«Экспресс на Наарию. Сборник рассказов»

Экспресс на Наарию. Сборник рассказов (fb2) - Экспресс на Наарию. Сборник рассказов 2530K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Михаил Лидогостер

Молчаливые дни

Впервые я увидел ее во время службы в армии. Мне вместе с другим новобранцем выпал черед нести ночную смену на одной из вышек, расставленных по периметру военной базы. Нам выдали по магазину патронов, рацию и большую флягу с водой. Бутерброды и сигареты мы прихватили сами.

Сержант дал простой инструктаж – всматриваться в ночные барханы, и если заметим что-то странное, сразу сообщать об этом дежурному. Винтовки следовало держать в боевой готовности, на связь выходить каждые полчаса, в туалет ходить по очереди. Мы поднялись наверх, бросили вещи на железный пол будки и завели неспешный разговор о том, чем займемся, когда служба закончится.

Я вполуха слушал рассказ Олега и думал об Эстер. В каждом дуновении ветра мне чудилось ее дыханье. Мы расстались перед самым призывом и уже несколько месяцев не общались. От знакомых я узнавал какие-то факты и слухи, и все, что я слышал, не давало мне спокойно спать. Несколько раз я порывался написать примирительное СМС, но всегда останавливал себя. У меня даже вошло в привычку писать длинные черновики и на следующий день стирать их.

– Если три года ударно попахать в Эйлате, то наберется нужная сумма, – сказал Олег. – Вернемся с Ленкой в Одессу и запустим сеть маршрутных такси.

– Круто, – ответил я и достал из кармана пачку сигарет.

Меня всегда восхищали люди, у которых есть четкий жизненный план. В отличие от них, я даже не мог представить, что со мной будет через полгода. Я и в армию-то попал случайно.

Нагретая за день будка медленно отдавала тепло. Ночь не принесла с собой желанной прохлады. Даже небольшой ветерок, шумевший в кронах эвкалиптов, не спасал от жары.

Я чиркнул спичкой и прикурил. Дым от сигареты заполнил будку. Чтобы не задохнуться, я приоткрыл окно.

– Закрой, ты что?! – возмутился Олег.

Устав строго предписывал держать бронированные стекла будки закрытыми.

– Думаешь, мы и впрямь кому-то нужны? – спросил я.

– Конечно!

– Зачем тогда снял каску?

Олег улыбнулся:

– Затем, что сижу ниже уровня окон.

– Тоже мне лайфхак, – я поделился с ним сигаретой, но окно так и не закрыл.

– Говорят, прошлой ночью кто-то видел трассеры, – сказал Олег и тоже закурил.

– Это что вообще?

– Пули, которые используют для наводки артиллеристских снарядов.

Я недоверчиво поморщился:

– Парни просто боевиков насмотрелись.

Олег хмыкнул и неопределенно пожал плечами.

– Слышал, что на соседней базе недавно чуть не погиб целый отряд? – спросил он.

– Нет.

– Террористы прокопали туннель прямо под баскетбольную площадку и заложили туда взрывчатку. Солдаты всегда играли в одно и то же время. – Олег глубоко затянулся. – Тогда и произошел взрыв. В тот день ребят только чудо спасло. Начался чемпионат мира по футболу. Кто-то пришел и позвал их.

– Не иначе человек-мотылек, – усмехнулся я.

– Это еще кто?

– Американская городская легенда.

Олег скептически улыбнулся.

– Ты вообще во что-то веришь?

Я почесал в затылке.

– Во что-то, наверное, верю.

Где-то за забором завыли шакалы. Их жалобный вой, словно плач ребенка, разнесся далеко по округе. Показавшийся из-за тучи серп луны озарил будку болезненным бледным светом.

– Я думаю, это было божественное вмешательство, – сказал Олег. – С теми солдатами.

– Ты что, стал религиозным?

– Может быть, – он стряхнул пепел.

– И где твоя кипа? Цицит?

Олег пожал плечами.

– Я не еврей. Мне эти девайсы не нужны.

Мы помолчали. Я подумал о том, что история о чудом спасшихся солдатах наверняка одна из тех баек, которыми офицеры пугают новичков.

– Если это правда, почему же нигде об этом ни слова?

– Иди знай. У ЦАХАЛ свои резоны.

– Не сомневаюсь.

Олег махнул на меня рукой.

– Думай что хочешь.

Внезапно ожившая рация прервала наш разговор. В динамике раздался голос дежурного:

– Как дела, парни? Все ок?

– Порядок, – ответил я, – только кондиционер барахлит.

Повисла пауза. Я подмигнул Олегу. Тот поднял большой палец вверх и озорно улыбнулся.

– Разве у вас есть кондиционер? – удивился дежурный.

– Конечно. Ты что, новое распоряжение по базе не читал?

– Нет, – смущенно ответил дежурный. – Ладно, я проверю, кого можно послать.

– Давай. Только мигом.

Я затушил окурок и бросил его на землю.

– Он же сейчас всех перебудит, – испугался Олег.

– Ну, не одним же нам не спать!

– Вечно тебе экшена не хватает! – напарник поднялся на ноги. – Что-то мне в туалет приспичило. Пойду, подумаю о великом.

– Давай. Не усни там.

Олег усмехнулся и быстро спустился вниз. Я помахал ему рукой и перевел взгляд на простирающиеся за забором пески.

* * *

Сначала я подумал, что это просто тень от куста акации. Но когда она начала двигаться, сердце вмиг забилось чаще. Весь инструктаж о поведении в экстренной ситуации вылетел у меня из головы.

– Кто там? – крикнул я и схватился за ручку прожектора. Его мощный луч высветил иссушенную, одетую в лохмотья старуху. От испуга и неожиданности я не нашел, что сказать.

Старуха подошла ближе, и я увидел, что все ее руки увиты какими-то скрученными веревками и браслетами. В голове метнулась мысль, что, наверное, это какая-то сумасшедшая.

Внезапно умолкли цикады. Я так привык к их стрекотанию, что не сразу понял, что произошло. Вместе с цикадами стихли и все остальные звуки. Было слышно только хриплое дыхание старухи, в котором миллиарды песчинок терлись друг о друга.

По спине сбежала струйка пота. Я сглотнул застрявший в горле комок и снял винтовку с предохранителя.

Старуха приблизилась к забору. Ее длинные пальцы, словно змеи, обвились вокруг металлического штакетника. Антрацитовые глаза прожгли меня насквозь. Мне, наконец, удалось разглядеть ее лицо. Я подумал, что, наверное, когда-то давно она была очень красива.

Какое-то гипнотическое чувство, сродни тому, когда смотришь с высоты в пропасть, овладело мной.

– Что тебе нужно? – крикнул я.

Сейчас я думаю, что слышал ответ, но тогда мне казалось, что ее слова прозвучали только в моей голове.

– Ты звал меня, и вот я явилась.

В раскрытое окно будки дыхнуло жаром. Я отпрянул назад и задел стоящую на столике рацию. Она с шумом упала на железный пол.

Когда я вновь взглянул в окно, там уже никого не было. В висках застучало. Дрожащей ладонью я вытер со лба пот.

Старуха исчезла, будто ее и не было. Цикады снова завели свою песню. Все звуки ночи вновь ожили.

– Все нормально? – Олег вернулся через несколько минут с двумя стаканами кофе.

– Все о’кей, – соврал я.

– Что-то на тебе лица нет.

– Просто жара достала.

Олег поставил кофе на столик у окна.

– Спасибо, – поблагодарил я.

– Сахар только забыл.

– Да и черт ним.

В ветвях высокого кипариса прокричала ночная птица. Легкий ветер донес до меня запах цветущего розмарина.

– Дежурный просил передать, что убьет тебя, как только наша смена закончится, – сказал Олег, – он и впрямь разбудил Ицхака насчет кондиционера.

– До конца смены еще дожить надо.

Я все еще держал ручку прожектора и рассматривал место, где стояла старуха. На мгновенье мне показалось, будто я что-то заметил.

– На что ты уставился? – напарник отхлебнул кофе и тоже посмотрел в окно.

– Подержи-ка секунду, – я отдал Олегу рычаг прожектора и начал быстро спускаться вниз.

– Эй, да что случилось?

– Хочу проверить кое-что.

Я спрыгнул на землю и подбежал к забору. На одном из его опорных столбов висела пожелтевшая от времени веревка с вплетенными в нее кожаными шнурками и костяными бусинами. Эта штука напоминала самодельные браслеты хиппи, только была шире и выглядела так, будто пролежала в песке сотни лет.

Повинуясь какому-то внутреннему порыву, я снял браслет с забора и сунул в карман.

– Все в порядке? – крикнул Олег.

– Да.

Несколько секунд я неподвижно всматривался в темноту, а потом развернулся и поднялся обратно в будку. Олег выключил прожектор и вернул его в исходное положение.

– Ну что там?

– Да ничего, – ответил я, – просто показалось.

* * *

Эстер откинула со лба непослушную рыжую прядь и, глядя куда-то вдаль, сказала:

– Давно нужно было решиться. Не понимаю, почему мы столько тянули.

Ее короткое летнее платье сидело точно по фигуре. Белый цвет выгодно контрастировал с ровным оливковым загаром. Наверное, купила специально к встрече, подумал я.

Отстраненное выражение лица Эстер сводило меня с ума. Хотелось сказать ей что-то резкое, чтобы оно, наконец, исчезло. В голове роились десятки слов, но все они казались глупыми и тяжеловесными.

Мы сидели на скамейке в маленьком сквере на окраине Беэр-Шевы. Мимо шли люди. Все со своими радостями и заботами. Каждый из них, от старика до ребенка, казался мне счастливее нас обоих.

– Так ты подпишешь разводное письмо? – спросила она.

– А есть варианты? – ответил я.

Это прозвучало фальшиво.

Эстер резко посмотрела на меня. Поняв, что это не протест, а лишь форма ответа, она вновь принялась рассматривать кроны акаций.

– Можешь видеться с Леей, когда захочешь. Я не буду этому мешать.

– Хорошо.

– Будет лучше, если ты сам ей все объяснишь.

– Лучше кому?

Кажется, мне, наконец, удалось пробить брешь в ее защите. Она повела бровью и глубоко вздохнула.

– Знаешь, иногда я жалею, что мы не порвали, когда ты только призвался. Уже тогда я понимала, что у нас ничего не получится. Зачем я только допустила все эти бесконечные камбэки?

– Действительно, зачем?

Я достал сигарету и закурил.

Зеленые глаза Эстер сузились. Теперь она рассматривала меня как какое-то докучливое насекомое.

– То есть ты обвиняешь меня?

– Я никого не обвиняю.

Облачко дыма поднялось вверх и поплыло над скамейкой. Луч солнца, пробившийся сквозь листву, упал мне на лицо. Я зажмурился и улыбнулся ему.

– Тебе кажется это смешным?

– Нет, Эстер, мне так не кажется.

– Тогда чему ты улыбаешься?

– Это просто солнце.

Эстер недоуменно покачала головой.

– Б-же, и что я в тебе нашла?

Я стряхнул пепел и посмотрел на жену.

– Хотел бы я знать.

Наверное, что-то в моем взгляде заставило ее замолчать. Она поправила прическу и потянулась за сумкой. Меня подмывало спросить, не появился ли у нее кто-то, но я промолчал.

– Ладно, мне пора, – Эстер сунула мне визитку. – Это контакты человека в раввинате. Он все объяснит.

Не глядя на визитку, я положил ее в карман. Эстер поспешно встала и одернула платье. Казалось, она ждет каких-то слов, но, возможно, мне только хотелось так думать.

* * *

В комнате Леи пахло красками. На стенах висели акварели, выполненные ее детской рукой. Несколько недель назад дочери исполнилось девять. Я и не заметил, как она успела овладеть техникой рисунка и научилась передавать свои чувства с помощью кисти.

Главной темой ее работ были пейзажи Беэр-Шевы – города, в котором она родилась и выросла. Каменистые склоны древних холмов. Небесная лазурь в кронах финиковых пальм. Традиционный бедуинский базар. Рукотворный лес Ятир. Красные крыши частных домов. И, конечно, городские кошки. Эти бездомные бродяги мелькали почти на каждом рисунке. Наверное, потому что, несмотря на бесконечные просьбы Леи, сами мы кошку так и не завели.

Я сидел на краешке детской кровати и пытался отыскать нужные слова.

В голубых глазах ребенка притаился испуг. Дочь чувствовала мое волнение. Оно, словно вирус, передалось и ей. Лея сжимала в руках плюшевую овечку (подарок за хорошую учебу) и внимательно наблюдала за каждым моим движением.

– Понимаешь, дорогая, – начал я, – иногда людям нужно побыть одним. Это не значит, что я не люблю маму. Просто мы слишком устали друг от друга.

Лея посмотрела в окно.

Мгла опустилась на улицы и затопила простирающуюся за окном пустыню. Изогнутые фонари гирляндой обвили соседние холмы. Где-то вдалеке провыла сирена полицейской машины.

– Я понимаю. Но почему так сложно извиниться друг перед другом и перестать, наконец, ссориться?

Я вздохнул и пожал плечами.

Дочка поджала губы и замолчала. Я погладил ее по голове и поцеловал.

– Мне кажется, вы просто не слышите друг друга, – сказал она, – или не хотите слышать.

Стрелки часов на стене показывали половину одиннадцатого.

Лее давно пора спать. Обычно уже в десять я дочитывал ей очередную главу из какой-нибудь детской книги и шел в свой кабинет, чтобы доделать работу, которую не успел завершить за день.

– Знаешь, у индейцев есть такая пословица: чтобы услышать себя, нужны молчаливые дни. Видимо, у нас с мамой как раз такой период.

– Может быть, вы еще помиритесь? – с надеждой в голосе спросила Лея.

– Может быть. Но сейчас кому-то пора спать.

Я поднялся с кровати и включил ночник.

– Подожди, – сказала Лея. – Я кое-что нарисовала для тебя.

Не вылезая из-под одеяла, она открыла ящик стола и достала оттуда листок с акварелью.

– Вот, – дочь протянула мне листок, – как-то само нарисовалось.

Я принял ее подарок и поднес к лампе. На фоне песчаных барханов стояла древняя старуха в лохмотьях из мешковины. Ее длинные руки были сплошь увешаны браслетами и обтянуты кожаными ремнями.

Конечно, я сразу узнал ее. На секунду мне даже показалось, что в раскрытое окно вновь дыхнуло суховеем. Рисунок чуть не выпал у меня из рук. Видимо, я изменился в лице, и это не скрылось от глаз Леи.

– Тебе не нравится? – спросила она.

– Очень красиво, – медленно ответил я, – но где ты ее видела?

– Нигде, – встрепенулась Лея, и в глазах ребенка я прочитал, что она говорит правду. – Просто выдумала.

– Может, расскажешь о ней?

Некоторое время дочь молчала, подбирая слова. Видно, они дались ей нелегко, но все же она заставила себя произнести их:

– Это дыхание пустыни, – наконец ответила Лея. – Она приходит только к тем, кто готов говорить с ней.

Я накрыл ребенка одеялом.

– И что же она рассказывает?

– Смотря о чем спрашивать. У нее тысячи историй. Для каждого – своя.

Я посмотрел на приставленный к окну детский письменный стол и подумал о том, сколько времени дочь провела за ним, глядя на раскинувшиеся за окном пески. Лея, будто уловив мои мысли, виновато пожала плечами.

– Уже слишком поздно, малыш, – сказал я, перед тем как закрыть за собой дверь. – Закрывай глаза и засыпай.

* * *

На безлюдной улице было так тихо, что казалось, будто уже далеко за полночь. Соседская кошка, неизменная героиня Леиных рисунков, услышала шум моих шагов и спряталась за кустом мимозы.

Я спустился вниз по каменным ступеням и свернул за угол. Старый потрепанный рюкзак слегка оттягивал плечо. Пришлось наскоро впихнуть в него самое необходимое, чтобы хотя бы на пару дней хватило чистой одежды.

Воздух, успевший немного остыть за вечер, наполнился ароматами цветов и плодовых деревьев. Из пекарни, расположенной выше по улице, доносился запах корицы. Работа там стихала разве что на шаббат и еврейские праздники. Уже с ночи кондитеры замешивали тесто, чтобы с раннего утра порадовать горожан свежей сдобой.

Я вышел на перекресток. Возле него светилось уютное окно круглосуточного киоска. Владелец магазина, седой марокканец с серьгой в ухе, завидев меня, приветственно махнул рукой.

По укрепленному под потолком телевизору шел футбольный матч.

– Опять ночная смена? – не отрываясь от экрана, спросил Йоав.

– Вроде того, – соврал я.

Не спрашивая меня, он положил на прилавок пачку сигарет и назвал цену. Я расплатился и положил сдачу в коробку для цдоки.

Йоав пожелал мне приятной смены и начал громко распекать нерадивого вратаря, пропустившего гол.

Дойдя до остановки, я закурил и принялся ждать автобус. Он подошел минут через пятнадцать. Кроме меня, в салоне сидела молодая семейная пара и несколько солдат, возвращавшихся на базу. Их усталые обветренные лица напомнили мне бывших сослуживцев.

Я прошел в середину салона и сел у окна.

За стеклом проплывал охваченный огнями ночной город – некогда южная окраина владений колена Иегуды. В который раз меня захватила мысль о многовековой истории этого перекрестка торговых дорог из Египта в Ханаан. Я думал о том, что всего лишь каких-то пятьдесят лет назад здесь не было ничего, а сейчас – дома. В окнах горит свет. Там живут люди и строят планы, воспитывают детей, верят в то, что посреди выбеленных солнцем камней и раскаленного песка можно быть счастливыми.

Солдаты сошли на железнодорожном вокзале, а молодая пара – вскоре после них. Водитель довез меня до конечной. Здесь, в новом квартале, находилась дешевая гостиница, где я рассчитывал провести ночь. Отыскать ее было несложно. Навигатор быстро вывел меня к нужной улице.

Хозяин, молодой бедуин в современной одежде, посоветовал мне лучший, по его словам, номер (постояльцев все равно было немного) и предложил кофе. Я знал, что отказываться не принято, поэтому согласился. Кофе оказался неожиданно вкусным и очень крепким. Терпкий запах кардамона заставил меня ненадолго отвлечься от тяжелых мыслей.

Поблагодарив хозяина, я прошел в номер. Не знаю, был ли он действительно лучшим. Мне на тот момент подошло бы все, что угодно. Кондиционер работал исправно, а из комнаты имелся выход во двор. Прямо за ним начиналась пустыня.

Я бросил рюкзак на кровать и достал из него Леин рисунок. Теперь у меня появилось время более детально рассмотреть его. В первый раз из-за волнения я не смог этого сделать. Все совпадало. Каким-то образом Лея воспроизвела образ старухи, который отложился в моей памяти.

Курить в номерах запрещалось, поэтому пришлось выйти на улицу. Я присел на оставленный на веранде стул и достал сигарету. Молча покрутил ее в пальцах и чиркнул спичкой. Дым приятно обжег горло, и я пожалел, что так быстро допил кофе. Сейчас он бы пришелся кстати.

Стрекот цикад воскресил в моей памяти ту странную ночь на военной базе. Все прошедшие после этого годы я не переставал думать, почему старуха сказала тогда, что я звал ее? Кем она была и чего хотела?

Теперь к этим вопросам добавился еще один: как дочь добилась такого потрясающего сходства?

О том, что случилось много лет назад, она знать не могла. Даже Эстер была в неведении.

Я затянулся и стряхнул пепел. Впервые за многие годы мне захотелось взглянуть на оставленный старухой амулет. Я вытащил из внутреннего кармана куртки тряпичный сверток и развернул его. Браслет выглядел так, будто я нашел его только вчера, – время было не властно над ним.

В памяти сам собой всплыл текст сообщения, которое я писал Эстер той ночью. Повинуясь внезапному порыву, я затушил сигарету и набрал на телефоне слова, которые тогда так и не отправил.

Аппарат завибрировал. На дисплее высветился отчет, что сообщение доставлено.

Меня охватила уверенность, что, сделай я это десять лет назад, все могло бы сложиться иначе. Легкий порыв ветра растрепал мои волосы. Я глубоко вздохнул и надел браслет на руку.

Звуки стихли. Не было слышно ничего, кроме шума пересыпающегося песка.

Она появилась из ниоткуда. Но на сей раз я не испугался.

Одежда для пустоты

Орен проснулся от собственного крика.

Сел на кровати. Обвел комнату рассеянным взглядом. Вытер выступивший на лбу пот.

Сердце билось так часто, что, казалось, еще немного и взорвется. Свет фар от проехавшей под окнами машины скользнул по стенам и выхватил из темноты армейскую фотографию в простой деревянной рамке.

На лицах сослуживцев защитная краска. В руках укороченные винтовки для ведения боя в городских условиях. Сам Орен сосредоточен. Показывает пальцем куда-то в сторону покрытых зеленью гор и смотрит на солдата с рацией за плечами.

Почувствовав его волнение, Майя тоже открыла глаза.

– Снова тот же сон? – спросила она.

Орен кивнул. Потянулся к тумбочке, где лежали таблетки, но случайно задел стакан с водой. Тот с шумом упал на пол и разбился. В детской тотчас заплакал ребенок.

Майя включила ночник. Поднялась с кровати.

– Ничего, – тихо сказала она. – Я укачаю.

– Хорошо, – согласился Орен.

Он откинул одеяло и начал собирать осколки.

Колыбельная Майи напомнила ему детство. Слова давно забылись, но мелодия, словно одинокая бабочка под холодным лучом осеннего солнца, все еще жила в голове.

Завернув осколки в газету, Орен вышел на балкон.

На старой, рассохшейся от жары полке лежала пачка дешевых сигарет. Он закурил. Дым поднялся в небо и, превратившись на миг в дракона, растаял в подсвеченной софитами вышине. Внизу пульсировали огнями улицы большого города.

Это была Майина идея – сразу после свадьбы переехать в Тель-Авив. Орен понимал: здесь больше возможностей, но душой был привязан к северу. Ему, выросшему среди галилейской тиши, так и не удалось привыкнуть к духоте, загазованному воздуху и вечному шуму. Он надеялся, что когда-нибудь они переберутся в горы. Может быть, в Маалот или Цфат. Туда, где зимой выпадает снег, а в синих сумерках слышны крики перелетных птиц.

Через несколько минут Майя вернулась. Принесла покрывало. Накинула Орену на плечи.

– Ночи стали холодными.

– Да, спасибо. Как там малыш? Уснул?

– Да. Я подогрела молока, но он не захотел. Наверное, зубы.

Громыхая на ямах, по улице проехал грузовик. Орен затянулся и подумал о том, как в таких условиях выживают жители нижних этажей.

– Ты ведь больше не поедешь туда? – Майя откинула длинные темные волосы и внимательно посмотрела на мужа.

Орен не ответил. Вздохнул и отвел взгляд в сторону.

Майя покачала головой.

– Ты даже не представляешь, – ее голос внезапно задрожал, – каково это – каждый раз снова выслушивать его родителей! Они опять будут звонить и просить, чтобы ты больше не приходил. Однажды я просто пошлю их к черту!

– Я не могу не поехать, – Орен затушил сигарету. – Ты ведь знаешь.

* * *

В поезде работал мощный кондиционер. Благодаря этому царящая снаружи жара казалась просто кадром из документального фильма.

Мальчишка, сидящий напротив Орена, вынул из рюкзака пакет чипсов и открыл бутылку колы. Его мама, аккуратная маленькая женщина, похожая на статуэтку из сандалового дерева, прислонилась к окну и дремала.

Поезд выехал на участок дороги, проложенной вдоль моря.

Орен подумал, что оправленные серебром опалы в кольцах его попутчицы светятся таким же сине-зеленым цветом, как набегающие на берег волны.

Через несколько минут машинист объявил остановку. Парящие над водой паруса виндсерферов скрылись из виду, а соседка Орена открыла глаза – цвета горчичного меда – и засобиралась. Она вытащила из-под сиденья сумку на колесиках и, подгоняя сына, направилась к раздвижным дверям. Мальчишка проворно запихнул в рот остатки чипсов, а недопитую колу взял с собой.

Орен проводил их взглядом. В этот момент в вагон зашел молодой раввин в загнутой к полу шляпе и выпущенной наружу рубашке. Огненно-рыжая борода и смеющиеся голубые глаза сразу выделяли его из толпы. Проходя между рядами, он предлагал мужчинам исполнить заповедь «тфилин» и прочитать отрывок из «Шма». На вид ему было лет двадцать пять, может, чуть больше.

Когда он подошел достаточно близко, Орен смог уловить легкий американский акцент.

– Ты возлагал сегодня тфилин? – спросил раввин.

– Нет, – признался Орен.

– Тогда у тебя есть возможность сделать это прямо сейчас.

– Как-нибудь в другой раз.

– Это важнейшая заповедь Торы.

– Да, но я не готов.

Раввин поправил шляпу и почесал затылок.

– Ладно, – он достал визитку и протянул ее Орену. – Вот мой номер. Позвони, если вдруг захочешь поговорить.

Орен взял карточку. На ней было написано «Рахмиэль Глуховски», а внизу шрифтом поменьше указаны адрес и телефон.

– Ты американец? – зачем-то спросил Орен.

– Нет, я из Аргентины.

Рахмиэль улыбнулся и двинулся дальше. Через минуту он уже объяснял что-то группе тель-авивских студентов и наматывал тфилин самому громкому из них.

* * *

За высоким каменным забором виднелась крыша большого двухэтажного дома. Орен подошел к кованым воротам и прислушался.

На лужайке царила тишина. Расставленные на террасе кресла и шезлонги пустовали. Лишь нагревшаяся на солнце ящерица лениво поглядывала на незваного гостя.

Сквозь закрытые окна не доносилось ни звука. Казалось, хозяева уехали и не показывались несколько дней. Какая-то часть Орена даже обрадовалась.

Тонкий голосок внутри зашептал: раз так, можешь спокойно уходить. Никто тебя не обвинит.

Усилием воли Орен заставил себя нажать на звонок.

Где-то внутри дома раздалась электрическая трель. Вслед за ней – заливистый собачий лай. Орен удивленно повел бровями. В последний визит собаки не было.

Щелкнул электрический замок. Ворота медленно распахнулись, пропуская Орена на участок.

На пороге дома показалась средних лет женщина с распущенными каштановыми волосами. Длинный, весь в катышках шерстяной кардиган укутывал ее словно кокон.

Увидев Орена, она сузила желтые кошачьи глаза и изменилась в лице. Не удостоив гостя ни единым словом, женщина вернулась в дом.

В открытую дверь тут же проскочил золотистый ретривер. Завилял хвостом. Подбежал к воротам.

– Привет, – сказал Орен. – Дуду дома?

Пес гавкнул и склонил голову набок, будто хотел получше расслышать вопрос.

Вслед за женщиной к дверям подошел ее муж, похожий на высушенную ветку. Такой же серый и безжизненный.

Мужчина взглянул на Орена и глубоко вздохнул:

– Только недолго.

Орен прошел внутрь. Ретривер последовал за ним.

– Спасибо. Сегодня…

– Я помню, – прервал его хозяин. – Тебе не обязательно постоянно говорить об этом. Раз уж ты здесь, значит, так и есть.

Орен поравнялся с мужчиной и протянул ему руку. Тот крепко пожал ее в ответ.

– Он за домом.

* * *

В тени кипарисов, растущих на заднем дворе, стоял маленький деревянный стол. На его потрескавшейся поверхности выстроились ровные ряды белых фигурок-оригами. Кого среди них только не было: люди, животные, птицы, летающие и ползающие насекомые, даже грифоны и единороги.

За столом сидел мужчина с тронутыми серебром висками. Он был настолько увлечен складыванием новой фигурки, что не заметил, как Орен подошел. Только когда ретривер подбежал к столу и громко гавкнул, тот отвлекся и поднял на гостя удивленный взгляд.

– Привет, Дуду! – сказал Орен.

– Привет, – ответил мужчина и поставил на стол фигурку богомола.

– Смотрю, ты стал настоящим мастером.

– Да?! Ты думаешь?

– И думать нечего. Говорю тебе!

– Хм, спасибо.

Дуду улыбнулся и изучающе посмотрел на Орена.

– Ты из службы социальной защиты?

– Нет. Я твой армейский друг.

– Ты, должно быть, ошибся, – Дуду развел руками. – Я никогда не был в армии.

Орен вытащил из рюкзака шуршащий бумажный пакет и поставил его перед собеседником.

– Я принес тебе «миринду» и бурекасы с грибами.

– О, это мои любимые.

– Я знаю, – сказал Орен и присел на свободный стул.

– Откуда?

– Несложно запомнить за несколько лет службы.

– Не хочу тебя обижать, – ответил Дуду, – но ты точно меня с кем-то путаешь.

– Каждый год одно и то же, – вздохнул Орен.

– Каждый год?

– Твоим родителям не нравится, что прихожу сюда, – сказал Орен. – Они считают, это плохо отражается на твоем состоянии. Поэтому мы видимся только раз в году. В день памяти наших друзей.

Дуду пожал плечами.

– Послушай, я сочувствую. Но я даже не знаю, как держать оружие.

– Да уж, стрелок из тебя тот еще.

Орен замолчал и подумал: а что если его собеседник прав? И это не Дуду сошел с ума и потерял память, а он сам? Что, если сидящий перед ним человек – это лишь оболочка, а настоящий Дуду навсегда остался там? С теми, кто не вернулся. А после того, как его душа отлетела, в этой оболочке поселился кто-то другой. Тот, кто действительно никогда не был на войне.

Эта мысль настолько испугала Орена, что, несмотря на жаркий день, он побледнел. По коже пробежались мурашки.

– Ты был связистом. Шифровальщиком.

– Шифровальщиком? – по лицу Дуду скользнула тень.

С гор налетел легкий ветер и смел со стола несколько бумажных фигурок. Ретривер проводил их взглядом и положил голову на колени Дуду.

– Откуда у тебя пес? – спросил Орен.

– Он просто появился здесь несколько дней назад. Наверное, потерял хозяев и решил остаться у нас. А может, его бросили. Кто знает? – Дуду запрокинул голову и посмотрел на летящий по небу самолет. – Мы расклеили объявления, но никто так и не позвонил.

Орен помолчал и окинул взглядом поверхность стола.

– Почему оригами? Что ты в этом нашел?

Дуду не ответил. Молча взял со стола богомола и с помощью нескольких ловких движений за пару минут сделал из него журавля.

– Держи!

Орен улыбнулся и принял подарок.

– Спасибо.

– Мне нравится, что из любой фигурки можно сделать что-то новое. Абсолютно не похожее на то, что было до. Неизменным остается только лист бумаги, а формы меняют друг друга, как одежды.

– Одежды для кого? – удивился Орен.

– Не знаю, – Дуду пожал плечами. – Может, для пустоты?

* * *

На старый Яффо тихо опустился вечер. Огненно-красное солнце закатилось за горизонт и утонуло в темных водах Средиземного моря. В ультрамариновом небе взошли первые звезды. На набережной зажглись фонари.

В маленьком прибрежном ресторанчике стоял шум и гам. Свободных мест почти не осталось. Жители города, уставшие от рабочего дня, оккупировали все, даже самые неудобные столики. В открытые окна дул легкий бриз, принося с собой ощущение чистоты и чуть слышный запах водорослей.

На праздничном столе, за которым собрались родственники и друзья Майи, стояли свежие цветы. Горели свечи.

– Мазл тов, дорогая, – сказал отец именинницы и поднял пузатый стакан с виски. – Будь счастлива и радуйся каждому новому дню! Желаю, чтобы в твоем доме всегда звучал детский смех, а тучи обходили его стороной. Но если какая-нибудь все же набежит, пусть она принесет с собой лишь приятную прохладу и никогда не закрывает солнце!

– Лехаим, лехаим! – хором ответили гости.

– Спасибо, папа, – Майя сделала большой глоток вина. – Это замечательный тост! Надеюсь, все так и будет.

Она повернулась к Орену и шепнула ему на ухо:

– Вот что значит двадцать лет в журналистике.

– Цви, когда ты, наконец, напишешь роман? – Орен обвел гостей рукой. – Все уже устали ждать!

– Это точно, – подтвердила теща. – Дорогой, пора тебе всерьез браться за перо.

– Ну-у, – тесть повел плечом и отправил в рот кусок запеченной рыбы, – есть у меня пара задумок, но пока только на уровне идей. Не уверен, что кому-то они будут интересны.

– Ты недооцениваешь себя, – сказал Майин старший брат Идо, высокий крепкий парень с глазами цвета черного янтаря. – Я помню тот рассказ про Хагану. Он ничего.

– Ничего? – вскинулась Нурит, яркая шатенка, сидящая рядом с ним. – По-моему, очень сильная вещь!

Майя благодарно посмотрела на девушку.

– Ну а я что сказал?! – Идо растерянно пожал плечами.

– Ты сказал «ничего».

– Эта определенно нравится мне больше, чем та, что была до, – шепнула Майя.

Орен хмыкнул и согласно кивнул.

– Милая, я хочу сказать тост за твою семью, – Шира, школьная подруга Майи, постучала вилкой по бокалу, призывая всех к вниманию. – Вы с Ореном прекрасная пара. Держитесь друг друга. Пусть чувства, которые вас связывают, крепнут день ото дня!

– Спасибо, Шира, – Майя широко улыбнулась. – Будем работать над этим.

Орен осушил свой бокал и утащил со стола пару оливок.

– Кто-то обещал, что сам поведет машину, – сказала Майя, вопросительно глядя на мужа.

– Закажем такси.

Орен откинулся на спинку стула и сделал знак официанту у барной стойки. Тот подмигнул и в ту же секунду в ресторанчике потух свет.

Через мгновенье из комнаты для персонала вышел директор ресторана. Он нес большой поднос с тортом, уставленным горящими свечами. Гости хором запели «С днем рождения, Майя».

Сидящие поблизости посетители заулыбались.

Майя всплеснула руками и восхищенно посмотрела на Орена.

– Поздравляю, дорогая! – сказал он. – Хватит сил задуть с первого раза?

– Попробую. Если что, поможешь.

Майя набрала полные легкие воздуха и с силой подула на свечи. Помогать ей не пришлось.

Вечер пролетел незаметно. Несмотря на то что утром всем предстояло рано вставать, гости разошлись только к ночи.

Пока официант резал оставшийся торт и аккуратно раскладывал его по контейнерам (чтобы каждый мог взять с собой по куску), Орен пил крепкий молотый кофе и думал о том, что уже давно не видел жену такой раскованной и счастливой.

Уходя, Цви похлопал его по плечу:

– Молодец, сынок. Мы очень рады за вас.

– В выходные ждем на гриль, – сказала теща. – Цви купил какую-то новую жаровню, и ему не терпится накормить всех своими фирменными стейками.

– Вовсе не обязательно раскрывать всем мои секреты, – буркнул Цви.

С улицы донесся сигнал подъехавшего такси. Родители Майи поспешили к выходу.

– Спасибо за чудесный вечер, – сказала Майя, когда за столом не осталось никого, кроме нее и Орена. – Давно мы так не сидели.

На столе завибрировал мобильный телефон.

– О, это наш, – она приняла вызов и попросила таксиста подъехать ко входу.

* * *

Обходительный пожилой водитель вез их по узким улочкам старого города. Мимо проносились дома и парки, яркие вывески магазинов, шумные и многолюдные площади. В колонках чуть слышно играла какая-то ретроволна, вызывавшая в памяти кадры из старых черно-белых фильмов.

Несмотря на поздний час, людей в центре меньше не стало. Спешащих по делам менеджеров сменила праздношатающаяся молодежь, богема и люди творческих специальностей.

Устав разглядывать огни ночного города, Майя задремала. Орен обнял ее и подумал о том, что, если в этот час посмотреть на город с высоты птичьего полета, он, наверное, будет похож на огромную микросхему.

На очередном перекрестке радиоэфир наполнился помехами. Загорелся красный, и такси остановилось у светофора.

– Что за черт?! – возмутился водитель.

Он попробовал переключить приемник на другую волну, но и там вместо песни слышалось лишь шипение.

Несколько подростков перебежали дорогу. Прошла минута. Может, и больше, а зеленый все не включался.

Орен зевнул и потер глаза. От скуки он огляделся по сторонам и увидел, как на перекресток выехал большой грузовик.

Мощный свет фар скользнул по придорожным кустам, словно прожектор. На мгновенье Орену показалось, будто на обочине сидит тот самый золотистый ретривер.

Наконец включился зеленый. Водитель облегченно вздохнул и тронулся с места.

Орен обернулся, пытаясь понять, не привиделось ли ему, но тьма надежно укрыла придорожную насыпь. И он не увидел ничего, кроме дорожного знака, тающего в заднем стекле автомобиля.

* * *

– Все в порядке? – Майя взяла Орена под руку и уткнулась подбородком ему в плечо. – О чем задумался?

– Все отлично, – Орен нажал на кнопку нужного этажа, и лифт понес их наверх. – Просто немного устал.

Зайдя в квартиру, Майя, расспросила няню о том, как прошел вечер, не плакал ли ребенок, что ел. Та подробно ответила на вопросы, взяла деньги и тихо закрыла за собой дверь.

Майя чмокнула Орена в нос и зашла в ванную.

– Я быстро.

– О’кей. Сварю пока кофе.

– Няня сказала, что в холодильнике осталась лазанья, – сказала она из-за двери. – Разогрей, если хочешь.

– Нет, с меня на сегодня хватит.

Орен прошел на кухню. Взял турку. Покрутил ее в руках и вернул обратно на место.

Из ванной донесся шум льющейся воды.

– Да к черту. – Мужчина достал из шкафчика початую бутылку бурбона и плеснул немного напитка на дно низкого тяжелого бокала. Не раздумывая, залпом опрокинул в себя содержимое.

По телу мгновенно разлилось приятное тепло. Картинка с сидящим на обочине ретривером задрожала и истончилась.

«Наверное, просто показалось», – подумал Орен и налил еще.

Прихватив с собой бокал, он прошел в спальню и сел в кресло.

Мягкий свет ночника бросал на стены причудливые тени. Словно чьи-то изломанные руки тянулись к окну, за которым горел полный диск луны. Под армейской фотографией стояла одинокая фигурка бумажного журавля.

Орен отпил из бокала. Мысли унесли его в прошлое. В тот жаркий летний день, когда он выносил Дуду из зоны обстрела. Все остальные навсегда остались лежать там. У подножия зеленых ливанских гор. Их тела, вернее, то, что от них осталось, так и не вернули родным, несмотря на долгие переговоры и все усилия разведки.

Майя открыла дверь и вышла из ванной. Неровное пятно света легло на пол. Орен видел, как жена, напевая себе под нос какую-то мелодию, подошла к зеркалу, взяла расческу. Полностью привести волосы в порядок она не успела – раздался телефонный звонок.

Орен прислушался. Дурное предчувствие накатило, словно приступ тошноты, и застряло комом где-то посередине горла. Из коридора донеслись обрывки слов, но в глубине души Орен уже знал, и от этого осознания все его тело сковало холодом.

Закончив говорить, Майя положила трубку и какое-то время не трогалась с места. Потом медленно повернулась и посмотрела на мужа. Слов не понадобилось. Все и так читалось в ее глазах. Она прошла в комнату и села на кровать.

– Дуду…

Это прозвучало так тихо, будто она боялась спугнуть вьющихся возле светильника мотыльков.

* * *

– Когда человек хочет кричать и молчит, это и есть настоящий крик, – сказал Рахмиэль и взглянул на раскинувшееся до горизонта море.

Орен глубоко затянулся и стряхнул пепел.

– Кто это сказал?

– Один цадик.

– Похоже, понимал, о чем говорит.

Рахмиэль согласно кивнул.

По прибрежному шоссе проехал школьный автобус. Молодой раввин улыбнулся и помахал детям, прильнувшим к окну. В ответ те начали строить смешные рожи и показывать язык. Когда автобус скрылся из виду, Рахмиэль снял шляпу и положил ее на скамейку.

– Не думал, что еще увижу тебя.

Орен выпустил в воздух облако дыма.

– И я не думал, что позвоню.

– Ты так и не рассказал, чем закончилось.

– Да, – согласился Орен. – В то утро мы зашли глубоко в тыл и попали под обстрел. Радист, как и я, видел смерть всего отряда. В штабе потом объяснили, что Дуду не перенастроил рацию. Из-за этого мы и пропустили все предупреждения. Не знаю, понимал ли это Дуду, перед тем как словить пулю. Как бы там ни было, когда он наконец открыл глаза… это уже был не он. Диагноз я так и не запомнил. У мозгоправов, конечно, на все свое объяснение, но я думаю, он просто не смог простить себя.

По безлюдному побережью медленно проехался желтый трактор, который собирал разбросанный на пляже мусор. Купальный сезон подошел к концу, поэтому, по сравнению с жаркими летними днями, работы у водителя значительно поубавилось.

Рахмиэль молчал. То ли подбирал слова, то ли ждал, когда Орен выговорится. В высоком бирюзовом небе светило солнце. Его яркие лучи тонули в перистых облаках и окрашивали их в насыщенный сливочный цвет.

– Дуду сказал родителям, что пойдет в киоск, – продолжил Орен, – купить корм собаке. А на самом деле отправился на скоростную трассу. – Орен затушил сигарету. – По словам водителя грузовика, все произошло так внезапно, что он даже не успел нажать на тормоза.

Рахмиэль замолчал.

– Так ты был на похоронах? – спросил он после небольшой паузы.

– Приехал только после того, как все разошлись.

– Ясно.

Орен потер виски.

– Думаю, Дуду сделал это специально.

Раввин несогласно мотнул головой.

– Наверняка ты знать не можешь.

Орен сделал вид, что пропустил эти слова мимо ушей. Сунул руку в рюкзак. Достал бумажного журавля.

– Это тебе, – он передал раввину фигурку и поспешно поднялся со скамейки. – Спасибо, что нашел время.

– Постой, – остановил его Рахмиэль. – Может, поучимся как-нибудь?

Орен посмотрел на волны, накатывающие на огромные прибрежные камни, и спросил:

– А у того цадика, про которого ты говорил, много книг?

– У того ни одной.

– Почему?

– Такой уж был человек. Уничтожал свои записи. Утром пытался вместить все знания в одну страницу, а вечером понимал, что это невозможно.

Орен улыбнулся.

– Дуду бы он понравился.

Дождь в тутовой роще

В кабинете доктора Голдин работал кондиционер. После уличной жары здесь дышалось легко и свободно. Солнце почти не проникало внутрь. Плотные рулонные шторы задерживали его свет и отгораживали кабинет от остального мира.

Марк слушал доктора и разглядывал висящие на стене фотографии. При взгляде на пустынные морские пейзажи мужчине начинало казаться, что еще немного – и легкий морской бриз коснется кожи, а из-за гигантских, обкатанных водой валунов покажется парус рыбацкой лодки.

– Регине необходим покой, – сказала доктор Голдин. – Старайтесь избегать любых стрессовых ситуаций. Будет лучше, если вы переберетесь подальше от городской суеты. В тихое место, где она сможет больше бывать на воздухе.

– Мы думали об этом, – Марк отвлекся от фотографий. – Даже объездили несколько мошавов на севере, но пока ничего не нашли. Я сильно привязан к работе, а эти поездки… Просто не знаю…

– Решать, конечно, вам. – Доктор взяла с рабочего стола несколько альбомных листов и протянула их Марку. – Вот рисунки Регины за последнее время. Посмотрите. О чем они говорят вам?

Мужчина приподнялся со стула.

– Ну-у, – он пожал плечами, – на них почти нет светлых тонов.

Доктор Голдин покачала головой. В уголках ее темно-оливковых глаз появилась сетка морщинок.

– По рисункам гораздо легче судить о состоянии человека, чем по письму. Независимо от себя мы выбираем те цвета, которые больше всего соответствуют нашему внутреннему состоянию. Этот признак никогда не обманывает.

Марк вздохнул и вернул рисунки на стол.

– Регина – очень талантливый ребенок, – продолжила доктор. – У нее большой шанс адаптироваться, но для выздоровления необходимо проделать огромную работу. От вас требуется максимум терпения и понимания.

– Мы стараемся…

– Не думали завести домашнее животное? Собаку или, может быть, кошку?

– Это имеет значение? – удивился Марк.

– Просто ответьте.

– Нет. Хозяин квартиры категорически против.

Доктор кивнула и записала что-то в медицинскую карту.

– Слышали про пет-терапию?

– Нет, – честно признался Марк.

– Это обобщенное название методов лечения с помощью домашних животных. Помогает при различных нарушениях мозговой деятельности, в том числе и при аутизме, – женщина поправила очки. – Мало кто может объяснить, как точно это работает, но практически все исследователи сходятся в одном – постоянное общение с животными значительно снижает уровень тревожности у пациентов.

– То есть вы предлагаете нам завести собаку?

– Хотя бы постарайтесь чаще ходить с Региной в зоопарк. Есть так называемые контактные зоопарки. Там позволяют гладить и кормить животных.

– Попробуем что-то найти.

– Жду Регину через неделю, – психолог выписала рецепт и протянула Марку. – Не забывайте про лекарства.

– Спасибо. – Марк поднялся со стула и положил рецепт в карман рубашки.

Уже в дверях доктор окликнула его:

– И еще одно.

– Да?

– Не давите на нее.

Марк кивнул.

– Конечно.

– Уверена, однажды Регина заговорит. Просто позвольте времени сделать свою работу.

* * *

По извилистому шоссе ехал старый, груженный чемоданами универсал. За рулем сидел Марк. Мимо изредка проносились встречные машины. Навигатор, закрепленный над панелью приборов, показывал, что до места назначения осталось чуть менее получаса.

Вдалеке, у самого горизонта, возвышались живописные, поросшие соснами горы. Низкие чернильные тучи цеплялись за их вершины и накрывали долину густой тенью. Из пустынных ущелий поднимался туман. Воздух пах приближающейся грозой.

Рядом с Марком сидела его жена Лея – стройная молодая женщина, одетая в темные зауженные джинсы и просторную майку. Вокруг талии серая толстовка с капюшоном, а на ногах разношенные кроссовки. Немного великоватые, но – «специально для вылазок загород, чтобы можно было надеть на теплый носок». Густые темно-каштановые волосы женщины аккуратно собраны в хвост. Усталые глаза, цвета молодой пшеницы, опущены вниз. На коленях Лея держала новенький ридер в стильном замшевом чехле. При резких подъемах или на крутых поворотах она отрывалась от дисплея и переводила взгляд на окно.

Сзади устроилась девочка лет десяти. Легкий летний сарафан еле держался на ее худых угловатых плечах. На лице, вокруг пронзительных голубых глаз, пламенела россыпь веснушек. Непослушные рыжие волосы стягивал простой пластмассовый ободок. В руках девочка держала потрепанного плюшевого зайца.

Незнакомый маршрут заставлял ее волноваться. Она тревожно озиралась по сторонам и быстро раскачивалась взад-вперед. Иногда, устав от скрипа, Лея оборачивалась назад, гладила дочь по голове и говорила:

– Потерпи, Регина. Осталось чуть-чуть.

На одном из поворотов девочка достала из рюкзака блокнот и принялась что-то писать. Закончив, Регина протянула блокнот Лее.

Женщина пробежала взглядом по строкам и прочла вслух:

– Ронни говорит, что устал. Его тошнит. Он хочет домой.

– Скажи Ронни, чтобы не капризничал, – Марк посмотрел в зеркало заднего вида. – Он же вольный заяц, а не изнеженный домашний кролик.

– Но если ему станет совсем уж невмоготу, мы остановимся и немного подышим, – сказала Лея и вопросительно посмотрела на мужа. – Правда ведь, папа?!

– Конечно, – ответил Марк. – Только тогда я потеряю всякое уважение к этому лопоухому.

Девочка нахмурилась и прижала зайца к груди. Марк подмигнул жене. Женщина чуть заметно улыбнулась и подперла подбородок рукой.

Через какое-то время универсал свернул с основного шоссе на второстепенную дорогу, проложенную через лес гигантских фикусов. С их мощных ветвей к земле тянулись длинные перекрученные лианы. Достигая почвы, они укоренялись и превращались в новые стволы.

Регина перестала раскачиваться и уставилась в окно. Вскоре они проехали увитую плющом арку, означающую въезд в поселок.

– Охраны нет? – удивилась Лея.

– А кого тут бояться? – спросил Марк. Он отключил навигатор и сунул его в бардачок. – Кабанов? Шакалов?

Женщина отстегнула ремень безопасности.

– И все же странно.

Из-за стены деревьев показались крыши частных домов. Асфальт под колесами сменился тротуарной плиткой. Вдоль обочины замелькали разросшиеся кусты бугенвиллей и роз. Терпкий дурманящий аромат наполнил салон. Через несколько минут машина остановилась у небольшого, окруженного широким участком земли коттеджа.

– Приехали, – сказал Марк и заглушил мотор.

* * *

Регина проворно открыла пассажирскую дверь и первая подбежала к дому. Девочка посадила зайца на подоконник, уткнулась носом в окно и принялась рассматривать интерьер просторной современной кухни.

– Ого! Даже лучше, чем на фотках, – Лея восхищенно оглядела коттедж.

– Рад, что тебе нравится, – сказал Марк. – Хозяин работает в заповеднике Хула. Изучает перелетных птиц, – мужчина отстегнул ремень. – Ему, в общем, фиолетово, останемся мы на неделю или на месяц. Оплата по факту.

– То есть сколько проживем, столько и заплатим?

– Вроде того. Есть небольшой аванс, но в целом – так.

– Звучит заманчиво, – Лея выключила ридер и вышла из машины. – Вау, а воздух-то какой!

– Представляешь, раньше на этом месте было болото, – сказал Марк. Он поставил машину на ручной тормоз и тоже выбрался из салона.

– Не может быть, – женщина недоверчиво посмотрела на мужа.

– Всего каких-то пятьдесят лет назад.

Лея отвязала толстовку и накинула ее на плечи.

– А прохладно.

– Да. Не Эйлат. – Марк подошел к багажнику и принялся доставать оттуда бумажные пакеты с продуктами. – Зимой бывает и снег.

Лея поежилась.

– Непривычно как-то… Для наших-то палестин.

– В доме даже есть старая чугунная печь. – Марк взял несколько пакетов и направился ко входу.

– Буржуйка, что ли?

– Ага. Настоящий раритет.

Лея покачала головой и вытащила из багажника большую спортивную сумку.

– Не надрывайся, – крикнул ей Марк. – Сам перетащу.

– Да ладно, – не послушалась Лея. – Здесь только белье. – Она накинула сумку на плечо и подняла взгляд на поднимавшиеся из-за гор тучи. – Кажется, будет дождь.

– Ну и отлично. Вот и испытаем буржуйку.

Лея улыбнулась и поспешила к дому.

– Регина, иди к нам, – позвала она. – Посмотрим, что там внутри.

Дверь открылась не сразу. Марку удалось справиться с ней только со второй попытки.

– Забыл, что нужно немного надавить плечом, – объяснил он, пропуская семью внутрь.

В доме уютно пахло книгами. Вдоль стен стояли массивные стеллажи, заставленные томами по орнитологии. На свободных от книг полках хозяин аккуратно расставил простые деревянные рамки с рисунками и фотографиями редких птиц Галилеи.

Марк и Лея прошли на кухню. Включили свет. Мужчина поставил пакеты на широкую столешницу и приоткрыл окно. Регина немного покрутилась возле стеллажей, а потом забежала в салон и взобралась на кожаный диван – старый и потертый, словно видавший виды дорожный саквояж. Зайца она посадила рядом с собой.

– Как тебе дом? – спросил Марк, разбирая пакеты.

– Ну-у… – Лея на секунду задумалась. – Очень атмосферный.

– Это хорошо или плохо?

– Мне нравится.

– Отлично, – просиял Марк. – Сварю-ка я кофе.

Пока он возился с туркой, Лея сняла с крючка разделочную доску и положила на нее хрустящий багет. Кухня тут же наполнилась приятным запахом хлеба. Нарезав бутерброды, женщина быстро помыла овощи и сделала салат. Они отнесли еду в салон и уселись рядом с Региной.

– Поешь что-нибудь, – Лея придвинула дочери тарелку. – Вот бутерброд с туной, вот с сыром.

Регина выбрала с сыром и нехотя откусила кусок. Марк поставил перед женой чашку кофе, а дочери налил сок.

– Твой любимый, – пояснил он. – Вишневый.

Сок девочка выпила.

– Никогда бы не подумала, что в Израиле есть что-то подобное, – Лея хрустнула яблоком и указала пальцем на темневшую в углу печку. – Представляешь, письмо в Россию: «На улице холод. Отогреваемся у буржуйки, но дрова на исходе».

– Подумают, чокнулись, – хмыкнул Марк.

Лея обернулась к дочери и принялась укладывать ей волосы.

– Ну, а ты что скажешь, малыш? Тебе здесь нравится?

Регина посмотрела на мать и жестом объяснила, что ей нужен блокнот. Марк сходил к машине и через минуту вернулся с рюкзаком. Регина тут же достала блокнот и, перелистнув страницу, написала:

– У Ронни здесь нет друзей.

– Может, стоит осмотреться повнимательнее? – предложил Марк. – Вдруг найдется кто-то подходящий?

Лея удивленно посмотрела на мужа.

– Ты, кстати, не знаешь, – спросил он, – ладят ли зайцы с котами?

– С котами?! – по лицу Леи пробежала улыбка.

– Да, – Марк поднялся с дивана и подошел к раздвижной стеклянной двери, ведущей на веранду. – Например, с рыжими?

– Насчет рыжих точно сказать не могу, – женщина почесала кончик носа. – Но вот с черными… – она серьезно посмотрела на дочь. – Думаю, точно нет.

Регина согласно закивала.

Марк распахнул дверь и вышел на веранду. Свежий, настоянный на ароматах трав воздух ворвался в комнату. Мужчина облокотился на перила и огляделся.

– Кс-кс-кс… – позвал он.

Из-за раскидистых кустов олеандра тотчас показалась рыжая, как опавший кленовый лист, кошачья морда. Мужчина поманил кота снова. Тот послушно подбежал ближе и заинтересованно заглянул в комнату.

– Знакомьтесь, – сказал Марк. – Мордехай. Временно управляющий домом.

– Мордехай? – переспросила Лея.

– Для своих – Мотя. Но это только после миски молока.

Кот мяукнул и прошмыгнул внутрь.

– После сосиски готов отзываться на Мотьку, – пояснил Марк.

– Ага, – сказала Лея. – А как же он тут один?

– Он не один. У него соседи добросердечные есть.

Мордехай вальяжно прошелся по ковру, запрыгнул на диван и по-свойски уселся рядом с Региной. Глаза девочки расширились от изумления. Она улыбнулась и осторожно положила руку на голову кота. Тот довольно замурлыкал, позволяя себя погладить, и повернул нос в сторону тарелки с бутербродами.

* * *

Тяжелые капли дождя ударили по крыше. Воздух наполнился водяной взвесью и запахом озона. Темные небеса озарились вспышкой. Через несколько мгновений за горами громыхнуло так, что у некоторых припаркованных в мошаве машин сработала сигнализация.

– Ничего себе, – сказала Лея, выпуская изо рта облако сигаретного дыма.

Марк посмотрел на небо и поежился.

Они сидели на веранде и наслаждались видом разросшейся тутовой рощи. На маленьком раскладном столике стояла миска, полная белых, приятно пахнущих ягод.

Начало смеркаться. В окнах соседних домов загорелись огни.

– Ливень в горах… Чем не начало для хокку? – сказал Марк и посильнее укутался в плед. – Вспомнить бы хоть одно.

Новый раскат грома вновь сотряс землю. Лея отогнала от миски осу и опасливо оглянулась на раздвинутую дверь.

– Надеюсь, этот грохот не разбудит Регину, – сказала она.

– По-моему, она так устала, что спит без задних ног.

Женщина положила в рот несколько ягод.

– Не знала, что у нас растет тутовник.

– Его еще шелковицей называют, – сказал Марк. – Только здесь он белый, а в Украине или на юге России черный, как ежевика.

– Думаешь, все это, – женщина обвела вокруг рукой, – ей поможет?

– Что «это»?

– Ну, природа. Общение с животными. Как там это по-научному?

– Пет-терапия, – ответил Марк.

– Точно.

Марк пожал плечами.

– Не знаю. Давно она у тебя засыпала без колыбельных, мультиков, сказок на ночь?

– Давно, – ответила Лея.

– Так разве это того не стоило? – Марк кивнул в сторону дивана, на котором в обнимку с котом спала Регина.

Лея затушила сигарету и поцеловала его.

– Стоило, конечно. Ты молодец. Я невозможная пессимистка.

– Не такая уж и невозможная, – сказал Марк и чмокнул жену в щеку. – Идем-ка в дом.

Они прикрыли за собой дверь и зашли в салон. За огнеупорным стеклом буржуйки уютно потрескивали дрова. На поверхности печи стоял старый железный чайник с горячей водой. Из его изогнутого носика поднималась тонкая струя пара.

– Чай? – шепотом спросил Марк.

– Кажется, мы брали мерло? – вспомнила Лея. – Может, отметим переезд?

– Хорошая идея.

Марк ушел на кухню, а Лея забралась в кресло-качалку и протянула к огню озябшие руки. Дождь припустил. Его косые струи били по земле с такой силой, что казалось, будто он нацелен полностью смыть мошав с древних галилейских холмов.

При каждом раскате грома женщина взволнованно всматривалась в лицо ребенка, но девочка спала на удивление крепко. Шум ее нисколько не тревожил.

Вернулся Марк. Он сел на ковер и протянул жене бокал вина:

– За нас.

– Лехаим, – ответила Лея и сделала маленький глоток. – О, неплохо. Приятное. Где делают?

– В Кацрине, – ответил Марк и подбросил в печку несколько поленьев. – Это на самой границе.

– Никогда не была, – Лея откинулась на спинку кресла.

– Может, мне поговорить с шефом? – Марк отпил из бокала. – Пусть переведет меня на удаленный график. Буду приезжать на планерки и совещания. Какая разница, где бить по клавишам?

– Насколько я помню, ваш последний разговор на эту тему окончился ничем.

– Но сейчас я могу принести рекомендации от доктора Голдин. Заключение медицинской комиссии. Справки.

– Закинь удочки. Может, и сработает.

– Здесь есть конюшня. Регина бы научилась управляться с лошадьми.

Девочка всхлипнула и повернулась на другой бок.

– Тише, – Лея приложила к губам указательный палец. – Не разбуди ее.

– Может, пойдем в комнату? – предложил Марк.

Лея кивнула и встала с кресла. Стараясь не шуметь, она на цыпочках подошла к дивану и поправила укрывавший Регину плед.

По лицу ребенка пробежала тень. Девочка вздрогнула и открыла глаза. Потревоженный кот недовольно мяукнул и спрыгнул на пол.

– Тихо, милая, тихо, – Лея присела на край дивана и погладила дочь по голове.

Регина вытащила из-под подушки блокнот и написала:

– Музыка! Ронни говорит, она повсюду!

Марк поцеловал дочку в лоб и сказал:

– Тебе приснилось. Никакой музыки здесь не звучит.

– Послушайте, какая она красивая! Неужели вы не слышите?

– Спи, родная, – прошептала Лея. – Это просто дождь.

Девочка тяжело вздохнула и поджала губы. Она прижала зайца к груди и снова легла на подушку.

Марк попытался вернуть Мордехая на диван, но тот вырвался и убежал на кухню.

– Вот засранец, – прошептал мужчина. – Попросишь теперь молока.

Какое-то время Регина хмуро смотрела в потолок, но потом ее глаза начали слипаться. Она задышала ровнее и отвернулась к стене. Убедившись, что ребенок спит, взрослые прихватили бокалы и тихо вышли из салона.

* * *

На мошав тихо опустилась ночь. Марк лежал в кровати и слушал песню дождя. В ней далеким эхом отзывался шепот множества нерассказанных историй, полунамеков и забытых тайн. Потоки воды размыли границы между сном и реальностью и оживили таящиеся во мраке тени. В полудреме Марку казалось, что дом – это корабль, который плывет по темному неизведанному океану, а где-то в глубине притаились уродливые рыбы-удильщики с холодными выпученными глазами.

Словно безмолвные призраки прошлого, эти создания следовали за домом и всматривались в толщу воды – услышит ли человек наверху отголоски их рассказов? Первые из них слагались во времена, когда по земле еще ходили великаны, а человеческая жизнь длилась так долго, что люди сбивались со счета. Тысячелетия сменяли друг друга, цивилизации обращались в прах, а удильщики бережно хранили древние мифы. Но сейчас терпение рыбин иссякало – они желали лишь одного: чтобы быстрее нашелся тот, кто наконец сможет выслушать.

Марк отвернулся от окна и попытался разогнать остатки сна, но навязчивый образ морских чудищ никак не выходил из головы. Лея давно спала. На полу среди разбросанной одежды стояли недопитые бокалы и пустая бутылка мерло.

Мужчина откинул одеяло и встал с кровати. Боясь разбудить жену, не стал включать ночник. Хватало и света уличного фонаря, проникающего в комнату через незанавешенное окно. Придерживая скрипящую ручку, Марк тихо вышел в коридор.

Дом говорил с ним, но этот язык оказался совсем не похож на привычный городской шум. Вот ветка, словно крадущийся вор, тихо проскребла по черепичной крыше. Ветер под окном вздохнул горестно – вспомнил о давней утрате, которую, сколько ни плачь, уже не вернешь. Бурлящий в водостоке поток, словно кровь из перерезанной артерии, с шумом выплескивался на землю. А земля все пила, давясь и хмелея, срыгивая глинистыми лужами.

Откуда-то дул сквозняк. Из-за него кафель в коридоре стал почти ледяным…

Марк быстро прошел в туалет и включил свет. Тьма с недовольным шепотом откатилась по углам, но неясное предчувствие чего-то так и не исчезло.

Мужчина помочился и спустил за собой воду. Взглянул в зеркало.

Лицо помятое и усталое. Правый глаз красный. Видимо, лопнул сосуд. Во рту кисло от выпитого.

Марк выдавил на щетку несколько горошин пасты и тщательно почистил зубы.

«Так-то лучше», – подумал он и закрыл кран.

В коридоре, уже у самой двери, что-то заставило его остановиться. Он повернул голову в сторону салона и прислушался – ничего. Все тихо. Скребущая по крыше ветка издала высокий пугающий звук и затихла.

Марк почувствовал, как по спине пробежал холодок. Подсознание уже знало причину, но разум согласился принять ее лишь сейчас.

«Тишина, – подумал мужчина. – С ней что-то не так. Я не слышу, как дышит Регина».

Марк решительно прошел в салон. Печка давно прогорела. Комнату освещал лишь слабый свет торшера. Ветер, врывавшийся сквозь открытую дверь, запутался в занавеске и, пытаясь выбраться, трепал ее из стороны в сторону.

На пустом диване сидел одинокий игрушечный заяц. Скомканный плед лежал на полу.

* * *

– Во сколько вы легли спать? – спросил полицейский. – Важно установить точное время, чтобы понять, как далеко Регина могла уйти.

Часы на кухне показывали половину третьего. Дождь все не прекращался. Мужчина отпил маленький глоток кофе и вернул чашку на стол. В жестах полицейского читались спокойствие и уверенность. На вид ему было лет сорок с небольшим.

– Что значит «уйти»? – возмутилась Лея. – Регина не могла никуда уйти. Дочь всегда старается быть рядом с кем-то из нас. В незнакомом месте она начинает испытывать панику, если не держит меня за руку.

– Послушай, Габи… – Марк сверился с именной табличкой на куртке полицейского, – ты должен понять: наша дочь особенная.

Лея бросила на мужа испепеляющий взгляд.

– Я хотел сказать, Регина не обычный ребенок. Не такая, как все дети. Для нее выйти одной на улицу в темноте, да еще и в незнакомом районе – это все равно что для тебя прыгнуть со скалы. Ничто не заставило бы ее сделать это, – Марк почесал в затылке. – Позвони психологу Регины – доктору Голдин. Она подтвердит.

Габи кивнул и сделал пометку в записной книжке.

Марк продолжил:

– Но лучше не трать время и сразу исключи версию, что Регина ушла сама. Это просто невозможно. Тем более без этой игрушки, – мужчина указал на зайца. – Ронни для нее вроде второго «я».

– Я поговорю с доктором, как выйду от вас, – сказал Габи. – А пока скажите, во что Регина была одета?

– В обычную пижаму, – ответил Марк.

– Какого цвета?

– Серую. С белыми ромашками.

– У девочки есть особенные приметы?

– Шрам после удаления аппендицита.

– Хорошо, – Габи перелистнул страницу.

– Рядом с поселением есть арабские деревни? – внезапно спросила Лея.

Полицейский отвлекся от записей и перевел на нее взгляд.

– Километрах в пяти, – ответил он.

Лея схватилась за голову.

– Я говорила тебе насчет охраны! – прокричала она, глядя на мужа. – Почему ты меня не послушал?!

Марк попытался обнять ее, но женщина отпрянула назад и оттолкнула протянутую к ней руку.

– Дорогая, успокойся, – сказал Марк. – С Региной все будет хорошо. В большинстве поселений нет никакой охраны. Мы же не на территориях.

Лея прислонилась к плите и прикусила кулак. По ее раскрасневшимся щекам потекли слезы.

– Послушайте, – полицейский сделал доверительный жест ладонью. – Я более пяти лет работаю на данном участке. За это время у нас не случалось инцидентов с арабами.

Плечи Леи содрогнулись от плача. Марк сжал скулы и опустил взгляд в пол.

– Если в дом пробрался террорист, – предположил Габи, – то почему он оставил вас в живых? Его задача – убивать. Он бы не остановился, учитывая, что вы спали и не могли оказать сопротивления.

В комнате воцарилась тишина. Трясущимися руками Лея пошарила в карманах и достала сигарету. Марк протянул жене зажигалку. Женщина прикурила и вытерла слезы.

– Вы не настолько зажиточны, чтобы речь шла о похищении ради выкупа, – продолжил Габи. – Поэтому я почти уверен, что девочка найдется. Лучше подумайте, не замечали ли вы чего-то странного в поведении Регины?

За оком сверкнула молния. Через несколько мгновений горы сотряс мощный раскат грома. Полицейский достал из кармана одноразовые салфетки и высморкался.

– Чертов дождь. Только неделю назад пропил антибиотики.

* * *

– Габи сказал, что сразу после нашего звонка его коллеги обследовали поселок и опросили жителей, – сказал Марк, когда полицейский ушел. – Никто не видел никаких подозрительных незнакомцев.

Лея держала в руках чашку остывшего чая и молча смотрела в одну точку. Голос мужа казался ей отзвуками эха, с трудом пробивавшегося сквозь невидимую преграду. Женщина слышала, о чем Марк говорит, но связать слова воедино у нее не получалось.

– В течение ближайшего часа доставят специально обученных собак, – продолжил Марк. – Они наверняка возьмут след. – Мужчина с тоской посмотрел в окно. – Только бы дождь им не помешал.

Лея помассировала лоб и спросила:

– Что говорит доктор Голдин?

– Телефон не отвечает, – Марк развел руками. – Она предупреждала, что в ближайшие дни будет на конференции в Европе. Я отправил мейл, но сейчас четыре утра. Плюс разница во времени.

Лея плотнее запахнула халат и отвернулась к стене.

– Послушай, блокнот тоже исчез, – сказал Марк. – Возможно, Габи прав. Регина ушла сама.

– Или что-то заставило ее уйти, – чуть слышно сказала Лея.

– О чем ты? – спросил Марк. – Что могло ее заставить?

– Я не знаю! – неожиданно резко выкрикнула Лея. Женщина развернулась на стуле и пристально посмотрела на мужа. В ее расширенных глазах заплясали дикие огоньки. Она вся пришла в какое-то болезненное возбуждение. Этот внезапный контраст с отчужденностью был столь ярок, что кожа у Марка покрылась мурашками. – Регина никогда бы не ушла сама! Не смей так больше говорить!

Лея схватила лежащую на столе пачку, вытащила из нее помятую сигарету и, прокрутив несколько раз колесико зажигалки, закурила.

Марк хотел что-то сказать, но промолчал. Вместо этого он сходил в комнату и принес телефон жены. Мужчина положил его рядом с пепельницей и сказал:

– Включу дальний свет и медленно поеду вдоль шоссе.

Лея оставила его слова без ответа.

– Буду звонить каждые полчаса. Держи телефон рядом.

В повисшей тишине слышался только шум дождя и то, как с легким шипением тлеет сигарета.

* * *

В отсыревшем салоне пахло дешевым лимонным ароматизатором. Двигатель зачихал и завелся только с третьей попытки.

Марк включил обогрев и откинулся на спинку сиденья. События последних часов мелькали в его голове, как кадры старого кинофильма. Прокручивая их снова и снова, он никак не мог поверить в реальность происходящего. Казалось, будто все это дурной сон, и чем сильнее Марк пытался проснуться, тем сильнее вяз в липком холодном ужасе.

Мужчина потер глаза. С водительского сиденья хорошо просматривалось кухонное окно.

Лея неподвижно сидела за столом. Длинный столбик пепла от ее сигареты упал на скатерть, но женщина не заметила этого. Марк покачал головой и выехал со двора.

По лобовому стеклу заскользили дворники. Мошав глубоко спал. Лес фикусов, поражавший воображение днем, теперь казался декорацией к старому готическому роману. Испугавшись отблесков фар, с крон деревьев сорвалась стая птиц, а может, летучих мышей – в темноте было не разобрать.

У выезда из поселка стоял полицейский джип. Марк притормозил рядом с ним.

В машине сидела молодая эфиопка (именной бейдж на нагрудном кармане сообщал, что девушку зовут Эсти). Она переговаривалась с кем-то по рации. Увидев Марка, девушка приоткрыла окно и сказала:

– Ты отец пропавшей девочки?

– Да, это я.

– Габи дал мне номер твоей машины, – сказала Эсти. – Он сказал, тебе лучше остаться дома.

– Я не могу сидеть на месте, – ответил Марк. – Мне необходимо что-то делать.

Рация зашипела. В динамике прозвучало какое-то сообщение.

– С минуты на минуту прибудут кинологи, – сказала девушка. – Ты можешь понадобиться здесь.

– Посмотри, какой ливень! – Марк поднял ладонь к небу. – Он наверняка смыл все следы.

– И все же имеет смысл подождать.

– А что если в этот самый момент Регина нуждается в моей помощи?

Марк старался держать себя в руках, но унять дрожь в голосе ему так и не удалось.

Эсти замолчала и смерила его оценивающим взглядом.

– У тебя что, есть основания удерживать меня? – спросил Марк.

– Нет. Ты ведь не подозреваемый.

– Тогда я поехал.

– Если Габи спросит, скажешь, что я пыталась тебя остановить?

– Да. Не волнуйся.

– Ладно. Будь осторожен. Дорога очень скользкая.

Марк благодарно кивнул и включил переднюю передачу. Эсти вернулась к рации и что-то сказала в микрофон. Динамик вновь зашипел.

– Они опросили продавцов в придорожных киосках и на заправках, – сообщила она. – Регину никто не видел.

– Спасибо, – сказал Марк. – Ты поймешь меня, когда станешь мамой.

Девушка натужно улыбнулась.

– Твоя дочь обязательно найдется.

– Конечно.

Марк закрыл окно и объехал полицейскую машину. Через несколько минут он добрался до съезда на шоссе. Мужчина включил навигатор и после короткого раздумья выбрал направление, обратное тому, которым приехал в поселок.

Двигатель перестал урчать и заработал ровнее. Салон наконец прогрелся. С окон исчез конденсат.

Марк уменьшил мощность обогревателя и включил дальний свет. Мощные лампы значительно увеличили обзор трассы. Теперь разметка и придорожная насыпь просматривались без труда. При желании, можно было даже разглядеть старые объявления на фонарных столбах.

Чтобы не мешать редким проезжающим машинам, Марк включил аварийные огни. У него не было никакого плана действий или четко разработанного маршрута. Он просто медленно двигался вдоль обочины, повинуясь своему внутреннему голосу и надеясь на то, что эта ужасная ночь скоро закончится. Регина найдется где-нибудь рядом с домом, и окажется, что она просто хотела разыграть родителей, а потом уснула в каком-нибудь заброшенном деревенском сарае. А может, хозяйский кот просто захотел в туалет и начал мяукать, разбудил Регину, а она открыла ему дверь и испугалась отпускать одного. Кот убежал, а девочка отправилась его искать.

Никто не станет наказывать ее или ругать, но раздвижные окна в детской комнате теперь всегда будут под замком. Лея придет в себя и обо всем забудет. Жизнь наладится, и все будет как прежде. Они вернутся в город и будут вспоминать эту историю со смехом.

Занятый этими мыслями, Марк не заметил, как отъехал достаточно далеко от поселка. Через какое-то время он понял, что вряд ли ребенок мог самостоятельно уйти дальше. Если, конечно, не рассматривать других версий. Тех, о которых он запрещал себе думать. Несмотря ни на что, мысли о чем-то непоправимом все же просачивались сквозь выстроенную им плотину и отравляли его душу отчаянием.

В один из таких моментов Марк почувствовал, что просто не может дальше управлять машиной. Руки начинали трястись, а на лбу выступил холодный пот. Мужчина остановил универсал у обочины.

Из горла вырвался сдавленный звук – не то кашель, не то крик. Марк открыл окно и, словно выброшенная на берег рыба, начал судорожно глотать воздух. «Пожалуйста, найдись, – повторял он про себя. – Только найдись».

На сиденье завибрировал телефон. Звонил Габи. Марк резко схватил трубку.

– Вы что-то нашли? – прокричал он в динамик.

– Собаки прочесали поселок, – сухо сказал полицейский. – Ты оказался прав. Дождь сбил их с толку. Они покружили по окрестным полям и потеряли след.

Марк замолчал и закрыл глаза.

– Возвращайся домой. Как рассветет, у нас будет больше шансов, – голос Габи звучал откуда-то издалека.

– Я не могу вернуться ни с чем…

– Послушай, ты нужен жене. Сейчас вам лучше быть вместе. Мы делаем все, что в наших силах. Просто приходи домой и будь с ней.

– Спасибо, – ответил Марк.

Он сунул телефон в карман и постучал пальцами по рулю. Некоторое время мужчина неподвижно сидел на месте, а потом заглушил двигатель и вышел из машины. Дождь моментально намочил его волосы и одежду, но Марк даже не почувствовал этого. Он сел на капот и подставил лицо льющейся с неба воде.

Вокруг глаз быстро скопились лужицы. Наполнившись до краев, они тонким потоком заструились по щекам. Марк открыл рот и проглотил несколько капель. На вкус они были как талая вода от ледяных кубиков для коктейлей.

Где-то высоко над его головой клубились тяжелые фиолетовые тучи.

– Забери все, что хочешь, только верни ее, – сказал Марк.

Ветер подхватил слова его короткой молитвы и унес их в вышину. Несколько мгновений небо безмолвствовало, а потом ответило глухим раскатом грома.

Марк встал на ноги и, пошатываясь, побрел обратно в сторону поселка. Машина так и осталась на обочине.

Ботинки тонули в размокшей грязи, но он почти не замечал этого. На плечи навалилась какая-то неимоверная усталость. Такая, которую Марк никогда раньше не чувствовал. Мысли стали медленными и неповоротливыми. Больше всего ему хотелось остановиться, упасть на землю и заснуть. Он с трудом удерживал себя, не понимая, зачем нужно противиться этому желанию.

Через некоторое время дождь начал слабеть. Почти у самого мошава Марк поднял взгляд на горы и заметил, как посветлело небо. Первый солнечный луч коснулся облаков, и в мир пришел новый день. Умытый ночным дождем, он легким ветром коснулся полей и раскрывшихся листьев. Марк впустил этот день в себя и почувствовал, как усталость начинает уходить.

За очередным поворотом его внимание привлек какой-то предмет, лежащий на дне водосточной канавы.

Повинуясь внезапному порыву, Марк спустился с насыпи, чтобы лучше рассмотреть находку. Сердца несмело коснулась надежда. Он опустил руку в воду и извлек из нее размокший блокнот. Несмотря на то, что большую часть надписей и рисунков размыло, Марк сразу узнал знакомый почерк.

* * *

Собаки так ничего и не нашли. Около часа они рыскали возле канавы, где Марк обнаружил блокнот, а потом беспомощно уставились на хозяев и поджали хвосты.

Руководитель отряда кинологов, высокий парень с короткой армейской стрижкой, подошел к Габи, что-то прошептал ему на ухо. Полицейский помрачнел и разочаровано покачал головой.

Дождь закончился. Небо посветлело и расчистилось от туч. Вышедшее из-за гор солнце подсушило лужи и быстро прогрело воздух. Ласточки и стрижи, обрадованные кружившимися над землей мушками, порхали в воздухе и оглашали округу громким трескучим щебетом.

Чуть поодаль от оперативников стоял Марк. Кто-то из полицейских принес ему бумажный стакан с кофе. Мужчина пил его небольшими глотками, совершенно не чувствуя вкуса. Странно, но, несмотря на бессонную ночь, усталости не чувствовалось. И навалившаяся перед рассветом тяжесть тоже ушла. Хотя, возможно, все дело было в адреналине.

– Ты молодец, – сказала подошедшая Эсти. В ее темных глазах притаилась печаль. Марк почему-то подумал, что в этот момент она похожа на испуганную косулю, заметившую спрятавшегося в траве хищника. – Это ничего, что собаки не взяли след. Блокнот все равно поможет в поисках.

Марк молча кивнул.

– Хочешь перекусить? – девушка поправила длинные волосы. – У меня осталось несколько сэндвичей.

– Нет, спасибо.

– Может, яблоко?

Марк устало посмотрел на девушку.

– Ты, случайно, не куришь?

– Нет. Бросила.

– Молодец. Я тоже.

Габи подписал какой-то лист, протянутый ему кинологом, и направился к Марку.

– Лучше вернусь к работе, – сказала Эсти. – Не хочу попасть ему под горячую руку.

– Угу, – Марк глотнул кофе и поморщился – напиток заметно горчил, но почувствовать это получилось только теперь.

– Собак, похоже, придется отпустить, – начал Габи. – А криминалист, – полицейский кивнул в сторону огороженного лентой участка, внутри которого работал человек в защитном костюме, – еще покопается.

– Что он говорит? Есть предположения?

– Ну, – Габи задумчиво почесал подбородок, – первые результаты будут только через несколько часов. А пока могу сказать, что следов крови не обнаружено. Судя по всему, Регина прошла здесь одна.

– Ясно, – сказал Марк.

– Скажи мне, – Габи встал так, чтобы солнце не слепило, – у Регины не наблюдалось лунатизма или… чего-то похожего?

– Нет, – мужчина отрицательно помотал головой. – Не помню ничего такого.

– Может, вы ее вчера наказали?

– Нет, мы ведь только приехали. И хотели, чтобы у нее были лишь положительные эмоции от переезда.

Полицейский шмыгнул носом.

– То есть она не могла обидеться и уйти из дома в отместку?

– Регина весь вечер играла с котом, а как зарядил ливень, уснула вместе с ним на диване.

Какой-то миг Габи не сводил взгляда с дороги, по которой с шумом проносились пыльные машины. Затем, словно вспомнив о чем-то, спросил:

– А что там ваш психолог? Вышла на связь?

Марк достал мобильный и открыл сообщение от доктора Голдин.

– Да. Вот что она написала: «Шокирована произошедшим. Готова ответить на все вопросы полиции по телефону. Возвращаюсь в страну через три дня».

Габи взглянул на дисплей:

– Хорошо. Свяжусь с ней сразу, как отправлю тебя домой.

Марк согласно кивнул:

– Ладно.

– И все же, как тебе удалось найти дневник?

– В смысле блокнот?

– Да.

– Не знаю. – Марк потянулся, разминая затекшие плечи. – Просто заметил что-то на дне канавы, – он задумался, подбирая нужные слова, – и почувствовал, что обязательно нужно достать эту штуку из воды.

Габи хотел было задать еще какой-то вопрос, но у него зазвонил телефон.

– Извини, – он отошел на несколько шагов назад и поднес аппарат к уху. – Слушаю.

Марк заметил, как лицо полицейского приняло заинтересованное выражение, и невольно подался вперед. Он напряг слух, пытаясь уловить нить разговора, но расслышал лишь обрывки коротких фраз: «Во сколько? Перешлите фото. Перезвоню».

Габи убрал телефон от уха, взглянул на дисплей и задумчиво прикусил губу.

– Что там? – выкрикнул Марк, чувствуя, как слабеют ноги.

– Кажется, мы нашли ее, – Габи протянул Марку телефон. – Взгляни. Это она?

* * *

Джип резво взобрался на гору и зашуршал по насыпи из крупной серой гальки. Водитель подогнал машину к самому входу в невысокое трехэтажное здание в стиле конструктивизма. Надпись на фасаде гласила: «Дом престарелых Шлейфман».

Первым из автомобиля выскочил Габи, за ним Марк. Мужчины быстро преодолели каменные ступени и остановились у автоматической раздвижной двери. Створки медленно разъехались в стороны, пропуская их внутрь.

Дежурившая у ресепшн медсестра оторвалась от вороха бумаг и подняла на них удивленный взгляд.

Габи показал ей удостоверение и сказал:

– Где девочка? Ваш директор говорил со мной несколько минут назад.

– А, да, – спохватилась девушка. – Конечно. Она на третьем этаже. В комнате для гостей. – Медсестра указала рукой в сторону лестницы. – Поднимаетесь – и сразу направо.

– Спасибо, – сказал Габи. – А что с лифтами?

– Второй день в ремонте. Работают только грузовые. Для тех, кто передвигается на коляске.

– Ясно, – полицейский сунул удостоверение в карман и направился к лестнице.

Одинокий старик, сидящий на лавке возле кабинета врача, проводил их заинтересованным взглядом. Марк зацепился за этот взгляд и подумал о том, что когда-нибудь на этом месте может оказаться он сам. Эта мысль оставила в его душе тягостное тревожное чувство. Даже волнение от предстоящей встречи с Региной – и то не смогло вытеснить внезапную тоску, которой он заразился от потухших глаз старика.

Пока мужчины поднимались наверх, позвонила Лея. По дороге сюда Марк рассказал ей, что Регина наконец нашлась, и теперь жена звонила каждые пять минут с одним и тем же вопросом – добрался ли он до места? Она порывалась вызвать такси, чтобы сопровождать дочь домой – «наверняка Регина будет переживать, не увидев ее».

Пришлось объяснять, что максимум через час девочка и так будет дома. Лея нехотя соглашалась, бросала трубку и через несколько минут перезванивала снова.

– Хочешь, я направлю к ней кого-нибудь? – предложил Габи, глядя на то, как Марк в очередной раз пытается успокоить жену. – Эсти, например?

– Спасибо, не надо. Надеюсь, мы не задержимся.

– Как знаешь.

Третий этаж был полон постояльцами. Пожилые люди завершали утренние процедуры, негромко переговаривались и жаловались друг другу на мучавшие их болезни. Судя по выражению лиц персонала (которого явно не хватало), жалобы стариков звучали здесь постоянным фоном, на который реагировали разве что новички и редкие посетители.

Не теряя времени на объяснения с медбратом (видимо, ответственным за этаж), мужчины свернули направо и в конце коридора обнаружили нужную дверь. Она была слегка приоткрыта, поэтому стучать не пришлось. Габи встал позади, предоставляя Марку возможность зайти первым. Тот легко толкнул дверь и сделал шаг вперед.

Их взгляду предстала маленькая, вытянутая в длину комнатушка. Сквозь неплотно закрытые жалюзи лился яркий солнечный свет.

Регина сидела на краю узкой кровати и смотрела в окно. За столом, у противоположной стены, расположился грузный мужчина лет пятидесяти. Он читал книгу, но, заметив вошедших, сразу отложил ее в сторону и привстал.

– Наконец вы пришли, – с облегчением выдохнул он. – Меня зовут Амос Голь. Я директор.

Марк пожал его руку (слишком вялую и безжизненную) и уставился на дочь. Регина не обернулась и даже не вздрогнула. На ее узких плечах висела чистая, но застиранная пижама – явно с чужого плеча. Марк подошел ближе и заглянул девочке в глаза. В них застыла пустота – ни радости узнавания, ни каких-то других эмоций. Судя по отсутствующему взгляду, Регина находилась здесь лишь физически.

Марк присел рядом и поправил ей волосы.

– Как же ты нас всех напугала, – прошептал он и прижал ребенка к груди.

Регина не сопротивлялась, но и не обняла его в ответ.

– Где вы ее обнаружили? – спросил Габи.

Директор, обнадеженный тем, что скоро избавится от свалившейся на него обузы, с готовностью ответил:

– Ночью мне позвонил охранник. – Амос снял очки и положил их в специальный замшевый чехол. – Во время очередного обхода он увидел девочку рядом с нашей постоялицей.

– Как это? – удивился Габи. – Не понимаю.

– Я как раз пытаюсь объяснить, – ответил Амос и потер переносицу. – Выглядит все это довольно странно.

– Ну уж расскажи, как есть, – сказал Габи.

– Охранник делает обход каждый час. – Амос положил руку на стол и забарабанил пальцами по гладкой поверхности. – Тут по всему учреждению расположены точки, на которых он отмечается с помощью магнитной карты.

Габи достал записную книжку и выжидающе посмотрел на врача.

– Обычно у нас тихо, – продолжил тот. – Но, как я уже сказал, вчера произошло нечто странное. – Амос прошелся по кабинету и вернулся на место. – Наша постоялица – Мила Вайс – уже несколько лет не встает с кровати. Ей под девяносто, и, надо сказать, она очень слаба.

Полицейский поджал губы и сделал какие-то заметки.

– Женщина всегда просит закрывать ее комнату на ночь. Ну, у всех наших подопечных есть какие-то капризы. – Директор повел рукой. – У нее, например, такой. Так вот, вчера ее дверь оказалась открыта. Охранник, конечно, заметил это и зашел внутрь. Там он и увидел девочку. Она сидела возле кровати Милы.

– И о чем они говорили? – уточнил Габи.

Марк бросил на него удивленный взгляд. Полицейский должен был помнить, что Регина общается с миром через блокнот. Габи поднял ладонь вверх, давая понять, чтобы Марк не вмешивался.

– Ни о чем, – ответил Амос. – Просто молчали.

– Просто молчали?!

– Да.

– А камеры наблюдения в комнатах есть?

– Нет, только на этажах.

– Мне потребуется запись, – сказал полицейский. – И я хочу поговорить с охранником.

– Конечно. Правда, его смена уже закончилась, но я дам телефон.

– Что произошло дальше?

– Я сразу приехал на место и позвонил в полицию. Меня перевели на тебя. Расспросить девочку так и не удалось. О чем бы я ее ни спрашивал – молчит, – директор потер виски. – Вот, собственно, и все. Медсестра провела беглый осмотр. На первый взгляд с девочкой все в порядке. Телесных повреждений и ран мы не обнаружили.

– Наши медики осмотрят ее повторно, – сказал Габи.

– Конечно, – согласился Амос. – Грязную одежду мы отдали в стирку и переодели девочку в то, что было. Из чистого. Ее размера не нашлось, но все же лучше, чем ничего.

– Спасибо, – сказал Марк.

Директор кивнул:

– Только на ногах у нее ничего не было. Похоже, она так и пришла – босиком.

– Как ребенок мог пройти незамеченным через центральный вход? – спросил полицейский.

– Понятия не имею, – Амос пожал плечами. – Двери обесточивают на ночь. Возможно, пролезла через окно. Мила всегда спит с открытыми. Это же первый этаж, и решеток у нас нет.

– Ясно, – сказал Габи. – А тебя не удивило, как ребенок вообще оказался здесь? До ближайшего населенного пункта отсюда не менее семи километров.

– Конечно, удивило, – согласился врач. – Но никаких идей по этому поводу у меня нет.

В дверь постучали.

– Я занят, – резко сказал Амос, но дверь все равно открылась.

В проеме показалось лицо испуганного медбрата.

– Доктор Голь, прошу прощения, – пробормотал он, – но у нас экстренная ситуация.

– В чем дело? – рявкнул директор.

– Миле Вайс плохо.

– Что с ней? – удивился Амос.

– Кажется, сердце, – ответил медбрат. – Мы уже вызвали реаниматологов.

* * *

В небе над Тель-Авивом взошло солнце. Сияющий диск медленно выкатился из-за туч и залил улицы ярким светом.

Глядя в окно, Марк вспомнил, как мальчишкой ездил с отцом в Калининград и, обходя побережье, нашел крупный янтарный камень с застывшей в нем стрекозой. Лет до семи камень казался ему магической линзой, с помощью которой можно разогнать тучи даже в самый пасмурный день. Стоит только прищуриться и долго смотреть через него на небо – солнце обязательно выйдет.

Отца давно не стало, а камень потерялся при переезде в Израиль. От того дня на балтийском берегу осталось лишь короткое воспоминание, хрупкое, как высушенное между страницами крыло мотылька.

В кухню зашла заспанная Лея.

– Что-то ты рано, – сказала она и запахнула халат. – Куда-то собрался?

– Заеду на работу, – ответил Марк.

– У тебя же отпуск! – Лея собрала волосы в хвост и присела за стол. – Еще ведь целая неделя!

– Я ненадолго. Обсужу с шефом один проект и назад. – Марк откусил кусок тоста. – Раз уж вернулись в город, хотя бы закрою хвосты.

– Ладно, – Лея пожала плечами и налила себе кофе.

– Что-то не так?

– Нет, все нормально.

– Как Регина?

– Спит, – Лея подула на кружку. – Я купила ей с десяток новых блокнотов, но она к ним даже не притронулась.

Марк доел яичницу и отодвинул тарелку.

– Нужно дождаться доктора Голдин. Она прилетает уже завтра.

– Да к черту эту Голдин, – в голосе Леи прозвучали истеричные нотки. – Ты не забыл, что это она посоветовала тебе перебраться в глушь?

– Не забыл.

– А что если это резкая смена обстановки так повлияла на Регину?

– Возможно. Но все же стоит поговорить с ней.

Лея удивленно посмотрела на мужа.

– Никто дольше нее не занимался Региной. – Марк поднялся из-за стола. – Нужно хотя бы забрать выписку из карты. – Он подошел к раковине и помыл за собой тарелку. – Кстати, Габи прислал результаты медицинского осмотра.

– И что?

– Ничего. – Марк вытер руки и оперся о столешницу. – Все показатели в норме. Никаких повреждений или следов насилия.

В комнате стало тихо. Было слышно, как капает кран и где-то на соседней улице продавец фруктов зазывает покупателей в лавку.

– Ты вообще веришь, что все это происходит с нами? – Лея отставила кружку и посмотрела мужу в глаза. – Ведь с Региной могло случиться все, что угодно.

– Могло, – ответил Марк. – Но, слава богу, не случилось.

– Я никак не могу представить, как она одна, босиком, идет ночью под проливным дождем. Просто не укладывается в голове!

Лея потянулась к подоконнику и взяла с него пачку сигарет.

– Умоляю, не кури натощак, – попытался остановить ее Марк. – Съешь хоть что-нибудь. Хочешь йогурт?

Женщина пропустила его слова мимо ушей.

– Думаю, Всевышний просто дал нам второй шанс. Возможность все исправить, – задумчиво сказала она и огляделась по сторонам. – Куда подевались все зажигалки?

– Я выбросил, – то ли в шутку, то ли всерьез ответил Марк.

Лея не отреагировала.

– По-твоему, Регина случайно оказалась в том доме престарелых?

– Не знаю.

– А что если кто-то специально привел ее туда?

– Полиция считает, что она пришла сама.

– Сама… Босиком. Семь километров. Зачем?

– Возможно, это лунатизм или что-то такое.

– Нет у нее никакого лунатизма. Здесь что-то другое, – Лея указала пальцем на тумбу в углу. – Проверь в нижнем ящике. Там должны быть спички.

Мужчина вздохнул и выдвинул нужный ящик. Лея оказалась права. В нем действительно лежал спичечный коробок. Марк бросил его на стол и подал жене пепельницу.

Лея подобрала ноги и села поудобнее.

– Ты точно все мне рассказал? – она чиркнула спичкой и закурила.

– Что за вопрос? – Марк вытер руки и повесил полотенце на место.

Лея затянулась.

– Регина изменилась. – Женщина выдохнула дым и положила подбородок на колени. – Не могу это объяснить. Просто чувствую, что что-то не так.

– Может, обсудим это, когда я вернусь?

– Конечно, – Лея подняла на мужа усталые глаза. – Почему бы и нет?

* * *

Марк отъехал от стоянки и остановил машину под старым развесистым сикомором, который рос в паре кварталов от дома. Судя по обхвату ствола, он появился здесь задолго до образования государства. Мэрия даже установила рядом с деревом информационную табличку. Каждый раз, проезжая или проходя мимо, Марк давал себе обещание прочитать, что там написано, но до сих пор так и не сделал этого.

Рядом с сикомором, давно ставшим местной достопримечательностью, находилась современная игровая площадка, откуда слышались веселые детские крики. Регина любила бывать здесь. Ей нравилось карабкаться по переплетению веревочных лестниц, объединенных в некое подобие пирамиды. Она забиралась на самый верх и махала оттуда рукой. В эти моменты Марку казалось: еще немного и она крикнет: «Эй, папа, посмотри, как высоко я забралась».

Марк встряхнул головой и прогнал нахлынувшие воспоминания. Он поставил машину на ручной тормоз и достал из бардачка сложенный вдвое лист бумаги – ксерокопию медицинской карты из дома престарелых.

Адрес, указанный в графе «ближайшие родственники», был обведен синей ручкой. Марк скопировал его в строку поиска навигатора и дождался, пока программа проложит маршрут. Оказалось, ехать не так уж и долго. С учетом пробок – чуть менее часа.

Пока Марк возился с навигатором, до его слуха донесся обрывок разговора двух девочек, с виду ровесниц Регины. Подруги играли в куклы. От их непринужденного щебета в голове возникла картина, стоявшая перед глазами последние несколько дней – дочь безмолвно сидит у окна, ее взгляд рассеян и теперь даже с помощью карандаша и блокнота от нее невозможно добиться ни слова.

Марк отвернулся и плотно закрыл окно. Из зеркала заднего вида на него глянуло чье-то совершенно незнакомое лицо, больше похожее на нелепую, неумело склеенную маску. Землистый цвет кожи, глубокие морщины (и когда они успели появиться?), темные круги под глазами.

«Ничего, – подумал Марк и опустил ручник. – Все наладится. Главное, Регина нашлась, – он посмотрел на дорогу и резко вырулил со стоянки. – Когда-нибудь у нее тоже появится подруга, и они обязательно будут болтать о моде. Обсуждать мальчишек, делиться секретами. – Универсал влился в общий поток машин и покатился в сторону пригорода Тель-Авива. – А если даже нет, то плевать… Достаточно и того, что она жива и просто находится рядом».

Марк включил приемник и настроился на любимую волну, но вместо привычной музыки по радио без конца крутили рекламу и одинаковые новости: нападение нелегалов, иранская атомная угроза, столкновение поселенцев с полицией, рост антисемитизма в Европе, визит премьера в Россию.

Чтобы разбавить этот фон, ведущие периодически вставляли нелепые шутки, казавшиеся смешными разве что им самим. Слушая их, Марк испытывал лишь нарастающее раздражение и почти физическое желание остановиться и выблевать на асфальт всю эту пафосную чушь. Пощелкав по станциям, он отключил магнитолу. Остаток пути прошел в тишине.

На выезде из города пришлось немного постоять. К счастью, недолго. Образовавшаяся из-за мелкой аварии пробка быстро рассосалась, и Марк свернул на дорогу, ведущую к дешевому спальному району.

Чем ближе он подъезжал к месту, тем сильнее билось его сердце.

«Все получится, – успокаивал он себя. – Главное – выглядеть уверенно».

– До пункта назначения осталось менее ста метров, – бесстрастно сообщил навигатор.

У Марка намокли ладони.

«Волноваться не о чем, – подумал он. – В конце концов, ничего такого я не делаю».

– Вы достигли пункта назначения, – на дисплее навигатора загорелся финишный флажок.

Марк отключил прибор и остановился возле потемневшей от времени пятиэтажки. Похоже, о программе сноса ветхого жилья здесь никто не слышал.

Он припарковался у бордюра и вышел из машины. Из открытого мусорного бака на него уставился большой серый котяра с разодранным ухом. Проходя мимо, Марк щелкнул языком. Кот распрямился, словно внутри него сработала натянутая до предела пружина, и проворно спрыгнул на землю. Мгновенье – и его поднятый трубой хвост растаял в высокой жухлой траве.

У дома был только один подъезд. Несмотря на теплую погоду, внутри пахло сыростью. К этому запаху примешивался еще один – стойкий и прогорклый, над которым любые средства для уборки оказывались бессильны, – запах бедности и нужды.

Мужчина зашел внутрь и, сверившись с листом, поднялся на нужный этаж. Остановился возле двери без таблички. На ней, вопреки распространенной израильской традиции подписывать фамилию проживающей в доме семьи, висел только потертый пластиковый номер.

Собравшись с духом, Марк нажал на звонок и прислушался.

Какое-то время ничего не происходило, но потом где-то в глубине квартиры раздались медленные шаркающие шаги. Линза дверного глазка потемнела. Кто-то внимательно рассматривал названного гостя.

– Кто там? – раздался из-за двери высокий женский голос. Скорее приятный, чем отталкивающий.

– Анна Вайс?

– Да-а?

– Я из дома престарелых «Шлейфман», – как можно уверенней сказал Марк.

Раздался звук проворачивающегося в замке ключа. Дверь приоткрылась. В открывшемся промежутке показалось усталое лицо пожилой женщины.

– Но мне никто не звонил, – сказала она. – Мы ведь забрали все вещи. Или еще что-то осталось?

– Не знаю, – ответил Марк. – Это лучше уточнить у главного врача. Я всего лишь медбрат, который работал на этаже, где жила Мила. Хотел выразить свои соболезнования, – он удивился легкости с которой ему удавалось врать. – Последнее время мне приходилось часто ухаживать за ней.

– А… – Анна на мгновенье запнулась. – Понятно. Что ж, проходи. – Она широко распахнула дверь. – Спасибо, что пришел.

Марк кивнул и прошел внутрь маленькой, плохо освещенной квартиры.

– Можешь не разуваться, – сказала Анна. – Ко мне почти никто не приходит. – Она закрыла за ним дверь и смущенно улыбнулась. – Только родственники, но их не так уж и много.

– Спасибо, – сказал Марк и все же снял ботинки.

– Я как раз испекла рулет с маком, – Анна отвела глаза в сторону. – Такой готовила еще моя бабушка, – женщина указала на фотографию на стене. – Но она осталась в Варшаве. Спаслась только мама. Она и передала мне рецепт.

Анна провела его на кухню и указала на низкую табуретку.

– Я не разбираюсь в законах шивы, – она пожала плечами. – Помню только, что нужно занавесить зеркала и нельзя сидеть на обычных стульях.

– Конечно, – согласился Марк, внезапно почувствовавший себя вандалом, вломившимся на семейное кладбище. – Кажется, еще зажигают свечу.

– Разумеется, – теперь Анна смотрела строго. – Уж про свечу-то я помню.

Она придвинула ему блюдце с куском рулета и сказала:

– Чай только черный. Или тебе кофе?

– Спасибо, – сказал он. – Чай вполне подойдет.

Марк присел на табуретку и огляделся по сторонам. Его внимание привлекло панно из старых черно-белых фотографий на стене. Несколько изображений буквально приковали к себе его взгляд. На них была запечатлена яркая шатенка с длинными вьющимися кудрями. Она сидела за пианино, а ее тонкие, аристократические пальцы зависли над рядом черно-белых клавиш.

– Это Мила?

– Да, – ответила Анна. – Не узнаешь?

Марк побледнел. Из темных глубин его памяти на поверхность поднималось нечто, от чего кожа покрылась мурашками.

– Конечно, – сказал он. – Здесь она настоящая красавица.

Анна улыбнулась.

– Все это ничто по сравнению с тем талантом, которым надели ее Бог. Все, кому посчастливилось слышать ее игру, влюблялись в нее безнадежно, – Анна мечтательно подняла глаза. – Начиная с простых людей и заканчивая политиками и бизнесменами. Этот дар в конечном итоге и позволил ей вырваться из захваченной фашистами Польши.

Марк взял со стола салфетку и вытер выступивший на лбу пот.

– Так она была пианисткой?

– Шутишь? – Анна выглядела удивленно. – Неужели она тебе ничего не рассказывала?

– Да-да, конечно, – Марк попытался улыбнуться. – Я, видимо, пропустил это мимо ушей.

– Болезнь стала для нее настоящим проклятием, – Анна изменилась в лице. – Если бы не она… – женщина смахнула набежавшую на глаза слезу. – Впрочем, теперь уже не важно. Почему ты ничего не ешь?

Марк послушно откусил кусок рулета, но тот застрял у него в горле.

– Невкусно? – поинтересовалась Анна.

– Безумно вкусно. Просто я поел перед выходом.

Женщина налила чай и себе и присела рядом. На такую же низкую табуретку.

– Страдания мамы невозможно передать словами. Болезнь не только подорвала ее здоровье. Она разрушила ее душу. – Анна медленно размешала сахар. – Музыка была для нее всем. Каждый день, прожитый без инструмента, был для нее мукой. Ты не поверишь, – женщина взглянула на Марка, – но под конец она даже просила меня принести ей яд. А однажды, – Анна перешла на шепот, – через несколько недель после того, как я отказалась это сделать, она сказала, что теперь играет по памяти. В своем воображении, конечно. – Женщина сделала небольшой глоток чая. – Мне тогда даже показалось, что мама наконец счастлива.

* * *

В кабинете доктора Голдин было по-прежнему солнечно. Все так же бесшумно работал кондиционер, только вместо привычной доверительной атмосферы в воздухе, словно грозовая туча, повисла напряженность.

– Думаю, что именно переезд, на который мы решились по твоему совету, послужил причиной этого срыва, – Марк выдержал небольшую паузу. – В городе с Региной никогда не случалось ничего подобного.

– Понятно, – доктор Голдин кивнула. – Это вполне объяснимо. Большинство родителей в подобной ситуации чувствовали бы то же самое.

– Объяснимо? – удивился Марк. – Это все, что ты можешь сказать?

– Я больше не хочу здесь находиться, – Лея встала со стула и взяла Регину за руку. – Идем. – Женщина гневно посмотрела на мужа. – Мы подождем снаружи.

Доктор Голдин подняла на них взгляд, но останавливать не стала. Лея вывела за собой Регину и нарочито громко хлопнула дверью.

– Она настаивает на том, чтобы передать дело в суд, – Марк взял со стула забытую женой сумку.

– Что ж, – доктор пожала плечами, – вы в своем праве. Мне очень жаль, что вы приняли такое решение, но я не могу вас останавливать.

– А чего ты ожидала? – Марк недоуменно развел руками. – После всего того, что произошло?! Регина вообще перестала общаться с миром.

– Несмотря на ваш скепсис, я бы продолжила сеансы, – женщина поправила очки и внимательно посмотрела на собеседника. – В виде исключения я готова заниматься с Региной бесплатно.

Марк хмыкнул, но ничего не ответил.

– Я не считаю, что дело в резкой смене обстановки. Но если мы все же продолжим, – она вписала что-то в медицинскую карту Регины, – то, возможно, нам удастся докопаться до истинных причин произошедшего.

– Ты всерьез в это веришь?

– Если бы не верила, не предлагала, – доктор сложила ладони вместе и направила их на Марка. – Я почти уверена, что выход есть и нынешнее состояние Регины временное.

– Если дело не в переезде, то в чем же?

Женщина задумалась и ответила не сразу, тщательно взвешивая каждое слово:

– Вероятно, произошло нечто такое, чего мы пока не можем объяснить. С вашего согласия, я бы прибегла к гипнозу. Если вы, конечно, хотите узнать правду.

Марк помрачнел и задумался.

– Можно пригласить на сеанс и того офицера, который помогал вам заниматься поисками Регины. Как его фамилия? Ассаф, кажется?

– Да. Габи Ассаф.

– Уверена, он согласится, – доктор Голдин закрыла карту и отложила ее в сторону. – Думаю, вам с Леей нужно обсудить все это еще раз.

Марк медлил с ответом. По дороге сюда он был почти уверен, что следующая встреча с госпожой Голдин состоится в суде, но теперь эта уверенность пошатнулась.

Он взглянул в лицо доктора. Оно внезапно приняло несвойственное ей настороженное выражение. Женщина наклонила голову, будто прислушивалась к чему-то.

– Нам нужно…

– Подождите, – доктор сделала останавливающий жест рукой. – Слышите?

– Что? – удивился Марк.

– Музыку, – она указала пальцем на дверь. – Прислушайтесь.

Марк замолчал и действительно услышал. Откуда-то снизу доносились звуки тихой фортепианной мелодии.

Доктор Голдин встала из-за стола и открыла дверь. Марк поднялся вслед за ней. Они вместе вышли из кабинета. Теперь музыка слышалась совершенно отчетливо. Ее нежные чарующие звуки проникали в самое сердце и заставляли его сжиматься от боли.

– В жизни не слышала ничего прекраснее, – сказала психолог и подошла к ограждению, с которого открывался вид на первый этаж медицинского центра.

Марк вспомнил, что в фойе, рядом с раскидистой пальмой, стоял старый черный рояль. Звук шел именно оттуда. Чувствуя, как к горлу подкатывает ком, Марк последовал за доктором и тоже взглянул вниз.

Там уже собралась толпа людей – врачей и посетителей медицинского центра. На их потрясенных лицах застыло изумление. Все были настолько увлечены, что боялись произнести слово. Мелодия вальса кружилась над их головами, то стихая, то усиливаясь, с каждым новым витком становясь все более пронзительной.

Марк закрыл глаза. Перед ним снова возник тот яркий день из детства на балтийском берегу. Он вспомнил, как пахло море, как смеялся отец, дымя своей горькой папиросой, и как вечером рыбаки коптили скумбрию. Марк вновь увидел себя мальчишкой, прыгающим в набегавшую на берег волну, и вспомнил, как нашел свой янтарный камень.

– Смотри, сколько в нем света, – крикнул он отцу.

– Так и есть, – отвечал тот. – Ведь янтарь – это «дар солнца».

Слушателей оказалось так много, что Марк с трудом отыскал среди них Лею. В ее усталых глазах застыли слезы.

За толпой невозможно было разглядеть исполнителя. Лишь на мгновенье между спин мелькнула тонкая детская ладонь, вспорхнувшая над клавишами как маленькая испуганная птичка.

Почувствовав на себе взгляд мужа, Лея подняла голову и улыбнулась. Так, как улыбалась в первый год их знакомства.

Голубое и белое в си…

День не задался с утра. Порывистый холодный ветер гнул кроны деревьев и испытывал рекламные вывески на прочность. Словно озорной мальчишка, оставленный без родительского присмотра, он срывал с зазевавшихся прохожих головные уборы, поднимал в небо изорванные газеты, хлопал незакрытыми окнами и, судя по всему, всерьез собирался перерасти в бурю.

Наползшие с севера тучи полностью заволокли небо – так, что даже к полудню казалось, будто утро еще не наступило. Воздух пах озоном. Над крышами домов, в сгустившейся фиолетовой мгле, посверкивали молнии. Раскаты грома звучали все ближе.

Море вздыбилось волнами. Собираясь вместе, они стремительно неслись на берег. Обросшие водорослями валуны, похожие на окаменевших троллей из скандинавских сказок, молчаливо сдерживали их натиск. Достигнув набережной, волны разлетались на тысячи брызг и со злобным шипением откатывались назад, чтобы через какое-то время вновь повторить свой набег.

Ветер усиливался.

Илья, худой высокий мужчина лет сорока, с сединой в жестких, некогда смоляных волосах, застегнул старую замшевую куртку и поднял воротник. Шедший рядом с ним мальчик – его двенадцатилетний сын Даня – взглянул на небо и сказал:

– Как думаешь, будет буря или нет?

– Не знаю. По радио сказали, вероятность высокая.

– Так они обычно говорят, когда не знают.

– Так они и не знают, – согласился мужчина. – Поэтому и придумывают такие формулировки.

На безлюдном побережье зимовали несколько перевернутых вверх дном лодок. Издалека они напоминали разжиревших крокодилов, которые вылезли на берег, чтобы погреться, и, разомлев, уснули. Подойдя ближе, Даня поднял с песка палку и постучал по каждой из них.

– Все лодки звучат по-разному, – заметил он.

И действительно – звук выходил то короткий и глухой, то протяжный и яркий.

Илья хмыкнул.

– На чешуе жестяной рыбы прочел я зовы новых губ… – сказал он.

– Что? – удивился мальчик.

– Ничего, – ответил мужчина. – Русская поэзия.

– Я этого не понимаю.

– О том и печаль.

Даня безразлично пожал плечами.

– Зачем мне русский?

– Чтобы не забывать свои корни.

– Но я же здесь родился?!

Илья кивнул.

– Да, но твои предки…

– Вышли из Египта? – предположил мальчик.

Мужчина отвел взгляд в сторону.

– Когда-то давно, – согласился он. – Но с тех пор их еще изрядно помотало.

– Но теперь же мы на своей земле?! – Даня с силой ударил по лодке. – Зачем нам чужой язык?

Илья подошел к сыну и потрепал его по волосам.

– Будем заниматься понемногу каждый день, – сказал он. – За каждый выученный стих получишь по двадцатке. Идет?

– По двадцатке? – задумчиво произнес мальчик.

Мужчина кивнул.

– В зависимости от длины стихотворения. Если будет слишком длинное – можно и накинуть.

Предложение застало Даню врасплох. Когда ему надоело колошматить по лодкам, он забросил палку в воду и стал наблюдать за тем, как волны уносят ее в море.

– В школе не любят тех, кто говорит на русском.

– В школе говори на иврите, – предложил Илья. – А со мной на русском. – Они вернулись на выложенную брусчаткой набережную и двинулись дальше. – Чем больше языков знаешь, тем шире кругозор. Может, станешь дипломатом или журналистом. Да мало ли?!

Даня ничего не ответил. Разумеется, никакого желания учить русские стихи у него не было, а двадцатка – хоть и не «вау» какие деньги, но если откладывать и хотя бы каждую неделю разучивать что-то новое…

Какое-то время они шли молча. Прибой усеял пустынный пляж клочками водорослей и обрывками рыболовных сетей. Отыскивая среди них что-то съестное, парящие в воздухе чайки стремительно кидались вниз. Птице, которой удавалось ухватить рыбешку или мелкого краба, приходилось спешно отлетать в сторону – при виде ее успеха сородичи поднимали жуткий крик и норовили отнять добычу.

– Значит, договорились? – спустя пару минут спросил Илья.

– Можно попробовать, – обреченно ответил Даня.

– Ну, вот и отлично.

Впереди показалась похожая на дозорную башню вышка спасателей. На ней висело объявление на трех языках – иврите, английском и арабском, – что купаться строго запрещено.

– Вот видишь, – сказал мальчик, указывая на вывеску. – На русском надписи нет. Кому он вообще нужен?!

Даня подбежал к забору из металлической сетки и подергал калитку. Она оказалась не заперта.

– Смотри-ка, – вскрикнул мальчик. – Открыто.

Не дожидаясь разрешения, он быстро взобрался по деревянным ступеням и оказался на смотровой площадке, откуда открывался живописный вид на бушующее море. Даня облокотился на перила и зачарованно уставился на волны.

– У-у-у, я лечу! Я как птица! – крикнул он, разведя руки в сторону.

Ветер запутался в его каштановых кудрях и растрепал их в разные стороны.

– Давай-ка, слезай, – крикнул Илья. – Не то тебя унесет, как Тотошку.

– Тотошку?

– Да. Мы ведь читали?!

– А, это… Помню. Трусливый лев и железный рыцарь?!

– Дровосек.

– Точно, – легко согласился Даня. – Дровосек.

Постояв на площадке еще с минуту, он спустился вниз. Глаза его сияли, по лицу блуждала шальная улыбка.

– Вот бы там заночевать. Запастись едой, взять фонарики.

Мужчина окинул вышку взглядом и сказал:

– Почему бы просто не разбить палатку?

– Это уже не то, – отмахнулся мальчик. – Не та романтика.

Метров через сто обустроенный пляж закончился. Впереди лежала пустынная полоса песка с вьющейся гравийной дорожкой. По правую сторону от нее раскинулись поросшие жухлой травой дюны. Весной они наливались зеленью и расцветали, но сейчас, в самом начале зимы, выглядели совершенно безжизненными. Вдалеке маячил огороженный волнорезами залив. В нем на причале стояли частные яхты и катера. Летом залив становился излюбленным местом рыбаков, но в такую непогоду выйти на камни никто не решался.

В небе сверкнула молния. Где-то совсем рядом прокатился мощный раскат грома. Даня взял отца за руку и спросил:

– А что бывает, когда молния ударяет в море?

Мужчина почесал мочку уха и сказал:

– По идее, заряд рассеивается по поверхности воды.

– А рыбы от такого не дохнут?

– Не-е-т. Вряд ли. Для них это вроде светового шоу.

Мальчик улыбнулся.

– О чем же они в этот момент думают?

– Кто знает? – ответил Илья. – Может, о билетах в первый ряд?

* * *

Первые капли дождя неслышно упали в песок. Гравийная дорожка посерела и стала похожа на хвост гигантской гадюки.

Отец с сыном ускорили шаг. Они обогнули залив и быстро поднялись по крутым бетонным ступеням к маленькому зеленому району, который навис над пристанью, словно разросшаяся лоза дикого винограда.

Ливень застал их на пустынном перекрестке. Стена дождя закрыла небо, а до автобусной остановки оставался еще целый квартал. Как назло, рядом не оказалось ни кафе, ни магазина, где можно было бы переждать непогоду.

Илья оглянулся по сторонам – ничего. Ни хозяйственного киоска, ни продуктового. Тихий спальный район. Идеальное место для сдачи квартир туристам. Хотя в такой сезон дела у этого бизнеса, вероятно, шли не очень.

– Смотри-ка, – сказал Даня и указал пальцем на вывеску, закрепленную на фасаде старого особняка с черепичной крышей. – «Художественная галерея. Выставка-продажа авторских работ. Вход со двора», – прочитал он. – Может, зайдем?

Дождь хлынул с новой силой. Зеленые акации, словно испуганные птицы, захлопали мокрыми ветвями. Дорога, делящая район пополам, превратилась в грязевой поток. Чувствуя, что еще одна минута – и вся одежда вымокнет насквозь, мужчина поспешно согласился. Воздух сотряс очередной раскат грома – будто огромные великаны затеяли игру обломками скал.

– Синоптики-то не обманули, – сказал мальчик, забегая за угол.

Они нырнули под увитый плющом навес из массивных палисандровых балок и огляделись. Перед ними стояли несколько пластиковых стульев и явно знававший лучшие времена рассохшийся журнальный столик. На двустворчатой арочной двери висело объявление с часами работы галереи. Даня взялся за ручку и потянул ее вниз.

Несмотря на внушительный размер, дверь распахнулась неожиданно легко. Где-то под потолком зазвонил колокольчик. Легкий серебряный звон разнесся по длинным, просторным коридорам и эхом отразился от стен. Мальчик зашел первым. Мужчина последовал за ним.

Внутри приятно пахло краской и сухим деревом. Сразу бросалось в глаза, что в оформлении галереи нет никаких лишних деталей. Возможно, в том и заключалась задумка авторов. Так или иначе, на белых стенах от пола и до самого потолка не было ничего, кроме картин.

Легкие, подернутые волшебной дымкой морские пейзажи и пронзительные городские зарисовки с ярким, легко узнаваемым средиземноморским колоритом, словно яркие окна в другой мир, моментально приковывали взгляд. Здесь же нашлось место для акварелей, ярких коллажей и черно-белых угольных набросков.

Услышав, как открылась дверь, из соседней комнаты вышла молодая девушка.

– Доброе утро, – сказала она. – Рада вас видеть в моей галерее, – девушка вытерла запачканные краской руки и виновато улыбнулась. – Извините за внешний вид. Обычно в такое время у меня мало гостей.

Ее длинные огненные волосы ложились на плечи крупными, слегка небрежными локонами. Ближе к кончикам волосы становились темнее и приобретали легкий бронзовый оттенок. Изломанные, с высоким подъемом брови подчеркивали красоту глубоко посаженных зеленых глаз. Правда, зелеными они были лишь у самого зрачка, а чуть дальше становились голубовато-серыми. Глядя на них, Илья подумал, что именно таким он представлял себе цвет морской волны.

Роста девушка была невысокого. Может быть, метр шестьдесят с небольшим, но благодаря хорошей осанке казалась значительно выше. Хрупкое телосложение придавало ее образу какую-то трогательную, почти детскую угловатость. Она носила джинсовую юбку в пол и рубашку навыпуск.

– Мы гуляли по берегу и заметили вывеску, – сказал Илья, смахивая со лба капли дождя. – Решили зайти.

– Отлично, – ответила художница, скользнув взглядом по их мокрой одежде. – Здесь несколько выставочных комнат и еще второй этаж. Возможно, что-то присмотрите, – сказала она без особой уверенности в голосе. – Большинство картин продаются.

Даня прошел вперед и огляделся.

– А это все ты нарисовала? – спросил он.

– Да, – девушка потерла кончиком тряпки впадинку между большим и указательным пальцем. – Правда, еще есть несколько работ моих друзей, но это в основном графика.

Она сунула тряпку в карман и протянула мальчику руку.

– Я – Адель. Как закончите осмотр, сможете найти меня в мастерской, – художница кивнула в сторону комнаты, из которой недавно вышла.

– А я – Даня, – мальчик пожал ее ладонь и посмотрел на отца. – Это мой папа Илья.

Мужчина склонил голову.

– Очень приятно, – сказала Адель. – Если захотите пить – не стесняйтесь, на кухне есть кулер и чайник. Можете сделать чай или кофе.

– Спасибо, – ответил Илья.

– Ладно, не буду вам мешать, – девушка еще раз улыбнулась и прошла в мастерскую. – Зовите, если что-то понадобится.

Она прикрыла за собой дверь и оставила их наедине с картинами.

– Вау, – прошептал Даня, убедившись, что Адель их не слышит.

– Что? – тоже шепотом спросил Илья.

Мальчишка прищурил взгляд.

– Не делай вид, что она тебе не понравилась!

Мужчина хмыкнул и сунул руки в карманы.

– Ну… – неопределенно протянул он.

Даня презрительно фыркнул.

– Не забудь взять ее номер, когда будем уходить.

Илья покачал головой и толкнул сына в спину.

– Хватит болтать.

– Обратил внимание, как она на тебя смотрела?

– Что?!

– Я такие вещи чувствую, – со знанием дела заявил мальчик.

Они начали с ближайшей комнаты. Свет в нее проникал сквозь высокое сводчатое окно. Краска на раме потрескалась и местами облупилась, обнажая фактуру старого рассохшегося дерева.

– И почему мы раньше не ходили на выставки? – спросил мальчик.

– Не думал, что тебе будет интересно, – признался Илья. – Похоже, это мой родительский просчет.

Тишина галереи заставила их забыть о всех делах. Время замедлилось, и вскоре его бег вообще перестал ощущаться. Внешний мир потускнел и выцвел, как размокшая под дождем газета.

Они переходили из комнаты в комнату, из зала в зал, подолгу задерживаясь перед понравившимися морскими пейзажами. Даня увлекся рассказом отца о знаменитых мореплавателях и засыпал его вопросами.

Осмотрев первый этаж, отец с сыном прошли на кухню и приготовили кофе. Даня – растворимый с молоком, Илья – черный без сахара. Кроме них, в галерее никого не было, но, несмотря на это, говорили они шепотом.

– А что мы шепчемся-то? – спросил Даня, отхлебывая кофе.

– Не знаю, – ответил Илья.

Они рассмеялись и стали говорить обычным голосом.

– Наверняка у этого эффекта научное название, – предположил мальчик. – Какой-нибудь «синдром библиотеки» или вроде того.

– Вполне может быть, – согласился мужчина.

Закончив с кофе, они поднялись на второй этаж. Здесь находились еще две просторные комнаты, в которых в основном выставлялись акварели и карандашные рисунки. Возле одного пейзажа Даня задержался дольше обычного.

Окутанный туманом берег. В пелене легко угадывается изгиб залива. Того самого, где на причале стоят яхты и катера, а летом собираются рыбаки. Возле причала проглядывают очертания спящей пристани с изогнутым желтым фонарем. Его свет – единственное яркое пятно всей композиции.

– Слушай-ка, – сказал мальчик, – вот это очень круто…

– Согласен, – ответил Илья. – Талантливо.

– Берем?!

– Ну, – мужчина почесал затылок. – Денег-то у нас в обрез. Хватило бы закрыть месяц. Придется занимать у кого-то или ждать до зарплаты.

– Займем у Ицхака-башмачника, – предложил Даня. – Он тебе никогда не отказывал.

Илья вздохнул.

– Опять залезать в долги?

– Нам не привыкать.

– Останешься без той радиоуправляемой машины.

– Да и черт с ней, – отмахнулся мальчик. – Это всего лишь игрушка.

– Ловлю на слове.

Илья взглянул на часы и изумился. Он и не заметил, как пролетел целый час. Буря тем временем заметно стихла. За окном моросил мелкий дождь. Иссиня-черное небо начало понемногу светлеть. То тут, то там облака прорезали яркие лучи солнца. Жизнь снова возвращалась в обычное русло. От проезжавших по дороге машин, словно от морских катеров, расходились волны, которые перехлестывали через бордюр и заставляли редких прохожих отскакивать в сторону.

Отец с сыном спустились вниз и позвали Адель. Художница вышла в коридор и прикрыла за собой дверь.

– Не люблю, когда кто-то видит незаконченные работы, – пояснила она. – Все равно что откусить кусок пирога до начала праздника.

– Интересная ассоциация, – сказал Илья.

– А нам кое-что понравилось, – заявил Даня.

– О, – улыбнулась Адель, – что же?

– Акварель наверху. Пристань в тумане.

Художница задумалась.

– Кажется, понимаю, о чем ты, – сказала она и прикусила губу.

– Так картина продается? – уточнил Илья.

Адель встрепенулась, будто ее оторвали от какого-то глубокого размышления.

– Да, конечно.

– А могли бы мы разбить оплату на несколько платежей?

– Нет проблем.

– Что ж, тогда берем.

Даня подпрыгнул от радости. Мужчина потрепал его по голове и снова обратился к Адель:

– Можно твой телефон, чтобы договориться насчет чеков?

– Конечно, – девушка потянулась к полке и взяла с нее визитку. – Здесь мейл и городской номер. – Она протянула Илье карточку. – И сайт с примерами работ. В галерее, к сожалению, недостаточно места для всего.

Мужчина кивнул и положил визитку в карман.

– Когда удобно звонить?

– Да практически в любое время. Если не смогу ответить, оставьте сообщение. Я перезвоню.

– Отлично, – сказал Илья.

– Только у меня одна просьба.

– Какая? – насторожился Даня.

– Видишь ли, – обращаясь к мальчику, сказала художница, – когда картина находит хозяина, она уже не может оставаться безымянной. Дело в том, что ее нужно занести в картотеку. Чтобы знать, в чьих руках она находится. А я, – Адель потерла подбородок, – ничего стоящего пока не придумала. Может, ты поможешь?

Даня задумался и посмотрел куда-то в сторону.

– Ладно, – после короткой паузы ответил он. – Только дай мне пару дней подумать.

* * *

Илья с Даней вышли из галереи и не спеша двинулись вдоль дороги. Порывистый ветер стих. На смену ему пришел легкий морской бриз. В кронах деревьев, словно россыпь бриллиантов, искрились капли дождя. Дышалось легко и свободно.

– Странно, что мы не замечали эту галерею раньше, – сказал Илья.

– Ну, мало ли, – Даня поправил растрепанные волосы. – Мы редко ходим тем маршрутом.

Они подошли к автобусной остановке.

– Пройдемся или будем ждать? – спросил мужчина.

– Лучше пешком.

Илья не стал спорить.

– Круто ты с чеками придумал, – спустя несколько минут сказал Даня.

– О чем это ты?

– О том, как взять у девушки телефон, не вызвав подозрений.

Мужчина улыбнулся и посмотрел на сына.

– Как-то само собой вышло…

Мимо них, обдавая обочину потоком мутной воды, пронеслась маршрутка.

– Закон подлости, – заметил мальчик, провожая машину взглядом. – Иной раз не дождешься.

– Да и черт с ней, – махнул рукой Илья, – ходить полезно.

Они спустились в подземный переход и, пройдя по нему, вышли с другой стороны трассы, которая отделяла шумные городские кварталы от побережья. Город понемногу оживал после бури. По дороге то и дело проезжали груженые пикапы ремонтников. Повсюду кипела работа. Аварийные службы спешно расчищали ливневые стоки. Слетевшие во время ливня вывески постепенно возвращались на места. Хозяева забегаловок и магазинов оживленно переругивались с монтажниками, норовящими схалтурить и закрепить все на скорую руку.

– Ты уж прикрути посильнее, – настаивал один.

– Сделай так, чтобы в следующий раз не слетело, – кричал другой.

Молодые мамы, все утро просидевшие дома, наконец вывезли малышей на воздух. Женщины делились последними новостями и увлеченно обсуждали последствия бури.

Проходя мимо детской площадки, Даня отпасовал мальчишкам, чей мяч выкатился за площадку. Они помахали ему рукой и вернулись к игре.

Вскоре Илья с Даней оказались в центре нижнего города и остановились перед дверью в мастерскую по ремонту обуви.

– Уверен, что тебе нужна это картина? – спросил мужчина.

– Уверен.

Даня толкнул дверь и уверенным шагом направился к прилавку.

– Ицхак, – громко крикнул он. – К тебе гости!

* * *

В глубине помещения тикали старые настенные часы. Заходя в мастерскую, Илья все время задавался вопросом: вывезены они из России или куплены где-то здесь, на дешевом блошином рынке, который по пятницам открывается в нижнем городе? Странное дело, но как только он собирался расспросить башмачника о том, откуда они взялись, разговор сразу переключался на что-то другое.

Рядом с часами на стене висел простой перекидной календарь, а вокруг него несколько фотографий каких-то седобородых раввинов. Для Ильи они все были на одно лицо и никакого духовного трепета не вызывали. Не то чтобы он испытывал неуважение к религии, просто для него это был чужой мир, никак не пересекающийся с его собственным.

Стоявший в мастерской запах невозможно было спутать ни с каким другим. За долгие годы он так глубоко въелся в щербатые каменные стены, что казалось, даже если лавку закрыть и навсегда распахнуть окна, здесь все равно будет пахнуть табачным дымом, выделанной кожей и гуталином.

Ицхак – ссутулившийся старик с выразительным лицом, испещренным глубокими морщинами, – стоял за прилавком и держал в руках раскрытую книгу псалмов. Его глаза цвета ледяного утра быстро скользили по тексту, а сухие губы беззвучно шептали слова молитвы. Заметив гостей, башмачник наклонил голову и поднял сползшие на нос очки.

– Даня! – выкрикнул он и отложил книгу в сторону. – Шалом, мой мальчик!

– Шалом, Ицхак, – ответил Даня и обнял старика. – Как дела?

– Слава богу, жив. Ботинки люди еще чинят.

– А мы пришли просить денег, – не задумываясь, заявил мальчик.

Илья вздохнул и закатил глаза к потолку.

– Здравствуй, Ицхак, – сказал он, подходя к прилавку.

Башмачник протянул мужчине руку.

– Вам как лучше? В золоте или облигациями?

Мальчик задумался и растеряно посмотрел на отца.

– Это шутка, – пояснил Илья.

Старик поправил сползшую на затылок кипу и подпер подбородок рукой.

– Ну, и что за аферу вы затеяли?

– Почему аферу? – удивился Даня.

– Что же тогда? – Ицхак обвел их взглядом. – Сделку века?

Башмачник взял со стола пачку дешевых сигарет и закурил. Сизые клубы дыма поднялись к потолку и повисли у треснувшего пожелтевшего плафона. В наступившей тишине стало слышно, как тлеет сигарета.

– Мы хотим купить одну вещь, – начал Илья.

– Вот как?! – старик разогнал рукой дым. – Только одну?

– Нам просто нужны деньги.

– Просто, молодой человек, и чирей не вскочит! – Ицхак стряхнул пепел и закашлялся. – Ладно, – продолжил он, после того как приступ стих. – Не хочешь – не говори. Давайте-ка лучше выпьем чаю.

Отец с сыном послушно проследовали за стариком. Они обогнули стеллажи и прошли вглубь помещения. Там, в углу, стоял крошечный обеденный столик. Ицхак положил дымящуюся сигарету в стеклянную пепельницу и включил чайник.

– Надо что-то поесть, – заявил он.

– Спасибо, мы не голодны, – попытался возразить Илья.

Башмачник пропустил его слова мимо ушей.

– Оставь свои интеллигентские закидоны, – сказал он и открыл холодильник. Старик достал с полки сверток с мясной нарезкой и положил его на стол. – Ребенку нужны силы, чтобы расти.

Илья обреченно вздохнул. Ицхак тем временем снова повернулся к холодильнику.

– Кажется, у меня кончилась горчица, – сообщил он и обернулся к мальчику. – Не сбегаешь?

Даня согласно кивнул.

– Конечно. Какую взять – поострее или обычную?

– Возьми поострее, – попросил старик и протянул ему деньги. – Заодно прихвати выпечку к чаю.

Мальчик сунул банкноту в карман и направился к выходу.

– А что из выпечки?

– Это уж на твой вкус, – старик махнул рукой. – Ты же знаешь, у меня и так повышенный сахар.

Даня толкнул дверь.

– Я возьму рогалах и яблочный штрудель.

Старик кивнул и проводил его взглядом.

– Еще недавно был совсем щегол. – Ицхак вспомнил про сигарету и сделал несколько глубоких затяжек. – А сейчас – выправился.

– Время бежит, – согласился Илья.

Башмачник затушил окурок и выкинул содержимое пепельницы в ведро.

– Для меня оно давно остановилось.

Чайник загудел, словно готовящийся ко взлету самолет. Старик разлил по чашкам кипяток и придвинул гостю коробку с чаем. Илья выбрал черный с бергамотом. Пока он возился с пакетиком, башмачник, как ни в чем не бывало, достал из холодильника банку горчицы и обильно промазал ею несколько кусков мяса.

– Не заметил за кастрюлями, – пояснил он и сделал всем по бутерброду.

– Я так и понял, – улыбнулся Илья.

Ицхак отправился омывать руки. Вернувшись, он нараспев произнес благословение и сел за стол.

– Как у тебя с Эдной? – спросил он, после того как проглотил первый кусок.

– Никак, – пожал плечами Илья.

– Созваниваетесь?

– Зачем? У нее другая семья.

– Конечно, – старик отвел взгляд и постучал пальцами по столу. – Другая семья, – повторил он, словно пробуя это слово на вкус. – Ну а Даня? Он как?

Илья размешал в чашке сахар и положил ложку на блюдце.

– Делает вид, что все нормально.

Ицхак покивал и достал из нагрудного кармана три сотенные купюры.

– Это весь нал. Если нужно больше, могу снять с карты, – сказал он и положил деньги на стол.

– Этого вполне достаточно, – ответил Илья. – Спасибо.

Старик ничего не ответил. Он перевел взгляд на стеклянную дверь и принялся молча рассматривать вывески соседних магазинов. В комнате повисла неловкая тишина. Устав от нее, Илья сказал:

– Послушай, Ицхак… Все хотел тебя спросить. Откуда у тебя эти часы?

* * *

Ближе к вечеру небо посветлело, но полностью от туч так и не расчистилось. Воздух пах мокрым асфальтом. В скопившихся у обочин лужах отражались облака и перевернутые дома. Илья стоял на балконе и смотрел, как город тонет в надвигающихся сумерках.

– Кажется, я забыл спросить Адель о цене, – сказал он и обернулся.

Даня сидел на полу и собирал пазл – эпизод из «Звездных войн», где мастер Йода посвящает в рыцари Оби-Вана Кеноби.

– Ну и что? – ответил мальчик, не поднимая взгляд. – Если окажется, что ты недостаточно занял, разобьешь на платежи. Адель ведь сказала, что не против.

Илья отпил кофе и посмотрел на след от самолета, тающий на фоне рубинового заката.

– И все же, как можно было не спросить, сколько стоит картина? Только я так могу.

– Видимо, ты очень хотел купить ее.

– А что если это какая-нибудь космическая сумма?

– Вряд ли, – сказал Даня. – Не такая уж Адель известная художница.

На улицах зажглись первые фонари. Из открытых окон соседних домов доносился звон посуды и обрывки разговоров. Люди возвращались с работы и садились ужинать.

– Давай-ка посмотрим новости, – предложил Илья. – Хоть узнаем, что в мире творится.

Даня поднял с пола пульт и направил его на телевизор. Когда экран вспыхнул, мальчик пощелкал по кнопкам и переключился на новостной канал. Диктор как раз рассказывал о последствиях прошедшей бури:

– …около десяти человек серьезно пострадали и обратились за медицинской помощью, но сейчас их жизнь вне опасности. Шквалистый ветер оборвал линии электропередач. Некоторые районы на несколько часов остались без электричества, но сейчас подача электроэнергии полностью восстановлена.

Илья зашел в комнату. Сел в кресло. Поставил чашку на подлокотник и уставился в экран.

– В последний раз такая буря отмечалась более трех лет назад. Тогда из-за подтопления дорог пришлось отменить часть автобусных рейсов. Многие жители севера страны оказались отрезаны от транспортного сообщения. В этот раз с ситуацией удалось справиться значительно быстрее.

После репортажа о восстановительных работах последовал рассказ о предстоящих выборах в кнессет и рабочей поездке премьер-министра в США. Илья слушал вполуха. В голове крутились мысли о картине и о том, с чего лучше начать разговор с Адель.

Громкий телефонный звонок вывел мужчину из задумчивости.

– Это твой, – обратился он к сыну.

– Угу, – ответил Даня, но с места не тронулся.

– Может, посмотришь, кто?

– Я и так знаю. У меня на каждый контакт своя мелодия.

Илья внимательно посмотрел на ребенка. Тот будто и не слышал, как надрывается мобильник. Мужчина вздохнул и потер переносицу. «Вот опять, – подумал он. – Что же должно произойти, чтобы мальчик стал себя вести иначе? Сколько еще нужно этих напоминаний и уговоров?»

– Мы ведь договаривались, что ты будешь отвечать ей?!

Даня шмыгнул носом и вжал голову в плечи. Телефон все звонил и звонил.

– Послушай, – Илья встал с кресла, – так нельзя. Ты должен хотя бы иногда…

– Ничего я ей не должен, – резко выпалил мальчик и с вызовом посмотрел на отца.

Илья замолчал. Он знал этот взгляд – ничего хорошего от него не жди. Стоит только надавить чуть сильнее – и ребенок на неделю уйдет в себя. Телефон наконец стих, а правильные слова все не находились. Новости закончились. Началась реклама.

– Я понимаю. Ты злишься, – мужчина дотянулся до пульта и убрал звук. – Я бы тоже злился на твоем месте.

Даня отвел взгляд. Лицо его пылало.

– Тебе это, наверное, сложно понять, – продолжил Илья. – Но мама тебя любит. Для нее настоящий удар то, что ты решил остаться со мной.

– Зачем опять начинать этот разговор? – прервал молчание мальчик.

– Пойми, ты – ее ребенок, она – твоя мать. Это навсегда. Рано или поздно ты пожалеешь, что так себя вел. Разговаривать все равно придется, но чем дольше тянешь, тем сложнее будет начать.

Даня шмыгнул носом и сплел руки на груди. Чувствовалось: еще немного и расплачется.

– Ладно, – после затянувшейся паузы сказал Илья. – Как насчет ужина?

– Я не голоден, – буркнул мальчик.

– И все же нужно что-то поесть. Я посмотрю, что у нас осталось.

Он прошел на кухню и открыл холодильник. Тот оказался почти пустым. На полках лежали лишь пара просроченных йогуртов, нарезанный белый хлеб и несколько сморщенных яблок в отделении для овощей.

«Черт, – подумал мужчина. – Надо срочно сходить в магазин».

– Как насчет пиццы? – крикнул он.

– Годится, – ответил Даня.

– Кола или сок?

– Кола.

Илья взял со стола телефон и, порывшись в контактах, набрал нужный номер. Трубку взял знакомый менеджер. Он быстро принял заказ и обещал доставить его в течение получаса.

За окном совсем стемнело. На город неслышно опустилась ночь. Мужчина достал из кармана визитку Адель. Какое-то время он молча рассматривал ее, словно это не клочок бумаги, а какое-то личное письмо. Илья подумал о том, как должно быть тихо сейчас в галерее, и живо представил гладь ночного моря, плещущегося за высокими сводчатыми окнами. На мгновенье ему даже показалось, что он чувствует запах краски и легкий, едва уловимый аромат духов.

* * *

Наутро, после того как Даня ушел в школу, Илья отправился в магазин и набрал полную тележку продуктов. Сложил их в несколько огромных пакетов. Они получились такими тяжелыми, что по пути к остановке пришлось пару раз останавливаться, чтобы перевести дыхание.

Короткий отпуск подходил к концу. Впереди ждала унылая череда серых однообразных будней. Каких-то обозримых перспектив работа не сулила – хорошо хоть помогала сводить концы с концами. Удовлетворения от нее Илья никогда не получал, а в последнее время и вовсе порывался все бросить и навсегда уйти из опостылевшей до боли конторы со всеми ее бланками, пыльными шкафами и бесконечными отчетами. Хотелось заняться чем-то более увлекательным. Например, фотографией. Но все не хватало духу принять решение. Да и мысли о необходимости обеспечивать сына удерживали.

Чтобы как-то разогнать сгустившиеся на душе тучи, Илья решил позвонить Адель. Художница долго не брала трубку. Он уже приготовился оставить сообщение на автоответчик, когда та, наконец, ответила:

– Художественная галерея, доброе утро.

Ее голос звучал совсем рядом. Казалось, говорят из соседней комнаты.

– Доброе утро, – сказал Илья. – Мы с сыном вчера выбрали картину, но так и не купили ее.

– А, да. Помню вас.

– Мог бы я забрать ее сегодня?

В трубке повисла короткая пауза.

– Конечно, никаких проблем.

Илья посмотрел на часы и подумал о том, сколько времени ему понадобится, чтобы приготовить Дане обед и добраться до галереи.

– Что если я подъеду к двум или половине третьего?

– Отлично, – ответила Адель. – Я буду на месте.

– Тогда до встречи.

– Увидимся, – сказала она и положила трубку.

Илья сунул телефон в карман и какое-то время молча рассматривал проезжающие по улице машины. Движение сегодня казалось плотнее обычного, хотя никаких видимых причин для этого не было. Ни бури, ни шквалистого ветра, ни дождя.

«Интересно, есть ли у Адель кто-то? – подумал Илья, наблюдая за тем, как к остановке подъезжает заполненный пассажирами автобус. – Наверняка с кем-то встречается. Такие девушки редко бывают одни. Если только сами этого не захотят».

За автобусом подошла и маршрутка. Мужчина поднял пакеты с покупками и забрался внутрь. По дороге домой он пытался вспомнить, есть ли в шкафу хоть одна выглаженная рубашка, но в итоге решил, что наденет простую футболку: «В конце концов, я для Адель всего лишь обычный покупатель. Только рассмешу ее, если выряжусь».

Зайдя в квартиру, Илья быстро разложил покупки по полкам и поставил в духовку только что купленную курицу. Перед тем как отправлять птицу в печь, он натер ее паприкой и сделал температуру побольше, чтобы получилась хрустящая корочка. Приготовленная таким образом курятина гарантированно избавляла его от головной боли, чем кормить ребенка. Какое бы настроение у Дани ни было, от своего любимого блюда он никогда не отказывался. Только просил сделать пюре на гарнир, а иногда – отварить рис.

Пока курица запекалась, Илья принял душ и переоделся. Надел обычные рабочие джинсы и свежую футболку с треугольным вырезом.

Глядя на свое отражение в зеркале, он вдруг вспомнил, как познакомился с женой и впервые пригласил ее в ресторан – небольшой уютный стейк-хаус в пригороде Тель-Авива. В памяти ожила звучавшая в тот вечер мелодия. Что-то из репертуара Клептона. Кажется, «Autumn leaves».

Утопая в клубах сигаретного дыма, блеснули и погасли смеющиеся глаза Эдны. На какое-то время Илья растворился в этом потоке звуков, запахов и слов, и только протяжное завывание проехавшей под окнами патрульной машины вывело его из забытья.

Мужчина встряхнул головой и нанес на лицо немного одеколона. В воздухе разлился теплый древесный запах. Дверь в прошлое захлопнулась так же внезапно, как и открылась. Перед глазами вновь висело старое зеркало. Только навязчивый припев «Autumn leaves» все еще вертелся на языке.

Ровно в два часа дня Илья выключил духовку, написал сыну записку и вышел из квартиры.

* * *

Водитель автобуса высадил его недалеко от перекрестка, за которым находилась галерея. По дороге Илья прокрутил в голове несколько фраз для начала разговора, но ни одна не выдержала критики. То выходило слишком высокопарно, то чересчур по-свойски. Устав от поиска «идеального приветствия», он решил, что будет импровизировать, и свернул за угол.

Адель сидела возле двери и кормила кошку. Судя по виду, бездомную.

– Привет, – поздоровался Илья.

– Привет, – ответила Адель и улыбнулась улыбкой, от которой у Ильи спутались все мысли.

Девушка подсыпала в миску сухой корм. Кошка замурлыкала и завиляла хвостом.

– Скоро у нас будут котята, – Адель погладила кошку по голове. – Видишь, как раздулся живот?

Илья посмотрел на стремительно пустеющую миску и подумал о том, что при такой кормежке за будущее котят можно не беспокоиться.

– Что будешь с ними делать? – спросил он.

– Буду выкармливать, пока не подрастут. Потом, наверное, раздам друзьям.

– Так кошка твоя?

– Нет, – девушка поднялась со ступенек и отряхнула юбку. – Просто иногда ночует здесь. Любит почему-то спать на старом кресле в мастерской, прямо не слезает с него. А так гуляет сама по себе. Слоняется где-нибудь по округе. Приходит, только когда проголодается.

Они зашли в галерею. Над головами вновь раздался знакомый звук колокольчика. Адель не стала закрывать дверь. Наоборот – подперла ее камнем.

– Вдруг кошка захочет зайти.

Илья молча кивнул.

– Честно говоря, когда ты сказал, что вернешься позже, я подумала, что это просто отговорка, – художница скользнула взглядом по его лицу. – Просто в большинстве случаев подобные фразы нужно понимать именно так: завтра – значит никогда. Людям почему-то сложно сказать напрямую, что им ничего не понравилось. Наверное, они думают, что этим как-то обидят меня. – Адель пожала плечами. – Хотя, по-моему, это странно. Мы ведь все смотрим на мир по-разному. Не понимаю, на что тут можно обижаться.

– Ну, нас с детства учат скрывать свои чувства, – сказал Илья.

– Вот именно. Поэтому даже близкие не говорят друг другу и половины того, что думают.

Илье захотелось сказать что-то глубокомысленное, но на языке вертелись одни банальности.

– Разве будет лучше, если все станут говорить то, что думают? – наконец выдавил он.

– Не знаю, – ответила Адель. – Лучше или хуже. Но у психологов работы бы точно поубавилось.

– С чего вдруг?

– С того, что в корне любой самой сложной проблемы лежит простой ответ. Просто мы не хотим его слышать. Поэтому и плетем вокруг него паутину лжи, – она повела в воздухе пальцем. – Выдумываем, как лучше завуалировать собственное нежелание принять правду. Пока вконец не запутаемся.

Ничего особенного в ее словах не было, но Илью они почему-то задели. Ведь если отмотать жизнь назад и честно признаться себе, то где-то в глубине души он всегда понимал, что его брак с Эдной обречен. Это было очевидно с того самого вечера в ресторане.

«Если бы только хватило мужества принять правду, тогда… Вся жизнь пошла бы по-другому. Но этого не случилось. А теперь… Разве найдутся слова, чтобы как-то оправдать все эти «окутанные паутиной» годы? Одно непонятно – зачем Эдна согласилась? Что искала в этом браке? От чего или от кого бежала? Впрочем, какое это уже имеет значение?!»

– Схожу за картиной, – прервав затянувшееся молчание, сказала Адель.

Илья вернулся мыслями к настоящему.

– Может, помочь?

– Спасибо, она не тяжелая.

Оставшись один, Илья заложил руки за спину и огляделся. С того момента, как они с Даней побывали в галерее, здесь ничего не изменилось. Все картины висели на своих местах. Оставалось только догадываться, как при таком ходе дел Адель удавалось платить по счетам. Разве что мэрия делает скидки проектам, связанным с культурой.

Через несколько минут на лестнице вновь раздались ее шаги. Илья с сожалением подумал о том, что так и не нашел довода, чтобы задержаться в галерее подольше.

Адель спустилась на первый этаж и положила картину на стол.

– Я заверну, чтобы не повредилась по дороге.

– Конечно, – поблагодарил он. – Спасибо.

Художница принесла пузырчатую пленку, плотную почтовую бумагу и надежно упаковала картину.

– Ну, вот и все, – Адель протянула ему сверток. – Готово.

– Спасибо, – Илья полез в карман, чтобы расплатиться.

Резкий порыв ветра распахнул окно и всколыхнул занавеску. В комнату ворвался свежий морской воздух.

– Опять забыла закрыть задвижку, – сказала Адель, выходя из-за стола.

Илья невольно засмотрелся на ее походку. Такой тип женщин никогда его особенно не привлекал, но в Адель было что-то особенное. Какой-то внутренний магнетизм, который невозможно передать словами. А если попытаться, только запутаешься в объяснениях.

Художница подошла к окну и захлопнула форточку.

– Почему сегодня без Дани?

– Он еще в школе, – ответил Илья. – Занятия обычно до трех. Потом еще с часок пошляется с друзьями по району. Пока не проголодается.

Адель отошла от окна. Взглянула на настенные часы.

– Ясно, – сказала она. – А ты сам случайно не голоден? Здесь неподалеку есть ресторан морской кухни. Там недорого и кормят замечательно. Составишь мне компанию?

Илья попытался сохранить невозмутимый вид, хотя сердце заколотилось так, будто еще немного – и выскочит из груди. В голове пронеслась мысль: «Она даже не спрашивает, есть ли у меня кто-то… Неужели на лбу написано, что разведен?».

– Конечно, – как можно спокойнее ответил он. – Отличная идея!

– Замечательно, – обрадовалась Адель. – Тогда, может, пока оставишь картину здесь? Пообедаешь и вернешься за ней. Не тащить же ее с собой?!

* * *

Ресторанчик с говорящим названием «Дэнис» действительно находился рядом с галереей. Если идти неспешным прогулочным шагом, то легко уложиться в четверть часа. За разговором, который все более затягивал обоих, Илья с Адель и не заметили, как пришли.

По словам художницы, выходило, что название заведения, созвучное распространенному мужскому имени, на самом деле никак с ним не связано. Оказывается, хозяева ресторанчика, израильские арабы-христиане, дали его в честь рыбы дорада, которую в Израиле так и называют – дэнис.

Несмотря на разгар рабочего дня, внутри было достаточно людно. Найти свободный столик оказалось не так-то просто. Адель окинула фойе взглядом и чуть заметно сдвинула брови.

Сновавший между клиентами официант заметил ее тревогу и подошел ближе.

– Не волнуйтесь, – сказал он. – Пара у окна уже уходит.

– Спасибо, – ответила Адель и облокотилась о стойку бара. – Может, закажем пока кофе? – предложила она, когда официант ушел.

– Конечно, – согласился Илья.

Бармен, молодой парень в идеальной чистой белой рубашке, принял заказ и начал колдовать возле внушительного вида кофемашины. Та загудела, и стало слышно, как где-то в ее недрах перемалываются зерна.

– Часто здесь обедаешь? – спросил Илья, наблюдая за тем, как готовится кофе.

– Иногда. Может быть, раз в неделю.

Через минуту бармен поставил перед ними две дымящиеся чашки. Кофе оказался на удивление вкусным. В меру прожаренным и ароматным.

– Наверное, знаешь все коронные блюда?

Девушка придвинула к себе чашку и размешала в ней сахар.

– На самом деле, я почти всегда заказываю одно и то же, – сказала она. – Рыба на углях здесь – просто пальчики оближешь. – Адель отпила кофе. – Не знаю уж, в чем секрет, но он точно есть.

Мягкий приглушенный свет торшеров падал ей на лицо и окрашивал волосы в ярко-огненный цвет. Илья поймал себя на мысли, о том, что слишком долго смотрит на нее, и отвел взгляд. Из установленных под потолком колонок лилась тихая музыка.

Вскоре подошел официант и сообщил, что стол сервирован. Они попросили включить кофе в счет и пересели к окну, за которым открывался потрясающий вид на море.

– Здорово, правда? – спросила Адель, глядя на то, как маленькие изумрудные волны искрятся на солнце.

– Да, – ответил Илья. – Наверное, этот вид – одно из слагаемых успеха ресторана?

– Похоже на то, – она отвернулась от окна и поправила волосы. – Представляешь, в новостях писали, что где-то неподалеку нашли затонувшую галеру с несколькими ящиками золотых монет. Сотни лет галера пролежала на дне, и никто не обращал на нее внимания, а тут какой-то аквалангист-любитель взял и отыскал.

– Повезло ему.

– Думаю, просто пришло время…

Адель не успела завершить мысль – официант принес меню и предложил сделать заказ. Художница пробежала по списку глазами и назвала несколько блюд.

Илья попросил приготовить ему то же, что и ей.

– Время для чего? – спросил он, когда официант ушел.

Адель положила руки на стол и постучала пальцами по бокалу с водой.

– Раскрывать свои тайны. Всему на свете есть свое время. Вот и для галеры оно настало.

По залу разлился еле различимый голос Джейкоба Дилана, исполнявшего «One Headlight» с дебютного альбома «The Wallflowers». Илья вспомнил клип на эту композицию и пожалел о том, что ничего более выдающегося группа, увы, не создала.

– Рано или поздно этот момент наступает для всех, – продолжила Адель. – Как ни старайся, никуда от него не убежишь.

Она посмотрела куда-то в сторону, будто разглядывала невидимый никому пейзаж.

Молодой Дилан допел. После него заиграл Том Вейтс. Шершавые, как шлифовальная шкурка, слова «BlueValentines» заскребли по сердцу. Илья вдруг почувствовал себя так, будто всю жизнь сидел взаперти и наконец кто-то распахнул окно, впустив в комнату свежий воздух.

Подошедший официант разлил по бокалам сухое белое вино.

– Заказ будет готов через несколько минут, – сообщил он и переключился на соседний столик.

Адель чуть заметно кивнула и подняла свой бокал. В уголках ее глаз заблестели озорные искорки.

– За сегодняшний день, – произнесла она и сделала небольшой глоток.

Илья засмотрелся на рассыпанные по лицу девушки веснушки и подумал, что хотел бы каждое утро заново пересчитывать их.

– За сегодняшний день, – повторил он и последовал ее примеру.

– Как вышло, что ты один воспитываешь Даню? – спросила Адель.

Илья ждал этого вопроса, но, когда он наконец прозвучал, оказался к нему не готов. Не то чтобы эта тема была для него табу, просто в присутствии Адель не хотелось думать ни о чем плохом. Слишком долго мысли о прошлом не давали ему жить настоящим.

– Он сам так решил, когда узнал, что мы разводимся…

Адель потерла висевший на шее серебряный медальон с изображением дерева жизни.

– Написано, что, когда человек в первый раз приходит в этот мир, его суженая приходит вместе с ним. И когда подходит время жениться, она находится сразу и без труда. Но если человек грешил и должен возвратиться в этот мир еще раз, то и его жену отправляют в этот мир еще раз. И тогда ему очень тяжело найти ее.

– Ого, – удивился Илья. – Откуда это?

– Комментарий на Теилим.

– Так ты религиозна?

– В каком-то смысле.

– Вот бы не подумал.

– Тебя это пугает?

– Нет. Нисколько.

Краем глаза он заметил, как на стоянку возле ресторана подъехала старая запыленная «Тойота». Из нее вышла невысокая худая девушка. Судя по виду, студентка.

Темные вьющиеся волосы собраны в хвост. На вид лет двадцать пять. Одета неброско. Зауженные синие джинсы. Простая черная футболка без надписей и принтов. Поверх нее просторная ветровка (и зачем она нужна в такую жару?). За плечами небольшой рюкзак. На лице какое-то отсутствующее выражение. Будто она здесь и не здесь одновременно. Черты правильные. Прямые. Приятный оливковый оттенок кожи. Вероятно, родители – выходцы из Марокко или Йемена. А может, арабка.

Девушка немного постояла на месте и, оглядевшись по сторонам, направилась к входной двери.

Илья отвел взгляд от окна и снова посмотрел на Адель. Та улыбнулась и положила руку на стол. Совсем рядом с его ладонью – так, что их пальцы слегка соприкоснулись.

Официант принес заказ и поставил блюдо на стол. От запеченной рыбы шел умопомрачительный запах, но никто на нее даже не посмотрел.

– Какая-то не слишком жизнерадостная картина выходит, судя по комментарию, который ты привела, – сказал Илья.

– Это ведь только первая часть, – пояснила Адель. – Есть продолжение.

– Вот как?! Ну и что же там дальше?

– Дальше объясняется, что, когда из-за своих грехов этот человек включился в череду переселения душ, на небесном суде у него появились обвинители, которые делают все, чтобы помешать жениху и невесте найти друг друга. Отныне его поиски будут требовать великого труда и сопровождаться раздорами и конфликтами…

– Переселения душ?!

Илья допил вино и отставил пустой бокал в сторону.

– Представь себе. Не чуждая еврейской мистике идея.

Том Вейтс замолчал. На смену ему пришла какая-то мелодичная кавер-версия «Insensatez».

– Женщина, которую ему предстоит отыскать, – это все та же жена, что уже была с ним, – продолжила Адель. – Как сказано: «Бог возвращает одиноких домой». И она соединяется с ним еще и еще раз в череде переселений душ, и именно об этом написано: «Господу трудно подбирать пары», – девушка замолчала и подперла рукой лицо. – Такая вот история.

Пока Илья раздумывал над тем, что ответить, к стойке бара подошла та самая студентка из «Тойоты». Что-то в ее движениях будило в нем смутное чувство тревоги. Он понял это еще тогда, когда увидел ее на стоянке, но искрящиеся глаза Адель, в которых рождались и умирали галактики, разогнали эти опасения.

– Так что в конце? Он ее находит?

Художница подняла руку и провела ладонью по его лицу. Илья почувствовал жар, идущий от ее кожи, и понял, что еще никогда не чувствовал себя так спокойно. Время словно остановилось и перестало существовать. Секунды растянулись в вечность и застыли. Звуки стихли. Осталось только ее дыхание.

– Конечно, – сказала Адель. – Рано или поздно обязательно находит.

Потом раздался громкий хлопок, и яркий ослепительный свет залил все вокруг.

* * *

Солнце окрасило склоны холмов в насыщенный темно-зеленый цвет. Длинные тени легли на долину и укрыли ее от палящих лучей. Над рощей кипарисов пронеслась стая стрижей и умчалась куда-то за горизонт.

Даня проводил ее взглядом и вспомнил о том, как ездил с отцом в заповедник «Хула» смотреть на журавлей, перелетающих в Африку из Европы и России. Теперь то время казалось бесконечно далеким, хотя на самом деле после поездки прошло не больше года.

Подошел Ицхак. В уголке его губ дымилась сигарета. Старик положил мальчику руку на плечо и сказал:

– Ну что, идем?

Даня молча кивнул.

Они тронулись с места и пошли вдоль тенистой аллеи, засаженной кустарником с серебристыми листьями и сиреневыми цветами, от которых исходил теплый медовый запах. Ицхак двигался медленно. Звук его шаркающей походки эхом разносился по парку.

Даню это нисколько не раздражало. Его мысли витали где-то далеко. Разговаривать не было желания.

Рядом с башмачником хотелось просто молчать. Несмотря на ранний возраст, мальчик уже понимал, что такое бывает только с по-настоящему близкими людьми. При этом им совершенно не обязательно быть связанными кровными узами.

Через несколько минут из-за поворота показались ровные ряды надгробий из светлого хевронского камня. Когда Даня и Ицхак подошли к воротам, старик затушил окурок и заправил в карманы кисти цицит, свисавшие у него из-под рубашки.

– Зачем это? – спросил мальчик.

– Так принято из-за уважения к умершим.

Даня пожал плечами.

– Не понимаю.

Старик открыл калитку, и они зашли под арку.

– Те, кто здесь лежит, уже не могут выполнять заповеди, поэтому открыто демонстрировать их соблюдение – это насмешка.

Мальчик открыл было рот, чтобы что-то сказать, но в последний момент решил промолчать и только махнул на башмачника рукой.

«Пусть делает, что хочет, – решил он. – Все старики с чудинкой. Этот еще относительно сносный».

Они двинулись мимо старых могил к дальнему участку кладбища. Все новые захоронения проводились там.

– Как отношения с матерью? – спросил Ицхак.

Даня вздохнул и слегка повел плечом.

– Ничего, – после короткой паузы ответил он. – Терпимо.

Старик окинул мальчика взглядом и покачал головой.

– Я вчера говорил с Эдной. Она не против, чтобы иногда ты оставался у меня. Ну, знаешь, когда вдруг захочется побыть одному. Я же весь день в лавке. А по вечерам в колеле. Дом почти всегда пуст. На втором этаже есть отличная комната. Я мог бы поставить там стол, чтобы ты делал уроки.

Даня удивленно поднял глаза и почесал подбородок. Предложение Ицхака выглядело заманчиво. Жить в одной квартире с отчимом – то еще удовольствие. Не говоря уже про отношения с матерью.

– А я мог бы иногда приглашать туда друзей? – спросил он.

Башмачник нахмурил брови – так, что было не ясно, злится он или только делает вид.

– Ну, если даешь слово, что не устроишь там бордель.

– Мне всего двенадцать!

– И что?! Еще немного – и бар-мицва. По еврейскому закону скоро станешь самостоятельным мужчиной. Между прочим, неплохо бы тебе позаниматься с раввином и подготовиться к этой дате.

– Ицхак, ты же знаешь, это все не про меня.

– С чего ты взял, если не пробовал учиться?

Даня решил не отвечать. Вопрос так и остался висеть в воздухе.

Спустя несколько минут они подошли к месту и остановились возле новой надгробной плиты. Высеченная на ней надпись говорила о том, что здесь покоится Илья, сын Анны и Бориса.

Ицхак достал из кармана небольшой окатанный камень и положил его на надгробие. Даня сделал то же самое. Какое-то время они просто стояли молча.

Потом мальчик обошел могилу и открыл небольшое окошко с обратной стороны надгробия. За окошком находилась маленькая ниша, размером чуть больше сигаретной пачки. Он поставил туда купленную по дороге суточную свечу и зажег ее. Пламя затрепетало, но как только Даня закрыл окошко, стало гореть ровно.

Старик раскрыл томик Теилим и принялся негромко читать вслух. Слова сливались в простую монотонную мелодию. Осилив несколько псалмов, Ицхак вдруг замолчал и поднял голову к небу.

День выдался неожиданно жарким. Ни облачка.

Молчание затянулось. Даня уже хотел спросить башмачника, в чем дело, но тут резкий порыв ветра перелистнул страницы, и старик продолжил:

– …встанет Бог, рассеются враги Его…

Мальчик снова погрузился в свои мысли и лишь краем уха уловил плывущие в тишине слова:

– …Бог возвращает одиноких домой.

Дочитав последний псалом, Ицхак протянул Дане книгу и сказал:

– Хочешь прочесть что-то?

Мальчик отрицательно покачал головой.

Старик вздохнул и сунул книгу во внутренний карман пиджака.

– Тогда пошли домой?

Даня ничего не ответил. Видно было, что хочет что-то сказать, но не знает как. Наконец, он собрался с силами и произнес:

Над домами, домами, домами Голубые висят облака — Вот они и останутся с нами На века, на века, на века. Только пар, только белое в синем Над громадами каменных плит… Никогда никуда мы не сгинем, Мы прочней и нежней, чем гранит…

Ицхак удивленно посмотрел на мальчика.

Тот шмыгнул носом и продолжил:

Пусть разрушатся наши скорлупы, Геометрия жизни земной — Оглянись, поцелуй меня в губы, Дай мне руку, останься со мной. А когда мы друг друга покинем, Ты на крыльях своих унеси Только пар, только белое в синем, Голубое и белое в си…

Даня опустил голову и замолчал. Вокруг стало очень тихо, лишь кузнечики стрекотали в траве. Ицхак погладил бороду и покачал головой.

– Это хорошо… – только и сказал он.

Мальчик отвернулся. Его плечи затряслись. Ицхак протянул к нему руку, но в последний момент отдернул ее и прикусил губу.

Все та же стая стрижей (а может быть, и другая – кто знает?) вернулась из-за холмов и начала медленно кружить над кладбищем.

– Русская поэзия, – не поворачиваясь, сказал Даня. – Отец хотел, чтобы я не забывал язык.

Старик закивал и снова повторил:

– Это хорошо. Хорошо.

* * *

Высоко над заливом, в туманной дымке, светило утреннее, еще не жаркое солнце. Его лучи окрашивали море в глубокий пыльно-синий цвет и растворялись в прохладной воде. Стоял почти полный штиль. Яхты мирно покачивались на ленивых волнах. Слабый ветерок слегка развевал флаги и чуть слышно гудел в поддерживавших мачты тросах.

Чайки, все как одна, куда-то исчезли.

«Наверное, улетели к другим берегам», – подумал Даня и вспомнил, как последний раз гулял здесь с отцом. Образ, который мальчик вызвал в памяти, оказался неясным и расплывчатым. Смазанные обрывки фраз и впечатлений, как безмолвные призраки прошлого, ускользали от него и путались между собой. Ему хотелось удержать их подольше, но они просачивались сквозь пальцы и таяли на ветру, словно дым.

Недалеко от берега проплыл серый патрульный катер. Даня проводил его взглядом и представил, как это должно быть здорово – служить на таком судне и каждый день выходить в море. Когда катер скрылся из вида, мальчик развернулся и направился к бетонным ступеням, ведущим к району, где находилась галерея Адель.

Поднявшись наверх, Даня остановился у последней ступени и огляделся по сторонам. Отсюда хорошо просматривалось все побережье. Вот пляж, вот башня спасателей и лодки возле нее. Чуть поодаль душевые кабины. За ними набережная, плавно переходящая в гравийную дорожку, и пристань с уснувшими на волнах яхтами – весь тот путь, который они проходили вместе.

Где-то вдалеке небо соприкасалось с морем. Вокруг не было ни души.

– Только пар, только белое в синем… – прошептал Даня.

Он облокотился на железные перила и, сунув руку в карман, достал мятую пачку «Мальборо». Мальчик выудил из нее сигарету и чиркнул дешевой пластиковой зажигалкой. Прикурил. Неглубоко затянулся. Горький дым сдавил горло и защекотал в ноздрях. Ощущение было не из приятных, но сам процесс почему-то успокаивал. Где-то внутри него разлилась ровная тишина. Все невысказанные вопросы на время ослабили хватку. Остался только шум моря и запах мокрого песка. Облако сигаретного дыма поднялось в воздух и растаяло у него над головой.

Он докурил до половины и бросил окурок вниз. Тот пролетел несколько метров и упал в лужу.

Даня сплюнул накопившуюся во рту горечь и перешагнул через последнюю ступеньку. Нужно было торопиться. Друзья Адель, взявшиеся за вывоз картин, сказали по телефону, что пробудут на месте только до полудня.

Уверенным шагом он направился по знакомому маршруту и уже через десять минут оказался на месте. Дверь в галерею была открыта. На самом здании висела табличка «Сдается». Вокруг суетились молчаливые грузчики, которые выносили из галереи обернутые в целлофан картины и складывали их в припаркованные у дороги пикапы.

Даня зашел внутрь. С первого этажа все уже вынесли. Без картин галерея сразу опустела и превратилась в обычное помещение. Витавшая в воздухе магия, от которой хотелось говорить шепотом, растаяла без следа.

Мальчик подошел к выходящему на задний двор окну и глянул вниз – на заросшую сорняками лужайку. На ней играли несколько котят. Один рыжий и два черно-белых. Неподалеку, поджав под себя лапы, спала их мама.

За спиной раздались чьи-то шаги. Даня оторвался от окна и перевел взгляд на лестницу. Со второго этажа спускался плотный невысокий мужчина лет тридцати пяти. Глядя на него, мальчик сразу понял – это тот, с кем он говорил.

– Привет, – сказал мужчина и приветственно поднял руку. – Ты, наверное, Даня?

– Да, это я.

– Отлично, а я Ноам. Вижу, ты засмотрелся на котят? – мужчина кивнул на окно. – Они тут появились меньше месяца назад. Совсем еще крохи. Не знаю, что с ними делать. Может, возьмешь одного? Двоих я уже пристроил. Остались эти.

Даня снова посмотрел на задний двор. Два черно-белых котенка кувыркались на траве, а рыжий сидел чуть в стороне и смотрел на плывущие по небу облака.

– Может быть, – после небольшого раздумья сказал мальчик. – Мне нужно поговорить кое с кем.

– Хорошо, – мужчина подошел ближе. – Завтра меня здесь уже не будет. Но ты ведь сможешь забрать котенка и сам?

– Конечно. Нет проблем.

Даня огляделся по сторонам и заметил лежащий на столе сверток.

– Это она?

Мужчина кивнул.

– Да. Только нужно внести картину в каталог, а названия я нигде не вижу…

– Я знаю, – сказал мальчик. – Мы договорились с Адель, что я подумаю над этим.

– Вот как?! – удивился мужчина. – Так ты что-то подобрал?

Даня подошел к столу и провел по свертку рукой. В распахнутое окно дунул свежий морской воздух. Мальчик вдохнул его полной грудью и сказал:

– Да. Думаю, подобрал.

Экспресс на Наарию

Опустившаяся на Тель-Авив ночь принесла долгожданную прохладу. После изнуряющей дневной жары воздух заметно посвежел. По улицам разлился чуть слышный аромат цветов. Непрекращающийся гул машин ослаб. Звуки и предметы приобрели какое-то дополнительное измерение. Стали объемнее и ярче. Гроздья электрических огней отогнали темноту к самой кромке моря. Туда, где ленивые волны с шипением накатывались на мокрый песок и луна серебрила поверхность воды.

На центральном железнодорожном вокзале было немноголюдно. Основной поток пассажиров схлынул еще пару часов назад, потому сейчас поезда ходили с увеличенным промежутком.

Эйтан спустился на полупустой перрон и огляделся. В конце платформы оживленно переговаривалась группа солдат. Одинокая женщина укачивала ребенка. Время от времени малыш открывал глаза. Тогда женщина начинала негромко напевать колыбельную и ребенок снова слеплял веки. Возле эскалатора сидела взявшаяся за руки пожилая пара. Их лица напоминали героев старых черно-белых кинофильмов про войну. Такие же открытые черты и светящиеся оптимизмом глаза.

Эйтан прошел на середину перрона. Сбросил с плеча рюкзак. Сел на пустую скамейку.

День выдался тяжелый. Работы навалилось столько, что в другое время хватило бы и на неделю. Американцы срочно требовали сдать заказ, который проплатили еще в прошлом месяце, поэтому руководство компании давило на тестировщиков без капли сострадания.

Весь отдел контроля качества пахал от зари до зари. Но Эйтан все же выбил отгул, хоть и пришлось дать обещание не заикаться об отпуске ближайшие полгода. После долгих препирательств начальник согласился, что повод веский – у квартиры Эйтана в Наарии наконец появился потенциальный покупатель. Завтра он хотел встретиться, чтобы обсудить детали.

Встречу назначили на утро. Риелтор утверждал, что при удачном стечении обстоятельств сделка не займет много времени.

Эйтан откинулся на спинку скамейки и потянулся. Накопившаяся за последнее время усталость давала о себе знать. Хотелось побыстрее оказаться на месте, принять душ и лечь в кровать. На протяжении этой недели он спал от силы по пять часов.

В голове слегка шумело. Слишком много кофе. Еще и изжога разыгралась. Оно и неудивительно. Чего ждать, если с утра до вечера ешь всухомятку? Столовая в офисе, конечно, была, но за годы работы у Эйтана выработалось к ней устойчивое отвращение.

Он зевнул и закинул ногу на ногу. Придвинул к себе рюкзак. Внутри, кроме планшета, лежал томик рассказов Сэлинджера. Авиталь купила его на распродаже, но до конца так и не дочитала. Остановилась где-то на середине, отложила в сторону, а потом и вовсе забыла. Эйтан наткнулся на книгу в прихожей, когда искал ключи от подсобки.

«Над пропастью во ржи» он прочитал еще в армии. Роман его зацепил. Не потряс, но оказался созвучен. И настроению, и взгляду на мир. Сборник рассказов лишь напомнил то первое впечатление, но оживить его оказался не в силах. Это было похоже на случайную встречу с бывшей возлюбленной. Через много лет после расставания грустишь уже не о ней, а о том, каким был сам, когда любил ее.

Эйтан подумал, не почитать ли немного, но понял, что нет ни сил, ни желания. Достаточно на сегодня чужих мыслей. Со своими бы разобраться.

Он закрыл глаза. Попытался выбросить из головы всю суматоху прошедшего дня. И позволил воспоминаниям унести его далеко отсюда.

* * *

Вот он маленький мальчик. Стоит у окна детской. Старая сосна, разросшаяся возле самого подъезда, кажется ему настоящей лестницей в небо. Если растереть в руках ее иголки, ладони будут долго пахнуть смолянистой хвоей.

Вдоль дороги держат равнение стройные ряды кипарисов. Они защищают город от неведомых темных сил. Никаких сомнений здесь быть не может. Иначе к чему эта выправка? И зеленая, как у солдат, форма?

Вдалеке переливается лазурью морская гладь. При взгляде на нее захватывает дух. Белые треугольники парусов неспешно парят над волнами. Тающая в вышине предзакатная дымка будоражит детское воображение и будит в Эйтане какое-то необъяснимое тревожное чувство.

За углом слышны крики соседских мальчишек. У этих голосов даже есть эхо. Оно отражается от стен домов и затихает где-то за поросшими жухлой травой пустырями. Мальчишки вечно дерутся. Куда-то бегут. У них разбитые коленки и бесконечно счастливые лица. Эйтан им завидует. Ведь его домашнее задание еще не сделано. Отпустят ли его сегодня гулять – неясно. Уже поздно, а заниматься уроками ужас как не хочется.

Он всей душой ненавидит математику и искренне не понимает, зачем она вообще нужна. Ведь уже изобрели столько машин, которые считают в разы быстрее самых выдающихся гениев. Зачем еще мучить детей дробями и уравнениями? Разве что из вредности?!

Взять, к примеру, Эйнштейна. Говорят, плохо учился. Наверное, и математику не любил. Но ему же это не помешало стать Эйнштейном. Почему бы тогда вообще не отменить уроки? Ну, или хотя бы домашнее задание?

Эйтан отходит от окна и начинает думать о яблочном штруделе, который мама приготовила к субботе. Вот бы сейчас кусочек! По квартире уже плывет волшебный аромат корицы и запеченных яблок. Мальчик проходит в коридор.

Отец сидит за кухонным столом. Читает газеты и курит. Рассуждает о политике и нелегком будущем страны. Это Эйтану нисколько не интересно. В глубине души он уверен, что и маме тоже. Но та делает вид, что внимательно слушает. Не отходя от плиты, она бросает короткое «Не может быть!» или «Что же теперь будет?». Иногда только охает или, тяжело вздыхая, покачивает головой.

Отец слишком увлечен, чтобы что-то заподозрить. Он глубоко затягивается, шумно выдыхает дым и снова продолжает говорить. Через какое-то время мама ставит перед ним тарелку чечевичного супа и маленькую плетеную корзинку, в которой лежат горячие арабские лепешки, щедро посыпанные заатаром. Отец складывает газету и давит в пепельнице окурок. Помыв руки, приступает к еде.

Эйтан смотрит на родителей из коридора. Скоро отец доест и подзовет его к себе. Посадит на колени. Начнет расспрашивать про то, как дела в школе. Может, расскажет какую-нибудь историю. Одну из тех, про которые никогда нельзя сказать определенно, выдумал он ее или нет. Мама приготовит горячий шоколад. Подаст к нему домашнее овсяное печенье. Насчет штруделя можно и не заикаться. Это на субботу. Тут уже ничего не поможет. Даже если отец попросит.

Обо всем этом Эйтан думает, глядя на падающий из кухни квадрат света. Над головой мальчика тихо тикают настенные часы. Их ровный ход убаюкивает и навевает мысли о каникулах. Отец сказал, что, когда они наступят, вся семья поедет в сафари-парк. Там можно будет посмотреть на львов, покормить птиц, покататься на лошадях…

* * *

Резкий голос диспетчера выдернул Эйтана из забытья.

– По техническим причинам экспресс на Наарию задерживается на неопределенное время, – прохрипел укрепленный под крышей динамик.

Стены кухни вздрогнули и, покачнувшись, исчезли. Вместе с ними растаяли и лица родителей. Эйтан открыл глаза. Обвел перрон взглядом. На руках у одинокой женщины заплакал ребенок. Она снова попыталась укачать его, но на сей раз малыш так легко не сдался. Поняв, что одной колыбельной не отделаешься, женщина достала из сумки бутылку с молочной смесью.

Людей на перроне прибавилось. Рядом с пожилой парой села молодая девушка – настоящий собирательный образ поколения. В ушах наушники. Взгляд устремлен в телефон. На лице полное отсутствие интереса к окружающему миру.

У табло с расписанием остановилась религиозная семья: высокий худой мужчина в черном костюме и слегка полноватая улыбчивая женщина. Четверо разновозрастных детей вели себя на удивление тихо.

Пока Эйтан озирался по сторонам, по эскалатору поднялись еще несколько человек. Среди них выделялась яркая женщина лет тридцати. Того уходящего типа, по которому сходили с ума кинематографисты прошлого века. Минимум косметики и почти полное отсутствие украшений нисколько не умаляли ее привлекательности. Скорее, делали похожей на уставшую от жизни актрису, которая в перерыве между репетициями вышла в город попить кофе.

Волосы цвета жареного миндаля собраны в небрежный пучок. Видно, что собиралась впопыхах и куда-то опаздывала. Зауженные голубые джинсы дополняла простая черная футболка с коротким рукавом. Разношенные, но все еще модные туфли удачно гармонировали с перекинутой через плечо кожаной сумкой.

Под руку женщина вела худого, опирающегося на трость старика. Совершенно древнего. Похожего на человека, которому удалось обмануть само Время.

Пройдя на середину перрона, женщина усадила старика на скамейку рядом с Эйтаном. Сама осталась стоять.

– Экспресс на Наарию уже ушел? – взволнованно спросила она.

Ее голос звучал так, словно речь шла о последнем самолете, отбывающем из какой-нибудь африканской страны, внезапно охваченной кровопролитной гражданской войной.

– Нет, – ответил Эйтан. – Задерживается. Только что объявили. Какая-то техническая неполадка.

Лицо женщины посветлело.

– Слава богу! – она шумно выдохнула и села рядом со стариком. – Думала, уже не успеем.

Эйтан уловил едва слышный аромат духов. Свежие нотки бергамота и жасмина напомнили ему запах затяжного осеннего дождя.

– Пока даже не ясно, через сколько ждать.

– Вот как?

– Да. Сказали «на неопределенное время».

Женщина достала из сумки пластиковую бутылку с водой и передала ее старику. Тот молча мотнул головой.

– Надеюсь, скоро починят, – она открутила крышку и сделала несколько глотков. – Мне ведь еще нужно успеть вернуться.

Эйтан подумал, что его собеседница не похожа на сиделку или медработника. Тем не менее решил уточнить:

– Так ты из социальной службы?

– Нет, – женщина сунула бутылку обратно в сумку. – Это мой дед. Приезжал погостить к нам ненадолго. А сегодня вот решил, что хочет обратно. – По ее лицу скользнула чуть заметная улыбка. – Похоже, мы ему слегка надоели.

Приглядевшись, Эйтан действительно обнаружил некоторое сходство между ней и стариком. Тот же овал лица, острые скулы, точеный прямой нос.

Заметив его взгляд, старик повернул голову. В бездонных глазах вспыхнул столп небесно-голубых искр. Обжегшись об него, Эйтан невольно отпрянул назад. Ощущение было такое, словно через тело пропустили заряд тока.

В неловкой тишине звонок мобильного телефона прозвучал неожиданно громко. Женщина достала аппарат и поднесла его к уху.

– Да, – сказала она. – Привет! У нас все хорошо. Как вы?

Судя по интонации, вопрос не был праздным.

Пока она говорила, Эйтан попытался вспомнить, встречал ли он раньше людей с таким магнетическим взглядом, как у старика? На память почему-то приходили лишь какие-то растиражированные в медиа шарлатаны. На фоне старика они выглядят как дешевые цирковые трюкачи.

Нет, старик, конечно, не из этих. Он что-то принципиально иное. Его взгляд как сквозняк от неплотно прикрытой двери, за которую лучше не заглядывать. Колючий, холодный. Совершенно нездешний.

А вот во внучке ничего такого нет. Внешние черты общие, а впечатление совершенно разное. И как такое может быть?

Пока Эйтан думал об этом, женщина успела обменяться с собеседницей парой коротких фраз. Услышанное, похоже, не на шутку встревожило ее.

– Б-же, ты серьезно?! – спросила она. – И как он? В сознании?

Очевидно, речь шла о ком-то из близких. Эйтан подумал, что не очень-то вежливо подслушивать чужие разговоры, но куда теперь деваться? Закрыть уши? Встать и уйти? В конце концов, это же не он подсел к ним.

– Понимаю, – женщина приложила ладонь ко лбу. – Конечно, езжай. Я постараюсь что-нибудь придумать. Главное, держись. Все будет хорошо.

Закончив говорить, она положила телефон в сумку и растерянно взглянула на старика.

Тот помолчал несколько секунд, потом разомкнул сухие губы и произнес:

– Галит?

Это прозвучало больше как утверждение, чем вопрос.

– Нет, – ответила женщина. – Это Арон попал в аварию, а Галит нужно срочно ехать к нему в больницу.

Старик закивал. Положил обе руки на трость и обвел перрон взглядом. Так, будто высматривал одному ему видимые знаки.

– Ничего, – сказал он после небольшой паузы. – Я сам доберусь. Езжай к детям. Им ты нужнее.

Лицо женщины заметно побледнело. Вышедшая из-за туч луна придала ему какую-то особую выразительность.

Она повернулась к Эйтану и некоторое время не сводила с него глаз. Словно пыталась отыскать в нем что-то, что подтолкнет ее к решению.

– Ты до конечной или…

– До конечной, – отозвался Эйтан.

Выдержав паузу, она продолжила:

– Галит – это моя сестра. Я попросила ее посидеть с детьми, пока я провожу деда.

Эйтан хотел сказать что-то ободряющее, но подходящих слов, как назло, не нашлось.

– Надеюсь, все обойдется, – только и смог выдавить он.

Его собеседница кивнула.

– Да. Конечно, – она посмотрела на свои руки. Те едва заметно подрагивали. – Арон – это муж Галит. Врачи вот-вот начнут операцию… – ее голос стал тише. – Говорят, что положение очень тяжелое. И Галит уже вызвала такси. Малыши пока спят, но я даже боюсь представить, что они могут натворить, если проснутся, а никого из взрослых рядом нет. Раньше я никогда не оставляла их одних. К тому же мы только переехали. Не успели ни с кем познакомиться.

Эйтан не стал ждать, когда его попросят напрямую. В конце концов, никаких сверхусилий ведь не требуется. Проводить старика до дома – не велик подвиг. Черт с ней, с усталостью. И недосыпом. Ну, придется лечь попозже. Один час все равно ничего не решит. После этого чертового американского заказа нужно месяц отсыпаться, чтобы снова прийти в себя.

– Я провожу деда, – уверенно сказал он. – Езжай домой.

Женщина смерила его оценивающим взглядом.

– Мне жутко неудобно… Если бы не дети…

– Перестань, – перебил ее Эйтан. – Ничего неудобного. Все в порядке.

– Точно?!

– Сто процентов.

Она улыбнулась.

– Просто не знаю, как тебя благодарить.

Эйтан повел плечом.

– Да пустяки. Мне ведь по пути.

– И все же огромное спасибо, – произнесла женщина. – Кстати, я – Мири, – она протянула ему руку. – А деда зовут Маркус.

Эйтан представился. Пожал ее маленькую холодную ладонь.

– На выходе из вокзала дежурит такси, – продолжила она. – Нужно только помочь деду дойти до машины.

– Нет проблем.

Эйтан постарался придать голосу максимум беззаботности. Оказывается, все еще проще. Он-то предполагал, что старика придется везти прямо до самого дома.

Под потолком снова ожил динамик. Уставшие от ожидания пассажиры, словно по команде, подняли головы.

– Экспресс на Наарию прибудет через десять минут, – сообщил диспетчер.

Все вокруг пришло в движение. Только уткнувшаяся в телефон студентка осталась сидеть, как сидела. Ей, похоже, было абсолютно наплевать, придет экспресс через десять минут или через час. Такой своеобразный дзен.

– Вот и поезд, – сказал Эйтан.

Женщина кивнула. На ее лице отразилась какая-то внутренняя борьба. Несколько секунд Мири молчала. Потом придвинулась ближе и быстро прошептала:

– Слушай, иногда на деда находит… Начинает болтать всякую чушь. Ты просто не обращай внимания, – она повела рукой. – Сам понимаешь, возраст.

Эйтан молча кивнул. Понятно, чего уж.

– Надеюсь, у твоей сестры и ее мужа все будет хорошо.

– Спасибо, – Мири встала и обняла старика. – Если что, у Маркуса в телефоне забит мой номер…

На какое-то мгновенье Эйтану показалось, что в этом «если что» прозвучало нечто большее, чем забота о старике, но он не дал этим мыслям развиться.

* * *

Поезд летел сквозь ночь.

В полупустом вагоне горел приглушенный свет. Пассажиры свободно расселись по рядам. Включили планшеты, достали мобильники. Слушая равномерный стук колес, кто-то уже успел задремать.

У самого входа пожилая эфиопка негромко переговаривалась по телефону. Обрывки ее фраз были похожи на слова забытой колыбельной, которую матери пели детям много тысячелетий назад. В те времена, когда по земле ходили великаны и ангелы влюблялись в дочерей человеческих.

Эйтан провел Маркуса в середину вагона и усадил у окна. Лицом по направлению движения. По словам старика, у него начинала кружиться голова, если сесть наоборот.

В детстве Эйтан тоже испытывал нечто подобное, только в автобусах. В поездах, как ни посади, – никаких проблем. Странная штука физиология, подумал он. Кому-то достается вестибулярка как у космонавтов, а кого-то тошнит при одной мысли о поездках в общественном транспорте.

Установив кондиционер на самый слабый уровень обдува, Эйтан устроился на соседнем со стариком сиденье. Так можно было вытянуть ноги и принять почти лежачее положение. Настоящий бизнес-класс. Днем о такой роскоши и мечтать нечего. Особенно в час-пик. Ночью – совсем другое дело. Людей почти нет. Садись куда хочешь. Хоть ляг поперек сидений и спи. Никто и слова не скажет. Плохо только, что разносчики напитков и еды почти не работают в такое время – сэндвич бы сейчас не помешал.

– Что она тебе сказала? – прервав его мысли, спросил Маркус.

Эйтан сделал вид, будто не понял.

– О чем это ты?

– О Мири, – уточнил старик.

– Да ничего особенного, – Эйтан почесал кончик носа. – Я уже и не помню толком. Кажется, попросила быть повнимательнее. Что-то вроде того…

– Что-то вроде того? – переспросил Маркус. – Ну да. Конечно, – его губ коснулась чуть заметная улыбка. – Повнимательнее…

Он положил руку на столик. Провел ладонью по поверхности. Так, словно хотел смахнуть с него несуществующую пыль.

Эйтан понял, что попытка сгладить углы не удалась. Похоже, простыми отношения в этой семье не назовешь. Старик сразу раскусил его не слишком-то убедительную ложь. Но что поделать? Не выкладывать же напрямую, что внучка о нем думает?

Маркус отвернулся к окну. За стеклом проплывали утонувшие в темноте поля и одинокие частные дома.

Эйтан открыл рот, чтобы что-то добавить, но передумал. Тут уж, что ни скажи, все равно окажешься крайним.

Молча раскрыв рюкзак, он достал томик Сэлинджера.

В конце концов, Мири просила проводить старика, а не развлекать разговорами.

* * *

Несмотря на прекрасный слог, далеко не все рассказы сборника оставляли в душе Эйтана след. Вроде и написаны хорошо. И каждое слово на своем месте. Образы яркие. И описания подобраны точно. Но никакого эмоционального сопереживания.

Осилив пару историй, Эйтан подумал, что, может, Авиталь не так уж и неправа, что отложила сборник в сторону. Он уже хотел последовать ее примеру, но до конца поездки еще оставалось время, которое нужно было чем-то занять.

Маркус по-прежнему хранил молчание, а включать планшет не хотелось.

Так что Эйтан решил дать Сэлинджеру еще один шанс и, вздохнув, взялся за последний рассказ из сборника – «Тедди». Он-то его и зацепил.

В нем рассказывалось про мальчика, который стал мишенью для газет из-за того, что верил в ведическую теорию перевоплощения. Проще говоря, в переселение душ.

Особенно впечатляющим Эйтану показался эпизод, в котором Тедди рассказывал журналисту о том, что весь окружающий мир – это Бог. Эйтану так понравился этот диалог, что он даже загнул уголок страницы. Герой чем-то напомнил ему мальчика из «Матрицы», который убеждал Нео в том, что ложки не существует.

– Что читаешь? – нарушив молчание, спросил Маркус.

Вопрос прозвучал так неожиданно, что Эйтану пришлось приложить усилие, чтобы переключиться с воображаемой реальности на действительность.

– Сэлинджера, – оторвав взгляд от книги, ответил он. – «Девять рассказов».

– Надо же… – Старик заметно оживился и скосил взгляд на загнутый уголок страницы. – И как тебе?

Эйтан неопределенно пожал плечами.

– Если честно, не очень. Но некоторые вещи хороши.

– Хм…

– Особенно диалоги. Вроде бы ничего особенного. Обычная болтовня. Но в ней-то и вся соль. В смысле раскрытия персонажа, характера.

Маркус положил руку на подлокотник и постучал по нему пальцами. Пальцы были длинными и изящными. Как у пианиста.

– Часто берешь книгу в дорогу? – спросил он.

Эйтан пожал плечами.

– Да нет. Вообще-то я редко езжу. А в этот раз как-то машинально сунул сборник в рюкзак. Подруга не дочитала. Вот я и взял.

Старик снова замолчал.

За окном проносились отроги горы Кармель. Из-за яркой подсветки зданий казалось, что небо подернуто слоем желтой пыли. Туч видно не было. Лишь редкие перистые облака проплывали в фиолетовой вышине.

По динамику объявили, что поезд подъезжает к Хайфе. Несколько пассажиров засобирались. Сняли с полок рюкзаки и сумки.

Маркус оторвался от окна и перевел взгляд на свои руки.

– Знаешь, что Сэлинджер принимал участие в освобождении Дахау? – отстраненно спросил он.

Вопрос сбил Эйтана с толку.

– Нет, – признался он. – Читал, конечно, что тот добровольцем ушел на фронт, но про лагерь не слышал. А почему ты спрашиваешь?

Старик откинулся на спинку сиденья.

– Да, так. Просто вдруг вспомнил.

Поезд начал сбавлять скорость. Пассажиры, которые собирались выходить, прошли в тамбур и встали у дверей.

Эйтан проводил их взглядом и задумался. В подсознании занозой засела какая-то мысль. И теперь он не мог думать ни о чем другом, кроме нее. Хотелось поддеть ее каким-нибудь хитрым крючком и вытащить наружу. В область рационального. Ощущение было таким навязчивым, что у Эйтана даже начало покалывать кончики пальцев.

Колеса заскрипели и поезд остановился. Ехавшие до Хайфы пассажиры, сошли на перрон. Остановка заняла от силы пару минут. Когда они истекли, поезд снова двинулся в путь.

За окнами пронеслись фонари скоростного шоссе. Потом замелькали старые фабричные корпуса. Какой-то заброшенный цех. Забор из железной сетки. Массивные бетонные ограждения с колючей проволокой поверху.

При взгляде на них в голове Эйтана что-то сдвинулось. Он посмотрел на Маркуса и спросил:

– Ты ведь неспроста сказал про Дахау?

Ответа не последовало.

Старик уставился в одну точку и не проронил ни слова. Эйтан проследил за его взглядом, но увидел только прикрученное над столиком объявление о том, что в вагонах поезда необходимо сохранять чистоту.

Пытаясь подтвердить свою догадку, Эйтан посмотрел на предплечье Маркуса. Кожа на нем была чистой. Никаких номеров. Или следов от сведения татуировки. Словно почувствовав его взгляд, старик произнес:

– Номера там писали на одежде.

Эйтан не знал, что ответить. Да и что тут скажешь? Любая фраза прозвучала бы фальшиво.

– Иногда я целыми днями прокручиваю в памяти лица солдат, – задумчиво пробормотал Маркус. – Тех, кто освободил лагерь. Пытаюсь вспомнить, как они выглядели. Все думаю: а что если Сэлинджер был среди них? И я даже пересекся с ним взглядом? – Старик облизал пересохшие губы. – Порой мне кажется, что так и было. Но потом проходит время, и я начинаю сомневаться. Вдруг мне только показалось? Мы ведь были так истощены, что уже почти не различали грань между сном и реальностью. – Он наклонился вперед, словно хотел проверить, не развязались ли шнурки на туфлях. – Солдаты выдали нам автоматы, чтобы каждый мог свести счеты со своими мучителями, но мало у кого остались силы, чтобы стрелять… Правда, находились и те, кто, несмотря ни на что, делал это голыми руками…

Старик все рассказывал и рассказывал. Вспоминал какие-то чудовищные детали. И чем больше он говорил, тем сильнее его голос становился похож на поминальный кадиш.

Эйтан боялся вставить слово, чтобы не спугнуть это внезапное откровение.

Теперь они ехали вдоль берега моря. Глядя на его черную поверхность, он думал о том, как этот ужас может быть правдой? Откуда у людей могло взяться такое зверство? В чем здесь ошибка?

– Пишут, что увиденное в лагере навсегда сломило Сэлинджера, – голос Маркуса вывел Эйтана из задумчивости. – Хотя кого бы это не сломило? Удивительно, как он вообще не потерял способность писать…

Поезд проехал Акко. До конца маршрута оставалось чуть меньше четверти часа.

– Как же ты выжил в этом аду? – спросил Эйтан.

Старик положил руки на трость и покачал ее из стороны в сторону.

– Я просто обманул ангела смерти, – ровным голосом ответил он.

Ответ прозвучал настолько буднично, что Эйтан тут же вспомнил предостережение Мири. Впрочем, чему здесь удивляться? В таком возрасте и обычные люди впадают в маразм, а уж после всего, что выпало на долю Маркуса…

Эйтан подумал, что, возможно, «ангел смерти» – всего лишь образ, но старик быстро развеял его предположение:

– Не помню, когда именно это случилось, – Маркус кашлянул и протер рот платком. – Просто однажды я вдруг почувствовал… Что-то едва уловимое. Легкое, как дуновенье ветра… – Он сложил платок и сунул его в карман. – А потом осознал, что могу помешать. Конечно, я не мог спасти всех. Но некоторых все же удавалось…

Эйтан понял, что старик заговаривается, и решил не тревожить его лишними вопросами. Ангел смерти – так ангел смерти. Пусть себе говорит, что захочет. Пережитое Маркусом настолько чудовищно, что невозможно представить, какой ад творится у него в душе.

Последние минуты пути прошли в тишине. Каждый думал о чем-то своем. Вскоре объявили, что поезд подъезжает к конечной станции. Когда он остановился, Эйтан с Маркусом пропустили вперед немногочисленных попутчиков и вышли следом за ними.

Воздух в Наарии пах совсем не так, как в Тель-Авиве. Здесь отчетливо слышался запах моря. Дышалось легко и свободно.

Эйтана вдруг охватило странное чувство, будто весь его жизненный путь вел к этому единственному моменту. Разлитая вокруг тишина оглушала. Мир казался хрупкой стеклянной перегородкой: ударь посильнее – и все разлетится к чертям. Расколется на тысячу осколков, обнажая изнанку бытия.

Они прошлись по перрону. Людей вокруг почти не было.

На выходе из вокзала Маркус спросил:

– Так ты живешь в Наарии?

– Жил… – после небольшой паузы ответил Эйтан. – Раньше.

– А зачем приехал?

Эйтан почесал в затылке. И действительно, зачем? Чтобы разрубить узел, связывающий его с детством? С родителями? Со всем, что вмещалось в его представление о самом безмятежном времени и периоде жизни?

И что с того, что на вырученные со сделки деньги можно сделать первый взнос за ипотечную ссуду? Так ли уж необходимо жить в центре? Обходились же они с Авиталь раньше…

– Пытаюсь продать родительскую квартиру… – тише, чем обычно, сказал он. И сам удивился тому, как нелепо это прозвучало.

– Ясно, – протянул Маркус. – А давно родителей не стало?

– Давно.

Старик закивал, но больше не проронил ни слова.

На привокзальной площади дежурили несколько таксистов.

В уголках губ тлеющие огоньки сигарет. В руках неизменные стаканчики с кофе.

Эйтан подвел Маркуса к ним. Старик назвал адрес. Один из водителей кивнул и подтвердил заказ.

– Что ж, – Маркус протянул Эйтану руку, – спасибо, что проводил.

Рукопожатие вышло неожиданно сильным.

– Не за что, – ответил Эйтан. – Не забудь позвонить Мири.

– Конечно.

Маркус подошел к раскрытой двери. Искры в его глазах подернулись пеплом. Он выглядел очень уставшим.

– Знаешь, – обернувшись, сказал он, – я ведь после войны направил ему несколько писем.

– Кому? – удивился Эйтан. – Сэлинджеру?

– Да. Хотел узнать, он ли это был.

– И что?

– Ответа, разумеется, не последовало.

– Ну, слушай, – Эйтан повел рукой. – Представь, сколько ему приходило корреспонденции! Он ведь к тому моменту уже стал знаменитым писателем. Может, просто не получил.

– Может, и не получил, – Маркус бросил трость на сиденье машины. – Но, мне кажется, дело не в этом. – Старик сжал зубы и посмотрел куда-то в сторону. – Думаю, что всю оставшуюся жизнь он старался забыть о том, что увидел в Дахау. Поэтому и не ответил. Боялся, что эти воспоминания утянут его за собой. А может, именно так и случилось. Иначе чем объяснить это затворничество на самом пике славы?

* * *

Проводив такси взглядом, Эйтан направился к ближайшему продуктовому киоску. Купил немного хлеба, чтобы с утра поджарить тосты, пачку кукурузных хлопьев и пакет молока. В квартире еще должен был оставаться кофе. Прошлый раз они приезжали вместе с Авиталь и провели в Наарии все выходные. А представить, чтобы она начала утро без кружки кофе, совершенно невозможно. Скорее люди переселятся на Луну.

Как заядлый курильщик обустраивает тайники с сигаретами, так Авиталь запасалась кофе. Даже если знает, что в банке еще осталась пара ложек, все равно купит новую. А вот сахар она не покупала никогда. Не то чтобы сильно следила за здоровьем, просто не любила. Зато всяких добавок к кофе у нее водилось море. Корица, кардамон, ваниль. Баночки с этими ароматными специями занимали целую полку на кухне.

Плюс сиропы. Кленовые, шоколадные, миндальные. В общем, когда Авиталь бралась за приготовление кофе, начиналось настоящее шоу. Эйтан часто предлагал ей открыть кофейню (хотя бы небольшую, на пять-шесть столиков), но она все отшучивалась. Дескать, одно дело готовить для себя и близких, другое – для чужих. Ставить творческий процесс на производственные рельсы Авиталь категорически отказывалась. При таком подходе неизбежно теряется вся магия, считала она. Готовить нужно с любовью, а это товар штучный.

Тем, кто впервые наблюдал за тем, как она варит кофе, Авиталь объясняла, что в некоторых школах боевых искусств чайная церемония является обязательной ступенью на пути к мастерскому титулу. Сама она никакими единоборствами не занималась, но была абсолютно уверена, что кофе заслуживает такого же трепетного отношения, как и чай.

Расплатившись за покупки, Эйтан сложил все в пакет и вышел на улицу. Стояла теплая летняя ночь. В кустах розмарина стрекотали цикады. Из-за туч выкатилась полная луна. Ее мягкий свет струился по крышам домов и разливался по кронам деревьев.

Проходя мимо парка, Эйтан коснулся рукой нескольких шершавых стволов. Где-то на одном из них должно было сохраниться признание, которое он вырезал, будучи мальчишкой.

Где, интересно, сейчас та девочка? По-прежнему ли горят ее глаза? Интересно, что бы она сказала при встрече? Узнала бы или прошла мимо?

Несмотря на поздний час, автобусы еще ходили. Кроме того, по дороге периодически проносились маршрутки. Но Эйтан все же решил пройтись.

Слишком давно не дышал этим воздухом. Слишком многое за последние годы успело измениться.

Ему не терпелось увидеть, работает ли еще лавка старьевщика на перекрестке возле парикмахерской? Не закрылась ли пиццерия напротив? На месте ли цветочный Хейфеца (того суетливого старика, сыпавшего комплиментами каждой заходящей в магазин женщине)?

К любопытству примешивалась и боязнь. Меньше всего Эйтану хотелось увидеть закрытые двери или прочитать объявление о том, что помещение сдается. Хейфец уже тогда не отличался здоровьем. А хозяин пиццерии постоянно мечтал о расширении. Ведь если не будет этих мест, что останется от той жизни?

Эйтан уехал из города сразу после армии и только сейчас, после того как родителей не стало, почувствовал, как глубоко в его душе проросли эти просоленные морским ветром улицы и дома.

Когда он приезжал сюда вместе с Авиталь, времени на неспешную прогулку выкроить не удалось. Утро они провели на пляже, а ближе к обеду поехали любоваться гротами Рош-а-Никра.

Авиталь родилась на юге и всю жизнь провела там. Пару раз была в Цфате, однажды ездила кататься на лыжах на Хермон, но до моря на севере так и не добралась.

Открывавшийся с фуникулера вид сразу захватил ее воображение. Скалистое побережье, небольшие бухточки и заливы, бесконечная морская гладь. Авиталь даже упрекнула Эйтана за то, что он не показал ей это место раньше. После увлекательной экскурсии по меловым пещерам она взяла с него клятвенное обещание вернуться сюда вновь.

– Нужно обследовать здесь каждый уголок, – сказала она. – Это же настоящая сказка!

В общем, прогуляться по городу тогда не вышло. Зато сейчас времени было хоть отбавляй.

Если идти неспешным шагом, то до квартала, где находилась квартира родителей (Эйтан так и не научился называть ее своей), оставалось минут двадцать. Пакеты из магазина ходьбе не мешали. Молоко он сунул в рюкзак, а другие покупки почти ничего не весили.

По дороге никто из знакомых не встретился. Хотя ему почему-то казалось, что будет как раз наоборот. Обязательно попадется какой-нибудь одноклассник или сосед, который непременно начнет расспрашивать о том, как дела, где пропадал, почему так давно не появлялся. Станет приветливо улыбаться, хлопать по плечу. Всего этого Эйтану совершенно не хотелось. Особенно сейчас. После разговора с Маркусом. Когда в душе разрасталась какая-то черная дыра, которая затягивала в себя все его мысли и чувства.

Казалось бы, случайная встреча. Ну что ему за дело до пережившего Катастрофу старика? До его прожигающих насквозь глаз? Любой здравомыслящий человек сразу бы выкинул мысли об этом из головы. И вообще… Не пора ли переключиться на что-то более жизненное? Например, завтрашний разговор с риелтором?

Эйтан так глубоко погрузился в себя, что не заметил, как оказался на перекрестке, где раньше располагался цветочный. Только теперь вместо надписи «Цветы» над киоском висела яркая вывеска туристического агентства.

– «Пре-ми-ум-тур», – прочитал Эйтан по слогам.

Он никак не мог сообразить, какое отношение эта вывеска имеет к данному месту. Ему казалось, что испокон веков, начиная с того самого момента, как евреи заселили эрэц Кнаан, здесь находился цветочный. Будто сам Иешуа бин Нун передал предкам Хейфеца право открыть здесь магазин. А раз так, при чем тут турагентство? К тому же с таким идиотским названием?! Может, улица не та?

Но улица была та. Для того чтобы убедиться в этом, достаточно было поднять голову и посмотреть на табличку, прикрепленную на углу здания.

На следующем повороте Эйтан увидел, что судьба цветочного не миновала ни парикмахерскую, ни пиццерию. Одна только лавка старьевщика оказалась неподвластна изменениям и все так же стояла на своем месте.

* * *

В квартире пахло прошлым и обрывками воспоминаний. Эйтан закрыл за собой дверь и включил свет. На мгновенье ему показалось, что сейчас с кухни раздастся мамин голос, и она спросит: «Почему так поздно?». А потом позовет ужинать, пожалуется на погоду и больные суставы.

Сердце предательски сжалось. Но ничьего голоса, разумеется, не раздалось. Только мерный звук капающей воды эхом разносился по коридору.

Эйтан прошел на кухню. Посильнее закрутил кран. По-хорошему, стоило бы поменять прокладки. А то и заменить весь смеситель. Но ни времени, ни желания заниматься этим не было.

«Надо перекрыть воду, когда уеду, – подумал он. – Правда, если завтрашний клиент примет решение о покупке, это уже будут его проблемы…»

Составив продукты на стол, Эйтан открыл холодильник, но включать его не стал – больше провозишься. Пока сдвинешь, пока подключишь к розетке. Портиться тут нечему. Один пакет пастеризованного молока до утра как-нибудь доживет.

В навесных кухонных ящиках обнаружилась коробка с чаем. Из всего разнообразия изображенных на упаковке вкусов остался только «Эрл Грей» и цейлонский. На ночь, конечно, лучше что-то менее крепкое, но ничего. Учитывая, какой тяжелый выдался день, усталость все равно пересилит. Уж с одной чашкой организм как-нибудь справится.

Пока вода закипала, Эйтан распахнул окно. В комнату ворвался свежий запах хвои. Смолистый и чуть горьковатый. Растущая у подъезда сосна за эти годы стала еще выше. Вытянулась. Раскинула изломанные руки-ветви к самому небу.

«Интересно, есть ли у завтрашнего клиента дети? – подумал Эйтан. – И если да, понравится ли им вид из окна?»

Ночью город выглядел как ожившая фотография с какого-нибудь рекламного плаката: «Подарите себе незабываемый отдых в нашем отеле. Отличное расположение, прекрасный вид на море, набережная с тренажерами для фитнеса. Множество магазинов, торговых комплексов и кафе. Безупречное обслуживание. Приятный персонал. Всего два часа на комфортабельном поезде из Бен-Гуриона – и вы на месте».

«Так, наверное, туристы и представляют себе жизнь в Наарии, – подумал Эйтан. – Жаль только, большинство тех, кто здесь вырос, ничего этого не замечает».

Он заварил чай. Машинально выбрал цейлонский и залил его кипятком. Сделал несколько осторожных глотков и оставил остывать. А сам прошел в ванную. Включил душ. Стоя под тугими струями воды, подумал, что выражение «смыть усталость» не такое уж и образное.

После того как теплая вода закончилась, он еще несколько минут не выключал кран. Пока не полилась совсем уж ледяная.

В выдвижных ящиках рассохшегося шкафа нашлись несколько чистых полотенец и новая пара белья. Эйтан переоделся и обнаружил, что в соседнем отделении висит одинокий женский кардиган.

Надо же. А Авиталь весь дом перевернула.

Выходя из ванной, он достал из джинсов телефон и набрал знакомый номер. Трубку долго не брали.

Видимо, опять поставила на беззвучный.

– Алло, – наконец раздался в динамике тихий голос.

Из-за недавней простуды Авиталь слегка охрипла. Вирус вроде прошел, но, видимо, еще не до конца.

– Привет. Я добрался.

– Ну наконец, – вздохнула она. – А то я уже начала волноваться. Как-то долго в этот раз.

– Поезд задержали.

– Ясно. Ты что-то ел?

Эйтан задумался: «И действительно. Когда я ел в последний раз? Кажется, еще на работе».

– Да я не голоден. Чай попил и все. Ну, и на утро взял кое-что.

Авиталь замолчала. Эйтан представил, как у нее над переносицей пролегли хмурые морщинки.

– Может, ты подхватил тот же вирус, что и я? – взволнованно спросила она.

– Нет, просто устал.

– Понятно. Ну, ложись поскорее.

– Так и сделаю.

– Как там на квартире?

– Все нормально. Я, кстати, нашел твой кардиган.

– Надо же! – обрадовалась Авиталь. – И где он был?

– В старом шкафу для полотенец.

– Вот ведь! Совсем из головы вылетело. Все ящики проверила, а туда заглянуть забыла.

– Захватить его с собой?

– Если не сложно.

– Нет проблем, – Эйтан прошел в спальню. Распахнул окно и сел на кровать. – Как себя чувствуешь? – поинтересовался он.

– Хорошо. По сравнению с тем, что было, вообще супер. Температура уже спала.

Эйтан включил торшер и откинулся на подушку. Окинул взглядом стены. Задержался на мгновенье на родительской черно-белой фотографии. «Б-же, какие они здесь молодые…».

– Эй! – окликнула его Авиталь. – Ты чего завис?

– Извини, – встрепенулся он. – Просто задумался. Кстати, все хотел тебя спросить.

– Да?

– Почему ты не стала дочитывать Сэлинджера? Не понравился?

Несколько секунд Авиталь молчала. Потом, медленно подбирая слова, ответила:

– Не то чтобы не понравился. Просто как-то не совпал с настроением.

– Ясно…

Они еще немного поболтали ни о чем. Потом пожелали друг другу доброй ночи и попрощались.

Эйтан положил телефон рядом с собой и уставился в открытое окно.

Он принялся размышлять над тем, как пройдут завтрашние переговоры о продаже квартиры, но тут-то его и сразил сон.

* * *

Во сне было жутко холодно. Изо рта шел пар. Во все стороны, куда ни глянь, простирался одинаковый серый пейзаж. Ни людей, ни животных, ни птиц. Никаких деревьев. Совершенно не за что зацепиться взглядом. Даже на горизонте ни холмов, ни гор.

Под ногами мелкий острый щебень. С унылого неба падают невесомые хлопья пепла. Медленно ложатся на землю и беззвучно рассыпаются в прах. Но прах этот не устилает щебень покрывалом, как снег, а просто исчезает неведомо куда.

«Ничего этого на самом деле не существует», – пронеслось в голове Эйтана.

Он огляделся по сторонам, но везде видел одно и то же. Бесконечную пустошь. Ни дуновения ветра. Ни запаха. Ни-че-го… Абсолютная пустота.

Эйтан попытался крикнуть, но крик вышел какой-то сдавленный. И криком-то не назовешь. Больше похоже на хрип. Словно в рот забили кляп, а потом еще надели повязку.

«Все это не по-настоящему, – подумал он. – Если я захочу, то в любой момент могу проснуться».

Прервав его мысли, откуда-то сзади полилась музыка. Эйтан обернулся и увидел высокий деревянный столб с укрепленным на нем громкоговорителем.

«Как он здесь оказался? – удивился Эйтан. – Я же только что оглядывался по сторонам!»

Звуки вальса нарастали, становились все громче и навязчивей. Несмотря на красоту и торжественность мелодии, было в ней что-то неправильное. Что-то вызывающее неприязнь и тревогу. Чем дольше музыка звучала, тем острее это чувствовалось. Эйтан зажал уши, но спастись от всепроникающей мелодии не получилось.

Теперь вальс зазвучал в его голове. Казалось, еще немного – и мозг просто взорвется. Как арбуз, по которому выпустили обойму из автомата.

Испугавшись, Эйтан зажмурился и втянул голову в плечи. Сколько времени эта пытка продолжалась, он не знал. Может, мгновенье, может, вечность. Закончилось все тогда, когда кто-то положил руку ему на плечо.

Эйтан разлепил веки и увидел перед собой Маркуса.

То, что это был он, не вызывало никаких сомнений. Ни ужасное истощение, ни засаленная лагерная роба не позволяли перепутать этот взгляд с другим. Несмотря на то что сейчас Маркус выглядел лет на пятнадцать, Эйтан сразу узнал своего недавнего попутчика.

– «Голубой Дунай», – Маркус кивнул на громкоговоритель. – Так они пытались внушить нам благородные ценности. У заключенных, по их убеждению, они отсутствовали.

Эйтан молча кивнул. Что тут сказать, он совершенно не представлял. Просто радовался тому, что музыка наконец стихла. И что в этой пустыне из пепла появился хоть кто-то кроме него.

– Ты как здесь оказался? – после недолгой паузы спросил Маркус. – Впрочем, я, кажется, понимаю… – Его глаза так и шарили по лицу Эйтана, выискивая непонятно что. Прямо как прожекторы глубоководного батискафа, изучающего океанское дно. – Вот, значит, как… Что ж, никакой особенной процедуры нет.

– Процедуры? – переспросил Эйтан.

– Скажем, никаких определенных правил. Все очень индивидуально. В конце концов, мы ведь говорим о какой-то аномалии. Сбое во Вселенной, если угодно.

Маркус замолчал. В его словах скользило что-то неуловимое, но чрезвычайно важное. Требовалось время, чтобы услышанное вошло в резонанс с сознанием. Поначалу Эйтан думал, что совершенно не понимает, о чем идет речь. Но потом вдруг почувствовал, как что-то внутри него сдвинулось, перестроилось на новый лад. Словно старый радиоприемник наконец настроился на нужную волну.

Небо над их головами начало стремительно темнеть. Не прошло и минуты, как из серого оно превратилось в фиолетовое. А потом потемнело еще сильнее и стало похоже на большую набухшую гематому. Маркус посмотрел наверх и нахмурился.

– Хотел бы объяснить тебе все подробно, но, боюсь, у нас не так уж много времени, – сказал он. – У каждого действия есть равное по величине противодействие. Думаю, ты и сам это прекрасно понимаешь.

Где-то вдалеке раздался мощный раскат грома.

– Признаться, я все время считал, что это будет кто-то вроде пожарного или врача, – продолжил Маркус. – Или полицейский. Иными словами, человек, привыкший смотреть смерти в глаза.

– Но я всего лишь разработчик систем контроля качества, – растерянно ответил Эйтан.

– Забавно, – Маркус улыбнулся. – Впрочем, нам ли судить? Мы ведь не более чем функция… В уравнении со множеством неизвестных. Сказать по правде, я даже рад, что это ты.

Стоило старику произнести эти слова, как все мирозданье подернулось рябью.

Эйтан вдруг почувствовал, как кто-то невидимый взмахнул крыльями прямо у его лица, а потом что-то с силой ударило его в грудь и вытолкнуло в реальность.

Он закашлялся и резко открыл глаза. Часы на телефоне показывали половину шестого.

Эйтан сел на кровати и повернул голову к окну. Первые рубиновые всполохи уже успели поджечь горизонт. Где-то на востоке разгорался новый день.

* * *

Гершом оказался заурядным перекупщиком. Это выяснилось уже в первые минуты встречи. Квартиру он рассматривал как вложение с целью последующей перепродажи. Поэтому любые расспросы о том, есть ли у него дети, в какой комнате предполагается сделать спальню или кабинет, мгновенно потеряли смысл.

Несмотря на исключительно деловой интерес, перекупщик все же старался проявлять чуткость. Впрочем, через какое-то время стало очевидно, что делает он это по привычке.

Прием, в сущности, примитивный. Выразишь сочувствие, получишь эмоциональный отклик, а там уже можно и скидку попросить. Все эти вещи легко читались и оттого выглядели довольно неуклюже.

Придуманный Гершомом образ оказался откровенно сыроват. Над мимикой еще работать и работать. Хоть бери уроки актерского мастерства. И в отношении аргументации было над чем потрудиться – либо уж сбивай цену, либо расспрашивай о том, не тяжело ли владельцу расставаться с отчим домом.

От всего этого Эйтану делалось не по себе. Учитывая, что спал он не больше трех-четырех часов, роль приветливого хозяина давалась ему с изрядным трудом.

Айзек, нанятый Эйтаном риелтор, чувствовал повисшую в воздухе напряженность, но изо всех сил старался делать вид, что ничего не происходит. Правда, несколько раз он подавал знаки: мол, прояви радушие, будь помягче, но Эйтан сознательно игнорировал эти невербальные послания. Гершом ему не нравился.

На вид перекупщику было слегка за пятьдесят. На лбу залысины. Под глазами мешки, а на лице нездоровая одутловатость. Отутюженная рубашка, брюки со стрелкой. Похож на человека, который в свое время увлекался спортом, но потом забросил и теперь стремительно набирает вес.

– Штукатурка, разумеется, старая? – проведя ладонью по стене, спросил Гершом.

– Угу, – промычал Эйтан и сел на край стола.

Перекупщик взглянул на капающий кран.

– Как и сантехника с проводкой?

Фраза прозвучала риторически, и Эйтан решил не отвечать.

Айзек поправил галстук и бросил умоляющий взгляд на банку кофе.

Эйтан отнюдь не горел желанием угощать Гершома, но врожденная вежливость все же победила.

– Кофе? – прохладно спросил он.

– Спасибо, не откажусь, – тут же оживился Айзек.

– А нет ли травяного чая? – оторвавшись от созерцания крана, поинтересовался Гершом. – При моей язве ничего другого нельзя.

– Травяного, к сожалению, нет, – улыбнулся Эйтан. – Закончился.

Вот еще. Травяной чай! Ничего подобного у него и отродясь не водилось.

– А что с этой сосной? – Гершом подошел к окну и выглянул на улицу. – Не мешает ли она проводам? Не думали спилить ее?

Эйтан бросил в турку несколько ложек кофе, залил водой из чайника и поставил на плиту.

– Не думали, – сказал он, помешивая воду.

Гершом обернулся, но ничего не сказал.

Солнце уже стояло высоко над горизонтом. Ветви сосны купались в его лучах, отбрасывая на землю длинные причудливые тени.

Эйтан дождался, когда поднимется пенка, и снял турку с огня. Разлил кофе по кружкам. Одну предложил Айзеку, другую поставил рядом с собой. После чего налил стакан воды и поднес его Гершому. Тот благодарно кивнул и сделал несколько глотков.

– Из окон открывается прекрасный вид на центр города, – перехватил инициативу Айзек. – В нескольких минутах муниципалитет, до набережной легко дойти пешком.

– Да-да, – отмахнулся Гершом. – Это мы уже обсуждали. – Он отвернулся от окна и оперся на подоконник. – Меня больше интересует вопрос цены. Квартира не в лучшем состоянии. Рынок изобилует предложениями, а тут требуется серьезный ремонт.

Эйтан подул на кофе и отставил кружку в сторону. Скользнул взглядом по кухне, задержался на дверном косяке. Тот был исписан метками: три года, четыре, пять. И так далее, вплоть до шестнадцати. После этого отмечать его рост стало уже некому. Отец ушел первым, и придуманная им забава вскоре забылась. В восемнадцать Эйтана призвали в армию, а после началась совсем другая, взрослая жизнь.

– Уверен, мы готовы обсудить этот вопрос, – попытался разрядить обстановку Айзек.

– Не думаю, что здесь есть что обсуждать, – прервал риелтора Эйтан. – Цена и так значительно ниже рыночной. Не вижу причин снижать ее еще больше.

Гершом постучал пальцами по подоконнику.

– Как я уже говорил, для меня это только бизнес. Поэтому я готов выкупить квартиру сразу и заплатить наличными. Но цена должна быть такой, чтобы я мог еще что-то заработать.

– Понимаю, – кивнул Эйтан. – Но я никуда не тороплюсь. Квартира стоит столько, сколько указано в объявлении.

– Боюсь, тогда мне не остается выбора.

– Думаю, нам стоит взять небольшую паузу, – вмешался в разговор Айзек. – Хотя бы до вечера. И как следует все обдумать, – он перевел взгляд на Эйтана и нахмурился. – Надеюсь, никто не против?

– Я за, – высказался Гершом.

Эйтан сунул руки в карманы и пожал плечами.

– Можно и подождать.

Надежда быстро выйти на сделку таяла как туман. Конечно, будь он посговорчивей, дело бы продвигалось быстрее. Но, с другой стороны, Гершом представлял ту породу людей, которым стоит только почувствовать готовность продавца уступить – и они уже не остановятся. Будут требовать еще и еще. Пока цена не опустится так низко, что станет совсем бросовой.

Тем не менее Эйтан легко бы уступил, обсуждай они продажу подержанного автомобиля. Но на кону стоял дом, в котором он вырос. Избавляться от него как от старого хлама, лишь бы кто взял, он не собирался.

В идеале ему хотелось бы видеть здесь какую-то молодую семью. Возможно, ожидающую ребенка. Или уже с детьми. Чтобы в детской по-прежнему раздавался смех и чтобы дерево под окнами никому не мешало.

– Что ж, – Айзек махом допил кофе и сунул под мышку папку с документами, – тогда до вечера.

* * *

Не успел Эйтан закрыть за гостями входную дверь, как почувствовал острый приступ головной боли. Как будто по затылку саданули чем-то тяжелым. К горлу подкатила тошнота. Подмышки намокли. На лбу выступили предательские капельки пота.

«Что за черт? – подумал он и, пошатываясь, прошел на кухню. – Давление, что ли?»

Эйтан залпом выпил стакан воды, но легче не стало. Даже наоборот. В голове зашумело. Перед глазами поплыли темные круги. Такого с ним не случалось уже давно. Последний раз так плохо ему было в армии, на марш-броске через пустыню. Тогда он сутки провалялся в больнице.

«Может, просто недосып? – пронеслось в голове. – Навалилось все сразу, вот организм и дает сбои».

Эйтан умыл лицо. Вытерся бумажным полотенцем. Надеясь отдышаться, подошел к окну.

Теплый морской бриз приятно щекотал ноздри. Пахло летом и подстриженной травой. Где-то вдалеке лаяла собака. На скамейке переговаривались две пожилые женщины – обсуждали цены на продукты и спорили, где выгоднее покупать овощи. В палисаднике возле дома расцвела вечнозеленая лиана. Ее бледно-розовые трубчатые цветы напоминали сложенные из бумаги колокольчики.

Из подъезда вышел Гершом. Айзек проследовал за ним. Неспешно переговариваясь друг с другом, они прошли через двор и спустились к автомобильной стоянке.

Эйтан вдруг почувствовал сильнейший озноб. Нечто похожее он испытал на вокзале, когда впервые увидел Маркуса. Только в этот раз льющийся по венам ток буквально валил его с ног. Эйтан еле удержался, чтобы не упасть.

Все посторонние мысли вылетели из головы. В сознании осталась одна единственная, пульсирующая, как тревожная лампочка, идея – их нужно немедленно остановить! Во что бы то ни стало. Любым возможным способом.

Держась за подоконник, Эйтан перевалился через окно и что было сил выкрикнул:

– Айзек!

Риелтор остановился возле машины (новенькой белой «Мазды») и поднял голову наверх.

– Что случилось? – развел он руками.

Гершом тоже остановился и, отыскав глазами нужный этаж, уставился на окно. Даже соседки перестали спорить и оглянулись назад.

Эйтан затравленно огляделся по сторонам. Нужно было срочно придумать повод, чтобы они вернулись.

– Ты оставил документы! – выпалил он первое, что пришло в голову.

Айзек достал из-под мышки папку. Открыл ее, пролистал несколько страниц.

– Да нет. Все на месте.

«Черт, – подумал Эйтан. – Что же еще придумать?»

– Я забыл показать вам кладовку! – нашелся он. – В ней можно сделать еще одну комнату. Пожалуйста, вернитесь!

Риелтор и покупатель переглянулись. Гершом удивленно пожал плечами. Айзек озадаченно поднял брови.

– Ладно, – крикнул он. – Мы идем.

Они развернулись и сделали несколько шагов к дому. Эйтан выдохнул и смахнул со лба пот.

Внезапно из-за поворота выскочил большой, запачканный грязью грузовик. Не сбавляя скорости, он смял растущие на разделительной полосе кусты и стремительно выскочил на встречку. Ехавшая в правом ряду маршрутка резко вырулила в сторону и чудом ушла от столкновения.

Через мгновенье грузовик, словно таран, влетел на стоянку. Раздался оглушительный грохот и лязг сминаемого металла. Сила удара была такой, что «Мазда» Айзека подлетела вверх, перевернулась в воздухе и с шумом рухнула на землю в нескольких метрах от стоянки.

Грузовик задел еще несколько машин и, будто поверженный зверь, с ревом завалился набок. Вспахав в асфальте длинную борозду, он наконец остановился. Протяжный гудок клаксона разнесся по округе как последний предсмертный рык.

Вокруг поднялся ужасный шум. Настоящая какофония. Сразу у нескольких припаркованных на стоянке машин сработала сигнализация. Из окон высунулись испуганные люди. Сидящие на скамейке женщины вскочили с места и принялись звонить в экстренные службы. Случайные пешеходы позабыли о своих делах и окружили место аварии плотным полукругом.

Айзек буквально врос в землю. Словно загипнотизированный, он смотрел на дымящуюся груду металла, что еще недавно была его машиной. Гершом выглядел не лучше. Видимо, никак не мог поверить в то, что происходящее вокруг – это реальность, а не декорация к малобюджетному боевику.

Эйтан облизал пересохшие губы и осел на пол. Пляшущие перед глазами темные круги затянули хоровод и притянули его на свою орбиту.

* * *

Без сознания Эйтан пробыл недолго. Судя по всему, полиция только подъехала и еще не успела оградить место аварии. Зеваки на улице даже и не думали расходиться. Наоборот, их стало еще больше. Оно и не удивительно. Не каждый день удается поглазеть на такое шоу.

Озноб почти прошел. И головокружение тоже. Но теперь во всем теле ощущалась ужасная слабость. Будто он сутки напролет разгружал вагоны с цементом и при этом ничего не ел. Сердце все еще билось учащенно, а во рту ощущался отчетливый привкус меди.

Эйтан попытался подняться. Получилось не сразу. Ноги казались ватными. Но со второй попытки ему все же удалось встать.

Мысли в голове спутались. Расплетать этот клубок не было никакого желания. Хотелось только одного – добраться до кровати, укрыться одеялом и проспать сутки напролет. Так, как бывало в студенческие годы после бурных и затяжных вечеринок.

Отключаешь телефон, вставляешь в уши беруши, закрываешь жалюзи – и привет! Как говорила героиня Пенелопы Крус из «Ванильного неба»: «Встретимся в следующей жизни!».

И действительно, проснешься через сутки и ощущаешь себя другим человеком. Никакие таблетки и рядом не стояли.

Были ведь времена! А теперь не пройдет и часа, чтобы не позвонили с работы. И не нагрузили переделкой какого-нибудь кривого кода, без которого «виснет вся система». При этом еще и дедлайн объявят: нужно было починить вчера, но если успеешь до вечера, то, глядишь, выживем.

Не успел он подумать об этом, как в дверь постучали. Один раз. Второй.

– Это мы, – голос из-за двери принадлежал Айзеку. – Открой, пожалуйста.

«Вот черт, – подумал Эйтан. – Что ж, делать нечего. Придется открывать».

Он распахнул дверь.

Теперь эту парочку было не узнать. Вся их былая самоуверенность куда-то улетучилась. Похоже, они совершенно не понимали, что произошло и как теперь себя вести. Особенно ярко эта перемена читалась у Гершома.

«Надо же, – мысленно усмехнулся Эйтан. – Что вдруг случилось с амплуа преуспевающего торговца недвижимостью?»

Он сделал несколько шагов назад и пропустил гостей внутрь:

– Проходите.

Айзек зашел первым.

– Это не теракт, – сказал он. – По крайней мере, полиция так не считает. Водитель – израильтянин. Еврей. Скорее всего, какая-то техническая неисправность.

– Но он жив? – поинтересовался Эйтан.

– Жив, – ответил Гершом. – Но состояние тяжелое.

Они прошли на кухню. За окном разворачивалось настоящее представление. Народу становилось все больше. Подъехали спецмашины нескольких телеканалов. То тут, то там сверкали вспышки фотокамер.

– У нас не так много времени, – начал Айзек. – Нужно заполнить документы для страховой и дать показания полиции, – он ненадолго замолчал. – Но все это может подождать. Самое главное: мы должны сказать тебе спасибо. Если бы ты нас не окликнул… – риелтор прикусил губу. – Даже боюсь представить… В общем, кажется, ты только что спас нам жизнь.

Эйтан попытался представить, что у Айзека в голове. Стоит отдать ему должное, держался он неплохо. Для человека, который чуть не оказался внутри смятой пополам машины, можно даже сказать хорошо.

– Я здесь ни при чем, – сказал Эйтан. – Это просто счастливая случайность.

– Называй как угодно. Факт остается фактом. Если бы не ты, то медэкспертам пришлось бы повозиться, чтобы разлепить тот фарш, в который мы могли превратиться.

Гершом встряхнул головой. Видимо, произнесенная Айзеком фраза прозвучала слишком реалистично.

– Айзек абсолютно прав, – сказал он. – В таких ситуациях всегда сложно подобрать слова, но я согласен с ним на все сто. Не знаю уж, как все это правильно назвать, но по мне, так это просто чудо. Мы оба перед тобой в долгу.

– Вот еще, – поморщился Эйтан. – Какой еще долг?

– Что-то на тебе лица нет, – перебил его Гершом. – Ты нормально себя чувствуешь?

– Да. Все в порядке.

Это прозвучало слишком поспешно. В воздухе повисла неловкая пауза.

Айзек обвел кухню взглядом и первым нарушил молчание:

– Послушай, – обратился он к Эйтану. – А нет ли у тебя чего-нибудь выпить? Уж прости за наглость, но, судя по всему, за руль мне сегодня не садиться, – риелтор нервно хохотнул. – Да уж… Хе-хе… – он достал платок и протер лоб. – Смешно…

– Конечно, – отозвался Эйтан. – Где-то еще оставался арак.

Он оторвался от стены и принялся проверять навесные ящики. В одном из них действительно обнаружилась початая бутылка – еще с тех времен, когда они с Авиталь жили тут постоянно и по выходным принимали гостей. Эйтан поставил бутылку на стол, ополоснул стаканы и налил всем поровну – разлил все, что оставалось.

– Извините, разбавить, кроме воды, нечем.

– Да оставь, – Айзек махнул рукой. – Мы же не в баре. – Он поднял свой стакан и слегка встряхнул его содержимое. – За тебя!

– Лехаим, – отозвался Гершом и тоже взялся за стакан.

Они чокнулись. Молча выпили. Никто даже не поморщился.

Эйтан почувствовал, как обожгло горло, а потом во рту разлился яркий анисовый вкус, чем-то напоминающий аптечные капли.

Мысли притупились еще сильнее. Теперь ему не хотелось думать вообще ни о чем. Лишь бы побыстрее остаться одному.

На дне стакана Айзека осталось еще немного арака. Шмыгнув носом, риелтор подошел к окну. Осмотрел развернувшуюся перед глазами картину. Словно генерал, наблюдающий за ходом сражения.

– Ты уж извини, – протянул он. – Понимаю, это не очень уместно, – Айзек допил остатки арака, – но раз уж ты позвал нас осмотреть эту кладовку… – риелтор поставил пустой стакан на подоконник и обернулся на Эйтана, – может, мы все же взглянем на нее? Хотя бы ради того, чтобы больше не возвращаться к этому?

Эйтан подумал, что, как ни выкручивайся, правда рано или поздно обнаружится. Единственный способ скрыть ее – отказаться от продажи. Метод, конечно, кардинальный, но тогда не понадобится объяснять, что никакой кладовки не существует.

Айзек, разумеется, начнет возмущаться, но потом спишет все на пережитый шок. Вероятно, теперь придется и вовсе разорвать с ним отношения. Ведь он может подумать, что дело в клиенте, и ничто не помешает ему рассказать о кладовке кому-нибудь другому.

– Понимаю, как это звучит, – начал Эйтан, – но я передумал.

– Передумал? – удивился Айзек. – Если ты о цене, то уверен, что, учитывая все случившееся, – он повел рукой, – ни на какой скидке покупатель настаивать не станет.

– Абсолютно верно, – подтвердил Гершом. – Плевать на бизнес. Я готов заплатить полную цену.

Эйтан облизал пересохшие губы.

– Боюсь, вы меня не совсем поняли. Дело в том, что квартира снята с продажи.

* * *

Расставшись с несостоявшимися покупателями, Эйтан наконец сделал то, что хотел. Отгородился от всего мира и провалился в глубокий сон. На этот раз никаких сюрпризов его подсознание не выкинуло. Мысли заволокло туманом, и перед глазами повис занавес. Темный, как антиматерия.

Проснулся Эйтан тогда, когда за окном уже горели фонари. Поскольку батарейку в часах он так и не заменил, о том, сколько времени прошло, оставалось только догадываться. Телефон тоже был выключен.

«Наверное, сейчас не меньше восьми, – подумал Эйтан, отбрасывая одеяло. – Ну, максимум часов девять».

После сна он чувствовал себя значительно лучше. Слабость прошла. Мысли снова приобрели ясность.

Только на душе скребли кошки. Это кому-то другому, например Айзеку, можно было сказать: «счастливая случайность». А что делать с самим собой? Как разобраться в том, что на самом деле произошло?

Исходная точка, с которой все пошло не так, – это встреча с Маркусом. С того самого момента, как они сели в один вагон, все и началось. Поэтому, если уж где и искать ответы, так у него.

Вот только ни телефона, ни адреса старик не оставил. И даже фамилию не назвал.

Тоже, кстати, вопрос: случайно ли?

Эйтан встал с кровати и подошел к окну. Распахнул его настежь и долго любовался огнями ночного города.

Дул легкий прохладный ветерок. Эйтан поежился и потер плечи. По улице проехали несколько автомобилей. На перекрестке остановился новенький зеленый автобус. Высадил несколько пассажиров и скрылся за поворотом.

Ничего уже не напоминало о случившейся утром аварии. Будто ее и не было.

«А может, и действительно не было, – мелькнула в голове шальная мысль. – Что если все это только сон? А на самом деле нет никакого Маркуса, ни меня, ни этого города? Ни этих звезд?»

Дневная толчея стихла. Фонари раскрасили улицу в теплые желтые цвета. На рекламных щитах включилась подсветка. Благодаря ей казалось, что даже хрупкая девушка с плаката парфюмерной фирмы как-то изменилась. Ее взгляд стал более мечтательным и выразительным.

Впрочем, ночью все выглядит иначе. Даже девушки с рекламных плакатов.

Эйтан поднял с пола телефон. На мгновенье засомневался: а стоит ли включать? И тут же одернул себя. Конечно, стоит. Завтра ведь рабочий день, так что добро пожаловать в реальность! А она такова, что второго отгула шеф уже не простит. В другое время, может быть, и простил бы, но точно не сейчас.

При таком давлении со стороны заказчиков никакие отговорки не спасут. Даже больничный. И если сорвавшуюся сделку по продаже квартиры еще можно как-то пережить, то оказаться в скором времени без работы – перспектива совсем уж ни к черту.

Не успел телефон полностью прогрузиться, как в дверь постучали. От неожиданности Эйтан даже вздрогнул. Подошел к торшеру. Включил свет.

Стук повторился снова. Теперь уже настойчивей.

Два длинных, три коротких. И потом еще раз та же самая последовательность. Это был их с Авиталь секретный код.

Только как она могла здесь оказаться?

На экране телефона загорелись часы – половина первого ночи.

«Что?! – у Эйтана похолодело внутри. – Да не может быть! С утра ведь нужно быть на работе, а последняя электричка уходит в полночь…»

Вслед за часами на дисплее высветились и пропущенные вызовы. Пять от Авиталь. Два от Айзека. Из офиса, на удивление, никто не звонил.

Эйтан быстро подошел к двери и взглянул в глазок. На лестничной клетке действительно стояла его девушка.

* * *

– Ты хоть представляешь, как я испугалась? – спросила Авиталь прямо с порога. – По новостям только и говорят, что об этой аварии. – Она прошла внутрь и скинула с плеч легкую бежевую ветровку. – И что творится с твоим телефоном? Я даже в полицию позвонила, чтобы уточнить, точно ли нет ли жертв.

Эйтан захлопнул за ней дверь.

– В полицию?

– А что, по-твоему, я должна была делать? Рядом с тобой произошло нечто ужасное. Информация поступает обрывочная. Иди знай, теракт или нет. А ты несколько часов подряд не отвечаешь на телефон.

Воздух наполнился ароматом ее духов, в котором смешались ноты спелого яблока и сандала.

– Это не теракт, – поспешил успокоить девушку Эйтан. – Просто авария. Может быть, тормоза отказали. Или что-то вроде того. Неужели в новостях не сказали?

– Сказали, конечно. Но ты же знаешь. Часто они говорят правду?

Эйтан молча кивнул.

– Так что с телефоном? – Авиталь поправила копну вьющихся каштановых волос и смерила его испытующим взглядом.

– Выключил.

Она развела руками.

– Это шутка такая, что ли?

– Нет. Просто плохо себя почувствовал. Голова ужасно раскалывалась. Лег отдохнуть, но не ожидал, что просплю так долго. Думал, встану часов в девять. Успею добраться.

– Как-то не очень на тебя похоже, – удивилась она.

– Прости, что не предупредил заранее. Глупо как-то вышло. Закрутился.

– Теперь по сценарию из спальни должна выйти любовница?

– Б-же, Ави… Так вот в чем дело, – Эйтан покачал головой. – Придется тебя разочаровать. Это сценарий явно не про нас.

– Ну уж и пошутить нельзя, – она подошла ближе и поцеловала его в щеку. – Если честно, я все равно была в Хайфе. Сдавала проект. Вот и решила заехать.

Он обнял ее и погладил по волосам.

– Молодец, что приехала.

Авиталь положила голову ему на грудь.

– Только как мы теперь будем добираться обратно? Электрички-то уже не ходят.

– Да и черт с ними. Доедем на маршрутке. Или переночуем здесь, а в шесть вокзал уже снова откроют.

– Ладно, – Авиталь высвободилась из его рук. Сняла новые замшевые туфли и прошла в ванную. – Подумаем. А что с квартирой? – крикнула она, включая кран. – Покупатель заинтересовался?

Эйтан дождался, пока она помоет руки и шум воды стихнет. Врать своей девушке он не любил. Еще в самом начале отношений они условились говорить друг другу правду, какой бы неудобной или обидной она ни была.

– Нет, не заинтересовался, – сказал он и почти физически почувствовал, как внутри разлилась горечь, словно от слишком крепкого кофе. – Привередливый попался. Постоянно настаивал на скидке. То ему не так, это не эдак. В общем, не сошлись.

– Жаль, – она выключила кран. – Ну, ничего, все к лучшему.

– Да, точно. – Эйтан почесал подбородок. – Может, еще позвонит…

Авиталь вышла из ванной.

– Да не бери в голову. Всему свое время. Давай лучше кофе попьем.

Они прошли на кухню. Эйтан сел за стол и стал молча наблюдать за ее движениями. Была в них какая-то ненаигранная грация. И беззвучная, слышная лишь ему одному музыка. Словно Ави колдовала не перед старой газовой плитой, а перед современным микшером с модными треками. И, мастерски сводя их вместе, заставляла весь мир крутиться вокруг нее.

– Здесь ведь ничего нет, – предупредил он. – Только кофе и, может быть, корица с кардамоном.

Авиталь приподняла руку вверх, призывая его замолчать.

– Это не так уж и важно.

– Вот как?

– Да, – она помешала закипающую в турке воду. – Темные очки и прическа под Элвиса еще никого не делали крутым рок-н-ролльщиком.

Эйтан хмыкнул.

Через несколько минут перед ним уже стояла дымящаяся кружка кофе. Вкус оказался бесподобным. Впрочем, как и всегда. То, что они пили с Айзеком, на этом фоне и кофе-то назвать было стыдно.

– Как у тебя это получается? – спросил Эйтан, отхлебывая небольшой глоток.

– Я и сама не знаю, – призналась Авиталь. – Получается – и все.

Какое-то время они молча пили кофе. И в этой тишине умещалось больше слов, чем они могли сказать.

Первой нарушить молчание решилась Авиталь. Она провела пальцем по ободку кружки и, глядя на пенку от кофе, спросила:

– Может, стоит обратиться в другое агентство недвижимости?

– Не думаю.

– Почему?

Закусив губу, Эйтан попытался подобрать подходящие слова, но понял, что самые простые из них будут самыми правильными.

– Потому что на самом деле я не хочу продавать эту квартиру.

Авиталь оторвала взгляд от кружки и, сузив глаза, всмотрелась в его лицо. Так, будто видела впервые и с ходу должна была нарисовать психологический портрет совершенно незнакомого человека.

– Почему же ты раньше не сказал?

– Не хотел тебя расстраивать.

Девушка горько улыбнулась и покачала головой.

– Да-а уж… Похоже, этот экспресс на Наарию увез тебя слишком далеко от меня.

* * *

Они настроили будильники на шесть утра и перебрались в спальню. Авиталь уснула первой.

Эйтан оперся на локоть и долго рассматривал ее лицо. Потом откинул с виска девушки длинную прядь и принялся наблюдать за скользящими по потолку бликами от проезжающих машин. Примерно через полчаса дыхание Ави стало глубже. Тогда он поцеловал ее в ложбинку над ключицей и, стараясь не шуметь, тихо выбрался из кровати.

Дорога до вокзала заняла у него не больше четверти часа. На сей раз Эйтан не думал ни о чем, кроме того, как быстрее добраться до места. Не смотрел на вывески, не сверялся с воспоминаниями. Все его мысли занимал лишь таксист, который прошлой ночью вез Маркуса домой.

Лишь бы этот парень оказался на месте. Не уехал в другой город. Не ушел в отпуск. Да и просто хорошо бы, чтобы сейчас была его смена. Ведь, по сути, он единственная ниточка, ведущая к старику. Пусть тонкая, но хоть какая.

За время дороги Эйтан даже успел придумать себе оправдание, если Авиталь проснется и не обнаружит его рядом.

Конечно, лучше бы этого не произошло. Но если вдруг…

Скажу, что вышел за сигаретами. Ну и что, что бросил?! День был ни к черту. В конце концов, я могу это контролировать. Это ведь всего лишь одна сигарета.

Эйтан внезапно поймал себя на мысли, что это уже вторая ложь за день.

Не многовато?

Размышляя над этим, он вышел к вокзалу. Из трех вчерашних машин на месте дежурила лишь одна.

Сердце упало в пятки. Если этот водитель не из тех, кто работал вчера, то объяснить ему что-то будет непросто. Придется описывать внешность водителя, который вез Маркуса, и не факт, что этот словесный портрет получится узнаваемым. Кто сказал, что все таксисты должны знать друг друга?

А что если вчерашний парень был новичком и еще не успел толком перезнакомиться со всеми коллегами?

Эйтан поднял голову к небу и уставился на рассыпанные в вышине звезды. Они мерцали холодно и безучастно. Луна куда-то исчезла. Словно ее никогда и не было.

Не став дожидаться зеленого сигнала светофора, Эйтан быстро перебежал дорогу. Легко перемахнул через железную ограду и направился к горящей желтыми шашками «Шкоде Октавии».

– Доброй ночи, – заметив его, сказал водитель.

– Доброй ночи, – поздоровался Эйтан.

Пока все шло хорошо. Этот парень оказался одним из тех, кто вчера встречал экспресс из Тель-Авива.

Таксист сделал музыку потише и вопросительно взглянул на Эйтана.

– Где-то я тебя уже видел.

– Так и есть. Вчера вечером я провожал одного старика и посадил его здесь на такси.

Водитель «Шкоды» слегка прищурился и кивнул.

– Да-да. Кажется, припоминаю. Худой такой. С тросточкой?

– Точно, – обрадовался Эйтан. – С тросточкой. Не подскажешь, как мне найти того парня, который выполнял этот заказ? Дело в том, что старика я почти не знаю, но так уж получилось, что мне позарез нужно задать ему несколько вопросов. А ни телефона, ни даже фамилии его у меня нет. Так что одна надежда – отыскать адрес, куда его вчера отвезли.

Таксист повел бровями.

– Понятно.

– Я заплачу, – торопливо добавил Эйтан.

– Оставь. Мир круглый. Сегодня я тебе, завтра ты мне.

Не снимая телефон с установленного над панелью приборов держателя, таксист набрал чей-то номер. Нажал кнопку громкой связи.

В динамике раздались длинные гудки. Трубку долго не брали.

Наконец, когда Эйтан уже решил, что им никто не ответит, динамик ожил и из него раздался знакомый голос. Качество связи оставляло желать лучшего, но судя по голосу, это был именно тот таксист, которого Эйтан разыскивал.

– Ну-у, – протянул он. – Что слышно?

– Шимон, – улыбаясь, начал водитель «Шкоды», – а правду говорят, что Перец решил снизить тебе процентную ставку за аренду машины?

– Что-нибудь посмешнее придумай, – устало ответили ему.

Водитель усмехнулся и подмигнул Эйтану.

– Короче, тут тебя один парень ищет. Спрашивает про вчерашнего клиента. Старик такой, помнишь? С тросточкой?

– Все старики с тросточкой. Когда это было? Днем? Вечером?

– Вечером, вечером. Сошел с тель-авивского экспресса. Перед самым закрытием.

В динамике зашумело. Пошли какие-то помехи. Собеседник Эйтана постучал по телефону.

– Что там у тебя? Слышишь?

– Да. Сейчас, только отвечу клиенту. Секунду.

В трубке что-то щелкнуло. Эйтану показалось, что секунды текут бесконечно долго. Но на самом деле не прошло и минуты, как Шимон снова вышел на связь.

– Да. Так что с тем стариком? – спросил он.

– Помнишь адрес, куда ты его отвез?

Эйтан затаил дыхание. Перед глазами вдруг возник крутящийся шарик для рулетки.

– А никакого адреса не было.

– Как это не было?

Рулеточный шарик в голове Эйтана замедлился и запрыгал по лункам. Прыг-скок, красное-черное. Прыг-скок, чет-нечет.

– А вот так. Довез его до Яфе Ноф. Там он и сошел. Сказал, что дальше дойдет сам.

Прыг-скок. Двойное зеро…

– И ты не видел, куда он пошел?

– Нет. Перец скинул новый заказ. Надо было спешить.

В воздухе повисла пауза.

– А фамилию свою старик случайно не называл? – вмешался в разговор Эйтан.

– Нет. Он вообще не слишком разговорчивый был.

Водитель «Шкоды» цыкнул языком.

– Ладно, – сказал он. – Будем на связи.

– Угу, – пробубнил Шимон и отключился.

Эйтан потер подбородок.

Выходит, его попытка отыскать Маркуса оказалась тщетной. Старик как в воду канул. Конечно, можно прийти в социальную службу. Придумать какой-нибудь более-менее убедительный рассказ. Попросить пробить по базе. Но не факт, что они согласятся поделиться такой информацией. Скорее всего, начнут задавать вопросы. А могут и в полицию сообщить. Мало ли мошенников, охотящихся за одинокими пожилыми людьми?

Водитель «Шкоды» постучал по рулю. Бросил на Эйтана сочувственный взгляд.

– Ну, бывает. Наверное, не нужно тебе сейчас говорить с этим стариком – не время.

Эйтан не ответил.

«Во всяком случае, я постарался», – подумал он и взглянул на часы.

Стрелки показывали половину второго. Через каких-то несколько часов сработает будильник. Нужно будет выкинуть из головы всю эту историю и мчаться на работу.

Эйтан глубоко вздохнул. Огляделся по сторонам.

– Послушай, – обратился он к таксисту, – а ты мог бы отвезти меня на ту улицу, про которую сказал Шимон?

* * *

По пути до места назначения они почти не разговаривали. Коби (так представился таксист) несколько раз пытался завязать разговор. Рассказывал про брата, который перебрался в Канаду. Сравнивал те и местные заработки и делился соображениями, как надежнее всего получить гражданство.

Эйтан рассеянно кивал и отделывался дежурными фразами. Больше из вежливости, чем из интереса. Канада никогда его особенно не привлекала.

Везде проблем хватает, полагал он. И там их наверняка не меньше, чем здесь.

Почувствовав, что тема пассажиру не интересна, Коби замолчал и включил радио. В салоне зазвучала какая-то тихая мелодия из восьмидесятых.

За окном проносились пустые ночные улицы. В призрачном свете фонарей, знакомые дома и перекрестки выглядели декорациями к какому-то мистическому триллеру. Казалось, еще немного – и из-за поворота покажется гигантский кролик из «Донни Дарко», который предскажет точную дату конца света.

На небе показалась луна. Она зависла над городом, словно брошенный подвыпившим игроком шар для боулинга, который так и не докатился до кеглей.

Музыка отзвучала. По радио передали сводку погоды и короткий блок новостей.

«И кто слушает новости в такое время? – подумал Эйтан. – Неужели в два ночи кому-то и впрямь интересно, что там Биби заявил на очередном саммите?»

– Приехали, – оборвав его мысли, сказал Коби. Он притормозил у обочины и добавил:

– Шимон высадил старика где-то здесь.

Эйтан расплатился и вышел из машины.

– Может, заехать за тобой потом? – предложил таксист и протянул ему визитку.

– Спасибо, – ответил Эйтан и исключительно из вежливости сунул визитку в карман. – Я как-нибудь сам.

Захлопнув за собой дверь, он огляделся. Слева располагался жилой массив с утопающими в зелени частными домами. Справа – ухоженный городской парк: подстриженные газоны, мощенные камнем дорожки и аккуратные белые скамейки. Высокие финиковые пальмы прекрасно уживались в нем с кипарисами и иерусалимскими соснами. Высокие круглые фонари напоминали застывшие над землей желтые воздушные шары.

– Ладно. Удачи тебе, – сказал Коби, включая передачу.

– Спасибо, – ответил Эйтан и махнул рукой.

Машина отъехала от обочины и медленно поползла вверх по улице.

Эйтан проводил ее взглядом.

«Ну, и что теперь? – подумал он. – Не обходить же каждый дом в поисках почтового ящика с именем владельца? Да и вряд ли надписи на ящиках помогут. Во-первых, фамилию старик не назвал, а во-вторых, если квартиры часто сдаются, то эти надписи могут висеть годами, несмотря на то что жилец уже давно съехал. Не ломиться же теперь среди ночи в каждый дом, спрашивать: живет здесь такой или нет?

И вообще. То, что Маркус сошел на этой улице, еще ни о чем не говорит. Сойти сошел, а потом мог вызвать еще одно такси. Или своим ходом дойти до другого района».

Эйтан вздохнул и почесал в затылке.

«Ну, допустим, надписи на почтовых ящиках соответствуют действительности. Но сколько времени займет их все изучить? – он потоптался на месте и двинулся в сторону парка. – Ясно же, что не час и не два. Район-то огромный».

Глядя себе под ноги, Эйтан добрел до первой попавшейся скамейки и устало опустился на нее.

«Что ж, попытаться все же стоило. Хотя бы ради того, чтобы не корить себя потом за бездействие, – он сплел руки на груди и попытался смириться с мыслью о том, что никаких ответов в ближайшее время найти не удастся. – Похоже, финалу этой странной истории так и суждено остаться открытым».

Где-то над его головой захлопала крыльями птица. Эйтан попытался разглядеть ее, но среди переплетения ветвей ничего не было видно. Какое-то время он молча рассматривал ночное небо. Потом перевел взгляд на землю и с отсутствующим видом уставился на свои кеды.

В памяти сам собой всплыл тот год, когда они вместе с отцом поехали в сафари-парк и остановились у вольера с совами…

* * *

– Знаешь, древние египтяне считали, что совы обитают в царстве мертвых, – говорит отец и подходит вплотную к вольеру. – И не только египтяне. В Индии, Америке, Японии и Китае их тоже называли птицами смерти. В Месопотамии сов помещали рядом с изображением скрывающейся в пустыне женщины-демона. Для иудеев сова тоже была нечистой птицей, всегда ассоциирующейся с чем-то злым. Кельты верили в то, что совы – это ведьмы, стерегущие ночь, а славяне связывали сов с безбрачием и одиночеством.

Эйтан недоверчиво оглядывает отца. Похоже, тот говорит серьезно. Это видно по выражению глаз. Нет в них тех пляшущих огоньков, которые вспыхивают, когда наступает время очередной байки.

– А вот греки почитали сову как птицу мудрости, – продолжает отец. – Для них она являлась символом познания. Благодаря способности видеть в темноте ей приписывали дар пророчества и возможность проникнуть в тайны, скрытые от простых смертных.

– И ты в это веришь? – серьезно спрашивает Эйтан.

– Нет, конечно. Это ведь всего лишь легенды, – мужчина оглядывает ребенка (не напугал ли?) и поправляет бейсболку. – Такова уж человеческая природа. Демонизировать все, что выходит за рамки ограниченного людского восприятия. Совы в этом совершенно не виноваты.

Эйтан всматривается в дальний угол вольера. Там, на мощных раскидистых ветвях, дремлют нахохлившиеся птицы. Люди у клетки им безразличны. Лишь изредка какая-нибудь сова приоткрывает глаза и окидывает собравшихся зевак презрительным взглядом.

– Пойдем лучше посмотрим на жирафов, – предлагает Эйтан и берет отца за руку.

Мужчина согласно кивает.

– О’кей, как скажешь.

Они выходят из павильона с птицами. Покупают в киоске на углу по порции мороженого. От жадности Эйтан откусывает от вафельного рожка слишком большой кусок – так, что начинает ломить зубы.

Заметив перемену на его лице, отец предупреждает:

– Не торопись, а то горло заболит.

Закончив с мороженым, они отправляются в зону, где содержатся крупные млекопитающие.

Отец и здесь принимается рассказывать истории. Говорит о том, что по законам Торы жираф является кошерным животным. И копыта у него раздвоенные, и жвачку он жует. А не едят его потому, что утеряна традиция, как правильно делать шхиту.

Рассказ интересный, но Эйтан его почти не слушает. Все мысли ребенка заняты совами: «А что, если хотя бы часть тех историй, которые про них рассказывают, – правда? Про жирафов ведь ничего такого не придумали».

* * *

Эйтан встрепенулся и взглянул на часы.

Половина третьего.

«Авиталь может проснуться в любую минуту. Отсюда до дома минут двадцать на такси, но, чтобы не рисковать, сигареты все же стоит купить».

Он огляделся по сторонам. Чуть ниже по улице располагалось почтовое отделение. Рядом с ним светилась вывеска круглосуточного киоска.

«Глупо, конечно, вышло с этой поездкой, – Эйтан поднялся со скамейки и побрел к выходу из парка. – Надо было понять это еще на вокзале».

Эйтан спустился вниз по каменным ступеням, перешел дорогу и зашел в магазин.

За прилавком сидел мужчина лет тридцати. Почти его сверстник. Волосы темные, аккуратно зачесаны назад и уложены гелем. На лице щетина. Карие глаза чуть воспалены. Похоже, не первая ночная смена за эту неделю. На мужчине белая хлопковая футболка, рваные застиранные джинсы, дорогие фирменные кроссовки. Фигура атлетическая, но не «перекаченная». Видно, что периодически ходит в зал, но не усердствует. На прилавке включенный ноутбук с каким-то американским боевиком.

Эйтан поздоровался и подошел ближе.

– Шалом, – ответил продавец и бросил на него быстрый взгляд. – Чем могу помочь?

– Пачку «Мальборо», – попросил Эйтан.

– Обычную или легкую?

– Обычную. И зажигалку.

Эйтан положил на прилавок мятую купюру. Продавец пробил чек. Передал ему сигареты и сдачу.

– Я тебя нигде раньше не видел? – спросил он. – Что-то лицо кажется знакомым.

– Не думаю, – поспешно ответил Эйтан.

Не хватало еще нарваться на какого-нибудь школьного знакомого. Замучаешься ему сейчас рассказывать про то, как сложилась жизнь. К тому же он действительно не узнавал этого мужчину.

Продавец пожал плечами.

– Ладно, наверное, с кем-то перепутал.

– Наверное, – согласился Эйтан.

Он быстро вышел из магазина. Раскрыл пачку. Снял обертку и выбросил в стоящую неподалеку урну. Отточенным движением выбил из пачки сигарету.

Ладно, пора вызывать такси.

Эйтан крутанул колесико зажигалки. Прикурил. Затянулся всеми легкими и с удовольствием выдохнул дым.

«Если Авиталь не проснется до того, как приеду, выброшу всю пачку к чертовой матери», – пообещал он себе.

Потом сделал еще несколько затяжек и вытащил из кармана визитку Коби. И тут что-то в его голове заискрило. Боясь спугнуть внезапно возникшее предчувствие, Эйтан бросил сигарету на асфальт и вернулся в магазин.

Продавец поставил фильм на паузу.

– Что-то забыл?

– Да. Хотел спросить кое-что.

– Валяй.

Эйтан почесал подбородок.

– Ты давно здесь работаешь?

– Да, лет с десяти отцу помогаю. Это семейный бизнес.

– Наверное, знаешь многих местных?

Мужчина повел рукой.

– Кого-то знаю, кого-то нет.

– Я ищу одного старика. Дело в том, что он забыл у меня что-то важное, – на ходу сымпровизировал Эйтан. – А я не знаю ни адреса, ни фамилии. Меня только однажды попросили проводить его. И как следует познакомиться мы так и не успели. Единственное, что мне известно, так это то, что он живет где-то в этом районе и его зовут Маркус.

Эйтан бросил на собеседника быстрый взгляд и продолжил. В конце концов, раз уж начал, надо договаривать.

– В общем, мне завтра уезжать. И когда получится вернуться, неизвестно. Так что… Приходится разыскивать старика посреди ночи, как бы дико это ни звучало…

Продавец почесал мочку уха.

– Ну, допустим, я знаю кого-то похожего. С чего бы мне называть адрес?

Эйтану стоило большого труда не показать охватившее его волнение. Он как можно увереннее достал из кармана всю наличность и положил ее на прилавок.

Продавец скосил взгляд на деньги, но даже не притронулся к ним.

– И откуда мне знать, что ты не какой-нибудь маньяк?

Эйтан пожал плечами и посмотрел на установленную над дверью веб-камеру.

– Не знаю. А я на него похож?

– Да вроде не очень.

Какое-то время продавец молча рассматривал его. Потом щелкнул пальцами и, сузив глаза, спросил:

– Эйтан Ковальский?!

* * *

В какой-то книге Эйтан читал, что зачастую с нами случается именно то, чего мы больше всего боимся и стараемся избежать. Особенно этому подвержены люди, имеющие богатую фантазию. В результате сосредоточения на каком-то страхе то, что есть в их сознании, рано или поздно появляется и в реальности. И чем сильнее страх, чем больше энергии в него вложено, тем быстрее он проявляется.

Например, человек очень сильно боится собак, что они нападут и покусают его. В результате, завидев их, он ведет себя напряженно, начинает оглядываться по сторонам, делает какие-нибудь резкие движения, чем может спровоцировать даже относительно спокойное животное.

Вариантов подобных страхов может быть несчетное количество. Но все, чего мы сильно боимся, рано или поздно обязательно происходит. Своего рода вариация закона подлости.

Не то чтобы Эйтан так уж боялся встретиться с бывшими школьными друзьями. Просто сейчас это было совершенно не к месту. Но вычитанная им где-то теория подтвердилась на все сто. И, разумеется, в самый неподходящий момент.

Продавца звали Рон, и он учился в той же школе, что и Эйтан, только на класс младше. Пару раз они пересекались на каких-то школьных тусовках. Ездили на общие экскурсии. Однажды Эйтан даже дал Рону покататься на своем велике. В общем, близко не общались, но знали друг друга неплохо. С годами все, конечно, забылось. Лица затерлись. И за ненадобностью отправились в архив памяти. Если бы Рон не узнал его первым, Эйтан никогда бы не догадался, что перед ним парень из его школы.

Они поболтали несколько минут, обменялись общими фразами и вкратце обрисовали друг другу свою сегодняшнюю жизнь.

– Так расскажешь, зачем тебе сдался этот старик? – после ряда дежурных фраз спросил Рон.

– Слишком долго объяснять, – признался Эйтан. – Серьезно. Как-нибудь в другой раз.

– Ладно, – согласился Рон. – Как хочешь. – Он придвинул ему лежащие на прилавке купюры. – Это забери.

Эйтан сгреб деньги и сунул их в карман.

– Спасибо.

Рон кивнул.

– Да о чем ты?!

Он оторвал от упаковки стикеров желтый листок. Достал откуда-то из-за кассы карандаш и быстро написал несколько строк.

– Вот адрес, – Рон протянул Эйтану листок. – Пару раз в неделю я отвожу старику продукты. Это минутах в десяти отсюда.

* * *

Выйдя из магазина, Эйтан не сразу пришел в себя.

«А что, если бы я не вернулся в магазин? – думал он. – И Рон не вспомнил, что мы вместе учились? Взял бы он деньги? Дал бы адрес? Слишком много случайностей. Слишком много…»

Он взглянул на листок. Запомнил номер дома и двинулся вниз по улице.

Несмотря на ночную прохладу, ему вдруг стало жарко. Эйтан расстегнул рубашку. Глубоко вздохнул. Попытался собрать мысли воедино.

«Ладно, – он потер глаза. – Ладно. Все это уже не важно. Случайно, не случайно. Адрес у меня в кармане, и я уже почти на месте».

А вот что делать дальше, он представлял слабо. В самом начале этой затеи ему казалось, что стоит только отыскать Маркуса, а уж слова найдутся сами собой. Но сейчас от этой уверенности почему-то ничего не осталось.

Дойдя до места, Эйтан остановился и взглянул на дом. Обычная старая пятиэтажка на сваях. В большинстве окон темно, и лишь на самом верху горит одинокое окно. Почему-то он сразу понял, что это та квартира, что ему нужна. Кто еще может не спать в такой час? Бессонница – это про пожилых и одиноких. Молодым и счастливым с ней не по пути.

В том, что Маркус не спит, Эйтан нисколько не сомневался. Где-то внутри него засела уверенность, что если он найдет старика, то разговор обязательно состоится.

Слабый ветерок легко коснулся лица и донес запах цветущих цитрусовых с чуть горьковатыми нотками древесной коры. Эйтан глубоко вздохнул. Сделал решительный шаг вперед.

И тут в его кармане зазвонил телефон.

* * *

– Что происходит? – голос Авиталь звучал так тревожно, что сердце у Эйтана сжалось. – Куда ты подевался? Я проснулась и чуть с ума не сошла.

– Извини… – начал он. – Надо было отправить тебе сообщение. Просто не мог уснуть. Все думал об этой аварии. Вот и решил пройтись, чтобы немного успокоиться.

– Пройтись?!

Эйтан шмыгнул носом.

– Ну да. Жутко захотелось курить.

– Курить?

– Знаю, знаю. Я бросил. Просто день был такой безумный, что…

– И где ты сейчас?

– Недалеко от дома. Зашел в один киоск. Думал уже уходить.

– Ясно, – Авиталь шумно выдохнула. – С тобой точно все в порядке?!

– Точно. Все в порядке.

– Ладно, – девушка ненадолго замолчала. – Я тебя люблю. Приходи скорее.

* * *

Эйтан стоял перед типовой обшарпанной дверью. Никакой таблички или надписи, указывающей на имя жильца. Только номер над глазком говорил о том, что это именно та квартира.

Некоторое время Эйтан тупо разглядывал эти две пластиковые цифры, будто они могли сообщить ему какую-то дополнительную информацию или передать зашифрованное послание. Разумеется, ничего подобного не случилось.

Собравшись с духом, он негромко постучал в дверь. Жать на звонок испугался. Все же ночь на дворе.

Ему долго не отвечали. Он подождал с минуту и огляделся. Обычная лестничная площадка. Пара горшков с повядшими фикусами. Видно, не поливали уже с неделю. Знававшая лучшие времена детская коляска.

Интересно, сколько поколений ею пользовались?

На стенах какие-то безвкусные картины. Несколько морских пейзажей. Изображения птиц. Чайки над волнами. Стая голубей возле городской площади…

И ближе к двери, у которой он сейчас стоял, – акварель. На ней зеленая чаща леса. Раскидистые ветви какого-то лиственного дерева. На одной из них большая серая неясыть.

На груди птицы продольные темные полосы, перечеркнутые тонкими поперечными штрихами. Круглая голова чуть наклонена. Большие угольные глаза смотрят пристально и изучающе.

Глядя в эти черные дыры, Эйтану вдруг почудилось, что воздух сделался необычайно плотным. Настолько, что им стало тяжело дышать.

Встряхнув головой, он отвел взгляд от картины и уже занес руку, чтобы постучать снова, но тут из-за двери раздался знакомый слегка суховатый голос:

– Открыто.

Эйтан резко выдохнул и толкнул дверь вперед.

В коридоре царила темнота. Словно жирная нефть, она разлилась по всей квартире, и лишь в салоне горел одинокий желтый торшер. В его болезненном свете вырисовывался профиль сидящего в кресле старика. Створки большого панорамного окна были открыты настежь. Не отрывая взгляда от верхушек деревьев, Маркус произнес:

– Чудесная ночь сегодня… Если бы я умел писать стихи, обязательно бы написал что-то проникновенное о жестокости судьбы и бессмысленности попыток ее познания. Впрочем… – старик наморщил лоб, – стихи нужно писать, когда тебе семнадцать. А в тридцать, ну максимум в тридцать пять, – уже заканчивать. Иначе они начинают вонять нафталином. Или политической пропагандой. И еще не известно, что лучше…

Эйтан прошел внутрь. Стараясь не шуметь, захлопнул дверь и окинул салон быстрым взглядом. Комната была обставлена неприхотливо. Старый, заваленный ворохом бумаг стол. Рядом пара рассохшихся стульев с протершейся обивкой. Несколько старых фотографий на стенах.

«Надо же, – отметил он про себя. – В молодости Маркус был очень привлекателен. И женщина рядом с ним – настоящая красавица».

Во всем салоне ни одного цветка. Только открытые стеллажи и платяной шкаф в углу. На полке черно-белая фотография Сэлинджера и подборка его изданий.

– Как ты меня нашел? – устало спросил старик.

– Пришлось повозиться, – признался Эйтан и подошел ближе.

Теперь ему стало видно лицо Маркуса. Казалось, что за прошедшие сутки тот состарился еще больше. Морщины стали глубже, щеки впали.

Старик бросил на Эйтана быстрый взгляд и снова уставился на покачивающиеся за окном ветви.

– В холодильнике есть бутылка вина, – безразлично сказал он. – Угощайся, если хочешь.

– Спасибо. Что-то нет желания.

Маркус повел бровями.

– Как знаешь. Тогда налей мне.

Эйтан хмыкнул, но возражать не стал. В конце концов, почему бы и нет? Не включая свет, он прошел на кухню. Достал из холодильника бутылку мерло. Взял со стола пару стаканов.

– Штопор над раковиной, – крикнул старик.

Откупорив бутылку, Эйтан вернулся в салон. Разлил вино.

– За что будем пить? – спросил он, протягивая Маркусу стакан.

– За жизнь, конечно, – возмутился старик. – Лехаим!

– Лехаим.

Они выпили. Старик отпил добрую половину стакана. Эйтан осилил треть. Вино оказалось весьма неплохим. Слегка терпким, с теплыми нотками граната и чернослива.

Довольно долго они молчали. Не считая стрекота цикад и шума ветра в кронах деревьев, в комнате царило абсолютное безмолвие.

Эйтан скользнул взглядом по часам на руке. Затем посмотрел в окно и снова взглянул на часы. Они показывали половину четвертого.

– Как твой зять? – наконец спросил он. – Надеюсь, с ним все в порядке?

– Ты ведь не из-за этого сюда пришел, верно? – старик отпил еще вина и посмотрел куда-то вдаль, словно речь шла не о его родственнике, а о ком-то совершенно чужом. – Может, ради того, чтобы двум мучающимся от бессонницы людям было о чем поговорить, этот болван и попал в аварию?!

Эйтан покачал головой.

– Звучит не очень по-родственному.

Маркус красноречиво промолчал.

– Картина с совой у твоей входной двери… – сменил тему Эйтан.

– Да… И что с ней?

– Она ведь здесь не случайно?

– Понятия не имею, – пожал плечами старик. – Это галерея соседки. Мне плевать, что она там развесила.

Эйтан неловко усмехнулся.

– Ну конечно.

Маркус метнул на него быстрый взгляд.

– Что?

Эйтан допил вино и отставил стакан в сторону.

– Ты знаешь, что древние греки верили, будто совы обладают даром предвидения?

– А, вот оно что… – отозвался старик. – И что с того? К чему ты клонишь?

– К тому, что вчера утром со мной произошло нечто необъяснимое…

– Вот как?

– Да. И это было очень похоже на то, о чем ты рассказывал.

Маркус кашлянул и закинул ногу на ногу.

– Рассказывал о чем?

– О «дуновенье ветра». Предчувствии, что можешь вырвать человека из лап ангела смерти.

Старик посмотрел на свой стакан и слегка взболтал его содержимое.

– Это ведь просто образ. Я спасал, кого мог. Видел, что этому больше не протянуть, и делал все, чтобы сохранить несчастному жизнь.

Эйтан выдержал паузу, осторожно подбирая слова. Прошла пара минут, прежде чем он смог собраться с мыслями и задать следующий вопрос.

– То есть никакого дара нет? Или как это назвать?! Проклятия?

Старик допил вино и поставил свой стакан на подоконник.

– Налей-ка еще, – сказал он и поднялся с кресла.

Прихватив трость, Маркус подошел к стоящему в углу шкафу и открыл один из ящиков.

Эйтан проводил старика недоуменным взглядом, но решил больше ни о чем не спрашивать. Молча разлил вино и так же молча отпил из своего бокала.

В конце концов, вопрос, который тревожил его больше всего остального, уже задан. И теперь осталось только ждать. Каким бы странным ни был ответ, неизвестность еще хуже.

– Вот, – Маркус вытащил из ящика какой-то листок и поднял его над головой. – Нашел. – Старик отошел от шкафа и вернулся в кресло. – Держи, – сказал он и протянул листок Эйтану. – И подай мне стакан.

Эйтан машинально выполнил эту просьбу и взглянул на пожелтевший от времени почтовый квиток.

– Что это такое?

– Посмотри внимательнее, – цедя вино, ответил старик.

Эйтан вздохнул и пробежал по строкам взглядом:

«В связи с вашим обращением сообщаем, что письма из Лондона, отправленные на имя вашего мужа, были своевременно доставлены по адресу. Неполучение их адресантом мы можем объяснить только внешними, не зависящими от сотрудников почты обстоятельствами. Тем не менее мы приносим вам свои искренние извинения и надеемся, что этот неприятный инцидент не повлияет на ваше отношение к Почтовой службе Израиля».

– Не понимаю, как это связано…

– Вероятно, он все же ответил, – оборвал его Маркус. – Только я об этом так и не узнал.

Эйтану понадобилось некоторое время, чтобы понять, о чем идет речь. Он потянулся за своим стаканом и, только отпив пару глотков, осознал, что, похоже, старик, говорит о своей переписке с Сэлинджером.

– Жена написала этот запрос, – после минутной паузы продолжил Маркус. – А мне ничего не сказала. Представляешь, все эти годы уведомление просто лежало среди каких-то старых документов. Я нашел его только вчера. Разбирал ее вещи и случайно наткнулся, – старик потер лоб и вздохнул. – Видимо, она разговорилась с кем-то на почте и ее спросили, получили ли мы письмо из Лондона. А жена и знать не знала. Вот и написала запрос в центральное отделение. Очевидно, кто-то просто стащил письмо прямо из ящика. Такое порой случается. Может, марка понравилась или просто ради озорства. Кто знает? – Он одним махом осушил бокал и протер губы тыльной стороной ладони. – В общем, выходит, я всю жизнь прожил с ложным чувством обиды…

Старик постучал тростью по полу и уставился в какую-то несуществующую точку пространства.

– Странно только, что жена ничего мне не сказала. Впрочем, возможно, я был в командировке или куда-то уезжал, а когда вернулся, она уже и забыла. Сунула уведомление в папку с документами и все. Я же ей не говорил, насколько это письмо для меня важно.

Эйтан взглянул в свой стакан. Вино уже слегка ударило в голову. Но в таком состоянии, сколько ни выпей, все равно не опьянеешь. Слишком много мыслей.

– Я вот думаю, – продолжил Маркус, – может, и хорошо, что я не читал само письмо? Ведь по большому счету не так уж и важно, что именно он в нем написал…

* * *

Выходя из квартиры, Эйтан тихо затворил за собой дверь и достал из кармана уже успевшую помяться пачку «Мальборо». Какое-то время он задумчиво разглядывал стройный ряд фильтров, потом вытащил одну сигарету и сунул в рот.

Внутренний обвинитель тут же всплеснул руками – как же так? Ты же обещал: одна сигарета – и выбросишь пачку!

«А вот так, – ответил Эйтан сам себе. – Не вышло».

Он чиркнул зажигалкой и закурил. После терпкого вина аромат табака казался еще более ярким.

В голове сама собой всплыла картина из далеких восьмидесятых. Теплый апрельский вечер. Пустырь за школьным двором. Он в компании одноклассников сидит на перевернутом ящике от бутылок и рассматривает ползущего по травинке муравья. В руках дымится дешевая сигарета. Небо над головой такое прозрачное и голубое, что кажется: протяни руку – и коснешься его лазурного купола. Будущее представляется легким и беззаботным. И кажется, что во всем мире нет ничего, что могло бы омрачить эту проросшую в душе уверенность.

Эйтан глубоко затянулся. Выдохнул дым. Развернулся и снова скользнул взглядом по картине с совой.

– Ну, раз тебе наплевать… – пробубнил он и, повинуясь какому-то внезапному импульсу, снял картину со стены.

Отчетливо понимая, что это банальное воровство, Эйтан тем не менее не чувствовал никаких угрызений совести. Он сунул картину под мышку и начал спускаться вниз. На выходе из подъезда отыскал в кармане визитку Коби и набрал его номер. Тот ответил почти сразу.

Эйтан продиктовал ему адрес и стал ждать.

Темнота на улице отступила на полутон. Воздух наполнился запахом эвкалиптов. В садах и парках включилась система автоматического полива. Капли от вращающихся по кругу разбрызгивателей взлетали высоко над землей и оседали на искусственные газоны, которые впитывали влагу, словно губка.

Город досматривал последние безмятежные сны. В предрассветном тумане неслышно зарождался новый день. Почувствовав приближение рассвета, ветви деревьев благоговейно застыли, а где-то в глубине парка защебетала какая-то ранняя птаха.

Эйтан стоял у подъезда и думал о том, что эта странная ночь еще не скоро выветрится из его памяти. Похоже, ей суждено стать одним из тех жизненных эпизодов, которые принято называть переломными. Если задуматься, то не так уж их и много. Все легко пересчитать по пальцам…

Дым от его сигареты поднимался высоко над головой и таял в прохладных сумерках. Докурив, Эйтан затушил окурок и огляделся. Машин на улице стало заметно больше. Вскоре из-за поворота показалась знакомая белая «Шкода».

Коби подъехал к обочине и остановился.

– Ну что, нашел своего старика? – спросил он, пока Эйтан усаживался на пассажирское кресло.

– Нашел, – устало ответил Эйтан.

Таксист машинально взглянул в боковое зеркало и вырулил на дорогу.

– Как тебе это удалось?

– Честно сказать, случайно.

Они подъехали к перекрестку и встали перед красным светофором.

Коби отвлекся от дороги и взглянул на Эйтана.

– Все самые лучшие вещи происходят случайно, – философски заметил он.

– А плохие что? Ожидаемо?

Загорелся зеленый, и они тронулись с места.

– Не знаю, – после минутной паузы признался Коби. – Может, и так.

– Странноватая какая-то логика, – сказал Эйтан, поправляя картину под мышкой.

Таксист пожал плечами.

– Как раз под стать нашему миру.

Несколько минут они ехали молча. Коби пощелкал кнопками по радиостанциям и, не найдя ничего приличного, сказал:

– Так что, расскажешь, как нашел старика?

– А, да, – встрепенулся Эйтан. – Все просто, в общем-то. Продавец в ночном киоске подсказал его адрес.

– Рон?

– Ты что, знаешь его?

– Еще бы, – усмехнулся Коби, плавно заходя в поворот. – Его папаша в детстве мне такую трепку задал. Была у нас с друзьями такая тема – вскрывать чужие почтовые ящики и воровать оттуда письма. Раньше часто бывало, что люди так друг другу деньги пересылали. Особенно если письмо из-за границы.

Эйтан сглотнул и уставился на таксиста. Тот, как ни в чем не бывало, уверенно вел машину.

– Так однажды мы решили ящик этого киоска грабануть. Думали, никто нас не видит, – таксист почесал висок. – В общем, все удрать успели, а меня хозяин словил. Уже хотел полицию вызывать. Рон его еле отговорил. Святой парень. Он ведь меня тогда даже не знал. Это потом мы сдружились. Я после этого со своими бывшими дружками завязал. А они не простили. Начали нас преследовать. В общем, натерпелись мы с Роном. Но отбились в итоге. В общем, долгая история…

Не в силах подобрать слова, Эйтан изумленно разглядывал своего собеседника.

– И много вы ящиков вскрыли? – наконец спросил он.

– Да прилично.

– И что делали с письмами?

– Что делали? Выбрасывали, конечно. Не возвращать же их обратно.

В воздухе повисла пауза. Почувствовав что-то неладное, Коби взглянул на Эйтана и сказал:

– Что-то ты побледнел. Все нормально?

Эйтан пропустил вопрос мимо ушей. Ему вдруг безумно захотелось съездить таксисту по зубам. Без объяснений и лишних разговоров. Так, чтобы у того в глазах потемнело.

– Ты хоть понимал, что мог кому-то жизнь сломать? – с трудом сдерживая себя, спросил он.

– Нет, конечно, – ответил Коби. – Мы ведь совсем пацанами были – ветер в голове. Потом я, конечно, об этом думал. Когда повзрослел. Да только поздно уже было. Сделанного ведь все равно не воротишь.

Эйтан покачал головой и провел ладонью по лбу. Его вдруг затошнило.

Он подумал, что, возможно, это от выкуренных сигарет (мало ли что бывает с непривычки), и открыл окно.

В салон ворвался свежий ветер.

На мгновенье стало чуть легче, а потом тошнота накатила новой волной.

– Останови, – попросил Эйтан.

– Что, прямо здесь?

– Да, где-нибудь у обочины.

Не задавая лишних вопросов, Коби сбросил скорость и притормозил возле пешеходного перехода.

Эйтан выбрался из салона и начал с шумом глотать воздух. К тошноте теперь добавилась и головная боль.

– Эй, приятель, с тобой все в порядке? – встревоженно спросил таксист.

Эйтан хотел было ответить, что все нормально, как вдруг по всему его телу прокатился сильнейший озноб.

«Что, опять? – мелькнула в голове паническая мысль. – Не может быть! Маркус ведь сказал…»

Он осмотрелся. Обычная улица дешевого спального района. Никого вокруг. Только он и таксист.

«Нет. С Коби это никак не связано. С кем же тогда? Не со мной ли самим?!»

Эйтан поднял глаза наверх. Слабый ветерок чуть коснулся крон рожковых деревьев.

«Маркус… – внезапно озарила мозг запоздалая догадка. – Черт возьми, старик…»

Еле держась на ногах, Эйтан подошел к двери и крикнул:

– Разворачивайся! Едем обратно.

– Как? – Коби развел руками. – Здесь одностороннее движение. Придется делать здоровенный крюк.

Эйтан выругался.

– Вызывай скорую, – он продиктовал адрес и, пошатываясь, отошел назад.

– Эй, а деньги?

Вынув из кармана первую попавшуюся купюру, Эйтан бросил ее на сиденье.

– Только быстрее, быстрее.

Коби удивленно пожал плечами и схватился за телефон.

Глубоко вздохнув, Эйтан собрал всю волю в кулак и поспешно зашагал в обратную сторону.

«Держись, – прошептал он. – Только держись».

Ему хотелось бежать, но сил едва хватало на то, чтобы устоять на ногах. Разрозненные события минувшего дня постепенно выстроились в единый стройный ряд. Каждый эпизод, словно элемент гигантской головоломки, занял отведенное ему место.

На одном из поворотов ворованная картина выскользнула у Эйтана из рук. Он попытался удержать ее, но не успел. Рамка со звоном ударилась об асфальт и разбилась.

Эйтан остановился и рассеянно уставился на свое изломанное отражение, дрожащее в осколках стекла.

На востоке занимался новый день. Откуда-то издалека доносился вой сирен скорой.

* * *

Эта книга – участник литературной премии в области электронных и аудиокниг «Электронная буква – 2019». Если вам понравилось произведение, вы можете проголосовать за него на сайте LiveLib.ru до 15 ноября 2019 года.

Оглавление

Молчаливые дни

Одежда для пустоты

Дождь в тутовой роще

Голубое и белое в си…

Экспресс на Наарию Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg