«И.о. Кощея»

И.о. Кощея (fb2) - И.о. Кощея [publisher: SelfPub.ru] 2417K (книга удалена из библиотеки) скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Анатолий Антонович Казьмин

«Михалыч бежал зигзагами по Колокольной площади, пригибаясь и часто оборачиваясь, отстреливаясь из именного маузера. Фашисты, уверенные в своём превосходстве шли длинной цепью загибающейся с флангов и Михалыч, нырнув за перевёрнутую телегу, с горечью подумал: «Не успею ить… Кабы токма до ворот добратьси…». Он вздохнул, мысленно перекрестился, сплюнул трижды на труп эсесовца и снова рванул к дому кожевенника, натужно хекая и тихо матерясь.

Калымдай, сидя на крыше за печной трубой, осторожно выглянул, оценивая поле боя.

– Не успеет, дед, никак не успеет, – прошептал он и в отчаянье поднявшись во весь рост и широко расставив ноги на скользкой черепице, дал длинную очередь из трофейного шмайсера по фрицам.

– Сдохните гады! – заорал Калымдай, отвлекая на себя внимание.

Но гады только обидно смеялись, а пули проходили сквозь их полупризрачные тела не причиняя никакого вреда.

– Калымдай, внучек! Схоронись! – закричал Михалыч, из последних сил ныряя в приоткрытую калитку.

Фашисты сбились в кучу метрах в тридцати от ворот и вперёд выступил рослый штурмбанфюрер.

– Сдавайтесь, Кощеево отродье! – крикнул он на чистейшем русском и взял наизготовку фаустпатрон.

– Кощеевцы не сдаются, блин! – рявкнул вдруг голос и за спинами фрицев поднялась невысокая крепкая фигура Аристофана. – В натуре, замочу гадов!

Он выхватил из-за пазухи связку гранат и ловко метнул её в толпу уже предвкушавших победу фашистов. Грохнул взрыв, но когда рассеялась пыль, Аристофан только с горечью сплюнул: фашисты продолжали спокойно стоять, ехидно улыбаясь.

– Наше чёрное колдунство вам не одолеть, – торжествующе улыбнулся штурмбанфюрер, наводя фаустпатрон на Калымдая.

– А отведайте-ка тогда пуль наших заговорённых!

Ворота распахнулись и посреди них среди клубов дыма, сначала проявилась тельняшка с лентами патронов крест-накрест, а потом уже полностью показалась суровая фигура Михалыча.

– За Федьку! – заорал он. – За оладики!

Перехватив поудобнее ручной пулемёт, дед начал от бедра поливать фашистов серебряными колдовскими пулями. Фрицы завизжали от боли и ужаса, а их тела, разрываемые на куски, слабо замерцали и вонючими кусками грязного тумана стали всасываться в землю. Всего несколько секунд и на поле боя остался только штурмбанфюрер, бросивший оружие и машущий над головой белым кружевным платочком.

– Я сдаюсь! Сдаюсь! – завизжал он, потом заплакал и размазывая сопли по лицу, провыл: – Не убивай меня, дедушка Михалыч! Я тебе ещё пригожусь!

– А вот хрен, – сурово сказал дед, нажимая на курок».

* * *

Я поставил точку, перечитал свеженабранный текст, хихикнул и удалил его.

Вот хоть последний кусок бутерброда у меня отберите, а не собирался я ничего подобного писать. Выдалась свободная минутка, сел за комп, решил набросать себе для памяти маленький конспектик о событиях за последние пару месяцев, а пальцы сами застучали по клавиатуре и, нате получите образец высокого графоманского стиля.

Это всё нервы, недоедание и хронический недосып, я знаю. Да и Михалыч вам подтвердит, да не только подтвердит, а и потащит сразу же за стол, если только попадётесь ему в руки. Но не переживайте, не попадётесь.

Попавших в это полусказочное царство-государство, всего двое – я, ваш скромный автор этих записок, Захаров Федор Васильевич и мой товарищ по несчастью, сыскной воевода и заведующий первым Лукошкинским отделением милиции, участковый Ивашов Никита свет Иванович.

Хотя, почему по несчастью? Я себя несчастным вовсе не чувствую. Ну, изредка разве что, когда достанут все и вся. Да и Никита, насколько я знаю, совсем не жалуется, а как сыр в масле катается в тереме бабы Яги, которая предоставила всё своё нажитое неправедным трудом хозяйство под отделение милиции.

Как мы попали сюда? Ну, со мной всё просто. Меня сюда из моего мира, причем вместе с вагончиком, забитым аппаратурой, перетащил Кощей, размечтавшийся, что я легко так возьму и решу проблему с назойливым участковым. Мол, раз я из одного мира и времени с Ивашовым, то для меня расправиться с ним – плёвое дело. Классная логика, ничего не сказать. Расправляться с милицией я не стал, да и не смог бы, понятное дело, но был вскоре за особые заслуги оценен, возвышен и назначен главой собственной Его Императорского Величества Кощея канцелярией. Статс-секретарь, аплодисментов не надо. Ну, если очень хочется, валяйте, аплодируйте, я посмущаюсь, но переживу.

А вот с Никитой дело более странное. Он тут оказался немного раньше меня и сразу попал в стольный город Лукошкино в распростертые объятия официального царя нашего государства Гороха. А вот кто и почему его сюда перебросил – загадка до сих пор.

– Царь-батюшка! – послышался подобострастный голос за спиной – Не вели казнить, вели миловать, злодей ты наш неописуемый, Кощеюшка ты наш свежевыпеченный, а только изголодалси ты небось, измаилси от трудов своих тяжких, так и сядь за стол, да и отобедай, чем нам Иван Палыч послали.

– Михалыч, завязывай, – я крутнулся на кресле, разворачиваясь к деду. – Достали уже своими приколами.

– А раз так, то живо, Федька за стол! – дед грозно покачал полотенцем. – Я по второму разу разогревать не буду!

Тишка да Гришка, бесенята Михалыча, тут же запрыгали вокруг меня, выпрашивая мультики, раз компьютер освободился. Да нате, паразиты, отвяжитесь только…

Я со вздохом перебрался за длинный стол из обычных строганных досок, стоящий прямо посреди центрального помещения нашей Канцелярии, сел на лавку и приготовился к ежедневно-многократной пытке.

– Борщ на первое, – подвинул мне под нос миску Михалыч. – И не вороти рожу, внучек, обед – главная еда за весь день, наворачивай давай.

– Так вроде же завтрак – главная еда? – я запустил ложку в крынку с густой сметаной и ляпнул её в борщ. – Ты же мне каждое утро твердишь об этом.

– Завтрак… Да когда енто было, – отмахнулся дед, обкладывая миску с борщом блюдечками с сухариками, чесноком, луком, острым перцем и тонко порезанным салом. – Ты не болтай, а рот если раззявил, то запихивай в него сало поскорее. Вот… правильно… В сале, внучек, вся сила и мужская и государственная!

– Как это – государственная? – изумился я, решительно откусывая половинку стручка острого перца. – Ух!

– А от сала мозги шибче работать начинають, – пояснил дед, умильно наблюдая, как я поспешно заедаю горячим борщом жуткую горечь во рту. – А ты, внучек, у нас и есть сейчас государство.

Угу, государство – это я. Это не Людовик XIV придумал, как видите, а дед.

Дед у меня хороший. Да что там – классный! Нет, он мне на самом-то деле и не дед вовсе, но по факту ещё какой дед. Когда я тут появился он как-то сразу взял меня под свое крылышко и окутал заботой и любовью, как родного. Да и я его сейчас воспринимаю, как самого настоящего родного деда. Милый такой низенький старичок, слегка лысеющий, зато с бородой до середины груди. Ангелочек пенсионного возраста. Каждый так про него подумать может, кто не знает. Только таких тут нет. Да и вообще не знаю, где такие есть. Михалыча знают все в нашем царстве-государстве, да и за его пределами. И не только знают, но и уважают. А, может быть и боятся. Хотя чего его бояться? Он хороший. Ну, гастролировал в молодости по Европе в качестве знаменитого медвежатника, взломщика сейфов, легендой воровского мира был, ну так это было да прошло. В старости дед вернулся в российские земли, да и пристроился во дворце Кощея, а как я появился, так сразу и в мою Канцелярию попал. Надо бы, кстати, ему официальную должность назначить. А, ладно и так сойдёт.

Бесенята в кресле запрыгали и восторженно завопили от очередного ловкого трюка черепашек-ниндзя, дед убрал у меня из-под носа пустую миску и подсунул вместо нее другую, с молодой картошкой и жареным мясом.

– Ну, дед, – тут же привычно заныл я, выискивая взглядом кусок пожирнее и повкуснее, – ну я же лопну!

– Лопнешь, так я заместо тебя Кощеем стану! Буду гусей-лебедей кушать, да пирожки мёдом запивать, а Машке прикажу мне спину чесать с утра до вечера, вона у неё когти какие! А ты ешь, ешь. Енто тоже тебе привет от Иван Палыча. Сказали барбекю называитси, спаси господи… Вот зачем они, внучек, слова так коверкают на свой басурманский лад?.. Ешь, кому сказал!.. Шамаханы наши, шашлыком обзывають, Иван Палыч, вона какое слово придумали… Мясо и мясо, отродясь его по-другому и не называли…

Это у нас с дедом тоже традиция. Я отбиваюсь, а он в меня еду усиленно запихивает, да половником поглубже пропихивает и утрамбовывает. Шучу. Почти. Впереди у меня десерт, а если съесть всё что дед размечтался в меня запихнуть до десерта, то прощай пирожки да булочки – они уже, действительно не влезут. Да и бог с ними, пирожками, но дедовы оладики… Вот это я никак пропустить не могу и не хочу и даже не уговаривайте меня. И ожирение мне не грозит, не переживайте. Со времени начала моего царствования тут, покою моим нервам нет, а они, уж поверьте, жирам накапливаться не дают. Ох, устал если честно. Каждый день что-нибудь случается. Ни с Калымдаем выпить, ни к Варе съездить.

Простите, я, наверное, сумбурно? Сразу вываливаю массу информации, как Яндекс при неправильном запросе поиска. Сейчас объясню, поскучайте немного.

А нет, не сейчас. Сейчас – оладики, ура!

Вот, уф-ф-ф… Теперь можно и рассказать. Я быстро, не волнуйтесь.

В этом древнерусском государстве власть двойная. Официальная принадлежит правящему сейчас царю Гороху. Ну, кстати не из самых худших царь. Государство при нём крепкое, народ доволен, враги сунуться боятся, крестьяне пашут, купцы торгуют, бояре жиреют и дурака валяют в своей Думе. Всё как положено. Но есть тут и вторая власть в лице моего нынешнего работодателя Кощея. Личность это крайне неординарная, зловещая и загадочная. Точно про него никто ничего не знает, но силушкой он не обижен, в колдовстве на «пять» разбирается, возраста неопределенного, думаю несколько сот, а то и тысяч лет ему точно есть. Да еще и живучий невероятно, потому что Бессмертный. Это и по документам так и по факту – Бессмертный. Почему, как и за что ему такое привалило, никто не в курсе, просто есть такой феномен и всё тут.

Власти и денег у Кощея точно побольше будет, чем у Гороха и, захоти он править государством официально, то для него это никакой сложности не составит. Только ему это и на фиг не нужно. Он у нас эдакий крутой мафиози всероссийского разлива. Все лихие люди ему долю от своего заработка отстёгивают, со всех сторон денежные ручейки в Лысую гору, где дворец Кощеев находится, стекаются. А Кощей всем этим правит разумно в меру своей злодейской сущности, а в свободное от работы время скучает и от скуки вечно вляпывается в какие-нибудь авантюры. Правда, в последний раз он вляпался в царскую каторгу, где и находится сейчас уже два месяца… Ну да, даже немного больше двух. Летучий корабль мы построили в конце августа, а сейчас уже ноябрь.

На базе этого корабля думал Кощей создать военно-воздушную флотилию и идти воевать своего заклятого недруга фон Дракхена. Это такой гад здоровенный в виде дракона. Не путайте его с нашим Горынычем. Горыныч у нас хороший, хотя и заносит его иногда причем, не только в полёте. Я сам этого Дракхена не видел, но судя по рассказам немногих выживших, повстречавших его, зверюга там ну очень большая. И совершенно чокнутая.

С флотом у Кощея ничего не вышло, а тут еще так сложилось, что гад тот драконистый, как раз решил напасть на Кощея, который отпора ему дать в тот момент ну никак бы не смог. И ладно бы Кощея он поборол, не беда, не насмерть же, помните про бессмертие? Но дракон этот после победы отправился бы гулять по всему нашему государству и Лысая гора, как Кощеева база и Лукошкино, как столица, первыми попали бы под раздачу. Что, если чуть подробнее, означает сравнивание под корень и горы и города, причем вместе со всеми обитателями.

Кощей тогда долго голову ломал, как бы из этой ситуации выбраться, да время себе для ответной атаки выиграть и пришёл он к единственному разумному выходу – сдаться в плен царю Гороху. Фон Дракхену просто так резвиться не интересно, ему Кощея одолеть важно, да не обессиленно висящего сейчас на цепях в камере, а полного сил. А уничтожение земель да жителей, это так, маленький бонус. Вот и отправился Кощей в далёкую самую крепкую тюрьму куда-то аж за Урал, а фон Дракхен пролетел со своей затеей.

Кощей своим самопожертвованием Русь спас, а накануне своего плена оставил письменное распоряжение, так, мол, и так, пока я тут за вас всех в тюряге парюсь, замещать меня будет мой дорогой и всеми любименький Феденька. То есть я. И.о. царя, как в известном фильме расписывался на указе один вредный персонаж. И назначение меня временным царём тайной воровской империи Кощея, было совсем не предложением занять сей пост, уж поверьте. Приказал и всё. А мне, честно говоря, оно и даром не нужно. Мне и в своей Канцелярии с моими сотрудниками совсем не плохо и совершенно не скучно.

Ну вот такие вот дела на сегодняшний день, в нашем царстве-государстве, едином под двумя линиями власти. Кстати, вникнув слегка в местное государственно-политическое устройство, я как-то задумался о всем известном гербе – двуглавом орле. Не отсюда ли такая символика пошла?

Заскрипела дверь, в Канцелярию влетела Маша и сходу заныла:

– Ну, мсье Теодор, ну можно мне в Лукошкино? Ну, силь ву пле, а?

Кстати, «влетела» – это не образное выражение, а буквальное. Маша по дворцу Кощея, если спешит или раздражена, то рассекает на своих крыльях, а-ля летучая мышь. Сразу замечу, что Иоганн Батистович Штраус, вовсе не Машей вдохновился при создании своей знаменитой оперетты. Маша у нас – вампир. Хотя… Да нет, не может быть.

– Нельзя, Машуль, сейчас никак не получается, потерпи немного.

– Ну, сколько же можно, мсье Теодор?! Я уже неделю Кнутика не видела! Я скуча-а-аю…

Кнутик это – Кнут Гамсунович Шпицрутенберг, немецкий посол при дворе Гороха. Маша с ним как закружились в страстном романе еще летом, так до сих пор и порхают в розовых облаках личного счастья и возвращаться на землю никак не желают.

– Маш… Ну нет сейчас никакой возможности тебя в Лукошкино отправить, понимаешь? Горыныч еще не прилетел, занят он очень, а с бесами их путями подземными, ты сама путешествовать не хочешь.

– А Максимилиан? – требовательно спросила Маша.

– А Макс на меня обижен – я ему никак продолжение сериала про динозавров показать не успеваю.

– А вы ему прикажите! Царь вы или не царь?!

– Аз есмь царь, – строго икнул я, и с трудом поднявшись с лавки, направился к дивану. – Вот сама иди на конюшню и договаривайся с ним.

Максимилиан, это у нас конь такой. Путь от Лысой горы до Лукошкино по всем местным волшебным дорогам, одолевает за два-три часа. Очень удобное средство передвижения, не будь Максимилиан говорящим. Все мозги вынесет за дорогу своими рассуждениями об инопланетянах, эволюции, древних цивилизациях и прочих околонаучных теориях. Фоменко на него нет.

– Ну, мсье Теодор… Кнутик уже чахнет без меня… Да и я, посмотрите… нет, вы не отворачивайтесь, а посмотрите, – Маша растянула свой кожаный жилет в стороны, – я же толстеть начала от горя!

– Машуль, потерпи пару дней, хорошо? Я что-нибудь придумаю, обещаю.

– Так же, как вы мне мешок яблок обещали? Кстати, – Маша уперла кулачки в бока, – а где мой мешок яблок?

– Я уже послал за ним, – привычно отбрехался я. – На неделе точно привезут.

Она меня уже достала этими яблоками. Еще летом я ей пообещал купить их, но до сих пор ну вот просто не получается. Не потому, что мне жалко – просто времени нет.

– А вы бы и сами, мсье Теодор, – зашла с другой стороны Маша, – съездили бы к мадмуазель Варе. Да и меня бы по пути в Лукошкино подкинули. Вы же давно с ней не виделись?

– Две недели, – вздохнул я.

– Вот видите! Мадмуазель Варя уже, наверное, все глаза вылакала, а вы тут на диване валяетесь! Да и сами вы, Теодор, очень неважно выглядите.

– А что такое? – заволновался я.

– Кровь в вас черная испорченная по жилам ходит от разлуки с любимой. Хорошей крови может быть только на пару глотков и осталось. Уж поверьте, это я вам как вампир говорю… Собирайтесь и в путь!

– Ну, какой ты вампир, Машуль, – отмахнулся я. – Вампиры вегетарианцами не бывают.

– Не бывает бывших вампиров! – парировала Маша, и уже было открыла ротик для очередного потока жалоб, густо замешанного на шантаже и угрозах, как в Канцелярию зашёл мой старый друг и соратник Калымдай.

– О, Калымдай! – обрадовался я и помахал ему рукой. Вставать с дивана категорически не хотелось. – Как раз вовремя! Столько дел накопилось, столько дел… Маша, нам с майором обсудить надо кое-что, ладно?

Маша зашипела и гордо вскинув головку, удалилась в свою комнату. Она, так же как и я, да и Михалыч, жила при Канцелярии в отдельной комнате, в которой сразу из кабинета можно было уединиться и поворчать на злого начальника, не опасаясь репрессий.

Калымдай вытянулся по швам и уже распахнул, было, рот для официального приветствия, как я перебил его, погрозив кулаком:

– И ты туда же? У деда нахватался? Завязывай, ладно?

– Ишь, скромный какой, – кивнул на меня Михалыч, протягивая Калымдаю кружку с чаем. – А ить Кощей-батюшка живо бы башку снёс, если фамильярничать с ним вздумали бы.

– Федор Васильевич, – Калымдай завис рукой над тарелкой с пирожками, выбирая повкуснее, – я ребят своих тут рядом расположил, как и договаривались. Всю роту. Будут какие-нибудь приказания?

– Пока тишина, Калымдай, – я потянул из коробки сигару и задумчиво покрутил её в пальцах. Курить не хотелось совершенно. Вот же… Раньше бегал к Кощею, выклянчивал и сигары и коньяк… Один раз повезло – выпросил сразу ящик коньяка для протирки контактов и кучу сигар, отгонять злых духов от компьютера во время ремонта, а сейчас, вот оно добро под носом лежит, а не хочется.

– Ребята мои совсем мхом поросли от безделья, – Калымдай кивком попросил деда подать блюдечко с мёдом. – Ага, спасибо, Михалыч… Так я их сейчас гонять буду, вот и думаю, а может и Аристофановых ребятишек к нам подключить? Им полезно будет.

Так… Наверное, пора вам опять немного дать объяснения, кто есть кто, а то запутаю я вас. Я могу.

Сначала Маша. Как вы поняли, она у нас вампир. А звать её вовсе не Маша, а Мирослава. Это сербское имя. Ну, красивое же, верно? А Маша требует себя называть на французский манер Марселиной, за что сразу и заработала русское имя. Просто так, из вредности. И да, она вегетарианка. Кощей что-то наалхимичил с ней, пытаясь превратить её в супер-солдата и вот вам результат. Хотя Маша и без всякой алхимии может запросто уложить десяток-другой простых солдат, но Кощея тогда накрыл очередной приступ гениальности и вот, получите, распишитесь. Но она у нас хорошая, не подумайте. Только капризная немного и влюбчивая.

А вот Калымдай, он без комплексов. Скажут убить, и убьёт не задумываясь. И это не шутка. Сам он родом из шамахан, а это, в свою очередь, такие бандиты Кощеевы, с виду монголо-татары, только с рогами и хвостами, а по повадкам так еще и хуже, но Кощею преданы как никто другой. Откуда они взялись, я понятия не имею. Возможно, Кощей их вывел в ходе своих безумных экспериментов, но это не бесы точно. Про бесов я тоже коротко объясню, только про Калымдая закончу. Калымдаю повезло – он попал в военную академию имени Кощея и вышел из неё эдаким бравым офицером, растеряв шамаханскую дикость и убогость, а приобретя взамен хорошие манеры и отличную военную подготовку. Честно говоря, на нём только и держались наши совместные операции, коими нас озадачивал Кощей. А да, чуть не забыл. У него в подчинении была сотня шамахан, которых он вышколил, обучил и выдрессировал так, что получил в итоге самый настоящий спецназ. Эту сотню мы решили на время моего вынужденного правления, передислоцировать во дворец, просто так, чтобы под рукой была, ну и для солидности. Они и заняли большую комнату рядом с Канцелярией, а по другую сторону от моей двери была еще одна казарма, где располагались бесы Аристофана.

Замучил я вас? Потерпите еще совсем чуть-чуть, а то не поймёте, о ком я рассказываю, а я себя буду чувствовать не Достоевским, а каким-нибудь дилетантом, не способным донести до читателя даже элементарных образов персонажей своего рукотворного литературного памятника.

Аристофан – это бес. Самый натуральный такой, с рогами и хвостом. Роста он невысокого, да, как и Калымдай, впрочем, но очень крепкий, почти квадратный. Аристофан командует моей официальной группой быстрого и вредного реагирования из двадцати таких же бесов, только потупее. Бесы очень полезны для создания паники, народных волнений и для любых драк. Кроме того они умеют каким-то своим бесовским способом моментально под землей передвигаться на большие расстояния. Ну а по жизни они – настоящие бандиты. Украсть, обмануть кого-нибудь, ограбить, а деньги прогулять – это их призвание и стиль жизни. Правда у меня в Канцелярии им сразу популярно объяснили, что тут их шуточки не пройдут и не сразу, но я всё-таки получил в свою команду вот такой вот бесовской отряд.

Уф-ф-ф… Всё вроде. Но вы не расслабляйтесь, если я про кого забыл, то потом всё равно расскажу. Михалыч, Маша, Аристофан, Калымдай… Два бесёнка, Тишка да Гришка, ну это не считается, они у деда вместо котят. Всё вроде бы… Ох, нет! Дизель! Чуть не забыл, хотя, попробуй про него забыть – вон он, скрипит себе в своей генераторной, аж уши в трубочку сворачиваются.

Дизель – скелет. Их тут много во дворце, но Дизель у меня особенный. Он в Канцелярии с самого первого дня крутит ручку генератора за неимением солярки, а генератор подает питание уже на компьютер. Дизель у нас знаменитость среди местных скелетов. Стоит ему выйти из кабинета, как тут же появляются его собратья и с обожанием смотрят на него. Дизель – настоящий патриот Канцелярии и как-то даже пожертвовал жизнью, защищая компьютер от посягательств Кощея, за что и был разнесён им на косточки. Восстановили потом, конечно и за этот героический подвиг, да и просто, чтобы отличать его от других скелетов, я нарисовал Дизелю на лбу красным фломастером знак радиационной опасности, а другие скелеты как к божеству стали к Дизелю относиться после этого. А я просто привязался к нему и считаю своим другом. Только есть у Дизеля и минус, точнее – минусище: Кощей его запрограммировал запускать генератор каждое утро в шесть часов, начало рабочего дня, видите ли, а звук, с которым трутся друг о друга костяшки его скелета при быстром вращении рукояти генератора… Звук обычного будильника – это колыбельная по сравнению с Дизелем. Даже теперь, обладая властью Кощея, я не могу перепрограммировать его, так и мучаюсь.

Сбили вы меня совсем со всеми этими персонажами… О чём там речь-то шла? А да, Калымдай предложил погонять вместе со своими парнями заодно и бесов Аристофана. Конечно же, я не стал возражать. А если что, у меня еще и личная гвардия в наследство от Кощея полученная по пятам ходит. Рыцари-зомби. Очень, знаете ли, эффектные и эффективные ребята. Ну да бес с ними, надеюсь, не понадобятся. Но проявить себя они могут в любой момент, вот как сейчас, например.

В дверь поскреблись, а потом она распахнулась и явила нашему взору дворецкого Гюнтера, устало-обреченно висящего в мощных руках рыцарей, охранявших Канцелярию с той стороны двери.

– Ваше Императорское Величество, – тем не менее, торжественным как всегда голосом, провозгласил Гюнтер, – в тронном зале собрались ваши верные слуги, нижайше просящие вашей справедливости на суде. А через час у вас назначена встреча с господином Бульктерьером, послом морского царя Его Величеством Морифантом Седьмым.

Не хочу. Вот не хочу и всё тут. Надоели эти государственные дела, сил моих нет.

– Иду, – я взял сигару из коробки помахал ей, – сейчас перекурю и приду.

И чтобы меня никто не заподозрил в оттягивании неприятного момента, пришлось на самом деле закурить. Из кончика пальца вырвался огонёк и я запыхтел крепкой и совсем не вкусной сигарой, мысленно отдавая приказ личной гвардии отпустить Гюнтера.

Ну, да, так я тоже теперь умею. И прикуривать от пальца и мысленно управлять всеми тридцатью рыцарями-зомби и еще кое-что, так, по мелочи. Эти умения мне от Кощея в наследство достались. Не сразу, а эдак потихоньку проявляться начали. Я первый раз жутко испугался, когда вот так же прикурить хотел, а палец как зажигалка сработал. Целый консилиум местных специалистов по колдовству собрал и только когда древний колдун Лиховид Ростиславович объяснил всё, чуть-чуть успокоился. Нормальное дело оказывается. Дворец подстраивается к новому Кощею, а я он и есть по факту, и возникает такая связь колдовская. Я и вникать в это не хочу, не интересно. Ну могу я почувствовать теперь, как бесы топочут по коридору, сперев с кухни свиной окорок, ну и что? Радости с того никакой, одно только раздражение и так обессиленного организма.

– Деда, – позвал я, разгоняя рукой едкий дым от лица, – готовь мой карнавальный костюм, чтоб его.

– Уже, внучек. Вставай, одевать тебя будем.

– Я не нужен вам пока, Федор Васильевич? – спросил Калымдай. – Я тогда пойду, погоняю парней своих.

Кивнув ему и затушив сигару, я со вздохом поднялся и отдал себя на растерзание Михалычу. А тот уже держал в руках серый плащ с большим капюшоном:

– Давай, внучек, заныривай. А что енто ты ложку свою амулетную не одел?

Что, правда? Да, действительно, забыл. В первый раз за два месяца. Я сбегал в свою спальню и, взяв со стула около кровати, небольшую медную ложку на простой веревке, повесил её на шею. Это мне Кощей выдал при расставании. Стукнешь ей раз по любой твердой поверхности и вызывай Горыныча, да приказывай ему. Хорошая штучка, хотя таскать её с собой все время нужды не было, но я таскал. В память о Кощее и как талисман наудачу. Да и просто прикольно было по дворцу шататься с ложкой на груди. А вот такие заскоки у царя-батюшки, а кто слово скажет, того сразу же на вылизывание сортиров. Для первого раза.

– Давай, дед, напяливай на меня балахон этот, – вздохнул я.

– Чаво вздыхаешь? Хорошая одёжка получилась. Всем нравится, да и паразитам моим, Тишке да Гришке, спать на ей больно удобно.

– Ну да, – фыркнул я, – для твоих бесенят и заказывали.

– Жалко тебе, Федька?

Гюнтер у дверей поморщился. Как же, царя-батюшку, да так по-простому, по имени обзывают. Ничего, потерпит. Я же его терплю. И кстати, теперь терпеть заносчивого и противного… нет, не так, вот так: пра-а-ативного Гюнтера, мне стало гораздо легче. Раньше он меня просто раздражал своим высокомерием, а после того, как Кощей на банкете в честь победы над Вельзевулом, отпустил про меня идиотскую шуточку, да с лёгким таким нетрадиционным уклоном, Гюнтер вдруг расцвел с совершенно неожиданной стороны и стал доставать меня повышенным вниманием к моей персоне. Как тогда издевались мои милые сотруднички надо мной… Сейчас же, когда я сам стал Кощеем, Гюнтера как подменили и никаких намёков на любые личные отношения он себе не позволял. Наверное, единственный плюс в моём нынешнем положении.

Плащ в этот раз одели быстро, уже приловчились, и я скомандовал:

– Теперь, шлем… чтоб его…

– Да ладно, внучек, не капризничай, полезная штука… Подставляй башку… ага, так… Вот так от!

Шлем мы позаимствовали от знакомого мне уже рыцарского доспеха. Ничего такого особенного, обычный шлем в форме волчьей морды, но были у него и важные качества, ради которых я и соглашался таскать на себе этот кошмар. Во-первых, он, само собой, закрывал моё лицо. Придворные и так хорошо меня знали, а вот гости, ну там, послы, представители зарубежных синдикатов, всякие там Иван-царевичи в поиске приключений и тому подобная публика, крайне удивлялись, завидев моё прекрасное, благородное, привлекательное (ну, вы поняли, какой я красавчик, да?), но неподобающе юное для Кощея лицо. А во-вторых, шлем прекрасно искажал голос. До голоса Дарта Вейдера я не дотягивал, но впечатление всё равно производил. Хотя вся Канцелярия долго хохотала в первую примерку и просила спеть песенку. Им-то смешно, а мне в этом железе париться, да еще и пирожок, который заботливый дед сунул мне в карман, не съесть – забрало не открывалось и шлем можно было снять только целиком.

– Ну, я пошёл, – проговорил я в шлем, поправляя висящую на груди ложку.

Дед хихикнул, а потом завопил:

– Стой, внучек! Капюшон забыли накинуть.

– А да, верно… Ну всё? Ну, давай, дед, не скучай тут без меня.

– Соскучишьси тут, – пробурчал дед и принялся собирать миски со стола.

Гюнтер гордо вышагивал впереди, а позади маршировали рыцари-зомби в своих черных доспехах, черных плащах и с черными же мечами на поясах. Причем, после каждой развилки коридоров, к ним прибавлялись еще два рыцаря, охранявших все подходы к Канцелярии.

– Гюнтер! – заорал я, резко останавливаясь. – А почему там бардак? – Я указал на небольшой зал, мимо которого мы шествовали. – Я же русским по-белому приказал, чтобы порядок тут навели, по крайней мере, мусор убрали. Что мне самому за уборщиками бегать и упрашивать?

– Виноват, Ваше Величество…

– Еще бы!

– Будет исполнено, Ваше Величество.

– Смотри у меня! – роль грозного царя-батюшки у меня получалась всё лучше.

А бардак, да, я понемногу стал ликвидировать во дворце. Меня с первого дня, как я тут оказался, просто шокировали горы мусора в залах и в коридорах. Кое-где приходилось по стеночкам пробираться, так как последние тропинки, были уже завалены мусором. Кощею, может быть, это и было пофиг, а меня контраст комнат с золотым паркетом или отделкой стен драгоценными камнями и тут же горами мусора, сильно раздражал.

В тронном зале рыцари, моментально взяв меня в коробочку, зашагали к трону, совершенно не обращая внимания на зазевавшихся, а теперь разлетающихся с нашего пути придворных или совсем уж раззяв, жалобно попискивающих под сапогами рыцарей. Я же, уже привыкнув к подобным официальным выходам, тоже особо не оглядывался по сторонам, а шёл, резвясь, усиленно подражая сенатору Палпатину из «Звездных войн», когда он уже стал императором. Идею плаща с глубоким капюшоном я именно у оттуда и содрал, а теперь развлекался, имитируя его коронную походку, когда руки, согнутые в локтях, выставлены вперёд, а кисти безвольно так слегка покачиваются. Прикольно!

На трон я вскарабкался уже привычно, довольно ловко, хотя в первую свою попытку два месяца назад, дважды соскальзывал с него и милостиво позволял поднимать меня с пола.

Когда я, поелозив задом по сиденью, удобно устроился и замер, Гюнтер провозгласил:

– Его Наикошмарнейшее Императорское Величество, Великий и Ужасный, волею судеб – Кощей, милостиво соизволяет начать суд!

Я кивнул и махнул рукой, мол, давайте, не тяните. И понеслось.

Скукотища жуткая. Владельцы двух стрип-баров в подземелье, не поделили новую звезду, танцовщицу. Отобрал себе, чтобы по таким мелочам не отвлекали царя от государственных дел. Потом продам им же, кто больше заплатит.

Семейная пара двух призраков решила-таки развестись после шестисот лет счастливого брака. Детей нет? Ну и чешите, наслаждайтесь свободой, чего вообще ко мне припёрлись? Территорию поделить не можете? Ну, мужу левая часть дворца, жене – правая. Всё? Сами не могли договориться?

Жалоба с кухни на бесов. Спёрли весь стратегический запас высококачественной, болотной тины. Разберемся в рабочем порядке, можно было сюда и не приходить. Уж Иван Палыча я в обиду не дам. И морковку спёрли? Для моего рагу?! Поймать мерзавцев, всыпать им плетей, да отправить в Тмутаракань за свежей морковкой и знать не хочу как, но чтобы завтра три мешка приволокли, лично проверю!

И вот так полтора часа. Ну, что за жизнь?

Когда жалобщики закончились, я устало наклонился к Гюнтеру:

– Ну что там еще?

– Посол от морского царя, Ваше Величество, – напомнил он.

– Введите гражданина посла, – удачно вспомнил я знаменитую фразу из кинофильма и в ту же секунду на меня рухнул потолок тронного зала.

* * *

Нет, и не надейтесь, назло всем я остался жив.

С постамента вдруг рвануло вверх что-то синее и я оказался в полупрозрачном коконе, как киндер-сюрприз в яйце Фаберже. Силовое поле, самое натуральное. Или магический кокон. Или обзовите как угодно, но сработавшая защита спасла меня от неминуемой смерти. Как и Гюнтера, стоявшего рядом с троном. А вот любопытствующим придворным, которые не успели рассосаться из зала после суда, совсем не повезло. Рыцарям-то что, они зомби, как привалило их, так и откопались самостоятельно, а всех остальных – в лепёшку. Грохот был потрясающий! Дворец немного тряхнуло, я поковырялся в ушах и прищурился, пытаясь хоть что-нибудь рассмотреть в клубах пыли. Силовое поле мигнуло и исчезло, и вот тут меня стала бить дрожь. У меня всегда так – в пиковый момент всё нормально, держусь, а потом начинается реакция.

– Это что такое было? – совершенно нормальным голосом, а вовсе не чопорным, официальным, протянул Гюнтер.

– Посла там не придавило? – слабым голосом поинтересовался я. – Еще нам международного конфликта только и не хватало…

– Разрешите узнать, Ваше Величество? – перешел на обычную манеру Гюнтер и, не дожидаясь моего согласия, спустился с постамента, растолкал уже взявших трон в кольцо рыцарей, ощетинившихся мечами, и полез через завалы тронного зала к выходу.

А ведь это трон меня спас. Я вспомнил, как накануне пленения Кощея, я как раз застал его в этом зале за заменой трона и еще удивился, но спросить в той суматохе так и забыл. Вот оказывается, что. Кощей сделал другой трон, специально под меня и подогнал его под меня же, магически. Спасибо, царь-батюшка, не ваша бы забота и хана Феденьке.

В зал влетела Маша, сделала круг под потолком, который теперь представлял из себя голую скалу, плавно спикировала на постамент и внимательно окинула меня взглядом.

– Жив-жив, – успокоил я её.

В дверях зала показалась небольшая фигура и заорала:

– Федька! Внучек! Живой?

– Да живой, Михалыч, живой, – пробурчал я. – Дед ты там стой, сюда не лезь, а то поранишься еще об обломки.

– Пойдемте, мсье Теодор, – сказала моя вампирша, подхватывая меня и взлетая, – вам тут больше делать нечего.

Она мягко опустила меня около Михалыча и снова взлетела к потолку и принялась порхать кругами, внимательно осматриваясь.

Притопавшие рыцари-зомби снова окружили меня, попытавшись оттеснить Михалыча, но тот так цыкнул на них, что больше попыток разделить нас не последовало и мы вышли в коридор.

– Федор Васильевич, – подскочил к нам Калымдай. – Моя рота и подразделение Аристофана стоят в оцеплении в ближайших коридорах, мышь не проскочит.

– Да сейчас-то толку с того? – махнул я рукой. – Гюнтер! Что там с послом?

– Цел водоплавающий, – отмахнулся Михалыч. – Унесли уже.

– Унесли?!

– Не извольте беспокоиться, Ваше Величество, – подошел Гюнтер. – Посол цел, бригада медиков-кикимор взяла посла под свою опеку.

– Штоф самогона с валерьянкой влейте и будя с него, – проворчал дед. – Пошли отсюда, внучек.

– В Канцелярию, – скомандовал я и повернул голову к шагающему рядом Гюнтеру: – Гюнтер, там надо порядок…

– Будет исполнено, Ваше Величество, – прервал он меня. – Восстановительные работы начнутся сразу после ухода следственной бригады.

– Не перебивай царя, – пробурчал я для проформы. – Молодец.

– Виноват, Ваше Величество. Спасибо.

– Ладно, давай командуй тут. Я буду в Канцелярии.

* * *

В Канцелярии была тишина.

Все сидели за столом, только Михалыч возился с самоваром да Дизель баюкал Тишку да Гришку на диване. Маша внимательно разглядывала наш потолок, Аристофан ёрзал, переполняемый эмоциями, а Калымдай задумчиво чистил ногти большим ножом.

Я посмотрел на коньяк, плескавшийся в моём стакане, взболтнул его и залпом выпил. Ух! Вещь! Полстакана великолепного алкоголя огнем пробежало по пищеводу, мягко опустилось в пузо и вдруг взорвалось приятной обжигающей вспышкой. Есть всё же нечто в народной медицине. Стресса как такового я не чувствовал, дрожь охватившая меня еще в зале давно улеглась, но от коньяка я отказываться не стал в профилактических целях и теперь, расслабившись добродушно и лениво размышлял. Повезло, вот, просто взяло и повезло. Нет спасибо, конечно Кощею за его заботу, но если бы я не сидел на троне, а только подходил к нему? Всё – плач, стоны по всему царству и демократические выборы нового царя, за которыми я буду наблюдать уже в виде несчастного, но очень симпатичного приведения. По факту это же второй день рождения и есть повод отметить это дело!

Я уже было открыл рот, чтобы предложить устроить внеочередной праздник и был неприятно удивлён мрачным выражением физиономий моих коллег.

– Вы чего такие? Тут радоваться надо. Это ж так везет не каждый день. Предлагаю провести сегодня торжественное мероприятие по случаю счастливого спасения!

Маша вздохнула, Калымдай хмыкнул и отвёл взгляд, Аристофан впечатал кулак в стол, а дед только жалостливо погладил меня по голове.

– Так… Ну и что я опять проглядел? – обвёл я взглядом соратников. – Ничего не понимаю.

– То-то и оно, внучек, – Михалыч водрузил на стол самовар и, шагнув к комоду за кружками, бросил через плечо: – Федьке больше не наливайте.

– Да что случилось-то?! Объяснит мне кто-нибудь?

– Видите ли, Федор Васильевич, – размеренно начал Калымдай, подозрительно разглядывая кружку, поставленную перед ним, – дворец Кощея-батюшки – очень сложное устройство, ничего с обычным домом не имеющее. И просто в принципе невозможно, чтобы вот так, без всякой причины упал потолок или, там, обрушились стены.

– Вот как? Ты хочешь сказать, что происшедшее было не случайностью?

– Именно, – Калымдай бросил разглядывать кружку и подставил её под носик самовара. – И было бы неплохо разобраться, что именно произошло.

– А Гюнтер, – вспомнил я, – что-то говорил про следствие… У нас и следственная бригада имеется? Круто…

– Чаво тут только нет, внучек, – отмахнулся дед. – Набрал царь-батюшка дармоедов…

Я набрал в лёгкие воздух и заорал:

– Гю-у-унте-э-эр!!!

Маша наморщила носик, а я только ухмыльнулся. Это я быстро схватил: стоит заорать или высунуть голову из двери и позвать и через пять минут вызываемый уже стоит пред моими светлыми очами. Или это дворец как-то реагировал, передовая вызов, а скорее всего, кто-нибудь из слуг постоянно ошивался неподалёку и звал нужного мне человека. Или не человека. Не важно. Тем более что пришел Гюнтер:

– Ваше Величество?

– Что там со следствием?

– Закончили, Ваше Величество. Прикажете позвать?

– Ну, ясный пень. Зови, в смысле.

Следственная бригада представляла из себя весьма пожилого беса в строгом костюме европейского покроя, с пенсне на пяточке и щегольской тросточкой в лапках, ничего подобного я тут не видел ранее. Второй в Канцелярию вошла очень высокая и невероятно худая кикимора в обычном сарафане, но на пару размеров больше, чем нужно. И третьим, очевидно главой бригады, влетел наш старый знакомец, древний колдун Лиховид Ростиславович. Довольно мерзкий старикашка, обитающий теперь в виде призрака и сующий свой нос повсюду, но крайне полезный, когда дело доходило до знаний по древнему колдовству дохристианских времён.

– Ну, чем порадует меня многоуважаемая компания? – я с сожалением глянул на пустой стакан и потянулся за кружкой чая.

Пожилой бес выступил вперёд и вполне так грациозно поклонился:

– Ваше Наикошмарнейшее…

– Ближе к делу, – прервал я его. Им только дай волю, сорок минут будут перечислять титулы и почетные звания.

– Как угодно, будет Вашему Величеству, – снова поклонился бес. – После произведенных исследований, следственной бригадой было установлено…

– Куды?! – заорал вдруг Лиховид так, что все подпрыгнули от неожиданности. – Куды лезешь поперёд старшего?! А ну, пшёл взад!

Бес пожал плечами и отступил назад, к кикиморе.

Колдун принялся расхаживать под потолком по воздуху, смешно перебирая в пустоте ногами:

– Я тебе Федька так скажу…

– Гхм! – намекнул Михалыч.

Колдун неприязненно покосился на деда:

– Я тебе царь-батюшка, так скажу: без колдунства, чёрного, да страшного тут не обшлося!

– Вот как? – я пригорюнился. Только этого мне и не хватало. – Весело…

– Чаво ж тут веселого?! – взъярился вдруг Лиховид. – На земли Кощеевы беда надвигаетси, а он тут сидит, веселитси!

– Михалыч, – попросил я, – выведи старого дедушку в коридор, раз он себя вести не умеет в присутствии высокопоставленных лиц, узнай, чего он там вызнал, а потом мне расскажешь. Остальным членам следственной бригады – благодарность. Спасибо, товарищи, можете идти.

– Чаво?! – завопил Лиховид. – Меня, да пинками на двор?!

– В коридор, – уточнил я. – Идите, дедушка, не нервируйте нас… А в следующий раз вообще развеять прикажу, понял, старый хрыч?

Лиховид поперхнулся, повращал глазами и махнул рукой:

– Пошли, Михалыч, – он поплыл к двери, не переставая ворчать. – Вот отроки нынче пошли! Учишь их, учишь, а они заместо благодарности…

Голос затих и растворился за дверью. Терпеть его не могу!

В дверь снова постучали и рыцари, поспешно распахнув её, впустили в Канцелярию Иван Палыча, нашего шеф-повара. Ну, понятно, какой дурак будет отношения с кухней портить, зомби, они тоже кушать хотят.

– А, Иван Палыч! – обрадовался я. – Заходите, заходите, присаживайтесь!

Мы с Иван Палычем большие друзья, как сойдёмся у него на кухне в жарких баталиях по поводу рецептов, хоть водой разливай! Иван Палыч, кстати, на самом деле чистопородный француз, Жан-Поль де Бац, но у нас его так называют на русский манер, а он и не против. У нас с ним уже несколько месяцев наиважнейший проект идёт, никак завершить не можем. Рассказал я ему как-то про салат оливье, ну и загорелись на пару, тем более что Новый год не за горами. Всё у нас отлично получилось, Иван Палыч даже зеленый горошек к праздникам закатал в банках, а вот майонез ну никак не получается, хоть застрелись. И казалось бы, чего там такого в этом майонезе? Все ингредиенты под рукой, а никак.

– Простите, Федор Васильевич, никак не могу задерживаться у вас, тартифлет в духовку поставил, боюсь, пригорит. Однако же я к вам ябедничать забежал и, увы, мне это никакого удовольствия не доставляет.

– Что у вас случилось, Иван Палыч?

– Совершенно невообразимая вещь. Вы не поверите, но с самого утра все печи, духовки, плиты, всё-всё, работает на половине жара. Ставлю сковороду с мясом, огонь, как обычно большой, а мясо никак не жарится, а будто тушится. Я уже и проверял-перепроверял, один и тот же результат. Крайне неудобно. Вы не могли бы дать распоряжение кому-нибудь, Федор Васильевич, пусть разберутся?

– Немедленно, Иван Палыч, – заверил я шеф-повара.

– Благодарю, и позвольте откланяться, Ваше Величество?

– Иван Палыч, – попросил я, перед тем, как отпустить его, – напомните мне, пожалуйста, попозже о сгущенке, ладно? Совсем замотался, давно хотел с вами обсудить.

– Сгущенка… – просмаковал новое слово Иван Палыч. – Новое блюдо? Непременно, уж и не сомневайтесь!

Он у нас большой энтузиаст и фанат своей работы. Уважаю таких.

Иван Палыч ушел, а повернулся к своим:

– Надо бы подсуетиться, какую-нибудь ремонтно-техническую бригаду на кухню… Что? Что опять не так?

– Месье Теодор, – вздохнула Маша, – не бывает так, чтобы во дворце работало годами что-нибудь нормально, а потом в один день перестало. Абсюрд, компре ву?

– Эээ… на что ты намекаешь, Машуль?

– На странные совпадения, мсье Теодор. И очень хочется в отпуск в дальние страны просто душа рвётся.

Это она врёт, конечно. Какая уж душа у вампира? Но состояние тихой паники, а Маша, похоже, в него впадать начинает – верный признак больших проблем.

В Канцелярию вошел Михалыч, сел за стол и грустно посмотрел на меня.

– Дед, вот только ты меня еще не запугивай…

– А вот и придётси, внучек, – строго заявил дед. – Если верить этому старому хрычу Лиховиду, то кто-то начал нападать на тебя, Федь.

– Кто?! Зачем?

– Да вот, говоря по-сельскохозяйски, хрен его знает, внучек.

– Что-то мне не по себе как-то, деда… А что Лиховид-то говорит?

– Да плетёт плетёнку какую-то, про силы тёмные, могучие, злые, которые против государства нашего ополчилися и с тебя, внучек, начать решили.

– Не ну нормально?! – я совсем уж загрустил и даже положил назад на тарелку пирожок. – Мне вот сил тёмных, а что особенно неприятно – могучих, не хватало… И что делать?

– Ты у нас – царь-батюшка, – хмыкнул дед, – тебе и решать.

– Ну, деда…

– Федор Васильевич, – вмешался в нашу беседу Калымдай, до этого внимательно наблюдавший за всем происходящим, – я думаю, что следует собрать больше данных, а потом уже следовать совету мадмуазель Марселины и уезжать в дальние края. Мы же только догадки строим, а что происходит на самом деле и не знаем. Да и происходит ли действительно нечто особенное? Вполне возможны и банальные совпадения… – он замялся и махнул рукой, явно не веря самому себе.

Все задумались, а я встал и зашагал из угла в угол, по примеру Кощея, заложив руки за спину. Он всегда в такой позе выдавал интересные идеи, а вдруг и тут что-то колдунское, волшебное в этой походке?.. Тьфу, ты! Так и с ума сойти можно.

– Давайте, так, – подытожил я, – сейчас не паникуем, выводы не делаем, а все силы бросим на то, чтобы понять, что происходит.

– Да нам ничего другого и не остаётси, внучек, – хмыкнул дед.

– Вот и я о том же.

И тут в дверь снова постучали.

– Ваше Величество, – послышался голос Гюнтера, – главный бухгалтер, Агриппина Падловна аудиенцию… Ох! Ух… Твою ж…

Снеся Гюнтера и обоих рыцарей часовых, в Канцелярию, как тяжёлый танк, грузно, но неотвратимо, протиснулась толстая пожилая кикимора.

– Агриппина Падловна! – я в восторженном удивлении всплеснул руками, – а вы всё худеете и худеете, как я посмотрю? Уже платье висит на вас… Это же никаких денег не напастись всё время гардероб свой ушивать! Вы уж, как будет минутка свободная между квартальными отчётами, ну напишите мне рецептик своей диеты, я тоже так хочу!

Главбух наша, ну очень объёмных форм, страдала от избыточного веса, и постоянно сидела на жутких диетах вроде болотного ила вперемешку с торфом, что ей особо не помогало, но мне всегда удавалось разводить её на банальную грубую лесть. Вот и сейчас, довольно улыбнувшись, она спустила пар и разрушительная её активность снизилась минимум наполовину:

– Федя, – пробасила она, задумалась и попыталась исправиться: – Ваше… как его? Величество, штоль?

– Для вас, Агриппина Падловна, можно просто – Федя, – льстиво вставил я.

С бухгалтерией лучше не ссориться, хоть последнему дворнику, хоть первому царю, это я давно тут усвоил.

– Федя, – кивнула главбух, швыряя кипу исписанных листов на стол. – Ну, что, Федя, полный лимит нам пришёл.

– Чего-чего?.. – протянул я, но по тону уже догадываясь, что ничего хорошего нам не пришло.

Кикимора вдруг сдулась, будто воздушный шарик от выстрела Пяточка, осела на лавку и, отведя взгляд в сторону, хрипло прошептала:

– Дебет с кредитом не сходятся…

– Беда… – тоже прошептал я, пораженный невиданным доселе зрелищем – растерянной, смущенной и подавленной Агриппиной Падловной.

– Беда, – кивнула главбух, – я тыщу раз сверяла, перепроверяла, подсчитывала, а не сходится и всё тут.

Я очень далёк от понимания бухгалтерских процессов и все эти термины, которыми меня заваливала Агриппина Падловна, пытаясь объяснить проблему, понимал, хорошо если один из трёх, да и то, так, интуитивно. Но в целом ситуация складывалась подозрительно похожей на все те неприятности, которые рухнули на меня сегодня, начиная с потолка тронного зала: в бухгалтерии произошло нечто такое, чего произойти в принципе не могло.

– Я ж уже сто семьдесят шесть лет главбухом у царя-батюшки работаю, – всхлипывала пожилая кикимора, – и ни разу такого не случалось, шоб квартальный отчёт сдать не шмогла!

– Ну, Агриппина Падловна, ну не переживайте, ну не сошлась у вас сумма… сколько там?… Шестнадцать грошиков? Ой, ну какая мелочь!

– Федя, да не в сумме дело-то! – вскинулась главбух. – Просто быть такого не могёт!

– Ну-у-у… Ну, давайте с другой стороны взглянем. Ну, не сошлось и как это сейчас повлияет на работу бухгалтерии?

– Бухгалтерия не сможет продолжать работу, – она посмотрела на меня как директор школы на первоклашку. – Никаких счетов, никаких приходов-расходов, никакой зарплаты, пока не подпишут квартальный отчёт.

– Не будет зарплаты? – встрепенулся Михалыч. – Внучек, надо что-то срочно решать!

– Агриппина Падловна, – я отмахнулся от деда, – а кто подписывает отчёт? Ну, кому вы его сдаёте-то?

– Ну как же?! – удивилась бухгалтерша. – Кощей-батюшка и проверяет и подписывает.

– Ну и в чём проблема? – я облегченно улыбнулся. – Где подписать надо?

– Вот тут, – главбух ткнула корявым пальцем в какую-то строчку. – Только так нельзя же…

Но я уже выводил фломастером размашистую роспись. Едва я закончил, как лист подёрнулся рябью и на секунду окутался синеватым облачком.

– Прошло… – благоговейно прошептала Агриппина Падловна.

– Всё в порядке?

Агриппина Падловна, в спешке собирала листы со стола, а потом встала, внимательно посмотрела на меня и… поклонилась. Вернее – попыталась поклониться, но из-за объёмов сделать это было очень затруднительно, но жест я оценил.

– Все бы проблемы так решались, – облегченно вздохнул я, когда главбух покинула нас, – да, Михалыч? Расписался и порядок!

– Какой ить, порядок? О чем ты, внучек? – дед озабоченно почесал в затылке, а Маша с Калымдаем неодобрительно посмотрели на меня.

– Думаете это из той же серии невозможных происшествий? – озаботился я. – Опять кто-то под Кощея копает?

– Под тебя, внучек, – поправил дед.

– Ладно, давайте пока не паниковать, – заявил я. – Посмотрим, как и что дальше будет, может, совпадение банальное.

Дальше было не так драматично, но до самой ночи приходили вести о мелких неприятностях. Действительно, мелочь, ну, там, монстрик один взорвался. Просто так, бежал по коридору по своим делам и раскидало бедолагу по стенам. Как? Почему? Ничего не понять.

В художественной галерее рассыпалась в пыль античная композиция «Зевс, в облике белого гиппопотама, соблазняет Диониса в облике розового фламинго». Тут можно только порадоваться гибели непревзойденного шедевра. Правда, Гюнтер наверняка горевать будет, но, ничего, переживёт.

В коридоре рядом с конюшней, погасли все факелы и зажечь их так и не удалось. Принесли другие факелы – включились сразу, работают как от сети, без проблем.

Приходил начальник отдела кадров, он же по совместительству экономист, ну, то есть собиратель доли со всех лихих людишек, так он вообще пожаловался, что все личные дела сотрудников на букву Еры, это «Ы» по-нашему, кто-то сожрал прямо у него на глазах. Просто открылся шкафчик картотеки, оттуда в воздух поднялись папки с делами и с чавканьем стали по кускам исчезать неизвестно в ком. Ни запущенный скоросшиватель, ни веник, ни даже личное оружие в виде двуствольного пистолета, никакого эффекта на невидимого обжору не произвели.

Ну и дальше всё в таком же роде. Главные ворота перестали открываться, а через час снова заработали без всяких видимых причин. Один из бесов стал оранжевым и начал светиться в темноте, спасла ударная доза самогонки. У завхоза чернила превратились в камень, и он не смог подписать накладные. В библиотеке, прорвав гранитный пол, за каких-то пять минут выросло вишневое дерево. Мне даже на пробу вишни приносили, нормальные, вкусные.

Поздним вечером мы опять собрались в Канцелярии и все опять же были довольно подавлены и крайне уставшие. Нелогичность происходящего выматывала почище разгрузки вагонов с углём. Нет, не разгружал и не хочу даже пробовать, но вполне представляю, что такое тяжелый физический труд. Мне от деда минимум три раза в день приходится отбиваться – завтрак, обед и ужин, да еще и его нескончаемые перекусы, так что, про физический труд можете мне не рассказывать.

Никаких новых идей или гениальных планов ни у кого не появилось, и я уже было собирался объявлять отбой, как от рыцарей у двери пришел сигнал, что очередной проситель заявился и нижайше просит принять. Лиховид! С ума сойти – не врывается, как обычно сквозь стену, а вежливо так, по этикету.

Старик вплыл медленно и как-то даже рассеяно. Он был мрачен, малоразговорчив и, хотя и посматривал по сторонам, явно выискивая Олёну, к которой питал неоднозначные чувства и страсти, спрашивать про неё не стал, что было уже совсем на него не похоже.

– Лиховид Ростиславович, – вывел я его из раздумий, – что у вас?

– У меня-то, Федор Васильевич, ить всё в порядке, мне-то боятьси неча, а вот тебе…

– Узнали что-нибудь новое?

– А вот и узнал! – колдун завсис над компом, но неприязненно покосившись на него, отлетел к дивану. – Силы тёмные, страшные и могучие идут.

– А поконкретней, дедушка? Кто такие? Откуда взялись? Насколько сильные? Чего хотят?

Лиховид пожевал губами, будто в раздумье, стоит ли рассказывать нам, но вымолвил только:

– Айясанты.

– Чего? Это вы чихнули или выругались?

– Айясанты идуть.

– Лиховид Ростиславович, ну что вы как Аристофан на допросе? Каждое слово из вас тянуть надо.

– Давай, старый, не томи, – не выдержал и Михалыч. – Обскажи нам про ентих айясранцев.

– Айясанты, – поправил Лиховид. – Народец енто такой, зело злющий, со всеми во вражде. Я до вечера в старых книгах да свитках копался и нашёл-таки. А потом ишо припомнил, мне учитель мой, Мировид, обсказывал про ентих подземников…

– Подземный народ? – удивился я.

– Истинно, – мотнул бородою колдун. – На земле-матушке раньше жили, только воевали со всеми, а апосля и вовсе задумали всех сгубить и едины остаться. Однако же, сполотилися тогда все народы лесные, да болотные, горные, да степные, и люди и нелюди и всыпали змеелюдам так, что удрали они под землю.

– Змеелюды? – Михалыч почесал в затылке. – Ить что-то я слышал такое…

– Все слышали, – отрезал Лиховид. – А знаю только я. В древних книгах писано, что тулово у них змеиное, а от пояса и выше – человеческое. Волос не имеют, да слепые от роду, зато мыслями туды-сюды кидаютси меж собой и слов им не надоть.

– Телепаты, – понимающе кивнул я. – Неприятно, но не критично.

– Как они там меж собой болтают, нам без надобности, – отмахнулся Лиховид. – Однако мыслью же могут они проходы в земле рыть, горы рушить, да и воевать, ежели захотят. А они захотели. По всему выходит, что порешили они снова своё могущество на всю землюшку распространить. А выйти из ходов своих подземных, здеся надумали.

– Почему именно тут? – удивился я. – Мало им места что ли?

– Где тонко, там и рвётся. Учуяли слабину и давай наверх пробиватьси.

– Чего это «слабину»? – обиделся я.

– Ты, Фёдор, обижайси, не обижайси, а ить не Кощей ты всё ж, – вздохнул Лиховид. – Колдунства в тебе нет, вот они и попёрли.

– Это да… – я оглянулся на соратников. – Что делать будем? Бежать в Турцию – не предлагать.

– Мало данных, – поморщился Калымдай. – Ничего про них не знаем.

– Что хочешь ведать, воин? – вскинул бороду Лиховид. – Воспрошай, что знаю – скажу.

– Численность этих змеелюдов, во-первых.

– Никому не ведомо, – протянул колдун. – Однако тысячами считать надо. Расплодились они за века.

– Колдовством владеют ли, дедушка Лиховид? – продолжал допытываться майор.

– Вестимо, владеют. Кажный не больно-то силён, но могут единиться силой и колдунство тогда больно грозным становится.

– Лиховид Ростиславович, – вмешался и я. – А вот потолок в зале обрушился, ну и прочие неприятности, думаете это их рук дело?

– Даже и не сумлевайся, Фёдор, – мрачно кивнул колдун. – На зуб царство Кощеево пробуют, слабину ищут.

– Ну и главный вопрос, – вздохнул Калымдай. – А как их побороть-то? В ваших книгах, дедушка Лиховид, нет ли подсказки какой?

Лиховид заулыбался, подплыл к Калымдаю и погладил его по голове призрачной рукой:

– От, богатырь, а не дурак! Правильно мыслишь, в корень зришь. Есть такое средство! Я как прочитал про него, так сразу к вам примчался. Вещица есть колдунская, тайная да древняя, «Змеиный царь», обзывается.

– Расскажите про неё, дедушка, – попросил Калымдай.

– Книга молвит, что в стародавние времена, когда в последний раз на ратно поле вышли айясанты супротив людей и нечисти всякой, то погнали енти айясанты супротивников своих и миг ихней победы был близок ужо. Малость поднажать осталось змеелюдам и правили бы они всем светом, да и рать людская тут дрогнула, веру потеряла, да выступил вдруг из людского войска старый волхв по имени Всемысл, да вскинул он к небу оберег древний в образе змея, да заклял его словом тайным и возопили от ужаса змеелюды, и покинула их Макошь, допрежде помогавшая им и рухнули они от горя злого и с воплями и страхом в сердце, ушли они под землю, даже не помышляя о битве.

– Ух, страшные, в натуре у тебя сказки, дед… – прошептал Аристофан. – Конкретно мурашки по хвосту забегали.

– А где сейчас этот оберег, Лиховид Ростиславович, не знаете? – заинтересовался я. – Нам бы такая штучка в арсенале не помешала бы.

– Отчего ж не знаю? – хмыкнул колдун. – Знаю. После победы той над змеелюдами, собрались волхвы ведающие и порешили разделить оберег на три части, да спрятать их в тайные места, чтобы айясанты к ним подобраться не могли. Много веков с той поры прошло, но я, – колдун гордо подбоченился, – отыскал все три доли Змеиного царя!

– Михалыч, записывай! – скомандовал я. – Продолжайте, дедушка Лиховид.

– Глава на островке малом спрятана под остатками древнего капища, – начал перечислять колдун. – А островок тот, Зензик называется, между Тмутараканью да Корчевом искать надоти. Тулово али хребет издавна у морских царей хранитси. А очи в два яхонта, те другому подземному народцу, чуди, в сохран отданы.

– О, а у нас как раз посол от морского царя ошивается, – обрадовался я. – Можно сразу с туловищем вопрос разрешить.

– Это… босс, – оживился Аристофан. – Я в Тмутаракани бывал как-то, в натуре. Мы с пацанами туда к местной братве реально на стрелку ездили. – Он почесал между рожками: – Конкретно здоровые они там.

– Влупили вам, бойцам конкретным? – ухмыльнулся Михалыч.

– Да хрен там, – засиял Аристофан. – Я десяток чисто в засаде еще держал, отбились.

– Возьмешься туда смотаться, Аристофан? – прервал я воспоминания беса.

– Без базара, босс. Реально пацанов возьму и рванём.

– Отлично. Завтра с утра и отправляйтесь. Чего тянуть?

– Федор Васильевич, – поднял руку Калымдай. – А я с ребятками своими могу к этой чуди сбегать. Только где искать-то их?

– Лиховид Ростиславович? – я повернулся к внимательно слушающему нас колдуну.

– На север путь воину нашему лежит, – задумался Лиховид, а потом выудил прямо из воздуха свою огромную призрачную книгу и стал с шумом листать её. – Мордва… не, енто не они… Аримпасы… А, помню этих трехглазых, не они… Хазары… Та ещё сволота… Хохлы… А вот, чуди! Так-так… Верно, на север итить надоть… Ага, гора трёхглавая, а под ней как раз и они… Так что, майор, чеши на север и ищи гору тройную, под этой горой твои чуди и живут.

– А это далеко, Лиховид Ростиславович? – засомневался я. – Как пойдет Калымдай, да на полгода. Знаю я эти ваши расстояния сказочные.

– Не ведаю, – развёл руками колдун. – А итить всё одно придётси.

– Федор Васильевич, – встрепенулся Калымдай. – А чем у нас Горыныч сейчас занят?

– О, верно, молодец, майор! – обрадовался я. На Горыныче самое то путешествовать по сказочным путям. – Только ты бойцов много на Змее не разместишь.

– Да много и не надо, Федор Васильевич. Десяток возьму и хватит. Остальные и вам тут пригодиться могут, пусть в казарме наготове сидят.

– Десятка не мало будет? – усомнился я.

– Да мы же не войной идём, – хохотнул Калымдай. – Вежливо придём, вежливо попросим. А если что, так и десятка хватит шороху там навести.

– Ну, смотри… – я снял с шеи ложку и стукнул ей по углу стола. – Горыныч? Горыныч, спишь что ли?

Из ложки послышался протяжный зевок и, судя по басу, правая голова, недовольно прогудела:

– Ну чего?

– Горынушка, сокол ты наш, уж не гневись, что я тебя беспокою, а не соизволишь ты, зверь сказочный чешуйчатый, сон свой богатырский прервать…

– Чего? – вмешался писклявый голосок левой головы.

– Ты Горыныч, охренел?! – заорал я. – Дрыхнешь, скотина?! Ты забыл, с кем разговариваешь?! Разожрался за осень, опух от безделья?! Отечество в опасности, а он морды там крутит, «чаво, чаво»!

– Федь… ты чего? – осторожно пробасила правая голова. – Случилось что?

– Случилось! Завтра на рассвете, чтобы как штык на полянке у ворот был, понял?!

– А куда летим?

– Куда надо! – отрезал я и снова грохнув ложкой, оборвал связь.

– Так ему, внучек, – ухмыльнулся дед. – Ишь, волю почуйствовал жаба крылатая!

– Деда, организуешь мне завтра с утра посла этого морского?

– На завтрак? – хихикнул дед, но тут же посерьёзнел. – Сделаем, внучек. Прямо в тронный зал и доставят его, не переживай.

– А потолок там уже починили?

– Сделают к завтрему, – кивнул дед.

– Тогда так и решим, – подытожил я. – Аристофан за головой в Тмутаракань рванет, Калымдай на Горыныче к чуди, а я здесь остаюсь, с послом пообщаюсь.

– А я, мсье Теодор? – влезла Маша.

– Пока Машуль, со мной остаешься, в резерве.

– А можно я тогда…

– Нельзя, Маш. Потерпи, никуда твой Кнут Гамсунович не денется.

– Ну вот…

– Раз всё решили, тогда давайте баиньки – на завтра сил всем много потребуется.

* * *

Разбудил меня вполне ожидаемо – Дизель, ровно в шесть утра со скрипом и грохотом, начав вращать рукоять генератора. Я даже орать на него не стал, только по пути в ванную, махнул ему рукой, мол, понимаю, работа такая. Когда вернулся, дед заканчивал расставлять на столе тарелки, блюдца, миски и мисочки, а Калымдай уже вертелся на лавке, нетерпеливо поглядывая на меня.

– Аристофан где? – зевнул я, подвигая к себе миску с варениками. – О, с творогом? Шикарно…

– Рогатенький наш уже умотал со своими бесами, – доложил дед. – Накось, сметанки, внучек.

– А хорошо… Калымдай, вареники будешь? А то я сейчас всё съем… У тебя яишенка? С колбасой?! Дед! А мне?!

– Вареники доешь сперва, – отрезал дед. – Нельзя, внучек еду перемешивать. Раз начал вареники, то яишенку и колбаску ужо потом… И сало потом… И бутерброды с ветчиной тоже потом, не капризничай, внучек, ешь что дают.

– Деспот и тиран ты, дед, – прочавкал я. – Маша еще дрыхнет?

– Пущай спит, внучек. Тише будет, да и вареников тебе больше достанется.

– Иду-иду! – послышалось из Машиной комнаты. – И с вишнями вареники тоже мне оставьте. И сыр. И оладики. И варенье.

– Да поспите еще, мадмуазель Марселина, – торопливо жуя вареник с вишней, озаботился Калымдай. – Утренний сон, он самый… чавк!.. полезный.

Меня под столом с двух сторон подергали за джинсы. Тишка да Гришка.

– Ну чего, оглоеды? – хотя я и так знал чего – мультики просят включить.

Бесенята заверещали, жалобно маша лапками. Тишка приставил к голове два пальца и пошевелил ими, а Гришка яростно заклацал зубами. Понятно, «Ну, погоди!»

– Включи им, внучек, – заступился за бесенят дед, – ить не отстанут же, паразиты.

Как ветчинки Феденьке, так, фиг, а как бесенятам мультики, тут хоть землетрясение, пожар и цунами, а вынь да положь. Включу, конечно, куда я денусь. Бесенята радостно запрыгали на моем кресле перед компом, а я вернулся к почти пустой миске с варениками и грозно посмотрел на Калымдая, быстро жующего и с самым невинным видом, утирающего рот. Так и оголодать можно с этими работничками.

– Посла когда к тебе доставить, внучек? – спросил дед, забирая пустую миску и подвигая тарелку с бутербродиками.

– А что там с послом? – Маша, слегка помятая после сна, решительно оглядела стол. – А вареники где?!

– Спать меньше надо, – хмыкнул дед. – Не боись, не о твоём после речь. На-ка, сохранил тебе мисочку вареников, а то за этими жеребцами и не поспеть.

Жеребцы важно расправили плечи, не переставая жевать.

Наконец, когда тарелки и миски были подчищены, Калымдай погладил живот и тяжело икнул:

– Вот как сейчас в дорогу отправляться?

– А, понимаешь теперь мои страдания? – вздохнул я. – Вот так и живём…

– Ну, хочешь-не хочешь, а пора, – Калымдай с трудом поднялся с лавки.

– Погоди, – я тоже встал, – провожу тебя. Дед, я майора провожу и сразу в тронный зал пойду, пусть посла приведут.

– Понял, внучек, – кивнул Михалыч. – Да ить и я с тобой. Тишка! Гришка! А ну, паршивцы, быстро посуду убирать и порядок наводить! И неча верещать! Потом свои мультики досмотрите!

– Мсье Теодор, я вас вместе с послом ждать буду, хорошо? – Маша сытая и довольная держала кружку с чаем двумя руками.

– Хорошо, Маш… Дед, а где там мой плащ парадный и шлем этот волчий?

– Несу, внучек, несу…

Плащ я накинул сразу, а шлем тащил в руке. Не люблю я его. Потом перед тронным залом и напялю.

Калымдай прихватил десяток своих орлов из казармы, и мы дружно затопали по коридорам к выходу, распугивая своим грозным видом мельтешащих повсюду мелких монстриков и спешащих по своим делам скелетов.

На поляне перед дворцом переминался с лапы на лапу Горыныч.

– Фёдор, салют! – поприветствовали меня хором сразу три головы, а правая пробасила: – А чё такое-то, а?

– Здоров, Горыныч. А что тебе не так?

– Ну… наехал на меня вчера чего-то… орать начал… Нехорошо так, Федь… – вздохнула правая, выпуская облачко вонючего дыма.

– Та-а-ак… – я остановился перед мордами и стал раскачиваться с носка на пятку. – Я смотрю, ты и правда, Горыныч, страх потерял. Думал я, показалось мне вчера, ан, нет. Вон морды какие наел, борзым стал…

– Ты чего, Федь? – пискнула левая голова. – Впроголодь живём, отощал вон весь. А ты куском хлеба попрекаешь?

– Куском хлеба? – я в восхищении покачал головой. – А подсчитаем сейчас, Горыныч, не переживай. Ну-ка, Михалыч, поправь меня, если собьюсь. Два месяца этот чешуйчатый по три коровки в день сжирал да шестью баранами закусывал и это не считая того, что ему корытами пареную репу да кашу таскали. А сколько вылетов ты, змеюка за эти два месяца сделал, а? Ты рожи не отворачивай! Сколько ты верст-часов налетал, а? Молчишь? Так я тебе скажу, бездельнику – ноль! Два месяца обжирал Кощея-батюшку, пузо на солнышке грел да зайцев по полям гонял для своего развлечения!

– Так его! – поддакнул Михалыч. – Развелось дармоедов на нашу голову!

– Так зима близко, – попятился назад Горыныч. – Холодно, калорий много надо…

– Калории – нужное дело, – согласился я. – Когда их есть куда расходовать. А расходуем мы пока только капитал, да на тебя, Горыныч и все впустую… Михалыч, скажи бухгалтерии пусть посчитают сколько этот бездельник сожрал за время простоя да вычтут у него из зарплаты, да про штрафы пусть не забудут… А ты, Горыныч, как-то хвастался, что у тебя пещера златом и серебром забита? Это хорошо, будет, чем расплатиться…

– Ну, Федь… – заныл Горыныч. – Ну, Ваше Величество… Я ж, чего? Я разве против? Да я поработать всегда рад! Вот только скажи, что надобно, враз всё выполню!

– И выполнишь, – кивнул я. – Куда ты денешься? А только за наглость, поучить бы тебя надо… Помнится батюшка Кощей обещал тебе хвост как колбасу порезать?.. Дед, кликни там, пусть меч любимый принесут, выполню обещание Кощея!

– Меня?! Порезать?! – взревел Горыныч, вскидываясь на задние лапы и нависая надо мной.

– Ах ты скотина чешуйчатая… – восхитился я. – Вот и ты показал свой облик подлый, Горыныч. Ты чего тут на дыбы подымаешься? Ты на кого, гад, бочку катишь?!

Горыныч вдруг выдохнул и медленно опустился на пузо, да еще и головы передо мной по земле раскидал. Я оглянулся по сторонам. Как-то незаметно и тридцать рыцарей-зомби и вся сотня Калымдая, тихо и деловито взяли Змея в кольцо и теперь спокойно ожидали приказа, ощетинившись мечами.

– Значит так, Горыныч. Сейчас отвезешь Калымдая, куда скажет, да делать будешь, что он тебе велит, а когда вернешься, отнесешь в бухгалтерию Агриппине Падловне мешок золота, скажешь – добровольный взнос на подарки сотрудникам к Новому году. Понял?

– Мешок золота?! – пискнула левая голова.

– Я сказал «мешок»? Ошибся, Горыныч, извини. Два мешка. Лично проверю! А хвост…

– Не надо хвост, – поднялась на длинной шее средняя голова. – Виноват, Федь, были не прав. Исправимся, чтоб мне одной морковкой кормиться! Ну чего ты, Федь? Чего между друзьями не случается, а?

– Паразит ты, Горыныч, – вздохнул я. – Вроде человек порядочный, а как занесёт тебя временами…

– Какой мы человек? – тоже вздохнула правая голова. – Змей я.

– Тоже верно… Я ведь, Горыныч, о тебе забочусь. Вернется вот Кощей-батюшка, да давай меня пытать, как, мол, дела тут шли, как слуги мои верные себя показали? Что мне ему говорить, а, Горыныч? Что оборзел ты окончательно, что пользы от тебя царству никакого? Одни расходы, что в коровах считать, что во времени драгоценном, которое на тебя сейчас тратить приходится…

– Федь… Ну понял мы… Ага?

– Ага, Горыныч. Поверю я тебе в последний раз. Добрый я, понятно? И… фиг с тобой! Не два мешка золота в бухгалтерию сдашь, а всего один.

Расстались мы с Горынычем друзьями. Калымдай со своим десятком загрузился на Змея, махнул мне на прощание и рванули они прямиком на север. Я же кивнул оставшимся бойцам да рыцарям и, напялив ненавистный шлем, отправился прямиком в тронный зал. Шагать по коридорам в сопровождении такой свиты было неудобно, но я терпел – положение обязывает, а кроме того мало ли какую подлость могут еще эти подземные змеелюди затеять. Лучше наготове быть…

* * *

В тронный зал я входил с опаской разглядывая потолок. Вроде всё в порядке. Починили быстро, молодцы.

Я так и сказал Гюнтеру, уже поджидавшему меня около трона:

– Молодцы, быстро управились.

– Рады стараться, Ваше Величество, – коротко поклонился Гюнтер. – Велите допустить делегацию от морского царя?

– Давай, – кивнул я. – Чего тянуть?

Ребята Калымдая рассредоточились вдоль стен, а рыцари-зомби десятком стали вокруг трона, а остальные выстроились в две шеренги у дверей, готовые сопроводить посла ко мне.

Посол был не один, а со свитой, человек в двадцать. Приглядевшись, я поправил себя – не люди это. Может и люди только разновидность какая-то. Все в чешуе, глаза большие круглые, а носов почти нет, только две дырки над тонкой линией губ.

– Господин Бульктерьер, посол морского царя Его Величества Морифанта Седьмого! – возвестил торжественно Гюнтер, а из толпы дипломатических служащих гордо выступил вперед высокий… Ну вот как их называть? Рыболюд? Человек-амфибия? Короче – высокий чешуйчатый мужик.

– Великий и могущественный морской царь, – заплямкал губами Бульктерьер, – грозный, но милостивый Морифант Седьмой, решил честь оказать Кощею и прислал меня, слугу своего верного, для переговоров!

– Михалыч, – я обернулся к стоящему рядом деду, – это что за этикет такой странный? Честь Кощею оказать, прислав эту воблу? Что-то я не понял…

– Борзеють, гады, – хмыкнул дед. – Чуют, что Кощеево царство не в силе, вот и на рожон прут.

– Радость-то, какая великая, – обратился я к послу, – видеть тебя тут у нас, господин Бульктерьер. Охренеть просто, какая радость. Ну и с чем пожаловали? Не Кемскую волость, надеюсь, просить будешь?

– Царь мой, великий Морифант Седьмой, будучи покровителем изящных искусств да тонким ценителем мировых музыкальных произведений, узнал, что у тебя, Кощей, есть волшебные гусли-самогуды.

– И чё? – я развалился на троне. Какой-то и правда наглый посол попался. Жаль его потолком вчера не накрыло.

– Морифант Седьмой, требует тебя, Кощей, отдать ему эти гусли!

– Вот прямо требует? – я подмигнул рыцарям-зомби и те тут же заломили послу руки, хорошенько так завернув их за спину.

– Что такое?! – завопил Бульктерьер, согнувшись чуть не до пола.

– На кухню его, Аквамена недорезанного, – приказал я. – Побалуем ребят ухой.

Посол чего-то там еще верещал, но я уже скомандовал мысленно рыцарям «В подземелье» и те скоренько выволокли чешуйчатого из зала.

– Государь, – из толпы посольской свиты вперед выступила тощая длинная дама. – Так ведь нельзя. Посол – личность неприкосновенная.

– Так я к нему и пальцем не прикоснулся, – пожал я плечами. – А ты сама кто будешь-то?

– Первый помощник посла, Ваше Величество, – поклонилась чешуйчатая. – Госпожа Морина.

А ничего так Морина эта, худющая, конечно, но всё при всём, опять же разговаривает вежливо, не загоняется как этот Бульктерьер.

– Вот с тобой, госпожа Морина, я и буду дело иметь.

– Благодарю, Государь, – поклонилась Морина. – А господин посол?..

– А это уж как шеф-повар наш, Иван Палыч, скажет, – я развёл руками. – Если одобрит, то бесам скормим, а если мясо плохое, то велю в пруд его выпустить – буду по воскресеньям на рыбалку ходить. С динамитом.

Новоиспеченная послица… ну, посол женского пола, вздохнула, а я ударился в философию:

– Ежели вот так рассудить, царь этот морской, ну кто он по сути своей есть? Амфибия – земноводное по-нашему. Лягушка, если уж совсем по-простому говорить, а, Михалыч?

– Истинно, батюшка, – кивнул дед. – Жаба он и есть.

– И это земноводное что-то от нас требовать пытается? Не верю. Вот не верю, Мориночка и всё тут, что такой мудрый царь и вдруг решил рискнуть и жизнью и всем своим царством ради удовольствия побахвалиться, да нос позадирать передо мной. Неужто царь твой, госпожа посол, не ведает, что стоит мне пальцами только щёлкнуть, как в море-окиян твой, с небес сера литься начнёт? Думаешь, не ведает? Думаешь, тупой он у тебя такой, а Морина?

– Не гневайтесь, Государь, – опять вздохнула Морина. – Смею утверждать, что господин Бульктерьер превысил свои полномочия и позволил себе высказывания, совершенно не совместимые с его положением, очернив, таким образом, моего государя Морифанта Седьмого.

– Вот смотрю я на тебя, госпожа ты моя Морина, – покивал я головой, – и удивляюсь – чего это сразу такую разумную даму послом не назначили? Ну, хорошо, так что там про гусли-то?

– Мой царь, Морифант Седьмой, действительно является заядлым меломаном, что благосклонно сказывается и на нём, и на придворных, и на всём нашем подводном царстве, – снова поклонилась госпожа посол. – Услышал он, что есть в вашем царстве, Государь, некая колдовская прелестная вещица, гуслями-самогудами называемая и приказал мой царь попросить Ваше Величество продать или обменять их.

– О-хо-хо… – вздохнул я. – Ну вот чтобы вам на пару дней раньше не рассказать об этом? Я уже гусли-самогуды царю Гороху обещал, уж больно он за ними убивается – жить, говорит не могу без них, продай да продай. Так он мне надоел, Мориночка, что плюнул я и решил отдать их ему. Не бесплатно, конечно. Вещь-то редкая, старинной работы, сейчас таких днем с огнем не найти… Эх, ладно! – я наклонился к Морине и доверительно тихо произнёс: – Не люблю я этого Гороха. Вот, не поверишь, Морин, достал он меня своими закидонами. То пьяный по улицам шатается, девкам городским подолы задирает, то кабак разнесёт, а то и всю Лялину улицу на уши поставит! А я потом хожу от стыда за него сгораю. Государство-то у нас одно. Хоть правлю-то я, а отдуваться за обоих приходится.

– Да-да, – с надеждой посочувствовала посол. – Ужасная ситуация, так нехорошо получается… И вы хотите этой бездари отдать такую ценную вещь? Он же пропьет её, Государь, а то и просто сломает…

– Ну не отдать, а продать… А знаешь, госпожа посол, а ведь права ты. Недостоин Горох такой вещи ценной. Говоришь, царь твой очень себе хочет эти гусли-самогуды? Так забирай, пусть будет это моим жестом доброй воли и знаком вечной дружбы!

– Вы так щедры и так великодушны, Ваше Величество! – обрадовалась Морина.

Но тут влез Михалыч:

– Не, Кощей-батюшка, не гоже так!

– Что такое, Михалыч? – притворно удивился я и кивнул Морине, указывая на деда: – Господин Михалыч, мой первый советник, правая рука, ум, честь и совесть всего государства.

– Кто же не знает господина Михалыча? – поклонилась и ему Морина. – Дедушка Михалыч, а почему вы против?

– Не против я, внучка, – отмахнулся дед. – Ить только нехорошо, получается. Отдаст Кощей-батюшка гусли запросто так, будто со страху али дань твоему царю платит.

– О, верно, Михалыч, – задумался и я. – А ведь и так могут сказать, мол, испугался Кощей, ценнейшие артефакты чуть ли не по первому требованию раздает… Эх жаль, Мориночка, хотел было от всего сердца подарок царю твоему сделать, чисто так по-братски…

– Ваше Величество, – заволновалась посол. – А не надо подарка. Чтобы никто не злословил, давайте мы купим у вас гусли-самогуды? Простая сделка между царями, ничего компрометирующего.

– Да что ж у меня денег нет что ли? – удивился я, а Михалыч утвердительно хмыкнул. – Эдак возьму я с вас копеечку, а вдруг слухи пойдут, мол, обнищал Кощей, уже имущество распродавать начал…

– Ваше Величество, – обрадовалась Морина, – так если только за этим дело стоит, давайте мы обычный обмен подарками устроим? Вы нам гусли-самогуды, а мы вам ответный подарок какой?

– Да? Ну-у… Как думаешь, Михалыч?

– Дело, девка говорит, – кивнул дед. – Никто не придерётси. Ну, задарил один царь другому что-нить и что? Обычное дело.

– Ну и отлично! Теперь надо придумать, чтобы нам такого взамен потребовать. Тут же не в цене дело, а в уважении… – я задумчиво пощелкал пальцами, хотя в железных перчатках это и было слегка затруднительно. – Ну, что бы нам потребовать? Ну не рыбок же золотых?

– Батюшка Кощей, – подсказал Михалыч. – А ты взамен потребуй штучку ненужную, но тоже старинную редкую. Таких, небось у кажного царя по углам пылится по сто штук! И даром не нать и выбросить жалко! Вот рассказывали мне как-то, что у морского царя валяется кусок старинной скульптуры змеюки какой-то, мол, одно туловище от той скульптуры осталося. Поставишь ентот кусок у себя в галерее между Аполлоном и Венерой, да табличку напишешь, мол, древняя вещь, да подарена, не пожадничавшим морским царем специально для художественной галереи имени Кощея.

– Ну-у-у… – протянул снова я. – В галерею это, да. Это можно. А на табличке потом можно еще и приврать всякого, мол, откопана лично морским царем после десятилетних археологических раскопок в древнем затонувшем городе Эрзарцириусе. Или каком другом, потом придумаем. Как думаешь, госпожа посол?

– Да, Государь. Я знаю, есть у моего царя такой обломок древнего произведения искусства, – кивнула Морина. – Он его еще выкину… подарить кому-то хотел, а тут к нам с гастролями Венская опера пожаловала, и как-то забылось это дело. Думаю, государь мой не откажется обменяться с вами такими подарками.

– Ну и отлично, Мориночка! Тогда сейчас же прикажу тебе гусли-самогуды доставить, а ты их отвези царю своему с моими наилучшими пожеланиями. Да и с куском тем змеиным в ответ не затягивайте, как бы разговоры не пошли.

Морина со свитой радостно упорхнули, а едва они вышли из зала, дед наклонился ко мне:

– Федька, а где ты енти гусли брать будешь?

– А? А думаешь у Кощея их нет что ли?

– Да откудова я знаю, внучек? Кто-то про них царю морскому ляпнул, а есть они или нет, кто знает?

– От же… А я уже под них артефакт выторговал… Пошли, дед, поищем гусли. Где тут местное Хранилище 13?

* * *

Складские помещения оказались этажом ниже. Я думал, что сразу под дворцом начинаются всякие злачные места, казино да кабаки, куда мне Кощей ходить не велел, но они, оказывается, были ещё ниже, а вся площадь под коридорами и залами, была отведена под хранение всего подряд. Мы с Мхалычем, сопровождаемые десятком рыцарей, спустились по довольно длинной винтовой лестнице вниз и сразу же упёрлись в стену до потолка, которая еще и простиралась во все стороны куда-то вдаль, исчезая в темноте. Прямо перед лестницей была одна единственная дверь в этой стене. Я взглянул на Михалыча, а тот только пожал плечами и постучал.

– Кто там? – тут же раздался мужской голос, а на двери откинулось с десяток маленьких окошек и из каждого выглянуло по арбалетной стреле.

– Э-э! – заволновался я. – Моё величество собственной персоной! Открывай, да смотри не пульни!

Окошки захлопнулись, с той стороны загремели многочисленные затворы, и дверь распахнулась, явив нам уже знакомого нам беса в пенсе. Ну, того самого, что в состав следственной бригады входил.

– Ваше Величество, – грациозно поклонился бес. – К Вашим услугам.

– А ты… Э-э-э…

– Виторамус, Ваше Величество, – представился бес. – Верный ваш слуга, Государь и хранитель всего вашего хозяйства. Завхоз, коротко говоря.

– Ага, вот ты-то нам и нужен! Принимай гостей.

– Прошу сюда, Ваше Величество, – бес посторонился, пропуская нас внутрь.

Я кивнул Михалычу и, велев рыцарям дожидаться нас на входе, шагнул за порог в самый простой кабинет, заставленный канцелярскими шкафами до потолка. Стол, стул да большая дверь на другой стороне кабинета, вот и всё убранство.

– Виторамус, а чего ты такой вежливый? Разговариваешь правильно, – заинтересовался я. – Без всяких ваших «в натуре» да «конкретно». Подозрительно как-то, да Михалыч?

– Мне ни к чему, Ваше Величество, использование подобных вульгаризмов, – улыбнулся бес. – Когда-то в молодости, грешен был, каюсь. Хотя, какие уж грехи у нас, у бесов, мы сами по себе – один сплошной грех… А как был отослан Кощеем-батюшкой в Европы изучать математику да архивариусное дело, так быстро подрастерял все жаргонные словечки. Да и работа тут в одиночестве, тоже, знаете ли, располагает скорее к вдумчивому творческому процессу, нежели к пустопорожнему мотанию языком.

– Во чешет! – восхитился дед. – Ну чисто Максимилиан наш, когда к нему в конюшню сдуру попадешь.

– Похвально, Виторамус, – кивнул я. – Приятно с грамотными людьми… хм-м-м… Ой, да все мы люди, все человеки! Приятно, говорю, пообщаться. Только сегодня мы по делу.

– Разыскиваете нечто особенное, Ваше Величество? – догадался бес.

– Ага. Гусли-самогуды. Есть у нас такие?

Бес задумался на секунду, а потом уверенно заявил:

– Так точно, Ваше Величество, были такие, сейчас, – он метнулся к шкафам и задвигал ящичками, быстро пролистывая вложенные в них листочки. – Ага, вот. Гусли-самоплясы, гусли кота Баюна и гусли-самогуды.

– Во-во, – обрадовался я. – Нам последние и нужны. Самогуды, что бы это ни значило.

– Инвентарный номер сто тыщ восемьсот пятьдесят три… Так… Получены как доля доходов некоего Алексашки Топора, еще в… о, почти восемьсот лет назад. Изволите принести?

– Пойдем вместе, – решил я. Интересно всё-таки.

Мы вышли из задней двери кабинета в длинный коридор. Спереди опять стена, только дверей уже побольше.

– Склады, Ваше Величество, – пояснил бес. – Продуктовые различного назначения. Зерно, овощи, холодный отсек для скоропортящихся продуктов. Далее – оружейный склад с разбивкой по категориям, архив, ну и так далее. А нам сюда извольте, в колдовской склад.

Склад как склад. Огромное помещение, заставленное сверху донизу стеллажами и всё бы ничего, но глаза у меня просто разбежались от всяких интересных штучек. Чего тут только не было! Что-то я узнавал, хотя и без колдовского назначения, ну мечи всякие, шкатулки, части одежды, а кое-что было совершенно непонятное. Ну например, квадратная такая штуковина размером с кирпич, только наполовину красная, а наполовину черная да со всех сторон свисают как щупальца какие-то трубочки. Пойми, попробуй что это. Да к этим щупальцам и подходить-то боязно.

Заложив руки за спину, чтобы ненароком не схватиться за нечто особо интересное, я прошелся вдоль первого стеллажа, с интересом рассматривая колдовские предметы. Хорошо, что возле каждого артефакта, стояла небольшая восковая табличка, на которой было накарябано краткое описание. Например, тот кирпич с щупальцами оказался «стамограном пурикантором-18 ДБЖ» и всё сразу стало понятно. Нет, таких диковинных и совершенно непонятных штуковин было мало, в основном я мог понять, что передо мной лежит, но интересно было очень. Я замер около изящной коробочки, размером со спичечный коробок, уж больно надпись странная была: «Шмат-разум». Сала шмат знаю, а разум?..

– Виторамус, а что это за разум такой? – спросил я почтительно двигающегося за мной беса.

– Бракованный экземпляр, – вздохнул бес. – Раньше мог по велению владельца создавать практические любые предметы. Наиболее распространенным пожеланиями были дворцы, да хрустальные мосты, уж и не знаю, кому мог такой мост понадобиться, но статистика использования прямо на это указывает.

– Знакомое что-то… А сейчас что может?

– Только перенос с одной точки в другую и не более ста пудов весом, Ваше Величество.

– Погоди, погоди… Ты хочешь сказать, что вот мы, к примеру с Михалычем, надумаем в Китай махнуть, так эта коробка нас туда перенесёт?

– Совершенно верно, Ваше Величество. На большее она уже и не годна. Совсем с ума сошел этот Шмат-разум, увы.

– Михалыч, ты слышал?! – завопил я в восторге. – А мы на Горыныче ветер ловим или на Максимилиане трясёмся, а тут вон какая вещь!

– Полезная штучка, внучек, – оценил и Михалыч коробку. – Только… А что ты там, мил-бес, про свихнутость мозга говорил? Не занесет ли вместо Китая, куда-нить на Колыму?

– Ну что вы, дедушка Михалыч, – улыбнулся бес. – Переносы выполняются чётко, а вот что-либо кроме перемещений просить не рекомендую. Шмат-разум впадает в состояние ступора, в коем может находиться до трёх суток. И даже не спрашивайте почему. Особенно – у него самого не спрашивайте.

– Да нам ничего другого и не надо! – я чуть не прыгал от радости. – Берем, дружище Виторамус, где расписаться надо?

– В кабинет вернемся, – серьёзно ответил бес, – там накладную и оформим.

Он положил коробочку в карман сюртука и махнул в сторону следующего ряда:

– А гусли вон там, Ваше Величество. Второй ряд, третий стеллаж, вторая полка снизу, место номер четыре.

Мы протиснулись между стеллажами во второй ряд и я в восхищении развел руками:

– Вижу, лежат. Ну, господин завхоз, не могу не отметить восхитительно налаженную работу твоего подразделения. Просто фантастика.

– Забираете гусли, Государь?

– Ага, за ними и пришли.

– Тогда будьте любезны вернуться в кабинет. Уж простите, Ваше Величество, а выемку предметов со склада надобно оформить, порядок-с.

– Конечно, пошли, оформим. А кстати, а что эти самые гусли такого волшебного умеют делать, что меломаны так за ними охотятся?

– Судя по описанию, Ваше Величество, при настройках по умолчанию, играют две-три незатейливых мелодии. Но играют настолько отменно, что восторг слушателей обеспечен.

– Жидковатое колдовство какое-то, – разочарованно протянул я. – Из-за двух песенок так страдать? Ну, нам же лучше – не жалко отдавать будет.

– На самом деле, Ваше Величество, – уточнил бес, тщательно прикрывая дверь колдовского склада, – в данном артефакте имеется и скрытое колдовство. Во-первых, чем больше гусли слушать, тем сильнее их снова слушать хочется, просто оторваться невозможно. Эдакий гипнотический эффект. А во-вторых, если гусли правильно настроить и долго тренироваться, скажем, лет пятьдесят, то они помогут владельцу стать лучшим музыкантом на свете.

– Ну, нам это и на фиг не нужно. Давай Виторамус, оформляй выдачу мне двух полезных штучек, а то спешим мы.

Я расписался в быстро подготовленных накладных, а перед тем как покинуть этого высококлассного завхоза, спросил:

– Виторамус, всего ли тебе хватает тут? Не нужно ли чего? Может быть секретаршу посимпатичнее или ящик коньяка – чернила разводить?

– Благодарю, Государь, ничего не требуется. Процесс налажен давно и вмешательство нежелательно.

– Орёл! Михалыч, пометь себе – выдать Виторамусу премию в десятикратном размере! – Я протянул завхозу руку. – Впечатлил, дружище! Впечатлил и порадовал!

Обратно карабкаться по винтовой лестнице было не очень приятно, и выполз я из подземелий слегка запыхавшимся – сказывались пирожки Михалыча. Вот разделаюсь с делами и начну бегом заниматься. Утречком десяток забегов вокруг Лысой горы и никакой отдышки. Решено! А пока…

– Гю-у-унтер!!! – заорал я.

Через пару минут вездесущий мажордом или дворецкий… а, не важно, замер около меня:

– Ваше Величество?

– Гюнтер, держи гусли, отдай их послице Морине со всем нашим уважением. Да напомни, мол, ответный подарок в виде змеюки, ждём как можно быстрее. Давай, если что, я в Канцелярии буду.

Гюнтер исчез, а я вытащил из кармана коробочку для переносов и подмигнул деду:

– Испытаем, Михалыч?

– От ты ленивый, Федька, – проворчал дед. – До Канцелярии всего-то три зала и четыре коридора.

– Ну, интересно же, работает или нет, – я потряс коробочку, потом осторожно открыл. – Ау? Есть кто живой?

– Разве что таракан, али мураш какой, – иронично проскрипел из коробки хриплый мужской голос. – Откель живые-то в такой махонькой коробочке?

– Шмат-разум, надо полагать? – вежливо спросил я.

– А кто спрашивает? – заносчиво раздалось из коробки.

– А тебе не один хрен? – хмыкнул дед, наклоняясь к коробке поближе.

– Михалыч? – раздалось неуверенно из пустоты. – Ты што ли?

– Я, сокол ты наш невидимый, я, – подтвердил дед. – А ну-ка, голубь ты наш сизокрылый, перенеси-ка нас с Федькой прямиком в Канцелярию!

– Сей момент!

Легкая зеленоватая рябь и мы уже стоим в Канцелярии. Дизель скрипит костяшками в генераторной, Тишка лупит Гришку ложкой между рожек, Маша скучает с книгой на диване – как и не уходили никуда.

– Ух, дед, класс! – завопил я. – Теперь шляться по коридорам не надо будет! Раз – и в тронном зале! Два – и на кухне!

– Не советую, внучек, – дед отобрал коробку, завел руку с ней за спину и зашептал: – Он же чокнутый, Федь. Пользоватьси им надоть только в крайнем случае. А как переклинит его? И попадешь ты вместо кухни прямиком на пиршественный стол к фон Дракхену. Оно тебе надо, внучек?

О, верно. Я немного пригорюнился, но потом решил заранее не расстраиваться, отобрал у деда коробку и спрятал в карман.

В Канцелярии было как-то тихо и пусто. Аристофан с Калымдаем отправились на задания, Олёну где-то носило, Маша изучала очередной рыцарский роман… Я задумался. А что, сейчас самое удобное время заняться личными делами. Я вам уже намекал на мою Варю. Может быть, вы и не заметили, но я вам с удовольствием напомню и расскажу. Вообще, в нашей Канцелярии наметилось аж три любовных линии. Ну, у Маши с немецким послом, Кнутом Гамсуновичем, давний роман. Они с начала лета как встретились, так жить друг без друга не могут. Встречаются при каждом удобном случае. Особо не таятся, но и на показ свою любовь не выставляют. По крайней мере в Лукошкино я ни одной сплетни про них не слышал, а уж сплетни в Лукошкино, скажу я вам… Еще и не произойдёт ничего толком, а слухи уже над городом витают и версий происходящих событий, а чаще – еще и не происшедших, уже столько, сколько самих горожан. Национальная забава такая…

Так вот, любовные линии. Еще наша Олёна и Никита участковый. Олёна, она бесовка столько не от рождения, а по воле случая. Я толком не вдавался в подробности, но вроде бы еще в детстве продали девчушку Кощею, а тот превратил её в бесовку, слугу свою. А это по силе, ловкости, остроте ума – на порядок выше обычного человека. Так и служила Олёна Кощею, пока вдруг не взбунтовалась. Ну, понятно, какой девушке хочется всю жизнь по Кощеевым делам мотаться да души невинные губить по его приказу? Конфликт у неё летом с Кощеем возник серьёзный. Однако как-то удалось им договориться миром, что для местных нравов – большая редкость. В итоге сошлись они с Кощеем, что Олёна еще год ему верой и правдой служит, а за то он её на волю самым обычным человеком отпускает. Вот такой злодей у нас царь-батюшка. А Олёна повстречала Лукошкинского участкового – Никиту Ивашова, ну и втюрились они друг в друга как Ромео с Джульеттой по разные стороны баррикад. Романтика так и брызжет фонтаном во все стороны. Не знаю точно, как у них там сейчас дела продвигаются на любовном фронте, но Олёна при каждом удобном случае старается в Лукошкино улизнуть. С Машей на пару. Тут они спелись, две влюбленные дамочки. Я бы может и препятствовал бы им, но на меня и самого, как балкон с новостройки рухнул любовный кризис. Хотя, почему кризис? Мне нравится, даже более того – почти счастлив. Почти, это потому, что со своей Варей редко удается увидеться. Варя у меня, кстати, не из каких-нибудь там бесово-участково-вампиров, а настоящего боярского рода. Мама у нее давно померла, а батюшка этим летом преставился, так два её братца-придурка сестричку быстренько в монастырь оформили, а сами занялись усиленным пропиванием боярского имущества. А когда на самогон и девок гулящих денег хватать перестало, так они и деревеньки свои грабить вздумали, а потом и вовсе на большую дорогу с топором выходить стали. Вот такие вот слуги царю, защитнички Отечества. А я как раз по заданию Кощея попал в тот женский монастырь, куда Варю определили и собирались послушницей сделать. Ох ну там монастырь был… Это для отдельного рассказа. Конкурент веселым домам на Лялиной улице, так скажем. Варю я оттуда вытащил, братцев её Никита арестовал за все их проделки, а Горох братцев отправил на вечную каторгу, ну а Варя вернулась в своё поместье. Куда я и стараюсь выбраться при каждом удобном случае. Только случаев таких последнее время мало выпадает. Я с этими государственно-дворцовыми делами совсем замотался, даже самому себя жалко.

К чему это я всё рассказываю? А к тому, что раз пауза у нас в делах возникла, решил я наших девчонок – Машулю да Олёну, в кратковременный отпуск отправить к своим ухажерам. Я же добрый, сочувствующий, всегда влюбленным помочь рад. Тем более, хотел я и давнишнюю идею свою в жизнь наконец-то воплотить. Варюша моя жутко скучала в своем имении, а как-то еще и проговорилась мне, что любит с детишками возиться. Я тогда возьми и ляпни, мол, а давай в Лукошкино школу откроем, а ты там учительствовать будешь? Варя и загорелась этой идеей, да только со всеми этими летучими кораблями, пленом Кощея и последующими свалившимися на меня хлопотами, я никак даже близко подобраться не мог к этой идеей со школой. Вот как раз и удобный момент настал.

– Машуль, – окликнул я нашу вампиршу, – дело у меня для тебя есть.

– Ох, Теодор, – вздохнула Маша, не отрываясь от книги, – вы же знаете, как я занята. У меня и голова не мыта, да еще…

– В Лукошкино надо бы съездить, – перебил её я.

– …но для дела я всегда готова, мсье Теодор вы же знаете. Когда ехать?

– Зови Олёну, я вам сразу обеим и расскажу.

Усилиями Маши, Олёна была моментально доставлена в Канцелярию. Вот бы они для дела так суетились.

– Девушки, пока у нас свободное время образовалось, – обратился я к томящимся без ухажеров дамам, – хочу вас попросить помочь Варе. Надумали мы школу в Лукошкино открыть и Варя там учительницей станет. Только надо же школу официально через Гороха открывать, вот тут-то веский голос участкового, да мнение культурной Европы в лице немецкого посла, очень нам на руку сыграть могут.

Девчонки переглянулись.

– Я думаю, мсье Теодор, что Европа будет заинтересована в развитии образования на Руси.

– Никита поможет, – потупила глазки Олёна.

– Вот и славно, – обрадовался я. – Финансирование я на себя возьму – сколько там, на школу надо? Небось, бесы наши за ночь больше в подвалах пропивают.

– Горох, как владыка земель, обязательно выделит денег на школу, – заявила Маша. – Уж мы с Кнутиком позаботимся.

– Ну, какой он владыка, Маш? Ладно. Вы, девушки на Максимилиане поедете? Или могу вам предложить новое средство для перемещения, только еще толком не опробованное, зато мгновенно.

– Рискнем новое опробовать, – снова переглянулись Маша с Олёной.

Ну, понятно, истосковались по своим ухажёрам.

– Ну и отправляйтесь тогда, чего тянуть? – я протянул Маше коробочку с Шмат-разумом. – Связь со мной держите по булавкам, а если что, так сразу меня в город вызывайте.

Кстати, кто не в курсе – связь по булавкам, это именно связь с использованием булавок. Только не обычных, конечно, а обработанных специальным колдовским составом. Мне дед еще летом про такое объяснил. Воткнёшь такую булавку в воротник, сожмёшь пальцами головку и говори имя вызываемого абонента, а потом и общайся безлимитно, хоть сутки напролёт. А можно одновременно и с несколькими сразу болтать, типа конференции. Очень приятные и полезные штучки оказались. Я всю свою Канцелярию как летом снабдил булавками, так с ними и ходим до сих пор.

Девчонки быстро улизнули, а я решил ради разнообразия заняться дворцовыми делами.

Оказалось, что загадочные неприятности во дворце продолжаются. Не такие разрушительные, как вчера, но всё равно имеют место быть.

На кухне заледенела и лопнула кастрюля с борщом. В бухгалтерии каждые пятнадцать минут с потолка раздается зловещий хохот. Мелочь, а неприятно конечно.

На лужайке около ворот за пять минут выросла и засохла пальма. Даже бананов урожай не успели собрать.

В конюшне вместо овса, корыта наполнились опилками. Максимилиан, говорят, сразу не разобрался и умял несколько горстей, пока не почуял, что не очень-то вкусно.

У Гюнтера духи в нашатырный спирт превратились, но это меня меньше всего волнует.

А вот в целом – неприятно. Получается, что эти змеелюды продолжают под Кощея копать и что более обидно – под меня, как его заместителя.

Как раз вовремя заявился старый колдун Лиховид.

– Лиховид Ростиславович, ничего не узнали нового? – спросил я.

Но колдун даже не обратил на меня внимания, зависнув под потолком и внимательно оглядывая Канцелярию.

– Девка где? – вперил он в меня мутные свои очи.

– Олёна? Так она на задании, Лиховид Ростиславович, очень занята.

– Смотри у меня, Федька, – колдун погрозил мне пальцем. – Моя!

– Ну, вот зачем она вам, а? Вы же, извините, призрак. Ни обнять, ни поцеловать… А девушка мучается от ваших приставаний, а ей и так на работе не сладко. Завязывали вы уже с ней, а?

– Цыц! Молодой ишо меня поучать! Моя девка и всё тут!

Я только махнул рукой:

– Про змеелюдов-то откопали что-нибудь новое?

– Идут они, Федька, идут. Скоро уже здеся будут. Не успеешь Царь-змея найтить – хана тебе.

– А скоро – это как?

Но колдун только пожал плечами, потеряв интерес к беседе и вылетел сквозь стену из Канцелярии.

– Старый хрыч, – фыркнул Михалыч. – От скольки я его помню, всегда такой был, внучек. Вредный. Только за девками не гонялси. Енто у него чтой-то новенькое прорезалось… Пошли лучше ужинать.

– Ужинать?! А сколько сейчас?

А оказалось, что солнышко там, на белом свете, уже и зашло. Это у нас во дворце ни солнца, ни луны, ни дня, ни ночи, счет времени строго по часам. И сегодня эти часы пролетели очень быстро, вон, сколько событий сразу грянуло. В животе грустно квакнуло, подтверждая, что, да, пора бы и отужинать, тем более что про обед так совсем забыли замотавшись.

На ужин мы отправились к Иван Палычу сразу на кухню, где он и нам обрадовался и нас порадовал восхитительной запеченной уткой с рисом и яблоками. Я даже пирог с вишней с трудом доел после этой утки. А Иван Палыч напомнил мне про сгущенку и я ему рассказал про это чудо отечественной кулинарии.

– Только тут хитрость, Иван Палыч, чтобы не переварить молоко, а то или карамель получится или вареная сгущенка, а та, которая нам нужна, должна быть лишь слегка желтоватая, понимаете? И сахар не жалейте, ну чуть ли не один к трем сыпьте.

Наш шеф-повар сразу же побежал экспериментировать, прихватив с собой скелета для постоянного помешивания молока, а мы с дедом поплелись назад в Канцелярию и я уже сильно пожалел, что отдал нашим мадмуазелям коробочку для мгновенного переноса. Сейчас бы раз! и сразу в постельке. Эх, тяжела жизнь и.о. Кощея нашего батюшки…

* * *

Меня никто не разбудил!

Я проснулся сам часов в девять утра, выспался почти вволю!

Оказалось, что едва Дизель взялся утром за ручку генератора, как та просто отвалилась. Определенно опять вмешательство змеелюдов, но я был только рад этому. Пока я приводил себя в порядок в ванной, Михалыч быстренько починил рукоять, и когда я пришел на завтрак, Тишка и Гришка уже скакали в моём кресле в ожидании мультиков, а из генераторной доносился счастливый визг и перестук трущихся друг о друга костяшек Дизеля.

Бесенята сегодня получили на завтрак Чебурашку с Крокодилом Геной, а я – котлеты, яичницу, бутерброды с сыром, жареную картошку, две ватрушки, пряник, блины с вареньем, три кружки чая и к ним, еще там по мелочи для перекуса – печеньки, бублики, сырники и три пирожка с яблочным повидлом. А оладики дед зажал. Ну и ладно, я всё равно худеть собирался.

Заявился с докладом Гюнтер, и пока я давал завтраку удобнее расположиться в пузе, валяясь для этого на диване с символической сигарой в руке, он перечислил список происшествий за ночь.

Кроме рукоятки генератора, пострадала одна из стен малого зала, с которой осыпались изумруды. Почему-то только они, а остальные драгоценные и не очень камни, так и остались на своих местах.

На кухне лопнула кастрюля с первой партией сгущенки, которая растеклась по столу и была безвозвратно слизана девочками Иван Палыча. Четырем крайне упитанным помощницам шеф-повара, сгущенка явно пришлась по вкусу. Жаль, я так хотел попробовать…

В бухгалтерии хохот под потолком прекратился, но сам он стал мигать сине-красными вспышками. Не завидую Агриппине Падловне.

Ну и так далее. Ничего особо ужасного, но и приятного мало.

Никаких визитов на сегодня запланировано не было. Делегация морского царя отправилась домой со строгим наказом, как можно скорее доставить нам туловище древней статуи.

Вроде бы и всё, наконец-то свободный день.

Ну, это я размечтался, как вы можете догадаться. Когда это у меня свободные деньки выдавались в последнее время?

Отчитавшись, Гюнтер ушел, но уже минут через пять вернулся:

– Ваше Величество, вас там, у парадного входа, видеть хотят.

– Кто?

Гюнтер зачитал по бумажке:

– Царевич Андрей и царевич Еремей.

– А это еще кто такие? – удивился я. – И чего им надо?

– На ратный бой вас зовут, Государь, – поклонился Гюнтер, а дед понятливо кивнул.

– Что?! С чего бы это?

– Ну как же, Ваше Величество? – удивился Гюнтер. – Положено так.

– Шляютси и шляютси, – проворчал дед. – Еще удивительно, что давно не было ентих царевичей-королевичей.

– Ничего не понимаю… Деда?

– Да добры молодцы, подвигов ратных ищут, – отмахнулся дед. – Обычное дело.

– А мне оно надо? – возмутился я. – Гоните их ко всем чертям! Ишь придумали подвиги себе зарабатывать, а мне отдуваться ради их славы?

– Никак нельзя, Ваше Величество! – заволновался вдруг Гюнтер. – Общественность вас не поймёт!

– Да и хрен с этой общественностью!

– Нельзя, внучек, – вздохнул дед. – Обычаи нарушать нельзя. Это же завсегда тут у нас – приедут добры молодцы или рыцари какие, отхватят от Кощеюшки промеж ушей, да и возвращаютси по домам, крича на кажном углу о своих подвигах, да как они Кощея забороли, да красных девиц из полона спасли.

– Ну, где я им красных девиц-то найду? – заворчал я. – Не бухгалтершу же нашу им отдавать, чтобы успокоились?

Гюнтер шагнул вперёд:

– В наличии имеются царевны три штуки и принцесса заграничная, одна штука.

– Где? У нас тут во дворце?!

– В гостевых покоях, Ваше Величество. Еще летом выделено каждой по комнате, поставлены на пищевое довольствие, а также приставлены двое слуг, они же и стражники по совместительству.

– Я же тебе рассказывал о них, внучек, – укоризненно покачал головой Михалыч.

А, да, что-то такое рассказывал, только давно, я уже и позабыл. Мол, для сохранения имиджа, Кощей вечно крадет со всего света красавиц всяких, а потом отпускает просто так или, вот, по требованию защитничков-героев. Михалыч говорил, что особо ласковых и понимающих, еще и деньгами, да подарками ценными одаривает. Ну, это уже его дело, как царю-батюшке развлекаться, а вот мне-то что теперь делать? Я так и спросил:

– Ну, а мне-то что делать теперь?

– Одевай доспехи булатные, – хихикнул дед, – седлай коня своего верного, бери в руку сабельку вороненную, да скачи на ворогов докучливых!

– Ага, разбежался.

– Придётся идти, Ваше Величество, – сочувствующе вздохнул Гюнтер. – Традиции никак нарушать нельзя. Слухи пойдут о слабости нашего двора, а этого допустить никак невозможно.

– Вот же… Давай, дед, плащ да шлем, пойду посмотрю, что там за агрессоры заявились.

– Целый доспех надеть надоть, внучек. Да Максимилиана сейчас велю седлать.

– Перебьются, – решительно отказался я. – Ты, дед, в своем уме? Я, по-твоему, что, действительно должен тут рыцарские турниры устраивать? Делать мне больше нечего…

– Неслух ты у меня, Федька, – вздохнул дед. – Погодь, я хоть бойцов Калымдаевых кликну.

– Да не надо, деда, мне и рыцарей за глаза хватит, – приладил я шлем на голову.

– Жалко тебе што ли? Ребятки сидят в казарме сиднем, скучают, а так хоть до ворот прогуляютси.

– Как знаешь, – отмахнулся я, накидывая плащ. С дедом спорить – никаких нервов не хватит.

На лужайке перед воротами сидели на лошадках два парня моего возраста. Я как-то машинально ожидал увидеть нечто, а-ля «Богатыри» Васнецова. Ну, знаете, такие суровые мужики в кольчугах, остроконечных шлемах, с копьями наперевес. Да куда там. Худощавые такие ребята щегольски одетые по последней местной моде. Сапоги с острыми загнутыми носами, штаны с люрексом, красные кафтаны, да шапки, подбитые мехом. Будто не на Кощея собрались, а на дискотеку.

Я приблизился к героям шагов на пять:

– Ну?

Рыцари-зомби охватили меня полукругом, а ребята Калымдая как-то ловко так, незаметно, просочились через ворота и завершили кольцо вокруг нас.

– Вы ребят, в гости пожаловали, – дружелюбно спросил я, – или по делу какому прибыли?

– Мы… это… – один из царевичей оглянулся по сторонам. – Воевать тебя пришли, Кощей, вот.

Калымдаевские парни откровенно скалили зубы, а рыцари дружно вытянули здоровенные черные мечи из ножен.

– А чего это вдруг? – удивился я. – Я с вами вроде не ссорился, а?

– Так ты ж – злодей!

– И что? Кто-то в злодеях ходит, работа такая. Кто-то – в дураках по лесам шляется. И я, хоть и злодей, на вас же не кидаюсь? Вы, ребят, ничего не напутали?

– Ну, ты же Кощей?

– Кощей.

– Ну вот!

– Что, «вот»? – мне уже начинала надоедать эта беседа.

– Воевать тебя пришли!

– Ну, давайте, воюйте, – хмыкнул я. – Только побыстрее, а то у меня еще дел жуть сколько.

Герои снова оглянулись:

– А ты своих воинов убери, а то так нечестно.

– Так я ж – злодей. Мне можно.

Всё, переговоры зашли в тупик.

Я шагнул к ним на пару шагов и доверительно произнес:

– Ребят, а вы случайно не царевен выручать из неволи прибыли?

– А что, тут и царевны есть? – оживились герои.

– А как же! Три наших и еще одна заграничная принцесса. Надо?

Парни пошептались, а потом спросили:

– А что, вот так просто и отдашь?

– С чего бы это просто? – возмутился я. – Давайте воюйте их. Или выкуп платите.

Герои поскучнели.

– А большой-то выкуп? – ради приличия спросил один из царевичей.

– По рублю за царевну и трёшку за принцессу. Я ж их тут поил-кормил, в расходы себя ввёл, надо бы компенсировать, а?

– Так это, – парни оживились, – и не дорого вовсе.

– Ну, я же не жмот какой, – отмахнулся я. – Практически по себестоимости отдаю. Берёте?

– Берём! – решились царевичи.

– Гюнтер! – заорал я. – Тащи бедных узниц, тут их освобождать пришли!

Пока мы ждали, я немного промерзнуть успел. Ветер такой пронизывающий, солнца нет и облака тяжелые низкие, бр-р-р… Пора под плащ свитер, какой одевать, а лучше вообще на зимний наряд переходить. Надо бы деду не забыть дать заявку на обновление гардероба… О, а вот и наши красавицы. Что ж они орут-то так?!

Девицы верещали хором совершенно неразборчиво, но крайне оглушительно.

– Дамы! Дамы! – замахал я руками. – Ну как вы себя ведёте? Что это за воспитание? Что о вас женихи ваши подумают?

Девицы тут же замолчали, а одна чернявая, робко переспросила:

– Женихи?

– Ага. Вон, два красавца-героя на лошадках сидят. Освободители ваши! А вы орёте… Ну какому же мужику охота в доме жену крикливую держать? Вы уж, девушки, счастье-то своё сами от себя не отталкивайте…

– А мы чё? – большая такая румяная девица сделала шаг вперед и заиграла бровями. – А мы и ничё. А только… – царевна окинула царевичей оценивающим взглядом и зашептала: – Больно щуплые какие-то женихи… А давай, Кощей, мы так у тебя в плену и останемси? – она заговорщицки подмигнула мне.

– Не-не, – выставил я перед собой руки. – Они ж меня победили просто насмерть! Никак нельзя! – И повернулся к героям: – Ну что, вызволяете из моего плена красных девиц-то?

– Ну, можно… – парни с некоторой опаской посматривали на особ царского рода. Только деваться им уже было некуда. Не отказываться же от подвига?

Я протянул руку ладонью кверху:

– Денежки вперёд.

Пока герои отсчитывали мои кровные, да пока я два раза пересчитывал горку мелочи, царевны довольно шептались, хихикали и многозначительно поглядывали на царевичей.

– Ну, мы пошли? – нерешительно спросил один из царевичей, когда я, закончив счёт, ссыпал мелочь в карман.

Я подошел к ним вплотную и тихо произнес:

– Ребят, ну так, чисто из интереса, а вы принцесс этих за собой на веревочке поведете или на лошадок посадите попарно, а сами уже рядом пойдёте?

Царевичи переглянулись и стали совсем уж скучными.

– А может, мы в другой раз за царевнами зайдём? – предложил один из них и тут же торопливо добавил: – А денежку ты себе, конечно оставь.

– Фигушки, – с удовольствием произнёс я. – Сделка заключена и обратного хода не имеет.

– Беда… – протянул второй царевич.

Ну я же не злодей какой… Нет, по долгу службы, еще какой злодей, но в принципе человек хороший добрый. Вот и спулил я царевичам телегу и всего-то за золотой червонец. Для лукошкинского базара, конечно дороговато, но для нашей глухой местности самая подходящая цена. Тем более что у них больше и не было денег. Зато я им велел в телегу соломы накидать для тепла и уюта, да пшена и маслица подкинуть. А то на ближайшем привале царевны своих избавителей сами съедят, а потом ко мне вернутся.

Царевичи впрягли своих боевых коней в телегу, и вскоре веселый табор заскрипел по дороге прочь от Лысой горы. Я достал платок, помахал им немного вслед, протер демонстративно прорези для глаз в шлеме и махнул Гюнтеру:

– Держи денежку, отнеси в бухгалтерию, пусть оприходуют. Мелочь, а приятно, – я повернулся к шамаханам: – Всё ребят, спасибо, свободны!

Когда я подходил к Канцелярии, меня вызвала по булавочной связи Олёна:

– Батюшка Секретарь… ой! Батюшка Кощей!

– Олён, ну сколько раз я просил – по имени просто называй.

Олёна хихикнула, но тут же посерьёзнела:

– Горох вашу Варю сегодня видеть хочет на счет школы.

– Ух ты! Уже обработали его? Быстро вы, молодцы!

– Ага! И посол Кнут Гамсунович и Никита… сыскной воевода с двух сторон на Гороха накинулись, мол, дело нужное, грамотность нынче в тренде.

– В чём, в чём?! Где это ты, Олён таких слов нахваталась?

Девушка только снова хихикнула.

– Так вы Варвару Никифоровну часам к трем пополудни подвозите, хорошо?

– Хорошо, Олён, будем. Отбой.

Я ворвался в Канцелярию и сходу заорал:

– Деда! Михалыч! Мне в Лукошкино срочно надо по личному делу, вели Максимилиана подготовить. Да еще мне одёжки бы потеплее, не май месяц на дворе. Сообразишь?

– Охти ж мне! – засуетился дед. – И к Варьке своей, небось, заедешь?

– Конечно, – я с трудом содрал с головы шлем. – Как раз по её делу и поеду. Помнишь, я тебе про школу говорил?

– Созрел Горох, значится, – кивнул дед. – Смотри, внучек, какой у меня полушубок еще с древних времен хранитси! Енто я в Англии у одного ихнего лорда спёр.

Я быстро переоделся в европейский костюм, а то мои джинсы и майку в Лукошкино не поймут, и накинул полушубок. А что, тепло, вполне удобно. И покрой тоже европейский, самое то, что надо.

– Спасибо, деда, отличный тулупчик!

– Может, меня с собой возьмешь, Федь? Мало ли что…

– Ну как мы с тобой, дед вдвоем на Максимилиане поскачем? Засмеют же. Да и не случится ничего, не переживай. Я туда и обратно и всё. А в Лукошкино Маша с Олёной, прикроют если что.

– Это да, – покивал Михалыч, – девки у нас – огонь!

– Ну, всё, я пошел, буду сегодня же вечером, в крайнем случае – завтра. Связь через булавки держим.

* * *

Путешествовать с Максимилианом, точнее – на Максимилиане, всегда было не скучно, хотя и немного утомительно. Объём знаний у него был просто потрясающий, да и закрытые тайные библиотеки к которым он в молодости имел доступ, предоставляли ему вовсе не рыцарские романы или библейские сказания, а самые настоящие древние знания. Вот сейчас, например, он начал с генетически-модифицированных пшеницы и ржи, которые тысяч десять лет назад кто-то распространил по Ближнему Востоку, но увидев, что я откровенно заскучал, тут же переключился на полигональную кладку доацтекской цивилизации. Вот это мне было куда интереснее, тем более что мы с Максимилианом как-то на пару посмотрели документалку на компе как раз на такую же тему.

– Больше чем уверен, дорогой Федор Васильевич, – вещал ученый конь, ровным галопом идя по лесной тропе, – что при постройке крепостей использовался вовсе не бетон, как предполагают некоторые исследователи.

– Думаешь? А как же тогда камни такой странной формы сделать, да еще подогнать так тщательно?

– А вы не задумывались, Федор Васильевич, что этим неизвестным нам строителям были доступны некие технологии, о которых мы не только мечтать не можем, но даже и просто элементарно даже представить их себе не в состоянии? Вот допустим, ультразвуковое воздействие на гранит, с целью его временного размягчения до состояния глины…

И так далее и так далее… Время до Вариной усадьбы пролетело совсем незаметно.

Когда я размышлял, как бы к этим неизвестным строителям поизящнее приплести инопланетян, Максимилиан вдруг прервал мои фантастические теории:

– Вот мы и прибыли. Держитесь, Федор Васильевич, сейчас я через заборчик перепрыгну, дабы Варвару Никифоровну впечатлить.

На моё счастье усадьба бояр Зубовых была обнесена не стандартным трехметровым забором из дубовых бревен, а скромно огорожена таким тщедушным заборчиком едва ли мне по пояс. Так что я не только удержался в седле, но даже еще и сумел подбочениться сразу после того как отмахался руками, пытаясь сохранить равновесие.

Очевидно, нас давно уже заметили, потому что дверь трехэтажного терема распахнулась, на низком крылечке показалась моя Варюша, пригляделась и тут же бросилась ко мне через всю лужайку. Сапожки так и замелькали по жухлой траве, а расстегнутый полушубок не скрывал простенький сарафан с туго перетянутой пояском тонкой талией, над и под которой, аппетитно колыхались от бега не менее аппетитные округлости.

Варя махала мне рукой и кричала на бегу:

– Ой, ну наконец-то! Я так долго ждала! Так соскучилась!

Она подбежала, обняла Максимилиана за большую голову и чмокнула его в бархатный нос:

– Наконец-то вы, господин Максимилиан меня проведать решили, я так соскучилась по нашим беседам! Разрешите вам с дороги овса предложить? С пивом или квасом?

– А меня поцеловать? – я обижено сполз с седла.

– Федя? – будто бы удивилась Варя. – И ты тут? А я сразу и не заметила…

Я надулся, а Варя вдруг хихикнула и показала мне язык.

– Вот ты, Варька вреднюлька у меня! – я подхватил её и закружил, а потом опустил, крепко прижал, чувствуя, как она каждой клеточкой тела прижимается ко мне, и стал расцеловывать сначала глазки, потом носик, румяные щечки, а когда добрался до мягких, пухлых губок, то впился в них долгим горячим поцелуем.

И мне было всё равно в этот момент смотрит ли на нас кто-нибудь, соблюдаются ли приличия, да и вообще всё на свете исчезло кроме моей любимой.

Когда рядом фыркнул Максимилиан, Варя оторвалась от меня:

– Вот ты, Федька… Накинулся! На нас же смотрят! – она возмущенно стукнула меня кулачком по груди, снова поднялась на цыпочки, чмокнула меня в губы и отстранилась – Пойду распоряжусь на счет обеда для нас и господина коня.

– Варюш, подожди, – остановил я её. – Максимилиану неплохо бы быстренько подзакусить, а нам с тобой собираться в Лукошкино надо – Горох тебя зовёт.

– Ца-а-арь? – она широко распахнула глаза.

– Кому царь, – хмыкнул я, образ-то держать надо. – А кому и так… Горох, одним словом.

– Ах, ну конечно, – хихикнула Варя, – ты же у нас теперь Кощей! – Она вдруг посерьёзнела: – Федь, а ты теперь и взаправду Кощей?

– Варюш, ну я же говорил тебе, – вздохнул я. – Вместо него пока, но иногда надо притворяться и настоящим Кощеем.

– Ой, а Гороху-батюшке я зачем понадобилась?

– А школу он надумал в Лукошкино открыть. Ты же не передумала?

– Ой, правда?! – она захлопала в ладоши.

– Ага, – мы зашагали к терему. – Так что собирайся, сейчас к Гороху рванём, а там видно будет дальше. Может, сразу и помещение для школы подыщем… Варюш, ты на всякий случай для ночёвки в городе всё нужное захвати, мало ли что.

– Ох, – задумалась Варя, – это тогда надо будет телегу подготовить с вещами, да девок с собой взять. А где там переночевать можно будет?

Ответить я не успел. Дверь терема скрипнула и на крыльцо выдвинулась такая громадная фигура, что мы с Максимилианом невольно попятились.

– Здрасте, тётя Пелагея, – коротко поклонился я, стараясь укрыться за Максимилианом. Ага, фиг – он сам старательно прикрывался мной.

– Племянничек, тоже мне… – прогудела эта дама. – Варька, смотри у меня!..

Тётка Пелагея была нянюшкой Вари. Ну, да, я тоже себе нянь представлял такими маленькими тихими старушками, подающими кружки и рассказывающие волшебные сказки. Пелагея же, была не столько толстой, сколько крепкой и большой, наверное, на голову меня выше. Такой под горячую руку попадись и всё, минимум сотрясение мозга тебе обеспечено.

– Ой, ну тебя, нянька! – отмахнулась Варя. – Вели вещи мне собрать, в Лукошкино на несколько дней поеду. Пусть Глашка и Дашка тоже соберутся, при мне там будут, да с вещами их телегой и отправь в город тотчас же, поняла? А мы верхом сейчас поедем.

– Вдвоём?! С ентим кобелём?! Да ты чего удумала-то девонька?! Низзя тебе с ним ехати, никак низзя!

– Уймись нянька! – отмахнулась Варя, а в её голоске прорезались такие нотки, что я даже поёжился. – Делай что сказано и неча выть тут! Давай-давай, двигай телесами, да коню, слышь, немедля скажи, чтобы овса чистого вынесли да пивом сбрызнули.

Тетка заворчала, как бульдозер, но всё же поспешила в терем, откуда сразу же раздались её командные вопли.

– Противная она у тебя какая… – обиженно протянул я, когда удостоверился, что Пелагея нас уже не услышит. – Еще и обзывается…

– Так, а ты и есть кобель, Феденька, – хихикнула Варя. – Как увидел, сразу стал с поцелуйчиками приставать.

Варя побежала одеваться, а я довольно заухмылялся. Ага, я такой. Могу даже помочь переодеться. Только предлагать лучше не буду, а то точно огребу.

Дорога в город показалась мне чудовищно короткой. Варя сидела на Максимилиане впереди между моих рук, спиной прижимаясь к моей груди, а я всё время старался чмокнуть её в шейку. Она же хихикала, отбивалась, пихала меня локтями и тут же склоняла голову, подставляя другую сторону, а то и немного поворачивалась, и тогда я мог прикоснуться губами к её щеке, а то и губкам.

Ворота мы проехали под завистливые взгляды часовых, и я направил Максимилиана к знакомой мне по прежним визитам в город гостинице. Ну это одно название, что гостиница, но еда там отличная, да и хозяин был мой старый знакомый. Дед просто обожал дразнить его, обещая скормить Маше.

Хозяин вначале в ужасе закрестился, но увидев, что я без деда и Маши, слегка успокоился. Максимилиана я оставил у него на конюшне, предупредив, что конь – подарок Маше и не дай боги ей не понравится, как за конём ухаживали…

На улице я вызвал по булавке Машу:

– Машуль, мы с Варей в городе. Как у вас дела?

– Подходите к нам, мсье Теодор, прямо к послу в немецкую слободу. Вместе с ним и отправимся к Гороху.

Кнут Гамсунович ждал нас в своем кабинете и встретил нас вполне дружелюбно. Вообще у нас с немецким послом сложились постепенно очень хорошие отношения. Друзьями в полном смысле этого слова мы не стали, но относились друг к другу с уважением и пониманием. Например, он прекрасно знал о моей службе при дворе Кощея, но ни разу не позволил себе проявить неодобрение, прекрасно понимая роль теневого государства в силовой обороне России. А то, что Кощею в процессе этой обороны перепадало денежек маленько, да власти немеряно – ну побочный эффект, ничего не поделаешь. Я вначале посла иначе как Машинным ухажером и не воспринимал, но когда в той знаменитой заварушке с Вельзевулом Кнут Гамсунович оказал нам помощь, да еще и сам как истинный патриот Лукошкино с фамильным мечом и пистолетом кинулся на адского демона, я проникся к послу глубоким уважением.

Сейчас он, едва мы вошли в кабинет, вскочил из-за стола, крепко пожал мне руку и раскланялся с Варюшей:

– Всегда рад вас видеть, херр Захаров, – произнес он на чистейшем русском, а потом повернулся к Варе: – Фройляйн Варвара, вы как всегда очаровательны!

– Как Горох воспринял идею со школой? – сразу перешел я к делу.

– Весьма положительно, херр Фёдор. Особенно когда услышал, что некий гуманитарный фонд готов нести расходы по содержанию школы вместе с казной.

– Отлично! Спасибо за содействие, господин посол!

– Ну что вы, херр Захаров, я и сам крайне заинтересован в подобном учебном заведении. Если у нашей многоуважаемой Варвары Никифоровны всё получится, то я буду рад направить и наших детей из немецкой слободы для обучения в школе.

– Тогда к Гороху?

– Непременно, херр Захаров, однако не думаю, что и вам стоит предстать перед Его Величеством. Довольно сложно будет объяснить вашу роль в данном предприятии, а кроме того надо ли вам выставлять себя перед царем, да и всем двором напоказ? Пойдет много слухов, появятся любопытствующие…

Да, тут посол был прав. С одной стороны байку для Гороха придумать не сложно, да и на любопытных бояр плевать я хотел, а с другой, действительно, стоит ли светиться?

– Хорошо, Кнут Гамсунович, уговорили. Но вы меня подвезете немного до базара? Я там вас и подожду.

Карета у посла была хоть и тесная, но вполне комфортная, а к тому же от этой тесноты, Варя плотно прижималась ко мне и я просто млел от счастья, не смотря на ехидную улыбочку Маши и отеческие кивки Кнута Гамсуновича.

На подъезде к базару меня уже хотели высадить, но я, вдруг осененный очередной гениальной идеей, попросил посла проехать чуть далее:

– Кнут Гамсунович, а давайте проедем на Колокольную площадь? Там кое-что интересное может быть…

Колокольная площадь была для меня знакомым местом. Тут в доме кожевника, который мы арендовали на время его отъезда, находился и оперативный штаб во время кражи чертежей летучего корабля, да и сам ангар, в котором этот кораблик и строили.

Карета по моему указанию остановилась около знакомого дома, и я потянул всех наружу.

Похоже, что в доме с момента пленения Кощея никто больше не жил. Часть забора, снесенная крышей большого сарая при взлете корабля, так и валялась на дороге. Сам ангар, полностью разрушенный тогда, никто не восстанавливал и только небольшой постамент, с которого взлетал корабль, возвышался посередине бывшего сарая. А вот терем где мы тогда жили, остался целым и невредимым.

К нам подскочили два стрельца с бердышами:

– Кто такие? Чаво нать?

– Вольно, служивые, – скомандовал я. – По распоряжению Гороха и сыскного воеводы осмотримся тут.

Но стрельцы уже узнали немецкого посла и беспрекословно пропустили нас.

– Смотрите, – стоя посреди двора, я обвел вокруг рукой. – Отличное место и для школы и для жилья! На месте ангара… ну, сарая, то есть как раз школу и поставить, а терем, в котором Варя жить сможет, отгородить от школы забором, чтобы не мешать работу с бытом. А вся территория и так общим забором обнесена, подправить только немного. Как думаете? Варь? Кнут Гамсунович?

– Там в тереме, вполне уютно, – Маша обняла Варю за плечи. – Конечно, наши мужчины совершенно не заботились о чистоте и комфорте, но мы, девушки, взявшись за обустройство, легко наведем там порядок.

– Вполне возможно, херр Захаров, – кивнул париком посол. – Только остается правовой вопрос частного имущества, но думаю при содействии государя Гороха, проблема вполне решаема.

– Тут хорошо… – задумчиво протянула Варя, а потом затараторила: – Только надо резьбу другую сделать, крыльцо подправить, крышу перестелить, занавесочки…

– Ну и отлично! – перебил я Варю, за что получил от нее кулачком в бок. Обожаю холода – никакой кулак полушубок не прошибёт!

Воодушевленный школьный комитет погрузился в карету и отправился к Гороху, а я поспешил на базар. Кушать хотелось жуть как. Я еще ранее приглядел тут небольшую открытую лавку, в которой хозяйничал большой такой мужик по имени Ахмед. Не знаю, как называлось его фирменное блюдо, но объедение было просто всем врагам на зависть.

Вот и сейчас увидев меня, он обрадовался и стал быстро сооружать что-то фантастическое, исходящее паром и ароматами на три базарных ряда сразу:

– Вах, Федя! Ти чего давно не заходыл? Я тебе в прошлый раз лепешку сырую дал? Мясо пережарил? Зелень тухлая совсэм била? Пачему обижаешь старого Ахмеда, ы?

– Это ты-то старый? – засмеялся я, подпрыгивая от нетерпения. – Ну, давай, ну хватит уже возиться! Я же сейчас в голодный обморок прямо тут упаду!

– Нэ пэреживай, дорогой! Упадёшь – не пропадёшь! Мясо у тебя худое, но на чебуреки сойдёт!

– Бр-р-р… Ахмед, вот ты умеешь аппетит подогреть…

– Подогрето! Всё подогрето! Вот держи, дарагой, кушай на здоровье!

Я, шипя и обжигаясь, впился в какую-то невероятно вкусную смесь и с восторгом зачавкал:

– У-у-у… Ням! Вкуснотища-то, Ахмед!.. Только готовить… ням!.. ты всё-таки не умеешь…

– Это пачему?!

– Горячее очень, есть невозможно.

Ахмед засмеялся и вытащил из-под прилавка громадный чайник:

– Азербайджанский чай, дарагой, самий лучший! Вичера двое мужиков подходылы, купцы аглицкие, савсэм по-русски разгаварывать не могут – дикари! Чай-чай говорят, эрргрея им падавай каково-та. Что за эрргрей, Федь? Ну, дикие савсэм! Я им гаварю, на, попробуй настаящий чай и рычать сразу перестанэшь!

– Эрл Грей, – поправил я, с неохотой отрываясь от лепешки. – Это аглицкий чай такой. У них он там самым лучшим считается.

– Дикари! – отмахнулся Ахмед. – Я им своего чая налил, они рожи кривили пока не папробавалы, а потом побежалы к моему зятю в лавку, три мешка купылы!

– Федор Васильевич? – раздалось за спиной.

– О, Олёна? Давай присоединяйся ко мне. Ахмед, еще порцию такого же для моей подруги!

– Вах, для такой красавицы, сичас всё сдэлаем! Сама как пэрсик и кушать пэрсик будет! Только патом после чая, а сичас… – галантный лавочник протянул девушке быстро свёрнутую лепешку с начинкой. – Попробуй, красавица! Килянусь, раз папробуешь, еще тыщу раз ко мне придёшь!

– Да я уже недавно… – начала Олёна, но я перебил:

– Вернёмся домой – всё Михалычу расскажу, как ты тут голодаешь.

Олёна перестала возмущаться и впилась зубками в лепёшку и тут же у неё восторженно округлились глаза:

– М-м-м… Вкусно-то как! Ням! А я и не знала… Теперь всегда сюда ходить буду.

Ахмед счастливый от похвалы уже разливал нам чай в широкие пиалы, а мы, перемигиваясь и мыча от удовольствия, быстро приканчивали вкусное блюдо, которое я никак не мог запомнить по названию.

Напившись чаю с пахлавой и расплатившись с Ахмедом, мы с Олёной неспешно пошли назад на Колокольную площадь дожидаться наших.

– Как у тебя с Никитой дела? – поинтересовался я, когда мы выбрались из базарной толчеи.

– Хорошо, – счастливо улыбнулась девушка и, разломив всё же врученный ей персик, протянула мне половинку. – Только ему таиться приходится и от бабки и от Митьки, да и ото всех сразу, – она вздохнула. – Как дети малые за кустиками и деревьями от чужого глаза прячемся.

– Ну ничего… О, а хороший персик, сладкий!.. Полгодика еще потерпишь и будешь со своим участковым уже открыто встречаться.

– Хорошо бы… – протянула девушка. – Зато у вас с Варей всё ладно получается.

– Да кто его… – протянул я. – Сейчас-то вроде да, всё хорошо. А дальше что делать? Не буду же я вот так же постоянно к ней раз в неделю, а то и в две мотаться? И к нам её не забрать – каково ей во дворце Кощея жить? И мне дворец покидать надолго нельзя… Вот такая грустная неопределенность…

– Ничего, – Олёна погладила меня по руке, – всё наладится.

– Ну, надеюсь. О, смотри – кажется, наши возвращаются!

На площадь, громыхая, въезжала карета посла, и мы поспешили навстречу.

Карета остановилась около дома кожевенника и из неё, к моему удивлению, первым вылез Никита, сыскной воевода, мой старый знакомец и единственный земляк в этом мире. Наскоро пожав мне руку, Никита настороженно завертел головой:

– Пошли в дом, не стоит тут на виду у всех торчать.

Я пожал плечами, как скажете и, подхватив Варю под руку, зашагал внутрь терема. Сразу же нахлынули воспоминания. Вот тут в горнице за большим столом мы обычно проводили наши тактические совещания под неугомонные увещания Михалыча съесть ну хоть еще кусочек. А вот там за дверью, там была моя спальня, которую в последний день операции у меня отобрал Кощей для последнего инструктажа сотрудников Канцелярии. Эх…

Пока я ностальгировал, а Варя с любопытством оглядывалась по сторонам, все собрались в горнице и Кнут Гамсунович, потирая ладони, довольно сказал:

– Ну что, херр Захаров, спешу порадовать вас. Его Величество Горох изволили подписать Указ о открытии первого учебного заведения в Лукошкине для юных жителей в возрасте от семи до двенадцати лет.

– Отлично! А почему только до двенадцати? – удивился я. – У нас до семнадцати лет учатся… А потом еще по желанию в институт на пять лет.

– Не знаю, херр Захаров как там у вас, а у нас в семнадцать лет отрок – уже мужчина, воин, купец или мастеровой, а девушки замужем и детей обычно уже имеют.

– Э-э-э… А, ну да, это я что-то призабыл, – повинился я. – Верно. Ну, значит до двенадцати, хорошо. А здание школы?

– Ой, а царь-батюшка, – затараторила Варюша, – велел этот терем у кожевенника отобрать как у пособника Кощея, но за отсутствием… – она вопросительно взглянула на Никиту.

– Улик, – подсказал он.

– Ага, верно! Кожевеннику всё же заплатить справедливо, а все постройки и землю отдать школе! Хорошо-то как всё получилось, правда?

– А с финансами что решили? – спросил я у посла.

– С содержанием школы решили не мудрствуя, – улыбнулся Кнут Гамсунович, – половину расходов берет на себя царская казна, выплачивая жалование Варваре Никифоровне и другим сотрудникам, коих она решит пригласить на службу, ну и прочие расходы. А половину как раз на постройку и дальнейшее содержание школы – берет на себя тот самый гуманитарный фонд, – подмигнул посол. – А теперь разрешите нам с мадмуазелью Марселиной откланяться, я обещал показать ей, как очаровательно пожелтели листья у деревьев на берегу Смородины. А скоро будет смеркаться и нам надо спешить.

– Да, конечно. Спасибо вам, господин посол за помощь! – я протянул ему руку.

– Общее дело делаем, херр Захаров. Рад был внести свою лепту в решение сего вопроса.

Маша с послом улизнули, Варя с Олёной побежали осматривать терем, а мы с Никитой остались вдвоём.

– Как там Горох, не выпендривался? – спросил я.

– Нормально, – отмахнулся Никита. – Вначале бородой тряс, мол, зачем нам лишние хлопоты, мол, отродясь деды-прадеды жили без этих нововведений, а потом, когда вник, то и сам загорелся. Быстренько совет из главных бояр собрал, растолковал им, как смог, кулаком постучал, да и одобрили они Указ.

– Ну и отлично, спасибо за помощь.

Никита снова махнул рукой:

– Не за что. Идея-то действительно хорошая. А ты надолго к нам?

– Да не, сегодня или завтра уже назад. Дел по горло.

– Грабить да убивать? – неодобрительно хмыкнул Никита.

– Да если бы, – вздохнул я. – На такие развлечения времени совсем нет. А да, кстати, там Варины слуги подъедут сегодня, на телеге вещи привезут. Так мы им сказали к тебе сначала подъехать – тебя же все тут знают. Ты тогда растолкуй им, пожалуйста, как до дома кожевенника добраться, ладно?

– Не вопрос, – кивнул Никита. – А как там гражданин Кощей поживает?

– Ну а я откуда знаю? – удивился я. – Я у тебя как раз спросить хотел.

– Не в курсе, – помотал головой участковый. – Ну, раз тихо – сидит, значит. А про этого… ну, врага Кощеева ничего не слышно?

– Не, тоже тишина, – я сразу понял, что он про фон Дракхена спрашивает. – Кощея нет и гаду этому нападать на нас не интересно. Пока живём.

– Вот и надо значит, Кощея навсегда в тюрьме и оставить, – логично вывел Никита.

– Даже и не мечтай, – отмахнулся я. – Заскучает тот гад и ему уже всё равно будет, есть Кощей, нет его, а кинется он и на нас и на вас. Так что всё равно что-то с ним решать надо.

– Ладно, разберемся, – Никита поднялся. – Куда это там девушки запропали?

Девушки на первом этаже оживленно обсуждали какие-то увлекательнейшие бытовые вопросы, суть которых я не понял, да и особо вникать не стремился.

– Олёна, а ты долго еще? – поинтересовался Никита.

– Деревья у Смородины пожелтели, – понимающе хихикнула Варя, а Никита слегка покраснел.

– Варя, а ты ночевать тут останешься? – резко поменял он тему. – Я тогда десяток стрельцов пришлю для охраны. А завтра вы уж тут забор подправьте, да в штат сторожа найдите, хорошо?

– О верно, спасибо, Никит, – я о таком и не подумал.

Никита увел Олёну осматривать процесс опадания осенних листьев, а я развернулся к Варе и распахнул руки:

– Иди ко мне, целоваться будем.

Варя возмущенно округлила глазки, топнула сапожком и кинулась в мои объятия.

Только минут через двадцать она, к моему великому сожалению, выскользнула из моих рук и, обозвав меня в очередной раз кобелем, потащила осматривать новое хозяйство.

– Хорошее место, Федь, – приговаривала она, обходя кругом развалившийся ангар и таща меня за руку за собой. – Завтра же начнут сруб ставить, хороший, большой, да печку побольше – зима скоро, да чердак для тепла. Дров надо заготовить …

А я остановился, сраженный внезапной мыслью:

– Варь, а Варь… А что-то не продумали мы с этой школой…

– Ты чего, Федь? – она продолжала машинально тащить меня за собой, но остановилась и нахмурила брови.

– А вот смотри, Варюш и поправляй меня. Сколько детей всего наберется в школу, не думала?

– Ну, ребятишек десятка три-четыре, наверное.

– Да если бы, – я вздохнул. – Считай. В городе тысяч тридцать жителей. Сколько из них детей будет в школьном возрасте?

Варя подняла глаза к верху, губки зашептали, а потом и ротик распахнулся и глаза округлились.

– Во-во, у меня такая же реакция была.

– Подожди, Федь, ну не все ведь дети к нам придут. Кто побогаче тот своим чадам сам учителей нанимает, кто победнее тем не до школы, детишки сызмальства на хозяйстве и получается, что всего… – она опять задумалась, а потом вздохнула: – Много.

– Сарайчиком, Варюш, точно не обойтись. Придется большое здание строить этажа в два, а то и в три. Это несколько классов же будет и придется учителей искать… А представляешь, когда эта вся банда на перерыв между уроками во двор выскочит, что тут будет?

– Ой-ёй… – Варя прикрыла ротик ладошками и закивала головой. – Может, ну её эту школу, Федь?

– Но-но, Варвара Никифоровна! Что это за пораженческие настроения?! Отставить панику! – я попытался приобнять её, но Варя выскользнула из моих рук и, покрутив у виска пальчиком, кивнула на пролом в заборе, в который заглядывали зеваки. Ну да, местные правила, чтоб им пусто было!

– Пошли в терем, сядем спокойно и всё подсчитаем, – предложил я.

– Это с тобой-то и спокойно? – хихикнула девушка. – Сразу же приставать полезешь!

– А как ты хотела? Конечно, полезу, – ухмыльнулся я. – Да ты и сама обидишься, если не полезу.

– А ты меня не обижай так и я не обижусь, – лукаво посмотрела на меня она.

– Ну а чего тогда возмущаешься?

– А для порядку! – она снова хихикнула. – Ну, пошли счетовод!

В тереме я отыскал несколько листов толстой пожелтевшей бумаги. А Варя нашла чернила и ловко обстругав кончик у гусиного пера, предусмотрительно уселась от меня подальше, на другую строну стола и ехидно показала язычок:

– Сначала делом займёмся, господин Фёдор свет Васильевич.

– А потом? – с надеждой спросил я.

– Суп с котом, – хихикнула Варя. – Ну, давай считать.

Через пару часов, охрипшие от споров, а я еще и перепачкавшийся чернилами, мы пришли к выводу, что школу придется строить большую, на три этажа. Сколько точно будет классов и сколько надо будет нанять учителей, пока было не ясно, стоило подождать с переписью учеников, но выходило что не меньше десяти классов.

– Будешь ты Варюш у меня директрисой, – хмыкнул я.

– Кем-кем?!

– Директором, – поспешил успокоить я, с опаской поглядывая на руку Вари, потянувшуюся к чернильнице. – Это начальник школы, Варюш.

– А я хотела сама детишек учить, – вздохнула она. – А тут хлопот столько…

– Ну, возьмёшь себе один класс, а там видно будет, – успокоил я. – Это вначале хлопот много, а потом устаканится всё и придет в норму.

– Устаканится… – хмыкнула Варя. – Кому что, а Федьке только про стакан!

– Ты чего, Варь? – оторопел я.

– Да так, – отмахнулась она, – положено так, ты как маленький прям.

– Неправильные какие-то тут у вас положения… Ох, а Горох твой точно взвоет, когда ты за деньгами к нему придешь!

– А ты не взвоешь? Ты же половину собирался на школу дать. Нехорошо как-то получилось… Я же не знала, что такие расходы потребуются…

– Спокойствие, только спокойствие! – я гордо расправил плечи. – Мне для тебя ничего не жалко!

А сам подумал, что если не найду денег, то с помощью Аристофана стащу золотые плитки с пола одного из залов. Аристофан давно там наладил махинацию по замене плиток на свинцовые, но я, в связи с пленением Кощея, приказал ему грабёж прекратить. Это же как у самого себя грабить. Ну а теперь, если что, можно будет возобновить экспроприацию неправедно нажитого.

Во дворе раздался шум, Варя вскинула голову и огляделась:

– Ты смотри, стемнело уже. Заболтал ты меня совсем, Феденька.

– Ага, и тут я тоже виноват. Давай вали всё на меня, несчастного, – я встал и выглянул в окно. – Кажется, это твоя телега приехала.

Варя быстро чмокнула меня и побежала вниз, а я только вздохнул. Вот чего мне надо было сейчас с этими расчетами связываться? Целых два часа одни были! Ну не дурак, а?

Это действительно пришла телега с Вариными вещами, и две смешливые румяные девахи начали живо и с прибаутками перетаскивать её содержимое в дом, с любопытством оглядываясь по сторонам и каждый раз, хихикая, пробегая мимо меня.

Варя увлеклась временным обустройством на новом месте, а тут еще и притопал десяток стрельцов от Никиты и занял позицию вокруг дома и я почувствовал себя лишним.

Ну ладно, почти весь день с Варей провёл, уже повезло. А теперь пора и честь знать. Уходить от Вари очень не хотелось, но и ночевать где-нибудь на лавке в горнице тоже не грело. Тем более я был уверен, что мне ночью фиг дадут прокрасться в спальню к Варе. Эти две девушки из обслуги, наверняка были накачены строгими наказами от тетки Пелагеи и трястись над Варей будут, как мужик над заначенной бутылью самогона.

Мне даже поцеловать на прощание Варю не удалось и я, вздыхая от несовершенства мира, поплелся на постоялый двор за Максимилианом. А впереди была еще дорога домой через ночной лес, да и голодное урчание в пузе…

* * *

Максимилиан прекрасно ориентировался в темноте и дорогу обратно я пережил вполне сносно. На этот раз начитанный конь порадовал меня рассуждениями о Атлантиде и её аналогах, что было жутко интересно и захватывающе. А завершился этот рассказ почти в тему – падением прямо у ворот дворца Кощея в глубокую яму, заполненную ледяной водой вперемешку с грязью. Не знаю, каково было атлантам, а мы с Максимилианом резко не одобрили такое окончание путешествия. Змеелюдам, а это явно были их происки, наверняка икалось как никогда в жизни, ибо Максимилиан обкладывал их сразу на нескольких языках, включая уже и мёртвые. Я так заслушался его, что даже перестал выбивать зубами дрожь.

Во дворце царил относительный порядок, правда Гюнтер, вышедший нас встречать в сопровождении нарезавшего вокруг него круги колдуна Лиховида, находился в крайне раздраженном состоянии. Его шикарный черный фрак украшали белые вертикальные полосы, и мой дворецкий сейчас сильно походил на каторжанина.

– Змеелюды? – спросил я, а Гюнтер в ответ только поклонился.

– Они, Федька, змеелюды! – завопил тут же Лиховид. – Идуть! Уже скоро полезуть ратью неисчислимой!.. А девка хде?

– Лиховид Ростиславович! – возмутился я. – Сами же говорите, что мы в опасности и сразу же про Олёну спрашиваете! Ну не до девушек сейчас вам должно быть!

– А мне чёй-та? – хмыкнул колдун. – Мне змеелюды ничё сделать не могут.

– Ну и радуйтесь, пока мы тут гибнуть будем! – в сердцах сказал я. – Гюнтер, скажи Агриппине Падловне, пусть выдаст тебе денег на новый фрак. А лучше – сразу три пошей в запас. Ты у нас – лицо дворца, должен при параде всегда быть.

Гюнтер довольно улыбнулся и, поклонившись, ушел, а мы с Максимилианом поплелись по коридорам и залам, разбрызгивая по пути всю старательно собранную в яме грязь.

Лиховид летел за нами и продолжал что-то бурчать об ужасах змеелюдов, о том, что молодежь совсем старых перестала слушаться, что вот в его времена… ну и тому подобный бред.

Максимилиан на очередном повороте вздохнул, вежливо попрощался и зацокал к себе в конюшню, а я, только не зацокал, а зашлёпал прямиком в ванную, куда вскоре прибежал Михалыч.

– Растудыть твою… – промолвил он восхищенно, глядя как я, скинув одежду прямо на пол, опускаюсь в ванную и вода тут же из прозрачной становится мутно-коричневой. – Енто Варька тебя так за приставания изгваздала? Где ж она в Лукошкино столько грязи нашла? А я говорил тебе, Федька, не спеши, не лезь сразу с поцелуйчиками и обнимашками, вот и получил…

– Деда, я там на полянке, шагах в десяти от ворот, котомку с деньгами уронил, а подымать лень было, устал. Ты не принесешь, а?

Михалыч всплеснул руками и метнулся из ванной, а я, крикнув ему вслед «Поспеши дед, а то утащат!», довольно захихикал. А чего он? Нет бы, пожалеть, посочувствовать, так нет, накинулся сразу, да еще совершенно необоснованно.

* * *

Утром меня разбудил женский плач и завывания.

Кое-как напялив джинсы и майку, я выскочил из спальни в кабинет и просто остолбенел. Рядом со столом стояла на коленях какая-то женщина, а может, девушка, я и не разобрал. Голова её лежала на большом чурбаке для разделки мяса, а сама она жалобно завывала что-то неразборчиво и даже и не пыталась вскочить и убежать, хотя руки её были не связаны. Над ней с торжествующим видом и огромным топором в руках возвышался Михалыч.

– Подлая предательница! – орал дед. – Вот сейчас ты за все свои прегрешения и ответишь!.. А, внучек? Смотри, какую змеюку мы на груди пригрели!

– Дед… Что происходит?!

– Это – она! Это всё она, зараза! – продолжал надрываться Михалыч. – Я ить, Федь, вчера как побежал за оброненной тобой денежкой, растяпа ты такой, выскочил из ворот, гляжу, а денежек то и нетути! А недалече вот эта изменщица маячит! Ну, я сразу сообразил, что енто она котомку с деньгами спёрла! Кинулся за ней, в яму какую-то с грязью свалился, но поймал, Федь! Поймал мерзавку!

– Дед! – я замахал руками пытаясь остановить его, но он даже не обратил на это внимания, сгораемый чувством мести и справедливости.

– Она ить, никак вначале сознаваться не хотела, внучек, но под утро ужо на дыбе, всё-всё мне выложила! Енто она, змея подколодная, не только денежки наши стащила, но и призналась в пособничестве змеелюдам! Акромя того, после каленого железа, добровольно призналась, что на фон Дракхена работает и пленение Кощея-батюшки, енто тоже её подлых рук дело!

– Дед…

– И пусть она так и не созналась, куда денежки спрятала, но вина её доказана, а сама она смерти повинна! Умри же подлое отродье!

Дед взмахнул топором, а я начал сползать по двери на пол. Михалыч с хеканьем обрушил топор на шею несчастной и голова её, отсечённая мастерским ударом, качнулась и медленно, будто невесомый воздушный шарик, скатилась с плахи и, подскочив пару раз от удара о пол, замерла, смотря на меня уже мёртвыми застывшими от ужаса глазами.

– Де-е-ед… – я сидел на полу, судорожно глотая воздух, и никак не мог оторвать взгляда от застывших мёртвых, смотрящих на меня будто с укоризной, глаз. Внезапно отрубленная голова улыбнулась и подмигнула мне. Я схватился за сердце, а труп невинно убиённой поднялся, подхватил голову под мышку и вышел сквозь стену, помахав нам на прощание ручкой.

– А-а-а… а-ва-а… – я перевел взгляд на Михалыча.

А тот, вогнав топор в колоду, ухмыльнулся:

– Вот так от, Федька. Будешь знать, как над старыми людьми изгалятьси. Я из-за тебя, паршивца, полночи одёжку свою отстирывал после той ямы.

– А это… кто? – я еще толком не соображал, что происходит.

– Енто? Да Дунька Малахова, призрак дворцовый. Лет семьсот назад морочила головы двум бесам. Никак они поделить её не могли, да и снесли ей голову, а потом и сами самоубилися. И что интересно, внучек, Дунька-то призраком по дворцу шатаетси, а ухажёры её так и сгинули навечно. От такая от жисть… Оладушки будешь?

Чтобы я когда-нибудь, хотя бы просто фигу за спиной деда скрутил, да ни за что! А оладушки были вкусные.

* * *

После обеда вернулся Аристофан со своей бандой.

Я как раз допивал третью кружку чая, как он ввалился в Канцелярию довольный и сияющий.

– Это… босс! – он скинул с плеча на стол мешок, от которого сразу же аппетитно потянуло сушеной рыбой. – Это типа тебе под пиво! Реально вкусная рыбка, босс!

– Спасибо. Как съездили, Аристофан? Голову змеиную добыли?

– Без базара, босс, – бес покопался за пазухой и достал трофей, завернутый в тряпицу. – Во, в натуре, башка змеючая!

Голова оказалась размером с кулак. Тёмная, почти черная, очень детально вырезана из какого-то непонятного материала. Я покачал её в руке, тяжелая, но вроде бы и не камень и точно не металл. Царапнул ногтем, посмотрел на ровный срез, вроде и не дерево. В моё бы время, я сказал бы, что пластик, а тут и не понять. А, не важно. Пасть у змеи была приоткрыта и зубки очень натурально скалились на меня. А на голове пристроилась небольшая корона с острыми зубцами. Кощей в похожей обычно разгуливал. Ну, одну часть раздобыли, ура нам.

– Проблем не было, Аристофан?

– Нормально, босс, справились. Там остров тот, в натуре, одно слово, что остров. Реально такой пятачок, – он хмыкнул и ткнул себя в поросячий нос. – Только находится в море, типа посерёдке между землёй. Мы сперва кинулись, как добраться? А потом, в натуре сообразили – там рыбаков с лодками полно, вот мы к ним с предложением и подкатили. А они, прикинь, босс, тянуть на нас начали, мол, с чего бы они нам за проезд платить должны? Я им и так и сяк говорю, мол, по понятиям так положено, а они ни в какую. Совсем там народ оборзевший, босс. Ну, мы кипиш подымать не стали, мы же реально на важном задании и нашли наконец рыбачка, который за два мешка таранки согласился нас подкинуть на остров.

– Не, ну вы, кадры, Аристофан! С рыбаков еще и за проезд деньги выжимали? Так это от того рыбака мешок?

– В натуре, босс, – кивнул бес. – Только он, блин, кинул нас. На остров высадил, а сам, конкретно слинял. Нам потом вплавь пришлось добираться.

– А на острове быстро нашли голову?

– Всё ништяк, босс. Только сначала страшно было, когда три призрака на нас кинулись.

– Ничего себе… Что за призраки?

– Да там, босс, развалины старого капища были, мы только начали землю ковырять, а тут три бугая таких из-под земли вылетают и реально так на нас! Мы дёру, а потом смотрим, а они в воздухе висят, а сами конкретно просвечиваются. Ну, мы тогда на них забили и давай снова в развалинах рыться. Только колдунство у них могучее, босс, оказалось, чуть не провалили задание.

– Что еще за колдунство?

– Они, в натуре, как давай нас матом обкладывать, да так реально мощно и красиво, что пацаны и про работу забыли. Стоят, типа такие, рты пооткрыли и слушают. Пришлось подзатыльниками в чувство приводить.

– Ну, хорошо, молодец, Аристофан. Скажи на кухне, чтобы покормили и самогонки твоим бойцам не забыли налить.

– Спасибо, босс! – Аристофан радостно оскалился. – А это… А мы тебе нужны сегодня, босс? А то братва в Лукошкино просится, дел накопилось…

– Вот вы, рэкетиры недорезанные, – я махнул рукой. – Валите, только не наглейте там, слышишь, Аристофан?

– Без базара, босс!

Аристофан исчез, а я протянул деду змеиную голову:

– Припрячь куда-нибудь, пожалуйста.

Но Михалыч не успел взять её в руки, как через потолок на нас спикировал Лиховид.

– Нашли?! – он облетел вокруг моей руки с головой на ладони, даже снизу заглянул. – Она! Как есть она! От, молодец, Федька, а я в тебя уже и верить перестал!.. А девка где?

– Лиховид Ростиславович, да забудьте вы уже про Олёну! Ну, зачем она вам? У нее и жених есть…

– Кто таков?! – затряс бородой колдун. – Убью, паршивца! Как есть убью!

– Да это я так, теоретически, – спохватился я. – На задании Олёна, занята очень.

– Смотри у меня! – колдун погрозил кривым пальцем и вылетел из Канцелярии через стену.

– Тьфу ты! – пробурчал Михалыч. – От же старый греховодник… Давай сюды башку, внучек, припрячу в кошель свой безразмерный, там она в сохранности будет…

Кошель, кстати, у деда – обзавидоваться можно. Висит такая обычная небольшая поясная сумка, а на самом деле в неё до ста килограмм всякой всячины запихнуть можно. Мы в этом кошеле даже Машу как-то транспортировали. Знатная вещица. Не Маша, в смысле, кошель.

Ближе к вечеру пришел Гюнтер с докладом. Разрушительная деятельность змеелюдов, слава богам, не увеличивалась, но, к сожалению и не уменьшалась. В бухгалтерии потолок почти успокоился, не мигал, не завывал, а только протекал. Откуда там вода взялась в цельной скале над бухгалтерией, понятия не имею, но с потолка всё время капало, хоть и не сильно, но достаточно, чтобы вывести из себя Агриппину Падловну. Она, обвинив во всех грехах почему-то Лиховида, гонялась за ним по коридорам с веником, а-ля фрекен Бок за Карлсоном. Не поймала, конечно, но хоть душу отвела. Или что там, у кикимор вместо души?

Тронный зал пророс коноплёй. Придворные вначале обрадовались и побежали собирать урожай, но растения тут же засохли и рассыпались в пыль. Бесы пробовали и пыль в дело приспособить, но в результате получили только сыпь по телу и закручивание штопором хвостов.

На кухне во время кормления монстриков из отдела санитарии и утилизации, в мисках со щами появились огромные мадагаскарские тараканы. Монстрики, правда, только обрадовались, но факт колдовского вмешательства всё-таки был.

В конюшне прямо из воздуха возникла тридцативёдерная бочка портвейна. Обслуживающие конюшню скелеты не сразу обнаружили этот подарочек, а когда обнаружили, было уже поздно – все лошадки упились до совершенно скотского состояния. Один только умничка Максимилиан, заподозрив неладное, принимать участие в неожиданном банкете отказался и правильно сделал. Помимо алкоголя, портвейн был щедро сдобрен слабительным. Представляете, что творилось потом в конюшне? Максимилиан на время переселился в художественную галерею имени Кощея, а взбодрившиеся тараканами спецы из отдела санитарии и утилизации, были вызваны на помощь обслуживающим эту настоящую Авгиеву конюшню, скелетам.

А завершил вечер вызов от Олёны по булавочной связи. Меня срочно просил приехать в Лукошкино участковый. Что там у них случилось, выяснить не удалось, но на самом деле это было мне только на руку. С Варей смогу повидаться.

* * *

Разбудило меня громкое ржание и мат Михалыча. В смысле, ржание было настоящее, конское. Ну и Михалыч был самый натуральный.

Они мне хоть когда-нибудь поспать дадут?

Одевшись, я прошел в кабинет, рявкнул «Отбой!» идущему в генераторную Дизелю, отмахнулся от захныкавших Тишки да Гришки, как же, утренних мультиков их лишили, и вышел в коридор. Там дед подпрыгивая под мордой Максимилиана, орал на него мол, неча Федьку будить спозаранку, мол и так внучек не выспаетси. Ну, тут с дедом не поспорить, всё верно. Максимилиан же, морщась, гудел, что за ночь дороги морозцем прихватило и лучше сейчас выехать, чтобы грязь не месить. И этот прав. Все вокруг правы, а отдуваться мне, вставать на рассвете, да трястись в дороге.

– От вы как хотите, – категорически заявил дед, – а без завтрака я, тебя Федька, никуда не пущу!

– Полчаса роли не сыграют, – устало согласился ученый конь. – Кушайте на здоровье, Федор Васильевич, а я вас у ворот ждать буду, – он покосился на деда. – Там и потише и скелеты, что яму закапывают, куда как вежливее некоторых будут.

– Подковы не потеряй, – буркнул ему вслед Михалыч и повернулся ко мне. – А ты чего рот раззявил? Марш умыватьси и за стол!

– Что ты, деда, сегодня такой взъерошенный? Оладики не удались?

– Оладики удались, – отрезал дед. – Ну, вот куда ты Федька опять один намылилси? Виданое дело, второй раз подряд без меня в Лукошкино лыжи навострил!

А понятно. Заскучал дед под Лысой горой, душа подвигов просит.

– Вот зачем ты, внучек, девкам нашим ту коробку переносную отдал? Мы бы сейчас с тобой вдвоём в город и махнули бы. Ты и поспать бы успел, и позавтракать по-человечески, да и задницу отбивать об этого грамотея копытного не надо было.

– Ну деда… А Маше с Олёной как в Лукошкино пробраться? Горыныч же Калымдая повёз… Кстати, как у них дела, интересно?

– И на Максе потряслись бы, ничего с нашими красавицами не случилось бы, – проворчал дед. – А как у Калымдая дела у Горыныча и спроси.

– Как я у него спрошу? – я принял протянутое дедом полотенце. – Булавки же так далеко не добивают.

– Я ить смотрю на тебя, внучек и просто любуюсь. Просто глаз оторвать от такой красоты не могу.

– Ты чего, дед?

– И собой хорош-пригож, ростом не обижен, кушаешь только плохо, но это я исправлю… Просто добрый молодец! Иван-царевич из сказок! И такой же дурак.

– Да ну тебя, дед… Ну что не так?

– Ложка у тебя на шее для чего болтаетси? Щи хлебать?

– Ой, блин… – я даже покраснел. – Верно, деда, дурак у тебя внучек…

– Ничего, Федька, не горюй, – сразу подобрел Михалыч. – Старших слушай, мы, мудрые люди, плохого не насоветуем… Куда за оладиками полез?! А кашу?!

После завтрака я брякнул ложкой о край стола и тут же из воздуха послышался бас правой головы:

– Слушаю внимательно, Ваше грозное, неповторимое, ужасное и злодейское Величество!

– Кончай прикалываться, Горыныч. Как у вас дела?

– Голодаем, – пропищала левая. – Прикинь, Федь, на всю округу не то, что коровки, даже барана полудохлого не найти!

– Что, даже оленей или лосей по лесам нет? – удивился я.

– Так это же ловить надо…

– Совсем ты, Горыныч обленился у меня на службе… Ладно, вернётесь, я тебе пир устрою и отпуск… хотя нет, с отпуском ты, наверное, обломаешься, дел полно. А вот пир – обещаю.

– Забожись!

– Ты что, Горыныч? Может тебе еще и молебн заказать в дворцовой церкви?

– Ох… Это я от голода, Федь… Уже мозги ослабели и крылышки махать отказываются…

– Ладно, прилетишь – откормишься. А пока может быть, расскажешь всё-таки как у вас там дела?

– Может быть и расскажу… – задумчиво прогудела правая голова. – А мне на пир кроме баранины и говядины, хорошо бы и осетринки маленько…

– Горыныч!

– А? Что? Ты что-то спросил, Федь?

– Ага, спросил. Могилку тебе по правую сторону Лысой горы вырыть или по левую? Горыныч, твою дивизию! Как дела у Калымдая ты мне скажешь когда-нибудь?!

– Ну что ты орёшь, Федь? Я и с первого раза услышал. Скажу, конечно, почему бы это мы тебе не сказал? Ты меня совсем уже за какого-то вредителя держишь? Али за тупых? Вот честно скажи, Федь, за тупых, да? Эх… Знаешь, как обидно? А еще друг называется…

– Горыныч…

– Да здеся твой майор, здеся. Вона под носом у нас скачет, сабелькой вострой машет, требует тебе передать… Вот что это за жизнь, а Федь? Ты на нас орёшь, Калымдай твой мне голову рубить собрался. Так некультурно… Ай! Ой! Да всё, всё! Хватит, майор, я всё понял! Господин батюшка император докладываю обстановку! Народец этот горный – вредный до неприличия, носом во все стороны крутит, а на нас даже чихать зазорным считает, но Калымдай, вона на ухо мне орёт, что уже почти разобрался с чудью этой и скоро уже результат будет… Всё ухо нам заплевал… Ой!

– Уф… Ладно я понял. Калымдаю привет передавай и завязывай резвиться, слышишь, Горыныч?

– Про пир только, что обещал, не забу… – завыл Горыныч, но я уже треснул ложкой по столу, обрывая связь.

– Ну чего ты хихикаешь, дед? – повернулся я к Михалычу. – Сам с ним в следующий раз разговаривать будешь. Дай мне лучше пирожок на дорожку.

* * *

В Лукошкино мы прибыли часов в девять утра. Было еще довольно свежо, да прямо скажем – холодно, но солнышко начинало потихоньку пригревать, и день обещал быть вполне сносным.

Перед визитом к Варе, я заехал к Кнуту Гамсуновичу и вручил ему тяжеленую сумку доверху забитую золотыми монетами. На школу. Я рассудил, что посол со всей своей педантичностью и немецкой обстоятельностью, лучше всех распорядится деньгами и проконтролирует расходы. Кнут Гамсунович согласился стать финансовым представителем моего гуманитарного фонда и от него я уже с чистой совестью поехал на Колокольную площадь.

На территории бывшего дома кожевенника, а теперь дома Вари, уже вовсю кипела работа, стучали топоры, визжали пилы и опилки летели, будто при постройке летучего корабля. Вот же времечко было. Я ностальгически вздохнул и застучал в ворота. Забор уже починили, но в калитку я-то пролезу, а вот Максимилиан точно нет, поэтому вход мне теперь парадный, торжественный, только через ворота.

Открывать мне вначале не хотели. Скрипучий старческий голос долго выспрашивал кто я такой, да к кому, да по какому делу, пока я не озверел и не наорал на бдительного сторожа, пообещав уйти, но вернуться с самим Горохом, возглавляющим роту бояр.

Вредный старикан, ворча открыл ворота и впустив нас с Максимилианом, еще долго бурчал, конечно же про распущенную молодежь, что мы, мол, такими не были и травка была зеленее и самогон сладким, а девки те вообще… тут старикан призадумался, видимо вспоминая, чего именно там эти девки, но сраженный склерозом, раздосадовано махнул рукой и наконец-то умолк.

Варя, выскочив на шум, заулыбалась и побежала ко мне совсем не солидно для директрисы, но жутко соблазнительно для меня. Спрятавшись за Максимилианом от вредного дедка, она влепила мне поцелуй и тут же потащила смотреть сначала строительство школы, а потом и первые преобразования в её тереме. Преобразования мне понравились больше. Мы с Варей наконец-то остались одни и вдохновенно занялись горячими поцелуями и не менее жаркими объятиями. Ну а детали сами додумайте, здесь вам не женский роман, а реальное описание суровой правды жизни.

От Вари я с большим сожалением, но всё-таки ушел уже после обеда. Надо было все же повидаться с Никитой. Максимилиана оставил у Вари, а сам вышел на площадь и только теперь задумался, а как же мне Никиту-то искать? Не в отделение же к нему идти? Но дед зря меня ругал сегодня утром за тупость – всего через пять минут раздумий я догадался вызвать по булавке Олёну, уж она-то точно должна знать, где сейчас участковый.

Судя по взволнованному голосу Олёны, они с Никитой наверняка вместе книги читали, а я оторвал их от этого интеллектуального занятия. Ничего, я хихикнул про себя, переживут и еще наверстают. Олёна тут в Лукошкино днюет и ночует, не то, что я, лишь изредка могу к Варе выбраться.

Встречу Никита мне назначил совсем рядом в небольшом переулочке сразу за школой и явился довольно быстро, правда, без Олёны.

– Здорово, Фёдор! – он протянул мне руку.

– Здорово, Никита! – я ответил на рукопожатие. – Что у тебя еще стряслось?

– Что, отрываю я тебя от противоправных дел? – хмыкнул участковый. – Ну, уж извини.

– Да какие у меня дела? – отмахнулся я. – Бытовуха и административные заботы. И рад бы с топором на большую дорогу выйти купцов пощипать, да не поверишь, некогда.

– Ну, да, ну, да, – Никита вытащил из толстой планшетки свернутый лист плотной бумаги. – Посмотри, ничего знакомым не кажется?

Я развернул лист.

Страховой договор

Твою ж дивизию. Аристофан. Я пробежал глазами по строчкам:

Товарищество «Аристо и братва» беря за свои услуги ежемесячное вознаграждение в размере 1 (одного) рубля, обязуется расследовать и принять все меры по устранению стихийно (и не только) возникших…

Дальше можно было не читать. Я протянул лист обратно и кивнул:

– Знакомо. Даже очень.

– Милицию со вчерашнего дня засыпают заявлениями и несут эти договора, – пожаловался Никита. – Уже штук пятьдесят таких бумажек принял от граждан. Ты рэкет организовал?

– Не я, – я сделал честные глаза. – Но знаю кто это. Ну из моих это, из моих… Но я даже и не подозревал, что эти паршивцы с таким размахом действовать будут.

– Надо прекратить, – строго сказал Никита. – Хорошо еще, что ко мне пошли с жалобами, а если бы к царю?

– Сегодня же дам команду свернуть эту операцию со страховкой, – побожился я.

– И другие… хм-м-м… операции тоже.

– Какие другие?

– А то можно подумать, что твои бандиты тут только со страховками трюки проворачивают?

– Ничего не знаю, – открестился я. – Есть другие жалобы от граждан?

– Жалобы-то есть… – протянул Никита.

– Да не про нашу честь, – хихикнул я. – Эдак ты сейчас всех собак на меня повесишь. Нет уж, получил я сигнал о страховках – разберусь, а в остальных делах мои архаровцы ни при чем.

– Ага, ангелочки, – кивнул участковый. – Ладно, разберемся. Но со страховкой…

– Век оладиков не видать! – побожился я.

– Оладики да… Оладики у Михалыча классные, – согласился Никита. – Как он там? Как у тебя дела вообще? Тяжело Кощеем работать?

– Да, не сладко, – пожаловался я. – Без приключений никак, а тут еще… – я замялся, задумавшись, стоит ли рассказывать о змеелюдах, а потом решился: – Тут еще атака началась на Лысую гору. А в перспективе – на весь мир.

– Ну, ты спокойно жить не можешь! – восхитился Никита. – А кто такие? И до нас могут дойти?

– Да гады одни древние из-под земли лезут. Меры принимаем и есть приличный шанс врезать им хорошенько, но пока они ведут счет. А что до вас… Если нас завалят, то на этом не остановятся, сам понимаешь.

– Может помощь какая нужна?

– Спасибо конечно, только какая уж тут помощь? Не Гороха же с армией подымать? Да еще толком неизвестно с кем бороться – скрытно действуют, на глаза не показываются, но чую я, Никит, вот-вот в открытую попрут.

– Дела…

– Угу. Ничего, прорвёмся.

– Слушай, Федь… – Никита замялся. – А помнишь, мы с тобой про книгу разговаривали? Ну, про записки мои?

– Помню, конечно. А что, написал?

– Угу. Описал дело о перстне с хризопразом, ну ты помнишь.

– О! Здорово! Дашь почитать?

– Без проблем. Только… Помнишь ты говорил, что на компьютере своём набрать сможешь, а потом и распечатать?

– Давай, – я протянул руку. – Много экземпляров не обещаю, сам понимаешь, бумаги тут подходящей для принтера не найти, да и тонер экономить надо. Но если объём не большой, то что-нибудь придумаем.

– Ух, здорово! – Никита вытащил из планшетки стопку исписанных листов и планшетка сразу похудела.

А я еще гадал, бутерброды он в ней таскает, что ли?

– Там может подчерк непонятный будет, – заторопился он. – Так ты спрашивай не стесняйся, ну и вообще…

Я прикинул размер мемуаров, да нормально вроде, не «Война и мир»:

– Сделаем, Никит. Только совсем быстро не получится, уж, пардон. Дел много, но постепенно наберу, сверстаю и распечатаю, уж будь уверен.

– Спасибо, Федь. Прямо порадовал ты меня.

– Магарыч. Да шучу я, шучу! Мне и самому интересно… Никит, а у меня к тебе тоже просьба есть. Проследи тут за школой, а? Дело новое, да и Варя всю жизнь в деревне прожила, города не знает…

– Даже и не переживай. Дело нужное, я и сам заинтересован, чтобы детишки по улицам не слонялись без дела.

Распрощались мы почти по-дружески. Я хотел было еще спросить, как у них дела с Олёной продвигаются, но постеснялся. Да и не моё это дело.

Вернувшись в терем к Варе я, спеша увидеть её, впечатался в горнице в могучую фигуру. Тётка Пелагея! Вот же…

– Ты опять тут?! – она взмахнула руками так, что аж ветер по комнате пронёсся.

– Нянька уймись! – окрикнула Варюша, загораживаемая от меня монументальной тёткой. – И разговаривай впредь с Федором Васильевичем уважительно, поняла ли? Господин Захаров половину расходов школы покрывают и если мне выбирать придётся между… В общем отправишься ты, нянька обратно в деревню коров доить. Я понятно говорю, а?

Пелагея проскрипела что-то недовольно, но отодвинулась и даже натужно поклонилась.

– Иди, нянька, распорядись, чтобы нам с Федором Васильевичем чаю подали, да непременно с ватрушками.

Пелагея вышла, а мы хихикнули и бросились в объятия друг другу.

– Вот же вредная какая тётка! – пожаловался я, едва оторвавшись от губок Вари.

– На самом деле она хорошая, – Варя взъерошила мне волосы, – только любит строгой притворяться… Ну давай, целуй пока никто не вошёл.

Еще минут через пять, Варя сама чуток отодвинулась от меня и вздохнула:

– Теперь еще голову ломать на кого поместье оставить? Я же тут жить постоянно буду… Ну, чего задумался? Целуй, давай.

А уже за чаем с ватрушкой я предложил:

– Варюш, а хочешь, я Михалыча поспрашиваю на счет управляющего? Он же всех знает.

– И его все знают, – хмыкнула Варя. – Спроси, конечно. Только мне вор какой, с кистенем в рукаве не нужен.

– Конечно. Варюш, я выйду во двор, надо переговорить кое с кем, – мне не хотелось даже косвенно втягивать Варю в свои дела.

Первым делом я вызвал Михалыча по булавке. Он откликнулся сразу:

– Внучек? Всё в порядке? Ты там ещё не на дыбе?

– С чего бы это? – я даже оторопел.

– Дык к ментам же пошёл на встречу. А ну как повязали они тебя, и будешь в одной камере с Кощеем-батюшкой париться.

– Ой, ну не выдумывай, деда. Всё в порядке, просто бесы наши тут порезвились в Лукошкино, вот Никита и попросил их утихомирить… Деда, ты мне лучше другое скажи… – я обрисовал Михалычу проблему с управляющим.

– Решим вопрос, – авторитетно сказал дед. – За то не печалься, внучек, подумаю.

Следующим абонентом был у меня Аристофан.

– Эта… босс?

– Ты где сейчас?

– Да я это… Ну ваще. Реально, босс.

– Аристофан! Ты где?

– Ну чё ты, босс, в натуре? Ну, тут я тут, типа в Лукошкино…

– Я так и знал. Сейчас же, слышишь, немедленно прекратишь операцию со страховкой, понял? Кто обиженным остался – откупишься. По-настоящему откупишься, деньгами и чтобы запугивать не смел, понял?

– А чё такое, босс, в натуре? Мы же по-тихому всё…

– Аристофан, ты понял, что я тебе приказал или повторить в особо грустном стиле?

– Да понял, босс, понял.

– К ужину явишься в Канцелярию там и поговорим. Иди прямо сейчас разберись со страховкой.

Бесы они такие. Чуть не уследил и тут же на межгосударственном уровне махнут Эйфелеву башню на Биг Бен, чтобы потом с обеих сторон плату слупить за возвращение национального достояния.

– Федор Васильевич, – обдал меня сзади жарким шёпотом Максимилиан, я чуть не подпрыгнул. – Вы обратно во дворец вместе со мной собираетесь?

– Уф-ф-ф… Что ж ты так подкрадываешься? Хоть бы копытом стукнул для приличия… А что? Хочешь в городе остаться?

– Хотелось бы, Федор Васильевич, если такое возможно и вам не доставит неудобств. В конюшне же сами знаете, что сейчас творится, а в галерее, конечно весьма познавательно, но очень скучно и книг нет.

– Ну, книг тебе и тут не почитать. Хорошо, я как раз собирался у девушек наших Шмат-разум отобрать. Только ты особо не радуйся, это ненадолго тебе отпуск будет.

– Благодарствуйте, Федор Васильевич! – обрадовался Максимилиан. – День-два уже будет достаточно для полноценного отдыха.

– Ладно. Только не спались тут, а то забудешься да начнешь речь толкать при посторонних. Смотри, живо тебя на костёр потащат, и Варя не поможет.

Так теперь Маша.

– Машуль, не отвлекаю?

– Мсье Теодор? Ой, подождите, я только накину на себя что-нибудь…

– Маш, да у нас вроде бы не видео-связь, я же тебя и так не вижу. А где это ты голышом развлекаешься?

– Хотите присоединиться, Теодор?

– Маша!

– А чего тогда такие вопросы задаёте?

– Ой, всё… Маш, верни мне Шмат-разум и по возможности побыстрее. Я в школе ждать буду.

– А я? А Олёна?

– А вы и так безвылазно в городе сидите. А если крайняя нужда возникнет, я у Вари Максимилиана на пару дней оставлю.

– Вечно вы всё усложняете, мсье Теодор. Ждите.

Ну и жду. Чего мне еще остается?

* * *

Домой я возвратился уже затемно. Маша, конечно, быстро собраться не могла, это же наряд, макияж и прочие женские штучки, а потом надо было у посла выпросить карету, не пешком же ей идти через полгорода. Да и я, пока попрощался с Варей, пока Максимилиану последние указания давал, тоже немножко подзадержался. Но как бы то ни было, к ужину я не опоздал.

На первое были котлеты с пюре, свежезасоленная капустка, осётр в сметане, самые обычные отбивные из кабанятины, а от пирога с ливером мне удалось отбиться. На второе был Гюнтер, на десерт – Аристофан. Оба запеченные целиком с яблочком в зубах. Шучу, шучу. Стал бы я такое есть.

Пока я расправлялся с пирожками, Гюнтер докладывал об очередных колдовских проявлениях во дворце.

Потолок в бухгалтерии протекать перестал, зато теперь раз в пять минут просто провисал по центру почти до середины стены, а потом с громким БУМ, возвращался на место. Не критично, но и не очень-то приятно. Зато можно поприкалываться над посетителями, забредшими в бухгалтерию, поставив их как раз по центру комнаты.

В галерее у большой статуи Нептуна отвалился трезубец и пришпилил какого-то монстрика к полу. Жалко бедолагу, но с другой стороны монстрик наверняка не поглазеть на произведения искусства в галерею пришел, а спереть что-нибудь. Так что тут колдовство нам на руку сработало. А трезубец уже прикрепили на место.

Чистка конюшни подходит к концу, но сильно мешают стихийно возникающие по всему помещению маленькие пылевые вихри. Не успевают рабочие сгрести мусор в кучу, как он тут же развевается вихрями по всей конюшне.

В подвалах во всех казино сразу, на рулетке сто восемьдесят восемь раз подряд выскакивала цифра двадцать шесть. Разориться казино не успели, но убыток понесли немалый. Правда, это меня меньше всего волновало.

На смену Гюнтеру в Канцелярию ввалился Аристофан и не дав мне даже слова вымолвить, поставил большой мешок на стол и затараторил:

– Это… босс! Тут реально пацаны просили тебе передать, типа вот балычок осетровый конкретно под пиво. А вот и пива бочонок, прямо с немецкой слободы стырен… привезенный. Икорки чуток, вдруг блин, балык не попрёт, свежайшая, прямо с базара. Ну и сосиски, тоже от немчуры. А это, – он громыхнул кошелем о стол, – твоя доля, босс за прошлую неделю.

– Учись внучек, – хихикнул дед, сгребая подарки обратно в мешок, – как к начальству подмазываться надо!

– Э, э! Дед ты куда пиво потащил?! Ставь на стол, да кружки давай. Сейчас попробуем, что там за балык. Садись и ты, Аристофан и рассказывай, как же вы так умудрились дела проворачивать, что мне краснеть и оправдываться перед участковым приходится?

– Да мы чё, босс… – бес развёл лапы в стороны, вздохнул и уселся за стол. – Мы же реально всё так делали, как ты рассказывал.

– Не ну нормально а, Михалыч? Я же еще виноват остался… Давай, наливай, подлечим немного нервы.

– Мы, типа, босс, решили всё грамотно оформить, – Аристофан влил в себя кружку пива и протянул деду для добавки. – Бумага, договор, всё как положено в натуре. Даже дьяка одного нашли, он нам реально бумаги помог написать.

– Вот на бумагах вы, Аристофан и спалились, – я закинул в рот ломтик балыка и отхлебнул пива. Так себе пиво, а балык классный. – Понты вас подвели.

– В натуре, босс, – вздохнул Аристофан. – Хотели… это… циви… ну как там?

– Цивилизованно.

– Во-во, босс, это самое слово в натуре.

– Понты у вас, Аристофан, а не цивилизация. Подошли бы да на словах договорились, мол, так и так, завелась тут страшная банда, хана тебе купец. Но если хочешь, мы за тебя впишемся, только не бесплатно, конечно. Никаких бумаг, никаких доказательств. Ищи милиция неведомо кого неведомо где.

– А если купец откажется? – Аристофан грустно поглядел на вновь опустевшую кружку. – С бумагой-то вона, в натуре сразу видно, что должен.

– Наливай, Михалыч… Ага, спасибо… Так ты, Аристофан, на следующий день пришли бойцов в другой личине, пусть купца постращают, товар ему маленько попортят, а потом снова сам заявись с повторным предложением. Мне ли тебя учить?

– В натуре, босс? – бес задумался и снова одним глотком опустошил кружку. – В натуре, босс! Реально конкретная схема!

– Только не борзейте, понял? Лучше массово, ну, побольше народу своим бизнесом охватить, а брать за защиту совсем немного. Из-за количества денежка приличная будет, а жаловаться из-за копейки никто не побежит… А пиво, всё-таки, у вас так себе, хоть и немецкое.

– Ты, Федька, уже настоящим главарём становишься, – захекал дед. – Моя школа! Вот так же, помнится я и Кощея-батюшку учил уму-разуму…

– Да куда ж без тебя, деда, – хмыкнул я и снова повернулся к Аристофану. – Ты еще учти, что эти страховки – дело-то в принципе выгодное, если по уму подойти. Без вымогательств особых, а по-настоящему, по-честному. Как бы. Открывай своё страховое товарищество и работай. И намекну – в Лукошкино нельзя, там милиция, а вот в других городах…

– О, босс… Ты у нас ентот… как его, Михалыч? А вспомнил – гений!

– Только не сейчас, слышишь, Аристофан? Погоди, разберемся со змеелюдами и тогда пошлёшь своих парней сначала обстановку разведать, а потом видно будет. Вдруг там по другим городам тоже отделения милиции пооткрывали и звери почище нашего Ивашова работают?.. Всё, закончилось пиво?.. Нет, Аристофан, за самогоном бежать не надо, хватит. У нас же не праздник, а так, рабочее совещание в непринужденной обстановке. Вот замочим змеелюдов… Уф-ф-ф… устал я что-то. Пошли баиньки?

* * *

Утром меня разбудил Дизель, заскрипев и загремев костями, запуская генератор.

Я умиленно прислушался к уже родным звукам. Лучше уж так, чем отрубленные головы или ругань Михалыча с Максимилианом.

А вот и сам Михалыч поджидает под дверью:

– Проснулся ужо внучек? Вот и славно вот и вставай. Иди рожу свою царскую ополосни, а я покедова тебе завтрак соберу.

Настроение у меня с утра было самое благодушное. Гришке и Тишке, скакавшим в моём кресле, я запустил подборку новогодних мультиков, пусть пропитываются праздничным настроением – полтора месяца до Нового года осталось. Они вначале заверещали недовольно, стали изображать из себя черепашек-ниндзя, но я был непреклонен – воспитывать детей надо на отечественных мультфильмах, а не на буржуазной заразе. Впрочем, они быстро успокоились и увлеклись приключениями Деда Мороза, решившего гульнуть по Руси летом.

Завтрак был как всегда обильный и вкусный и мы с Аристофаном, забыв об обычных капризах, наперегонки уминали сразу из большой сковороды огромную яичницу, пристроившись к ней с двух сторон. Конечно, угнаться за этим бесовским отродьем у меня не было никакой возможности, зато я наверстал упущенное, стянув тарелку с бутербродами и злорадно показав Аристофану кукиш. Тот только пожал плечами и накинулся на пирог с капустой. Злодей, как есть злодей да еще прожорливый такой…

После завтрака с докладом явился Гюнтер. За ночь, к всеобщему удивлению во дворце никаких катаклизмов не произошло, зато пришли странные вести с восточной границы от шамаханской Орды.

– Достоверно ничего не известно, Ваше Величество, но объявилось у шамахан некое явление совершенно непонятное, – сообщил дворецкий. – Якобы является шамаханам некий огненный старец по имени Бабай.

– Кумыса прокисшего, небось перепили, – хмыкнул дед, – вот и мерещиться им всякое.

– Не похоже, господин Михалыч, – покачал головой Гюнтер. – Сведения приходят из разных источников, а описывают сию аномалию практически одинаково. Висит в воздухе этот пожилой господин, ликом страшен, бородой чуть ли не до земли достаёт, а сам окутан языками пламени. И вещает грозно и громко, даже кони от его голоса разбегаются.

– Хм-м-м… И что же он там вещает? – я поставил пустую кружку на стол. – Не деда, напился чая, больше не хочу, спасибо. Вон Гюнтеру предложи.

– Благодарю, Ваше Величество, я сыт… О чём говорит точно пока неизвестно, но по слухам… Нет, господин Михалыч, благодарю не надо… По слухам – что-то о великом обмане, каком именно не ясно… Я уже завтракал, господин Михалыч, спасибо… А от пирожков полнеют… Так вот, Ваше Величество, ещё говорит о древности и уникальности шамаханского народа, о том что именно они изобрели алфавит, колесо, число Пи, чтобы это не значило и цифру ноль…

– А пирамиды не они строили? – хмыкнул я.

– Они, Ваше Величество, – кивнул Гюнтер. – Под чутким руководством древнего шумерского шамахана Мардука, который, кстати, впоследствии надиктовал некие духовные заповеди другому знатному шамахану – Будде… Хорошо, господин Михалыч, давайте вашу ветчину только без хлеба, пожалуйста.

– Странные дела, – я задумался. – Продолжай следить за шамаханами, Гюнтер, надо будет разобраться с этим Бабаем. Не от змеелюдов ли он?

– Не их стиль, Ваше Величество, но всё может быть, – Гюнтер откланялся, прихватив завёрнутые в салфетку три ломтика ветчины.

– Деда, надо бы поточнее узнать, что там, у шамаханов творится. Пошлёшь разведчиков или сразу инспекторскую группу, ладно? А я сейчас в бухгалтерию. Надо с Агриппиной Падловной посоветоваться, как бы расходы на Варину школу грамотно провести, чтобы в глаза сразу не бросались.

* * *

До бухгалтерии я не дошёл.

Снова обвалился потолок только теперь уже в главном коридоре. Спасибо рыцарям-зомби, повсеместно сопровождавшим меня. Будь я один, Иван Палыч уже заводил бы тесто на поминальные пирожки.

Десяток рыцарей как обычно взявших меня в коробочку, приняли на себя основной удар. Будучи на голову меня выше, да еще и быстро среагировав, они шагнули ко мне вплотную и все обрушившиеся сверху камни и глыбы достались им, а я остался жив, придавленный их телами, а уже потом и сотнями килограммов гранита.

Жив-то, жив, слава богам, но под завалом пришлось проваляться практически без движения больше шести часов. Груда камней высилась до потолка и при попытке расчистить их, сверху продолжали падать куски скалы. Поэтому моим спасателям пришлось разгребать завал сверху, убирая вначале всё новые камни, падающие на место только что убранных.

Судя по воплям придворных, паника вначале была невероятная, ну понятно – царя-батюшку прибило на фиг. Но потом, когда появились Гюнтер и Михалыч, всё успокоилось, и спасательные бригады взялись за дело без помех. Дед все шесть часов не отходил от меня, пытаясь просунуть в щель между камнями и рыцарями то пирожок, а то и ночной горшок. Вам-то смешно, а вот мне после трёх кружек утреннего чая, через пару часов стало не до смеха.

Да еще всё не вовремя так случилось – вернулись Горыныч с Калымдаем и его ребятами. Калымдай прокричал мне, что все живы, но операция провалилась, а я прогнал его отдыхать, отказавшись принимать доклад в таких обстоятельствах. Ну вот, столько времени потеряли на эту чудь… Едва не позабыв о Горыныче, я прокричал Гюнтеру, чтобы дракона накормили тройным рационом, а сам облизнулся и снова загрустил.

В конце концов, меня откопали и я, уж пардон, быстренько сбегав за ближайший угол, вернулся повеселевшим объявил благодарность рыцарям и заковылял в Канцелярию, поддерживаемый Михалычем. Мышцы одеревенели, да и вообще чувствовал я себя не важно.

В Канцелярии дед сразу мне налил полстакана коньяка и заставил выпить, а уж потом занялся запихиванием в меня обеда, что ему вполне удалось, да и я, честно говоря, особо и не сопротивлялся. Нервы, знаете ли, плюс – истощение организма под завалом.

А эти паразиты Тишка да Гришка, представляете, даже и не заметили катастрофы, увлёкшись мультиками. Я обиделся и хотел уже выключить комп, но за них вступился дед, мол, неча на маленьких злость срывать. А на ком тогда? Я что – идиот, на Михалыча наехать или, к примеру, на Агриппину Падловну? Несовершенство мира усугубилось категорическим отказом деда налить мне еще коньячку после славного обеда. Ну и ладно, ну и пожалуйста. Вот уйду в Лукошкино, поступлю на службу в милицию, будут тогда знать.

Нервы, пардон.

Только к вечеру окончательно придя в норму, я велел созвать оперативное совещание, невзирая на уговоры Михалыча поспать хоть еще два часика.

– Чуди эти, Федор Васильевич, – начал доклад Калымдай когда мы уселись за стол с поставленным в центре самоваром, окруженным мисками, тарелочками и блюдцами со всевозможным печивом, вареньем и мёдом, – народец хлипкий тщедушный. Бойцы они никакие, но гонору у них… Любой польский шляхтич обзавидуется. Промурыжили они нас несколько дней рассказами, какие они древние, мудрые, да сильные, а про камешки змеиные ни слова. А вчера мы не выдержали и поучили их маленько…

– Там хоть кто-нибудь живой остался после ваших уроков?

– Ну что вы, Федор Васильевич, зачем нам убивать без нужды? Ну а шишки да сломанные руки да ноги мы считать не стали, оно нам надо?

– Понятно. А где же глаза змеиные вызнали?

– Вызнали. С тыщу лет назад несколько сотен этой чуди поднялись и ушли Уральские горы осваивать. Вот с собой они и прихватили часть древнего артефакта.

– Заразы, сразу сказать не могли, – вздохнул я. – Ну что ж, придётся на Урал тебе, Калымдай отправляться. Только знаешь… Бери с собой всю роту и не миндальничай с этой чудью. Нам сейчас каждый день дорог, сам видишь, что во дворце творится.

– Я и сам хотел такое предложить, Фёдор Васильевич. Только методы транспортировки изменить придётся. На Горыныче мы не поместимся, да и честно сказать, как холода наступили, работник из него никудышний стал. На ходу засыпает, крыльями махать забывает. Пора ему в спячку заваливаться или в тёплые края на зиму мигрировать.

– Есть варианты как до Урала добраться?

– С бесами пойдём, Федор Васильевич.

– Аристофан? Аристофан! Положи пирожок и говори!

– Это… А чё говорить, босс, в натуре?

– Ты что совсем не слышал, что Калымдай тут рассказывал?! Ну, Аристофан…

– Не-не, босс! Я типа про то, что и говорить-то тут реально не о чем. Подбросим майора с его пацанами без базара. Да и поможем, шухера беспредельщикам этим наведём.

– А ладно. Молодец. Тогда завтра и отправляйтесь, да пожёстче там, время не тяните. Да, Калымдай, а ты не слышал про такого Бабая? Старик огненный в воздухе летает, к шамаханам твоим в Орду заявился.

Калымдай нахмурился и покачал головой:

– Бабай – это из наших сказок, но я никогда не слышал о настоящем. Я прикажу разведать.

– И еще ребята… Это только если случай подвернется, специально надрываться не надо. Если получится, попробуйте разузнать, как там Кощей? В идеале еще бы и связь с ним наладить, но это уже совсем маловероятно.

– Посмотрим, что можно будет сделать, – кивнул Калымдай.

– Ну, тогда всё на сегодня.

– А доесть?! – в один голос завопили дед с Аристофаном.

Пришлось доедать.

* * *

Разбудил меня утром Михалыч.

– Вставай ужо, внучек. Вставай, Федь, майор с Аристофаном в дорогу собираютси, надоть проводить их.

– А чего это они так рано? – я потянулся и зевнул. – Ещё и Дизель не гремел…

– Да какой рано? – хмыкнул дед. – Девять часов ужо. А машине твоей адской, генератору ентому, я рукоять скрутил, вона твой Дизель так и топчется около него в печали… Вставай, Федька, а то компотом холодным оболью!

Бррр… Садист какой-то, а не дед. И так во дворце не жарко, а он еще и компотом холодным… Надо бы, кстати, велеть отопление включить да еще одно одеяло себе вытребовать. Хватит, я тут один раз уже поболел, больше не хочется с местным-то медицинским обслуживанием.

Проводы боевого отряда прошли быстро. У ворот на лужайке (ух холодина-то какая!), столпились шамаханы и бесы, а командиры стояли невдалеке от них. Я подошёл, пожал им руки и заорал, развернувшись к бойцам:

– Товарищи! Настал светлый и долгожданный час отмщения за Кощея-батюшку! Врежем поганой чуди, посмевшей утаить от нас ценный артефакт, который им самим и на фиг не нужен, а вот нам очень даже наоборот! Вперёд, товарищи! За светлое будущее! За Кощея! Ура!

– Ура-а-а-а! – заорали бойцы, а Калымдай с Аристофаном только ухмыльнулись.

Аристофан разделил своих бесов пополам и десяток тут же нырнул прямо в землю, а вслед за ним стали по одному нырять и ребята Калымдая. Завершил погружение второй десяток бесов, а уже потом нырнули и командиры, махнув мне на прощание руками. Ну, в смысле руками и лапами. А я потопал обратно к себе в Канцелярию на завтрак, по дороге опасливо косясь на потолки.

И вот, кстати, ругаюсь я ругаюсь на деда, а он прав оказался чуть ли не насильно запихивая в меня жареную курицу, пироги с ливером и капустой, остатки осетрового балыка с хлебом и маслом, ну и пирожки да оладики свои фирменные. Потому что пообедать мне сегодня не удалось, а сил на приключения потребовалось много. Заинтриговал я вас? А я специально.

После завтрака появился мрачный Гюнтер:

– Ваше Величество, пришло послание от Морского царя. Читать не советую – одни ругательства, но общий смысл таков, что часть змеиного артефакта он отдавать отказывается.

– Что?! – я вскочил с лавки. – Это еще почему?! Договорились же!

– Пишет, что такую ценную вещь за жалкие гусли отдавать не намерен и требует доплату в размере десяти телег золота.

– И гусли, конечно же, возвращать не собирается? – я почувствовал, как начинаю наливаться холодной яростью.

– Именно так, Ваше Величество. Прикажете созвать войско?

– Не надо. Я сам. Михалыч, тащи полушубок и плащ со шлемом для маскировки.

– Ты чёй-то задумал, внучек?

– Повидаюсь с царём этим вшивым, да объясню, что с Кощеем шутки не шутят.

– Сдурел, Федька? – дед замахал на меня руками. – И не вздумай! У Морского царя силы несметные, да и как ты собрался с ним воевать-то под водой?!

Я грохнул колдовской ложкой о стол:

– Горыныч? Завтракал? Нет? Сейчас принесут, давай живо к воротам, – я напялил полушубок, а сверху накинул плащ. – Гюнтер, распорядись, чтобы Горыныча по повышенному рациону покормили, да живо. Посол этот, Бульктерьер, еще живой?

– Живой, Ваше Величество.

– Связать и к воротом доставить немедля… А ты дед, прекращай тут панику наводить, я быстро, туда и обратно.

Не слушая деда я водрузил на голову шлем, сунул в карман джинсов коробочку со Шмат-разумом и зашагал на выход.

Горыныч уже кушал.

– Здорово, Горыныч! Приятного аппетита.

– Салют, Федь! – правая голова оторвалась от коровьей туши и улыбнулась окровавленной пастью.

Фу, я отвернулся, не могу смотреть на это.

– Федь, внучек, – горячо зашептал мне дед, дёргая за рукав плаща. – Не надо, а? Ну чаво енто ты один туда попрёшси? Ну, ты хоть меня с собой возьми, а?

Я с сомнением посмотрел на деда, а потом махнул рукой:

– А поехали, деда, наведём там шороху! Только держись покрепче, свалишься – ловить некогда будет.

– Поучи меня ишо, поучи! – приободрился тут же Михалыч. – Горыныч, а ну быстро дожирай, нам в путь с царём-батюшкой пора!

Я, как обычно сел на Змее спереди, дед сзади, а между нами втиснули Бульктерьера, связанного и молчаливого.

– Горыныч, дорогу к Морскому царю надеюсь, знаешь?

Тот задумался на секунду, а потом кивнул сразу тремя головами.

– Там хорошо, тепло, – пробасила правая голова. – Ну, полетели?

В полёте тепло не было.

– Дед, ты там не замёрз? – проорал я, повернув голову назад.

– Да чего мне сделаетси, внучек? – проорал дед в ответ. – Я ужо старенький, весь ветер наскрозь проходит и не задерживаетси!

– А ты, посол, живой еще?

– Живой он, живой, – ответил за Бульктерьера дед. – Трепыхаетси гад.

– А чего у меня никто не спросит, – повернулась ко мне правая голова, – Не холодно ли тебе, друг мой Горыныч?

– Не холодно ли тебе, друг мой Горыныч? – пробурчал я.

– Ох и не спрашивай, Федь. Холодно, совсем я замерзли, – пропищала левая, тоже поворачиваясь ко мне.

– Федь, а Федь, – забасила правая. – А мы ведь того… Нам уже в спячку пора, а лучше – на юг на полгодика, а?

– Ну а чего мы на море летим, Горыныч, как думаешь? Хочу тебя на курорте оставить, пока у нас холода не закончатся. Заодно и у царя морского откормишься, жирку перед новыми подвигами поднаберёшь.

– Правда, Федь? – обернулась и средняя голова.

– Горыныч! – заорал я. – Ну ты вперёд-то смотри хоть одной башкой! Ну что за шутки у тебя дурацкие?

Головы дружно хихикнули, выпустив по облачку дыма и левая со средней снова стали обозревать окрестности, а правая спросила:

– А царь тот согласится нас кормить?

– А это, Горыныч, как стараться будешь. Вот кстати, ты огнём долго без остановки пулять можешь?

– Три минуты, – гордо ответила голова. – Это если сразу вместе, а если по очереди так вообще без остановки. А что, подпалить кого надо будет?

– Ага. Там, Горыныч, обидели нас серьезно. Совсем в грош не ставят, за сявок каких считают.

– Кощея?! – поразилась правая. – Совсем дурные?

– А вот и проверим.

Чем дольше мы летели, тем теплее становилось и вскоре я уже пожалел, что одел полушубок, но приходилось терпеть. Переодеваться на скользкой спине Горыныча мне как-то совсем не хотелось. Дед же, отогревшись, сначала заскучал, а потом нашёл себе развлечение в лице посла.

– Ить ты мне честно скажи, – орал он Бульктерьеру на ухо. – Вы всем там, в море такие идиёты или через одного? Как вы, жабы, посмели на Кощея-батюшку пасти свои лягушачьи открывать? Это ты еще спасибо скажи, что я вместе с государем отправилси, а то бы он один так озвереть мог, что ни одной икринки от вашего моря не осталось бы! Так что, должен ты мне будешь за доброту мою!

– Погоди, деда, – прервал я пламенную речь. – Скажи, посол, а где там, в море, дворец царя твоего находится? Пальцем указать сможешь?

– Ничего я вам не скажу! – гордо проквакал Бульктерьер. – Хоть пытайте!

– А ну это мы запросто, – пожал я плечами. – Михалыч, объясни гражданину, как он ошибается, думая поиграть с нами в героя.

– Ну, наконец-то! – счастливо взвыл дед. – А я уж думал, так и отпустим жабу не повеселившися!

Что с послом там дед делал, я не видел. Кажется, даже пальцем не притронулся, только нашептывал на ухо что-то, но когда впереди показалась темная полоса воды, Бульктерьер, торопясь и захлёбываясь уже передавал через меня Горынычу координаты дворца.

Еще полчасика и мы зависли над указанной точкой. Горыныч, заметно взбодрившийся в теплом климате, медленно махал крыльями, удерживаясь на одном месте, а мы с дедом наклонились, пытаясь рассмотреть, что же там под нами.

– Смотри, внучек, а ить не обманул лягушонок наш! Вона дворец видать!

Действительно, сквозь прозрачную воду виднелись остроконечные верхушки башен, крыша дворца, да и большие силуэты рыб, а может и местных придворных, шнырявших вокруг.

– Ну давай, посол, – хихикнул Михалыч, спихивая Бульктерьера с Горыныча, – передавай привет своему царьку!

– Дед, ну что ты делаешь? – заорал я, провожая взглядом летящего вниз посла.

– А зачем он нам сдалси, внучек? – резонно ответил дед.

– Ты бы хоть развязал его…

– Небось не утонет, – отмахнулся дед. – Сейчас доклад сделает и придёт нас цельная толпа с пряниками встречать.

– Я сюда не за пряниками прилетел. Горыныч, твой выход! Вскипяти водичку, устрой им баньку во дворце!

Горыныч радостно угукнул, примерился, спустился пониже, а потом опустил вниз головы, согнув длинные шеи под прямым углом вниз.

– На счёт три, – пробасила правая голова. – Раз, два… поехали!

Из каждой пасти с рёвом вырвался столб огня и устремился вниз, где у самой воды, столбы сплелись в одну мощную, огромную и яростную, в десять обхватов, струю плазмы.

От воды облаком рванул пар, перекрыв нам обзор. Мы с дедом закашлялись, но тут же радостно завопили, подбадривая Горыныча, а тот и не думал прекращать выпаривать море над дворцом.

– Давай, Горыныч, жги гадов! – в восторге орал я.

– Добавь парку иродам! – подпрыгивал, размахивая руками дед.

Не знаю, что там происходило под водой, но поверхность моря бурлила как кастрюля с супом. Диаметр кипящего круга был уже, наверное, метров сто, когда левая голова, прекратила пулять плазмой и, повернувшись к нам довольно подмигнула:

– Красота, Федь, а? Передохну чуток – мы теперь по очереди будем.

Головы выдохлись, и теперь одна голова продолжала извергаться пламенем, а две других отдыхали и накапливали сил для нового захода. Сменяя друг друга, они постоянно удерживали в воздухе огненный столб и вода, ранее разогретая тройным залпом, не переставала кипеть.

– С детства люблю на огонь смотреть, – проорал Михалыч. – Жарь, Горыныч!

– Горыныч, ты не устал? – заорал в свою очередь я.

– Не, Ваше Кощейство, – ухмыльнулась средняя голова, – мы так долго еще могу. Только потом покушать хорошо бы.

– Покушаешь, не переживай, – я повернулся к деду. – Как думаешь, может, хватит уже?

– Жмот ты, внучек! Как есть, жмот! И ладно бы своё зажал, а тут – чужое. Ну, пуляет Горыныч, не жалуетси, ну и пусть себе дитятко резвится. На вот лучше пирожок.

Пирожок оказался с яйцом и луком. А второй – с ливером. Пришлось шлем стаскивать, уж больно аппетитные пирожки были. Дед на меня ругается, жмотом обзывает, а сам не мог в свой безразмерный кошель побольше пирожков напихать. Ну что это – всего два пирожка для измождённого битвой организма?

– Может в картишки, внучек? – минут через десять, предложил заскучавший Михалыч.

– Не, деда, вон ветер какой, никакого удовольствия карты всё время придерживать. О, смотри, машут вроде бы? Да не туда, вправо смотри!

Дед прищурился:

– Точно, внучек, плот какой-то что ли?.. А на ём с пяток образин каких-то тряпкой машут. Летим, послушаем, чего хотят?

– Потерпят, – отрезал я. – Мы им что, собачки? Нам махнули, мы и побежали хвостиком виляя. Жги, Горыныч, не останавливайся.

– Ну и то верно, – вздохнул дед. – Эх, сколько рыбки пропадает, а внучек? Сюда бы картошки покрошить, да лучку добавить, от знатная уха бы была!

– Ничего, дома отъедимся. А больше нет пирожков?

Пахло снизу вкусно и сидение над морем в облаке этих ароматов, да на голодный желудок, начинало походить на пытку. Наверное, голод и спас всё морское царство от полного выкипания. Промаявшись еще с полчаса, я заорал Горынычу:

– Всё, хватит! Выключай горелки и полетели к парламентёрам!

– К которым? – повернулась правая голова. – Они вона уже с четырех сторон нам машут.

Хм, точно, а я и не заметил.

– Давай туда, где народу побольше, а морды понаглее. Подлети и спустись метров на десять.

– А метры это сколько по-нашему? – озадачился Горыныч.

– Уф-ф-ф… Ну чтобы нормально поговорить можно было и в тоже время, чтобы кирпичом в нас не запустили.

– Я им запущу, – проворчал Горыныч, разворачиваясь к наиболее многочисленной делегации морских жителей.

Плот оказался панцирем огромной черепахи, на котором стояло с десяток чешуйчатых морских жителей. Впереди всех в гордой, я бы даже сказал, наглой позе стоял высокий плотный мужик в богатых нарядах, а рядом с ним едва доставая ему головой до плеча, замерла тоже чешуйчатая, но довольно симпатичная дама. Может быть и ошибаюсь, но исходя из моего опыта, морские дамы выглядели куда миловиднее своих представителей сильного пола.

– Внучек, кажися царь ихний, – пихнул меня в бок Михалыч.

– Ох, да не пихайся ты, дед! Сейчас разберемся, – я свесился на бок и заорал: – Эй, мужик! Ты что ли царь тут будешь?

Мужик побагровел, потом позеленел и уже открыл было лягушачью пасть с множеством мелких острых зубов, но вперёд шагнул другой земноводный, судя по следующей фразе – дворецкий:

– Его могущественное Величество, пресветлый царь сего моря, всех впадающих рек и озёр, всех берегов, пляжей…

– …и бунгало на них, – перебил я. – Так царь или нет?

– …Морифант Седьмой! – сделал вид, что не заметил, как его перебили, дворецкий и сделал шаг в сторону.

– Ага, значит, по адресу попали, – удовлетворенно кивнул я. – И где мой змеиный артефакт, а, царь?

– А ты кто такой?! – заорал Морифант №7.

– Здрасте, блин, – обиделся я. – Ну а кто ты думаешь, к тебе в гости явился? Иван Фёдорович Крузенштерн?

– Кто? – растерялся царь.

– Аз есмь Кощей! – рявкнул я. – Гони должок!

– Да кто ты такой?! – глумливо произнес Морифант. – Какой такой Кощей? Отродясь мы не знали таких! Это у себя в деревне ты может и Кощей, а тут на моём море…

– Давай, Горыныч, – скомандовал я, недослушав этого наглеца.

Средняя голова качнулась на длинной шее вниз и с хрустом откусила царю голову.

– Ах! – хором сказали придворные на черепахе, и присели, в ужасе закрывая головы руками с перепончатыми пальцами на них.

– Ой! – сказала морская царица и брезгливо стала смахивать платочком брызнувшую на платье кровь.

– …мать! – сказал Михалыч за спиной и в восторге засадил мне ладонью между лопаток.

– Блин! – сказал я и полез рукой за спину, чесать ушибленное место.

– Тьфу! – сказал Горыныч, выплевывая голову Морифанта, и та заскакала по морю, как камешек, который запустили с берега по водной глади. – Тиной пахнет. Не вкусно.

Обезглавленный царь плашмя рухнул в море и стал быстро погружаться, оставляя за собой кровавый след.

Я думал, Горыныч пуганёт его, а он сразу голову откусил…

– Ну, как-то так, – я развел руками, а потом заорал, припоминая, как обычно орали в подобных случаях в фильмах про средние века: – Царь Морифант умер! Да здравствует царица… царица… Ваше Величество, а как вас зовут?

– Морисента, – кокетливо улыбнулась мне вдова.

– Да здравствует царица Морисента! – проорал я и многозначительно посмотрел на придворных.

– Да здравствует… да здравствует, – нестройно и как-то вяло отозвались они.

– Ох, нет, брат наш царственный, великий Кощей, – сделала милый книксен царица. – По нашим законам наследование передаётся только по мужской линии и царь теперь у нас – мой сын. А пока до его совершеннолетия, править от его имени буду я.

– Да? Ну, так тоже неплохо вроде бы, – задумался на секунду я. – А мы, дорогая Морисента, в принципе как, царствами дружить будем или пойдем по неверному пути раздора, который оказался столь губительным для вашего супруга?

– Не вижу причин для ссоры, Ваше Величество Кощей, – мило улыбнулась царица. – Дружба двух великих царств идет на пользу торговле, благоприятно действует на экономику в целом, а военные союзы обеспечивают всеобщий мир.

– Вот и славно, Ваше Величество! Приятно поговорить с такой, не только прекрасной, но и умной царицей. А артефакт мой где?

– Минуточку, господин мой Кощей, – Морисента обернулась к придворным и они начали оживлённо шептаться.

– Федь, – тоже шепотом сказала правая голова, обернувшись, – устали я. И огнём пулялись и в воздухе долго. Отдохнуть бы да покушать, а?

Верно. Сейчас как плюхнется без сил в море, будет нам тогда веселье.

– Ваше Величество, – замахал я рукой, – простите, что прерываю ваше производственное совещание, но мы вас на бережку подождём, хорошо? А то наш дракончик зубик себе поцарапал, надо отполировать поскорее – с кариесом шутки плохи!

– Ай-яй-яй, какая неприятность, – вежливо посочувствовала царица. – Конечно же, дорогой Кощей, давайте встретимся на берегу, я как раз узнаю у моих слуг о вашем… о вашей ценной вещи. Могу ли я предложить Вашему Величеству и вашей благородной зверушке немного еды и пития?

– Сами мы сыты, дорогая Морисента, благодарю, – поосторожничал я. Ещё отравят несвежими устрицами. – А вот у дракона нашего после подвигов всегда аппетит разыгрывается.

– Немедленно велю подвезти на берег припасы, – побожилась Морисента.

– Горыныч, – похлопал я ладонью Змея по спине, – рули к берегу, сейчас кормить будут.

– Кого это она зверушкой обозвала? – заворчала правая голова, едва мы удалились метров на пятьдесят от черепахи. – Это я зверушка, Федь? Может и ей башку откусить?

– Остынь, Горыныч, это она тебя так уважительно назвала. Дикие люди, морские, что ты от них хочешь?

– А, тогда ладно, – подумав, сказала голова. – А то мы в гневе страшен.

На берегу было хорошо, как-то тихо, мирно, спокойно. Песочек был тёплый, волны ласково шуршали, накатывая на берег, солнышко светило ярко, но не жарило, красота, одним словом.

– А что, Горыныч, останешься тут на зиму?

Три головы высоко поднялись на шеях и огляделись.

– Мне нравится, Федь, – пропищала левая. – Только пусто тут как-то. Ни зайчика, ни оленя, с голоду загнуться можно.

– Не боись, трёхглавый, – хмыкнул дед, – Федька сейчас договориться о пропитании.

– Ага, плывут, – правая голова вгляделась в морскую даль. – Три плота сразу. Наверное, нам покушать везут.

– Ты, Горыныч, хоть термическую обработку еды проведи, – посоветовал я. – Царица эта вроде ничего дамочка, уж по любому поумнее своего муженька будет, а все равно, вдруг потравить нас надумают.

– Ага, отравишь его, – проворчал дед. – Горыныч у нас кирпичи переварить может, да кислотой потом запить. А вот мы, внучек, точно есть ничего не будем, до дома потерпим.

На первой черепахе приплыла Морисента, только расположившись с удобствами в большом таком кресле. На коленях у нее сидел мальчуган лет шести-семи, наверное, и по молодости лет еще не такой уродливый, как остальные морские мужики, а сзади стояло с пяток придворных. А вот еще две черепахи везли покушать Горынычу. Ну, если не отравят, то скоро у нас опять будет боеспособный дракон.

– Господин, Кощей, – улыбнулась Морисента, – позвольте представить вам Морского царя Моришура Третьего. Моришурчик, поздоровайся с дядей Кощеем.

Я галантно подал царице руку, помогая выйти на берег, а потом протянул руку новоиспеченному царю:

– Здорово, Моришур! Предлагаю дружить царскими домами.

– Здравствуй дяденька Кощей, – мелкий протянул мне маленькую ладошку. – Дружить я люблю. А ты играть любишь?

– А то! Только сейчас редко удаётся – дела совсем одолели. А ты приезжай ко мне в гости, у меня бесенята классные Тишка да Гришка, только шустрые больно, зато веселые. И на Дизеле моём покатаешься, это скелет такой хороший.

– Мама, можно? – у мальчонки загорелись глазки. А что, нормальный пацан, вроде.

– Обязательно, – кивнула Морисента. – А пока поиграй тут в песочке, а мы с дядей Кощеем о делах поговорим.

Царь Моришур бросился нарезать круги вокруг Горыныча, возбужденно нюхающего воздух и не сводящего шести глаз с черепах с едой, а мы с царицей отошли в сторонку.

– Внучек, – шепнул дед, – я пройдусь по бережку тут недалече, паразитам своим ракушек да камешков пособираю в подарок. Зови ежели что.

Я кивнул и мы с царицей остались наедине.

– Дорогая царица Морисента, – я постарался, чтобы голос сквозь шлем звучал как можно мягче и приветливее. – Надеюсь, вы не в обиде за тот казус, который приключился с вашим супругом?

– Несчастный случай, – развела руками царица. – Никто не застрахован от природных катаклизмов.

– Я рад дорогая моя царственная сестра Морисента, что мы понимаем друг друга.

Её глаза вдруг зло блеснули и она перешла на шёпот:

– Большая скотина был мой покойный супруг, скажу я вам. Только и знал, что плясать под оркестр целыми днями в тронном зале, да валяться в иле с сиренами да русалками. От беспробудного пьянства уже пятнами пошёл. Меня совершенно позабросил, гад, да и за делами государственными перестал следить.

– Как это грустно, Ваше Величество, – посочувствовал я. – Но теперь, надо полагать, вы свободны и можете спокойно сами управлять вашим удивительным государством. Да и личную жизнь наладите.

Морисента кокетливо хихикнула и опустила глазки, а я повернул разговор на более важную для меня тему:

– Ваше Величество, однако же, позвольте мне вернуться к моему маленькому интересу, из-за которого у нас и произошел этот глупый конфликт.

Она сразу посерьёзнела:

– У нас неприятности, господин Кощей.

– Ну, я так и знал, – я разочарованно развёл руками. – Эх, Морисента, а я-то думал…

– Нет-нет, Ваше Величество, – заволновалась царица, – змеиная скульптура – ваша, это даже не обсуждается! Только мой покойный супруг, когда узнал о вашем повышенном интересе к этой безделушке, передал её на сохранение своим могучим союзникам. А я как регент не обладаю всей полнотой власти, так же как и мой сын, только уже по молодости лет. Юридический казус получился к моему великому сожалению.

– Дела… – я полез было пятернёй в затылок, но спохватился – не по-царски как-то. Да и шлем мешает. – Вам, дорогая моя Морисента я верю. Верю, что как разумная царствующая особа, мало того – мудрая и очаровательная дама, вы понимаете, что жить нам лучше в дружбе и союзе. Да только честно вам скажу, такая ситуация сложилась, что никак мне без этой безделушки возвращаться нельзя. Царский престиж, сохранение имиджа, ну вы меня понимаете, да?

– Конечно, господин Кощей. И поверьте, рада вам оказать любую посильную помощь, но не знаю как.

– А кто такие эти ваши союзники? Может быть, я смогу с ними договориться?

– Сомневаюсь, Ваше Величество, – покачала головой Морисента. – Это суровые и очень сильные рыцари, практически непобедимые. Да и предводитель их, старый умудрённый опытом воин, один стоит не меньше сотни обычных воинов.

– Ну, всё-таки давайте попробуем, – попросил я. – Как до них добраться можно?

– Это просто, – улыбнулась царица, – я сейчас призову их, но вы, господин мой Кощей, всё-таки будьте с ними осторожнее, прошу вас.

Она прошла мимо счастливо чавкающего Горыныча и восторженно открывшего рот, наблюдающего за ним юного царя, подошла к морю и затрубила в большую раковину, которую сняла с пояса.

Море, до этого спокойное, вдруг забурлило, вскипело, на берег хлынула волна, едва не захлестнув Горыныча, а когда откатилась, перед нами стоял отряд богатырей.

– Тридцать три богатыря! – ахнул я. – И дядька Черномор?!

Богатыри, надо сказать, были совсем не хилые, здоровые такие парни в золотых, блестящих на солнце кольчугах, с копьями, поднятыми вверх и соответствующего размерчика мечами на поясах.

– Кто звал? – вперед выступил огромный пожилой мужик, от которого просто веяло дикой и древней силой.

– Дядька Черномор? – я шагнул к нему. – Здрасте!

– Здоровей видали, – пробасил мужик и хмыкнул: – Тоже мне племянничек нашёлся.

– Ну… А как вас звать тогда? Я, пардон, не в курсе.

– Черномором и зови.

– Да я так и назвал… Ладно проехали. Господин Черномор, вам, бывшим Морским царём, была дадена на хранение некая безделушка…

– Ну?

– …которая по праву свободного и справедливого бартера теперь принадлежит мне.

– Ну?

– И которую я хотел бы получить и как можно быстрее. Спешу, знаете ли. Царство неизвестно на кого оставил, домой хочется.

– Ну?

– Чего «ну»? Я говорю, – повысил голос я. Старикан слух с возрастом потерял что ли. – Отдайте, пожалуйста, мою вещицу! Мне в дорогу пора!

– Чё ты орёшь? Чай не глухой.

– Ну, пардон. Так что, мне подождать немного или сразу отдадите?

– Нет.

– В смысле? Нет – не ждать, а сразу отдадите? Это хорошо, это радует. Давайте.

– Не отдам. Не тобой вещь на сохранение дадена, не тебе и взад получать.

– Ну что не в зад так это только радует, – хмыкнул я. – А по вопросу правопреемников, то вот нынешняя законная царица Морская и её царственный сынуля подтверждают согласие на возвращение мне артефакта.

Морисента согласно кивнула, а Черномор помотал головой:

– Не отдам.

– Почему? Мне что, в Гаагский суд жалобу подавать? Это, знаете ли, хищение получается. Не хорошо, господин Черномор. Дали вам на ответственное хранение безделушку малую, а вы её себе присвоить решили?

– Ты поучи меня, поучи, – сурово пробасил старикан. – Сказано не отдам и всё тут.

– Да почему?! – взорвался я, раздражённый совершенно не логичным упрямством легендарного воина. – Вам-то она зачем?

– И даром не нужна, – хмыкнул Черномор, – да только и тебе я ничего не дам.

– Угу, я понял, а всё-таки почему?

– А ты – Зло. А мы со злом боремси. Вот и сейчас заборем тебя, врага человеческого. Робяты! – он махнул богатырям и те как один, слажено опустили копья и нацелили их на меня.

Я скосил глаза на Горыныча, но тот, развернувшись к Черномору зад… хвостом, торопливо подгребал к себе еду и быстро, давясь, чавкал правой и левой головами, а средняя, высоко поднявшись на шее, опасливо поглядывала на строй богатырей.

Блин, защитничек. Я нащупал сквозь одежду коробочку со Шмат-разумом в кармане джинсов, но боюсь, сбежать не успею, да и деда бросать совершенно не хотелось.

Но положение спас, как раз-таки дед.

– Енто хто ето тут со злом боритси, ась? – раздался его ехидный голос у меня за спиной. – Ты што ли, Чернохрен?

Черномор взревел от обиды, вскинул над собой меч и шагнул к нам. Морисента ойкнула и попятилась, схватив сынулю за руку. Я икнул и полез в карман, задирая подол плаща. Горыныч зарычал и стал отползать подальше, толкая перед собой гору еды и не переставая давиться ей. А Черномор вдруг замер с занесенным над головой мечом:

– Михалыч, ты што ли?

– Вот ентот борец со злом, внучек, – дед, будто не замечая поднятого меча стал обходить кругом старого вояку, – уж такой борец, такой борец… В стародавние времена, меня иродам басурманским в полон отдать хотел. Вот такой заборун тут перед нами сабелькой-то машет.

Черномор медленно опустил меч, а Михалыч стал перед ним:

– Ну, Черноморд, не ожидал, что еще повидаться придётси?

– Черномор я, – проворчал старикан.

– Да хоть Чернофиг! Суть-то одна – предательская.

– Вы что знакомы? – вырвалось у меня.

– А ить, внучек, – живо обернулся ко мне дед, – енто тот паразит, что чуть было, не погубил меня, морда его черномастная. Помнишь, я тебе рассказывал, как с аглицкой каторги я бежал сотоварищи, да морями на родину пробиралси? Так ентот Чернопуп со евойной бандой и остановил наш кораблик, да злыдням тем отдать меня хотел, а апосля и вовсе потопить надумал. Вот такой от херой, внучек! Своих-то басурманам отдаёт, а то и просто топит души невинные!

– Ну, ты чего, Михалыч? – опустил меч Черномор и махнул своим бойцам и те подняли копья. – Я же не думал…

– От то-то и оно, что не думал, – кивнул дед. – Да оно и понятно. Когда спесь, да жажда наживы глаза застилают, не до мозгов уже, даже если они есть, да, Черножоп?

– Ну, Михалыч… Я же думал браконьеры какие, порохом рыбу губить собираютси, али пираты какие злодеистые…

– А мы, внучек, еле-еле тогда уйтить смогли… Что ты рогами мне сочувственно киваешь, Чернозуб? Совесть проснуласи?

– Нет у меня рогов, Михалыч…

– Есть, Чернозад, есть. Как у всякого Иуды проклятого вот такенные, – дед развёл в сторону руки. – Как у оленя. Олень ты и есть, ирод чернорогий.

– А как же вы спаслись, деда? – я уже успокоился, а дедовы рассказы о былых днях всегда были интересны и захватывающи.

– А пришлось нам, внучек, объяснить этому чуду черноухому, что нельзя так жить, что надо с состраданием к ближнему своему относитси. Проникся он словом нашим, заплакал от раскаянья, да и отпустил нас, грешников, дятел бескрылый. Да, Черноклюв?

– Я же и деньжат тебе за обиду отсыпал, Михалыч… – оправдывался Черномор, ковыряя песок громадным сапогом.

– От и жив потому осталси, – согласился дед. – А ты я смотрю, опять не по правде жить вздумал? Безделушку внучка моего замылить решил?

– Ошибочка вышла, Михалыч, – развел ручищами Черномор. – Сейчас ребятки принесут.

Двое богатырей кинулись в море и тут же исчезли в волнах.

– И пущай с пальмы мне листьев нарвут, – приказал дед. – Я ить старенький, куды мне по пальмам скакать? А мелюзга моя домашняя подаркам обрадуетси, да добрым словом тебя, Черножлоб, помянёт. Может быть.

Еще двое богатырей рванули к ближайшей пальме.

– Черномор я, – снова пробурчал старый богатырь.

– А вот сейчас и посмотрим, – отрезал Михалыч, подымая наставительно палец вверх: – По делам их и узнаете их.

Первыми соскочили с пальмы богатыри с охапками больших листьев, а вслед за ними из моря вышла еще пара, неся небольшой ларец. Листья сгрузили перед Михалычем, а ларец протянули своему дядьке. Тот приблизился ко мне и протянул ларец:

– Не гневись, батюшка, не признал сразу. Кабы сразу сказал, что с Михалычем…

– Проехали, господин Черномор, – я принял ларец. – Ну, раз конфликт исчерпан…

– А за моральный ущерб? – перебил меня дед. – Мы вона сколько времени, да нервов моих драгоценных тут потеряли! Не можем же мы, внучек, дружка нашего мокрохвостого в долгу оставлять? Да, Черно… да хрен с тобой, Черномор пусть будет… верно говорю?

– Ну да, – погрустнел Черномор. – Долги платить надобно. Злата, серебра, али жемчуга морского?

– Да за кого ж ты меня держишь?! – деланно возмутился Михалыч. – Я тебе вымогатель какой али вражина иноземная? Я думал, ты мне рыбку вкусную поймаешь, вона внучека побаловать свежатинкой, а ты мне золото пихать надумал. Не по-людски енто, Черномор, – укоризненно покачал головой дед, – совсем ты тут на югах обасурманилси…

– Сделаем, Михалыч, – обрадовался старый боец.

Пока богатыри рванули на стихийно возникшую рыбалку, а дед пропихивал Черномору как надо жить правильно, по совести, я отошёл к царице:

– Ваше Величество, ну конфликт улажен, – я открыл шкатулку и заглянул в неё. Ага, все в порядке, лежит кусок древней скульптуры. – Мы можем спокойно отправляться домой.

– Очень рада, господин мой Кощей, что всё разрешилось к всеобщему удовольствию, – вежливо улыбнулась Морисента.

– Морисента, душа моя, – я так же вежливо засиял улыбкой, – хочу оставить на полгодика вам Горыныча как моего официального представителя, – я подошёл поближе и зашептал: – У вас сейчас возможны проблемы в связи с быстрой сменой власти, так Змей мой и поможет вам, в случае какого конфликта. Вы же видели его в деле.

– Весьма щедрое предложение, Ваше Величество, – кивнула царица. – Буду благодарна.

– Вот и славно. Только кормить его не забывайте регулярно, а то он капризный становится.

– Даже не переживайте, господин Кощей. Мы помним, чем обязаны этой славной зверушке.

– Не зверушка я, – пробурчала правая голова, с интересом прислушиваясь к нашей беседе. – Дракон!

– А ты меня покатаешь, дяденька Горыныч? – заверещал маленький Моришур.

– А кто это у нас такой смелый? Такой храбренький, да удаленький? – засюсюкала левая голова. – Покатаю, а как же! На охоту с тобой слетаем, покажу, как правильно кабанов жарить надо.

Морисента с умилением смотрела на дракона с ребенком, а я оглянулся на деда.

У его ног уже стояла большая корзина с рыбой, а сам он довольно подмигнул мне и мотнул головой, мол, всё, что совесть позволила урвать, урвали, пора и честь знать.

– Ваше Величество, – я снова повернулся к царице, – к сожалению дела вынуждают покинуть ваше общество, но расстаюсь я с вами в предвкушении скорейшей встречи и всяческого наилучшего… ну это… – я запутался в своих словоплетениях, – ну между нашими государствами короче.

– Пусть и расстаемся мы, господин Кощей, – подтвердила Морисента, – но друзьями и союзниками.

– Во-во! – обрадовался я. – До новых встреч! Заходите в гости, всегда будем рады вас видеть!

Царица улыбнулась и, подхватив сына, пошла к морю, а я подошел к Горынычу:

– Ну, остаёшься?

– Ага, Федь, – кивнула правая голова. – Кормёжка тут хорошая, хотя и одна рыба.

– Ничего, надоест – слетаешь на охоту. И имей ввиду, Горыныч, нам-то они вроде друзья, но ухо держи востро, фиг их знает… Не болтай о наших делах и будь готов на всякий случай к нам на помощь прилететь если что.

– Поняли, Федь, – пробасила правая. – Не сумлевайся.

С богатырями я прощаться не стал, просто помахал им рукой и кивнул деду, мол, поехали.

* * *

Перенос с помощью Шмат-разума прошел быстро и без проблем. Только держать в руках здоровенную корзину, заваленную сверху пальмовыми листьями, было крайне неудобно. Зато Тишка да Гришка радовались подаркам больше чем мультикам, наверное, и тут же разбросали по полу Канцелярии ракушки и разноцветные камешки, да и передрались из-за них. А Дизелю я вручил два пальмовых листа, которые он тут же побежал вешать над зеркалом у себя в генераторной. Любит он полюбоваться на знак радиационной опасности у себя на лбу, а теперь еще и южного колорита добавилось в виде рамочки для зеркала.

У нас уже стемнело, и ужинать мы пошли сразу на кухню, заодно отнесли Иван Палычу свежей рыбки. А я преподнёс пальмовый лист, который шеф-повар тут же хотел пустить в какое-то блюдо, но вовремя подсуетившиеся кухонные девочки отобрали его и повесили над входом.

Когда через час мы с дедом тяжело дыша, икая и смотря друг на друга осоловевшими глазами в блаженстве откинулись на высокие резные спинки стульев, Иван Палыч подошёл к нам, торжественно неся нечто на подносе накрытое салфеткой.

– Вуаля! – он сдёрнул салфетку и поставил передо мной вазочку с густой светлой жидкостью.

– Сгущенка?! Получилось, Иван Палыч?!

– А вы попробуйте, Фёдор и сами скажите, получилось или нет, – повар отошел на шаг и замер в ожидании.

Я покрутил в пальцах вазочку, полюбовался, как тяжёлая жидкость лениво перекатывается от края к краю, понюхал, ничего не понял и торжественно зачерпнул ложкой новое для этого мира блюдо.

– У-у-у… – я почмокал губами, отложил ложку и приложился прямо к вазочке, наплевав на приличия. – Ох, Иван Палыч… Сказка просто! Вы у нас просто волшебник! С первого раза идеально получилось! А еще есть?

– А что енто такое, внучек? – заинтересовался и дед, видя с каким восторгом я вылизываю вазочку.

– А тебе не понравится. Михалыч, – поспешно сказал я. – Это для маленьких… Нет, бесенятам твоим тоже нельзя, у них отрицательная реакция на лактозу. Это для выходцев из моего времени, закаленных генно-модифицированными… Ну Иван Палыч ну не давайте вы сгущенку деду!.. Эх…

– Паразит ты, Федька, – прочавкал дед. – Ить какую вкуснотищу от меня схоронить хотел. Как есть жмот.

– Ну и жмот. Это же сгущенка!

Иван Палыч светился от радости, я чуть ли не хрюкал от восторга, зарывшись в очередную вазочку, а Михалыч уже подсчитывал ежедневный рацион сгущенки для самых маленьких. Я с этими Тишкой да Гришкой отощаю!

Договорившись с Иван Палычем об обязательном включении в меню сгущенки и выклянчив себе на дорожку большую кружку этого лакомства, мы с Михалычем поплелись в Канцелярию, где сразу попали в руки Гюнтера, прибывшего для очередного доклада.

– Потолок в бухгалтерии успокоился, – сообщил он. – Ничего не капает, а только, извините, пахнет. Амбре стоит совершенно невыносимое. Сотрудники бухгалтерии вынуждены работать в коридоре, а Агриппина Падловна ничего, держится.

– Ну, ей не привыкать после своих-то болот, – хмыкнул дед.

– В конюшне наконец-то навели порядок. А вот в галерее опять катастрофа. Статуи Артемиды и Афины внезапно ожили и передрались друг с другом, разбив при этом драгоценную китайскую вазу династии Шан.

– И так живыми и бегают по дворцу? – ужаснулся я.

– Нет, Ваше Величество, слава богам снова стали статуями только уже в другой несколько непотребной позе.

– Это как?

– Артемида вцепилась Афине в волосы, а Афина, в свою очередь, замерла, уж простите, Ваше Величество, выкручивая сосок Артемиде.

– О, как? – оживился дед. – Пошли, внучек посмотрим?

– Да ну, деда, лениво после ужина. Давай потом?.. Что-нибудь еще, Гюнтер?

– Мелочи, Ваше Величество. В тронном зале треснула одна из колонн, уже чинят. В центральном коридоре с одной из стен осыпалась штукатурка. Скелеты, вышедшие на уборку территории, взбесились и загнали забредшего на шум медведя на сосну. Медведь большой и долго на дереве просидеть не смог, упал и прямо на скелетов. Почти всех уже починили.

– Понятно. Ну хорошо… А, кстати Гюнтер, сувенир тебе с морей, – я вручил и ему пальмовый лист. Куда-то девать их надо, а то нахапали от жадности…

Гюнтер прижал лист к груди, поклонился благодарно и поиграл глазками в мою сторону. Я показал ему кулак и он сразу же вернулся в облик бесстрастного дворецкого. Бр-р-р…

Перед сном, когда я, зевая, плелся в спальню, меня остановил дед:

– Внучек, кажися нашел я твоей Варьке управляющего.

– О здорово, спасибо. А кто такой? Хоть приличный человек?

– Ну не совсем человек… – протянул дед.

– Что?!

– Приличный, приличный, – поправился Михалыч. – Даже не сумлевайси. Завтра, если дел не будет и представим его твоей мамзели для утверждения.

* * *

– Федька! – заорал мне на ухо противный дребезжащий голос.

Я подскочил на кровати, испуганно озираясь:

– А?! Что?!

– Тулово змеиное добыли? – надо мной висел в воздухе старый колдун.

– Да тьфу на вас, Лиховид Ростиславович! Ну, нельзя же так людей пугать! И вообще что вы в моей спальне делаете?!

– А чего? – удивился старый хрен. – Али ты тут девку мою прячешь?

Он спикировал под кровать, выпорхнул с другой стороны и снова завис в воздухе, озираясь по сторонам.

– Нет тут никого, – проворчал я. – И извольте пойти на фиг из спальни.

– А где ж ты девку прячешь-то от меня? – задумчиво пробормотал Лиховид, никак не реагируя на мои протесты.

– Чёй-то у тебя тут, внучек? – ко мне заглянул Михалыч. – А Лиховид? Ты чего вламываешси как к себе домой, Федьку мне будишь?

– Тулово змеиное добыли? – снова пристал колдун.

– Да добыли, добыли… – отмахнулся Михалыч. – Вставай ужо, внучек, перебил тебе паразит ентот самый сладкий сон, таперича не заснуть.

– Покаж тулово! – потребовал Лиховид.

– От пристал как сгущенка к ложке, – ввернул новый словесный оборот дед. – Пошли, покажу, ить не отстанешь-то. А ты, Федька, марш умыватьси, сейчас завтракать будем.

По пути в ванную я махнул Дизелю, мол, запускай генератор всё равно уже не поспать. Тишка да Гришка счастливо побежали в моё кресло. Вот не включу им мультики сегодня, будут знать! Да включу, включу, куда я денусь…

А в ванной из крана шёл только кипяток. Опять змеелюды эти. Гады, я привык умываться холодной, но согласен был и на горячую, но не на кипяток же? Злой и неумытый я вернулся в Канцелярию. Лиховид улетел, а дед уже накрывал на стол, когда я раздраженно сел на лавку.

– Достали эти змеелюды, деда, – пожаловался я. – Надо решать с ними поскорее. От Калымдая ничего не слышно?

– Да как услышать-то? – Михалыч подвинул мне тарелку с яичницей и жареной картошкой. – Булавки в такую даль не пробивають. Это ежели сами заявятся или с докладом кого из бесов пришлют…

– Да вот же… Какие у нас дела сегодня?

– Тишина, внучек, слава богам. Откушаешь и можем спокойно в Лукошкино отправлятьси.

– А, хорошо, – я немного оживился. Варю повидаю.

Снизу меня с двух сторон подергали за джинсы. Ну да, мультики же. Запустив бесенятам «Том и Джерри», я вернулся за стол.

Пришел запрос от рыцарей-зомби, стоящих в карауле у дверей. Гюнтер просится на доклад. Впустить, конечно.

– Ваше Величество, – поклонился он войдя.

– Привет, Гюнтер. Есть будешь?

– Благодарю, государь, уже откушавши.

– Ну как знаешь. Что там у нас за ночь произошло?

– В бухгалтерии потолок взорвался, а в остальном мелочи, Ваше Величество.

– Как взорвался?! Может быть обрушился?

– Именно взорвался, Государь. На мелкие кусочки, только без звука. Всё внутри разнесло, даже дверь выбило и придавило двух скелетов.

– Вот же… Сотрудники хоть целы? Это же, сколько теперь счетов да ведомостей восстанавливать придётся?

– Не придётся, Ваше Величество. Сотрудники после вчерашних запахов стали работать в коридоре и перенесли туда же все основные документы. Так что если и уничтожено что, то только второстепенное. А в момент взрыва в бухгалтерии никого не было, ночь же вот и нет пострадавших. Кроме тех двух скелетов, но их уже собрали по косточкам, всё в порядке.

– Ну, хоть так, уже хорошо. Что-нибудь еще?

– Мелочи, государь не заслуживающие внимания. Но по всему дворцу.

– Понятно. Что-нибудь у нас сегодня запланировано?

– Владельцы баров и казино на нижних этажах просят принять делегацию с жалобой. В связи с постоянными катаклизмами, дескать, несут ущерб большой и просят милостиво снизить налоги на девяносто процентов.

– Вот паршивцы! – восхитился дед. – А понесенный ущерб оплатить не просят?

– Поднять им налоги вполовину, – распорядился я. – Сроком на три месяца. А как вернется Аристофан, назначить его главой инспекционно-санитарной комиссии и со всеми его бесами отправить в подвалы. По итогам проверки казнить троих основных жалобщиков, имущество конфисковать в пользу казны и поставить управляющими своих людей. Ну, или не людей, но своих.

Совсем обнаглели эти содержатели притонов. Распустил их Кощей, а мне расхлёбывай.

– Будет исполнено, государь, – поклонился Гюнтер. – Остальное всё решаемо в рабочем порядке. Отопление дворца включили, к зиме подготовились, замерзать не будем.

– О? Молодцы. Выдать истопникам самогону от меня лично. Только умеренно, нечего напиваться на рабочем месте.

Гюнтер ушел, а я завалился на диван пожевать сигару после завтрака, да так и задремал с сигарой в зубах. Хорошо не зажжённой.

И даже подремать толком мне не дали. Сквозь сон мне послышался какой-то грохот, но такой отдаленный, что я и не обратил на него внимания, а вот чуть позже скелеты внесли в Канцелярию Гюнтера. Его фрак был разодран и дымился, по лицу текла кровь, а сам он безжизненно висел в руках скелетов, пока те в нерешительности остановились посреди кабинета.

Я вскочил:

– Сюда давайте, на диван! Живой? Что случилось?

– Живой, государь, – Гюнтер попытался приподняться, но Дизель удержал его, а дворецкий вдруг хихикнул: – Вот вы как чувствовали, Ваше Величество, когда велели мне три фрака в запас пошить.

– Вообще-то два, – проворчал я. – А третий – что на тебе. Расхитители вы тут все царской казны.

– Виноват, Государь. Прикажете один комплект выкинуть?

– Не резвись, Гюнтер, отдыхай.

В Канцелярию зашел серьёзный Михалыч:

– Не попадем мы сегодня, внучек, в Лукошкино. Нижние этажи взбунтовались когда услышали о твоем указе о повышении налогов. Вот и Гюнтера для острастки подорвать хотели, повезло парню, случайно за колонной оказался.

– Блин, только революции мне не хватало! Да еще ни Калымдая, ни Аристофана под рукой. Есть идеи, деда?

– А как же, внучек! – отозвался ехидно дед. – Надоть тебе спуститься к ним с пряниками, в ножки им поклонитьси, да попросить нижайше…

– Понял, дед, завязывай.

Я дал мыслекоманду рыцарям-зомби собраться в главном коридоре, согнал Тишку да Гришку с кресла и под их жалобный писк, отключил комп.

– Дизель! Вырубай шарманку и иди сюда!

Когда мой верный скелет вытянулся передо мной, руки по швам, я спросил:

– Можно собрать быстро сотню скелетов с оружием? Бойцов.

Дизель кивнул и знаками показал, что можно и не сотню, а тысячу, а бойцы тут все поголовно просто им волю не дают, вот кабы я только разрешил…

– Всё-всё, я понял, – прервал я его жестикуляцию. – Давай как можно быстрее собирай сотню и с оружием в главный коридор, к рыцарям.

Дизель тут же рванул из Канцелярии, гремя костяшками по граниту, а я повернулся к деду:

– Михалыч, пригляди за Гюнтером, хорошо? Врача ему вызови что ли…

– Сделаю, внучек, не переживай. Только ты сам в подвалы не лезь, нельзя тебе. Помнишь, что Кощей-батюшка тебе говорил?

Помню. Кощей, еще только я появился тут, на вопрос о подвалах очень весомо так и коротко сказал, что мне туда никак нельзя. Не знаю почему, даже допытываться не стал, настолько сурово это прозвучало. Да и толку от меня там никакого. Только мешать буду, да отвлекать на себя телохранителей. Боец из меня как из Аристофана профессор филологии.

– Не полезу, дед, не переживай. Сейчас карательный отряд соберу и вернусь.

В главном коридоре меня уже поджидал ровный строй рыцарей и гремящая костяшками толпа скелетов, размахивающих саблями и топорами.

Я подозвал Дизеля, а потом в лёгкой растерянности глядя на рыцарей, понял, что за всё это время так и не познакомился с их командиром. Ну, лучше поздно, чем никогда и я послал рыцарям общий приказ: «Командир, ко мне!».

Тут же от строя рыцарей отделился самый высокий, быстро подошел и стал рядом с Дизелем.

«Как имя, командир?»

«Барон фон Шлосс», – так же мысленно ответил рыцарь.

Вот и познакомились.

– Значит так, воины. Чернь в подвалах взбунтовалась, мятеж надо подавить быстро и наглядно, дабы другим неповадно было. Барон, ты со своими парнями пойдёшь тараном, основной силой, а ты, Дизель, двигаешься за рыцарями, подчищаешь всё. В случае непредвиденной ситуации, подчиняешься во всём барону. Понятно?

Оба синхронно кивнули головами. Черепами. Ох, не знаю, что там у рыцаря под шлемом, целая голова, ошметки гниющей плоти или просто череп, да и знать не хочу, не важно.

– Зачинщиков поймать и уничтожить. Кто будет сопротивляться – уничтожать на месте. Всех остальных не выпускать из подвалов, а после окончания карательной операции привести в тронный зал и вызвать меня. Вопросы?

Вопросов не было.

– Действуйте, ребята и по возможности не рискуйте.

Рыцари слажено затопали в сторону входа в подвалы, а за ними веселой толпой загремели костяшками скелеты.

Ну а я поплелся в Канцелярию.

Гюнтер уже сидел за столом. Отделался он малым испугом, легкой контузией и поцарапанной мордой, но пребывал в обычном, спокойно-деловом состоянии.

Едва я вошел, как дед усадил меня за стол напротив Гюнтера, выставил три стакана, разлил по ним коньяк, по половине и приказал:

– От нервов. Давайте, давайте, залпом, живо!

И подавая нам пример, лихо опрокинул в себя содержимое стакана. Да мы с Гюнтером как-то и не собирались отказываться. Коньяк вошел хорошо, мягко, обжёг пищевод и горячим шариком взорвался в желудке. Лечебное же действие началось через пару минут.

Забежала Агриппина Падловна, принесла ведомости на зарплату на подпись. Подписал, конечно, да заставил посидеть с нами. Только мы не напивались, не подумайте. Просто посидели да поболтали на отвлеченные темы. Бухгалтерша пожаловалась на генетические недостатки – корявые пальцы, мешающие ей быстро строчить чернилами по бумаге, и я ей подарил карандаш, да показал, как его затачивать. Пожилая кикимора была тронута. Гюнтер поплакался о том, что сейчас не найти нормальных пуговиц для фраков и приходится заказывать аж из Венеции. А я посетовал на один из своих внешних жестких дисков, который на днях забарахлил и надо бы покопаться в нём, да просто банально отформатировать, вдруг поможет, но совершенно нет времени на это. Собеседники ничего не поняли, но посочувствовали.

Хорошо посидели, душевно, да и разошлись. Ну, то есть Гюнтер, уже вполне пришедший в себя, ушел, да главбухша за ним следом, а мы с дедом остались.

Я успокоился, расслабился и наконец-то задумался.

Смущало то, что в последнее время, мне пришлось отдавать приказы, направленные на применение крайне жёстких мер. Ну, вот вчера Морскому царю голову снесли, сейчас резня внизу идет, а за пару часов до этого я дал указание казнить троих прохиндеев. И что? А ничего, пожалуй. Очень для меня это нехарактерно, но никаких моральных страданий не вызывает, а появляется только чувство, что я всё делаю правильно. Наверное, я продолжаю судить обо всём мерками своего мира, а вот тот же Кощей, в последний день перед посадкой, зачем заставлял меня орать «Страх и жестокость»? Да еще и трижды повторить заставил. Тогда я это за блажь царскую принял, а вот теперь понимаю. Тут иначе никак, дашь слабину и сожрут. Мало того, построенное таким трудом государство, все отточенные экономические и политические схемы, всё разрушат подчистую. И получается, что вот такими жёсткими методами я не только себя и друзей защищаю, а всё государство. А рухнет система, представляете, какое насилие по стране пойдет? Это вам не десяток-другой бунтовщиков придушить, это целые деревни вырезаться будут. Ну и не о чем, значит, страдать, всё я делаю правильно. Да и государство наше теневое, оно особое, с особым укладом, традициями. И кто я такой чтобы эти многовековые традиции нарушать? А следовательно хватит страдать моралью, Федор Васильевич, бери-ка ты сабельку вострую, да руби всю эту белогвардейскую… Э-э-э… Занесло маленько, пардон.

– Деда, а давай чайку дерябнем? Да под сгущеночку, а?

Тишка да Гришка уже выучили сладкое слово «сгущенка» и тут же запрыгнули ко мне на лавку, в предвкушении вывалив розовые язычки. Вот паразиты, почище любой собаки умеют рожи жалостливые корчить. Ну как таких не покормить? Сердце кровью обливается.

Через пять минут мы вчетвером уже хлюпали горячий, душистый чай и заедали его сгущенкой, жмурясь от удовольствия. Точнее, мы с дедом-то и чай кушали, а бесенята налегали только на сгущенку и уже перемазались в ней, как Вини Пух, дорвавшийся до халявного мёда. А что если наладить производство, да затеять сгущеночный бизнес? Это же, какие деньжищи заработать на новом продукте можно! А с другой стороны – самим мало. За этими проглотами попробуй успеть.

Когда бесенята побежали мыть кружки и вылизанную дочиста миску из-под сгущенки, мне пришёл вызов от рыцарей, мол, в тронном зале все собрались, меня только и ждут.

Ждали меня все свои, поэтому я не стал заморачиваться ни с плащом, ни со шлемом, а как был в любимых джинсах и майке, так и отправился вершить суд мой скорый, но очень справедливый. Ну а какой еще суд может быть, если я тут главный и по умолчанию всегда прав?

На выходе из Канцелярии меня уже поджидали четыре рыцаря-телохранителя. Молодец барон, и об этом не забыл, сразу после окончания операции возобновил охрану моего величества. А вот я об этом и не подумал.

В тронном зале скелеты стояли вдоль стен, рыцари вместе с фон Шлоссом сгрудились у дверей, а в середине стояла на коленях весьма печальная и крайне напуганная толпа, особей так в сто. Больше всего было бесов и монстриков, но присутствовало и человек десять людей, в основном женского пола, наверняка танцовщицы или официантки. И даже пара скелетов среди них затесалась. А этим-то что в злачных местах понадобилось? Надо будет потом у Дизеля спросить, интересно. Кстати, сам он как? Будто услышав меня, Дизель подскочил откуда-то со стороны и явно гордый собой, вытянулся по струнке.

– Молодец! – я хлопнул его по костлявому плечу. – Ну что тут у нас?

Я подошёл к бунтовщикам:

– Владельцы заведений, управляющие, есть? Поднять руки и лапы.

С десяток конечностей поднялось вверх.

– Отползайте в сторону и ждите, – скомандовал я. – Остальных, кроме женщин, вывести на улицу, дать лопаты и пусть роют яму побольше, чтобы на всех хватило.

Толпа завыла, заливаясь слезами, но скелетов фиг разжалобишь, и они тычками подняли провинившихся с пола и погнали на выход, а я подошел к кучке перепуганных девушек:

– Ну а с вами, блудницы, что прикажете делать?

– Выпороть, батюшка? – предложила упитанная, размалеванная деваха, у которой платиновый парик сполз на бок.

– Да что же я вам садист какой?! – всплеснул я руками.

– Отдать бесам в казармы на поругание? – предложила стройная брюнетка, с густым макияжем.

– Ну размечтались… В казармы, это вам, небось, как по прянику в вознаграждение выдать… Нет, красавицы, сейчас вооружаетесь ведрами и тряпками и марш вниз порядок наводить. Трупы на улицу вынесите, у ворот складируете, кровь отмоете, всё приберёте… Да чего я вам рассказываю? Сами, небось, знаете, что делать. И чтоб к вечеру всё блестело, как череп у Дизеля! Всё пошли, пошли.

Я развернулся к держателям злачных заведений:

– Так, теперь вы… Вот смотрю я на вас, все люди солидные, бизнесмены вроде бы, а понять не могу. Как это вы против царя-батюшки пойти решились? Переворот дворцовый устроить надумали? Революцию в мини варианте? Я ли в ваши делишки не вмешивался? Я ли стороной ваши подвалы не обходил? И вот так отблагодарить вы меня решили за доброту и финансовые льготы?

– Не мы это, батюшка! – грохнул лбом в гранитный пол квадратный, бандитского вида мужик. – Енто Силантий с Маркусом всё затеяли!

– Кто такие?

– Под Силантием все бордели, а под Маркусом – опиумные курильни, – преданно глядя на меня, сказал мужик и добавил: – Были.

– Отмучались грешнички?

– Как есть, батюшка, отмучились. От рук твоих слуг верных и полегли.

– Вот и хорошо. А вы, значит и ни при чём? Белые и пушистые?

– Виноваты, батюшка государь, – поник головой мужик, – поддались на речи их прелестные, разум и помутилси.

– Виноваты, – кивнул я. – Это верно. Только… Ты вообще кто такой?

– Матвей я, царь-батюшка, бар у меня малый «Бес и дева» обзываетси. Помилуй, государь, не со зла мы, а тем паче не с целью супротив тебя пойти на бунт решились. Гады эти Силантий с Маркусом подбили, а мы и уши развесили.

– Да, Матвей, попали вы, бедные и невинные. Вот только против царя пошли, а значит – бунтовщики. А напомни мне, что с бунтовщиками в царстве Кощеевом делают? Вот то-то же.

Бунтовщики повесили головы, а я покачался перед ними с носка на пятку.

– Ладно, бандиты добрый я сегодня чего-то. Жизнь вам оставлю до поры до времени. И даже забегаловки ваши не трону только будете мне полгода все доходы свои отчислять до грошика. И не дай боги хоть копеечку кто замылить надумает…

– Спасибо, батюшка! – заверещали предприниматели от шоу-бизнеса, – да мы!.. Да что бы еще раз!..

– А сейчас, вредители, пойдете по всем злачным местам и выгребите всю денежку до последней медной монетки и в бухгалтерию снесёте. А потом девкам помогать останетесь. Ну а чтобы вам там скучно не было, я десяток рыцарей с вами отправлю, да со строгим наказом следить за вами, паразитами. Кому голова лишняя – можете попробовать украсть из собираемой контрибуции. Всё, пшли работнички.

Вот бы все мои проблемы так решались. Я в окружении рыцарей потопал в Канцелярию, а по пути уже увидел плоды своих проникновенных речей: две девицы самого разбитного вида протащили мимо нас к выходу окровавленный труп.

О кстати. Я же про банду могильщиков наверху и забыл. Сейчас мои верные скелеты и похоронят разом и живых и мертвых.

– Дизель! – заорал я и через минуту мой костлявый дружище стоял передо мной. – Яму роют?

Дизель кивнул и заклацал челюстью, выражая полный восторг.

– Покойничков снизу в этой яме и заройте. А провинившимся, как закончат штрафные работы, дадите по десять плетей каждому и отведете к Гюнтеру. Я его предупрежу, пусть использует на дворцовых работах, где нужнее будут. Всё, беги, родимый, да поскорее домой возвращайся – бесенята по мультикам скучают, а без тебя мы же, как без рук.

Время-то как пролетело незаметно с этими хлопотами. Я даже обед пропустил. Пришлось перед ужином перекусить быстренько пирожками да бутербродами, а на сладкое никакой сгущенки не было – выжрали всю. Я же говорил – экономить надо, а не раздавать направо-налево всем этим мелким обжорам! Поневоле под чай съел пирог со смородиной. Не сгущенка, конечно, но что уж поделать… А к ужину заявился Аристофан и ведь как чувствовал… Да что там чувствовал – точно знал и тут же подгрёб к себе поднос с карасями в сметане. Ладно, он из театра боевых действий, пусть подзакусит, а я и ветчиной да голубцами как-нибудь перебьюсь.

– Вкусно, босс!

– Угу. Покушал? Рассказывай, что там у вас?

– А можно пирожок, босс? Вон тот с творогом.

Михалыч подтолкнул бесу поднос с большим пирогом:

– Ешь, да доклад царю-батюшке делай, чай истомился Феденька по новостям.

– Угу… Чавк!.. Там, босс, чуди эти, реально борзые. Калымдай говорит, мол, северные чуди и то, в натуре, не такие понтовые.

– А глаза-то змеиные у них? Вызнали?

– Без базара, босс, вызнали. У себя под горой прячут фиг понять где. А нам шкатулку выносили с ними, показывали. В натуре две красные такие стекляшки.

– Эх, а чего ж сразу не отобрали-то? – покачал головой дед.

– Да мы же реально мирные, – Аристофан почесал пятачок, – как босс и приказывал. Типа на рожон не лезем и без дела никого не обижаем. Только… Михалыч, а что у тебя там в кастрюльке? Колбаски? А мне можно? А горчички?

– Аристофан, – не выдержал я, – что «только»?

– Только братва сильно на них обижается, босс. Днем кодла их к нам в лагерь приходила, пацанов на понт брала. Ребята терпят пока, без приказа морды не бьют. Майор говорит, мол, реально тебе, босс, туда надо. А то мы конкретно понять не можем, когда в рыло заехать, а когда жопку поцеловать… Михалыч, а пива нет?.. Ну, давай чай тогда…

– Странно… – я подвинул бесу пряники. – Калымдай – офицер грамотный, сам разобраться не может?

– Да он, босс, на ушах уже ходит от борзоты ентой.

– А ты, Федька, – дед стукнул меня по лбу деревянной ложкой, – не ленись! Друзья твои, сотоварищи, в беде оказалися, а ты тут допросы Аристофану устраиваешь вместо того чтобы на помощь бежать!

– Ну, дед… – я почесал лоб. – Надо так надо, сейчас же и отправлюсь. Только ложкой зачем лупить?

– Могу и половником, – с готовностью предложил дед.

– Это… босс… – Аристофан погладил раздувшийся от еды живот. – Можно и завтра, в натуре. Один фиг ночью ента чудь под горой конкретно запирается.

– Вот видишь, дед, можно и завтра, а ты сразу половником…

– Для прохфилактики, внучек.

– Ну, значит договорились. Аристофан, иди дрыхнуть, вон засыпаешь уже, а мы к походу подготовимся.

Аристофан кивнул и поплёлся к себе в казарму, а я обратился к Михалычу:

– Что-нибудь надо нам с собой брать?

– А чего мы взять-то можем, внучек? Сабельку вострую, да топор побольше вот и всё.

– Чую я без конфликта там не обойдётся, деда раз они такие наглые. Надо бы колдовского оружия поискать, а? Неужели тут у Кощея только сабли да мечи?

– Молодец, внучек, весь в меня! – засиял Михалыч. – А я ить и не подумал! Пошли на склад к бесу тому важному.

Виторамус открыл нам сразу, и едва я ввел его в курс дела, как он тут же пригласил нас проследовать за ним на колдовской склад. Сначала пожилой бес зарылся в большую картотеку, стоящую возле дверей:

– Так… обереги… обувь колдовская… ага вот, оружие. Вам же ничего громоздкого не надо, Государь? И разрушительной силы не самой великой… дворцы и города вам сносить не потребуется… Так… ну это для специалистов, колдунов первого и второго ранга, вам не подойдет… Ага вот, следуйте за мной, Ваше Величество.

Мы с дедом поспешили за Виторамусом между длинных рядов стеллажей, и отмахать нам пришлось, скажу вам, изрядно. У бедного Феденьки даже ножки заныли, а Михалыч ворчать начал и про шустрых извергов-бесов и про старость-не-радость. Знал бы – сапоги-скороходы одел. Или Дизеля запряг на ручках меня нести, он сильный, ему это раз плюнуть.

– Здесь, Ваше Величество, – остановился кладовщик. – Вот от сюда и до во-о-он того поворота нужные нам стеллажи расположены.

– Вот барахольщик, – ругнул я в полголоса Кощея. Стеллажи тянулись на пару сотен метров. Да в высоту – фиг доплюнешь до верха. Это всё тут перебрать, не один день нужен.

– Давай, Виторамус, помогай, а то мы здесь застрянем надолго…

– А вам как всегда срочно надо, – улыбнулся бес. – Понимаю, Государь. Какие параметры оружия у вас в приоритете?

– Ну-у-у… Небольшое, простое в управлении, хорошо бы с разными вариантами или силой поражения. Идеально – комбинированное с защитным колдовством.

– Комбинированное, это начиная с доспехов, Ваше Величество.

– Не ну их. Я разок походил в доспехах и больше не хочется. Мне вон и шлема хватает для придания себе облика махрового металлиста.

– Тогда только раздельные артефакты. Вот извольте взглянуть, Государь, – бес взял с полки медальон на медной цепочке. – Самое простое, потому безотказное средство. Активируется нажатием на медальон и так же, дезактивируется. В рабочем состоянии может находиться неограниченно долго без подзарядки.

– А от чего защитить может?

– Ударов десять точно выдержит.

– Хм-м… Ударов кого и чем?

– Да всё равно, Государь. Хоть мечом богатырским хоть скалой с неба.

– Да? Нравится. А десять только, как-то маловато будет…

– Тебе хватит, внучек, – заверил Михалыч. – И удрать успеешь и ответку дать.

– Ладно, беру, уговорили. Защита есть теперь оружие.

Вот с оружием мы застряли надолго. Я уже не раз подчёркивал – я не воин, не боец и управляться с оружием не обучен. Да и в бою настоящем побывать не довелось, а кто меня знает – охватит ступор или паника неуправляемая и всё. Поэтому мечи, топоры, ножи и прочее холодное оружие я отверг сразу. Посохи – это для монахов Шаолиня или для Гендальфа, мне такое нахрапом не осилить. Волшебные палочки тут туже валялись, штук пять, наверное. Хорошие вещицы, многофункциональные, но как оказалось, для их использования надо было предварительно года три проходить обучение. Не вариант. Остановился я в итоге на боевом магическом колечке. Массивный такой перстень с круглым красным камнем в железной оправе.

– Смотрите, Ваше Величество, – разъяснял принцип работы Виторамус, – поворачиваете камень стрелкой на одно из трёх делений на оправе, сжимаете руку в кулак, прицеливаетесь, и еще раз сильнее сжимаете кулак, вот и всё.

– А три деления – это уровень мощности, надо понимать?

– Совершенно верно. Максимальный уровень просто сжигает противника в пепел, средний уровень – оглушает. Ну а самый первый – это фонарик.

– Ну, фонарик тоже полезная вещь, но могли бы и что-нибудь более полезное присобачить. Ладно, давай буду пробовать, – я одел перстень на указательный палец правой руки и покрутил камешек.

– Ваше Величество! – бес шустро отскочил в сторону. – Ну не здесь же! Аккуратнее, пожалуйста!

– А что, колечко уже готово к бою?

– Конечно.

– Пардон тогда. Ну, вроде всё. Михалыч, ты себе ничего подобрать не хочешь?

– А мне-то зачем, внучек? Я ить человек-то мирный, мухи не обижу.

Я, хихикая, двинулся за мирным человеком и бесом в складской кабинет заполнять накладные. А по дороге в Канцелярию я опробовал колечко на первом же пробегавшем мимо монстрике. Нет, что вы, сжигать я его не стал, просто поставил перстень на среднее деление и пульнул в бедолагу. Тот как бежал вприпрыжку, так на взлёте и вырубился. Пролетел метра два, вписался всеми пятью головами в стену и заснул, счастливо похрюкивая. Работает, однако. А максимальный режим я потом, на просторе испытаю, а то развалю еще полдворца по неопытности.

Чувствуя себя и защищенным и вооруженным, я уже собирался отправиться баиньки, как меня вызвала по булавочной связи донельзя взволнованная Маша:

– Теодор?! Вы живы! Слава богам! Где вы?! Как вы?!

– Э-э-э… Машуль, а что случилось? Я у себя в Канцелярии, вот уже спать собирался…

– Так вы целы? Дворец на месте?

– Да в порядке всё! Маш, с чего такая паника, а?

– У нас тут по Лукошкино слухи идут, что под Лысой горой бунт, мятежники убили всех придворных, а сам дворец взорвали.

– Бред какой-то… Была у нас сегодня заварушка. В подвалах недовольные появились, так их быстро придушили, тишина и покой сейчас. А откуда такие слухи идут?

– Мне два беса сказали. Я думала это Аристофановы мальчики. А Кнутику купец какой-то рассказал.

– Врут всё, Маш. Ты бы отловила тех бесов, да поспрашивала хорошенько. Может это и диверсия какая, информационная.

– Непременно, мсье Теодор. Ох, перепугали вы нас всех. Вы когда в Лукошкино собираетесь? А то тут одна девушка очень по вас соскучилась.

– Не завтра точно, Маш. Завтра я на Урал отправляюсь, Калымдаю с Аристофаном помочь. Там проблемы с чудью возникли. А вот послезавтра, если всё хорошо закончится, то непременно постараюсь к вам выбраться.

– Проблемы? Без нас не уходите, мсье Теодор, мы с Олёной к утру будем.

– Да не надо, Машуль! Ну что мы без вас не справимся? Отдыхайте, пока возможность есть.

– Это даже не обсуждается, мсье Теодор.

И Маша оборвала связь. Вот же капризная девчонка! Всегда по-своему всё надо сделать. Ладно, завтра разберёмся, а пока – спать.

* * *

Проснулся я сам. От запахов. Одуряющий аромат шашлыка стелился по Канцелярии, проникая во все щелочки и, конечно же, не обошёл и мою спаленку. Я резво вскочил. Ну люблю я шашлык, люблю, что уж тут поделать?

За столом уже сидел, принюхиваясь, Аристофан и я промчался в ванную, крикнув на ходу:

– Без меня не начинайте, изверги!

Уважили всё-таки начальника, дождались. Шашлык был сказочный. Это Иван Палыч, заслышав о предстоящем походе, расстарался. Куски мяса были еще горячие, пахли дымком и чуть ли не лопались, разбрызгивая во все стороны сок, когда мы с аппетитом вгрызались в них. Через полчаса с шашлыком было покончено, можно было переходить к десерту, но тут, как всегда не вовремя в коридоре зацокали копыта. Вот откуда Маша знает, что пришло время сладенького?

Точно, это были Маша с Олёной, да еще и Максимилиан, засунув большую голову в дверь, вежливо поздоровался сразу со всеми. Пришлось пригласить девушек к столу, а коню выделить десяток блинов, которые он просто одним махом слизнул с тарелки.

– Федор Васильевич, – облизнулся Максимилиан, – я сегодня с вами отправляюсь?

– Вряд ли. Ты до Урала за сколько доберёшься?

Конь поднял глаза кверху и пошлёпал губами:

– Часов десять не меньше, Федор Васильевич.

– Ну не сегодня тогда. Шагай к себе в конюшню, там уже порядок навели. Наверное, по книгам своим соскучился?

Пока я прощался с Максимилианом, дед выставил на стол целый тазик оладиков.

– А ну-ка, добры молодцы да красны-девицы, налетай! Федька наш новое блюдо придумал к оладикам и никакого мёда-варенья не надо такая вкуснотища ента сгущенка!

Предатель. А может им нельзя? А может у них несварение будет от незнакомого продукта? Как мне с ними на войну тогда идти?

Уровень оладиков в тазике уменьшался просто на глазах, и я поспешил присоединиться к компании. Дед был прав хотя я это и без него знал – оладики со сгущенкой… м-м-м… Ну вы поняли.

Лукошкинский отец Кондрат не успел бы торжественно прочитать «Отче наш» как с оладиками было покончено. Ну и ладно. Потом лично для себя такой же тазик закажу и даже побольше.

– Мсье Теодор, – Маша погладила вздувшийся животик, и кивнула на пару мешков у стены, на которые я и не обратил внимания, – а мы вам подарочки привезли.

– Пряники?

– Два беса, которые мне про вас рассказывали.

– Можно, босс? – Аристофан поднялся из-за стола.

– Давай только по-быстрому, нам скоро в дорогу. Или вообще на потом отложи. Сдай пока в камеры под роспись.

– Да не, – ухмыльнулся Аристофан, – я в натуре быстро, босс.

И правда, минут через пятнадцать, пока мы все еще были заняты тяжкими вздохами после съеденного, Аристофан заявился довольный и с ходу заявил:

– Это… босс. Бесы эти залётные, реально с восточной границы пришли. Говорят, нанял какой-то огненный летающий дед рассказать в городе, мол, хана царству Кощееву пришла. Обещал золотишка отсыпать, когда обратно идти будут. Больше ничего не знают, в натуре.

– Похоже, опять Бабай, – задумался я. – Пора бы и с ним разобраться. Что это за кадр такой у нас объявился? А с этими двумя бесами, что думаешь делать?

– Да отпустил я их, босс. Сявки подзаборные. Дал им пинков конкретно и рванули они на восток. А что, не надо было отпускать?

– Да пусть идут, – отмахнулся я. – Еще с ними мы не заморачивались… Ну что, в путь? Только… Машуль, Олёна, может быть, вы всё-таки останетесь?

Но за девушек, к моему удивлению, горячо вступились и Михалыч и Аристофан.

– Пущай идут, внучек, уж лишними не будут, да и не помешают, точно.

– Реально, босс, наши шмары – бойцы хорошие.

И тут же получив от «шмар» с двух сторон по рогам, заржал и залез под стол, вереща, как Тишка с Гришкой, удирающие от деда. О кстати. Я включил комп и накидал первых попавшихся мультиков на сутки без перерыва, да еще закольцевал на повтор. Мало ли как сегодня обернётся всё, а так хоть паразиты мелкие без мультиков не останутся.

Аристофан вовремя предупредил, что в тех краях уже настоящая зима, и мы разбрелись по комнатам за тёплой одеждой. Точнее – все разбрелись, а меня Михалыч снабдил тёплым полушубком, сапогами на шерстяные носки, да заставил надеть меховую шапку. А уж от шлема я сам благоразумно отказался, представив, как могу случайно прижаться щекой или губами к промёрзшему железу. Ничего, посмотрят и без шлема на мой облик светлый и в меру прекрасный. Может, сразу ужаснутся и отдадут змеиные глазки.

Аристофан с Олёной ушли к воротам – там у них подземный путь начинался, а мне пришлось переправлять нашу троицу. Открыв коробочку, я произнес:

– Шмат-разум, перенеси нас с дедом и Машей прямо к Калымдаю на Урал.

– Хозяин а, хозяин? – послышался шёпот из открытой шкатулки. – Звиняй, хозяин, не смогу сразу всех. Обессилел.

– О блин, не вовремя-то как. И что теперь делать?

– По двое, хозяин могу, а больше никак.

– По двое ладно, сойдёт. А обессилел-то с чего? Ты же сегодня не работал.

– Запас сил кончился, – из шкатулки донесся долгий вздох. – Надоть снова ведро самогонки заливать.

– Ты на самогоне работаешь?! – восхитился я. – И как только в нужные места попадаешь? А надолго ведра-то хватает?

– Лет на двадцать, хозяин.

– Вернёмся – лично волью ведро, – пообещал я. – А пока перенеси меня с дедом к Калымдаю на Урал.

Наверное, всё правильно сказал, потому что через секунду лёгкой тошноты мы предстали в каком-то ущелье прямо перед нашим бравым майором.

– Блин, холодно-то как тут у вас! Здорово, Калымдай! – я протянул майору руку.

– И снега по колено, – пожаловался Михалыч, вслед за мной протягивая майору руку.

– Так, я сейчас за Машей смотаюсь. Без меня не начинайте.

– А чего тут начинать-то, внучек?.. – начал дед, но я уже очутился в Канцелярии.

– Пошли, Машуль, если не передумала, – и снова: – Шмат-разум, а перенеси нас с Машей к Калымдаю на Урал.

Ущелье шириной метров сто, всё усыпанное разнокалиберными камнями, шло под небольшим наклоном вниз и упиралось метров через триста в скалу. Снег засыпал всё вокруг, но перед нами был утоптан – около небольших костров расположились шамаханы и бесы, а дальше шло пустое пространство вплоть до тупика, но широкая тропинка, пробитая в снегу, указывала на то, что ребята не сидели тут без дела, а как минимум, пытались вести переговоры.

– Смотрите, Федор Васильевич, – Калымдай указал вперёд, – та скала является входом в подгорное жилище чуди, только там ни ворот, ни калитки. Каким-то колдунским образом они через неё проходят. Нам же хода нет.

– В натуре, босс, – подтвердил Аристофан, который с Олёной только что выскочил из-под земли. – Братва всё в округе обшарила, других ходов под гору нет.

– Ага, смотрите, – привлёк внимание Калымдай, – полезли паразиты. Видать ваше прибытие почуяли.

Я вгляделся. Из скалы по двое, по трое, выскакивали фигурки и быстро отбегали в сторону, уступая дорогу идущим за ним. Вскоре там уже столпилось голов двести чуди.

– Пошли, поговорим? – предложил я.

– Бесполезно, Федор Васильевич. Они совсем дикие, еле-еле по-нашему разговаривают, – покачал головой Калымдай.

– Да и борзые, босс, конкретно, – добавил Аристофан.

– Ну, всё равно попробовать надо, – решился я. – Калымдай, Аристофан, деда, вы со мной. Девочки, останьтесь тут, тыл прикроете.

Маша скривила рожицу, но возражать не посмела. Чай не в Канцелярии на посиделках, а на боевой операции. На самом деле за тылы я как-то и не переживал, но тащить девушек с собой совершенно не хотелось. Мало ли как там дело пойдёт.

Мы зашагали к чуди и по мере приближения они представали пред нами во всей красе. Низенькие, даже ниже Аристофана, худые, лица белые, похоже на свету они бывают редко. Все поголовно одеты в шкуры, чего-либо матерчатого я не заметил. В руках у некоторых короткие мечи, но больше сабли, ножи и каменные дубинки. Как они их только подымали при своей комплекции?

Сапоги мне попались хорошие, не скользили совершенно даже под уклон и я умудрился начальственный престиж не уронить, не уронив и себя ни разу на заснеженной тропинке. Так что к чуди мы подошли гордо и величественно и остановились шагах в двадцати, любуясь нашими оппонентами.

Растолкав худосочных чудиков (а как их еще называть? Чудиянов? Чудинов?), вперёд пробился толстый, поперек себя шире, мордатый мужик, на голову выше остальных. Ну, понятно, вождь. Он стал перед нами, картинно отставил ногу и сказал:

– Ха!

– И тебе – ха, вождь, – вежливо ответил я. – Меняться будем? Ты мне две стекляшки красные, бесполезные, а я тебе золотишка отсыплю или чего вкусненького принесу.

– Ха!

– Это я понял, понял, так что с обменом-то?

– Ха! Твоя совсем глупая! Моя твоя фига крутить! Ха!

– А чего так? Тебе же эти стекляшки и даром не нужны, а я хорошую цену предлагаю. Тебе лично сверх оговоренного еще пару бутылок самогона поставлю. Знаешь, какой классный у нас самогон гонят? Сказка!

– Самогон? – вождь задумался на секунду, а потом снова проорал: – Ха! Моя сушёный мухомор варит и никакой самогон, – он сглотнул, – не нужен!

– Ну не хочешь самогон, не надо, сами выпьем. А чего тогда хочешь в обмен?

– Ха! Снег сойдёт и моя к твоя ходить! Царство забирать, всех убивать, а сама потом домой уходить, в гора, мухомор кушать!

Чудики за спиной вождя восторженно заорали и замахали оружием.

– Идиоты, блин, – тихо прошептал за спиной Аристофан и сплюнул.

– Слушай, вождь, – сделал я еще одну попытку договориться, – ну не воевать же нам из-за такой пустяковины? Может быть, договоримся как-то?

– Ха! Твоя умирай, моя счастливый ходи! Чуди самый главный везде! Всех убивать, один остаться!

– Я понял тебя, вождь. Пожуй пока мухоморчиков минуток пять, а мы отойдем – посовещаться надо.

Мы вернулись к Маше и Олёне, а Калымдай послал двух бесов и одного своего бойца на место переговоров, мол, мы здесь, не ушли никуда, просто перекур.

– Ну, я же говорил, Федор Васильевич, – начал Калымдай, – совершенно дикие они да еще агрессивные.

– Совсем берегов не видят, – кивнул Аристофан.

– Охохошеньки… – вздохнул я. – Только локального вооруженного конфликта нам не хватало. Думаете, миром не удастся вопрос решить?

– Сомневаюсь, Федор Васильевич.

– Душить их надо, босс.

– Чавой-та ты, внучек политесы с ентими иродами разводишь? Настучать им по сопаткам, да забрать то, что нам принадлежит!

– Ну не то чтобы нам принадлежит, – протянула Маша, – но в целом я с дедушкой Михалычем согласна.

– На ножи их, – решительно кивнула головой Олёна.

– Да что ж вы у меня такие кровожадные? – поразился я. – Просто тигры лютые!

Тигры лютые довольно оскалились и закивали головами.

– Подождите, убивцы, – охладил я пыл моих соратничков. – Вы только не забывайте, что мы сюда не развлекаться вашими игрищами кровавыми пришли, а глазки змеиные добывать. Где они их прячут, как думаете?

– Урод этот толстый, – сразу ответил Калымдай, – всё время их с собой таскал в ларце. Нам показывал издалека, дразнился надо понимать. А только сейчас он без ларца вышел.

– Вот! – кивнул я. – Ну перебьёте вы сейчас эту банду… А перебьёте?

– Без базара, босс, – хмыкнул Аристофан, а Калымдай, Маша и Олёна, молча кивнули.

– Так вот перебьёте, а глазки как найти? Внутрь-то под гору мы попасть не можем. Поэтому или хитрость какая нужна или всё же договариваться…

Но тут мои миротворческие размышления прервал крик, донёсшийся от чуди.

– Что там ещё? – проворчал я.

Весь отряд перед нами вскочил на ноги и о чем-то возбужденно переговаривался, а Калымдай всмотревшись вдаль, вдруг охнул:

– Наших часовых побили, Федор Васильевич!

– Что?!

– Ну, сявки, – выдохнул Аристофан, – амбец вам конкретный пришёл!

Все ринулись вперёд, но я изо всех заорал:

– Стоять! Стоять я сказал! Стоя-а-а-ть!!!

Калымдай махнул бойцам и те всё-таки остановились, недовольно ворча, а сам он недоуменно повернулся ко мне и в глазах его, кроме недоумения плескалась обида и, кажется, разочарование.

– Калымдай, дружище, – произнес я. – Куда ты парней гонишь? Они по узенькой тропинке бежать будут или по глубокому снегу, вот их там по одному на ножи и примут.

Калымдай оглянулся назад, обвел взглядом ущелье и обернулся ко мне, смущенно запустив пятерню в волосы.

– Мы по-другому сделаем, Канцелярия, – обратился я сразу ко всем своим товарищам. – Пойдем тихо-мирно тем же составом, только еще и девушек наших прихватим, будто идём переговоры продолжать. А сами будем время тянуть и отвлекать этих уродов разговорами, пока наши ребята не подтянутся. Вот тогда и врежем.

Калымдай побежал к бойцам, а мы неторопливо двинулись к чуди, которые возбужденно орали и подпрыгивали на месте, маша оружием.

– Ну что, вождь, – спросил я спокойно, когда мы вернулись на место переговоров, – не передумал?

– Ха!

Да кто бы сомневался в ответе.

Я сделал вид, что поскользнулся, оступился махая руками и зацепившись ногой за труп беса, грохнулся в снег, вызвав злорадный смех противников.

– Вот же, – я неловко поднялся, отряхивая с джинсов снег. – Эй, там! Кто-нибудь! А ну-ка уберите отсюда весь мусор. Ступить некуда.

– Ха! – снова заорал вождь.

– Скажи мне, о мудрый и могучий вождь, – начал я, краем глаза заметив, как подбежали шамаханы и засуетились около убитых, – откуда ты силу и ум берёшь, чтобы править твоим великим народом? Я вот думаю, может и мне у тебя поучиться? А то мои лентяи ничего толком и не умеют, а на тебя посмотреть, так ты вона какой толстый, гладкий, да пригожий.

Пока я нёс этот бред, трупы оттащили в сторону, но шамаханы и бесы не уходили, а продолжали бестолково суетиться за нашими спинами, постепенно наращивая численность.

– Ха! Моя сильный! Моя всех убивать! Твоя умирать от моя сабля!

– Уговорил, сдаюсь, – я поднял вверх руки, а потом резко опустил, одновременно заорав: – Мочи козлов!

И кинулся в сторону, пропуская вперёд бойцов.

Ох, что тут началось…

Шамаханы и бесы, взревев, бросились на врага. В воздух взметнулся снег уже окрашенный кровью, а я поспешно закрутил колечко на пальце – самое время испытать его. Установив камешек в крайнее, самое убийственное положение, я сжал кулак, поднял руку, прицелился в толпу чуди, выбрав скачущих сбоку от основной массы и сжал посильнее кулак. Из колечка вырвалась молния и с громким ПФ-Ф-Ф! ударила по врагу.

– Ни хрена себе, – прохрипел я, опуская руку.

Четыре обугленные тушки на секунду замерли, а потом рухнули в снег. Вещь! Я пальнул еще пару раз, снося по молнией по два-три врага за заход, а потом закрутил головой, высматривая наших.

А наши давали жару! Олёна, закусив кончик косы, чтобы не мешала, вертелась юлой, держа в каждой руке по блестящему ножу, и медленно продвигалась вперед, не переставая кружиться, а вокруг неё плавно опускались поверженные враги, щедро орошая снег, кровью.

Маша, распахнув большие, кожаные крылья, висела над полем боя и с брезгливостью осматривала разорванного чудика, половинки которого она держала в руках.

– Фу, – сморщила она носик, отшвырнула окровавленные куски и снова спикировала вниз за очередной добычей.

Калымдая с Аристофаном я не сразу заметил, только когда дед, дёрнув меня за рукав полушубка, указал в центр битвы, увидел обоих командиров, яростно вырезавших чудь длинными ножами, действующих на пару шагов впереди своих парней.

А той чуди там оставалось… Ну с полсотни не больше. Я даже и не подозревал, какие бойцы подобрались под моим руководством.

– Смотри, внучек – вождь! – заорал дед, указывая немного в сторону от центра. – Пуляй в него, пуляй! Уйдёт же!

Ага, точно, вот он, кабан неокультуренный! Я вскинул руку с кольцом, но было уже поздно. Вождь, бросив своих воинов, разбежался и ласточкой прыгнул прямо в скалу и исчез за ней.

– Эх, зараза, – огорченно проворчал дед.

А я, оглядев поле боя со стороны, заорал, маша руками:

– Калымдай! Калымда-а-ай! – а когда он обернулся на крик, снова заорал: – Пленные! Пленных возьми!

Он кивнул и опять кинулся в схватку. Впрочем, схваткой это уже было сложно назвать. Началась банальная резня. Пока шамаханы и бесы, весело гогоча, приканчивали остатки вражеского отряда, Калымдай подтащил ко мне двух заляпанных кровью чудиков, держа их за шиворот.

– Сырыми съедим или зажарим? – ухмыльнулся он, швыряя к моим ногам пленников.

Те завыли от ужаса, а я только отмахнулся:

– Потом порезвишься, Калымдай, а сейчас надо вызнать, как они сквозь скалы ходят. Вождь, собака, удрал.

– Это… босс, – подскочил к нам весёлый и довольный Аристофан. – А можно я типа спрошу у них? А, босс?

– Да делайте, как хотите, – я махнул рукой и отошел в сторону. Я еще не дорос до наслаждения зрелищем пыток. Или не опустился.

Рядом со мной захлопало, взметнулся маленький вихрь, и на снег опустилась Маша, тут же спрятав крылья.

– Фу, кровь… – она принялась яростно трясти руками. – Бе-е-е…

– Ноготь сломала, – грустно произнесла Олёна, подходя к нам и вертя пальцами перед глазами. – Вот же невезение-то какое…

А вы, наверное, думаете, что я, как положено во всех классических романах, побежал в сторонку, чтобы вывернуть содержимое желудка, а потом долго переживал моральные страдания над трупами врагов, горько оплакивая их и мою тяжкую судьбу? Ха, как говорит известный вам чудик. Ничего подобного. Или мы их или они нас. Сейчас мы победили, остались живы, так разве это повод, чтобы горевать? Противно на всё это смотреть, верно. А вот артефакт еще у чуди, вот это точно грустно.

Кстати о победах и поражениях.

– Калымдай! – майор тут же подошел ко мне. – Как наши парни? Потери есть?

– Ни одного, – оскалился Калымдай. – Эти чуди, оказывается бойцы вообще никакие. Больше, как говорит Аристофан, понтов было, чем дела. Несколько царапин мелких и всё.

– Это… босс, – подбежал и Аристофан. – Эти мелкие пакостники говорят, что всего-то и надо в натуре, колдовское слово произнести и типа идти сквозь скалу можно.

– Что за слово?

– Балабрам, босс, легко запоминается. Я вот, уже запомнил – балабрам.

– Сейчас проверим, – я подошел к скале. – Балабрам!

И сунул в неё руку. Ну как сунул… Прикоснулся сначала, но пальцы легко погрузились в скалу и я тут же просунул руку по плечо. А потом быстро вытащил обратно. Еще тяпнет кто-нибудь с той стороны. Рука проходила легко, лишь с небольшим усилием. Ну чудики… Сейчас кое-кто огребёт по полной!

– Ребята! – я развернулся к отряду. – Бойцы! Первая победа наша! Ура нам! Но! Цель не достигнута и придётся идти под гору, добывать нужную нам вещицу. Зато потом вернёмся во дворец и отметим это дело хорошенько, а?

– Ура! – заорали все и довольно загалдели.

– Тихо! Тихо! – я снова повысил голос. – Сейчас подходим к своим командирам и учим колдунское слово для прохождения сквозь скалу, понятно? Да накрепко учим!

Через минуту шамаханы и бесы разбрелись по площадке перед скалой. Кто бродил, кто сидел, раскачиваясь, а в воздухе висело тихим шумом:

– Балабрам… балабрам… балабрам…

Особо тупых к себе в отряды ни Калымдай, ни Аристофан не набирали и уже минут через десять все сгрудились около скалы, готовые к бою.

– Ну, поехали, – сказал я и громко произнёс: – Балабрам!

Потом занёс ногу, чтобы шагнуть внутрь, но был резво оттащен от скалы за шиворот дедом.

– Ты куда енто первым полез, Федька?! – зашипел он. – Ить Македонский, растудыть твою, нашёлси тут!

– Ты чего, деда?

– А коли там тебя враги поджидають с сабельками наготове, а? А ежели там бегемот какой бешеный сидит, пасть раззявив и только и ждёт, когда ему вкусный Федька сам в пузо прыгнет?

– Бегемоты людей не едят, дед…

– Я же говорю – бешеный… Не лезь, внучек, пусть шамаханы с бесами пройдуть первыми… Во, проскочили все на ту сторону, таперича и наша очередь. Давай, ругайся словом заковыристым и пошли.

В пещере было темно, сыро и как-то гадостно пахло.

– Эх, факелов не догадались наделать, – тихо сказал Калымдай.

– Из чего их там, в натуре, делать? – возразил Аристофан. – Там же реально камень один.

– Подождите, – я вспомнил, что у меня есть фонарик в перстне. Вот и пригодился, а я еще ругался на него. Наощупь переведя камешек в другое крайнее положение, я сжал кулак и вокруг нас вспыхнул яркий свет, очертив круг, диаметром метров в десять.

– Лучше выключите, Федор Васильевич, – зашептал Калымдай, – а то мы у врага как на ладони. Нас отлично видно, а нам – ничего.

– Погоди, – я ослабил кулак и сжал еще раз и круг тут же исчез, а из кольца вырвался луч белого света. – Ага, так я и думал. Должны быть регулировки какие-нибудь.

На этом дело не закончилось. Поигравшись немного, сжимая сильнее или почти совсем разжимая кулак, я добился и регулировки самого луча. Теперь я мог заставить его бить узким ярким светом или давать широкий рассеянный луч.

Пещера, в которой мы стояли, была небольшой и из неё вели три прохода в скале.

– Ну, куда идём? – повернулся я к Калымдаю. – Или разделимся на три группы?

– Не стоит, думаю дробить отряд, Федор Васильевич, неизвестно, что впереди нас ждёт. Пойдёмте налево.

– Почему налево? – заинтересовался я. – Чутьё или приметил что-нибудь?

– Да просто левый лаз ближе к нам.

Калымдай шагнул в проход первым, за ним потянулись его ребята. Нас с дедом и девчонками поставили посередине отряда, не обращая внимания на мои протесты, а замыкал всю банду Аристофан, подозрительно поводя своим пяточком во все стороны.

Шли мы минут десять и я уже начал уставать держать руку с кольцом над головой, хоть как-то освещая путь Калымдаю, как впереди раздались голоса ребят, а потом появилось светлое пятно. Проход вывел нас снова в небольшую пещеру, только теперь с потолка и стен свисали гроздья противного на вид мха, но вполне так прилично светившегося. Я с облегчением выключил фонарик и потряс рукой, с любопытством оглядываясь по сторонам. Но на самом деле глядеть кроме этого мха больше было не на что. Никого и ничего и только впереди опять дыра очередного прохода. Единственная радость – там тоже висел светящийся мох и мне не надо было снова утруждать руку.

А потом так и продолжилось: пещера – проход, проход – пещера. Мы шлялись по подземельям часа два, и я про себя уже тихо материл Калымдая, уговорившего пойти налево, да и ножки мои начинали ныть от бесполезной ходьбы по камню. Ну и покушать бы не помешало. У деда в кошеле наверняка завалялся пирожок или бутерброд, а то и целый окорок. Я облизнулся. Да только устраивать пир среди не менее голодных шамахан и бесов я точно не стану. Потерплю чего уж.

Я так замечтался о жареной курочке, что не заметил, как впереди все остановились.

– Ох! Уф-ф-ф… Что такое? – спросил я, врезаясь в спину Маши.

– Тише, месье Теодор, – прошипела она. – Там что-то есть. Или кто-то.

Весь отряд выбрался на широкий гранитный карниз, и я ахнул от восхищения. Перед нами была будто огромная чаша, вырубленная в скале, куда прямо с карниза в обе стороны вели две широкие ступенчатые лестницы, плавно закругляясь по стенам. А внизу лежал чудесный город. Домики все были белыми и резко контрастировали с пещерой. Они были построены настолько искусно, что казались игрушечными. В основном двухэтажные, дома выстроились ровными рядами и часто соединялись между собой лесенками и переходами. В центре города располагалась большая площадь, а к ней с четырех сторон сходились широкие улицы, рассекая город на одинаковые части. Ни за что не поверю, что это чуди построили такую красоту!

– Видать, вырезали подгорных мастеров, – будто читая мои мысли, прошептал дед. – Смотри, внучек, совсем за городом не следят.

Точно. Я сразу и не заметил, что особенно по окраинам, дома стояли с пустыми дырами окон, а кое-где даже рухнули стены.

– Ну, мы, кажется, пришли, – тихо сказал Калымдай, подойдя ко мне. – Как действовать будем?

– Нам наверняка на площадь пройти надо будет, – задумался я. – Смотри, там на ней с краю, и дворец, похоже, стоит. Нам точно туда.

– А чуди-то не видно, Федор Васильевич. Никакого движения в городе.

– Думаешь пусто тут? Убежали все?

– Вряд ли, босс, – подошел к нам Аристофан. – Баб с малышнёй запрятали по пещерам, в натуре, а сами в засаде сидят. Уж больно борзые, что бы всё бросить и типа уйти.

Калымдай согласно кивнул головой:

– Скорее всего – собрались во дворце и нас поджидают.

– Ну, тогда без вариантов, – согласился я. – Идём вниз.

Калымдай разделил отряд на две части, одну возглавил сам, а вторую отдал Аристофану.

– Пройдем город с двух сторон, Федор Васильевич, и встретимся в центре на площади. Ни один гад от нас не уйдёт.

– Угу. Только ты не забывай, что мы тут не с карательной экспедицией, – охладил я его пыл. – Наша цель – артефакт, а все развлечения потом.

– Конечно, – как-то быстро согласился майор. – Только врагов за спиной оставлять, тоже не следует.

– Ладно, пошли.

Мы шли с отрядом Калымдая по правой лестнице, а Аристофан повёл своих по левой. Спускаться было удобно, похоже, что и лестница – тоже дело рук умелых безызвестных мастеров. В городе я сначала шёл отрыв рот, крутя головой по сторонам, но скоро на смену восхищению пришла злость. Эти чуди явно плевать хотели на красоту. Повсюду чернели следы костров, двери и окна в основном были выбиты и сквозь них внутри помещений тоже виднелись пятна от огня. Да еще и зловонные кучи по всем улицам… Бр-р-р…

По пути к площади нам не попалось ни души. Похоже, майор был прав, предположив, что нас поджидают во дворце. Ну и хорошо, не надо будет бегать по городу и вылавливать этих паразитов по всем щелям.

– Подходим, – предупредил Калымдай.

Ага, уже сам вижу. Перед нами внезапно раскинулась площадь, покрытая узором белой плитки. На другой стороне от нас показался Аристофан с ребятами, одновременно с нами достигнувший цели. Отряды сошлись и командиры посмотрели на меня.

Я пожал плечами:

– Во дворец, как и планировали. Только осторожно, не спешим.

И кстати, правильно сделали, что не стали переть всей толпой, а выслали впереди пяток разведчиков. Едва наши ребята подошли к широкой лестнице, с которой и начинался дворец, как на площадку вверху ступенек, вывалила орущая толпа чуди, угрожающе размахивающая оружием.

– Штук триста-четыреста будет, – оценил врагов Калымдай.

– Не вопрос, – хмыкнул Аристофан.

– Начали! – махнул рукой Калымдай и первым зашагал к дворцу.

А я как чувствовал, что без сюрпризов не обойдется, уж больно гладко всё шло. Едва мы прошли половину пути, как вокруг нас засвистели булыжники. Луков, слава богам, у чуди не было, а вот пращи они использовали умело. Сначала один бес схватился за голову, потом шамахан рухнул под ноги товарищей, а град камней только усиливался и я заорал:

– Отходим! Назад! Все назад!

Бойцы дисциплинировано отхлынули назад, подхватив раненных товарищей и, отбежав на безопасное расстояние, замерли, ожидая приказаний.

– Ну, зачем?! – ко мне подбежал Калымдай. – Сейчас навалились бы скопом, да придушили бы всех этих тварей!

– А сколько бы парней твоих там легло, пока бы бежали к дворцу? Остынь, майор. Нет у нас такой задачи – положить весь отряд ради артефакта, понял? – я положил руку ему на плечо. – Добудем мы глазки, куда они от нас денутся? Только не ценой твоих бойцов.

Калымдай виновато кивнул:

– Верно. Нашло что-то на меня, парней наших в ущелье вспомнил.

– Босс, глянь, – окликнул, ухмыляясь, Аристофан. – А вон и обезьянка наша жирная!

На верхних ступенях дворцовой лестницы подпрыгивал и махал руками, корча рожи наш давешний знакомец – вождь чуди.

– Ха! – заорал я ему.

– Ха! – закивал в ответ вождь и полез за пазуху.

Он вытащил какой-то предмет, статуэтку, что ли, погрозил ей нам и вскинул над головой, держа двумя руками.

– Чего это он?.. – начал дед, но осёкся.

Вождь разломил статуэтку и тут же раздался грохот, а гора затряслась.

– Ложись! – заорал Михалыч, но я только отмахнулся.

Площадь посредине вдруг вспучилась, во все стороны полетела белая плитка, а из пролома начало вылезать какое-то чудище. Мы попятились, а оно всё лезло, пока из дыры не выкарабкался огромный, метров десяти ростом, монстр. Здоровенный такой мужик в одной набедренной повязке, с большими, закрученными как у барана рогами на голове, мордой как у Горыныча, только приплюснутой и весь в таких мышцах, что Шварценеггер бы зарыдал от зависти.

– Амбец… – прошептал Аристофан, когда монстр повернулся нам и улыбнулся, открыв на всеобщее обозрение огромные загнутые клыки.

– Ужин, – ласково пробасил мужик, с вожделением смотря на нас.

– Федька! – торопливо зашептал Михалыч. – Ну чаво ты любуешси им? Понравилси? Вот я всё Гюнтеру расскажу! Да не стой ты столбом, пуляй молнией в паразита!

Я схватился за перстень и привычным уже движением, крутанул камень в крайнюю позицию.

– На-а-а! – я вскинул кулак и сжал его, выпуская ослепительную молнию прямо в грудь монстра.

– Чавой-та? – удивился мужик, отшатываясь назад. Потом почесал края дыры на груди, которая затягивалась прямо на глазах и поморщился: – Плохая еда. Ещё и кусается…

– Вот там – вкусная! – заорал я, указывая на чудь. – Обернись, мужик!

Монстр медленно повернулся и уставился на радостно скачущего вождя в окружении таких же счастливых аборигенов.

– Ха! – заорал вождь.

– Ага, – кивнул ему мужик и шагнул к дворцу.

– Отходим, – прошипел Калымдай, потянув меня за полушубок.

Мы на цыпочках рванули за ближайший угол, хотя особо таиться, думаю, смысла не было. Монстр уже добрался до дворцовой лестницы и теперь увлеченно хлопал ладонями по ней, расплющивая за раз по десятку чуди.

– Хорошо, – на всю площадь бормотал он, одной рукой запихивая окровавленные трупы в пасть, а другой не переставая лупить по лестнице. – Вкусно. Не кусается.

– Все в дом, – скомандовал Калымдай. – Там переждём, пока это чудище не наестся.

Мы нырнули в ближайший дом и затаились и только Маша вздохнула, закатив глаза:

– Какой брутальный мужчина… Ну чего вы уставились? Ничего вы в романтических чувствах не понимаете…

Через полчаса мы отправили разведчика, и он вскоре вернулся, заорав с улицы:

– Чисто! Никого нет ни чуди, ни этого… мужика здорового!

Мы выскочили всей толпой и поспешили к дворцу, не переставая опасливо оглядываться по сторонам. Еще раз встретиться с монстром никто больше не хотел. Ну, разве кроме Маши.

Ступени были залиты кровью и я, морщась, брезгливо выбирая места почище, вскарабкался наверх. Красивые резные ворота были распахнуты и, не слушая гневные окрики Михалыча, я вошел во дворец и остановился как вкопанный.

– Офигеть… – протянул у меня за плечом Аристофан.

– Вот и нашим ребяткам свезло, – согласился за другим плечом Калымдай.

– Половину – в казну! – твёрдо заявил я. – А с оставшейся половины не забудьте обычные отчисления в бухгалтерию сдать.

Перед нами высилась в рост человека гора золотых монет, драгоценных камней, всяких ювелирных безделушек и всё это сверкало и радостно подмигивало нам.

– Ага, – сказал Михалыч и, прошмыгнув мимо нас, полез на золотую гору, разбрасывая сапогами золото и алмазы.

– Куда, Михалыч?! – обиженно взревел Аристофан. – Делиться надо!

Дед не обратил на него никакого внимания и, вскарабкавшись на вершину, схватил там что-то и на заднице съехал вниз.

– Держи, внучек, – он протянул мне небольшую шкатулку. – Думаю, они енто, змеиные глазки.

– Ой, – сказал Аристофан. – Извини, Михалыч, типа лоханулся я.

Глазки особого впечатления на нас не произвели. Ну, стекляшки красненькие, ничего особенного. Дед тут же упрятал шкатулку в кошель. Я подошел к сокровищам, немного покопался и выудил симпатичный браслет в виде завившейся спиралью змейки с изумрудными глазами. Варе на память о сегодняшнем походе подарю. Потом развернулся и махнул рукой:

– Налетай, братва!

И еле успел отпрыгнуть в сторону. Никакого уважения к начальству! Так бы и снесли меня, если бы не моя исключительная ловкость и врожденная склонность к акробатическим трюкам.

Вернулись мы домой тяжело нагруженные, но довольные и счастливые.

Бесы с шамаханами, чтобы тут не толкаться, ушли в тронный зал делить добычу под присмотром Агриппины Падловны. Гюнтеру я велел подготовить бойцам пиршественный стол и не жалеть спиртного, да на радостях выставить не самогон, а настоящую водку с царских заводов. А сам, вдруг ощутив неимоверную усталость, даже не стал ужинать, а пошел и завалился спать, доверив деду влить в коробочку со Шмат-разумом ведро самогона.

* * *

Проснулся я сам часов в девять утра. Не знаю, опять Михалыч ручку у генератора скрутил или Дизеля веревками к стулу привязали, но с утра было тихо и я отлично выспался.

В кабинете передо мной открылась картина маслом. Все сотруднички сидели тихо за столом, и каждый горевал о своём. Дед, лохматый и взъерошенный, печально смотрел на небольшой пузырек перед собой. Аристофан дремал, обняв небольшую кадушку с солеными огурцами. Калымдай меланхолично водил точильным камнем по большому ножу, а Маша страдальчески морщилась от резких звуков этого полезного, но такого не к месту, процесса. Одна Олёна улыбалась чему-то над кружкой молока, да Дизель возмущенно ёрзал на диване, обмотанный веревкой как особо опасный преступник. Похоже, я проспал грандиозное веселье, но совершенно не жалел об этом, рассматривая помятые лица моих друзей.

Меня приветствовали сдержанно и вяло. Михалыч вдруг встал, махнул рукой, выругался на матерно-блатном, но вполне понятном и решительно опрокинул в себя содержимое флакончика. Все привычно зажмурились, а я, отвернувшись, поспешил в ванную. Три секунды фейерверка, лёгкий взрыв и дед будет как огурчик. Знаем, проходили.

Когда я вернулся, дед живчиком накрывал на стол, подбадривая остальных и подсовывая страдальцам горячий чай. Ну и мне чайку перепало после каши с тушеным мясом, пирога с ливером, бутербродов с бужениной и, конечно же, сгущенки под блины, которая уже прочно вошла в наше меню.

К чаю заявился и Гюнтер с докладом и против обычного, не отказался и от сгущенки. Распробовали изверги.

– Вчера пока вы отсутствовали, Ваше Величество, – принялся за доклад дворецкий, разделавшийся с чаем и моей сгущенкой, – особых происшествий не было. Разве что потолок в бухгалтерии покрылся лягушачьей кожей и изредка квакает. Но Агриппина Падловна не жалуются, а наоборот, смотрят на потолок и вздыхают.

Сотрудники, немного поправив здоровье полезной и вкусной едой, разбрелись кто куда, а мы остались в кабинете втроём и Гюнтер продолжил доклад:

– Ночью вообще никаких неприятностей не произошло. Я имею в виду змеелюдов. А вот ваши сотрудники, Государь…

– А вот еще блинчик! – быстро перебил дворецкого дед. – И сгущеночки к нему, сгущеночки! Кушай, милай, не болтай во время еды… Не проявили себя ночью змеелюды, вот и славно, а сплетни дворцовые оно батюшке царю и знать не надобно.

Ну, понятно – погуляли знатно, получается. Ладно, когда-никогда, а расслабиться каждому надо. И знать не хочу, что там они ночью натворили. Чтобы потом от зависти не страдать.

В кабинет через потолок влетел Лиховид и сходу заорал:

– Проснулси наконец-то?! Ох и спишь же ты, Федька, ох и спишь! Покажь глаза змеиные колдовские!

Я кивнул деду, всё равно ведь не отстанет и тот предъявил древнему колдуну ларец с последней недостающей частью артефакта. Лиховид радостно нарезал круги, мерзко хихикая, а потом снова завопил:

– Тащи, Федька остальные куски, ща мы врежем айясантам поганым! Как раз все нужные людишки тут собралися!

– Нет, Лиховид Ростиславович, – я кивнул деду и тот живо запрятал ларец в кошель. – Сегодня у меня другие планы. А колдунство ваше, наверное, сложное и не быстрое, много сил и приготовлений потребует. Давайте завтра, а лучше – послезавтра. Отдохнём чуть-чуть от приключений, сил поднаберемся, да и вы спокойно подготовитесь к обряду или как там у вас колдунство это называется.

– Сейчас! – завопил Лиховид так, что в буфете задребезжали стаканы. – Медлить нельзя! Вот-вот змеелюды из-под земли вырвутси и наступит тогда всем полный… А девка где? Только что же тут была? Я на её голос и прилетел…

– На свежий воздух, наверное, пошла подышать, – поспешил выдвинуть версию я и коварно добавил: – Одна, небось, сейчас тишиной наслаждается…

Колдун, позабыв про змеелюдов и даже не попрощавшись, рванул сквозь стену.

– И чего я его так не люблю, внучек? – пожаловался дед, махнув Тишке да Гришке, чтобы шли помогать собирать посуду.

– А кто его любит? – резонно спросил я.

– Государь, – вклинился в беседу Гюнтер, – Агриппина Падловна спрашивают, когда бы вы могли аудиенцию ей устроить?

– А вот сейчас и приглашай, – ответил за меня дед. – Енто по нашему делу, внучек.

– По какому именно? – удивился я.

– Ну как же, – всплеснул руками Михалыч и обратным движением влепил полотенцем пониже спины расшалившемуся Тишке. Или Гришке. – Ты же сам просил управляющего твоей Варьке подыскать!

– А-а-а… Ясно. А бухгалтерия тут при чём?

Ответить дед не успел. В кабинет осторожно вошла наша крупногабаритная главбух, а за её широкой спиной явно кто-то еще суетился, но видно пока не было.

– Ох, – облегченно сказала Агриппина Падловна, усаживаясь на лавку и открывая обзор на пришедших с нею. – А я тебе, Федь, племянницу свою привела.

В кабинет робко шагнул мужик среднего роста, но крепкий коренастый и весь заросший волосами, ну медведь и всё тут. Я удивленно посмотрел на него. Это – племянница?! Но из-за его спины выскочила худая и какая-то корявая что ли, ну очень нескладная девушка, низко поклонилась мне и затараторила:

– Здравствуй на многие лета, батюшка царь! А меня, вона, тётушка с дядюшкой к тебе на службу привели! А ты уж не сумлевайся, отец родной, я тебе верой и правдой служить буду и всё-всё до последнего грошика подсчитаю, ни одной копеечки на сторону не уйдёть!

– Тётушка с дядюшкой?! Это что, ваш супруг, Агриппина Падловна?

Бухгалтерша сплюнула, а мужика передёрнуло и оба отрицательно замотали головами.

– Ничего не понимаю… – я повернулся к хихикающему Михалычу: – Деда?

– Я сама обскажу, – пробасила главбух. – Брат ентого лохматого, кобелюга паршивый, с моей сестричкой Малашкой спуталси, ну и народили они на свет вон ту вот раскрасавицу, Ельку. Еля Малаховна, ежели уважительно. Родители енти дочурку мне подкинули, а сами в Тибет махнули к монахам правду искать, дурни безголовые. Так до сих пор и ищут, паразиты.

– А вы?.. – я взглянул на мужика.

– Сидор я, – проревел мужик. – Сидор Петрович, значица.

– Дядька Елькин, – пояснила главбух, хотя и так уже было понятно. – На службе Кощеевой мне с малой возитьси недосуг было, вот Петрович её и растил пока в возраст не вошла. А там уже я и пристроила Ельку в экономисты.

– Как это? – не понял я. – На работу к себе взяли?

– Фиг ей! – скрутила мощный кукиш милая тётушка. – Сперва учитьси отправила на бухгалтера. Смену себе воспитываю.

– А теперь я, батюшка, – встряла наконец в разговор, нетерпеливо подскакивающая на месте Елька, – на практику к тебе подалася! На десять лет и три месяца. Уж ты не беспокойси! Уж я тебе наслужу!

– Цыц! – рявкнула главбух. – Кудыть поперёк старших лезешь?! От молодежь… Так вот, Федь, бери девку Варваре Никифоровне своей в управляющие, не прогадаешь. Да и Петрович ей подмогнёт.

– Угу, – проревел Петрович. – Я подмогну.

– А справится? – я с сомнением посмотрел на девчонку ни секунды не стоящую спокойно.

– Да мы с дядькой, – Елька потёрлась щекой о плечо Сидора, – кого хош к порядку призовём!

Я взглянул на мужика. Вот тут даже и не сомневаюсь. Идиотов против Петровича этого переть на Руси еще не народилось. Какая-то звериная сила и мощь так и лезли из него.

– Ну, на счет Сидора Петровича, я соглашусь, а сама-то что умеешь?

– А я, батюшка счёт знаю, дебет с кредитом в одну строчку сведу никакой аудитор не подкопаетси! Грамоте обучена, накладные знаю, а как вести крестьянское хозяйство то мы еще ажно на третьем курсе проходили! У меня все «пятёрки» по семинарам! – похвалилась девчонка. – А ежели надо будет кому в рыло съездить, чтобы порядок и закон чтили, так ты и тут, батюшка не сумлевайси – мне матушка с батюшкой трактат древний по ногомахательному бою от тибетских монахов прислали, так я его от корки до корки вызубрила!

Михалыч заржал у меня за спиной, а я невольно улыбнулся. Прикольная девчонка, а Сидор этот обстоятельный такой, солидный, даже смотреть на него боязно.

– Ну давайте попробуем, – согласился я, – только тут всё от слова вашей будущей хозяйки зависит, Варвары Никифоровны. Как она скажет, так и будет. Поэтому надо вас как-то в Лукошкино переправить на собеседование.

– А мы беса сейчас какого-нибудь поймаем, – выпалила Елька, – за рога его скрутим да тропами подземными в Лукошкино-то и проберёмси!

– Не надо никого ловить, Еля, – остановил я резвую девчушку. – Мы сейчас не схватим, а вежливо попросим кого-нибудь из наших бесов. Только… – я с сомнением посмотрел на мужика, – а как же с тобой, Петрович? Говорят, люди плохо эти бесовские дороги переносят.

– Так я и не человек, батюшка, – солидно поклонился Сидор и тут же поправил себя: – Ну, не совсем человек.

– Это как?

– Оборотень он, – вмешалась Агриппина Падловна. – Вся их семейка такая, да и тот кобель, что сестрицу мою охмурил, тоже перекидывается кажное полнолуние. Только не медведем, а волком.

– Ни чего себе… А ты, Петрович, в медведя, получается превращаешься?

– Оборачиваюсь, – поправил Петрович.

– Ну, я даже не знаю… – протянул я в замешательстве. Оборотень в крестьянском хозяйстве? Ладно он там бурёнку-другую задерёт, тоже жалко конечно, а ну-ка, если на людей начнёт охотиться?

– Не переживай, внучек, – понял меня дед. – Петрович у нас и мухи не обидит. Ему крови и мяса не нать. Просто горница своя нужна, чтобы ночь колдовскую пересидеть где было.

– Точно, Сидор? – строго спросил я у оборотня.

– Да что б меня зайцы загрызли! – побожился он.

– Ну, хорошо, уговорили. Гюнтер, попроси, пожалуйста, кого-нибудь из наших бесов, чтобы доставку нового персонала в город организовали. А вы, родственнички, ждите меня в Лукошкино на Колокольной площади, я вас вашей хозяйке представлю. Найдёте где это?

– Разберёмся, батюшка, – солидно прогудел Сидор.

На том и договорились. Канцелярия наконец-то очистилась от посторонних и я пошел развязывать обиженного Дизеля. А тут и бесенята прискакали за мультиками, раз Дизель освободился.

Михалыч отправился за полушубком и сапогами, а я уже предвкушал скорую встречу с Варей.

Вещь всё-таки этот Шмат-разум. Стояли мы с дедом в Канцелярии и, раз! и уже в Лукошкино!

На Колокольной площади, возле Вариного терема, стояла толпа. Молча, тихо, сосредоточенно. Мы с Михалычем тревожно переглянулись и поспешили к дому. Но едва одолев половину площади, мы замедлили ход и дальше шли чуть ли не на цыпочках.

– Шумит, бушует непогода,

Далёк, далёк бродяге путь.

Укрой, тайга, его глухая, –

Бродяга хочет отдохнуть.

– Как ручеёк журчал печальный девичий голос, вторя жалостливым звукам флейты.

Народ замер, затаив дыхание, только изредка всхлипывала баба, да шумно вздыхал мужик.

– Там, далеко, за тёмным бором

Оставил родину свою,

Оставил мать свою родную,

Детей, любимую жену.

Звуки флейты просто очаровывали, а тонкий голосок поднимался вверх над площадью, будто стараясь убежать от грусти флейты, но волшебные звуки догоняли голосок, и они переплетались в единую печаль.

Варя тоже стояла в толпе, промакивая глазки платочком. Я протиснулся к ней, стал рядом, а она вздохнула, прошептала «Федя» и склонила ко мне голову.

– Ишь паразиты, как выводят душевно, – вздохнул за спиной Михалыч.

Я поднялся на носочки и пораженно уставился на Сидора, сидящего прямо на снегу скрестив ноги и упоенно извлекающего из флейты или свирели, не знаю как правильно, чарующие звуки. Елька стояла рядом с ним, положив руку дядьке на плечо и тоненько тянула:

– Умру, в чужой земле зароют,

Заплачет маменька моя.

Жена найдёт себе другого,

А мать сыночка никогда.

Дуэт закончил песню, а толпа молчала, охваченная будто колдовством, и вдруг одновременно вздохнула и загалдела.

– Люди добрые! – Елька сорвала с Петровича меховую шапку и пошла по рядам зрителей. – Не пожалейте денежки малой бедным страдальцам, замерзающим от холода, умирающим от голода, иссыхающим от жажды в славном городе Лукошкино!

Монеты так и зазвенели, дождём падая в шапку.

Толпа постепенно разошлась, видя, что представление закончено, а Елька с Сидором подошли к нам.

– Ну вот, мне на пряники, а дядьке на бутылку заработали! – засмеялась девушка, подкидывая медь в шапке.

– Чего это вы в уличные артисты подались? – удивился я. – Вот уж не ожидал от вас… Но поёте вы здорово, молодцы!

– Скучно стало ждать, батюшка, – прогудел Сидор, – вот малая и пристала как банный лист к… к спине. Давай, дядька споём, копеечку заработаем, давай, да давай! Неугомонная егоза!

– А грошик-то лишним не бывает! – Елька с интересом рассматривала Варюшу.

– Это твои знакомцы, Федь? – оторвалась от меня Варя.

– Теперь и твои, – хмыкнул я. – Пойдемте в дом.

– Зайдите странники обогрейтесь, – наклонила голову Варюша, – откушайте, чем бог послал.

Во дворе я с любопытством осмотрелся. Ну а как же? Я же финансирую предприятие, значит, и контролировать должен, следить, куда мои кровные утекают. Шучу. Просто интересно было. Забора ограждающего терем от школы еще не было, а вот сама школа поднялась до второго этажа и хоть смотрелась пока сараем, но получалась большая, вместительная. Ух, скоро у Варюши горячие деньки начнутся!

– А ну-ка! – меня решительно отодвинули в сторону, и вперёд шагнул Михалыч. – Это что же за краса нас встречает?

Я завертел головой. Кого это дед заприметил? Из представительниц слабого пола тут были только Варя, Елька, да тётка Пелагея вышла на крыльцо посмотреть, кого еще там черти принесли на её несчастную голову. Пелагея?!

А дед уже соколом взлетел на крыльцо и мартовским котом закрутился вокруг Пелагеи:

– Вот уж не знал, не гадал, что Варька у себя такую красу в тереме прячет! Лицо белое, румянец девичий, брови черные, очи как у Кощея-батюшки огнём полыхают, да не гневным, а страстным!

Мы с Варей захихикали, а тётка Пелагея сначала удивленно посмотрела вниз на гоголем ходящего вокруг неё деда, а потом улыбнулась и потупила глаза.

– И руки белые, ухоженные, а стан тонкий как у берёзки, – продолжал соловьём заливаться Михалыч, – груди высокие как дыни узбекские…

Я закашлялся, а Варюша покраснела.

…– а всё что ниже пояса, – дед обогнул тётку сзади, отошёл на шаг, окинул взглядом знатока описываемую часть тела и категорически заявил: – Мой размерчик!

– Охальник какой! – с удовольствием прогудела Пелагея. – Ишь шустрый да резвый!

– А пойдём, красавица, – дед развернул тётку, подхватил под руку и направил к двери, – хоть терем мне покажешь. Мне про тебя всё интересно, бурёнушка ты моя лебедяшная!

– Кто-кто? – давясь от смеха переспросила Варя.

– Во! – я, хихикая развёл руки в стороны. – И во! – замахал тут же руками, имитируя Горыныча. – Коровка летающая!

Дед не оглядываясь, завёл руку за спину и, показав нам кулак, продолжал запихивать в терем тётку Пелагею:

– И как живёшь, страдая по мужской ласке знать хочу! И по каким дорожкам ножки твои точёные ходят! И на какой кровати тело твоё…

Дед всё-таки вдавил свою пассию в дверь и самое интересное про тело на кровати мы уже не услышали.

– Пролетели мы теперь с обедом, – простонал я сквозь хохот, а Варюша уже рыдала от смеха у меня на груди, и я успокаивающе обнял её и прижал к себе покрепче.

Петрович смущенно ковырял сапогом деревянный настил, а Елька с восторгом оглядывалась по сторонам и вдруг взвизгнула:

– Эх, хорошо живёте баре! Весело!

– Ох, – Варя оторвалась от меня и утирая слезинки, кивнула: – Проходите, странники дорогие, не побрезгуйте.

– А они, Варюш, вовсе и не странники, – я оглядывал знакомую мне горенку, в которой только большой стол с лавками и остались с того периода когда мы тут стратегические планы разрабатывали, да тайные операции готовили.

На окнах уже висели занавески в цветочек, на полу – вязаные дорожки, а на подоконнике и на полочках по всей комнате – какие-то растения в горшочках.

– Странники, не странники, – отмахнулась Варя, – а поют душевно.

– Познакомься, Варюш. Мы тебе на должность управляющих вот эту семейку привели, дядьку с племянницей. Сидор Петрович да Еля Малаховна, прошу любить и жаловать.

Родственнички склонились в земном поклоне перед Варей, а она удивленно посмотрела на меня.

– Хорошие люди, – заторопился я. – Это родня наших сотрудников. Проверенные кадры и ценные специалисты. Елька у нас вообще девушка образованная, учебу в не самом худшем заведении прошла. А дядька Петрович, не смотри на его внешность, душевный и справедливый.

– Коли люди так петь умеют, то подлости в их нет, – категорически заявила Варя. – А справитесь… страннички?

– И не сумлевайся, боярыня! – подскочила к ней Елька. – Мне уже твой Фёдор Васильевич допрос с пристрастием сделали, ручки заламывали, на дыбу подвешивали, калёным железом жгли, а я им только одно и твержу: – Хош убейте, а верой и правдой служить моей хозяйке, Варваре Никифоровне буду!

– От сорока… – проворчал Петрович. – Расчирикалась… А ты, хозяйка сама смотри, но девка моя шесть лет економическим наукам обучалась, дело знает. А уж я её не оставлю, подмогну и слова поперёк никто не скажет.

– А какое жалование вы себе хотите? – прищурилась Варя.

– Да нам много и не надо, барыня, – тут же застрочила как из пулемёта Елька. – Кров, да хлеб, да вода! Мы люди маленькие, своё место знаем и процент большой от прибыли требовать не будем! Четверть от доходов и по рукам!

– Елька! – рявкнул я. – Сейчас тётушку Агриппину сюда приведу!

– Увлеклась, барыня, – девчонка опять склонилась в земном поклоне. – Прости, хозяйка – еще уроки из головы не выветрились, так и скачут в голове знания, нашёптывают, как бы побольше доход с прибыли получить.

– Егоза она, хозяйка, – покачал головой Петрович, – но на то я к ней и приставлен, чтобы лишний пыл сбивать. Ну и в обиду не давать.

– А давайте чай пить, – улыбнулась вдруг Варя. – Эй, там! А подать нам самовар, да плюшек сладких, да пряников печатных! А за столом, работнички мы всё и обсудим. Садитесь, садитесь, певцы сладкоголосые, чаю покушаем и всё до грошика и подсчитаем.

Чай был хороший, пряники еще лучше, а вот разговоры – скучные. Варя всё же решила взять на службу Сидора с Елькой, и теперь у них шло обсуждение деталей. С какой деревни сколько налогов брать, кому послабление сделать, а за кем, наоборот, присмотреть попристальней… Скукотища…

Елька, вытащив откуда-то лист бумаги и чернильницу, увлечённо выстраивала на листе столбики цифр и тут же тыкала в непросохшие чернила пальцем, горячо что-то объясняя Варе. Сидор, не вмешиваясь в разговор, не менее увлеченно налегал на плюшки, а Варя то одобрительно кивала, то морщила очаровательный носик.

– Варюш, – я встал из-за стола, – я пойду, прогуляюсь немного.

– Ага… – рассеяно отозвалась Варя, а потом вскинула на меня взгляд. – Ну, ты же не насовсем уходишь? Вернешься еще?

– А куда ж я денусь? Разве что девки какие на базаре на меня позарятся, – притворно вздохнул я, увернулся от запущенной ложки и, ухмыляясь, выскочил из горницы.

Пойти, что ли Михалыча поискать? Ага, а как нарвусь на них в самый неподходящий момент? Огребу же сразу с двух сторон! Ну его, старого развратника, пусть развлекается.

Вот на базар я и решил сходить, прогуляться. Не за девками, конечно, это на Лялину улицу тогда надо, да и потребности такой нет. Просто пошататься время убить, себя показать да на людей поглазеть.

И то и другое мне удалось воплотить в жизнь, правда, в обратном порядке и с совсем даже не однозначным результатом.

Базар как всегда оглушал криками торговцев, покупателей, зевак, ругающихся и торгующихся напропалую.

– Ну, кудыть пошёл?! Гля какая репа! Покупай, лучше во всём Лукошкино не найдёшь! Это же царь-репа просто! Нет ты глянь, ты глянь, размером с голову, во какая репа!.. Как кулак? Да ты приложи её к своей башке дурной – одинаковый размерчик будет, деревенщина ты непутёвая! Ну, иди-иди, поищи подешевле, ха!

– Пиво, мужики! Налетай! Крепкое, аж в нос шибает! По рецепту самого фон Шлюссенблохена! Хрен, где такое найдёшь!.. Что за блохен такой? Да кто его знаить, но звучит-то как красиво! Налить кружечку, али две?

– Эй, красавица, купи козу! Ну что енто за дом без козы?! Есть уже? Ну, козла купи! Гля рога какие! Будет дом охранять, спину чесать! И козел есть в доме? Енто не тот, что от тебя только что в кабак побежал? Ну, тогда козу купи для женской солидарности! Будете вдвоём козлов своих гонять!

Я, улыбаясь, протискивался сквозь толпу, изредка подходя к одной или другой лавочке и успешно развлекался, за неимением более культурного отдыха, как вдруг на плечо мне легла тяжёлая рука:

– А ну-ка, ну-ка… Енто кто такой красивый по моему городу с такой наглой рожей расхаживает?

Я дёрнулся, но меня уже сгребли в медвежьи объятия и ловко вязали руки за спиной.

– Эй! Какого… – начал было, я, но меня развернули и я узрел перед собой этого бугая милицейского – Митьку, а позади его еще и пару стрельцов, настороженно смотрящих на меня.

– Не обозналси я, – довольно оскалился Митька. – Енто же ты, преступный елемент, посыльным от Кощея к нам в ночь летом ишо приходил, да батюшку воеводу сыскного на разговоры выманивал? Я запомнил тебя, бандитская твоя морда! А ну служивые, хватай ентого господинчика, да в отделение его живо!

Вот же дубина стоеросовая! Сопротивляться, протестовать, не было никакого смысла, только дам повод поизгаляться над собой. Ладно, в отделение так в отделение. Там Никита быстро мозги этому Годзилле вправит.

Опыта приводов в полицию у меня и в моё время не было, вот и сейчас я чувствовал себя крайне неловко, пока меня волокли от базара до бабкиного терема. Казалось весь город видит моё унижение, хохочет и показывает пальцами. Ну, это я себе нафантазировал, конечно – кому интересно глядеть на задержанных Митькой, когда он и так хватает налево-направо по двадцать человек на день. Но как бы то ни было, а неловкость стала вытесняться злостью, и в милицию я был доставлен уже в весьма скверном настроении.

Никита как раз был во дворе, болтая о чем-то со стрелецким сотником Еремеевым и увидев меня, округлил глаза и махнул Митьке.

– Что это за милицейский беспредел, участковый? – с ходу пошёл в атаку я. – Хватаете невинных людей, руки вяжите, через весь город как бандюгана какого тащите! Правовое государство, говоришь?

– Митька? – Никита вопросительно поднял брови.

– Дык батюшка сыскной воевода! – вытянулся этот бравый служака. – Енто же тот гад, Кощеев прихвостень! Да нагло так по базару разгуливает и в ус не дует! Никакой почтительности к закону и правопорядку!

– За что ты задержал гражданина? – начал было Никита, но я перебил его:

– Руки может, развяжите, господа милицейские товарищи?

Никита кивнул стрельцам и те перерезали веревку.

– Ну? – он повернулся к Митьке.

– Так вражина же! – Митька возмущенно развёл руками.

Никита едва открыл рот, как во двор влетел запыхавшийся стрелец и заорал:

– Орда! Орда под городом!

Орда?! Тут?! Откуда она взялась? Кто послал? Я так удивился, что чуть не пропустил хмурый прищуренный взгляд участкового, направленный на меня.

– Еремеев, – крикнул он, – подымай сотню! А гражданина этого – пока в поруб! Вернемся, тогда уже и разбираться будем.

Вот тебе и Никита дружок мой, коллега по несчастью. Мент поганый!

Не любят, говорят, у нас милицию… А за что её любить?! За Митьку-дурня, хватающего в городе всякого кто не так на него посмотрит? За начальника милицейского, без разбору невинного гражданина в тюрьму упрятавшего? Эх, жизнь моя воровская…

Нет на самом деле, я себя вовсе не ощущал каким-то там блатным или прямо причастным к воровскому миру, но сейчас очень даже прочувствовал, на чьей я стороне нахожусь.

Меня втолкнули в поруб и захлопнули дверь и я еле удержался, чтобы не грохнуться по крутым ступенькам вниз. Поруб я раньше видел только снаружи, а вот теперь и изнутри повидать довелось. Ну, кстати, ничего такого ужасного как рассказывали об этом вытрезвителе-камере. Ступеньки заканчивались небольшой комнаткой метра два на два, ну холодно, конечно, но не так как сегодня на улице. В полушубке и сапогах вполне терпимо, по крайней мере, пока.

Я присел на широкую лавку у стены и сжал головку булавки в воротнике, вызывая Михалыча.

– А, внучек? А я тут тебя уже обыскалси. Варька твоя говорит, мол погулять пошёл, так я полбазара оббегал тебя выискивая. И где енто тебя носит-то? Про Орду-то, небось уже слыхал?

– Здравствуй дедушка! И если мне позволено будет хоть словечко вставить в твой трагический монолог, то сообщу тебе всё-всё по порядку. Во-первых, да, заскучал и гулять пошел на базар. Во-вторых, вот прямо сейчас я в милиции в порубе сижу, ну а в третьих, про Орду, да, слышал.

– Что?! – сразу же вскипел Михалыч. – Менты повязали?! Ах, волки позорные, мусора поганые! Ну, я сейчас в Лукошкино бесов с Калымдаевскими ребятками пригоню, ух и не сладко твоему дружку Никитке-мусорку придётси!

– Отставить панику, Михалыч! Слышишь? А бесы и Калымдай не помешают, давай их сюда только тихо. Пусть рассредоточатся и сидят тихо. Слышишь, дед? Тихо! Без моей команды ничего не делать, только следить! Меня сейчас куда более Орда беспокоит. Вот про неё узнать надо, да поскорее.

– Нет, ну Никитка-то твой!.. – не унимался дед. – От же пригрел ты змеюку на груди, внучек! Надо было его еще тогда вместе с Вельзевулом, и порешить по-тихому!

– Дед, остынь! И участкового даже пальцем тронуть не вздумайте!

– Угу, – проворчал Михалыч. – И его не тронь и тебя не вызволяй… Тебе еще схиму принять да молитвы орать на кажном углу…

– Ну, мысль! – одобрил я. – Тут как раз поруб на монашескую келью смахивает. Давай, деда, делай, как говорю. Пусть бойцы сидят тихо, а сам постарайся про Орду всё вызнать. А я тут пока отдохну в тишине да покое, нервы успокою.

– Внучек, – будто всхлипнул дед, – а ить ты же там голодный… С утра не кормленный… Отощаешь, Федь… Давай хоть подкоп выроем – я тебе окорочок копченый передам, оладиков?

– Деда ну не выдумывай. Да и ненадолго я тут думаю. Давай, в общем работай. До связи.

Хорошо всё-таки, что мы тогда еще давно, эту булавочную связь наладили. А еще у меня колечко боевое есть. Я задумался. А что, выбью молнией сейчас дверь, оглушу стрельцов во дворе, если будут, прожгу дыру в заборе и ищи меня по всему Лукошкино. Не, не буду. Я ведь не преступник какой, чтобы из тюрьмы бежать. Да и по Лукошкино прятаться от стрельцов, тоже резону нет. А, кроме того уж очень я хочу еще разочек Никите в глаза взглянуть. Обиделся я на него, вы себе даже представить не можете как. Ну, Орда, но разве это повод чтобы меня в поруб запихнуть? Оставил бы во дворе под присмотром стрельцов, да я бы даже и не протестовал, но как бандита какого или алкаша местного вот так, без всякой причины? Нет, Никита, ты как хочешь, а я обиделся.

С полчасика я и правда, посидел душевно. Тихо, спокойно, никто на ухо не орёт, принятия решений не требует, красота. А потом заскучал и стал разглядывать густо исписанные стены.

«Сашка Чёрный парился тута низашто». Ну, тут все ни за что, понятное дело, по себе знаю.

«Митька – козёл!». Спорить не буду, поддерживаю.

«Участковый + Яга=…» и нарисовано что-то странное, то ли корявое сердечко, то ли художественно выполненная задница. Я хихикнул и повернулся к другой стене. Тут уже был не эпистолярный жанр, а скорее – художественная галерея. Не, не интересно. Направленность исключительно физиологическая.

– Сидишь? – раздался вдруг сбоку тихий голос.

Я аж подпрыгнул и резко развернулся. Рядом со мной на топчане, болтая ножками, расположился маленький старичок, размером ну с крупного кота не больше. В простой одежде, лохматый, с бородой, разросшейся на всё лицо.

– Сижу, – едва сердце вернулось на место, подтвердил я. – А ты, дедушка кто такой будешь? И за что тебя сюда? Я сразу и не заметил, под топчаном сидел, да?

– Нет, – хмыкнул старичок, а потом вздохнул: – Домовой я тутошний. Трофим. За теремом Яги приглядываю. Вижу, потащили Федора Васильевича в поруб, дай думаю, пойду поздоровкаюсь.

– А откуда ты меня знаешь? – изумился я.

Трофим только хмыкнул и вдруг спросил:

– Есть хочешь?

В животе у меня квакнуло.

– Ага.

– Сейчас, – домовой исчез, но почти сразу же вернулся, расстелил полотенце и разложил на нем блины, мисочку со сметаной и кружку горячего чая. – Угощайси, родимый.

– От спасибо, Трофим! А то я только завтракал…

Блины были вкусные, но не лучше дедовых оладиков, но всё равно замечательно пошли. Расправился с едой я быстро и блаженно отвалился на стенку, грея руки о большую кружку.

– Федор Васильевич, – поёрзал Трофим по лавке, – а возьми меня к себе, а?

– Чего это? – я чуть не поперхнулся чаем. – Нет, мне не жалко. Я, честно говоря даже и не знаю, есть ли домовой у меня в Канцелярии да и вообще на Лысой горе… А что, не нравится тебе тут?

– Нетути наших на Лысой горе никого, – вздохнул домовой. – Да только я лучше у тебя работать буду, чем здеся.

– Что совсем плохо?

– Доконает меня бабка, – шёпотом пожаловался Трофим, боязливо оглядываясь по сторонам. – Совсем с годами озверела. Я с ей-то с одной еще кое-как уживалси, а как она тут и участкового себе завела, а потом и сотню стрельцов, да еще проглот ентот, Митька… Он же совсем дурной! Давеча пьяный пришёл чуть сени мне не развалил, всё требовал еще ему налить! А починять-то мне! Да и бабка… Эх…

– Дела… Ну, давай перебирайся к нам, я в принципе не против. Работящие руки всегда нужны. А только… уживешься ты у нас? Там и скелеты бегают и бесы, монстры всякие, да и другой нечисти пруд пруди.

– А ничё, Федь, – оживился домовой. – Были бы люди хорошие, а там без разницы, скелет али бес.

– Договорились.

Мы торжественно пожали друг другу руки.

– А я, тогда как потеплеет к вам и переберуся, – оживился Трофим. – А тебе не холодно здеся, Федор Васильевич? Может тебе водочки принести для сугреву? У бабки запасы большие, она и не заметит бутылки-другой.

– Не, Трофим, спасибо, не надо. У меня еще дела есть, надо в трезвом уме быть.

– А может… – домовой несколько растеряно почесал в затылке, – тебе дверь открыть из поруба? Я могу. Только там ажно пятеро стрельцов караулом ходят.

– Спасибо, но я пока тут погощу, а потом сами выпустят.

– Ладноть, Федор Васильевич, пойду я пока Яга не заприметила, что я отлучилси. Загрызёт же, а то и кота своего натравит!

– Хорошо, Трофим, спасибо. Значит, весной приходи, буду ждать.

Старичок закивал и ушел прямо сквозь стену, а я опять остался один.

– Внучек, ты как там? – раздалось у меня в голове, и я поспешно сжал булавку пальцами.

– Нормально, деда, сижу. Меня покормили тут, не переживай.

– Баланду, небось, тюремную приносили ироды?

– Да, не, тут домовой хороший блинов принёс, сметанки… Только с твоими им никак не сравниться, деда, – поспешно добавил я и дед удовлетворённо хмыкнул. – Дед, а тут домовой от бабки уйти надумал, к нам просится. Как думаешь, нормально это: домовой на Лысой горе?

– Нам и своих прихлебателей хватает, – заворчал для приличия дед. – Вечно ты, Федька всех подряд подбираешь да в дом тащишь! Вот, например… – и дед замолчал, пытаясь вспомнить хоть один случай.

– Собачка, да? – хихикнул я, припомнив вечную страсть крепко поддатого деда, подбирать бродячих собак с целью приручить и приспособить для домашне-служебных целей.

– Паразит ты, Федька, – вздохнул Михалыч. – Хотел я тебе про Орду рассказать, а таперя не буду.

– Так я у Калымдая узнаю или еще у кого из наших.

– Да много они там знають! – фыркнул дед. – Ладноть, пользуйся моей добротой, слушай.

С Ордой оказалось всё очень странно. Пришли шамаханы к Лукошкино так тихо, что их никто и не заметил. Сами прикиньте – пара-тройка тысяч, а может и больше, всадников, практически через полцарства незаметно просочились, да никого не пограбив по пути, это уж совсем удивительно было. Пришли они к городу, взяли в кольцо, постояли пару часиков и ушли.

– Мужики говорят, мол, за Ордой фигура огненная поднялась, проорала что-то да исчезла, – рассказывал дед. – Шамаханы-то тоже поорали, да вслед за ней и ушли, так и не начав осаду города.

– Опять Бабай?

– Как пить дать, внучек, – дед вдруг хихикнул. – Мужички сказали, что шамаханы орали «Бабу дай!», так полгорода побежало жёнок своих по подпольям прятать.

– Бабу дай? Бабай! Да кто же это такой в Орде объявился? А Калымдай ничего не узнал?

– Только, что Бабай ентот в большом авторитете у шамахан. Что ни скажет, всё сделают, чуть ли не как самому Кощею поклоняютси.

– Надо про него вызнать, деда, тревожно мне что-то…

– Вот сейчас стемнеет через полчасика, вырежем мы сотню милицейскую, выпустим тебя, внучек из полона ментовского и пойдём про Бабая вызнавать.

– Дед! Отставить! Никакой резни! Слышишь?! Мне тут кое-что узнать надо, а вы со своей тягой кровожадной все планы мне порушите! Ну, просто бандиты какие-то…

– Ну а то кто ж? – удивился Михалыч. – Не монашки же, какие? Бандиты и есть если твоими словами говорить, а по-простому – лихие люди.

– Угу. Джентльмены удачи, блин. Михалыч, это – приказ! Не дай боги кто кровопролитие начнет, я и не знаю, что тогда с вами сделаю! Придумаю что-нибудь особо кошмарное, понял?

– Да понял, внучек, понял. Так скоро у нас при Лысой горе и монастырь откроетси…

– Вот кстати, дельная мысль. Открою и буду нарушителей приказа в кельях гноить да молитвами мучить.

Деда я все-таки уговорил резню не начинать. По крайней мере, на время. Вот с такими кадрами и приходится работать. Дед связь прервал обиженный, но послушный, а я взял да задремал на пару часиков, не смотря на холодину. И кстати, вполне даже неплохо выспался.

Если днём в поруб пробивались сквозь дверные щели лучики света, то сейчас, когда на улице стемнело, поруб окутало мглой. Я хмыкнул – если тут узников морят голодом, то ни о каком светильнике и речи нет, разумеется. Ничего, своими силами обойдёмся…

При свете фонарика в перстне я сосредоточенно вырезал флешкой букву «Я», в монументальной настенной росписи «Здесь был Федя». Китайский пластик флешки трескался и крошился, но я не отчаивался и с упорством продолжал царапать мягкую штукатурку.

– Помочь, мсье Теодор? – раздалось от двери.

– Маша! Фух… Что ж ты так пугаешь? И вообще, стучаться надо… Как ты сюда попала, тоже арестовали?

– Фи! Облачком за забором обернулась, а сюда сквозь щели дверные проникла.

– Ну, присаживайся тогда, не стесняйся. Чувствуй себя как дома.

– Тьфу-тьфу, мсье Теодор, вы как скажете… – Маша передёрнула плечиками. – Пойдёмте уже? Ну что вы тут сидите?

– Не, Машуль, участкового дождусь, тогда и на свободу с чистой совестью. Уж очень интересно послушать, что он мне скажет.

– Я и так знаю, что он скажет, мсье Теодор, – Маша стала в позу «памятник Ленину на центральной площади», протянула вперед руку и торжественно произнесла: – Выходите дорогой Федор Васильевич, да не гневитесь на нас, идиотов патологических! Хотите, мы и коврик красный постелем, да на руках вас на свободу вынесем? Любой каприз, только верните нам царя-батюшку!

– Что?!

– А что, мсье Теодор? Ненатурально у меня получилось? На мсье Ивашова совсем не похоже? А ведь я неоднократно выступала в труппе Его Величества Генриха Изящного и всякий раз срывала та-а-акие аплодисменты… Ах, какой был шарман…

– Маша, что ты там про Гороха говоришь?!

– Я вам про Генриха сейчас говорю…

– Маша!

– Да что же вы так кричите, Теодор, будто из вас кровь пить собираются?

– Но-но! – я вжался в стену. – Что за намёки?

– И еще раз фи на вас. Я уже парочкой стрельцов во дворе перекусила… Да что вы сразу за сердце хватаетесь, мсье Теодор? Совсем вы тут одичали в одиночной камере, шуток вовсе не воспринимаете.

– Маша, – я собрал волю в кулак и отчеканил: – Что. Там. С Горохом?

– Всё в порядке, мсье Теодор, не волнуйтесь, спит он.

– Уже чуть легче. Однако зная вас, уточню: а где именно он спит?

– Да здесь рядом под забором и спит. Как принесли его и положили, так и не шелохнётся, даже храпит тихо, но с присвистом, однако совершенно не художественно, будто мужик какой.

– Угу. Спёрли царя, значит?

– Да какой он вам царь, Теодор, что вы такое говорите?

– Маша, золотце ты моё крылатое, а не могла бы ты и меня в курс дела ввести? Сейчас придёт участковый, а я даже не знаю, что и говорить.

– А вам ничего говорить и не надо, мсье Теодор, – отмахнулась Маша. – Просто стойте с важным видом и кивайте. Ну, если получится, постарайтесь ещё сделать умное лицо, хотя…

– Маша! Я сейчас сам тебя загрызу! Живо доложи, что вы там с Горохом натворили!

– Фи, Теодор… Сразу видно, что в высшем свете вы не вращались, а прибыли к нам из какой-то забытой богами глубинки…

– Маша!

– Ой ну, хорошо, хорошо… Даже уши заболели от вашего крика… Что вы так нервничаете, Теодор? Вы знаете, как это вредно?.. Нет-нет, даже и не думайте на меня кидаться, я вас сильнее как бы вам это не было обидно слышать…

– Маша, уволю, – тихо сказал я. – Вернемся во дворец и сразу же уволю. Хватит, натерпелся я твоих выходок.

– Мсье Калымдай в облике царской охраны, – тут же начала доклад вредная вампирша, – стал на пост возле покоев Гороха, который в этот момент разводил амуры с очередной дворовой девкой. Через замочную скважину наш бравый майор запустил в комнату сонный дым, уж какой именно у него сами спросите, а когда любовная парочка благополучно заснула, подал Гороха мне через окно.

– А ты его и…

– Нет, не укусила, если вы об этом, мсье Теодор. Просто подхватила и улетела на встречу с Аристофаном. Дальше рассказывать?

– Не надо, спасибо.

– Ну вот, а столько крику было, нервов… А теперь даже до конца выслушать не желаете.

– А есть что еще существенное рассказать?

– Нет.

– Вот и не надо.

– Вот и не буду, – Маша пожала плечами. – Вы, мужчины…

– Достаточно, спасибо, я тебя понял.

– И всё же я продолжу, мсье Теодор. Вы мужчины, – она многозначительно посмотрела на меня, – вечно за своими игрушками, войнами и убийствами, забываете о своих дамах сердца. Вот ответьте мне честно, Теодор, вспомнили ли вы хоть раз о мадмуазель Варе, пока кричали на меня и выпытывали новости о Горохе? Не уверена. Неужели для вас Горох, дороже Варвары Никифоровны? Не думала я о вас в таком вот ракурсе, мсье Теодор, хотя слухи по дворцу, после того как вы приблизили к себе Гюнтера, ходили, не буду скрывать.

– Какие слухи?! Маша ты о чем вообще?! Ой, всё… Десять… вдох… девять… выдох… восемь… вдох…

– Какое-то заклинание, месье Теодор? – заинтересовалась Маша.

– Ага… пять… На счет «один» все вампиры в радиусе десяти метров воспламеняются и умирают в страшных мучениях… выдох… три…

– Тогда я, наверное, пойду, мсье Теодор? А про мадмуазель Варю вы и сами нафантазируете. Всё равно вам тут больше и заняться-то нечем…

– Уволю, как пить дать уволю.

– А ваша Варя, узнав о нарушении прав человека, побежала к Кнутику подымать общественность, пока только заграничную. Но побожилась, что к утру, если вас не выпустят, лично возглавит народно-освободительное восстание. Романтично, ведь верно?.. Нечто подобное описывал в своём романе известный испанский литератор Санта-Диего лос Бананос. У него одна юная сеньорита…

– Я понял, Маша, спасибо.

Мне еще пересказа женского романа только не хватало.

Маша вдруг насторожилась и прислушалась:

– Идут. Мне пора, – превратившись в кусочек вредного, но все же, симпатичного тумана, она выскользнула из поруба.

Ага, сейчас, похоже, начнётся. Я выключил фонарик и замер.

Загремел засов, дверь распахнулась и тут же послышался громкий голос Митьки:

– Арестованный, на выход!

Звук подзатыльника и тихий голос участкового:

– Федор, выходи.

– А? Что? – я сделал вид, будто только проснулся. – Покушать принесли наконец-то или хоть глоточек водички?

– Кхм… Выходите гражданин, вы свободны.

– Не выйду. Ручки-ножки оледенели, не шевелятся никак. Да и вообще… Нравится мне тут. Хоть и тюрьма, хоть и милицейский произвол, зато не бьют и на дыбу не подвешивают. Пока, по крайней мере.

Никита шикнул на сопровождающих и спустился вниз, держа в руках подсвечник с тускло горящей свечой:

– Федь… ну ты это… От всего состава участкового отделения милиции, приношу извинения за неправомочные действия младшего сотрудника.

– А у старшего сотрудника действия правомочные были? – ехидно спросил я.

– Кхм… Ну, знаешь, ты вообще-то тоже не ангелочек!

– Я что-нибудь нарушил? Предъявляй тогда доказательства и в суд.

– А Орда чья?

– Орда моя. Только другой вопрос: как и зачем она тут оказалась? И вот этого я как раз не знаю. А вместо того чтобы разобраться с этим, узнать, кто Орду без дозволения на город натравил, я тут у тебя парюсь.

– Ну, вот и выходи да разбирайся, – указал на выход участковый.

– Спасибо, что разрешил. Век на тебя молиться буду, батюшка сыскной воевода!

– Внучек, – раздалось со двора, – хватит кочевряжитьси, давай, влезай ужо из тюряги холодной да тёмной, где узников жаждой да голодом морят, свечку грошовую не дают, да еще, небось, и крыс специально подбрасывают.

– Во! – поднял я палец. – Глас народный.

– Выходи, – вздохнул Ивашов.

– А скажи мне, участковый, – я поднялся с топчана, – а вот если бы мои ребята Гороха не схватили, сколько бы я еще у тебя просидел? За что я даже спрашивать не буду.

Я вылез из поруба и огляделся. Вся милицейская банда была в сборе и в свете десятка факелов, которые держали стрельцы в одной руке, а сабли в другой, я полюбовался их встревоженными физиономиями и кивнул Михалычу:

– Ну, погостили чуток да домой пошли?

– А царь? – шёпотом напомнил участковый.

– Горох что ли? – громко переспросил я, а Никита поморщился. – Да здесь он, кому он на фиг сдался? Да, деда?

– За воротами, небось, валяетси, – подтвердил дед.

Еремеев кивнул и стрельцы бросились к воротам, однако на полпути вдруг резко остановились, послышался крик, мат и с вояки метнулись к терему. Факелы осветили ровный ряд сидевшей у стены дома стрелецкой сотни, сладко посапывающей и периодически не менее сладко всхрапывающей. Возле каждого стрельца лежала сабля или бердыш, а то и пищаль.

– Солдат спит – служба идёт, – одобрительно кивнул головой Михалыч, когда мы вслед за милицией подошли к терему. – Обзавидуешьси, внучек! Вот кабы нам так!

– Вы что натворили?! – кинулся к нам участковый.

Я пожал плечами, мол, не в курсе, я же под замком сидел, хотя прекрасно понял, что мои бандиты заскучали и решили поразвлечься. Кражи Гороха им мало было они и сюда пришли.

– Ну что ты орёшь, участковый? Ишо разбудишь, – захекал дед. – Не гони волну, поспят часок да проснутси.

Участковый уже было открыл рот для гневной отповеди, как вдруг левая от ворот часть забора заскрипела и медленно рухнула во двор, подняв облако снега.

– …мать! – проскрипела бабка, но тут рухнула и правая сторона, взметнув не меньше снега.

Одинокие ворота колоритно смотрелись на пустом пяточке.

Еремеев нахмурился и кивнул стрельцам, но едва только они сделали шаг к нам с дедом, как на месте забора выросла вся рота Калымдая, да еще и бесы по краям злорадно скалили пасти.

– Мой терем рушить?! – взвизгнула вдруг бабка и, повернувшись к шамаханам, подняла над головой руки.

– Бабушка, – ласково окликнул я, наводя на старую каргу сжатый кулак с перстнем, выставленным на максимальный режим, – не надо.

И честно говоря, я готов был садануть молнией в это древнее порождение зла. В стрельцов – не уверен, в Никиту – точно нет, а вот Ягу, иначе как нашего настоящего врага и грозного противника я не воспринимал и за своих парней был готов начать бой.

Бабка медленно повернулась ко мне, покосилась на перстень и, видимо сообразив, что это за штучка, шипя от злости, опустила руки.

– Внучек, – на весь двор зашептал Михалыч, – а может, пульнёшь, а? Ну давай, чего тебе стоит? Мы порадуемси, а дома тебе самогону нальём!

От ворот послышался сдержанный ехидный хохот и дед вздохнул:

– Ну нет так нет, я ж понимаю… Может тогда в другой раз?

– Ну, мы, наверное, пошли, – я не сводил с бабки перстня. – Раз за стол не зовут, пойдём тогда ужинать к себе домой.

– Царь, – тихо напомнил участковый.

Верно. А я уже и забыл про него…

– Эй, ребята! – махнул я свободной рукой. – Где там у вас Горох завалялся?

Ворота заскрипели и торжественно открылись и двое шамахан внесли, держа за ноги-за руки Гороха.

– Да там и положите в снежок куда помягче, – посоветовал Михалыч и повернулся к участковому: – До утра дрыхнуть будет так что, сыскной воевода, ишо есть у тебя времечко незаметно его в кроватку возвернуть. Проснётси утром Горох и, как и не покидал спаленку, да и от обиды горькой никому головы рубить не станет.

Участковый подумал с секунду и кивнул, а я по дуге обошел бабку, держа её на прицеле, но та только провожала нас злобным взглядом.

Через пару кварталов я распрощался с Аристофаном и Калымдаем, наказав им утром явиться в Канцелярию. Вопрос с Ордой и Бабаем надо было уже решать безотлагательно.

К Варе идти было поздно, но Маша с Олёной, примчавшиеся на Максимилиане мне на помощь, клятвенно заверили, что с самого утра сходят к ней и успокоят. Если конечно, останутся тут, в Лукошкино, а иначе вот прямо с утра, ну никак. Тем более что и Максимилиан уже в конюшне у Вари, а это всех будить надо… Да понял, я, понял. Сейчас по кавалерам своим побегут.

Ну, вроде всё, домой. Я достал из кармана коробочку с Шмат-разумом, Михалыч подошел поближе, но не успел я попросить переместить нас, как он горячо зашептал:

– А я ить сразу понял твой замысел, внучек! Голова у тебя ну просто государственного объёму стала! Кощей – просто дитятко малое супротив тебя!

– Эээ… Ты о чем, деда?

– Дык всё про то же, – захекал дед. – Вона какую бучу поднял, шороху на всё Лукошкино навёл! А мог же в любую минуту от ментов удрать с помощью ентой коробки, – дед кивнул на шкатулку в моей руке и гордо добавил: – Весь в меня, паразит!

Ага, я такой. Только никакого замысла не было – я просто забыл про Шмат-разум.

* * *

Дома нас поджидал ужин у Иван Палыча на кухне, соскучившиеся бесенята с Дизелем, да Гюнтер с докладом.

Как Гюнтер не отбивался, а шеф-повар вручил таки ему крем-брюле со взбитыми сливками и дворецкий, деликатно облизывая ложечку, начал доклад.

– С Ордой, Государь, выяснить так ничего не удалось. Завтра отправляем комиссию с глобальной проверкой, возможно, что-то и удастся разузнать.

– И на счет Бабая этого.

– Разумеется, Ваше Величество. Далее. В Агриппину Падловну с потолка ударила молния. Грохот от взрыва был таков, что в коридоре со стен обвалилась штукатурка.

– А Агриппина Падловна?!

– С ней всё в порядке. От удара молнии, она невероятным образом похудела на полпуда и на радостях выписала всей Лысой горе премию.

– Ничего, не обеднеем, – я отодвинул пустую тарелку, на которой еще недавно лежало запеченное куриное бёдрышко, щедро обложенное картошкой-фри. – Зато Агриппина Падловна, небось, от счастья скачет. Можно только порадоваться за человека.

– За кикимору, – педантично поправил Гюнтер.

– Кикимора – тоже человек, – Михалыч подвинул мне пирог с вишней и отобрал у дворецкого взбитые сливки.

– На нижних этажах, – Гюнтер грустно проводил взглядом сливки, – всё уже привели в порядок и владельцы развлекательных заведений просят разрешить возобновить работу.

– Пускай дня три ещё подождут, помаются, – я обмакнул кусочек пирога в сливки, – тише будут.

– Дамы из швейной мастерской подрались с бригадой малярш.

– А они чего не поделили?

– Говорят, в ремонтные мастерские поступил на службу новый сотрудник необычайной красоты, к тому же и бес-альбинос. Редчайшее явление, Государь, – Гюнтер вздохнул и тихо добавил в сторону: – Я даже сам его еще не видел…

– Выдать им розги, – распорядился я. – Пусть малярши отлупят швей, а те – малярш.

– Больше происшествий нет, Ваше Величество.

– Как так? От змеелюдов только персональная молния главбуху и всё?

– Утихли почему-то, Государь.

– Может быть, передумали на нас нападать?

На этой, излишне оптимистичной ноте, ужин закончился и все отправились спать.

* * *

– Вставай, внучек! Просыпайся ужо! – тряс меня Михалыч. – Орда пришла.

– Ну, так накормите, напоите, – я повернулся на другой бок, – да пусть домой возвращаются.

– Федька, вставай! Орда Лысую гору обложила!

– Что?! – я подскочил на кровати. – Они совсем нюх потеряли?!

– Калымдай ворота держит, а Аристофан бесов своих следить за шамаханами отослал. Иди, внучек рожу ополосни да за стол – думку думать будем.

Когда я вернулся из ванной, за столом меня уже поджидали Калымдай с Аристофаном. Рядом стройной вешалкой скучал Гюнтер, а над столом, полупрозрачной люстрой завис Лиховид.

– А я говорил! – заорал старый колдун, едва я вошел в Канцелярию. – А я ить предупреждал!

– Ну и не правда ваша, Лиховид Ростиславович, – я сел за стол и полюбовался на тарелку с гречневой кашей передо мной. – Про Орду вы ничего такого не говорили только про змеелюдов ваших.

– А чавой-та они мои? – насупился колдун. – А девка где?

Я отмахнулся от этого сексуального маньяка. Нам сейчас только любовных страданий не хватало.

– Федор Васильевич, – Калымдай подтолкнул ко мне горчицу и я, кивнув, стал обильно мазюкать ей котлеты. – Орда численностью пять тысяч бойцов на рассвете скрытно подошла к Лысой горе и, охватив её кольцом, начала осаду.

– А чего хотят?

– Толком не понять, но орут что Кощей не настоящий.

– Тоже мне секрет, – я зачерпнул кашу и отправил её вслед за котлетой. – Никто и не скрывает, что я тут только исполняю обязанности.

– Вот они и орут, мол, подавай им настоящего Кощея и всё тут.

– Я разве против? Да где я им сейчас его возьму?

– Я-то понимаю, Федор Васильевич, – Калымдай задумчиво покрутил кружку чая в руках, – а вот им кто-то здорово мозги загадил.

– Бабай? Ничего, кстати, про него не узнали?

– Бабай, – кивнул майор и поднял взгляд вверх: – Лиховид Ростиславович, а вы ничего про этого Бабая не слыхивали? Может быть, в древние времена это чудо уже объявлялось?

– Не тем вы тута занимаетесь! – завопил колдун. – Дался вам этот Бабай! Надо колдунство против айясантов запущать скорее, тогда все ваши беды сами поисчезають! Давай, Федька змеиные части, я обряд древний на них совершу!

– Ой, да подождите вы, Лиховид Ростиславович, – отмахнулся я. – Мы еще и завтрак не закончили, да и с Ордой сначала разобраться надо… Калымдай, а как там шамаханы себя ведут? Никто из наших не пострадал?

– Пробовали они пару раз во дворец проникнуть, но там и ворота колдовством защищенные, да и ребята мои начеку в узком проходе засели.

– Не прорвутся к нам, значит?

– Если порох под ворота подложить не догадаются, то и не прорвутся. Да и пороху, Федор Васильевич, телеги две надо как минимум.

– А девка где?!

Тьфу ты!

– Лиховид Ростиславович, а что вам для колдовского обряда надо?

Старый маньяк закатил глаза и задумался, загибая призрачные пальцы и шевеля не менее призрачными губами. Я же, тем временем повернулся к Михалычу:

– Вот деда, что ты мне не говори, а горчица с кашей не сочетается. С котлетами – за милую душу, а всё вместе как-то не очень. Да, Гюнтер?

– Абсолютно согласен, Ваше Величество. По утрам не горчицу надо кушать, а морковку и сельдерей. Тогда у Вашего Величества и кожа будет гладкая и шелковистая и…

– Достаточно, – прервал я дворецкого. – А вот кетчуп… О, надо бы Иван Палычу не забыть идейку подкинуть! Деда, напомнишь мне потом про томатный соус, ага?

– Тебе бы только пузо своё ненасытное… – начал было дед, но его перебил Лиховид:

– В кабинет Кощеев иттить надобно.

– Зачем? За морковкой и сельдереем? Или там у Кощея-батюшки сразу кожа шелковистая да гладкая где-то припрятана?

– Да тьфу на тебя, Федька! – заорал колдун. – Вот же достался нам начальничек на наши головы! Обряд в кабинете проводить будем!

– Почему?

– Место там колдунством пропитано, зело нам в помощь будет! А акромя того нужён змеиный зуб, две горсти, лягушачьи глаза – горсть, мышьяку полстакана, да колдовская штуковина со склада. Рога Будды, называитси.

– А у Будды разве были рога? – поразился я.

– Енто название такое, – отмахнулся колдун.

– Ну, хорошо. Давайте тогда с Ордой разберёмся и уже после спокойно, не отвлекаясь ни на что, решим вопрос с змеелюдами.

– Сейчас! Немедля пошли! – надрывался Лиховид.

– А девка где? – спросил я у него и он тут же заткнулся и полетел по кабинету, высматривая по всем уголкам Олёну.

– Ну, давайте рассуждать логично, – предложил я, нейтрализовав на время Лиховида. – А логично будет запить чайком кашу да отполировать её блинчиками… Да шучу я, шучу! Хотя…

– Истощал внучек в казематах ментовских, – утёр несуществующую слезу Михалыч и подвинул мне тарелку с блинами.

– Ага, спасибо. А если серьёзно то, что мы вообще можем сделать с этой Ордой? Победить можем?

Все задумались, а потом Калымдай помотал головой:

– Если только Горыныча вызвать срочно, да и то…

– Я думаю, – окунул я блин в смородиновое варенье, – на складе мы наверняка что-нибудь массового поражения найдём, да только своих убивать у меня как-то душа не лежит. По факту же шамаханы нам не враги, а просто, кем-то одураченные.

– Так это… босс, – Аристофан почесал правый рог, – может, типа и нам их одурачить в натуре?

– Лучший вариант, – согласился я. – И без кровопролития и гуманно. Да только как?

– Сначала узнать надо, чего они хотят, – вставил Калымдай. – А исходя из этого, уже и свою линию нападения строить.

– А ты, внучек, возьми да спроси у них, – захекал дед. – Чаво гадать-то?

– Ну, а кстати, – я кивнул, – дед дело говорит. Пойду и спрошу.

– Ополоумел?! – взвился Михалыч. – Да тебя там живо сабельками покрошат, стрелами утыкают, зубами порвут…

– …а на могилке споют комические куплеты, – закончил я за деда. – Гюнтер, а вызови ко мне сейчас кладовщика нашего знатного, Виторамуса. Кстати, ему премию, что я обещал, выписали?

Премию выписали, Виторамуса доставили, но меня вызвала Олёна из Лукошкино, и я отправился к себе, чтобы спокойно с ней поговорить, а Виторамуса Михалыч стал пичкать блинами, чтобы не сидел без дела.

– Слушаю, Олён. Как вы там? Варя передумала революцию устраивать?

– У нас всё в порядке, батюшка. С Варей мы поговорили, успокоили. Она хоть на милицию и продолжает ругаться, но уже без сердца так, для порядку больше. А у вас там что происходит? Слухи по городу идут, будто шамаханы взбунтовались, выбрали себе вождя, да и снесли под корень Лысую гору.

– Пока нет, слава богам. Но осаду они организовали. Разбираемся. Вы, Олён, с Машей в городе пока сидите, сюда вам проникнуть сложно будет, да и незачем пока.

– Хорошо, батюшка, тут отсидимся. А тут еще… – девушка замялась. – Никита… ну, участковый, сильно переживает из-за вчерашнего…

– Переживает, что отпустить меня пришлось? – хмыкнул я.

– Что поссорились…

– Ладно, не до участкового сейчас. Будьте на связи, а мы попробуем с Ордой разобраться.

Одно словечко из разговора с Олёной меня зацепило. Я повертел его в голове так-сяк, перед тем как вернуться в кабинет и довольно хмыкнул.

Виторамус сидел с грустными глазами и с заметно вздувшимся животиком. Дед постарался на славу, выказывая гостеприимство.

– Ваше Величество, – вскочил бес с лавки, поспешно отошел от стола и с натугой поклонился. – Чем могу служить?

– А вот сейчас и узнаем чем. Да ты садись, садись.

– Спасибо, Государь, постою, – кладовщик с опаской покосился на деда и сделал еще шажок назад.

– Нужна мне колдовская поддержка, Виторамус. Слушай и думай, чем помочь сможешь…

Через час, после криков, споров, битья морды Аристофану за мат в обществе, оттаскивания за уши Тишки да Гришки, чтоб под ногами не путались, двух кружек чая на каждого, пригоршни испорченных напрочь нервов – тоже на каждого и разбитой в сердцах тарелки Михалычем, план был разработан.

– Я, внучек с тобой пойду, – категорически заявил дед.

– Да мы все пойдем, – кивнул Калымдай. – Дедушка, я, да Аристофан. Ну и Федор Васильевич, конечно.

– Спасибо, что про меня не забыли, – хмыкнул я. – Ну где там Виторамус? Уже час свои склады перерывает.

– Торопишьси к смерти неминуемой? – завыл, было, дед, но потом махнул рукой и серьёзно добавил: – Потерпи, внучек, от находок ентого беса многое зависит в нашем плане.

Виторамус вернулся, держа в руках саквояж, который торжественно водрузил в центр стола:

– Вот, Ваше Величество, подобрал несколько артефактов, только потом надо будет накладные…

– Конечно, оформим всё как надо, – перебил я. – Давай рассказывай, показывай.

Чем дольше объяснял кладовщик, любовно крутя в руках очередную колдовскую вещицу, тем сильнее у меня разгорались глаза. Вот только после седьмого описания характеристик и краткого руководства по применению, я совершенно запутался и перебил увлечённо рассказывающего Виторамуса:

– Стоп-стоп. В голове уже всё перемешалось, как продукты в оливье у Иван Палыча, а в рабочей ситуации совсем потеряюсь. Давайте делить артефакты между всеми и будете мне подсовывать их тихонько да шёпотом объяснять, чего нажать и какое неприличное слово произнести при этом.

Атакующее кольцо и защитный медальон я и так носил, не снимая, поэтому ограничился минимальным набором для визуальных и звуковых эффектов. Без этого никак, шамаханы – существа дикие, на бусы и шаманские пляски падкие. А еще я прикидывал, что очень важно с самого начал себя показать во всей красе, ну по одёжке же встречают, верно? Вот и вдарим зрелищным появлением по неокрепшими шамаханскими умами, авось и получится что.

Пользуясь тем, что Лиховид умотал куда-то, я решил уточнить кое-какой производственный вопрос:

– Виторамус, а что это за колдовская штучка такая, Рога Будды? Для чего она?

– Рога Будды? – кладовщик задумчиво почесал между рожками. – А да, есть такой предмет, Государь. Только для ваших целей вряд ли подойдёт. Я даже и не рассматривал его в качестве полезной вещи, да и вообще не представляю, кому такое может понадобиться. Сколько себя помню, ни разу эти Рога востребованы не были.

– Виторамус, ну что ты интригу тут нагоняешь? Ты просто скажи, для чего эти Рога нужны? А то сейчас будет нам получасовая история, как возлюбленная Будды завела там с кем-то романчик, вот и вымахало на голове у просветленного вот такое украшение.

– Виноват, Ваше Величество. Доподлинно про сей артефакт неизвестно, упоминается только, что от него возможна большая колдовская помощь при переселении душ.

– Бред какой-то… Это чуешь, что помираешь и совсем не уверен, что перевоплотишься в махараджу какого-нибудь или на крайний случай в могучего льва, вот и используешь эти рога, чтобы не возродиться тараканом или какой змеюкой болотной?

– Возможно, Государь, – пожал плечами Виторамус, – сейчас точно сказать невозможно. Но если прикажете провести исследования…

– Потом, – отмахнулся я. – Обязательно, только попозже, а сейчас у меня немного другим голова занята.

– Ну, разобрались со своими колдунскими штучками? – повернулся я к соратникам. – Пошли что ли?

– Это… босс, – Аристофан потянул из-за пазухи стакан, – по стописят, в натуре для храбрости?

– Если нужда есть – выпей, – хмыкнул я. – А мне голова ясная нужна сейчас, да и поджилки у меня не трясутся. Ведь дело наше – правое, чего уж тут бояться, если на нашей стороне правда, да моральная поддержка самого Кощея?

Аристофан пристыжено спрятал стакан и расправил плечи. Ну вот, своих успокоил, кто бы меня теперь подбодрил. Про поджилки это я врал, конечно. Тряслись ещё как, да в животе противно ёкало. Ну-ка против шамаханской Орды выйти, да на свою сторону их повернуть, шутка ли? А как не поверят, как кинутся? Это же порубят в клочья в момент. Ой, а может ну их? Отсидимся тут, а Орда и сама заскучает и уйдёт… Уф-ф-ф… Ну вот и я панике поддался. Так, Фёдор Васильевич, Секретарь ты наш незабвенный! Кощей ты временный или где?! Давай не раскисай! Собрался духом и в бой!

– Пошли, внучек, – дед понятливо погладил меня по плечу. – И не из таких передряг живыми выходили. Нешто мы шамахан вокруг пальца на мякине не обведём, а?

Хороший он у меня. Когда трезвый.

– А я что? Я готов! Сейчас погоди, – я достал коробочку, открыл и спросил, чуть ли не уткнувшись в неё носом: – Шмат-разум, дружище, а можешь ты меня, Михалыча, Калымдая и Аристофана, всех вместе доставить на верхушку Лысой горы?

– Прямо щас што ли? – ворчливо донеслось из коробочки.

– А что, обеденный перерыв или ещё чем занят?

– Занят не занят, а уважительного отношения требую! Ишь повадились – туды их тащи, сюды их тащи… А я ить один! А вас вона толпа какая! Да и бес у тебя толстый пудов шесть будет.

– Во, блин! – возмутился Аристофан. – У меня просто реально кость широкая! Босс, а босс, ну чего он на меня батон крошит, а?

– Успокойтесь живо! Нашли время отношения выяснять! – рявкнул я и снова нагнувшись над шкатулкой, ласково добавил: – А ты, Шмат наш, разумом великий, если устал да умаялся, то просто так и скажи. У нас тут к требованиям трудящихся с пониманием относятся. Выдохся? На покой пора? Так пока наш кладовщик не ушёл, вот и прихватит тебя назад на полку пыльную…

– У меня пыли нет! – возмутился было Виторамус, но вредный голос из шкатулки перебил его:

– А чё сразу на покой? Пошто на полку? Ну, устал ну, слаб, но я для обчества ишо запросто потрудитьси могу! И даже беса твоего необъятного…

– Вот и договорились, – теперь уже я прервал его. – Я в тебе как-то и не сомневался, Шмат-разум. Вот победим всех, тогда сядем и поговорим и о покое и об отдыхе, а пока, давай веди нас на славную битву!.. Тьфу ты! Какую битву?! Давай короче, перемещай нас на гору.

– Стой! – дед яростно замахал руками.

– Что, Михалыч? – повернулся я к нему.

– То перемещай, то стой… – ворчливо донеслось из шкатулки у меня в руке. – А я потом и виноват остануся. Поволокут под рученьки белые прямо на склад. А за что?..

Я только отмахнулся от старого ворчуна, а дед, метнувшись в свою комнату, уже возвращался с дежурными плащом и волчьим шлемом:

– Ничего не забыл, внучек? – не упустил момента поехидничать дед. – За планами своими гениальными о самом главном и забыл. Ить хорошо, что у тебя дедушка мозгами крепок, нечета молодёжи нынешней…

– Верно, дед, молодец.

– А то! А вот заявилси бы ты пред шамаханами в одёжке своей срамной…

– Чего это срамной? – обиделся я за джинсы с майкой. – Классный прикид. Разделаемся с делами, велю всем во дворце такие пошить!

– И будем мы, Феденька, уже не от Орды отбиватьси, а от придворных твоих. А ты, внучек, свитерок не хочешь под плащ накинуть? Ить морозец на дворе!

– Ага, деда, не помешает. Только шлем ты мне не суй, ну его… Я же не перед послами в образе Кощея драматическое выступление разыгрывать буду. А Орда и так в курсе, что Кощей в тюрьме. Надо честными быть, дед, со своими сотрудниками… Ну всё, давай, Шмат-разум, переноси нас, пока Михалыч ещё про пирожки не вспомнил.

– Хочешь пирожок, внучек? – тут же среагировал дед, но договаривал он уже на верхушке горы: – С капусткой и… Холодина-то какая!

Ага, не лето. Хорошо ветра нет. С высоты Орду было прекрасно видно. Хотя прекрасного в ней ничего не было, честно скажу вам. Ну, может быть, шамаханы-то и чувствовали себя отлично, а вот у меня от вида пятитысячной возбуждённой толпы, машущей копьями, саблями, да луками, опять нехорошо потянуло в животе. Возможно, дед и прав – пирожок сейчас не повредил бы…

Сзади раздался лёгкий шум. Я оглянулся – через замаскированный люк, ныне откинутый, к нам вылезала вся тридцатка рыцарей-зомби во главе с фон Шлоссом. Надо же, я и не знал, что тут ход тайный такой есть. А рыцари – молодцы. Всё я забываю о них, а лишними они никак не будут. Они быстро выстроились сзади, охватив нас полукругом и я вздохнул.

Ну, поехали…

Откинув широкий рукав плаща и освободив недавно напяленный на руку колдовской браслет, я с некоторой опаской два раза нажал на выступающий узор. И тут же вырос на пятьдесят метров. Великий я это точно, хотя бы в размерах. На самом деле я остался таким же, каким и был, только одновременно вырос. И тут мой мозг вскипел и начал нещадно глючить. Картинка в мозг шла из каждой пары глаз, и тех, которые были на пятидесятиметровой высоте и моих родных. Покрутив головой, я одновременно увидел и стоящих рядом деда, Калымдая и Аристофана и в то же время – верхушки деревьев необъятного леса, а перед собой – широкое поле, сужающееся до лужайки перед воротами на которой и замерла Орда, пялясь на меня в полной тишине. Крайне некомфортно, скажу я вам. И сейчас я не столько про ошеломлённую, но настороженную Орду, а про вот такое двойное видение. Будто две картинки наложились друг на друга в видеоредакторе.

Я откашлялся и нажал на узор с другой стороны браслета, включая колдовской сабвуфер.

– Шамаханы мои верные! – заорал я, ватт так на пятьсот, вскидывая над собой руки. – От лица батюшки Кощея исключительно Великого и Ужасного, как полномочный представитель вышеназванного Тёмного Императора и Властителя всех земель и народов, рад приветствовать славных воинов Кощеевых! Ура, товарищи!

– Попроще, Федька! – зашипел сбоку дед. – Ить дикари же!.. Не в обиду майору нашему будь сказано…

– Да какие обиды, дедушка Михалыч, – отозвался Калымдай, – дикари они и есть.

– В натуре, – согласился с обоими Аристофан.

– Цыц! – шикнул я на них, забыв про свой громовой голос, а и так молчавшие шамаханы, стали удивлённо переглядываться. – Это я не вам, славные мои шамаханы! – поспешил исправить ситуацию я. – Это я духам, которые пытаются влезть в наш разговор и навредить отцу нашему великому Кощею! И кстати: Кощею слава!.. А чего молчим? Чего пасти без дела раскрыли-то?! Для особо одарённых силушкой, повторяю: Кощею слава!

И вы знаете, они-таки рявкнули «Кощею слава!». Да хорошо так рявкнули. Не на пятьсот ватт, но вполне прилично только как-то без души.

– Что-что? Не слышу вас, грозные и верные воины! А ну еще раз и погромче: Кощею слава!

Ага, вот сейчас хорошо получилось. Ну, хотя бы в чём-то мы уже были заодно.

– Шамаханы! Дети Кощеевы! Сегодня у нас радостный день! Особая спецгруппа вашего соратника Калымдая, пробралась в темницу, в которой подлые вороги держат царя нашего, и принесла вам весточку! – врал я напропалую. Но для пользы же дела? – Кощей наш, злодейский, но справедливый, велел передать, что помнит о вас, любит всех и каждого и повелел по этому поводу устроить пир! Ура Кощею!!!

– Ыыыыыыы!!! – заорала хором Орда.

Не переживайте я переведу: «ура» по-нашему. Часто – «да», а вообще по контексту, одобрение такое.

– А еще батюшка Кощей велел дожидаться его! Как вернётся из темницы, так сразу в поход вас поведёт, грабить и убивать!

– Ыыыыыыы!!!

Можно уже не переводить, да?

– А от себя лично скажу вам по великому секрету, – я понизил голос ватт так до трёхсот. Ага, очень секретно получилось, я понимаю. – Сейчас разрабатывается тайная операция по вызволению Кощея из тюрьмы. Только тссс!!!

– Тссс!!! – послушно отозвались шамаханы. Вот и славно, вот и умнички.

– Скоро батюшка наш будет на свободе! Если только некоторые недалёкие товарищи не вздумают помешать нам. И да, под товарищами я разумею вас! Ибо кто мы, как не товарищи, соратники?! Ура!

– Ыыыыыыы!!!

– А потому, товарищи, ох как не вовремя вы затеяли эту демонстрацию силы… Покрасоваться решили?! Удаль свою молодецкую показать?! Оно и полезно иногда, только своим нелегитимным походом вы почти сорвали план возвращения к нам Кощея! Но я не верю, что вы хотите смерти царю нашему, нет! Мы все как один за Кощея, да?!

– Ыыыыыыы!!!

– Ну а тогда, какого хрена вы припёрлись?

Орда недоумённо замолчала, а потом зашелестела шепотками да всё сильнее и сильнее, кое-где переходя уже на крик. Ох, как бы снова не взбунтовались. Старался-старался…

– Шамаханы! – поспешно заорал я. – Верные сыны отца своего Великого Кощея! Батюшка наш велел приказ вам передать важный да тайный! Скоро грядёт битва и вы должны быть готовы к ней! А приказ Кощеев я тут вам на весь лес орать не буду, враги повсюду! Пусть начальники ваши ко мне подойдут, им и расскажу. А вы, славные шамаханы, прячьте сабли и доставайте ножи – баранов и вино уже несут для вас! Ура!

– Ыыыыыыы!!!

Ну и славно, можно перекурить пока ордынские командиры карабкаются на гору.

Пятерка крепких шамахан действительно полезла к нам, а в это же время заскрипели ворота и толпы скелетов стали поспешно выносить освежёванные бараньи туши и бурдюки с дешёвым вином.

И не спрашивайте у меня, откуда тут всё во дворце берётся. Я в это ещё не вникал, да и надобности пока не было – работает и ладно. Потом узнаю, обязательно расскажу. А пока на поляне перед дворцом уже разжигали костры и похоже, скоро Орде будет не до проблем Кощея. Только это – полумера, не решение задачи, а так, отодвигание её в сторонку на время. Сейчас разберусь с командирами и надо дальше действовать.

Вот с командирами дело посерьёзней было. Толпа-то что? Шоу, выступление. Нашел верную тему, оседлал волну и всё они твои. А вот с глазу на глаз разговаривать, да еще с тысячниками… Это кажется, целые полковники, да? Ну, в любом случае – опытные вояки и на «ура» и пиры их так просто не взять.

А вот и они, уже близко. Пять шамахан, едва мне по плечо будут, зато квадратные, вроде моего Аристофана. Нет, не толстые, а просто крепкие такие ребятишки. Да ещё и оружием с головы до ног обвешаны. Я как-то даже порадовался медальону своему защитному. Не то чтобы я ожидал нападения, но мало ли что в светлую голову шамаханскую, прийти может.

Когда между нами оставалось метров пять, вперёд выскочил Калымдай, тут же, позабыв про меня, генерала, между прочим, и самого главного начальника. Между ним и шамаханами начались рукопожатия и дружеские объятия, сопровождаемые не менее дружескими тычками и пинками.

Воспользовавшись паузой, я снова воздел руки и обратился к Орде:

– Пейте, кушайте, славные шамаханы! А мы пока с вашими командирами побеседуем!

И не дожидаясь радостных воплей, а они были, уж поверьте, я отключил колдовство браслета и тут же мир стал ярким и четким, как в классических мультиках. Красота, даже голова перестала кружиться от двойного одновременного восприятия реальности. Шамаханы, кстати, симпатичней выглядеть не стали, наоборот, махровые такие бандюки, все в шрамах, сильные, крепкие и вызывающие лёгкую оторопь, не сказать, страх.

Я гордо подошел к командирам и Калымдай тут же начал перечислять мои титулы и звания. А кто забыл, так я напомню и прошу учесть, что из скромности, делаю это с неохотой только ради хронологического правдивого повествования и озвучу далеко не все: Статс-секретарь, генерал-поручик и исполняющий обязанности Кощея. Хотя мне больше нравится – начальник Канцелярии. Но на шамаханов мой военный чин больше всего произвёл впечатление. Ох, прав был тогда Кощей, когда еще в самый первый раз, отправляя на встречу с Ордой, присвоил мне такое высокое звание. Да оно и понятно – кому, как не Кощею лучше знать своих шамаханов?

– Господа, офицеры, – строго произнёс я, – кто-нибудь из вас сомневается в моих полномочиях? Надо ли вам показать письмо батюшки Кощея, где он собственноручно за своими подписью и печатью, утверждает меня замещать его на время пребывания в тюрьме буквально во всём?

– Нэ надо, камандыр, – мотнул головой стоящий посредине. – Тибе не знаем, Калымдая знаем. Калымдай сказал – ты началнык. Всё.

– И рыцары, – кивнул на фон Шлосса шамахан справа, – только главному служить будут.

– Ну, отлично, с субординацией разобрались, – облегченно вздохнул я. – А теперь скажите, какого икса Орда поднялась с насиженных мест? И кто такой этот Бабай?

Командиры, как мне показалось, смущенно переглянулись. Потом средний, отведя глаза в сторону, пояснил:

– Бабая нэ знаем. Приходыт бальшой, как ты, старик, и гаварыт разное, а нашы воины слушать.

Из рассказа я понял, что Бабай этот, неизвестно кто и не понять, откуда взявшись, вдруг стал появляться в местах скопления шамахан и науськивать их на меня, захватившего власть в нашем царстве-государстве. Мол, победите Федьку-самозванца и будете сами Русью править да грабить вволю, пока Кощей в тюряге парится. А когда он вернётся, то похвалит вас за правление мудрое, вот тогда снова ему власть и вернёте, как и положено преданным воинам. Ну а что? Красиво закручено. И Кощей хороший, и бунтовать против него не надо, и шамаханы все прямо ангелочки. Один только Федя-злодей – узурпатор, растудыть его да на ножи.

Командиры-полковники, ребята оказались разумные, не чета рядовым ордынцам, но с фанатичной толпой, заскучавшей в своих стойбищах без битв и грабежей, ничего поделать не смогли. А я было, их подозревал в пособничестве врагу. За главных зачинщиков считал. Оказывается парням и самим не сладко пришлось. Поставили их негласно перед выбором – веди свою тысячу на приступ Лысой горы или нам такой командир и даром не нужен. А раз не нужен тогда на всякий случай, командиров не согласных с народной волей, порешить прямо на месте пока они к Федьке не переметнулись. Ну, полковники не будь дураками и сделали вид, что согласны с толпой и хоть сейчас готовы лично пулять из «Авроры» только успевай снаряды подавать, а сами головы ломали, как ордынцев успокоить. Так что тактические и стратегические цели у меня с полковниками были одинаковые.

– Крычат бойцы сильно, – пояснял центральный командир. – Волю почуялы, каждый сибя началныком счытает. Бунт, панымаешь?

– Панымаю, – кивнул я. – То есть понимаю. Давайте самых махровых бунтовщиков и ликвидируем тогда?

– Зарэзать? Нельзя, камандыр, вся Орда тогда падымется.

– А нам и не надо никого резать, сами зарежут. Слушайте сюда.

Минут через десять, повеселевшие полковники потрусили под горочку к Орде, а я принялся воплощать в жизнь идею, подкинутую мне случайно Олёной – выборы.

Я вновь активировал браслет и, поморщившись от лёгкого головокружения, заорал:

– Шамаханы! Верные псы Кощеевы! А вкусно ли вам кушается, а сладко ли пьётся?

– Ыыыыыыы!!!

– А всё благодаря усилиям нынешней администрацией и Кощея-батюшки лично! Ура Кощею!

– Ыыыыыыы!!!

Вот и хорошо.

– Тысячники сейчас вам подробно расскажут о повелении Кощея, а я коротко объясню в двух словах. Повелел Великий и Ужасный – выявить среди вас самых хитрых, самых ловких, самых умных! Поможем в этом Кощею?

– Ыыыыыыы!!!

– Тогда мы сейчас проведем первые в нашем государстве демократические выборы! Каждый десяток выберет одного бойца, который больше всех уважает дедушку Бабая. Потом десяток свежевыбранных, выберет из себя ещё одного и тот уже будет говорить от целой сотни. А десяток от каждой сотни это уже, товарищи, целая тысяча наберётся! И в итоге представлять старца Бабая у нас будет пять шамахан от всей Орды!.. Что сложно? Да это вам только кажется, что сложно! Выпейте еще вина, покушайте баранинки, а командиры вам сейчас всё и объяснят.

– От замутил ты, Федька, – хмыкнул дед. – Даже я толком не понял.

– Реально, Михалыч, – озабочено почесал между рожек Аристофан.

– Ничего, тысячники сейчас всё Орде подробно расскажут, – успокоил Калымдай.

В стане началась суматоха, движение. Шамаханы сбивались в группки, перебегали из одной в другую, кое-где вспыхивали стычки. В общем, демократия в полной своей красе.

Едва я отключил браслет, как снова скрипнул потайной люк за спиной. Иван Палыч! А он-то что тут делает? Шеф-повар кивнул кому-то и из люка выскочили три скелета, держа в руках большие подносы уставленные едой. Прям расцеловал бы да боюсь, Гюнтеру донесут, он тогда с горя еще руки на себя наложит. А мне без дворецкого сейчас никак нельзя, не солидно.

Пока электорат внизу развлекался невиданным и азартным мероприятием, мы славно и без излишеств перекусили да и запили сначала горячим чаем, а это на морозе, скажу вам – вещь! А потом пригубили и коньячку из маленькой бутылочки. Как раз по пятьдесят грамм и пришлось на каждого. Хорошо, рыцари-зомби у нас непьющие, а то только понюхать бы и досталось каждому. А так, очень, знаете ли, душевно пошло. И в тему и мозги прочистились.

– Врубай, внучек облик свой грозный, – Михалыч глянул вниз. – Ползут пятеро к нам.

– Тысячники? – я активировал браслет, привычно поморщившись.

– Не похоже, Федор Васильевич, – прищурился Калымдай. – Выборные надо полагать.

Когда пятеро шамахан гордо выстроились перед нами, я включил звук и грозно спросил:

– Вы ли самые большие почитатели дедушки Бабая?

Почитатели важно кивнули, а я обратился к Орде:

– Честно ли прошли выборы?

– Ыыыыыыы!!!

– Не было ли подкупа голосов, махинаций с бюллетенями?

– Ыыыыыыы?

– Да не тяни ты, Федька! – шикнул дед. – И прекращай словами мудрёными ругатьси, а то не так поймут ишо…

– Этих ли пятерых воинов вы выбрали как самых ярых сторонников Бабая?

– Ыыыыыыы!!!

– Того самого Бабая, который царю нашему Кощею – лютый враг? Который на смуту вас подбивал, супротив царя-батюшки идти звал?

Тишина вдруг возникла такая, что в ушах зазвенело.

– И вот эти пятеро, вы говорите, и есть самые главные бунтовщики, осмелившиеся против Кощея идти?

Тишина. Я горестно покивал головой:

– Скажи мне кто, что среди шамахан такие могут найтись, я бы первым в рожу плюнул. Горько это и печально, верные сыны Орды, что среди вас, Кощеевых детей выросли такие псы поганые, которые от отца своего к какому-то Бабаю переметнулись. Да еще и вас, честных воинов с пути истинного сбивали! Враги они, вот, со всей гражданской ответственностью скажу – враги! А что мы с врагами Кощея делаем, а?!

Тишина. А потом, подозреваю, что первыми заорали тысячники, а остальные дружно подхватили по нарастающей:

– Смерть! Смерть!! Смерть!!!

– Не я это сказал, – кивнул я головой. – Вы сами их выбрали, сами и осудили! А я только послужу инструментом народным, исполнителем вашей воли!

«Руби!» – мысленно приказал я фон Шлоссену, и тут же пятёрка рыцарей встала перед осужденными и синхронно взмахнула чёрными мечами. Я поспешно отвёл взгляд. Надо конечно для пользы дела, но радоваться чужой крови я так и не научился.

Рыцари опустили мечи, а вместо них вскинули отрубленные головы и, размахнувшись, запустили их вниз.

– Ыыыыыыы!!! – заревела в восторге Орда.

– Народный суд окончен! – торжественно оповестил я. – А теперь – кушайте, пейте гости дорогие! А как закончите пир ваш славный, то собирайтесь и возвращайтесь в земли свои исконные! Да слушайте своих командиров! Они вам волю царя нашего Кощея передают, его голосом служат! Ура Кощею!

– Ыыыыыыы!!!

Уф-ф-ф… Всё вроде бы. Удалось. А я, честно говоря, и не ожидал. Перед своими бодрился, вид уверенный делал, а сам трясся как бандерлоги перед Каа и всё прикидывал, как бы удрать отсюда поизящнее…

– Пошли, внучек, – дёрнул меня за рукав дед. – Тута мы справилися. А вот только скажи мне, Федь, зачем мы столько колдовских штучек с собой тащили, если понадобился только твой браслетик?

Я развёл руками и хихикнул. А за мной хихикнул Аристофан. А через несколько секунд мы уже хохотали все вместе. Нервное напряжение ну, вы понимаете.

* * *

В Канцелярии нас поджидал мрачный Лиховид.

– Ну а вы, Лиховид Ростиславович, – потянул я плащ с плеч, – чего такой недовольный висите? Радоваться надо – Орду успокоили да назад прогнали.

– Чую колдунство великое, тёмное… Не Ордой надобно заниматьси, Федька, ох не Ордой! Айясанты силу набирают, к решающему бою готовятси! А сейчас… – он раскинул руки и повращался вокруг собственной оси, как радар какой-нибудь, – произошло что-то, Федь. Что-то злое тёмное… Не пойму никак, но чую.

Я тоже вдруг забеспокоился:

– Гюнтер! Ко мне!

– Ваше Величество, – появился через пару минут дворецкий, – позвольте поздравить вас с успешно проведенной…

– Спасибо, – перебил я. – Ничего во дворце не произошло?

– Орда уходит уже, – начал перечислять Гюнтер, – кухня готовит праздничный ужин. Бухгалтерия опять выписала премии всему составу, правда, уже в четверть оклада…

– Продолжает худеть Агриппина Падловна? – хмыкнул я.

– Не начинает снова полнеть, – поправил Гюнтер. – А больше никаких событий.

– А вот Лиховид Ростиславович уверяет, будто айясанты нечто особо пакостное совершили.

– Истинно! – колдун облетел вокруг люстры и завис под ней. – Злое колдунство свершилось!

Дворецкий развел руками:

– Мне об этом ничего не известно, Государь.

– Ну и слава богам. Будем считать, что ошиблись вы, Лиховид Ростиславович.

– Хрен вам!

– Спасибо на добром слове. Все свободны.

А мы решили-таки всей Канцелярией отпраздновать окончание проблемы с Ордой. Да и просто расслабиться, нервишки подлечить. Маше и Олёне дозвониться не удалось, шли какие-то помехи и даже словечка не пробивалось. Как снова начал пугать Лиховид – айясанты активировались, мол, их это рук дело. Ну, ничего, посидим мужским коллективом, так даже душевнее.

Михалыч с бесенятами обеспокоился закуской и побежал на кухню. Аристофан рванул со своими оболтусами в бухгалтерию премиальные получать. Злачные заведения еще не работают, так что бесам придётся гудеть у себя в казарме. Калымдай со своими ребятами мёрз на улице, провожая Орду, а мы с Дизелем расположились на диване и лениво резались в «Дурака». Причем Дизель откровенно жульничал и пытался передергивать и скидывать на пол мелкие карты, но получалось у него это настолько неумело, что я не злился, а только хихикал над его попытками.

Идиллия. Только как вы понимаете, ненадолго. А у нас всегда так – только расслабишься, придумаешь что-нибудь хорошее для тела и души и всё, все планы накрываются медным тазиком. Вот и этим вечером так и случилось.

Началось всё с Гюнтера. Он вошёл в Канцелярию и торжественно провозгласил:

– Мент поганый, сыскной воевода, Лукошкинский участковый, Никита Ивашов Иванов сын, нижайше просит аудиенции у Его Величества и.о. Кощея, Захарова Фёдора свет Васильевича! Прикажете гнать в шею или предварительно покормить на кухне?

– А ему что надо? – я отбросил карты и поднялся. А сердце вдруг заныло, защемило так нехорошо. – Где он?

– У ворот, Государь. В ступе прилетел да один, без приспешников.

– Хм-м-м… Иду, только свитер накину.

Участковый в явном волнении нарезал круги вокруг бабкиной ступы и уже протоптал дорожку в небольшом снегу и добрался до сырой земли. Еще полчасика и откапывать придётся. Вместе со ступой.

– Ну, здравствуй, сыскной воевода, – я еще обижался немного за несанкционированный арест и решил, что официал будет вполне уместен. – С чем пожаловал к нам? В гости али опять аресты неправомочные вершить?

– Олёну с Варей похитили! – кинулся он ко мне, даже не поздоровавшись.

– Как?! Кто?!

– Не знаю… – он вдруг обмяк, и руки безвольно повисли вдоль тела. – Прибежали стрельцы говорят, стоял терем, а и нет его в один миг. А там же и Олёна ночевала у твоей Вари, да и Марселина ваша к ним в гости зашла…

– Охренеть… – ноги у меня стали будто ватные, а руки противно задрожали. – Пошли ко мне.

До Канцелярии мы шли коридорами молча. Скелеты, монстрики и бесы, попадавшиеся по пути, вжимались в стены, а мы даже не обращали на них внимания. У дверей я кивнул рыцарям, мол, свой и, пропустив вперёд Никиту, полюбовался отвисшей челюстью Михалыча.

Дед даже издёвочки свои стандартные пропустил, а сразу взволнованно спросил:

– Случилось что?

– Девчонок наших похитили, – коротко ввёл я его в курс дела. – И Варю тоже. Вместе со всем домом. Никита сейчас подробно расскажет.

– Погодь! – остановил дед. – Сейчас наших позову.

Он отвесил по шлепку Тишке да Гришке и те умчались как две маленьких розовых ракеты, вильнув для разгону хвостиками.

– Садись, участковый, – приказал дед. – Водки не дам, а вот чаю выпьем… Выпьем, сказано тебе! Я же не пир тут закатываю понимать надо! От нервов для успокоения!

Калымдай с Аристофаном явились одновременно и молча уселись за стол, разглядывая главного Лукошкинского милиционера.

– Все в сборе, сыскной воевода, – дед налил в кружку чай и подвинул её Никите. – Сахар, мёд, варенье, сам бери, чего душа желает. А пока варенье выбираешь, давай рассказывай, да подробнее.

– К вечеру стрельцы прибежали, – повторил свой рассказ Никита, – говорят, дом исчез. Вместе с жильцами. А там, на момент похищения дома находились, – он достал планшетку и зачитал, будто бы и не зная наизусть: – Хозяйка дома, Варвара Никифоровна, её работница Пелагея…

Дед охнул.

– …да две девушки, – продолжил участковый, – Олёна, временно проживающая по этому адресу и Марселина, зашедшая в гости.

– …мать! – хором выдохнули Калымдай с Аристофаном.

– Вначале подозрение пало на новых сотрудников Варвары Никифоровны – дядьку с племянницей, нанятых управляющими, но они еще утром отбыли в имение, – поморщился участковый. – Но я послал Еремеева всё же снять показания с них.

– А бабка твоя что говорит? – дед в свою очередь поморщился.

– Была проведена экспертиза на месте происшествия, ну и… – Никита вдруг заскрипел противным голосом: – Чую колдовство тёмное, великое, а только откель оно, не ведаю!

Я хмыкнул, уж очень похоже на бабку получилось, а Никита посерьёзнел:

– А вот еще одна экспертиза, проведенная по волоскам девушек, указала, что нет их ни среди живых, ни среди мёртвых.

– Это как?! – подскочил я.

– Да хрен его знает, – вздохнул участковый.

– Лиховид Ростиславович! – заорал я в потолок. – Подойдите к нам поскорее, пожалуйста! – И повернувшись к Никите, пояснил: – Мы сейчас свою экспертизу проведём.

– Звали штоль? – проскрипело из-под потолка. – А енто кто еще такой?.. А, знаю-знаю – мент поганый, всюду нос свой сующий! Попалси, голубчик?! А недолго верёвочке витьси, вот и смертушка твоя уже из-за угла с топором выглядывает!

– Успокойтесь, Лиховид Ростиславович, – попросил я. – Олёну кто-то похитил, да не одну её…

– Девку мою?! – взревел колдун, а Никита удивленно посмотрел на меня. – Кто посмел?!

– Вот мы у вас как раз и хотели узнать, – стараясь быть спокойным, пояснил я. – Вы можете что-нибудь выяснить про них?

– А ить говорил я тебе, Федька! – завыл древний призрак. – А ведь предупреждал я тебя о колдовстве чёрном, лютом! А ты?! Нет бы, послушать мудрых людей, так нет, кинулся с Ордой воевать, время драгоценное на пустяки разменивать!

– Лиховид Ростиславович, – устало вздохнул я. – Баба Яга провела расследование, а мы вот, решили, чтобы вы перепроверили её данные. Не ошиблась ли она? Но если вам сложно или заняты очень, да и просто не умеете, вы нам так и скажите, а мы поищем кого другого более грамотного.

– Ах ты!.. – колдун аж поперхнулся от ярости. – Да окромя меня вообще никого из настоящих колдунов не осталося!

– Вот и покажите ваше мастерство.

Колдун фыркнул, снова завертелся как радар, раскинув руки, забормотал что-то колдунско-матерное, заискрился, потом исчез на пару секунд и вновь замер под люстрой.

– Ну? Узнали?

– Нет моей Олёнки как и твоих девок ни на этом свете ни на том.

– С чего это, вашей Олёны?! – приподнялся участковый. – Что тут вообще происходит?

– Погоди, Никита, потом, – осадил я его. Нам только новоиспечённого Отелло не хватало. – Лиховид Ростиславович, а ничего нового вы нам и не сообщили, оказывается. Баба Яга так и сказала, что нет ни в живых, ни в мёртвых. И что это означать может?

– А то и значит, – проворчал Лиховид, – что скрали девок грамотно и умело. В потаённое место между тем светом и этим да запрятали. Вот они и подвисли в нигде. И тута их нет и тама.

– Так они живы всё же? – меня начинало отпускать.

– Живы-то живы, да только нету их.

– Типа в стазисе, – подытожил я, а Никита согласно кивнул.

– В каком таком тазусе?! – фыркнул колдун. – Говорят тебе – между небом и землёй! Неуч ты, Федька! И как тебя царём только назначили?!

– Ой, да ладно вам, Лиховид Ростиславович, лаяться. Вы лучше скажите, как их обратно вернуть?

– А никак, – развёл руками колдун. – Кто их тудыть запихнул, только тому и под силу обратно выпихнуть будет.

– Ну а кто же их запихнул? – никакого терпения моего нет на этого динозавра доисторического!

– Дык айясанты же, – удивился колдун. – Я тебе, о чём ужо который день талдычу?

– Что это еще за… как их там? – насторожился участковый. – Не можешь ты никак без приключений, Фёдор.

– Кому Фёдор, а кому и царь-батюшка! – погрозил ему Михалыч пальцем.

– Завязывайте с официозом, не до этого сейчас, – приказал я.

Дед укоризненно помотал бородой, но промолчал.

– Айясанты, – пояснил я Никите, – это те гады, что под нас подкоп устраивают, атаку готовят.

– И где их найти можно?

– А они сами придуть! – захекал колдун. – И от тут-то ко всем вам Карачун и нагрянет, коли вы немедля заклятье супротив их не совершите!

– Ну а в чём проблема? – удивился участковый. – Если знаете как, то давайте запускайте ваше заклятие.

– Остынь, сыскной воевода, – проворчал Михалыч. – Поспешность она знаешь, когда нужна? Вот то-то… А я, внучек, думаю надобно бы нам в город смотаться да самим на всё посмотреть.

– Да чего там смотреть?! – обиделся Никита. – Я осмотр произвёл, розыскные мероприятия начал…

– Вот и молодец, – прервал его дед. – Вот и правильно. А мы еще посмотрим, хуже никому от того не будет.

– А девушки неизвестно где томятся, пока вы перепроверять будете, – проворчал участковый. – А! Делайте, что хотите! Только не затягивайте.

– Калымдай, с Аристофаном пойдешь, – распорядился я. – А ты, Аристофан бери ребят своих и Лукошкино пяточками своими переройте вдруг, что и узнаете. Только тихо, без шума, понял?

– В натуре, босс, – кивнул Аристофан.

– Ну, вот, – продолжал ворчать Никита, – еще и бесами город наводните… Перепугаете мне всех жителей.

– Не боись, сыскной воевода, – хлопнул его по плечу Михалыч. – Ежели Гороха твоего втихаря выкрали, да так что никто и не заметил, то и жителям твоим на глаза не попадутси!

– Без базара, – солидно подтвердил Аристофан.

– Тогда пошли, – я поднялся из-за стола. – Деда, где там мой полушубок?

– И свитерок накинь, внучек, – засуетился Михалыч. – Охти ж мне! И поесть-то не успели! Ну, кудыть на пустое пузо-то намылились?!

– Деда, вернёмся – покормишь, а сейчас спешить надо.

– Всё бы вам, неучам малолетним спешить, – донеслось из-под люстры и Михалыч согласно кивнул.

Калымдай с бесами уже ушли в город подземными тропами, а мы с дедом и участковым собрались около ступы, оставленной перед воротами.

– Надо же и не умыкнул никто! – обрадовался Никита.

– Так енто же тебе не Лукошкино твоё! – ехидно парировал дед. – Давай, порхай до своего отделения, а мы тебя там ужо встретим.

– Подкинем милицию до города, – решил я. – Ему же несколько часов в этом корыте трястись, деда.

– А и ничё! И потрясётси, глядишь и вредность свою растрясёт!

– Давайте подходите ближе к ступе, – отмахнулся я от деда, доставая шкатулку. – Шмат-разум ау? Послужи-ка нам дружище еще разок, да перенеси меня, Михалыча и участкового прямо в Лукошкино на Колокольную площадь!

– И ступу тоже! – поспешно вставил Никита. – Бабка же убьёт за неё.

– И ступу тоже, – согласился я.

Зеленоватое свечение и мы уже стоим в Лукошкино.

– Где это ты такую вещь раздобыл? – завистливо протянул участковый.

– Места надо знать, – задрал я нос, но тут же охнул, посмотрев на терем Вари.

Точнее – на то место, где раньше стоял терем. Забор и ворота остались в целости, а вот за ними была пустота. Мы поспешили к месту происшествия. Мы с дедом живо, а участковый, пыхтя и отдуваясь, волоча за собой ступу.

– Сопрут, – неохотно пояснил он. – Плохо у нас еще с профилактикой правонарушений в городе.

– Да и бабка прибьёт, – хихикнул дед.

– Уф-ф-ф… – согласился Никита, затаскивая ступу во двор. – Ну вот, любуйтесь.

Не на что было любоваться. Пустота и только на земле светлый контур по всей площади, стоявшего тут ранее терема.

Походили вокруг, потоптались, потыкали сапогами землю… Толку-то с того? Всё как говорил участковый, ничего нового.

– Что думаешь, деда?

– А не над чем тут думать, внучек. Сколданули терем, вот тебе и весь сказ.

– Ну а я вам, о чём талдычу? – с некоторой долей превосходства, заявил Никита. – Следственные мероприятия были проведены быстро и тщательно.

– А результат один, – хмыкнул дед. – Ясно, что ничего не ясно. Пошли отседова внучек, домой.

– А я как же? – заволновался участковый. – Вы и меня на обряд волшебный возьмите!

– Чихнёшь ишо не вовремя, – отмахнулся Михалыч, – или начнёшь права качать, законы нам зачитывать. И без сопливых обойдёмси.

– Ты, Никит лучше тут останься, в городе, – вклинился я между махровыми антагонистами, – мало ли что. А если у нас всё получится, то ты раньше нас узнаешь по возвращению дома на место.

– Верно, – остыл участковый. – Ну, я тогда пошёл.

– Скатертью дорога, – проворчал ему в спину дед.

Участковый быстро нашёл стрельцов и запряг тащить ступу на бабкин двор, а сам, махнув нам рукой, отправился не спеша за ними. Хорошо он тут устроился. Хотя и мне жаловаться грех.

– Деда, отзывай Калымдая с Аристофаном, – попросил я, доставая Шмат-разум. – Ничего они тут не найдут.

– И то верно, внучек. Зря мы вообще сюда полезли. А сейчас бы отужинали уже да на диванчике валялись, сигарку Кощееву покуривая…

* * *

В Канцелярии нас уже поджидал… Кто? Правильно – Лиховид. Только не мрачный как давеча, а вполне такой живчик. Едва мы переместились, как он с самым заговорщицким видом подлетел ко мне:

– Федь, а Федь, а пойдём, – он покосился на Михалыча, – скажу что-то.

– Ну что за тайны, Лиховид Ростиславович? Уж кто-кто, а Михалыч свой в доску.

– Будет тебе доска для таблички на могилку, неслух! – вспылил было колдун, но тут же резко сбавил тон. – А я заклятие нашёл как девок наших возвернуть.

– Да вы что?! Ох, ну и молодец же вы, Лиховид Ростиславович! Никогда в вас не сомневался! Давайте же, колдуйте!

– Хрен.

– Вот так… – я от удивления выронил полушубок, который уже протягивал деду. – А что теперь не эдак?

– Знаю я тебя, – погрозил пальцем колдун. – Одно помнишь, про другое забываешь.

– Ничего не понимаю… Про что я там забыл?

– Айясанты! – заорал Лиховид.

– А ну да. Ну, так вы девушек расколдуйте сейчас, а айясантами мы завтра с утра и займёмся.

– Хрен.

– Где-то я уже это слышал…

– Всё сразу делать будем, Федька! Ить, заклятие-то на самом деле одно, да и зелья тожеть одни и те же. Чаво нам по два раза силушку мою колдунскую растрачивать?

– Ну, хорошо, Лиховид Ростиславович, давайте всё сразу. Только сначала девушек, а потом уже змеелюдами займётесь, хорошо?

– Расколдую девок, – кивнул колдун, – вызнаем как они там, все ли живы или через одну и сразу же айясантов начну колдовать.

– Ну и договорились, – облегченно вздохнул я. – Может сейчас и начнём?

– А ты мне все зелья подготовил? – ехидно спросил Лиховид. – А рога Шакьямуни принёс?

– Чьи рога? А Будды… Завтра утром всё будет готово, Лиховид Ростиславович, – заверил я.

– Оттож, – сказал, уплывая в стену колдун. – Утром. В кабинете Кощея.

– Не люблю я его, внучек, – снова пожаловался Михалыч, едва мы остались одни.

– Да лишь бы смог помочь, – отмахнулся я. – Ребята наши не вернулись? А то ужинать пора.

Пока дед колдовал с ужином, а Калымдай с Аристофаном возмущенно мыли руки под бдительным взором Дизеля, я вызвал Гюнтера.

– Завтра будем отбиваться колдовским методом от айясантов, – начал я определять фронт работ для Гюнтера. – Ритуал будет проводиться утром в кабинете царя-батюшки. Тебе, кстати, быть обязательно… Не знаю зачем. Лиховид так приказал. Теперь… – я протянул бумажку. – Вот по списку всё подготовить надо. Не сложно?

– Змеиный зуб, две горсти, – зачитал дворецкий. – Есть такое. Так… Лягушачьи глаза – горсть. Найдём, Государь. Мышьяк полстакана, о ну этого сколько угодно, хоть бочку. А вот со склада мне никаких ни рогов, ни копыт не выдадут, полномочий у меня таких нет. Или указ надо писать, Ваше Величество или самим идти.

– Развели бюрократию… – проворчал я. – Ладно разберёмся. Постарайся к утру, хорошо?.. Ужинать с нами будешь?

– Благодарю, Государь, Агриппина Падловна покормили уже.

– Гнилушками болотными? – хихикнул дед.

– Утиная фуа-гра, луковый суп, телячьи почки, равиоли из лангустов и шоколадный мусс со взбитыми сливками, – с достоинством перечислил дворецкий.

– Ишь… – только и выдавил из себя дед. А мне очень захотелось есть.

– Красиво у нас бухгалтерия живёт а, дед? Пора ревизионную комиссию собирать.

– Чур, меня! – трижды сплюнул Михалыч. – И где ж ты, внучек таких дураков найдешь супротив бухгалтерии переть, а?

– Да, проблема… Тогда давай хоть на обед к Агриппине Падловне напросимся?

– Я еще нужен, Ваше Величество?

– А? Нет спасибо, Гюнтер, можешь быть свободен.

За ужином, не бухгалтерским, конечно, но сытным и вкусным, я еще раз предупредил Калымдая с Аристофаном, чтобы они на завтра ничего не планировали. Со мной пойдут на процесс колдовства, мне так спокойней будет.

На этом вот такой вот сложный день и закончился.

Почему это я не волновался и не переживал за Варю? С чего это вы взяли? Еще как переживал особенно вначале. А вот потом когда понял, что наши девчонки живы-здоровы и пока им ничего не грозит, то успокоился. Ничего, если всё пройдёт нормально, то завтра одним махом и их освободим и с змеелюдами разделаемся.

* * *

Утро у меня началось с Дизеля. Точнее – со скрипа его костяшек, ультразвуком, бьющим мне по ушам. А я и обрадовался. Утро этого ответственного важного дня, начиналось привычно, по-домашнему и это успокаивало.

Да еще и дед так же привычно огрел меня полотенцем, когда я замешкался на пути в ванную. Всё как всегда и это хорошо.

А когда вернулся в кабинет, то за столом меня уже поджидали Калымдай, Аристофан, жаренная картошка с ветчиной, бутерброды с грудинкой, соленые огурчики, запеченная куриная ножка, вареники с творогом и вишней, да любимые оладики. И всё это пришлось съесть. Ну, кроме Калымдая с Аристофаном, конечно. Эти сами кого угодно съедят, да еще и кусок изо рта вырвут, поэтому процесс принятия пищи у нас походил на небольшую войну, где каждый старается урвать кусочек послаще, да свою тарелку не дать из-под носа увести. Зато не скучно.

На десерт дед выставил под чай большой яблочный пирог и дух от него шёл, скажу вам, просто волшебный! Нет, оладики и вареники – это не десерт. Они в состав основных блюд входят. А десерт у Михалыча это то, что он под чай подаёт.

Вот как раз, когда дед плюхнул мне на тарелку здоровенный кус пирога, он огляделся по сторонам и тихо так произнёс:

– Не верю я Лиховиду ентому, внучек, как есть, не верю.

– Ты чего, дед? – удивился я, даже про пирог на секунду забыл. – Лиховид у нас колдун знающий, древний да опытный. Ты даже и не переживай, всё сделает как надо.

– Так-то оно так… – вздохнул Михалыч, выкладывая на нетерпеливо протянутую Аристофаном тарелку такой же кусок пирога. – А только тревожно мне что-то, Федь. Как бы чего не случилось…

– Без базара случится, дедушка Михалыч, – успокоил его бес. – Когда это у нас реально без проблем дело прокатывало?

– Типун тебе на язык, чудило ты рогатое! – прикрикнул дед. – Вот заберу сейчас еду, покаркаешь тогда!

– Молчу, дедушка, в натуре молчу…

– Вы, Федор Васильевич, – Калымдай дунул на чай, – амулетики свои не забудьте одеть. И перстень атакующий и медальон защитный. Неспокойно мне что-то, наверное, от дедушки Михалыча кусочек паники подцепил.

– Я вот сейчас, – хмыкнул дед, – кусочком подноса тебе, майор, по голове врежу и враз отучишься на старых людей наговаривать.

– Перстень и медальон не снимаю, – успокоил я Калымдая. – А чего ты дёргаешься-то?

– Да кто его, колдуна нашего знает… – смущенно отвёл взгляд Калымдай. – А ну как позабудет от старости какое заклинание? Айясанты тогда, вместо того чтобы сгинуть как посыпятся нам на голову а?

– Скорее уж из-под пола полезут, – фыркнул я. – Паникёры вы, братцы. Всё будет нормально, не дёргайтесь.

– Во-во, босс конкретно так перед каждым делом и говорит… – начал было Аристофан, но тут же заткнулся, получив от деда ложкой по лбу.

Едва я, тяжко отдышиваясь, отодвинул пустую кружку, как с двух сторон ко мне на лавку взлетели Тишка да Гришка и давай урчать и тыкать меня маленькими рожками, ну точь-в-точь как пара котят, выпрашивающих еще один бумажный шарик для игр. Мультики клянчат понятное дело.

– А что, паразиты, хотите я вам «Король Лев» поставлю? – я сегодня был на редкость благодушен. – Там кабан такой прикольный бегает, на Аристофана нашего похож. Большой и ленивый, а пятачок у него просто не отличить от ваших.

Бесенята в восторге запрыгали и рванули оккупировать моё кресло, а Аристофан обиженно протянул:

– Меня, в натуре, все сегодня угнетают… Михалыч с ложкой конкретно наехал. Босс, вона кабаном реальным обозвал… Уйду я от вас, вот без базара уйду!.. Если мне прямо сейчас еще кусок пирога не дадут!

Мультики запустили, пирог выдали и все успокоились наконец-то. Отдых после завтрака – это святое.

Аристофан сонно чесал пузо, Калымдай задымил сигарой, дед собирал посуду, бесенята верещали перед монитором, Дизель крутил генератор, а я, развалившись на диване, умиленно смотрел на них и завидовал самому себе. Еще бы девчонки наши тут хихикали о своём о женском, да Кощей бы заглянул на минутку, нагоняй бы нам за безделье выписал… Эх…

– Бездельничаете?! – прогремело под потолком.

Нет, не Кощей, конечно. Лиховид заявился, да еще в такую неподходящую минуту.

– И вовсе не бездельничаем, – лениво возмутился я. – Размышляем, ничего ли не забыли для ритуала?

– Мыслители… – фыркнул колдун. – Всё собрали? Всё нашли?

– А как же, – подтвердил я. – До последней мышиной косточки!

– А рога где?

– Рога на складе. Только сил идти за ними нет после завтрака.

– Ну, какой ты царь, Федька? – покачал головой Лиховид. – Ты не сам как оглашенный бегать по дворцу должен, а приказывать, строго пальчиком грозить, да пряники сладкие прямо на троне кушать.

Дед вздохнул, пряча в комод последнюю кружку и согласно кивнул.

Пряники? Я сыто икнул. Не, не хочу пока. А на счет приказов это он прав.

– А подать пред очи мои ясные и строгие нашего верного кладовщика славного беса Виторамуса! – заорал я в потолок и подмигнул Лиховиду: – Так, дедушка?

– Какой я тебе дедушка?! – начал было колдун, но махнул рукой. – Так… Хотя за ослушание и лень, мог бы и голов с десяток срубить… Распустил ты, Федька, всю челядь…

В дверь стукнули и рыцари пропустили кладовщика.

– А, Виторамус? Кушать будешь?

– Доброе утро, – содрогнулся кладовщик. – Благодарю, меня в бухгалтерии уже покормили.

– Фуа-гра?

– Тартифлет, Ваше Величество, – поправил Виторамус.

– Михалыч, ну точно пора ревизию проводить а? Я тоже чего-нибудь такого хочу!

– Оладики мои разонравились? – обиделся дед.

– Да вы о чём речь ведёте?! – взревел Лиховид под люстрой. – О яствах?!

– Да вы же первый про пряники начали! – возмутился я. – От люди… Ладно-ладно… Виторамус, мы вчера про Рога Будды говорили, помнишь?

– Конечно, Государь.

– Притащи-ка эти рога Кощею в кабинет да не тяни, хорошо?

– Как прикажете, Государь. А только накладные…

– Приготовь, я подпишу. И кстати, забирай назад вчерашние амулеты, что для Орды готовили. Надеюсь, пока не понадобятся.

Виторамус откланялся, а я торжествующе посмотрел на Лиховида. Умеем царствовать, умеем!

– Лиховид Ростиславович, ну давайте уже начинать, а? Чего мы тянем? Сколько же ждать еще?

Лиховид аж рябью пошёл от такой наглости.

– Вы идите в кабинет Кощея сейчас, проверьте, что там Гюнтер для вас подготовил, а мы сразу вслед за вами подойдём, хорошо?

Колдун только фыркнул и вылетел сквозь стену.

– Ну вот, – я подмигнул Михалычу, – можно еще повалятся с полчасика.

– Что ты всё время тянешь, внучек, – покачал головой дед, – как баба коровье вымя. Всё равно ить придётси колдунство вершить.

– Так страшно же, деда, – честно признался я.

– Страшно, – кивнул Михалыч. – А кудыть деватьси? Надо, внучек, надо. Хватит пузо налёживать, пошли ужо.

– Эх… Давай плащ тогда, пойду в парадной одежде… Нет шлем не надо.

Идти очень не хотелось. И лениво и боязно. Я расправил складки плаща, повесил поверх колдовскую ложку и тут же нашёл новый предлог, чтобы оттянуть неприятный момент:

– Ох, а я ж про Горыныча-то совсем забыл! Как он там? Не голодает ли? Надо срочно связаться с ним!

Дед укоризненно покачал головой, Аристофан, вскочивший с лавки, медленно опустился назад, а Калымдай даже и не шелохнулся, тем не менее, внимательно следящий за происходящим.

Я грохнул ложкой о стол:

– Горыныч! Ау? Горыныч! Ты живой еще там?

– Слушаю, Вашевысокоблагородь! – рявкнуло из воздуха.

– Ваше Величество вообще-то, – поправил я. – Ты как там?

– Кушаем, – пробасила явно правая голова.

– Ну кто бы сомневался… Не обижают тебя там?

– Тут хорошо, Федь! – пропищала левая голова. – Жратвы от пуза! Тепло, солнце, а в море, знаешь какая рыбка вкусная?! М-м-м… Песня, а не рыбка! Мы тут научился нырять, прикинь, Федь! Пасти открою и сигаю с воздуха в море! Пока занырну, пока вынырнем, а пузо уже рыбкой забито!

– Мда-а-а… Развлекаешься, значит?

– А то! – подтвердила правая, но вдруг заволновалась: – А ты чего нас вызвал? Воевать с кем-то надо? А мы сейчас никак не могу, Федь. Вот честно! Слышишь, средняя башка молчит? Это она в спячку впала, на себе её зазря таскаем… Мы бы рад, Федь ты же меня знаешь, но…

– Да уж, знаю, – хмыкнул я. Разнежился Змей на курорте, совсем обленился. – Ладно, Горыныч, отдыхай. Это я так просто волнуюсь за тебя.

– Спасибо, Федь, – растроганно пробасила правая, а левая заторопилась: – Ну, всё? Мы пошли, да?

– Давай, Горыныч, удачи, – я снова грохнул ложкой о стол и повесил её на шею.

– Ну, всё? – повторил за Горынычем Михалыч. – Таперича можем уже идтить?

– Да пошли, пошли…

В коридорах было тихо и безлюдно. И безскелетно, и безмонстрово, и безбесово. Все будто попрятались, затаились. Я прислушался и к себе и ко всему вокруг. Помните, я говорил, что у меня постепенно ментальная связь с дворцом возникла? Ну никуда она и не делась, только в отличие от, скажем, месячной давности, дворец сейчас окружал меня эдаким тёмным, тяжелым, давящим полем. Очень некомфортно, скажу вам. А всё змеелюды эти, айясанты что б им… Эх и правда, затянул я с ними. Надо было послушаться Лиховида, да сразу с ними вопрос решить. И девчонки бы наши сейчас на свободе были… Ну ладно, если сейчас всё пройдёт хорошо, то и девчонок освободим, да и с айясантами раз и навсегда разделаемся.

– Явились, не запылились? – проворчал Лиховид, когда мы вчетвером вошли в кабинет Кощея.

– Ага, Лиховид Ростиславович, командуйте. Что нам делать надо?

– А ничё. Ты, Михалыч, доставай куски змея колдовского да Гюнтеру отдай. А потом все становитесь вон тама около стола и молчите даже не пикните! Да Федьку вперёд выставите, пусть на колдунство моё великое полюбуетси!

Дед вытащил из кошеля составные части древнего артефакта, который так кровь нам попортил, вручил их Гюнтеру, а потом мы тихонько отошли к столу, чтобы не мешать Лиховиду. А тот суетился возле небольшого столика сбоку, на который Гюнтер бережно укладывал голову, туловище и глазки змеиные. А рядом на стуле лежала какая-то рогатая штуковина очень похожая на охотничий трофей, какие часто вешают на стену. Ну, такая пластина матовая из кости мамонта или динозавра какого, а из неё торчат небольшие золотые рога. Довольно острые и сильно напоминающие рога со шлемов викингов. Вы, наверное, сразу догадались, что это и были те самые Рога Будды? Вот и я сразу догадался. Только до сих пор понять не могу, причём тут Будда и рога? А не важно.

– Сейчас девушек сначала, да? – напомнил я и жалобно заклянчил: – Лиховид Ростиславович, вы хоть комментируйте свои действия, а то ничего не понятно… А нам тоже интересно.

– Игрища скоморошьи тут тебе што ли? – засопел Лиховид, но всё же сжалился. – Смотри, Федька, сперва мне да книге моей надо настоящими стать, твёрдыми! Иначе никакого колдунства не получитси.

Держа в одной руке большой призрачный фолиант, уже открытый в нужном месте, древний колдун стал зачитывать из него какую-то тарабарщину, одновременно маша свободной рукой над книгой, сворачивая пальцами невероятные фигуры, среди которых наша фига и традиционный американский оттопыренный палец были наиболее простыми.

– Ух ты… – просипел за спиной Аристофан. – Смотри босс, конкретно огоньки колдунские побежали!

– Цыц паршивец! – оторвался на мгновение от заклинания Лиховид и бес пристыженно умолк.

От одной руки колдуна прямо в книгу побежали синие и зеленые искорки, красиво перемешиваясь в единый магический ручеек, а от книги бежал такой же ручеек только уже в другую руку. И правда, красиво. Эдакий колдовской хоровод.

Лиховид продолжал что-то бурчать то тише, то громче и, наконец, проорав что-то особо неприличное, вытаращил глаза на книгу, а та вдруг отвердев, приняла вполне материальный вид и с громким БУМ! рухнула на пол!

– О класс! – заорал я в восторге. – Получилось!

– А то! – гордо произнёс колдун. – Таперича моя очередь. Ну-ка, Гюнтер, внучек, бери рога, да направь их себе в пузо.

– Позволю себе поинтересоваться, – Гюнтер не спешил выполнять распоряжение, – а зачем? Что произойдёт далее?

– А енто я, внучек, в тебя занырну и телом твоим овладею, чтобы дальше колдунство великое творить.

– Овладеет он телом, – тихо хихикнул Аристофан. – Гюнтеру точно понравится, без базара!

– Что-то не хочется, Лиховид Ростиславович, – решительно опроверг Аристофана дворецкий.

– А иначе никак, внучек. Просто бросай всё тогда и отдавайся… хм-м-м… – колдун сурово взглянул на беса и поправился: – …и попадёшь прямо в лапы айясантам! Да не один, а со всем дворцом, со всеми своими соратниками!.. Надо, внучек, уж потерпи чуток.

– Ваше Величество? – Гюнтер вопросительно взглянул на меня.

– С паразитами этими надо разделаться, но ты сам решай, – я пожал плечами. – Я тебя в таком деле неволить не буду.

Гюнтер вздохнул и взялся за рога. Не в смысле, быка за рога, а за колдовские рога:

– Хорошо, Лиховид Ростиславович, я готов послужить Его Величеству верой и правдой.

– Вот и славно, внучек, – ласково улыбнулся Лиховид и повернулся к нам: – Федька, подь сюды! Будешь книгу колдунскую держать!.. Хотя… Хилый ты какой-то… Эй, бес лукавый, да смешливый, хватай книгу да осторожнее, листы не помни!

– А чё сразу я?.. – начал было Аристофан, но получив мощного тычка от Михалыча, вылетел на оперативный простор.

– И вовсе я не хилый, – обиженно протянул я, но меня никто не слушал.

– Бери книгу! – приказал Лиховид. – Листай! Ещё… ещё… Стоп! Держи передо мной и замри!

Аристофан обреченно замер и зажмурился на всякий случай.

Лиховид опять начал свои песни и пляски с крутой распальцовкой и вновь появился магический ручеек, только теперь он хороводом соединял через Рога Будды колдуна с Гюнтером.

Я поёжился. Доверить даже на короткое время своё тело чужому человеку? Бррр… Надо будет Гюнтеру потом премиальные выписать. Нет! Героя ему дать, во!

Тем временем Лиховид заорал последнюю ноту и вдруг мутным облачком всосался в артефакт, а через него прямо в живот Гюнтера!

Мы вытаращили глаза, а Гюнтер потряс руками, потопал ногами и сказал:

– От так от и ладно будет. Эх, давненько я себя в теле не ощущал! Хорошо… Ну что, Федька, теперь за девок наших возьмемси?

– Лиховид Ростиславович? Это вы?

– Ну не хрен же собачий? Вестимо я, – он внезапно прислушался. – Потерпи, Гюнтер, ужо скоро. Пострадай маленько для обчества!

– Это вы с Гюнтером у себя в голове… у него в голове… ну, короче с Гюнтером общаетесь, да?

– Эй, рогатый! – не обратил внимания на мой вопрос Лиховид. – Скидавай со стула рога енти, не нужны они более, да клади на стул змеиные части! А книгу на стол покладай, да осторожно, слышь?

– Нашли тут ассюс… ассмента… – ворчливо начал Аристофан.

– Ассистента, – подсказал Калымдай.

– Угу, блин, этого самого в натуре.

– Ишь бесовская сила! – восхитился дед. – Какие слова знает! Ну, почти…

– Давай, Аристофан, работай, – строго приказал я, тихо порадовавшись, что не мне придётся помогать Лиховиду.

Аристофан вздохнул, спихнул со стула рога, положил книгу на столик, а детали змеиного артефакте переместил на стул:

– Всё?

– Иди-иди, – отмахнулся колдун. – Вон тудыть становися к сотоварищам своим. Не мешайся тут.

– То помогай, то не мешайся, – проворчал Аристофан, занимая прежнюю позицию у меня за спиной. – Вот где, блин, справедливость, босс?

– Лиховид Ростиславович, – проигнорировал я философствования беса, – а сейчас вы что делаете?

– А сейчас, Федька… Вот так! – Лиховид-Гюнтер щелкнул пальцами и части древней статуэтки срослись в единую фигурку. – Ага! Не растерялась-таки силушка колдунская за все эти века! Получилось, Федь! Могу еще, могу!

– Классно, – порадовался я за колдуна, – а зачем вообще эта змеюка нужна?

– А в ней, Федька, – Лиховид… или Гюнтер? Как правильно? Лиховид все-таки, думаю. Короче, колдун поправил статуэтку на стуле и удовлетворенно кивнул головой. – В ней сила древняя хранится, великая и могучая! Силой молнии повелевать можно!

– А на фига нам молния? – удивился я. – Мы же не жечь тут кого-нибудь собираемся?

– Неуч ты, Федька, – вздохнул Лиховид. – Я всегда енто говорил… В молнии не только пламя разрушительное, но и иные силы скрыты. Не слыхал разве, как с края на край света перелетать можно, оседлав молнию? А да что тебе объяснять? Сам сейчас увидишь.

Он жестом приказал мне заткнуться, полистал книгу и завис над ней, опять начав читать заунывные заклинания, направив ухоженные руки Гюнтера да древний артефакт.

В этот раз завывания длились дольше, я даже успел заскучать, но наконец, Лиховид завопив погромче напоследок, устало опустил руки, смахнув по пути со лба капельки пота и устало произнёс:

– Всё. Освбодилися наши девки.

Я тут же схватился за головку булавки:

– Маша? Машуль! Ты меня слышишь? Ау?

– Что вы так кричите, мсье Теодор? – раздалось из дальнего конца кабинета. – Я и так вас прекрасно слышу.

– Ой, а где это мы? – раздался милый голосок Вари.

– Растудыть твою через полено! – завопила Пелагея.

– Мы же пирожки только кушать собирались… – недоуменно протянула Олёна.

– А пирожки где?! – возмутилась Маша.

– Ура!!! – заорали мы хором. – Получилось!

Девушки кинулись к нам еще ничего не понимая, но всё равно присоединившись к общей радости и начались обнимашки. А я даже улучил момент, чтобы два раза чмокнуть Варю.

– Ой, что тут было, девчонки! – постарался объяснить я всё парой слов. – Расскажу – не поверите!

– Дай, босс, я в натуре расскажу, а?

– Да погоди ты, Аристофан! Вас, милые вы наши, всех вместе с теремом околдовали и спрятали в потаённом месте. А мы вас освободили! Мы же герои у вас, правда?.. А кстати, Машуль, держи Шмат-разум, – я протянул коробочку. – Возвращайтесь в Лукошкино, а мы тут быстренько айясантов замочим и к вам!

– Ничего не понимаю… – начала Маша, машинально открывая и закрывая крышечку коробки.

– А ну цыц! – рявкнул вдруг Лиховид. – На меня смотреть!

– А что это Гюнтер тут… – начала было Олёна, но Лиховид перебил её, вскинув руки к потолку и заорав что-то очередное непотребное.

И вдруг я окаменел. Ну да, просто вот так взял и замер. Дышать мог, глазами из стороны в сторону водить – пожалуйста, а пошевелиться или хоть шёпотом матом кого обложить, никак. Жуткие ощущения скажу я вам. Я стоял впереди всех и не мог видеть моих друзей, но судя по гробовой тишине, с ними происходило тоже самое. Вот какого, а?.. Лиховид!

А Лиховид-Гюнтер, широко улыбаясь, смотрел на нас и довольно кивал головой.

– Вот и всё, Федька, – он неторопливо подошёл ко мне и вдруг с силой пнул меня ногой по коленке. – Попался.

Больно блин! Смог бы так заорал! Но я даже застонать не мог.

– Ага, – не обращая больше на меня внимания, колдун шагнул в сторону, – а вот и девка моя. Ах, ты ж раскрасавица! Как тебя там?.. Олёнка? Вот Олёнушка, дела сейчас закончим, а вечером в спаленке с тобой и побалуемси…

Он вдруг запнулся и будто разговаривая сам с собой, протянул:

– Федьку в спаленку? Вместо Олёнки?.. Енто ещё зачем?.. Зачем-зачем?! Ах ты, охальник, такое мне предлагать! А ну заткнись немедля, слышь?!

Ага, Гюнтер, надо понимать со своими маниакальными идеями. Хотя пусть на мозги колдуну капает, с мысли его сбивает!

Лиховид отплевавшись, снова стал перед нами и вид у него был, скажу я вам, крайне счастливый и злорадный.

– Вот и всё, Федька, – повторил он, потирая руки. – Был Федька-царь и нетути его боле! Таперича я сам тут править буду! Вот только силушку твою заберу, Кощеем дареную и весь дворец только мне подчинятьси будет!

«Фон Шлосс!» – заорал я мысленно. – «Убить Лиховида немедленно!».

Тишина.

– И лыцари твои, – будто догадался колдун, – моими тоже будут.

Он подтащил столик ко мне и стал любовно раскладывать на нём и Рога Будды, и змеиный артефакт, и свою огромную книгу.

– Вот так от и ладно будет, – он отошел на шаг, полюбовавшись получившимся натюрмортом. – И спасибо тебе Феденька, да и всем друзьям твоим, что помогли власть захватить! Побегали, постарались колдовские штучки мне добываючи? Вот и огребёте сейчас в благодарность по полной! Я ить долго ждал… Долго готовилси. Но пришёл мой час! Один тут править буду! А Кощея твоего ненаглядного, воблу енту сушёную так в казематах и сгною! Сам Кощеем стану да на весь мир войной пойду!

Он прошелся по кабинету, подпрыгивая от восторга, а потом глянул куда-то в сторону от меня:

– А тебя, красавица, я царицей своей сделаю. Хочешь стать царицей Кощеевой, небось?.. А? Что?… Федьку – царицей? Да тьфу на тебя! Заткнись, паршивец!

Он вернулся к столику и ехидно взглянул на меня:

– Ну, Федька, прощайся с жистью. Деда твоего с шамаханом и бесом я тоже изничтожу. Девок лишних в гарем определю – будут по праздникам меня ублажать. Шамахан на войну отправлю, а бесов… – он задумался на секунду. – В карету велю впрячь – буду после завтрака прогулки вокруг дворца… Эй, Гюнтер, как там правильно говорят?.. Ага, во-во: променад делать.

А меня раздирали гнев и бессилие. Надо же так попасться на удочку этому мерзавцу! Сам, буквально своими руками отдал колдовские артефакты этому старому гаду и только для того, чтобы погубить нас всех! И Кощея подвёл… А Варя?! Ну, гад! Ну, зараза!

Но ничего я сделать не мог. Околдованного, меня не слушался ни дворец, ни рыцари. И никто на помощь не придёт. Вот и всё, отвоевался Фёдор Васильевич, отцарствовал. Простите меня друзья за всё. И ты, Варюша, солнышко моё, любовь моя, прости. И Кощей… Поймёт ли он меня, оправдает? Эх…

– Готов, Федька? – хихикнул Лиховид и тут же сам себе ответил: – Готов-готов. Куды ж ты денешьси? Ну, прощевай, неуч!

Он вскинул над головой руки и завыл что-то протяжное и гнусное, а я, в последний раз попрощавшись с белым светом, обречённо смотрел на него. Ну, а что мне еще оставалось?

Лиховид приплясывая, вопил заклятия из колдовской книги, а вокруг его начинались опять бегать синие и зеленые искорки только сейчас они уже не казались красивыми, а скорее – зловещими. Ручейки протянулись сначала от колдуна к рогам и змеиной фигурке, оплели их как колючая проволока злостного нарушителя Государственной границы, а потом выскочили с другой стороны и метнулись ко мне. Тело защипало, жутко зачесалось, а я даже шевельнуться не мог, а огоньки уже охватили меня всего.

Лиховид взвыл в последний раз, и резко опустив руки, направил их на столик. С пальцев метнулась молния, ударила в змеиный артефакт, который стал тут же набухать, увеличиваясь в размерах и трясясь как желе, наверное, накапливая силу, и вдруг ослепительной вспышкой метнул в меня молнию!

Я зажмурился, ожидая удара и… ничего. Открыл один глаз, другой. Живой! Из змеиной фигурки вылетал столб раскаленной плазмы и бил мне прямо в грудь, а я ничего не чувствовал!

«Амулет защитный сработал?» – мелькнуло в голове. – «Да нет, вряд ли он такую силу выдержит…»

Ложка! Моё переговорное устройство для связи с Горынычем мирно болталось у меня на груди и спокойно так принимало в себя молнию, слегка раскачиваясь.

Лиховид выпучил глаза, опять взвыл и замахал руками, но змеиная фигурка стала уменьшаться, а огненная струя из неё стала тоньше, еще тоньше и быстро исчезла, растворившись в воздухе.

– Эх… – колдун устало опустил руки. – Не сработало чавой-то… А ну-ка я вот так попробую…

Он снова задрал руки, но тут ложка у меня на груди подпрыгнула и испустила молнию прямо в колдуна! Он завизжал, а я внезапно почувствовал, как тело моё освободилось от колдовского захвата.

– Империя наносит ответный удар! – заорал я в восторге, ударяя ребром ладони по согнутой в локте другой руке. Ну да, неприлично, знаю. Но я не специально оно как-то само так.

А молния из ложки продолжала лупить в Лиховида только теперь она стала узкой и била не в тело, а нацеливалась прямо в его левый глаз.

Ух, как он орал, как он дёргался, пытаясь увернуться! Однако ложка доставала его повсюду даже разметав в клочья столик, стоящий между нами.

Позади и с боков восторженно орали мои друзья, а я не отрывал взгляда от Лиховида и мог бы, пожалуй, наслаждаться этим зрелищем вечно. Но вечно не получилось. Гюнтер-Лиховид взвыл в последний раз, и из тела красным вихрем вылетела скрученная фигура, зависла на секунду под потолком, но словив мощный пинок от последнего залпа молнии, завертелась в воздухе, а потом, будто подбитый фашистский «Мессер», крутясь вокруг оси, спикировала прямо в открытую шкатулку в руках у Маши.

Шкатулка захлопнулась, Гюнтер рухнул на пол, а мы замолчали.

– А чавой-то енто было, внучек? – нарушил тишину хриплый шепот деда.

И все дружно захохотали. Пусть слегка истерическим смехом, но уже облегченно, выплёскивая из себя последние капли пережитого ужаса.

В кабинет ворвались рыцари фон Шлоссена и сразу стало тесно только хохот не уменьшился. Мы почему-то тыкали в рыцарей пальцами и заливались как сумасшедшие. Агриппина Падловна, размахивающая счетами над головой, вызвала совсем уж истерические всхлипывания. А Иван Палыч с большим разделочным ножом и группой поддержки в лице своих девочек с половниками наперевес, заставили нашу банду просто рухнуть на пол.

* * *

– А это, Варюш, – указал я на десятиметровую мраморную фигуру, возвышавшуюся над нами, – судя по наглой морде – Зевс. Самый главный бог у греков.

– А почему они все голые? – девушка стыдливо прижалась ко мне, а я мужественно и ободряюще, обнял её за талию. – Бабы так вообще вона как сиськи напоказ выставили, бесстыдницы. А ты, небось, тут и днюешь и ночуешь, а? – она пихнула меня локтем в бок.

– Ну, что ты, Варюш, это просто стиль искусства такой. Культ восхищения красивым телом.

– От я тебе восхищусь сейчас, Федька!.. Ой, а это что за мужик с рогами винище хлещет? На Аристофана нашего похож, правда?

– А откуда ты знаешь, что вино пьёт? – хмыкнул я. – Ну да, ты права. Это – сатир или фавн, бог виноделия… Ну и еще кое-чего. А наш Аристофан поприличнее смотрится…

Мы с Варей когда всё немного утихло, удрали от толпы и я решил познакомить её с дворцом. В галерею мы попали не сразу. Сначала сходили к Максимилиану на конюшню. Он, поняв, что остался в Лукошкино один, махнул прямо через забор терема и в одиночку быстро домчался до Лысой горы. Поболтать что Максимилиан, что Варя, любили, и мне с трудом удалось разлучить эту сладкую парочку.

Потом сходили проведать Гюнтера в лазарет. Он уже чувствовал себя вполне прилично и сидел перед зеркалом, примеряя очередную повязку на глаз. Судя по вороху самых разнообразных повязок, валявшихся на кровати, начиная от розовой в цветочек и заканчивая классической чёрной, процесс был увлекательный и дворецкий явно был в форме. А глаз ему спасти так и не удалось. Мед-брат бес сообщил нам шёпотом, что Гюнтер вначале сильно переживал пока не примерил первую повязку. Покрутившись около зеркала, он заявил, что с повязкой смотрится более мужественно, брутально и затребовал себе целую кучу разновидностей повязок и торчал перед зеркалом уже около часа.

– Смешной этот твой Гюнтер, – хихикнула Варя, когда мы вышли из лазарета.

– Он не мой, – я трижды сплюнул через плечо. – Он у меня. Работает в смысле. А вообще он хороший. Видишь – себя пожертвовал ради спасения всех нас.

– У тебя, Федь, все хорошие тут как тебя послушать.

– Ну, так и есть. А что разве не так?

– И вот то чудовище? – Варя указала на пробегающего по коридору монстрика.

– Конечно, – кивнул я. – Сама смотри. Эй, служивый! Живо к ноге!

Монстрик подскочил к нам и вытянулся по стойке смирно.

– Любишь ли ты меня, царя твоего, батюшку? – строго спросил я, похлопав ободряюще ладонью по обеим головам.

– Больше жизни, Ваше Величество! – бодро отрапортовал тот.

– А подругу мою пресветлую Варвару Никифоровну, любишь?

– Не осмеливаюсь, Государь, – робко потупил он обе пары глаз и добавил шёпотом: – Но очарован.

Он попытался шаркнуть сразу всеми пятью ножками, но потерял равновесие и смешно замахал в воздухе щупальцами.

Варя засмеялась, а я скомандовал:

– Молодец! Ну, беги орёл дальше по своим делам. Вот видишь, – обернулся я к Варе, – а ты не верила. Пойдём я тебе галерею имени Кощея покажу.

– Там страшно, наверное, раз Кощеева…

– Ужасно страшно, – подтвердил я, обнимая девушку за плечи. – Но я же с тобой!

Вволю нацеловавшись возле мраморного Геракла с особой жестокостью раздирающего пасть Аполлону, мы наконец-таки отправились домой. Ну, в Канцелярию то есть.

Торжественный пир по случаю освобождения царства от злого колдуна и айясантов, возник стихийно, как меня всячески пытались убедить Аристофан с Михалычем. А я и не стал спорить, пир так пир, заслужили. Нас с Варей усадили бок о бок и когда её бедро горячо прижалось к моему, я счастливо вздохнул и вдруг понял, что вся эта давящая атмосфера, окружавшая меня последние недели, исчезла. Дворец окутывал меня невидимым, теплым одеялом и чуть ли не урчал мне ласково на ухо.

– Деда! – завопил я от радости так, что Аристофан чуть не выронил бутылку. – А мне дворец снова сигналы шлёт! Хорошие! А это значит, что мы действительно прогнали айясантов, змеелюдов этих поганых! Угрозы больше нет!

Дальше по пунктам чтобы ничего и не перепутать.

Калымдай отвёл глаза.

Маша, наоборот закатила глазки к потолку.

Аристофан вздохнул, пробурчал что-то про босса и опрокинул стакан.

Дед участливо погладил меня по голове.

Пелагея гулко хмыкнула.

Олёна сделал вид, что очень занята холодцом в своей тарелке.

Дизель перестал крутить генератор.

Компьютер отключился.

Бесенята возмущенно завопили.

Всё. Никого не забыл?

Ах да, Варя. Варя просто, не обращая ни на кого внимания, чмокнула меня в щеку, а под столом взяла меня за руку.

– Ну чего опять не так? – насупился я. – Что я снова просмотрел? Ничего не понимаю… Ну, чего вы на меня так пялитесь?! Мы же победили, верно? Айясантов прогнали, так?

– Каких айясантов, внучек?

– Ну, каких-каких. Змеелюдов же!.. О. Э-э-э…

– Вот и славно, внучек, держи пирожок.

– Давай, босс, в натуре за победу!

– Я идиот, да? – спросил я на ушко у Вари.

– Совсем немножко, Феденька, – хихикнула она. – Но ты не грусти я же с тобой!

Надул нас Лиховид с самого начала. Не было никаких змеелюдов, а придумал он эту сказочку, чтобы артефакты мы ему достали и помогли переворот устроить. А все гадости и покушения во дворце это только его рук дело. Он же и Бабаем перед шамаханами прикидывался, на бунт их подбивал. Умный он ничего не скажешь. А вот я – дурак.

Зато он сейчас в шкатулке срок мотает, а я с друзьями и любимой девушкой пироги котлетами заедаю, вот так-то!

А Шмат-разуму я новую шкатулку выделил. Хоть и маленькую чтобы тоже в карман помещалась, зато золотую и с бриллиантами.

Эпилог

Проснулся утром я сам. Варюша лежала рядом под толстым одеялом, закинув ногу мне на живот, а голову положив на плечо. Я несколько минут полюбовался на неё, потом чмокнул в очаровательный носик и осторожно, чтобы не потревожить, выбрался из кровати.

Накинув джинсы и майку, я вышел в кабинет и тут же наткнулся на улыбающегося, кивающего мне деда и Машу, тоже сияющую и хитро прищурившуюся.

– Чего? – зашипел я. – Ну чего уставились?

– А и ничё, внучек, – растянул рот до ушей дед. – Завтракать скоро будем вот и радуюсь!

Я махнул рукой и перед тем как уйти в ванную, вручил Дизелю в одну руку клавиатуру, а в другую – мышку и велел так и держать ровно до половины седьмого. Теперь он не сможет генератор запустить и разбудить Варю.

А что Варя? Всё у нас с ней хорошо просто замечательно. А было у нас что ночью или не было – это наше личное дело, понятно? Всё равно мы поженимся вот-вот. Летом, наверное.

После завтрака, когда мы всей нашей славной Канцелярией приходили в себя после очередных издевательств Михалыча, и произошло то, что положило начало новым приключениям и заботам.

Я сидел на диване, дымил сигарой, старательно выпуская дым в сторону от Вари, которая устроилась у меня под боком. Тишка да Гришка примостились ко мне с другого бока, тихо повизгивая, выклянчивая очередную порцию мультиков. Калымдай с Аристофаном лениво резались в карты за столом, а рядом с ними Маша, Олёна и Пелагея о чем-то дружно хихикали, искоса поглядывая на нас с Варей. И только дед был занят делом. Он поставил в сторонке Дизеля и, развесив на нем для проветривания мой дежурный плащ, любовно расправлял последние складки.

Идиллия.

Ну, вы же помните про наши идиллии, да? Стоит только чуть-чуть расслабиться… Ну и так далее.

Вот и сейчас, лениво наблюдая преобразование Дизеля из простого скелета в нечто торжественное и официальное, у меня вдруг перехватило дыхание. Я вскочил и в восторге заорал:

– Есть!

– Что опять? – удивилась Маша. – Только что же позавтракали, мсье Теодор…

– Да нет, я не про еду! Я знаю, как освободить Кощея!

– Прямо сейчас? – наморщила носик Маша.

Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg