«Нефритовый жезл (СИ)»

Нефритовый жезл (СИ) (fb2) - Нефритовый жезл (СИ) [сборник] 1002K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Роксана Чёрная

Роксана Чёрная Нефритовый жезл

Придурок

Вот придурок!

— Прошу прощения, мистер Поттер, — сказала она с чуть уловимой ноткой сарказма, — понимаю, как затруднила вас, вынудив поднять палочку и отправить сообщение. Как я уже говорила, это не повторится.

— Вы совершенно правы. Это не повторится, — сказал Поттер с наглой ухмылкой.

Если бы только он держал рот на замке, он был бы идеален! Силенцио помогло бы делу. Уж в заклинаниях ей не было равных. — И чтобы этот инцидент случайно не стерся из вашей памяти, я хотел бы к пяти часам видеть у себя на столе полные отчеты по делам Шеффера, Колтона и Бомонт. А затем вы компенсируете тот час, что пропустили утром, отрепетировав со мной в конференц-зале презентацию проекта для Уизли… Начнем в шесть. Если вы собираетесь им заниматься, вам придется доказать мне, что вы не полный профан в своем деле.

Широко раскрыв глаза, она смотрела, как он отворачивается и захлопывает за собой дверь кабинета.

Гермиона зарычала. Она ненавидела его, то есть, конечно, он был красивым, героем второй магической войны и просто великолепным игроком в квиддич, но она ненавидела его. Его наглые зеленые глаза, которые насмешливо следили за ней каждый чертов день в школе. Сначала она думала, что ей это показалось, что она просто придумала интерес к себе такого знаменитого волшебника, уже не раз встречавшегося лицом к лицу с Волдемортом, но нет. Интерес был. К ней и еще к Чжоу, и к Луне, и кажется, к сестре лучшего друга Джинни Уизли.

Она ненавидела его.

Особенно, когда он пригласил ее на рождественский бал, — через секунду, после того как за измену его отшила Чжоу Чанг. Мысль что этот кобель прикоснется к ней своими блядскими руками, была непереносима. Но Гермиона лукавила. Она хотела его. Да, каждая хотела бы. Оправдывать себя нет смысла. Но и очередной зарубкой на его супербыстрой метле она быть не хотела. Он донимал ее приглашениями ровно до тех, пока она не пришла на рождественский прием у Слагхорна с Невиллом Лонгботтомом. Уже через полчаса она застала эту задницу трахающим Луну Лавгуд, с которой заявился он сам. Она ненавидела его потому, что следующим шагом ему в отместку были отношения с его однокурсником Невиллом. Отношения, приведшие к самому постыдному и смешному опыту в её жизни. Гарри Поттер узнал об этом, и его взгляд изменился, от внимательного и заинтересованного он стал презрительным, словно она изменила ему. А потом была битва за Хогвартс, и она хотела помочь — хотела сражаться — хотела быть в гуще событий, ведь она столько умела, столько знала. Именно это она кричала Гарри, когда он тащил ее, брыкающуюся, в Выручай-комнату и силой запер в Исчезательном шкафу.

— А если ты умрешь?! - рыдала она в тот день, стучась что есть сил в проклятую дверь шкафчика. — Я хочу с тобой! Я могу помочь.

— Добби выпустит тебя, — произнес он, задыхаясь. Все-таки протащить три этажа извивающуюся девицу не каждому было под силу. — Сиди и думай обо мне, Грейнджер.

— Гарри, Гарри, вернись!

Гермиона вынырнула из воспоминаний и чертыхнулась: времени до шести оставалось не так много. Просто великолепно, за семь с половиной часов, если пропустить обед, она должна была все сделать. Она села за стол, достала перо и принялась за дело.

Когда все потянулись на обед, Гермиона осталась на месте, словно приклеенная к стулу, с чашкой кофе и пакетиком орешков и сухофруктов, купленным в автомате внизу еще с утра. В обычной ситуации она бы принесла что-нибудь из дома или отправилась перекусить с другими практикантами, но сейчас время работало против нее.

Услышав, как открывается наружная дверь, Гермиона подняла голову и улыбнулась входящей Нимфадоре Тонкс. Она была аврором, когда сама Гермиона изъявила желание работать в отделе раскрытия преступлений, связанных с магией, и какое же было ее удивление, когда, вернувшись из французского университета пять лет спустя, она увидела своим начальником не кого-то, а именно Поттера, мысли о котором не покидали ее никогда.

После того, как Добби выпустил ее из шкафа, она спустилась в Большой зал Хогвартса, где лежало много прикрытых тел, а по углам сидели уставшие во время битвы волшебники. Её осудили за трусость — она не стала оправдываться, тем более, все потеряла смысл, когда она увидела поцелуй Поттера и Джинни Уизли, первой красавицы Хогвартса. Грейнджер покинула Хогвартс в тот же миг и сдала экзамены экстерном, чтобы учиться во Франции, где ее ждали родители.

— Ну что, пошли обедать? — спросила Тонкс.

— Обед мне придется пропустить. Сегодня какой-то адский денек.

Гермиона смущенно покосилась на Тонкс, и улыбка той немедленно превратилась в ухмылку.

— Адский денек или адский босс?

Она уселась на край стола.

— Слышала, что сегодня утром Поттер был малость взбешен.

Гермиона со значением на нее поглядела. Нимфадора Тонкс не работала с Гарри Поттером, предпочитая полевую работу, тогда как Поттер устал от игры в войну, к которой его готовили с самого раннего возраста, засел в Министерстве и стал инспектором, с неплохими перспективами. Такими неплохими, что уже через три года они были родственниками, как и многие чистокровные в этом мире. Подружились Тонкс с Гермионой потому, что у Тонкс отец был магглом, как, впрочем, и мать у Гарри.

— Даже если я раздвоюсь, все равно не успею закончить вовремя, — Гермиона уткнулась лбом в руки, а затем взглянула в лицо подруги.

— Может, тебе что-нибудь нужно? — Тонкс повела глазами в сторону его кабинета. — Наемный убийца? Святая вода? Авада Кедавра?

Гермиона рассмеялась:

— Нет, спасибо, этого даже Авада Волдеморта не взяла, что ему какой-то убийца.

Тонкс хмыкнула и, махнув рукой, вышла за дверь.

Спустя несколько часов Гермиона дописала последние документы-отчеты, и в пять минут седьмого поставила последнюю точку на пергаменте. Она взглянула на часы и сорвалась в кабинет к Поттеру.

Извинения ей не помогут. И кроме того, с какой стати она должна отвечать за то, что от нее не зависело? Пусть поцелует ее в зад. Преисполнившись новой для себя смелости, она гордо подняла подбородок и прошествовала туда, где он сидел.

Не глядя на Поттера, она порылась в бумагах и, вытащив копию речи, положила на стол перед ним.

— Вы готовы? Я могу начинать? — надменно спросила Гермиона, выпрямив спину.

Поттер ничего не сказал, сверля взглядом её бравый фасад. Было бы куда легче, не будь он таким красавчиком, тем более без этих своих привычных очков.

— Почему ты все время в очках?

— Спешу тебе напомнить, что нет зелья или заклинания, исправляющего зрение, — сказал он, ставя ладони у стены и захватывая Гермиону в ловушку.

— Конечно, знаю, — закатила глаза Гермиона, держа руку на его груди, чтобы он не приближался к ней вплотную. — Но есть, в конце концов, линзы и лазерная терапия. Маггловская наука никогда не стоит на месте.

Вместо слов он просто махнул на лежавшие перед ним материалы, давая Гермионе знак приступать.

Откашлявшись, она начала презентацию. Пока она переходила от одного аспекта проекта к другому, Поттер продолжал молча пялиться на свою копию пергамента, которые она размножила заклинанием и вывела на стену вроде проекции.

«Почему он так спокоен? С его припадками она уже научилась справляться. Но жутковатая тишина?»

Это нервировало Гермиону, так что ее немного потряхивало.

Гермиона наклонилась над столом, указывая на очередную порцию таблиц и графиков, когда произошло это.

— Расчетное время для первого этапа, кажется, немного не…

Гермиона замерла на полуслове, затаив дыхание. Рука мистера Поттера мягко опустилась ей на талию, а затем скользнула вниз и улеглась на ягодицы. За все те девять месяцев, что она проработала на него, он ни разу намеренно не прикоснулся к ней, порой избегая даже взгляда.

Это прикосновение определенно было не случайным.

Тепло его руки сквозь юбку добралось до кожи. Все мышцы её тела напряглись, а внутри как будто все начало таять.

Что, черт побери, он делает?

Разум завопил, требуя оттолкнуть его руку, требуя сказать ему, чтобы он никогда впредь не смел к ней прикасаться, но у тела были свои идеи на этот счет. Соски затвердели так, что пришлось сжать зубы.

Предательские соски.

Сердце бешено стучало у Гермионы в груди. Прошло по меньшей мере полминуты. Никто из них не сказал ни слова, только рука Поттера, продолжая нежно поглаживать, сползла на бедро. Единственными звуками в звенящей тишине зала были их дыхание и приглушенный шум города внизу.

— Развернитесь, мисс Грейнджер.

Негромкий голос Поттера нарушил молчание, и Гермиона выпрямилась, глядя прямо перед собой. Затем медленно развернулась. Его рука, скользнув по телу, опустилась ей на бедро. Она чувствовала широкую мужскую ладонь — от кончиков пальцев на крестце до большого пальца, упирающегося в мягкую кожу над тазовой костью. Опустив глаза, Гермиона встретилась с ним взглядом. Поттер напряженно посмотрел на нее.

Она видела, как поднимается и опадает его грудь, как дыхание становится все глубже. На резко очерченной челюсти дрогнул мускул. Его палец начал двигаться, медленно скользя взад и вперед, а взгляд не отрывался от её лица. Поттер ждал, что она его остановит. У Гермионы было вполне достаточно времени, чтобы оттолкнуть его или просто развернуться и уйти. Но прежде чем как-то отреагировать, ей надо было разобраться с кипящей в груди бурей эмоций. Она давно перестала чувствовать что-то подобное, стараясь убить в себе желание, и никак не ожидала, что спустя пять лет все вернется, лишь приправленное чувством ненависти. Так он её достал за последние месяцы. Ей хотелось отвесить ему пощечину, а затем притянуть к себе за отворот рубашки и лизнуть в шею.

— О чем ты думаешь? — прошептал он.

В его глазах насмешка мешалась с беспокойством.

— Я все еще пытаюсь это осознать.

Не отводя взгляда, он начал опускать руку. Его пальцы, пробежав по бедру, коснулись края юбки. Подняв подол, он погладил резинку и кружевной край чулка. Длинный палец скользнул под тонкую ткань и легонько потянул ее вниз. Гермиона резко вдохнула, внезапно ощутив, как внутри все плавится.

Как она могла допустить, чтобы тело так реагировало?

Ей все еще хотелось ударить его, но намного сильней хотелось, чтобы он продолжал. Между ног волной растекалась слабость. Тем временем Гарри Поттер засунул руку под резинку её трусиков. Она почувствовала, как его палец ласкает нежные створки, прежде чем протиснуться внутрь. Гермиона прикусила губу, стараясь — безуспешно — сдержать стон. Когда она взглянула на Поттера, то увидела, что у него на лбу выступили капельки пота.

— Черт, — тихо прорычал он. — Там так влажно.

Он закрыл глаза и, кажется, отдался той же внутренней борьбе, что и Гермиона. Покосившись вниз, она обнаружила, что мягкая ткань его брюк натянулась. Не открывая глаз, он вытащил палец и смял в кулаке тонкое кружево трусиков. На его лице отчетливо читалась ярость. Он весь дрожал.

А затем одним быстрым движением Поттер сорвал тонкие трусики… В тишине зала явственно послышался треск рвущейся ткани.

Грубо ухватив за бедра, он посадил её на стол и раздвинул ей ноги. Она невольно застонала, когда его пальцы, вернувшись, скользнули между ног и снова погрузились внутрь. Гермиона остро презирала этого волшебника, но тело её предало: хотелось большего, хотелось, чтобы он продолжал. И он был хорош, хотя его прикосновения не были любящими и нежными. Перед ней стоял мужчина, привыкший получать то, чего он желает. К этому он привык с самого детства — с тех пор, как отразил Аваду и пусть ненадолго, но уничтожил Волдеморта. А в эту секунду он желал Гермиону, впрочем, он желал её давно. Вот только она не хотела становиться очередной подстилкой… но прямо сейчас ничего не могла с собой поделать.

Поттер продолжал наращивать темп движения пальцев. Склонив голову на плечо, она оперлась на локти, чувствуя быстрое приближение оргазма.

К собственному ужасу, Гермиона даже проскулила:

— Ох, пожалуйста.

Перестав двигаться, он вытащил пальцы и сжал руку в кулак. Сев прямо, Гермиона вцепилась в шелковый галстук Поттера и рывком приблизила его лицо к своему. Его губы были также совершенны на вкус, как и с виду — твердые и мягкие одновременно. Её еще никогда не целовали так: чувствуя каждый изгиб, каждый уголок и каждое игривое движение языка, заставляя почти что терять рассудок.

Гермиона прикусила его нижнюю губу, а тонкие руки потянулись вниз, к его брюкам, и быстро выдернули ремень из петель.

— Надеюсь, ты готов закончить то, что начал.

Он низко и сердито зарычал и, схватив её блузку, рванул. Серебряные пуговицы испуганно раскатились по длинному столу. Его ладони обхватили упругую грудь, пальцы заскользили по напряженным соскам, а томный взгляд по-прежнему не отрывался от её лица. Его крепкие мужские руки были жестки — они почти причиняли боль, но вместо того, чтобы вздрогнуть или отпрянуть, Гермиона вдавилась грудью в его ладони. Ей хотелось еще, еще сильней, еще жестче. Хотелось ощутить его в себе так, как она мечтала с самого четвертого курса, когда случайно забрела на восьмой этаж, где он без рубашки отрабатывал движения гриффиндорским мечом.

Зарычав, он сжал пальцы. Промелькнула мысль, что могут остаться синяки, и на какой-то ужасный миг она поняла, что хочет этого. Она хотела хоть как-то запомнить это ощущение: когда тело полностью покоряется своим желаниям, отбросив всяческие условности и предрассудки.

Наклонившись, он легонько куснул её в плечо и прошептал:

— Ах ты, маленькая шалунья.

Гермионе так не терпелось оказаться поближе к нему, что она с удвоенной скоростью задергала молнию у него на ширинке, напрочь забыв о том, что она волшебница и может применить магию. Спустив с него штаны и боксеры, она сильно сдавила освободившийся член, чувствуя рукой, как он пульсирует.

То, как Гарри Поттер прошипел фамилию — «Грейнджер», — должно было вызвать у Гермионы яростную дрожь, но сейчас она ощущала лишь одно: чистое, неразбавленное желание. Он до конца задрал ей юбку и повалил на стол. Прежде чем она успела сказать хотя бы слово, он схватился за ее лодыжку, взял в руку член и, подавшись вперед, вонзил его до самого основания.

У неё даже не осталось сил, чтобы ужаснуться собственному громкому стону, — ничего лучше она в жизни не испытывала — просто запредельно прекрасно. Идеальное соотношение нежности и грубости.

— В чем дело? — прошипел он сквозь стиснутые зубы, резко двигая бедрами и глубоко всаживая свой природный меч. — Тебя никогда раньше так не трахали? Ты не была бы такой неприступной фифой, если бы тебя оттрахали как следует.

Какого дракла он о себе возомнил?

И почему её так заводило то, что он прав? Один-единственный опыт вряд ли можно было назвать удачным, да и вообще как-то называть.

— Бывало и получше, — уколола она, прохрипев слово между резкими рывками.

Он рассмеялся, тихо и язвительно.

— Посмотри на меня.

— Нет.

Она уже почти добралась до вершины наслаждения, но тут он резко остановился и сделал шаг назад.

Неужели он так её и оставит?

Нет.

Схватив за руки, он рывком поднял Гермиону со стола. Его губы прижались к её рту, язык ласкал небо и зубы.

— Посмотри на меня, — повторил он сдавленно.

И теперь, когда он больше не был в ней, она наконец-то смогла это сделать. Поттер медленно моргнул. Длинные темные ресницы коснулись щек. А затем он сказал:

— Попроси меня, чтобы я дал тебе кончить.

Неверный тон. Это прозвучало почти как вопрос, но слова выдавали его, чертова подонка, с головой. Гермиона хотела, чтобы он дал ей кончить. Больше всего на свете. Но будь она проклята, если когда-нибудь о чем-то попросит его, не после того, что он сделал перед битвой и после нее, не после пятилетнего молчания, не после этих отвратительных девяти месяцев.

Презрительно сощурив глаза, она процедила:

— Мистер Поттер, вы настоящий говнюк, — так она часто называла его в школе.

Судя по его улыбке, именно этого он и добивался. Ее так и подмывало вогнать колено ему в пах, но тогда она бы не получила то, чего хотела гораздо больше.

— Скажите «пожалуйста», мисс Грейнджер.

— Пожалуйста, иди и оттрахай себя в зад.

Через пару секунд её грудь оказалась прижата к холодному окну. Разница температур между ледяным стеклом и его кожей заставила Гермиону вскрикнуть. Она вся горела и каждой клеточкой своего тела жаждала его грубого прикосновения.

— По крайней мере, ты упрямо стоишь на своем, — прорычал он, куснув ее за плечо.

Затем он практически пнул её по лодыжкам.

— Раздвинь ноги.

Она так и сделала. Без малейших колебаний он притянул к себе ее бедра и снова резко вошел.

— Любишь холод? — толчок.

— Да, — толчок.

— Грязная, извращенная девчонка, — толчок. — Тебе нравится, когда на тебя смотрят, да? — промурлыкал он, прикусывая мочку её уха. — Тебе нравится, что весь Лондон может посмотреть сюда и увидеть, как тебя трахают? Ты сейчас балдеешь от того, что твои симпатичные сиськи прижаты к стеклу.

— Заткнись, ты все портишь, — еще резкое движение.

Но это было неправдой. Совсем нет. Его хриплый голос творил со Гермионой странные вещи.

Однако он лишь рассмеялся ей в ухо. И, возможно, заметил, как от этого звука у неё по спине пробежала дрожь.

— Хочешь, чтобы они увидели, как ты кончаешь? — он заработал бедрами сильнее, еще быстрее.

Гермиона лишь застонала. Слова не складывались, и каждый толчок его бедер все сильней прижимал ее к стеклу.

— Скажи это. Хочешь кончить, мисс Грейнджер? Ответь мне, или я остановлюсь и заставлю тебя опуститься на колени, — прошипел он, с каждым движением все глубже и глубже вгоняя член.

Та часть Гермионы, что его ненавидела, растворялась, как крупицы сахара на языке, зато другая, которой хотелось взять все, что он мог дать, разрасталась, горячая и нетерпеливая.

— Просто скажи мне, — его голос уже походил на рычание.

Наклонившись вперед, он сжал губами мочку её уха, а потом сильно куснул.

— Обещаю, что дам тебе кончить.

— Пожалуйста, — произнесла она, закрывая глаза и забывая обо всем на свете, кроме него одного, — пожалуйста. Да.

Протянув руку, он принялся поглаживать кончиками пальцев её донельзя влажную промежность — точно выверенное давление, идеальный ритм. Гермиона почувствовала, как его прижавшиеся к её затылку губы раздвигаются в улыбке, а затем, когда его зубы впились в кожу, больше не смогла терпеть. Волна тепла прокатилась по её позвоночнику, по бедрам и между ног, прижимая её к нему. Ладони вдавились в стекло, и все тело затряслось от нахлынувшего оргазма. Задыхаясь, она жадно глотала воздух. Когда спазмы наконец утихли, Поттер отодвинулся и развернул Гермиону лицом к себе. Он наклонил голову, и его губы прошлись по её влажной шее, по подбородку, по нижней губе.

— Скажи спасибо, — шепнул он.

Гермиона погрузила пальцы в его волосы и сильно потянула, надеясь добиться от него хоть какой-то реакции, проверить, в своем ли он уме или окончательно спятил.

Какого черта они делают?

Он застонал и наклонился ниже, покрывая шею поцелуями и прижав свой напряженный член к плоскому животу.

— А теперь сделай мне хорошо, — попросил он.

Высвободив одну руку, Гермиона сжала его член и начала поглаживать. Он был длинным, увесистым — идеальным. Она хотела сказать это вслух, но будь она проклята всеми Пожирателями смерти, если когда-нибудь позволит своему боссу-придурку узнать, насколько он безупречен.

Всегда был безупречен. И тогда, когда одним насмешливым движением спас ей от тролля, лишь посмеявшись над такой глупостью, как плач в туалете. Он стал ее героем. Героем, который ловко убил василиска — смело и самоотверженно, и позже, когда она летела с ним на гиппогриффе, потому что помогла оправдать крестного с помощью маховика времени. И на четвертом, когда она стала его заложником на втором испытании Турнира трех волшебников. Только его постоянная бравада и себялюбие не позволяли ей сию же секунду кинуться к нему в объятия.

Гермиона отстранилась и посмотрела на него, полуприкрыв веки.

— Сейчас ты кончишь так сильно, что и не вспомнишь, кто тут величайший в мире герой и волшебник, — прорычала она, съезжая вниз по стеклу и постепенно забирая в рот его член, пока он не вошел весь и не уперся в глотку. Ощущения были странными, но и отторжения она не чувствовала. Однажды он сказал, что это лучшее занятие для её язвительного рта, и впервые она была с ним согласна.

Поттер сжал челюсть и громко застонал. Она подняла на него взгляд и зажмурилась от удовольствия. Он был таким напряженным, словно полностью во власти ощущений. Ощущений, что дарила ему она.

Его ладони и лоб были прижаты к стеклу, а глаза зажмурены. Он выглядел уязвимым и невероятно привлекательным в своей блаженной истоме. Но он не был уязвимым. Он был самым редкостным козлом на этой планете, и Гермиона впервые стояла перед ним на коленях.

Ну уж нет.

Так и не сделав ему того, чего он так хотел, она резко выпустила гладкую твердую плоть и резко встала, одернула юбку, запахнула блузку и встретилась с ним взглядом. Теперь, когда он не прикасался к ней и не заставлял чувствовать то, на что не имел ни малейшего права, это было намного легче.

Секунды утекали. Никто из них не отводил взгляда.

— Какого дракла ты делаешь? — прохрипел он, и потянулся рукой к её растрепавшимся волосам. — Встань на колени и открой рот.

— Как бы не так, — она резко схватила со стола свою палочку и направила ему в лицо.

Запахнув лишившуюся пуговиц блузку, она медленно пошла вон из кабинета, стараясь изо всех сил, чтобы дрожащие ноги ее не подвели.

В своем кабинете, взяв бисерную сумочку со стола, она набросила куртку, отчаянно пытаясь застегнуть пуговицы трясущимися пальцами, сил на магию не было совершенно. Поттер все еще не выходил, и Гермиона кинулась к лифту, моля про себя:

«Мерлин, боже, только бы лифт приехал прежде, чем мне снова придется столкнуться с ним лицом к лицу».

Гермиона старалась не думать о том, что произошло, пока не выберется оттуда. Не дождавшись лифта, она решила спуститься по лестнице. Сойдя вниз на один пролет, она услышала голос. Голос, снившийся ей каждую ночь на протяжении десяти лет своей жизни.

Гермиона побежала. Пролет. Еще пролет. Еще полминуты, и она оказалась бы в Атриуме.

И почему он не мог просто удержать член в штанах? Почти год он как-то справлялся. Да, даже семь лет, с тех пор, как она отдалась этому идиоту Лонгботтому. Он знал, что ничего серьезного не было, что она скорее пожалела об этом, но ничего не мог с собой поделать.

Она была его. Его с самого первого момента, как он увидел кареглазую растерянную девочку. Он спасал ее, она спасала его. И в какой-то момент он просто захотел ее, но не в его характере было просить, вот требовать — это про него. Гермиона оказалась твердым орешком. орешком, который он так и не раскусил, отпустив ее на все четыре стороны и занявшись восстановлением психики после почти двухлетней войны. Он знал, что должен умереть, и не торопился заводить отношения. А позже он просто в ней разочаровался. Ведь она любила его. Гарри же видел это. Но все равно легла под другого. Подумаешь, он позабавился с Лавгуд. Он все для себя решил. Она в прошлом. И даже то, что он запер ее в шкафу в Выручай-комнате не делало его к ней ближе, он прекрасно это продемонстрировал, засосав у всех на виду шлюшку Уизли.

И даже когда она появилась на пороге его кабинета, готовая к работе и, сука, такая прекрасная — словно подснежник, только что найденный в лесу, — Гарри не собирался поддаваться ее чарам. И это работало. Он держался на расстоянии и всячески помыкал ею. Черт, он готов признать, что вел себя как совершенный ублюдок. А потом просто сорвался. Все, что для этого потребовалось — одна секунда в той тихой комнате, запах этой женщины, обволакивающий и ласкающий, чертова задравшаяся юбка и задница, уткнувшаяся ему чуть ли не в лицо. Гарри слетел с катушек. Гарри был уверен, что если поимеет ее разок, то быстро разочаруется и желание уйдет. И он сможет наконец вздохнуть спокойно. Но нет — вот он, Гарри Поттер, у двери в её кабинет, не желающий ее отпускать. Она должна быть его. Она уже десять лет его. Просто пора ей это объяснить.

Гарри толкнул дверь и побежал вниз по лестнице. Пролет. Еще пролет.

— Грейнджер, стой!

Каштановая грива уже близко. Гарри схватил ее за плечо и не дал сделать последний шаг к двери, толкнув ее в стену.

Движение палочкой, и они отгорожены от всего мира. И даже если сам Министр Магии будет проходить мимо, он не заметит двух совокупляющихся тел. Это то, что он намерен был сделать. Показать этой женщине, кто здесь мужчина, кто здесь ее мужчина. Взять её за эти шикарные волосы и оттащить к себе в пещеру.

— Куда это ты собралась, Грейнджер?

— Знаешь, для такого выпендрежного умника ты иногда ведешь себя, как полный кретин. На что это похоже? Я иду домой! Шла, — она тяжело дышала, и Гарри видел, как ей хочется повторить то. чем они занимались несколькими этажами выше.

— Я вижу, — прорычал Гарри и прижался к ней всем телом. — Только я не отпускал тебя. Ты мне должна.

— Я ничего тебе не должна, потому что не обещала.

— Твои глаза всегда говорили за тебя.

Глубоко втянув носом воздух, Гарри швырнул свою палочку на пол, скинул с нее куртку и сумочку, наклонился и впился поцелуем в ее губы. Погрузив пальцы в запутанные волосы, он прижался к Грейнджер. Его член, касающийся живота этой стервочки, запульсировал, когда она в точности повторила его движение: запустила пальцы в черные лохматые волосы и сжала кулак.

Вновь задрав бежевую юбку до самого живота, Гарри хрипло застонал. Его пальцы вновь нащупали кружевной верх ее чулок. Наверняка она всегда надевала их специально, чтобы помучить его. Он провел кончиками пальцев по теплой и влажной промежности, кажется, еще пульсирующей после последнего оргазма, и тут язык Грейнджер пробежал по его губам.

Когда Гарри сунул внутрь два пальца, она испустила низкий стон. Она была еще мокрее, чем десять минут назад, если это вообще было возможно. Да, похоже, у кого-то была та же проблема, что и у Гарри. Он начал сильно двигать двумя пальцами, в то время как большой палец энергично массировал клитор. Охнув, она оторвалась от его губ и прохрипела:

— Скорее, мне нужно почувствовать тебя внутри. Сейчас же.

Гарри прищурился, стараясь не показать, какой эффект произвели ее слова.

— Скажите «пожалуйста», мисс Грейнджер.

— Сейчас же, — нетерпеливо повторила она.

— Решила покомандовать?

Грейнджер наградила его таким взглядом, что у мужика послабее сразу бы все упало. Гарри невольно расхохотался. Она могла постоять за себя. Она же создана для него. Не один Лонгботтом с ней бы не выжил. Просто бы кинул себе в лоб Аваду.

— Хорошо, что я нынче так щедр, — насмешливо проговорил он и потянулся к брюкам.

Быстро расстегнув ремень и расстегнув ширинку, он приподнял ее и резко вошел. Мерлин, это было чудесно. Лучше всего на свете. Это объясняло, почему Гарри не мог выкинуть её из головы столько времени.

«Да, если бы знал, каково это — быть в ней, я был плюнул на всю заваруху с крестражами и просто драл бы её в каком-нибудь райском уголке, и пусть горит это отсталое общество Адским пламенем», — подумал он, а вслух проворчал:

— Столько времени впустую.

Грейнджер задохнулась, и Гарри ощутил, как ее горячая плоть плотно обхватывает его член. Прерывисто дыша, она впилась зубами ему в плечо сквозь ткань пиджака и обняла ногами. Гарри начал быстро и резко двигаться, прижимая ее к стене еще теснее.

Подняв голову с его плеча, она куснула Гарри за шею, а затем сжала зубками нижнюю губу.

— Почти, — прорычала она и сильней сжала ноги, проталкивая член глубже. — Я уже почти…

Отлично.

Зарывшись лицом в ее шею и волосы, чтобы приглушить стон, Гарри сжал руками ее ягодицы и внезапно и сильно кончил в нее. Вытащив член, чтобы она не могла и дальше тереться об него, Гарри опустил ее на дрожащие ноги. Она уставилась на него, словно пораженная громом. Лестничный пролет заполнился свинцовым молчанием.

— Ты серьезно? — шумно выдохнув, спросила она и откинула голову. Ее затылок с тупым стуком ударился о стену. — О чем ты думал? Где я в семь часов вечера найду противозачаточные зелья?

— Вообще, подумать можно, но зачем? — совершенно искренне удивился Гарри, а потом понял, что так ничего и не сказал ей о своих планах.

Она резко толкнула его в грудь и начала уже в который раз спускать вниз многострадальную юбку и вытирать слезы.

— Гермиона, — вдруг мягко заговорил Гарри, — Хочешь, я расскажу тебе историю об одном придурке и маленькой талантливой волшебнице?

Она замерла, покраснела и подняла на него взгляд.

— Просто талантливой? — скромно прошептала Гермиона, и Гарри увидел, как изогнулись её губы в улыбке.

— Самой лучшей выпускнице Хогвартса за последние сто лет, — насмешливо произнес Гарри и вдруг стал серьезным. — Я не могу тебя снова отпустить, не после того, что между нами было.

— Ты, возможно, сделал меня беременной, — сказала, словно отчеканила, она.

— Ты, возможно, сделаешь меня неврастеником, но кто против? — быстро проговорил он последние слова, когда она ткнула ему под ребра кулаком.

Гарри поднял куртку и начал одевать Гермионе на плечи. После секундного размышления она начала приводить в порядок его одежду.

— Почему ты вел себя так? В школе, — тихо спросила Гермиона.

— Ты же уже знаешь о крестражах? — хмуро ответил Гарри и увидел удивленный кивок.

Гермиона, после того, как информация об осколках души Волдеморта просочилась в прессу, наверняка прочитала об этом все, что могла, но точно совершенно не ожидала того, что скажет ей Гарри.

— Я тоже стал крестражем, — Гермиона ахнула и схватилась за сердце. Гарри сразу накрыл это же место ладонью и сжал грудь.

— Гарри! Это не шутки, — она шлепнула его по руке.

— Да кто шутит. Поедем, все расскажу.

— Но как это вышло, и ты ведь должен был…

— Погибнуть? — Гарри тянул ошеломленную Гермиону к выходу, думая, что если рассказывать побольше подробностей, то Гермиона быстро забудет о прошлых обидах. — Должен был. Мать умерла за меня и наградила кровной защитой. Меня, по сути, и готовили к бравой смерти героя. Почему я, думаешь, не трахнул тебя еще на третьем курсе?

— Третьем? — не поверила Гермиона, быстро перебирая ногами, пока он тащил её по Атриуму к каминам.

Конечно, знаешь, как мне этого хотелось, после того, как ты терлась об меня на гиппогриффе?

— Я не терлась! — возмутилась Гермиона и сразу попросила: — Рассказывай дальше.

Гарри остановился у камина и с удовольствием посмотрел на свою любимую волшебницу, такую же талантливую, какой когда-то была мама. Отец до сих пор был ей верен, пусть не физически, но так и не женился, посвятив себя воспитанию сына. Его не было дома в ту ночь, когда в дом в Годриковой Впадине проник Волдеморт.

Гермиона заметила, каким взглядом опаляет её Гарри. Она вспыхнула и сама потянулась за поцелуем.

— Только ты обязательно все расскажи.

— Обязательно, — Гарри обнял Гермиону, и они целуясь, исчезли в зеленом пламени.

Сцена из романа Beautiful Bastard by Christina Lauren

Умереть, чтобы влюбиться

#Эротика #Романтика #юмор #таймтревел

За окном ярко светило летнее солнце. Студенты поглядывали туда с лёгкой грустью, и я, как никто другой, понимал их. Кому захочется сидеть в душном зале и сдавать теоретический экзамен по защите от тёмных искусств, когда можно резвиться на улице? Впрочем, да. Одну такую я знал. Гермиона Грейнджер — одна из немногих, кто почти не поднимал головы от своего пергамента, наверняка дополняя идеально выверенный правильный ответ историей создания заклинаний и опасностью их использования.

Идеальная студентка. Отзывчивая девушка. Прекрасное чистое создание в отличной упаковке из пары юных грудок, ладной попки и свежего личика. Всё бы хорошо, если только не учитывать мое все растущее желание разложить её прямо на этом столе. Содрать мантию. Задрать бесящую строгую школьную юбку и слушать похотливые стоны. Нет, тихие чувственные и с придыханием.

Чёрт. В штанах стало тесно и пришлось пройти за стол, чтобы скрыть конфуз. Уже в который раз.

Она ведь даже не смотрит на меня. Знает, что горю, но не смотрит.

Кто бы вообще знал, что меня так накроет? Что как только появлюсь в этом времени, после своей неожиданной кончины в далёком будущем, именно её я захочу сделать своей. Точно не Снейп, с которым мы упорно отыскивали крестражи, чтобы их уничтожить, и точно не четырнадцатилетний Поттер, с котором мы их уничтожали. И определённо не сама Гермиона, которая нашла способ вытащить дрянь Реддла из головы лучшего друга.

Это произошло два года назад — в течении всего девяносто четвертого года, а сейчас середина девяносто шестого. Май.

Я появился в этом времени на чемпионате мира по квиддичу, как раз в тот момент, когда пускали в небо метку. Меня даже посадили в камеру, приняв за Пожирателя смерти. Впрочем, в тот момент я вполне мог за него сойти. Пьяный, нечёсаный, уже без очков и шрама, зато в чёрной потертой мантии. Кто бы принял бродягу за некогда героя Второй магической войны и тем более за мальчика-который-выжил.

Я был в засаде, когда меня убили. В тот момент мне было на это даже наплевать. Гермиона развелась с Роном и уехала в Австралию — с ней нас давно перестали связывать даже дружеские отношения. То ли по отсутствию общих интересов, то ли из-за лютой ревности Рона. Кто бы знал?. Джинни изменила мне с Дином Томасом. Очевидно, его огромный чёрный член привлекал её больше моего бледного, а детей у нас так и не получилось зачать. Я ли был виноват? Чёрт с ним.

Я получил новый шанс на жизнь и решил использовать его по максимуму, и одним из пунктов неожиданно стала раздражающая заучка. Сначала я сдерживал своё недовольство ею из-за воспоминаний о детских приключениях, в которых она играла важную роль.

Это не помогло.

Меня стало бесить в ней всё. Раздражающая привычка всех поучать, командовать. А главное — эта её невозмутимая, высокоморальная натура, которую хочется выбить, настучав по упругой заднице. Но похоже, что раздражало это только меня. Даже Снейп порой восхищался её рациональностью и нестандартным мышлением. Она находила ответы на сложнейшие вопросы.

В своем времени я стойко терпел её заумность и желание во всем быть лучшей, а теперь смог ответить. И даже кое-где продемонстрировать своё превосходство. Это стало веселой игрой и мне даже не было стыдно, что я соревнуюсь со школьницей.

В итоге мы, конечно, с учётом всех ошибок в будущем, предотвратили возрождение Волдеморта. Тем не менее, наша игра не закончилась, а получила новое продолжение и стала отдавать привкусом предвкушения. Тогда я еще не понимал, что это такое.

Только спустя год я понял, что просто хочу трахнуть свою юную подружку. И даже разница в возрасте, которая теперь была более десятка лет, меня не смущала. А если вспомнить, какой она станет через несколько лет.

Дерьмо. Опять встал. Рядом с ней вполне нормальное состояние, и Гермиона знает об этом. Плутовка!

Я, правда, хотел подождать ещё годик, даже может дать ей возможность влюбиться в ровесника. Но рыжему я сразу дал понять, что ему ничего там не светит, а Поттера этого времени отшила сама Гермиона. Моя умница. От её мимолётных взглядов вскипала кровь. Два года назад она еще не была моей студенткой, ещё год — и она перестала бы ей быть, но хранить целибат стало всё сложнее. Особенно, когда вдруг её юбки стали короче, движения все более дразнящие, а на губах между которых мелькал розовый язычок появился еле заметный влажный блеск. Только одна фантазия, на что способен её говорливый язык, сносила крышу.

Она на секунду оторвалась от своего пергамента и сразу опустила ресницы, заметив, как я прожигаю в ней дыру своим взглядом. Её рука взметнулась вверх.

— Вы уже закончили, мисс Грейнджер?

Называть её так казалось насмешкой, ведь мы уже давно общаемся по имени. Ругаться на «ты» гораздо приятнее.

— Да, — недовольно скривила она губки. — Я готова сдать работу.

— Подойдите, я посмотрю.

Всё понятно. Поддразнила и решила сбежать. Не сегодня, милая. Не тогда, когда я не увижу тебя ещё два месяца. Завтра студенты отправлялись по домам.

Она встала и почти топая подошла ко мне. Со стороны может показаться, что она даже и не думала ни о чём, кроме учебы, настолько у неё ровная спина и строгий взгляд. Но я-то видел, как часто вздымается её грудь при приближении, как приоткрылись губы, выдыхая горячий воздух. Я каждый вечер фантазирую, как они с придыханием произносят мое имя, пока я всаживаю в нее член до упора.

Она протянула мне пергамент, и я положил его на стол, пробегая глазами. Естественно, всё идеально, вот только… Слишком быстро.

— Здесь ошибка, — указал я пальцем на ответ о применении Авады.

Больше, чем этим я оскорбить её не мог. Она покраснела от еле сдерживаемого гнева, обиды и наклонилась ближе, обдавая меня едва ощущаемым цветочным ароматом. Я слегка просканировал её эмоции, и она сделалась от этого ещё злее. Почувствовала вторжение в сознание.

— Вы не согласны, мисс Грейнджер? — и снова издёвка. Мне нравится доводить её и видеть, как только со мной она становится похожей на бешеную фурию. С раскрасневшимися щеками и метающими ядовитые стрелы карими глазами.

— Совершенно! Я полностью ответила на этот вопрос и даже внесла корректировки в связи с последними исследованиями! — задрала она подбородок. Смотри, шею не сломай.

— В таком случае, — я откинулся на спинку стула, оглядев наглым раздевающим взглядом напряжённое тело от стройных ножек до пылающих ушек. — Предлагаю вам остаться после экзамена и подискутировать на эту тему.

Если ещё несколько секунд назад на нас поглядывали с лёгким любопытством, то после моего заявления студенты стали откровенно пялиться, предвкушая занимательное зрелище. Неужели они рассчитывают, что мы тут начнем танец с саблями или решим прямо сейчас потрахаться на виду у всех?

— Я не понял, — рявкнул я, поднимаясь. — У всех перед глазами появилось «Превосходно»? Или вы давно не видели «Троллей» в своих пергаментах?!

Все резко опустили головы, только Поттер с Уизли переглянулись. Эти двое давно знали, что происходит между их подружкой и гостем из будущего. Впрочем, уже давно не гостем. Я слишком сросся со всеми ними. Полюбил. Сириуса, Люпина, младшенького — как я зову теперь Поттера — и даже мелочного Рона. Я иногда боюсь засыпать. Вдруг проснусь, и не будет ничего этого. Жизни, мира. Гермионы.

— Мисс Грейнджер? — повернулся я к бледной, как смерть, девушке. Да, я умею быть пугающим.

— Я подожду, — сказала она и, развернувшись на каблуках, рванула к своему месту. Уизли ей что-то шепнул на ухо, отчего мне захотелось при случае провести с ним спарринг. И не обычный, а в полный контакт, почти до треска костей. Она смерила его уничижающим взглядом и начала рассматривать свои руки. Боится. И мне страшно, маленькая. Страшно потерять вас всех, даже Снейпа, который давным-давно стал для меня Северусом.

Трель звонка ударила по мозгам, и я оторвался от созерцания кальмара, который плескался в Чёрном озере.

— Пергаменты на стол. Не толкайтесь, вы что, первогодки? — весело проговорил я и подмигнул Поттеру, пока Уизли зарывал свой пергамент в самый низ. Он и здесь не особо был на что-то способен. Впрочем, другом он оставался до самого конца. В любом мире.

Все ушли, и только Гермиона продолжала сидеть на своем месте. Руки у неё уже дрожали. Хотелось бы знать от чего. Я запер дверь и наложил шумоподавляющие заклинания. На самом деле я еще не знал, чем закончится наша «дискуссия». Возможно, я наконец получу ее, а возможно, умру в третий раз. Оба варианта меня полностью устраивали, если она будет к этому причастна.

— Гермиона, — позвал я.

— Если вы, профессор Эванс, — проговорила она издевательским тоном, — хотели со мной остаться наедине…

— Гермиона, — хотел прервать я её, наблюдая, как в уголках глаз скапливаются слёзы.

— Надо было просто сказать! — закричала она и тут же стерла границу между профессором и студенткой. — Ты унизил меня!

Я в два шага преодолел разделяющее нас расстояние и взял её за плечи.

— Чушь! Никто не может усомниться в твоём совершенстве. Ты лучшая ведьма своего поколения — и в настоящем и в будущем! И я люблю тебя.

Она вспыхнула, округляя рот и глазки от удивления. Гнев схлынул с неё, и она, потупив взгляд, спросила:

— Давно?

— Сложный вопрос. А ты?

Любил ли я ту Гермиону из своего времени? Как подругу — определённо, а как женщину? Вряд ли. Может быть, иногда мне и приходили в голову такие мысли, но я быстро заталкивал их на дно сознания, потому что были Рон и Джинни. Кстати, совершенно не понимаю, чем меня могла привлечь та веселушка, что как оказалось уже перевстречалась со всем курсом. Почти. Она слишком громко смеялась, слишком много говорила, слишком широко улыбалась, и макияжа там тоже было слишком. Она была одно сплошное «чересчур», в отличие от сдержанной Гермионы, которая только со мной становилась дикой, естественно, настоящей. Давала себе потерять контроль.

Прямо издевалась. Вот прямо как сейчас, когда я жду ответного признания, а она только улыбается. Тонко, мило. По щеке стекла слеза, и она мотнула головой стряхивая её.

Нет. Это просто невозможно.

Она не успела ничего сказать, а я уже впился в нежные губы настойчивым поцелуем. Поначалу она слегка сопротивлялась, упираясь руками мне в грудь. Я же пресекал все попытки, глубоко и влажно целуя.

Боясь напугать девочку, я сбавил обороты и стал лениво поглаживать языком её язык, руками лаская плечи, руки, переплетая пальцы. Она уже задыхалась, но я не мог оторваться от столь желанных губ. Её руки легли мне на плечи, поглаживая то волосы то напряжённую шею, периодически опускаясь вниз…

Не прекращая поцелуя, я провёл рукой по талии, обхватил попку, поднял и посадил на стол, от чего Гермиона вскрикнула от неожиданности.

Я посмотрел в глаза, которые, словно отражая моё состояние, горели возбуждением. Не время для разговоров, но она всё-таки спросила:

— Почему ты ничего не рассказываешь о той Гермионе? Почему вы не были вместе, кем она стала? Красивой была?

Можно было бесконечно отвечать на сотни вопросов, льющихся из неё, но я был слишком поглощён своими ощущениями. Я закрыл ей рот ладонью, обхватил лицо. Она наклонила голову набок и нежилась, прикрыв глаза. Я стал поглаживать большим пальцев нежные губы — нижнюю, верхнюю — чуть раскрывая их. Она внезапно вобрала мой палец в рот, влажно причмокнув.

— О, чёрт, — прикрыл я от удовольствия глаза. — Что же ты творишь? — Не то она губками обхватила, совершенно не то. — Милая, на сегодня никаких разговоров.

Скользнув другой рукой вниз, по груди, животу, я накрыл её промежность сквозь влажную ткань трусиков. Ещё бы. Она пылала точно также, уже давно готовая стать моей. Я услышал её стон и едва сам не застонал — она сжала ладошкой член у основания, сквозь брюки. Наклонившись, я прижался лбом к её и стал мелко подаваться бедрами навстречу ее теплой ладони, которой Гермиона поглаживала меня.

Мерлин, настолько сильно у меня еще не стоял, еще немного и взорвусь.

Надо немного сдерживаться, если это её первый раз… Черт! Конечно, первый!

— Почему ты ждал так долго? — прерывистым шепотом спросила она, пока я одной рукой потирал промежность сквозь трусики, а второй расстегивал ей блузку, не отрываясь от открывавшегося вида сверкающе-белого бюстгальтера.

— Стоило вообще потерпеть до конца следующего года, но ты сама напросилась, — сказал я, стянув мягкие чашечки вниз, обхватил руками оба полушария.

— Но я ничего не делала, — какая святая невинность. — Ты, наверное, боялся показаться старым? — хитро улыбнулась она.

— Старым? — прорычал я. Сделав бедрами небольшой круг, тем самым убирая ее руку с члена, я вжался в ее киску стволом, который сильно ныл от бездействия. — А ты не боишься, что я слишком для тебя большой?

Гермиона фыркнула и тут же замолчала, когда я подцепил её трусики рукой и, сильно натянув, порвал. Торопливо сдернув с ее стройных бедер остатки ткани, я погладил влажные складочки, так что она протяжно застонала. А потом вошел внутрь сначала одним пальцем, неглубоко. Гермиона прогнулась в спине и почти легла на стол, коснувшись затылком. Гибкая девочка.

Я мягко задвигал пальцем вперед-назад и из стороны в сторону, разрабатывая это маленькое тельце. Представлять, как член будет врываться в это узкое пространство, было фантастически хорошо. Дав себе зарок получить десерт позже, сел на корточки и прижался губами к истекающему влагой лону.

Гермиона вскрикнула и протяжно застонала, от неожиданности цепляясь тонкими пальчиками за мои волосы.

— Это очень негигиенично, но так… прекрасно.

С удовольствием вылизав это стройное податливое тело, слушая, как она не прекращая повизгивает от наслаждения, я распрямил затекшие ноги. За полы расстегнутой рубашки я притянул обомлевшую после оргазма девушку к себе и, глубоко и нежно целуя, дал почувствовать ей вкус собственных соков.

Торопливо расстегнув брюки, я приспустил их вместе с черными боксерами. Приставив к влажному входу уже давно каменный член, я оторвался от губ и посмотрел в глаза, затуманенные похотью.

— Я надеюсь, ты осознаешь, что мы делаем? — спросил я, истекая потом. Еще мгновение. Еще совсем немного. Дурацкий вопрос, но я должен знать, что…

— Я люблю тебя, Гарри.

Такие простые слова и так явственно сорвались с её губ. Эго взлетело до небес, как и пожар внизу живота, когда я одним длинным движением проник внутрь.

Заклинание без палочки для снятия легкой боли и вместо болезненного крика, громкий стон.

— Гарри, матерь божья, — широко раскрыла она глаза и стала мелко подрагивать.

Я стоял и ждал, когда она немного придет в себя, и неизвестно какими силами держал себя в руках, чтобы не сорваться на бешеный темп. Внутри нее было так тесно и горячо! Стенки влагалища плотно обхватывали мой член, пока по бедру стекала горячая струйка.

Медленно выходя из жаркого тела, я услышал шипение и почувствовал на плечах сильную хватку и ногти, впивающиеся мне в кожу даже сквозь белую рубашку и жилет. Выйдя почти до конца, я вновь двинул бедрами вперед. Медленно назад и резко до конца. И снова.

Через некоторое время я уже вполне плавно двигался, слыша сквозь шум в голове тихий шёпот Гермионы.

— Гарри, еще. Гарри…

Она сама стала подаваться навстречу моим толчкам. Постепенно увеличивая темп и размах, я с удовольствием слушал пошлые хлюпающие звуки природной смазки, которая смешалась с моей в совсем уж терпко пахнущее зелье.

Так приятно было ощущать шлепки моих бедер об её — все чаще, сильнее, резче…

Я уже вколачивался почти на всей скорости в мягкое тело, придерживая её за ягодицы, насаживая до самого конца. Грудь подрагивала в такт толчкам, и я рыча впивался то в один сосок, то в другой, от чего стоны становились еще громче.

— Гермиона, — выдохнул я любимое имя, чувствуя неотвратимое приближение оргазма. Еще немного. Надо подождать её.

Гермиона затряслась и протяжно застонала. Отлично, можно отпустить себя. Её тело напряглось, как взвинченная пружина, а потом резко расслабилось. Она уже полулежала на школьной парте, восхищенно выстанывая мое имя.

Я догнал её через пару толчков, ощущая молниеносный оргазм, который током прошел через все тело. Резко прижав Гермиону к себе, я заливал горячим потоком её лоно. Ох ты ж черт! Надо не забыть сварить противозачаточное зелье.

— Черт, — тихо ругнулся я. — И как мне теперь держаться от тебя подальше?

— Поттер, — неожиданно звякнул холодный голос из камина, который располагался прямо за моим столом, — в смысле Эванс! Ты чего там творишь? Это что… студентка?! Ну хоть не студент…

Вот зоркий какой. Я, конечно, вслух этого не скажу, но хотелось ударить в кривой нос. С другой стороны, можно и простить, раз появился после того, как мы закончили. Может, еще не совсем, конечно.

— Ты там чего замер! Я же сейчас поднимусь. Ты что, совсем охренел трахать студентку?

Гермиона высунула носик из-за моего плеча.

— Здравствуйте профессор Снейп. Вы не подскажете, как я сдала зельеварение? — совершенно невинно поинтересовалась она, как будто встретила профессора в коридоре, а не тогда, когда я лишил её девственности на школьной парте.

Я затрясся от смеха, в очередной раз поражаясь ее находчивости. Она могла ввести в ступор всего одним вопросом, как тогда два года назад, когда мы с ней впервые ругались в открытую без намеков и подзуживаний.

— Тебе ничего во мне не нравится! Может, тебе даже о моей груди есть что сказать! — кричала она, стоя напротив меня в кухне на Гриммо, после того, как я в очередной раз вывел её из себя.

Тишина тогда образовалась мгновенная, как будто кто-то щелкнул делюминатором. Народ переглядывался и пытался сдержать смех.

— Не знаю, может, стоит показать её, чтобы убедиться? — предложил я после небольшой паузы и тут же схлопотал пощечину, что эхом разнеслась по стенам помещения и вызвала смешки у присутствующих.

Тогда она, пылая от смущения, убежала, а у меня с тех пор на это воспоминание было одно из самых любимых, Гермиона в ярости все же была ослепительно желанной.

Как и сейчас, когда я еще внутри она ухитрилась ввести в ступор самого Северуса, да и меня заодно. Черт, совсем забыл, что Снейп продолжает пялиться на мою задницу и ее ноги, обвитые вокруг моей спины.

— Превосх… — начал говорить он, а потом ожидаемо крякнул и, фыркнув, скрылся в зеленом пламени.

— Очевидно, вид моей задницы его не привлек.

— Очевидно, у меня снова «Превосходно», — радостно улыбнулась Гермиона и попыталась отодвинуться, но я не дал. Медленно скользя внутри, я посмотрел в удивленные глаза, золотая радужка которых снова темнела от возбуждения.

— Гарри, мне надо собираться, завтра поезд… — хрипло пролепетала она и резко застонала, когда я сделал особенно сильное движение вглубь.

— Успеешь, — рыкнул я и, поднимая её на руки, понес в свою спальню.

— Тебе придется лучше познакомиться с моими родителями, — требовательно заявила Гермиона, вцепившись в мою шею и обдавая свежим дыханием ухо, отчего по всему телу распространялся рой мурашек. Словно я только что не кончил, а лишь пофлиртовал.

— Естественно. Только сначала надо вытащить из вашего дома все патроны, чтобы Дэн не убил меня, — хохотнул я, укладывая Гермиону на кровать в свой комнате и увидел, как она удивленно осматривается.

Здесь не было гриффиндорских цветов — в какой-то момент я их возненавидел — только приглушенные серые и белые, а кровать была застелена коричневым покрывалом. Я пока обдумывал, как буду пробираться в их небольшой двухэтажный дом в отдаленном районе Лондона. Опыт воровства у меня уже был. Когда я оказался вблизи Хогвартса после освобождения из-под ареста, то пробрался в замок и стащил у Поттера мантию-невидимку.

— Ты его боишься? — спросила Гермиона и, призвав палочку, очистила себя и меня от всех жидкостей. По телу прошла волна свежести, и я нахально улыбнулся, предвкушая еще один крышесносный оргазм. Я улегся поудобнее, раздвинув ей ноги и рывком ворвался внутрь. Черт. Как же тесно.

— Он еще в прошлую встречу понял, что я хочу трахнуть тебя, — прошептал я, держа её лицо в плену своих рук. Её пальцы напряглись и впились коготками мне в плечи.

— О чем ты?

— Помнишь, ты очень долго искала мои линзы, ползая по полу в вашей гостиной? — ни с чем несравнимое зрелище. Оттопыренная попка и взгляд, полный жалости после моего спектакля. «Без них я ничего не вижу, а магией их не призовешь».

Девушка нахмурилась и даже попыталась оттолкнуть меня. Но разве сдвинешь камень, который почти в тебя врос?

— Это была мерзкая шутка. У тебя не было линз, а я искала.

— Зато смотри, как теперь все хорошо обернулось, — усмехнулся я и, поцеловав сердито сжатые губки, перевернулся, чтобы она оказалась сверху.

— О, мне так нравится больше, — улыбнулась она, словно сама что-то решала, и стала насаживаться на член рывками, расстегивая на мне рубашку — остальное я скинул по дороге сюда.

Ей определенно нравилось командовать, и я, пожалуй, буду давать ей такую возможность. Иногда.

Опасное желание. Часть 1

Человек на земле стонал и извивался, ногтями до крови раздирая кожу на своём лице.

Ей в какой-то момент показалось, что его позвоночник может быть сломан, и она содрогнулась от этой мысли. Представлять, какую боль он при этом должен испытывать, было выше её сил. Но это совершенно не волновало мужчину, стоявшего над ним. Одним резким движением он взмахнул палочкой, и зелёный луч вошёл в тело скорчившегося человека, отрезая любые пути к спасению. Впрочем, смерть тоже может быть благом. Гермионе Грейнджер, как колдомедику, это было хорошо известно. Раскрытыми от ужаса глазами она смотрела и на остальные три тела, грудой мусора сваленные у ног убийцы. Сам он лишь ухмыльнулся, убрал палочку и закурил маггловскую сигарету, скидывая пепел на тёмный асфальт, ставший таковым после очередного дождя, которые в Лондоне совсем не редкость. Мужчина запрокинул голову назад и посмотрел на сияющее тёмное небо, звёзд на котором не было видно из-за городского освещения.

Гермиона стояла за углом дома, на Бейкер Стрит — улице, по которой ходила ежедневно в одно и то же время, когда заканчивала дежурить; она была уверена, что уж в маггловском районе не встретит ни коллег, ни других волшебников. Ошиблась. Неправильно было и стоять здесь, наблюдая за яростным сражением, в котором четверо напали на одного. Но страх за мужчину, да и за себя прошёл, как только она увидела, с какой лёгкостью и изяществом тот смог защитить себя, жестоко расправляясь с каждым по отдельности. Причём магию он использовал постольку поскольку, больше работая холодным оружием и собственными кулаками. Гермиона была заворожена этим мужчиной, этим убийцей и чувствовала, как возбуждение железной рукой сжимает её горло.

Сигарета в жёстких руках почти истлела, а она всё стояла и любовалась великолепным образцом мужской силы. Победителем. Внезапно он резко повернул голову в её сторону и нахмурился. Всё в ней обмерло, сердце ухнуло вниз. Гермиона не знала, как себя вести, а страх смерти переборол возбуждение; всё, что ей оставалось, это улыбнуться и выставить большой палец вверх, выражая одобрение. После чего она медленно развернулась и побежала, стуча каблуками своих плоских лодочек, тут же аппарируя на улицу, где жила. На это же место аппарировал убийца, сразу преградивший ей путь. Его лицо казалось жестокой маской. Свою волшебную палочку он сразу ткнул ей в грудь — блейзер с запа́хом едва ли мог защитить от ощущения опасного дерева на коже.

Гермиона тяжело дышала, желая сбежать или лучше провалиться сквозь землю под этим тяжелым взглядом зелёных глаз, которые неизбежно затягивали её в свой омут. Она, не прерывая поединок взглядов, медленно потянула руку к своей палочке. Это движение не осталось незамеченным.

Мужчина надавил своим оружием сильнее и начал вести им по телу Гермионы медленно, нажимая на нежную плоть груди и слегка цепляя ворот блейзера, словно намереваясь снять его. Кончик палочки продолжал двигаться в сторону по руке и вниз, оттягивая рукав с внутренним карманом. Глаза мужчины на секунду вспыхнули, когда он увидел волшебную палочку из светлого дерева, мерцавшую в ночной тени города, и убрал свою. Он снова посмотрел Гермионе в глаза — она не могла разобрать выражение его лица — и внезапно оказался на шаг ближе, почти касаясь её тела. Она не могла двигаться, при этом не сдерживаемая никакими заклинаниями. Просто добыча, попавшая в руки хищника; она замерла, не в силах, да и не желая пошевелиться.

— Ты склонна к необдуманным поступкам, — вдруг прозвучал его низкий голос. Голос, что-то ей напомнивший. Как будто дежавю; ощущение тепла прошло через всё её тело. Неосознанное доверие накрыло её, и она поняла, что готова на всё, что бы не приказал этот чарующий голос. Наверное, так и выбирают себе мужчин, по тому импульсу, который возникает в области сердца, медленно стекая в низ живота.

Она не смогла произнести ни слова, слишком погружённая в свои, никогда не испытываемые раньше чувства. Мужчина отвернул воротник её блейзера, наблюдая, как резко вздымается небольшая, но идеальной формы грудь. Это подсказало ему о той буре эмоций, что бушевала в ней. Он посмотрел на её нежные коралловые губы и снова вернулся к карим глазам, казавшимся чёрными в ночном свете уличных ламп.

— Я скучаю сегодня ночью, — вдруг заговорил он, протягивая ей руку.

Умом она понимала всю опасность своего решения, но не могла поступить иначе. Всего одно неосознанное движение, и вот её ладонь утонула в его, и они закружились в вихре аппарации.

Через несколько секунд они уже стояли в узком коридоре мрачного дома, и Гермиона, поддерживаемая этим хищником, попыталась устоять на ногах, чувствуя лёгкое головокружение. Мужчина оставил её и прошёл вперёд, возможно, давая шанс на отступление. Она взглянула на тёмную входную дверь, за которую было так просто выйти и скрыться, спасаясь от жестокого убийцы и великолепного мужчины.

Гермиона тут же представила свою квартиру, заполненную только книгами, пылью и котом, который ждал её в этой одинокой женской келье, и содрогнулась. Она отвернулась от двери и на негнущихся ногах прошла вперёд, боясь увидеть обстановку дома. Ей в голову сразу пришли цепи, наручники, плётки и иные пыточные устройства, о которых она где-то читала, так что облегчение было неимоверным, таким, что она улыбнулась, увидев обычную гостиную, пусть и немного пустую.

Тяжёлые портьеры скрывали ночную улицу, не давая прохожим заглянуть в обитель мужчины. В центре гостиной стоял большой диван, обшитый синей однотонной тканью, и два таких же кресла, в которых, судя по идеально гладким поверхностям, редко кто-то сидел. По стенам, обитым тёмно-коричневым деревом, висели маггловские картины разных художников, изображавшие в основном пейзажи и натюрморты. Прямо была дверь, похоже, что на кухню, и лестница рядом, ведущая на второй этаж.

Мужчина подошёл к камину, положил на него палочку, снял с себя цепочку со странным треугольным знаком, быстро взял пергамент и что-то на нём написал.

— Кричер! — гаркнул он.

Возле него тут же возник эльф-домовик в белой простыне, к которым Гермиона сначала относилась с жалостью, желая всех освободить и не понимая, как можно хотеть быть у кого-то в рабстве. Потом, конечно, она смирилась, наблюдая, что эльфы счастливы — порой сильнее волшебников и магглов — и во Франции, где она училась, и в Америке, где проходила стажировку, и здесь, в Англии, где теперь жила и работала.

И впервые в жизни Гермиона сама поняла, как можно хотеть кому-то подчиняться — столько трепета вызывал у неё этот человек. Ощущение было очень знакомым, но она не могла этого понять. Добыча хотела, хотела всего, что предложит ей этот странно недоступный человек-волшебник-убийца.

Наконец домовик исчез с запиской в руках, так и не взглянув в её сторону. Мужчина повернулся к ней и, не отрывая взгляда, стянул с себя чёрную мантию, которую бросил на диван. В свете электрических ламп Гермиона наконец смогла осмотреть его получше. Он был невысоким, но жилистым и мощным. Тяжелая челюсть и несколько шрамов на лице говорили, что жизнь била его не раз и не два. Чёрные волосы, уложенные в небрежную прическу, свисали на уши и лоб, и Гермиона почувствовала покалывание в кончиках пальцев от желания прикоснуться к ним, зарыться в них и утонуть в нём самом.

На столике возле дивана, как по щелчку, появились вино в бутылке, вода в графине, шоколад, фрукты и два хрустальных бокала. Мужчина кивнул на угощение.

— Ты голодна?

Гермиона покачала головой и наконец смогла пересилить свой страх и спросить то, что её волновало с того самого момента, когда вечер резко стал опасным.

— Почему они напали на тебя? И разве это не опасно, вот так пользоваться магией в маггловском районе? И что ты сделал с трупами? Их ведь можно было отдать студентам на опыты. Разве министерство Великобритании не отслеживает Непростительные заклинания? — Гермиона выдала эту вереницу вопросов и задала бы ещё столько же, если бы не резкий взмах его руки, от которого она отшатнулась — даже с учетом того, что палочка так и лежала на камине.

— Я должна тебя бояться? — спросила она, нахмурив лоб, и на этот вопрос мужчина ответил:

— Если я захочу, чтобы ты меня боялась, ты узнаешь об этом.

Мужчина подошёл к столику, налил себе воды и выпил залпом весь бокал. Стёр рукавом чёрной рубашки оставшиеся капли с губ и посмотрел на Гермиону.

— Если ты устал, отдохни. Я посижу, — предложила тонким голосом Гермиона.

Он едва заметно усмехнулся:

— Хочешь проверить, насколько я устал?

Она вдруг почувствовала себя загнанным зверем и не видела и шанса для бегства, как, впрочем, и желания покидать этот негостеприимный дом и его хозяина. Мужчина обошёл её по кругу, как жеребцы обходят кобыл перед спариванием, как будто оценивая. Гермиона знала, что в ней нет ничего особенного. Серая расстегнутая мантия, тяжелый блейзер, запахнутый на небольшой груди, и юбка, скрывающая тонкие колени. Она никогда особо не следила за своей внешностью, соблюдая самую разумную гигиену, но, впрочем, знала и то, что выглядит пусть не совершенством, но довольно мило. Особенно с нежно-бежевой кожей, которой не требовались косметические или магические средства, и копной тяжёлый каштановых кудрей, сдерживаемых одним-единственным жгутом.

Мужчина оказался сзади и резко выдернул заколку, выпуская из плена волосы Гермионы, которые спустились до самой талии. Он задержался возле них ещё на несколько мгновений и встал прямо перед Гермионой, смотря то ей в глаза, в которых от напряжения и желания уже скапливались слёзы, то на пересохшие губы, по которым она в очередной раз провела языком.

— Ты задаешь много вопросов, а ведь твой маленький рот предназначен для гораздо более приятных вещей, — проговорил он утробным шёпотом и прижался к ней всем телом.

Гермиона сделала шаг назад, но тут же упёрлась в кресло и слегка отклонилась, позволяя мужчине нависнуть над ней. Он обхватил её голову руками, словно взяв в плен. Но этого не требовалась, она сама готова была сдаться.

— Ты изумительна, — проговорил он и накрыл её рот жёсткими губами, резко вторгаясь во влажное тепло, демонстрируя, что её ожидает через несколько минут. Пальцы Гермионы, сжатые до побелевших костяшек, разжались, выпуская из рук бисерную сумочку, и она обняла мужчину за шею, вдавливаясь в него своим хрупким телом. Нежность и грубость. Желание и нападение.

Он как будто охнул и усилил напор языка, одновременно раздвигая коленом её ноги. Его руки опустились ей на плечи, провели по выступающим ключицам и слегка надавили на шею, вызывая мурашки в уже дрожащем женском теле.

Мужчина немного отодвинулся, чем вызвал недовольный стон, но лишь для того, чтобы стянуть с неё мантию, большой, не по размеру, блейзер и форменную блузку. Оставшись в белом бюстгальтере и юбке, Гермиона ощутила холод, который, впрочем, быстро прошёл, когда его руки начали поглаживать её спину, словно пронзая всё существо раскалённым железом.

Мужчина провёл руками вниз по талии и ниже, забираясь под безвкусную юбку, которую тут же задрал, обхватывая, сжимая ягодицы и поднимая её вверх легко, словно она ничего не весила. Гермиона обхватила его ногами, чувствуя, как велико его желание, упирающееся в её промежность.

— Пожалуйста, — стонала она между влажными поцелуями, желая поскорее ощутить в себе его обжигающую плоть, рвущуюся наружу. Его губы продолжали терзать её рот, заставляя подчиняться напору языка и зубов. Он с невесомой ношей на руках обошёл кресло и начал подниматься по лестнице.

Гермиона понимала, что её куда-то несут, но не хотела ни о чём думать, наслаждаясь своей бесспорной капитуляцией перед сильным мира сего.

Хлопок двери привёл её немного в чувства, но открыв подёрнутые пеленой страсти глаза, она только заметила огромную кровать, освещённую яркой луной, почувствовала прохладные простыни под своей кожей и увидела, как он срывает с себя рубашку, наваливаясь на Гермиону сверху. Он раздвинул ей ноги, задирая мешающую ему юбку, и одним движением руки сорвал тонкое бельё. Она вскрикнула, когда в кожу впилась ткань, но тут же забыла об этом. Его пальцы нашли истекающую соками щель и начали творить волшебство, то поглаживая, то слегка проникая, но при этом совершая круговые движения вокруг комка её нервов. Её голова бы металась из стороны в сторону, если бы одной рукой он не сжимал её волосы, а его губы не держали в плену рот. Она мычала от удовольствия, давно овладевшего податливым телом. Наслаждение стало острее, когда он прикусил сосок сквозь тонкую ткань бюстгальтера. Она застонала в голос и выгнулась дугой — внезапно ткань исчезла, а он начал сосать и лизать её грудь, не останавливаясь ни на секунду, пока Гермиона не ощутила приближение кульминации. Она знала это ощущение, потому что сама много раз ласкала себя, но это нельзя было даже сравнить с сильными, уверенными движениями его руки, которая совсем недавно несла смерть. Он выпустил её волосы и убрал руку вниз. Руки Гермионы, сжимавшие простынь, обняли его за шею и погладили твёрдую, как камень, спину. Она услышала звон пряжки ремня и звук расстёгивающейся ширинки, но внезапный, как цунами, оргазм, резко накрывший её, не дал почувствовать опасность приближающегося вторжения.

Она билась в экстазе, когда мужчина одним резким движением вошёл в неё, от чего тонкое тело задрожало сильнее. Гермиона не видела, как его обычно непроницаемое лицо стало ошеломлённым.

Лёгкий дискомфорт от проникновения твёрдого члена прошёл, и она обмякла, тогда как мужчина зарычал и начал резко вбиваться в расслабленное тело, заставляя спирали наслаждения закручиваться с новой силой.

— Ты сведёшь меня с ума… — прохрипела она, открывая глаза и вглядываясь в красивое мрачное лицо. Он не ответил и продолжал резкие выпады, проникая всё глубже, одной рукой лаская её грудь, то сжимая, то поглаживая.

Она застонала сильнее, когда темп его движений ускорился, а пошлые шлепки влажных тел стали громче. Сильные руки крепко сжимали её до синяков, почти не позволяя двигаться, мощное тело прижимало её к кровати, не позволяя вырваться из сладостной ловушки. Весь скользкий от взаимного желания, огромный и горячий, он мощными толчками продолжал двигаться в ней, заставляя забыть обо всём.

Время будто перестало существовать. Её пальцы сжимали его широкие плечи, впиваясь острыми ногтями, гладили затылок и волосы, царапали спину. Она извивалась, будто ещё надеясь вырваться из-под огромного тела нежного мучителя, но тщетно. Он властно завладел каждой клеткой её тела, каждой мыслью, каждой эмоцией, не оставляя шансов на побег, заставляя прочувствовать каждое движение, полностью подчиняя её своим желаниям. Он не брал наполовину — он приказывал отдать ему всё.

Мир будто разорвало надвое яркой вспышкой. Гермиона закричала. Спина выгнулась от диких спазмов, сотрясающих тело. Её ногти впились в кожу, и капли крови окрасили влажное сильное тело. Гермиона металась, словно пытаясь вырваться из плена, и продолжала кричать, пока наконец жаркие волны не начали сходить на убыль.

В этот момент он ещё раз резко вошёл в неё. Сильные мышцы превратились в камень, руки стальными тисками сжали хрупкие плечи, заставляя замереть на месте, огромное тело тяжёлым прессом придавило к постели. На короткое мгновение застыв как изваяние, он горячим потоком излился внутрь.

В её голове медленно, как сквозь дымку, разлилось чувство триумфа.

Поглаживая его спину, она почувствовала необычайное спокойствие и умиротворение. Отдавшись на волю победителя, она не оказалась побеждённой. Он с лихвой вознаградил Гермиону нежностью и лаской за всё то, что она оказалась способной ему дать.

Засыпая, она чувствовала, как он гладит её влажное лицо и волосы.

* * *

Наутро Гермиона медленно открывала глаза, желая продлить эту ночь ещё хоть на чуть-чуть, отчего-то зная, что не найдет незнакомца рядом. Но ошиблась. Он выходил из ванной и медленно обтирал свое, почти совершенное тело. Мужчина поймал её взгляд и замер.

— Мне нужно идти. Кричер проводит тебя, куда нужно, — сказал он, пожалуй, грубее, чем собирался.

Гермиона только и смогла, что кивнуть, глотая непрошенные слёзы. Она не спеша села на кровати, наблюдая, как за окном брезжит рассвет, и вдруг увидела на комоде рядом с собой снитчи — целых восемь — она совершенно не понимала этого спорта, но свет золота околдовал её, — снитчи, лежали рядом с другими маленьким предметами — шкатулкой и фотографией какой-то пары, кружащейся возле фонтана. Вся комната выглядела очень по-спартански — ни одной фотографии друзей или любимой девушки, но эти маленькие вещицы составляли часть его души. Желая хоть как-то к ней прикоснуться, она резко схватила золотой шарик и спрятала в карман юбки, которая так и осталась на ней, пусть и была изрядно помятой.

Мужчина одевался и не смотрел в её сторону. Она быстро натянула отглаженные домовиком вещи, ждавшие её на том же комоде, и уже направилась к выходу, когда услышала резкий голос, заставивший её замереть на месте.

— Верни то, что взяла.

Гермиона повернулась и сжала руку в кармане, чувствуя тепло золотого предмета.

— Не понимаю, о чём ты, — сказала она, покраснев.

— Девочка, не зли меня. Просто отдай мне это.

— Но у тебя их целых восемь, а я даже в руках ни одного не держала. Ни разу, — вдруг заплакала Гермиона, чувствуя унижение, но это было ничто по сравнению с пощёчиной, которую он нанёс следующими словами.

— Если тебе что-то нужно, я могу дать тебе денег. Сколько?

Слёзы резко высохли. Он никогда не брала чужого, никогда не врала и никогда не спала с первым встречным мужчиной, но он — убийца — заставил изменить всем её принципам, только один раз взглянув на неё, а теперь назвал шлюхой.

Гермиона резко достала снитч и вложила ему в раскрытую ладонь. Она словно отдала часть себя. Как ей теперь вернуть свою жизнь в прежнее русло?

На пороге комнаты она застыла и повернула голову, взглянув на дверь ванной через плечо.

— Скажи хоть, как тебя зовут. Это мне узнать позволено?

Она услышала шаги за спиной и касание к своей спине тяжёлой ладони. Поцелуй в шею заставил задрожать всё тело.

— Гарри, меня зовут Гарри, — с этими словами он вытолкнул её из комнаты и запер двери.

Когда спустя пять минут, стоя на том самом месте, где мужчина преградил ей путь, и наблюдая, как мерцание после аппарации домовика рассеивается, она поняла, что это имя слишком часто слышала в своей жизни. Гарри. Гарри Поттер.

Но не мог же тот счастливый мальчик в очках, который так радовался волшебному миру, превратиться в этого жесткого, безэмоционального мужчину. Убийцу, который к тому же так страстно вторгался в её тело.

Свои подозрения она решила подтвердить или опровергнуть очень простым способом.

После того, как она зашла домой, покормила недовольного кота и убрала всю двухдневную пыль, то сразу написала директору школы Хогвартс — Минерве Макгонагалл, с которой обменивалась письмами всего несколько раз, но которая всегда была к ней добра.

Она написала письмо и вспомнила, как раз за разом её письма к лучшему другу не получали ответа. Последнее, что он написал, — как Сириуса поцеловал Дементор. Она понимала, как сильно это могло подкосить его. Ведь он только нашёл своего крёстного отца — связь между ним и умершими родителями. Но обида за десять неотвеченных писем заставила её забыть о мальчике в очках и школе Хогвартс. Следующее, что она услышала о нём, была его победа в Турнире Трёх волшебников, а потом и эпичная победа над Волдемортом в 1998 году.

С тех пор прошло уже десять лет и о Национальном Герое она больше не слышала и даже не читала, занимаясь своей карьерой колдомедика и исследователя. Только теперь, сидя на своём широком подоконнике и наблюдая за сотней людей за окном, она вспомнила это ощущение. Ощущение сделать для кого-то всё. Она и на первом, и на втором курсе нарушала свои правила, лгала и воровала ради одного человека. Ради Гарри Поттера. Ей не нужно было подтверждения. Себе она доверяла больше всего.

Только вот что делать теперь? Желание увидеть его ещё хотя бы раз, поговорить, вспомнить школьные годы, задать сотни вопросов и ощутить его тяжёлое тело накрыло её, и она отправила вдогонку первому второе письмо, на которое вскоре получила ответ.

Она вскрыла конверт и увидела приглашение на Юбилей, посвященный десятилетию со дня победы над Тёмным Лордом. Оставалось надеятся, что Герой той войны появится в Министерстве второго мая.

Адаптация романа Вероники Мелон «Ассасин». Эта история стала близка к тому, о чём я сама давно думала. Из романа взята, по сути, только идея и несколько фраз, весь остальной текст написан на одном дыхании.

И, конечно, ждём вторую часть. Нам же хочется ХЭ?

Опасное желание. Часть 2

Гарри Поттер размышлял.

Мысли его против воли возвращались к девушке. В памяти снова и снова возникал её образ — пышные каштановые волосы и ореховые глаза, полные боли, после того, как он отобрал у неё этот чёртов снитч. Слишком высокой ценой они ему доставались. Отдать один из них — значит забыть весь ужас, пережитый в Хогвартсе, или, возможно, простить Альбуса Дамблдора, который, невзирая ни на что, вёл его к победе на Волдемортом.

Почему он вообще думает о ней? Он осознанно принял решение пресечь на корню любые зарождающиеся в ней надежды на продолжение отношений. Он специально обидел её, выбрав максимально болезненную фразу. Как нанести смертельный удар человеку — физически или морально, он знал давно. Ведь именно в этом заключался его профессионализм.

Он испугался, когда в сердце возникло тёплое чувство, словно подснежник, пробивающийся сквозь мёрзлую землю. Этого нельзя было допустить. Человек, рождённый убивать, не нуждается в друзьях, равно как и в женщинах. Разве что иногда.

Но он ведь давно убил в себе все чувства, после того, как одна девочка перестала ему писать. Он давно не задумывался, где она и что с ней, слишком много всего происходило в его жизни.

Но тем не менее на протяжении последнего месяца он то и дело возвращался мыслями к этому воробушку, может, отдалённое сходство с той девочкой привлекло его, или её реакция на убийство волшебников, или то, с какой отчаянной покорностью она отдавалась ему, словно ей нужен был не просто мужчина, а именно он.

Именно с этими мыслями он выставил из дома очередную любительницу громко покричать, прошёл в гостиную и лёг на диван. На глаза попался знак Даров Смерти, который он сделал себе в качестве ещё одного напоминания о том дерьме, в которое превратилась его жизнь за два года охоты за крестражами. Там не было вариантов, если за тобой гнался очередной егерь. Убей или попади в лапы Волдеморту. И он убивал и со временем даже вошёл во вкус, уже не убегая, а поджидая добычу, как хищник, и после охоты с удовольствием расправляясь с ней.

Раздражающий тонкий звук прервал мысли Гарри, то и дело проносящиеся гиппогрифом в его голове. Он поморщился и полез в карман за телефоном. С некоторых пор многие волшебники стали пользоваться подобной маггловской техникой, и даже такие снобы, как Драко Малфой. Именно его имя высветилось на маленьком зелёном экране.

— Да.

— Поттер, опять тухнешь дома. А мы всё-таки вытащили твоего жмурика с того света. Пришлось даже маггловского хирурга привлечь, представляешь — его нога висела на одном нерве. Боюсь даже представить, что ты с ним делал.

Гарри устало прикрыл глаза и очень надеялся, что бывший слизеринец, а ныне доктор в Больнице Святого Мунго, специализирующийся на травмах, никогда не узнает, как именно он убивал своих жертв.

— Бесполезный труд. Ему всё равно гнить в Азкабане.

— Зато с двумя ногами, — продолжал веселиться Драко. — Ты появишься на приёме? Всё-таки юбилей победы.

— А что изменилось?

— Ну, не знаю, все хотят видеть героя.

— Я каждый день появляюсь в Аврорате. Тебе это хорошо известно, учитывая, что ты трахаешь моего секретаря.

— Охо-хо, вот это подача. И на-аш герой ло-овит Снитч истины. Серьезно, друг, пора выбираться из Тайной комнаты.

— Напомни, когда мы стали друзьями? — усмехнувшись, Гарри сел на диван и устало провёл рукой по лицу, вспоминая, как спас Малфоя от самой ужасной участи, какая только может быть — стать убийцей.

— Я твой вечный должник, так что…

Гарри резко выпрямил спину.

— А ведь точно. Найди ко мне кое-кого.

— Опа! Женщину?

— Да так, девчонку, скорее. Ростом не выше меня, коричневые волосы похожи на гнездо, худая, глаза карие.

— Тебе осталось только сказать: шрам на левой пятке. Поттер, ты же не труп описываешь, красивая хоть?

Гарри задумался и вспомнил яркий румянец на лице и глубокий взгляд ореховых глаз.

— Да, очень. Но плохо одета. И работает у вас в Мунго, если, конечно, форму не украла.

— А цвет формы какой?

— Блузка голубая.

— А, исследовательский… Ладно, загляну. Тебе вкратце?

— Всё, вплоть до того, с кем спит.

* * *

Когда спустя сутки Гарри открыл папку с названием «Грейнджер», он, почти не думая, вчитывался в сухие строчки, осознавая, кто она такая. Стакан виски с шумом полетел в стену, разбиваясь на сотни осколков и выплескивая янтарную жидкость на тёмное дерево обшивки, когда он вчитался в последний лист пергамента в папке — последние анализы крови.

Он откинул папку в сторону так, что она шлёпнулась на пол, а оттуда выпала фотография Гермионы, и взял телефон.

— Малфой, достань мне приглашение, — рявкнул он в трубку и услышал испуганный шёпот, — и передай Софии, что если она ещё раз опоздает, то пусть зарабатывает себе на жизнь твоим бледным членом.

— Эй!

Гарри отключился и прошёлся взад-вперёд по комнате.

Можно, конечно, и сейчас отправиться к мисс Грейнджер, адрес у него был. Но ему не хотелось идти к ней домой и пугать неадекватными разговорами об аборте, она ведь ненароком и проклясть его могла, а на людях истерики можно было избежать. У таких, как он, детей быть не должно, и он объяснит это Гермионе, девочке, которая когда-то про него забыла. И пусть молится Богу, если забеременела специально.

К восьми часам вечера он прибыл на Оушен-авеню. Маггловский отель, ежегодно выкупаемый на второе мая.

Гарри даже надел свои старые очки и попытался причесать непослушные чёрные волосы, чтобы его все узнали. Это могло быть забавным — шокировать магическое стадо, которое когда-то отправило вместо себя на бой подростка. Он ненавидел этих снобов, но не хотел уезжать из Англии, потому что здесь были похоронены его друзья — Рон Уизли, разорванный оборотнем Люпином, которого подвергли за это поцелую дементора, как и сбежавшего из Азкабана Сириуса Блэка. И его родители, когда-то отдавшие за него жизнь, и, как думал сам Гарри, совершенно напрасно. Все эти люди, которые здесь стоят — модно одетые в шёлковые наряды и улыбающиеся на колдокамеры — заслуживают Тёмного Лорда. И очень жаль, что Поттер это поздно понял. Он оставил бы всё как есть и уехал. Наверное, даже к Гермионе.

Гарри поискал её взглядом, но не мог найти в этой красочной толпе лизоблюдов. Оправившись от первоначального отвращения, он шагнул в весёлую толпу. Отовсюду доносились взрывы хохота, люди стояли парами и группами побольше. Одна из волшебниц устроилась прямо на перилах, ловко выуживая бокалы с вином у снующих повсюду эльфов-домовиков. Те лишь улыбались, кланялись и продолжали, как ни в чем не бывало, разносить подносы с напитками. Из соседнего зала доносилась весёлая музыка. Сквозь широкие двери был виден край огромной сцены, где артисты уже готовили первый номер.

Подхватив бокал с прохладным шампанским с подноса проходящего мимо домовика, Гарри сделал глоток и неожиданно залюбовался происходящим; почти десять лет он видел только грязные улицы, подонков, шлюх и собственный отдел. Сотни улыбающихся лиц, непрерывный гул голосов, изумительная музыка — всё это создавало атмосферу радости и царящего вокруг веселья. Может быть, и не зря он снова и снова подставлялся под Аваду?

Спустя полчаса многолюдная толпа начала понемногу его утомлять, а Гермиона всё никак не находилась. Гарри было уже собрался уйти и аппарировать к её дому, недалеко от которого и произошла их первая встреча, как вдруг всё затихло и на сцену поднялся Кингсли Бруствер — нынешний министр магии Британии. Неплохой, надо сказать, руководитель, Гарри хорошо его знал по Ордену Феникса, в котором оба состояли. Министр выразительно взглянул на Гарри, но, увидев приподнятые брови, передумал давать ему слово. Последний раз Гарри просто всех оскорбил и эффектно исчез, уподобляясь Дамблдору.

Лениво оглядывая толпу и не вслушиваясь в речи, Гарри почувствовал покалывание в районе затылка и обернулся. Она. Гермиона Грейнджер стояла рядом с высокой брюнеткой, что-то ей доказывающей, и во все глаза смотрела на него. Смотрела так, словно он самый главный человек в её жизни. Он скривил губы в недоброй ухмылке, подумав о том, что врать Гермиона всегда была мастерица, и направился к ней, пробиваясь сквозь плотную толпу, из которой на него то и дело бросали заинтересованные взгляды.

На ней было длинное платье до самых тонких щиколоток, на ногах были снова лодочки (корявое описание внешнего вида, сделай это красивее, ты же можешь), но уже под цвет платья, а голову украшала замысловатая причёска, и только несколько локонов спускались по вискам и вдоль шеи.

Почти добравшись до своей привлекательной цели, он резко остановился. Многолетний опыт убийцы заставил его прислушаться к своим ощущениям. Опасность. Давно его поджилки так не тряслись. Странный запах лёгкой плавающей дымкой разнёсся под потолком. Газ. Его тронули со спины, но он не отреагировал, понимая — надо убираться. Он достал палочку, чтобы выпустить Патронус и всех предупредить, но не успел. Где-то под землёй прогремел взрыв, заставляя пол вздрогнуть. Люди закричали и рванули в разные стороны, пока кто-то просто не аппарировал.

В условиях истерики аппарировать было опасно, и первое расщепление сопровождалось душераздирающим визгом. Гарри обернулся, но Гермиона уже бежала к пострадавшей. Он чертыхнулся и начал пробираться сквозь шумную толпу, расталкивая всех локтями. На вежливость времени не было. Сейчас в нём говорил инстинкт, который заставляет мужчину защищать своего ребенка и мать своего ребенка. На уровне подсознания возникла опасная мысль, что он, возможно, и не хотел бы избавляться от него, тем более ругать бывшую подругу, которая, очевидно, не выпила противозачаточное зелье. Но всыпать по первое число Гермионе, которая, забыв о собственной безопасности, рванула спасать незнакомку, он был обязан.

Вдруг со стороны сцены раздался оглушительный треск. От громкого звука заложило уши. Сразу несколько женских голосов завизжали. Едкий дым быстро заполнил помещение.

Гарри оглянулась на сцену и расширил глаза, начав ещё быстрее пробираться к Гермионе.

То, что раньше было сценой, превратилось в груду искореженного металла. Одна её часть ещё держалась на подмостках, другая, треснув, накренилась и провалилась вниз. Железная арматура торчала из проломов, обуглившиеся стены дымились, огонь расползался по декорациям и аппаратуре. Ещё секунда, и он перекинется на шторы и занавес.

Рядом с проломом лежали люди. Окровавленные лица, порванная одежда, стоны и крики. Визг не прекращался.

Раздался ещё один взрыв. Ударной волной неимоверной силы в зале выбило стекла, дальняя стена треснула.

Давка достигла ужасающих масштабов. Одни бежали к выходу из зала, кто-то пытался пролезть через оконные проемы, рискуя порезаться об острые края торчащего стекла, кто-то пытался аппарировать, но это было сложно. Несколько человек колотили в закрытую дверь рядом с искореженной сценой. Повсюду лежали люди. Объятая ужасом толпа напоминала огромный муравейник, разворошенный ногой злобного исполина.

Пациентку Гермионы внезапно забрал домовик, как и многих других. Она же сама жалась к колонне, в страхе оглядываясь, но внезапно в глазах появилась решимость, и она достала палочку, очевидно, собравшись аппарировать. Но уже через секунду камень под её спиной начал словно накреняться.

Гарри приближался к ней, но боялся, что не успеет. Время как будто остановило ход. Перед глазами, как в замедленном фильме, проплывали чьи-то лица, руки автоматически отталкивали препятствия, мощные ноги всё быстрее и быстрее несли вперёд. Сердце тяжелыми ударами прогоняло кровь по тренированному телу, мышцы сокращались и разжимались, заставляя и без того огромную скорость увеличиваться каждую секунду. Горячий воздух шумно вырывался из легких.

Когда в середине колонны возникла трещина, заставившая обе части прийти в движение, Гермиона, словно очнувшись ото сна, посмотрела наверх и побледнела. Как будто впервые пробуя собственные ноги, она неуверенно подалась назад, но было уже поздно. Огромные куски бетона начали срываться с потолка. Достигнув пола, они с оглушительным треском разбивались об него, выбрасывая вверх облака грязной серой пыли.

Колонна падала, но Гарри с яростным рыком прорвался сквозь последнюю дамбу из человеческих тел и, схватив рукой ворот её платья, рванул на себя и аппарировал.

Гарри опустил обмякшее тело на кровать и отошёл, словно боялся навредить. Он рассмотрел лицо с застывшей на нём маской ужаса и тяжело сел в кресло напротив, но потом вскочил и позвал Кричера, который принес огневиски и сигареты.

Гарри трясущимися руками разделся и в одних боксерах прошёл на балкон вдохнуть свежего воздуха. Второй этаж, да и вид ни к черту, но луна в небе приятно поблёскивала, снимая напряжение от произошедшего. Воспоминание о битве за Хогвартс давно покрылись пылью, как застывшая фотография, но сегодня он вспомнил всё: и крики, и взрывы, и лучи заклинаний, но тогда он не боялся. Своя жизнь давно для него ничего не значила, но она. Впервые за много лет он хотел спасти человека. Двух человек. Он провёл рукой по растрепавшиеся волосам, опрокинул в себя второй стакан и прошёл в душ.

Гермиона все ещё спала. После пятого стакана он, расслабленный, сел рядом с ней на кровати и провёл кончиками пальцев вдоль её щеки, собирая напыление мраморных крошек. Им определенно придется поговорить, но сейчас он хотел другого. Она открыла глаза и испуганно дёрнулась, попытавшись встать, но Гарри снова толкнул её в грудь и сразу лег сверху. Она тяжело задышала и посмотрела по сторонам, чтобы понять, где находится.

— Место встречи изменить нельзя.

— Может быть, сначала поговорим?

— Обязательно, но сейчас лучше помолчи.

— Ты что, пьян? — совершенно искренне изумилась Гермиона. — И сколько сейчас времени? — спросила она, очевидно, пытаясь всё же вывести Гарри на разговор.

Он секунду подумал и решил, что на пару вопросов ответить можно.

— Сейчас одиннадцать, — ответил он, покосившись на блестевшие на руке часы.

— А-а-а… — протянула она и снова замолчала.

Гарри провёл рукой по её груди, от чего вишенки сосков выступили сквозь тонкий слой ткани. Он наклонился ниже и развязал тесёмки, сдерживающие её платье, после чего спустил его с груди и быстро стянул лифчик. Она при этом тяжело задышала, но не выказала и тени сомнения в правильности происходящего, словно он вот так ежедневно раздевал её. Гарри не помнил в точности, как выглядит её грудь, но на ощупь она определенно стала больше и приятно лежала в его ладони, которой он и начал её массировать, вызывая в Гермионе дрожь.

Гарри продолжал неторопливо рассматривать её и поглаживать голую грудь, иногда сжимая пальцами соски.

— Что произошло там, в «Сэнди-Паласе»? — всё же умудрилась спросить Гермиона полушепотом.

— Взрыв газа.

— Магглы?

Гарри кивнул и пожал плечами. Волшебники не могли предусмотреть всего.

— Теперь там всё разрушено. Погибли люди?

— Я пока не знаю, — он снова помолчал и через некоторое время добавил: — Но я выясню это чуть позже, — и, приподнявшись, раздвинул её ноги коленом, отчего платье натянулось, но он резко задрал преграду и посмотрел на тонкие ноги в бежевых колготках. И даже они показались ему возбуждающими. Отчего-то всё в ней его возбуждало, а особенно осознание, что она носит его ребенка, что именно его семя зародило жизнь в этом теле.

Он провёл рукой по плоскому животу, и Гермиона задышала ещё чаще, но всё же попыталась отказаться, и это выглядело уже совсем смешно.

— Но я… Я не могу… — попыталась бессвязно возразить она.

— Физически с тобой всё в порядке. Я это знаю, — мягко ответил он.

— Я… Я не хочу!

Его брови слегка приподнялись вверх.

— Проверим?

Жёсткие губы растянулись в усмешке, а руки потянулись к промежности и дернули за капрон, с легкостью разрывая его, а затем и белье. Она облизала губы, а Гарри мельком взглянул на гладко выбритый лобок и провёл по нему языком, спускаясь всё ниже и ниже, разводя её ноги до предела.

Этот развратный вид возбуждал неимоверно, а терпкий запах приятно щекотал нос. Она вцепилась руками ему в волосы и дрожала от ощущений, который дарили ласки его губ, языка и зубов.

Как только он почувствовал, что она начала трястись в судорогах оргазма, и услышал, как искренне она стонет его имя, он резко опустил одну руку вниз, стягивая с себя полотенце. Затем поднялся и вошёл в приветливо горячую и влажную плоть. Недолго размышляя, он сделал ещё один толчок, и она закричала, сжимая его плечи и оставляя царапины от острых ноготков. Лёгкая боль завела его ещё сильнее. Появилось желание вбивать её в кровать до бесконечности, сжимая руками мягкую грудь и вылизывая соски. Впрочем, про грудь он не забывал, больно уж аппетитно она выглядела, но его член входил медленно и глубоко. Гарри не знал, можно ли в её положении трахаться так, как он любил, но он обязательно узнает. Он немного ускорился, уже чувствуя приближение разрядки, утробно застонал и излился в уже расслабленное тело. Она блаженно улыбнулась, закинула руки ему на шею и сама поцеловала, только через несколько секунд дождавшись ответного отклика.

Опасное желание Часть 3

Утром Гермиона резко открыла глаза, вспоминая всё, что произошло за этот месяц, а в особенности вчерашний вечер. Это могло быть сном, и она не знала, желает ли этого. Ведь могли погибнуть люди, в панике позабывшие об элементарных чарах, но и ночь с Гарри, словно подтверждение самой жизни, была великолепной. Её ещё никогда так не любили и не желали, словно она была самым ценным артефактом, самым дорогим сокровищем. Но, вспоминая его поведение в прошлую встречу, это казалось наигранным. Тогда он просто брал, сегодня он дарил.

Потолок с лепниной в его спальне доказал, что всё случившееся реальность, и она перевела взгляд на снитчи, блестевшие в зареве солнца, нагло скользнувшего сквозь окна. Так же нагло, какой была она, когда не выпила противозачаточное зелье в утро после первой встречи с Гарри. Она мечтала о маленьком чуде, что будет расти внутри неё от человека, в которого в детстве была влюблена.

С физической точки зрения он был великолепным образцом, но его психическое состояние пугало. Он стал мрачным и нелюдимым, так о нём говорили другие.

Но Гермиона хотела ещё раз его увидеть, просто посмотреть в глаза, которые когда-то были таким добрыми, а потом уехать к родителям во Францию. Такому человеку не нужны дети, хоть он когда-то и мечтал о собственной семье.

Она приподнялась на локтях и замерла под пристальным взглядом Гарри, который, полностью одетый, сидел в кресле напротив кровати. Она прижалась спиной к её спинке и приготовилась к линчеванию, подспудно не желая снова быть брошенной.

— Хм, мне уже уходить? — спросила она тихо.

— Ты торопишься?

Гермиона была удивлена его вопросом, ведь должно было последовать прощание, тем более, что её одежда, снова выглаженная, лежала на том же комоде.

— Нет, я просто подумала…

— Ты ошиблась, Гермиона.

От его тона хотелось согреться, так холодно он говорил. Как будто не было вчера нежного любовника, а появился убийца, легко расправившийся с четырьмя преступниками, и неважно, что он был старшим аврором. Так представители власти не поступают. Наверное.

Она всё же улыбнулась.

— Значит, ты узнал меня?

— Нет, — отрезал он и кивнул куда-то рядом с ней, туда, где лежала папка с названием «Грейнджер».

Гермиона раскрыла глаза, схватила её и прижала к себе.

— Ты собирал обо мне информацию? Следил за мной?! Зачем?! Ты справляешься обо всех своих однодневках?

Гарри — как всегда — ответил только на один вопрос и только так, как было нужно ему.

— Считаешь себя однодневкой?

Ухмылка на его лице взбесила Гермиону, и она, направляемая бушевавшими в ней гормонами и страхами, вскочила с кровати и, невзирая на обнажённый вид, вскрикнула:

— Нет, не считаю, но ты выставил меня и предложил денег, как какой-то шлюхе!

Его взгляд изменился, но он продолжал молчать, рассматривая её тело, от всклокоченных волос до промежности.

— Сядь и прикройся, — последовал почти приказ. — Иначе разговор отложится ещё на несколько часов.

Она хотела возмутиться, что не собирается снова отдаваться ему, но поняла, что он и спрашивать не будет, а она позволит всё, потому что не может иначе. Не с этим мужчиной.

С какой лёгкостью и иронией она отшивала хоть и редких, но поклонников, только однажды переспала с однокурсником в Америке, поддавшись скорее любопытству, чем желанию. Но с Гарри. С ним всё было иначе.

Она села и сразу завернулась в одеяло, но тут же задрала подбородок, чтобы напомнить скорее самой себе, что она гордая и независимая женщина.

— Я, помнится, не угрожал тебе, а предложил, — с ухмылкой сказал Гарри, наблюдая за её внутренними метаниями.

— Примерно так же Волдеморт предлагал чистокровным стать Пожирателями, — фыркнула Гермиона.

Гарри дёрнулся от ненавистных слов, но улыбнулся.

— И как же?

— Как хищник прыгает на добычу. Ты совершенно не оставил мне выбора.

Он улыбнулся шире, было видно, как ему понравились её слова. Он встал и подошёл ближе, невообразимо прекрасный и мощный в белой рубашке, брюках и форменной мантии аврора.

— А понесла ты от меня, тоже заявляя мою власть над тобой?! — спросил он серьёзно.

— Что?! — она снова вскочила. — Этого никто не знает, кроме… Я убью Мари. Это Малфой, да? Больничный кобель, чтоб его.

Гарри вдруг искренне рассмеялся, слушая её ворчание.

— Точно, он и мою помощницу совратил. Рад, что ты осталась неприступной. Ведь так?

— Пф, — Гермиона закатила глаза и плотнее запахнула одеяло. — Да я как вспомню его лощёную физиономию, меня передёргивает. Помнишь, как он меня грязнокровкой называл?

— Почему ты перестала писать мне? — вдруг спросил Гарри с серьёзным лицом и подошёл ещё ближе.

— Но я писала тебе! — воскликнула Гермиона, удивившись. — Каждый месяц, пока ты не стал чемпионом в девяносто пятом году. Сначала я подумала, что ты занят подготовкой к Турниру, а потом решила, что больше не нужна знаменитому Гарри Поттеру.

Его выражение лица напугало её, и она снова села.

— Ты не получал моих писем, — не спрашивала, а утверждала она, и Гарри покачал головой. — А сам писал?

— До конца пятого курса и несколько на шестом, но уже не отправил их, — он вдруг резко метнулся к двери, но замер и подошёл к комоду. Он собрал в карман все семь снитчей и, посмотрев на Гермиону, отдал один ей. — Это самый первый, который я поймал ртом на первом курсе. Здесь лежал третий Дар смерти — камень.

Гермиона широко открыла глаза и вспомнила тот треугольный символ, что носил Гарри. Он читала о Дарах смерти в нескольких источниках.

— Дождись меня здесь. Я скоро вернусь, и мы всё выясним. Проси у Кричера, что захочешь, — сказал он и был таков, оставив Гермиону в чужом доме. Ей оставалось только надеяться, что найдет здесь библиотеку, но её планы прервал звонок мобильного.

* * *

Спустя час Гарри Поттер вошёл в ворота Хогвартса в тот момент, когда солнце уже было высоко и его свет словно комьями снега покрывал крыши замка. Он ненавидел это место, особенно из-за того, что когда-то считал его домом. Гарри прошёл внутрь и по бесконечным лестницам поднялся к кабинету трансфигурации, которую неизменно вела директор МакГонагалл.

Прозвенел звонок, и из кабинета высыпали первокурсники, судя по росту и восторженным взглядам. Многие оборачивались на него и тыкали пальцем, а один рыжий студент, самый, кажется, смелый, всё же решился подойти.

— Вы Гарри Поттер?

Тот посмотрел на юнца с высоты своего роста и подумал, что скоро и его ребенок пойдет в Хогвартс, а они с Гермионой будут стоять и провожать его с платформы девять и три четверти. Эта картинка так ярко высветилась в его сознании, как светятся изображения от маггловских проекторов, что он улыбнулся. Хотя это улыбка и получилась несколько пугающей, юный студент не струсил.

— А ты сомневаешься? — спросил Гарри.

— Вы не носите очков.

— Но шрам-то на месте.

Мальчик выдохнул, словно сбросил тяжёлую сумку, какие раньше таскала Гермиона, и протянул тетрадь в красном кожаном переплете.

— Подпишите мне, пожалуйста. Я о вас всё-всё знаю. И хочу стать таким же героем, как вы.

Гарри взял тетрадь, открыл, посмотрев на имя, и расписался обычной маггловской ручкой, какие на этот случай носил в кармане мантии.

— Героизм порой несёт за собой больше смерти, чем блага, — мудро изрёк Гарри, но увидев, что мальчик, кажется, ничего не понял, он снова попытался улыбнуться. — Иди, похвастайся. Тебя уже ждут.

И правда, за спиной мальчугана переминались с ноги на ногу несколько ребятишек. Как только рыжий подбежал к ним и махнул своей подписанной тетрадью, как победным флагом, они радостно завизжали и поспешили на другое занятие.

Гарри вспоминал, был ли он когда-нибудь так же весел и беззаботен, но в сознании возникли лишь первые два курса, несмотря на события, которые постоянно его оглушали, как выстрелы из пушки.

Он прошёл в кабинет и увидел Минерву — именно так она просила себя называть, — что-то проверяющую на пергаменте. Она услышала твёрдые шаги и подняла голову.

— Гарри! Какой сюрприз!

Она встала и крепко его обняла. Он вдруг подумал, что с полным отсутствием друзей погорячился. Эта женщина всегда была добра к нему, несмотря на всю строгость и неприступность своего облика. Когда ему что-то было нужно, она не задавала вопросов.

— Да, — Гарри ответил на объятие. — Я сам не ожидал. Извините, что не написал.

— Ничего, в этих стенах…

— Тот, кто ищет помощи, всегда её получает, — проговорил Гарри любимую фразу Дамблдора.

Макгонагалл засмеялась и кивнула.

— Всё так. Я слышала про вчерашнюю трагедию. Что точно случилось? Пожиратели? — прошептала она в ужасе.

— Если бы, — ухмыльнулся Гарри, чувствуя, с какой бы радостью расправился с ними. — Просто неосторожность магглов и недальновидность волшебников. Утечка газа.

— Какой кошмар! — испугалась Минерва. — И зачем только было устраивать мероприятие в этом отеле?

Гарри пожал плечами. Он не появлялся на публике десять лет и ещё столько же не появится, пока его ребенок не поедет в Хогвартс.

— Мне бы с Дамблдором увидеться, — удивил Гарри директора.

— С Альбусом? За… Конечно, пойдём. Он будет рад.

— Надеюсь, недолго, — пробурчал Гарри и пошёл за Минервой по знакомым коридорам Хогвартса.

В директорском кабинете ничего не изменилось. Сюда даже Пожиратели во время битвы попасть не смогли.

Гарри нашёл взглядом портрет великого светлого волшебника и задал вопрос, не дав тому и заговорить:

— Вы получали удовольствие, постоянно сбрасывая меня в омут смерти?

— Гарри, мой мальчик! О чём ты? — добродушно спросил Дамблдор, пока застывшая директор смотрела на Гарри во все глаза.

— У меня стабильно отбирали всех друзей, и это не было по вашей вине, по крайней мере, я на это надеюсь.

— Я виноват перед тобой.

— Но зачем было совсем-то крылья обрывать и скрывать письма Гермионы? — заорал Гарри что есть сил.

— Мисс Грейнджер? — пискнула Минерва. — Альбус, что ты сделал?

— Гарри, — начал каяться Дамблдор с тяжёлым вздохом, — она не должна была уезжать, но родители настояли, и ты мог в итоге бросить всё и отправиться с ней. Вы, значит, встретились? И как она поживает? — попытался он увести беседу в безопасное русло, но бывшего подопечного больше нельзя было провести.

Гарри сжимал челюсть и сдерживался из последних сил, чтобы не устроить разгром в идеальном беспорядке кабинета.

— Где письма? И я очень надеюсь, что вы их не читали.

— Конечно, нет. Минерва, дорогая, будь добра, сходи к тайнику. Он там, под омутом памяти. Пароль всё тот же.

Она удивилась, прищурила глаза, чтобы дать понять, что портрет ожидает серьёзный разговор, и прошла к нужному месту, пробормотав:

— Лимонные дольки.

Она достала тяжёлую пачку писем, стянутых простой бечёвкой, и на негнущихся ногах отнесла их Гарри.

— Прости меня, Гарри, — её глаза наполнились слезами. — Я правда не знала. Всё ведь могло сложиться иначе.

— Я верю вам, — прошептал он, сглатывая комок слёз в горле, осторожно принимая пачку, состоящую из воспоминаний, детской дружбы и первых проблесков любви.

Гарри не мог пошевелиться. Всем его существом овладел гнев, он тяжело дышал, медленно убирая письма в мантию. Чувствуя, как злость растекается по внутренностям, подобно огневиски, он запахнул мантию сильнее и повернулся к портрету.

— Адеско Файр, — спокойно произнёс он, и портрет Дамблдора начал пылать дьявольским пламенем.

Среди портретов поднялась суматоха: все кричали, умоляли, угрожали. Дамблдор метался по портрету, но молчал, а Макгонагалл схватила Гарри за свободную руку и что-то горячо шептала, но только слова «Что скажет Гермиона?» привели поджигателя в чувства.

Он втянул пламя обратно, спрятал палочку, всё еще тяжело выдыхая, словно его рот только что изрыгал пламя.

Портрет Дамблдора сгорел наполовину, но самого бывшего Директора это как будто не тронуло.

— Я желаю вам счастья с мисс Грейнджер, мой мальчик, — крикнул он вдогонку Гарри, который, остановившись на мгновение, кинул на пол шесть снитчей и знак Даров смерти. Больше эти символы ему не были нужны.

Гарри планировал сразу отправиться на Гриммо и написать письмо с извинениями Макгонагалл. Всё же её пугать он не хотел. Но всё это только после того, как они объясняться с Гермионой и она примет его, такого повернутого, с израненной душой и покалеченной психикой. Но все его планы нарушил министр Кингсли. Он попросил решить проблему с газовым оснащением Лондона, которое из-за государственных долгов стало очень скудным.

Гарри отправился к министру Великобритании и под его руководством, вооружившись штатным обливиатором для рабочих, исправил все огрехи труб, с помощью которых в Лондон проходил газ.

Здание гостиницы тоже было восстановлено, но вот сам факт подобного происшествия заставил многих задуматься о том, что магия в условиях паники практически бесполезна, а также, что нужно лучше готовить крупные мероприятия. Гарри только надеялся, что никто не умер, а пострадавших быстро подлатают в Мунго.

Его мысли снова перетекли на Гермиону, и он подумал, что её могли вызвать на работу. Так и случилось. Он снова пришёл в пустой дом, звуки в котором слышны были только из кухни. Кричер опять старался для одинокого волка, которым Гарри стал сознательно.

Он достал письма и любовно положил их на камин, там же осталась палочка. Через минуту, толкнув дверь на кухню, Гарри замер. Кричер не готовил, он следил за тем, как мелькают в воздухе спицы, вязавшие что-то голубое, а рядом у плиты стояла… она.

Гермиона с улыбкой посмотрела на Кричера, а потом заметила Гарри.

— Привет, — прохрипел он и услышал тихое: «Привет».

Её вид, такой домашний — в джинсах, обтягивающих круглую попку, и заправленном в них огромном свитере, привёл Гарри в небывалое возбуждение. Он понял, что так она должна встречать его каждый день.

— Ты умеешь готовить? — смог спросить он первое, что пришло в голову, и начал приближаться к своей добыче, по дороге шепнув Кричеру, чтобы тот исчез.

— Почти нет, но в последнее время я подсела на жареное мороженое. А ужин на столе, — пролепетала она, наблюдая, как на сковороде тесто покрывается золотистой корочкой. Она словно боялась поднять на него взгляд.

— Ты была здесь весь день? — спросил он и встал прямо за её спиной, наблюдая, как задорно подпрыгивают кудряшки в такт её частому дыханию.

— Я была в Мунго. Кричер перенёс меня. Адреса же я не знаю.

— Мёртвых вроде нет.

Она выключила газ и повернулась.

— Нет, слава Мерлину, но очень много пострадавших. Я ведь так и не спросила, пострадал ли ты вчера. Тоже мне колдомедик.

— Вчера нет, — прохрипел он, понимая, что терпеть нет сил. — Но сейчас я очень страдаю, — сказал он, прижимаясь к Гермионе, демонстрируя свое желание.

— О, — покраснев, она улыбнулась. — Ну здесь даже моей квалификации будет достаточно, — произнесла Гермиона и потянулась руками к его ширинке, которая со звоном расстегнулась, член в нетерпении появился из боксеров. Она во все глаза смотрела на отличный образец полового органа, который раньше и видела только что на картинках. — Можно? — спросила она, облизнувшись, и, дождавшись судорожного кивка, опустилась на колени.

Она провела кончиками пальцев несколько раз по стволу, от лоснящейся смазкой головки до самой мошонки, немного сжимая его.

В это же время Гарри сжимал пальцами стол сзади себя. Послышался треск, но любовники не обратили на это внимание.

— Он прекрасен, — прошептала она, наблюдая за легким подёргиванием плоти в такт сердцебиения. — Тонкие венки вдоль всей длины и идеальные пропорции.

От этих слов, восхищенного взгляда и самого вида Гермионы на коленях оказалось достаточно, чтобы Гарри не выдержал, зарычал и рывком поднял её. Она вскрикнула от неожиданности, а он уже усадил её на стол, с которого тут же исчезла вся посуда, и стянул джинсы вместе с бельем.

— Давай ты потом поэкспериментируешь? — предложил Гарри, снимая с неё бежевый джемпер, а с себя рубашку вместе с мантией. Он провёл рукой по изящному телу — от самого горла, по груди и вниз. Гарри раздвинул ей ноги шире и, не снимая брюк, вставил член, вызывая громкий стон Гермионы, чувствуя, как будто вернулся домой. Она вцепилась ему в волосы, не выдерживая натиска члена, который Гарри начал вводить на полную длину, тяжело дыша, но вдруг он остановился и прохрипел:

— Нам можно это делать? Это не повредит…

— Нет, нет, — простонала Гермиона, переплетая ноги за мужской спиной. — Не сдерживайся, пожалуйста.

Гарри прижался к ней плотнее, схватил за обнаженные ягодицы и сильнее начал на себя насаживать. Ещё и ещё, так что Гермиона мотала головой от мощного импульса удовольствия, что пронизывал всё её тело, закручивая спирали желания внизу живота.

Гарри был на грани, он протолкнулся языком ей в рот и начал двигать им в том же темпе, что и членом. Резко, мощно, всё больше набирая скорость, от чего Гермиона начала задыхаться.

И это синхронное действие очень быстро вознесло любовников на вершину блаженства, с которой и падать было очень приятно.

— Всё же нужно поговорить, — прошептал Гарри Гермионе после марафона страсти, которому они предавались несколько часов, перебравшись на диван, позабыв и про десерт, и про ужин.

Только ночью, движимая естественной нуждой, Гермиона включила свет и наконец заметила пачку писем, лежащую на камине рядом с палочкой Гарри.

Она дрожащими руками сняла бечёвку и увидела свой почерк.

Шагов за спиной она не услышала, но шёпот Гарри разобрала, почти не испугавшись.

— Я забрал их и чуть не сжёг портрет Дамблдора. Это он перехватывал нашу почту.

Она всё смотрела и смотрела на письма девочки, которая потеряла всю уверенность в себе и надежду на любовь, когда один мальчик перестал ей писать.

— Надо было сжечь, — прорычала Гермиона, повернулась и зарылась лицом у Гарри на груди, глотая горячие слёзы. — Прости, что я уехала, я должна была настоять, но родители поставили ультиматум, что иначе согласятся на Обливейт для всей семьи. Я не могла лишиться магии, не могла лишиться последней ниточки, связывающей нас, — лепетала она, шмыгая носом.

— Тише, тише, — проворчал Гарри, вспоминая, как она писала про это в одном из первых писем. — Ты лучше расскажи, кого ждём-то хоть?

Она подняла голову, вытерла слёзы и улыбнулась.

— Значит, ты не против?

— Был против, — кивнул он и положил её руку себе на грудь. — Но одна маленькая шатенка что-то растопила вот здесь, и я подумал, может, я ещё не совсем конченый человек.

— Нет, конечно, нет. Ты замечательный.

— Не перебарщивай, а то я подумаю, что ты мне льстишь. Я представил, что вновь останусь один.

— Гарри, ты больше никогда не будешь один. А насчёт ребенка… я не знаю. Мне было без разницы, вот я и не стала выяснять. Я просто его хотела.

— Ну и отлично. Будет сюрпризом. Министр дал разрешение на брак. Ты готова?

Гермиона напряглась, прищурилась, отошла на шаг и сложила руки на груди.

— Это самое неромантичное предложение, которое только можно было сделать. Ты что, на работу меня зовешь?

Гарри рассмеялся.

— Ты же не рассчитываешь, что я стану романтиком и буду таскать тебе цветочки и спасать котят с деревьев. Я слишком долго марал руки в дерьме, чтобы смыть его. Ты готова к этому? — повторил он, напрягая все мышцы обнажённого тела в ожидании ответа.

Гермиона нахмурилась, услышав бранное слово, но вдруг улыбнулась и сама обняла его за талию.

— У меня есть рыжий котик. Если что, ты спасёшь его? — потянулась она к губам Гарри.

— Уговорила, — пробурчал он и увлёк её на диван, внутренне радуясь, что она перевела тему и смирилась.

* * *

Восемь месяцев спустя

* * *

Уже не первый час Гарри ходил из стороны в сторону по коридору больницы Святого Мунго и ждал, когда закончатся роды Гермионы. К ней в палату уже который раз вбегали и выбегали колдомедики, что раздражало его неимоверно.

— Сколько обычно это длится?

— Нормальные роды длятся от получаса до двенадцати. Сначала начинаются схватки, потом отходят воды, но могут сначала отойти воды, а потом…

— Заткнись, — рявкнул Гарри Малфою, который спокойно сидел на кушетке и с кем-то переписывался в телефоне.

— Понял. Не переж. — договорить Драко не успел — дверь в палату с громким треском раскрылась и выбежал молодой колдомедик. В его руках были какая-то папка и маггловская ручка.

Драко вскочил, а Гарри побледнел.

— Что?

— Нам нужно, — голос медика дрожал, — ваше согласие…

— Какое к чёрту согласие? — Гарри подлетел к мальцу и схватил того за воротник, почти подняв над полом. — Что ты мямлишь? Говори яснее!

— Понимаете, — шептал в страхе тот, — в экстренных ситуациях…

Гарри уже не слушал, чувствуя, как страх ядом растекается по телу. Это же просто роды, роды в магической больнице! Что могло произойти?!

Он резко откинул колдомедика в сторону и ворвался в палату. Весь интерьер слился для него в один белый туман, и только тёмным пятном выделялась Гермиона. Вспотевшая, с налипшими на лицо волосами, она лежала на странной конструкции с раскинутыми ногами и что-то бормотала, а три врача стояли перед ней и периодически взмахивали палочками, чтобы прослушать сердцебиение ребенка и матери. Медсестра держала руку Гермионы и что-то успокаивающе ей шептала.

— Мистер Поттер, сюда нельзя, — вскричал один из акушеров.

Гарри не обратил внимания и встал возле Гермионы. Он взял её лицо в ладони, пока его одежду трансфигурировали в больничную.

— Гермиона, девочка, посмотри на меня.

— Гарри, я не могу. Я больше не могу, — стонала Гермиона, еле разлепляя пересохшие губы.

— Ещё минута, мистер Поттер, и мы потеряем обоих. Решайте, кого спасем?

У Гарри всё поплыло перед глазами. Он вспомнил, сколько раз неправильный выбор лишал его друзей, и совершенно не знал, как поступить. Гарри никого не хотел терять. Он впервые начал жить благодаря Гермионе, которая вошла в его дом и наполнила своим светом. Она не могла так жестоко поступить с ним. Опять бросить в бездну боли и отчаянья. Он разозлился на себя, на неё, на всю ситуацию в целом и, зарычав, схватил её за волосы и ударил головой об больничную кушетку, прокричав в лицо:

— Давай же! Сделай хоть что-то в этой жизни, роди мне ребенка!

— Мистер Поттер! — ошеломлённо воскликнули сразу несколько голосов.

Гермиона не издала ни звука, но резко открыла глаза, словно боль в затылке отвлекла её от словно разрывающей надвое боли между ног. Перед собой она увидела злые глаза Гарри и, напрягая последние силы, сделала глубокий вдох, зарычала и вытолкнула своего первенца.

Ребёнок немного покряхтел, но после смачного шлепка по попе закричал, освещая этот мир своим присутствием.

Гарри прикрыл глаза от облегчения и отпустил волосы Гермионы.

Гарри почувствовал, как что-то горячее в его сердце начинает заполнять всё тело. Любовь к своему ребенку. Гермиона, улыбнувшись сквозь слёзы, потянула к младенцу свои ослабевшие руки. Ребенка очистили заклинанием и голенького положили Гермионе на грудь.

— У вас мальчик, — произнес акушер с улыбкой. — А вы молодец, мистер Поттер, — закончил он и отошёл, дав молодой семье побыть наедине.

— Джеймс? — спросила Гермиона, поднимая взгляд на замершего Гарри.

Он во все глаза смотрел на своего сына и не мог поверить в это. Его сын. Он стал отцом. Чувство счастья разлилось в душе, сметая остатки тьмы, которая там прочно поселилась. Он понял, что готов пройти весь путь от начала до конца только ради этого момента. Ради возможности своими глазами увидеть чудо рождения. Он был так воодушевлён, что с радостью кивнул.

— Да, Джеймс — это отлично. Я люблю тебя, Гермиона, — коснулся он её лица. И столько в его голосе было благодарности и нежности, что она снова расплакалась и сильнее прижала к себе Джеймса.

— Там вас уже ждут, — улыбнулась медсестра и указала на стену, которая внезапно стала прозрачной. За ней стояли Драко с Софи — секретарём Гарри — Макгонагалл с Министром, коллеги из аврората и даже кое-кто из Уизли. Рядом в воздухе парили цветы и воздушные шары. Люди переговаривались, улыбались и ждали возможности увидеть сына национального героя.

Лицо новоявленного отца осветила улыбка, впервые за много лет счастливая.

Гермионе он снова напомнил мальчика, с которым она обнималась перед её отъездом из Хогвартса.

Пожалуй, у него гораздо больше друзей, чем он думал, а теперь ещё появилась и семья. Он не знал, что может быть лучше. Он никогда больше не будет одиноким. Ему есть ради кого жить и бороться.

Доверься своей судьбе

— Где мы с тобой встретимся? — спросил Рон, слегка ошалелым взглядом оглядывая новую огромную гостиницу, построенную на Диагон-аллее, прямо возле "Дырявого котла". — Нет, это ж надо было такую махину отгрохать, — пробормотал он про себя и посмотрел на Гермиону. — Я пару часов побуду у Джорджа, а потом мы с тобой там пообедаем. Если нас пустят.

— Пустят, это здание уникальной архитектуры, стиля модерн, а зачарованные стекла привезены из самой Индии, — тоном учителя проговорила Гермиона, стараясь не смотреть на Рона. Его приставания в доме её родителей до сих вызывали неприятную дрожь по телу. Неужели она когда-то думала, что любит его? Главное, что так думал Гарри. Гарри. Вот о ком размышлять Гермионе хотелось меньше всего.

— Ведь ты больше не сердишься на меня, правда? — вопрос Рона прозвучал виновато, и было очевидно, для него важно знать, что он прощен.

Рон ожидал от неё того, что Гермиона отдать была не в силах. Свое сердце и тело она подарила Гарри в ту студеную ночь в палатке, когда весь мир словно перестал для них существовать, а он…

— Я и не сердилась на тебя, Рон, — как она могла сердиться на него, если все, что произошло, было отнюдь не его виной? Это была ее вина, это она окончательно запуталась в туго затянутом клубке взаимоисключающих эмоций.

Рон чмокнул её в щеку и ретировался в магазин Всевозможных Вредилок братьев Уизли. Гермиона по инерции заходила то в один, то в другой магазин, сначала в маггловской части Ландона, потом в магической, стараясь отвлечься от назойливых мыслей о Гарри. О его благородстве, о котором ходили легенды, и от которого её тошнило. Самым странным было то, что эти мысли не приходили ей в голову во время битвы за Хогвартс, куда там. Но после того, как Гарри не отреагировал на то, что Рон поцеловал её, словно так было и надо, она поняла, что он просто решил уйти в сторону, позабыв об времени, проведенном с ней.

Гермиона подошла к новой гостинице за двадцать минут до назначенного времени. В вестибюле стояли маггловские игровые автоматы, привлекая всеобщее внимание детей волшебников. В холле раздавался треск опускаемых рычагов «одноруких бандитов», жужжание вращающихся колес и изредка звонки, возвещавшие о долгожданном выигрыше, сопровождавшиеся звоном монет в стальном лотке.

Вид окружающей ее обстановки и доносившиеся до ее слуха звуки были слишком привычными, чтобы привлечь внимание Гермионы. Она не спеша прошла мимо ряда мерцающих огнями автоматов и поднялась по ступеням невысокой лестницы, чтобы посмотреть вниз на волшебников, озирающихся по сторонам и, наверное, не верящих, что наступило мирное время — обеспеченное Гарри Поттером. Гермиона прошла в ресторан. Жаждущая отобедать публика уже начинала собираться, но зал еще был полупустой, и она без труда выбрала свободную кабинку, в которой можно было спокойно посидеть, дожидаясь прихода Рона. Неожиданно ее внимание привлекла поднятая над одним из столиков рука.

— Иди к нам, Гермиона, — позвала ее Луна Лавгуд, сидевшая за одним из столиков неподалеку.

— Я бы с удовольствием, но вот-вот должен подойти Рон. Мы собирались вместе пообедать, — Гермиона все же встала со своего места и подошла к странноватой девочке, которую не очень любила в школе, но с которой сблизилась за время войны. — Вот не ожидала тебя здесь встретить. А, и Невилл здесь?

— Присядь пока с нами и выпей чаю со льдом, пока не появился твой кавалер, — настаивала Луна. — Мы отмечаем событие, — улыбнулась она скромно и мечтательно взглянула на Невилла, который вдруг как будто стал шире в плечах. — Невилл сделал мне предложение. Разве не мило с его стороны? Теперь наши мозгошмыги соединятся в мерцающем танце нейронов и головных извилин.

— Поздравляю, — искренне улыбнулась Гермиона и обняла Луну.

Совершенно очевидно, что Невилла устраивали странности Луны, Гермионе ли судить кого-то, когда она сама не могла определиться, в каком направлении дует ветер её жизни.

— Присядь же, Гермиона, — повторил Невилл, накрывая ладонь Луны. — Что ты будешь? Может быть, кофе вместо чая?

— Нет, я с удовольствием выпью охлажденного чая.

Пока Невилл подзывал официантку, Гермиона подошла ближе, чтобы усесться напротив будущей семейной пары. Но на той стороне стола уже сидел посетитель. Гарри серьезно смотрел на нее с полной чашкой дымящегося кофе в руке, поднесенной к губам. Удивительно, но Гермиона не заметила его в полумраке помещения, решив отчего-то, что Невилл с Луной были одни.

— Я не знала, что ты тоже здесь, — ее слова прозвучали почти как упрек, и Гермиона неловко устроилась на краешке стула рядом с ним.

— Ты не передумала насчет чая? — неловко спросил Гарри.

— Конечно же, нет, — ответила за нее Луна, рассмеявшись. — Что за глупости! Вы же лучшие друзья! Присаживайся, Гермиона, не смущайся и не обращай на него внимания.

Скрепя сердце Гермиона сидела на стуле бок о бок с Гарри. Все мышцы ее тела напряглись, нервы натянулись, как струна, а чувства предельно обострились, как всегда в последнее время от его близости. Она чувствовала, что поза ее выглядит неестественно, но ничего не могла с собою поделать, чтобы вернуть себе обычную непринужденность движений.

— Как твои родители, Невилл? Я слышала о каких-то улучшениях, — слова, вылетающие из ее рта, казались какими-то напыщенными и давались Гермионе с трудом, но Невилл с Луной, похоже, ничего необычного не замечали и с удовольствием поведали о своих родственниках.

— Да, представляешь, после смерти Беллатрисы они начали кое-что вспоминать, не знаю, как это объяснить, кроме того, что это…

— Волшебство, — почти пропела Луна, и все рассмеялись.

— А ты, Гермиона? Ты определилась с отделом министерства, или выберешь счастливое замужество и детей, как миссис Уизли.

Гермиону замутило от этой картины. Она никогда не хотела больше одного ребенка, может быть, двоих, да и то только после того, как сделает карьеру.

— Отдел тайн предлагает мне пройти стажировку, — ответила она, краем глаза заметив, как внимательно прислушивается Гарри. О его личных планах она хотела знать меньше всего. Боялась услышать скорое объявление о свадьбе с Джинни или того хуже, что та уже беременна.

— Невилл Лонгботтом! Как же быстро летит время! А ведь когда-то вся семья считала тебя сквибом, а ты вон… Героем стал! — раздался вдруг грубоватый мужской голос, громко приветствовавший Невилла, который неловко пожал своему дяде руку. — А это Гарри Поттер и его Гермиона Грейнджер? Очень рад, очень. А эта прелестница чья? — спросил он, не отрывая сального взгляда от Луны и присаживаясь рядом с Гермионой.

— Моя невеста Луна Лавгуд.

Невилл пододвинулся к Луне, которая отчего-то замерла, не зная, что сказать, наверное, впервые в жизни.

— Мисс… — не представившийся дядя обернулся к подошедшей официантке: — Принесите мне кофе, — пожилой волшебник, похоже, не видел ничего неудобного в том, чтобы присоединиться к их компании. Когда он уселся рядом с Гермионой, той не оставалось ничего другого, как подвинуться ближе к Гарри, освобождая место для гостя. — Как там твой отец? Я слышал, у него теперь все в порядке.

— Да. Сейчас ему полегче, — ответил Невилл.

Пульс Гермионы стал бешено учащаться. Она ощущала бедро Гарри у своей ноги, ее плечо почти вжалось в его руку, пока он не положил ее на спинку стула Гермионы. Однако вместо большего пространства, которое, казалось, должна была обеспечить ей его поза, Гермиона попала чуть ли не к нему в объятия, тесно прижатая к его боку. От Гарри исходил запах мятного чая, тот самый, который всегда так волновал Гермиону.

Родственник Невилла беседовал с Невиллом и Луной, отчего Гермиона почувствовала себя полностью предоставленной слишком близкому обществу Гарри.

— Почему ты не на учебе? — вопрос ее прозвучал тихо, с нотками раздражения в голосе. Она слегка повернулась в его сторону, но ее взгляд не поднимался выше его чисто выбритого подбородка.

— Расписание поменяли, и я жду, когда меня вызовут на практику. Возможно, появится возможность поймать парочку сбежавших Пожирателей, — ответил он столь же негромким голосом, чтобы не мешать разговору остальных участников застолья. Кровожадность его слов не смутила Гермиону, а возбудила, что сделало её еще злее.

Гарри невозмутимо отхлебнул из своей чашки, никак не проявляя нервозности по поводу ее чрезмерной близости.

— А почему именно здесь? — Гермиона и сама почувствовала в тоне своего вопроса некоторую надменность, словно вопрос был задан с желанием указать другу на его место. Но это была не более чем защитная реакция на смущавшее ее положение. — Почему не…

— Приедет волшебник из-за границы, покажет нам несколько интересных приемов, Здесь гостиница, — Гарри вдруг отвел взгляд, — в которой он остановится.

Он опустил на стол свою чашку, и Гермиона, не задумываясь, сделала то же самое. Стакан с плававшими в чае кубиками льда запотел, и на нем проявились следы ее пальцев. Холодный напиток так и не смог унять бурные толчки взволнованной крови, которые продолжали неистовствовать в висках.

Гермиона слышала фразы, которыми оживленно перебрасывались сидящие за столом, но суть разговора не проникала в ее сознание. Господи, о чем же они все говорят и говорят? Она попыталась было сосредоточиться, но все напрасно. Она не могла отвлечь своего внимания от вздымавшейся у ее руки груди Гарри. Жар его тела не давал ей переключиться на что-то вне их непроизвольных объятий. Гермиона искренне пыталась сохранить в себе максимум хладнокровия и делала для этого все возможное.

Дыхание ее было поверхностным, она боялась пошевелиться, чтобы не будоражить своих ощущений. Сквозь густые ресницы она украдкой посмотрела на лицо Гарри, ставшее таким мужественным и суровым, словно высеченным из камня. Неудивительно, что у него появилось столько поклонниц. Взгляд его неподвижных зеленых глаз остановился на ложбинке между ее грудями, чему не могла препятствовать линия декольте на блузке, поскольку глаза Гарри находились несколько выше ее головы. Должно быть, он почувствовал дрожь, пробежавшую по телу Гермионы, поскольку теперь перевел свой взгляд на ее губы. Ощущение было такое, что он владеет ею безраздельно, настолько силен был его магнетизм, которому Гермиона была не в силах что-либо противопоставить, воспоминания об их единственной ночи были еще слишком свежи.

— Гермиона, Гарри, а вот и Рон, — веселый голос Луны донесся до ее сознание через шум общего разговора. — Рон!

Гермиона обернулась и увидела его, в нерешительности разыскивавшего глазами нужный столик.

— Рон, мы здесь!

— Невилл, Луна, привет! — Рон уже двигался в их направлении. — Я искал… Гермиону, — пауза была вызвана тем, что он увидел Гермиону и Гарри рядом с нею.

— Возьми стул и садись во главе стола, — предложил ему Невилл.

— Спасибо, но думаю, что у вас здесь и так народу больше, чем может поместиться. Мы с Гермионой найдем, где устроиться, — лицо Рона выражало решимость человека, вовремя пришедшего на помощь другому. Только вот проблема состояла в том, что Гермиона не очень-то стремилась быть спасенной. Когда дело касалось Гарри, то ей с выбором определиться не составляло труда.

— Увы, Рон, — рассмеялась в ответ Луна, — Тайная Комната закрыта. Василиск съел все свободные места. Кроме того, мы и здесь прекрасно разместимся. Так что укради где-нибудь стул и присоединяйся.

— Но я… — Рон мучительно подбирал повод для того, чтобы отказаться. Отношения с Гарри у него после победы не складывались, тот отказался давать другу протекцию, и Рон завалил теоретические экзамены, не попав в Аврорат. Гарри вообще старался ни с кем не общаться, кроме своей невесты — Джинни, потому что друзей у него стало как-то резко много, а главное, всем от него было что-то нужно.

В этот момент их официантка обслуживала соседний столик, и Невилл, повернувшись, обратился к ней:

— К нам подключается еще один участник. Найдите, пожалуйста, стул для него и сразу же примите у нас заказ.

Наконец Рона усадили, так и не дождавшись его собственного согласия. Гермиона чувствовала себя неловко от того, что не поприветствовала друга и не поддержала, в особенности тогда, когда он вконец помрачнел и замкнулся, отвечая на вопросы по большей мере кивками головы и односложными фразами, дуясь, словно маленький ребенок, поскольку он практически не спускал взгляда с сидевшей справа от него парочки,

Гермиона старалась игнорировать присутствие Гарри, хотя сидела с ним буквально рука об руку.

Вновь подошла официантка, чтобы взмахом палочки наполнить их чашки и убрать опустевшие тарелки из-под горячего. Гарри накрыл свою чашку рукой, отказываясь от дополнительной порции.

— Мне больше не надо, — произнес он вслух. Его глаза скользнули по Гермионе и остановились на волшебнике, сидевшем с краю. — Вы не выпустите меня? Мне надо проверить у стойки, не было ли для меня писем.

Пожилой волшебник поднялся со своего места, и Гермиона вслед за ним выскользнула из-за стола, освобождая проход для Гарри. Она настолько успела привыкнуть к теплу и надежности его тела рядом с собой, что, вернувшись на место, почувствовала себя неуютно и одиноко в своем углу.

— Похоже, что Гарри уже не вернется. Герои — они такие. Ловить надо сразу, а то убегут сражаться с новым драконом, — подмигнула Луна Гермионе, отчего Рон резко покраснел и насупился еще сильнее.

— Скорее всего, нет, — согласился с невестой Невилл — Я видел, как он переговорил с подошедшим аврором и ушел.

— Так что же он все-таки здесь делал? — спросил Рон с плохо скрываемой враждебностью в голосе.

Гермиона рассказала ему о заморском волшебнике.

— Гарри, видимо, получил наконец сообщение о прибытии в Англию гостя, — объяснила она.

— Очень может быть, — голос Рона оставался напряженным и неприятно скрипучим. Он глянул на часы. — Нам пора уходить, мы планировали еще успеть на сеанс в маггловское кино.

— Только не сейчас! — шумно запротестовала Луна. — У нас с Гермионой так и не выдалось возможности поболтать, и она поможет мне выбрать свадебное платье. Правда, Гермиона?

— Мы бы с радостью, но мы вроде как планировали… — Рон постарался сделать так, чтобы его отказ прозвучал вежливо, но убедительно.

— Но кино никуда не убежит, а замуж я выхожу единожды. Гермиона? — Луна повернулась к ней: — Соглашайся.

У Гермионы и не было ни малейшего желания отказываться от предложения Луны.

Перспектива провести довольно продолжительное время в обществе Рона, тем более учитывая его нынешнее состояние, нисколько ее не привлекала. Кроме того, ей тоже хотелось побыть пару часов со Луной, которая стала ей очень близка.

— Решено, идем выбирать платье! Думаю, мы неплохо развлечемся вместе, — она повернула голову к Рону и, не обращая внимания на его обиженный и насупленный вид, сказала: — Мы обязательно пойдем на "Терминатора", ты же вроде как его хотел посмотреть, а не романтическую чушь.

Был момент, когда Гермиона действительно опасалась, что Рон станет безрассудно настаивать, чтобы она пошла с ним. Наконец после продолжительной и неловкой паузы он коротко кивнул и, поднявшись из-за стола, направился к выходу.

Гермиона стояла перед большим зеркалом и пыталась волшебством убрать непослушные волосы в прическу. Луна старательно наносила на губы помаду. Как будто ей это было нужно. Она увидела в зеркале отражение Гермионы и глубокомысленно заметила:

— Твои мозгошмыги давно определились с их будущим хозяином, а ты чего мечешься?

Палочка на мгновение застыла в руке Гермионы, но она тут же с прежним усердием продолжила заниматься своими волосами.

— О чем это ты?

— Да ладно тебе, Гермиона. Гарри нужно объяснить, что Золушка ему не подходит, ему нужна ты. Все всегда думали, что вы сойдетесь. А уж слухи о вашем порно-походе.

— Порно… — поперхнулась Гермиона. — Что? Мы мир спасали.

— Одно другому не мешает, — пожала плечами Луна и задумалась. — Странно, что Рона к вашим приключениям почти не приписывают, словно он просто в сторонке стоял, пока вы кувыркались.

— Мы не кувыркались, — возмутилась Гермиона, уперев руки в бока.

— Значит все не правы, и ваши мозгошмыги не стонали в унисон?

Дрожь прошла по телу Гермионы, когда в голове прозвучал стон Гарри: «Господи, Герм, как прекрасно быть в тебе».

— Я так и думала, — кивнула Луна и, взяв Гермиону за руку, повела ту по магазинам. — Может быть, и тебе платье выберем.

Когда они уже двигались к выходу, Гермиона увидела Гарри, стоявшего за спиной одного из игроков в «Блэк джек» внизу лестничного пролета. Сердце ее сладко сжалось в груди. Он так и не покинул гостиницу.

Словно почувствовав ее приближение, Гарри резко обернулся и будто пригвоздил ее к месту быстрым взглядом своих зеленых глаз. Гермионе показалось, что пол начал проваливаться под ее ногами, но это была не более чем слабость в коленях. Гарри сделал шаг навстречу приближавшимся девушкам.

— Гарри! — удивленно воскликнула Луна, толкнув подругу в бок. — А мы подумали, что ты уже ушел.

— Разве волшебник еще не прибыл? — спросила Гермиона, изо всех сил изображая равнодушие.

— Нет пока. Где Рон? — он вглядывался в лицо Гермионы в поисках каких-то своих ответов.

— Он ушел. Я помогаю Луне выбрать свадебное платье, — мысли о свадьбе вызвали ненужный Гермионе негатив, и она решила спросить Гарри о Джинни и о том, когда они назначат дату. — А где же твоя…

— Да. Мы решили немного прогуляться по магазинам, — перебила вдруг Луна. — Для нас это будет в новинку, поскольку единственным нашим развлечением в последние годы было спасение себя от Пожирателей смерти, — рвано посмеялась она своим словам.

— Раз уж ты намерена здесь задержаться, то вполне можешь помочь мне. Волшебник — француз, ты же хорошо знаешь этот язык? — спросил Гарри, проигнорировав шутку Луны и только по-доброму ей улыбнувшись, — странный блеск в его глазах вызвал в Гермионе желание немедленно отказаться от предложения.

— Очень невежливо заставлять Гермиону работать, — слова Луны никак не сочетались с ее улыбкой; Луна, похоже, готова была прямо сейчас толкнуть Гермиону в объятия Гарри.

— А кроме того, — добавила Гермиона, — вы сами еще не знаете, когда он приедет.

— Судя по сообщению, полученному от дежурного, делегация прибудет часа через два. Помимо прочего, она привезут старинные манускрипты.

Несмотря на чистейший восторг от возможности ознакомиться с древними знаниями, смутные опасения по-прежнему не покидали Гермиону. Она-то была не против, а вот насчет его истинного желания ее видеть сильно сомневалась. За этим что-то явно скрывалось. Не станет же он врать ей?

— Хорошо, — согласилась она с напускным равнодушием.

— Возможно, еще увидимся, — попрощалась с Гарри Луна.

Гермиона двинулась было следом за подругой, но Гарри вдруг резко схватил ее за руку. Она остановилась и почувствовала в своей ладони что-то металлическое и довольно увесистое. Когда он тут же отпустил ее, Гермиона увидела в его глазах настойчивый и дерзкий призыв к повиновению. Пальцы ее инстинктивно сжались. Она вспыхнула, определив на ощупь, что же, собственно, попало к ней в руки: это был ключ с номерком гостиницы. Гермиона чуть было не запустила неожиданный подарок Гарри в лицо, но в этот момент всепонимающая Луна обернулась.

— Ты идешь, Гермиона?

Гермиона еще мгновение смотрела Гарри прямо в глаза, еле сдерживаясь, чтобы не выплеснуть нахлынувшую злость.

— Да, иду, — она наконец повернулась, предварительно опустив ключ в сумочку так, чтобы Луна не заметила ее жеста. — Уже иду, Луна.

Гермионе казалось, что бисерная сумочка вдруг потяжелела на несколько килограммов. И с каждой минутой — за эти пару часов — тяжесть эта становилась все ощутимее.

Как и обещала ей Луна, их прогулка по магазинам ограничилась исключительно посещением отделов свадебных нарядов, самых разных: от шелковых мантий всех оттенков до классических свадебных маггловских платьев, среди которых Гермиона вдруг увидела нечто воздушное и эфемерное. После долгих уговоров Гермиона все же решилась примерить его.

Выйдя из примерочной, в которой консультанты с помощью волшебных палочек подогнали размер под фигуру Гермионы, она остановилась перед зеркалом. В комнате прозвучал дружный вздох восторга и зависти.

Гермиона резко обернулась, и как будто заметила блеск очков, но поняв, что выдает желаемое за действительное, разозлилась еще сильнее и почти сорвала себя ненавистное одеяние.

С этим настроением она и шла в номер, ключ от которого дал ей Гарри.

Поднявшись по лестнице на третий этаж, Гермиона, не останавливаясь, прошла мимо дамской комнаты и вышла в коридор с вереницей гостиничных апартаментов. К счастью, в нем не было ни души, и никто не мог видеть, как она всматривалась в таблички на дверях.

Когда Гермиона отыскала наконец нужный номер, то коротко постучала и стала ждать. В ответ не раздалось ни звука. Помедлив несколько секунд, она решительно вставила ключ в замок и повернула. Открыв дверь, она сразу же увидела Гарри, стоявшего у окна и смотревшего вниз на улицу через клубы табачного дыма, тянущегося от маггловской сигареты, которыми он недавно увлекся. Гермиона с раздражением подумала, что даже это не уменьшает её любви к Гарри, любви, в которой она медленно сгорала.

Услышав звук защелкнувшегося замка, Гарри посмотрел на нее краем глаза, так и не оторвавшись от окна.

— Не знаю почему, но мне казалось, что ты не появишься.

— Неужели? — с вызовом бросила Гермиона. — Что же, тебе казалось, я буду делать?

— Умерь свой пыл, если не хочешь, чтобы кто-то пожаловался администрации на слишком шумных соседей, — он подошел к пепельнице и спокойно раздавил в ней докуренную сигарету.

— А что, по-твоему, администрация думает сейчас? — съязвила Гермиона. — Думаешь, они не задаются вопросом, с какой это стати Гарри Поттер снял номер в гостинице? Ты вообще слышал, что уже говорят о нас и нашем по… Походе.

— Они знают, с какой стати, — улыбнулся Гарри, но глаза его остались серьезными. — Собственно говоря, это номер для французского гостя. Я еще два снял. Такое вот задание Аврората.

— И разве ты имеешь право пользоваться им?

— Какая разница? Я временно им пользуюсь, пока Джонсон не передаст мне сообщение о том, что волшебники с их манускриптами прибыли. Так гораздо удобнее, чем слоняться внизу.

Так и не поверив до конца его словам и продолжая яростно сверкать полными злости глазами, Гермиона с подозрительностью в голосе вновь спросила:

— Сколько осталось до их приезда?

— Пара часов.

— Последний раз было ровно столько же.

— Верно, — согласился Гарри, лениво осматривая ее взглядом, лишенным какого бы то ни было выражения, хотя его поза оставалась заметно напряженной. — Что-то задержало их.

— И ты хочешь, чтобы я торчала здесь эту пару часов? — спросила она.

— Внизу еще хуже.

— Ты, я смотрю, просто изнываешь здесь от безделья, — Гермиона была просто вне себя от его наглости. — Я что же, должна развлекать тебя в номере, так же, как делала это в палатке? Может, мне еще станцевать для тебя? Что желаете, чтобы я изобразила? Гейшу, рабыню? Может быть, медленно снять с себя одежду и прыгнуть в койку, как какая-нибудь шлюшка? Забери свой ключ! — Она швырнула в него ключом. — Ты найдешь, как им воспользоваться еще разок, а я ухожу.

Ключ отскочил от груди Гарри и со звоном упал на пол.

— Мы не развлекались, мы любили друг друга, — тихо сказал он.

— И что же? Любили, а потом ты сплавил меня Рону, а сам прыгнул в постель к Джинни. Знаешь что, если тебе наплевать, с кем я сплю, то я прямо сейчас пойду к Рону, он очень хотел попасть со мной в темный зал кинотеатра, или лучше к Малфою. Да, точно! Он еще в школе не сводил с меня глаз, Пойду и трахну его, благо ты уже вскрыл мою коробочку.

Она успела сделать лишь шаг, когда Гарри всей пятерней схватил ее сзади за рубашку.

— Черта с два! — он рванул ее на себя, одновременно развернув другой рукой лицом к себе.

От неожиданности Гермиона громко вскрикнула, что не произвело на Гарри, который был во власти давно копившихся эмоций, ни малейшего впечатления.

Она инстинктивно уперлась в него рукой, пытаясь вырваться, но тут же оказалась в его стальных объятиях.

Гарри стал пристально и напряженно вглядываться в ее потемневшие от непонимания и обиды глаза. Дыхание Гермионы перехватило от страха, но это было не единственное, что она ощущала. Она не могла произнести ни слова возмущения, не могла издать даже слабого крика от боли в теле от его жесткой хватки.

— Ты не с кем не будешь спать, кроме меня! — выдохнул Гарри ей прямо в лицо.

Его рот вдруг плотно прижался к ее губам, расплющивая их о ее собственные зубы. Она чувствовала, как внутри ее бился крик, которому никак не удавалось вырваться из гортани. Все сильнее сжимавшийся обруч его рук вдавил ее грудь в мышцы его торса так, что пуговицы блузки, казалось, впились в ее тело подобно наконечникам стрел. У Гермионы потемнело в глазах, а уши наполнились оглушительным шумом прибоя.

Давление его беспощадных губ немного ослабло. Гермиона, забыв о боли, откликнулась на яростный поцелуй; ненависть, переполнявшая ее, излилась в слезах, прорвавших шлюзы сдерживаемых чувств и желаний. Его пальцы принялись бережно массировать ее саднивший затылок, перебирая завитки непослушных волос. Руки Гермионы обвились вокруг шеи Гарри, и она приподнялась на цыпочки, чтобы полнее насладиться вкусом его губ. Крепкие руки бережно приподняли ее за талию, окончательно оторвав от пола ослабевшее тело. Отступив назад, Гарри приблизился к кровати и бережно уложил свою добычу прямо на покрывало.

Грозивший извержением всей накопившейся ненависти вулкан наконец взорвался, вынося на поверхность только неудержимую жажду любви. Его прикосновения, его поцелуи, жар его тела, придавившего Гермиону всей своей тяжестью, как обычно, породили в ней примитивный, почти животный зов плоти. Неумолимое пламя становилось все жарче, по мере того, как его руки блуждали по ее коже, а прерывистое дыхание обжигало шею в том месте, где трепетала, как птичка в ладонях, пульсирующая жилка. Гарри настойчиво увлекал ее к пику блаженства, заставляя острее ощущать мучительное желание его всепроникающего порыва и вынуждая ее тело изгибаться, приникая к нему, в конвульсиях неизъяснимого наслаждения. Ее порывистые движения подняли подол юбки аж до талии. Бедра Гермионы непроизвольно раздвинулись и сладко подрагивали в такт его рукам, ласкающим сквозь ткань её промежность.

— Ты хочешь, чтобы я остановился, Гермиона? — его голос осип и вибрировал у самого ее уха. — Ты хочешь?

Тихий протестующий стон вырвался из ее горла.

Зачем он спрашивал, вынуждая ее умолять о близости? Почему не брал ее без слов и не позволял им достичь наконец удовлетворения, в котором оба они нуждались?

Гарри приподнялся над распростертой под ним девушкой.

— Так ты хочешь этого? — снова задал он свой вопрос дрожащим голосом.

Гермионы не смогла выдержать его горящего взгляда и закрыла глаза.

— Нет, — чуть слышно прошептала она, но не дождалась от него в ответ страстного поцелуя, на который втайне надеялась. Вместо этого Гарри рывком освободил ее от своей тяжести и встал рядом с кроватью.

— Разденься, пожалуйста, — не обращая внимания на ее протестующе недоуменное восклицание, он принялся неторопливо и хладнокровно расстегивать пуговицы на своей рубашке. — Я слишком долго тебя хотел, и у меня нет желания объяснять на выходе из гостиницы беспорядок в твоей одежде. А при моем нынешнем состоянии я… — Гарри не закончил фразы и повернулся к Гермионе спиной.

Дрожащими руками она стянула через голову блузку и расстегнула пояс юбки. Поднявшись с кровати, она переступила через скользнувшую с бедер легкую ткань, вздрагивая всем телом от стыда и желания, контролировать которые была не в силах. Снимая с ног босоножки и колготки, она поочередно балансировала то на одной ступне, то на другой, встревоженно прислушиваясь к шуршанию одежды у себя за спиной. Когда последняя деталь беззвучно упала на ворох остальной одежды, в комнате воцарилась полная и абсолютно нестерпимая тишина. Гермиона обернулась и откинула назад волосы, полностью открывая лицо.

Его взгляд медленно поднимался по длинным ногам Гермионы, по ее упругим бедрам, небольшой груди и наконец остановился на пылающем от стыда лице. Впервые Гермиона почувствовала себя совершенно обнаженной перед столь же нагим Гарри. Глаза ее были полуприкрыты. Одно неосторожное слово с его стороны, и она бы, кажется, сквозь землю провалилась, но не поддалась бы унижению безропотного предложения отдать себя на его милость.

Лицо его выражало в этот момент всю гамму противоборствующих чувств и эмоций. Гарри медленно поднял руку, и пальцы его нежно приподняли подбородок.

— Как я раньше не замечал, как ты невыносимо прекрасна?

И Гермиона поняла. В этот момент она наконец все поняла. Влечение к ней пересиливало в нем чувство долга к друзьям и девушке, к которой он когда-то обещал вернуться. И он точно так же, как и она, не мог контролировать свое желание. Он, как и она, безнадежно тонул в водовороте страсти, который увлекал их обоих в смертельно опасную бездну. С безнадежностью влюбленных, стоящих над зияющей пропастью, они шагнули в нее, взявшись за руки и доверившись своей судьбе.

Поцелуй его был нарочито сдержанным, словно он все еще боролся с собой. Впрочем, эффект такой простой ласки оказался прямо противоположным, поскольку только подлил масла на терпеливо тлевшие угли их взаимного влечения. Медленный, но жгучий огонь сплавлял их во взрывоопасное соединение, готовое смести все, что препятствовало полному слиянию. Поцелуй лишь распалил чувства, взорвавшиеся неконтролируемым желанием преодолеть то немногое, что разделяло эти два жаждущих друг друга тела

Гарри прошелся языком по ложбинке между двух белых холмиков, отклоняя Гермиону все ниже, пока она полностью не легла на кровать.

Его тело примяло постель рядом с Гермионой, рукой же он осторожно взял ее грудь и приподнял так, чтобы приникнуть губами к розовому венчику. Под воздействием его языка небольшая выпуклость стала медленно расправляться, пока сосок не стал походить на спелую аппетитную вишню. По коже Гермионы побежали сладкие мурашки, когда он проделал то же и со второй ее грудью. Удовлетворенный результатами своих усилий, Гарри продолжил искусно манипулировать языком, пройдя по ложбинке между ее грудями и достигнув углубления на мягком беззащитном животе. Гермиона вновь почувствовала, как волны наслаждения уносили ее тело, неудержимые и мучительно желанные. Когда же он не удовольствовался и этим, а стал спускаться еще ниже, она не удержала глухого стона, вся покрывшись мелкими капельками любовной росы.

— Нет Гарри, это не гигиеничн… — Гермиона так и не смогла закончить фразы, захлебнувшись собственным воплем, словно грешница, сжигаемая в пламени ада, пока Гарри выводил замысловатую вязь на сосредоточии её женственности.

Спустя несколько минут спустя он наблюдал за последними импульсами оргазма, пробегающими по телу Гермионы, нависая над ней.

— Я люблю тебя Гермиона, — сказал он и одним мощным толчком пронзил сердцевину ее естества.

Протяжный общий стон нарушил мирную тишину комнаты, еще недавно наполненной криками Гермионы.

Гарри начал двигаться рывками, вколачиваясь в Гермиону, руками упираясь по обе стороны её лица. Её руки непроизвольно бродили по его спине, лаская и заставляя тело трепетать. Его губы нашли острый сосок и вобрали его, заставляя Гермиону повизгивать в такт его размеренным толчкам. Ноги Гермионы обхватили бока Гарри и, напрягая все мышцы тела, она резко перевернулась, оказавшись сверху.

Восхищенный взгляд Гарри помог ей отбросить в сторону все лишнее смущение, и она задвигалась на нем, совершая плавные круговые движения бедрами, то приподнимаясь, то насаживаясь на стержень Гарри еще глубже.

Гарри сжимал зубы от напряжения, его руки блуждали по влажному телу Гермионы, то поглаживая руки, то сжимая плоть груди.

В какой-то момент он не выдержал, его руки легли на талию Гермионы, приподнимая её над собой. Он резко вставил член до упора и задвигал бедрами, вбиваясь в нёё жестко, быстро и так невыносимо прекрасно. Гермиона, чьи руки лежали на груди Гарри, резко вцепилась в нее ногтями и закричала от всевозрастающего экстаза, растекающегося по венам, пока не произошел взрыв, который смел под собой все сомнения в правильности происходящего.

— Я люблю тебя, — прохрипела она без сил, но Гарри не собирался останавливаться. Он и сам хотел познать то наслаждение, о котором вспоминал столь часто.

Все происшедшее трудно было определить каким-то иным словом, кроме как безумие.

Он приподнялся и практически бросил расслабленную Гермиону навзничь, пристраиваясь рядом. Сидя на коленях, он руками подтянул её бедра к себе и вновь начал быстро двигаться, задавая просто бешеный темп. Крик Гермионы слился с решающим стоном Гарри, который изливаясь, упал на неё, тяжело дыша.

Потом Гермиона блаженно ежилась в его руках, чувствуя себя качающейся на волнах первобытного восторга, на которые вынес ее безжалостный и яростный прибой бездумной животной страсти. Дыхание Гарри постепенно успокаивалось, но Гермиона по-прежнему слышала в его груди глухие удары неутомимого мужского сердца. Ее забавляло и радовало то, что он испытывал при близости с ней тот же бешеный прилив пьянящих эмоций, что переживала она сама.

— Гарри? — позвала она и услышала невнятное мычание. — Ты тяжелый.

— Ой прости. Конечно, — сказал он, откидываясь в сторону и закрывая глаза.

— Гарри? — снова мычание.

— А когда прибудут французы с манускриптами? — спросила она скромно.

Гарри глухо рассмеялся и повернулся на бок, рассматривая Гермиону сквозь покосившиеся очки. Рука Гермионы медленно и чувственно скользнула по растрепавшимся черным волосам и поправила очки.

— Ты неподражаема, — продолжал улыбаться Гарри. — Мне стоит только порадоваться, что во во время занятий любовью ты не цитируешь Историю Хогвартса.

— Как ты можешь? — шутливо оскорбилась Гермиона, прикладывая руку к груди. — Как можно смешивать священное и грешное.

Они рассмеялись, и Гермиона спросила:

— Так во сколько они прибудут?

— Они уже здесь, — просто сказал Гарри, посмотрел на грудь и потянувшись к ней.

— В смысле? — шлепнула она друга-любовника по руке. — Ты мне солгал? — не поверила она.

— И солгал бы еще, если бы это помогло повторить то, что здесь произошло, — сказал он, лаская кожу уже её живота.

— Пойдем скорее, — раздраженно вздохнула Гермиона, откидывая его руки. Она резко вскочила и начала искать свое белье. Через секунду опомнившись, она схватилась за палочку и уже через пять минут была одета.

Гарри все это время лежал на кровати и не сводил серьезного взгляда с Гермионы.

— Гарри, — возмущенно кинула она ему рубашку, — одевайся!

— Я не подкладывал тебя под Рона, — вдруг заговорил он, усаживаясь на кровати. — Сама мысль об этом вызывала во мне жгучее желание покалечить его. Я правда думал, что ты его любишь, а наша с тобой ночь — лишь следствие стресса.

Гермиона замерла с брюками Гарри в руках, внимательно его слушая.

— Это так, — кивнула она. — Но та ночь дала нам возможность понять, кто мы на самом деле друг другу.

Гарри вскочил и, полностью обнаженный, стиснул Гермиону в объятиях.

— Я идиот. Я думал, что поступаю правильно. Ведь мне прочили смерть, да и ты целовала Рона.

— Это он целовал меня, — хрипло проговорила Гермиона и выдохнула, когда Гарри отпустил её. — Слушай, а мы может потом все обсудить, а сейчас пойти к французам?

— К манускриптам, ты хотела сказать, — улыбнулся Гарри.

— Да какая разница, одевайся!

Гарри весело улыбнулся и быстро натянул на себя одежду.

— В каком они номере?

— В соседнем, — сказал Гарри, застегивая мантию.

— Что? — вскричала Гермиона и резко перешла на шепот. — Они все слышали?

Гарри посмотрел на нее, как на идиотку.

— Да, кричала ты знатно, — ухмыльнулся он, за что и был награжден толчком в бок. — Да все нормально, заглушающие заклинания на месте.

Гермиона улыбнулась и повернулась к выходу, поднимая с пола свою бисерную сумочку, от чего её узкая юбка задралась. Она сделала несколько шагов вперед и уже занесла руку, чтобы открыть дверь, как Гарри вдруг шепнул ей на ухо:

— Мне понравилось то белое платье. Ты в нем очень красивая.

Гермиона резко развернулась и ахнула, когда он впечатал её в дверь, сразу приподнимая над полом и задирая юбку.

— Думаю, август самый лучший месяц для венчания.

— Согласна, — промычала она, распахивая мантию Гарри и вытаскивая его рубашку из брюк.

Адаптация сцены из романа Джанет Дэйли "Разбойник"

Без слов

Проснувшись после победы в Больничном крыле, Гарри осознаёт, что жив и что ощущает вполне конкретные желания к вполне конкретной девушке, которая мирно спит на соседней кровати. Или не спит?

День медленно подходил к концу. Солнце лениво окрашивало землю яркими розовыми и жёлтыми красками заката, и только несколько лучей ещё пробивались в тёмное, тихое помещение Больничного крыла, где отдыхали три национальных героя.

Мадам Помфри ещё раз проверила, всё ли у них в порядке, и покинула свои владения, чтобы продолжить наблюдение за остальными ранеными, которых принесли из Большого зала и прилегающих территорий. Целый год боевых действий наконец подошёл к концу и победные залпы прогремели в конце 1999 года в Хогвартсе, где и состоялась финальная битва Волдеморта и Гарри Поттера.

Тишину отдельной палаты нарушало лишь тихое сопение спящих, но Гарри не спал.

Он немигающим взглядом смотрел в потолок, украшенный огромной люстрой с маленькими свечками и лепниной, но вряд ли видел хоть что-то — он находился на самой грани безумия.

Его сущностью владело множество эмоций, но самой главной из них была злость. Злость на самого себя.

Война закончилась, добровольцы уже приступили к уборке груд мусора, тела мёртвых отделили от живых, а самых тяжёлых раненых отправили в Мунго. Всё прошло как в тумане: поздравления, похвалы, скорбь по погибшим. Вот только Гарри думал лишь об одном.

«Я должен был умереть, но выжил!»

Гарри готовили к самопожертвованию с самого его рождения, тренируя, дрессируя и воспитывая. И он сделал то, что должен был — он пошёл умирать. И все его соратники подозревали, что он избранный, что он должен пожертвовать собой. Кто-то знал доподлинно, а кто-то только предполагал.

И она предполагала. И Рон предполагал.

Гарри потянулся за очками и повернул голову вправо, чтобы посмотреть на Гермиону Грейнджер. Подруга мирно спала. Её лицо было спокойно и расслаблено, наверное, впервые за много дней и месяцев. Гарри знал это доподлинно, потому как не раз наблюдал за её сном, и если раньше её тело, бывало, сотрясала дрожь, а дыхание было рваным, то сейчас её, пожалуй, можно было принять за умершую.

Но она жива. И он жив. Хотя не должен был выжить.

И теперь на извилины в его голове уселась назойливая мысль, обиженно скрестившая руки на груди и топая маленькой ножной. Мысль о том, что теперь всё может быть иначе. Он знал, всегда знал, что ему не суждено выжить, и отдал Гермиону Рону. Не стал препятствовать их отношениям: смотрел, как они ссорятся, мирятся, ревнуют. Он не вмешивался, потому что знал. Он умрёт.

Но он выжил, и выжила она. И что теперь? Теперь-то что?

Вот она — лежит, красивая до одури, нежная, смелая, настырная и надоедливая, но его. Ведь его же?

Это он решил держаться в стороне, а вот если бы хоть раз сделал шаг навстречу, отодвинул Рона и спросил: «Ты пойдёшь со мной?» — то он точно знал, какой услышал бы ответ.

Она всегда за ним шла. Всегда выбирала его. А он выбирал кого угодно, кроме неё.

Он не отрываясь смотрел на подругу детства, на ту, которая давно перестала быть просто подругой, и сжимал кулаки от желания просто встать, подойти и попросить.

«Выбери снова меня».

На её щеках лежали тени от подрагивающих ресниц, и вдруг — дыхание Гарри перехватило — они дрогнули. Гермиона открыла свои карие глаза и уставилась прямо на него.

Он отвернулся, стыдясь того, что его застигли за подсматриванием.

Она ведь целовалась с Роном, а, значит, выбрала его. Но почему в сознании до сих пор слышится её крик, словно лезвием полоснувший по груди, вырывая сердце.

«Гарри!»

Никто больше так не кричал, никто больше не остался с ним. Так, может, теперь, когда он жив, можно что-то изменить и стать ещё во сто крат счастливее?

С ней.

С той, которую старался не замечать рядом с собой, не замечать нежной кожи и сладких губ. Не замечать копны каштановых волос и тонкого тела, не замечать, как она светится, когда смеётся или плачет. Игнорировать свои желания и усилием воли подавлять их. Ради неё, ради Рона. И вот…

Он выжил. И она здесь. И желание здесь.

Жар окутал всё тело, скапливаясь в пояснице и делая его член твёрдым и жаждущим. Жаждущим вполне конкретного человека. А, может, к чёрту долг?

Он выжил. Так, быть может, стоит впервые в жизни начать жить для себя?

Он повернул голову и вновь столкнулся с её взглядом. Она смотрела так проникновенно, словно о чём-то вопрошая. А он? Он отвечал ей без слов. Говорил о своей глупости, о том, что выжил, о том, его желает.

Поняла ли она, о чём он молит?

Она повернула голову и посмотрела на кровать, где спал Рон, и Гарри готов был поклясться всеми крестражами, которые они уничтожили, что и в её взгляде, и во всей позе было прощание.

Потом она откинула одеяло и встала, демонстрируя простою сорочку чуть выше колена и тёмный пушок, мелькнувший меж стройных ног.

Гарри весь сжался. Он не знал, чего ждать, что сказать, как объяснить. Но объяснения были и не нужны, она словно поняла его без слов. Между ними так было всегда. Полное понимание. И когда ему потребовалось уйти на смерть, она приняла это и сделала так, как он негласно велел, — осталась с Роном.

Она взяла со своей тумбы волшебную палочку, трансформировала тряпочку в полотенце и чашу с водой. Смочила полотенце и, сев на краешек его кровати, начала обтирать его лоб, щёки, губы, шею, постепенно спускаясь всё ниже.

Гарри лежал, не двигаясь. Он боялся нарушить магию момента, которую она всегда создавала вокруг него своей заботой. Она всегда выбирала его. Так, может, и сейчас…

— Гермиона?

Она покачала головой и прикрыла полотенцем его губы. Он впитал в себя влагу и сглотнул, глядя в требовательные глаза, которые просили помолчать.

Она продолжила обтирать его тело, расстёгивая пижаму и проводя влажной тряпкой по груди — всё ниже и ниже. Когда она добралась до пояса штанов, то замерла и посмотрела в его глаза.

Всё так просто. Вот она и вот он. Друзья, всегда готовые поддержать друг друга. Неужели их дружба столько лет была всего лишь маской, прикрывающей что-то иное, что-то настоящее, то, что всегда незримо витало между ними. Витало, но не раскрывалось, задавленное чувством долга обоих.

Он знал, что должен умереть. Она знала, что он должен умереть.

И теперь они здесь. А между ними — его желание, так горделиво оттопыривающее пижамные штаны.

Она сглотнула, вздохнула, словно что-то для себя решая, и отложила влажное полотенце. Потом ещё раз оглянулась на Рона. Тот всё так же спал. Она повернулась к Гарри и кончиками пальцев провела по его груди. Смущаясь и краснея, она подцепила пояс пижамных штанов и стянула их вниз, оголяя вставший ствол. Член Гарри смотрел прямо на неё, подрагивая в такт пульсу, словно умоляя о ласке. Он словно требовал, чтобы Гермиона прикоснулась к нему и доказала, что снова выбирает Гарри.

Она была напряжена до предела, по телу прошла дрожь от осознания, что сейчас её детская мечта может стать реальностью. В голове был полный хаос, мысли взлетали вверх и сталкивались между собой, как заклинания рассыпались мириадами искр, но это не мешало Гермионе лёгкими касаниями продолжать ласкать член Гарри.

Он должен был умереть. Всё было понятно. Она осталась бы с Роном, и назвала бы сына Гарри. Всё было понятно, но Гарри выжил, и в её сердце открылась зашитая грубыми нитками рана, выпуская на свободу все её чувства, погребённые под обвалом безразличия. И теперь, когда она увидела в его взгляде то самое, что так давно искала, она должна доказать и ему, и себе, что выбирает его, что её влюбленность в Рона — это просто мишура, пыль в глаза.

Она пододвинулась ближе, и Гарри взял её руку, которой она поглаживала его член. Их пальцы переплелись, а глаза не отрывались друг от друга. Такая простая ласка, но даже поцелуй Рона, пропитанный горечью войны и адреналином, не смог вызвать того океана чувств, в котором она тонула.

Он смотрел ещё неуверенно, словно боялся, что она сейчас повернётся и уйдёт. Но разве она может? Разве она когда-нибудь могла уйти от него? Ещё несколько часов назад она сказала, что будет с Роном, она даже была вполне уверена в этом. Она и правда приняла это решение. Но здесь, сейчас, она хотела быть с Гарри, потому что он хотел быть с ней. И доказать свою любовь и преданность старым как мир способом.

Она сама склонилась к его губам, легко коснулась их и зашептала, заливая слезами своё и его лицо:

— Я всегда шла за тобой, но ты не видел меня, ты не хотел меня, а Рон захотел. Потом я поняла, что ты должен умереть, и не хотела страдать, не хотела, чтобы и ты страдал и чувствовал вину, ведь у нас был долг. Мы выполнили его, и теперь даже не знаю… Не знаю, что чувствую. Я столько лет была влюблена в Рона, но тебя я любила всегда, и если бы тогда сказал идти с тобой в лес, к Волдеморту…

— То ты бы пошла не задумываясь, я знаю, — также тихо шептал Гарри.

Он дёрнулся, почувствовав, как она накрыла ладошкой головку его члена. Притронулась мягко, почти невесомо, как перышком провела. Его лицо исказилось от напряжения.

Гермиона же закусила губу от волнующей судороги, охватившей низ живота. Внутри вдруг стало горячо и пусто, и ей захотелось заполнить эту пустоту. В конце концов, она прекрасно знала, чего и, главное, кого ей не хватает. Всегда знала.

Гермиона плотнее обхватила его член ладонью и начала медленно скользить по всей, совсем не юношеской, длине. Когда-то она мечтала сделать это с Гарри, ласкала себя пальчиками, думая о нём. Потом влюбилась в Рона, но даже тогда мечтала сделать это именно с Гарри. Хотела почувствовать, как он проникает в неё, посмотреть его мысли, чувства, впитать его в себя, слиться с ним воедино.

— Выбери меня снова, — шептал он ей, сжимая под сорочкой небольшую грудь.

Рон спит, а они здесь, и оба знают, что сейчас произойдёт. Глаза в глаза и до крови кусая губы, потому что хочется кричать от полноты чувств и предвкушения.

Гермиона встала и дрожащими руками приподняла подол выше, ещё выше. Она уже почти и не дышала, так же, как и Гарри, взгляд которого метался между покрасневшим лицом и тёмным треугольничком между сжатыми ногами.

— Ты не должна, — шептал он, а глазах — сжигающая его страсть.

Она поставила колено на край кровати и неловко перекинула другую ногу через его бёдра. Уселась и сразу обхватила член пальцами. Гарри сжал свои руки вокруг её талии. Он не двигался и ждал, потому что она сама должна была дойти до конца и всё для них решить. Доказать ему и себе, что она теперь только его. А поцелуй с Роном и влюбленность совсем ничего не значат. Это замок из песка, который уже смыло волной из океана под названием «Гарри». Только он всегда имел значение для неё. Только это важно.

Он, она и желание, всполохами пляшущее между ними.

Она опёрлась рукой о его грудь и приподнялась. Другой рукой — направила член в себя, чувствуя, как коснулась заветного местечка его головка и чуть раздвинула влажные розовые складки. Страха не было, не было и стыда. Только желание, естественность и правда.

Здесь и сейчас.

— Я люблю тебя, Гарри.

— Я люблю тебя, Гермиона, — вторил он, не отрывая взгляда от того, как его член скрывался в узкой пещерке.

Он, не глядя, нащупал палочку, прошептал заклинание, снимающее боль и резко дёрнул бедрами вверх, прорываясь сквозь тоненькую преграду.

Гермиона вскрикнула от неожиданности и закусила губу, чтобы не застонать. Она руками упёрлась в грудь Гарри, а волосами медленно ласкала его лицо. Он раздвинул шёлковую завесу и нежно поцеловал. Так же нежно, как двигался внутри его член.

Боли не было, но по бедру медленно потекла тоненькая струйка крови, пропитывая простыни и матрас.

Они посмотрели друг на друга, словно впервые, словно очнувшись от какого-то затяжного сна. А, может, так оно и было? Они просто спали и проснулись. Вместе. Теперь он был для неё не только самым лучшим и важным человеком, но и любимым. Теперь она была для него не просто верной подругой, а возлюбленной. А Рон и Джинни остались в прошлом, во сне, а реальность — вот она. И чувство наполненности, и боль в груди, потому что сердце стучит слишком сильно.

Гарри потянулся наверх, превозмогая боль в ещё заживающей спине, и обнял её двумя руками, с утробным стоном впиваясь в губы. Потом упал обратно и перевернулся, нависая над ней и продолжая размеренные движения.

— Я думал об этом, — прошептал он ей в губы, прежде чем снова поцеловать.

Гермиона с готовностью отвечала на настойчивые поцелуи и поддакивала бёдрами. Потом оторвалась от его губ, задрала свою сорочку повыше, открывая ему доступ к груди, и закусила тонкую ткань зубами. Она хотела быстрее, но не хотела оглашать своими криками Больничное крыло.

И снова Гарри понял её без слов, снял очки, впился губами в её грудь, целуя её, облизывая соски, тогда как бёдра его словно зажили своей жизнью. Он ускорился и яростно вбивался в Гермиону, доказывая себе, ей и всему миру, что жив, что любит, что теперь будет делать только то, что хочет! А хотел он Гермиону, именно так — с ним и под ним.

— Тебе не больно? — волновался он.

— Мне, — резкий выпад в самую глубь, — очень хорошо, только давай потише. Рон.

— Ты любишь его? — рычание в губы.

— Тебя я любила всегда больше, — шёпот. — Я твоя.

И Гарри, улыбнувшись, продолжал вбивать Гермиону в кровать. Она как-то умудрилась накрыть их одеялом, под которым он продолжал сжимать её плечи и ритмично двигаться внутри неё. Он шептал: «Моя» — и продолжал движение. Снова и снова. Раз за разом. То приникая к её маняще приоткрытым губам, то набрасываясь на её отвердевшие соски.

Они не думали больше ни о Роне, ни о Джинни. Весь мир исчез, остались только он, она. И любовь, которая сжигала их обоих, приближая к бурному оргазму.

Но Рон не спал. Он смотрел, как его девушка трахается с его лучшим другом и выл. Выл от отчаяния, закрывая кулаком рот, чтобы эти предатели не услышали ни звука. Он хотел убить обоих. Встать, крикнуть: «Авада Кедавра!» — и он бы даже, наверное, смог. Но ведь он знал, всегда знал, что Гермиона не его.

Никогда не была его.

Она всегда выбирала Гарри, и она снова выбрала его. У Рона был бы шанс, если бы Гарри умер. Был шанс на то, чтобы, так же как и Гарри, вбивать Гермиону в матрас и ловить губами её стоны и слова любви.

Но он выжил. Гарри всегда выживает. Выжил и забрал то единственное, что имело для Рона значение.

Он хотел отвернуться, но не мог не смотреть, как Гермиона впилась ногтями в спину Гарри и почти разодрала рубашку его пижамы, как она трясётся в судорогах оргазма. Как Гарри делает несколько последних движений и замирает, заполняя своим избранным семенем её лоно.

Вот и всё. Скоро вереница умненьких Поттеров забегает по Хогвартсу, а он так и останется забавным другом героя.

Они ушли.

Просто собрали вещи и слиняли. Гермиона подошла к нему и, прошептав слова извинения, поцеловала в самую макушку, а он сдержался и ничего не сказал, а после рычал в подушку и заливал её слезами.

К следующему утру Рон успокоился и даже смог выйти из Больничного крыла, проигнорировав вопрос медсестры о Гарри и Гермионе. Об этих предателях.

Но Джинни он рассказал всё. И про секс, и про то, что они ушли. Он с болью смотрел, как тускнеет сияние в её глазах, дрожат губы, а слёзы друг за другом стекают по бледным щекам.

Рон прижимал сестру к себе, стараясь впитать в себя её горе и обиду, потому что своё он уже выплакал.

Была девушка. Был друг. Осталась только семья.

Впереди замелькали вспышки колдокамер, и целая толпа репортёров неслась к нему с расспросами. Он спрятал сестру за спиной и мужественно принял на себя бремя национального героя.

Тем временем Гарри с Гермионой шли по берегу моря и держались за руки. Наверное, им много всего нужно было обсудить, но после долгого разговора с родителями Гермионы, которым несколько часов назад они восстановили память, говорить не хотелось.

Зато хотелось целоваться. Зато хотелось любить друг друга, чем они и занялись, скрывая себя защитными чарами.

— Мы должны вернуться в Британию и всё объяснить, — шептала она, поцелуями спускаясь по его груди всё ниже и ниже.

— Мы больше никому ничего не должны, — твёрдо ответил Гарри и задохнулся, когда она мягко накрыла губами его член.

Закатное солнце Аделаиды покрывало золотом два лоснящихся от пота молодых тела, предающихся страсти у самого моря, словно давая новые краски их жизни и любви.

Против течения

— Мы, кажется, пришли, — сказал Гарри, останавливаясь.

Гермиона увидела крошечную лачугу — на другой стороне реки Инглетов в графстве Ланкашир. "Лачуга" — была слишком мягко сказано. Это небольшое жилье, казалось, было сделано из грубого камня, покрыто черной грязью, а крыша накрыта рубероидом. Таинственный лес с огромными деревьями боролся с вторжением человека: со всех сторон лачуга заросла мхом, а крыша была увита засушенной лозой. Грязь и растительность хорошо скрывали дом: виднелось лишь одно крошечное окно и кособокая труба сверху: единственные детали, по которым можно было определить это место, как жилище человека… или кого-то ещё.

— Здравствуйте! — крикнул Гарри и неловко махнул рукой.

Спустя, казалось, целую минуту грубая дверь открылась и в проеме возникла седая косматая голова. Несколько мгновений мужчина рассматривал их с подозрением, пока его взгляд не впился в Гермиону. Её присутствие, казалось, успокоило его, потому что он показался из двери с дробовиком, зажатым в огромных руках.

Гарри с Гермионой переглянулись и сжали в карманах волшебные палочки. Им было необходимо поговорить с этим волшебником, похожим на медведя, о котором они услышали мельком в Лютном переулке. Но они опасались выстрела дробовика и не были уверены, что успеют защититься.

Гермиона кивнула, в голове перебирая нужные заклятия и Гарри сделал несколько шагов к обрыву.

— Палочки не доставать! — крикнул волшебник. — Сейчас мост брошу.

— Гарри, ты уверен, что это необходимо? — прошептала Гермиона. — Мы можем…

— Это единственная зацепка. Он был владельцем Бузинной палочки, — Гарри увидел скептический взгляд, и раздраженно вздохнул. — Мы же договорились. Сейчас это необходимо.

Гермиона лишь пожала плечами, как бы давая Гарри карт-бланш. В конце концов, только на него она и могла положиться. И это порой смущало её, потому что лидерские качества, которые он демонстрировал, заставляли её сердце сладко сжиматься. Она понимала, что эти чувства далеки от дружеских.

Гарри повернулся к лачуге и крикнул:

— Меня зовут Гарри. А вы — Виссарион Ларгентон.

— Даже выговорить смог? Ну и что?

— Если не возражаете — у нас есть несколько вопросов о Старшей палочке.

— А что с ней?

Гарри сделал паузу, подбирая слова.

— Мы ищем её. Она пропала.

Ларгентон переместил жевательный табак под другую щеку и задумался.

Я вряд ли смогу помочь тебе, но задать пару вопросов вы можете. Палочки держите при себе, — не выпуская из рук дробовик, он бросил через глубокую речушку длинную темную доску.

Гермиона взглянула на нее и задумалась, что именно такой и стала ее жизнь. Опасной и порой грубой. Постоянные погони и поиск укрытия сильно выматывали. И только Гарри был маяком в этом океане опасности и страха. Он вел ее за руку, а она помогала ему находить ответы. Одни во всем мире.

Гермиона не удивилась, когда Рон оставил их, ведь он слишком привык к комфорту. Все её чувства теперь сосредоточились на этом мрачном мужчине рядом с собой, в котором она когда-то видела лишь мальчишку.

Гарри протянул руку, за которую Гермиона сразу ухватилась, посмотрев в зеленые глаза. Его взгляд в последние недели очень ясно говорил, чего он ждет от нее, но она все еще сохраняла дистанцию.

— Эй, вы, там, — крикнул Ларгентон, привлекая к себе внимание. — Идите сюда.

Гермиона посмотрела на доску, на бурлящий водоворот реки внизу и глубоко вдохнула.

— Я готова, — сказала она Гарри.

Он прижал ее руку к своей талии.

— Держись за меня для равновесия, — посмотрел он ей в глаза.

— Не нужно. Если я упаду, то не хочу утянуть тебя за собой.

— Как будто я не прыгну за тобой в любом случае, — он схватил её запястье еще раз и поместил на свой пояс. — Держись.

— Чего вы там застряли? Идёте? — раздраженно крикнул Ларгентон.

— Да, — Поттер спокойно встал на доску, и Гермиона последовала за ним. Двенадцать дюймов были достаточной неплохой шириной. Ребенком она ходила и по более узким доскам, когда пряталась от детей, дразнящих её в школе. Но теперь она была взрослой и знала, что значит безрассудство, и никогда не стала бы рисковать, переходя ревущую реку добровольно. Она помнила лишь одно: нужно идти уверенно и не смотреть вниз. Она не цеплялась за Гарри, просто аккуратно сжимала его ремень, и это действительно помогало ей удержать равновесие. В мгновение ока они перешли по доске и оказались на твердой земле.

Ни Поттер, ни Ларгентон не предложили обменяться рукопожатием, поэтому Гермиона собравшись с духом, вспоминая правила этикета из очередной книги, протянула свою руку:

— Я Гермиона Грейнджер. Спасибо за то, что вы согласились поговорить с нами.

Отшельник следил за её рукой, как будто та, словно змея, могла его укусить. Но все же осторожно сжал свою большую лапу вокруг ее пальцев и слегка потряс.

— Рад познакомиться. У меня нечасто бывают гости.

Ларгентон не шутил. Он сделал все, чтобы до него нельзя было добраться. Но разве есть преграды для Избранного и его верной подруги, ищущих способ расправится с Волдемортом и его последователями. Они надеялись, что если какой-то крестраж они не найдут, самая сильная палочка всё равно справится.

Гермиона взглянула на Гарри и снова почувствовала, как её тело покрывается мурашками. Что изменилось, а главное, когда? Не тогда ли, когда ушел Рон, и они поняли, что остались вдвоем, часто проводя вечера, просто смотря друг на друга, словно боялись потерять единственный ориентир. А может быть, все началось еще раньше? Ведь она всегда выбирала Гарри и шла за ним — навстречу любой опасности.

Гарри настороженно смотрел на Ларгентона, который так и не пригласил их войти, но Гермиона была этому только рада. Мало того, что лачуга была крошечной, можно было держать пари, что мистер Ларгентон не был силен в домашнем хозяйстве.

Поблизости было несколько камней подходящего размера, и он указал им на них. Сам отшельник уселся на пень.

— Итак, чем я могу помочь вам?

— Нам нужна Старшая палочка, чтобы убить Вол…

— Табу, Гарри… — воскликнула Гермиона, и Ларгентон сжал в руках ружье.

— Того-кого-нельзя-называть, — закончил Гарри, мельком осмотревшись и поняв, что опасности не возникло.

Так же поступил Ларгентон и, нагнувшись к Гарри, прошептал:

— Поттер, я не знаю, как убить эту тварь, но думаю, что Старшей палочки будет недостаточно. Есть что-то еще, — он заметил, как переглянулись Гарри с Гермионой. — Что-то что держит эту гниль на нашей земле, и вы знаете, что, верно?

Гарри кивнул и спросил:

— Кто победил вас и забрал палочку?

— Гриндевальд. И не спрашивайте подробностей. Он выиграл её в честном бою.

— Значит… — ошеломленно заговорила Гермиона, перебирая в голове исторические факты.

— Она была у Дамблдора, — кивнул Ларгентон.

— Снейп? — посмотрел Гарри на Гермиону, но та покачала головой, кивнув на отшельника. — Достаточно обезоружить.

— Верно, — кивнул Ларгентон, — А кто обезоружил старика?

— Малфой. Драко, — просто ответил Гарри и резко встал.

— Куда мы? — сразу вставая за ним, спросила Гермиона.

— Нам нужно выяснить, где сейчас палочка, и обезоружить Малфоя.

Они поблагодарили Ларгентона. Гарри, проходя мимо, сунул ему несколько золотых монет, и они с Гермионой вернулись к самодельному мосту. Гермиона чувствовала себя достаточно уверенной, чтобы не держаться за пояс Гарри на обратном пути, хотя тот и настаивал. Потом она не посмотрела вниз на воду и не вспомнила, что они могли воспользоваться палочками. Она только запустила руку в карман за палочкой, как вдруг почувствовала головокружение. Они были почти на полпути, когда она оступилась. Гарри предупреждающе вскрикнул. Доска накренилась под их ногами, Гермиона выпустила его пояс, замахала руками, стараясь обрести равновесие. Всё случилось слишком быстро. Она не успела даже закричать, когда они оба оказались внизу, в стремительно несущейся ледяной реке.

* * *

Вода была очень холодной. К тому же река оказалась глубже, чем Гермиона ожидала. Оказавшись в стремительном потоке, она с головой ушла под воду. Её переворачивало и швыряло из стороны в сторону, как тряпичную куклу, с которой играют расшалившиеся дети. Инстинктивно Гермиона начала грести, стараясь плыть по течению, а не бороться с ним, и словно в награду за старания, её вынесло на поверхность. Голова показалась над водой, и Гермиона втянула воздух. Мокрые волосы облепили лицо так, что ничего не было видно. Ей показалось, что она слышит чей-то отдаленный крик, но мощный поток снова увлек её под воду. Гермиону снова отшвырнуло вправо, к середине реки, и ей опять пришлось бороться, чтобы выплыть наверх. Как-то ей удалось развернуться и снова поплыть по течению. Она начала грести изо всех сил и все же вырвалась на поверхность.

— Гермиона!

Голос, окликнувший её, был хриплым от напряжения, но она узнала бы его из тысячи. Повернувшись, он увидела Гарри позади себя. Он пытался приблизиться к ней, рассекая воду отчаянными мощными движениями.

— Я в порядке! — закричала она, почувствовав, что течение уносит ее. Гребя ещё усерднее, она старалась удерживать голову над водой.

Гарри плавал лучше, но он был тяжелее, и ему никак не удавалось сократить расстояние между ними. Если бы Гермиона перестала грести, течение снова утянуло бы её вниз. С обеих сторон реки были высокие, крутые откосы, течение несло их, как по жёлобу, не оставляя им никакого шанса выбраться, даже если они смогут достичь берега.

Впереди река делала поворот влево. На правом берегу, почти касаясь воды ветвистой кроной, лежало поваленное дерево.

— Дерево! — крикнул ей Гарри. Гермиона взяла вправо, сражаясь с потоком, чтобы суметь ухватиться за какую-нибудь из веток. Её накрыло с головой в тот самый момент, когда она пыталась сделать вдох, и она набрала полный рот воды. Ей удалось снова выбраться на поверхность, но усталость и холод делали свое дело: мышцы сводило судорогой, легкие жгло от боли.

"Если бы только достать до ветки!"

Держась за нее, можно было бы немного передохнуть или, может быть, даже достать волшебную палочку. И все же Гермионе удалось добраться до дерева; течение услужливо вынесло её направо, туда, где берег был подмыт водой. Гермиона изо всех сил вытянула руку и ухватилась за торчащий сук. В тот же момент накатившая волна потащила ее за собой, сухая ветка обломилась, Она снова оказалась под водой. Силы быстро покидали ее, ноги слабели, движения рук из уверенных стали беспорядочными. Всё же ей удалось ещё раз выбраться на поверхность и получить необходимый глоток воздуха, и в тот самый момент, когда бурное течение, казалось, затянет её безвозвратно, крепкая рука подхватила её и удержала. Дерево не остановило Гермиону, но задержало и позволило Гарри догнать её.

— Направо! — прокричал он. — Палатка на том берегу!

Его вера в то, что они выберутся, успокаивала. Иначе бы он беспокоился не о том, на какой берег они вылезут, а лишь о том, чтобы спастись.

Гермиона не знала, как далеко они оказались, течение было таким сильным, что они могли оказаться уже в полумиле от хижины Ларгентона. Внезапно, русло стало шире, и скорость потока изменилась.

Течение всё ещё было быстрым, она не смогла бы плыть против него, но, по крайней мере, поток был спокойным и не швырял её во все стороны. Берега стали более пологими, но заваленными громадными камнями. Теперь Гермиона могла держаться на поверхности с меньшими усилиями и дать немного отдохнуть натруженным мышцам. Однако холод пробирал до костей, и она понимала, что им долго не продержаться.

— Лови! — Гарри, как всегда в экстренной ситуации мыслящий неординарно, бросил ей свой ремень. Узкая полоска кожи шлепнулась прямо перед ней. — Обмотай конец вокруг запястья! Не думай о палочке, сейчас ее не достать из мокрой одежды.

— Я же буду тянуть тебя вниз.

— Нет. Нам надо держаться вместе. Делай, что говорят!

Гермиона понимала, что без него ей не выбраться. С другой стороны, если она утянет его на дно, погибнут оба.

— У нас мало времени! — прокричал он. — Мы должны выбраться как можно скорее, дальше по течению водопад.

Водопад, здесь, на этой реке? У неё кровь застыла в жилах. Если они не разобьются о скалы, то утонут, не справившись с силой бьющей вниз воды. Гермиона не знала, что именно собирался делать Гарри, но была готова следовать за ним в любом случае. Она схватилась за ремень и несколько раз повернула руку, обматывая кожу вокруг запястья.

— Впереди поворот направо! — вода захлестывала его с головой, он кашлял и отплевывался. — Прямо сейчас. Течение на повороте замедляется, это наш шанс. Держись за меня, я вытащу нас.

— Я могу работать ногами, — Гермиона не узнала свой голос, он стал гортанным.

— Тогда работай что есть силы.

Так она и сделала.

Мышцы её ног уже не то что болели или горели, они были в агонии, но она гребла.

Гарри двигал руками, как автомат, таща их наискось через поток. Вперёд они продвигались быстро, в сторону — дюйм за дюймом, и поворот приближался слишком быстро. Река грозила пронести их мимо излучины до того, как смогут добраться до спокойного берегового течения.

С рычанием Гермиона ринулась вперед, почти догнав Гарри, — резкий выброс адреналина придал ей силы. Без её веса на буксире, он мог двигаться быстрее. На правом берегу у самой воды росло большое дерево, цепляясь корнями за землю. Проплывая мимо, Гарри ухватился правой рукой за большой корень. Но Гермиону продолжало нести течением. Когда ремень, связывавший их, натянулся до предела, всё её тело дёрнулось, как на пружине, но она не выпустила конца ремня из рук. Гарри с искажённым от усилий лицом, стиснув зубы, пытался вытянуть Гермиону против течения левой рукой, правой продолжая цепляться за корень. Она гребла, раскачиваясь всем телом, но внезапно хватка потока ослабла, и ее почти вытолкнуло по направлению к берегу, так, что она смогла зацепиться за ветви с другой стороны дерева. Теперь они висели в воде с разных сторон дерева, соединённые ремнём.

Гермиона тоже схватилась за корень, и ей удалось упереться ногой в камень, лежавший на дне близко к дереву. Хотя поток воды по-прежнему толкал ее, она сумела выпрямить трясущиеся ноги и принять устойчивое положение.

— Отпускаю ремень, я держусь, — она едва могла говорить. — Как ты?

— Хорошо, — ответил он.

Гермиона раскрутила ремень, и его свободный конец поплыл по воде. На долю секунды она испугалась, ей показалось, что ее снова затягивает вниз, как будто река только и ждала этого момента, чтобы свести с ней счеты. Она крепче обняла дерево и прижалась к нему. Гермиона никак не могла отдышаться, воздух со свистом вырывался из натруженных легких. Она ничего не слышала, кроме шума воды и стука собственного сердца, звеневшего в ушах. Гарри обхватил ее за подмышки и вытащил из воды на прибрежные скалы.

Это, казалось, стоило ему последних сил. Тяжело дыша, со стоном он рухнул на колени. Гермиона лежала лицом вниз там, куда он её вытащил, не в силах сделать ни одного движения. Ее тело словно налилось свинцом, она не могла пошевелить даже пальцем.

Нагретые солнцем камни немного согрели замерзшее тело. Вода ручьями стекала с волос и одежды. Гермиона закрыла глаза, прислушиваясь к его и своему дыханию и своему бешеному пульсу.

Они живы.

На какое-то время она заснула, а может, потеряла сознание. Потом ей с большим усилием удалось перевернуться на спину и подставить лицо солнцу. Всё ещё тяжело дыша, почти пьяная от облегчения, она подставила лицо теплым лучам.

Они чуть не погибли. Так глупо. А еще волшебники. Гермиона до сих пор не могла поверить, что им удалось выбраться на берег. Но одной ей бы это не удалось, она знала это точно. Река бурлила и пенилась всего в полуметре от Гарри, разъедая камень и подмывая упрямое дерево, зная, что в итоге победа будет за ней. Время, в конце концов, работало на воду. Только благодаря Гарри им удалось вырваться из объятий реки. Он опять показал себя настоящим героем. Гермиона почувствовала, как та нега, сжимавшая сердце, переходит ниже, и, чтобы мысли не увели ее дальше, задала вопрос:

— Как случилось, что мы упали в воду?

— Берег обрушился и доска накренилась.

Не успел он ответить, как у нее возник другой вопрос:

— А как ты узнал, что на этой реке есть водопад?

Он минуту помолчал, потом со смешком ответил:

— Водопад всегда есть. Ты что, книжек не читаешь?

Гермиону захлестнули эмоции: облегчение и почти искрящееся ощущение любви к жизни и к Гарри. Она засмеялась от счастья.

Он перекатился на спину, его грудь высоко вздымалась от тяжелого дыхания. Но легкая улыбка изогнула жесткую линию его губ, когда он повернулся и посмотрел на Гермиону. Прищурившись от солнца, он долго её разглядывал. Потом вдруг сказал:

— Я б отказался от волшебства, чтобы взять тебя прямо сейчас.

От шока ее смех сразу исчез, словно его и не было. Гарри смотрел в ее глаза с мокрыми ресницами и думал, как же он долго не замечал ее, принимая присутствие подруги, как данность, пока они не остались наедине. В какой-то момент образ Джинни вытеснили теплые объятия Гермионы, которые она дарила, когда он возвращался с дежурства. Они словно вросли друг в друга, и в какой-то момент Гарри захотелось это почувствовать. Себя в ней.

В своих фантазиях и желаниях он заходил с каждым днем все дальше, но видел, как она продолжает держаться на расстоянии. Хотя он знал, что и Гермиона хочет его. Может быть, это из-за той ситуации, в которой они оказались, но Гарри готов был принять это. Только бы быть с ней.

Сегодня же они чуть не погибли, так глупо и по-дурацки. Больше он ждать не намерен.

Она и Гарри? Откровенность сказанного была настолько ошеломляющей, что на миг происходящее показалось ей нереальным. Гермиона лежала без сил на согретых солнцем камнях, голова кружилась, а нервы были на пределе. Потом пришло осознание, что всё происходит наяву, и неистовое желание, накрыло ее с головой. Гарри и она. От одной мысли о близости с ним у нее закружилась голова.

Он даже никогда не целовал ее. В конце концов, это Гарри. Просто Гарри. Даже после осознания своих желаний Гермиона она скрывала свои чувства. Но он всё равно знал, взгляд его изумрудных глаз красноречиво свидетельствовал об этом.

— Ты слишком много думаешь, — лениво сказал он. — Это было всего лишь наблюдение, а не объявление войны.

— Девушкам свойственно много думать, — твердо сказала, а потом вздохнула. — Нам приходится — для гармонии.

Странно, что он выбрал войну для сравнения. С другой стороны, сравнение, кажется, подходило. Щурясь на солнце, пытаясь найти точку опоры, потому что земля, казалось, уплывала у нее из-под ног, она спросила:

— А почему ты готов отказаться от магии, а не от чего-то попроще, — Гермиона задала очень глупый вопрос и знала это, как, впрочем, и Гарри, который скептически поднял бровь. — Что ж, тогда я польщена.

— Но не заинтересована.

Она могла бы закончить разговор, просто сказав "извини", и этого было бы достаточно, чтобы перевести все в шутку. Вместо этого она закрыла глаза и промолчала, не в силах солгать. Между ними повисло молчание.

Гарри приподнялся и подвинулся к ней ближе, закрыв солнце.

— Ты еще можешь сказать "нет", — прошептал он.

Его рука легла ей на живот. Гермиона чувствовала тепло его тела, ладоней, которое проникало сквозь мокрую одежду. Его рука скользнула в ее джинсы, и Гермиону бросило в жар от нарастающей волны желания.

— Я же не собираюсь делать это здесь и сейчас. Мы должны вернуться в палатку. Скалы совсем не подходят для того, чем я хочу заняться. Наша одежда промокла, и если мы ее высушим заклинанием, она встанет колом. Я почти отморозил себе мужское достоинство, к тому же у нас нет презервативов. Но через несколько часов всё будет по-другому, и если ты сомневаешься в своем решении, то лучше сказать об этом сейчас.

Он прав. Она должна сказать "нет".

Ну и зачем он дает ей право выбора? — мысленно ударил себя по лбу Гарри.

Она открыла глаза и повернулась к нему лицом. Он наклонился и поцеловал ее холодными губами. Приподняв ее, он откинул рукой ее мокрые волосы, обняв за шею, и медленно углубил поцелуй, прижав к себе. От его прикосновения по всему телу Гермионы стало разливаться тепло, она почти согрелась, но внезапно её снова затрясло от холода. Гарри пристально посмотрел на нее и провел рукой по волосам. Глаза его выдавали недвусмысленное желание.

— Мы должны вернуться к палатке и согреться. Солнце скоро зайдет, нам надо переодеться, в сырой одежде мы замерзнем.

— Хорошо, — он отодвинулся, и Гермиона села.

— Ты не думаешь, что мистер Ларгентон сообщил Пожирателям, и они уже ищут наши тела?

— Я в этом сомневаюсь. Полагаю, ты не слышала, что он кричал.

— Слышала крик, но не могу сказать, что.

— Он кричал: "счастливого пути!"

Гермиона посмотрела на него с изумлением. Потом она нервно захихикала, поднимаясь на ноги. Она догадывалась, что Ларгентон был из тех людей, кого не волнует никто, кроме себя.

Покачиваясь, она оценила обстановку. Очки Гарри не потерял, ведь Гермиона их предусмотрительно приклеила к нему заклинанием. Её сумочка так и висела на поясе, а палочка лежала в кармане.

Всё тело ломило, но она не могла понять, болит ли оно от ушибов или это просто мышцы болят от усталости. Ей повезло, она ни разу не стукнулась настолько сильно, чтобы сломать себе что-нибудь. В душе она благодарила Мерлина за то, что эта река оказалась глубокой, что спасло их жизни. Окажись она немного мельче, и они разбились бы о скалы.

Ее кроссовки пропали, она стояла в одном носке, который удержался каким-то чудом. Свитер, который был накинут на плечи, сейчас тоже лежал где-то на дне. Часы разбиты, лицо расцарапано.

Гарри, глядя на ее босые ноги, сказал:

— Нам нужно аппарировать, — и трясущимися руками достал палочку. Неожиданно обнял ее, крепко прижав к себе, надеясь, что так им удастся хоть немного согреться. Они стояли, тесно прижавшись друг к другу, и Гермиона прошептала.

— Пойдем домой.

Дом, — это то место, где бьется твое сердце. А сердце этих двоих давно билось друг для друга. Гарри в какой-то момент понял, что теперь он хочет победить Волдеморта только ради нее, ради Гермионы, чтобы их будущее было спокойным, а их дети спокойно учились в Хогвартсе.

— Да, домой, — прошептал Гарри, и они покинули берег реки,

Спустя десять минут они наконец добрались до поляны, на которой была скрыта их палатка, когда-то принадлежавшая Артуру Уизли. О его младшем сыне Гермиона перестала думать очень давно, сосредоточив все внимании на Гарри, который стал центром её вселенной. Гермиона вытащила палочку и, сделав несколько движений, прошептала заклинание. Палатка появилась словно из ниоткуда, и Гарри с Гермионой дошли до нее, держась за руки.

Гарри откинул полог, и они вошли внутрь. Гермиона хотела пройти дальше, но он удержал её. Они молча стояли рядом. Она чувствовала каждый удар сердца, даже пальцы покалывало.

Повернувшись к Гарри, Гермиона заговорила:

— Э-э… Я сниму тряпки с ног и приму душ, а потом…

— Сядь, — сказал он жестко, но тут же исправился, увидев непонимающий взгляд Гермионы: — Пожалуйста.

Гарри отпустил её, пройдя вглубь палатки, и выдвинул кресло. Он усадил ее туда и включил лампу на тумбочке возле своей кровати с помощью палочки. Гарри встал на колени и снял с нее мокрый носок.

Гермиона засмущалась, но не остановила его, увидев решительный взгляд. Когда ступни оголились, он осторожно осмотрел их в поисках царапин или порезов, но, кажется, повреждений не было. Когда он закончил, то встал, Гермиона знала, что должно было сейчас произойти, и занервничала — еще больше, чем когда-то на СОВ. Он подскочила, провела дрожащей рукой по своим непослушным волосам.

— Я приму душ, — снова сказала она, пытаясь пройти мимо него, но он обнял ее рукой за талию и притянул к себе.

Гермиона прекрасно знала, зачем придумывает оправдания. Она понимала, что когда-то это произойдет, когда-то она окажется в одной постели с мужчиной. То, что им оказажется Гарри — удивительно, невероятно, но хорошо. Очень хорошо. Она доверяет ему свою жизнь, значит, доверит и тело

— Душ подождет.

— Но мои волосы, вода в реке…

— Вода была чистая.

— Но мне нужно освежиться.

Гарри расстегнул ее джинсы и сказал:

— Хочу тебя такой.

И поцеловал.

В нем не было ничего романтического: ни ласковых словечек шепотом, ни галантных поступков, был только этот поцелуй, который все продолжался, поглощающий и ненасытный. Ее никогда раньше так не целовали — с таким напряжением, когда не оставалось ничего, кроме примитивного противостояния: мужчина и женщина. Он запустил руку в ее волосы, придерживая ее затылок ладонью, и слегка наклонил свою голову, углубляя поцелуй. Это напоминало захват. Но поцелуй и давал. Давал удовольствие. Она вся горела от пламени его рта и языка. Неопытность обоих давала о себе знать, делая движения рук и губ сумбурными, но это не смущало их.

Гарри чувствовал нетерпение. Впервые в жизни он был так возбужден. Гермиона осторожно положила пальцы на твердый бугор на его джинсах и расстегнула пуговицы. Разорвав поцелуй, она спустилась вниз, чтобы стянуть его мокрые джинсы, при этом старательно не замечая восставшей эрекции, почти касающейся ее лица. Гарри сдерживался из последних сил. Её вид — там внизу — был пределом его фантазий. Он даже покраснел, надеясь, что она не сможет заглянуть в его сознание.

Она поднялась и посмотрела ему в глаза, прикасаясь к его члену: твердому, длинному, пульсирующему. Она обхватила его пальцами, пораженная толщиной, чувствуя шелковистость его кожи. Несмело двигая рукой вверх и вниз, она чертила круги на головке члена, заставляя Гарри содрогаться, издавая дикий, неукротимый звук.

Его руки напряглись, он опустил ее на кровать и за двадцать беспокойных секунд раздел ее донага. Еще десять секунд — и его одежда на полу. Положив руки ей на колени, он развел их и, не дожидаясь согласия, лег на нее.

Гермиона обнимала его, пока он, опираясь на одну руку, другой держал член у ее заветного входа. Он взглянул ей в глаза и, дождавшись кивка, одним резким движением оказался внутри.

Гарри замер, открыв рот и тяжело дыша, пока они смотрели друг на друга. Она не могла двинуться; ощущение его внутри себя было слишком острым и болезненным. Их взгляды скрестились в неярком свете лампы, и она была зачарована напряжением в его лице, его мышцы застыли, будто он не смел двигаться.

Она была благодарна, что он не торопился. Спустя полминуты ожидания она наконец почувствовала, как боль отпускает. Он понял, что с ней происходит, хотя она не смогла выдавить и слова. Его грудь внезапно поднялась в судорожном вздохе, и он медленно двинулся в глубоком рывке, войдя до самого конца.

Гарри сжался: его член, все тело. Она сжалась вокруг него. Его зрение затуманилось, пока он кончал, испытывая одну за другой волны почти ослепляющего наслаждения.

Гермиона видела, как он издал животный звук и выгнулся, содрогаясь, пока его бедра двигались, и он, погрузившись в нее, после нескольких долгих моментов, дрожа каждым мускулом, медленно опустился сверху.

А потом все было как пустошь — уныло и одиноко. Она лежала под ним, слишком усталая, чтобы двигаться, едва дыша, и пыталась удержать слезы. Наверное, плакать было глупо. Что случилось, то случилось. Но столько прочитанных книг рассказывали о каких-то взрывах и наслаждениях. Нет, конечно, ей было приятно, но она чувствовала себя обделенной. Она ощущала навязчивую потребность в утешении. Хотелось спрятать свое лицо на его плече и рыдать, как ребенок.

Потому, что это была огромная ошибка? Или потому, что все закончилось?

Даже при том, что он лежал на ней, тяжело вздыхая, она все равно могла чувствовать небольшое напряжение, идущее по его мышцам, как будто он так и не расслабился, будто уже думал двигаться дальше.

Что говорят после случившегося?

— Сделай это еще раз, может быть, у меня получится… — захныкала Гермиона. Она все равно это сказала, потому что не могла не сказать. Скользнув ногами по его бокам, она обвила их вокруг него и обняла руками; подняла бедра в попытке удержать его член в себе.

Он казался притихшим. Но не вышел из нее, наоборот, устроился поудобнее, наконец-то расслабившись и прижавшись к ней так, чтобы его член оставался в ней, но пока они не двигались.

Он молчал, испытывая вину за свою несдержанность и эгоизм. Он примерно понимал, что должен был сначала сделать, но хотел скорее оказаться внутри Гермионы. Остаться там навсегда.

Он тихо извинился перед ней и даже признался в любви — давно ведь собирался, но не услышав ответа, посмотрел на ее лицо.

Гермиона спала.

Она проснулась от сильных, медленных рывков внутри нее, от рук, держащих ее ягодицы, а Гарри прижимал ее к постели и терся своей лобковой костью о ее клитор. У него, возможно, не было богатого опыта, но он старался отыскать её чувствительные места и точки наслаждения на ее теле. Спустя несколько минут Гермиона наконец почувствовала, как тот самый взрыв удовольствия приближается, и заплакала от восторга, насколько это было восхитительным. Гарри понял её, он сделал все правильно, он сделал её счастливой. Волна спокойствия поглотила ее и вынесла на берег надежности. И пусть за стенами их палатки бушевала буря, здесь, скрытые от посторонних глаз, они были вместе. У них всегда будет штиль.

Адаптированная переведенная сцена из романа Cry No More by Linda Howard

Всё пройдёт. Часть 1

Вот и наступил конец долгой рабочей недели, пора домой. Но мысль об удушающей августовской жаре удерживала Гермиону в прохладе своего кабинета в Министерстве Магии. Над головой порхали десятки писем от коллег, требующих ответа, создавая взмахами крыльев приятное дуновение. И Гермиона уже минут пятнадцать глазела в иллюзорное окно, покачиваясь в кресле, — слишком расслабленная, чтобы волноваться о том, что становится действительно поздно. Она наблюдала за океаном, возле которого теперь жили её родители. Они часто звали её с собой, но она так и не решилась уехать. Не решилась оставить его.

Вечер пятницы подкрался незаметно, как впрочем, и любой другой. Начальник Гермионы, мистер Дингл, ушел час назад и давно был с семьей. Ничто не мешало и ей присоединиться к спешащей по улицам людской массе, но Гермионе домой не хотелось. Конечно, она немало потрудилась, чтобы квартира, в которой она жила, стала воплощением ее желаний, но в последнее время царившая в комнатах тишина не давала Гермионе покоя. Она пыталась заполнить эту пустоту музыкой, просмотром взятых напрокат фильмов, увлеченным чтением — когда оказываешься в другом мире будто бы наяву, и даже написанием собственной книги, но… Но она была одинока. В последнее время Гермионе больше не удавалось делать вид, что она наслаждается своим уединением.

«Это все погода», — устало подумала она. Лето выдалось жарким и влажным, просто изнуряющим. В глубине души Гермиона понимала, что беспокоит ее не жара, а разъедающее изнутри чувство отчаянного одиночества. После победы она должна была остаться с Роном, растить его детей, как делает сейчас это Ромильда, но она не смогла. Поняв природу своей привязанности к Гарри, она не смогла даже лечь с Роном в постель. Тогда ей казалось это предательством. Нет, не Гарри, а собственных чувств. Она всегда мечтала о любви, что бы ни говорила другим о Карьере. Появились нескромные желания, фантазии, неуместные по отношению к лучшему другу. Возможно, если бы она догадалась чуть раньше. Возможно, если бы она хоть раз увидела интерес, мелькнувший в его взгляде. Теперь уже поздно об этом говорить. Влюбившись не в того человека, она поставила крест на своей личной жизни. И углубилась в карьеру, заняв пост заместителя отдела правопорядка. А Гарри…

Внезапно разорвав пелену мыслей Гермионы, в комнату ворвался сияющий своей белизной олень — патронус Гарри Поттера. Гермиона так и замерла, отклонившись в кресле, и сразу подпрыгнула, словно сам Гарри смотрел на нее суровым взглядом сквозь своего защитника.

— Я продаю дом, — неожиданно сказал Патронус. — Пакую вещи Джинни… и мальчиков. Хочу передать их в Армию Спасения. Я нашел коробку с вещами Джинни, которые остались ещё с Хогвартса: всякая ерунда, которую вы делали своими руками, совместные фотографии… Я подумал, тебе захочется ее посмотреть, перебрать. В общем, если хочешь — приходи. Если нет…

Он не закончил фразу, но Гермиона догадалась: если нет, он сожжет их, возьмет и уничтожит все эти памятные вещицы. При мысли, что придется просмотреть всю коробку, воскрешая в памяти годы, проведенные вместе с Джинни — единственной девочкой, принявшей Гермиону такой, какой она была, она вздрогнула — боль утраты была все еще сильна. Но она не могла позволить Гарри уничтожить воспоминания о Джинни. Возможно, сейчас ей не хватит сил перебирать ее вещи, но Гермиона сохранит их. В старости, когда воспоминания уже не будут причинять столько боли, а останутся лишь грусть и ностальгия, она сможет достать эти вещицы.

— Да, — хрипло сказала она своему Патронусу, отправляя его к Гарри. — Мне бы хотелось. Я зайду прямо сейчас.

Ее руки дрожали, когда она убирала палочку. Гермиона только сейчас поняла, что больше не сидит. В какой-то момент разговора от напряжения она вскочила на ноги. В спешке Гермиона собрала свои книги и закрыла кабинет.

Общение с Гарри давно стало действовать на нее подобным образом. Вот уже несколько лет она старалась не думать, запрещала себе даже мечтать о нем. Достаточно было услышать его голос, чтобы превратиться во что-то, похожее на желе. Ей хватало и того, что они работали в одном здании. Гермиона даже перевелась на другой этаж, чтобы реже видеть его. Но вышло еще хуже; продвигаясь по карьерной лестнице, они неизбежно сталкивались на совещаниях и в коридорах. Единственным спасением было отношение к ней Гарри. Он никогда не выходил за рамки теплой дружбы, правда, объятия, так любимые ими в детстве, стали лишь греющим душу воспоминанием. Гермиона заставляла себя отвечать ему тем же. Что еще могла сделать женщина, имевшая глупость полюбить мужа лучшей подруги и своего друга.

Вместо того, чтобы сразу отправиться в дом Гарри и Джинни, Гермиона, не торопясь, зашла в ресторан и провела за тарелкой морепродуктов почти час. Все ее существо пронзительно кричало, подгоняя, торопя увидеть Гарри как можно скорее. Но какая-то часть Гермионы сопротивлялась. Она боялась войти в дом, где он жил с Джинни, где она и Джинни много смеялись, играя с детьми. Она не была там уже два года… Прошло почти два года с момента наиглупейшой аварии, в которую Джинни попала с обоими сыновьями.

Взглянув на часы, Гермиона поняла, что уже восемь. Она заплатила по счету и медленно пошла к дому Гарри. Сердце колотилось, как сумасшедшее, стало подташнивать, она покрепче схватилась за свою бисерную сумочку, которая после пережитых вместе испытаний стала для нее талисманом и придавала сил.

Гермиона не думала о том, как выглядит. Помада стерлась, но это ее не беспокоило, она не стала подкрашивать губы. И хотя из строгого пучка, который она всегда носила на работе, наверняка выскользнуло несколько прядей, она чувствовала себя достаточно опрятной. Гермиона вздохнула и тут же забыла об этом.

Свет в доме горел. Она медленно прошла по тротуару к дому. Пять маленьких ступенек вверх, и вот она нажимает на кнопку дверного звонка. Гермиона заметила, что трава у дома скошена, а кустарник подстрижен. Дом не выглядел заброшенным, но он был… пустым, и это разрывало сердце.

Гарри открыл дверь и посторонился, пропуская ее внутрь. Взглянув на него, Гермиона почувствовала, как перехватило дыхание. Она не рассчитывала, что в домашней обстановке он будет одет в костюм-тройку, но почему-то совсем не ожидала увидеть, насколько сильным стало его тело, как невероятно мужественно он выглядел в обтягивающих джинсах. Шиповки, никаких носок, старые джинсы и обтягивающая жилистый торс белая майка — для Гермионы он был абсолютно неотразим, признаться откровенно, он всегда был для нее идеалом.

Мельком взглянув на нее, Гарри отметил, что на ней все еще элегантная мантия.

— Ты не заходила домой? — спросил он.

— Нет, я только зашла поужинать.

В доме было жарко. Гарри открыл несколько окон, но это не помогало. Гермиона сняла тонкую льняную мантию и хотела повесить её в гардеробной, как обычно делала в гостях у Джинни. Поймав себя на этой мысли, Гермиона остановилась и просто бросила мантию на лестничные перила. Путь ее лежал на второй этаж. Поднимаясь, она расстегнула воротничок сшитой на заказ белой шелковой блузки и по локоть закатала рукава. Гарри на мгновение задержался перед дверью в спальню. В его глазах промелькнула боль, и он решительно сжал губы.

— Коробка здесь, — отрывисто бросил он. — В шкафу. Я буду упаковывать вещи в комнате мальчиков. Тебе потребуется время, чтобы просмотреть все содержимое.

Дождавшись, когда Гарри уйдет в другую комнату, Гермиона медленно открыла дверь и вошла в спальню. Включив свет, она осмотрелась. Ничто не изменилось со дня аварии: книга, которую Джинни по ее совету читала, все еще лежала на прикроватной тумбочке, ночная рубашка брошена в изголовье кровати. Со дня смерти Джинни Гарри не провел здесь ни одной ночи.

Вытащив коробку, Гермиона устроилась на полу и приступила к изучению ее содержимого. Достала первую фотографию, на которой были Джинни с Гермионой под руки с Гарри и Роном, и отвернула голову. На глаза её навернулись слезы. Господи Боже, если потеря подруги причиняет такую боль ей, то что чувствует Гарри? После такой тяжелой борьбы за спокойную жизнь потерять жену и детей…

Гермиона со временем поняла, почему Джинни сблизилась с ней. Любовь делает с людьми странные вещи. Она просто хотела быть ближе к Гарри Поттеру — мальчику-который-выжил. Со временем Гермиона и Джинни стали самыми близкими подругами. И Гермиона правда была счастлива за нее, ведь она столько лет ждала, когда Гарри обратит внимание на сестру лучшего друга.

Джинни всегда была этаким сгустком энергии: весело болтающая и смеющаяся, она пыталась расшевелить всех вокруг и часто отвлекала Гермиону от чтения. Синие глаза Джинни искрились, рыжие локоны, разлетаясь, отливали золотом, а сама она заражала энтузиазмом всякого, с кем ей доводилось общаться. Каждый день для нее был наполнен радостью. Она родила двух прелестных мальчиков и наслаждалась любовью их отца. Гермиона же посвятила себя работе, в которой нашла единственное утешение.

Скрывать свою любовь к Гарри, бороться с ней, держать свои чувства под контролем было не так легко. Но она никогда не показывала своих чувств, это было бы нечестно по отношению к Джинни. Но она всецело принадлежала ему. С самого начала. С первой минуты знакомства внутренний голос подсказал Геримоне, что этот мальчик станет для нее больше, чем просто сокурсником.

Гарри Джеймса Поттера нельзя было назвать заурядным мужчиной. Настойчивость и трудолюбие помогли ему стремительно взлететь по ступенькам служебной лестницы, конечно, помогла и победа над Волдемортом. Нет, он не был красавчиком: судя по огрубевшим чертам лица, жизнь явно его потрепала: высокие скулы были слишком резко очерчены; на лбу так и не сошел шрам, а нижняя челюсть теперь по твердости могла соперничать с куском гранита. Гарри стал очень резким нетерпимым человеком, таким его сделала война, а потом и потеря близких. К Гермионе он всегда относился по-дружески, но она всегда понимала, что такой жалкой заучке, как она, не стоило и пытаться заинтересовать такую сильную личность — героя Гарри Поттера.

Гермиона поняла, что любит Гарри, когда они с Джинни объявили о скорой свадьбе — в то же лето после битвы за Хогвартс. Дни без Гарри превратились в настоящую пытку, и она сообразила, для чего и для кого она жила все эти годы. Джинни и Гарри поженились через пять месяцев после битвы. Джеймс родился три месяца спустя первой годовщины свадьбы, еще через два года — появился Альбус. Два замечательных мальчугана, с внешностью отца и характером матери. Гермиона любила их. Они были детьми Гарри.

Она оставалась близкой подругой Джинни и Гарри и всегда заботилась, чтобы ненароком не посягнуть на то время, которое тот проводил со своей семьей. Он много охотился за беглыми Пожирателями, и Гермиона ограничивала свои визиты теми днями, когда его не было дома.

И тогда, и сейчас Гермиона изредка ходила на свидания. Обычно это выходило случайно: несправедливо втягивать волшебника в отношения, у которых нет будущего. С Роном она такое уже проходила. Дав надежду, она тут же её забрала. Гермиона не могла ответить на их любовь. На надоевший вопрос, когда же она выйдет замуж, у неё была одна отговорка: она слишком любит свою работу, чтобы стирать чьи-то грязные носки. Этот стандартный легкомысленный ответ помогал защитить ее трепетное сердечко, в котором царил Гарри.

Он все свое время посвящал Джинни и мальчикам, потому что всегда мечтал о семье. Автомобильная авария, случившаяся почти два года назад, практически убила его. Он перестал смеяться, в его глазах потух неистовый огонь. Джинни, только что получившая права, отвозила мальчиков в маггловскую школу, в которую они решили отдать их до поступления в Хогвартс, когда пьяный водитель в плотном потоке утреннего движения выехал на встречную. Это был удар лоб в лоб. Если бы тот водитель не погиб при столкновении, обезумевший от горя Гарри заавадил бы его на месте. Он постарел от переживаний, скрытых от посторонних глаз.

С нежностью Гермиона рассматривала стопку подвижных фотографий, запечатлевших ее и Джинни в моменты их детства и юности. Среди них попадались и фотографии мальчиков: вот они — младенцы, вот уже начинают ходить, а вот — буйное веселье подросших малышей, летающих на метлах. На многих фотографиях был Гарри: вот он возится с детьми, чистит метлу, косит траву, выполняет привычные обязанности, положенные мужу и отцу. Гермиона задержала в руках фотографию, на которой он лежал на спине в траве, одетый только в короткие джинсовые шорты, и держал над своей головой дрыгающего ножками Джеймса. Малыш явно был доволен и, поддерживаемый надежными руками отца, заливисто хохотал. Рядом с ними на траве пытался встать на ноги Альбус.

— Выбрала что-нибудь?

Гермиона от неожиданности подпрыгнула и уронила фотографию обратно в коробку. Слава богу, Гарри не обратил внимания, что именно она так пристально разглядывала. В смущении, пытаясь отвести свои широко раскрытые от волнения карие глаза, Гермиона поднялась на ноги, разглаживая юбку.

— Да, я заберу всю коробку. В ней так много фотографий нас, Джинни и мальчиков… Ты не возражаешь?

— Забирай, — резко ответил он и прошел в комнату.

Остановившись в центре спальни, Гарри огляделся, будто был здесь в первый раз. Его взгляд сквозь привычные круглые очки был холоден и безрадостен, казалось, его губы никогда вновь не улыбнутся. Гермиона знала, что тень улыбки, иногда появлявшаяся на его лице, была лишь данью вежливости. Она никогда не достигала глаз Гарри, не зажигала темные огоньки в их глубине.

Гарри был напряжен. Преодолев желание сжать руки в кулаки, он просто засунул их в карманы. Он пытался сопротивляться воспоминаниям, которыми была буквально напичкана эта комната. Когда-то он спал в этой постели вместе с Джинни, они любили друг друга на этих простынях… ранним воскресным утром его будили сыновья; здесь они устраивали свои шуточные баталии…

Гермиона отвернулась, не желая смущать Гарри, и нагнулась, чтобы поднять коробку.

Ее боль была не меньше: она любила Гарри и отдала бы все на свете, чтобы воскресить Джинни, лишь бы это вернуло ему улыбку. Так или иначе, Гарри всегда будет принадлежать Джинни. Он не перестал любить свою умершую жену и все еще оплакивал ее, страдаял из-за этой потери.

— Я закончил в комнате мальчиков. Все вещи упакованы. Я…я…

Его голос неожиданно прервался, и сердце Гермионы защемило. Гарри судорожно втянул воздух и задержал дыхание, сдерживаясь из последних сил. Внезапно его лицо исказилось от гнева, он кинулся к комоду и стукнул кулаком по столешнице, с грохотом раскидывая стоящие там баночки с косметикой и флакончики духов.

— Черт возьми, все было напрасно! Все! Война. Победа. Охота за крестражами. За что мы сражались, Гермиона, скажи мне, за что?! — проклиная все на свете, он прислонился к комоду. Тело его согнулось под тяжестью гнева и горя. Он не знал поражений, пока не потерял семью. Смерть — окончательный приговор, не подлежащий пересмотру. Появившись без предупреждения, она разрушила его привычный мир.

— В некотором роде, смерть мальчиков была еще хуже, чем смерть Джинни, — сказал он приглушенно. — Они были так юны, а им не представился даже шанс пожить по-настоящему. Они никогда не увидят Хогвартс, не произнесут ни одного заклинания. Они уже не смогут заняться любовью и увидеть рождение собственных детей. У них никогда не будет этой возможности…

Гермиона прижала коробку к груди:

— Джеймс целовался со своей подружкой, — сказала она дрожащим голосом. Несмотря на печаль, на ее лице появилась слабая улыбка. — Ее звали Сара. Хотя в классе было четыре девочки с таким именем, он твердо сказал мне, что его Сара — самая симпатичная. Джеймс поцеловал ее прямо в губы и попросил выйти за него замуж, а она испугалась и убежала. Он считал, что она еще не готова для замужества, но собирался за ней присматривать. Он сам мне рассказал, — добавила она, чуть рассмеявшись.

Геримона скопировала манеру Джеймса говорить, его протяжное произношение, упорство шестилетнего мальчугана, и губы Гарри начали подергиваться. Он пристально смотрел на Гермиону, и внезапно в глубине его ярких, зеленых глаз заплясали золотые огоньки. Гарри издал полузадушенный всхлип и, запрокинув голову, засмеялся глубоким смехом.

— О Мерлин, этакий маленький крепкий орешек, — он тихо посмеивался. — Бедная Сара, у нее не было шанса устоять.

Так же, как и у бедной Гермионы. Свою особенную харизму и решительность Джеймс унаследовал от отца.

Ее сердце перевернулось при звуках смеха Гарри, так давно она его не слышала. Это был его первый искренний смех, услышанный ею за последние два года. С момента аварии он не говорил ни слова: ни о мальчиках, ни о Джинни. Воспоминания вызывали боль. Создавалось впечатление, что он запер их на замок, просто чтобы выжить.

Гермиона передвинулась, все еще прижимая к себе коробку.

— Эти фотографии… Если ты когда-нибудь захочешь вернуть их, они — твои.

— Спасибо, — Гарри пожал плечами, пытаясь размять напряженные мышцы. — Оказалось, что это сложнее, чем я предполагал. Все еще… слишком тяжело для меня.

Гермиона отвернула голову, не в силах ответить и посмотреть на него без слез. Она боялась не справиться с ситуацией и выдать свои чувства. Гермиона ничем не могла облегчить горе Гарри. Если он заплачет, она не может даже двинуться с места. После аварии она страдала и из-за Гарри тоже: знала, как тяжело он все переживает, как страдает в одиночку. И не могла позволить себе обнять его, подставить ему плечо в эти трудные минуты. Гарри держался очень холодно, лишь по его замкнутому бледному лицу можно было понять, какое горе он удерживает внутри себя и скрывает от всех остальных. Гарри пережил всё один, не позволив никому разделить с ним скорбь.

Когда Гермиона подняла глаза, Гарри уже сидел на кровати, держа в своих сильных руках шелковую ночную рубашку Джинни. Наклонив голову, он пропускал ткань сквозь пальцы, снова и снова.

— Гарри… — Гермиона запнулась, не зная, что сказать. Что она могла сказать?

— По ночам я все еще просыпаюсь и тянусь к ней, — резко произнес Гарри. — Эта рубашка была на ней в нашу последнюю ночь, в тот последний раз, когда я любил ее. Не могу привыкнуть, что ее нет рядом. Эту пустоту ничем не заполнить, и неважно, сколько женщин у меня будет.

Гермиона открыла от удивления рот и резко отвела взгляд. Гарри зло взглянул на нее в упор:

— Это шокирует тебя, Гермиона? То, что у меня были другие женщины? Я был верен Джинни все восемь лет, ни разу не подарил другой женщине даже одного поцелуя, хотя иногда во время дежурств желал женщину так сильно, что болело все тело. Но, кроме Джинни, мне никто не был нужен, только она. И я ждал возвращения домой, и мы, бывало, любили друг друга до утра.

Горло Гермиона перехватило, она отступила назад. Слова Гарри ранили ее, причиняли сильную боль. Она не хотела слышать об этом. Она всегда старалась не думать о Гарри в постели с Джинни, пыталась не завидовать своей лучшей подруге. Нелегко было удержаться от ревности и сохранить дружбу с Джинни, но Гермиона преуспела и в том, и в другом. Но сейчас слова Гарри разрывали ее сердце, воображение рисовало картины, которые она гнала от себя годами. Гермиона повернула голову, отворачиваясь от Гарри, пытаясь избежать продолжения разговора. Лицо Гарри побелело от ярости, пульсирующая на виске жилка выдавала его гнев.

— Что случилось, правильная Гермиона? Ты так успешно спряталась в своем совершенном мирке, что не можешь даже слышать об обычных людях, которые с удовольствием грешат, трахаясь?

Он набросился на нее, и Гермиона замерла, оглушенная силой направленной на нее ярости. Смутно она сознавала, что он злится не на нее, а на судьбу, которая забрала его жену, оставив взамен пустоту. Но Гарри был сильным мужчиной, и его гнева следовало опасаться. Казалось, что, Гарри наказывал Гермиону за то, что она была здесь — живая, тогда как Джинни ушла навсегда.

— Я все еще не могу спать с другой женщиной, — прохрипел он, в его голосе чувствовалась боль. — Дело не в сексе, нет. Спустя два месяца после смерти Джинни я трахался с другой. Как же я ненавидел себя на следующее утро… нет, черт возьми, как только все закончилось! Как будто я изменил жене. Я чувствовал себя таким виноватым, что по возвращении в отель меня долго рвало. Я не получил особого удовольствия, но следующим вечером опять нашел женщину. И опять страдал от чувства вины. Я мучил себя, будто заставлял платить за то, что жив, когда она мертва. Со дня ее смерти у меня было много связей; каждый раз, когда мне был нужен секс, находилась женщина, готовая меня удовлетворить, — она рассмеялся. — Конечно, я же герой, к дракловой матери. Я хотел… и удовлетворял свое желание, но никогда не спал ни с одной из них. Когда все заканчивалось, я уходил. Я все еще чувствую себя мужем Джинни и могу спать только с ней.

Время будто замедлило свой ход. Гермиона с трудом дышала в крепких руках Гарри. Она чувствовала его горячее дыхание на своей щеке, видела так близко его разъяренное лицо… Пытаясь вырваться, она сжала руки в кулаки. Она не могла больше слышать про секс Гарри с другими женщинами, с множеством других женщин. Гермиона была доведена до отчаяния, но Гарри, казалось, не замечал ничего вокруг. Со стоном опустившись на колени, он закрыл лицо руками, плечи его затряслись.

В комнате было душно: Гермиона чувствовала, как ее легкие напрягаются изо всех сил, стараясь вдохнуть как можно больше воздуха. Чувства ее были в смятении, к горлу подступала тошнота. Но еще не прошло и минуты, как она оказалась на полу, на коленях рядом с Гарри. Она обняла его, точно так, как делала это в школьные годы. Сильные руки Гарри сжали ее с такой силой, что, казалось, ребра не выдержат. Спрятав лицо на ее мягкой груди, он заплакал, содрогаясь всем телом при каждом резком всхлипе. Гермиона поддерживала его, гладила по волосам, давая выплакаться: в конце концов, он имел на это право, он слишком долго жил, не позволяя никому разделить свое горе. Ее лицо стало мокрым, но Гермиона не замечала, что это слезы туманят взор. Единственное, что имело значение — Гарри, и она тихонько убаюкивала его, покачиваясь без слов, и одно только ее присутствие защищало его от горького одиночества и безутешности, в котором пребывало его сердце. Постепенно он успокоился и подвинулся к ней ближе. Руки Гарри поднялись вверх по спине Гермионы. Она чувствовала, как от глубокого учащенного дыхания перекатываются мышцы его грудной клетки, как тепло его выдохов касается ее груди. Соски Гермионы непроизвольно напряглись: постыдная реакция, скрытая под шелковой блузкой и кружевным бюстгальтером. Непослушные пальцы Гермионы сами собой оказались в его волосах.

Гарри поднял голову. Глаза его были все еще влажны, но чернота зрачков уже поглотила темно-зеленый цвет радужной оболочки. Он пристально посмотрел на Гермиону, чуть отстранился и нежно провел большим пальцем по ее щеке, вытирая слезы.

— Гермиона, — шепотом выдохнул он и прикоснулся своим ртом к ее губам.

Гермиона замерла. Казалось, жизнь остановилась, и это легкое прикосновение губ Гарри стало ответом на тысячи ее молитв. Ее руки поднялись к его плечам, ногти вонзились в твердые, вздувшиеся от напряжения мышцы. Это был поцелуй утешения, но удовольствие было настолько глубоким, что низ ее живота пронзила дрожь и кровь отхлынула от головы. Она безвольно приникла к нему, и теперь оба стояли на коленях на полу: её мягкое тело слилось с его. Гарри машинально обнял ее, сильные руки ласкали ее округлые формы, прижимая к себе.

Гарри немного отодвинулся и вновь взглянул на Гермиону, в глазах его засветилось понимание. Он давно стал настоящим мужчиной, чтобы не почувствовать отклик ее женского естества. Под пристальным взглядом Гарри дрожащие губы Гермионы медленно раскрылись. Не было больше контроля, самообладания, Гарри вело желание, жажда испить еще раз сладость ее губ. Он наклонил голову, исчезла легкость прикосновения, это был поцелуй жаждущего и требующего удовлетворения мужчины. Не хватало дыхания, Гермиона судорожно ловила воздух, а его язык уже очутился в глубинах ее рта, по-мужски требовательный и доминирующий. Удовольствие от этого глубокого поцелуя было таким ошеломляющим, разбивающим тело на мелкие кусочки, что Гермиона приглушенно захныкала ему в рот. Руки Гарри бережно держали ее, прижимая к груди, пока он осторожно укладывал ее на пол. Чувства Гермионы переполняли ее, происходящее было так похоже на ее запретные мечты, что она уже не понимала, где они находятся, забыла обо всем, кроме мужчины, наклонявшегося к ней. Его разгоряченные губы были самим вкусом страсти. Ее ногти, вонзившиеся в спину Гарри, были ему ответом. Тело ее пылало и выгибалось дугой, пытаясь найти, вернуть его хмельную тяжесть. Исчезло ощущение времени, исчезло ощущение пространства, в настоящем между этим мужчиной и этой женщиной осталось только страстное желание, неожиданно вспыхнувшее и неподвластное контролю.

Горячие руки Гарри блуждали по телу Гермионы, легко коснулись груди, спустились ниже, под юбку, погладили бедра и вот… нежно приласкали горячее местечко между ног, исторгнув из ее губ беззвучный стон желания. У нее не возникало даже мысли о протесте, сопротивлении… она позволяла Гарри делать со своим телом все, что он хотел, не обращая внимания ни на что, кроме наслаждения, которое дарили его умелые руки. Гарри искусно возбуждал ее страсть. Гермиона предложила ему свое тело для удовлетворения желания. Ни одной здравой мысли не возникало у нее в голове. Она могла думать лишь о том, каким сладким, горячим наслаждением было лежать в его объятиях, узнавать его поцелуи и чувствовать его ласки.

Держа ее в своих объятиях, Гарри встал на ноги. Для его крепких рук поднять такую пушинку, как Гермиона, не составляло особого труда. Сделав несколько быстрых шагов, он опустил Гермиону на кровать. Хриплый стон сорвался с его губ, когда он вновь почувствовал ее под собой, раздвинул ее ноги своими, устраиваясь между ними движением, таким же естественным и простым, как дыхание.

Гермиона крепко держалась за него, потрясенная пробудившейся в ней жаждой, ощущая его рот на своих мягких и горячих губах. Как будто исполнялись все ее заветные желания, загаданные за долгие годы любви к Гарри. Отдавая ему всю себя, она чувствовала силу его желания, мужественную твердость его сильного тела, прижимающегося к ней. Одежда мешала, становясь невыносимым барьером, удерживающим их возбужденные тела друг от друга.

Гермиона откинулась на него с закрытыми глазами, подрагивая, когда волны наслаждения прокатывались по ней, каждая сильнее предыдущей. С резким нетерпеливым звуком он потянулся к пуговицам на блузке и дернул полы, распахивая ей в разные стороны. Расстегнул бюстгальтер, освобождая груди для своих рук и взгляда.

Гермиона тихо стонала, когда он обхватил ее груди руками, лаская мягкую плоть и нежно сжимая розовые соски.

— Ты бесподобна, — простонал он, и неприкрытое желание в его голосе заставило ее почувствовать себя прекрасной. Ей нравилось, как холмики ее грудей наполняют его ладони, напрягаясь и поднимаясь, ища его прикосновения.

Гарри резко дернул ей юбку наверх, прижав крепко, до боли, принялся неистово целовать и тереться вставшим естеством. Он исследовал теплые глубины ее рта языком, давая понять, что хочет сделать с Гермионой на самом деле. Она задыхалась под его губами, ей не хватало воздуха…

— Гарри… пожалуйста! — она не знала, о чем просит: о пощаде или о еще большем наслаждении. Геримона чувствовала давление внизу живота, слабую пульсацию своей уже увлажненной плоти. Ей хотелось прижаться к нему еще ближе, потереться…

Блаженство закончилось неожиданно. Гарри внезапно напрягся, скатился на край кровати и сел, уронив голову на руки.

— Черт тебя побери, — с отвращением прохрипел он. — Предполагается, что ты — моя подруга, подруга Джинни. Как ты можешь ласкать ее мужа в ее же собственной кровати?

Потрясенная, Гермиона села, откинула волосы с глаз и постаралась привести в порядок одежду. В голосе Гарри она слышала нотки обвинения, но не сердилась на это, понимая, что сейчас он чувствует вину. К тому же, он был чересчур эмоционален после того возбуждения, что они пережили несколько минут назад.

— Я была ее лучшей подругой, — сказала она дрожащим голосом.

— Тогда почему ты так поступаешь?!

Гермиона соскользнула с кровати, пытаясь удержаться на дрожащих ногах.

— Мы оба расстроены, — ее голос все еще дрожал. Обращаясь к склоненной голове Гарри, она продолжила, — мы… потеряли самообладание. Я любила Джинни как сестру, и очень скучаю по ней.

Гермиона отступала, не в силах дольше оставаться рядом с ним. Для одного вечера испытаний хватило, язык не повиновался ей, и она продолжала бормотать, уже не выбирая слов:

— Не стоит чувствовать себя виноватым из-за того, что произошло. В действительности, это было не сексуальное влечение. Просто мы оба расстроены…

Рассердившись, Гарри соскочил с кровати:

— Не влечение, черт возьми? Я лежал между твоих ног! Еще одна минута, и мы бы занялись сексом! Что бы ты тогда сказала? Что мы просто «утешали» друг друга? Мой Бог, да ты не поймешь, что это был секс, даже занявшись им. Ты слишком холодна, чтобы понимать хоть что-то в мужчинах и их желаниях! Ты никогда не видела ничего, кроме своих книг, никогда ничего не замечала!

Гермиона обернулась; на бледном лице виднелись одни карие глаза, губы дрожали, не слушаясь:

— Я не заслужила такого… — прошептала она и быстро побежала к двери спальни, затем по ступенькам вниз. Гарри не сразу осознал, что только что сказал, что только что произошло. Ведь это Гермиона. Самая верная, самая лучшая. Его Гермиона. Взревев, он кинулся за ней, яростно крича:

— Гермиона! — он подбежал к входной двери, как раз в тот момент, когда она, крепко держа в руках палочку, аппарировала.

Адаптация романа Sarah's Child by Linda Howard

Все пройдет. Часть 2

«Как хорошо, что сегодня суббота», — подумала наутро Гермиона.

Всю эту ужасную ночь она провела то плача, то бесцельно уставившись в потолок. К пяти утра она смогла наконец-то заснуть, но проснулась совершенно разбитой, чувствуя усталость во всем теле, с тяжелыми веками и замедленной реакцией. Поднявшись с постели, Гермиона заставила себя сделать уборку, впрочем, заняло это всего несколько минут. Иногда она не знала, благодарить ли судьбу за возможность быть волшебницей или ненавидеть ее. К обеду Гермиона решила, что все же стоит дойти до магазина и забить холодильник на следующую неделю. Но, перебрав в уме содержимое кухонных шкафчиков, она пришла к выводу, что не умрет от голода еще, по крайней мере, пару дней.

В дверь постучали, и Гермиона неосознанно пошла открывать. Увидев на пороге Гарри, с мрачным лицом, она почувствовала, как на нее снова навалились горькое отчаяние и безысходность.

«Почему он не дождался понедельника?»

Она успела бы уже прийти в себя и не была бы так беззащитна. Гермиона не ждала гостей и одета была по-домашнему. Кудрявые локоны свободно струились по спине. Старые, времен охоты за крестражами, линялые джинсы обтягивали ноги, а безразмерный тонкий свитер подчеркивал отсутствие лифчика. Стоя перед Гарри, она мужественно справилась с инстинктивным желанием прикрыть грудь руками, пока он внимательно ее рассматривал: от кончиков пальцев ног, одетых в голубые носки, до самой макушки, уделив особое внимание чистому, без следа косметики, лицу.

— Разрешишь войти?! — хрипло спросил он.

Язык отказался повиноваться, и Гермиона, молча отступив, открыла дверь шире. Гарри прошел в комнату. Рядом с ним, небрежно одетым в добротные повседневные желто-коричневые брюки и голубой свитер, Гермиона почувствовала себя оборванкой с Лютного переулка.

— Садись, — пригласила она, когда, наконец, смогла выдавить из себя хоть что-то.

Гарри сел на диван, а она — в большое кресло напротив. Не пытаясь вести легкую светскую беседу, Гермиона просто ждала, когда же он нарушит напряженное молчание и заговорит.

А Гарри как будто и не чувствовал возникшего напряжения. Он с удивлением рассматривал эту новую для него Гермиону. Гарри был ошеломлен.

Понимала ли Гермиона, какой вызов она бросала каждому мужчине? Всегда спокойная, невозмутимая, сдержанная, казалось, она жила в собственном мире. Отдавая все силы карьере, Гермиона каждому волшебнику ясно давала понять, что ее интересуют только дружеские отношения. И ни шагу дальше!

Уже давно ходили слухи о том, что она — любовница Министра Магии, Кингсли Бруствера, но Джинни никогда не верила в них, а Гарри всегда доверял жене. Джинни рассказывала, что когда-то Гермиона разочаровалась в мужчинах после Рона и боялась вновь обжечься. Однажды она сказала, что Гермиона такая скрытная, что ничего нельзя утверждать наверняка.

Гарри помнил, как впервые почувствовал влечение к Гермионе. Это произошло на его собственной свадьбе. Он стоял, нетерпеливо ожидая момента, когда они с Джинни смогут уехать, и тут заметил Гермиону, в одиночестве стоящую поодаль: вежливая улыбка на спокойном лице, каштановые локоны уложены в сложную прическу на затылке, несколько прядей спускается на тонкую шею. Отстраненная, как обычно. Он тогда задумался, неужели Гермиона настолько идеальна? После войны она стала до невозможности сдержанной и ко всему безразличной. Гарри вдруг представил, как бы она выглядела в постели, занимаясь с ним любовью: пышные волосы спутаны, покрасневшие губы опухли от его поцелуев, стройное тело блестит от пота. Мысли о том, каким образом они могли проводить одинокие месяцы в охоте за крестражами, вызвали неожиданное возбуждение. Гарри даже пришлось отвернуться, чтобы скрыть растущее доказательство своего желания. Тогда эта неловкость очень задела его. Даже на собственной свадьбе он страстно возжелал не Джинни, а Гермиону.

Последовавшие за этим годы только сильнее разделили лучших друзей. В отношении его Гермиона всегда вела себя дружелюбно, но отчужденно. Когда она навещала Джинни, а он возвращался в этот момент домой, они никогда не оставались вдвоем. Старые времена объятий и дружеских бесед канули в лету.

Гарри любил Джинни и был ей верен — она полностью удовлетворяла его в постели, но где-то в глубине его сознания всегда присутствовала мысль, что он желает и Гермиону. Смог бы он остаться верным жене, если бы Гермиона хоть раз начала флиртовать с ним? Ему хотелось думать, что да, но полной уверенности не было. Посмотрите, что случилось, когда он только поцеловал ее! Гарри был готов взять Гермиону прямо там, на полу, но отнес на кровать, беспокоясь о ее хрупкой коже. Он до сих пор помнил, как легко на ней появляются синяки. В конечном счете, только это и помогло ему остановиться. В его руках Гермиона уже не была такой холодной и сдержанной, нет, она чутко отзывалась на каждую ласку и с готовностью раздвинула для него ноги. Ее щеки горели, лицо соблазнительно обрамляли каштановые пряди, выбившиеся из строгой прически.

Именно такой он ее и хотел: прежний равнодушный образ школьной подруги и строгой коллеги был разрушен до основания.

Гарри вспомнил, как однажды, вернувшись домой из очередного рейда, застал Гермиону, Джинни и сыновей на заднем дворе их дома. Гермиона смеялась и резвилась как ребенок, в кои-то веки ее длинные волосы были снова распущены и развевались на ветру, пока она катала на метле Джеймса. Решив присоединиться к ним, Гарри быстро снял рубашку. Но Гермиона перестала смеяться, как только увидела его. Случайно или нет, но она извинилась перед Джинни и спустилась на землю. Поспешно попрощавшись, она убежала, не забыв поприветствовать Гарри.

Джинни была самой лучшей, любящей и преданной женой, какую только мог пожелать себе мужчина. Но чем больше Гарри любил ее, чем больше желал и тем чаще думал о Гермионе. Это была не любовь, нет. В его отношении к Гермионе давно не было ничего тонкого и дружеского. Обычное физическое желание. Но в отличие от того, что у него было со всеми этими безликими и безымянными женщинами — просто телами, а не личностями, секс с ней был бы наверняка предательством Джинни. Вот почему Гарри так набросился на Гермиону. Он слишком хорошо знал ее, чтобы потом легко забыть о проведенной с ней ночи. Он хотел ее, хотел неистового секса, хотел видеть, как она будет извиваться под ним, хотел слышать, как она шепчет его имя. Она, лучшая подруга его жены.

— Я сожалею о том, что случилось прошлым вечером, — сказал он неожиданно, — по крайней мере, о том, что сказал. Не жалею только о том, что целовал тебя и о том, что мы почти дошли до кровати.

Гермиона отвернулась, не в силах вынести его напряженный взгляд.

— Понимаю. Мы были…

— Расстроены. Я помню, — прервав ее, Гарри криво улыбнулся и поправил очки. — Расстроен или нет, но я поцеловал тебя второй раз только потому, что желал. Хочу… — Гарри сдержался назвать свои истинные желания и спросил: — Давай выпьем кофе, то есть чай, ты до сих пор любишь чай на травах?

Они посмотрели друг на друга, вспоминая, как в походе за крестражами единственным возможным напитком был чай из трав, собранных в лесу.

Гермиона отвела взгляд, пытаясь сдержать усмешку, но Гарри фыркнул в кулак, и они рассмеялись.

— Да, Гарри, — отсмеявшись, прохрипела Гермиона. — Чай я пью до сих пор. Правда, вкус у него теперь не такой мерзкий.

Они снова рассмеялись, и Гермиона ушла собираться.

Прошло несколько секунд, когда до сознания Гарри дошло, что она здесь и прощает его за вчерашнюю необоснованную вспышку гнева. С облегчением он закрыл глаза. Что если бы она отказала? Он сам не заметил, в какой момент согласие Гермионы стало для него жизненно важным. Больше того, прошлым вечером, когда ему, в конце концов, удалось разрушить окружающий ее ледяной панцирь, оказалось, что она вовсе не так уж холодна. Ему хотелось все повторить.

Гарри осмотрел гостиную Гермионы и вдруг понял, что — кроме той палатки — никогда не был у нее дома. Он не разу не задумывался, а как живет она? Вокруг были, конечно же, книги, но они не выделялись на общем фоне уютной светлой комнаты, где преобладали тонкие ткани и мягкая мебель. Широкое окно занимало почти всю стену, а на широком подоконнике до сих пор дымилась чашка с напитком. Гарри вдруг представил, как на этом подоконнике можно…

— Я готова, — привлекла его внимание Гермиона, коря себя за слишком быстрое согласие. Ведь Гарри снова может причинить ей боль. Впрочем, одного искреннего «извини» всегда было достаточно для восстановления прежних отношений.

— У тебя уютно, — произнес Гарри, не спуская с нее глаз.

— Да, мне тоже нравится, — тихо согласилась она. — Так что у тебя на уме?

— На Бейкер Стрит открыли новую кофейню, «КофеШопКомпаи».

— Кофейню? — подняла брови Гермиона.

— Там должен быть и чай, — пожал плечами Гарри.

* * *

Сидя напротив Гарри, Гермиона жевала свою порцию салата, совершенно не чувствуя вкуса. Ее внимание было поглощено любимым мужчиной. Она была ошеломлена происходящим и не могла поверить, что обедает с ним, разговаривает как ни в чем не бывало, как будто не было вчерашнего вечера и минут страсти, проведенных в его объятиях. Конечно, ее и раньше приглашали на обед мужчины-волшебники, сотни раз. Но никто из них не волновал Гермиону. С Гарри она чувствовала себя уязвимой, ранимой, но в тоже время у нее было чувство, словно она вернулась домой. Только спустя пару лет она осознала, что настоящий дом был в той палатке, где они столько времени провели наедине, даже не задумавшись о возможности стать чем-то большим, чем друзьями.

Гермиона изо всех сил старалась поддерживать ни к чему не обязывающую беседу, и конечно, речь зашла о работе в Министерстве. Начальник Гермионы, мистер Грэхем, был теперь на одной ступени с Гарри, который стал недавно начальником Аврората; такой взлет по карьерной лестнице говорил о его несомненных талантах в поимке темных волшебников, тем более, что последние два года его ничего не могло отвлечь. Гарри обладал сильным характером, интеллектом и харизмой, и был просто создан для этой должности. За все годы, что они были знакомы, Гарри вспылил на людях всего несколько раз, а после войны приобрел железную выдержку, свои чувства на работе он держал под жестким контролем. Тем более удивительным — вдвойне — было то, что прошлым вечером он не смог контролировать свои эмоции и показал свою ранимость.

Гарри был чуть более сдержан, чем обычно, даже суров, будто боялся сказать лишнего. Но постепенно скованность прошла, и он стал чувствовать себя свободно. Выказывая неподдельный интерес, он подался вперед и сосредоточенно вглядывался в лицо лучшей подруги. Гермиона редко откровенничала с людьми, даже в школе, кроме как о её любви к книгам и преданности Гарри, о ней никто ничего не мог сказать.

Но сегодня она была откыта и прекрасна. Лицо Гермионы, обычно учтивое и сдержанное, сияло откровенной радостью, ее карие глаза лучились теплым светом, согревая Гарри.

Разговор продолжался всю дорогу до дома Гермионы. Оба были так поглощены беседой, что и, подойдя к крыльцу, продолжали стоять, словно подростки, не желающие расставаться. Хотя, конечно, лучше было бы завершить этот вечер дома, за бутылкой сливочного пива…

От света уличных фонарей исчезли все цвета и оттенки, кроме темных волос и глаз Гермионы. В неестественном смешении света луны и уличных фонарей она казалась неземным существом, чей спокойный голос тихо звучал в ночи.

Внезапно Гарри, поколебавшись с секунду, взял ее руки в свои ладони.

— Я был счастлив сегодня, словно время вернулось вспять и мы снова сидим в гостиной Гриффиндора. Кажется, прошла целая вечность с тех пор, когда я общался с женщиной. Я не имею в виду секс, — спокойно объяснил он. — Я говорю о дружбе, возможности поговорить и насладиться обществом другого человека. Вместе отдохнуть, в конце концов. Я был уверен, что лишился этого навсегда. Но сегодня я… чувствовал себя замечательно. Спасибо тебе.

Пальцы Гермионы сжались, слегка коснувшись его руки:

— Для этого и существуют друзья.

Гарри проводил ее до дверей. Открыв дверь, Гермиона включила свет и повернулась к нему лицом. На ее губах блуждала грустная улыбка. Гермионе не хотелось прощаться, не хотелось, чтобы кончился этот замечательный вечер. Лучший вечер в ее жизни.

— Спокойной ночи. Это был неплохо. «Это было волшебно», — шептало ее сердце.

— Спокойной ночи, — произнес Гарри, но вместо того чтобы уйти, встал в дверях, пристально глядя на Гермиону. Он поднял руку и провел пальцем по её скуле, ласково приподнимая подбородок.

Гермиона дрожала от предвкушения. Её тело будто насквозь пронзило молнией, глаза широко раскрылись от возбуждения. Он собирался поцеловать ее снова. Его губы коснулись рта Гермионы, и она прикрыла веки. С легким вздохом она обмякла в его руках, а большего поощрения Гарри и не требовалось. Обняв и притянув Гермиону к своей груди, он принялся целовать ее настойчивее.

Она не собиралась отталкивать его. Гермиона не могла даже подумать о сопротивлении. Близость его тела обжигала, несмотря на разделяющую их одежду, и именно это тепло притягивало Гермиону. Она обвила руками шею Гарри и с удовольствием приняла ласки его языка. В ней разгорался пожар чистого, неприкрытого желания, ей хотелось быть ближе к любимому, отдаться ему без остатка.

Гарри гладил ее спину, не в состоянии удержать руки на одном месте и одновременно пытаясь не потерять контроль над собой и ситуацией.

Чувствуя, что может ему довериться, Гермиона полностью отдалась поцелую, не скрывая чувственного голода.

«Секс с Гарри должен быть чудесным», — промелькнула ветреная мысль в голове Гермионы, и она прижалась к нему еще крепче. Она все для себя решила. Пусть Гарри не любит её и никогда не будет с ней, но познать минуты наслаждения она должна именно с ним. Возможно, если эта мысль пришла бы к ней в палатке, все могло бы повернуться по-другому.

— Хочешь кофе? — оторвавшись от его губ, предложила она и сразу прошла в дом, чтобы у Гарри не было шанса на отступление.

— Нет, — вдруг последовал категоричный ответ.

— Думаю, ты голоден. Тот стейк мы ели пару часов назад, — сообщила она через плечо. — Как насчет сандви…

Неожиданно Гарри схватил ее сзади. Сильные руки обвили ее талию и притянули Гермиону спиной к нему. Он склонился к ней, и его горячее дыхание вызвало дрожь удовольствия по всему женскому телу. Гермиона с трепетом ожидала его дальнейших действий, прижимаясь к его крепкому телу еще крепче, и потерлась ягодицами о внушительный признак его желания.

— Я не хочу сандвич, — прохрипел Гарри, прикусывая зубами ее шею и затем поглаживая легкий укус осторожными касаниями кончика языка.

Глаза Гермионы закрылись в экстазе, и она откинула голову ему на плечо, открывая нежный изгиб шеи.

Дыхание Гарри стало тяжелым, Правая рука переместилась с талии, дерзко скользя вверх, чтобы потереть и сжать ее соски, обжигая Гермиону прикосновением даже сквозь одежду.

— Сейчас мне не хочется думать о том, что мы кому-то должны или обязаны, сейчас я хочу забыться в тебе. Позволь мне… — В голосе Гарри была противоположная словам резкость, гортанный тон яростного желания, который Гермиона не замечала прежде. Его руки были повсюду, лаская, требуя принадлежащее только ему. Гермиона подрагивала, волны наслаждения прокатывались по ней, каждая сильнее предыдущей.

С резким, нетерпеливым звуком Гарри потянул вниз молнию платья и спустил его на бедра, расстегнул бюстгальтер, освобождая груди для своих рук и взгляда. Гермиона тихо застонала, когда он обхватил ее груди руками, лаская мягкую плоть и нежно сжимая розовые соски.

— Я часто задумывался о том, какая она на ощупь, — признался он, заставляя Гермиону замереть в своих объятиях.

«Он думал обо мне?» — с восторгом и виной перед Джинни подумала она.

— Да, — простонал Гарри, словно отвечая на не заданный вопрос, и, резко разворачивая к себе, поцеловал горло Гермионы. Он отклонил её назад, заставив повиснуть на его руке, и потянулся к ее соблазнительной груди. Гермиона тихо вскрикнула, когда его горячие губы сомкнулись на соске и втянули его в рот. Ее закружило в темнеющем вихре страсти — теплом, бархатно-черном, — который смел последние сомнения Гермионы. Она растворилась в чисто физическом животном влечении, двигаясь навстречу удовольствию, которое он ей предлагал. Они нетерпеливо исследовали друг друга руками, срывая одежду, разделявшую их тела. Гарри дрожал от ее прикосновений, умоляя о большем.

В какой-то момент они опустились на пол, на мягкий плюшевый ковер. Не в силах ждать, Гарри задрал юбку и стянул с нее колготки. Гермиона выгнулась и прижалась к нему. Она выглядела отрешенной и полностью поглощенной похотью, которую он в ней пробудил, и он резко перевел дыхание.

— Тише, тише, — хрипло успокаивал Гарри, не желая, чтобы все закончилось слишком быстро, и зная, как опасно близок к разрядке. Он хотел убедиться, что она полностью удовлетворена; он хотел видеть ее лицо на пике наслаждения. Он подался назад, уходя от ее соблазнительных рук, поглаживая ее промежность, лаская быстрыми, волнообразными движениями, которые побуждали ее выгибаться, умоляя о большем.

Гермиона стонала от растущего в ней напряжения, которое было таким же пугающим, как и приятным, словно она глыба льда, распадающаяся на тысячи кусочков, таявших в столкновении с его жаром. Пальцы Гарри своим дьявольским танцем заставляли ее забыть саму себя, потерять над собой контроль.

— Не сдерживайся, отдайся, покажи мне, какая ты, — уговаривал он, шепча это ей на ухо, и она не сдерживалась, выкрикивая безумные звуки удовлетворенной страсти, сжимая его руками, в то время как ее тело извивалось в поглощавшем ее блаженстве оргазма.

Не в силах ждать, пока Гермиона придет в себя, Гарри быстро стянул с себя последнюю преграду и вошел в нее одним точным мощным движением.

Гермиона не смогла сдержать резкий крик боли, вырвавшийся из горла, и ее тело содрогнулось от шока. Но она протянула руки и обняла его за шею, прижимаясь к нему, предлагая утешение своего нежного тела. Сила захлестнувших ее чувств ошеломила Гермиону.

Гарри хрипло стонал у ее шеи и потерял всякий контроль, вбиваясь быстро, даже грубо, и все же, несмотря на чувство острого дискомфорта, снова зажигая в ней слабую искру желания.

Гарри кончил, изливаясь в Гермиону прежде, чем искра смогла стать пламенем, которое поглотило бы ее — рыча сквозь сжатые зубы, он достиг своего пика.

Он скатился с нее, и Гермиона лежала на ковре, пытаясь понять и осознать шквал незнакомых ощущений. Она так и осталась бы лежать и даже заснула бы на ковре, если бы сердитый, с трудом сдерживаемый голос Гарри не вернул ее к действительности.

— Какого Волдеморта, Гермиона. О таких вещах предупреждают заранее.

Все еще не придя в себя, Гермиона стала неловкими движениями поправлять платье, стараясь прикрыть ноги и грудь.

— Я… что? — смущенно пробормотала она. Гермиона почувствовала внезапную усталость, подняла руку и прикрыла глаза.

Гарри выругался; грязное слово взорвалось о ее чувствительную кожу, заставив Гермиону слегка вздрогнуть. Она не могла понять, почему он злится; это из-за Джинни? Так ведь она ничего от него не требует.

— Я же ничего… — начала говорить Гермиона и замерла. Она затравленно посмотрела на Гарри, и этот взгляд остановил его, — как будто с ее глаз ненадолго спала пелена, позволяя увидеть ту боль, которая терзала Гермиону день за днем. Она отвела взгляд и постаралась подобрать дрожащие ноги, чтобы подняться.

Гарри что-то тихо произнес, пересек комнату тремя быстрыми шагами, наклонился и взял ее на руки, выпрямляясь без малейшего усилия.

— Чего ты ожидала? — бросил он, неся ее в спальню и укладывая на кровать. — Не сказать мне было чертовски глупо! — несмотря на гнев, руки его были нежными, когда он раздевал ее.

Гермиона тихо лежала, пока Гарри заботился о ней. Он достал палочку и произнес несколько очищающих заклинаний, включая противозачаточное. Услышав последнее слова, Гермиона непонимающе на него взглянула. В конце концов, она поняла причину его злости. Ее неопытность — это не то, чего он ожидал. Она лишь хотела знать, был ли он разочарован или злился, потому что она застала его врасплох. Когда Гарри помог ей переодеться в пижаму с рисунком из перьев на ткани, то сразу уложил на подушки и присел рядом с ней. Свет единственной лампы бросал резкие тени на его жестко очерченное лицо. Он глубоко вздохнул, пытаясь успокоиться.

Его реакция вызывала улыбку на губах Гермионы. Она попыталась побороть ее, зная, что Гарри совсем не настроен шутить, но не удержалась. Мягкие губы изогнулись в нежной улыбке, и она тихо поддразнила:

— Секс не сделал меня инвалидом. Я могла бы раздеться сама.

Гарри сердито глянул на нее и увидел нежность улыбки, которая приглашала посмеяться вместе. Понимая, что обращается с ней, как с раненой, он смягчился и даже почувствовал робость, но поборол это чувство, сохраняя свирепое выражение лица.

— Тогда тебе повезло больше, чем ты того заслуживаешь. Я мог причинить тебе боль, на самом деле тебя поранить. Проклятье, ты должна была сказать, что это был твой первый раз!

— Прости, — серьезно извинилась Гермиона. — Не знала, что на этот случай тоже есть правила.

Какой-то момент Гарри выглядел так, словно вот-вот взорвется, в темных глубинах его глаз полыхала чистая ярость. Но он умел контролировать свой нрав и сейчас проявил всю свою выдержку. Он молчал до тех пор, пока не смог снова себе доверять. В конце концов, он резко провел рукой по взъерошенным черным волосам и снял очки, потирая переносицу.

— Тебе двадцать восемь. Какого дракла ты все еще девственница?

Он был совершенно сбит с толку, произошедшее было выше его понимания. Гарри неловко поерзала, осознавая, каким пережитком прошлого она выглядела. Если бы она родилась хотя бы на одно поколение раньше, она бы не казалась такой старомодной; до замужества от нее ожидали бы соблюдения целомудрия. Гермиона не была ханжой и в душе была абсолютно раскрепощена, но в реальности в решающих ситуациях вела себя скованно и никак не могла решиться пойти до конца с Роном, потом она поняла, что любит Гарри, и это свело на нет шансы всех остальных мужчин. Если она не могла заполучить его, она не хотела никого другого.

Гермиона даже не пыталась ответить и просто смотрела на Гарри. Ей неудержимо хотелось плакать, и свет ее глаз снова заволакивали тени.

Неожиданно Гарри задрожал, как будто его ударили, глядя на Гермиону со страданием на лице. Что сказала бы Джинни, если бы узнала, что он только что соблазнил ее лучшую подругу? Как он сам мог такое допустить. Боль рвала его когтями изнутри, боль и чувство вины, когда он внезапно осознал, что разрядка, которую он находил в объятиях других женщин, ничто по сравнению с тем, что произошло сейчас. Он только что предал Джинни с Гермионой! Она не была для него безликим телом. Он осознавал, что он был с Гермиону каждую проклятую минуту; он хотел именно ее, никого больше. Удовольствие, которое он пережил с ней, было сокрушительным. Оно полностью стерло воспоминания, которые мучили его эти долгие годы; воспоминания о близости с женой, о том, как они лежали в темноте, утомленные после ласк, и говорили по душам. Он вообще не думал о Джинни; Гермиона заполнила все его чувства и мысли. Это было величайшим предательством из всех возможных.

«Я должен уйти. Немедленно», — решил он.

Гарри поднялся на ноги и беспокойно заходил по комнате, снова ероша волосы. Он никак не мог ее понять. Гарри надеялся, что если сможет заполучить Гермиону, как любую другую женщину, лежавшую под ним за последние два года, она лишится своего очарования, и он больше не будет так одержим ею. Но этого не произошло. Вместо этого она стала еще загадочней и желанней, а потом снова замкнулась в себе.

Он не мог выносить ее отстраненный, все понимающий взгляд. Гарри задыхался, чувствуя, как его охватила паника.

— Черт, — раздраженно произнес он. — Гермиона, послушай, с тобой все в порядке?

Она подняла тонкую бровь.

— Да, все хорошо, — голос ее звучал холодно, она превосходно владела собой.

— Мне нужно убраться отсюда, — пробормотал Гарри. — Извини. Знаю, я веду себя, как ублюдок, но я не могу… — он запнулся, ошеломленно покачав головой. — Я напишу… завтра.

Он был у двери раньше, прежде чем Гермиона смогла произнести:

— Не стоит так волноваться, я сама этого хотела. Не вини себя.

Гарри бросил на нее яростный взгляд и вышел, хлопнув входной дверью так, что задрожали стекла. Гермиона с трудом выбралась из постели и заперла дверь. Каждое движение причиняло колющую боль.

Гермиона была в отчаянии. Поддавшись страсти, она все разрушила! Разрушила дружбу! Теперь она будет лишена даже дружеского общения с Гарри. Она понимала, что он уже сожалеет о своей минутной слабости; в его глазах отчетливо были видны гнев и вина. Вина перед Джинни.

Гермиона не плакала. Она была наивной, когда поверила в осуществление своей мечты. Гарри никогда не принадлежал Гермионе. Он доверял ей, но не любил. Его влечение к ней не был чем-то стоящим.

«Что же теперь? — размышляла Гермиона, усаживаясь на любимый подоконник. — Продолжать работать бок о бок с Гарри? Видеть его каждый день? А, может, пора подумать о себе? Сколько можно мечтать о несбыточном? Мне двадцать восемь. Жизнь проходит мимо».

Полночь — самое время строить новые планы на будущее, особенно когда прошлые оказались пустыми фантазиями. Гермиона лежала на широком подоконнике и смотрела в звездное небе, пытаясь рассуждать здраво и логически, совершенно не обращая внимания на боль.

«Придется переехать в Австралию — к родителям. Я никогда не смогу забыть Гарри, если буду видеть его каждый день. В понедельник с утра начну связываться с Австралийским министерством, надеюсь, у них найдется для меня приличная работа».

Она не представляла, как будет трудно даже думать об этом: за годы работы в Англии она построила шикарную карьеру и завела множество друзей и знакомых,

Ее новым смелым планам не дано было осуществиться. Резкий стук в дверь разбудил ее еще до семи утра. Гермиона с трудом выбралась из постели, затем долго искала, что накинуть, и только потом пошла открывать. Потянувшись, она устало привалилась к двери и осторожно спросила:

— Кто?

— Гарри.

От неожиданности Гермиона застыла. Как она сможет забыть о нем, если он будет продолжать врываться в ее жизнь? Она не хотела, чтобы ей опять причиняли боль. Она не позволяла себе думать о том, как он взял ее. Она не могла сейчас с этим справиться, не могла принять тот факт, как он поимел ее и ушел. Джинни встала между ними. Она всегда будет между ними.

— Гермиона, — тихо скомандовал он, когда она не открыла дверь. — Нам надо поговорить. Дай мне войти.

Покусывая губы, понимая, что им надо во всем разобраться, Гермиона распахнула дверь, впуская Гарри. Она мельком взглянула на него и сразу отвела глаза.

— Будешь кофе?

— Да, и много. Я не спал.

Это было заметно. Он переоделся в джинсы и красную футболку, напоминая о цветах Гриффиндора, о тех временах, когда единственное, что волновало их обоих, — это победа на Волдемортом, Линии его лица были жестче обычного, вокруг глаз залегли темные круги. Гарри был мрачен, даже зловещ. Он последовал за Гермионой в кухню и, пока она готовила кофе, присел на высокий кухонный стул, положив одну ногу на перекладину, а другую вытянув перед собой. Он смотрел на нее, удивляясь, как ей удается выглядеть такой аккуратной, даже сейчас, когда он явно вытащил ее из постели. Не считая растрепанных каштановых волос, она выглядела холодной и отстраненной, как мраморная статуя, на которую приятно смотреть, но до которой не слишком хочется дотрагиваться.

— Я хочу тебя, — неожиданно сказал Гарри, застав Гермиону врасплох. — И планировал сделать своей, — продолжал он, внимательно наблюдая за ее реакцией. — Я хотел овладеть тобой с того момента, как вошел вчера в твой дом. Просто взять, а потом остаться друзьями… Но я больше не хочу быть твоим другом, — совсем тихо добавил он.

Гермиона боялась оторвать взгляд от кофейника, всем своим видом демонстрируя безразличие.

— Я бы сказала, что все прошло по плану, — она заставила себя говорить беспечно. — Мне не с чем сравнивать, но раз обольщение сработало, значит, все прошло успешно. Я и не думала говорить «нет».

— Все пошло не так. Ты оказалась девственницей, и… я не могу забыть тебя. Я мог сделать тебе больно или…

Гермиона подняла голову, впервые она подумала о беременности. Она долго смотрела на Гарри, мысленно вспоминая заклинание, которое он произнес.

— Я в порядке, — пробормотала она. — Ты же все сделал правильно.

— Да, — вздохнул Гарри, закрывая глаза. — Я бы этого не вынес. На моей совести и так хватает бед.

— Я уже взрослая, — резко заметила Гермиона, отгоняя от себя тревогу. — Не надо думать, что ты за меня отвечаешь.

— Знаю, но ничего не могу с собой поделать. Мы все любим тебя, и Джинни любила, — ответил Гарри, пристально глядя на нее. — Она бы убила любого, кто причинил тебе боль, а именно это я и сделал. Она бы хотела… она бы хотела, чтобы я позаботился о тебе.

Впервые Гермиона сомневалась в его словах, а иначе зачем та еще на третьем курсе попросила помощи в завоевании любви Гарри, тогда Гермиона и помыслить не могла, что тоже полюбит лучшего друга. Она ничего не сказала, просто ждала, когда выскажется он.

Гарри сделал глубокий дрожащий вздох, глаза его блестели, все тело было натянуто как струна.

— Гермиона, ты выйдешь за меня?

Она ошеломленно уставилась на Гарри. Это было самым оскорбительным предложением руки и сердца из всех возможных.

«Он что же, думает — я выйду за него замуж, дабы избавить его от чувства вины? Как же низко я пала в его глазах, если он всерьез считает, что я с радостью ухвачусь за эту возможность, — разгневанно думала она и вдруг часто задышала. — А может, он прав?»

В глубине души Гермиона понимала, что у нее не хватит сил отказать ему, пусть даже его предложение сделано по худшей из причин. Слишком, слишком часто она падала за ним в любую неизвестность. Она была ему слишком верна, до последнего уголка в израненном сердце.

Давая себе время, она достала две кружки из буфета и, стоя к Гарри спиной, пыталась выровнять дыхание и успокоиться. Крутя в руках гладкую керамическую чашку, Гермиона смогла произнести лишь одно слово:

— Почему?

Гарри побледнел. Гермиона знала, как ему нелегко говорить о женитьбе. Как это вообще возможно, когда он все еще любит Джинни?

Как и положено хорошему Аврору, Гарри сразу сказал о главном.

— Гермиона, если бы ты могла просто принять связь, ты бы не была девственницей.

Она забыла, что Гарри всегда был чересчур смелым и хладнокровным, когда принимал решения. Он никогда не отказывался от своих слов. Слова «Не должен лгать» до сих были выбиты на тыльной стороне его ладони.

Он был прав. Она не была женщиной, способной на связь без обязательств. Она вообще не замечала мужчин. Никого, кроме Гарри. Разве он не видит? Это так очевидно. По какой еще причине женщина, которая так долго оставалась невинной, может переспать с кем-то, не задавая вопросов?

— Прошлой ночью было очень хорошо, — вдруг тихо сказал он, его слова обвились вокруг сердца Гермионы, подобно лозе, притягивая ее ближе к нему, подчиняя его воле. — С тобой было так хорошо, что я чуть не лишился рассудка, но все равно чувствовал, какая ты нежная внутри. Если бы я смог подождать, ты бы кончила для меня? Скажи. Тебе было хорошо?

Он соскользнул со стула, подошел к ней, его голос снова соблазнял ее. Стоя перед Гермионой, он пил кофе, глядя на нее поверх края чашки.

Гермиона отпивала свой чай мелкими глотками, удерживая его на кончике языка, и наслаждаясь терпким вкусом. Она чувствовала, как жар заливает лицо, и проклинала свою светлую кожу, на которой даже легкий румянец сразу же становился заметным.

— Да, мне понравилось, — в конце концов, произнесла она прерывающимся голосом.

— Мы всегда были лучшими друзьями. Нас многое связывает. Воспоминания. Люди. Победа, — говорил он тихо, лаская её ладонь и смотря в глаза. — Мы всегда понимали друг друга с полуслова. Словно были единым целым. Если бы… — Гарри тяжело было задумываться о жизни без Джинни, но он признался: — Если бы тогда мы бы почувствовали влечение к друг другу, до Рона и Джинни, то были бы уже женаты. Признайся, мы всегда были идеальной парой.

— Пожалуй, — с трепетом в сердце прошептала она, соглашаясь с каждым словом.

— Я буду тебе хорошим мужем. Я никогда не буду надоедать тебе во время чтения, ведь я знаю, как за это можно огрести, — сказал он с усмешкой, заставляя Гермиону фыркнуть. — Я буду верен тебе, как Снейп был верен Дамблдору, как Беллатриса была верна Волдеморту. Я буду верен тебе так, как ты всегда была верна мне. Ответь мне…

Гермиона замерла в ожидании следующего вопроса.

— Ты ведь любишь меня, поэтому ты рассталась тогда с Роном, и все эти годы….

Гермиона покраснела и закрыла глаза от того, что её постыдная тайна была раскрыта, но его слова заставили её расслабиться.

— Мне кажется, я всегда любил тебя, — он сжал округлость ее плеча, погладил тонкие косточки; затем намеренно скользнул рукой в ворот ее халата, завел пальцы под край ночной сорочки, лаская прохладные, восхитительно возвышающиеся изгибы ее груди. — Просто влюбленность в Джинни отвлекла меня. Я не жалею о браке с ней, но я сейчас я хочу быть с тобой. Будь со мной, — прошептал он в самые губы и впился в них поцелуем, заставляя Гермиону простонать согласие.

Он вел нечестную игру: как она могла мыслить ясно, когда ее тело, сотворенное природой, чтобы отвечать на прикосновения любимого мужчины, требовало его ласк? Разум — отличная штука, но этой ночью Гермиона поняла, как мало она контролировала желания своего тела.

— Видишь, — дрожащим голосом пробормотал Гарри, зарываясь лицом в гладкий шелк ее волос. — Нам хорошо вместе. Чертовски хорошо.

Гермиона обняла его за спину. Свежий запах дождя смешивался с запахом его кожи, соблазняя ее, и она потерлась носом о впадину между шеей и плечом. Чем обернется их брак: раем или адом? Но сейчас, в объятиях Гарри, Гермионе нечего было просить у бога.

Его большие руки медленно двинулись вверх по ее спине, находя и лаская каждое ребро и позвонок.

— Скажи «да», малыш, — хрипло уговаривал он, впервые называя ее так ласково, и Гермиона растаяла, мгновенно ослабев. — Я хочу тебя; я всегда хотел тебя, все эти годы. Я бы никогда не стал изменять Джинни, я слишком ее любил. Но я всегда тебя хотел, и Джинни больше не стоит между нами. Думаю… думаю, ей бы понравилось, что мы заботимся друг о друге.

Гарри посадил Гермиону на столешницу и распахнул халат, открывая совершенное обнаженное тело.

— Скажи, что согласна, — соблазнял он, усаживаясь перед ней на колени и раздвигая стройные ноги.

Гермиона уже давно была на все согласна, но от действий Гарри не могла произнести ни слова. Сейчас она хотела его внутри, хотела пламени, которое только коснулось её вчера ночью. Она потянулась к волосам Гарри и потянула его наверх.

— Ты знал, что я соглашусь. Не медли, возьми меня.

Наверное стоило подумать о состоянии Гермионы с прошлой ночи, но он хотел скорее закрепить её согласие и знал, что больше не будет произносить защитное заклинание. Если суждено появится на свет следующему Поттеру, он был к этому готов.

С этими мыслями он, не отрывая взгляда от Гермионы, расстегивал свой ремень на джинсах. Гермиона облизнула пересохшие губы и потянулась к готовому к проникновению члену, но Гарри отвел её руку со словами:

— У нас еще будет время. Много времени.

Он обхватил её лицо руками и мягко коснулся губ, медленно проникая между влажных створок, от чего оба вздрогнули и Гарри простонал:

— Ты моя, ты всегда была моей, Гермиона.

Давай разберемся. Часть 1

Над счастьем порой нависает угроза…

Но, если, любовь привела к алтарю,

Держись за неё…ну, а я… помолюсь,

Чтоб в сердце опять зазвучал звук органа.

Где царство любви — нет там места обману!

Татьяна Василиади

Гарри долго смотрел на свой свадебный костюм. Это была чёрная мантия, расшитая золотой каймой, с шёлковой кристально белой рубашкой, брюками и начищенными до блеска ботинками. Он прекрасно знал, что точно такой же наряд висит у Рона в спальне в Норе, не в пример страшному костюму на святочном балу. Гарри мрачно смотрел на орден первой степени, прикреплённый к лацкану.

Свадьба? Фарс!

Гарри осмотрелся, впитывая в себя знакомые черты дома на Гриммо. Здесь когда-то жил Сириус, здесь когда-то обитали друзья, спрятавшись от Пожирателей смерти и ежечасно занимаясь разгадкой крестража.

Это было так давно, словно целую вечность назад, и вот завтра мир всколыхнёт новость о свадьбе Героев. Этот праздник решили провести почти сразу после победы. Конец июня прекрасно подходил. Надо было продемонстрировать волшебному обществу Британии, что война действительно закончилась, и наступил мир.

«Куда торопиться?» — спрашивал Гарри, но Кингсли убедил его, что это очень хорошо для политики и страны в целом.

Опять политика.

Никогда Гарри не понимал, какое она к нему имеет отношение. А если он не готов? Они толком не отдохнули, не набрались сил, даже не поговорили обо всём, занимаясь политикой и разгребая судебные дела Пожирателей. Но самое главное, они так и не нашли время съездить за родителями Гермионы.

Гарри не хотел так торопиться, но аргументы Министерства, семьи Уизли и блеск в глазах Джинни заставил его прогнуться.

Чёртов слабак.

Гарри сел на диван и снова уставился на костюм. Он опять шёл на поводу, как всегда им манипулировали. Даже Гермиона, хотя если говорить честно, она-то как раз молчала. Подруга вообще стала мало говорить, не в пример школьным временам.

В последнее время мысли о ней всё чаще занимали сознание Гарри. Он вспоминал их разговоры, объятия, то, как она его поддерживала и спасала жизнь. Ему не хватало чего-то, в сердце словно застряла соринка, и он не знал, как вытащить её. Он не был уверен, что хочет быть мужем Джинни.

Наконец признался сам себе.

Завтра Гермиона перестанет быть его подругой и станет женой лучшего друга. Больше не будет объятий, держаний за руку, интимных разговоров по душам. Рон и так всегда пылал ревностью, а теперь у него будет для этого законное право, да и Джинни это вряд ли одобрит.

Но Гарри не хотел, чтобы это заканчивалось, он слишком к этому привык! Привык с самого первого курса. Не считая Сириуса, который пробыл в его жизни не так долго, Гермиона и Рон — единственная семья, которая когда-то у него была. Завтра всё закончится.

Не хочу так.

Никогда он не сможет сказать Джинни того, что сказал бы Гермионе, никогда не сможет поделиться с ней самым сокровенным, поспорить или даже накричать.

Он резко вскочил, надел пальто и вихрем вылетел из дома. На улице накрапывал мелкий дождик, и Гарри решил, что длительная прогулка ему не помешает. Он запахнул пальто плотнее и пошёл вдоль улиц.

Небо уже было тронуто сумерками, и люди начинали свой нелёгкий путь домой. По лондонским улицам было не просто пробиться.

Мысли и воспоминания таким же дождиком накрапывали в мозгу Гарри. Первый курс, второй и так по порядку. Столько событий и везде была она. И Гарри впервые за месяц сформулировал вопрос, который всё время отгонял всё дальше и дальше.

А почему, собственно, Рон?

Почему Гермиона выходит замуж за него? Он ещё не осознавал все последствия этого вопроса и те жадные мысли, которые последуют за ним.

Им нужно поговорить. Просто сесть и всё обсудить. Он помнил, что ему нравилась Гермиона, когда-то её красота на балу поразила его. Так почему не он её жених, где случилась промашка? Где он затупил? Или она с самого начала предпочла ему рыжего друга, воспринимая его — Гарри, всего лишь как брата?

Он брёл до её дома почти два часа, на город уже опустилась ночь, и он зажёгся сотнями огней и гирлянд, освещая тёмное небо. Вся его одежда промокла, но он как будто не замечал этого, непрерывно размышляя обо всём, что произошло с ними за семь лет.

Гарри подошёл к дому Грейнджеров, думая, что внутри не был ни разу, только проводив однажды сюда Гермиону — три недели назад.

Он занёс руку для стука и не решился. Дом был мрачный и тёмный, в окнах не горел свет. Гермиона, наверное, уже спала и возможно даже с Роном, а он пришёл сюда.

Зачем он сюда пришёл?

Наверное, потому что больше некуда. Он больше ни с кем не может вот так всё обсудить и просто поговорить.

Он прошёлся вдоль двери, раз-другой, как вдруг услышал топот босых ног по полу и резко обернулся, когда замок щёлкнул и дверь открылась.

— Гарри! Боже, ты весь мокрый, заходи скорее в дом!

Гермиона в синей пижаме в звёздочку втащила его в тёмный коридор и, закрыв дверь, провела в гостиную.

Наверное, Гарри должен был заметить убранство комнаты: классическую обстановку, камин, голубые портьеры и фотографии на стенах, но смотрел он только на Гермиону. Такую привычную и родную, по-домашнему уютную.

Уткнуться ей в плечо и уснуть. Наверное, для счастья ничего больше и не надо.

Она суетилась вокруг него: влила в рот Бодроперцовое зелье, накрыла его голову полотенцем и всё время причитала:

— Я увидела тебя в окне. Ты мог простудиться! Почему ты сразу не постучал? О чём ты вообще думал, стоя под дождём. Завтра же такой важный день!

Она вдруг замерла и подняла его лицо к себе.

— Гарри, что-то случилось? Шрам болел?

— Нет, нет, — он медленно сложил влажное полотенце и убрал на спинку дивана. — Ничего такого. Наверное, что-то случилось, но я пока не могу понять, что именно. Вот и пришёл выяснить. Ты не против поговорить? — он с надеждой взглянул на чистое заспанное лицо и копну кудрявых каштановых волос, обрамляющих его.

Гермиона посмотрела на настенные часы, внутри которых словно распустился живой жёлтый цветок.

— Вообще-то уже поздно и завтра свадьба, но если тебе нужно, то давай, конечно, поговорим.

Она умчалась на кухню, и Гарри пошёл за ней. Гермиона включила приглушённый свет над плитой, от чего в комнате стало очень уютно и даже, можно сказать, интимно.

Гарри не знал, почему именно это слово пришло ему на ум и не отпускало, пока Гермиона завязывала узлом тяжёлую массу волос и ставила чайник.

— Чай или кофе?

— Да, как-то уже привык к чаю.

Только его и удавалось пить в лесу, собирая разную траву и коренья.

— А я кофе никогда и не пила, — сказала Гермиона, не отрываясь от своего занятия.

— Я помню, он плохо влияет на зубы.

Гермиона с улыбкой на него посмотрела и кивнула, подтверждая его слова.

Пока она стояла спиной, он думал, с чего собственно начать разговор, как объяснить ей то, что у него на душе и в сердце. Все его сомнения, и страхи, и желания. Он всё-таки решил начать с главного.

— Тебе не кажется, что свадьба — это поспешное решение?

Она замерла на мгновение, но продолжила делать чай, а вскоре обернулась и поставила две большие чашки с рисунком котов на стол. Сходила за крекерами с мёдом и пододвинула всё это Гарри.

— Ешь.

Он с наслаждением обхватил чашку двумя руками, вдохнул запах мяты и сделал обжигающий глоток.

— Как же хорошо, я так скучал по твоему мятному чаю.

— Ты же знаешь, что можешь приходить и пить его здесь в любое время, — усмехнулась она и внимательно на него посмотрела. — Что тебя тревожит? Я думала, ты согласился с решением Кингсли?

Гарри подумал, что теперь вообще вряд ли сможет вот так разговаривать с Гермионой, тем более ночью и положил раскрытую ладонь на стол, пытаясь быть ближе к ней. Она без промедления вложила туда свою руку, и он привычно почувствовал это. Тепло и лёгкие отголоски тока, бьющего в самое сердце.

Она улыбнулась и другой рукой поднесла чашку к губам, подула и сделала глоток.

— Я понимаю все аргументы, которые он привёл, и понимаю желание Джинни, но мне не нравится, что мной опять манипулируют, — заговорил Гарри, взяв себя в руки.

Гермиона сильнее сжала его ладонь и, сделав ещё один глоток, облизнула губы.

Гарри проследил за этим движением, и его как громом поразило. Он почувствовал, как импульсы из сердца медленно уходят в самый низ, сосредотачиваясь в чреслах. Он даже не думал никогда о ней в таком ключе, а теперь вот…

— Мы в ответе за тех, кого приручили, — вдруг сказала Гермиона, и Гарри стряхнул наваждение, помотав головой.

Чёрт, и почему это раньше такого не было?

— Ты про слабое население Британии? — спросил Гарри, отгоняя непрошенные мысли. — Которое и палочку не могло поднять, спрятавшись по углам?

— Да, Гарри, — медленно произнесла она и скривила губы. — Про тех, кто понадеялся на подростка и его друзей.

— И ради этих крыс мы должны чем-то жертвовать? — он со стуком поставил чашку на стол.

— Ради этих, как ты выразился, крыс мы год гонялись за собственной тенью, до сих пор не могу себе простить, что мы не прятались в магловских отелях. Там бы нас точно не стали искать.

Гарри расширил от удивления глаза, раскрыл рот и закрыл его. Прикрыл глаза и раздражённо сжал челюсти.

Идиоты.

— Невероятно, а для чего было всё это… Лишения, голод, страх.

— Теперь я могу только предполагать, — пожала она тонкими плечиками, — что нас чему-то учили.

— Но как…

— Гарри, — вымученно улыбнулась Гермиона. — Ты никогда не был сведущ в окклюменции, как впрочем, и я, и Рон. Нас просто подвели к тем решениям, которые были нужны. Ментально. Скорее всего.

— Снова манипуляция?

Она усмехнулась и выпила оставшийся чай.

— Конечно, причём если подумать, то с самого первого курса.

— Наверное, сейчас уже глупо жаловаться?

— Это верно. Ты допил? Я уберу, — сказала она, забрала его пустую кружку, поставила в раковину пустые кружки и взмахнула палочкой, чтобы посуда сама помылась. — Что было, то было.

— Тогда вернёмся к вопросу, который я задал с самого начала.

Гарри встал и потянул Гермиону в гостиную. Они сели на диван, не расцепляя рук.

Слишком близко.

Отодвигаться он не стал, так было приятнее и не надо было смотреть в глаза. А разговор предстоял нелёгкий. Он даже сам не понимал, что именно он хочет в итоге узнать или получить.

— Конечно, это всё поспешно. Мы толком от войны не оправились, а нас уже пихают в брак. Мне даже не позволили за родителями съездить, — раздражённо говорила она. — Но чем быстрее всё это закончится, тем быстрее я сделаю то, что хочу.

— Освободишь всех домовиков? — со смешком спросил Гарри.

— Верну себе родителей. Гарри. Мне без них плохо, — она шмыгнула носом, и он обнял её и прижал к своему боку. Она положила голову ему на плечо и глубоко вздохнула, опаляя Гарри своим мятным дыханием и яблочным ароматом. Он ещё крепче притянул её к себе и переплёл их пальцы.

— Понимаю. У меня, кроме Сириуса, единственной семьёй были вы с Роном, а теперь вас не станет.

Гермиона резко выпрямила спину и повернула к себе его печальное лицо. Оно было освещено тёплым светом камина, который Гермиона зажгла давеча.

— Что ты несёшь? Ты всегда будешь с нами. Хочешь, мы даже жить будем все вместе?!

А спать?

Вопрос Гарри не задал и покачал головой.

— Нет, Гермиона. Так, как сейчас больше не будет. Мы не сможем держаться за руки, когда нам вздумается, обниматься и целоваться в щёку. Ты уже не сможешь бегать, причитать и заботится обо мне, и не будет таких вот ночных разговоров. У тебя будет ревнивый Рон, — он почти прорычал последнее предложение, сверкая зеленью глаз, как заклинанием Авада.

Гермиона слушала его и напрягала мышцы лица всё больше, прекрасно понимая, к чему он ведёт. Она посмотрела на их переплетённые пальцы и вздохнула.

— Ты же понимаешь, как Рон, да и Джинни к этому отнесутся, — напомнил снова Гарри.

— Мне наплевать, — вскочила она и заметалась по комнате. — Пусть говорят что хотят, мы с тобой столько пережили без них, и я не собираюсь идти на поводу у этих ревнивых…

— А если они правы? — тихо сказал Гарри, озвучивая настойчивую мысль, не дающую ему покоя вот уже пару лет.

Гермиона резко затормозила, словно врезавшись в стену из заклинания, но головы не повернула.

— Мы друзья, Гарри. Просто друзья.

Только ли?

Гарри встал и подошёл к Гермионе, он снова потянул её на диван, посадил и опустился перед ней на корточки, заглядывая в глаза.

— Ты всегда шла за мной, в любую бездну, которую бы я не тянул тебя и Рона. Почему?

— Потому что мы друзья, — как заведённая повторяла Гермиона и посмотрела в сторону. Кого она пыталась убедить? Себя? Гарри?

— Это конечно. Но неужели, никогда, даже на первом курсе или старше я не вызывал у тебя других чувств?

— А я у тебя? — сразу же спросила Гермиона, посмотрев на него, и сощурила карие глаза.

Так-так-так, что у нас тут? Обида?

— Давай сначала о тебе.

— Я не понимаю, — Гермиона хотела вскочить, но Гарри не дал, — зачем вообще об этом говорить? Завтра ты женишься на Джинни, а я выхожу замуж за Рона. Всё же ясно! — твёрдо закончила она.

— Если бы всё было так ясно, меня бы здесь не было. А ты бы так не пылала гневом.

— Я не пылаю, что за чушь! Гарри, уже поздно, давай мы потом…

— Подожди. Подожди, — Гарри прижал её руки к дивану и снова посмотрел в родные глаза, в которых скапливались слёзы. Что-то терзало её, и он должен понять, оно ли терзает и его.

Должен прямо сейчас, пока не стало поздно.

— После того, как дрянь Тома Реддла покинула мою голову, я стал видеть острее, как видишь, мне больше не нужны очки, и вообще я по-другому стал чувствовать. Меня посещают желания, о которых я раньше и не задумывался.

Гермиона порозовела. Она понимала, о чём примерно идёт речь. Но не до конца.

— И я не хочу быть пешкой министерства. Да и никогда не хотел, но есть ещё много всего, о чём я начал размышлять. Например, почему Рон? Нет, я, конечно, люблю Рона, он неплохой друг. — о его неоднократном предательстве Гарри решил не вспоминать. — Но почему из всех парней Хогвартса ты выбрала его? Джинни вон сколько лет бегала на свидания, почему не бегала ты?

— Ты с ума сошёл?! — рассмеялась Гермиона. — Когда мне было бегать на свидания? Я и с Виктором то всего на паре свиданий была, и то он учил меня летать.

— Я тоже мог научить.

Гермиона укоризненно на него посмотрела, и он слушал дальше.

— Ты постоянно во всё влипал, и этот турнир, и занятия с профессором Снейпом, и книжка эта… Я всё время смотрела, чтобы ты не убился ненароком, а получается, что зря. Дамблдор и так не позволил бы тебе умереть.

— До определённого момента, — буркнул он.

— Не важно. Суть в том, что у меня и не было выбора. Ведь ни с кем, кроме Рона, я не могла обсуждать твои дела.

— Согласен, — кивнул Гарри и почувствовал, как заледенели конечности. Следующий вопрос был самым трудным, и он часто затыкал себе рот, чтобы не произнести его вслух. — Тогда… Почему Рон, почему не я?

Гермиона задохнулась от шока, её глаза грозно блеснули, и она вскочила, оттолкнув Гарри, да так, что тот упал на спину.

— Что ты несёшь?! Что это за вопрос?! Как ты вообще посмел его задать?!

— Да что я такого спросил? — также раздражённо рыкнул Гарри, поднимаясь на ноги.

— Да я никогда тебя как девушка не интересовала!

— Это неправда!

— Тогда почему ты не пригласил меня на бал?! — вскрикнула она и топнула ногой. Её волосы разметались по плечам и лезли в лицо, и она резким движением руки откинула их со лба.

Гарри словно язык проглотил.

И правда.

А собственно почему? Ведь он что-то чувствовал к Гермионе на третьем курсе, а потом всё…

— Я не знаю, — хрипло прошептал он.

Гермиона кивнула, словно знала, что он скажет и развернулась, чтобы уйти.

— Одеяло в диване, можешь спать здесь.

— Нет, нет, нет! Мы ничего не решили.

Гарри схватил её за руку и снова увлёк на диван. Она посопротивлялась для приличия, но всё-таки спокойно села и сложила руки на груди.

А я ведь видел, какая она. Грудь Гермионы. Случайно, однажды. Небольшая, со светлыми сосками.

Гарри снова занял позицию у неё в ногах.

— Я не помню. Честно. Я вообще тогда словно забыл о тебе…

Гермиона снова кивнула, прекрасно зная, что он говорит правду.

— Давай разберёмся. То есть получается ты увлеклась Роном, потому что я не пригласил тебя на бал? — спросил ошеломлённый Гарри, наконец сделав умозаключение из тех крох информации, которыми владел.

Гермиона неуверенно помялась, пожевала губу, прикусила её, вызывая у Гарри резкий жар в чреслах, и тихо заговорила.

— Я была влюблена в тебя три с половиной года.

Гарри словно ударили в грудь авадой, настолько поразило его её признание.

— Что? — прошептал он и прикрыл глаза. — Погоди, погоди, а почему? Чёрт. — Он помотал головой, пытаясь разогнать пелену, которая окутала его сознание. Он попытался вспомнить четвёртый курс и свои чувства. Но Гермиона упорно вылетала у него из головы. — Почему же ты не сказала?

Она тихо рассмеялась, вспыхнула и откинулась на спинку дивана, скрывая свои чувства.

— Девочки обычно о таком не говорят. Я и Рону не признавалась никогда, пока он сам не решился. Потом у тебя была Чжоу, потом и Джинни, а у меня остался Рон.

— Всё так просто?

— Ну конечно, почему бы я ещё не отходила от тебя ни на шаг?

Гарри тяжело вздохнул и потёр лицо, глаза уже слипались, но спать он не собирался.

— Ну, а следующие курсы и потом в походе, ты не ушла с Роном.

— Наверное, по инерции, — сказала она с улыбкой, не открывая глаз. — Но это всё в прошлом. У меня Рон, у тебя Джинни. Вообще не понимаю, почему ты об этом сейчас задумался?

А когда?

— Я же не одна такая была. Много девочек были влюблены в тебя, просто мне повезло больше всех, и я стала твоим другом. Но девочки не могут долго любить того, кому на них, собственно, наплевать и влюбляются в тех, кто дёргает их за косички.

— Рон оскорблял тебя, — тихо рыкнул он.

— А ты никогда не пресекал этого, — так же тихо сказала Гермиона и посмотрела на него с ласковой улыбкой. — Что тебя беспокоит? Всё сложилось, как сложилось.

Гарри хотелось разогнаться и убиться об стену от того, каким идиотом он на самом деле был.

— Значит, ты любишь его? Рона.

— Так же, как и ты любишь Джинни, и завтра мы соединимся с нашими возлюбленными, — спокойно решила она и встала.

Гарри не помешал ей в этот раз. Его слишком прибило чувство собственной тупости и недальновидности.

Не хочу.

— Что? — спросила Гермиона, стоя прямо напротив него.

— А если всё неправильно, — встал он за ней. — Если так не должно быть. Если ты всё ещё любишь меня?

— Ну, конечно, люблю. Ты мой лучший друг. Но женой я стану Рону.

— Потому что он хорош в постели? — спросил Гарри и хотел треснуть себя за бестактность. Но мысль о стонущей Гермионе под рыжим другом была невыносима.

— Я не… — зарделась Гермиона. — Мы не…

— То есть вы только целовались, тогда во время битвы? — с надеждой спросил Гарри.

— Гарри, я не буду с тобой это обсуждать, — возмутилась Гермиона. — Надо идти спать. Завтра запланировано много мероприятий.

— Да, да, конечно, как всегда. Теперь я понимаю, что, наверное, мы действительно просто друзья и хорошие друзья, — слукавил Гарри и дождался ответа.

— Лучшие, Гарри. И чтобы там ни говорили Джинни с Роном, мы всегда будем общаться так, как привыкли.

Она развернулась, но Гарри решил сделать решающий шаг.

— Гермиона.

Она повернула голову и посмотрела на него через плечо.

— Я должен убедиться.

— В чём? — устало повернулась она и переступила с ноги на ногу, пряча смущённый взгляд.

— В том, что мы просто друзья. Что у них действительно никогда не будет повода для ревности.

— О чём ты? Как ты хочешь в этом убедиться? — спросила она тревожно и нервно заправила волосы за уши.

— Если мы не разберёмся на берегу, потом могут пострадать очень многие, если нам взбредёт в голову перевести наши дружеские отношения в другую плоскость.

Гермиона удивлённо воззрилась на Гарри и тут же отвела взгляд.

— Мы не будем изменять, мы не будем врать об этом.

— Мы этого не знаем, и я и предлагаю убедиться… Сейчас.

Гермиона сглотнула и неосознанно сделала шаг к Гарри.

— Ка…, как, — прошептала она хрипло. Эмоции владели ею, и слеза скатилась по щеке.

Гарри чувствовал тревогу и предвкушение, дыхание сбилось, а сердце так стучало, что в груди было больно. Он сделал шаг к ней навстречу и взял родное, такое родное лицо в ладони.

— Просто поцелуемся.

— Как друзья? — она положила ладони на его плечи и слегка погладила. Гарри немного увёл бедра в сторону, чтобы она не заметила его моментальной реакции на эту простую ласку.

— По-настоящему, — твёрдо потребовал он. — И если в тебе не осталось ко мне чувств, а у меня их никогда не было, то поцелуй вызовет…

— Неловкость, — шепнула она, и Гарри видел, как вздымается её грудь под тонкой тканью пижамы.

— Да. Даже, наверное, будет смешно, — он смотрел на её губы и хотел провести по ним языком, хотел видеть как они произносят его имя. Ничего забавного в его желаниях больше не было.

— Да, мы посмеёмся, — сказала Гермиона, облизав враз пересохшие губы.

Совершенно несмешно.

Не отрывая взгляда друг от друга, они легко соприкоснулись губами, раз, другой, чувствуя, как по телу прокатывается дрожь возбуждения.

Совершенно не неловко.

Гарри провёл языком по её губам так, как хотел, и она прикрыла глаза и тихо простонала.

Не друзья.

Гарри замер от этого вибрирующего звука и с гортанным рычанием впился в губы Гермионы, языком раздвигая и проникая внутрь. Он прижался к ней всем телом уже без страха показать своё желание. Языки сталкивались друг с другом в этой нежной схватке, губы непрерывно раскрывались, воздуха почти не осталось.

Прошла минута, или полчаса, или целая вечность. Гермиона сжимала его плечи руками, а Гарри наконец накрыл её грудь ладонью и легко сжал сосок сквозь ткань пижамы.

Она вдруг отпрянула, прижимая дрожащие пальцы к губам.

Что происходит?

Она вся трепетала и не могла поверить в то, что сейчас произошло. Рыдание вырвалось из её горла, и слёзы потекли по щекам.

Поцелуй Рона не вызвал и доли тех чувств, что сейчас обуревали её. Она ведь думала, правда думала, что он нравится ей, но такого взрыва чувств он у неё никогда не вызывал.

Рон так часто склонял её к постели, но она всегда успешно отнекивалась.

Но здесь, сейчас — она хотела Гарри! Хотела его всего! Без остатка! Хотела отдаться ему! Хотела почувствовать его в себе. Внутри всё сжималось и горело, словно ей хотелось напиться в самый жаркий день. Ей необходимо было утолить эту жажду, отголоски которой она чувствовала во время полета на Гиппогрифе и во время редких объятий с Гарри.

Сейчас.

— Гермиона.

— Гарри.

Слова были больше не нужны, губы, руки и тела всё за них сказали. Голова пошла кругом, и ими овладели чувства.

Легко качнувшись, Гермиона упала в его объятия и замерла от восторга, как это было хорошо, правильно, естественно и прекрасно.

Так хорошо, когда Гарри гладил сильными шершавыми руками её тело, срывая пижаму, опаляя своим дыханием её нежную кожу.

Так правильно чувствовать его губы на груди, сосках и шее, стремительно расстёгивать его ремень и касаться там, куда могли дотянуться руки, губы и язык.

Так естественно сталкиваться телами, бёдрами на каждом движении и в унисон стонать от нахлынувших ощущений.

Так прекрасно парить на самой вершине экстаза и падать в бездну наслаждения, что дарил оргазм, потрясший обоих до глубины души.

— Столько времени впустую, — говорил Гарри, бесконечно целуя её влажное лицо, всё ещё лениво скользя внутри неё.

— Не говори так, — улыбалась она, поглаживая его спину там, где оставила следы от своих ногтей. — Счастье не должно даваться легко.

— Нам оно далось слишком трудно. Я люблю тебя. Я всегда тебя любил. Я не понимаю, почему забыл об этом и почему ты сама не сказала мне.

— Разве это важно сейчас? Я люблю тебя. Даже не верится, что я могла думать иначе, — простонала она, и двигала бёдрами медленно и нежно в такт его рывкам.

— Теперь, пожалуй, и свадьба не кажется мне таким поспешным решением.

Гермиона замерла и раскрыла глаза.

— Ты хочешь…

— Конечно, — шептал Гарри, немного ускоряясь. Гермиона чувствовала, как член его увеличивается и твердеет. — Завтра я хочу сделать тебя своей женой. Отказ не принимается. Хотят веселиться, пусть веселятся, но на нашем венчании.

Гермиона если и хотела что-то сказать, то не сумела, поддавшись на его требования страсти и задыхаясь от собственного возбуждения, недавно схлынувшего и тут же набирающего прежние обороты.

— А после венчания сразу рванём в Австралию, — сказал Гарри и, закинув стройные ноги Гермионы себе на плечи начал двигаться быстрее, сильнее, жёстче.

Гарри и хотел бы забыть обо всём, кроме стонущей под ним девушки, выкрикивающей его имя на каждом выдохе. Но в голове роились мысли о том, каким все видели его идиотом. Каким идиотом он был на самом деле. Он чуть не потерял то единственно ценное, что было у него в жизни. Любовь. Как часто Дамблдор произносил это слово, при этом зная, чего лишил Гарри. Наверное, стоило отправиться в замок и поговорить с портретом бывшего директора, но Гарри больше не видел смысла.

Зато видел смысл вжимать в диван любимую и вбиваться в неё снова и снова, чтобы доказать всем, а главное самому себе, что может быть счастливым, назло Дамблдору, Снейпу, магическому обществу и самой смерти. Гермиона забилась под ним, до крови раздирая его кожу и громко простонав его имя.

Он посмотрел ей в глаза, поцеловал, заглушая собственный стон и последовал за ней, сотрясаясь от оргазма и изливаясь в узкое пространство.

Гермиона часто дышала, крепко прижимая его к себе и медленно открыла глаза.

— Ты совсем распоясалась. Давно пора спать, а ты чем занимаешься?

Гермиона устало посмеялась и медленно встала, чтобы повести его душ и в постель.

Несколькими часами позже они проснулись от лучей летнего солнца, согревающих их лица сквозь окно, и одновременно открыли глаза и посмотрели друг на друга.

— Сегодня тяжёлый день, — сказала она тихо и провела рукой по его растрёпанным волосам.

— Боюсь, как бы он не закончился в больнице. Не знаю, что хуже, кулак Рона или летучемышиный сглаз Джинни.

— Они всё поймут, — решительно сказала Гермиона и потянулась к нему для поцелуя.

Гарри не был столь уверен в этом, но сейчас его больше волновала Гермиона: её мягкие губы, тёплые, осоловелые глаза и приглашающе раскрывшиеся бёдра, между которыми он без промедления лёг, чтобы пожелать любимой и себе самого доброго утра.

Давай разберемся. Часть 2

Тишину ванной нарушали только шум льющейся войны из душа и тихие стоны за шторкой. Гарри с Гермионой, проснувшись с утра, первым делом направились умыться, но такое простое действие заняло у них гораздо больше времени, чем они рассчитывали. Они соприкасались влажными телами, снова и снова впивались в губы, обжигая дыханием, возбуждая желанием, которое было в их глазах, руках, телах, что так прекрасно подходили другу другу.

Прервавшись на мгновение, Гермиона потянулась за мылом на полочке справа от нее, но оно выскользнуло из руки. Она звонко рассмеялась и, развернувшись, наклонилась, чтобы его поднять.

Вожделение приятной волной омывало тело Гарри, как и теплая вода, но когда он увидел, как Гермиона нагнулась, а между ягодиц мелькнул островок розой плоти, в его голове зашумело, а дыхание прервалось. Он немедля взялся за влажные ягодицы, впиваясь в них пальцами, склонился к ее открывшемуся тайному местечку и накрыл его губами.

Гермиона охнула, дёрнулась и, выпустив мыло из рук, оперлась о стенку душа. Это дало возможность Гарри удобно расположиться на корточках и дарить ей незабываемое блаженство.

Гарри с удовольствием ощущал терпкий вкус ее соков и кончиком языка рисовал руны любви на самой чувствительной точке. Проходила минута, другая. Всхлипы и стоны превратились в один протяжный крик, во время которого Гермиона вся сжалась и затряслась.

— О, мой Бог, Гарри, да, да, да!

— Гарри, Гарри! Ты слышишь меня? — щелкнул возле его лица пальцами Рон. — Ты словно выпал из реальности. Что, ждешь не дождешься, когда уложишь мою сестрицу на брачное ложе?

Гарри напрягся, услышав эти слова, и помотал головой, стряхивая наваждение в виде образа обнаженной Гермионы. Осмотрелся по сторонам и вспомнил, где находится и что ему предстоит сделать и сказать.

Они с Гермионой с самого утра решили, что должны сами поговорить со своими бывшими половинками и всё объяснить, ведь так будет честнее. Но как только они пришли в Нору, на них напали организаторы торжественного мероприятия, практически разрывая на части. Гермиону утащили наверх, причитая, что героиня войны в свой день свадьбы должна блистать, а не выглядеть так, словно бурная брачная ночь уже позади.

Гарри поволокли надевать костюм. И сколько бы он не пытался прорваться в женскую спальню, его выгоняли сначала словесно, а потом и с помощью магии, объясняя это тем, что невест до свадьбы видеть нельзя.

Он с удивлением взирал на то, как все в суматохе носятся, подготавливая свадьбу, и не знал, куда кидаться и что делать. То ли и пытаться дальше прорваться в спальню, дабы объясниться с Джинни, то ли помогать рыжему семейству, ведь жениться-то он всё-таки собирался, правда, не на той, кто был заявлен в программе.

Когда Гарри увидел программки, то почувствовал себя чертовым актером театра и со злостью наблюдал, как во дворе Норы народу становится все больше и больше. Он раздраженно следил за подготовкой представления века, которое, похоже, переплюнет его битву с Волдемортом: как натянули огромный шатер, как одни цветы расставили на столах, а другие подвесили в воздухе, как засияли разноцветные гирлянды и как в полуметре над землей стал возводиться помост для четверых человек.

Ему захотелось плюнуть на всё и закричать, сообщая всем и каждому, что свадьба будет только для двоих.

Время венчания неумолимо приближалось, и он понял, что с Джинни до венчания поговорить ему так и не удастся. В таком случае, придется объясняться с Роном.

И пока он прикидывал, с чего, собственно, начать, то задумался и о том, как скоро закончится весь этот фарс и он снова окажется в привычных, родных и таких удивительно возбуждающих объятиях Гермионы.

Но сначала…

— Рон.

Друг в полном свадебном облачении стоял у зеркала и пытался привести свои рыжие волосы в порядок. Когда шевелюра не легла как надо, он растрепал её пуще прежнего, выругался и начал все сначала.

— Рон.

— Да, — буркнул он. — Я слушаю тебя, говори.

— Есть кое-что, что надо обговорить перед венчанием.

— Ты о чём? — мельком взглянул Рон на Гарри, и тот заметил, как изменился его взгляд. Из простого и отрешенного он стал внимательным, а, значит, он был готов слушать.

Гарри со вздохом начал исповедоваться.

— Понимаешь, Рон, — вся речь Гарри, которую он себе придумал, просто превратилась в сбивчивое объяснение. — Некоторое время назад я понял, что люблю её, что она для меня не просто подруга. Долго, слишком долго я принимал как должное её присутствие в своей жизни. Но я осознал, что не смогу провести без неё и дня, мне, знаешь, даже дышать трудно. Она просто нереально хороша. Она стала для меня семьей, которую я так долго искал где-то на стороне, кроме вас всех, конечно.

— Ну круто! — радостно воскликнул Рон, поворачиваясь. Он как раз закончил причесываться и стал чем-то напоминать певца Элвиса Пресли, которого Гарри мельком видел по телевизору у Дурслей. — Я рад, что ты все для себя решил! Надеюсь, ей ты сказал об этом?

— Конечно, — медленно ответил на вопрос Гарри, внимательно наблюдая за реакцией обычно вспыльчивого друга. — Мы поговорили и даже больше.

Гарри смутился и встал, готовый принять на себя любую реакцию Рона, но тот лишь улыбался, и он напряженно застыл, не понимая, как себя вести.

— Значит… Всё нормально?

— Да просто отлично! — подошёл к нему Рон и стряхнул невидимые пылинки. — Ты любишь ее, она любит тебя, и все счастливы! Пойдем, что ли, женим тебя!

Рон хлопнул Гарри по спине и направился на выход из своей детской спальни, где до сих пор висели плакаты квиддичной команды «Пушки Педдл».

Гарри так и стоял как вкопанный, не в силах привести поток мыслей во что-то цельное. Явное ощущение какой-то ошибки вылезло на самый вверх подсознания, но Гарри посчитал это просто отголоском радостного волнения перед встречей с Гермионой.

Жених хотел растрепать волосы, но понял, что они давно уложены, чтобы хоть на собственной свадьбе он выглядел прилично.

Он глубоко вздохнул и решил пока не напрягаться. В конце концов, девушки точно должны были объясниться, и свадьба из двойной превратится в обычную. А чувство вины он постарался затолкать поглубже, чтобы не натворить и не наговорить глупостей.

Полный надежды на успешное разрешение конфликта, Гарри спустился по кривой лестнице Норы на первый этаж. Там он вдохнул приятные запахи будущего праздничного обеда и вышел через заднюю дверь в ярко украшенный двор. Там, чуть не запнувшись об гнома, направился прямо к шатру, где уже играла музыка, а гости заняли свои места в ожидании финального аккорда затянувшейся войны.

Гарри увидел, как ему подмигнула светловолосая женщина в ядовито-зелёном брючном костюме, и у него засосало под ложечкой. Рита Скиттер редко появлялась там, где обходилось без скандала, а Гарри как раз хотел его избежать. Он и так почти всю жизнь пробыл в центре внимания, пора было это заканчивать.

Гарри прошёл за Роном в центр шатра, где священник заждался церемонии и, кажется, уже посапывал. Гарри смотрел на пеструю толпу и чувствовал, как его пронзают сотни любопытных, заинтересованных взглядов, и, как только он занял место рядом с Роном, толпа взорвалась аплодисментами и криками: «Ура!» — в честь героев войны. Так близко его еще никто из чужих людей не видел.

Они с Роном переглянулись и неловко помахали толпе, хотя Гарри и почувствовал тошноту, ведь еще буквально пару лет назад половина этих людей ему не верила, когда он убеждал всех в возрождении Волдеморта, а потом они и вовсе сделали его целью для убийства номер один. Но сейчас он не хотел злиться и обижаться, он хотел поскорее со всем этим покончить, забрать отсюда любимую и рвануть к морю, как они и собирались.

Заиграл марш Мендельсона, но в оркестре было слишком много флейт, и это почему-то резало слух Гарри, хотя он и слышал эту мелодию раньше.

Музыка затихла, и все посмотрели на дверь Норы, из которой изначально должны были появится две невесты, но Гарри уверил себя, что выйдет одна Гермиона, конечно, невероятно прекрасная. Он представил, как будет с удовольствием снимать с неё белоснежное платье, и на душе стало легко и приятно.

Целых полминуты ничего не происходило. Гости стали перешёптываться. Гарри неожиданно услышал женский негромкий визг — и не он один; в дверь вдруг что-то ударилось, и все разом замолчали, а затем, уже не стесняясь, принялись обсуждать, что же могло произойти. Рита Скитер даже привстала. Её перо, словно отражая её настроение, нетерпеливо подрагивало в ожидании сенсации.

— Гарри! — услышал он панические нотки в голосе Гермионы, со вздохом понял, что скандала не избежать, и, чтобы не позволить перу Скитер творить собственную лживую историю, рванул на зов любимой, предварительно переглянувшись с удивленным Роном.

Он мчался по украшенному жёлтыми лилиями проходу, Рон шагал за ним, и когда Гарри ворвался в гостиную Норы, совмещенную с кухней, тот врезался в него и выругался.

Открывшаяся перед Гарри картина еще долго будет стоять перед его глазами.

— Дверь закрой! Быстрее! — скомандовал он застывшему Рону.

Джордж пытался успокоить рыдающую Джинни Уизли, которая вцепилась в ноги Гермионы и что-то пыталась ей втолковать.

Наконец, спустя полминуты, Гарри смог разобрать несколько слов из её обрывочных фраз, смешанных с рыданиями.

— Скажи, скажи, что это неправда! — выла она, и Гарри смутился, понимая, что должен был настоять на личном разговоре. — Я не верю! Не верю тебе. Гарри не поступил бы так с нами, со мной и с Роном.

Гермиона увидела Гарри и облегченно выдохнула, но её взгляд отражал его собственное виноватое состояние. Но изменить уже что-либо было нельзя. Они сделали свой выбор, поступок свершился, и теперь им придется расхлебывать последствия своего решения.

— Гарри, — мрачный голос Гермионы вырвал его из плена мыслей, и тут же на него уставились блестящие от слез, покрасневшие глаза Джинни.

Она, вскочив, налетела на него, крепко сжимая в объятиях, целуя щеки, лоб, шею.

— Гарри, миленький, скажи, что это все неправда, скажи, что он соврала! Скажи, что ты любишь меня!

— Да что здесь происходит? — взревел Рон и вздрогнул от неожиданного стука в стекло.

Они обернулись и увидели, как за окнами собралась толпа и с интересом наблюдала за разворачивающейся сценой. Среди них была и Рита Скитер, улыбку которой можно было сравнить разве что с Малфоевской, когда тот пакостил гриффиндорцам.

Рон задернул шторы, наложил звуконепроницаемые заклинания и снова повернулся к присутствующим. На диване сидел Артур Уизли, который отрешенно смотрел на разборки своих детей — родных и названых.

В комнату тут же вошла Молли, она всплеснула руками и запричитала так, словно одетая в розовые очки Луны Лавгуд.

— Вы почему ещё здесь?! Все уже в нетерпении. Такая толпа, столько гостей! Джинни, милая, ты же знаешь, что нехорошо появляться перед женихом до венчания и показывать платье.

— Гарри, — жалобно заскулила Гермиона. — Я пыталась объяснить им.

— Ну что ты, дорогая, мы же все знаем, что вы с Гарри только друзья.

— Я не это вам говорила, — сквозь зубы говорила Гермиона, которая так и не надела свадебное платье, а стояла в обычных джинсах и рубашке.

Гермионе хотелось кричать от того сумасшествия, которое творилось с ней в последние сутки. Сначала Гарри, еще со вчерашнего вечера выбивший ее из колеи своим разговором и нарушивший спокойный уклад мыслей, а теперь Нора. Здесь всегда царила суматоха, как на огромных птичьих фермах, где она с родителями бывала в детстве. Но сегодняшние мероприятия, весь этот цирк просто вывел её из себя.

Гермиону крутили и вертели, как куклу, чтобы выдать замуж за Рона, а когда она яростно воспротивилась и сказала, что не собирается замуж за него, только посмеялись. Эти организаторы во главе с миссис Уизли списали все на предсвадебный мандраж. Когда же она возмутилась, ей приписали послевоенный синдром, по сути, назвав психически нездоровой. Вот тут-то Гермиона не выдержала. Она выгнала всех из комнаты, чтобы объясниться только с Джинни, сама же снова переоделась в джинсы, решив для себя, что в этом балагане точно выходить замуж не собирается, да и толпы волшебников, собирающиеся внизу, пугали её.

Сначала она спокойно попыталась объяснить Джинни, что любит Гарри, но та словно не слышала и спокойно собиралась на свадьбу. Когда все доводы были проигнорированы, Гермионе пришлось рассказать сестре Рона, как они вчера с Гарри занимались любовью. Джинни сначала замерла, а потом как ни в чём ни бывало направилась к выходу со словами, что Гарри не мог спать с Гермионой, ведь к Джинни он даже не притронулся. Гермиона догнала её перед выходом из дома, потому что не могла позволить школьной подруге так себя опозорить. В итоге Джинни закатила истерику, швырнув в дверь диадему своей тётушки Мюриел.

— Гарри, милый, — услышала она жалобный голос Джинни и увидела, как она подняла заплаканное лицо и поцеловала того в губы. — Скажи, что это неправда, скажи, что вы просто пошутили.

Гарри посмотрел на Гермиону, и она поняла, как сильно они оплошали и что сейчас придется разгребать последствия. Даже мимолётный взгляд на Рона дал понять, что они точно будут, и она прикрыла глаза, слыша от Гарри твердое и бескомпромиссное:

— Нет. Мы не пошутили.

Последовавшей за этим тишиной можно было резать камень, ее нарушали только нарастающие крики и шум за дверью Норы.

— Гарри, милый, — запротестовала через мгновение Молли, отталкивая от него Джинни.

Девушку, согнувшуюся в рыданиях, подхватил отец. Молли стояла напротив Гарри, смотря снизу вверх и приглаживая и без того прилизанную прическу, и говорила с интонациями в лучших традициях психиатрического отделения госпиталя Мунго.

— Вы с Гермионой не в себе. Я всё понимаю. Столько пережить. Что-то взбрело вам в голову, и вы решили, что влюбились. Сейчас вы все спокойно пойдете к алтарю, и все пройдет, как мы репетировали. Там ждут люди. Потом мы сядем и вместе посмеемся над всей этой забавной ситуацией.

Гарри тяжело вздохнул, вспоминая, как часто эта женщина была к нему добра. Он аккуратно взял её за круглые плечи и искренне посмотрел в глаза.

— Я не женюсь на Джинни, я люблю Гермиону, — медленно проговорил он и отодвинул миссис Уизли от себя.

— Что ты несёшь? — подлетел, схватил его за грудки Рон, уже минуту медленно краснеющий и пылающий яростью. — Ты же сам только что мне втирал о своей любви к Джинни!

— Да, да, — прогнусавила она, громко шмыгнув носом. Цвет её лица слился с цветом волос. — Ты точно любишь меня. Вы с Гермионой просто друзья, вы всегда дружили. У вас даже в палатке ничего не было, хотя вы и остались одни. Так только у самых лучших друзей бывает. Ну скажи же, что вы друзья, — голосила она всё громче.

Гарри захотелось закрыть уши и глаза руками, а лучше вообще исчезнуть отсюда. И он, наверное, мог бы сделать это. Мог просто схватить Гермиону в охапку и прорваться сквозь толпу к точке аппарации. Но это было бы неправильно.

Он понимал, что объяснять о своей любви к подруге, с которой они раньше действительно не помышляли о сексуальной связи, было уже бесполезно. И оставалось только одно решение. Здесь нужны слова, которые проникнут в сознание семейства Уизли, так же безжалостно, как смертельное заклятие.

Гарри виновато посмотрел на Джинни, перевел взгляд на ожидающего ответа Рона, который тяжело дышал и раздувал ноздри, как дракон перед выпуском пламени. Гарри чувствовал, как его почти оторвали от пола, и, предчувствуя последствия, произнес с долей усмешки:

— С друзьями не трахаются.

Вполне ожидаемый удар в челюсть сбил его с ног. Гарри упал в ноги к Джорджу и взглядом попросил того не вмешиваться. Джинни в этот же момент закричала: «Не-ет!» Гермиона закрыла пылающее от стыда лицо руками.

— Ты лжёшь! — кричал Рон, делая шаг к Гарри и снова замахиваясь, но на этот раз неудачно.

— Я же объяснял тебе наверху, что люблю её! — отскакивая от нового удара, сказал Гарри.

— Ты принял это!

— Я думал, ты болтаешь о Джинни! Ты не мог спать с Гермионой. Ты никогда не замечал её.

— Тебя бесит, что она не сделала этого с тобой?

— Гарри! — осуждающе воскликнула Гермиона.

Рон зарычал и снова бросился на поднимающегося Гарри, но тот увернулся, и он тяжелой тушей рухнул на деревянный пол. Когда он зацепился взглядом за Гермиону, то увидел, что она стояла, не шелохнувшись, и смотрела на него с долей вины и жалости.

— Нам еще рано, — вдруг заговорил Рон, тяжело поднимаясь и передразнивая женский голос, — давай подождем свадьбы. Шлюха! — заорал он и кинулся на Гермиону, но тут же Гарри отбросил его. Рон не успел и коснуться испуганной Гермионы.

— Не забывайся, Рон! — закричали одновременно Артур, Джордж и Гарри.

Последний, наконец, осознал, что свадьбы не будет сегодня ни у кого. Свадебные наряды были напрочь испорчены, волосы у всех взлохмачены, а взглядами, что бросали друг на друга друзья, можно было спокойно убивать.

— Это Поттер забылся! Забыл обо всём, что мы пережили вместе, когда поимел мою невесту!

— Рон, перестань! — все-таки закричала Гермиона и, увидев, что Рон достал палочку, взялась и за свою.

Они стояли друг напротив друга — трое друзей. Больше не друзья. Все вокруг молчали, понимая, что в этом конфликте им нельзя участвовать, но когда Рон сделал взмах палочкой, а Гарри мигом прикрыл собой Гермиону, достав свою, не выдержала Молли.

— Остановитесь! — закричала она, выбегая на центр комнаты. — Рон, прошу тебя, опусти палочку. Ты ведь можешь пострадать.

— Я? — возмутился Рон.

— А ты думаешь, здесь некому тебя остановить? — усмехнулся Джордж, его палочка была давно у него в руках. Он легко крутил её в пальцах.

— Предатель, — прохрипел Рон, опуская оружие, и, вперив взгляд в уже бывших друзей, возбужденно заговорил: — Я просто не понимаю! Ничего не понимаю! Вы же всегда… Всегда были просто друзьями. На первых курсах я думал, вы сойдетесь, но потом вы словно забыли друг о друге! Что произошло-то?!

— Это я виновата, — заплакала Молли, заламывая руки. — Я так хотела, чтобы все мои дети были счастливы. Всегда хотела. А Джинни так мечтала о Гарри. Я, конечно, и сама много понарассказывала ей историй. А потом увидела Гермиону. Вы были так близки. Гермиона, — она посмотрела на ошеломленную девушку. — Я ничего не имею против тебя, я уверена, ты могла бы сделать моего глупого Рончика гораздо лучше.

— Мама, — обиделся Рон.

— Но дочь мне дороже, — не обращая ни на кого внимания, продолжала говорить Молли.

— Молли, что ты сделала? — испуганным шепотом спросил Артур.

— Немного, — всхлипнула Молли. — Зелья, несколько Обливейтов и Империус. Но это только раз или два.

Артур выпустил из рук Джинни, которая в ступоре снизу вверх смотрела на мать, и тяжело рухнул в ближайшее кресло.

— На четвертом? — с интересом уточнил Гарри, вспоминая недавний разговор с Гермионой о своем подозрительном поведении в отношении неё. Он хоть и был удивлен признанием миссис Уизли, но не мог заставить себя злиться на неё.

— Да, Гарри, — кивнула она; не спускавший с неё глаз Гарри заметил странный блеск в ее глазах и подобрался, плотнее прижимаясь к Гермионе. — И я не могу допустить, чтобы столько усилий пошли крахом. Облив… — закричала она, и в этот же момент произошло несколько событий.

Гарри с Гермионой выставили щит. Рон с Джинни испуганно закричали: «Нет, мама!». Молли Уизли рухнула на пол, сраженная Петрификусом собственного супруга.

Он спрятал палочку, подошёл и на удивление легко поднял пухленькую жену на руки. Потом двинулся к лестнице, но вдруг обернулся и виновато взглянул на названых детей.

— Простите нас, Гарри, Гермиона. Она мать и на многое готова ради своих детей. Думаю, вам пора покинуть нас. Туда, — он указал на толпу за дверью, которую, судя по голосам, сдерживали бывшие однокурсники героев, — вам не пробиться. Поднимайтесь на второй этаж, там в чулане метла. Улетайте. Мы тут уже сами.

— Точно? — спросил Гарри. — Может, мы какое-нибудь заявление сделаем? Гермиона?

— Конечно, — твёрдо заявила она. — Мы сейчас всё объясним.

— Валите уже отсюда, — прогремел Рон, стоявший у окна, и резко отвернулся.

Гарри некоторое смотрел на него, вспоминая все славные деньки их дружбы, ожидая, что тот повернется, ухмыльнётся и скажет, что пошутил. Проходила минута, другая. Артур уже ушел, а гул за дверью всё нарастал. Он опомнился, когда в дверь забарабанили, и подошёл к Джинни. Она так и сидела у кресла, глотая слезы и оттолкнула руку Гарри, которую тот к ней протянул.

— Уходите! Вам же ясно сказали! Оставьте нашу семью в покое!

Гарри печально смотрел на красивое лицо бывшей невесты. Он действительно был в неё влюблен, но это ни шло ни в какое сравнение с тем восторгом и спокойствием, что он испытывал рядом с Гермионой. Именно она была с ним в самое тяжелое время, и он еще вчера понял, что она должна быть с ним и в счастливое. Он со вздохом поднялся, подошёл к Гермионе и взял её за руку.

— Рон, — тихо произнесла она, но тот только мотнул головой.

Они пошли в сторону лестницы и поднялись на второй этаж. Там Гермиона забрала свою сумочку из женской спальни. Гарри нашел метлу. Они смотрели друг на друга, осознавая всю тяжесть своего поступка. Говорить не хотелось, и они, коротко поцеловавшись, улетели прочь из Норы. Вслед им неслись вспышки колдокамер, крики и сотни осуждающих, понимающих и удивленных взглядов. Огромный жук нагнал их в небе, возбужденно пошевеливая усиками и жужжа, но Гермиона, сделав легкое движение рукой, стряхнула Скитер с метлы.

**********

По ярко-голубому небу парили, как парусники в океане, легкие облака. Море было спокойное и сладко пахло. Воздух на берегу был наполнен упоением счастья и прелестью надежды. Вдалеке ревели моторы катеров и крики серфингистов.

Сегодня, в этот теплый осенний день, мир готовился встретить новую семью. Двое молодых людей, прошедшие много трудностей, войну и сделавшие свой главный выбор в жизни, готовились стать мужем и женой.

Гарри Поттер в простой светло-зеленой рубашке и белых брюках стоял и ждал свою невесту. Она шла к нему по проходу, держась за руку хмурого отца и хитро улыбалась. Она была прекрасна в простом лимонном платье до самых щиколоток и с венком из лилий на пышных распущенных волосах.

Возбуждение владело молодыми людьми, а от предвкушения обладания друг другом у них покалывало в пальцах.

— Всё-таки стоило ему врезать, — сказал Дэниел Грейнджер, недавно снова сменивший фамилию.

Гарри с Гермионой недавно вернули ее родителям память и сполна ощутили на себе силу родительского гнева.

— Ему и так порядочно досталось, папа, — защищала Гермиона Гарри. Так же, как и весь прошедший месяц. — Ты же знаешь, как сильно я люблю его.

— Еще бы мне не знать, ради него ты бросила родителей и отправилась голодать по лесам. Странно, что ты сама не сразу догадалась о своей любви.

— Я не бросала вас, а защищала, — проговорила Гермиона и в этот же момент перешла в руки к Гарри, немного порозовев от его жаркого взгляда.

Они встали напротив священника из магического министерства Австралии. Герои обменялись клятвами и кольцами под шум волн, крики чаек и взгляды родителей Гермионы. Счастливым — матери, недовольным — отца.

Поцелуй, последовавший за этим, был столь долгим и страстным, что священник начал покашливать в кулак, пытаясь привлечь внимание. Когда это не помогло, а руки Гарри уже шарили по спине невесты и опускались всё ниже, Дэниел за плечо оторвал возбужденного Гарри от разгорячённой Гермионы.

Они смотрели друг на друга, не в силах оторваться. Им предстояла первая брачная ночь, ведь весь месяц возлюбленные жили под крышей дома Грейнджеров и под их же неустанным контролем.

* * *

Гарри, наконец, закрыл двери номера и облегченно вздохнул. Они с Гермионой пока решили поселиться в местном маггловском отеле, а уже через неделю им предстояло вернуться в Англию и заняться обучением: в Аврорате и Магической Академии Лондона.

Гарри прижался спиной к двери и восторженно смотрел на Гермиону, которая разливала шампанское: за её плавными движениями рук, за изящными движениями тела, за вздымающейся полуобнаженной грудью под тонкой тканью платья. Он чувствовал, как возбуждение всё сильнее накатывает на него, и знал, что ему больше не нужно сопротивляться.

— Гермиона, — позвал он, подошел ближе и, отобрав у нее бокал, увлек в настойчивый поцелуй.

Гермиона пылала от ощущения горячих рук и пальцев на своей коже, от губ, которые ласкали шею и вскоре перебрались на грудь. Гарри жадно втягивал в рот соски через ткань, оставляя на ней влажные следы.

— Я думал, что не выдержу и просто разложу тебя на том кухонном столе. Они специально над нами издевались.

— Они хотели убедиться в наших чувствах, — постанывала Гермиона, пока рука Гарри оглаживала стройное бедро, все выше задирая подол платья.

Гарри что-то проворчал о глупости родителей и, оторвавшись от сладко пахнущей шеи Гермионы, спросил:

— Где здесь кровать? — как только та попала в поле его зрения, он поднял пискнувшую от неожиданности Гермиону на руки и в два счета преодолел нужное расстояние.

Он бережно опустил свою ношу на персиковое покрывало и нетерпеливо начал сдергивать рубашку, ремень, брюки. Как только он остался в одних боксерах, то бросился на кровать, но Гермиона со смехом откатилась в сторону и попыталась встать. Гарри вскинул руку и зацепил подол платья. Послышался треск.

— Гарри! Мне его мама подарила!

Он усмехнулся и потянул сильнее. Гермиона звонко рассмеялась и попыталась вырваться, но уже через несколько секунд оказалась прижатой к кровати жилистым телом Гарри.

Дыхание оборвалось, как только они уже без смеха смотрели друг на друга.

— Я люблю тебя, Гермиона Грейнджер.

— Поттер. Гермиона Поттер. Я тоже тебя люблю, Гарри, — нежно шептала она, очерчивая кончиками пальцев линию его подбородка, нос и вплетая их в чернильного цвета волосы.

Гарри горделиво улыбнулся и, коленом раздвинув её ноги в стороны, впился в губы Гермионы своими.

Она трепетала всем телом от желания, которое уже привычно нарастало во всем теле, скапливаясь внизу живота. Но теперь она знала, что больше не нужно его сдерживать. Она отпустила себя, погружаясь в головокружительное удовольствие, которое дарил язык Гарри, терзая её рот, руки, что массировали грудь, спускаясь всё ниже.

Новоиспеченный муж в одно длинное движение стянул с неё платье, и Гермиона помогла ему, поднимая руки и сразу обхватывая ими мужскую шею, оставшись в одних трусиках и свадебной белой подвязке.

Гарри смотрел на обнаженное тело, светящееся в свете луны из окна. Гермиона наслаждалась его восхищением и думала, что именно с Гарри почувствовала себя очень красивой. Она больше не стеснялась своего тела и с восторгом наблюдала, как Гарри, не сводя с нее взгляда, подцепил зубами подвязку и медленно стягивал. То же самое он проделал и с трусиками, помогая себя правой рукой.

Он уже тяжело дышал и, вцепившись пальцами в бедра Гермионы, нетерпеливо произнес:

— Я хотел быть нежным, чтобы ты запомнила этот день навсегда, но я не могу больше терпеть.

— И не надо, — почти срывающимся голосом ответила она и подтянула его к себе. Стягивая с Гарри последнюю деталь одежды, она прошептала на ухо. — Я всегда буду помнить каждый день, проведенный с тобой.

— Всегда, — кивнул он, втягивая воздух, и на выдохе заполняя собой лоно Гермионы.

* * *

Она открыла глаза, когда Гарри пошевелился. Их номер был на первом этаже, и они слышали шум набегающих на берег волн. Но сейчас, кроме этого, послышался скрип песка. За широким, открытым настежь окном, прикрытым лишь тонкой шторкой, кто-то находился.

Гарри тихо, но резко встал, надел боксеры и взял палочку. Как только он вышел за дверь, Гермиона быстро поднялась, натянула халат на голое тело и, взяв палочку, отправилась за мужем. Кингсли хоть и убедил их в письме, что от оставшихся на свободе Пожирателей не стоит ждать опасности, она всё равно была готова при первой же возможности прикрыть Гарри от любого заклинания.

Пройдя по коридору вдоль светлых пластиковых дверей, Гермиона свернула в сторону выхода. Здесь как раз было видно окно в их номер.

Держа палочку наготове, она выглянула в открытую дверь и замерла.

Гарри стоял к ней спиной и смотрел на неожиданного гостя. Рыжие волосы отливали серебром, а легкий ветер колыхал низ красной рубашки.

— Рон, — окликнул бывшего друга Гарри.

Тот стоял и смотрел на темное синие море. На востоке небо было окрашено в розовые тона. Гермиона взглянула на наручные часы и с удивлением увидела, что еще только пять утра. Она хотела сначала выйти к парням, но передумала и прислушалась.

— Ты пришел меня убить? — спросил Гарри.

Вся его напряженная поза говорила о том, что он готов сражаться.

Плечи Рона дернулись, и он тихо рассмеялся, повернув голову.

— Тебя убить даже у Волдеморта не получилось. Куда мне до него?

Там же, где стоял, он сел на песок, согнув ноги в коленях и опершись на них руками. Гарри, немного подождав, присоединился к нему.

Гермиона чувствовала гордость за двух своих лучших друзей, один из которых стал её мужем. Зарыть топор войны было очень по-взрослому.

— Ты давно в Аделаиде?

— Приехал ещё вчера, как узнал, когда у вас венчание, — повернул Рон голову в сторону Гарри.

— Чего же не появился?

— Праздник не хотел портить своей мрачной рожей.

— Ты бы ничего не испортил, — Гарри на мгновение замолчал, — друг.

Рон тяжело вздохнул и взглянул на окно, за которым должна была спать Гермиона. Она отошла чуть дальше в тень, беспокоясь, что может помешать такому важному разговору.

— Она никогда меня не хотела. Я же видел это, — грустно усмехнулся он. — Влюблена была точно, но не хотела. Это, знаешь, тормозит изрядно. В какой-то момент мне стало все равно. Я решил, что она научится хотеть меня со временем. Что натура у нее такая, несексуальная.

Гарри фыркнул, и Гермиона прекрасно знала, почему. С ним она была раскрепощенной и наслаждалась каждой лаской, даже самой неприличной. Может быть, всё дело в доверии?

Эти её мысли повторил вслух Гарри.

— Она ведь никогда толком не доверяла тебе.

— А тебе, значит, доверилась? — обиженно спросил Рон.

Гарри ничего не стал отвечать, и в разговоре возникла пауза. Рон обреченно вздохнул и достал что-то из кармана штанов. Это оказалась обычная маггловская сигарета.

— Как Джинни? — поинтересовался Гарри с удивлением наблюдая, как Рон прикуривает от кончика палочки и, затянувшись, выпускает клубы дыма.

— Нормально. Отправили их с матерью во Францию отдыхать. На Ривьеру. Гермиона… — он сглотнул. — Рассказывала о ней. Когда ты понял? — он кивнул на окно.

— В ночь перед свадьбой, — рассказал Гарри, откинувшись на локти. — Что-то меня смутило во всем этом балагане, которое устроило Министерство вокруг нас. Я пришёл поговорить. Я всегда шёл к ней с вопросами.

Гермиона была с Гарри полностью согласна. Она сама тогда была в полном смятении и от поползновений Рона, который настойчиво требовал лечь с ним в постель, и от шума, с которым их везде встречали. Она любила Рона, но чувства к Гарри были в разы сильнее. За него она была готова умереть. И, может быть, именно поэтому так спокойно занялась с ним любовью.

Она погрузилась в свои мысли и не заметила, как разговор перешёл на обсуждение её прелестей, а в руках Гарри появилась сигарета.

Она выпрыгнула из своего укрытия и, меча глазами молнии, прошипела похлеще любой змеи:

— Гарри Джеймс Поттер! Выплюни немедленно эту гадость!

Парни вскочили, и Гарри закашлявшись проглоченным дымом, прохрипел:

— Твой отец же курит.

— Моему отцу не предстоит больше делать детей! — закончила она и вдруг нежно посмотрела на Рона, который стоял как пришибленный, засунув руки в карманы. Она прекрасно знала, какой он её видит. Растрепанные волосы, припухшие губы — хорошо, халат она запахнула посильнее, чтобы он не увидел засосов на коже, — всё это говорило о том, что первая брачная ночь прошла более чем удачно. — Здравствуй, Рон.

Она раскрыла руки, и он, все правильно поняв, подбежал к ней и крепко обнял, прижав к себе.

Наверное, впервые за все годы их знакомства, Гермиона не чувствовала неловкости по отношению к нему. Она отодвинулась и посмотрела в голубые глаза.

— Ты вернулся?

— Ты же знаешь, — усмехнулся он, — я всегда возвращаюсь.

Гермиона улыбнулась, посмотрела на Гарри, снова — на Рона и вдруг наигранно охнула.

— Как ты похудел! У нас там в номере недоеденные закуски остались и шампанское. Ты голодный?

Рон осторожно, как бы спрашивая разрешения, посмотрел на Гарри, но тот лишь подошёл, взял Гермиону за руку и улыбнулся.

— Да Рон, позавтракай с нами.

Друг неуверенно растрепав свои волосы, потупил взгляд.

— Ну, вообще да, я бы поел.

Все рассмеялись и посмотрели на небо. в котором громко прокричала чайка.

Новый день твердо взял вверх над ночью, наполняя сердца трёх друзей надеждой на светлое будущее.

Пока они возвращались в номер, Гермиона прошептала Рону на ухо.

— Через час неподалеку открывается отличный магический ресторанчик.

— И что? — удивленно спросил Рон, с тоской вдыхая ароматы тела девушки, которую так долго любил.

— Знаешь, какая там барменша? Получше Розмерты в тысячу раз и помоложе.

Гарри хохотнул. Рон покраснел, но блаженно подумал о новых перспективах и о том, что на Гермионе, в конце концов, свет клином не сошёлся.

Для самых близких пар

Пары, между которыми за время их общения сложилось большое количество эмоциональных, магических и ментальных связей, после проведения специального ритуала, известного как «Единение с судьбой», получают возможность объединять свои магические потенциалы и, следовательно, использовать весьма энергоёмкие магические практики, как, например, аппарация из хорошо защищённых помещений или выполнение многосоставных заклинаний высшей магии. Также довольно любопытным с ритуалистической точки зрения является одно из важнейших условий проведения данного обряда: консумация чистой пары при свидетеле — сильном волшебнике.

Эйзенхорн М. Классификация магических связей между волшебниками и волшебницами / М. Эйзенхорн // Магия и жизнь. — 1992. - № 3. — С. 12–17.

Ещё в то время, когда Гермиона была на втором курсе, у неё уже был полный доступ в Запретную секцию и огромная жажда новых знаний. Но Запретная секция называлась так не зря, и прочитанное в одном из толстых фолиантов описание не очень приличного ритуала надолго вогнало тринадцатилетнюю девочку в краску и ступор. Она даже посмеялась над таким забавным курьёзом практического применения магии, но потом мысли о возможном использовании этого знания начали посещать её всё чаще и чаще. Это смущало. Ещё сильнее смущало то, что в фантазиях, касающихся ритуала, в качестве партнёра всегда фигурировал только Гарри. Гораздо позже, в потертой палатке посреди заснеженного леса она даже набралась смелости поговорить со своим другом о ритуале «Единение с судьбой», но вернувшийся именно в тот вечер Рон спутал ей все карты. Кроме того, случайно услышанное «она мне как сестра» прозвучало очень однозначно.

К тому же Гермиона была ни в чём не уверена. Например, она не была уверена в том, что именно Гарри был её судьбой. Конечно, только рядом с ним она чувствовала, как её омывает волнами нежности, заботы и любви, но даже ощущение, что эти же волны бушевали внизу живота, порой спускались еще ниже, не давали гарантии взаимности, ведь его целый год ждала Джинни.

С Роном же ничего подобного не происходило. Нет, он вызывал у неё какие-то чувства, иначе Гермиона не дала бы ему надежду на взаимность — своим поведением на шестом курсе и поцелуем во время битвы за Хогвартс. Но уже спустя несколько дней тот поцелуй она вспоминала в основном потому, что в этот момент Гарри смотрел на них с таким потерянным видом, словно его мир разлетелся на куски. И Гермиона всё же надеялась, что она сможет собрать все кусочки воедино.

* * *

Жизнь после победы над Волдемортом наладилась не сразу. Похороны, долгие разговоры со аврорами и невыразимцами, переговоры с гоблинами и другими магическими расами. Награждения и приёмы в Министерстве магии, а потом — переезд вместе с Гарри из Хогвартса в Нору. И всё бы ничего, если бы не навязчивая опека рыжего семейства. В этом доме практически невозможно было остаться наедине: ни друг с другом, ни с собой — всегда кто-нибудь был рядом. А потом вдруг оказалось, что все остальные ждали от них решений и поступков, к которым они не были готовы. Это напряжение сделало жизнь в семье Уизли невыносимой. Как минимум для двух человек.

Гермиона сильно удивилась бы, если бы узнала, что Гарри приходится гораздо тяжелее, чем ей. Война осталась позади — он почти справился с её последствиями и окончательно решил плюнуть на условности и пожить хоть немного для себя. Перестал сдерживаться, перестал прятать свои чувства и желания.

Но полностью расслабиться ему не давала Джинни. Её томные взгляды, полные восторженного обожания, смущали — ведь он не был готов сказать ей то, что она хочет услышать.

Зато ему хотелось разобраться с чувствами к Гермионе. Они давно будоражили его, горячили кровь — именно они заставляли его жить в самые тяжелые времена их путешествия, но сейчас — отравляли ему жизнь. Желание прижать её к себе, защитить и успокоить было всегда, но во время зимних скитаний по лесам оно разрослось и приобрело воистину пугающие масштабы и формы, и ему постоянно приходилось сдерживаться. Гарри хотел смотреть на неё, слушать её, касаться её. Он хотел стать для неё кем-то большим, чем просто друг — быть с ней, оказаться в ней. Но это было невозможно: Гермиона была увлечена Роном.

Гарри чуть не поругался с друзьями из-за подавленных чувств. Он стал носить медальон, не снимая, когда понял, что только благодаря крестражу мог справляться с навязчивым желанием избить Рона и сделать Гермиону своей.

А потом вдруг последовали неловкие касания рук — пальцы, переплетённые втайне, под столом. Взгляды, которые приходилось прятать от всех Уизли без исключения. И радость от осознания, что Гермиона, судя по всему, совсем не против проявить взаимность. Это наполняло сердце Гарри такой сладкой негой, что хотелось запрокинуть голову и с громким безумным воплем поведать всему миру о любви к самой замечательной девушке в его жизни.

Он знал, что когда-нибудь придётся объясниться с Джинни и что это будет очень неприятный разговор, хотя он ей в своё время ничего и не обещал. Тем не менее, несмотря на все самооправдания, на душе у Гарри давно поселился скребущий когтями по нервам Живоглот.

* * *

События начали стремительно развиваться в конце августа.

Солнце уже скрылось за горизонтом, а обитатели Норы только-только начали расходиться из гостиной по своим делам. Артур уютно устроился в любимом кресле у потушенного по летнему времени камина, Молли стояла у раковины, Джордж вместе с гостящим у него Ли Джорданом, о чем-то переговариваясь, ушли в сторону сарайчика, а Рон и Джинни, перешёптываясь, исчезли где-то наверху. Гарри же, посмотрев через окно на усыпанное звёздами небо, протянул руку Гермионе и кивком указал на дверь.

— С удовольствием, — улыбнулась Гермиона, принимая его руку.

На улице было тепло и безветренно. Ночной воздух был наполнен сладковато-горьким ароматом цветов и трав, в изобилии растущих вокруг дома. Тут и там стрекотали сверчки, а где-то в дальнем конце сада смутно виднелись мерцающие точки светлячков. Гарри полной грудью вдохнул этот удивительно вкусный воздух и посмотрел на Гермиону, которая с лёгкой улыбкой всматривалась в его лицо.

— Пойдём? — потянула она его в сторону выхода из сада.

У них не было какой-то определённой цели, они просто шли, крепко держась за руки, наслаждаясь этой летней ночью и, что самое главное, компанией друг друга. Они ни о чём не говорили, слова были не нужны, и это молчание не было неловким, нет. Оно было уютным.

Гермиона смотрела на звёзды над головой, изредка бросая короткие взгляды на шагающего рядом Гарри. В этот момент молчаливого единения она чувствовала себя почти что счастливой, но всё же ей хотелось чего-то большего. Хотелось почувствовать Гарри ещё ближе, хотелось ощутить его тепло и раствориться в объятиях. Словно прочитав её мысли, Гарри вдруг остановился и потянул её на себя.

Первый робкий поцелуй двух любящих людей остаётся в их памяти навсегда, покрываясь флёром из романтических чувств, лёгкого смущения и счастья. Первые касания губ Гарри и Гермионы так же были весьма нежны и осторожны. Они словно заново знакомились, опаляя друг друга горячим дыханием. Лёгкое, мимолётное касание языков отозвалось в их телах сильнейшим электрическим разрядом, и уже через минуту они сплетались в страстных объятиях, опускаясь на мягкую, шелковистую траву.

Дыхание становилось всё глубже и чаще, воздуха критически не хватало обоим, но они не желали останавливаться ни на секунду. Рука Гарри уже пробралась под женскую клетчатую рубашку и поднималась всё выше, скользя по нежной коже, временами задевая ткань бюстгальтера. Гермиона внезапно замерла, мягко разорвала поцелуй и произнесла всего лишь одно слово, в мгновение ока разрушившее всё очарование момента: «Джинни».

* * *

— А как же Джинни? Ты ведь любишь её?

Гарри разочарованно вздохнул. Он откатился в сторону и распластался по траве, устремив взгляд прямо в звездное небо. Небольшую полянку, на которой они расположились, начал робко покрывать первый ночной туман, искажая свет звёзд и заглушая звуки.

— Нет, это была не любовь, — уверенно ответил Гарри. — Влюблённость, увлечение — может быть, но никак не любовь, потому что любил я в своей жизни только одного человека — тебя. Всегда, — он чуть помолчал и самокритично добавил: — Правда, когда у меня хватило мозгов это осознать, ты уже была неравнодушна к Рону. Ведь так?

— Неравнодушна… — задумчиво повторила Гермиона. — Была…

Она поднялась на ноги, запрокинула голову и зарылась ладонями в свои волосы. Потом резко выдохнула, тряхнула головой и, прислонившись спиной к стволу ближайшего дерева, грустно усмехнулась:

— Была неравнодушна ровно до тех пор, пока он не ушёл от нас тогда, осенью. Это наконец открыло мне глаза. Ты, Гарри, никогда ведь не предавал меня. Всегда ценил и поддерживал. И мои чувства к тебе на поверку оказались гораздо глубже, чем всё то, что я когда-либо испытывала к Рону. Правда, знаешь… — Гермиона на мгновение запнулась. — Я боюсь.

— Да, я заметил, — улыбнулся Гарри, — но если тебе от этого станет легче, то вынужден признаться: я тоже боюсь.

Он поднялся и подошёл к Гермионе. И хотя её слова странным образом успокоили Гарри, всё-таки оставался ещё один вопрос, который он обязан был задать.

— А зачем тогда ты его поцеловала? Тогда, в Хогвартсе? Я ведь всё видел… — он покачал головой. — Ты даже не представляешь, как мне было больно… Я и в лес-то к Волдеморту пошёл, потому что осознал — с тобой мне ничего не светит.

Гермиона, прикрыв рот ладошкой, расширенными от ошеломления глазами смотрела на Гарри, а тот опёрся руками о дерево по обе стороны от её головы и с волнением ждал ответа.

— Ох, Гарри… — прошептала она, порывисто обнимая его за шею. — Это была битва, для всех нас она могла оказаться последней, а Рон… Он ведь тогда впервые повёл себя не как обычно, а как взрослый, ответственный человек. И… мне было страшно. Очень страшно.

Гарри посмотрел ей в глаза и тихо шепнул, едва касаясь её губ своими:

— Я не хочу, чтобы ты целовала кого-то кроме меня, даже если тебе страшно. Обещай, что не будешь. Обещай, что будешь только моей.

— Обещаю… Клянусь. Я только твоя!

И Гермиона крепко поцеловала Гарри.

* * *

Возвращаться в Нору ни Гарри, ни Гермионе совсем не хотелось, но поднявшийся вдруг довольно сильный ветер, несущий с собой клочья плотного тумана, вынудил их двинуться в обратный путь. Они шли очень медленно, не торопясь, то и дело останавливаясь, чтобы поцеловать друг друга. И во время одной из таких остановок, совсем близко от дома, они услышали знакомые голоса.

Со стороны Норы показались Рон и Джинни. Они оглядывались по сторонам, подсвечивая себе Люмосом, и было предельно ясно, кого именно они ищут.

— Да куда они делись? Мордред, как они могли уйти одни? — раздражённо ныла Джинни. — Я не хочу потерять Гарри, а ведь эта шлюха точно уведёт его у меня!

— Сюда! — шепнул Гарри, утаскивая Гермиону в кусты.

— Сама виновата, отвлекаешься на ерунду! — обвиняюще ткнул пальцем Рон, так и не заметив пропавших друзей. — Уж я бы не позволил им уйти. И перестань уже стонать! У тебя-то с твоим вообще никаких проблем не будет, просто покажешь ему сиськи, руку в штаны засунешь — и всё, он твой с потрохами. А мне что прикажешь делать? К этой заучке и на кривой козе не подъедешь, если не в настроении. Уткнётся в свои книги. Хоть ты тресни — будет делать вид, что тебя вообще не существует!

— Ой, можно подумать, у тебя сложнее! — фыркнула Джинни. — Всё, я придумала. Главное, идти напролом и не давать им времени задуматься. Будем действовать быстро. Завтра я хватаю Гарри за яйца и веду купаться на озеро, а купальник с собой взять вроде как забуду. А ты…. я тут залезла в папину заначку, — на недоуменный взгляд Рона она лишь махнула рукой, — потом объясню. В общем, денег я тебе дам, и ты завтра тащишь Гермиону в Косой переулок, покупаешь ей книгу, — она закатила глаза, — любую, какую захочет, а потом вы вдвоем насладитесь романтическим вечером где-нибудь в Лондоне. Ты хоть помнишь, что Гермиона считает романтичным?

— Ну… Примерно… — промямлил ошеломлённый напором сестры Рон.

— Ты, идиота кусок! Я же тебе ещё той зимой рассказывала! Ещё раз: покупаешь лилии, ведёшь её в итальянский ресторан с лёгкой джазовой музыкой, обязательно на берегу Темзы, адрес я тебе дам. И всё, после такого она никуда не денется. Главное, не теряйся и не тормози! Сейчас найдём их — изобразишь обиду, пусть извиняются. Они ведь такие благородные!

Джинни и Рон прошли дальше, а Гарри и Гермиона переглянулись между собой с самыми что ни на есть ошарашенными лицами.

— Надо собирать вещи и уходить отсюда как можно быстрее, — решительно прошептала Гермиона.

— Согласен, — кивнул Гарри. — Можно даже прямо сейчас. Если не успеем уйти по-тихому, скажем, что профессор МакГонагалл срочное письмо прислала.

— Именно!

* *

— И куда это вы собрались?!

Визгливый голос миссис Уизли застал Гарри и Гермиону посреди прихожей, в одном единственном шаге от свободы. А потом неведомая сила дёрнула их назад, в гостиную, вместе со всеми вещами. Не сговариваясь, они попытались исчезнуть, но наткнулись на яростное и непреодолимое сопротивление антиаппарационного поля.

Тем временем откуда-то из глубины дома появился мистер Уизли, уткнувшийся в «Ежедневный пророк» с колдографией Гарри на первой странице, а на пороге дома появились Рон с Джинни. Увидев Гарри и Гермиону, стоящих в обнимку в окружении своих вещей, Джинни немедленно разревелась и уткнулась в плечо брата.

— Я же говорила! — всхлипывала она, обильно орошая Рона горькими слезами. — Уведёт! Уже почти увела! Стоило только на минутку оставить без присмотра!

— Не плачь, — погладил он Джинни по спине. — Мы найдём тебе мужа и получше этого… Поттера!

— Кого?! — всхлипнула Джинни. — Почти всех нормальных же убили!

— Да хотя бы Невилла, он таким красавчиком стал. Или, например… — невооружённым глазом было видно, как Рон пытается вспомнить хотя бы ещё одно имя. Он поднял глаза к потолку, и его лицо наконец-то прояснилось. — Или хотя бы Малфоя! У него и деньги есть, и отказать он не сможет!

— Эй, не буду я на ней жениться! — возмущённо завопил Драко Малфой, вылезая из-под обеденного стола.

На кухне воцарилась оглушающая тишина.

* * *

Вид у обычно прилизанного Малфоя был затрапезный. Он был грязен, а белые когда-то волосы превратились в спутанный грязный комок, напоминающий собачьи колтуны. Из одежды на нём было лишь какое-то переплетение кожаных тонких ремней, которое, конечно, закрывало причинное место, но делало это очень неаккуратно. Двумя пальцами левой руки Малфой держал волшебную палочку, покрытую чем-то склизким и даже с большого расстояния казавшимся на редкость противным.

Гарри огляделся. Рон всё ещё утешал плачущую Джинни, мистер Уизли сидел за столом и читал газету, миссис Уизли неодобрительно смотрела на Малфоя, с помощью палочки быстро очищая картофелину за картофелиной. Причём, к возмущению Гермионы, клубни ей подносили садовые гномы, тут и там мелькающие под ногами присутствующих.

— Что… Что ты здесь делаешь?! — взвизгнула Джинни, глядя на Малфоя.

— Джинни, ты опять играла с ним без спроса? — строго нахмурилась миссис Уизли. — И почему он на свободе? Мы не можем упустить ещё и наш запасной вариант!

— Но я не снимала с него наручники! — начала оправдываться Джинни. — Я не знаю, как он освободился. Правда не знаю!

— Это, наверное, я виноват, — тяжело вздохнул мистер Уизли, оторвавшись от газеты. — Забыл вытащить палочку из его задницы — он ею и воспользовался. Кстати…

Палочка в мгновение ока вылетела из пальцев Малфоя, заставив того ошеломлённо захлопать красными то ли от недосыпа, то ли от слёз глазами. Мистер Уизли же как ни в чём не бывало обтёр палочку о носовой платок и убрал в задний карман.

— Прости, Молли, — покаялся он, — я опять чуть не подвёл нашу семью.

— Ох, дорогой, не вини себя, — всплеснула руками миссис Уизли, — это ведь я отвлекла тебя.

Но эти слова не смогли успокоить расстроенного Артура. Он шмыгнул носом, спрятал лицо в ладонях и разрыдался столь громко, столь безнадёжно, что в унисон ему тут же начала подвывать и Джинни. Молли же с видимым состраданием смотрела на своих близких, явно разрываясь между мужем и дочерью. В конце концов она решила, что Артуру её помощь будет нужнее, и в два шага преодолела расстояние до супруга, после чего… опустилась перед ним на колени.

— Мерлин меня задери у них тут порядочки! — ошарашено пробормотал Гарри.

В следующий момент его глаза вообще чуть не вылезли из орбит: Молли прямо при всех расстегнула ремень брюк мистера Уизли и спустила их до самых лодыжек. В результате этого Гарри узнал о волшебниках два факта, которые не захотел бы увидеть и в самом страшном сне: они не носят нижнего белья и заплетают косички не только в бородах.

— Твою же ж мать… — с ноткой зависти выдохнул Гарри, когда Молли принялась утешать мужа методом, наверное, весьма действенным, но явно не предназначенным для исполнения в общественных местах.

Гермиона же при виде этого зрелища только лишь судорожно, словно рыба на суше, хватала воздух ртом, с каждой секундой краснея всё больше и больше.

— Гарри, что здесь происходит? — прошептала она, едва справившись с собой.

— Не знаю, но это выглядит так, словно им всем срочно нужно в Мунго.

Миссис Уизли уже привела мужа в боевую готовность и теперь разоблачалась сама. Джинни же, блаженно прикрыв глаза, млела в руках Рона, ладонь которого довольно интенсивно двигалась где-то ниже пояса её юбки. Малфой же, поймав на себе предвкушающий взгляд Артура, как-то весь сжался и затравленно огляделся по сторонам, потом бросился прямо в ноги к Гарри.

— Поттер, спаси меня! — лихорадочно зашептал Драко, схватив его за руки и опасливо оглядываясь то на Молли с Артуром, то на Джинни с Роном. — Вытащи меня отсюда! Всё, что угодно — деньги, связи, знакомства, только помоги!

— Э… — Гарри переглянулся с Гермионой и решил не терять весьма удобный момент. — Будешь моим вассалом?

Гермиона потрясённо уставилась на Гарри, а потом затрясла головой, будто пытаясь отогнать кошмарный сон.

— Нет, ну а что? — горячо зашептал ей на ухо Гарри. — Должен же он как-то заплатить. Тем более, теперь мы точно будем уверены, что он не замышляет против нас какую-нибудь очередную гадость.

— Только два года, Поттер… — злобно прошептал Драко.

— Принято. Пойдём отсюда.

Гарри схватил Гермиону за руку и потащил к выходу из Норы, надеясь, что Уизли сейчас не до них. Малфой пополз за ними прямо на четвереньках, явно стараясь слиться с окружающей его обстановкой. Правда, он наверняка не догадывался, что его бледная, как луна, тощая задница делала эту затею заведомо бесперспективной.

— Куда это вы собрались, молодые люди?! — в дверях показался Джордж с волшебной палочкой наголо.

Гарри дёрнулся за своей палочкой, но было поздно — троих беглецов окружила радужная оболочка, и они в мгновение ока оказались в довольно тесном чулане.

— Подумайте пока о своём поведении.

Джордж ещё раз взмахнул палочкой, пол под неудачливыми беглецами разошёлся в стороны, и они провалились вниз, во тьму.

Падали Гарри, Гермиона и Малфой долго, но приземление получилось весьма мягким — радужная оболочка, в которую они были заключены, погасила удар практически полностью и, мягко опустив молодых людей на пол, лопнула с тонким дребезжащим лязгом. Гарри тут же вскочил на ноги, вызвал Люмос и осмотрелся по сторонам. Они оказались в каком-то огромном подвале, стены и потолок которого попросту терялись во тьме.

— Где это мы? — сглотнул Гарри.

— В подвале, — мрачно буркнул Малфой, поправляя перекосившиеся кожаные ремешки, в которые был одет. — Они тут нового упыря выращивают. Меня бы уже давно скормили ему, если бы не их больные фантазии. Но теперь, похоже, нам всем крышка, а упырь хороший получится, откормленный…

Во тьме послышалось чьё-то сиплое дыхание, которое не предвещало пленникам ничего хорошего. Скорее, оно предвещало им всем что-то очень плохое.

— Валим! — выпалил Гарри, мгновенно наведя палочку на звук.

— Бесполезно, — сплюнул Драко. — Свёрнутое пространство высшей пробы. Куда бы мы ни пошли, вскоре вернёмся на это же место. Уйти можно, либо открыв проход в центре этой пространственной сферы с помощью специального магического ключа, либо просто аппарировав прямо отсюда, но для этого нужно обладать высшей силой магии, что, как я понимаю, нам не светит.

Гермиона вдруг замерла и, прикрыв глаза, о чём-то напряжённо задумалась.

— Светит! — выпалила она через секунду.

— Грязнокровка? Высшая сила? — ухмыльнулся Малфой и взвыл, прижимая руки к лицу.

— В следующий раз это будет Бомбарда, — пообещал Гарри. — Следи за языком, Малфой. Тем более, ты мой вассал.

— Не так быстро! Ты пока ещё не вытащил меня отсюда, — напомнил Малфой. — И я не собираюсь умирать, выполняя приказы какого-то урода.

— Вообще-то это ты, Малфой, сейчас выглядишь как настоящий урод, — вмешалась Гермиона. — Посмотри на себя….

Драко осмотрел себя, вернее те тоненькие кожаные ремешки, что на данный момент были его одеждой, и мучительно покраснел.

— Она права, — согласился Гарри. — Следи за языком, а то бросим прямо здесь. Будешь упыря откармливать, да палочки в задницу принимать.

— Вы не сможете отсюда выбраться, — Малфой вскинул голову, что в данных обстоятельствах смотрелось смешно. — Я сто раз пытался.

— Способ на самом деле есть, — тихо произнесла Гермиона, недовольно посматривая на Малфоя. — Без шуток.

— Да? — изобразил заинтересованность Драко.

Гермиона взлохматила волосы и принялась курсировать перед озадаченными парнями. Её грудь под тонкой белоснежной блузкой волнительно вздымалась, а глаза лихорадочно поблескивали.

— Способ есть, — повторила она, — правда, с твоей помощью.

— Что ты имеешь в виду, гр… Грейнджер?

— Ритуал единения с судьбой. Я читала о нём, и там нет ничего сложного. Нужна консумация двух чистых волшебников.

— О! — воскликнул Малфой и облизнулся, посматривая на Гарри. — Я готов.

Гермиона замерла как вкопанная и, закрыв горящее лицо ладонями, приглушённо взвыла:

— Да нет же, идиот! Этот ритуал проведём мы с Гарри, а ты будешь свидетелем. Отвернёшься только.

— Гермиона, о чём вообще речь? — недоумённо спросил Гарри, переводя взгляд с одной на другого.

И если смущение Гермионы было хоть как-то объяснимо, то вот предвкушающее выражение на физиономии Малфоя заставило его поёжится, а его задницу — сжаться от неясного, но, тем не менее, весьма неприятного предчувствия. В конце концов, непонятно, к чему мог пристраститься раб семьи Уизли. Тем более, такой… странной, как оказалось, семьи.

Тем временем Гермиона покраснела и взволновано залепетала:

— Нам с тобой нужно совершить кои… в общем, заняться сексом. В его, — кивнула она на Малфоя, — присутствии. Тогда мы сможем объединить наши магические потенциалы и преодолеть антиаппарационный щит.

В подвале воцарилась ошеломлённая тишина, нарушаемая только лишь хриплым дыханием вурдалака и тихим позвякиванием каких-то цепей.

— Ну офигеть теперь! — выдохнул Малфой. — Я буду держать свечку при зачатии нового Поттера! Папа, — возвёл он глаза к потолку, — ты видишь, что они со мной тут делают?!

— Малфой! Не юродствуй! — рявкнула Гермиона и повернулась к Гарри: — А ты согласен?

— А ты? — хрипло переспросил Гарри, жадно вглядываясь в её лицо.

У него пересохло горло от желания и противоречивых эмоций. Одно дело — представлять себе секс с Гермионой, и совсем другое — заняться им прямо здесь и сейчас. Да ещё и в присутствии злейшего школьного недруга. Такого свидетеля он и Рону не пожелал бы.

— У вас выхода нет, — буркнул Малфой, поглядывая за своё плечо. — Скоро упырь осмелеет и вылезет из своего угла. Он хоть и слаб, но с нами справится. Так что давайте быстрее.

— Без тебя разберёмся, — огрызнулся Гарри. — Гермиона?

— Я же говорила, что люблю тебя. И рано или поздно это всё равно бы произошло. Конечно, это не то, как я представляла свой… наш первый раз, но ради спасения наших жизней… я готова. Раздевайся.

Гермиона медленно подняла руки и расстегнула верхнюю пуговицу своей блузки. Гарри посмотрел на неё и потянулся к ремню на джинсах.

— Вы ещё медленнее не можете? — осведомился Малфой. — Чтобы нас тут точно сожрали, пока вы там телитесь.

— Заткнись, — бросил ему Гарри. — Я приказываю тебе отвернуться и помолчать… минут пятнадцать.

— Ты еще не вытащил меня отсюда, — напомнил Малфой. — Так что не можешь мне приказывать.

— Если не выполнишь этот приказ, бросим тебя тут. С упырём Уизли лично у меня связаны только хорошие воспоминания.

— Хорошие воспоминания, говоришь? Он тебя девственности лишал, что ли? — хмыкнул Драко.

Тем не менее, несмотря на всю свою показную браваду, Малфой отвернулся и уселся на пол, гипнотизируя испуганным взглядом тьму перед собой.

— Кретин, — вмешалась Гермиона. — Бросим тебя, и этот упырь уже тебя девственности лишит. Если она у тебя осталась после палочки мистера Уизли… К слову о палочке. Гарри, передай ему палочку, пусть светит. Думаю, твои руки в самом ближайшем времени окажутся немного… заняты.

Несмотря на весь драматизм ситуации, Гарри фыркнул и протянул палочку Малфою. Тот вцепился в неё, как в спасательный круг, и тоже немного повеселел.

— Я готов, — спустя ещё пару секунд отрапортовал Гарри.

Его готовность была видна невооружённым взглядом, гордо выпрямившись под опасливым взглядом Гермионы. Та сглотнула и, решившись, сдёрнула с себя последний элемент одежды — простые белые трусики.

— Слушай, Малфой, это пыхтение весь настрой сбивает. Может, отвлечёшь упыря? — задумчиво сказал Гарри, пожирая взглядом обнажённое тело Гермионы. — Спой что-нибудь.

— Эм… Что? — ошарашенно проблеял Драко.

Вряд ли Гарри осознавал, что именно говорит. Всё его внимание заняла Гермиона. Прекрасная. Обнажённая. Соблазнительная. Розовеющая от смущения, но даже не пытающаяся прикрыться. И смотрящая на него каким-то новым, особенным взглядом, от которого у Гарри перехватывало дыхание, а сердце начинало биться ещё сильнее.

— Гимн Хогвартса, например. Его все знают, — в конце концов отмахнулся он.

Малфой возмущённо обернулся.

— Да не буду я… — он увидел Гермиону и запнулся, сглатывая слюну, — ничего петь.

Гарри, не глядя, отвесил Малфою профилактический подзатыльник. Тот недовольно скривился, но послушно отвернулся.

— Не больно-то и хотелось, — пробурчал он. — Кожа да кости, даже подержаться не за что…

— Начинай петь, и мы заберём тебя с собой, — прохрипел Гарри, осторожно беря Гермиону за руку.

Заглушая пыхтение упыря, подвал заполнили знакомые с первого курса слова:

Хогвартс, Хогвартс, наш любимый Хогвартс,

Научи нас хоть чему-нибудь.

Молодых и старых, лысых и косматых,

Возраст ведь не важен, а важна лишь суть.

— Чёрт! — скривился Гарри. — Это будет сложнее, чем я думал.

Но, несмотря на очевидные трудности и неудобства, Поттер не собирался отступать. Сначала он быстро расстелил по полу их одежду, после чего вплотную подошёл к подруге. Гермиона вздрогнула, почувствовав касание вполне определённой части тела Гарри, но смело встретила его взгляд.

* * *

Спустя некоторое время разгорячённые Гарри и Гермиона уже переместились в горизонтальное положение и после некоторой весёлой возни всё-таки решились перейти к завершению обряда единения.

— Гарри, помедленнее, не торопись. Ай! Да не туда! Это ты с Малфоем будешь делать. Гарри, немного неудобно… Давай рывком — как пластырь срываешь… — командовала Гермиона, судорожно вдыхая воздух.

Гарри со смачным стоном резко вошёл в Гермиону на всю длину и замер, пытаясь прочувствовать всю гамму ощущений.

— Что вы себе позволяете, юный джентльмен?! — внезапно раздался рядом разгневанный голос миссис Уизли. — Почему вы совершенно не заботитесь об удовольствии вашей партнёрши?! Джинни, деточка, с тобой всё в порядке?

Тут миссис Уизли разглядела, кто именно лежит под Гарри:

— Гермиона?! — взвизгнула она. — Что за безобразие?! Немедленно вынь из себя Гарри и поднимайся в свою комнату! Ты наказана!

Гарри, ошарашенный появлением в подвале миссис Уизли, которая была в одном только нижнем белье, очень остро почувствовал, как испуганно сжалась после этих слов Гермиона. И это сжатие её внутренних мышц только добавило ему удовольствия.

— Оставь их, дорогая, — рядом с Молли появился совершенно голый Артур, разглядывая переплетённых в объятиях молодых людей с воистину отеческим умилением. — Им же нужно набраться опыта. Гарри, чтобы хорошо было не только тебе, но и партнерше, ты должен делать следующее…

Гарри послушно выполнял все советы и указания Артура, которые были на удивление схожи с наставлениями из мельком просмотренной когда-то книги «Тысяча и один способ доставить женщине удовольствие». Он начал двигаться всё быстрее, загоняя свой член с неимоверной скоростью, при этом держась на руках, и вскоре Гермиона запрокинула голову и простонала, подмахивая бёдрами: «Ещё, Гарри, ещё!»

— Вот так, Гарри, вот так! — подбадривал его мистер Уизли, азартно хлопая в ладоши. — Теперь ты знаешь, как именно я заделал семерых детей, несмотря на то, что Молли планировала всего двух.

— Джинни, деточка! Рон! — надрывалась миссис Уизли, правда, даже не пытаясь как-то помешать разошедшимся любовникам. — Вы только посмотрите, что делают ваши неблагодарные друзья!

— Хогвартс, Хогвартс, наш любимый Хогвартс, — уже по третьему кругу пел идиотский гимн Малфой.

— Гарри! — и только сладострастные стоны Гермионы ложились патокой на душу Гарри посреди всего этого безобразия. — Ещё! Быстрее!

* * *

— Пойдём отсюда, — Джордж Уизли нехотя отвернулся от предающихся любви Гарри и Гермионы и толкнул Ли Джордана в бок. — Пересидим в деревне, пивка попьём. Скоро с них спадёт наваждение, и я на сто процентов уверен, кого именно они пойдут убивать.

— Нас? — отвлечённо поинтересовался Ли, не отрывая горящего взгляда от подпрыгивающей груди Гермионы.

— Ну, может, и не нас, а только меня, но не жди, что я никого не выдам под пытками. И перестань уже пялиться! Как будто ты сам Гермиону в гневе не видел.

— Так мы же и согревающее кинули, и заглушающее, и контрацептивное с обезболивающим. Все условия, можно сказать, создали по самому высшему разряду. С чего бы им нас убивать?

— Ну это они потом твоим останкам спасибо скажут, — хмыкнул Джордж. — Только это тебе уже не поможет.

Ли кивнул и нехотя отвернулся. Покрутил в руке небольшую склянку, из которой ещё курился лёгкий дымок, и ухмыльнулся:

— Да, напускать на полянку к этим двоим галлюциногенного туману было не самой лучшей идеей, но точно — стоящей. Как назовём?

— Патентованные парные грёзы, естественно, — ответил Джордж и, чуть подумав, добавил: — Только для самых близких пар.

— Вот только странно, чего они так часто имя Малфоя орут? — почесал затылок Ли, закрывая и уменьшая коробочку с реагентами.

— Орут и орут… Да мало ли о чём они мечтают!

Джордж и Ли тихо рассмеялись, хлопнули друг друга по рукам и, осторожно выбравшись из кустов, направились в деревню, оставляя за собой полянку со сладко стонущими юношей и девушкой, впервые познавшими радости любви.

Текст написан в соавторсве с АлексисСинклер и Джейди.

Залог доверия. Часть 1

— Мастер Гарри Поттер, сэр! Что мне для вас сделать?! Я счастлив вам служить! Счастлив! Счастлив! Так что вы хотите? Что-нибудь выпить, мастер? Хотя вам, пожалуй, уже хватит… Отрезвляющее зелье? Зелье бодрости? Может, еду? Мастер такой худой! Вот смотрите, у меня есть список всякого, что могу быстро приготовить или принести с кухни, и там на другой стороне тоже есть — я все-все могу для вас сделать!

Гарри мысленно хлопнул себя по лицу, а нет, не мысленно, так как покачнулся и чуть не упал вниз с башни. Будь он трезвым, то вряд ли бы дошел до такого состояния, но сказать, что он не пил, было так же верно, как назвать венгерскую хвосторогу милой домашней зверюшкой. Как при этом он ухитрился членораздельно призвать Добби и стать его мастером, у него понять не получалось, что, учитывая туман вместо мыслей, было не удивительно. Стоять на ногах Гарри не мог еще два глотка назад — просто сидел на краю Астрономической башни боком, спустив одну ногу за ограждение. А что скажет Гермиона про порабощение Добби… Хотя… Какая уже разница.

Год решительно не задался. А ведь вроде начинался не так плохо: его приняли на курс зельеварения, и нашелся чуть ли не единственный человек, не только знавший его маму, но и готовый о ней рассказать. Но эта мелкая победа терялась на общем фоне продолжавшегося террора Волдеморта и все расширяющейся пропастью между ним и его друзьями.

Рон. Настоящую цену ему Гарри узнал на четвертом курсе. Простил его, но окончательно не доверял. Да и то, что он увлекся Лавандой Браун и мало был готов к времяпровождению с друзьями вне квиддича и уроков, принять было несложно.

Огорчала Гермиона. С самого начала учебного года она как будто задалась целью задеть побольнее Гарри. Если её замечания по поводу жульничества на уроках он еще готов был стерпеть. Это было очень неприятно, но справедливо. А вот ехидство по поводу того, что спортсменам голова нужна только чтобы в неё есть и отбивать бладжеры — это было уже обидно. Но это был детский лепет по сравнению с другим мнением, что женщинам нет никакой радости от их роста и внешности.

Гарри, может, и это смог бы пропустить мимо ушей, если бы чуть ранее Гермиона не восхищалась, скорее всего, фальшиво тем, как он изменился за лето. А её попытка подыграть МакЛаггену на отборочных! Он в любом случае не хотел видеть этого заносчивого придурка в команде, так что у неё бы все равно ничего не вышло. Уж он-то знал, кто должен быть в его команде, но сам факт. Решающим позывом к пьянству стала последняя выходка! Да как у нее вообще повернулся язык выговорить такое!

«Да и вообще, девушки Гарри не интересны»

Даже если бы это было правдой! Что было в корне неверно. Нравились ему девушки, кому, как не ей, об этом знать! Говорить такое вслух в гостиной. Как скалился сидевший рядом с ней, лапающий её МакЛагген…

Гарри знал, что при таких публичных обвинениях бесполезно отрицать, отнекиваться и объяснять что-то, только хуже сделаешь и еще сильнее убедишь в обратном. Поэтому он просто поднялся, вскинул голову в остатках гордости и, не опуская глаз, прошел к выходу. Пока Толстая дама ворчала, что ее побеспокоили, он оглянулся, пригвоздил взглядом пытавшуюся что-то промяукать про отбой Гермиону, и в полной тишине вышел.

Гордости его хватило только до ближайшего угла. Он наткнулся на тайник близнецов, в котором еще валялась пыльная бутылка огневиски. Он долго разговаривал сам с собой, пытаясь объяснить себе такое отношение друзей. Как иногда выражался Крам — «без бутылки не разберешься». Несколько глотков, еще несколько глотков. Ноги сами принесли его к Астрономической башне, и там поминки по великой дружбе вылились в философские рассуждения о необходимости этой самой дружбы. Не помогло. Спустя час он решил, что ему нужна компания, и позвал Добби. И как-то слово за слово оказался его мастером и сейчас пытался объяснить концепцию дружбы.

— Мастер Гарри Поттер, сэр! Добби будет вашим наилучшим другом, он может все, — домовик немного потупился, — ну почти все. Вот… Я могу вас развлечь. У вас еще не было такого друга!

Вальс и что-то вроде твиста, соло, исполняемые домовиком в воздухе под еле слышную музыку, Гарри все-таки развлекли и вытащили из апатии. Зелье слабого протрезвления придало немного ясности мыслям, а неведомо откуда доставленные горячие закуски таки самую малость подняли настроение. Прыгать в бездну и туда же погружаться вроде не хотелось, а вот желание пообщаться появилось.

— Не могу понять, что произошло и почему она так ко мне относится. Вроде всё было не так плохо. Добби, как сделать, чтобы это прошло? И вернулась наша дружба.

— Мастер Гарри Поттер, сэр! Добби не знает. Добби не может, — домовик замялся, — Добби не может влюбить, не может заставить разлюбить. Хотя Добби знает! Добби может подмешать «Привлекательность для ведьмы» из магазина рыжих ласок. Как делает Логги для другого мастера. Или наоборот, «Пусть вас бросит надоевшая ведьма» оттуда же…

— Есть еще что-то, что Добби не может? — невесело усмехнулся Гарри. — Подожди, что значит влюбить? Что значит подмешать?!

— Добби не знает, сэр. Но Добби может выполнить приказ. А с мисс Грейнджер и не нужно. Она уже влюбле…

Гарри как раз пил отрезвляющее зелье и поперхнулся и закашлялся.

— Гермиона в кого-то влюблена? — неожиданно от этой новости заныло сердце.

— Да, мастер Гарри. Но думает, что это неправда из-за зелья.

Гарри задумался. Теперь многое из её поведения становилось понятно.

«Но как она сама не поняла, что изменились ее чувства? И почему не пришла выговориться ко мне?» — подумал он, а вслух спросил:

— А подмешать что-нибудь очищающее… — Гарри глотнул из бутылки виски и неопределенно пошевелил в воздухе пальцами, — Гермионе можно? Но так, чтобы следы оставались? И продолжать помешивать, пока она не станет прежней.

— Добби может, — уши домовика опустились. — Но Добби нужны деньги. Или разрешение мастера на доступ к сейфу. Добби не умеет сам… такое зелье. И у него нету в запасах.

* * *

Гермиона, продолжая тереть спросонья глаза, не глядя, нащупала свой ежедневный стакан минеральной воды и одним большим глотком осушила его. Закашлялась, и схватившись за живот, еле успела добежать до ближайшего туалета. Она, немного пошатываясь, добралась до кровати, опустила голову на подушку и, широко открыв глаза, вскочила.

«Что происходит?»

Словно туман рассеялся, в котором она бродила. Сознание впервые с начала учебного года стало кристально чистым. Гермиона сразу вспомнила, что она наговорила Гарри, и схватила себя за волосы, ощущая во рту мерзкий привкус вины. Ведь она всегда такая правильная, и тут сказать такое. Стало невыносимо стыдно. Этот учебный год был таким странным. Её как будто рвало на части. Она стала какой-то дико возбудимой, причем стыдно признаваться — во всех смыслах.

Вчера, покраснев вспомнила Гермиона, МакЛагген лапал её практически на виду у всей гостиной, а она наслаждалась прикосновениями и даже не подумала его остановить. Когда он спросил что-то про вкусы Гарри, она совсем по-глупому захихикала и сказала ту самую ужасную фразу. Просто в том момент она знала, что это понравится Кормаку. Полная тишина в гостиной при этой и молча вышедший из гостиной Гарри дали ей понять, что мерзкие слова стали достоянием общественности.

Гермиона попыталась извиниться, как-то остановить его, но слова застряли у нее в горле от его бешеного взгляда, приковавшего ее к месту. Гарри вышел, и насколько она знала, до часу ночи как минимум не возвращался.

Почему она это сказала? Зачем она это сказала? Он же её лучший друг. Даже больше, чем друг, краснея, неожиданно поняла она. Его отстраненность и фальшивые успехи в зельеварении с самого начала года вызывали у нее неоправданное бешенство. Но так же не может быть! Ведь не может быть, что её неожиданно так сильно потянуло к человеку.

Гермиона вспомнила первый урок зельеварения в этом году.

«Амортенция! Ну конечно!» — подумала она в бешенстве.

Он задумал отомстить. И у него бы получилось! Если бы она не держала свои мысли под жестким контролем, то начала бы бегать за ним, как собачонка. Ведь ей уже сейчас хотелось найти его, посмотреть в зеленые как весенняя листва глаза, прижаться к его губам, телу и умолять о прощении. Гермиона стыдливо закрыла глаза, представляя все возможные способы извиниться. Она невольно представила себе, как его руки соскальзывают вниз, поглаж… Гермиона резко затрясла волосами, стряхивая наваждение.

«Точно приворот! Ну, Гарри!» — решительно направилась она к выходу.

Она уже думала с ним помириться, но… это. Не может быть, чтобы она что-то к нему чувствовала… Вернее, может, конечно, но чтобы так. Так сильно?

Она вспомнила, что наговорила ему в этих редких странных припадках ревности с начала года. Потом в какой-то момент поняла, что ей нравится Кормак. Гарри постоянно крутился рядом, заменяя Рона, с согласия его и профессора МакГонагалл на его общих с Гермионой патрулях. Ей хотелось пойти на патруль не с ним, а с другим красавчиком. Хотя Гарри сам стал исключительно красивым в этом году. И это как-то еще сильнее злило. Но на этот раз он и в самом деле перегнул палку.

Гермиона вздохнула. Она, Гермиона Грейнджер, староста Гриффиндора, факультета храбрых, и она не будет бегать от конфликтов, даже со своим лучшим другом. И от мысли о дружбе ей стало больно вдвойне…

Поговорить с Гарри удалось только вечером… Через три дня. Вокруг постоянно кто-то находился. Патрулей, как назло, не было, а сам Гарри после уроков слишком быстро исчезал. Наконец на третий день, наплевав на десятки глаз, за ней наблюдающих, Гермиона выловила его в закутке у выхода из Главного зала:

— Гарри?

На его лице в какие-то доли секунды отразилось небольшое недовольство от промедления, легкая паника, когда он узнал, кто его задержал, и наконец, отрешенное, покорное судьбе спокойствие. Причем все это в как будто замедленном, но крайне легком варианте, как будто не имели место не сами чувства, а их тень. Гарри легонько кивнул:

— Да, Гермиона.

Голос его был не особо приветливый, но скорее грустный, чем злой. Почему-то в этот момент Гермиона подумала, что Гарри не стал бы делать подобной мерзости, в которой она его сейчас обвинит. Но эти чувства, желание, и он так близко, что хочется…

— Гарри! Зачем ты мне подлил приворот?

Гарри задохнулся от возмущения, подтверждая надежды Гермионы. Потом вскинулся и практически на парселтанге возмущенно прохрипел:

— Ты! Я! Да я ничего тебе… — Гарри не секунду осекся и гневно зашептал: — Я не подмешивал тебе никаких приворотных! И ничего похожего! Вот еще!

— Зачем ты обманываешь меня? — Гермиона, приняв однажды решение, уже не могла остановиться. Она должна была убедиться до конца. — Что это было? Амортенция? Зелье ревности? Ведь так не бывает, чтобы вчера я к тебе ничего не чувствовала, а сегодня мне бешено хочется… — она на секунду запнулась, но все-таки продолжила, почти выплюнув следующее слово, — тебя!

Гарри под этим градом обвинений держался нехарактерно: молчал и слушал. Впрочем, последнее признание вызвало у него ухмылку, которая окончательно взбесила Гермиону, и она продолжила почти срываясь на крик:

— Лучше сразу признайся! Или это зелье похоти?! Подмешивать мне — твоей лучшей подруге! Да как ты мог!

Проходящий мимо Драко Малфой не сдержался:

— Что, Поттер, даже грязнокровки тебе без зелий не дают?!

Он мгновенно облысел от заклинания Гермионы, которое та тут же бросила в него, и получил прыщи по всему телу от Гарри. На долю секунды они объединились, чтобы задать жару слизеринскому хорьку, который с воем умчался дальше по коридору. Впрочем, мгновение спустя они, не отвлекаясь больше на помеху, опять стали центром внимания друг друга.

«Прекрасная и ужасная», — подумал Гарри.

Он все не переставал ухмыляться, несмотря на испепеляющие взгляды Гермионы. Та же начала поднимать палочку:

— Ну! Гарри?!

Гарри заколебался, потом принял единственно возможное решение. Ухмылка трансформировалась в ироничную улыбку:

— Хорошо, — Гермиона не поверила своим ушам, он все-таки признался, но Гарри продолжил, — идем к мадам Помфри. Я подожду на входе, а ты попроси проверить тебя на зелья.

Гермиона, замешкавшись, нехотя кивнула:

— Ладно. Только иди до лазарета впереди меня и спрячь палочку.

Гарри подчинился, и они двинулись. Спустя некоторое время он улыбнулся с еще большей иронией, из которой полностью исчезло веселье и добавилось мрачности:

— А пока мы идем, подумай вот о чем. Как ты собираешься извиняться, если твои подозрения не подтвердятся. И имей в виду: «Гарри, прости» — уже не пройдет. Хотя, — хоть Гермиона не видела его лица, она живо представила себе его ухмылку и еще сильнее разозлилась, потому что его слова в точности отражали ее недавние мысли, — можешь просто следовать своему, — Гарри голосом подчеркнул последнее слово, — желанию. Правда, не обещаю, что поможет.

После своих слов, молотом стучавших в голове Гермионы, быстрым шагом пошел к лазарету. Он с улыбкой к ней развернулся, распахнул перед ней двери и, кажется, слегка склонился. Всякая тень улыбки исчезла с его лица.

— Прошу, мисс Грейнджер.

Гермиона гордо прошествовала мимо Гарри, а он уселся на стул, наколдованный неугомонным Добби, наколдовал довольно яркий люмос и углубился в чтение труда по артефакторике, доставленным все тем же Добби.

Текст написан в соавторстве с Хаинцом

Залог доверия. Часть 2

— Мисс Грейнджер? — обратилась мадам Помфри к вероятной пациентке и внимательно ту оглядела. Не нашла ничего особенно, кроме немного покрасневших щек, и обратилась повторно. — Мисс Грейнджер, с вами что-то случилось?

Та наконец-то вышла из оцепенения и несмело кивнула. Помфри не торопила и дала ей собраться с мыслями. Говорить об этом было стыдно, но наконец она решилась.

— Сегодня утром меня начало очень сильно тянуть к одному мальчику…

Гермиона начала рассказ, не называя имен, а Помфри хмурилась про себя, стараясь держать нейтральное выражение лица.

"Мордред и Моргана, все-таки интерес старосты к МакЛаггену был искуственным, ну если следы остались, он не отвертится. Как минимум от штрафа, а то и от магического обета", — возмущенно думала она, вспоминая последние сплетни и вслух сказала:

— Хорошо. Пройдите вон в тот круг, — указала она в центр помещения, — пожалуйста. Проверим.

Гермиона со все возрастающим страхом стояла и ждала, когда же мадам Помфри закончит вырисовывать незнакомые руны в воздухе. Продолжалось это добрых минут десять, но наконец она закончила.

— Ну что я вам скажу, мисс Грейнджер… — неловко замолчала мадам Помфри.

Гермиона нервно кивнула:

— Зелья? Похоти и ревности?

— Да. Еще отворотное и зелье лояльности.

— Ну, Гарри, — взбешенная Гермиона резко развернулась к дверям, но замерла, когда услышала:

— Да, отворотное было завязано, скорее всего, на него.

— Что значит отворотное? Не любовное? Не зелье похоти?

— Мисс Грейнджер, вы уже взрослая девушка и не глупая вроде. Покупайте или учитесь варить очищающие зелья. У вас в крови было зелье ревности, завязано на кого-то рыжеволосого…

"Рон", — с холодком подумала Гермиона.

— Зелье похоти, завязанное на блондина, — продолжала мадам Помфри.

"МакЛагген", — поняла Гермиона и осознала, что если бы не "охрана" Гарри, то ей было бы еще противнее от себя самой, чем сейчас.

— Да и еще зелье лояльности на кого-то из персонала школы.

"Не может быть!" — воскликнула про себя Гермиона.

— Несколько дней назад вы приняли очищающее, причем довольно дорогой его вариант, снимающий все привязки, но оставляющий возможность проверить следы принятых ранее зелий.

— То есть… — ошарашенная Гермиона попыталась осознать мысль, что ее травили подчиняющими волю зельями все кому не лень.

— В данный конкретный момент на вас не действуют никакие влияющие на психику зелья и чары, — ехидная улыбка мадам Помфри была на грани превращения в почти пошлую. — И то необычное влечение к молодому человеку, которое вы описали, — Гермиона покраснела еще гуще, — абсолютно естественно, хотя, — она на секунду задумалась, — возможно, чуточку сильнее, чем могло бы быть из-за подавления естественных чувств различными факторами.

Ошеломленная открытиями Гермиона просто опустилась на ближайшую кровать и, преодолевая смущение, обратилась к собеседнице.

— Что же мне делать, мадам Помфри?

— С этим молодым человеком? — подмигнув, осведомилась та и с бесстыдством любого медицинского работника продолжила: — Вроде противозачаточное зелья я вам выдавала в этом месяце?

Гермиона покраснела еще сильнее, хотя казалось, куда уж, но все же нашла в себе силы продолжить разговор.

— С зельями.

Помфри стала исключительно серьезной:

— Я не шутила насчет очищающих зелий. Это муторно, нужна небольшая порция, но каждый день. Еще можно купить артефакты, показывающие добавки в пище, но они несовершенны. Тот, кто дал вам очищающее зелье, сделал вам роскошный подарок. Ближайшие дней тридцать вам ни о чем беспокоиться не надо. Ну и вы всегда можете прийти провериться у меня, — ободряюще улыбнулась мадам Помфри. — Не стесняйтесь.

— Спасибо, мадам Помфри.

Гермиона, медленно поднявшись, почти боясь выйти из неожиданно показавшегося ей уютным Больничного крыла, пошла к выходу.

* * *

Дверь открылась, и Гермиона с каким-то невероятным цветом лица осторожно вышла в коридор.

— Гарри?

— Да, мисс Грейнджер? — закрыл он книгу и встал, скрестив руки на груди.

— Гарри! — сделала она шаг вперед и начала заламывать руки.

— А чего вы ожидали, мисс Грейнджер?

— Гарри, это нечестно, я была под зельями…

— Три дня назад, — с улыбкой, не затрагивающей глаз, спокойно и холодно напомнил Гарри, — и четыре дня назад. Я не понимал, что с тобой происходит, и пытался защитить.

— Гарри, извини, мне очень стыдно…

Гарри вздохнул, заметил, как стул с книгой развеялись в воздухе, заставив Гермиону вздрогнуть. Вот так же просто развеяна по ветру их дружба. Все из-за недоверия и лжи.

— Мисс Гермиона Грейнджер, вот уже почти пять лет я был вашим другом. Спасибо за все, — Гарри слегка улыбнулся, но лицо его снова посуровело и окаменело перед следующими словами, — я понимаю и не виню вас в вашем поведении с начала года. Сейчас ясно, что это было действие зелий. И ваше странное поведение относительно Рона, и нездоровое увлечение МакЛаггеном. И даже, — вздохнул, — вчерашние некрасивые слова…

Гарри ходил вдоль коридора из стороны в сторону.

— Гермиона. Ты меня знаешь пять лет. Знаешь, как я ненавижу принуждения. И ты думаешь, я бы стал… — безразличие в его голосе сменилось тихой яростью, — принуждать тебя к чему-то…

— Гарри, — Гермиона попыталась достучаться друга, или бывшего друга — думать об этом не хотелось…

Попыталась даже его обнять, но Гарри отшатнулся. На него странно посмотрел прошедший мимо них в Больничное крыло первокурсник, но ничего не сказал, а молча толкнул дверь. Правда, так внезапно появившаяся ярость Гарри уменьшилась.

— Не надо, Гермиона, — грустно сказал он. — Я понимаю, что это скорее всего какое-то остаточное влияние зелий. Может, действие зелья похоти прошло не до конца или еще чего. Нужна будет помощь — обращайся, помогу. Но… — Гарри покачал головой, — мы и так с тобой не особо общались в последнее время, — он грустно усмехнулся, — я почти привык.

Гермиона смотрела вслед Гарри, и тихие слезы вины и жалости к себе капали на ее школьную форму. А что она могла сказать в свое оправдание? Что первая мысль после того, как она осознала свои чувства, была о том, что такого быть не может? Что она сразу огульно обвинила Гарри, потому что так было… проще?! Да проще было обвинить Гарри в искусственных чувствах к нему, чем пытаться справится с фактом того, что чувства настоящие и требуют каких действий. Опять. И если они настоящие, то будет очень, очень больно. Опять. Как она вообще могла это ему сказать?

Осмотревшись вокруг, Гермиона вдруг поняла, что совершенно одна в коридоре и рядом никого нет. Она с ужасом осознала, что рядом никогда никого нет. Она одна. Она всегда остается одна. Даже Гарри, который когда-то стал для нее лучшим другом, всегда выбирал Рона или свои приключения, часто просто не слушая её предупреждения об опасности.

"Он опять меня бросил, — шмыгнув, подумала она, — он снова это сделал"

Чувство беспощадно злой обиды и состояние одиночества стремительно овладевало ею. Единственное, чего хотелось, — это спрятаться где-нибудь в углу и тихо прорыдаться от жалости к себе. Не дождетесь! Вместо этого она побежала за причиной своих страданий. Если он винит её в недоверии, то пусть выслушает до конца, что стало причиной этого.

Она резко откинула пышные волосы назад и решительно пошла в сторону гостиной, куда, вероятно, направился Гарри.

Она так и не смогла подойти к нему. Впервые ей не хватало смелости, тем более он так внимательно слушал, что ему там лила в уши Джинни Уизли. У Гермионы от наблюдения за этой сценой все сильнее бурлило в душе чувство ненависти, перерастающее в желание повыдергивать идеально гладкие волосы, которые Джинни игриво наматывала на палец.

"Возможно, я погорячился с обвинениями", — подумал Гарри, краем глаза наблюдая за напряженной Гермионой.

Он почти не слушал Джинни, что-то раздражающе лепетавшую ему на ухо. Слишком беспокоился о подруге и возможности их дальнейших отношений.

"Интересно, я правда ей нравлюсь, или это просто эффект отмены зелья?" — спрашивал Гарри сам себя. Почему-то сейчас это стало очень важным для него. Особенно сейчас, когда Гермиона с ненавистью взирала то на него, то на Джинни и сжимала руки на своей книги до побелевших костяшек.

Он не мог больше на это смотреть. Еще немного, и он сам подойдет к ней с извинениями. Хотя с другой стороны, за что ему-то извиняться? Это она должна просить прощения и возможно, даже тем способом, который он предложил ей. Как вообще можно было поверить в эту гадость? Разве он давал повод не верить себе?

С этими разрывающими голову вопросами Гарри извинился перед Джинни и вышел из гостиной. Он с болью в сердце вспоминал, как часто раньше они с Гермионой сидели, тесно прижавшись друг к другу, разговаривая ни о чем. Просто болтали. Когда это было? Кажется, последний раз на четвертом курсе, перед первым испытанием. Когда же они стали отдаляться друг от друга? С чего вообще Гермиона решила, что он хочет ей отомстить. Возможно это… Некоторые люди часто проецируют собственные желания и страхи на других людей. Но за что Гермионе мстить ему?

Он долго шел по коридорам Хогвартса, думая о прошлых временах и приключениях, в которых Гермиона всегда была на его стороне. Строго говоря, она до этой ситуации его не предавала. Всегда поддерживала и верила его словам, даже порой самым невероятным предположениям. Так что же случилось с его Гермионой? Он давно стал думать о ней именно так. Его Гермиона.

Он сам не заметил, как ноги принесли его в библиотеку. Он даже улыбнулся. Все верно. Он ведь думал о ней. А Гермиону чаще всего можно было найти именно здесь — в этом оплоте знаний и мудрости. У нее даже был здесь свой уголок.

Гарри с нежностью вспоминал, как она однажды, прижав палец к своим губам и доверительно взяв его за руку, повела по лабиринтам библиотеки, показывая дорогу.

Чтобы попасть сюда, надо было целенаправленно искать это место, и не факт, что получилось бы с первого раза. Нужно было пройти в небольшой проем между стеллажами. Протиснуться по узкому коридорчику и выйти к тупику, которые образовывали шкафы у стен.

Глаза Гермионы светились, когда она привела Гарри в это место. Здесь было тесно, но уютно и тепло. Стоял огромный стол и стулья напротив окна, в которое часто смотрел на закат Гарри, пока она читала очередной фолиант.

Он подошел к стулу, на котором всегда сидела Гермиона, и провел пальцами по спинке.

"Именно здесь она раскрывала тайны Хогвартса и придумывала, как спасти мою задницу, а я…"

Это мое место! — неожиданно раздался отчаянный голос за спиной Гарри.

Он резко развернулся и увидел Гермиону, которая, сразу же протискиваясь мимо него, прошла и села на стул. Правда, к удивлению Гарри, заняла тот, на котором всегда сидел он. Рона сюда даже не приглашали.

Гарри смотрел на макушку Гермионы и любовался светом, который отражался от ее волос. Они становились красновато-каштановыми и словно горели огнем, он бы хотел прикоснуться к ним.

Он резко помотал головой, стряхивая наваждение, и развернулся, чтобы уйти, но не смог сделать и шага. Гарри вдруг понял, что не хочет отсюда уходить. Ведь это она за ним пришла. Значит, она хотела его видеть. Несмотря ни на что.

"Значит, не зелья", — с улыбкой подумал он, а вслух сказал:

— Ты заняла мой стул.

Она резко выпрямилась и повернула голову. Гарри увидел, как по ее щекам текут слезы.

Гермиона была возмущена и чувствовала, как первая в жизни истерика подбирается своими щупальцами, проникая сквозь железный контроль.

Стул? Твой стул, — прошептала она неверяще и заметила блеск в его глазах.

Неужели можно сейчас говорить о таких мелочах? Неужели ему нравится видеть её слезы? Да что он за человек-то такой?

— Да если бы не я, ты даже и не знал бы, где находится библиотека!

— Это не правда, — возмущенно воскликнул он.

— И тем более никогда не нашел бы это место, — продолжала она говорить, не обращая внимания на его слова. — Что ты вообще здесь делаешь? Иди к своим поклонникам. Рон и Джинни заждались тебя.

Да, она ревновала. Никак иначе нельзя было объяснить неожиданную ненависть к веселушке Джинни. Ну и что, что та его любила. Нужно было быть смелее. Вот она смелая. Она всегда отправлялась за Гарри в самое пекло, а теперь выскажет все, что наболело у нее за несколько лет.

Ну что ты стоишь? Иди к ним. Они любят тебя, потому что ты избранный, а если…

— Остановись, Гермиона. Может быть, тебе успокоительного выпить? — осторожно спросил Гарри, двигаясь по кругу и закрывая собой её сумку. Он надеялся, что волшебная палочка там. В гневе Гермиона может натворить всякого.

Вопрос Гарри подействовал на Гермиону, как красная тряпка на быка. Она часто задышала, топнула ногой и, вынув палочку, взмахнула ей…

Гарри резко выдохнул, когда она отложила ее в сторону.

— Да если бы я принимала зелья каждый раз, когда ты меня оставляешь одну, то давно бы заняла соседнюю койку в палате Локонса! — закричала вдруг Гермиона и увидела, как удивился Гарри.

— Когда я бросал тебя? Тебе, может быть, плохо? Давай позовем…

— Кого? — подозрительно спросила она.

— Добби, — промямлил Гарри, зная, что сейчас последует взрыв.

— А, ну конечно! Волшебников, обожающих тебя, теперь мало? Потребовалось порабощать волшебных существ! — вопила Гермиона.

Да никого я не порабощал, — отнекивался он. — Я сам не знаю, как он стал выполнять мои приказы. И это я должен быть возмущен. Ты предала меня своим недоверием и мерзкими предположениями.

— Я предала?! — отвлеклась от домовиков Гермиона и переключила внимание на главную их проблему. — А ты хоть раз задумывался, почему я не поверила тебе?

— У меня было не так много времени, — оправдывался Гарри, ведь ее вопрос в точности отражал его недавние мысли. — Сейчас ты опять скажешь, что я бросал тебя?

— Конечно, скажу и расскажу! — вскричала Гермиона в гневе. — Сегодня тебе нужен Добби, завтра ты его выкинешь, и так же со мной!

— Что за чушь? — отмахнулся Гарри. — Ты точно еще под зельями… Выпей воды, — наколдовал он стакан и протянул ей, убирая палочку. Вместо того, чтобы выпить, Гермиона брызнула воду Гарри в лицо.

— Да что ты делаешь? — вскричал он, вытирая воду ладонью и стряхивая ее на пол.

— Ты делаешь! Ты постоянно делаешь мне больно, — вдруг зарыдала Гермиона. — Ты всегда принимал сторону Рона, всегда поддерживал его, а я оставалась одна. Постоянно одна. На третьем курсе ты объявил мне бойкот из-за чертовой метлы. А я ведь беспокоилась за тебя-я-я — прорыдала она, пока Гарри в панике слушал ее монолог.

— Гермиона…

— Когда Рон отвернулся, когда ВСЕ отвернулись, — я была рядом. Нам было так хорошо, — от слез она уже не понимала, что говорит. — Ты простил его и забыл про страшную заучку Грейнджер.

— Ты не страшная, — вставил он тихо.

— Да при чем здесь моя внешность? И почему тогда ты не пригласил меня на бал? И позволил Рону обвинять меня в предательстве?

Она продолжала стрелять обвинениями, как стрелами, которые входили в тело Гарри, впрыскивая в его кровь яд вины и ненависти к себе. Не помогало и осознание того, насколько беззащитной сейчас казалась Гермиона. Его Гермиона.

— И теперь, когда ты узнал, что в течение всего года меня накачивали зельями, снова бросаешь меня со словами: "Зови, если что случится?" Как честно и благородно, "великий Гарри Поттер, сэр". Да как верить тебе после всего этого? — спрашивала Гермиона, вытирая злые слезы.

Она посмотрела на Гарри, молча ее слушающего, и поняла, что их дружбе уже ничего не поможет. Они больше не друзья.

— Знаешь, ты прав, — вдруг спокойно сказала Гермиона, шмыгая носом. — Мы давно отдались друг от друга. Я привыкла… — повторила она его недавние слова. — Я привыкла быть одна.

Вся в слезах, она взяла со стула сумку и повернулась в сторону выхода.

Как вам новая обложка?

Залог доверия. Часть 3

Гарри не знал, что ему делать. Еще десять минут назад он обвинял Гермиону в предательстве, а сейчас ненавидел себя. А как она должна к нему относиться? И её слова про зелья? Зачем их ей давали? Кто давал? И почему он задумался об этом только сейчас?

С другой стороны, она знала про него всё это и раньше и все равно чувствовала к нему… Что? Симпатию, желание? Может быть любовь? А что чувствует он? Не задело ли его так сильно её предательство, потому что он не ожидал, ведь она всегда… Всегда была рядом. Он не должен ее отпускать.

Гарри сделал резкое движение и остановил Гермиону, схватив за талию, а потом и полностью прижав к себе. Он положил руки ей на живот, с трепетом чувствуя упругую кожу сквозь тонкую ткань рубашки. Носом Гарри зарылся в пышные волосы, ощущая приятный аромат яблок и свежего пергамента. Не этот ли запах он слышал на первом уроке зельеварения в этом году?

— Ты не одна. — заговорил он тихо. — Ты не одна. Я с тобой. Я всегда был только с тобой. Я дурак, я такой дурак.

— Идиот, — прошептала она, даже не пытаясь вырываться и наслаждаясь этими объятиями. Она могла долго кричать, что больше не подпустит его к себе, что они больше не друзья. Но одно его объятие, такое привычное, такое желанное — раздавило её гордость под прессом трепетного счастья. Ведь он рядом. Он не бросит её. Еще минута и она все ему расскажет. И про зелья похоти и про зелье лояльности. Еще минута. Может быть две или три. Ведь так приятно ощущать себя защищенной в его крепких, надежных руках.

— Прости меня, — заговорил он, прервав поток её мыслей. — Я думал не о том. Я забыл, как много мы преодолели вместе. Как много ты для меня значишь. Как много я значу для тебя. Ведь значу? — спросил он, еще крепче прижимая её к себе, и с удовлетворением чувствуя, как дрожь прошла по её телу.

Гермиона кивнула и слегка улыбнулась сквозь слезы, отпуская обиду и гнев. Ведь самое главное, что они все осознали, что будут верить…

— Конечно Гарри. И ты прости меня. Я должна была верить тебе.

— Мы должны доверять друг другу. Больше никаких секретов. Только… — остановился Гарри и слегка потерся носом о шею Гермионы. В нем стремительно росло желание попробовать на вкус эту сладко — пахнущую кожу. Его мизинец нашел лазейку между пуговицами на рубашке и коснулся места под грудью. — Нам нужно что-то…

— Что? — уже дрожа от всевозможных приятных мыслей, спросила она, чувствуя весомое доказательство желания Гарри, упирающееся в неё сзади.

— Что-то, что докажет, что мы доверяем друг другу. Может быть какой-то амулет или клятва? — предложил он, уже несколько мгновений думая совершенно о другом.

Гермиона тоже задумалась, но сразу поняла, что даже амулет или клятва не дадут той эмоциональной связи, которая им требуется для доверия друг другу. Полного доверия.

— Я доверяю тебе Гарри, и… — она положила ладонь ему на руку, и потянула ее ниже. Еще ниже. — Мне не нужно доказательств твоей верности, просто…

— Просто? — сдавленно прошептал он, сдерживая невыносимое желание и надеясь, что Гермиона испытает что-то похожее.

— Просто люби меня, — хрипло произнесла она, направив его руку между своих ног.

Гарри охнул от восторга и развернув Гермиону к себе, впился в ее губы, почти до боли их терзая. Гермиона не уступала, дрожащими губами, яростно отвечая на его порыв.

Возможно, когда-то в прошлом они и целовали кого-то другого, но сейчас, здесь — все, что было за этими стенами, все что было в прошлом стало неважным. Важным были только их губы, руки, и мысли соединяющиеся в беспрерывном потоке светлой любви.

Гермиона провела руками по плечам Гарри и зарылась пальцами в его волосы, наслаждаясь их густотой и шелковистостью.

Гарри почти замурлыкал от удовольствия. Он сделал шаг вперед, двигая Гермиону к книжным стеллажам. Потом еще один, пока они не оказались прижатыми к многочисленным томам по истории магии.

Он боялся, боялся сделать ошибку и спугнуть наваждение, в которое они с Гермионой погружались. Он молился всем богам, чтобы их никто не обнаружил или Гермиона вдруг не решила, что происходящее — ошибка.

Гарри выпустил из плена её губы и начал ласкать шею, спускаясь все ниже к ключицам и в ложбинку между небольших полушарий. Он покрывал мелкими поцелуями кожу на груди, расстегивая пуговицы на рубашке.

Гермиона задыхалась, задыхалась от невозможности запечатлеть этот момент навсегда. Насколько хороши были ощущения. Гарри словно знал, как следует прикасаться и целовать. Она ловила ртом воздух и бессознательно двигала руками по его груди, постоянно касаясь пояса брюк, до тех пор пока не задела твердый бугор, вызвав стон Гарри.

Они замерли, отпрянули и посмотрели друг другу в глаза.

Тяжело дыша, Гарри внимательно осматривал результат своих действий.

Взъерошенные волосы, сверкающие желанием глаза и припухшие от поцелуев нежные губы. Она никогда не была красивее.

— Ты никогда не была красивее, — произнес он хрипло и понял, что его страхи не оправданы. Разве могут эти глаза, полные желания и любви лгать.

В вырезе расстегнутой школьной блузки виднелся простой белый бюстгальтер. Белый, словно олицетворение чистоты. Гарри вдруг задумался об этом и решил, не таясь спросить о волнующем его вопросе. Ведь они договорились больше друг другу не лгать. Он опустил взгляд вниз, туда, где недавно была его ладонь.

— Гермиона. Ты…

— Нет, — помотала она головой и пальцами погладила то место, которое задела случайно. — Только ты.

— Только ты, — повторил он её слова с облегченной улыбкой и снял очки.

Это движение и стало отправной точкой перед прыжком в безудержный огонь любви, в который они прыгнули вместе. Их сердца бились в унисон, а движения рук были почти синхронным, пока они стягивали с друг друга мантии, развязывали галстуки и почти срывали рубашки.

Гарри пообещал себе быть нежным и осторожным, но разве можно о чем-то думать и соображать, когда на твои поцелуи отвечают с таким жаром, когда направляют и одобряют каждое твое действие.

Гермиона была ошеломлена той животной страстью, которую обнаружила в Гарри. Открытие принесло ей столько наслаждения, а ведь он еще почти ничего не сделал. Она боялась самого главного, но с трепетом ждала вторжения в свое тело.

Гарри порывисто поднял школьную юбку Гермионы и взялся за ягодицы. Она схватила его за плечи и сжала, когда он приподнял её и прижал к себе.

Одной рукой он в спешке расстегивал свои брюки, другой стягивал с нее трусики.

— Только не торопись, — умоляла Гермиона с закрытыми глазами, помогая Гарри стягивать свое белье, — Не торопись.

Гарри был слишком возбужден и взбудоражен, чтобы ответить на мольбу или хотя бы услышать её. Он поднял Гермиону и прижал к книжным стеллажам. Последний раз взглянув в соединение бедер, он с нетерпением вонзился в самую глубь, и не сдержавшись простонал:

— Гермиона! — это и было счастье, ничем не замутненное счастье. Словно теплый свет прошел сквозь него, сосредотачиваясь в сердце, которое разрывалось от любви.

Она же сжала зубы от острой боли и попыталась пошевелиться, но была слишком тесно прижата телом Гарри, который дрожал. Гермиона чувствовала, как её тело проткнуло что-то горячее, словно раскаленный меч гриффиндора. Наконец Гарри пришел в себя и начал медленно двигаться, шепча что-то про благодарность, вину и любовь.

Гермиона плохо его понимала, потому что сама вдруг стала наслаждаться процессом того самого вторжения. Нет, она не чувствовала, как взлетает к небесам, но горячее желание, закручивающееся по спирали внутри живота было очень приятным.

Гарри закончив свою неразборчивую, извинительную речь, поцеловал её, протиснувшись языком сквозь зубы, повторяя плавные движения своего тела. Медленные толчки становились всё чаще, пока Гарри не ускорился так, что Гермиона начала стонать ему в рот на каждое движение, впиваясь ноготками в его голые плечи.

Сейчас Гарри, занимаясь этим впервые, вряд ли осознавал, что нужно Гермионе для финального удовольствия. Сам при этом стремительно стремительно падал в огонь экстаза.

Гермиона сама спустила ладонь между тесно — прижатыми телами и нашла нежные губы, которые начала судорожно ласкать.

Гарри отклонился немного назад, разрывая поцелуй и закрывая глаза от всепоглощающего удовольствия, в которое падал с каждой секундой все быстрее. Он не прерывал движений, держа Гермиону за ягодицы и тяжело дыша, сквозь плотно сжатые от напряжения зубы. Влажные юные тела продолжали резко двигаться, сталкиваясь в одной точке.

Гарри вдруг ощутил, как Гермиона начинает трястись, а его член что-то усиленно выталкивает из её глубин. Он стал активнее врываться, пока наконец не ощутил, как изливается внутрь, дрожа от неземного волшебства — имя которому оргазм. Гермиона замерла в его объятиях, тихо всхлипывая и вытирая слезы.

— Гермиона? — испуганно заговорил он, еще не восстановив дыхание. — Ты… Жалеешь?

— Нет, что ты, — помотала она головой у его груди, — просто это было…

— Волшебно, — подсказал Гарри и они тихо рассмеялись.

Неожиданно их смех прервал громкий хлопок. Гарри резко развернулся, закрывая собой Гермиону и увидел спину Добби с опустившимися ушами.

— Сэр Гарри Поттер! Добби не хотел! Добби не знал! Добби должен наказать себя.

— Гарри! — возмущенно воскликнула Гермиона, совершенно забывая о том, что обнажена. — Ты наказываешь Добби?

— Нет конечно! — сказал Гарри, застегивая брюки и поднимая с пола рубашку. — Добби, не надо себя наказывать. Все нормально, повернись.

— Гренджи сэра Поттера не одета. Эльфам нельзя, потому что…

— Я понял. Что случилось Добби? — спросил Гарри, подавая блузку, задерживая взгляд на груди, которой не уделил ни капли внимания. Гермиона покраснела и с улыбкой отвела взгляд.

— Директор Хогвартса везде ищет сэра Гарри Поттера. Срочно. Вы должны были куда-то отправиться!

— Отправиться?! Сегодня?!

Добби поднял уши, кивнул и повернулся. Гермиона как раз одевала галстук.

— Он ждет вас на Астрономической башне. Я могу вас перенести, сэр Гарри Поттер.

— Конечно. Сейчас.

Гарри повернулся к Гермионе и тут же оказался в крепких объятиях. Когда они были лишь дружескими.

— Удачи, Гарри, — пожелала она, и сначала решила не говорить ему о зелье лояльности завязанное на седого мужчину с бородой. Но резко передумала.

— Когда я вернусь, мы продолжим, — сказал он и вложил что-то в ее ладонь.

— Гарри, одно из зелий было завязано на директора, — прошептала она. — Будь осторожен. Пожалуйста.

Гарри мрачно на нее взглянул, кивнул и взял со стола палочку.

— А ты помни, что я говорил про Малфоя, и будь поосторожнее. Ты моя удача, и моя удача всегда быть с тобой, — кивнул он на её руку и через мгновение исчез.

Гермиона раскрыла ладонь и с удивлением увидела зелье, искрящееся золотом. Феликс Фелицис. Овеществленная удача в руках у личной удачи Гарри Поттера. Все будет хорошо. Все будет!

Пестики и тычинки. Часть 1

Гарри Поттер крепко спал, но сон его нельзя было назвать спокойным. Нет, боль от укуса змеи не беспокоила его — всё же Гермиона весьма хорошо усвоила приёмы оказания первой помощи и на славу подлатала его избитое тело. Проблема была в другом: к череде весьма неприятных воспоминаний, регулярно всплывающих в кошмарах, добавилось ещё одно — оседающая на пол мёртвая старушка и вылезающая из неё огромная змея.

В очередной раз захлебнувшись безмолвным криком, Гарри подскочил на кровати и заполошно огляделся по сторонам, после чего с чувством глубочайшего облегчения рухнул обратно на подушку.

— Мерлин, приснится же такое! — пробормотал он, пытаясь отогнать кошмарные видения о Гермионе, заживо пожираемой давешней змеёй.

Гарри ещё раз вздохнул и невидящим взглядом уставился в тёмный потолок палатки. В его голове резвыми табунами носились самые разные мысли, начиная от вполне себе прозаической: «Как же я буду дальше без волшебной палочки?» — заканчивая довольно философской: «И какой в этом смысл?»

Простые и ясные ответы на эти вопросы всё никак не находились, что вызывало у Гарри противное ощущение собственной беспомощности, а также чувства обиды и злости. Причём злость эта была направлена как на ситуацию в целом, так и на себя самого.

«Ведь надо же было додуматься потащить Гермиону в эту чёртову Годрикову Впадину! — размышлял Гарри, закрыв ладонями лицо. — И что получилось в итоге?»

В итоге Гермиона лишь чудом ушла сама, при этом ещё и умудрившись вытащить за собой бесчувственную тушку друга.

«А волшебная палочка… — вздохнул про себя Гарри. — Ничего, главное, что мы живы, здоровы».

Мысли плавно перетекли со змеи и волшебной палочки на Гермиону. На самого верного, близкого и дорогого ему человека. Она осталась рядом с ним, она поддерживала его, она вновь спасла ему жизнь.

«А ведь она на полном серьёзе корит себя за мою палочку, — вдруг осознал Гарри, которому накануне было настолько плохо, что эта мысль так ни разу и не пришла в его глупую голову. — Надо бы успокоить её и… сказать спасибо».

Приподнявшись на кровати, Гарри посмотрел в сторону закутка подруги. Сквозь небольшие щели в плотной занавеске пробивался неверный свет свечи, а это совершенно точно означало, что Гермиона вновь решила пренебречь сном ради очередного фолианта из своей бездонной бисерной сумочки.

Гарри слабо улыбнулся и направился к занавеске, разделяющей их кровати. Шаг, другой, третий… На четвёртом шаге он будто бы пересёк звукоограждающий барьер. Гарри запнулся и настороженно прислушался. До его уха доносились весьма странные и настораживающие звуки: шумное, заполошное дыхание, то и дело перемежающееся всхлипами и сдавленными постанываниями.

Чувство вины затопило Гарри — он не в первый раз слышал эти звуки, но если раньше Гермиона плакала из-за Рона, то сейчас, очевидно, именно он стал причиной её слёз. Вернее, вся эта ситуация, в которую он загнал их обоих.

Сделав глубокий вздох, Гарри медленно отодвинул занавеску и только было хотел окликнуть Гермиону, как вдруг замер с открытым ртом.

Гермиона не плакала, но с ней определённо творилось что-то странное. Она лежала на боку, согнув ноги в коленях, и мелко подрагивала. Её пышные волосы, ещё накануне заплетённые в тугую косу, разметались по подушке. Её лицо было залито румянцем, глаза — закрыты, а нижняя губа — характерно прикушена. Но самое главное…

Взгляд Гарри съехал с её лица, пробежался по серой кофточке и остановился на изящном изгибе бедра. Обнажённого бедра. В неверных отблесках огня её гладкая, бархатная кожа казалась почти что атласной, наполняясь то золотом пламени, то бледностью луны. Она как магнитом притягивала взгляд Гарри, она манила и завораживала его. Ему вдруг нестерпимо остро захотелось коснуться её и самыми кончиками пальцев ощутить нежность и тепло её тела.

В этот момент Гермиона ещё раз содрогнулась и что-то невнятно простонала, интенсивно дёргая ладошками между ног. Гарри очнулся от заворожившего его зрелища, и в его душу начал проникать страх. Он вспомнил тётю Петунию. Он вспомнил, как она точно так же лежала на диване в гостиной и стонала, а потом её в самом срочном порядке увезла машина скорой помощи. Он вспомнил, как ещё неделю Вернон и Дадли ежедневно навещали её в больнице, потому как операция по удалению аппендикса прошла с какими-то осложнениями. Он вспомнил, насколько слабой была тётя, вернувшись домой.

Гарри сделал два стремительных шага, упал перед Гермионой на колени и осторожно коснулся её тонкого плеча.

— Гермиона! Гермиона, очнись! Что с тобой?!

Гермиона замерла и медленно открыла затянутые мечтательной поволокой глаза. Тут её взгляд сфокусировался на крайне обеспокоенной физиономии Поттера, и спустя секунду Гермиона с испуганным визгом забилась в самый дальний угол кровати.

— Гарри?! — завопила она. — Какого чёрта?!

Выражение крайнего непонимания на лице друга помогло Гермионе взять себя в руки. Она резко откинула со лба мокрые пряди, деловито натянула одеяло на голые ноги и уже несколько более спокойно поинтересовалась:

— Почему ты не спишь? Что-то случилось? Опять кошмары?

— Да… То есть нет… То есть я пришел поговорить с тобой, а тут… — Гарри с беспокойством разглядывал Гермиону: она была вся раскрасневшаяся, на лбу поблескивали бисеринки пота, а руки, судорожно сжимавшие одеяло, мелко подрагивали. — Ты издавала такие… звуки. Я думал, тебе плохо.

Гермиона вздохнула, успокаиваясь, и сокрушённо покачала головой:

— Мне было хорошо, — она строго посмотрела на Гарри. — Спасибо, конечно, за беспокойство, но ты мог бы и стучаться перед тем, как посреди ночи врываться в мою… спальню!

Гермиона передёрнула плечами и натянула одеяло чуть ли не до самого горла, а потом начала заплетать распустившуюся косу. Гарри же смотрел на подругу и почему-то всё никак не мог оторвать от неё взгляд. Всегда такая собранная и уверенная в себе, сейчас она явно стеснялась своего положения.

Сообразив, что Гермиона определённо не рада его визиту, Гарри поднялся на ноги и собрался было выйти за занавеску, как вдруг что-то его остановило. Он помедлил и всё же обернулся.

— Слушай, — нерешительно подал голос он, — а что ты делала?

Гермиона широко распахнула глаза и уставилась на него так, будто он только что сказал, что магии не существует, а Хогвартс ей приснился.

— В смысле? — несколько охрипшим голосом поинтересовалась она. — Что ты имеешь в виду?

— Ну… Я же и правда подумал, что тебе было плохо. Ты стонала и как будто бы плакала. С тобой правда всё в порядке?

Гермиона спрятала горящее лицо в ладонях и помотала головой.

— Я не плакала. Я порядке и хочу спать. Чего и тебе советую. Ты вообще помнишь, что тебя недавно змея укусила?

Она отняла одну руку от лица и недвусмысленно указала Гарри на выход.

— Да, да, я знаю, — он хотел было повернуться, но снова замер. — Просто я так и не понял, что ты делала.

— Ох, ну что ты пристал? Иди уже спать! — теперь в голосе Гермионы послышалось нешуточное раздражение. — Я не хочу это обсуждать, и… не притворяйся, что ничего не понял!

— Но мне нужно это знать, — сказал он как никогда твердо. — Я слышал, как ты стонала, я видел, как тебя трясло. Что с тобой происходит?

Сейчас, когда они с Гермионой остались только вдвоем, ему необходимо было знать, что с ней точно всё в порядке, что она здорова. Если же нет, то эту проблему надо будет решать в самом срочном порядке, до того, как они наткнутся на новый крестраж или, что гораздо хуже, кто-то наткнётся на них самих.

— Ты издеваешься? — возмущённо повысила голос Гермиона. — Я не могу произнести это вслух!

— Что произнести? Ты что-то от меня скрываешь? Это какая-то болезнь? Что-то серьёзное? — ещё более обеспокоенно зачастил Гарри.

— Да какая болезнь?! Это просто…

— Что?

Гермиона уткнулась лицом в колени и вздохнула с таким протяжным и обречённым стоном, что до чёртиков перепуганный Гарри и сам не заметил, как вновь оказался у её кровати.

— Скажи мне, — прошептал он, осторожно касаясь её руки. — Я выдержу, и мы обязательно что-нибудь придумаем… Мы можем даже пробраться в Хогвартс, а там мадам Помфри обязательно тебе поможет.

Рука Гермионы дрогнула, следом дрогнули и её плечи. Она посмотрела на друга широко раскрытыми от удивления глазами.

— От этой болезни ещё не придумали лекарств, — в конце концов фыркнула она, но, увидев, как Гарри изменился в лице, смилостивилась: — Это не болезнь. И то, чем я занималась… это… ну… слово на букву «м».

— Слушай, я вроде как не совсем тупой, но у меня сейчас вот вообще нет никакого настроения играть в ребусы. Что за слово?

Гермиона всплеснула руками и что-то еле слышно проворчала. При этом её глаза как-то странно заблестели, и Гарри несколько отстранённо удивился: почему он раньше не замечал, насколько ярким и выразительным может быть её взгляд?

— Ладно, ладно! Я скажу, и ты сразу уйдешь, хорошо? — потребовала она, наконец-то решившись.

— Договорились, — кивнул Гарри, которому тоже не терпелось закончить этот довольно странный разговор.

Он пристально смотрел на предельно смущённую подругу и осознавал, что она не просто девушка — лучший друг, а девушка, которая на самом деле девушка. Такая же, как Джинни или Чжоу. Красивая, женственная, чувственная. И сейчас эта самая девушка со своими растрепанными волосами, синяками под глазами и исхудавшим лицом почему-то казалась ему гораздо красивее и притягательнее той юной принцессы со Святочного бала, которой она была несколько лет назад.

— Я… снимланапржние, — собравшись с духом, быстро пролепетала Гермиона.

— Эм… Что, прости? — с глубочайшим недоумением переспросил он, глядя на стремительно краснеющую подругу.

— Снималанарпжение, — столь же быстрой скороговоркой повторила она.

— Мерлин, Гермиона, ты можешь сказать нормально или нет?!

О, Гермиона могла! Она определённо могла очень многое. Поэтому она глухо зарычала и, откинув одеяло, стремительно вскочила на ноги.

— Вот! Вот, чем я занималась! — рявкнула она, указывая пальцем на тёмный треугольник волос между ног. — Я щекотала бобрёнка, искала жемчужинку, полировала снитч, снимала напряжение, мастурбировала. Как ещё тебе объяснить?! Всё?! Понял?! Иди уже спать!

Направленный сильным пинком под зад, Гарри вылетел на свою половину и, очумело тряся головой, медленно опустился на кровать. Перед его глазами всё ещё стояла картинка полуобнажённой Гермионы. И эта картинка странным образом будоражила воображение и заставляла сердце биться чаще.

«Наверное, это какая-то магия», — решил Гарри, падая на подушку и укрываясь тонким одеялом.

Прошёл час, другой. Гермиона уже давно погасила свечку на своей половине, но сон к Гарри всё не шёл.

* * *

Гермиона смогла спокойно выдохнуть только после того, как Гарри скрылся на своей половине и, судя по звукам, лёг в постель.

Она с грустной усмешкой покачала головой и последовала его примеру. Гарри напомнил ей маленького мальчика, которому только что показали учебник ядерной физики — столько непонимания было в его глазах. Помимо непонимания в них были и вопросы. Сотни вопросов. Настолько много вопросов, что её это самым странным образом взбесило. Почему именно она должна объяснять ему столь простые вещи? Почему именно она должна учить его — как оказалось — вообще всему? Как он мог не понять, чем именно она занималась? И ведь он на самом деле ничего так и не понял. Как будто бы он сам никогда не…

Гермиона уткнулась лицом в подушку, но, вспомнив о бесцеремонном вторжении друга, решила не повторять былых ошибок. Поэтому она быстро натянула бельё и с головой укрылась одеялом.

«Так почему он ничего не понял?»

Ответ на этот вопрос пришёл столь внезапно и был столь невероятным, что Гермиона села и широко раскрытыми глазами уставилась в темноту.

О перепадах настроения и общей вспыльчивости Гарри она знала давно. Также она знала и о его внезапных приступах маниакальной одержимости какими-либо идеями. Так может, это была не просто одержимость, а… сублимация?

Предположение, что Гарри, возможно, никогда не занимался онанизмом, объясняло многое. Правда, оно же и порождало целую кучу других вопросов.

«Ладно, допустим, в Хогвартсе я и сама об этом почти не думала, — размышляла Гермиона, вновь укладываясь на кровать. — Хм… А почему, кстати?»

Недолгие размышления привели к выводу о том, что в защитные системы Хогвартса, скорее всего, вплетены ещё и какие-то подавляющие либидо чары, чтобы в период полового созревания детей Хогвартс не оказался переполнен беременными школьницами. И чары эти явно обладали ещё и ментальным воздействием. Потому как разговоров о сексе она не слышала даже от таких отъявленных сплетниц и разбитных хохотушек, как Лаванда и Парвати.

Но это в Хогвартсе. А летом? В конце концов, регулярная утренняя эрекция просто обязана была натолкнуть Поттера на вполне закономерные вопросы о своём развитии и вызвать столь же здоровое любопытство.

Сама же Гермиона именно на летних каникулах познавала свою сексуальность и изучала своё тело. И началось это после четвёртого курса. А если точнее — с того самого момента, когда Виктор Крам во время столь приятных и одновременно столь постыдных поцелуев схватил её за попу. Она тогда, конечно, была бесконечно оскорблена и унижена подобным обращением, и резко отбросила руки нахала, но всё же… Она всё же ощутила, как что-то волнующе сжимается внутри живота, принося легкие отголоски удовольствия. Той зимой Гермиона быстро забыла об этом, занятая сотней других проблем и вопросов, но вот летом…

Однажды вечером, в ванной комнате, Гермиона долго рассматривала в зеркале свое повзрослевшее тело. Спокойно приняв тот факт, что в ней нет ничего особенного, она положила ладонь на то место, где время от времени появлялись незнакомые, но определённо приятные ощущения, и едва не застонала от волны странного возбуждения, россыпью мурашек прокатившейся по всему телу.

В то же лето мама Гермионы познакомила её с теорией секса. Увидев у дочери интерес к этой теме, она принесла нужные книги и подробно рассказала обо всём необходимом. Гермиона в те дни довольно долго не могла прийти в себя от полученной информации. Все эти новые термины и способы получения удовольствия пугали её, но как только она в первый раз — уже целенаправленно — коснулась себя во вполне определённых местах, то страха больше не осталось — его просто смыло волной нового, ещё пока неизведанного удовольствия.

С тех пор такие разговоры между Гермионой и её мамой повторялись множество раз в тех или иных вариациях. Всё же Гермиона была любознательной девочкой и не стеснялась подходить с вопросами, да и её мама не скупилась на ответы и советы, весьма обеспокоенная проживанием дочери в закрытой школе, в которой учились не только девочки, но и мальчики.

Вспомнив о своих летних экспериментах, Гермиона запустила руку в трусики и разочарованно вздохнула: Гарри своим бесцеремонным вмешательством сбил весь настрой, а ведь в последнее время ей так редко удавалось расслабиться и сбросить напряжение. Всё дело было в этом чёртовом крестраже, который день и ночь давил на мозги и психику, вызывая негативные эмоции и начисто выгоняя позитивные. Рон, вот, не выдержал такого издевательства над собой и уже сдался. Долго ли протянут они с Гарри? Загадка…

Гермиона улыбнулась и позволила себе немного помечтать о том, как было бы здорово зарыть крестраж где-нибудь в чащобе, а самим смотаться на недельку-другую куда-нибудь далеко. Туда, где море, солнце и тепло. Выйти на пляж, взять бокал холодного апельсинового фрэша и, скинув тёплые одежды, погреться под ласковым солнышком, слушая ленивый шелест накатывающих на берег волн и поглядывая на…

В мыслях Гермионы вновь появился Гарри. Интересно, почему он — здоровый, семнадцатилетний парень — не знаком с понятием «мастурбация» и тем, как она выглядит? И ладно бы Гарри не был знаком только с женской мастурбацией, так ведь он, похоже, и о мужской ничего не знает, что было совсем уж странно. Ещё одна странность заключалась в его поведении. То, что Гарри сильно удивился, застав подругу без штанов — это было понятно и закономерно, но вот то, что он ни капельки не смутился и даже не покраснел, во все глаза разглядывая её обнажённые ноги, — это было уже гораздо интереснее. Гарри смотрел на неё честно и открыто, смотрел так, будто они уже знакомы столь близко, что стеснения между ними не могло быть в принципе. Либо он просто не понимал, что в таких случаях положено стесняться.

Гермиона улыбнулась, ещё раз прокручивая в голове этот странный и на редкость дурацкий эпизод, уделяя особое внимание тому, что в его глазах был не только страх за её здоровье, в них ещё и вполне определённо читалось… восхищение?

«Интересно, о чём он сейчас думает?»

Мысль о фантазиях Гарри с собой в главной роли, вызвала в Гермионе неожиданно сильный прилив возбуждения. Она облизнула враз пересохшие губы, самыми кончиками пальцев коснулась себя сквозь тонкую ткань трусиков, и тело покорно отозвалось на привычную ласку. Гермиона погладила себя чуть сильнее и только было потянулась другой рукой к груди, как вдруг…

— Спокойной ночи, Гермиона, — тихо пробормотал Гарри из своего закутка, очевидно, всё еще размышляя над произошедшим.

Гермиона резко выдохнула и раздраженно ударила ладошками по матрасу.

«Да даст он мне сегодня расслабиться или нет?!»

Она немного поворочалась, укладываясь поудобнее, и вдруг совершенно неожиданно даже для самой себя хихикнула: «К мадам Помфри собрался меня тащить, ну надо же! Ох, и посмотрела бы я на её лицо!»

* * *

Гарри широко зевнул и сонно захлопал глазами. Со стороны импровизированной кухни слышался плеск воды и звон посуды. Видимо, Гермиона снова встала раньше него и решила заняться готовкой.

Попытавшись было встать, Гарри вдруг почувствовал неладное, опустил глаза и тихо выругался. Опять. На его пижамных штанах в районе паха расплылось тёмное, влажное пятно. Гарри вздохнул, настороженно скосил взгляд в сторону кухни и, прихватив с собой джинсы, тихой сапой пробрался в душевую.

Такие неприятные казусы происходили с ним довольно регулярно, примерно раз в две недели. Сначала ему снилось что-то непонятное, но определённо приятное, а потом он просыпался с довольно странным на консистенцию и запах мокрым пятном на нижнем белье. Гарри никому об этом не рассказывал, прекрасно помня историю парнишки из Равенкло, которого на первом же курсе заклеймили весьма неприятным прозвищем из-за ночного недержания. И хотя мадам Помфри всего лишь одним зельем избавила того от позорного недуга, оскорбительная кличка закрепилась на парнишке на всю, наверное, жизнь.

Поэтому Гарри молчал и пытался самостоятельно найти информацию в книгах. Но в Хогвартсе такой литературы не нашлось, а в другие места его не пускали из-за соображений безопасности. Попросить помощи у друзей он так и не решился. Нет, Гарри не думал, что они расскажут об этом кому-то ещё, но Рон бы определённо его засмеял, а Гермиона… Гермиона наверняка отправила бы к мадам Помфри.

Стоя под тугими струями воды, Гарри размышлял о ночном происшествии. Ему на ум снова пришло это незнакомое слово — мастурбация. Чуть поразмыслив, он решил, что это что-то, связанное с тем местом, которое у Гермионы между ног, ведь именно там были её руки.

Странно, но когда Гарри вспоминал увиденное, ему почему-то сразу становилось труднее дышать, а сердце начинало заполошно биться, как при волнении или испуге. Это настораживало. С этими мыслями Гарри и принялся за очередной скудный завтрак.

Гермиона сидела за столом и расслабленно попивала чай, причём так непринуждённо, словно ночного происшествия не было и в помине. Гарри же метался между любопытством и сомнениями. Любопытство всё же победило. Ведь гриффиндорец он, в конце концов, или кто? Поэтому Гарри набрался храбрости и просто задал интересующий его вопрос:

— Слушай, а что такое мастурбация?

Пестики и тычинки. Часть 2

Момент для своего провокационного вопроса он явно выбрал не самый удачный. Гермиона как раз делала очередной глоток, и поэтому в лицо Поттеру ударила тугая струя первоклассного английского чая. Вот чего-чего, а такой реакции на свой вопрос он совершенно не ожидал!

Пока Гермиона кашляла, Гарри утирался футболкой и обиженно сопел: что такого он спросил? Ведь не она ли требовала, чтобы он был более любознательным?

Тем временем Гермиона смахнула невольно выступившие слёзы, взглянула на ошарашенное лицо друга и рассмеялась.

— Ох, прости, Гарри, я… — она вновь фыркнула. — Я сейчас всё уберу. Просто не каждый день услышишь такие вопросы за завтраком.

Гермиона взмахнула палочкой, очищая как стол, так и Поттера.

— Ничего страшного. Ну так что? Ты ответишь на мой вопрос?

Она ещё раз хихикнула в кулачок, после чего несколько картинно откашлялась и приняла самый что ни на есть серьёзный вид, явно списанный с профессора МакГонагалл.

— Что происходит, когда ты возбуждаешься?

Гарри задумчиво поскрёб затылок. Сначала ему вспомнились встречи с Волдемортом, потом — заклинание Защитника, а напоследок на ум пришла вечно недовольная физиономия Снейпа.

— Ты имеешь в виду гнев или радость? — неуверенно поинтересовался он, так и не сумев сформулировать ответ. — Ну… так это…

— Нет, нет. Другое возбуждение, физиологическое, — Гермиона на мгновение запнулась, словно собираясь с духом. — Как часто у тебя бывает эрекция?

Гарри несколько секунд смотрел на подругу озадаченным взглядом, а потом неуверенно поинтересовался:

— Что, прости? Лапландскую Эррицию Невилл же выращивал в том году. Я-то тут причём?

— Боже, что ты несешь?! — она вскочила и уставилась на Гарри, пытаясь разглядеть тень смеха на его лице. — Ты не можешь этого не знать! Тебе семнадцать! Все нормальные…

Гермиона не закончила мысль, потому как, очевидно, вспомнила, с кем именно разговаривает, ибо кого-кого, а Гарри Поттера вряд ли можно было назвать хоть сколько-нибудь нормальным. Поэтому она только лишь махнула рукой и вновь опустилась на свой стул.

— В общем, я сейчас прочитаю тебе лекцию о половом развитии. Ты слушаешь и не перебиваешь. Внимательно слушаешь, потому что всё это… я повторить не смогу. Договорились?

Гарри молча кивнул, а Гермиона, явственно розовея и стараясь не смотреть на друга, прошла в центр палатки.

— Слушай, а может, лучше я буду записывать? — несмело осведомился он.

Гермиона строго на него взглянула и покачала головой.

— Не надо записывать, — она чуть помолчала, собираясь с мыслями, и начала свой импровизированный урок: — Что ты знаешь о создании новой жизни? Хотя можешь не отвечать, и так всё понятно… В общем, чтобы зачать ребенка, семя мужчины должно попасть в яйцеклетку женщины. И именно поэтому мужчины и женщины различаются по половому признаку, то есть — по строению половых органов. У мужчин — это пенис, — она выразительно посмотрела Гарри между ног. Он тоже взглянул туда, но, в отличие от смущённой подруги, на его лице в первую очередь читалось отчётливое недоумение. — У женщин же там… вагина или, по-другому, влагалище. Природой создано так, что пенис способен проникать во влагалище и оставлять в нём семенную жидкость — сперму, иными словами, — которая оплодотворит яйцеклетку и вызовет зарождение новой жизни, — пунцовая от смущения Гермиона указала на свой живот.

Гарри стало жарко при мысли о том, что у Гермионы есть какое-то влагалище и яйцеклетка. Всё-таки как плохо он знает ту, с кем дружит уже седьмой год!

«Может, попросить её показать на себе?» — подумал он, справедливо рассудив, что наглядная демонстрация была бы гораздо понятнее.

Впрочем, присмотревшись к подруге, он отказался от этой мысли — всё-таки Гермиона как-то очень уж странно реагировала на этот разговор, постоянно краснея и смущаясь. Вместо этого он задал совсем другой вопрос:

— Но как мой пенис может куда-то проникнуть? Он же мягкий и гибкий, как тот флоббер-червь, — Гарри посмотрел на донельзя ошарашенное лицо подруги и заторопился: — Или у вас там есть какой-то… механизм… всасывания его в себя?

Гермиона открыла рот. Закрыла рот. Снова открыла. Потом резко отвернулась и уткнулась лбом в стену. Её плечи затряслись, а изо рта вырвался какой-то невразумительный полувсхлип, полустон.

— Гарри! — это был, что называется, крик души. — Ей богу, ты меня убиваешь!

Она развернулась, опершись спиной о стену, и плавно съехала по ней на пол. По лицу её потекли слёзы, а палатку наполнил весёлый, жизнерадостный хохот.

— Флоббер-червь, — всхлипывала она. — Всасывать… Нет, ну надо же!

— Но если он и впрямь такой, — обиженно буркнул Гарри, вызвав новый взрыв хохота.

Спустя пару минут, Гермиона вытерла слёзы и глубоко вдохнула-выдохнула, пытаясь взять себя в руки.

— Ох, прости, Гарри, прости! Просто твои предположения… — она покачала головой и грозно наставила на него указательный палец: — Я всё тебе расскажу и объясню, но если ты всё знаешь, а сейчас просто издеваешься надо мной, я не знаю, что с тобой сделаю…

— Не издеваюсь, — буркнул донельзя раздосадованный Поттер.

— В общем, чтобы пенис проник во влагалище, он должен увеличиться и стать твёрдым — это и есть эрекция, — продолжила Гермиона лекцию, взяв себя в руки. — После чего посредством трения достигается оргазм и, следовательно, семяизвержение — это выделение семенной жидкости из мочеиспускательного канала при половом сношении или заменяющих его формах половой активности: поллюция, мастурбация, петтинг и различные виды секса, — она замолкла и внимательно взглянула на Гарри.

Тот же хмурился и, запрокинув голову, сосредоточено изучал потолок.

— Слишком много непонятных терминов, — в конце концов сказал он, — но вроде бы основное я уловил. Вот только у меня ничего такого… хотя… иногда… — Гарри замялся, он не был уверен, что хочет рассказывать о своем позоре.

— Продолжай, нам надо сразу во всем разобраться, — мягко поддержала его Гермиона.

Гарри ещё немного помялся, но всё же рассказал ей о своей периодически возникающей утренней проблеме.

— Примерно раз в две недели? Это нормально. Непроизвольный ночной сброс излишков спермы — признак здорового функционирования мужского организма. А эрекция? Твой… пенис становится твердым?

— Нет. Ни разу.

Глаза Гермионы вновь округлились, а Гарри стало стыдно. Ведь она говорила об этом, как о чем-то естественном, но он опять, совершенно на ровном месте, продемонстрировал свою ненормальность.

— Но Гарри, этого просто не может быть! Поллюция невозможна без эрекции и оргазма! И, опять же, ты же целовался с Чжоу и с Джинни. Неужели у тебя и на них не было никакой реакции?

— Да какая, к чёрту, реакция-эрекция?! — воскликнул он, начиная потихоньку раздражаться от обнаружения новой грани своей неполноценности. — Я сплю, мне снится что-то приятное, но хоть убей, не помню, что именно, а утром просыпаюсь с какой-то непонятной жидкостью в трусах! И никакой реакции-эрекции! С Джинни и Чжоу точно так же. Мне приятно на них смотреть, разговаривать с ними и целоваться, приятно так же, как и сейчас с тобой, но опять же никакой реакции-эрекции! Ничего у меня не твердеет и не твердело никогда!

Гермиона вплотную подошла к Гарри, положила руки на его плечи и проникновенно посмотрела в глаза.

— Так, успокойся, пожалуйста, и не кричи, мы во всём разберёмся, — мягко сказала она. — У тебя регулярно случаются поллюции, и это хорошо. Это значит, что с физиологической точки зрения ты абсолютно здоров, просто почему-то никак не можешь застать свою эрекцию, вот и не знаешь, что она существует.

— И что мне делать? — спокойный и деловитый тон подруги подействовал на него лучше самого сильного успокоительного из запасов мадам Помфри.

— Я скажу тебе, что делать, — тонко улыбнулась Гермиона. — Вызови её сознательно. Возвращайся в душ, достань его и просто подержи в руках. Помечтай о девушках и… помассируй его, мягко потри с мылом. Он должен встать, а дальнейшие действия ты, надеюсь, поймёшь и сам.

— В смысле, мне прямо сейчас пойти? — удивился он такой поспешности.

— А тебе ещё есть чем заняться? Иди давай, а я пока подежурю, — Гермиона направилась к выходу из палатки, но на полпути оглянулась. — Ох, ну что ты так смотришь? Иди, иди, тебе понравится, обещаю.

Гарри пожал плечами, потом кивнул, но так и не сдвинулся с места. Надежда на то, что Гермиона продолжит свою лекцию с наглядной демонстрацией на себе, всё никак не желала уходить.

— А ты? То есть, может, ты… — а ещё он надеялся, что она не оставит его в такой момент.

— Что?! Нет! С тобой в душевую я точно не пойду! Просто иди и доставь себе удовольствие как следует!

Вновь покрасневшая Гермиона вылетела из палатки, а Гарри смотрел ей вслед и отстранённо размышлял, что смущённой она выглядит ещё краше, ещё притягательнее, чем обычно.

* * *

Гермиона уже второй раз обновила согревающие чары и с улыбкой посмотрела на заснеженные деревья. Как было бы просто в зимних походах с родителями, если бы она тогда могла использовать магию. Не надо было бы разгребать снег в поисках хвороста, а простуда навсегда осталась бы в прошлом. С другой же стороны, эти походы наверняка потеряли бы значительную часть своего приключенческого очарования.

Ностальгические размышления Гермионы были прерваны тихим шорохом за спиной. Она резко обернулась, покрепче сжимая в руках палочку, и увидела Гарри.

Мрачный и раздражённый, он сел рядом и негромко буркнул:

— Иди, я подежурю.

— Твоя очередь ещё не настала, — покачала головой Гермиона и осторожно осведомилась: — Что-то не так?

Она пристально всматривалась в профиль друга, который за последние полчаса словно бы стал твёрже и взрослее.

— Ничего, — голос Гарри выражал всю скорбь еврейского народа.

— Неужели не получилось?!

Гермиона действительно была удивлена. Как такое вообще возможно? Миллионы, сотни миллионов людей по всему миру занимаются этим ежедневно, а у одного единственного Гарри ничего не получается.

— Нет, — еще тише ответил он.

— Да быть такого не может! Что ты делал?

Гарри пожал плечами и принялся монотонно перечислять свои действия:

— Я зашёл в душ, разделся и представил себе… девушку. Потом я взял член в руку и начал его гладить, теребить, сжимать… — голос Гарри становился всё тише, но в самом конце он вспылил: — Да что я тебе рассказываю?! Я делал всё так, как ты и сказала, но ничего! Никакой, мать её, реакции-эрекции! Потом я со злости ударил себя и… — он обречённо махнул рукой и окончательно замолк.

Гермиона, до этого сочувственно слушавшая его рассказ, красочно представила себе, как багровый от ярости Поттер со всей дури лупит себя по причинному месту, и громко фыркнула, в тщетной попытке скрыть смех.

— Ясно. Пойдем.

Гермиона всё никак не могла поверить, что Гарри не смог справиться с таким простым действием, как мастурбация, но факт оставался фактом. Поэтому она взяла его за руку и повела по заснеженной тропинке в сторону их «дома».

Вернувшись в палатку, Гермиона сразу же посадила Гарри на ближайший стул и опустилась перед ним на колени. Ей уже и самой стало интересно выяснить, почему у Гарри никогда не было сознательной эрекции и возможна ли она у него в принципе? Всего лишь только с научной точки зрения, разумеется.

— И что ты делаешь? — с любопытством поинтересовался Гарри, не препятствуя рукам подруги, потянувшимся к поясу его джинсов.

— Собираюсь помочь тебе вызвать эрекцию. Доверься мне, — несколько нервно улыбнулась она. — Поверь, тебе это очень нужно. Во-первых, чтобы не комплексовать по поводу своей мнимой неполноценности, а во-вторых, чтобы иметь возможность время от времени сбрасывать напряжение и расслабляться. В нашей жизни в последнее время появилось и так слишком много проблем, а сколько их ещё будет?

Гарри пожал плечами, а Гермиона, приняв это за согласие, расстегнула пояс, ширинку и, заставив его привстать, стянула джинсы до самых колен. Она сглотнула и, покраснев, подняла взгляд. Прямо перед её лицом лежал вялый отросток, больше похожий на кусок толстой верёвки или разваренную до предела сардельку. Гермиона впервые в жизни получила возможность вблизи осмотреть этот необычный для неё орган, пусть даже и в таком вялом состоянии. Правда, она надеялась, что эта вялость не продлится слишком долго, ибо, как говорила мама и писали в книгах по сексологии: «Неудовлетворенный мужчина — опасный мужчина». Поэтому, чтобы помочь другу, ей всё же придётся пересилить своё смущение и прикоснуться к нему или даже…

Погруженная в свои мысли и фантазии Гермиона некоторое время молча смотрела на его член и вдруг увидела, как он немного дёрнулся, но, увы, дальше процесс так и не пошёл.

— Ты что-нибудь чувствуешь? — поинтересовалась Гермиона тоном строгого профессора.

Гарри пожал плечами и, прислушавшись к себе, ответил:

— Чувствую себя как-то не так. У меня почему-то сводит живот, мне становится жарко, да и сердце начало биться чаще.

Гермиона подняла взгляд и удивлённо посмотрела на друга, который, как ни странно, был вполне себе спокоен.

— И только? А в эмоциональном плане?

— Немного волнуюсь, но происходящее мне, скорее, нравится. Мне почему-то приятно смотреть на тебя, когда ты сидишь вот так вот передо мной, — он чуть помедлил и задал уже свой вопрос: — Слушай, а почему ты так сильно краснеешь и смущаешься? Разве мы с тобой занимаемся чем-то запретным или неприличным?

Ещё пару секунд назад Гермиона была уверена, что после недавних вопросов, Гарри уже ничем не сможет удивить её. Но она, видимо, забыла, с кем имеет дело — для Гарри Поттера не существовало ничего невозможного, и он вновь умудрился выбить её из колеи. Поэтому она закрыла лицо ладошкой и протяжно вздохнула.

«Боже, какая незамутнённая невинность! — Гермиона покачала головой, впечатлённая его словами. — Ему ведь даже в голову не приходит, что подобная ситуация может безумно смущать».

Она открыла было рот для ответа на заданный вопрос, как вдруг ей на глаза попался медальон, висевший у Гарри на груди уже который день.

«Сколько он его не снимает? — задалась вопросом Гермиона. — А ведь Рон ушел только лишь после двухдневного ношения».

Её обуял страх. Она поняла, что готова на всё только бы не остаться одной.

— Сними его, — тихо попросила Гермиона.

— Зачем?

— Да никуда он не денется, просто сними и положи на стол!

Когда Гарри выполнил просьбу, Гермиона с облегчением вздохнула и снова взглянула на его пенис. На этот раз он дернулся сильнее и как будто бы увеличился в размерах.

— О, — улыбнулась Гермиона и подула на него. — Он становится больше!

Гермиона заворожено смотрела, как отзывается на её взгляд член друга. Он начал подниматься и набухать, ритмично подёргиваясь в такт сердцебиению Гарри. На стволе проявились венки, а на самом его верху кожица чуть раскрылась, обнажая влажно поблескивающий кончик головки. Гермиона посмотрела на него и неосознанно облизнула губы — упругий и крепкий пенис казался ей вблизи чуждым, но вместе с тем непонятно притягательным. Она смотрела на него, чувствуя при этом, как её начинает лихорадить от напряженной истомы, как это зрелище рождает в ней мощные заряды возбуждения, которые, пройдя через всё тело, взрываются между ног искрами острого желания.

Гарри же, впервые в сознательной жизни столкнувшийся с эрекцией, ошарашено пялился на свой всё более увеличивающийся и восстающий член. Он был настолько удивлён происходящими метаморфозами, что не замечал, как откидывается назад, до тех пор, пока, наконец, с сильным грохотом не упал на пол.

По палатке вновь разлился весёлый смех Гермионы. Она смотрела, как Гарри барахтается на полу, путаясь в спущенных до щиколоток джинсах, как забавно покачивается его стоящий колом пенис, и всё никак не могла остановиться.

— Ох, Гарри, прости, но твоя реакция была бесподобна! — хихикнула Гермиона, отсмеявшись.

Гарри насупился и посмотрел на свой член будто видел его первый раз в жизни. Впрочем, в какой-то степени, так оно и было.

— Всё, теперь иди в душ и доведи дело до конца. Помнишь, что делать?

— Помню, — буркнул он, снял штаны и отправился в сторону душа, стараясь сохранить остатки достоинства и не смотреть на веселящуюся подругу.

Гермиона же, проводив Гарри взглядом, улыбнулась и вновь облизнула губы: кто бы мог подумать, что зрелище эрегированного члена друга окажет на неё такое воздействие? Мысли о том, что она может беспрепятственно прикоснуться к этому органу, или что он может оказаться в ней, заставляли её сердце биться ещё чаще и вызывали некую предвкушающую дрожь по всему телу.

На негнущихся ногах Гермиона подошла к кровати и, не в силах удержаться, запустила руку в трусики. Там было влажно. Очень влажно. Она задвигала пальцами, сразу задавая быстрый темп, чтобы получить разрядку как можно скорее. Особую пикантность этому действу придавала мысль о том, что Гарри сейчас занимается тем же самым. Гермиона прикусила нижнюю губу, и…

Со стороны душевой послышалось приглушенное ругательство и хлопок двери. Гермиона распахнула глаза, выдохнула и быстро вытащила вытащила влажную ладонь из трусиков. Гарри уже в третий раз за сутки обломал ей всё удовольствие.

* * *

Гарри вошёл в душевую и опустил глаза вниз. Метаморфоза, произошедшая с пенисом, накрепко выбивала его из колеи.

Член был большим и крепким. Он слегка подрагивал, словно прося, чтобы его погладили. Припомнив наставления Гермионы, Гарри провёл по нему рукой сверху вниз. От этого движения, часть кожицы съехала, наполовину открыв блестящую головку. На самой ее верхушке выступала прозрачная капелька. На ощупь она показалась очень скользкой, и Гарри осторожно размазал ее кончиком указательного пальца по напряженной головке. Это оказалось неожиданно приятно.

Гарри держал в руке свой член и вообще не понимал, как можно было упустить такое. Да если бы он знал, что он может испытывать подобные ощущения…

Но ведь это только начало, а ему еще нужно довести себя до эякуляции.

«Эякуляция… — усмехнулся про себя Гарри. — Какие слова-то я теперь знаю, а всё благодаря Гермионе».

Мысль о Гермионе, а вернее, о её влажных губах, сделало его пенис ещё тверже, но сколько бы Гарри ни гладил себя, у него ничего не получалось, хотя он и признавал, что иногда ощущения становились несколько приятнее. Но даже он понимал, что это было совсем не то.

«Так… Как она там говорила? Погладить, потереть, сжать? Черт. Еще раз. Погладить, потереть, сжать. Что-то не так…»

С членом действительно творилось что-то не то. Он начал стремительно терять свою упругость и совсем скоро обвис прежним, совершенно невыразительным флоббер-червём.

«Может, позвать?» — подумал Гарри, взглянув в сторону двери.

Но вспомнив реакцию Гермионы на его предыдущее подобное предложение, выбросил эту идею из головы и разочарованно вздохнул.

Злой и неудовлетворенный Гарри вышел из душевой и подумал, что быть может, вообще зря всё это затеял? Жил же как-то без этого семнадцать лет и ещё столько же проживёт. В конце концов, сейчас о Волдеморте и крестражах надо думать, а не о каких-то там реакциях-эрекциях!

— Гарри? — красная и тяжело дышащая Гермиона поднялась с кровати и сделала пару шагов к другу. — Как прошло? — поинтересовалась она столь серьёзным тоном, словно он не удовольствие получать ходил, а экзамен сдавать.

— Нормально, — уныло ответил он и, рухнув на стул, высказал свою недавнюю мысль: — Может, вообще не стоило все это затевать?

Гермиона наклонилась над Гарри и положила руки ему на плечи:

— Не отчаивайся и не говори ерунды, — негромко сказала она, проникновенно глядя на него своими глубокими карими глазами. — Мы обязательно что-нибудь придумаем.

Её взгляд был столь выразителен, а шёпот — волнующим, что сердце Гарри забилось быстрее, а в паху почувствовалось знакомое шевеление. Он скосил глаза вниз и увидел, как его член снова начал увеличиваться в размерах.

— Ну, я же говорила, — улыбнулась Гермиона, глядя в ту же сторону. Она вдруг поняла, что хочет ему помочь сама, и к науке это не имело никакого отношения.

— Похоже, это работает только с тобой, — хмыкнул он.

— А теперь, почему бы нам не закончить начатое? Нам обоим просто необходимо расслабиться и сбросить напряжение, — Гермиона опустила голову и чувственно шепнула ему на ухо: — Уверяю тебя, хороший оргазм весьма качественно прочищает мозги…

Гермиона отошла от Гарри и решительно стянула джинсы вместе с нижним бельём, оставшись в своей неизменной кофточке и белых носочках. Она сильно покраснела и была не менее сильно смущена, но это не остановило её от того, чтобы смело открыться завороженному взгляду Гарри.

— Садись напротив меня, — облизнула она пересохшие губы.

Гарри быстро перебрался на кровать и послушно устроился напротив подруги. Его взгляд оказался прикован к тёмному треугольничку волос между её ног, среди которых влажно поблескивало нечто розовое и манящее.

— Сделаем это вместе, — негромко шепнула она, гипнотизируя взглядом его стоящий колом член. — Смотри на меня, слушай меня, слушайся меня. Я скажу тебе, что надо делать…

Грудь Гермионы, скрытая кофточкой, бурно вздымалась, а изящные ножки раздвинулись ещё шире, выставляя напоказ самое сокровенное.

— Медленно поглаживай себя, начиная с самой головки…

Сама же Гермиона, не отрывая взгляда от члена Гарри, опустила руку вниз и начала перебирать курчавые волосы на лобке. Это зрелище, зрелище руки, ритмично двигающейся по длинному, напряжённому члену, неимоверно возбуждало её, заставляло мокнуть и пока ещё тихо постанывать от рождающихся внизу живота предвестников грядущего наслаждения. Она опустила руку чуть ниже и медленно провела по розовым складочкам. Она начала их поглаживать, время от времени проводя самыми кончиками пальцев в окрестностях клитора.

Гарри же смотрел на доверчиво раскрывшуюся перед ним подругу и, подстраиваясь под движения её рук, в том же темпе гладил свой член, отзывающийся на это неимоверно приятной истомой. Рука Гермионы скользнула под кофточку, лаская грудь, и ему дико захотелось увидеть то, что скрыто под этим безразмерным свитером. Он захотел сам прикоснуться к ней и ощутить нежность и упругость её груди.

— Теперь плотно обхвати его ладонью, — задыхаясь, подала голос Гермиона, — и начинай водить вверх и вниз.

Гарри послушно выполнил её указание и почувствовал, как неимоверно острые волны наслаждения растекаются по всему телу, как стремительно нарастает в нём некое напряжение, а сердце бьётся ещё чаще. Всё происходящее здесь, сейчас, в этой неказистой палатке, ощущалось таким правильным, таким прекрасным, что его пробирало до самой своей сути. Гермиона казалась такой трогательно беззащитной и невинной, что Гарри вдруг захотелось стать к ней ближе. Ещё ближе.

Пальчики Гермионы наконец-то прикоснулись к клитору, и из её груди вырвался долгий, сладострастный стон. Она чувствовала, как между ног разгорается самый настоящий пожар, и ускорила свои движения. Пожар становился всё сильнее и захватил Гермиону так, что она даже не заметила, как кофточка задралась чуть ли не до самого подбородка.

Гарри же смотрел на Гермиону и тонул в волнах нового, неизвестного ранее удовольствия. Подспудно у него промелькнула мысль, что он держит в руке не собственный член, а некий раскалённый добела жезл. Головка набухла и лоснилась смазкой, которой было столько, что член чуть ли не выскальзывал из руки.

Он смотрел, как одна рука Гермионы мнет небольшие груди и пощипывает задорно торчащие соски, а другая — ласкает нижние губки, поглаживает небольшую кнопочку над ними и осторожно, самыми кончиками пальцев проникает внутрь.

Маленький мирок палатки наполнился шумным дыханием и сдвоенными постанываниями. Юноша и девушка, не отрываясь, смотрели друг на друга, а их руки ласкали собственные тела, всё ближе и ближе приближая то, что французы называют маленькой смертью.

Он не мог говорить, дыхание перехватывало, и вот наконец он почувствовал, как вся лава удовольствия концентрируется в области пениса, и тот становится ещё больше и твёрже. Гарри сделал ещё несколько движений и взорвался. Он будто воспарил в небеса, словно в его вселенной взорвались все без исключения звёзды. Всё напряжение последних дней лавиной покинуло его тело, все узлы развязались, а мышцы расслабились. Это было похоже на Круцио, которое тоже долго скручивает внутренности, а потом резко отпускает, даруя чувство неповторимого полёта. Ему хотелось кричать от восторга, но он просто сдавленно рычал, пока горячая белесая жидкость мощными толчками забрызгивала коленки Гермионы.

Впрочем, она этого не заметила.

Гермиона едва сдерживала подкатывающий оргазм. Ей очень хотелось продлить это наслаждение как можно дольше. Дыхания не хватало, словно весь воздух в палатке куда-то улетучился. Она едва слышала свое хриплое дыхание и громкие стоны. Именно эти звуки услышал вчера Гарри, но сейчас ей было всё равно, ибо там, между ног, начал вспухать огненный шар. Он поднимался всё выше и выше, пока Гермионе не показалось, что она вся горит.

И вот он! Этот момент! Гермиону словно подбросило в воздух. Тело затрясло. Перед глазами запрыгали яркие вспышки белого света, слились в один огромный, неимоверно яркий шар, который взорвался у неё перед глазами, и ослепительно-белый свет накрыл её с головы до ног, впитал в себя и отпустил, заставляя тело корчиться от наслаждения.

Гарри увидел, как Гермиона затряслась в пароксизмах страсти, он услышал её громкий, сладострастный стон, больше похожий на крик. Он не знал, видел ли в своей жизни что-либо прекраснее этого.

Гермиона лежала на кровати с закрытыми глазами и дрожала, сладко постанывая. Самыми кончиками пальцев она медленно водила по влажным складочкам. Это зрелище показалось ему столь манящим и привлекательным, что его член снова начал оживать.

Гарри всё никак не мог отвести глаз от растёкшейся по кровати Гермионы. Между её ног поблескивали в отсветах свечей влажные складочки, а чуть выше, на животе и ногах растекались брызги его семени.

В этот момент Гарри вдруг вспомнились слова Гермионы о том, что твёрдый член предназначен для женского влагалища. Ещё он подумал, что он — Гарри Поттер — уж точно предназначен для Гермионы. Ведь кто еще смог бы доставить ему столько радости и наслаждения? Его пенис был вновь очень твердым, так что…

Гарри поднялся и навис над подругой, с внутренним трепетом наблюдая, как влажная головка касается розовых створок, но Гермиона явно не оценила такого порыва. Она открыла глаза, что-то негодующе воскликнула и резко оттолкнула его, отбрасывая к спинке кровати.

— За что? — обиженно удивился Гарри.

— Совсем сдурел?! Что ты хотел сделать?

— Но ты же говорила, что его нужно вставить туда!

— Да я говорила вообще, в принципе, не про нас! Я же могу забеременеть, дурная твоя голова!

Кажется, после первого в своей жизни оргазма, Гарри совсем перестал пользоваться своими мозгами, потому как задал наиглупейший в данной ситуации вопрос:

— А что в этом плохого?

— Балбес! Ты забыл, почему мы торчим в этой палатке посреди леса без нормальной еды и возможности её достать? Ты забыл про войну и Волдеморта?!

Гарри понурил голову и кивнул:

— Прости, что-то меня вообще куда-то не туда занесло, — он запрокинул голову и уставился в потолок. — Спасибо тебе, Гермиона, за урок мастурбации, и прости, что полез не в своё дело.

Она хотела было что-то сказать, но не успела — внезапно где-то неподалёку прозвучали несколько весьма характерных аппарационных хлопков, и послышались чьи-то грубые голоса.

Гермиона закрыла рот ладошкой, и через мгновение из её глаз потекли бесшумные слёзы. Гарри же споро натянул джинсы и жестами напомнил Гермионе, что ей явно стоит сделать то же самое. Он взял со стола палочку и осторожно выглянул из палатки.

Несколько весьма подозрительных личностей самого странного облика с потерянным видом бродили неподалёку от скрывающего палатку барьера.

— Егеря, — прошептала прижавшаяся к его спине Гермиона.

— Они не видят нас, — с облегчением выдохнул Гарри, — это хорошо. Но как они нашли это место?

— Мне кажется, Реддл снова наложил табу на свое прозвище, как в предыдущую войну, а я — ты же сам слышал — только что произнесла его вслух.

— Ну теперь мы, по крайней мере, знаем, чего опасаться, — кивнул Гарри и приобнял подругу за талию, не выпуская, впрочем, команду егерей из виду. — Слушай, а ведь хороший барьер. Ты молодец.

Несмотря на похвалу, слёзы из глаз Гермионы так и не исчезли.

— Это не я молодец, это они идиоты, — всхлипнула она. — Если они воспользуются усиленным обнаруживающим…

Но егеря им не воспользовались. Может, потому что не знали, а может — из-за здоровой лени и разгильдяйства. Послонявшись по опушке, они собрались в одну кучку, вместе схватились за длинную пеньковую верёвку и исчезли с приглушённым хлопком.

— Боже, Гарри, я так испугалась, — прошептала Гермиона, прижимаясь к нему ещё сильнее.

Гарри смотрел на её влажные, манящие губы, но думал о Чжоу. Вернее о том, как она рыдала во время их первого поцелуя, а он совсем ничего не чувствовал, кроме недоумения и лёгкого интереса. Следом на ум пришла Джинни. Да, с ней было приятно целоваться, но не так, чтобы слишком. В отношениях с ней превалировало стремление казаться самым обычным парнем, таким, как все.

А вот сейчас рядом ним стояла Гермиона. Его Гермиона. Девушка, которая всегда была рядом с ним, поддерживала его, не давала упасть духом и опустить руки. Девушка, которая подарила ему такое наслаждение, какое ему и не снилось.

Гарри смотрел на Гермиону и осознавал, что вот она — та единственная девушка, с которой он хочет связать свою жизнь. Он уже давно не представлял своей жизни без неё. Он любил смотреть на неё, любил слушать её, любил помогать ей. Жаль только, что он так поздно осознал это. Осознал свои чувства к ней и осознал их суть. Это была любовь.

Любовь. Вот она, его любовь. Здесь. Стоит, доверчиво прижавшись всем телом, и плачет, а он совсем не знает, как её успокоить. Или всё же знает?

— Гермиона? Ты сейчас только не бей меня, но, кажется, я знаю, как прогнать твой страх и вернуть веру в лучшее.

— Что? И как же?

Гарри ничего не ответил. Он просто взял её мокрое от слез лицо в ладони и поцеловал. Сначала Гермиона удивилась и начала было вырываться, но на удивление быстро смирилась и закинула руки ему на шею, уже сама прижимая его к себе.

Он целовал такие родные губы и в кои-то веки чувствовал себя по-настоящему живым и полноценным. Да и его член, так долго дремавший, сразу же напомнил о себе, недвусмысленно уперевшись в её бедро. Мысль, что такое с ним происходит только рядом с Гермионой, казалась ему невероятной и приятной одновременно. Его сердце шумно билось, готовое выскочить из груди, но чуть было не остановилось при одной только мысли о том, что он едва не упустил её. Может, и хорошо, что Рон ушел? В том, что он вернется, и ему придется с ним объясняться, Гарри не сомневался, но это будет потом. А сейчас он лучше как следует насладится сладко-соленым вкусом губ любимой подруги.

Первый поцелуй с любимой девушкой, к сожалению, не продлился слишком долго и был прерван довольно странным звуком, доносящимся откуда-то снизу.

— Кажется, кто-то очень хочет есть, — усмехнулась Гермиона, игриво потыкав пальчиком в живот Гарри.

— Определённо, — кивнул он, — так что в темпе сматываем палатку, обустраиваемся на новом месте и занимаемся ужином. Как говорится: война войной, а обед по расписанию!

— Тогда командуй… мой генерал, — улыбнулась Гермиона и уже сама чмокнула Гарри в губы. — Только давай сначала приведём себя в порядок, хорошо?

Разойдясь по своим закуткам, друзья начали утепляться. Гарри, с глупой улыбкой на губах, надевал тёплые штаны и кофту, а Гермиона в глубокой задумчивости сидела на кровати.

Этот поцелуй… Она бы никогда не подумала, что всего лишь один поцелуй сможет вызвать в её душе бурю, похлеще всех испытанных до этого оргазмов. Это был воистину волшебный в своём безумии поцелуй. И Гермиона определённо была не прочь повторить его ещё пару-тройку… десятков… или сотен?.. раз.

Правда, во всей этой ситуации была и ложка дёгтя. Рон. Мысль о нём принесла чувство вины, но Гермиона решительно его подавила. Рон сам виноват. Он сам сделал свой выбор, он сам бросил их. И не в первый раз, между прочим. Так что он сам виноват в том, что потерял свой шанс. Вот только… Шанс на что?

— Гермиона, ты скоро там? — послышался весёлый голос Гарри из-за занавески.

— Да-да, уже иду, — всполошилась она, тоже начиная собираться.

В конце концов, почему она должна кому-то что-то объяснять?

* * *

Спустя сорок минут Гарри и Гермиона установили палатку на новом месте и занялись приготовлением ужина. Правда, полноценным ужином грядущий приём пищи можно было бы назвать только с очень большой натяжкой. У них совсем не осталось ни овощей, ни мяса, ни специй. В кухонном шкафчике лежало всего лишь несколько фунтов различных круп и пара банок тушёнки.

— Слушай, а напомни мне, пожалуйста, — почесал затылок Гарри, обозревая их невеликие запасы провизии, — почему мы занимаемся поиском продуктов сами, а не пошлём на это дело Добби или Кричера?

— Эм… Ну… — задумалась Гермиона, а потом пожала плечами: — Потому что мы выросли среди магглов и всё ещё не привыкли к тому, что в мире существуют домовики?

— Как ты, однако, мягко описала нашу умственную неполноценность, — усмехнулся Гарри. — И знаешь, ты была абсолютно права: хороший оргазм весьма качественно прочищает мозги.

Гермиона стремительно покраснела, вспомнив произошедшее в этой палатке всего чуть больше часа назад, а Гарри тем временем продолжал вдохновенно вещать:

— Раньше я никогда не получал такого удовольствия — мощного, как удар бладжером, и глубокого, как ночное небо. Сейчас я чувствую себя так, будто с меня спали некие шоры, за которыми оказался новый, совершенно другой мир, — он на мгновение замолк и вплотную подошёл к Гермионе. — И знаешь, что ещё я понял?

— И что же?

— Я люблю тебя.

Гермиона была готова ко многому: к новым идеям, требованиям или даже, чем чёрт не шутит, к внезапной вспышке гнева, но вот к признанию в любви, причём столь простому и обыденному, она вот вообще была не готова.

— Гарри, не говори ерунды, — через некоторое время покачала головой Гермиона. — Сейчас за тебя говорят лишь эмоции и проснувшиеся гормоны, ведь ещё вчера ты думал только о Джинни.

Всё-таки она никак не могла вот так вот запросто поверить в его признание.

— Возможно, — не стал отрицать Гарри, — но только из-за стремления быть нормальным. Казаться нормальным. Пусть и не в своих собственных глазах, но хотя бы в глазах окружающих. Настоящие же чувства, как я недавно осознал, я питал только к тебе. Питал, питаю и буду продолжать питать. Если в этом мире и существует судьба, то моя судьба — это ты.

Гарри сделал ещё один маленький шажочек и осторожно приник к губам Гермионы в нежном поцелуе, на который она попросту не смогла не ответить.

* * *

Спустя несколько дней, одной тихой лунной ночью, Гермиона лежала на кровати и размышляла о произошедших за последнее время изменениях в своей жизни.

Первое и самое главное изменение заключалось в Гарри Поттере, который на данный момент сладко спал, обнимая её со спины. Он признался ей в любви и говорил столь горячо, столь искренне, что Гермиона ему всё-таки поверила.

Сама же Гермиона еще не совсем была уверена в своих чувствах. Просто… всё как-то шло наперекосяк, но теперь сама мысль о нем вызывала внутри такой трепет, что хотелось парить под самым небом. «Может быть, это и не любовь, но что-то определенно похожее», — тонко улыбнулась Гермиона, поглаживая его ладонь, лежащую на её груди.

Второе же изменение в её жизни также касалось Гарри. Вернее, его мировоззрения. Получив возможность регулярно «выпускать пар», он стал мыслить как-то более адекватно и рационально. Мало того, он постепенно становился самым настоящим прагматиком!

Медальон давит на мозги? Спрячем его в укромном местечке.

Нечего есть? Вызовем Добби и зашлём сначала в Гринготтс, а потом и в продуктовую лавку.

У Гарри нет волшебной палочки? Вызовем того же Добби и зашлём его к МакГонагалл, которая в два счёта найдёт способ достать для него палочку.

Нужен способ уничтожить крестраж? Так у нас до сих пор под Хогвартсом валяется целая туша василиска, которую точно никто не водил к стоматологу.

И третье изменение в её жизни также касалось Гарри, вот только оно было не столь позитивным, как первые два. Оно было страшным и пугающим.

Дело в том, что накануне они совершенно случайно выяснили, как именно воздействует крестраж на Гарри — когда он касался медальона, у него моментально пропадала эрекция. Несколько быстрых экспериментов выявили довольно любопытную закономерность: крестраж начисто убивал в Гарри всю половую активность. Зато стоило только убрать его подальше…

— Нам надо как можно скорее его уничтожить, — сделала вывод тогда Гермиона, глядя на горделиво возвышающийся пенис Поттера. — И дело тут даже не в самом крестраже, а в его влиянии на наше здоровье. Если ты будешь и дальше таскать его круглыми сутками…

Гермиона запнулась и, приоткрыв рот, уставилась на Гарри широко раскрытыми глазами.

— Так вот почему у тебя никогда не было сознательной эрекции! — испуганно прошептала она. — Половая активность подавляется в тебе не только этим крестражем! Этот крестраж только лишь усиливает уже имеющееся воздействие! Ты можешь проникать в разум Реддла через медальон, ты можешь проникать в разум Реддла сам по себе! Ты можешь видеть и его глазами, и глазами его змеи! Ты — его крестраж, Гарри, ничем иным все эти странности объяснить нельзя! В тебе точно есть кусочек его души!

Гарри помолчал, так и эдак вращая эту дикую мысль у себя в голове. Мысль послушно вращалась, но укладываться никак не желала.

— Да ну, нет, дикость какая-то! — пробормотал он.

Но чем больше Гарри думал об этом, тем отчётливее понимал, что Гермиона, скорее всего, абсолютно права. Шрам ведь всегда реагировал на присутствие Волдеморта рядом или на его сильные эмоции. Также не стоило забывать и все эти видения настоящего и прошлого от лица Тёмного лорда.

— Я — крестраж, — тихо пробормотал он, закрывая лицо ладонями. — Я ведь и правда чёртов крестраж, точно такой же, как и та чёртова змея!

Гермиона подобралась поближе и обняла совсем убитого открывшейся истиной друга. Да и сама она чувствовала себя ничуть не лучше.

— Пророчество! — внезапно рассмеялся Гарри. — Чёртов Дамблдор со своим чёртовым пророчеством! Пророчество — это же такая чушь! Моего выживания там вообще не предусмотрено! Чтобы убить Реддла, нужно сначала убить меня!

— Тише, Гарри, тише, — горячо зашептала Гермиона, — мы обязательно что-нибудь придумаем! Мы выцарапаем из тебя эту дрянь!

— Как? — невесело усмехнулся Гарри.

— Мы придумаем, — прошептала Гермиона, — мы обязательно придумаем.

В общем, на текущий момент только этот вопрос всё никак не давал покоя Гермионе. Пока что у них не было ни единого предположения о том, как избавить Гарри от осколка души Волдеморта. Правда, они уже запланировали вылазку в дом на Гриммо в надежде найти в библиотеке Блэков пусть не ответ, но хотя бы зацепку.

Гермиона судорожно вздохнула — конечно, ей было страшно. Страшно вот так обрести самое ценное в жизни и не знать, будет ли он рядом всегда, но одно она знала точно: они с Гарри больше никогда не будут одиноки. Она всегда будет рядом и пройдёт этот путь вместе с ним до самого конца. Каким бы он ни был, рука об руку, только так и никак иначе.

Неожиданно откуда-то из-за «двери» палатки внутрь проникли лучики призрачно-серебристого света. Гермиона резко села на кровати и затрясла Гарри.

— Что случилось? — практически мгновенно проснулся он. — Пожиратели?

— Смотри, там, похоже, Патронус!

— Чей? — не особо надеясь на ответ, поинтересовался Гарри и потянулся за очками.

Гермиона посмотрела на него и подумала, что и эту проблему со зрением Гарри тоже надо будет как-то решать, причём, чем скорее, тем лучше.

— Не знаю, но, сдаётся мне, он тут неспроста. Может, нам пытаются передать сообщение?

— Тогда почему он вертится снаружи, вместо того, чтобы влететь внутрь? — резонно возразил Гарри.

Они оба к тому времени уже соскочили с кровати и в самом быстром темпе надевали свитера и брюки.

— Пока не увидим, не узнаем, — тряхнула растрепавшейся во сне гривой Гермиона. — Но, если что, ты всегда сможешь вызвать Добби, и он нас вытащит. И знаешь, если есть хоть один шанс закончить этот поход пораньше и избавить тебя от крестража, будет глупостью им не воспользоваться.

— И то верно, — кивнул Гарри, подобравшись к пологу палатки. — С некоторых пор мне очень не хочется умирать, — он улыбнулся Гермионе, но сразу стал серьезным. — Держи палочку наготове и ни в коем случае не отпускай меня.

Держась за руки, Гарри и Гермиона вышли в светлую зимнюю ночь и, чуть помедлив, последовали за белой светящейся ланью навстречу своему будущему.

Правильный конец. Часть 1

Победа. Так много в этом слове. Много радости, потому что всё закончилось, и боли, потому что не вернуть павших на поле боя, что растянулось на несколько лет. Джеймс и Лили Поттеры, Северус Снейп, Сириус Блэк, Регулус Блэк, Римус и Нимфадора Люпины, Альбус Дамблдор, первый свободный домовик Добби и многие другие — все они пожертвовали жизнями, чтобы в небе никогда больше не появилась метка черепа. Гарри винил себя в смерти каждого, но он не мог лечь вместе с ними — нужно было продолжать жить. У него есть друзья и девушка, которым он всё ещё нужен.

Гарри стоял на мосту и смотрел вдаль. На востоке медленно поднималось солнце, озаряя своим светом всю территорию полуразрушенного замка.

«Всё-таки мы победили», — подумал он гордо и вдохнул воздух полной грудью.

Теперь их ждёт спокойная и счастливая жизнь.

Он обернулся, посмотрел на Гермиону и Рона, которые о чём-то шептались, близко склонив головы друг к другу, и улыбнулся Джинни. Она медленно к нему приближалась и неловко улыбнулась в ответ.

— Привет? — девушка положила ладонь на его плечо и слегка сжала. — Ты, наверное, устал?

— Ещё бы он не устал, — весело проговорил Рон, оказавшийся рядом. — Стать героем магической Британии — это тебе не хухры-мухры!

— Я бы ничего без вас не смог, — покачал головой Гарри и благодарно посмотрел на Гермиону.

Она растянула губы в улыбке и протянула к нему руку. Это движение стало настолько привычным и естественным, что Гарри не задумываясь сжал её в своей шершавой грязной ладони.

Он даже не подумал, как это выглядело со стороны. Рука Джинни всё ещё лежала у него на плече, а рука Рона всё так же обвивала талию Гермионы.

Брат и сестра переглянулись, но в их глазах ничего нельзя было прочесть. Сейчас сцена ревности была бы неуместной — слишком крепкой была дружба между их половинками. Тем не менее внутренний дискомфорт отражался в их напряжённых позах и печальных взглядах.

— Джинни! Рон! — Молли Уизли, совсем недавно потерявшая сына и защитившая свою дочь, активно привлекала к себе внимание. — Нам нужно в Нору!

Рон и Джинни неловко попрощались с возлюбленными и ушли заниматься семейными делами, пообещав подоспеть к завтрашнему дню, чтобы начать разгребать завалы, образовавшиеся после битвы за Хогвартс. Гарри же с Гермионой некуда было идти, а в очередной раз быть нахлебниками в семье Уизли они хотели меньше всего.

Гарри размышлял о погибших, о будущей жизни, о том, что уже не уверен, что хочет быть аврором.

Его сумбурные мысли прервала Гермиона, крепче стиснувшая его руку.

В ушах Гарри до сих пор звучал её пронзительный крик, когда его нёс Хагрид. Тогда он был поражён силой этого голоса и теми чувствами, что были в него вложены.

Гарри ведь действительно думал, что не доживёт до этого утра, что это его участь — погибнуть от руки Волдеморта. Единственное, о чём он ни разу не подумал — как воспримут его смерть близкие друзья? Гермиона, Рон, Джинни?

Гермиона… Гарри было очень больно слышать её крик, слышать в нём неподдельное страдание. Он не хотел, чтобы она переживала. Он не хотел, чтобы она снова плакала.

Сейчас он смотрел в её тёплые карие глаза и осознавал, насколько привык к её присутствию в своей жизни, что теперь даже не представлял себе, каково это — просыпаться утром и не слышать её столь родного голоса, зовущего завтракать.

— Я просто засыпаю на ходу, — Гарри снял очки и с силой потёр лицо.

— Знакомое чувство, — кивнула она и брезгливо себя осмотрела. — Пойдём поищем, где помыться и поспать.

— Ты разве не хочешь поесть? В Большом зале, кажется, накрыли праздничный ужин, если его можно назвать таковым.

— Конечно, можно, Гарри. Мы выжили. Мы будем счастливы. Ни одна смерть не была напрасной!

— Ты, как всегда, права. Так идём есть? — в ответ Гермиона отрицательно покачала головой. — Тогда пошли спать… Сколько мы уже не спали?

— Если не ошибаюсь, то двое суток.

— Отлично. Странно, что мы вообще ещё на ногах держимся, — усмехнулся Гарри.

Он потянул Гермиону в сторону замка и на ходу начал прикидывать, какие из помещений могли не особо пострадать.

— Выручай-комната? — спросил он её, проходя мимо бродивших вокруг студентов и профессоров.

— Она сейчас очень опасна, — задумчиво ответила Гермиона, — там всё-таки Адское пламя бушевало, но, судя по всему, это единственный вариант.

Гермиона ещё раз пожала плечами и вдруг споткнулась об один из беспорядочно лежащих булыжников, что некогда были частью стены великолепного холла. Гарри придержал её, заслужив благодарный взгляд.

— Может быть, тебя понести? — усмехнулся он.

— Не думаю, что Рон с Джинни такое одобрят, — порозовела она.

— Не понимаю, с чего бы? Мы ведь друзья.

— Конечно, Гарри, но нести на руках меня не надо. Я вполне могу дойти сама, — тихо посмеялась Гермиона, и они рука об руку стали подниматься по полуразрушенным лестницам Хогвартса, прямиком на восьмой этаж.

Солнечные лучи за окном уже осветили все уголки шотландских земель, окрашивая землю в тёплые золотые краски, напоминая всем и каждому, насколько прекрасен мир, который они себе отстояли.

Сплошь залитая утренним светом стена на восьмом этаже чётко отображала все шрамы, которые получила в ходе сражения с Адским пламенем. Тем не менее местами обугленная лепнина сохранила свою красоту, и Гарри с Гермионой приложили к ней свои ладони. Они просили об отдыхе, о гармонии в душе и сердце, о возможности поразмышлять над будущим.

Их разумы, истощённые многодневным походом, сражением и голодом, мало понимали, чего же они хотят на самом деле, но сердца знали. Они всегда знали.

Проход не открывался почти минуту, и Гарри уже подумал было лечь прямо здесь. Карман приятно грела родная палочка с пером феникса, а рядом была Гермиона. Что, собственно, ещё нужно для полного счастья?

Наконец в стене появился проход.

Гарри и Гермиона немного засомневались, переглянулись, но всё же смело шагнули внутрь и замерли прямо на пороге, в изумлении осматриваясь по сторонам.

«Палатка?!» — подумали они вместе.

Именно такой она была много дней подряд, когда они, будучи одни против всего мира, засыпали и просыпались рядом, надеясь только друг на друга. Единственное отличие было в том, что в стенах, пусть и выглядящих тряпичными, были окна, а лежаки, которые они привыкли считать кроватями, стояли очень близко, на расстоянии не более двух футов.

Над этим странным поведением Выручай-комнаты друзья задумываться не стали и прошли прямиком в душевые, которых здесь, по воле случая, оказалось две.

Вода была тёплая и приятно скользила по грязной коже. Гермиона отчаянно тёрла ноги, руки, живот и даже грудь, стараясь избавится от грязи как на теле, так и в душе. Им приходилось убивать, и это камнем легло на её совесть. Но она знала, что выбора не было, и вышла из душа чистой, свежей, в одном полотенце и халате, накинутом сверху. Раньше, переодеваясь впопыхах, они с Гарри часто попросту не обращали внимания на тела друг друга. Но не сейчас. Они замерли, рассматривая блестящую от влаги кожу, мокрые волосы и осоловелые глаза, и вдруг одновременно рассмеялись.

— Как же давно я не видел тебя чистой.

— А тебе снова пора подстричься.

Гарри с Гермионой наконец опустились на походные лежаки. Они повернулись друг к другу, и между ними повисло молчание.

— Я рад, что Рон наконец пришёл в себя. Он давно должен был рассказать тебе о своих чувствах.

— Пожалуй, — отвела взгляд Гермиона и сразу вернула, после чего тонко улыбнулась, в который раз озаряя своим светом тёмную душу Гарри. — Знаешь, думаю, ты будешь очень счастлив с Джинни.

— Я буду счастлив, если и вы с Роном будете рядом. Кто же знал, что всё так сложится?

— Никто, Гарри, — тихо сказала Гермиона, прикрывая глаза. — А ведь могло всё случиться совсем по-другому.

— По-другому? — удивился Гарри. — Это как?

— Абсолютно как угодно, — прошептала она, смежив веки.

Гарри ещё минуту недоумённо смотрел на Гермиону и думал, что знает всего только один вариант развития событий. Но это было бы предательством по отношению и к Рону, и к Джинни, а от Гермионы за такие мысли он просто может схлопотать подзатыльник. Он тряхнул головой, очищая сознание, и, ещё некоторое время полюбовавшись умиротворением, возникшем на лице подруги, последовал за ней в царство Морфея.

************************

Гарри медленно просыпался, чувствуя себя необычайно бодрым и хорошо отдохнувшим. Он улыбнулся и, не открывая глаз, сладко потянулся на кровати. Он уже и не помнил, когда в последний раз так хорошо спал.

Матрас промялся — рядом с Гарри кто-то сел.

«Гермиона».

Она ласково взъерошила волосы на его голове, а потом Гарри ощутил, как его груди мягко коснулось что-то прохладное и очень нежное, а затем начало продвигаться к голове, оставляя за собой влажный, холодящий кожу след.

Гарри улыбнулся. «Что это она затеяла?» — подумал он, но глаза открывать не стал — так было гораздо интереснее.

Тем временем Гермиона провела чем-то нежным по его шее, пересекла щёку и остановилась на губах. Гарри автоматически облизнул их и поморщился — вкус лимонной кислоты остро ударил по языку, мигом разрушив всё очарование момента.

— Мерлин, Гермиона, что это за гадость? — скривился он.

Гарри открыл глаза и замер, лихорадочно пытаясь осознать открывшуюся ему картинку.

«Дамблдор?!»

Дамблдор в коротком голубеньком с жёлтенькими звёздочками халате.

Дамблдор, прижимающий к его губам лимонную дольку.

— Про… профессор Дамблдор?! — ошеломлённо вскочил на кровати и заорал Гарри. — Какого… Вернее, как вы… Вы живой?!

Уже почти как год мёртвый директор улыбнулся.

— Ох, мальчик мой, ты, конечно, вчера был весьма энергичен и неутомим, но, — он подмигнул, — уверяю тебя, моих способностей зельевара с головой хватает для приготовления отличного бодрящего и восполняющего энергию зелья.

— Энергичен? — потряс головой Гарри, не в силах поверить в происходящее. — Неутомим?

Он ведь своими собственными глазами видел, как погиб Дамблдор и как его потом хоронили. Тогда почему он сидит тут, живой и здоровый?

«Какого чёрта тут вообще происходит?! — мысленно возопил Гарри, глядя на такую знакомую улыбку директора. — Я всё ещё сплю?!»

Гарри закрутил головой и осознал ещё пару вещей. Он находился в какой-то совершенно незнакомой ему спальне. И, ко всему прочему, он был совершенно обнажён.

Дамблдор закинул в рот давешнюю лимонную дольку и… погладил Гарри коленку.

Это было уже чересчур. Гарри спрыгнул с кровати, подцепил какой-то халатик с кресла и прикрылся им.

— Профессор, что вы творите?!

— Гарри, я уже столько раз просил называть меня только по имени, — сокрушённо покачал головой Дамблдор. — Мы стали так близки, зачем этот официоз?

— Что?! — выпал в осадок Гарри.

Он огляделся по сторонам, подмечая незамеченные ранее детали. Широченная кровать, напротив которой высилось огромное зеркало. Сладости и пара пустых бутылок из-под вина на столике.

— Ты сегодня какой-то странный, — нахмурился Дамблдор. — И почему ты упомянул мисс Грейнджер?

— Но… Я думал… — растерянно пробормотал он, ошарашенно рассматривая длинные панталоны, болтающиеся на торшере. Панталоны были весёленького зелёного цвета и расшиты маленькими гиппогрифами.

— Ты мне изменяешь, мальчик мой?

В следующее мгновение Дамблдор каким-то непостижимым образом оказался вплотную рядом с ним и вздёрнул его голову вверх, после чего принялся пристально вглядываться в его глаза.

— А как же наши клятвы, Гарри? — тихо и с щемящей грустью в голосе прошептал Дамблдор. — Ты хочешь предать их? Ты хочешь разрушить нашу любовь?

— Да какого чёрта?! — заорал Гарри, отталкивая, как оказалось, неслабого наставника. — Какая нафиг любовь?! Да мать же ж вашу, это что, розыгрыш такой?! Кто ты вообще такой и зачем притворяешься Дамблдором?!

На лице директора появилась нешуточная озабоченность.

— Что с тобой, милый? — старец вновь цапнул Гарри за подбородок и всмотрелся в глаза. — Ты что, ничего не помнишь? Твоё ученичество, нашу любовь и… свадьбу? — он кивнул на руку Гарри, и он с ужасом увидел там обручальное кольцо с выгравированным на нём фениксом.

В следующий момент Гарри понял, для чего именно была предназначена эта огромная кровать, почему он проснулся в ней голым и чьи именно панталоны висят на торшере.

— Сейчас, подожди, я переоденусь и мы пойдём к Поппи.

Дамблдор отошёл от замершего парня и скинул свой халат. Гарри с ужасом воззрился на его тощую, белёсую задницу с розовеющим на ней отпечатком чьей-то ладони. Он посмотрел на свою ладонь, потом — на отпечаток, потом снова на свою ладонь. Ему резко стало плохо, а в горле возник рвотный спазм.

— Твою же ж мать, — медленно выдал Гарри, признавая полное совпадение размеров руки и её отпечатка.

— Ты что-то сказал, мальчик мой? — обернулся к нему Дамблдор.

На груди старца было золотыми буквами вытатуировано: «Альбус + Гарри = ❤».

«Это уже слишком!»

Гарри тяжело сглотнул и рванулся в сторону выхода, снеся с пути и голого Дамблдора, и столик с бутылками, и злополучный торшер со стариковскими панталонами на абажуре.

— Гарри, мальчик мой, куда ты?! — полетело в его спину.

Останавливаться и отвечать было бы верхом глупости, поэтому Гарри только прибавил ходу. Вылетев из спальни, Гарри оказался в директорском кабинете и кубарем скатился по винтовой лестнице, едва не врезавшись ещё и каменную горгулью.

Вырвавшись в знакомый коридор, Гарри за неимением лучшего накинул на себя утащенный из спальни Дамблдора халатик, сорвал с пальца кольцо, закинув его куда подальше и, что было сил, припустил в сторону Выручай-комнаты.

* * *

Гермиона резко проснулась от острой нехватки воздуха. Она почувствовала тяжесть на своём теле и зловонное дыхание на лице.

— Сейчас, сейчас, — бормотал кто-то грубым голосом, раздвигая её ноги. — Сейчас должно быть не так больно.

Гермиона в страхе открыла глаза и увидела над собой Винсента Крэбба, который нагло лапал её за обнаженную грудь и коленом пытался раздвинуть ноги.

Она закричала от ужаса и страха.

«Что происходит?! Где Гарри?!»

Она не понимала, что вообще происходит. Каким образом Гарри мог оставить её и как сюда проник этот здоровяк?

Гермиона начала ёрзать под ним и отталкивать, но такую тушу невозможно было просто взять и скинуть, тогда, недолго думая, она приподняла голову и вцепилась зубами в его волосатое ухо, да так, что у того брызнула кровь.

Крэбб гортанно вскрикнул и вскочил.

— Да что ты делаешь?! — завопил он, схватившись за окровавленное ухо. — Это месть, да? Ты проливаешь мою кровь, так же, как я вчера пролил твою?

Гермиона ошеломлённо посмотрела на мощное тело парня. Мало того, что он был почти полностью обнажён, так ещё и в его плавках что-то очень сильно топорщилось.

Неимоверно долгая секунда понадобилась Гермионе на осознание всей ситуации, после чего она панически закричала:

— Гарри! Гарри! Помогите!

Быстро оглядевшись, она поняла, что находится в совершенно незнакомой комнате, и было абсолютно непонятно, как она умудрилась здесь оказаться.

Повсюду висели её фотографии в разных позах и образах, и, когда она поняла, что везде обнажена, её замутило.

— Чёрт, где моя палочка?!

— Ты же обещала не доставать её, — буркнул Крэбб, потирая раненое ухо.

— Что?! Что ты несёшь?! Что я могла тебе обещать? Ты себя видел?! Ты умер! — взгляд Гермионы снова напоролся на выпуклость в его трусах. — Боже, и оденься, пожалуйста, меня сейчас… В общем, мне неприятно.

— В смысле неприятно? — озадачился тот, осмотрев себя. — Вчера ты слизывала сливочное пиво с моего тела и говорила, что я похож на этого, как его… Герукла!

— Геракла. Сходство, может, и есть, но сообщить тебе об этом я определённо не могла. Прикройся!

Воспользовавшись замешательством Крэбба, Гермиона спрыгнула с кровати и шустро завернулась в простыню. Тут же сбоку она увидела свои походные вещи — чистые, отглаженные и сложенные стопочкой, которую увенчивала её волшебная палочка. Она потянулась за одеждой, но внезапно почувствовала большие руки на своей маленькой попе.

Гермиона взвизгнула и, резко развернувшись, ударила Крэбба кулаком с зажатой в нём палочкой прямо в нос.

— Ай, за что?! Тебе же понравилось сзади! — прогнусавил он.

Гермиона даже не нашлась, чем ответить на эту грязную инсинуацию.

«Бред какой-то!» — подумала она и сгребла вещи в охапку, пока Крэбб выл и пытался перекрыть уже льющуюся из носа кровь.

Гермиона осмотрелась и мигом выбежала из комнаты.

Она захлопнула дверь и немного отдышалась, пытаясь прийти в себя и осознать, что произошло. Понимая, что до сих пор держит ладонь на двери, она её отдернула и побежала.

Чуть ли не галопом несясь по коридору, она всё ещё оглядывалась назад, не замечая отсутствия картин на стенах и полной темноты за окном. Внезапно она врезалась во что-то твердое и рухнула на каменный пол замка, барахтаясь в собственной одежде, которая накрыла её и…

— Гермиона?! — услышала она ошарашенный голос Гарри Поттера.

— Да-да, Гарри, — пробормотала она, поправляя перекосившуюся из-за падения простыню.

Гарри смотрел неё как громом поражённый. Он запахнул на груди невесть как оказавшийся на нём голубой в звёздочку пеньюар, снял с головы один из элементов её туалета и поднялся на ноги. Возникла пауза. На их лицах отражался ужас от недавно увиденного и облегчение, когда они увидели родное лицо. Постояв ещё несколько секунд, Гарри протянул подруге руку, стараясь не заострять внимание на промелькнувшем среди краёв простыни тёмном пушке между её ног.

В этот момент вдалеке забарабанили в дверь и грубый голос начал громко звать Гермиону. Гарри вопросительно на неё посмотрел, но она только закатила глаза и, быстро собрав с пола свои вещи, потянула его за угол.

Так, на пару шлёпая босыми пятками по каменному полу, они окружными путями пробежали через половину Хогвартса, целого и невредимого, и вскоре вновь оказались в Выручай-комнате, которая так и осталась палаткой.

— Что это на тебе надето? — с нервным смешком поинтересовалась Гермиона, сваливая охапку одежды на свою кровать.

Гарри осмотрел себя и чертыхнулся, густо покраснев при этом — его коротенький полупрозрачный пеньюар совсем ничего не скрывал, а кроме него на нём ничего больше не было. Пришлось стащить с кровати простыню и задрапироваться в неё по примеру Гермионы.

Внезапно они переглянулись и, не сговариваясь, побежали в душ, смывать с себя чужие прикосновения.

— Знаешь, могу то же самое спросить и у тебя… — бросил Гарри через стенку душа, но звук льющейся воды не дал возможности нормально поговорить.

— Не спрашивай, — Гермиона рухнула наконец на свою кровать в одном полотенце и потёрла виски. Голова болела нещадно. — Так. Надо успокоиться. Просто сесть и подумать.

— Ну давай попробуем, но, по-моему, тут впору выброситься из окна.

Гермиона вскочила на ноги и снова резко села, увидев, как Гарри стоит к ней оголённым задом и натягивает бельё. Надо сказать, его обнажённый вид не вызвал у Гермионы никаких отрицательных эмоций.

— Что? — спросил он, повернувшись и уже натягивая брюки.

— С кем был ты?

— Ты что-то поняла? — сразу приободрился Гарри, но на вопрос не ответил и вдруг сжал кулаки и зарычал: — А ты с кем? И что он сделал? Я совсем дурак, я сейчас пойду туда и…

— Не торопись, он ничего не сделал, не успел, — о словах про ночь Гермиона решила просто не думать, не чувствуя в теле никакого дискомфорта.

— Так где ты проснулся?

Её вопросительный взгляд вынудил его покраснеть и выдавить:

— Дамблдор. Ты бы видела, что он учудил. Твою мать…

— Гарри!

— Да что?! Ты бы знала, что там было, — он стряхнул с себя наваждение, проведя рукой по лицу. Он попытался было стереть из памяти вид голого старика с компрометирующей татуировкой на впалой груди, но у него ничего не вышло.

С изумлённого взгляда Гермионы можно было писать картину — настолько он был красноречивым.

— Но он же умер! — пискнула она. — Как и Крэбб. Гарри, я не понимаю! Что происходит? Мы спим?

— Не знаю. Что самое главное, кроме тебя, я никого больше не повстречал, и… замок. Он изменился.

— А что с ним? — спросила Гермиона, пытаясь сосредоточиться и удержаться от падения в истерику.

— Ты не заметила? Он целый. Всё такое, каким было до сражения, и картин нет, — Гарри посмотрел на испуганную подругу и вдруг иронично хмыкнул: — И, знаешь, я готов пройти ещё не одну сотню извращенцев, главное, чтобы Волдеморт не вернулся.

Гермиона задумалась и медленно кивнула.

— В конце концов, что с нами может произойти? Для начала надо выйти из замка и разведать, что творится в остальном мире.

Гарри кивнул и зашарил под подушкой, куда накануне положил карту Мародёров. Активировав её, он в изумлении воззрился на выходы из замка — их как будто не было. Не было на карте и Кребба с Дамблдором. Голова закружилась, горло сжал спазм, но он уверенно улыбнулся Гермионе.

Ведь она всегда верила в него. Верила, что он сможет выбраться из любой передряги. Главное, чтобы она была рядом.

Слово «всегда» вдруг замаячило перед глазами, но он моргнул, тряхнув головой.

Гарри встал, подал ей руку и потянул вверх. Это получилось немного сильнее, чем он рассчитывал, от чего она впечаталась в него, охнув от неожиданности.

— Прости, — улыбнулся Гарри и взъерошил свои волосы.

— Ничего, пойдём выбираться, — сказала Гермиона, и они, привычно держась за руки, покинули Выручай-комнату.

«Вместе», — думала она.

«Всегда», — осознал он.

Они никак не могли увидеть того, как шептались между собой картины по всему замку, передавая одно и то же сообщение. По коридорам снова и снова гуляли разноцветные искры, звездная пыль и всполохи магии — всё это густым потоком устремилось в Выручай-комнату и вошло в сознание двух мирно спящих пока ещё друзей.

Правильный конец Часть 2

Гермиона проснулась и настороженно прислушалась. Прислушалась как к себе, так и к окружающему пространству. Счётчик одинаковых дней уже перевалил за чёртову дюжину, и ей дико надоело каждое утро просыпаться в одной кровати незнамо с кем: начиная с Невилла, заканчивая парочкой из Флоренца и Добби.

Вокруг было всё спокойно, но тихое сопение рядом уже настораживало. Но, по крайней мере, это было гораздо лучше, чем проснуться от языка в ухе или от чужого пальца в интимном месте.

Гермиона поёжилась от неприятных воспоминаний и приподнялась на подушках. Осмотрелась. Выручай-комната. На спинке одного из кресел висит мужская гриффиндорская форма. Большая кровать. К столбикам кровати приделаны пушистые наручники.

Удивлённо приподняв брови, Гермиона посмотрела на парня. Им оказался Кормак МакЛагген.

«Час от часу не легче, — скорбно покачала головой она, разглядывая на редкость высокомерного однокашника. — Вот угораздило же!»

На лице Гермионы промелькнула улыбка. Она осторожно вытянула руку Кормака и застегнула на его запястье один из наручников. После чего встала и принялась искать свою одежду.

«И в этом я вчера пришла?! — ошарашено приоткрыла рот Гермиона, разглядывая обтягивающий латексный костюм чёрного цвета. С шипами.

Закатив глаза, Гермиона продолжила поиски и совсем скоро обнаружила свою обычную школьную форму, сложенную в уголке аккуратной стопочкой. Она оделась, а потом сильно ткнула МакЛаггена в плечо.

— Эй, Кормак, просыпайся!

Тот завозился, просыпаясь, и дёрнул рукой. Та не поддалась. Он дёрнул ещё раз. Тот же результат. Он открыл глаза и с удивлением воззрился на закованную в наручники руку, после чего… расплылся в блаженной улыбке.

— Моя госпожа изволит продолжить наказание? — он старательно прятал взгляд и пытался натянуть на лицо самое скорбное выражение, что выходило у него крайне плохо. — Ваш раб сожалеет о том, что ему не удалось искупить свою вину, но он готов искуплять дальше.

Кормак шустро перевернулся на живот и припал к кровати, отклячив зад, словно истекающая кошка, жаждущая самца.

— Я готов принять ваше возмездие, госпожа!

С этими словами он вытянул из-под подушки пристяжной член и баночку с лубрикантом.

В комнате раздался громкий шлепок. Шлепок эталонного фейспалма.

* * *

Гарри проснулся и застонал — голова жутко раскалывалась, а левая рука болела так, будто по ней прошёлся гиппогриф. Он попытался было ощупать её, но не получилось — правая рука попросту не поднялась. Немного подёргавшись, Гарри пришёл к неутешительному выводу — он привязан и привязан весьма добротно. И мало того, что привязан — его глаза закрывала плотная повязка, а сам он был ещё и совершенно обнажён.

Внезапно неподалёку послышались чьи-то шаги, и они стремительно приближались.

— Выпей, — раздался смутно знакомый мужской голос, — это обезболивающее. Прости, что пришлось забрать тебя таким образом, но… это было сильнее меня.

Губы Гарри почувствовали холод стекла, и в следующее мгновение на них полилось какое-то зелье. Гарри и рад был бы не пить, но горло рефлекторно сделало глоток, другой, третий.

— Сейчас тебе полегчает.

И правда: через полминуты головная боль ушла, а рука совсем перестала беспокоить Поттера.

— Кто ты? Где я?

Повязка была сорвана, и Гарри увидел над собой Джастина Финч-Флетчли. Тот смотрел на него с каким-то странным блеском в глазах, а щёки его покрывал плотный румянец.

— Джастин! Какого чёрта ты творишь?! — завопил Гарри, чувствуя себя крайне неуютно под этим взглядом.

— Что я творю? — переспросил он. — То, что должен был сделать уже давно.

Джастин опустил взгляд с лица своего пленника на его торс, после чего положил на него ладонь и благоговейно погладил.

— Гарри… Твоё тело достойно быть увековеченным во мраморе, как статуи великого Микеланджело!

— Руки убрал! — Гарри задёргался под его ладонью, но всё было тщетно — привязывая Поттера, Джастин явно знал, что делал.

— Квиддич действительно хорошо поработал над твоим телом, — ладонь Джастина переползла с груди Поттера на его предплечье и мягко сжала. — Какая мускулатура!

Другая рука пуффендуйца легла на колено Гарри и медленно поползла выше.

— Мрамор… — тихо протянул Джастин, поглаживая бедро Поттера. — Великолепный материал. Красивый со всех точек зрения: как культурной, так и эстетической.

— Немедленно отпусти меня! — рыкнул Гарри, ощущая, как пальцы Джастина подбираются вплотную к его промежности.

— Нет, что ты… — улыбнулся Джастин совсем уж странной улыбкой. — Я тебя не отпущу.

Одна рука Джастина легко поглаживала внутреннюю сторону бедра Поттера, другая же — подняла ещё один флакончик с серым непрозрачным зельем.

— Знаешь, Гарри, я ведь не забыл, как ты окаменил меня четыре года назад.

— Эй, это был не я! — воскликнул Гарри. — Это василиск!

— Неужели ты думаешь, что я бы не заметил огромную змею посреди коридора? — хмыкнул Джастин, осторожно вытаскивая пробку из флакончика. — Дамблдор может вешать лапшу на уши кому угодно, но я-то всё помню… Ладно, не суть, не мешай мне.

Гарри хотел было что-то ответить, но добился лишь того, что в него прилетело Силенцио.

— С тех пор я увлёкся скульптурой, — как ни в чём не бывало продолжил Джастин, — а потом обрёл новую мечту: создать шедевр, достойный Великих.

Джастин указал пальцем на флакончик в своей руке.

— Это зелье превратит тебя в мрамор. Не сразу, минут за сорок — я как раз успею придать тебе необходимую мне позу. Но не бойся — ты ничего не почувствуешь, для тебя это будет словно погружение в сон.

С этими словами Джастин поднёс флакончик к губам своего пленника и наклонил его. Гарри упорно сжал губы. Джастин в ответ зажал ему нос.

Когда лёгкие Поттера начало разрывать от недостатка воздуха, а рот был уже готов рефлекторно открыться, произошло сразу две вещи: Джастина снесло с места Ступефаем, и в комнате раздался обеспокоенный голос Гермионы:

— Гарри, ты здесь?! О, господи, Гарри, что здесь происходит?!

Спустя ещё полминуты Гарри оказался на свободе и первым делом бросился обнимать Гермиону:

— Спасибо тебе! Если бы не ты… — он закрыл глаза и покачал головой, зарываясь носом в её ароматные волосы. — Как ты меня нашла?

— Миртл увидела, как Джастин тащил тебя по коридору, а потом примчалась ко мне.

— Да, да! Это я тебя спасла! — из стены высунулась донельзя довольная Миртл. — Ой, а почему ты голый?

Взгляды Гарри и Гермионы сами собой рванулись вниз, а потом скрестились, на что Гарри просто пожал плечами и пошёл искать свою одежду. За последнее время он побывал в стольких гораздо более смущающих ситуациях, что собственная нагота перед другими людьми уже давно перестала наглухо выбивать его из колеи.

Спустя некоторое время Гарри успокоился и воспринимал всё произошедшее больше с юмором, чем с негативом, чему самым наилучшим образом способствовал рассказ Гермионы о своём сегодняшнем пробуждении.

— И что ты сделала? — расхохотался Гарри, слушая рассказ подруги.

— Что, что… — проворчала она. — Взяла его ремень и как следует всыпала перцу! Отомстила, так сказать, за ту твою трещину в черепе.

— О, какое же разочарование для бедного Кормака! — снова расхохотался он. — Он, наверное, даже не думал о том, что его могут выпороть именно таким образом!

— Отнюдь! — покачала головой Гермиона. — Кормак оказался мазохистом. Он радостно повизгивал, а в конце ещё и кончил.

— Мда… Как же много мы узнали об обитателях этой школы… — хмыкнул Гарри.

— И сколько ещё узнаем… — в таком же тоне согласилась Гермиона. — Слушай, я, наверное, сама пройду все потайные ходы, ты каждый день это делаешь.

— Ну уж нет, — усмехнулся он, — ты меня не заставишь одного сидеть над пыльными книгами.

— Ты стал слишком часто повторять «нас» и «вместе», — пробормотала Гермиона, потупив взгляд.

— Потому что я уже много лет только так о нас с тобой и думаю, — он заправил выбившуюся прядь её волос за ухо, поцеловал в щёку и повёл по Хогвартсу. Всех ходов она всё равно знать не могла.

Шла двадцать третья итерация этого сумасшедшего дня…

Правильный конец Часть 3

Гермиона проснулась и настороженно прислушалась. Прислушалась как к себе, так и к окружающему пространству. Счётчик одинаковых дней уже перевалил за чёртову дюжину, и ей дико надоело каждое утро просыпаться в одной кровати незнамо с кем: начиная с Невилла, заканчивая парочкой из Флоренца и Добби.

Вокруг было всё спокойно, но тихое сопение рядом уже настораживало. Но, по крайней мере, это было гораздо лучше, чем проснуться от языка в ухе или от чужого пальца в интимном месте.

Гермиона поёжилась от неприятных воспоминаний и приподнялась на подушках. Осмотрелась. Выручай-комната. На спинке одного из кресел висит мужская гриффиндорская форма. Большая кровать. К столбикам кровати приделаны пушистые наручники.

Удивлённо приподняв брови, Гермиона посмотрела на парня. Им оказался Кормак МакЛагген.

«Час от часу не легче, — скорбно покачала головой она, разглядывая на редкость высокомерного однокашника. — Вот угораздило же!»

На лице Гермионы промелькнула улыбка. Она осторожно вытянула руку Кормака и застегнула на его запястье один из наручников. После чего встала и принялась искать свою одежду.

«И в этом я вчера пришла?! — ошарашено приоткрыла рот Гермиона, разглядывая обтягивающий латексный костюм чёрного цвета. С шипами.

Закатив глаза, Гермиона продолжила поиски и совсем скоро обнаружила свою обычную школьную форму, сложенную в уголке аккуратной стопочкой. Она оделась, а потом сильно ткнула МакЛаггена в плечо.

— Эй, Кормак, просыпайся!

Тот завозился, просыпаясь, и дёрнул рукой. Та не поддалась. Он дёрнул ещё раз. Тот же результат. Он открыл глаза и с удивлением воззрился на закованную в наручники руку, после чего… расплылся в блаженной улыбке.

— Моя госпожа изволит продолжить наказание? — он старательно прятал взгляд и пытался натянуть на лицо самое скорбное выражение, что выходило у него крайне плохо. — Ваш раб сожалеет о том, что ему не удалось искупить свою вину, но он готов искуплять дальше.

Кормак шустро перевернулся на живот и припал к кровати, отклячив зад, словно истекающая кошка, жаждущая самца.

— Я готов принять ваше возмездие, госпожа!

С этими словами он вытянул из-под подушки пристяжной член и баночку с лубрикантом.

В комнате раздался громкий шлепок. Шлепок эталонного фейспалма.

* * *

Гарри проснулся и застонал — голова жутко раскалывалась, а левая рука болела так, будто по ней прошёлся гиппогриф. Он попытался было ощупать её, но не получилось — правая рука попросту не поднялась. Немного подёргавшись, Гарри пришёл к неутешительному выводу — он привязан и привязан весьма добротно. И мало того, что привязан — его глаза закрывала плотная повязка, а сам он был ещё и совершенно обнажён.

Внезапно неподалёку послышались чьи-то шаги, и они стремительно приближались.

— Выпей, — раздался смутно знакомый мужской голос, — это обезболивающее. Прости, что пришлось забрать тебя таким образом, но… это было сильнее меня.

Губы Гарри почувствовали холод стекла, и в следующее мгновение на них полилось какое-то зелье. Гарри и рад был бы не пить, но горло рефлекторно сделало глоток, другой, третий.

— Сейчас тебе полегчает.

И правда: через полминуты головная боль ушла, а рука совсем перестала беспокоить Поттера.

— Кто ты? Где я?

Повязка была сорвана, и Гарри увидел над собой Джастина Финч-Флетчли. Тот смотрел на него с каким-то странным блеском в глазах, а щёки его покрывал плотный румянец.

— Джастин! Какого чёрта ты творишь?! — завопил Гарри, чувствуя себя крайне неуютно под этим взглядом.

— Что я творю? — переспросил он. — То, что должен был сделать уже давно.

Джастин опустил взгляд с лица своего пленника на его торс, после чего положил на него ладонь и благоговейно погладил.

— Гарри… Твоё тело достойно быть увековеченным во мраморе, как статуи великого Микеланджело!

— Руки убрал! — Гарри задёргался под его ладонью, но всё было тщетно — привязывая Поттера, Джастин явно знал, что делал.

— Квиддич действительно хорошо поработал над твоим телом, — ладонь Джастина переползла с груди Поттера на его предплечье и мягко сжала. — Какая мускулатура!

Другая рука пуффендуйца легла на колено Гарри и медленно поползла выше.

— Мрамор… — тихо протянул Джастин, поглаживая бедро Поттера. — Великолепный материал. Красивый со всех точек зрения: как культурной, так и эстетической.

— Немедленно отпусти меня! — рыкнул Гарри, ощущая, как пальцы Джастина подбираются вплотную к его промежности.

— Нет, что ты… — улыбнулся Джастин совсем уж странной улыбкой. — Я тебя не отпущу.

Одна рука Джастина легко поглаживала внутреннюю сторону бедра Поттера, другая же — подняла ещё один флакончик с серым непрозрачным зельем.

— Знаешь, Гарри, я ведь не забыл, как ты окаменил меня четыре года назад.

— Эй, это был не я! — воскликнул Гарри. — Это василиск!

— Неужели ты думаешь, что я бы не заметил огромную змею посреди коридора? — хмыкнул Джастин, осторожно вытаскивая пробку из флакончика. — Дамблдор может вешать лапшу на уши кому угодно, но я-то всё помню… Ладно, не суть, не мешай мне.

Гарри хотел было что-то ответить, но добился лишь того, что в него прилетело Силенцио.

— С тех пор я увлёкся скульптурой, — как ни в чём не бывало продолжил Джастин, — а потом обрёл новую мечту: создать шедевр, достойный Великих.

Джастин указал пальцем на флакончик в своей руке.

— Это зелье превратит тебя в мрамор. Не сразу, минут за сорок — я как раз успею придать тебе необходимую мне позу. Но не бойся — ты ничего не почувствуешь, для тебя это будет словно погружение в сон.

С этими словами Джастин поднёс флакончик к губам своего пленника и наклонил его. Гарри упорно сжал губы. Джастин в ответ зажал ему нос.

Когда лёгкие Поттера начало разрывать от недостатка воздуха, а рот был уже готов рефлекторно открыться, произошло сразу две вещи: Джастина снесло с места Ступефаем, и в комнате раздался обеспокоенный голос Гермионы:

— Гарри, ты здесь?! О, господи, Гарри, что здесь происходит?!

Спустя ещё полминуты Гарри оказался на свободе и первым делом бросился обнимать Гермиону:

— Спасибо тебе! Если бы не ты… — он закрыл глаза и покачал головой, зарываясь носом в её ароматные волосы. — Как ты меня нашла?

— Миртл увидела, как Джастин тащил тебя по коридору, а потом примчалась ко мне.

— Да, да! Это я тебя спасла! — из стены высунулась донельзя довольная Миртл. — Ой, а почему ты голый?

Взгляды Гарри и Гермионы сами собой рванулись вниз, а потом скрестились, на что Гарри просто пожал плечами и пошёл искать свою одежду. За последнее время он побывал в стольких гораздо более смущающих ситуациях, что собственная нагота перед другими людьми уже давно перестала наглухо выбивать его из колеи.

Спустя некоторое время Гарри успокоился и воспринимал всё произошедшее больше с юмором, чем с негативом, чему самым наилучшим образом способствовал рассказ Гермионы о своём сегодняшнем пробуждении.

— И что ты сделала? — расхохотался Гарри, слушая рассказ подруги.

— Что, что… — проворчала она. — Взяла его ремень и как следует всыпала перцу! Отомстила, так сказать, за ту твою трещину в черепе.

— О, какое же разочарование для бедного Кормака! — снова расхохотался он. — Он, наверное, даже не думал о том, что его могут выпороть именно таким образом!

— Отнюдь! — покачала головой Гермиона. — Кормак оказался мазохистом. Он радостно повизгивал, а в конце ещё и кончил.

— Мда… Как же много мы узнали об обитателях этой школы… — хмыкнул Гарри.

— И сколько ещё узнаем… — в таком же тоне согласилась Гермиона. — Слушай, я, наверное, сама пройду все потайные ходы, ты каждый день это делаешь.

— Ну уж нет, — усмехнулся он, — ты меня не заставишь одного сидеть над пыльными книгами.

— Ты стал слишком часто повторять «нас» и «вместе», — пробормотала Гермиона, потупив взгляд.

— Потому что я уже много лет только так о нас с тобой и думаю, — он заправил выбившуюся прядь её волос за ухо, поцеловал в щёку и повёл по Хогвартсу. Всех ходов она всё равно знать не могла.

Шла двадцать третья итерация этого сумасшедшего дня…

*******************************

«Что, Арагог меня задери, происходит?» — подумала Гермиона, просыпаясь от чрезвычайно приятных ощущений внизу. В теле чувствовалась просто неимоверная лёгкость, оно как будто ничего не весило и свободно колыхалось в пространстве.

«Водяная кровать, что-ли», — размышляла образованная девушка и закусила губу, чтобы не заорать от наслаждения. Накатывало оно почему-то сразу из двух расположенных рядом источников.

Затуманенным сознанием она попыталась вспомнить, начинался ли этот день хотя бы раз в процессе секса, а не по его завершении или подготовке, и не смогла.

Но намёк снизу был более чем ясный, и девушка начала переходить от неги к панике.

«Хогвартс мне там оргию на сотню участников организовал?»

Грейнджер открыла рот, чтобы заорать, а попутно и глаза, чтобы увидеть на кого, и не смогла произнести ни слова. Во-первых, трудно кричать под водой, дыша, похоже, жабрами, во-вторых, зрелище было то ли фантастическим, то ли мультяшным.

«Хентай», — вспомнила она название японских мультиков, картинки которых видела в одном маггловском журнале в магазине комиксов. — Точно хентай».

А эти обвивающие её тело и приближающиеся к сокровенному месту…

«Тентакли! Нет! Нет! Нет!» — она отчаянно затрясла ногами и руками в воде, пытаясь отплыть подальше и скинуть с себя мерзкие скользкие щупальца.

Вдалеке мелькнула чёрная шевелюра.

«Гарри!» — закричала она мысленно и случайно глотнула воды от удивления.

Чёрные вихры были, очки были, и даже шрам на всё том же месте, но Гарри был… девушкой! Его, то есть её лицо было искажено от оргазма.

Гермиона напрягла всё тело, подплыла к другу-подруге и, схватив её за локоть, дёрнула на себя.

Гарри посмотрела на Гермиону, и дикий ужас отразился в её зелёных омутах.

Кто сказал, что под водой нельзя заорать? Они завизжали. Оба. Точнее, обе. К их визгу вдруг присоединился тонкий жалобный голосок крошечного, не больше трех метров в диаметре, существа, от которого и отходили эти щупальца-тентакли. В смысле крошечным он был по сравнению с легендарным спрутом из Чёрного озера. Малыш жалобно посмотрел на девушек, и личико перекосилось от обиды, клюв совсем упал, и он отвернулся, как будто смахивая с глаз слёзы.

Девушки не сговариваясь рванулись вверх, к свету, чтобы глотнуть воздуха… и чуть не выпрыгнули из, действительно большой, но явно не настолько, чтобы там мог уместиться спрутик, ванны для старост.

— Что, твою мать, — задыхалась Гарри. — Это… это было! — она резко замолчала, услышав свой голос. — Погоди! Почему я?.. — она взглянула на себя, вниз и взметнулась к ближайшему зеркалу. — Я девушка?! Где мой член?! Чем Хогвартсу мой член-то не угодил?! — она истошно закричала и в чём была, в смысле ни в чём, выбежала из ванной старост.

Гермиона подошла к тому же зеркалу и поняла, что кардинальные изменения произошли не только с Гарри. Она стала парнем. Гермиона с любопытством посмотрела на обмякший мужской орган и плоскую грудь, кое-где тронутую порослью. Она потянула руку вниз, и краска смущения залила её лицо.

Гермиона глубоко вздохнула, унимая приступ очередной истерики, что настигал их с Гарри не единожды в течение дня, и пошла, в смысле пошёл собирать вещи.

«Странно, что волосы остались прежней длины», — подумала она, выходя из ванной старост.

Он-она стояла и билась головой об стену. Гермиона замерла, когда увидела на её гладкой ягодице точно такую же родинку как у неё самой. У Гарри родинок точно не было, уж слишком часто за последний месяц она видела его задницу.

Гермиона выругалась про себя, проклиная замок всеми возможными ужасами за такую шутку.

Дать Гарри женское тело — её тело, а значит у Гермионы его тело.

Она ещё раз мельком взглянула на уже прикрытый мужской орган и зарделась.

— Гарри, оденься, простудишься, — пробасила она и сама вздрогнула от своего голоса.

Он резко обернулся, узнавая свой голос, а затем продолжил биться головой об стену.

— Это издевательство! Да тут сдохнуть можно, меня кастрировали, ты теперь гермафродит! Теперь я уже не уверен, что проснусь завтра человеком, может быть, я буду тем существом в бассейне. Не говори, даже знать не хочу, что это было.

Гермиона на это хихикнула. Гарри посмотрел на неё.

— Тебе это кажется смешным? — он взял себя за грудь и удивлённо начал мять её, а потом опустил руку между ног и вздрогнул: — Ого!

— Гарри. Это только до завтрашнего утра. И… прекрати это делать!

— А что такое? Я должен хоть что-то получить от сегодняшнего дня. Возможно, завтра я проснусь дементором и не познаю все радости женского оргазма. Мне срочно надо в душ!

— Не смей ничего туда совать, — закричала Гермиона ему в след, а сама ещё раз взглянула на юбку, которая заметно топорщилась. Она тронула пальчиком твердыню и расхохоталась, насколько острыми были ощущения.

«Неудивительно, что парни хотят этого постоянно», — подумала Гермиона.

Решив, что никому это не повредит, она тоже отправилась в душ, чтобы полюбопытствовать, что же в пенисе особенного.

Спустя несколько минут она стояла в душе, но воду так и не включила. Поясницу жгло огнём, и член дёргался в такт пульсу. Она провела по нему рукой, и волна острого наслаждения накрыла её, но тут же спала. Она повторила движение, раз, другой и задохнулась, насколько это было приятно. Рука задвигалась всё быстрее, и Гермиона облизала пересохшие губы, мельком подумав о том, что хотела бы попробовать его на вкус.

Она облизнула пальцы и тронула головку. Ноги подкосились, и она упала на колени, не прекращая продольных движений. Другой рукой она мяла мошонку, но поняла, что от этого нирвана наступит ещё быстрее… Поэтому она убрала одну руку и сжала на себе мужской сосок.

Забавно, но ощущения были примерно те же, как когда она прикасалась к своему — женскому.

Спустя минуту неспешных поглаживаний член набух сильнее и выплеснул белесую струю в стенку душа, а Гермиона жалобно стонала от того, насколько удовольствие было острым.

— Гарри прав, — задыхаясь, говорила она сама себе. — Пожалуй, стоит поэкспериментировать.

Когда ещё она сможет прочувствовать мужской восторг, так отличающийся от своего собственного.

В это же время Гарри ласкал свою новую женскую грудь левой рукой, а пальцами правой доводил себя до умопомрачительного волнения. Он задыхался, всё тело покрылось испариной, а сердце бешено стучало в груди.

Оргазм накрыл его внезапно, а рука, жадно дёргающаяся между ног, онемела. Волны наслаждения накрывали его одна за другой, и этой фиесте страсти не было конца. Спустя несколько секунд всё затихло, а Гарри лёг на мокром полу душевой, раскинув ноги и руки в стороны, не в силах пошевелить ни одним мускулом.

Его оргазмы быстро накатывали и так же быстро сходили, женский же оргазм всё длился и длился, забирая все жизненные силы.

Гарри подумал о Гермионе и вдруг решил, что хотел бы сам доставить ей такое удовольствие, а потом смотреть, как она теряет над собой контроль.

— Да, это было бы впечатляющее зрелище, — сказал он себе, и медленно встал, чтобы уже третий раз принять душ.

Они встретились в библиотеке и сели за изучаемый материал, не сказав друг другу ни слова.

— Гермиона, — пропищал Гарри её голосом.

— Давай просто помолчим, — усмехнулась она голосом Гарри, — иначе я долго буду смеяться.

«У меня появилась идея! — написал он ей на куске пергамента. — Давай составим список всех, с кем мы просыпались. Это наверняка все те, кого мы знаем в волшебном мире. Нам просто нужно…»

Гермиона помотала головой, подвигалась на стуле, устраивая член поудобнее, и, выдернув пергамент у Гарри, написала:

«Тентакли».

Гарри непонимающе на неё взглянул и она, раскинув руки в стороны, изобразила волну.

Гарри почесал голову и кивнул.

«Давай попробуем не спать», — написала Гермиона и возбуждённо вскочила.

Гарри помрачнел.

«Не выйдет, это первое, что я пытался сделать, но отключался всегда в то время, в которое мы с тобой легли в реальности», — написал в ответ он.

Гермиона устало опустила голову на стол и вслух сказала:

— Пойдём посмотрим, что там есть у Снейпа в кладовых.

— Ты не успеешь сварить зелье за один день, — напомнил Гарри. Всё возвращалось на круги своя, включая зелья и повреждения замка.

— Знаю. Но, может быть, у него есть яд?

Гарри встал, грудь под рубашкой колыхнулась, а глаза метали молнии.

— Мы не для того победили змеиную тварь, чтобы травится из-за небольшого недоразумения!

— Ты прав, конечно, — кивнула Гермиона. — Просто я не хочу проснуться завтра кентавром.

Гарри, шутливо прижав ладонь ко лбу, вздохнул:

— Ах, ты оскорбила великий народ!

— Не больше, чем Хогвартс оскорбил меня, приделав мне твой член.

— Мой? Ты уверена? — всполошился Гарри. — Покажи!

— Ни за что! — возмутилась Гермиона, прикрывая руками причиндалы. — До пяти утра это мой член.

Гарри подумал было надавить на Гермиону, но вдруг вспомнил о той прелести, что таилась между его, теперь уже женских, ножек и решил ничего не говорить.

— Пойду на обход, — сказал Гарри, а сам направился в ближайший кабинет изучать тело Гермионы, которое сегодня было в его полном распоряжении.

Гермиона же, убедившись, что Гарри удалился из поля зрения, медленно подняла юбку и увидела, как топорщится бельё. Удивительно, но рядом с Гарри была именно такая реакция.

Она снова взглянула на выход, покраснела и всё-таки достала ствол из белья. Затем отвернулась от стола и принялась поглаживать себя, то вниз до основания, то вверх, цепляя ногтём влажную головку.

Она с восторгом изучала собственные ощущения и смущённо фантазировала, как доставляет удовольствие Гарри, доводя саму себя до неистового удовольствия.

Правильный конец Часть 4

Гарри проснулся, находясь на вершине блаженства, когда он приоткрыл глаза, стало понятно почему. Представшее зрелище являло собой сестёр Патил в довольно экзотических нарядах, судя по всему, чаще встречающихся на родине их предков; одна близняшка ласково целовала головку его члена, а другая извивалась в страстном эротическом танце. Гарри подумал, что это неправильно и он не должен быть здесь, но мысль потерялась, поскольку танцующая заговорила и потянула его за руки. Он сел, словно в гипнотическом трансе от всех благовоний, что витали в комнате, обвешанной разноцветными тканями.

— А сейчас ты испытаешь нечто особенное, нечто изысканное, — томно прошептала она и изящно склонилась над небольшой плетёной корзинкой.

Ласкающая же близняшка прекратила целовать член и нежно вобрала его в рот. Оставшиеся мысли вылетели у Гарри из головы, и он охнул от удовольствия — она была гораздо опытнее, чем та же МакГонагалл.

Сквозь полуприкрытые веки он наблюдал, как первая близняшка — без факультетских эмблем он совсем перестал их различать — вытащила из корзинки длинную пёструю змею и тихо что-то ей прошипела.

— Да, мы, индианки, почти все змееусты, — улыбнулась она, отпуская змею на землю. — Не бойся, тебе понравится.

Гарри лениво смотрел, как змея, извиваясь, уползла куда-то ему за спину, исчезая из виду. Тогда он перевёл взгляд на зеркальное трюмо и увидел, как она собирается в кольца и приподнимает свою голову.

Змея покачалась, примерилась, а потом… выстрелила прямо ему в задницу! Гарри почувствовал, как острая треугольная головка змеи впивается ему между ягодиц и в панике заорал:

— А-а-а, мать вашу!!!

Он дёрнулся, пытаясь уйти от змеи, и почти по самый корень загнал свой член в глотку ласкающей его близняшки. Та захрипела, но Поттеру было не до неё.

Извернувшись, он схватил змею и отбросил её подальше, но в процессе этого потерял равновесие и рухнул на пол, сбивая с ног вторую близняшку и ещё сильнее проталкиваясь в горло первой.

Приземление вышло мягким — он уткнулся лицом в девичьи груди и ещё секунд десять лежал ничком, чувствуя, как конвульсивно сжимается горло индианки вокруг его члена. Это совсем доконало его, и он с хриплым стоном излился, чувствуя необычайное наслаждение.

Лишённая возможности дышать близняшка возмущённо заколотила ладошками по его заднице. Гарри устало приподнялся, извлекая из неё свой член, и отвалился в сторону.

— Идиот! — отдышавшись, выпалила она. — Ты чего так без предупреждения, я же чуть не задохнулась!

— Хренасе без предупреждения! — возмутился Поттер, но как-то вяло, без огонька. — Это вы развели тут… Пачку змей вам задницы да без вазелина!

— Чтобы ты знал, — наставительным тоном сообщила танцевавшая до падения, — любовные игры с очковой змеёй — неотъемлемый элемент многих индийских ритуалов, завязанных на магии секса!

— Отлично, отлично. Тогда, может, покажите как это, я посмотрю, а потом поучаствую.

Две индийские красавицы улыбнулись Гарри сладчайшими из улыбок, и он на секунду опешил, а потом подумал, что не одна из них не сравнится с Гермионой. Её улыбки редки, но самые искренние, а этим…

«Так, что происходит?»

Они поглаживали его голый торс, пока он глазами искал свою палочку.

Найдя все вещи на привычном стуле с красной бархатной обивкой, Гарри сделал шаг назад и девушки, которые ласкали его уши, вызывая мурашки по всему телу и повторную эрекцию, столкнулись друг с другом губами.

Но вместо того чтобы возмутиться или удивиться, застонали и начали волнообразно двигаться, то и дело соприкасаясь голыми сосками, промежностью, губами. Вскоре они впивались друг в друга, орудуя во рту языками, а руками сжимая попы, обильно смазанные ароматическим маслом.

Гарри ещё некоторое время завороженно за этим понаблюдал, сжимая в кулаке свой стояк, но вдруг увидел змею, которая пробралась одной из девушек в попу и та, оттопырив зад, приняла её внутрь со стоном и словами:

— Видишь, как это легко и приятно.

Гарри содрогнулся, схватил вещи и ретировался из комнаты, от запахов в которой у него уже кружилась голова и подташнивало.

Он в считанные минуты оделся и добрался до Выручай-комнаты. Гермионы там не оказалось. Ему почему-то пришла в голову мысль, что она тоже неплохо бы смотрелась в экзотическом наряде, тем более, что тело, как выяснилось, у неё ничуть не уступает индианкам, но кожа молочно белая и такая гладкая.

— Лежать, — хлестнул он словом свой член и взял карту Мародёров.

Точку с именем Гермионы он нашёл сразу же, но увидев, кто рядом с ней, вскричал от ужаса и бросился в дверь, вниз по лестнице по коридору прямиком к кабинету, в котором были слышны звуки там-тама.

* * *

Голова болела нещадно.

«Что за чёрт так долбит!»

Она хотела уже позвать Гарри, но стук, отдающийся в голове, повторился. Руки онемели словно были… Связаны?

Она резко открыла глаза и чуть не умерла от ужаса. Руки были связаны и подняты вверх, ноги разведены в стороны, открывая всем на обозрение розовую промежность. Волос на ней не оказалось, и Гермиона почувствовала, как по всему телу стекает что-то липкое и горячее. Она сглотнула и сразу опустила глаза, с облегчением поняла, что это не кровь, и начала дёргаться, пытаясь снять верёвку. Но не тут то было.

Посмотрев вправо, она увидела свои вещи и палочку на всё том же стуле, как и обычно, но дотянутся до неё не было никакой возможности. Взгляд влево и она обнаружила зеркало во всю стену, в котором отражался коричневый столб до самого потолка, высотой больше восьми футов, и она, к нему привязанная. Если абстрагироваться от всего происходящего ужаса, то, надо отметить, выглядела она очень аппетитно и, возможно, такое ей могло когда-нибудь понравиться. Очевидно же, что к экспериментам она относилась неплохо, но не с кем попало, а например с Га…

Подумать дальше она не успела. Резкий стук повторился, внезапно леопардовая шторка сбоку открылась и оттуда вышел огромный чернокожий Кингсли Бруствер.

Гермиона закричала от ужаса, когда увидела дубину на месте члена, другого названия его огромному «орудию» она подобрать не могла. Он был чёрный, лоснящийся, испещрённый синими венами и мелкими волосками. На голой груди афро-англичанина висел барабан, в который тот периодически бил.

— Что ты кричишь, моя богиня? — удивлённо спросил великан. — Ещё немного и сможем слиться в экстазе совокупления, на радость богу ТРАХУ.

— Кингсли, развяжите меня! — пискнула Гермиона, дрожа от страха. Одна мысль о совокуплении с этим — вызывала судороги ужаса. Сейчас она была готова пережить всю битву заново, только не то, что приготовил его странный бог Трах.

— Ну конечно, развяжу. Я сейчас как раз взываю к богу наслаждения, чтобы ты смогла принять в себя мой могучий баобаб, после сразу развяжу, а то я знаю вас англичанок, вы сразу убегаете. Между прочим, это — настоящий мужской размер, а не то, что висит у ваших соотечественников.

Гермиона подумала о Гарри и решила, что его размер вполне её устраивает, она уже хотела возмутиться, но Кингсли начал пританцовывать, отбивая босыми ногами быстрый ритм, и бить в барабан, всё время напевая одну и ту же мантру.

Гермиона забилась сильнее, поражённо наблюдая, как покачивается его огромный фаллос, даже не собираясь опадать. Он приближался к ней, и она вдруг представила, что это проникает в неё и разрывает напополам, потому как член был размером, примерно, с её бедро.

Она мысленно воззвала к богу, в которого не верила, и к Гарри, которого, пожалуй, любила. Когда она это поняла — непонятно, но нельзя не полюбить человека, с которым тебя связывает столько общего. И лучше бы это он сейчас приближался к ней и собирался бы сделать её своей, чем этот невообразимый фриканет.

По ногам потекла смазка, и Гермиона поняла, что боги-то его настоящие, или это опять шуточки Выручай-комнаты, как те же тентакли, а, может, она сходит с ума.

Он подходил всё ближе, одной рукой продолжая бить в свой там-там, другой сжал её грудь.

Гермиона заверещала:

— Убери свои грязные руки от моих девочек. Не смей трогать соски! Куда полезла твоя рука! Не для тебя моя вишенка росла! Гарри! Гарри! Помоги! О боже, не надо! Только не это! Убери его! Убери его подальше!

И тут Кингсли зарычал и взялся за свой огромный ствол, направляя его точно в Гермиону. Крик ужаса отразился от стен, заполняя собой всё небольшое пространство надушенной комнаты.

Внезапно дверь с шумом открылась, Кингсли обернулся и сразу же медленно завалился набок, сотрясая замок своей тушей. Его член наконец обмяк.

Гарри тяжело дышал, переводя взгляд с Гермионы на великана и обратно. Так Гермиона не кричала даже у Беллатрисы. Его передёрнуло, когда он увидел огромный чёрный член и тут же устремился к Гермионе. Он развязал верёвки, и она, с онемевшими ногами и руками, почти упала на него. Его руки коснулись её липкой кожи, но она тут же отпрянула и, мельком на него взглянув и покраснев, отправилась одеваться. Сбоку оказалась душевая, и она, забрав одежду, ушла мыться.

Гарри смотрел ей вслед и неосознанно слизывал с пальцев приятный на вкус ванильный топпинг. А в голове всё ещё стояла влажная манящая промежность, с раскрывшимися лепестками, готовая к вторжению.

— Спасибо, Гарри, я думала, умру со страху, — сказала Гермиона, выходя из ванной и тряхнув мокрыми волосами. — А ты с кем был?

Гарри вдруг стало стыдно за то, что он, по сути, недавно получил удовольствие, он замялся, но сказал:

— Сёстры Патил. Они танцевали.

— И всё? — удивилась она. — Они же индианки, у них много экзотических практик. Та же камасутра написана в Индии.

— Но не такие экзотичные, как секс под там-тамы, — заметил с улыбкой Гарри, Кингсли слабо застонал и пошевелился.

— Чем ты его? — прошептала Гермиона.

— Конфундусом. Пойдём, пока мы оба не оказались на этом столбе.

Перед выходом Гарри ещё раз посмотрел на верёвки и отметил, что и такое могло возбуждать.

— Сначала на завтрак? Или сразу на обход, — спросила она.

— Обход, может быть, сегодня нам удастся выбраться из замка.

Гарри взглянул в ближайшее окно и, увидев, как мерцают звёзды на ночном небе, решил, что и сегодня у них ничего не выйдет.

Самое главное, что они вместе. Пожалуй, такое пробуждение можно пережить, ведь оставшийся остаток дня они проводят вдвоём — смеются, читают, танцуют, изучают колдовство. Несколько раз они даже пытались взорвать стены замка Бомбардой, в тех местах, где должен находиться вход, но заклинания рассыпалось в звёздную пыль, даже не коснувшись цели.

Гарри начал проделывать дыру в стене с помощью топорика, наколдованного накануне, но на следующий день небольшое углубление затягивалось, как рана на человеке.

Что они делают не так?

Что замку от них нужно?

Правильный конец. Часть 5

Просыпаться не хотелось. Вчера они с Гарри уснули рядом, и было так хорошо, тепло и привычно, словно вот так они делают уже очень давно. Ну а сейчас. Сейчас она знала, что это не Гарри, не он шлёпает босыми ногами по деревянному полу. Его шаги не такие тяжёлые.

«Рон?»

Гермиона открыла глаза, и волна облегчения накатила на неё, смывая отчаянье и страх. Знакомые рыжие волосы и веснушки по всему телу, в этом весь Рон, такой привычный, такой знакомый, вот только… Она, конечно, за этот бесконечный день видела немало мужских и женских половых органов и в принципе свыклась с этим, но почему-то даже член Крэбба, толстый как сосиска, не вызвал у неё такое желание расхохотаться. Нет, с размером у Рона было всё в порядке, и даже то, что Рон ходил из угла в угол и жевал бутерброд, а другой рукой чесал яйца, было не страшно, но веснушки?!

«Серьёзно? Веснушки?»

Они покрывали всю длину немаленького агрегата и горели ярким пламенем на бледной коже, словно во время заразной болезни — это было смешно и противно. И Гермиона впервые задумалась, а с чего ей вообще когда-то понравился Рон.

— Ты проснулась? — буркнул «возлюбленный», отвлекая Гермиону от вихря воспоминаний о друге, пронёсшемся в её голове. — Я есть хочу.

Не обращая внимания на его нытье, она осмотрелась. Это была гриффиндорская мужская спальня. Она нередко здесь бывала, вот только вместо шести кроватей стояла одна, и матрас на ней почему-то сильно прогибался, как в спальнях Норы. За окном всё так же светили звёзды, и Гермиона поняла, что это очередное продолжение бесконечного дня. Она устало вздохнула, откинула со лба спутанные пряди и потянулась за одеждой.

— Ты слышишь меня? Я хорошо потрудился, теперь надо и поесть.

— Но ты же жуёшь бутерброд, — вяло отозвалась Гермиона, застёгивая рубашку, впервые за много дней спокойно и не торопясь. Это не как с кентавром, от которого она, что было мочи, уносила ноги, а он пытался выбить двери, пока не растворился в иллюзиях замка. Ничего экзотического Рон отмочить не мог. Скорее всего, секс с ним был (если был) стандартный в позе — а теперь она их знает достаточно — по-миссионерски.

— Это даже не еда, просто перекус.

Гермиона посмотрела, с каким трудом Рон проталкивает в рот огромный кусок, и вздрогнула. Её замутило, когда она представила, что будет наблюдать за этим каждый день, и за этим — её взгляд невольно опустился вниз, если, конечно, им с Гарри вообще удастся отсюда выбраться. Она уже ненавидит этот замок.

— Рон, ты любишь меня? — неожиданно для самой себя спросила Гермиона и отшатнулась, когда Рон к ней приблизился. — Э-э-э, сядь туда, — указала она на кресло у окна. Он наконец дожевал свой «перекус», пожал плечами и сел.

— Что ты спрашивала?

— Ты любишь меня?

— Конечно, — его взгляд был совершенно пустым. Он словно не понимал, что она вообще от него хочет, и снова подумал о еде. Он ведь и бросил их в лесу, потому что был постоянно голодный и злой.

— А за что? — снова спросила Гермиона.

— В смысле? Гермиона, ты несёшь чушь, давай лучше найдём что-нибудь поесть и продолжим заниматься сексом, а то ты вчера была какой-то пассивной. Я уверен, ты можешь лучше.

— Пассивной? — воскликнула Гермиона и тут же умолкла, поняв, что доказывать что-то Рону бесполезно, к тому же у него есть воспоминания, а он для неё, очевидно, лишь плод воображения, который оказался результатом повреждённой Выручай-комнаты. Это они с Гарри поняли пару дней назад, но это не помогло решить проблему.

«Надо найти Гарри», — спокойно подумала Гермиона и встала.

— Ты посиди, отдохни. Наверняка ты сегодня хорошо потрудился, — Рон кивнул. — А я пойду найду еды побольше.

— Побольше, — вторил Рон.

С тяжёлым сердцем Гермиона закрывала двери в комнату, где остался Рон — её детское увлечение, — и направилась к Гарри, с которым теперь были связаны все её мысли. Осознание этого пришло как-то внезапно и сделало её эмоциональные метания последних трёх лет совершенно бесполезными.

Она пошла по лестнице, ведущей в гостиную Гриффиндора.

В гостиной Гермиона увидела Гарри, он сидел на диване, сгорбленный, усталый, его лицо было закрыто ладонями, а на красный ковёр падали маленькие капли, оставляя тёмные пятна и через секунду исчезая. Она заволновалась. Хотя, что могло быть страшнее Добби, который привязал Гарри к маггловской секс-машине и, радостно подпрыгивая, наблюдал, как на его член раз за разом надевается искусственная вагина, она не знала.

Она тогда Бомбардой взорвала дьявольский аппарат и наблюдала, как безутешно плачет чокнутый домовик, который «всего лишь хотел сделать великому сэру Гарри Поттеру хорошо».

Гермиона подошла к Гарри сбоку и зарылась в густую шевелюру пальцами, надеясь, что её поддержка поможет ему прийти в себя.

— Я устал, — прогнусавил он тихо, а потом обнял её за талию и прижался лбом к животу. Так естественно и нежно, что Гермиона почувствовала себя в безопасности, и приятное тепло разлилось по всему её телу.

— Гарри, — прошептала Гермиона, уже двумя руками поглаживая его по голове, постоянно задевая кожу на шее, от чего Гарри вздрагивал. Странно. Ни одно интимное прикосновение за прошедший месяц не могло вызвать такого роя мурашек, который проносился по всему телу, скапливаясь во вполне определённом месте — между ног.

— Это была Джинни, я ведь верил, что люблю её.

— Почему в прошедшем времени.

— Это место. Разве ты не поняла, мы видим совершенно абсурдные вещи. Боже, меня чуть не изнасиловала Синистра.

Гермиона фыркнула:

— Ну а что, было бы у вас одиннадцать детей.

— Ага и всего восемь лет, чтобы успеть всех родить, я чуть не умер со смеху, но когда она разделась. Нет, я бы хотел детей, очень даже, но парочку…

— Между прочим, меня распял Люциус Малфой, и если бы не ты, он вырезал бы пентаграмму на моём животе, чтобы я не плодила грязнокровок.

— Да, пожалуй, я зря ною, но нет, а как же Хагрид? Я только представил… У него был даже больше, чем у Кингсли…

— Нет! Нет, молчи, даже думать не хочу. Хорошо хоть Арагога не привёл.

Гарри хохотнул, уткнулся губами в шею Гермионы и посадил её к себе на колени: — Он вроде как умер.

— Квирелл тоже, и тем не менее он замотал меня, как мумию, в ткань от своего тюрбана, оставив только интимные места.

— Это было незабываемое зрелище, — усмехнулся Гарри и поднял взгляд.

— Если ты кому-нибудь…

— А кому, Гермиона? Здесь нет никого, кроме нас. Даже Джинни, наверное, уже исчезла вместе с её тремя сотнями свадебных платьев.

— Три сотни? — удивилась Гермиона.

— Ага, начала надевать каждое по очереди. Вручную. Я позорно сбежал. Мы здесь одни, — он перекинул одну её ногу через себя. Теперь она сидела лицом к нему и смущалась от собственных постыдных фантазий, хотя после того, что с ними уже было, какой может быть стыд. Удивительно, что она вообще ещё способна чувствовать смущение. — Я так привык, что мы с тобой одни. Даже там в палатке. Я каждый день задаю себе вопрос, — вдруг зашептал он и зарылся носом в её ключицу, вдыхая аромат тела Гермионы.

— Какой? — дрожащим голосом спросила она, поглаживая его по спине и чувствуя попой, как твердеет член Гарри. Он, конечно, не был большим, но очень крепким и даже красивым. Гермиона нередко думала о том, чтобы попробовать его на вкус, особенно когда фаллос Теодора Нотта тыкался ей в щёку. Она, конечно, тогда взбрыкнула и со всей силы ударила наглеца по причиндалам, но мысль о члене Гарри не оставляла её.

— Проснусь ли я завтра с Гермионой?

— Гарри… — она замерла, будучи не в силах пошевелится, чувствуя, как плавятся её внутренности от нежной ласки губ Гарри, целующих её шею, и силы рук, которыми он поглаживал её бёдра.

— И мне захотелось этого. Не просто проснуться и жить дальше, а проснуться с тобой, пусть даже этот день снова будет повторяться, потому что с тобой не страшно. С тобой ничего не страшно, — сформулировал свои мысли он.

— Гарри, — это всё, что могла вымолвить Гермиона. Его слова в точности отражали её чувства. Чувства, которые стали такими неправильными по отношению к лучшему другу, и это вызывало поток восторга и эйфории внутри всего тела.

Его губы нашли её, и Гермиона приникла к Гарри теснее и потёрлась промежностью о его желание. Это казалось таким правильным, таким естественным, а поцелуй таким сладким, что Гермиона застонала, и Гарри вторил ей, руками поглаживая её ягодицы через ткань джинсов.

Они оторвались друг от друга и смущённо улыбнулись.

— Может быть, это и есть ответ?

— Мы?

— Да, мы входили в Выручай-комнату, не осознавая своих желаний, вот она нам и подсовывала разные варианты.

Гермиона содрогнулась, вспоминая количество вариантов, и плотнее прижалась к набухшей плоти Гарри, стараясь выкинуть из головы всё, что было, и просто насладиться объятиями уже не друга.

***************

Гарри проснулся как-то сразу, будто свет включили, миг — и он уже вполне бодр. Очков на нём не было, и поэтому он видел перед собой что-то большое, розовое и храпящее, следующее наблюдение показало ему, что он абсолютно гол и на его грустном члене сомкнута чья-то потная ладонь. В голове было пусто, предыдущие повторяющиеся дни не сулили ничего хорошего.

— Кхе-кхе… — раздалось покашливание от розового чего-то. — Мистер Поттер, надо почаще назначать вам отработки, — слащавый голос мгновенно освежил память Гарри, отчего он похолодел, взвизгнул и зашарил руками по тумбочке в поисках очков.

— А-а-а-а-а-а! Абра Кадабра! Тьфу, блядь! Авада Кедавра! Обосрись! Сгинь! — бледный как смерть Поттер, не стесняясь отсутствия палочки, визгливо выкрикивал заклинания на лежавшую в, как ей казалось, соблазнительной позе Долорес Амбридж, также известную, как министерская жаба.

— А вы очень страстный молодой человек, мистер Поттер, четыре раза за ночь! — проквакала Амбридж и повернулась на бок, показывая психологически травмированному Поттеру густую поросль между ног с белёсыми потёками на ней. — Тем приятней будет наш сегодняшний вечер, верно? Я подготовлю очередной декрет, — тут она мерзко заржала, — об образовании!

Этого Поттер уже перенести не смог и, развернувшись, кинулся к двери, придерживая растрепавшуюся простыню, на которую он наступил и врезался головой в дверь. Гермиона отпрянула, когда мимо неё пролетел закутанный в простыню Поттер с шишкой на лбу и глазами с расширившимися зрачками.

— Гарри! Подожди!

Догнала она его только у двери в ванную старост.

— Сосновый пиздец! Нет? Сосновая сосна? Вода? — выкрикивал он пароль. — Давай, давай, давай! О! О! Свежесть! Сосновая свежесть!

Гарри, совершенно не замечая Гермионы, ворвавшейся внутрь и прижавшейся к двери, словно за ней гнались акромантулы во главе с драконом, не стесняясь поливал себя литрами шампуня и жидкого мыла, яростно орудуя мочалкой.

Гермиона же заметила Гарри и хотела было спросить, что и кто с ним произошёл, но вздрогнула, когда он заорал:

— Как ты мог?! — при этом он тыкал мочалкой в свой член. — Четыре раза за ночь?! Сука!

— Кто? — хрипло спросила Гермиона и яростно сорвала с себя кожаное одеяние, состоящее из полос с шипами и крюками и одной, небезызвестной в БДСМ кругах, приблуды.

— Амбридж! — снова закричал он и замер с мочалкой в руках, увидев, что Гермиона раздевается и главное, что она бросает на пол, впрочем, её удивлённый вскрик ответил на многие его вопросы.

— И у тебя Амбридж?! — она резво запрыгнула к нему в душ и отобрала мочалку, начиная сильно натирать своё обнажённое тело.

Гарри всё ещё смотрел на одинокий предмет, лежащий в груде кожаных лоскутков.

— Это там страпон с котятами? — спросил он осторожно.

— Она и сама была в костюме женщины-кошки, — пробурчала Гермиона и отвернулась, выставляя на обозрение круглую белую попку, Гарри остановил на ней взгляд и увидел, что его собственный член из плоти стал твёрдым и выбрал себе вполне определённое направление. — Я была уверена, что мы вернёмся, ведь мы осознали, чего хотим, но замок продолжает подсовывать нам это непотребство. Господи, Гарри, я столько узнала за этот месяц!

— А я побывал женщиной, — спокойно сказал Гарри, взял Гермиону за талию и прижался к ней всем телом, целуя в мокрую шею, слизывая капли воды, которые покрывали их тела сплошным потоком.

Она замерла и наклонила голову, прикрыв глаза от наслаждения. Гарри поглаживал влажное тело, спину, руки, попу, пока пальцы не добрались до потайного местечка. Гермиона вздрогнула и прогнулась, упираясь руками о стену с кафельной плиткой.

— Ты уверена? — голос Гарри дрожал, дыхание стало прерывистым, а сердце билось так сильно, что готово было выскочить из груди. Ему уже целый месяц твердят, что он с кем-то трахается, но сам он ни разу ничего не чувствовал, ну почти, а мысли о Гермионе мириадами искр роились в его сознании, вызывая желание быть только в ней, быть только с ней.

— Если уж я должна переспать со всем волшебным миром и не помнить об этом, — сказала, задыхаясь, Гермиона, чувствуя, как головка члена касается её промежности. — То секс с тобой я хочу помнить всегда, каждую секунду.

Гарри ничего не ответил, выключил душ, слизал последнюю каплю, упавшую Гермионе на спину, и толкнулся внутрь, держа одной рукой свой член, а другой талию Гермионы.

Ещё секунда, и Гарри ворвался до конца, а Гермиона вскрикнула от боли.

— Чёрт! Я был уверен…

— Так и я тоже, погоди немного, дай в себя прийти, — сказала Гермиона, чувствуя жжение от преодоления девственного барьера, которого, думала, давно нет.

— Значит, ничего не было, всё это только плод нашего воображения.

— Сейчас это воображение кажется довольно болезненным, — прошептала Гермиона, выдыхая воздух сквозь тесно сжатые зубы.

— Согласен, больно?

— Двигайся.

И Гарри не заставил себя ждать. Он вытащил член, растирая кровь по ногам Гермионы. И снова пробрался внутрь. Нежный стон и ещё сильнее прогнутая спина Гермионы дали ему понять, что он всё делает правильно, он снова вышел и снова протиснулся до самого конца, чувствуя, как волны возбуждения накатывают на него, пока не превратились в настоящее цунами и он не начал двигаться быстрее, держа Гермиону за ягодицы и непрерывно лаская губами и языком её спину.

— Боже, Гарри, да! Ещё!

Он и не думал останавливаться, но ощущение приближающегося оргазма заставило его замедлить движения, и Гермиона жалобно заскулила:

— Нет! Нет! Не смей останавливаться!

Гарри напряг всё тело и неистово заработал бёдрами, со смачными шлепками соединяясь с телом Гермионы, снова и снова, пока наконец почти минуту спустя, она убрала руки со стены и опустила их между ног. Гарри почувствовал, как член сжимает ещё плотнее и его понесло в пропасть безграничного удовольствия. Гермиона забилась в его руках, затряслась, выкрикивая его имя в агонии, которая её сжигала. Гарри стискивал грудь Гермионы и рычал от неистовых толчков в паху, которые были преддверием мощного оргазма. Он и потряс его через секунду.

Если бы не Гарри, который всё ещё изливался внутрь, держа Гермиону за талию, она бы упала — так расслабилось её тело.

— Обалдеть, — прошептал он, даже индийский горловой минет от Патил не довёл его до такого восторга.

Он вытащил член, развернул Гермиону и поднял её на руки, чтобы отнести на шезлонги, стоящие подле бассейна, в котором он недавно очнулся девушкой. Это было забавно, трогать свою грудь и промежность, но ласкать Гермиону в разы приятнее. Чем он и занялся, как только лёг с ней рядом.

— Надеюсь, это лучше чем тентакли, — спросил Гарри с усмешкой.

— Это даже лучше, чем язык Малфоя, — пробормотала сонная Гермиона и с улыбкой повернулась к Гарри. — Пожалуй, я готова потерпеть пробуждение с кем угодно, если засыпать я буду только с тобой.

— Полностью согласен, — сказал он, погладив рукой изгиб её талии, затем грудь, а затем, переплетя пальцы с её, навалился сверху, — тем более что спать я сейчас точно не собираюсь.

Гораздо позже, когда Гарри с Гермионой насытились друг другом — временно, конечно, — и, завернувшись в полотенца, решили дойти до Выручай-комнаты, чтобы переодеться. Они вышли из ванной, совершенно не замечая света, брезжащего сквозь витражи окон, как и не замечая, что несколько стен были в подпалинах от заклинаний, попавших в них во время битвы за Хогвартс — настолько были поглощены друг другом.

Столкновение с Филчем было настолько неожиданным, что Гарри и Гермиона наставили на него палочки и прыснули со смеху, вспоминая, как последний раз видели его в подземельях повешенным за большой палец и молящемся о розгах.

— Мистер Филч? — осторожно спросила Гермиона, но тот молчал, пялясь на её бёдра, полотенца почти ничего не скрывали.

Гермиона, даже не успев удивиться этому взгляду, резко обернулась на улюлюканье.

— О, наши Герои решили порезвиться, пока толпы студентов помогают в восстановлении замка. Вы и в походе этим занимались?

— Что? Не-ет! — вскричала Гермиона и спряталась за Гарри, который, впрочем, тоже не особо прилично выглядел.

— Поттер, а тебе идёт юбка, дашь поносить?

— Заткнись, МакЛагген, — он посмотрел на него как на таракана, думая только о том, почему его не придавили в битве. Гарри взмахнул палочкой и вместо полотенец на любовниках оказались бархатные синие мантии. Гермиона, запахнувшись плотнее, широко открытыми глазами осматривала позолоченные светом стены полуразрушенного восьмого этажа. Одной стены не было совсем и вместо маленького окна на озеро можно было посмотреть через огромную дыру. Один из камней стены лежал прямо рядом с волшебниками.

— Гарри, мы вернулись, — шёпотом произнесла она, всё понимая, а потом закричала и запрыгала от радости. — Гарри, мы вернулись! Всё закончилось!

Трое мужчин смотрели на неё удивлённо, но на лице Гарри ещё и мелькнула улыбка.

— Вернулись, — сказал он.

Гарри взял её за руку и повёл подальше от замершего сквиба и самовлюбленного волшебника.

— Куда мы идём? — её счастью не было предела.

— Если мы всё это время не покидали Выручай-комнату, значит, кто-то сыграл с нами хорошую шутку, и я хочу знать, кто, — ответил он.

— Мы во всей библиотеке не нашли ответа, — напомнила Гермиона.

— Все ответы всегда знает Дамблдор.

* * *

Они вернулись в Выручай-комнату, которая стала снова их палаткой. Оделись, взяли свои вещи и пошли в сторону директорского кабинета. Когда они дошли, Горгулья, скривив губы в улыбке, открыла им проход. Гермиона никогда здесь не была и не могла закрыть рот, восхищённо озираясь.

— Гарри, ты вернулся? — спросил добродушно Дамблдор, а на его лице мелькнуло озорное выражение лица.

— Откуда, директор? — с подозрением в голосе спросил Гарри и отпустил руку Гермионы, которая как загипнотизированная смотрела на всё великолепие округлого кабинета, кончиками пальцев трогая приборы и книги.

— Из отпуска, конечно? — ответил с портрета Альбус.

— Так это вы всё устроили? — мечтательно спросила Гермиона, не отрывая взгляда от золотистой воронки внутри сверкающего шара.

— Я, конечно, ну и замок, расскажите, что видели интересного?

Гарри с Гермионой порозовели и покачали головами, а Гарри спросил:

— Зачем?

— Это мой тебе подарок, Гарри, за всё, что ты сделал для волшебной Британии.

— Подарок? Да вы…

Гермиона отвлеклась от созерцания кабинета и, резко подойдя к Гарри сбоку, взяла за руку.

— Спасибо, Директор, мы наконец поняли, что любим друг друга, — сказала она.

— Тупицы, — услышали они язвительный голос и повернулись к портрету Снейпа. Тот смотрел со своего холста, опираясь на край картины и сложив руки на груди, при этом скептически выгнув бровь. — Весь замок в курсе, что вы любите друг друга с третьего курса, а вам потребовалось пять лет, чтобы это понять. Не знаю, Альбус, как они вообще крестражи нашли.

— Не будь грубым, Северус, они были заняты и не понимали своих чувств. Мисс Грейнджер? — удивлённо окликнул Дамблдор Гермиону, пытающуюся сдержать смех, но ей это не удалось, и она расхохоталась. В её голове до сих пор стоял образ Снейпа — в коротком халатике, целующегося с Волдемортом. После такого, он уже не смог бы её запугать. Вскоре к её смеху присоединился Гарри.

— Вы что, надо мной смеётесь? — зашипел Снейп. — Альбус! Что они там могли увидеть?

— О, предполагаю, что много всего, — рассмеялся шутник. — Но не волнуйся, пожалуйста, вряд ли они кому-то что-то расскажут.

— Пусть только попробуют, — сказал зельевар и, махнув чёрной мантией, как крылом, напряжённо посмотрел на Гарри.

Бывший нелюбимый студент не стал говорить, что картина в принципе не способна причинить вред волшебнику, выдохнул последний смешок и замолчал.

— Спасибо, Директор, что дали нам возможность понять, кто мы друг другу, — поблагодарила Гермиона, крепче сжимая руку Гарри, в котором полыхал гнев. Какими бы благими ни были намерения… Но, Тентакли! Амбридж!

— Мисс Грейнджер, — снова заговорил Дамблдор, с улыбкой кивнув Гарри, но тот в ответ скорчил рожу, вспоминая розовый пеньюар. — Там в моём столе лежит бутылёк, возьмите его, пожалуйста.

Гермиона удивилась, но спокойно прошла к большому дубовому столу и стала искать необходимое.

— Гарри, — заговорил Дамблдор, словно посвящая его в тайну. — А меня ты видел?

— Да, — он переглянулся с Гермионой, — видел.

— А Геллерта?

— Кого? Нет, только вас.

— Я нашла, — спасла Гарри Гермиона, демонстрируя зажатый в руке бутылёк с серебристой сверкающей жидкостью.

— Осторожно! — вскрикнул Снейп, потом вдруг усмехнулся и спросил: — Ну что, заучка Грейнджер определит состав зелья и для чего оно? — он сделал паузу. — По запаху.

Гермиона нахмурилась, как будто решала важную задачу на экзамене: посмотрела на зелье поближе, поднесла к свету, взболтнула. Все замерли в ожидании и наблюдали. Гарри спокойно и уверенно, Снейп скептически, а Дамблдор с добродушной улыбкой. Она наконец откупорила крышку, принюхалась раз-другой, закрыла крышку и торжественно произнесла:

— Это зелье, восстанавливающее память, точного названия не припомню, но состав видела в книге, — она осеклась и взглянула на всех по очереди. — Оно…

— Для ваших родителей, если вдруг Обливейт оказался слишком идеальным, — сказал Снейп и тут же скрылся с картины.

В глазах Гермионы мелькнули слёзы, и она прижала бутылёк двумя руками к сердцу.

— Спасибо большое, огромное спасибо. Я не знала… Я думала… Спасибо вам большое, — шептала Гермиона не в силах высказать всю благодарность, которой заслуживал зельевар.

Гарри с улыбкой наблюдал за Гермионой, затем снова повернулся к бывшему директору Хогвартса. Его гнев поутих, оставляя тлеющее раздражение, и ему захотелось поскорее убраться отсюда.

— Вы старый манипулятор, но, думаю, вам стоит сказать спасибо, за столько лет приключений и возможность быть с Гермионой.

Дамблдор кивнул, и Гарри с Гермионой, попрощавшись, вышли из кабинета. Держась за руки, они двигались по направлению главного выхода из замка, того самого, который несколько раз в день проверяли, пытаясь выбраться. Сейчас дверь просто открылась и они с счастливыми улыбками вышли на свежий воздух, вдохнув его полной грудью, радуясь весеннему солнцу, пению птиц и запахам вереска и жимолости.

Их поцелуй был прерван чьим-то лёгким покашливанием. Рон и Джинни. Они стояли в нескольких футах от них. Она с печальной улыбкой. Он с напряжённым лицом и стиснутыми в кулаки руками.

— Значит, всё решилось, — сказал Рон и засунул руки в карманы. — Вы теперь вместе, а говорили…

— Рон, — потупила взгляд Гермиона, но за неё ответил Гарри:

— Ты ведь знал, что так будет?

— Надеялся, что нет, — ответил Рон.

— Мама сказала, что на чужом несчастье своё счастье не построишь, и мы решили дать вам немного времени наедине, — заговорила Джинни тихим голосом. — Потому что вы и так много страдали, мы не должны решать за вас.

— Как будто в палатке у них было мало времени, — проворчал рыжий друг.

— Рон! — снова воскликнула Гермиона и, бросившись к нему, крепко сжала в объятиях. — Ты замечательный, — прошептала она ему на ухо и поцеловала в щёку.

— Но я не Гарри.

— Не Гарри, — согласилась она, и пока Гарри разговаривал с Джинни, прошептала: — Листья Болдо. Настойка из них снижает пигментацию кожи. Веснушки, хотя бы немного, пропадут и станут бледнее.

— Что? — он хотел было отпрянуть, но она его удержала. — Почему ты раньше не говорила?

— Я же не знала, что они у тебя на… таком месте, — она мельком взглянула вниз.

Рон покраснел и не стал спрашивать, откуда она знает. Гермиона отошла к Гарри и взяла его за руку.

— Мама потребовала, чтобы свадьбу вы играли в Норе, — с улыбкой сказала Джинни, но в глазах у неё стояли слёзы. — Так что в Австралии долго не задерживайтесь.

Гарри с Гермионой переглянулись.

— Мы постараемся поскорее, — кивнула последняя и ещё раз поцеловала теперь уже друзей в щёки.

Они вместе с лучшим другом, любовником, любимым двинулись с территории замка. Только мерцающие искры остались в том месте, откуда они аппарировали близ аэропорта Хитроу.

Оглавление

Придурок

Умереть, чтобы влюбиться

Опасное желание. Часть 1

Опасное желание. Часть 2

Опасное желание Часть 3

Доверься своей судьбе

Без слов

Против течения

Всё пройдёт. Часть 1

Все пройдет. Часть 2

Давай разберемся. Часть 1

Давай разберемся. Часть 2

Для самых близких пар

Залог доверия. Часть 1

Залог доверия. Часть 2

Залог доверия. Часть 3

Пестики и тычинки. Часть 1

Пестики и тычинки. Часть 2

Правильный конец. Часть 1

Правильный конец Часть 2

Правильный конец Часть 3

Правильный конец Часть 4

Правильный конец. Часть 5 Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg