даст, не просчитав курс. А его упущенная выгода? Я его таким не воспитывала. Ванечка рос добрым, хорошим мальчиком, а что теперь? Он ограничивает меня в расходах. Это жалкое пособие, которое мне выплачивается. Путевка в санаторий или на курорт наносит ему сокрушительный урон. И это при его-то доходах?

— Но все-таки, Ольга Николаевна, мне показалось, что Иван…

— Перестань, Зоенька. Это сплошной блеф. Насколько я помню, мой сын за все свои тридцать семь лет только один раз хотел жениться. И то бог отвел. Иван не создан моногамным. Он — ходок, как его отец, тот до сих пор гуляет, и этот будет гулять до гробовой доски. Ладно, моя дорогая, в дверь звонят. Это, верно, пришла Ирина Васильевна.

— До свиданья, Ольга Николаевна. Приятного вам массажа.

Ирина Васильевна делала комплексный массаж. Сначала спина, ноги, руки, а затем лицо. После ее рук, сильных и опытных, Ольга Николаевна чувствовала себя молоденькой девочкой.

В этот раз все было по-другому.

Руки Ирины, несмотря на жару, казались холодными. Кожу цеплял какой-то заусенец. Маска на лице получилась слишком жидкой и натекла в рот, застыв там третьим рядом зубов. Ольга осталась недовольна массажем. Она, скрепя сердце, заплатила Ирине ее привычный гонорар, и захлопнув дверь, поняла, что слишком нервничает. С чего бы? Ольга Николаевна быстро прошла на кухню и, достав из аптечки "Глицин", сунула его под язык. Руки. Она заметила, что трясутся руки.

"Нужно успокоиться, — пришлось приказать себе. — Что ж это такое?"

Ольга Николаевна отчетливо понимала: Ирина тут не причем. И разговор с Зойкой не мог вызвать такой реакции. Мало ли какие коленца выкидывает ее сын? Ну, купил три пары дорогущей обуви какой-то новой подружке. Но… Настораживало то, что пассия оказалась с ребенком. И, самое ужасное, ее звали Лилия. Женщины с этим именем не могло быть рядом с Иваном. Если только это не та самая…

Нужно все выяснить. И Ольга Николаевна уже знала как. Руки больше не тряслись, сердце не трепыхалось.

"Все обойдется", — подумала она и взялась за телефонную трубку. На другом конце провода ленивый мужской бас ответив, что Александра Васильевна сегодня выходная, повесил трубку.

"Вечно Иван набирает в охрану каких-то неотесанных мужланов", — подумала Ольга Николаевна. Раздражение начинало набирать обороты и витать в воздухе. Пришлось набрать полную грудь воздуха, задержать дыхание. Через минуту, успокоившись, она набрала по памяти другой номер. Разговор занял не больше пяти минут.

— Да, все узнаю и сразу же перезвоню, не беспокойся, Оля. — Шурочку Ильченкову, с которой не один год они вместе проработали в проектном институте и сидели бок о бок, в свое время удалось пристроить в домработницы к Ивану. Очень удачно. Теперь оставалось только сидеть и ждать звонка. Хотя странно, что Иван насильно дал домработнице выходной среди недели. Но кто его разберет, ее шалопутного сына?

ГЛАВА 13

Утром Иван проснулся от Мишкиного крика. Требовательного и громкого, переходящего в рев. Он подскочил, посмотрел на часы, показывающие половину девятого, и потащился на кухню. Там, во владениях Александры Васильевны, которые она ревностно оберегала от всех Ивановых подруг, царствовала Лилька. В коротком то ли платье, то ли халате с множеством пуговичек и пояском. Она жарила блины, лихо переворачивая их сразу на двух сковородках, откидывая готовые на большую тарелку. Около тарелки крутились галки. Одна большая, по имени Света, быстренько подхватывала блинчик, только — только положенный Лилей, макала в сметанную горку, выложенную на другой тарелке, и за два приема отправляла блинчик в рот. Галка поменьше, то есть галчонок, сидел в детском стульчике и тянул пятерней первый попавшийся под руку блин, сильно возмущаясь, когда Лиля или Света хотели ему помочь. Боялся, что отберут. Черные, как вишни, глаза были полны слез.

— Ну, чего пристаете к парню? — усмехнулся Иван, заходя на кухню.

— Доброе утро, — сказала Лиля. — Давай умывайся и садись завтракать, а то тебе ничего не достанется.

— Я сейчас, ты мне оставь парочку, а, Лиль? — попросил Иван и пошел в ванную.

Он мог бы отказаться и дождаться прихода Александры Васильевны. И поесть более традиционный завтрак — яичницу, например. Но ему не хотелось думать про обиды фрекен Бок. Лилька вторглась на чужую территорию, а он ее не предупредил. Но что такое обиды Александры, по сравнению с тем, что Лилька жарит блинчики на его кухне. И пусть делает, что хочет, лишь бы была рядом.

Блины таяли во рту. И Иван съел их без счету. Мишка возил своим блинчиком по тарелке, потом около рта и никак не давал Лиле себя покормить. Баловался и смотрел на взрослых лукавыми глазами. Лиля пыталась вытирать за маленьким дебоширом. И Иван видел, что ей было неудобно.

— Оставь, — сказал он ей и потянул за руку. — Ешь спокойно, потом уберем.

Она послушно села рядом, налила себе чаю. Мишка начал елозить по столу около тарелки, держа пятерней несчастный блинчик.

— Я так больше не могу, — возмутилась Лиля и подскочила к сыну.

— Подожди, — улыбнулся Иван. Он протянул свой блинчик малышу:

— А у меня вкуснее.

Ребенок оставил свои занятия и потянулся к Ивану, который быстро обмакнул кусочек обжаренного теста в сметану и протянул мальчику. Мишка потребовал блинчик в личное пользование.

— Нет, это мой, — сказал Иван с детской интонацией. — Ты можешь откусить.

Мишка куснул, потом еще и еще. Потом запил соком из Ивановой кружки.

В этот момент раскрылась входная дверь, и в дом вошла женщина лет пятидесяти, маленькая и пухленькая. Иван, увидев ее, поздоровался издалека. Она зашла на кухню, не скрывая удивления и неудовольствия. Что это за люди пожаловали на ее территорию? Она увидела сметану, размазанную по столу, увидела следы Лилькиной стряпни — две грязные сковородки, тотчас не помытые. Но самое главное, она увидела из-за широкой Ивановой спины ребенка, которого кормил лично Иван Григорьевич Бессараб.

И если б ей, Александре Васильевне, кто-нибудь рассказал об этом, она ни за чтобы не поверила. Напротив Ивана сидела совершенно незнакомая женщина в халате и пила чай.

Сухо поздоровавшись, Александра Васильевна двинулась к мойке и принялась мыть сваленную горой посуду. Иван даже не подумал представить ее гостям, объяснить ее полномочия. Он продолжал кормить ребенка, заботливо поддерживая около маленького рта свою любимую чашку. Из которой запрещалось пить не только его подругам, но и матери.

Иван хотел было представить Лилю. Но запнулся, подумав, и решил этого не делать. Александра раздражала его своими поджатыми губами и недовольным видом. Сейчас за ним закроется дверь, и она устроит Лиле разборки в Бронксе. А ему этого не хотелось, как и не хотелось приседать в реверансах перед Александрой. Идея, только что пришедшая в голову, порадовала и развеселила.

— Тебе сколько времени надо, чтобы собраться? — спросил он Лильку. Так спрашивает муж, готовый какое-то время подождать любимую жену, если, конечно, недолго.

— Полчаса, — ответила она, даже не подумав. Всегда при любых обстоятельствах ей требовалось всего полчаса. И она не понимала, как другим требуется гораздо больше времени.

— Поедем в офис, нужно до конца решить вопрос с этой сладкозвучной сиреной, — пояснил Иван, глядя в ее удивленные глаза.

— Может, после обеда? Мишку уложу, и поедем. Он сейчас изорется. Света с ним не справится, — попыталась воспротивиться Лиля.

— Не изорется, тут еще Александра Васильевна, она умеет управляться с детьми. А Свету можем взять с собой. Посидит в Интернете, пока мы будем разговаривать. И потом, Лиля, вопрос серьезный, и я хотел бы решить его побыстрее. А сегодня суббота, во второй половине дня фиг кого соберешь. Давай собирайся, время пошло.

Он пошел в кабинет звонить Стасу. Потом примчался оттуда с трубкой.

— На, тебя Юля. Только быстро, прошу тебя. Совещание назначено через час, — предупредил он.

Александра Васильевна наблюдала, как гостья, прижав трубку между плечом и ухом, односложно отвечает на вопросы Юли Говоровой и одновременно вытирает лицо сына салфеткой. Односложные ответы кончились, она рассмеялась и заговорила на незнакомом языке, похожем на немецкий. Потом расхохоталась и повесила трубку. В дверях кухни показалась высокая девочка-подросток, отдаленно кого-то напоминающая Александре Васильевне.

— Опять ругалась, фру? — спросила она весело. — И как не стыдно. Радуешься, что хоть кто-то тебя понимает.

— С нами поедешь? — спросила Лиля.

— С вами? — подколола Света. — Нет, не поеду. Лучше с Мишкой посижу.

— Управишься?

— Конечно, — хмыкнула дочь. — Если что, позвоню тебе на сотовый.

— Если что, позвонишь мне, — сказал Иван, тихо материализовавшийся из своей спальни. Он был в бледно-голубых джинсах и черной майке, выбрит и причесан. Аромат хорошего одеколона быстро распространился по дому.

— "Фаренгейт", — потянула носом Света. Его дочь была еще та штучка. С норовом и апломбом.

— Ага, — добродушно заметил Иван. — Лиля. Ну ты скоро? Сейчас опоздаем.

— Света, запиши номер мобильного, — подала она голос.

— А ты, подруга, сдай, пожалуйста, свой. Мне так спокойней, ладно?

— Зачем? — почему-то заупрямилась Лиля.

— Затем, чтобы тебя никто по нему не нашел. Неужели непонятно? — Иван начал терять терпение.

"Боже мой, он увел ее у мужа с двумя детьми, — Мысленно всплеснула руками Александра Васильевна. — Ну, это ненадолго. Небось, какая-нибудь парикмахерша из салона Юли Говоровой. Эта здесь точно долго не задержится. Совещание. Я вас умоляю.

Только чего столько охраны с собой взял? Уж не случилось ли чего страшного? А может, отбил эту Лилю у крутого какого, и теперь боится и носа высунуть без охраны. Скорей бы он ее бросил и вернулся к Мариночке".

Дора Соломоновна стояла у окна и смотрела на уютный внутренний дворик, выложенный плиткой и обрамленный с трех сторон клумбами, и злилась. Опять выходной день коту под хвост. Какое-то экстренное совещание в одиннадцать часов. Уже четверть двенадцатого и никого нет. Она одна. Шеф, как всегда, опаздывал. И она усматривала в этом неуважение к ней. И еще обиду. Мало того, что нанял какого-то аудитора, проверять ее, Дорину, работу. И все время кричит о воровстве. Обокрали его, бедного. Она смотрела на крупные капли только что начавшегося дождя и думала о том, что работает с настоящим самодуром. Орет на всех по любому поводу и за малейшую провинность налагает штрафы. И она, Дора, замаялась их высчитывать и выписывать. Открылись ворота, пропускающие внутрь "джип" и "девятки". "Не хватает только эскорта мотоциклистов, — раздраженно подумала она. — Вот дожили, молодого мужика охраняют как раньше члена Политбюро"

Машины остановились, и Дора увидела быстро выскочившего из-за руля Ивана. Он подбежал к машине с другой стороны. Открыл дверцу, подал руку молодой женщине. И, не отпуская, повел ее через двор к служебному входу. Он размахивал свободной рукой, словно показывая — все здесь мое. "Настроение, видать, хорошее, такое редко бывает", — отметила про себя Дора и сочла за благо отойти от окна, дабы он ее не заметил.

Человек, наблюдающий за Иваном и его новой пассией из соседнего с бухгалтерией окна, тоже отошел в сторону. Затем снял трубку и позвонил, посмотрев номер, записанный на листке бумаги. Сказал одну фразу:

— Она здесь, — и бросил трубку.

"Сейчас начнется", — злорадно подумал он.

— Знакомьтесь, — сказал Иван, — наш главный бухгалтер Дора Соломоновна, а это Лилия Михайловна, наш новый аудитор.

Дора напряглась. Обида захлестнула, и она еле-еле справилась с нахлынувшими слезами. Во-первых, Иван представил ее первой, как девчонку какую-то, своей новой подружке, во-вторых, он решил взять аудитора в штат, даже не поставив ее в известность заранее. Хотя, наверное, он думал в тот момент не головой. Она мысленно усмехнулась и решила себя в обиду не давать. Про себя отметив, что эта самая Лилия Михайловна — очень деловая особа, хотя и держит себя довольно просто, непринужденно. Они сидели в кабинете Ивана, оформленном дизайнером в теплые тона и, пока народ подтягивался, обсуждали допущенные ошибки. Лиля начала с этого специально, чтобы поговорить наедине, без большого числа свидетелей. Она видела, как женщина закипает от ярости, и сообразила, что рассказывает все это при Иване, который потом как-то ее накажет. Она стала мучительно соображать, как выйти из этой дурацкой ситуации, но открылась дверь, и на пороге возник еще один человек, худой, невысокого роста в дорогом костюме, несмотря на жару.

— Опаздываешь, Серый, — недовольно протянул Иван своему второму заместителю. — Заседание на сколько назначено?

— На одиннадцать. Извините за опоздание, — пробормотал вошедший.

"Умеет же ставить людей в неудобное положение", — подумала Лиля. Ей это было очень неприятно.

— Можем начинать, — скомандовал Иван. — Стас подъедет попозже. Его Юлия припрягла на базар съездить… — Он хотел еще что-то дополнить по поводу Юльки и Стаса, когда его взгляд наткнулся на Лилькин, полный холодного бешенства, и осекся.

Дора заметила это моментально. Большую власть имеет эта мадам. Пожалуй, не стоит портить с ней отношения.

Молодой человек, сидящий напротив, не заметил ничего.

Лилька откашлялась и стала объяснять схему, которой пользовался вор. Подставная фирма, несуществующие затраты и перевод денег на пластиковую карту.

— Вот и все, ничего премудрого, — подвела она итог. — Самое ужасное заключается в том, что все эти схемы давно известны. И эти и более изощренные, до которых ваш вор, к счастью, не додумался. Поэтому, не дай бог, проверка, и придется долго доказывать, что это не ваше творчество.

Вошел запыхавшийся Стас, сел с краю стола, подмигнул Лиле.

— Принесите счета, Дора Соломоновна. Я хочу посмотреть, за чьей они подписью, — распорядился Иван.

Пока Дора ходила за сшивами с перепиской, Сергей беззастенчиво разглядывал Лилю и пытался вести светскую беседу. Стас сидел в стороне и наблюдал за Иваном. Тот сидел, откинувшись, в большом кожаном кресле и злился. Злился на Сергея, что он так смотрел на его женщину.

— Сергей Владимирович. Пойди-ка, помоги Доре, а то она все эти сшивы сразу не принесет, тяжело больно, — не выдержал Иван.

Второй заместитель подскочил и быстро вышел из кабинета.

— Ты прямо зверь какой-то, — с укоризной сказала Лиля.

— Мне не нравится, как он на тебя смотрит, — без обиняков заявил Иван. — Вообще, хамство какое-то — сидит в моем офисе, в моем кабинете и в наглую рассматривает мою женщину, — закончил он ворчливо.

— И как давно я твоя женщина? — напряглась Лиля.

— Давно, — огрызнулся он.

Она пожала плечами.

Стас предпринял тысячу попыток, чтобы не расхохотаться.

Пришли Дора с Сергеем и принесли сшивы. Иван проверил, все ли папки на месте.

Потом начали дружно смотреть счета этой самой "Сирены" и выяснили, что все они без исключения подписаны Иваном. Лиля видела, как облегченно вздохнула Дора, как спало напряжение с Сергея.

— Кто мог принести их ко мне на подпись? — сурово спросил Иван.

— А сам ты не помнишь? — просто спросила Лиля. Сергей и Дора одновременно удивились вопросу и решили, что сейчас бедную аудиторшу ждет показательная казнь.

Но Иван улыбнулся и ответил спокойно:

— Если спрашиваю, то нет. Я подписываю в день кучу бумаг. Иногда что-то забываю, Лия.

Лиля внутренне содрогнулась. Он назвал ее так, как называл раньше, во времена великой любви.

Он назвал ее так, как мысленно называл в последнее время. И отругал сам себя за это.

— Я думаю, нужно просмотреть другие счета, подписанные тобой за те же дни. Может, ты чего-нибудь вспомнишь, — подала идею Лиля.

— Умница, — воскликнул Иван. — Давайте посмотрим счета за последнее время.

Они б еще долго копались в пыльных сшивах, но зазвонил Иванов сотовый.

Разговаривая, он закрыл глаза ладонью и принялся тереть их. И все присутствующие увидели внезапную перемену, произошедшую в начальнике. Лицо его стало суровым и жестким, глаза наполнились болью и гневом.

Лиля отвлеклась от бумаг и уставилась на него.

— Что случилось? — спросила она, когда он закончил говорить.

— Случилось, — повторил он, пытаясь прийти в себя. — Два часа назад около дома застрелили Сергея Корабельникова.

— О, боже, — всплеснула руками толстая Дора.

— Дай мне телефон, — тихо попросила Лиля.

— Возьми. — Иван пододвинул к ней городской аппарат.

— Не этот, — замотала она головой. — Дай сотовый.

— Зачем? — отрывисто спросил он.

— Позвоню Вите, — твердо сказала Лиля.

Он пощелкал кнопками и протянул ей трубку.

— На, сейчас ответят. Все свободны, — сказал он подчиненным.

Сергей вышел первым, Дора закопалась около сшивов, пока Иван не велел ей выйти.

— А папки оставьте на столе, — приказал он.

Она посмотрела на лицо шефа, искаженное гневом, и поторопилась уйти.

— Я буду у себя, — сказал Стас и вышел последним.

— Как вас представить? — спросили в трубке.

— Лилечка, — ответила Лиля.

"Блин, представляется, как маленькая девочка", — с раздражением подумал Иван.

Охранник подошел к Пахому, стоявшему около аквариума. Внутри, в особо очищенной воде, плавали рыбки редких пород и невиданной красоты, но их хозяин смотрел куда-то мимо них.

"Черт возьми, еще один друг погиб за последние полгода", — горько подумал он.

Охранник предупредительно кашлянул.

— Глупый звонок, но дама настаивает, — извиняющимся тоном сказал он.

"Какие дамы, на фиг, — выругался про себя Виктор Пахомов. — Если Кораб убит?"

— Как представилась? — проскрежетал сквозь зубы. У охранника прошел мороз по спине.

— Какая-то Лилечка, — еле выговорил он, решив, будь что будет.

— Давай скорей, — выхватил трубку Пахомов.

— Лилечка? — переспросил он. Только одна женщина могла так представиться. Только так ее и называл его лучший друг.

— Как тебя зовут? — спросил новенький мальчик у соседки по парте. — Меня — Иштван.

"Дурацкое имя", — подумал Витька Пахомов, сидевший сзади.

— А меня — Лилечка, — Выпендрилась Лилька Агапова.

— Ты где? — отрывисто проговорил Пахомов.

— Здесь, — ответила она. — Ты слышал про Сережку?

— Да. Лиля, его убили так же, как и Иштвана. Один почерк. Кто-то из знакомых, кого он хорошо знал. Они разговаривал прямо у подъезда. Соседи видели.

— Ты что-нибудь понимаешь? — спросила Лиля. Вопрос был скорее риторическим.

— Ровным счетом ничего. Тебя сейчас многие ищут. Олег звонит каждый день. Лиля, оставайся там, где сейчас находишься, пока я не разберусь.

Окончив разговор, Виктор вгляделся в экран телефона. Очень интересно. Вместо номера высветился контакт, занесенный в его справочник. Пахомов внимательно посмотрел на имя и нажал на кнопку вызова.

— Привет, — сказал Иван, зная, что тот перезвонит.

— Привет, — повторил Пахомов

— Соболезную, Витя, — глухо сказал Иван.

— Я тебе тоже, — с горечью в голосе ответил Пахомов.

Они были равновеликие фигуры. Ни конкуренты, ни враги. Просто знакомые. Ни хорошие, ни плохие. Их познакомил лет пять назад тот же Сережка Корабельников. То ли в сауне, то ли в ресторане. Иван уже не помнил. И сказать "познакомил" было б смешно. Иван сразу же узнал Пахома. И тот тоже долго к нему приглядывался — откуда-то я тебя знаю?

— Мои у тебя? — деловито осведомился Пахом.

— Да, — ответил Иван, но это "мои" его покоробило.

— Я вечером подъеду.

— Знаешь куда?

— Конечно, — усмехнулся Пахом.

— Он приедет вечером, — сообщил Иван Лиле. — Поехали домой.

Она, молча, встала, покидала в сумку блокнот и ручку, сиротливо лежащие на столе, и уже собралась идти, как вдруг начала крениться на бок. Иван еле успел подхватить ее.

Лиля очнулась через несколько секунд на диване.

— Что со мной было?

— Отключилась, — сказал Иван. Он выглядел сильно встревоженным.

— А на диване как оказалась?

— Я принес, — удивился вопросу Иван. — Давай попей водички и нужно ехать домой.

Он протянул ей стакан с водой, из которого несло "Волокардином".

— Попей — попей, — попросил Иван. — А я сейчас вызову охрану.

На лестнице послышались шаги. Он наклонился к Лиле и тихонечко поцеловал.

— Сейчас поедем, милая, — шепотом сказал он.

Шаги прошли через приемную по ковролину и остановились около его двери. "Какая у меня тактичная охрана", — с сарказмом подумал Иван.

— Машины готовы? — спросил он, поворачиваясь. И отпрянул — около двери стояла Марина.

Картина Репина, одним словом.

Марина подошла к двери и застыла от удивления, как жена Лота.

На кожаном черном диване возлежала какая-то женщина, а ее, Маринин, любовник стоял на коленях рядом, и нежно гладил по голове.

По отношению к ней Иван никогда не позволял особых нежностей, и Марина впервые видела такое его лицо. Глупое от счастья.

— Что происходит? — гневно спросила она.

Иван резко поднялся с колен и подскочил к ней.

— Ты как здесь оказалась? — прорычал он.

— Почему ты со мной разговариваешь таким тоном? — Из глаз у Марины ручьем покатились слезы. — Не хочешь мне ничего объяснить?

— Нет, — отрывисто сказал он. — Пошли, я тебя провожу.

В приемную выглянул встревоженный Стас. И сразу все понял.

— Побудь у меня, — попросил Иван и кивнул на открытую дверь. — Я сейчас вернусь.

Они молча спустились на лифте, и Марина в душе тридцать раз раскаялась в том, что затеяла эту авантюру с неожиданным приездом.

— У тебя пропуск с собой? — спросил Иван как ни в чем не бывало.

— Да, — ответила она, не замечая подвоха.

— Достань.

Марина послушно вытащила пропуск из сумочки. Иван взял его и передал охраннику, сидевшему в стеклянной будке.

— Слава, девушка сдала свой пропуск, — объяснил он, развернулся и пошел к своему личному лифту.

И тут Марина отчетливо поняла, что все закончилось. Она не сможет просто так прийти к нему работу или позвонить на сотовый, номер которого он меняет раз в месяц. А бестолковая Леночка будет по его приказу говорить, что его нет, или он на совещании, или в командировке

Дома все уже было готово к обеду. Александра Васильевна расстаралась. Несколько салатов, суп в супнице, и мясной запах из духовки, смешанный со специями. И сам стол, накрытый в столовой, с белой скатертью, со столовыми приборами, мудрено завернутыми в льняные салфетки. От такой картины у Ивана свело в желудке.

— Ну, Александра Васильевна, вы сегодня молодец, — похвалил Иван.

— У вас же гости, Иван Григорьевич, — любезно откликнулась домработница.

У Ивана все передернуло внутри.

— Вы имеете в виду Лилию Михайловну с детьми? — уточнил он.

— Конечно.

— Они здесь не гостят, они здесь живут, — отрезал Иван. — И еще, с завтрашнего дня, пожалуйста, согласовывайте все хозяйственные вопросы с Лилией Михайловной.

Александра посмотрела на него, не в силах поверить в услышанное, и не могла ничего ответить. Пока она подбирала слова, он вышел из комнаты. И она слышала, как он постучал и позвал обедать. Но никто не пришел, и сам Иван куда-то исчез. И в доме воцарилась тишина. Александра Васильевна подошла к двери комнаты для гостей и прислушалась. Там в полголоса разговаривали. Но о чем, разобрать было нельзя. Она услышала приближающиеся к двери шаги и быстро зашла в столовую, сделала вид, что поправляет тарелки и фужеры. Вслед за ней влетел разъяренный Иван.

"Неужели нажаловалась?" — подумала Александра Васильевна. У нее со Светой с утра случился небольшой конфликт. Девчонка по-хамски ответила на ее замечание. И Александра поставила ее на место. Она уже и думать об этом забыла, а поди ж ты, маленькая дрянь.

— Я хотел бы поговорить с вами, Александра Васильевна. Пройдите, пожалуйста, в мой кабинет, — рявкнул Иван. — Что вы наговорили девочке? — начал он без предисловий.

— Я? Ничего? — искренне удивилась Александра с чувством оскорбленной добродетели.

— Совсем?

— Я посетовала на ее поведение. Ее матери следовало больше уделять времени ее воспитанию.

— Ее матери сейчас не до этого, — возразил Иван.

— Ну, конечно, — усмехнулась домработница и тот час пожалела об этом.

Глаза Ивана сверкнули гневом, и Александре показалось, что сейчас из них вылетят молнии. Зевс-громовержец.

— Я настаиваю на том, чтобы вы не смели говорить то, о чем не имеете малейшего понятия. И если еще раз вы порекомендуете Свете отправиться к своему отцу, то я просто вас уволю. Ее отец умер, и ваша просьба, по меньшей мере, непростительна.

Договорить он не успел. По внутренней связи сообщили, что приехал Виктор Пахомов.

Разгневанная Александра увидела, как он стремительно выскочил из кабинета и с тревогой в голосе остановил Лилю, собиравшуюся выйти на крыльцо.

— Подожди. Лучше пусть в дом зайдет.

— Он не причинит мне зла, — удивленно ответила она.

— Я не об этом, не выходи из дому, мало ли… Сам встречу.

Он сбежал по ступенькам к гостю. И как радушный хозяин повел в дом. Этот человек приехал сюда впервые. Он был из другого мира, так неприятного Александре. И она раньше слышала про разборки пахомовских и арташесовских. Потом застрелили самого Арташеса, а Виктор Пахомов стал бизнесменом и уважаемым человеком. Но, по мнению Ивановой домработницы, так и остался бандитом. И что может быть общего у него и ее интеллигентного хозяина? Он приехал сюда из-за этой Лилии. Неужели у Ивана хватило ума отбить женщину у этого монстра. Сейчас начнутся разборки. А они непременно начнутся, это видно по мрачным лицам обоих мужчин. И остынет борщ, а если начнется драка, то и поломают мебель. И завтра придется делать генеральную уборку.

Но Виктор зашел в дом, огляделся и присвистнул:

— Кучеряво живешь, Иван Григорьевич.

Потом подошел к Лиле, коснулся губами щеки.

— Здравствуй, родная.

— Здравствуй, Витя.

Они обнялись. И Иван снова почувствовал укол ревности.

— Поставьте на стол еще один прибор и замените фужеры на рюмки. Мы будем пить водку, — сказал он Александре Васильевне.

— И Лилия Михайловна? — уточнила домработница.

— И она. Поминать на Руси принято водкой, — сказал Иван раздраженно.

— Этого не может быть, — задумчиво произнес Пахом. — Бумеранг погиб на зоне…

Он сидел, развалившись, в необъятном кресле в кабинете Ивана и медленно отхлебывал из рюмки коньяк.

— Погиб? — переспросила Лиля. — Точно?

Он посмотрел на нее, укутанную в плед и греющую руки об чашку с чаем, хотя на дворе была только середина июля.

"Заболела, что ли? — с тревогой подумал Пахом. — Нужно было забрать их к себе. Хотя куда к себе? Кругом бандиты и шлюхи. Пусть лучше здесь остаются"

— Точно, родная. Сказали, что от пневмонии помер. Но, я думаю, прибили его там.

— Тогда, кто? — Ее голос дрогнул, и ему показалось, что сейчас она заревет. Но Лиля сдержалась и снова переспросила Пахома, только более спокойно:

— Тогда, кто?

Пахом собирался сказать ей, что это мужское дело и ей нечего лезть и подставлять себя под удар. Но где-то в глубине дома заплакал Мишка, и Лиля, быстро опустив на паркет босые ноги, принялась искать шлепанцы. Они оказались почему-то около письменного стола, в другой части комнаты.

Иван, до сих пор хранивший молчание, буркнул:

— Сиди.

Потом достал шлепанцы из-под стола и принес их Лильке. Она подскочила и побежала к сыну.

"Интересно пляшут девки, по четыре в каждый ряд, — прокомментировал мысленно Виктор Пахомов. — Никогда еще не видел прислуживающего Бессараба. А он сегодня какой-то странный. Господи, неужели они по новой любовь крутить начали? Ну, Лилька, ну стерва. А ведь еще и полугода не прошло, как Иштван погиб" И горечь за друга, погибшего так странно и нелепо, захолонила все сердце Вити Пахомова. Он вспомнил ту резкую боль где-то за грудиной, охватившую его, когда "Рая из-под трамвая" позвонила ему на мобильный.

— Витенька. Витя. Иштвана убили. Приезжай, Витенька.

И около подъезда небольшого элитного дома он заметил отъезжавшую "Скорую помощь". Потом увидел Лильку, накачанную какими-то сильнодействующими лекарствами. Она сидела в спальне на ковре и разговаривала с портретом Иштвана. Рассказывала ему, что в него стреляли, куда попали, какое из ранений оказалось смертельным, и спрашивала, почти кричала, зачем он все это допустил. Обвиняла и плакала. И в тот момент Виктор решил, что от горя она свихнулась. И ему придется поднимать и ставить на ноги крестницу и Мишутку. Но оказалось, что именно из-за детей она выжила. Только перестала смеяться, и глаза поблекли и угасли. "Выплакала Лиля глаза", — сказала его мать после похорон Герта.

"Если с Лилькой что-то случится, ввек себе не прощу", — подумал он. И если это за старые грехи всех нас шмаляют, то она вообще не при делах. И кто его знает, может быть, и жив Бумеранг. Сказали, помер от пневмонии, а все и поверили. Кто бы там разбирался, десять лет назад. С другой стороны, деньги. За эти годы они нигде не всплыли. Хотя братва шустрила по всей необъятной России-матушке. И проверяли каждого, кто внезапно появлялся с большими бабками. По всем крупным городам искали. А в глубинке делать с таким лаве нечего. И Герт проверял по всяким банкам в оффшорных зонах. Значит, погиб Бумеранг. А деньги? Что деньги? Погорели все"

ГЛАВА 14

Уже глубоко за полночь они вышли с Иваном на крыльцо. Лилька уснула на диване, и Иван бережно укрыл ее пледом.

"Пусть хоть он о ней заботится, — подумал Пахом. — Если меня грохнут, а по всем приметам, должны, то хоть она не пропадет".

Стали прощаться, и Виктор задержал руку Ивана в своей, крепко сжав.

— Не навреди ей, понял?

— Понял, — спокойно ответил Иван.

— Когда-то давно я посоветовал тебе близко к Лиле не подходить, а…

— Вспомнил все-таки, — усмехаясь, перебил Иван.

— Я тебя еще тогда в бане узнал, у меня хорошая память на лица.

— А виду не подал…

— А зачем? Мы с Гертом обсудили это при встрече. Он еще в шутку сказал тогда, мол, вот помру я, а Лилечка в Город вернется, пойдет в гости к Юле Говоровой и встретит там своего Ваню. Как в воду смотрел…

Он не добавил, что Иштван спросил тогда:

— Как думаешь, выйдет Лиля за него замуж?

— Может, она и не поедет в Город, — пожал плечами Пахом.

— Правильно, чтобы она к нему не вернулась… — Иштван сложил губы в усмешке. Куплю-ка я дом в Гетеборге на ее имя.

Только разве мог он предугадать, какая охота пойдет на его жену.

— У него в роду цыган не было? — насмешливо спросил Иван.

— Нет, — мотнул головой Пахомов. — Просто Герт умел рассчитывать все на несколько шагов вперед. Знаешь, с ним неинтересно было играть ни в карты, ни в шахматы. Он даже когда играл в дурака, просчитывал, какие у кого карты. А в шахматах приблизительно после первых двух ходов догадывался, как поставит противнику мат.

"С какой теплотой он рассказывает об Иштване, — почему-то подумал Иван. — У меня никогда не было таких друзей. И уже, наверное, и не будет. К той же Лильке он относится как к родной сестре. "Мои"… "родная"…"

— Ладно, это лирика, — прервал его размышления Пахом. — Лучше тебе ее сейчас не оставлять. Можешь пока на работу не ездить?

Иван кивнул и добавил нехотя:

— Я придумаю, как нам на кладбище побывать и в живых остаться. Потом обговорим с тобой детали.

— Хорошо, я тоже покумекаю, что можно сделать. Приеду завтра. Пошепчемся.

Иван наблюдал, как Пахом спускается по ступенькам и садится в машину. Смотрел на его спину, казавшуюся еще более сгорбленной из-за рук, засунутых в карманы. От танцующей походки и косой сажени в плечах не осталось и следа. Хотя если человек за последние полгода похоронил своих лучших друзей, то еще не так сгорбишься. Жизнь согнула. Кажется, так говорят.

Он вернулся в кабинет, взглянул на спящую на диване Лильку, поправил съехавший в сторону плед. Потом сел рядом и долго смотрел на бывшую невесту. Или будущую жену… Как знать?

— Сейчас приеду, — рявкнул Пахом. Он нажал "отбой" и швырнул трубку на пустое пассажирское сиденье. Глянув в зеркало заднего вида, Виктор Николаевич, выхватив взглядом "тойоту" с охраной, пробурчал недовольно:

— Догоняйте, пацаны.

И, прибавив газу, вылетел на встречку. Его колотила дрожь. От злости. От потаенного страха. Этот день когда-нибудь закончится? Или так и будет нести ужас и погибель? Жизнь снова войдет в прежнее русло? Чтобы наслаждаться каждым днем, не мчаться по городу как на пожар, а кататься в свое удовольствие.

Он подъехал к знакомым воротам и нажал на брелок. Черные кованые створки раскрылись настежь. Пахом подрулил к самому входу и, выскочив из машины, одним махом запрыгнул на крыльцо. Рванул дверь на себя и столкнулся в коридоре со старшей сестрой.

— Как она? — бросил порывисто.

— Вроде немного лучше, — прошептала Галка, погладив его по плечу. — Но пульс все равно низкий. Я вызвала Нину.

Витька кивнул и, перепрыгивая через ступеньку, опрометью взбежал на второй этаж. Потом задержался в коридоре и тихо, мягко ступая, как кошка, вошел в распахнутую дверь спальни. Мама, бледная, с синими губами, лежала на высоких подушках. Невыносимо воняло "Корвалолом" и еще какой-то мутью. Пахомов замер на входе, прислонившись к косяку, внимательно всмотрелся в лицо больной.

"Кажется, дышит, — пронеслось в голове. Витька вздохнул облегченно, но так и остался стоять, подпирая дверной косяк. — Еще не хватало, чтобы ко всем бедам и несчастьям прибавилась и эта утрата. Не пережить. Самому тогда хоть в петлю, хоть на плаху. Шутка ли за четыре неполных месяца перехоронить всех близких. По большому счету только мать с сестрой остались. И Лилька с детьми".

Больная зашевелилась, открыла глаза, позвала тихо:

— Витя, сыночек.

Он в два шага оказался рядом, опустился на колени около кровати, положил голову рядом с подушкой.

Мать слабой рукой погладила его по стриженому затылку, как когда-то в детстве.

— Ты чего? Испугался? — спросила насмешливо.

— Меня самого чуть инфаркт не хватил, — ворчливо заметил Витька. Мать слабо улыбнулась. От этого сразу полегчало, и страх, липкий, ползучий, растворился в мамином слабом смехе.

— Галь, — позвала она. — Ты чего Витьку дернула? Мало ему забот.

— Я еще Нину вызвала, — угрожающе сообщила сестра. — Не вздумай ее прогнать. Человек через весь город едет.

— Да зачем же ты всех переполошила? Я сегодня отлежусь, и завтра как огурец. Это я про Сереженьку узнала, сердце не выдержало.

— Видали мы таких огурцов-молодцов, — фыркнула Галка. — Мам, ты, когда в коридоре рухнула, всех напугала.

— Да пустяки…

— Вить, ну хоть ты ей скажи, — взмолилась сестра. — Сама все знает и врачей не подпускает к себе.

— А чего говорить? — буркнул Витька. — Сейчас Нину дождемся.

— Ты останешься, сыночек? — переспросила мать. — Ехал бы. Мы тут сами управимся.

— Знаю я, как ты управляешься, — проворчал Пахом. — Я подожду, хочу послушать, что доктор про твое здоровье скажет. — И, развернувшись к сестре, попросил: — Галка, дай пожрать что-нибудь.

Минут через десять, когда Пахомов умудрился зажевать четыре котлеты без гарнира и хлеба, к дому подъехала Нина Сердюкова. Витька выскочил навстречу, распахнул калитку, помог выйти из такси. Сам расплатился с водителем.

— Как она? — быстро поинтересовалась Нина.

— Уже лучше, кажись, оклемалась. — Пахомов махнул рукой. — А приехал когда, вся синяя лежала.

— Сейчас посмотрим, — отрывисто бросила Нина и, не переведя дух, поинтересовалась: — Что происходит, Пахомов? Сначала Цагерт, теперь Корабельников…

— Откуда я знаю, Сердюкова? — пожав плечами, буркнул он и повернулся к сестре: — Галка, проводи, я тут посижу.

Сестра и Нинка отправились наверх, галдя, как две сороки, а Пахом опустился на плюшевый диван в столовой и уставился в одну точку. Два часа назад он повидался с Лилькой, потом заехал домой к знакомому следователю, а теперь после короткой беседы растерялся, не зная, что предпринять дальше. Если днем, когда сообщили о гибели Сережки, мир совершил очередное сальто-мортале, то сейчас Пахом понимал, что прошлое и настоящее уже переплелись в тугой узел, и никакой надежды на будущее не осталось. Уже только вопрос времени, когда бомбанет, и все вокруг разлетится к чертям собачьим. В том, что это произойдет, сомневаться не приходилось. Виктор Николаевич точно знал время и дату начала личного Армагедона. Тот самый день и час, когда маленькие кусочки металла врезались в голову Герта, расколов череп, а заодно и весь мир Вити Пахомова.

"Даже во сне горячечном такое не приснится. Никакая Агата Кристи не додумается до подобного сценария. И что делать теперь?"

Он быстро поднялся и подошел к резной горке, за стеклом которой стояло несколько снимков. Оглядел блуждающим взглядом. Из друзей, стоявших в обнимку на многих фотках, в живых уже почти никого не осталось. Вон их с Ларкой свадебная фотография. Невеста — в шляпе и в кружевном платье, жених — в белом костюме. Тогда казалось, это так круто. Он посмотрел на самого себя, гордого и счастливого. На своих друзей, пьяненьких и довольных. Взгляд задержался на красивом лице Ларисы. Витька медленно провел пальцем по локонам жены и с ужасом осознал, что пять лет назад она могла погибнуть из-за него, став одной из первых жертв в кровавом списке неизвестного мстителя. Только он в тот момент не понял ничего. И списал Ларкину гибель на местные разборки. Даже умудрился отплатить кое-кому той же монетой. Палец прошелся по снимку дальше и переместился на лицо Герта, обнимавшего Лильку.

— Ну и что мне предпринять? — спросил Пахомов вслух. — Искать мне его, что ли?

Риторический вопрос. Где-то наверху переговаривались женщины, но Витька мог поклясться, что услышал голос Иштвана:

— Дергать надо, Пахом. Быстрее.

Виктор Николаевич потер слезящиеся глаза, почесал голову и понял, что ничего другого не остается. Он улегся на диван, привычным движением закинув под голову гобеленовую подушку. Прикрыл глаза, попытался сконцентрироваться на деталях. Пахомов не заметил, как от окна метнулась тень, и что-то тяжелое обрушилось прямо на голову. Витька автоматически отразил удар, сгруппировался и, упав на пол, моментально откатился в сторону. Тень бросилась в коридор, противно мяукая.

— Долли, твою мать, — проворчал Пахомов, потирая ушиб и провожая недобрым взглядом Галкину серую кошку. — Что ж тебе на окне не сиделось?

Сверху спустилась Нина, попросила вызвать такси.

— Я сам отвезу, — встрепенулся Витька, все еще не пришедший в себя от общения с Долли. — По пути расскажешь, что там с матерью?

Дорогой Нина долго объясняла про сердечную мышцу и митральный клапан, говорила, что с сердцем шутки плохи, советовала отправить родительницу в санаторий. А потом в своей дурацкой манере неожиданно осведомилась:

— А что, правда, Агапова в городе?

— Не слышал, чтобы она уезжала, — начал валять дурака Пахом с серьезным видом.

— Я о Лиле спрашиваю, — фыркнула Сердюкова.

— Аааа, даже понятия не имею, — на голубом глазу соврал Витька и тут же уточнил: — Откуда новости?

— Бабуля видела ее в магазине. С Манькиным мужиком.

— И чего?

— У сестры истерика второй день.

— Тоже мне подарок выискался, чтобы по нему так убиваться, — пробормотал Пахомов. — Пусть Маня себе другого найдет.

— А этого Агаповой отдать? Что-то быстро она Иштвана разменяла.

— Нин, ты чего? — оскорбился за подругу Пахом. — Причем тут Бессараб? Каким боком он к Лильке нашей? — устало полюбопытствовал Витя, заведомо зная правильные ответы. — Нужен Маньке этот тип, пусть добивается. А у Агаповой сейчас другие заботы, поняла?

— Как его добьешься? — всплеснула руками Нина, тяжело, по-бабьи, вздохнув.

— Тут я тебе не советчик, — огрызнулся Пахомов. — Вы, бабы, сами разные приемы знаете. В яслях вас этому учат, наверное. Одно скажу, а ты Маньке передай. Пусть на шею ему не вешается, а лучше попросит помочь. А может, и не она сама, а например, батя ваш. Иван ему не откажет. Ну, придумайте что-нибудь.

Пахомов затормозил около знакомой высотки.

— Спасибо, что подвез, — проворковала Нина, глянув победоносно. Витька еще со школы помнил этот ее взгляд, означающий, что Сердюкова уже закусила удила. Что, собственно, и требовалось.

Дома Пахом сразу прошел к бару и налил себе полный стакан виски. Отхлебывая потихонечку, он двинулся на кухню и заглянул в холодильник. Четыре Галкиных котлеты уже давно пропали в недрах желудка, и организм требовал к вискарю какой-нибудь закуски. Поймав себя на мысли, что даже при таком гнилом раскладе ему хочется есть, Витька поморщился. Тут же засаднила щека, и он интуитивно провел по ней ладонью. Так и есть. Царапина. Долли, злая гадина, оставила отметочку.

— Чтоб тебе, — снова выругался Виктор Николаевич. Он обмакнул палец в бокал и провел по ссадине. — Послезавтра на похоронах буду с расцарапанной мордой. Оля, доля, луг зеленый. — Внезапно вспомнилась детская считалочка. Он постоял с минуту, задумавшись. Потом быстро захлопнув холодильник и отставив виски в сторону, подхватил с базы телефонную трубку, позвонил заму.

— Гена, — велел Пахомов. — Срочно купи мне билет в Москву. На сейчас. А утром или днем обратно.

Дав указания, он отключился и снова начал рыться в контактах. Лихорадочно ткнул в нужный. Телефон долго издавал протяжные трели, а затем встревоженный голос спросил:

— Что случилось, Вить?

— Нужно поговорить, — не здороваясь, заявил Пахом. — Через три часа буду у тебя.

— А если я не одна? — зло осведомились из трубки.

— Оль, да мне наплевать. Я по делу. — Отрезал Виктор Николаевич и отключился.

Ночь обещала быть бессонной.

Звонок полковника застал Лобанова в душе. Он смачно выругался и, оставляя на паркете мокрые следы, рванул с рычага трубку.

— Слушаю. Лобанов, — рявкнул он.

— Слушай, Слава, — начал Шульгин без предисловий. — Только что сообщили, сегодня в Городе убит некто Корабельников, близкий друг нашего Цагерта. Ты отправляйся туда. Похороны назначены на завтра. Может, наша прекрасная вдова почтит сие мероприятие своим присутствием, а?

— Но мы же проверили всех ее знакомых и родственников. Она нигде не появлялась и никому не звонила. Их телефоны прослушиваются, мы бы знали.

— Могут быть еще кто-то…

— Кто? Друзья, о которых никто, кроме нее самой, не знает? Кто способен предоставить свой дом и содержать какое-то время?

— Все, собирайся, — устало сказал полковник.

— Пусть Костюк поедет, а? У меня же отпуск намечается, — попросил он с надеждой, заранее зная результат.

— Поедешь ты. Костюк к теще на Урал собрался, совсем его Вера запилила. И потом, кто берет отпуск летом? — изумился полковник. — Поезжай-ка поздней осенью в Кисловодск, попьешь водички, заведешь курортный роман.

— Ага, с вами поедешь, с вами заведешь, — буркнул Лобанов, положив трубку.

"Что мы имеем? — подумал Лобанов, возвратившись обратно под душ. — Картина выходила занятная. Самого Цагерта грохнули в собственном кабинете, это раз. Убийца пришел вместе с ним в офис, это два. Вдове кто-то угрожал и требовал что-то вернуть, это три. Она в милицию не обратилась, а просто исчезла под покровом ночи, это четыре. Похожую машину столкнули с дороги в пропасть, это уже пять. И после этого в каком помрачении ума нужно находиться, чтобы приехать на похороны какого-то друга детства погибшего мужа. Стоп, может, здесь собака порылась? Но, нет, мы проверили все связи Цагерта. Нигде он с этим Корабельниковым не пересекался. Остается вдова или кто-то третий. Но, как показывала практика, обязательно должна быть выгода. А в данном случае никому из окружения Цагерта не было смысла его заказывать".

Многие люди, с кем приходилось общаться во время следствия, объясняли несмышленому Лобанову о гениальности Иштвана Модестовича, о его великом предвидении и дальновидности, умении разбираться в финансовых инструментах, фьючерсах и числах Фибоначчи. И от этих объяснений чувствовал себя Лобанов полным идиотом. Одно понял Слава из бесед с цагертовским окружением, что он, Цагерт, управлял чужими деньгами и хорошо управлял. Опять нестыковочка. Если подделывались кредитные карточки, выписывались ни чем не обеспеченные векселя, то и сам Цагерт должен быть если не богатым, то и не самым бедным человеком. Далеко не самым бедным. Зачем тогда управлять чужим капиталом, когда есть свой? А в том, что он есть, Лобанов не сомневался.

Он опять выскочил из душа и кинулся к телефону.

— Юра, — закричал в трубку, — а куда делись деньги Цагерта? Ну, те, что он нагрел на векселях и банкомате?

— В деле все написано, — поддел Костюк. — В медицинский центр Гетеборга поступило в общей сложности четыреста тысяч долларов как пожертвование.

— А зачем ему такие бабки жертвовать? — оторопело спросил Лобанов.

— А он их и не жертвовал, — начал терять терпение Костюк. — А таким образом оплатил операцию дочки.

— Что?

— То. Все свои деньги Цагерт потратил на лечение дочери. Там был целый ряд операций и очень продолжительный реабилитационный период. Братья по разуму из Интерпола скинули информацию.

— Почему я об этом не знаю?

— Дело читать надо, — ехидно заметил Костюк и повесил трубку.

На следующий день в офис Иван не поехал, занявшись разработкой небольшой военной операции. Конечно, он понимал, что Лильке в голову вступила блажь. Но сейчас еще не пришло время запрещать и хлопать кулаком по столу. И самому хотелось выпендриться и немножко вырасти в ее глазах. И может снова понравиться. Замысел оказался простой, как хозяйственное мыло. Иван почувствовал себя стратегом и тактиком в одном лице. Ему пришла в голову лихая мысль самому провернуть операцию. Но взвесив все за и против, он отказался от этой идеи. Нужен ас, а не просто водитель. Настоящий виртуоз. И Витя Пахомов нашел среди своих ребят бывшего каскадера. Иван проехал с ним по городу, посвятил в тонкости операции и остался доволен. Молодой, очень смышленый парень водил машину как бог. Дальше пришлось подумать насчет самого авто. Поломать голову, чтобы не навести ни на кого из участников операции даже тень подозрения.

"Отлично" — В итоге похвалил Иван сама себя, внутренне радуясь и предвкушая победу.

Пахомов куда-то запропастился, и за целый день даже не удосужился приехать. Но, кто знает, может оно и к лучшему?

Поздно вечером позвонил отец Марины. Видать, не знал, что его дочка уже получила отставку.

— Такая утрата, Иван, — пророкотал он в трубку и поинтересовался: — А ты на похороны завтра поедешь?

— Да, обязательно.

— А не мог бы нас с Эльвирой захватить? Сердце защемило, сам боюсь за руль садиться. Надеюсь, не помешаем?

Иван решил ничего не объяснять — не те обстоятельства.

— Хорошо, — пообещал он, втайне надеясь, что пришлет Маринкиным родителям заводскую машину с водителем.

ГЛАВА 15

Утро внесло в планы свои коррективы. Удушливая жара сменилась мелким моросящим дождем и ветром. А Ивану потребовалось срочно съездить на завод. В одном из цехов произошла авария. Уезжая, он проинструктировал Лильку в который раз:

— Я тебя очень прошу, смотри по времени. У тебя минимум пять минут, максимум — десять. Зашла, цветы положила, прощения попросила или чего там хотела, сказала, и быстро назад. Джотто — водитель опытный, но возможны всякие нестыковки.

— Да, я все поняла, — закивала Лиля, прижимая к себе хнычущего сына. Малыш капризничал всю ночь. Резались зубы.

— И обратно тебя сразу привезут. Отъедете чуть поодаль, пересядешь в другую машину. Витька еще одну дает, чтобы не светиться.

— Все будет хорошо, — кисло заверила Лиля.

— Только на это и надеюсь, — буркнул Иван.

Она проводила его до входной двери. И Бессарабу на минуту показалось, что вот так и должно проходить каждое утро. Любимая женщина с ребенком на руках провожает его на работу. Иван наклонился к ней, намереваясь хотя бы прикоснуться губами к щеке. Но Лиля отшатнулась и бросила отрешенно:

— Ты чего?

Он неопределенно мотнул головой и слегка потянул прядь ее волос, как когда-то раньше — за локоны.

— Иван, — строго предупредила Лиля.

— Все, Лильк. День будет трудным, пожелаем друг другу удачи.

Она внимательно посмотрела на него и прошептала:

— Удачи, Вань.

Он снова потянулся поцеловать ее в щеку, но Лиля слабо улыбнулась и твердо сказала:

— Нет, не сейчас.

Ругнувшись про себя, он вышел из дому и сразу позвонил начальнику производства. Благо из-за аварии на нем можно было сорвать злость. Костеря на чем свет стоит несчастного, Бессараб повернулся и, заметив на террасе Лилю махнул ей на прощание. Она приподняла руку в ответ. Если бы Бессарабу кто-то сказал, что это последний день, который любимая женщина проведет в его доме, он бы ни за что не поверил. Но бросил бы все и опрометью кинулся обратно в дом. Не пустил бы на похороны и сам не поехал бы.

Лиля наблюдала через окно на террасе, как Иван садится в машину, попутно ругая кого-то в телефонную трубку. Потом она прошла в комнату, где жила с детьми, и аккуратно опустилась на кровать, укладывая рядом Мишутку. Лиля погладила сына по спинке, утешая и убаюкивая. И когда малыш заснул, она тоже чуть прикрыла глаза и позволила себе хоть немного подремать.

— Ну, я тебя умоляю, Слава, хоть сегодня не проморгай ты нашу вдову, — сердечно попросила телефонная трубка голосом полковника Шульгина. — У нас к ней вопросов накопилось…

— Может, ее во всероссийский розыск объявить? — вежливо осведомился Лобанов.

Трубка сотряслась всевозможными ругательствами и отключилась. Смысл сказанного начальником сводился к получению огромной "дыни" со стороны высшего руководства в случае объявления вдовы в розыск.

— Я и забыл, что Дунаев имеет к этому делу особый интерес, — почесал затылок Лобанов.

Оставалось надеяться, что на сегодняшнем мероприятии она объявится. Во всяком случае, должна.

И что там развернется, одному богу известно. И нужно обязательно поспеть к финальному акту.

Он прилетел в город, показавшийся ему шумным и грязным, рано утром. По дороге с вокзала отметился в местном уголовном розыске, получил автомобиль "Ваз-21214", выпущенный задолго до строительства "АвтоВАЗа". В придачу к автомобилюприлагался капитан Шестаков, прикрепленный к Лобанову для помощи и содействия. Машина, несмотря на свой затрапезный вид, имела хороший и бесшумный ход.

— Двигатель от мессершмидта, — вяло пошутил Шестаков. — На кладбище еще рано ехать. Гражданская панихида начнется в двенадцать в музыкальном театре. Потом похороны, отпевание в храме. Да, кстати, поминать Корабельникова собираются раздельно.

— Это как? — удивился Лобанов.

— А у него была вторая семья. Сергей Валентинович жил с молоденькой соплюшкой, лет двадцати. Поэтому у гроба соберутся две вдовы, которые друг друга терпеть не могут, готовят двое поминок.

Встретив недоверчивый взгляд Лобанова, Шестаков добавил:

— Я узнавал. Это точно.

— А как мы определим, куда наша вдова явится?

— Просто мы сейчас в одно место прокатимся.

— Какое одно место? — возмутился Лобанов.

— Прошу послать нас с женой в одно место, — хохотнул Шестаков и добавил: — Ваш покойничек и наш покойничек крепко дружили с одним нашим кандидатом в покойнички. Вот его сейчас и навестим.

— Каким кандидатом? — оторопело спросил Лобанов. Шестаков выводил его из себя своими дурацкими шутками.

— Дружба крепкая не развалится, — пропел Шестаков дурашливым голосом.

Лобанов смотрел на него как на полного идиота.

— Да ты пойми, если Лиля Цагерт в Городе, то жить она может только у Вити Пахомова, — заверил его Шестаков.

— Но ваши же люди проверяли, — возмутился Лобанов.

— Проверяли, — добродушно кивнул Шестаков. — Но у Пахомова три дома, две квартиры в городе, и полно недвижимости в округе. Все не проверишь. Но если она в Городе, сегодня они обязательно встретятся. Поэтому предлагаю последить за Пахомом.

Виктор Николаевич Пахомов заехал на цветочный рынок и купил охапку темных, почти черных роз. Прежде чем купить, он долго ходил по рядам, тщательно выбирая и торгуясь. За ним по пятам следовала охрана. Лобанов, прогуливавшийся следом, успел заметить несколько крепких ребят. Черт возьми, охраняют как президента. Он долго смотрел на здорового молодого мужика в черной рубашке и даже один раз встретился с ним взглядом, от которого стало не по себе.

"Не хотел бы я быть его врагом — растопчет и не заметит, — подумал Лобанов. — И все-таки странно, что общего у интеллигента Цагерта, чинуши Корабельникова и бандита Пахомова? — Лобанов всмотрелся в мрачное лицо Пахомова. — Траур у него, большое горе, и рубашечку черную нацепил и цветочки лично покупает. Только вот цветов многовато что-то. Видать, и Цагерта навещать собрался".

Пахомов прошел мимо него, отдавая распоряжения в трубку сотового.

Наверное, готовится проводить друга в последний путь на широкую ногу. И если Лиля Цагерт мелькнет где-нибудь, то попадется птичка в клетку.

— За нами хвост, — заметил водитель.

— Менты, — презрительно хмыкнул Пахом. — Я их еще на рынке срисовал. Один из Москвы. Попробуй-ка оторваться. — Виктор Николаевич презрительно скривился, почесал затылок и полез в карман за телефоном.

— Джотто, тут к нам гости на хвост упали, ты там поаккуратней с моим грузом. Смотри, чтоб не прокис по дороге. Сразу, как дела сделаете, в "Ваську" вези. Усек?

— Да, все понял, Виктор Николаевич. А если кто спросит, почему от плана отклонились?

— Ничего не объясняй. На меня вали, понял?

— Кажется, мы их потеряли, — разочарованно протянул Лобанов. — С твоим мессершмидтом…

— Ну и что? Все дороги ведут в Рим, то есть в музыкальный театр. Пахом, видать, туда лыжи навострил. А там смотри, какую вдову утешать будет, на те поминки и поедет.

— Это и ежу понятно, — буркнул Лобанов, — учи ученого.

В фойе театра стояла невыносимая духота. Море людей, цветов. В центре зала на возвышении былустановлен дубовый гроб, ставший последним пристанищем маленькому тщедушному человеку, похожему на ученика средних классов. Чуть поодаль, в креслицах, сидели две вдовы. Одна, молодая, заливалась слезами, другая, постарше, сидела с отстраненным видом, тупо таращась на покойника. Вокруг каждой из них хлопотали люди. Пахомов в этой канители не участвовал. Он держался в стороне и разговаривал с двумя пожилыми женщинами. Одна из них была очень похожа на самого Пахома.

— Та, что справа, его мать. А вторую не знаю, — поделился наблюдениями Шестаков.

Зато ее знал сам Лобанов. Мамаша Лили Цагерт, Раиса Петровна, он допрашивал ее в день убийства. Она тоже заметила его и сказала об этом Пахому. Вот же блин. Сейчас предупредит дорогую подружку и все. Финита ля комедия. Но Пахомов даже не обернулся и за телефоном в карман не полез. Он так и простоял, как приклеенный, все два часа около этих теток. Никуда не отошел и ни с кем не заговорил. Лилия Цагерт на панихиде не появилась. Оставались еще отпевание и сами похороны.

Вдовы переругались между собой, кому из них сидеть в катафалке. Шестаков веселился.

Процессия двинулась по улицам города, пугая прохожих масштабами происходящего. Сам катафалк, за ним — машин двадцать-тридцать. Шестаков внаглую пристроился за "джипом" Пахомова, не отставая ни на метр. Тот ехал рядом с катафалком. С ним в машине находилась только одна женщина — его мать. На одном из перекрестков новенький красный "мерседес" начал перестраиваться, желая перейти в крайний левый ряд.

— Смотри, сейчас ему Пахом покажет небо в алмазах, — хохотнул Шестаков.

— Не сомневаюсь, — поддержал его Лобанов.

Но Виктор Николаевич Пахомов повел себя очень интеллигентно, пропустив вперед зарвавшийся "мерс", даже не посигналив ему.

— Большое горе у человека, — начал было комментировать Шестаков странное поведение Пахомова.

Но Лобанов перебил его:

— Смотри.

На светофоре зажегся красный. И, как по команде, открылись дверь автобуса и дверь "мерседеса". Из машины в автобус метнулась черная тень. Зажегся зеленый, и процессия продолжила движение, будто ничего и не случилось.

— Что это было? — риторически вопросил Лобанов.

— Наверное, кто-то из организаторов похорон, — самоуверенно заявил Шестаков.

— Подъехать бы ближе, — вслух подумал Лобанов.

— Фигли, Пахомова упустим. Да и "мерс" этот мешает. Едет рядом.

— Значит, дамочка обратно пойдет. Может, разглядеть удастся.

— Ага, за Пахомовским сараем много чего рассмотришь, — хмыкнул Шестаков

В автобусе ругались вдовы, выясняя, кто из них настоящая, а кто — нет. С одной женой Корабельников пока не развелся, а жил уже с другой. Через день — другой он должен был официально развестись с первой, а через месяц жениться на второй.

Вдовы ругались, родственники с обеих сторон пытались их примирить хотя бы на время. Гвалт стоял страшный. Водитель автобуса такое видел впервые. Ходили всякие небылицы… Но сам, лично… Никогда.

Рядом на боковом сиденье развалился смахивающий на хорька парень с целой охапкой роз.

— Открой дверь, брат, — попросил "хорек", когда автобус остановился на светофоре.

— Чего? — возмутился водитель. — Тебе что тут, муниципальный транспорт?

— Открой, Богом тебя прошу, — недобро проговорил парень.

— Хорошо, трудно, что ли, — быстро согласился водитель.

В салон вошла женщина, закутанная в черную шаль.

"О, третья вдова пожаловала", — про себя рассмеялся водитель и попытался рассмотреть ее в зеркало заднего вида. Ничего особенного — черные джинсы, черная майка. Глубокий траур — дело обычное. Нотут заметил, что разговоры и брань смолкли. Все присутствующие скорбящие родственники во все глаза уставились на вошедшую, на несколько секунд забыв о покойнике. Потом началась рокировка. Кто-то из женщин пересел, уступая новенькой место у гроба. "Хорек" молча протянул ей цветы.

Женщина села на освободившееся место, обнялась с первой вдовой и родителями покойника, еще с кем-то. Послышались удивленные возгласы и приветствия. "Видать, очень популярная особа, эта третья вдова, раз сумела всех угомонить", — со смехом подумал водитель.

Она погладила покойника по руке, поцеловала в лоб и горько заплакала. Вместе с ней зарыдали обе вдовы и родственники. Она долго причитала и наказывала передавать "там" привет и не оставлять одного. Потом, словно по команде, поднялась и направилась к выходу, но остановилась по дороге, обняла одну из пожилых женщин, нежно поцеловала.

— Все обойдется, мама.

Женщина обреченно закивала.

— Открой двери, брат, — снова попросил парень. Женщина вышла и сразу же юркнула в ехавший рядом "мерседес", который помаячил еще какое-то время около катафалка, но на оживленном перекрестке перестроился в другой ряд и вскоре растворился в потоке машин.

Пока стояли на следующем светофоре, "хорек" сунул водителю пару тысячных купюр.

— Никому не говори, брат. Прошу очень.

Водителю катафалка стало страшно. Во что он влип не по своей воле? Он оглянулся и успел увидеть краем глаза, как та самая женщина, с которой обнималась таинственная "третья вдова", быстро убрала розы из гроба и сложила их в общую кучу.

Кладбище походило на большой город и, по данным статистики, являлось самым крупным в Европе. На центральных аллеях стояли во весь рост какие-то мраморные фигуры, красовались гранитные и мраморные памятники с огромными фотографиями, с которых улыбались мужчины и женщины, а иногда дети. Громадные беседки, походившие больше на фамильные склепы, виднелись в ближайшем отдалении.

"Все-таки мы азиаты, — подумал Лобанов, с интересом оглядываясь по сторонам. — Ну, где в Европе встретишь такое. Тут можно ходить как в музее. Каждый памятник — как визитная карточка, подтверждающая платежеспособность родственников и друзей покойника".

Многие из памятников, с которых на Лобанова смотрели угрюмые бритые парни, говорили о периоде первоначального накопления капитала в отдельно взятом городе. Лишь в стороне Лобанов увидел десяток могил с памятником в виде крыла самолета. Летчики.

Прошло отпевание, а за ним — похороны. Но Лиля Цагерт так и не появилась. Обе вдовы по очереди порыдали на могилке и направились к машинам. За ними двинулись остальные. Перед Лобановым шли две девицы под ручку и разговаривали, ни на кого не обращая внимания.

Лобанов не прислушивался, обычные бабьи разговоры из цикла "А он че? А ты че?". Он думал о женщине, вошедшей в катафалк во время процессии. Ни ее, ни "мерседеса" он больше не видел. Значит, не организаторы это вовсе, а наша распрекрасная вдова. Что ж, снимаю шляпу, Лилия Михайловна, красиво придумано. Знать бы точно, блин, что это она была. Из раздумий его вывел голос одной из красоток:

— А вообще, ваша Лиля может обойтись без спецэффектов? — чуть громче положенного воскликнула она.

— Никогда, — торжественно заверила другая.

— Эскорт мотоциклистов забыли пригласить.

— Ага, и Лилька такая вся в коже, как Анджелина Джоли, и на "харлее"…

Девчонки хихикнули и направились каждая к своим. Одна — к высокому мордатому парню, нехотя распахнувшему дверь "джипа". А другая под гневную отповедь Цагертовской тещи уселась в машину к Пахомову.

"Младшая сестра нашей Анджелины", — про себя съязвил Лобанов, представив Лилию Цагерт, затянутую в черный комбинезон и с автоматом наперевес. Картинка получилась эротичной.

— Пробей "мерседес" по номерам, — попросил он Шестакова, прекрасно понимая, что по машине ничего определить не удастся.

— Уже пробил, — небрежно заметил тот. — "Мерседес" принадлежит Корабельникову.

— Какому Корабельникову? — опешил Лобанов.

— Этому, — криво усмехнулся Шестаков, кивнув на свежий могильный холмик, заваленный венками.

Допрос водителя катафалка ничего не дал. Тот заверил, что действительно заходила в салон какая-то женщина, с кем-то поговорила и вышла. А с кем, он не заметил, движение в городе слишком напряженное.

На поминки ехать не имело смысла. Лиля Цагерт лично простилась с дорогим другом и исчезла в многомиллионном городе. При этом Пахом оставался явно ни при делах. Ехал отдельно, нянчился с тетками, и казалось, даже не заметил, что произошло по дороге.

Для очистки совести Лобанов велел Шестакову завернуть к Пахомовскому ресторану "Василиса", где справляла поминки первая вдова.

На воротах болталась табличка "Спецобслуживание". А рядом уже стоял сам хозяин и осуществлял фейс-контроль. Критерий был один — "знаю лично".

Лобанова он заметил, когда уже собрался уходить, дав знак охране закрывать ворота. В два прыжка оказался рядом.

— Чего ходите? Все высматриваете? Хороший человек погиб. Лучше убийцу ищите, — накинулся он. Разъяренный тигр.

— У нас своя работа, — спокойно возразил Лобанов. — А вы видели, Виктор Николаевич, сегодня Лилию Цагерт?

Лобанову очень хотелось посмотреть на реакцию Пахомова. Важен не ответ, а то, как человек воспримет сам вопрос.

— Ага, — зло ответил Пахомов, — папу Римского тоже. Вы чего, ребята? Вы ж с самого утра за мной ходите.

— Да дело в том, что она в автобус заходила по дороге на кладбище…

По лицу Пахомова прошла тень.

— Это как? — мрачно поинтересовался он. — Вы ничего не перепутали?

— Сами видели, и люди, что в катафалке ехали, говорили во время похорон.

— Люди? — удивился Пахомов. — Вот у них и спрашивайте, чего ко мне привязались?

Он развернулся и, не прощаясь, пошел к воротам. Кто эти люди, обсуждавшие Лилю по дороге от Сережкиной могилки, он догадывался, намереваясь прямо сейчас настучать по их пустым репам, только и пригодным для модных причесок.

"Я вам покажу, стервы гламурные, всю операцию чуть под откос не пустили, — в сердцах подумал он. — Зачем только Лилька московским ментам понадобилась? — Ответа на этот вопрос Виктор пока не знал. — Но там, где она сейчас находится, сегодня ее не найдут. А завтра… Война план покажет, где мы все будем завтра…"

Поминки показались Ивану театром абсурда. Пахомов ни на шаг не отходил от какой-то тетки с бледным заплаканным лицом и тонкими, словно вытянутыми в нитку, губами. К этой странной убитой горем женщине подходили многие люди и выражали соболезнования, наравне с родителями Корабельникова.

— Кто это? — поинтересовался Иван у Марины, не отходившей от него ни на шаг.

— Рая — дочь самурая, классная Сережки и Нинки, а потом и моя, — удивленно посмотрев, прошептала бывшая подружка.

Он намеревался сказать, что училке далеко до самурайской дочери, но в этот момент подошел сам хозяин заведения, увлек в сторону.

— Лиля здесь, — начал он без предисловий. — Менты следом ехали. Поэтому я распорядился нигде не останавливаться и на твой дом хвост не наводить. Там сейчас самое лучшее укрытие. Велел сюда везти. А Джотто, когда он Сережкин "мерс" обратно в гараж гнал, остановили и документы проверили, в салон заглянули. Хорошо, что успел Лильку высадить.

— Я заберу ее, когда все разойдутся, — отрезал Иван.

— Об этом и речь, — мрачно согласился Пахомов и пригласил всех к столу. Во время поминального обеда Виктор Николаевич сидел у самого входа, рядом расположилась "дочь самурая".

Возле самого Бессараба примостилась Марина и терлась бедром об его ногу, а с другой стороны сидела Эльвира и все время просила положить что-то в тарелку. Сумасшедший дом. Для полноты гротеска на поминках присутствовала его секретарь Ангелина Самойлова, полная дура. Она тоже подошла к учительнице Сергея, обняла ее сзади за шею и что-то зашептала на ухо. Иван решил, что сейчас девицу одернут за развязное поведение, но тетка лишь похлопала Самойлову по руке и усадила подле себя.

Когда Иван через полчаса оглянулся снова на дальний край, ни учительницы, ни самого Пахомова там не оказалось. Официанты убирали грязную посуду, накрывали стол для вновь прибывших незнакомых людей.

Исчезла и дура Самойлова. Но Иван счел эту пропажу добрым знаком.

ГЛАВА 16

Лиля стояла у окна, наблюдая, как внизу за расставленные на веранде столы рассаживаются люди, приехавшие поминать Сережку. Чиновники с суровыми лицами, одноклассники, соседи, какие-то незнакомые люди. Она заметила семью Сердюковых. Нина почти не изменилась, а Манечка похорошела. Но вот Марина оглянулась и потянула кого-то за руку. Иван. Уселся рядом. Слишком близко. С чужим человеком так тесно сидеть не станешь. Наверное, любовники. Язык тел все расскажет, его не обманешь. Только зачем было врать, что нет никаких обязательств? Противно, честное слово.

Лиля подошла к стеклянному круглому столу, на котором теснились закуски. Подняла крышку с тарелки, посмотрела на прозрачный бульон, на плавающие в нем лапшу и кусочки курицы. Присела к столу и быстрым движением зачерпнула ложку бульона, оставляя в тарелке лапшу и курицу. Горячая жидкость разлилась по желудку, обжигая горло. То, что надо.

Затем потянулась к тарелке с закусками и, выудив кусок буженины, отправила в рот.

"Хоть какая-то радость, — грустно подумала она. — Поесть в Витькином ресторане. Шеф-повар готовит как бог" Затем она выпила стакан морса и, тщательно закрыв все тарелки блестящими полусферами крышек, чтобы даже малейшего запаха не было слышно, прошла в спальню. Из большого французского окна улица казалась как на ладони. В комнату врывалось яркое послеобеденное солнце. Лиля подошла к окну и быстро задернула плотные клеенчатые шторы. В комнате моментально наступил полумрак. Лиля уже собралась отойти от окна, как в узкую щель между полотнищами заметила фигуру на тротуаре. Она могла и ошибиться, но ей показалось, что по противоположной стороне улицы шагает, опустив голову, майор Костюк, а другой — следователь Лобанов — стоит около белой "Нивы", притаившейся возле соседнего дома. Странно. Наверное, померещилось. Лиля легла на кровать, отгоняя дурные мысли. Потом подумала о матери и сестре, только-только вернувшихся с похорон. Витька обещал привести их повидаться. Господи, как Штирлиц с женой встречался в кафе "Элефант", и мы туда же.

В двери щелкнул замок, повинуясь тонкому кусочку пластика. Лиля приподнялась на локте, внимательно всматриваясь в дверной проем. Она увидела Пахомова и решила встать.

— Лежи, — буркнул он, прошел в спальню и сел в ногах кровати. — Поговорить нужно, родная, — тихо предупредил он.

Лиля почувствовала, как холодеет душа, как останавливается дыхание. Видимо, этому длинному дню не суждено унести только одну потерю. Будут еще плохие новости. Только бы больше никто не погиб.

— Слушай молча, не перебивай, — резко вскинулся Пахом. — У нас времени почти не осталось. Это Нестеров, сука, объявил охоту на нас.

— Точно? — прошелестела она одними губами.

— Да. Я, как с тобой повидался, к следователю поехал. Вся уголовка на ушах стоит. Серый, умирая, написал какие-то каракули на асфальте. Никто не может понять, что это означает, поэтому в газеты информация не пошла. Мне тоже показали фотку, и я сразу понял. ВМW, только "W" смазана, как русское "И" читается. Но, зная Сережкин почерк, там точно "W". Помнишь, как мы Вову звали?

Лиля села на кровати и напряженно кивнула.

— Правильно, — продолжал Пахом. — Бумеранг или сокращенно Бумер. Но тогда еще никаких "БМВ" не было и в помине. А когда появились "БМВ", уже закрыли Бумеранга. Я долго думал, что пытался сказать нам Сережка, из последних сил выводя своей кровью эти три буквы. Он не любил "бешки", только "мерсы". Я сразу догадался, что "бешка" — это "бумер", а Бумер — прозвище Вовы Нестерова, умершего на зоне от пневмонии. То есть Сережка написал имя своего убийцы, понимаешь…

— Ты хочешь сказать, что он не умер на зоне, а скрылся со всем вашим общаком…

— Ну, Герт, ну, сволочь, — в бессилии рассмеялся Пахом и с интересом посмотрел на Лильку. — Он, что, все обсуждал с тобой?

— Нет, не все. — Она постаралась улыбнуться, тщетно растягивая губы. — Я слышала ваши разговоры у нас на кухне. Вы так орали про этот ваш общак, про зону. Что потом, когда ты уехал, спросила своего мужа, тот ли он, за кого себя выдает? Финансист он или уголовник? И тогда Иштван рассказал про пропажу общака, и скромно так заметил, что поиск денег — это как раз дело финансиста. И что он ни за чтобы не взялся за него, не имей это дело к нам отношение. Только они нигде ж не всплыли, эти деньги…

Пахом кивнул и продолжил:

— Значит, всплывут. Это нас не касается, тебя уж точно. Проблема в том, что всплыл сам Бумер. И вот что я подумал дальше, Лиля. Я подумал, что если у Сережки хватило ума и сил оставить нам весточку напоследок, то Герт прожил чуть меньше получаса, сначала был в сознании, и рядом с ним находилась Ольга, его секретарша.

Лиля удрученно кивнула.

— Ты говорила с ней?

— Нет, сначала как-то не подумала, а потом не до того стало со всеми этими погонями.

— Я тоже сразу не сообразил. Но два дня назад, после Сережкиной гибели, мне пришло в голову, что почерк убийств один и тот же. Потом менты сообщили про буквы эти — ВМW. Вот я и задумался, Лиль. И если он успел, то и Герт смог и подавно. И смотался в Москву, к Ольге Деминой.

— И что?

— Поговорил, — вздохнул Пахомов и добавил: — Герт принял ее за тебя и сказал дословно: "Берегись, Лилечка, это Бумеранг".

Лиля молча уткнулась лицом в подушку, судорожно закусила пальцы. Казалось, сердце вот-вот остановится, и из горла тотчас вырвется вой, страшный, утробный крик по загубленной жизни любимого человека.

— Нужно найти его, — крикнула Лиля, сев на кровати.

— Нет, — отрезал Пахомов. — Искать убийцу мы с тобой не обучены. Под какой личиной притаилась эта тварь, никому не ведомо. Мы только возраст знаем. А имея такие большие бабки, можно и внешность поменять. Пусть другие ищут. Без нас. Дело это не пяти минут. А вот оставаться здесь очень рискованно. Поэтому предложение следующее. Давай-ка, душа моя, возьмем детей и удерем.

— Это как? — Лилия аж поперхнулась от неожиданности. Предложил бы кто другой, но не Витька. Удирать никогда не входило в его правила, лучше принять бой и дать в морду. Он понял вопрос иначе.

— А ты что, с этим боровом остаться решила? — зло поинтересовался он, потом в два шага очутился в первой комнате и достал из бара виски.

— Хочешь? — показал на бутылку.

— Нет, не хочу, — легко ответила она сразу на два вопроса. — У Ивана пока безопасно.

— Пока… И потом, Иван-царевич уже спит и видит тебя своей женой.

— Это его проблемы, родной, пусть придумывает, что хочет. Просто пока мне это выгодно.

— В общем, так, Лиль, если у тебя нет никаких планов поджениться с Ваней Бессарабом…

— Прекрати, — перебила его Лилия. — Только недавно погиб Иштван…

Дикая боль утраты захлестнула ее, и, уже не сдерживаясь, она разрыдалась.

Пахомов резко оставилстакан, не обращая внимания, как тот заскользил по поверхности тумбочки. Полез за платком в карман.

— На вот…Перестань. Слышишь, Лилька.

Он потянулся к ней, обнял за плечи и принялся тихонечко гладить по голове.

— Ну, ну, родная… Пожалуйста. Мне тоже не хватает его. Чертовски не хватает. Вот и думаю я второй день. Что же мне с этим делать, и чтобы он сделал на моем месте? Одно знаю, вывозить вас надо.

— Спасибо, Вить. — Лиля потянулась к нему и поцеловала в щеку.

— Давай, родная, когти драть.

— Давай, — усмехнулась она сквозь слезы. — На повестке собрания два вопроса. Куда и как?

— Куда? — Виктор сделал большой глоток огненной воды, задержал дыхание. Потом, отдышавшись, сказал: — В этот ваш Гетеборг. Герт купил там дом для тебя. Ты в курсе?

— Нет, — ошеломленно прошептала она.

— Ну, значит, не успел, — миролюбиво заключил Пахом. А про себя подумал, что все-таки странным человеком был его лучший друг. Обсуждать с женой общаки на зоне и не сказать самое важное, когда запахло жареным. А может, и вправду не успел…Или не хотел пугать раньше времени

— Он купил дом на имя Камиллы Ольсен. Все документы, купчая на дом, паспорт твой на имя Камиллы, документы на детей — это все лежало в конверте у вас в сейфе.

Почему ты не посмотрела там, когда убегала?

— Посмотрела, — раздраженно бросила Лилия. Экий идиот, да за кого он ее принимает, за последнюю дурочку?

— Большой пластиковый конверт видела?

Лиля кивнула.

— Почему не взяла с собой? И даже не открыла?

— Да потому, умник, блин. У Иштвана был компромат на какого-то мужика, его искали. Я и подумала, что это он и есть… Теперь придется в Москву за ними ехать.

— Пакет у меня, — поморщился Витя. — Я позавчера после встречи с Ольгой поехал к вам. Не знаю почему, ноги сами привели. Там опустошил почти весь ваш бар, напился в зюзю. Потому что тяжело было видеть ваш дом порушенным и без вас. Тяжело осознавать, что Герта больше нет рядом, а ты прячешься у Бессараба. А днем, когда проснулся, уже осознанно осмотрелся и понял, что они везде поискали, а ваш личный сейф в спальне за фреской так и не нашли. Ну, я и залез туда… Все, что там было, прихватил с собой.

— Молодец, — спокойно похвалила Лиля. То, что Виктор вывез все самое ценное из их с Иштваном дома, ее не удивило и не возмутило. А чему тут удивляться, если он такой же член семьи. Ключи от квартиры взял у консьержки, открыл сейф, спрятанный за отодвигающейся фреской над кроватью. А код у Иштвана был всегда один — день рождения жены.

— Да, все цацки твои прихватил, пластик, документы. А деньги ты, наверное, сама выгребла перед побегом? Кстати, а почему ты сбежала, Лилечка?

— Тебе бы звонили с угрозами каждый день, и ты бы сбежал, — в сердцах ответила она.

— А мне почему не позвонила? — рявкнул он и заметался по спальне. То, что ей угрожали, явилось для него новостью. — Я что, чужой вам? К Говоровым чего поперлась?

— Ну, во-первых, не смей орать на меня. — Золотая королева очнулась и снова воспряла духом, окатив его волной холодности и надменности. — Во-вторых, звонивший мне сразу сказал, чтобы не смела обращаться к тебе, а то и тебя грохнут. А в-третьих, у Ивана и ты не догадался нас поискать.

— Теперь и там небезопасно. Может, Бессараба в наш план посвятить?

— Обойдется, — резко пресекла она. — Чем меньше народу знает, куда мы направились, тем безопасней. Иван скажет Марине, когда начнет с ней мириться. Та сообщит Нине. А Сердюкова наша разнесет дальше по всему городу.

— Смоешься, когда он на работу уедет?

— Не мели чушь. Все просто. Поругаюсь с ним, тебе позвоню. Только ты жди звонка и сразу приезжай, понял? — отрезала Лиля и спокойно посмотрела Витьке в глаза. Пахомов узнал этот взгляд. Слишком спокойный и немножко надменный. Золотая королева решила действовать.

— Заметано, — довольно хмыкнул Пахомов. А про себя подумал: "Всего-то нужно, чтобы Маринка на руке Бессараба повисла".

— Я смотрю, у Марины новый поклонник, — пробормотала Лиля, отходя от окна. Сидеть на месте никаких сил не хватало.

— Да, редкий кретин, — сгоряча заявила Лина, стоявшая рядом. — Они жениться собираются. — Потом перевела взгляд на старшую сестру и спросила встревожено, взяв за руку: — Лиль, ты не заболела? У тебя озноб.

Раиса Петровна оглядела старшую дочь больными глазами и вздохнула устало. Потом постучала ладонью по дивану и попросила:

— Лилечек, посиди со мной.

Лиля за многие годы прекрасно уяснила, что отказать не получится — мать все равно настоит на своем. Она смиренно подошла и плюхнулась рядом.

— Чего, мам?

Мать потянулась губами ко лбу.

— Температуры нет, просто нервное, — тут же поставила диагноз и обратилась к младшей дочке: — Лина, там у меня в сумке твоя кофточка. Дай сестре.

Лина тут же кинулась к сумке и быстро достала спортивную куртку, велюровую, со смешными заячьими ушами, пришитыми к капюшону.

— Надень.

— Спасибо, — Лиля благодарно кивнула, надевая ужасную вещицу со стразами, вышивкой и заячьими ушами. Но сейчас стиль — это последнее, что волновало. Тепло и хорошо. Ее сотрясала сильная дрожь. Только бы сдержаться. Не разреветься, не завыть белугой.

По ушам больно резанула мелодия сотового "Нас не догонят" Лиля усмехнулась про себя: "В самую точку"

— Любимый, сейчас иду, — пропела Лина и, кинув телефон в сумочку, обняла Лилю. — Прости меня, Лилечек, я же не знала, что тебя ищут, — И страдальчески посмотрев на сестру, чмокнула ее в щеку.

— Ладно, проехали, — устало вздохнула Лиля.

Когда за младшей дочерью закрылась дверь и ее шаги стихли на лестнице, Раиса Петровна внимательно посмотрела на дочку, перевела строгий учительский взгляд на Пахомова, застывшего в кресле со стаканом виски, и велела строгим голосом:

— Дорогие мои дети, объясните, наконец, что происходит?

Витька вскинулся, как в школе, когда Раисин палец скользил по столбику фамилий в журнале: "К доске пойдет… Пахомов"

— Лиля, — потребовала она, сурово глядя на дочь. — Я не вдавалась в подробности гибели Иштвана, считая это делом профессионалов. Но теперь, когда следом за ним пошел Корабельников, понимаю, что вскрылась застарелая проблема. И я хочу знать, что происходит?

Витька беззвучно выдохнул. К доске вызвали не его…

— Мам, — начала Лиля и перевела взгляд на Пахомова, словно ища подсказки.

Пахом откашлялся и пробурчал нехотя:

— Помните Нестерова, РаисПетровна?

— Восстал из ада? — цинично поинтересовалась Раиса, сложив губы в недобрую складку.

— Типа того, — процедил Витька.

— Это та история с убийством машиниста? — резко осведомилась она.

— Ну да. Тогда нам казалось, что все обошлось, — махнул рукой Пахомов.

— Вам казалось. А мы с Модестом разгребали навоз после вашей самодеятельности. Я лично Федорова уверяла, что мой зять и его друг — приличные люди, — выкрикнула Раиса Петровна. — Вы думаете, дело просто так закрыли?

— Федоров — это тогдашний начальник отделения милиции? — опешил Пахомов.

— Да, его сын в моем классе учился. Пришлось идти на поклон. — Витька видел, как по лицу классной пошли пятна. Она на минуту замолчала и зло продолжила: — Но я так скажу, Витя. Я не знаю, как вы с Иштваном вляпались в это дерьмо. Да еще и мою дочку втянули. Но дела ваши плохи. Я хорошо помню Вову Нестерова. Это убийство — закономерный итог.

— Почему, мам? — еле слышно подала голос Лиля.

— Почему помню… — поморщилась Раиса. — Он изверг был с самого детства. Животных мучил. Исподтишка над слабыми издевался. Приходилось за ним следить постоянно. Отвратительный ребенок. Никому не нужный. И мамаша у него гадкая.

— Но это еще ни о чем не говорит, — заметила Лиля.

— Есть такое понятие, как жажда крови, — продолжила Раиса Петровна, не обращая на дочку внимания. — Термин ввел Фромм. Это тип насилия, направленный на собственное самоутверждение путем кровопролития и убийства. Теперь вы понимаете, с чем столкнулись?

— Откуда такой вывод? — поинтересовался Пахомов.

— Витя, ну мы же в школе разные тесты проводим. А в те годы у нас психолог хороший работал, Маргарита Сергеевна. Помните?

Лиля кивнула.

— Она, кстати, Нине Сердюковой теткой приходится, и мне недавно передала, что на каком-то торжестве Манькин жених и его мать очень плохо отзывались об Иштване. Что за люди? Мы их знать не знаем, а они нас грязью поливают, — Раиса всплеснула руками и скорбно посмотрела на бывшего ученика.

— Витя, сделай так, чтобы мои дочка и внуки остались живы. У тебя есть для этого связи и средства. Очень тебя прошу. — Она всхлипнула и, не сдержавшись, разревелась.

Плачущую Раису Виктор Пахомов видел впервые.

ГЛАВА 17

День не задался с самого утра. Иван планировал не ездить на кладбище, а свернуть сразу же за красным "мерседесом". Подстраховать. Но стоило ему утром войти в холл заводоуправления, как нос к носу столкнулся с Мариной. Она выглядела как юная девушка. Почти никакого макияжа, бледное лицо, заплаканные глаза.

— Я очень тебя прошу, Иван, — быстро начала она, не поздоровавшись. — Отец без моего ведома просил тебя… Я бы не позволила.

— Излагай яснее, Марин, — раздраженно пробурчал Иван. — Времени мало.

— Пожалуйста, сегодня сделай вид, что мы все еще вместе. Папа сильно расстроен из-за Сережкиной гибели. Я потом ему и маме все объясню. Пожалуйста, не сегодня.

— Хорошо, — кивнул Иван, лишь бы отвязаться.

— Спасибо тебе, — пролепетала Марина, провожая его до лифта. — Я тебя тут подожду, ладно?

Бессарабу такой поворот показался неудобным. "Что я, зверь какой, что ли?"

— Поднимайся со мной. Посидишь в конференц-зале или в приемной, — смилостивился он.

Разобравшись с причиной аварии, Бессараб позвонил Джотто.

— Все нормально, — заверил бывший каскадер. — Груз получил, еду на место.

Иван поймал себя на мысли, что, может, и хорошо, что он рядом не маячит. А то сразу раскроет Лилькино убежище.

Весь последующий день Сердюковы выводили его из себя. Пришлось заехать за Маринкиными родителями, потом начались просьбы открыть или закрыть окно, включить или выключить кондиционер, остановиться купить цветов. Иван внутренне бесился и мысленно задавался вопросом, почему никто не додумался вызвать такси? Марина вела себя как прежде. Звала его "Ив" и держала под руку.

А на обратном пути с поминок Эльвира с Мариной принялись мыть кости общим знакомым. Иван сосредоточился на дороге, удивляясь, как раньше не замечал ущербности людей, чуть не ставших его родственниками. Он словно очнулся, когда услышал знакомые имена.

— Лилька, наверное, в отеле осталась, не соизволила выйти, — заявила Марина.

Эльвира на нее зашикала поначалу, а потом поинтересовалась:

— С чего ты так решила?

— Пахомов быстро наверх смотался, — заметила наблюдательная Маня. — Видать, устроили альтернативные поминки. Утешили друг друга, — зашлась Марина пьяным смехом.

— Может, и поженятся теперь, — словно размышляла вслух Эльвира.

Ивану хотелось закричать. Обругать матерными словами двух надоедливых кумушек, но он сдержался. Довез до дома и даже помог Эльвире выйти.

И лишь отъехав на полквартала, собрался с силами и позвонил Пахомову.

— Да, жду тебя, — пролаял Виктор Николаевич. — Не понял, куда ты запропастился? Давай подъезжай к входу в отель, ресторан уже закрылся.

Несмотря на поздний час, Широкий проспект жил своей насыщенной жизнью. По каждой полосе неслись машины в три ряда. Сверкала неоновыми вывесками реклама. Где-то там, в небольшом белом здании с французскими окнами, сейчас находится Лиля. А рядом с ней Витя Пахомов. Вдвоем в гостиничном номере. Иван почувствовал, как ревность и злость разъедают нутро, и подступает головная боль.

Он затормозил около входа, над которым красовались большие белые буквы "Василиса". Двери тут же разъехались, выпуская на улицу заплаканную пожилую женщину, которую Иван узнал сразу. "Рая — дочь самурая". И рядом с ней заметил фигуру в странной голубой кофте с заячьими ушами. Наброшенный на голову капюшон придавал сходство с городской сумасшедшей. Около самой машины фигура остановилась, обнялась с учительницей и юркнула к Ивану в "галендваген". Лиля.

— А ваша "дочь самурая" прям лично каждого ученика с поминок провожает? — зло бросил Иван, ударяя по газам.

— Это шутка такая? — воззрилась на него Лиля и поинтересовалась ледяным тоном: — И кто тебе позволил ее так называть? Ты же у нее не учился.

— А на это особое разрешение требуется? — криво усмехнулся Бессараб. — Извини, не знал. Хоть вы ее и почитаете все, но не слишком красиво вышло, что многие ей тоже соболезнования выражали наравне с родителями Корабельникова.

— Не тебе судить, — крикнула Лиля. — Для учителя каждый ученик, как свой ребенок. Сережка уж точно не чужой. А Иштван — тем более.

— Цагерт ходил в любимчиках? — фыркнул Иван.

— Иштван был ее зятем, — отрезала Лиля. — Раиса Петровна — моя мама.

— Прости, — пробурчал Иван и накрыл ее руку своей лапищей. Лиля откинула ее в сторону.

— Я просила тебя не притрагиваться ко мне.

— Прости, — снова повторил Иван, почувствовав угрызения совести.

Бессараб попробовал сменить тему и перевести гнев на милость: — Что за прикид такой странный? — усмехнулся он и добавил, не подумав: — Ты стащила эту фуфайку у моего секретаря?

— Не знаю, — передернула Лиля плечами. — А кто твой секретарь? — спросила от нечего делать.

— Дура Самойлова, — пробурчал Иван.

— А почему?

— У нее такая же ужасная куртка. Я думал, что это единичный экземпляр. А ты вот тоже где-то раздобыла.

— Нет, — отмахнулась Лиля и поинтересовалась. — Почему Самойлова — дура?

— Н-у-у… — Иван задумался над ответом.

— Ясно, — отрезала Лиля и добавила в сердцах: — У тебя все дураки. Прям, как у Сердюковых. Ты женись, Вань, на Марине. Будете вместе людям кости мыть.

Она снова накинула на голову дурацкий капюшон с ушами и отвернулась к окну. До самого дома Иван не предпринял никаких попыток заговорить. Сводило скулы от головной боли, он сам был не в настроении, да и Лильку такой злой приходилось видеть впервые.

"Лучше спустить эту глупую ссору на тормоза", — мысленно решил Иван.

Всю дорогу он размышлял, как все-таки затащить в постель неприступную красавицу, косился на подрагивающее в такт движению велюровое заячье ухо, и, углубившись в свои мысли, не удосужился внимательно посмотреть в зеркало заднего вида.

Шестаков увидел, как черный "галендваген" припарковался около входа в гостиницу. Разъехались в разные стороны прозрачные створки, выпуская на крыльцо Раису Петровну Агапову. Следом в странной голубой кофте вышла Лилия Цагерт. Несколько часов в засаде не прошли даром.

— Говорил же тебе, что она у Пахома, — самодовольно заявил он Лобанову.

Тот кивнул и приготовился выскочить из машины.

— Давай брать.

— Не успеешь, — усмехнулся Шестаков и показал на отъезжающий "джип".

— А это что за хрен с бугра? — выругался Лобанов.

Шестаков всмотрелся в лицо водителя, проезжающего мимо "джипа".

— Это, дорогой товарищ Слава, и есть автор сценария, режиссер и даже композитор сегодняшнего шоу, — доложил он, потом подождал, пока проедет пара-тройка машин и пристроился следом.

— Кто такой? — зло поинтересовался Лобанов. — Я его еще на похоронах приметил.

— Ага. Но кто бы сказал, не поверил.

— Бандит из другого лагеря?

— Он не бандит, а герой державы, добровольцем ушел в Афган, потом в Абхазии воевал. Героический мужик. Сейчас — директор завода. У нас же, Слава, тут война миров была. Заводик один то и дело переходил в руки разных группировок.

— Что за завод?

— По производству глазурованных сырков. А потом кто-то умный предложил на пост директора кандидатуру Бессараба. У него не забалуешь, опять-таки опыт ведения боя в городских условиях.

— А-а-а… А к Цагерту и Пахомову какое отношение имеет?

— Не знаю. Может, личный водитель у Золотой королевы, — хмыкнул Шестаков.

— У кого? — не понял сразу Лобанов.

— Да школьное прозвище Лили Цагерт, — пояснил Шестаков.

— А что, подходит. Надменная и холодная, как венценосная особа. Не люблю таких.

— Ты не любишь, а вон сколько мужиков вокруг прыгает, угодить хочет. Красивая баба.

Они катили по старой разбитой дороге, между невысоких, давно построенных кирпичных и дощатых домов, прислонившихся друг к другу, именуемых в народе "частным сектором". Но ямы и ухабы вдруг сменила хорошая асфальтовая дорога, начавшаяся за оказавшимся посреди улицы шлагбаумом.

— Куда он едет, мама дорогая. Кто бы сказал, не поверил бы, — всплеснул руками Шестаков.

— Руль держи, — проворчал Лобанов. — А что тут у вас, местный Беверли Хиллз?

— Ага, здесь, чтобы построиться, большие деньги надо было за землю отвалить. Тут такие люди живут, не хухры-мухры.

— Квартал миллионеров?

— Ну, не только, чиновникам нашим землю здесь по символической цене давали. А коммерсанты ради имиджа потом сюда поперли. Всем же хочется рядом с мэром жить.

— Какой его дом?

— На другой улице, сейчас проезжать не будем.

"Джип" уже въезжал в открытые, словно по волшебству, ворота, впуская "галендваген".

— Небось, по дороге позвонили, — мрачно заметил Лобанов. — Звякни в отдел, пусть кто-нибудь привезет ордер. Нужно брать дамочку, пока не упустили. Какой здесь адрес?

Во дворе хлопнули дверцы машины, в доме зажегся свет.

— Давай, звони. Моя вдова точно здесь прячется, — вспылил Лобанов.

— Твоя? А я почему-то думал, что Цагерта, — захохотал Шестаков и позвонил в отделение.

— Нам придется самим ехать, — скривил он губы, положив сотовый на приборную доску. — В городе объявлена тревога из-за убийства Корабельникова. Никто приехать не сможет. Давай смотаемся быстро, за час ничего не произойдет. А можем и до утра подождать. — Шестакову хотелось домой, и он не стал скрывать этого.

— За час, действительно, ничего не случится, но до утра ждать не будем, — решил Лобанов, как старший по званию.

Отдел встретил суматохой, как будто рабочий день был в самом разгаре. Даже полковник Кафтанов оказался на месте. Он потребовал рассказать в деталях, что удалось узнать. Лобанов начал рапортовать, а Шестаков не перебивал, сидел молча. Когда же московский майор стал требовать ордер на обыск, капитан повернулся и уточнил тихо:

— Речь идет о Бессарабе, Вадим Андреевич.

— Тогда тем более никакого ордера, — рыкнул полковник. — Только мне тут его адвокатов не хватало. — Он устало потер затылок и на минуту задумался.

— Бессараб… — задумался на минуту Кафтанов, потер затылок и шею. — Он моему бывшему напарнику родственником приходился. Помнишь, Дима, Мищеренко у нас работал? — обратился он к непосредственному начальнику Шестакова. "Дима" кивнул.

— Помню. Я тогда только в отдел пришел. У него жена померла от лейкемии. И сам Игорь недолго после этого прожил. Как из органов выгнали…

— Стоп, — резко остановил его полковник. — Это произошло сразу после расследования убийства на станции. И вся эта компания ходила в отдел давать показания. Цагерт, Пахомов, Агапова… Только Корабельников каким боком?

— Вадим, Серый у нас тогда дознавателем работал…

— Точно. Думаешь, сливал?

— Наверное, не без этого… Ладно, сейчас по домам. А с шурином Мищеренко я завтра сам поговорю. Не пойму, почему Агапова у него прячется?

— Шурин — это брат жены? — встрял в разговор Лобанов. — У нее была лейкемия? Как у дочери Цагертов?

— Занятно, — усмехнулся Кафтанов. — Тогда тем более сейчас к нему соваться не следует. Бессараб — мужик бешеный. А если наши догадки верны, в дом без боя никого не пустит. И дело этого… — Полковник задумался и повернулся к "Диме": — Вспоминай, чудное погоняло у убийцы было.

— Бумеранг, — усмехнулся начальник Шестакова. — А сокращенно — Бумер.

Оба начальника уставились друг на друга в немом изумлении. Первым в себя пришел полковник Кафтанов:

— Дело из архива быстро ко мне на стол.

Лобанов обвел странным взглядом всех собравшихся и, тяжело вздохнув, пробормотал:

— Кажется, Цагерт сумел опознать убийцу.

— М-д-а-а, — скривился Кафтанов. — Сдается мне, все идет к одному производству.

На Ивановой кухне Света невозмутимо кормила Мишку пюре из банки. А рядом восседали две старые мегеры. Александра Васильевна и… О, какой сюрприз, Ольга Николаевна, обе взбодренные тинейджерским хамством.

Увидев Лилию, Александра напряглась и кинулась представлять вошедшую:

— А это Лилечка, Светочкина мама.

— Мы знакомы, — бросила Лиля и подошла к детям.

— Да, мы знакомы, — пропела Ольга Николаевна, теперь знавшая наверняка, на какой такой Лилии собрался жениться ее непутевый сын. Этот вариант был самый фантастический и самый отвратительный. Самый ужасный из всех вариантов. По взгляду будущей невестки Ольга Николаевна уже поняла, что Лиля все помнит и прощать ее не собирается. А это означало только одно. Разрыв с сыном и, как следствие, уменьшение или вовсе отказ от содержания. А содержание это было столь значительным, что Ольга Николаевна ринулась в бой, не думая о последствиях.

"И откуда, откуда эта дамочка взялась на нашу голову?"

— Мы знакомы с давних пор, — продолжила она. — Но у нас, знаешь ли, Шурочка, общение как-то не сложилось…

Лиля, совсем не обращая на нее внимания, села рядом с детьми и, взяв сына на руки, принялась вытирать ему рот салфеткой, приговаривая:

— Ну, кто у нас хрюша? Миша — хрюша?

— Мифа-хьюфа, — радостно выкрикнул мальчик.

— Большая хрюша, — рассмеялась Света.

— Мне не совсем понятно, Лилия, почему вы остановились именно здесь, — продолжала доброжелательно и спокойно вещать Ольга Николаевна. — У вас же полно друзей и родственников в городе. Почему именно мой сын? Завидный холостяк? Богатый дом?

Лиля молчала и светски улыбалась. А что, собственно, она должна была ответить этой старой ведьме? Что один человек, когда-то живший по соседству, объявил им всем войну? И что уцелели только они с Витькой? С Витькой. Интересно, он до дома хоть добрался?

— Неужели нет ни капли приличия? — монотонно вещала Ольга Николаевна, выведенная из себя Лилькиным молчанием и надменной улыбкой. — Ведь ваш муж недавно умер, а вы уже тут как тут. Такая поспешность. Ну что за люди, Шурочка? Их в дверь, они — в окно.

Глаза неожиданно заполонили слезы. "Нет уж. Я им не дам себя растоптать", — подумала Лиля, отворачиваясь.

На кухню входил Иван. Он явно слышал каждое слово.

— Замолчи, — Рявкнул он матери. — Я запретил тебе приезжать без приглашения.

Ольга Николаевна, поморщившись от такой грубости, собралась сказать что-то еще, но увидев недобрый взгляд сына, осеклась на полуслове.

"Господи, какая ж дура. Сил нет. — В сердцах подумал Иван о матери и снова мысли переключились на Лильку. — Она, конечно же, тоже хороша. Весь вечер провела с Пахомом. Что-то быстро наверх поднялся. Чем еще там занимались в нумерах?" Черная, жгучая ревность колом стала поперек горла. Даже не поблагодарила за его идею, как с Корабельниковым попрощаться. А он-то дурак размечтался. Подумаешь, обиделась. Ничего страшного, есть прекрасный способ помириться. Не зря же человечество придумало для таких целей бриллианты.

— Дай мне телефон, пожалуйста, — спокойно, как ни в чем не бывало, попросила Лиля. — Забыла Вите сказать…

— Как же, три часа проговорили, и что-то еще осталось? — ехидно осведомился Иван.

Лиля примирительно улыбнулась и протянула руку.

Она никуда не собиралась уходить и говорить наедине, секретничать. А он не почуял подвоха, протянул ей трубку.

Держа сына в одной руке, она нажала на кнопку последних вызовов.

— Давай подержу, тебе же неудобно. — Иван хотел взять малыша, но она не позволила:

— Не нужно, все хорошо. Да и Мишка соскучился. — Лиля старалась ничем не выдать себя. Что ж, история повторяется. Опять ее считают изгоем, недостойной прекрасного Ивана-царевича, и опять за ней приезжает Витя. Смешно, обхохотаться можно.

До икоты.

Трубку сняли сразу же.

— Да, родная.

— Вить, приезжай за нами, очень тебя прошу. Сейчас приезжай, ладно? — мученическим голосом сказала Лиля. Похвалив себя и, мысленно вручив Оскар за лучшую женскую роль в этом фарсе.

— Что случилось? — натурально обеспокоился Пахомов.

— Приезжай за нами, — скомандовала она и отключилась.

Молча передала трубку Ивану.

— Лиль, ну что ты творишь? — обалдело поинтересовался он, втайне надеясь, что Пахомов не поедет через весь город, на ночь глядя.

— Придется переехать куда-нибудь, — спокойно ответила она. — Больше в твоем доме не останусь.

— А где ты жить собираешься? — обиделся Иван. — У своего Вити?

— Да хотя бы и у него. Там никто нас не попрекает, детей моих не третирует… А ты, если захочешь, сможешь приехать к нам в гости.

Она собралась выйти с детьми из кухни, но он загородил ей дорогу.

— Подожди… — попросил он.

— Чего ждать? Уже дождалась. Все повторяется, Ванечка.

— Ах, ты об этом, никак не простишь?

— Наоборот, я очень тебе благодарна, и вам, Ольга Николаевна, тоже…

Она с гордым видом прошествовала в комнаты, Светка бросилась за ней.

— Мама, чего это на тебя нашло? Ты ж сама говорила, что у дяди Вити жить опасно.

— Здесь тоже. Кажется, мы с Витькой вычислили, кто всех убивает. Сматываться нам нужно и очень быстро. Думаешь, я эту дрянную старуху на место не поставила б… А? Давай, собираемся и уезжаем. Сейчас Витька приедет…

— Куда мы теперь? — ошалело прошептала дочка.

— В Гетеборг, — прошелестела одними губами Лиля. Но Света услышала. Ее глаза радостно сверкнули. И так же шепотом она проговорила:

— Йес, — И зажала кулак.

Виктор приехал через несколько минут. Он ворвался в дом как ураган и строго посмотрел на Ивана, потом на Лилю:

— Что случилось?

— Ничего, меня снова угораздило наступить на те же грабли, — хмыкнула она кисло. Иван промолчал.

"А чего говорить? Завтра на свежую голову разберемся, сами, без свидетелей".

Пахом прошелся по коридору и заглянул на кухню.

— Здравствуйте, дамы, — слишком галантно поздоровался он. — А, ну теперь понятно. Вопросов не имею.

— Джотто, забирай сумки. — Пахом кивнул охраннику на Лилькин скарб, уже собранный в коридоре.

— Поехали, родная, — обратился он к Лильке. И взял Мишку на руки.

— Чего стоишь, спиногрыз? — обратился он к Свете. — Быстро в машину. Хоть бы часа четыре поспать. Вот придумали на ночь ругаться… — Витька зевнул и, обняв Лилю за плечи, пошел к выходу. Через минуту все погрузились в "джип" и уехали. Иван наблюдал за погрузкой из окна, даже на крыльцо не вышел. Старая история на новый лад? Хочешь погонять меня как мальчишку, Лилечка? Не выйдет, детка. Злость на нее била по вискам и трепетала где-то в кадыке. И что делает баба, именно эта баба, с ним, с боевым офицером. Видели бы ребята сейчас своего командира. Иван сделал над собой усилие и отошел от окна. Дом казался пустым, словно умер. Тишина. Сплошная гробовая тишина. На кухне послышались звуки льющейся воды и звяканье чашек. Александра Васильевна мыла посуду и убирала со стола. Иван направился туда и сел напротив матери. Та смотрела на него совершенно спокойно, даже с какой-то победой в глазах. Он не стал орать на нее или объяснять что-либо. Бесполезно. Ее мнение его не интересует. Все равно он женится на Лиле, хочет она того или нет. Только и саму Лилию следует поставить на место, а то считает себя кем-то вроде великой герцогини. А с ним, Иваном, такие номера не проходят.

Мать вознамерилась что-то сказать, но Иван жестом остановил ее:

— Эта девочка, Света, твоя единственная внучка, мам, — тихо сказал он. — Подумай об этом на досуге, пожалуйста. И еще о том, что больше никаких внуков, кроме нее, у тебя не предвидится.

— Я не считаю ее своей внучкой, я не принимаю ее, — напыщенно заявила мать.

— А тебя об этом никто не просит, — ответил он устало и, проглотив горсть таблеток, отправился спать.

По дороге настроение Пахома сильно изменилось. Он перестал зевать и, улыбаясь, хитро посмотрел на Лильку.

— Мои поздравления, мадам. Никогда не замечал за тобой таких талантов.

— В каждой женщине должна быть загадка, — фыркнула Лиля и, глянув в окно, удивилась:

— А куда мы едем, Вить? Твой дом в другой стороне…

ГЛАВА 18

Злоба на Лильку перевешивала все остальные эмоции, даже здравый смысл отошел на второй план. Перед глазами стоял Пахомов, обнимающий ее за плечи. И ему она не пеняла, что посмел прикоснуться. Некстати вспомнилась Мищеренковская фраза: "А может, он и сам с ней" Сколько же лет Иван пытался забыть эти вскользь брошенные слова. Не получилось.

Бессарабу хотелось крушить все вокруг себя. Но удалось сдержаться усилием воли. Иван достал из бара початую бутылку "Финляндии". Отвинтил крышку и выпил из горла. Чуть полегчало. Он прошел в спальню и, не раздеваясь, завалился на кровать, предварительно поставив бутылку рядом. Сделал еще несколько глотков живительной влаги, прежде чем провалиться в кошмар.

Ему снилось кровавое марево. Потом какие-то люди, кружащиеся в хороводе, из которого вышла Лилька и умоляла верить. Он пытался поймать ее за руку, но любимая ускользала. Иван бежал за ней, пока не выбился из сил. Кричала что-то мать, ей вторил отец. Казалось, что вопят прямо над головой. Бессараб открыл глаза и понял, что его разбудило. В соседней комнате действительно ругались родители. На негнущихся ногах он вышел к ним, буркнув враждебно:

— Где бы мне построить дом, чтобы не слышать вашей ругани?

— Да вот, твоя безумная мамаша решила, что у тебя опять запой, — пробормотал отец. — И вызвала меня среди ночи.

— Идите вниз, что ли? — поморщился Иван. — В доме полно комнат…

— А ты? — напрягся отец и нахмурил брови.

— А я буду пить и спать. Именно в такой последовательности.

— Ты и так допился до чертей, — всполошилась мать.

— Отстань от него, — приказал отец. — И не строй из себя заботливую мамашу. Опять лезешь в чужую жизнь. Я, кажется, просил тебя. А эта женщина? Ванька любит ее. Почему ты стремишься им помешать, Оля?

— Я, в отличие от тебя, желаю своим детям добра, — зашлась криком мать. — А ты…

— Конечно, это я водил Таню к бабкам вместо врачей и затянул с лечением, — накинулся на нее отец. — Ее смерть полностью на твоей совести. Но тебе этого оказалось мало, ты и сыну жизнь поломала. Ты должна ноги целовать той женщине, положившей все силы, чтобы спасти твою внучку. А от тебя одни крики и гадости. — Отец махнул рукой и обратился к Ивану: — Мать сказала, девочка похожа на твою сестру. Это правда?

— Да, одно лицо, батя, — невесело усмехнулся Бессараб.

— Я хочу познакомиться с ней, — заявил отец. — Когда сможешь это устроить? — Иван посмотрел на отца, сгорбленного и болезненного человека. Темные мешки под глазами, бледное лицо. Долго ли ему осталось. Может, и правда, нужно познакомить его со Светой.

— Не знаю, пап, — пробурчал Иван. — Теперь нужно найти, куда они переехали, и вернуть.

— Так найди, Иван. Будь мужиком, наконец.

— Утром попробую.

Отец кивнул и обратился к матери:

— Поехали, Оля. Отвезу тебя домой.

— А как же? С твоего попустительства он станет алкоголиком, — Мать аж покраснела от возмущения.

— Не станет, — отрезал отец. — От полбутылки водки вряд ли сопьешься.

Иван, не слушая дальше родительские склоки, вернулся в спальню. Едва голова коснулась подушки, его сморил странный тяжелый сон, несущий тревогу вместо облегчения. От тупой изнывающей боли снова заныли виски, а в мозгу билась мысль, нагоняющая безотчетный страх:

"Утром. Поеду и верну их. Только бы Лиля не заартачилась и согласилась вернуться. Где они провели эту ночь? У Пахома? А если убийца их найдет? Я не смогу защитить ее и никогда не увижу? Как жить тогда? Зачем я их только отпустил"

Обрывки снов, странные образы и какая-то музыка. Иван открыл глаза и поморщился, будто и не ложился. Он опять свалял дурака. Бессараб резко встал и прислушался. Родители уехали. Тишина. Абсолютная и устрашающая. Не слышен плач Мишутки, не ходит по дому Лилька. Никто не варит кашу среди ночи, вода не льется ни на кухне, ни в ванной. Тишина. Черт бы ее побрал.

Иван быстро выскочил в коридор, слетел со второго этажа, где находилась его спальня, на первый. Пробежался до коридора, куда выходили комнаты для гостей, и рванул дверь Лилиной спальни. Пусто. Даже с кровати снято постельное белье. Шура, видать, постаралась на радостях. Ни вещей, ни пылинки на полу. Пустая, безликая комната, как и была до этого. Иван подошел к шкафу и распахнул дверцы, умом понимая, что там тоже окажется пусто. Но все равно на что-то надеясь. Вешалки болтались по шкафу как неприкаянные. Ничего. Иван посмотрел вниз и увидел две обувные коробки. Те самые балетки и босоножки, купленные в "Скандале". Он наклонился и, достав из коробки одну балетку с причудливым цветком на носу, бережно погладил. Лилька не надевала их ни разу. Другую пару тоже. Она оставила их здесь, значит, еще не все потеряно. Иван взял обе коробки, внушившие ему надежду, и отнес к себе в спальню. Сунул в нижний ящик комода. Лиля обязательно вернется в его жизнь и в этот дом.

Бессараб спустился на цокольный этаж, прошел по большой круглой комнате, соединяющей воедино весь спортивный комплекс с тренажерами, сауной и тиром. Марина любила здесь лежать на широких красных подушках, приходя в себя после сауны. Но Ивану сейчас померещилась Лиля, не спустившаяся сюда ни разу. И в эротических снах он видел ее на этих проклятых диванах, томную и разомлевшую от его ласк.

Бессараб отогнал от себя дурные мысли и вломился в спортзал. Какое там томление и танго под одеялом, если Лиля запретила ему даже прикасаться и при первой же возможности сбежала неизвестно куда. И детей за собой потащила. Иван подошел к боксерской груше и, превозмогая желание сразу ударить, надел боксерские перчатки и принялся колотить, что есть силы. Он, вымещая всю злость, представлял вместо груши то нос Пахомова, то челюсть Цагерта. Минут через сорок напряжение начало спадать, удары становились менее интенсивными. И вместо челюсти и носа Бессараб видел только лишь черную боксерскую грушу, раскачивающуюся из стороны в сторону. Он сделал еще пару ударов и остановился. Полегчало. Затем включил регулятор в сауне на полную мощность и, пройдя в душевую, встал под холодную воду, чтобы вправить мозги. Потом вернулся в сауну. Парилка встретила раскаленным воздухом, будто иголками обожгло кожу. Иван залез на верхнюю лежанку и, растянувшись, закрыл глаза. Отличный способ расслабиться после стресса. В голове все встало на свои места. Решение окрепло и уже казалось единственно верным.

"Нужно вернуть Лилю и детей"

Днем Иван остановился возле дома Пахомова. Голова раскалывалась из-за тревожной ночи. Зачем он вчера отпустил Лильку с Пахомом? Это все дурацкая ревность. Почему не заступился за нее сразу, а просто заставил замолчать мать? Потому что злился и не мог рассуждать здраво. Да и она хороша. Весь вечер провела с Витькой в гостиничном номере, а потом еще припомнила ту давнюю сцену. Да и если разобраться, Иван и сейчас злился на нее. Ни один телефон не отвечал, хотя он принялся трезвонить сразу, как проснулся. Поэтому, даже не позавтракав, лично примчался к Пахому и что есть силы вдавил кнопку домофона.

Калитку открыл охранник и не слишком вежливо сообщил, что Виктор Николаевич как уехал поздно вечером, так до сих пор и не вернулся. На вопрос, где его можно найти, невысокий худой парень удивленно посмотрел на Ивана и ухмыльнулся, как бы давая понять: кто ж тебе скажет, дядя? В этот момент к воротам подъехал Пахомовский "ленд-крузер" и стал медленно заезжать во двор.

"Ну, вот и славненько, — пронеслось в голове у Ивана. — Сейчас Витька все объяснит. Может, в области упрятал святое семейство. Верный друг, товарищ и брат". На душе у Ивана сразу стало спокойней от мысли, что Лиля не переехала в Пахомовский особняк, а обосновалась где-то отдельно…

Машина остановилась около крыльца. Охранник метнулся к "джипу" и, распахнув дверцу, помог кому-то выйти. Тем самым предоставив возможность Ивану войти во двор.

— Вы кто? — напрямик спросила миниатюрная женщина, вышедшая из "крузака". Парнишка сразу же доложил о посетителе, косо поглядывая на Ивана. На вид тетке было чуть больше пятидесяти. Короткая стрижка, руки, не знавшие маникюра, зато знавшие каторжный труд. Руки труженицы. Она не вязалась с этим особняком, с этой богатой жизнью. Но не походила и на прислугу. Такие женщины не идут в услужение. Она повторила вопрос. Серые внимательные глаза смотрели участливо. Глаза Вити Пахомова.

— Меня зовут Иван Григорьевич, я… деловой партнер Виктора. Вот разыскиваю его. И телефон не отвечает, — забеспокоился Иван.

— Я видела вас вчера на Сережиных похоронах, — просто заметила она. — Но думала, вы Сережин знакомый.

— Простите… — Иван замялся, он не помнил эту тетку, хоть убей.

— Я — Витина мама, Таисия Владимировна, — помогла она ему.

— А-а… — промямлил Иван, эта ситуация уже начала раздражать его. — А где Виктор? Я ищу его…

— Витя в Мюнхене, — как ни в чем не бывало, заявила женщина. — Рано утром улетел.

— В Мюнхене? — изумленно повторил Иван.

— Ну да, — искренне удивилась Таисия непониманию собеседника. Подумаешь, почему бы простому русскому парню Вите Пахомову не улететь скоропалительно в Мюнхен?

— Зачем? Он же туда не собирался. Я видел его вчера вечером, он ничего мне не сказал.

— Молодой человек. — Тетка явно получала удовольствие от этой беседы. — Я не знаю, какие у вас отношения с моим сыном, но у него в Мюнхене любовница, как сейчас говорят, гражданская жена. Уже давно. И он летает к ней, когда вздумается…

— А где же тогда Лиля с детьми? — оторопел Иван.

— Лиля? Наша Лиля? — Теперь пришла очередь удивляться тетке. — Понятия не имею. Должно быть, здесь, в городе. Вы же вчера отвозили ее после поминок. А зачем она вам?

Зачем ему Лиля? Потому что он не может дышать, потому что голова идет кругом, и холодеет где-то в затылке. Тогда, пятнадцать лет назад, он слабо представлял, почему так важно, чтобы именно эта женщина была рядом. Танин муж обвинил его в незнании жизни, а он сам себя — в трусости. Он выжигал эту мнимую трусость несколько лет. Сначала в Абхазии, потом в Чечне. Теперь он обвинял себя в глупости. Сделать трепанацию черепа, что ли? Но, если Витька на утро оказался в Мюнхене у любовницы, то куда подевалось семейство Цагертов? Вопрос, большой вопрос.

Мюнхен встретил мелким дождем и холодом. Но Лилька ничего не почувствовала. В аэропорту их встречала Алисия, новая женщина Вити Пахомова. Они познакомились в Египте. Этой зимой. Когда все еще были живы, здоровы и счастливы. Теперь Лиле казалось, что это происходило в какой-то другой жизни и уж точно не с ней. Зато, глядя на Алисию, становилось понятным, что эти восемь с лишним месяцев пошли ей впрок и жизнь продолжается.

— Когда? — спросила ее Лилия после первых поцелуев и объятий.

— Недели через три, наверное, — смутилась Алисия и зарделась.

— А ты чего молчал? Белорусский партизан, — накинулась Лилька на Пахомова.

— Чего говорить раньше времени? — недовольно буркнул Витька, усиленно выглядывая на транспортере багаж. — Забот по горло. Родит, тогда всем объявим.

Всю дорогу от аэропорта до дома Лиля думала о странной мужской логике. Вот неплохой же парень Витя Пахомов. За друзей всем врагам горло перегрызет. С нею носится как с торбой писаной, с ее детьми. Ревнует к Ване Бессарабу, не от себя лично, а от лица лучшего друга. Вычисляет и пытается найти Бумеранга. А тут его жена, пусть даже и гражданская, вот-вот родит. А он к ней даже не собирался, если б не эта история. Или собирался и все подвел таким образом? Фиг разберешь, они же с Иштваном были два сапога пара. А Иштван умел и любил манипулировать людьми.

Полковник Кафтанов внимательно пролистал дело пятнадцатилетней давности.

— Прям одни наши потерпевшие собрались, — в сердцах воскликнул он. — Только Бессараб сюда каким боком затесался?

Он достал из папки фотографию и кинул Лобанову:

— Вот посмотри, это и есть Владимир Нестеров, он же Бумеранг.

Слава Лобанов внимательно всмотрелся в небольшой черно-белый снимок. Щуплый парнишка. Тонкий нос с горбинкой, узкое лицо с высокими скулами, светлые волосы, зачесанные назад. Совершенно стандартная, ничем не примечательная внешность. И из-за этой шпаны весь сыр-бор?

— Нужно послать запрос в колонию, — заметил он.

— Уже, — отмахнулся Кафтанов. — И проверяем всех свидетелей по этому делу. Похоже, кроме Пахомова и Агаповой, в живых никого не осталось. Проверьте эту старуху в садовом товариществе. Шестаков, пробей адрес и отправляйся к ней, пусть еще раз подтвердит алиби Цагерта и Пахомова. Игорь, помнится, сильно сомневался, что вся компания находилась на даче именно в день убийства.

— А с вдовой Цагерта как быть? — подал голос Лобанов. — Может, съездить поговорить?

— Можно, но поверь мне, тут мы ничего не добьемся. Женщина с двумя детьми прячется, пытаясь выжить. Она, скорее всего, сама не понимает, что происходит. — Полковник посмотрел вдаль и собирался еще что-то сказать, но в этот момент зазвонил сотовый.

— Да, Кафтанов, — устало буркнул он. Ночь без сна давала о себе знать. Потом резко сел в кресле, услышав голос собеседника. — На ловца и зверь бежит, — расхохотался он в трубку. — Ты мне тоже нужен, Иван Григорьевич. Прямо жизненно необходим. Подгребай в отделение. Да, прям сейчас.

— К нам едет сам товарищ Бессараб, — ухмыляясь, объявил Кафтанов собравшимся. — Вот только мадам Цагерт покинула его и удалилась в неизвестном направлении. — Взгляд полковника быстро переменился. Сонные глаза вмиг приобрели охотничий блеск. — Шестаков, отставить бабку в Рамарском. Быстро найти свежую фотографию Лилии Цагерт и опросить сотрудников вокзалов и аэропорта. И Пахомова фотку не забудь прихватить. Вполне возможно, они решили вместе деру дать.

За прошедшие две недели Иван несколько раз звонил Вадиму Кафтанову. И уже порядком ему поднадоел. Оперативники сразу опросили всех сотрудников аэропорта, показали им фотографии Лилии и Пахома. Но все, как один, уверяли, что таких пассажиров прошлой ночью не было, тем более с детьми. Ивану казалось, что разгадка близка и лежит на поверхности, но ниточка ускользала. Казалось, что он упускает что-то важное. Вот только что? А потом пришел ответ на запрос из колонии, в котором четко и кратко сообщалось, что Нестеров В.Г. умер на зоне, диагноз — пневмония… Кафтанов отверг версию о причастности Бумеранга, а Лобанов отбыл в Москву.

Иван приехал в офис и попросил у Леночки, своей помощницы, крепкого чая. Потом перевел взгляд на Самойлову. Та сидела, уткнувшись в монитор, и разговаривала по телефону, болтая ногой и не обращая никакого внимания на косые взгляды начальника.

— Да? Девочка? Вот здорово. А какой вес, рост? Ух, ты. Генк, тебя в крестные зовут? А сестра — крестная? Здорово. А как назвали? Что, правда? Я так и думала.

— Зайдите ко мне сейчас же, — рявкнул Иван, не сдержавшись.

— Все, Ген, пока, тут начальство ругается… — быстро попрощалась Самойлова и под злорадные взгляды Леночки походкой от бедра прошла в кабинет Бессараба.

Иван плюхнулся в кресло и уставился на вошедшую секретаршу, прекрасно понимая, что теряет время.

— Откуда вы знаете Люду Корабельникову? — прорычал он, ничуть не заботясь о приличиях.

— С детства дружим, — пожала плечами Самойлова, нисколечко не смутившись от такого напора. Она стояла посреди кабинета в трикотажном платье, на высоких каблуках. Миловидная, с хорошей фигурой, но что-то в ней отталкивало. Все слишком, напоказ: откровенное декольте, обтягивающее платье, яркий макияж, и даже улыбка, растянувшая губы, но не затронувшая глаза. Пустые, словно мертвые. Он не предложил ей сесть, и она переминалась с ноги на ногу, как нашкодившая школьница. Это окончательно вывело Ивана из себя.

— Почему вы болтаете по телефону в рабочее время? — Он перевел разговор в привычное русло.

— Так сейчас перерыв, — невозмутимо заявила Самойлова, будто насмехаясь над ним.

— Перерыв? — ошалело повторил Иван. Эта баба его определенно выводила…

— Ага, положенный по трудовому законодательству, — ехидно заметила Самойлова.

— Хватит. Займитесь делом, — гневно прервал ее Бессараб.

Самойлова крутанулась на каблуках, улыбнулась во все тридцать три зуба. Покачивая бедрами, она вышла в приемную, высоко подняв голову, исполненная непонятной гордости. Иван посмотрел ей вслед и подумал, что пришла пора увольнять.

Мысли тут же переключились на Лилю. "Нужно найти Бумеранга. Выманить убийцу из норы, в которой он затаился. Хватит ходить по улицам и приглядываться к прохожим: этот Бумеранг или кто-то другой? Иван потянулся за ежедневником, лежащим на другом конце его необъятного стола. Быстро набросал план действий. За неделю раздумий этот план целиком и полностью сложился в его голове. Он найдет Вову Нестерова, под какой бы личиной тот ни прятался. И это будет не самой тяжелой частью проекта. Все просто, до тошноты. Есть колония где-то под Пермью, где закончил двенадцать лет назад свой жизненный путь мальчик по прозвищу Бумеранг. Есть город Пермь, а в нем живет Гриша Шубин по прозвищу Жаб. Прозвище это пристало к Грише из-за его любимой поговорки "жабонята пока не родились", которую он говорил по поводу и без.

Гриша Шубин по прозвищу Жаб воевал вместе с Иваном в Чечне. Хороший, надежный парень, ныне — следователь местной прокуратуры. Он щипцами вытащит всю информацию там, в колонии. Поэтому пунктом первым в ежедневнике появилась надпись "Жаб", пунктом номер два — "Влад" — одноклассник, работающий в судмедэкспертизе. Пункты от третьего до одиннадцатого тоже содержали короткие прозвища, чьих владельцев связывало с Бессарабом боевое прошлое.

"Что ж, пора начинать, — подумал Иван, прекрасно представляя, что выйти на след воскресшего Вовы Нестерова проще, чем найти Лильку с детьми. И, видит Бог, у его любимой женщины прекрасные материнские инстинкты и верные друзья. — Где? Где искать? Россию вроде она не покидала. Может быть, и в городе прячется или где-то на необъятных просторах нашей Родины. Никаких зацепок, блин. Никаких. Но он все равно отыщет ее. Сейчас, главное, вычислить и обезвредить человека, объявившего охоту на его любимую

Иван ткнул пальцем в телефон и по громкой связи попросил:

— Леночка, соедините меня с "Афродитой"… Сейчас…Мне нужна Юлия Говорова.

— Что? — хмыкнула Самойлова. — Нашему мальчику красоту навести захотелось?

— А то, — ответила с легким смешком Леночка. — Юлия Дмитриевна — вроде косметолог. И он ее терпеть не может. С чего это он вдруг?

— Какая разница. По-моему, у него крыша съехала…

— Ты договоришься, он тебя уволит… — предостерегла Леночка и переключила звонок на кабинет Бессараба.

— Не уволит, — отмахнулась Самойлова.

ГЛАВА 19

Гена Лурдин по прозвищу Кульбит, главный юрист Пахомовской империи, был лысоват, тонок в кости и имел репутацию солидного человека. Дорогой костюм с белоснежной сорочкой, очки в золотой оправе и галстук с портфелем не только подчеркивали интеллигентность Кульбита, но и делали его похожим на выпускника Гарварда или Оксфорда в пятом колене. Внешность эта, как и природная интеллигентность, была обманчива, а прозвище Кульбит — верным. Долгое время Кульбит занимался разными видами спорта, в школе — спортивной гимнастикой. Имел всякие спортивные награды и чудовищную растяжку. Потом серьезно занимался боксом. И маленьким тонким кулачком выбивал зубы противнику и крошил переносицы ударом ноги. Но и в законодательстве Гена оказался силен. Не было ситуации, из которой бы Гена не вышел сухим из воды, не было ни одной финансовой операции, после проведения которой государство еще не осталось бы Гене что-то должно. Платить налоги в бюджет Гена вообще считал зазорным делом. Сейчас он выбивал кредиты под постройку нового бизнес — центра. Дело оказалось новым в их городе и сулило хорошие прибыли. Нормальных офисных зданий в центре с лифтами, стоянкой и фонтаном, — раз-два и обчелся.

Вариантов получения кредита на несколько миллиардов имелось два: один — с хорошими процентами и непомерным откатом, другой — с нормальными процентами, но вместо отката человек хотел долю в прибыли. Гена знал, как поступить, и уже выбрал вариант номер один, рассудив, что по-любому какой бы ни запросили откат, он все равно меньше доли в прибыли. Но оставалась такая вещь, как субординация, и ею осторожный Гена пренебречь не мог. Кроме кредита, еще назрел деликатный вопрос, касающийся лично Гены Лурдина. И если этот вопрос будет решен к всеобщему удовольствию, то Гена войдет в семью, на правах младшего, но войдет. И дело тут было не в понятии семьи дона Корлеоне, а в обычном общечеловеческом понимании. И дело это имело определенное имя, фамилию и даже отчество. И называлось оно — Лина Агапова. Младшая сестрица Золотой королевы, как почему-то все звали Лилию. Лина и Гена встретились в тот печальный момент, когда глава императорского дома Виктор Николаевич Пахомов вез на малую историческую родину тело убиенного друга. Когда Золотая королева в чаду своего горя ничего не замечала, кроме своих детей. Они увидели друг друга и словно вцепились мертвой хваткой. Лина Агапова к тому времени сходила замуж в восемнадцать годков, развелась благополучно с мужем через пару-тройку лет и теперь пребывала в томлении и поисках принца на белом коне и в золотой короне. Но все томления и поиски происходили под строгим присмотром родни, хлебнувшей с ее разводом не один литр дерьма. Но в ту пору шла подготовка к похоронам, и Лина оказалась предоставлена сама себе. Вот тут и подвернулся Гена Лурдин, сраженный Лининой красотой сразу и наповал. Потом, когда прошли похороны, и старшая дочь отбыла в Москву, по месту прописки, утешать стало некого, и маменька, Раиса Петровна, обратила взор на Лину, свое излюбленное чадо. Нобыло поздно, Лина уже втрескалась в Кульбита со всего размаху не прошедшего к двадцати пяти годам юношеского максимализма и видела себя только его женой. Жила она, правда, пока одна, строила Гену как школьника, не соглашалась жить вместе до свадьбы и назло ему работала в какой-то конторе секретарем. Раиса Петровна постоянно сравнивала Кульбита со старшим зятем, покоящимся теперь на городском кладбище. И по всему выходило, что Иштван лучше, умнее, смелее, а как уж любил ее дочку. При этом всегда поджимались губы, и с глаз смахивалась несуществующая слеза. Переубедить ее не получалось. Но Гена включал обаяние на полную катушку, дарил тещеньке цветочки к празднику и иногда покупал билеты на всякую классическую муру, куда Лина таскалась с матерью. Босс, Виктор Николаевич Пахомов, был в курсе всей этой любовной истории, но лишь посмеивался и называл Гену будущим родственником. На него-то Кульбит и возлагал все надежды, хотя прекрасно понимал, что сейчас Пахому просто не до него.

Звонок мобильника отвлек от раздумий, тем более что на экране высветилась три веселых буквы — ВНП. Гена собрался духоми стал докладывать шефу про кредиты.

— Бери первый вариант, — ответил Пахомов, внимательно выслушав, — второй нам совсем не подходит. За лохов, что ли, держат?

Гена словно увидел, как искривились губы шефа в смачном плевке, там, в Мюнхене.

Пахомов пребывал в плохом настроении и хотел уже попрощаться, но Гена опередил его:

— Виктор Николаевич, у меня к вам еще разговор есть, личный. Можно?

— Выкладывай, опять с Линой поругался, а? — буркнул Пахомов, давая понять, что ему сейчас совсем не до жениханий своего зама.

— Не совсем… Тут такое дело… Даже не знаю, с чего начать… — замямлил Кульбит.

— С начала и начинай… — потерял терпение Пахом. — Что там еще случилось?

— В общем, Раиса Петровна… У нее с головой проблема.

— У нее всегда с головой проблема, не обращай внимания, — хохотнул Пахом, голос его потеплел. — Одна большая проблема. Нашел, о чем обеспокоиться…

— Вы не поняли, мы вчера с Линой ее навещали. Так ей всюду мерещится какой-то ее ученик. На базаре, в магазине, около школы…

— Ну и что? — перебил Пахомов. — У Раисы много учеников. Она все свои выпуски помнит. Память просто адская.

— Да, я это знаю, но Лина говорит, что именно этот давно помер. А она ей отвечает, что обознаться не могла, да и парень отозвался на Вову…

— Чего, — насторожился Пахом, — какого еще Вову? А ну-ка, подробней рассказывай.

— В общем, так, Гена, история нехорошая, — устало подвел итоги Пахомов, выслушав сбивчивый рассказ Кульбита. — Сейчас же вывози к себе свою ангелицу и Раису Петровну. Чтоб никто по улицам не шарился, даже с охраной. Пусть дома у тебя сидят и двери никому не открывают. Сам ты тоже ничего не предпринимай, не геройствуй, никого не ищи. Иначе он тебя переиграет…

— Кто он? — не понял Гена.

— Вот этот самый Вова, мы с тобой о нем говорим… Занимайся только этим делом. Пока забудь про кредиты. Это важнее. А я прилечу первым же рейсом.

— Ждем, Виктор Николаевич, — радостно отрапортовал Кульбит.

— Ты меня с размахом встречай, с цветами, оркестром и ковровой дорожкой, Гена, — дал последнее указание Пахомов и отключился.

Теперь оставалось обсудить ситуацию с Лилькой и поставить в известность жену.

Перед самым отъездом на работу Иван заскочил в кабинет за документами, над которыми корпел весь вчерашний вечер, и оторопел. Весь пол оказался усеян бумагами, а угол стола из карельской березы искорежен острыми зубами. Банзай. Бессараб, чертыхаясь, начал собирать с пола разбросанные листы. Он злился на себя, что забыл закрыть дверь кабинета, злился на шкодливую псину, забежавшую в дом и радостно носившуюся по его кабинету. Время поджимало. Иван торопливо осмотрел измятые страницы. Придется на работе разобрать, а некоторые даже восстановить после визы Банзая. Среди бумаг промелькнул осколок стекла, а рядом нашлась разбитая рамка. Бессараб быстро пошарил ладонью по устилавшим пол смятым листам, и выудил разорванный на части договор с поставщиком и обрывки пожеванной фотографии. Иван взял в руки то, что осталось от снимка, и горестно вздохнул, даже не пытаясь скрыть охватившего его отчаяния.

"Ну почему из всей макулатуры, валявшейся на письменном столе, его собака выбрала именно фотографию Лили, выпрошенную у Юли Говоровой с таким трудом"

Иван собрал растерзанную Банзаем деревянную рамку. Наверное, дубовый багет пришелся псу по душе.

"Крокодил какой-то. Лучше б пуделя завел" — в сердцах подумал Иван и решил при первой возможности взять зубастика на охоту. Он отложил в сторону покореженные собачьими зубами обрывки Лилькиной фотографии. Выкинуть рука не поднялась, хотя и так понятно, что восстановить снимок не удастся. Но на работе на письменном столе в такой же рамке из мореного дуба стоит еще одна фотка. Та даже больше нравилась Ивану. Лиля, улыбаясь, обнимает Свету и Мишутку. Редкий кадр. Самому Ивану так и не удалось увидеть воочию улыбку любимой. Но еще не все потеряно, хотя семейство Цагертов он так и не нашел. И Пахомов как в воду канул. Все телефоны, записанные у Ивана, молчали. А Кафтанов сообщил, что ни Лиля с детьми, ни Пахом Россию не покидали.

Бессараб приехал в офис и, зайдя в кабинет, первым делом бросил пристальный взгляд на рамку, вот уже пару недель красовавшуюся у него на столе.

"Слава богу, на месте, — выдохнул Иван, словно его собака объявила охоту на Лилькины фотографии и пробралась в офис. — Какая чушь. Конечно, фотография на месте, где же ей еще быть, если в его кабинет, кроме самого хозяина, могут войти только его секретари".

Иван повесил пиджак в шкаф и быстро прошел к столу, решив сразу же отправить Леночку в фотоателье сделать копию снимка. Он потянулся через весь стол, намереваясь аккуратно достать изображение любимой, и обомлел. Из знакомой рамки мореного дуба вместо коротко стриженой блондинки, обнимающей детей, на него смотрело мультяшное чудовище, пытающееся догнать орех.

На крик Бессараба из приемной примчалась Леночка и застыла в недоумении.

— Что это? Что это такое? — орал Иван, а красная как рак секретарша лепетала слова оправдания.

— Что случилось? — в кабинет заглянула дура Самойлова. Видать, только пришла на работу. В руках матерчатая сумка, с которой впору ходить побираться. Ненавистная секретарша смело прошла мимо Леночки и взяла рамку, брошенную Иваном на стол для переговоров.

— Я вас спрашиваю, что это? — снова зашелся криком Бессараб.

— Это? — спокойно переспросила Самойлова. — Белка Скрат из "Ледникового периода". Не знала, что вы такой поклонник мультипликации.

— Кто входил ко мне в кабинет? — закричал Бессараб.

Леночка пыталась что-то сказать, но с перепугу не могла вымолвить ни слова.

— Кроме вас, мы с Леной заходим. Второй ключ от вашего кабинета храним в сейфе. Ни я, ни Лена не ставили вам на стол эту фотографию, — тихо и уверенно заявила Самойлова и сделала вывод: — Значит, ее поставили вы сами.

— Вы… — У Ивана перехватило в горле от возмущения. — Что вы несете?

— Ничего, — вскинулась Самойлова, по лицу прошлась блудливая ухмылка. — Но, я думаю, учредители задумаются, когда узнают, что вы ставите на рабочий стол фотки мультяшных героев, а потом об этом забываете.

Самойлова развернулась и гордо зашагала к выходу. Вслед за ней полетела проклятая рамка. Леночка завизжала от страха.

— Потише, Иван Григорьевич, — предупредила несносная секретарша. — Мы с Леной никому не скажем. А на шум могут сбежаться другие сотрудники. Придется объяснять. Пойдут сплетни, начнутся насмешки.

Иван почувствовал себя идиотом. Он посмотрел на свежую вмятину, оставленную в стене врезавшимся углом рамки, перевел взгляд на испуганную и бледную Леночку. И затем воззрился на Самойлову, застывшую в дверном проеме.

"Дура дурой, но она права" — пронеслось в голове у Ивана. Он сделал глубокий вдох, чтобы успокоиться. Потом посмотрел на своих секретарей и велел надтреснутым голосом:

— Терентьева ко мне.

Трехэтажный особняк в Штарнберге, пригороде Мюнхена, словно сошел с картинки или литографии девятнадцатого века. Из окон с замысловатыми переплетами открывался вид на озеро и замок. Двор с ландшафтным дизайном, раскиданные по газонам амфоры и кувшины с цветами. Красота, тишина и дождь за окном.

Лиля, уложив Мишку спать, вышла в библиотеку, просторную комнату с деревянным резным потолком и белыми диванами. Огромные шкафы от пола до потолка ломились от книг, сплошь на немецком языке.

— Осталось от прошлых хозяев. Дед умер, а наследники не захотели даже книги забрать. Я собирался избавиться от этой ерунды, — по приезде рассказывал ей Витька. — Но Алиска не позволила. Говорит, тут много ценного.

Лиля подошла к полкам, задумчиво погладила корешки книг. Гете, Гейне — издания начала двадцатого века. Похоже, Алиса права. Много редких экземпляров. Рука сама потянулась к красивому глянцевому альбому. Оказалось — "Музеи Германии". То, что нужно. Лиля вытащила толстую книгу и уселась в глубокое кресло, намереваясь просто полистать страницы и посмотреть на картины. Но взгляд зацепился за вводную статью, и она углубилась в чтение. Спасибо Раисе Петровне за хорошее знание языка.

В дверь просунулась голова дочери.

— Мам, я тебя по всему дому ищу, — возмутилась Света.

— Что случилось? — напряглась Лилия.

— Поговорить хочу, — Взгляд взрослого ребенка стал упрямым и немножко враждебным.

— Давай. — Лиля отложила книгу на массивную дубовую полку, проходящую за диванами и креслами.

Света умостилась рядом и спросила чуть слышно:

— Этот Бессараб… он мой отец, да?

Лиля аж поперхнулась от неожиданности. Потом взяла себя в руки. Этому разговору суждено когда-нибудь случиться. И не ей выбирать время.

— Биологический, Света, — пробурчала она. Будь б ее воля, ни за чтобы не вдавалась в подробности.

— Я это уже поняла, — негодующе фыркнула дочь. — Когда ты с ним ругалась перед отъездом. Хорошо, что ты вышла замуж за папу, — Светка обняла мать и, уткнувшись в материнское плечо, разрыдалась. — Я видела там фотографию девочки, очень похожей на меня. Она умерла. А вы с папой меня спасли.

Светка снова зашлась в рыданиях.

— Перестань, пожалуйста, — ласково попросила Лиля и погладила по голове. — Светунька, этот человек не имеет к нам никакого отношения.

— Он хочет жениться на тебе, — выкрикнула Света, отпрянув. В каждом слове Лиле слышалось осуждение.

— Хочет или только думает, что хочет… Какая разница, доченька? Главное, что мне этот человек совсем не нужен. Невозможно начать с чистого листа после подлости и предательства. У меня нет ни обиды, ни злости. Очень хорошо, что так все получилось. И если бы можно было вернуться в прошлое на машине времени, я бы сделала все, чтобы предотвратить гибель нашего отца, но никогда бы не стала поворачивать события вспять, чтобы выйти замуж за Ивана.

— Да? — недоверчиво спросила дочка. — А ты меня любишь так же, как Мишку? Я тебе Бессараба не напоминаю?

Лиля воззрилась на дочку в полном недоумении. Странно, что такая глупость могла ей вообще прийти в голову.

Она притянула Светку к себе и прошептала на ухо:

— Никогда, слышишь, никогда даже думать так не смей, — Договорить она не смогла, слезы потекли сами собой, хоть Лиля и пыталась сдержаться.

В библиотеку заглянул Витька, суровый и насупленный. В черной майке-алкоголичке и широких спортивных штанах.

— Чего вы тут ревете на пару? — удивился он, в два прыжка оказавшись рядом. — Мало вам, что за окном льет как из ведра?

Лиля вытерла слезы. Пришлось объяснять.

— Ну ты даешь, спиногрыз, — Пахомов присел на корточки рядом с ними. — Откуда такие идеи? Если б тебя не любили, ни Лилька, ни Иштван, фиг бы кто тебя повез лечить по заграницам. Запомни раз и навсегда. У тебя одна мать. — Пахомов ткнул пальцем в бывшую одноклассницу. — И два отца. Это Иштван и я. Мы с ним кучу бабла потратили, чтобы тебя на ноги поставить. Он, конечно, больше в разы, но и я хорошо добавил. Жизнь тебе подарили, как бы это пафосно ни звучало. Никто ничего от тебя не просит взамен. Ты — наша. Поэтому о Бессарабе я даже слышать не хочу. Сама посуди, если здоровый мужик за пятнадцать лет ни разу не поинтересовался, как живет его любимая женщина, не пришел, чтобы хоть одним глазком посмотреть на нее и ребенка, то и говорить о его великой любви не стоит. Поступки человека определяют больше, чем слова. Подлость и равнодушие перечеркнут миллионы красивых фразочек и заверений. Смотри всегда на поступки, детка. А слова… Это мусор… Пустое.

Пахомов потянулся и мгновенно сгреб в объятия Лильку и Светку.

— Ишь, что придумала, кукла, — проворчал в сердцах он. Потом, отвернувшись к окну, проморгался от слез, стоявших в глазах, откашлялся, избавляясь от кома в горле, и пробурчал, серьезно глядя на Лилю:

— Мне бы пошептаться с тобой, родная.

ГЛАВА 20

Алисия устало посмотрела на мужа. Она знала, что он врет. Два часа до этого Виктор ругался за закрытой дверью со своей подружкой Лилей. Они орали друг на друга в голос, не стесняясь прислуги и ее, Алисии. Ей казались странными эти крики, тем более что муж не разрешал повышать на него голос. Вообще. Никогда. Значит, ей, матери его ребенка, нельзя даже слова ему сказать повышенным тоном, а той, другой женщине, вдове его друга, все можно.

Все начиналось так красиво и замечательно. В Египте. На Рождество. Алисия приехала в Шарм-Эль-Шейх отдохнуть после окончания утомительного проекта. Она выбрала дорогой отель с австрийским менеджментом. Хотелось моря, тепла и солнца. И мечталось о головокружительном романе, ни к чему никого не обязывающем, с красавцем-мачо. В лобби-баре сразу по прибытии она провела рекогносцировку. В низеньких полукруглых креслах сидели толстые немцы с излюбленным пивом, компания молодых голландцев со сложными коктейлями в бокалах. В уголке две продвинутые арабские женщины, закутанные в пестрые платки, пили кофе из маленьких расписных чашечек. Ничего интересного. Французские окна открывали вид на террасу, где стояли огромные фикусы в кадках. Плетеные столы и кресла. Алисия вышла туда и уселась за свободный столик. Она устала от перелета, четыре часа, знаете ли. Ее номер не был готов. И приходилось ждать где-то с полчаса. Она попросила официанта принести ей капучино, закурила сигарету и принялась смотреть по сторонам. И тут она увидела их. Двух совершенных представителей мужского пола. Один, похожий на викинга, привлекал внимание грубой норманнской красотой, а другой походил на перса или грека и отличался красотой утонченной. Оба были одинакового высокого роста, хорошо сложены и одеты только в шорты. Пока мужчины шли по террасе, Алисия сделала окончательный выбор в пользу "грека". Ее всегда привлекали восточные мужчины. Оба красавца плюхнулись за соседний столик и заговорили… на русском. Алисия немного выучила этот язык, пока почти год работала фотокорром в московском филиале редакции. Жестом короля "викинг" подозвал официанта и заказал кофе… всего лишь кофе и сигары. Они говорили между собой очень тихо, и лишь изредка до Алисии долетали обрывки фраз про тренды, фьючерсы и голубые фишки.

Господа финансисты на отдыхе. "Интересно, они тут одни? — подумала Алисия. — Если так, то отдых окажется незабываемым. Которого б из них выбрать?"

— Смотри, вон немчурка на тебя глаз положила, — заметил "викинг", не сомневаясь, что его тут никто не понимает.

Она не обиделась на "немчурку", но тут же спросила сама себя, как этот русский догадался, что она немка? Ведь, кроме немцев, здесь полно шведов, австрийцев и голландцев.

"Грек", сидевший к ней боком, нехотя повернул голову и окинулравнодушным взглядом. По опыту Алисия знала, что так смотрят два типа мужчин — абсолютно счастливые в браке и представители меньшинств. Никакой жены рядом не наблюдалось, зато на пальце присутствовало тонкое золотое кольцо. Алисия могла поклясться, что этот золотой ободок украшен мелкими брильянтами. Слишком сильно колечко сверкнуло на солнце. Что ж, жаль, придется соблазнять его друга-"викинга".

Но в этот момент на террасу вышла настоящая русская красавица в прозрачной белой рубашке, одетой поверх купальника. Мужчины увидели ее и разом поморщились. Она, не обращая внимания на их гримасы, села рядом.

— Закажи мне виски, — томно обратилась девица к "греку".

— Обойдешься, — огрызнулся тот.

— Это еще почему? — вскинулась она.

— Потому что еще только час дня, и еще рано заправляться спиртным, — устало пробормотал "грек". — Лечи тебя потом от алкоголизма.

— А где остальные, Лина? — поинтересовался "викинг".

— У бассейна.

— Вот и иди к ним, ты нам мешаешь, — спокойно заявил он. А "грек" кивнул. Девица встала и с недовольным видом покинула террасу. Но проходя мимо Алисии и поняв, что та наблюдает за ними, смерила ее презрительным взглядом.

— Убил бы, — равнодушно сказал "викинг".

— Убей, а я найму тебе хорошего адвоката, — осклабился "грек".

— А сам? — хитро улыбнулся "викинг"

— Я б ее давно придушил, но мне нельзя…

Потом она видела их в ресторане во время обеда. В компании все той же красавицы-девицы, очень обаятельной женщины, блондинки лет тридцати, с годовалым ребенком на руках, и миловидной девочки-подростка. Кто кому кем приходится, Алисия не поняла. Ибо "грек" обнимал женщину, а "викинг" чистил креветки подростку. Потом все встали одновременно и удалились. Алисия заметила, что теперь малыша несла красотка Лина, а "викинг", проходя мимо вереницы тортов, стащил с одного клубнику и сунул в рот женщине, в этот момент девочка-подросток попыталась стукнуть "грека" в живот.

Алисия решила не заморачиваться на этой шведской семье, а найти более подходящего кандидата.

Вечером на ужине этой компании не оказалось, Алисия заскучала и попыталась выбросить их из головы.

Зато ночью в клубе веселилась одна Лина. И пользовалась большим успехом у голландцев. Один из них даже поплелся провожать русскую красавицу. Интересно, кому она наставляет рога?

Утром около бассейна Алисия увидела всю компанию. Женщина возилась с ребенком в детском бассейне. Красотка и девочка-подросток принимали позы на солнцепеке. Раскованная Лина улеглась на живот и расстегнула бюстгальтер, оставив на теле лишь ниточку стрингов.

Чуть дальше, в сторонке, стояли у кромки воды "викинг" с "греком" и с грустью смотрели на морскую гладь, где развевался красный флаг, говоривший всем и каждому, что сегодня купаться в море запрещено. Казалось, женщины и дети их не интересовали. Но Алисия заметила, что они мимоходом оглядывают мать и дитя в лягушатнике и двух любительниц загара.

Соотечественники Алисии, два толстых бюргера лет сорока, прогуливались вдоль бассейна с фотоаппаратом. Увидев одиноко загорающую красотку Лину, они радостно зацокали языками и стали фотографироваться на ее фоне. Девушка ничего не заметила. Зато заметили мужчины и переместили свое внимание с моря на бюргеров. Оба не сделали и шага, а наблюдали с интересом за фотосессией на фоне полуголой Лины. Наблюдали, как анаконда наблюдает за дичью. "Викинг" криво усмехался, "греку" происходящее совершенно не нравилось, но по какой-то причине он пока не вмешивался.

От бассейна птицей метнулась молодая женщина и, накинув на ничего не подозревающую Лину полотенце, затопала ногами на бюргеров, призывая их убраться. Те были явно разочарованы и обозлены таким поворотом событий. Один из них даже в сердцах толкнул женщину. Другой разразился тирадой про русских шлюх и свиней. Алисии стало стыдно за своих соотечественников. Но в момент, когда блондинка, потеряв равновесие, начала падать, оба мачо оказались рядом. "Грек" быстро подхватил женщину, а "викинг" нанес первый удар толкнувшему. Второй бюргер бросился на помощь. Но его подсек "грек". Сморщившись от боли, немец истошно закричал, призывая вмешаться граждан Германии и преподать урок русским свиньям. Немцев у бассейна оказалось большинство, и некоторые поспешили на выручку. Алисии стало страшно. Силы были явно не равны. Русских мужчин всего двое, а к месту драки подходили еще трое немцев. Молодые и сильные. И еще им хотелось крови. Но кровопролития не случилось.

— А что, Герт, покажем фрицам Сталинградскую битву? — весело сказал "викинг" и двинул одного из нападавших по скуле.

— И Курскую дугу тоже, — фыркнул "грек", нанося крепкий удар под дых другому.

Из бара подбежали еще несколько русских. Крепкие парни с бритыми головами и бычьими шеями.

— Оба-на. Пацаны, помощь не нужна? — осведомились они радостно.

— Спасибо, братки. Сами разберемся, — на ходу ответил "викинг", отбивая удар одного из бюргеров.

Братки остались наблюдать — не каждый день в этом респектабельном отеле случается хорошая драка, переходящая в откровенный мордобой.

— Вить, мне это уже надоело, — крикнул "грек". — Давай заканчивать спектакль.

— Угу, тоже мне нашли аниматоров, — хохотнул викинг. После этого оба мачо, особо не церемонясь, просто покидали противников в бассейн.

"Грек" тут же отошел к блондинке, прижимавшей к себе малыша, присел на корточки рядом.

— Как ты, Лилечка? — Он нежно погладил ее по щеке. Потом повернулся к стоящей рядом с матерью девочке:

— Сильно испугалась?

Девочка замотала головой, хотя в больших карих глазах плескался страх.

На красавицу Лину он старался не смотреть, полностью ее игнорируя.

Она попыталась сама что-то сказать ему, "грек" обернулся к "викингу", который, попрощавшись с братками, подошел и сел на край стоявшего рядом шезлонга.

— Ну что, Герт, размялись маленько? — спросил он, ощупывая разбитую губу.

— Да, молодость вспомнили, а то я уже закисать стал. Откуда пацаны?

— Из Владика. Они о тебе слыхали…

— Вот видишь, о тебе знают даже во Владивостоке, — робко подала голос Лина.

Но он смерил ее взглядом, пресекающим любые попытки продолжить беседу:

— Я еще не решил, что с тобой делать, дорогая.

И, увидев удивленный взгляд жены, добавил:

— Твоя сестра слишком дорого мне обходится.

Тут подоспела охрана отеля, и начались разбирательства, кто виноват.

Мокрые бюргеры винили русских и требовали консула, видя в случившемся политическую подоплеку. "Викинг" и "грек" просто объяснили ситуацию и в разборках не участвовали. Возможно, они и не догадывались, что дело могло кончиться большим штрафом. Тогда Алисия подошла к начальнику охраны, изображающему из себя Пуаро, и решительно сказала:

— Я все видела. Виноваты эти парни.

И указала на своих соотечественников.

"Викинг" посмотрел на нее с интересом. Что, собственно, и требовалось.

Он остался доволен увиденным. Рыжие волосы до плеч, фигура, как гитара, зеленые лукавые глаза.

— Теперь мне придется охранять вас от этих молодчиков, — заверил он на безукоризненном немецком.

— Да, теперь это ваш долг, — улыбнулась она в ответ.

— А? — Алисия кивнула в сторону женщин. Она уже разобралась в родственных связях этой компании, но хотела уточнить.

— Это гарем моего друга, — заржал "викинг". — А я не женат.

— Меня зовут Виктор Пахомов, — поспешил представиться он.

— Алисия Верленмайер, — ответила она.

Дальнейший отдых превратился для Алисии в головокружительный волшебный роман. С продолжением и дальнейшими обязательствами.

В феврале Виктор прилетел к ней в Мюнхен. И они провели неделю в любовном угаре. Ей он нравился все больше и больше. Самолюбию льстило, что он летает к ней, невзирая на часовые пояса и затраты.

В следующий раз, когда он прилетел к ней через месяц, она чувствовала себя отвратительно. Ее тошнило даже от зубной пасты и собственного отражения в зеркале. Виктор посмотрел на нее внимательно и самолично отвез в клинику. Он уезжал, не дождавшись результатов анализов, но предупредил:

— Если все подтвердится, не вздумай избавиться от ребенка.

В его глазах колыхнулись осколками льда.

Алисия не посмела ослушаться. Только позвонила и отрапортовала:

— Скоро ты станешь отцом.

В апреле он приехал мрачный. Они не занимались любовью, не бродили беспечно по улицам. Виктор все время сидел на балконе, молчал и, не переставая, курил. Он ссутулился и постарел. И Алисии пришлось разными психологическими приемами вытягивать из него, что случилось. Ей это удалось, но тогда самой захотелось молчать и курить. Там, в Москве, убили "грека". Алисия посокрушалась по поводу его бедной жены, с которой успела подружиться в Египте, а потом стала утешать своего мужчину. Ласками и любовью.

Виктор пытался вырываться к ней почаще, окружил ее всепоглощающим вниманием и, соответственно, такой же заботой, даже купил дом в пригороде и туда перевез Алисию. Но все равно это были встречи от случая к случаю. Он очень старался и был безупречен во всем. Только выйти замуж не предлагал. А она не настаивала.

Через девять месяцев после волшебного египетского романа Алисия Верленмайер родила девочку, которую по желанию отца назвали Таисией. Мать малышки не возражала, ей оказалось все равно.

Теперь Виктор пришел к ней и объявил, что ему необходимо срочно уехать в Россию. Он оставлял ее с новорожденным ребенком на попечение своей подруги, вдовы "грека", которую привез в мюнхенский дом перед самым рождением дочки.

— Ты скоро вернешься? — спросила она, нутром почувствовав его отрешенность и ложь.

— Не знаю, как дадут кредиты, — ответил он и поцеловал ее в лоб. Его глаза не выражали ничего. Ни любви, ни страсти, ни малейшего интереса.

— О чем вы говорили с Лилей? — поинтересовалась она без обиняков. — Почему она так на тебя кричала?

— Не обращай внимания, — буркнул он. И Алисия поняла, что эта тема закрыта.

— Когда ты уезжаешь? — с трудом выдавила она.

— Завтра утром.

— Ты бросаешь меня? Почему?

— Алис, ну что за глупости? Я по делам еду. Вернусь сразу, как все закончу, — тихо заверил он, ничего не желая объяснять. Бес попутал его завести семью. Обуза одна. Кстати, о Бесе, нужно позвонить ему перед вылетом…

Алисия отвернулась к стене. В глазах ее стояли слезы.

Виктор счел разговор законченным и отправился к выходу.

Он вышел из комнаты, неплотно прикрыв дверь, на ходу открывая мобильник.

— Все-таки подумай, Витя, — услышала Алисия голос Лилии. Они говорили на русском, но она и так все прекрасно понимала.

— Не боись, родная, прорвемся, — бесстрастно успокоил Виктор. — А если что и случится, не плачь понапрасну. Пацаны уже там. Герт и Кораб. Ждут меня, наверное. Куда я без них, а, Лиль?

— Береги себя, Витька, — сквозь слезы выдохнула Лилия и, немного справившись с собой, добавила: — У тебя только что родилась дочь. И ты ей нужен будешь еще лет двадцать.

— У нее есть мать, есть ты. Ты им помогай, ладно?

Лилия всхлипнула.

И Алисия лишь тогда поняла, что имел в виду ее муж.

ГЛАВА 21

День у Ивана начался неплохо. В девять утра отзвонился Жаб и сообщил, что, по документам, Владимир Нестеров помер от пневмонии именно в колонии № 76/16. Но похоронен он был не в общей могиле, там, на зоне, а перевезен в родной город своей мамашей. Это оказалось первым везением. Иван вызвал Терентьева и дал указание искать на всех городских кладбищах, но найти могилку Бумеранга. Тот же Жаб сообщил, что в то время, когда помер Бумеранг, никто из зеков на свободу не выходил, никто из вольнонаемных или живших на поселении не пропадал. Но засим последовало лирическое отступление про задницу какой-то сотрудницы колонии.

— Не тяни кота…, слышь, — задохнулся от нетерпения Иван, прекрасно зная, что за такими вот отклонениями от темы всегда скрывается что-то важное. Жаб обожал подобные моменты и смаковал их.

— Слышу, Бес, но задница — просто отпад. А сиськи у нее…

— Жаб.

— Ладно, не хочешь про красивую женщину минуточку послушать, давай про всяких уродов…Извращенец.

— Выкладывай, — взмолился Бессараб.

— Ну и я ж про то. В то же время в госпитале вместе с твоим Нестеровым лежал охранник.

— Не может быть. Зек с охранником, вместе? Ты не путаешь?

— Я не путаю, просто не умею. Так вот эта баба, эх, не хочешь ты про сиськи и задницу послушать… Но эта баба подняла архив, нашла журнал регистрации. А там все написано. В одно время. Правда, палаты разные. Но других больных в лазарете не было.

— И что? — Иван боялся спугнуть удачу. Не могло быть все так просто. — Лежали в одно время, и что?

— А то, что из госпиталя они выписались тоже одновременно. Один поехал домой в деревянном ящике, а другой…

— Что — другой?

— Другой тоже поехал домой. Его комиссовали по состоянию здоровья. Я посмотрел личное дело охранника. Они с Нестеровым внешне очень похожи. И возраст один.

— Как?

— Словно братья. Рост примерно одинаковый, овал лица и даже цвет глаз.

— Это еще ничего не значит. Может быть просто совпадение. А может, и наш случай. Ты проверь этого охранника. Где сейчас, чем занимается?

— Уже проверяю, Бес. Завтра поеду в деревню, откуда он родом, там осмотрюсь, с народом перетру.

Может, и поменялся Бумеранг с охранником жизнью и свободой. Но это маловероятно. Хотя человек живет по реальным, настоящим документам. Его нигде не поймали и ни в чем не заподозрили. Мент он, что ли? С другой стороны, тогда это побег, и не просто побег, а с ведома хозяина. А если учесть, что в то же самое время у воров пропал общак? Да, интересно пасьянс складывается. С Витькой бы поговорить…

— Можно, Иван Григорьевич? — В дверь просунул голову Терентьев и отвлек от головоломки.

— Заходи, Гена, — милостиво кивнул Бессараб. — Что там у тебя?

— Я по поводу этой самой "Сирены". Она же в нашем банке обслуживается. Так я заехал и вместе с безопасниками посмотрел их документы и чеки, по которым снимались наличные.

— И что? — Иван напрягся.

— Много совпадений. А я в них не верю, — упрямо заявил Терентьев и достал из папки бумаги.

— Какие?

— Во-первых, компания зарегистрирована одновременно с нашей "Защитой".

— Бывает.

— Счет в одном банке открыт тоже в один день. И деньги по чекам снимаются ровно в те же даты.

— Кто снимает? Фамилия известна? — рыкнул Иван.

— А вот тут самое интересное. Со всеми чеками за деньгами приезжает наш Пронькин.

— Очень интересно, — вскинулся Бессараб. — То есть наш водитель сразу получает заводскую зарплату, дивиденды и ворованные деньги? Роспись сличил? Та же?

— Да, все совпадает, — кисло заметил Терентьев. — Я побеседовал с Пронькиным. Ему все чеки скопом выдает Самойлова. И деньги он ей потом сдает, все до копейки.

— Самойлова? — изумился Иван. — А дальше?

— Пронькин утверждает, что видел, как она несколько раз при нем отдавала весь пакет Доре и пару раз лично вам. И чеки все она выписывает. Доре нравится, что у нее красивый почерк. Безопасники банка абсолютно уверены, что "Сирена" — тоже наша. Не могла аудитор ошибиться?

— Глупости, — Отрезал Иван и вышел в приемную.

Самойловой на месте не оказалось.

— Где? — пробурчал Бессараб, махнув в сторону пустого рабочего места.

— За пирожками в столовую вышла, — пробормотала Леночка. — В одиннадцать всегда привозят.

— Знаю, — хмыкнул Иван и почувствовал приступ голода: самому захотелось жареного пирожка с картошкой или с капустой. Он уже собирался отправить в столовку Леночку, как снизу позвонила охрана. На завод прибыл лично Виктор Николаевич Пахомов.

— Пропускать? Говорит, что к вам, — осторожно заметил охранник.

— Конечно, — велел Бессараб и сам направился навстречу, дабы у лифта встретить долгожданного гостя.

Пахомов, усаживаясь, долго оглядывался по сторонам.

— Хорошо тут у тебя, — похвалил он, развалившись на широком кожаном диване. — Устал я чего-то. — Витька потер затылок и поморщился.

"Видать не знает, с чего начать разговор". — Догадался Иван.

— Ты хоть сначала скажи, как Лиля, как дети? — потребовал Бессараб, затем выглянул в приемную. Самойлова вернулась из столовой и выкладывала на тарелку два огромных жареных лаптя. Попросить Иван не решился. Не те отношения. Да и гость в кабинете.

— Сделайте нам чай, пожалуйста, — попросил он. Секретарша кивнула. А Иван вернулся к Пахомову, сел напротив.

— Лилька в Мюнхене, с моей женой и дочкой, — доложился Виктор. — У меня, кстати, Ваня, дочка родилась. Красивая, на мою мать похожа. Зевает так смешно, — похвастался Пахомов, и Бессараб увидел, как на минуту потеплел суровый взгляд собеседника.

— Поздравляю, — искренне обрадовался Иван и вернулся к интересующей его теме: — Как ты их вывез, хитрован, за одну ночь? Я думал, они в Швеции.

— Все так думают. Лилька расстроилась из-за той ругани с тобой. Поэтому хотела сразу в Швецию умотать. Но Светка, умная девочка, сказала, что там могут искать в первую очередь. Поэтому козьими тропами проехали мимо таможни и из первого же заграничного аэропорта улетели. Тут ехать пара часов.

— Нелегально перешли границу? — изумился Бессараб.

— Неа, — загоготал Пахомов. — Там границы как таковой и нет. Проселочная дорога напрямки идет.

— Логично, — кивнул Бессараб. Все складывалось удачно. Его любимая женщина в безопасности, и к Пахомову можно больше не ревновать. Эх, знать бы раньше, что у него ребенок вот-вот родится…

В кабинет с подносом вплыла Самойлова. В узких джинсах и белой рубашке. Черные волосы убраны в хвост. Просто красавица. Собственно, поэтому Иван и не решался ее уволить. Кто ж, кроме нее, его гостей принимать будет? Бутерброды красиво нарежет, стол сервирует. Особенно если переговоры важные. Пока чай нальет да вазочки со сладостями поставит, визитеры уже нить разговора потеряли. Пока очухаются, можно мысленно все варианты просчитать. Вон и Пахомов, молодой отец, встрепенулся, разулыбался, смотрит ласково, словно родню увидал. Но и Самойлова улыбнулась радостно.

Секретарша поставила на стол большой заварочный чайник белого костяного фарфора и такие же чашки, налила каждому янтарной жидкости с привычным ароматом.

— Чай с чабрецом, — предупредила она Витьку. Пахомов глянул на выставляемые секретарем вазочки с конфетами и печеньем и поморщился.

"Видать, ждет, когда уйдет эта дурочка", — подумал Иван. Гримасу гостя заметила и секретарь, но расценила по-своему. Она решительно вышла из кабинета и вернулась с тарелкой, на которой возлежали ее собственные румяные пирожки. Поставила перед Пахомовым.

— С чем? — деловито осведомился Витька.

— Один с картошкой, другой с капустой, — весело отрапортовала Самойлова, не сводя глаз с гостя. Иван уже решил, что у этих двоих дело движется к радостному перепиху, когда его секретарша довольно добавила: — Как ты любишь.

"Они знакомы, — внутренне поморщился Иван. — Витька на похоронах Корабельникова обхаживал Лилину мать, и эта красавица тоже к ним подходила".

Он собирался выпроводить Самойлову, но Витька, откусив большой кусок пирожка с капустой, прошамкал с набитым ртом:

— Садись рядом, не отсвечивай, я из-за тебя и Раи из Мюнхена примчался.

Самойлова плюхнулась в кресло. Иван недоуменно воззрился на гостя. Витька хмыкнул и, отхлебнув чай из чашки, хрипло заметил:

— Я о моем дружбане Вове Нестерове. Он тут кругами около Лилькиной матери ходит. Я один не справлюсь. Помоги, а?

— Информация достоверная? — уточнил Бессараб.

— Раиса Петровна его опознала. Говорит, что уже третий день хвост за ней. Видать, Лильку выманить пытается, — зло рыкнул Пахомов и обратился к Самойловой: — Лина, объясни подробно.

— Чего тут объяснять? — нахмурилась Самойлова. — Раиса Петровна перепутать не могла. Нестеров занимался фехтованием в школе. У нас секция была. На одной из тренировок ему попали рапирой в глаз. Правую бровь рассекли как бы вдоль. Ему ее зашивали. Остался шрам. Из-за этого изменилась форма брови. — Лина чиркнула пальцем от переносицы к виску. — И у этого человека, что за мамой ходит, такие же разные брови. Одна нормальная, а другая вразлет пошла. Раиса Петровна говорит, что это Вова. А я ей говорю, что он умер. А Гена говорит…

Иван еле сдержался, чтобы не оборвать дурацкую болтовню. Ни при Витьке же.

На столе запиликила "нокиа" гостя. Высветилась надпись "Родная". Пахом недовольно посмотрел на жирные пальцы, потом на телефон, перевел взгляд на Лину.

— Возьми трубку, — запросто попросил он. — Если срочного ничего нет, я потом перезвоню.

— Да, Лилечек мой дорогой, — радостно пропела Самойлова. — Витька здесь… Пирожки жрет… Он же всегда есть хочет… Да я давно говорю, пора лечить от солитера.

Бесцеремонная Ангелина выплыла из кабинета, продолжая трещать. Иван в изумлении уставился вслед, превозмогая желание выскочить за Самойловой и выхватить трубку.

— Убил бы, — пробормотал устало Пахомов и кивнул в сторону закрывшейся двери. — Ты ей отпуск дай, хочу их с Раисой спрятать. — Но увидев удивленное лицо Бессараба, рассмеявшись, добавил. — Лиля и Лина — родные сестры. По лицу вижу, что не знал.

— Трудно догадаться. Вообще не похожи.

— Они похожи на своих родителей, — пожал плечами Пахомов. — Лилька — копия Раисы, а Лина вся в отца, дядю Мишу.

Бессараб промолчал, нахмурившись. Теперь Лиля сочтет его конченным подонком. Он орал на своих секретарей по поводу и без. Иногда просто срывая дурное настроение. Особо доставалось Ангелине. Он никогда не называл ее по имени. А за глаза только "дура Самойлова". Поди-ка, как все обернулось.

Иван отмахнулся от неприятных мыслей. Придется терпеть Самойлову, чтобы добиться Лилю. Прям, как в библии.

— А сам что задумал? — поинтересовался Иван, возвращаясь к разговору.

— Устрою праздник. Дочку обмывать буду. С размахом. Глядишь, приманю Бумеранга.

— А женитьбу? — с издевкой поинтересовался Иван.

— Да я еще не женился официально, — поморщился Витька. — У немцев такие сложности с этим делом, мама дорогая, — засмеялся Пахом. — Но вернусь, женюсь на Алиске обязательно. Если уцелею, конечно.

— Охота на живца?

Витька насуплено кивнул, вытирая руки салфеткой.

— Ага, а я в роли приманки, — деланно рассмеялся он.

— Боюсь, не получится. Ваш Нестеров выбрал себе следующую жертву и пасется рядом.

— Помоги, Иван Григорьевич, богом прошу. Может, и Лилька тебя простит… Бабы, они же героев любят.

Иван аж поперхнулся чаем. А потом спросил хрипло:

— Она сильно обиделась на меня?

— Сильно, Вань, — пробурчал Пахом. — Тем более что ссора ваша так похожа на ту, давнюю. Лилька только через пятнадцать лет тот твой проступок прощать начала, а ты снова дров наломал.

— Да я и не думал, что так все обернется. Ладно, против охоты я не возражаю, давай попробуем. Простит меня Лиля или нет, я хочу, чтобы она ходила спокойно по улицам в этой стране. И зла на меня не держала.

— Что предпримешь? — воззрился на него Пахом.

— Пока не знаю, нужно подумать. Я тут сам без вас это дело копать начал. Интересный сюжет вырисовывается.

Пахом ушел поздно, все выпытывал детали, сверялся с какими-то данными в своей башке, но сильно погрустнел, узнав о результатах Бессарабовского расследования.

— Все гораздо хуже, чем мы предполагали. В разы, — мрачно заметил он.

— Какие дела у Витьки с Бессарабом? — беспечно полюбопытствовала Лина.

— Тебе зачем? — буркнул Кульбит, откусив печенье. — Пей лучше кофе, Ангел Лина.

Они сидели на кухне Пахомовской квартиры, пользуясь гостеприимством старого друга. Вернее, гостила Лина, а Гена ее охранял.

Квартира эта пустовала уже шестой год по причине того, что именно здесь Пахомов жил с Ларисой, и именно сюда не смог вернуться после ее гибели. Он предоставил квартиру Лине с Кульбитом после того, как Лилькина сестра наотрез отказалась переехать к Гене Лурдину. Раиса Петровна тоже не захотела покинуть свои трехкомнатные апартаменты в старой девятиэтажке.

— Первое сентября на носу, мне что, через весь город на работу ездить? — возмутилась она.

Охранять Раису вызвался Бессараб.

— Лина, ну ты имей хоть немного мозгов, — взмолился Пахом. Он не хотел ничего объяснять, лишь требовал беспрекословного подчинения. Лина пошла на принцип. Тогда он вспомнил об этой квартире и швырнул Гене ключи.

— Увози ее, иначе я за себя не отвечаю.

— Ну, все-таки, Ген? Витька тебе не сказал… — принялась канючить Лина.

— Сказал, — важно надул щеки Кульбит.

— А ты мне скажи, — продолжала она. — Я у Бессараба столько лет проработала, и только недавно узнала, что они с Лилечком знакомы.

— Более того, твой бывший шеф по молодости подкатывался к Золотой королеве, типа ухаживать пытался, — подначил ее Кульбит.

— Вранье, я бы знала, — замотала головой Лина.

— Тебе тогда было лет десять, ты могла и не знать.

— Когда мне исполнилось десять лет, они с Ишкой уже поженились, и никакого Бессараба рядом не стояло, — усмехнулась она. — Витька тебе лапши на уши навесил. Вилочку дать, снимешь?

— Сниму, — заржал Гена и попытался схватить ее. — С тебя что-нибудь…

— Ну, подожди, ответь честно… — увернулась она.

— Я тебе все рассказал. Бессараб в студенческие годы любил твою сестру, только ваш замечательный Цагерт его как-то из игры вывел и сам женился на ней. И сейчас, когда Иштван умер, Иван опять надежды не теряет. А чтобы Лиля растаяла окончательно, помогает Вите найти убийцу Цагерта.

— Странно, что Бессараб вообще может кого-то любить… Тем более столько лет. Он козел, каких поискать. И баб у него до фига. Нечего мне тут о его вечной любви рассказывать… А вообще, Гена, плохо будет, если он своего добьется и Лиля за него замуж пойдет.

— Почему? — изумился он.

— Он ужасный человек, — серьезно ответила Лина. — Очень. И я это точно знаю. Испортит ей жизнь. А ей сейчас нужно замуж выходить, чтобы наверняка. Ей же уже тридцать пять. Последний шанс. И жить с таким придурком, как Бессараб, она не сможет. Он Иштвану и в подметки не годится.

— Ну, началось. Слова списала у мамаши? — фыркнул Гена.

— Их даже сравнивать нельзя, понимаешь? Иштван добрый был, заботливый, умница великая, а этот — дебил с расшатанной психикой. Он, знаешь, сколько воевал? Семь лет. Его ж нелегкая по всем горячим точкам носила. Он же людей убивал, наемник хренов…

— А ты откуда знаешь? — насторожился Лурдин. — Он что, всем об этом рассказывает?

— Ничего он никому не рассказывает, но завод каждый год сведения о всех военнообязанных в военкомат подает. А я отделу кадров помогала их составлять. Его военный билет видела.

— Ага, а там написано: убил сто восемнадцать человек. Или звездочки по борту? — сострил Гена.

— Какие звездочки? — возмутилась Лина. — В билете написано, где именно воевал, а какая военная профессия — нет, сведения секретные. Я потом в военкомат пошла по месту прописки, штампик ставить. А там тетка прикольная попалась, она-то мне и сказала, что он — снайпер. А как ты думаешь, снайпер — это такая мирная профессия, он никого не убивает, да?

— Ладно, ну их, Ангел Лина. Золотая королева у нас — баба умная. Сама разберется, — попытался перевести разговор Гена.

— Да, Геночка, она-то у нас умная. А ты вот у меня дурачок совсем.

— С чего это вдруг? — насупился Кульбит.

— А с того, что лично нам с тобой совсем не выгоден этот брак.

— То есть?

— Если Лилька выйдет замуж за Бессараба или кого другого, то захочет вывести деньги из Витькиного бизнеса. А кто у нас самый главный Пахомовский зам? Ты, Геночка, — Лина ущипнула его за нос и принялась щекотать.

Имелась еще одна препятствующая этому браку причина, но Лина не сочла нужным обсуждать ее с любовником.

Он поднял ее на руки, перекинул через плечо вниз головой и, невзирая на протесты, потащил в спальню, думая по пути, что, возможно, Лина права, и следует присмотреться к этой ситуации. Внимательно присмотреться. Ай да Ангел Лина. Ай, молодец.

ГЛАВА 22

Через неделю пришли результаты экспертизы. Там, в деревеньке под Пермью, ушлый Жаб уговорил мать Костюка сделать тест ДНК. Он наговорил ей с три короба про специальную программу правительства, направленную на оздоровление пенсионеров Севера. Правда, при этом пришлось взять пробы у всех жителей этой деревни и еще трех близлежащих. Но игра стоила свеч. Кроме того, аналогичный анализ взяли и у Валентины Андреевны Нестеровой в местной поликлинике, куда она была вызвана по причине подозрения на онкологию. Перетрусившая тетка, даже не прочитав выписанное направление, побежала в лабораторию в тот же день. Назавтра перед ней, конечно, извинились, сказав, что перепутали ее анализ с анализом какого-то мужчины с запущенным туберкулезом легких. Мать Бумеранга повозмущалась для приличия и даже нажаловалась заведующей. Докторица, ошибочно вызвавшая Нестерову В.А., получила нагоняй от начальства и тысячу долларов от Вити Пахомова.

Иван стоял на балконе четвертого этажа и, лениво потягивая кофе, нехотя разглядывал чужой двор. Здесь когда-то детьми играли Лиля и Цагерт с Пахомовым. А еще Сергей Корабельников, Нина Сердюкова… Что ж на доме табличку мемориальную не приколотили? "Здесь жил великий Цагерт". Вон его балкон виднеется сбоку. Может, стоял там с друзьями и обтяпывал свои делишки.

Иван поморщился, хлебнул остывший кофе и посмотрел на Банзая, растянувшегося по всему балкону. Умный пес приподнял голову с Ивановой ноги, словно говоря: "Отстань, дай поспать"

— Спи пока, — разрешил Бессараб, усмехаясь про себя. — Скоро службу нести.

Неделю назад, сразу после Витькиного ухода, Иван вышел в приемную и пригласил в кабинет Самойлову.

— Я не знал, что вы с Лилей сестры, — пробурчал он, отодвигая для Ангелины стул.

— Да ладно, — небрежно отмахнулась секретарша. — Бросьте, лишнее.

Иван посмотрел на нее внимательно. Что из себя воображает эта девица?

— Это вы забрали фотографию со стола? — осведомился он вкрадчиво.

— Естественно, — изумилась Лина, как будто он спросил какую-то глупость. — Увидела фотку, позвонила сестре. Лиля попросила убрать. Я так и сделала. Она же вам эту фотографию не дарила, правда?

— Правда, — мрачно подтвердил Бессараб и, собравшись духом, добавил: — Пахомов просил помочь. Я согласился.

— И что? — вскинулась Самойлова.

— Буду охранять вашу Раису из Вальпараисо.

— Ее еще так никто не называл, — усмехнулась Лина и насторожилась: — А почему именно вы?

— Больше некому, — устало вздохнул Иван. — Узнайте у матери, когда я могу к ней подъехать? В ее подъезде сдается квартира?

— В мамином тамбуре пустая хата стоит. Хозяева полгода живут в Италии, а полгода здесь. Ключи оставляют у мамы.

Бессараб довольно кивнул. Первое везение.

— Назначьте мне встречу с Раисой Петровной, — попросил Иван. — Лучше прямо у нее дома, чтобы не вызывать подозрений. Соседям пусть она расскажет, что будет жить квартирант.

— Можно сейчас съездить, — печально предложила Самойлова. Ивану показалось, но на сей раз в глазах секретарши плескалось сомнение, а мнимая пустота растворилась сама собой.

— Нет, — мотнул головой Иван. — Слишком опасно. Я сам. И Банзая с собой возьму.

В тот же день Бессараб приехал к Раисе Петровне. Та встретила его очень настороженно.

— Я вообще не понимаю, к чему весь этот цирк, — пробурчала она недовольно. — Но если Пахомову что-то в голову взбрело, то легче сделать… С детства такой упрямый. И дочки мои просят. Ладно, охраняйте, — разрешила она, провожая Ивана в комнату.

— Меня зовут… — собрался было представиться Бессараб, но Раиса махнула рукой.

— Я знаю, кто вы. Иван, — процедила она сквозь зубы.

Бессараб не стал удивляться. Конечно, все-таки дочкин шеф.

— Вы — тот самый Лилин несостоявшийся жених. Дитя заделал и сбежал, — хрипло вынесла обвинение Лилькина мать. — Я помню вас. Лиля нас знакомила. Вы с ней вместе первого сентября на городскую линейку приходили. А потом она быстро за Иштвана замуж вышла.

— Вы знали?

— Молодой человек, я этих детей учила несколько лет. И прекрасно видела, когда Цагерт врет. Так вот, когда они с Лилей сообщили нам о ребенке, Иштван врал. А Лиля моя в субботу днем поехала знакомиться с вашей матерью, а вернулась воскресным вечером невестой нашего соседа. Я что, по-вашему, дура?

— А она как вам все объяснила?

— Я не стала ее тревожить. Лишнее.

Иван, чтобы скрыть неловкость, перевел взгляд в сторону. На длинном узком комоде, стоявшем вдоль стены, разместилось множество фотографий. Лина с распущенными черными волосами, похожая на сказочную Ундину, снимки Светы и Мишутки, два портрета в траурных рамках. Иштван Цагерт, смотревший на него с укором и презрением, и сердитый щекастый дядька, похожий на цыгана, Лилин отец. А дальше, чуть в стороне, стоял свадебный снимок пятнадцатилетней давности. Счастливые молодожены. Иван выхватил взглядом выражение лица невесты, во все глаза глядевшей на жениха. Влюбленную женщину ни с кем не спутаешь. Воспоминания Ивана о той поре носили обрывочный характер. Что-то само стерлось из памяти, что-то он сам безжалостно выкорчевал. Но одно он помнил точно, никогда Лиля не смотрела на него так. Влюбленным взглядом, в котором хочется раствориться.

Раиса Петровна внимательно посмотрела на суровое лицо Ивана, потом перевела взгляд на снимок своих дорогих детей и, тяжело вздохнув, предложила:

— Пойдемте чай пить, Иван Григорьевич. Я шарлотку с утра испекла.

Уже тем же вечером Иван заселился в соседнюю квартиру. И по утрам, надо же какое совпадение, одновременно с соседкой выходил на улицу. Она шла на работу в школу, а Бессараб выгуливал Банзая поблизости. Потом возвращался обратно в чужую квартиру, его временное пристанище, и через пять-шесть часов снова устраивал собачий променад около школы. Если объект задерживался, просто бегал по стадиону вместе с Банзаем.

Вот и сегодня, проводив Раису до школы, Иван решил поработать. Написал несколько писем, зарубил проект производства нового продукта. Оставалось время, и Бессараб хотел было позвонить в банк управляющему, поговорить по поводу "Сирены". Но, налив кофе, прямо из кухни вышел на балкон, где дремал его пес, тут же переместивший голову на ногу хозяина. Бессараб еще раз кинул косой взгляд на балкон Цагерта, потом посмотрел вниз на яркоокрашенную беседку, где играли малыши. А затем, услышав возбужденные голоса, повернул голову налево. По дорожке к дому на первой крейсерской скорости неслась Раиса Петровна.

— Что случилось, Рая? — крикнула с площадки толстуха, гулявшая с внуком.

— Из ЖЭКа в школу позвонили, я соседей затопила, — в сердцах воскликнула Раиса и заторопилась домой.

Иван в два прыжка оказался в коридоре. Даже переобуться времени не оставалось. Быстро скатился по лестнице, предварительно нажав на кнопку лифта. Тот не работал. Классика жанра.

Ход казался замечательным: выманить Раису звонком якобы из ЖЭКа. Обесточить лифт — пара минут. Он встал за мусоропроводом на втором этаже, чтобы отрезать жертве пути к побегу.

— Догадалась, Лилечка? Поздравляю. Не захотела себя под пули подставлять. Ну-ну…

Он услышал торопливые шаги на лестнице, сбивающееся дыхание пожилой женщины, когда-то учившей его и даже ездившей с ним в травмопункт, когда ему распороли рапирой бровь. Он помнил, как ругалась с его матерью именно эта училка, призывая хоть немного заботиться о сыне. Но сейчас нужно нацелиться на главное, а воспоминания еще никому добра не приносили. Особенно, если они принадлежат Вове Нестерову. Раиса Петровна поднялась на площадку мусоропровода, между вторым и третьим этажом, когда из-за старой зеленой трубы показалась знакомая фигура и скрипучий надтреснутый голос произнес с издевкой:

— Здрасти, Раиса Петровна.

— Нестеров, — сразу узнала она. — Говорили, что ты умер… — Учительница не выдала себя, даже ни на минуту не показала слабость или страх. А зря. Захотелось поиграть в кошки-мышки, сломить, а иначе застрелил бы сразу. Как тех двоих…

— Что тебе нужно? — требовательно осведомилась Раиса.

— Вас, — хрипло пробубнил бывший ученик. — Потом сменяю на Пахома и… Лилечку.

— Даже не надейся, — отрезала училка. — А лучше уходи по-хорошему. Я никому не скажу, что видела тебя.

— Врете, все вы скажете. Да и мне все равно. — Он протянул руку, чтобы схватить ее. — Хватит, пошли со мной. — Нестеров достал пистолет, пытаясь припугнуть. Но не тут-то было.

— Ага, сейчас, — гневно заявила Раиса Петровна, и тут же на голову Бумерангу опустился тяжелый бумажный пакет, с которым в последние дни училка ходила постоянно. Упаковочная бумага порвалась от удара, и на голову Бумерангу посыпалась соль. Высший сорт. "Экстра". Неимоверно защипало глаза, а Вова все водил руками, силясь поймать Лилькину мать. Он ничего не видел, и сосредоточился только на том, чтобы схватить старуху, поэтому не сразу понял, что на площадке появился кто-то еще. Этот кто-то профессионально провел захват и уложил Нестерова на пол, густо посыпанный солью. Он попробовал вырваться, но над ухом послышалось злобное рычание собаки.

— Лежи смирно, — приказали ему. Звякнули наручники. Широкие ладони прошлись по его бокам, нащупывая содержимое карманов. Потом на подоконник полетели ключи, кошелек, а вот документы человек сразу же открыл и бросил с издевкой:

— Юрий Игнатьевич. А мы уж заждались вас. Далек путь с Урала?

Бумеранг дернулся, не понимая, кто и откуда заранее прознал о его теперешней личине, но в спину тут же уперлась широкая ступня.

— Лежи смирно, — властно рыкнул незнакомец и тут же обратился к Раисе: — Я же просил вас не ходить одной. Почему не позвонили мне?

Сосед. Проклятый сосед с собакой. Крепкий мордатый парень, что наматывал круги на школьном стадионе. И собака поганой породы. Стаффорд. Сожрет, не подавится. И словно прочитав его мысли, мнимый сосед приказал:

— Сторожить, Банзай. Хорошая собака.

— Да я сразу поняла, что это меня выманивают, — отрезала Раиса Петровна. — Сколько можно прятаться, Иван Григорьевич? И я вас на балконе увидела. Поэтому и крикнула про ЖЭК.

— Вы героическая женщина, — улыбнулся Бессараб и, поклонившись, поцеловал Раисе руку.

— Вот глупости, — недовольно одернула она ладонь.

Иван хохотнул и принялся названивать Кафтанову.

Перед полковником встал тяжкий выбор. В такую ситуацию он никогда не попадал. Шульгин, с которым пришлось общаться постоянно, тоже. Истекали те самые семьдесят два часа, дающие право на временное задержание. И что прикажете делать? Кафтанов вгляделся в лобовое стекло, по которому крупными каплями барабанил дождь, и заметил, как быстрыми шагами к машине приближается знакомая фигура. Бессараб. Иван плюхнулся на сиденье.

— Что решили? — бросил он вместо приветствия.

— Ничего, — окрысился полковник. — Удружил ты нам, Иван Григорьевич.

— Я вам изощренного убийцу-рецидивиста доставил, — заметил Иван. — А ваше дело его принять и орден за это получить.

— Ага, — хмыкнул полковник. — Ты тут не при делах, все… "ордена" на мою голову посыплются.

— А что тебя напрягает, Вадим?

— Все. Ты представляешь, что сейчас начнется, если журналюги прознают?

— Ничего не начнется, — резко бросил Иван. — Ну, взял ты какого-то бандита без документов. А его опознать могут. Та же учительница или Пахомов.

— И что? — напрягся Кафтанов. — Что мне это даст?

— Если он утерял паспорт, выпиши новый. Сколько это займет времени?

— Допустим, немного, — задумался Кафтанов. — А если потом на суде выплывет? Хотя до суда ему еще дожить надо, — сам себя опроверг Вадим и тут же добавил: — Спасибо, Иван.

— Давай, — мотнул головой Бессараб, напомнив Кафтанову, что Игорь Мещеренко звал Ивана теленком. — Дай знать, когда все решится.

— Тебе-то какой прок от этой истории?

— Я хочу, чтобы моя дочь вернулась в Город. И очень хочу, чтобы ее мать не подстрелили, как куропатку.

— Я позвоню, — кивнул Вадим, давая понять, что согласен с доводами Бессараба.

Следующим днем Иван подъехал к ресторану "Ноктюрн", где находился офис Пахомова. Хмурый низкорослый парень проводил его до двери приемной. Там строгая пожилая женщина предложила подождать:

— Виктор Николаевич очень занят. Он знает о вашем приходе и освободится через пять минут. Чай, кофе?

— Нет, спасибо. — Иван уселся на одно из кожаных полукресел с подлокотниками, стоявших шеренгой вдоль стены, и огляделся. Приемная Пахомова выглядела нарочито богатой. Потолок и стены были украшены лепниной, наборный паркет с затейливой инкрустацией говорил о слишком развитом чувстве прекрасного у хозяина этого заведения, готового выбрасывать на ветер огромные бабки ради любования разными вензелями. Противоположную стену занимал огромный аквариум, по просторам которого курсировали рыбки всевозможных расцветок и размеров. На стенах приемной висели картины в широких позолоченных рамах. Около кресла стоял стеклянный журнальный столик, на котором лежала веером разложенная пресса. Иван ухватил "Коммерсант" и попробовал почитать.

Телефоны звонили, не умолкая, но строгая тетка никого не соединяла с Пахомовым, вежливо отказывая. К последнему звонку Иван прислушался.

— Да, Ангелина Михайловна… Нет, это распоряжение Виктора Николаевича… Геннадий Владимирович сейчас у него… Продиктуйте мне, пожалуйста, данные загранпаспорта…

Тут дверь открылась, и из недр Пахомовского кабинета вывалился насупленный и злой Гена Лурдин.

— Одну минуточку, Ангелина Михайловна. Сейчас Геннадий Владимирович вам все объяснит.

— Что, замучила? — усмехнулся Кульбит. — А, каково мне приходится?

Секретарь позволила себе на секунду закатить глаза и передала трубку Лурдину.

— Ангел Лина, — пророкотал он. — Вопрос стоит совершенно иначе. Или ты едешь со мной, или остаешься дома. Я в командировку еду надолго. Выбирай, останешься дома или пойдешь гулять с Золотой королевой по Мариенплац… Тогда подготовь наши загранпаспорта, сейчас пришлю за ними кого-нибудь.

— Что там такое срочное, в этом Мюнхене? — полюбопытствовала секретарь.

— Нужно решить вопрос по поводу собственности Виктора Николаевича, — холодно отрезал Кульбит и стремительно вышел.

Кабинет Пахомова показался Ивану мрачным и нелюдимым, как и сам хозяин.

Виктор Николаевич Пахомов сидел, нахохлившись, и пил чай из большой прозрачной чашки. Закрытые на всех окнах жалюзи еле-еле пропускали солнечный свет. Зато на столе горела лампа, отбрасывая глубокие темные тени по всему кабинету.

— Ты чего, как вампир, сидишь в полумраке? — удивился Иван.

— А что хорошего на белом свете? — вопросом на вопрос откликнулся Пахом и тут же добавил: — Чаю хочешь?

— Ну, ты пьешь, давай за компанию…

— Это… — Пахом покосился на свою почти полную чашку, прихлебнул из нее. — Это коньяк, Ваня. Будешь?

— Нет, еще день на дворе, рано еще. У тебя случилось что-то? Что-то с Лилей?

— Нет, с Лилькой все в порядке, есть другие проблемы, но утрясем. Давай рассказывай, зачем приехал, да еще так срочно… — Пахом утратил остатки гостеприимства и счел за благо увести разговор в сторону. И что говорить этому Ивану? Что его бросила жена? С новорожденной дочкой? Хорошо, что Лилька в Мюнхене, а то бы пришлось лететь туда сломя голову. Ничего, Гена уладит все юридические формальности и без него, так, чтобы в будущем эта дрянь Алисия не имела никаких прав на Тайку. И девчонке ничего не грозит, пока с ней Лилька. Что же с бабами так не везет, Господи. Хотя хорошая жена это тоже редкость. Вот только Герту подфартило.

— Я говорил с Кафтановым, — сразу перешел к делу Иван. — Ваш Бумеранг отрицает остальные убийства, только два на себя берет. Цагерта и Корабельникова. Подумай хорошо, Вить, может, еще имеются неуловимые мстители?

— Вань, да откуда? Больше никто об этой истории знать не знает, чтобы против нас такую вендетту объявить. А Бумеранг мог, что угодно наговорить, лишь бы спастись любой ценой. Даже я не ожидал от него такой прыти. Прям Джеймс Бонд, — Голос Пахомова заметно повеселел.

— Слыхал, он повесился в камере? — буркнул Иван.

— К этому все и шло, — отмахнулся Витька.

— Говорят, он славно попел перед смертью.

— Говорят, но старую песню о главном так и не спел, — печально заметил Витька.

— Меня ваши песни не волнуют, — рыкнул Иван. — Для меня важно, что больше никакой урод не смеет угрожать Лиле. Витя, прошу тебя, подумай хорошо.

— Да нет никого, не парься. И спасибо тебе большое за Раису. И от Лильки тоже благодарности и поцелуи. Только я тебя целовать не стану, ладно? Она потом сама наверстает, — криво усмехнулся Пахом.

— Ты в Мюхен когда возвращаешься? — поинтересовался Иван, уводя разговор в сторону и понимая, что Витька уже где-то не здесь.

— На следующей неделе, — поморщился тот. — Дождусь, пока кредиты дадут, и здравствуй, Дойчланд.

— Лиле скажи, что я приеду за ней. Знаешь, Вить, — Ивана потянуло на откровение. — Я, дурак, к тебе приревновал. Я ж не знал, что у тебя жена и дочка.

— А если б не было? Понимаешь, Иван, она мне родня, а я не склонен к инцесту.

— Родня?

— Ну да. Знаешь, почему Светку так назвали? Я назвал…

— Ты?.. — буркнул Иван, поражаясь вопросу Пахома.

— Ага, — кивнул Пахом. — Лилька долго родить не могла, все сроки перехаживала. Иштван с ней сидел как приклеенный. А тут как-то ночью я от ментов удирал. И через забор лезть пришлось. В заборе гвозди наверху были набиты. Ну и брюками зацепился. Разорвал штаны на заднице, это еще полбеды, но и ягодицу продрал сверху вниз. Спрыгнул на тротуар, и бежать. А кровь хлещет, уже штанина вся мокрая. Тормознул тачку. Хлопец какой-то добрый меня подхватил, да еще по рации попросил диспетчера Герту позвонить, пусть, дескать, вниз спускается, бабушку Викторию Пахомовну встречает. Я ему тогда, как сейчас помню, сто рублей дал. Я ж что думал, когда к Герту ехал, что он меня перевяжет и к матери отвезет. У меня же мать — хирургическая медсестра. Ага, сейчас. Я кричу: "Вези", Герт кричит: "Куда "вези", а вдруг она рожать станет?"."Сам, — говорит, — тебе рану зашью". "А ты умеешь?" — спрашиваю. "Умею, — говорит. — Я в книжке читал, нитки кегутовые купил". Предусмотрел, то есть. Ну, промыл он рану, ржет и сшивать пытается. А света мало, он еще сам себе его загораживает. Я же посмотреть пытаюсь, что он там делает. Герт не вытерпел, позвал Лильку. Говорит: "Лампу держи и его тоже". Она коленку мне на спину поставила, держит и тоже ржет. Я теперь и пошевельнуться боюсь, из-за Лильки. В общем, зашили они меня кое-как. Тут с перепугу Лилька рожать надумала. Я джинсы Герта надел. Погрузились мы в машину, в роддом поехали. У Герта руки трясутся, я за руль сел. Хорошо, что ехать недалеко. Еле дотерпел, на свежем-то шве. Приехали, Лильку врачам на руки сдали. Сами ждем, когда родит. Час ждем, два. Герт на скамейку сел и сидит спокойненько, а я ж сидеть не могу, хожу взад-вперед. Потом вышел, у таксистов бутылку водки купил, половину выкушал, боль притупилась. Возвращаюсь обратно, а тут медсестра выходит и говорит: "Вы не нервничайте, папаша, у вас дочка родилась". "Не у меня, — говорю, — у него", и на Иштвана показываю, а он спокойный такой, кивает радостно. Я спросил, как ее зовут, медсестру, то есть, оказалось, Светлана. Потом, правда, их родители налетели. Рая начала меня жизни учить, типа пить с утра нельзя… Тетя Эмма, Герта мамаша, увидела на мне его джинсы и шпынять начала, типа зачем дал. Герт решил сбавить обороты, и так, как цыгане, в приемном покое скандалим. И предложил имя дочечке придумать. А я уже лыка не вяжу. Говорю: "А давайте назовем девочку Светланой". Всем понравилось, вот и назвали.

— Ты мне это для чего рассказал? — еле сдерживаясь, хмуро поинтересовался Иван, загоняя глубоко внутрь дикую обиду и злость. Это он должен был везти Лильку в роддом, это его святая обязанность дать имя своему ребенку. Его, а не пьяного Пахома.

— А затем, чтобы ты понял, Ваня. — Отрезал Виктор. — Ни один нормальный мужик не станет мечтать о женщине, которая видела тебя не то, что с голой ж-пой, а с распоротой по диагонали ягодицей.

— То есть ты к ней как к сестре относишься? — уточнил Иван.

— Я бы и рад по-другому, но не могу. Я тебе вот что скажу: любишь, езжай к ней. Нет, оставь в покое. Обижать ее я никому не позволю.

— Тогда давай адрес.

— Держи. — На ярком зеленом листочке для заметок нетвердой рукой Витька вывел адрес и телефон.

В Москве полковник Шульгин уныло смотрел на заплаканную женщину.

— Вы же знали, Вера Акимовна?

— Нет, — мотнула головой соломенная вдова, но глаза, подведенные черным, забегали из стороны в сторону.

"Врет" — мысленно усмехнулся Шульгин.

ГЛАВА 23

Вова Нестеров считал, что родился дважды. И второй раз — под счастливой звездой. Даже в колонию он попал по блату. Мать похлопотала, чтобы отправили под Пермь. Там мотал свой срок Жук. Родной брат Коли Пахомова, соседа по лестничной клетке. Следовательно, Вите Жук приходился дядей.

На зоне Нестеров с удивлением узнал, что Жук не просто так, не хухры-мухры, не рядовая какая-то шавка, а казначей. И все общаковые денежки, что с воли передаются, попадают сразу к нему. И уж потом Жук со смотрящим распределяют, куда что пойдет.

Конечно, Вову Нестерова, которого никто даже и не подумал обижать, сразу определили на теплое место, в кочегарку. Закидал угля, и спи спокойно, дорогой товарищ.

Иногда он приходил погостевать к Жуку. Тот поил его чифирем и жаловался на артрит.

Так бы и жил Вова Нестеров до конца срока, если б не попал в больничку. И заболевание у него обнаружили серьезное, типа бронхита с плевритом. Вова пару месяцев до этого заходился в надсадном и выматывающем кашле. Жук забеспокоился, как бы парень не словил туберкулез, и отправил его к врачице. Толстой и пучеглазой Нелли Семеновне. Любовнице самого хозяина.

— Бронхит или воспаление легких, — поставила та диагноз, даже не взяв в руки фонендоскоп. — Пусть недельку-другую полежит, мы ему антибиотик проколем.

В тот же день в больницу доставили сержантика с двусторонним воспалением легких, с температурой под сорок. Мальчишка уже бредил и в этом своем бреду звал милую Оленьку и отгонял противную Верку. Случай оказался настолько тяжелый, что Нелли Семеновна лично назначила терапию и навещала больного при каждом удобном случае. Она так вымоталась, что даже пожаловалась своему любовнику Гоше, когда тот вечером тискал ее у себя в кабинете. Самому начальнику колонии. Игорю Ивановичу. А это она делала очень редко. Жаловалась вообще, а Гоше — в особенности.

— Ой, такой тяжелый мальчик, Гошенька. И был бы из зеков, а то солдатик. Аж сердце кровью обливается, если потеряем.

— На то ты и врач, чтоб людей спасать, — глубокомысленно заметил начальник колонии, шаря за пазухой у Нелли Семеновны.

— А что, Нель, у тебя в отделении земляк Жука отирается? — вдруг поинтересовался хозяин и весь напрягся, даже перестал теребить огромные груди своей любовницы.

— Да, — раздраженно проговорила она. И Гоша не понял, чем она недовольна: то ли тем, что он оставил свое занятие и пристает с расспросами, то ли тем, что земляк Жука отирается в отделении.

— Мне с ним потолковать нужно, — заявил хозяин.

— Завтра и поговоришь, мое дежурство, — проворковала Нелли, привлекая любовника к себе.

— А знаешь, Гош, — задумчиво проговорила она через несколько минут, надевая вываренные с хлоркой трусы и поправляя юбку. — Я только сейчас поняла, эти мальчики удивительно похожи…

— Какие еще мальчики? — рассеянно бросил хозяин, расслабленно развалившись в кресле.

— Такие, — вскрикнула Нелли. — Земляк Жука и плохой сержантик. Как будто от одних родителей. Мы с сестрой так не похожи, как они.

— Твоя сестра старая дура, не говори мне о ней, — рявкнул хозяин. Сестра Нелли Семеновны, Татьяна, приходилась Игорю Ивановичу законной супругой.

Нелли надула и без того полные губки и обиженно сказала:

— Тогда б женился на мне, а не на ней.

— Если б я женился на тебе, то изменял бы тебе с ней. И ты была бы старой дурой, — хохотнул Игорь Иванович.

А про себя подумал, что вовремя, что перевел разговор, и очень хорошо, что Нелька завтра дежурит. И уж тем более удачно, что братья-близнецы оказались в больнице именно сейчас, когда в общаке скопилось много денег.

Бумеранг навсегда запомнил этот момент. Когда его позвали в кабинет заведующей, а там сидел сам хозяин. Предложил чаю с медом. Хотел было предложить сигарет, но передумал, сказал, что он, Вова, болен, а со здоровьем шутки плохи. Поговорил о том, о сем. О матери, о доме…

И чего Жук предостерегал его насчет хозяина? Он оказался душевным мужиком. Правда, об этой встрече Бумеранг никому говорить не стал. Не пришлось.

В одну из бесед разговор зашел о Жуке. Слово за слово, как за якорь цеплялся Игорь Иванович, пока не дошел до самого главного. И сам в одночасье Бумеранг понял, что еще минута и проговорился бы. И замолчал.

— Пожалуй, я пойду, — промямлил Нестеров, поднимаясь с табуретки.

— Сидеть, — рявкнул хозяин. — Тебе кто встать позволил? Уйдешь, когда я скажу.

Нестеров вздрогнул и снова примостился на край табуретки.

Разговор оказался долгим. Но как не увещевал Игорь Иванович, Вова стоял на своем. Тогда хозяин предложил сделку, дав на размышления пол часа.

— Деньги эти я все равно заберу, — отрезал он. — Только тебя прибьют сразу. Решат, что это ты проболтался о схроне. Решай, пока я добрый…

Бумеранг всмотрелся в одутловатое, изрезанное морщинами лицо и понял, что другого выхода у него нет.

За Костюком приехали в конце недели. Мать и старший брат. Они всю дорогу трещали, рассказывая Бумерангу последние новости. От высокой температуры и всякой гадости, которой наколола и напичкала напоследок Нелли Самуиловна, раскалывалась голова и клонило в сон. Хотелось заорать, чтобы эти двое заткнулись. Первой его недовольство заметила мать Костюка и потрогала жаркий от температуры лоб.

— Юрочка, бедный, потерпи, сыночек, скоро приедем.

И шикнула на старшего сына, который продолжал что-то рассказывать из своей незамысловатой деревенской жизни. Рассказы эти мало интересовали Бумеранга. Он выбрался, эти крестьяне приняли его за своего. И самое главное, скоро он поедет в Москву и поступит в МГУ на юридический факультет. В том, что его примут, Бумеранг не сомневался, в кармане рубашки, поближе к сердцу, лежали направление на учебу, характеристика и прочая фигня, выписанная хозяином. Он правильно сделал, что не стал просить свою долю из общака, экспроприированного Игорем Ивановичем. Откуда у бедного сержанта Костюка деньги? А вот разные бумажки и направления, это сколько угодно. Оценило начальство отличную службу и направило на учебу. Скоро, очень скоро, через несколько лет, он станет лейтенантом милиции, и его обидчики получат по заслугам. Он представлял, как лично арестует Герта и Пахома. Ведь он в курсе всех ходов и выходов. Догадался, как узнает Пахом о приходе вагонов с радиодеталями через дочку какого-то Родиона Михалыча, работавшего в управлении перевозок. Помнит, куда Герт потом сдает украденное. Проверить все это — раз плюнуть. И тогда сядут они, и будут топтать зону долгих двенадцать лет. И получат все то, что уготовили ему. И Герт, и Пахом.

Мать снова погладила его по лбу и поправила распахнувшийся полушубок.

— Совсем тебе плохо, Юрочка?

Странно, но в ее глазах Бумеранг прочел боль за него. Ну, не за него, конечно, а за своего сына, оказавшегося стараниями Нелли Самуиловны обряженным в зековскую одежку и погребенным где-то за территорией лагеря.

"Ее сын умер, а сердце материнское ей ничего не подсказало", — почему-то подумал Бумеранг. Как будто прочитав его мысли, женщина наклонилась к нему и прошептала:

— Сны мне, Юрочка, снились нехорошие. Думала, что уже и живым не увижу.

— Мам, ну какие сны, это ж суеверие. Вон тебе и Юрка скажет, что суеверие — это грех. Юр, а там на зо… на службе ты в церковь тоже ходил?

— Нет, Паш, бросил я это занятие. Бог не в храме, он в сердце каждого, — с ходу сказал Бумеранг расхожую фразу. А про себя подумал: "Мама родная, этот самый Костюк был еще и набожным".

— Ну, и правильно, — гоготнул Павел. — Хоть в чем-то тебе служба на пользу пошла.

— На какую пользу? — возмутилась мать. Бумеранг прочел в личном деле, что ее зовут Антонина Дмитриевна. — На какую пользу? Всего вон болезнь изъела. На себя не похож. Ничего, Юрочка, ничего, скоро на ноги встанешь. Не зря ж говорят, что дома и стены помогают.

Если стены помогают дома, то вы меня, пожалуйста, в Город отвезите. Вот только беда — никто не ждет в родных стенах и таблетку завалящую в рот не положит.

Никто даже в детстве не беспокоился, поел он или нет, сделал ли уроки. Никто никогда не звал его вечером домой, не интересовался, как прошел день. Как он завидовал Герту, когда слышал истошные крики его мамаши с балкона:

— Иштван. Домой.

Завидовал даже Витьке Пахомову, которого мать порола за плохие оценки.

Зато он, Вова Нестеров, был всегда одет в заграничные шмотки, дома холодильник ломился от сухой колбасы, оливок и шпрот, на балконе и в кладовке стояли ящики с тушенкой и чешским пивом, постоянно доставляемые любовником матери.

— Чего тебе еще надо, Вовик? — искренне удивлялась мать, равнодушная ко всему, кроме себя самой, когда он пытался что-то ей объяснить.

Потом перестал, перестал завидовать ребятам во дворе, перестал раздражаться на дурацкое "Вовик".

Впрочем, нет никакого "Вовика". Сгинул. Это он, а не Юра Костюк, лежит прикопанный мерзлой землей. Это он, а не Юра Костюк, убил человека. И бог с ним. Рыдать по нему никто не станет, даже родная мать.

Машина плавно затормозила. Бумеранг открыл глаза.

— Пока ты спал, Юрочка, мы и приехали, — радостно сообщила Антонина Дмитриевна.

Ему помогли выбраться из машины, и мать с братом повели его в дом, выложенный из белого кирпича.

Внутри суетилась какая-то старуха, увидев вошедших, кинулась целовать Бумеранга.

— Юрочка, внучек, — Бабка обняла его и заплакала.

Хм, кто-то говорил, что люди, живущие на севере, менее эмоциональны.

— Мам, ну что же ты? Он еле на ногах стоит, а ты постель не постелила?

Старуха кинулась разбирать постель.

— Господи, Нина, прости дуру старую.

— Мам, да какое ты одеяло стелешь? Ведь это ж ватное, лучше пуховое достань. Нет, лучше я сама.

И мать, сняв сапоги, побежала куда-то в комнаты.

Бумеранг в изнеможении, не снимая полушубок, опустился на какой-то сундук, стоявший у самой двери, и прислонился к стене. Ему неимоверно хотелось спать. Но в то же самое время он поражался, с какой любовью и заботой встретили его новоявленные родственники.

Его раздели и уложили в постель, накормили с ложки куриным бульоном, заставили выпить какое-то снадобье из сосновых шишек и ушли на кухню, оставив открытую дверь. На всякий случай, вдруг что понадобится.

С дороги и после обильной еды Бумеранг заснул. Ему снился Жук, грозивший пальцем, снились смотрящий и хозяин. Потом они превратились в Герта и Пахома. А после он кружился на карусели с девочкой из параллельного класса, он забыл, как ее зовут. Но карусель превратилась в ураган и стала уносить его.

Он очнулся от того, что кто-то тряс его за плечи.

— Господи, очнулся, я думала, уже все, — сквозь слезы прошептала Антонина.

— Тетя Нина, ты пугаешь, — сказал кто-то рядом. — Видишь, сделали ему укольчик, и жар спал. Нечего всякую дрянь человеку вместо лекарств давать, когда есть медикаменты.

— Но бабка Марья…

— Она, небось, и руки не моет, когда травы свои варит.

Бумеранг скосил глаза и увидел молодую девчонку со шприцем в руке.

— Ну-с, Юрий Игнатьевич, поворачивайтесь на живот и заголяйтесь.

— Нет, не буду, — слабым голосом воспротивился Бумеранг. — Ты потом за меня замуж не пойдешь.

— Боже спаси, — наигранно ужаснулась девушка. — Мне потом твоя Ольга все глаза выцарапает. Поворачивайся, Юрчик.

— Олечка придет ближе к вечеру, — сказала Антонина. — У нее вторая смена.

— Посиди со мной, Вера, — неожиданно сказал Бумеранг. Он вспомнил, что видел эту девчонку на фотографиях, которые Нелли Семеновна стащила из тумбочки Костюка.

Там были две барышни. Простая и несимпатичная Ольга с длинной жидкой косой какого-то неопределенного цвета, обещавшая дождаться. И веселая круглолицая Вера с короткой мальчишеской стрижкой. С обратной стороны была лишь подпись: "Вера Большакова, Пермское медицинское училище, 1988 год". Еще там, в лазарете, Вера понравилась Бумерангу больше. Но сейчас, в действительности, она казалась ему просто красавицей. Из-за роскошного бюста, что-то совсем не замеченного Бумерангом на фотографии.

Дурак этот Костюк, если выбрал какую-то мымру заместо этой красавицы. Но лично ему, Бумерангу, всегда нравились бабы с большими магарасами…

— Посиди со мной, Вера, — снова попросил он. — Я тебя Ольге в обиду не дам.

— А кому дашь? — весело спросила Вера.

— Никому не дам, — слабым голосом и будто бы шутя проговорил Бумеранг.

С Ольгой не заладилось с самого начала. Блеклая и бесцветная, она наводила на Бумеранга ужасную скуку. Ольга была набожной и пыталась все время поговорить с Костюком о Боге. Все ее знания, почерпнутые из проповедей местного батюшки, сводились к спасению в вере. Бумеранг перечитал на зоне Библию и Евангелие, Коран, Веды и мог вести теологические споры с любым митрополитом, муфтием или далай-ламой. Его забавляли речи Ольги, и он соглашался с ней:

— Да, ты совершенно права, спасение найдем только в Вере.

И целый день ждал, пока она придет. Вера приходила рано утром и уже поздно вечером. Делать уколы. Он смотрел на нее жадными глазами. Она подмечала эти его взгляды. И как-то не выдержала:

— Юрчик. Мне не нравится, как ты на меня смотришь.

— Обыкновенно смотрю, — ничуть не смутился он.

— Вообще, ты очень изменился, — задумчиво произнесла Вера. Внимательно посмотрела на Бумеранга и добавила: — Очень, как будто и не ты это вовсе.

— Знаешь, наверно, ты права, я сам чувствую, как изменился, — счел за благо согласиться Бумеранг. — Еще и болезнь эта. Мать вчера жаловалась бабке, что от меня остались кожа да кости, что даже взгляд поменялся. Я много видел такого, Вера, о чем предпочел бы никогда не знать. Любой бы человек поменялся в таких условиях. И я не исключение. Если тебе неприятно со мной общаться, не приходи, я пойму.

Удивленная Вера молчала.

Бумеранг и сам был немало удивлен собственным монологом. После таких разговоров Вера стояла первой в очереди на встречу с настоящим Костюком. Но почему-то ему не хотелось ее туда отправлять. Он дал себе слово, что прибьет каждого сомневающегося в том, что именно он — Юра Костюк. Но пока никто и не сомневался. Только Вера.

Казалось, что тема закрыта, что он убедил ее своим проникновенным признанием. Тем более что тогда она не ушла. К этому разговору они вернулись через пару месяцев. Когда на дворе потеплело и стало возможным выходить на улицу. В тот день Бумеранг решил прогуляться по деревне. Что руководило им — кураж или наглость, он не мог определить. И того, и другого у него было в избытке. Он потихоньку оделся и побрел во двор, надеясь постоять на уже весеннем солнышке. Мать вызвалась было пойти с ним, но Бумеранг остановил ее:

— Не надо, мама. Я сам. А то совсем в инвалида превращусь. — Взял бабкину палку и потихоньку поплелся во двор.

Он испытывал к матери чувство бешеной благодарности за то, что выкупила его у хозяина. Бумеранг сам слышал, как она шепотом рассказывала Веркиной матери, тете Тае, о том, чего ей это стоило. Называла сумму около штуки баксов.

Все-таки сволочь хозяин — и общак взял, и из бедной женщины последнее вытряс. Заработал на жизни и смерти. Его родная мать не сделала бы для него и половины. А мама… Бумеранг уже начинал думать о матери Костюка, как о своей собственной. Та ростовская женщина, которая когда-то дала ему жизнь, больше его не интересовала.

Он походил по двору, потом посидел на завалинке. Но сидеть скоро надоело, и Бумеранг поплелся мимо кустов смородины, что росли вдоль дорожки, тяжело опираясь на палку. Хорошо, что его никто не видит. Кроме матери. Вон она выглядывает в окошко и радостно машет ему.

— Я пойду, выйду за калитку, — крикнул он ей и, распрямив спину, упрямо зашагал к калитке. Он двигался медленно, словно боясь оступиться, и осматривался по сторонам, как и любой другой, оказавшись в незнакомом месте. Сзади кто-то громко разговаривал, какие-то парни. Сейчас поравняются с ним, и он кивнет им. Это великое счастье, что Костюк был нелюдимым и не имел друзей. Только эта странная Ольга. То ли большая любовь, то ли верный соратник. Даже с соседской Верой отношения были враждебные.

— Я тебя раньше, до болезни, терпеть не могла, — призналась она. — Вечно у тебя были какие-то закидоны.

— Посмотри, Глыба, у нас в деревне открыли дом престарелых? — громко спросил кто-то сзади.

Бумеранг не стал поворачиваться. Местная шпана. Им только дай поглумиться, покажи слабину. Он сам был таким. И приставал на улицах к девчонкам с вопросами типа:

— Девушка, а вашей маме зять не нужен?

Главным был не ответ, а реакция. А все реагировали по-разному, кто-то смеялся, кто-то сердито шарахался в сторону. Но всегда казалось так весело.

— Это не старик, Пряник, ты перепутал, — заорал кто-то совсем рядом дурным голосом. — Это же Костюк, чмо болотное. Глянь, этот придурок с бабкиной палкой вышел. Эй, козлик, повернись, когда с тобой большие люди разговаривают.

Кто-то с силой дернул его за плечо.

Бумеранг повернулся. Двое широкоплечих парней стояли и откровенно смеялись над ним. Мало кому удавалось уйти безнаказанным, назвав Вову Нестерова чмом, да еще и болотным. Но придурошный Костюк, наверное, должен был это стерпеть. Зато ни один нормальный мужик, тем более побывавший на зоне, никогда не стерпит никакого козла, или даже козлика.

Он не стал с ними разговаривать, а лишь поудобнее перехватил палку.

"У них, пожалуй, кулаки побольше моих будут", — пронеслось в голове. Но Бумеранг мало когда думал в драке. Герт и Пахом постоянно сердились за это.

"Там, где можно решить спокойно, ты начинаешь бить. Ты дерешься со всеми, даже с нашими друзьями. Из-за тебя постоянные проблемы" — возмущался не раз Герт. И сейчас разговаривать не хотелось.

Пальцы обхватили палку, как когда-то обхватывали эфес рапиры. Вова Нестеров посещал секцию фехтования ровно столько, сколько читал "Три мушкетера". Но навыки пригодились в уличных драках и ни разу не подводили.

Вот и теперь он резким движением выкинул палку вперед, целясь обидчику в переносицу. Тяжелый кусок дерева обрушился на тонкий хрящ, но не проломил его. Следующий удар пришелся в солнечное сплетение. Глыба, а это был он, согнулся пополам. Затем последовал удар в пах. Оторопевший Пряник жался к забору. Глыба упал в месиво из талого снега и грязи. Бумеранг наступил ногой ему на горло.

— Запомни раз и навсегда, — тихо сказал он. — Меня зовут Юрий Игнатьевич. Впредь так ко мне и обращайся. И называть меня чмом или козликом не советую, для здоровья очень вредно. А теперь извинись.

Глыба что-то пытался сказать. Но из горла, сдавленного башмаком Бумеранга, вылетали какие-то клокочущие звуки.

— Нет, так не пойдет, — Привередливый Юрий Игнатьевич не удовлетворился ответом. Тем более что Вова Нестеров привык полностью повергать противника. Он снял ногу с горла своей жертвы.

— А теперь повтори.

— Извините, Юрий Игнатьевич, — пробурчал Глыба и добавил сквозь зубы: — Тебе достанется, ты что, не знаешь, с кем связался, урод?

— Ты мне не угрожай, паскуда, а то еще нарвешься, — так же сквозь зубы ответил Бумеранг, сильно ткнув Глыбу под ребром ногой за урода, и увидев, что вокруг начал собираться народ, заявил: — Сам запомни и другим передай, я вас, шпану, теперь душить буду.

И побрел обратно к дому, осторожно ступая по мокрому снегу, словно боясь поскользнуться.

— Мы еще вернемся, мы тебе такое устроим, Рембо хренов, — услышал он вдогонку.

Около калитки он увидел Веру.

— Кто ты? — шепотом спросила она. — Ты ведь не Юра?

— Глыба сказал, что я Рембо, — хохотнул Бумеранг как ни в чем не бывало. А про себя подумал: "Вот чертова кукла. Будет задавать такие вопросы, придется что-то решать". Но решать не хотелось. Хотелось уткнуться ей в волосы, поцеловать где-то за ухом. Что и говорить, хотелось…

— Они просто так этого не оставят, — печально проговорила она. — Они начнут мстить, их тут все боятся. Забыл, что ли, как они били тебя?

— Теперь я их бить буду. Не бойся, все обойдется. Пошли лучше в дом. Мать шанежек напекла.

Через полчаса в хате набилось полно народу.

Все галдели. Восторгались подвигом Костюка. Говорили, как он сильно изменился, как армия сделала из него настоящего мужика. И прочую муру. Бумеранг посмотрел на Веру и показал ей глазами на выход. Она еле заметно кивнула и направилась к двери. Он вышел следом.

— Пошли в сарай, что ли? — сказал Бумеранг, внезапно потеряв голову.

— Мороз на дворе, сумасшедший, застудимся. Пошли лучше ко мне. Мои все равно тут долго пробудут…

Вова Нестеров считал, что родился дважды. И второй раз — под счастливой звездой. Фортуна улыбнулась бывшему зеку, дав возможность заново начать жизнь. Даже не меняя внешность, ему удалось затеряться. Сначала устроился участковым у себя в поселке. Даже посадил на пару лет Глыбу и Пряника. Теперь вся окрестная шпана звала его по имени-отчеству и старалась обойти стороной. Бесполезно. Бумеранг, сменив имя и фамилию, в сущности своей не поменялся. И думал, как те же отморозки, которых теперь приходилось ловить. Ему стоило только задаться вопросом, а как бы поступил он сам, как сразу находились тайники с ворованным нехитрым скарбом или наркота. Но через полгода подающий надежды участковый решил учиться дальше и вместе с молодой женой Верой уехал в Москву. Дальше все пошло по накатанной. Служба в МУРе, кто бы сказал, не поверил бы. Дома его всегда ждала Вера, накрывая стол разносолами. Детей заводить они не планировали. Зачем? Если и так хорошо. Но старая злость и обида постепенно вспоминались и тревожили, разъедали и без того гнилое нутро. И по ночам, маясь без сна, бывший Вова Нестеров, а ныне майор Костюк, частенько сожалел, что так и не отомстил своим обидчикам. Он понял одно: нужно или забыть, положив лом на ту давнюю историю, или начать действовать. Но спускать с рук своим обидчикам Костюк ничего не собирался.

ГЛАВА 24

Лина смотрела, не отрываясь, на взлетную полосу, где одновременно приземлялись и стрелой взмывали в облака серебристые лайнеры. Красиво. Ей нравилось глазеть в панорамное окно, ожидая, когда позовут на посадку. Хоть на минуту отвлечься от мыслей, не дающих покоя. Все пошло не по сценарию. Шиворот-навыворот. И от Генки даже на пять минут не удалось отвязаться. Она лениво переместила взгляд в сторону туалета.

— Милый, я на минутку, — Лина чмокнула жениха в щеку и медленно прошла к белой двери. Но оказавшись внутри, шагнула в кабинку и быстро набрала по памяти номер.

— Плохие новости, пап, — тихо проговорила она в трубку. — Слуга дьявола собирается жениться на моей сестре. Этого допустить нельзя, понимаешь?

— Да, хорошо, что предупредила, — пробубнил бывший свекор. — Я подумаю, что можно сделать. Лилия, став женой Бессараба, точно не откажется от доли. И мы ничего не сможем сделать. Все законно. Иван пока о своей выгоде не подозревает. И, слава богу. Все, Лина, счастливого пути. Я разберусь.

Лина, вышла и, наспех сполоснув руки, направилась к Кульбиту. Уже объявили посадку. Она обхватила Генку под руку и радостно зашептала:

— Нас ждет Мюнхен, любимый.

— Мы с вами составим контракт, госпожа Алисия, — холодно начал Кульбит. — Мой доверитель выплатит вам хорошее вознаграждение, но при строгом выполнении наших условий.

— Каких? — еле слышно пролепетала Алисия.

Через три дня после отъезда мужа из Франкфурта позвонил Курт, старый друг.

— Приезжай, милая, — проворковал он. — Есть великолепное предложение. Би-би-си ищет классного фотографа на съемки в Танзании. Ты как? С нами?

— Я б с удовольствием, но у меня недавно родилась дочка, — промямлила Алисия, начиная ненавидеть маленькую девочку со странным именем Таисия.

— Ой, — заныл Курт, — зачем? А как же твоя безупречная фигура?

— С фигурой все нормально, Курт.

— Найми няню, такой контракт бывает раз в жизни, детка.

— У нее есть няня, русская, между прочим, — сказала Алисия, мстительно представляя Лилию в роли обслуги.

— Тем более, дорогая, приезжай на следующей неделе, все формальности уладим, сейчас юристы дорабатывают детали, нам как раз не хватает фотографа.

— Хорошо, я с удовольствием, но мне нужно поговорить с мужем, а он в отъезде, — колебалась Алисия.

— Ты вышла замуж? Когда?

— Нет, мы пока так живем…

— Послушай, дорогая, почему ты должна обсуждать взлет в карьере с человеком, который тебе никто?

— Курт, ну я…

— Детка, в этом контракте знаешь, сколько нулей?

— Сколько? — захватила наживку Алисия.

— Тебе и не снилось. Если ты едешь, я внесу тебя в список.

— Но…

— Алисия. Решай сейчас…

— Я согласна, Курт, — ответила она. Настроение улучшилось, жизнь засияла красками. Танзания… Дикая природа… Би-би-си…Об этом можно только мечтать…

— Когда приедешь? Последний срок — следующая среда, — забеспокоился Курт.

— В следующий понедельник. Улажу свои дела и приеду.

Оставалось только сообщить Виктору. Но Алисия испугалась и предпочла сначала поговорить с Лилией.

Та восприняла новость спокойно, лишь предупредила, что с Пахомовым нужно связаться немедленно. Она не уговаривала Алисию остаться, лишь спросила о ребенке:

— Как же Тайка, Алисия? — Лиля пыталась сдерживать эмоции. Бросить новорожденного ребенка, с чем это можно сравнить?

— У девочки есть отец, — отрезала мать малышки. — Он настоял, чтобы она родилась, вот пусть теперь о ней и заботится. Я — художник, Лили, мне нужно творчество. Я схожу с ума от плача девочки, от невозможности вырваться из этого проклятого дома.

— Подожди, Таечка подрастет. Будут еще контракты.

— Перестань пороть чушь. Такой шанс выпадает только раз в жизни.

— Витя тебя не поймет и не простит. Подумай, пожалуйста.

— Нет. Я все решила. Он хотел этого ребенка, я родила. Я ему ничем не обязана, он мне тоже…

— Тогда придется сообщить ему об этом, — печально вздохнула Лилия.

— Я очень буду признательна, если это сделаешь ты, — весело прощебетала Алисия и поспешила к себе, собирать вещи.

На следующий день после звонка Золотой королевы в Мюнхен срочно вылетел Кульбит. У него были безупречные манеры и стальная хватка. Гена сразу потребовал контракт с Би-би-си. И в течение часа, после звонка Курту, копия документа уже лежала у него на столе. Пока ждали факс, Лурдин успел провести консультации с местными юристами по семейному и международному праву. Потом переговорил со своим доверителем и отцом девочки. Но Алисия не поняла ничего. Вроде бы русский язык, но какой-то другой.

Затем он пригласил в кабинет мать ребенка и Лилию, там уже находился нотариус, предложивший подписать бумаги. Текст показался Алисии слишком мудреным, но она сумела понять лишь одно. Поставив подпись, она отказывалась от родительских прав, а прекрасная Лили становилась опекуном ее дочери. Пусть. Наверняка все эти бумажки составлены с ошибками. Придет время, и она сможет аннулировать их. Правда, за этим придется звонить влиятельным родственникам и слушать нотации, что "яблоко от яблони недалеко падает". Но сейчас многое поставлено на кон. И дурацкой подписью можно побить всех зайцев: поучаствовать в интересном проекте и отжать деньжат у Виктора. Уж он-то за свою Таечку не поскупится.

По пути на деловую встречу Иван заехал в ювелирный салон. Он долго смотрел на игру бликов, одурманенный купеческой красотой брильянтов. Долго присматривался к ним, но выбрать так ничего и не смог. Ни одно кольцо не подходило для Лильки. Наконец, он нашел перстень с большим прямоугольным изумрудом. Цвета спелой зелени, прозрачный, словно умытый камень, в два карата. Это кольцо было под стать Золотой королеве, ее зеленым глазам. Иван уже знал, что завтра пошлет Леночку за билетами, а к выходным будет в Мюнхене, знал, что скажет любимой женщине, с которой собирался жить до самой смерти. Растить детей, потом внуков, стариться вместе.

В кармане зажужжал сотовый.

Тихий начальственный голос, принадлежащий пожилому человеку, недовольно спросил:

— Иван, ты где? Стас уже приехал…

— Я на месте, сейчас поднимусь.

Он засунул драгоценную коробочку в карман пиджака и вышел на улицу. Две продавщицы, помогавшие ему выбрать колечко, смотрели, как он переходит дорогу и скрывается в здании напротив.

— Повезло какой-то, — вздохнула одна. — Мужик при бабках, при связях…

— Неприятный тип, — возразила другая, поморщившись. — А почему при связях?

— Ир, куда он зашел, видела? Это же городская администрация.

Пожилой человек хмуро встретил Ивана и сразу взял быка за рога:

— Иван Григорьевич, поясни мне. — Иван заметил, как раздражен собеседник.

— Что случилось, Николай Федорович? — напрягся Бессараб. От этого человека в жизни Ивана зависело слишком многое.

— Что там за дела у тебя с Пахомовскими? — поинтересовался старик сразу в лоб.

— Какие дела? — попытался уйти в полную несознанку Иван.

— Какие? — взревел собеседник. — За дурака меня держишь? Пахомов к тебе зачем приезжал?

"Так, — подумал Иван, — утечка информации идет из офиса".С Витькой он встречался несколько раз. И домой друг к другу ездили и в офис, в кабаке сидели, а раньше в бане вместе парились, и ничего. Об этом старый сыч не знает. Но и скрывать особо нечего.

— Он по личному делу приезжал. Убийца Корабельникова собирался напасть на его бывшую учительницу. Пахомов попросил помощи в поимке. Все-таки у меня боевой опыт имеется.

— Слышал-слышал. Кафтанов тебя даже к награде представить собирается. Только смотри, герой, чтобы больше никто из окружения Пахомова около завода не отирался. У нас учредители — порядочные люди. Узнают, что ты братву привечаешь, быстро с насиженного места вылетишь. Даже я ничем помочь не смогу.

Иван покосился на собеседника, прекрасно понимая, что в учредителях числилась одна милейшая старушка. Клавдия Макаровна. А сколько фактических "порядочных людей" скрывалось за этим фасадом, не знал даже он сам. Морозов имел долю, Сережка Корабельников и еще пара человек, хранящих инкогнито.

— Да никто нигде не отирается, — пробурчал недовольно Иван. — Единичный случай. Зато убийца Корабельникова не ушел от возмездия.

— Ладно, переходим к другим вопросам, — подвел черту Николай Федорович. — Давай докладывай, что там у нас по показателям за прошлый месяц. Почему опять расходы выше, чем в бюджете заложено? Станислав Николаевич, это и к тебе вопрос.

Они вышли на улицу, когда уже стемнело и зажглись фонари.

— Блин, функционер хренов, столько времени на него потратили, — чуть слышно выругался Иван. — Ишь, уже и до доли Корабельникова добрался, партократ доморощенный…

— А что теперь с Лилей, Иван? — так же тихо, но настойчиво спросил Стас.

— Ничего, — улыбнулся Иван, — абсолютно ничего, Стасик. Я из-за бабы заводом швыряться не намерен. Не так богат, знаешь ли?

— Но ты же хотел…

Иван не дал ему закончить.

— Хотел… Знаешь, Чарли Чаплин тоже хотел сыграть Иисуса Христа. На вот тебе, — Бессараб полез в карман пиджака и выудил оттуда мятый зеленый листочек, протянул его Стасу. — Возьми, может, пригодится. А я — пас. Тем более Лилия Михайловна — у нас дама с претензиями, велит мне вон убираться, буду я тогда одинокий и безработный…

Стас кивнул и направился к своему "ауди", машинально сжимая в кулаке заветную зеленую бумажку. Он сел в машину и долго сидел, не отъезжая. Думал. Про Бессараба, про его манеру швыряться людьми почем зря. Лиле он клялся в любви и обещал любить до гробовой доски. Что же тогда говорить про него самого, Говорова Станислава Николаевича? Когда он станет не нужен, его тоже разменяют, как проходную пешку. Стас разжал пальцы и будто впервые увидел листок для заметок у себя на ладони. Листок с логотипом сети ресторанов "Ноктюрн" с написанным от руки мюнхенским адресом и телефоном женщины, еще пару часов назад любимой Бессарабом.

"Вот это — уже подстава, — с горечью подумал Стас. — Эту бумажку домой везти ни за что нельзя. Юлька не вытерпит и позвонит подружке. И вообще, откуда у меня эта записка? Иван мог ее выбросить сам, где угодно. Мог потерять, мог съесть, чтобы врагу не досталась".

Станислав Николаевич Говоров разорвал листочек на клочки и, открыв дверь автомобиля, выбросил. Ветер подхватил мелкие обрывки и понес их в разные стороны.

— Да нет же, Денька. Не придумывай.

Лиля поморщилась от воплей сестры, доносившихся до второго этажа из прихожей. С приездом Лины дом наполнился шумом и гвалтом. Взбалмошная Ангелина все время говорила по телефону. Словно трубку между рукой и ухом приклеила. На этот раз Лиля замерла, прислушавшись:

— Никто ни о чем не догадывается. Я сама не знала, что Слуга дьявола к Лиле клеится. Да, все нормально. — Лина обулась, взяла зонт и сумку, направилась к выходу. Хлопнула входная дверь. Лиля, мельком глянув в окно, увидела, как сестра пробежалась по дорожке и села в машину. От дома отъехало такси. Небось, в центр Мюнхена отправилась по магазинам. Бесконечный шопинг продолжался.

"Слава богу, что не я оплачиваю это безумство" — раздраженно подумала Лиля.

Она спустилась вниз и осмотрела прихожую. Как Мамай прошел. Разбросанные туфли, две сумки, валявшиеся на банкетке. Зная Витькину патологическую склонность к чистоте, дело движется к скандалу. Нужно поговорить с сестрой до его приезда. Ну а пока… Что ж, ее с детства приучили убирать за младшенькой. Лиля, потянувшись к сумкам, заметила на консоли телефон, забытый сестрицей. Ей хватило пары минут. Сначала она поискала по фамилии, потом по имени. Бесполезно. Но телефон должен быть. Затем Лиля вспомнила, как только что назвала Бессараба сестра в разговоре, и набрала в строке поиска "слуга". Высветился "красивый" номер. Точно его. Иван обожает внешние эффекты и игру на публику. Лиля вгляделась в цифры. Все очень просто. Код оператора и повторяющиеся двойки и пятерки. Прекрасно. Она как раз успела вернуть трубку на место и наклониться к разбросанным туфлям, когда в дом влетела запыхавшаяся Лина.

— Телефон забыла, — выдохнула она. — Не видела?

— Мне хватает за тобой прибирать. В доме двое малышей, а от тебя помощи никакой. Даже за собой убрать лень, — завелась Лиля.

— Ладно-ладно, — миролюбиво заметила младшая сестра. — Больше не буду. А вот он, — Лина подхватила трубку и снова понеслась к машине. А Лиля вернулась в детскую и, одевая Мишутку на прогулку, обдумывала детали предстоящей беседы. Пришла пора звонить Бессарабу и докладывать о мнимом воровстве.

"Как ее угораздило ввязаться в эту проверку. Откуда она могла знать, что речь идет о заводе глазурованных сырков, бывшей собственности Самойлова? А когда запахло жареным, Денис успел — таки попросить совета у Иштвана. Может, и по выводу денег к нему обращались. Слишком красивая задумка. Ни Морозов, ни Денис Самойлов, бывший Линкин муж, а уж тем более сама Лина до такой простоты и изящества не додумались бы.

И что теперь прикажете делать? Молча спустить на тормоза? Но Иван не дурак, и сам проведет расследование. Опять же Раису Петровну спас Бессараб. А долг платежом красен"

Иван подъезжал к заводу, когда зазвонил сотовый. Номер не высветился, сплошные решетки и звездочки.

— Да, — рявкнул он.

— Привет, не помешала? — нежный голос, такой знакомый. Родной.

— Не-е-ет, — проблеял он, сразу поняв, кто звонит.

— Ты за рулем? — поинтересовалась Лиля.

— Да.

— Остановись и внимательно послушай меня, — велела она. — Нет никакого вора. Тебя хотят подставить. Деньги находятся в банке. Там открыта ячейка на твое имя.

— Я уже догадался, Лиль. И управляющий банка мне про ячейку сообщил. Только никак не могу понять, где ключ? Уже дома и на работе все перерыл.

— Ключ должен быть у тебя в машине. В бардачке или под ковриками. Может, в багажнике. Нужно искать.

— Подожди, откуда ты знаешь?

— Из документов. У тебя один и тот же человек ездит в банк за деньгами и возит твою машину на ТО. Дальше сам догадаешься, или подсказать?

— Сам. Спасибо, Лиль. Поеду в банк за деньгами.

— Подожди. Тебя могут там ждать. Лучше попроси Дору съездить. Пусть деньги из ячейки внесет на расчетный счет любой вашей компании как добавочный капитал. Будут вопросы, говори, что так и задумано, для улучшения финансового состояния. Понял?

— Да, Лиль, все понял. Спасибо тебе. Я как разберусь со всеми делами, к вам со Светой приеду. — Ивану показалось, что на заднем фоне лопотал Мишка. — Не прогонишь?

Молчание в трубке стало ему ответом. Очень красноречиво.

— Лиль? Вы где сейчас?

— Уток кормим у озера, — пробормотала Лиля и серьезно добавила: — Не торопись. В этих подковерных играх замешаны учредители. Тебя собирались подвести под хищение в особо крупном размере. Значит, им что-то нужно от тебя. Подумай хорошо. И внимательно изучи учредительные документы.

— Да я вроде их наизусть изучил.

— Ты как не слышишь меня, Вань. Подумай сам, для чего им тебя на крючке держать? Ты должен подготовиться к встрече. Тебе сейчас даже в сортир выходить не стоит, не то что к нам ехать.

— Ты знаешь? — догадался он.

— Не совсем, — уклонилась она от прямого ответа.

— Скажи.

— Не могу по телефону. Сам ищи. Я тебе сказала где.

— Спасибо, Лиль.

— Не за что. Ты помог нам, я помогла тебе. — И тут Лилька зашикала на сына: — Миша, ты куда? Сейчас ботинки намочишь…. Все, Ваня, пока. Пока я с тобой говорила, мой сын намочил ноги, нужно домой идти переобуваться.

Послышались гудки отбоя. Иван снова посмотрел на входящий номер. Сплошные решетки, крестики и звездочки. Так бывает всегда, когда в его жизнь входит именно эта женщина.

Уже поздно вечером, уложив Мишку спать, Лиля позвонила матери. Ей казалось, что разговор сведется к взаимным упрекам и претензиям, а потом плавно перерастет в скандал. Но Раиса Петровна сразу поняла, о чем речь.

— Не волнуйся, Лилечек, и не беспокойся о сестре. Мне эти бесконечные разговоры о заводе, будь он неладен, уже надоели. Тоже мне, нашлась капиталистка Лина. Не переживай, я все сделаю как надо.

Положив трубку, Лиля на минуту задумалась. Мать никогда не шла у нее на поводу. И сама формулировка "как надо" могла с точностью до наоборот разниться с Лилиной просьбой. Но в детской тоненько заплакала Тайка, и Лиля, отбросив все сомнения, поспешила к ребенку.

ГЛАВА 25

"Подумай хорошо, может, есть еще кто? — Пахомов в очередной раз вспомнил сомнения и тревоги Бессараба. — Еще один участник вендетты? Навряд ли"

Но Витьке казалось, что он что-то упускает. Маленькую, но очень важную деталь.

"Замотался я с этим делами, — устало подумал он. — Кредиты, Бумеранг со своей местью, Алискины фортели. Вот и нервничаю почем зря. Нужно откинуть в сторону дурные мысли и подозрения. Нет никого. Просто год слишком тяжелый. И гибель Герта из колеи выбила. С другой стороны, пора возвращаться в Мюнхен. И не отпускать пока Лильку с детьми обратно в Россию. Береженого бог бережет. Скорее всего, у Бессараба просто мания преследования, а я повелся…"

Пахом подъехал к знакомой могиле. Вышел сам, следом выскочил охранник.

— Сиди, Митяй, — добродушно махнул рукой шеф. — Никого нет вокруг. Дай я с другом с глазу на глаз перетру.

Парень юркнул обратно в машину, а Пахомов перешагнул через ограду. Положил на начавший оседать холмик темные розы, предварительно откинув в сторону стебли увядших цветов. Долго сосредоточенно смотрел на портрет, прикрученный к кресту. Герт, молодой, веселый, глядел на него, улыбаясь.

— Трудно мне без тебя, — пожаловался Витька. — Обо всем приходится думать самому. И в бизнесе, и в личном. Лильку в Мюнхене спрятал. В моем доме живет. Я уже после твоего ухода купил для Алиски. — Он помолчал с минуту и добавил сварливо: — А меня, кстати, жена бросила.

Пахомов медленно провел рукой по фотографии. Словно по лицу погладил. Затем хотел было поправить веночек, косо висевший на кресте, но, словно почуяв опасность, повернулся. По дорожке приближался паренек с большим букетом. Откуда он тут взялся? Минуту назад никого рядом не было. Человек, держа перед собой охапку цветов, быстро шелпо мощеной дорожке. Только звериное чутье и наблюдательность позволили Витьке избежать удара, когда незнакомец, поравнявшись с могилкой Герта, отбросил в сторону "веник" и замахнулся на Пахомова куском арматуры. Удар пришелся по выставленной вперед руке. Противник размахнулся было, чтобы нанести еще удар, но Пахомов увернулся, прижимая к себе изувеченную руку. Из машины выскочил охранник, ранее не замеченный нападавшим. Пришлось бросить железный прут и бежать. Митяю удалось почти догнать неприятеля, когда тот, выбежал в кладбищенскую калитку, кинулся к поджидавшему мотоциклу. Взвыл двигатель, заскрипел асфальт под колесами, "Ямаха" рванула прочь. А человек, ударивший Пахомова, повернулся и, встретившись взглядом со своим преследователем, показал средний палец. Митяй глянул на номера, но они оказались заляпаны грязью. Он вернулся к шефу, сидевшему в машине и баюкавшему правую руку.

— Садись за руль, — буркнул Пахомов. — Нужно к врачу ехать. Этот гад мне руку сломал. Совсем шпана распустилась.

— А как вы поняли, Виктор Николаевич, что он напасть собирается? — уважительно осведомился охранник. — Чуйка вас не подвела, — добавил он восторженно. — Иначе удар бы по голове пришелся.

Внезапно Витька вспомнил, что именно так расправились с Леной Птицыной и Мещеренко, может, и не шпана вовсе. А вслух обронил небрежно:

— Он нес букет с крайней могилки. Я, когда к Иштвану подъезжал, заприметил. Там белые астры и эти желтые цветы, не помню название.

— Герберы, — уточнил охранник.

— Они самые, — угрюмо буркнул Витька и замолчал, невзирая на пульсирующую боль, силясь собраться с мыслями. И лишь когда знакомый доктор начал гипсовать руку, он понял, что упустил из виду.

Тот самый звонок из фонда Сороса. Бумеранг не стал бы звонить и выяснять подробности у Раи. Он и так все знал о Герте. Позвонил человек, имевший на руках только домашний телефон Цагерта. Мысли закрутились в голове с удвоенной скоростью. Кто мог знать только эту информацию? Кому стало известно, что именно сегодня Пахомов поедет на кладбище?

Витька внезапно вспомнил, как за пару дней до смерти Иштвана, поздно вечером, звонил ему домой из офиса. Сотовый не отвечал, поэтому пришлось набрать на домашний. Трубку сняла Лиля и стала в полголоса рассказывать, что Иштван задремал, а на груди у него сопит Мишутка.

— Спят мои мужики, — умилялась она. — А у тебя как дела?

— Соскучился, — недовольно буркнул Витька.

— Так приезжай на выходные, — сразу же предложила Лиля.

— Пожалуй, приеду, — согласился он тогда. И вправду приехал…чтобы опознать в морге тело Герта, а потом отвезти его на Городское кладбище.

"Стоп, — остановил сам себя Пахомов. — Аппарат у меня в кабинете сохраняет последний набранный номер. Неужели кто-то из приближенных? Кто?"

Тут Пахомов поморщился и мысленно хлопнул себя по лбу.

"Кто сегодня знал, что я поеду на кладбище? Секретарь. Охрана. Только никто из охраны не посмеет подойти к столу в его кабинете, а вот секретарь запросто"

От такого коварства закружилась голова. От лица схлынула кровь. Все очень просто. Вот только с какой целью?

Врач внимательно глянул на пациента.

— Вам плохо, Виктор Николаевич? — участливо осведомился он.

— Все хорошо, доктор, — заверил Пахомов, затем повернулся к наблюдавшему за процедурой Митяю. — Позвони в контору, пусть Тамара меня дождется.

Опрос секретаря не дал результатов. Она удивленно пялила глаза и только повторяла:

— Я ничего не понимаю, Виктор Николаевич.

А потом расплакалась.

— Вы уволены, — тихо просипел Пахомов.

— Да я и сама в вашем притоне не останусь. Выплатите мне расчет по зарплате, и я уйду, — обиженно заявила она.

— С чего бы? — рявкнул Витька. — Это штраф за разглашение информации. Убирайтесь.

— Я ничего никому не говорила, — крикнула она в отчаянии.

Тамара, обливаясь слезами, вышла из офиса и пешком, не разбирая дороги, отправилась домой. Но слезы постепенно высохли, плечи расправились. Она знала, что делать дальше. Зайдя в подъезд, поднялась этажом выше собственной квартиры и позвонила в знакомую дверь.

Переступив через порог, посмотрела на своих соседей и гневно прошептала:

— Он выгнал меня, не заплатив за месяц. С вас дополнительно двенадцать тысяч.

Парень кивнул и, пройдя в комнаты, через минуту вышел с просимой суммой.

— Нате, — усмехнулся он, протягивая деньги. — А вы помните точный адрес в Мюнхене, тетя Тамара?

Она улыбнулась и ответила с достоинством:

— Помню, мой дорогой, но это дополнительная информация. Четыре тысячи.

Сосед расхохотался и полез в задний карман джинсов, видимо, заранее зная, что она еще попросит денег.

— Вот возьми, — соседка протянула бумажку с адресом.

— Это точно? — нахмурился парень.

— Да, я вчера туда разгрузку контейнера заказывала. Это его дом в пригороде Мюнхена. Там и эта баба надменная с детьми прячется. Вдова Цагерта.

— Я понял, — кивнул сосед.

— Мы в расчете. Больше я тебе ничем помочь не могу, — отрезала Тамара.

— Я знаю, — тут же согласился парень. — Спасибо вам.

Когда дверь за соседкой закрылась, улыбчивый парнишка повернулся к сестре и, криво усмехаясь, заметил:

— Алчная баба. Нужно закрыть вопрос, как считаешь?

— Только перед самым отъездом в Германию, — фыркнула сестрица.

Когда самолет набрал высоту, Витя Пахомов откинулся в кресле, бережно придерживая загипсованную руку. От обезболивающего помутилось все в голове, и мысли разбредались в разные стороны. Подремать бы до Мюнхена. Он слышал сквозь сон, как мать позвала стюардессу и попросила у нее плед. Потом аккуратно накрыла его, укутав мягким флисом больную руку.

— Ты со мной прям как с маленьким носишься, — незлобливо фыркнул Витя, довольно принимая ее заботу.

— Когда ты был малышом, то доставлял мне гораздо меньше хлопот, — в сердцах заметила Таисия Владимировна.

Иван снова попросил Кафтанова о встрече.

— Что-то ты зачастил, Вань? — пошутил Вадим, но согласился увидеться. Они прогуливались по парку в середине дня. Редко кто проходил мимо по пустым аллеям.

— Я прошу тебя навести справки о двух женщинах, — тихо попросил Бессараб.

— Красивых? — усмехнулся Кафтанов.

— Одна — древняя бабулька, а другая — красавица, но стерва.

— Давай данные, — протянул руку полковник. — Потом позвоню, или встретимся.

Иван передал белый листочек, на котором записал данные учредителя и ненавистной Ангелины.

— Да ты чего? — воззрился на него Кафтанов. — Про бабку ничего не знаю, нужно смотреть. А эта краля, — он ткнул в фамилию Самойловой. — Это же бывшая жена Сэма. Ты его пять лет назад лично из окна выкинул.

Иван обалдело уставился на Кафтанова.

— Самойлов, он же Сэм, удрал в Польшу на ПМЖ. А Ангелина тут осталась, не захотела с ним ехать. А ну-ка, — Иван увидел, что Вадима охватил азарт. Пальцы Кафтанова пробежались по клавишам. — Шестаков, быстро пробей мне Багрянцеву Клавдию Макаровну, она у нас единственный учредитель завода глазурованных сырков. Всех детей, внуков и правнуков. Пошли пока на уточек посмотрим, что ли, — предложил полковник, нажав отбой. — Все равно гуляем.

Они направились к искусственному пруду, где плавали сизые утки с красными носами. Увидев людей, птицы молниеносно подплыли к берегу и начали носиться туда-сюда в надежде, что добрые дяденьки кинут им кусочек хлеба.

— Я сюда с внуком прихожу, — довольно заметил Кафтанов. — Уточек кормить.

Иван вспомнил, как вскрикнула в трубку Лиля, когда Мишутка полез в такой же водоем в далеком Мюнхене. Засосало под ложечкой.

"Какой же я дурак, — в сердцах подумал он. — Только ленивый не обвел меня вокруг пальца"

Долго корить себя не пришлось. Отзвонился Шестаков.

— Да, понял, — криво усмехнулся Кафтанов. — Все, отбой. Больше ничего не нужно.

Он хитро посмотрел на Бессараба и протянул многозначительно.

— Да-а… Дела-а.

— Что? — не выдержал Бессараб.

— А то, что Багрянцева выходила замуж трижды и каждый раз меняла фамилию. Дочка от первого брака Раиса, в замужестве Агапова.

Иван напрягся и выжидательно посмотрел на собеседника. Кажется, до него уже стало доходить, кто стоит за мнимым воровством.

— Это мать Ангелины, — промямлил он. — И Лилии Цагерт.

— Совершенно верно, — кивнул полковник, задумавшись. И снова потянулся к телефону. — Шестаков, дай мне все сведения на Самойлова Дениса Николаевича. Он у нас в розыске находится.

Мужчины снова сделали пару кругов вокруг водоема, когда объявился Шестаков.

Кафтанов, нахмурясь, выслушал и в сердцах стукнул кулаком по ограде, отделявшей пруд от дорожки.

— Вот не знал сто лет и жил счастливо, — пророкотал он. — Все ты, — хмыкнул он недовольно.

— Что еще? — напрягся Иван.

— Мнимая сделка. А народ-то думает, что ты победил. А твои враги обвели всех вокруг пальца. Красиво.

— Поясни, пожалуйста, — попросил Бессараб, все еще безуспешно складывая мозаику.

— Гениальная схема, — ехидно буркнул Кафтанов. — Но и сделать ничего нельзя. Все законно. Я только могу предположить, как Сэму удалось стать единственным учредителем завода. Но он слишком перегнул палку, запугивая людей. Кто-то обратился в милицию, подключилась администрациягорода. Шутка ли, такой жирный ломоть достался сущему отморозку? По заявлениям бывших собственников завели уголовное дело. Сэму пришлось уехать из страны. Ему помогли, но кто именно, не знаю. Перед самым отъездом Самойлов продал все акции завода безобидной старушке Клавдии Макаровне. Она стала законным покупателем. Все заявления собственников, касающиеся завода, остались без рассмотрения. Только по уголовным мы смогли объявить Сэма в розыск. А учитывая, что Багрянцева — родная бабушка его жены, то выходит, он остался при своих интересах.

— А Морозов тогда каким боком? — изумился Бессараб, припомнив нотации Николая Федоровича. Вот тебе и "порядочные" люди.

— А тут самое интересное. Даже я этого не знал. Сейчас Шестаков просветил. Твой фактический учредитель Морозов приходится Самойлову отцом. У них с женой разные фамилии. Кто первый успел добежать до ЗАГСа, тот ребенка и зарегистрировал. У Сэма сестра родная — Морозова. Так-то.

— Спасибо тебе большое, Вадим, — Иван пожал руку и медленно побрел прочь. Было над чем подумать.

ГЛАВА 26

В столице Баварии праздновали Октобефест. Ежегодный праздник пива. Уже одиннадцатый день на Терезиных Лугах стояли палатки, и солодовый напиток лился рекой. К нему прилагались жареные курочки и соленые крендельки. Баварский Красный крест оказывал помощь пострадавшим и возвращал к жизни "пивные трупы". Но в большом доме в пригороде Мюнхена шесть человек обедали в полном молчании и никуда не собирались.

— Давайте пойдем на Терезиенвизен. Ну пожалуйста, — вдруг предложила Лина. — Быть в Мюнхене и не посетить Октоберферст.

— Октоберфест, — лениво поправил ее Пахомов.

— Я так и говорю, — пропела Лина. — Вить, ну чего ты сидишь? Давайте сходим все вместе. Тебе вот гипс сняли. Нужно отметить.

— Лин, отстань, не до того. Хотите, идите с Генкой. Чего ко мне привязалась? — попытался избавиться от нее Пахом. — Нашла повод для праздника.

— Спасибо, разрешил, отец родной, — едко заметила она и склонила голову в легком дурашливом поклоне. — С Геной я могу и без твоего благословления пойти куда захочу.

— Лина… — забеспокоился Кульбит.

— Можешь, ну и иди, — равнодушно ответил Пахом.

— Просто я думала, может, Лильку уговорим. А то она зациклилась на детях и света белого уже не видит. Ты посмотри на нее, в гроб краше кладут…

— Лина, говори за себя, — подала голос Лиля. — Хотите, вперед и с песней. У меня нет настроения веселиться. И потом, что там делать? В пьяной толпе бродить? Нашли удовольствие…

— Ну почему, Лиль, там и аттракционы разные, представления, музыканты. Большой очень праздник. Глупо его пропустить. — Лина пыталась уговоритьсестру.

— Я видела в новостях, чем этот праздник каждый день заканчивается, — отпарировала Лилия и уткнулась в свою тарелку.

— Вить, может, пойдете, чего себя в четырех стенах замуровывать? А я с детьми посижу, — предложила Таисия Владимировна.

— Ма, ну еще ты туда же, — в сердцах воскликнул Пахом.

— Виктор Николаевич, ну, может, правда, сходим? Тут это пиво только к празднику варят. Хоть попробуем, — попытался занять сторону невесты Кульбит.

— Вить, а Вить…Ты же знаешь, я буду канючить, пока не согласишься… — пригрозила Лина.

— Знаю, — буркнул Пахом. — Эх, надо было тебя раньше прибить, Герт обещал мне пригласить хорошего адвоката. Теперь поздно.

Пять пар глаз удивленно уставились на него.

— Это шутка. Наша с Гертом, — нехотя объяснил Пахом. — Ладно, черт с вами. Вечером пойдем на Терезиенвизен. — И, повернувшись к Лиле, добавил: — Ты тоже идешь.

— А дети? — попыталась отказаться она.

— Вызови няньку, — отрезал Пахомов.

— Я тоже с вами, — радостно завопила Света, хранившая молчание до сих пор. Но, получив от тетки молниеносный и легкий удар по ноге, резко передумала: — Нет, лучше дома останусь. К тестам подготовлюсь и тете Тае помогу.

— Лина, столик, или что там у них, закажи на четверых, — скомандовал Виктор Николаевич Пахомов. — Какие-нибудь ВИП-места…

— Хорошо, обязательно, — кивнула Лина, прекрасно зная, что на Октоберфесте нет специально отведенной зоны для богатых и знаменитых. Но Вите Пахомову это пока знать не полагалось, чтобы не передумал.

В одной из палаток Аугустинера у них был заказан столик.

— Я же просил ВИП-места, — недовольно пробурчал Виктор, когда их усадили за длинный стол, за которым уже сидело около десятка человек.

— Хм, скажи спасибо, что вообще заказать удалось. Кто-то отказался. Так что нам повезло, — с видом экскурсовода загалдела Лина. — Только здесь пиво наливают из настоящих дубовых бочек.

— А в других местах? — спросила Лиля.

— В других бочки металлические, просто оббитые сверху деревом, — продолжила Лина.

Принесли пиво в огромных литровых кружках, жареную курицу, крендельки-брецели.

— Знаете, эти крендельки изобрел простой немецкий булочник. Король Баварии приказал испечь крендель, через который три раза можно было б увидеть солнце, — продолжала осваиваться в роли экскурсовода Лина.

— Помолчи, дорогая. Дай людям насладиться праздником, — ласково попросил ее Пахомов.

— Я столько не выпью, — взмолилась Лиля.

— Не позорь свою страну, родная, — устыдил Виктор.

Потом они бродили от одной палатки к другой, пробуя разные сорта пива. Пауланер, Шпатен, снова Аугустинер, Хакер-Пшорр, снова Пауланер. Смотрели представления, катались на каруселях.

— Словно в детство вернулась, — довольно улыбаясь, сказала Лиля, сойдя с карусели. — Витька, помнишь, когда мы в Центральный парк сами ходили в пятом классе, а нас на карусель не пустили…

— Сказали, что мы уже большие на лошадках кататься… — захохотал Пахомов.

— Кажется, я сильно натерла ногу, — со слезами на глазах сообщила Лина и предъявила всей компании огромный волдырь на ноге.

— Вечно ты все испортишь, — недовольно заметил Витька. — Теперь из-за тебя возвращаться придется…

— Зачем всем возвращаться? — плаксиво возмутилась Лина. — Мы с Геной пойдем, а вы оставайтесь. Дорогу обратно найдете?

— Найдем, — буркнул Пахом.

— Как ты умудрилась мокасинами натереть так сильно ногу? — удивился Гена Лурдин, когда они с Линой садились в электричку.

— Все просто, шеф, — торжествующе воскликнула Лина. — Я обула Светкины. У нас они одинаковые, просто у племянницы нога на полразмера меньше.

— Зачем? — не понял Кульбит. — Мы же гулять собирались…

— Как зачем? — задохнулась от возмущения Лина. — А под каким еще благовидным предлогом мы смогли бы оставить их вдвоем, а, Гена?

Кульбит заглянул в большие глаза своей будущей жены, смотревшие на него честно и преданно.

— Интриганка… — усмехнулся он. — Только не вздумай со мной проделывать такие штуки.

В одной из палаток подавали форель, запеченную в тесте на палочке.

— Пошли попробуем, — предложила Лиля.

— Давай, — согласился Пахомов.

Они вошли внутрь и огляделись, высматривая свободные места. Дальний столик оказался не занят. Но Виктор Николаевич Пахомов вдруг напрягся и тихо выругался.

— Мама родная, куда мы забрели?

Лиля оглядела зал внимательно. За столами сидели в обнимку парочки. Мужчины с мужчинами, женщины с женщинами. Какой-то гей-парад, честное слово. Гетеросексуалы находились в явном меньшинстве.

— Давай-ка быстренько выходить отсюда, — сказала Лиля и развернулась к выходу.

— Подожди, надо замаскироваться, — буркнул Пахом. — Сейчас примем меры, чтобы на нас чего плохого не подумали.

— Кто? Нас здесь никто не знает, — с сомнением посмотрела на него Лилия.

— Мало ли, потом позора не оберемся. Объясняй всем и каждому…

И чтобы сомнений не оставалось в том, что Виктор Пахомов — правильный мужик, он крепко обнял ее и повел к выходу.

— Кстати, о п. дарасах, — весело сказал он, все еще обнимая ее.

— Ты это о чем? — удивилась она.

— О Бессарабе. Он тебе звонил? Чего молчишь? — Вопросы посыпались, как горох.

— Нет, — хмыкнула Лилька и улыбнулась. Улыбка получилась пьяненькая, но залихватская.

— То есть? — настаивал нетрезвый Пахом.

— Вить, как ты мне сказал, что он собирается звонить и приезжать, я сразу телефон отключила, — соврала Лиля, точно зная, что сейчас Иван не приедет. А потом… будет суп с котом.

— Зачем? Мужик вроде ничего, — растерянно заметил Виктор.

— Если ничего, сам с ним роман заведи, и милости просим вон в ту палатку, — зло усмехнулась она и показала рукой на шатер, из которого они только что выскочили, как ошпаренные.

— Вить, мне он без надобности, — продолжала она. — И, по большому счету, я ему тоже не нужна. Это сейчас как навязчивая идея. Завоевать во чтобы то ни стало. А что потом?

— Ладно, отключила телефон, и правильно, — одобрил Пахомов.

Они еще попили пива у Аугустинера, закусывая колбасками и крендельками. Побродили в толпе и уселись на лавку.

— У меня сил нет больше ходить, — взмолилась Лиля.

— Облокотись на меня, — предложил Пахом.

Она положила голову ему на плечо и закрыла глаза.

— Витька, как же мы с тобою напились, — прошептала Лиля.

— Есть немного, родная, — хмыкнул он и одной рукой повернул ее лицо к себе, поправил растрепавшиеся волосы. Другая рука вдруг заскользила по плечам, по груди. Поцелуй вышел сладким и продолжительным, как и все пьяные поцелуи. За ним последовали еще и еще. Они целовались и на Октоберфесте, и были в этом не одиноки. И по дороге к такси Витька прижимал ее к себе и целовал без остановки. Она отвечала ему тем же. Потом, в машине, они целовались взасос, и каждый поцелуй был долгим от светофора к светофору. Пару раз в зеркале она ловила любопытный взгляд водителя. Гадкий и маслянистый. Пахомов тоже заметил и враждебно рыкнул таксисту по-русски:

— На дорогу смотри.

И снова полез к Лильке с поцелуями. У нее закружилась голова, и она не помнила, как они вообще попали домой.

Гена Лурдин долго сидел на террасе, дожидаясь шефа и Золотую королеву. Он затянулся сигаретой, размышляя о Лине и опустошающем душу чувстве. Это и есть любовь? Безудержная готовность прощать, верить каждому слову, умом понимая, что половина — вранье. Но Лина того стоила. Каждый вздох ее, каждый всхлип и спазм. Кульбит ловил такие моменты, особо остро ощущая себя счастливым.

Внизу послышалось движение автомобиля. Хлопнула, открываясь, дверца. Из такси вывалился Пахомов, помогая выйти вдове лучшего друга. Затем прижал к машине и крепко поцеловал. Кульбит наблюдал, как парочка в обнимку, шатаясь, направилась к крыльцу. Щелкнул замок отпираемой двери, послышалась возня в прихожей.

"Видать, шеф зажал у стеночки Золотую королеву", — ехидно подумал Кульбит. Он поймал себя на мысли, что дверь так и осталась незапертой. Второго щелчка замка он так и не услышал.

"Подожду, пока наши влюбленные доберутся до постели, а потом спущусь закрою", — решил Кульбит и снова уставился на подъездную дорожку, на которой осталось стоять такси.

"И снова Ангел Лина права. Вон как хорошо все устроила. И Витька не станет бобылем жить. И сестрица вдовой не останется". — Он хотел еще подумать, какой ему прок от этого союза, как заметил фигуру, направлявшуюся прямо к входной двери.

— Таксист, будь он неладен, — прошептал Гена и смачно выругался. Видать, решил обокрасть незапертый дом.

Гена шмыгнул в спальню, неслышно скатился с лестницы и замер в прихожей. Можно было бы просто провернуть ключ в скважине перед самым носом незадачливого вора. Но Кульбиту хотелось проучить мерзавца, задумавшего вломиться в дом к самому Пахомову.

Он переступил порог и замер на минуту, пока глаза привыкали к темноте. Сверху доносились неуклюжие шаги. Скорее всего, сладкая парочка тискалась по дороге к спальне.

"Теперь уж точно ничего не услышат", — решил водитель, силясь оглядеться по сторонам. Он сделал еще шаг, внимательно осматривая прихожую, украшенную статуэтками и картинами.

"Дальше можно не ходить, — сам себе велел таксист. — Пару картин сниму, никто и не заметит".

Он повернул в сторону самой дорогой блестящей рамки и протянул руку к багету, но не успел даже дотронуться, как от сильного удара потерял равновесие. В себя он пришел уже на полу. Цепкие пальцы ощупывали его карманы, вытряхивая на пол содержимое. Затем незнакомец, ударом ноги сбивший его на пол, достал паспорт и глумливо усмехнулся.

— Ну надо же, — фыркнул он.

— Что происходит? — раздался сварливый голос. — Гена.

В прихожей зажегся яркий свет, и злосчастный грабитель, щурясь, увидел своего бывшего клиента. Лицо, полчаса назад выражавшие радость и похоть, теперь, казалось, искажено дикой злобой.

"Не дала, что ли?" — успел позлорадствовать про себя водитель, как получил еще один удар под ребра.

— Посмотри, шеф, — его противник протянул паспорт недавнему пассажиру. Тот внимательно прочел имя и фамилию и проскрежетал: — Бывает. Веди перца в мой кабинет.

"Иштван. Ну надо же, — в сердцах подумал Витька, наблюдая из окна кабинета, как невезучий водила, прихрамывая, бредет к машине. — Впервые в жизни встречаю тезку Герта. Или день сегодня такой"

Пахом в отчаянии стукнул кулаком по стене и прошел к бару. Налив себе коньяка на полпальца, он попытался отмахнуться от неприятных думок. Всего пару часов назад ему удалось завалить в койку Золотую королеву. До сих пор ему слышались ее стоны и мольбы:

— Пожалуйста, давай скорее.

Витька, улыбнувшись своим мыслям, навис над ней, приготовившись через минуту-другую проявить себя в любовной схватке. Лилька под ним неловко расстегивала его рубашку и снова бормотала:

— Пожалуйста.

Он погладил ее по щеке и только взялся за пряжку ремня, как она снова застонала:

— Пожалуйста… Иштван.

Виктор стремительно откатился в сторону. А Лилька, моментально свернувшись в клубок, заревела. Он встал с кровати, медленно застегнул рубашку. Подождал, пока выровняется дыхание. Потом наклонился над кроватью и, клюнув в щеку бывшую одноклассницу, пробормотал:

— Прости, родная.

Пахомов, выскочив, как ошпаренный, из Лилькиной комнаты, услышал раздавшийся в прихожей грохот и, даже не пытаясь обуздать раздирающую душу ярость, стремительно бросился вниз.

Но, видать, водилу этого послала сама судьба. Парень оказался мадьяром, а у них это имя распространено, но Витьке будто привиделся знак. Словно, сам Герт отвел его от Золотой королевы и протянул руку помощи в другом деле. План, простой и тривиальный, мигом сложился в Пахомовской голове. Точно Иштван помогает. Только он мог так быстро и красиво решить неразрешимую задачу.

— Будешь должен, — рявкнул Пахомов таксисту. Тот вскинул взгляд, и Витька, всмотревшись в лицо мужика, увидел в глазах потаенный страх.

"Сколько может вломить этот русский за попытку ограбления? Хорошо хоть не убил".

Пахомов выдержал театральную паузу и добавил грозно:

— Выполнишь для меня одну услугу. Понял?

Таксист облегченно кивнул, порадовавшись в душе, что не придется продавать почку, чтобы рассчитаться и остановить счетчик. Время пошло. И сомневаться в этом не приходилось.

ГЛАВА 27

— И все-таки тебе нужно отлежаться.

Высокий крепкий мужчина, расположившийся в ногах, поперек огромной дубовой кровати, перевернулся на бок, положил руку под голову и строго посмотрел на женщину, откинувшуюся на высоко взбитых подушках. Ее щеки горели нездоровым румянцем, глаза блестели оттемпературы.

Солнечный свет проникал сквозь неплотно закрытые тонкие шторы из белого шелка с искусной вышивкой. Ручная работа. На стенах висели картины Франсуа Буше. Под стать самой комнате, воздушные и легкие. Пол около окна был заставлен кадками с цветущими растениями и даже целыми деревьями — лимонами, фикусами, пальмами — от чего у постороннего человека создавалось впечатление, что кровать и комод, и кресло-качалка находятся не в спальне, а переместились в ботанический сад. Больная приподнялась на локте и изобразила на лице гримаску недовольства.

— Но, Арман, — попробовала возразить она, при этом пытаясь пнуть мужчину кончиком большого пальца ноги. Он поймал ее, пощекотал пятку.

— У тебя жар, дорогая. И синяки под глазами. Поэтому отлежись пару дней.

Арман встал и подошел к окну, немного раздвинул штору. За окном виднелся сад, с клумбами и вазами с цветами, с беседками, увитыми плющом и вьющейся розой, с идеальными дорожками, ведущими на пляж с желто-белым песком, у края которого плескался Бискайский залив. И хотя холодная погода и соответствовала ноябрю, все равно светило солнце, и морской берег манил на прогулку.

— Пойду пройдусь вдоль моря, — поддразнил сестру Арман. — А, Хлоя?

Она оживилась.

— Я с тобой.

— Нет, милая, оставайся в кровати. И выпей травяного чаю.

Он уговаривал ее, как маленькую, как когда-то давно в детстве. Старший брат. Они были удивительно похожи, и не приходилось гадать, как выглядел бы ты сам, будь женщиной. Вот она, твоя копия, удивительная и прекрасная, улучшенная и дополненная. Неугомонная и безбашенная. Больная и с температурой, не желающая лечиться и пренебрегающая простыми способами профилактики.

Он собирался сказать еще что-нибудь решительное, чтобы заставить ее полежать в кровати хотя бы пару дней, но пока подбирал слова, зазвонил мобильный телефон. Номер оказался знакомым, но с него могли позвонить только в патовой ситуации.

— Де Анвиль, — по привычке проговорил он в трубку, ожидая услышать женский голос. Тонкий и вибрирующий, неприятный. Но Арман ошибся. Звонил мужчина, который сбивчиво начал что-то объяснять по-немецки.

— Понятно, — остановил его Арман и резко добавил: — Оставайтесь на месте. Я прилечу сегодня.

Собеседник отключился. Нахмурившись, Арман повернулся к сестре.

— Вставай, нам нужно в Мюнхен…

— Но у меня температура, — возмутилась она. — Я болею.

— Ты уже выздоровела, — постановил старший брат. — Собирайся, ты нужна мне. Похоже, Алиса опять вляпалась в какую-то историю.

— Что случилось? — пробормотала Хлоя, явно не собираясь вставать.

— Не знаю, но она в коме. В крови обнаружен фентанил.

— Что? — Сестра быстро села на постели, собрала волосы в хвост. — Откуда?

— Принудительная инъекция, скорее всего.

— А что говорят в полиции?

— Вот это я и собираюсь узнать сегодня, если ты поторопишься. Кстати, придется тебе выпить что-нибудь из моих снадобий, иначе получишь пневмонию.

— Ни за что, — категорично отрезала Хлоя, устало вставая с кровати. — Лучше умереть, чем пить твою средневековую гадость.

— Это не обсуждается, — рявкнул Арман и вышел из комнаты.

"Господи. Ну зачем, зачем ты создаешь старших братьев? За которыми остается последнее слово, которые защищают от других, но кто же защитит меня от самого Армана? От его придирок, заботы и, самое главное, от его настоек". Обычно Хлоя гордилась братом, его умением вести дела, энтузиазмом в восстановлении старинных рецептов, утерянных во времени. Восхищалась и шутя называла "фармацевтом — археологом" за любовь копаться в средневековых трактатах и выискивать по крупицам необходимые сведения. Но сейчас, когда предстояло выпить одну из его настоек, восторгов поубавилось. Конечно, она просто так не сдастся, начнет убеждать, что это слишком жестоко. Но бесполезно, Арман все равно в самолете накапает ей в кофе-чай-сок-виски противную маслянистую жидкость и заставит проглотить, а потом уложит в постель, укутав в одеяло, которое не забудет захватить с собой. И весь перелет до Мюнхена ее будет трясти в жестокой лихорадке, все запахи смешаются, и напрочь уйдет обоняние, горло станет гореть, словно жерло вулкана, а глаза слезиться и болеть даже от малого источника света. А потом все пройдет, как по мановению волшебной палочки. Останутся легкая слабость и жажда. Но ее заботливый братец заранее побеспокоится о минералке, как в баре автомобиля, так и в отеле.

В волнах Изара отражались блики солнечных лучей, зеленые купола соборов празднично и гордо красовались на фоне голубого неба. Арман любил Мюнхен за его строгую красоту, за горделивую осанку. Но сегодня он не обращал внимания на вид за окном. Больше всего его интересовало тело, лежавшее сзади на госпитальной кровати. Тело родного человека, за которого он нес ответственность. Измятый листок, сжатый в руке, извещал об анализах. Кровь и моча. Господи, кем же нужно быть, чтобы вколоть живому существу, себе подобному, такую адскую смесь. Но тут Арман одернул себя. Нет, не себе подобному. Тот, кто сделал это, или приказал, самая настоящая тварь, дикий зверь, которого надо найти и убить.

"Хотя, — Арман усмехнулся, — по гуманным европейским законам убить не дадут".

Но представить, что Алисия вколола сама себе эту гремучую смесь, он не мог, хотя мюнхенская полиция поначалу пыталась представить дело именно так. Ничего, теперь забегали мальчики, когда министр юстиции позвонил в мюнхенский комиссариат и доходчиво объяснил, что случится лично с комиссаром, если виновные не найдутся.

А то, что виновные есть, Арман не сомневался. Конечно, замысел был удачный, аплодисменты тому, кто так решил избавиться от Алисии. Расчет был на то, что ей станет плохо не сразу, а в самолете, и пока прибудут в Бангкок, пока довезут до больницы, адский коктейль, введенный в вену беззащитной женщине, уже разложится на совсем безобидные составляющие. Но у бедной девочки был в крови алкоголь, и именно он дал такую моментальную реакцию, о которой вряд ли кто мог догадаться заранее. Алисия вывалилась из такси на руки изумленному Курту, ее коллеге-фотографу, успела попросить вызвать его, Армана. Со стороны это походило на встречу милых друзей, и водитель такси, не заметив ничего плохого, выгрузил багаж и уехал. Курт, сразу обратив внимание на расширенные зрачки и невнятную речь, позвал полицейского. Пока приехала неотложка, Алисия впала в кому.

Арман отошел от окна и посмотрел на молодую женщину, лежащую среди трубок и проводов. Что ж, первоначальный план готов. Пункт первый: кто и почему хочет избавиться от фройлен Верленмайер? Пункт два: водитель такси, его нужно срочно найти. Пункт три: сам Курт. Парень не производит впечатления преступника, и от Алисии, на первый взгляд, ему избавляться незачем, но все может быть. И снимать со счетов даже незначительный факт Арман не собирался. Никто не смеет покушаться на его семью и уйти безнаказанным. Он повернулся к сестре, разговаривающей с нанятой сиделкой, и не терпящим возражения голосом поинтересовался:

— Ты нашла ключи от ее квартиры? Я хочу поехать туда и осмотреться. Последнее время Алиса жила одна. Готовилась к крупному проекту.

— Полиция изъяла сумку со всем содержимым, — устало ответила Хлоя, сказывалась еще не прошедшая до конца болезнь.

— Поеду туда…

— Но…

— Ты думаешь, что я буду сидеть и ждать?

Через пару дней стало ясно, что зацепиться особенно не за что. Арман лично просмотрел все вещи в квартире, поговорил с полицейскими. Нашлось много глупостей и несуразностей, сделанных Алисией. Поступков, за которые ему стало стыдно. Но все это касалось именно к ней, и не имело отношения ни к кому другому. Большим сюрпризом для Армана стал продолжительный роман с каким-то русским, еще большим — рождение ребенка. А документы об отказе от собственной дочери привели его в полное изумление. Бумаги казались сомнительными и требовали юридической экспертизы. Но юрист должен быть свой, в честности которого он не сомневался бы. Поэтому Арман позвонил в юридическую контору "Эбенхайм и Эбенхайм", услугами которой пользовался сам. Уже в отеле, усевшись на диван в гостиной, он достал из сумки лэптоп Алисии, полученный в комиссариате. Полицейские не нашли там никакого криминала.

Хлоя примостилась рядом, сунув ему в руки чашку с зеленым чаем.

— Похоже, ночь предстоит бессонной, — пробормотала она, заглядывая в монитор.

— Нет, сейчас посмотрим ее личные фотографии и пойдем спать, — хмыкнул Арман.

— Почему именно личные?

— А чего мне на пантеру с зеброй смотреть? Лучше глянуть на того парня, отца ее ребенка. Да и саму девочку увидеть хочется. И на фотографии, и лично.

Фотографии в папках имели нумерацию, и к каждому номеру были даны комментарии. Профессиональная привычка Алисии.

Отчеты об отдыхе, вечеринках. Более пятисот фотографий.

Вот и гражданский муж появился. Симпатичный мужик с короткой стрижкой русых волос и пронзительными голубыми глазами, светящимися от счастья. На руках маленький сверточек — дочечка с греческим именем Таис.

— А мужик-то ничего, — игриво заметила Хлоя и серьезно добавила: — Мне кажется, он к этому ужасу не причастен, посмотри, какое лицо…

— Я посмотрю на факты, ладно? — холодно отрезал Арман. — Я не силен в физиогномике, поэтому доверяю только достоверным сведениям, и тебе советую.

Хлоя надулась и начала подниматься с дивана.

— Лучше глянь, какая красотка, — слишком радостно воскликнул Арман и потянул сестру за руку, чтобы не вздумала уйти. Оставаться одному с тяжкими мыслями не хотелось.

— Где?

— А вот, — Арман открыл папку "Египет" и увеличил фотографию, где Алисия сидела в баре рядом с необыкновенной красавицей. Холеной и утонченной.

— Мне не нравится, — сморщила нос Хлоя. — Холодная и слишком надменная. Кто она? Какая-то богатая наследница?

— Нет, детка, это Лили Цагерт, опекунша нашей малышки.

— Откуда ты знаешь?

— Из бумаг, моя наивная крошка. Я внимательно прочел все документы, которые нашел у Алисии, а потом комментарии к фотографиям. Затем отобрал те, где есть интересующие меня люди, понятно?

— Угу, — буркнула сестра и повысила голос, — а тебе понятно, что я не малышка, не крошка, а взрослая женщина.

— Ты — моя младшая сестра…

— У нас год разница…

— Поэтому ты и малышка, и крошка. Иди спать, детка.

Хлоя вскочила с дивана, запустив в брата подушкой, но он парировал удар и отбросил подушку в сторону.

Арман усмехнулся и принялся дальше листать фотографии в ноутбуке. Только теперь он выбирал те, на которых была самая красивая женщина, увиденная им за всю жизнь. Женщина, которая вполне могла бы стать графиней де Анвиль.

Утро выдалось пасмурным и дождливым. Обхватив Тайку одной рукой, другой Лиля поднесла соску с молоком к маленькому розовому ротику. Тайка улыбалась и гугукала, потом схватила соску губами и довольно зачмокала.

"Хоть кому-то радостно, — подумала Лиля. — Скучно и грустно".

Все разъехались в преддверии Нового года. И в доме стало пусто. Первой отбыла Ангелина, свекор бывший пальчиком поманил, и меркантильная сестрица упорхнула в тот же день, оставив в печали бедного Гену Лурдина. Потом уехала тетя Тая, передав все заботы по хозяйству наспех нанятой экономке Ирине. "Остались лишь те, кому податься некуда", — решила Лиля и ощутила щемящую безысходность.

— Ты чего такая напряженная, родная? — Мокрый от пота и дождя Виктор Пахомов вернулся с пробежки и радостно ввалился в кухню.

— Настроение плохое. Погода испортилась. А за молоком к кормилице ехать нужно.

— Джотто пошли, все равно штаны просиживает, — дал команду Пахомов.

— Хорошо, пошлю, тем более массажистка Тайкина через час придет, я не успею.

— Вот и ладненько, — кивнул Виктор и отправился под душ.

Лилия смотрела на Тайку, которая уже почти расправилась с бутылочкой молока, и думала об Алисии. Кем нужно быть, чтобы бросить новорожденного ребенка с искривленной шеей и вывихом бедра? Ребенка, которому нужны помощь и внимание. А вместо этого наша дамочка сейчас колесит по Танзании в поисках удачных фотографий. Никакого материнского инстинкта. "Мне бы и в голову такое не пришло в свое время", — вздохнула про себя Лиля. Дальше мысли перескочили на Иштвана, и на глаза навернулись слезы.

— Ну вот, снова здравствуйте, — пропел Витька, вернувшись на кухню в одних тренировочных штанах. С шеи свисало банное полотенце.

— Ты чего реветь удумала, а? — грозно спросил он.

— Ничего, — буркнула Лилия и строго заметила: — Витя, ты ж не в сауне, оденься к столу нормально и полотенце это дурацкое сними.

— Зачем? — осклабился Витька.

— Моим детям плохой пример подаешь.

— Детям? Тут только Джотто и Кульбит…

— Иди переоденься, — настаивала Лиля.

— Нет, Агапова, я на тебе не женюсь, ты склочная и характер у тебя противный, — попытался перевести разговор в шутку Пахомов, прекрасно понимая, что месяц назад потерял подружку, но так и не приобрел любовницу. После того проклятого Октоберфеста отношения разладились. Каждый испытывал напряженность в обществе другого и старался свести встречи и разговоры к минимуму. Только по делу.

Он вернулся к себе в комнату и, раздраженно кинув полотенце на кровать, надел майку. В дверь позвонили, и через минуту Кульбит впустил адвоката Берка, помогавшего составлять документы об опеке над Тайкой. "Адвоката-аборигена", как прозвал его Витя Пахомов.

— Что происходит, черт возьми, — возмутился Виктор, когда Берк выложил перед ним веером какие-то бумаги.

— Они хотят с вами встретиться, поговорить… — уныло протянул адвокат.

— А о чем? Я на днях в полицию ездил, объяснял, в каких отношениях с Алиской состоял. Столько времени потратил… — Витя задумчиво почесал голову, а затем принялся приглаживать волосы на макушке.

— Объявились близкие родственники госпожи Верленмайер… — начал адвокат.

— Какие еще родственники? У нее родители умерли. Отец разбился в горах, какой-то черт его понес в Пиренеи, она ребенком была. Мать где-то год назад померла, вела машину в пьяном виде и в дерево врезалась.

— Точно не знаю, все документы перед вами, — замямлил адвокат. — Но Эбенхаймы — серьезные адвокаты. У них конторы здесь, в Германии, и по всей Европе разбросаны. Тот, кто имеет возможность нанять Эбенхайма, также может пустить по миру людей вроде нас.

— Вот только пугать меня не надо, — предостерег Пахомов, мгновенно ощерившись. — Когда и где встреча? Мы с Лилей приедем.

— А я тут причем? — возмутилась она. — Какое я отношение имею к родным Алисии?

— Ты опекун моей дочери, родная, — подвел итог Виктор. — А разговор, вероятно, пойдет о ней.

ГЛАВА 28

Юридическая контора мюнхенского Эбенхайма поражала роскошью и сбивала с толку любого неподготовленного к такому великолепию бедолагу. Резная мебель девятнадцатого века с затейливыми узорами, стены, оббитые шелком, кожаные диваны и кресла, стол для переговоров, инкрустированный драгоценными камнями, на стенах гравюры и гобелены.

Но на Армана де Анвиля интерьер не произвел особого впечатления. Разве что гравюры. Очень хорошие копии малоизвестного Дюрера. Если это копии, конечно… Арман прохаживался от одной гравюры к другой, получая огромное удовольствие от безупречных линий великого мастера. Он отвлекся от проблем, приведших его сюда, и действительно наслаждался увиденным, поэтому движение за спиной застало его врасплох. Распахнув массивную резную дверь из мореного дуба, Карл Эбенхайм, толстенький лысый старичок в очках в массивной оправе из кости носорога, любезно пропустил вперед блондинку в темно-синем костюме. Она вошла и, ничуть не смутившись, огляделась по сторонам, светски кивнула Арману. Спокойная и уверенная. Ни одного лишнего движения, даже поворота головы. Роскошь кабинета не ошеломила ее, полностью оставив равнодушной к убранству. Пока входили другие люди, Арман позволил себе рассмотреть потенциальную графиню.

Строгий костюм, блузка в тон. Конечно, это не Карден и не Лагерфельд, но сшито неплохо, почти безупречно. Небольшие бриллианты в форме капель свисали из маленьких розовых мочек. Волосы зачесаны назад и собраны в строгий пучок. Арман перевел взгляд на грудь, так выигрышно обтянутую трикотажем, и быстренько, не задерживаясь, на губы, тонкие и изогнутые в усмешке, потом на зеленые глаза, полные ярости. Красавица смерила его уничтожающим взглядом и обратилась к Эбенхайму, спокойно, но требовательно:

— Представьте всех присутствующих, пожалуйста.

Карл замялся, получив ранее соответствующие инструкции от клиента, не любившего афишировать свое участие в подобных делах. Но, увидев легкий кивок Армана, быстро заполнил паузу:

— Это, м-м-м… близкий родственник Алисии Верленмайер…

— Кто вы? — напрямую спросила Лилия, полностью игнорируя Эбенхайма.

— На самом деле это значения не имеет… — холодно заметил Арман. Его тон не допускал возражений.

Но ему возразили:

— Имеет. — Лилия Цагерт была непреклонна. — Если вас затрудняет назвать себя, то у нас вряд ли получится конструктивная беседа.

— Мы уходим, — подал голос Виктор Пахомов.

— Вы не посмеете, — взвизгнул Эбенхайм, — иначе…

— Подайте на нас в суд, — отрезала Лилия и направилась к выходу.

— Ага, в Гаагский, — ухмыльнулся Виктор и распахнул дверь.

— Остановитесь, — рявкнул де Анвиль. Он рассвирепел и уже не рассматривал единственную женщину в комнате с ног до головы. Он жаждал крови, жаждал оторвать эту хорошенькую головку к чертовой матери. Вся распланированная заранее встреча катилась туда же со всеми психологическими приемами, которые обычно использовал граф де Анвиль на переговорах и которые обычно срабатывали. Приемы запугивания и давления.

— Я Арман Ксавье Людовик де Анвиль, настоящий отец Алисии, — еле сдерживаясь от злости, официально продолжил он.

— Остап Сулейман Берта Мария Бендер, — чуть слышно по-русски пробормотал Пахомов. Лилия едва сдержалась, чтобы не рассмеяться.

— Отец? — Она повернулась к Арману и посмотрела с интересом. — Есть документы?

— Конечно. Прошу вас, — Арман одним лишь жестом пригласил присутствующих вернуться к столу, затем отодвинул стул специально для Лилии. Усадив строптивую гостью, он сел напротив, полностью проигнорировав место во главе стола.

Зеленые глаза смотрели на него совершенно спокойно, ничего не выражая. Но это обманчивое спокойствие не сулило ничего хорошего. Приходилось менять стратегию по ходу боя. Стратегию и тактику. Потому что случилось самое страшное, что может случиться на войне и в бизнесе. Он совершил огромную ошибку, наверное, первый раз в своей жизни. Недооценил противника.

— Пока мы начнем, Карл, дай, пожалуйста, указание переслать сюда по факсу документы, — обратился Арман к Эбенхайму.

Карл кивнул и выкатился из кабинета на всех парах.

— Могу ли я предложить вам чай, кофе, а может быть, что-нибудь покрепче? — осведомился Арман на правах хозяина встречи.

— Только минеральную воду, — буркнул Пахомов и вопросительно посмотрел на Лилию, сидящую рядом.

— Мне ничего не нужно, спасибо, — решительно заявила она и добавила по-русски:

— Раньше сядешь, раньше выйдешь…

Пахомов радостно улыбнулся.

Арман ничего не понял, наверное, пошутила мадам. Но про себя отметил, что оба, и Лилия, и Пахомов, безупречно говорят на немецком. Практически без акцента.

— Чем вызвана наша встреча? — осведомился Виктор.

— Ввиду того, что ваша дочь приходится мне внучкой, я и моя сестра хотели бы принимать участие в ее воспитании. Нам нужно договориться, какое время девочка будет проводить с нами, родственниками ее матери…

— По поводу участия в воспитании. — Виктор заговорил резко и зло, выплевывая слова как ругательства. — Я не против ваших встреч с моей дочкой. Если, конечно, документально подтвердится родство. Но она — не шарик для пинг-понга, и гонять ее по Европе я не позволю…

Виктор вышел из себя, и у него покраснела шея, забегали желваки.

"Эх, эх, эх, как же он быстро завелся, — заметил про себя Арман, — если бы клиент пришел на встречу сам. После небольшого скандала можно было бы подвести дело под лишение родительских прав".

Де Анвиль представил разгромленный кабинет Эбенхайма, приезд полиции и самого Виктора в наручниках. Но от грез его отвлекла Лилия Цагерт. Она медленно приподнимала ладонь над столом, причем запястье оставалось лежать неподвижно, а затем опускала обратно. Раз, другой, третий. Это заметил Пахомов, замолчал сразу же и, налив в стакан воды, откинулся на спинку стула, сделал большой глоток и попытался взять себя в руки.

— Девочку нельзя перевозить с места на место, — тихо предупредила Лилия, прекратив делать таинственные пассы.

— Нельзя? Почему? — иронично осведомился Арман. Этот цирк уже начал его забавлять.

— По медицинским показаниям, — отрезала Лилия.

— Что с ней?

— Во-первых, вывих бедра и… — Лилия замялась, пытаясь найти точное определение в немецком языке. — Кривая шея.

— Это родовые травмы? — отрывисто спросил Арман, отлично представляя, что будет с акушером при положительном ответе.

— Нет, это отклонения в развитии плода, — ответила Лилия и, словно успокаивая его, добавила: — Такое бывает с младенцами, но это излечимо. Все можно выправить массажем…

— Я пришлю своих педиатров, вы не возражаете? — холодно прервал ее Арман.

— Мы не против, если их визит оплатите вы, — философски заметил Пахомов, пожав плечами.

— И они не слишком будут мучить малышку, — добавила Лилия.

— Разумеется, — согласился Арман по обоим пунктам.

В кабинет вернулся Карл с полученным факсом. Передал листок клиенту и уселся рядом.

— Вот, смотрите. — Де Анвиль двинул листок к собеседникам напротив.

— Сможете прочесть сами, или пригласим переводчика? — иронично заметил он.

— Я прочту, — тихо пробормотала Лилия.

Пока она изучала документ о признании отцовства, выписанный всего лишь два года назад, в кабинете воцарилась тишина. Через минуту-другую Лилия кивнула.

— Вроде бы так оно и есть. Но откуда я знаю, как должны выглядеть такие бумаги.

— Подлинник привезут завтра из Бордо, — рявкнул Арман.

— Хорошо, — кивнула фрау Цагерт, — но мне все-таки непонятно, почему вы не попросили опекунство у Алисии?

Арман метнул в нее яростным взглядом, как обжег.

— Она его раздает всем, кто попросит, — мило продолжила она, не обращая внимания на реакцию оппонента. — Не смогли дозвониться?

Ирония в голосе соседствовала с ехидством. И сам вопрос мог показаться шутливым и небрежным. Но. Это был тонкий лед, на который опасно ступать. И по реакции Армана, по молнии, пробежавшей в его синих глазах, Лилия догадалась, что именно здесь у этого богатого и лощеного красавца и есть болевая точка.

— Так что? Почему Алисия не дала вам опекунство? — повторила она свой вопрос.

— Она в критическом состоянии, — пробурчал Арман, прекрасно понимая, что информация о состоянии его дочери — не военная тайна Германии или Французской республики.

— Что с ней? Я хочу навестить ее. — В глазах Лилии моментально отразились боль и сочувствие.

— Она в коме и, боюсь, ваш визит она просто не заметит. Хотя, если вас так беспокоит ее здоровье, я могу проводить вас к ней завтра, — галантно предложил Арман.

— Почему она в коме? — изумилась Лилия.

— Вот в этом сейчас и пытается разобраться полиция.

— Полиция? Господи, да что же произошло? — Глаза красавицы, поразившей всех своей выдержкой, наполнились слезами. И эти слезы оказались искренними.

Пахомов не принимал участия в разговоре, хмуро уставившись в одну точку.

— Я заеду за вами завтра, — заявил Арман как о чем-то уже давно решенном. — В одиннадцать.

Будущая графиня де Анвиль кивнула и направилась к выходу, вслед за ней потянулся Виктор Пахомов.

Встреча закончилась. И хотя победа осталась за приглашенной стороной, Арман остался довольным результатом.

— У них против нас ничего нет, — хмыкнул Витя Пахомов, усевшись в машину. — Алиска недееспособная. Распоряжаться судьбой ребенка они не могут. И в суде ничего не выиграют.

— Они и не собираются подавать в суд, хотят решить все по-хорошему, — заметила Лилия, усаживаясь рядом.

— Можно было и отказать им во встречах с Тайкой, — недовольно буркнул Пахомов. — Кабы знать заранее, что Алиска в коме.

— Ты правильно сделал, что согласился. И потом, разве плохо, что Таечка обзаведется такими влиятельными родственниками?

— Этого-то я и боюсь… — устало вздохнул Витька. — А ты молодец, родная, я сразу же "Двух капитанов" вспомнил, когда ты ладонь приподнимать начала…

— Вить, ты нервничал. Хорошо хоть, не забыл этот момент…

— Как я могу его забыть, если мы с Гертом этот знак друг другу иногда подавали.

— Да, я знаю. — Лилия сглотнула с трудом. Пахомов поспешил перевести разговор.

— Ну, и как тебе мой несостоявшийся тесть? — криво усмехнувшись, поинтересовался он, заводя двигатель.

— Опасный человек. И очень коварный.

— А мы опаснее и коварнее, — отрезал Пахомов. — Верно, родная?

— Сомневаюсь, — заметила Лилия и, отвернувшись к окну, погрузилась в свои мысли.

Он не стал ее отвлекать. И так знал, о чем она думает. О Герте. О сегодняшних поминках по случаю его дня рождения. О едкой горечи утраты, разъедающей на куски сердце, о близком человеке, навсегда их покинувшем. Пахомов сосредоточил свое внимание на дороге, изредка поглядывая на Лильку. Бедная баба, ей бы мужика хорошего. Но, наверное, ей никто не нужен. Кто сможет заменить Иштвана?

Лилия закрыла глаза и молила Бога об одном, только бы Витька ни о чем не догадался. Она перебирала детали только что окончившейся встречи и чувствовала то же, как и там, в адвокатской конторе Эбенхайма. Особенно в первый момент, когда она вошла в кабинет и увидела его. Великолепную особь мужского пола. Высокого роста, с черными как смоль волосами, идеально подстриженными. А фигура, фигура… Любой атлет позавидует. Она видела его профиль с безупречным носом и глубоко посаженными глазами. Профиль хищника. Она еще не встретилась с ним взглядом, но уже знала, что ей не устоять, ни за что…

"Дыши, слышишь, дура, дыши, — приказала она сама себе. — Делай вдох, затем выдох. Дыши, Цагерт, вдыхай и выдыхай через нос, кому сказала…"

Вроде бы получилось, ей удалось овладеть собой. Все это длилось долю секунды, и прежде чем он повернулся, она успела надеть маску равнодушия и безразличия.

Он оглядел ее с головы до ног словно сюзерен. И эти глаза, синие и колючие, скользили по ней, будто сканер. А у нее подгибались ноги, и ей хотелось стать его рабыней, крепостной, кем угодно, но только рядом с ним, с этим человеком, полностью принадлежать ему ныне, присно и во веки веков.

"Перестань, — сказала она себе, — перестань сейчас же. Он человек, а не верховное божество. Он страдает отрыжкой и метеоризмом. Иногда. Представь, что он из ОБЭПа… А если он из ОБЭПа, что нужно делать, Цагерт, дура ты эдакая? Правильно, не стой столбом, требуй удостоверение. И дыши, дыши обязательно".

Она повернулась к адвокату и потребовала представить всех присутствующих. Как будто кто-то еще ее интересовал? Карусель завертелась.

Лилия разозлилась на себя, вспомнив все это. Нет, нормально? Взрослая женщина тридцати четырех лет, мать двоих детей, и такая реакция на постороннего мужика. Понятно, что уже почти год она одна, молодая, здоровая. Но душевная боль выхолостила в ней все чувства, кроме материнского инстинкта, распространившегося теперь и на Тайку. Горе, безоглядное и жестокое, смело из ее души, хорошее и плохое, оставив на сердце кровоточившие и незаживающие рваные раны. Вернуться бы домой, сходить на могилку, поплакать, повыть звериным воем, чтобы хоть немного стало легче. А с другой стороны, хоть плачь, хоть вой, не вернуть, ох Господи, не вернуть.

"Что ж это такое произошло сегодня?" — раздраженно спросила себя Лилия. Кругом и так полным-полно мужиков, которые не обделяли ее вниманием и имели вполне серьезные намерения. Тот же Иван Бессараб замуж звал. Витька недавно чуть в койку не заволок. Что там Иван и Витька. Даже к Иштвану за все годы брака такого ни разу не испытывала. От злости на саму себя, от обиды за родного человека из глаз полились слезы.

— Ну-ну, Лиля, милая, прекрати. Прошу тебя, а то вместе с тобой начну реветь. — Виктор затормозил на светофоре и достал из кармана платок.

Следующим утром Арман ровно к одиннадцати прибыл в Штарнберг. Зашел в дом, посмотрел на внучку, радостно гукающую на руках у опекунши. К Лилии подбежал малыш, ухватился за ногу, а сам исподтишка косился на гостя. Темные, как вишни, глаза разглядывали Армана, но как только ребенок встречался с ним взглядом, то быстро прятался за мамину ногу. То, что это сын Лилии Цагерт, Арман не сомневался. Во-первых, ребенок так радостно и расслабленно может вести себя только с матерью, а во-вторых, Арман почерпнул эти сведения из доклада нанятого неделю назад детектива. Есть еще старшая дочка с труднопроизносимым славянским именем. Также известно, что хозяин дома и опекунша внучки не связаны никакими отношениями, кроме дружеских. Да если б и были. Эта женщина создана, чтобы стать графиней де Анвиль, женой Армана. И если придется ее завоевать, то у него достанет сил убрать с дороги соперников. Арман огляделся вокруг. Красивый богатый дом среднего класса. Но Лили достойна жить в роскоши. Граф залюбовался ею в окружении детей. Что ж, он готов наградить ее своим ребенком.

Лилия смущенно улыбнулась, словно прочла его мысли, и, препоручив детей няне, собралась к поездке. Арман взял из ее рук кашемировое пальто и помог надеть. Тонкий аромат духов смешивался с запахом чистой кожи. Настоящий афродизиак. Он провел Лилию, держа под локоток, по мощеной дорожке и церемонно усадил в длинный "мерседес", припаркованный рядом с домом.

Кожаный салон, отделанный деревом. Очень красиво. Машина тронулась, Арман опустил перегородку между салоном и водителем и хрипло предложил:

— Хотите воды? Или что-нибудь покрепче?

— Нет, спасибо, — сдержанно отказалась Лилия и принялась разглядывать мелькающий за окном пейзаж.

Вчерашнее взвинченное состояние, когда она смогла только к утру угомонить разыгравшиеся гормоны, оказалось недоразумением по сравнению с сегодняшней пыткой. Внизу живота начинал полыхать огненный шар, и все нутро скручивалось в тугую спираль. Только бы не кинуться к нему на шею.

"Веду себя как взбалмошная истеричка", — нервно подумала Лиля. Она смотрела на мелькающие за окном дома, сменившиеся загородками автобана, и уговаривала себя:

"Дыши, пожалуйста, дыши"

Клиника Штабинг в центре Мюнхена встретила гулкими коридорами и вышколенным персоналом. Арман взял Лилю за руку и повел за собой как маленькую. Ладонь жгло неимоверно, в груди все переворачивалось, а внизу живота… "Хватит. Нужно взять себя в руки". На минуту — другой Лиле показалось, что ей это удалось. Но в этот момент Арман наклонился к ней и прошептал на ухо:

— Я предупредил персонал, что приеду с невестой. Иначе бы вас не пустили.

— Напрасно, — тихо заметила Лилия. — Не люблю вранье.

Арман усмехнулся, но не выпустил ее ладонь из своих рук.

В просторной белой палате стояла только одна кровать, на которой лежала Алисия. Рядом неотлучно находились сразу две сиделки. Многочисленные проводочки и трубочки опутывали тело несчастной. Синие веки, белое, под цвет стен, лицо. Как могла цветущая молодая женщина в одночасье превратиться в живой труп?

Лиля подняла на Армана глаза, полные тревоги. Он словно прочел ее немой вопрос и опять зашептал на ухо:

— Ей вкололи фентанил. Принудительная инъекция. Она перед отъездом выпила с подругами виски.

— Алиса, кажется, вообще не пьет спиртное.

— Человек, вколовший ей яд, тоже так думал, — отрезал Арман. Лиля пожала плечами.

— Ее вылечат? — с надеждой в голосе поинтересовалась она.

— Вопрос нужно поставить иначе. Можно ли ее спасти? Наверное, нет. Мозг медленно умирает. С каждым днем действующих нейронов становится меньше. Остались считанные дни.

К Арману подошла одна из сиделок. Попросила подписать какие-то бумаги. Он придирчиво перечитывал каждый лист и ставил внизу размашистую подпись. Лиля, воспользовавшись тем, что получила долгожданную свободу, неслышно ступая, подошла к постели больной. Села на свободный стул, взяла Алиску за руку.

— Поправляйся, Алисочка, — прошептала по-русски. — Твоя дочка ждет тебя. И Витька будет рад, если ты вернешься. Проснись, милая. Открой глазки.

Арман смотрел, как, по сути, чужая женщина оплакивает его незаконнорожденную дочь, как слезы бегут по ее щекам. Кто ей больная? Случайная знакомая? Любовница друга детства? Повезло Алисии, что у нее появились такие друзья. Но вместо того, чтобы цепляться за этих людей зубами, воспитывать дочку, любить этого строгого русского мужика, она опять вильнула хвостом, возжелав свободы. Вся в мать.

Обратно, через большой больничный двор, шли молча. Арман подбирал слова, чтобы пригласить неприступную красавицу на прогулку в парк, в ресторан, к себе в постель. Лилия удрученно брела рядом, засунув руки в карманы пальто. Видимо, не желала, чтобы он брал ее за руку, или замерзла. Ничего, он согреет ее, и настанет время, когда она будет жаждать его прикосновений.

Пройдя через арку, отделяющую клинику от улицы, Лиля остановилась. Нужно попрощаться и идти прочь. Слишком сильно действует на нее этот человек. Так и до беды недалеко.

Он опять взял ее за руку.

— Приглашаю вас на прогулку. Здесь недалеко Английский парк, — тихо проговорил он и добавил намекая: — Мы могли бы приятно провести время.

— Простите, но я не заинтересована. Спасибо за возможность повидаться с Алисией. До свидания, — тихим голосом попрощалась Лилия и шагнула в сторону. Тотчас же к тротуару подъехала знакомая машина. Лиля быстро села на заднее сиденье. Спасибо Витьке, догадался послать Джотто следом.

Арман посмотрел вслед удалявшемуся автомобилю, уносившему обратно в Штарнберг желанную женщину.

"Что ж, милая, — мрачно подумал он. — От меня тебе убежать не удастся".

ГЛАВА 29

Пахомов вернулся домой поздно вечером. Лиля уже укладывала Мишку спать и читала ему сказку.

— Как ты? — нервно поинтересовался Витька, когда она вышла на кухню. Экономка подавала хозяину дома обед. Голубцы и салат.

— Ужасно, — честно призналась Лилия. Потому что даже после кратковременной встречи с Арманом чувствовала себя выбитой из колеи.

— Говорил ведь, чтобы не ездила… — отмахнулся от нее Витька, обильно посыпая перцем голубцы и помидоры в салате.

— Алису жалко стало, вот и поехала, — спокойно возразила она и потянулась за крекером в вазочке.

— Вам чайку налить, Лилия Михайловна? — осведомилась экономка.

Лиля кивнула.

— А что говорят? Из-за чего вся байда? — с набитым ртом пробубнил Пахомов.

— Вроде принудительная инъекция. Наркотик какой-то вкололи, а она до этого алкоголь пила, вот и случилось несчастье.

— Алиска сама — ходячее несчастье, — раздраженно заметил Пахомов и, повернувшись к Ирине, попросил водки. — Грех под такую закуску не выпить… — Налив себе стопку, добавил зло: — Бред какой-то. Она почти алкоголь не употребляла. А что полиция говорит? — с придыханием бросил он, прожевав закуску.

— Не знаю, — равнодушно пожала плечами Лилька. — Водителя ищут…

— Какого? — Виктор поперхнулся голубцом, откашлялся и снова потянулся за водкой. — Какого водителя? — повторил он.

— Водителя такси, — думая об Армане, беспечно объяснила Лиля. — Отвозившего Алиску в аэропорт. Может, он чего заметил…

— Менты везде одинаковые, — недовольно буркнул Пахомов. — Занимаются всякой ерундой, вместо того чтобы искать преступников.

Она опять пожала плечами, приняла из рук Ирины чашку с горячим чаем и направилась к себе. Беседовать с Витей не хотелось. Сейчас бы лечь в постель, закрыть глаза и немножко помечтать об Армане.

Но задуманное не осуществилась, к ней пришла Света и стала рассказывать про мальчика Ланса, который сегодня пересел к ней с последней парты. Весь монолог сводился к эпитетам "прикольный" и "обалдеть" и полностью передавал состояние дочери.

— А Ланс — сокращенно от какого имени? — делая усилие над собой, поинтересовалась Лиля, стараясь полностью сосредоточиться на дочкиных проблемах.

— Ланселот, — торжественно заявила Света. — Правда, обалдеть?

— Правда, — рассмеялась Лиля. — Как жить бедному парню с таким именем?

— А что? — недоуменно спросила дочка.

— "Легенды о Короле Артуре и рыцарях круглого стола" читала?

— Папа мне читал, когда я болела, — тихо сказала Света, и на глаза у нее навернулись слезы.

Лиля прижала дочку к себе и с ужасом осознала, что за целый день ни разу не вспомнила об Иштване. Впервые со дня его гибели…

Арман злился на себя. Прошло три дня, а он так и не смог смириться с отказом. Но принуждать женщину никогда бы не стал. Мысленно граф снова и снова возвращался к Лили Цагерт. Иногда, лежа среди ночи без сна, Арман представлял ее рядом. Что ж, такая женщина стоила того, чтобы за нее побороться. Де Анвиль уже вдоль и поперек прочел доклад детектива и точно знал, где бывает прекрасная Лили. Дом, церковь, магазины — идеальная жена. Домой, то есть в Пахомовский особняк в Штарнберге, можно приехать, предварительно согласовав встречу, но там за желанной женщиной не поухаживаешь. Вокруг няньки, дети и злой Пахомов с охранниками. Встретиться в магазине — по меньшей мере нелепо. Оставалась только церковь.

Арман пару раз наведался к крашеному белому зданию на Линкольнштрассе. Широкое подворье, крыльцо с навесом. Казалось, сам собор сошел с картинки о Московском царстве. Де Анвиль издалека увидел Лили, когда она, выскочив из затормозившей невдалеке машины, быстрым шагом направилась внутрь, боясь опоздать на службу. Арман посмотрел вслед. Прямая спина, уверенные движения. Горе должно быть надломило Лилию, но чувствовались внутренний стержень и бойцовский характер. Такая женщина способна выплыть из собственного горя и начать жизнь заново. Не ради себя, а из-за детей. Он приготовился ждать полтора часа, заранее наведя справки о длительности церковной службы в православном храме. Но вот прошел час, за ним другой, по дорожке жидкой цепочкой потянулись прихожане, спешащие по своим делам, а Лилия так и не вышла из собора. Арман даже растерялся немного и слегка запаниковал. Он не мог ее упустить. Но тут же одернул себя:

— Мальчишка, что ли? — одними губами прошептал он и решительно выбрался из машины.

Служба закончилась, но Лиле не хотелось уходить. Здесь, в Соборе новомучеников, она отдыхала душой. Еще не хватало сил и смелости, чтобы подойти к батюшке на исповедь или причаститься, но утренние службы она старалась не пропускать. Хорошо хоть, Витька нанял двух нянек, и теперь по утрам Джотто отвозил ее в храм, а потом ехал по поручениям шефа. Лиля обвела взглядом серо-голубые стены, кое-где еще стояли подмости. Храм пока реставрировался. По стенам и сводам иконописцы выводили лики святых. Но и без того Лиля чувствовала умиротворение и в тишине храма, и во время службы, особеннокогда пел хор. Она заказывала сорокоусты за упокой Иштвану, за здравие детям и Витьке. И молилась, истово молилась, дабы случайно встреченный Арман де Анвиль перестал тревожить ее во сне. Днем еще удавалось отогнать мысли о нем, а вот ночами приходилось туго.

Краем глаза она заметила какое-то движение, пришлось отвлечься от собственных мыслей и посмотреть в сторону, куда уже пялились удивленные церковные служки, смиренно убиравшие до этого воск с золоченых подсвечников. Женщины перешептывались между собой, а невдалеке стоял Арман, словно возвышаясь над всем миром, и напряженно смотрел на нее. Распахнутое черное кашемировое пальто, руки в карманах брюк. И обеспокоенный взгляд, пронизывающий до костей.

Лиля радостно улыбнулась, но тут же, взяв себя в руки, быстро подхватилась со скамейки и бросилась к нему. Сердце колотилось как бешенное. Схватила под локоть, вывела в притвор.

— Что… что вы делаете здесь, месье? — пробормотала она, явно встревоженная встречей.

Он заметил, как она, нервничая, теребит перчатки в руках и растерянно оглядывается по сторонам. Наверное, не стоило сюда приходить. Нужно было все-таки дождаться и подойти на улице. Арман ласково улыбнулся и, обхватив ее ладони своими, поднес к губам. Поцеловав пальцы и чуть не попав губами в перчатки, крепко сжимаемые в руках, он тихо признался:

— Хотелось снова повидать вас, Лили. Уделите мне немного времени. Пожалуйста.

— Только не здесь, — прошелестела Лилия одними губами и решительно высвободила руки из его ладоней. — Пойдемте, в конце квартала есть кафе.

Арман широко улыбнулся и радостно кивнул.

— Прекрасный вариант. На улице сегодня прохладно.

Потом он наблюдал, как она поправляет на голове цветастую теплую шаль, надевает перчатки, будь они неладны. Лилия повернулась к проему, из которого виднелись царские врата и распятие, и, перекрестившись, направилась к выходу. Арман хотел было взять ее за руку, но она не позволила.

— Тут храм, а не бульвар, — прошептала тихо.

Арман, рассеянно оглядевшись, увидел напряженные лица. Пожилые женщины смотрели строго, но благожелательно, а какая-то девица около свечной лавки даже не скрывала злобы и враждебности.

"Православие — ортодоксальная ветвь христианства, — про себя заметил Арман. — Поэтому и нравы строгие, и убранство поскромнее, чем у католиков".

Оказавшись на ступеньках, он, решительно взяв Лили за руку, насмешливо осведомился:

— Ну и где это кафе?

— В конце квартала. Никогда там не была, но, наверное, попить кофе можно.

— А может, поедем в ресторан? Я знаю парочку приличных заведений в центре, — тут же нашелся Арман, беря быка за рога.

— Нет. — Лиля решительно мотнула головой в сторону. — У нас не свидание.

— Отчего же? — растерялся было Арман. — Позвольте вас пригласить?

— Нет, — строго остановила его Лиля. — Я и в прошлый раз сказала вам, что не заинтересована. — Но, увидев его расстроенный взгляд, смилостивилась и добавила: — Если вам нужно поговорить со мной, то и кафе подойдет. Или дома можно.

Армана покоробило, что Пахомовский особняк она считает своим домом, но он сдержался и улыбнувшись согласился:

— Я не против кафе. Ведите.

Краем глаза он заметил, что злая девица, наблюдавшая за ними у свечной лавки, вышла из храма и направилась к ожидавшему ее мотоциклисту.

Кафе оказалось русским и встретило запахом блинов и ванили.

— Что посоветуете? — галантно осведомился Арман, разглядывая меню. Он помог даме снять пальто, которое тут же пристроил на вешалку, стоявшую неподалеку. Лили осталась в черном трикотажном платье, стройнившем ее. Арман надеялся, что вырез платья откроет ему хоть небольшой вид на декольте. Но на шее Лили оказался еще один платок. Шелковый, закрывающий половину груди мягкими складками. Граф де Анвиль, славящийся своей выдержкой и хладнокровием, чуть не взвыл от досады. И, словно сумасшедший, позавидовал… шелковой тряпке. Но он тут же взял себя в руки и решил обыграть желанную недотрогу на ее же поле.

— Что посоветуете, Лили? — повторил он вопрос. — Никогда не пробовал русской кухни.

— Возьмите блины, — посоветовала Лили, словно не замечая, что с ним творится. — Наши налистники вкуснее крепсов.

— А может быть, что-то исконно русское? — заинтересовался Арман.

Лиля, вспомнив фразу "что немцу карачун, то русскому здорово", нервно усмехнулась про себя. Она ясно понимала, что затеял Арман, но и переиграть его уже не могла. Да и не хотела. Каждое его касание вызывало трепет в груди и жар внизу живота. Каждый его взгляд заставлял дрожать. Хотелось раствориться в этом человеке, броситься в омут с головой. Но Лиля не могла себе этого позволить. Лишь невинная встреча в кафе. В первый и последний раз. Больше никаких встреч наедине, слишком сильно на нее влияет этот человек. А это опасно.

— Тогда попробуйте холодец или пельмени, — улыбнулась она, ловя на себе его заинтересованный взгляд. — Или гречневую кашу с грибами и мясом.

— Холодец, что это?

— Желе на мясном бульоне и с мясом. Очень вкусно.

— Желе с мясом? Такое бывает? — искренне удивился Арман. — А что будете вы? — осведомился он.

— Салат оливье и селедку под шубой. И чай с лимоном.

— Странные названия, — пробормотал де Анвиль и углубился в меню, изучая состав. Наверное, мясное желе показалось ему меньшим из зол.

— Я закажу себе хо-ло-дец, — согласился он. И очень изумился, когда ему принесли тарелку с застывшим бульоном и в маленькой плошке приправу из хрена.

— Так вкуснее, — заверила его Лили и даже выложила немного приправы поверх холодца.

Он посмотрел на ее тарелки, наполненные мелко нарезанными овощами, покрытыми майонезом.

"Нездоровая пища", — подумал он и тут же попросил:

— А вы дадите мне попробовать?

— Конечно, — улыбнулась Лиля.

Она с удивлением наблюдала, как Арман потянулся своей вилкой к ее тарелке и аккуратно зацепил селедку под шубой. Съел, не поморщился.

— Странный вкус, — выдавил он.

Было что-то интимное в том, что он ел из ее тарелки. И Лиля в какой-то момент осознала, что не испытывает неудобства или брезгливости, а лишь веселье и радость. Такие искрящиеся, давно забытые чувства.

Увидев, что Лили улыбается, Арман потянулся к мясному желе. Он чувствовал себя астронавтом в открытом космосе. Но в крайнем случае всегда найдется настойка или пилюля в его запасах, способная избавить от диареи. А пока Лили смеется, он может съесть и гречневой каши, закусив ее пирогом со странным названием "ку-ле-бя-ка".

Час в кафе прошел незаметно и, только глянув на часы, Лиля заволновалась. Пора домой.

— Расскажите мне про Алисию, — напоследок попросила она, размешивая сахар в чашке чая с лимоном. — Не верится, что вы ее отец. Какая разница между вами? Лет семнадцать?

— Шестнадцать, — поправил ее Арман. — Алисия — моя незаконнорожденная дочь. Мне было пятнадцать лет, ее матери столько же. Бурный роман подростков, закончившийся беременностью. Я умолял Мари пожениться. Но, наверное, делал это не слишком убедительно. — Арман горько усмехнулся. — Она отказалась и, родив ребенка, отдала на усыновление своим немецким родственникам. Когда умерла приемная мать, Алисия нашла документы, захотела увидеть настоящих родителей. С Мари ей не повезло. Она наотрез отказалась. А я согласился. Мы познакомились, но сама девушка, хоть и приходится мне дочерью, оказалась не столь приятной в общении. Слишком современной и независимой. Со временем наши встречи свелись к минимуму. От де Анвилей ей ничего не требовалось, даже фамилия, хотя я предлагал оформить родство. А я, получив от Алисии отказ, тоже не жаждал снова открывать объятия. Только заверил, что в трудную минуту всегда приду на помощь.

— Странно, — огорченно протянула Лиля. — Пережив на собственной шкуре подобное, она смогла бросить ребенка.

— Яблоко от яблони… — криво усмехнулся Арман. — Она точная копия Мари. Генетика, что поделать.

— Ген пальцем не раздавишь, — печально хмыкнула Лиля.

— Как? — удивился фразе Арман, а потом громко расхохотался. — Точно.

Они вышли из кафе, столкнувшись в дверях с парочкой мотоциклистов. Девушка, замеченная Арманом в церкви, и ее спутник со шлемами наперевес заходили внутрь.

"Наверное, не зря открыли русское кафе рядом с православным храмом, — мельком подумал Арман. — Люди после службы заходят перекусить. Хороший маркетинговый ход"

Он приобнял Лили, пропуская людей, а затем, подойдя к своей машине, решительно сказал:

— Я отвезу вас, Лили, даже не возражайте.

— Не буду, — легко согласилась она.

Дорогой он взял ее руку в свои и держал, как самую большую драгоценность. Да и что может быть ценнее на белом свете, чем кожей ощущать тепло любимого человека. Теперь Арман мог точно сказать, когда понял, что с ним происходит. Никогда в жизни ради женщины он не стал бы есть странную мясную закуску. Но положив в рот первый кусочек желе, он заглянул в лукавые зеленые глаза, с любопытством и озорством разглядывающие смену эмоций на его лице. И в этот самый момент граф де Анвиль понял, что влюбился. Пожалуй, впервые в жизни.

Дорога в Штарнберг оказалась в два раза длиннее, чем обычно. Видимо, шофер получил указание ехать другим, более извилистым, маршрутом. Но и смотреть в окно не получилось. Лиля сосредоточилась на своих ощущениях и не стала выдергивать руку из лапищ Армана. Приятное тепло разливалось по всему телу. Она уверила себя, что это в последний раз, и неловко положила голову ему на плечо. Лиля почувствовала, как напрягся и слегка заерзал на сиденье Арман. Она не видела его лица, но могла поклясться, что он улыбается.

Около Витькиного дома машина затормозила. Арман помог ей выйти, обращаясь так, будто Лилю вылепили из хрупкого фарфора. Он заглянул ей в глаза и с надеждой спросил:

— Когда я смогу увидеть вас снова? Хочу еще попробовать что-нибудь из русской кухни. — Арман постарался вспомнить ужасное слово, обозначающее красный суп с овощами. Память не подвела: — Может быть, борщ?

Лиля радостно заулыбалась.

— Придется сварить самой и пригласить вас, — тут же решила она. — Приходите к нам на обед в эту субботу.

— Обязательно, — радостно кивнул Арман, судорожно размышляя, поцеловать любимую хотя бы в щеку или пока не стоит.

Лиля залезла в сумку, потом заглянула в салон автомобиля. Лицо ее приняло недовольно-расстроенное выражение.

— Что случилось? — забеспокоился Арман.

— Кажется, я забыла перчатки в кафе, — сокрушенно заметила она.

— Ничего страшного, — с легкостью заверил он. — Я сейчас заеду и заберу их. Не беспокойтесь.

Но в кафе перчаток не оказалось. Арман даже обрадовался этому. Он заехал на Максимилианштрассе и в одном из бутиков купил серые лайковые перчатки с синими бантиками. Де Анвиль слыл дамским угодником, но в этот раз он превзошел сам себя. Цвет бантиков в точности совпадал с цветом пальто, а сами перчатки оказались такого же тона, как и Лилины сапоги.

Букет алых роз и коробку с перчатками она получила тем же вечером. Лиля несколько раз прочла незамысловатую записку, выискивая в каждой букве скрытый смысл.

"Тоut viеnt а роint а qui sаit аttеndrе"

"Все приходит вовремя для того, кто умеет ждать".

ГЛАВА 30

Арман, потомок Святого Людовика, понимал толк в осадах и ухаживаниях. Перво-наперво, послав цветы и перчатки, он исчез на несколько дней. Даже реши Лилия отправить подарок назад, у нее ничего бы не вышло. Он велел курьеру уйти сразу же, как только тот вручит цветы и коробку. А сам Арман вместе с Хлоей уехал на несколько дней в Бордо. Но неизменно каждое утро Лиле доставляли букет роз. Алые, белые, бледно-розовые…

С этого дня Лиля плыла по течению. Шоколад ручной работы, цветы. Ни один день не проходил без подарка от Армана. Если ему не удавалось приехать лично, то курьер привозил цветы.

— Скоро по дому пройти будет нельзя, — ворчал Витька. — Всюду веники расставлены. Этот Армагеддон скупил все цветочные лавки Мюнхена.

Лиля фыркала, не желая поддерживать разговор.

Пахомов сделался мрачным и злым и являл миру страшное зрелище. Одна небритая морда чего стоила. И перегар…

Она попробовала подступиться и расспросить, но Витька, скорчив страшную гримасу, посоветовал не приставать:

— Отвали, родная, — отрезал он, выпроваживая ее из своего кабинета, превратившегося в грязный чулан.

Арман появился в субботу, приехав сразу после завтрака, в неурочное для визитов время. Лиля бродила по дому в шортах и майке. И де Анвилль мог поклясться, что под майкой ничего нет. Он попыталсяобнять ее, но строптивая красавица выставила вперед локоть. И губы Армана прошлись по Лилинойшее. Промашка, конечно, но для первого раза сойдет. Она посмотрела строго, а он заявилкак ни в чем не бывало:

— Я договорился с врачами. В ближайшие дни нужно обследовать Таис в Штаббинге.

Лиля содрогнулась, услышав название клиники, где лежала Алисия.

— Хорошо, я передам Виктору. Ему принимать решение, даже если за обследование платите вы, — заметила она в полголоса. И, переведя дух, словно набравшись смелости, добавила: — Есть ли новости о вашей дочери?

Арман сердито мотнул головой:

— Никаких изменений.

— Уже известно, кто это сделал?

— Нет, следствие зашло в тупик, — отмахнулся Арман и, взяв Лилину руку в свою, тихо добавил: — Это слишком грустная тема. Алисию уже не вернуть. Остались считанные дни. Мне горько осознавать это, даже занять себя ничем не могу. Не работается и не читается. Вы не против, если я проведу пару часов с внучкой?

— Конечно, — кивнула Лиля. — Мы скоро пойдем гулять, вы можете к нам присоединиться.

Арман еле дождался, пока Лиля и няньки соберут детей. В парке они решили прогуляться вдоль озера. Хотя сам парк больше напоминал лес. Даже неспешный разговор о пустяках заставлял Лилю нервничать. Она не могла в присутствии этого человека чувствовать себя спокойно. Словно сумасшедшие, порхали бабочки в животе, снова ухало сердце и с каждым ударом уходило в пятки. "Да что же это такое делается? — рассердилась на себя Лиля. — Сколько будет продолжаться эта нервотрепка?"

Додумать она не успела, на пустой аллейке Арман, придерживая одной рукой детскую коляску, другой притянул к себе опекуншу внучки. Властный язык уже раскрыл губы и вторгся внутрь, а рука медленно прошлась по шее и обхватила плечи. Лиля оторопела, не в силах двинуться с места, отчетливо понимая, что любое резкое действие может напугать детей. Губы и язык вдруг перестали слушаться хозяйку и слишком активно приветствовали вторжение извне.

"Она ответила" — возликовал в душе Арман, когда поцелуй закончился. Он через силу оторвался от губ любимой женщины, почувствовав, как в грудь упирается твердый локоток. "Ну что за упрямица"

— Никогда не делайте этого, — велела Лилия.

— Всегда к вашим услугам, мадам, — довольно улыбнулся он. Арман хотел добавить еще что-нибудь, но, заметив смятение на Лилином лице, как ни в чем не бывало покатил дальше внучкину коляску.

— Я сварила борщ, — оповестила Лиля, когда они возвращались обратно.

— Я с удовольствием приму приглашение, — учтиво заметил де Анвиль.

Борщ в отличие от холодца ему не понравился. Весьма экзотическое блюдо. Овощной салат, залитый наваристым бульоном.

Но Лиля и ее дети ели с удовольствием.

Черный ржаной хлеб и кусочек чеснока, которым девочка натерла горбушку, привели Армана в полное недоумение. Но рядом с ним сидела Лили, и он готов был съесть что угодно, лишь бы подольше находиться в этом доме.

В конце обеда в дом ввалился Пахомов с охраной. И, увидев Армана, доедающего борщ, тихо пробурчал:

— Медведь с балалайкой прибудет позже. А вот водка уже есть, — Витька прошел к холодильнику и достал оттуда запотевшую бутылку водки.

— Давай сообрази закуски, — велел он экономке. Тут же помановению волшебной палочки на столе оказались соленья, жареная картошка и котлеты. Граф де Анвиль никогда не пробовал ничего подобного. Но настроение сразу испортилось, когда после появления за столом Пахомова Лиля с детьми покинула кухню.

Арман, не чуравшийся крепких напитков, выпил стопку ледяной тягучей жидкости и сразу же накинулся на закуску.

— Давай еще по одной, — хмуро скомандовал Пахомов. — За Таиску.

Арман не смог отказаться. Следующий тост Виктор провозгласил за Лилию. Де Анвилю пришлось выпить, но, когда Пахомов собрался снова наполнить стопки, на кухню решительно вошла Лиля. Быстро иуверенно она забрала Армана из гостеприимных лап Пахомова.

— Я очень вам благодарен, — прошептал он, плюхнувшись на диван в библиотеке.

— Мне придется оставить вас, — извинилась Лиля. — Я уложу сына спать, и мы поговорим.

— Конечно, — разулыбался он. — Я подожду вас.

Арман на минутку закрыл глаза, предвкушая, как сейчас вернется Лиля и он поцелует ее. Как проведет ладонью за розовым ушком, а потом погладит по шее и ключице. Ладонь ненароком скользнет дальше, остановившись на аккуратном холмике груди…

Мишка вдоволь нагулялся в парке, потом много сил потратил на обед, и заснул сразу же, как только очутился в кроватке, позволив матери стремглав броситься в библиотеку. Но, вернувшись к так волновавшему ее мужчине, Лиля обнаружила, что де Анвиль спит. Наверное, на французского графа так же, как и на Мишутку, подействовали свежий воздух и сытная еда. Она взяла с соседнего кресла плед и осторожно накрыла Армана. Тот даже не пошевелился во сне.

"Ну ты и сволочь, Пахомов, — в сердцах подумала Лиля, покидая библиотеку. — Мастерски нейтрализовал понравившегося ей мужчину".

Задребезжал на виброрежиме сотовый, и Лиля, глянув на номер, аккуратно положила трубку на место. Иван. О чем говорить? Опять пообещает приехать, а потом все отменит. Уже надоело слушать. Она еще бесцельно побродила по дому, а потом ноги сами принесли ее обратно в библиотеку. Лиля на цыпочках подошла к Арману и тихонечко убрала со лба волосы. Провела рукой по короткому стриженому ежику и уже хотела быстренько удрать, как из-под пледа выпросталась крепкая рука с длинными аристократическими пальцами и резким движением завалила ее на диван. Прямо поверх Армана.

Де Анвиль, тут же облапив ее, мертвой хваткой прижал к себе. Она попыталась высвободиться.

— Арман… могут войти… мои дети, — зашептала Лиля.

Но он, не обращая никакого внимания на ее предостережения, крепко обнял ее одной рукой за плечи, а другую запустил в волосы.

— У меня серьезные намерения, Лили, — заявил он и, не дав ей возразить, впился поцелуем в ее губы. Она сдалась. Он почувствовал момент, когда она расслабилась. Ноги обвились вокруг его, а мягкая грудь слегка упиралась в его ребра. От навалившегося счастья Арман не мог дышать, но и остановиться не желал. Долгий поцелуй сменился другим, не менее страстным и продолжительным. Лишь заслышав в коридоре шаги, Лиля стремглав скатилась с него и быстро отскочила к окну. Арман умудрился на автопилоте, откинув плед в сторону, сестьровно.

Когда в библиотеку заглянула Света, то им даже удалось изобразить подобие беседы.

"Все-таки иногда небольшой словарный запас в иностранном языке во благо, — приходя в себя, подумала Лиля. — Можно любую паузу принять за неумение найти нужное слово".

— Мама, тут кое-кто тебя зовет-зовет, — пожаловалась Света, заходя в библиотеку вместе с Мишуткой. Сыночек толком не проснулся, но слезы градом катились по маленькому личику.

— Иди сюда, мой родной, — Лиля протянула руки к ребенку. Он быстро переметнулся к матери и обхватил ее ручонками за шею. Лиля погладила его по спинке, успокаивая.

— Я гулять, — возвестила Света, закрывая за собой дверь.

Арман залюбовался самой прекрасной картиной на свете. Мадонна с младенцем. Он подошел к матери с ребенком и осторожно обнял Лили. И тут же из-за маминого плеча выглянул любопытный малыш.

— Я хочу видеть вас снова, — прошептал прямо в ухо Арман. У Лили вновь подогнулись колени. Как будто мало на сегодня приключений.

"Я тоже", — хотелось крикнуть Лиле. Пока она раздумывала над ответом, Мишка внимательно посмотрел на графа де Анвиля, стоявшего почти вплотную к его матери, и громко заявил:

— Дядя-кака, — И разразился таким сильным плачем, что из кабинета прибежал встревоженный Пахомов.

Лиля еле удержалась, чтобы не расхохотаться. Но вглядевшись в перепуганные лица мужчин и зареванное Мишкино личико, напустила на себя серьезный вид. Арман не поймет и обидится. А Витька будет потом долго веселиться по этому поводу.

Ребенок хоть и упокоился, но продолжал капризничать.

— Не заболел бы, — посетовала Лиля, прикоснувшись губами ко лбу капризули.

Арман, понимая, что сейчас все мысли любимой заняты сыном, поспешил откланяться. Лиля, оставив сына с нянькой, вышла проводить графа. Но тотчас же послышался топот маленьких ножек, и Мишутка, влетев в прихожую, быстро забрался на руки к матери.

Де Анвиль, опасаясь новых рыданий, не рискнул лезть к любимой с поцелуями. Он нежно переплел пальцы с Лилиными и тихонько признался:

— Спасибо за чудесный день. Один из лучших в моей жизни.

— Месье сильно преувеличивает, — улыбнулась Лили.

— Истинная правда, мадам. Я надолго запомню часы, проведенные с вами.

Она наблюдала из окна, как Арман быстро идет по дорожке и садится на заднее сиденье автомобиля. Машина давно отъехала, а Лиля все стояла у окна и размышляла:

"Арман прав, сегодняшний день я запомню в точности и буду вспоминать по крупицам, когда станет совсем невмоготу".

Из раздумий вывел сын, хлопающий ее по лицу маленькими ладошками. Мишка смотрел во все глаза на мать и, поймав ее рассеянный взгляд, радостно рассмеялся.

Остаток дня она боролась с собой, запретив себе думать об Армане. Его объятиях и поцелуях. Она будто снова ощущала его руки, скользящие по спине, его язык, вторгающийся в ее рот. Почувствовав, как дрожит всем телом, Лиля в который раз отогнала тайные мечты о красавце де Анвиле. Но на смену сладострастным мыслишкам в голову полезли глупые страхи. Мерещилась полная ерунда, будто это Витька расправился с Алиской. Она отогнала прочь бредовые версии. Все равно, такое даже представить страшно, не то что Пахомову в лицо бросить. Наверное, ему и так тяжело из-за случившегося. Алиска — мать его ребенка. Она вспомнила, как Витька несколько лет назад глубоко переживал гибель Ларисы. Тогда в глазах плескались боль и холодная ярость. Сейчас же Лиля видела лишь мрак, застилающий душу. Она вернулась в кабинет и попросила настойчиво. Хотя просьба эта скорее напоминала приказ.

— Помоги детей искупать. Сама не управлюсь.

Витька, криво усмехнувшись, все понял сразу.

— А няньки на что?

— Если все свалить на нянек, Таечка через месяц тебя уже не узнает.

— И то верно, — буркнул Пахом, и, почесав затылок, добавил: — Сейчас приду.

К купанию детей Витя отнесся со всей ответственностью. Даже побрился и почистил зубы.

— Ну чего малышей пугать, — пробурчал он в ответ на Лилькину похвалу.

Сначала купали Таечку. Пахомов держал дочку в ванночке на вытянутой руке и млел от счастья. Лиля заметила, как теплеет взгляд у Виктора, губы растягиваются в улыбке.

Мишка от нетерпения весь извелся, он заглядывал в ванную и требовательно басил, так хотелось купаться. Пришлось попросить няньку увести малыша в детскую. Затем настала его очередь, и он радостно прыгал в ванной. Пускал уточек и бил руками по воде. Матери насилу удалось выловить сына из ванной и угомонить.

— Как же он на Герта похож, — с болью в голосе заметил Витька, принимая у Лили закутанного в полотенце ребенка. И сразу без перехода выдал, обжигая злым взглядом:

— Пацаны доложили, что ты с этим Армагеддоном в парке целовалась. Правда?

Лиля воззрилась на него негодующе.

— За собой следи, — отрезала она и пошла вперед в детскую, втайне надеясь, чтобы Витька не догадался про библиотеку.

Читая сыну "Мойдодыра", Лилька косилась на Витю, усевшегося на полу рядом с кроваткой. Маленький диктатор не пожелал расставаться с любимым дядей.

Но она и так понимала, что Пахомов не удовлетворился ответом и не даст ей сорваться с крючка.

За "Мойдодыром" пошла "Муха-цокотуха", затем настал черед "Доктора Айболита".

За это время Витька даже умудрился задремать, развалившись прямо на ковре.

Но, когда Лиля попыталась на цыпочках покинуть детскую, сзади на плечо легла тяжелая Пахомовская рука.

— Я задал тебе вопрос, — отрезал он, выйдя следом.

— Зачем спрашивать очевидное? — Лиля с вызовом посмотрела на Пахома. — Целовалась, и что?

— Не рано ли? — зло поинтересовался он.

— А ты когда под юбку ко мне лез, считал, что в самый раз? — отбрила она.

Витька на минуту потерял дар речи, а пока подыскивал нужные слова, Лиля выплеснула мучивший в последнее время вопрос:

— Это ты с Алиской такую беду сотворил?

— Нет, — слишком быстро крикнул он, дернувшись, как от сильной боли. И Лиля с ужасом поняла, что Пахомов точно причастен к этой истории.

А он увидел, что она догадалась.

— Пошли поговорим, родная, — рыкнул свирепо.

"Рычи на кого хочешь, меня твои рычания не испугают", — решила про себя Лиля.

— Это не я, — начал Витька, как только за ними закрылась дверь его кабинета.

— Настоящий мужской ответ, — отрезала она. — И кто же?

— Да, я хотел ее подставить и решил подложить пакет с синтетикой. Нанял того таксиста, что нас подвозил с Октоберфеста. Но ничего другого не приказывал. Бред какой-то.

— Поклянись.

— Памятью Герта.

Негодуя, она резко повернулась, намереваясь стукнуть его кулаком в грудь. Но замерла, широко раскрыв глаза. Судорожно принялась ловить воздух губами, словно рыба, хотя за секунду до этого дышала нормально. А потом захрипела и начала заваливаться на бок.

Витька моментально оказался рядом, успел поймать. Он с ужасом наблюдал, как у Лильки синеют веки и закатываются глаза.

— Помогите, — закричал Пахомов, слабо веря, что еще нужна помощь.

Арман не любил останавливаться в отелях, и по приезде в Мюнхен пришлось снять дом напротив Английского сада. Он сидел в кабинете, отделанном в стиле рококо, и размышлял, прихлебывая коньяк собственного производства. Мысли не приносили покоя, наоборот, давили своей обреченностью. Арман, решительно отмахнувшись от них, подошел к окну. В темноте виднелся Английский сад, куда он безуспешно пытался вытащить Лили. Прогулка по парку, совместный обед плавно перетекли бы в любовное игрище. Сознание охотно подкинуло картинку. Обнаженная красавица в его постели. Шелковистая кожа, затуманенный взгляд. От нахлынувших эмоций брюки моментально стали тесными. Только же подумал. Эта женщина творила с ним чудеса. Арман чувствовал себя мальчишкой-восьмиклассником. Хотя нет, в ту пору с Мари он не терял головы. Тогда де Анвиль методично добивался своего. Он вспомнил летний домик на берегу моря и шум прибоя, накатывающего на прибрежные скалы. Они валялись с Мари на широкой кушетке, потные и счастливые, прижимались друг к другу, вздрагивая при каждом шорохе. Запретная любовь, секретные отношения. Мари — дочка садовника, и Арман — отпрыск аристократов. Абсолютно разные судьбы. Она так и сказала ему перед расставанием. И еще почти выкрикнула от отчаяния:

— Ты совсем не любишь меня, — Арман вспомнил, как оскорбился, услышав такое обвинение. Тогда казалось, что вся жизнь сосредоточена вокруг Мари.

Теперь, по прошествии двадцати шести лет, де Анвиль понимал, что, скорее всего, она была права. Им в те годы двигала не любовь, а похоть. Он спокойно пережил расставание с возлюбленной, рождение и усыновление посторонними людьми его собственной дочери. Мысли перескочили на Алисию.

"Пройдет еще неделя, и придется отключить аппаратуру, — с горечью подумал он, проведя рукой по коротко стриженым волосам. — Спасти дочку так и не удалось, как и найти ее потенциального убийцу".

Первое время де Анвиль подозревал Пахомова. Кто еще мог желать Алисии зла? И, положа руку на сердце, он мог понять, что подвигло Виктора на такой шаг, но вряд ли смог бы одобрить метод возмездия. С другой стороны, полное устранение Алисы имело бы смысл, вздумай Виктор жениться на старинной подружке. Но все осведомители заверили Армана, что между ними нет плотских отношений. И если бы не Лили, туго пришлось бы Пахомову одному с новорожденным ребенком. Но Лилия — истинное милосердие, взяла под свое крылышко и эту маленькую девочку.

Де Анвиль вспомнил недавний променад в парке.

Под ногами шелестели листья. Арман катил коляску с малышкой и думал о Лили. Естественно, она все поняла. И Таис тут ни причем совершенно. Он вспомнил, как она светски улыбнулась и разрешила остаться. Долго собирались на прогулку. Или Арману ожидание показалось слишком долгим, и он извелся весь от нетерпения. С какой же радостью он распахнул дверь перед нянькой, важно вышедшей во двор, чтобы положить его внучку в коляску. Следом за ней шла Лили, и он, не удержавшись, слегка провел ладонью по спине. Прикосновение вызвало бурю эмоций. Лиля вздрогнула, а он запоздало понял, что перед выходом на улицу не стоило этого делать. Хорошо хоть, длинное пальто скрывало пробудившуюся третью ногу. Дорогой Арман то и дело бросал взгляд на Лилю. А она спокойно везла в коляске сына. Малыш с интересом смотрел по сторонам и тискал плюшевого медведя.

Через полчаса после начала прогулки задремавшая было Тайка открыла глазки и, увидев рядом полузнакомого человека, зашлась громким ревом. Арман растерялся. Лили тут же пришла на помощь. Достав ребенка из коляски, принялась напевать незнакомую песенку. Арман не понял ни слова. Почувствовав тепло родного человека, малышка успокоилась и, всхлипнув, снова задремала.

— Девочка любит вас как родную мать, — тихо заметил Арман.

— Она другой не знает или не помнит, — печально прошептала Лиля.

Арман тяжело вздохнул, всматриваясь в блики огней за окном. Ему с трудом удалось признаться даже самому себе, что еще никогда он не совершал столько безрассудных поступков в течение одного дня.

Сначала прогулка в парке с младенцами. К дочери Алисии Арман не питал особых чувств. Честно сказать, ему хотелось провести время с ее опекуншей. Но, увидев, как нежна и добра к его внучке Лилия, он сам захотел стать для девочки настоящим дедушкой.

"Если бы вчера кто сказал, не поверил бы" — мысленно удивился де Анвиль собственным намерениям. Потом он ел борщ и пил водку с Пахомовым, что само по себе приравнивалось к подвигу. Но что только ни сделаешь ради любимой женщины? А проснувшись на диване в чужом доме, сразу получил бонус. Лилия. Мягкая, добрая, вся такая податливая. Всего лишь несколько минут она лежала на нем, но он готов смаковать каждое мгновение, снова и снова ощущать ее тепло. И целоваться с нею — одно удовольствие.

"Жаль, что не удалось назначить новую встречу, — с тоской подумал Арман, но тут же остановил сам себя: — Завтра снова приеду в Штарнберг, договоримся", — решил де Анвиль.

Он собрался перед сном почитать "Опыты" Монтеня, понимая, что сразу уснуть не удастся. Но стоило потянуться за книгой, одиноко лежавшей на журнальном столике, как зазвонил телефон. Информация экономки Пахомова оказалась слишком страшной и неожиданной. Арман швырнул на рычаг трубку и сделал над собой неимоверное усилие, чтобы от отчаяния не запустить что-то тяжелое в стену.

— Как? Почему она умирает? Что могло произойти за те несколько часов, как они расстались?

Де Анвиль набрал по внутренней связи водителя и рявкнул:

— Через пять минут выезжаем, Франсуа.

Затем он кинулся к черному кожаному саквояжу, стоявшему на комоде, и, наскоро пересмотрев все флаконы и ампулы, сунул его под мышку и побежал к выходу, моля Господа Бога даровать жизнь любимой женщине.

ГЛАВА 31

— Да ты пойми, Кристина, если Господь управляет, значит, мы вершим правое дело, — тихим шепотом уговаривала Жанна свою подругу и невесту брата. Она старалась не разглядывать каморку в пригороде Мюнхена, в которой приходилось ютиться. Две кровати и стол, за тонкой перегородкой туалет. Но дело того стоило. — Мы с Эдиком не отступимся от начатого, и конец уже близок. Тебе просто нужно решить, ты с нами или нет? — Жанна начала заводиться, и брат сурово зыркнул на нее. Он выхватил трубку из рук сестры и ласково проговорил:

— Малыш, ну чего ты так испугалась? Перестань волноваться, уже все позади. Целую тебя, скоро вернусь, и поженимся. И я тебя люблю.

Эдик нажал отбой и повернулся к сестре.

— А ты права, Жанетка, нам действительно высшие силы помогают.

— Конечно, помогают, — усмехнулась сестра. — С самого первого возмездия. Помнишь, мы не знали, как к этой старухе в Рамарском подступиться? Я к ней тогда зашла водички попить и нашу легенду рубанула, что, мол, люблю Иштвана, нигде не могу с ним встретиться. Думала, он на даче, поехала следом. Она тогда мне отрезала, что он давно женился и дочке уже три года исполнилось. А потом посетовала, что проблемы у нее с АГВ и в доме холодно.

— Ага, попросила из города позвонить газовщику. Ну, я и приехал. — Эдик криво усмехнулся и добавил радостно: — Еще повезло, когда котел взорвался, у нее в гостях находились родители Цагерта.

— Ну да. Но, главное, нас никто не заподозрил, — поддакнула сестра. — А потом к нам в подъезд переехала Тамара Тимуровна. Прям знак.

— Точно, и гордо так сообщила, что работает у самого Пахомова.

— Нашла, чем похвалиться. И сейчас повезло. Заехали в собор, а оттуда вдова Цагерта, змея подколодная, выходит. Уже с новым хахалем. И перчаточки на радостях забыла в кафе. Только на кладбище с Пахомовым не сложилось…

— А чего там Кристина испугалась? — перевел разговор брат, принимая недавнюю неудачу на свой счет.

— Говорит, бабка страшная. Прям ведьма.

— Но она и есть ведьма. Кристина все сделала как надо или убежала в слезах?

— Да все пучком, — Сестра глянула на часы. — Старуха меня вспомнила и обещала заговор на смерть сделать. Кристина ей две тысячи заплатила, а еще одну осталась должна. Говорит, в выходной отвезет.

— Поехали, на работу опоздаем, — насупился он, в глубине души жалея о таких деньжищах. — Еще неизвестно, когда мы с тобой в Город вернемся, — пробурчал брат и велел: — Ты через недельку в храм наведайся. Похоже, эту красавицу там знают. Расспросить надо бы…

— Не учи ученого, — хмыкнула сестра. — Зайду обязательно.

За последние две недели Арман осунулся и похудел. Под глазами нависли мешки от постоянной усталости и переживаний. Пальцев рук хватило бы, чтобы посчитать, сколько часов удалось поспать за это время.

Он вспомнил, как среди ночи ворвался в дом к Пахомову. Слабая и бледная Лили лежала на кровати, заботливо укрытая одеялом. Рядом, мрачный и испуганный, восседал Пахомов.

— Спасибо, что приехал сразу. — Витька встал и протянул руку де Анвилю. — Скорую вызывали, но врачи никаких проблем со здоровьем не обнаружили. Только пульс слабый. А Лилька то в сознании, то отключается. В общем, испугался я.

— Трус несчастный, — подала голос Лили. — Подумаешь, в обморок упала. С кем не бывает. Это от усталости. Завтра все придет в норму. И Армана зачем из постели вытащил? — с укоризной поинтересовалась она.

— Я все равно не спал, — заверил де Анвиль. — Если случился обморок, то завтра обследуем вас в Штаббинге. Я договорюсь.

— Отлично, — криво улыбнулся Пахомов. — Напугала сильно. Думал, все. На месте кончится.

Арман, не совсем понимая, что на смеси русского и немецкого хочет сказать ему хозяин дома, подошел к Лиле. Он взял ее за руку, просто желая прикоснуться к любимой женщине. И сразу почувствовал холод. Ее пальцы, естественно, были ледяные. Но Арман ощутил безысходность, словно из его прекрасной Лили капля за каплей уходит жизнь. Сразу на место пылкому воздыхателю пришел целитель. Де Анвиль быстро нащупал пульс на запястье и принялся мерить. Но это уже казалось простой формальностью. Арман понял, что происходит, только увидев руку. Три ярко-красных пятна, словно языки пламени, поднимались вверх. Обычный доктор, впитавший в себя современные знания о науке врачевания, сделал бы вывод об аллергии и не придал бы значения. Но в отличие от Армана никто из медиков не читал средневековых книг и даже не имел к ним доступ. Да и сам де Анвиль оказался весьма удивлен, увидев на тонком запястье "языки пламени". Он справедливо полагал, что такие старые и мощные заклятья уже никто не использует. Любая ведьма или колдун, мало-мальски понимающие, что творят, должны в любой момент ждать возмездия. И если их жертва просто умирала без ведомой причины, то сам маг и волшебник в случае наказания сгорал заживо. Поэтому и заклятье называлось "Костер ведьм". Арман точно знал, что такой мощный заговор могли использовать только потомственные колдун или ведьма. Часть знаний со временем утратилась, а само заклятье осталось. Де Анвиль повернулся к Пахомову и тихо поинтересовался:

— В доме есть святая вода?

Витька вытаращился за него, словно видел впервые.

— Не знаю, — пожал он плечами.

— Есть, — подала голос Лиля. — Я приносила из церкви. В шкафу возьми, — велела она Пахомову.

Витька метнулся к гардеробу и достал литровую бутылку с водой.

— Пейте, — приказал Арман. — А я пока смешаю снадобья.

— Но врач сказал… — попыталась возразить Лиля.

— Это не обычная болезнь, — развел руками Арман. — Тут кто-то прибегнул к черной магии. Подумайте, — обратился он к Лиле. — Кто вас так ненавидит?

Она пожала плечами.

— Не знаю. Я никому осознанно не причинила зла.

Пахомов закивал, как китайский болванчик, подтверждая ее слова.

— Только…

— Что? — напрягся Арман.

— У нас есть какой-то неведомый враг, — продолжила Лиля. — Вон Витю месяц назад чуть не убили.

— Брось, родная, — поморщился Пахомов, инстинктивно потирая сломанную руку. — Это шпана какая-то. Хулиганы, — пояснил он графу. — Сломали мне руку и удрали на мотоцикле. — Витька отмахнулся, призывая не обращать внимания на всякие пустяки.

— Мотоциклисты? — уточнил Арман. — Парень и девушка?

— Да, на меня напал парень, а девчонка вродебыла за рулем. — Виктор резко поднялся и крикнул в дальние комнаты: — Митяй, — Потом посмотрел на Лилю, лежащую в постели, и решил: — Сам выйду.

Пока Пахомов отсутствовал, Арман упал на колени перед постелью любимой.

— Я спасу тебя, мон ами, — поклялся он, обнимая ее. Затем убрал со лба волосы и поцеловал. Медленно и нежно.

— Я спасу тебя, — повторил он и быстро вышел вслед за Пахомовым.

"Глупости какие, — подумала Лиля, все еще ощущая на губах сладостный поцелуй. Она решительно встала с кровати и сделала пару шагов, но ноги ее не послушались, и она рухнула на пол.

На шум влетел де Анвиль. Он молча подхватил ее на руки и отнес на кровать.

— Пожалуйста, не стремитесь быстро встать, — попросил он. — Вам показан постельный режим. Я пришлю вам сиделку.

Лиля кивнула сквозь слезы. Еще пару часов назад она чувствовала себя совершенно здоровой, а сейчас беспомощный инвалид.

Арман, уложив на кровать возлюбленную, выудил из кармана телефон и набрал Хлою. Действовать нужно немедленно, "языки пламени" слишком быстро расползались по всему телу. Он заметил парочку, свернувшихся у лодыжек, и еще несколько мелькнули в разрезе майки. Де Анвиль понял, что ошибался, решив ждать до утра.

— Привези мне спиртовку и масло из Бари, срочно, — потребовал он, не вдаваясь в подробности. Затем достал из саквояжа флакончик и, отмерив нужное количество капель, разбавил их водой. Протянул Лили.

— Выпейте, пожалуйста, — попросил он.

— А что это? — через силу улыбнулась Лиля.

— Лепестки и корни растений, — уклончиво ответил Арман. Знать больше непосвященным не полагалось.

— А вы точно доктор? — попыталась усмехнуться Лиля, но ком в горле не позволил, на глаза вновь нахлынули слезы.

Де Анвиль смахнул слезинку, катившуюся по бледной щеке, и ласково осведомился:

— Вы во мне сомневаетесь?

— Ни в коем случае, — печально улыбнулась она.

Он проследил, чтобы Лили выпила все снадобье, подождал, пока она закроет глаза и дыхание выровняется. Затем прошел на кухню, где в одиночестве курил Пахомов, и нехотя проронил:

— Этот заговор делается на парную вещь. А Лили в кафе забыла перчатки. Отправьте завтра кого-нибудь в храм и в кафе.

Объяснять Пахомову дважды не пришлось. В злых глазах загорелся нехороший огонь, появляющийся у хищника, когда тот выходит на след добычи.

Следующим днем Витя Пахомов приехал в собор на Линкольнштрассе к заутренней. Он причастился, исповедовался и сделал крупное пожертвование в пользу храма, чем расположил к себе отца Иону. Священник хорошо помнил Лилю, обычно мостившуюся в самом углу, а вот его жена, матушка Наталья, приметила девицу в кожаной куртке. Та пару раз заходила в храм, а потом уезжала вместе с парнем на мотоцикле.

— Захожане, чего с них взять? — нараспев проговорил святой отец. А матушка поджала губы.

После храма Витька сразу направился в кафе и вышел оттуда мрачнее тучи. Он уселся рядом с Кульбитом и заявил нетерпящим возражений голосом:

— Придется тебе, Гена, вернуться в Город. Сразу берите Тамару за шиворот и трясите из нее, кому и зачем она дала мой мюнхенский адрес. Когда узнаем, кто именно решил за нами с Лилькой поохотиться, сразу поймем причину. И я сегодня напишу заявление о нападении. Как мой адвокат, сразу отвезешь в ментуру.

Но скоропалительное отбытие Гены Лурдина в Город не дало ощутимых результатов. Хотя его стараниями выяснилось, что последний месяц Тамару Тимуровну никто из соседей не видел. На новую работу она тоже не вышла. Вызванная бригада МЧС вскрыла дверь в квартиру бывшей Пахомовской секретарши и тут же в коридоре наткнулась на труп хозяйки.

Иван проверял отчет по продажам, когда к нему в кабинет заглянула Лина.

— Можно? — вкрадчиво осведомилась она.

— Что случилось? — пробурчал он.

После возвращения из Германии Лина сильно изменилась. Она перестала действовать ему на нервы и говорить глупости. Иван даже решил, что своими дурацкими выходками она специально изводила его. А он велся на все ее провокации.

— Что случилось, Ангелина Михайловна? — официально переспросил он, давая понять, что не расположен к беседе.

Но Лина, быстро прошмыгнув в кабинет, уже усаживалась в кресло, стоящее около его стола. В прежние времена Бессараб бы тут же рявкнул: "Я вас не приглашал садиться". Но теперь, когда выяснилось некое родство, все-таки Самойлова приходилась теткой его дочке, Иван молча посмотрел на свою секретаршу.

— Вот, — Лина подвинула в его сторону конверт с бумагами.

— Что это? — изумился Бессараб, подозрительно глядя на пакет.

— Откройте, там бомбы нет, спор сибирской язвы тоже, — ехидно заметила Ангелина.

Иван быстро вытащил бумаги, пролистал, пытаясь сдержаться, и снова повторил:

— Что это?

— А вы не видите? — напряглась Лина. — Это дарственная. Клавдия Макаровна решила подарить вам завод. Это, так сказать, благодарность за спасение ее дочери.

Иван еще раз пересмотрел документы.

— А как же вы? — поинтересовался хрипло.

— Все-таки знали, — горько усмехнулась Лина. — Я увольняюсь, мне тут делать нечего.

— Можете остаться, — вежливо предложил Иван.

— Нет, не хочу.

— А ваш супруг?

— Денька, что ли? Ему самому завод не нужен, он его мне отдал. Поэтому на бабушку все и оформили. Но этой старой дуре пришла идея, что когда я стану полноправной владелицей, то Денис с папиком меня прибьют.

— Очень здравая мысль, между прочим, — буркнул Иван.

— Может, и так, — неохотно согласилась Лина. — Дед Мороз меня недавно замуж звал. Видать, чувствовал, что завод из его загребущих лап уплывает.

Иван расхохотался, услышав прозвище Николая Федоровича.

— А вам самой не жаль? — поинтересовался он, пытаясь разгадать, что кроется за этим щедрым жестом.

— Мне — нет, — фыркнула Лина. — Сразу жить легче стало. А вы спасли маму. Значит, награда нашла героя.

— А Денис? Морозов?

— У Дениса солидный долг перед Витькой. Он расценил, что теперь ничего не должен Пахомову.

— А сам Пахомов в курсе?

— Ему сейчас не до этого, — печально махнула рукой Лина. — У Витьки сейчас жизнь трещит по всем швам. Алиса, жена его, умирает, секретаршу убили, Лилька серьезно болеет. Пахомов прям генератор людских несчастий, — попробовала пошутить Самойлова.

— С Лилей что? — рявкнул Иван. — Почему я только сейчас об этом услышал?

— А никто не знает. Неходячая она. Просто лежит в постели и медленно тает.

— Врачи что говорят?

— Врачи уверены, что все в порядке.

— Может, к бабкам обратиться? — неуверенно обронил Иван, вспомнив любовь матери ко всякого рода знахаркам.

— Не знаю, — передернула плечами Самойлова. — Мама к ней собирается. Там на месте решит. А Витьке не до этого. Секретаршу его, Тамару Тимуровну, ломом по голове зашибли…

— Когда? — насторожился Бессараб и, как только Лина покинула кабинет, принялся названивать Кафтанову.

В тот же день Иван понял, что случайных смертей в этом деле просто не существует. Игорь, Лена Птицына, родители Цагерта, даже сломанная рука Пахомова — все указывало на один и тот же почерк. Действуют явно какие-то отморозки. Только вот к ним та давняя история каким боком? Бессараб быстро начертил на листе схему, расставив по местам всех причастных. Затем красной ручкой обвел в кружок Лилю и Пахомова — эти еще живы, слава богу. Синим маркером зачеркнул покойников. Те оказались в явном большинстве. Иван долго таращился на свои каракули, пока его не осенило. Твою ж мать.

Он снова позвонил Кафтанову:

— Вадим, у убитого Бумерангом железнодорожника были дети?

— Думаешь, они мстят?

— Не знаю. Но след явно ведет к убийству на станции. И почерк один.

— Иван, теперь искать буду я, ладно? — с горечью в голосе заявил Кафтанов. — Кто бы ни стоял за этими смертями, я найду. Этот козел грохнул Игоря. А он был моим другом. Это дело становится для меня личным. Понимаешь?

— Понимаю, — пробурчал Иван. — Для меня тоже.

Назавтра выяснилось, что родни у убитого не было. Детей господь не дал, а жена померла от онкологии незадолго до убийства.

"Кто же вы такие, неуловимые мстители? — задался Иван риторическим вопросом. — Как же мне вас найти?"

Затем его мысли моментально перескочили на последнюю жертву. Тут все ясно. Тетка сливала информацию о Пахомове, а когда тот ее уволил, убили, чтобы не проболталась. Память услужливо выдала образ незабвенной Тамары Тимуровны. Суровой и подозрительной тетки с халой на голове. Строгий костюм, белая кружевная блузка довершали облик Пахомовского дракона. Такая точно кому попало дверь не откроет. Значит, приходил кто-то свой.

Бессараб почесал затылок и снова связался с Вадимом.

— У вас список соседей имеется? — поинтересовался он сразу, даже не поздоровавшись.

— Ну да, — буркнул Кафтанов.

— Посмотреть можно? — начал давить Иван.

— Зачем тебе?

— Хочу глянуть, может, какая фамилия знакомая попадется.

— Приезжай, — буркнул Вадим и отключился.

Немного позже Иван набрал другой номер и попросил о встрече.

— Не знаю, как получится, Иван Григорьевич. Я завтра к Лиле улетаю, — устало сообщила Раиса Петровна.

— Я вас отвезу в аэропорт, — сразу сориентировался Иван.

Провожать Лилину мать приехали лишь Лина с женихом. Пока они ставили на транспортер два увесистых чемодана, Раиса Петровна неожиданно притянула Ивана к себе и клюнула в щеку.

— Храни тебя Господь, Ванюша, — негромко пожелала она и добавила. — Спасибо, что спас меня.

Ивана никто и никогда не называл Ванюшей, он оторопел на секунду, а потом крепко обнял дочкину бабушку. Она погладила его по щеке, прощаясь.

— Я люблю Лилю, всегда любил, — тихо признался он ей на ухо. — И сделаю все, чтобы она стала моей женой.

— Найди себе другую девушку, — на ходу бросила Раиса и поспешила на посадку.

Иван застыл на месте как вкопанный.

— Поехали, Иван. — Гена Лурдин слегка дотронулся до рукава пальто и с тоской посмотрел на Бессараба.

ГЛАВА 32

Застыв у окна столовой, Раиса Петровна напряженно выглядывала во двор. Ветер гонял по зеленому газону последние желтые листья. А вдалеке сиротливо чернели опустевшие клумбы.

"Вот уже и осень прошла", — вздохнула от безысходности Раиса, хмуро разглядывая увитую виноградом стену соседнего дома. От красных листьев зарябило в глазах. Раиса Петровна перевела взгляд вглубь сада, где не было никаких клумб и винограда. Лишь одинокие деревья, рассаженные в случайном порядке, и качели, стоявшие прямо на газоне. Она заметила, как крепкая мужская нога отталкивается от земли, направляя качели вверх, как руки заботливо поправляют капюшон на Лилькиной голове.

"Все-таки не зря я эту шубу приперла. Теперь хоть в тепле сидит на своих качелях, — ворчливо похвалила сама себя Раиса Петровна. — Лиля еще привередничала, надевать не хотела. Как дите малое. Тяжелая, видите ли. Так тебе ж не по полю в ней идти, а тут во дворике погулять. Хорошо хоть, сама ходить начала, да румянец на щеках появился".

Раиса вспомнила, как, приехав неделю назад, нашла свою старшую дочку прикованной к постели. Суетились сиделки, невесть откуда взявшийся граф не знал, куда еще поцеловать Лилю. Все пичкал ее какими-то настоечками и пилюльками. Кабы не он, померла бы девочка. Раиса Петровна смахнула слезу, мысленно вознося хвалу Богу, что все обошлось. И пусть лучше Лилька с новым кавалером на качелях любезничает, чем помирает не пойми от какой болезни.

Она снова внимательно оглядела парочку. Лиц без очков особенно не разобрать, но положение тел говорило само за себя. Вон дочка, прильнув к французику, положила голову ему грудь. И он обнимает ее обеими руками. И качает, словно маленькую.

"Будет ли прок от этой любви? — задалась мать вопросом и мысленно отмахнулась: — Хорошо ей сейчас, и ладно".

— А подглядывать нехорошо, Раиса Петровна, — раздался за спиной ехидный голос Пахомова. — Все Лильке расскажу.

— Ябедничать, Витя, тоже плохо, — парировала бывшая учительница.

Пахомов мельком глянул в сторону качелей и грустно заметил:

— За этой норковой шубой мы к какому-то барыге ездили. Герт тогда еще заставил подкладку отпороть, проверил качество шкурок. И так смешно дул на мех, все высматривал подшерсток.

— Удивительно, как ему все с рук сходило, — печально улыбнулась Раиса Петровна. — Разрешили отпороть подкладку на шубе?

— Баба заартачилась. Ну, жена этого шорника. Но отпорола. Только когда уже деньги взяла, вдруг продавать передумала.

— Почему?

— Откуда я знаю. Только Лильке шуба не понравилась. Сказала сразу, что она в ней на медведя похожа. Я даже удивился, чего вы ее через пол-Европы тащили.

— Зато теплая. Сейчас в самый раз, когда организм ослаблен.

— Лильку сейчас любовь греет, — усмехнулся Пахомов. — И граф от нее остатки ума растерял.

— Будет ли толк, Витя? — сокрушаясь, заметила Раиса Петровна. — Увезет ее во Францию, придется раз в полгода видеться. Не такой судьбы я Лиле желала.

Пахомов, понимая, что сейчас начнутся стенания, быстро перевел разговор:

— Вы и в Баварию не так приехать мечтали.

— Ох, и не говори.

— Поехали, покажу вам город.

— А…

— Лиле с Арманом ничего не грозит. Он с нее пылинки сдувает и насмотреться не может. Да и мы ненадолго отлучимся.

Раиса Петровна снова глянула в окно и быстро отвернулась, заметив, как Арман нежно целует Лилю, слегка придерживая за подбородок. Раиса отметила отрешенное лицо дочери, тающей в объятиях де Анвиля, и, подумав с минуту, согласилась:

— Поехали, Витя.

Арман, просунув руку в недра шубы невиданного фасона, провел ладонью по груди любимой.

— В каждом окне по любопытному, — нехотя прошептал он Лиле.

— Всем интересно, как мы на качелях катаемся, — хмыкнула она.

— Нет, как мы целуемся. Из столовой выглядывает твоя маман, а из библиотеки моя сестра. Няньки глазеют из детской. Интересно, Пахомов и экономка чем заняты?

— Сомневаюсь, что у них нашлись общие дела, — слабо возразила Лиля.

— Давай удерем, mоn реtit сhаtоn.* — заговорщицки прошептал Арман. — Мой дом пустует без тебя. А там такая удобная кровать.

Лиля задохнулась от возбуждения. На лице показался румянец. Она провела ладонью по щеке любимого мужчины, о существовании которого даже не подозревала пару месяцев назад. А теперь жизнь останавливается в его отсутствие.

С самого начала болезни де Анвиль не отходил от нее ни на шаг. Даже ночевал в ее комнате, подскакивая при первом шорохе. Он заботливо поправлял одеяло, поил лекарством из ложечки и даже дал точные указания сиделкам, как купать больную. Он веселил ее разными рассказами и байками. Обтирал уксусом, когда у нее поднималась температура, и начинался бред. Хорошо, что он не понимал по-русски, когда в беспамятстве она звала мужа, бежала за ним, не в силах догнать. Иштван уходил прочь, а она кубарем летела с горы. И, очнувшись, падала в заботливые руки Армана. День ото дня он вел непримиримую борьбу со свалившейся напастью. Целебные эликсиры и пилюльки. В какой-то момент Лиля поняла, что все снадобья, которыми пичкал ее Арман, изготовлены лично им по средневековым рецептам.

— И составляющие те же? — испугалась она.

— Не бойся, mоn реtit сhаtоn, — успокоил ее Арман. — Только некоторые. Ну где сейчас можно достать порошок из рога единорога?

— И перепонки летучей мыши есть в твоих снадобьях? — изумилась она.

— Да, конечно, — подтвердил он. — Заменители так не работают, как ингредиенты, описанные в рецепте.

— Ты давал мне настойку с летучей мышью? — возмутилась она.

— Нет, милая, то лекарство от других напастей, — заверил ее Арман, соврав на ходу. — Тебе даю только растительные препараты.

— Сушеные мухоморы? — смеясь, предположила Лиля.

— Ты же не берсерк, mоn реtit сhаtоn, — нежно улыбнулся Арман. Он не стал ей объяснять, что со времен яростной борьбы с ведьмами остались не только рецепты, но и целый комитет в Ватикане. И пусть Фомы неверующие даже не догадываются, что любители черной магии встречаются не только в книжках, и до сих пор люди кладут жизни, чтобы истребить эту нечисть. Костров, конечно, сейчас никто не использует, но работа многих ученых и священнослужителей направлена на уничтожение черной магии. Даже инквизиция существует, не делась никуда за прошедшие века. Только Лиле это знать не полагалось, как и о его роли в этой битве. Он просто граф и бизнесмен. Всего лишь.

Арман наклонился над любимой и начал ласково перебирать короткие пряди волос.

— Я люблю тебя, — признался он. — Не представляю, как раньше жил.

Лилия слабо улыбнулась.

— Я умру, и ты забудешь обо мне со временем, — возразила она тогда.

— Я не позволю, — проревел он и обжег ее поцелуем. Неистовым и страстным. Она помнила, как обхватила его за шею, позволила себе зарыться руками в отросшие волосы. Затем ее пальцы прошлись по его плечам, потянули с плеч рубашку.

Арман остановил ее.

— Еще рано, ты не окрепла, — процедил он, но улегся рядом, положив ее голову себе на плечо. Они так и не уснули. Возились, словно подростки. На ощупь изучая друг друга, наслаждаясь каждым поцелуем. Лиля бережно хранила в памяти каждое мгновенье той ночи, оказавшейся на удивление короткой. Помнила каждое прикосновение Армана и каждую клеточку его кожи. Каждый из тысячи поцелуев. Ей казалось, что этому безумству не будет конца, но, услышав звук первых проехавших машин, Арман откатился в сторону и быстро поднялся с кровати.

— Тебе нужно поспать, mоn реtit сhаtоn, я слишком утомил тебя.

Лиля уснула под барабанную дробь бьющихся струй воды. Похоже, кому-то срочно потребовался холодный душ.

Раиса Петровна собралась быстро. Надела красивое платье, уложила волосы.

— Может, в оперу попадем, Витюша? — попросила она.

— Я завтра пошлю кого-нибудь за билетами, — подумав, согласился Пахомов. — А сегодня прошвырнемся по Мариенплац и в ресторан какой заглянем. Как вам программа?

— Может, без ресторана? — испугалась учительница.

— А чего там, посидим по-стариковски, — хмыкнул Витька.

— Пахомов, — предупредила Раиса. — Не знаю, как ты, а я себя старухой не считаю.

— Вот и найдем вам приличного бюргера, — ухмыльнувшись, сразу нашелся Витька. А про себя подумал, что и самому пора выйти на люди. С момента того злополучного Октоберфеста никуда не ходил без особой надобности. Как черт упертый, искал этого поганого таксиста, что подвозил их с Лилей. Как в воду канул. Несколько раз ездил в полицию, все без толку. И ночи, "полные огня". Бессонные и тревожные. А после Лилькиной болезни совсем невмоготу стало. Он спохватывался, срывался с постели и бежал проверять, закрыта ли входная дверь. Как невменяемый, находил все новые поводы для беспокойства. Так и до паранойи рукой подать. Какая тварь объявила им с Лилей вендетту? Зачем убили Тамару? И на их ли совести все остальные убийства? Ленка, твою ж мать. Родители Иштвана. Он старался не вспоминать, как больше десяти лет назад ездил с Гертом на опознание. Как пили потом, словно не в себя. И думали, всегда думали, что произошел несчастный случай. И первый раз за этот проклятый год Витьке пришла в голову крамольная ужасающая мысль: хорошо, что Иштвану не довелось узнать об убийстве родителей. Из-за него. Из-за нас. Кто следующий на очереди? Мать? Дети? Раиса?

Пахомов, услышав сзади движение, резко повернулся. Из детской выходила Хлоя де Анвиль, проводившая все дни с Таисьей. Витька всмотрелся в напряженное личико француженки, скользнул взглядом по черным гладким волосам, собраннымв хвост, и неожиданно для себя предложил:

— Приглашаем вас прогуляться по Мариенплац. Я и Раиса Петровна.

Рая радостно закивала.

— Отказа мы не примем, — быстро вставила она.

— Я не настроена, — пожаловалась Хлоя, но потом словно решилась: — Хорошо, я с вами.

Неожиданно в доме наступила тишина. Малыши заснули, а Света сидела в своей комнате в наушниках.

"Самое время, — подумал Арман. — Никто не помешает".

— Я хочу сегодня провести обряд, — заявил он Лиле. — Тебе стало легче, нужно обязательно избавиться от порчи. Иначе все может повториться сначала.

— Больно не будет? — улыбнулась Лилия.

— Я не способен причинить тебе боль, — объяснил он. — Мне проще отрезать себе руку, чем уколоть тебе палец.

— Арман, — позвала она.

— Молчи, — велел он и принялся целовать ее ладони. Потом серьезно добавил: — Лили. Выходи за меня замуж.

Она смотрела на него удивленно. Замуж? Так быстро? Память услужливо подсказала ей подробности первого замужества.

"А что, Цагерт, тогда прошли одни сутки, сейчас около месяца. Ты прям успехи делаешь" — подначила она саму себя.

Арман напряженно глядел на нее, ожидая ответа. В глазах на долю секунды промелькнуло отчаяние.

"Он вылечит меня и уйдет, — испугалась Лиля. — Как жить тогда? Я не могу потерять Армана"

Она растворялась в нем, плыла по течению и наслаждалась этим. Боясь только одного, того часа, когда ему надоест, и ей придется как-то учиться жить заново. Но сейчас, и Лилия очень четко осознала, придется тяжелей и болезненней в сотню, в тысячу раз. Восемь месяцев назад в одночасье рухнул ее мир, и она осталась с детьми на разгромленном пепелище, у которого чудом сохранились фундамент и стены. Теперь же, если Арман покинет ее, просто закончится жизнь, мгновенно и в страшных муках, как при атомном взрыве.

— Я согласна, — проронила она, вглядываясь в его напряженное лицо, превратившееся в маску.

— Точно? — переспросил он, будто сомневаясь в ее ответе.

— Ну конечно, — заверила она и чмокнула его в нос.

— Почему тогда долго думала? — прорычал он и принялся целовать ее. Сначала руки, шею, глаза. Но вот Арман начал опускаться ниже. Обвел языком грудь, затем живот, заставляя трепетать и снова жаждать его прикосновений.

— Я люблю тебя, — выдохнула Лиля, сминая пальцами простыню. Он довольно улыбнулся и, подмяв ее под себя, плавно вошел в нее и начал медленно двигаться. Остальной мир перестал существовать. Только толчки внутри нее имели значения, только Арман, тенью нависший над ней, дарил радость и безмятежное счастье. Он, сделав решительный выпад, ускорил движение. Чувство безмерного восторга переполняло ее, и она закричала, забилась под ним, влекомая диким первобытным инстинктом.

Поздним вечером де Анвиль позвал Ирину в спальню хозяйки. Такой странной просьбы экономка еще не получала. Виданное ли дело, принести в комнату больной два ведра холодной воды. Но, притащив второе ведро, она поняла, чем руководствовался Арман.

По углам Лилиной кровати он расставил четыре металлических полукруглых плошки, в которых виднелись какие-то поломанные ветки. Пятую плошку держала в руках Лилия. Она возлежала на пустой кровати, где остались только матрац и простыня, другие вещи убрали в шкаф. Арман попросил экономку занять место в углу, где уже был загодя поставлен стул.

— Сидите тихо, — попросил ее де Анвиль и предупредил строго: — И, если ситуация выйдет из-под контроля, сразу тушите огонь.

Комната погрузилась в полумрак, лишь из гардеробной пробивалась полоска света. Арман начал заунывным голосом читать странную и непонятную молитву. А Ирина и Лилия, не сговариваясь, принялись мысленно отчитывать "Отче наш". Затем Арман, выкрикивая слова на незнакомом языке, щелкнул пальцами. В каждой плошке одновременно вспыхнул огонь оранжевым пламенем. Ирина вжалась в угол, не смея выдохнуть. Такое действо ей приходилось наблюдать впервые. Пламя потрескивало и взвивалось вверх, повергая экономку в кромешный ужас. Она взглянула на Лилию, лежавшую среди огненных столбов совершенно спокойно, потом перевела взгляд на Армана. Лицо графа стало суровым и властным. Улыбчивый француз в один миг превратился в надменного властелина или строгого судью. Он речитативом возносил новые и новые молитвы. А затем, воздев руки к потолку, закричал. Ирина хотела зажмурить глаза, предположив, что сейчас начнется самое страшное. Но ничего не произошло. Пламя потухло во всех плошках сразу. Арман кинулся к Лилии, помог встать.

— Ты хорошо держалась, любовь моя, — прошептал он, обнимая ее и целуя в висок.

Над Нижнеполынной третьи сутки, не переставая, лил дождь. Отец Сергий, молодой деревенский батюшка, любил в сильную непогоду забираться на колокольню и оттуда наблюдать за буйством стихии. Шквальный ветер клонил к земле кроны деревьев, ломая толстые ветки, как тонкий хворост. Над станицей черными птицами проносились куски рубероида, ненастьем сорванные с крыш. Под шум зарядившего дождя Нижнеполынная засыпала. Лишь кое-где еще виднелся свет в окнах.

"Станичники — дети солнца, — тепло подумал батюшка о своих прихожанах. — Встают с первыми лучами и отходят ко сну, как только наступает темнота". Он вгляделся в непроглядное небо.

"Разверзлись хляби небесные", — сам себе сообщил отец Сергий. Он уже собирался спуститься с колокольни и отправиться домой. Матушка Пелагея заждалась, наверное. Но что-то его не отпускало, хотя в кромешной тьме невозможно было разглядеть ни зги. Он вдохнул свежего воздуха, наполненного озоном, и уставился в сумрак. С малых лет Сергия приучили отчитывать молитвы, если подумать не о чем. Вот и сейчас, поняв, что все мысли разбежались в разные стороны, батюшка принялся проговаривать про себя священные тексты. Священные слова шли в особой очередности, придуманной им самим, и никогда не перемешивались. Сначала "Отче наш", затем шел "Символ веры", а после молитвы Богородице… Но не успел он закончить "Символ веры", как небо полыхнуло молнией. Одна, другая.

"Разве бывает гроза в декабре?" — удивился священник. Но молнии били одна за другой. Сергий уже насчитал четыре, когда громыхнуло еще раз. Если первые две попали в реку, одна канула в овраге, а четвертая ударила около заброшенного свинарника, то пятая вошла в жилой дом, стоявший на самом краю станицы. Батюшка без труда определил, чей он. Хозяйка в церковь не хаживала, а если встречала его на улице, переходила на другую сторону. В селе ее звали целительницей, народ из города и окрестностей ломился к ней на прием. Но церковные информаторы сообщали, что в том доме отродясь ни одной иконы не водилось. Значит, не знахарка, а ведьма.

Отец Сергий вгляделся в окна хаты, куда только что ударила молния. Ни крыша, ни угол стены не занялись огнем, лишь в окнах привиделись батюшке яркие всполохи. Будто кто с факелом по комнатам бегал, или сам стал факелом. Батюшка истово перекрестился и замер, наблюдая за происходящим. Он видел, как словно изнутри пламя охватывает дом. Когда здание запылало полностью, люди, жившие по соседству, начали выскакивать из своих дворов и останавливались в немом изумлении. Подворье, несмотря на ливень, в считанные минуты выгорело дотла.

Сергий подумал было, что, наверное, позвони он в колокол, народ сбежался бы на помощь быстрее.

Но мысль, пришедшая к нему после, заставила рухнуть на колени. Там, на колокольне, он молился до самого рассвета. Затем поднялся, рукавом рясы вытер лицо, мокрое от слез и дождя, и посмотрел вниз, где на самом краю села черным оскалом зияло пепелище.

"Свершился суд Божий" — снова подумал отец Сергий и начал неторопливо спускаться по высоким ступенькам.

*) — мой котеночек

ГЛАВА 33

Арман раздраженно посмотрел на часы. Половина первого. Куда запропастился хозяин дома? Вместо того чтобы сейчас лежать рядом с невестой и наслаждаться ее близостью, приходилось караулить Пахомова. В одиннадцать домой ввалились взволнованные Хлоя и Раиса Петровна, обе испуганные и встревоженные. Выйдя из ресторана, Виктор наскоро попрощался с ними и что есть мочи помчался в другую от дома сторону. Обеспокоенным дамам пришлось попросить метрдотеля вызвать такси.

"Что за выходки такие? Моя сестра и маман Лили оказались предоставлены сами себе, — начал заводиться Арман. — И куда, позвольте спросить, понесся наш герой на ночь глядя?"

Арман заверил Хлою и будущую тещу, что лично дождется Виктора, а если тот к утру не вернется, тогда и обратимся в полицию. Еще не хватало, чтобы с Пахомовым что-то случилось. Лили еще не окрепла после болезни, и лишнее беспокойство ей ни к чему. Арман воздал похвалу высшим силам, что его любимая уснула раньше, чем с прогулки вернулись родственницы. И о пропаже Пахомова ничего не подозревала. Пока. Но, если он не объявится к утру, правда выплывет наружу. А волновать Лили Арман категорически не желал.

Де Анвиль услышал, как к дому подъехала машина, и в два шага оказался у окна. Из такси, как черт из табакерки, выскочил Пахомов. Но почему-то с водительского места. Он одним рывком открыл заднюю дверцу и с силой потянул кого-то наружу.

Арман, не веря своим глазам, стремглав бросился вниз. В прихожей топтались двое Пахомовских ординарца, а в открытую дверь уже вваливался сам Виктор, толкая перед собой незнакомого обрюзгшего человека с черными грязными волосами.

По ухмылкам Митяя и Джотто де Анвиль понял, что они знают пленника.

— Знакомьтесь, — вежливо начал Виктор, слегка пиная вздумавшего брыкаться таксиста. — Это Иштван Ляну.

Арман, не скрывая удивления, во все глаза таращился на Пахомова, а Витька вошел в роль и кривлялся.

— Это наш знакомый таксист, любитель украсть и спрятаться.

— Я заплачу за пакет, правда, — прошамкал пленник на немецком.

— Конечно, заплатишь, — согласился Витька великодушно. — Но сейчас, баклан, ты расскажешь все вот этому месье. Когда и где видел Алисию, и если господин граф удовлетворится твоим ответом, то я отпущу тебя, и может быть, когда-нибудь смогу забыть о твоем существовании. Понял? — Затем Пахомов в упор посмотрел на Армана и серьезно заметил:

— Это свидетель, который видел, с кем из дома уезжала Алиска в аэропорт. Не понимаю, почему полиция до сих пор его не допросила?

— А ты его как вычислил? — сразу насторожился граф.

— У меня свои методы, — проскрежетал недовольно Пахомов.

Де Анвиль важно кивнул, и Витька понял, что Алискин отец ему не поверил.

— У меня тоже, — рыкнул Арман.

— Какой-нибудь "сыворотки правды" ему вколешь? — буркнул Пахомов. Пленник, услышав, дернулся.

— Нет, — поморщился Арман. — Просто угощу кофе с коньяком и поговорю по душам. И этот добрый человек мне сам все расскажет.

Витька почувствовал, как вздрогнул Ляну.

— Спасибо, от кофе не откажусь, — пролепетал он. — Весь день крошки во рту не было.

— Развяжи его, — попросил де Анвиль Виктора и поднялся в свою комнату.

Он вернулся на кухню, когда верный оруженосец Пахомова уже заливал кипятком черный порошок. Растворимый кофе. Как можно пить эту гадость? Послышались быстрые шаги, зацокали маленькие каблучки. И на кухню влетела Хлоя в шелковом халатике. Арман покосился на сестру. Как не вовремя. Джотто на минуту отвлекся, глазея на голые ноги Хлои, Арман воспользовался моментом, быстро опустив в чашку с дымящейся жидкостью маленькое драже.

Сестра взяла из холодильника бутылочку с грудным молоком и как ошпаренная выскочила из кухни. Но Арману хватило нескольких секунд, чтобы увидеть, как Пахомов одним бешенным взглядом осадил телохранителя. Тот отвернулся и, подхватив большую кружку, быстро поставил ее перед таксистом, затем сунул ему в руку бутерброд с колбасой. Ляну, отхлебывая кофе, жадно ел, упершись взглядом в одну точку. Де Анвиль подождал, пока в кружке останется около трети, и начал осторожно расспрашивать.

Теперь, по прошествии часа, как несчастный таксист покинул Пахомовский дом, Арман понял, что до этого момента ничего не знал о деле Алисии. Они с Витькой сидели в библиотеке и разговаривали по душам.

— Я одного не понимаю, — потер лоб де Анвиль. — Как ты догадался, что именно этот таксист будет рядом с домом Алисии?

— Не догадался, а точно знал, — нехотя пробурчал Пахомов.

— Откуда? — резко поинтересовался де Анвиль.

Витьке хотелось оборвать зарвавшегося гостя, бросить обычное "От верблюда", но он взял себя в руки и сказал, ухмыляясь:

— Давай правду в обмен на правду. И не вздумай мне подсунуть что-нибудь из твоего арсенала. Я заметил, как Ляну от маленькой таблеточки тебе все выложил. Даже как изнасиловал кузину и обокрал свою бабку.

— Хорошо, — добродушно согласился Арман, отмечая в душе, какой замечательный день сегодня выдался. Нужно отметить в календаре. — Давай, ты первый спрашиваешь?

— Какие намерения у тебя относительно Лили? — сурово осведомился Пахомов.

— Я сделал ей предложение, она согласилась, — довольно разулыбался де Анвиль.

— Да ну? — не поверив, выдохнул Витька. — Вот так сразу?

— А чего тянуть? — осклабился Арман.

— И когда же свадьба? — вскинулся Пахомов.

— Не знаю, — пожал плечами Арман. — Мы еще не обсуждали и никому ничего не объявляли. Ты — первый.

— Спасибо за честь, — Витька склонился в шутовском поклоне.

— Теперь моя очередь, — оборвал его кривлянья Арман. — Как ты вышел на этого таксиста?

Витька почесал репу и принялся рассказывать французу об Иштване Ляну.

— Я хотел подставить Алису, чтобы ни один суд в мире не присудил вернуть ей Тайку. Злился на нее очень. Вот и придумал гадость, — переживал Пахомов. — Я же думал, что таксист подсунул ей в багаж пакет с наркотой. Колоть фентанил я не приказывал. А после случившегося подозревал Ляну. Он мог сам уколоть Алиску, чтобы меня подставить. Побили мои парни его сильно, когда он в дом залез. Искал я его все это время, да найти не мог. Как под землю провалился. А оказалось, он даже наркоту подсунуть не смог. Алиса поехала в аэропорт с Куртом и такси не брала. Поэтому Ляну продал мой пакет и целый месяц жил припеваючи. Не работал даже. Только сегодня первый день вышел и сразу нарвался на меня. Перед твоей сестрой неудобно.

— А перед матерью Лили? — строго полюбопытствовал Арман.

— Она же меня в школе учила, — хмыкнул Витька. — Ко всем выходкам давно привыкла.

Арман мотнул головой.

— Что же получается? Курт соврал в полиции и отправился в Танзанию?

— Получается. И еще деталь: из Мюнхена вылетов на Бангкок нет. Только через Франкфурт. Алиса как лететь собиралась? Что полиция говорит?

Арман изумленно уставился на Виктора.

— Они мне ничего о билетах не сообщили. — Он устало потер глаза и предложил. — Давай завтра с утра съездим в комиссариат. Про Ляну ничего не скажем, просто поинтересуемся, как идет следствие.

В полиции, к сожалению, ничего нового узнать не удалось. Комиссар, увидев вместе Пахомова и де Анвиля, выпучил и без того круглые глаза, и пошлепал себя ладонью по лысине.

— Мы отрабатывали только одну версию, — начал оправдываться он. — Пришлось взять за основу показания Мюллера.

"Вы бы еще Шелленберга допросили", — мысленно ругнулся Витька, а вслух предположил, усмехаясь:

— Под меня копали, герр комиссар?

Лицо полицейского сделалось красным, кровь прилила к широкой шее. Он провел рукой по затылку и напряженно поинтересовался:

— Почему вы так уверены, что Мюллер соврал?

Витька собрался уже путано объяснять, как в разговор вступил молчавший до сих пор Арман:

— А разве непонятно, что вы ищете несуществующее такси? И, самое главное, почему никто не удосужился сразу проверить показания главного свидетеля?

Пахомов всмотрелся в надменное лицо родственника. Настоящий граф. Арман цедил каждое слово, словно оно стоило миллион. Он даже заговорил тише, и комиссар затих, будто внимал самому королю.

— Нужно детективов нанять, — буркнул Пахомов, когда машина уже неслась по улицам Мюнхена.

— Да, — согласился Арман, внезапно разозлившись на себя. Из-за Лили совсем потерял голову. А из-за расследования забыл о кольце. Он глянул в окно на проносившиеся мимо улицы и попросил водителя:

— Останови, Франсуа, — И, повернувшись к Пахомову, предложил:

— Пойдем прогуляемся.

Виктору показалось, что де Анвиль хочет о чем-то переговорить без свидетелей, но тот, вернувшись на полквартала, резко толкнул малопримечательную черную дверь, помимо глазка, еще украшенную резьбой, и громко позвал:

— Клод, старый плут, где ты?

Из соседнего помещения выкатился пузатый старикан в огромных старомодных очках с толстыми линзами. Тонкие седые волосы, зачесанные набок, так и норовили при удобном случае свалиться с головы, обнажая широкую проплешину.

Клод, обрадовавшись, заковылял к Арману и замер в немом поклоне.

— Месье, не передать, как я счастлив видеть вас, — начал он славословить.

— Я тороплюсь, старина. Мне нужно кольцо для помолвки. Самое лучшее.

— Конечно, господин де Анвиль. Я могу предложить вам несколько безделушек здесь, или нужно поехать к молодой даме?

— Здесь, — усмехнулся Арман. — Мадам нездоровится…

— Понимаю, месье, — прошамкал старик и пригласил: — Следуйте за мной. — При этом он подозрительно покосился на Пахомова.

— Это мой родственник, — успокоил его граф и, пропустив ювелира вперед, тихо шепнул Виктору: — Какой у Лили размер пальца?

— Семнадцатый, — буркнул Витька. — Семнадцать с половиной не бери, слетит.

— Ты покупал ей кольца? — насторожился Арман.

— Приходилось, — пробубнил Пахомов и плюхнулся в бархатное кресло в стиле арт-деко.

В комнату вернулся ювелир с двумя помощниками. Перед Арманом тут же разложили несколько бархатных коробок, утыканных бриллиантовыми кольцами.

"Как в фильме, честное слово" — про себя подумал Витька. Он отвернулся к окну и принялся разглядывать людей, спешащих по своим делам. Но не видел никого.

Перед глазами стоял обычный советский ювелирный отдел в универмаге, куда они с Иштваном забрели перед самой Пахомовской свадьбой. Ему хотелось подарить Лариске нечто особенное. И тетя Эмма договорилась со знакомым товароведом. Разбитная пухлая девица провела их в подсобку и достала из сейфа несколько колец.

— Самые лучшие, — заговорщицки прошептала деваха. — Берите, не пожалеете. — Она плотоядно оглядела их с Гертом и добавила развязно: — Жаль, что таких мальчиков уводят.

Витька вспомнил, что выбрал Ларисе вычурную "чалму", сплошь усыпанную бриллиантами, а Герт за компанию прихватил тонкий золотой ободок с маленьким квадратным бриллиантиком. Лариска считала "чалму" слишком дорогим украшением и надевала только по большим праздникам, а Лилька носила не снимая. И, если быть точным, то колечко Герта у нее на правой руке до сих пор.

Пахомов, почувствовав, как к горлу подступает комок, резко поднялся и подошел к окну. Как бы много он отдал, чтобы Герт сейчас оказался живым и здоровым.

Арман выбрал толстое платиновое кольцо с грубыми большими дужками, с четырех сторон поддерживающими бриллиантовый кубик. Карата на два, не меньше.

"Лильке не понравится", — решил про себя Пахомов, но вслух ничего не сказал. Да и Арман его мнением не поинтересовался.

Иван сильно злился.

"Как же "найди себе другую", — вновь повторял он про себя. — Лилю хочу и добьюсь"

Он долго рылся в сейфе, методично выуживая все содержимое. Последней упала на пол странная неподписанная кассета. Но Бессараб не обратил на нее внимания, протянув руку к заветной коробочке. Открыв, засмотрелся на изумруд цвета спелой зелени.

"В самый раз для Лили", — довольно подумал он и наклонился поднять кассету. Внезапно он понял, что на ней. Похороны Цагерта.

По непонятной причине Иван подошел к видеомагнитофону и быстро опустил кассету в прорезь. А сам с пультом уселся у телевизора. Он тупо взирал на Лилю, спрятавшую глаза за черными очками, на заплаканную Свету и мрачного Пахомова. Вот показался Корабельников. Потянулись еще люди по аллее. Иван смотрел не отрываясь. В толпе он заметил Ангелину, которая вела под ручку всхлипывающую Раису Петровну. А рядом шла мать Пахомова, ухватившись за какую-то женщину, очень похожую на Витьку. Сестра, наверное…

Камера переместилась дальше и мазнула по толпе. Одно лицо Иван тут же узнал. По краю дорожки брела Тамара Тимуровна, намотав на шею черный платок. Сухие глаза, равнодушное лицо. Она рассеянно оглядывалась по сторонам, словно высматривала кого-то. Наверное, шефа. Иван заметил, что в следующий момент женщина удивленно кивнула кому-то, не попавшему в кадр. Оператор взял чуть левее, и Иван увидел мотоцикл, рядом с которым стояли парень и девушка и радостно улыбались. Они поздоровались с Тамарой, как хорошие знакомые, и даже перебросились парой фраз. Камера вновь вернулась к Лиле, разговаривающей с кем-то в красной "ауди". С кем она беседовала, Бессараб давно знал, поэтому отмотал обратно к мотоциклу и увеличил кадр. Схватив ручку, он записал номер и тут же набрал Шестакова, на которого его технично перевел Кафтанов.

Через полчаса стало ясно, кто такие "неуловимые мстители". Эдуард и Жанна Никулины, соседи Пахомовской секретарши. Потом пришла информация, что брат с сестрой выехали на работу в Германию. А вот причину мести выяснить так и не удалось.

Иван, схватив телефон, принялся названивать Витьке, чтобы предупредить. Но трубку долго не брали, и бодрая механическая фройляйн что-то лопотала по-немецки.

"Пара дней ничего не решат, — подумал Иван, пряча в карман пиджака кольцо для Лили, а фотки мотоциклистов в портфель. — На месте разберемся"

Перед самым обедом Арман внезапно напустил на себя важный вид и попросил тишины. Раиса Петровна прекратила давать указания Ирине, Витька замер с вилкой в руке, а Лиля, поняв, в чем дело, собралась забраться под стол, где ее сыночек радостно возил грузовик.

— Вчера я сделал Лили предложение, и она согласилась, — радостно объявил де Анвиль присутствующим и, достав из кармана бархатный мешочек, выудил кольцо. Лиля попыталась встать из-за стола, но Арман не позволил. И сам, упав на одно колено рядом с ней, одел на палец кольцо.

— Клянусь, я самый счастливый человек, — громко провозгласил он, не сводя глаз со своей невесты. — Я обещаю тебе, мон ами, ты не пожалеешь.

Лиля почувствовала, как глаза наполняются слезами. Радости и горя одновременно. Иштван, позвав ее замуж, обещал то же самое. И она не пожалела, никогда.

Арман обнял ее и легонько поцеловал под аплодисменты Хлои и Раисы Петровны.

Снова повернувшись к столу, Лиля столкнулась с ненавидящим взглядом дочери. Она растерянно посмотрела на Свету, ощутив сильную вину. Нужно было сначала поговорить с ней, объяснить. Но Арман решил все по-своему, даже не предупредил, что собирается за обедом вручить кольцо.

Девичье лицо стало мрачным, дочка еще раз глянула на мать исподлобья и, со стуком положив вилку на стол, стремглав выскочила из комнаты.

Лиля оторопела, Арман уставился на нее в немом изумлении.

— Наверное, я сделал что-то неправильно, — повинился он перед невестой.

— Сейчас же вернись, — крикнула вслед Раиса Петровна.

Лилька подскочила, намереваясь бежать за дочерью.

— Сиди, родная, — остановил ее Пахомов. — Сами разберемся. Помолвка все-таки, перед человеком неудобно.

Он не торопясь вышел из столовой и подошел к Светкиной комнате. Попробовал войти, но дверь оказалась заперта.

— Открой, спиногрыз, — попросил тихо.

— Уходи, крестный. Все уходите. Мне никого не надо. Я вас всех ненавижу.

— Света, — отрезал Витька. — Я и выломать могу, даю одну минуту.

Он молча встал рядом с дверью, гадая, девчонка откроет или придется ломать.

Послышались шаги, и дверь распахнулась.

— Спасибо, — нехотя пробурчал хозяин дома. Он медленно прошел в комнату, обвел взглядом девичью светелку. Сваленные на стульях вещи, груду журналов, кое-как застланную постель. Заметил пыль на полках.

— Убраться тут не мешало б, — пробурчал недовольно. — У тебя разве Ирина не убирает?

— Я ей сказала, что сама могу.

— Можешь, так сделай. Живешь в хламовнике, — резко бросил Пахомов.

— Ты пришел меня жизни учить? — с вызовом осведомилась Света и отвернулась к окну.

— Нет, я пришел тебе сказать, что ты ведешь себя как свинья и живешь так же. Ничего удивительного.

Света развернулась, как по команде, и растерянно уставилась на него. Она много раз слышала, каким резким и грубым может быть дядя Витя Пахомов, но ей всегда казалось, что ее это точно не касается. И никого из семьи тоже. Сейчас на глаза навернулись слезы, и она расплакалась.

— Ты чего творишь, спиногрыз? — пробормотал Витя. — Матери праздник портишь.

— Какой праздник? Папа только полгода, как умер, а она уже замуж собралась.

— Ну, во-первых, не полгода, а восемь месяцев и двенадцать дней, а во-вторых, помолвка еще не свадьба. Наверное, год пройдет, тогда и сыграют.

Света внимательно посмотрела на него.

— Ты тоже радуешься? — изумилась она негодуя.

— Нет, особой радости нет, — через силу проскрежетал Пахомов. — Но я уважаю Лилин выбор. Или ей до конца жизни головой об стену биться?

— Нет. Но и сейчас тоже рано, — пробурчала Света, поморщившись.

— Это не тебе решать, спиногрыз. Постарайся не осуждать мать, ладно? Хотя, честно говоря, мне жаль Армана.

— Это еще почему?

— Ему до конца жизни придется сражаться с покойником. И, поверь, в этой борьбе всегда победит Иштван. Твоя мать до сих пор любит его.

— Ты уверен? — вскинулась Света.

— Да, пойдем на кухню, убедишься сама. У нее на левой руке кольцо Армана, а на правой — Герта.

— Правда? — Света кинулась ему на грудь и разрыдалась. — Но, если она любит отца, почему выходит замуж за этого де Анвиля?

— Дай матери пожить, — душевно попросил Пахомов, гладя по голове крестницу. — Иштван умер, а Арман весьма достойный человек. Кто дал тебе право осуждать взрослых и сроки устанавливать?

— А как же мы с Мишкой? — всхлипнула девочка.

— Придется вас в детдом сдать, — хмыкнул Пахомов, пожимая плечами.

— Дядя Витя, — возмутилась крестница.

— Нет? — деланно удивился Виктор.

— Мама никогда нас не бросит, — заявила Светка уверенно.

— А чего истеришь тогда? — усмехнулся крестный.

Они вернулись в столовую, где в полной тишине обедали близкие.

Света скользнула взглядом по рукам матери и заспешила к ней в объятия.

— Я люблю тебя, мамочка, — прошептала она, целуя. Лиля обхватила рукой голову дочери, притянула к себе, что-то зашептала на ухо. Ладонь медленно скользила по кудряшкам. А на безымянном пальце сиял огромный бриллиант.

— Гайка знатная, — понимающе буркнул Витька, имея в виду кольцо Армана, и крикнул громко:

— Горько.

ГЛАВА 34

Курт Мюллер тысячу раз пожалел, что расправился с Алисией, наглая девица шантажировала его и собиралась сдать шефу. И тот бы в течение часа выгнал взашей как собаку. Проклятая идиотка. Откуда ей только стало известно про кокаин? И вообще девица Верленмайер оказалась темной лошадкой. Тут же в дело вмешались влиятельные родственники. Адвокат Мюллера навел справки об Армане де Анвиле и выяснил, чем он занимается. Обладай Курт этой информацией раньше, он ни за что не предпринял бы всю эту канитель по устранению Алисии. Да и кто она была. Безликий фотограф-фрилансер, каких тысячи бродят по Мюнхену, стремясь продать хоть что-нибудь из своих работ в ведущие издания. Мать померла года два назад, отец — когда Алисия была еще ребенком. Ни друзей, ни семьи…Кто мог предугадать, что, как черт из табакерки, появится настоящий отец Алисы? Тот самый Арман де Анвиль, чьи фармацевтические заводы разбросаны по всему миру, чьи уникальные разработки в области фармакологии засекречены правительством Франции. Еще оказалось, что он владеет виноградниками на юге и входит в ассоциацию виноделов Франции, а его небольшая флотилия ловит сардины и макрель в Атлантике. Шутки с этим человеком не могли закончиться ни чем хорошим для такого полного ничтожества, каким считал себя Курт Мюллер. Если б знать заранее… Он, закрыв глаза, потер лицо обеими руками, и окончательно убедился, что пропал.

Арман сумрачно осмотрел зал прощаний при кладбищенской часовне. Вгляделся в бледное лицо Алисии. Несчастная девочка так и не пришла в себя. На минуту он задумался. Нужно жить. Любить и радоваться каждому дню. Могла ли предположить его дочка, что вместо парка Серенгети отправляется в последний путь. Бросила дуреха ребенка и мужа. Говорят, задыхалась она в доме Пахомова, а теперь совсем не дышит.

Смерть во всем своем непритязательном обличье словно освещает жизнь ярким светом. Нужно успеть признаться в любви, жить, радуясь каждому отпущенному дню. Оберегать любимую и наслаждаться ее близостью. Пока не поздно. Страшно подумать, что случится с ним, если он потеряет Лили. Он только обрел самую желанную женщину. Лишь недавно понял, какая она — настоящая любовь. В то же мгновение Арман четко осознал, что хочет схватить невесту за руку и вывести из этого скорбного пристанища. Увезти домой и любить до хриплого гортанного крика, до умопомрачения. Пока есть время.

"Что за год такой страшный выдался? — в очередной раз размышляла Лиля, разглядывая небольшие букеты роз, стоявшие подле гроба. — Сколько людей ушло. Даже Иштвана забрала старуха с косой, и его не пощадила. А теперь Алиска по собственной глупости распрощалась с жизнью".

Лишь вчера Арман подписал бумаги, разрешающие отключить аппараты, как уже назначены похороны и кремация. Лиля перевела взгляд на Пахомова, собранного и серьезного, будто перед экзаменом. Виктор, склонившись над гробом, что-то долго шептал, потом поцеловал в лоб покойницу и отошел к стене, которую подпирала Лиля. Она быстро сжала его руку, он тут же ответил на пожатие.

— Если бы можно было повернуть время вспять, — прошептала Лиля.

— Тогда бы мы воскресили Герта, — с ходу зло оборвал он.

Она успела прикрыть рот платком, дабы никто в зале не услышал вырвавшегося крика. Постояла, отвернувшись от малочисленной публики, еле-еле справляясь со слезами.

"Почему все пошло кувырком? — в отчаянии задумалась она. — Почему когда надеешься на одно, получается все наоборот. Шиворот-навыворот. А когда считаешь, что жизнь закончилась, судьба вручает тебе замечательный приз?"

Лиля заметила, как Арман отошел от священника, собиравшегося отпустить Алискины земные грехи по католическому обряду, и направился к ней.

— Что случилось, mоn реtit сhаtоn*? Почему ты плачешь? — Он, взяв ее за руку, посмотрел в глаза. Взгляд Армана обжег огнем и тревогой.

— На похоронах так принято, — слабо улыбнулась она сквозь слезы и, погладив тыльную сторону его ладони, спросила устало: — Удалось найти Курта?

— Да, милая. Это Мюллер виновен в смерти Алисы. Его вина доказана. У следствия сомнений нет. Алиса узнала, что он сидит на кокаине, и пригрозила доложить руководству проекта. Курт испугался, что лишится контракта, и избавился от Алисы. Он завел ее в турецкое кафе в аэропорту и там вколол фентанил. А пред этим, когда он насильно тащил ее к дальнему столику, она умоляла официантку вызвать полицию. Но никто даже пальцем не пошевелил.

Арман, обхватив Лилины руки своими, поднес к губам. Легкий поцелуй вызвал у нее волну внутренней дрожи. Она попробовала осторожно освободиться, но де Анвиль не позволил, удерживая в своих лапищах ее ладошки.

— Арман, — негромко позвала Хлоя. — Отец Луи просит тишины.

Де Анвиль замер на месте, как нашкодивший мальчишка, а священник и служки заунывно затянули за упокой.

Лиля смутно помнила, как после прощания вышли из часовни на свежий воздух. Вдали виднелся лес успокоения, сплошь покрытый анонимными урнами. В Германии такой порядок. Или плати за аренду участка. Кажется, триста пятьдесят евро за десять лет. А потом снова лес успокоения и отсутствие всякой таблички с именем. Но Алисе это не грозит. Арман обещал переправить урну с прахом в фамильный склеп де Анвилей.

Сделав вдох полной грудью, Лиля посмотрела на зимнее солнце, осветившее мир холодным светом, на голые деревья, черными ветками расчертившие синее небо, и зеленый газон. Она поймала себя на мысли, что хочется жить, растить детей, любить Армана и каждую секунду ощущать его любовь и обожание.

Де Анвиль, словно поняв, что творится в ее душе, молча обнял за плечи и повел к машине. От нее не укрылось, как Витька распахивает дверь своего автомобиля перед Хлоей.

"Вот хитрован, — в сердцах подумала Лиля. — Может быть галантным, когда захочет. Или с кем поведешься…" — Додумать ей не удалось. Арман уселся рядом с невестой. Крепко обняв, поцеловал в висок.

— Я хочу остаться с тобою наедине, — жарко прошептал он ей на ухо. — В моем доме нам никто не помешает. — Граф зарылся носом ей в волосы и тихо признался: — Ты нужна мне.

Она чуть не задохнулась от возбуждения, но не успела перевести дух, как рука любовника легла на ее колено и медленно поползла вверх. Лиля чувствовала, как от накатившего жара из груди словно выпрыгивает сердце, и спазмы скручивают низ живота. Она попробовала взять себя в руки, но не сумела или не захотела. Только лишь прошептала:

— Арман, — указывая взглядом на водителя. Де Анвиль опустил перегородку, чтобы не смущать любимую, перед страхом увольнения Франсуа — его постоянный водитель — не посмел бы проявить любопытство. Арман возобновил атаку. Он торопливо расстегнул большие черные пуговицы на Лилином пальто и, прижав к себе невесту, крепко поцеловал. Его руки скользили по ее шее и груди, пробирались под платье. Ей казалось, что от чувственных ласк де Анвиля она умирает и рождается снова, мысленно моля Армана не останавливаться.

— Подожди до дома, малышка, — плотоядно улыбнулся граф. И Лилия поняла, что выдала себя.

Витя Пахомов мрачно смотрел в окно. Ни одного приличного слова у него не находилось, чтобы выразить свое негодование прощанием с Алиской.

"Зашли, поглазели и вышли. Только осталось урну с прахом забрать. Все. Был человек, и нету" — мысленно завелся Виктор. Он злился на Армана за короткую церемонию, будто похороны превратились во что-то постыдное. Только самый узкий круг и священник. Даже Алискиных подружек никто не оповестил. А о поминках даже не подумали.

"Лилька тоже хороша. Укатила вместе с Арманом, обо всем позабыв. Ясное дело, им бы до спальни добраться, — про себя хмыкнул Витька. — Герт вроде опытный боец был, но Золотая королева так не млела, когда он ее за руку брал. Вот же чертова кукла"

Витька, поморщившись, тихо выругался, забыв о присутствии Хлои. Француженка виновато улыбнулась и похлопала по его руке тонкими пальчиками.

— Ей хорошо на небесах, — тихо заметила она и тут же поинтересовалась. — Вы скучаете по ней?

Пахомов вздрогнул, не сразу сообразив, что речь идет о его гражданской жене.

— Нет, — устало вздохнул он. — Мы простились друг с другом еще при жизни Алисы. Все выяснили и по сути давно, еще до рождения Таисии, стали чужими людьми. Только дочка нас и связывала. Алиса отказалась от ребенка. Я счел неприемлемым продолжать эту связь. Мне жена нужна, а не фотограф в парке Серенгети. Нет недоговоренностей или тоски. Все закончилось. Я не скучаю за ней. И мысленно не разговариваю.

Хлоя удивленно воззрилась на него. Пахомов попробовал объяснить.

— Почти год, как погиб мой лучший друг. Дня не проходит, чтобы я мысленно к нему не обратился, не попросил совета. Слишком крепко дружили, словно в одной связке по жизни шли. Знать бы, что он погибнет, сказать, что на душе, остановить, не пустить… Понимаете?

Хлоя серьезно посмотрела на Виктора и медленно кивнула, соглашаясь.

— Поехали вечером в ресторан, — постарался он сбавить обороты, итак почти всю душу на изнанку вывернул. — Нужно помянуть Алису.

Француженка улыбнулась и поспешила добавить:

— Только заведение я сама выберу. Мне нужно посетить "Таггрис".

— Тетрис? — устало пошутил Виктор.

— Да нет же, "Таггрис", — захихикала Хлоя. — И платить вам придется только за себя.

— Эй, дамочка, — рассердился Пахомов. — Бросьте ваши штучки. Я приглашаю, я и плачу, тем более что повод печальный. Нет желания сидеть дома.

— Виктор, прошу вас, мне в "Таггрис" нужно по работе. Я — ресторанный критик.

Пахомов посмотрел на нее внимательно:

— Мне вас сам бог послал. Вы — критик, я — ресторатор. Думаю, мы неплохо проведем время, — улыбнулся Пахомов и вкрадчиво добавил: — Поделимся секретами профессии.

Хлоя смотрела на него во все глаза. Даже в самых потаенных мечтах она не желала подобного красавца. Высок, красив и умен. И, кажется, считает себя хитрым. Но тут, мон ами, мы еще посмотрим кто кого.

— Да, нужно пару часов отдохнуть, — заметил Пахомов и по привычке ввернул: — Принять ванну, выпить чашечку кофе.

— Конечно, — согласилась Хлоя.

Витька усмехнулся про себя. Лилька или Герт сейчас бы точно добавили: "будет тебе и какава с чаем". Но этим и отличается общение с иностранцами. Все понимают буквально.

"Но сейчас ванна точно бы не помешала", — отметил про себя Пахомов. А вслух пробурчал:

— В ресторан поедем в девять вечера. Вас устраивает?

— Конечно, — снова кивнула Хлоя.

Но все мечты о ванне и отдыхе разбились вдребезги, когда, зайдя в гостиную, Пахомов обнаружил развалившегося в кресле Ивана Бессараба. Гость медленно потягивал чай из большой кружки и мило беседовал с Раисой Петровной, поджатые губы и слегка опустившийся кончик носа, которой свидетельствовали о крайней степени недовольства. Виктор поймал встревоженный взгляд своей классной и постарался разрядить ситуацию, пока не грянул взрыв.

— Мы с Хлоей решили вечером в ресторан пойти, Алису помянуть, — заявил он, пожав руку гостю.

Иван пробормотал соболезнования. А Раиса задала наводящий вопрос:

— Вы вдвоем?

— Ага, — тут же поддакнул Витька. — Алискин отец домой поехал. Расстроился сильно.

"И Лилю увез", — добавил мысленно, и, судя по потеплевшему взгляду Раисы, она подумала так же.

— А Лиля где? — поинтересовался Иван, всем своим видом давая понять, что разговоры о незнакомых людях ему не интересны. — Мне нужно поговорить с ней. Я специально приехал. И с тобой, Вить, тоже. Удалось установить личности мотоциклистов.

— Кто это? — напрягся Пахомов.

— Тебе фамилия Никулин что-нибудь говорит?

— Юрий Никулин и Олег Попов, — с ходу выдал Витька, мечтая наконец добраться до ванны.

— Я тебя серьезно спрашиваю, — насупился Иван. — Эдуард и Жанна Никулины.

— Не знаю, — буркнул Пахом. — И не знал никогда. А вы, Раиса Петровна?

— У нас в школе такие не учились, — быстро заявила Рая.

— А чем они знамениты? — съехидничал Виктор. — Фотографии есть?

Иван кивнул.

— Сейчас принесу. — Это соседи твоей секретарши. Они ее и убили. А руку тебе Эдик сломал.

— Давай потом, — взмолился Витька. — Я только с похорон. Если есть фотографии, то мы их детективу передадим. Он их быстро найдет. Даже убийцу моей жены из Танзании выманил. — Витька вздохнул тяжело и тут же навострил уши. — А ты как догадался?

— Долгая история, — отмахнулся Иван и пробурчал разочарованно: — Мне бы Лилю повидать.

— Завтра увидишь, — искренне заверил Пахомов. — Она в гостях у друзей. Они живут около клиники Штаббинг. А Лиля болеет сильно. Ну, сам понимаешь, каждый день ей утомительно ездить.

Раиса Петровна довольно глянула на бывшего ученика. Пахомов славился умением давать такие вот правдивые ответы. Ни слова лжи, но и ни слова правды.

— Что с ней?

— Чуть не потеряли, но уже идет на поправку. Благо, доктор хороший попался, — доверительно поведал Витька и предупредил строго: — На поминки выезжаем в девять. Отказы не принимаются.

Он поднялся по широкой лестнице и мимоходом зашел в детскую. Таечка, увидев его, заулыбалась. Витька, аккуратно поддерживая головку, вытащил дочку из кроватки. Маленькая ручка доверчиво легла грудь. Малышка смотрела на него голубыми глазами его матери и радостно загулила.

"Хорошо, что Тайка в нашу породу удалась, — мысленно решил он. — Ничего общего с покойницей. И, слава богу"

Пахомов несколько минут походил по детской, укачивая ребенка. А когда дочка уснула, направился к себе в спальню. Он сразу отправился в ванную и открыл воду. Прозрачные струи забили о дно, быстро наполняя широкую круглую емкость, вмурованную в пол. Скинув одежду на пол, Виктор залез в горячую воду и, растянувшись, замер, предвкушая хоть несколько минут короткого счастья. Но, услышав скрип открываемой двери, насторожился. Кто посмел? Пришлось резко сесть, поджидая наглеца, нарушившего его покой. На долю секунды Витьке стало страшно. Даже ножа нет поблизости. Если нападут, чем отбиваться?

В ванную, покачивая бедрами, вплыла Хлоя, неся на небольшом серебряном подносе расписную кофейную чашечку с огненным черным напитком.

— Месье собирался принять ванну и выпить кофе? Я правильно поняла? — проворковала она. По лицу Пахомова поползла сардоническая усмешка. Он плотоядным взором оглядел француженку с ног до головы. Взгляд остановился на полной груди, обтянутой туникой.

— Совершенно верно, мадам.

Хлоя протянула чашку, и Витьке ничего не оставалось, как аккуратно принять ее из рук девушки.

— Пейте, пока горячий, — прошептала француженка и уселась рядом на плитку.

Витька, в три глотка расправившись с кофе, отставил в сторону пустую чашку, а затем, лениво потянув красавицу за локоток, свалил ее в ванну. Прямо на себя.

— Как же я давно об этом мечтал, — довольно протянул он, улыбаясь, прежде чем впиться ей в губы крепким поцелуем. Затем Витькина рука прошлась по бедру Хлои, приподнимая вверх тонкую шелковую тунику, под которой ничего не оказалось. Француженка, твою мать.

Бессарабу понравился украшенный к Рождеству Мюнхен. Миллионы лампочек, немыслимые гирлянды — все это переливалось и сверкало. На улицах музыканты напевали странные песни, не имевшие ничего общего с рождественскими гимнами. Люди готовились к празднику. Иван подумал, что за суматохой последних дней он совершенно позабыл о подарках для Светы и Мишки.

— Ничего, наверстаем, съездим с Лилей, — решил он, нисколько не сомневаясь, что она согласится стать его женой. Чувства не гибнут, они лишь затихают на время.

Теперь же, лежа в спальне для гостей в доме Пахомова, Иван смотрел на потолок и силился хоть что-то понять. Ясно, что он заявился не вовремя и без предупреждения. Приглашения, кстати, тоже никто не присылал. Да и гость в день похорон хуже любой напасти.

"Но хоть в дом пустили, — слабо пошутил Иван. — Только почему Лили нет? Куда она запропастилась? И какие могут быть друзья, если она в Германии живет недавно? И что за болезнь такая? Света толком не поздоровалась даже. Заглянула в гостиную и унеслась по своим делам. А Мишутка с няней. Почему не с Лилей, и где она все-таки?"

Он надеялся приехать победителем. Ждал, что любимая наконец простит его и раскроет объятия. У них все-таки общая дочь. Он увезет ее обратно в Город. Нечего торчать в Германии. Скоро поймают Никулиных, и ничего не будет угрожать Лиле и детям. Бессараб повернулся на правый бок и обиженно засопел. Уже засыпая, он вспомнил, что так и не показал Витьке фотографии мотоциклистов.

"Это может подождать…" — подумал он, проваливаясь в глубокий сон.

В ресторане Хлою узнали сразу. Метрдотель кинулся навстречу со всех ног, как только она вошла в зал.

— У нас заказан столик, — предупредил Виктор. Он пребывал в добродушном настроении. Хлоя оказалась страстной и напористой. Настоящая француженка. Они долго плескались в ванне, а потом перебрались на кровать, не выпуская друг друга из объятий. Поцелуи сменялись укусами, а нежный ласковый шепот переходил в рычание. Каждый норовил поставить на другом свою метку. Витька чувствовал, как от царапин саднит спина, а Хлое пришлось посылать домой за платьем с высоким воротом.

"Теперь ей долго не носить декольте, — ухмыльнулся про себя Пахомов и, сдержавшись, напустил на себя скорбное выражение. — Все-таки поминки… Поминки". Он словно очнулся, когда Хлоя начала теребить его за рукав.

— Куда сядем, мон ами? — переспросила она. — Есть столик в центре зала, и еще — у окна.

— Как скажешь, Хлошечка, — ласково протянул Виктор. — На твое усмотрение.

Раиса Петровна покосилась в его сторону. Не глаза прям сканер. Ничего не укроется. Никогда.

Иван в легкой задумчивости лишь таращился по сторонам.

Хлоя повела компанию в центр зала.

— Окно будет отвлекать, — объяснила она. — Мы собираемся вспоминать Алисию. Да и мне из центра зала легче оценить работу персонала.

Разговор не клеился. Иван не знал ни французского, ни немецкого, а Хлоя не владела русским. Витьке или Раисе все время приходилось переводить.

— Попробуйте стейк-фламбе, — посоветовала Хлоя. — Здесь его готовят просто божественно. С ассистентами выходит сам шеф-повар. Мясо обливают коньяком и поджигают прямо у вас на глазах. Очень интересно и вкусно.

Раиса Петровна выразила сожаление, что никогда не ела такого блюда.

— Я тоже буду, — решил поддержать ее Виктор.

— Ну и мне закажите, — согласился Иван. Его раздражал этот претенциозный ресторан, не нравилась слишком говорливая француженка. Вроде бы тетка покойницы. Откуда она вообще взялась? Любовница Пахомова? Что-то не похоже. Да и Раиса Петровна, растеряв остатки гостеприимства, не торопилась поддерживать разговор. Под закуски выпили за упокой души несчастной Алисии, которую Иван никогда в глаза не видел. Когда же настал черед мяса, и к их столу потянулись поварята с различными приспособлениями, Иван вышел в туалет. Вымыв руки, он постоял у огромного зеркала в витой раме и посмотрел на себя внимательно. Затем, поправив волосы, он не торопясь направился к успевшей надоесть компании. Дородный повар в накрахмаленном колпаке и с красной косынкой на шее, напомнивший Ивану великовозрастного пионера, уже поджег мясо, и коньячные пары, смешиваясь с мясным ароматом, окутали нос тонким шлейфом. Хлоя из-за плеча шефа глянула на него с укоризной.

"Вы опоздали" — красноречиво говорил ее взгляд.

Иван лениво обвел взглядом столпившихся ассистентов шефа, и чуть было не пропустил момент, когда стоявший сбоку паренек начал медленно пятиться в сторону, а потом пустился наутек. Ощерившийся и злой Пахомов рывком подскочил со своего места. В эту секунду Бессараб почувствовал себя охотником, загоняющим дичь. Но, присмотревшись к пробегающему мимо поваренку, понял, что рано сравнил себя с охотником. Он ощутил себя бультерьером, получившим команду "фас". Иван успел подсечь парнишку и уложить мордой в ковер. Отработанным движением завел руки за спину и прошептал зло:

— Не рыпайся, Эдик.

Пахомов, бросив пару слов Хлое, подбежал к корчившемуся на полу врагу.

— Это он мне руку поломал, — заявил Виктор с ходу. — Я его сразу узнал. Хорошо, ты сзади подоспел.

Иван огляделся по сторонам. И если в первую минуту публика глядела на происходящее в изумлении, то теперь началось негодование. Первым попробовал возмутиться шеф-повар.

Но и тут француженка взяла ситуацию в свои руки.

— Вызовите полицию, — надменно приказала она метрдотелю. — И тогда я не стану писать, что в этом ресторане работают серийные убийцы.

Одновременно с полицией прибыли репортеры. Сначала выводили Эдика, а за ним шли Витька с Иваном. Толпа зевак стояла по обе стороны от входа в ресторан, образуя живой коридор.

"Как на церемонии Оскара", — желчно хмыкнул Пахомов. Он собирался добавить про себя еще что-нибудь гадкое, но не успел. Иван, цепким взглядом всмотревшись в толпу, поравнялся с какой-то девицей и резко потянул ее к себе.

На изумленные взгляды Витьки и полицейских он ответил просто:

— А это Жанна.

Пахомов глянул на Эдика, ошарашено наблюдавшего, как на руках его сестры застегиваются наручники. Человек, убивший собственными руками шестерых человек, выглядел сникшим и испуганным.

— Вам придется поехать в участок на нашей машине, — вежливо предупредил Виктора полицейский.

— Звони Арману, — настойчиво попросила Раиса Хлою. — Иначе наших тоже арестуют.

Та судорожно схватила телефон и принялась звонить брату. Долго никто не отвечал, а затем, когда де Анвиль сонно пробурчал в трубку, сестрица велела ему срочно ехать в комиссариат и прихватить с собой саквояж.

"Ну что за люди странные эти французы, — недовольно подумала Раиса Петровна. — Зачем графу с чемоданом в полиции таскаться?"

ГЛАВА 35

Мюнхен в разгар рабочего дня, с улицами, заполненными людьми и машинами, просто исчез, растворился. Реальный мир перестал существовать. Раскололся на куски, превратившиеся в калейдоскоп, где впечатления сменялись более яркими. Где все было подчинено древнейшему танцу, чувственному и манящему, дарящему жизнь и любовь. Краем глаза Лиля отмечала проносящиеся мимо огни светофора, но вскоре, смежив веки, сосредоточилась лишь на размеренных толчках внутри нее. "Мерседес" с темными тонированными стеклами, долго петляя по запруженным улицам, проскользнул в подземный гараж и замер. Арман поправил Лиле волосы, застегнул пальто на все пуговицы и только потом открыл дверь, и, выбравшись из машины, первым делом сунул водителю карточку — электронный ключ. Потом, подхватив невесту на руки, понес к лифту. Они упали на кровать, не разбирая постель, и уже не смогли оторваться друг от друга. Эти объятия казались центром всего жизненно важного, как у сиамских близнецов. Одежда и обувь валялись по комнате. Пальто, ботинки, платье, костюм Армана, белье — все вперемежку. Но как бы внутренне ни бунтовала Лиля против этого беспорядка, сил встать и собрать вещи уже не осталось. Она поймала себя на мысли, что теперь никогда и нигде не сможет уснуть, кроме как в объятиях Армана, устав после близости с ним.

— Я люблю тебя, — хрипло прошептал де Анвиль.

От его нежных прикосновений, от рук, лениво ее ласкающих, она напрочь утратила способность думать связно. Обрывки мыслей кружились и тут же разбивались, словно о стену, а на смену им приходило спокойствие. Она не пыталась противиться этому, прекрасно понимая, что будет дальше. Ее сердце останавливалось от восторга, от примитивной радости, наполнявшей все ее существо, каждую клеточку от кончиков волос до кончиков пальцев на ногах…

— Я люблю тебя, Арман, — призналась Лилия.

Победный рык стал для нее самой лучшей мелодией. Он снова, подмяв ее под себя, вошел одним движением, начиная новую любовную схватку. Сколько их всего было за день, Лиля не запомнила, сбившись со счета.

Выбившись из сил, они сидели у панорамного окна, глядя на принарядившийся к Рождеству вечерний Мюнхен. Арман держал ее на коленях, крепко прижимая к себе. Она словно растворилась в его тепле, в запахе его кожи. Пока резкий звонок сотового не нарушил идиллию. Хлоя велела срочно прибыть в комиссариат, захватив кое-что из саквояжа.

По дороге в полицейский участок Пахомов позвонил своему адвокату. А когда уже принялись заполнять бумаги, в комиссариат ввалился и Карл Эбенхайм.

— Месье граф попросил меня взяться за ваше дело, — страдая от одышки, объяснил он.

Справедливо полагая, что других знакомых графьев у него нет, Пахомов в душе поблагодарил Армана.

— Одного обвинения явно недостаточно, — пробормотал Берк. — Поломанная рука тянет на обычное хулиганство. Нужно еще что-то…

Эбенхайм кивнул, подтверждая слова коллеги.

— Обвинение в убийстве сгодится? — бросил Витька, а потом, поморщившись, добавил: — А в шести? Этот самый Никулин — серийный убийца, а его сестра — пособница или соучастница.

Адвокаты переглянулись, понимая, что ночь предстоит бессонная.

Иван обвел взглядом небольшой холл, где приходилось томиться в ожидании. Он связался с Кафтановым и попросил отправить в Мюнхен по факсу материалы дела.

— Ты бы уже устроился к нам на работу, что ли? — выдохнул устало Кафтанов.

Теперь, спустя пару часов после бенефиса в ресторане, приходилось ждать, пока доблестные полицейские разрешат убраться восвояси. Пахомов мерил шагами коридор, изредка заглядывая к адвокатам. Витька издергался весь и казался мрачным и раздраженным.

"Все уже позади, — подумал Иван. — Никулиных арестовали. Пора домой увозить Лилю и детей. Что тут делать?"

Он мысленно начал прокручивать в голове детали разговора. Лучше, конечно, объяснить насчет завода. А потом перейти на личное. Попросить прощения и начать с чистого листа.

В этот момент отворилась одна из дверей, и в холл, будто материализовавшись из его мыслей, зашла Лиля. Без макияжа и какая-то притихшая, со странным блеском в глазах. Она даже не заметила его сперва. Подошла к Пахомову, принялась что-то выяснять. А потом увидела Ивана.

— Привет, что ты тут делаешь? — спросила изумленно.

— Я могу спросить тебя о том же, — пробурчал Иван. — Не стоило среди ночи мчаться. Тут бы и без тебя разобрались.

— Где Арман? — бросил резко Пахомов.

— У комиссара. — Лиля махнула рукой на дверь. — Мы как приехали, его сразу к нему провели.

Кто такой Арман и почему Лиля приехала именно с ним, Иван не знал, но это его не взволновало. Подумаешь, водитель или адвокат.

— Я приехал к тебе, — просто сообщил он и, улыбнувшись, добавил: — Нам нужно поговорить. И, наконец, пожениться.

— Кому нужно? — напряглась Лиля.

— Тебе, мне, — неопределенно ответил он. — Сейчас не место и не время. Давай завтра переговорим, ладно? — миролюбиво предложил Иван.

— О-о, — хохотнул Виктор. — Тебя опередили, — И, как глупый школьник, схватив Лилю за руку, выставил вперед кисть. Только кольца на безымянном пальце не оказалось.

— А "гайка" где? — протянул Пахомов разочарованно.

Лиля выдернула руку.

— Господи, Витя, да что же это такое, — воскликнула она в сердцах, стукнув по спине плохо увернувшегося Пахома, и, посмотрев ему вслед, заметила печально:

— Ну как в третьем классе, честное слово.

И, словно извиняясь, пробормотала:

— Я замуж выхожу, Вань. Я тебе благодарна безмерно, что ты маму спас и помог опознать бандитов. Но я не люблю тебя, прости. — Лиля посмотрела на него жалостливо. На душе стало невыносимо. Хотелось вдарить в стенку кулаком или головой. И разбить к чертям. Снова вспомнились проклятый коридор в пятнадцатой больнице и Лилькины мольбы поверить. А он, дурак, все прошляпил тогда.

Она замолчала, собираясь сказать что-то утешительное. И Иван испугался, что этого просто не вынесет. Он взял себя в руки, стараясь не показать, как ему больно, и решительно перебил:

— Я хоть попытался, Лиль. У нас все-таки общий ребенок. И я не думал, что ты так скоро на второй брак решишься.

Удар получился ниже пояса.

Лиля стушевалась и ответить не успела. Всех позвали в странный кабинет с большой стеклянной стеной. По ту сторону, сгорбившись, сидел Эдик и пил из стаканчика кофе, а с этой стороны прямо у самого стекла стоял длинный стол, за которым уже разместилось несколько человек.

— Проходите, садитесь, — по-русски пригласил один из полицейских.

Иван заметил, как один из сидящих за столом людей отодвинул стул рядом с собой и, повернувшись, глянул на Лилю. Она села к нему. А красавец-мужчина, близко наклонившись, прошептал что-то, коснувшись губами Лилькиного уха.

Иван с Пахомовым уселись с другого конца стола вместе с переводчиком и адвокатами.

— Вон тот лысый во главе стола, — комиссар полиции, — когда рассаживались, быстро сообщил Витька.

— А рядом с ним? — полюбопытствовал Иван, имея в виду надменного джентльмена рядом с Лилей.

— Важняки всякие, — буркнул Пахомов в последний момент.

В соседнем кабинете зажегся яркий свет, и следователь приготовился к допросу. Все присутствующие устремили взгляды на широкоплечего полицейского и щуплую фигурку Эдика, сидевших за стеклом. И лишь Иван воззрился на Лилю. Она сидела почти вплотную к мужчине, положившему руку на спинку ее стула.

"Язык тел, мать вашу. Наверное, это и есть ее избранник. — Иван вгляделся в строгое и властное лицо. — Видимо, начальник какой-то, вон комиссар обращается с почтением. И к тому же богат, вон на запястье, кажется, "Вашерон" в золотом корпусе. Мои поздравления, мадам, — едко подумал Бессараб, с трудом сдерживаясь".

Следователь приступил к допросу, и по непонятной причине Эдуард Никулин принялся подробно рассказывать обо всех убийствах, начиная с взрыва в Рамарском. Иван увидел застывшее от ужаса Лилькино лицо. Красавец, сидевший рядом, участливо сжал ее руку. Лиля перевела на него взгляд, и мужчина закивал успокаивающе. Иван почувствовал, как накатывает тошнота. И злость. Он перевел взгляд на набычившегося Пахомова. Витькино лицо в одночасье стало серым.

"Вероятно, никто из них не думал, что взрыв на даче — злой умысел. Видать, всегда считали несчастным случаем, — мысленно решил Иван и снова вгляделся в сцену допроса. — Что же он делает? — про себя удивился Иван, рассматривая Эдика. — Сам себе срок накручивает. Чистосердечные признания уже тянули лет на пятнадцать".

Никулин с явным удовольствием объяснил, как они с сестрой придумали простой способ поквитаться с врагами. Человек заходил в подъезд, а там уже поджидала Жанна, просившая подсказать, где находится нужная ей квартира. Пока сестра отвлекала, сзади неслышно подкрадывался Эдик. Жертвы вели себя по-разному. Птицына, эта проститутка, пробовала уклониться. И тогда Жанна толкнула ее вниз с лестницы. А Мищеренко даже не понял ничего. Пьяный был в дымину.

Теперь Бессарабу хотелось вскочить и броситься в соседний кабинет, задушить подонка собственными руками. Но он сжал кулаки и громко заявил:

— Прошу отметить, что убитый работал следователем.

Переводчик тут же оповестил комиссара. Тот вскинул брови.

Иван заметил, как Лилькин кавалер что-то спросил у нее. А она коротко буркнула и снова уставилась на Эдика, искренне сожалевшего, что не удалось лично грохнуть Цагерта и Корабельникова.

— Это была священная месть, — заявил Никулин. — Нам многие помогали.

— За что? — пробормотала Лиля одними губами. Но Арман ее услышал.

— Пусть узнают о причине убийств, — обратился он к комиссару. Тот задал вопрос в громкоговоритель. Эдик вздрогнул, а когда вопрос перевели, расхохотался.

— Это был суд. Лжесвидетели и продажный следователь получили по заслугам. Никого на даче в тот день не было. Банда несколько лет воровала на станции из товарных вагонов, их долго поймать не могли. А в тот день, пятнадцатого сентября, убили машиниста. Посадили только убийцу, а остальным удалось выпутаться с помощью взяток и мнимых свидетелей. А все кражи, там на десятки тысяч насчитали убытков, свалили на нашего отца, начальника станции. У него нашли устройство, открывающее вагоны, и все хищения повесили на него. Моего отца, честного человека, назвали вором и посадили. Он в тюрьме умер. А все из-за этих тварей. Одни воровали, другие давали ложные показания.

— Значит, ты мстишь за отца, павшего жертвой системы? — строго осведомился следователь.

— Да. Да, — истерично закричал Эдик, а потом, свернувшись в три погибели, зарыдал.

— Я хотел бы уточнить кое-что, можно? — снова подал голос Иван. Лиля и Витька в немом изумлении уставились на него.

— Как свидетель.

Лиля отвернулась, с опаской ожидая, что он скажет дальше. Больше всего она боялась, что, когда вся правда выплывет наружу, Арман от нее откажется. Графиня де Анвиль не путается с ворами и не обеспечивает им фальшивые алиби. Тем более если вскрыть этот нарыв публично. Она отчетливо вспомнила, как ее допрашивал Мищеренко у Ивана в гостях. И даже рисунок на обоях. Голубые цветочки в маленьких розовых квадратиках. Редкое убожество. Что ж, история повторяется. Иван решил снова поломать ей жизнь и одной фразой расторгнуть помолвку. Только на этот раз нет рядом Иштвана.

Она почувствовала, как напрягся Арман, увидела подозрительную гримасу Пахомова.

"Молчи, до последнего молчи, дура, — велела она себе. — Не вздумай признаться"

— Мы с Лилией были на даче пятнадцатого сентября, — улыбнулся Бессараб ободряюще. — И еще Светку оттуда привезли.

— Точно, — кисло усмехнулась она.

"Ну, что ты скажешь дальше, Иван? Зачем ты явился на мою погибель?" — мысленно спросила его Лиля.

Все выжидательно смотрели на него. И лишь двое приготовились к обвинениям.

— Свидетели не врали, — резко заявил Иван, кивнув головой в сторону Эдика. — Я был в тот день на даче Цагерта. Лиля знакомила меня со своими друзьями. Приезжали еще какие-то люди, но я их не запомнил. — Иван потер лицо ладонью.

— Ленка была. Мы с ней тогда встречались, — оживившись, ввернул Пахомов и громко добавил: — Откуда вообще такая глупость? Сколько лет тогда исполнилось этому мстителю? Десять или восемь?

— Десять, — уточнил комиссар. — А сестре двенадцать. — И снова обратился к Бессарабу: — Так вы утверждаете, что Никулин врет?

— Кто-то ввел его в заблуждение, — отрезал Иван и повторил, как для умственно отсталых: — Я присутствовал на даче Иштвана Цагерта в Рамарском именно пятнадцатого сентября 1988 года и могу это подтвердить даже на детекторе лжи. — Он обвел печальным взглядом собравшихся и добавил: — По делу об убийстве машиниста я не мог дать алиби ребятам, меня призвали в армию.

Переводчик посмотрел уважительно.

— Тут и без детектора все ясно, — отмахнулся комиссар. По эту сторону стекла находились добропорядочные граждане. А с той стороны — явный психопат.

— Откуда вам известно о лжесвидетелях? — задал вопрос следователь.

— Мне бабка говорила, — запальчиво выкрикнул Эдик. — А уже после ее смерти мы тетрадку нашли с фамилиями этих людей.

— Серьезный аргумент, — недобро усмехнувшись, подтвердил следователь.

— Депортируем в Россию при первой возможности, — поморщился комиссар. — Пусть сами разбираются. О его преступлениях на территории Германии не известно. Российская сторона уже готовит материалы. А сестра пойдет как сообщница.

Он не понял, что произошло. Нет, вначале даже обрадовался, когда на кухне объявили, что в зале сама Хлоя де Анвиль, знаменитый ресторанный критик. Эдик любил читать ее статьи, если изредка находил перевод в интернете. С юмором и сарказмом мадам Хлоя разносила в пух и прах известных шефов. И хвалила всегда вполне заслуженно. Это была первая удача — хоть издали увидеть знаменитость. Второй удачей оказался выбор блюда. Хлоя явно симпатизировала шеф-повару, раз заказала его коронное блюдо. Шеф придирчиво осмотрел персонал и назначил ассистентов.

— Ты тоже, — ткнул пальцем в Эдика, посчитавшего этот тычок главным везением в жизни. Но, подойдя вместе со всеми к столу, за которым сидела с компанией Хлоя, Эдуард явно осознал, что Фортуна не просто повернулась к нему спиной. Она от него отказалась.

Справа от мадам де Анвиль находилась какая-то печальная старуха, а вот по левую руку в черном смокинге и белоснежной рубашке торжественно и грозно восседал сам Виктор Николаевич Пахомов. Эдик даже изумился. В каком кошмарном сне привидится такое? Но вот он, злейший враг, смотрит на прекрасную Хлою заинтересованным взглядом и приговаривает на русском:

— Как скажешь, Хлошечка.

Эдик постарался не смотреть в сторону Пахомова, чтобы не нарваться на неприятности. Но почти сразу почувствовал на себе обжигающий взгляд. Он собрался незаметно улизнуть, но незнакомый мрачный мужик тут же сбил его с ног.

— Не рыпайся, Эдик, — прошипел на ухо.

"Что ему могут предъявить, кроме поломанной руки Пахома?" — мысленно спросил сам себя Никулин. — Сейчас полиция быстро образумит Пахомова и его дружка. Это вам, ребята, не Россия. Но когда полицейские выводили его самого и его обидчиков, он заметил в толпе сестру. Жанка обычно заходила к нему, возвращаясь с работы. Но, видимо, ее увидел не только он. Пахомовский дружок резко выхватил сестру из толпы и глумливо заявил:

— А это Жанна.

"Кто он? Откуда знает про нас с Жанкой? Мент, что ли? А если и мент, то как на нас вышел? Мы нигде вроде не наследили. Разве что Тамару зазря убрали? Или где еще прокололись?" — Вопросы один за другим выстраивались в голове, но ни на один из них Эдуард Никулин не знал ответа. Оставалось ждать, что ему предъявит полиция Мюнхена, и от этого уже строить свою защиту. Но в комиссариате все пошло наперекосяк. Его оставили в комнате одного, не дав даже повидаться с сестрой. Улыбчивая девушка — полицейский принесла ему кофе со штруделем. Кофе имел гадкий привкус, но что возьмешь с этих чокнутых немцев и их дурацких кофе-машин, зато выпечка оказалась замечательная, свежая и нежная. После еды его склонило в сон, минутный и тревожный, как будто вся жизнь пронеслась. А потом пришел незнакомый полицейский в штатском, рыжий и с конопушками на лице, и принялся задавать вопросы по-русски, заранее предупредив об ответственности. Голова слегка кружилась, и Эдик, не задумываясь, отвечал обо всем, что спрашивал следователь. Он одумался только тогда, когда собственноручно подписал показания. И расписался. И пришел в ужас, так как признался во всех совершенных преступлениях. Начиная с бабки в Рамарском и заканчивая незабвенной Тамарой Тимуровной. Все рассказал и о роли Жанки в этой вендетте. Себя обрек на тюремный срок и сестру подставил. А когда ему следователь сообщил, что не существует никаких ложных показаний и фиктивных алиби и есть еще свидетель, Эдик Никулин завыл утробно и страшно, только сейчас осознав, что поверив россказням бабки Лизы, он пресек шесть человеческих жизней.

Уже дома Лиля попросила у Митяя сигарету и, выйдя на террасу, крепко затянулась. Хотелось побыть одной. Но Арман вызвался отвезти, да так и остался. Хлоя вроде бы занималась Тайкой, но все время крутилась около Пахомова. Иван, единственный, кто согласился обедать, нахваливал стряпню Ирины, а она млела от мужского внимания. Закрыться бы в комнате одной и пореветь вдоволь. Стольким людям эта история жизнь поломала. Даже свекры погибли из-за нее. Лиля втянула горьковатый дым, замерла на секунду. От крепкой пахитоски защипало глаза. Или не в сигарете причина вовсе?

— Дай и мне покурить, мон ами, — подойдя вплотную, попросил Арман и обнял невесту. Она протянула дымящуюся сигарету, и де Анвиль сделал пару затяжек. Так и стояли они, прижавшись, передавая друг к другу таявший окурок.

Вкус табака показался Арману чужим. Более терпким и с неприятной отдушкой. Но что делать, не забирать же из рук Лили эту дурацкую сигаретку? Ему хотелось расспросить ее о первом муже. Правда ли он воровал на станции? Об отце старшей дочери. Сильно ли она любила его и почему вышла замуж за другого? Но интуитивно понимал, что время задавать такие вопросы еще не пришло. И вряд ли настанет. Да и какая разница, кого она любила раньше, если сейчас любит его, Армана, и задыхается от страсти в его объятиях? Так ли важно, чем промышлял покойный супруг Лили, если дедушка де Анвиль в свое время занимался контрабандой антиквариата и этим существенно пополнил семейное состояние? А тетушка Габи, говорят, до свадьбы с Лео де Анвилем путалась с каким-то наркоманом — художником на Монмартре…Все эти семейные секреты надежно спрятаны. И если Лили замешана в чем-то неблаговидном, то кто об этом узнает?

Арман поправил ужасную шубу, едва держащуюся на плечах любимой, и тихонько прошептал:

— Поехали ко мне, mоn реtit сhаtоn. Я излечу твои печали.

Горячий шепот словно обжег. Лиля вздрогнула и так же тихо взмолилась:

— Увези меня, Арман, пожалуйста.

Он, рыкнув, подхватил ее на руки, и, не обращая внимания на свалившуюся шубу, быстро понес в машину.

Витя Пахомов смотрел в окно, как де Анвиль на руках тащит к машине Лильку, а она, крепко обхватив Армана за шею, уткнулась лицом ему в грудь. Проводив взглядом сладкую парочку, Витька вышел на террасу, надеясь глотнуть свежего воздуха. Что-то душило и не давало покоя, будто сознание специально уводило в сторону мелкую, но весьма значимую деталь. Пахомов отмахнулся. Пропади все пропадом. Нужно последовать примеру Армана и, прихватив в постель прекрасную Хлою, попробовать поспать. Он уже почти дошел до двери, как увидел сваленную на полу норковую шубу.

"Непорядок, — внутренне поморщился Витька. — Тоже мне графиня выискалась, придумала норковыми шубами разбрасываться". Он поднял шубейку за мягкий воротник и будто снова увидел погожий зимний день, двор скорняка, куда они вышли покурить, пока тетка заново подшивала подкладку. Иштван затянулся сигаретой и, усмехнувшись, бросил:

— Вот все и закончилось, Витя. Дело передают в суд. К нам претензий у следствия нет. Отец говорит, Нестерову светит лет двенадцать.

— Да ну его. Жаль, отмычка потерялась, когда со станции удирали. Может, новую сделаешь? Чертежи остались?

— Ты чего, сдурел? Нам туда теперь путь заказан. Нужно уметь вовремя остановиться. Я вообще женатый человек…

— Спасибо Лильке, помогла. Лучшее алиби нам обеспечила.

Герт кивнул и цыкнул:

— Тихо, — прислушался он. Потом крутанул головой в сторону окна. — Она там шьет или уснула?

— Да вроде машинка стрекочет, — отмахнулся Витька.

— Ну и ладно, — пробурчал Иштван. — Хорошая шуба. Мех с густым подшерстком. Они сами шьют и дают гарантию. Там внутри даже штамп ставят. Типа лейбла, — рассмеялся он. — Лишь бы Лилечке понравилась.

— Давай в пополам, Герт, — предложил Витька. — Все-таки и мне Лилька помогла.

— Другим бабам дари, — отрезал Цагерт. — А своей жене я и сам в состоянии подарок купить.

На улицу выскочил скорняк с шубой.

— Забирайте и проваливайте, — вскинулся он. А из дома послышались надрывный плач и проклятия.

"Почему же мы тогда не придали значения?" — мысленно изумился Витька. Он прошел в кабинет и, достав из ящика стола тонкий канцелярский нож, одним движением срезал подкладку по всему подолу.

Он искал, сам не понимая, на что наткнется. Потом стал медленно разглядывать аккуратно сшитые шкурки, пока не увидел широкий, хорошо сохранившийся, самодельный штамп. "Никулина Е.Г."

ГЛАВА 36

Машина отъехала всего лишь пару кварталов от дома, когда Лиля вдруг попросила вернуться обратно.

— Арман, пожалуйста, — взмолилась она.

Де Анвиль внимательно посмотрел на невесту. Капризами Лили не страдала.

— Поехали, — просто кивнул он, быстро развернув автомобиль на пустой дороге.

В доме кое-где еще горел свет. Ни криков, ни залпов, ни мольб о помощи.

"Сумасшествие какое-то, — раздраженно отругала себя Лиля. — Ехали к Арману спокойно, чего вдруг назад потянуло?" Она сама не понимала, почему ноги понесли к дому. Но ей казалось, что, если она помедлит, произойдет что-то страшное. Она рванула дверь на себя и опрометью понеслась на второй этаж. Следом за ней в дом быстро входил Арман.

Лиля пробежала по коридору, отдышалась около детской и осторожно заглянула внутрь. Мишка крепко спал, обняв своего косолапого тезку. Мать умилилась сонному ребенку и направилась дальше. В другой комнате тихо сопела Таечка, а рядом на диване прикорнула Хлоя.

— Что случилось, мон ами? — встревожилась сестра Армана и вышла в коридор. Лиля в два шага оказалась у комнаты дочери. Поддав плечом, она отворила дверь, ввалившись в светелку, полную табачного дыма. Спрятать сигарету Света не успела.

"И здесь все нормально", — облегченно выдохнула Лиля.

А вслух рявкнула:

— Голову оторву.

И остановилась в раздумьях. Что заставило ее вернуться? Дети в порядке…

— Лилечек, что случилось? — В комнату вбежала Раиса Петровна в халате и с распущенными волосами.

"Красивая моя мама, — мысленно отметила Лиля. — И, слава богу, дело не в ней. А в чем же?" Она остановилась как вкопанная.

— Витька, — вырвалось у нее. — Где эта зараза?

Раиса Петровна и Хлоя уставились на нее в недоумении. Сзади подал голос Джотто.

— Шеф в кабинете, — солидно пробасил он.

Лиля кинулась в самый конец коридора, распахнула дверь настежь. Пусто. Она хотела бежать дальше, в спальню хозяина дома, но что-то странное привлекло внимание. На столе лежала разложенной ее старая норковая шуба, непонятно зачем привезенная маменькой из России. Лиля осторожно подошла к столу и в свете настольной лампы посмотрела на отрезанный подол, отброшенный вверх, наткнулась взглядом на штамп с фамилией. И отпрянула в сторону.

"Все-таки Витька" — пронеслось у нее в голове, и она решительно направилась к его спальне. Дверь оказалась запертой изнутри.

— Витя, — затарабанила Лиля по двери. Ответа не последовало.

— Ломайте, — приказала она Джотто и Митяю.

— Может, человек спать лег? — пробормотал подошедший Иван. — Лиль, ну к чему шум такой? Завтра все и решите спокойно.

— Саша, — обратилась она к Джотто по имени. — Это приказ.

Парни пожали плечами. Еще ни разу Золотая королева лично не раздавала приказаний, только просила. Но вот так вломиться к шефу…

— Хорошо, — пробормотал Джотто. — Только перед Виктором Николаевичем отвечать вам.

— Не волнуйся, — милостиво отмахнулась Золотая королева и снова повторила приказ: — Ломайте, быстро.

В спальне Витьки не оказалось, и Лиля, не задумываясь, ворвалась в санузел. Издалека она слышала предостережения Армана. В его понимании Витька считался посторонним мужчиной. Она вспомнила, как вечность назад Иштван зашивал распоротую Пахомовскую ягодицу, и усмехнулась. Ага, посторонний. Сейчас.

Незапертая дверь открылась бесшумно.

Пахомов, в одних трусах, стоял, облокотившись руками о мраморную столешницу, и задумчиво разглядывал лезвие охотничьего ножа. Рядом для комплекта лежал еще один, похожий на стилет. А в ванне наполнялась вода.

Все понятно без слов.

Лиля влетела, как фурия.

— Ты чего удумал, гад такой, — закричала она и бросила в него флакон с шампунем, стоявший на полке. — Мало нам горя, да? — орала она и швыряла в него все, что попадалось под руку. Фен, расчески, крем для бритья.

Витька молча стоял, не пытаясь увернуться. А потом сказал тихо:

— Угомонись, родная, я хотел, но не смог. Из-за Тайки и из-за тебя.

— Где ты такие страшные ножи взял? — выдохнула она, тут же попав в кольцо рук Армана. Сразу стало тепло и надежно.

— Достались от прежних хозяев, — хмыкнул Пахомов и обратился к гостям и домочадцам, столпившимся в дверях его ванной комнаты:

— Концерт окончен.

Ехать в Мюнхен уже не имело смысла.

— Придется ночевать в нашем бедламе, — уткнувшись Арману в плечо, прошептала Лиля.

— Ничего страшного, останется время поспать, — тут же согласился он и поинтересовался: — Что ты почувствовала, любовь моя?

— Ужасную безысходность, — вздохнула Лиля. — Знаешь, первый раз я ощутила такое же утром того дня, когда убили Иштвана, но я легкомысленно отмахнулась. А потом поняла, что зря. Сейчас я, может, всех напугала, но отвратила беду.

— Почему Виктор так решил? — пробормотал Арман.

— Наверное, винит себя, — всплеснула руками Лиля. — Не знаю.

В дверь тихонько постучали.

— Можно? — виновато спросил Пахомов.

— Входи уже, — фыркнула Лиля.

Витька шагнул в комнату и сразу сгреб ее в объятия.

— Спасибо, родная, — выдохнул в ухо. — Тебя как господь ко мне направил.

— Ты же веруешь, Пахомов, а это смертный грех. Что нашло на тебя?

— Отчаяние, Лиль, — пробормотал Витька, опустив руки. — Столько людей погибло.

— Не по твоей вине, — отрезала она.

Виктор собирался возразить, но в разговор вмешался Арман. Он ничего не понимал в этих криках и совершенно не разобрался, почему, увидев свою шубу на письменном столе, Лили решила, что нужно спасать Виктора.

— Предлагаю выпить красного вина, — предложил он. — У вас имеется?

"Ага, целый погреб бургундского", — мысленно съехидничал Витька.

— Кажется, есть пара бутылок, пошли на кухню, — пригласил он и первым вышел из Лилиной спальни.

Дегустация вина плавно перешла в чаепитие. Раиса Петровна достала из холодильника маленькие корзиночки с кремом и фруктами.

— Сама пекла, — похвасталась она Хлое. Та попробовала и в восторге закатила глаза.

— Вот, мон ами, идея, — в запале обратилась она к Пахомову. Тот кивнул и усмехнулся печально:

— Этой идее сто лет, Хлошечка. Я эти пирожные с первого класса обожаю.

Раиса с Лилей радостно закивали, а Арман глянул подозрительно на сестру и Виктора. ""Мон ами" и "Хло-ше-чка", ну-ну" — отметил он.

Из своей комнаты притащилась Света, а следом за ней с улицы подтянулись Джотто, Митяй и Иван, курившие на крылечке.

— Пришли, курильщики, — недовольно повела носом Раиса Петровна и презрительно заметила внучке: — Ты вон теперь тоже на крыльцо выходи.

— Бабушка, — возмутилась Светка. — Я больше не буду.

— Конечно, не будешь, — согласилась Раиса. — Иначе еще получишь.

Лиля всмотрелась в лицо дочери. На Светкиной щеке виднелась красная отметина.

"Хорошо, что не я", — мысленно поблагодарила она мать.

Разговаривали все разом. На русском и французском, иногда переходя на немецкий. Говорили ни о чем, боясь даже словом обмолвиться о чуть не случившейся трагедии. Лиля почувствовала, как разболелась голова. Она поморщилась, и это не укрылось от Армана.

— Пора спать, mоn реtit сhаtоn, — пробормотал он.

Тут же засобирались все остальные.

— Мне завтра рано вставать, — внезапно объявил Иван. — Я улетаю утренним рейсом.

— Джотто отвезет в аэропорт, — тут же распорядился Виктор. — Ну и мы проводим, правда, Лиль?

— Обязательно, — согласилась она.

Арман дернул ее за рукав и попросил перевести. Лиля немного смутилась, но перевела дословно.

— Ты с ним в аэропорт поедешь? — напряженно поинтересовался он, когда они остались наедине.

— С Иваном? — уточнила Лиля и тут же добавила: — Нет, простимся здесь.

"Отлично, — мысленно вздохнул Арман. — Будет время поговорить с Хлоей".

Он долго не мог заснуть, сжимая в объятиях любимую женщину, и не смел пошевелиться, опасаясь побеспокоить ее.

Но и от тяжких мыслей уснуть все равно бы не удалось. Он думал о Лиле, по большому счету спасшей Пахомова, размышлял о дружбе мужчины и женщины, понимая, что это не просто отношения одноклассников, а именно родство, не по крови, а по жизни. Мысли внезапно перескочили на Хлою. И Арман усилием воли отогнал их от себя, боясь от злости не совладать собой и разбудить невесту. Она, пробормотав что-то по-русски, повернулась в его руках и, закинув ногу, почти полностью залезла на него. Арман, не желая терпеть и минуты, аккуратно положил любимую на спину и, словно тень, навис сверху.

Виктор Пахомов так и не понял, какой черт его попутал. Хорошо хоть, Лилька примчалась вовремя. Он, конечно, ей не соврал, что попытка не удалась, но не ворвись она к нему в ванную, он бы точно повторил все снова. Что ж это было, твою мать?

Он решил не ложиться спать, а вышел на террасу, закурил, задумавшись. Сзади послышались шаги, и из соседней комнаты появилась Раиса Петровна.

"Не дом, а постоялый двор какой-то, — незлобиво подумал Витька. — Одному остаться — целое дело".

Он увидел заплаканные глаза классной. Редкое явление. Она молча подошла к нему и, обняв, заревела. Горько, почти с надрывом. Он гладил ее по голове, словно ребенка, а потом сам, как в пятом классе, когда она поймала его за изготовлением водяной бомбочки, пообещал:

— Я больше не буду, Раиса Петровна.

Тут же толстый, как сарделька, палец уперся ему в грудь. Она отстранилась и строго посмотрела в глаза.

— Поклянись.

— Клянусь, — выдержав суровый взгляд, тут же подтвердил Витька. — Только, пожалуйста, маме не говорите.

Раиса рассмеялась сквозь слезы.

— Витя, ты все такой же, — вздохнула она и, встав на цыпочки, поцеловала его в щеку. — Попытайся поспать, пожалуйста.

— Бесполезно, Раиса Петровна, — обреченно заметил он. — После такого сумасшедшего дня…

— Тогда позови Хлою, — перебила учительница. — Пусть споет тебе колыбельную. У нее хорошо получается.

Пахомов улыбнулся.

— Я люблю вас, Раиса Петровна, как родную мать, — он наклонился и чмокнул ее в щеку ответным поцелуем.

— Тогда тем более не расстраивай меня дурацкими выходками, — строго заявила она и отправилась к себе.

Витька посмотрел ей вслед.

"Глаз-алмаз" — хмыкнул мысленно. И решил воспользоваться советом своей классной. Он намеревался тихонько пройти по коридору, проскользнуть в детскую, где на диванчике обычно спала Хлоя. Но идти никуда не пришлось. Пахомов зашел в спальню и обалдел. На его кровати, свернувшись клубочком, дремала француженка, а рядом на тумбочке стояла Тайкина радионяня.

Утром Арман решил съездить домой.

"Свежая рубашка, другой костюм", — наплел он Лиле. А Хлое серьезно велел:

— Поедешь со мной.

Она услышала эту забытую интонацию, не предвещавшую ничего хорошего. Пришлось подчиниться. Арман не только был ее старшим братом, но и еще управлял всеми активами семьи, в том числе и ее личным трастовым фондом. И Хлоя прекрасно на собственной шкуре знала, как ее братец способен бороться с непослушанием членов семьи. Это пощечина, что маман Лили отвесила своей внучке, пройдет быстро, а вот последствия самого невинного проступка Арман карает жестоко: сразу снижает ежемесячные выплаты и в редких случаях может заморозить и ежегодную выплату части годового дохода. Такого, правда, никогда не случалось. Но один раз все же пришлось валяться в ногах и умолять. Тогда, кажется, она перебрала на вечеринке с марихуаной и мальчиками. А когда мать стала ее отчитывать за непотребное поведение, то Хлое удалось еще нахамить ей. Маман наябедничала Арману, а тот всегда был короток на расправу. И в итоге снизил в два раза ежемесячные выплаты. Она взбунтовалась, наивно полагая, что, повысив голос на брата, решит проблему. Но граф де Анвиль довольно улыбнулся и известил:

— В этом году останешься без части годового дохода.

Как бы не так. Это был первый год, за который ей полагалась выплата, начиная с ее двадцатилетия. И Хлоя уже распланировала, как потратит деньги. Пришлось мигом протрезветь и, встав на колени, умолять.

Арман и Хлоя уехали рано, даже не позавтракав.

— А я думал, французы у тебя плотно обосновались, — хохотнул Иван.

— Да мне не жалко, — равнодушно протянул Витька. — Они моей дочке родственники. И с ними веселее. — Пахомов подмигнул Лиле и добавил: — Скажи Арману, родная, пусть к нам переезжают. Только лишние деньги за аренду платит, итак постоянно здесь.

— Сам, все сам, — на ходу заметила Лиля, усаживая Мишутку в высокий стульчик.

Иван сразу вспомнил, как на его кухне она жарила блины, а Света танцевала в пустом зале. А он, дурак, все испортил. Понадеялся на что-то. На душе и так было горько, а теперь и вовсе стало невыносимо. Судьба дважды давала ему шанс, а он решил, что появится третий.

— Спасибо тебе за все, Ванечка, — ласково поблагодарила Лиля. — Я даже не ожидала, что ты подтвердишь ту давнюю историю. Но я очень тебе благодарна за это.

— Перестань, Лиль, — пробормотал Иван. — Я сделал это, чтобы убийца шести человек не ушел от возмездия. Не знаю, почему он так все подробно выложил, надеюсь, он говорил правду, но я бы не хотел, чтобы об Игоре осталась слава, как о продажном следователе. Родители Иштвана тоже никаких показаний не давали, а соседка по даче ошиблась, приняв меня за Цагерта. Только ты и Лена Птицына соврали следствию. Но у вас, наверное, имелись свои причины, — усмехнулся невесело Бессараб.

— Любовь и дружба, — хрипло заметил Витька. — Ленка любила меня, а Лиля дружила с Иштваном.

— Наверное, я уже тогда любила его, — тихо заметила Лиля. — Только сама не понимала. Я бы не сделала этого больше ни для кого, понимаешь?

— Я знаю, родная.

— Прости меня, Ваня, — прошептала она.

— Все уже в прошлом, Лиль, — тут же остановил ее Иван. — Это я виноват. Люблю тебя, а удержать не могу. Уже который раз теряю. Но мы много пережили вместе, и может быть, станем друзьями?

— Обязательно, — улыбнулась Лиля.

— На свадьбу хоть пригласишь? — примирительно поинтересовался Бессараб.

— Да, — кивнула она. — Я пришлю приглашение.

Когда за Иваном закрылась дверь, Лиля внимательно посмотрела на Пахомова и задумчиво произнесла:

— А знаешь, Витя, если бы сейчас на машине времени вернуться обратно в конец восемьдесят восьмого, я бы все равно согласилась обеспечить вам алиби. Хоть вся наша жизнь из-за этой истории пошла вкривь и вкось, но я бы не смогла поступить по-другому.

— Ты всегда любила Герта, — авторитетно заявил Пахомов. — И он в этом даже не сомневался.

Дорогой Хлоя поняла, что дела обстоят из рук вон плохо. Арман не потрудился открыть ей дверцу. И машину он вел напряженно, сделав музыку погромче. Дурацкий блюз. Интересно, его русской невесте тоже нравится эта какофония? Нужно будет поинтересоваться.

Но, войдя в дом, Хлоя сразу забыла о подобных пустяках.

— В кабинет, — рявкнул Арман.

По пути она попробовала догадаться, в чем причина. Неужели заметил? Нет, невозможно. Он же не умеет читать мысли.

Закрыв дверь, Арман подошел вплотную.

— Ты чего вытворяешь? — рыкнул без предисловий.

— Но, Арман, я не понимаю, — попыталась схитрить она.

— Ты думала, я не замечу? — с издевкой в голосе поинтересовался он.

— А ты что, пересчитал свои ненаглядные пилюли? Или по весу пакетика понял, что он стал легче на два грамма? — в запале крикнула она.

— Все-таки ты их брала, — поставил точку над "i" Арман. Хлоя поняла, что прокололась. Дальше отпираться не имело смысла.

— Я даже не подозревал, что ты так глупа, — в сердцах заявил де Анвиль, устало усаживаясь в кресло.

Она, увидев, что брат немного расслабился, решила присесть на краешек стула.

— Я не позволял тебе садиться, — строго известил Арман.

Хлоя вскочила и застыла как вкопанная.

— Мне нет нужды каждый раз взвешивать упаковки, как и пересчитывать драже. Я вижу побочные эффекты. И на этом основании делаю выводы. Я заметил две удивительные вещи. Виктор внезапно воспылал к тебе любовью и чуть не покончил с собой. Мне этого оказалось достаточно, поверь.

Хлоя испуганно воззрилась на него.

— Неправильное применение препарата, моя дорогая, — невесело усмехнулся Арман. — Ты хочешь, чтобы девчонка осталась сиротой? Поверь, малышка этого не заслужила.

— Но, Арман, я же не знала, — попыталась возразить сестра.

— Дура вдвойне, — вынес вердикт брат. — Ты неправильно растворила драже. Скорее всего, в кофе. Только от него могла последовать такая сильная реакция.

Хлоя обреченно кивнула.

— Так вот, — продолжил Арман. — Ты растворила в кофе приворотное средство и напоила им мужчину. Теперь он твой навеки, радость моя. Но как ты сможешь понять, любит ли он тебя на самом деле или находится под воздействием снадобья?

— А так бы он на меня и не посмотрел, — в запале выкрикнула Хлоя. — А теперь он мой. Дай ему противоядие какое-нибудь. Умоляю тебя, — И сестра медленно опустилась на колени. — Я люблю его, пожалуйста, Арман.

— Я сразу догадался, что без тебя не обошлось. И еще ночью в вино добавил. Надеюсь, дополнительных мер принимать не придется. Он — хороший человек, и я привязался к нему. И сильно огорчусь, если с ним что-то случится.

— Спасибо, — прошептала Хлоя, опустив голову. — Ты скажешь ему?

— Нет, никогда, — вскинулся Арман. — Встань, твоя покорная поза вряд ли поможет. Теперь — твое наказание. Если еще когда-нибудь залезешь в мой саквояж или проберешься в лабораторию, я обнулю твой трастовый фонд. Это понятно? На первый раз я оставляю тебе тридцать процентов ежемесячных выплат на весь следующий год. На булавки хватит. На что-то серьезное — нет. Теперь — твоя часть годового дохода. Я снимаю с тебя выплаты за два года. В марте тебе переведут на карту сумму ровно в два раза больше причитающейся. А в следующем году получишь разницу между фактической суммой годового дохода и выплаченной сейчас.

Хлоя посмотрела подозрительно. Щедрость Армана не имела к ней никакого отношения.

— Эти деньги ты подаришь моей жене. Не хочу, чтобы она чувствовала себя скованно и за каждой мелочью обращалась ко мне. Пусть у нее будет свой кошелек.

— Но, Арман, ты же понимаешь, о какой сумме идет речь? — вкрадчиво поинтересовалась сестра.

— Гораздо лучше, чем ты можешь вообразить, — отрезал Арман. — И я очень надеюсь, что вы с моей женой станете лучшими подругами.

— Мне она нравится, и я приложу все силы, — искренне заверила Хлоя.

Арман кивнул и заметил более мягко:

— Я хочу как можно скорее вернуться к Лили. Постарайся собраться быстро.

В дверь просунулась голова Франсуа:

— К вам курьер, месье.

Когда на стол лег толстый конверт с печатью Елисейского дворца, Арман понял, что ничего хорошего ждать не приходится.

Он вскрыл бумагу по краю и, не сдерживая раздражения, вытащил пачку документов. Пробежал беглым взглядом по диагонали и, громко выругавшись, стукнул по столу.

Хлоя, заметив, как настроение брата от плохого перешло к ужасному, сочла за благо выскользнуть из кабинета. Удаляясь, она слышала, как в стену ударилось что-то тяжелое. Плохая примета, очень плохая.

ГЛАВА 37

— А если Виктор сделает мне предложение, ты согласишься? — уже в машине поинтересовалась Хлоя.

Де Анвиль хмуро глянул на сестру, лишь на секунду отвлекшись от дороги. Руки спокойно лежали на руле, словно он не вел машину, летящую по автобану.

— Все так далеко зашло? — сквозь зубы пробурчал Арман. — Сколько пилюль ты растворила? И какой объем чашки?

— Два маленьких драже в кофейной чашечке, — пробормотала она, мысленно кляня себя, что опять вернулась к этой теме.

— Идиотка, — медленно проговорил брат. — Чуть человека не угробила. Ты хоть теперь понимаешь, что играть в такие игры опасно?

— Да, ваша честь, — кивнула Хлоя и проговорила запальчиво: — Можно подумать, ты своей Лили ничего не подмешивал.

— Нет. И не стану, — рявкнул Арман, обгоняя какой-то минивэн. — Мне нужна настоящая любовь этой женщины, а не привязанность зомби. А ты своими стараниями привязала к себе человека до конца жизни.

— А противоядие? — насторожилась Хлоя.

— Нет, — мотнул головой Арман. — Не поможет. Ты, как слон в посудной лавке, все сделала наоборот. Теперь могу только порадоваться за тебя. Любовь до гробовой доски, дорогая.

— Я хочу за него замуж, — вскрикнула Хлоя. — И очень хорошо, что так получилось. Он придет к тебе просить моей руки. Не вздумай отказать.

— А куда мне деваться? — невесело усмехнулся Арман. — Почту за честь назвать Виктора своим зятем. Но почему ты не подождала немножко? Пахомов влюбился бы в тебя…

— Ты издеваешься? — пробурчала сестра.

— Нет, — устало выдохнул Арман. — Ты красивая женщина. И похожа на эту актрису… Одри Тату.

— Да, мой дорогой, такая же страшненькая — заметила Хлоя. — Это ты привык ко мне. И твое мнение не считается.

— Ну, я все-таки мужчина, — фыркнул де Анвиль.

— Ты брат, — вынесла вердикт Хлоя.

— Спасибо, — заискивающе глядя на брата, промурлыкала Хлоя.

Де Анвиль расхохотался.

— Плохие новости? — отважилась на вопрос Хлоя, понимая, что тема с драже навсегда закрыта.

— Ты о чем? — Арман отвлекся от дороги и внимательно глянул на сестру.

— Ты ругался, когда получил почту. И швырялся предметами, — потупившись, словно маленькая девочка, пояснила сестрица.

— А-а-а, это, — протянул Арман и тут же пояснил: — Наша компания выиграла тендер на оборонный заказ.

— Радоваться надо, — растерянно обронила сестра.

— Ты все-таки идиотка, — буркнул Арман. — Явно не в нашу породу? Может, тебя подбросили?

— Ага, — хмыкнула Хлоя, обрадовавшись, что старший брат соизволил пошутить. — Нет, не подбросили, я похожа на бабушку Мари. Она тоже красотой не блистала. А вот тебя точно с чердака уронили. Нужно спросить у твоей няньки.

Арман расхохотался.

— Софи меня любит, как родное дитя, — похвастался он, и голос потеплел от воспоминания.

И, уже въезжая в Штарнберг, он быстро объяснил:

— Моя компания выиграла оборонный заказ, а я собираюсь жениться на гражданке страны — потенциального противника. Когда информация дойдет до Елисейского дворца, наши чиновники проявят крайнее недовольство. На всех моих разработках стоит гриф "секретно". А я тоже, знаешь ли, не всесилен.

— И что тогда?

— Нужно как можно скорее жениться на Лили. И ей, как моей жене, придется сменить гражданство. Надеюсь, проблем не возникнет. Во Франции живет много русских и их потомков.

— А она согласится?

— Не знаю. Уговорю.

Лиля сразу уловила перемену настроения, стоило Арману войти в дом.

— Что-то случилось? — поинтересовалась она вместо приветствия.

— Да, — кивнул он, прижимая ее к себе. Пальцы мягко прошлись по спине. Затем пробежались вверх, и одна ладонь застыла на шее. Другая рука крепко обхватила талию. — Нам нужно срочно пожениться, — пробормотал Арман. — Я возьму специальное разрешение для венчания.

— Ты ждешь ребенка? — лукаво осведомилась Лиля.

— Нет, — рассмеялся он, заглянув в хитрющие зеленые глаза. Лиса. — А ты? — прохрипел он, нависая над ней.

— Тоже нет. К чему такая спешка? — заметила она, пытаясь увернуться от его губ. И добавила строго: — Арман, тут дети.

— Пойдем в гостиную, — Он схватил Лили за руку и потащил за собой наверх. Она и не думала сопротивляться.

— Я не могу ответить тебе сразу, — печально призналась она, когда он выложил ей все свои опасения. — Дай мне время, пожалуйста. Твоя просьба ввела меня в ступор. Мне и так страшно, а еще ты торопишь.

Лиля провела рукой по серой атласной обивке дивана. И замолчала.

Арману показалось даже, что невеста вся съежилась, до того напряженной показалась ее фигура.

— Я и не прошу сейчас принимать решение. Но как долго ты собираешься думать? — поинтересовался он осторожно, положив поверх ее ладони свою.

Лиля вздохнула тяжело и словно через силу заметила.

— Если ты так хочешь жениться на мне до Рождества, я согласна. Об этом даже думать нечего. Обойдемся без пышной свадьбы. А вот по поводу гражданства не знаю, хочу посоветоваться с матерью.

Арман испугался. Она уж точно отговорит Лили.

— Посоветуйся со мной. Может, мы вместе найдем решение, мон ами? — взмолился он. — Чего ты опасаешься? В любом случае, став моей женой, ты не скоро сможешь поехать в Россию. И какая разница, двойное у тебя гражданство или только французское?

— В этом-то и проблема, — устало пробормотала Лиля, отводя взгляд. Она уставилась на обои пестревшие розами, и нехотя добавила. — Там похоронен Иштван. И хотя бы раз в год нужно навещать могилку. А что получается? Я тут, Витька тоже. Маме тяжело. А на сестру надежды мало…

— Причина только в этом? — строго посмотрел на нее Арман. — В могилке? Можно нанять кого-нибудь…

— Убрать мусор, да, — выкрикнула Лиля. — А как же память о нем? Он — отец моих детей.

— Ну, положим, не всех, — усмехнулся Арман и тут же понял, что сглупил. Она резко подскочила и быстро подошла к окну, не желая с ним что-то обсуждать. По слишком напряженной спине Арман понял, что брякнул глупость. И гадость. Он встал с дивана и шагнул к Лили.

— А если мы перевезем твоего покойного мужа в Бордо? — быстро предложил он, аккуратно обнимая ее за плечи.

Лиля порывисто повернулась.

— Это как? — изумилась она, увернувшись от его рук. Он попытался обнять ее снова, но она не позволила.

— Существуют же способы транспортировки, — примирительно добавил Арман, демонстративно засунув руки в карманы брюк. — Я никогда не вдавался в детали. Но все возможно технически.

— В Бордо захороним на местном кладбище? — изумилась Лиля, все еще не веря в такой поворот событий.

— Вот еще, — возмутился Арман. — В склепе де Анвилей.

— Ты серьезно? — переспросила она.

— Конечно, — заверил он. — Если эта проблема разрешится, мы договорились?

— Мне до конца не верится. Арман, проще один раз в год мне с детьми съездить в Город.

— Чтобы еще и с отцом дочери повидаться? Этим самым Жаном? — глаза мужчины полыхнули огнем, а в голосе почувствовалась сталь. — Я не намерен тебя ни с кем делить, mоn реtit сhаtоn. Я католик, и женюсь один раз. Никаких разводов, никаких других мужчин.

Лиля аж застыла от неожиданности, а потом отвесила пощечину.

— Убирайся, Арман, — тихо прошептала она. — Кольцо найдешь на комоде в спальне. Я не выйду замуж за человека, считающего меня ничтожеством. Ты полагаешь, что я способна на измену и все равно собираешься жениться на мне?

Она развернулась, чтобы уйти. Он тут же поймал ее за руку, притянул к себе.

— Прости меня, — прошептал Арман, пытаясь удержать вырывающуюся невесту. И снова повторил: — Прости.

Отстранившись от него, вскинулась она:

— Когда мы познакомились с Иваном, мне казалось, что это и есть самая настоящая любовь. Но он сделал все для того, чтобы я осознала свою ошибку. Иван умудрился растоптать и вывалять в грязи мои чувства. И убил бы напрочь мою веру в людей, если бы не Иштван. Не знаю, как бы я выстояла без его помощи. И именно он — отец моей дочери и никто другой. Если тебя смущает мое прошлое, и оно ложится тенью на ваше графское высочество, скажи прямо. Мы расторгнем помолвку, и каждый пойдет своей дорогой.

— Мне плевать на твое прошлое. Плевать на делишки твоего мужа. Я хочу только тебя, — Арман осекся, понимая, что опять говорит что-то не то. Он наткнулся на холодный колючий взгляд. Сама Лиля молчала, в одночасье став похожей на Снежную королеву.

— Я опять несу ересь, мон ами. Прости меня. Давай оставим эту тему и никогда не будем к ней возвращаться. Для меня ты выше любых подозрений. Я не отступлюсь от тебя. Может быть, у тебя получиться меня забыть…

— Нет, — словно раненная, вскрикнула Лиля и расплакалась. — Мне очень больно, Арман, от твоих слов, но что потом? Станешь стыдиться меня? Я не вынесу этого. Давай просто расстанемся. Ты забудешь меня, а я смогу связать свои чувства в узел…

— А зачем, mоn реtit сhаtоn? — скривился он словно от удара. — Я знаю, что русская душа обожает страдания. Но я предлагаю тебе мир и любовь. Мое уважение к тебе безгранично. — Арман обнял ее, осторожно поцеловал в макушку. — Иди ко мне, mоn реtit сhаtоn, мне уже плохо от нашей ссоры. Пожалуйста, не плачь, умоляю.

Она подняла глаза и увидела в ответном взгляде настоящую боль. Позволила себе положить руку ему на плечо. Арман, ласково убрав с ее лба маленькую прядку, аккуратно большим пальцем вытер слезинки, катившиеся по лицу любимой, ткнулся губами в тыльную сторону ладони, лежащей на его руке.

— Я готов принять тебя со всеми родственниками. Твои дети, естественно, будут жить с нами. Но кроме них ты можешь пригласить маман и сестру, если пожелаешь.

— Сестру не надо, — слабо улыбнулась Лиля и тут же добавила: — А маме я бы предложила жить вместе с нами. Дети будут скучать по ней.

На самом деле она нуждалась в Раисе Петровне, как в матери и как в педагоге. Кто еще сможет давать ее детям уроки русского? Лиля категорически возражала против того, чтобы Света и Мишка забыли язык или говорили с акцентом.

— Бери маман, Виктора, — согласился Арман. — Кого еще хочешь с собой взять для полного счастья? Можешь еще и экономку пригласить. Я согласен, лишь бы ты чувствовала себя счастливой, и чтобы твоя русская душа не томилась на чужбине.

— Ирине предложу, — пробормотала Лиля. — А у Витьки своя жизнь. Надеюсь, он хоть изредка сможет приезжать к нам.

— Твой великий друг детства вместе с нами отправится в Бордо и поселится в левом крыле моего замка. Хлоя сегодня выпросила разрешение на брак. Я дал согласие.

— Витя женится на Хлое? — удивилась Лиля.

— Скорее, это моя сестра берет в мужья Пахомова.

— Когда же они успели?

— Сам удивляюсь, — хмыкнул Арман, пожав плечами, и серьезно добавил: — Тут всего неделя осталась до отъезда. Нужно дать указания Эбенхайму по поводу эксгумации.

— Поговори с Витей, он все решит, — задумчиво заметила Лиля. Она рассеянно глянула на улицу и тут же, клюнув Армана в щеку, решительно высвободилась из его рук.

— Спасибо тебе, любовь моя, — кинула на ходу и поспешила из комнаты.

Де Анвиль, гадая, что могло так взволновать Лили, посмотрел в окно и увидел бредущую по дорожке заплаканную Свету. Его невеста, как истинная мать, бросилась к своему ребенку.

— Что случилось? — испуганно спросила Лиля, когда Света только переступила порог.

— Ланс говорил гадости про меня, — зарыдала дочка. — Он сказал, что я — грязная нищенка. При всем классе, и другие дети смеялись.

— Он просто дурак, — прошептала Лиля, обнимая Светку. — Негодяй и дурак.

— Хочешь, я ему морду набью? — осведомился Митяй, тут же появившись в дверном проеме. — Подкараулю около школы.

— Этого еще не хватало, — вскинулась Лиля. — Мало мы вчера времени провели в полиции.

Она увидела, как по лестнице неторопливо спускается Арман.

— Что произошло? — тревожно поинтересовался он, а узнав причину, сразу заявил: — Не плачь, Иветт, я сейчас же отправлю в школу Эбенхайма с жалобой. Подадим иск в суд. Никому не позволю обижать тебя.

— Что он говорит? — занервничала девочка. — Я ничего не поняла.

Лиля перевела, и дочка тут же рассмеялась.

— Не надо в суд, — вытирая кулаком слезы, попросила она.

— Правильно, лучше в морду, — авторитетно заявил Митяй и приставил кулак к собственной скуле.

— Нет, — шутя погрозил пальцем Арман. — Ни в коем случае. Только через суд. Эбенхайм оставит родителей Ланса в одних трусах. А уж по шее они ему дадут сами.

— Перестаньте, — невесело усмехнулась Лиля. — Бог с ним, с этим Лансом. Обычный подонок. Не стоит обращать на него внимания.

— Мы найдем тебе жениха, — весело заметил Арман. — Какого-нибудь герцога.

Лиле снова пришлось переводить.

— Тогда уж короля, — Митяй отлепился от двери и, проходя мимо Светки, тихо заметил: — Завтра покажешь мне этого придурка.

— Может, ее не пускать в эту школу? — предложил Арман. — Все равно мы через десять дней уезжаем.

— Мама, пожалуйста, — оценила идею Света. — Скоро Рождество.

— Не ходи, — согласилась Лиля. — Мы уезжаем в Аквитанию. А там будет новая школа.

— Да? — удивилась дочка. — Так скоро?

— У Армана накопились дела, а он не хочет расставаться с нами. Даже бабушку приглашает, — объяснила Лиля дочери, а затем перевела Арману. Он закивал, улыбаясь.

— Здорово, — задумчиво проговорила дочка и повернулась де Анвилю. — Спасибо вам. Терпеть не могу эту школу.

— Я завтра заеду, заберу документы, — тут же заверила Свету мать. — И оставлю жалобу. Учитель не имел права допускать прямых оскорблений.

— Нет, — остановил ее Арман. — Съездит кто-нибудь из конторы Эбенхайма. А я заранее составлю письмо для учредителей.

На следующий день сам Карл Эбенхайм прибыл в частную школу в центре Мюнхена. Он настоял ни личной встрече с директором.

— Я ничего не понимаю, — удивилась директриса, маленькая сухопарая дама. — Ланселот Штерн учится у нас с начальных классов. Очень хороший мальчик. Трудно поверить, что он мог так сказать. Девочка ничего не путает?

— Вы полагаете, что родственница де Анвиля лжет? — ехидно заметил Эбенхайм.

— Нет, я не это хотела сказать, — начала оправдываться директриса. — Мы понятия не имели, что в нашей школе учится представительница такой уважаемой семьи. Пару раз приезжала мать. Но она и словом не обмолвилась.

— Зато граф де Анвиль написал письмо учредителям. Он крайне недоволен.

— Но мы с радостью встретим фройляйн Цагерт завтра, — пролепетала директриса, понимая, что последует после. — И сами разберемся в ситуации. Я лично поговорю с ней и с Лансом. Возможно, они еще станут друзьями.

— Боюсь, это невозможно, — вздохнул Эбенхайм. — Граф категорически против, чтобы его родственница продолжала учиться в этих стенах. Слишком низкий уровень знаний и воспитания. И, к сожалению, мы, столкнувшись с таким вопиющим отношением к личности ребенка, не сможем рекомендовать ваше учебное учреждение своим клиентам. Увы, фрау.

ГЛАВА 38

Перед входом в кафе Лиля мысленно перекрестилась.

— Смотрите в оба, — шепнула она Митяю и Джотто.

— Не бойтесь, Голден квин, — буркнул Джотто. — Глаз с вас не спустим.

Гуськом они вошли в полумрак кафе. Дамы уселись за столик у окна, а парни за соседний, всем своим видом показывая, что они охраняют дам.

Лиля осмотрелась вокруг. Красивое место. Трудно поверить, что именно здесь развернулась трагедия. Она вспомнила, как вчера днем в спальню заглянула Хлоя.

— Нужно поговорить, — заговорщицки сообщила она. Лиля покосилась на сына, задремавшего на ее кровати, и только собралась подняться, как сестра Армана проскользнула в комнату.

— Лежи, а то разбудишь Мишеля, — махнула она рукой и, усевшись на пол рядом с кроватью, зашептала.

Лиля слушала ее с нескрываемым удивлением.

— Я не хочу рассказывать Виктору. Но и одна идти боюсь. Вот если бы вместе с тобой. И охрану возьмем, будто по магазинам пойдем. Я русский не знаю, а мальчики ваши не сильны ни в немецком, ни во французском. Толку мало от такой охраны. Без тебя не обойдемся, Лили.

— Хлоя, ты хоть понимаешь, какую авантюру затеяла?

— Все пройдет как по маслу. Никто ничего не заметит. Я уж в этих вещах дока. Потренируемся перед выходом.

— Хорошо, — кивнула Лиля. — Заедем за подарками к празднику, а на обратном пути попьем кофе в турецком кафе. Пахомов — ретроград, не любит, когда женщины одни по улицам ходят, поэтому охрану даст.

— Все можно провернуть, пока мой братец в Париже.

— Арман звонил час назад, — прошептала Лиля. — Заверил, что завтра вечером вернется.

— Вот видишь, — прошипела Хлоя. — Осталось меньше суток. Он точно будет против или решит действовать сам. Лили, план отличный. Тебе понравится.

— Хлоя, вот никогда бы не подумала…

Но француженка уже подскочила и, чмокнув Лильку в щеку, бросилась к двери.

— Мерси, Лили. Я знала, что ты не подведешь.

И вот теперь, сидя в маленьком душном зале, Лиля мысленно сокрушалась о своем мягком характере и неумении сказать "нет".

Толстый неприятный официант принес меню и, ткнув пальцем в яркий листок, заверил, что это и есть их фирменные блюда.

— Мне салат "Цезарь", пожалуйста, — надменно оповестила она толстяка, даже не взяв в руки меню.

— Что будете пить? — услужливо поинтересовался он.

— Стакан воды, — чуть тише обычного попросила она.

Официант кивнул.

— А вам, фрау?

— Теплый салат с рукколой и печенью и капучино, — важно заявила Хлоя. И, когда официант отошел, прошептала: — Почему стакан воды? Мы же договаривались взять кофе.

— Прости, меня что-то замутило. Наверное, от запахов в этой забегаловке.

— Место вроде красивое, но как-то тут душно, — заметила Хлоя, вертя в руке телефон. Массивный серебряный перстень замелькал перед глазами. Лиля глянула на свои руки. Крупный аквамарин бросался в глаза и оттягивал палец.

"И как раньше ходили в таких украшениях? — задалась она вопросом и мысленно добавила: — С такими кольцами охрана необходима".

Лиля почувствовала, как к горлу подступает ком.

"Выйти бы на свежий воздух. Да и Арман скоро приедет. А если узнает об их вылазке, им обеим несдобровать"

— Не дрейфь, сестрица, — улыбнулась Хлоя. — Лучше расскажи, почему парни и Виктор зовут тебя Золотой королевой.

— Старая история, — улыбнулась Лиля. — В первом классе на новогоднем утреннике все девочки были в коронах из магазина игрушек. Такие пластмассовые, обклеенные мишурой, на резиночке. А мне папа на заводе сделал из медной фольги. Это тонкий такой лист металла. Вырезал все зубцы, сзади заклепал. Получилась настоящая корона. Золотая. И я в детстве носила длинные косы. Получилось как из сказки.

— Наверное, как королева.

— Да, и Витька, глянув на меня, так и сказал: Золотая королева. Не знаю почему, но прицепилось на всю жизнь.

Хлоя весело захихикала.

Официант принес заказ и сразу же удалился.

— Не вздумай есть, — предостерегла Хлоя и осмотрелась по сторонам. Толстяк болтал с барменом и не обращал на посетительниц никакого внимания. — Давай, пока никто не видит, — велела она и ловким движением провернула камень на своем кольце. Небольшой комок тихо приземлился в тарелку. И Хлоя быстро закопала его в рукколу. — Теперь твоя очередь.

Лиля, как учили, приподняла аквамариновую крышку перстня, позволив мелким черным зернышкам упасть на листья салата.

— Класс, — одобрила Хлоя. — Перемешай.

Лиля послушно перевернула содержимое. Хлоя тут же забрала у нее тарелкуи подняла вверх палец, призывая официанта.

Джотто и Митяй напряглись, увидев условный знак.

— Что это? — полюбопытствовала Хлоя, ткнув вилкой в прилипшую к листу салата черную точку.

— Это зира, госпожа, — заверил официант.

— Зира? — вскрикнула Хлоя. — Я, по-вашему, не способна отличить зиру от мышиного помета?

— Но этого не может быть, — начал доказывать официант.

— Я позвоню в санитарный контроль, пусть они разбираются, — заявила Хлоя.

— Вы ошибаетесь, — промямлил толстяк.

— Меня зовут Хлоя де Анвиль, и я ресторанный критик. Поэтому я ошибаться не могу, а ошиблись вы. Очень ошиблись.

Представители санитарного контроля прибыли через пять минут, будто стояли за дверью. Приправа в салате блондинки действительно оказалась мышиным пометом, а в рукколе брюнетки обнаружился живой таракан с поломанными лапками. Мадам "Ресторанный критик" быстро достала из сумочки фотоаппарат и сделала несколько снимков.

А блондинка, взяв под руку одного из телохранителей, направилась к выходу. Брюнетка заспешила следом.

"Придется искать новую работу, — подумал официант, искренне не понимая, как всякая гадость могла попасть в тарелки двум изысканным дамам. — Такие к нам редко заходят". Все слишком походило на постановку, но описывать в подробностях инцидент не вовремя подоспевшему руководству толстяк не стал. Имелись свои счеты с хозяином.

Де Анвиль вернулся из Парижа поздней ночью и обнаружил, что на его постели обосновался другой мужчина. Гораздо моложе. Он обнимал Лили, как свою собственность, да еще сопел во сне. Арман улыбнулся и, подойдя к кровати, нежно поцеловал невесту. Она во сне позвала его, но так и не проснулась. Он поправил одеяло с ее стороны и обошел кровать. Нахальный захватчик положил голову на грудь его любимой и не думал откатиться в сторону. Де Анвиль хотел было перенести красавца на его законное место в детскую, но Мишель захныкал во сне и снова прижался к матери. Арман усмехнулся и отправился спать в библиотеку. То ли библиотечный диван оказался не столь удобным, как постель невесты, то ли ему не хватало самой Лили, такой теплой и мягкой, но заснуть не удалось. Де Анвиль встал и, взяв со стола местную газету, решил почитать перед сном. Он по диагонали просмотрел статьи о местном коммунальном хозяйстве, глянул на заметку о пополнении в мюнхенском зоопарке и, перевернув страницу, уставился на большой хвалебный материал местного корреспондента о службе санитарного контроля города. Сначала Арман наткнулся на название заведения, показавшегося знакомым.

"Точно, именно там Алисе вкололи проклятый фентанил"

Затем в тексте де Анвиль увидел собственную фамилию. Оказывается, без известного ресторанного критика не обошлось. Если поначалу он посмеивался про себя над проделками сестры, то, прочитав о красавице — блондинке, в тарелке которой и обнаружился мышиный помет, Арман понял, что его накрывает бешенство. Ему хотелось ворваться в Пахомовскую спальню и за волосы выволочь оттуда свою сестру.

"А где был наш жених и друг детства в этот момент? Куда смотрел?" — задохнулся Арман от возмущения.

Он, накинув халат, вышел на террасу, чтобы хоть немного прийти в себя. Рядом скрипнула дверь, и из своей спальни показался Виктор Пахомов.

— С приездом, — протянул сразу руку. — Чего не спишь? Лилька рано сегодня легла, да и Мишка раскапризничался.

— Идем, покажу что-то, — выдохнул Арман. В морозном воздухе появилось облачко.

— А до утра не терпит? — засомневался Пахомов.

— Терпит, — бросил де Анвиль. — Но тогда я прибью свою сестрицу, а так это сделать придется тебе.

Витька тяжело вздохнул и отправился с Арманом в библиотеку. Он пробежал глазами статью и аж крякнул от возмущения.

— Что делают бабы, а? — Потом вчитался в текст внимательно и велел: — Через пять минут встречаемся внизу. Я своих бойцов пытать буду.

— Почему? — изумился Арман.

— Наши дамочки далеко не дуры. Они охрану с собой взяли. Пару дней назад за подарками ездили. Парни их сопровождали. Я не поехал. Терпеть не могу магазины, да и поработать нужно было. Конец года все-таки. Только потом мне никто ничего не доложил.

Допрос Митяя и Джотто, поднятых шефом среди ночи, не дал никаких результатов.

— А чего? — пробурчал Джотто. — Съездили за подарками, потом дамам вздумалось кофе попить. Заехали в это кафе. Ну скандал был. Так мы уехали сразу. Лилии Михайловне плохо стало. Да и кому понравится, если в своей тарелке такое увидишь.

— Она там ела что-нибудь? — забеспокоился Витька.

Арман махнул рукой и заметил:

— Ты разве не понял, что этот цирк устроила Хлоя? По закону жанра нельзя ничего есть и пить во время такого спектакля.

— Тогда почему Лильке плохо два дня? Ест через силу и бледная какая-то.

— Может, сильно впечатлилась?

— Не знаю, теперь это твоя забота.

— А твоя — оторвать голову моей сестре. Она это заслужила.

— Она отомстила. Молодец. Теперь это кафе прогорит. Клянусь, я бы и сам не придумал бы более изысканной мести. — Пахомов встал и, потянувшись, зевнул. — Хотел бы я воочию посмотреть на эту сцену. Пойду расцелую свою невесту. Спокойной ночи.

Уже у себя в спальне Витька аккуратно начал укладываться рядом с Хлоей.

— Я не сплю, — пробормотала она. — Арман сильно ругался?

— Нет, — заверил Пахомов. Он потянулся с поцелуем и чмокнул в нос разомлевшую от сна Хлою.

— Ты уникальная, Хлошечка, — прошептал он. — Одна на миллион.

— Шутить, Виктор?

— Нет, совершенно серьезен. Лично я знаю только один такой случай.

— Какой?

— Моя невеста отомстила за мою бывшую жену.

— Алисия — моя племянница, — возмутилась Хлоя.

— Это детали, любовь моя, — рассмеялся Витька.

— Ах так? — завелась она и прихватила зубами его плечо.

Пахомов зарычал и навалился на невесту. Хлоя радостно захихикала, предвкушая любовную схватку.

Арман еще немного задержался в библиотеке. Он почувствовал легкий укол зависти, представив, как Виктор милуется с Хлоей. Де Анвиль решительно поднялся и вернулся в спальню Лили. Она крепко спала, а ребенок обнимал любимого плюшевого медведя и смотрел на Армана черными, как вишня, глазами.

— Иди ко мне, — позвал его де Анвиль и протянул руки. Мишель схватился за пальцы мужчины и быстро вскарабкался ему на руки.

— Мицка, — показал он на свою игрушку.

— Пойдем, мон ами, — ласково предложил Арман, осознавая, что ребенок его не понимает. Мишель скосил на мать глаза, в которых веселились бесенята, и опять принялся что-то объяснять Арману.

Де Анвиль прошел с ребенком на руках в библиотеку, мягко освещенную настольной лампой.

"Чем же занять малыша? Читать бессмысленно, играть тоже"

Арман глянул на абажур и сам подивился пришедшей ему идее.

— Смотри, Мишель, — пробормотал Арман. Он повернул лампу так, чтобы яркое пятно света отразилось на пустой стене. Де Анвиль сложил вместе пальцы и выставил вертикально ладони большой палец, а затем задвигал мизинцем. Ребенок заворожено смотрел на тень. Арман для усиления эффекта даже погавкал немного. Мишель захихикал и тоже изобразил собачку. Затем в яркое пятно вышел заяц, покрутил головой, потом ушами. Малыш с восторгом наблюдал за каждой тенью. На смену зайцу выползла змея, потом показалась утка, и в завершении представления прилетел орел. Арман хотел уже закончить выступление театра теней, но Мишель потребовал еще. Пришлось начинать все сначала. Де Анвиля клонило в сон, но малыш выспался и желал развлечений. Тогда Арман взял ладонь ребенка и показал, как нужно держать пальцы. И вскоре на стене появился маленький щенок, заливисто залаявший на большую собаку. А к большому зайцу прибежал зайчишка. Утка и змея так и остались без пары, а вот маленькая птичка принялась летать и шуметь.

— Тише, — предупредил Арман ребенка. — Перебудишь весь дом.

— Уже перебудил, — войдя, вздохнула Лиля и уселась на диван рядом с сыном. Мишутка еще полетал, полаял и довольно уткнулся матери в бок.

— Сейчас отнесу его в детскую, — прошептала Лиля.

— Неть, — тут же заявил малыш и приготовился зареветь.

— Давай возьмем его с собой, любовь моя, иначе он точно всех разбудит, — предложил Арман.

Они лежали, обнимая друг друга и ребенка, которого сразу сморил сон. Малыш, засыпая, накручивал на палец прядь Лилиных волос. Арман осторожно достал маленькую вездесущую ручку из волос любимой.

— Поспи, — ласково прошептал он невесте. — На завтра запланировано много дел.

— Когда мы уезжаем? — чуть слышно поинтересовалась она.

— Через день, — сообщил он и добавил успокаивающе: — Бордо тебе понравится.

ГЛАВА 39

Своды домашней часовни в имении де Анвилей украшали многочисленные замысловатые узоры. Если верить Арману, этому каменному кружеву более трех сотен лет. Конечно, часовня несколько раз реставрировалась за все столетия, но никогда не подвергалась разрушениям и разорению.

"Совсем другая жизнь и иная история", — мысленно вздохнула Лиля. Она перевела взгляд на Армана, серьезного и сосредоточенного. Граф де Анвиль отвечал на приравненные к клятве вопросы местного священника.

— Да, — кивнул Арман. — Я обещаю крестить и воспитывать детей в католической вере.

— Вы согласны? — обратился сутулый долговязый отец Ансельм к Лиле. Очки в тонкой золотой оправе не могли скрыть испытующий взгляд.

— Да, — подтвердила она.

Святой отец поинтересовался прежним браком будущей графини де Анвиль.

— Вдова, — прошелестела она одними губами.

— Понадобится подтверждающий документ, — процедил священник, явно настроенный недоброжелательно. — Вам сообщили, что белый цвет платья и фата недопустимы в вашем случае? — напоследок поинтересовался он.

— Мы знаем это, — недовольно пробурчал Арман. — Не стоит подвергать мою невесту остракизму, святой отец.

— Что вы, что вы, мон синьор? — закудахтал Ансельм. — Я только хотел как лучше. Для вас это первый брак. Я сейчас же отправлю формуляры епископу, надеюсь, он разрешит венчание.

— Он уже разрешил, дорогой Ансельм, — поморщился Арман и достал из кармана пиджака сложенные вчетверо листы. — Мне пришлось съездить за ними в Париж.

— Но как же… — растерянно всплеснул руками Ансельм. — А как же формуляры?

— Мы правдиво ответили на ваши вопросы, — серьезно заметил де Анвиль. — Я доверяю вам самое главное таинство моей жизни, и у вас нет оснований сомневаться в наших намерениях и чувствах. Правда, Лили?

— Конечно, — тихо согласилась Лиля.

Они вышли на улицу из мрачной церкви, и Арман сразу же подхватил Лилю под руку.

— Все хорошо, любовь моя, — весело сообщил он. — Через неделю нас обвенчают.

— Мне показалось, что священник настроен против.

— Ну и что? Не обращай внимания. У нас есть разрешение епископа, на все важные вопросы мы с тобой дали ответы.

— Он смотрел на меня как-то недобро, — с сомнением в голосе отозвалась Лиля.

— Ну и что? — повторил Арман. — Начнет сильно досаждать, напишу в Париж, чтобы отозвали.

— А епископ так сразу тебя и послушается? — усомнилась Лиля.

— Конечно, он же мой дядя, — расхохотался Арман. — Если бы мы решились на пышную церемонию, то тогда бы он сам обвенчал нас. А так… сойдет и Ансельм, лишь бы побыстрее.

Он схватил невесту за руку и потянул за собой.

— Поехали, покажу тебе виноградники.

Дорогой Лиля любовалась идущей вдоль трассы полоской пляжа, подсвеченной мягкими солнечными лучами. Зимнее солнце рассеянно освещало склон холма, сплошь засаженного виноградными кустами.

И это в январе. В Москве сейчас снегопад и мороз, а в Городе дождь и слякоть. Кто бы вообще мог подумать, что выпадет жить в таком райском месте?

Машина свернула к высоким кованым воротам и покатила между виноградников. Арман что-то рассказывал и размахивал руками. Лиля покосилась на руль. Но пальцы опытного водителя в ту же секунду обхватывали кожаную оплетку, и машина, повинуясь легким движениям Армана, во весь опор неслась по грунтовой дороге. Лиля поймала себя на мысли, что совершенно не слушает жениха. И попроси он ее повторить, у нее вряд ли бы получилось.

Она снова и снова спорила с родственниками и в который раз убеждала мать и дочку в своей правоте. Мысленно.

Еще в Мюнхене Раиса Петровна, только услышав о смене гражданства, схватилась за голову. Лиля подошла к матери и, чмокнув в висок, твердо заявила:

— Верь мне, мама. Я не наделаю глупостей.

— Ты так скоропалительно принимаешь слишком важные решения, — тяжело вздохнула мать. — Я тебя и детей, конечно, не брошу. Но подумай, пожалуйста.

— У меня нет другого выхода, — отрезала Лиля, собираясь закончить разговор.

— Мы снова от кого-то бежим? — тут же встряла в разговор Света.

— Что за глупости? — фыркнула Раиса.

— Она права, — устало заступилась Лиля за дочь. — Иштван насолил многим. Кого-то помог разорить, а у кого-то увести бизнес. Ты думаешь, все отказались от мести? Пока он был жив, то сам улаживал возникающие проблемы, или его заказчики. Сейчас я не желаю, чтобы весь этот навозный ком свалился мне на голову. И совершенно против, чтобы моим детям досталось такое наследство. А его заказчикам дела нет и не будет до семьи Иштвана Цагерта.

— Тебе что-то известно? — пробормотала Раиса Петровна.

— О чем-то он рассказывал, но большую часть своих дел держал в секрете. Но, поверь мне, мама, и малой толики моих познаний хватит, чтобы по возвращении домой нарваться на неприятности. Я не хочу.

— Тогда зачем перевозить его прах? Ничего не понимаю.

— Я любила его, — выкрикнула Лиля.

— Я тоже, — насуплено поддакнула Света, заслужив материнский поцелуй.

— И ты пойми, — снова обратилась Лиля к Раисе Петровне. — Помнишь, как в фильме "Место встречи изменить нельзя"? Единственное место, где меня можно подкараулить — это у Иштвана. Рано или поздно я просто обязана там появиться. Но я сделаю ход конем. Не я приду к нему, а он приедет ко мне.

— Это паранойя какая-то. Мания преследования, — вздохнула Раиса.

— Согласись, это малая цена, чтобы полностью излечиться, — фыркнула Лиля.

— Но это и дополнительный крючок, за который тебя будет держать Арман, — в сердцах воскликнула Раиса Петровна.

— Я выхожу за него замуж и венчаюсь по католическому обряду, не подлежащему расторжению. О каком еще крючке ты говоришь? Одно это — стопроцентная гарантия нашего брака.

Лиля разрыдалась и кинулась прочь из комнаты.

Она помнила, как упала на кровать, захлебываясь слезами.

"Иштван. Черт бы тебя побрал. Как ты мог подпустить так близко Вову Нестерова? Почему подвела твоя хваленая интуиция?"

Следом в комнату прибежала Света и, забравшись на кровать, быстро прижалась к матери.

— Мамочка, ты вправду думаешь, что возвращаться опасно?

— Береженого бог бережет, Света, — прошептала Лиля.

— Так что же, мы никогда-никогда не вернемся в Россию?

— Не знаю, душа моя. Может, и вернемся. Но пока даже думать об этом рано. — Лиля покрепче обняла дочь, прижалась к щеке и тихонечко пропела: — Мы будем вместе. Все время вместе. И наша любовь не пройдет…

Арман остановил автомобиль. Лиля, нацепив на нос очки и поправив платок на голове, вслед за Арманом вышла из машины. Каблуки легких сапог тотчас же провалились в мягкий грунт. А юбка затрепыхалась от ветра. Арман прикрыл невесту от сильного порыва и нежно прошептал:

— Застегни куртку, мон ами, иначе заболеешь.

Лиля, застегнув косуху, вложила свою кисть в ладонь Армана. Он, словно маленькую, повел ее за собой, на ходу рассказывая о сортах винограда, об особенностях каждого склона, дающего неповторимый вкус знаменитого бордосского вина.

Лиля, отринув все доводы, которыми она собиралась убедить мать в правильности своих действий, тихо шла рядом с Арманом. Она старалась внимательно слушать жениха, но какое-то маленькое несоответствие не давало покоя. Лиля пыталась вычислить с ходу, но что-то такое важное, лежащее прямо на поверхности, ускользало от нее. Она решительно отмахнулась от назойливых размышлений и принялась наслаждаться ярким январским солнцем, сочной зеленью виноградных листьев и близостью необыкновенного мужчины, замолчавшего на минуту. Арман остановился прямо посередине дороги и, взяв невесту за подбородок, накрыл ее губы своими. Она чувствовала, как его язык проникает в рот, и лишь одна мысль билась у нее в голове:

"Я самая счастливая"

Арман не помнил, как они добрались до дома. Он затормозил около черного входа и, подняв невесту на руки, быстро вбежал на второй этаж. Лили пока делила с ним комнату для гостей. А об официальных графских апартаментах не могло быть и речи. Только после свадьбы. Матушка настояла на своем. Лили ей не понравилась, как и жених Хлои. Но только граф де Анвиль распоряжается семейным состоянием. А, выказав неуважение к будущей графине, можно нарваться на штраф, более впечатляющий, чем наказание Хлои. Марго де Анвиль — женщина умная и на открытую конфронтацию вряд ли пойдет. А вот настроить кого-нибудь против безродной невестки может запросто. И тут Арман понял две вещи. Во-первых, еще не поздно позвонить дядюшке-епископу и попросить обвенчать их с Лили. А во-вторых, нужно запретить отцу Ансельму проводить мессы в фамильной часовне. Пусть епископ пришлет другого священника, понимающего, что дерзить жене де Анвиля чревато. А в-третьих, матушка терпеть не может деверя. Как же отлично все складывается.

Арман вместе с Лили упал на кровать и принялся стягивать одежду с невесты.

— Не могу ждать, — прорычал он, стаскивая с нее куртку.

Лили не осталась в долгу. Ее руки сновали от пуговиц рубашки к пряжке ремня, не столько помогая, сколько мешая ему раздеться самостоятельно.

— Я люблю тебя, — пророкотал он, нависая над ней.

— Я тебя тоже, — прошептала она, обвивая ногами его талию.

Венчание графа де Анвиля и Лили Цагерт состоялось через неделю. Каково же было удивление старой графини, когда за несколько часов до церемонии в имение прибыл ненавистный деверь. А достопочтенного отца Ансельма в срочном порядке отправили в Гану с миссионерской миссией. Марго де Анвиль не потребовалось много времени, чтобы сделать правильные выводы. Она лучезарно улыбалась будущей невестке, спешащей навстречу Арману по церковному проходу, украшенному шарами из белых роз и тюлем. Свадебное платье оказалось кремовым. Того самого приятного оттенка, напомнившего старой графине о цвете натурального жемчуга. Очень скромный фасон: пышная юбка и кружевные лиф и рукава. О, Марго сразу узнала это кружево, только Riесhеrs Маrеsсоt и Sорhiе Наllеttе, способна создать такую изысканную красоту. Значит, само платье от Гуччи или Барберри. Сколько же заплатил ее сын за это произведение искусства? Взгляд графини прошелся чуть выше и замер на фамильной бриллиантовой диадеме, а затем она, подавив вскрик, увидела на голове невестки бесценную фламандскую фату своей прабабки. Арман решил показать всем, что ради жены не остановится ни перед чем. И сотрет в порошок любого, кто посмеет косо глянуть в сторону новоявленной графини. Как, например, бывший приходской священник. Где вы теперь, падре Ансельм?

Арман в нетерпении наблюдал, как Лили торжественно идет ему навстречу. Она смотрела на него, не отрывая глаз. И де Анвилю хотелось раствориться в этом взгляде.

Как вышло так, что женщина, о которой он ничего неведал два месяца назад, стала для него самым дорогим человеком в жизни? Он никогда ни о чем не жалел и прямо шел к намеченной цели. И, увидев Лили у Эбенхайма, сразу понял, что именно она нужна ему. Как воздух необходима.

Арман мысленно воздел руки к небу и возблагодарил Всевышнего за то, что эта гордячка ответила взаимностью. Арману даже не хотелось думать, что было бы, останься своенравная фрау Цагерт к нему равнодушной. Он смотрел, как она подходит к нему, и никого не замечал вокруг. Только одна Лили. Навсегда.

Лиля на трясущихся ногах преодолела нелегкий путь под взглядами гостей. От страха ей хотелось сбежать. Но только вместе с Арманом. Она мысленно отругала себя за малодушие и в сопровождении трех подружек невесты продолжила путь к алтарю. Она сосредоточилась только на Армане, поджидающем ее около алтаря. Еще пара шагов, и дурацкая круговерть, начавшаяся после смерти Иштвана, закончится навсегда. Она подошла к мужчине, вокруг которого сосредоточилась ее жизнь, и замерла в предвкушении. Арман взял ее за руку, поцеловал холодные пальцы.

— Не волнуйся, mоn реtit сhаtоn, — прошептал он.

Кардинал-священник, епископ Жан-Мари де Анвиль радостно улыбнулся племяннику и его избраннице.

Лиля толком не поняла, почему их венчает дядюшка Армана, а не отец Ансельм. Но старик в алой мантии нравился ей больше. Он широко улыбался и ласково смотрел на невесту, словно добрый дядюшка. Впрочем, он таковым и являлся.

Молитвы и литургии сменились вопросами:

— Пришли ли вы сюда добровольно и свободно хотите заключить супружеский союз?

— Готовы ли вы любить и уважать друг друга всю жизнь?

— Готовы ли вы с любовью принять от Бога детей и воспитать их согласно учению Христа и церкви?

Арман громко и четко отвечал всякий раз "да", а Лиля кивала и тихо, но твердо вторила ему. Она время от времени бросала взгляд на мать, сидевшую в первом ряду и утиравшую платочком слезы. Раиса Петровна держала на руках Мишутку и всякий раз, когда ее внук порывался кинуться к матери, увещевала его. Но в тот момент, когда Арман надел на палец невесты обручальное кольцо, Раиса лишь на минуту утратила бдительность. Маленькому проказнику хватило и этого. Он быстро соскочил с бабушкиных коленей и стремглав бросился к матери. Обнял ее за ноги, уткнувшись лицом в складки платья.

Арман тихонько рассмеялся и, нагнувшись, быстро подхватил ребенка. Придерживая малыша одной рукой, протянул вторую жене. Лили надела золотой ободок на палец супруга.

— И мне, — громко заявил Мишутка и, растопырив маленькие пальчики, потянул ручонку к матери.

В парадном зале особняка был накрыт легкий фуршет.

— Да-а, у нас бы три дня гуляли, — разочарованно подал голос Пахомов. Во фраке и с бабочкой он выглядел неотразимым. — С цыганами и медведем.

— И плясали под балалайку. — Лиля рассмеялась и, взяв под руку друга детства, быстро заметила:

— А я забыла поблагодарить тебя, Витя.

— За что это? — фыркнул он. — Ты все сама устроила. Вон Рая из-под трамвая до сих пор в себя прийти не может.

— Мама не думала, что так быстро мы с Арманом решим повенчаться.

— И с Иштваном тоже решение нетривиальное, родная, — нервно усмехнулся Витька.

— Вот за это и хочу поблагодарить. Ты один молча принял мой выбор. Может, в душе у тебя кошки скребли, но ты, словно сфинкс, сохранял хладнокровие.

— Да я это… — пробурчал Пахомов, мысленно заметив, что кошки не скребли на душе, они там нагадили. Но вслух хмыкнул: — Думал, вы с Арманом гол забили в первом тайме… Поэтому так торопитесь.

Лиля рассмеялась и повернулась, чтобы найти глазами любимого. Нужно пересказать ему Витькины домыслы. Но супруг оказался рядом. Он обнял ее и попросил перевести, а услышав, что именно развеселило жену, серьезно заметил:

— Наследник де Анвилей должен быть зачат и родиться в законном браке.

В другом конце зала Марго де Анвиль, указав деверю на своего сына, бросила небрежно:

— Арман выглядит счастливым с этой Лили. Она кого-то мне напоминает, только не могу вспомнить. Но лицо кажется таким знакомым.

— Конечно, — пожал плечами кардинал. — Особенно, если видишь это лицо с самого детства.

— Что вы пили, мон сеньор? — небрежно бросила Марго, не утруждая себя вежливостью к сану.

— Яблочный сок, сестрица, — спокойно оповестил епископ. — Но присмотрись внимательней. Разве не похожа молодая графиня на Алиенору Аквитанскую? Представь ее с длинными волосами и в короне.

Марго всмотрелась в лицо невестки, мило беседующей с Арманом и кем-то из русских гостей, и прошептала изумленно:

— Пожалуй, впервые в жизни соглашусь с тобой, братец. Она вылитая Золотая орлица.

— Она — Золотая королева, маман, — радостно заметила подошедшая Хлоя, протягивая матери бокал с шампанским. — И чтобы вы себе ни напридумывали, я очень рада за брата и Лили. Настоящий союз любящих сердец.

ГЛАВА 40

Витя Пахомов, потянувшись, сумрачно глянул в иллюминатор на взлетную полосу. Приземлились. Весь перелет от Бордо до Москвы он проспал. Свадьбу отгуляли, и Арман попросил его через месяц уладить этот щепетильный вопрос.

— Я пообещал Лили, — хрипло заверил он.

"Конечно, — ухмыльнулся про себя Пахомов. — Ты пообещал, а делать мне. Но кто еще может выполнить Лилечкину прихоть? Герту и на том свете покоя нет. С другой стороны, когда поженимся с Хлоей, в Город не поедешь, когда вздумается. Может, Лилька и права, коли всю жизнь с Арманом жить собирается. А то будет возить за собой бедного Герта. Кажется, в истории случалось что-то подобное". Он отвернулся от окна и слегка пнул локтем Джотто.

— Просыпайся, Сашка, уже Москва. Станция Березайка…

— Кому надо, вылезай-ка… — пробурчал недовольный ординарец. — Шеф, а чего мы сразу домой не едем? Рванули бы сейчас на Казанский и дрыхли бы под стук колес.

— Мне встретиться тут кое с кем надо, — жестко оборвал Виктор. — И ты это… в оба смотри.

— А встреча где? — сразу посерьезнел Джотто.

— Не знаю, где-нибудь в кабаке, — отмахнулся Пахомов и начал лихорадочно тыкать по кнопкам. Ответили сразу после первого гудка.

— Мы где встречаемся? — без предисловий уточнил Витька, даже не поздоровавшись. И тут же взвился, будто на ржавый гвоздь сел: — Не, Иваныч, только не французский ресторан. Давай с русской кухней. Не знаю. Да хоть в столовке какой. Ладно, заметано. Мне тоже так удобней. — И, отключив вызов, обратился к Джотто: — Помнишь, напротив дома, где Герт с Лилей жили, кабак был? Туда поедем.

Виктор Николаевич Пахомов шел по знакомой заснеженной улице и размышлял.

"Ничего не изменилось. Те же дома. Люди, спешащие по своим делам. И в то же время изменилось все. Вон дом красного кирпича в конце квартала. Раньше он там всегда был долгожданным гостем. Отсюда даже балкон виден, куда выходили курить и обсуждать дела. Меньше чем за год все переменилось. А Лилька теперь графиня. И он сам, обычный пацан Витя Пахомов, собирается жениться на аристократке. Смешно-то как. Обхохочешься. Но Хлоя привлекала его неугомонным нравом, отсутствием жеманства. И самое главное, к ней привязалась Тайка".

Он вспомнил, как уезжал из поместья де Анвилей, и Хлошечка провожала его с Таисьей на руках. Дочка радостно улыбалась и гукала. А Хлоя нежно целовала ее в макушку. Он чмокнул невесту и дочку и заспешил на улицу, где уже ждал водитель де Анвиля. Арман милостиво дал свой автомобиль для поездки в аэропорт. Ни он сам, ни Лиля не вышли проводить, запершись с вечера в официальных графских апартаментах. Витька опять подумал о двух любимых девушках. И, словно наяву, увидел, как черная голова Хлои склоняется над рыженькой Таечкой. Красиво. Он еще раз глянул на застекленный балкон на другой стороне улицы и, обозвав себя профессором Плейшнером, толкнул дверь в ресторан.

— Меня ждут на втором этаже, — крайне надеясь, что разговор долго не продлится, буркнул он метрдотелю.

— Конечно-конечно, — захлопотал тот и вызвался проводить.

— Я дорогу знаю, — отмахнулся Пахомов.

Зал для особых церемоний выглядел безлюдным, если не считать одинокого посетителя за дальним столиком у окна. Белое убранство резко контрастировало с черным костюмом мужчины.

"Как чужеродное пятно", — мысленно скривился Пахомов. Он скосил взгляд назад. Джотто, не отставая, шел следом. Человек, сидевший за столом, лениво махнул рукой в знак приветствия, но подниматься из-за стола не стал. Витька почувствовал, как на него наваливается усталость. Даже есть расхотелось. Он, пожав слабую руку, уселся напротив.

— Закажи, что хочешь, — предложил Дунаев. — Я — только кофе.

— Ничего не хочу, — буркнул Виктор. — В самолете поел.

— Рассказывай, что удалось узнать, — пробормотал однокурсник Герта. — Нашел что-нибудь?

— У нее ничего нет, — тихо отрезал Витька. — Я лично пересмотрел все вещи. Вон Джотто не даст соврать. Ни в блокноте, ни в кошельке ничего похожего. В квартире искали?

— Несколько раз перерыли. Расскажи подробно, что в кошельке?

— Карточки Дойчебанка, какого-то шведского и нашего Сбера. Ну и деньги.

— А фотки там с надписями или записочки?

— Я ж и говорю, что больше ничего. Не носит Лиля всякий хлам с собой. Вы не там ищете, наверное.

— Давай поучи, — ощерился Олег. — Больше негде искать, понимаешь? Иштван держал всю информацию при себе. В последнюю неделю перед гибелью кроме дома и работы никуда не заезжал. Мы проверили. Ни в рабочем кабинете, ни дома ничего найти не удалось. Стало быть, вдова знала и увезла с собой.

— У нее нет ничего похожего, — еще раз повторил Пахомов. — И Лиля даже словом не обмолвилась.

— Тогда где?

— Ну не знаю, — развел руками Виктор. — Персонал проверяли? Секретаршу Герта?

— Всех допрашивали на детекторе лжи. Бесполезно.

— А у ментов в вещдоках?

— Нет там.

— Могла уборщица выкинуть, — предположил Пахомов.

Дунаев воззрился на него невидящим взглядом.

— Такое нам даже в голову не пришло, — ахнул он.

— Деньги пока на месте? — прошипел Витька.

— Ну да, — кивнул Дунаев. — А если так, мы никогда до этого счета не доберемся.

— Это меня уже не касается, — отрезал Пахомов и поднялся с места. — Пока, Олег. Рад был помочь. Но, боюсь, вы потеряли много времени, прорабатывая версию вдовы Герта, а она тут ни при чем.

— Давай, — буркнул Олег Иванович. — Лиле привет передавай.

— Я ей не скажу, что мы виделись. Ни к чему это, — махнул рукой Пахомов. Он скатился с лестницы и как ошпаренный выскочил из ресторана. Сзади Джотто пытался не отстать от шефа. Стараясь не смотреть на проклятый балкон на другой стороне, Витька кивнул ординарцу. Тот взмахом руки остановил такси.

— На Казанский, — пробурчал он водителю.

Через пару часов в поезде, приняв на грудь полбутылки коньяка, Пахомов тщетно пытался заснуть. Он злился, что дал втянуть себя в гнусную историю, злился на Дунаева, пытавшегося найти пропавшие сразу после смерти Иштвана коды и ключи к безымянному валютному счету в оффшорном банке. Пахомов встал, не в силах заснуть, и вышел в тамбур. Нет, не курить, а просто постоять, глотнуть в открытое окно хоть немного воздуха. Он чувствовал себя словно вывалянным в грязи. Лиля, конечно, никогда не узнает, что он рылся в ее вещах. Но для нее самой и детей безопасней вернуть проклятые коды. Вот только их у нее не нашлось. Внезапно Витька ощутил, как во рту становится сухо, аж перехватывает дыхание. Он вспомнил, как перед самым отъездом Золотая королева ругалась с Раисой. Вспомнил наивный вопрос крестницы.

— Мы снова прячемся? — кажется, так спросила Света. Лилька что-то принялась объяснять. Но если коды все-таки у нее, то скоропалительный брак с Арманом и отказ от российского гражданства уже не выглядели безрассудством. И водружение праха Иштвана в фамильный склеп де Анвилей — в ту же кассу. Но где она может их прятать?

— Я ж все пересмотрел, нет нигде, — упрямо проворчал Виктор и, вернувшись в купе, завалился спать.

Арман взбежал по ступенькам и сразу же направился к жене.

— Прости, Лили, с этими бюрократами я не успел к свадьбе, — повинился он, протягивая ей букет белых роз и обычный канцелярский пакет. В белоснежных манжетах, выглядывающих из-под пиджака, блеснули запонки с бриллиантами. Подарок молодой графини к свадьбе. Она из своих скудных средств умудрилась выкроить деньги на небольшие квадратные запонки, а он не подарил ничего. Кроме своей любви, конечно. Но Лили — сама культура и такт. Жена даже намеком не дала понять, что разочарована в нем.

— Что это? — удивилась Лиля.

— Открой, — довольно улыбнулся Арман.

Она вскрыла конверт и, достав бумаги, принялась медленно читать. Французский все еще давался ей с трудом. Лиля посмотрела на мужа и изумленно воскликнула:

— О, Арман, — Она потянулась к нему, и де Анвиль, не выдержав, сразу сгреб супругу в объятия. — Спасибо тебе, — пролепетала она. — Я даже не ожидала.

— Они теперь и мои дети, — улыбнулся Арман. — И не должны ни в чем нуждаться.

Оставшись одна, Лиля еще раз перечитала условия трастового фонда, открытого графом для ее детей. Сумма впечатляла. По брачному контракту ее собственный трастовый фонд являлся маленьким состоянием. И именно эти деньги она планировала потратить на обучение своих детей. Но Арман предусмотрел все.

"Иштван тоже пытался", — зло подумала она и быстро достала кошелек из сумочки. Злосчастная карта все еще лежала там. Логотип Сбербанка, крошечные буквы номера. Прекрасный муляж. А на обратной стороне Иштван, словно какой-то недотепа, написал код. Лиля вспомнила, очередность, в которой нужно подставлять цифры, выбитые на карте и написанные от руки, чтобы получить номер счета. Название банка известно. Контрольное слово тоже.

"Слава богу, теперь моим детям эти деньги не понадобятся", — решила про себя Лиля, раздумывая, как же поступить с карточкой.

Графиня де Анвиль прошла в гардеробную и, приподняв фальшивую панель, открыла сейф. Она сразу же нашла бархатный мешочек, в котором хранились кольца, подаренные первым мужем, и положила туда муляж кредитки. Затем постояла в нерешительности минуту — другую и, сняв с безымянного пальца золотой ободок с малюсеньким бриллиантиком, аккуратно положила его вслед за картой. Арман не заслужил, чтобы его графиня носила кольцо другого мужчины.

Она легко сбежала по ступенькам и, дойдя до переходной галереи, стремительно направилась к мужу в лабораторию.

— Чем ты тут занимаешься, мон ами? — весело прощебетала она. — Пойдем лучше гулять в парк. Возьмем с собой Мишу и Таечку.

— Я готовлю новую порцию драже, — принялся объяснять граф. — Если ты поможешь мне, у нас останется время погулять с детьми. — Он наклонился к ней и, убрав непослушную прядку за ухо любимой, тихо прошептал: — С малышами могут погулять няньки. А мы лучше вернемся в спальню и подумаем о нашем наследнике.

— Боже, — воскликнула Лиля в притворном ужасе. — Мы только и делаем, что думаем о нем. Или о ней. Сегодня утром. Вчера вечером.

— И каждые день и час, пока смерть не разлучит нас, — пробормотал Арман и, огладив ключицу Лили, потянулся к пуговицам на ее платье. — Поставщик лабораторного оборудования уверял меня, что этот стол очень крепкий. Нужно проверить, моя любовь, — Де Анвиль провел руками по бокам графини, приподнимая подол.

— Давай проведем научное исследование, не возражаешь? — Он посадил ее на стол и сам встал рядом.

Лиля нежно провела пальцами по его щеке.

— Я люблю тебя, Арман, — прошептала она.

Муж схватил ее ладонь и, поглаживая каждый палец, медленно поднес к губам. Но не поцеловал, а резко повернул кисть в сторону и осмотрел. Кольца не было. Она сняла его. Армана переполнила радость. Он не смел просить ее об этом, терпеливо ожидая, когда чувства к нему живому пересилят память о покойнике. И, слава богу, она выбрала его. Все эти дни с момента помолвки Арман гнал от себя сомнения.

"Подумаешь, кусок металла и камень, — это же ничего не значит", — убеждал он сам себя, понимая, что даже намеком не может показать ей, как его волнует кольцо другого. Безыскусное маленькое колечко. И только сейчас, испытывая восторг, Арман де Анвиль осознал, как сильно любит жену, не желая делить ее даже с человеком, умершим почти год назад. Он поцеловал каждый палец и пророкотал:

— Давайте вернемся в спальню, графиня.

— Подожди, Арман. — Жена слегка отстранилась. — Между нами не должно быть тайн и недоговоренностей, так ведь?

Де Анвиль кивнул, не понимая, куда она клонит.

— Мне нужно посоветоваться с тобой, — серьезно заметила Лиля. — Боюсь, без твоей помощи я не справлюсь.

Арман сразу догадался, что предстоит долгий разговор. Он легко поднял жену со стола и, пробурчав, что испытание откладывается, подхватил ее на руки и перенес на диван.

"Не самое удобное место", — мысленно посетовала Лиля, ощутив, как толстые кожаные пуговицы обивки впиваются в спину. Она устроилась на груди мужа и принялась рассказывать, очень тщательно подбирая слова. Арман, поначалу вообразив, что речь идет о пустяках, слушал краем уха. Но постепенно он осознал, что испытывает ярость к первому мужу Лили. Ярость и одновременно благодарность. Какой необходимостью руководствовался этот самый Иштван Цагерт, посвящая жену в свои неблаговидные делишки? Зачем оставил ей все эти коды и номер счета? Но, с другой стороны, если бы не это, жила бы сейчас Лили преспокойно в Москве и знать не знала никакого графа де Анвиля. А так лежит у него на груди и смотрит зелеными серьезными глазами.

— Я не пойму, — проворчал Арман. — Эти деньги грязные?

— С точки зрения закона — нет. Это безымянный счет на Каймановых островах. Поначалу Иштван в шутку предложил таким образом брать плату за свои услуги.

— В шутку? — не понял де Анвиль.

— Ну да, — кивнула Лиля. — С каждого счета, открытого с помощью Иштвана, ежемесячно списывается остаток до ста долларов. Ну, например, на счете тысяча сто девять долларов двадцать центов. Списываются девять долларов и двадцать центов. Остаются только круглые суммы. Такая операция допускается только с изменяющимся остатком. Если движения по счету не было, то ничего не происходит. Условие списания без акцепта сразу оговаривается при открытии счета. И каждому владельцу счета такая плата кажется мизерной. Но, представь, за несколько лет муж помог открыть сотни таких счетов. И ежемесячно туда поступают деньги. На момент его гибели собралась солидная сумма. И тут начались проблемы. Один человек узнал и потребовал поделиться. Будь Иштван жив, он бы как-нибудь выкрутился. А мне осталось только взять детей и сбежать.

— Молодец. — Арман чмокнул жену в макушку и уточнил: — Кто-нибудь еще знает, что все ключи у тебя?

— Нет, — решительно мотнула головой Лиля. — Я всем рассказала историю о компромате, якобы хранившемся у мужа.

— Точно? И даже Виктору? — засомневался Арман.

— Знают двое, знает и свинья, — усмехнулась графиня де Анвиль. — Кроме тебя, никто не знает.

— Как собираешься распорядиться этими деньгами? — напрягся граф.

— Не знаю, — воскликнула она. — Сначала я думала, что они пригодятся моим детям. Все-таки их отец заработал каждую копейку, хранящуюся на этом счете. Но слишком велик риск.

— Почему ты так решила?

— В Мюнхене кто-то рылся в моих вещах. Я подозреваю Витьку, но никогда ему не скажу об этом. И если я права, то его кто-то попросил. Понимаешь?

— Подлец, — Арман стукнул кулаком по подлокотнику.

— Не думаю, — с сомнением в голосе заметила Лиля. — Скорее всего, он согласился, не имея возможности отказать. Ну и руководствовался самыми благими намерениями, чтобы обезопасить нас.

— Сама знаешь, что устлано благими намерениями? — недовольно пробурчал де Анвиль. — Но теперь ему будет крайне затруднительно порыться в твоих вещах, любовь моя.

— Витька не способен на подлость. Я думаю, он давно заверил золотоискателей, что у меня ничего нет.

— Тогда чего ты опасаешься?

— Ничего, — улыбнулась она. — Просто никак не могу решить, что мне делать? Чуть не порезала карту. А потом подумала, эти деньги могут помочь кому-нибудь, если их правильно отправить, не навлекая на себя подозрения. Поэтому пришла к тебе.

— Ты хочешь опустошить этот таинственный счет, направив все на благотворительность? — уточнил Арман.

— Ну да, — согласилась Лиля и добавила лукаво: — Но только, чтобы никому в голову не пришло, что за этим стоим мы с тобой, mоn реtit сhаtоn.

— Я подумаю, что можно сделать, — заверил Арман и тут же шутливо прорычал: — Ты назвала меня котенком, Лили? Ну, берегись.

ГЛАВА 41

Она заблудилась. Вот только сошла с аллейки и решила срезать угол, как поняла, что оказалась в другой стороне кладбища. Зина Кондратьева остановилась и огляделась по сторонам. Сплошные старые кресты и памятники, новых кварталов и не видать. Она глянула на землю, покрытую коркой снега, и испугалась, увидев только следы птиц и животных, ну и отпечатки своих сапог. Никто давно не заходил в эти кварталы. Сердце забилось, как сумасшедшее. Нужно выбираться отсюда. Но куда, если кругом безмолвная равнина. Зина велела себе не паниковать и внимательно осмотрелась. Заметила вдалеке огромную стелу, явно превосходящую в размерах остальные памятники.

"Наверное, монумент уважаемому человеку, — с сарказмом подумала она. — Значит, рядом с дорогой. Вот к нему и нужно двигаться", — велела сама себе Кондратьева и, осторожно обходя могилы, побрела, не сводя глаз с ориентира.

Она шла долго, так за время пути и, не встретив ни одного человека. Зина запретила себе смотреть по сторонам, постоянно цепляя взглядом каменный постамент. Она вышла к нему и застыла в изумлении. Нет, расчет оказался верным, рядом с памятником проходила аллейка, ведшая к кладбищенским воротам. Зина остановилась около монумента из розового гранита и, переведя дух, громко прочла вслух:

— Корабельников Сергей Валентинович.

Погладив вихры на выбитом из камня портрете, она ласково прошептала:

— Привет, Сереженька.

Потом залезла в свою необъятную сумку и достала тряпку, которой час назад обметала мусор и пыль с бабушкиной могилки. Обтерла гранитную стелу, собрала в кучу завядшие цветы и отнесла их к мусорному баку. Можно было уходить, благо, выход оказался недалеко.

"Что ж это я, — мысленно укорила себя Зина. — К одномуоднокласснику зашла, а к другому — нет. Цагерту год на днях, а у меня и цветочка ни одного не осталось", — с горечью подумала она и стала вспоминать, где тот похоронен.

"Пять на три, — пронеслось в голове, и Зина похвалила себя за хорошую память. — Вот ведь как запомнила. Пятый ряд от аллеи, третья могила". И, подхватив сумку, быстро направилась к Иштвану.

Она вышла к небольшому деревянному кресту и только тут заметила, что на лавочке сидит человек, показавшийся смутно знакомым. Он поднял голову и удивленно посмотрел на нее.

— Привет, Зин, — буркнул устало.

— Привет, Ваня, — отрапортовала Кондратьева, узнав Бессараба.

— У тебя кто-то похоронен на этом квартале? — поинтересовался он из вежливости.

— Я к Иштвану пришла, — ответила она прямо. — А то Сережку навестила, а Цагерта нет. Может обидеться.

— Мертвым все равно, Зин, — как-то обреченно заявил Иван.

— Но ты же пришел к нему, — удивилась она.

— С чего ты взяла? — воззрился он на нее в изумлении. Она перевела взгляд на табличку, воткнутую тут же в землю, и прочла фамилию: "Бессараб Ольга Николаевна".

— Странно, — промямлила она. — Я не могла ошибиться. Еще на похоронах запомнила. Пять на три. Пятый ряд, третья могилка.

— Наверное, перепутала, — пожал плечами Иван. — Может, третий ряд, пятая могила?

— Да нет же, — всплеснула руками Зина. — Я оттуда пришла. Заметила бы.

Она отступила в сторону и принялась читать даты на соседних памятниках.

— Похоже, я права, — глухо заметила она. — Смотри, на всех надгробиях даты смерти прошлогодние: конец марта, а кое-где начало апреля. И только это захоронение новое. Выходит, забрала отсюда Иштвана Лиля.

Иван вспомнил сразу две вещи, на которые не обратил внимания и даже не связал друг с другом. Когда в середине февраля внезапно умерла мать, то ему сразу же предложили отличное место в благоустроенном квартале. А он от растерянности и горя даже не сообразил, что квартал не новый. И только сейчас заметил благодаря Зине. Перед глазами сразу встало властное лицо Лилькиного жениха. Имея большие деньги и власть, можно позволить себе угодить любимой.

К горлу подступил комок. На глаза навернулись слезы. Он, поборов эмоции, попросил старую знакомую:

— Посиди со мной, Зин, пожалуйста. Что-то так одиноко…

— Твоя мама? — вздохнула она.

Иван удрученно закивал головой.

— Почему умерла?

— Инсульт. С вечера еще по телефону поговорили. А утром уже все.

— Это сорок дней сегодня?

— Ага, — выдохнул он и насупился. Долго сидели молча. Иван размышлял о превратностях судьбы.

— Ты с Лилькой держишь связь? — поинтересовался он.

— Переписываемся, — заметила Зина и добавила, как что-то важное: — По электронной почте.

— Я видел ее и Витьку перед Новым годом, — небрежно сообщил Бессараб, лишь бы что-то сказать.

— Тогда ты знаешь, наверное, что она живет на юге Франции с новым мужем.

— А обещала меня на свадьбу пригласить, — обиженно вздохнул Иван.

— Свадьбы не было, — по секрету поведала Зина. — Повенчались в домашней часовне и зарегистрировали брак в мэрии. Никого не звали. Только Лина успела приехать.

— Почему спешка такая? — передернул плечами Иван.

— А я откуда знаю, — хмыкнула Зина. — Лилька никогда со мной не откровенничала. Прислала лишь свадебные фотки. Она там в диадеме и какой-то фате из кружев восемнадцатого века. Как будто ничего новее не нашлось? А жених везде спиной.

— Неприятный господин, я его видел, — поморщился Иван и заметил: — Так для аристократов чем древнее тряпка, тем весомее.

— Нам их не понять, — усмехнулась она.

— Точно, — согласился Бессараб и улыбнулся через силу.

— Мне пора, — заметила Зина и стала подниматься с лавки. — Пока доеду…

— Ты общественным транспортом? — поинтересовался Иван.

— Ну да, на машину не заработала, богатого мужика не отхватила, — пожаловалась она.

— Посиди немножко со мной, — попросил Бессараб и тут же добавил: — Я отвезу тебя, куда скажешь.

Он мягко похлопал ее по руке, лежащей на лавке, и деловито поинтересовался:

— Лучше расскажи, как ты живешь? Замужем? Дети есть?

— Работаю, не замужем, детей нет и не будет, — коротко ответила она на все вопросы.

— Чего так?

— Нужно ходить на работу, чтобы как-то жить, замуж не позвали. А детей не предвидится из-за неудачного аборта, — зло отрезала Кондратьева и поспешила перевести разговор: — А ты как?

— Тоже самое, только без хирургического вмешательства, — хмыкнул Иван. — Работа и все. Подружек нет, есть дочка, но она живет с матерью. — Он посмотрел, как в рыжих кудрях играют лучики слабого мартовского солнца и быстро решил: — Поехали, Зин, отвезу тебя домой.

Около кладбищенской калитки Бессараб пропустил даму вперед, слегка придержав кованую дверь. Он быстро оглядел видавшее виды пальто, прикрывающее пышные формы Зины Кондратьевой. На ногах оказались старые прорезиненные сапоги с вязаными вставками. Около машины Зина долго терла об асфальт ноги, боясь испачкать Иванов "гелендваген".

Бессараб с интересом наблюдал за ней. Внезапно он подумал, что ни одна из его женщин не стала бы начисто оттирать обувь. Да и сапоги такие б не надела. А все потому, что, начиная с Лильки, он выбирал себе гламурных стерв. Ни Лиля, а тем более ни одна из последующих любовниц не стали бы в одиночестве гулять по кладбищу.

"Вот таких и нужно замуж брать, — пронеслось в голове. — Обычная женщина, особой красотой не блистает, зато без претензий"

В машине Зина зябко поежилась:

— Замерзла я, полдня по кладбищу блукала.

— Поехали ко мне, — прямо предложил он, не давая себе труда поухаживать. — У меня баня классная. Попаришься. А то заболеть можешь.

Зина Кондратьева посмотрела на него внимательно желтыми, как янтарь, глазами и с ехидцей заметила:

— Ну, если только в медицинских целях, Ванечка, то я не возражаю.

Уже поздно ночью, обнимая дородную Зину, Бессараб, вспомнив про чехарду с могилками, быстро поднялся и направился в кабинет. Он достал из сейфа старую папку, в которой хранились все материалы, касающиеся незабвенного Иштвана. Нужную информацию долго искать не пришлось. Ярко-розовый листок, прилепленный к обложке, походил на шифровку в центр. Иван внимательно посмотрел на цифры. Точное совпадение. Зина права.

"Что ж, закончилась одна веха и началась другая, — мысленно поморщился Иван. — В той давней истории теперь поставлена жирная точка. Как могло так случиться, что его мать, ненавидевшая Иштвана, разделила с ним последнее пристанище? Круг замкнулся. Все началось с новой жизни, которую они с Лилей создали в Рамарском, а завершилось смертью его матери, нашедшей покой в могиле Цагерта. Не иначе как кто-то в небесной канцелярии обожает черный юмор".

Иван глянул на серую папку, сплошь набитую никому не нужными документами. Он в два шага оказался около камина и, подкинув дров, принялся разжигать огонь. Оранжевые язычки нехотя побежали по поленьям, и вскоре затрещало яркое пламя. Бессараб, недолго думая, швырнул в огонь копии документов, ставшие макулатурой. Он долго наблюдал, как горит бумага, постепенно скукоживаясь от высокой температуры и превращаясь в тлен.

— Ты как князь Трубецкой в ночь перед арестом, — раздался сзади веселый голос Зины. Иван, обернувшись, уставился на гостью, укутанную в простыню. Он молча взял ее за руку, а другой стянул покрывало с дивана.

— Иди сюда, — пробормотал Бессараб, кое-как расстилая ткань на ковре. — Мне холодно без тебя.

— Так и шел бы под одеяло, — усмехнулась Зина. — Но около открытого огня романтичней.

Он легонько провел рукой по ее щеке и впился поцелуем в губы.

— Этой ночью тебе не уснуть, — торжественно заявил он, укладываясь вместе с Зиной около камина.

— Надеюсь на это, — ласково заверила его она.

Бессараб проснулся от влажного языка, скользившего по лицу. Раз, другой. Банзай, мать твою. Иван открыл глаза и обнаружил, что лежит около потухшего камина, накрытый теплым одеялом. Зина даже умудрилась принести из спальни подушку. Рядом носился пес, не понимая, чего это его хозяин вздумал спать на полу. Вроде не собачьего племени.

Но тут с кухни потянуло жареным мясом, и Банзай радостно помчался туда. Иван услышал, как вскрикнула Зина, и, быстро подскочив, бросился следом.

Он ожидал увидеть гостью, забравшуюся на стол, и рычащего рядом зверя. Но его строгая псина крутилась вокруг Зининых ног и виляла обрубком купированного хвоста.

— Мы уже подружились, — оповестила гостья. — Только вот не знаю, как звать этого красавца.

— Банзай, — поспешил представить собаку Иван и тут же наказал строгому зверю: — Запомни: свои.

— Давай завтракать, — предложила Кондратьева. — Я тут похозяйничала у тебя немножко. Картошку пожарила и мясо. Не знаю, что ты на завтрак ешь.

— Люблю мясо с картошкой, — согласился Бессараб. — Давай поедим и еще поваляемся.

— Мне пора, — твердо заявила Зина. — И так загостилась у тебя. Пора и честь знать.

— Тебя дома ждет кто-то? — напрягся Иван. Со вчерашнего дня он был уверен, что у Зинаиды никого нет.

— Кот, — невесело усмехнулась она. — Его кормить нужно.

— Поехали покормим и вернемся, — тут же решил Бессараб. — Не хочу тебя отпускать. Переезжай ко мне, Зина.

— Не гони гусей по кукурузе, — резко остановила его Кондратьева. — Я не могу так быстро.

— А как хочешь? Медленно? — усмехнулся он. — Давай попробуем. Обещаю красиво ухаживать.

После завтрака он отвез ее домой.

— Может, поднимешься? — предложила она.

— Ты чего, Кондратьева, в первый день знакомства? Ни-ни.

Зина заливисто рассмеялась и стала открывать дверь автомобиля.

— Подожди, — потянул ее за рукав Бессараб.

Зина удивленно уставилась на него.

— Я посижу в машине пятнадцать минут, Зин, а потом уеду. Если передумаешь, спускайся. Нам очень хорошо вместе.

— Спасибо большое, Ваня, — протянула она жалобно. — Ты дал мне возможность почувствовать себя желанной.

— Ты хоть услышала, что я тебе пытаюсь сказать? — напрягся он.

— Да, Вань, да. И еще раз спасибо.

Она медленно вышла из машины и сразу вошла в подъезд. Не обернулась даже.

Иван решил подождать с полчаса и только потом уехать. Мало ли.

Зина, войдя в квартиру, быстро разулась и прошла на кухню под заунывное мяуканье кота.

— На, Барсик. — Она высыпала в плошку кошачий корм и подошла к окну. "Гелендваген" Бессараба все еще маячил во дворе.

"Значит, не разыгрывал", — мысленно отметила она и, не раздеваясь, прошла в комнату.

"Чего тебе надо, Кондратьева? — спросила она себя. — Даже если расстанетесь через неделю, будет что вспомнить. Давай решайся, наконец".

Она, словно девочка, подбежала к окошку и тут же кинулась в коридор, нацепила сапоги.

"Только бы не уехал. Сколько времени прошло?" — И, мысленно отругав себя, что не носит часы, бросилась вниз по лестнице. Зина понеслась к стоявшей на парковке машине и, открыв дверь, поинтересовалась, запыхавшись:

— Твое предложение еще в силе?

— Конечно, — кивнул Иван, улыбнувшись.

— Я передумала оставаться. Поднимись со мной, пожалуйста. Мне нужно собрать сумку и взять у соседки переноску для кота. А это займет больше пятнадцати минут.

— Конечно, — согласился Иван. — Пока ты бегала по подъезду, я успел соскучиться.

ГЛАВА 42

26 декабря 2004 года

На следующий день после Рождества в семейной церкви де Анвилей сияли все люстры, и играл орган. Праздничное убранство подчеркивало важность момента. Ясли с младенцем Иисусом, Дева Мария и Святой Иосиф, и пушистая ель, украшать которую помогала графиня Марго. Отец Леон, молодой священник, недавно присланный Парижским архиепископом, любил Рождество и чувствовал в этот день особый восторг и веру в свое великое предназначение: вести людей дорогой Христа. И хотя сегодня одна лишь графская семья присутствовала на праздничной литургии, и "Аве Мария" возносилась под своды церкви. Священник без устали читал молитву и косился на первый ряд, где в сером нарядном костюме сидел сам граф с женой и сыном. Молодая графиня держала на руках младенца — красивого мальчика трех месяцев от роду. Габриэля Александра Армана де Анвиля нарядили в кружевную крестильную рубашечку, в которой, как сообщила недавно графиня Марго, принимали обряд крещения его отец и дед. Соседнюю скамью занимала другая ветвь семьи де Анвилей. Мадам Хлоя с мужем и двухмесячным сыном. Николя Антуан Луи Пахомофф походил на обоих родителей сразу. На макушке уже пробивались темные, как у матери, волосы, а голубые глаза достались от отца.

Около яслей с Иисусом, устроенных в правом нефе, топтались мальчик и девочка. Таис и Мишель заворожено разглядывали фигурки святых и тихо переговаривались. Орган смолк, и кардинал де Анвиль сделал знак начинать. Арман и его жена с ребенком подошли к мраморной чаше. Русский муж Хлои тоже встал рядом с графиней. Другим крестным родители ребенка пригласили самого кардинала. Из антикварного, с вытянутым носом, серебряного ковшика отец Леон аккуратно полил голову малыша святой водой. А дядюшка графа в фиолетовой мантии держал над ребенком массивное серебряное распятие. Малыш посмотрел удивленно на старика и ручонками потянулся к нему, силясь ухватить крест.

Арман радостно рассмеялся.

— Настоящий де Анвиль. Сразу тянется к самой дорогой вещи.

Кардинал улыбнулся благосклонно, а у графини лишь приподнялись уголки губ. Изысканная женщина. Настоящая аристократка. Отец Леон вспомнил, как кто-то из прихожан уверял его, что Лили де Анвиль находится в родстве с каким-то королевским домом Европы. Может, и так. Вон, какая красавица. А шляпа с перьями и красный шелковый костюм подчеркивают благородство и утонченность. И сам граф без ума от жены. Уже год прошел после венчания, но тот самый блеск в глазах, что выдает с головой влюбленных, до сих пор заметен даже слепому. Что же творят эти двое наедине, если даже сейчас в церкви можно ощутить электрические разряды, стоит им встретиться взглядом?

Отец Леон отвлекся на вторую пару, поднимающуюся по ступенькам к алтарю. Суровый викинг шел впереди с маленьким сыном. Но вот все выстроились у чаши. И графиня де Анвиль заняла свое место рядом с матерью младенца. Хороший выбор крестной. Церемония повторилась в точности.

Когда, возбужденные и радостные, вышли на улицу и двинулись по широкой дороге к дому, увитому плющом, Арман воздел глаза к небу, где по голубой глади проносились подгоняемые ветром облака, затем посмотрел на сына, спокойно спящего у него на руках, а потом бросил взгляд на жену. Графиня, обхватив его под руку, счастливо улыбалась.

— Сегодня великий день, — возвестил он. — И семья де Анвилей запомнит его навсегда.

— Это точно, — довольно улыбнулась Марго. — Сегодня крестили моих внуков. Дай бог, чтобы мальчики выросли не только родственниками, но и друзьями.

— Мы еще выпьем за это, маман, — рассмеялась Хлоя.

Но на крыльце их встретила заплаканная Мали, служанка родом из Бирмы.

— Что за вид? — резко бросила старая графиня. — У нас радость в доме. Почему зареванная вышла?

Но из раскосых глаз струились слезы, и служанка не могла даже вымолвить ни слова. Потом, топнув ногой и зло посмотрев на Марго, девчонка убежала на кухню.

— Это еще что за новости? — пробурчала графиня и требовательно позвала: — Люсьен.

Тотчас на зов явился дворецкий.

— Рассчитай сегодня Мали, — решила Марго и оглянулась на сына. Арман кивнул.

— Мадам, месье, — замешкался Люсьен. — Прошу вас… Ужасная трагедия.

— Мы не станем обращать внимания на горести служанки. Ее личные трагедии не оправдывают подобного поведения, — отрезала графиня.

— Только что передали, — собрался духом дворецкий. — В юго-восточной Азии на побережье нашло огромное цунами. Тысячи погибших. Мали опасается, что погибла вся ее семья.

Виктор уже шагнул в библиотеку и щелкнул пультом.

На экране большого телевизора, вмонтированного в стену, возникли первые кадры: разломанные в щепки дома, плавающие тела.

Сзади вскрикнула Лиля.

— Не нужно на это смотреть, родная, — прохрипел Пахомов, стараясь спиной закрыть экран и мысленно прикидывая, сколько знакомых могло отправиться на праздники на Пхукет. Он выключил телевизор и, подойдя почти вплотную к жене, бодро заявил:

— Мы хотели все вместе сфотографироваться, Хлошечка.

После длительной фотосессии, уложив Габриэля в кроватку, Лиля прижалась к мужу.

— Очень много народу погибло, Арман.

— Умоляю тебя, не смотри телевизор. Молоко пропадет, — прошептал де Анвиль, убаюкивая жену в своих объятиях. — Ты ничем не можешь помочь этим людям, только себя изведешь, мон ами.

— Я-то как раз могу, — слабо улыбнулась Лиля.

— Ты этого хочешь? — осведомился муж. — Точно?

— Наверное, да, — согласилась она. — Хочу помочь пострадавшим. Но даже не представляю, как это сделать?

— Не волнуйся, я лично исполню твое поручение, — сиплым шепотом заверил Арман и уточнил: — Всю сумму?

— Да, — кивнула Лиля. — Мне эти деньги не нужны. Но кому-то они спасут жизнь.

Арман кивнул и, подойдя к окну, глянул вниз.

— Полный дом гостей, мон ами. Нам придется спуститься вниз, дабы их поприветствовать. Я уеду позже, когда все разойдутся. Надеюсь, мое отсутствие не заметят.

— Я скажу, что ты в лаборатории? — предложила Лиля.

Иван точно знал, что запомнит эту поездку навсегда. Свадебное путешествие. Он женился спонтанно. Просто проходя мимо Дворца бракосочетаний, улыбнулся и предложил Зине:

— Давай зайдем.

Его послушная девочка ничуть не возражала, когда он повел ее за руку вверх по ступенькам. Был будний день, и народ уже собирался по домам, когда развеселившийся Бессараб, достав из кармана кошелек, попросил:

— Распишите нас, пожалуйста, — И скорчил такое жалостливое лицо, что регистраторы не смогли ему отказать.

Сама регистрация заняла от силы полчаса. Когда новоявленные муж и жена вышли на улицу, уже стемнело. Иван обнял Зину за шею и прошептал на ухо:

— Позвони в турагентство, пусть дождутся. Выберем тур. Хочу до выходных улететь.

— Куда?

— В свадебное путешествие, гражданка Бессараб, — усмехнулся Иван. — Тай или Египет…

— А кольцо будет? — игриво полюбопытствовала Зина.

— Да, я заранее купил, — заверил ее Иван и, ничуть не покривив душой, добавил: — Просто никак не мог выбрать удобный момент позвать тебя замуж.

— А когда мимо ЗАГСа проходили, решился? — заглядывая ему в глаза, улыбнулась Зина.

— Угу, — буркнул Бессараб, чувствуя, как на душе становится спокойно и тепло.

Весь перелет Зина украдкой рассматривала подаренное Иваном кольцо с квадратным изумрудом, чем ужасно веселила Ивана.

— Я тебе каждый месяц кольца покупать буду, — усмехнулся Бессараб.

— Зачем? — удивилась Зинаида.

— Ты так смешно глаза на него косишь, — искренне расхохотался Иван. — Забавно очень.

Поздно ночью они прилетели на Пхукет и устроились в гостинице "Софител".

— С утра поспим подольше, — зевнул Бессараб. — Хочу выспаться.

— Знаю я, чего ты хочешь, — промурлыкала Зина. — Но не возражаю ни капельки.

Проснувшись, долго валялись в кровати, лениво лаская друг друга. Вставать не хотелось. Море и солнце могут подождать. Иван, потянувшись к телефону, заказал завтрак в номер и повернулся на другой бок.

— Давай сегодня займемся дайвингом, — предложил он жене.

— Ага, звони Яну, — согласилась Зина, сразу вспомнив имя инструктора, с которым плавали в прошлый раз.

"Как же мне повезло с ней, — тут же подумал Бессараб. — Ни разу не пришлось уговаривать. Зина оказалась ведомой и с первого дня безропотно ему подчинялась. Во всем и всегда с удовольствием принимала его волю. Может, она не самая красивая. Уж с Лилькой точно не сравнится, но с ней спокойно. Нет ощущения, что сидишь на пороховой бочке, а фитиль уже подпалили. Без особых претензий, как у Марины. Как сказал, так и будет".

— Ну что, мадам? — зевнул Бессараб. — Завтракаем и звоним Яну. Может, нырнем после обеда.

Зина кивнула и, закутавшись в простыню, вышла на балкон. Иван оглядел справную фигуру в белой тоге, точно зная, что под простыней ничего нет. Крупные складки расположились по бокам, делая Зинкины бедра более внушительными.

— А может, никому не звонить, а? — лениво пробасил он, повернувшись на бок. — Поваляемся сегодня, просто на пляж сходим. А завтра уже нырнем. Что скажешь, Зинуль?

— Иди сюда, Ванюша, — резко позвала Зина. — Что-то странное происходит…

Бессараб быстро подскочил и, обмотав чресла, выскочил на зов.

— Что случилось?

— Смотри на океан. — Зина указала пальцем в сторону пляжа. — Вода уходит.

— А ну-ка, собирайся, — тут же скомандовал он. — Быстро. Я сказал.

Она замерла, оторопев.

— Это подходит цунами, — пояснил он. — Прибрежная вода подсасывается снизу, а сверху закругляется гребень. Волна может обрушиться с минуты на минуту. Одевайся.

Они впопыхах надели какие-то вещи. Иван деловито спрятал под майку кошелек на шнурке, обычно используемый в поездке. Деньги и оба паспорта. — Бежим на крышу.

— Ох, Ванюша, как придумаешь чего, — улыбнулась Зинаида и, покачивая бедрами, пошла к выходу. Но у самой двери оглянулась. С улицы нарастал шум. Огромная волна ударила об берег, сметая все на своем пути. Иван потянул жену в коридор, потом на лестницу.

— Быстрее, на крышу, — закричал он, по пути увлекая за собой пожилую пару и женщину с ребенком.

Сверху хорошо виднелась приближающаяся вода. Бунгало, кафе, магазины — все, что располагалось на первой линии, превратилось в щепки.

— На пляже, наверно, никого не осталось в живых, — прошептала Зина, с ужасом наблюдая, как стихия переворачивает лодки, машины и бетонные блоки.

Иван молча обнял ее, сжал в объятиях. Никаких слов и не требовалось.

В нарядном московском офисе весь день работал телевизор. Фоном. Ни сам хозяин кабинета, ни его гости не обращали внимания на происходящее там.

— Хорошо, что не поехали, — хлопнул себя по ляжкам толстый мужчина, кивая в сторону экрана, где крупным планом показывали разрушенный Пхукет. Обломки зданий, плавающие в воде, а затем камера переместилась на нескончаемые ряды тел, завернутые в черный целлофан.

— Нечего в том Тайланде делать, — отмахнулся Дунаев, бросив брезгливый взгляд в сторону плазмы. — Хватит телек смотреть, — рявкнул он. — Нужно думать, как нам предъявить права на этот проклятый счет. Деньги бесхозные лежат.

Он лениво выпростал тело из большого кожаного кресла и, обогнув стеклянный прозрачный стол, лениво подошел к окну.

"Опять снег", — мысленно скривился Олег Иванович. А затем, повернувшись к следившим за каждым его движением подчиненным, зло спросил:

— Вы хоть понимаете, что деньги могут вывести в любой момент?

— Мы отправили в банк доверенность, — запричитал один из сотрудников. — У нас ее не приняли.

— Может, неправильно составили? — ощерился Дунаев. — Никак с мертвой точки не сдвинемся.

На столе зазвонил сотовый. И хозяин кабинета вновь вернулся к столу.

— Да, — рявкнул Олег, упав в кресло, и тут же перешел на крик: — Чего? Сколько? Делай что-нибудь.

Он в бешенстве швырнул телефон, и тот проехал по гладкой стеклянной поверхности. Потом, подумав с минуту, Дунаев снова связался со звонившим.

— Узнай по горячим следам, откуда осуществлен платеж. Номер компьютера. Да, ай-пи этот самый. И сразу ко мне, — велел он и, устало откинув голову на подголовник, закрыл глаза.

— Все, — пробормотал он, зажав пальцами переносицу. — Кто же все-таки дотянулся до этих денег?

Через полчаса стал известен ай-пи и даже точный адрес, где находился компьютер. Но это ровным счетом ничего не дало.

— Ты издеваешься, что ли? — зло поинтересовался Дунаев у программиста.

— Да нет же, — твердо заявил тот. — Смотрите сами. Это слишком простой алгоритм. Вот я ввожу коды и получаю информацию. Видите, в строке адрес и номер высветились?

— Ватикан, Римская курия, библиотека, — прочитал Дунаев. — Что это значит?

— Только то, что кто-то зашел в канцелярию папы римского, как к себе домой, и воспользовался компьютером в библиотеке. Но, скорее всего, действовал хакер, запустивший генератор ложного ай-пи.

— Бред какой-то. Узнайте, где сегодня находились вдова Цагерта и Пахомов?

Через час с лишним пришел ответ. Сегодня по поводу крестин устроили праздник. И никто из хозяев не покидал поместье де Анвилей.

— Какая-то нелепость, — в сердцах воскликнул Дунаев и про себя добавил: — "А может, Витька и прав. Есть кто-то третий. Кто только? Сам папа римский"

В эту минуту в комнате наступила гробовая тишина, лишь в телевизоре громко и торжественно вещал диктор. Олег Иванович услышал каждое слово, сказанное с экрана.

"Сегодня на счет фонда по борьбе с последствиями цунами поступило триста тысяч пятьдесят два доллара. Даритель пожелал остаться неизвестным".

— Это же наши деньги, — прошептал кто-то за столом. — Сумма полностью совпадает с остатком проклятого счета.

Дунаев, почувствовав резкую боль под лопаткой, моментально стал тяжело дышать, словно горло сжали жгутом.

— Валидол в портфеле… — прохрипел Олег Иванович, теряя сознание.

Когда по забитым московским улицам, разгоняя по разные стороны легковушки, неслась с сиреной скорая, из здания секретариата Ватикана вышел Арман де Анвиль. Он быстро пересек двор Бельведера, построенного когда-то по приказу папы Юлия Второго. Арман любил здесь бывать. Особенно когда это святое место покидали туристы. И сейчас, при свете ламп, де Анвиль огляделся по сторонам. Прямо по центру двора блестела золотая сфера, созданная итальянским скульптором. Пожалуй, самая современная вещь во всем Ватикане. Арман поднялся по ступенькам и на минуту остановился. Этот двор помнил многое. Тот же Юлий Второй заливал его водой и устраивал морские сражения, а папа Лев Десятый захоронил где-то здесь своего слона. Арман постоял минуту-другую, пытаясь вобрать в себя частичку энергии этого священного места, потом развернулся и быстро зашагал к выходу. Со стороны он походил на мирянина, заработавшегося допоздна в одном из офисов Ватикана. Арман сел в ожидавшую его машину и уже через десять минут поднимался на вертолетную площадку отеля "Кавальери Хилтон". Еще через несколько минут он зачарованно смотрел на Вечный город с высоты птичьего полета. Когда позади остался купол собора Сан-Пьетро и Алтарь Отечества исчез из виду, де Анвиль, закрыв глаза, принялся думать о жене и маленьком сыне. Лили и Габриэль не спали. Жена, покормив сына, укладывала его в кроватку. Сыночек радостно заулыбался, увидев отца, а любимая потянулась с поцелуем.

— Как все прошло, мон ами? — напряженно поинтересовалась она. Арман заметил, что жена сильно волнуется и поспешил утешить ее.

— Все удалось, любовь моя, — прошептал он, оставляя дорожку поцелуев на шее Лили, затем на ключице…

— Арман, — позвала жена и напряженно поинтересовалась. — Через эту транзакцию можно выйти на нас?

— Исключено, mоn реtit сhаtоn, — терпеливо начал объяснять Арман. — Я уехал из поместья на стареньком "рено", личной машине Франсуа. Из Бордо улетел на вертолете с крыши гостиницы, через три часа приземлился в Риме, тоже на крышу отеля, а потом на такси приехал в Ватикан. Там поработал пару часов и вернулся обратно таким же путем. Думаю, если к нам затесался осведомитель, то он ничего не заподозрил.

— Какой еще осведомитель? — отмахнулась Лиля. — Я имею в виду сам перевод. Нас с тобой могут заподозрить?

— Нет, Лили, — разулыбался Арман. — Знаешь, где находится самая большая и засекреченная оффшорная зона?

— Где? — переспросила она и достала из колыбели хныкающего ребенка.

Арман всмотрелся в свою абсолютную копию, обнимающую свою мамочку маленькими пухлыми ручонками и, обняв жену, тихо заметил: — В Ватикане, любовь моя. Там можно спрятать ВВП нескольких государств.

Де Анвиль рассмеялся и, нежно погладив ребенка по спинке, устало глянул в окно. За задернутыми шторами занимался рассвет.

Через пару дней борт МЧС поднялся в воздух, увозя в Москву граждан России. Иван с Зиной сидели, держась за руки. Бессараб помыслить не мог, чтобы отпустить от себя жену, словно боялся потерять. Рядом в кресле примостилась маленькая девочка лет пяти. Грустные впавшие глаза смотрели в одну точку.

— Как тебя звать? — с улыбкой обратилась к ребенку Зина.

— Она третий день молчит, — тут же встряла какая-то женщина с соседнего ряда. — Вся семья на пляже погибла. А она в номере осталась. Там спасатели и нашли. На шкафу сидела. Боялась слезть.

Зина погладила девочку по руке и, порывшись в сумке, выудила "сникерс", протянула ребенку.

— Будешь?

Маленькая ручка ухватила сладкий батончик и зажала в кулачке.

— Как все-таки тебя зовут? — снова поинтересовалась Зина, в глубине души возмущаясь, что малышка вот так летит одна и ей даже не оказали психологическую помощь.

— А знаете, — снова влезла вездесущая дама. — Говорят, в первые часы после трагедии кто-то перечислил триста тысяч долларов благотворительной помощи. На эти деньги закупили лекарства и оборудование. Многих раненых удалось спасти.

— Дай Бог здоровья этим людям, — отгоняя подступившие слезы, проговорила Зина и снова принялась ласково тормошить девочку.

Иван решил ей помочь и представился первым.

— Меня зовут Иван, а мою жену — Зина. А тебя? — обратился он к ребенку.

Девочка посмотрела на Бессараба чуть ожившим взглядом и еле слышно прошептала:

— Лиля.

ЭПИЛОГ

Он потерял отсчет времени. Сколько уже прошло? Год или десять? Лишь вокруг серый туман. Даже собственных рук не видно. Если бы они, конечно, у него были. Он чувствовал, что томится от безысходности. От необходимости ждать. Там, в мире смертных, жизнь постепенно наладилась. И его близкие время от времени вспоминали его и даже посещали нелепое сооружение со скульптурами и надгробиями. Разговаривали с ним. Будто бы он мог ответить. Но больше ничего не происходило. Серое марево то сгущалось, то немного рассеивалось над ним. Кто он? Агнец или подлец? До сих пор не нашлось ответа. Слишком много дурных поступков среди маленьких подвигов. Спасенная от злой болячки девочка, молодая мать, отвоеванная у сутенеров. Другая женщина, главная в его прежней жизни, не потерявшая веру в себя и в людей. Старик-нищий, не умерший с голоду, спасшийся благодаря вовремя поданной милостыни. Соседский мальчишка, которого встретил в магазине и довез до дома, а его, оказывается, поджидали с ножами два отморозка. Случайно спасенная жизнь. Да мало ли. Мало. Слишком много дурного, разбивающего чужую жизнь на куски. И гибель родителей, как главный крест, что предстоит нести. Сколько еще ждать? И у кого спросить об этом?

Там, внизу, любимая женщина принесла цветы. Торопливо разложила их по белому мрамору и погладила каменную плиту.

— Не сердись, я поступила, как мне подсказала совесть, — прошептала она. — Может, и тебе там зачтется.

Он залюбовался знакомыми и родными чертами, ощутил боль, вспоминая прикосновение этих рук, и, отвлекшись, не сразу заметил, как рассеивается мгла.

— Твоей душе дается еще одна возможность дать начало новой жизни, — послышался громогласный голос.

Он бросил взгляд вниз: по аллее, усыпанной красным толченым камнем, любимая катила коляску и неспешно переговаривалась с подругой. Заметил, как сужается воронка. Еще несколько секунд, и он навсегда забудет об этой женщине. Такое уже случалось. Но невозможно вот так отпустить ее.

— Можно приступать? — чуть слышно спросил он, твердо зная, что его услышат. Ответом стал громогласный хохот.

Он рванул вниз, в белую круговерть, и успел в самый последний момент проскользнуть между скручивающимися воедино лепестками полусферы, надежной границы между мирами. Недавно зародившаяся клетка магнитом притянула душу, ниспосланную свыше.

— Мне уже неделю кажется, что я на второй заход пошла, — пробормотала Лиля, остановившись с коляской посреди аллеи

— С моим братом немудрено, — авторитетно заявила Хлоя и, обняв растерянную невестку, ласково добавила: — Пусть в этот раз будет девочка.

— Стефания*, — заговорщицки улыбнулась Лиля.

* — Греческое христианское имя Стефан соответствует венгерскому Иштван.

Оглавление

Виктория Волкова Шиворот-навыворот

ГЛАВА 1

ГЛАВА 2

ГЛАВА 3

ГЛАВА 4

ГЛАВА 5

ГЛАВА 6

ГЛАВА 7

ГЛАВА 8

ГЛАВА 9

ГЛАВА 10

ГЛАВА 11

ГЛАВА 12

ГЛАВА 13

ГЛАВА 14

ГЛАВА 15

ГЛАВА 16

ГЛАВА 17

ГЛАВА 18

ГЛАВА 19

ГЛАВА 20

ГЛАВА 21

ГЛАВА 22

ГЛАВА 23

ГЛАВА 24

ГЛАВА 25

ГЛАВА 26

ГЛАВА 27

ГЛАВА 28

ГЛАВА 29

ГЛАВА 30

ГЛАВА 31

ГЛАВА 32

ГЛАВА 33

ГЛАВА 34

ГЛАВА 35

ГЛАВА 36

ГЛАВА 37

ГЛАВА 38

ГЛАВА 39

ГЛАВА 40

ГЛАВА 41

ГЛАВА 42

ЭПИЛОГ Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg