Анна Алмазная ВЫБИРАЙ!
«В мире, где правит страх, Чувства сжигая в огне костра, Делая ход, ты поймешь, Что устал бояться… Время пришло, теперь выбирай! Белое — черное, ад или рай Прочь убежать или в битву ввязаться смело. Страшно когда стоишь у черты, А за чертою такой же как ты, Только с огнем в глазах — его выбор сделан!» Алексей Шелыгин «Его выбор сделан».Почему люди считают, что одиночество — это плохо? Почему все время вмешиваются в мою жизнь, прикрываясь дружбой, симпатией? Почему заставляют куда-то тащиться невесть зачем?
— Ириш, поедем… ну поедем… — уговаривала Анька, так похожая на куклу Барби: те же тугие, золотистые локоны, то же кукольное личико и фигурка модели, даже плащик, цвета ранней зари, Барби под стать. А самое главное — ее слова, ее глупая убежденность, что «так правильно». Да ни черта не правильно!
— Ну нельзя так, слышишь? Ты совсем дикая стала. Поехали! Игорь давно нас в свой Поток зовет, говорит, красиво там осенью, и посмотреть есть на что. Поехали, развеешься, отдохнешь. Обещаю, будет весело! Весело? Как они не поймут, что я не люблю когда «весело». Я люблю тишину сонных аллей, шелест падающих листьев, полумрак, теплый дождь без ветра. Как сегодня за окном кафе. Я люблю утонувший в парках родной город и одиночество.
— Ира!!! Кофе почти закончилось, на ободке кружки размазались следы черной помады, рассыпались по блюдцу крошки шоколадного буше, складываясь в смутно похожий на тучу рисунок. Мне тут душно, я хочу на улицу, подальше от назойливого голоса Димы Билана и от ждущей ответа Ани. Глупые они с Игорем. Решили, что у меня неизвестно откуда взявшаяся депрессия, что меня надо спасать. Бред, нет у меня никакой депрессии. Я всего лишь дико устала и хочу отдохнуть. Ото всех. И от Игоря с Аней — тоже. Но у меня не было сил спорить, потому я ответила «да», схватила зонтик и вышла из кафе. Счастливая Аня меня не останавливала. А на улице был дождь, долгожданный покой и серое одиночество.
Наконец-то!
Бабье лето, как всегда, радовало золотом, пауками и теплой погодой. Я стояла между кустом акации и черным Audi и равнодушно смотрела, как Игорь пакует в багажник мой чемодан. Сидящие на скамеечке престарелая соседка с подружкой заинтересованно посматривали в нашу сторону, перешептываясь. Обговаривали. Как всегда.
— Ира, опять грустишь, — начала приставать вездесущая Анька. — Улыбнись. Боже… Но Ане не объяснишь, хоть я и пыталась, не раз. Потому теперь, чтобы отвязаться, улыбнулась.
— Это не улыбка! В голосе Ани промелькнула нотка обиды. Мягко закрылся багажник.
— Ира, ч-и-и-з! Щелкнул фотоаппарат, запечатлев фальшивую улыбку на фоне родного подъезда. Игорь сунул фотоаппарат мне под нос, показывая снимок.
Банально. Тонкая брюнетка в черном, скучающее выражение лица, подобие улыбки на губах. Я и не я.
— И все же красивая ты, Ирка, — присвистнула Аня. — Мужики так и падают штабелями… Дела мне нет до этих мужиков… оставили бы в покое, а?
На черта мне экскурсии, фотографии, смешинки. «Иришка, чиз!» «Иришка, встань в позу!» «Иришка, какой фон отличный, дай я тебя сфоткаю!» «Да улыбнись ты, ты что, улыбаться не умеешь?» Сахар, блин. Сплошной блондинистый Анькин сахар. И зачем я это терплю, скажите на милость? Сама не знаю… но с Анькой мы с самого детства дружим. Может, потому и дружим, что столь разные? Как два полюса — она плюс, а я — минус. А Игорь? Он тоже… минус. Шикарный брюнет, высокий, ироничный.
Слишком умен. Слишком уверен в себе, чтобы клюнуть на нечто вроде Аньки, Игорю нужно большее. Искуситель, чтоб его! Столь хорош, что временами ловлю себя на мысли — я Аньке завидую. И тогда мне становится стыдно.
Я послушно уселась на заднем сидении. Аня со смехом плюхнулась на переднее.
— Ремень пристегни! — приказал Игорь, выводя машину из лабиринта многоэтажек, дворов и детских площадок. Аня неохотно подчинилась. Когда мы выехали на главную дорогу, пошел дождь. Забили по стеклу тугие капли и краски золотой осени начали стремительно становиться ярче, а асфальт — темнее. Даже пробегающие мимо девятиэтажки как-то незаметно похорошели, сменив грязный наряд на жемчужно-серый. Мне стало скучно и, надев наушники, я щелкнула кнопкой плеера.
— Что ты слушаешь? — внезапно спросил Игорь.
— Evanescence.
— Гадость какая, — хмыкнула Аня.
— Тебе очень подходит эта музыка, — моей подруги Игорь, казалось, не услышал. Мужчины… Анька его девушка, а я так, приблудная, откуда столько внимания к моей особе? На Аньку бы смотрел!
Машина остановилась на светофоре.
— Почему подходит? — у меня не было желания поддерживать разговор, но и невежливой я быть не хотела. Красный свет моргнул, еще раз, сменился сначала на желтый, потом на зеленый, машина плавно сорвалась с места.
— Она тоже… грустная. Как и ты. Я промолчала, глядя, как пробегает под мостом рябая от дождя Двина. Темное небо прошила на миг ниточка молнии. Audi, подчиняясь опытной руке шофера, бесшумно скатилась с моста и вылетела на автостраду.
— Я тоже люблю Evanescence, — прервал тягостное молчание Игорь. — Она напоминает мне старую историю… грустную.
— Не думала, что ты любишь грустные истории…
— Почему бы и нет? — пожал плечами Игорь, сменяя полосу. — Ты знаешь, в Потоке есть замок. Не очень большой, но все же, — Игорь порылся в бардачке и нашел два путеводителя — для меня и для Ани. — Купил вам на память. Там есть фотография… кажется, на восьмой странице. Я без интереса открыла путеводитель в нужном месте и действительно увидела изображение небольшого, изящного здания в обрамлении цветущих каштанов. Завораживает: белоснежные стены, стрельчатые окна, башенки, статуи. И странное ощущение, что все это я уже видела.
— Внутрь никого не пускают, хозяева замка против, — продолжал Игорь. — Замок после перестройки вернули наследникам семьи, которой он принадлежал до войны. Те приехали ночью, в замке закрылись и нос наружу не показывают…
— А название-то какое… «Замок спящего красавца», — с ноткой иронии прочитала Аня. — А это кто, красавец?
Я перевернула страницу, увидев портрет юноши, чуть меня старше, со светлыми кудрями и искрившимся смешинками взглядом. Почему-то перехватило дыхание и пальцы сами потянулись, чтобы погладить волевой изгиб губ, родинку на левой щеке, знакомую складку между бровями. Только глаза на снимке ярко-синие, а я помнила их другими… карими, с золотистыми искорками. Помнила? Бред какой.
— А чего это он «спящий»? — продолжала допрашивать Аня.
Игорь нажал на газ, пустив машину по прямой ленте дороги. От бешеной скорости закружилась голова, пересохло во рту, и я слепо пошарила по сиденью в поисках бутылки с водой. Аньке, напротив, понравилось. Тихо засмеявшись, она вжалась в сиденье, попросила:
— Быстрее!
— Думаю, и так достаточно, — бросил Игорь и продолжил. — Знаешь, на счет спящего красавца… рассказывали мне в детстве легенду о двух братьях из замка. Младший со службы домой спешил, несколько дней скакал без отдыха. И так парню пить захотелось, что мочи не было… вот и остановил он коня у деревенского дома, окликнул девушку, что стояла у калитки, а когда она обернулась… Говорят, что есть в мире роковые женщины, в которых влюбляешься с первого взгляда. А она такой была: глазищи в пол-лица, как два омута, ну и утонул в них парень. Девушку через седло, домой, и родителям упал в ноги… мол, жить без нее не может. Родители поначалу не очень хотели безродную принять, да сын не первенец, четвертым был, замок, титул и прочее, все равно брату его достанутся, ну и разрешили.
— Как романтично, — вздохнула Аня.
— Нет там ничего романтичного, — отрезал Игорь. — Девчонка-то ведьмой оказалась. Младшего сына ей было мало, так она старшего охмурила, наследничка, ну и бежали они перед самой свадьбой.
Младший, говорят, как ведьму свою потерял, так с ума сошел, продал душу дьяволу, и…
— Что и? — не выдержала паузы Аня.
— Да ничего. Беглецов нашли в задрипанной таверне через месяц, ранним утром, как раз в день рождения старшего. Девчонка сидела на полу и плакала, а наследник спал, да вот только разбудить его так и не удалось. Он проспал еще лет сорок, прежде чем тихо умер во сне. С тех пор так и повелось — старшие сыновья из рода засыпают в день своего совершеннолетия, в двадцать один год.
— Почему не в восемнадцать? — насторожилась Аня.
— Потому как тогда совершеннолетие было слегка позднее. И детей было гораздо больше, да и рожали частенько с интервалом в год. Потому-то старшему брату и было двадцать один, а младшему как раз исполнилось восемнадцать. Но мы вернемся к спящим красавцам, не так ли? Некоторые из просыпаются, но, даже когда проснутся, живут не более недели. Говорят, что это месть младшего сына, который так и бродит по свету, не в силах умереть, и ищет свою ведьму.
— Красивая легенда…
— Да что в ней красивого? — огрызнулся Игорь. — Я ведь знал этого спящего красавца с фотографии, Алешей его зовут… Глупо познакомились. Дураком я был, с друзьями в замок ночью полезли.
Хотели посмотреть, что там и как… Закончилось как всегда: что-то хрустнуло, друзья мои сбежали, а я встретился с Алешкой. Странным он мне показался, нелюдимым, но мы как-то незаметно сдружились. Лешка родителей упросил, меня в замок пускать начали… А теперь уже пять лет, как он спит, жаль парня, и не помочь ему никак. Все из-за какой-то бабы…
— Веришь в легенду? — искренне удивилась я.
— А во что еще верить? Даже современная медицина не помогает, объяснить тоже ничего не может. Спит и все. Колдовство какое-то, честное слово. Родители его невесть сколько денег отдали, чтобы сына вылечить, все испробовали: колдунов, святых, целителей, и ничего…
— Грустно, — прошептала я, откидываясь на сиденье, закрывая глаза и погружаясь в звуки «My Immortal».
— И все же, в этом парне нет ничего красивого, — усмехнулась Аня.
— Есть, — ответил Игорь. — Деньги. Титул. Замок.
— И голос… бархатный голос… — прошептала я, и сама испугалась своих слов. Только теперь я вдруг сообразила, что очень явственно представляю себе не только лицо человека с фотографии, но и, к примеру, его фигуру. Быстро замелькали перед глазами неведомо откуда взявшиеся картинки: белоснежная рубашка, идеально повязанный шейный платок, утопающие в кружевных манжетах ладони, подающие мне бокал, мягкий шелк простыней. Горячие слова, жаркие поцелуи…
— Глупости, — оборвала я неуместные фантазии.
— Странные у тебя глупости, — пробурчала Аня. Игорь не отзывался, но внезапно мне показалось, что он сжал руль гораздо сильнее, чем это было необходимо.
Когда мы приехали, начался хаос. Игорь куда-то нас тащил, что-то нам показывал, угощал мороженым, прогуливал по набережной. Временами было даже приятно, но к вечеру я устала и выдохлась. Страшно болели ноги, ныло в висках, хотелось спрятаться в собственную норку, но вместо этого я аккуратно опустилась на бордюр фонтана, поглаживая икры, чтобы хоть немного снять усталость с отяжелевших ног. Бьет по глазам осеннее солнце. Оглушительно журчит рядом фонтан, вторит ему мелодия флейты в тонких руках симпатичного юноши в костюме Пьеро. Красиво играет… грустно. И так не хочется, чтобы та игра заканчивалась.
— Сыграй еще, — сую в протянутую руку Пьеро бумажку. — Сыграй. Он сминает купюру тонкими пальцами музыканта и чуть улыбается, отчего вздрагивает нарисованная на щеке слезинка, а потом подносит флейту к губам и застывает. Лишь пальцы его нежно гладят тонкий ствол инструмента, творя незамысловатую, грустную мелодию. Я заставляю себя вслушаться в слова Игоря:
— Скоро стемнеет. Сегодня полнолуние, в самый раз, чтобы навестить лабиринт желаний. Что мне за дело до лабиринта желаний? Краски вновь тускнеют, мир окрашивается в черный, и темное пламя проникает в кожу, добираясь до костей.
Я вижу как наяву старый сон: полная людей зала, глубокое декольте, тяжелое платье и туго затянутый корсет. Слабею… как же быстро я слабею… Я не могу дышать в сжимающей грудь клетке. Взгляд мой хаотично скользит по чужим лицам и вдруг выхватывает из толпы грустную улыбку Пьеро. От чего так кружится голова? От запаха духов или его внимательного взгляда? А он подходит все ближе, и я вижу темный рубин вина в протянутом им кубке. Мне нельзя пить… мне столько раз говорили, что нельзя, но я тянусь к вину, как к спасению. Пальцы мои унизаны перстнями, отчего рукам непривычно тяжело. Я не люблю драгоценности, но меня кто-то ими обвесил, как новогоднюю елку… чтобы похвастаться? Пьеро целует мне ладони, говорит что-то ласково, нежно. Я не разбираю слов, но печаль куда-то уходит, сменяясь светлой грустью. И когда он обнимает меня за талию, увлекая в танец, тело вдруг становится легким, как пушинка, а туго зашнурованный корсет уже не так и мешает… А потом поздний вечер, веранда, ласкающий занавески ветер и полная луна. Я протягиваю руку и пытаюсь стереть слезинку с щеки Пьеро:
— Это родинка, — усмехается он. — Ее не сотрешь.
— Боже, какая глупость эти легенды, — шепчу я, сглатывая и возвращаясь в реальность, к настоящему Пьеро, Аньке и Игорю.
И с чего бы это вспомнился застарелый кошмар, который заканчивался одним и тем же: темное пламя, пожирающее чью-то кожу, обнажающее розоватое, обугленное мясо. Тихий то ли всхлип, то ли стон, и вновь это хлесткое слово, после которого я все время просыпалась в холодном поту:
— Выбирай! А теперь вдруг эхом оно повторилось наяву:
— Выбирай! Идем домой или все же навестим лабиринт? Сглотнув, я встала, стараясь скрыть дрожь. На мгновение мне показалось, что голос во сне был голосом Игоря. Бред, быть этого не может… Пьеро и неведомый маскарад мне снились с самого детства, а с Игорем я познакомилась лишь месяц назад. Но кажется, что я его знаю уже давно… и уже давно ненавижу. Или люблю? Не мысли, а сплошные глупости. А солнце уже клонится к закату, окутывая все вокруг красноватым сиянием.
— Кровавый закат, — прошептала я.
— Как раз под стать твоей музыке, не так ли? И твоему настроению, — усмехнулся Игорь.
— Что ты знаешь о моем настроении?
— Может, гораздо больше, чем ты думаешь… Такие как ты любят ныть и жалиться, не ценят того, что у них есть! Я опешила от его слов. Странный Игорь какой-то сегодня, пугающий.
— Я домой хочу. Устала. Я выбрала.
— Может, все же передумаешь? — голос Игоря, казалось, доносился через вату. — Ходят слухи, что там, у алтаря, можно познать истину, что алтарь появляется только в полнолуние, и что появляется он далеко не всем. Сегодня полнолуние. Давай попробуем.
— Страшно как… — отзывается вдруг Аня.
— Не… романтично, — шепчет ей на ухо Игорь, а смотрит почему-то на меня. И от этого взгляда мурашки бегут по коже. — Что бы ты попросила, Ира?
— Я? — Странный вопрос. — Не знаю… надо подумать.
— Идешь в лабиринт?
— Если вы хотите, — равнодушно пожимаю плечами. Все равно ведь уже решил и не отвяжется. Всегда так было, всегда так будет. Мужчины! — Можем и сходить…
— Ну, не знаю… — в голосе Ани слышится сомнение.
— Будет весело. — Игорь обещающе улыбается и все так же не спускает с меня внимательного взгляда. Не нравится мне все это, очень не нравится. Зато Анька, напротив, воодушевилась: глаза ее заблестели, щеки покраснели, и, ткнув Игоря локотком под ребра (больно, наверное), она горячо зашептала:
— Я даже знаю, что у него попросить…
— Осторожнее, Ира, — Игорь поддержал меня, не давая упасть, и я прикусила губу: все же его прикосновения мне приятны. И взгляд — глубокий, изучающий — приятен. Нельзя так, совсем нельзя. Но когда он отпустил мой локоть, стало почему-то совсем холодно и более одиноко, чем обычно. Только обычно одиночество радовало, а теперь…
— Ира, чиз! Автоматически улыбнувшись, я дала запечатлеть себя любимую в последних лучах закатного солнца. Глаза Игоря вновь сузились, и снова взгляд его показался мне несколько зловещим. Что-то сегодня не то творится… совсем не то. Отняв у Ани фотоаппарат, я пыталась поймать это странное выражение лица Игоря, но не получилось. Он вдруг улыбнулся, не так как я, открыто, подмигнул Ане, и на дисплее фотоаппарата высветилось добродушное, милое лицо на фоне заката. Романтично, к чертям собачим!
— Кровавый закат, — прошептала я еще раз, смотря на вход в лабиринт. Это всего лишь причудливо посаженные и постриженные кусты, так почему же я дрожу?
— Боишься? Мне показалось, или я услышала в голосе Игоря издевку?
— Не лови меня на слабо, друг, я уже вышла из возраста, когда на подобное ведутся.
— А я думал, тебе всего восемнадцать. Только ведешь ты себя как…
— Как кто?
— Кончайте препираться, — нахмурилась Аня, направляясь к входу в лабиринт. Мне почему-то стало жутко. Мигнул последний луч солнца, погладил зеленые стены и погас… стремительно начало темнеть. Да и туч откуда-то набралось слишком много…
— Не видно ничего, идем домой! — еще раз попыталась я.
— Ну уж нет! — насупилась Анька. — Какие домой! Самое интересное только начинается.
— Вот именно, — Игорь ненавязчиво подтолкнул меня вперед.
Потому-то и не люблю я таких, как Анька. Вечно найдут себе неприятностей на пятую точку. Как и Игорь… тихонький с виду, а на самом деле… Что тут происходит?
— Ну же, Ира… — Он тянет за руку.
Держит крепко, и не сбежишь же. Розовеет в полумраке плащ Аньки, слышится ее тихий, с ноткой испуга смех. Чего я боюсь?
— Идем искать алтарь… — горячо шепчет он на ухо, и увлекает сначала вправо, потом влево, вновь — вправо. Запомнить бы, но я сбилась со счету и не знаю, как найти дорогу к выходу. Он сам-то знает? Темно-то как! Едва различаю в полумраке, куда мы идем, и уже сама крепко цепляюсь за ладонь Игоря, боясь остаться в этой темноте одной.
— Почему-то мне кажется, что мы найдем алтарь, — шепчет Игорь, горячо, незнакомо. Он ли это? Неужели пьян? Когда напиться-то успел?
— Чего бы ты пожелала, Ира? Подхватывает за талию, когда я вновь спотыкаюсь. Где-то впереди раздается торжествующий смех Ани.
— Думай! Потом поздно будет! Что за бред? Почему хочется опрометью выбежать из проклятого лабиринта? Почему пальцы Игоря грубо сжимают запястье, причиняя боль?
— Синяк будет, сволочь! — шепчу я, пытаясь вырваться… и глазам своим не верю. Стены лабиринта вдруг расходятся, образуя правильную окружность. В центре — поблескивающий в полумраке камень, величиной с доброго быка, а с камня сползает клубящаяся тьма. В панике я пытаюсь убежать, но Игорь внезапно резко толкает меня вперед, да так, что не удержавшись, я лечу в крапиву, обдирая коленки. Аня бросается ко мне, кричит что-то, только слов не разобрать. Зато Игоря я почему-то слышу отлично:
— Заткнись, дура! Ты мне не нужна! Звук удара кажется оглушительным. Аня икает, падает на землю рядом со мной и больше не двигается. Ее волосы быстро намокают, по светлым прядям растекается темное пятно.
— Ты убил ее…
— Сегодня я еще никого не убил.
Сегодня? Меня трясет. А он подходит все ближе, опускается рядом на корточки.
— Норовистая лошадка. Всегда такой была. Что же ты вновь сопротивляешься-то, ведьма?
— Вновь? — не понимаю я.
— Не помнишь. На этот раз ничего не помнишь, — сдирает с волос заколку, больно, наматывает пряди на кулак, резко дергает, заставляя запрокинуть голову. — Вспомни! Ну же, вспомни!
— Пусти, урод! — кричу сквозь слезы. — Пусти!
— Не тронь ее, — то ли стон, то ли шепот. Кажется мне, или это в самом деле чуть светится в темноте белоснежным человеческая фигура?
— Братец явился… — узнаю и не узнаю голос Игоря. — Наконец-то, а мы уже заждались. Чего злишься-то, Алешенька? Что ты сделать можешь, дух ты наш бесплодный? Пье-е-е-ро-о-о… Вечно эксцентричный и непослушный. Думаешь, если в прошлых жизнях меня обскакал, то и тут первым будешь?
— Глупый… зачем? — Знакомый голос… вспомнить бы, где я его слышала, но теперь я могу чувствовать только одно — обжигающий душу страх и инстинктивное желание сжаться в комочек…не двигаться.
Может, тогда не заметят? Может, тогда они оставят меня в покое?
— Зачем? А ты не знал, зачем? Куда же тебе, ты — наследничек… а другие побоку. Хоть бы эту девицу мне оставил, так нет, и ее себе заграбастал. Что ж ты, Ирина, меня не выбрала, а? Или четвертый сын князя для тебя, девки, недостаточно хорош?
— Пусти!
— Ага, разбежался! Я за тебя душу продал, а теперь пусти? Да ни в жизнь! Ты была моей невестой, слышишь, моей! Не его! Я тебя так любил, так почему?
— Любил? — закричала я. — Силой забрал в свой проклятый замок и в тот же вечер взял в постель. Не помнишь, как я кричала? Сопротивлялась? Так ты меня любил?
— Выбирай! — Игорь толкает меня к алтарю, да так, что я вновь падаю на колени в мокрую от росы траву. Боль отрезвляет. Руки по локоть утопают в черном тумане, в котором я в ужасе узнаю пламя тьмы из своих кошмаров.
— Выбирай! Здесь и сейчас! Я или он!
Сколько раз так было? Сколько раз я «выбирала»? Да и есть ли выбор? Выберу Алешу, Алеша проснется… и Игорь даст нам несколько дней счастья, прежде чем убить обоих и начать все сначала. Выберу Игоря, и этот проклятый алтарь свяжет нас узами гораздо более крепкими, чем узы брака. Я себя забуду. Я буду любить Игоря ненормальной любовью, буду равнодушно стоять возле него и смотреть, как он скармливает алтарю новую жертву, чтобы продлить свою жизнь еще лет на десяток. А Алеша будет спать. Не хочу!
— Выбирай! — орет Игорь. — Ну же! Выбирай, я или он!
— Боже, как я устала!
Устала надеяться, что в следующей жизни все закончится. Никогда не закончится. Игорь никогда меня не забудет, никогда не оставит в покое. Он не стареет, не умирает, он будет жить вечно и вечно будет надо мной издеваться.
— Как же я устала.
Алтарь желаний? Врет! Алтарь жертвы. И эта вечная жертва — я. Страх вдруг куда-то уходит, оставляя после себя пустоту. Хватит бояться!
— Устала… Говоришь, что меня любишь, а мучаешь веками. Душу ради меня продал, зачем? Я тебя никогда не любила… Я… я стала счастливой лишь когда увидела Алешу. Моего Пьеро. И не ради его наследства с ним сбежала, ради него… ты не поймешь. Я не хочу больше, слышишь? Хватит. Не можешь меня забыть? Заставляешь выбрать?
Я выбираю — вечную смерть, без новой реинкарнации.
— Ира! Мне показалось, или они вместе произнесли мое имя?
Из-за тучи выглянула луна. Игорь сделал мне шаг навстречу, и лицо его странно исказилось в лунном свете. Будто он что-то хотел сказать, но не успел: пожирающее меня пламя оказалось быстрее. Сначала было страшно, потом больно, и вдруг темно. Все… Боже, все закончилось… Наконец-то.
Я с трудом открыла глаза.
— Ну ты даешь, Ирка, — шептала где-то рядом Аня. Я слышала ее голос, но видела только белоснежный потолок и висящую на нем люстру.
Солнечный свет играл на хрустальных подвесках, отражался и бил по глазам, отчего глаза немилосердно слезились и все вокруг то и дело начинало расплываться.
— Три дня проспать. Лабиринт-то хитрый оказался, с грибами какими-то… галлюциногенными. Мне ничего, а ты совсем расклеилась. Врачи сказали тебя не трогать. А Игорь домой тебя забрал. С его деньгами все можно… богатый он, оказывается.
Игорь? Неужели мне все привиделось?
— И этот… красавец спящий, представляешь, проснулся. А что самое смешное — тебе букеты шлет, невестой тебя величает. Игорь устал от журналюк отбиваться… проходу нам, сволочи, не дают.
Значит, не привиделось.
— Как твоя голова? — спросила я.
— А? — смутилась Анька. — Упала в обморок и ударилась. Глупо-то как, но ничего страшного. Правда, крови было много, да. И лабиринт жалко…
— А что с лабиринтом?
— Сгорел, представляешь? Столько пожарных машин было, спасти пытались… это… достопримечательность все же.
Игоря я больше не видела. Я так и не узнала, почему разорвался порочный круг заклятия. Алешка говорил, что Игорь сам его разорвал… потому как не хотел меня терять навсегда. Терять или отпускать? Глядя на трехлетнего сынишку я страшно боюсь… его совершеннолетия. А вдруг ничего не закончилось? Что еще ты выдумаешь, Игорь, чтобы нас наказать?
Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg
Комментарии к книге «Выбирай! [СИ]», Анна Алмазная
Всего 0 комментариев