«Осень ожиданий [СИ]»

Осень ожиданий [СИ] (fb2) - Осень ожиданий [СИ] (Океан Надежд - 3) 2213K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Игорь Михайлович Бер

Игорь Бер ОСЕНЬ ОЖИДАНИЙ

Глава 1. Этот славный парень Томас Уолкер

Through a Crimson Sky — Q-Factory

1

Все кто знали кареглазого блондина Томаса Уолкера, отзывались о нем исключительно в положительном ключе. Он был молод, красив, обаятелен, способный поднять настроение даже старику, находящемуся на смертном одре. В его карманах редко водились монеты, но без сытного обеда и хорошего виски он никогда не оставался. Любая компания хотела видеть его за своим столом, любая женщина хотела затащить его в свою постель, любой ремесленник желал заполучить его в ряды своих работником, так как работал он за двоих, при этом, просил скромную оплату. Он уверенно брался за дело, стоило ему хоть раз понаблюдать за работой кузнеца, торговца или пахаря, и зачастую конечный результат превосходил любые ожидания. Он мог бы стать великим человеком, вокруг которого бы стали выстраивать новые поселения, а затем гляди и губернии, он мог бы стать губернатором этих новых поселений: мудрым, рассудительным и в меру строгим, — но Томасу никогда не хватало усидчивости. Его манила дорога, которая без конца скрывалась за горизонтом, обещая ему, что где-то там, — в местах, которые его глаза не могли разглядеть, — его ждало истинное счастье и смысл жизни. Там, — а не здесь — была его судьба, которая все еще не открылась ему по-настоящему, не поведав всех тайн.

Томас всегда предпочитал топтать пыль дорог в гордом одиночестве, в поисках тишины и уединения после долгих веселий и развлечений в тех населенных пунктах, что попадались ему на пути, но ровно в тридцатый свой день рождения он повстречал своего первого спутника, и эта встреча полностью изменила его дальнейшую судьбу. Но прежде чем повстречаться с тем, кто изменил его жизнь навсегда, ему предстояла другая встреча, с которой, собственно, все и началось.

К закату дня, когда Томас шел по заросшей тропе, до его слуха донеслись женские крики. Он остановился на месте и прислушался, оглядываясь по сторонам. С одной стороны тропы, по которой он шел, тянулось невспаханное поле, на краю которого стояли редкие небольших размеров фермы, а с другой — круто поднимался вверх зеленый холм, и также круто обрывался. У подножья обрыва начинался каменистый берег озера, которого не было видно. Но оно было там, и Томас это знал, так как видел начало озера тысячью шагами ранее, когда холм еще не скрывал его.

Он хотел продолжить свой путь, когда вновь расслышал с левой стороны от себя женский крик, который смешался со злобным и задорным смехом нескольких мужчин. Томас Уолкер присмотрелся лучше в сторону невспаханного поля и в этот раз заметил пляску нескольких силуэтов. Один силуэт петлял из стороны в сторону, падал и поднимался на ноги. За ним, не отставая ни на шаг, следовали другие силуэты-тени, которые как шакалы приближались к своей жертве, упиваясь ее криками, и отступали назад, даруя призрачную надежду на спасение.

Томас Уолкер был очень чувствительным к несправедливости и никогда в подобных случаях не мог просто пройти мимо. Его неудержимую тягу к справедливости подтверждали шрамы на руках и ногах, один шрам на щеке и дыра в предплечье от ножевого ранения. Но это его никогда не останавливало, а даже наоборот — он гордился своими боевыми отметинами и часто, засыпая в постели с очередной прелестницей, с интересом рассказывал ей о том, как он приобрел ту или иную отметину на своем теле. И женщины с восхищением слушали его рассказы, уж в этом можно было не сомневаться. Конечно, он приукрашивал свои повествования, окутывая их в практически сказочные обстановки, благо фантазия ему это позволяла, но он никогда не использовал откровенную ложь в своих рассказах, так как и без лжи ему было чем гордиться.

Девушка продолжала кричать, взывая о помощи, скорее всего сама не веря в то, что найдется смельчак или же простой человек, который услышит ее мольбы и хотя бы пожалеет, коли не заступится. Томас достал из-за пояса свой кинжал из тиминской стали и поспешил на помощь женщине.

Земля была сухой и бугристой, что замедляло его бег. К тому же сухие стебли бурьяна спутались между собой и требовали к себе особого внимания, обещая в ином случая ухватить его за ноги и повалить наземь. А он не мог позволить себе упасть, ведь подобные ошибки могли привести к потерям столь нужных минут, которые сейчас играли важную роль в спасении женщины нуждающейся в его помощи. Страх перед незнакомыми агрессивными мужчинами он не испытывал, хотя за свои тридцать лет он не раз встречался с достойными соперниками, которым он либо с трудом давал отпор, либо смиренно принимал поражения, стараясь при этом сохранить свое лицо. Судя по силуэтам, в этот раз ему должны были противостоять трое мужчин, чего ранее с ним еще не случалось.

Крики женщины становились все громче, а злорадный смех мужчин по-прежнему оставался отдаленным и невнятным, словно во время бега он не приближался к бандитам, а только к их жертве. Очень скоро он понял этому причину — поле, по которому он бежал, было населенно духами, которые проявляли свою активность с началом сумерек. Видимо, женщина была не местной и не знала особенности этого поля, раз задержалась на нем в позднее время суток.

— Эй! Не останавливайтесь! — прокричал он. — Бегите ко мне навстречу!

Женщина поднялась с колен, не прекращая размахивать в разные стороны руками. Но стоило ей подняться на ноги, как очередная сформировавшаяся тень за ее спиной, сбила ее вновь с ног и, заливаясь в жутком смехе, скрылась из виду. Томас Уолкер прибавил шагу, при этом заткнув кинжал за пояс, понимая, что холодное оружие в данном положении дел было бесполезным. Одна из теней выскочила ему навстречу, но Томас даже не сбавил шаг, и без малейшего препятствия прошел сквозь нее, лишь на короткий миг, почувствовав волну боли в деснах и покалывания в глазах. В остальном, столкновение с тенью оказалось безвредным. Оставшийся за его спиной призрак, попытался ухватиться за него сзади, но Томас быстро избавился от него, лишь увеличив немного скорость бега. К этому времени, несчастная женщина уже в очередной раз пыталась подняться на ноги и в очередной раз она была сбита с ног образовавшейся тенью у нее за спиной. Она уже полностью выбилась из сил, от чего ее крики просто превратились в усталые вздохи.

Томас подоспел как раз вовремя, потому как тени уже окончательно окружили ее плотным кругом. Уолкеру это показалось слегка странным, так как он всегда считал, что духи стараются затянуть свою жертву под землю, а не окружают с некой иной целью. Но долго раздумывать об этом он не стал, вместо этого, закричав во всю силу своих легких, он прошел сквозь круг теней, схватил женщину под мышки, взвалил себе на плечо и побежал обратно к тропе. Духи за его спиной завыли от обиды и поспешили за ними следом.

Во время бега, Томас Уолкер не переставал думать о том, что ему сильно повезло, что спасаемая им женщина была очень миниатюрной, от чего ее вес на своем плече он практически не чувствовал. Также, исходя из упругостей ее грудей, которые он чувствовал примерно в области своих лопаток, и тонкость гладкой кожи на ногах, которые он сжимал одной рукой, Томас сделал предположение, что это была очень молодая девушка.

Тени жалобно выли за его спиной и хватали то его за рубаху, то девушку за руки или же одежду. В один из таких моментов, одна из теней ухватилась за подол платья девушки, вздернув его ей на спину, выставив на обозрение ее голые округлые ягодицы. Томас накрыл ее зад обратно, при этом подметив, что ее округлости были очень даже привлекательными, но не более — о каких-либо сексуальных позывах не могло быть и речи в столь напряженный момент.

Он бежал по той же дороге, по которой мчался к девушке на помощь, что было не так уж и сложно, так как трава в поле была высокой, а потому полегла в тех местах, которыми он уже продвигался ранее и эта тропинка, созданная им, еще вполне хорошо проглядывалась в молодых сумерках закатного дня. Метелки трав хлестали его по животу, который защищала верхняя одежда. Также они хлестали и по голой коже ног девушки. Наверняка она была без сознания и не чувствовала боли, но Томас решил все же сменить положение рук так, чтобы как можно лучше защитить ее ноги от хлестанья сухой травы.

Он уже был очень близок к спасительно тропе, когда одной тени все же удалось застать его врасплох, ухватиться за его ноги и повалить на землю. При падении он услышал испуганный вскрик девушки, что навлекло его на мысль о том, что все это время она оставалась в сознании. Он поднял голову и встретился с ней взглядом. В ее глазах он не прочел страх, а только удивление или даже укор.

— Как ты? — спросил он ее. — Не ушиблась?

Вместо ответа она только покачала головой, после чего отвела от него взгляд и тут же закричала, указав пальцем куда-то ему за спину. Томас Уолкер обернулся на долю секунды, лишь для того, чтобы успеть заметить приближения полчища живых теней, после чего схватил девушку за руку и, вскочив на ноги, помчался с ней по прерванному из-за падения пути в сторону тропы. Один из более расторопных духов ухватился за ворот его рубахи и потянул сильно назад. Томас упал бы вновь, но в это раз уже девушка пришла ему на помощь, крепко сжав его ладонь в своих руках и потянув его на себя. Тень ослабила хватку, позволив живым продолжить свой бег.

На спасительную тропу они ступили одновременно, вместо последних двух шагов сделав один длинный прыжок. Тени завыли от отчаянья и злости, клубясь около них, но, не переступая черту протоптанной тропы. Томас и девушка наблюдали за их хищными танцами, тяжело дыша и по-прежнему держа друг друга за руки. Он понимал, что сжимал ее узкую маленькую ладонь слишком сильно, но ничего не мог с собой подделать. Он бы наверняка смог расслабить хватку, если бы девушка попросила его об этом или хотя бы на ее лице проступила гримаса боли, но ничего такого с ее стороны не последовало, она просто смотрела на пляшущие перед ней тени и продолжала попытки нормализовать сбившееся дыхание.

— Хуффф, это было весело, — усмехнулся Томас. — Как тебя угораздило попасть на это поле?

Девушка отвела взгляд от теней и посмотрела на своего спасителя. На вид ей было не больше двадцати, а взгляд, которым она одарила Томаса, пробудил в нем влечение к ней, чего даже не смогли сделать ее обнаженные ягодицы.

— Я думала, что этот путь будет короче. — Для столь юной особы, у нее был довольно низкий голос, хотя общего впечатления он совершенно не портил, а даже наоборот — добавлял сексуальности молодой особе. — Оказывается, я ошиблась. Впрочем, мне не впервой ошибаться.

— Как твое имя, красотка? — спросил Уолкер, слегка расслабив сжатие руки, при этом потянув ее немного назад, чтобы отдалиться от поля, над которым продолжали летать неприкаянные души, которым не нашлось место на Земле Мертвых.

Девушка одарила его своим очередным проникающим во все фибры его тела взглядом, после чего поправила свою сбившуюся челку.

— Роанна, — ответила она.

— У тебя очень красивое имя, Роанна.

— Может, позволишь и мне насладиться красотой своего имени?

Томас усмехнулся вновь. Девчонка была дерзкой и держалась вполне самоуверенно, словно уже позабыв о той опасности, что угрожала ей еще минуту назад.

— Томас. Томас Уолкер. Можешь не благодарить меня за спасение, так как я всегда чувствовал неловкость, слушая хвалебные речи в свой адрес.

— Это хорошо, потому как я даже не думала тебя благодарить, — горделиво заявила она, после чего повернулась и направилась далее по тропе в том же направлении, по которому Томас держал сам свой путь. — К мужчинам я не испытываю доверия, даже к тем, кто пытаются мне помочь.

— Позволь узнать почему? — Томас последовал за ней следом, при этом улыбка даже не думала сходить с его лица.

— Все вы одинаковые, — ответила ему девушка, посмотрев на него через плечо. — Вначале строите из себя благородных спасителей, а потом ждете, что девушки, сами приподнимут для вас подол своих платьев и нагнуться для удобства, подставив зад.

— Я не такой, — тут же воскликнул Томас, хотя про себя подумал, что не отказался бы взглянуть еще раз на голую попку красавицы.

— Все вы не такие, до поры до времени. А потом словно псы ходите за нами по пятам. — Девушка снова посмотрела на него через плечо и на короткий миг ее губ коснулась улыбка, которую Томасу удалось разглядеть благодаря лунному свету.

— Можешь мне не верить, но нам просто по пути. И я не следую за тобой, а просто иду своей дорогой.

Девушка неожиданно резко остановилась, от чего Томас чуть было не налетел на нее. Роанна встала на носочки и потянулась своими губами к его губам. Уолкера немного удивило столь резкое изменение настроение девушки, но не настолько, чтобы отказываться от столь неожиданной ласки. Девушка очень умело пользовалась своими губками и язычком. За свои тридцать лет, Томас опробовал немало женских губ, но этот поцелуй он был уверен, что запомнит на долгие годы.

Девушка резко отстранилась от него и толкнула в грудь, после чего вытерла губы рукавом своего платья.

— Что и следовало доказать — ты такой же, как и все.

— А чего ты ожидала?

— Не знаю, может быть какой-нибудь иной реакции с твоей стороны. Только не спрашивай какой, так как я сама не знаю. А все потому, что еще ни один мужчина не поступил иначе в такой же ситуации.

— Выходит, ты целуешь каждого встречного, в поисках того единственного, который сможет тебя удивить?

Вместо ответа, Роанна вновь улыбнулась, но в этот раз улыбка на более продолжительное время задержалась на ее губах. Девушка сошла с тропы, только в этот раз на другую ее сторону, на которой возвышался холм, заканчивающийся обрывом. Томас остановился, не зная как ему поступить далее. Если он пойдет за ней следом, тогда вновь получит очередную порцию обвинений о том, что он ни чем не лучше остальных мужчин, которых она встречала на своем жизненном пути. А просто продолжить путь, — таким образом прощаясь с Роанной, — ему тоже не хотелось.

Дилемму разрешила сама девушка, которая заметив, что он остался позади, повернулась назад и вытянула ему руки на встречу:

— И чего же ты ждешь? Пойдем со мной, вместе посмотрим на вечернее озеро.

Томас Уолкер поспешил за ней следом, понимая, что девица все это время просто дразнила его. Девушка шла впереди него, при этом двигалась грациозно и легко, словно танцуя под слышную лишь ей одной мелодию. Во время этих танцев, она приподнимала подол своего платья и вновь отпускала, но при каждом новом движение, ее подол поднимался все выше и выше, обнажая ее красивые ноги. Томас пристально наблюдал за ее движениями и шел за ней следом, пытаясь разобрать ту мелодию, которая девушка напевала себе. У него был хороший мелодичный голос и во многих губерниях Молодого Мира Томас был известен благодаря исполнениям своих и народных песен. Он не редко пел на разных праздниках, как у богатых людей, так и у менее обеспеченных. Он обладал приятной внешностью, но именно благодаря своему голосу, многие женщины сходили по нему сума, желая провести с ним если не всю жизнь, то хотя бы одну ночь. И даже сегодня он не просто шел по тропе в неведомом направлении, а в губернию Торайес, куда его пригласили спеть на свадьбе дочери самого губернатора. Этим он зарабатывал себе на хлеб, а иногда и на огромный кусок мяса.

— Что за песню ты поешь? Я ее мог слышать раньше? — поинтересовался Томас, продолжая следовать за девушкой, которая уже поднималась вверх по холму, не переставая мурлыкать мелодию себе под нос и кружиться в танце.

— Ты ее не знаешь, — весело отозвалась она.

— Ну, я знаю очень много мелодий, — возразил он ей.

— Все мужчины любят хвастаться своими познаниями, а на деле мало что умеют, — уже привычным тоном ответила она ему. — Ты ее точно не знаешь, по той простой причине, что ты не мог ее нигде раньше слышать, ведь эту мелодию придумала я сама.

После этого признания, подол платья взлетел высоко вверх, после чего платье спланировало наземь, а девушка осталась полностью обнаженной. Засмеявшись, она повернулась к нему спиной и побежала вверх по холму.

— Не отставай!

Томаса окатил приятный холодок, кровь хлынула бурным потокам вниз, сконцентрировавшись в области паха. Он прибавил шагу и последовал вслед за ней, на бегу избавившись от своей верхней одежды. Поднимаясь на холм, следом за голой девушкой, Томас затянул сам песню собственного сочинения, о девушке, которая был столь прекрасно, что даже ветер был в нее влюблен.

— У тебя красивый голос! — с приятными для его слуха нотками восхищения произнесла Роанна, наконец, взобравшись на самую вершину холма и остановившись.

Томас пропел еще пару строк, после чего замолчал, так как и сам добрался до вершины и, схватив девушку за бедра, прижал ее к себе и с жадностью впился ртом в ее губы. Девушка пылко отвечала на его ласку, стараясь показать ему все свои способности в любовных прелюдиях. Он скользила своим языком по его зубам и все чаше покусывала его нижнюю губу, при этом от ее укусов Томас почувствовал привкус крови на языке, но боли он не чувствовал. В порыве страсти боль казалось блаженством. Он старался пройтись ладонями по всему ее телу, а потому клеймо на ее правом плече не осталось им не замеченным.

— Это…

— У меня были проблемы с законом, — быстро ответила она, и прежде чем Томас успел задать другой вопрос, она вновь припала к нему губами.

Они стояли почти у самого обрыва, на дне которого расстилался каменистый пляж, а за ним тянулось широкое озеро, молчаливое и загадочное, освещенное лунным светом. Девушка развязала узелок на его штанах, после чего потянула их вниз. Томас переступил через не нужную в данный момент одежду и вновь прижался всем телом к Роанне, только в этот раз прикосновениям их обнаженных тел уже ничто не мешало, разве что некий амулет на шее девушки, к которому Уолкер протянул руку сразу, как только отпустил небольшую, но упругую грудь девушки.

— Что это? — спросил Томас, обращаясь скорее даже не к девушке, а к самому себе. Его бабка была ведьмой, и Томас за десять проведенных рядом с ней лет повидал немало амулетов, оберегов и талисманов. Он приподнял его выше, чтобы разглядеть получше в лунном сиянии, но девушка ненавязчиво, но ловко высвободила свой амулет из его пальцев.

— Ничего особенного, — ответила она, после чего провела несколько раз ладонью по его паху. Ощущение были приятными, но отвлечь Томаса от мыслей об ее амулете, ей все же не удалось.

— Этот амулет защищает своего хозяина от злых духов. А вернее — привлекает их, при этом они не причиняют вреда носителю данного оберега. И как это понимать?

— Очень просто, — усмехнулась Роанна, после чего сильно толкнула Томаса в грудь, который, к несчастью для самого себя, стоял непосредственно спиной к обрыву. Он вскрикнул, почувствовав, что падает в пропасть, понимая, что с такой высоты, с учетом каменистой поверхности берега, у него не было ни единого шанса сохранить свое здоровье, а может даже и жизнь. Уже падая вниз, Томас подумал о том, что Роанна оказалась первой девушкой на его жизненном пути, которая не поддалась на его красоту, молодость и талант певца. А все, потому что она была обычной воровкой и даже убийцей, которой от него были нужны только его деньги, которые, кстати, остались в карманах его штанов.

Томас Уолкер уже прощался с жизнью, но при этом, не теряя иронии на тему дня своей смерти, которой так удачно совпал с днем его рождения, когда его обнаженный зад коснулся глиняного выступа, затем некой коряги, а уже хватательный рефлекс помог ему ухватиться за корень искривленного дерева, которое вопреки всему росло на вертикальном обрыве холма. Сила притяжение его сильно тряхнуло, но пальцы его надежно сжимали удачно подвернувшуюся корягу, не позволив ему далее продолжить падение. Как только его тело перестало шатать из стороны в сторону, а ноги уткнулись в глинистую опору, Томас Уолкер позволил себе прокричать изо всех сил еще раз, только в этот раз — это был крик победителя, который вопреки всему смог отстоять свою жизнь у Судьбы, устроившей с ним подлую игру.

Радость спасения была огромной, но и она сошла на нет, когда Томас посмотрел вниз, а затем и вверх и пришел к выводу, что спуститься у него не получится, потому, как до каменистого берега озера было достаточно большое расстояние, при этом утес холма под ним резко уходил вглубь, формируя очередной обрыв, а расстояние до вершины, с которой его столкнула подлая воровка, было практически не преодолимым.

Отдышавшись и осмотрев себя для оценки количества полученных царапин и ушибов, Томас Уолкер решил выбрать путь во спасение наверх, понимая, что долго стоять на месте он не сможет, так как руки рано или поздно устанут находиться в напряжении и тогда он продолжит свое падение вниз. Осторожно и неторопливо, ища более устойчивые места и выбивая ногами себе выступы в податливой, но при этом достаточно прочной породе, Томас принялся подниматься наверх.

Вначале карабкаться оказалось даже проще, чем он ожидал, но очень скоро пальцы от переутомления уже не так хорошо цеплялись за выступы, а ноги все чаше соскальзывали вниз, от чего напряжение на руки только росло. И чем дальше он продвигался, тем сложнее ему было держаться на вертикальной поверхности. Но, несмотря на все трудности, он был уверен, что сможет их преодолеть. Раз его жизнь не окончилась сразу после падения, Томас считал, что в этот день он уж точно не умрет, иначе не было никакого смысла в появлении спасительного дерева, которое росло на крутом обрыве. Он хватался руками за новые и новые выступы, внушающие доверия своими размерами и прочностью, и не переставал напевать себе под нос веселую народную песенку о сельском дурочке, который решил, что сможет стать правителем целой губернии. Песня всегда помогала по жизни Томасу Уолкеру и в эти минуты она была тем стимулом, дающим прилив сил и помогающей двигаться вперед, несмотря на усталость.

Томас приостановился, чтобы отдышаться. Он понимал, что подобный отдых скорее был во вред ему, а не на пользу, но ничего не мог с собой поделать — уж слишком сильной была усталость. По ощущениям, он мог сказать, что точно также должен был себя чувствовать человек, которому на плечи взобрался тучный наглец, свесив с шеи ноги.

Продолжив восхождение, Томас Уолкер вспомнил о том, насколько приятным были поцелуи Роанны и насколько отдаленные от блаженства чувства его одолевали теперь. Сколько мужчин попалось в липкие сети страсти воровки и сколько из них отдали из-за этого свою жизнь? Томас предположил, что таких было не мало, и судить, в первую очередь, можно было по превосходному владению губами Роанны. Видимо, тренировки поцелуев были у нее регулярными.

К усталости, сковавшей все его тело, прибавились другие сложности — а именно комары. Они кружились над его вспотевшим телом и не брезговали кусать его за все участки тела: пятки, икры, бедра, поясницу, спину и шею. Но не их укусы досаждали ему сильнее, а выводимый ими писк у его ушей. И самое обидное было то, что он не мог отмахнуться от них. Усталость сменилась злобой на этих маленьких кровопийц, от чего в его теле включились резервные запасы сил, и подниматься вверх вновь стало немного легче. Но благодарность к комарам за это он все же не испытал.

Вначале вершина холма приближалась к нему с довольно приободряющей быстротой, но когда до холма оставалось не больше расстояния чем в три его роста, то время стало очень тягучим, а потом и вовсе остановилось. Он продолжал движение вверх, а вершина оставалась такой же далекой. И от этого он уже испытывал не злость, а отчаянье. Пальцы дрожали, по спине пот тек ручьями, левую ногу начало сводить судорога, и в этот самый момент, Томас Уолкер понял, что ему не удастся выбраться живым из этой ситуации, в которую его привела его собственная глупость, а также детородный орган. Да, если б не его всегда высокий сексуальный аппетит, он бы смог совладать с собой и не клюнуть на очередную юбку, а прислушался сразу к голосу своего разума, который поддавал ему сигналы об опасности. Но что здоровому молодому мужчине до голоса разума, когда перед глазами у него пляшет голая девица?

И вот когда до спасительной вершины уже оставалось совсем немного, его тело окончательно ослабело. Он еще мог держаться за выступы, а вот двигаться дальше вперед уже нет. И как бы он не злился на себя и не требовал сделать последний рывок, его тело категорически отказывалась его слушать. И в тот момент, когда пальцы начали разжиматься, чья-то длинная крепкая рука ухватила его за запястье и потянула вверх.

Уже оказавшись на вершине и отдышавшись, Томас Уолкер поднялся на ноги и оглядел незнакомца, что пришел ему на помощь. Спасителем оказался высокий плечистый бородач. На его широком лице белели полосы шрамов, а в глазах отражалась сияющая луна. Волосы его были длинными и спутанными, а брови широкими и кустистыми. Выглядел он довольно устрашающе. Случись в обычный день Томасу повстречать его на своем пути, он бы предпочел сохранить с ним безопасную дистанцию, расценив его как очень опасного человека, но в этот день он был готов крепко сжать его в своих объятьях и даже расцеловать.

— О, да! Да благословит тебя Океан Надежд, мой друг. Ты появился в моей жизни как нельзя вовремя! Уха!!! — издал радостный клич Томас Уолкер и позволил себе опереться о плечо бородача. — Я уже думал, что не видать мне больше рассвета солнца в своей жизни, не выпить эля в кругу друзей и знакомых, не уснуть в одной постели с прекрасной девицей и не спеть очередной песни для своих преданных слушателей!

— Ты певец? — осведомился его спаситель. Его голос был низким и хриплым, как раз под стать его внешности.

— Да! — громко изрек Томас, все еще не способный совладать с эмоциями радости. — Мое имя Томас Уолкер. Слышал обо мне?

— Нет, — бесцветным голосом ответил бородач.

— Ну да ладно, уверен, ты еще узнаешь обо мне как о талантливом певце, и в этом будет твоя заслуга. Позволь узнать имя благородного мужа, которому я обязан жизнью.

Бородач около минуты молча стоял перед ним и глядел не моргая в глаза Томаса Уолкера, словно размышляя о том, как поступить ему дальше: ответить на его вопрос или же сбросить его вновь с обрыва. Этот взгляд слегка напугал Уолкера, от чего он даже непроизвольно сделал шаг назад и повернулся так, чтобы быть лицом к обрыву, при этом держа в поле зрения и бородача, хотя сам он сомневался, что ему удастся противостоять незнакомцу, случись у того возникнуть желанию сбросить его снова с обрыва.

После продолжительного молчания здоровяк протянул вперед свою руку и Томас, с радостью и облегчением, пожал ее.

— Марк Уотер. Так меня зовут, — представился бородач.

2

Томас Уолкер был рад обнаружить свои штаны и верхнюю одежду в целости и сохранности, но вот, что и следовало ожидать, карманы штанов были вывернуты и оголены. Роанна присвоила себе не только его деньги, но и с десяток листов бумаги, на которых были наброски и уже готовые песни его собственного сочинения, что для Томаса было гораздо большей потерей. Потерю монет он бы смог пережить, тем более что их было не так уж и много (и уж точно они не стоили его жизни), а вот потеря записей была невосполнимой.

— Тебе, наверное, интересно, почему я голый и что со мной произошло, — произнес Томас, обращаясь к своему новому знакомому, и в то же время, натягивая на себя штаны.

— Тебя ограбили, — уже с привычным безразличием ответил ему Марк. — И раз ты голый, скорее всего это сделала смазливая девица, которой не составило труда соблазнить тебя.

— Ты очень проницательный, Марк Уотер. Сам ты, куда путь держишь?

— В губернию Торайес, — ответил бородач. — Навестить друга.

— Прекрасно, выходит нам по пути, чему я несказанно рад, — искренне порадовался Томас. — Это поможет нам узнать лучше друг друга. Вдобавок я не простил бы себе никогда, если бы не отблагодарил тебя за свое спасение. Понимаю, нет ничего дороже жизни, но я готов угостить тебя и твоего друга самым лучшим элем, который только найдется в той губернии.

— Мой друг не пьет, а я не откажусь от выпивки, да только остался ты без медяка в кармане.

— Об этом не беспокойся, Марк. Ты выпьешь еще сегодня вечером столько эля, сколько в тебя только сможет влезть.

Весь путь до губернии Торайес говорил в основном Томас, в то время как Марк больше помалкивал и, как правило, соглашался с тем или иным мнением, когда Уолкер ждал от него этого. Томас поведал своему спутнику практически все знаменательные моменты из своей жизни, не забыв упомянуть и о своем дне рождении. Он рассказал Марку о том, где родился; кем были его родители; сколько у него было братьев и сестер; о том дне, когда он покинул отчий дом; о дне, когда он стал мужчиной, впервые переспав с женщиной; о том, огромном количестве представительниц слабого пола, которых он познал; о первой своей золотой монете, которую он заработал, спев песню по просьбе одного богатого человека. Одним словом, Томас поведал Марку обо всей своей жизни, в то время как сам Уотер для него оставался одной большой загадкой. Томас решил вывести на разговор Марка разными наводящими историями, но Уотер оставался молчалив до самых врат губернии.

Торайес оказался не самой чистой губернией во всем Молодом Мире, да и не самой спокойной. Факелы горели не на всех улицах, а там где они все-таки были, то освещали мрак только каждый второй или даже третий факел. На вымощенных камнем дорогах то тут, то там виднелись осколки глиняных кувшинов, грязное тряпье непонятного происхождения и обычный мусор. Часто встречались места влажные от пятен крови и, судя по стойкому запаху — мочи. С двух улиц, которым не посчастливилось быть освященными, до ушей гостей губернии донеслись бранные слова двух спорящих из-за чего-то пьянчуг. На одной улице им повстречался на пути сильно пьяный мужчина неопределенного возраста, который уткнувшись лицом в стену одного из домов, справлял малую нужду. Услышав за спиной шаги Томаса и Марка, он повернул голову в их сторону, и еле внятным голосом попросил у них пару медяков. Ни Томас, ни Марк никак не отреагировали на его просьбу, пройдя мимо, после чего попрошайка потерял к ним интерес, продолжив мочить стены строения.

Когда они подошли к дверям одной из таверн, путники расслышали нескладные пения завсегдатаев. Томас улыбнулся во все свои тридцать два зуба.

— Друг мой, я обещал тебе столько эля, сколько ты сможешь выпить? Так вот, я держу свои обещания. Сегодня ты насытишься им на целый год вперед. И знаешь почему?

— Почему? — спросил Марк.

— Потому что посетители таверны поют песню моего сочинения.

Томас отворил двери и вошел в помещение, обделанное деревом и камнем. Клубы дыма витали над потолком, укрывая туманом лестницу, ведущую на второй этаж. От горланящих песню в несколько десятков ртов закладывало уши. Никто не обратил внимания на их приход, продолжая петь, пить и веселится. Прелестницы из местного борделя предоставляли свои услуги всем тем, кто нуждался в их компании, сидя на коленях и распевая вместе с клиентами песни или же стоя на коленях и ублажая ртом тех, кому уже было невтерпеж. Пьяный скрипач фальшиво выводил напеваемую всеми мелодию, резко дергая смычком с одной порванной струной. Толстая женщина, возможно жена хозяина заведения, подносила без устали то к одному столу, то к другому полные кружки эля, заменяя опустошенные.

Томас просочился среди толпы к стойке и попросил у бармена две кружки темного эля, для него и его друга.

— С тебя три медных монет, — ответил ему хозяин.

— У меня денег нет, но у меня есть что-то получше, — заверил его Томас.

— И что же?

Томас подошел к скрипачу и вырвал инструмент из его рук. Мелодия, и так довольно фальшивая, взяла высокую сбившуюся ноту, после чего смолкла. Вместе со звуками скрипки замолчали и гости таверны. Двое наиболее пьяных господ даже принялись материть Томаса за его выходку.

— Минуточку внимания, друзья мои. Позвольте мне представиться. Меня зовут Томас Уолкер!

— И что с того? — этот вопрос раздался из уст половины завсегдатаев. А вот большинство девиц с интересом продолжали глядеть на Томаса, а на их губах появились улыбки.

— Да, похоже, мое имя не поспевает за моим талантом, — удрученно вздохнул Уолкер. — Я автор той песни, которую вы только что пели.

После минутной тишины, во время которой были слышны лишь звуки крыльев десятков мух, кто-то, картавя, выдавил из себя:

— Че ты врешь!

— Уверяю вас, тавв — это чистая правда. Эту песню я придумал около пяти лет назад.

— Это песня старая и автор ее давно помер! — добавил другой завсегдатай, в бороде которого застряли остатки блевоты.

— Не пори чушь, — покачал головой другой. — Я знаю автора этой песни, пару лет назад он выступал перед публикой в ближайшей от нас губернии. Мы с моей почившей женушкой стояли в толпе, когда он пел. Но ты, приятель, на него совершенно не похож. Рожей не вышел. Автор той песни постарше был тебя, и голос у него был превосходный, не то, что твой.

— Так я ведь еще ничего не спел, — заметил Томас.

— Все равно не такой, — настоял на своем мужчина, махнув в его сторону рукой. — Самозванцев сейчас полно. Видал я уже парня, который уверял, что способен победить оборотня голыми руками, да только подтвердить свои слова на деле он так и не смог.

Одна из девиц, далеко не первой молодости, приблизилась к Томасу и попыталась привлечь к себе его внимание, проведя ладонью по его щеке. Томас, отмахнулся от нее, продолжая глядеть только на тех, кто смотрел на него с укором и злостью.

— К счастью я могу вам это доказать.

— Верни скрипку, — потребовал скрипач, но самостоятельно вырвать ее из рук Томаса он не решился.

— Погоди, уважаемый, вначале я покажу всем, как нужно правильно играть на музыкальном инструменте.

Томас приложил смычек к струнам и провел один раз по ним. Звук получился мерзким и совсем не музыкальным. Этот конфуз заставил всех присутствующих захохотать во весь голос. Томас ни капли не смутился, вместо этого он попытался более плавно провести смычком по скрипке, но и это не помогло — скрипка издала писк, от которого у Томаса свело челюсти. Он вернул скрипку обратно ее хозяину, нехотя признав его талант.

— Странно, что у тебя получается хоть как-то играть на ней.

Томас Уолкер запел, когда большинство присутствующих в таверне продолжали смеяться и держаться за свои животы. Стоило его голосу докатиться до каждого уголка помещения, как смех мигом смолк. Томас с чувством гордости оглядел всех, кто еще пару секунд назад смеялся над ним, и запел еще громче:

Если ветер дует за дверями, пой со мной, пой со мной. Если дождь стучится снова в окна, громче пой, громче пой. Песни петь мы будем до утра, в этот день ночь будет коротка И от эля воздух наш хмельной, грусть прогоним из голов долой.

Кое-кто начал подпевать ему, а остальные захлопали в такт его песни в ладоши. Даже шлюхи прекратили отрабатывать свои честно заработанные медяки, повернув головы в сторону Томаса. Уже больше десяти лет разные люди в разных губерниях тепло встречали его песни и всегда аплодировали ему, но Уолкеру в каждый раз было приятно испытывать столь позитивное отношение в свой адрес со стороны незнакомых ему людей. От данного чувства просто невозможно было устать. Окончательно осмелев и погрузившись чуть ли не в транс, Томас Уолкер вскочил на ближайший стол, сбил ногой кружки с элем, под радостные крики сидящих, и принялся выбивать стопами ритм песни.

Ах, станцую я с тобой красотка. Раз, два, три, раз, два, три А когда тебя я зацелую, посмотри — ты уже в любви. И от страсти ты сойдешь с ума и уже не сможешь без меня. Ты захочешь верной быть женой, но для всех я парень холостой.

Очень скоро вокруг стола начала образовываться толпа тех, кто хотел разглядеть его ближе или даже прикоснуться к его штанам.

В это время, Марк Уотер, стоявший у дверей таверны, занял одно из освободившихся мест и опустил свои могучие руки на стол. Поглядев какое-то время на пляшущего на столе Томаса и окружившего его людей, он перевел взгляд на лестницу, что вела на второй этаж. Практически мгновенно со второго этажа спустились три девицы и с интересом принялись разглядывать певца. Одна из девушек разглядев Томаса, побледнела и поспешила скрыться, ничего не сказав своим подругам. Если бы Томас Уолкер посмотрел в тот момент в сторону лестницы, то наверняка бы узнал в девушке воровку Роанну, которая обманув его, отобрала те немного монет, что были при нем, листки с песнями и чуть было не лишила его жизни. Но Томас не заметил ее, так как был полностью увлечен своей песней и радужными возгласами пьяных мужчин и легкодоступных женщин.

Марк Уотер встал из-за стола и направился в сторону лестницы на второй этаж. Поднявшись наверх и отстранив от себя стоящих на его пути девиц, которые посчитали, что ему нужны их услуги, Уотер оказался в длинном коридоре. Кроме него здесь был еще один мужчина, который в тот же самый момент, открыл дверь одной из комнат и вошел внутрь. Марк последовал в том же направлении. Не церемонясь, он открыл дверь и вошел в комнату.

— Эй, здесь уже занято, — проворчал недовольный клиент. — Найди себе другую шлюху.

— Мне нужна она, — спокойно ответил Марк, кивнув в сторону Роанны, которая лежала на постели. Одна бретелька ее прозрачного платьица была спущена вниз, оголив ее плечо.

— Ты что, не слышал, что я сказал?! — возмутился мужчина и грозным шагом пошел на сближение с Марком. Уотеру не составило труда остановить его с помощью одной единственной руки, которая молниеносно сомкнулась на горле глупца. Там, где горло мужчины сжали пальцы Марка, по коже поползли кроваво-синие пятна из-за лопающихся сосудов. Вскоре даже выпученные глаза бедолаги заполнились кровью. Устранив преграду, Уотер отбросил к стенке труп мужчины и прежде, чем Роанна успела закричать, колдун одним взмахом руки заставил ее голосовые связки расслабиться, отчего крик девушки превратился в еле слышный шепот.

Присев на край постели бородач поманил пальцем девушку и та неспособная противостоять его требованию, приблизилась к нему.

— Итак, Роанна — дочь Эрвина из поселения Корулл губернии Байес, которая после клейма 'сломанной розы' получила прозвище 'Бэрджи', - что тебя заставило начать подрабатывать воровкой? Неужели ты не пользуешься успехом у мужчин? Судя по твоему прекрасному личику, в это трудно поверить.

— Что? Что вы хотите от меня? — спросила его девушка, продолжая шептать. С каждой секундой в ее глазах проявлялся все больший страх перед странным бородачом, который убил на ее глаза человека без малейших усилий и угрызений совести.

— Хочу, чтобы ты вернула мне то, что тебе не принадлежит, — ответил ей Уотер. — То, что ты украла у певца, который сейчас пляшет на столе на первом этаже.

— Я не понимаю о чем вы…, — она не договорила, так как Марк резко схватил ее за горло.

— Только не ври мне, — как всегда спокойно произнес Уотер. — Ты ведь видела, на что способна моя рука. Хочу отметить, что у того храбреца шея была в два раза толще твоей.

— У него было всего пять медных монет.

— Меня не монеты интересуют, а записи, в которых были наброски песен. Протяни руку, достань их из-под матраса и отдай их мне.

Роанна смиренно подчинилась требованию колдуна и достала из-под матраса с десяток мятых листков бумаги и дрожащей рукой протянула их бородачу.

— Сложи их аккуратно и выпрями.

Роанна послушно положила их на постель, провела осторожно по каждой страничке ладонью, затем положила одну бумагу на другую, уголок к уголку, и только после этого вновь протянула их Марку. Уотер тщательно сложил их и спрятал за пазухой. Встав с края постели, он направился к выходу, но прежде чем он успел открыть дверь, Роанна вскочила на ноги, достала из-под того же матраса нож и вонзила его в спину бородача. Стоило Марку повернуться, как Роанна тут же пожалела о своем поступке. Яростные, горящие синим пламенем глаза проникли в нее холодным потоком ужаса и панической атаки. Она закричала, упала на пол и, прикрыв ладонями лицо, замотала головой. В этот раз ее голосовым связкам ничто не помешало громко закричать, и этот крик расслышали все находящиеся на первом этаже.

Томас прекратил пение, затем спрыгнул со стола и поспешил первым на второй этаж, на дикий крик ужаса нуждающейся в помощи девушки. Большинство мужчин поспешили за ним следом. В коридоре, он задержался на секунду, чтобы точно понять с какой комнаты доносился крик, после чего вбежал в нее.

Он узнал сразу Роанну — девушку, которая не только ограбила его, но и из-за которой он чуть было не лишился жизни, и все же злости к ней он не испытывал. Он присел рядом, коротко взглянув на труп мужчины у стены. Других людей в комнате не было, не считая тех, кто прибежал вместе с ним на второй этаж, и теперь толпились у дверей.

— Эй! — позвал он, попробовав отстранить ее ладони от лица. — Что случилось?

Стоило ему взглянуть ей в глаза, Томас непроизвольно отшатнулся, а все кто стоял у дверей начали с беспокойством перешептываться между собой. Глаза девушки оказались абсолютно-белыми от катаракт. Она слепо повела головой по сторонам, после чего выдавила из себя дрожащим голосом:

— Оно не человек. Оно даже не магическое существо. Оно что-то иное.

Роанна засмеялась, тихо и зловеще, а ее тело затрепетало от мелкой дрожи. Томас Уолкер прижал ее к своей груди и принялся успокаивать.

* * *

Томас выпил залпом стакан самогона, после чего вытер рукавом влажные губы. 'Огненная вода' обожгла его горло и осела теплым компрессом в желудке. Он не был любителем крепких спиртных напитков, но сейчас самогон был ему жизненно необходим. Он больше не хотел видеть перед глазами образ ослепшей Роанны и ее искривленный от ужаса рот. Последнее, что она видела, было столь страшным, что ее разум не смог это пережить.

— А ты, почему не пьешь? — спросил Томас Марка Уотера, который сидел за тем же столом напротив него. Уотер опустил голову и бесстрастно посмотрел на стакан с элем стоящий перед ним. — Что же она увидела, прежде чем ослепнуть? И что заставило ее глаза ослепнуть?

Марк поднял стакан и в три глотка осушил его.

— Ты так говоришь, словно жалеешь ее.

— Конечно, жалею! — возмущенно изрек Уолкер.

— Но, ты ведь говорил, что это та девушка, которая чуть было тебя не убила. Почему же ты не рад?

— Я никогда и никому не желал зла, Марк и если кому-то и причинял вред, делал это ради спасения другого человека или же самого себя. И, конечно же, без малейшего удовольствия. — Томас взглянул на влажное дно своего стакана, где еще оставались пару капелек самогона, поводил эти капельки по краю дна, после чего отложил стакан на край стола.

— А листы с песнями, которые она у тебя украла, — произнес Марк. — Ты не жалеешь, что потерял их?

— Жалею, — кивнул Томас. — И учитывая то состояние, в котором сейчас находиться Роанна, она вряд ли сможет рассказать мне, где их спрятала.

Веселье в таверне вновь начало набирать силу. Некто затянул вновь песню Томаса, его поддержали другие голоса, а вскоре к ним присоединилась и скрипка. Одна из девушек легкого поведения, подскочила к Томасу и попыталась вытащить его из-за стола с просьбами о танце, но Уолкер отказал ей в этом маленьком капризе. Тогда она подошла к Марку и попросила станцевать с ней. Уотер, на удивление Томаса, дал добро и они, держась за руку, направились к площадке у барной стойки, где уже танцевали три пары.

Марк Уотер оказался очень хорошим танцором. Несмотря на его крупное телосложение, он был довольно гибким и обладал прекрасным чувством ритма. Очень скоро вся площадка освободилась, и танцующего Марка с девушкой обвел круг хлопающих в ладоши людей. Не остался в стороне и Томас. Он тоже поднялся из-за стола и на слегка вялых ногах подошел ближе к танцующим, принявшись вместе с остальными аплодировать им. Марк вертелся и кружился вместе с девицей, чье платье парила в воздухе так, что даже становились видными ее белые панталоны. Девушка смеялась и даже кричала от восторга, когда Марк хватал ее за талию и подкидывал вверх, затем ловил и продолжал кружить с ней в танце. Томас Уолкер все еще очень мало был осведомлен о Марке Уотере, но теперь знал, что его новый приятель был прекрасным танцором, хотя на первый взгляд походил на неотесанного мужлана, любимым делом которого могло быть лишь рубка деревьев.

Когда танцы подошли к концу, а аплодисменты достигли своего наивысшего уровня громкости, разгоряченная девушка прильнула к Марку и принялась целовать его в щеки. Затем она схватила его за руки и потянула с собой на второй этаж. И в этот раз Марк не стал ей отказывать, а послушно потопал за ней. Когда они удалились, завсегдатаи таверны вновь переключились на Томаса и принялись просить его исполнить еще одну песню. Уолкер выполнил их просьбу, пусть даже у него не было ни малейшего желания петь. И он спел им другую песню, только в ней не было ничего от веселья предыдущей. Это была грустная песня о рыбаке, который мечтал поймать самую большую рыбу и этим прославиться, но получилось так, что прославила его лишь смерть, которую он нашел на дне самого глубокого озера в Молодом Мире.

* * *

Он отправился спасть лишь за час до рассвета. Компанию ему составили две девицы. Хозяин таверны выделил для него самую лучшую комнату, как особо-важному гостю. Томас поблагодарил хозяина за предоставленную привилегию, пусть даже комната оказалась далеко не столь шикарной, какой ему ее расписывали. Зато комната очень понравилась девицам, которые захотели скоротать с ним эту ночь. Они с восхищением осмотрели потолок и стены комнаты, словно видели ее впервые в жизни, затем разом сбросили свою одежду и уже голые улеглись по разные стороны постели. Томасу хватило сил сбросить только верхнюю одежду, после чего он плюхнулся лицом вниз на подушку, да так и заснул.

Снилось ему в эту ночь все та же губерния Торайес, та же таверна, та же комната, даже те же самые девушки, делящие с ним ложе. Они мирно спали на своих краях постели, обе на животе, обе отвернувшись от него и обе укрывшие простыней до поясницы. В этом сне он проснулся из-за скрипа входной двери. На пороге стояла Роанна в том же платье, в котором она была при их знакомстве и, слепо вытянув руки вперед, пыталась что-то нащупать в темноте. Ее мертвые глаза смотрели в потолок, а на ее лице были вырезаны ножом строчки из песен, наброски которых она украла у него.

— Роанна! — прошептал он. — Кто с тобой это сделал?

Девушка опустила руки вниз, а затем посмотрела на него своими белесыми глазами. Ее исполосованных губ коснулась презрительная улыбка.

— Ты, Томас. Разве ты этого не помнишь?

После этих необоснованных обвинений, Роанна мелким шагом подошла к краю постели и вытянула вперед руки, в которых, неожиданным образом, появилась кипа исписанных листов.

— Забирай! — потребовала она.

— Что это? — испугано спросил он, хотя и сам знал, что это могло быть.

— Твои песни, — ответила девушка. — Разве не из-за них ты изуродовал мне лицо и забрал мое зрение? Бери же, раз они тебе настолько нужны, что ты готов даже на столь отвратительные поступки!

Она кинула листы в его сторону, и Томас рефлекторно выставил перед лицом ладони и сделал это вовремя, так как листы бумаги оказались острее лезвий. Уолкер закричал и, вздрогнув, проснулся.

За окном уже было светло. Ветвь дуба махала ему приветственно из-за стекла. Сквозь уже желтеющую листву пробивались солнечные лучи. Девицы продолжали мирно спать, при этом их позы повторяли с точностью те, что были у них в его сне. Входная дверь начала со скрипом открываться и Томас весь напрягся, уже готовый увидеть на пороге Роанну с изуродованным лицом, но утренним визитером оказался Марк Уотер.

— Просыпайся, на улице тебя ждут люди губернатора. Надеюсь, ты не забыл, что сегодня вечером ты поешь на свадьбе его дочери?

3

Томас настоял на том, чтобы Марк отправился вместе с ним в гости к губернатору. Он не хотел так легко расставаться навсегда со своим спасителем. К тому же он был убежден, что не отблагодарил должным образом Марка за свое спасение.

— Надеюсь, твой друг еще может подождать тебя денек-другой?

— Может, — кивнул Марк. — Мертвые всегда отличались своим терпением.

Как оказалось, Марк Уотер прибыл в Тораейс навестить могилу своего усопшего давнего знакомого, который погиб от лихорадки больше десяти лет назад. И хотя эта новость говорила о Марке, как о преданном друге, Томас все еще очень мало знал о Уотере, а спросить его о чем-то напрямую, он не мог, так как считал себя очень тактичным человеком.

Губернатор прислал за Томасом свою карету, которая своими размерами и красотой не смогла оставить равнодушными ни Томаса, ни простых людей, что проходили мимо по улице. Карета была черного цвета, украшенная золотыми узорами и платиновыми буквами с вензелями. В нее были запряжены четыре черных мерина, с коротко постижерными гривами и сплетенными в косички хвостами. Лакеи открыли перед ним дверь сразу, как только сурового вида мужчина в солдатском мундире спросил его имя и уточнил тот ли он Томас Уолкер, который должен петь сегодня вечером на празднике у губернатора.

— Он самый, — кивнул Томас. — Можете в этом не сомневаться.

— А он кто такой? — спросил солдат, кивнув в сторону Марка Уотера.

— Он мой друг и помощник.

— Он не поедет с нами. О нем не было ни слова.

— Тогда скажите губернатору, что и я не поеду, — решительно заявил Томас и, чтобы доказать свою решительность, даже сделал шаг назад, этим отдалившись от кареты.

Солдат с минуту буравил его суровым взглядом, после чего кивнул и направился к кучеру, заняв свободное место на козлах. Томас станцевал небольшой победный танец, после чего махнул Марку, чтобы он следовал за ним в карету. Марк, стоявший молчаливо за его спиной во время разговора Томаса с солдатом, сошел с места и залез следом за ним в карету. Внутри их встретили мягкие кресла, душистые подушки, а также подносы с фруктами и прохладительными напитками. Томас тут же принялся есть виноград и запивать его яблочным соком. Марк же уселся напротив него и задумчиво уставился в окно.

Кучер хлестнул коней по бокам вожжами, и карета медленно покатила по каменной дороге в сторону губернаторского замка.

— Ты почему не ешь? — спросил Томас Марка, оголяя очередную гроздь крупного красного винограда.

— Нет аппетита, — ответил Марк, продолжая глядеть в окно. — Никогда не ем по утрам.

— Это плохо, еда наполняет тело силой, столь необходимой для бодрости духа. Так чем ты занимаешься, Марк Уотер? — Томас почувствовал, что этот момент был вполне подходящим для задавания интересующих его вопросов.

— Я обычный Скиталец, — произнес Уотер. — Путешествую по объединениям и помогаю людям. Этим зарабатываю себе на жизнь: пью эль и катаюсь на каретах.

После последнего предложения, губ Марка коснулась улыбка. Томас улыбнулся в ответ.

— А я-то думал, что у меня беззаботная и интересная жизнь, — ответил Уолкер. — Выходит, мне есть у кого поучиться.

— Буду рад, если ты и дальше составишь мне компанию, — произнес Марк и вновь улыбнулся. Улыбка у него была красивой, и его суровое бородатое лицо даже становилось привлекательным.

— Было бы замечательно, но я певец, Марк и у меня есть определенные обязанности перед теми, которые нуждаются в моих услугах. Вследствие чего я не совсем свободен в своем выборе дальнейшего пути.

— У тебя есть дар, о котором многие могут только мечтать, — покачал головой Уотер. — Ты способен придумывать песни и, что важно — сам исполнять их. Твой голос завораживает своей красотой, а слова и мотив песен очень легко запоминаются. Уверен, что очень скоро ты станешь знаменитым человеком, и о тебе будут говорить во всем Молодом Мире.

— Эх, Марк, ты сейчас озвучил мою давнюю мечту. Очень хочется приобрести славу, которая бы жила и после моей смерти. Хочется зарабатывать столько, чтобы хватало на покупку дома и земли, а не только на еду и питье.

— Уверен, у тебя все получиться.

— Благодарю тебя, приятель, за столь добрые слова. — Томас подумал-подумал, после чего все же взял еще одну гроздь винограда. — Да вот боюсь, что будет сложно придумать новые песни или же восстановить те, которые уже существовали в набросках на листках, которые у меня украла Роанна… Бедная девушка.

Марк сунул руку за пазуху и протянул Томасу кипу бумажек, сложенных листок к листку.

— Вот, держи.

Томас Уолкер чуть было не подавился виноградом, когда увидел хорошо ему знакомые записи. Он отложил в сторону виноград и взял протянутые ему Марком листы.

— Откуда они у тебя? — Томас принялся рассматривать записи, и радость в нем продолжала расти. Здесь были все наброски песен, которых он уже не рассчитывал увидеть никогда.

— Разве это имеет значение? — спросил Марк. — Главное они вернулись к тебе.

Томас вначале не расслышал его ответа, настолько сильна была его радость из-за возвращения записей, но стоило его мозгу зацепиться за эти слова, они уже не ускользнули от него. Томас поднял голову, а на его лице радость постепенно начала сменяться недоумением.

— Эти листы были у Роанны. Как они могли появиться у тебя?

— Ты не рад? — нахмурил лоб Уотер.

— Сейчас речь идет не о моей радости, а о том, что ты не мог заполучить эти листы иным способом, кроме как отняв силой их у той несчастной девушки!

— У несчастной девушки, которая обокрала тебя и пыталась убить, — напомнил Марк.

— Ты не ответил на мой вопрос, — сухо изрек Томас, не отрывая взгляда от Уотера. В глазах своего собеседника, Уолкер увидел не только раздражения, но и что-то еще, похожее на синее пламя. Но было ли оно на самом деле, Томас не мог сказать наверняка.

— Ты должен быть благодарен мне, что я вернул твои записи, — настоял на своем Уотер, произнося каждое слово чуть ли не по слогам.

— Охрана! — прокричал Томас и постучал кулаком по стенке карету.

Кучер тут же остановил коня, затем послышалось, как кто-то спрыгнул вниз и карету слегка качнула. Затем раздались шаги и вскоре дверца кареты открылась.

— Что-то случилось, касс Уолкер? — спросил его солдат.

— Да, — кивнул Томас. — Мой друг передумал ехать с нами. Он сойдет здесь.

Напряженная молчаливая дуэль между ними дала понять солдату, что произошел некий конфликт, который требовал немедленного разрешения. Он положил ладонь на рукоять своего меча и обратился к Марку Уотеру:

— Тавв, я попрошу вас выйти.

Марк еще какое-то время буравил Томаса своим суровым взглядом, после чего все же встал с кресла и вышел из кареты. Солдат закрыл дверцу за ним, после чего вновь занял свое место на козлах. Марк стоял там, где он сам и Томас могли видеть друг друга в окошко, продолжая играть в 'гляделки' и никто не хотел уступать. Но игре подошел конец, стоило кучеру вновь хлестнуть коней вожжами. Марк Уотер вышел из поля его зрения, после чего Томас, наконец, смог расслабиться и, прикрыв глаза, опустить голову на спинку кресла. Впервые за очень долгое время, Томас Уолкер понял, что ему было действительно страшно. В Марке Уотере было что-то необъяснимое, что в течение каких-то минут смогло вселить в него неподдельный страх.

* * *

Губернатор Торайеса Дориан Рап Фус Гал Блек принял его как долгожданного гостя. Карета остановилась у ворот замка, где Томаса уже ждали десять слуг губернатора. Они попросили следовать за ними в самое сердце роскошного строения, где его ждала вначале встреча с хозяином губернии и его семьей, а затем комната для гостей, в которой он мог бы принять ванну, переодеться, поесть и поспать до вечернего празднования, на котором он должен был петь песни до самого утра.

Его провели по многочисленным коридорам, прежде чем он предстал перед губернатором. Дориан Рап Фус Гал Блек встал со своего трона и вышел ему навстречу. Пожав ему руку, он сказал, что слышал очень много хвалебных речей о Томасе от разных людей, которым посчастливилось насладиться его мелодичным голосом. Томас поблагодарил губернатора за теплый прием и выразил желание познакомиться с его семьей, прежде чем сам глава губернии предложил это сделать, этим выказав свою тактичность и внимательность. Жена губернатора оказалась очень даже молодой девушкой, которой внешне нельзя было дать и восемнадцати лет, в то время как двум дочерям губернатора было уже под тридцать. Все три женщины встретили его улыбками и заинтересованным блеском в глазах. Этот блеск был хорошо знаком Томасу и всегда он не упускал момента разжечь эти огоньки до настоящего пламени страсти, но только не в этот раз. Проводить ночи любви с женами или дочерями губернаторов всегда было чревато неприятными последствиями. А потому, он только склонил перед ними голову и прижал кулак к груди. Как и ожидал, Томаса попросили исполнить какой-нибудь отрывок из своей песни, чтобы уже сейчас насладиться его пением. Томас исполнил просьбу губернатора и его семьи и спел одну из народных песен, которую слышали практически все жители Молодого Мира или как минимум Его восточной части. После песни, все находившиеся в помещении в это время и слышавшие его пение, разразились искренними аплодисментами. Громче всех хлопала в ладоши будущая невеста и сокрушалась, что ее избранника не было сейчас рядом, чтобы оценить по достоинству талант трубадура, специально приглашенного на церемонию в их честь. Затем губернатор потребовал, чтобы привели поскорее его лучших музыкантов, чтобы они познакомились с Томасом и отрепетировали пару-тройку песен. Томас чаше всего пел а капелла и изредка подыгрывал сам себе на скрипке или же на гармонике, и очень редко с профессиональными музыкантами, но в таких особых случаях пение приносило ему двойное удовольствие. Поэтому предложение губернатора познакомиться с его музыкантами и отрепетировать несколько песен, было встречено Уолкером с огромным удовольствием.

Когда знакомство с губернатором и его семьей, репетиция песен, а также прочие формальности подошли к концу, Томаса Уолкера проводили в его комнату, что находилась на втором этаже дворца. Приняв ванну, переодевшись и пообедав, Томас взобрался на огромную и мягкую постель, чтобы поспать немного перед длинной и занимательной ночью. Заснуть ему удалось не сразу, но как только сон пришел, Томас отключился почти на четыре часа.

Проснулся он за минуту до того как в двери его комнаты постучали. Это пришла служанка губернатора, которая принесла ему праздничный наряд, в котором он должен был выступать. Она поинтересовалась если ему что-нибудь нужно перед началом праздника, а также напомнила, что очень скоро его ждали в губернаторском саду, где уже собирались гости. Когда же она ушла, Томас Уолкер принялся переодеваться. Именно за этим делом его застал врасплох голос Марка Уотера.

— Почему ты так поступил со мной?

Томас вскрикнул и резко обернулся. Марк сидел в одном из кресел, положив руки на подлокотники и скрестив ноги. Его голова была слегка опущена, от чего глядел он на Томаса исподлобья. В его образе было и величие, и сила, и гнев.

— Как ты здесь оказался? — спросил Томас, оглядываясь по сторонам, в поисках лазеек, через которые Уотер мог пробраться в его комнату.

— Я вернул тебе песни, а ты, в ответ, отказался от моей компании. Да что там, я спас твою жизнь!

— Мне не нужны друзья, способные на подлые и страшные поступки, — категорично заявил Уолкер.

Марк Уотер медленно, но, с несвойственной для других мужчин его комплекции, грацией встал с кресла и подошел вплотную к Томасу. Тот остался стоять на месте, не потому что смог пересилить свой страх, а потому, что ему мешала отступить назад постель.

— Ты жалеешь ту, которая хотела убить тебя. И призираешь того, кто хотел тебе помочь.

— Я бы с радостью принял твою помощь, но не такой ценой, — продолжил гнуть свою линию Уолкер, пусть даже ему было страшно перечить Уотеру, пусть даже с каждой минутой в нем крепла уверенность, что перед ним стоял не простой человек, а может — и вовсе не человек.

— Всегда нужно чем-то жертвовать.

— Я не готов на подобные жертвы.

— Тогда ты ничего не добьешься, — уверено заявил Уотер. — Твой талант так и останется известен узкому кругу лиц.

— А тебе какое дело? — уже повысив голос, произнес Уолкер. — Что тебе до моего таланта и славы?

— Ты просто мне напомнил меня самого столетней давности, когда я был еще глупым юнцом.

После этих слов, Томас окончательно убедился в своих предположениях о том, что Марк Уотер был не человеком. Но кем же он был тогда?

— Кто ты такой?

— Я думал, что смогу подружиться с тобой. Я стану твоим покровителем и помощником в поисках славы, а ты, в свою очередь, будешь помогать мне — не забывать о том, что значит быть просто 'человеком'. Но, видимо, я в тебе ошибся.

Голубые глаза Марка стали неестественно-яркими, а волосы на его лице начали покрываться сединами. Он схватил Томаса Уолкера за горло и тот даже не успел вскрикнуть, как его трахея и шейные позвонки покрылись трещинами. Глаза Томаса наполнились кровью, рот широко раскрылся, а руки и ноги, какое-то время находившиеся в паническом движении, резко обмякли и повисли в легком покачивании. Последнее о чем успел подумать Томас, так это о том, что из-за своей гибели он сильно подведет губернатора Торайеса и его гостей. Затем его дух покинул тело, чтобы предстать перед бессмертным паромщиком, который должен был перевести его на другую сторону Стикса.

Марк Уотер отбросил бездыханное тело Уолкера на постель, и кое-то время простоял неподвижно, пристально глядя на посиневшее лицо барда. А спустя какое-то мгновение облик колдуна радикально изменился, полностью скопировав внешность Томаса Уолкера.

В дверь постучали в очередной раз. Служанка открыла дверь лишь тогда, когда колдун разрешил ей это сделать, громко произнеся: 'Войдите!', но прежде он заставил тело умершего парня исчезнуть одним лишь взмахом руки.

— Касс Уолкер, вы готовы? Гости ждут вас.

— Я скоро спущусь вниз, — произнес 'Томас'. — Осталось надеть только запонки.

Девушка кивнула и удалилась. Колдун дождался, когда дверь за ней закроется, после чего пару раз моргнул. Его карие глаза приобрели голубой оттенок, а затем и вовсе стали синими. К этому цвету глаз Марк Уотер привык. Океан Надежд забрал у него большинство чувств, но его привычки Ему не удалось искоренить. К тому же 'синий' — цвет его Силы. Марк Уотер провел ладонями по своим новым светлым густым волосам, качнул головой и улыбнулся своей новой обворожительной улыбкой.

Глава 2. Старый Мир

Ashes of the Sun — Strip Sounds

1

Кевин Нолан очнулся в поле, среди уже желтеющих стеблей кукурузы. Они шелестели тихо и загадочно под синим-синим небом. Земля под ним была теплой и мягкой. Что-то шуршало у самого его уха. Кевин повернул голову и встретился лицом к лицу с мышонком, сидящего на задних лапках. Черные глазки с интересом смотрели на человека, а усики тревожно шевелились при каждом движении чуткого носа. Расценив Кевин как великана с добродушным характером, мышонок опустил на землю передние лапки и поспешил куда-то по своим неотложным делам. Проводив его взглядом, Кевин вернулся к созерцанию чистого неба, в котором парила птичья стая. Когда и птицы скрылись из виду, он перевел взгляд на божью коровку, которая прогуливалась по кукурузному листу. Дойдя до края листа, она расправила крылья и улетела.

Пройдясь взглядом из стороны в сторону и не заметив больше ничего достойного внимания, Кевин Нолан задумался о том, как он сюда попал и кто должен был быть рядом с ним. Если на первый вопрос у него не было ответа, то на второй он мог с уверенностью сказать, что рядом с ним должны были быть еще два человека. Клэр и Кэти. Его жена и дочь.

Сколько времени прошло с тех пор, как он их видел? Слишком много для любящего отца и мужа. Слишком много для хорошего семьянина, которым он себя считал. Слишком много для того, чтобы почувствовать сильную и ноющую тоску в груди.

Первое воспоминание о семье, которое его посетило, было о том, как они с Клэр, в нарядной одежде и в присутствии родных и близким, стояли под венцом и клялись друг другу в любви и верности. Кругом стояли вазы с белыми цветами, приятный свежий запах которых подчеркивал праздничность данного дня. Затем, они, держась за руки и весело смесь, слегка опустив головы, спасались от рисового 'дождя', при выходе из капеллы. Им казалось, что день свадьбы станет лучшим днем в их жизни, но на их счастье самый лучший день был у них пока впереди, который пришел вместе с рождением Кэти. Быть отцом ему нравилось не меньше, чем быть мужем. Он кормил дочь из бутылочки, менял ей пеленки по ночам, когда Кэти будила их своим плачем, вставал и шел ее успокаивать, подолгу укачивая ее на руках. Кэти всегда переставала плакать и быстро засыпала на его руках, посасывая большой палец, в то время как с Клэр она могла подолгу капризничать. 'Папина дочка' всегда с обидой говорила Клэр, когда Кевин брал на руки Кэти, и та тут же переставала плакать. Но обида быстро проходила, стоило Кевину приблизиться к Клэр и поцеловать ее в лоб. В таких случаях, она улыбалась, прижимаясь к плечу мужа и принималась в ответ покрывать поцелуями личико уже посапывающей на руках мужа Кэти.

Кевин отдал бы все на свете, лишь бы повторить вновь те счастливые дни из семейной жизни.

Он поднялся на локтях и тут же почувствовал тошноту. Нечто схожее с воздушным шариком, поднялось из его желудка, и поспешила вверх к горлу. Чтобы избежать загрязнения рубашки рвотными массами, он перевернулся на живот и, прижав руку к животу, открыл рот. Рвотный рефлекс скрутил его желудок трижды, но изо рта так ничего и не полилось. Убедившись, что остатки еды останутся все же при нем, Кевин поднялся на ноги, стерев рукавом рубашки проступивший пот на лбу. Кукуруза оказалась выше, чем он предполагал. В ней было около полутора его собственного роста, от чего он не смог разглядеть того, что было за полем, и с какой стороны путь был короче.

— Клэр! — прокричал он, прежде чем память дала ему сигнал о том, что его жены не могло быть рядом с ним, по той простой причине, что он вот уже как полгода находился не в привычном для него с детства мире, а в совсем иных Мирах. В Ближних Мирах. И это должен был быть третий из них, под названием 'Старый Мир'.

Жена не ответила ему, что и следовало ожидать, и все же на его зов откликнулись.

— Кевин! Где ты?

Чтобы понять, кем была женщина, позвавшая его по имени, Нолану понадобилось не меньше минуты, после чего в его голове всплыло имя. 'Солнечный Луч' — женщина из индейского племени. Еще одна жертва суровых жизненных решений, так же как и он потерявшая близкого человека.

— Я иду к тебе! — прокричал он и направился в ту сторону, откуда раздался ее крик.

— Я здесь!

— Хорошо, иди навстречу ко мне.

Он прошел около двухсот шагов, расталкивая кукурузные стебли, выстраивающие преграды перед ним, пока не услышал схожий шелест кукурузы впереди себя. Стоило им сблизиться, как Солнечный Луч тут же заключила его в своих объятиях. Это было вполне естественно, учитывая тот факт, что она впервые перемещалась через Миры, и в этом незнакомом Мире Кевин был единственным знакомым или даже близким ей человеком. В ее волосах застряли кукурузные рыльца и метелочные плевела. Выглядела она растерянной и даже напуганной чем-то.

— О, Кевин. О, Кевин.

— Успокойся, — прошептал он, поглаживая ее по густым черным волосам и стряхивая с них мусор.

— Что это за Мир? Куда мы попали.

— Если мы уже не в Зрелом Мире, то тогда в Старом. А это значит, что нам нужно радоваться, а не грустить. — Он схватил ее за плечи и слегка отстранил ее от себя, чтобы наладить с ней визуальный контакт. — Теперь до Мира Вечности рукой поддать, что должно нас только радовать.

— Я понимаю это, — кивнула она. — Меня напугало не само место, где мы очнулись, а то, что в кукурузе я кого-то слышала. Что если это некое хищное существо?

— Не волнуйся, в кукурузе не водятся хищники, — заверил он ее, хотя потом про себя добавил. 'Если только не брать в учет оборотней и других кровожадных существ'. — Это, скорее всего, был Марк.

Данное предположение показалось Кевину вполне разумным, но на лице Солнечного Луча все равно не появилось облегчение от сказанных им слов. Кевин уже замечал недоверие Солнечного Луча к Марку Уотеру и никак не мог понять причин этому. Он даже пытался поговорить с ней на эту тему, но так и не получил вразумительного ответа. Эти предположения могли быть обманчивыми, но все подтвердилось в доме Рональда Белфаста, где Солнечный Луч пыталась рассказать ему о своих подозрениях причастности Марка к 'самоубийству' хозяина дома. Этот разговор так и не был завершен, по той причине, что в дом ворвался ветер и открыл нараспашку окна. Откуда взялся ветер, Кевин не знал, но решил не искать в его появлении неких мистических причин.

— Нет, это был не он. Голос принадлежал кому-то другому. Я бы сказала мальчишке.

Прежде чем Кевин успел найти очередные успокаивающие слова, издали раздался очередной крик.

— Эй, ребята, где вы?!

Голос и вправду принадлежал молодому парню, не больше двадцати лет и этот голос был Кевину почему-то знаком, хотя он понятие не имел откуда.

— Кто это?! — прокричал в ответ Кевин.

— Альберт. Альберт Дрейк! — услышал он в ответ. Вначале Кевин и Солнечный Луч испытали облегчение, затем Кевина охватила злость.

— Как он попал сюда? — спросила Солнечный Луч.

— Хороший вопрос. Думаю, стоит задать этот вопрос ему самому.

— Может, у нас ничего не получилось, и мы все еще в Зрелом Мире?

— Нет, — покачал головой Кевин и поспешил в сторону Дрейка. То, что у них получилось перейти в Старый Мир, Кевин не сомневался. Он еще помнил то недомогание, которое охватило его сразу после пробуждения под орешником в Зрелом Мире. То же самое он чувствовал и в этот раз при пробуждении: краткосрочная потеря памяти, приступ рвоты и головокружение.

Альберт Дрейк встретил их с широченной улыбкой на губах. В руках он держал початок кукурузы, на котором виднелись две полосы от укусов. Похоже, перемещение по мирам у Дрейка вызвало не чувство тошноты, а наоборот — разыграло аппетит. Бросив кукурузу в сторону, он зашагал к ним навстречу, но хмурые взгляды Кевина и Солнечного Луча, заставили его остановиться, а после стерли и улыбку с его лица.

— Как ты сюда попал? — пожелал знать Кевин.

— Случайно. Я упал в колодец, — произнес Альберт с невинным лицом. — Честно. У меня и в мыслях не было следовать за вами.

— Ты понимаешь, что теперь ты не сможешь вернуться домой?

— Ну, если честно, я об этом пока не думал, но, учитывая мою любовь к приключениям, я не слишком беспокоюсь по этому поводу.

— Ты Марка не видел? — решил сменить тему Нолан.

— Нет, — покачал головой парень, после чего поправил края своей фетровой шляпы, которая давно уже потеряла свой респектабельный вид. — Но, не думаю, что с ним произошло что-то плохое.

Кевин пропустил мимо ушей его последние слова, после чего приложил ладони ко рту и громко прокричал:

— Марк! Марк Уотер, отзовись!

Ответом ему был по-прежнему лишь тихий шелест кукурузы. Что могло произойти с его другом? Кевин надеялся, что в этот раз он не попал в плен к очередным 'индейцам'.

— Касс Уотер! — прокричал и Альберт, решив таким образом показать им свою полезность. И как оказалось, у него это получилось. Нет, Уотер не ответил на его зов, но в сочетании со звуком легкого ветра, до их ушей донеслись и другие звуки, а именно — протяжный сигнал. Кевин мог поспорить на все, что угодно, что это был сигнал автомобиля. Звук, который он раньше столь часто слышал, что перестал замечать. Теперь же звук сигнала показался ему чем-то невероятно родным и даже приятным. Не говоря ни слова, он сорвался с места и побежал в сторону звука автомобильного гудка.

— Кевин, подожди! — прокричала Солнечный Луч, но тщетно — Кевина посетила одна мысль, которую он хотел непременно проверить. Она казалась столь невероятной и столь желанной, что он не мог просто отгородиться от нее и обсудить свое предположение вначале с Солнечным Лучом и Альбертом. Если это на самом деле был клаксон автомобиля — они бы ничего не поняли, даже с его объяснениями. Он даже сам не понимал, как случилось такое, что вместо Старого Мира он попал обратно в свой родной мир, где все действовало по известным ему законам и где жили его жена и дочь.

Он бежал по рыхлой земле, ничего не замечая перед собой и не чувствуя боли от сильных ударов початков по его груди, рукам и бедрам. Бежали ли за ним Солнечный Луч и Альберт, Кевин не знал, да его и не волновало это. Сейчас для него имела значение только его семья. Он сильно вспотел, дыхание сбилось, и все же он не думал останавливаться. Желание увидеть сигналящий автомобиль было гораздо сильнее любой усталости.

Кукурузные стебли расступились, и он вышел на заасфальтированную дорогу. Столь простая вещь как асфальт заставила вспыхнуть в его душе невероятному приливу радости. Он даже не смог отказать себе в желание опуститься на корточки и провести по нему ладонями. Асфальт был горячим, и от него пахло смолой. Он повернул ладони вверх и не без улыбки оглядел свои руки, на которых остались черные пятна. Из-за полученных ожогов, ладони начали краснеть, но Кевина не испытывал никакого дискомфорта, так как эндорфин блокировал сигналы мозга об опасности, подавляя защитный механизм боли. Поднявшись на ноги, Кевин посмотрел вначале налево, при этом не увидев ничего кроме длинной ровной дороги и кукурузного поля с обеих ее сторон, затем повернул голову направо. На расстоянии в пять сотен шагов он увидел автомобиль, который неторопливо ехал в его сторону. Это не был старинный Форд Т или же Студебекер. Это был Крайслер, по форме кузова которого Кевин мог предположить, что он был изготовлен не позже начала двухтысячных годов.

Кевин пристально наблюдал за приближением автомобиля, улыбаясь во все тридцать два зуба. Водитель, заметив его, приветственно просигналил ему в клаксон. За рулем сидел седовласый мужчина в строгом коричневом костюме с узким воротником. Вначале он сбавил скорость, видимо желая поздороваться с Кевином и спросить его, куда он держит путь. Но, разглядев лучше его чумазое лицо, широко распахнутые глаза и глупую улыбку до ушей, водитель прибавил газу и проехал мимо, посчитав, что так будет лучше в первую очередь для него самого.

Кевин проводил взглядом проехавший мимо автомобиль, после чего весело рассмеялся. Он не мог поверить своему счастью. Он вернулся назад в свой Мир. Вернулся, даже не побывав ни в Старом Мире, ни даже в гостях у Океана Надежд.

Также справа от себя Кевин заметил некое строение очень похожее на автозаправочную станцию. Не думая долго, он поспешил в ее сторону.

— Кевин, погоди! — услышал он тревожный и усталый голос Солнечного Луча у себя за спиной.

С трудом заставив себя остановиться, Нолан обернулся назад.

— Нам нужно идти в том направлении.

— Зачем? — спросила она. Спустя пару секунд около нее возник и Альберт Дрейк. Что она в своем индейском наряде, что он в своем потрепанном старомодном костюме выглядели на фоне заасфальтированной дороге, как персонажи из фантастических фильмов, которые из прошлого неким чудом попали в настоящее. Кевин не видел себя со стороны, но он сомневался, что чем-то сейчас отличался от них двоих.

— Там автозаправочная станция. Нам обязательно нужно туда попасть, — очень быстро, не используя в речи запятые и точки, ответил ей Кевин, после чего поспешил вперед по дороге, кивнув им через плечо: — Идемте скорее и не отставайте!

Даже не проверив, если они за ним следуют, Кевин сорвался на бег, пусть даже ему не удалось окончательно перевести дух. Он бежал изо всех сил, радуясь с каждой минутой все больше, стоило зданию обрастать четкими очертаниями. Вскоре непонятные силуэты начали отделяться друг от друга, превращаясь во вполне конкретные заправочные колонки, стенды с маслами и другими машинными жидкостями и в вывеску с ценами на бензин. Очень скоро один из силуэтов превратился в человека в синем заляпанном комбинезоне, который, щурясь, смотрел на него из-под козырька своей бейсболки и методично тер некую деталь двигателя грязной тряпкой. Его лицо было смуглым от загара и сильно помятым от морщин, хотя по виду и по совершенно черным волосам без малейшей проседи, ему было не больше пятидесяти лет.

Когда расстояние до работника заправки сократилось до пятидесяти шагов, Кевин перешел на шаг, тяжело дыша и держась за бок. Он шел медленно, стараясь восстановить дыхание, чтобы произнести какие-нибудь приветственные слова. В данную же минуту он не был способен выдавить из себя от усталости даже простое слово 'Эй!'.

— За вами кто-то гонится, — тревожно произнес бензозаправщик, посмотрев куда-то за спину Кевину.

— Все в порядке, — успокоил его Нолан, произнося каждое слово с большой паузой. — Это мои друзья.

— Странная компания у вас собралась, — произнес тот в ответ без намека на шутку.

— Да, — решил согласиться с ним Кевин. — Не подскажете, что это за штат?

— Не понял вопроса, — нахмурил лоб заправщик, от чего морщины на его лице стали только глубже.

— Небраска? Индиана?

— Чего?

В душе Кевина начало зарождаться беспокойство. Оно неприятно скреблась внутри него и со злой ухмылкой твердила ему о том, что Клэр и Кэти не так уж и близко от него, как ему казалось. Как не хотелось ему этого делать, он все же сформулировал по другому свой вопрос.

— Какая это губерния, тавв?

На лице мужчины проявилась неприятная и даже пугающая для Кевина ясность. В этот самый момент Солнечный Луч и Альберт Дрейк, наконец, догнали его и с трудом дыша, остановились по разные от него стороны.

— Это губерния Тартуис, сынок. Самое забытое Океаном Надежд место во всем Старом Мире.

2

Поиски Марка Уотера не дали никаких результатов: он как в воду канул. Альберт и Кевин выкрикивали его имя и прочесывали кукурузное поле, разойдясь в разные стороны. Солнечный Луч предпочла звать Уотера, находясь на краю дороги. Кевин видел страх в ее глазах лишь при одном упоминании о разделении. Вдобавок она заявила, что не будет снова входить в кукурузу ни при каких условиях, объяснив это тем, что для нее кукурузные растения, к тому же столь высокие и многочисленные, ассоциировались с чем-то чуждым и угрожающим. Учитывая тот факт, что за всю свою жизнь, прожитую на проклятых засушливых землях, она видела столь буйную растительность впервые в жизни, в это было не трудно поверить. Кевин принял это объяснение, но попросил ее не выходить на середину дороги, чтобы не попасть случайно под машину — уж они несли гораздо больше опасности, чем кукурузные стебли.

Спустя полчаса поисков, Кевин вернулся назад на дорогу, раздосадованный и задумчивый. В отличие от него Альберт Дрейк продолжал выкрикивать имя Марка, уйдя далеко вглубь поля. Парень по-прежнему пытался доказать свою полезность всему коллективу.

— Куда он мог пропасть? — с досадой изрек Кевин. — Я не прощу себе, если с ним что-то случится.

— Уверена, что Марк Уотер не тот человек, с которым может случиться что-либо, — приободрила его Солнечный Луч. — Наверняка он вскоре даст о себе знать.

— Мне очень бы хотелось верить в твои слова, но что-то мне подсказывает, что все не так просто.

Солнечный Луч развязала со своего запястья шнурок с нанизанными на него бусинками и попросила Кевина вытянуть руку. Когда он это сделал, она завязала шнурок на запястье Нолана.

— Это амулет, который защитит тебя от темных сил.

— Ты, думаешь, они мне угрожают?

— Лучше перестраховаться.

— И как он работает? — спросил Кевин. — Я стану для них неуязвимым?

— Нет, ты станешь для них невидимым, а в определенных ситуациях это даже лучше.

— А у тебя случайно нет амулетов, которые бы помогали в поисках пропавших?

— К сожалению нет.

Кевин осмотрел подарок на своем запястье, после чего быстро потерял к нему интерес, предпочтя погрузиться в тревожные мысли о своем друге, с которым он начал свой долгий путь по Мирам к Океану Надежд. Между ним и Солнечным Лучом повисло молчание, во время которого они стояли у края дороги и глядели на кукурузные стебли, что мирно покачивались на ветру. Зовы Альберта становились все более приглушенными и слабо разборчивыми.

— Он много рассказывал о себе? — наконец нарушила тишину Солнечный Луч.

— Не мало, — ответил Кевин. — Марк Уотер далеко не самый скрытный из людей, которых мне доводилось знать. Еще в Молодом Мире он много чего о себе поведал: во скольких объединениях побывал, сколько таверн посетил, со сколькими людьми был знаком. Даже говорил, что однажды работал певцом в одном кабаке, но эта работа ему быстро наскучила, хотя я сам мог убедиться, что голос у него очень хороший. — Кевин замолчал, переведя взгляд на свои ботинки, воспоминания о тех днях заставили его задуматься о девушке, перед которой он чувствовал вину и из-за которой, он хотел и в то же время не хотел брать с собой в дорогу Солнечный Луч. — Однажды он пел дуэтом вместе с Линин — девушкой, что сопровождала меня к Океану Надежд, но так и не попала даже в Зрелый Мир.

— Что с ней стало? Помню, во время ливня, ты затронул эту тему, но никаких подробностей не поведал.

— Ее убили, — с неохотой ответил Кевин. — Убил другой член нашей команды.

— О ком идет речь? — спросила женщина, не скрывая интереса.

— О злом и двуликом человеке. Его звали Тифом. Вернее он так нам представился. Настоящее его имя было Джеймс Фостер.

— Ты видел, как этот Джеймс Фостер убивал ее?

Вопрос возможно и напрашивался со стороны Солнечного Луча, и все же Кевин почувствовал, что она задала его не просто так.

— Нет, я этого не видел.

— Тогда почему ты решил, что именно он убил ее? — на этот раз, в ее голосе был вполне откровенный намек.

— Почему ты спрашиваешь? — уточнил Нолан.

— Просто из любопытства. Что если ты обвиняешь невиновного человека?

— Он был виновен, Солнечный Луч, и в этот у меня нет сомнений.

— Почему?

— Да потому что девушка перед смертью назвала его имя. Думаю, этого достаточно для того, чтобы признать его вину, — жестко изрек Кевин. — К чему эти вопросы? Что ты хочешь, чтобы я понял?

— Ничего, Кевин, — в глазах Солнечного Луча появился страх, словно она долго добивалась, чтобы Кевин пришел к какому-то выводу, а когда он приблизился к нему, она сама испугалась результата.

— Тебе не нравится Марк Уотер и я не могу понять этому причин, — решил не отступать от начатой ей же темы Кевин. Теперь ему были нужны ответы.

— Это не так, — покачала она головой, хотя в ее голосе не было искренности, которая могла бы успокоить Кевина и подвести данную тему к концу.

— Ты что-то видела? Или он тебе что-то сказал?

— Нет, Кевин, ничего такого не было, — заверила его Солнечный Луч, но и в этот раз он не почувствовал с ее стороны искренности.

— Почему ты решила, что Марк может быть причастен к самоубийству Рональда Белфаста? Ты что-то видела? — напирал Нолан, желая получить ответы на вопросы, зарождения которых были на совести исключительно Солнечного Луча.

— Нет, Кевин. Давай больше не будем говорить об этом, прошу тебя.

Кевин с минуту глядел в черные глаза женщины, которые с мольбой взирала на него в ответ, после чего тяжело вздохнул, решив послушаться ее и закрыть тему. К тому же в этот самый момент из-за кукурузных стеблей показался уставший и грустный Альберт Дрейк. Он пожал плечами, после чего развел руками, дав этим понять, что его поиски не дали результатов.

— Я не смог найти даже намека на его присутствие: ни вещей, ни следов, ни прядей ниток. Ничего!

— Это очень плохо, — произнес Кевин, при этом обратив внимание на то, что на лице Солнечного Луча на короткий миг проскользнула улыбка облегчения, чтобы спустя секунду уже проскользнуло разочарование из-за слов Кевина. — Но мы не уйдем с этих мест, пока не найдем его.

* * *

Кевин понимал, что эта попытка закончиться ничем, и все же он не мог отказаться от воплощения ее в жизнь. Он поднял трубку телефона, находящегося в магазинчике, что принадлежал хозяину заправки и набрал номер мобильного телефона своей жены. Что и следовало ожидать, металлический женский голос сообщил ему, что такого номера не существует. Несмотря на это, он все же решился позвонить и на рабочий телефон своего бывшего коллеги по работе Джорджа Шелби. Но местная телефонная служба понятие не имела о существовании и данного номера. Кевин положил трубку.

— Что, не удалось дозвониться до адресата, сынок? — спросил его хозяин заправки, вытирая пот платком с шеи, такой же морщинистой, как и его лицо.

— Нет, — покачал головой Кевин. — К сожалению, не удалось.

— Странно, до этого дня проблем с телефоном у меня не было.

— Дело не в телефоне.

— Понятно, — кивнул мужчина. — Не переживай, ты еще дозвонишься до нужного тебе человека. И что с твоим молодым другом? Он уже долго так стоит.

Кевин посмотрел на Альберта Дрейка, который стоял перед аппаратами с прохладительными напитками и закусками и пристально их разглядывал, читая с интересом каждое название на упаковках и бутылках. Нолан подошел к нему и встал рядом, сунув руки в карманы.

— Ты это видел? — восхищенно произнес Альберт, даже не оборачиваясь в сторону Кевина. — Я пытался открыть эту стеклянную дверь, но она заперта.

— Это торговый автомат. И дверь ты просто так не сможешь открыть. Вот в эту прорезь ты вставляешь монету, а вот уже отсюда получаешь то, что хочешь купить.

— А ты откуда знаешь так много об этих штуках? Неужели ты их видел ранее?

— Доводилось, — кивнул Кевин. — И не единожды.

— Эх, жаль, что у меня нет ни одной монеты при себе, — с грустью произнес Дрейк. — Я бы не отказался сейчас от… вот от этой штуки.

Альберт ткнул пальцем в стекло, в то место, где лежал пакет с шоколадными булочками производства неизвестной Кевину фирмы. Упаковка была яркой и притягательной для глаз, а булочка, нарисованная на ней, была пышной и румяной, а шоколада, что просачивался из разлома, было больше, чем в реальности могло поместить в себе кондитерское изделие. Другими словами — маркетинг в чистом виде.

— Собственно, как и у меня, — произнес Кевин. — У нас были несколько монет, но все они остались при Марке Уотере.

— Как вы думаете, что с ним стало? — спросил Альберт, на миг даже потеряв интерес к торговым автоматам.

— Не знаю, — пожал плечами Кевин. — Но, очень хочу верить, что с ним все хорошо и мы его вскоре увидим.

— Я тоже на это надеюсь, — кивнул Дрейк и Кевин заметил, что этот парень, в отличие от Солнечного Луча очень был привязан к Марку и искренне хотел его скорейшего возвращения. Что могло его так сильно привязать к Уотеру, Кевин не имел понятия.

К заправочной станции подкатил автомобиль и просигналил один раз. Хозяин заправки поспешил на улицу, в то время как Солнечный Луч, стоящая у дверей магазина, поспешила войти внутрь, со страхом наблюдая за подкатившей к одной из колонок машиной. Альберт Дрейк окончательно потерял интерес к автоматам и поспешил к окну, чтобы лучше разглядеть автомобиль. Кевин решил составить ему и здесь компанию. Так же как и предыдущий увиденный им автомобиль, этот принадлежал к неизвестной ему марке, хотя внешне он чем-то был похож на 'Ауди А6'.

— Даже и не думал, что Старый Мир так сильно меня удивит, — сказал Альберт, с восхищением глядя на то, как водитель выходит из машины.

— Вижу, что тебе все это нравится и ты совершенно не жалеешь о том, что прыгнул за нами следом в колодец.

— Ни капельки, — усмехнулся Дрейк. — Именно о таком приключении я всегда мечтал.

— А что потом?

— Что вы имеете в виду?

— Чего ты ждешь от этого путешествия? Обратно в Зрелый Мир ты уже не сможешь вернуться. Сможешь ли ты остаться в Старом Мире навсегда? Сможешь свыкнуться со всеми этими непонятными вещами? Сможешь ли ты жить здесь среди незнакомых тебе людей?

Альберт перестал смотреть во все глаза на машину и повернулся лицом к Кевину. В его глазах читалась тревога и нарастающая обида.

— Вы не хотите, чтобы я следовал за вами? Поверьте, я не стану для вас обузой.

— Дело не в этом.

— А в чем тогда?

— В том, что ты последовал за нами без спроса. Ты не дал нам возможности обсудить твое участие в нашем путешествии. Ты просто поставил нас перед фактом.

— Но, вы ведь не рассказали мне кто вы такие и куда держите путь. И даже если сказали, вы ведь не разрешили бы мне пойти вместе с вами.

— Скорее всего, ты прав. Раз ты сам знаешь ответ, тогда зачем все же решился на столь опрометчивый поступок? Или думал, что мы возьмем тебя с собой только потому, что ты решился на эту дерзкую выходку? — уже не скрывая своего гнева, произнес Кевин.

— Я ничего не прошу у вас и если надо, могу покинуть вас немедленно!

— И куда ты пойдешь? — уже более спокойно спросил Нолан.

— А разве вас это сильно волнует? Вы дали мне понять, что не готовы нянчиться со мной, да и я не хочу в каждый раз ловить на себе ваш укоряющий взгляд.

— Пойми, я делаю это из лучших побуждений, — попытался убедить его Нолан. — Наш путь более опасен, чем он тебе может казаться. Для тебя будет лучше, если…

— Не нужно больше слов, — перебил его Дрейк. — Я вас прекрасно понял.

Альберт оттолкнулся ладонью от окна и направился к выходу, после чего не задумываясь, повернул влево и пошел прочь, не оглядываясь и не отвечая на вопросы Солнечного Луча. Кевин чувствовал вину за собой, и все же он считал, что поступил более чем правильно. Возможно, парню из Зрелого Мира будет небезопасно и страшно в Старом Мире, но это был выбор самого Дрейка. А уж рядом с ним, у того было даже больше шансов погибнут, чем в одиночку.

Солнечный Луч вошла в магазин и спросила Кевина, куда направился Дрейк и почему он был в столь плохом расположении духа.

— Я просто поговорил с ним начистоту, — ответил ей Кевин. — Так будет лучше для всех и в первую очередь для него самого.

* * *

Альберту Дрейку было ужасно обидно слушать слова Кевин Нолана. А гордость не позволила остаться и просить того дать ему шанс. Возможно, будь у него хоть небольшая поддержка со стороны Марка Уотера, он бы попытался найти аргументы в свою пользу, и все же понимал, что он пробыл рядом с Кевином и Солнечным Лучом даже больше чем мог рассчитывать, лишь потому, что Уотера не было рядом. Марк наверняка был бы более груб с ним, чем Кевин, не исчезни он куда-то. Парень понимал, что для него предпочтительнее было бы остаться вместе с ними, ведь Старый Мир был ему интересен, но все же чуждым, а Кевин Нолан знал о нем гораздо больше его самого. И все же он должен был быть готов к такому повороту событий, ведь он последовал за ними без спроса и мог предвидеть, что именно этим все и закончится. Но, не будь он столь уверенным в своих силах и не владей им дух авантюризма, он бы никогда не прыгнул в тот колодец. И даже сейчас он был уверен в себе и не сомневался, что даже в одиночку в этом неизвестном ему Мире он не потеряется и даже сможет преуспеть. А потому его ноги уверено тянули его вперед по ровной дороге, мимо кукурузного поля в сторону горизонта. Сейчас его больше всего беспокоило не то, что он теперь был один в Старом Мире, а то, что оказался в нем без единой монеты в кармане и без единого куска хлеба — вот что на самом деле могло стать для него настоящей проблемой. Но даже здесь можно было найти выход из положения.

Альберт Дрейк сошел с дороги и подошел к кукурузным стеблям. Выбрав более молодые початки, он очистил их от шелухи и рыльцев, после чего смастерил из пиджака узелок и запихал в него очищенную кукурузу. Этого было достаточно, чтобы страдать желудком несколько дней, но при этом не умереть с голода. А если ему посчастливится найти огонь, тогда о несварении можно просто забыть.

Он вышел обратно на дорогу как раз в тот момент, кода по дороге проезжало очередное чудо техники, гораздо больших размеров чем то у заправочной станции. Водитель машины, заметив его, остановился и просигналил. Альберт нерешительно сделал шаг ему навстречу, после чего остановился на месте. Затем, подумав еще пару секунд, сделал еще один шаг и вновь остановился. Он не знал, чего можно было ожидать от незнакомца, а потому решил действовать с максимальной осторожностью. Водителю, видимо наскучило его ждать, и он тронулся с места и покатил далее по своим делам. Альберт вначале проводил его взглядом, после чего понял, что совершил ошибку из-за своей излишней осторожности. Он побежал следом за большой машиной, крича и размахивая руками. Водитель решил дать ему еще один шанс и вновь остановился у обочины. Альберт побежал изо всех сил, боясь, чтобы водитель вновь не передумал его подвозить. Добежав до самоходной кареты, Альберт остановился около дверцы и потянул ее с осторожностью на себя. Та не поддалась ни в первый раз, ни во второй. Тогда к нему на помощь пришел водитель, открыв ему дверцу.

— Приятель, ты что никогда дверцы грузовиков не открывал? Залезай скорее.

Альберт решил в ответ только улыбнуться ему и полез внутрь, стараясь не выказывать свое любопытство при осматривании салона машины.

— Как зовут тебя? — спросил водитель. У него были длинные волосы, странная шляпа без полей, но с навесом надо лбом, рубашка без пуговиц с коротким рукавом и штаны очень похожие на ковбойские.

— Альберт Дрейк, касс, — ответил он с почтением, посчитав, что подобной техникой может владеть только очень обеспеченный человек.

- 'Касс'?! — рассмеялся водитель. — Ну, ты шутник! Я бы предпочел, чтобы меня называли просто Ларри Филчем. Куда путь держишь, Альберт?

— Не знаю, — пожал плечами Альберт.

— А в пиджачке у тебя что?

— Кукуруза, — не стал обманывать он Ларри. — У меня нет денег на еду, но с помощью кукурузы я протяну на первых порах.

— Ты что сбежал из дома? — спросил Ларри, достав из кармана сигаретную пачку, затем, ловко, щелчком пальца, выбил одну из сигарет и сжал ее меж зубов. Он протянул пачку и Альберту.

— Да, — Альберт не стал отказываться от подношения из любопытства, а не потому, что ему хотелось курить. Таких самокруток он еще никогда не видел.

— Прекрасно тебя понимаю, — кивнул Ларри, закурив от плоского металлического предмета, после чего протянул его Альберту. — Я и сам сбежал от своего папаши лет десять назад. Надоели мне его нравоучения и вечные подзатыльники. Он не был плохим человеком, но зачастую казалось, что любит больше самогон, чем своих родных. А когда его мозги полностью тонули в алкоголе, он принимался за мое воспитание. Я понял, что с меня достаточно, когда он решил, что оголенный провод под напряжением — самый лучший инструмент для порки. Он был хорошим электриком и надеюсь, что до сих пор им и является, если его игры с электричеством на пьяную голову не закончились для него плачевно.

Альберт сделал затяжку и тут же принялся кашлять. Ларри похлопал его по спине, после чего открыл окна в грузовике. Свежий воздух был как нельзя кстати Альберту.

— Ты что, никогда не курил раньше?

— Курил, — заверил его Альберт. — Только давно не практиковался в этом деле.

— Ну а ты, почему сбежал от своего бати? Он тоже любил выпить и поучить тебя уму разуму?

— Нет. Мой отец пил только в кругу друзей и то, всегда знал меру. А руки на меня он в жизни не поднял, хотя голос повышал нередко.

— Тогда, что тебя заставило покинуть отчий дом? Наверное, он был портным и заставлял носить тебя только то, что шил сам? — усмехнулся Ларри, оглядев Дрейка с ног до головы. — Извини, приятель, но выглядишь ты как человек, собравшийся на поминки.

— Нет, — усмехнулся Альберт, представив себе на миг Роберта Дрейка в образе портного — в зеленой жилетке, с меркой на шее, с ножницами в кармане и с иголкой меж зубов. — Мой отец очень известный поэт Роберт Мас Вин Дрейк.

Альберт пожалел о сказанном, когда эти слова уже были произнесены. Откуда житель Старого Мира мог знать о существовании поэта Роберта Дрейка из Зрелого? Но, к его счастью Ларри Филч очень слабо отреагировал на его слова:

— Извини приятель, но в стихах я не силен и ими не увлекаюсь. Возможно, я должен испытывать гордость, что подвожу в своем грузовичке сына самого Роберта Мас Вин Дрейка, но это имя мне ничего не говорит. Но уверен, что на начитанных жителей губернии твои слова произведут более яркое впечатление.

— Ничего страшного, я не в обиде, — заверил его Альберт.

— Так почему ты покинул дом своего отца, раз ты с такой гордостью говоришь о нем?

— Просто я не хотел жить всю свою жизнь в тени его славы. Хотел достичь чего-то сам.

— А вот за это я не могу тебя не уважать, друг. Это очень правильный выбор с твоей стороны. — Ларри Филч выкинул окурок в окно, после чего широко зевнул. — Устал я целый день за рулем. Сейчас не отказался бы от мягкой постели и от молодого девичьего тела.

Ларри засмеялся, и Альберт составил ему компанию, не желая обижать человека, который решил подвезти его на своей самоходной карете.

— И куда ты теперь?

— Не знаю, — пожал плечами Дрейк. — У меня нет ярко выраженной цели на ближайшее будущее.

— Если хочешь, то можешь поехать со мной в губернию Калдор. Там я смогу тебя устроить на работу. Хозяин мой немного скуповат, но без еды, ночлега и нормальной одежды ты не останешься. Что скажешь на это, Альберт Дрейк, сын знаменитого поэта?

— Звучит не плохо. А чем я буду заниматься?

— Всем по чуть-чуть: рубить дрова, таскать мешки с зерном, косить траву, крутить баранку, как и я.

— К сожалению, я не могу этого делать, — с искренним сожалением изрек Альберт.

— Чего не можешь? Таскать мешки или машину водить?

— Машину водить, — ответил Альберт, пробуя на вкус новое для своего лексикона слово.

— Так в этом нет ничего сложного, — воскликнул Ларри, после чего начал сбавлять скорость и приближаться к обочине. — Эта дорога пустынная. На служителя закона мы навряд ли наткнемся, а потому, я смогу научить тебя вождению.

— Ларри, я не…

— Не бойся, приятель. Доверься мне. У меня природный талант к учительству. Поверь, через неделю ежедневных тренировок, ты станешь настоящим водилой. Я тебя так научу, что на права ты сдашь с первого раза.

— Хорошо, — кивнул Альберт. Хотя он не понял, о каких правах ему говорил Ларри, Альберт был рад сесть за руль этой самоходной колесницы и сделать так, чтобы она послушно начала движение. Что ж, уже ради возможности опробовать на деле самоходную возницу, Альберт был рад, что переместился в Старый Мир. Этот Мир нравился ему гораздо больше предыдущего. Здесь он верил, что ему удастся прославиться. Пока он не знал как именно, но надеялся, что его уверенность была не беспочвенной.

3

Жуткая боль, связанная с гибелью Вихря, застигла Марка Уотера как раз во время перемещения из Зрелого Мира в Старый. Чтобы хоть как-то с ней справиться, ему пришлось перевоплотиться в свой защитный синий балахон, а затем и вовсе покинуть портал, созданный Пришельцем и перенестись в Старый Мир уже своими силами.

Он буквально упал в лесную чащу, ломая верхушки и ветви деревьев, которым не посчастливилось оказаться на его пути. Грохнувшись на землю, он издал сдерживаемый до этого крик боли. Эта боль уже была для него не в новинку, и все же привыкнуть к ней было невозможно, тем более, когда она приходила не по твоей вине. Он размахивал руками и ногами, нанося глубокие раны земле, разбрасывая в разные стороны клочки трав, веток и даже деревьев, до которых дотянулись его конечности. Всполохи молний обвивали его тело беспрерывными волнами, выжигая под ним землю. Боль достигла своего пика, после чего начала отступать и — к счастью для Водолея — отступала она быстрей, чем нарастала.

Придя в себя, Марк все еще оставался лежать на земле в своем человеческом обличие, размышляя о том, что в следующий раз эту боль он почувствует только после смерти Пожирателя. Вдобавок, колдун в красном не был чистокровным Темным, от чего, Марк надеялся, что и боль не будет столь сильна, когда он его окончательно и бесповоротно сотрет с лица земли. Ну а пока не повезло Вихрю. Уотер чувствовал, что с Пустошью встретился именно колдун в желтом балахоне, а не Пожиратель. Было ли ему жалко того? Отнюдь. И дело было даже не в том, что с чувством жалости у них давно разошлись пути. Вихрь сам был виноват в том, что не поверил ему, Водолею, на слово о дневнике, которым завладел колдун в красном, и не убил его в доме Белфаста. Марк помнил, что колдун в желтом был не самым плохим из его братьев, но горевать по нему у него и в мыслях не было. Скорее наоборот: он рассчитывал, что та же участь постигнет вскоре и остальных двоих.

Если воспоминания о прошлой жизни Вихря полностью стерлись из его головы, то о Жнеце он еще помнил, что в прошлой жизни тот был женщиной и у них даже были какие-то отношения, хотя и не помнил какого рода. Также он пока не забыл, что имел сына, который уже давно пребывал на Земле Мертвых. И, конечно же, он все помнил о новом Пожирателе, ведь с Джеймсом Фостером его свели жизненные пути, когда он был одним из Темных. И куда важнее для него сейчас было найти колдуна в красном, расквитаться с ним и вернуть свой дневник.

Такие приоритеты он расставил прежде, чем вспомнить о Кевине Нолане, который теперь мог быть в любом месте Старого Мира. И самое плохое — он не имел понятия, где сейчас находился Кевин. А все из-за амулетов индейской женщины, которая носила их при себе. Он одобрительно относился к этим амулетам, когда он находился рядом с ними, теперь же это могло принести ему немало хлопот.

Марк вскочил на ноги, после чего словно вспышка молнии преодолел большое расстояние в считанные мгновения и оказался у края леса. Здесь он попытался сконцентрироваться и почувствовать место нахождения Кевина, но амулеты исправно делали свою работу — он совершенно не чувствовал Нолана. Кевин мог быть в другой части Старого Мира, а на его поиски мог уйти не один год. К этому времени, Нолан уже бы дошел до Океана Надежд и загадал свое желание, а вместе с ним и Солнечный Луч, которая наверняка прихватила с собой амулеты для подобного случая. Марк не сомневался, что Солнечный Луч была несказанно рада такому исходу дел, что в свою очередь не могло злить Уотера. Из-за набирающего силу гнева, он даже начал меняться, облачаясь обратно в синий балахон. Но прежде чем произошла полная трансформация, ему все же удалось взять себя в руки. Но, у него не получилось остаться незамеченным. Справа от себя он услышал треск сухой ветки. Резко обернувшись, Марк увидел выходящих из леса мужчину и мальчишку лет десяти, за спинами которых находились туристические рюкзаки. Видимо, отец с сыном решили хорошо провести время вместе и наладить или же укрепить дето-родительскую связь. Но, к самому концу лесного путешествия им не посчастливилось наткнуться на колдуна, пребывающего в плохом расположении духа, да к тому же в тот самый момент, когда он был частично в своем истинном обличие.

Отец мальчишки прихватил с собой ружье и, судя по отсутствию подстреленной дичи, предназначалось оно исключительно для защитных целей, случись встретиться им на пути медведь, волк или другой хищник. Без сомнений на встречу с колдуном мужчина не рассчитывал и все же он решил, что ружье сможет остановить того, а потому быстро взял его под прицел, пусть даже Уотер не проявил никакого акта агрессии в их адрес.

— И вам хорошего дня, — сквозь зубы, процедил Водолей и сделал шаг им навстречу.

— Стой на месте! — дрожащим голос прокричал мужчина, взведя курок. — Еще один шаг и я выстрелю!

Марк остановился, конечно же, не из-за страха быть убитым пулей или дробью, а из любопытства. Он даже поднял руки вверх, при этом между его пальцев начали плясать электрические разряды. От страха мальчишка уже был готов заплакать, мужчина же пока сохранял остатки мужества, хотя дуло ружья задрожало заметнее.

— Сынок, почему бы тебе не поспешить домой?

— А ты, папа? — спросил мальчишка, на глазах которого уже навернулись слезы и первые капли потекли по щекам. — Я тебя не брошу одного.

— Не бойся, сынок. Со мной все будет хорошо. Верь мне.

— Ты ведь понимаешь, что твой отец лжет? — спросил Марк, обращаясь к мальчишке. — Если ты сейчас уйдешь, тогда ты его больше никогда не увидишь.

— Не слушай его! — попросил мужчина, но мальчишка уже расплакался в голос и крепко прижался к отцу, уткнувшись лицом ему в бок.

— Нет, папа! Нет! Я не хочу, чтобы ты умирал.

— Чего ты хочешь от нас?! — прокричал мужчина, обращаясь к Уотеру.

— Это ты наставил на меня ружье, я же тебе и грубого слова не сказал, — отпарировал Марк.

— Тогда дай нам уйти!

— Ах, этот Старый Мир со своими фобиями, — вздохнул Марк. — Даже в губернии Андор к носителям магии относятся более благосклонно, чем здесь.

— Вы нелюди! Вы убили половину населения людей во время Второй Мировой Войны!

— Да-да, — кивнул Марк. — Но с тех пор прошло больше шестидесяти лет. Люди в той войне победили, уж не знаю, как вам это удалось, но факт остается фактом. Носители магии и существа оказались среди проигравших, а потому им нужно бояться вас, а не наоборот.

— Ты так говоришь, будто не причисляешь себя к колдовским выродкам!

— Нет, не причисляю, — признался Уотер. — Случись моим братьям или даже мне самому участвовать в той войне, тогда от Старого Мира осталась бы одна выезженная земля.

— Чего тебе надо от нас?! — повторил вопрос мужчина.

— Напоминаю: ты сейчас держишь меня на мушке, а я тебя развлекаю беседами. Не наоборот.

— Тогда давай разойдемся подобру-поздорову и забудем друг о друге, — предложил мужчина, уже начав опускать вниз ствол ружья.

— Случись нам встретиться на десять минут раньше, я бы не пошел так легко на мировую, но мой гнев уже ослаб, а потому я вам позволю уйти, — произнес Марк, опуская руки вниз, хотя между пальцами продолжали вспыхивать и гаснуть разряды молний. — Можете идти.

— Благодарю вас, касс, — не скрывая ноток облегчения и радости в голосе, произнес мужчина, опустив окончательно ружье вниз. Затем, обняв сына за плечи, они поспешили удалиться. — Пойдем, Джек. Мама нас, наверное, уже заждалась.

Мужчина и мальчишка ушли, а Марк Уотер еще около десяти минут стоял неподвижно, чувствуя окоченение во всем теле, сам не понимая этому причин. Он с трудом поднял руку вверх и поднес ее к лицу, крепко сжав и разжав пальцы. Чем больше он повторял эти действия, тем более послушными становились его конечности. Вскоре возникли и всполохи молнии, после чего он окончательно пришел в себя.

Нечто подобное ему уже приводилось испытывать. В последний раз похожий ступор накрывал его больше пятидесяти лет назад. И Марк прекрасно помнил, что и тогда, прежде чем его охватывал паралич, кто-то произнес некое имя, которое начисто стерлось из его памяти. Стерлось оно и в этот раз.

— Что если это мое настоящее имя? — спросил сам у себя Марк.

Если это было правдой, тогда Уотер даже не хотел его вспоминать. Он уже видел, как влияет на Темных их истинные имена, а потому не хотел похожей участи для себя. Он даже не задумывался о своей смерти, в его планы она не входила, по крайней мере, пока он не перенесется в Мир Вечности и не попросит у Океана Надежд вернуть ему свое настоящее лицо, воспоминания, утраченные чувства, тот возраст, когда он превратился в проклятого колдуна и, конечно же, истинное имя. Ну, а на данный момент он оставался бессмертным колдуном, которому, во что бы то ни стало, нужно было попасть в Мир Вечности, а для этого необходимо было воссоединиться с Кевином Ноланом.

Он понятия не имел, где ему искать Кевина и Солнечный Луч и все же решил не стоять на месте. У него были и другие дела, которые требовали разрешения уже давно. И эти дела тянули его в Молодой Мир, ведь именно там обосновался Пожиратель. Марк это чувствовал, так как колдун в красном, не стесняясь, использовал свою силу на всю свою мощь, стараясь развить ее побыстрее. Идти с ним в конфронтацию уже сейчас, Марк не хотел, так как понимал, что убить его с помощью силы, у него, скорее всего не получится. Нужно было искать другие пути — а именно узнать его настоящее имя. Как оказалось, 'Джеймса Фостера' никогда не существовала и под этой личиной скрывался совсем другой человек. Марку предстояло узнать, кем на самом деле был глава охраны губернатора Андора. Ответ на этот вопрос можно было найти только в Молодом Мире.

Глава 3. Красный губернатор

Into The Fire — Must Save Jane

1

Спустя три месяца после смерти губернатора Андора Милтона Сан Бир Вил Грея из ордена Лордов, капитан Уолтер Сет Тур Малвилл был назначен Советом Семи Губернаторов его приемником. Для капитана Малвилла это не стало большой неожиданностью, по той простой причине, что в истории других губерний, даже того же объединения Эрис, уже были подобные случаи. Когда погибал губернатор, не оставляя после себя наследников, его приемником назначался один из четырех капитанов губернаторской армии, который выбирался после недельного совещания, во время которого собирались доводы в пользу того или иного капитана армии. Во внимание брался послужной список кандидата, доверие с которым к нему относился усопший губернатор, мнения о капитане его подчиненных, а также простолюдинов.

Так как существовала вероятность, что капитан армии, ведомый алчностью, может непосредственно повлиять на долголетие и здоровье своего губернатора ради наследия трона, в Главном Законе объединения был один пункт, который гласил следующее: до того как один из капитанов будет назначен приемником почившего губернатора, ему предстояло пройти через три дня пыток, во время которых тот должен был либо признаться в убийстве хозяина губернии, либо по праву занять его место. Конечно же, этот закон был не идеален и капитан с высоким болевым порогом мог сесть на трон, пусть даже его руки и были в крови прошлого хозяина губернии, а невиновный мог признаться в чем угодно лишь бы прекратились мучения, и, следовательно, попадал на плаху за измену и убийство монаршего лица. Более верного выявления изменника и достойного занять место губернатора никто так и не смог придумать, а потому этот закон действовал на протяжении уже многих сотен лет.

Капитан Малвилл прекрасно знал данный закон и был готов к трем дням пыток. Он верил, что сможет выдержать мучения точно так же, как был уверен в том, что на его руках не было крови Милтона Сан Бир Вил Грея. Он никогда не думал о том, что наступит день, когда он займет престол Андора и сможет создать свой орден, в которого войдут его родственники и близкие. Будь он на чьем-то другом месте, он бы никогда бы не поверил самому себе, что в его голову ни разу не закрадывалась мысль — пусть даже во сне — о том, что он когда-нибудь сможет взять бразды правления губернией в свои руки. И все же это было правдой — он никогда не думал и, конечно же, не грезил о троне. Но, такой день настал и теперь в его голове — безусловно, умной и рассудительной — зарождались все новые и новые мысли. Он думал о том, какие законы нужно было принять в первую очередь, какие улучшить, а какие и вовсе искоренить. Он верил, что у него получится стать хорошим и справедливым губернатором, но сомневался, что станет любим всеми гражданами Андора, так как был уверен, что не раз ему придется поступать пусть и правильно, но очень строго, вплоть до отрубания голов тех, кто заработал себе место под солнцем благодаря кражам и обману. Он даже не исключал факта, что не умрет мирно в своей постели от старости, а от кинжала или яда некого убийцы. Но это его не пугало. По крайней мере, он верил в то, что проживет больше пятидесяти четырех лет, которые отвел предыдущему губернатору Океан Надежд.

После возвращения в Андор с Совета Семи Губернаторов, Уолтера Сет Тур Малвилла уже встречала толпа ликующих людей, как простолюдинов, так и из среднего класса, словно он уже пережил три дня пыток и сделал это с достоинством. Знатные люди также присутствовали на главной площади, но приветствовали они капитана гораздо сдержаннее, а кто-то и вовсе, повернувшись к нему спиной, о чем-то перешептывались между собой. Малвилл решил не предавать этому большого значения. Он проехал на своем коне в сопровождении пяти своих лучших солдат, после чего остановил коня у ворот замка, которому вскоре предстояло стать его собственным. Стены дворца блестели драгоценными камнями в лучах солнца, переливаясь всеми цветами радуги, но Малвилл был уверен в том, что им недолго осталось ослеплять своим светом глаза жителей Андора. Ворота с трудом открылись и грозные львы, выкованные на них, словно начали отступать назад, признавая силу и власть будущего губернатора. Он проехал дальше, по мраморной плитке, мимо кустов роз всех возможных цветов и оттенков, мимо пруда с прозрачной чистой водой, в котором плавали карпы, а также мимо фруктовых деревьев, большинство плодов которых уже были перезрелыми и попадали с ветвей вниз, после чего остановился на широкой площадке, где был возведен шатер. Именно в нем ему предстояло провести эту ночь перед началом пыток и только по истечению третьего дня ему будет дозволено занять место в губернаторских хоромах. Шатер был окружен по периметру вооруженными секирами гвардейцами, которым предстояло остерегать его покой в эту ночь — пусть он еще не был губернатором, но это не значило, что не найдутся люди, готовые убить его уже сегодня ночью во время сна. Гвардейцы были выбраны из его людей, а потому он доверял каждому как самому себе. Слуги отодвинули в сторону занавес, и спешившийся капитан, не сбавляя шага, вошел внутрь шатра, где полумрак разгоняли три факела и где его ждали бочка с теплой водой для омовения и ужин из бараньего мяса, козьего сыра, родниковой воды и фруктов. Вместо вина и эля, на столе стоял кувшин с холодной водой — капитан Малвилл не был любителем алкогольных напитков.

После ужина, он снял свой черный капитанский камзол и сорочку, повесив их на вешалку, затем снял сапоги, штаны и подштанники, после чего залез в воду. От долгого пути все его тело ныло от усталости и ему хотелось спать. Теплая вода лишь частично сняла боль от долгого напряжения, и только крепкий сон до самого утра мог наполнить его силами и стойкостью столь нужной для завтрашнего дня. Он не просил солдат, чтобы его никто не беспокоил, так как считал это само собой разумеющимся, но как оказалось, не все солдаты считали также. Неловкий кашель служивого, заставил капитана повременить со сном.

— Чего тебе, Роно?

— Капитан, там ваша жена. Она хочет вас видеть.

— Впусти ее, — уже более мягким голосом ответил Малвилл. Свою жену он был рад видеть в любое время суток. На Валери он был женат больше десяти лет, но чувства к ней никогда не остывали. Вначале он любил ее с пылкой юношеской страстью, затем окрепшей взрослой любовью, в которой было место еще уважению и привязанности, а после рождения двух сыновей, он любил ее еще и как мать своих отпрысков. Все эти чувства объединились в одно единое целое, которое нельзя было разделить на отдельные части вновь.

Валери в свои тридцать пять все так же выглядела молодо и привлекательно, как и пятнадцать лет назад, при первом их знакомстве, и все так же была им желанна. На ней была надето красивое, подчеркивающее ее стройную фигуру, платье темно-синего цвета, украшенное серебристыми нитями на рукавах, подоле и воротнике. Ее волосы были сплетенные в одну косу, длина которой достигала ее поясницы. Большие глаза были наполнены слезами. Она подбежала к нему и крепко прижалась к его груди. Он прижал ее крепче к себе, когда ее плечи затрепетали от рыданья.

— Дорогая, успокойся, — прошептал он ей на ушко, поглаживая ее по голове.

— О, Уолтер, я так боюсь завтрашнего дня.

— Все хорошо, родная. Поверь, я смогу выстоять. Разве ты меня не знаешь?

— Знаю, но и ты должен был уже привыкнуть к моей излишней эмоциональности.

Слова жены заставили капитана Малвилла засмеяться. Он поцеловал ее губы, впервые за последние три месяца и Валери задрожала в его объятьях, точно так же как и во времена их первых свиданий.

— Как Ори, как Стэнли? Они не создавали тебе проблем?

— Нет, они ведь давали свое честное слово отцу, что будут ухаживать за матерью, и будут прилежно учиться верховой езде и фехтованию. Готова тебя заверить, что ни один из них не нарушил своего обещания.

Их губы слились в поцелуе. Когда эта ласка переросло в желание, Валери легким движением рук освободилась от своего платья, которое упало вниз, оголив полностью ее тело. Уолтер провел ладонью по уже слегка начинающей обвисать, но все еще прекрасной груди, по ровному идеальному животу и остановился на ее широких бедрах.

— Ты не представляешь, как сильно я скучала по твоим ладоням, — произнесла Валери.

— А я в каждую ночь засыпал, думая о том, как ты скажешь мне эти слова.

Они улыбнулись, после чего вновь встретились губами. Очень скоро они оказались на постели, которая в эту ночь утихала и вновь начинала поскрипывать вплоть до поздней ночи. Утром, когда Валери спала крепким сном, Малвилл оделся, накинул на плечи своей удобный черный камзол и вышел из шатра. Гвардейцы тут же встали по стойке смирно, увидев его перед собой.

— Доброе утро, капитан! — в один голос произнесли они.

— Конвой еще не прибыл? — спросил он одного из гвардейцев.

— Никак нет, капитан. Они должны появиться не раньше, чем через час.

— Хорошо, — кивнул Малвилл. — Роно и Клэй, пойдемте со мной к башне. Остальные останьтесь у шатра, сторожить сон моей жены.

Они покинули сад дворца и, оседлав коней, направились в сторону башни темницы, в которой находились не меньше дюжины комнат для пыток. Он никогда не посещал их и не интересовался — какие именно пытки практикуются в Андоре, и сейчас был рад этому, так как неведенье помогало ему сохранить самообладание. На улице губернии было очень мало людей и все, поворачиваясь в сторону всадников, тут же падали ниц и произносили хвалебные слова в адрес капитана Малвилла. Такое отношение к себе совсем не льстило ему и не только потому, что он пока еще сам не считал себя настоящим губернатором, но и потому, что никогда не относился к приверженцам классового неравенства.

Он заметил движение на крыше одного из домов, когда до башни темницы оставалось около половины уже пройденного пути. Малвилл приостановил коня и поднял руку вверх, сжав ладонь в кулак. Гвардейцы тут же напряглись, сжав крепче в руках свои секиры.

— Что вы увидели, капитан? — спросил его Клэй, после чего принялся осматривать крыши ближайших домов, следуя примеру Малвилла.

Если кто-то и был на крыше, он хорошо маскировался и был приучен к долгим ожиданиям. Спустя пять минут полной тишины и оглядывания по сторонам, Малвилл уже не был столь уверен, что кто-то их преследовал.

— Поехали, только будьте предельно осторожны, — сказал он, пришпорив коня.

Они успели проехать не больше пятидесяти шагов, когда кто-то из жителей губернии, вначале поприветствовавший капитана, начал кричать и указывать на крышу очередного дома. Малвилл успел поднять голову и тут же оказался на земле, сбитый с седла убийцей, одетым во все черное, лицо которого скрывала повязка и капюшон. Ассасин попытался всадить в него кинжал, у лезвия которого клубился ядовитый зеленый пар, но капитану удалось увернуться в сторону, и нож уткнулся в каменную брусчатку в минимальном расстоянии от его уха. Роно и Клэй поспешили ему на помощь, но убийца молниеносно развернулся в их сторону и кинул в них два металлических круга с острыми краями. Сюрикены попали точно в цель, пробив Роно переносицу и застряв в глазных яблоках, а Клэю перерезало горло. Клэй попытался закрыть рану ладонями, но у него ничего не вышло — кровь густыми потоками начала пробиваться между его пальцами. Очень скоро он осел на колени, после чего уткнулся лицом в забрызганную его собственной кровью дорогу. Роно упал на спину и принялся кричать и биться в агонии. Расправившись с гвардейцами, убийца повторил попытку засадить в тело капитана отравленный кинжал. Но, теперь капитан знал с кем имеет дело. Он схватил противника за запястья и отвел от своего лица кончик ножа, после чего резко приподнял поясницу и сбросил с себя тело ассасина. Тот сделал кувырок назад и вновь оказался на ногах. Произведя очередную быструю атаку, противник Малвилла, попытался хотя бы коснуться ножом его тыльной стороны ладони, в которой он уже сжимал меч, но и в этот раз у него ничего не получилось — капитан обладал реакцией не хуже. Когда же капитан пошел в атаку, теперь уже убийце пришлось защищаться от острия его меча. Он уклонялся, делал сальто и выворачивал тело так, словно в нем не было костей, но все же он совершил ошибку и меч Малвилла исполосовал его спину. Ассасин отскочил как можно дальше от капитана, после чего приостановился, чтобы лучше расценить положение дел. Капитан решил не давать ему времени, чтобы опомниться и кинулся в новую атаку. Похоже, его противник ожидал такого хода, отчего быстро сунул руку в карман и выбросил в сторону Малвилла некий порошок, который, попав ему в глаза, полностью лишил его зрения и ориентации в пространстве. Малвилл закричал от боли и прикрыл глаза предплечьем. Расценив это, как прекрасный момент для завершения дела, ассасин в три прыжка сблизился с капитаном и уже был готов нанести смертельный удар кинжалом прямо в затылок Малвилла, когда капитан резко присел и всадил свой меч в живот киллера по самую рукоять. Издав яростный крик, он пригвоздил ассасина к стенке ближайшего дома. Человек в черном одеянии захрипел и, размахивая руками и ногами, как упавший на спину жук, попытался что-то еще достать из-за пазухи, но к несчастью для него, меч стал для его одежды чем-то вроде булавки. Малвилл схватил его за руку, которая непрерывно продолжала царапать свою грудь, затем сорвал с него капюшон и металлическую маску, затем сжал пальцами его впалые скулы.

— Кто тебя послал?! — прокричал капитан, все еще борясь со жжением в глазах. Ассасин лишь ухмыльнулся и обнажил полный рот крови, в которой плескался обрубок языка. — Да, вижу, что ты не самый лучший собеседник.

Малвилл достал свой кинжал и перерезал асасину горло. Кто-то явно хотел его смерти, раз заказал его профессиональному убийце из губернии Клироусс. Орден ассасинов из Клироусса был давно известен своими воинами, которых хорошо обучали с малых лет и в качестве инициации отрезали им языки, чтобы в подобных как сегодняшний случай, они не выдали заказчика или же своих хозяев. Впрочем, Малвиллу было неважно, кто именно хотел его смерти, так как понимал, что таких людей и так было не мало. Когда он станет губернатором Андора он очень быстро наведен в губернии порядок и те люди, которые имели на данный момент возможность пользоваться дорогими услугами убийц, потеряют ее. Он прекрасно понимал, что навести порядок, ему удастся не за день и не за два, а в течение нескольких лет и все это время его жизни будет угрожать опасность, но он верил, что сможет выстоять и у него все получится. Он будет биться до конца ради лучшей жизни для себя, для своей семьи и, конечно же, для жителей губернии и близлежащих сел.

На уже затихающие крики боли Роно и на зов жителей губернии, которые стали свидетелями произошедшего, прибежали около трех десятков солдат, а также конвоиры, которые как раз уже направлялись в сторону дворца за ним. Солдаты окружили его защитным кольцом и принялись осматривать окрестность в поисках других убийц.

— Вас не ранило? — спросил один из конвоиров.

— Нет, — покачал головой капитан, вытирая слезы из глаз рукавом камзола. — А вот моему гвардейцу нужна…

Капитан не договорил. Стоило его взгляду остановиться на Роно, как он понял, что тому, точно так же как и Клэю, уже ничем нельзя было помочь. Он повернулся в сторону ближе стоящего к нему солдата и попросил его заняться телами убитых, после чего обратился к главному конвоиру:

— Пойдемте.

— Капитан, вы уверены, что готовы? Не лучше повременить со всем хотя бы на один день. В Законе такие случаи прописаны, и они позволяют вам…

— Я готов, — перебил главного конвоира Малвилл, садясь обратно на своего коня.

Тот нерешительно поглядев на капитана, все же дал сигнал своим людям окружить Малвилла и следовать в сторону башни, до которой оставалось уже не так много. До врат темницы они добрались в тишине и без происшествий. Малвилл спешился, после чего его коня увели в ближайшее стойло, где о нем должны были ухаживать в течение трех дней. Главный конвоир постучал в массивные дубовые двери, которые незамедлительно отворились, сразу же, как услышали правильный пароль. Не дожидаясь приглашения, капитан первым вошел в дверь темницы и надзиратели только и успели, что расступиться, после чего запоздало поприветствовали его. Конвоиры удалились, и теперь капитана Малвилла уже сопровождала охрана темницы, которая провела его вниз по спиралевидной лестнице в подвал, где пахло сыростью и плесенью. Чем ниже они спускались, тем тяжелее становился воздух. Крысы бегали у них под ногами с жутким недовольным писком. Одна крыса даже встала на задние лапы и сделала попытку наброситься на штанину Малвилла, но он без проблем, одним резким толчком ноги, отбросил в сторону мерзкую тварь. Свет факелов растягивал их тени по стенам из серого камня, на которых то тут, то там рос мох, плесень и даже маленькие черные грибы. На одном из пролетов, Малвилл заметил на стене темно-коричневый отпечаток ладони от застарелой крови, который смазывался и полосой уходил вниз, словно пытаемого схватили за ноги и потащили обратно в катакомбы.

Когда лестница закончилась, они оказались в широком коридоре, по обе стороны которого находились не меньше двух десятков клеток, из некоторых в это самое время доносились безумные крики заключенных. Главный надзиратель указал ему ладонью в сторону ближайшей клетки, но Малвилл изъявил желание прогуляться далее по коридору, останавливаясь на какое-то время перед каждой из них.

В первой камере находилась дыба, на которой лежал узник, а палач медленно накручивал веревки на валики, растягивая его конечности в разные стороны. Тело страдальца было покрыто потом, лицо побелело от боли, а зубы настолько сильно стиснулись, что часть из них даже раскололись, царапая до крови бедолаге губы. Сустав на левой руке у страдальца уже был сломан, остальные были готовы в любой момент последовать его примеру.

Во второй камере находился массивный стул с металлическими колодками для рук и ног. Около стула был стол, на котором лежали колющие и режущие предметы. В данный момент палач тщательно натачивал огромный нож о точило.

В третьей камере тоже был стул, только этот, в отличие от предыдущего, имел как в спинке, так и на сиденье множество дырочек, через которые должны были выдвигаться железные щипы. Капитан надеялся, что щипы, точно так же как и ножи, спицы и иглы из предыдущей камеры будут хорошо омыты спиртом, прежде чем он испытает их действие на себе, иначе заражения крови ему было гарантировано пусть даже он достойно пройдет все три дня испытаний. Эти мысли он озвучил главному надзирателю и тот поспешил его заверить, что все орудия пытки будут кристально чистыми.

В четвертой камере был инструмент похожий на тиски с двумя дощечками с отверстиями. Капитан Малвилл не был знатоком орудий пыток, но догадывался, каким образом можно было использовать это приспособление — путем сжатия тех или иных конечностей человека дощечками, а затем засаживания через отверстия в человеческую плоть все тех же острых спиц или же игл.

В пятой камере находился очередной преступник, которому надели на голову маску из нержавеющей стали, снабженную воронкой для подачи воды. Сам он лежал на дыбе, а палач неторопливо заливал в эту воронку воду из ведра, которая беспрерывно лилась ему в рот. Живот пытаемого увеличивался на глазах. Малвилл не стал долго останавливаться перед этой камерой и прошел дальше.

В шестой камере тоже был человек, и его пытали одним из самых простых и эффективных способов, а именно огнем. Пламя уже полностью опалило его волосы на голове и груди, оставив сильные ожоги на лице человека. Один глаз уже был полностью потерян, а второй с безумием наблюдал за рукой палача, в которой тот сжимал факел. Крики страдальца разносились громче остальных по катакомбам.

— Чем провинился этот человек? — спросил капитан у главного надзирателя.

— Ээээ, он убийца, капитан, — ответил тот, с явно лживой интонацией в голосе. — Убил очень знатного человека, ради того чтобы завладеть его монетами.

— Я хочу, чтобы на сегодня и на последующие три дня, сколько я буду находиться здесь, пытки над заключенными прекратились.

Надзиратель молчал около полминуты. Малвилл видел, что ему очень сильно хотелось сказать, нечто вроде: 'Вы еще не губернатор, а потому я не подчиняюсь вашим приказам', и все же у него не хватило духу на это.

— Как скажете, капитан, — кивнул главный надзиратель и дал поручение своим подчиненным привести в исполнение сие требование.

Когда пытаемых освободили и отвели наверх в свои камеры, Малвилл вошел в первую камеру и, присев на край дыбы, принялся стягивать с себя верхнюю одежду.

— Что ж, думаю, мы можем приступить непосредственно к делу, — спокойным ровным голосом произнес капитан.

* * *

Он просыпался в бреду, чтобы спустя пару секунд вновь терять сознание. Его тело трясло и обдавало то жаром, то холодом. Иногда, он открывал глаза и по-прежнему видел, как в его плоть впиваются острые иглы, пробивают кожу, мясо и скребутся о кости, хотя сам он уже лежал на мягкой и удобной постели. Удобной настолько, насколько это было возможно, так как спина его ныла от боли не меньше, чем другие части тела. Он хотел повернуться набок или же на живот, чтобы хоть немного успокоить кожу и мышцы на спине, но тело больше не принадлежало ему, оно не хотело слушать его приказов, видимо испытывая обиду за его предательство. 'Как ты мог поступить со мною так?!' словно кричало оно. 'Почему ты пришел в темницу и подверг меня истязаниям?! Чем я заслужило такое?!'.

Затем, после нескольких часов тишины, он вздрагивал от жуткого звона в своих ушах, не сразу понимая, что так звучит его собственный крик. Иногда этот крик принадлежал прошлому, иногда он кричал в настоящем. Когда это происходило, он чувствовал тень на своем лице и приятный голос жены, которая поглаживала его по голове и произносила приятные слуху слова. Присутствие жены успокаивало его лучше, чем жидкость, которой его поили в лечебных и болеутоляющих целях. Ему даже удавалось уснуть без агоний, когда Валери, поглаживая его по волосам, напевала ему колыбельную, которую она часто пела Ори и Стэнли, точно так же как это делала и его мать ему самому в детстве.

Уолтер Малвилл окончательно пришел в себя в один из вечеров, когда около его постели не было никого. Вначале он чувствовал спокойствие и умиротворение, но стоило ему сделать попытку подняться с постели, как боль атаковала его со всех сторон. При этом ее сила была настолько огромной, что капитану пришлось крепко стиснуть зубы, чтобы не нарушить тишину комнаты своим криком. Несмотря на все его старания, он не смог сдержать в груди протяжный стон. Когда боль слегка отступила, капитан Малвилл попытался напрячь память, чтобы вспомнить те три ужасных дня пыток. Разум сопротивлялся этому всеми силами, утверждая, что вспоминать те дни ему категорически нельзя для его же блага, от чего ему запомнился лишь первые три пытки, да обрывки от остальных. Лучше всего он помнил как его руки и ноги растягивались до предела на дыбе, и он кричал от боли, когда валики накручивали на себя канаты и кричал, когда их переставали крутить. Ощущения были ужасными, но ему удалось выстоять и не признаться в том, чего он не совершал. Далее шли тиски, в которые просовывали вначале его руки, а затем ноги. Кости трещали от напряжения, готовые в любой момент раскрошиться на мелкие осколки. Но это было только начало. Гораздо хуже стало, когда в его запястья начали впиваться острые колышки, пробивая руки чуть ли не насквозь. Сейчас его многострадальные конечности были плотно обвязаны чистыми повязками, на которых проступали капельки крови в виде точек в местах непосредственных ран.

Малвилл помнил, что помимо пыток его просто били кулаками в лицо, шею, грудь, бока. Они пытались выбить из него признания, но Малвилл долгое время молчал, стойко выдерживая все удары и истязания. Точнее он хотел верить в то, что не признался в бреду в том, в чем был невиновен, но ведь большая честь из тех трех дней осталась за границами его памяти.

'Я во всем признаюсь, только прекратите это! Отпустите меня, я больше этого не вынесу!' всплывшая в его памяти фраза, заставила тело Малвилла напрячься, от чего его охватила новая волна боли.

'Неужели я и вправду произнес данные слова?' спросил сам себя Малвилл. 'Неужели я подписал себе смертный приговор?'. Верить в это он не хотелось, так как по-прежнему считал себя стойким человеком с каменной силой воли. Но что если он сам в себе ошибался? Что если он все же признался в убийстве губернатора Грея для того, чтобы прекратить мучения?

— Нет, — прошептал он, и даже это простое действие отозвалось во всем его теле болью. Скорее всего, это было ложное воспоминание. Возможно, эти слова он повторял лишь в уме, когда истязания над его телом становились невыносимыми.

'Если бы ты признался в убийстве губернатора, тогда бы ты не очнулся на мягкой постели, омытый и переодетый' успокаивал он себя. 'За убийцами губернаторов не ухаживают так же как за их жертвами'.

'Даже убийц переодевают и омывают перед казнью', раздался очередной аргумент в его голове, с которым он не смог поспорить.

Его внутренний конфликт закончился сразу же, как дверь в опочивальню открылась и в комнату вошла его жена в сопровождение человека в синем халате и двух вооруженных человек. Увидев, что он очнулся, Валери подбежала к краю его постели и, со слезами на глазах, принялась целовать его лоб и щеки. Она отстранилась от него лишь, когда он тихо простонал. Даже столь приятная ласка причиняла ему боль.

— Дорогой, как же я рада, что ты очнулся.

— Где я? — спросил он.

— Когда я в первый раз увидела твое почерневшее и опухшее от побоев лицо, я не могла сдержать слез, — продолжила она, словно не услышав его вопроса. Или же и вправду не услышав, так как во рту у него осталось не так много зубов, судя по тому, что он чувствовал, проведя по деснам языком.

Человек в синем халате подошел ближе к их постели. В его движениях чувствовалась некая подозрительная плавность, не совсем свойственная простому человеку. Только сейчас капитан заметил в его руках некий мешок, горловина которого была завязана ремешком из кожи.

— Я думала, что ты уже не очнешься. А если и придешь в себя, то уже никогда не будешь прежним. Поэтому я послала за лекарем. — Валери повернулась в сторону мужчины в синем халате, и тот слегка склонил голову в знак почтения. — Он займется твоим восстановлением.

— Он колдун, — прошептал капитан Малвилл.

— Что ты сказал, дорогой? — переспросила Валери, склонившись ближе к нему.

— Он колдун.

— Да, Уолтер. Он колдун. Но, только колдун способен поднять тебя на ноги в течение недели, исцелив все твои раны. Так как в Андоре больше не осталось ни одного колдуна, нам пришлось отправить гонца в другую губернию. Никто из знахарей не хотел отправляться в Андор, ни за какое вознаграждение и все же ему удалось встретить Сэллера, который согласился приехать к тебе и исцелить твое измученное тело.

Колдун развязал мешок и достал из него пузырек с красной жидкостью.

— Вы должны выпить его, — произнес колдун, протягивая зелье.

— Что это? — спросила Валери.

— От этого он уснет крепким сном, что позволит его телу расслабиться, а ранам — скорее затянуться.

Валери взяла пузырек в руки, открыла пробку и поднесла его к губам мужа.

— Вначале, скажи мне, — покачал отрицательно головой Малвилл и, дождавшись, когда его жена прильнет ухом к его губам, продолжил. — Скажи… как я держался? Я прошел испытание пытками?

Валери взглянула ему в глаза, пристально и с любовью. От жалости к нему, по ее щекам вновь потекли слезы. Затем, засмеявшись, она вытерла их тыльной стороной ладони и кивнула:

— Да, муж мой, ты — новый губернатор Андора.

2

Лекарства, которыми поил его колдун на протяжении двух дней, наполнили его тело силой и заживили раны, оставив лишь белесые шрамы, как напоминания о прожитых трех днях в темнице. Зелья даже вернули ему зубы, которые постепенно прорастали из десен, радуя своей белизной и ровным строем. Когда он полностью восстановился, настал день инаугурации: его переодели в дорогой плащ, водрузили на голову парик, который по настоянию самого Малвилла был черного цвета, и вручили символы власти — корону и скипетр. Церемония проходила в главном зале дворца и на ней присутствовали жена и дети Малвилла, его отец (капитан губернаторской армии в отставке, который, несмотря на свои проблемы со здоровьем, не смог пропустить столь важный для его сына день), несколько семей из высшего общества, придворные, члены Совета Семи Губернаторов, советники бывшего губернатора и несколько десятков солдат, призванных следить за порядком.

Уолтер Малвилл, чувствуя себя разодетым павлином, прошел под аплодисменты присутствующих к трону и сел на него. Как только он это сделал, хлопанье ладош мгновенно стихло. Трон оказался не таким уж и удобным, каким он представлялся ему со стороны. Затем к нему поднесли огромную ветхую Книгу Законов и, положив на нее правую руку, Малвилл громко принялся произносить хорошо заученную торжественную, но все же формальную, речь, слова из которой мало кто из губернаторов соблюдал во время своего правления:

— Я, Уолтер Сет Тур Бел Малвилл, сын Геона Сет Тур Малвилла из губернии Андор, объединения Эрис, торжественно клянусь служить верою и правдой Андору, защищать губернию от внутренних и внешних врагов, вести ее к развитию и процветанию. Клянусь быть справедливым и отзывчивым ко всем бедам и невзгодам каждого жителя губернии и прилагающих к ней поселений. В делах не руководствоваться лишь своими личными интересами, а думать о благе всех и каждого и исходить от этого принципа при принятии важных решений. Если я отступлюсь от своих вышеизложенных клятв, значит, на то воля Океана Надежд, помазанником которого я являюсь в этом Мире.

Именно словами из последней фразы клятвы многие губернаторы объясняли те или иные свои действия, которые противоречили другим фразам из Книги Закона и чтобы изменить эту фразу или же просто стереть, требовалось одобрение всех губернаторов Эриса, на что не стоило рассчитывать.

Уолтер Малвилл вытянул вперед левую руку, в которой он держал скипетр и указал им на одного из губернаторов:

— Арчибальд Вир Дан Сол Грин из ордена Вистов, правитель губернии Песверс, в присутствие всех господ находящихся в этом зале, скажи — кто я?

— Ты Уолтер Сет Тур Бел Малвилл, правитель губернии Андор, будущий глава нового ордена, который будет править этими землями до тех пор, пока Океан Надежд этого захочет, — ответил тот традиционными в подобном случае словами.

— Рейгард Лим Хос Пак Перпл из ордена Крассов, правитель губернии Вилаэр, в присутствие всех господ находящихся в этом зале, скажи — кто я? — произнес Малвилл, указав скипетром в сторону другого губернатора.

— Ты Уолтер Сет Тур Бел Малвилл, правитель губернии Андор, будущий глава нового ордена, который будет править этими землями до тех пор, пока Океан Надежд этого захочет, — повторил второй губернатор.

Малвилл произнес все те же слова еще четыре раза, обращаясь к каждому губернатору по отдельности, и каждый из них отвечал одними и теми же словами. Делалось это для того, чтобы было подтверждено ранее принятое решение Советом Семи Губернаторов и чтобы убедиться, что никто из них не изменил своего решения. Губернатор, не признающий его право на трон Андора, был обязан предоставить веские причины для этого, подкрепленные неопровержимыми доказательствами и тогда, если бы он заручился поддержкой минимум еще двух губернаторов, инаугурацию можно было провозгласить несостоявшейся.

В этот раз ничего такого не произошло, и Уолтер Малвилл был признан законным губернатором Андора, пусть даже этому были рады далеко не все присутствующие на церемонии.

— А теперь, — величаво произнес церемониймейстер, — всех присутствующих гостей прошу пройти в смеженный этому зал. Там вас ждет праздничный стол, где вы сможете отведать праздничных блюда и выпить за здоровье нового губернатора и его семьи.

Когда Малвилл встал с трона, вручив слугам корону и скипетр, к нему подошли отец, жена и дети. Геон крепко обнял сына и не удержался от слез.

— Сын мой, я очень горжусь тобой. Ты не только достойно продолжил нашу семейную линию, но и возвел ее на совершенно новый уровень.

— Благодарю, отец.

Геон Малвилл кивнул и быстро вытер влажные щеки, дабы остальные не стали свидетелями его слабости — капитанам старой закалки не свойственно выказывать слабость. Затем, он сделал шаг назад, позволяя пройти вперед своей невестке. Сделав реверанс, Валери поцеловала мужа в губы:

— Мой сир губернатор.

— Моя сэйя, — произнес он в ответ, после чего перевел взгляд на Ори и Стэнли, которые были одеты в праздничные наряды и сияли от восторга. Все происходящее им явно было по душе. Малвилл положил ладони на головы сыновей и подвел их поближе к себе.

— Сири Ори. Сири Стэнли. Мне сообщили разведчики, что за то время, сколько меня не было дома, вы доблестно и храбро сражались с врагами. Говорят, что более храбрых воинов никому еще не приводилось видеть ранее во всем объединении Эрис.

— Да, отец, — воскликнул Ори. — Я отразил пять вражеских атак и пронзил мечом сто врагов.

— А я двести, — подхватил Стэнли.

— В нашем доме растут настоящие храбрецы, — заметил Малвилл.

Затем к нему подошли каждый из губернаторов по отдельности, в сопровождении слуг и охраны и поздравили его. Один из губернаторов поинтересовался, как он выдержал три дня пыток, на что Малвилл ответил, что выдержал их со стойкостью и верой в удачный исход для себя.

Когда он получил поздравления от всех губернаторов, настало время беседы с главами самых богатых семей Андора: Траллами, Крестанами и Херрингами.

Джей Бон Вис Тралл был толстяком невысокого роста, который отдавал предпочтение в одежде длинным дорогим халатам ярких цветов. Он был уже давно не молод, но волосы его были слишком черны, чтобы поверить в то, что это их натуральный цвет. В его владениях числились огромное количество земель, ферм, озер, лесных угодий и три угольные шахты. По слухам, он заработал свой первый капитал на торговле молодыми девушками из низших слоев общества в бордели разных объединений и, конечно же, делалось это без обоюдного согласия сторон. Торговлей живого товара он больше не занимался, так как заработанных денег ему хватило на то, чтобы переключиться на легальный бизнес. Хотя Малвилл не исключал вероятности, что Тралл продолжал зарабатывать большие деньги и на сомнительных делах.

Илдор Кан Гес Крестан был на пять лет моложе Тралла, хотя это не делало его мужчиной в полном рассвете сил, так как около полугода назад ему стукнуло семьдесят лет. Он был худощав и высок, в одежде предпочитал строгие костюмы мрачных цветов, а его обнаженной головы, скорее всего никто никогда не видел, так как в свет он выходил исключительно в головном уборе — сегодня это была шляпа с сильно закрученными внутрь полями и украшенная перьями павлина. Крестан был владельцем трех банков, которые выдавали деньги с обязательным залогом под большие проценты. Он был единственным наследником своего богатого отца из пяти братьев, которому удалось приумножить капитал. Хотя, опять по все тем же достоверным слухам, сделал он это далеко не законными путями, а именно: занимался подделками документов и собирал компроматы на разных состоятельных людей, которых пускал по ветру сразу, как только понимал, что никакой пользы они не могут ему больше принести.

Рону Иль Хор Херрингу было за пятьдесят. Он брил голову, носил аккуратно подстриженные усы и бороду, проседь на которых росла довольно оригинальным способом — в ровную полоску. В обуви тяготел к лакированным мокасинам. Зарабатывал тем, что владел строительной компанией и выполнял заказы только для очень знатных и богатых господ. Среди его клиентов числились и Траллы, и Крестаны, и даже сам бывший губернатор Андора. Последние две башни замка губернатора были построены работниками Херринга, начиная от фундамента и заканчивая декором помещений. Никаких компрометирующих слухов о пути Херринга к богатству Малвиллу не доводилось слышать, в отличие от его личной жизни. Ходили слухи, что он был большим любителем маленьких девочек и не брезговал даже своими собственными дочерями, когда те были юны. Насколько знал Малвилл, обе его дочери уже были замужними женщинами и жили далеко от своего отца и ни разу не навещали его после отъезда из Андора. Что касается жены, то Херринг числился уже давно вдовцом и менять этот статус не собирался до скончания своих дней.

Они подошли к нему втроем разом и принялись заливать его уши хвалебными поздравительными речами. К радости самого Малвилла никто из них не протянул ему свою руку для пожатия. На их лицах читалась фальшь, от чего они все трое казались родными братьями.

— Пусть будет благословен Океаном Надежд этот праздничный день, мой губернатор, — поклонился в знак якобы почтения Тралл. — Разве могли мы только мечтать о лучшей замене нашему скоропостижно скончавшемуся Милтону Сан Бир Вил Грею?

— Все верно говоришь, друг мой, — продолжил Крестан. — Сир Уолтер Сет Тур Бел Малвилл — лучшая замена почившему губернатору. Уверен, что ваше правление будет не менее мудрым, чем у вашего предшественника и Андор прибавит в своем величие. А высшие слои общества улучшат условия для ведения своих дел, что позволит казне губернии увеличить резерв за счет выгодных для обеих сторон налогов, установленных почившим губернатором.

— Мы слышали о том происшествие, которое произошло с вами, сир, — произнес Тралл. — Рады, что убийце не удалось сделать своего грязного дела.

— Да, да, — закивали остальные двое.

— К сожалению, среди нас остаются еще люди, которые не считают великим благом ваше избрание.

Малвилл решил для начала не вступать с ними в диалог, выбрав выжидательную позицию. Обменявшись несколькими неловкими взглядами, Тралл и Крестан покосились на Херринга, который продолжил распевать фальшивые дифирамбы в адрес губернатора:

— Мы рады присутствовать на этом торжественном вечере, который без сомнений останется в истории нашей славной губернии. В знак своего почтения вам, мы принесли с собой подарки. Будем рады предоставить их вам сию же минуту.

Херринг хлопнул в ладоши и слуги поспешили отправиться за подарками, которые остались в другом зале дворца, но Малвилл остановил их:

— Думаю, подарки пока подождут, — после очередной продолжительной паузы, которая заставляла троицу вновь испытывать неловкость и даже страх, Малвилл продолжил: — Вначале, я хотел поблагодарить вас за присутствие на церемонии и предложить занять места за праздничным столом. Не стоит заставлять ждать других гостей.

Лица глав богатейших семей Андора засияли от радости. Данный ответ Малвилла без сомнений пришелся им по душе. Они с радостью приняли предложение губернатора и поспешили за другими гостями в сторону дверей, предусмотрительно открытых слугами дворца.

— Не нравятся мне эти люди, — негромко сказала Валери своему мужу.

— Не тебе одной, родная.

— Думаешь, они заказали убийцу? — Не дождавшись ответа на этот вопрос, она задала другой: — Думаешь, они рассчитывают повторить попытку?

Ори и Стэнли с широко открытыми глазами смотрели на своих родителей, слушая каждое произнесенное ими слово. Геон Малвилл потрепал внуков по волосам, после чего предложил им всем отправиться за праздничный стол, большинство мест за которым уже были заняты гостями.

Обед длился не меньше часа, во время которого слуги заменяли опустевшие тарелки полными, а кувшины заполонялись напитками, стоило им опустеть хотя бы наполовину. Люди громко разговаривали между собой, смялись, грубили слугам, требуя к себе отдельного внимания и, конечно же, ели и пили без устали. Малвилл вел себя сдержаннее остальных, изредка притрагиваясь к еде и питью, и все чаще вытирал губы салфетками, предпочитая больше наблюдать за теми, с кем он делил стол. Тралл, Крестан и Херринг вели себя непринужденно и часто прикладывались к кубкам с алкоголем. Они держались вполне непринужденно и веселились не меньше остальных. Не то чтобы Малвилл подозревал исключительно их в найме убийцы и решил для себя, что они виновны в покушении, но факт оставался фактом — в случае принятия им законов о повышении налогов для богатых, именно эти три семьи теряли больше остальных из своих доходов. Но, одним повышением налога на богатство, Малвилл не думал останавливаться. В его планы входили гораздо больше реформ, которые напрямую или косвенно должны были ударить по кошелькам господ из высшего общества и улучшить положение бедных слоев губернии.

Постучав вилкой по кубку, призывая всех к тишине, Малвилл встал из-за стола. Тишина окутала зал, и сотни глаз уставились на него со всех краев стола.

— Дорогие гости, разрешите отнять у вас несколько минут. После чего я произнесу свою речь, слуги принесут десерт, от которого, уверен, вы останетесь в восторге. Ну а сейчас, как гласят традиции, я должен огласить свои первые три указа в должности губернатора Андора. — За столом, набирающей силу волной, прошли аплодисменты одобрения. — В последующее дни, я оглашу и другие указы, которые будут не менее важными, чем сегодняшние. Мне было сложно выбрать свои первые три указа для этого торжественного дня, так как все они заслуживали быть первыми, и все же, после долгих раздумий, я остановил свой выбор на тех, которые озвучу прямо сейчас.

За столом вновь раздались аплодисменты. Хотя богатейшие семейства Андора хлопали в ладоши довольно вяло, часто переглядываясь между собой. Похоже, они уже предчувствовали, что вскоре оглашенный указ новым губернатором будет для них сравним с кандалами.

— Своим первым указом, я хочу помиловать тех заключенных в темнице, которые не совершили тяжких преступлений.

В этом случае мнения за столом разделились. Кто-то поддержал его указ радостными возгласами, а кто-то начал перешептываться и даже возмущаться. Среди вторых были Траллы, Крестаны и Херринги.

— И куда они вернуться, позвольте узнать? — поддал голос Руперт Кан Тес Крестан — старший сын Илдора, а по совместительству — его приемник. — Земли, которые остались после их ареста были разделены между другими жителями губернии, а их дома и фермы были разрушены в угоду будущих посевов. Они ведь начнут промышлять грабежами и рано или поздно вновь вернуться в темницу. Тогда зачем, спрашивается, отпускать их из темницы?

— Те, кто отнял их земли, те их и вернут назад, — решительно заявил Малвилл, получив в ответ новый ропот недовольства. — Вернут вместе с неустойкой за разрушенный дом и с оплатой аренды за использования их земель.

Теперь в ответ раздались гораздо больше недовольных речей. Кто-то даже позволил себе открытое возмущение, но надолго его не хватило. Губернаторы других губернии, не реагировали сильно на его слова, так как эти указы их мало волновали, ведь в своих губерниях они правели, так как хотели, а потому даже позволяли себе улыбки и веселые перешептывания. Малвилл не стал дожидаться тишины, а огласил свой следующий указ:

— Своим вторым указом, я хочу уровнять права и обязанности всех граждан губернии, невзирая на класс, к которому они принадлежат. Теперь, за одно и то же преступление, человек из высшего общества и человек из низин будут отвечать перед законом в той же мере и по той же строгости.

— Да это уже перебор! — вскочил из-за стола Конрад Бон Лец Тралл — племянник Джейя Бон Вис Тралла, который владел лавками на рынке, в которых продавались по большей мере товары, привезенные из объединения Фаржэ. О Конраде он знал не много, но, судя по его возмущению, он часто не соблюдал законов, действующих на территории губернии. — Да кем ты себя возомнил?! Ты всегда был простым капитаном и останешься им!

Джей Бон Вис Тралл попытался его утихомирить, но было уже слишком поздно — солдаты, присутствующие в зале, быстро взяли его под стражу, скрутили руки и вывели его из-за стола.

— Ты никто! Ты всего лишь сын простолюдина и кабацкой шлюхи! — кричал тот, пытаясь вырваться из крепкой хватки троих солдат, которые быстро утащили его с собой, от чего его крики быстро стихли. Когда голос Конрада полностью растворился в коридорах дворца, в обеденном зале повисла гнетущая тишина. Все сидящие за столом, во все глаза глядели на Малвилла, который стоял на ногах и хмуро смотрел на них в ответ.

— Третий указ, — продолжил новый губернатор, в напряженной тишине зала его голос разливался эхом. — Этим указом я повышаю налог на богатство. Каждый богатый житель губернии будет выплачивать дополнительный налог, исходя из движимого и недвижимого имущества, которым он владеет.

Этот указ был встречен в полной тишине и только во взглядах, Малвилл мог прочесть многое: гнев, злость, неприязнь, страх, ненависть и жажду расправы. Валери глядела на него с тем же испугом, который присутствовал в глазах некоторых из сидящих за столом. Для того, чтобы поддержать ее и показать, что он полностью уверен в своих решениях, Малвилл улыбнулся ей, но в ответ не получил от нее одобрения.

Сев за стол, губернатор хлопнул три раза в ладоши, после чего двери зала открылись и повара занесли огромный торт, который по форме напоминал андорскую темницу.

— Приятного аппетита, дорогие гости. Надеюсь, десерт вас приятно удивил.

* * *

Изображения прошлых губернаторов из ордена Лордов, должны были покинуть стены дворца только после того, как картины нового губернатора и его семьи будут завершены. Малвилл ничего не имел против этого, но настоял, чтобы картины в его спальни были сняты уже сейчас. Одной проведенной ночи в постели бывшего губернатора, с последующим пробуждением было достаточно для того, чтобы принять это решение незамедлительно. Открыв веки утром, Малвилл чуть было не встал по стойке смирно, решив, что перед ним стоит сам Милтон Грэй, а не его портрет, что висел на противоположной стене. Валери полностью поддержала это решение, ведь и она с трудом заснула в первую их ночь в губернаторском дворце, все время приоткрывая глаза и наблюдая за образом на портрете, который величаво глядел на нее, освещенный лунным светом. К сожалению, только с этим указом мужа она была полностью согласна и, к ее огорчению, этот указ был не одним из трех произнесенных им за праздничным столом. Она слушала своего мужа во время церемонии с замиранием сердца, и его слова причиняли ей больше боли, чем тем против кого эти указы были направлены. Во время церемонии, Валери вздрагивала и с мольбой смотрела на мужа, пытаясь докричаться до него пусть и без слов. Она хотела попросить его остановиться, ведь с каждым словом ее горячо любимый муж приближался к подписанию другого указа — указа богатейших господ о новом покушении на жизнь Уолтера Малвилла. Пусть убийство губернатора считалась особо тяжким преступлением во всем объединении Эрис, да и во всех остальных объединениях Молодого Мира, но это бы не остановило тех людей, которые пожелали бы его смерти. Ведь с помощью денег, они могли бы не только избежать наказания, но и купить себе освободившийся трон.

Валери прекрасно это понимала, но, к сожалению, ее муж никогда не любил заглядывать далеко в будущее и принимать решения исходя из анализа положения дел в данный момент. Он был человеком поступков и вначале принимал решение во благо окружающих, а потом задумывался о последствиях для себя. Подобные принципы всегда приносила свои плоды, иногда сладкие в виде благодарности от подчиненных, а иногда и прогорклые, всегда разящие с удвоенной силой по нему самому.

Перед сном, когда из опочивальни вынесли картины, а дети отправились по своим кроватям, предварительно пожелав им спокойной ночи, Валери решила поговорить с мужем на эту тему, хотя и сомневалась, что разговор закончиться для нее успешно. Уолтер всегда отстаивал до конца свои принципиальные решения, и бывало, еще в чине капитана, мог вступить в полемику с бывшим губернатором Андора, и чаще всего у него оказывалось достаточно доводов в свою пользу, отчего Милтон Грей не редко соглашался с ним.

— Я сделал то, что должен был сделать, — без жесткости, но все же с непоколебимой решительностью в голосе, ответил ей Малвилл. — Я, как новый губернатор Андора, не потерплю того положения дел, которое сформировалось за долгие годы правления Милтона и мерзавца Фостера.

— Я не пытаюсь оспорить правильность твоего решения, муж мой, но тебе не кажется, что для первых трех указов, ты выбрал именно те три, с которыми можно было повременить? Ведь сейчас ты нажил себе больше врагов, чем их у тебя было еще вчера вечером.

— Не заблуждайся, жена моя. За тем столом не было ни одного человека, которого я мог назвать своим другом. От силы я видел в лицах некоторых безразличие и то, только потому, что это были губернаторы других губерний, и указы принятые в Андоре на них не действовали.

— Тогда зачем тебе нужно было дразнить псов, которые и так думали лишь о том, чтобы по больнее тебя укусить?

— Я только указал им их место и дал понять, что помыкать собой я не позволю, — уже более жестко изрек Малвилл, стоя у края постели и глядя на свою жену.

— И что если они попытаются убить тебя вновь? Что если они попытаются убить наших детей? — уже с дрожью в голосе произнесла Валери, готовая дать волю чувствам в любой момент.

— Эй, — Малвилл забрался на постель и приложил к ее губам свой палец. — Я этого не позволю сделать никогда.

— А что если…

— Тссс… — Малвилл закрыл ей рот поцелуем. — Верь мне, ничего плохого с нами не произойдет. У нас все будет хорошо. Ты мне веришь?

— Я верю тебе, муж мой, — ответила ему Валери, обняв его за шею. Его поцелуи становились страстными и продолжительными, но она ни на секунду не забывала о том, что Траллы, Крестаны и Херринги еще не сказали своего последнего слова.

Она уснула в этот вечер с трудом, а во сне ее мучили тревожные сны, в которых Уолтер пытался вытащить ее и их сыновей из пропасти. Но, к несчастью для них всех, все закончилось падением.

3

Художник выглядел молодо. Его лицо — смуглое, каким оно бывает у всех жителей южных объединений, — скорее отталкивало своими грубыми чертами и вызывало уважение властностью черных глаз. Тело его было худым и по-мальчишески угловатым, отчего, на первый взгляд, он выглядел человеком совершенно не представляющим опасности. Охрана обыскала его трижды и в очередной раз не найдя при нем ничего, кроме холста, пергамента, кистей и красок, позволила ему приблизиться к губернатору.

— Как твое имя? — спросил его Малвилл.

— Торч, сир, — ответил ему художник, улыбнувшись загадочно. — Рэд Ли Торч.

— Рэдли, говорят — ты лучший художник в пределах ближайших пяти объединений.

— Раз так говорят, значить — так оно и есть.

Торч вновь улыбнулся губернатору и прежде чем Малвилл успел подумать о том, что этот человек кажется ему чудаковато-странным, художник, быстро склонил перед ним голову и спросил, может ли он преступать к своей работе.

— Как только моя семья присоединиться к нам. Они сейчас на конной прогулке, но должны скоро вернуться. Ты, пока, расставь свои рабочие инструменты.

— Да, Ваше Высочество, именно этим я и займусь.

Малвилл, сидя на троне, ожидал возвращения своей жены и детей с утренней прогулки, при этом отрешенно наблюдая за приготовлениями художника. Его мысли были тревожными и вертелись вокруг проблем, с которыми ему пришлось столкнуться, а также вокруг тех, с которыми ему только предстояло встретиться. Его ждали суровые испытания, но он верил, что у него все получиться и в Андоре, рано или поздно, исчезнет классовое неравенство, а все люди будут знать, что о них заботятся, а не принимают за дешевую рабочую силу или и вовсе — за скот.

Дурные мысли быстро улетучились, стоило его семье присоединиться к нему. Валери как всегда была прекрасна, а в своем элегантном белом платье выглядела и вовсе помолодевшей на десять лет. Ори и Стэнли были тщательно причесаны и одеты в белые сорочки и серые жилеты. Сапожки, намазанные салом, блестели в свете лучей солнца, пробивающихся через огромное окно зала. Валери, поцеловав мужа, села рядом с ним. Уолтер, взял на руки сыновей и обратился к художнику, дав разращение на начало работы. Торч быстро заработал кистью, смачивая ее в краске, затем в воде, часто меняя кисти в зависимости от толщины и длины их волосков. Малвиллу всегда казалось, что рисование всегда начиналось с набросков углем, но не стал говорить об этом вслух художнику, так как решил, что тому виднее, с чего надо было начинать.

Не прошло и получаса, как в зал вошел глава охраны, в своем белом мундире, строго застегнутом на все петельки, и попросил у губернатора аудиенции.

— Это не может подождать? — спросил Малвилл.

— Нет, ваше Высочество, — покачал головой глава охраны Гарольд Фад Рон Стоунуотер. — У меня к вам очень важное дело.

— Что случилось?

— Минуту назад я получил очень печальное известие. — Стоунуотера Малвилл знал более десяти лет и доверял ему как никому другому, а также он видел его не редко в опасных для его жизни ситуациях, но никогда на лице Гарольда он не видел столь большого волнения.

— Говори же, что произошло?

Стоунуотер взглянул вначале на детей губернатора, после чего продолжил:

— Ваш отец, касс Геон Сет Тур Малвилл скончался сегодня ночью. Его тело нашли в его опочивальне.

По спине губернатора прошелся холодок, а по лицу горячая волна. Его отец уже давно был стариком и часто страдал от боли в сердце, а потому Малвилл был готов к тому, что рано или поздно он получит эту печальное известие и все же, он не смог абстрагироваться полностью от щемящего сердце чувства. Ведь совсем недавно он присутствовал на его инаугурации и тогда отец выглядел все еще полным сил.

— Кто был с ним в последние минуты?

— Боюсь, что никого, — с трудом выдавил из себя глава охраны губернатора.

— Как такое возможно?! — Малвилл осторожно отстранил своих детей, после чего встал на ноги преисполненный чувством гнева. — У него в доме было пять слуг! Я сам их отправил к моему отцу. Почему их не было рядом?!

— Ваше Высочество, их убили. Убили ножом, так же как и вашего отца.

После этих слов, сам Малвилл почувствовал острую боль в животе, словно нож, отправивший его отца на Земли Мертвых, пронзил и его самого. Валери протянула дрожащую руку, с желанием прикоснуться к мужу, но не успела, так как в тот же самый момент Малвилл спустился вниз по ступеням и подошел к главе охраны вплотную.

— Вы поймали тех, кто это сделал?!

— Боюсь, что нет, Ваше Высочество. Их тела были найдены спустя несколько часов после смерти.

— И что с того?! — закричал Малвилл, и от этого крика вздрогнула Валери, а на глазах их детей появились слезы — такого разгневанного отца им еще не доводилось видеть. — И так ясно, кто за этим стоит! Я хочу, чтобы вы привели ко мне всех глав богатейших семей Андора! Я иду в дом своего отца, а когда вернусь, хочу, чтобы Тралл, Крестан и Херринг уже были здесь! Тебе понятен мой приказ?!

— Так точно, Ваше Высочество! — произнес Стоунуотер, склонив голову и прижав кулак к груди.

— Сир, а как же моя работа?

Малвилл не сразу даже понял, кому принадлежал этот голос. Рэд Ли Торч, державший испачканную кисть в руках, с растерянностью и обидой глядел на него. Казалось, что их диалог с Стоунуотер произошел в отсутствие художника, иначе Малвилл просто не понимал смысла сказанных им слов.

— Мне сейчас совсем не до этого, Рэдли!

— Но, я уже почти закончил, — усмехнулся художник, и от этой усмешки Малвиллу стало и вовсе не по себе. Что-то было странным в этом человеке, хотя Малвилл сам не мог объяснить себе, что именно.

— Почти закончил? — переспросил губернатор.

— Да, сир. Подойдите и убедитесь сами.

Как в бреду, Малвилл подошел к художнику, на лице которого улыбка становилась только шире, а выпрямленные плечи словно прибавили в ширине, добавляя его изначально безобидной внешности очевидную агрессию. Он долго не мог отвести от его лица взгляд, но когда он все же пересилил себя и взглянул на холст, то с трудом смог сдержать крик ужаса. По его телу прошелся холодок, из-за чего его плечи непроизвольно вздрогнули.

Картина и вправду была почти завершена, кроме краев, которые пока оставались белыми пятнами в царстве буйного красного цвета. Если бы не ужас нарисованного, Малвилл бы безоговорочно признал Торча, как одного из лучших художников Молодого Мира. Он без труда узнал зал, в котором они сейчас находились, он без труда узнал два трона, на котором он с женой восседали, он без труда узнал самого себя, сидящего на полу и закрывающего лицо руками. И он узнал Джеймса Фостера стоящего перед ним во весь рост, с высоко поднятыми вверх руками объятыми пламенем. Но, он не хотел верить в то, что голова, измазавшая кровью пол, принадлежала Стоунуотеру, и не хотел верить в то, что три фигуры поглощенные огнем были его женой и детьми.

— Что это? — прохрипел Малвилл.

— Это твое будущее, капитан.

Малвилл продолжал смотреть на картину, а потому не заметил, как лицо художника перевоплотилось в лицо Джеймса Фостера, а вернее в его пародию. Но кардинальные изменения в его голосе, заставили Малвилла посмотреть ему в глаза. Глаза, в которых плясали языки пламени.

Одним взмахом руки, колдун опрокинул холст на пол, а другим взмахом — отбросил Малвилла в сторону. Валери и их сыновья закричали, а глава охраны, достав меч, кинулся на Пожирателя. Но он не успел произвести ни единой атаки, так как был без труда обезоружен, а вскоре его голова была отрублена его же мечом и, разбрызгивая кровь, поскакала по золотым и платиновым пластинам, что украшали пол зала. На крики женщины и детей, в тронный зал вбежали около десяти солдат, и в этот самый момент все поглотило пламя.

Малвилл сильно ударился спиной о край ступеньки, которая вела к трону. Ему показалось, что он даже услышал глухой хруст костей в области шейных позвонков, но так как он не испустил дух и даже не потерял сознание, предположил, что ему посчастливилось избежать перелома. Но в то же время, ему не посчастливилось увидеть, как умирают в муках солдаты, пожираемые пламенем. Воздух, практически раскаленный от огня, заполнил его легкие, обдав его запахом горелой плоти. Он попытался подняться на ноги, но у него получилось только повернуться набок, но и этого оказалось достаточно, чтобы увидеть в последний раз свою жену и детей. Валери рыдала, крепко прижимая Ори и Стэна. Поймав взгляд мужа, она произнесла одними губами: 'Сделай же, что-нибудь'.

Это были последние слова в ее жизни, от которых сердце губернатора защемило еще сильнее. Затем, на глазах любящего мужа и отца, волна огня накатила на Валери, Ори и Стэна и скрыла их от него навсегда.

— НЕТ!!! — закричал он, вытянул руку вперед, словно это могло их каким-то образом спасти. И это не спасло — они погибли у него на глазах. Огненные капли начали падать с потолка прямо на него, но он уже ничего не чувствовал, так как физическая боль была ничем в сравнении с душевными муками.

Он еще продолжал кричать, когда Пожиратель толчком ноги перевернул его обратно на спину, после чего склонился над ним, одарив его очередной зловещей улыбкой, а языки пламени, что пробивались меж его зубов, прибавляли его образу жути.

— Ты рад вновь видеть меня, капитан?

— Кто ты такой? — простонал Малвилл, тяжело дыша. — Я тебя не знаю.

— Знаешь, приятель. Разве мое лицо тебе ничего не говорит? Лицо, которое ты в последний раз видел болтающимся на веревке?

— Ты не Джеймс Дан Гил Фостер. Ты только отдаленно на него похож. Ты его брат? Брат-колдун?

Пожиратель отстранился от него, нахмурив брови. Затем, проведя пылающей ладонью по своему лицу, колдун вновь изменил свою внешность, теперь став безликим существом, облаченным в красный балахон.

— Что ты такое? — внес коррективы в свой вопрос Малвилл, укрыв лицо руками, спасаясь от жара.

— Что я такое? — переспросил колдун, теперь уже совсем иным голосом, в котором не было ничего человеческого. — Я новый губернатор Андора. А ты — беспомощное существо, у которого больше ничего нет, кроме жизни.

Глава 4. Большой Дэв

Human Legacy — Ivan Torrent

1

Когда начало вечереть, Вирджилл Стротэм — хозяин заправки — предложил своим гостям разделить с ним ужин, который приготовила его жена Ванда.

— Еды, конечно, не так много, но я уверен, что на нас троих хватит, — заверил он Кевина и Солнечный Луч. — А на десерт, я угощу вас парой батончиков шоколада из аппарата.

— Мы очень благодарны вам, Вирджилл, — кивнул в ответ Кевин. — Всегда приятно встретить на своем жизненном пути добрых и отзывчивых людей. К сожалению, у нас нет ничего, чем бы мы могли расплатиться с вами за вашу доброту.

— Вам не стоит беспокоиться по этому поводу, — отмахнулся Вирджилл. — Я это делаю от чистого сердца, а не от желания получить что-то взамен.

Он разложил еду на импровизированном столе, сооруженном из трех больших покрышек, что были поставлены одна поверх другой, а венчала их широкая дощатая панель. На ужин жена приготовила ему половину жареной курицы, три варенных яйца, столько же вареных початков кукурузы, свежие помидоры и маринованные огурцы. Ко всему этому прилагался хлеб из отрубей.

Ужин был съеден в течении десяти минут, после чего у всех создалось приятное сочетание чувств легкого голода и пополневшего желудка. Как и обещал, хозяин заправки достал из аппарата три батончика шоколада, два из которых протянул своим гостям. Те с радостью приняли сладость (Кевину пришлось помочь Солнечному Лучу распаковать шоколад), после поглощения которого, в желудке и вовсе поселилось полное чувство удовлетворенности.

— Скоро вечер и, как я понимаю, вам негде остановиться на ночь, — произнес Вирджилл, складывая аккуратно пакет, в котором была еда. — С деньгами у вас не густо, а потому ближайшая гостиница от этих мест вам будет не по карману. Но, я знаю ферму, что находится здесь неподалеку. Ее владелец — мой хороший друг. Я могу отвезти вас к нему и попросить, чтобы он вас приютил на пару дней.

— Вирджилл, мы и так у вас в огромном долгу, — покачал головой Кевин.

— Для меня это только в радость. Знаете, помогать людям — одинаково приятно, как и получать помощь, а может даже и более приятно. К тому же, кто знает: может, мне тоже понадобиться когда-нибудь помощь и Океан Надежд откликнется на мою просьбу так же, как сейчас помогает вам, через меня.

— Вы верите в это? — осведомился Кевин.

— Во что именно? — переспросил хозяин заправки.

— В то, что Океан Надежд не только существует, но еще заботиться о простых людях?

Мужчина задумался на короткое время, что подчеркивал его хмурый лоб, после чего с уверенностью кивнул:

— Без сомнений. По-другому просто не может быть. Возможно, Он и создал нас не из-за сильного желания, а по случайности, но за многие годы, Он привык к нам и теперь помогает некоторым из нас.

— По какому принципу Он выбирает себе 'любимчиков' по-вашему?

— Не знаю, — пожал плечами мужчина. — Скорее всего, все, что я вам поведал — несусветная чушь и даже если Океан Надежд существует, ему нет никакого дела до нас. Наверное, я просто старею. В любой момент у меня может произойти сердечный приступ и я покину Старый Мир навсегда, а потому мне хочется верить, что добрые поступки Он запоминает и складывает в сундук своей необъятной памяти. И тех, у кого хороших поступков окажется много, Он одаривает лучшим местечком на другом берегу Стикса.

— Мой муж, Дубовая Ветвь, был хорошим человеком и мог гордиться многими хорошими поступками, — с ностальгией произнесла Солнечный Луч.

— Жаль слышать о нем в прошедшем времени, — вздохнул Вирджилл. — Уверен, что на Земле Мертвых ему достался солнечный участок, насколько это только возможно.

— На Земле Мертвых нет света, — уверена в своих словах, заявила женщина.

— Возможно, вы правы, — кивнул Стротэм. — Хочется верить, что там — это единственное неудобство, с которым можно встретиться.

К заправке медленно подкатил грузовичок и просигналил два раза. Вирджилл скривил губы на подобии улыбки и помахал водителю рукой, после чего встал с края покрышки, которая заменяла ему стул, и громко хлопнул ладонями себе по коленям.

— А вот и мой сын Корри. Пришло время его смены. На этом грузовичке я вас и отвезу на ферму, где вы сможете отдохнуть. Пойдемте.

Кевин и Солнечный Луч тоже встали из-за стола и последовали следом за Вирджиллом. В это самое время грузовичок припарковался на стоянке и из него вышел парень лет семнадцати, который не отводил взгляда от людей идущих следом за его отцом.

— Привет сынок, — поздоровался с парнем Вирджилл.

— У нас гости? — спросил Корри. Голос у него был хриплым, как у заядлого курильщика и скорее принадлежал глубокому старику, в то время как лицо отличалось мягкими и даже красивыми чертами.

— Да, — изрек Вирджилл немного скрипучим голосом.

— Машина сломалась или бензин закончился? — спросил Корри, обращаясь к Кевину, при этом, сунув руки в карман, словно давая понять, что пожимать руки в знак приветствия у него не было желания. Оглядев с ног до головы вначале Кевина, затем Солнечный Луч, Корри добавил: — Хотя, о чем это я. Любители такой одежды явно не приемлют благ цивилизации. Где ваша повозка?

— У них нет повозки, — поспешил ответить Вирджилл.

— Нет повозки? — переспросил Корри, подойдя ближе к Солнечному Лучу и тщательно оглядев ее лицо и ту часть жилетки, которая было выпуклой. Женщина при этом никак не отреагировала на столь откровенный интерес в свой адрес. — Если хотите, я могу вас подвезти до ближайшей фермы…

— Я это уже им предложил, Корри, — перебил его Вирджилл.

Корри совершенно не пришелся по душе Кевину, вдобавок он чувствовал некую напряженность в беседе отца и сына, словно они вели между собой уже долгую, но при этом скрытную войну. Когда поедание глазами женщины перевалило все рамки приличия, Кевин сделал шаг в сторону парня, желая положить его невежеству конец, но тот сам быстро потерял интерес к Солнечному Лучу и взглянул на отца.

— Это хорошо, что ты предложил, — чуть ли не напевом ответил Корри. — Людям надо помогать.

Сразу после этих слов, Нолан точно для себя решил, если Корри настоит на том, чтобы он сам отвез их на ферму, Кевин, не задумываясь, откажется от его помощи. Но, если все же Вирджилл сядет за руль, тогда он ничего не будет иметь против, так как в отличие от сына, отец внушал к себе гораздо больше доверия.

— Держи! — Парень бросил отцу ключи от машины и Вирджилл поймал их обеими руками. — Передашь от меня привет Папаше Дэвлону.

Вирджилл повернулся к Кевину и Солнечному Лучу и помахал им рукой, чтобы они следовали за ним к грузовичку. Когда троица уже дошла до автомобиля, Кевин обернулся назад и поймал на себе взгляд Корри. Тот, как ни в чем не бывало, помахал ему рукой на прощание. Кевин решил просто проигнорировать его.

Вирджилл открыл пассажирскую дверцу и сделал приглашающий жест:

— Прошу вас, милая дисэль… эсель. Даже не знаю, как точно к вам обратиться.

— Можете просто по имени, — ответила она, а Вирджилл кивнул в знак согласия.

Солнечный Луч с опаской взглянула на Кевина, ожидая его одобрения. Села она в машину только после чего Кевин повторил тот же пригласительный жест, что и Вирджилл ранее. Женщина села с огромной осторожностью, робко осматривая салон грузовичка, при этом, немного сморщив носик — запах машинного масла и бензина, которые хорошо чувствовались внутри, оказались ей не по нраву. Кевин сел рядом с ней, и тут же рука женщины крепко сжало его запястье.

— Ну, поехали, — произнес Вирджилл, заводя мотор и с трудом переключая рычаг коробки передач. Под капотом машины зарычало, салон весь затрясся, а рука Солнечного Луча сдавила запястье Кевина еще сильнее. Чтобы ее немного успокоить, Нолан опустил свою ладонь поверх ее руки. Женщина взглянула на него глазами полными страха. 'Все хорошо, не бойся', одними губами произнес он, и это возымело определенный эффект — рука Солнечного Луча ослабила хватку.

Грузовичок сделал разворот, освещая фарами дорогу и часть кукурузного поля, отчего стебли на миг вновь сменили серый цвет на желто-зеленый, после чего они покатили по дороге вдаль.

— Кто такой 'Папаша' Дэвлон? — спросил Кевина у Вирджилла Стротэма, когда заправка осталась далеко позади, а молчание в салоне начало его угнетать.

— Хозяин фермы, куда мы направляемся, — ответил Вирджилл, глядя исключительно на дорогу.

— Это его имя — 'Папаша'?

— Его прозвище.

— У него много детей?

— Всего четверо. Но, на ферме, помимо него самого, детей и жены живут еще около десяти человек: его старый отец — ветеран войны, жены и мужья детей, его внуки и еще пару родственников. Не говоря уже о наемных работниках.

— В таком случае, мы их не стесним?

— Не беспокойтесь, ферма у Дэвлона большая, а комнат в его особняке на всех хватит.

— Вирджилл, мы очень признательны вам за помощь, которую вы нам оказали, — произнес Кевин. В ответ хозяин заправки улыбнулся, продолжая глядеть на дорогу.

Одна из фар грузовичка с определенной периодичностью 'моргала', грозя отключиться окончательно. Но в каждый раз, когда Кевин приходил к выводу, что в этот раз она все же погаснет, фара давала ровный свет на еще какое-то время.

Спустя час, Вирджилл кивнул в сторону начала нового кукурузного поля:

— А вот и владения Дэвлона.

Кевин и Солнечный Луч не смогли не обратить внимания на тот факт, что в отличие от предыдущего поля, на этом стебли кукурузы были идеально ухоженными, без намека на сорняки, а потому эта культура была гораздо выше и зеленее. У дороги плясали огоньки фонарей, а вскоре фары грузовичка выхватили из мрака двоих вооруженных человек. Вирджилл просигналил им, а те ответили ему поднятой рукой вверх.

— Это одни из постоянных работников Дэвлона, — пояснил Вирджилл. — Они охраняют кукурузную плантацию от воров.

— Наверное, воров в этих местах немало, раз охрана носит при себе оружие.

— Хватает, — признал Стротэм. — Ферма Дэвлона известна всему Тартуису и даже за его пределами. Его сельхозпродукцию продают под отдельной маркой. Может быть, вы слышали о 'Большом Дэве'? Именно так с ранних лет его называли друзья. 'Папашей' он стал лишь лет десять назад.

— К сожалению, не приходилось, — ответил Кевин.

— Уверен, что через пару лет эта марка будет известна куда как лучше, раз он расширяет свое дело с каждым годом.

— Очень рад, что такого человека не испортили деньги и он готов приютить у себя нуждающегося в ночлеге странника.

— Да, 'Папаша' Дэвлон — он такой. Лучше него — трудно найти человека в этих местах.

— Не прибедняйтесь, Вирджилл, вы тоже хороший человек, — уверено заявил Кевин.

— Благодарю на добром слове.

После кукурузного поля, начался забор из белого камня, оповещающий о том, что до особняка, в которым им предстояло как минимум переночевать одну ночь, было уже не так далеко. Поверх забора возвышались металлические пики, которые полностью пресекали возможность и желания перелазить через забор. Это немного контрастировала с портретом добряка Дэвлона, который описал им Стротэм, но не столь сильно, чтобы Кевин мог усомниться в словах Вирджилла. А вот Солнечному Лучу от одного вида забора стало не по себе, о чем она поведала Кевину уже привычным крепким сжатием его запястья.

— Этот забор построил еще отец Дэвлона за год до войны, прежде чем сам отправился на фронт, — произнес Вирджилл, словно читая их мысли. — Вполне возможно, что именно это и спасло жизнь его жене и сыну.

— О какой войне вы говорите? — спросил Кевин, прежде чем понял, что подобный вопрос может привести к ненужным вопросам со стороны Вирджилла, но тот только слегка покачал головой и с укором изрек:

— Эх, молодежь, не знаете вы истории Старого Мира. Я говорю о Второй Мировой.

— Второй Мировой?! — переспросил Кевин. Ему показалось, что он ослышался. Но даже если это было и так, Кевин все же сомневался, что Вирджилл говорил именно о той войне, в которой союзники воевали с нацистами.

— Да, — кивнул Стротэм. — Шестьдесят лет назад была вторая война между людьми и существами. Много людей тогда погибло, слишком много. Мой дед погиб на той войне, а отец лишился ноги, я же родился спустя год после ее завершения.

— А с чего начался конфликт между людьми и существами? — не без интереса поинтересовался Нолан.

— А с чего начинаются все войны? Из-за территории. Существа захотели владеть большими землями, а люди не захотели делиться. Их устраивал тот факт, что твари жили на болотах, в лесах и пустынях. К тому же твари часто нападали на скот или даже самих людей, отчего не редко в тех или иных частях Старого Мира вспыхивали локальные конфликты, которые практически всегда заканчивались жертвами с той или иной стороны. Из года в год эти стычки перерастали в более акцентированные столкновения, тогда и началась Первая Мировая Война. Длилась она пять лет, после чего численное преимущество людей взяло вверх над существами. Их прогнали с тех земель, которые они успели захватить, и даже больше — заставили покинуть часть тех мест, которые они ранее занимали, оставив им только болота, да пустыни. И даже эти ареалы их обитания, люди огородили высокими стенами. Конечно же, тварям и колдунам это не могло понравиться, а потому начало Второй Мировой Войны было делом времени. Спустя тридцать лет зализывания ран и размножения, существа снесли в пух и прах ограждения и вновь заполонили земли людей. — Стротэм замолчал и впервые повернул голову в их сторону, в большей степени остановив свой взгляд на Солнечном Луче. — Уж вы, дорогая моя, должны знать историю, ведь ваши предки сыграли очень важную роль в завершении войны. Индейцы всегда были чем-то средним между простыми людьми и магическими существами.

— Духи нас учат мудрости и тому, что золотая середина лучше серебряных краев, — произнесла свои первые слова Солнечный Луч, с тех пор как они сели в грузовичок.

— Вот-вот. Но долго оставаться в стороне конфликта они не могли. То люди, то существа наведывались к индейцам с предложением принять их сторону в войне, но они долго сохраняли статус-кво, пока не пробил час, когда они были просто обязаны принять решение. К счастью для людей, они выбрали их. Жители северных объединений всегда были хорошими воинами — это касается и индейцев, и других жителей северных краев.

— А как же добрые волшебники? Они тоже воевали против людей? — осведомился Кевин.

— Сынок, на своем веку, я не встречал ни одного доброго волшебника. Все они ненавидят людей, так же как и люди ненавидят их. От силы, можно встретить таких, которые придерживаются жизненного принципа: 'Пройди мимо и я тебя не трону'. К счастью мне чаще попадались именно такие.

— Итак, войну выиграли люди благодаря союзу с индейцами? — спросил Кевин.

— Я в этом уверен, хотя половина жителей Старого Мира со мной не согласятся, считая, что в войне одержали победу ученные, которые создали ядерную бомбу. Правители объединений решили сбросить около пяти таких бомб на известные им места расположений сил агрессоров, когда существа уже несли большие потери. По мне, так бомбы просто поставили жирную точку в затянувшемся конфликте, но не являлись решающим фактором победы.

— Оставшихся в живых носителей магического начала вновь загнали на болота?

— Да, но в этот раз не стали строить ограждений, да и разрешили им обитать в лесах. Люди посчитали, что такой ход уменьшит вероятность начала Третьей Мировой Войны и пока в этих предположениях они оказались правы.

Свет фар выхватил из тьмы кованые ворота, за которыми проглядывалась внушительных размеров территория, украшенная газоном и фигурными кустами. А еще далее во тьме скрывался мрачный старый двухэтажный особняк, балконы которого подпирали массивные белые колоны. Свет горел во всех окнах первого этажа особняка, охватывая светящимся кольцом массивное строение.

— Мы приехали, — произнес Вирджилл, нажав пару раз на клаксон, после чего заглушил мотор. После пяти минут ожиданий, Стротэм нажал на клаксон повторно.

— Неужели они все спят? — спросил Кевин.

— Не думаю, — покачал головой хозяин заправки. — Работа на ферме начинается ранним утром и заканчивается поздним вечером. Скорее всего, они сейчас в амбаре занимаются подготовкой сена на зиму.

Вскоре у врат появился человек высокого роста лет тридцати пяти, одетый в рабочую одежду. Прикрывая ладонью лицо из-за света фар, он попытался разглядеть тех, кто находился по другую сторону ворот. Вирджилл Стротэм решил помочь ему в этом деле и, открыв дверь, поднял левую руку вверх.

— Приветствую тебя, Стив.

— А, Вирджилл, давно не виделись, — с явным укором в голосе произнес тот в ответ, открывая ворота. — Я уже думал, что ты позабыл к нам дорогу. Отец уже начал волноваться по этому поводу. Еще вчера, сидя у камина, он обмолвился парой ласковых слов на твой счет.

— Да? — переспросил Вирджилл, и Кевин в его голосе уловил не прикрытое волнение, словно хозяин заправки и вправду испытывал неловкость из-за своих редких приездов на ферму Дэвлонов. — Рад, что я по-прежнему долгожданный гость в вашем доме.

— Можешь в этом не сомневаться, — отозвался Стив. — С тобой кто-то еще есть?

— Да, со мной мои друзья. — Вирджилл вышел из машины и поманил за собой Кевина и Солнечный Луч. — Им нужен приют на пару ночей, и я сразу же подумал о вашем гостеприимном доме.

— Твои друзья найдут в нашем доме и кров и еду, — заверил Стив, после чего пожал руку, протянутую Кевином.

— Рад знакомству.

— Взаимно, — ответил Стив очень крепким рукопожатием, словно он был большим любителем показывать свою силу всем своим новым знакомым. — Пройдемте. Я познакомлю вас с хозяином фермы — моим отцом, а также и с остальными членами семьи.

— Я, пожалуй, пойду, — тут же произнес Вирджилл. — У меня есть незаконченные дела и…

— Вирджилл, даже не смей думать об этом. Ты обязан лично представить моему отцу своих друзей и, конечно же, выпить с нами чашечку вечернего чая со смородиной. Ты ведь его любишь, не так ли?

— Да, конечно, — кивнул Вирджилл, а затем усмехнулся, от чего напряженность на его лице тут же пропала. Кевину начало казаться, что Стротэм был чем-то взволнован, но теперь эти подозрения покинули его. Улыбка Вирджилла казалась вполне искренней. — На чашечку чая, думаю, я смогу остаться.

— Отлично, — воскликнул Стив Дэвлон. — Пойдемте. 'Папаша' Дэв будет рад видеть в своем доме гостей, особенно столь желанных.

Они прошли по ухоженной тропинке мимо кустов разных форм и размеров, пока не дошли до высокого забора, в котором была деревянная дверь. Стив открыл ее и пропустил вперед гостей фермы. По другую сторону забора все выглядело гораздо приближеннее к понятию слова 'ферма'. Здесь были: загоны с животными, амбары, трактора, комбайн, прицепы и разные оборудования — от плуга, до лопат. Все это было хорошо видно благодаря многочисленным столбам с ярким освещением.

Стив провел их до амбара, сквозь щели в дверях которого просачивался искусственный свет и людские голоса. Чтобы открыть двери ему пришлось приложить усилия. В амбаре работали пять мужчин — трое тащили тюки с соломой и передавали их двум другим, которые находились на вершине соломенной 'крепости', делая ее еще выше. Стоило Стиву и всем остальным войти в амбар, как работа на миг прекратилась.

— Отец, ты только погляди, кто к нам пожаловал!

Мужчина лет шестидесяти, отбросил в сторону тюк и оглядел пришедших. Судя по его широким плечам и крупным рукам, можно было предположить, что с физическим трудом он был знаком с самого раннего детства. Вначале Кевину показалось, что 'Папаша' Дэвлон был не слишком рад тому, что его отвлекли от работы, но очень скоро его рот, пусть и слабо различимый из-за богатой поросли на лице, растянулся в широченной улыбке, а в глазах заблестели огоньки радости.

— Вирджилл! Старая ты псина! Где ты пропадал все это время?! — 'Папаша' Дэвлон в пять широких шагов оказался рядом со Стротэмом и заключил его в своих крепких объятьях. Кевину даже показалось, что тот его раздавит, из-за большой разницы в весе — Вирджилл, в сравнении с хозяином фермы, был просто коротышкой.

— Я тоже тебя рад видеть, Большой Дэв, — улыбнулся Вирджилл, при этом, стараясь сохранить невозмутимость и не показывать боль, которую причиняло ему объятие Дэвлона.

— Даже и не знаю — верить ли тебе или нет! Разве так поступают давнишние друзья, Вирджилл? Почему ты не захаживал в гости столько времени, а? — Дэвлон отпустил Стротэма, хотя его руки продолжали сжимать его плечи, словно опасаясь, что, почуяв свободу, Вирджилл может дать деру.

— Ты знаешь, Большой Дэв, я просто никак не могу найти время, чтобы вырваться с заправки.

— А, да, твоя заправочная станция, — кивнул Дэвлон. — Она тебе еще приносит доход?

— Не так, чтобы много, но — это мой единственный заработок.

— Вот, ты ведь не хотел меня слушать, старая ты псина, когда я тебя убеждал не покупать ее у Хромого Тома. Дорога, на которой она построена, проклята.

— Не преувеличивай, — покачал головой Вирджилл.

— А я и не преувеличиваю — по той дороге, если и проедет пять машин за сутки, две из которых остановятся на твоей заправке — уже можно считать успехом. Хромой Том избавился от обузы, да к тому же сбагрил ее тебе за довольно не плохую сумму. — Большой Дэвлон покачал головой, после чего похлопал Вирджилла по щеке. — Теперь ты с нею мучаешься, а Том — играет на мандолине по вечерам на веранде своего собственного дома, купленного на вырученные от заправки деньги. И где справедливость?

— Я не в обиде, Большой Дэв. И заправка — не такой уж и плохой бизнес для вложения денег.

— Не плохой, — признал хозяин фермы. — Только с местом расположения ты прогадал. Эх, Вирджилл, ты всегда не мог правильно распоряжаться теми деньгами, которые в молодости водились в твоем кармане. А моих советов ты никогда не слушал. Теперь посмотри на то, кем я стал и на то, кем остался ты.

Вирджилл неловко отвел взгляд от Дэвлона и с неохотой кивнул.

— Ну, да ладно, не будем о грустном. Давай лучше отпразднуем твой приход в гости.

— Большой Дэв, я хотел бы познакомить тебя кое с кем, — произнес Стротэм и указал рукою в сторону Кевина и Солнечного Луча. — Это мои знакомые, им нужен ночлег на пару ночей и я решил, что мой старый добрый друг сможет им в этом помочь.

Впервые за все время, 'Папаша' Дэвлон обратил внимание на незнакомых ему людей, которые все это время стояли в двух шагах от него. В его глазах появился интерес, а на губах сохранилась располагающая к себе улыбка.

— Правильно решил, Вирджилл. На моей ферме всегда рады гостям. — Дэвлон протянул свою руку Кевину и тот пожал ее. — Олаф Пас Вул Дэвлон к вашим услугам, молодой человек. Гости моего дома могут называть меня Папашей Дэвлоном, ну а друзья Вирджилла — Большим Дэвом.

— Мое имя Кевин Нолан, а это — Солнечный Луч. Мы очень рады быть вашими гостями.

— Эсель Солнечный Луч, — произнес с мягкостью в голосе Дэвлон, прижимая кулак к груди. — После Второй Мировой люди вашей расы стали чуть ли не наместниками Океана Надежд в этом Мире, а потому ваше присутствие здесь — большая честь для нашей семьи.

Солнечный Луч кивнула в знак благодарности, при этом, решив сохранять и в дальнейшем молчание. Пока что она не чувствовала себя в полной безопасности за стенами этой фермы, пусть даже ее хозяин вел себя очень даже доброжелательно. Вдобавок, остальные мужчины, за исключением Стива, который провел их к амбару, не выглядели столь же веселыми и открытыми.

— Стив, проведи наших гостей в дом и попроси кого-то из женщин накрыть на стол и поставить чайник. Мы закончим с работой через пару минут, и присоединимся к вам сразу же после душа.

— Хорошо, отец.

— Чувствуйте себя, как дома, — произнес Дэвлон, обращаясь к Кевину и Солнечному Лучу, после чего вновь обратил свое внимание на Вирджилла Стротэма. — Ты останешься на ночь?

— Нет, Большой Дэв, я поеду домой, сразу, как только выпью чашечку вашего бесподобного чая из листьев виаллы и смородины.

— Рад, что ты помнишь, что в моей семье есть подобный рецепт, — одобрил слова Вирджилла Дэвлон.

— Раз попробовав этот чай — уже трудно забыть его вкус.

— О, да, ты как всегда прав, старый пес. — Дэвлон вернулся к брошенному ранее тюку с соломой и сжал бечевку своими крепкими пальцами. — Добро пожаловать в Тартуис — самое благословенное Океаном Надежд место во всем Старом Мире, дорогие гости.

2

В доме Улафа Дэвлона было чисто и уютно. Так бывает во всех домах, в которых следят за порядком. Дом был просторным и светлым — хозяева явно не экономили на освящении.

Они сели на широкий диван в гостиной, в то время как Дэвлон занял место в кресле-качалке около камина, в котором потрескивал дровами огонь. 'Папаша' держал в руках огромную чашку чая, вдыхая полной грудью его аромат. Его гости тоже держали в руках по чашке с тем же чаем, только меньших размеров. Кевина приятно удивил его запах, ранее ему не приходилось чувствовать столь приятную смесь сладких ароматов. Он пытался прочувствовать его запах и вкус, в надежде угадать хоть один ингредиент, но у него ничего не получалось. Даже запах смородины, о которой упоминалось не раз, он не учуял. Под конец, он пришел к выводу, что чай был заварен из растений и ягод, которые были свойственны лишь для Ближних Миров и не имели аналогов в его Мире.

Солнечный Луч тоже держала в руках свою чашку с чаем, но пока еще ни разу из нее не отпила. Она держала чашку у самых губ, при этом двигались лишь ее глаза, которые с интересом оглядывались по сторонам, главным образом изучая искусственное освящение дома. Ее плечи изредка подрагивали, словно ее бил озноб, хотя причиной этому могло быть скорее волнение.

Вирджилл Стротэм был первым, кто выпил свой чай, при этом, не отказавшись от второй порции, когда жена Улафа Мэредит, предложил ему долить напитка.

— Смотрю, ты сильно соскучился по нашему чаю, Вирджилл, — монотонно изрек 'Папаша' Дэвлон, продолжая втягивать носом аромат отвара. — Я попрошу Мэредит, чтобы она приготовила для тебя термос с ним. Возьмешь его с собой в дорогу. Угостишь свою семью.

— Ты очень добр, Большой Дэв.

— Кстати, как они?

— Кто? — немного озадаченно переспросил Стротэм.

— Семья твоя, — терпеливо ответил Дэвлон. — Как Карэн? Как Дьюки?

— Они… хорошо. У них все хорошо, — произнес Вирджилл. — Карэн возится днями напролет в огороде со своими цветами. А Дьюк помогает мне на заправке.

'Его сына Корри звали' всплыло в голове Кевина. 'А если у него два сына, которые помогают ему на заправке, почему тогда проигнорировали Корри?'.

— Хорошая у тебя семья, Вирджилл, ты должен ей гордиться.

— Я ей горжусь, — заверил Дэвлона Вирджилл, выпив остаток чая одним большим глотком. — Большой Дэв, я не хочу казаться настойчивым, но, помнишь, у нас был уговор с тобой.

— Конечно, помню, друг мой, — кивнул Дэвлон. — Уговору уже много лет, но я помню все его детали. Но, если честно, мне совсем не хочется сейчас говорить о делах. Давай я завтра утром приеду к тебе на заправку, и мы все обсудим.

— Хорошо, Большой Дэв! — не без улыбки произнес Вирджилл, чуть ли не впервые за все время прибивания в доме его старого друга, показав приподнятое настроение. — Тогда, жду тебя завтра у себя.

— Погоди, только не говори, что ты уже уходишь, — расстроено изрек Дэвлон, ставя свою чашку на стол и поднимаясь на ноги следом за Вирджиллом.

— Да, уже скоро полночь и я хочу вернуться домой, прежде чем Карэн уснет.

— Хорошо, Вирджилл. Я ценю твою преданность семье. — Он протянул ему руку на прощание и Стротэм незамедлительно пожал ее. — Я попрошу тебя подождать только пару минут, чтобы Мэредит приготовила тебе термос с чаем.

— Ты очень добр, Большой Дэв.

— Да ладно, не стоит меня благодарить. Это я тебя должен благодарить за то, что ты, наконец, соизволил заглянуть ко мне в гости. — Дэвлон раскинул по сторонам руки и Вирджилл сделал два шага ему навстречу, после чего они заключили друг друга в объятьях. Обнимания закончились примерно через минуту, словно Большой Дэв не хотел отпускать своего старого друга, в то время как сам Вирджилл уже похлопывал его обеими руками по спине, словно хотел напомнить хозяину фермы, что он все еще торопится домой. Дэвлон отстранился от него, но прежде чем сделать шаг назад, он похлопал Стротэма по его небритой щеке и произнес:

— Не забывай дорогу к моему дому, старый ты пес.

— Не забуду, Большой Дэв.

— Пойдем, я тебя проведу до ворот.

Вирджилл Стротэм закивал головой, после чего махнул рукой на прощание Кевину и Солнечному Лучу, и направился к выходу в сопровождении Дэвлона.

Стоило за ними закрыться двери, как тут же послышались быстрые шаги, доносящиеся со второго этажа, и вскоре им компанию составила девушка в бело-желтом просторном платье, которой внешне нельзя было дать больше четырнадцати лет. Она хотела пройти дальше в сторону кухни, когда ее любопытный взгляд остановился на двух незнакомых ей людях, сидящих на диване в прихожей. Без малейшего стеснения, она чуть ли не вприпрыжку приблизилась к ним и плюхнулась в кресло-качалку, в которой еще минуту назад сидел Дэвлон.

— Привет! — промолвила она, подняв правую руку вверх. Интерес к Солнечному Лучу у нее быстро угас, а вот внешность Кевина ее явно заинтересовала.

— Здравствуй, — ответила ей Солнечный Луч. — Как тебя зовут?

— А ты красивый, — проигнорировав вопрос Солнечного Луча, произнесла девочка, смотря на Кевина с непристойным интересом. Она слегка приподняла края своего платья, обнажив свои длинный в чем-то уже не детские ноги, бледная кожа на которых говорила о ее малой любви к фермерскому труду.

— Ты внучка касса Дэвлона? — спросил Кевин, стараясь не обращать внимания на вызывающее поведение девушки.

Слова Нолана сильно развеселили девушку, чему свидетельствовал ее высокий звонкий смех, который, в отличие от ее ног, наоборот превращал ее в совсем еще юную девочку. Солнечный Луч взглянула в сторону Кевина и улыбнулась. Похоже ей данная ситуация казалась довольно забавной, в то время как Кевину все это было не слишком по душе. Он даже позволил подумать себе о том, что случись Кэтти лет через десять точно так же держаться перед незнакомыми взрослыми мужчинами, он бы пришел в бешенство и посадил ее под домашний арест минимум на месяц.

- 'Папаша' Дэвлон мне даже не родственник.

— Тогда кем ты ему приходишься? — спросил Кевин.

— Я? — переспросила девица, сидя в кресле полулежа и наматывая прядь светло-каштановых волос на указательный палец. — Я его наложница. Большой Дэв — владелец гарема.

Кевин был больше чем уверен, что это было неправда, и все же на миг от этих слов он испытал горький вкус во рту от отвращения в адрес хозяина фермы. Судя по сморщенному лбу Солнечного Луча, она поверила в слова девочки, и они причинили ей не меньше дискомфорта, чем ему самому.

— А вы пара? — продолжила беседу бесстыдница. — Если — да, то боюсь вас разочаровать: вы совершенно не смотритесь вместе.

— Нет, мы не пара, — ответила Солнечный Луч.

— Это хорошо, — воскликнула девушка и, поднявшись с кресла, прошлась воздушной походкой в сторону Кевина, перебирая ногами так, словно идя по канату, натянутом над двумя горными вершинами. В шаге от Нолана, она вытянула по сторонам руки и принялась балансировать на носочках, словно готовая в любой момент потерять равновесие и упасть в пропасть. Все это выглядело детским ребячеством, и все же Кевину не казались умилительными действия девочки, а даже наоборот — отталкивающими и неправильными. Она еще несколько раз наклонилась из стороны в сторону, словно пытаясь вернуть равновесие, после чего вскрикнула и плюхнулась прямо на колени Кевину. Тот непроизвольно вскочил на ноги, скинув ее на пол.

— Ай! Больно! — жалобно запричитала та, приземлившись на зад и ударившись локтем о пол. — Что с тобой такое?!

— Что со мной такое?! — возмутился Кевин. — Это с тобой что такое?! Ты как себя ведешь?!

— Ой! Только не надо строить из себя сурового папочку, красавчик. — Девочка встала на ноги и попыталась дотронуться до груди Кевина, но тот, крепко сжал ее запястье в своей ладони. — Да в чем твоя проблема? Я тебе что — не нравлюсь?

— Дэлия!

Услышав свое имя, произнесенное грозным голосом, девочка тут же замолчала, а ее лицо разгладилось от гневных морщин. Кевин и Солнечный Луч обернулись, чтобы увидеть владельца строгого голоса, способного укротить настырную девицу. Голос принадлежал Стиву Дэвлону. Он подошел к ним, не отрывая сурового взгляда от девочки.

— Иди в свою комнату, немедленно! — приказным тоном потребовал он.

— Но, папочка, я хотела пойти на кухню, чтобы выпить стакан воды.

— Тогда иди на кухню, после чего немедленно ложись спать. Живо!

Дэлия недовольно сжала губки, после чего поспешила удалиться. Стив проводил ее взглядом до кухни, после чего повернулся к Кевину.

— Прошу прощения за свою дочь, — покачала он головой с досадой. — Уж не знаю, когда мы потеряли над ней контроль, но эта девчонка с каждым годом становиться все несноснее.

— Но вас она по-прежнему слушается, — заметил Кевин.

— Меня пока еще слушается, а вот свою мать Линду она практически в каждый день доводит до слез своими словами и выходками. — Стив вздохнул, после чего предпочел сменить тему. — А где мой отец?

— Он пошел проводить Вирджилла Стротэма до ворот.

— Вирджилл решил так скоро удалиться? Он не захотел остаться на ужин?

— Он торопился к своей жене, — ответила Солнечный Луч.

— Да, Вирджилл всегда был семьянином и домоседом, — усмехнулся Стив. — А вот вы, я уверен, не откажетесь составить нам компанию за столом.

— Нам не хотелось бы вас стеснять, — произнесла Солнечный Луч. — К тому же мы уже успели поужинать на заправке.

— Да ладно, моя мать, жена Линда и сестра Рита приготовили столько еды, что ею хватит накормить всю губернию Тартуис. Мы будем очень рады, если вы к нам присоединитесь. К тому же законы гостеприимства пока никто не отменял. — Стив кивком головы позвал их за собой в сторону кухни. — Пойдемте. Вся взрослая часть семейства Дэвлонов будет в сборе. Лучшего момента для знакомства со всеми и придумать сложно.

Прежде чем Кевин и Солнечный Луч успели сделать хоть шаг в сторону кухни, входная дверь отворилась и в дом вошел 'Папаша' Дэвлон. Судя по улыбке на лице, он попрощался с Вирджиллом на позитивной ноте.

— Отец, мы как раз направлялись на кухню, чтобы поужинать, — сказал Стив.

— Что может быть лучше ужина в хорошей компании, — изрек глава семейства. — Не знаю как вы, а у меня в желудке урчит громче, чем в гортани злобного либара.

Он положил свои большие ладони на плечи Кевина и Солнечного Луча и потянул их следом за собой в сторону кухни. У самих дверей, они столкнулись с Дэлией, которая чуть было не налетела на Кевина. В этот раз она позволила себе извиниться, даже не поднимая взгляда.

— Как жизнь молодая? — спросил ее Большой Дэв.

— Хорошо, дед, — все также скромно глядя в пол, ответила ему внучка.

— Не хочешь составить нам компанию за столом?

— Нет, дед, я уже успела поесть. Пойду к себе, 'поброжу' по Инету.

— Только не сиди за компьютером допоздна.

— Не буду.

Дэлия поспешила уйти, и только у самой лестницы ведущей на второй этаж, позволила себе оглянуться, в надежде увидеть Кевина, но тот уже успел скрыться за дверьми.

* * *

На кухне висела огромная фотография некого мужчины средних лет. Его высокий лоб, хмурый взгляд и плотно сжатые губы выдавали в нем очень волевую личность, способную добиваться своих целей при любом раскладе. Под фотографией был алтарь, заваленный свежими цветами, среди которых проглядывались огарки свечей, воск от которых был повсюду, в том числе и на полу.

— Это мой сын Ральф, — пояснил Большой Дэв, видя заинтересованность Кевина. — Он погиб десять лет назад.

— Мне очень жаль, — произнес Кевин.

— Мы уже смерились с его смертью, к тому же, мы верим, что Ральфу удалось найти друзей и на Земле Мертвых, — не без улыбки ответил Стив. — Мой братец мог найти подход к любому человеку. А вот с тварями даже у него не получалось найти общего языка. Одна из таких его и погубила.

— Ну, не будем о грустном, — предложил 'Папаша', садясь за стол, на который женская часть семьи продолжала ставить тарелки. — Прошлого не воротить, но помнить о нем мы обязаны.

Когда женщины закончили ставить тарелки на стол и тоже заняли свои места, Большой Дэв решил познакомить гостей фермы с членами семьи.

— Это моя любимая женушка Мэредит. Мы с ней вместе уже почти сорок лет. А я ведь хорошо помню нашу первую с ней встречу. Какой же она была красавицей в молодости. Помниться, я полюбил ее за ее прекрасный смех, который и сегодня ни капельки не изменился, в отличие от ее внешности.

— Да, Улаф, а ты всегда был грубым мужланом, у которого не получалось делать комплименты, — покачала головой Мэредит, под веселый смех остальных членов семьи. — И почему я только тебя полюбила и терплю до сих пор?

— Может потому, что у меня пусть и не было таланта говорить комплименты, но были другие притягательные качества.

— Это точно, — согласилась с мужем Мэредит. — Да только я уже не помню, какие именно, — после этой фразы над столом вновь разлетелся смех. Напряжение окончательно покинуло Кевина. Столь легкое и веселое общение членов семьи между собой не могло не подкупать. Даже Солнечный Луч не смогла удержаться от улыбки.

— Да будет вам! Мам. Пап. Не забывайте — у нас гости, что они о нас подумают? — произнесла одна из женщин, которой на вид было около тридцати лет. И хотя в ее голосе чувствовались нотки неловкости за своих родителей, все же иронии отводилось в ее словах не меньшая доля.

— А это моя дочь Дафна, — представил Улаф ее гостям. — Она в нашей семье всегда отличалась рассудительностью и сдержанностью.

— Надо же хоть кому-то в этой семье держать лицо перед всеми, — произнесла Дафна, после чего улыбнулась, от чего в ее щечках проступили 'ямочки', что прибавили ее изначальной 'серой' внешности добрую порцию обаяния.

— Кстати, Дафна в нашем семейном бизнесе занимается связью с общественностью: собирает мнения о наших товарах у клиентов и помогает сделать их лучше, — не без гордости произнес 'Папаша' Дэвлон, наиграно понизив голос чуть ли не до шепота. — Если о нашей торговой марке что-то пишут в газетах, то интервью вечно берут не у меня, нет друзья мои, а у Дафны. Она единственная в нашей семье, кто может излагать свои мысли так, чтобы было интересно читать и слушать.

— И почему я только не слышу от тебя столь приятных слов и в обычные дни?

— Потому что в остальные дни баловать свою любимую женушку — моя обязанность, — сказал сидящий рядом с Дафной мужчина, после чего поцеловал ее в щеку, этим заставив всю женскую половину семейства Дэвлон мило вздыхать.

— Думаю, пришла пора представить нашим гостям моего зятя Тони. — 'Папаша' Дэвлон протянул вперед свою огромную ладонь и похлопал по плечу мужа Дафны. — Тони у нас не только красавец мужчина и образцовый семьянин, но и менеджер по продажам. Именно он находит для наших товаров новые рынки сбыта и добивается подписания контрактов на максимально выгодных для нашего бизнеса условиях.

— Кстати, Большой Дэв разрешил мне жениться на Дафне только после того, как я заключил контракт с одной фирмой, с которой он вел около года долгие и безрезультатные переговоры. Можно сказать — это было его главным условием для получения благословения на брак.

— Тони, не выставляй меня корыстным человеком перед гостями, — с напыщенной обидой пробурчал глава дома. — Ведь на самом деле я совсем не такой.

— Конечно же, нет, и мы все это знаем, — заступилась за отца Дафна, после чего все вновь засмеялись.

Такая легкая и не навязчивая беседа между членами семьи вполне пришлась по нраву Кевину, словно он попал в окружение своих собственных родственников, которые за обеденным столом могли разговаривать на любые темы без стеснения и без тайных или же открытых обид.

— Следующую, кого я хочу вам представить — это моя вторая дочь Рита. Вот уж кто нам с матерью доставлял немало хлопот в детстве.

— Виновата, признаюсь, — подняла руки вверх Рита, чем вновь заставила смеяться всех за столом. В отличие от Дафны, ей не нужно было улыбаться, чтобы подчеркнуть свою красоту. У Риты ее просто не было, так как выглядела она скорее как худощавый подросток, а не как молодая женщина. Ее короткая стрижка, высокие скулы и впалые щеки лишь сильнее подчеркивали ее схожесть с противоположным полом.

— Зато с годами ты сильно изменилась, — с гордостью продолжил Большой Дэв. — Теперь Рита отвечает у нас за персонал. Все новые рабочие проходит у нее интервью. И если в моей компании и работают лучшие из лучших, то заслуга в этом именно Риты.

— Дорогой, может, не будем больше гостей морить голодом и приступим к ужину? — предложила Мэредит. — Ведь все уже стынет.

— Мы не голодны и нам очень интересно слушать о вашей большой и сплоченной семье, — заверил всех Кевин, после чего в его желудке заурчало.

— Рот говорит одно, а тело с ним несогласно, — усмехнулся 'Папаша' Дэв. — Так тому и быть, преступим к еде, после чего я познакомлю вас с остальными членами семьи. Бун?

— Да, Дэв, — отозвался мужчина, сидящий рядом с Ритой.

— После чего мы поужинаем, я начну с тебя.

— Как скажешь.

— А теперь, приятного всем аппетита и да поможет нам во всех наших делах Океан Надежд.

— Да будит так, — в унисон произнесли остальные, после чего взялись за ложки и вилки.

Стол был богатым, здесь было и мясо, и молоко, и мучные продукты, но большую часть стола занимали овощи, при этом даже те, которые Кевин либо видел впервые, либо просто никогда не пробовал в сыром виде, к примеру — кабачки и тыква. Еда хоть и была вкусной, все же Кевин не мог отвлечься от мысли, что вкус всех блюд был особенным. Вроде бы и фасоль как фасоль, и все же вкус ее слегка отличался от той, к которой он привык. Также можно было сказать обо всей еде на столе Дэвлонов.

К концу ужина, перед тем, как 'Папаша' Дэвлон успел продолжить знакомить Кевина и Солнечный Луч с остальными членами его большой семьи, его отвлек звонок мобильного телефона. Достав его из кармана, он осмотрел вначале на дисплей и имя того, кто его тревожил в вечерний час, после чего он попросил прощения, поднялся из-за стола и вышел из кухни. Солнечный Луч даже вида не поддала, что подобная вещь как телефон ее могла бы заинтересовать, а вот Кевин смотрел на это чудо техники как на нечто невероятное и притягательное. Ему до сих пор было сложно поверить в то, что Старый Мир был настолько близок к его родному Миру.

Вскоре Большой Дэв вернулся за стол, с довольной улыбкой на лице.

— Прошу прощения, неотложные дела по работе настигают меня и вечерами во время ужина в кругу родных и близких, — сказав это, хозяин грузно опустился на стул. — Итак, напомните, на чем мы остановились?

— На очередной порции похвалы, в этот раз в мой адрес, — напомнил Дэву Бун.

— Конечно же, на тебе Бун. Это мой второй зять, дорогие гости. Бун отвечает в нашей семье за качество продаваемого товара. Он наш технолог, и скажу вам на полном серьезе, что более компетентного человека в этом деле я давно не видел.

— Приятно слышать впервые такие слова в свой адрес из ваших уст, Большой Дэв, — с признательностью склонил голову Бун.

— Также хочу вас познакомить с Линдой — женой Стива, — продолжил Дэвлон. — К нашему бизнесу она не имеет никакого дела. Это ее выбор и все мы этот выбор уважаем. К тому же надо ведь кому-то помогать моей женушке с работой по дому.

Линда была старше Дафны и Риты, но в отличие от них ей не нужно было улыбаться или даже наводить макияж, чтобы подчеркнуть свою миловидную внешность. В каждом ее движении чувствовалось хрупкость и изящество. Смотреть она предпочитала в частых случаях вниз, в сторону или же на своего мужа, избегая при этом встречи взглядов с Дэвлоном или же с гостями.

— Ну и, конечно же, Стив — мой старший сын. Старшим он стал после смерти Ральфа. Это сложное бремя, и все же он с ним прекрасно справляется. Стив моя 'правая рука' в делах. За последние десять лет мне еще ни разу не доводилось усомниться или же разочароваться в нем.

— Благодарю, отец, — кивнул в ответ Стив.

— Ну, дорогие гости, я представил вам всех членов семьи, которые находятся за этим столом. Также есть еще мой младший сын и мои дорогие внуки, которые уже, поди, спят и видят сны. Дэлию вы уже видели, а вот с остальной молодежью я вас познакомлю утром.

— У вас ведь есть еще отец, ветеран войны, — впервые за весь вечер поддала голос Солнечный Луч, этим заставив замолчать всех сидящих за столом. — Вы не хотите познакомить его с нами?

Кевин в недоумении обратил взгляд на свою спутницу к Океану Надежд. Он и сам помнил слова Вирджилла о том, что в доме Дэвлонов жил старик — отец 'Папаши' Дэвлона, но, в отличие от Луча его не слишком заботил тот факт, что глава фермы решил не упоминать о нем.

— Да, — кивнул Дэвлон, после продолжительной паузы. — Мой отец — ветеран войны, и он все еще радует нас своим присутствием. Сейчас он находится в своей комнате на втором этаже, и он не почтил нас своим присутствием только потому, что в последнее время он плохо себя чувствует, да к тому же придерживается строгой диеты по настоянию врачей и не ест то, что мы можем позволить себе за этим столом.

— Дункан Дэвлон сделал много для процветания этого дома и мы все гордимся им, — добавила Мэредит, похлопав своего мужа по тыльной стороне ладони. — Не только дома, но и всего Старого Мира. Он не просто участвовал во Второй Мировой Войне — он стал Ее героем.

— Жаль, что дедушка уже стар и не может уже радовать нас своим присутствием во время семейной трапезы, — подхватила слова своих родителей и Рита Дэвлон.

— Думаю, нам пора закругляться, — произнес Большой Дэв, вставая из-за стола. — Нашим гостям наверняка хочется принять ванну перед сном и отдохнуть. Дафна, будь добра, проводи их на второй этаж.

— Хорошо папа.

Кевин и Солнечный Луч тоже отодвинули назад свои стулья и встали. В сопровождении Дафны, они поднялись на второй этаж, где им показали их комнаты, затем их провели в ванную.

Умывшись и переодевшись в чистую одежду, Кевин лег в постель и укрылся покрывалом по пояс. Он уже был на границе сна и бодрствования, когда его посетила одна интересная мысль, которая не посетила его до этого, что было странно, так как должна была сформироваться в его голове гораздо раньше. Этот вопрос даже на какое-то время отогнал сон.

— Это первый гостеприимный дом, встреченный мною в Ближних Мирах, хозяева которого не спросили меня о том, кто я такой и куда держу свой путь.

Как не странно, но это было именно так. Но, что это могло значить? Может, они просто не хотели докучать им своими вопросами? Вполне возможно в этом и скрывалась вся причина. Так или иначе — это было даже на руку им, так как Кевину совсем не хотелось придумывать небылицы, к тому же дар Правды вполне еще мог теплиться в его теле.

Прежде чем окончательно уснуть, Кевин успел вспомнить о Марке Уотере и про его неожиданное исчезновение, а также о том, что Океан Надежд был совсем близок, стоило только найти последний портал к нему и тогда он вновь увидит свою жену и дочь. Клэр и Кэтти…

3

Чай, приготовленный для него Мэредит Дэвлон, Вирджилл Стротэм вылил на край проезжей части. Мысли о безумстве своего поступка посетили его на одну лишь секунду, после чего уверенность в правильности действий полностью овладело его разумом. Чай Дэвлонов ему нравился и это пугало его больше всего. Конечно же в этом напитке было что-то еще помимо чая, иначе он бы не вызывал привыкания, пусть не сильного, но все же ощутимого. В последний раз он пил его пять лет назад и тогда ему потребовалось около месяца, чтобы окончательно перестать ловить себя на мысли о притягательность его вкуса. Скорее всего, Дэвлоны мешали в чай не слишком сильный наркотик, но достаточно действенный, чтобы глупые доверчивые людишки, вроде его новых знакомых, которые попали в лапы монстру не без его помощи, продолжали находиться в блаженном неведенье. Но, Вирджилл никогда не был глупцом или же он просто хотел верить, что его мозг был способен на сложные вычислительные действия и разбор логических загадок. А потому он был одним из немногих, которые догадались, что с этим чаем было что-то не так и лучше всего было не злоупотреблять им, а по мере возможности и вовсе отказаться от него. Он выпил целых две кружки чая в доме Большого Дэва, но теперь он был один и мог больше не играть в игры о приятной встрече с давним другом. Большой Дэв давно перестал быть для него таковым, да и были ли они когда-либо настоящими друзьями? Раньше Вирджилл верил в их дружбу, но Большой Дэв скорее всего никогда не видел в нем равного себе. Алчность, жажда богатства и власти всегда жила в нем, очерняя его нутро изо дня в день по капле, превращая в того, кем он стал.

Вирджилл Стротэм вел свой грузовичок обратно в сторону заправки и думал о том, что в эту ночь он сам поступил ничуть не лучше Большого Дэва — он принес в жертву мужчину и женщину, которые ему не сделали ничего плохого. Пусть он сделал это ради себя и своей семьи, и все же, тошнота, поднимающаяся к горлу и вызванная в свой адрес, не давала ему покоя. Чтобы отвлечься от дурных мыслей, он включил радио и, найдя хорошую музыку, он начал подпевать Рею Гарднеру, что пел одну из песен из своего богатого репертуара, слова которой были написаны не им, а почти двести лет назад и по праву считались классикой во всем Старом Мире. Он любил эту песню. Он прохладно относился к творчеству сочиненному самим Гарднером, но лучше чем Рэй никто не исполнял песни Марка Уотера, возможно даже сам Марк. Вернее ему хотелось в это верить, так как ни он, ни кто другой в Старом Мире из ныне живущих никогда не слышал голос того, кто написал эти прекрасные музыкальные шедевры. Причиной тому была Вторая Мировая Война.

Пропев вместе с Гарднером одну строчку и припев, Вирджилл замолчал. Как бы сильно ему не нравилась песня 'Торговцы светом', даже она не могла отвлечь его от гнетущих мыслей. Оставалось надеяться, что этому поможет на первых парах бутылка самогона, которую он прятал под лавкой у себя на заправочной станции. Ну а вскоре, положительные эмоции возьмут вверх над отрицательными, стоит только ему вновь обнять своего сына — последнюю частицу когда-то большой и счастливой семьи. Он верил, что Большой Дэв, несмотря на все свои плохие стороны, все еще обладал честью и держал данное собой слово.

Он был близко уже к заправке, а заодно и к бутылке с самогоном, но долгожданная встреча с ней была омрачена в тот момент, когда свет фар выхватил из мрака фигуру Корри.

— Маленький паршивец! — выругался Стротэм. — Чего же ты не удалился по своим 'особо важным' делам?

Корри вышел из магазинчика, жуя батончик шоколада в тот самый момент, когда Вирджилл уже выбирался из грузовичка.

— Рад снова тебя видеть, 'отец', - усмехнулся парень, выкидывая обертку от шоколада себе под ноги и вытирая испачканные пальцы о брюки.

— Не называй меня так, гаденыш! — пригрозил ему пальцем в ответ Стротэм.

— Чего так? Ты ведь называешь меня 'сынок'.

— Это было всего один раз и то, только потому, что рядом со мной были те чужаки.

— Вот именно, что чужаки. — Корри облизал пальцы, после чего не нашел ничего лучшего как вновь вытереть их об одежду, только в этот раз, ему подвернулась рубашка Стротэма. — А что мы делаем с чужаками, Вирджилл?

— Я отвез их в дом твоего отца.

— Отвез, — согласился с ним Корри. — Но сделал бы ты это, не проезжай мимо заправки мой человек и не доложи он мне о твоих гостях?

- 'Твой' человек, — с пренебрежением повторил Стротэм. — Ты так говоришь, словно это ты заправляешь всем бизнесом, а не Большой Дэв.

— Неважно как я говорю, куда важнее то, что ты не хочешь помогать нам, всей губернии и даже самому себе. Вдобавок, ты отвез на одного человека меньше. Ведь был еще один, примерно моего возраста.

— Да, был, — не стал скрывать Вирджилл, понимая, что это бесполезно. — Но он ушел, я даже не заметил, когда он это сделал. Как я понял, между ним и теми двумя произошел некий конфликт, и он покинул их.

— Ты точно не врешь мне? Ты ведь хочешь увидеть вновь своего сына?

— Корри, где он? — тут же сменил гнев на покладистость Вирджилл на радость дерзкому юнцу. — Вы обещали, что вернете его мне.

— А ты обещал быть для нас верным псом.

— Да я же привел их к вам! — закричал хозяин заправки, его рука со скрюченными пальцами зависла совсем близко от лица парня, который продолжал смотреть с надменностью на мужчину, который был старше него почти в четыре раза.

— Хорошо, что ты вовремя остановился. Ведь, стоило тебе хоть пальцем прикоснуться ко мне, и тогда ты никогда бы не увидел своего сына.

— Прости, сынок, я не хотел…

— Не называй меня 'сынок', ты — жалкое отребье, — процедил сквозь зубы Корри. — Слава Океану Надежд, мы с тобой не родственники.

— Простите, касси, я не хотел обидеть вас, — покорно произнес Вирджилл, после чего даже склонил свою седую лысеющую голову перед парнишкой.

— Отлично, ты встал на правильный путь, старый пес. А теперь скажи мне, сколько чая ты выпил, приготовленного моей горячо-любимой матушкой?

— Все выпил. Все до капли! — закивал головой Вирджилл.

— Правду ли ты мне говоришь?

— Конечно, могу даже показать пустой термос.

Корри Дэвлон какое-то время пристально изучал старика своим колким взглядом, после чего покачал отрицательно головой.

— В этом нет необходимости. Пройдем лучше в твой магазин, а то на улице становиться слишком холодно.

Корри отошел в сторону, уступая дорогу Вирджиллу. Тот, потоптавшись немного на месте, прошел через стеклянную дверь магазина, с грустью уставившись на бардак, устроенный наглым юнцом. Всюду валялись стекла от разбитых аппаратов и обертки от сладостей и упаковки от закусок. Также в магазинчике пахло мочой, видимо Корри, справляя нужду, даже не удосужился воспользоваться уборной.

— Старик, всегда хотел быть тем, кто скажет тебе эти слова: 'Твоего сына уже нет в живых', - раздался за его спиной злорадный голос парнишки, после чего его горло сильно сдавила удавка. Вирджилл попытался схватиться за нее пальцами и оттянуть назад, чтобы избавиться от резкой жгучей боли, но у него ничего не вышло — нить была слишком тонкой и она уже успела глубоко уйти под его мягкую податливую старческую кожу. В его висках застучала кровь, глаза словно заполнились слезами, а язык по собственному желанию решил покинуть рот. Несмотря на юность, у парнишки было достаточно сил для того, чтобы тянуть нить и не давать ни малейшего шанса ему на спасения. Вирджилл отчаянно пытался вырваться, но чем сильнее он дергался, тем хуже ему становилось. Он предпринял попытку взбрыкнуть ногами, в надежде попасть пяткой в какой-нибудь болезненный участок тела Корри, этим заставив того отступить, но вместо этого почувствовал колено юнца у себя на пояснице и сильный толчок, после которого он оказался на полу лицом вниз. После этого он окончательно сдался и позволил своей душе покинуть тело.

Как только старик прекратил дергаться, Корри ослабил хватку и размотал окровавленную удавку с его шеи. Тяжело дыша, он с удовольствием оглядел тело старика, после чего перевел взгляд на свои руки, бицепсы на которых наполнились кровью и заметно увеличились в размерах. Полюбовавшись своим телом с минуту, Корри достал из кармана брюк телефон и набрал номер своего отца. Тот ответил ему спустя четыре гудка.

— Чего тебе?

— Старый пес отслужил свое.

— Ты его убил?! — голос Большого Дэва стал гораздо строже и, хотя Корри всегда твердил себе, что страха перед отцом он не испытывал, все же бывали дни, когда вся эта уверенность куда-то улетучивалась.

— Мне пришлось это сделать, — тут же ушел в оборону Корри. — Он не оставил мне выбора.

— Мы не убиваем просто так людей! — не менее гневно продолжил 'Папаша' Дэвлон. — Когда же ты, наконец, повзрослеешь?!

— Папа, поверь, так будет лучше для всех.

— Ты это своему деду скажи! Думаешь, он согласится с тобой?

— Старый пес все равно не пил чай.

— При мне он осушил две кружки.

— Но весь чай из термоса он вылил! — солгал Корри, сам не зная, что в его словах лжи не было.

— Это он тебе сказал или ты сам видел?

— Он сказал.

— Хорошо, — уже более спокойно продолжил Большой Дэв. — Загрузи его тело в машину и привези его на ферму. Уже поздно, тебе пора спать.

— Хорошо, 'Папаша'. Я скоро вернусь.

Отключив телефон, Корри тяжело выдохнул, проведя пальцами по волосам, после чего с облегчением улыбнулся. Все закончилось даже лучше, чем он ожидал. Судя по последним словам, 'Папаши', тот даже был горд его поступком. Пусть прямо это не было произнесено, Корри знал, что там был подтекст, который ему удалось уловить.

Перешагнув через тело Стротэма, Корри просунул руку через разбитое стекло автомата и взял пакетик со сладкой кукурузой. Убийство — утомительное занятие, после которого нужно было обязательно подкрепиться.

Глава 5. Друзья, о которых и не вспомнишь

The Voyager — Non-Stop Music

1

Губерния Калдор мало чем отличалась от небогатых губерний Зрелого Мира. Альберта даже посетило дежавю, которое он не ожидал испытать в новом для себя Мире и если бы не самоходная колесница, в которой он по-прежнему находился, он бы предположил, что некая Сила — вечно стремящаяся к порядку — перебросила его обратно в привычные для него места.

Ларри Филч подогнал свой грузовичок к одному из многочисленных двухэтажных зданий, чьи двери были открыты нараспашку и через которые то входили, то выходили люди в одинаковых одеждах. Те, кто выходили из здания несли на плечах, тяжелые на вид, мешки, те же, кто входили — шли налегке, но только до тех пор, пока не выходили снова наружу.

— Мы приехали, — сообщил ему Ларри Филч, глуша мотор. — Здесь я тружусь. Работа, как видишь, немного пыльная, да и платят не много, но знаешь в чем ее преимущество?

— В чем? — спросил Альберт, смотря в заговорщически суженные глаза Филча.

— В том, что уволиться можно в любой момент и жалеть об этом не стаешь.

Они оба вышли из машины: Ларри выпрямив плечи и раскачивая поясницу, чтобы снять боль с напряженный спины, а Альберт — осторожно и неторопливо, словно боясь, что на него обратив внимания, тут же раскусят и запишут в чужаки. Но никому не было дело ни до него, ни до его спутника — все то и делало тащили мешки, скрываясь за стенами зданий в проулке.

— Это порт, — пояснил ему Филч, позвав его следом за собой в сторону здания. — Мы грузим эти мешки на паром, и он перевозит их на другой берег в разные губернии.

— А что в мешках? — поинтересовался Альберт.

— По-разному бывает: иногда в них крупы и зерна, как сейчас, иногда песок и цемент, иногда удобрения, а иногда приходится тащить дурно пахнущую рыбу. — Ларри с отвращением повел плечами и высунул язык, словно еще секунду назад съел что-то очень мерзкое. — Но, за рыбу больше всего платят.

Они вошли в здание, стараясь идти как можно ближе к стене, чтобы не мешать входящим и выходящим людям, и поспешили на второй этаж, оставив позади вереницу трудяг. На втором этаже они остановились около деревянной двери со стеклянной перегородкой, на которой было написано одно сохранившееся слово 'Начальник', в то время как остальные буквы были стерты и уже не несли никакого информативного посыла. Филч постучал в дверь, после чего повернул медную истертую от частых открываний ручку.

В довольно большом, но забитом всякими нужными и не очень вещами, кабинете сидел толстяк лет пятидесяти и говорил с кем-то по телефону на повышенных тонах.

— Нет, Джордж, это ты не понимаешь: если сделка сорвется, тогда я не только прекращу с тобой любые деловые отношения, но еще сделаю тебе такую антирекламу, что с тобой больше никто не захочет иметь дело! А я это могу, ты ведь знаешь, что у меня много связей! — Хозяин кабинета провел нервно ладонью по своей густой, украшенной сединою бороде, этим показывая степень напряженности в которой он находился из-за непредвиденных обстоятельств, в которые его завел собеседник на другой стороне провода. — Что? Ты считаешь, что я этого не сделаю? И почему же?!.. Ты мой постоянный и главный клиент?!.. И что?! Поверь, моя компания держится не только на твоих заказах! И это уже не первый раз, когда ты меня 'кидаешь'! Думал, что и в этот раз тебе все сойдет с рук?! Нет, Джордж, я устал!.. Ты хочешь это обсудить? А мне как раз не интересно это обсуждать, потому как я все сказал… Вот и прекрасно, найди себе другую компанию по перевозке грузов и ей морочь голову, а меня оставь в покое!

Мужчина в сердцах бросил трубку и что-то грубое произнес себе под нос, после чего прижал ладонь к вискам и опустил голову. Неизвестно, сколько он бы так простоял, если бы Ларри его не окликнул:

— Касс Дебри!

— Чего тебе, Филч? — более спокойно, чем этого ожидали Ларри и Альберт, произнес тот, все еще массируя пальцами виски.

— Я привез медикаменты, за которыми вы меня посылали.

— И почему так долго? — спросил Дебри, продолжая глядеть на крышку своего стола.

— В ближайшей аптеке не было того, что вы просили. Другая была закрыта. Мне пришлось ехать в Кавенбер, через Тартуис, за таблетками.

— Тартуис? — наконец оживился хозяин кабинета, поднимая голову и с удивлением смотря на своего служащего и не обращая внимания на Альберта, стоящего рядом. — Ларри, ты совсем спятил? Я, конечно же, ценю твое рвение помочь мне, но ехать за таблетками в Тартуис — глупо, даже для такого простачка, как ты.

— А что с Тартуисом не так? — подал голос Альберт.

Дебри перевел свой усталый взгляд с Ларри на Альберта, немного изучил его лицо, после чего встал из-за стола и подошел вплотную к Дрейку, держа руки в широких карманах своих брюк с идеально отутюженными полосками.

— В Тартуисе всегда было что-то не так, — поверхностно ответил ему хозяин кабинета. — Как тебя зовут, парень?

— Альберт. Альберт Дрейк, касс.

— И что ты делаешь в моем кабинете, Альберт Дрейк? — спросил Дебри, не повышая тона и все же с некой колкостью в голосе.

— Я решил подвезти его. Подобрал у кукурузного поля, — ответил за Дрейка Филч.

— Позволь, угадаю — это поле находилось в Тартуисе.

— Так точно, — признался Филч. — Но Альберт не из тех мест.

— И откуда же ты, Альберт в таком случае? — спросил Дебри, пристально глядя своими бесцветными глазами на Дрейка. — И что ты делал в Тартуисе?

Альберт решил наспех придумать какую-нибудь правдоподобную историю о себе, при этом, стараясь долго не тянуть с ответом, чтобы его слова не выглядели байкой.

— Я из дальних мест. Сбежал из дома. Уже три месяца как путешествую. Изредка останавливаюсь то в одной, то в другой губернии, и зарабатываю себе на хлеб редкими заработками. Когда Ларри меня подвез и предложил работать на вас — я не сомневался в ответе ни минуты. И вот я здесь.

— Судя по твоей одежде, которая пусть и немного грязная, но все же не дешевого кроя, могу предположить, что ты не из бедной семьи.

— Это так, касс Дебри, — признался Альберт.

— Его отец известный писатель, — добавил Ларри, и от этих слов по спине Альберта прошлась холодная волна. Это и не удивительно, ведь в кабинете Дебри стояла целая полка книг и что-то подсказывала Дрейку, что большая их часть не имела никакого отношения к работе.

— Да ладно, — мотнул головой хозяин кабинета. — Твой отец Пол Дрейк? Автор книги 'Пожар в небесах' и 'Горечь истины'?

— Нет, мой отец Роберт Дрейк и он не совсем писатель, а поэт, — искренне ответил Альберт, при этом надеясь, что Дебри не большой любитель поэзии.

— Понятно, — разочаровано произнес хозяин кабинета, на радость Альберту. — Стихами я, к сожалению — а может и к счастью — не увлекаюсь. Сколько тебе лет, сынок?

— Двадцать, — произнес Альберт.

— Если ты хочешь работать на меня, тогда я готов тебе помочь в этом. — Дебри, быстрым шагом вернулся за свой стол и принялся копаться в многочисленных папках, лежащих перед ним. — Ты будешь работать грузчиком. Начало рабочего дня в шесть утра, конец — в шесть вечера. Никаких выходных вне субботы и воскресения и тем более никаких самоотгулов — я разрешаю не выходить на работу только по веским причинам и только после получения личного разрешения. Чем усерднее ты будешь работать, тем больше к концу дня получишь серебра. Обед — за свой счет. Перекуры — не приветствуются. Алкоголь — забудь, иначе быстро потеряешь рабочее место. Выполняешь все мои требования, и мы с тобой обязательно найдем общий язык. Есть вопросы?

— Нет, касс, — незамедлительно ответил ему Дрейк.

— Отлично. — Дебри, наконец, нашел нужный ему бланк, который он положил на противоположный край стола. — Прочти это, заполни и подпиши. Если что-то не понятно — спрашивай. Хотя, если ты из благородной семьи, значит — должен быть начитан, и заполнить бланк для тебя не составит труда.

— Даже я с ним справился, хотя окончил всего пять классов, — сказал не без гордости Ларри Филч.

— Ты его хоть читал? — с недоверием поинтересовался Дебри.

— Читал, конечно, — обиделся Филч.

Альберту потребовались не больше пяти минут, чтобы заполнить бланк и поставить внизу подпись. Дебри быстрым взором осмотрел документ, после чего спрятал его в одной из папок.

— Заполнять бумажки ты горазд, — произнес он, опустив ладони поверх папки. — Надеюсь, что и с физическим трудом у тебя дела обстоят не плохо. Если ты внимательно прочел договор, то знаешь, что ты на испытательном сроке, который продлиться три недели. Затем, если у тебя желание не пропадет, мы подпишем с тобой стандартный контракт по приему на работу. А теперь, ступай за Ларри, он тебе все покажет. Не забудь — завтра ровно в шесть утра, ты должен быть на работе, ни минутой позже, иначе наша договоренность будет расторгнута.

— Благодарю вас, касс Дебри, — кивнул головой Альберт. — Я вас не подведу.

— А теперь, ступайте! Прочь из моего кабинета, а то у меня и так куча дел! — попрощался с ними хозяин кабинета, но прежде, чем они успели выйти за дверь, новый начальник Альберта позвал Ларри. — Филч?

— Да, босс?

— Ты ничего не забыл?

Вначале Филч непонимающе пожал плечами, но вскоре хлопнул себя по лбу и, достав из кармана пузырек с таблетками, поставил его на стол Дебри, затем они вместе с Альбертом вышли в коридор.

— Что это за таблетки? — спросил Альберт, когда за дверью Дебри уже доносились новые крики недовольство, адресованные тому, кто находился по другую сторону провода телефона.

— Ну, знаешь, когда твоя работа состоит в основном в том, чтобы сидеть на стуле целыми днями…

— Можешь не договаривать, я понял, — усмехнулся Альберт, и Ларри составил ему компанию.

— Пойдем, — позвал его за собой Филч. — Уже вечереет и мне нужно тебе все объяснить, хотя и объяснять здесь почти нечего. Затем, мы поедем ко мне. Там переночуешь.

— Благодарю тебя, Ларри, но мне совсем не хочется стеснять тебя.

— Да брось, приятель. Мы же друзья. А кроме меня друзей, если я не ошибаюсь, у тебя поблизости нет. Я прав?

— Да, — согласился с неохотой Альберт. — У меня был один друг, только он очень далеко от этих мест. А о тех, кого я считал своими друзьями еще сегодня днем, теперь и вспоминать не хочу.

2

Ларри Филч снимал квартиру неподалеку от места работы. Квартира была двухкомнатной, если можно было назвать ту подсобку, в которой хранилось грязное белье — комнатой. Вещи Ларри предпочитал не складывать аккуратно и прятать в шкаф, а бросать на пол или же под диван. Среди мужских вещей, были и женские: розовый свитер, слаксы, лифчик и нижнее белье. Когда Альберт вошел в комнату, то сразу же почувствовал горьковато-сладкий запах дыма. Этот запах был ему знаком. Так пахло иногда в дешевых тавернах, где останавливалась уже не существующая Банда Благородных. Так же пахло и от дворника, что работал в поместье его знаменитого в Зрелом Мире отца. Дворник тот успел проработать всего пару месяцев, после чего его уволили, и не по причине его пристрастию к курению дурманящих трав, а из-за кражи пары десятков подков из конюшни. Альберт до сих пор не понимал, зачем тому было красть именно подковы, ведь в доме его отца было кое-что и подороже, но пришел к выводу, что дворник не был вором, а обычным трусом, нуждающимся в деньгах для покупки очередной порции травы, которую можно было бы скурить.

— Располагайся! — радужно произнес Ларри, собирая с пола женское нижнее белье. — И не обращай внимания на беспорядок. Моя подружка Нойс должна скоро прийти с работы. Она приготовит нам ужин. Поверь, она будет рада гостям.

— Я не знал, что ты живешь не один, — с неловкостью произнес Альберт, глядя на окружающий его беспорядок.

— Да брось, друг, — отмахнулся Филч, бросая белье своей подружки в корзину для стирки, что стояла за дверью коморки. — Ты нам не помешаешь. Нойс всегда рада знакомству с новыми людьми. Давай я лучше угощу тебя кое-чем.

Произнося последние слова, Ларри понизил голос, а глаза его заблестели от возбуждения. Альберту хватило и одной попытки, чтобы понять, куда клонит его новый друг. Филч открыл шкаф, в котором было не меньший беспорядок, чем во всей квартире и, отодвинув в сторону разные стеклянные баночки и кульки, он достал коробку, где хранились листки пожелтевшей газеты и сухие стебли с очень терпким запахом.

— Ты знаешь, что это? — спросил его Филч с улыбкой на лице, словно держал в руках не коробку с дурманящей травой, а целый мешок золотых монет.

— Я догадываюсь. Ларри, я не хочу этого даже пробовать.

— Да ладно? С чего вдруг? Впервые вижу человека, который отказывается от угара.

— Я никогда этого не пробовал, да и не собираюсь.

— Что, правда? — удивленно произнес Ларри, вытянув губы трубочкой. — Ни разу не пробовал?

— Нет.

— Тогда ты тем более должен это попробовать. Это изменит твое мироощущение. Раскрасит серые тона твоего существования новыми красками.

— Нет, Ларри, я вынужден отказаться.

Филч хотел еще что-то произнести в довесок своим убеждениям, но тут дверь в квартиру открылась и внутрь вошла девушка. Она была одета в слегка помятое платье, которое все же прекрасно сидело на ее стройной фигуре, не скрывая ее длинных ровных ног. Волосы ее были небрежно собраны в пучок на затылке и выглядели отталкивающе сальными, а вот лицо, казалось вполне себе милым и даже в чем-то привлекательным, несмотря на россыпь угрей на носу и глубокой усталости в глазах.

— О, Океан Надежд, как же мне надоели эти похотливые старики. Мерзкий Стен Деллас вновь предлагал мне заняться с ним безудержным старческим сексом, и целый день пытался ухватить меня за зад. — Только после этих слов, она увидела незнакомца в квартире, сконфужено вздрогнула, сморщила лоб и добавила ко всему одно единственное слово: — Упс…

— Нойс, знакомься, это мой друг Альберт. — Филч подошел к своей подружке, поцеловал ее в щеку и снял с ее плеча тяжелую на вид сумку. — Он поживет у нас пару дней.

— Рада, что ты меня предупредил об этом заранее, — саркастично ответила она.

— Прошу прощения, за свой внезапный визит, — сказал Альберт и даже склонил слегка голову, чем удивил не только Нойс, но и Ларри. — Если мое присутствие вас беспокоит, то так и скажите и я немедленно покину это место. Поверьте, обиды с моей стороны не будет.

— Да ладно, чего уж там, — отмахнулась Нойс, сбрасывая с ног легкие кеды. — Раз Ларри пригласил тебя, значит — так тому и быть.

Спустя полчаса Нойс приготовила им всем ужин, который состоял из разогретых законсервированных бобов и жареного бекона. Еда показалась Альберту вкусной, хотя сам он понимал, что в нем говорил исключительно голод. Поблагодарив девушку за ужин, Альберт предложил свою помощь в мытье посуды, от чего Нойс не смогла отказаться. Затем они все втроем перебрались с кухни в комнату, где спали Ларри и Нойс. Альберт с нескрываемым интересом смотрел на включенный телевизор, боясь задать хоть один из своих многочисленных вопросов, касающихся этого странного ящика, в то время как Ларри готовил для себя и своей девушки самокрутки. Он в очередной раз предложил Дрейку сделать и ему сигарету с дурманящей травой, но Альберт в очередной раз отказался.

— Старик продолжает свои домогательства к тебе? — спросил Филч свою подругу, облизывая края бумаги.

- 'Домогательства' — это громко сказано, — покачала головой Нойс. Она сидела на диване рядом с Филчем, прислонившись к его плечу, и задумчиво глядела куда-то правее от телевизора. После прихода с работы, она переоделась и теперь вместо платья на ней были короткие серые шорты из эластичного материала, а также широкая майка, которая, скорее всего, принадлежала Ларри. — Просто, если верить его же словам, Деллас в молодости имел успех у девушек и теперь ему кажется, что даже спустя годы, любая захочет раздвинуть перед ним ноги за его прошлые заслуги. Но, даже если такое произойдет, в чем не только я сомневаюсь, но и, скорее всего, он сам, тогда он просто облажается, так как у него между ног давным-давно ничего не работает.

— Пусть даже так, но я не хочу, чтобы к моей девушке прикасался кто-то, кроме меня.

Ларри протянул Нойс самокрутку, после чего они с удовольствием поцеловали друг друга в губы.

— А у тебя Альберт есть девушка? — спросила Нойс Дрейка, который, даже не моргая, глядел на все происходящее по телевизору. Это название — 'телевизор' — он повторял про себя, в надежде не забыть, так как от своих новых знакомых понял, что этот ящик с картинками очень распространен в Старом Мире и о нем знают все, а значит — должен был знать и он.

— Нет, — отозвался Дрейк, наблюдая за тем, как обворожительная женщина в телевизоре предлагает кому-то невидимому купить красивое золотое колье, стоимость которого было в три раза дешевле его аналогов в ювелирных магазинах. — При моей жизни, сложно наладить с кем-либо крепкие отношения.

— А откуда ты сам? — поинтересовалась Нойс, придавая правильную форму самокрутке тем, что водила ею по своему бедру, прижимая ее сверху ладонью.

— Альберт не любит рассказывать о своем прошлом, — ответил за него Филч, готовя другую сигарету для себя. — Но об одном он рассказывает всегда.

— О чем же?

— О том, что его отец известный писатель. Или поэт…

— Поэт, — поправил его Альберт, уже в который раз пожалев о том, что рассказал о своем отце Филчу.

— И как его зовут? — спросила Нойс, зажигая свою самокрутку от зажигалки. Сладкий запах дыма поднялся вверх к потолку, после чего расплылся по комнате.

— Роберт Дрейк, — ответил Альберт, слегка понизив голос.

— Дружище, переключи на другой канал, — попросил Ларри. — Не хочу я смотреть на эту муть про дешевые цацки.

Альберт напрягся, так как не понял, что от него хотели. Наверняка это было связано с ящиком под названием 'телевизор', да только что сказал Филч — это совершенно не объясняло.

— Да вон же пульт, на столике, прямо перед тобой! — воскликнул Ларри, тыча кончиком своей сигареты в сторону продолговатого черного предмета с цветными пятнышками.

— Конечно, не нравится, — усмехнулась Нойс. — Ты боишься, что я рано или поздно стану как все девушки падкие на драгоценности и попрошу тебя купить что-то мне, да только у тебя денег не хватит даже на такие дешевые подделки.

Альберт неторопливо приподнялся с края дивана, на котором он сидел и взял в руки этот непонятный для него предмет. Он был легким, а на ощупь даже в чем-то приятным, так как имел удобную форму.

— Ни капельки не боюсь, — покачал головой Филч, глубоко затянувшись от своей самокрутки. — Ты не такая как все другие девушки, поэтому я тебя и люблю.

— Любишь? Ха! Не смеши меня! Если бы любил, то давно бы предложил бы выйти замуж.

— Зайка, только не надо об этом сейчас, хотя бы не при Альберте.

— Да я шучу, — отмахнулась Нойс. — Не хочу я замуж… пока. А если и захочу, то уж точно не за тебя.

— Вот все вы такие! — возмущено произнес Филч. — Специально так говорите, чтобы позлить и задеть наше самолюбие.

Альберт провел большим пальцем по поверхности пульта, чувствуя выпуклость каждого цветного и — такого же, как и сам пульт — черного пятнышка. Интуитивно он нажал на одно из цветных пятнышек, но ничего не произошло. С одной стороны он порадовался, что ничего не испортил, но с другой стороны он расстроился, что предчувствие его все же подвело.

— Вот когда ты будешь зарабатывать столько, что сможешь позволить купить своей девушке ожерелье, тогда я захочу стать твоей женой.

Нойс усмехнулась, втянула полную грудь дым, после чего прижалась губами к губам Ларри и выдохнула ему в рот. Ларри жадно вдохнул весь дым, после чего их губы разлепились. Он задержал дыхание на несколько секунд, после чего с блаженством выдохнул.

— Ох, детка, в такие мгновения, я готов осыпать тебя золотыми монетами с ног до головы.

Альберт не оставил попыток разобраться со странным предметом и нажал на другое пятнышко, обозначенное цифрой и — О, чудо! — картинка на телевизоре сменилась другой. Вместо красивой женщины, продающей драгоценности, на экране появился поющий человек, за спиною которого плескалось озеро.

— О, оставь здесь, Альберт, — попросила его Нойс. — Я обожаю эту песню. Я своей любовью отогрею тебя, И во взгляде твоем я найду для себя все ответы…, — запела она в унисон с мужчиной на экране.

— Если мне и стоит тебя ревновать к кому-то, так это к Ричарду Босвеллу, — усмехнулся Ларри. — Сорокалетний ловелас знает толк в любовных стихах и ванильных мелодиях.

— И рассвет станет ярче рядом с тобой, А закат принес нам манящую страсть…, — продолжала напевать Нойс, глядя на экран сквозь слегка опущенные веки. Сигарета медленно тлела между ее пальцами.

— А твой отец не пишет слов для песен, Альберт? — спросил Ларри.

— Точно! — оживилась Нойс. — Наверняка пишет. Я уверена, что мы даже слышали какие-то песни на его слова.

— Нет, — покачал головой Альберт. — Мой отец не любит песен. Считая их губительными для стихов.

На самом деле Роберт Дрейк относился нейтрально к музыке и о нелюбви к ней и речи не шло. Однажды, поклонник творчества его отца наложил музыку на парочку его стихов и преподнес эти песни в дар Дрейку-старшему, сыграв их на гитаре на юбилее своего кумира. Роберту Дрейку, как и всем его гостям, подарок понравился. Такой случай в жизни его отца был единственным, но он был. И живи он в Старом Мире, то песни на его стихи наверняка бы пели по телевизору. Да только парень с девушкой, что сидели позади него на диване, об этом случае никак знать не могли, а потому и упоминать о нем Альберт не стал.

— А ты можешь прочесть что-нибудь из творчества своего отца? — попросила Нойс.

— Извини, но я не горазд читать стихи.

— Да ладно, всего один стишок, — заканючила Нойс, при этом, еще начав водить кончиками пальцев ноги по пояснице Альберта. — Уверена, что такой интеллигентный парень как ты не может отказать девушке.

— Я даже не знаю, какой мне стих прочесть.

— Как насчет твоего самого любимого? — предложила Нойс.

— Боюсь, мой любимый стих не слишком понравится тебе, Нойс, так как в нем говорится о суровых вещах.

— Тогда что-то о любви.

Альберт отложил в сторону пульт и задумался, вспоминая стихи о любви, написанные Робертом Дрейком. Таких было мало, но они были. Альберт уже хотел начать читать по памяти стихотворение, когда осекся, по той простой причине, что в его голове зародилась довольно интересная мысль.

— Если честно, я и сам пишу стихи. Может, я лучше прочту что-то из своего?

— Конечно, прочти из своего! — воскликнула Нойс, приняв более ровное положение: спина ее прижалась плотно к спинке дивана, ноги согнулись в коленях, а руки взяли их в кольцо. Ларри поспешил тоже приподняться и принять более официальную позу.

На миг Альберту даже стало стыдно, но он быстро отогнал эту мысль, заверив самого себя, что в этом Мире он сможет стать не менее знаменитым, чем его отец в Зрелом, стоит только присвоить его стихи себе и найти того, кто сможет продвинуть 'его' творчество в телевизор. Пусть он и не до конца понимал, что из себя представляет этот магический ящик: откуда в нем берутся картинки, как они оживают и где на самом деле находятся те люди, которых он им показывает, — но был уверен, что сможет в него попасть и, что телевизор сделает его знаменитым на весь Старый Мир.

Альберт повернулся к парню и девушке лицом и медленно начал читать стих, а по мере набирания храбрости и отступания вины за ложь, его голос становился все более уверенным, а слова слетали с его языка как разноцветные бабочки, украшая собой темную душную комнату.

* * *

Альберт Дрейк улегся спать в тесной коморке, в которой до этого Альберт и Нойс хранили грязное белье, а иногда ее занимал и Ларри, в дни, когда они с Нойс находились в соре. Маленькая комната должна была действовать на него угнетающе, но Альберт был чуть ли не счастлив. Сегодня он впервые почувствовал то, что испытывал, скорее всего, и его отец, когда получал первые в жизни похвалы за свои стихи. Хотя, наверняка, Роберт Дрейк был не просто счастлив, а упивался своим талантом, ведь, в отличие от Альберта, его отец знал, что эти похвалы были им заслужены. Но даже так, Альберт прибывал в приподнятом настроении.

Нойс в конце стихотворения даже поцеловала его в щеку, что не слишком сильно понравилось Ларри, но тот не стал шибко беспокоиться по этому поводу.

— Не знаю, насколько талантлив твой отец, но ты — просто гениальный поэт, — заверила его Нойс, чьи глаза блестели не только от восхищения, но и от выкуренной ранее дурманящей травы.

— Да, брат, — кивнул Ларри, после чего сонно вытянул над головой руки и скривил блаженную мину. — Я не фанат всякой там рифмы, но ты меня задел за живое.

— Благодарю вас друзья, — произнес Альберт. — Приятно слышать ваши хвалебные речи.

- 'Хвалебные речи', - усмехнулся Ларри. — Да из тебя поэт так и прет!

— А знаешь что! — вдруг вспыхнула идеей Нойс. — В пансионате, в котором я работаю, есть один довольно милый старичок. Как не странно, но, встречаются и такие. Так вот этот старичок — Карл Вельде — в прошлом был литературным критиком. Я могу познакомить тебя с ним, он наверняка сохранил кое-какие связи. Как тебе такое?

— Ты хочешь сказать, что он может сделать так, что я попаду в телевизор? — уточнил Альберт.

— Ну, ты слишком забегаешь вперед. Про телевизор я тебе предлагаю забыть, только если ты не обладаешь обалденным голосом и сможешь петь песни на свои же стихи. А вот писать стихи для каких-нибудь певцов… кто знает?

— Ого, дорогуша! — захихикал Ларри. — Да ты у меня настоящий воротила шоу-бизнеса. Того и гляди, станешь продюсером.

— Звучит не плохо, — кивнул Альберт, чувствуя, как в груди у него пробуждается очередной приступ радости.

— Отлично, тогда завтра же утром я тебя с ним познакомлю.

— Ничего не получится, — покачал головой Ларри, при этом зевая во весь рот. — Наш друг Альберт с завтрашнего утра приступает на работу вместе со мной. Будем грузить рыбу в восточном доке. А запах рыбы — не лучший в мире парфюм для собеседования.

— Тогда я с ним договорюсь о встрече на послезавтра.

— Боюсь, касс Дебри не отпустит Альберта, он ведь на испытательном сроке.

— Я уверена, что вам удастся что-нибудь придумать, — заявила Нойс.

Затем они улеглись спать. Но Альберт еще долго не мог уснуть, впрочем, как и молодая парочка, приютившая его: стоны, охи и скрип старой кровати говорил о том, что ни Ларри, ни Нойс совсем не устали за весь день. Альберт не обращал внимания на стоны и скрипы. Заложив за голову руки, он глядел на низкий потолок коморки и думал о своем будущем. Он думал об этом, когда скрипы умолки и всю квартиру окутала плотная тишина. Он думал об этом, даже когда пытался переключиться на другие темы, или просто считая в уме овец. Чувство уверенности в своей скорой славе не хотело покидать его. И только когда он перестал бороться со своей разыгравшейся фантазией, Альберт Дрейк провалился в глубокий сон.

3

К шести часам вечера, когда спина у Альберта ныла от боли, руки были стерты чуть ли не в кровь, а запах пота и рыбы заглушали все остальные ароматы, подошел к концу его первый рабочий день. В шесть тридцать они вместе с Ларри, уставшие, но довольные, направились получать свои честно заработанные серебряники за этот день. Количество серебряных монет полученных Альбертом было не малым, и все же его не оставляли сомнения, что для столь тяжелой и дурно-пахнущей работы, ему заплатили меньше, чем следовало.

— Поздравляю тебя с первой зарплатой на твоем новом рабочем месте, — подбодрил его Ларри, пихая свои монеты в карманы брюк. — Как насчет того, чтобы выпить по кружечке пива, прежде чем вернуться домой?

— Вначале я должен поговорить с кассом Дебри, по поводу завтрашнего дня, — произнес Альберт.

— Точно, — хлопнул себя ладонью по лбу Филч. — Я совсем уже забыл, что мой приятель Дрейк грезит о славе. Хочешь, я пойду с тобой?

— Нет, — отказался Альберт. — Я должен поговорить с ним сам. Так будет лучше.

Альберт Дрейк поднялся на второй этаж здания и постучал в дверь своего начальника. Спустя минуту, когда ему никто не ответил, он постучал снова.

— Входите, ну! Или ждете, чтобы я сам открыл дверь? — раздался недовольный голос Дебри по другую сторону двери.

Альберт вошел в кабинет и встал около стола Дебри, в то время как тот вел некую запись в своем блокноте с неподдельным старанием. Альберт решил дождаться, когда его босс закончит и отложит в сторону ручку, но Дебри предложил ему не медлить:

— Ты ждешь, чтобы я помер от запаха рыбы, который источает твое тело? Выкладывай, что тебе надо?

— Касс Дебри, у меня есть к вам небольшая просьба.

— Если ты хочешь повышения оплаты за свой труд, тогда я тебе скажу сразу: никаких дополнительных процентов, пока ты на испытательном сроке.

— Нет, я не об этом пришел просить вас.

— Тогда о чем? — Дебри отложил ручку в сторону, откинулся на спинку кресла, скрестил руки на груди и посмотрел в глаза Дрейку.

— Я хочу попросить у вас об одолжении. Отпустите меня пораньше завтра с работы.

— Вот наглец! — нахмурил брови Дебри. — Первый день работает, а уже просит выходной!

— Не выходной, — поспешил поправить босса Альберт. — А всего лишь один час. Это очень важно для меня.

— Позволь узнать тому причину? — поинтересовался Дебри, хотя в его голосе не чувствовалось какое-либо желание узнать ответ на данный вопрос, скорее всего это было лишь дань вежливости.

— Завтра я должен встретиться с человеком, который может кардинально изменить мою жизнь.

— Надеюсь, в лучшую сторону. — Дебри легко улыбнулся, хотя эта улыбка пропала так же быстро, как и возникла.

— Без сомнений. Этот человек — литературный критик, который уже на пенсии. Он может помочь мне с публикацией моих стихов.

— Стихи? — переспросил Дебри. — А мне казалось, что поэзией занимается твой отец, а не ты.

— Я тоже не лишен творческой жилки, — солгал Альберт, после чего вновь почувствовал легкое покалывание в груди из-за сказанного. И все же, он продолжил убеждать самого себя, что куда хуже будет, если работы его отца так и останутся достоянием лишь Зрелого Мира. — Надеюсь, вы войдете в мое положение и не посчитаете мою просьбу пределом наглости.

— Расслабься, парень, — приподнял руку Дебри. — Не такой уж я и тиран, каким меня многие считают в этих краях. Я готов пойти тебе навстречу, но только с одним условием.

— Каким? — незамедлительно спросил Альберт, давая понять, что он готов на любую сделку.

— С подобными просьбами ты больше не будешь ко мне обращаться впредь. А если и в будущем возникнут подобные просьбы, тогда за каждый час отгула, ты будешь отрабатывать на следующий день по два. Согласен?

— Да, касс Дебри!

— Иди. И помни: завтрашний рабочий день для тебя будет на час короче и не минутой более.

— Я все понял, касс Дебри! Благодарю вас.

— Ступай.

Альберт Дрейк вышел из кабинета своего начальника с окрыляющим воодушевлением.

* * *

Вечером того же дня, Нойс сообщила, что беседовала с Карлом Вельде, и тот с неохотой все же дал добро на встречу. По словам Нойс, бывший литературный критик заявил, что он не будет церемониться с Альбертом, и если его поэзия окажется ниже определенного уровня, тогда он просто попросит покинуть его палату и впредь больше не беспокоить.

— Это если культурно выражаться, — подытожила Нойс. — А если говорить дословно, то последними словами старика были: 'За всю свою долгую жизнь в качестве литературного критика, я наслушался более чем достаточное количество дерьмового стихоплетства от авторов, которые смели называть весь этот мусор — творчеством'.

— Я уже проникся к этому старику уважением, — одобрительно кивнул Ларри, готовя себе традиционную вечернюю самокрутку.

На следующий день, вызвав такси не без помощи Филча, Альберт Дрейк отправился на судьбоносную встречу с Карлом Вельде.

Пансионат, по своей величине и занимаемому обширному участку, немного напоминал поместье отца Альберта. Но это только снаружи, так как внутри это громадное строение совсем не было похожим на просторное и уютное жилое помещение. Внутри его встретили не большие залы с коврами на полу, портретами на стенах и большим камином, а многочисленные коридоры, пролеты лестниц, маленькие комнаты в которых жили постояльцы, да один большой зал, где старики могли проводить свой досуг играя в игры, смотря телевизор или читая книги.

Нойс встретила его на пороге пансионата и, мгновенно взяв его под руку, повела за собой на второй этаж, мимо санитаров и медсестер. Так как он был в сопровождении работницы пансионата, да еще во время часов, которые разрешали посещения, никто не обратил на них никакого внимания.

— У тебя есть немного времени, чтобы произвести на него впечатление, — сообщила ему Нойс. — Вельде большой любитель вечерних толк-шоу, а потому он не уделит тебе больше оговоренного получаса. Если за это время твои стихи оставят его равнодушным, тогда он просто попросит тебя покинуть его комнату. Не жди, что он будет с тобой сдержанным, не говоря уже о вежливости.

— Я все понял, — кивнул Альберт.

Они остановились около одной из многочисленных ничем не примечательных дверей и Нойс, для приличия, постучав в нее костяшками пальцем, медленно открыла ее.

— Касс Вельде, это я Нойс.

— Заходи, я уже думал, что вы не придете, — раздался голос старика. — И, честно сказать, прямо надеялся на это.

Альберт вошел в небольшую комнату в белых тонах, в которой пахло простынями и розовым мылом, а еще — запахом крахмала и остывшего после жарки жира. Наверное, так пахла Старость. Сам касс Вельде ждал их сидя у окна в своей инвалидной коляске. Он был одет в плотные коричневые штаны, серый кардиган, пеструю рубашку, а на ноги были натянуты вязаные носки из грубого шерстенного волокна. Волосы старика были совсем седыми, но очень густыми. Очки он не носил, что Альберту показалось странным, учитывая ту работу, которой он занимался до выхода на заслуженный отдых, ведь наверняка за всю свою долгую карьеру литературного критика, ему пришлось прочитать тысячи страниц, а может и миллионы.

— Касс Вельде, это мой друг Альберт Дрейк, — представила его старику Нойс. — Поверьте, он очень талантливый молодой человек. Он сможет вас уди…

— А у этого самородка разве нет языка? — перебил ее старик, хмуро глядя на Дрейка. — Молодой человек, я надеюсь, что вы понимаете, что эта встреча состоялась исключительно благодаря этой прекрасной юной димэль. Она очень хорошая девочка, которая знает свое дело, а потому я пошел ей навстречу, когда она попросила встретиться с вами. Но! — Тонкий узловатый палец старика поднялся вверх, призывая к молчанию того, кто и так молчал. — Никаких поблажек больше. Есть талант — мы продолжим общение. Нет — забудьте дорогу в мою комнату, и даже цвет двери.

— Я согласен с такими условиями, касс Вельде.

— Тогда перейдем к делу. Прочтите что-нибудь.

Альберт понимал, что у него не так уж и много времени, но отчего-то даже не подумал, что его попросят уже так скоро прочесть одно из стихотворений.

— Даже и не знаю, какой стих мне прочесть.

— Ха! — чуть ли не фальцетом воскликнул Вельде. — Вы решили пошутить сейчас?! Вы приходите ко мне с просьбой выслушать ваши творения и, когда я соглашаюсь на эту встречу, оказывается, что вы даже не подготовились?! Извините, молодой человек, но это просто непростительно!

— Прошу прошения, я готов начать незамедлительно! — поспешил исправить свою ошибку Альберт.

— Я вас внимательно слушаю, — произнес старик, приподняв в ожидании брови.

Поколебавшись еще пару секунд, Альберт решил зачитать одно из ранних стихотворений своего отца, которое называлось 'Падшим даруйте славу'. Во время чтения стиха, Альберт видел, как меняется лицо Карла Вельде: от усталого и критичного, к удивленному и заинтересованному, а под конец и вовсе к сияющему от восторга.

Когда Альберт замолчал, старый литературный критик, который в эти минуты выступал его потенциальным агентом, даже соизволил подняться на своих слабых ногах и уже стоя похлопал в ладоши.

— Это было просто восхитительно! — произнес Вельде, на глазах которого даже проступили слезы. — Сложно поверить, что такой молодой человек мог проникнуться столь сильно событиями, которым просто не мог быть свидетелем! Признайтесь, на ваше творчество повлиял ваш дед ветеран войны?

— Да, — кивнул Альберт, понимая, что в данном случае это единственно правильный ответ, который мог быть.

— Прекрасно, просто прекрасно! — продолжил нахваливать его старик. — Давно я не слышал таких прекрасных строк. Столько силы в каждом слове, столь тонкое чувство рифмы. Вы просто юный гений, Альберт Дрейк.

— Выходит, вы поможете ему опубликовать стихи? — поддала голос Нойс, сама прибывая в восторженном состоянии.

— Сделаю все, что в моих силах, — пообещал Карл Вельде. — Да вот только с такими проникновенными стихами, да на такую тему, вам вряд ли удастся стать автором-песенником. Такие сложные стихи плохо ложатся на музыку в большинстве случаев. Слава наверняка найдет вас, возможно, найдут и большие деньги, да вот сомневаюсь, что у вас получиться заполучить это все в скором времени. Этот путь будет тернист.

— Я готов рискнуть, — заверил старика Дрейк.

— Хорошо, — кивнул Вельде, крепко сжимая его плечи в своих холодных костлявых пальцах. — Хорошо. Оставь мне номер своего телефона. Я поговорю с нужными людьми, после чего свяжусь с тобой и расскажу, какими будут наши дальнейшие действия.

— Я бы с радостью, но у меня нет телефона, — признался Альберт, чувствуя неловкость из-за сказанных слов. Он уже знал, что такое телефон и понимал, что в Старом Мире он представлял собой более продуктивную и более быструю форму бесед на расстоянии, в сравнении с письмами и даже телеграммами.

— Нет телефона?!! — воскликнул вновь фальцетом Вельде, отчего Альберт даже вздрогнул. — Как такое может быть? Я знал, что творческие люди бывают странными, но впервые встречаю человека, у которого нет телефона!

Альберт уже начал волноваться из-за сказанных слов, но и в этот раз ему на помощь пришла Нойс. Она достала из кармашка своего передника плоскую коробочку, чем-то напомнившую Альберту предмет для переключения каналов телевизора, и предложила записать свой номер. Карл Вельде тоже достал свой телефон, по форме немного отличающийся от телефона Нойс и принялся нажимать на экран. Альберт не без интереса глядел на экран, на котором возникали цифры произнесенные секундой ранее Нойс.

— Хорошо, я позвоню на твой мобильный, красавица, — обратился Вельде к девушке. — Как только у меня будут новости, я тут же свяжусь с вами. И, мой вам совет, молодой человек — купите себе телефон.

— Мы этим займемся сразу же после работы, — пообещала Нойс, помогая старику усесться обратно в кресло.

— Вас ждет великое творческое будущее, — уверенно произнес Вельде, обращаясь к Дрейку. — Ваш стиль письма очень сильно похож на старую школу, в которой нет и капли пафоса и грязи, который присущ нынешнему веянью. А теперь идите, я хочу уже сейчас сделать пару звонков, прежде чем начнется мое любимое шоу.

Нойс вновь подхватила Альберта под руку и, попрощавшись со старым литературным критиком, они вышли из комнаты. Альберт все еще чувствовал себя словно во сне, в котором сбываются все мечты, но от которого можно проснуться в любой момент.

— Ты молодец! — радостно воскликнула Нойс и чмокнула его в щеку.

* * *

Альберт дождался, когда смена Нойс закончится и они, как и обещала девушка, отправились в магазин покупать ему телефон. А вечером, уже дома, Нойс и Альберт пересказали Ларри всю встречу с литературным критиком, в то время как тот готовил очередные самокрутки.

— Это круто, друг! — похлопал Альберта по плечу Филч, когда они закончили свой рассказ. — Теперь я всем буду рассказывать, что мой друг настоящая знаменитость.

— Пока еще не знаменитость, — покачал головой Дрейк.

— Да ладно, раз старик сказал, значит — ты станешь таким же знаменитым как Виктор Раферти или Тим Далквист!

— А может и как Ричард Босвелл, — усмехнулась Нойс, потрепав Альберта по волосам, вставая с дивана. — Пойду, приготовлю ужин.

— Опять этот Ричард Босвелл, — не повышая голос, недовольно изрек Ларри. — Иногда мне кажется, что она любит этого сорокалетнего пердуна больше чем меня. Что хорошего в его песнях? О, я люблю эту женщину всем сердцем. О, украду тебя у всех, и буду любить тебя… Разве это стихи?

— Ну, голос у него приятный, — пожал плечами Альберт, вспомнив, что именно так звали певца в телевизоре, которому подпевала позавчера Нойс.

— Вот именно, что только голос, — уже более громко произнес Ларри, после чего втянул в себя дым дурманящей травы. — А слова просто примитивны. Он не слышал настоящих стихов, придуманных моим другом Альби. Слушай, может, напишешь мне какой-нибудь любовный стишок, который я бы мог посвятить Нойс, а?

Ларри вновь понизил голос, чтобы его девушка, находящаяся в это время на кухне, не услышала их разговора. Альберт напрягся от подобной просьбы, уже в который раз почувствовав вину за свой обман, но раскрывать правду было поздно, да и не было сильного желания. Прежде чем ответить, Дрейк забрал самокрутку у Филча и под округленные от удивления глаза своего приятеля сделал одну глубокую затяжку.

— Сделаю все, что в моих силах, — низким голосом произнес Альберт, возвращая обратно самокрутку Ларри и с интересом глядя на то, как из его рта вырывается белый густой дым. Почему бы и нет, среди многочисленных стихов Роберта Дрейка были и те, которые он не знал наизусть, а помнил всего пару строчек. Один из таких 'неоконченных' стихов он вполне мог 'написать' специально для Нойс.

Глава 6. Сторонники новой власти

Walk of Victory — Future World Music

1

Первый день путешествия.

Пришелец, имя которому было Джон Гринфилд, очень быстро пошел на поправку благодаря зелью, приготовленному моей женой. Уже спустя три дня после голосования прошедшего в главном зале общины, мы готовили вещи для отправления в путь. Услышав о том, что он может вернуться обратно в привычный для него Мир, Гринфилд не мог найти себе место от волнения, он был готов идти уже сейчас, хотя сам и не знал куда, твердя чуть ли не беспрерывно, что ему не место в Мире, где растения питаются человеческой кровью. К счастью для него ответ знала моя жена. Джордж Либрук как-то обмолвился, что все ответы должен знать Летописец, что жил на лугу Арум, но к нему в гости было сложно попасть с корыстными целями. И хотя Эйрин верила в правильность всех своих дальнейших действий, отчего-то она сомневалась, что ей будет дозволено переступить порог дома Летописца. И совершено не сомневалась, что это будет по силам Пришельцу.

Эйрин хотела отправиться в путь не меньше самого Гринфилда. Мои уговоры и напоминания о сыне, она давно перестала слушать. В лучшем случая она просила меня больше не говорить с ней на эту тему, в худшем — просто игнорировала. Я же не прекращал попыток докричаться до нее, хотя и понимал, что все мои старания тщетны. Это приносило мне боль, а вот Баррету Гибсону — нескрываемую радость. Проклятому ублюдку приносили удовольствия любые мои страдания и неудачи. Уж не знаю, как бы мне удалось пережить все это если бы не поддержка моего друга Алекса Криза. Он оставался рядом со мной и всегда находил слова поддержки для меня, хотя я сам видел по его глазам, что все это ему давалось не без труда — мысли о безвременно почившей жене ни на минуту не покидали его. Но, в отличие от меня, Алекс не делиться ни со мной, ни с кем-либо другим, своими душевными муками. Я пытался поговорить с ним о его потере, но всего сталкивался в ответ с задумчивой улыбкой на его лице, а слова: 'Со мной все в порядке', на корню убивали дальнейшую возможность развития данной темы.

Я собрал все свои вещи и теперь, за час до отправки в путь, я сижу за столом и пищу эти строки, глядя на то, как Карла Робинс играет с нашим с Эйрин сыном. Я безгранично благодарен ей за ее согласие присмотреть за Сэмми до тех пор, пока его отец и мать не вернуться из долгого путешествия, которое может продлиться не один месяц, а может и годы. Я рад, что она откликнулась на мою просьбу, так как в общине я никому больше не доверяю. В пути я же смогу довериться только Алексу. Как не больно мне это осознавать, но даже Эйрин — моя горячо-любимая жена — стала для меня чужой.

Только что в мою дверь постучал Алекс Криз и спросил, если я готов. Время отправляться в путь пришло. Мне осталось лишь поцеловать на прощание Сэмми за себя и за Эйрин. Именно так, потому что сама Эйрин даже не удосужилась посмотреть на нашего сына перед отправкой в путь.

Второй день путешествия.

К концу второго дня я понял одно — никто из нас не любит болтать попусту, кроме Джона Гринфилда. У этого человека рот практически не закрывается. За два не полных дня он успел нам рассказать почти всю свою жизнь. Надеюсь рано или поздно все случаи, пережитые им, исчерпают себя и он замолчит.

Третий день путешествия.

Я ненавижу Джона Гринфилда.

Четвертый день путешествия.

Сегодня я подрался с Гринфилдом. Если бы Алекс и Гибсон не оттащили меня, я, скорее всего, продолжал бы бить его кулаком по лицу до тех пор, пока тот не захлебнулся в собственной крови. Причиной моего срыва стала не тяга Пришельца к разговорам. Нет, его долгие и нудные речи я привык не слушать и легко отстранялся от них. Виной всему стало его заигрывание с Эйрин.

После чего раны были омыты, и он пришел в себя, мы, сидя под деревом у костра жарили на прутьях кусочки кабаньего мяса. Он сказал, что не стал бы заигрывать с ней, если бы знал, что мы — муж и жена. А за эти три дня ни я, ни Эйрин, даже и намека не дали на то, чтобы он мог так подумать. Я понимаю, что в его словах есть правда — мы с Эйрин за все время пути обмолвились лишь парой общих фраз, а наедине друг с другом в последний раз были за день до смерти Джорджа Либрука.

Одним словом — правда была на стороне Джона Гринфилда. Но для меня эти слова ничего не значат. Я все еще ненавижу его.

Пятый день.

Весь день Гринфилд пытается поговорить со мной. Вначале его слова звучали как извинения, затем, кажется, он поставил перед собой цель — разговорить меня. Я с трудом сдерживаю в себе эмоции. Справиться с порывами гнева мне помогает дневник. С каждой написанной строчкой я чувствую, как из меня уходит негатив. Отличное лекарство для моих расшатанных нервов.

Даже сейчас, когда я пишу эти строки, Пришелец пытается присесть рядом со мной и вновь завязать разговор. Я готов если не применить вновь физическую силу, то, как минимум, нагрубить ему. К счастью мне на помощь приходит Алекс Криз, который зовет к себе Гринфилда, желая ему что-то показать. К счастью для меня, Гринфилд уходит.

Я отложил дневник в сторонку на пару минут лишь для того, чтобы посмотреть на свою жену. Она молча сидит у огня и непрерывно смотрит своими бездонными зелеными глазами на огонь. Свет и тени играют на ее красивом лице, отчего она мне кажется прекрасной как никогда. Ее волосы по цвету ничем не отличаются от огня. Мне даже на мгновение приходит в голову бредовая мысль, что именно огонь был истинным родителем моей жены, а не могущественный колдун Джордж Либрук.

Я любовался ей до тех пор, пока она не отвернулась от огня, таким образом, скрыв свой лик огненной прядью волос. Я словно очнулся ото сна и тут же схватил дневник и перо, решительно убеждая себя, что я должен перенести на бумагу это мгновение. Возможно, для постороннего читателя описанный мною образ покажется ни чем не лучше многих других, но этот дневник не предусмотрен для посторонних глаз. Я же, обязательно вспомню этот день и этот образ, и буду переживать все вновь столько раз, сколько буду перечитывать написанные мной же слова. Мне не хочется в это верить, но я не могу не думать об этом: что если я видел несколькими минутами ранее в последний раз лицо той девушки, которую я полюбил когда-то. Девушки, которая ушла в небытие, оставив после себя лишь свою копию, которая никогда не станет для меня родной.

Шестой день.

С раннего утра я почувствовал, что с моим телом происходит неладное: горло, грудь и живот страдают от подкожного зуда; все тело трясет от холода, а одежда стала мокрой от влаги, словно на меня вылили несколько ведер родниковой воды. Уж не знаю, как так получилось, но меня атаковала нежданно-негаданно простуда, хотя еще вчера я чувствовал себя ни лучше, ни хуже, чем в любые другие дни.

Эйрин предложила мне свою помощь, от которой я отказался. Не потому, что я не хотел, чтобы меня лечили с помощью магии. Причиной моего отказа был тот тон, с которым она обратилась ко мне — в нем не было и капли сострадания. Это больше походило на желание избавиться от лишних хлопот. Конечно, больной член команды — обуза для всех остальных. Я понимал, что моя болезнь, а также мое нежелание принимать ее помощь делало практически невозможным отправку команды в дальнейший путь, но мне было наплевать на все.

…И вот я снова стал участником очередного совета в моей жизни. На повестке дня поднимается вопрос — дождаться моего выздоровления или же идти в дальнейший путь без меня? Дебаты проходят в нескольких шагах от меня, в то время как я лежу на земле, укрытый пледом, дрожу всем телом и с трудом пишу эти строки. Голоса участников совета слышны довольно четко, кроме некоторых случаев, когда они переходят на шепот. Но, я уже могу написать о первых результатах этих разговоров, в которых решается судьба моего дальнейшего участия в путешествии к Океану Надежд. Двое членов команды проголосовали за то, чтобы меня оставить здесь, а самим отправиться в дальнейший путь. Другие двое проголосовали за то, чтобы дождаться моего выздоровления.

Странные чувства я испытываю сейчас — обиду и удивление, злость и стыд. А все потому, что один из тех, кто проголосовал за то, чтобы меня оставить под этим деревом, была Эйрин — моя жена, — а также потому, что Пришелец был тем, кто проголосовал за то, чтобы не идти дальше без меня. С каждой минутой мои чувства к Эйрин становятся все более черствыми и с каждой минутой мое отношение к Джону Гринфилду меняются от неприязни — к симпатии.

Думаю, описывать, как проголосовали остальные члены совета, не имеет смысла, так как мои отношения с Алексом Кризом и Барретом Гибсоном слишком очевидны для каких-либо уточнений.

Десятый день пути.

Четыре дня я не делал никаких записей, так как моя болезнь усилило свое воздействие и я не то, что перо не мог держать в руках, я даже не мог сформулировать в своей голове хоть одну мало-мальски внятную фразу. Такой простуды у меня не было даже в детстве, хотя я считал, что переболел в свое время всеми излечимыми недугами.

Я практически не помню этих дней, так как большую часть времени я проводил в бреду, но Алекс Криз говорит, что у моей постели больше остальных находился Джон Гринфилд, который с периодичностью в час менял на моем лбу компресс и поил меня из ложечки горячим бульоном. Если это так (а не доверять словам Алекса у меня нет причин), тогда я чувствую вину за то, что плохо относился к нему.

Я точно не знаю чему обязано мое выздоровление: телу, у которого хватило сил на борьбу с недугом или же Эйрин, которая все же поспособствовала улучшению моего состояния здоровья, прибегнув к магии? Я пытался расспросить об этом мою жену, но она утверждает, что не воздействовала на меня в эти четыре дня чем-либо. Не знаю, правду она мне сказала или нет, но хочу верить во вторую версию выздоровления. Пусть на совете она проголосовала не в мою пользу, и все же сердцем я хочу верить, что все еще не безразличен ей.

2

Бой продолжался уже полчаса, и все складывалось для него не лучшим образом. Противник был точнее и был гораздо изворотливее. Хотя, судя по радостным крикам и хлопанью в ладоши хозяина, он мог и ошибаться. Либар в который раз попытался укусить его за горло, но ему пока удавалось предотвратить эти попытки и даже провести контратаку, после которой противник был награжден глубокой царапиной на своей мускулистой абсолютно гладкой груди.

Джей Тралл кричал и требовал от него быстрой победы, а спустя уже минуту вновь отвлекался от боя и продолжал обсуждать важные дела с Крестаном и Херрингом. Он никогда не проявлял интерес к разговорам людей о делах, но в этот день их беседа его чем-то привлекла. Он пытался сконцентрироваться на бое, но вместо этого его чуткий слух, словно по собственной прихоти, пытался уловить каждое сказанное хозяином и его гостями слово.

— Он решил за нас все проблемы, — усмехнулся Крестан. На его вытянутом сухом лице улыбка выглядела оскалом.

— Решил ли? — задался вопросом Херринг. — Замок теперь во власти колдуна и я не знаю, сможем ли мы найти с ним общий язык.

Либар оттолкнулся своими когтистыми лапами от колонны и прыгнул на него сверху. Прыжок получился настолько высоким, что цепь, сдерживающая его за горло, натянулась до предела, а кольцо, привинченное к стене на толстые болты, слегка согнулось. Он успел увернуться в последний момент, и когтям либара ничего не оставалось, как только расцарапать мраморный пол.

— Чего может хотеть могущественный колдун? — спросил Тралл, затем повернулся лицом обратно к участникам боя и прокричал: — Давай, Лессер! Порви его на куски!

Лессер был бы сам рад закончить этот бой как можно скорее, но в этот раз его противником был совсем не проходной боец, а очень даже смелый и сильный молодой выскочка. По словам Крестана, который являлся хозяином его соперника, он привез его из Зиама, из личной коллекции Артура Клэнси — Маджика Шайна.

— Наверняка власти, — предположил Крестан, с прищуром глядя на своего либара, который дрался с отчаянной яростью против фаворита боя. — Иначе, зачем ему было свергать Малвилла и селиться в замке?

— А если ему нужна власть, значит, ему не чужда жажда богатства, — подытожил Тралл. — Давай, Лессер! Убей же его, наконец!

Лессер повалил на окровавленный пол противника и придавил своими могучими волосатыми лапами его грудь. Либар зарычал, сверкая своими разноцветными глазами, после чего потянулся пальцами к его лицу. Лессер, не раздумывая, откусил их.

— В таком случае, нам нужно нанести ему визит и одарить его вещами и золотыми монетами, — произнес Херринг, прижав к своему рту белый шелковый платок. Он всегда плохо переносил вид крови, но присутствовал на боях исключительно по той причине, что эти бои любили главы остальных двух богатейших семей Андора.

— Откуда этот колдун только взялся?! — воскликнул с досадой Крестан, ударив сухими кулачками себя по коленям, видя, что его боец уже не выйдет в этом бою победителем. — И если он настолько силен, то почему мы о нем раньше ничего не слышали?

— Какая разница кто он такой! — радостно воскликнул Тралл, глядя на то, как его боец Лессер расправляется окончательно с противником, разрывая своими когтями его тело в клочья. — Уверен, что с ним у нас получится более продуктивный диалог, чем с Малвиллом. А раз так, мы должны благодарить его за то, что он появился в Андоре.

Либар уже бился в истерике под ним, в его радужных глазах он видел уже не ярость, а только мольбу о пощаде. Лессер даже при желании не смог его пощадить. Бои всегда заканчивались чьей-либо смертью. Не он устанавливал правила, а потому и не ему было дозволено их нарушать. Он склонил над ним свою голову и изо всех сил сжал свои клыки на горле противника, чувствуя, как его рот заполняется горьким вкусом крови либара. Противник завыл от боли, затем вой превратился в клокочущие звуки, а кровь, сочащаяся из его разодранного горла, пошла пузырями из-за просачивающегося воздуха, выталкиваемого его легкими.

— Да! Так его! — ликующе прокричал Тралл. — Дорогой друг, мне кажется, ты только что проиграл сто золотых монет!

— Твоя правда, Джей, — нехотя согласился Крестан, доставая из своего кармана мешочек с деньгами. — Видимо, у Лессера еще долго не будет конкурентов.

Только когда либар полностью перестал двигаться, Лессер позволил себе расслабиться и выпрямить спину. Трое мужчин подошли к либару и, сняв с него окровавленный металлический ошейник, всадили в его тело длинные крюки и потащили труп по мраморному полу в сторону ямы в полу, закрытой решеткой. Отварив ее, они сбросили тело, которое с глухим звуком провалилась вниз.

Лессер с усталью смотрел на все это, думая о том, что рано или поздно его тело тоже сбросят в яму без малейших почестей, как никому не нужный мусор. Такова была правда жизни.

— Джей, продай мне своего ликеруса, — в который раз попросил Крестан.

— Нет, Ильдор, — покачал головой Тралл, все еще хлопая от радости в ладоши. — Он не продается.

— Я тебе предлагаю за него десять тысяч монет.

— Ильдор! — протяжно изрек Тралл. — Эту суму я наберу за десять боев.

— Можешь, — кивнул Крестан. — Но где гарантии, что он переживет эти десять боев?

— Даже если бы я знал наверняка, что он падет в следующем бою, я все равно не стал бы продавать его, Ильдор. Этот ликерус попал ко мне еще ребенком. Он вырос на моих глазах. Он воин, который своими победами поддает пример молодняку. Он не просто боец — он пример для подражания. Такие как он — не продаются.

— Он ведь ликерус. Не рытвак и даже не либар. У ликерусов век недолгий, практически схожий с человеческим. Сколько он сможет еще драться на высоком уровне? Лет пять?

— Ильдор, тогда я предлагаю вернуться к этому разговору ровно через пять лет, — ответил ему Тралл, после чего с удовольствием позволил себе рассмеяться собеседнику в лицо.

Лессер слушал слова своего хозяина без малейшего чувства гордости. Хотя еще три года назад эти же слова наверняка привели бы его в экстаз. Теперь, с каждым боем, он чувствовал, что становится все менее подвижным. Силы покидали его и, рано или поздно, найдется молодой боец, который все же принесет ему первое и последнее поражение в жизни.

Его грудная клетка, горящая от ран, при каждом вдохе и выдохе сужалась и расширялась все менее хаотично и быстро. Дыхание нормализовалось, злость к противнику и жажда победы любой ценой покинули его, а потому тело начало испытывать боль, как после каждого поединка. Буйная растительность на его груди стала опадать, кости складываться на место, становясь менее эластичными и подвижными. Подняв руку, он оглядел ее с разных сторон: толстые вены утончились; коричнево-фиолетовый цвет кожи сменился на — желтовато-розовый; когти отвалились, как что-то чуждое организму, оставив вместо себя алые совсем новые округлые ногти. То же самое произошло с его клыками — они начали выпадать из его десен, замещаемые новым рядом пока еще маленьких ровных белых зубов.

Ошейник потянул его назад, прежде чем трансформация успела завершиться. Он поднялся на ноги и послушно последовал за теми, кто тащили его в сторону клетки. Лессер вошел в нее, затем сел, скрестив ноги. Один из мужчин закрыл за ним дверь, после чего двое других солдат просунули в кольца деревянные брусья. Подняв клетку, они понесли его в сторону северного крыла замка туда, где находились камеры, в которых содержались такие же, как он бойцы, выращиваемые для развлечения богатых людей.

Его ногти и зубы окрепли как раз к тому времени, когда за его спиной закрылась дверь камеры, в которой он жил. Он прошел неровным шагом к своей койке, после чего прилег на спину, крепко стиснув зубы, когда твердое покрытие койки коснулась его израненной спины.

В этот самый момент за стеной, около которой он лежал, послышалось легкое царапанье. Это был знак о том, что из соседней камеры с ним хотели выйти на контакт. Он сильно устал, но пренебрегать этими скребками он все же не стал — простое общение много значило в его безрадостной жизни.

Он встал с койки и подошел к отстойнику, от которого всегда дурно пахло, но который был прекрасным проводником звуков из других камер.

— Лессер, как ты?

— Я жив, Гроун, — ответил ликерус своему собеседнику.

— Рад это слышать, — сказал Гроун, и в его голосе Лессер уловил неподдельные нотки восхищения. — Это был сложный бой?

— С каждым разом бои становятся все сложнее, — произнес Лессер, тяжело переворачиваясь на спину, чувствуя приятный холод от камней, расплывающийся по всему его разгоряченному телу. — Раньше, мне казалось все с точностью наоборот.

— Не говори так, ты еще много противников одолеешь.

— Какая разница, ведь все равно нас ждет одна участь.

— Возможно, но мне хочется верить, что это произойдет не скоро.

— Разве в нашей жизни есть что-то стоящее, ради чего стоило бы за нее цепляться?

— Не знаю, приятель, — громко выдохнул рытвак Гроун. — Но и умирать как-то не хочется. В отличие от людей, нас ждет Великая Пустошь, а не Земли Мертвых.

— Как думаешь, можем мы мечтать о лучшей жизни, чем та, что у нас есть сейчас?

— Ты это о чем? Решил организовать восстание? — не без иронии поинтересовался Гроун, при этом понизив голос до шепота.

— Во время боя я кое-что услышал из уст нашего хозяина и его гостей, — сообщил Лессер, исследуя с интересом свои молодые не звериные ногти, которым предстояло измениться до неузнаваемости в следующем бое — стать длиннее, острее, прочнее, опаснее…

— Что же?

— К власти в Андоре пришел новый губернатор.

— Никогда не думал, что ты интересуешься политикой.

— Этот новый губернатор — колдун.

— Колдун? — удивленно переспросил Гроун.

— Да. Ты слышал что-то подобное?

— В истории губернии я не силен, но уверен, что подобных случаев еще не было. Ты думаешь, что на нашей жизни это как-то отразиться?

— Не знаю. Но если это скажется на жизни нашего хозяина, значит — скажется и на нас.

— Брось, Лессер. Остальные губернаторы Эриса с этим никогда не смерятся и быстро свергнут колдуна с занятого им трона.

— Скорее всего, ты прав, — нехотя согласился он с Гроуном. — Думаю, мне стоит вернуться на свою койку и поспать. Еще поговорим.

— Конечно, Лессер, поговорим. Чем нам еще заниматься между боями?

Лессер поднялся с пола и, похлопав на прощание ладонью по стене, вернулся обратно к своей койке.

Из-за усталости его клонило в сон. А еще ему хотелось пить. Воду ему принесли в тот самый момент, когда желание утолить жажду стало практически невыносимым. И принесла ее девушка лет двадцати, одетая в очень простую одежду, практически накидку, опоясанную веревкой из льна. Раньше ему не приводилось ее видеть, а потому он спросил ее имя. Не то чтобы он всегда так поступал, просто девушка ему чем-то понравилась. Наверное тем, что боялась посмотреть ему в глаза. Страх или же скромность? Он бы предпочел второй вариант. Скромных девушек он здесь еще не встречал. Хотя, с другой стороны, скромницей ей не суждено было быть долгое время. Здесь были установлены другие порядки.

— Пиша, касс.

— Касс? Не стоит нас так называть. Здесь ты не найдешь никого из высшего общества.

— Простите, — склонила она голову еще ниже, положив поднос на край его койки. Пиша принесла с собой не только питьевую воду, но и еду, а также тазик с водой для омовения ран и чистую тряпку. Пока Лессер пил и ел мясо, которое числилось единственным ингредиентом в рационе их питания, девушка осторожно омывала его раны. В обязанности служанок входило и предоставление плотских услуг, но сегодня Лессер был физически истощен. Он попросил девушку оставить его одного, и когда она вышла из камеры, ликерус прикрыл глаза и попытался уснуть.

* * *

Утром следующего дня, когда залечились все раны, полученные во вчерашнем бою, дверь в камеру Лессера отворилась, и охранник кинул ему на землю металлический ошейник с длиной цепью.

— Надень это! — потребовал он.

— Куда меня ведут? — спросил Лессер, поднимая с пола ошейник.

— Надень это! — повторил свое требование охранник.

Лессер выполнил то, что от него хотели. Они провели его по коридорам и лестницам, пока он не оказался вновь в зале, где вчера проводился бой с его участием. Здесь уже находился Джей Тралл, окруженный слугами, которые пытались угодить во всем хозяину. Две девушки, стоящие на коленях, расположившись между расставленных по сторонам ног Тралла. Подобные картины для Лессера были не в новинку — Джей Тралл, несмотря на свой преклонный возраст, продолжал требовать от своих слуг не только готовку еды, уборку за собой и прочие бытовые мелочи, но и предоставления сексуальных услуг. С годами, потеряв свою былую силу, он вымогал от своих молодых служанок лишь оральные ласки. От кого-то из охранников Лессер слышал, что Тралл даже обращался с просьбой восстановить свою мужскую силу к колдуну, но, судя по той картине, которую он видел прямо сейчас — травы мага не возымели над его старческим телом желаемого эффекта.

Один из охранников поставил его на привязь, скрепив цепь с помощью кольца в стене.

— Мой лучший воин Лессер! — воскликнул Джей Тралл, поправляя края своего дорогого халата. Отогнав служанок от своей промежности короткими взмахами ладони, он вытянул руки вверх и два прислужника поспешили ему на помощь, подняв его с подушек. — Ты меня вчера порадовал. Впрочем, как всегда.

— Для меня честь служить вам, касс, — хмуро произнес Лессер, разминая шею, для того чтобы ошейник перестал приносить ему неудобства.

— Сегодня тебя ждет еще один славный бой.

— Сегодня? — переспросил Лессер. Еще никогда у него не было боев на следующий день после предыдущего. Ранее разница составляла не меньше трех дней.

— И не просто бой — а в губернаторском дворце! Ты можешь в это поверить? Покойный Милтон Сан Бир Вил Грей жутко боялся таких как ты, а потому даже не хотел думать о проведении боев. Но времена изменились! — с ликованием произнес Тралл. — Новый губернатор Андора — колдун, и он большой любитель боев меж оборотнями. Он устраивает турнир сегодня! Победитель получит сто тысяч золотых монет.

'Сам победитель или же хозяин бойца?' произнес про себя Лессер. Говорить это вслух он не стал, потому, как вопрос был риторическим. Вдобавок, подобное высказывание могло привести к сорока ударам плетьми. И пусть его тело имело высокую регенеративную способность, его болевой порог был не выше чем у простых людей.

— Ты будешь главным представителем воинов семьи Траллов в этом турнире.

— Это великая честь для меня, — солгал Лессер.

— О да! Лессер, ты лучший воин, который у меня когда-либо был. — Тралл подошел к нему совсем близко. Между ними было расстояние не больше пяти шагов, но по прикидкам Лессера, он вполне мог наброситься на своего хозяина. Цепь ему бы не помешала. — Если ты станешь победителем этого турнира, тогда я исполню твое одно любое желание.

Мысли о нападении на своего хозяина тут же улетучились из его головы. Он пристально взглянул в глаза Тралла, пытаясь прочесть в них чистую правду или же откровенную ложь. И будь он проклят, если Тралл в эти минуты не был искренним с ним.

— Вы исполните любое мое желание?

— Конечно, Лессер. Ты этого заслуживаешь больше, чем кто-либо другой из бойцов.

— Вы даруете мне свободу? — спросил Лессер, сам испугавшись собственных слов.

— Свободу? — переспросил Тралл. Его лицо скривилось в гримасе непонимания и даже возмущения. К неприятному выражению лица Тралла добавился еще более неприятный грудной смех, который тут же подхватили и трое охранников. — Свободу?! Лессер, ты в своем уме?! Ты не рожден для свободы и суждено тебе будет умереть в этих стенах. Откуда у тебя только взялись эти дурацкие мысли?

— Вы обещали, что исполните любое мое желание! — с нотками злости в голосе процедил сквозь зубы Лессер, но тут же опустил голову и расслабил руки, стоило Траллу перестать смеяться.

— Во-первых, я обещал исполнить любое твое желание только после победы в сегодняшнем турнире. Во-вторых, не тебе мне говорить о том, что я обещал. Я твой хозяин и могу пообещать тебе все что угодно, а затем не только не выполнить обещания, но и оставить без воды, еды и женщин. А в ответ попрошу вилять передо мной хвостом и прыгать на задних лапах, как любому другому псу! Ты меня понял?!

— Да, касс Тралл. Я вас понял.

— Рад это слышать. Значит, ты еще не безнадежен и способен служить мне еще какое-то время. — Тралл повернулся к нему спиной, желая удалиться, но, передумав — обернулся и, продолжая глядеть на ликеруса с призрением, добавил: — Если ты выиграешь на этом турнире, я позволю тебе съесть все кости, оставшиеся после моей трапезы. Как тебе такая награда?

— Это будет достойной наградой для меня, касс, — покорно произнес Лессер, смотря себе под ноги и стараясь заглушить в себе нарастающую злость, которая могла привести к спонтанной трансформации в зверя.

— Подготовьте его к дороге, — обратился Тралл к охранникам, после чего вернулся назад на свою подушку, по пути развязав пояс и сбросив халат на пол, обнажив свое бледное морщинистое тело, складки на котором подрагивали при каждом шаге.

В этот момент Лессеру как никогда хотелось накинуться на своего хозяина и медленно исполосовывать его дряблую кожу своими когтями, слушая его крики и предсмертную агонию. Единственное что останавливало его от подобных действий, был вовсе не ошейник, которой все же сковывал его движения, и даже не наличие охраны, с которой он мог бы расправиться в течение нескольких минут. Виной были воспоминания из прошлого.

Тогда, двадцать лет назад, он был лишь поддающим надежды юнцом, с большими амбициями и малым опытом. У него был свой учитель по боевой подготовке по имени Мран, который считался настоящей легендой среди оборотней, что жили в неволе, так как на его счету было не меньше тысяч побед в смертельных схватках. Мран был любимцем Тралла, по той простой причине, что он приносил ему не малый доход своими победами и многие хотели купить Мрана у него, и в каждый раз получали отказ. Лессера у него тоже сейчас многие хотели купить, но на Мрана был спрос чуть ли не в каждый день. Тралл по-своему даже любил 'живую легенду' и часто был готов исполнить любую его прихоть. Мран всегда говорил о Тралле с пиететом и не редко вправлял мозги с помощью могучих оплеух тем представителям молодняка, которых он обучал боевым искусствам, и которые могли позволить себе хоть намек на нелестное высказывание в адрес их хозяина.

— И слышать не хочу подобных слов! — жестким шепотом произносил он в довесок к ранее данным оплеухам. — Если вы считаете, что главная угроза для вас исходит только от охранников, тогда вы глубоко заблуждаетесь. За подобные высказывания я сам могу перегрызть вам глотку.

Если эти слова были адресованы кому-то из молодняка, то можно было с уверенностью утверждать, что провинившийся больше этих слов из уст Мрана повторно не услышит. Никто не хотел чувствовать вновь на себе силу его ударов.

Тралл со временем научился настолько доверять Мрану, что даже приказывал охране не пристегивать ошейник на горло своего лучшего бойца в дни, когда ему хотелось посоветоваться с ним по поводу следующего боя, поговорить о росте молодых бойцов или же просто поболтать о делах, которые не имели никакого отношения к непосредственным обязанностям Мрана.

В один из весенних дней, перед самой кормежкой, охрана принялась открывать двери камер и кидать на пол ошейники и требовать, чтобы каждый из бойцов надел их. В то время в коллекции Тралла было тридцать два оборотня разных видов, чуть ли не вдвое меньше, чем было их сейчас. Когда все они, включая Лессера, были вытащены из своих камер, их погнали в тот же зал, в котором сейчас находился он. Повсюду, привычно для этого пола, была кровь, только теперь она не занимала определенный 'пятачок', а была разбрызгана чуть ли не повсюду. К тому же — это была не кровь оборотней, участвовавших в бою — а человеческая кровь, чему свидетельствовали пять разодранных тел охранников. Помимо трупов, простых слуг и живых охранников, в зале был сам Тралл, чьи черные густые волосы были растрепаны, словно иголки испуганного ежа, и сам Мран в своем зверином обличии, который бился в ярости, желая сорваться с цепи и вонзить свои клыки в горло своего хозяина. Его рыжая пятнистая шерсть, какой она бывает только у рытваков, была практически полностью пропитана кровью, а на шипы, что украшали его спину, были развешаны кусочки одежды и мяса убитых им людей.

Увидев, что все в сборе, Тралл подошел к одному из охранников и взял из его ножен меч. Сделав разминку для плеч и запястий, Тралл заговорил:

— Мои верные слуги и элитные бойцы, вы все прекрасно знаете Мрана — лучшего воина среди оборотней во всем объединении Эрис. Вы знаете, как я всегда относился к нему — с уважением и доверием. Я позволял ему больше, чем позволял любому из вас. Я давал ему больше, чем давал любому из вас. Он был моим любимчиком, каким наверняка никто из вас не станет в дальнейшем для меня.

Рычание Мрана практически заглушало голос Тралла, а потому двое из охранников, вооруженные пиками, поспешили заткнуть ему рот, принявшись тыкать остриями своих орудий в бока разъяренному зверю. От боли Мран даже заскулил, но очень быстро вновь перешел на рык и даже смог сломать одну из пик своей могучей лапой.

— Мран лучший боец из всех, которые были когда-то у меня; из всех, кто есть сейчас и из всех, которые когда-либо будут в моей коллекции. Вы должны это понимать, и не только потому, что я вам об этом говорю сейчас, а потому, что это было видно по тому особому моему отношению к нему все эти годы. Я к нему относился не как к оборотню — бездушной твари, для которой Океан Надежд пожалел вечной жизни на Земле Мертвых — а почти как к человеку. Моя вина в том, что я решил, будто у нас могут быть отношения выше, чем отношения между хозяином и слугой. Я виноват, что доверился ему и забыл, что эта вера может стоить мне жизни и что рано или поздно он захочет укусить руку, которая его кормит. А раз это моя вина, то мне и стоит все исправить.

И пусть в словах Тралла не было полной картины произошедшего, всем было понятно, что Мран позволил себе напасть на хозяина, как бы дико это не звучало. Ведь кто-кто, а Мран всегда казался искренне преданным Траллу. И пусть во время этого монолога их хозяин держал в руках меч, Лессер все же не мог представить, чем должна была закончиться его речь.

Тралл повернулся в сторону двоих охранников с арбалетами и те не мешкая, выпустили в Мрана не меньше трех стрел, которые попали в грудь, шею и даже правый глаз учителя Лессера. Вой боли и отчаянья заставил вздрогнуть Лессера и даже появиться на его глазах слезам, и все же он и шагу не сделал вперед, в попытке помочь Мрану, предпочтя произносить про себя одно единственное предложение: 'Он сам виноват в том, что сейчас происходит!'.

Когда Мран, скуля, забился в угол зала, Тралл подошел к нему вплотную и поднял над головой меч. Мран успел только поднять голову и взглянуть на своего бывшего хозяина в последний раз своим единственным глазом, после чего острие меча раскроила ему череп. Второй удар, разрубил ему предплечье. Третий оставил глубокую рану на его шее. Четвертый отсек ногу от коленной чашечки. Все остальные удары превращали тело убиенного Мрана лишь в кровавое месиво. Тралл устал лишь, когда нанес не менее тридцати ударов мечом. Тяжело дыша, он отбросил оружие в сторону и вытер забрызганное кровью лицо рукавом своего шелкового халата.

— Надеюсь, всеми вами урок был усвоен, — сказал Тралл, с презрением глядя в испуганные лица молодняка, на глазах которых зарубили их мудрого учителя, который еще при жизни для всех них стал примером для подражания. — А теперь, пойдите с глаз моих долой, так как я сильно устал.

На этом урок для них всех завершился. И он был усвоен ими всеми очень хорошо. Лессер не стал в этом исключением и уже спустя пару месяцев, после убийства Мрана, все, включая и его самого, перестали видеть в бывшем наставнике — идола и эталона, к которому стоило стремиться. Для них он стал ярким примером таких понятий как 'предательство' и 'неблагодарность'. Больше никто не хотел ему подражать и те, кто старались перенять у него манеру движения во время боя и его особые приемы, впоследствии желали быстрее от них избавиться.

Спустя время, Лессер начал понимать, насколько они были глупы, когда захотели отречься от Мрана и заклеймить его позорным званием 'предателя'. Он до сих пор не знал причин, которые заставили Мрана напасть на Тралла, но был уверен, что на то у него были самые веские причины. И, возможно, не столь очевидные, как банальное желание получить свободу.

— Работай ртом усерднее, детка, — потребовал Тралл у одной из служанок, закатив от блаженства глаза. — Я хочу чувствовать, что ты хочешь принести мне удовольствие, а не просто делаешь то, что тебе сказано делать… Да, вот так… вот так…

К счастью для Лессера, охрана не стала дожидаться всего процесса оральных ласк и повела его обратно по коридорам. В камере его уже ждала очередная порция сырого мяса и деревянная кружка с водою.

* * *

Он с интересом разглядывал золотые пластины на полу и инкрустированные в колоны драгоценные камни, с трудом перебирая ногами, закованными в кандалы. Он не редко бывал на турнирах, которые проводились как под открытым небом, так и под сводами крыш дворцов богатых господ и до этой поры считал, что владения Джея Тралла — его хозяина — были самыми огромными и дорогими. Сегодня он понял, что ошибался. Замок губернатора Андора был еще огромнее и еще богаче. Стены, пол и потолок блестели в солнечных лучах, что пробивались через витражи, радуя глаз полной палитрой цветов. Кругом висели картины, на которых были изображены разные губернии и объединения. Еще десять закованных оборотней, с частью из которых ему предстояло сегодня сразиться в бою, так же с интересом оглядывались по сторонам. Изредка охранникам даже приходилось толкать их в спину, чтобы они шевелились быстрее и не отвлекались.

Но главным отличием дворца губернатора от остальных дворцов, которые ему доводилось видеть за всю свою жизнь, было то, что он — огромный и богатый — был совершенно пустым. У дверей их никто не встретил, отчего охране Тралла, Крестана и Херринга пришлось самостоятельно открывать ворота. Ни слуг, ни солдат, ни одной живой души.

— Говорят, он расправился со всеми солдатами Андора в течение одного часа, — сказал один из охранников, идущих следом за Лессером своему товарищу. — Вначале убил губернатора Малвилла, его семью и охрану замка, а затем и всех солдат, которые решили атаковать замок.

— Никогда не слышал о подобной силе, — добавил другой. — Уверен, что даже Мэджик Шайн не наделен такой силой. А раз так, тогда почему о нем ничего не было слышно до этого? И почему он выбрал именно Андор?

— Уж, почему именно Андор — я не знаю, а вот кем может быть этот колдун — я догадываюсь.

— Только не говори, что он…

— А почему нет?

— Глупости. Я в это не верю.

Несмотря на недосказанности в их словах, Лессер прекрасно понимал, о ком шла речь. Охранник намекал на то, что колдуном мог быть один из Четырех Темных, жуткие истории о которых он слышал столько сколько себя помнил. Но, верил ли он сам в них? Касательно этой легенды, Лессер зачастую относил себя к лагерю скептиком.

Стоило им пройти в другой зал, как картина богатства, роскоши и красоты сменилась на копоть и разруху. Лессер даже остановился и в этот раз его никто не стал подгонять. Он, словно завороженный, медленно осмотрелся по сторонам, останавливая свой взгляд на тех местах, где копоть 'съела' большую часть рисунков на стене, где гобелены и картины превратились в нечто непроглядно-черное, где золотые, платиновые и серебряные пластины на полу стали бесформенной массой, потерявшие свои первоначальные очерченные края, превратившись в единый сплав.

Но все это перестало вызывать в нем какой-либо интерес, стоило ему остановить свой взгляд на дальней части зала, где расположились три трона, на самом большом из которых сидел некто одетый в красное одеяние, и большая головная накидка полностью скрывала его лицо.

Они все возобновили свое движение вперед, начав приближаться все ближе и ближе к трону. Запах страха заполонил его ноздри. Все кто его окружал — от охранников, до глав богатейших семей Андора — испытывали всеобъемлющий страх перед тем, кто сейчас сидел на троне. И даже сам Лессер, который уже давно забыл о таком чувстве, почувствовал легкий холодок, что прошелся по его телу.

Чем ближе они приближались к концу зала, тем лучше Лессер мог разглядеть колдуна. Тот в уверенной позе сидел на троне и с интересом, судя по его неподвижности, читал то ли книгу, то ли дневник. Он не выказывал никакого интереса к пришедшим в его замок гостям, от чего его можно было принять за окрашенную в красный цвет статую или же за искусно сделанное чучело. И все же, в его фигуре была и жизнь — подол его халата легко трепетал, словно находясь под властью сильного ветра. Но стоило приглядеться лучше, и можно было увидеть, что трепетала вовсе не материя его балахона — а пламя, которое составляло единое целое с его одеждой.

Когда до тронной возвышенности оставалось не меньше двадцати шагов, гости остановились. Ни один из глав семейств не решился нарушить тишину зала своим голосом, посчитав, что лучше всего будет, если колдун заговорит с ними первым.

Перевернув своей пылающей в огне рукой очередную страницу дневника, хозяин замка снова замер, превратившись в красное пылающее изваяние. Лессер заворожено глядел на него и уверенность в том, что он видел прямо сейчас своими глазами именно одного из Четырех Темных в нем крепло с каждой новой пройденной секундой. Как представитель существ, в котором было заложено магическое начало, он чувствовал исходящую от других магическую силу, чего было неподвластно простым людям, и с подобной силой ему еще никогда не приводилось встречаться. Не то, что он видел много колдунов в своей жизни, но был больше чем уверен, что все они могли только мечтать о подобном могуществе. А еще он знал наверняка, что они совершили большую ошибку, придя в этот замок и попытавшись сдружиться с этим существом.

Наконец, новый губернатор Андора отложил в сторону дневник, а вернее заставил его просто исчезнуть, и поднял голову. Тьма под накидкой оказалась настолько непроглядной, что не позволяла разглядеть ни малейшей части его лица. Завитки дыма клубились в этой мгле, формируя симметричные фигуры, но прежде чем Лессер успевал их разглядеть, они меняли свою форму, превращаясь в нечто другое.

— Рад видеть вас вновь, дорогие гости, — произнес колдун, голос который больше походил на треск сухих дров в камине.

В ответ все поспешили склонить перед ним свои головы. Все, но только не Лессер. Не потому, что таким образом он хотел показать свое бесстрашие перед могущественным колдуном, а потому, что находился во власти смеси разных чувств, которые принесли ему некую отрешенность от всего, что его окружало, и кто его окружал, за исключением того, кто сидел на своем черном от сажи троне.

— Великий губернатор Андора, — наконец заговорил Ильдор Кан Гес Крестан. — Мы рады быть в вашем замке гостями. В знак уважения, примите наши скромные дары.

Несколько служанок, на ватных ногах, вышли немного вперед и положили перед троном подготовленные подарки. Затем к трону подошли и несколько мужчин, которые несли на своих напряженных руках сундуки.

Губернатор неторопливо поднялся со своего трона и зашагал вниз по лестнице. Лессер не отличался высоким ростом, а вот два либара — Крафф и Булл — считались настоящими исполинами среди представителей перевертышей. Но даже они были на голову ниже губернатора Андора. Спустившись по ступеням и, не обратив ни малейшего внимания на дары, колдун подошел к стоящим в одну шеренгу оборотням, чьи конечности были скованны цепями. Каждый из оборотней старался не выказывать своего страха, у кого-то это получалось, а кто-то из последних сил старался не поддаться панике и не превратиться в зверя.

— Это ваши самые лучшие бойцы? — спросил колдун, остановившись как раз перед Лессером. От колдуна пахло дымом и смертью. Ни тот, ни другой запах ликерусу не пришелся по нраву.

— Да, сир губернатор, — поспешил ответить Тралл. — Среди этой десятки только лучшие из лучших.

— А кто самый лучший из них?

— Тот, перед кем вы как раз стоите, сир губернатор. Его имя Лессер и он принадлежит мне, — не без гордости добавил Тралл. — За всю свою бойцовскую карьеру, он провел больше восьмисот поединков. Думаю, не стоит уточнять, что во всех он вышел победителем. Я уверен, что и в сегодняшнем турнире он окажется лучшим.

— Не стоит торопиться с выводами, мой друг, — поспешил не согласиться с ним Крестан. — Мои три бойца, представленные на этом турнире, имеют не меньше шансов на победу. Булл и Крафф, к примеру, провел не меньше поединков, чем Лессер. А Лупиус, хоть и молод, но в нем есть огромный потенциал.

— Не забывай, Ильдор, о качестве соперников Лессера. От его лап и клыков пали с десяток чемпионов, которые долгое время считались непобедимыми.

— В последний раз, Лессер проводил чемпионский бой четыре года назад, — парировал Крестан. — С тех пор он встречался только с молодыми ни на что не претендующими бойцами. Вчерашний бой был из этого же числа.

— Сегодняшний вечер покажет, кто из нас прав, — усмехнулся Тралл.

Когда они оба замолчали, колдун обратился с вопросом напрямую к Лессеру.

— Сколько тебе лет?

— Я точно не знаю, сир, — ответил ликерус, слегка приподняв голову, чтобы смотреть во время разговора хотя бы в область груди исполина, а не на его пах.

— Ему под сорок, — ответил за него Тралл. — Прекрасный возраст для ликеруса, участвующего в боях.

— Сколько лет ты живешь в неволе? — продолжил задавать вопросы колдун.

— Сколько себя помню, сир губернатор.

— Ты доволен таким положением дел?

Лессер посмотрел вниз, затем слегка скосил их в сторону, в попытке разглядеть лицо своего хозяина, чтобы понять, как тот реагирует на этот диалог. К сожалению, ему не удалось это сделать.

— Я-я не знаю, так как другая жизнь мне не знакома, — произнес Лессер, выбрав более или менее нейтральный ответ.

— Что если я скажу, что победитель сегодняшнего турнира получит свободу, как ты к этому отнесешься?

Тралл не произнес ни слова, хотя Лессер был уверен, что тот был совсем не рад услышать такое от губернатора.

— Я скажу, что это будет достойной наградой для победителя.

— Если ты получишь свободу, чем ты займешься? — продолжил задавать ему свои вопросы колдун, от которых у Лессера пробуждались двоякие чувства.

— Не знаю, сир, я об этом никогда не думал. Возможно, поселюсь в Ивенском лесу, или же попытаюсь перебраться в объединение Фарже.

— У тебя есть семья?

— Нет, сир губернатор.

— Оно и к лучшему. Для моих планов, семья может только навредить.

'Для каких планов?' осведомился Лессер, не произнося ничего вслух.

— Извините, что вмешиваюсь, сир губернатор, — произнес Херринг, — но когда мы сможем приступить к подготовке к турниру.

— Турнира не будет, — ответил колдун, этим заставив трех глав богатых семейств непонимающе переглянуться между собой.

— Как не будет?

Колдун оставил его вопрос без внимания, вновь переключившись полностью на Лессера.

— Ты готов к свободе, друг мой? Ответь искренне и не мешкая, иначе я пойму, что ты не тот, кто нужен мне.

— Готов! — с твердостью произнес он.

— Тогда, докажи это. Докажите все вы!

Колдун проделал легкое движение рукой и цепи со всех оборотней с жутким лязгом попадали на пол. Лессеру понадобилась всего одна секунда, чтобы понять, что от него требовалось. Резко развернувшись назад, он накинулся на двоих охранников, что стояли как раз позади него. От неожиданности, те даже не успели отреагировать на его атаку. Тело Лессера начало быстро трансформироваться, кости выворачиваться, хребет стал мощнее, лицо удлинилось, тело покрылось буйной растительностью. На превращения в зверя ему потребовалось всего пять секунд. Охрана успела подняться на ноги, но вытащить свои мечи из ножен им было не суждено, так как Лессер успел им перегрызть глотки.

Его примеру последовали и другие оборотни, обращаясь в зверей. Они практически не встретили сопротивления, накидываясь молниеносно на охранников, оставляя за собой кровь и трупы. Безоружные слуги с криками кинулись врассыпную. Немного помедлив, их примеру последовали и Тралл с Крестаном и Херрингом.

Лессер догнал своего хозяина, когда тот уже был готов открыть двери тронного зала и пуститься в бега в сторону выхода. Он сбил его с ног, спрыгнув на него сверху, оттолкнувшись от стены. Тралл сильно ударился об пол, стукнувшись головой. Увидев перед своим лицом частокол острых зубов ликеруса, Тралл завопил от страха, попытавшись прикрыть лицо руками.

Это его не спасло от верной гибели.

Ощущая во рту кровь умирающего Тралла, Лессер находился во власти неповторимого чувства, которое до этого он не испытывал никогда. Но, по его мнению, именно таким должно было быть чувство долгожданной, манящей, необратимой Свободы.

* * *

Когда все было закончено и свою смерть в замке губернатора нашли все, кто не обладал магическими способностями, оборотни, перевоплотившиеся вновь в человеческое обличие. Сразу после этого, они подошли снова к трону, на котором восседал тот, кто даровал им новую жизнь.

— Теперь вы свободы и вправе идти куда хотите, — сказал колдун, играясь с огненным шаром в левой руке. — Но, прежде чем вы уйдете, я хочу поделиться с вами своими мыслями.

— Мы готовы выслушать тебя, спаситель! — ответил за всех Булл, вставая на одно колено перед колдуном. То же самое сделали и остальные, включая и Лессера.

— Я хочу попросить вас присоединиться ко мне в моей праведной войне, что положит конец правлению в Андоре людей, которые, как класс, всегда были и будут ниже всех тех, кто обладает магическими способностями. Их время прошло — настал наш час править. Мы освободим всех братьев, запертых в клетках и покараем всех людишек, которые решили, будто у них есть право власти над нами. Мы изменим нынешнее положение дел и тогда, такие как мы будут находиться у власти во всем объединении Эрис, а люди будут нам прислуживать. Мы заставим их носить цепи точно так же как они заставляли это делать вас! Разве это не будет справедливо?!

Все оборотни, что стояли на коленях перед ним радостно и одобряюще заголосили, подняв руки вверх.

— Мы поможем тем, кто сейчас скрывается в лесах и болотах, выйти из своих убежищ. Мы напомним им о том, что они — а не людские отребья — высшая раса, которая должна править Молодым Миром. Сегодня мы изменим историю, сделаем ее лучше. Тот, кто не хочет следовать за мной, может идти. Я никого не держу. Но те из вас, кто присоединится ко мне — не пожалеют о сделанном выборе!

Радостные завывания и скандирования не прекращались ни на минуту. Колдун говорил именно те слова, которые все уже давно хотели слышать, но которые казались еще час назад чем-то несбыточным. И вот пришло время, когда все это можно было воплотить в жизнь, и каждый из них хотел принять в этом непосредственное участие.

— Итак, я хочу знать прямо сейчас, кто из вас хочет остаться и кто готов уйти?

— Мы все готовы остаться, — ответил Лессер, когда колдун, встав со своего трона, вновь подошел к нему. — То, что Вы предлагаете, важно для всех нас. Во главе с таким могущественным колдуном как Вы, сир, мы сможем добиться всего, чего захотим.

— Как твое имя?

— Лессер, сир губернатор.

— Встань с колен.

Лессер подчинился. В этот раз ему не пришлось смотреть в область паха колдуну — тот стал гораздо ниже ростом. Теперь их лица находились на одном уровне. К тому же облик колдуна начал меняться: красный балахон сменился мундиром и серыми армейскими штанами; черная впадина накидки превратилась в испещренное морщинами лицо с длинными седыми волосами; пламя, что до этого трепетала подол его одеяния, перебралось в его глубокие безжизненные глаза.

— Я назначаю тебя первым капитаном новой армии Андора.

— Это великая честь для меня.

— Да здравствует капитан Лессер! — закричали остальные оборотни. — Слава капитану Лессеру!

— Думаю, нам стоит подыскать вам одежду, — добавил Пожиратель. — Уверен, в шатрах вы найдете мундиры тех солдат, которым они уже ни к чему. Нынешние набедренные повязки выглядят неподобающе для таких воинов как вы.

— Позвольте задать Вам вопрос, сир.

— Слушаю тебя, капитан Лессер.

Такое обращение к своей персоне для Лессера было в новинку, но оно ему безумно нравилось.

— Когда мы захватим власть в объединении Эрис, мы остановимся на этом? В других объединениях наверняка тоже есть носители магического начала, которые будут нуждаться в нашей помощи.

— Ты без сомнения прав, капитан. Захват власть в Эрисе будет только началом наших славных сокрушительных побед. Гораздо важнее будут наши следующие победы. Есть цель, которая занимает в моем плане войны очень важное место.

— Какое именно объединение вы имеете в виду? — спросил Лессер.

— Капитан, я говорю про Океан Надежд!

3

За долгую историю губернии Андор, в заключение побывали всего три губернатора. Более пятисот лет назад в стенах тогдашней темницы побывал губернатор Реннан Кил Вом Кед Голдвин из ордена Транов. Угодил он в заключение в смутные времена, когда все объединение Эрис пыталась противостоять сильной засухе и смертельной болезни. Много людей погибло в те давние времена, историки даже говорили, что засуха и болезнь унесла вдвое больше жизней, чем это удавалось сделать самой кровопролитной войне, которая велась на этих землях более тысячи лет назад. Практически все из умерших людей принадлежали к ничтожному классу. Большинство из тех, кого не забрал голод, подкосила смертельная болезнь. В то же время в губернаторском дворце и среди высшего класса мало кто испытывал проблем с едой и водой, что не могло не привести к гневу со стороны ничтожных.

Спустя два года, когда болезнь и засуха отступили, все начало возвращаться в привычное жизненное русло. По крайней мере, так думал губернатор Голдвин, но ничтожные не забыли его бездействия во времена, когда все ждали от него помощи или хотя бы понижения налогов на урожай. Народ восстал и в течение недели губернаторский дворец, который в те годы находился тысячу шагами севернее от местоположения нынешнего, был взят штурмом, а сам губернатор оказался в темнице.

Ровно через три дня его ждала казнь через обезглавливанье, но за день до нее, в Андор прибыли солдаты из других губерний Эриса. Восстание было подавлено, а Реннан Кил Вом Кед Голдвин освобожден из темницы. И хотя трон ему был возвращен, править долго ему не довелось. Уже спустя месяц он скончался, выпив отравленного эля. Убийцу так и не нашли.

Вторым губернатором, побывавшим в стенах темницы, был Берт Наз Тан Гер Джонс из ордена Грантов, которого обманом свергнул с трона Андерсом Бенуа — прадед Милтона Сан Бир Вил Грея.

Третьим губернатором, который повторил судьбу предыдущих двух, стал Уолтер Сет Тур Бел Малвилл — бывший капитан губернаторской армии.

Малвилл не знал, сколько точно дней он находился в темнице. Возможно три дня, а возможно и три недели. Тот, кто убил его семью и бросил в темницу за все это время приходил к нему всего два раза и в каждый раз он являлся в образе бывшего главы охраны губернатора Андора, которого он сам три месяца назад повесил на дереве в объединении Байес. Но в каждый раз лицо колдуна все меньше выглядело похожим на лицо Джеймса Фостера. Он не знал, кем был этот колдун и почему он так хотел быть похожим на его покойного злейшего врага, но одно он знал точно — ему было суждено умереть в этих стенах. Между губернаторами Эриса была договоренность — отправлять военную помощь в случае необходимости тому или иному губернатору, попавшему в беду, так как это было сделано и в случае Реннана Голдвина, но Малвилл сомневался, что в этот раз все произойдет по тому же сценарию. Даже несмотря на то, что объединенной армии Эриса будет противостоять не толпа голодных озлобленных людей, а всего лишь один колдун, у солдат не будет ни единого шанса на успех. Малвилл видел силу мага, и эта сила была несравнимой ни с чем. Наверняка таким могуществом не обладал даже владыка Фаржэ, которого большинство жителей Молодого Мира считали сильнейшим магом из ныне живущих.

Малвилл уже решил для себя, что умрет в этой мрачной сырости, среди ползущих по стенам слизней, шныряющих по углам грызунов, среди звуков капающей с потолка воды и полном одиночестве. Когда колдун кинул его в одну из камер, он не пощадил никого из людей, которые находились в это время в подвале: ни узником, ни надзирателей. Малвилл не знал наверняка, но предполагал, что и в замке не осталось ни одной живой души, кроме убившего всех колдуна. Отчего свергнутый губернатор без конца задавался вопросом: почему он сам до сих пор жив и почему маг приносил ему еду и питье? Зачем ему было нужно, чтобы он — Уолтер Малвилл — продолжал жить? В чем был смысл его жестокого плана? Ради вечного мучения и мыслей о том, что он не смог защитить свою семью?

Что-то липкое и холодное упало на него сверху, попав за воротник. Малвилл с криком отвращения, принялся оттягивать ворот назад и трясти плечами, в попытке поскорее избавиться от мерзости, что невольно прикоснулась к его коже. Звук тяжелых шагов доносящихся с лестничного пролета заставил Малвилла прекратить борьбу с отвращением и прислушаться. Эти шаги он уже слышал раньше, а потому мог с уверенностью сказать, кто именно наведался ему в гости.

Он поднялся на ноги и подошел к решетке. Отсюда он мог видеть тусклый свет огня, а также пляшущие на серых влажных стенах темницы тени. Ранее Малвилл предположил, что этот свет давал факел, но его предположения быстро развенчались, и сейчас он уже знал наверняка — горел не факел, а рука колдуна. Малвилл пришел к выводу, что, таким образом, тот хотел просто произвести впечатление на него, а не осветить себе путь. Наверняка колдун видел в темноте лучше любого хищника. А раз так, то у него получилось добиться желаемого эффекта: Малвилл был поражен и напуган. Но, в этот раз он пообещал себе не уходить вглубь камеры и встретиться с опасным существом лицом к лицу и взглянуть в его жуткие огненные глаза.

Когда шаги уже были совсем близко, а по стене поползла очерченная тень человеческой фигуры, свет огня резко потух, а шаги затихли. Малвилл прижался лицом к прутьям решетки, вглядываясь во мрак, в попытке уловить хоть что-то. И стоило ему уже решить, что колдун передумал навещать его, как пылающие жаром глаза распахнулись прямо перед его лицом. Малвилл, с криком, отскочил назад, повалившись на спину. Забыв про все свои обещание данные самому себе, он отполз обратно в самый дальний угол камеры, прижав колени к груди.

— Я просто принес тебе покушать, друг мой, — не без веселья произнес колдун, на плечах которого затрепетали языки пламени, осветив полностью камеру. В руках он держал кувшин и тарелку.

— Зачем ты это делаешь? — простонал Малвилл.

— Всем нужно что-то есть. — Дверь камеры отварилась сама по себе, и колдун вошел внутрь. Он положил кувшин и тарелку на пол и сделал шаг назад.

— Почему ты меня не убьешь, как всех остальных?

— О, не сомневаюсь, что тебе этого бы хотелось, но у меня нет такого желания. Я хочу видеть твои страдания, губернатор.

— Почему? Это из-за Джеймса Фостера? Что вас связывает с ним?

— Я и есть Ф-Ф-Ф… Какое имя ты произнес только что? — спросил колдун, явно говоря на полном серьезе.

— Фостер, — ответил губернатор. — Но ты не можешь быть им. Я участвовал в его казни. Джеймс Фостер был обычным человеком.

— Вот и ответ на твой вопрос — ты виновен в моей смерти. Вернее того, кем я был ранее. — Пожиратель замолчал, схватившись за грудь, словно его прихватило сердце. На его лице, лишь отдаленно похожим на Фостера, появилась гримаса боли. — Ты не хочешь подкрепиться, губернатор? Ешь, а то остынет.

Колдун повернулся к нему спиной и схватился одной рукой за прут решетки, который быстро начал накаляться, становясь красным.

Малвилл был голоден и очень сильно хотел пить. Колдун наверняка не стал бы причинять ему вред во время еды, ведь не делал он этого ранее при более подходящих обстоятельствах, а потому он подполз к тарелке и принялся поглощать все с волчьим аппетитом.

— Есть еще одна причина, по которой я оставил тебя в живых, — произнес колдун, все еще стоя к нему спиной и держась за раскаленный прут. — Ты знаешь кем я был до того как стал магом. Я хочу, чтобы ты рассказал все, что тебе известно обо мне. Все! Я должен вспомнить свое прошлое. Кто я! Откуда я! Есть ли у меня родственники!

— Я мало что знаю о Джеймсе Фостере, — ответил Малвилл, ставя на пол пустую тарелку.

— Мне слабо в это верится. Память о моем человеческом прошлом быстро рассеивается, и многое я уже не помню, но в одном я уверен: мы не слишком ладили с тобой. Желая тебя дискредитировать, я собрал много информации о тебе, да вот не помню уже какую именно. Но, судя по тому, что ты стал губернатором, мне не удалось найти на тебя компромата. — Пожиратель отнял руку от прута и повернулся обратно к Малвиллу лицом. — Раз я это сделал, значит и ты должен был поступить похожим образом.

— Мы разные с тобой, — покачал головой узник.

— Не думаю. Даю тебе неделю на то, чтобы вспомнить обо мне все, что тебе известно.

— А если не вспомню, тогда ты меня убьешь? — усмехнулся Малвилл.

— Нет, друг мой, возможно сейчас ты хочешь умереть, но я сделаю так, чтобы ты просто молил меня о смерти! — Тело колдуна полностью охватило пламя. В гневе, он пихнул ногой кувшин, в котором уже закипала вода, залив кипятком ноги Малвилла. Покинул он подвал темницы под громкие крики боли плененного губернатора.

* * *

Слизняк, сжатый между пальцами, извивался изо всех сил, стараясь вырваться из тисков неминуемой гибели. Уолтер Малвилл смотрел на него в тусклом свете угасающих огоньков, оставленных после себя колдуном в красном, и думал о том, что он сам был в тех же условиях, что и эта склизкая тварь. Его жизнь ничего не стоила, и он ничего не мог поделать для своего освобождения, так как силы были не равны. Колдун мог убить его в любой момент, так же как он поступил с его семьей, солдатами и всеми людьми, которым не посчастливилось оказаться у него на пути. Вот и слизняк, сжатый между его пальцами, был таким же беззащитным, как и он сам перед колдуном.

— Ты ничтожество и жизнь твоя зависит только от моего одного решения, — процедил он сквозь зубы, обращаясь к слизню. — Чтобы убить тебя, мне нужно лишь сдавить пальцы чуть сильнее. Для меня это будет стоить мизерных усилий, в то время как для тебя все закончится смертью. — Слизняк не переставал извиваться и выделять все больше слизи, но спасения ему это не приносило. — Зачем тебе жить? Вся что ты делаешь — это ешь плесень со стен, испражняешься и ищешь самку для размножения, при этом никак не участвуешь в воспитании своих отпрысков. И это ты называешь жизнью? То, ради чего тебя создал Океан Надежд? Что ты за тварь такая, которая ничего не помнит о себе и о том, что делала еще минуту назад и при этом так отчаянно борешься за свою никчемную жизнь?! Убив тебя, неужели я не окажу тебе огромную услугу?! А?! Почему ты молчишь?!!!

Малвилл сжал пальцы сильнее, и слизень прекратил извиваться, зависнув между той хрупкой гранью, которая отделяла его жизнь от смерти.

— Скорее всего, ты прав и он ведет никчемную жизнь, не помня ничего ни о матери, которая произвела его на свет, ни о самом себе.

Голос, спокойный и размеренный, раздался из другого угла камеры. Малвилл вздрогнул и отпрянул назад, уже привычно поджав под себя ноги. В тот же самый момент, слизень выпал из его рук получив долгожданную свободу. Во мраке подвала, губернатор смог разглядеть лишь густую тень, сидящую в углу.

— Кто ты такой?! — потребовал ответа Малвилл, не зная как ему реагировать на незнакомца. — И как ты попал в камеру?!

— В отличие от нас, он ничего не помнит и не привязывается ни к определенному месту, ни к другим слизням, — продолжил свой монотонный разговор незнакомец. — Разве это не делает его высшим существом, которому не подвластно: горе, печаль, тоска и злость? Разве от этого его жизнь не становиться воистину идеальной? Может быть, поэтому он и цепляется за нее, потому что знает: родившись слизняком — ему несказанно повезло.

Незнакомец встал во весь рост, практически касаясь головой потолка, затем он повернулся к нему лицом, и Малвилл увидел два синих огонька горящих на том месте, где должны были быть глаза. От этого его страх стал только сильнее. Как не странно, но тот, кто сейчас находился в его камере, был не колдуном, убившим его семью и возомнившим себя 'Джеймсом Фостером'. В верности этого умозаключения он не сомневался, точно так же как не сомневался в том, что этот колдун был не менее могущественным, чем предыдущий. Это ощущалось даже кожными порами, которые покалывало и обдавало холодом.

— Я знаю, ты хочешь умереть. Но еще сильнее ты хочешь отомстить ему за все, что он сделал с тобой, — уверено произнес обладатель синих глаз. — Я могу дать тебе и то и другое. Выбор остается за тобой.

— Ты хочешь помочь мне убить того, кто называет себя 'Джеймсом Фостером'? — переспросил Малвилл, не веря в услышанное. — Зачем тебе это? От вас исходит одинаковая энергия, это приводит меня к выводу, что ты не лучше него. Или ты просто насмехаешься надо мной?!

— Мы с ним разные, — не согласился колдун с синими глазами. — Пусть даже источник силы у нас одинаковый. В Ближних Мирах для нас двоих нет места, а потому кто-то из нас должен уйти в Великую Пустошь. Я рассчитываю на то, что ты сможешь мне в этом помочь.

— Каким образом? Что именно я должен сделать? Даже если меня освободить из этих стен, я не смогу противостоять ему. Он превратит меня в живой факел в считанные секунды.

— Мне не нужна твоя физическая сила, губернатор Малвилл. Во фронтальной битве встречусь с ним я и никто иной. Но, в твоей власти дать мне преимущество в этом противостоянии.

— Что от меня требуется?

— То, что просил от тебя Пожиратель — колдун в красном: ты должен вспомнить все, что знаешь о нем, а вернее о Джеймсе Фостере. И должен это сделать прямо сейчас. Чем быстрее ты все вспомнишь, тем скорее ты сможешь выйти из темницы, получить отмщение за смерть своих близких и занять трон Андора, который по праву принадлежит тебе.

— Но я ничего о нем не знаю! — чуть ли не простонал Малвилл, сжав ладонями свою голову. — Он был самым скрытным человеком во всем Андоре. У него не было друзей среди солдат. Многие его боялись, и уж точно никто не вел с ним задушевных бесед.

— Когда он появился в Андоре?

— Лет двадцать назад. Я тогда был рядовым солдатом. Он никогда не жил в военном шатре. Во время ярмарки он стал победителем турнира среди бойцов на мечах, этим он и привлек к себе внимание губернатора, который сделал его главой охраны замка. С тех пор он жил во дворце, в турнирах больше не принимал участие и изредка наведывался в шатер, чтобы выбрать очередного подчиненного, взамен стареющим, дискредитировавших себя или же просто умерших по каким-то причинам.

— И никто не задавался вопросами о том, откуда он появился и чем занимался ранее?

— Были такие, но никто не ставил перед собой цель узнать о нем всю правду. Были и те, которые скончались при загадочных обстоятельствах, но была ли тому причина их интерес к персоне Фостера — не известно до сих пор.

— Он владел хорошо мечом, а это значит, что был человек, который его этому научил.

— Да, — согласился с ним Малвилл. — Я и сам об этом думал в свое время. Но быстро потерял к этой теме интерес, когда понял, что его учителем мог быть кто угодно, потому как лет тридцать-сорок назад в объединении Эрис было слишком много мастеров боя на мечах. Только мне удалось насчитать не меньше десяти человек. А сколько их было во всем Молодом Мире? Кто знает?

— Назови мне имена всех этих мастеров.

Малвиллу понадобилось не меньше получаса, чтобы вспомнить их всех, а также упомянуть губернии, из которых те были родом и другие значимые факты из их жизни, о которых ему было известно. Колдун слушал его не перебивая, при этом ничего не записывая. Малвилл даже не сомневался, что тому не составит труда все запомнить.

— Что-то еще? — спросил колдун, когда Малвилл замолчал.

— Фостер был большим любителем выпивки. Вам стоит наведаться в местные таверны, там вы можете узнать о нем что-то новее, чего не знаю я.

— Я знаю про его пристрастия и уже успел это сделать. К сожалению, ничего интересного мне не удалось узнать. Все говорят лишь о победе Фостера над неким госбунцем и только.

— Тогда обратитесь к гадалке или прорицательнице, пусть она вам расскажет о его прошлом.

— К сожалению не все так просто. Сила Пожирателя позволяет ему блокировать свое прошлое для других носителей магии — это и делает нас с ним практически неуязвимыми.

— Практически? — переспросил Малвилл.

— Да. Всегда есть лазейка, которой можно воспользоваться. Но для того чтобы это стало возможным, я должен знать всю правду о Джеймсе Фостере. А потому, продолжай напрягать свою память и постарайся вспомнить все. Озвучивай даже самые мелкие детали, которые могут на первый взгляд показаться несущественными и маловажными.

Малвилл вновь задумался, стараясь изо всех сил хоть что-то вспомнить. Ничего маломальского в голову не приходило. Когда он уже хотел сдаться и сказать колдуну, что он больше ничего не знает о Фостере, как легкая вспышка из прошлого загорелась робким слабым пламенем.

— Ходили слухи, что Фостер сам ковал свои мечи. Уж не знаю, насколько они были правдивы, но об этом я слышал от самого губернатора Милтона Грэя, когда мы три месяца назад отправились в другой конец Молодого Мира. Я не придал этому никакого значения, так как посчитал, что сам Фостер мог придумать эту байку.

— Выходит, он сын кузнеца?

— Не знаю. Возможно, это ложный след и он никуда не приведет.

Колдун ничего не ответил. К ногам Малвилла упал мешок, к которому тот не сразу решился прикоснуться. Отвязав веревочку, что сжимала горловину, он просунул руку внутрь. В мешке оказалась еда и бурдюк с водой.

— Этого тебе хватит на какое-то время. Надеюсь, я вернусь, прежде чем ты умрешь от обезвоживания и голода.

— Зачем ты это делаешь? — спросил Малвилл. — Я рассказал тебе все, что знаю и ты мог меня просто убить. Почему моя жизнь так важна для тебя?

— Ошибаешься, губернатор, — покачал головой колдун, чье лицо Малвиллу так и не удалось разглядеть. — Для меня твоя жизнь значит не больше, чем жизнь того слизня, которого ты хотел убить.

— Тогда, я ничего не понимаю.

— Возможно, тут нечего понимать. Просто прими это как данность.

Колдун повернулся и направился к решетке, но, вместо того, чтобы воспользоваться ключом и открыть кованую дверь, он просто прошел сквозь него.

— Кто ты такой?! — крикнул ему вдогонку Малвилл. — Чего вам двоим надо от нас?!

Колдун не одарил его ответом, скрывшись во мраке пустынного коридора темницы.

Глава 7. Осенние визиты

They're Not To Know — Scorched Score Music

1

Кевин Нолан открыл глаза, когда солнце за окном его комнаты только-только оторвало край от горизонта. Он с минуту размышлял о том: стоит ли ему еще нежиться в постели или же принимать вертикальное положение, по истечению которой принял решение в пользу второго варианта. На ферме люди не спят до полудня, а наоборот — еще до рассвета поднимаются с постели, так как их рабочий день начинается очень рано. А потому Кевину не хотелось создавать образ ленивого человека уже в первое же утро из пребывания на ферме Дэвлона.

Одевшись и уделив легкой зарядке пять минут, он вышел из спальни и направился в ванную комнату, которой уже пользовался перед сном. Стоило ему открыть дверь, как перед его глазами предстала неловкая картина. Ванная комната уже была занята, при этом использовалась она не по прямому назначению: юная Дэлия, тяжело дыша, смотрела в потолок, в то время как молодой парень, в котором Кевин не сразу признал Корри — сына Стротэма — целовал ее оголенные плечи и водил ладонями по ее бедрам.

— Эй, приятель, тебя что, не учили стучаться?! — воскликнул Корри, поворачиваясь к Кэвину спиной, дабы скрыть от того появившийся бугор на штанах.

— Что вы здесь делаете?! — гневно потребовал ответа Кевин, пересилив желание закрыть дверь и сделать вид, что ничего не произошло.

— Такой взрослый дядя, а задаешь такие глупые вопросы, — усмехнулась Дэлия, поправляя свою юбку. — Не хочешь присоединиться к нам?

— Единственное, что я хочу — это забыть то, чему я только что стал свидетелем. — Кевин отвел суровый взгляд от Дэлии, которую данная ситуация явно забавляла, и посмотрел на Корри. — Твой отец знает, что ты ночевал здесь?

— Мой отец? — переспросил Корри. — А почему я должен ставить его в известность? Он и так знает, где меня найти. И вообще, приятель, не пошел бы ты отсюда, а? Ты нам весь кайф обломал!

Кевин с радостью бы научил уму разуму наглого юнца, но не хотелось ему распускать руки в гостях, при этом бить парня прямо на глазах девочки, да к тому же непонятно как после этого объяснять Дэвлонам причину своего рукоприкладства. Говорить о том, чему он стал свидетелем в ванной комнате, у него не было намерений, ведь он не мог знать, как поведут себя родители и дед Дэлии, если узнают, что восемнадцатилетний сын Вирджилла Стротэма имеет с ней сексуальные отношения. 'Папаша' Дэв выглядел вполне уравновешенным человеком, но, судя по его крепким рукам, он мог убить человека лишь одним ударом. В пылу ярости всякое могло случиться.

— Пошел вон из комнаты! — как можно четче и строже потребовал Кевин, не отводя взгляда от парня. Тот принял вызов, но в молчаливом бою он все же потерпел поражение. Усмехнувшись, Корри вышел из ванной, при этом напоследок толкнув плечом Кевина.

— Вот проклятье, — простонала от обиды Дэлия, повернувшись к зеркалу над раковиной, уделяя большее внимание своему лбу. — Когда он только успел появиться. Как я ненавижу эти прыщи! Красавчик, скажи честно: я буду тебе нравиться, если мое лицо полностью покроется ими?

Кевин подошел к девочке, схватил ее за предплечье и, не обращая внимания на возмущения Дэлии, выставил ее в коридор, после чего со вздохом облегчения запер дверь.

Приняв душ и почистив зубы, он вышел из ванной комнаты, с радостью обнаружив, что в коридоре уже никого не было. Он подошел к двери в комнату, в которой провела ночь Солнечный Луч, негромко постучав в нее костяшками пальцев. Она открыла дверь практически мгновенно. Судя по ее усталому лицу, она не выспалась этой ночью.

— Что-то не так? — спросил он, позабыв о приветствии.

— Все хорошо, — покачала головой женщина. — Просто меня мучили дурные сны.

— Можно узнать о чем?

— Тебе не стоит волноваться, — улыбнулась она, хотя и не искренне. — Это просто сны, которые не имеют под собой оснований.

Кевин повернулся в сторону лестничного пролета. Судя по звукам, вверх по лестнице кто-то поднимался, и ему хотелось верить, что это была не Дэлия. Хотя тяжесть и неторопливость шагов, сами говорило о том, что это не могла быть худенькая девчонка.

Мэредит Дэвлон, в широком платье, которое все же было узким для ее пышных форм, улыбнулась им и пожелала 'доброго утра'.

— А я как раз поднялась на второй этаж, чтобы разбудить вас и напоить чаем. — Она слегка приподняла поднос, которой держала в руках. На подносе стояли две большие чашки и два глиняных чайничка. — Как прошла ночь?

— Хорошо, эсель Дэвлон, — ответил Кевин, после чего посмотрел на свою спутницу. К усталости в глазах Солнечного Луча, добавился страх. К тому же, на узком и смуглом лбу девушки появились морщинистые складки, словно ее беспокоила ноющая боль.

— Я вижу, что прекрасная маэль только поднялась с постели, — заметила Мэредит, глядя на Солнечный Луч. — Не буду вас торопить. Оставлю поднос с чаем в ваших комнатах. Вернусь через полчаса с новой одеждой. Думаю, старая одежда Стива как раз будет вам впору, молодой человек. А вам, юная красавица, наверняка подойдет одежда Риты.

— Мы вам благодарны, эсель Мэредит, но не стоит.

— Не говорите глупостей. — Хозяйка дома, вошла в комнату Солнечного Луча и поставила поднос на ночной столик. — Одежда, что сейчас на вас, нуждается в стирке. Не ходить же вам голыми, в конце концов. — Мэредит усмехнулась, после чего поспешила обратно на первый этаж, бросив напоследок. — Через час ждем вас на завтрак.

— Эти люди устроили культ из своего чая, — улыбнулся Кевин, но ответной улыбки от Солнечного Луча не дождался. — Хотя, стоит признаться, что он и вправду очень хорош. Тебе налить?

— Нет, — резко ответила она, положив ладонь ему на руку, которая уже тянулась к чайнику. — Я не буду его пить. И пообещай мне, что и ты не будешь.

— Да что с тобой? Ты ведешь себя очень странно.

— Я разбираюсь в травах, если ты этого еще не заметил. И вчера я уловила в этом чае запах орфейнника, и не только. Поэтому я и пригубила его вчера только для приличия.

— А что это за орфейнник?

— Это дурманящая трава.

— Серьезно? — удивился Кевин. — Ты хочешь сказать, что эта семья поголовно наркоманы? Или таковыми они хотят сделать только нас?

— Не знаю, Кевин, — покачала головой девушка, затем посмотрела в сторону лестницы: не подслушивает ненароком ли их кто-то? — Но нам стоит быть осторожными.

Кевину хотелось не согласиться с ней, но он промолчал. В Ближних Мирах ему часто попадались люди, которые выдавали себя за других. Не говоря больше ничего, он взял оба чайничка и направился с ними в ванную комнату. Там он вылил их содержимое в раковину, стараясь не слушать свой внутренний голос о том, что не стоило весь мир делить на 'белое' и 'черное' и о том, что не могло быть так, что каждая его новая встреча с жителями этих Миров несла в себе только опасность. Когда он вернулся обратно, то увидел на лице Солнечного Луча столь долгожданную улыбку, которая очень была ей к лицу. Но, как минутой ранее и она, Кевина не ответил ей тем же.

* * *

Мэредит Дэвлон оказалась права — старая одежда Стива была словно сшита по его мерке. Джинсы идеально сели на его ноги и бедра. То же самое можно было сказать и о черной майке с короткими рукавами, на которой была нарисована эмблема неизвестной Кевину рок-группы, а также о клетчатой рубахе. Солнечный Луч в это время принимала душ, а потому 'новая' одежда пока лежала на ее постели в спальной комнате.

В ожидании завтрака, Кевин решил прогуляться по дому Дэвлонов и осмотреть его получше. Дом был огромным, а потому в нем было на что посмотреть. На втором этаже нашлось место пятнадцати комнатам и семи ванным. Это навело его на мысль о том, что Дэлия выбрала именно ту ванную комнату, что находилась ближе всего к его спальне, не случайно. Она явно хотела, чтобы он застал их вместе. Для чего? Скорее всего, она решила, что так сможет заставить его ревновать. Это было глупо, но юная обольстительница явно так не считала.

На стенах коридора висели цветные фотографии в рамках. На некоторых из них были изображены нынешние обитатели дома, а на других — те, кому этот дом принадлежал ранее. Такой вывод он сделал, потому что часть их тех, кто был сфотографирован, не присутствовал на вчерашнем ужине, а не потому, что одни фотографии казались ему старыми, а иные новыми — все они выглядели одного качества и одной эпохи, словно весь дом застрял в одном определенном десятилетии.

Одна из фотографий привлекла его особое внимание. На ней был изображен статный широкоплечий мужчина в черном костюме, чем-то отдаленно напоминающий военный мундир. Он, хмуря брови, глядел в объектив, даже не предпринимая попытки улыбнуться, что выдавало в нем сухую сдержанную натуру. Перед мужчиной стоял мальчишка в костюме и в галстуке. Кевин мог поклясться, что этим ребенком был Улаф Дэвлон, пусть даже мальчишку и нынешнего хозяина фермы отделяли лет пятьдесят. Судя по хмурому и грустному лицу молодого 'Папаши' Дэва ему было не очень уютно во время позирования. Словно ему было страшно. И, в полнее возможно, что причиной сего страха был именно этот мужчина, что стоял за ним, положив одну свою руку ему на плечо.

Пройдя дальше, Кевин остановился около широкой двухстворчатой двери. Он никогда не считал себя любопытным, но в эти минуты, ему хотелось узнать, что могло скрываться за ними. Прежде чем их открыть, он, действуя в рамках приличия, постучал. Не получив ответа, Кевин сжал в ладонях позолоченные округлые ручки и потянул их на себя.

За дверями скрывалась огромная библиотека с многоярусными полками. Потолок был очень высоким, и для того, чтобы дотянуться до верхней полки, нужно было воспользоваться лестницей, которая, кстати, стояла неподалеку, напоминая трап. Он ступил на красный ковер, который устилал пол библиотеки, вдыхая приятный аромат типографии и еще более приятный — таинства, — и начал оглядываться по сторонам. В детстве он любил читать и не редко тратил свои карманные деньги на книги, но с годами бумажную литературу заменил экран компьютера, а художественные произведения — новостные блоки, — и все же при виде такой огромной библиотеки, в его груди сердце застучало быстрее. Приятное чувство обволокло все его тело. Даже со стороны было видно, что с этими книгами обращались с осторожностью и любовью. Все они были распределены в правильном порядке, в котором важную роль играли: автор книги, жанр и даже толщина произведения.

Кевин подошел к одной из полок и выбрал книгу наугад. Это был толстый том в качественном переплете, с красной бархатистой обложкой.

— Портер Крейн, — прочел он, проведя пальцами по золотистым буквам, словно слепой, читающий азбуку Брайля. — 'История Старого Мира. Начало'. Хорошее начало на… восемьсот страниц.

Он положил книгу на место, но только для того, чтобы взять в руки другую. Вторая книга была не менее объемная, чем первая. Только на обложке этой была красочная картинка: лес, горы, темный силуэт, держащий в руках ружье и стоящий на берегу быстрой реки, по которой плыл плот с полуобнаженной женщиной на нем. Судя по широко распахнутому рту, она молила мужчину о помощи. Но тот явно не торопился со спасательными действиями.

— Тэлбот Картер. 'Расплата длиною в жизнь'. Ставлю сто баксов, что в этой библиотеке не найдется ни одного известного мне автора, — улыбнулся Кевин, ставя тяжелую книгу обратно на полку. Пройдясь быстрым взглядом по тому же ряду, он выбрал очередную книгу, которая заинтересовала его своим названием на корешке.

— Р. Т. Байрон. 'Вторая Мировая. Люди против существ'.

В отличие от предыдущих двух, эту книгу Кевин даже пролистал и, неожиданно для себя, обнаружил в ней не только текст, напечатанный на качественной глянцевой бумаге, но и фотографии времен той войны, которые выглядели также качественно, как изображения, сделанные современным профессиональным фотоаппаратом. На них были изображены: губернии, в которых проводились важные стратегические баталии; предводители людских армий, как в парадных чистых костюмах, так и непосредственно на поле боя; трупы и выжженные напалмом или чем-то еще земли и сидящие в окопах бойцы, готовые по приказу броситься в атаку. Под каждой из фотографий было короткое описание, которое объясняло то, что на них изображалось.

Кевин пролистывал книгу в поисках всех фотографий, пока не остановился на одной из последних. Его внимание было привлечено изображением мужчины в окровавленном мундире, который держал автомат наперевес, а у его ног лежал поверженный враг. Глаза убитого были слегка приоткрыты и отражали свет от вспышки фотоаппарата. Кевин мог ошибаться, но на этой фотографии с великой долей вероятности был изображен тот же человек, чье фото висело в коридоре, а именно — отец Улафа Дэвлона. Это вполне могло быть правдой, так как Вирджилл Стротэм упоминал, что отец 'Папаши' был ветераном войны. Хотя и не упоминал, что тот носил высокий чин.

- 'Капитан Дэвлон рядом с убитым им же вентиром', - прочел надпись под фотографией Кевин, которая подтвердила его предположение.

Это заставило его прочесть пару страниц, рядом с фотографией, в надежде узнать больше информации об отце Большого Дэва. Судя по написанному, отец Дэвлона — Дункан — был не просто участником войны, а ее героем. Его отличительными чертами были бесстрашие и хорошее стратегическое мышление. Но, эти черты все же не уберегли его от серьезного ранения, из-за которого война для капитана Дэвлона закончилась на полгода раньше, чем для остальных. Каков был характер раны и как он ее получил, книга умалчивала, но зато проливала свет на смысл непонятного для него изначально слова 'вентир'.

- 'Разновидность вампиров, которые не бояться света и предпочитают, в отличие от остальных своих собратьев, питаться не кровью, а спинномозговой жидкостью'. Вы шутите? Неужели в Ближних Мирах существуют и подобные твари?

Кевин поежился от такой новости, после чего поставил книгу на полку. Пожалуй, на сегодняшний день ему было достаточно информации. На этом он бы и покинул библиотеку, если бы не книга в желтой обложке, которая слегка выпирала за край своей полки, словно кто-то совсем недавно ее читал.

— Вот так совпадение, — озадачено изрек он, беря книгу в руки. — 'Сборник стихов и песен Марка Уотера'. А я-то думал, что у него довольно оригинальное имя.

Именно за чтением стихов полного тески своего друга его застал Улаф Дэвлон.

— Увлекаетесь поэзией?

Голос, прозвучавший за его спиной, вызвал легкую дрожь во всем теле и чувство неловкости, словно его застали за чем-то постыдным. Улаф Дэвлон сделал вид, что не заметил его вздрагивания и, подойдя к нему ближе, заглянул в книгу, которую Кевин держал в руках.

- 'Летний ветер'. Не самое лучшее его песня, как с точки зрения стилистики слога, так и с точки зрения мелодичности. Возможно, вы со мной не согласитесь, но — это мое мнение.

— А в какой губернии живет этот Марк Уотер?

— Правильнее будет сказать 'жил', - поправил его Дэвлон. — Он теперь обитает на Землях Мертвых вот уже больше сотни лет. Я удивлен — сложно найти человека, который не знаком с творчеством и биографией этого, по праву сказать, гения. Кто-то может восхищаться его талантом; кто-то может быть к нему равнодушным; наверняка есть те, кто даже ненавидят его песни — но, чтобы ничего о нем не слышали…

— А есть у вас фотографии касса Уотера? — спросил Кевин, чувствуя непонятное для самого себя волнение. Почему-то он был практически уверен в том, что если ему покажут фотографию этого Марка Уотера, то он узнает в нем своего друга, пусть даже это казалось настоящим абсурдом.

— О, мой дорогой друг, — усмехнулся Улаф. — К сожалению, то, что вы просите — невозможно. Я и сам бы хотел знать, как он выглядит. К несчастью, для всех нас, в Старом Мире не осталось ни единой его фотографии, видео и даже аудиозаписи.

— Как такое может быть?

— Одно слово — война. Вначале Первой Мировой были уничтожены практически все свидетельства о нем, а во время Второй — и то, что осталось. К счастью, нескольким смельчакам и истинным поклонникам его творчества удалось уберечь от варварских существ несколько томиков с его стихами и нотами, но очень многое оказалось утерянным навсегда. То, что вы держите в руках — самое полное собрание сочинений Марка Уотера, которую можно только найти.

— А интернет? Неужели и там ничего нельзя о нем найти?

— Будьте уверены. Как оказалось, среди существ есть весьма недурные хакеры. Некоторые их вирусные программы до сих пор не могут быть обнаружены и изолированы.

— Но, зачем существам потребовалось уничтожать его песни? — спросил Кевин, хотя тут же вспомнил, что таких же методов придерживалась и фашистская Германия.

— Они уничтожили не только его творчество, но и труды многих других авторов. Существа боятся творения человеческих фантазий, по нескольким причинам. Во-первых потому, что они сами лишены фантазий и видят в этом силу людей, сравнимую с магией. Во-вторых, стихи и песни мотивировали людей во время войны, и они шли в бой без страха. Мой отец сам поубивал немало тварей в открытом бою и всегда это делал с песней. Так он мне рассказывал.

— И никто не знает, как выглядел Марк Уотер?

— Говорят, что он был высоким, светловолосым и голубоглазым. Но, мне кажется, что этот образ придумали юные девушки, читая его стихи и представляя себе некий идеал. Хотя, все может быть…

Кевину стало и вовсе не по себе. Он мог допустить, что в разных мирах существовали два человека с одинаковыми именами, но верить в то, что они и выглядели одинаково, было гораздо сложнее.

'Но, если это не совпадение, тогда что же это?', задался Кевин вопросом, на который сам не смог ответить.

— Касс Дэвлон, я хотел бы попросить вас о помощи, — произнес Кевин, вернув книгу на полку. — Я хочу найти своего друга, которого потерял недалеко от этих мест.

— Как это произошло? — спросил Дэвлон, слегка прищурив глаза.

— Не знаю. Сложно объяснить. Надеюсь, вам это будет по силам.

— С моими возможностями, друг мой, нет ничего, что могло быть мне не по силам. Я немедленно свяжусь с шерифом, и он отправит группу на поиски твоего друга. — Дэвлон достал телефон из кармана и принялся искать номер шерифа. — Как зовут твоего друга?

— Вы будете смеяться, но его зовут Марк Уотер.

Кевин оказался прав — 'Папаша' Дэвлон расхохотался.

2

За столом собралась почти вся те же лица, что и вечером. Не было только Стива Дэвлона, место которого заняла Дэлия, одетая сегодня в желтое платье с коротким рукавом, украшенное белыми ромашками. Кевин старался не смотреть в ее сторону. То же самое старалась делать и она, предпочитая глядеть только в свою тарелку. Большой Дэв обратил внимание на молчаливость своей внучки и поинтересовался о ее самочувствие, в ответ получив натянутую улыбку и не менее натянутый веселый тон:

— Все хорошо, дедушка. Просто немного побаливает живот. Наверное, месячные начались.

— Дорогая, что ты такое говоришь? — с неловкостью произнесла Линда Дэвлон. — Ты за столом. К тому же, у нас гости.

— Как же быстро растут дети, — вздохнул Улаф Дэвлон. — Скоро ухажера в наш дом приведешь.

— Папа! — с протяжным укором произнесла Линда. — Моя дочь еще мала для этого.

— Только смотри, я должен первым с ним познакомиться и понять, что он собой представляет, — как ни в чем не бывало, продолжил Дэвлон. В его голосе чувствовались веселые нотки.

— Обязательно, дедушка, — промолвила Дэлия, после чего в первый и в последний раз за время завтрака быстро проскользнула взглядом по лицу Кевина.

— Если парня будет ждать такой же допрос, что и меня в свое время, то я ему не завидую, — покачал головой Бун, затем криво улыбнулся, давая понять, что в его словах кроилась шутка.

— Ну-ну, Бун, разве я был с торбой строг? Вот с Энтони — да. А ты — легко отделался. Довольно слов, начинаем есть. Всем приятного аппетита.

На завтрак была яичница с беконом, хлеб, фрукты, молоко и все тот же чай, приготовленный по особому рецепту семейства Дэвлонов. Помня о предостережениях Солнечного Луча, Кевин решил остановить свой выбор на молоке, которое, как оказалось, было с примесями — в нем чувствовался тот же привкус что и в чае. Кевин решил не говорить ничего Солнечному Лучу, потому как она бы попыталась отговорить его от питья и молока, да только самому Кевину очень хотелось пить. Сама же Солнечный Луч и вовсе отказалась от обоих напитков, чем очень расстроила Мэредит Дэвлон.

— Милая моя, разве тебе не нравиться наш чай?

— Не в этом дело, эсель Дэвлон, — покачала головой Солнечный Луч. — Просто я успела выпить воды, и теперь жидкость в меня больше не лезет.

— Да как же так? Вода не может заменить чай, настоянный на душистых травах. Вам обязательно надо выпить хотя бы полчашечки.

Солнечный Луч хотела вновь найти причину для отказа, но Мэредит уже успела налить в чашку чай и поднести ее к девушке. На миг, все перестали есть, переведя взгляд на нее. Солнечный Луч, обратила внимание, что на столе стояли два чайника с чаем и ей налили не из того, из которого пили остальные члены семьи. Заметил ли это и Кевин, она не могла знать, но надеялась, что ее легкий толчок коленом под столом, сделанный минутой ранее, был им правильно воспринят и больше одной кружки молока он не станет пить. Так же как и она. У нее не было выбора. Все ждали, что она выпит чай. В их взглядах она читала неоправданную настойчивость. Будь это обычный чай, пусть и приготовленный по особому семейному рецепту, никому из Дэвлонов и в голову бы не пришло ждать, пока она поднимет чашку и пригубит напиток. Из-за этого, в голове Солнечного Луча все сильнее крепчала мысль о правильности своих предположений — Дэвлоны были не обычной семьей. А их добродушье и гостеприимность имело свою цену.

Кевин глотнул из своей кружки с молоком и тут же толкнул ее коленом под столом в ответ, подгоняя. Похоже, он уловил ее посыл, правда — неправильно его расшифровал. Солнечный Луч взяла обеими руками горячую кружку и медленно поднесла ее к своим губам. Никто из Дэвлонов в эти минуты даже не думал возвращаться к завтраку: вилки и ножи застыли над яичницей и беконом, от которых исходил пар. Как бы не хотелось Солнечному Лучу отказаться от этого глотка, у нее не было такой возможности. Ей даже немного стало интересно, а вернее страшно: 'Что будет, если она откажется пить чай? Снимут после этого Дэвлоны свои маски вежливости и покажут свои истинные лица или же ничего не произойдет?'.

Солнечный Луч поняла, что не хочет знать ответ. Она коснулась губами края чашки в тот самый момент, когда дверь в столовую открылась, и на пороге появился тяжело дышащий Корри.

— Отец, почему ты не отвечаешь на звонки Стива?!

— Я оставил телефон в комнате. Что-то случилось? — спокойно спросил Дэвлон.

— Они вернулись! — прокричал он. — Нам нужно скорее ехать на тыквенное поле!

Кто 'они' он не уточнил, но этого и не потребовалось. Все семейство Дэвлонов прекрасно поняла о ком идет речь. Все мужчины семейства тут же повставали из-за стола и поспешили к выходу. Кевин непонимающе проводил их взглядом, в то время как Солнечный Луч с облегчением опустила чашку на стол, так и не сделав ни единого глотка.

— Почему Корри назвал Большого Дэва отцом? — спросил Кевин, обращаясь к Мэредит.

— Потому, что он его отец, — спешно ответила Мэредит, вытирая руки о полотенце и с тревогой глядя на распахнутую дверь, через которую вышли ее муж, сыновья и зятья.

Кевину стало плохо от услышанного. Он с трудом подавил желание взглянуть на Дэлию, предпочтя задать очередной вопрос Мэредит.

— А о ком шла речь? Кто вернулся?

Мэредит вначале взглянула на Линду, затем на Дафну, после чего ответила:

— Вам лучше об этом не знать.

* * *

Кевин не смог смириться с таким ответом. Если семья Дэвлонов нуждалась в помощи, он был готов оказать ее им по мере возможности. Эта семья приютила и накормила их, отчего он чувствовал за собой необходимость ответить им взаимной помощью, пусть даже и не равноценной. Дабы не показаться неблагодарным, он был просто обязан последовать за Большим Дэвом и остальными. Солнечный Луч попыталась остановить его, но Кевин уже выскочил из столовой и поспешил к выходу.

Он выбежал на улицу как раз в тот самый момент, когда три грузовика уже выехали с территории фермы и скрылись из виду за высоким каменным забором, оставив главные ворота открытыми. Крики Кевина вдогонку не принесли результата, а потому, постояв всего пару секунд на пороге особняка, он поспешил за ними следом на своих ногах. Но, добежав до ворот, Кевин понял, что пешком за ними ему не угнаться, так как грузовики ушли далеко вперед.

Вернувшись назад, он пустился на поиски других средств передвижения. Одно из таких он нашел в отдельном гараже за амбаром. Это был старый автомобиль, похожий на смесь Кадиллак и спорт-кара. Выглядел он ухоженным и наверняка им давно не пользовались по назначению, что подтверждали и совершенно чистые, не заляпанные грязью, покрышки. Дверь открылась беспрепятственно. В салоне пахло кожей и воском. Кевин сел в машину и не найдя в зажигании ключей, открыл верхний 'кармашек'. Ключи упали ему прямо на колени. Теперь оставалось надеяться, что в баке был бензин, а аккумулятор все еще работал исправно. К счастью всем его надеждам суждено было сбыться — мотор зарычал под капотом, и машина тронулась с места, стоило переключиться на первую передачу.

Кевин выехал из гаража, а затем и с территории фермы. Свернув направо и надавив на газ, он понадеялся, что рано или поздно ему удастся догнать Дэвлона и его родственников, или же повстречать простых жителей губернии, которые смогут ему подсказать правильное направление до тыквенного поля.

Ему пришлось проехать не меньше получаса по ровной безлюдной трассе, что расстилалась среди холмов и лугов, прежде чем ему повстречался небольшой магазинчик. Кевин остановил машину в десяти шагах от входа, после чего вошел в магазин, в котором он оказался единственным посетителем, что его совсем не удивило — губерния Тартуис явно нуждалась в привлечении новых жителей, так как все здесь, за исключением фермы Дэвлонов, казалось вымершим и забытым. Это выглядело довольно странно, учитывая тот факт, что бизнес 'Папаши' был прибыльным, что должно было автоматически привлечь инвестиции в инфраструктуру губернии и создать много рабочих мест. Возможно, как раз в этом и заключалась причина безлюдности губернии: все жители работали на Дэвлонов и сейчас находились на своих рабочих местах: в поле, на фабриках, в офисах. Но тогда где были дети, где были старики? Все сидели дома перед телевизорами и компьютерами? Это выглядело маловероятным. Как бы там ни было, Кевин решил задать этот опрос Большому Дэву потом. Сейчас у него были гораздо более важные дела.

За прилавком стоял мужчина лет пятидесяти. Он был одет в синий комбинезон с эмблемой компании Дэвлонов. На голове была бейсболка с такой же эмблемой. Кевин почему-то не сомневался, что и на его обуви должны были быть все те же рисунки, что и на остальной одежде, но убедиться ему в этом было сложно, так как все, что было ниже пояса, скрывал прилавок.

— Здравствуйте, — поздоровался первым Кевин, понимая, что продавцу слова приветствия были не знакомы. — Мне нужна ваша помощь, вы не подскажите…

— О, рад, что вы зашли в мой маленький магазинчик! — словно очнувшись от глубокого сна, воскликнул продавец. Судя по выражению его лица, ему было очень сложно изображать на лице любезность. — Я могу вам что-либо предложить? У нас есть прекрасное свежее молоко от нашего местного производителя!

— Нет, благодарю. Я бы хотел только кое-что спросить у вас. Как мне добраться до…

— А как насчет фруктов и овощей? У нас все самое свежее. А может быть сыры вас заинтересует? У нас большое разновидность сыров и все одной марки. Вы не пожалеете, уверяю вас!

— Да нет же! — уже нервно произнес Кевин, приподняв руку вверх, в надежде, что продавец помолчит и даст ему закончить свое предложение. — Я просто хочу…

— Если вас мучают сомнения о качестве предлагаемого вам товара, то я готов прямо сейчас вас подвезти до фермы человека, который и производит все эти товары. Там на месте вы и убедитесь в качестве его продукции. А если повезет, то и поучаствуете в его изготовлении…

Два глухих далеких хлопка раздались откуда-то с севера, в то время как продавец продолжал рассказывать Кевину о не нужных ему вещах.

— И самое главное: на товар, в изготовлении которого вы поучаствуете, вы сможете получить пятидесятипроцентную скидку. Где вы еще найдете столь большую скидку на высококачественный продукт?

— Вы это слышали? — спросил Кевин. — Похоже, где-то стреляют. Вам так не показалось?

— Нет, — быстро покачал головой мужчина. — Этого не может быть. В губернии Тартуис никто и никогда не стреляет. У нас мирные жители. Ну, так как вам такая акция, а?! — Продавец натужно засмеялся и тут же замолчал.

— Нет, я как раз оттуда.

— Откуда? — переспросил продавец.

Кевин уже хотел накричать на продавца, а затем уйти, но все же нашел в себе силы сдержать в себе нарастающий гнев.

— Я приехал с фермы Большого Дэва. И…

— Этого не может быть, — покачал головой продавец.

— Это еще почему?

— Просто невозможно, — покачал головой продавец.

Кевин подождал с полминуты в надежде услышать более внятный ответ, но, поняв, что его не последует, продолжил:

— Улаф Дэвлон, его сыновья и зятья уехали на тыквенное поле. Я поехал вслед за ними, но отстал. Теперь мне нужно знать, как добраться до того самого поля. Возможно, им понадобиться моя помощь.

— Вам лучше вернуться на ферму. — Продавец позабыл о необходимости улыбаться, и теперь на его лице можно было прочесть только тревогу. — Давайте я вас отвезу.

Мужчина уже хотел было выти из-за прилавка, как в магазине стало неожиданно быстро темнеть. Темнота становилась все более густой и непроглядной. Вначале Кевин подумал, что это резкое изменение в погоде стало причиной угасания дневного света, но вскоре он расслышал громкие интенсивные хлопки и жуткие крики, похожие отдаленно на карканье воронов.

— Что происходит? — с дрожащим от волнения голосом спросил продавец у Кевина, словно тот должен был знать ответ на этот вопрос.

— Не знаю. Нужно выти на улицу и посмотреть.

— Нет! — закричал продавец, уже готовый поддаться паники. — Я бы вам не советовал этого делать!

Кевин проигнорировал совет продавца и направился к выходу. Но не успел он открыть дверь и выйти на улицу, как что-то круглое и тяжелое на высокой скорости упало сверху прямо на капот машины, на которой он сюда приехал. Машину вначале придавило к земле, а затем амортизаторы заставили ее слегка подпрыгнуть. Капот автомобиля тут же изогнулся — по центру возникла вмятина, а края искривились и поднялись вверх. Лобовое стекло разлетелось вдребезги, осыпав асфальт мелкими прозрачными 'зернышками'. Кевин в недоумении уставился на искореженный автомобиль, пытаясь понять, что могло сделать с ним нечто подобное. То, что упало сверху — большое и оранжевое — исчезло, оставив после себя лишь отвратительного вида ошметки.

— Что это?! — раздался за его спиной писклявый голос продавца.

— Не знаю, — произнес Кевин. — Вам лучше оставаться у прилавка и не подходить ближе.

— А вы куда?

— Я все еще хочу выйти на улицу и посмотреть.

В этот самый момент с неба упало что-то еще, ударившись вначале о крышу магазина, а затем упав почти у самых входных дверей. В этот раз оно было меньше и при падении ничего не разрушило. Кевин в недоумении смотрел на это нечто, в уме пытаясь вспомнить уроки по ботаники, где бы говорилось, что кукурузные початки умеют летать.

Ему стало понятно, что изуродовало капот автомобиля — огромный плод тыквы. Теперь, глядя в очередной раз на ошметки, они уже не казались ему чем-то отвратительным и непонятным. Взглянув на все другим взглядом и абстрагировавшись от мыслей о чем-то живом, он смог разглядеть кусочки тыквенной корки и мякоти с семенами.

Выйдя на улицу, Кевин поднял голову вверх. То, что он увидел, стало для него шоком. Он ожидал увидеть в небе гигантских птиц, способных унести в когтях плоды овощей и фруктов, но точно не человекоподобных существ, размахивающих перепончатыми крыльями и издающими звуки, которые никакой из представителей человечества никогда не смог бы повторить.

— О, Господи!

Твари летели очень быстро, плотно прижимаясь друг к другу, от чего казалось, что в любой момент их крылья сцепятся между собой, а это, в свою очередь, приведет к неминуемому падению одной или нескольких особей разом. Но пока им удавалось удерживать свои тела налету и продвигаться дальше на юг. Почти каждое из существ держала в когтистых руках и ногах те или иные овощи, среди которых преобладали тыквы. Вернее так показалось Кевину, потому как именно тыквенные плоды благодаря своим внушительным размерам были более различимы среди всех остальных плодов.

Все это выглядело как большая осенняя миграция птиц, стремящихся попасть в более теплые края, путь к которым предполагал быть долгим, а потому существа и прихватили с собой все эти овощи, которыми можно было подкрепиться на земле или же непосредственно в воздухе. Одна из тыкв вновь сорвалась из когтистых лап и полетела вниз, чтобы спустя секунду разлететься в мелкие осколки, оставив после себя лишь оранжево-серое пятно на асфальте. Она упала близко от Кевина, отчего несколько семян, отлетев в стороны, попали на его одежду. Этого оказалось достаточным для того, чтобы заставить его пригнуться и захотеть вернуться под спасительную крышу магазина.

Кевин закрыл за собой стеклянную дверь, и сразу после этого перед магазином на землю опустилась одна из крылатых тварей и уставилась на него своими желтыми раскосыми глазами.

— Закрой дверь на ключ! — завопил продавец. — Скорее, иначе оно войдет внутрь!

Кевин послушался совета продавца и провернул ключ, который уже находился в скважине замка, при этом, стараясь лучше разглядеть существо, стоящее в десяти шагах от него.

Оно было на голову выше него, и эту самую голову покрывали отнюдь не волосы, а черные длинные перья. Кожа, которая не скрывалась под перьями, имела коричневый цвет и слегка поблескивала, словно была покрыта тонким маслянистым слоем. Плечи, локти и колени существа были ярко выраженными из-за роговых формирований. Грудная клетка выпирала вперед, в то время как живот был сильно впалым, практически слипаясь с позвоночником. Судя по выпуклостям над грудной клеткой и отсутствию ярко выраженных половых признаков, существо было женского пола. Руки и ноги твари были длинными и заканчивались пятью пальцами-когтями. Весь образ венчался размашистыми перепончатыми крыльями, которые аккуратно сложились за спиной.

Изначально, Кевину показалось, что у существа просто нет носа, но очень скоро его предположение было развенчано, когда оно сделало два шага ему навстречу, а две незаметные изначально прорези над клювом расширились, став сферической формы.

— Она принюхивается, — прошептал Кевин, завороженный тем, что видели его глаза в эти минуты.

Произнес он настолько тихо, что его не расслышал даже продавец, а вот тварь повела головой и по бокам начали раскрываться кожные раковины, больше похожие на рыбьи плавники. Оно запищало, распахнув желтый клюв, выставляя напоказ розовый язык и серое нёбо.

Тварь поспешила к дверям магазина, в то время как Кевин попятился назад. Оно ткнулось лбом о стеклянную преграду, повела головой, показывая насколько эластична ее шея, затем сделала шаг назад. Спустя секунду, на землю опустились еще три похожих тварей, одна из которых была крупнее остальных и обладала более грубыми — мужскими — чертами лица. Сложив крылья, они жалобно закричали и поспешили присоединиться к первой особи, скребя когтями по асфальту.

— О, Океан Надежд! — воскликнул продавец, прячась за прилавком. — Зачем тебе понадобилось выходить на улицу?! Из-за тебя они нас разорвут в клочья, съедят мясо и костями не подавятся!

— Успокойся приятель, на мой взгляд, их больше интересую овощи и фрукты.

Тварь мужского пола дико запищала и изо всех сил ударила руками о стеклянную дверь, явно показав этим, что в словах Кевина было мало правды. Несмотря на всю мощь удара, стекло даже трещинами не покрылась. Нолан мог и ошибаться, но у него создалось впечатление, что эти существа были бессильны против стеклянной преграды.

— У вас есть ружье? — спросил Кевин мужчину, отойдя подальше от дверей.

— Нет, — отозвался тот из-под прилавка, после чего положил на стойку деревянную дубинку с гвоздями. — Но есть это.

Кевин схватил дубинку в руки и крепко сжал ее в ладонях, предварительно сделав пару пробных замахов. Оружие разрезало воздух со свистом. Это, конечно же, был не меч, но навыки, которые он приобрел благодаря тренировкам с холодным оружием, ему в эти минуты вполне могли пригодиться.

— Хоть есть одна причина, чтобы вспомнить добрым словом Тифа, — вслух произнес он, становясь в позу отбивающего и не отводя взгляда от существ, снующих за дверью.

— Что если оружие в ваших руках их только разозлит? — осведомился продавец, оставаясь сидеть на полу и изредка выглядывать из-за прилавка.

— У тебя есть другое предложение?

— Почему бы вам тоже не спрятаться где-нибудь и подождать пока они сами не улетят?

— Извини, приятель, но прятаться уже слишком поздно. Они видят нас и явно не готовы улететь с пустыми когтями.

— Тогда мы — мертвецы, — уже хныча, простонал мужчина и, сняв с головы бейсболку, уткнулся в нее лицом. Он плакал и что-то бормотал, но Кевин не смог понять ни единого произнесенного им слова. Да и не хотелось ему слушать причитаний мужчины.

В это же самое время одна из тварей расправила крылья и воспарила над землей, создавая потоки воздуха крыльями, разбросав по сторонам мелкий мусор и остатки разбитых тыкв. Кевин предположил, что она решила отказаться от человеческого мяса, но как оказалось, та просто села на крышу магазинчика и принялась там искать вход внутрь. Глухие постукивания когтей у него над головой, заставили Кевина теперь следить как за дверьми, так и за крышей магазина, в надежде не быть застигнутым врасплох.

Мужская особь, в сопровождении двух самок, все еще крутилась вокруг двери и недовольно пищала, подходя вплотную к стеклянной преграде и вновь отдаляясь от нее. Их движения были резкими, нервными и совсем не похожими на человеческие.

— Пошли прочь! — прокричал Кевин, пусть и не веря в силу убеждения собственного голоса. — Вам нечего здесь искать! Улетайте! Найдите себе жертв послабее, например… морковку или свеклу!

Одна из тварей словно послушалась его и отошла в сторону. Но сделала она это исключительно из-за того, что ее внимание привлекла машина, на которой Кевин приехал к этому злополучному магазинчику. Она с минуту покрутилась вокруг машины, после чего положила когтистую лапу на ручку дверцы с пассажирской стороны. Сделав пару попыток, ей удалось открыть дверцу. Но ей этого показалось недостаточно, и она принялась раскачивать ее из стороны в сторону, пока не оторвала ее с петель. Как только дверца оказалась у нее в руках, тварь отбросила ее в сторону и та полетела прямиком в одну из своих сородичей, которая взвизгнула от страха, расправила крылья и отлетела в сторону. Первая тварь не обратила на это никакого внимания, она просунула голову в салон и принялась осматриваться.

Пока существо с интересом изучала кожаную обивку салона, мужская особь подняла с земли оторванную дверцу машины. Несколько секунд изучив ее, летучая тварь крепко сжала лапами дверцу и, раскрутившись на месте, бросила ее в сторону двери.

— Твою мать! — закричал Кевин в сопровождении звука разлетающегося вдребезги стекла. Он вовремя пригнулся, позволив автомобильной дверце пролететь у себя над головой и удариться об один из продовольственных стеллажей.

— О, нет!!!! Только не это!!! — завопил продавец и пополз в сторону подсобного помещения. Открыв дверь и оказавшись лицом к лицу, с тварью, что все же нашла вход с крыши внутрь, продавец завопил как заяц, попавший в капкан, и побежал в обратном направлении. Из-за возраста и лишнего веса, вкупе с паникой, мужчина не удержался на ногах и рухнул на пол, разбив себе нос.

Прорези над клювом существа завибрировали и увеличились в размере, став даже больше собственных глаз. Оно подошло к лежачему на животе продавцу и, без малейших усилий, перевернуло его на спину. Тот успел завопить от ужаса, после чего когти твари впились в его горло и оторвали ему трахею, положив конец его возможностям не только кричать, но и дышать. Кровь фонтаном разлетелась в разные стороны, попав и на лицо убившего продавца существа. Оно мотнуло головой, моргнуло пару раз, после чего высунула изо рта длинный розовый язык и принялась облизывать им свой клюв, коричневую кожу и перья на лице. Оценив вкусовые качества человеческой крови как 'отменные', тварь склонилась над телом мужчины и вонзила клюв в его плоть, довольно заурчав.

Остальные твари, пролезли через разбитое стекло и поспешили присоединиться к ней. Вначале мужская особь пировала вместе с остальными, но очень скоро, он повернул окровавленное лицо в сторону Кевина и из его горла раздался тревожный клокочущий писк. Нолану, который сидел, пригнувшись к полу, этот звук совсем не понравился. Тварь поднялась на ноги, расправила крылья и прыгнула на прилавок, не отводя от Кевина своих желтых раскосых глаз.

Нолан угрожающе закричал на него и вытянул вперед руки, сжимая в ладонях дубину.

— Ну, давай, подходи! Чего ждешь?! Я тебя не боюсь, безмозглая тварь!

В эти минуты он старался абстрагироваться от всего и думать только о том, как ему выйти из этой передряги победителем. Мысли о жене и дочери он постарался запрятать как можно глубже, иначе огромное желание спастись могло привести к панике, а следом и к бегству, что только лишь раззадорит хищных птице-людей.

Тварь спрыгнула с прилавка на пол и пошла на него, слегка склонившись вперед и затрепетав крыльями. Кевину ничего не оставалось, как начать отступать назад, продолжая угрожать хищнику дубинкой. Пройдя мимо стеллажа с апельсинами и другими цитрусами синеватого оттенка, Кевин решил попробовать бросить фрукт в существо, что шло за ним с явными недобрыми намереньями. Апельсин угодил в грудь твари, которая недовольно воскликнула, но не отступила.

— Что? Тебе не нравиться мое подношение? А я-то думал, что в тебе больше от вегетарианца!

Кевин бросил очередной фрукт, но в этот раз тварь успела увернуться, после чего перья на его голове распушились в точности как хвост павлина, от чего итак агрессивный вид существа стал еще более угрожающим.

— Пошел прочь! Тебе лучше взять своих подруг и полететь следом за сородичами, иначе вы отобьетесь от стаи!

К сожалению, его доводы никак не подействовали на хищника, и он продолжил свое — не предвещающее ничего хорошего для Кевина — сближение. Понимая, что таким образом ему не спастись и, рано или поздно ему больше некуда будет отступать, Кевин решил пойти в атаку. Закричав, он сделал шаг вперед и замахнулся дубинкой на существо. Самодельная палица прорезала воздух, даже не задев птице-человека. Нолан попытался провести еще один удар, в этот раз целясь в оперенную голову твари, но та без труда увернулась от удара. Поняв, что попытки нанести удар первым были практически бесполезными, Кевин решил покопаться в памяти и вспомнить все, что он знал, слышал или читал о мифологии. В Ближних Мирах водились, ведьмы, колдуны, оборотни, бэнши и даже вампиры, которые мало чем отличались от преданий его Мира. А значит существа, что пытались полакомиться его плотью, вполне могли быть гарпиями или же чем-то близким к ним. А раз так, тогда на этих тварей, как и на гарпий, должны были действовать одинаково те или иные предметы. К примеру: против оборотней действовали огонь и серебро (правда в этом Мире против определенных разновидностей перевертышей хорошо действовало и железо), против вампиров был эффективен чеснок, солнечный свет и осиновый кол, против Санты — растопленная печь. В таком случае, и у гарпий были свои слабые места.

Кевин повернулся в сторону небольшого отдела с детскими игрушками, что находился справа от него. Могли быть там нужные ему веши, он понятия не имел, но других вариантов для своего спасения он пока не видел. Он повернул вправо, продолжая попытки держать тварь на безопасном для себя расстоянии. Та следовала за ним, не отставая, то сближаясь, то отскакивая назад, стоило Кевину замахнуться дубинкой.

Уже у самого прилавка с игрушками, гарпия все же сделала свой первый замах когтистой лапой и сразу же удачный. Когти зацепились за карман джинсов и повалили Кевина на пол. Дубинка отлетела в сторону, сделав человека полностью безоружным перед свирепой голодной тварью. Кевин не стал совершать попыток вернуть себе дубинку, вместо этого он потянулся к одной из игрушек, молясь, чтобы его предположение оказалось верным. Птице-человек прыгнул на ноги Кевина и крепко сомкнул свои когти на его лодыжках, совершено не обращая внимания на действия Кевина, явно не ожидая подвоха. К счастью, среди игрушек была та, которую он искал. Кевин взял миниатюрную трубу в руки, прижал губы к отверстию и, что есть силы, дунул в нее.

Звук получился ужасным. Протяжным, скрипучим и ноющим как зубная боль. Его музыкальные навыки граничили с уроками музыки в школе, а потому с духовыми инструментами он был совсем не знаком, хотя и любил иногда слушать вечерами пластинки с джазом. Тварь явно обратила внимание на его полное отсутствие таланта в музыке и жалобно запищала, замотав головой. Перья, раскрытые как павлиний хвост тут же сникли, а ушные раковины-плавники стали совсем маленькими. Поняв, что это успех, Кевин вобрал в грудь как можно больше воздуха и вновь задул в трубу. В этот раз тварь разомкнула свои когти с его лодыжек и воспарила вверх, ударяясь крыльями о стеллажи и разбрасывая их содержимое на пол.

Женские особи, что в это время пировали, так же запищали и забили крыльями, разбрызгивая кровь продавца по стенам, прилавку и потолку.

Кевин поднялся на ноги и в этот раз попытался изобразить на трубе мелодию из песни группы 'Биттлз'. По его субъективному мнению — у него очень даже неплохо получалось, а вот твари явно придерживались иного мнения — они принялись летать по магазину, ударяться о стены, стеллажи и друг о друга, в паническом желании выбраться наружу. Когда одной из гарпий все же удалось найти выход, она радостно запищала и взмыла вверх. Следом за ней поспешили и остальные. Кто-то с первой, а кто-то со второй попытки, прошел через разбитое стекло в дверях и улетели прочь, гонимые жуткими звуками исторгаемые игрушечной трубой.

— Куда же вы?! — прокричал им вдогонку Нолан. — У меня только начало что-то получатся!

Вначале он хотел вернуть на место трубу, но, передумав, сунул ее в задний карман штанов. Если она ему больше не пригодится, тогда он будет только рад, ну а пока следовало перестраховаться. Нолан направился в сторону выхода, стараясь не смотреть на запачканный кровью прилавок. Ему стоило бы вызвать копов, да только он понятие не имел какой у них номер. Вдобавок у него даже не было телефона. Возможно, телефон можно было найти в подсобном помещении магазина, но у Кевина была идея получше, которая по непонятной ему причине не пришла ему раньше. В бардачке автомобиля, на котором он сюда приехал, вполне мог быть мобильный телефон, в памяти которого мог храниться номер 'Папаши' Дэвлона. Он мог ему позвонить, а тот, в свою очередь, вызвал бы шерифа. К тому же, он сомневался, что мотор автомобиля все еще работал, а это значило, что ему нужна была помощь для того, чтобы добраться обратно до фермы или же до тыквенного поля, на котором вполне возможно кто-то нуждался в помощи. Тем более что теперь он на самом деле мог помочь в борьбе с летающими птице-людьми.

Гарпия разодрала обивку на заднем сиденье и на спинках передних кресел, отчего машина теперь выглядела плачевно не только снаружи, но и внутри. Нолан не стал долго размышлять о причинах ненависти гарпий к обивке, а поспешил открыть бардачок, принявшись искать в нем нужное ему средство связи.

К сожалению, найти его ему не удалось. Но он нашел что-то другое, что заставило пройтись холодной волне по всей его спине. Это была фотография покойного Ральфа Дэвлона. У Кевина возникло предположение, что этот автомобиль когда-то принадлежал именно ему. На фотографии Ральф выглядел уверенным в себе молодым человеком, смотрящим с прищуром из-под полей ковбойской шляпы. В зубах он сжимал тлеющую сигарету, а на плечо закинул ружье, что придавало его образу переизбыток мужественности и самолюбования. Наверняка при жизни он пользовался большим успехом у женщин и вызывал уважения у мужчин.

Но не сама фотография заинтересовала Кевина, а то четверостишье, что было выгравировано внизу позолоченными буквами:

'Я иду дорогой дальней. Одиноко одному. Но лишь надо приглядеться и тебя везде найду. Ты живешь в листве деревьев, в водной глади и огне, В синем небе и в закате. Даже больше, ты — во мне'.

Это были строки из песни, которую пропел Марк Уотер на могиле Линин.

— Друг, когда мы вновь встретимся, тебе придется многое мне объяснить.

3

Солнечный Луч хотела прокричать вслед убегающему Кевину, чтобы он остановился и подождал ее, но природная сдержанность не позволила ей даже открыть рта. У нее не было желания оставаться наедине с женщинами из семейства Дэвлон, но и показать свою слабость перед ними ей тоже не хотелось. Ей не нравились Дэвлоны, но и доказательств того, кроме подозрений, что они не те за кого себя выдают, у нее не было, и все же где-то глубоко в душе она верила, что стоит им почувствовать с их стороны страх или же подозрения, как они тут же покажут свои истинные 'лица'. Солнечный Луч сомневалась, что эти 'лица' ей понравятся или же покажутся хоть немного дружелюбными, какими они хотели казаться до поры до времени. И что тогда? Они заставят ее выпить все запасы чая? Вполне возможно. Но, она сомневалась, что Дэвлоны преследовали лишь одну цель — сделать их зависимыми от горячего напитка. Здесь скрывалось что-то еще. Что-то гораздо неприятнее.

К счастью для нее, Мэредит Дэвлон поспешила покинуть кухню со словами: 'Я должна позвонить шерифу, пусть он поможет нашим мужчинам'. Линда и Дафна тоже повставали со своих мест, в желании сделать что-то полезное для мужской половины семейства. Таким образом, за столом осталась только она и Дэлия Дэвлон, которая проворачивала вилку в недоеденном салате и задумчиво глядела на Солнечный Луч. Молчание становилось неловким, а Дэлия даже не думала отводить взгляда в сторону. Тогда Солнечный Луч решила улыбнуться девушке и первая отвела взгляд, с неловкостью поправив прядь волос.

— А ты красивая, — произнесла Дэлия, положив вилку на стол.

— Благодарю, — смущенно ответила Солнечный Луч, чувствуя, как ее щеки приобретают алый цвет.

— Правда. Ты конечно не Фэй Кроули, но тоже ничего. Ты знаешь кто такая Фэй Кроули?

— Нет, — призналась Солнечный Луч.

— Она актриса и модель. Еще она поет, но мне ее песни не нравятся. Но у нее очень красивое лицо, тело и походка. Говорят, у нее было пятьдесят мужчин. Ты веришь в это?

— Не могу сказать, — пожала плечами женщина, не зная, как еще ответить.

— А у тебя, сколько было мужчин?

Ответ на данный вопрос Солнечный Луч знала, но это совершенно не значило, что у нее было желание отвечать. И все же у нее не хватило сил и решительности просто встать из-за стола и уйти.

— Один.

— Один?! — воскликнула девочка и громко рассмеялась, из-за чего Солнечный Луч почувствовала, как краснеет уже второй раз за короткий промежуток времени. — Ты шутишь?! А я-то думала, что это у меня дела плохи. Так Кевин твой единственный мужчина?

— Нет, — позволила и Солнечный Луч себе улыбнуться. — Мы с Кевином просто друзья.

— Ты думаешь, я в это поверю? Как могут мужчина и женщина быть просто друзьями?

— Бывает и такое.

— Я не верю в это. Я понимаю, если кто-то из вас был страшным или слишком старым, но вы оба — хороши собой и одного возраста, а потому я в жизни не поверю, что вы не видели друг друга голыми.

— Нас объединяет схожие трагические события в жизни. Он, как и я, потеряли свою половинку.

— Ты и он — вдовцы?! — удивилась Дэлия и скривила губы от жалости. — Такие молодые, а уже одинокие? Тогда я тем более не верю, что вы не нашли утешения в общей постели. Но это не так уж и важно — если не хочешь, то можешь об этом не рассказывать. Лучше расскажи мне, кем был твой первый мужчина. Он был молод и красив или же тебя заставили выйти за него замуж? Я просто ничего не знаю про индейцев, но мне очень-очень интересно.

— Его звали Дубовая Ветвь.

— Прикольное имя. Дубовая Ветвь и Солнечный Луч — звучит как название сказки для детей, которая обязательно заканчивается некой моралью. Я бы тоже хотела себе такое имя. Ты бы не могла мне придумать что-то похожее?

— Не знаю.

— Ну же, Лучик, какое мне имя больше всего бы пошло? — Дэлия сжала ладони лодочкой и с мольбой посмотрела на женщину.

— Может быть, Весеннее Облако?

— Круто, мне нравится. Я хочу, чтобы ты меня называла именно так.

— Если ты этого хочешь, — улыбнулась Солнечный Луч.

— А можно я теперь найду тебе какое-нибудь имя из наших?

— Как тебе будет угодно.

Дэлия крепко сжала кулачки от удовольствия и радости оттого, что ей позволили выбрать Солнечному Лучу новое имя, после чего задумчиво уставилась в потолок.

— Ммммм, как насчет Эммы?… Или лучше Сьюзен. Тебе нравится имя Сьюзен?

— Очень симпатичное имя.

— Правда? Тебе нравится?! Круто! Как же с тобой легко и приятно общаться. Ты именно та подружка, о которой я всегда мечтала, и которой у меня никогда не было. Мне даже стало стыдно за то, что я тебя ревновала к Кевину. Как ты думаешь, я ему нравлюсь?

Солнечный Луч была готова поддерживать разговор с девочкой на разные темы, но были и такие, от которых ей хотелось поспешно встать из-за стола и покинуть кухню, не объясняя никому на то причин. Этот вопрос Дэлии входил в категорию последних. И все же она нашла в себе силы на ответ.

— Не думаю, что Кевин готов к отношениям с кем-либо в ближайшее время. Он слишком сильно любит свою жену и очень тоскует по ней. К тому же, тебе лучше найти себе пару исходя из своего возраста.

— Да я бы с радостью, да только с такими строгими правилами, как в нашем доме, я скорее состарюсь и помру в одиночестве, чем выйду замуж.

— Не стоит так думать. Ведь поженились же твои родители, а также твои тети.

— Возможно, — без радости в голосе произнесла Дэлия. — Но, если ты не заметила, Сьюзен, то в нашей губернии не так уж и много людей живут. И найти себе пару будет, ой, как сложно. Я не говорю уже о браке по любви.

— Странно, но я всегда считала, что у белых людей подобных проблем никогда не возникает.

— Ага, значит у вас — у индейцев — все же все происходит по договоренности? И ты вышла замуж за Дубовую Ветвь не по своей воле?

— И да, и нет. В нашем случае обязанность переросла в огромную любовь.

— Тебе повезло, — с завистью в голосе произнесла Дэлия и вздохнула. — О, Океан Надежд, как же я хочу выйти замуж, надеть белое платье и заняться любовью со своим мужем на берегу реки. Мы будем часами глядеть на звездное небо, греться у костра и говорить о всяких приятных глупостях. Затем, мы поплывем на лодке вниз по течению руки, где нас будет ждать роскошный автомобиль, на котором мы уедем в кругосветное путешествие. Иногда мне кажется, что все мои мечты навсегда останутся просто мечтами.

Солнечный Луч могла поклясться, что девочка уже давно придумала себе идеальный вариант своего первого замужнего вечера. Она же сама не имела таких мыслей до замужества по двум причинам: во-первых, свадебные традиции у индейцев были одинаковыми для всех, а во-вторых, в отличие от Дэлии, она боялась приближения того дня, когда она свяжет навсегда свою жизнь с неизвестным доселе мужчиной. К счастью, ее страхи не оправдались и, к сожалению — связать 'навсегда' их жизни у них не получилось.

— Надо только в это верить и все твои мечты обязательно сбудутся, — заверила ее Солнечный Луч, отчего Дэлия засияла в улыбке как первая вечерняя звезда.

— Ты так думаешь? Ох, Сьюзи, как же я рада, что у меня появилась такая хорошая подруга как ты! Слушай, мне нравятся твои косы. Ты можешь мне заплести такие же?

— Если ты этого хочешь.

— Очень хочу! Пойдем ко мне в комнату и там, ты сделаешь меня такой же красивой, как и ты сама.

Дэлия вскочила на ноги и, схватив Солнечный Луч за руку, потащила ее к выходу их кухни.

Комната Дэлии отличалась от той, в которой провела ночь Солнечный Луч не только размерами, но и декором. Здесь вместо голых стен, всюду были расклеены постеры с молодыми полуголыми парнями. Постель имела не прямоугольную форму, а овальную. А еще у окна стоял столик, на котором были непонятные для Солнечного Луча предметы. Дэлия тут же подскочила к столику и нажала на большую черную коробку, после чего плоский квадрат на столе начал показывать картинки.

— Слушай, Сьюзи, я хочу добавить тебя в друзья во 'Фрэндноте'. Подскажи, твой ник.

— Извини, Дэлия, но я не совсем понимаю, о чем ты меня просишь.

Девочка с удивлением посмотрела на свою гостью и пару раз непонимающе моргнула веками.

— Ты шутишь? Неужели ты не знаешь, что такое 'Фрэнднот'? Это самая крупная соцсеть в мире, в которой можно легко найти друзей и общаться с ними не выходя из дома. Это очень нужная штука!

Солнечный Луч в ответ только пожала плечами и улыбнулась.

— Ладно, тогда я тебе все покажу. Тебе понравится. Уверена, что ты сама потом меня попросишь сделать тебе страничку. Я стану первым твоим другом в соцсетях, разве это не круто?!

— Круто, — согласилась с девочкой Солнечный Луч, чувствуя неловкость, произнося непривычное и непонятное для нее слово.

Пальцы девочки быстро запорхали над очередным непонятным предметом, а на плоской поверхности начали появляться образы. Вскоре отобразилась фотография Дэлии, на которой она выглядела лет на пять старше своего настоящего возраста из-за обильно нанесенного макияжа.

— Вот — это моя страничка. Здесь я общаюсь с моими друзьями, просматриваю ленту новостей. Видишь, у меня целых пятьсот шестьдесят друзей. Ты будешь у меня пятьсот шестьдесят первой. Но для начала, я хочу, чтобы ты заплела мне косы.

— Хорошо. У тебя есть ленты?

— А разве тебе жалко своих? — спросила девочка, прищурив глаза.

— Вовсе нет, — ответила Солнечный Луч и принялась расплетать свои косы, что заняло у нее пару минут. Когда ленты и перья оказались на столике, а Солнечный Луч привела в порядок свои волосы, Дэлия, не удержавшись, подошла к гостье и с интересом прошлась вокруг нее.

— Какая же ты красивая, Сьюзи. Тебе даже больше идет с распушенными волосами. Так что, можешь, не раздумывая, подарить ленты и перья мне.

— Благодарю тебя, за добрые слова.

— Итак, давай уже приступим к плетению моих кос.

Девочка предложила Солнечному Лучу сесть на край постели, в то время как она сама села на пол, между ног своей взрослой подруги.

— Когда мы закончим, я хочу, чтобы ты меня сфотографировала. А затем, я сфотографирую тебя.

— Хорошо, — кивнула Солнечный Луч, в который раз не понимая, о чем идет речь.

Спустя несколько минут, когда одна из косичек уже была заплетена, в дверь комнаты постучались, и внутрь вошла бабушка Дэлии — Мэредит, держа в руках поднос с чайничком и одной кружкой.

— Ах, вот вы где, — улыбнулась она. В искренность ее улыбки, Солнечный Луч, как не старалась, не смогла поверить. — Милая, а я тебе чай принесла, ты его так и не выпила за столом. Я его подогрела, так что можешь его пить с удовольствием.

— Бабушка, а нельзя было это оставить на потом? — с раздражением в голосе произнесла Дэлия. — Разве ты не видишь, что мы заняты?

— Я только оставлю поднос на столике и тут же уйду, — усмехнулась Мэредит и поспешила выполнить свое обещание.

Как только дверь закрылась за ней, Дэлия повернула голову назад и взглянула в глаза Солнечного Луча. Впервые за их знакомство, она увидела на лице девочки некое переживание за кого-то другого, помимо самой себя.

— Сьюзи, пообещай мне не пить никогда этот чай.

— Почему ты так говоришь? — спросила она, надеясь услышать правду.

— Просто… Я не могу тебе сказать, но ты должна мне верить.

— Хорошо, Дэлия, я обещаю не пить чай.

— И скажи то же самое Кевину. Я, надеюсь, не должна добавлять при этом, что этот разговор — тайна? Никто из моих родственников не должен знать, что я тебя об этом просила.

— Обещаю, Весеннее Облако. Мы — индейцы — умеем хранить тайны.

— Вот и замечательно.

Дэлия подошла к столику, на который ее бабушка поставила поднос с чаем и, ничего не объясняя, взяла чайник и понесла его в уборную. Пробыв там не больше десяти секунд, она вернулась уже с пустым чайником. Поставив его обратно на поднос, она вернулась к постели, на которой сидела Солнечный Луч и присела меж ее ног на пол.

— Теперь можно продолжить начатое.

Когда обе косы были закончены, а перья окончательно дополнили штрих, Дэлия вскочила со стула и подбежала к ночному столику, принявшись любоваться собой в зеркале. Судя по блеску в глазах и широкой улыбке на лице, ей очень понравился конечный результат. Открыв один из шкафчиков, она достала из него очередной квадратный предмет, непонятного для Солнечного Луча значения.

— Вот, держи. Сфотографируй меня.

Солнечный Луч взяла протянутый ей предмет и принялась медленно вертеть его в руках, не понимая, что с ним делать.

— Только не говори, что ты не умеешь им пользоваться, — с усталью вздохнула Дэлия. — Сьюзи, для начала сними крышку, затем нажми на кнопку, чтобы выскочил объектив, после чего делай фото. Все очень просто!

Чтобы подтвердить свои слова, девочка быстро показала все на деле, после чего вернула фотоаппарат Солнечному Лучу, предварительно показав на какую кнопку ей надо нажать. Направив объектив на девочку, Солнечный Луч сделала первую в своей жизни фотографию, что явно не порадовало Дэлию.

— Что ты делаешь?! Я же не подготовилась! Удали ее скорее. — Не дожидаясь пока это сделает ее подруга, Дэлия выхватила из ее рук фотоаппарат и удалила сама фотографию.

— Дай я сначала подготовлюсь, а затем делай фотографию, лады?

— Извини.

Девочка выпятила губы, уставилась в потолок и намотала обе косички на указательные пальцы, после чего замерла на месте.

— Ну, а теперь чего ты ждешь? — устало произнесла Дэлия. — Делай же фотку, наконец!

Солнечный Луч нажала на кнопку. Аппарат щелкнул, и образ девочки внутри коробочки стал менее живым, статичным. Она не была уверена, но предположила, что у нее все получилось. Ее предположение подтвердилось, когда Дэлия забрала фотоаппарат и посмотрела на то, что получилось.

— Круто! Я немедленно выложу эту фотку на моей страничке. Пусть все мои подруги обзавидуются. Но прежде чем я это сделаю, давай я тебя тоже сфотографирую. — Дэлия повернула объектив фотоаппарата на Солнечный Луч, отчего той стало неуютно и даже немного страшно. — Ну, прими какую-нибудь сексуальную позу. Ты у нас очень красивая девушка, но даже таким как ты стоит выбирать правильный лук для фотографии.

Солнечный Луч не нашла ничего лучшего как повторить ту же позу, которую изобразила Дэлия ранее, что вызвало смех у последней.

— Да нет же, дурочка. Тебе нужно выбрать что-то другое. Нельзя, чтобы подруги на своих страничках имели почти одинаковые фотки — это не круто! Попробуй, сунуть руки в карманы своих джинсов, приподними немного плечи, а голову опусти, чтобы волосы слегка спадали на лицо… вот так, просто класс! Но, нужно еще кое-что.

Девочка подскочила к Солнечному Лучу и вытащила из-под легкого свитера, который ранее принадлежал ее тете Рите, амулет. Тот блеснул желтым светом в руках Дэлии, и та замерла на какое-то мгновение, любуясь тем, как что-то переливается внутри камня, словно живое.

— Какая же это красота! Откуда он у тебя?

Солнечный Луч чуть ли не непроизвольно вытащила амулет из рук девочки и сжала его в собственной руке.

— Это амулет, который я использовала в ритуале.

— В каком ритуале? — с усиливающимся любопытством, спросила она.

— Я хотела попасть на Земли Мертвых, чтобы найти там своего мужа Дубовую Ветвь и вернуть его на Земли Живых. Кевин остановил меня тогда.

— Почему он это сделал?

— Ритуал очень опасен. Была большая доля вероятности, что я не смогу вернуться назад.

— То есть как? В чем состоял ритуал?

— Я должна была убить себя.

— О, Океан Надежд! Да как же так?! И ты была готова пойти на это?!

— Иначе на Земли Мертвых не попасть.

— А каково назначение этого амулета?

— В нем заключен дух, который должен был нам показать дорогу обратно.

— А разве такое возможно?

— Наши легенды говорят, что — да.

— Но если бы ты все же провела обряд и попала на Земли Мертвых, а затем вернулась оттуда вместе с мужем, то, как бы вы вернулись обратно в свои тела?

— Те, кто самостоятельно переплывают Стикс, получают взамен новую плоть.

— А разве Стикс можно переплыть самостоятельно? Я мало, что знаю о Земле Мертвых, но, насколько мне известно, никто не может переплыть его без помощи Харона, — продолжала любопытствовать девочка.

— Ты права, но не во всем. Стикс можно переплыть одному один раз, но плыть его в обратном направлении очень сложно, да к тому же это делается обязательно в паре. Одному же — даже не стоит пытаться, так как шансы на успех уменьшаются в разы. Вдобавок, чтобы найти Стикс, уже ступив один раз на его другой берег, нужен обязательно такой амулет. Но даже он не сможет ничем помочь, если пробыть слишком долго на Земле Мертвых — дух, заточенный в амулете, просто погибнет. Как видишь, есть очень много правил, которые нужно с точность выполнить, иначе ничего не получится.

— И ты была готова на столь безумный и опасный поступок?!

— Да. Что не сделаешь ради любви.

— О, Сьюзи, как же я тебе завидую. — Дэлия вновь выпятила губки и сделала жалобную мину. — Я тоже хочу испытать такую сильную любовь, какая была у тебя. Как же это романтично.

— У тебя все еще впереди, дорогая.

— Да, конечно, да только достойных кандидатур у меня нет.

— Ты ведь говорила, что у тебя есть пятьсот шестьдесят друзей. Разве среди нет симпатичных мальчишек?

— Есть, — кивнула Дэлия. — Да только все они живут далеко от этих мест. Я ни с кем из них даже не разговаривала вживую, так как сейчас с тобой. Если ты еще не заметила — у меня семья очень строгих нравов и мне не позволяют выходить за пределы фермы без спроса и без сопровождения.

— Почему?

— Это долгая история. И я не хочу об этом говорить. Лучше я тебе сделаю фотографию. Итак, приготовься. Встань так, как я тебе говорила и выпрями спину, чтобы подчеркнуть амулет. Пусть он играет важную роль в фотографии.

Когда фотография была сделана, Дэлия вернулась к компьютеру, сообщив Солнечному Лучу, что до появления ее личной странички в соцсетях осталось всего ничего. В это самое время дверь в комнату вновь открылась и на пороге возникла бабушка Мэредит.

— Ну как, выпили чай? — спросила она, переводя взгляд с Солнечного Луча на столешницу, где стоял чайник, и обратно. На ее губах присутствовала привычная улыбка, которая у Солнечного Луча вызывала тревогу и ноющую боль в животе.

— Да, бабуль. Сьюзи выпила все до капли. Ей очень понравилось. Не правда ли, Сьюзи?

— Да, эсель Дэвлон, — подыграла Дэлии Солнечный Луч. — У вас очень вкусный чай.

— Прекрасно, прекрасно! — засияла от радости Мэредит. — А где же Кевин? — Казалось, что она только сейчас заметила его отсутствие.

— Он отправился следом за вашим мужем и остальными. Ему очень хотелось помочь им.

— Как отправился за ними? — Мэредит явно забеспокоилась, и Солнечному Лучу показалось, что это были первые настоящие эмоции, которая она показывала на своем лице, за то время, как они с Кевином поселились на ферме. — Он покинул территорию?

— Не волнуйся, бабушка, — успокоила ее Дэлия. — Наверняка они встретились с дедушкой и теперь уже вместе вернутся назад.

— Да, — согласилась Мэредит с внучкой, хотя и не без сомнения в голосе. — Скорее всего, так оно и есть. Ладно, подождем тогда их возвращения, после чего нам бы хотелось познакомить наших гостей с еще одним членом семьи. Мой свекор чувствует себя сегодня как никогда хорошо. Узнав, что у нас на ферме гости, он выказал огромное желание познакомиться с вами.

— Почту за честь встретиться с ним, — произнесла Солнечный Луч.

Когда дверь за Мэредит вновь закрылась, Дэлия, подождав около полминуты, вскочила на ноги и крепко схватила за запястье свою гостью.

— Тебе надо бежать. Скорее! — Она потянула Солнечный Луч в сторону окна, и той не оставалось ничего делать, как последовать за девочкой.

— Куда? — спросила она, глядя на то, как Дэлия открывает окно настежь.

— Куда угодно. Только быстрее. Прежде чем мой дед, отец и все остальные вернуться назад, ты должна быть далеко отсюда.

— Может, ты мне объяснишь, наконец, что здесь происходит?

— Некогда объяснять. Ты должна знать лишь одно — тебе совершенно не стоит знакомиться с моим прадедом!

— Почему?!

— Да, полезай в окно, в конце концов! Быстрее! Иди направо по крыше, пока не увидишь лестницу ведущую вниз. Когда спустишься по ней, беги, что есть силы, в сторону ворот.

Солнечный Луч все же послушалась советов девочки и полезла в окно. Как только она оказалась на крыше, Дэлия вновь закрыла окно, после чего помахала ей на прощание. Солнечный Луч пошла по указанному пути, а, спустившись вниз по лестнице, поспешила в сторону ворот, которые остались открытыми после отъезда 'Папаши' Дэвлона и его свиты, а затем и Кевина.

Солнечный Луч уже почти добежала до ворот, когда ее остановил звук урчащих моторов. Скорее всего, Дэвлон возвращался обратно на ферму, и женщина была более чем уверена, что встречаться с ним сейчас для нее было сравнимо со смертью, а потому лучшее, что она могла сделать сейчас — спрятаться. Она поспешила в сторону амбара, в котором произошло их первое знакомство с Дэвлоном.

Вбежав в амбар, она прикрыла за собой дверь и прислонилась к дощатой стене, пытаясь разглядеть все происходящее за пределами амбара через щель.

Три машины резко въехали на территорию фермы, после чего не менее резко остановились, поднимая высокие столбы пыли из-под колес. Из машины вышел один из работников Дэвлона и поспешил закрыть ворота. Вскоре из остальных машины тоже вышли люди, включая и Большого Дэва. Они о чем-то побеседовали между собой, после чего 'Папаша' показал рукой в сторону амбара. После этого жеста, по спине Солнечного Луча прошелся холодок, а она сама непроизвольно отпрянула от щели. Постояв немного в нерешительности, она вновь прильнула к щели, чтобы увидеть, как за руль одной из машин садится Корри Дэвлон, заводит мотор, после чего машина медленно, но уверено начинает сближение с амбаром. Солнечный Луч решила больше не ждать следующих действий Дэвлонов, поспешив спрятаться за тюками с соломой, хорошо, что их здесь было очень много и они чуть ли не формировали вторую стену в амбаре. Теперь у нее была возможность лишь слушать, что будет происходить далее.

Двери амбара открылись, звук мотора заурчал громче, чтобы потом быстро заглохнуть. Раздался звук открываемой дверцы, а потом и захлопнувшейся.

— Что нам делать с телами? — спросил кто-то. Солнечный Луч предположила, что голос принадлежал Энтони Дэвлону — зятю Большого Дэва.

— Я сделаю из них чучела, — раздался ответ. Судя по высоким мальчишеским ноткам — это был Корри. — Я их подстрелил, так что это мои трофей.

— Огреть бы тебя палкой за это, сопляк! — раздраженно изрек Большой Дэв.

— Поверь, пап, именно этим я сегодня и займусь, — поддержал отца Стив.

— За что? — возмутился Корри. — Я ведь отомстил за дядю Ральфа. Кстати мне одному кому удалось это сделать.

— Гарпии очень мстительные твари, идиот! — продолжил на повышенных тонах свое нравоучение 'Папаша' Дэвлон. — Из-за твоих действий, уже завтра сородичи этих двух, подстреленных тобой, могут напасть на нашу ферму.

— Мы дадим им отпор и сделаем целое поле чучел из убитых, — не унимался мальчишка.

— Если они и нападут, то сделают это огромной стаей, — заметил Бун Дэвлон. — Ты думаешь, у нас получится с ними справиться?

— Но ведь сегодня мы остались победителями, а они трусливо улетели! — настаивал на своем Корри.

— Это только потому, что их мысли были заняты добычей пищи. Она их волновала на тот момент больше, чем смерть их сородичей, — не согласился с ним Энтони.

— Ладно, — изрек Большой Дэв. — Будем надеяться, что они больше не прилетят… хотя бы до следующего года. Главное и в этот раз нам удалось их прогнать без больших потерь в урожае. Не говоря уже о человеческих потерях.

На какое-то время в амбаре повисла тишина, и Солнечному Лучу на миг даже показалось, что она чем-то выдала себя, но очень скоро разговоры возобновились.

— Чего тебе, Мэредит? Что за спешка тебя привела сюда?

— Беда случилась, муж мой! — прерывисто дыша, изрекла Мэредит. — Незнакомцы пропали!

— Как пропали? Как пропали?!

— Мужчина поехал следом за вами, а женщина все это время была в комнате Дэлии, но теперь она говорит, что та сбежала, стоило ей уйти в уборную всего на пару минут.

— Вы осмотрели весь дом?! — спросил Стив. — Может, она просто вышла? К примеру, за очередной порцией чая?

— Боюсь, что нет, — заохала Мэредит, да так, что Солнечному Лучу показалось, что ее пропажа, была воспринята Мэредит за самую большую трагедию в семействе Дэвлонов, со времен гибели ее старшего сына. — Скорее всего, она почуяла что-то неладное!

— Каким образом, хотелось бы знать?! — произнес Дэвлон на повышенных тонах.

— Эти индейцы всегда ко всему относятся с опаской, — заявил Бун. — Наверняка, в ней даже живет магическое начало, которое работает как предчувствие.

— Пойдемте в дом, — раздраженно произнес Большой Дэв, после чего послышались его тяжелые шаги удаляющиеся прочь из амбара. Спустя пару секунд его примеру последовали и остальные.

Солнечный Луч просидела за тюками с соломой в полной тишине около пяти минут, после чего решилась выйти из укрытия. В амбаре было пусто, и только машина слегка заслоняла проход наружу. Багажник машины был открыт, и Солнечный Луч нехотя взглянула на то, что лежало там — два окровавленных трупа гарпий. Их пустые глаза смотрели в пространство сквозь полуприкрытые веки, а из клювоподобных ртов торчали языки. Солнечный Луч поспешила отвернуть голову в сторону, не желая больше глядеть на это ужасное зрелище. Она обогнула машину стороной, и уже выходя из амбара, встретилась лицом с дулом ружья, которое держал в своих крепких руках Большой Дэв.

— И куда это ты собралась, красотка? — процедил сквозь зубы он. — Некрасиво уходить, не отблагодарив хозяев за гостеприимство!

Глава 8. Наступление

The Swarm is Coming — Kings & Creatures

1

Двадцатый день.

Утро нового дня началось с неприятных новостей — Джон Гринфилд пропал. Вначале мы решили, что он просто захотел побыть в одиночестве, что случалось и ранее, но когда он не вернулась в лагерь через час и даже через два, мы поняли, что с ним что-то случилось. Эйрин была вне себя от злости и переживания. В том же расположении духа находился и Баррет Гибсон. Возможно, еще дней пять назад я был бы рад таким обстоятельствам, но только не сейчас. Я переосмыслил свое отношение к Пришельцу, а со времен своего выздоровления мне даже удалось пообщаться с ним и понять, что мы с ним не такие уж и разные. Поэтому я был одним из первых, кто предложил разделиться и начать его поиски. Время близится к закату, но нам не удалось найти даже намека на то, куда Джон мог деться. Я пишу эти строки, в то время как моя жена раскидывает руны, надеясь получить ответ у них. Пока что они предательски молчат.

Двадцать первый день.

Мне удалось найти Джона Гринфилда. Произошло это случайно. Оказалось, что в пяти сотнях шагов от нашего лагеря, расположенного в лесу, находилась пещера. Подземные реки практически высохли, оставив после себя лишь длинные и витиеватые туннели. В один из таких туннелей и провалился Гринфилд. Падая, он вывихнул челюсть, поэтому он не мог позвать на помощь. К тому же при падении, он сломал ногу. Ему повезло в одном — он не потерял сознание. Вода в том месте, куда он приземлился, была довольно глубокой. Я не представляю, как ему удалось с переломанной ногой, превозмогая боль, доплыть до ближайшего камня и взобраться на него.

Я прогуливался по лесу, когда мое внимание привлекла небольшой провал в земле. А, заглянув в него, я услышал его еле слышный стон. Спустя десять минут, вся наша группа стояла около этого провала. Нужно было действовать как можно быстрее, и я предложил себя в качестве добровольца на спуск вниз. Эйрин, даже не стала обсуждать это. Она привязала часть веревки за свою талию, а другую — дала в руки Гибсону. Я хотел оспорить ее решение, но оказался в меньшинстве. Даже Алекс посчитал правильным, что именно Эйрин спустится в пещеру, объяснив это двумя причинами: она была самой легкой из нас и — она единственная, кто обладала магическим даром, а значит — могла оказать необходимую помощь Джону.

Через полчаса все были на поверхности. Если не брать в учет перелом, Гринфилд чувствовал себя хорошо.

Двадцать третий день.

Мы задержались в лагере на больший период времени, чем рассчитывали. По той простой причине, что Джон все еще не мог передвигаться самостоятельно. Эйрин лечила его разными зельями, которые снимали боль и ускоряли процесс сращивания костей.

Не могу избавиться от чувства ревности. В похожей ситуации, моя жена даже не удосужилась принести мне воды, сейчас же она буквально не отходит от ложа Гринфилда. Только начав испытывать симпатию к Джону, как я вновь начинаю его ненавидеть.

Двадцать шестой день.

Лечение Эйрин дало эффект, теперь Джон, пусть и без присущей ему ранее прыти, может передвигаться самостоятельно. Мы находились целый день в пути, пытаясь наверстать упущенное. Джону явно приходится сложно, но он не хочет признавать этого, утверждая, что с ним все в порядке.

Привал мы сделали лишь спустя три часа после захода солнца. Место привала мы выбрали около горной реки, в которой водиться очень много рыбы. Пока Эйрин и Джон разводят костер, Гибсон охотится на зайцев, мы с Алексом ловим рыбу. Оказывается у моего друга очень развитая техника ловли голыми руками. Он даже дал мне пару уроков и, кажется, у меня даже получается. Впервые за долгое время, я почувствовал присутствие улыбки на своем лице.

Двадцать восьмой день.

За два дня не произошло ничего такого, о чем можно было бы упомянуть.

Тридцать второй день.

Впервые за долгое время между мной и Эйрин была близость. Мы остановились у опушки леса для очередного ночлега в губернии Шавелл, объединение Зиам. Я уже заснул, когда меня разбудил легкое прикосновение к плечу. Эйрин, приложила палец к своим губам, призывая меня к тишине, после чего поманила рукой за собой. Алекс, Джон и Гибсон крепко спали. Я пошел за своей женой, не задавая никаких вопросов. Я думал, что она, наконец, хочет поговорить со мной, чего я так долго добивался, но все время получал от нее отказ. Мы углубились далеко в лес, прежде чем Эйрин остановилась. Я успел произнести лишь, что скучаю по ней, после чего она поцеловала меня, принявшись стягивать с меня сначала весту, а затем и рубашку. Все что я хотел сказать ей и к чему так усердно готовился, мгновенно вылетело из головы. Мы занимались любовью на земле, не чувствуя ни холода, ни сухих веток, ни влагу росы. Я был полностью охвачен чувствами к моей жене. Такую же страсть и желание, я испытывал при первой нашей близости, и это было восхитительно.

Когда все закончилось, Эйрин, так и не произнеся ни единого слова, подняла свои вещи с земли и направилась обратно. Мои оклики не заставили ее даже оглянуться назад. Вернувшись в лагерь, я застал всех членов нашей команды по-прежнему крепко спящими. Эйрин делала вид, что уже уснула, хотя я понимал, что это было не так. Все что произошло между нами в лесу, для нее ничего не значило. Это было всего лишь физиологическая потребность, которую ей нужно было утолить. Я около десяти минут сидел неподвижно и глядел на то, как догорает костер, борясь с желанием сунуть в него руку и не вынимать, пока боль не заставит меня прийти в чувство. Здравый смысл все же смог взять вверх над данной глупой затеей, после чего я вернулся к своему ложу. Единственный с кем я могу все еще говорить откровенно — это дневник. Рад, что у меня все еще есть такая возможность.

Надеюсь, мне удастся уснуть в эту ночь.

Сороковой день.

Мы попали в засаду, устроенную дюжиной беглых преступников. Они были вооружены дубинами, железными прутьями и обычными камнями. В отличие от них у нас были мечи и кинжалы, но на их стороне было количество. К тому же они застали нас врасплох, появившись как раз на рассвете в нашем лагере, когда мы все еще спали. Они обезоружили нас и связали. Обыскав наши походные мешки, они забралами нашу провизию и холодное оружие. Затем, вместо того чтобы уйти, они захотели овладеть моей женой. Она кричала, пыталась отбиться, но ее держали шестеро. Я требовал их остановиться, но они меня не слушали. Ненависть и злость захлестнули меня и все же из-за моей беспомощности, я ничего не мог поделать.

Все могло бы закончиться ее изнасилованием, если бы главарь банды не открыл мой дневник и приказал всем помолчать, пока он с трудом читал вслух все то, что было написано мной ранее. Очень скоро они поняли, что им удалось поймать не простых людей, а тех, кто шли к Океану Надежд и имели при себе 'ключ' к Его вратам, в лице Джона Гринфилда. Эйрин закричала вновь, при этом данный крик был даже громче — в нем чувствовалось больше отчаянья. Баррет Гибсон, брызжа слюной, ревел, что засунет дневник мне в глотку, сразу как перережет горло. Странно, я никогда не скрывался во время писания дневника, но только сейчас они поняли, чем я занимался все это время. Скорее всего, потому что до этого момента никому из них не было до меня дела.

Бандиты забыли об Эйрин и теперь ее, лежащею на спине, остался держать всего один из преступников. Другие же плотным кольцом обступили нас и принялись допытываться, кого как зовут. Прежде чем я и Гибсон успели произнести, что это именно одного из нас зовут 'Джоном', мы были опережены Алексом. Главарь преступников приказал сломать Алексу два пальца на руке, желая убедиться в искренности слов. Алекс выдержал данное испытание, не отказавшись от ранее сделанного заявления, и тога бандиты поверили ему.

Они хотели убить всех нас, оставив жизнь только Алексу и Эйрин, но Алекс заявил, что он не поведет никого из них к Океану, если кто-то умрет. Главарь пообещал всем неприкосновенность, но двое из его банды оказались с ним не согласны. Они начали кричать, что оставлять всех нас в живых нецелесообразно, что им нужны лишь двое пленников — Алекс и моя жена Эйрин, которую можно было использовать в качестве развлечения. Из-за разногласий между ними завязался спор.

В этот самый момент, Эйрин достала один из пузырьков с зельем из-за пазухи и плеснула его содержимое на того, кто остался ее сторожить. Он от гнева ударил ее несколько раз по лицу, но, затем что-то произошло. Преступник переменился в лице, затем закричал и бросился на своих товарищей. Его выпад был столь неожиданным для них, что они даже не сразу среагировали. Приступили они к действиям лишь когда, одурманенный зельем преступник разбил двум бандитам головы с помощью своего металлического прута. Они завалили наземь своего обезумевшего приятеля и обезоружили. В этот самый момент Алекс уже подскочил к Эйрин и та, перерезала веревки на его запястьях ножом, который выпал из рук одного из бандитов с проломленным черепом.

Впервые в жизни я видел, как Алекс Криз дерется на мечах. Он явно был мастером в этом деле, хотя в некоторых моментов было видно, что ему не хватало практики. Чтобы одолеть всех ему потребовалось не больше десяти минут. Последним поверженным оказался главарь банды, с которым Алексу пришлось повозиться подольше, чем с остальными преступниками. Но и он оказался поверженным.

Закончив со всеми, он отвязал нас с Джоном и Гибсоном от дерева. В первую очередь, я поспешил к жене, узнать о ее самочувствие. Она заверила меня, что с ней все в порядке. Продолжения нашей беседы не последовало из-за Гибсона, который кинулся на меня с кулаками. Он кричал, что по моей вине, наше путешествие чуть не закончилась провалом. Алекс и Джон оттащили его от меня. Слегка утихомирившись, он начал требовать уничтожения дневника. Я выказал ему свое нежелание это делать, от чего разозлил его еще сильнее. К счастью на моей стороне оказались Джон и Алекс. Эйрин решила не высказывать своего мнения по этому поводу.

В тот же вечер Гибсон, воспользовавшись тем, что я отлучился по малой нужде, украл у меня дневник и попытался сжечь его в костре. Я пришел как раз вовремя, до того, как он успел сгореть. Я вытащил дневник из пламени голыми руками. Он попытался вырвать его и вновь кинуть в огонь, но неожиданно остановился. Уж не знаю, что он прочел в моем взгляде, но это его остановило. Он решил отступить, произнеся лишь что-то похожее на 'безумец'. Наверное, он побоялся, что в одну из ночей я просто перережу ему горло из-за сожженного дневника. Что ж, в те минуты я был готов и на такой поступок.

Сорок третий день.

В последние дни, моя жена часто отлучалась. Я видел, как она собирала разные травы в поле, а затем ночью у костра что-то варила в своей миске. Я думал, что она варит такое же зелье, которое помогло нам расправиться с бандитами, но очень скоро я понял, что ошибался. Вчера ночью я видел, как она украдкой выпила жидкость из пузырька. Так как она старалась сделать это незамеченной, я понимал, что у меня нет никаких шансов расспросить ее об этом. Она бы не стала ничего мне говорить.

Сорок четвертый день.

Я проснулся этой ночью в холодном поту. Иногда случается так, что ответы на самые сложные вопросы приходят именно во время сна. Все неожиданно становиться ясным и простым. Так произошло и со мной. Ответ стал настоящим откровением, из-за чего я даже смог вырваться из цепких лап сна.

Зелье, которое пила Эйрин. Я понял, каким действием оно обладало. Та ночь близости между нами. Эйрин приготовила зелье, чтобы спровоцировать выкидыш. В ее чреве зарождалось новая жизнь. Она решила убить нашего второго ребенка ради своей мечты — дойти до Океана Надежд. Цели, ради которой она бросила нашего первого сына.

В эти минуты я осознал, что все мои попытки вернуть Эйрин в семью будут тщетными. Единственная цель, которую я преследовал, отправившись в этот долгий и трудный путь, теперь мне казалась несбыточной.

2

Дом Тралла выл и стонал от криков боли. Его стены, давно привыкшие к цвету крови, были вновь ею забрызганы, а пол и вовсе потонул в настоящих кровавых реках, с которыми с трудом справлялись дренажные системы. Оборотни не щадили никого на своем пути. Гибли и охранники, и слуги — те, кто нападали на них, кто защищался и даже те, кто просто пытались спастись бегством. Каким-то группам смельчаков удавалось одолеть одного или же двоих соперников, но таких было мало. Слишком мало. И даже их ожидала в конце смерть. Вервольфы были беспощадны.

Дом Крестанов и Херрингов пали ранее. Все живущие в них люди были убиты, а звери — выпущены на свободу. Армия Пожирателя росла не по часам, а по минутам. Перебираясь от замка к замку, они убивали даже простых жителей Андора, которые попадались им на пути. Остальных, успевших укрыться в домах, они пока не трогали, но очередь вскоре могла дойти и до них. Все предопределяло время.

Лессер, одетый в черный камзол капитана армии, хмуро глядел на лужи крови на полу зала, в котором он еще вчера дрался с либаром. Рядом с ним стоял Гроун и громко, с наслаждением, вдыхал воздух, который был пропитан страхом, болью и агонией смерти. Где-то в дальних коридорах замка Тралла доносились крики, плачь, рычание и лязг метала. В этой битве они уже не принимали участие — уж слишком много было желающих поквитаться и без них. Сам же Лессер утолил свою жажду мести сразу же, как разодрал глотку Джею Траллу еще в замке губернатора. Последующие убийства он воспринимал как необходимость.

— Все еще не верю, что нам удалось это сделать, — обратился к Лессеру Гроун. Он часто поглаживал свой красный мундир, который, по его мнению, прекрасно смотрелся на нем, при этом с обидой покачивал головой, находя на нем новые пятна крови. Это уже был пятый смененный им мундир. Предыдущие не выдержали проверку боем. В отличие от Лессера, Гроун решил немного поучаствовать в расправах и в этом доме, в котором они прожили большую часть своей жизни. — Ты не выглядишь счастливым, мой друг.

Лессер несколько раз моргнул, после чего покачал головой.

— Разве? Я рад, что мы, наконец, обрели свободу. Я рад, что наши хозяева получили по заслугам. Я рад, что наших братьев теперь никто не посмеет держать на цепи.

— Уверен, что ты именно так и думаешь, и все же, тебя что-то гложет.

— Поверь — это не так. Со мной все в порядке! — заверил его Лессер, после чего перешагнул через большую лужу крови, в которой валялась чья-то рука все еще сжимающая меч, и зашагал в сторону другого зала. Гроун последовал за ним.

Несмотря на свое отрицания, Гроун все же был прав — Лессеру было немного не по себе. Он был убежден в том, что все родственники трех богатейших семей Андора заслуживали смерти. Часть наемников заслуживало смерти. Но, даже среди охраны были люди, которые к Лессеру и другим его собратьям относились по-человечески, не прибегая к кнуту или же браным словам без видимых на то причин. Не говоря уже о слугах, к которым относились чуть лучше, чем к оборотням. С ними расправились только потому, что они относились к человеческой расе.

В следующем зале, в котором Траллы принимали важных гостей, Лессер и Гроун увидели такую же картину — разруху и кровь. Один из охранников, прислонившись к стенке, тяжело дышал, отчаянно пытаясь закрыть ладонями дыру в своем животе. Он испугано глядел на вошедших и пытался что-то произнеси. Гроун убил его, одним взмахом руки свернув ему шею.

— Удачно переплыть тебе Стикс, человек, — добавил Гроун, поправляя лацканы на своем камзоле. — Поскорее бы с этим закончить и отправиться на настоящую войну.

Лессер отошел в сторону, не желая больше глядеть на труп человека, чья душа уже была готова к встрече с Хароном. Он предпочел осмотреть стены с картинами, на которых были изображены Траллы. На всех картинах образ Джейя Тралла был одинаково величественен и горд, вдобавок выглядел он на голову выше себя настоящего и гораздо худее. Лессеру редко доводилось ходить по этому залу, в котором никогда не проводились кровавые турниры, а потому он с интересом принялся разглядывать образы. Но, очень скоро он потерял к ним интерес, стоило его слуху уловить некоторое шуршание за стенами, которое мгновенно стихло. Словно крысы торопились прочь из замка известными им одним путями. Гроун тоже притих и навострил слух. Его глаза приобрели желтовато-пегий цвет, расширяющиеся плечи растянули камзол, сорвав верхнюю пуговицу. Лессер приподнял руку вверх, требуя от своего друга тишины и спокойствия.

Спустя минуту полной неподвижности с их стороны, шорохи возобновились вновь. К этому моменту, Лессер уже заметил, что в стене был проход, который был тщательно замаскирован гобеленами. Ликерус сместился в сторону, в том направлении, куда двигался источник слабого шума за стеной. После чего резким ударом ноги выбил потайную дверь с петель, схватил двух визжащих от страха существ за одежду и отбросил их за спину, на пол зала.

Только обернувшись, он понял, что в их руки попали две молодые наложницы, одной из которых была новая девушка, которая вчера приносила ему еду и омывала раны. 'Пиша', вспомнил он ее имя и сам удивился тому, что был рад видеть ее — здоровой и невредимой. А вот судя по глазам девушки, она не разделяла его чувств. Наоборот, она была в подавленном состоянии и, нужно было быть слепцом, чтобы не видеть ужаса в ее глазах.

Вторая девушка, имя которой Лессер в эти минуты никак не мог вспомнить, но которую помнил по нескольким ночам, проведенных с ней вместе, была тоже напугана. Но, ее страх был иным. Этот страх заставляет всех живых существ не забиваться в дальний угол и молить о пощаде, а кидаться на своего обидчика, в надежде заставить того отступить или же признать поражение. В руках у девушки был кинжал, который она успела уронить, но тут же поспешила взять его обратно в руки. В ее глазах была ярость, а рот искривлен в жуткой гримасе ненависти. И вся эта ненависть была обращена на Лессера. Она закричала и кинулась на него, высоко подняв кинжал над головой. Но, не успела она сделать и двух шагов, как ее тонкая белая шея, оказалась в лапе Гроуна.

— Нет! — прокричал Лессер, желая остановить своего друга, но уже было слишком поздно. Шейные позвонки девушки сломались столь же легко, как сухая тросточка, попавшая под колесо кареты.

Пиша закричала от ужаса и закрыла ладонями лицо. Гроун отбросил ее подругу в сторону и уже хотел взяться за нее, но Лессер оттолкнул его в сторону. Да так сильно, что рытвак не удержался на ногах.

— Что на тебя нашло?! — возмутился тот, вставая на ноги.

— Не прикасайся к ней! — процедил сквозь зубы Лессер и только после того, как понял, что его слова были усвоены Гроуном, он отвернулся от него и присел на корточки рядом с Пишей.

— Ей, успокойся, тебя никто не тронет. Обещаю.

Лессер не ожидал, что она тут же поверит его словам и перестанет рыдать, так оно и произошло — она продолжала обливаться слезами и молить о пощаде. При попытке прикоснуться к ее плечу, девушка вздрагивала всем телом и крепко прижимала руки к груди.

— Гроун, ты бы не мог оставить нас наедине? — попросил Лессер, продолжая держать руки приподнятыми, показывая девушке, что он не опасен ей.

— Что ты удумал, Лессер? Неужели ты хочешь сохранить ей жизнь? — с недоумением поинтересовался Гроун. — Она ведь человеческая особь!

— Иди и посмотри, что к чему, — настоял на своем капитан. — Я уже не слышу лязга мечей. Возможно, все уже закончилось. Раз так, собери всех солдат и прикажи им двигаться обратно к замку губернатора.

— А ты?

— Я приду следом.

Больше не произнеся ни слова, Гроун вышел из зала, оставив их одних. Девушка перешла с плача на всхлипы, а ее тело все еще тряслось от страха. В эту минуту она была похожа на испуганную зайчиху, которая попалась в лапы к волку, что пытался убедить ее, что он не голоден и совсем не любит мясо. И пусть это выглядело именно так, Лессер все же попытался наладить с ней контакт и успокоить ее. Он как можно медленнее протянул к ней свою ладонь и приложил ее к волосам девушки. Дрожь усилилась, глаза стали шире, и все же она не попыталась отстраниться.

— Пиша. Тебя ведь Пишей зовут?

Девушка не ответила, предпочтя моргнуть веками два раза. Ее щеки были мокрыми от слез. Лессер вытащил платок из кармана и протянул ее девушки. Он ни разу не пользовался этой туалетной принадлежностью, но часто видел, как их использовали люди, смотрящие его бои. Пиша не решилась взять из его рук платок, из-за чего он сам вытер ее слезы. Девушка молча глядела на него, позволив прикоснуться к себе. Постепенно начало казаться, что она полностью взяла себя в руки, если только не нижняя губа, которая продолжала дрожать, то показывая, то скрывая ее маленькие белые зубы.

Как только ее щеки стали сухими, Пиша попыталась повернуть голову в сторону тела ее подруги, но Лессер приложил кончики пальцев к ее виску, создав заслон ладонью.

— Не стоит тебе на нее смотреть. Лучше всего будет, если ты встанешь на ноги и пойдешь вместе со мной как можно дальше от стен этого дома.

— Куда? — произнесла она, наконец, первое слово.

— В безопасное место. Поверь, тебя никто не тронет, пока ты будешь рядом со мной.

— Я хочу домой, к своим родителям.

— Где живут твои родители?

— В селении Куминиус.

— Обещаю отвести тебя туда сразу, как это станет возможным. А для этого тебе нужно встать и пойти со мной. — Лессер поднялся с корточек и протянул ей свою руку.

Девушка снова взглянула на него с засевшим страхом в заплаканных глазах.

— Вы… вы убили всех, кто жил в этом дворце, — тяжело открывая рот, произнесла она. — Почему вы не убьете и меня?

Для этого были две причины, но Лессер решил озвучить только одну из них.

— За всю свою жизнь, я убил много противников. Тогда у меня не было выбора. Теперь он у меня есть.

* * *

Он привел ее в шатер под неодобрительные взгляды своих солдат. Но стоило ему посмотреть кому-то в лицо, как все воины предпочитали отвести свои взгляды и опустить головы. Пиша все еще вздрагивала от разных звуков и голосов, непроизвольно прижимаясь ближе к Лессеру. Когда они вошли в отдельный отсек шатра, который ранее принадлежал капитану Малвиллу, Пиша позволила себе отойти от него на пару шагов.

— Здесь ты сможешь поесть, помыться и выспаться. — Лессер подошел к столу и взял в руки тарелку со свежей мясной вырезкой. — Ты пока присядь и отдохни, а я пойду и зажарю это мясо на костре. Знал бы, что у меня будут гости — подготовился заранее.

Лессер повернулся к ней спиной и уже хотел выйти, когда Пиша его окликнула.

— Благодарю вас, касс, за доброту.

Лессер кивнул в ответ и вышел.

Он поджаривал на костре последний кусок мяса, когда к нему подошел Гроун и присел рядом.

— Чем она тебя так сильно привлекла?

— Не знаю, — ответил ему Лессер, глядя на то, как мясо меняет свой красный цвет на — серый.

— О, Океан Надежд, только не говори, что ты в нее влюбился.

— Нет. Я просто сочувствую ей. И… она не похожа на всех служанок, которые когда-либо прислуживали в доме Тралла.

— И после этих слов, ты говоришь, что не влюблен? — усмехнулся Гроун.

Лессеру не хотелось дальше развивать тему разговора, и он решил ее сменить:

— Скольких мы потеряли?

— Всего десятерых. Не так много, если учесть всех тех, кого мы убили. Завтра весь Андор будет в нашей власти. Я о таком даже не мечтал. А через несколько дней мы увидим новые объединения. Прожив столько лет в клетке, сложно поверить в то, что мир гораздо огромнее, чем я его себе представлял. Но, ничто не сравнится с моим желанием увидеть Океан Надежд.

В пламени огня, глаза Гроуна заблестели как янтарь на солнце. Лессер сомневался, что в планы губернатор Андора входило желание ступить на берег Океана Надежд с кем-либо еще, кроме самого себя, но предпочел не затрагивать сейчас эту тему. К тому же мясо уже прожарилось достаточно, чтобы быть съедобным для человека. Ничего не говоря на прощание, Лессер встал на ноги и направился обратно к шатру.

Он вошел практически бесшумно, отчего застал Пишу врасплох. Она вскрикнула и поспешила прижаться спиной к дальней стенке. Но, увидев, что это был всего лишь он, расслабила напряженные плечи. Лессер положил тарелку с мясом на стол и отошел в сторону.

— Ешь. Еда поможет тебе справиться со страхом.

Девушка поправила робко волосы и подошла ближе к столу. Немного помедлив, она все же взяла обеими руками мясо и впилась с жадностью в него зубами. Лессер с интересом наблюдал за ее трапезой до тех пор, пока она тщательно не прожевала кусок и принялась за второй.

— Ты ешь, а я пойду и поищу тебе одежду.

Поиск одежды для Пишы заняли у него около получаса. В одном из богатых домов, в котором уже успели побывать его солдаты, Лессер нашел сорочку, корсет и фижму. Последнее он не стал брать с собой, понимая, что Пише она будет только в тягость. Уже собираясь уходить, он решил подойти к трюмо, у которого лежало окровавленное тело старой худосочной дамы в одних панталонах. Ее глаза были уставлены в потолок, а рот широко открыт. Белый парик сдвинулся набок, обнажая часть практически лысой головы. В руках она сжимала пузырек с духами, запах которых был неприятен его чуткому обонянию. Он знал, что у людей нюх был гораздо слабее развит, чем у оборотней, а потому подобные флакончики пользовались популярностью у людских женщин. Пише они могли понравиться. Лессер, задержав дыхание, вытащил флакончик из цепких пальцев мертвой дамы и сунул его в карман брюк. Затем, осмотрев столешницу, решил взять еще пудру и круглое зеркальце, обрамленное золотой каемкой. С этими вещами он и покинул дом.

К моменту его возвращения, Пиша уже успела съесть все мясо и теперь сидела на краю постели, скромно положив руки на колени. В этот раз он постарался оповестить о своем приходе тяжелым шорканьем ног, чтобы не заставать девушку врасплох снова.

Лессер положил зеркальце и пудру на стол, а одежду протянул Пише.

— Вот, примерь это. Я не уверен, но думаю тебе это должно подойти.

Лессеру было немного неловко. Ему казалось, что все его действия были направлены исключительно на то, чтобы произвести впечатление на девушку и понравиться ей. Раньше он никогда ничего подобного не делал.

Вместо того чтобы взять одежду из его рук и дождаться того момента, когда он оставит ее одну, Пиша стянула с себя платье, оставшись полностью обнаженной перед ним. Лессер как не старался, но так и не смог отвести от ее тела своего взгляда. Одежда выпала из его рук в тот момент, когда девушка подошла к нему вплотную и поцеловала его в губы. В ее глазах больше не было страха в его адрес. Теперь она глядела на него с интересом и нежностью. Но была ли искренность в ее действиях или же все упиралось в попытку манипулировать им? А может ей просто хотелось, чтобы он защитил ее, обнял, помог почувствовать себя в безопасности? В целом, Лессера мало интересовали ответы на эти вопросы. Он схватил ее за бедра и приподнял вверх. Как только ее ноги сплелись на его пояснице, он направился к кровати, наслаждаясь приятным дыханием девушки, от которой все еще пахло жареным мясом.

* * *

Он проснулся рано, когда солнце еще не поднялось достаточно высоко, чтобы осветить комнату шатра через слуховое окно. Пиша спала на его груди, безмятежная и умиротворенная. Этой ночью они занимались любовью в течение нескольких часов. Казалось, что Пиша никак не насытится его ласками. Она стонала от удовольствия при каждом его прикосновении, отдаваясь ему полностью, отвечая на каждое его движение. А на пике блаженства девушка кричала и крепко-крепко прижималась к нему всем телом и шептала ему на ухо его же имя.

Лессер провел ладонью по ее волосам, чувствуя приятное тепло во всем тело лишь от одного понимания, что она рядом с ним и принадлежит ему одному. Если бы он до сих пор был ручной 'зверушкой' Тралла, то и Пиша стала бы удовлетворять физиологические потребности других бойцов, а не только его, отчего ночь близости с ней носила бы совсем иной окрас — чего-то обыденного и совсем не волшебного. Только мысли об этом заставляли Лессера испытывать ненависть к тому, кого уже не было среди живых, и к смерти кого он имел непосредственное отношение. Теперь об этом можно было не волноваться, ведь все закончилось для них двоих хорошо, и все же ненависть к своему бывшему хозяину продолжала бурлить в нем, принося боль в солнечном сплетении и горечь в горле.

Он бы с радостью продолжал лежать на койке вместе с ней, если бы не Гроун, вошедший в его опочивальню без стука. Судя по его хмурому виду, было понятно, что он был далеко не рад увиденному, но говорить что-либо об этом он не стал, а только дал понять, что хочет поговорить с Лессером на улице. Капитан кивнул ему в ответ, после чего Гроун покинул его комнату.

Он постарался подняться с койки как можно осторожнее, чтобы не разбудить ее, но Пиша тут же очнулась и, улыбнувшись, взглянула ему в глаза.

— Доброе утро.

— Доброе утро, мой капитан, — отозвалась она.

— Как ты себя чувствуешь?

— Чувствую себя очень хорошо. Гораздо лучше, чем вчера днем, но не настолько блаженно как этой ночью. И, — Пиша просунула руку под простынь и крепко сжала пальцами его детородный орган, — в твоих силах вновь сделать меня абсолютно счастливой.

Его член начал набухать и увеличиваться в размерах стоило ей провести по нему ладошкой вверх-вниз, вдобавок вновь поцеловав его в губы. Отбросив в сторону простынь, он взобрался на нее сверху, после чего осторожно вошел в нее. Пока он погружался в ее лоно, они смотрели друг другу в глаза, чувствуя, как все сильнее крепчает связь между ними. Когда погружение стало полным, Пиша прикрыла в блаженстве веки и тихо простонала, закусив нижнюю губу. В этот момент Лессер поймал себя на мысли, что более красивых женщин ему никогда не доводилось видеть ранее. Пиша была идеальна во всем, и еще одно он знал наверняка — он не хотел с ней расставаться никогда. Но, сразу после этого, он напомнил себе, что связан долгом перед губернатором, который даровал ему свободу. Связан долгом перед солдатами, над которыми он принял командование, и которые ожидали, что он поведет их в бой. И перед теми оборотнями, которые тоже имели право быть свободными. В то же время, он не мог ее взять с собой в бой. Он не мог подвергать ее жизнь новому риску. К тому же вчера она просила его вернуть ее родителям, что он собственно и собирался сделать уже сегодня, через пару часов.

Пока же они были вдвоем, и Лессер наслаждался этими мгновениями, стараясь запомнить все ее прикосновения, все ее эмоции на лице, звуки, вырывающиеся из ее груди, запах… Он помнил, что Гроун ждал его на улице и все же не мог не заняться с ней любовью, возможно, в последний раз, после чего их ждала долгая разлука, а может даже и окончательное расставание.

Их тела были влажными от пота, когда быстрые движения Лессера окончательно затихли, а его семя пролилось в Пишу, но выходить из нее он не торопился. Ему было приятно осознавать, что они продолжали быть одним целым, пусть даже акт подошел к своему логическому концу. Она как всегда крепко прижалась к нему, а по ее тело прошлась мелкая дрожь блаженства, достигнув даже кончиков пальцев на ее ногах.

— Лессер… Лессер… Лессер…

Пиша покрывала его лицо поцелуями до тех пор, пока его учащенное дыхание стало более спокойным. Только после этого он перевалился на спину, а после встал на ноги и потянулся за своей одеждой.

— Я скоро вернусь. Хочу поговорить с Гроуном. Затем мы поедем на ферму к твоим родителям.

— А что если я этого не хочу? — спросила она, проведя пальцами по его голой спине.

— Вчера ты говорила об обратном.

— Это было вчера.

— А чего ты хочешь сегодня? — спросил он, повернувшись к ней лицом.

— Хочу, чтобы ты был рядом. Хочу, чтобы в каждую день я засыпала и просыпалась с тобой.

— Я ведь оборотень, а ты — человек.

— И что с того?

— Думаю, ни мои, ни твои сородичи не поймут нас.

— Ну и пусть. Какое нам дело? Я слышала, что жители объединения Фаржэ лишены подобных предрассудков. Мы бы могли переехать туда. Создать настоящую семью.

— К сожалению, я пока не готов к созиданию. Только к разрушению. И я не знаю, сколько это продлится. До тех пор, твоя жизнь не будет в безопасности рядом со мной.

За неполные сутки с ней, Лессеру удалось разглядеть в ее глаза уже три чувства. Вначале это был страх, затем нежность, теперь на него смотрели с явной обидой.

— С чего ты решил, что моей жизни не будет ничего угрожать, если ты будешь далеко от меня?

— Я позабочусь об этом, пусть даже нас будут разделять сотни тысяч шагов, — ответил он, накинув на плечи черный мундир. — Война — не женское дело.

Лессер вышел из шатра. Судя по хмурому виду Гроуна, он был зол из-за того, что Лессер позволил появиться со столь большим опозданием.

— Глупо с твоей стороны заставлять губернатора себя ждать. Армия уже готова. Остальные капитаны уже давно предстали перед троном.

— Губернатор еще немного подождет, — спокойно изрек Лессер. — Мне нужно уладить кое-какие дела.

— И под 'кое-какими делами' ты, конечно же, подразумеваешь ее? — легкий кивок в сторону шатра.

Капитан армии не ответил, давая понять, что предположение Гроуна оказалось верным.

— Многие солдаты недовольны тобой и выказывают желание перейти к Краффу или Буллу. А наглец Хэнгер так и вовсе спит и видит занять твое место. — Гроун замолчал, позволяя Лессеру вставить свою реплику, но тот не воспользовался шансом. — Ты понимаешь, что ты ведешь себя опрометчиво? Ты капитан армии. У тебя есть обязанности перед всеми нами. Ты должен пойти в замок губернатора и выслушать его наставления, чтобы затем немедленно отправиться в путь.

— Только после того, как я отвезу ее домой, Гроун, — настойчиво произнес Лессер, взглянув на друга не менее сурово. Тому пришлось смириться и отвести взгляд. — Ты моя права рука, а потому можешь пойти за место меня в замок и выслушать требования губернатора. Когда я вернусь из селения Куминиус, мы сразу же отправимся туда, куда губернатор пожелает.

— А разве ты этого сам не хочешь? — решил поднажать на него Гроун. — Ты ведь еще вчера был одним из тех, кто твердил, что люди должны поплатиться за все зло, которое они причинили нам! Разве ты это забыл?

— Я говорил лишь то, что вы все хотели от меня услышать. Свою жажду мести я испил до дна еще в тот день, когда Тралл покинул этот Мир. Несмотря на это, я все еще не отказываюсь вести вас в бой. Я все еще хочу помочь всем нашим братьям приобрести свободу. Но, чувство мести уже покинуло меня.

— Пиша — всего лишь человек.

— Все мы жители Молодого Мира и не нам судить, кто из нас лучше, а кто не достоин даже существования. Я бы хотел закончить этот разговор. Тебе стоит поторопиться в замок губернатора, а мне — оседлать коня и отвезти ее в родное селение.

— Хорошо, — пожал могучими плечами Гроун. — Я займусь этим. Я отвезу Пишу в Куминиус. А ты — отправляйся в замок. Пожиратель хочет видеть тебя — не меня.

Лессер настороженно взглянул на своего друга.

— Только не говори, что ты не доверяешь мне, — с нотками обиды в голосе, произнес Гроун, этим заставив Лессера почувствовать стыд за свое недоверие. — Обещаю, я буду охранять ее на протяжении всего пути и отдам ее исключительно в руки родителей. Если понадобиться, я отдам жизнь за нее.

— Гроун…

— Только не пытайся отказаться от моей помощи. Это оскорбит меня и заставит поверить в то, что ты никогда не считал меня своим другом.

— Хорошо, — согласился Лессер. — Если я кому-то в этом Мире доверяю, так это тебе. Оседлай лошадь, а я поговорю с Пишей.

Гроун кивнул, после чего они пожали друг другу руки.

* * *

Кругом пахло желтеющей листвой. А все из-за легкого моросящего дождика, который начался сразу как Гроун и Пиша отправились в путь. Девушка боялась своего сопроводителя, о чем открыто призналась Лессеру. Он поспешил ее успокоить, заверив, что Гроун ничего плохого ей не сделает и не позволит это сделать кому-нибудь другому. Она хотела, чтобы он пошел с ней и никто другой. Он ответил, что и сам этого хочет, но в данный момент это было невозможно. Пише пришлось смириться с тем, что не Лессер отвезет ее домой, но прежде чем отправиться в путь, она взяла с него обещание, что они обязательно увидятся снова. Лессер заверил ее в этом, после чего их губы слились в продолжительном поцелуе. Затем Пиша взобралась на коня, не без помощи Гроуна и они отправились в путь, в сторону селения Куминиус.

В самом начале пути Гроун посчитал важным рассказать Пише о своем отношении к ней.

— Я отвезу тебя обратно к твоим родителям и сделаю все, чтобы ты за время нашего пути осталась целой и невредимой. Но, все это я делаю ради Лессера. Он дорожит тобой. При других обстоятельствах я, скорее всего, сломал твою тонкую шею и забыл о твоем существовании еще до начала второй половины дня. Без обид. Я просто решил, что ты должна знать о моем отношении к тебе и твоим сородичам.

— Рада, что ты был честен со мной, — с трудом проглотив ком в горле, произнесла Пиша, после чего убрала руки с его бедер, за которые она держалась, чтобы не упасть с седла.

— Тебе стоит вновь ухватиться за меня, — заметил Горна, — иначе мое обещание, данное Лессеру о том, что ты останешься целой и невредимой, может оказаться невыполненным. Кони не слишком любят оборотней, а потому он может в любой момент сорваться на бег или того хуже — встать на дыбы, и ты упадешь.

Нерешительно Пиша вернула свои руки на бедра Гроуна, после чего ее сопроводитель слегка пришпорил коня.

Весь остальной путь до самого Куминиуса они не проронили ни единого слова. И только уже на подъезде к селению, Гроун приостановил коня и приподнял руку вверх, призывая Пишу к молчанию, словно до этого она давала повод обвинить ее в болтливости.

Казалось, все было как прежде. Куминиус никогда не был шумным селением, вот и сейчас их встретили совершенно пустые дорожки и наглухо закрытые ставни на окнах ближайших домов. И все же Гроун негромко произнес:

— Что-то здесь не так.

Его настороженность передалась Пише в виде беспокойства. Дом ее родителей был совсем недалеко от въезда в селение, и она могла бы его увидеть, если бы не слишком широкая спина Гроуна.

— Что ты имеешь в виду?

Оборотень ей ничего не ответил, и тогда девушка решила больше не ждать, когда он вновь пришпорит коня, а спрыгнула с седла. Прежде чем он успел схватить ее за ворот платья, Пиша побежала в сторону родительского дома, не обращения никакого внимания на требования Гроуна остановиться.

Открыв калитку, она поспешила к дверям дома, крича по очереди слова 'мама' и 'папа'. Но никто не торопился открыть ей двери и заключить в объятьях, принося конец их — недолгому и все же болезненному — расставанию.

Стоило ей только потянуть входную дверь на себя, как к ногам повалился ее отец и уставился слепым мертвым взглядом в пасмурное небо. Пиша закричала от ужаса, уставившись на его перерезанное горло, кровь из которого все еще вытекала тонкими струйками. Девушка упала на колени и уже хотела прикоснуться ладонями к окровавленной одежде отца, но ей не позволили это сделать сильные руки оборотня, прижавшие ее к груди и заставившие отвернуться, чтобы больше не видеть этой ужасной картины. Но, все было напрасно: образ убитого отца словно прожегся на сетчатках ее глаз. Пиша зарыдала, уткнувшись лицом в грудь Гроуна, в то время как тот с настороженностью принялся озираться по сторонам. Судя по свежей ране, убийца фермера был неподалеку.

Так оно и оказалось. Пятеро мужчин в грязной и окровавленной одежде, с небритыми лицами и сальными волосами вышли из очередного дома, держа в руках еду и кувшины с темной жидкостью. Они громко смеялись и с гордостью обсуждали между собой очередное убийство безоружной семьи фермеров. Они были увлечены общением друг с другом, чем поспешил воспользоваться Гроун. Он схватил Пишу за плечи и толкнул ее в сторону коня.

— Садись в седло и скачи обратно в губернию, — прорычал он, в то время как его лицо уже начало удлиняться, принимая животный облик.

— Моя мать…

— Если она все еще жива, я вернусь вместе с ней. А теперь иди! Живо!

Их голоса привлекли внимание пятерых убийц, которые побрасали еду и кувшины наземь и выхватили мечи из ножен.

Пиша, к великому облегчению Гроуна, не стала с ним спорить и побежала к лошади. Быстро взобравшись в седло, она развернула коня и помчалась обратно в сторону Андора. В это время Гроун сбросил с себя красный мундир, в надежде сохранить его в целости и сохранности, после чего встал на четвереньки и позволил зверю окончательно взять над собой вверх.

Когда убийцы фермеров выстроились перед ним дугой, рытвак уже полностью перевоплотился в зверя, и уже стоял на слегка согнутых, готовых к броску, лапах, опустив удлинившийся подбородок к самой земле и выпятив вперед острые шипы на своей спине. Раньше ему не доводилось биться с пятью соперниками разом, но он верил в свою победу. В конце концов, ему противостояли обычные люди, пусть и вооруженные мечами.

* * *

В зале было около дюжины оборотней. Большинство из них носили красные мундиры, и лишь Лессер, Крафф и Булл выделялся среди остальных своей черной формой. Лессер бы знаком со всеми — с кем-то лучше, с кем-то лишь поверхностно. Трое из оборотней были, как и он, бойцами дома Трала. С ними он встречался не один раз на тренировках и видел их несколько боев. Они по праву носили красные офицерские мундиры и находились сейчас в тронном зале.

Другие четверо были из дома Крестана, включая и Краффа с Буллом. Они были тоже хорошими бойцами, судя по той храбрости, которую они показали при осаде дома Херринга, хотя Лессер не сомневался в том, что один из черных мундиров, которые сейчас сидели на их плечах, должен был достаться Гроуну. Но, капитанов выбирал сам Пожиратель.

Около трех лет назад Лессер мог встретиться с одним из них в бою, но в самый последний момент Крестан отменил бой, побоявшись за своих без сомнений талантливых, но тогда еще не опытных бойцов. Пару раз он поймал взгляд Булла на себе, что привело его к мысли, что именно с ним должен был тогда пройти несостоявшийся бой. Лессер надеялся, что тот не копил в себе все эти годы злобу на него и в один из самых неподходящих моментов не захочет все же проверить — кто из них сильнее.

Остальные четыре оборотня были из других, менее обеспеченных, домов. Но и они по праву носили свои красные мундиры, показав на деле, что в бою их отвага и решительность была достойна похвалы.

Губернатор Андора, как и прежде сидящий на черном от копоти троне, не стал использовать долгие вступительные речи, а решил сразу перейти к делу.

— Сколько времени вам нужно, чтобы начать очередную атаку?

— Около часа, сир, — ответил Лессер.

— Хорошо. Тогда, вам стоит подготовить бойцов к бою. Следующей нашей целью является объединение Зиам. К восходу солнца Пустынное Плато должно оказаться под нашим контролем.

— Простите, что перебиваю вас, губернатор, но разве не волшебник Мэджик Шайн является владыкой тех земель?

— Да, Лессер, ты прав. Тебя что-то беспокоит?

— Мы ведь восстали против людей, желая освободить наших братьев от рабских оков. Или я что-то не понимаю и волшебники тоже наши враги?

— Все что требует губернатор, будет исполнено нами! — высказал свое мнение Хэнгер — один из воспитанников менее обеспеченных домов, — которое больше походило на вызов в адрес Лессера. Его взгляд Лессер тоже несколько раз ловил на себе. Теперь у него не было ни малейшего сомнения, что этот молодой амбициозный оборотень хотел доказать самому себе и Лессеру, что он прекрасный боец и что Лессер носил черный мундир только потому что в свое время их пути не пересеклись в бою.

— Рад, что ты задал этот вопрос. Я хочу, чтобы все мои действия были всем понятны. — Пожиратель встал с трона и подошел к Лессеру. Остальные оборотни практически непроизвольно сделали шаг назад. Он же решил не сходить со своего места, хотя жар пламени исходящий от колдуна был практически невыносим. — Конечно же, волшебники тоже являются носителями магического начала и могут считаться нашими соратниками. Но, это не относится к Мэджику Шайну, — с явным призрением произнес Пожиратель. — Ты знал, что в его замке находится самая большая коллекция твоих сородичей? Он занимается тем, что выращивает разных существ с малых лет в клетках, приучает их к дисциплине, обучает их бою, после чего продает любителям кровавых турниров.

— Он должен получить наказание за свои дела! — с возмущением прокричал Хэнгер.

— А как же другие губернии Эриса и губернии Биона? В них ведь тоже живут в клетках наши братья, которые ждут, чтобы им пришли на помощь? — спросил Лессер.

— Их время тоже придет, обещаю, — изрек колдун. — Но, главной целью для нас сейчас является Пустынное Плато. В одном замке Клэнси сейчас находятся гораздо больше закованных оборотней, чем во всех губерниях Эриса и Биона вместе взятых.

— Путь до Зиама займет у нас не меньше недели, — поддал голос Крафф.

— Об этом можете не беспокоиться, — отпарировал Пожиратель. — Вы подготовьте армию, а я возьму на себя переправу прямо к воротам замка волшебника.

После еще нескольких вопросов и ответом, Лессер вместе с остальными оборотнями покинул замок, оставив Пожирателя вновь наедине с троном и дневником, который он продолжал увлеченно читать.

Около шатра его ожидало столпотворение солдат. Они окружили кого-то плотным кольцом и о чем-то весело переговаривались между собой. Вначале Лессер хотел просто привлечь к себе их внимание, потребовать разойтись и подготовиться к новой битве, когда его чуткий слух уловил знакомый женский голос, наполненный сжимающей его сердце печалью. Он буквально раскидал по сторонам тех оборотней, которые оказались на его пути и в считанные секунды оказался в центре круга. Увидев его, Пиша тут же кинулась ему в объятья, окончательно дав волю чувствам.

— Они мертвы, Лессер! — прокричала она. — Мои родители мертвы! Почему, почему они это сделали?!

— Успокойся, родная моя, — прошептал он ей на ухо, в то время как его суровый взгляд был устремлен на своих сородичей, которые продолжали толпиться вокруг них. — И объясни толком, что произошло.

Не без труда взяв себя в руки, Пиша рассказала о своем возвращении в родное селение, о смерти отца от рук бандитов и о том, что Гроун решил дать им отпор, этим позволив ей спастись бегством. Лессер молча выслушал ее, дождавшись того момента, когда Пиша окончательно замолчит, после чего, он обнял ее за плечи и повел к шатру. В этот раз Лессеру не пришлось раскидывать по сторонам окруживших их солдат, они сами расступились, позволив им пройти. Вернувшись в помещение, где они еще утром занимались любовью, Лессер попросил Пишу остаться внутри и дождаться его возвращения. Как только она кивнула ему в ответ, Лессер вышел из шатра и направился прямиком в конюшню. Спустя пять минут, он уже находился в седле, пустив галопом коня в сторону селения Куминиус.

* * *

У окраины селения росла небольшая дубовая роща. На стволе самого толстого дуба он нашел распятым труп своего обезглавленного друга. Тело Гроуна висело на кинжалах, глубоко вонзенных в кору старого дерева. Судя по исцарапанным ручкам холодного оружия, их вбивали чем-то твердым и тяжелым для верности. Не без труда Лессеру все же удалось вынуть три кинжала из дерева, после чего труп Гроуна упало наземь. Из-за тяжести тела, четвертый кинжал не удержал его, а разрезал его запястье надвое, оставшись торчать из ствола дуба.

Если не считать отсеченной головы, на теле Гроуна больше не было свежих ран, кроме одной маленькой дырочки в груди. Пуля попало ему в сердце, где и застряла, так как выходного отверстия в спине не было. Зато под ногтями крови было достаточно, что свидетельствовало о том, что перед смертью ему удалось поквитаться с парочкой убийц. Но, этого оказалось недостаточным — один из них был вооружен, и это решило финал битвы. Наверняка тот, кто стрелял в Гроуна и отсек ему голову в качестве трофея.

— Вы совершили самую огромную ошибку в своей жизни, — процедил сквозь крепко сжатые зубы Лессер, поднимая на руки тело поверженного друга. С Гроуном на руках он вошел в рощу, после чего положил его на ложе из желтой листвы и сухой травы. Затем опустился на колени и принялся рыть ему могилу голыми руками.

* * *

Корбан Гейл был одним из надзирателей в Андорской тюрьме на протяжении двенадцати лет. И все эти двенадцать лет он работал исключительно в подвале башни, где находились пыточные камеры. За эти годы он приобрел славу одного из самых жестоких надзирателей. Это звание он носил по праву. Он мог подвергать пыткам заключенных на протяжении трех дней, останавливаясь лишь для того чтобы выпить воды и закусить чем-то легким. Бывали дни, когда на сон он тратил не более трех часов в сутки. Его непосредственный начальник, погибший сегодня утром, став жертвой оборотня, чья голова сейчас висела на его поясе в качестве трофея, считал его сумасшедшим, о чем он ему открыто говорил не раз. Но, при этом он ценил высоко его преданность делу. А может, просто боялся. Если так, тогда он имел для этого полное основание. Корбан в последнее время все чаще думал о том, чтобы избавиться от своего стареющего начальника раз и навсегда, устроив ему 'несчастный случай', после чего по праву занять освободившееся место. Но, его мечта рухнула в один день. В день, когда место губернатора занял капитан армии Малвилл. Он захотел положить конец любым пыткам в тюремной башне, а их всех лишить работы. Это заставило Корбана позабыть о желание отправить в Мир Мертвых своего начальника и переключиться на губернатора Андора. Убить последнего было бы куда сложнее, но Гейла это не останавливало. Он твердил себе на протяжении двух дней: 'Либо он, либо я!', находясь в своем пустом холостяцком доме и тренируя быстрые точны удары ножом по невидимому противнику.

Однажды утром в его голове пронеслась четкое и непоколебимое слово: 'Сегодня!'. Именно в этот день он должен был убить губернатора Малвилла, либо умереть сам. Он прикинул несколько вариантов, как проникнуть в замок губернатора, а затем и убить его владельца, и каждый из вариантов казался вполне осуществимым. При этом он даже не думал о плане отступления, решив, что его главной целью будет — смерть Малвилла, а уж потом, предстояло действовать исходя из окружающих его обстоятельств.

Гейл решил убить губернатора с началом сумерек, но, еще до полудня весь Андор гудел от одной единственной новости — власть в Андоре захватил могущественный колдун. Корбан даже не знал, как ему воспринимать данное событие: радоваться или же злиться? Но, очень скоро он понял, что ему надо просто бежать поскорее из губернии, пока оборотни, заручившиеся поддержкой колдуна и восставшие против людей, не добрались и до его дома. Что он и сделал, присоединившись к пятерке своих бывших сослуживцев.

Чтобы не умереть с голоду, они принялись грабить ближайшие селения. Убийства жителей не входило в их изначальные планы, но именно Гейл проронил первую кровь невинных. И не потому, что это стало необходимостью, а просто потому, что ему так захотелось. Ему показалось, что старик, в дом которого он наведался в поисках чего-нибудь ценного, глядел на него с призрением. Нож, всаженный ему в грудь, тут же исправил положение, придав его лицу нужное смирение и страх. После этого убийства его уже было не остановить, да никто и не пытался этого сделать. Он убивал всех, кого находил в доме, в который он наведывался, чтобы поживиться чем-нибудь стающим. Всего день назад он даже не пощадил немощную старуху, не способную без посторонней помощи сходить по малой нужде. Ухаживающие за ней члены семьи за пару минут до его визита успели спастись бегством через 'черный' ход.

Убив старуху, обшарив дом и не найдя ничего ценного, Гейл вышел на улицу как раз в тот самый момент, когда его подельники пытались безуспешно противостоять рытваку. Зверь уже успел сильно поранить одного и убить двоих, среди которых был и его бывший начальник. В то время как двое оставшихся пока на ногах подельника Корбана пытались противостоять оборотню, Гейл выхватил из-за пояса пистолет и уверенным шагом пошел на сближение с тварью. Он понимал, что у него будет всего один шанс на выстрел. Промах мог быть сравним с неминуемой гибелью, а посему, он пошел на опасное сближение с рытваком. Расценив расстояние как оптимальное, он окликнул зверя и, как только тот повернулся в его сторону, Гейл выстрелил ему прямо в грудь.

Одной пули оказалось достаточно, хотя рытвак в течение одной минуты, еще пытался ползти по земле в его сторону, и тянул к нему свои когтистые волосатые лапы, которые постепенно возвращались к человеческому виду. Гейл пару раз отступал назад, стоило рукам рытвака слишком близко дотянуться до его сапог, неторопливо заряжая свой пистолет другим свинцовым шариком. Как только оборотень окончательно испустил дух, Корбан отсек ему голову своим мечом. Пока двое его оставшихся невредимыми подельника пытались помочь тому, кто получил серьезные ранения от лап рытвака, Гейл вплетал волосы оборотня в свой пояс. Закончив с этим, он, ни с кем не советуясь, спустил курок пистолета вновь. В этот раз пуля досталась его раненому бывшему сослуживцу. Остальные двое, до этого державшие его за руки, опустили тело убитого обратно на землю.

— Зачем ты это сделал? — спросил Корбана один из них.

— Вы бы промучились с ним пару дней, после чего он все равно поспешил на встречу с Хароном, — ответил Гейл, чувствуя, как горячая кровь оборотня из отсеченной головы, впитывается его штанами и стекает вниз по ноге. — Давайте лучше повесим тело оборотня на видное место, чтобы остальным существам неповадно было. Пусть они знают, что мы владеем этими землями и каждый, кто сунется сюда, закончит точно так же как и эта тварь.

Бывшие надзиратели последовали за ним, посчитав, что теперь Корбан — их новый наставник и предводитель. Они схватили поверженного Гроуна за руки и за ноги и понесли к дубовой роще.

* * *

Они разожгли костер на лужайке одного из домов, чтобы приготовить на нем мясо свиньи, которую Гейл заколол сам. На правах лидера, он выбрал первым кусок мясо и теперь жарил вырезку на огне. Сидел он на теле убитого им же хозяина свиньи. Судя по косым и неловким взглядам его спутников, выглядел он в это время довольно жутко. Что ж, Корбана это вполне устраивало.

Он надкусил горячее мясо, с которого все еще стекала жидкость, и с трудом принялся его жевать, в то же время, поглаживая отрубленную голову оборотня, висящую на поясе. Его бывшие сослуживцы изредка начинали о чем-то говорить, предпочитая вспоминать о своем прошлом, но все их разговоры как-то быстро подходили к концу, сменяясь неловкими паузами. Корбан предпочитал есть молча и задумчиво глядеть на пламя огня.

Расправившись со свиной вырезкой, он решил, что пришло время справить малую нужду. Поднявшись на ноги, он направился за угол дома.

По возвращению назад его ждала странная картина, сопровождаемая тошнотворным запахом паленой плоти, ткани и волос. Какой-то незнакомец стоял спиной к нему и смотрел на то, как в костре горят тела его подельников, чья смерть, была настолько быстрой, что они даже не успели закричать. Выхватив пистолет, он навел его на незнакомца.

— Ты кто такой? — потребовал он ответа от невозмутимо стоящего к нему спиной человека. В ответ тот только повернул в его сторону голову, и этого оказалось достаточным, чтобы понять — 'погреться' к их костру пришел вовсе не человек, а такая же тварь, какую он собственноручно убил, и чья голова продолжала висеть на его поясе. Глаза зверя отражали пламя огня, горя тусклым красным светом.

— Выходит, это ты убил Гроуна? — произнес Лессер спокойным голосом.

— Значит, так зовут мою зверушку, — усмехнулся Гейл, похлопав свободной ладонью по отрубленной голове оборотня. — Прекрасное имя. Именно так я его и буду называть теперь. Кстати, не подскажешь и свое тоже? Я бы хотел и к твоей голове обращаться по имени, когда она будет висеть на другом моем бедре.

Лессер полностью развернулся к нему лицом и резко встал на четвереньки, готовый в любой момент прыгнуть на Гейла и вцепиться своими острыми клыками в его горло. Поняв, что ему уже не дождаться ответа на заданный вопрос, Корбан нажал на спусковой крючок. Раздался громкий выстрел, после чего из ствола повалил белый дымок. Он слегка затуманил видимость, но не настолько, чтобы не понять, что выстрел был сделан в 'молоко'. В тот же самый момент, оборотень сбил его с ног и вонзил острые когти в его плечи. Корбан закричал от боли, но при этом не потерял самообладание и, выхватив кинжал из ножен, вонзил его в бок зверя. Лессер взвыл и отскочил назад, позволив убийце Гроуна подняться на ноги и сгруппироваться. Пока капитан вытаскивал кинжал, чье лезвие застряло меж его ребер, Гейл выхватил другой кинжал и принялся его искусно вертеть в руке.

— Я тебе не по зубам, пес! — расхохотался Гейл.

— Мои зубы прокусывали насквозь хребты куда более грозным соперникам, — отпарировал Лессер, отбросив в сторону кинжал и вставая вновь на четвереньки.

Ликерус кинулся на Гейла, сверкая хищным взглядом и скаля острые клыки. Корбан успел отскочить в сторону и тут же сделал замах, в надежде исполосовать ножом спину зверя. Но и Лессер был готов к данному действию со стороны своего противника, быстро отскочив в сторону и контратаковав. Четыре глубокие царапины исполосовали правый бок человека, оставив на теле глубокие кровоточащие раны. Гейл закричал от боли и обиды и сломя голову кинулся в атаку, размахивая хаотично ножом справа-налево, в надежде хоть раз зацепить кончиком кинжала ликеруса. Лессер легко уходил от каждой атаки, но не торопился наносить удар сам, давая возможность человеку выбиться из сил и потерять уверенность в своих силах. Так оно и вышло — Гейл, разрезав в очередной раз воздух, слегка замедлил скорость своего прессинга, что заставила уже Лессера нанести свой очередной резкий, точный, сильный контрудар. Когтистая лапа исполосовала до крови вначале спину Гейла, а затем и ногу, перерезав ему мясо и сухожилие. Гейл повалился наземь, дико крича и рыдая от боли и усталости. Но, стоило Лессеру приблизиться к нему, как он попытался сделать очередной замах холодным оружием. В этот раз Лессер просто выбил кинжал из его ладони вместе с тремя пальцами. Гейл завопил как маленький мальчик, прижав ладонь к груди, из обрубков которой фонтаном сочилась кровь.

— Все! Все, не надо больше! — взмолился он. — Ты победил! Я признаю свое поражение!

Вместо ответа, Лессер перевел взгляд с заплаканного лица Гейла, на отрубленную голову Гроуна, что продолжала свисать с пояса его убийцы.

— Тебе нужен он? — спросил Гейл, после чего принялся одной лишь рукой расплетать волосы Гроуна из своего пояса. Как только ему это удалось, он взял голову в руку и протянул ее ликерусу. — Вот, бери ее!

Лессер молча взял протянутую ему голову Гроуна, в очертаниях лица которого уже мало, что напоминало ему о друге из-за обилия крови и пыли, застрявших в волосах, полуоткрытых глазах и щетине рытвака.

— Голову надо похоронить вместе с телом.

— Отличная идея, — закивал Гейл. — Я даже готов тебе в этом помочь, приятель.

Лессер медленно перевел свой взгляд от Гроуна на его убийцу.

— Ты мне хочешь помочь?

— Да, конечно! Почему бы нет? Только обещай не убивать меня. Если честно, то я не такой уж и плохой парень, каким я тебе мог показаться. Тебе надо лишь узнать меня ближе.

— С чего ты решил, что я этого хочу?

Это были последние слова Лессера сказанные убийце Гроуна, после чего он одним взмахом руки лишил гортани своего противника.

3

Ему стало плохо еще до того, как колдун переправил свою армию из Андора в Зиам. Оказавшись на Пустынном Плато, он ощутил сильную головную боль и стойкое желание расстаться с едой, до этого комфортно чувствующую себя в желудке. Он стоял на четвереньках все то время, пока не почувствовал себя более или менее хорошо. Встав на ноги, он, с легким чувством облегчения, понял, что не он один плохо перенес перемещение в пространстве — остальные члены армии Андора с трудом боролись с позывами рвоты.

Пожиратель стоял в десяти шагах от них — молчаливый и величественный. Его красное одеяние трепетало под порывами ветра и, казалось, что в любой момент материя его убранства все же дотянется до лица Лессера и… что тогда? Испепелит его? Пусть даже с ним ничего не произойдет, все же Лессер не хотел касаться одежды колдуна, а потому сделал два шага назад.

Остальные оборотни тоже начали подниматься на ноги, стряхивая со своих мундиров песок, чтобы спустя мгновение ветер принес очередную порцию песчинок, прилипающих к их одежде и коже.

— Замок Артура Клэнси находится в тысяче шагах севернее от этих мест, — произнес Пожиратель, главным образом обращаясь к Лессеру. — Из-за песчаной бури его не видно, и это хорошо. У вас будет больше шансов пробраться внутрь незамеченными и решить судьбу боя в свою пользу в наикротчайшие сроки. Когда будете готовы — начинайте атаку.

Лессер дождался пока все примут вертикальное положение, после чего приказал им выдвигаться вперед. То же самое потребовали от своих солдат и Крафф с Буллом. Армия Андора последовала за ними, оставив позади величественную красную фигуру колдуна. Лессеру он казался кровавым обелиском, возвышающимся над Пустынным Плато, который соорудили в память о бое, которому только предстояло начаться. Вскоре песок и ветер скрыли фигуру Пожирателя, словно его и вовсе не было в этих местах.

Изначально их движения были медленными: их шатало из стороны в сторону, словно сама земля под ногами уходила то вправо, то влево, — но постепенно они окончательно отошли от остаточного эффекта перемещения в пространстве и теперь передвигались ровным уверенным шагом, постепенно переходя на бег. Прежде чем добраться до владений волшебника, армия, по ранее согласованной договоренности, не сбавляя шага, разделилась на три роты — примерно по двести особей, — во главе с капитанами, которые разделили между собой стратегически важных направления: для осады трех стен замка. Тыл оказался нетронут по той причине, что его защищала скала, из которой был вырезан практически весь замок.

Сквозь пелену песчаного ветра, Лессер был одним из первых, кто заметил стены замка волшебника Шайна, а также сад, который окружал его владения. Стоило им добежать до сада и ступить на мраморную дорогу, как ветер тут же стих, а песок осел наземь. Лессер в недоумении повернул голову назад и увидел, что ветер продолжал дуть, правда, не пересекая границ сада. Словно замок волшебника был накрыт прозрачным колпаком, который пропускал живых существо и не жаловал стихию. Хотя ветер выл и скрежетал громко, он все же не заглушал криков птиц, обитающих в саду и шум воды в фонтанах.

Лессер приподнял кулак вверх, призывая всех замереть на месте и не шуметь. Ни голосов, ни шагов, ни даже человеческого запаха. И все же Лессер предпочел не рисковать, решив отправить вперед вначале двоих разведчиков. Хэнгер вызвался быть одним из них, и Лессер не стал возражать. Молодой оборотень хотел показать свою доблесть и мужество перед остальными, возможно с целью в дальнейшем только укрепить свой статус среди оборотней. Лессер решил дать ему такой шанс. Он надеялся, что доверие в адрес Хэнгера с его стороны, поможет им двоим впоследствии наладить если не дружественные, то хотя бы доверительные отношения.

— Разведайте обстановку до самых ворот замка, — шепотом произнес Лессер, обращаясь к Хэнгеру и его спутнику. — Постарайтесь остаться незамеченными и разузнать как можно больше важных деталей: есть ли поблизости вход в туннель, есть возможные пути к отступлению и есть…

— Мы со всем разберемся, Лессер, — перебил его Хэнгер. — Можешь, не волноваться по этому поводу.

Лессер с неохотой кивнул, решив, что Хэнгер все же не глупый малый и все сделает правильно. Они скрылись из виду, и капитану оставалось только ждать и вслушиваться в звуки, доносящиеся до его чуткого слуха. Прошли не меньше двадцати минут, прежде чем Хэнгер и его спутник вернулись назад.

— Все тихо, — сообщил Хэнгер. — Видимо, Маджик Шайн никогда не задумывался о том, что на его замок захотят напасть, а потому он даже не выставил охрану. Также нам удалось найти вход в подземелье. Правда, ворота были запертыми.

Лессер кивнул в ответ, после чего выбрал пятерых солдат и приказал им идти с Хэнгером к вратам в погреб и найти способ открыть их, другой пятерке приказал двигаться следом за ним. Остальные же должны были оставаться на месте в ожидании сигнала.

Продвигаясь в шахматном порядке вперед, группа Лессера вскоре добралась до главных врат дворца, которые были раза в три выше любого из самых больших представителей рода оборотней. Он не стал проверять, если они открыты, вместо этого он предпочел поступить как нельзя проще, а именно — постучать. В то же время остальные сопровождающие его оборотни принялись умело карабкаться вверх по стене, к ближайшим окнам. Таким образом, перед воротами остался лишь Лессер.

— Кто там? — услышал он мужской голос, раздавшийся по другую сторону врат.

— Просто путник, касс, — ответил Лессер. — Я долгое время пробыл в пути и очень рад, что мне удалось разглядеть сквозь песчаную бурю ваш замок. Я бы не отказался от еды и питья. Конечно, если это не затруднит вас.

— Прежде чем открыть врата, я должен оповестить о вашем приходе хозяина замка.

— Конечно, я подожду.

Не прошло и полминуты, как охрана замка принялась выглядывать через окна, дабы разглядеть постучавшего во врата. Там-то их и ждали оборотни, которые одновременно схватили охранников за горло, пресекая любую возможность закричать или же позвать на помощь, после чего скинули их вниз на каменную дорогу. Затем солдаты Андора, быстро пролезли в окна и поспешили вниз по лестнице к вратам. Как только их открыли, Лессер дал сигнал остальной части солдат к атаке. Практически в тот же момент кто-то из охраны замка протрубил в рог, призывая к мобилизации. Ревя, рыча и воя, оборотни заполонили замок с главного входа и ринулись в самую глубь дворца, вначале не встречая ни единого сопротивления. Так было, пока они не ворвались в очередной зал, где стояли гипсовые и мраморные статуи, как самого волшебника, так и обычных воинов.

Вначале оборотни хотели пройти и этот зал без остановок, и только Лессер заподозрил что-то неладное. Он приостановился и, перевоплотившись вновь в свою человеческую оболочку, встал в вертикальную позицию. Его опасения оправдались, когда одна из статуй зашевелилась. Он приказал всем приготовиться к бою, но один из каменных воинов, вооруженных двуручным мечом, успел нанести свой первый удар по ничего не подозревающему либару. Гипсовый меч пробил его грудь ничуть не хуже, чем железный. Раненый зверь завыл, а затем резко смолк, стоило тяжелой ноге статуи размозжить его череп.

— Всем сгруппироваться! — прокричал Лессер. — Атакуйте по двое! Нас больше чем их!

Стоило ему это произнести, как огромный мраморный двойник волшебника замахнулся на него посохом. Лессеру удалось избежать удара в самый последний момент. Статуя сделала очередной замах, и в этот раз Лессер успел пригнуться, уйдя атакующему за спину и прыгнув ему на спину.

В это время уже вся армия, которая следовала за ним, была вовлечена в бой. Статуи шли в атаку, а оборотни оборонялись. Гул стоял невыносимый. В разные стороны разлетались камни, мрамор, кровь, шерсть, руки и головы.

Лессер, громко закричав, ударил своей сильной лапой по посоху волшебника и тот, покрывшись трещинами, вскоре рассыпался на мелкие частицы. Но, это совсем не остановило статую, она попыталась сбросить его с себя, принявшись резко крутиться в разные стороны. Лессеру ничего не оставалось делать, как схватить ее как можно крепче за шею. Спустя минуту кружений, Лессер понял, что таким образом со статуей волшебника не справиться и он, ослабив хватку, спрыгнул вновь на пол дворца. Покружившись еще пару раз вокруг своей оси, статуя повернулась снова к нему лицом. Ликерус не стал ждать ее атаку, а сам кинулся вперед и сильным ударом ног разбил левую руку мраморного волшебника. Не дожидаясь пока статуя вновь повернется к нему лицом, Лессер прыгнул на нее и сбил в этот раз правую руку. Теперь самыми опасными частями тела статуи остались ноги, которыми она и попыталась затоптать оборотня. Лессер, как и прежде оставался на высоте, удачно и молниеносно успевая увернуться от тяжелых мраморных стоп. Затем, выбрав удачный момент для контратаки, он вновь оказался за спиной статуи как раз в тот момент, когда она занесла ногу вверх для очередного удара о пол, что должен был оставить новый проломленный след в плитке, что покрывала пол, и сильно толкнул ее в спину. Статую полетела вниз и после удара лишилась не только одной из ног, но и головы. После этого она больше не подавала признаков магической жизни.

Тяжело выдохнув, Лессер оглядел зал. Бой продолжал идти. И хотя его солдаты в целом одерживали вверх над статуями, все же без убитых с их стороны не обошлось. Лессер встал на четвереньки и ринулся в бой.

В отличие от статуи волшебника, остальные были раза в два ниже ее ростом, от чего биться с ними было легче. Лессер уклонялся от ударов и тут же шел в контратаку, нанося сильные сокрушительные удары по мечам, копьям, рукам и ногам статуй. Глядя на действия своего капитана, и остальные оборотни приободрились и принялись драться со своими противниками с удвоенным усердием.

Последние две оставшиеся статуи оборотни буквально затоптали ногами, накинувшись на них с разных сторон. Как только очаг сопротивления в данном зале был погашен, оборотни поспешили к дверям очередного зала. И тут их ждал очередной 'сюрприз'.

Как только двое из оборотней открыли двери, в них незамедлительно полетели стрелы, выпущенные из арбалетов в руках охраны волшебника, стоящих в одну ровную шеренгу. Семь оборотней упали замертво, позади них стоящие отделались лишь ранами. Но, не успели солдаты Андора опомниться, как шеренга охранников, присели на одно колено, а за ними появились другие охранники с заряженными арбалетами. В этот раз жертв со стороны оборотней оказалось еще больше.

— Атаковать! Быстрее! — прокричал Лессер. Он понимал, что это приведет к новым жертвам, но он также осознавал, что они не должны были давать арбалетчикам ни единой секунды времени на перезарядку оружия. Не дожидаясь пока появятся первые смельчаки, он первым кинулся вперед и прыгнул в самый центр шеренги, сбивая с ног охранников, которые пытались перезарядить свои арбалеты и тех, кто уже готовился произвести очередной выстрел.

К счастью для Лессера, его солдаты кинулись за ним следом, принявшись разбрасывать могучими лапами людей в разные стороны. Кто-то из охранников замка поддался паники и попытался сбежать, кто-то все еще перезаряжал свой арбалет, а кто-то, отбросив метатель стрел в сторону, выхватил кинжал из ножен и кинулся в атаку.

Одна из стрел угадила в грудь оборотня, который находился в шаге от Лессера. Упав на спину, оборотень тут же испустил дух, а по его телу от дыры, проделанной стрелой, поползли темно-синие пятна.

— Они отравлены, — произнес Лессер, после чего в быстром прыжке накинулся на арбалетчика и откусил ему руку. Прежде чем тот смог его оглушить своими громкими криками, Лессер перегрыз ему горло.

Он успел встать, как один из охранников кинулся на него с мечом. Лессер незамедлительно сблизился с ним, уйдя из опасной зоны поражения острия меча, оказавшись между руками своего противника. Широко расставив уже свои руки, Лессер выбил меч из ладоней охранника, после чего двумя точными ударами в область гортани, сломал тому шею.

Спустя почти пятнадцать минут ожесточенного боя, и этот зал был очищен от сил противника. Хотя в этот раз потери со стороны 'андорцев' оказались втрое больше, чем в предыдущем зале. В этот раз уже никто не торопился открывать дверь следующего зала, опасаясь засады, но двери сами отворились и, с устрашающими криками, на них понеслась очередная волна дворцовых охранников, на этот раз вооруженных мечами, охваченными пламенем. Похоже, их успели поставить в известность, кто именно ворвался в замок, отчего и появилось данное оружие. Немудрено, ведь все виды оборотней боялись огня. И в первые минуты очередной битвы это принесло свои плоды — оборотни боялись идти в атаку, из-за чего люди постепенно начали их отгонять обратно в зал со статуями.

И в этот раз примером для всех выступил Лессер. Он перевоплотился в человека, взял с пола один из заряженных арбалетов, который не успели применить против кого-то из его собратьев, и навел его на ближайшего от себя охранника дворца. Выстрелив тому прямо в голову, он отбросил арбалет и, быстро оглядев пол, взял рукоять одного из кинжалов и поспешил навстречу с идущим на него противником. Отбив кинжалом пылающее лезвие меча, он свободной рукой нанес нокаутирующий удар в челюсть человеку. Развернувшись, он отвел очередную угрозу и снова нанес мощный удар кулаком в очередного представителя человеческой расы.

Остальные солдаты Андора тоже кинулись на охранников, схватив с пола кто что успел и что могло послужить блокировкой огненным мечам. В этот раз бой длился не меньше получаса и, стоило Лессеру и его солдатам начинать радоваться тому, что они одерживали победу, как из соседнего зала вновь появлялись охранники, вооруженные мечами и вступали с ними в бой.

К концу противостояния, Лессер получил две серьезные раны и с десяток мелких, а также отделался ожогом на правом бедре. И все же он и его собратья снова вышли победителями в бою, правда в этот раз личный состав гораздо заметнее поредел. Среди нескольких сотен человеческих трупов, на полу зала остались лежать не меньше пяти дюжин оборотней.

— Вперед, не останавливаемся! — скомандовал Лессер, зовя за собой солдат, первым войдя в следующий зал, становясь все ближе к донжону, в котором, скорее всего, должен был находиться хозяин замка. Схватив мага, они могли рассчитывать на окончательную победу.

Следующий зал грозил им очередной опасностью. В этот раз их ждали такие же бойцы, какими были и они сами, только эти принадлежали к человеческому роду. Лессеру доводилось за всю свою жизнь в неволе драться с воинами-людьми и, честно признаться, один из них создал ему немало проблем, сумев даже сломать ему руку. Но, это было еще во времена его молодости и небольшой боевой практики.

Воинов было около тридцати человек. Все они выглядели настоящими горами мышц, упакованными в металлические и кожаные доспехи. В руках они держали разные виды оружия — от пик до молотов. Их лица были закрыты шлемами с забралом. Другими словами — оборотнями предстоял очередной тяжелый бой. Возможно, самый жестокий за весь сегодняшний день.

Первым же его противником стал настоящий исполин, который был на голову выше Лессера. Оборотни отличались высоким ростом, хотя Лессер всегда считался по этим меркам низкорослым, а потому ему было не привыкать драться с соперниками выше себя, но это был первый человек, с которым ему предстояло сразиться, на которого он смотрел снизу вверх. Громила попытался сбить его с ног с помощью своей кувалды, но Лессер не позволил ему так легко себя победить. Он быстро увернулся и нанес ответный удар, который пришелся в глухую защиту человека, не причинив тому ни малейшего вреда. В ответ гигант нанес ему быстрый удар в 'солнечное сплетение' рукоятью молота, сбив ему дыхание. Очередной удар повалил Лессера на пол. Тяжелая стопа опустилась ему на грудь, вдавив его в пол точно так же, как если бы на него упала каменная глыба. И все же, большую опасность для него представлял молот, которым замахивался для финального удара гигант. Лессер схватил вдавливающую его в пол ногу и одним быстрым движением острых когтей, перерезал икроножный нерв соперника. Нога гиганта подкосилась, молот ушел в сторону и под его тяжестью человек повалился на спину. Дико закричав, он выпустил из рук молот и схватился за раненую ногу. Лессер, без промедления, прыгнул на него сверху, сорвал с него шлем и, не всматриваясь долго в заполненные ужасом глаза гиганта, разорвал зубами ему горло.

Остальные оборотни дрались не менее агрессивно и не менее напористо, чем он сам. Кому-то удавалось победить, а кто-то лишался жизни, теряя при этом голову, руки и ноги. Прямо на глазах Лессера один из воинов вонзил в глазницы одного из солдат Андора свои кинжалы, после чего резко развел руки по сторонам, разрезав черепную коробку зверя и выставив на обозрение его мозг. Лессер в три прыжка, оказался за спиной человека и, крепко сжав его голову, свернул ему шею.

Кровь не прекращала литься, обещая заполнить весь пол зала, в котором велся бой. Люди и оборотни летели в разные стороны, падая в красные лужи, поднимаясь и вновь торопясь в гущу событий, взмокшие от крови своих товарищей и недругов. Лязг, рычания и крики сопровождали каждую секунду боя. Казалось, смертям не будет конца, но все же оборотням удалось взять вверх и в этой битве. Немаловажную роль в этом сыграли Булл и его солдаты, которые ворвались в зал через двери расположенные в западной части помещения и вступили в бой с бойцами Шайна. Вскоре к ним присоединился и Крафф с его воинами. Численное преимущество оборотней положило конец и этому сопротивлению обороны. На последнего оставшегося в живых бойца кинулись сразу пятеро оборотней, разорвав его буквально на части.

Тяжело дыша, Лессер подошел к Буллу и Краффу, протянув им свою окровавленную руку. Те пожали ее и коротко кивнули головами, с которых слетели капли пота.

— Ваша помощь была как нельзя кстати. Хотя, можно было и поторопиться.

— Мы и так торопились, да вот и наш путь был не слишком легок. В подземелье нас встретило настоящее поле плотоядных растений, а также не малое количество смертельных ловушек. Под конец нас атаковал хорошо вооруженный отряд людей, — ответил ему Булл.

Лессер кивнул, после чего приказал всем солдатам объединиться и все три капитана повели их за собой в сторону очередных дверей, что вели к донжону.

Это был огромный и высокий цилиндрообразный зал, с деревянным полом, покрытым ковром, с большим камином, диванами и креслами. У стен стояли округлой формы полки с многочисленными книгами, которые, казалось, подпирали балкон, опоясывающий стены. Этот балкон был достаточно широк, и вмешал также несколько кресел и книжных полок, а еще горшки с цветущими растениями. Там, как и снизу, тоже были двери, которые, скорее всего, вели в спальные комнаты и ванную. Еще выше тоже был балкон, мало чем отличающийся от первого. И уже в самом верху все венчал куполовидный потолок, с которого свисала огромная люстра, весящая на цепях, с сотней горящих свечей.

— Маджик Шайн должен быть в одной из этих комнат, — произнес Крафф. — Нужно разделиться и осмотреть их.

— Пустая трата времени. — Голос, принадлежащий Пожирателю, донесся до их ушей буквально из-за спины. Оборотни мгновенно повернулись к нему лицом, и большая часть их тут же склонилась перед губернатором. — Мэджик Шайн сейчас пытается спастись бегством через специально предназначенные для этого пути отступления. Он выбрал путь, что как раз проходит мимо клеток с вашими собратьями. Вам стоит поторопиться, если не хотите упустить его.

Пожиратель, облаченный в свой излюбленный красный балахон, повернулся чернотой, выглядывающей из-под капюшона, в сторону одной из скрытых дверей и та послушно открылась. Солдаты Андора во главе с Буллом и Краффом, поспешили через открытую дверь в погоню за волшебником. Лессер немного задержался, надеясь услышать что-нибудь еще от губернатора Андора, но тот ничего ему не ответил: либо сославшись на неподходящий момент для разговоров, либо ему нечего было сказать своему капитану.

* * *

Волшебника они нашли довольно быстро. Его охраняли около десяти хорошо вооруженных воинов и бежали они по длинному коридору подвала, по обе стороны которого находились клетки с оборотнями и другими существами, на которых был спрос среди богатых людей. Впереди виднелись кованые двери, через которые маг рассчитывал спастись бегством от верной гибели. К несчастью для него, двери распахнулись с другой стороны, и путь ему преградили Хэнгер и другие оборотни, которые пробрались во дворец через многочисленные тоннели замка.

Солдаты попытались защитить своего хозяина, да только они ничего не смогли противопоставить численному преимуществу атаковавших их оборотней. Очень скоро волшебник остался один на один практически со всеми солдатами Андора.

— Назад! — кричал он, наступая на края собственного халата и падая навзничь, поднимаясь, чтобы потом вновь упасть. — Я могущественный волшебник! Кто попытается схватить меня, тому не поздоровится! Я испепелю всех одним лишь взмахом руки!

В качестве подтверждения своих слов, он достал из своего кармана некий порошок и кинул их в сторону своих преследователей. Вначале появилась яркая вспышка, а затем повалил дым. Оборотни отпрянули назад, но никто не торопился ретироваться. Воспользовавшись минутным замешательством, Маджик Шайн вскочил на ноги и принялся открывать двери клеток, выпуская из них существ.

— Защитите меня! — истерически кричал волшебник, торопясь открыть как можно больше клеток. — Любому вставшему на мою защиту я дарую свободу!

Существа начали выходить из своих клеток, но не для того, чтобы защитить волшебника, а чтобы самим расправиться с ним. Крики мага потонули в яростных рычаниях и звуках раздирающихся материи и плоти.

Когда существа отошли в сторону, на полу подвала осталась валяться лишь груда окровавленных тряпок, ошметков и костей. Примерно в этот же момент в подвале появился и Пожиратель. Все живые существа склонились перед ним, ожидая его мудрой речи.

— Я горд вами, друзья мои, — произнес колдун в красном. — Эта победа была очень важна для всех нас. Вашим собратьям она даровала свободу; вам она принесла славу и начало новой эры в Молодом Мире, в которой человеческая гегемония подошла к концу; мне же эта победа дала полную ясность того, что вы способны на великие подвиги и что все вместе мы сможем одержать более громкие победы.

— Мы готовы, Ваше Высочество! — с возбуждением произнес Хэнгер. — Ведите нас!

— Настал черед более опасного соперника. Он силен, он бесстрашен и его армия многочисленна. Но, я бы не отправился сам и не отправил бы вас на войну, если была бы хоть небольшая толика сомнения, что мы слабее него. Я же полностью уверен в вас, солдаты губернии Андор! Мы сильнее врага! Мы опаснее врага! Мы бесстрашны в своем праведном гневе! И ничто не сможет нас остановить в нашем победоносном шествии!

Оборотни вздернули руки вверх и принялись скандировать имя колдуна:

— По-жи-ра-тель! По-жи-ра-тель! По-жи-ра-тель!

— И какова наша следующая цель? — спросил Лессер, не разделяя радости и воодушевления всех остальных.

— Наша цель — объединение Фаржэ! Мы ступим на эти земли, освободим наших друзей из цепких рук оставшихся волшебников и перепишем историю этого Мира навсегда! Вы со мной, солдаты Андора?!

— Да!!! — закричали в ответ оборотни.

— Вы со мной, освобожденные от гнета Маджика Шайна, зиамцы?!

— Да!!! — без промедления отозвались все освобожденные из клеток существа.

— Тогда завтра мы уже будем стоять на землях Фаржэ, и ничто не может остановить наше войско! Сегодня, вы имеет полное право на отдых. Замок в полном вашем распоряжении.

Продолжая радостно кричать и славить Пожирателя, солдаты и освобожденные существа поспешили покинуть подвалы замка. Лессер повременил с этим, так же как и губернатор Андора.

— Я обратил внимание, что ты не разделяешь моего желания завоевать Фаржэ, — заметил Пожиратель, когда они остались одни.

— При всем моем уважении к Вам, губернатор, но я не могу понять, зачем Вам это? В Фаржэ люди живут рядом с такими же, как и я, оборотнями, а также другими существами, в мире и согласии. У них нет неравенства, как в других объединениях. Когда мы шли войной на Зиам, я понимал этому причины, но Фаржэ…

— Извини, ты когда-нибудь бывал в Фаржэ? — перебил его Пожиратель.

— Нет, но я много слышал о нем и…, — Лессер не договорил, решив не вдаваться в подробности, но за него это сделал колдун.

— …хотел перебраться туда вместе со своей женщиной?.. Да, Лессер, я знаю о ней. Также знаю, что она осталась в Андоре жить в военном шатре. — Пожиратель положил свою морщинистую руку с длинными бледными пальцами на плечо ликеруса, никак не отреагировав на нервозность Лессера по этому поводу. — А ты знал, что Фаржэ — один сплошной обман?

— Что Вы хотите этим сказать?

— То, что в Фаржэ не все так хорошо, как может казаться. На самом деле благополучие Фаржэ — всего лишь иллюзия, которую поддерживают правители объединения с помощью магии. Они внушают всем жителям Фаржэ, только ту 'правду', которая выгодна им. Они питаются энергией жителей объединения, взамен накладывая на них чары радости, веселья и беззаботности. Ты знаешь, что никто из жителей Фаржэ или же тех, кто остался там на большой период времени, уже никогда не покидал тех земель? А все потому, что магия волшебников им этого не позволяет. Но, если бы кто-то из них покинул Фаржэ, он бы мгновенно умер, превратившись в прах. Такова реальность. И в этой реальности нет ничего чарующего — а лишь ложь и корысть. Ты такого будущего хочешь для себя и своей женщины, Лессер?

И хотя Лессер не до конца поверил во все сказанное колдуном, он все же ответил:

— Нет, сир губернатор, я этого не хочу.

— В таком случае я должен задать очередной вопрос. Ты с нами?

— Да, — кивнул он, хотя и не был окончательно уверен в собственных словах.

— Прекрасно, капитан. Тогда, вам стоит отдохнуть, а завтра подготовить солдат к новой битве.

— Слушаюсь! — склонил голову Лессер, прижав кулак к груди, после чего зашагал к выходу из подвала, все еще чувствуя неприятный осадок из-за того, что он дал так легко себя убедить. Слова колдуна звучали убедительно, и все же он никак не мог отогнать мысли, что Пожиратель начал всю эту войну по каким-то другим — сугубо личным — причинам.

— Лессер! — позвал его Пожиратель, когда тот уже был готов выйти за дверь.

— Да?

— Обещаю, ты и твоя женщина будете жить долго и счастливо в Фаржэ, но только после того, как объединение станет нашим.

Лессер кивнул в ответ. Он должен был чувствовать радость после таких слов, но все же это приятное чувство почему-то запаздывало. И он даже начал сомневаться, что оно к нему когда-нибудь придет.

Глава 9. Правда и ложь

Point of No Return — Brand X Music

1

Полицейская машина нагнала Кевина Нолана, когда он шел по дороге, держа путь обратно на ферму. Увидев автомобиль правоохранительных органов, Кевин выдохнул с облегчением. Поравнявшись с ним, машина остановилась, и окно со стороны пассажирского сиденья опустилась вниз. В салоне находились двое: шериф и его помощник, сидящий за рулем. Они носили темно-синие формы, на груди их блестели звезды, на головы были водружены шляпы с круглыми полями, а глаза скрывали солнцезащитные очки. Шериф носил густые черные усы, которые слегка отвлекали от его большого красного носа с четко проглядывающими порами. Его помощник, в этом плане, не имел каких-либо примечательных черт, казалось, стоило отвести от него взгляд, как его внешность тут же стиралась из памяти.

— Добрый день, тавв, — поздоровался первым шериф.

— Как же я рад вас видеть! — воскликнул Кевин. — Послушайте, пятью тысячами шагами севернее есть магазин. Там произошло…

— Вы не местный? — перебил его шериф. — Я вас никогда не видел.

— Нет, я не здешний. Там произошло убийство. Некие…

— Позвольте узнать, куда вы направляетесь? — вновь перебил его шериф.

— Я отправился за помощью. На нас напали…

— Вам лучше сесть в нашу машину.

Кевин поспешно кивнул, после чего открыл дверцу машины и влез на заднее сиденье. Ему еще никогда до этого не доводилось сидеть в патрульной машине, чей салон был разделен металлической сеткой, из-за чего у него даже появилось ощущение своей виновности в каком-то особо тяжком преступлении.

Помощник шерифа завел двигатель и, не сворачивая назад, поехал в том же что и ранее направлении.

— Погодите! Нам нужно развернуться! Магазин в другой стороне!

— И что, собственно произошло в магазине? — осведомился шериф. — Ради чего мы должны ехать к нему?

— Как раз об этом я вам и хотел рассказать. На нас с продавцом напали некие летающие твари.

— Да? — без малейшего интереса переспросил шериф.

— Они несли в своих руках разные овощи, которые изредка падали из их лап на землю.

— Ага, — все так же, без малейшего намека на интерес, изрек шериф.

— Их было огромное количество. Пара особей спустилась на землю, с желанием атаковать нас. Я закрылся с продавцом в магазине от этих тварей, но…

— Во дела, — добавил шериф и Кевин запнулся. Он непроизвольно взглянул на себя со стороны и понял, насколько глупо и неправдоподобно звучало его повествование. Начни кто-то другой ему рассказывать о летучих тварях, то он бы наверняка посчитал своего собеседника сумасшедшим. Без сомнений так оно бы и было. Но, недоверие или полная отрешенность со стороны шерифа и его помощника выглядели гораздо подозрительнее, чем его слова о летучих тварях. В конце концов, он все еще находился в Ближних Мирах, где было место практически всему, что в его Мире считалось выдумкой или же бреднями безумцев. Так почему же шериф был таким твердолобым и не хотел проверить в его историю? Где скрывалась правда, а где ложь?

— Нам нужно немедленно вернуться обратно!

— Мы обязательно вернемся, тавв. Но, без вас. Сейчас куда важнее ваша безопасность. Как только мы оставим вас в безопасном месте, так сразу же вернемся на предположительное место преступления и осмотрим магазин.

— При многом вам благодарен, — с облегчением выдохнул Кевин, откинувшись на спинку заднего сиденья и прикрыв глаза. — Я уже думал, что меня сожрут, точно так же, как и продавца. К счастью, мне удалось спастись.

— Успокойтесь, тавв. Все уже позади. Туда, куда мы вас отвезем, о вас позаботятся должным образом.

— Туда? — переспросил Нолан. Отчего-то ему показалось странными слова шерифа. Почему тот не сказал 'полицейский участок' или 'мой офис'? 'Больница' в конце концом! Почему было использовано столь холодное местоимение как 'туда'?

— Да, — кивнул шериф. — На ферме 'Папаши' Дэвлона о вас позаботятся. Вам не о чем больше беспокоится.

Неприятный холодок прошелся по спине Кевина. Его пытались вернуть туда, откуда он недавно сам ушел, желая помочь семейству Дэвлонов. Он и сам хотел вернуться на ферму, но какую цель преследовали служители закона, держа путь в том же направлении? И в этот самый момент в голове Кевина прозвучали голоса убитого на его глазах продавца придорожного магазина и Вирджилла Стротэма, предлагающие ему подвести его до фермы Дэвлона. Откуда столь сплоченное повсеместное желание отвезти всех чужаков в одно и то же место? Что их всех связывало, что они скрывали от него?

— Остановите, — попросил Кевин. — Мне нужно выйти.

Ни шериф, ни его помощник никак не отреагировали на его просьбу.

— Вы меня слышите? Немедленно остановитесь!

Вместо ответа раздались щелчки, блокирующие двери с его стороны. Кевин, не веря своим ушам, потянул за ручки. Двери не поддались.

— Что все это значит?! Немедленно остановитесь и выпустите меня!!!

Шериф резко развернулся и уткнул дуло своего табельного оружия в металлическую сетчатую перегородку.

— Сиди тихо, приятель, — процедил он сквозь зубы. — Тебе лучше заткнуться и не выводить нас из себя. Позволь нам делать свою работу.

— Вашу работу?! — возмутился Кевин. — И в чем она заключается?! Я раньше думал, что в обязанности шерифа входит следить за порядком на доверенной ему территории, пресекать нарушения закона и охранять покой жителей. Каковы ваши обязанности, шериф?!

— Заткнись! В последний раз тебе приказываю!

— А что если я не замолчу? Что тогда? Сомневаюсь, что вы меня убьете. Я ведь нужен Улафу Дэвлону живым!

Шериф опустил пистолет и приподнял свои очки вверх, обнажая свои серые глаза с желтушными белками, в которых читалось удивление.

— Так, значит, ты слышал о Большом Дэве. В таком случае, мне не понятно, почему ты не сбежал из нашей губернии как можно дальше. Либо ты очень храбрый малый, либо ты просто идиот.

Шериф засмеялся громко и с удовольствием. Его смех тут же подхватил и водитель. В этот самый момент что-то тяжелое спланировало на крышу автомобиля, заставив ее опуститься вниз настолько сильно, что весь салон заполнился скрежетом и жутким скрипучим звуком трения днища машины об асфальтовое покрытие. Стекла со стороны Кевина разлетелись на мелкие осколки. Крыша патрульной машины погнулась, а вместе с ней искривилась и перегородка, образовав пространство между передней и задней половиной салона. Кевин поднял голову вверх и увидел четыре массивных когтя, разрезающих крышу машины как нож консервную банку.

— Что за…! — воскликнул шериф, после чего уже его слова были перебиты диким хищным криком огромной птицы.

— Шериф, что нам делать?! — завопил водитель, неистово нажимая на педаль газа и бешено вертя руль в разные стороны, но, как оказалось, он полностью потерял контроль над автомобилем.

Когти продолжали сжимать чуть ли не в гармошку крышу, и в то же время на капот патрульного автомобиля тяжело приземлилась еще одно тварь, ничем не отличающаяся от тех, которых Кевин видел на площадке перед магазином.

— Чтоб вас всех! — прокричал шериф, и выстрелил в лобовое стекло, желая подстрелить гарпию, которая решила оставить их машину без капота, а вместе с ним и без всех деталей приводящих ее в движение. Как оказалось, шериф был не самым метким стрелком, так как пуля пролетела мимо твари, на расстоянии не меньше горизонтально выставленной ладони. Выругавшись вновь, он нажал еще раз на курок. В этот раз пуля, проделала дыру в перепончатых крыльях гарпии, но та, похоже, даже не обратила на это внимание. Кевина это не удивило, так как он со своего место прекрасно видел, что в крыльях гарпии уже были несколько дыр, одна из которых была раза в три больше той, которую проделала пуля, выпущенная из пистолета шерифа.

Гарпия, сидящая на капоте, недовольно запищала и со злостью, причиной которой мог быть скорее громкий звук созданный пистолетом, чем ранение, разбила своими массивным клювом окончательно лобовое стекло. Мелкие осколки стекла полетели в лицо шерифа и его помощника, отчего те тут же прикрыли свои лица руками. И прежде чем шериф отнял руки от лица, гарпия взлетела с капота, вонзила свои когтистые лапы в грудь шерифа губернии Тартуис и, резко отмахнувшись крыльями, вытащила его из салона, мгновенно устремившись ввысь.

— Шериф! — прокричал помощник. Ответом ему был жуткий крик его начальника, который быстро стал утихать, по мере того как гарпия поднимала его все выше и выше в небо.

Тварь, которая все еще сидела на крыше автомобиля, уже пустила вход и свой клюв, после чего дыра в крыше начала увеличиваться в размерах. Кевин уже мог видеть желтые глаза гарпии, ее коричневое грубое лицо, и шершавый язык, который она выставляла напоказ при каждом крике.

Помощник шерифа тоже выхватил свой пистолет и произвел три выстрела вверх, в надежде попасть в летучую тварь и, если не убить ее, то хотя бы отпугнуть. Его попытка не увенчалась успехом. Вместо того чтобы улететь, гарпия вцепилась крепче когтями о край проделанной ей же дыры и замахала своими большими крыльями. Машина медленно начала подниматься вверх.

— Стреляй в нее! — прокричал Кевин водителю. — Она хочет нас поднять, после чего сбросить вниз! Не позволяй ей это сделать!

Помощник шерифа решил не слушаться советов Нолана, вместо этого он открыл дверцу автомобиля и выскочил наружу. Гарпия опустила машину и та, к счастью не набрав высоты, упала вниз, не причинив Кевину увечий, а лишь сильно встряхнув. Потеряв интерес к машине, гарпия кинулась за помощником шерифа, который успел пробежать всего ничего, после чего его резко унесло вверх под его же дикие залпы болезненных криков. Спустя секунду, что-то небольшое и черное упало на асфальт.

— Пистолет, — произнес Кевин, затем ринулся наружу из автомобиля, через окно. Он практически выпал из искореженной машины, уткнувшись лицом в горячий асфальт. Поднявшись на ноги, он побежал к пистолету, но прежде чем он успел поднять его, рядом с ним упало тело помощника шерифа с жутким хлюпающим и раскалывающимся звуком. Кровавые брызги разлетелись в разные стороны, в том числе и на Нолана. Отпрянув назад, он вытер рукавом рубашки лицо, после чего поднял голову вверх.

Гарпия, на высоте не меньше двадцати метров, размахивая крыльями, глядела вниз. Из-за большого расстояния, Кевин не мог разобрать на кого именно: на тело помощника шерифа или же на него. Он решил не ждать того момента, когда она спустится вниз и покажет ему на деле, кто ее больше из них интересовал. Перепрыгнув через обезображенное тело, Кевин нагнулся за пистолетом, уже чувствуя сильные потоки воздуха, созданные крыльями существа.

Его пальцы уже сомкнулись на рукояти пистолета, когда он вспомнил о другом оружии, что все время находилось при нем. Оружие, который показал себя наилучшим образом при его последней встрече с гарпиями. Он уже было потянулся к своему заднему карману, когда понял, что игрушечная труба, подобранная в придорожном магазине, пропала.

— Черт! — взревел от досады Кевин, слыша птичий крик над головой уже совсем близко.

Ему ничего не оставалось делать, как бежать обратно к патрульной машине. Скорее всего, именно на заднем сиденье он ее и выронил. Он только успел развернуться, как гарпия уже спланировала на землю. От страха, он потерял равновесие и упал на асфальт. Хищная тварь агрессивно пропищала что-то нечленораздельное в его адрес, после чего вновь улетела вверх, схватив оброненное ранее тело помощника шерифа.

Дождавшись пока гарпия наберет достаточную высоту, при которой не чувствовались потоки воздуха, созданные ее перепончатыми крыльями, Кевин вновь поднялся на ноги и поспешил к машине. Посмотрев внутрь, он увидел трубу, валяющуюся на полу. Потянув два раза за дверцу, он понял, что ему придется лезть обратно в салон и снова через окно. В этот раз он приземлился на заднее кресло, но от этого он испытал не больше удобства, чем при падении на асфальт, так как сиденье было усыпано осколками стекла. Подняв с пола трубу, он вновь приготовился выбраться наружу. И в это самое время одна из тварей (какая именно из них, Кевин не знал, да его это мало волновало) опустилась на крышу автомобиля, запищала и уставилась на него своими безумными глазами сквозь дыру. Она уже опустила голову и просунула свой клюв внутрь салона, когда Кевин приложил к губам трубу и сильно выдохнул.

К несказанной радости Кевина труба снова спасла ему жизнь. Гарпия запищала от возмущения, замотала головой, после чего резко взлетела ввысь, спасаясь бегством от жутких звуков игрушечной трубы. Откуда-то сзади, совсем близко, раздался писк и другой гарпии, после чего послышались быстрые взмахи крыльев. Кевин продолжал дуть в игрушечный духовой инструмент на протяжении еще как минимум трех минут, после того, как были слышны последние писки гарпии. После этого, он отнял трубу ото рта и тяжело задышал, переводя дыхание.

Он бы с радостью еще бы полежал на заднем сиденье искореженного автомобиля, да только осколки стекла не позволили ему полностью расслабиться, напоминая ему, что у него было не так много времени, чтобы спасти Солнечный Луч от семейства Дэвлонов. Он понятие не имел, какими мотивами руководствовались в лже-гостеприимной семьи Большого Дэва, но не сомневался, что финальным действием всего должна была стать смерть.

Выбравшись из машины, Кевин вернулся за пистолетом. Подняв его с земли, он сунул его за пояс. То же самое он проделал и с трубой, желая, чтобы она находилась всегда в поле его зрения, так как в заднем кармане брюк он снова мог ее потерять. Полностью вооружившись от большинства видов противников, которые могли ему противостоять в Старом Мире, Кевин, перейдя на бег, поспешил в сторону фермы Дэвлона, до которой оставалось еще слишком большое расстояние.

* * *

Услышав звук моторов приближающихся машин, он поспешил скрыться на кукурузном поле. Из своего укрытия он смог разглядеть два грузовика, которые мчались на всех порах в сторону разыгравшейся ранее трагедии, в которой он — Кевин Нолан — также участвовал. В первом грузовике он успел разглядеть Стива Дэвлона и еще тройку человек — скорее всего охранников фермы. В другом грузовике сидели Тони и Бун — зятья Улафа Дэвлона. Самого Большого Дэва с ними не было. Но и это было ему на руку — чем меньше охраны на ферме осталось, тем легче ему будет пройти туда незамеченным никем.

Кевин прошел около тысячи шагов вперед через кукурузное поле, после чего посчитал выход на трассу относительно безопасным. Как только земля под его ногами сменилась твердым асфальтом, он вновь перешел на бег. Ему потребовалось около пятнадцати минут на то, чтобы добежать до фермы, а уже рядом с ней, он вернулся на обычный ход, после чего и вовсе сбавил шаг и пригнулся.

Ворота фермы оставались открытыми. Он не увидел и не расслышал ни одной живой души и все же он продолжал идти медленно, оглядываясь по сторонам. Пройдя через ворота, он поспешил в сторону самого большого дерева и скрылся за его огромным стволом. Никто не закричал и не позвал его, давая ему понять, что его приход все еще оставался незамеченным. Присев на корточки, он достал пистолет из-за пояса и проверил его обойму. Ранее ему приводилось держать в руках пистолеты и даже стрелять из него. Его друг Джордж Шелби был не только большим любителем охоты, но и огнестрельного оружия. Именно благодаря своему другу он знал, как снимать пистолет с предохранителя, как проверять магазин и, конечно же, как из него стрелять. Хотя, если у него даже и не было такого друга как Шелби, он, наверняка, бы и так справился, благо в большинстве фильмов все очень доходчиво объяснялось.

Проверив пистолет и определив, что в его обойме оставалось еще не меньше десяти патрон, Кевин поднял его дуло вверх и выглянул из-за дерева.

У амбара стоял еще один автомобиль, который по каким-то неведомым ему причинам не отправился вместе с остальными на его поиски. А то, что часть семейства Дэвлонов и охрана отправилась именно на его поиски, Кевин практически не сомневался. Он уже хотел встать из-за дерева и направиться прямиком к особняку, когда увидел Корри Дэвлона выходящего из амбара и с интересом смотрящего на содержимое багажника машины.

Не думая долго о планах своих дальнейших действий, Кевин, убрав руку с пистолетом за спину, быстрым шагом направился к амбару.

Корри расслышал или же почувствовал, что к нему кто-то приближается, только когда их разделяло не больше десяти шагов. Он резко развернулся, крепко сжав ладони в кулак, но, увидев перед собой Кевина, быстро расслабился и даже позволил себе улыбнуться.

— А, вот ты где, а мы все тебя ищем, беспокоимся. Ты где был?

Вместо ответа, Кевин направил на него дуло пистолета и приказал войти в амбар.

— Что это ты задумал? — осведомился Корри, после чего его улыбка стала еще шире, окончательно став ехидной.

Не объясняя ничего, Кевин толкнул его в грудь и тот непроизвольно сделал несколько шагов назад, оказавшись там, куда его просил пройти Нолан.

— Может, объяснишь мне, что на тебя нашло?

— Где Солнечный Луч?

— Твоя цыпа? Она в доме. Наверняка ведет всякие женские беседы с моей матерью и сестрами. Откуда у тебя пистолет?

— Что вам надо от нас? — быстро продолжил допрос Кевин.

— Нам? Ничего, дружище! Мы просто решили вас приютить. — Корри неторопливо отвел взгляд от Кевина и принялся осматриваться по сторонам, скорее всего, надеясь найти ружье или что-то еще схожее с таковым. — Решили вам помочь. Теперь вижу, что наша доброта обернулась для нас неприятностями. Может, отпустишь пистолет?

Кевин, поравнявшись с задним бортом автомобиля, быстро взглянул на то, что лежало в багажнике. Крылатые существа были ему уже до боли знакомыми.

— Кто их убил?

— Я! — с гордостью отозвался Корри. — Эти твари растерзали моего старшего брата — Ральфа. Довольно занимателен факт, что за него отомстил именно младший брат, ты не находишь?

— Они хищники?

— Можешь в этом не сомневаться. Съедят тебя с потрохами, только дай им такую возможность, — продолжил с не меньшей бравадой Корри.

— Тогда, почему они совершают набеги на ваши поля и крадут овощи?

На этот вопрос Корри не нашел быстрого ответа. Вместо этого, он задал встречный вопрос:

— Откуда тебе это известно?

— Вопросы задаю я! — ответил Кевин и, судя по изменившемуся лицу парня, в его голос проскользнул холодок, грозящий большими неприятностями для Корри. Похоже, парнишка только сейчас ощутил всю степень опасности, исходящей от Кевина. — Почему они крадут овощи? Чем вы удобряете ваши поля?! Для этого вы нас приютили? Чтобы сделать из нас удобрение?!

— Послушай, не кипятись, — попросил Корри, наконец, подняв руки вверх. — Это не совсем так… вернее, совсем мне так. Мы вам не хотим причинить вред. Мы…

— Веди меня в дом! — перебил его Кевин. — Если с Солнечным Лучом что-то случилось, тогда я вышибу тебе мозги! Ты меня понял?!

— Конечно, дружище, только не нервничай.

— Иди!

Кевин сделал пару шагов в сторону, давая дорогу Корри. Как только он оказался за спиной парня, так тут же ударил того рукоятью пистолета по макушке. Корри крякнул, его ноги подкосились, после чего он уткнулся лицом в солому, разложенную на полу амбара. На его макушке проступила кровь, перекрасив часть его волос с каштанового — на бурый.

Нолан не стал проверять: жив ли парень или же его удар оказался слишком сильным. Вместо этого он выбежал из амбара и поспешил в сторону особняка Большого Дэва. Ему больше не хотелось терять ни единой минуты.

2

Вместо третьего этажа, особняк 'Папаши' Дэвлона венчала мансарда. Именно туда ее и привели под конвоем Улафа Дэвлона. А за ними шли, не отставая ни на шаг, почти все — за исключением Дэлии — женщины семейства: Мэредит, Линда, Дафна и Рита. Наверху было всего четыре комнаты. Подгоняя сзади дулом ружья, ее заставили войти в ту, что находилась второй справа.

В комнате было все не правильно. Это чувствовалось даже кожей.

Здесь пахло затхлостью, пылью, тухлятиной и отходами человеческой жизнедеятельности. Кругом главенствовал мрак, из-за чего все выглядело однотонным — серым. Единственное небольшое окно, находящееся под самой крышей, было плотно прикрыто не пропускающим свет пледом. Весь потолок был украшен узорной паутиной, в которой огромный волосатый паук укутывал в кокон что-то, размером с крупную мышь. Пол был деревянным и, несмотря на мрачность помещения, Солнечный Луч все же могла разглядеть, пятна на нем, словно кто-то разлил чай или же другую темную жидкость, которая, испаряясь, оставила после себя несмываемый след. Под самими же половицами что-то пищало и скреблось.

Но не сама комната больше всего произвела впечатление на Солнечный Луч, а то, что лежало в это самое время в постели, в дальнем углу комнаты, укрытое простыней.

— Что это? — взмолилась она.

— Иди! — Дэвлон сильно толкнул ее в спину, из-за чего женщина не удержалась на ногах и упала на колени. — Хочу познакомить тебя со своим отцом.

— Вашим отцом? — переспросила Солнечный Луч, после чего Мэредит и Линда заставили ее вновь подняться на ноги.

Тот, кто лежал в постели и кого она все еще не могла толком разглядеть, зашуршал простыней, издал то ли сосущий, то ли чавкающий звук и снова затих.

Как Солнечный Луч не старалась вырваться, ее все же подвели к постели, где она смогла отчетливо разглядеть того, кто в ней лежал. И от увиденного ей стало совсем дурно.

В постели лежал старик с невероятно белой кожей, чей лысый череп был покрыт серыми пятнами. Его подбородок был совсем узким, рот больше походил на порез, а из-под верхней губы торчали два острых желтоватых клыка. Большие уши старика слегка заострялись кверху, а из самой раковины торчали волосы — единственная поросль на всем его безобразном лице. Но, самым страшным в этом жутком старике были его впавшие в черепную коробку глаза — маленькие, абсолютно черные, злые, вокруг которых ползали серые червячки, поедая его умирающую плоть.

Вырвавшийся из ее груди крик был тут же прекращен после полученной крепкой оплеухи.

— Заткнись! — все еще угрожая ей своей ладонью, потребовала Мэредит. — В первую очередь тебе самой будет лучше, если ты будешь молчать и не сопротивляться. Многим из тех, кто был в этой комнате до тебя, вскоре даже начинало нравиться то, что с ними происходило. Так что лучше заткнись и постарайся дождаться того момента, когда боль перейдет в удовольствие.

— Прошу вас, касс Дэвлон, эсель Мэредит, отпустите меня, пожалуйста! Я не могу вот так умереть! Мне нужно спасти своего мужа!

— А нам нужно накормить отца, — ответил ей Дэвлон.

— Это не ваш отец, а — вампир! — воскликнула Солнечный Луч. — Разве вы этого не понимаете?! Он больше не способен кого-то любить! При малейшей возможности, он нападет на вас, желая утолить голод крови!

— Тут ты ошибаешься, скво! — покачал головой Дэвлон. — Зачем, по-твоему, мы все это время поили вас чаем? Все, кто стали кормом для моего отца до вас, тоже пили этот чай. Травы, которые входят в его состав хорошо впитываются в кровь и делают ее, так сказать, 'безопасной'. Он утоляет свой голод, при этом, не превращаясь окончательно в вампира. Он все еще способен узнавать нас и даже любить.

— Улаффф! Кушать! Кушать, Улафффф! — поддало голос страшное существо, лежащее в постели, после чего обоняния Солнечного Луча достигли волны смрадного запаха протухшего мяса.

— Сейчас, папа, — ответила ему Мэредит, толкая Солнечный Луч еще ближе к постели. — Сейчас мы тебя накормим.

Линда и Рита тоже подошли к постели и, схватив старика за плечи с разных сторон, приподняли его голову. Дункан Дэвлон продолжал с голодной жадностью глядеть на Солнечный Луч, а его синий язык беспрерывно облизывал тонкие губы, елозя по клыкам. По всему ее телу прошлась дрожь, которая заставила ее отскочить назад, подальше от постели и того, кто в ней лежал. Но покинуть комнату ей не позволило дуло ружья, сильно вдавленное ей между лопаток. Сразу после этого Дафна и Мэредит схватили ее за руки и подвели обратно к постели. Как не старалась Солнечный Луч вырваться из их цепких лап, у нее ничего не получилось.

— Прекращай! — обратилась к ней Дафна. — Просто прими тот факт, что тебе уже никуда не деться и тебе станет гораздо легче.

— Пожалуйста, не делайте этого! Умоляю вас!

Вместо чувства жалости к ней, Мэредит одарила ее очередной сильной и звонкой оплеухой.

— Заткнись, дрянь! Никто тебе не собирается отпускать, как бы ты не старалась нас разжалобить! Отец для нас останется все равно дороже! Хочешь ты этого или нет — он выпьет твою кровь, после чего твое тело послужит прекрасным удобрением для наших кукурузных и тыквенных полей.

Они подвели ее настолько близко к постели, что ее ноги уперлись о ее край. Мерзкий запах старика стал практически невыносим. Сам же он уже успел открыть рот и вытянуть свои узкие губы трубочкой, желая поскорее дотянуться ими до запястья девушки, которое Мэредит силой протягивало ему навстречу.

Солнечный Луч сделала еще одну попытку вырваться, но в этот раз Дафна больно ущипнула ее за грудь, после чего схватила за волосы и сильно потянула вниз, заставляя пленницу упасть на колени. В это же время Мэредит, сжав обеими руками запястье Солнечного Луча, настойчиво тянуло ее руку вперед, неизбежно сокращая расстояние до жадного рта Дункана Дэвлона.

Как не пыталась Солнечный Луч растянуть момент, когда губы вампира прикоснуться к ее запястью, этот момент все же настал. Она почувствовала прикосновение холодной плоти к своей теплой руке и царапанье кожи острыми клыками. Липкие слюни старика действовали вместо смазки или же клея, который способствовал лучшему скреплению между его ртом и ее запястьем. Язык вампира прошелся по ее коже, давая ей возможность, почувствовать те присоски, что росли на нем и которые тоже служили для лучшего скрепления с плотью его жертвы, а также определения температуры ее тела, группы крови и отсутствия болезней.

Зубы вампира уже были готовы пробить ей вены, когда старик неожиданно для всех, отпрянул от нее и скорчил кислую рожу, словно ему вместо крови решили подкинуть лимонного сока.

— Что с тобой, отец? — пожелал знать Дэвлон. — Что не так?

— Плохая кровь! Плохая кровь! — начал причитать вампир, мотая головой, словно маленький ребенок, которого родители пытались накормить кукурузной кашей.

— Прекрати, отец! — недовольно сжал губы Большой Дэв. — Не строй из себя гурмана. У нее что — четвертая отрицательная? Тебе нужно есть, иначе ты умрешь!

— Плохая кровь, плохая кровь! — не унимался старик.

— Да что с ним такое?! — уже теряя терпение, прокричал Дэвлон.

— Может, он хочет сказать, что количество выпитого ей чая было недостаточным? — предположила Рита. — Может, он боится, что после того, как он попробует ее кровь, то станет настоящим вампиром?

Улаф Дэвлон нахмурился. Предположение Риты показалось ему вполне правдоподобным. Он повернулся голову в сторону своей жены, и та поспешила тут же произнести свои оправдания:

— Я приносила ей чай даже сегодня утром. А уносила уже пустой чайник.

— Ты видела собственными глазами, как она его выпила?

— Нет, но с ней рядом была Дэлия. Внучка заверила меня, что она, — короткий кивок в сторону Солнечного Луча — выпила все до капли.

Дэвлон с трудом сдерживал себя, чтобы не выругаться во весь голос. Затем, он посмотрел на Линду и произнес:

— Позови сюда свою дочь. Я хочу с ней поговорить.

Линда неторопливо отошла от постели старого вампира и, сжимая ладонью одной руки то один палец то другой, сблизилась со своим свекром. Она прекрасно знала, что Большой Дэв любил свою внучку, возможно больше чем своих дочерей, сыновей или же жену. Но, также она знала, что отец для Улафа Дэвлона значил гораздо больше их всех вместе взятых. Своего отца он считал лучшим человеком во всем Старом Мире и поэтому был готов на все ради него, даже на убийство невинных, случайно забредших в Тартуис людей.

— Папа, только обещайте мне не…

— Ты оглохла?! — закричал он на Линду. — Живее, приведи ко мне свою дочь, иначе я не ручаюсь за свои последующие действия!

Линда вздрогнула из-за накатившего на нее чувства страха, после чего пулей выскочила из комнаты, зовя уже в коридоре свою дочь.

— Улаф…, — начала было Мэредит с опаской, но резкий взмах руки, заставил ее замолчать.

— Я просто ей задам интересующий меня вопрос, — уже спокойно отозвался Дэвлон, кладя ствол ружья себе на плечо.

— А почему бы не спросить ее? — осведомилась Дафна, поворачиваясь лицом к Солнечному Лучу. — Так как, скво, ты пила приготовленный для тебя чай или нет? А? Чего молчишь? Отвечай!

Солнечный Луч предпочла не отвечать на заданный ей вопрос. Она прониклась симпатией к маленькой девчушке, несмотря на то, что ей стала известна жуткая тайна семьи Дэвлон. И хотя она не верила, что Большой Дэв поднимет руку на свою внучку, она все же боялась за нее. Боялась, что, предав Дэлию, она посеет в ее душе семя недоверия не только к ней, но и ко всем окружающим, что приведет, в свою очередь, к полному недоверию или даже ненависти к людям, которые повстречаются на ее дальнейшем жизненном пути. В отличие от всей этой семьи фанатиков и безумцев, Дэлия все еще могла стать хорошим человеком и занять свою нишу в цивилизованном обществе.

Прошли не меньше пяти минут, прежде чем Линда вернулась назад вместе со своей дочерью. Судя по выражению лица Дэлии, она явно ожидала, что ее будут ругать, и что она была готова дать отпор любым обвинениям.

— Доброе утро дедуля, — небрежно поздоровалась девочка, затем посмотрела на того, кто лежал в постели. — И тебе долгих лет, прадед.

— Дэлия, родная моя, я хочу кое о чем тебя спросить, — спокойным добродушным тоном произнес Улаф Дэвлон, как никогда похожий на доброго заботливого дедушку, пусть даже и с ружьем в руках.

— Слушаю тебя дед, — отозвалась девочка, стоя у самых дверей.

— Скажи мне, только честно, эта женщина пила свой чай в твоей комнате или нет? — Дулом ружья Дэвлон указал на Солнечный Луч, после чего вновь закинул ружье на плечо.

— Пила, дедуль. Выпила все до капли. А что? Она утверждает обратное?

Дэлия быстро перевела свой взгляд на Солнечный Луч, в котором читалось легкое разочарование в адрес своей новой подруги.

— Нет. Она просто молчит, — ответила Дафна.

— Тогда почему вы решили, что она не пила чай? И почему вы позвали меня? Я уже было решила, что эта скво наговаривает на меня.

— Нет, лапушка, — усмехнулся Дэвлон и протянул свободную руку в сторону девочки. — Подойди поближе к дедушке, я хочу тебя поцеловать.

Дэлия, без малейшего чувства опасности, подошла к деду и протянула вперед руки, чтобы сжать его толстую шею в своих объятьях, когда Дэвлон резко сделал ей шаг навстречу и крепко сжал в своем кулаке ее волосы.

— Ах ты тварь неблагодарная! — заорал Дэвлон, потянув внучку за волосы, не обращая ни малейшего внимания на ее истошные крики боли. Линда попыталась помочь дочери, но тут же отступила назад, уловив на себе злобный взгляд Большого Дэва. — Что же ты из меня дурака делаешь, соплячка ты этакая!

— Отпусти, меня, дедуля! — вопила Дэлия. — Отпусти, мне больно!

— Она пила чай или нет?! Скажи 'да' или 'нет' и отпущу тебя!

— Нет! Нет! — запричитала девочка. — Не пила!

— А почему она не пила чай?!

— Я ей посоветовала не делать этого! Отпусти же!

Дэвлон помотав головой, чувствуя тошнотворную ярость в своем горле, резко откинул свою внучку в сторону, и только после этого Линда поспешила заключить плачущую дочь в своих объятьях.

— О, Океан Надежд! За что мне такое наказание?! — прокричал в потолок Дэвлон. — Я их приютил под своей крышей, дал им еду, исполняю практически все капризы, и чем они отвечают мне? Предательством?! Неужели ты не понимаешь, дурья башка, что твоя выходка могла стоить жизни твоему прадеду?! И ради чего? Ради чего я тебя спрашиваю?!

Дэлия не ответила деду, продолжая рыдать, уткнувшись лицом в подмышку матери. Линда, опустив голову, чтобы не встречаться взглядом с 'Папашей', поглаживала дочь по волосам в попытке успокоить ее.

— Улаф, кушать! — простонал Дункан Дэвлон, зло взирая своими маленькими черными глазками на всех присутствующих в комнате.

— Да, папа. Мы тебя накормим, — устало произнес Дэвлон. — Только тебе придется подождать еще три-четыре часа. Мы заставим выпить ее чай, подождем, пока он впитается в кровь, и только после этого накормим. За все неудобства можешь винить свою пустоголовую правнучку.

Дункан Дэвлон перевел взгляд на плачущую Дэлию, пожевал по-старчески губами, но так ничего больше не произнес.

— Мэредит, иди и приготовь чай, — попросил жену Дэвлон. — Мы заставим силой выпить его скво.

Мэредит поспешила выполнить поручение мужа, но уже спустя минуту вернулась обратно, держа руки поднятыми вверх. А за ее спиной стоял Кевин Нолан, который обзавелся пистолетом. И этот пистолет он держал у затылка Мэредит Дэвлон. Судя по его виду, он был готов применить с полной решимостью оружие, лишь бы кто-то из Дэвлонов дал ему подходящий для выстрела повод.

— Даже не думай! — процедил сквозь зубы Кевин, видя, как Дэвлон готовится направить в его сторону ружье.

— Сынок, ты уверен, что поступаешь правильно? — обратился к нему Дэвлон спокойным тоном, вновь став похожим на гостеприимного хозяина дома.

Кевин слегка отвел в сторону пистолет, после чего нажал на курок. Громкий хлопок в узком закрытом пространстве прозвучал раскатистым громом, после которого у всех присутствующих зазвенели колокольчики в ушах. Пуля пробила потолок, впустив в мрачную комнату тонкий луч света. Сразу же после выстрела раздались жуткие крики Мэредит Дэвлон, которая мигом прижала ладонь к уху, рядом с которым пролетела пуля. Пороховые газы, вырвавшиеся из ствола, опалили ей клок волос, а горелый порох, словно брызги окропили ей кожу на щеке и скуле. Она хотела отбежать в сторону, но Кевин схватил ее за плечо и потянул обратно. В эти минуты он не испытывал ни малейшей жалости к Мэредит, молящей его о сохранении жизни во имя ее дочерей. Прожив больше полгода в Ближних Мирах и пережив огромное количество опасностей, предательства и потерь, Кевин перестал быть тем наивным человеком, коим он был ранее. Он хотел верить, что семья Дэвлонов — так же как и Доббсы — олицетворяла настоящую доброту, которая все-таки существовала в Ближних Мирах, но вместо этого столкнулся с горьким разочарованием, переходящим в неудержимую ярость. Теперь он чувствовал, что готов пойти и дальше — на убийство. Похоже, Дэвлон тоже это почувствовал, а потому опустил ружье на пол и поднял руки вверх. Его дочери повторили его действия. Дэлия перестала рыдать, вместо этого на ее губах даже появилась улыбка, словно все происходящее ее сильно забавляло.

— Хорошо, сынок, мы тебе верим, — почти шепотом произнес Дэвлон. — Чего ты хочешь? Вы можете идти. Уверяю, никто вас не тронет.

— Солнечный Луч, подними ружье с пола, — обратился к ней Кевин, продолжая сжимать шею Мэредит и держа дуло пистолета у ее виска. Когда Солнечный Луч сделало то, что он попросил, Кевин добавил, теперь обращаясь к Большому Дэву. — Прежде чем мы уйдем, я хочу знать, что здесь происходит!

— Они хотели скормить нас вампиру, — ответила за Дэвлона Солнечный Луч.

— Он мой отец, а не вампир! — нервно прокричал Дэвлон. — Именно наша забота о нем и не превратила его в чудовище!

— Вы хотели напоить его моей кровью! Так как его еще называть, если не вампиром? — Солнечный Луч, неуверенно держа ружье в руках и не теряя из поля зрения Дэвлона, обратилась к Кевину. — Нам нужно его убить. Я не приемлю насилие, но вампиры — очень опасные твари. Самые опасные из всех существ. Я много слышала о них в детстве от Белого Столба Дыма. Он всегда отзывался о них, как о настоящей эпидемии.

— Нет! — закричал Дэвлон, после чего, извиняясь за свою несдержанность, кивнул. — Я прошу вас, не убивайте его. Он просто больной и немощный старик, которому я многим обязан. Он многое сделал для меня и моей матери в трудные годы жизни и еще больше сделал для всех людей, пройдя с самого начала и практически до самого конца всю войну! Одна из кусачих тварей успела его заразить, прежде чем он ее убил. К счастью он вернулся к нам, выжил.

Солнечный Луч подумала о том, что выжить ему помогла кровь своих же сослуживцев, которых он наверняка тоже поил чаем перед тем, как отправиться с ними в вечерний рейд, из которого возвращались далеко не все.

— Он не заслуживает смерти… такой смерти! Не стоит его убивать, сынок, я прошу тебя.

— Чтобы после нас вы продолжили приглашать в гости наивных путников и поить их своим чаем? — задал риторический вопрос Кевин, затем его лицо стало совершенно серым от злости. — Что вы сделали с Марком?

— Что…

— Не ври мне! — прокричал Кевин, после чего навел пистолет на Улафа Дэвлона. — Где вы его держите?! Или… вы убили его?

— Нет! — это слово произнесли хором Рита, Дафна, Линда и Мэредит.

— Ты говоришь о Марке? О Марке Уотере? О полном тезке известного музыканта? — спросил Дэвлон. — Уверяю тебя, его в нашем доме не было.

— И вы думаете, что я вам поверю?! — возмутился Кевин. — Давайте условимся следующим образом: вы отдаете нам Марка, а мы оставим в живых вашего старика-вампира!

— Кевин, я склонно верить им, — произнесла Солнечный Луч. — Скорее всего, Марк не находится у них в плену.

— И почему ты так решила?

— Потому что Марк Уотер на самом деле…

Вместо завершения своих слов Солнечный Луч попыталась что-то прокричать, но было поздно. Корри Дэвлон, возникший из-за спины Кевина, без промедлений накинул на его горло удавку и сильно потянул за ее концы.

Кевин отпустил Мэредит и даже выронил пистолет, и потянулся обеими руками к горлу, желая сорвать удавку. Он повалился на спину, придавив под своим телом парня, который так и не ослабил хватки.

В это же самое время, воспользовавшись моментом, Улаф Дэвлон ударил Солнечный Луч кулаком в лицо и без малейшего труда отобрал у нее ружье. Тут же подскочила и Рита с Дафной и схватили ее крепко за руки. Дэвлон же подошел к борющимся в проеме дверей Кевину и Корри и наставил дуло ружья в лицо Нолану.

— Сынок, — обратился он к Корри, при этом глядя на посиневшее лицо Кевина и его побелевшее горло. — Отпусти его. Он нам нужен живым.

Корри с явной неохотой все же послушал отца и сбросил с себя практически потерявшего уже сознание Кевина.

— Он ударил меня по голове, — пожаловался Корри отцу, показывая свою окровавленную макушку.

— Он заплатит за это. Мы убьем двоих зайцев одновременно: накормим его кровью деда и скормим его тело червям на нашем поле. Чем тебе не расплата за его действия?

— Дедуля, прошу тебя…, — начала было Дэлия, но недоговорила, из-за того, что ее мать быстро прижала ладонь к ее рту.

— Хорошо, — Корри кивнул, после чего замотал удавку и сунул ее в карман своих брюк.

Кевин продолжал лежать на полу и держаться за раненое горло, с трудом вдыхая драгоценный воздух. Его лицо медленно возвращала себе обратно привычный розоватый цвет.

— Мэредит, как ты себя чувствуешь? — спросил жену Дэвлон.

— Хорошо, муж мой. Только немного болит лицо от ожога.

— Дай взгляну. — Дэвлон осторожно прикоснулся к подбородку жены и осмотрел ее лицо. — Все не так страшно. Нужно продезинфицировать рану и намазать маслом. Ты пока займись этим, чай вместо тебя приготовит Линда.

Линда кивнула в ответ.

— И возьми Дэлию с собой, — добавил Дэвлон. — Пусть она займется чем-то полезным для семьи, а то в последнее время она все чаще меня разочаровывает.

Дэлия последовала за матерью, стыдливо опустив глаза вниз.

Дэвлон подошел к Кевину и, судя по его лицу, он хотел пройтись ногами по его ребрам, но сдерживал себя из последних сил. Затем его внимание привлек игрушечный музыкальный инструмент, торчащий из-за пояса Кевина. Большой Дэв взял трубу в руки и быстро оглядел ее.

— Ты что, в детстве в игрушки не наигрался?

Отбросив в сторону трубу, Дэвлон нагнулся над Кевином и, схватив его за ворот рубахи, поднял на ноги, после чего отбросил к стенке. Кевин сильно ударился головой и прежде чем успел вновь упасть, Дэвлон его припечатал к стене. Он практически уткнулся лбом ему в лицо.

— Я и сам готов придушить тебя голыми руками и, если бы не отец, я бы именно так поступил.

— Оставь его! — прокричала Солнечный Луч, пытаясь вырваться из рук Дафны и Риты.

— Знаешь, ты меня заинтриговал, — продолжил Дэвлон, не обращая никакого внимания на крики женщины, доносящиеся за его спиной. — Я и сам хотел бы познакомиться с этим Марком Уотером. Впервые слышу, чтобы у известного певца были полные тезки. К сожалению, я говорил правду, когда утверждал, что на нашей ферме он не появлялся. Но, можете быть уверенными, что если такой человек ступит на территорию губернии Тартуис, так его обязательно найдет местный шериф и приведет его на мою ферму.

— Боюсь — это маловероятно, — прохрипел Кевин, все еще пытаясь как можно глубже вдыхать воздух в легкие.

— Это еще почему?

— Потому что шерифа и его помощника убили летающие твари.

— Какие еще твари?!

— Точно такие же, как и те, чьи трупы находятся в багажнике вашей машины.

В глаза Дэвлона Кевин прочитал неподдельный страх, и это его несказанно обрадовало.

— Откуда тебе это известно?

— Это произошло на моих глазах. А перед тем как убить шерифа, эти твари напали на продавца магазина, у которого я и позаимствовал трубу.

— Ты хочешь сказать, что эти твари убили продавца, затем шерифа и его помощника, а тебя не тронули? — решил уточнить Дэвлон, дабы понять все ли он правильно понял.

— Я им оказался не по зубам, — произнес Кевин сиплым голосом.

Дэвлон улыбнулся, после чего начал смеяться.

— Улаф, кушать! — напомнил о себе старик-вампир, но никто не обратил на него никакого внимания.

— Странно, но ты мне уже начинаешь нравиться, — все еще посмеиваясь, заявил Дэвлон. — И как, позволь узнать, у тебя это получилось?

Кевин перевел взгляд с лица Дэвлона на трубу, которую он отбросил в сторону ранее. Та закатилась под кровать вампира, повредив паутину, которую паук наверняка плел на протяжении большей части своей жизни — настолько она была плотной.

— Я просто быстро бегаю, — ответил Нолан.

— Быстро бегаешь, значит. Выходит, ты самый быстрый человек во всем Старом Мире, раз тебе удалось убежать от тварей, чья скорость в полете не уступает сапсану.

— Выходит, что так, — отпарировал Кевин.

— Где это произошло? — сменил тему Дэвлон.

— В получасе бега от вашей фермы.

Лицо 'Папаши' Дэвлона быстро посерьезнело. Похоже, ответ Кевина ему совсем не понравился. Он сжал крепче кулаки и вдавил Нолана в стену еще сильнее, из-за чего в глазах последнего потемнело и поплыли яркие точки.

— Ты не врешь мне?!

— Это правда, — практически простонал он в ответ.

— Папа…, — произнесла Рита.

— Корри! — прокричал Улаф Дэвлон.

— Чего? — отозвался тот.

— Бегом на улицу, заводи машину и увези тела тех тварей как можно дальше от нашей фермы, похоже…

Закончить слова ему помешали звуки выстрелов, доносящиеся снаружи. А между выстрелами все они смогли расслышать крики Стивена:

— Они летят! (Бабах!). Не дайте им!.. (Бабах!)… Отец, скорее!.. (Бабах! Бах! Бах!)… О, Океан Надежд!..

Дэвлон расслабил пальцы, позволив Кевину осесть на пол, сам же он, схватил с пола ружье и следом за Корри выскочил из комнаты и сломя голову побежал вниз по лестнице на улицу.

Рита и Дафна, продолжая держать за руки Солнечный Луч, тревожно переглянулись.

— Кушать! Кушать! — протяжно потребовал Дункан Дэвлон, жадно глядя на шеи трех женщин, стоящих неподалеку от него.

— Заткнись, дед! — прокричала Дафна. — Не до тебя сейчас!

С улицы доносились все новые звуки: крики людей, писк хищных птиц, шуршание нескольких тысяч перепончатых крыльев, паденье откуда-то сверху каких-то тяжелых предметов. Количество выстрелов увеличилось троекратно, превратившись в настоящую канонаду. Несмотря на то, что в комнате и так был полумрак, в эти минуты он превратился в настоящую мглу, словно ветер принес огромные черные тучи, которые быстро заволокли весь солнечный свет. Кевин мог поспорить на что угодно, что природная стихия не имела ни малейшего отношения к наступившей темноте.

— О, Океан Надежд, что это такое?! — воскликнула Рита, подняв голову вверх, слушая то, как нечто многочисленное и тяжелое оседает на крыше дома.

— Это гарпии, — ответил Кевин, хотя у него не было большого желания в эти минуты быть для окружающих его людей носителем истины.

— Что? — спросила Дафна. — Что ты такое говоришь?!

— Готов предположить, что вся стая прилетела на вашу ферму, — продолжил Кевин, все еще потирая горло. — Боюсь, шансов выжить ни у кого из нас не будет.

— Заткнись! — закричала Дафна.

— На вашем месте, я бы поспешил куда-нибудь в подвал и запер за собой дверь на ключ, — не послушался приказа Дафны Кевин, продолжив свою речь. — В доме, где много окон и дверей, будет сложно выжить. Вы так не думаете?

Дафна и Рита молча переглядывались около минуты, но после очередного писка гарпии, раздавшегося совсем близко от окна, закрытого полотнищем, они отпустили Солнечный Луч и поспешили прочь из комнаты, скорее всего, послушавшись совета Кевина, решив спрятаться в подвале или погребе.

Как только они остались одни в комнате с немощным вампиром, Солнечный Луч поспешила к Кевину, тут же принявшись осматривать его горло.

— Как ты себя чувствуешь?

— Глотать больно, — кривясь от боли, произнес Нолан. — А еще во рту стоит устойчивый привкус крови, словно я сам превратился в вампира.

— Кровь, — буркнул старик из своей постели и затих.

— Нам нужно тоже выбираться отсюда, — сказала Солнечный Луч, помогая Кевину подняться на ноги. — Они могут прийти в любой момент.

— Ты это о ком: о Дэвлонах или же гарпиях?

— А разве есть разница? Что те, что эти хотят нашей смерти. Поднимайся.

— А как же отец Большого Дэва? Ты же говорила, что его надо убить.

— На это нет времени, — покачала головой Солнечный Луч. — К тому же, если гарпии убьют все семейство Дэвлонов, а это, судя по их количеству, им вполне по силам, старик сам умрет от голода.

Кевин поднялся на ноги, но вместо того, чтобы последовать за Солнечным Лучом к выходу, он направился к постели вампира.

— Что ты делаешь?! — прокричала женщина ему вслед.

Кевин поднял вверх указательный палец, прося ее подождать секунду и, упав на колени, полез под кровать за своим единственным оставшимся оружием — за игрушечной трубой. Он схватил ее и в тот же самый момент, длинные и узловатые пальцы старика, схватили его за ворот. Вырваться из его неожиданно крепкой хватки Кевину удалось только с помощью Солнечного Луча, которая схватила ближайший стул и им отпихнула вампира в сторону. Дункан Дэвлон зашипел, открыв рот, выставляя напоказ свои кривые острые клыки и мутировавший язык, но повторить свое нападение ему не позволил все тот же стул, которым Солнечный Луч продолжала прижимать вампира к кровати. Только когда Кевин заткнул трубу за пояс и отошел на безопасное расстояние, она отбросила стул в сторону и сделала шаг назад. Вампир зло и с досадой глядел на них своими жуткими глазами, сжимая руками край простыни.

— Есть хочу! — проворчал он. — Дай есть!

— Сдохни, тварь, — пожелала она ему в ответ, после чего они выбежали из комнаты.

* * *

Они остановились на лестнице из-за того, что во входную дверь кто-то пытался вломиться. Скорее всего, она не была запертой, но тот, кто хотел столь настойчиво войти внутрь понятие не имел, как пользоваться ручкой. Это незнание привело к тому, что дверь с глухим металлическим скрежетом распахнулась, после чего тот, кто ее распахнул, сделал шаг через порог.

— Нужно найти другой выход, — произнесла Солнечный Луч, стоя за спиной Кевина.

— Думаешь, он будет более безопасным? — спросил Нолан, глядя на кричащую гарпию, ступающую своими когтистыми лапами по полу особняка. — Боюсь, нам придется прорываться через них.

— Кевин, это сумасшествие!

Солнечный Луч неодобрительно покачала головой, глядя на распахнутую дверь, за которой разгуливало целое полчище летающих тварей. Несколько из них бились между собой, желая получить кусок от окровавленной ткани. Ей даже не хотелось думать о том, что это было когда-то живым человеком.

— Поэтому я и взял трубу. — Кевин поднял руку вверх, держащую детскую игрушку и помахал ею перед Солнечным Лучом. — Ты знаешь, чего они больше всего боятся?

— Понятие не имею: я никогда не видела и ничего не слышала ранее об этих тварях.

В этот момент огромное окно гостиной разлетелась вдребезги и в дом влетели две особи. В тот же самый момент из-под стола выскочила Дафна Дэвлон и, крича, побежала в сторону кладовой. Гарпии быстро приметили ее и, пища, поспешили за ней следом. Дафна тянула за дверь, но безуспешно — та была заперта.

— Рита, открой! — прокричала она, и это были ее последние слова. Гарпии набросились на нее, быстро превратив ее в нечто слишком отдаленно напоминающее человека.

Тварь, сломавшая входную дверь, поспешила к лестнице, желая расправиться тем же методом с Кевином и Солнечным Лучом, с которым ее родственники справились с Дафной. Но, стоило Нолану только один раз выдохнуть воздух из легких, при этом, прижав трубу к губам, как тварь тут же поспешила обратно, выскочив через дверь.

— Что ты сделал? — удивленно спросила она.

— Просто показал твари, что мы ей не по зубам. Пойдем.

Они вышли из дома, в то время как еще две твари, вошли через окно гостиной и принялись выламывать дверь в кладовую, используя клювы и когти.

На улице все было еще страшнее. Небо заволокло летающими тварями. Они дрались между собой в воздухе, пикировали вниз или же наоборот — резко взлетали вверх распихивая сородичей своими перепончатыми крыльями. Практически вся крыша особняка Дэвлонов была занята гарпиями, которые как вороны не прекращали орать, размахивать крыльями и клевать добытую собой или кем-то другим пищу. Также огромное количество гарпий сидели на деревьях и эклектических столбах. Некоторые, получив разряд тока, валялись под столбами, вытянув ноги к верху.

Как только хищные твари приметили людей, сразу же поспешили к ним, открывая свои розовые рты. Кевину потребовалось вновь только один раз дунуть в трубу, чтобы гарпии незамедлительно отказались от своих посягательств на их жизнь. Нолан сомневался, что долгое гудение в игрушечный инструмент приведет к тому, что все гарпии решат покинуть особняк Дэвлона и улетят вновь туда, куда они держали свой путь при первой их встрече. Слишком большим было их количество, да к тому же звук трубы на дальнем расстоянии полностью заглушался криками гарпий и выстрелами ружей. Так что действовала труба исключительно на тех тварей, которые приближались к ним на расстояние не меньше десяти шагов.

— Держись как можно ближе меня! — прокричал Кевин, обращаясь к Солнечному Лучу, которая незамедлительно прижалась к его спине, схватившись руками за задние карманы его брюк.

Они медленно, но верно приближались к вратам фермы Дэвлона, формирую вокруг себе круг безопасности, диаметром в десять шагов, благодаря звукам трубы, когда раздался очередной выстрел. По той простой причине, что пуля убила гарпию, что находилась рядом с ними, Кевин понял, что пуля, скорее всего, предназначалась им. Обернувшись, он с трудом разглядел окровавленный силуэт Улафа Дэвлона, стоящий у амбара вместе с еще двумя людьми. На нем не было верхней одежды — это Кевин смог разглядеть, прежде чем полчище гарпий вновь скрыла Большого Дэва от них.

— Я вас найду! — только и смогли они расслышать, после чего его слова потонули в гуле писков и хлопающих крыльев. Затем раздался очередной выстрел. Затем еще один. Третьим послышался крик боли, агонии и ярости.

— Пойдем, скорее! — прокричал Кевин, потянув Солнечный Луч за собой в сторону ворот. — Нам здесь больше нечего делать.

Спустя полчаса тяжелого передвижения, отдаляющего их как можно дальше от фермы Дэвлона и от гарпий, Кевин, наконец, смог вновь сунуть за пояс трубу и тяжело выдохнуть. После этого они заключили друг друга в объятьях и простояли так не меньше пяти минут. Солнечный Луч плакала, а он ее успокаивал, хотя она и не переставала утверждать, что это были слезы радости.

Затем, прежде чем отправиться в дальнейший путь, они простояли какое-то время, держась за руки и глядя издали на пляску гарпий над фермой Дэвлонов. Вслушиваясь в далекие крики гарпий, Кевин думал о том, что завтрашний день станет совсем другим для губернии Тартуис. Затем, вспомнил о словах Дэвлона, что он не встречал Марка Уотера и тот не гостил на их ферме. Говорил он тогда правду или это была очередная ложь? Ложь, которая стала настоящим культом для всего семейства фермера. Правда или ложь, но искать теперь Марка на ферме Дэвлона была бессмысленной затеей.

— Пойдем, — сказал Кевин и потянул за собой Солнечный Луч, которая с трудом отвела завороженный взгляд от настоящей пляски смерти, разыгравшейся на ферме Большого Дэва.

3

На ферме Дэвлона стало совсем тихо лишь к закату дня. Гарпии улетели, оставив разрушенным особняк. Двери были сорваны, окна разбиты, крыша повреждена, грузовики перевернуты и вдавлены в землю. То тут, то там на земле виднелись кровавые пятна и даже частички человеческой плоти. Среди гарпий тоже были потери, но тела поверженных сородичей были бережно взяты в когти задних лап и унесены прочь вместе со всей стаей. То же самое было сделано и с теми двумя, что находились в багажнике автомобиля. Корри Дэвлон, попытавшийся запрыгнуть в машину и увезти их с фермы, был один из первых, до кого добрались гарпии и разорвали в клочья. Сразу же за Корри простились с жизнью большинство охранников фермы, а также Стивен Дэвлон и Бун. Некоторые из охранников, вместе с Энтони, попытались спастись бегством, но им не удалось дойти даже до ворот фермы.

После того как Дафну растерзали, та же участь постигла и Риту. Гораздо раньше погибли Мэредит и Линда. Мэредит настигла смерть прямо на кухне, где она готовила чай для Кевина и Солнечного Луча. На Линду гарпии напали спустя минуту, как она закрыла в погребе свою дочь Дэлию.

Последним был умерщвлен Улаф Дэвлон, который продолжал битву за свою жизнь до последнего патрона в ружье и пистолете. Он успел убить не меньше пяти гарпии, пока шестая не лишила его правой руки, седьмая — печени, а восьмая — головы.

Дэлия оставалась в погребе, сжимая рот обеими руками, чтобы не закричать и не выдать своего местоположения, долгое время и не решалась выйти, даже когда все вокруг стихло. Лишь когда ветер просочился на кухню через разбитые окна и легко зашумел среди обломков мебели и сорванных занавесок, она решилась убрать ручку метлы, которая служила засовом, и открыть дверь погреба.

Первое что заставило ее пролить слезы, был жалкий вид дома, в котором она родилась и выросла. Он мало, чем был похож на тот дом, к которому она привыкла. Второе что заставило заплакать ее в голос и даже упасть на колени были две лужи крови на полу, в которых отпечатались многочисленные следы лап хищных тварей.

— Ой, мамочка! Мамочка моя! Бабуля! — зарыдала она, а уже спустя пять секунд она кричала во весь горло, что есть сил. — Кто есть живой?! Ответьте мне, пожалуйста! Я не хочу оставаться одна!!!

Тишина, раздавшаяся в ответ, предсказала Дэлии все ее самые страшные опасения. Никто не выжил. Она — единственная, кто осталась в живых среди всего, когда-то могущественного, семейства Дэвлонов. Она не редко мечтала о том дне, когда станет свободной от опеки матери, отца и деда. Но, когда этот день настал, она была готова на любую жертву, лишь бы все вернулось на свои места.

Сверху раздался какой-то стук, словно на пол упало что-то небольшое, сравнимое с яблоком. Дэлия вся напряглась и задрожала всем телом, опасаясь, что наверху осталась одна из этих летающих тварей, которая с радостью расправиться и с ней. Но страх быстро перешел в спокойствие. Сама для себя она решила, что жить ей совершенно ни к чему в мире, где она осталась совсем одна. Она никого не знала извне, она ничего не могла, так как все проблемы за нее решали другие, она даже не могла приготовить себе что-нибудь поесть, так как понятие не имела даже как разогреть полуфабрикат в микроволновой печи. Она была беспомощной. И если не смерть от лап хищника, тогда она умерла бы от голода рано или поздно.

— Вы убили всех, — прошептала она, глядя в потолок. — Тогда убейте и меня.

После этих слов, она поднялась с колен и с нарастающей уверенностью в правильности своих действий, зашагала по ступеням вверх на второй этаж.

Наверху не было ни единого признака живой души. Разруха здесь была гораздо менее масштабной и все же твари добрались и до этих мест, сломав часть перил, расцарапав стены и двери, а также оставив грязевые и кровавые отпечатки от лап и крыльев на стенах и потолке.

— Эй? — позвала она с дрожью в голосе. — Есть кто?

И вновь тишина. Ни единого звука.

Она осмотрела одну комнату за другой, но никого так и не обнаружила в них.

'Скорее всего, что-то просто упало, потому что рано или поздно должно было упасть, так как находилось на самом краю стола или другой поверхности', подумала Дэлия в тот самый момент, когда дошла и до лестницы, что вела в мансарду, где жил ее прадед.

Поднявшись по ней и открыв дверь, она заглянула внутрь. Комната была такой же, какой она ее видела при последнем посещении. Летающие твари явно не заходили внутрь. Нигде не было видно даже отпечатков их лап. Казалось, что их что-то отпугнуло от этой комнаты. Или же они решили, что здесь не было ничего съедобного. А старик, лежащий беспомощно в своей постели, был явно им не по вкусу, а может даже — не по запаху. Какими бы ни были мотивы тварей, они оставили в живых еще одного представителя семейства Дэвлонов. И пусть Дункан Дэвлон никогда не был симпатичен Дэлии, пусть она даже считала его пугающим и отвратительным, в эти минуты она была готова его расцеловать, по той простой причине, что он оставался ее последним родственником во всем Старом Мире.

— Пра! — воскликнула она и, быстро подбежав к его постели, заключила старика в объятьях. — О, пра! Их больше нет! Никого нет! Только мы остались!

Старик ей ничего не ответил, он даже ее не обнял, но это не беспокоило Дэлию. Ей даже был безразличен его мерзкий затхлый запах. Ей было гораздо приятнее понимать, что она все еще не одна и что кто-то все еще сможет о ней позаботиться, пусть даже старик был немощным и именно за ним требовался уход.

Она долго его обнимала, в то время как старик просто лежал в своей постели и, не моргая, глядел в пространство, а его ноздри тяжело вздувались. Пока девочка плакала, уткнувшись в его плечо, рот вампира слегка приоткрылся, вначале показались длинные клыки, а затем и его синюшный деформированный язык. Он долго боролся со своим желанием, но все же не смог устоять и его клыки резко вонзились в шею девочки.

Дэлия вскрикнула и попыталась оттолкнуть старика, но ее сил оказалось недостаточно для этого. С каждым глотком крови, вампир цеплялся за нее все крепче. Его серые худые руки начали обретать фиолетово-синий оттенок, вены вздулись, кадык увеличился в размерах в два раза, глаза сменили черноту на красное марево. Его позвонки постепенно уплотнились и выступили наружу. Перевоплощение практически окончательно завершилось. Оставалась лишь память, которая быстро стиралась из его головы, выметая прочь всю ненужную информацию из его сознания, заставляя забыть его о том, кем он был и кого любил.

Лицо Дэлии стало впалым, а кожа побелела до мраморного оттенка. Теперь она больше не сопротивлялась. Жизнь покинула ее вместе с последней каплей крови.

Вампир ослабил хватку, и тело девочки упало на пол. Он встал самостоятельно с постели. Теперь он имел лишь отдаленное сходство с Дунканом Дэвлоном, не говоря о том, что с этим именем его больше ничего не связывало. В эти минуту он окончательно превратился в тремира — одну из разновидностей вампиров, которые боялись света, в отличие от вентиров, но при этом имели такие же, как и у гарпий крылья, которые помогали им в поисках жертвы.

Он был последним вампиром во всем Старом Мире, так как их всех полностью истребили во время Второй Мировой Войны, зачинщиками которой они стали. Но это его мало беспокоило, гораздо важнее было найти очередную жертву, так как крови в маленькой девочке было не слишком много, и она не смогла утолить полностью его голод. Вампир поднял голову вверх, вдохнул воздуха через свой широкий с дополнительными наростами нос, расправил крылья и мгновенно вылетел из комнаты через дверь. Размахивая крыльями, он пролетел над гостиной, цепляясь крыльями за стены и опоры, после чего вылетел через разбитое окно.

Солнце окончательно село за горизонт.

Глава 10. Падение Фаржэ

Fallen Army — Audiomachine

1

Пятьдесят девятый день.

Эйрин продолжает избегать меня. Я же не прекращаю попыток поговорить с ней. В такие моменты она вечно ссылается на мнимую занятость или же просто старается быть рядом с Джоном или же Бареттом, чтобы лишить меня возможности подойти к ней и вновь завести неудобный ей разговор.

Шестьдесят первый день.

Сидя у костра вместе с Алексом и Джоном Гринфилдом мы заговорили о прошлом. Я был максимально откровенен в рассказе о своей юности, вплоть до моего появления в общине. Джон же немного рассказывал о том Мире, откуда он сам родом. Мы лишь знали, что он мало, чем отличался от нашего, кроме того, что там не было магии и всяческих ее проявлений. Это нас с Алексом, без сомнений, удивило. Но, в его Мире были такие вещи, чьи названия мы слышали впервые, а уж о способах их применения мы и вовсе не могли представить, а зачастую и понять.

В этот день мы закупили провизию в ближайшей губернии, в том числе потратили несколько медных монет на темный эль, который и оприходовали у костра.

Когда Гибсон отправился по нужде, а Эйрин улеглась спать, мы и заговорили о прошлом. Джон выслушал мою историю, которая как раз завершилась за минуту до того, как Гибсон вернулся в лагерь на шатающихся ногах (большую часть эля выпил именно он), после чего залез в свой гамак и затих.

Сразу после этого Джон и начал свой рассказ. Он поведал нам, что в своем Мире он работал журналистом в газете, чей тираж не превышал пятидесяти экземпляров. Писал он о проблемах простых рабочих; о ярмарках, в которых участвовали народные умельцы; а также печатал рекламу. Работал он вместе со своим другом, который вскоре покинул его из-за малой перспективности их работы. Джон и сам хотел было бросить свое дело, понимая, что его труд практически не окупается, когда к нему пришла идея — сменить темы газеты, сделав их более яркими, интригующими и скандальными. Такая мысль его посетила, после прочтения другой газеты, что принадлежала некому тавву Каллендеру. Тот писал про громкие разоблачения представителей из высшего класса. Он писал про их частную жизнь, в которой хватало аморальности и бесстыдства, чем и зарабатывал себе на хлеб.

Мы с Алексом тут же воскликнули, что быть такого не может и что никто в здравом уме не станет писать и читать газеты, в которых говорится о разных непристойностях из жизни знатных людей и тем более — губернатора, — ведь за это можно проститься с жизнью на виселице или же на плахе, но Джон заверил, что в его Мире можно многое и при этом жизнь твоя будет защищена законом. Хотя, всегда существует вероятность, что человек, чье имя было 'очернено' в газете, захочет убить обидчика, и такое порой случалось. И случилось это как раз с ним — с Джоном Гринфилдом.

Пусть это и звучит странно, но это, в свою очередь, объясняло — как человек из другого Мира появился в Молодом Мире. Смерть. Она, иногда кажется, бьет без промаха и заставляет нас оплатить паромщику за переправу без возможности вернуться назад. Но, случается так, что вместо паромщика, после смерти нас может ждать другое средство переправы — невиданное и неописуемое, которое перенесет нас не на Земли Мертвых, а совсем в другие Миры, которых, скорее всего, есть неисчислимое количество. Причины таких событий, мне неведомы, а потому я даже не буду пытаться размышлять о них, просто констатирую факт — такое вполне может случиться с каждым, но вероятность этого невероятно мала.

Итак, Джон написал свою первую статью, основанную на частичных фактах, домыслах и откровенной лжи. Он испытывал угрызения совести из-за написанного, но это чувство быстро прошло, стоило всем пятидесяти экземплярам его газеты разлететься в считанные дни. Он решил для себя, что жизнь ему дана не для того, чтобы преодолевать трудности и надеяться на светлое будущее, вымощенное правильными поступками, а для того, чтобы он сам строил свою жизнь, используя все доступные методы для преодоления тяжб и невзгод или же перекладыванием их на чужие плечи.

Из-за этого я вполне бы мог возненавидеть Джона, но, видя в его глазах печаль и раскаянье, я смягчился, подавив в себе праведный гнев.

В одну из ночей в его дом постучал незнакомец. Он уже начал получать письма с угрозами по причине своей деятельности, а потому обзавелся пистолетом и кинжалом для самообороны. Джон боялся, что незнакомец пришел к нему с недобрыми намереньями, но вскоре выяснилось, что тот ему просто предлагал информацию о неком очень известном человеке в его губернии ('штат' именно так в его Мире назвались губернии), которая помешала бы тому прийти к власти, в то время как сам Джон получил бы настоящую известность и неплохой гонорар после продаже тиража. Сам незнакомец не просил ничего взамен, утверждая, что 'насолить' знатному человеку было для него делом чести.

Гринфилд пошел на риск и опубликовал историю незнакомца, имени которого он так и не узнал. Да это было и не важно, куда важнее была история рассказанная им.

Его осведомитель оказался прав — газета 'Гринфилд таймс' была раскуплена за один день, а спустя неделю весь штат гудел, пересказывая и комментируя описанную в ней новость. А еще через неделю в гости к Джону наведались люди знатного человека и, угрожая ему, потребовали имя его информатора. Гринфилд, как он утверждал, сидя у костра, задумчиво глядя на пламя, назвал бы им имя человека сражу после первого поломанного ими пальца на его руке, да проблема была в том, что он понятие не имел, кем был тот незнакомец и как с ним можно было связаться. Наемники ему не поверили, а потому, избив его до полусмерти и не получив нужного ответа, они просто отвезли его в пустынное место и бросили его в глубокую расщелину в земле, не удосужившись даже проверить умер ли он или же нет.

Джон не умер, но он быстро пожалел об этом, очнувшись в узком пространстве, придавленный с разных сторон каменными стенами, в то время как все его тело пылало от боли из-за сломанных костей. Он не мог пошевелиться и не мог позвать на помощь. Ему оставалось только одно — с надеждой смотреть вверх на узкую полоску синего неба, которую изредка прочерчивали хищные птицы, больше похожие на маленькие черные точки.

Он несколько раз терял сознание и просыпался. Когда он очнулся в очередной раз, то обнаружил себя уже не в, а рядом с расщелиной, лежа на горячем песке. Он не помнил, как выбрался из нее и не знал, если ему кто-то помог в этом. Гораздо больше вопросов возникло у него, когда он попытался встать на ноги, и это у него получилось. Он не испытывал боли, а все его переломанные кости теперь были целыми и невредимыми. Отряхнувшись от пыли, он зашагал прочь от места, в котором его чуть было не настигла смерть. Чем дальше он шел, тем чаше он задавался одним и тем же вопросом: 'Куда я попал?'. Все вокруг ему казалось совершенно незнакомым. Спустя три часа блуждания по пустыне он дошел до поля со странными сорняками кроваво-синего цвета. Он не знал о плотоядности этих растений, а потому без опаски зашагал дальше, продираясь через кровянники. Там, собственно, мы с Алексом и Гибсоном его и нашли — обескровленного и выбившегося из сил.

Исходя из его рассказа, было ясно, что у него не было жены, детей, даже постоянной подружки. Он был предоставлен самому себе. В своей прошлой жизни Джон верил, что ему стоило лишь разбогатеть, обзавестись домом и тогда обязательно на горизонте появится и женщина, с которой он захочет построить семью. И, конечно же, эта женщина будет высоких моральных и нравственных устоев, которой нужно будет от него лишь любовь, а не деньги. Она будет готовить, стирать, убирать, ухаживать за детьми и всегда с нетерпением ждать его с работы. Впрочем, мы все представляем свою будущую семью в таком идеализированном ключе, да только мало у кого получается построить ее именно такой. Жизнь гораздо сложнее, чем нам кажется порой и Ее мало заботят наши желания и фантазии. Изредка Судьба нам дает шанс встретить свою настоящую любовь, которая полностью соответствует всем нашим юношеским грезам, но и тогда Она требует от нас жесткой концентрации и самопожертвований, чтобы повседневность или же другие — более сложные — испытания не сточили отношения или же и вовсе — не разрушили их. Иногда мы прислушиваемся Ее советов, иногда же игнорируем, за что и расплачиваемся спустя время.

Моя ошибка была в том, что я был слеп. Я жил с женщиной долгое время, но так и не узнал ее полностью, а вернее — не захотел. Возможно, будь я более осторожен к деталям, мне бы удалось изменить ее или же изменить нас обоих. Но я упустил свой шанс. Остался тем, кем был и, продолжая бродить по свету, словно слепой бродяга, пытаюсь изменить свою жену, в надежде, что мне это рано или поздно удастся сделать, и все сильнее утверждаюсь где-то в глубине своих раздумий, что я пытаюсь совершить невозможное.

О, Эйрин, что с нами стало? Почему Судьба столь скупа на Второй Шанс? Или же я настолько глуп, что все делаю неправильно и не вижу тех путей к восстановлению отношений, которые Она мне предоставляет?

Пожалуй, мне пора заканчивать с бессмысленными рассуждениями. Уже поздно, а завтра нам рано вставать. Ночь — не самое лучшее время для раздумий на извечные жизненные вопросы, потому как есть огромный риск, что тебе и вовсе не удастся заснуть.

Добавлю лишь одно — Джон Гринфилд идет к Океану Надежд ради того, чтобы Он вернул его обратно в его привычный Мир. Несмотря на то, что там у него, по его же словам, ничего не осталось, и никто его не ждет (возможно, за исключением тех головорезов, которые скинули его искалеченное тело в расщелину), все же он не питает желания остаться в одном из Ближних Миров, так как они для него остаются чуждыми.

Только что я сам поймал себя на мысли, что этот Мир, в котором я родился и жил, тоже стал для меня чужим и совершенно непонятным. Но, в отличие от Джона, я сомневался, что где-то существует Мир, в котором мне будет легко и понятно.

Таких Миров просто не существует…

Шестьдесят третий день.

Сегодня Джон Гринфилд посетил Летописца, который поведал ему о некоторых вещах, что должны были пригодиться ему в пути к Океану Надежд, а главное — где найти портал для перехода через Миры и что этот портал из себя представляет.

Впервые я осознал, что наш путь к Океану Надежд вполне реален и осуществим. Неужели я все это время ошибался? Неужели у нас это получится? Вскоре мне это станет известно. Я испытываю тревогу и воодушевление. Я боюсь покидать Молодой Мир и отдалятся еще сильнее от нашего с Эйрин сына. Но, возможность увидеть Океан своими глазами и загадать любое желание, предоставляется мне очень волнующей.

Шестьдесят пятый день… или шестьдесят шестой.

У нас получилось!

Мы в Зрелом Мире!

Шестьдесят девятый день.

Этот Мир внешне мало, чем отличается от Молодого, и все же здесь есть веши, которые нам не совсем понятны. Под словом 'нам', я имею в виду: себя, Эйрин, Алекса и Гибсона. Джону Гринфилду же все кажется почти родным и близким. По его словам: Зрелый Мир практически ни чем не отличается от того, в котором он жил до нашего знакомства. Еще вчера он был уверен, что ему удалось вернуться домой, пока нам не повстречался на пути странствующий цирк, участники которого были исключительно носителями магического начала. Он долго уверял себя, что они просто первоклассные шарлатаны. 'Фокусники' — так он их называл. Я запомнил это название только потому, что он произнес его не меньше дюжины раз. В Мире Джона 'фокусниками' называют тех, кто способен показывать магию, используя иллюзию и оптический обман, с помощью долгих и усердных тренировок. 'Они вытаскивают кроликов из шляпы с потайным дном', так он выразился. И как я не пытался понять смысл такого представления, он не смог мне его объяснить. Он утверждал, что в его мире многие любят 'фокусы' и им очень интересно наблюдать за тем, как 'фокусник' достает разные предметы из своей шляпы, которых, на первый взгляд, там не было. Довольно странные и глупые развлечения, скажу я вам, нравятся людям из Мира Джона, но, не нам об этом судить.

Семидесятый день.

Так как нам было по пути с бродячим цирком, мы отправились вместе с ними к ближайшей от этих мест губернии, в которой циркачи должны были показать свои представления.

В этот вечер мы наслаждались их мастерством. Джон, после первого же классического представления 'Танец огня' заявил мне, что 'фокусники' из его Мира просто дети в сравнении с тем, чему он стал свидетелем. Он заворожено наблюдал за силуэтами женщин из разноцветного пламени, что кружились над землей под звуки музыкальных инструментов и, судя по его выражению лица, было понятно — ему сложно поверить в то, что видели его глаза. А когда фигуры женщин перевоплощались в разных животных и растения исполинских размеров, Джон и вовсе вскакивал на ноги и громко восторженно крича, принимался хлопать в ладоши.

Мне было забавно и интересно за ним наблюдать. До тех пор, пока один из циркачей, узнав, что Эйрин обладает магией, предложил ей поучаствовать в представлении и показать всем свою магическую силу. После не долгих уговоров Эйрин согласилась.

Она подошла к костру и, после пары минут медитаций, распахнула веки, показав свои яркие блестящие зеленные глаза, и принялась водить руками над огнем. Вначале огонь отказывался ее слушаться, но очень скоро языки пламени потянулись за ее ладонями. В этот самый момент, глядя на то, как на ее лице пляшут тени и отблески света, я вновь осознал насколько она привлекательная женщина. Я и раньше это знал, но с годами я научился видеть в ней только свою жену и мать нашего ребенка, а вот сейчас я взглянул на нее словно чужими глазами и эти глаза твердили мне, что я впервые видел столь красивую женщину за все время своего существования.

Я был не единственным, кого посетили эти мысли. Большинство мужчин, присутствующих на представлении, тоже ловили себя на этом. Среди них был и Джон Гринфилд. Я видел, как широко распахнулись его веки, и он, словно завороженный, не сводил с нее пристального взгляда.

Дальше было еще хуже.

Эйрин предложила любому желающему помочь ей в ее представлении. Джон был одним из многих мужчин, кто вызвался на ее просьбу. Она выбрала именно его. Эйрин предложила сесть ему напротив нее, так, чтобы их разделял лишь костер. Затем, она попросила Джона задать любой вопрос, ответ на который ему бы хотелось знать. Так как мы не раз говорили с Джоном о том, что цель нашего путешествия является большой тайной для всех извне нашего круга, мы не беспокоились о том, что он задаст вопрос, касающийся Океана Надежд.

Он спросил, кто станет его суженой.

Вполне милый и вполне очевидный вопрос для человека без спутницы жизни.

Ответ же меня лишил дара речи.

Эйрин прикрыла вновь глаза. Произнесла кое-какие заклинания, водя ладонями над огнем, чье пламя продолжало тянуться за ней словно языки рептилий, после чего в огне начало провялятся женское лицо. Вначале оно было мутным и расплывчатым, но с каждым движением руки Эйрин, оно становилось все более очерченным и отчетливым, пока не превратилась в точную копию той, что сидела напротив Джона.

Огненный образ моей жены Эйрин.

Все зааплодировали и закричали. Джон улыбался Эйрин, а она улыбалась ему в ответ. Кто-то даже посмел потребовать от них поцелуя. Я же с трудом боролся с той прогорклой черной вязкой жидкостью, что поднималась из моего желудка к горлу. Мне казалось, что каждый хлопок в ладоши, приближал тот момент, когда эта жидкость польется из моего рта, носа, ушей и даже глаз, после чего я начну тонуть в этой смоле, забирая с собой и присутствующих рядом людей.

Легкое теплое прикосновение ладони Алекса к моему плечу, помогло мне взять себя в руки. Он спросил меня о самочувствие, и я заверил его, что со мной все в порядке.

Чтобы отвлечься от произошедшего и успокоить нервы, я поспешил встать со своего места и удалиться в темноту, подальше от представления и от ликующей толпы. Чем дальше я отдалялся от них, тем лучше я себя чувствовал, а также мне все понятнее становилось слово 'фокусник'. То, что произошло, не имело никакого отношения к настоящему гаданию, это была иллюзия и ловкость рук. Огонь показал лишь то, что захотела Эйрин.

Для чего это ей было нужно?

Наверное, для того, чтобы заставить Джона Гринфилда поверить, что ему есть ради кого остаться в Ближних Мирах. Ведь пока он будет в это верить, Эйрин сможет рассчитывать на его преданность. А преданность, в ее понимание, означало — еще одно исполненное желание Океаном Надежд.

2

Итак, с помощью магии Пожирателя, перед ними уже возвышались прекрасные здания Фаржэ, которые могли очаровать любого одним своим видом, так как в сравнении с ними мерк и казался чем-то посредственным даже богатый замок губернатора Андора. Также притягивали к себе внимание и деревья, что светились во тьме разноцветными красками, и цветущие растения, излучающие робкий неоновый свет. Даже небо над Фаржэ было не таким, каким они его привыкли видеть в остальных уголках Молодого Мира — здесь оно было особенно звездным.

Вид Фаржэ, без сомнения, подкупал, но, в то же время казался чересчур неестественным и аляповатым, что прекрасно сочеталось со словами колдуна в красном, утверждавшим, что все жители Фаржэ были во власти магии владыки объединения, который использовал людей и существ лишь в качестве энергетической 'закуски'. Вся эта красота была фальшивой. Она использовалось лишь для более эффективной промывки мозгов всех тех, кто считал, что жить в Фаржэ — настоящая удача. Все это было ложью, во имя корыстных целей волшебников, заправляющих здесь с незапамятных времен. Долгие годы они считали себя самыми могущественными, а потому и непобедимыми. Но, времена изменились. Теперь пришло время Темных, которые спустя двести лет молчания решили выйти из тьмы и показать всем свою настоящую силу, направленную против людей-агрессоров, узурпаторов и лжецов. По крайней мере, в это верили практически все солдаты Андора.

Лессер тоже в это верил (хотя считал, что в словах Пожирателя была лишь часть правды), поэтому он все еще находился в рядах армии Пожирателя и вел своих солдат в бой против самого могущественного врага, который мог им только противостоять в Молодом Мире. Чтобы облегчить их положение, Пожиратель одарил их доспехами из прочного и в то же время легкого, не стесняющего их движений, материала. А также вооружил их различными видами холодного и метательного оружия. Все это материализовалось перед ними в одно мгновение, стоило колдуну лишь провести рукою над землей. Многие оборотни посчитали необязательным данное подношение, из-за уверенности в том, что клыки, когти и высокая регенеративность тканей позволяли им одолеть в бою любого врага, вне зависимости от его вооружения и защиты. Пожиратель не стал просить и уж тем более — не стал приказывать. Все происходило на добровольной основе.

Лессер был одним из тех, кто все же воспользовался подарками Пожирателя и в последствии ни разу не пожалел об этом. В бою доспехи, которые внешне не казались столь эффективными против лезвия, показали себя с наилучшей стороны. Они не закрывали ни рук, ни ног, зато надежно защищали живот, грудь и спину. Вдобавок, они принимали нужную форму при перевоплощении в зверя. Холодное же оружие, несмотря на свою повышенную поражающую силу, он использовал крайне редко, так как придерживался мнения большинства солдат — зубами и когтями орудовать было куда как привычнее, чем мечом.

Все оборотни, как воспользовавшиеся доспехами, так и проигнорировавшие их, все же не отказались от своих красных мундиров Андорской армии, хотя уже к концу первого дня тяжелых боев, от них остались в основном одни лохмотья. И виной тому были даже не атаки противника, а частые перевоплощения солдат в звериное обличие. Особенно сильно пострадали мундиры рытваков, на чьих спинах отчетливо виднелись с десяток дыр из-за шипов, выпирающих из их спин после перевоплощения.

В эти минуты все бои затихли и теперь Лессер мог лицезреть всю красоту данного объединения. Пусть и обманчивую, но все же притягательную.

Повернувшись назад, капитан взглянул на совершенно противоположную картину. За его спиной все было охвачено пламенем, строения разрушены, деревья сломаны или же вовсе — вырваны с корнем. Как не странно, но сияющие в ночи деревья уже не горели своим загадочным манящим светом, стоило оставить их позади себя, в окружении ужасов прошедшей битвы. Они гасли точно факелы на сильном ветру. Подобные метаморфозы только укрепляли уверенность всех оборотней в том, что объединение Фаржэ находилось под влиянием Клэнси, а они — спасители одурманенных существ — одерживали над его властью пошаговую победу.

Трупы жителей Фаржэ, а также его менее удачливых сородичей, лежали на земле в разных неестественных позах. Губерния Феттис была уничтожена на добрую половину. Одним из первых убитых оказался непосредственно губернатор. Находясь во власти магии владыки, он ринулся в бой вместе с остальными жителями губернии, крича что-то про долг и защиту своих земель от захватчиков. Лессер не был уверен в правоте своего предположения, о том, что смертельный удар губернатору нанес Хэнгер, но именно его недавно-назначенный заместитель был тем, кто расчленил тело правителя губернии, а голову, в качестве устрашения, насадил на трофейный меч. Произошло это под радостные крики оборотней и под яростные рык тех существ, которые жили в Фаржэ и считали солдат Андора захватчиками. Лессер уже пытался перед началом очередного боя докричаться до них и заверить, что они пришли в Фаржэ для того чтобы освободить всех существ от пагубного влияния владыки, но, что и следовало ожидать, его слова оказались слабее тех чар, которые на них были наложены Александром Эрстаном Клэнси.

Битва между силами Андора и обитателями Фаржэ длилась больше двое суток с редкими перерывами. Оборотни, которыми руководил Лессер, продолжали напирать, уверено продвигаясь вперед. Но и те, с кем они вступили в бой, не отступали ни на шаг, предпочитая умереть на поле боя, чем спасаться бегством.

Каждый раз, когда Лессеру казалось, что они одержали уверенную победу, на них нападали очередные озлобленные существа и люди, воюющие бок о бок. У них даже в мыслях не было, что они бились против солдат Андора, которые на самом деле хотели им помочь. Они шли в бой ради того, чтобы и дальше волшебник Клэнси имел возможность использовать их в качестве необходимого для него источника энергии. Они верили в свою свободу. И ради этой веры гибли, даже не задумываясь о том, что часть из них после смерти ждала Великая Пустошь.

Лессера не покидала устойчивая уверенность, что они вели бои вот уже почти полгода, а не всего лишь два дня. Была ли тому причина колдовство владыки Фаржэ или же сильное желание увидеть Пишу? Он не мог дать на этот вопрос точного ответа.

За эти два дня на теле Лессера появилось с десяток новых шрамов, хотя среди огромного количества более старых ран, они были практически незаметны. Когда он был совсем юн, проведя не больше пяти боев, Лессер знал каждый свой шрам и помнил каждое мгновение, которое принесло ему ту или иную отметину. Но, с каждым пройденным днем и с каждой проведенной битвой, запоминать их становилось все сложнее и сложнее. Когда же он провел свой двадцать пятый бой, Лессер перестал их считать и запоминать, чьи когти нанесли ему раны. Тогда это уже перестало казаться чем-то важным и достойным воспоминаний. На данный момент ему хотелось одного — уйти на покой и прекратить рост шрамов на своем теле. К тому же, теперь он знал, ради кого ему стоит дальше жить. Он хотел поскорее увидеть Пишу. Поэтому он стремился в бой, желая положить конец нескончаемой войне. Добраться до Александера Клэнси и перегрызть ему глотку, дабы чары с жителей Фаржэ пали и их разум прояснился. И это нужно было сделать как можно скорее, прежде чем большая часть жителей Фаржэ будет убита руками войска освобождения.

Битва могла быть закончена гораздо быстрее, присоединись к ним Пожиратель, но тот даже не думал им помогать больше, чем перемещением армии с одного места битвы на другое. Причины его невмешательства были неизвестны Лессеру, но он склонялся к мнению, что колдун в красном просто испытывал их. Ему хотелось видеть всю силу армии Андора для некой главной цели. Капитан не знал, каковы были те самые цели, но знал одно наверняка — когда Фаржэ падет, он больше не поведет в бой ни одного солдата, пусть даже в его помощи будут нуждаться еще сотни тысяч закованных в цепи оборотней. Его место вполне мог занять Хэнгер, к тому же Лессер знал наверняка, что тот с радостью станет его приемником.

А еще, Лессер не сомневался в одном: каковы бы ни были планы Пожирателя, освобождение оборотней от оков — было далеко не на первом месте в списке его приоритетов.

* * *

На третий день битвы, вместо беспорядочной атаки простых жителей Феттиса, путь им перегородила настоящая армия солдат Фаржэ — хорошо вооруженная и обученная. Их металлические защитные панцири ярко блестели в лучах солнца, мечи были охвачены пламенем, лица скрывали забрала, отчего становилось сложно отличить людей от существ. А, учитывая тот факт, что все жители Фаржэ получали в дар магическую способность, часть из которых помогала именно в бою, расовые отличие между солдатами Фаржэ и вовсе стирались.

Солдат разных армий отделяло не меньше тысячи шагов. Ни те, ни другие пока не торопились атаковать. Предводитель армии Фаржэ, который выделялся среди остальных своими серебряными доспехами и длинным синим плащом, развивающимся на ветру, направился навстречу солдатам Андора, в то время как его армия осталась стоять на месте.

— Что это он удумал? — спросил Хэнгер, стоя прямо за спиной Лессера.

— Хочет устроить переговоры, — отозвался капитан, стоило предводителю противоборствующей армии преодолеть расстояние в пятьсот шагов и остановиться.

— С чего он взял, что мы хотим разговаривать с зомби?

Лессер потребовал от всех оставаться на своих местах, затем встал на четвереньки и быстрым бегом поспешил навстречу с предводителем армии Фаржэ. Его бег ускорялся по мере того, как его человеческое обличие сменялось звериным. Когда расстояние до владельца синего плаща сократилось до двадцати шагов, Лессер сбавил скорость, принял вертикальное положение и перешел на шаг.

Как оказалось, предводитель армии Фаржэ был на целую голову выше Лессера и, исходя из формы и разреза его глаз, полосатой шкуры и острых клыков, выпирающих из-под верхней губы — он был оборотнем расы фелинус. Таких оборотней в армии Андора не было. До этого момента Лессер и вовсе считал этот вид вымершим. В Фаржэ как минимум одна особь филинуса еще обитала. Что было и вовсе удивительным фактом, учитывая, что в Фаржэ к людям и существам относились как к энергетической пище.

Они простояли молча не меньше минуты, с интересом изучая друг друга. Первым заговорил капитан армии Фаржэ:

— Мое имя Аргус Молл. За моей спиной находятся три тысячи солдат, каждому из которых я доверяю как самому себе. Это наша земля и мы готовы ее защищать до последней капли крови. За последние несколько сотен лет — вы первая армия другого объединения, которая вторглась в Фаржэ, желая завоевать нас. Несмотря на то, что ни у кого из нас не было опыта реального боя, мы готовы доказать свою состоятельность как воинов в бою. Точно так же как это сделали и наши предки много лет назад. Советую вам развернуть свое войско обратно и забыть дорогу к этим землям. В противном случае, мы будем вынуждены применить против вас свое оружие.

Дождавшись пока Аргус Молл замолчит, Лессер заговорил сам:

— Мое имя Лессер, я один из капитанов армии губернии Андор. Также я один из капитанов оборотней и существ, которых наши солдаты освободили из темниц влиятельных людей и тех волшебников, что поставили деньги превыше чести. На данный момент в наших рядах состоят полторы тысячи оборотней и несколько сотен разных видов существ, треть из которых стоит сейчас за моей спиной. Все они верны мне и нашему губернатору. Мы прибыли в Фаржэ не для того, чтобы завоевать эти земли и убить всех местных жителей. Мы здесь для того, чтобы освободить вас от пагубного влияния владыки Эрстана Клэнси. Ваш разум затуманен его магией, и вы просто не понимаете, что являетесь для него ничем иным как источниками энергетического питания.

— Что за глупости, капитан?

— Я ожидал такой реакции от тебя, Аргус Молл. Мне уже не впервой приходиться говорить те же слова и слышать в ответ похожие высказывания. Видимо, единственной возможностью докричаться до вас — это убить владыку Фаржэ и снять с вас его чары.

— Кто вбил тебе эти мысли в голову, Лессер? — спросил Молл с возмущением. — Если кто-то и находится под чьим-то влиянием, так это ты и твои солдаты. Нам не нужна ваша помощь, и не потому что мы сами можем постоять за себя, а потому что единственная угроза для нас исходит исключительно от вас. Вы уже убили много наших друзей и соседей, ведомые ложной целью, поэтому наш вам совет — одумайтесь, поверните назад и покиньте Фаржэ. Обещаем, никто не станет вас преследовать.

В эти минуты Лессер задался вопросом: 'А что если Молл прав, и единственными одураченными неправильными идеалами в этом противостоянии являемся мы, а не они?'. Если это была правда, тогда все они взяли слишком большой грех на душу. Но, с другой стороны Пожиратель еще ни разу не погрешил перед истиной: он дал им свободу ради того, чтобы они смогли поквитаться с бывшими хозяевами и освободить своих собратьев, также он оказался прав в том, что волшебник Мэджик Шайн имел в своих подвалах огромное количество существ, которых он выращивал для торговли. И не стоило забывать, что Шайн был сыном владыки Фаржэ.

Лессер все еще верил в то, что у Пожирателя были свои планы в этих войнах, но это совсем не значило, что они были построены на лжи и противоречили желаниям всех существ, которых он вел за собой в бой против коварных держателей власти.

— В ответ на твои слова, я тоже могу пообещать всем вам, что мы не тронем вас и будем только рады, если вы присоединитесь к нашей армии и вместе мы свергнем с трона владыку Фаржэ, дабы положить конец тирании и построить новое — свободное — объединение.

— Вижу, вам хорошо промыли мозги, Лессер, — покачал головой фелинус. — Что ж, выходит, у нас нет другого выхода, как начать новый кровопролитный бой.

— Боя можно и избежать. Нужно просто выдать местонахождения владыки Фаржэ. Мы заставим его заплатить за все его злодеяния, на том все и закончится.

— Удачи, Лессер. — Молл повернулся к нему спиной и зашага обратно к своей армии. — Хотя, боюсь, что даже удача вам не поможет выиграть этот бой.

Лессер проводил фелинуса взглядом, после чего повернул и сам, поспешив назад.

— Чего он хотел? — спросил Хэнгер, стоило Лессеру оказаться рядом с ним.

— Хотел, чтобы мы повернули назад и позволили им самим выбирать свое будущее.

— Оказывается у них и в правду все очень плохо, — покачал головой Хэнгер. — Как можно быть настолько слепыми?

— Солдаты! — прокричал Лессер. — Приготовиться к бою! Нас ждет настоящее испытание! Противник превосходит нас числом и вооружением! Но, у нас есть преимущество — боевая закалка и вера в праведность наших действий! Сегодня нас считают захватчиками и агрессорами, но очень скоро, когда мы заставим заплатить за все грехи нынешнего владыку объедения, когда пелена обмана спадет с Фаржэ — мы станем героями! Нас будут встречать как победителей! О нас будут сочинять песни! Все это будет, потом! Сейчас же мы должны снова пролить кровь! Нам будут противостоять наши братья! Они ненавидят нас! Они считают нас захватчиками! Это нас не должно останавливать! Мы будем биться насмерть ради одной единственной цели — открыть им глаза и сменить ту лживую жизнь, которую они сейчас ведут, на драгоценную правду! И ради этой правды мы обязаны убивать! Пусть лучше сейчас погибнут тысячи наших братьев, взамен мы получим миллионный народ, который мы приведем к процветанию и той жизни, которую мы все заслуживаем!

Все солдаты Андора поддержали его речь громкими одобрительными криками и постукиваниями ног о землю. Хэнгер тоже кричал, подняв левую руку вверх, а правой ударяя себя в грудь, призывая и всех остальных повторять за его действиями.

— Мы воины-освободители и таковыми нас запомнят наши потомки! А теперь, в бой!

Лессер закричал и ринулся первым в атаку. Его примеру последовали и все остальные. В то же время, солдаты другой армии кинулись им навстречу, также громко крича, воодушевляя себя и своих товарищей. Вскоре они сблизились и обрушились друг на друга как могучие волны, издав при этом десятки жутких звуков: скрежета метала, яростного рычания, криков боли, свиста топоров и молотов.

* * *

Лессер поднял оброненный меч с земли и оглядел его окровавленное кое-где потупившееся лезвие, после чего тяжело присел на выжженную землю. Он был сыт по горло кровью и убийствами. Его тело ныло от усталости, а раны сильно горели и были чувствительны даже к легкому ветерку. Вскоре все они затянутся, и боль сменится шрамами, ну а пока это не произошло, его продолжали тяготить воспоминания о бое — кровопролитном и беспощадном. Ему все еще казалось, что он продолжает битву, срезая головы с плеч и отсекая конечности от тел. Несмотря на неравенство боя, Лессер и его солдаты все равно напирали на армию Фаржэ, отбирая у противников одну пядь земли за другой. В один из моментов Аргус Молл даже приказал своим солдатам начать отступление. Но это было сделано лишь для того, чтобы дать возможность вступить в бой лучникам, чьи стрелы, что и следовало ожидать в битве с оборотнями, были охвачены пламенем. Помимо стрел в их сторону летели камни и огненные шары, которые кидали в их сторону местные колдуны. Их сила была гораздо скромнее, чем сила Пожирателя, в этом Лессер даже не сомневался, пусть даже колдун в красном и не показывал всю свою мощь перед ним или же кем-то другим из его солдат.

Невзирая на столь сильное сопротивление, армия Андора все равно шла в наступление, теряя многих бойцов, но при этом, продолжая напирать и овладевать все новыми позициями.

Когда залпы лучников и колдунов исчерпали себя, в атаку снова ринулась пехота под командованием Аргуса Молла. И если в первой атаке их клинки не скрестились, то в этот раз Лессер, наконец, предстал лицом к лицу с командиром армии противника в смертельном бою.

Их бой длился не меньше получаса. Когда Лессер понял, что ему не победить с помощью меча, он отбросил его в сторону, решив полностью положиться на старые добрые клыки и когти. Как не странно, но Молл принял его вызов и тоже встал на четвереньки. Клыки то одного то другого впивались в разные части тела противника, когти царапали кожу на спине, боках и на лице. Тяжелые лапы противника сбивали с ног то Лессера, то Молла. Казалось, их противостоянию не будет конца, что так или иначе они оба умрут от усталости, потери крови или жажды.

Все решил один точный удар Лессера, приведший к перелому руки Аргуса Молла. Столь сильное ранение отчасти повлияла не только на реакцию и прыть фелинуса, но и на его боевой дух. После этого, предводитель армии Фаржэ стал больше пропускать ударов, один из которых оказался смертельным. Лессер сломал ему шейные позвонки. Собственно после этого бой, который длился уже больше трех часов, начал сходить на нет. Последние редуты обороны были сломлены и уничтожены, по той простой причине, что никто не захотел сдаваться и опускать оружие.

Теперь же все стихло, и они могли хоть немного отдохнуть, прежде чем вновь выдвинуться вперед.

— Мне всегда нравился запах дыма, к сожалению, я перестал его чувствовать.

Лессер вздрогнул, вскочил на ноги и повернулся назад. Колдун в красном стоял за его спиной, сцепив руки за спиной. Так как его лицо было скрыто под капюшоном, капитан не мог видеть выражение его лица: улыбался ли он в этот самый момент или же хмурился.

— Я не расслышал, как вы подошли ко мне, — произнес Лессер, лишь для того, чтобы не молчать. Пожирателю не требовалось красться, чтобы оказаться у него за спиной, он мог просто материализоваться в любом желаемом месте, и всегда это происходило бесшумно и неожиданно для окружающих. — Мы одержали победу в этом бою.

— Да, я вижу. Также я вижу, что наши потери тоже существенны.

— Больше половины личного состава, — кивнул Лессер. — Надеюсь, их жертва не была напрасной.

Сказал он эти слова исключительно потому, что сомневался в искренних мотивах колдуна, который привел их к берегам Фаржэ, и Пожиратель прекрасно это понимал.

— Они погибли ради правого дела, капитан. Я знаю, что тебя мучают сомнения, но, ты должен верить мне: захват власти в Фаржэ одинаково выгоден для всех нас. Не стоит делить войну на 'твою' и 'мою'. У нас одна цель и мы следуем ей.

— Тогда почему вы не поможете нам в бою? С вашей силой, губернатор, мы бы могли за считанные минуты положить конец тирании Клэнси и освободить всех существ, — с трудом сдерживаясь от перехода на крик, сказал Лессер, после чего добавил, будто извиняясь: — Я не понимаю.

— К сожалению, частое использование моей силы приведет к нежелательным последствиям. Я выдам свое местоположение моим братьям, с которыми, в данный момент, я нахожусь не совсем в теплых отношениях, особенно с одним из них. По этой причине я буду оставаться в тени как можно дольше. В то же время, я буду всегда находиться рядом с вами.

Колдун положил свою ладонь на плечо Лессера. Капитану стоило немалых усилий, чтобы не выказывать на своем лице неприязни и страха. Исходящий от ладони жар расплывался волнами по всему его телу.

— Ты отличный полководец, Лессер, — продолжил колдун. — В тебе есть как физическая, так и внутренняя сила. Я это почувствовал еще при первой нашей встрече, когда ты предстал передо мной почти голый и в кандалах. И я рад, что не ошибся в тебе.

— Приятно это слышать из ваших уст, губернатор.

— Вам всем нужно отдохнуть. Этот вечер стоит потратить на сон. Пусть отдохнут даже те, кто сейчас стоит на вахте.

— Но, губернатор, это может привести к тому, что нас легко застанут врасплох.

— Не стоит беспокоиться по этому поводу. В этом вопросе, я готов поучаствовать не только напутствующими словами, но и делом. Я создам магический заслон, в случае если армия противника решит напасть на вас в эту ночь.

— Мы очень благодарны вам, губернатор. — Лессер склонил голову и прижал правый кулак к груди. — Если вы не против, я хотел бы задать вам вопрос по поводу других наших братьев, которых повели в бой Крафф и Булл.

— Армия Краффа пока продолжает бои в губернии Эвиен. А вот Булл, как и вы, отдыхает со своими солдатами после победы в битве при взятии губернии Саметт. Правда, его армия понесла гораздо больше потерь, чем твоя. Другие интересующие тебя вопросы?

Лессер покачал отрицательно головой в ответ.

— Хорошо, тогда я оставлю тебя с твоими собратьями. Передай им радостную весть, пусть все они хорошенько выспятся в эту ночь. Завтра нас ждут новые испытания.

* * *

— Когда война закончится, я хочу провести с тобой бой.

В лесах Фаржэ было тихо и спокойно. Они сидели около высокого дерева с красными листками и с синими 'сережками' с семенами. Разведывательная группа была отправлена вперед около часу назад. Время, которое было дано им на разведку подошло к концу, но пока еще оно не перешагнула тот порог, когда Лессеру стоило бы беспокоиться из-за их затянувшегося отсутствия.

Он молча вслушивался в приятные звуки леса, когда тишину нарушил сидящий рядом с ним Хэнгер.

— Когда война закончится, я уйду на покой, — ответил ему Лессер, всматриваясь вдаль, туда, где несколько деревьев росли настолько плотно, что даже сплетались между собой, создавая непреодолимый барьер. Там вполне могли устроить засаду лучники, и все же, на первый взгляд, кроме них на расстоянии тысячи шагов никого не было.

— Не раньше, чем ты устроишь со мной бой, — покачал головой Хэнгер. — На сегодняшний день ты считаешься лучшим бойцом среди нас. Я хочу доказать всем, что этого звания я достоин в большей мере, чем ты.

— Считай, что я уже отказался от этого звания в твою пользу, — негромко изрек Лессер, продолжая выискивать среди стволов деревьев противника.

— Мне этого не достаточно, — вспылил Хэнгер, по той причине, что данная манера поведения капитана казалась ему неуважением к себе или же еще хуже — Лессер просто не воспринимал его всерьез. — Если ты уйдешь на покой непобежденным, все будут говорить, что я стал первым только потому, что среди моих противников не было тебя, капитан Лессер! А я не хочу вечно оправдываться из-за подобных убеждений.

Лессер, наконец, повернулся к Хэнгеру лицом и пристально взглянул в его злые глаза.

— Бои между оборотнями проводились лишь по той причине, что этого хотели наши бывшие хозяева. Зачем нам теперь драться, раз мы получили свободу? Не беспокойся, Хэнгер, никто не станет пренебрежительно относиться к тебе, если среди твоих прошлых славных побед не будет фигурировать моего имени. С наступлением мирного времени, нужда в смертельных битвах отпадет.

— Ты струсил, Лессер? — спросил Хэнгер, показав свою хищную улыбку.

— Если тебе так будет проще принять мой отказ, тогда — да, — ответил капитан, снова повернувшись лицом в сторону леса.

Хэнгер сильно схватил его за руку и крепко сжал свои когтистые пальцы на его бицепсе. Лессеру с трудом удалось сдержать себя в руках, хотя желание уже здесь и сейчас вцепиться наглецу в глотку было огромным.

— Мне нужен бой с тобой, — прорычал сквозь зубы свое требование Хэнгер. — И он состоится — хочешь ты этого или нет!

— И бой, как я понимаю, должен будет закончиться чьей-то смертью?

— Это уже если повезет, — усмехнулся Хэнгер, расслабив пальцы и опустив руку Лессера. — В нашем деле, именно смерть отличает победителя от проигравшего.

— Хорошо, Хэнгер, — кивнул Лессер. — Я обещаю, что мы проведем с тобой бой сразу, как падет Фаржэ… если мы переживем эту братоубийственную войну.

Получив столь желанное согласие со стороны Лессера, Хэнгер успокоился и замолчал. В тот же момент в поле их зрения попали и разведчики, которые возвращались с вверенного им задания. Они сообщили, что десятью тысячами шагами западнее от этих мест, где заканчивался лесной массив, находились три фальяловых здания. Они стали свидетелями того, как из одного из них вышел сам Великий Маг всего объединения Фаржэ в окружении свиты. Сами здания охранялись пехотинцами, вооруженные мечами и ружьями и несколькими лучниками, обосновавшимися в лесу.

— Нужно быть предельно осторожными, — произнес один из разведчиков. — Если маг почует опасность, ему потребуется только войти в здание и тогда он может оказаться в любой части объединения. К тому же, нет никакой гарантии, что он так не поступит, прежде чем наша армия приблизиться к их месту дислокации.

— Маловероятно, что он покинет это место без видимых на то причин, — покачал головой Лессер. — Иначе не было бы смысла в столь сильной охране. Нам пора.

Они выдвинулись вперед, передвигаясь осторожно, чтобы не поднимать шума и через каждые пяти минут Лессер приказывал всем останавливаться и внимательно вслушиваться в окружающую их природу. Осторожность никогда не бывает лишней — он всегда придерживался данного принципа.

Хэнгер держался рядом с ним и всеми своими действиями старался показать, что он ничем не хуже Лессера, или даже в чем-то лучше него. Он призывал всех остановиться, после чего становился на одно колено и прикладывал ухо к дереву или же просто ложился на землю, пытаясь уловить посторонние звуки, несвойственные для безмятежной тишины леса. Также он старался отдавать приказы тем или иным солдатам, требуя от них осмотреть территорию расположенную севернее или же южнее от них, чтобы врагам не удалось взять их в кольцо.

Лессер не пытался оспорить его желание командования, так как пока не видел в его решениях каких-либо необдуманных действий. К тому же, прежде чем исполнить поручения Хэнгера, солдаты обязательно смотрели в его сторону и только после того, как получали одобрительный кивок от капитана, они принимались за работу.

Спустя время, слова разведчиков наглядно оправдали себя. Хотя, это касалось только фальяловых зданий, в то время как от многочисленной хорошо вооруженной армии и след простыл.

— И как это понимать? — прошептал Хэнгер.

Прежде чем Лессер успел ему что-либо ответить, двери одного из фальяловых замков открылись, и на пороге возник владыка Фаржэ Александер Эрстан Клэнси. Он был высокого роста и уже этим внушал уважение, а одеяние и волосы однородного оттенка белизны придавали его внешности не только колоритности, но и образ праведности. Лессер видел его впервые в жизни и вид волшебника произвел на него неизгладимое впечатление, он даже поймал себя на мысли, что Эрстан Клэнси просто не мог быть воплощение лжи и корысти. И в то же время он осадил себя за подобные мысли. Не стоило поддаваться влиянию волшебника. Скорее всего, на него действовала магия владыки, способная ввести в заблуждение практически любого, особенно если этот 'любой' хотел быть обманутым.

Эрстан Клэнси был один. Ни за его спиной, ни вокруг замка они не разглядели его свиту или же солдат.

Волшебник оглядел хмурым взором деревья, растущие перед замком, после чего громко прокричал, обращаясь непосредственно к солдатам Андора:

— Уходите! Вас обманули! Какими бы праведными целями вы не руководствовались, они не имеют ничего общего с действительностью! Я все это время стоял в стороне! Но, с сегодняшнего дня ни одна битва не пройдет без моего участия. Я положу конец этой войне или же погибну с мечом в руках! Мы не остановимся, пока все ваше войско не будет уничтожено или же выдворено за пределы объединения! Дою вам последний шанс! Уходите!

Эрстан Клэнси простоял еще с минуту в дверях дворца, после чего развернулся и вошел внутрь. В тот же самый момент Хэнгер позвал за собой солдат и ринулся в сторону фальяловых зданий. Не меньше двухсот оборотней последовали его примеру.

— Стойте! — прокричал Лессер. — Это ловушка!

Никто из ринувшихся в бой не остановился. Ведомые Хэнгером, они поспешили вверх по широкой желтой лестнице и буквально выломали дверь здания. Крики воодушевления мигом сменились криками испуга, которые завершились глухими всплесками воды, а также шумом высоких волн. Больше трех дюжин солдат, переступив порог, попадали в пропасть, остальные своевременно отошли назад. В тот же момент, двери двух других фальяловых зданий быстро отворились и оттуда повыскакивали вооруженные солдаты, которые без промедления пустили в ход огнестрельное оружие. В грохоте выстрелов и в пелене сизого дыма, вырывающегося из стволов кремневых ружей, Лессеру с трудом удалось расслышать предсмертные крики тех, кто последовал за Хэнгером, ослушавшись его приказа.

Сразу после этого в сторону тех, кто остался на месте, полетели десятки стрел, пуль, камней и шаровых молний. Лессер не сразу определил, с какой стороны их атаковали, а, определив, понял, что их окружили, взяв в плотное кольцо.

Эрстан Клэнси, как ни в чем не бывало, появился в дверях другого замка последним, держа в руках белый посох. Подняв руки вверх, он что-то прокричал на непонятном андорцам языке и стукнул посохом оземь.

Лессер потребовал от своих солдат сгруппироваться и атаковать в тот самый момент, когда из-под земли корни деревьев ожили и поползли со стремительной быстротой к ногам оборотней. По злой иронии или же по задумке самого волшебника, большая часть корней ринулась в сторону Лессера и принялась обволакивать его ноги. Капитан успел срубить несколько тонких узловатых деревянных 'щупалец', но одолеть их все у него не вышло. Корни быстро скрутились вокруг его ног, опрокинули на землю, после чего обволокли его бедра, руки, горло и шею. Даже полностью обездвижив, корни продолжали сжиматься вокруг его тела, причиняя неудобство и боль. Те корни, которые обволокли его горло, тоже продолжали сдавливаться кольцом. В глазах Лессера начало темнеть, в горле что-то хрустнуло, воздуха катастрофически стало не хватать. Прежде чем провалиться в беспамятство, Лессер еще успел увидеть, как остальных солдат губернии Андор также обволокли корни, а тех, кому удалось избежать такой участи, валили на землю точные попадания стрел и пуль противников.

'Это конец' успел подумать Лессер, прежде чем отключиться.

* * *

Перед тем, как открыть глаза Лессер попытался подвигать конечностями. И руки, и ноги были крепко связаны. Сам же он сидел на стуле, который даже не скрипел при намеренной попытке его расшатать.

— Рад, что ты очнулся, — услышал он голос волшебника, явно обращенный к нему.

Лессер приоткрыл вначале один глаз, затем второй, после чего с осторожностью осмотрелся по сторонам. Они находились в ночном лесу, окруженные сотнями летающих светлячков. Под его ногами был пол, а над головой возвышалась крыша дворца, на первый взгляд неподдерживаемая ничем. Около него стоял сам Эрстан Клэнси, а по его обе стороны находились вооруженные мечами и ружьями офицеры, одетые в белые мундиры.

— Где мои солдаты? — пожелал знать капитан, качнув головой, отгоняя от своего лица назойливое светящееся насекомое.

— Большая их часть убита, — ответил ему волшебник. — Они не захотели сдаваться. Мне искренне их жаль.

— Чего уж там, — скептично отозвался Лессер. — Наверное, от оборотней можно получить куда больше энергии, чем от простых людей или же других существ.

— А с этого момента, нельзя ли поподробнее?

Волшебник склонился над ним и заглянул ему в глаза. Лессеру казалось, что ему не составит труда ударить его головой в лицо, настолько близко они находились друг к другу. Он мог тщательно разглядеть Эрстана Клэнси, его пушистую длинную белую бороду, не менее длинные седые волосы, небесно-синие зрачки и зеленые радужки, гладкую кожу и легкие морщинки у глаз. Уголки губ владыки Фаржэ были слегка приподняты вверх, что придавало его образу добродушья. Лессер подумал, что человек с такими открытыми чертами лица просто не может быть тираном, а также не способен совершить какой-либо подлый поступок.

'Не заблуждайся, это просто его магия так влияет на тебя, точно так же, как и на всех остальных жителей объединения. Он посвятил всю свою жизнь обману и явно в этом преуспел'.

Лессер молчал, позволяя себе только размышления в уме.

— Кто же имеет над вами столь сильную власть, капитан? Кому вы служите? Кто заставил вас напасть на Фаржэ? Кто превратил вас в послушных рабов?

— Превращать доверивших вам свою жизнь людей и существ в рабов — это ваша прерогатива, — не выдержал Лессер.

Волшебник улыбнулся, затем выпрямился и подошел к своим офицерам.

— Как ты уже наверняка знаешь, меня зовут Александер Эрстан Клэнси. Это офицер Горан Холл, он тоже ликерус, как и ты. Рядом с ним стоит Ингвар Шосс — красный маг-вуду, что видно невооруженным глазом по его татуировкам алого цвета. Это Норрис Сточ — человек негроидной расы. И, наконец, Руис Ламли — либар. Как видишь, у нас у всех есть имена и фамилии. Раз ты теперь знаешь, как нас зовут, может, представишься и сам?

Лессер прекрасно понимал, куда клонил волшебник. Этим представлением, он пытался показать ему, что единственный в этом месте, кто не имел фамилии, был только он — Лессер, что было не свойственно свободному человеку.

— Я получил свободу не так давно, поэтому пока не обзавелся вольным именем, — заговорил он. — Но, оно у меня будет, как только над Фаржэ перестанет тяготеть твоя власть, волшебник.

— О, и каким будет новый строй, хотелось бы знать?

— Люди и существа также будет жить в мире и согласии друг с другом, только для этого не потребуются чар и промывания мозгов. Никто не будет использовать живую энергию для подпитки собственных увядающих сил.

Офицеры, стоящие позади волшебника, переглянулись и заулыбались. Лессер почувствовал растущую в нем злость из-за подобного отношения к себе тех, кто не мог мыслить так же свободно, как и он сам. Эрстан Клэнси единственный в замке, кто не изменился в лице.

— И для того, чтобы добиться этого, вам нужно убить как можно больше жителей Фаржэ? — спросил волшебник. — Ваша утопия будет построена на крови и костях?

— Мы не хотим никого убивать. Никто бы не пострадал, если бы они сдались и присоединились к нам.

— Странная у тебя философия, капитан.

Лессер понятие не имел, что означало данное слово, а просить истолковать его, у него не было желания. Эрстан Клэнси, опираясь на свой посох, прошел ему за спину и оттуда продолжил свою речь:

— А ты, когда-нибудь, допускал мысль о том, что вами движет обман? Думал о том, что ваш предводитель не тот, за кого себя выдает? Думал, что вы просто марионетки в его руках?

Лессера часто посещали такие мысли, но он решил не говорить этого вслух. Признать слова волшебника, значило — проиграть. А проиграть, значило — больше никогда не увидеть Пишу. Пока он еще не чувствовал себя плененным, пусть на первый взгляд все именно так и выглядело. Лессер был уверен, что поражение шло изнутри, и пока он верил, что ему удастся выбраться из этого места живым и вызвать на смертельный бой владыку Фаржэ, его нельзя было назвать проигравшим.

— Может, стоит задать этот же вопрос своим офицерам? — предложил в ответ Лессер.

Лессер не видел — кивнул ли волшебник Норрису Сточу или же он сам решил подойти к Лессеру, но человек в белом мундире встал перед ним на одно колено, чтобы сравняться с ним в росте и достал из заднего кармана своей одежду бумажку, аккуратно сложенную в несколько слоев. Развернув ее, он показал Лессеру некий рисунок, который, судя по уровню мастерства, принадлежал ребенку не старше пяти лет, хотя он не мог этого знать, так как до этого момента ни разу не видел детских рисунков.

— Вот, — произнес Сточ бархатистым баритоном. — Этот рисунок принадлежит моему внуку Генри. Здесь нарисованы его мать, отец, он сам и я. — Коричневый толстый палец постучал по черному бочковидному уродцу. — Он очень любит меня, и мы часто проводим с ним время. Я очень боюсь, что больше не увижу его, но еще сильнее боюсь, что ему может грозить опасность от таких как ты. Поэтому я стою здесь, одетый в военный мундир и вооруженный мечом. — Он также аккуратно сложил рисунок и положил его обратно во внутренний карман. — Я живу в Фаржэ больше пятидесяти лет и могу с уверенностью утверждать, что ни меня, ни моих родных и близких никто не использовал в корыстных целях. Все эти годы нас окружает только доброта и взаимопомощь. Что ты скажешь на это?

— Сила волшебника огромна и его магия туманит вам разум, — отозвался Лессер, пристально глядя в глаза человека. — Освободи меня, присоединись к нам, и мы покажем тебе истинную жизнь, в которой ни тебе, ни твоей семье не будет угрожать опасность.

Офицер Сточ покачал удрученно головой и встал с колена.

— Ты просто безумец, который утверждает, что белое — черное, а черное — белое.

— Если вы решили сделать меня своим союзником, который убедит свою армию в том, что заблуждение повело нас в бой, вам стоит найти более весомые доводы. Простой рисунок не сможет повлиять на мою уверенность в правоте наших действий.

— Хорошо, — кивнул волшебник, снова появившись в поле его зрения. — Пойдемте, друзья мои. Вполне возможно, противник вскоре снова пойдет в атаку и нам нужно быть к этому готовыми. Оставим нашего капитана здесь. Пусть он пока подумает над следующей мыслью: я, владыка Фаржэ Эрстан Клэнси, вместе со своими солдатами иду в бой, то же самое делают и остальные двое моих учеников, которые сейчас находятся в других атакованных врагами губерниях; а чем занят в эти минуты ваш предводитель?

После этих слов волшебник, в сопровождении четырех офицеров вышел из замка, за дверями которого светило ярко солнце.

* * *

Как не старался Лессер, у него не получалось освободиться от пут. Его, конечно же, не привязали к стулу обычной веревкой, она была защищена магической силой. Пока он ерзал на стуле, напрягая мышцы рук и разминая запястья, зернышко сомнений в его голове начало прорастать. Нехотя, он начал думать о том, что волшебник Клэнси возможно был прав и ими на самом деле мог помыкать колдун в красном. Ведь не зря эти мысли его посещали и раньше.

Пока он пытался освободить себя, борясь с путами и въедливыми сомнениями, светлячки, которые кружились вокруг его головы, неожиданно засияли ярче, затем вспыхнули ярким пламенем и попадали на пол, став лишь обугленными шариками. Прежде чем Лессер успел сообразить, что произошло, за его спиной раздался голос — хриплый, ломкий и сухой:

— Ты меня разочаровываешь, капитан Лессер.

В каждый раз голос Пожирателя заставлял его вздрагивать.

— Сир, освободите меня, прошу вас! — Он попытался повернуть голову, чтобы увидеть своего собеседника, но тщетно.

— Зачем мне тебе помогать? — услышал он в ответ.

— Я… я нужен вам, — прокричал Лессер. — Я капитан армии и веду ее к победе.

— На данный момент, ты просто беспомощный оборотень, привязанный к стулу. В армии Андора должны быть только самые сильные солдаты. Докажи мне, что ты один из них и попытайся освободиться самостоятельно, иначе ты не достоин носить звания 'капитана Андорской армии'.

Лессер не нашел в этот раз нужных слов в качестве ответа. Пожиратель вышел из-за его спины и встал перед ним, как всегда облаченный в свой красный балахон, материя которого плавно переходила в красное пламя на рукавах и подоле.

— Я слышал вашу беседу с волшебником Клэнси. И я знаю, что ты показал себя достойно. Только это останавливает меня от превращения тебя в кучку пепла. Поэтому я даю тебе шанс — освободись собственными усилиями от пут, и ты не только вернешь мое уважение к себе, но и сохранишь за собой право называться 'капитаном'.

Лессер послушно склонил голову, что могло быть воспринято Пожирателем как согласие.

— Мне пора идти. Надеюсь вновь увидеть тебя в стане своей армии. Единственное, что я сделаю в качестве помощи — это увеличу твое желание поскорее освободиться.

Колдун щелкнул пальцем, и ночной пейзаж леса тут же сменили стены огня. Несмотря на то, что он находился в центре просторного зала, Лессер ощутил жар пламени, нахлынувшего на него со всех сторон. Лессер с трудом удержался от крика и принялся с удвоенной силой работать руками и ногами, желая поскорее сорвать петли.

— Вот! Вот этого эффекта я и ожидал от своего маленького фокуса. — Пожиратель повернулся к нему спиной и направился прямиком к бушующему пламени, а, дойдя — шагнул в него и растворился.

Лессер глядел ему в след до последнего, в надежде, что все это просто шутка и что губернатор его освободит. Но его ожидания оказались напрасными. Поняв, что ему не от кого ждать помощи, Лессер принялся вырываться изо всех сил, чувствуя как на стертых запястья и лодыжках начала проступать кровь. В этом были свои плюсы, так как кровь вместе с потом создавали смазку между его телом и веревкой, что делало его шансы на спасения выше. В то же время огненные стены становились с каждой минутой все ближе к нему. Вначале, Лессер решил, что это ему просто кажется и что огонь стоит на месте, но очень скоро его худшие предположения оправдались — зал становился все меньше и меньше. Дышать становилось труднее, так как огонь сжигал огромное количество кислорода, а то, что проникало в его легкие, казалось настолько горячим, что Лессеру хотелось задержать дыхание и больше не вдыхать. Это заставило его двигать запястьями и лодыжками еще быстрее, невзирая на боль, которую ему причиняла веревка, впиваясь все глубже в кожу.

Если путы были волшебными, то сам стул, к которому его привязали, казался обычным, хоть и очень прочным. Такая мысль закралась в его голову, вселяя надежду, стило ему расслышать жалобный скрип подлокотников. После очередного сильного рывка, ему удалось сломать подлокотник. На первый взгляд это выглядело как успех, но на деле ему оставалось проделать то же самое еще с тремя веревками, хотя теперь он мог орудовать своими острыми ногтями и даже клыками. А стена огня уже была совсем близко, обволакивая его жаром и дымом. Потовыделение с каждой минутой увеличивалось, но в то же время капли, проступающие, через его поры, начали быстро испаряться из-за высокой температуры огня, который уже был готов зажарить его живьем через пару минут, а то и раньше. Понимая, что ему не успеть выбраться, Лессер решился на отчаянный шаг. Схватив крепче деревянный сломанный подлокотник, он вытянул руку вперед, подставив его под огонь. Как любой оборотень, он боялся пламени больше всего на свете, а столь близкое соседство с ним могло свести с ума любого зверя, и все же Лессер пытался перебороть свой врожденный страх. Дождавшись пока деревяшка загорится, Лессер поднес огонь к веревке, что связывала его вторую руку. Пламя, шипя, начало обугливать веревку, а вместе с тем и покрывать кожу на его руке волдырями. Проступившая кровь начала быстро свертываться и чернеть. Сам же Лессер не переставал кричать до тех пор, пока и вторая рука не оказалась освобождена. К счастью сила огня, порожденного колдовством Пожирателя, оказалась сильнее магии Эрстана Клэнси, и это совсем не удивило оборотня.

Успех не заставил Лессера даже мельком подумать о радости маленькой победы, так как такую же процедуру предстояло пройти его лодыжкам, а огненные стены были настолько близко, что волосы на его теле начали курчавиться и превращаться в пепел.

Времени становилось все меньше, но Лессер и не думал сдаваться. Он поднес подлокотник снова к огню, который успел потухнуть (в этот раз ему не пришлось слишком сильно вытягивать руку), и продолжил болезненную процедуру, склонившись к своим ногам.

Ожоговые пузыри начали постепенно появляться по всему его телу, а те, которые появились ранее — лопались, выделяя сукровицу. Глаза начало припекать от горячих волн, из-за чего последние секунды ему пришлось жечь веревки с закрытыми глазами, что привело к еще большим ожогам на его теле.

Лессер поднял веки только когда почувствовал, что путы больше не сдерживают его. Осмотревшись быстро по сторонам и поняв, что у него нет другого выхода, как прыгать сквозь огненную стену, Лессер оттолкнулся ногами о горячий пол и положился на волю случая.

К счастью для него огненная стена перемещалась, а не росла в толщину. От чего его прыжок не стал для него роковым. Оказавшись по другую сторону, капитан с трудом перевел дух, после чего поспешил к высоким дверям дворца, не решившись пройти сквозь прозрачные стены, которые обещали ему ночную прохладу. Он прекрасно помнил, что за дверями был солнечный день, когда волшебник покинул замок в сопровождении своей свиты. Так что, ночь была всего лишь иллюзией, не более.

Открыв дверь, все еще не веря в свое чудесное спасение, Лессер оказался лицом к лицу с владыкой Фаржэ Эрстаном Клэнси. А вернее с его головой, насаженной на меч Хэнгера.

— О, капитан Лессер, — расхохотался он. — Смотрите, какой трофей я заполучил!

За спиной Хэнгера все еще продолжались небольшие бои между силами Фаржэ и оборотнями Андора, но уже сейчас можно было с уверенностью предположить, что победа и в этом бою останется за ними, благодаря вовремя подоспевшей помощи со стороны армии Булла.

— Хэнгер? Что произошло с тобой и теми солдатами, которые последовали за тобой? — спросил Лессер, отведя взгляд от головы волшебника. — Мы все слышали ваши крики и всплеск воды.

— Этот мертвый чародей застал нас врасплох. Когда мы открыли эти же двери, оказалось, что в замке нет пола, вместо него был обрыв и огромное озеро, а вдали еле виднелись берега объединения. Из-за напирающих сзади, меня и еще нескольких солдат выбросило в воду. Нам пришлось долго плыть. Пятерым из нас так и не удалось достичь берега. Оказавшись вновь на твердой земле, мы поспешили обратно по тем землям, которые мы уже завоевали. Мы появились примерно в тот же момент, когда к нам на помощь пришел Булл и его армия. К счастью, этот красавец все еще был жив. — Хэнгер погладил голову волшебника по его уже не таким длинным и уже не совсем белым волосам. — Мне посчастливилось сразиться с ним. Как видишь, он оказался не таким уж и грозным противником.

Лессер понял, что больше ничего интересного от Хэнгера он не услышит, а потому спустился вниз по лестнице, осматривая окровавленное поле битвы. Тело Норриса Сточа он нашел быстро, хотя и не ставил перед собой такой цели. Черный здоровяк, судя по ранам в животе и груди, был убит тремя ударами секиры или же алебарды. Даже мертвым он не выпустил из рук своего меча. Лессер какое-то время смотрел на поверженного воина, после чего нагнулся и достал из заднего кармана мундира Сточа аккуратно сложенный рисунок. Вся бумага была пропитана кровью. Осторожно развернув ее, он снова взглянул на детский рисунок. Теперь, все изображенные на листке фигурки казались зверски убиенными из-за обилия крови.

Ему хотелось верить, что все эти жертвы были не напрасны, и что он не совершил ошибку, согласившись вести войско Пожирателя на Фаржэ. Конечно же, колдун в красном был жесток, но это не значило, что он был и лжецом. Даже тот факт, что его оставили один на один с огненной стеной, не заставили думать Лессера о губернаторе Андора, как о вероломной личности. В конце концов, огонь помог ему спастись и преодолеть свой страх перед ним. Вдобавок, он сохранил свое достоинство и чин капитана. Ему преподали урок, который ему удалось усвоить и даже хорошо выучить, несмотря на его невероятную сложность.

Лессер не разочаровался окончательно в колдуне в красном, а даже наоборот — признал в нем своего учителя. Но, в то же время он дал себе зарок, что после победы в этой войне, он приложит все усилия, чтобы в Фаржэ наступил мир и все жители объединения жили в дружбе и согласии, без малейшего обмана и иллюзорного светлого будущего.

Владыка Фаржэ Эрстан Клэнси был мертв, но до конца войны было еще далеко. Ученики волшебника наверняка не признают своего поражения с известием о гибели главного мага объединения, а потому впереди их ждали новые бои и новые смерти. Падение Фаржэ было неминуемым, Лессер в этом не сомневался, но он верил, что их поход был основан на всеобщем благе. С этими мыслями ему было гораздо легче держать голову высоко поднятой вверх и смотреть в завтрашний день с широко открытыми глазами.

Лессер опустил руку и разжал пальцы. Ветер подхватил выроненный им листок бумаги и закружил его над полем у леса, на котором лежали тела убитых. Для них все уже было позади…

3

В последние дни низвергнутый губернатор Андора Уолтер Сет Тур Бел Малвилл экономил как мог еду, оставленную ему колдуном в синем балахоне. Первым, что он выпил — было молоко, затем он съел овощи, после чего пришел черед мяса. Последние три дня он ел только зачерствевший хлеб и запивал его водой. Чувство голода вечно преследовало его, не давая покоя, и все же он терпел, не решаясь съесть остатки хлеба, боясь, что колдун в синем еще не скоро вернется, чтобы принести ему другую вязанку с едой. Не торопился его навещать и колдун в красном, хотя и обещал, что через неделю вернется, чтобы расспросить его снова о прошлом Джеймса Фостера.

'Похоже, они оба забыли обо мне' думал Малвилл, сам не зная, радоваться ему такому повороту событий или же наоборот. С одной стороны — колдуну в синем незачем было ему и дальше помогать, а колдун в красном вполне мог разузнать новые подробности о повешенном главе охраны бывшего губернатора Андора и без его помощи. А с другой стороны — колдун в синем мог просто его убить, а не поддерживать в нем жизнь с помощью предоставленной еды. Также и колдун в красном мог бы его сжечь заживо, а не сажать в темницу ради тех знаний, которыми Малвилл владел. А раз так, что колдун в синем, что колдун в красном, должны были вскоре вернуться. Оба этих визита он ждал. Особенно ему хотелось вновь увидеть колдуна в красном. Теперь у него было оружие, которым он надеялся проткнуть подлого властителя огня. На дне сумки, в которой была еда, Малвилл нашел нож. Он не мог помочь ему выбраться из темницы, но вполне бы сгодился проткнуть горло живому существу, пусть тот даже был колдуном.

Малвилл хоть и понимал, что с помощью ножа он сможет выбраться из темницы в лучшем случае лет через десять, но наличие огромного количества времени и отсутствие каких-либо развлечений, а также желание отстраниться от утраты семьи, заставили его начать выскребывать цемент между каменными блоками стены.

Он как раз занимался этим малоэффективным делом, когда в коридоре подземелья загорелся свет факела. Малвилл поспешил накрыть соломой мешок с оставшейся провизией в дальнем углу камеры, затем спрятал нож за спину и прислониться к стене, чтобы скрыть следы своего занятия.

После нескольких тяжелых постукиваний каблуков, у решетчатой двери возник колдун в красном, освещающий себе путь горящей рукой, заменяющей ему факел.

— Мой губернатор, — произнес колдун, сделав поклон и взмахнув не полыхающей в огне рукой. — Прошу прощения за опоздание. Уж слишком много важных дел легло на мои плечи за последнее время. Надеюсь, вы не в обиде.

Малвилл решил пока помалкивать и ждать следующих действий со стороны чародея.

— Признаться, я ожидал увидеть тебя в менее приглядном виде. Как-никак тебе пришлось столь долгий период времени питаться слизняками, да копить те крупицы воды, которые в виде капель падают с потолка. Жажда жизни в тебе велика, должен признать, хотя я ожидал обратного, учитывая, что я сделал с твоей семьей. Это заставляет меня думать о том, что ты что-то вспомнил о нужном мне человеке и взамен информации хочешь получить свободу. — Из-под капюшона мага раздался тихий хриплый смех. — Обещаю, если информация будет полезной, я отпущу тебя. И даже больше — позволю снова занять трон Андора, так как данная губерния меня больше не интересует.

— Мне нечего тебе сказать, — отозвался Малвилл из своего темного угла. — Я ничего не вспомнил о Джеймсе Фостере.

— Плохо, очень плохо.

Колдун прошел сквозь решетку, не встретив ни малейшего сопротивления, хотя те прутья, до которых он дотронулся своим телом, стали красными от накаливания. Солома, которой был устелен пол темницы, хоть и была уже совсем сырой и покрытой черной плесенью, задымилась под его ногами, а кое-где даже воспламенилась. В то же время, красный балахон колдуна уступил место красному же мундиру, а чернота капюшона трансформировалась в седовласую голову незнакомца, который и близко не был похож ни на Фостера, ни на его очень дальнего родственника. Это лицо Малвиллу доводилось видеть впервые.

— Встань, — приказным тоном потребовал Пожиратель.

Пленник подчинился, продолжая держать руку с ножом за спиной. Каким бы могущественным колдуном ни был тот, кто стоял сейчас перед ним, но даже он не сможет пережить точный удар острого лезвия в грудь, горло или висок. Если одного удара не будет достаточно, Малвилл был уверен, что ему удастся нанести и повторный удар — контрольный. Главное действовать быстро и точно.

Как только Малвилл оказался на ногах, горящая рука колдуна вцепилась ему в лицо. Пламя обожгло его щеку, испепелив его щетину, а также часть волос. Малвилл закричал и откинул голову назад. К счастью, колдун не стал препятствовать его попыткам спастись, ослабив хватку.

— Я бы посоветовал тебе вспомнить. Иначе твоя смерть будет не менее мучительной, чем смерть твоей жены и детей. А еще я хочу, чтобы ты назвал мне имя того человека, который кормит тебя и поит. Уж слишком ты хорошо выглядишь для человека, питающегося целый месяц только малосъедобными моллюсками. Поверь, я долго не буду ждать и чтобы поторопить снова схвачу тебя рукой за какую-нибудь часть тела. Поверь, у человека есть более чувствительные к огню места, чем лицо.

— Постой! — прокричал Малвилл, держась одной рукой за обожженную щеку, а вторую продолжая держать за спиной. Ему хотелось верить, что со стороны его поза выглядела как мучительная боль в пояснице. — Я кое-что хочу тебе сказать. Думаю, это тебе должно заинтересовать.

— И что именно ты хочешь мне поведать?

— Сразу после твоего последнего ухода, меня пришли навестить. Он принес мне еду и расспрашивал о тебе.

— Очень интересно. И как выглядел это благородный человек?

— Он был таким же колдуном, как и ты. Был облачен в балахон синего цвета.

Пожиратель рассмеялся громко и со вкусом. Похоже, эта новость пришлась ему по душе. Малвилл решил, что этот момент самый подходящий для атаки. Он сделал быстрый шаг вперед и изо всех сил вонзил нож под подбородок колдуна, чувствуя, как лезвие пробивает кожу мага, мясо и кость, достигнув переносицы. Чтобы убить наверняка ненавистное существо, Малвилл вынул нож и всадил его в левый висок противника, оставив в нем орудие убийства.

Во время первого удара колдун прекратил смеяться и замер, после второго удара в его глазах появилось недоумение. В остальном, он не повел себя как любой другой человек, в похожей ситуации: не закричал, не закашлял кровью, не закатил глаза вверх, не рухнул на пол, в конце концов. Он продолжал стоять перед Малвиллом и глядеть на него с укором, в то время как нож торчал из его головы.

— Нож тоже принес колдун в синем или кто-то другой? — как ни в чем не бывало, продолжил он допрос. — И убить меня им тоже была его идея?

— Что ты такое? — с удивлением и ненавистью прокричал Малвилл. — Ты должен был умереть! Любой колдун, каким могущественным он ни был, должен был умереть от таких ран!

— Позволь я тебя поправлю: большинство колдунов бы погибло от таких ран, но только не я и еще двое таких же, как я. С одним из этих двоих, кстати, ты туже знаком. — Колдун схватился за ручку ножа и вытащил его из своей головы. Лезвие, также как и прутья за его спиной, стало красным от влияния высокой на него температуры. Еще куда более быстрой, чем его атака, оказалась атака чародея. Он вонзил холодное — ставшее горячим — оружие в плечо Малвилла. Тот в очередной раз закричал и осел на пол, прижав ладонь к раненому плечу. К счастью для него, крови было мало, так как горячее лезвие заставило ее свернуться. — Я бы убил тебя за подобную выходку, но не стану этого делать, по той простой причине, что твои слова приподняли мое переменчивое настроение!

Пожиратель повернулся к Малвилл спиной и, не замечая его стенаний, заговорил, обращаясь скорее к самому себе:

— Мои ожидания оправдались! Он побоялся отправиться к Океану Надежд, пока я жив. Оно и понятно, ведь как только с помощью Его силы Водолей снова станет простым человеком, я убью его, не дав насладиться маленькими человеческими радостями. Он постарается разузнать мое настоящее имя. Получится у него это или нет, он все равно придет за мной очень скоро, так как Нолан не станет его долго ждать и отправиться к Океану сразу, как только найдет очередной портал. И вот, когда мой дорогой брат появиться в Фаржэ его будет ждать прием из тысячи закаленных в боях оборотней. Если им удастся оторвать ему голову и все конечность, тогда Водолей перестанет представлять для меня угрозу. И вот тогда я займу его место. Кевин даже не заметит подмены. — Пожиратель расплылся в улыбке, после чего взглянул на Малвилла через плечо. — Как тебе мой план?

— Ты… ты один из них, — простонал в ужасе плененный губернатор Андора. — Ты Темный?!

— Добро пожаловать в Клуб Посвященных! — Колдун вытянул горящую руку вперед и указал пальцем на небольшой соломенный холмик, под которым скрывались остатки хлеба и воды. Мгновенно вспыхнув, огонь начал быстро пожирать остатки его провизии. — Продолжай свое жалкое существование, Малвилл. На этот раз посмотрим, сколько ты протянешь, поедая одних слизней.

Колдун исчез, вновь оставив Уолтера Малвилла одного в камере подземной темницы, стонущего от боли и испуганного до полусмерти. И боялся он не за свою жизнь, а за всех жителей Молодого Мира.

Глава 11. Несдержанное обещание

Gutting the Spires — Sleevenotes

1

Следующие две недели после событий на ферме Дэвлона, Кевин воспринял как небесную благодать. За эти четырнадцать дней они с Солнечным Лучом не оказались вовлеченными в какую-нибудь передрягу, грозящую им смертельной опасностью. Наоборот, на их пути встречались только хорошие отзывчивые люди, в худшем случае — просто не замечающие их и спешащие по своим неотложным делам. Несмотря на малое количество денежных средств, они все же провели десять ночей в недорогих мотелях, где была чистая постель, горячий душ и небольшие кафе поблизости. Еще одной немаловажной для Кевина и бесполезной для Солнечного Луча вещью стал телевизор, который исправно работал практически во всех номерах разных мотелей. Но куда более приятным сюрпризом для Нолана стало присутствие компьютера в одном из ночлегов. За отдельную плату ему даже разблокировали доступ к всемирной паутине. Данной возможностью он воспользовался для поисков мест или же вещей, которые могли бы послужить им порталом для перемещения в последний из Миров — в Мир Вечности. И спустя три часа бесплодных поисков, ему, наконец, удалось найти то, что его интересовало. Поисковая система, название которой он слышал впервые, но которая была забита как стартовая страница, выдала ему нужный результат. В открывшейся статье, говорилось о завершении реконструкции каменного моста в губернии Грисалл (по карте Кевин определил, что данная губерния находилась всего лишь в двух днях ходьбы от того места, где они сейчас находились), к строительству которого приложил руку некий известный в прошлом строитель по имени Даррен Троллоп, что погиб спустя три года после завершения строительства от рук тролля. В свою очередь самого тролля казнила разъяренная людская толпа, привязавшая к ногам убийцы груз и сбросившая его с моста в реку.

Кевин был готов кричать от радости, и все же одна мысль не давала ему покоя. Он не мог отправиться к Океану Надежд без Марка Уотера. Он даже пытался найти его с помощью все того же Интернета, ища информацию о поступление в больницы, отделения полиции и даже морги людей с неустановленной личностью, но среди всех результатов не было ни одного попадания по внешним признакам. А при непосредственном введении имени Марка поисковик просто зашкаливал количеством совпадений. Все результаты, конечно же, были связаны с именем известного во всем Старом Мире музыканта. И как уже упоминал 'Папаша' Дэв, ни на одном из сайтов, посвященных певцу Уотеру, не было ни одной его фотографии. Было огромное количество рисунков карандашом, хотя по признанию самих художников, образы Уотера были почерпнуты исключительно из их предположений и фантазий. Также было несколько фотографий мужчин со светлыми волосами и голубыми глазами, которые загадочно глядели вдаль или же и вовсе стояли спиной к объективу фотокамеры, но все они были простыми поклонниками творчества известного певца, которые хотели походить на своего кумира и верить, что косплей Уотера была максимально приближен к оригиналу.

Так или иначе, все эти статьи не могли дать ему ответ на интересующий его вопрос: 'Где сейчас находился его друг Марк Уотер?'. Даже расспросы встречающихся им на пути людей не смогли ответить Кевину на этот вопрос. В каждый раз, когда он называл имя того, кого он искал, ему объясняли, как найти памятник все того же певца. Когда же он уточнял, что он ищет живого человека с таким именем, то слышал в ответ ироничные смешки или же прямые вопросы о душевном здоровье.

В отличие от Кевина, Солнечный Луч была готова в тот же вечер бежать к мосту, радуясь тому, что Уотера не будет с ними. И все же, врожденная тактичность не позволяла ей просить и тем более требовать от Кевина немедленной отправки к порталу без предварительных поисков без вести пропавшего Марка Уотера. Она практически в каждый вечер хотела поговорить с Ноланом о его так называемом 'друге', но в каждый раз по тем или иным причинам этот разговор откладывался.

На следующий день, они остановились в другом мотеле, в котором не было компьютера, а по всем телевизионным каналам (которых, стоит отметить, было всего пять) не шло ничего интересного. А когда начался холодный проливной осенний дождь, громко стучащий в окно, у Кевина пропал интерес и ко сну. Он решил заглянуть в гости в номер к Солнечному Лучу, получив согласие от нее по телефону, хотя он до последнего сомневался, что она ответит ему. Кевин показал ей, как пользоваться этим аппаратом, и все же Солнечный Луч относилась ко всем непонятным ей вещам этого Мира с опаской. Получив согласие с ее стороны и заверение, что он ее не побеспокоит, Кевин постучал в дверь ее номера. Солнечный Луч открыла ему одетая в те же джинсы и рубашку, которые она получила на ферме Дэвлона, хотя дней пять назад они заглянули в магазин одежды, в котором прикупили для себя кое-какие вещи для смены. Волосы женщины были мокрыми, а свет в ванную комнату горел, что было видно благодаря щели неприкрытой двери. Так как для нее даже искусственный свет был чем-то необычным, Солнечный Луч просто забыла его выключить. Мокрое полотенце, вместо того чтобы быть выброшенным в корзину с несвежим бельем, было аккуратно сложено и поставлено на полку. Кевина это немного позабавило, но он не стал заострять на этом своего внимания.

— Как ты? — спросил он ее, закрывая за собой дверь и ставя на небольшой журнальный столик прихваченные с собой бутылку вина и фрукты, которые ему удалось купить в магазине на другой стороне улицы, прежде чем начался дождь. Два бокала он выпросил у хозяина мотеля, заверив его, что ни одна капля напитка не упадет на пол номера.

— Хорошо, — ответила он, затем, помолчав немного, добавила с улыбкой на лице. — Гораздо лучше, чем две недели назад. Но, я верю, что на самом деле хорошие дни у нас впереди.

— Я в этом тоже не сомневаюсь. — Кевин коротко осмотрел комнату Солнечного Луча, которая ничем не отличалась от его номера, разве что пейзажем, изображенным на картине, хотя она явно принадлежала перу того же художника. — Не знаю как ты, но мне сегодня захотелось красного вина. Уже не помню, когда в последний раз его пил. К тому же есть повод — мы почти дошли до конца нашего долгого и опасного пути. Что скажешь?

Солнечный Луч пожала плечами.

— Никогда не пила вина.

Кевин открыл бутылку, заполнил на половину бокалы, после чего присел на пол, прислонившись к краю постели, которая по ширине могла вместить не меньше трех человек. Солнечный Луч, долго не колеблясь, села рядом с ним и взяла в руки протянутый ей сосуд. Кевин коснулся края ее бокала своим, отчего прозвучал легкий хрустальный звон. Солнечный Луч не поняла смысла данного действия, но ей без сомнения понравился звук.

— За наши мечты, — произнес Нолан, слегка приподняв бокал, жидкость в котором отсвечивалась в тусклом свете ночного фонаря, горящего на парковке мотеля. — Пусть они сбудутся в полной мере. И пусть наши любимые, родные и друзья поскорее окажутся рядом с нами.

Солнечный Луч улыбнулась, после чего пригубила жидкость, стоило Кевину сделать один глоток. Вкус вина оказался совсем не таким, каким она себе его представляла, но все же напиток ей понравился.

Они просидели какое-то время молча, вслушиваясь в шум дождя за окном и наслаждаясь тишиной и безмятежностью вечера. Солнечный Луч сидела, повернувшись к окну, а по ее лицу ползли дождевые тени, придавая ей обвораживающий образ. Кевин подумал впервые за все время, что он будет скучать по ней, после того как покинет Ближние Миры. Также он не сомневался, что будет скучать и по Марку, который стал его вторым настоящим другом, после Джорджа Шэлби, а может, даже и превзошел его, ведь то, что он пережил с Уотером, ему не суждено будет никогда пережить с Шэлби. И этому нужно было радоваться, так как Кевин мечтал о тихой и спокойной жизни, после столь долгих странствий, опасных приключений и подлых предательств. Но, прежде чем снова оказаться в своем Мире, Кевин считал своим долгом найти Марка и он надеялся, что поиски его увенчаются успехом. Завтрашний день он хотел потратить исключительно на поиски друга: написать заявление в полицию о его исчезновении или же заполнить объявление в местной газете с анологичной тематикой и, конечно же, продолжить расспросы людей, если они слышали или же видели человека с такими же, как и у Марка, внешними данными.

А когда он его найдет, в чем Кевин ни на минуту не сомневался, он крепко-накрепко его обнимет. И все же, прежде чем отправиться к Океану Надежд, он задаст ему несколько вопросов, которые его волновали. Строчки стихотворения, написанные на фотографии старшего сына Дэвлона, не давали ему покоя. Как не старался, он не мог понять, как один и тот же стих могли знать как в Молодом, так и в Старом Мире. Он предполагал, что данное четверостишье было как-то связан с предыдущим Пришельцем — с Джоном Гринфилдом, который вполне мог быть автором данного стихотворения. И все же Кевин не исключал и других вариантов ответа, пока еще не открытых его пониманию.

— Расскажи, что-нибудь о своей семье, — попросила его Солнечный Луч, положив бокал на столик и взяв яблоко.

— О своей семье я могу говорить часами, не думаю, что у тебя хватит сил меня слушать все ночь.

Солнечный Луч засмеялась, а на ее лице появилась очередная тень. Кевин повернулся в сторону окна, чтобы определить ее источник. Это был желтый клиновый лист, принесенный ветром, глядящий на них через окно, словно желая присоединиться к дружественным посиделкам.

— Но, одно я могу сказать точно: вы бы с Клэр поладили. И мне жаль, что вам не удастся познакомиться. Было бы замечательно, устроить званный ужин для вас с Дубовой Ветвью. Семейство Нолан показала бы тогда свою необъятную гостеприимность.

— Я буду скучать, Кевин, — сказала Солнечный Луч.

— Я тоже, — ответил Кевин, ловя себя на мысли, что чувствует вину за то, что не может сказать те же слова и Линин. — Но, я могу пообещать, что буду помнить тебя до самой своей смерти, когда бы она меня не настигла.

— А я могу пообещать, что если у меня когда-нибудь родиться мальчик, я назову его в твою честь.

— Это очень приятно, но ты не думаешь, что ему будет сложно жить с таким странным именем?

— Это имя, принадлежит человеку, благодаря которому этот мальчик сможет появиться на свет. Кстати, что обозначает твое имя?

— Меня назвали так лишь потому, что данное имя хорошо сочеталось с фамилией. Не думаю, что оно что-либо обозначает.

— И все же, у тебя очень хорошее имя, и я обязательно назову им своего сына. В последний день жизни Дубовой Ветви я обещала ему родить много наследников. — Солнечный Луч нахмурила брови и опустила голову. — Мне казалось, что это мое жизненное предназначение. И когда с моим мужем произошло несчастье, я решила, что это просто какая-то злая шутка, которая не может быть правдой. Ведь с его смертью, я потеряла цель в жизни. И если бы не ты, Кевин, я бы ее так и не нашла.

Солнечный Луч посмотрела на Нолана и в ее глазах он смог прочитать искреннюю благодарность. И это заставило его застыдиться за свой поступок, когда он хотел покинуть лагерь индейцев только с Марком, предательски отнимая ее мечту вновь воссоединиться с мужем.

— Сейчас не стоит об это думать, — с трудом ища правильные слова, изрек он. — Очень скоро вы встретитесь вновь и на этот раз у тебя получиться выполнить свое предназначение.

— Я тоже на это надеюсь, — кивнула Солнечный Луч, поправляя прядь своих черных волос, затем легко коснулась амулета на своей груди, в котором продолжал томиться дух. — Хотя я боюсь загадывать наперед. Пока я не увижу его перед собой, я не смогу спокойно сидеть на месте и убеждать себя в том, что плохие времена для всех нас уже позади.

— Уверен, так оно и есть. — Кевин протянул к ней руку и легонько дотронулся до ее амулета. — Ты продолжаешь его носить. Почему?

— Потому что я боюсь. Я всем сердцем хочу верить, что он мне больше не понадобиться, но внутренний голос, или же голос Маниту, пытается меня предостеречь и напомнить, что в жизни есть место любому повороту событий, который нам не суждено предотвратить, как сильно мы бы не старались. Или же этот голос принадлежит Вендиго, который просто насмехается надо мной, зарождая во мне беспочвенную тревогу и смуту.

— А что если… что если я тогда не остановил ритуал? Неужели тебя не посещали мысли о том, что ты не смогла бы найти своего мужа на Земле Мертвых, а если и смогла, то вам не удалось бы пересечь Стикс?

— Не было и минуты, чтобы меня не посещали эти тревожные мысли, касательно благополучного возвращения в Мир Живых и все же я верила, что Мир Мертвых с Дубовой Ветвью мне был более близок, чем Мир Живых без него. Старейшины нашего племени часто разговаривают с умершими предками и знают от них, что те земли не такие уж и страшные, какими они кажутся нам — живым. Там даже есть место своим радостям, что неподвластны нашему пониманию. Также я не боялась, не встретить на другом берегу своего мужа, потому как знаю: наши умершие близкие обязательно будут ждать нашей переправы, и только от нас будет зависеть — сможем ли мы их узнать или же нет.

— То есть как?

— У тех, кто лишает себя жизни, стирается память на Земле Мертвых и им не суждено узнать лица тех, кто их будет ждать на берегу. Поэтому самоубийство считается большим грехом. Хотя и в этом правиле есть свои лазейки.

— И каким образом можно обмануть Земли Мертвых?

— Перед тем как покончить собой, стоит разжечь костер из дубовой коры и в течение десяти минут вдыхать его дым. Знающие люди говорят, что это мешает Харону увидеть причину смерти человека, а потому он и переправляет его на своем плоту на другой берег Стикса, не отбирая память.

— А зачем Харону стирать память? В чем разница, как умер человек?

— Не знаю, Кевин. — Солнечный Луч отложила недоеденное яблоко, заменив его бокалом с вином. — Мне известны некоторые детали лишь потому, что Белый Столб Дыма мне часто рассказывал о том, о чем мало кто знает. Он всегда относился ко мне как к дочери и не имел от меня секретов. Знаю лишь одно: самоубийство, каковы бы ни были его причины — большой грех. Об этом знают все индейцы, а потому в нашем племени не было подобных случаев никогда.

— А что с Землями Безумия? — Кевин помнил, по рассказам того же Белого Столба Дыма, что туда попадали те, для кого ритуал по возвращению умершего заканчивался неудачно, а именно — уходом на дно Стикса.

— О Них мне известно одно — это не самое лучшее место для умершей души. — Она выпила бокал до дна. Вино приятно разлилось по ее телу, сделав ее веки тяжелыми, а голову заволокло туманом. — Что бы там ни было, нас это не должно интересовать, так как с Землей Безумия нам не по пути. И слава Океану Надежд за это.

— Аминь, — отозвался Кевин и тоже осушил свой бокал. — Пожалуй, нам стоит закругляться. Не знаю как ты, но я готов уже отключиться. Подумать только, а не прошло и часа с тех пор, как мне казалось, что в эту ночь я не смогу уснуть.

— Это был хороший день, Кевин, — произнесла Солнечный Луч, неторопливо водя ногтями по стенкам стеклянного бокала.

— Будем надеяться, что завтрашний день будет еще лучше. Тебе помочь встать?

— Нет, я еще немного посижу и дам волю тем мыслям, которые продолжают кружиться в моей голове. Лучше дать им сейчас высказаться, чтобы потом сон пришел быстро и незаметно.

— Хорошо. Спокойной ночи, Солнечный Луч.

— Добрых снов, Кевин.

Нолан встал с пола, положил свой бокал на столик рядом с практически полной бутылкой, после чего вышел из номера, оставив женщину сидеть в одиночестве, прислонившись к постели и смотреть на то, как дождевые капли стекают вниз к оконной раме и слушать завывание осеннего ветра.

2

Воспользоваться услугами местных правоохранительных органов для поисков Марка Уотера, у Кевина не получилось, по той простой причине, что у него потребовали удостоверение личности для написания заявления. Поэтому он обратился на местное телевиденье, где за приемлемую сумму, ему пообещали, что в специальном блоке рекламных роликов, его сообщение о поиске человека с описанными данными будет запущенно в эфир. Принимающий заявление оператор с иронией взглянул на него еще раз, стоило ему прочесть имя пропавшего. Он оставил свои координаты и если Марку удастся посмотреть этот ролик, он будет знать, что его ждут у реконструированного моста. Хотя, Кевин должен был признаться себе честно, что шансы на то, что человек из Молодого Мира воспользуется вещью, которая для него в диковинку, были крайне малы. Оставалось надеяться на случайные стечения обстоятельств. К примеру: Марк вполне мог увидеть сообщение, оставленное для него Кевином, в каком-нибудь спортивном баре, где наверняка должен был быть телевизор.

Солнечный Луч ждала Кевина на улице, стоя у дверей здания телецентра, на крыше которого находилась вышка с многочисленными антеннами-тарелками. В ожидании Кевина она в основном глядела себе под ноги, боясь поймать взгляд любого прохожего. Хотя это было и маловероятно, ей все же казалось, что люди могли с легкостью прочесть в ее глазах всю правду о ней, понять, что она не из этого Мира. И это заставляло ее бояться всех. Во время ожидания к ней даже подошел один мужчина и попросил ей подсказать дорогу на какую-то улицу. Солнечный Луч предпочла ничего не говорить, а просто покачать головой. К счастью мужчина не стал задавать дополнительных вопросов, а нашел другого человека, который смог ему помочь в поисках.

Примерно через пять минут из здания вышел Кевин, и Солнечный Луч с облегчением вздохнула, когда он сказал, что они могут идти.

— Пойдем. Хочется верить, что все это не напрасно, и Марк увидит оставленное для него сообщение, — с надеждой в голосе произнес Нолан, подойдя к автобусной остановке. Судя по расписанию, транспорт с нужным им маршрутом должен был подъехать через полчаса. Они присели на скамейку около старушки, которая громко с кем-то разговаривала по телефону, объясняя принцип приготовления некого кулинарного шедевра.

Автобус прибыл точно по расписанию. Кевина и Солнечный Луч заняли свободные места. Она заняла место у окна, положив ладони на напряженно сжатые ноги. Это был не первый ее проезд на самоходном транспорте, но страх перед ним все никак не хотел ее отпускать. Кевин в каждый раз напоминал ей, что данный транспорт абсолютно безопасен и его не надо бояться, она в каждый раз кивала ему в ответ, улыбалась, но напряжение от этого не спадало. Чтобы хоть как-то отвлечься, Солнечный Луч в такие моменты начинала смотреть на людей, сидящих в разных частях автобуса. Люди, как правило, предпочитали смотреть в маленькие квадратные предметы, которые Кевин называл 'телефоном'. Хотя данным термином он называл и другой аппарат, которым она даже успела воспользоваться в номере мотеля, и который совсем не был похожим на те, что использовали пассажиры автобуса. К тому же люди не разговаривали, приложив предмет к уху, а просто смотрели на него и давили на его корпус большими пальцами.

Помимо телефонов, у некоторых людей были странные головные уборы, которые покрывали только уши их владельца, при этом от них исходил тревожные стучащие звуки. Другие же читали газеты. Таких было меньше всего. Солнечному Лучу доводилось видеть газеты в Конвинанте и других губерниях Зрелого Мира, а потому назначение данной вещи ей была знакома. Учитывая столь малое количество читающих, Солнечный Луч вначале предположила, что в Старом Мире популяризируется строгая экономия бумаги, но очень скоро поняла свою неправоту, когда все чаще стала замечать, как многие люди бесцеремонно бросали разного вида бумагу в специальные ведра для мусора.

— Ты думаешь о Марке? — спросила она, когда ее внимание переключилось от незнакомых ей людей на Кевина, чьи хмурые брови и складки на лбу говорили о его плохом расположении духа.

— Да, — вяло отозвался он, после чего потер переносицу пальцами. — Все никак не могу отвлечься от наседающих на меня вопросов: где он, что с ним, увидимся ли мы с ним снова?

— А что если не увидимся?

— Солнечный Луч, надо верить в лучшее.

— Я знаю, но ведь такое может произойти.

— Ты так пытаешься меня приободрить?

— Я просто пытаюсь донести до тебя, что любой из вариантов вполне может быть реальным.

— Да, я это понимаю, хотя и не хочу верить в худшее.

— И сколько ты готов ждать?

— Столько сколько надо, — немного резко отозвался он, опустив голову на спинку кресла и прикрыв глаза. — Без него мы не покинем этот Мир.

Автобус остановился на одной из станции. Некоторые люди сошли, а другие заняли их места.

— И все время ожидания мы будет жить у моста, греясь у костра? — Солнечный Луч боялась, что Кевин все же не отречется от Уотера и тогда она еще не скоро увидит вновь Дубовую Ветвь. Она начала даже размышлять о снятие с его запястья амулета, чтобы колдун их нашел. И все же, она решила оставить этот вариант на самый крайний случай. Она боялась, что Марк Уотер не позволит ей попасть к Океану Надежд. На данный момент амулет был лучшим решением.

— Об этом не стоит беспокоиться. В нескольких тысяч шагов от моста есть лес, в котором построены домики для туристов. Один из таких мы вполне можем себе позволить на оставшиеся у нас монеты.

Солнечный Луч повернулась в сторону окна. Было понятно, что Кевин не отступит от принятого им решения, и пусть это беспокоило ее, где-то в глубине души она все же была рада, что он был столь верным другом. Она даже позволила себе улыбнуться и подумать о том, что подождет еще десять дней, во время которых откровенно поговорит с ним и расскажет все, что знает о Марке Уотере и если даже это не сработает, тогда она попросит Кевина снять амулет с запястья.

* * *

Как и говорил Кевин, в лесном массиве, невдалеке от русла реки стояли бревенчатые домики, которые можно было арендовать для временного проживания. Они выбрали тот, что находился ближе остальных от моста.

Домик был совсем не большим, разделенный стеной на две комнаты. В одной находился камин с поленницей, диван, электроплита, стол и вешалка в виде большой оленьей головы, а во второй — постель и шкаф. В обеих комнатах, пол укрывали шкуры медведей. Окна были большими, отчего солнечный свет легко проникал внутрь.

Чтобы разложить свои вещи и осмотреться им потребовалось не больше получаса, после чего Кевин предложил Солнечному Лучу прогуляться до моста. Несмотря на всю полученную информацию из Интернета, ему все же хотелось убедиться, что мост мог послужить им порталом.

После получаса ходьбы по сухим сучьям и листве, под звуки журчания реки, они добрались до нужного им моста. Мост был довольно широким, хотя и не слишком длинным, в первую очередь потому, что сама река была не такой уж и широкой, какой она могла показаться исходя из того сильного звука, который производился быстрым течением. Мост был построен из камня, часть которого была темно-серого цвета, зеленного и красного из-за мха и лишайника, а другая часть была белой, из-за чего было видно невооруженным глазом, какая часть моста подверглась реконструкции.

К счастью кругом не было видно ни одной живой души, что позволило им проделать небольшой эксперимент. Кевин осторожно подошел к самому началу каменной конструкции и сделал первый шаг вперед. Практически сразу же воздух перед ним завибрировал, закружился, стал густеть, превращаясь в туман. Нолан улыбнулся, после чего обернулся назад, встретившись с такой же счастливой улыбкой на губах Солнечного Луча.

Кевина охватило чувство сильнейшего желания пройти вперед и дать возможность туману окружить себя. Он даже сделал еще один шаг вперед, после которого туман начал сиять, превращаясь в яркий туннель света, но смог взять себя в руки и отступить назад.

Белая дымка начала рассеиваться, а затем пропали и волны, похожие на те, что поднимаются с горячего асфальта в жаркую погоду.

— Это он, — озвучил и так очевидное Нолан. — Осталось совсем немного и мы увидим Океан Надежд.

'Немного ли?' задалась вопросом Солнечный Луч, что отразилось на ее лице в виде плотно сжатых губ и грусти в глазах.

* * *

После заката он открыл глаза. Вернее вначале открылись его плотные веки, затем отошла защитная пленка, которая спасала его чуткие зрачки от света, и только после этого он огляделся по сторонам. Он по-прежнему находился в норе, в которую забрался с первыми же лучами солнца. Внутри пахло землей, ветхими листьями и грибами. Их запахи были терпкими, и все же его чуткий с шестью ноздревыми пазухами нос смог уловить нужный ему запах. Запах крови. И эта кровь принадлежала тем, кого он видел раньше. Тех, кого он ненавидел больше всех на свете, хотя и уже не помнил тому причины. Так или иначе, ему нужно было есть. Кровь девчонки практически полностью растворилась в его желудке, сменившись стонущими звуками голода.

Первое, что сделал Дункан Дэвлон, выбравшись наружу — обнюхал воздух. Он был влажным и пряным. Людям нравится такой воздух. Но он был абсолютно безразличен вампиру. Куда важнее были те крупицы, что находились в нем. Эти крупицы указывали правильную дорогу к тому месту, где он мог подкрепиться и совершить месть, которая взывала из его человеческой памяти.

Острые ногти впились в землю, затем прошлись по лицу и шеи. Это было нужно для наилучшей маскировки, чтобы немного оттенить трупный запах, выделяемый его телом. Проведя ладонью по голове, он стер остатки волос, сделав череп совершенно голым.

Не закончив маскировку, вампир в считанные секунды оказался на ветви вяза и сжал в когтистой лапе небольших размеров сову, которая тут же оказалась прижатой к жадному рту, а зубы пробили тонкую кожу, позволяя крови стечь в его глотку. Когда кровь птицы была выпита полностью, он выбросил ее за спину. Крови пернатой твари оказалось слишком мало, чтобы полностью утолить жажду. Но ее было достаточно, чтобы совладать со своим внутренним зверем, который, выйдя из-под контроля, мог натворить немало бед и выдать его место нахождения.

Он расправил крылья, по которым прошлась волна дрожи, исправляя складки, дабы увеличить скорость взлета. После чего мутные глаза уставились на тусклый лунный круг, алого цвета. На миг Дункану показалось, что он видит на ней лицо Лилот — великой матери всех вампиров, которая испила кровь своего отца Кайана и была убита собственной матерью. По легенде, она была настолько красивой, что даже сам Харон не устоял перед ее красотой и вступил с ней в интимную связь. В качестве платы за это, Лилот выпросила у него возможность вернуться в Мир Живых, что и было исполнено. От союза с Хароном у нее родился сын, который стал первым вампиром. После своей смерти, Лилот не отправилась вторично к Стиксу, также ее не встретила Великая Пустошь. Ее дух поднялся ввысь и поселился на луне. И теперь, каждый вампир иногда мог наблюдать очертания ее прекрасного лица на поверхности луны во время алого полнолуния.

Это был добрый знак. Охота ожидалась стать успешной.

Втянув в последний раз через ноздри свежий лесной запах, вампир спрыгнул с ветви и тут же взмыл вверх, полетев в том направлении, откуда веяло человеческим духом.

* * *

Кевин разжег костер в камине. Не потому, что внутри было холодно, скорее даже наоборот. Но ему хотелось поджарить на огне купленное в магазине свежее мясо. Так как на улице повсюду были расставлены оповещения о том, что разводить костер в лесу строго запрещено, ему пришлось воспользоваться услугами камина.

У него было мало опыта в разжигании костров, из-за чего ему пришлось приложить немало усилий, прежде чем поленья охватило потрескивающее пламя. В это время Солнечный Луч занималась отбиванием мяса и его посолом, при этом она почти не отводила завороженного взгляда от высокого стакана с водой, в котором стоял небольшой букетик цветов. Их принес Кевин час назад, отправившись на поиски ветоши, для разведения костра. Данный знак внимания с его стороны оказался для нее неожиданным, а потому и вдвойне приятнее. А еще, эти цветы навивали ей приятные воспоминания.

— В каждый раз, когда Дубовая Ветвь отправлялся на нетронутые проклятием земли за мясом и водой, он приносил мне полевые цветы, — сказала Солнечный Луч, с нотками ностальгии в голосе. Затем, по ее щекам потекли слезы и она всхлипнула.

— Извини, — отозвался Кевин, подбрасывая очередное полено в камин, чтобы столь сложно разожженный костер не угас. — Я не хотел бередить твои раны.

— Нет. Это приятные воспоминания и я благодарна тебе за то, что ты дал мне повод об этом вспомнить. — Она повернулась к нему и, с улыбкой на лице, вытерла мокрые щеки, после чего взяла тарелку с мясом и поднесла ее Нолану. — Дубовая Ветвь был первым и до этого дня единственным человеком, кто дарил мне цветы. Это и не удивительно, ведь в нашем лагере живые растенья были настоящей редкостью, поэтому я очень быстро влюбилась в Дубовую Ветвь. И я была рада, что среди всех молодых и красивых женщин из нашего племени он выбрал именно меня.

— Мне кажется, что в этом нет ничего удивительного. Он просто выбрал лучшую представительницу племени.

— Благодарю, Кевин, а то я уже начала забывать, как звучат приятные для слуха слова.

— Очень скоро вы с Дубовой Ветвью снова станете мужем и женой, и он искупает тебя в комплиментах. В этом я даже не сомневаюсь.

Солнечный Луч с минуту набиралась решимости, чтобы перенести разговор в нужное ей русло, а когда все же решилась, то произнесла:

— Ты уже не в первый раз говоришь об этом. Но так ли скоро мы сможем увидеть наших любимых?

— Сразу, как только Марк присоединиться к нам, — отозвался Нолан, пристально наблюдая за тем, как мясо, посаженное на шампур, выделяет сок.

— И ты готов пожертвовать всем ради него? — задала она следующий вопрос, и он дался ей не легче предыдущего. Также она понимала, что данный диалог будет все сложнее по мере его дальнейшего продвижения вперед.

— Солнечный Луч, я ничем не собираюсь жертвовать, — прочеканил он. — Ни своей семьей, ни твоим мужем, ни самим Марком. Он мой друг и ты должна это понимать.

— А что если он не совсем тот за кого себя выдает?

— Ты опять хочешь поговорить о том, что Марк обладает некими магическими способностями, которые он скрывает от меня? Я в это не верю, к тому же, если мне не изменяет память, ты сама признавалась, что у тебя нет никаких свидетельств в пользу этих предположений. — Кевин отряхнул ладони от пыли и поднялся на ноги. В его глазах читалось осуждение. — Но, даже если он на самом деле колдун, пусть даже он это и скрывает от всех окружающих, это все равно не заставит меня пересмотреть свое отношение к нему и уж тем более не заставит меня отречься от него.

— Даже если он один из Четырех Темных?

Кевина буквально поразили слова Солнечного Луча. Но, стоило ему отойти от услышанного, ему тут же захотелось накричать на нее, сказать, что она специально наговаривает на Марка, дабы заставить его действовать необдуманно. Она словно пыталась манипулировать им, что Кевин считал совершенно неприемлемым. Он мог бы поверить в ее двуличность, если бы за то время, сколько они знакомы, Солнечный Луч не показала себя исключительно с положительной стороны.

Вместо того чтобы перейти на крик, Кевин решил совладать с эмоциями. К тому же по лицу женщины он видел, что ей было стыдно за ранее сказанные слова.

— Думаю, нам стоит закончить этот разговор, — ледяным тоном выговорил он.

— Извини. Это было глупо с моей стороны. — Поняв, что Кевин ушел в глубокое молчание и больше не собирался с ней разговаривать до поры до времени, Солнечный Луч решила оставить его наедине с мыслями и обидой. — Пожалуй, я пойду к речке и искупаюсь.

Нолан не отреагировал на ее слова, полностью переключившись на приготовление еды.

* * *

Он вцепился когтями задних лап за ветку дерева, что росло в двадцати шагах от домика, в котором посилились его будущие жертвы. Несмотря на большое расстояние, его обострившийся слух помогал ему быть в курсе происходящих дел внутри бревенчатого строения. Женщина готовилась покинуть дом. Что ж, закон охоты гласил — погибал первым тот, кто был слабее.

Дверь скрипнула, а спустя секунду, в поле его зрения попала его скорая жертва, смотрящая себе под ноги и медленно идущая в сторону реки. Судя по услышанному, между женщиной и мужчиной в доме произошла небольшая ссора. Это было ему только на руку. Получалось, что мужчина не потревожит его раньше времени — во время охоты.

Вампир слегка расправил крылья, готовый в любую секунду слететь с ветки и начать преследование.

Он наблюдал за ней долго. Женщина успела дойти до берега реки, полностью снять с себя одежду, в том числе и некое украшение с шеи, затем медленно, шаг за шагом, погрузиться в воду, которая скрыла ее широкие бедра и сомкнулась у ее тонкой талии. Кончики ее длинных черных волос, что практически полностью скрывали ее голую спину, коснулись воды.

Все это время Дункан Дэвлон стоял за деревом, избрав выжидательную тактику. Он ждал, в то время как женщина согнула ноги в коленях и речная вода достигла ее плеч. Он ждал, в то время как женщина, сложив руки лодочкой, набрала воду и поднесла их к лицу. Он ждал, в то время как смуглое тело женщины полностью захлестнуло водой. Но, он перестал ждать, когда она вынырнула на поверхность обратно. В течение пары секунд, он сорвался с места и повис над рекой, взмахивая мощными крыльями. Женщину подняла голову и прикрыла руками грудь, а спустя мгновение, в ее плечи вонзились острые когти, а еще спустя секунду они вместе взмыли вверх.

Она все же успела закричать, прежде чем его острые клыки впились в ее шею, а язык присосался к ране словно пиявка.

* * *

Кевин Нолан был зол. Он негодовал и хотел забыть поскорее разговор с Солнечным Лучом. Он, безусловно, понимал ее сильное желание вновь увидеть живым своего мужа. Да и он сам уже был готов рвать волосы на голове от тоски по Клэр и Кэтти. Но, это не давало ей повода говорить о Марке подобные слова, которые не соответствовали действительности.

Он прошелся по дому, сжав ладони в кулак, и стоило ему дойти до одной из стен, как он не задумываясь, ударил по ней изо всех сил. Костяшки пальцев хрустнули, их обдало теплом, а затем пришла пульсирующая боль. На кулаке проступила кровь. Он смотрел на слабое кровотечение с минуту, прежде чем позволил фалангам расправиться. Пальцы болели, но не настолько сильно, чтобы подозревать перелом.

'Возьми себя в руки', требовал его внутренний голос. 'Ты думаешь, она сама не сожалеет о сказанном? Поверь, ей сейчас совсем не легче'.

Тяжело выдохнув, Кевин подошел к ведру с водой. Наполнив кружку, он приблизился к раковине, в которой смыл кровь с костяшек пальцев. Вытерев руки, он повернулся в сторону камина, над пламенем которого жарилось мясо.

'Надо его перевернуть', сказал он себе, и в то же мгновение раздался отчаянный короткий крик. Это была Солнечный Луч, в этом не могло быть сомнений.

Не теряя ни секунды, Кевин выскочил из дома и побежал в сторону реки, отталкиваясь ладонями о стволы деревьев. Ему казалось, что бег затянулся на неоправданно продолжительное время, хотя на деле, ему потребовалось не больше двух минут, чтобы оказаться у реки, которую освещала кровавая луна.

На берегу, в сотни шагов от него, на том месте, где земля была устелена крупной белой галькой, он увидел большое скопление теней, которые медленно пошатывались из стороны в сторону. Кевин, предчувствуя самое страшное, побежал в их сторону, с трудом удерживаясь на дрожащих ногах.

— Солнечный Луч! — закричал он что есть сил. Сразу после этого тени стали удлиняться, превращаясь в жуткий крылатый силуэт. В свете луны сверкнули недобрыми огоньками глаза хищника. Крылатая тварь зарычала по-собачьи, накрывая своими перепончатыми крыльями тело своей жертвы. Кевин уже был достаточно близко, чтобы разглядеть лицо твари и признать в нем схожие очертания с лицом Дункана Дэвлона, а также достаточно близко, чтобы понять — его худшие предположения оправдались.

— Нет! — воскликнул он. — Отпусти ее, немедленно!

Вампир зарычал вновь, затем вонзил свои клыки в плечо Солнечного Луча и потащил ее вдоль берега, желая снова увеличить расстояние между ними и Ноланом. Кевин ускорился, не желая отдаляться от них ни на шаг.

Когда до Дункана Дэвлона дошло, что Кевин не отступит, он отпустил свою добычу, раскрыл полностью крылья и сделал резкий выпад в сторону человека, обнажив окровавленные зубы и длинный, похожий на щупальца осьминога, язык. Его ноздри вздулись, став раза в три шире прежнего. Теперь в его внешности не осталось ничего схожего с Дэвлоном, да и с человеком тоже.

Кевин не смог перебороть свой инстинкт самосохранения и отступил назад на пару шагов. Вампир расценил это как поражение с его стороны и вернулся обратно к своей жертве. Учитывая, что она оставалась лежать на каменистой почве и не произносить ни единого звука, Кевина охватила паника и уверенность в том, что самое ужасное уже произошло. Но, это не значило, что он был готов сдаться, убежать обратно в дом и закрыть окна и двери поплотнее, в надежде дожить до утра. Он был готов биться до конца, не думая о своей жизни и о том, что, умерев, он больше никогда не увидит свою семью. В эти минуты не было ничего важнее Солнечного Луча.

Он опустился на колено и сжал в левой руке одну из многих сухих ветвей, что лежали неподалеку, затем подобрал с берега самый увесистый камень. Прицелившись, он кинул камень в вампира, тут же вспомнив свое противостояние с медведем. Тогда все закончилось благополучно для него. К сожалению, не потому, что он смог дать отпор зверю самостоятельно, а потому, что ему на помощь пришли некие силы, род которых он не знал, но догадывался об их происхождении. Стоило ли ждать их и в этот раз?

Галька пролетела над головой вампира, который, вновь вцепился клыками в горло женщины. Кевин быстро поднял очередной камень и кинул его в жуткую тварь, которая внешне выглядела ужаснее гарпий, хотя еще пять минут назад, Кевину казалось, что такого просто не может быть. Этот камень попал прямо в макушку кровососа и тот поднял голову и вновь зарычал. Не останавливаясь на этом, Кевин кинул очередной камень, который угадил в плечо вампира. Зверь ринулся в его сторону, желая покарать наглеца, чего, собственно, Нолан и добивался. Он взял палку в правую руку, поднялся на ноги, став в стойку и попытался вспомнить все уроки Тифа, полученные им на корабле 'Могучая волна'. Один из таких уроков хорошо засел в его память, так как он лучше всего у него получался. И этот урок гласил, как нужно действовать при атаке противника, используя его слепую ярость в качестве своего преимущества.

— Ну же! Иди сюда!

Кевин испытывал страх, но этот страх был обусловлен волнением за жизнь Солнечного Луча и только. Страх перед опасностью, агрессией и физическим столкновением с противником давно уже притупился.

Вампир налетел на него настолько быстро, что ему не удалось вовремя среагировать. Его сбили с ног, но к счастью, вампиру не удалось схватить своими лапами его за плечи. Когти лишь распороли материю рубашки на его плечах и немного задели кожу.

Монстр взмыл вверх, укрыв своими широкими крыльями луну, после чего как ястреб полетел камнем вниз. Кевин успел встать и прежде чем вампир смог схватить его и превратить в очередную жертву, он отскочил в сторону. Дункан Дэвлон сжал в лапах лишь горсть камней, на которых секунду назад лежал Нолан. Он успел лишь повернуть свою серую лысую голову в сторону человека и зло зарычать, после чего палка, сжатая в руках Кевина, пронзила его левый глаз, который с отвратительным звуком лопнул и из него потекла красная жидкость. Не отпуская палки, Нолан, крича от злости, надавил на глазницу вампира сильнее, после чего тот опрокинулся на спину и пища забил в истерике руками, ногами и крыльями. Человек, опустил на его грудь ногу, продолжая вдавливать ветку в черепную коробку твари, до тех пор, пока не раздался сухой хруст.

Кевин отбросил в сторону сломанную ветвь, сменил стопу на груди вампира своим же коленом, затем взял очередной камень с земли и принялся им вбивать оставшийся в глазнице кусок ветви в мозг отвратительного создания. Когда кол полностью пропал в глазнице вампира, а тот, в свою очередь, практически перестал оказывать сопротивления, Кевин продолжал бить камнем по его лицу, желая полностью превратить голову противника в месиво. Он выбил ему все зубы, включая и клыки, затем он размозжил высунувшийся язык вампира, потом наросты на носу и сам нос. В конце он расколол череп твари, из которого вытекла жидкость и вывалился мозг.

Только после всего этого, Кевин позволил себе остановиться и, тяжело дыша, выронить из ладони окровавленный камень. Единственное, что осталось почти невредимым на лице вампира, был его правый глаз, который продолжал излучать сияние и злость.

Кевин потерял интерес к кровопийце сразу, как только его голова повернулась в сторону лежащего неподалеку тела Солнечного Луча. Поднявшись на ноги, он, спотыкаясь, подбежал к ней, упал вновь на колени и прижал ладони к ее лицу и волосам, которые были покрыты полностью ее же кровью.

— Солнечный Луч, ответь мне, пожалуйста!

Она открыла слипшиеся от крови глаза и уставилась на него. Она была сильно ослабленной и все же она узнала его.

Радость из-за того, что Солнечный Луч все еще была с ним, быстро улетучилась, стоило ей заговорить:

— Кевин… ты должен… убить меня.

— Что? Нет, я отвезу тебя в больницу! — Он просунул ладони между ее телом и галькой и, осторожно взяв на руки, понес назад к домику, там был телефон и он мог вызвать помощь. — Тебя вылечат. Можешь в этом не сомневаться.

— Ты не… не понимаешь. Ты… ты должен… меня убить. Прошу…

— Помолчи, тебе не стоит говорить. Это отнимает у тебя силы.

Больше Солнечный Луч не произнесло ни слова, до тех пор, пока он не внес ее в дома: либо потому что решила послушаться его совета, либо и вправду окончательно выбилась из сил.

Он положил ее на кровать, укрыл ее голое тело пледом, после чего снял с себя рубашку и приложил ее к ране на шее женщины.

— Лучик, мне нужно чтобы ты держала рубашку так, как это делаю я сейчас. Ты это сможешь? Мне нужно позвонить врачу.

— Кевин, — на ее глазах проступили слезы, которые, стекая по щекам, оставляли тонкие чистые полоски, похожие на русла реки, протекающие через красную пустыню Аризоны. — Ты должен убить меня… я не…

— Не говори так! Прошу!

— Я тоже стану вампиром… пойми же… я не могу… я забуду свою человеческую жизнь…

Кевин начал понимать смысл сказанных ею слов и от этого ему стало на самом деле страшно. Превратившись в вампира, Солнечный Луч потеряет человеческий облик, а после смерти ее будет ждать не Дубовая Ветвь на Земле Мертвых, а Великая Пустошь. Разве мог он так с ней поступить? Вероятность того, что медики успеют ей помочь, была крайне мала. А потому, для нее был только один выход.

— Нет! — закричал он, осознав весь ужас происходящего. — Должен быть другой выход!

— Он есть…, — ответила она и улыбнулась, хотя в глазах по-прежнему читалось одно лишь страдание. — Я… должна уйти… это единственный выход. Не так все плохо на… Земле Мертвых.

— Я, — произнес Кевин и запнулся, чувствуя, что его голос начинает дрожать. — Я уже потерял Линин. Я не хочу потерять и тебя.

— Ты… не должен винить себя… ты все сделал правильно… такова воля Океана Надежд…

— Будь Он трижды проклят!

— Кевин… позволь мне вновь встретиться с… мужем. На Земле Мертвых мы будет с ним счастливы… а ты… возвращайся к своей семье… они ждут тебя.

Солнечный Луч прикрыла глаза. Ее смуглая кожа, где она осталась нетронутой кровью, приобрела серый оттенок. Ей оставалось жить всего ничего. И что потом? Она откроет глаза и в них отразиться лунное сияние и набирающая силу жажда крови?

Кевин сжал ее ладонь в своей, чувствуя, что плачет. Он не был готов к такому повороту событий. Последние дни не предвещали ничего плохого, он даже начал верить в то, что для них все благополучно закончится. Вера была его самой большой ошибкой.

Он подошел к столу, на котором находилась кухонная утварь, включая и подставку для ножей. Их было пять штук. Каждый из них был шире и длиннее предыдущего. Кевин выбрал самый узкий и самый короткий. Ему показалось, что такой нож справиться не хуже с задачей, чем остальные, к тому же причинит ей меньше всего боли. С ножом в руке, он вернулся обратно к кровати, на которой лежала Солнечный Луч. Перед глазами плыла пелена из-за слез. Он простоял над ней не меньше минуты, прежде чем решился, отложить край пледа в сторону.

Грудная клетка женщины с трудом приподнималась и опускалась. Из раны на шее все еще сочилась кровь. Его разорванная грязная рубашка, которой он ее прикрыл у реки, лежала на полу.

Не отрываясь, он смотрел на ее левую грудь, чуть левее темно-коричневого соска, куда ему предстояло вонзить нож. Часть его сознания твердила, что все это неправильно, а другая с возражением заявляла, что другого выхода у него просто нет, и его медлительность могла стоить слишком дорого Солнечному Лучу.

Он начал глубоко и учащенно дышать, сам не отдавая себе отчет в этом. Голова гудела от боли, а в висках забарабанил учащенный пульс. Сердце работало на максимуме своих возможностей. Надпочечники усердно принялись вырабатывать адреналин. Еще секунда промедления и он точно не сможет больше решиться на убийство. Да, именно убийство, пусть даже оно и было на благо, как глупо это бы не звучало.

Закричав, Кевин Нолан вонзил нож в грудь Солнечному Лучу. Глаза и рот женщины распахнулись, чтобы спустя мгновение закрыться в последний раз.

Кевин отвернулся от нее, стон горя вырвался из его груди. Он больше не мог находиться с ней в одном помещении. Шатаясь, словно пьяный, Кевин вышел наружу, оставив распахнутой дверь.

3

'Ты обязан, что-то предпринять! Ты должен ее вернуть! Ты не можешь просто так ее оставить! Ты связан обещанием! Ты… Ты… Ты…'.

Кевин сидел под кроной дерева, сжимая руками голову и раскачиваясь вперед-назад. Совесть в нем буквально кричала! Она душила его своими сухими колючими пальцами и твердила одно и то же — он не мог потерять Солнечный Луч, точно так же как потерял и Линин. Он был обязан ей помочь. Он не мог отправиться к Океану Надежд без нее. Так было не правильно.

— Но, что я могу?! — закричал он. — Я бессилен!

Но, это было не так. Он знал ответ, тот просто до поры до времени скрывался в закоулках его памяти, стараясь ускользнуть от него, не желая быть обнаруженным.

У него был шанс спасти Солнечный Луч. И им нужно было воспользоваться.

Кевин сломя голову побежал обратно к берегу речки, на то место где он оставил труп убитого им вампира. Одежду Солнечного Луча ему удалось обнаружить довольно легко. Но гораздо важнее было найти ее амулет. Он взял его в руки и поднес к глазам. В тускло-желтом камне горел еле заметный свет. Дух все еще был жив. Нолан быстро, словно вор, запихнул амулет в карман и побежал обратно в чащу леса на поиски дуба. И в этот раз ему не пришлось долго искать нужное ему дерево, словно некая высшая сила хотела того, чтобы он выполнил ритуал. Сила, которую можно было противопоставить Океану Надежд, но которая не имела ничего общего с Четырьмя Темными.

Он принялся сдирать кору с дерева голыми руками, стирая ногти и подушечки пальцев в кровь. Он продолжал это делать, не обращая внимания на занозы, что впивались ему под ногти и кожу. Когда он решил, что содранный коры будет достаточно для того, чтобы развести костер и заставить его гореть минимум десяти минут, Нолан взял кору в охапку и помчался обратно к дому.

Вбежав в хижину, он, стараясь не смотреть на лежавшее на кровати тело, направился к камину. Там все еще жарилось мясо, а вернее — обугливалось. Кевин бросил дубовую кору на пол, выбрал очередной нож и перетащил ведро с водой поближе к камину. Затем, он схватил лопатку и начал переносить угли и пепел из камина в воду. Туда же последовало и мясо. Очень скоро часть дома обволокло густым белым паром.

Как только все угли оказались в воде, Кевин вымел остатки из камина метлой, не замечая того, как кончики инструмента начинают дымиться, после чего перенес всю дубовую кору в камин. Воду из ведра он вылил через порог, после чего прикрыл плотно дверь.

Самым сложным оказалось — разжечь огонь, не прибегая к помощи катализаторов, вроде керосина или же бумаги. Солнечный Луч не уточняла, можно ли было в таком костре использовать вспомогательные материалы, а он не решился рисковать. Спустя минут пять кора дуба все же начала медленно дымиться. Кевин выудил из кармана амулет и надел его на шею, затем принес из спальной комнаты еще один плед, которым накрылся, дабы дым не слишком сильно рассеивался по помещению. Наконец он нагнулся над тлеющей корой дуба и принялся вдыхать клубы дыма.

Вначале все было вполне терпимо, но чем сильнее разгорался костер, тем сложнее ему было продолжать дышать. Вскоре его начал одолевать кашель. И все же он решил не сдаваться. Вытирая пот со лба и висков, он продолжал дышать дымом, чувствуя нарастание ощущения схожего с опьянением.

Простояв так около десяти минут, Кевин Нолан схватился за нож. Как не странно, ему не было страшно. Скорее всего, тому виной было отравление угарным газом. Но даже в таком сомнамбулическом состоянии, он смог вспомнить о жене и дочери.

'Что если у меня не получится? Тогда я останусь навсегда на Земле Мертвых и больше никогда не увижу Клэр и Кэтти. Неужели ты и вправду готов убить себя?'.

Его рука дрогнула. Внутренний голос был прав. Именно сейчас он был готов сделать самую большую ошибку в своей жизни. С чего он решил, что данное Солнечному Лучу обещание гораздо важнее его семьи?

Это были последние мысли сомнения, потому как очень скоро он сделал свой окончательный выбор. Острие ножа проникло между его ребер и застряло глубоко в сердце.

Вставка. Синий

Человек, которого до этого Конрад Грир никогда не видел и надеялся больше никогда не увидеть, появился на пороге его дома в то самое время, когда он сидел на деревянной скамейке, опираясь о стену, и глядел вдаль на окраину леса.

Была осень, но на улице стояла еще теплая пора. Не слишком жарко, как это бывает в душный период лета и не слишком холодно, когда приходят проливные осенние дожди. В самый раз для того, чтобы погреть в последний раз свои старые кости перед началом холодов.

Больше пяти лет он жил один и это его не слишком радовало, но и не печалило. Его дорогая женушка, которая вечно пилила его за всякие мелкие оплошности, хотя сама не видела бревна в своем глазу, померла, пролежав с сильной простудой в постели около двух месяцев. О, Океан Надежд, как же громко она кашляла, особенно по ночам, не давая ему уснуть. Ему все чаше казалось, что она выдавливает из себя этот кашель в большей мере специально, чтобы мешать ему спокойно спать. В каждую ночь, он вставал с постели, чтобы принести ей кружку воды, а она, неблагодарная, в каждый раз требовала оставить ее в покое и отворачивалась лицом к стенке. Он, пожимая плечами, возвращался в свою комнату, и ложился снова спать, чтобы спустя несколько минут вздрагивая просыпаться от нового приступа ее кашля.

Они не делили друг с другом ложе больше десяти лет, и это было их обоюдное желание. Они давно перестали быть любовниками и превратились в обычных соседей, пусть и жили в одном доме. Детей у них не было, а вот желания их завести было хоть отбавляй. В бесплодии он всегда винил жену, а-то как иначе, ведь среди его многочисленных родственников никто не пожимал пустых колосьев, а даже наоборот — имели от трех детей и более. Хотя, в то же время, в бурную молодость, у него было немало мимолетных связей, и ни одна из его бывших подруг впоследствии не предстала перед порогом этого дома, держа в руках его отпрыска. Задумался он об этом лишь на старости лет, когда его жена уже покоилась в сырой земле, и пришел к выводу, что они оба были виноваты в родительской несостоятельности.

Раньше отсутствие детей его немного тяготило, но с годами он свыкся с тем, что Океан Надежд ему не дарует наследников. Не велика потеря, исходя из примеров соседей. Кто из них мог похвастаться благодарными потомками? Никто или почти никто. Все дети разъехались, оставив своих стариков на произвол судьбы. И где, спрашивается, справедливость? Зачем нужно было тратить почти два десятка лет жизни на детишек, которые не хотят платить тебе той же монетой на старости твоих лет? Уж лучше жить самому.

Конрад Грир верил в это, хотя нередко ловил себя на мысли о том, что жалеет о разных вещах. К примеру, о том, что ему некому больше научить своему ремеслу кузнеца; некого потрепать по голове или же надавать подзатыльников; некому рассказать о своей молодости, когда он входил в десятку лучших воинов на мечах во всем Молодом Мире; а также о том, что его заставило бросить меч и взять в руки кузнечный молот.

Он как раз думал об этом, когда у его порога появился высокий молодой человек в дорогой одежде — явный представитель высших слоев общества. Его лицо было загорелым, что мало сочеталось с его пшеничного цвета волосами средней длины. У него был широкий лоб, узкий нос, высокие скулы, ровно-очерченные губы, крепкий подбородок и пятидневная щетина. Но, самыми запоминающимися были его глаза — ярко-синие. Таких глаз ему еще не доводилось видеть.

— Чем могу помочь, касс? Заблудились?

— Не совсем, — ответил ему мужчина, подходя ближе. — Я кое-кого ищу. Конрада Грира. Вы с ним знакомы?

— Знаком, — кивнул старик. — Я его знаю не хуже, чем он себя сам. Ведь последние двадцать лет, он скрывается в теле дряблого старика сидящего перед вами.

Мужчина хохотнул, оценив его способ представиться.

— Мое имя Марк. Марк Уотер. Я бы хотел с вами кое о чем поговорить. Вы не возражаете?

— Отчего же, мы старики очень любим поболтать о том, о сем, особенно с новыми знакомыми. Но, вначале, я хотел бы задать вам свой вопрос.

— Конечно.

— Откуда вы знаете мое имя, и кто вам сказал, что я живу здесь? Если мне не изменяет память, что вполне вероятно, но я уже много лет живу отшельником, и мало кто знает, где меня искать.

— Нашлись добрые люди, помнящие вас и знающие, где вы живете, — уклончиво ответил ему незнакомец.

— Что ж, раз добрые люди привели вас ко мне, тогда прошу — садитесь рядом.

Мужчина с пронзительными голубыми глазами принял его приглашение и сел справа от него.

— Позвольте, угадаю, вас интересует моя прошлая жизнь, когда я был одним из лучших воинов и теперь, вы хотите, чтобы я стал вашим учителем или же взялся за образование вашего сына. Я прав?

— Нет, тавв Грир, меня гораздо больше интересует та жизнь, которую вы прожили после смены меча на кузнечное ремесло.

— Вы меня удивили, касс Уотер. Никто еще не интересовался моей жизнью кузнеца до вас.

— Если быть честным с вами до конца, то меня интересует мальчишка, который сейчас должен быть зрелым мужем. Он был вашим учеником.

— У меня никогда не было учеников, ни в моем первом ремесле, ни во втором.

— Позвольте не согласиться с вами. Наверняка вы забыли, что был мальчишка, которого вы учили вначале кузничному делу, а затем и боевому.

— Раз вы помните такие факты из моей жизни, которые полностью выветрились из моей головы, зачем вы здесь? — буркнул старик. — Это я вам должен задавать вопросы, а не вы мне. А то я уже много чего позабыл.

— Мне нужно имя мальчишки.

— Касс Уотер, — повысил голос Грир. — Я не помню никакого мальчонку, так откуда мне знать его имя? Разве вы не улавливаете логики в моих словах?

— Мальчишка, — настойчиво продолжил гость. — Возможно, он был из бедной семьи. Возможно, уже в юности в нем проявлялась неоправданная жестокость…

— Нет, — качнул головой хозяин дома. — Ничего подобного не помню. Знаете, если бы вы пришли ко мне не с голыми руками, а, скажем, с кувшином доброго эля, мне было бы гораздо легче вспомнить. С годами я начал замечать, что я гораздо больше подвержен воспоминаниям, если пропущу перед сном парочку стаканчиков.

Уотер протянул ему кувшин и Грир с недоверчивостью сжал его в руках. Он мог поспорить на что угодно, что при встрече руки Уотера были пустыми. Старик откупорил пробку и поднес его к носу. Ноздри защекотал приятный запах эля. Облизав пересохшие губы, он сделал три больших глотка. Эль оказался таким же вкусным, каким он был в годы его молодости, когда его карманы всегда были набиты золотом.

— Итак, как идет процесс восстановления картинок из прошлого? — осведомился Уотер.

— Кажись, я что-то припоминаю, — кивнул старик, вытирая влажные губы рукавом. — Был такой малец. Он работал у меня в кузнице лет тридцать назад, а то и больше. Он не ладил с отчимом, а потому работал у меня с удовольствием. Но, несмотря на все его старанья, я замечал, что ему гораздо больше нравилось ковать мечи, а не оградки или же рабочие инструменты.

— Имя, — напомнил Уотер. — Мне нужно только его имя.

— Позвольте мне узнать, для чего оно вам? Этому мальчонке должно быть сейчас за сорок, и я сомневаюсь, что кузнец из него получился лучше меня. Если хотите, я вам могу выковать любую…

— Мне просто нужно знать его имя! — прочеканил голубоглазый гость.

— Боюсь, молодой человек, с этой задачей не справится даже самый лучший эль во всем Молодом Мире. Я не помню его имени и не уверен, что знал его тогда. Наверняка, я его и раньше называл просто мальцом.

— Вы должны постараться. Для меня это очень важно.

— Даже не сомневаюсь в этом, касс Уотер. Иначе вы бы не стали меня искать в этих забытых Океаном Надежд местах.

— Постарайтесь, ну же!

— Сейчас… нет, не помню.

— Но, что-то вы должны все же помнить о нем?

— Да, что-то я припоминаю. Помниться он убил всю свою семью, возвратившись домой с кузницы. А может, это сделал кто-то другой, а на него возложили всю вину. Не знаю.

— Где находиться дом, в котором это произошло?

— Далеко отсюда.

— А поподробнее нельзя?

— Примерно десятью тысячами шагами севернее отсюда. Но, я сомневаюсь, что тот дом все еще стоит. Скорее всего, его просто растащили на дрова.

Уотер встал с лавки и направился в указанном стариком направлении.

Конрад Грир проводил его взглядом, пожал плечами и вновь протянул кувшин с элем к губам. Будь его жена рядом, она наверняка бы пожурила его за то, что он не выпросил у гостя что-то подороже простого эля, после чего не разговаривала бы с ним еще дней десять.

Будь его жена жива, он бы поступил точно так же, как поступил сейчас.

* * *

Конрад Грир проснулся поздно ночью из-за сильно пересохшего горла. На дне кувшина должно было что-то еще остаться, и он тут же вытащил руку из-под простыни и принялся исследовать то место под кроватью, где он собственно и оставил сосуд со столь нужной ему жидкостью. Как назло, рука ощупывала лишь пустое пространство. Спустя минуту, после того, как поиски в темноте не дали никакого результата, Грир, выругавшись, поднялся с кровати и упал на четвереньки. В кромешной тьме нельзя было определить наверняка: есть ли кувшин там, где он его ранее оставил или же он каким-то чудом исчез. Понимая, что без зажженной свечи ему не обойтись, старик выругался в очередной раз и направился на кухню.

Искать ему пришлось не малое количество времени, по той простой причине, что он совсем забыл, куда он положил огарок последний свечки. Ему казалось, что он обыскал на ощупь всю кухню, найдя при этом все бесполезные ему сейчас вещи, но не обнаружил даже намека на то, что он хотел найти. Не иначе всему виной были проделки призрака его жены.

— О, Дора, если ты меня слышишь, то я хочу тебе сказать кое-что. Ты меня слушаешь?! Так вот, если все это дело твоих рук, тогда я требую, чтобы ты вернула свечу на место, иначе больше никаких визитов и уходом за твоей могилой! Ты меня слышишь?! Никаких! Холм порастет травой, а имя сотрется с таблички и все забудут о том, что в Молодом Мире когда-то жила некая Дора Ливерус-Грир! Я обещаю! И ты знаешь, я всегда держу свое слово!

Замолчав, Конрад принялся вслушиваться в ночную тишину дома. Несмотря на все свои высказывания, больше всего на свете его сейчас бы испугало, случись ему услышать голос своей умершей женушки у себя за спиной. К счастью, ответом ему была только тишина.

Посчитав это за добрый знак, Грир повторно начал искать свечу и уже спустя полминуты нашел ее. И будь он проклят, если он в том месте ее уже не искал. Видать, всему виной и в правду был призрак Доры, который не на шутку испугался его угроз.

— Так-то! — довольный собой хохотнул старик, разжигая огарок.

Как только свеча загорелась, Грир зашагал обратно к своей кровати, освещая тусклой свечкой себе путь. Но не успел он заглянуть под кровать, как и вовсе позабыл причины, что побудили его проснуться глубокой ночью и отправиться на поиски свечи. А виной всему был человек, лежащий на его подушке, заложив руки за голову.

— Эй? Кто вы? — спросил Грир. Будь он на лет десять моложе, он наверняка бы справился с наглецом, но теперь ему было страшно. Он осторожно сделал несколько шагов вперед, чтобы разглядеть получше незнакомца. — Как вы сюда попали и что вам надо от меня?

— Все то же самое, все то же самое, — отозвался незнакомец и только сейчас Грир узнал в нем Марка Уотера, который ему и подарил кувшин с элем за небольшую информацию из своего прошлого.

— Что… что вы делаете в моей кровати, касс Уотер?!

— Я был на том месте, где раньше стоял дом, нужного мне человека. Как вы и предполагали, от него уже ничего не осталось. Люди, живущие поблизости от того места, ничего не знают об убитой семье и об их убийце. Так что, вы — единственный, кто их помнит, а значит — единственный, кто может мне помочь.

— Это не объясняет, как и зачем вы проникли в мой дом! — возмутился Грир. — И где мой эль?!

— Мне просто нужно его имя.

— Да не помню я его! — закричал старик. — Это было давно!

— Поймите, я не уйду, пока не узнаю его имени.

— Это смешно! Вы что будете жить все это время в моем доме и спать на моей кровати?!

— Вы все улавливаете на лету, тавв Грир. Вы не против, если я займу место у стенки?

Старик захохотал от того, что данная ситуация казалась ему как смешной, так и абсурдной.

— Знаете, вы хуже моей покойной жены Доры, а она была еще той стервой!

— Рад, что у нас с ней есть что-то общее, значит, вы очень быстро привыкните к моей компании. Прилягте, во время сна память достает даже из самых глубоких тайников воспоминания из прошлого. Кто знает, возможно, уже сегодня ночью у вас получиться вспомнить нужное мне имя.

— На кой оно вам сдалось?!

Марк похлопал ладонью по свободной половине кровати, предлагая старику прилечь и успокоиться.

— Нет уж, пока вы не покинете мой дом, я буду спать в другой комнате, в кровати моей жены. И знаете что? Я буду спать очень крепко. Не думайте, что я буду ломать голову всю ночь, пытаясь вспомнить имя того мальца. Больно надо!

— Вам лучше постараться, потому как у вас не так много времени.

— Что вы такое говорите?! — возмутился старик, сетуя сам себе на то, что в доме не было холодного оружия. Все выкованные собой мечи он продал. Последний обзавелся новым владельцем больше года назад за три серебряные монеты. — Что случиться со мной, если я не вспомню?

'Тогда я воспользуюсь своими силами, и для тебя это закончится в лучшем случае безумием'.

Об этом Марк только подумал, но не стал говорить вслух, понимая, что многозначительное молчание с его стороны прозвучало не менее зловеще.

По спине старика прошелся холодок. Он звучно проглотил ком в горле, затем повернулся и, освещая путь почти истлевшей свечой, направился в комнату своей жены.

В эту ночь Конрад Грир так и не смог уснуть. Вместо этого он интенсивно боролся со старческим склерозом, постепенно возвращаясь в свое прошлое.

Глава 12. Земля Мертвых

Beyond The Darkness — Demented Sound Mafia

1

Он попал в мрачное практически неосвещенное место. Все произошло довольно неожиданно. Он точно не мог сказать, когда и каким образом здесь оказался. Последнее, что ему запомнилось, была жгучая боль в груди из-за нанесенного им же самим ножевого ранения. Эту точку можно было назвать 'началом сна', а происходящее сейчас — 'пробуждением'. Более подходящего сравнения он не смог подобрать.

Здесь не было ни звуков, ни запахов. А было ли вообще это 'здесь'? Временные и пространственные ориентиры в этом месте были совершенно бесполезны. Но, он продолжал видеть и он чувствовал землю под своими ногами.

Кевин опустил голову и осмотрел то место, на котором он стоял. На первый взгляд это была грязь — густая и податливая, но цвет этой был слишком неестественным, а именно — фиолетовым. Присмотревшись получше, он заметил, что эта грязь не стояла на месте, а медленно клубилась и раскачивалась из-за чего тут же была переквалифицирована им из 'грязи' в 'туман'. Кевин приподнял ногу, чтобы поглядеть на реакцию 'тумана'. Тот ненавязчиво потянулся за ним, но стоило подошве его сапог подняться слишком высоко, как фиолетовый смог 'сдался' и опустился вниз. Что скрывалось под 'туманом', Кевин не имел понятие, но решил, что это не столь важно. Гораздо важнее было решиться сделать первый шаг к спасению Солнечного Луча.

Подняв голову, Нолан осмотрелся. По обе его стороны росли гигантские деревья, начисто лишенные листвы. Их ветви были практически одинаковыми, дружно вытянувшись вверх, словно индейские шаманы, требующие от неба долгожданных осадок. В то же время само небо было густого серого цвета без малейшего намека на облака, луну, солнца, звезды или же птиц. Оно было 'мертвым' и единственное, что заставило Кевина уделить ему немного больше внимания, были спиралевидные узоры, разных размеров, которые смотрелись как зловеще, так и завораживающе. Они тянулись к земле словно распахнутые голодные рты, готовящиеся с жадностью проглотить все души грешников или же наоборот — праведников, попавших в это странное место.

Прямо перед ним протекал Стикс — бесконечный в длину и практически бескрайний в ширину. У Кевина возникли подобные предположение, так как он не смог разглядеть ни его начала, ни конца, а также не видел и другого берега. Воды Стикса были черными как смола и, судя по тому, как он медленно протекал, можно было предположить, что они были такими же густыми. Несмотря на то, что в нем не было и капли сомнения, что воды Стикса находились в движении, он все же не мог сказать наверняка, куда они текли — справа налево или же слева направо. Долго глядеть на черные воды Стикса у него не получилось, так как на него накатила головная боль (неожиданное состояние для мертвеца), что напомнило ему о встречи с Безликими, которые, кстати, были уроженцами этих мест.

Из-за фиолетового дыма трудно было определить точные границы берега и воды, так как он расстилался на несколько шагов вперед, после чего сразу же переходил в непроглядную жидкость, которая не позволяла определить глубину реки.

Поразмыслив немного о своем положении и посчитав, что причин для того, чтобы и дальше оставаться на месте у него нет, Кевин направился в сторону реки. Как только его тело пришло в движение, то же самое произошло и с амулетом, который раньше принадлежал Солнечному Лучу. Он задрожал, приподнялся, затем резко ушел ему за спину, отчего веревка, на котором он висел, натянулась до упора. Нолан повернулся назад, чтобы посмотреть, что именно привлекло амулет, но ничего не разглядел во мраке.

— Ты работаешь, как компас, — догадался он, сказав это вслух, хотя так и не расслышал ни единого произнесенного собой слова. — Будешь мне показывать правильное направление на обратном пути, чтобы я вновь смог найти Стикс.

Как только он озвучил свою догадку, вдали загорелся слабый огонек. Кевин пригляделся, но так и не смог понять, что именно он видит. Но, одно он понял точно — огонек становился ярче, увеличиваясь в размерах. Кевин решил не входить в воды Стикса, пока не поймет, что это был за свет.

Ждать ему пришлось довольно долго, хотя он не мог сказать наверняка насколько долго, так как времени, как такового, здесь просто не существовало. Минуту? Вполне возможно. Годы? И такое не исключалось.

Свет исходил от фонарика, который сжимала в своих зубах чудовище. Изначально Кевину показалось, что оно живое, но очень быстро он понял, что это всего лишь ростр огромных размеров лодки. В самой лодке находилась высокая угловатая фигура лодочника, чей лик невозможно было описать, по той простой причине, что выглядел он как одна сплошная тень, если бы не маленькие тусклые желтые огоньки там, где у людей находились глаза. Сгорбленный силуэт лодочника опирался на высокий посох, верхняя часть которого практически скрывалась в сером небе, а нижняя — уходила в самую глубь Стикса.

Это был Харон, приплывший оказать ему свои услуги по переправе за небольшую оплату.

— Хм, я вижу, ты прибыл сюда с определенной целью, — раздался в его голове голос — властный и сердитый. — Ты уверен, что хочешь именно этого, Пришелец?

— Вы знаете, кто я? — также мысленно осведомился человек.

— Конечно, знаю, Кевин Нолан. — Харон произнес его имя с явной пренебрежительностью, словно он был каким-нибудь вельможей, повстречавший на своем пути крестьянина измазанного в навозе. — Ты тот, кто имеет право на встречу с Океаном Надежд, и который пренебрег этим правом, ради мало осуществимой затеи. Ты уверен, что хочешь рискнуть? Или же ты снимешь со своей шеи амулет и сядешь в мою лодку, а я довезу тебя до другого берега в полной безопасности.

— Ты мне предлагаешь остаться на Земле Мертвых навсегда?

— Это лучшее, что тебя ожидает в той ситуации, в которую ты сам себя вогнал. Либо Земля Мертвых, либо Земля Безумия. — После сказанных слов, голову Кевина заполонили громкие шумы, похожие на статические помехи и только когда они стихли, он понял, что это был смех Харона.

— А разве до меня никто не пытался переплыть самостоятельно Стикс? Разве не было удачных попыток?

— Не жди от меня приободряющих речей, Кевин Нолан. Моя работа — переправлять души через реку, а не обучать смертных нарушать законы Мира Вечности. К тому же, я уже упоминал, что данная затея мало осуществима. Поправка — глупа и мало осуществима. Так что полезай в лодку и не делай глупостей. Послушайся моего совета.

— Это исключено, — покачал он головой. — Если я сяду в лодку, тогда я больше никогда не увижу свою семью, а также не сдержу обещание, данное Солнечному Лучу.

— Груз вины за последнее можешь прямо сейчас снять с себя. Солнечный Луч уже нашла своего мужа на том берегу, и теперь они навсегда вместе. Конечно, это не совсем та жизнь, которую они себе представляли, но они удовлетворены и этим.

— Почему я должен тебе верить?

— На Земле Мертвых нет место лжи. Эта черта свойственна только живым. — Харон сгорбился еще сильнее, после чего в сторону Кевина протянулась рука, с широкой ладонью и длинными узловатыми пальцами. — Сними свой амулет и залезай на борт. Это будет твоим самым правильным решением.

Он словно загипнотизированный протянул свою ладонь навстречу Харону, но прежде, чем они прикоснулись кончиками пальцев, Кевин отдернул ее назад.

— Не прикасайся к нему! Все закончится для тебя потерей памяти. Он знает о самоубийстве, и дымом дубовой коры его не обмануть.

И хотя Кевин только подумал об этом, его слова прозвучали точно так же, как и предыдущие слова. Голову Нолана снова заполнил гул статических помех.

— На Земле Мертвых нет место и тайнам, а не только лжи. И все эти ритуалы с дубовой корой не основаны ни на чем. Также как и те байки, что при самоубийстве у человека стирается память. Не беспокойся, ты будишь помнить всю свою жизнь в мельчайших подробностях, если только сам не захочешь обо всем забыть. Ты можешь попросить меня об этом сразу, как только сядешь в мою лодку или же промолчать и тогда твои воспоминания останутся при тебе.

— И многие решаются на добровольное стирание памяти?

— Таких немало. На Земле Мертвых обитают духи многих убийц и насильников, которые добровольно решили отказаться от воспоминаний из-за груза вины. Некоторые отказываются из-за более мелких причин. Все делается исключительно по согласию умершего.

— И где справедливость?! Как могут существовать в одинаковых условиях души убийц и жертв?! — возмутился услышанным Кевин. Конечно, он никогда не был сторонникам вечных мук для грешников, и все же он ожидал, что после смерти плохие люди должны были хоть как-то понести наказание за те низости, которые он совершили при жизни. А стирание памяти — и то добровольное — было явно не равноценной платой за все грехи.

— Справедливости нет место на Земле Мертвых, точно так же, как и тайнам и лжи. Все это лишь человеческие изобретения, в которых нет ни малейшего смысла в этих местах. По нашим меркам — ты еще птенец и многое тебя будет удивлять, злить или же радовать, но у меня нет времени вводить тебя в курс дела. Скоро ты сам все узнаешь. Сейчас, тебе лучше сесть в лодку и позволить мне выполнить свою работу.

— Не в этот раз, приятель, — пробурчал Кевин, после чего решительно ступил в черные воды Стикса.

* * *

Из пяти человеческих чувств на Земле Мертвых были активны только два из них — зрение и осязание. И если с помощью первого чувства, он предположил, что воды Стикса похожи на жидкую смолу, то осязание полностью подтвердило зрительное предположение. Черная жидкость, совсем не похожая на воду, прилипала к его телу, замедляя скорость, мешая плаванью. Вдобавок она была во власти перепадов температур: в одной части реки вода была горячей, а в другой — холодной.

Харон плыл рядом с ним, отталкиваясь посохом как веслом, не переставая предлагать ему свою помощь.

— Еще не поздно отказаться от всей этой затеи. Не будь глупцом, Кевин Нолан. Сними амулет и дай мне свою руку. Все равно у тебя ничего не получится, даже если тебе и удастся самостоятельно добраться до другого берега и найти Солнечный Луч. Назад вам придется тоже плыть и поверь: обратный путь будет куда сложнее. И с чего ты взял, что Солнечный Луч с Дубовой Ветвью захотят вернуться в Мир Живых вместе с тобой? Ты думаешь, они пойдут на такой риск? Не глупи, дай мне свою руку, и я избавлю тебя от мучений.

Кевин продолжал плыть, игнорируя слова Харона. Он старался смотреть только перед собой и вглядываться вдаль, в надежде увидеть другой берег Стикса. Пока что на сушу не было даже намека. Кругом была только черная вязка вода, что обжигала и одновременно холодила его тело.

— Ты знаешь, что находится на дне Стикса, Кевин Нолан? — продолжил разговор лодочник, чей голос эхом отзывался в голове плывущего. — Земля Безумия. И знаешь, почему она так называется? Потому что попавшие туда души становятся тонкими и истертыми, как старая человеческая одежда. Дыры в душе схожи с шизофренией и чем больше эти дыры, тем безумнее становится душа. И каков конец, ты спросишь? Я отвечу: дальше их ждет только Великая Пустошь. Думаю, мне не стоит объяснять тебе, что значит это словосочетание.

Кевин продолжал хранить молчание, работая размашисто руками и отталкиваясь ногами, сравнивая себя с комаром, попавшим в застывающий янтарь. Сам того не желая, он начал задумываться о том, что Харон вполне мог быть прав и ему не удастся переплыть Стикс. И, конечно же, все его мысли были тут же уловлены мрачным лодочником.

— Наконец-то ты начинаешь все сам понимать. И я хочу, чтобы ты знал, пока ты не пойдешь ко дну или же пока ты не достигнешь берега, у тебя еще сохраняется шанс принять мое предложение и взобраться в лодку. Просто выкинь амулет и смирись с тем, что ты умер. Взамен, я выборочно стеру твою память. Ты будешь помнить только то, что сам захочешь. Как тебе мое предложение? Никаких воспоминаний о потерях, об ошибках, о несдержанных обещаниях. Такое предложение дается не каждому. Я бы даже добавил, что ты — первый кому Океан Надежд предлагает такой дар.

Кевин приостановился, чтобы перевести дух и заглянуть за свое плечо, на амулет, который продолжал натягивать веревочку на его шее и тянуться в ту сторону, откуда он начал свое плаванье. Амулет был таким же чистым, как и прежде, в то время как все его тело и даже лицо было измазано в черной жидкости. Хватило всего одного вида амулета, чтобы Кевин вновь поверил, что у него все получится и он обязательно доплывет. Это придало ему новых сил, и он поплыл с удвоенной скоростью, и даже вода Стикса стала более податливой, начав легче расступаться.

— Какой же ты упрямый, Кевин Нолан, — негодовал Харон. — Я понимаю, что ты не хочешь показаться слабым, но в тебе говорят лишь отголоски твоей прошлой жизни. Здесь никто ни с кем не соревнуется, а потому здесь нет победителей и проигравших. Тебе не надо ничего и никому доказывать.

— Я знал, что будет сложно, — ответил ему Нолан, после долгого молчания. — Но и представить не мог, что со всеми сложностями, мне придется еще выслушивать твою бесконечную болтовню.

— Я могу замолчать, и ты знаешь, что для этого нужно сделать.

— Ты же сам говорил, что шансов на удачное завершение моей затеи очень малы и все закончится для меня Миром Безумия. Так какое тебе дело до меня? Просто плыви по своим делам, а мне позволь утонуть.

Голову Кевина в очередной раз заполнили звуки статических помех, которые заменяли Харону смех. Это было жутко неприятно. Кевин боялся предположить, что он почувствует, если Харон решит заплакать или закричать.

— Земля Безумия — это тюрьма в человеческом понимании, в которой действует смертная казнь. Туда попадают лишь те, кто осмелился нарушить Закон Океана Надежд, что ты, собственно, сейчас и пытаешься сделать. Я же в этой иерархии занимаю должность хранителя правопорядка, а также конвоира. И как любой хранитель, я пытаюсь вернуть на путь истинный потенциального преступника, до того как он совершит противоправное действие.

— Извини, но со мной тебе не видать в этом месяце премий и прибавки к зарплате.

— Жаль, что ты не принял предложение Океана Надежд, — грустно произнес Харон, после чего повернул свою лодку в другую сторону.

Кевин вначале не понял причин, по которым Харон решил оставить его, после столь долгого сопровождения, но все стало на свои места, стоило ему почувствовать под ногами твердую опору.

Ему все же удалось доплыть до другого берега Стикса.

2

На другом берегу было на самом деле темно. Он не смог разглядеть перед собой и крупицы света, который бы хоть немного рассеял темноту и позволил осмотреться по сторонам. Кевин повернулся назад в надежде разглядеть на другом берегу сухие деревья, фиолетовый смог или хотя бы реку, которую он только что переплыл. Ничего из этого он не увидел. К счастью амулет на его шее излучал робкий свет, который исходил от маленького существа, который, как светлячок в бутылке, бился о стены прозрачного амулета, недвусмысленно просясь вернуться обратно оттуда, откуда они пришли. Кевин сжал амулет в ладони и приблизил его к своему лицу. Возникло удивительное ощущение, словно он держал в руке маленький кусочек магнита, находясь вблизи от его собрата-гиганта. От амулета исходил легкий перезвон, и этот звук был первым, который он слышал не у себя в голове, а ушами, с тех пор, как он очнулся в этом странном темном месте.

— Пойдем, друг, у нас мало времени. Мы должны найти Солнечный Луч.

— Солнечный Луч?

Голос, раздавшийся в его голове, заставил Кевин вздрогнуть, крепко сжать в ладони амулет, чтобы скрыть излучаемый им свет и обернуться.

Перед ним стоял очень старый человек, одетый в лохмотья. Его глаза с трудом проглядывались между складками кожи. Рот был впалым, что навевало мысль о том, что он был полностью лишен зубов. Старик был обладателем больших ушных раковин, из которых торчали курчавые седые волосы. Несмотря на отсутствие света, он смог его хорошо рассмотреть. Также он хорошо видел и самого себя, и в этом не была заслуга амулета. Казалось, что в старике, также как и в нем самом горела некая внутренняя свеча. В нем она горела не затухая, а в старике зажглась лишь тогда, когда он заговорил с ним.

Старик сделал ему шаг навстречу и очень внимательно осмотрел Кевина.

— Вы сказали 'солнечный луч'? — повторил свой вопрос старик дребезжащим слабо внятным голосом.

— Да, — насторожено, ответил ему Нолан. — Вы ее видели?

— Вы сказали 'ее'? — ответил вопросом на вопрос старик, продолжая оглядывать его с ног до головы.

— Так вы ее видели или нет? — гораздо резче потребовал ответа Кевин, все еще общаясь на уровне обмена мыслями.

Старик перестал его с любопытством осматривать и повернул дрожащую голову куда-то в сторону.

— Нет, я давно не видел солнечного света. Я многое бы отдал, чтобы увидеть его вновь. Теперь я сожалею, что при жизни не мог радоваться столь простым вещам, как цвета, запахи, свет, осязание. Всегда понимания 'счастья' приходит к нам, когда мы лишаемся чего-то совершенно обыденного. Жаль, что мы понимаем это слишком поздно. — Старик тяжело выдохнул, борясь с проступившими слезами, ритмично пожевывая губами. — А вы, позвольте спросить, когда умерли?

— Я…, — Кевин запнулся, не зная как продолжить. С таким вопросом к нему обращались впервые. Можно было ответить, что умер он только что, но была ли в этом правда? Тогда, что произошло с ним на мосту, когда он сидел за рулем машины, а рядом с ним были Клэр и Кэтти? Перерождением? Перемещением? Или все же смертью? Если это и была смерть, то она совсем не была похожей на эту. — Я не знаю, что вам ответить.

— Но, вы ведь помните свою жизнь? Помните то, что с вами было до того, как вы попали на Земли Мертвых?

— Да. Я помню.

— Замечательно, просто замечательно! — заликовал старик, выдавая в себе сумасшедшего. — Тогда напомните мне, как выглядит 'красный цвет'. Помню, что он был моим любимым цветом при жизни, но я совсем не помню, как он выглядит.

Старик глядел на него с такой надеждой, что Кевину даже стало его жалко. Но, как он мог напомнить старику, что значит 'красный' и как он выглядит? Это ведь абстрактная вещь.

— Это… это очень красивый цвет.

— Красивый, красивый, да, очень красивый, — закивал головой старик, находясь весь во внимании и ожидая следующей порции описаний от Нолана.

— Он похож на спелый и сочный фрукт.

— О, да, о да! Очень спелый и очень сочный фрукт! — заулыбался житель Земли Мертвых, растянув губы в улыбке, обнажая беззубые десны.

— Так выглядит сердцевина грейпфрута или арбуза.

— Да! — практически завизжал от восторга старик, крепко сжав сухие кулачку на уровне впалой груди. — Да! Да! Все так! Как сочный спелый фрукт. Грейпфрут или же арбуз.

— Рад, был вам помочь, дедушка, но мне пора идти.

— Погоди! — встрепенулся старик. — Прежде чем ты уйдешь, напомни мне, что значит 'сочный'. И 'спелый'. А еще, что такое 'арбуз'. И 'грейпфрут' заодно!

Кевину стало не по себе. Мимолетная радость того, что ему удалось помочь старику, тут же улетучилась. Все это было бессмысленно, ведь каждое его объяснение будет приводить к новым вопросам, и так будет длиться до бесконечности, пока дух в его амулете не умрет, а он сам позабудет, что значит 'красный' и 'сочный'.

— Извините, но мне пора идти. — Кевин повернулся к старику спиной и пошел прочь, шагая в полной темноте.

— Постой! — закричал голос старика в его голове, который постепенно начал угасать. — Куда же ты?!

Он точно не знал, сколько он прошел вглубь Земли Мертвых, не встретив на своем пути ничего твердого, или жидкого, или упругого, до чего можно было бы дотронуться, прежде чем позволил себе обернуться назад. Старика не оказалось за его спиной. Он не последовал за ним, а просто растворился во мраке.

Но, это не значило, что он остался в полном одиночестве. Боковым зрением он уловил некое движение. Стоило ему повернуть голову, как все исчезало, а его боковое зрение улавливало другое движение. Так происходило довольно долго, пока повернувшись в очередной раз, он не увидел некое существо лишь силуэтом напоминающее человека. В остальном это было что-то иное. Отталкивающее и безобразное. У существа была желтая кожа без волосяного покрова. Впалые черные глаза располагались там, где у обычных людей были уши. Череп монстра был выпуклым и чем-то напоминал перезрелую тыкву. Нолан не знал, как относиться к неведомой твари, хотя и не понимал, чем она могла ему навредить, учитывая, что он был уже мертв. Но, все изменилось, стоило твари заговорить, а вернее заставить свой голос проникнуть ему в голову:

— Я тебя помню, мертвец. Ты был в том городишке, когда я был там со своими сородичами.

Рот Безликого покрылся трещинами, которые начали расширяться, увеличивая его маленький рот. Кевин почувствовал, что Безликий пытается что-то всосать или впитать. Что именно, ему стало понятно, стоило ему почувствовать накатывающую на него усталость и холод. Тварь питалась его силами, показав свою паразитарную натуру и в данном мире. Этого оказалось достаточно, что Нолан снова пустился в бега.

Кевин бежал очень долго, с опаской оглядываясь назад, пока не выбился из сил. Странно, но он был уверен, что мертвые не устают и не потеют, а также не чувствуют холода. Сколько новых неприятных открытий готовила ему Земля Мертвых?

Он остановился лишь, когда окончательно выбился из сил. Хотя то, что чувствовало сейчас его тело, не имело название в Мире Живых и лишь отдаленно напоминало чувство усталости. Более близкого слово, которое могло охарактеризовать его нынешнее состояние, он не смог подобрать.

Подождав немного, дабы убедиться, что его никто не преследует, Кевин разжал ладонь, освобождая амулет. Тот тут же выскочил из его руки и натянул веревочку на его шее, стремясь как обычно вернуться на другую сторону берега Стикса. Нолан сжал амулет большим и указательным пальцем и поставил его прямо перед собой. Свет амулета лишь слегка разогнал тьму перед ним, осветив что-то вроде дыма, клубящегося перед ним, в котором кружились маленькие кусочки то ли пепла, то ли пыли. Легкое освещение действовало успокаивающе на него, но не более, так как не было никакого смысла в освещении пустоты.

— И что теперь? — подумал-прошептал он. — Как мне найти в темном бескрайнем помещении нужного мне человека? Почему по прибытию, не выдают карты или хотя бы не объясняют маршрут? Хотя, откуда мне знать, что такое не делают, я ведь прибыл сюда вплавь, отказавшись от услуг лодочника.

Решив не стоять на месте, а продвигаться дальше, Кевин надеялся на успех своей экспедиции. За день до своей смерти, Солнечный Луч говорила ему, что после смерти человека его ждут на другом берегу его родные и близкие. Неужели она и в этом ошибалась? Или он должен был просто пожелать того, чтобы Солнечный Луч появилась перед ним?

— Что ж, давай попробуем.

Кевин закрыл глаза и попытался представить себе ее лицо. Образ получился довольно ярким, но когда он снова открыл глаза, то встретился лишь с той же непроглядной темнотой. Он повторил свою попытку, но с тем же успехом. Данная затея не прошла проверку делом. Взамен он обратил внимание, что его амулет слегка потускнел. Похоже, дух, заключенный в нем, начал слабеть. И все могло закончиться гибелью. А если это произойдет, тогда он навсегда останется на Земле Мертвых. Это напугало его не на шутку. А еще сильнее его напугала мысль о том, что ему не позволят остаться даже здесь, ведь он отказался от услуг Харона. А если он станет неотъемлемой частью этих Земель, тогда не захочет ли ему отомстить лодочник за его непослушание?

— Солнечный Луч! — закричал он изо всех сил. — Солнечный Луч, где ты?!

Из темноты начали проступать лица, беря его в круг. Большая их часть принадлежала старикам, но были и те, кто был немного старше его самого. Они глядели на него с укором и любопытством, словно жители спального района, которых разбудили пьяные крики одного из жильцов.

— Помогите мне! — попросил он, обращаясь ко всем одновременно, пряча амулет в кулаке. — Я ищу Солнечный Луч!

— Здесь нет солнечного света, мертвец, — обратилось к нему одно из старческих лиц, в то время как часть прибывших на его крик вновь растворились во мраке. — Мы все существуем в темноте.

— Так зовут женщину, которую я ищу. Помогите мне ее найти, прошу вас!

Старик, который заговорил с ним, покачал недовольно головой и тоже растворился. За ним последовали еще с дюжину жителей Земли Мертвых. Теперь Кевин видел перед собой только трех человек преклонного возраста. Каждый из них, скорее всего, скончался от старости.

— Что ты прячешь в кулаке? — спросила старуха, вытянув вперед костлявый указательный палец. Ее голову венчала копна редких рыжих волос, корни которых были седыми. Похоже, старушка во времена своей жизни боролась, как могла с наступающей ей на пятки старостью.

— Это амулет, — ответил ей незамедлительно Кевин, вспомнив самого себя во власти дара Эрстана Клэнси, который долгое время требовал от него говорить одну лишь только правду.

— А почему тебе позволили оставить при себе что-то еще, помимо одежды? — обиженно спросила она.

— Он поможет мне найти дорогу к Стиксу.

— А разве это возможно? — впрягся в разговор другой старик, с плешивой головой и густыми длинными бакенбардами, больше похожими на полноценную бороду, если бы не гладковыбритый подбородок.

— Извините, но я не хочу продолжать эту тему.

— А можно я пойду с тобой? — спросила старушка с рыжими волосами. — Мне здесь не нравиться. Я никого здесь не знаю. Мне страшно и одиноко.

— Извините, но я должен вам отказать, — ответил ей Кевин, стараясь не обращать внимания на старческие слезы. — Я должен уйти отсюда с женщиной по имени Солнечный Луч. Других я не могу взять с собой.

— Солнечный Луч, говоришь? — заговорил и третий из оставшихся. Это был высокий худой человек с залысиной на голове. У него были тонкие черные усы, и волосы, покрытые проседью в большей части на висках. Судя по его волевой внешности и ясному взгляду, ушел он из жизни в расцвете сил, примерно в пятидесятипятилетнем возрасте. — Я уже слышал это имя.

— Где?! — воскликнул с воодушевлением Нолан. — Вы можете отвести меня к ней?

— Могу, — кивнул тот. — Это совсем недалеко, выражаясь терминами живых. Нам нужно идти в том направлении.

Мужчина кивком головы указал правильное направление и только сейчас Кевин заметил красные полосы на его худой шее, похожие на следы от удушения. Нолану стало не по себе, но он быстро взял себя в руки. Мертвый мертвому ведь не может причинить вреда.

— Ты прав, не может, — согласился с ним мужчина.

— На Земле Мертвых ни у кого нет секретов друг от друга, — зло произнес Кевин. — Видите меня к ней скорее, прошу вас.

— А что я получу взамен? — поинтересовался мужчина.

— Ну конечно, а я-то думал, что все будет легко. И чего же вы хотите?

— Ваш амулет. Я оставил на Земле Живых парочку незаконченных дел и мне нужно обязательно вернуться назад.

— Это исключено. Амулет не может быть предметом торга. Попросите что-то другое.

— У тебя больше ничего нет, что могло бы меня заинтересовать.

— Тогда помогите мне просто так.

— Это исключено, — отказался мужчина. — Я и при жизни никому не помогла за 'просто так'. Даже наоборот, брал все силой.

— Поэтому вас и повесили? — уточнил Кевин. Двое стариков с неловкостью потупили взгляд, после чего исчезли и они, оставив Кевина наедине с худощавым мужчиной.

— Нет, эти полосы появились у меня при рождении, из-за непрофессионализма акушерки, отчего я уже при жизни получил прозвище 'Джо-Висельник'. Погиб я от пули, которую пустили мне в лоб мои же подельники. Их я и хочу навестить, вернувшись на Земли Живых.

— Извините, но вам придется искать другие пути для мести. Мой амулет вы не получите.

— Тогда, ищи сам свою женщину, — со злостью прокричал Джо-Висельник и исчез в темноте.

Вновь оставшись один, Кевин разжал ладонь и взглянул на свой амулет. 'Светлячок' становился все менее активным. Он уже не метался внутри амулета, пытаясь выбраться наружу и покинуть Земли Мертвых, теперь он робко стучался в одну из стенок, а перезвон и вовсе пропал. У него практически не оставалось времени.

— Солнечный Луч! — закричал он снова, что есть силы. — Отзовись! Это я, Кевин! Кевин Нолан! Я пришел за тобой! Где ты?!

Из темноты снова начали выплывать лица незнакомых ему людей, глядящие на него с укором, с жалостью, с любопытством, с тревогой и даже с ненавистью. Видимо, в этих местах не принято было повышать голоса, пусть даже мысленно, но ему было все равно. Он продолжал кричать, надеясь, что Солнечный Луч ему все же ответит. Рано или поздно. Нужно было только верить.

Но, с каждым его новым криком, все меньше лиц возникало из темноты. А он продолжал выкрикивать имя женщины, не переставая. Дошло до того, что на его зов, больше никто не откликался. Он опять был совсем один в кромешной тьме, начав осознавать всю сложность своей ситуации. Вероятность того, что ему не удастся найти Солнечный Луч, была очень и очень велика; вероятность того, что ему не удастся переплыть Стикс, была очень и очень велика; вероятность, что вся эта затея, была одной большой ошибкой, была также велика.

— Не говори так! — закричал он со злостью. — А каково было бы жить с грузом вины и знанием того, что ты предатель, не сдерживающий свои обещания? Какова в этом случае была вероятность, что ты сам себя бы не возненавидел?! Разве ты смог бы себя и впредь называть хорошим человеком?! Разве ты мог и впредь смотреть в глаза своему отражению в зеркале, при этом не испытывая к самому себе ненависть?! Так что заткнись! Ты поступил правильно, несмотря ни на что!

— А как же Клэр и Кэтти?! — воскликнул он в ответ на свои же обвинения. Теперь этот голос принадлежал не Кевину-Хорошему-Другу, а Кевину-Хорошему-Семьянину. — В чем их вина?! Почему они должны страдать из-за того, что тебя нет рядом с ними?! Ты и им обещал, что всегда будешь рядом! Что состаришься с Клэр, сидя в кресле-качалке на веранде дома! Что поведешь под венец Кэтти, когда ей будет около двадцати! Почему о них ты не подумал?!

Закричав от отчаянья и злости, Кевин упал на колени, а затем и вовсе лег на живот, закрыв лицо ладонями. Ему хотелось спастись от собственных мыслей, которые эхом разносились в разные стороны Земли Мертвых. Очевидцами его душевных терзаний стали десятки, а может и тысячи мертвецов. И среди них была и та, ради которой он и переплыл Стикс вплавь. Он услышал, как она произнесла его имя шепотом и Кевин, вздрогнув, отнял ладони от искаженного в гримасе отчаянья лица.

Солнечный Луч присела рядом с ним и приветливо улыбнулась.

— Кевин, — успела произнести она до того, как он предпринял попытку заключить ее в объятьях. Его руки прошли сквозь нее, а она словно отплыла немного назад. Так как он чувствовал свое тело и мог прикоснуться сам к себе, Кевин предположил, что именно Солнечный Луч не обладает материальным телом, а не он.

— Мы все здесь ощущаем только свое тело, — объяснила ему Солнечный Луч.

— Как же я рад! Как я рад! Наконец-то мы нашли друг друга. Я думал, ты меня не услышишь, думал, что нам больше не встретиться никогда. Как я рад, что ошибался.

От радости, что накатила на него, Кевин не сразу заметил высокого мускулистого мужчину, стоящего позади Солнечного Луча. У него были длинные черные волосы, заплетенные в косы, мужественный овал лица, с выпирающим вперед подбородком, орлиный нос и теплые карие глаза. Одет он был в традиционную индейскую одежду. Точно такая же была на нем, когда он повстречал на своем пути медведя-гризли.

Они оба встали на ноги, и Солнечный Луч указала ладонью на мужчину, стоящего за ее спиной.

— Это мой муж — Дубовая Ветвь.

— Рад знакомству, — искренне ответил Нолан, получив в ответ от Дубовой Ветви вежливый кивок головой.

— Мы нашли друг друга, — с грустью в глазах и радостью в голосе добавила Солнечный Луч, дотронувшись до руки мужа, хотя их пальцы прошли насквозь. — Он ждал меня на другом берегу, когда Харон переправил меня на своей лодке.

— Это все хорошо, — согласился Кевин. — Но, нам пора отправляться в путь и поскорее. Амулет уже практически перестал тянуть меня в правильном направлении. Боюсь, дух, заключенной в нем, скоро погибнет. Вы вновь друг друга встретите, но уже в Мире Живых.

— Извини, Кевин, но я остаюсь, — сказала Солнечный Луч, прижавшись плечом к плечу мужа, а вернее — соединившись с ним плечами.

Слова женщины поразили Кевина. Такого ответа он не ожидал. После всего, что он пережил, она не хотела с ним идти? Да как это понимать?!

— Все очень просто, — продолжила она. — Мы нашли друг друга, и мы счастливы. Но, у нас нет уверенности в том, что мы сможем переплыть Стикс. Я не хочу рисковать.

— Но… это же безумие. Здесь невозможно жить! Кругом тьма и мертвецы!

— Мы все мертвецы, только некоторые из нас не хотят в это верить, — подал голос Дубовая Ветвь. У него был довольно пронзительный и тяжелый бас. — Но те, кто готовы смириться с этим, сразу поймут, что и на Земле Мертвых есть место своим маленьким радостям.

— Конечно, я не такой себе представляла нашу жизнь, — подхватила Солнечный Луч. — И я отдаю себе отчет в том, что здесь мы не сможем завести детей, и все же я удовлетворена тем, что у меня есть на данный момент. Это лучше, чем жить на Земле Живых без него и это лучше, чем риск попасть на Земли Безумия, а оттуда — в Великую Пустошь.

— И как мне быть в сложившейся ситуации? — развел руками Кевин.

— Тебе лучше поторопиться. Возвращайся обратно на другой берег и заверши свой путь. Ты обязан воссоединиться с семьей. И никому не отдавай свой амулет. Если ты его снимешь с шеи, тогда его смогут забрать у тебя.

— Мое обещание…

— Не волнуйся из-за этого и не вини себя, — улыбнулась она. — Ты все сделал правильно и даже больше, чем кто-либо другой на твоем месте. Ты настоящий друг. А теперь, забудь о друзьях и вспомни, что ты еще настоящий муж и отец. Тебе пора. Благодарю тебя, Кевин Нолан за все.

Прежде чем он успел что-то еще сказать, Солнечный Луч и Дубовая Ветвь растворились во тьме, на прощанье, одарив его своими улыбками. В очередной раз, Кевин остался в полном одиночестве, окруженный мраком. В душе у него скопилась настоящая смесь противоречивых чувств. С одной стороны ему казалось, что он так и не выполнил данного обещания, но с другой — он не испытывал от этого угрызений совести. Тогда он спросил себя: сможет ли он глядеть в свое отражение в зеркале и не винить себя за то, что у него не получилось вытащить Солнечный Луч из Земель Мертвых? Получив положительный ответ, Кевин решил, что ему больше нельзя медлить, если он все еще рассчитывал покинуть это место. Амулет продолжал излучать слабый свет, а веревочка, на которой он висел, тянулась очень слабо вперед. Дух амулета почти окончательно выбился из сил. Это заставило Кевина сорваться на бег.

Он бежал очень быстро, не останавливаясь ни на секунду. Так как здесь не было воздуха, Кевин не чувствовал никакого сопротивления, из-за чего скорость бега была в разы выше той, что ему приводилось преодолевать при жизни. Он больше не испытывал 'усталости' и был более чем уверен, что из темноты на него не налетит что-то огромное и тяжелое, чтобы сбить с ног. В отличие от живых, мертвые не строили дома, заборы, заправки, закусочные и кинотеатры, а потому вероятность того, что он с разбегу налетит на что-то из вышеописанного равнялось нулю.

Амулет гас на глазах, опускаясь все ниже и ниже, в любой момент, грозя полностью потухнуть и безжизненно повиснуть у него на шее, но Кевин был уверен, что он успеет добежать до берега Стикса, прежде чем это произойдет. От него требовалось просто не останавливаться ни при каких обстоятельствах и продолжать бег, пока его ноги не окунутся в черные воды реки. Ему казалось это вполне осуществимым до тех пор, пока его не окликнул голос. Голос знакомого ему человека.

— Кевин!

Нолан вздрогнул и резко остановился. По всему его телу прошлась волна дрожи.

— Линин? — произнес он.

3

Она была одета в то же платье, в котором они с Марком ее похоронили. Только на нем теперь не была и следа от ножевого ранения. Ее всегда смуглое от загара лицо, теперь стало серым как пепел. Кевин запомнил ее смеющейся и почти всегда находящейся в прекрасном настроении, здесь же на ее лице читалась только грусть. Ему стало не по себе из-за мысли о том, что таково было истинное лицо Линин и при жизни, которое она просто научилась скрывать под маской веселой девушки.

Он не решился сделать шаг ей навстречу, но ему и не пришлось этого делать, Линин сама подошла к нему.

В ее глазах были слезы, но они были по-прежнему прекрасны. Она приподняла руку и провела ладонью по его щеке. Кевин ничего не почувствовал, разве что только жалость к девушке и обиду на себя, по той простой причине, что если бы не он, Линин, скорее всего, прожила до глубокой старости, а ее жизнь, вполне возможно, сложилась лучшим образом.

— Линин, — прошептал он.

— Кевин, — вторила она ему. — Кевин. Как же я рада вновь увидеть тебя. Теперь я могу сказать открыто, что я люблю тебя. Теперь ты навсегда останешься со мной.

— Линин, мы можем выбраться отсюда, — все также шепотом продолжил Нолан. — У меня есть амулет, который укажет нам дорогу назад на Землю Живых. Пойдем со мной.

Линин посмотрела на амулет, в котором горел слабый огонек, но быстро потеряла к нему интерес. Ей гораздо приятнее было смотреть ему в глаза.

— Ты пришел сюда ради меня? — с восхищением спросила она, после чего грусть сменилась радостью, что сделало ее снова похожей на ту Линин, которую он знал.

— Нет, — с невероятным трудом признался Нолан, понимая, что в нем говорит сейчас не только Земля Мертвых, но и он сам. — Здесь я оказался ради спасения другого человека.

Что и следовало ожидать, грусть снова завладела юной девушкой. А слезы, которые только дрожали на ее глазах, теперь потекли вниз по щекам.

— Не ради меня? — переспросила она с такой болью, что и у Кевина защемило все внутри. — А ради кого?

— Теперь это не важно. Пойдем со мной…

— Для меня это важно! — повысила голос она, а нотки грусти в звонких мыслях смешались со злостью. — Кто тот человек, который заставил тебя рискнуть всем и попытаться вытащить его из этих мест?! Кто тот, кого ты ценишь больше меня. О, Океан Надежд, я даже не знаю, если ты ценил меня вообще.

— Ты мне очень дорога, Линин. Поверь.

— Нет, ты лжешь! — Она прижала ладони к голове, борясь с рыданием, вырывающимся из ее груди. В надежде, что ему будет легче справиться со слезами, Линин повернулась к нему спиной.

— Я говорю правду, как и все здесь находящиеся.

— И насколько сильно?! — закричала она. — Сильнее Тифа?

— Такое сравнение совершенно неуместно! Я призираю его! Он убил тебя самым коварным способом! Я ему это никогда не прощу!

— Да не он меня убил, Кевин! — прокричав это, Линин повернулась к нему лицом, которое изменилось до неузнаваемости из-за огромного количества эмоций, захвативших ее в эти минуты. — Нож мне в сердце всадил не Тиф, а Марк Уотер!

— Что?! — от услышанного Кевина даже пошатнулся. По его спине пробежались мурашки, а в голове стало настолько горячо, что можно было жарить яичницу на его макушке. — Как Марк? Но, почему?! Зачем ему это было нужно?!

— Моим телом завладела ведьма с болот. Она хотела твоей смерти, так как считала, что твое появление в Ближних Мирах может очень плохо закончиться для всех нас. Я сопротивлялась изо всех сил ей, но у меня это плохо получалось. Марк знал, что рано или поздно, все попытки ведьмы убить тебя увенчаются успехом, и он принял решение остановить меня. Он мог просто провести обряд и изгнать из меня старую ведьму, но он предпочел решить все проблемы простым ножом. Оно и понятно, ведь так, он не только избавился от меня, но и подставил Тифа.

— Но… но ты ведь перед смертью назвала имя…

— Потому что он принял облик Тифа, как ты не понимаешь?!

— Откуда тебе все это известно?!

— От другой жертвы Марка. Его зовут Томас Уолкер. Именно его внешностью завладел Уотер очень много лет назад. Увидев его впервые, я решила, что это Марк, но правда оказалась суровее, чем я могла себе представить!

— Выходит, Солнечный Луч была права и Марк на самом деле колдун? — этот вопрос был риторическим и был задан Кевином самому себе, чтобы легче усвоить ту жестокую правду, которая открылась ему во всем своем неприглядном виде.

— Он не просто колдун, — после долгой тирады крика, Линин снова перешла на спокойный тон. — Он — Темный. Он использовал тебя все это время. Единственное, что ему было нужно — добраться до Океана Надежд. В этом и заключается вся правда о Марке Уотере.

Кевин был готов дать волю чувствам и поддаться злости, но он сдерживал гнев в себе из последних сил. Сейчас было не самое подходящее время. К тому же он знал, как лучше всего отомстить Уотеру — просто выбраться с Земли Мертвых и сразу же отправиться к мосту, который перенесет его в Мир Вечности.

— Линин, пойдем со мной, прошу тебя. Мы нашли портал, который приведет нас к Океану Надежд.

— Нет, Кевин, ты вернулся не ради меня и я не имею право занимать чужое место.

— Это место свободно. Ты имеешь на него право не меньше, чем та, ради которой я прибыл на Земли Мертвых изначально. Ну же, Линин, пойдем со мной, и очень скоро ты сможешь загадать любое желание.

— Я на самом деле для тебя что-то значу? — спросила она с надеждой.

— Конечно, Линин, очень много значишь, — заверил ее Кевин, уже готовясь праздновать победу.

— Тогда останься со мной. — Она вновь сблизилась с ним и попыталась провести по его щеке ладонью. Как и прежде, ни он, ни она не почувствовали прикосновения.

— Линин, это исключено.

— Поверь, нам будет хорошо здесь вместе. Говорят, что со временем, у влюбленных получается прикасаться друг к другу. Нужно только время.

— Линин…

— Или ты меня не любишь?

— Прости, Линин. Ты должна понять: весь мой долгий путь через Миры, был сделан исключительно ради семьи. И пока у меня есть возможность с ними встретиться вновь, я не откажусь от нее.

Девушка нахмурила лоб и опустила удрученно руки. В этот самый момент, Кевин понял, что Линин с ним не уйдет.

— Тогда, я хочу сказать тебе только одно: прощай, Кевин Нолан, желаю тебе воссоединиться с семьей.

— Линин…

Девушка начала отдаляться от него, отступая назад, пока не исчезла и она, точно так же, как и все остальные души, которые ему встретились на Земле Мертвых. Он поспешил следом за ней, но уже было поздно. Линин пропала. И сколько он не пытался звать ее, она ему так и не ответила. Взамен, перед ним опять материализовалось лицо Джо-Висельника. Повторная встреча с ним выглядела угрожающей.

— Пойди прочь! — потребовал Нолан. — Я не отдам тебе своего амулета. Не надейся, что я добровольно сниму его с шеи и отдам тебе.

— Я на это и не рассчитывал.

— Тогда чего тебе от меня надо? Вреда ты мне не сможешь причинить, так как ты обычный бестелесный мертвяк.

— Если амулет мне не достанется, тогда он не достанется и тебе, — хищно улыбнулся Джо-Висельник и тоже исчез во мраке.

Изначально Кевин решил не придавать никакого значения словам, сказанных ему духом, предпочтя записать того в ряды обезумевших жителей этих Земель, но вскоре ему все стало понятно. Из мрака начали выходить существа в черных одеждах и котелках. Они были одного роста и на одно лицо, вернее у них у всех не было лица, а сплошное марево. Только в этот раз, глядя на них Кевин не испытывал головную боль и тошноту. Да, это были братья Анку. И, похоже, в этих местах они исполняли роль дружинников, охраняющих порядок. Джо-Висельник сдал его им, чтобы они забрали у него амулет. Кевин понял, что это было им под силу, стоило одному из Анку, крепко сжать его за предплечье.

Кевин отдернул руку изо всех сил и пустился в бега, практически обгоняя амулет, который плыл перед ним, указывая правильную дорогу. Анку последовали следом. Они, как всегда, были молчаливы, но действовали с привычной для них решимостью. Их руки, облаченные в черные костюмы, из-под рукавов которых проглядывалась белая ткань манжет, то и дело возникали рядом с ним — то справа, то слева. Кевину пока удавалось успешно уклоняться от них, сохраняя безопасную дистанцию. Иногда руки пытались схватить его за отросшие в последние полгода волосы, но он вовремя приседал. Иногда, его пытались ухватить за щиколотки, но и здесь он оказывался проворнее преследователей, вовремя уходя от рук, чьи пальцы, сжимаясь, довольствовались лишь пустотой.

Погоня за ним прекратилась сразу же, как он влетел на всех порах в воду. Не останавливаясь, он погрузился в нее по самую шею, после чего начал отдалять от берега уже вплавь.

Проплыв определенный период времени, он обернулся, чтобы увидеть десятки братьев Анку, которые молчаливо остались стоять на берегу, расположившись в ровную шеренгу. Поняв, что теперь его никто не собирался преследовать, Кевин с облегченьем вздохнул. Он поплыл дальше, в ту сторону, которую ему указывал амулет. Свет в нем продолжал гореть, а вернее мерцать и Кевина не покидали мысли о том, что огонек в нем может погаснуть прежде, чем он доплывет до другого берега Стикса. Вскоре к этим мыслям прибавились и другие — не менее дурные — о том, что воды Стикса в этот раз были гораздо плотнее, не проходимей. Руки с каждым разом становилось сложнее поднимать на поверхность, а ноги, казалось, теперь связывали путы. Он продолжал плыть, хотя ощущения того, что он оставался на месте, не покидали его. Он злился и требовал от самого себя более усердно работать руками и ногами и, как вследствие, начал чувствовать, что выбивается из сил.

— Не сдавайся! Не сдавайся! — твердил он сам себе. — У тебя получится. В прошлый раз было точно также. Тебе кажется, что сейчас сложнее. На самом деле этот не так. Крепись!

Он хотел еще добавить, что в первый раз, тоже не видел конца, но все же доплыл до другого берега, но тут произошло самое страшное: дух из амулета умер, погасив в нем свет. Вместе с этим светом ушла и надежда Кевина, что у него получится переплыть Стикс повторно.

Он остановился и начал осматриваться по сторонам, полностью перестав ориентироваться в пространстве, хотя раньше никогда не замечал за собой топографического кретинизма. Теперь каждая из сторон ему казались правильной и обманчивой одновременно. Течение, которое, насколько он помнил, было — остановилось. Его охватила паника, и Кевин принялся метаться из стороны в сторону. Вначале он поплыл в одном направлении, затем, решив, что это был не правильный выбор, поплыл в другом. Очень быстро он изменил свое мнение и по поводу данного направления и ринулся в третью сторону. Но, сколько он не метался по разным сторонам, чувство, что он все это время находился на одном и том же месте, было сильнее.

Двигать руками и ногами становилось все сложнее и сложнее. Кевин начал понимать, что тонет. В рот попала черная вода Стикса — безвкусная и в то же время обжигающая огнем нёбо, язык и десны. Он выплюнул ее, но она быстро заполнила его рот вновь. Часть воды просочилась в горло, а затем и в желудок, который скрутило от ноющей боли.

— Харон! — закричал он что есть силы. — Харон! Помоги мне! Харон!

Лодочник так и не приплыл. Видимо, его ранние предложения больше не действовали. А это значило, что Кевина Нолана ждала лишь Земля Безумия.

— Нет! — с яростным возмущением, воскликнул он. — Нет!

Кевин принялся плыть снова, выбрав одно из направлений, молясь, чтобы его решение принесло ему спасение, если и не на нужном ему берегу, то хотя бы на том, который возвратит его на Земли Мертвых.

Руки и ноги начали неметь от усталости, вода все чаще просачивалась через сжатые зубы в рот. Черная жидкость даже забилась ему в уши, глаза и ноздри. И хотя он не чувствовал необходимости в дыхании, ощущения присутствия воды в легких и острой жгучей боли не улучшали его нынешнего состояния.

— Погоди… эта вода ведь слишком плотная, чтобы в ней утонуть, — сбивчиво изрек он, чувствуя как жидкость разлетается из его рта в разные стороны. — Расслабься, отдохни, после чего продолжишь плыть в одном из направлений.

Идея была вполне логичной. К тому же он больше не мог заставлять свое тело и дальше выполнять нужные движения, которыми пользовались все пловцы. Он исчерпал все запасы сил и чтобы их восстановить, он был обязан отдохнуть.

Кевин сложил руки и расслабил ноги.

Его предположение оказалось неверным. Тело полностью погрузилось под воду и быстро пошло ко дну.

Глава 13. В ожидании славы

Celebrate life — Two steps from hell

1

Субботним утром Альберт Дрейк стоял у окна и смотрел на то, как работник пансионата собирает опавшие желтые листья кленов и липы в небольшие кучки. Ветер в этот день был явно настроен игриво, отчего 'потряхивал' ветвями деревьев, сбрасывая с них новую листву, а затем разбрасывал в разные стороны те опавшие листья, которые уже были собраны. Человек в белой одежде только тяжело вздыхал и вновь принимался собирать разлетевшиеся листья, а его помощник торопливо пихал то, что еще не успел унести ветер в мусорные мешки.

Солнце все еще дарила свое тепло людям, но с каждым днем ему становилось все сложнее бороться с плотными скоплениями туч. Первые редкие капельки дождя прилипли к противоположной стороне стекла, но их количество пока не торопилось расти. Гораздо ниже, чем могли себе позволить плыть тучи, закружила стая воронов, чей хриплые крики навевали тоску и грусть.

Дрейк уделил им немного своего внимания, после чего его взгляд прошелся дальше вдоль аллеи, и остановился у ворот пансионата, из которых выезжал грузовик с грязным бельем. Водитель разговорился с охранником у ворот, на какое-то время, позабыв о своих обязанностях. Там же у ворот, стояла женщина средних лет, которая, придерживая за локоть старушку, осторожно передала ее в руки Нойс. Женщина что-то сказала ей, после чего Нойс кивнула ей в знак согласия.

Все это происходило снаружи, в то время как сам он находился в палате Карла Вельде, который разговаривал по телефону со своим давним знакомым, работающим в одном из ведущих издательств Старого Мира. Говорил он мало, в основном слушал голос, что доносился из телефонного динамика. Когда же он попрощался со своим собеседником, Альберт отвернулся от окна и подошел к старику, сидящему на краю постели.

— Ну, молодой человек, у меня есть для вас хорошая новость, — заговорил Вельде, обращаясь к нему. — Мой давний знакомый выполнил данное мне обещание и сделал все возможное, чтобы ваш первый сборник стихов смог увидеть свет.

— Это просто замечательно! — радостно воскликнул Альберт, чувствуя бегущую по всему телу приятную волну.

— О, да, вскоре о вас узнает весь мир. Хотя, 'вскоре' — слишком громко сказано. Вам нужно только набраться терпения. Уверен, талантливый человек всегда найдет дорогу к сердцам читателей. Вначале это будут жители нашей губернии, а затем, отталкиваясь от интереса, который вызовет книжка на местном рынке, второй тираж может быть увеличен вдвое, а то и втрое и распространен по другим губерниям.

— А каким будет первый тираж? — решил уточнить Альберт, чувствуя подвох.

— Тысяча экземпляров.

— Тысяча экземпляров?!! — пал духом Альберт. Да первый сборник стихов его отца вышел в количестве пятидесяти тысяч экземпляров, и у него не было знакомых среди литературных критиков и работников издательства.

— Молодой человек, не стоит так горячиться. Тысяча экземпляров — очень даже не плохо для начинающего автора. И, как я уже говорил, это только начало. Если ваш сборник стихов будет пользоваться популярностью, тогда второй тираж будет больше. Возможно, даже не в разы, а в десятки раз. Поймите, никто не хочет бросать деньги на ветер, не имея никаких гарантий, что дело окупиться. В мире есть немало талантливых авторов, которые умерли или же умрут безвестными лишь потому, что у них, в отличие от вас, не было никаких связей в этой сфере. Так что, попридержите коней и наберитесь терпения.

— Извините, — уже спокойно выговорил Дрейк.

— Я понимаю ваше нетерпение и желание стать знаменитым. Да я и сам был таким же, как и вы в ваши годы. Я добился своего, занял почетную нишу в этом обществе. И что с того? Разве сейчас я не доживаю свой век среди таких же, как и я стариков, которые всю свою жизнь проработали на фабриках, в банках, на полях? Часть из них, не брали книг в руки со школьной скамьи, а слово 'литературный критик' они воспринимают разве что чуть терпимее, чем слово 'тунеядец'. Все в нашей жизни относительно. И где гарантии, что наша мечта со временем не станет для нас самих же страшным кошмаром? А потому, я по-дружески хочу дать вам совет: довольствуетесь малым, и тогда вам будет к чему стремиться всю вашу жизнь. Ведь, на самом деле, нет ничего в жизни хуже, чем полное исполнение желаний. Человек без мечты и не живет вовсе. Стремление к чему-то — вот, что заставляет нас работать над собой, идти вперед и верить в самого себя. Без всего этого, мы обречены на тоскливое бессмысленное существование. Вы понимаете, какой посыл я хочу донести до вас?

— Да, касс Вельде, — бесцветным голосом отозвался Альберт.

— Нет, не понимаете, — покачал головой литературный критик на пенсии. — Ваши амбиции туманят вам голову, и вы просто не способны сейчас вникать в суть сказанных мной слов. Но, это не страшно. Со временем, вы вспомните наш разговор и тогда, все о чем я вам говорил, приобретет смысл. Ну, а если этого не произойдет, тогда все мои натужные старания были простой тратой времени.

— Извините, — повторил Дрейк. — Просто последний месяц моей жизни протекал как в сказке, и я начал верить в то, что уже являюсь настоящим великим поэтом, несмотря на то, что обо мне мало кто знает. Это была моя ошибка, и я вам благодарен за то, что вы открыли мне глаза.

— Рад видеть, что ты не столь безнадежен, — ответил ему Вельде, довольным голосом. — Вера в свою гениальность — хорошая вера. Куда опаснее вера в то, что ты единственный гений в своей стезе. Это никогда не заканчивается добром, а лишь наркотиками, алкоголем, беспорядочными половыми связями, а в конце — это приводит к ранней смерти. Так было с Патриком Калгерином, который в свои тридцать лет выбросился из окна своего пятиэтажного особняка, перед этим приняв двойную дозу 'пыли'. Так было с Куртом Волкером, попавшим в автомобильную аварию со смертельным исходом, находясь в крайне тяжелой степени алкогольного опьянения. Так было со многими молодыми талантливыми писателями, певцами и актерами. Они ушли на пике славы, но в то же время запомнились большинству из нас своими пьяными выходками и глупыми высказываниями в прессе и по телевиденью. Не будь таким же, как они, сынок.

— Хорошо, — кивнул Альберт, а про себя добавил: 'Я только расстроился из-за малого тиража сборника стихов, как ему удалось дойти до такого нравоучительного разговора?'.

В палату вошла Нойс, держа в руках поднос с завтраком старика, накрытым крышкой. Положив поднос на столик, она вопрошающе оглядела присутствующих в палате, после чего спросила, есть ли какие новости от издательства. Альберт сообщил ей о тираже в тысячу экземпляров, опустив нравоучительные речи Вельде.

— Это много или мало? — переспросила Нойс.

— Это хорошее начало, дитя мое, — ответил Вельде.

Нойс радостно воскликнула, захлопала в ладоши, затем подскочила к Альберту и заключила его в своих объятьях, да так сильно, что у него даже перехватило дыхание.

— Ты звонил Ларри рассказать ему эту прекрасную новость?

— Пока еще нет.

— Ну и не надо. Сделаешь ему сюрприз, когда придешь домой.

Альберт сказал, что так и поступит, после чего обратился к старому критику.

— Благодарю вас, касс Вельде за помощь.

— Отблагодаришь меня потом, подарив свой сборник стихов с автографом.

— А вам не сказали, когда именно выйдет в продажу книга? — осведомилась Нойс у старика.

— Думаю, придется ждать не меньше месяца. Это очень короткий срок, учитывая то, что у них планы расписаны на целый год вперед. По моей просьбе, они сделали исключение.

— Еще раз благодарю вас, касс Вельде. — Альберт подошел к старику и пожал его сухую руку, кожа на которой была тонкой и грубой как бумага.

— Рад быть полезен, молодой человек. А теперь, будьте добры, оставьте меня с этой молодой прелестной маэль наедине. У меня не на шутку разыгрался аппетит.

Альберт попрощался с литературным критиком, после чего вышел их палаты. Открыв дверь пансионата, он вышел на улицу, окруженную осенней порой — все еще теплой, но уже пахнущей сыростью и тленом. Впервые за то время, как он познакомился с Карлом Вельде, его посетила мысль о том, что у него ничего не получится, что даже та тысяча экземпляров не будет обладать спросом на книжном рынке и что и в этом Мире его ждет тьма безвестности. И всему виной будет проклятие той лжи, которую он позволил себе, присвоив чужое авторство.

* * *

В квартире было привычно сильно накурено. Ларри Филч сидел на диване в неудобной позе, смотрел телевизор и пускал колечки дыма в потолок. Получалось это у него, надо сказать, не ахти: чаше всего это были простые клубы дыма и лишь редко в них проглядывались дырочки.

Войдя в квартиру, Альберт громко захлопнул за собой дверь, отчего Ларри вскочил как ошпаренный и принялся тушить самокрутку в пепельнице, при этом его движения были слегка заторможенными. И только когда он обернулся, то понял, что зря волновался.

— А, это ты, великий поэт. А я-то думал, что это дисель Рил Таркин заглянула в гости без спроса с требованием оплатить аренду за месяц вперед.

Альберт обошел диван и плюхнулся на него рядом с Филчем. Несмотря на раннее время суток, он чувствовал себя усталым и опустошенным, словно всю ночь перетаскивал тяжелые мешки с песком. Его приятель выглядел не лучше, а, учитывая красноту его глаз, казалось, что он не спал целые сутки.

Ларри протянул ему самокрутку, специально приготовленную для него и спросил, как прошла его встреча с Вельде.

— Сборник стихов опубликуют, — ответил Альберт, раскуривая сигарету. — Только я рассчитывал на гораздо больше, чем тысяча экземпляров. Да еще не ясно, сколько будет выделено денег на рекламу. Возможно, их не хватит даже на десятисекундный блок на местном телевиденье. Другими словами: я чувствую себя полностью разочарованным.

— Галяк, дружище, — вздохнул Ларри, похлопав его по плечу. — Ну, не расстраивайся ты так. Ведь ничего пока еще не ясно. Возможно, и такого небольшого тиража хватит для того, чтобы прославить тебя. Главное, не отчаиваться и все у тебя получится.

— А если не получится? — спросил Альберт, затягиваясь как можно сильнее, чтобы дым поскорее проник в легкие, каннабиноид (это слово он узнал от Ларри, тот, в свою очередь от Нойс, а она уже прочла это в медицинских учебниках во времена своей учебы) впитался в кровь, а уже ее потоки должны были доставить все по адресатам.

— Ничего страшного, мы соберем денег и купим свое издательство, где будут печататься только твои стихи, — вдумчиво изрек Ларри, уставив свой стеклянный взгляд в телевизор, по которому шла новостная передача. — Как тебе такое предложение?

— Звучит вполне по-идиотски, — усмехнулся Альберт.

— Да ты что! — возмутился Филч. — Это отличная идея. Только представь: издательство 'ЛАНА', что переводится как 'Лари, Альберт, Нойс и Альберт'. Можно, конечно, поменять буквы местами, но это уже будет звучать менее респектабельно.

Альберту понадобилось не больше секунды, чтобы понять, куда клонит Лари, после чего они заржали, да так громко, что, казалось, стены начали дрожать. Альберт даже уловил их вибрацию.

— А почему мое имя в название дважды фигурирует? — спросил он, осматривая окружающее их пространство. Вся комната плыла в дыму, и все же Альберту казалось, что вещи в помещении приобрели более четкие очертания, а цвета стали ярче.

— Потому что ты будешь работать на две ставки: в качестве поэта и в качестве менеджера по продажам. Будешь получать в нашем общем бизнесе две зарплаты. Когда наши дела пойдет в гору, мы расширим наш офис и приобретем еще несколько помещений и откроем в них филиалы, где будут работать молодые амбициозные мальчишки и девчонки. Мы построим настоящую империю. И тогда клиенты попрут к нам сами, а мы будет выбирать: чьи книжонки мы будет публиковать, а кого и на порог не пустим.

— Это будет крупнейшая компания во всем объединении, — подхватил Альберт.

— Да! Теперь ты понимаешь всю гениальность моей идеи! — чуть ли не крича во весь голос, изрек Ларри, сопровождая свою речь размашистыми движениями рук. — И когда каждый из нас станет миллионером, — в золотомонетном эквиваленте, конечно, — мы… мы уволимся с нашей тяжелой, дурно пахнущей работы. Прощай, касс Дебри, старый толстый боров. Ты был не плохим боссом, но теперь мы сами себе боссы!

Альберт поднял руки вверх, сжимая в зубах самокрутку, и восторженно затопал ногами. Теперь эта абсурдная идея ему казалась вполне логичной и заманчивой. Но все быстро стало на свои места, стоило из телевизора ему услышать знакомые имена.

Он кинулся на пульт и принялся давить на кнопки увеличения звука изо всех сил.

— Чувак, что делаешь? Хочешь, чтоб у меня кровь из ушей полилась?

— Да погоди же ты! — осадил его Альберт.

В передаче говорилось о том, что Кевин Нолан ищет своего пропавшего друга и если тот смотрит прямо сейчас данную передачу, пусть он отправиться к мосту у леса, что в губернию Грисалл.

— Это твой знакомый? — спросил его Ларри, видя столь резкие перемены в лице Дрейка. — Это тебя он ищет?

— Нет, — покачал головой Альберт, делая звук тише. — Скорее всего, нет. Меня они прогнали из своей команды.

— Друг, да они совершили самую большую ошибку в жизни, когда это сделали.

— Наверняка, они сами так не думают.

— Если ты прав, тогда они — жалкие идиоты, которые решили отказаться от дружбы с человеком, о котором вскоре будет знать весь Старый Мир. Мы обязаны поехать к тому мосту и высказать им это прямо в лицо!

— Это глупо, Ларри.

— Чувак, будет глупо, если мы так не поступим!

Если бы Альберт в эти минуты не находился во власти каннабиноидов, он не стал бы соглашаться с Ларри, но и в этот раз его слова, со временем, стали казаться вполне логичными и правильными.

— А знаешь, я согласен.

— Да, дружище!

— Я просто обязан поехать к тому мосту и высказать Кевину все, что я о нем думаю!

— И я о том же, чувак!

— А будет и вовсе замечательно, если мне удастся самому найти Марка и уже с ним добраться в губернию Грисалл. Тогда они поймут, какого ценного товарища они потеряли.

— Вот таким ты мне определенно нравишься!

— Ну, чего мы сидим? Поехали в Грисалл! — Альберт потушил самокрутку и встал с дивана.

— Погоди чуток, не торопись. — Филч тоже погасил окурок, и поспешил следом за Дрейком.

— Поторопись!

— Да я и так спешу, как могу.

2

Последние годы Кора Пал Бьорк просыпалась с мыслями о том, что ее мечта — стать самым известным журналистом на ведущем телеканале — летит под откос. И никаких проблесков надежды на лучшие перемены в жизни, она не видела. Она была не замужем, хотя в этом году ей уже успело исполниться двадцать шесть лет, и с каждым днем ей все меньше верилось в то, что она все-таки избавится от этой постыдной приставки 'маэль'. Конечно, благодаря своей смазливой внешности и хорошим манерам, ее всегда окружали вниманием ухажеры, но все они были слишком богатыми и влиятельными, чтобы быть холостяками или же разведенными. А потому, она не могла рассчитывать на большее, чем бурные и мимолетные романы. Ей дарили машины, ей дарили квартиры, ей дарили дорогую одежду и возили в самые дороги рестораны, да вот только любовь ей так никто и не смог подарить. Видимо, на столь простую вещь, какой она могла казаться на первый взгляд, ни у кого из ее воздыхателей не было денег.

Но, она не отчаивалась и верила, что ее вторая половинка обязательно найдется, ведь без мужского внимания она никогда не оставалась больше, чем на неделю, начиная с восемнадцати лет. И хотя в каждом новом мужчине она видела своего потенциального мужа, она все же не отчаивалась, когда приходило время расставаниям, а верила, что вся жизнь у нее впереди. И пока это было так, она была готова плыть по течению жизни, забывая на время о семейной идиллии. А вот, что касается своей будущей профессии, Кора знала еще с малых лет, что обязательно станет журналистом, которая будет вещать в студии о каких-либо происшествиях, модерировать политические дебаты, брать интервью у политиков, послов или 'звезд' кино и эстрады. И, конечно же, она видела себя исключительно в штате самого рейтингового канала губернии Грисалл BCB, и все ее эфиры должны были выходить в прайм-тайм. А почему нет? Ведь Океан Надежд одарил ее красивой внешностью, приятным голосом и хорошей памятью. А еще ей отчасти посчастливилось родиться в не самой бедной семье владельца межгубернской транспортной компании, по перевозке пассажиров и товаров. Почему 'отчасти'? Да потому что ее отец был обычным трудягой и никогда не занимался самопиаром, из-за чего связей на телевиденье или же с людьми, которые были связаны хотя бы косвенно с телевещанием, у него не было. Вдобавок, ее отец никогда не поощрял ее желание попасть в телевизор, вместо этого видя ее в белом докторском халате, спасающей жизни людей страдающих от различных недугов, или же в строгом костюме учителя младших и средних классов, какой была в свое время ее бабка по отцовской линии. Это заставило Кору работать над своей мечтой самостоятельно, не полагаясь на помощь отца. Единственное, что она дождалась от него, было его невмешательство в ее дела. Она сообщила отцу, что обязательно пойдет учиться на жур. фак и никакие аргументы ее в этом не переубедят. Отец в ответ пожелал ей лишь удачи, добавив: 'Я всегда хотел лишь добра тебе, Кора, а потому не стану тебе навязывать свои желания'.

Три года она проучилась в престижном университете журналистики, по успеваемости всегда оставаясь где-то между отличниками и ударниками, что казалось ей настоящей несправедливостью, виной чему была зависть к ее красоте и талантам от преподавателей, перед именами которых находись приставки 'эсель' или же 'дисель'. 'Кассы' и 'таввы' были более благосклонны к ней и все же, даже они иногда заставляли ее недоумевать, почему ее оценивали не выше остальных учащихся.

Закончила она обучение все же с не плохими результатами, которые позволили ей отправить свое резюме в отдел по подбору персонала на канал BCB. А уже спустя две недели ей позвонили и назначили день собеседования, который она, по своему же мнению, прошла, не просто успешно, а блестяще. Что, собственно, подтвердил звонок на следующий день. Женский голос в трубке сообщил, что ее приняли на работу. Эту радостную новость она тут же сообщила отцу, желая показать, что он зря не верил в нее все это время и что талант его дочери, наконец, разглядели весьма компетентные в этом вопросе люди. Ей так хотелось увидеть в глазах своего отца стыд за неверие и слезы радости за нее, но отец оказался гораздо сдержаннее и лишь заверил ее, что никогда не сомневался в ней.

Первый рабочий день оказался совсем не таким, каким она себе его представляла. Да и второй тоже. Да и спустя неделю ее ждало разочарование. В основном все время она находилась то в одном, то в другом помещении многоэтажного здания канала, где стены из бетона были заменены стеклянными перегородками. Вид из таких окон был просто захватывающим, но все это ей наскучило уже спустя три дня. В большей степени в ее обязанности входило: отвечать на звонки, делать копии листов, на котором были расписаны вопросы адресованные интервьюированным людям, просматривать газеты или же блоки новостей других каналов, упражняться в правильном произношении сложных слов; а также ходить в столовую и покупать еду для более опытных коллег. Такая рутинная работа, мало похожая на все ее мечты, не могла казаться ей увлекательной и достойной ее самой. А потому она решила не оставаться и далее пассивной и принялась за формирования правильного имиджа в коллективе: старалась показывать свои достоинства и скрывать недостатки; по разным поводам наведывалась в кабинет начальства, чтобы быть на виду; старалась предлагать разные идеи, намекающие на ее нестандартные подходы к делу.

Вскоре ее заметили, отправив на первое интервью в качестве корреспондента. И хотя она видела себя исключительно ведущей своей личной программы, Кора решила, что это был шанс завить о себе. И пусть ее первый выезд был связан с проведением конкурса цветов в небольшом селении, она была рада такой возможности. Она отработала этот репортаж по максимуму, требуя от оператора снимать все, что ей казалось достойным внимания, и даже успела подружиться с парочкой старушек, одна из которых стала победительницей конкурса.

Вернулась она на место работы с трехчасовым фильмом и практически в каждом кадре присутствовала она самолично говорящая вступительные и заключительные речи, а также задающая, как ей казалось, интересные и забавные вопросы. Отдав монтажерам записи, она расписала им все свое виденье финального продукта, который должен был длиться как минимум полчаса. Монтажеры понимающе покивали ей в ответ и она, с легкой душой, оставила их с рабочим материалом.

Снятый выпуск должен был появиться на экранах телевизоров на следующий день. Так оно и произошло. Да вот только из трехчасового видео было оставлено не больше двух минут и то, в выпуск попали только те кадры, в которых она практически не присутствовала. Она прорыдала почти всю ночь, из-за чего на утро явилась на работу с опухшими от слез глазами. Она тут же потребовала аудиенции с начальством. Ее босс, с неохотой, все же дал добро на встречу спустя час. Кора требовала уволить монтажеров, которые 'испоганили идеальное интервью'. А когда поняла, что ее требование не будет даже рассмотрено, она пожелала получить новый сюжет, с более подходящей для новостного блока тематикой. Босс отказал ей и в этом, посчитав, что ее опухшее от рыданий лицо могло только отпугнуть зрителей от просмотров.

— Иди, приведи себя в порядок и поработай в этот день на месте, — сказал ей босс новостного отдела. — И не волнуйся ты так, ты еще очень молода, красива и вся карьера у тебя впереди. Уверен, тебя ждет великое будущее в нашем деле.

Она уцепилась за эти слова, как за спасательный круг и верила, что все так и будет.

Но, шли месяцы и ее положение не менялось. Она по-прежнему была тем корреспондентом, которой доверяли лишь мелкие неважные репортажи, которыми, как правило, завершали новостные блоки. Часто бывало, что ее репортажи и вовсе забраковывались и даже не упоминались в эфирах. А в это время, ей приходилось практически в каждый день встречаться в коридорах, офисах или же на автомобильных стоянках с теми ее коллегами, кому повезло больше чем ей. Они, как правило, только приветственно кивали ей в ответ или же и вовсе не замечали, предпочитая обсуждать по телефону свои рабочие планы.

Ей было тяжело и обидно смотреть на всех этих выскочек, которым повезло в карьере больше чем ей, но куда сложнее было видеть, как быстро поднимаются по карьерной лестнице те репортеры, которые начали работать на канале позже нее самой. Вот это был настоящий вызов ее самолюбию.

Шанс начать строительство своей карьерной лестницы, Коре выдался спустя два года работы на телевиденье. За ней начал ухаживать один из богатейших людей во всей губернии Грисалл, который имел компанию по производству автомобилей для высшего класса. Не было ни дня, чтобы его продукция не рекламировалась по ТВ. Он был далеко не красавцем и уж точно не молодым. Он метил на освободившийся пост в Палате Советов при губернаторе и слыл примерным семьянином. Но, ради общения с димэль Корой Пал Бьорк и ради доступа к ее телу, он был готов позабыть на какое-то время о своем семейном положении.

Кора понимала, что их роман не мог длиться долгий период времени, да ей это и не было нужно. Куда привлекательнее смотрелись все перспективы, которые открывались перед ней в случае начала этих отношений.

Спустя пару недель их свиданий, Кора попросила своего влиятельного ухажера помочь ей в продвижении по службе. И уже спустя три дня она готовилась к своему первому по-настоящему важному репортажу. Ей предстояло взять интервью у мэтра классического рока Эрика Бал Рак Малкэвиана, который год назад чуть было не отошел на Земли Мертвых из-за передозировки наркотиками. Теперь он был в завязке, а также более усердно принялся работать над новым альбомом и две песни из него уже успели оказаться в лидерах во все возможных музыкальных чартах. Интерес у зрителей к личности рок-звезды, сумевшей обмануть Харона, была такой же высокой, как и во времена его молодости, но Малкэвиан практически перестал давать интервью.

И вот, он, наконец, дал добро на получасовую беседу, при этом, строго-настрого запретив задавать вопросы по поводу своих прошлых проблем с наркотиками. Коре это было прекрасно известно, так как об этом ей говорили не один раз: вначале ее непосредственный начальник, а затем и продюсер музыканта. Кора понимающе кивала всем головой, хотя сама в уме думала о сенсационном интервью, в котором она выбьет из дряхлого наркомана-рокера самые откровенные признания, после чего о ней заговорят во всем Старом Мире, как о настоящем профессионале своего дела.

Все ее ожидания рухнули, стоило ей все же задать свой первый каверзный вопрос. Рок-звезда, до этого пассивно сидевшая в кресле, запрокинув ногу на ногу и в полголоса отвечающая на стандартные вопросы, резко вскочила с места и принялась так орать, что по всему телу Коры побежали мурашки. В какой-то момент ей даже показалось, что дряхлый рокер накинется на нее с кулаками, но этого не произошло, а все потому, что продюсер принялся успокаивать своего протеже и требовать немедленного ухода съемочной группы. Коре пришлось покинуть дом звезды, задав всего лишь три никому не интересных вопроса.

Все начальство BCB было вне себя от гнева. От немедленного увольнения ее спас ухажер, который выпросил для нее данное интервью. Но, впредь ей доверяли вести только самые не рейтинговые репортажи: овощные ярмарки в далеких селениях, открытия памятников малоизвестным личностям, спасения домашних животных пожарниками и прочее. И пусть эти репортажи имели один из самых низких рейтингов на всем канале, от них нельзя было отказаться, и их кто-то должен был делать. И она делала, несмотря на всю апатию к ним. Вскоре она рассталась со своим влиятельным кавалером, но это не повлекло за собой увольнения, так как эмоции у начальства успели остыть, сама же она работала на совесть и теперь старалась вести себя как можно тише, соглашаясь на любое задание.

И когда ее отправили взять интервью у прораба, руководившим реконструкцией моста, что находился в северной части губернии, она молча приняла решение начальства, уже свыкнувшись с участью корреспондента, стряпающего никому не интересные репортажи. Про журналистские расследования или же обсуждения важных тем в студии с влиятельными гостями, она уже перестала мечтать.

Прораб был тучным мужчиной лет сорока. При виде камеры и микрофона, он явно занервничал и принялся вытирать вспотевшие ладони о свои штаны.

'Наверное, он не волновался так сильно, когда расстался с девственностью' решила Кора. Она ожидала, что подобная мысль ее хоть немного развеселит, да только все было тщетно. Ничто не могло развеселить ее, и скучная не оправдавшая надежд работа только нагнетала тоску, которая накапливалась над ней грозовой тучей, и в любой день все могло закончиться проливным дождем с градом.

— Как вас зовут? — спросила она прораба, пытаясь изначально наладить с ним диалог, а заодно понять: сможет он в прямом эфире произнести хоть одно внятное слово, не заикаясь?

— Честер Чатумок… — ответил он ей, затем быстро взглянул на ее безымянный палец без кольца и добавил, — маэль.

'Уже хорошо, значит, он способен обрабатывать вопросы, адресованные ему и даже находить логические ответы'.

— Вы 'касс' или 'тавв'? — уточнила Бьорк.

— Называйте меня просто Честер, маэль.

— Вы из ничтожного класса?

— Нет, мне просто так будет легче. Если вы меня будете называть во время эфира 'таввом' или же — того хуже — 'кассом', я буду думать лишь о том, чтобы мои ответы звучали как можно умнее, что приведет к запинкам и глупым выражениям. А я этого не хочу. Ведь прямое включение будут смотреть вся моя семья, а также мои друзья и подчиненные. Не хочу показаться идиотом на весь мир.

— Хорошо, Честер. Думаю, вы покажете себя с лучшей стороны. На связь с главной студией мы выйдем примерно через двадцать минут, ели вы хотите за это время что-то сделать… скажем, сходить в туалет, тогда я вам советую сделать это прямо сейчас.

— Нет, — усмехнулся прораб. — Я уже был, а потому готов к интервью.

— Прекрасно, тогда нам стоит быстро обговорить вопросы. Их будет не много, вот их список. Прочтите их. Если есть какие-то вопросы, которые вам кажутся необходимыми быть заданными, но их, по какой-то причине нет на этом листке, мы с радостью их внесем в финальную версию интервью.

Пока прораб изучал лист с вопросами, Кора воспользовалась моментом, чтобы выкурить сигарету. Отойдя в сторону, она удостоила своим вниманием тот самый мост, реконструкция которого и привела ее сегодня в это место. Каменное строение казалось слишком широким и слишком высоким для такой мелководной неторопливой речушки, берега которой были осыпаны листвой и сухими ветками. По самому мосту прогуливались человек пять, не больше: кто-то просто держал свой путь с одного берега на другой, а кто-то кормил хлебом ненасытных окуней.

В двадцати шагах от нее стояли двое молодых парней. Один из них выглядел простовато из-за обилия прыщей и веснушек на лице и, скорее всего, нравился девушкам по той простой причине, что обладал, по их мнению, хорошим чувством юмора. Такой тип парней Коре никогда не нравился. А вот его приятель заинтересовал ее куда больше, хотя она редко когда обращала внимание на мужчин, которые были младше нее. Но, ровная благородная осанка, уверенный взгляд и гладковыбритое лицо, заинтересовали Кору. Сам парень тоже глядел на нее и такой мужской взгляд к своей персоне, для нее был не нов.

'А он ничего' заметила она про себя, после чего позволила себе улыбнуться молодому парню. Тот тут же ответил ей взаимностью, что не ускользнуло от внимания его дружка, который посчитал своей обязанностью, ткнуть приятеля локтем в бок и что-то весело добавить. Кора не могла расслышать его слов, но прекрасно понимала, что ничего возвышенного в них не было и в помине.

Затем, произошло то, чего Кора всегда не любила в своей работе: веснушчатый парень, решил, что настал самый подходящий момент для знакомства или же для получения своих пяти минут славы. Его симпатичный приятель изначально хотел его отговорить от данной затеи, но у него ничего не вышло.

Кора поспешила потушить сигарету и вернуться к съемочной группе. Парень же оказался слишком неуступчивым.

— Эй, красавица! — крикнул он ей вслед, а вскоре он вышел из-за ее спины и преградил ей путь.

— Извините, но мне нужно вернуться к работе, — незамедлительно заявила она и попыталась обойти наглеца, но тот явно принадлежал к той половине человечества, которая считала, что наглость — второе счастье.

— Погодите, я как раз хочу вам подкинуть интересный материальчик для вашей работы. Как насчет интервью с очень известным поэтом? Уверен, эфир побьет все рейтинги.

— А с каких пор в нашем мире стали популярны поэты? — саркастично осведомилась Кора, все еще пытаясь обойти стороной надоеду. — У нас новостной канал, а не о культуре.

— Поверьте, Альберт Дрейк именно тот человек, который как раз не хватал вашему каналу. Дайте ему шанс.

Кора Бьорк остановилась и взглянула через плечо. Парень, который показался ей симпатичным, стоял на том же месте, где она впервые его увидела.

— Это он — великий поэт современности?

— Да, маэль. Это великий и несравненный Альберт Мас Вин Дрейк.

— Странно, но я всегда представляла поэтов совсем по-другому: они должны быть старыми, носить очки с толстыми линзами и должны всегда быть одеты не по погоде, не говоря уже о моде. Впрочем, с последним пунктом я угадала.

— Позвольте ему только прочесть всего одно стихотворение. Поверьте, вы не останетесь разочарованной.

'Ах, если бы все на этом телевиденье зависело от меня, меня бы здесь не было', мечтательно произнесла в уме Кора.

— Извините, но мне и в правду некогда. Скоро прямое включение…

— Кора, он тебе досаждает? — спросил Торэн, оказавшийся за спиной веснушчатого парня, который при виде высокого широкоплечего оператора потерял большую часть своей наглости.

— Нет. Молодой человек уже уходит.

Паренек быстро закивал головой и поспешил ретироваться.

— Вот и отлично, — усмехнулся Торэн. — Эфир через пять минут.

— Да, я готова.

Кора вновь встала около прораба, позволила гримеру попудрить себе лицо, приняла у звукооператора наушник, который должен был передавать ей звук с главной студии, после чего приподняла микрофон. Торэн принялся отсчитывать оставшиеся секунды, загибая пальцы на руке. Как только его ладонь полностью сжалась в кулак, Кора изобразил широкую улыбку на лице, прижав ладонь к уху.

— Добрый день, Грисалл. Я, Кора Пал Бьорк, нахожусь прямо сейчас около реконструированного моста, который был построен более трехсот лет назад известной всем нам личностью Дорраном Тиз Лан Кус Купером — мизантропом, строителем и двадцать четвертым губернатором Грисалла. Говорят, что он был убит в возрасте пятидесяти пяти лет как раз на этом мосту, который за долгий период времени уже стал для всех нас неотъемлемой частью губернии. А потому, когда состояние моста начало ухудшаться, из казны были выделены деньги для его реконструкции. И сейчас мы поговорим с главным прорабом Честером Чатумоком, о том, как проводилась реконструкция, что именно было сделано и с какими проблемами пришлось столкнуться строителям за эти четыре месяца работ. Итак, Честер, что вы можете сказать о…

Дикий крик ужаса, долетевший до них со стороны берега реки, который скрывался за лесом, заставили Кору замолчать. Вся съемочная группа уставилась в направлении, откуда прозвучал крик.

'Это может стать сенсацией!' первое, о чем подумала Кора и тут же добавила, обращаясь к объективу камеры:

— Приносим свои извинения, но, похоже, интервью с прорабом Чатумоком нам придется отложить. Только что, как слышали и вы сами, прозвучали крики. Человек, который кричал, должно быть находится в трех сотнях шагов от нас и мы просто обязаны проверить, что там произошло. На короткое время мы прервем наше интервью и выйдем на связь сразу же, как только проверим, что же там произошло.

Как только прямой эфир был отключен, Кора ринулась в том направлении, откуда доносились крики, теперь сменившиеся зовами о помощи. Следом за ней побежала и вся съемочная группа. А уже за ними потянулись и все остальные присутствующие сейчас около моста. Среди них были и Альберт с Ларри.

Чтобы ускорить бег и прийти первой на место, где ее должен был ждать сенсационный репортаж, Кора скинула на бегу туфли на высоких каблуках. Не замечая острых камней и веток, она бежала, что есть силы, не желая уступать никому место впереди себя.

'Лишь бы я оказалась права, и это дело было достойным сенсации' вертелось в ее голове все время, которое занял бег. И ее желание исполнилось.

На берегу реки стояла женщина, которая в ужасе прижимала ладони ко рту. А в нескольких шагах от нее лежали обожженные человеческие кости. Но человеческими они были лишь на первый взгляд, потому как на второй, Коре удалось разглядеть каркас крыльев и длинные узловатые конечности. Череп скелета был полностью лишен какой-либо формы, а из одной глазницы торчал кусок обломанной ветви.

— Что это такое?! — закричала женщина, стоило ей увидеть большое скопление людей около себя.

— Похоже на вампира, — предположил Торэн.

— Они ведь вымерли, — напомнил всем прораб Чатумок.

— Теперь уж наверняка, — брякнул парень с веснушчатым лицом, который подходил к ней с просьбой проинтервьюировать своего приятеля. Сам поэт был тоже здесь. Но, сейчас Коре было совершенно не до них. Она решила подойти ближе к останкам. Оператор попытался ее остановить, но она лишь отмахнулась от него.

— Осторожнее, маэлечка, — попросил кто-то ее.

— Что он сделает со мной? — задала вопрос Кора. — Укусит? Он ведь мертв. Поджарился на солнце… хотя, причина смерти наверняка была иной.

Кора, стараясь не выказывать страха и неприязни, подошла ближе к костям и принялась их разглядывать. Череп вампира был раздроблен, переносица сломана, все зубы выбиты. Кора протянула руку вперед и подняла с каменистого берега реки маленький белый заостренный предмет. Клык вампира.

— Не стоит ничего трогать, — посоветовали ей вновь. — И лучше немедленно вызвать полицию.

— Мы ее вызовем, — не стала спорить она, с отвращением откидывая в сторону клык. — Сразу, как только снимем репортаж. Торэн позвони в студию и потребуй немедленного эфира. Чувствую, сегодня нас ждет грандиозный успех.

3

— Эта маэлечка настоящая карьеристка, — заметил Ларри, стоя в стороне с Альбертом и наблюдая за тем, как Кора Бьорк говорит в микрофон свою пламенную сенсационную речь, обращаясь ко всем зрителям, что наблюдали в эти минуты прямой эфир новостей.

— Зачем ты напрашивался на интервью? — спросил Дрейк, с нотками осуждения в голосе.

— Приятель, тебе нужна реклама и я просто не мог упустить столь великолепный шанс.

— И что она сказала? — уже с неподдельным интересом осведомился Альберт.

— Сказала, что ты одет не по моде. И, надо признаться, она была права.

— Это все?

— К сожалению, да.

— А она не спросила, как меня зовут? — робко поинтересовался Дрейк.

Ларри с прищуром взглянул на него, после чего принялся его в очередной раз тыкать локтем в бок.

— Я вижу, ты запал на репотершу, а? Ну, признайся. Не стоит стесняться своих чувств. Думаю, у вас может что-то получиться. Главное, не упусти своего шанса.

Альберт сжал руку на запястье Ларри и потянул того за собой. Филч, с неохотой оторвал свой взгляд от работы телевизионщиков и поинтересовался, куда его тащат?

— Забыл ради кого мы здесь? Мы должны найти Кевина и Солнечный Луч.

— Боюсь тебе признаться кое в чем…

— В чем же?

Ларри, шагая рядом с Альбертом вдоль берега реки, нахмурил брови, не зная как продолжить начатый им самим разговор.

— Что если скелет того вампира каким-то образом связан с твоими знакомыми?

— Что ты имеешь в виду?

— Думаю, что ничего хорошего. Надеюсь, что я ошибаюсь.

Альберт озадачено посмотрел на Ларри, но не нашел в себе сил потребовать объяснений. Дальше они прошли около сотни шагов вниз по течению, не проронив ни единого слова. Филч изредка пинал камни своим ботинком в воду, а Альберт всматривался в лесную чащу, возвышающуюся слева от них.

— Гляди, там стоит хижина, — нарушил молчание Альберт, указывая на деревянное строение среди деревьев.

— Думаешь, нам стоит заглянуть к хозяевам в гости?

Вместо ответа, Альберт свернул в сторону и направился к домику. Ларри решил не отставать от него. Пройдя мимо высоких стволов различных деревьев по жухлой траве и сухим веткам, они остановились перед хижиной.

Строение было не высоким и выглядело совсем одиноким, но не заброшенным. Стоя снаружи Альберт мог предположить, что дом мог вместить в себя не больше двух комнат. Они еще не дошли до него, но Альберт был уверен, что найдет внутри Кевина и Солнечный Луч. Он понятие не имел, откуда в нем взялась такая уверенность. Она просто была и все тут.

Они подошли к двери и попытались прислушаться к тому, что происходило внутри. За дверью не донеслось ни звука.

— Ты на самом деле думаешь, что там кто-то есть? — спросил его Ларри. — Брось, если это было так, жильцы покинуть бы хижину сразу, как только в первый раз закричала женщина. А это значит, что мы должны были их повстречать там, где были обнаружены кости вампира.

— Ларри, помолчи.

Альберт поднял руку, готовый уже постучать в дверь, когда его внимание привлекли красные капли на пороге. Пятна были свежими — загустевшими, но не впитавшимися в древесину. Дрейк, не решился распахнуть дверь настежь, предпочтя все же постучать.

Никто ему не ответил.

— Эй, люди, можно попросить у вас стаканчик воды, очень пить хочется! — закричал Ларри, но и ему никто не ответил. — И что теперь?

Альберт схватился за ручку и легонько толкнул дверь. Та, без малейших затруднений, отворилась перед ними.

* * *

Запах крови.

Это было первое, что они почувствовали, стоило им шагнуть за порог. Вторыми их встретили два окровавленных трупа. Труп женщины лежала на кровати, ее горло было покрыто множеством ран, а из груди торчал нож. Около камина лежало другое тело — тело мужчины, с очередным ножом, торчащим из груди.

Ларри заметался у порога, прижимая ладони ко рту. Наконец, поняв, что ему стоит покинуть дом, он выскочил через дверь, после чего его тут же вырвало.

Желудок Альберта оказался более стойким. А вот со слезами он не смог справиться. Самое худшее, что только могло произойти — произошло. Кевин и Солнечный Луч были мертвы. И не просто мертвы, а зверски убиты.

— О, Океан Надежд! — выдавил он из себя вместе со слезами. — Как же так?! Что же это такое?!

Он подошел к Солнечному Лучу и осторожно коснулся ее руки, что свисала из-под частично накрывшего ее пледа. Тело женщины было холодным, но запаха разложения он не почувствовал. Похоже, разыгравшаяся здесь трагедия произошла все несколько часов назад, предположительно поздней ночью.

Альберт отошел от кровати и приблизился к камину, около которого лежал Кевин. Он как раз стал на одно колено перед телом, когда Ларри вернулся в дом.

— Чувак, тебе не стоит ни к чему прикасаться, — заметил он. — Ты можешь случайно стереть улики и оставить свои отпечатки. Лучше нам вызвать полицию.

— Нет, никого мы вызывать не будем, — покачал головой Дрейк. — Мы должны сами похоронить тела.

— Друг, ты, что такое говоришь?

— Ларри, закрой дверь, прошу тебя.

Филчу совсем не хотелось оставаться в доме, где произошло убийство, да к тому же еще закрывать дверь изнутри, этим отрезая призрачную нить безопасности, которую ему давал вид тихого и спокойного дневного леса. Сам лес ничем не отличался от самого себя до того, как они вошли в хижину. И все же он послушался приятеля и прикрыл дверь.

— Мы не будем вызывать правоохранительные органы, — сказал, как отрезал Дрейк. — Мы никому не расскажем, что мы здесь нашли. Ты должен мне помочь похоронить их, а затем вымыть дочиста дом от крови.

— Ты меня пугаешь. Зачем тебе это?

— Я хочу рассказать тебе правду о себе и о них, — продолжил Альберт.

— Вы что, принадлежите какому-то культу самоубийц? Извини, приятель, но вашим членом я не стану. Мне жизнь дорога.

— Нет, Ларри, нас связывает нечто иное. И оно именуется Океаном Надежд.

Ларри Филч был удивлен, но они все же слова Альберта не произвели на него слишком большого впечатления, а все потому, что он никак не мог абстрагироваться от тел, которые находились вместе с ними в доме.

— Вы что, поклоняетесь Океану Надежд и просите у Него богатства и благополучия для себя?

— Не совсем.

— Слушай друг, чтобы вас не связывало до их смерти, теперь это не имеет значение. Все уже в прошлом. А в настоящем, мы должны поступить как добропорядочные граждане и позвонить в полицию. Или на худой конец, оставить все как есть и покинуть этот дом. Пусть их тела найдет кто-то другой.

Видя, что Ларри никак не может сконцентрироваться на его словах и продолжает гнуть свою тему, Альберт решил больше не затягивать с объяснениями, а посвятить своего друга в курс всего дела:

— Я — Альберт Мас Вин Дрейк, один из многочисленных отпрыском знаменитого поэта Роберта Дрейка, родился и вырос в Зрелом Мире.

— Что…

— Женщина, что лежит на кровати — родилась в племени индейцев сиу, которые также проживают в Зрелом Мире.

— Ты хочешь сказать, что вы все вместе путешествуете по Мирам?

— А мужчину, который лежит около меня, зовут Кевин… фамилии я не помню. И он самый уникальный среди нас, так как он не житель Ближних Миров. Откуда именно, я тоже не знаю, так как меня не очень просвещали в этих вопросах. С нами был еще один человек, по имени Марк Уотер. Скорее даже, он не был человеком, так как носители магического начала давно лишились права называть себя так.

— Марк Уотер? Так звали певца, который умер много лет назад. — Сказав это, Ларри запнулся, затем хохотнул и снова умолк. — Либо это простое совпадение, либо ты прямо сейчас пытаешься убедить меня в том, что всеми известный певец — колдун. Или даже хуже — один из Темных.

Альберт молчал, позволив Ларри обдумать вслух все сказанные им ранее слова.

— Также ты пытаешься убедить меня, что Темные существуют? А также существует и пришельцы из других миров? Что собственно и вытекает из первого утверждения. Друг, у меня сейчас череп расколется от таких новостей. — Ларри схватился за голову, словно попытался не дать ей взорваться, от накопившейся в ней информации. — Ты хочешь сказать, что путешествовал по Мирам?

— Да, Ларри, именно это я и хочу сказать.

— А тот парень, который сейчас мертвее всех мертвых, так и вовсе имеет колоссальный опыт в перемещениях? Чувак, да это просто круто! Наконец-то я понял причину твоего слабого владения телефоном, телевизором и прочими технологическими ништяками.

Ларри восторженно присвистнул, затем быстро прижал рот ладонью. Почему-то ему показалось кощунственным свистеть в доме, где лежали покойники.

— Теперь ты понимаешь, почему я не хочу вызывать шерифа или маршала? Они захотят установить наши личности, а я для Старого Мира просто несуществующий человек, также как и те, кто сейчас находится вместе с нами в хижине.

— Так в полицию могу позвонить я сам, а ты просто выйдешь на улицу и постоишь в сторонке, пока все не закончится. Типа, тебя даже и близко не было около место преступления, когда я обнаружил тела, — предложил Ларри идею, которая ему вполне понравилась.

— У моста было немало людей, которые видели нас вместе, не говоря уже о том, что мы засветились перед съемочной группой, — покачал головой Альберт. — Об этом обязательно кто-то упомянет, возможно, даже та симпатичная репортерша и шериф захочет поговорить со мной, а заодно установить мою личность.

— Тогда может, мы вернемся к другому моему предложению? Мы просто выйдем отсюда, как ни в чем не бывало, оставив все, как есть?

— Я не могу с ними так поступить.

Ларри тяжело вздохнул, после чего поднял руки вверх, словно солдат перед стволом револьвера противника.

— Ладно, ты меня убедил. Я помогу тебе их закопать. Но, приступим мы к делу только ближе к ночи, когда съемочная группа покинет эти места и вероятность быть замеченными кем-то будет приближена к нулю.

Альберт кивнул в ответ.

— Пойду позвоню Нойс и скажу, что мы с тобой задержимся в баре. Пропустим пару стаканчиков эля.

Ларри достал из кармана свой телефон, после чего вместе с ним вышел на улицу. Альберт простоял с полминуты в одиночестве, глядя то на одно тело, то на другое, затем, не выдержав, тоже покинул хижину.

Глава 14. Земля Безумия

Sea of Dreams — 2002

1

Бездна с радостью принимает его, распахнув перед ним свои объятья. Он летит вниз с такой быстротой, словно к его ногам привязаны огромные валуны. Они тянут его на дно реки, обещая, что там он найдет только боль и страдания. И только сейчас он понимает, что больше никогда не увидит солнечного света, падающего с голубых небес на землю. Никогда не вдохнет свежего весеннего, насыщенного летнего, пряного осеннего и морозного зимнего воздуха. Никогда не услышит больше песен птиц и шелеста листвы. Никогда больше не встретит свою жену и дочь и не расскажет им о своей любви. Теперь его будет окружать один лишь только мрак, сквозь который он будет падать всю оставшуюся вечность или же всего несколько мгновений. Ведь говорил ему Харон, что после Земли Безумия всем уготована Великая Пустошь. А значит, очень скоро он растворится в этой темноте как горстка пепла в огромном резервуаре с водой, и ничто больше не будет напоминать о нем в этом жестоком странном Мире.

Он идет ко дну, продолжая чувствовать сильную боль во всем теле от усталости, а потому даже не пытается двигать руками и ногами. И чем глубже он погружается в Стикс, тем менее плотной становится вода. Она уже не столь густая как смола, сдерживающая его конечности в определенной позиции, теперь она ничем не отличается от озерной или же речной воды. И даже больше — она не абсолютно-черная как ранее, теперь она приобретает некий темно-серый цвет. Кевину нет до этого никакого дела. Но, так он думает до тех пор, пока не обращает внимания на то, что его окружают звезды, которые выстраиваются в созвездия, а те, в свою очередь, в галактики, отливающиеся серебряно-синими и розовыми цветами. Картина, открывающаяся перед ним, поразительно красива, от чего он даже забывает об одолевавшей его тоске и грусти. Звезды мерцают в серой темноте, передавая ему свое тепло: одни вспыхивают ярко, другие же гаснут, уступая место другим. Кевин старается разглядеть получше созвездия, пытаясь найти знакомые ему с университетского курса астрономии, но у него ничего не получается, потому как созвездия сменяются другими без конца, напоминая ему о том, что он все еще падает вниз. Только теперь он не идет ко дну реки, а летит с небесной выси, чтобы в один из моментов упасть… Куда?

Как только он задается этим вопросом, как тут же падает в высокую зеленную траву. Это даже не падение, а планирование, так как он не чувствует боли или же грубого удара спиной о землю.

Упав в траву, он тревожит неких маленьких светящихся существ, которые плотным роем, взлетают вверх и начинают кружиться над ним. На кончиках всех травинок дрожат прозрачные росинки, в которых отражаются звезды. В черном небе, откуда он упал, все еще горят звезды и видны невооруженным глазом насыщенных цветов галактики. Кевин приподнимает руку, чтобы прикоснуться к 'светлячкам', танцующим над ним, но те легко разлетаются по сторонам, чтобы спустя пару секунд вновь объединиться в один рой. И когда это происходит, он понимает, чем они являются на самом деле.

Амулеты.

Несколько десятков амулетов, в которых заключены живые и активные духи, кружатся над ним, выводя еле слышные перезвоны. Ни у одного из них нет веревочки, что делает невозможным их пленение на своей шее. Да это даже ни к чему, у Кевина нет такого желания и в мыслях. А все потому, что он понимает: все окружающее его — нереально. Возможно, это место смоделировало его подсознательное представление о тишине и покое, и преобразила ее в иллюзию. Или же Земля Безумия выглядит так для всех, скрывая свое уродство под обманчивой красотой.

Кевин встает на ноги, окончательно распугивая амулеты и практически сразу, он слышит шум ветра, бегущего волной по высокой траве, и ощущает запах полевых цветов и земляники. Что ж, одно из его желаний, загаданное им во время падения, исполняется. Остается верить, что и остальные желания не заставят себя долго ждать. Хотя, увидеть жену и дочь на Землях Безумия ему совершенно не хочется. От этого место им стоит держаться как можно дальше. Пусть оно красиво на первый взгляд, но внутри без сомнений гнилое.

Как будто пытаясь разубедить его в дурных представлениях об этом месте, до его слуха долетают приятные звуки птичьих трелей и далекого водопада. И не понятно, откуда они здесь взялись, так как кругом — лишь одно поле, покрытое равномерным травяным полотном. Кевин это видит, несмотря на ночь и отсутствия луны. Поле сияет неким неоновым светом, какой исходил от деревьев-факелов, растущих в объединение Фаржэ и в садах Мэджика Шайна.

Осмотревшись по сторонам, Кевин решает пойти в ту сторону, к которой он стоит лицом, понимая, что оставаться на месте нет никаких причин. И первый проделанный шаг производит на него очередное неизгладимое впечатление: его сопровождает мелодичный перезвон музыкального оркестра. Вначале он решает, что это совпадение, но очередной шаг, развенчивает все предположения. Оркестр играет тихую спокойную мелодию, какой бы ее мог написать гениальный композитор, поддавшийся накатившей на него волны меланхолии. Инструментальные звуки невероятно гармоничны, а саму мелодию Кевин может напеть себе столь легко, что его даже охватывает удивление: почему он ее не слышал раньше?

Под звуки невидимого оркестра, Кевин доходит до участка поле, где клубится туман сине-красного цвета. Он искрится блеском, словно сладкая вата, которую посыпали алмазной крошкой. Кевину непреодолимо хочется войти в него, пусть даже туман появился неожиданно, и, кажется, не может предвещать ничего хорошего.

Его обволакивает дымкой, словно мягкими объятьями. Так хорошо, безопасно и уютно ему еще никогда не было, разве что в утробе матери. Он идет ровным шагом вперед, не опасаясь ничего на своем пути, хотя и уверен, что он не один в этом сине-красном мареве.

Вначале ему встречается человек с саксофоном, одетый по моде бутлегеров начала двадцатого столетия. Музыка его саксофона звучит внезапно громко, словно Кевин открыл звуконепроницаемую дверь, за которой тот все это время исполнял свой блюз. Мужчина не обращает на него никакого внимания, предпочитая выводить далее звуки из своего инструмента, закрыв в блаженстве глаза. Кевин тоже решает не уделять ему слишком много внимания, продолжив свой путь. Звуки саксофона постепенно начинают идти на убыль, пока не растворяются в тишине.

После ему встречаются две маленькие девочки в белых свадебных платьях, держащие в маленьких ручонках букетики с белыми цветами. Они пробегают мимо него словно в замедленной съемке, появившись ниоткуда и исчезнув в никуда. За ними вдогонку спешит и их легких звонкий детский смех, оставляющий после себя звуки эха.

Следующего кого он встречает в тумане — черный породистый конь, в котором он сразу же узнает Фаундера. Его длинная черная грива свисает набок, большие грустные глаза смотрят прямо на него. Фаундер пару раз бьет копытом и заканчивает все приветственным фырканьем. Кевин протягивает руку вперед, чтобы прикоснуться к своему другу, но конь делает шаг назад, после чего встает на дыбы, увеличившись в росте вдвое. Затем, громко ржет и, разворачиваясь, скачет прочь.

Это его последняя встреча в этой странной сине-красной мгле, после которой туман рассеивается и он оказывается перед высокой ножкой отключенного фонаря. Но, стоит ему поднять голову и осмотреть плафон, как лампочка загорается, освещая каменную тропу и одноэтажные дома спального района.

Он узнает это место. Это Фолкстоун, штат Каролина и улица, на которой он родился и вырос. И оказывается он здесь не в обычный день. Тыквы на верандах каждого дома ясно дают понять, что попал он как раз на Хэллоуин. А мальчишка, что стоит у дома Бриджей без сомнений — Чарли Фиббс. Именно, что мальчишка — таким, каким он запомнил его, а не таким, каким он должен быть с течением лет. Чарли поднимает руку вверх и машет ему.

— Привет, Кэв. А уже решил, что ты не придешь.

Кевин, топчется немного на месте, но все же шагает к знакомому до боли дому и к знакомому до боли мальчишке, которого можно легко узнать, несмотря на маску мухи-инопланетянина, что сейчас прикрывает его макушку.

— Это и есть твой хваленый костюм зомби? — с иронией спрашивает Чарли, оглядывая его с ног до головы.

Кевин делает то же самое, ожидая увидеть себя в праздничном костюме, но он одет в ту же одежду, что и до своей смерти. Также он все еще взрослый мужчина почти тридцати лет. — Ладно, давай постучим в дверь, иначе Ленни будет готовиться до самого утра.

Чарли первым вскакивает на веранду и стучит в дверь. Кевин, все еще не понимая как ко всему этому относиться, поднимается по ступенькам следом за ним и хмуро глядит на фонарик из тыквы. В этот самый момент свеча внутри фонарика гаснет.

— Дурной знак! — чуть ли не поет Чарли и принимается покусывать пальцы, изображая панический страх.

— Здесь, ты прав, — соглашается с ним Кевин, что заставляет Чарли посмотреть на него с укором.

— Вообще-то, я пошутил. Что с тобой сегодня, Кэв? Сильно вжился в образ?

Свет на веранде включается, после чего открывается дверь.

Судя по белой краске на лице и темным кругам под глазами, а также белой накидке, Ленни в этом году так же, как и во все остальные изображает полноватое и безобидное привидение.

— Да прибудет с тобой сила, капитан Спок! — восклицает Чарли, приподнимая вверх свою руку-крыло.

— Капитан Спок из 'Звездного пути', а не 'Звездных воин', умник, — в унисон произносят Кевин и Ленни, после чего оба мальчишки с удивлением смотрят на него. Но, Чарли вскоре хохочет и его смех разливается по всей темной пустынной улице.

— Ты тоже заметил, что Ленни очень предсказуем?

— Ничего подобного! — качает головой Ленни, обижено глядя на них.

— А вот и да!

— А вот и нет!

Бессмысленные реплики между ними могут продолжаться целую вечность. Кевин спрашивает Бриджа, если он готов идти вместе с ними за сладостями.

— Я мигом. Только надену кроссовки.

Спустя несколько минут возни и пыхтения, Ленни вновь появляется на пороге и со словами: 'Мама, я ухожу!' прикрывает за собой дверь.

Кевина охватывает тревога. Он знает, что этот день в его детстве прошел как нельзя плохо, но каковы были тому причины, ему никак не удается вспомнить. Это очень странно, так как он может поклясться, что не было ни дня, чтобы он не вспоминал этот День Всех Святых в последующие годы.

Они идут вниз по темной улице в полнейшей тишине, хотя в тот день она была полна детей в маскарадных костюмах, которые кричали, веселились и задирали друг друга со словами: 'Кошелек или жизнь?'. Теперь ничего из этого нет. Есть лишь пустая улица, двое мальчишек в костюмах и он — взрослый мужчина в повседневной одежде, бредущие пока что в неизвестном ему направлении.

— Парни, у меня есть идея!

Голос Чарли заставляет его вздрогнуть. Эти слова предвещают несчастье.

— И в чем она состоит? — интересуется Кевин, понимая, что таким же был его вопрос и тогда, в далеком прошлом.

— Навестить дом Вебстеров!

Сразу после этих слов, по спине Кевина пробегает холодок. Он вспоминает дом, что находился на другом конце улицы, в стороне от других домов. Нолан смотрит вдаль и тут же нужный им дом, словно озарят некое сияние, делая его уникальным в сравнении с другими домами. А еще он становится гораздо огромнее, чем он был на самом деле. Теперь он кажется не простым заброшенным домом, стоящим в полном одиночестве, а особняком в готическом стиле, в котором мог жить сам граф Дракула или же доктор Виктор Франкенштейн, занимающийся своими жуткими обгоняющими время экспериментами.

— Я туда не пойду! — решительно заявляет Ленни.

— Струсил? — тут же давит на него Чарли.

— Ничего я не струсил! — уходит оборону Ленни. — Просто, не хочу и все. Если хотите, идите без меня, а я вас здесь подожду.

— Но, ты ведь не хочешь идти только потому, что боишься!

Кевин знает, что сейчас снова начнется перебранка между мальчишками, и чтобы ее предотвратить, он произносит:

— Это отличная идея, Чарли. Я готов.

Были ли это именно те слова, которые он хотел произнести? Сейчас это не имеет никакого значения. Куда важнее то, что он чувствует необходимость повторно навестить этот мрачный страшный дом. Кажется, что именно там он найдет ответы на все свои вопросы, а может даже излечит раны вины, которые тревожат его и сейчас. Но, в чем состоит его вина? Кевин не знает ответа, потому что память возвращается к нему лишь мелкими фрагментами.

— Ты настоящий мужик, Кэв. — Фиббс одобрительно кивает и вытягивает ладонь вперед, опуская ее лишь, когда Кевин хлопает по ней своей ладонью. — Вот Кевин смельчак, а ты Ленни — просто девчонка.

— Никакая я не девчонка, я тоже иду с вами, — сдается Бридж.

Они идут дальше, приближаясь к дому с каждым шагом. Сам же дом нескончаемо растет, и дело совсем не в том, что они становятся к нему ближе. Он теперь гораздо выше и шире и упирается крышей в черное небо, теряясь среди звезд. А из-за разросшейся ширины дома, он уже не стоит в стороне от остальных жилых строений, а нагло занимает чужую территорию. Ближайшие к нему дома из-за такого соседства, даже покрываются трещинами и склоняются набок.

Картина выглядит угрожающе, но Кевин знает наверняка, что никто из них не отступит назад.

Они трое останавливаются у лужайки старой двухэтажной громадины, что сплошь покрыта листвой и густо растущими сорняками, на верхушках которых плетут паутину жуткого вида пауки.

Чарли спешит к сетчатому ограждению, по правую сторону от дома, где находился секретный лаз. Кевин, недолго думая, идет следом, а за ним бредет Ленни, со своей тяжелой походкой и прерывистым дыханием.

Окна дома по размерам не уступают деревянным вратам какого-нибудь средневекового замка. К радости Чарли они все же расположены достаточно низко, чтобы он мог ухватиться за карниз, подтянуться и взобраться на него. Встав во весь рост, он осматривает окно. Кевину приходит на ум ассоциация с гномиком, который стоит на пороге дома великана-людоеда.

— Эгей! Миссис Вебстер, я чувствую запах ваших фирменных пирожков! Вот, решил заглянуть к вам с друзьями на часок. А вы, мистер Вебстер, не угостите нас холодным пивком?!

В этот раз ни Ленни, ни он не смеются над шуткой Чарли. Почему-то Нолан уверен, что в этот раз ему ответят. Но, проходит около минуты, а ответа не следует. Это помогает ему решиться тоже подойти к окну и ухватиться за карниз.

Из окна веет холодным ветром и запахом лежалых вещей в заплесневелом углу.

Чарли смотрит на него впервые сверху вниз, затем спрыгивает по другую сторону окно, падая спиной вперед, широко расставив руки. Кевин тоже взбирается на карниз и прыгает внутрь дома, приземляясь на корточки. Привыкать к темноте ему не приходится, так как солнечного света он не видел с тех пор, как побывал у моста губернии Грисалл. В этом доме, как и в настоящем доме Вебстеров, стены покрыты обоями, которые в некоторых местах сползли, обнажая потрескавшуюся штукатурку. Но, если тогда он не смог разглядеть узоров на обоях, то сейчас он прекрасно видит, что на них изображены исполинские яблоки и листья. Во всех нижних углах дома ютятся черные сгустки. Кевина охватывает уверенность, что при прикосновении к ним, он почувствует недомогание. Наверное, так выглядят все углы домов, в котором обитают призраки. Верхние углы дома нельзя разглядеть по той простой причины, что потолок просто исчезает в небесной выси, а потому и внутри он может созерцать звезды.

За его спиной раздается тяжелые пыхтения Ленни, который старается не отставать от них двоих.

Он делает несколько шагов вперед и половицы жутко скрипят под его ногами, сразу напоминая ему о своей старости и непрочности. Наверняка они прогнившие и изъедены древесными жуками и при хорошем прыжке, сломаются под его весом, что в двенадцать лет и тем более сейчас. Остается надеяться, что у Вебстеров нет погреба, а если и есть, то деревянный пол не единственная перегородка между ним и первым этажом.

Пройдя через высоченный проем в двери, он оказывается в еще более огромной комнате. Вдалеке он видит лестницу, которая ведет на второй этаж и которая где-то посередине исчезает в туманности одной из галактик.

Справа от него скрипят половицы, чей звук напоминает скорее треск падающей многовековой ели. Вздрогнув, он поворачивает голову и видит стоящего рядом с собой Фиббса.

— Чарли, — шепчет он.

— Я. А ты кого ожидал? Чету Вебстеров?

Кевин хочет осадить его за злую шутку, но Чарли его опережает:

— Они слышат нас.

Ему становится не по себе, к тому же возникает неподдельная уверенность в том, что за ним стоят две сгорбленные фигуры хозяев дома, которые тянут к его шее белесые руки. Кевин решает не оборачиваться, ведь только так он все еще может убедить себя, что это лишь плод его воображения. Если же он поддастся слабости и обернется, все может закончиться очень плачевно, причем исключительно для него, а не для Чарли.

Сам же Чарли пристально смотрит на него и не выказывает какого-либо страха на лице, несмотря на то, что он прекрасно видит, кто стоит сейчас у Кевина за спиной.

— Только страх порождает чудовищ, — совсем не детским тоном добавляет Фиббс, после чего поворачивается к нему спиной и направляется в дальнюю часть комнаты.

— Постой! — говорит ему Кевин. — Куда ты?

— Ты разве забыл, Кэв? — смеется в ответ Чарли. — Мы должны подняться с тобой на второй этаж. Таковы правила этого дома. Не нам их нарушать.

И хотя все это звучит абсурдно, Кевину все же кажется вполне логичными слова двенадцатилетнего мальчика. Он следует за ним, смотря исключительно на затылок худощавого паренька, что идет впереди него.

— Парни? — раздается голос Ленни из комнаты, через окно которой они попали в дом. — Где вы там?

— Пойдем быстрее, — говорит Чарли, поворачивая голову в сторону Кевина, не сбавляя шага. — Пусть он нас догоняет. Заодно излечится от страха. — И хотя лестница, по которой они поднимаются вверх, неоправданно широка, а ступени слишком высоки, Чарли поднимается по ней так, словно она ни чем не отличается по размерам от любой другой. Кевину же приходится гораздо сложнее, пусть даже его ноги длиннее чуть ли не вдвое.

Ступени под его ногами жутко скрипят, словно каждый его шаг причиняет им невыносимую боль. Из-за этого скрипа ему становится страшно делать каждый последующий шаг, от чего он идет как можно ближе к перилам, при этом, держась за прутья, так как до самих перил ему просто не дотянуться. А где-то уже совсем далеко он слышит голос Ленни, который зовет их по имени и просит не отдаляться от него.

Они поднимаются до площадки между первым и вторым этажом, когда в голову Чарли приходит гениальная идея. Он хватает Кевина за запястье и вновь шепотом, почти ликуя, произносит:

— Слушай, а давай разыграем Ленни!

— Каким образом?

— Напугаем его, а как еще?

— Эй, парни, отзовитесь! Кончайте с играми! Я иду за вами, не оставляйте меня одного! — не прекращает звать их Бридж.

— Он и так уже изрядно напуган, так что нам придется только повздыхать и поохать.

Кевину не нравится данная затея, но у него нет сил отказать Чарли, потому как здесь все происходит не по его воле. Он будто сновидец: является лишь зрителем во всей этой масштабной хорошо знакомой постановке, при этом финал ему пока неведом, хотя и понятно, что он не лишен трагизма.

Они поднимаются дальше вверх, пока их головы не погружаются в галактическую туманность. Звезды плывут вокруг его головы и кажутся очень маленькими и близкими, но стоит ему протянуть руку к ним, как они тут же отодвигаются на дальний план. Все это выглядит точно так же, как если бы он использовал стерео-очки. Перед его глазами летят кометы, взрываясь при столкновении со звездами, разрывая их на части, формирую астероиды.

Они преодолевают туманность галактики и оказываются на втором этаже. Двери всех комнат прикрыты, но стоит Чарли толкнуть первую из них, как она тут же без всяких препятствий открывается — плавно и бесшумно. Они молча входят внутрь и становятся по разные стороны проема.

— Ленни! — кричит Чарли.

— Да! — раздается снизу голос Бриджа: далекий и отдающий эхом. — Вы где, ребята?! — Кевину кажется, что этот голос доносится из динамиков, вмонтированных в шлем скафандра.

— На втором этаже! — подсказывает он. — Поднимайся наверх!

— Что вы там делаете? — Ленни старается, чтобы его голос звучал возмущенно, но страх одолевающий его, сводит на нет все его старания.

— Давай, толстячок Каспер! — дразнит его Чарли. — Мы ждем тебя!

— Не называй меня так! — требует Ленни, после чего раздаются торопливые шаги, а затем и скрипучие звуки ступенек.

Ленни поднимается наверх, а Кевина все сильнее одолевают сомнения в правильности того, что они сейчас с Чарли хотят сделать. И не потому, что он уже взрослый и подобные игры не кажутся ему забавными, а потому что он чувствует: трагический финал уже близок!

— Ребята, да ладно вам, — уже почти плача произносит Бридж. — Ответьте мне, пожалуйста. — Он делает еще несколько шагов вперед и останавливается как раз перед самой комнатой, за которой прячутся они с Фиббсом.

Чарли решил, что это вполне подходящий момент для шутки и кивает Кевину, давая сигнал к начатию великолепного розыгрыша над их приятелем.

— Ррррр!!! — рычит Чарли, выскакивая из-за двери и цепляясь своими пальцами в плечо Бриджу. — Отдай мне свою душу!

Ленни визжит как заяц, отталкивает Чарли в сторону, от чего тот падает на пол, и быстро спешит назад вниз по лестнице. Ступеньки под его ногами протяжно скрипят, подгоняя испуганного мальчишку вперед. И в этот самый момент Кевин все вспоминает. Он срывается с места и бежит следом за Ленни, крича ему, чтобы он остановился. Но Бридж не реагирует на его просьбу, продолжая бежать вниз по лестнице.

Кевин старается не отстать он него. В этот раз его длинные ноги дают ему преимущество: он постепенно нагоняет испуганного друга, которому грозит смертельная опасность. Он настигает его и хватает за накидку как раз в тот момент, когда под ногами Ленни пол начинает трещать, образуя глубокую непроглядную яму. Ленни тянет в эту яму, но упасть ему не позволяет крепко сжимающая его рука. Руки и ноги Ленни барахтаются над пропастью, а сам мальчишка пищит и молит о помощи. Он не успокаивается до тех пор, пока Кевин не вытаскивает его из ямы, опуская на относительно твердую деревянную поверхность.

Тяжело дыша, Кевин садится рядом с ним, чувствуя, как его окутывает приятное чувство — светлое и теплое. Он помнит, что в его детстве все закончилось плохо, но теперь это уже не важно, потому как ему удалось переписать свое прошлое. Это прибавляет ему уверенности в самом себе и теперь ему кажется, что в мире нет ничего такого, что могло бы быть ему не по плечу.

Сзади к ним подходит Чарли и, садясь рядом с Кевином, свешивает ноги в дыру и болтает ими над пропастью.

— Ты сделал то, ради чего попал в это место, — загадочно говорит Фиббс, задумчиво глядя перед собой. — Теперь ты готов к другой части.

— О чем ты? — непонимающе спрашивает его Кевин, хотя сам почти уверен, что все для него предельно ясно.

Чарли смотрит на него и улыбается. Ленни переворачивается с живота на спину, приподнимается на локтях, после чего тоже свисает свои ноги в дыру, в которую немногим ранее чуть не упал. Ему больше не страшно. Впрочем, также как и всем остальным. Страх покидает их тела и уходит прочь, просачиваясь сквозь стены обветшалого огромного дома.

2

Они возвращаются назад и очень скоро оказываются перед домом родителей Кевина. Он смотрит на окна, в которых горит свет, а за занавесками виден чей-то силуэт. Предположительно женский.

— Мои родители, — улыбается он, поворачиваясь к Чарли и Ленни.

— Иди домой, — кивает ему Ленни. — Ты должен отдохнуть. Сегодня ты спас мне жизнь и что-то мне подсказывает, что такое дело изрядно изматывает человека.

— Мы еще увидимся с вами?

— Если ты этого захочешь, — отвечает ему Чарли, после чего они вместе с Ленни уходят вверх по улице, махнув ему руками на прощание.

Кевин подходит к знакомым дверям и с трепетом проводит пальцами по царапинам на них. Они появились в день его девятого рождения. Он думал, что в такой особенный день ему позволят завести собаку, которую он нашел на улице. Это была дворняга, но она была очень дружелюбной и игривой. Родители же отказали ему в желании пустить пса в дом, которому он даже успел дать имя — Спарки. Пес всю ночь оставался стоять на улице, скулить и царапать когтями дверь. А на утро он обнаружил тело Спарки на дороге. Неизвестный водитель сбил дворнягу, не разглядев ее во мраке. Удар был настолько неожиданным и сильным, что пес даже не успел взвизгнуть.

Эти царапины всегда напоминали Кевину о несчастном псе, которому не посчастливилось встретиться с ним в последний день своей жизни и решить, что мальчишка сможет стать для него настоящим другом и защитником.

Кевин навещал родительский дом в последний раз два года назад. Мать до сих пор жила в этом доме. Дверь сменили около восьми лет назад, когда отец еще был жив. По этой причине он совсем забыл о царапинах, а заодно и о псе Спарки. Теперь же воспоминания буквально захлестывают его, и ему даже чудится лай собаки. Кевин оборачивается, но не видит за спиной ни одной живой души. Чарли и Ленни тоже пропали с ночной улицы, скрывшись в своих домах.

Он хочет постучать, когда понимает, что в этом нет ни малейшей нужды: если его друзья детства узнали во взрослом мужчине своего друга Кэва Нолана, тогда и родители поймут, что в дом вошел никто иной, как их родной сын. Дверь открывается, и Кевин видит перед собой все тот же знакомый интерьер, создающий полноценную картину его детства.

Он ступает с осторожностью на коврик с надписью 'Добро пожаловать', вдыхая полной грудью запах дома, который знаком ему с ранних лет. Дверь со скрипом закрывается, а спустя секунду он слышит голос:

— Кевин, ты вернулся?

Его сердце начинает учащенно биться. По телу прокатывается дрожь. Во рту становится сухо. В глазах наворачиваются слезы. Всему виной женский голос. И этот голос принадлежит не его матери. Но он не менее важен для него в эти мгновения.

— Клэр, — с трудом произносит он, а когда его жена появляется перед ним, Кевин тут же заключает ее в своих объятьях и принимается покрывать ее лицо поцелуями. — О, родная, как же я по тебе соскучился! Как же я сильно люблю тебя.

Клэр смеется. Ее муж ведет себя странно и все же ей приятна его реакция. Это Кевин с легкостью читает в ее глазах. Она гладит его по волосам, после чего добавляет:

— Ты так себя ведешь, будто не видел меня целый год.

— Нет, — качает он головой, после чего вновь целует ее. — Чуть меньше.

— Ну и быстро же в таком случае летит время. А мне казалось, что ты ушел из дома на работу только сегодня утром.

Кевин хмурится. Какая работа? Он был вместе с… Или же на работе? Он пытается восстановить свои последние действия. Они связаны только с работой. Он занимался привычной рутиной, ходил на обед с Джорджем Шелби и с другими коллегами, навещал парочку потенциальных клиентов, а также получил очень приятное известье от руководства, о котором он хочет рассказать своей жене. Да, так все и было. И почему он изначально решил, что слова Клэр никак не связаны с действительностью? Наверное, он просто переутомился.

— Ты, наверное, голоден. Пойдем, я накрою стол.

Клэр берет его за руку и ведет за собой в столовую, которая ничем не отличается от той, в которой он принимал пищу последние годы.

— Как дела на работе? — спрашивает его жена, ставя на стол тарелки.

— Отлично, — отвечает Кевин, кладя полотенце на колени. — Меня скоро ждет повышение.

— Это просто замечательная новость! — восклицает Клэр, а на ее щеках вспыхивает румянец. Они оба очень долго ждали этого момента. А потому она испытывает неподдельную радость от такой новости.

— Даже если я скажу, что нам придется переехать в другой штат? — спрашивает ее Кевин.

Клэр хмурит брови. Об этом она не подумала.

— В какой?

— В Калифорнию, — отвечает Кевин, после небольшой паузы.

Клэр зажимает рот ладонями, чтобы подавить крик радости. Это и не удивительно, ведь жить в Калифорнии — их давняя общая мечта. Она ставит на стол хлебницу, после чего крепко обнимает его за шею и чуть ли не запрыгивает ему на колени.

— Ты это серьезно? Ты ведь не обманываешь меня?!

— Ни в коем случае, любовь моя. Я говорю это на полном серьезе.

Теперь приходит ее черед покрывать его лицо поцелуями.

— Это один из самых лучших дней в моей жизни, который идет сразу же после рождения Кэтти и нашей с тобой свадьбы, — безапелляционно заявляет ему жена.

— Кстати, а где Кэтти? — спрашивает Кевин, чувствуя огромное желание увидеть дочь, так как ему кажется, что он не видел свою малютку очень и очень давно.

— Она уже спит. Ночь на дворе, если ты не заметил.

Кевин смотрит в окно и видит в нем только их отражения. Они молоды и счастливы.

— Тогда после ужина я загляну к ней в комнату. Хочу поцеловать ее, прежде чем лягу спать.

Он не помнит, что ел, но уверен, что ужин был как всегда вкусным и сытным. А еще ему кажется, что такой вкусной еды он не пробовал очень давно. Примерно полгода как, а то и больше.

Он поднимается вверх по лестнице к комнате, где спит его дочь. Тихо открывает дверь и входит внутрь. Медленно, чтобы не разбудить дочь, он опускается на край постели и с любовью проводит ладонью по ее волосам. Кэтти крепко спит и в тишине ночи слышно лишь ее тонкое нежное дыхание. Ему очень хочется услышать ее голос и взглянуть ей в глаза, и все же он не решается разбудить ее, понимая, что завтра он вполне сможет ее крепко обнять и рассказать о том, что в выходные дни они отправятся в Диснейленд. Это станет для нее приятным сюрпризом.

На ночном столике он видит прямоугольный силуэт. Он не сразу понимает, что перед ним лежит книга. Он протягивает к ней руку и приближает ее к лицу, стараясь, чтобы лунный свет, светящий через окно, падал непосредственно на обложку.

'Море Желаний'. Автор — Джек Йеллоухилл.

Странно, но он совсем забыл, что эту книгу он читает дочери перед сном в последние дня три. За исключением сегодняшнего дня, по той причине, что рабочий день был слишком долгим.

История, описываемая в книге, нравилась не только его дочери, но и ему самому. Кевин решает открыть книгу примерно посередине и в лунном свете ему удается прочитать пару строчек и два имени 'Линин' и 'Марк'. От этих имен по его спине проходят мурашки. Ему кажется, что они принадлежат не простым сказочным персонажам, а существующим на самом деле людям. Чувство столь же странное, сколь и абсурдное. Ему хочется прочесть еще пару строк из книги, чтобы пробудить свою память, но руки сами по себе захлопывают книгу и кладут ее обратно на ночной столик у светильника.

Ему пора. Клэр ждет его в спальне и, скорее всего, на ней уже нет ничего из белья. Ночь ожидается быть короткой, но очень приятной.

Он целует Кэтти в щеку, после чего выходит из комнаты, прикрыв за собой дверь. Затем он идет по коридору в сторону их с Клэр спальни. Кевин открывает ее с полным предвкушением предстоящей бессонной ночи любви. Дверь открывается перед ним и…

Они едут в машине по пустынной ночной дороге. Он сидит за рулем. Рядом, на пассажирском сиденье, сидит Клэр и ветер, вторгнувшийся в салон автомобиля через открытое окно, треплет ее раскошенные светлые волосы. Кэтти сидит позади них, держа в руках книгу 'Море Желаний'. Он все никак не может оторваться от нее и это начинает Кевина немного беспокоить. А еще его беспокоит не отступающая уверенность в том, что еще секунду назад он готовился ко сну. Как он не старается, он все же не может вспомнить каких-либо предшествующих их путешествию событий. Но он знает одно наверняка: они всей семьей едут в Диснейленд. И пусть на улице ночь, и пусть в такое время суток все должны спать, он все же уверен в том, что идея отправиться в Диснейленд — единственно правильная.

— Папа, я хочу пи-пи, — говорит Кэтти.

— Хорошо, родная, — кивает Кевин и приостанавливает машину как раз перед небольшим кафе у дороги.

Кэтти хочет пойти в туалет с книжкой, но Клэр удается ее разубедить, пообещав, что Кевин присмотрит за ней.

— И что она так привязалась к ней? — озадаченно произносит Клэр и уводит Кэтти с собой в туалетную комнату.

Кевин пожимает плечами, после чего смотрит на обложку книги. Художник-иллюстратор постарался на славу, изображая спокойный волны моря и яркое красочное небо над ним. Он открывает одну из последних страниц, до которых они с Кэтти еще не дошли, и читает первое предложение, попавшееся ему на глаза.

'В этом городе вечно стоял туман. А его жители не знали другого времени года кроме осени. Именно в нем я испытал одни из самых счастливых и одни из самых кошмарных дней в своей жизни. Именно в этом городе я нашел то, что искал, но, также в нем я мог оставить свое здравомыслие навсегда'.

Кевин закрывает книгу. Ему доводилось слышать, что таким образом иногда гадают на будущее, а потому прочитанное его пугает. Почему-то ему кажется, что эти строчки полностью посвящены ему и тому, что его окружает, хотя в пределах видимости нет и намека на туман. Разве что ночь может заменить его. Ему кажется, что он стал героем фильма или даже сказки, и сейчас перед ним должен появиться подозрительный субъект, с требованиями не ехать дальше в путь, а свернуть назад или и вовсе остаться здесь навсегда. И как только он об этом думает, из мрака возникает незнакомец и останавливается перед ним.

Он высок, худ, облачен в черный траурный наряд, в руках трость из слоновой кости. Его лицо настолько худое, что даже в слабом освещении фонаря, стоящего у дверей кафе, он прекрасно видит его узкий подбородок, впалые щеки и выпирающие скулы.

— Вам не стоит останавливаться по пустякам, — говорит он низким голосом, плохо сочетающимся с внешностью. — Вы должны продолжить путь. Таковы правила.

— Кто вы? — спрашивает Кевин, хотя на самом деле ему хочется попросить незнакомца уйти и больше никогда не заговаривать с ним.

— Просто езжайте дальше и не общайтесь впредь с незнакомыми вам людьми. Ведь там вас ждет встреча с вашими друзьями: с теми, кого вы знали давно и с теми, кто совсем недавно повстречался вам на жизненном пути.

Незнакомец еле заметно кивает ему головой и уходит прочь. Кевин с непониманием и волнением следит за удаляющейся от него фигурой до тех пор, пока не слышит голос своей жены около себя:

— Мы готовы.

Кэтти чешет нос сразу всеми пятью пальцами руки, после чего просит у отца книгу. Кевин возвращает ее, и Кэтти мгновенно прижимает ее к груди.

Они садятся в машину, и Кевин вновь занимает дорожную полосу. У Кевина никак не выходит из головы встреча с таинственным незнакомцем, внешность которого он теперь не может вспомнить. Он крепко сжимает руль в ладонях и задумчиво глядит через лобовое стекло на то, как за стеклом проплывают разноцветные рыбки: большие и маленькие, длинные и плоские. В это же время из открытого окна в салон врывается свежий ночной воздух.

— Почему они здесь плавают? — спрашивает Кевин, обращаясь скорее к самому себе.

— Что, дорогой? — переспрашивает его Клэр.

— Рыбки, ты их видишь?

— Конечно же, вижу. А где, по-твоему, они должны плавать? — смеется она в ответ.

Кевин хочет что-то сказать, но сам неожиданно понимает, что в окружающей его картине нет ничего удивительного. Рыбки плавают там, где они должны плавать. Он с интересом наблюдает за одной из них в то самое время, как автомобиль въезжает на мост. И именно здесь появляются первые за долгое время машины. Трафик очень плотный, а потому ему приходится сбавить скорость и пристроится за одной из машин.

По обе стороны моста расстилается водная гладь насыщенного лазурного цвета, в которой отражаются все звезды и галактики, висящие в небе.

— Папа, это Море Желаний! — чуть ли не кричит Кэтти с заднего сиденья, прислонившись лбом к стеклу, чтобы лучше разглядеть водную гладь.

— Нет, Кэтти, это Океан Надежд, — говорит Кевин и тут же ловит на себе озадаченный взгляд Клэр.

— Как ты его назвал?

Кевин хочет повторить сказанное ранее, но уже сам не помнит, что именно он сказал. Впереди едущий автомобиль прибавляет скорость, и Кевин тоже жмет на педаль газа.

— Это залив Сан Пабло, детка, — наконец ему удается собрать разбежавшиеся в разные стороны мысли и повторить слова, сказанные ранее.

— Папа, а зачем здесь столько проводов? — спрашивает Кэтти.

— Эти провода, а вернее пруты помогают быкам — высоким столбам — держать мост на высоте.

— Чтобы он не упал в воду?

— Да, чтобы он не упал в воду.

Впереди едущий автомобиль включает задние огни и начинает притормаживать, отчего Кевину приходится делать то же самое. Раздаются звуки сигналов. Кевин пытается разглядеть, что происходит впереди, но ему ничего не удается увидеть.

— Что-то произошло? — спрашивает Клэр, слегка приподнявшись с сиденья.

Ему кажется, что нечто подобное уже случалось с ними, но он никак не может вспомнить, когда именно это было. И было ли вообще? Это очень похоже на 'дежавю'. Нечто подобное он уже испытывал и ни раз, но никогда это чувство не было столь ярким и навязчивым.

— Скорее всего, у кого-то проблемы с вождением, — спокойно отвечает Кевин. — Все уже нормализовалось.

— А если провод порвется? — раздается голос Кэтти практически у его правого уха, и Кевин непроизвольно оборачивается. Кэтти просовывает голову между сидениями и смотрит на конструкцию моста через лобовое стекло, за которым продолжают плыть в разных направлениях декоративные рыбки.

— Они не порвутся, Кэтти. Они очень крепкие. Сядь, пожалуйста, нормально.

Эти слова отдаются эхом в его голове. Уверенность, что с ним что-то похожее уже происходило становиться навязчивым. Голова кружиться. Все перед глазами плывет. Рыбки за стеклом расплываются в разные стороны, оставляя после себя кровавые следы. Его начинает мутить.

'Что со мной не так?' кричит он в сердцах, понимая, что произнести это вслух у него просто не получится из-за накатившей на него слабости. Ему хочется остановиться и выйти из машины.

В этот же момент синий 'Форд', находящийся, как раз перед ними, резко давит по тормозам. Кевина это не застает врасплох потому, как он знает наперед, что должно произойти. Также он знает, что если он резко свернет налево, в 'Тайоту' врежется автомобиль, едущий как раз в этот момент на обгон. Чтобы это предотвратить, он поворачивает руль до предела в правую сторону, после чего изо всех сил давит на тормоза.

Тормоза шипят, слышны звуки клаксонов, даже что-то разбивается… но им удается избежать столкновения. Машина задевает одну из опор моста, после чего мотор глохнет.

Первое что он делает, осматривает жену и дочь, желая убедиться, что с ними все в порядке. На первый взгляд — так оно и есть. За стеклом, декоративные рыбки вновь начинают собираться, и теперь оставляемый ими след светится голубым светом. Никакой крови…

Клэр и Кэтти одновременно выходят из машины и становятся перед капотом 'Тайоты'. Кевин, непонимающе следим за ними, после чего тоже покидает кресло водителя. Он встает так, чтобы Кэтти оказалась между ним и Клэр, после чего, так же как и они начинает смотреть в ночную даль, туда, где заканчивается мост и где начинается парк аттракционов. Вокруг нет ни одной машины, кроме той, на которой они сами приехали. Рыбки тоже пропали, стоило им покинуть салон автомобиля. Теперь их внимание занимает только Диснейленд, утопающий в ярком свете фонарей и разноцветных вспышках салюта. Теперь до парка аттракционов лишь рукой подать.

3

Они идут между стойками словно по лабиринту, медленно но верно приближаясь к кассе, чтобы купить билеты. Перед ними и позади них стоят такие же родители с детьми, как и они сами, а также бабушки и дедушки с внуками. Большинство из взрослых носят на голове уши Микки Мауса, особенно смешно в них смотрится старик лет восьмидесяти, который, скорее всего, до выхода на пенсию, работал в некой государственной структуре и занимал высокий пост: он хмурит брови и постоянно делает замечание внукам, и все же выглядит слишком абсурдно в этих ушах, чтобы его принимали в серьез.

Те, кому уже посчастливилось купить билеты, теперь идут к воротам или же пьют воду из питьевых фонтанчиков, которых здесь огромное количество.

Ночь разгоняется с помощью ярких прожекторов, которые ослепляют не хуже солнца. Кевин смотрят на один из них, а потом долго не может избавиться от ряби, плывущей перед его глазами.

Кэтти с нетерпением подпрыгивает на месте и смотрит в сторону кассы, не переставая повторять: 'Быстрее! Ну, быстрее же!'. Клэр смотрит на нее с улыбкой, затем переводит взгляд на мужа и смеется. Кевин смеется в ответ и в тот же самый момент на его плечо ложиться чья-то рука. Он оборачивается и видит перед собой полноватого мужчину с рыжими волосами и в крупных очках с толстыми линзами.

— Привет, Кевин! — произносит он с таким весельем, будто они самые лучшие друзья. Спустя короткое мгновение, Кевин понимает, что так оно и есть. Это не кто иной, как Ленни Бридж.

— О, Ленни! А я и не заметил тебя.

— Да, — хохочет он, держа за руку двух карапузов мало чем отличающихся от него самого. — Я тебя заметил еще на стоянке, но решил не поднимать крик, потому как знал, что мы здесь встретимся.

— А где Урсула? — Вначале Кевин хочет спросить Ленни, где его жена, но имя само всплывает из его подсознания. Урсула тут же выглядывает из-за широких плеч мужа и махает ему приветственно ладонью. — А, привет, Урси, рад видеть всю семью в сборе.

— Взаимно, Кевин, взаимно.

— А где Чарли?

Только он задает этот вопрос, как слышит ответ:

— Я тут, дружище!

Чарли Фиббс стоит перед ними. Странно, что он его не заметил с самого начала.

Чарли выглядит очень худым, а светло-коричневая кожа с годами стала более темной. Его лысую голову скрывает шляпа с узкими полями, а в бороде, которой он обзавелся, видны уже седые пряди волос. Он держит на руках своего пятилетнего сына, который заинтересован не меньше Кэтти в кассовой будке.

— Рад вас видеть здесь, друзья, — воодушевленно говорит Кевин.

— Да, Кэв, мы тоже рады, — кивает головой Ленни, после чего добавляет. — И если бы не ты, этой встречи могло бы и не быть никогда.

— Да, — соглашается с ним Фиббс. — Если бы ты тогда не спас Ленни от падения в доме Вебстеров, все было бы совсем иначе. Ленни бы погиб, а мы с тобой перестали дружить и совсем потеряли следы друг друга к этим годам.

Кевину приятно слышать эти слова и все же ему кажется, что кругом один лишь обман и все далеко не так радужно, как кажется.

Дует ветер, принеся с собой желтые листья. Вначале их не много, но постепенно ими укутывается вся площадь. Они парят в воздухе, формируя плотные стены, но никто на это не обращает внимания. Никто кроме Кевина. Зрелище хоть и красивое, все же в нем есть что-то неправильно, сравнимое с преждевременной гибелью. И не менее неправильными ему кажутся подобные мысли.

Кевину хочется отвлечься от дурных мыслей, и он поворачивается к Ленни со словами:

— Друг, может, выберемся как-нибудь на бутылочку пива в эти выходные?

За ним стоит совсем другой мужчина, совсем не похожий внешне на Бриджа. Незнакомец смотрит на него с удивлением и непониманием. Кевин приподнимает руку в знак извинений и поворачивается вперед, чтобы убедится, что с Чарли он хотя бы не обознался. Но и здесь его ждет разочарование. Перед ними стоит совершенно незнакомый ему человек.

Он мог еще долго размышлять над данными причудами судьбы, если бы они не подошли к кассе.

Кассир протягивает ему билет, хотя он не помнит, чтобы платил за него. Но, раз кассир выдал ему билет, значит — он уже оплачен.

Вместе с Клэр и Кэтти они входят на территорию парка аттракционов. Кевин при этом старается разглядеть дорогу перед собой, которую частично скрывает от него листопад и толпа людей.

— Разве это Диснейленд? — расстроено произносит Кэтти и тяжело вздыхает.

Листва оседает на землю и Кевин понимает, что его дочь права. Это совсем не похоже на Диснейленд. Скорее на представления бродячего цирка: шатер с гадалкой, измеритель силы, жонглеры, клоуны, факиры и фрики. Карусели — единственное, что более или менее соответствует знаменитому аттракциону построенному Уолтом Диснеем.

— Ты ведь обещал мне Диснейленд! — уже капризничая, топает ножкой Кэтти. — Мне здесь не нравится.

Кевину и самому не нравится место, в которое они попали. В нем нет легкости присущей детскому развлечению. Здесь даже взрослому становится не по себе. Даже запах попкорна и печеных яблок не навивают приятных ассоциации. Он решает возложить всю вину за это на темное время суток.

— Поверь, родная, после первого же катания на каруселях ты уже не захочешь уходить, — обещает Клэр, поглаживая дочь по голове. — Разве все эти серебристые и черные лошадки не выглядят дружелюбно? Будь я твоего возраста, я была бы в восторге от этого места.

Кевин понимает, что его жена лукавит, но Кэтти еще слишком мала, чтобы понимать: где правда, а где ложь, а потому ее обида быстро сменяется интересом.

— Привет, Кевин, Клэр и малютка Кэтти!

Это Джордж Шэлби. Для Кевина эта встреча неожиданная, но приятная. Джордж закоренелый холостяк и детей у него нет, а потому странно его встретить в подобном месте. К тому же при последней их встрече ни Джордж, ни сам Кевин не поднимали тему о планах на выходные.

— Привет, Джордж. Какими судьбами ты здесь оказался?

— Решил вспомнить детство и покататься на Чертовом Колесе. — Они все смотрят в сторону упомянутого аттракциона, около которого большое скопление людей. Голоса ожидающих своего череда сплетаются с криками и смехом тех, кому повезло оказаться среди первых попавших на колесо обозрения. — В отличие от твоего отца, Кэтти, я уже очень большой и меня не надо сопровождать таким маленьким девочкам как ты в такие места как это. Я и сам сюда хожу.

— Нет, — качает головой Кэтти, заливаясь в смехе. — Это меня папа привез сюда, а не я его.

— Это меняет дело. Выходит, твой папа уже самостоятельный взрослый человек.

— Ты в этом сомневался? — иронично спрашивает Кевин.

— Постоянно, приятель.

— Ладно, вы тут поговорите, а мы с Кэтти, пойдем, покатаемся на каруселях. — Клэр, берет за руку дочь, затем целует его в губы и они вдвоем направляются к платформе под навесом, на которых стоят кони. Кевин смотрит им вслед, пока их не скрывают от него проходящие мимо люди, клоуны, фотографы и прочие участники шоу.

— И все же, что тебя привело сюда, Джо? Неужели решил замутить с бородатой женщиной?

Кевин поворачивается к своему другу лицом, но вместо того перед ним стоит один из многочисленных незнакомцев, что окружают его со всех сторон, идущие взад-вперед и не обращающие на него никакого внимания. Незнакомец, занявший место Джорджа, оглядывает его высокомерно с ног до головы, после чего быстро оказывается унесенным людским потоком.

— Что же это такое?

Теперь ему становится на самом деле страшно. Он хочет поскорее покинуть это место. Лучше всего будет, если они сядут обратно в машину и вернутся домой.

Стоит ему только повернуться снова в сторону каруселей, как все здешние звуки резко обрываются. А вместе со звуками испаряются и все те, кто их издавал. Он оказывается совершенно один среди шатров, инсталляций, приборов освещения и фургончиков цирковой трупы. Осенний ветер снова приносит листопад и чем сильнее становится его паника, тем больше листьев кружат над, перед и за ним. Кевин срывается с места и бежит к каруселям, которые медленно и со скрипом кружатся, сохраняя лишь память о тех детях, что были здесь когда-то.

— Клэр?! Кэтти?! — кричит он во всю силу легких, сразу как обегает карусели в пятый раз. — Где вы?!

Он запрыгивает на платформу и начинает метаться от одной лошади к другой и продолжает кричать. Эхо словно в насмешку разносит его голос во все четыре стороны. Ответа же нет.

— Кто-нибудь! — уже выбившись из сил, орет он, затем его глаза цепляются за полосатые стены шатра, а разум твердит, что внутри должен быть кто-то.

Кевин, отмахиваясь от листвы, бежит к шатру. Борясь с навесом, он вбегает внутрь и оказывается перед колдовским столом, за которым сидит цыганка. Свечи освещают ее старое сморщенное лицо. Сама же она, прикрыв глаза, водит руками, обвешенными кольцами и браслетами, над хрустальным шаром. Тот отзывается на ее манипуляции робким фиолетовым сиянием.

— Я ведь предупреждала тебя, что твое путешествие добром для тебя не закончится, — говорит старуха, открывая глаза. Только сейчас Кевин признает в ней ведьму с болот — Диздейн.

— Помогите мне найти жену и дочь, прошу вас! Я не могу потерять их во второй раз!

— Чтобы потерять дважды, нужно их найти однажды. — В хрустальном шаре проявляются лики Клэр и Кэтти. Мать обнимает крепко плачущую дочь, а сама смотрит с испугом по сторонам. — Они всего лишь дурные воспоминания, которые зовут тебя в самые глубины небытия.

— Что вы такое говорите?!

— То, что ты сам знаешь, но только не хочешь в это верить.

— Я вас не понимаю.

— А я думаю, что ты лжешь самому себе прямо сейчас.

— Вы мне поможете их найти или нет?! — стучит кулаком по столу Нолан, сурово глядя на старуху в цыганском наряде.

— Если ты этого сам захочешь.

— Иначе меня здесь не было!

— Хорошо, — кивает Диздейн. — Мы сами роем себе могилы и, закапывая себя, рыдаем навзрыд. — Ведьма проводит в очередной раз ладонями над шаром. Туман клубится за хрусталем, принимая самые причудливые формы и образы, пока не рассеивается и не показывает ему аттракцион по измерению сил.

— Что это значит? — качает он головой.

— Это значит, что именно там ты найдешь то, что ищешь, Пришелец.

Не говоря больше ни слова, Кевин выбегает из шатра и бежит по протоптанным тропинкам, выискивая взглядом нужный ему аттракцион. Находит он его довольно быстро, по той простой причине, что в полной тишине парка, до его слуха доносятся тяжелые удары, шипение и звон.

У аттракциона по измерению силы, стоит широкоплечий седовласый мужчина, опираясь на длинную рукоять деревянного молота. Кевин подходит к нему со спины, но тот на него никак не реагирует. Кевин обходит его стороной и останавливается прямо перед ним. Мужчина, кажется, о чем-то размышляет, держа веки прикрытыми.

— Извините, мне нужна ваша помощь.

Человек открывает глаза, и Кевин узнает в нем Тифа.

— А зачем мне тебе помогать, Пришелец, — хмыкает тот. — Ты ведь предал меня, назвав убийцей. Ты вселил в меня надежду на исполнения желания, а затем сам же ее и отнял. Как не крути, но у меня нет причин помогать тебе, да и желания тоже.

— Прости меня, Тиф. Прости за все. Я был не прав.

— Ты думаешь, этого будет достаточно?

— Я не знаю, что тебе еще предложить, — разводит руками Нолан.

— Сыграем? — Тиф хватает кувалду обеими руками, мышцы на его руках вздуваются и проступают извилистые вены. — Если ты ударишь по наковальне сильнее меня, тогда, так и быть, я тебе помогу.

Прежде чем Кевин дает свое согласие, Тиф бьет первым. Бегунок легко взлетает ввысь, оставляя позади уровни 'Младенец', 'Старик', 'Салага', 'Большой мальчик', 'Настоящий мужчина'. Достигнув уровня 'Чемпион', он ударяется о звонок и тот громко извещает о максимальной силе удара.

— Тебе нужно хотя бы повторить мой результат, — говорит Тиф и с довольной улыбкой протягивает Кевину молот.

Нолан берет его за рукоять и по тяжести снаряда понимает, что ему не удастся повторить удар Тифа. И все же он не имеет право сдаваться. Он крепче сжимает рукоять молота, тяжело вбирает воздух в легкие, после чего бьет изо всех сил, по наковальне.

Бегунок с гораздо меньшей скоростью, чем минутой ранее, взлетает вверх, проходит первые четыре уровня и с трудом достигает 'Настоящего мужчину', после чего падает вниз. Тиф смеется и отбирает у него молот. Кевин чувствует себя жалким и беспомощным.

— Неужели ты и вправду рассчитывал победить меня?

— Нет, но я должен был попытаться.

Тиф хмурит задумчиво брови, после чего хлопает его по плечу.

— Не расстраивайся.

— Мне нужно идти. Клэр и Кэтти ждут меня.

— Тебе лучше забыть о них. Все эти поиски не принесут тебе душевного покоя.

— Я должен, — настаивает на своем Кевин.

— Мы рыдаем, закапывая себя в могилу и в молчаливой тишине слушаем, как растет трава над нами, — вздыхает Тиф. — Так и быть. В твоих поисках тебе может помочь девушка-змея. Ты ее найдешь в западной части парка. Она сейчас должна находиться на сцене в главном шатре.

Кевин с благодарностью кивает старому вояке и спешит в указанном направлении.

Внутри полумрак. Стулья, расставленные по обеим сторонам от прохода, пусты. Но на сцене, как и обещал Тиф, разминается черноволосая девушка, которая показывает чудеса пластики. Она одета в блестящий обтягивающий костюм, которые подчеркивает ее идеальные формы. Вначале она делает мостик, затем, просовывает голову между своих ног и хватается руками за колени. Ее глаза закрыты.

— Простите, что беспокою вас, но мне нужна помощь.

Девушка открывает глаза, и Кевин узнает в ней Линин. Она с легкостью выпрямляется, затем становится на шпагат и тянет ладони к кончикам пальцев на ногах.

— И почему я должна тебе помогать, любовь моя? — спрашивает его Линин, не прекращая показывать акробатические номера. — Ты отверг мою любовь, а затем и вовсе предал меня, придя на Земли Мертвых не за мной, а за кем-то другим.

— Мне очень жаль, Линин, — сокрушается Кевин. — Я очень сильно виноват перед тобой. И я готов вымаливать у тебя прощения на коленях. И даже если ты простишь меня рано или поздно, а сам себе никогда не прощу за то, что ты умерла по моей вине.

Линин прекращает тренировку. Грациозно спустившись вниз по невысокой лестнице, она подходит к Кевину и легкими движениями прикасается к груди, плечу, спине Нолана, легко шагая вокруг его оси. Ее ладошки скользят по нему, пока она вновь не останавливается напротив него.

— Я помогу тебе, но при одном условие. Ты должен поцеловать меня. И я должна поверить, что ты делаешь это с любовью. Ты должен поцеловать меня точно так же, как ты целовал свою жену. Только тогда я готова тебе помочь.

Кевин готов на все ради того, чтобы найти Клэр и Кэтти. Он может поцеловать Линин и, возможно, это даже принесет ему некое удовольствие, но сможет ли он это сделать с настоящей любовью?

— Извини, я не могу этого сделать, — качает он головой. — Это будет не правильно ни по отношению к моей семье, ни по отношению к тебе самой.

Он опускает удрученно голову. Линин же, сжимает свои теплые ладони на его щеках и, вставая на носочки, целует его по-сестрински в лоб. Он приподнимает голову и долго-долго смотрит ей в глаза.

— Ты все еще можешь остаться со мной. Тогда у тебя будет шанс на спасение.

— Я должен их найти, — качает Кевин головой в ответ.

— Мы слышим, как растет трава на нашей могиле, но остаемся глухими к зову наших близких. — Она поворачивается к нему спиной и возвращается на сцену. — Я не могу тебе помочь, но знаю, кто сможет это сделать.

— Кто?

— Отправляйся к аттракциону под названием 'Дикий запад'. Там ты найдешь нужного тебе человека.

Кевин благодарит Линин и спешит по пролету к выходу, в то время как на стульях уже сидят люди, чьи тела прозрачны как у киношных призраков. Они аплодируют женщине-змее и одобрительно кричат, правда Кевин не слышит ни единого звука.

Он выходит из-под шатра и бежит в сторону арки, на которой в старомодном стиле написано 'Дикий запад'. Там он видит поддельную улицу, посыпанную песком, а по разные стороны от нее возвышаются картонные дома, офис шерифа, кузница и салун. В противоположной части улицы с левой стороны стоит высокий мужчина в черном плаще и широкополой шляпе. Он целится из револьвера в цель в виде стеклянных бутылок, на другой стороне улицы. Он метко стреляет по бутылкам выставленным в ряд, прокручивает револьвер на пальце, затем сдувает идущий с дула дымок и сует оружие обратно в кобуру, после чего замирает.

Кевин подходит к нему и смотрит на его мужественное волевое лицо. Глаза стрелка прикрыты.

— Эй, меня зовут Кевин. Мне нужна ваша помощь.

Мужчина открывает глаза, и Кевин узнает в нем шерифа Конвинанта Сида Рассела.

— Ты помог моему городу в самые худшие из его дней, и я тоже хочу тебе помочь.

Кевин с облегчением выдыхает. Ему уже казалось, что и шериф предложит ему посоревноваться в стрельбе по бутылкам взамен на помощь.

— Я ищу свою жену и дочь. Вы знаете, где они?

— Знаю, — кивает Сид Рассел и Кевина охватывает волна радости. — Ты тоже знаешь, где они.

Кевин хмурится.

— Я вас не понимаю.

— Ты хороший человек, Кевин. А потому я хочу тебе помочь. Ты не должен их искать. Для тебя это плохо закончится. Ты просто потеряешь драгоценное для тебя время. И тогда уже никто тебе не сможет помочь.

— Мне не нужны бессмысленные советы, шериф. Я хочу найти свою семью больше всего на свете. И ничего другого мне не нужно!

— Лежа в могиле, мы не слышим зова своих родных, а это заставляет нас забыть самих себя.

— Да что все это значит?! — кричит Кевин, уже теряя над собой контроль.

— К сожалению, я не могу тебе помочь, но есть человек, который способен это сделать. Ты найдешь его на аттракционе, что посвящен индейской культуре. Он рядом.

Кевин бежит со всех ног прочь с улицы Дикого запада, оставив шерифа Рассела и дальше стрелять по склянкам. Сам же он торопливо ступает на землю, что подражает прериям. Здесь стоят индейские типи и горит огонь. У костра сидит, скрестив ноги, женщина примерно одного с ним возраста. На ней головной убор из перьев. На лицо нанесен боевой окрас. На шее висят различного вида амулеты и украшения, которые частично прикрывают ее обнаженную грудь. Ее большие и средние пальцы на руках прижаты друг к другу. Глаза закрыты. Она медитирует.

— Здравствуйте, мне нужна ваша помощь, — обращается к женщине Кевин, подходя к костру.

Женщина поднимает веки, и Нолан узнает Солнечный Луч.

— Кевин. Рада тебя видеть. — Она протягивает вперед руку и указывает на место напротив себя. — Прошу тебя, присядь.

— Я тоже рад тебя видеть. А где твой муж — Дубовая Ветвь?

— Он там, где ему и подобает быть. Там где сейчас и я. И ты знаешь это, Кевин.

— Мне мало, что известно, Солнечный Луч.

— Ты просто не хочешь принять правду о себе, потому что ты рад обманываться.

— Я больше не хочу говорить на эту тему. Помоги мне найти свою жену и дочь.

— Ты их здесь не найдешь, Кевин. Тебе лучше прекратить их поиски.

— Будь ты на моем месте, ты бы перестала искать своего мужа? — упрекает он женщину.

— Забывая самих себя, мы стираем свое имя из Великой Книги Прошлого, — с грустью произносит Солнечный Луч, после чего смотрит на языки огня. Кевин делает то же самое и тут же в огне появляются образы. Он видит в пламени двухэтажный особняк, какие строили зажиточные семьи на юге во времена Гражданской войны.

— Возможно, в том доме ты найдешь то, что ищешь.

— Это аттракцион 'Призрачное поместье', - узнает Кевин и спешит подняться на ноги.

— Береги себя, — говорит ему напоследок Солнечный Луч, после чего поднимает голову вверх. Над ней кружат десятки духов, точно так же, как это было во время ритуала, правда о котором Кевин уже не помнит.

Кевин покидает 'прерии' и теперь держит свой путь к Призрачному поместью, которое находит не сложнее предыдущих аттракционов.

Прежде чем попасть в особняк он должен пройти через кладбище. Чем ближе он к нему, тем отчетливее видит темный силуэт человека, который роет яму, под стволом старого сухого вяза. Как только нога Кевина вступает в туман, что застилает большую часть кладбищенской земли, человек, прекращает копать, остановившись передохнуть. Глаза его, как и у предыдущих встреченных Кевином людей, закрыты.

— Эй, касс, тавв, мистер или как вас там?…

Мужчина поворачивает к нему лицо и открывает веки. Могилокопателем оказывается Большой Дэв.

— Дорога вновь привела тебе ко мне, — улыбается Дэвлон во все свои тридцать два зуба.

— Что вы здесь делаете? — спрашивает его Кевин, чувствуя давящую боль в груди.

— То, чего тебе не хватает духу сделать, сынок. Я хороню своих близких.

Кевин подходит ближе и теперь может прочесть надписи на ближайших могилах. Здесь покоятся все, с кем он познакомился на ферме Вебстеров: Стивен, Линда, Дафна, Энтони, Рита, Мэредит, Дэлия, Кори, Бун, все. На плите, предназначенной для последней могилы, написано еще одно имя: 'Улаф Дэвлон'.

— Когда я закончу с этой ямой, то лягу в нее сам.

Откуда-то сверху до них доносится крик. Кевин смотрит на крышу особняка и видит там огромную фигуру, размахивающую перепончатыми крыльями. Глаза твари горят красным светом. Это Дункан Дэвлон собственной персоной.

— Я искал здесь помощь, но не думаю, что вы сможете мне чем-то помочь, — произносит Кевин.

— Отчего же? Помогу, — ухмыляется Дэвлон, снова делая перерыв в работе. — Помогу. Ты разрушил всю мою империю, уничтожил все, что мне было дорого. Теперь настал мой черед расплаты. Стирая свое имя из Великой Книги Прошлого, мы открывает двери в Великую Пустошь. Я знаю, где находится эта дверь. Она приведет тебя к твоим близким. Тебе нужно простой войти в Призрачное поместье.

Кевин недоверчиво смотрит на улыбающееся лицо Большого Дэва и все же идет дальше в сторону главного входа в особняк, не реагируя на вой волков, завывания призраков, звуки грома и прочих аудио-эффектов аттракциона, призванных напугать его. Единственное, что заставляет его вздрогнуть, это жуткий писк вампира, сидящего на вершине крыше, когда он останавливается перед дверью. Та выглядит совершенно неприступной: из толстых дубовых досок, защищенных металлическими прутьями с шипами. Вместо ручек на двери висят кольца, которые сжимают в клювах головы гарпий. На двери весит ржавая табличка с четверостишьем:

Где время замедляет бег И солнце краски забывает, Где память шепчет слово 'нет', Там только Пустошь обитает…

Кевин хватается за одно из колец и тут же за его спиной раздается голос.

— Не стоит этого делать.

Он знает, кто его пытается остановить. Это Марк Уотер и у него нет ни малейшего желания оборачиваться.

— Пойди прочь, я не хочу больше тебя видеть.

— Я здесь для того, чтоб помочь тебе, Кевин. Ты должен верить мне.

— Если я бы хотел поверить, тогда я бы заставил произнести данные слова кого-то другого, а не тебя, предатель. Лучше оставь меня в покое.

— Именно я произношу эти слова только потому, что так тебе будет легче проигнорировать их. Да, я все это время обманывал тебя и я не достоин твоего прощения, но тот путь, который ты пытаешься избрать — не правилен.

— Этот путь приведет меня к Клэр и Кэтти.

— Открыв дверь в Великую Пустошь, ты не найдешь их там.

— Открыв эту дверь, я получу избавление.

— А разве оно сможет заменить тебе семью?

Кевин поворачивается лицом к Марку, только вместо того он видит себя словно в зеркале. Теперь он понимает, что все это время он разговаривал не со своими друзьями и врагами, а только с самим собой. Это не становится для него большим откровением, так как он это подозревал с самого начала, но не хотел верить в очевидное.

— Только оно и сможет это сделать, — отвечает Кевин, после чего его двойник сливается с ним.

Повернувшись снова лицом к дверям, он хватается за кольцо и тянет на себя.

Дверь тяжело и со скрипом открывается перед ним…

Глава 15. Столкновение

Observe And Destroy — Cavendish Music

1

Объединение Фаржэ окончательно пало с взятием губернии Диллем.

Закат оплота магии настал в день, когда был убит Эрстан Клэнси — владыка всего объединения. Произошло это два месяца назад. Хотя по внутренним ощущениям Лессер мог сказать, что для него эти месяцы прошли как годы. И пусть все это длилось очень долго, и за это время было пролито огромное количество крови, он был рад, что все осталось позади. Наконец он мог потребовать от колдуна в красном исполнения обещаний, а именно — воссоединение с Пишей. Но, пришло время исполнить обещание и ему самому.

Хэнгер явился за ним, стоило голове губернатора Диллема оказаться на пике для всеобщего обозрения.

— Ты задолжал мне бой.

Лессер отвернулся от пожарища, коим были охвачены леса и сурово посмотрел на Хэнгера. Тело того все еще было испачкано в крови врагов и собственном поту. Его длинные светлые волосы прилипли к его заостренным скулам. Глаза горели от азарта.

— Я помню, брат.

— Тогда приступим.

— Зачем нам торопиться? Давай вначале омоем наши тела от крови и немного отдохнем.

Под 'отдыхом' Лессер на самом деле подразумевал желание увидеться с Пишей, крепко обнять ее, покрыть ее тело поцелуями, рассказать о своей любви к ней, а может даже и проститься. Он был уверен в своих силах и все же Хэнгер был отнюдь не проходным противником, на котором можно было натренировать тактические действия и силу удара. Он был опасным соперником.

— Бред собачий! — зло выругался Хэнгер. — Мы будет драться и немедленно.

— А как же зрители? Или ты решил одолеть меня как можно дальше от посторонних глаз?

— Нет. Неподалеку от замка губернатора есть отличное место для битвы. Там не так давно проводилась ярмарка, во время которой были и турниры на мечах. Отличная площадка, скажу я тебе, для столь значимого боя.

— Вижу, ты все уже присмотрел.

— Я даже оповестил всех о скором бое между мной и тобой, так что они уже ждут нас.

— Тогда не будем тянуть время.

У него не было ни малейшего желания биться, но и выбирать не приходилось. Уж слишком огромным было желание Хэнгера сразиться с ним. А еще Лессер не сомневался, что большая часть солдат Андора горели от желания увидеть этот бой. Взывать к разуму Хэнгера не было никакого смысла, поэтому Лессер решил закончить все и сразу. Так или иначе, данный бой станет для него последним. Это он мог с уверенностью пообещать самому себе.

* * *

Хэнгер не солгал. Трибуны, по форме напоминающие разрезанные круги и отодвинутые на небольшое расстояние друг от друга, были полностью заполнены желающими посмотреть на бой. Зрители были грязными, с испачканными в крови руками и лицами и со шрамами на всех частях тела. Но, в эти минуты, в их глазах не было и намека на усталость — только азарт и любопытство.

Даже колдун в красном присутствовал на трибунах, восседая на самом видном и удобном месте. Над его телом подрагивал воздух, напоминая о жаре, которое выделяло его тело. Из-за того, что его голову привычно скрывал капюшон, Лессер не мог сказать наверняка: доволен ли он тем, что сейчас должно было произойти или же не очень. Но, учитывая тот факт, что он находился здесь и не выказывал ни малейшего желания остановить то, что должно было произойти, Лессер склонился к первому предположению.

Они прошли к арене под оглушительные крики одобрения солдат. Большинство из них кричало именно его имя, но это совсем не льстило Лессеру. Куда с большей радостью он бы воспринял крики про отмену боя.

Конечно же, он знал, что Хэнгер вечно будет ему завидовать и желать доказать всем, что он самый сильный среди всех оборотней-воинов, а потому Лессер прекрасно понимал, что этому бою быть. Он и сам не любил недосказанности и все же сейчас ему куда сильнее хотелось увидеть Пишу.

Они поднялись с разных сторон на арену и остановились у самого ее края. В центре площадки, в качестве секунданта, стоял другой оборотень. Лессер не помнил его имени, да и не хотело он его знать.

— Уважаемый владыка Молодого Мира! — прокричал он, обращаясь к колдуну в красном, затем переведя взгляд на остальных оборотней. — Бесстрашные солдаты Андора. Сегодня всех нас ждет великолепный бой, которому хотели бы стать свидетелями очень многие. Это будет бой столетия, ведь на арене встретятся два лучших во всем мире бойца нашего времени. Слева от меня находится Карунский либар по прозвищу Хэнгер. Прошу встретить его аплодисментами и воем! — Зрители тут же исполнили просьбу, начав хлопать, выть и топать ногами. — Все мы прекрасно знаем, как он заполучил свое имя. Произошло это после боя с тогда еще поддающим надежды оборотнем Солтом. Хэнгер повесил противника на его собственной цепи. Зрелище, скажу я вам, незабываемое. К счастью мне довелось видеть тот бой! — Оборотни закричали от восторга еще сильнее. — Справа же от меня стоит один из капитанов нашей могущественной и непобедимой армии. Он лучший из лучших и его имя известно всем — Лессер, родом из губернии Эрис. Думаю, мне не стоит говорить о происхождении прозвища капитана, так как это понятно и так. — Все весело засмеялись, хотя ни в голосе секунданта, ни в голосах остальных, не чувствовалось пренебрежения в его адрес. Оно и понятно, он давно заработал себе уважение среди остальных оборотней. — Капитан доказал всем нам, что рост не имеет никакого значения. Доказал самым лучшим образом — в боях. А их, я вам скажу, было больше чем у кого-либо. И как видите, он все еще среди нас, вдохновляя на очередные победы!

— Достаточно! — прокричал Хэнгер с нетерпением. — Пора приступать к бою!

— Прекрасный настрой, Хэнгер! — одобрительно заявил секундант. — Тогда нам осталось решить, как вы будете драться: с помощью оружия или же голыми руками.

— Голыми руками! — также нетерпеливо произнес Хэнгер, отводя злобных глаз от Лессера.

Секундант посмотрел на капитана, и тот кивнул ему в ответ.

— Что ж, нас ждет захватывающий кровавый бой, который сможет завершить лишь смерть одного из участников. Так пусть же начнется бой!

На Хэнгере был надет защитный панцирь из твердой кожи, а поверх него был накинут изрядно потрепанный красный мундир. Прежде чем начать бой, он скинул с себя мундир, а затем и панцирь, оставшись голым по пояс. Лессер не знал для чего это было сделано: дабы показать всем свою уверенность в победе или же он просто хотел напугать Лессера своим накаченным торсом. Капитан не стал делать того же, оставшись в своем черном мундире. Каких-либо защитных принадлежностей на его теле не было.

Хэнгер размял шею и плечи, после чего сжал ладони в кулаки и поднял их на уровень глаз.

— Может, для разогрева начнем драться на кулаках, а затем перейдем непосредственно к бою? — предложил противник Лессера, легко и уверено двигаясь по арене.

Лессер вместо ответа тоже сжал ладони в кулак, выставив их перед лицом в качестве защиты. Хэнгер резко сократил дистанцию и нанес серию ударов первым: левой по корпусу, правой по корпусу, два раза левой в область головы. Атака была воспринята зрителями на ура, они закричали еще громче.

Сила удара Хэнгера была внушительной, и все же все они пришлись в защиту Лессера, который не торопился отвечать Хэнгеру тем же. Он сохранял дистанцию и держал руки перед собой. Хэнгер ударил еще раз, затем еще, после выдал очередную комбинацию. Пусть все удары и пришлись по защите, они все же заставили Лессера пошатнуться, что было тут же воспринято одобрительными криками и топаньем зрителей.

— Это и есть твоя тактика, великий Лессер? — усмехнулся Хэнгер, не забывая наносить очередные удары. — Уйти в глухую оборону? Или ты хочешь заставить меня выдохнуться? — Еще одна серия ударов. — Брось, капитан, ты же знаешь насколько мы — либары — выносливы. Скорее я взломаю твою оборону, чем выбьюсь из сил.

Хэнгер нанес ему три удара в бок, что привели к сильной боли. Лессер пришлось опустить руки, чтобы защитить от ударов корпус, после чего он тут же получил мощнейший удар в челюсть, который свалил его с ног.

Зрители завыли в экстазе и уже большая их часть начала выкрикивать имя его соперника. Любовь публики всегда была переменчивой. Сам же Хэнгер, довольный собой, вытянул руки вверх и принялся радостно скакать на месте, до тех пор, пока Лессер не встал на ноги.

— А мне казалось, что этот бой будет самым сложным в моем послужном списке, — усмехнулся Хэнгер, ринувшись снова в атаку, проведя очередную многосерийную комбинацию ударов, которые завершились очередным ударом в бок.

У Лессера перебило дыхание. Живот обдало жаром, а в желудке поселился раскаленный железный шар. Надо было начинать действовать, иначе молодой выскочка мог просто одержать над ним победу вчистую. Его самолюбие настаивало на реванше, но холодный расчетливый ум требовал держать себя в руках и не давать эмоциям взять над собой вверх.

Хэнгер устремился снова в атаку, но в этот раз Лессер ушел от удара, что не на шутку разозлило его противника. А это уже было на руку самому капитану. Хэнгер попытался нанести еще один удар, но и тот прошел над головой Лессера. Третий же не последовал по той простой причине, что уже сам Лессер сменил тактику из оборонительной — в атакующую. Все три его хлестких и быстрых удара достигли цели: один в солнечное сплетение, другой в скулу, третий в подбородок. Все закончилось тем, что уже Хэнгер очнулся на полу, глядя в серое осеннее небо. Зрители вновь переметнулись на сторону Лессера, хотя он их уже не слышал.

Ожидая, пока Хэнгер вновь займет вертикальное положение, Лессер и сам посмотрел на небо. Была поздняя осень, и погода давно уже не должна была баловать жителей этих широт хорошей теплой погодой, и все же в Фаржэ она была как нельзя комфортной. Видимо тому была причина магия волшебника, которая не исчезла и не ослабла даже после его смерти. Это не могло наводить его на мысли о том, что последнюю битву, которую они вели в течение двух месяцев в Фаржэ, была построена на лжи и манипуляции со стороны колдуна в красном. Все они просто разрушили единственное место в Молодом Мире, где люди и такие как он сам могли жить в дружбе и взаимопонимании. И для чего была нужна эта кровопролитная война? Лессер сомневался, что когда-либо узнает ответ на данный вопрос.

Хэнгер налетел на него в тот момент, когда он думал далеко не о битве, а потому оказался застигнутым врасплох. Сбив его с ног, Хэнгер мгновенно забыл о своем желании биться на кулаках и мгновенно перешел на клыки. Его острые когти принялись исполосовывать грудь Лессера, разрезая его плоть и пуская кровь. Лессер решил не оставаться в долгу и вцепился руками в лицо противнику, а большими пальцами надавил на его глазные яблоки. Хэнгер завыл от боли, отскочив назад. Лессер поспешил встать на ноги и только после этого обратил внимание, что одна из фаланг его большого пальца была вся в крови.

Хэнгер продолжал кричать, держась за раненый глаз. Данное событие заставило колдуна в красном ожить и даже забить в ладоши.

— Отличный ход, капитан! — изрек он и, несмотря на крики и гомон, его голос прозвучал вполне отчетливо. — Думаю, это решит финал поединка.

Слова колдуна заставили завыть Хэнгера от ярости. Он отдернул ладонь от лица, выставляя напоказ раздавленное глазное яблоко, висящее у него на щеке.

— Я раздеру твою глотку и напьюсь твоей кровью! — Хэнгер сжал в кулак изуродованный глаз и потянул за него сильно и резко. Тонкая ткань, что соединяло его с черепной коробкой, легко оборвалась. Решив данную проблему, амбициозный либар кинулся в атаку, сверкая оставшимся глазом, хаотично меняющим цвет радужки.

Ярость придала ему больше скорости и сил, отчего Лессер не успел ничего предпринять, как вновь оказался на земле, прижатый телом противника, который немедля ни секунды, одним взмахом когтистой руки исполосовал ему лицо и разрезал надвое одно ухо. Причиненные Лессеру раны были несопоставимы с потерей глаза, и все же Хэнгер был рад этой маленькой мести. К тому же он верил, что это только начало финального представления, в котором он выйдет победителем.

Молодой либар склонил голову над капитаном, обнажив острые зубы, готовые в любой миг вцепиться в его горло и положить конец бою.

— Все равно у тебя нет ни малейшего шанса на победу, капитан! — зарычал Хэнгер, напирая на Лессера и щелкая зубами, с которых стекала тягучая слюна. — Меня запомнят навсегда, а тебя забудут!

'Чтобы это произошло, тебе надо научиться молчать во время битвы' подумал капитан, но не стал делиться мудрыми советами. Вместо этого, он попытался оттолкнуть от себя голову оборотня, при этом, не отводя взгляда от пустой пузырящейся кровью глазницы, в которой проглядывались свисающая плоть и костяная перегородка, защищающая мозг от повреждений. Но способна ли она была защитить его от преднамеренного проникновения твердого предмета, скажем — от острого когтя? Это стоило проверить.

Лессер попытался вновь дотянуться рукой до лица Хэнгера, но в этот раз тот был начеку. Он резко повернул голову и откусил капитану все четыре пальца разом. Это могло показаться очередной маленькой победой, не будь это целенаправленной тактикой Лессера, который отвлек внимание с одной стороны, а с другой нанес очередной удар, пробив и второй глаз Хэнгера.

И пусть его противник все еще оставался жив, корчился от боли и сжимал руками обе опустевшие глазницы, всем было ясно — это конец. В битве между Хэнгером и Лессером, последний одержал тяжелую, но справедливую победу.

Оборотни, присутствующие в качестве зрителей желали завершения боя убийством Хэнгера, но Лессер не пошел на это. В этом не было никакой нужды — Хэнгер больше не представлял для него какой-либо опасности.

Колдун в красном покинул свое место на трибуне и поднялся на арену, чтобы поприветствовать победителя. В это же время секундант боя и другой доброволец унесли ослепшего Хэнгера. Пожиратель протянул ему свою руку — алого оттенка с длинными пальцами — похожую на ядовитого паука. Лессер, пересилив неприязнь, все же пожал ее покалеченной рукой, чувствуя жар пожимаемой ладони. Было сложно понять, что чувствовал при этом сам колдун, так как лица его Лессер по-прежнему не видел.

— Мои бравые солдаты! Я рад объявить Лессера победителем этого великолепного боя.

— Лессер! Лессер! — проскандировали зрители на трибунах.

— В качестве дара нашему победителю, я хочу назначить его новым губернатором Диллема. — Очередной экстаз и овации со стороны оборотней. — А еще, я собираюсь устроить сегодня ночью праздник в честь нашего капитана и наградить его званием 'генерала' всей моей армии. Место проведения празднества — замок бывшего губернатора Диллема!

Пока другие оборотни кричали от восторга и скандировали его имя и имя колдуна, Лессер поспешил напомнить их уговор:

— Вы мне кое-что обещали, сир.

— Да, я помню. И я держу свои обещания. Твоя возлюбленная уже в объединении Фаржэ.

От слов колдуна сердце в груди ликеруса забилось быстрее, и он даже забыл о боли, что причиняли ему ободранное ухо, отсутствие пальцев и многочисленные раны на теле.

— Где она? — как можно спокойнее спросил Лессер, пытаясь скрыть всю палитру чувств, что охватили его в эти минуты.

— В самом ближайшем фальяловом замке, что находится севернее отсюда. — Лессер уже хотел бежать к Пише, но колдун его остановил. — Ты имеешь полное право отдохнуть и встретиться со своей женщиной, но ты не должен забывать о вечере, который будет приурочен в твою честь. Не подведи меня и своих братьев.

— Я буду, — пообещал Лессер и покинул торопливо арену, окропленную кровью.

* * *

Пожиратель сдержал свое слово. Лессер нашел Пишу в указанном замке. Стоило ему войти в просторный зал и позвать ее по имени, как она тут же выскочила из одной из комнат, хотя изначально казалось, что в замке вовсе нет других помещений кроме зала, да и сам зал выглядел огромнее, чем само строение с улицы.

Она побежала к нему навстречу и с криком радости прыгнула ему в объятья. Они целовались на протяжении нескольких минут, не переставая говорить друг другу о своей любви, и кто сильнее соскучился.

— Ты весь в крови, — произнесла Пиша, когда они, наконец, отстранились друг от друга, и она смогла его лучше осмотреть.

— Здесь не только моя кровь.

— О, Океан Надежд, что с твоей рукой. — Она осторожно сжала его искалеченную руку в своих ладонях и преподнесла их к своим губам. — Твои пальцы…

— Раны уже начали затягиваться. Так что нет повода для беспокойства.

— Но, ты ведь потерял их! — В ее грустном голосе прозвучало скорее не утверждение, а вопрос.

— Ну, у оборотней части тел не отрастают обратно. Так что — да, я их потерял.

— Как же ты сможешь тогда…

— Эй! — Лессер стер слезы с ее щеки невредимой рукой. — Не имеет значения. Я больше не буду участвовать в воинах и битвах, так что пальцы — не большая потеря. Главное, что мы снова вместе.

После этих слов они вновь прильнули друг к другу в поцелуе. Когда очередная минута нежности прошла, Пиша позвала его за собой.

— Мне нужно омыть твои раны.

Они прошли дальше, и зашли в другую комнату. Лессер даже бы не заметил этого, если бы не изменившаяся картина за стеклянными стенами: если вначале казалось, что замок находился в чистом поле, которое ограничивали высокие горы на горизонте, то теперь через прозрачные стены он видел лес. Капитана это не слишком поразило, так как он уже бывал ранее в фальяловых замках, когда его пленил Эрстан Клэнси и его офицеры. Гораздо больше его заинтересовало преображение замка, стоило Пише хлопнуть три раза в ладоши: прозрачные стены стали матовыми, а затем и вовсе непроницаемыми для света и уличных звуков.

— Откуда ты этому научилась? — спросил он Пишу.

— Я здесь уже не в первый день, любовь моя.

В комнате нашлось место широкой постели, обеденному столу на дюжину персон и даже бассейну с чистой водой, что располагался в самом центре помещения.

— Позволь мне снять с тебя одежду.

Пиша подошла к нему со спины и принялась аккуратно раздевать его, чтобы не тревожить его пока еще не до конца затянувшиеся раны. Как только вся одежда была снята с него, Лессер залез в бассейн, наслаждаясь приятной теплотой воды.

— Когда ты успела ее нагреть?

— Она всегда такая. А еще воду не надо менять, так как она сохраняет свою чистоту. Разве это не нестоящее волшебство?

— Да, так оно и есть, — грустно отозвался Лессер, погрузившись в воду до самой шеи, добавив про себя: 'Цель, которую мы преследовали в войне против Фаржэ, была одним сплошным обманом. И мне стыдно, что я участвовал в этом безумие. Мы вторглись в чужое объединение и уничтожили огромное количество невинных'.

От тяжелых мыслей его отвлекла Пиша, которая и сама сняла с себя легкое платье и вошла в воду. Подплыв к нему, она прижалась голым телом к нему, после чего поцеловала его в изуродованное ухо, лоб, переносицу, пока не достигла губ. В это же время, одна из ее ладошек скользнула в воду и опустилась на его пах, сжав его пробудившийся ото сна мужской орган. Осторожно введя его в себя, она медленно начала раскачиваться, постепенно ускоряя ритм движений. Столько тишины, покоя и удовольствия Лессер не испытывал целых два месяца.

— У меня для тебя прекрасная новость, любовь моя, — прошептала она ему в невредимое ухо.

— И какое же? — спросил он, блаженно прикрыв веки и стараясь почувствовать каждое свое движение внутри ее лона.

— Ты скоро станешь папой.

Пиша произнесла эти слова, чуть ли не по слогам, а потому он уже начал понимать, что она хочет ему сказать еще до того, как были произнесены последнее слово. Его глаза распахнулись в изумлении. Он никогда не думал о себе как об отце, а потому он не имел ни малейшего понятия, как реагировать на эту новость.

— Как ты поняла, что беременна? — не нашел ничего лучше, чем задать данный вопрос Лессер. Таким образом, он выиграл пару лишних секунд, чтобы лучше вникнуть в услышанное и понять, как на это реагировать.

— Так же, как это понимают все беременные девушки: у меня уже не было цикла два месяца, а еще меня преследовали приступы рвоты. Ты рад? — Лицо Пишы буквально сияло от радости и это помогло Лессеру прийти к единственному правильному ответу.

— Безумно, любовь моя! — Он крепко прижал ее к себе и громко засмеялся. — Ты сделала меня счастливым, став частью моей жизни. А сейчас ты сделала меня счастливее вдвойне! Ребенок сделает нашу связь крепче.

Они лежали в бассейне, прижавшись лбами, и смотрели друг другу в глаза. Лессер говорил ей о своей любви и желании прожить с ней всю оставшуюся жизнь, а Пиша не переставая покрывала его лицо поцелуями.

— Я хочу состариться с тобой.

— И ты будешь любить меня даже старой и некрасивой?

— Буду. Хотя я уверен, что ты даже старой будешь очень и очень привлекательной.

— А наш сын, как мы его назовем?

— А почему ты решила, что это мальчик?

— Потому что я хочу мальчика. И он будет настоящей копией отца.

— Только не говори, что ты хочешь, чтобы он был оборотнем.

— Ты что-то имеешь против них, капитан Лессер? — игриво поинтересовалась Пиша.

— Нет, — блаженно отозвался он. — Я буду самым счастливым отцом во всех Ближних Мирах, несмотря ни на что, родись у нас мальчик или девочка, оборотень или человек. Но, я должен тебе признаться, что я боюсь быть отцом.

— В этом нет ничего страшного, глупенький.

— Что если я не смогу его научить ничему хорошему.

— Ты научишь его быть настоящим мужчиной, — без малейших ноток сомнения в голосе, заверила его Пиша, и вновь их губы встретились в продолжительном пьянящем поцелуе.

— Я приготовила для тебя ужин. Сразу же после ванны, я хочу, чтобы ты съел все, что я для тебя приготовила. Скажу честно: на все у меня ушло почти половина дня.

— Откуда ты знала, что я приду именно сегодня?

— Колдун мне сказал. Тот, что переправил меня сюда из Андора.

— И сколько раз ты его видела? — Лессер ощутил тревогу, хотя и старался убедить себя, что нет причин для волнений.

— Всего дважды. Один раз, когда он переправил меня в Фаржэ, и я хочу сказать, что это удовольствие было сомнительным, так как меня вывернула наизнанку сильнее, чем в первые недели беременности. Во второй раз я его видела сегодня утром, когда он заглянул ко мне, чтобы сообщить о твоем скором приходе.

— Это все? — Желание и дальше заниматься любовью постепенно начало пропадать, что привнесло несколько песчинок волнения в блестящие от радости глаза Пишы.

— Да. Почему ты спрашиваешь?

— И он больше тебе ни о чем не поведал?

— Нет. А что он должен был еще сказать?

— Ну, хотя бы то, что теперь я губернатор Диллема, а ты, выходит — жена губернатора.

Пиша улыбнулась и вновь прижалась лбом к его лбу.

— Выходит, мне теперь нужно тебя называть не капитан Лессер, а губернатор Лессер?

— Можно и так, но мне больше нравится слово 'любимый'.

— Любимый! — громко прокричала она, подняв голову вверх. — Мой любимый губернатор Лессер!

— Есть еще кое-что?

— Что же? Надеюсь, еще одна приятная новость?

— Мне нужно будет сегодня вечером оставить тебя на какое-то время.

— Куда ты уходишь? — Пиша обижено надула губки. — Это так необходимо? Я не хочу больше оставаться в этом замке без тебя ни единой минуты.

— Мои собратья устраивают вечер в мою честь. Колдун официально назовет меня губернатором Диллема и повысит до чина 'генерала'. Я же откажусь от военного ранга и сообщу о завершении своей карьеры. Как только это произойдет, я поспешу назад к тебе, любимая, пусть даже празднества будут в самом разгаре.

— Обещаешь?

— Обещаю.

— Тогда тебе стоит поужинать и набраться сил. В это время я постираю и зашью твою одежду, чтобы ты выглядел респектабельно. Негоже будущему губернатору выглядеть как последний оборванец.

* * *

'Что же мы наделали?' не перестал думать Лессер, идя по темной тропе между сияющими в ночи деревьями и кустарниками. Он все никак не мог свыкнуться с мыслью о том, что вторжение в Фаржэ было их самой большой ошибкой в жизни, за которую они не расплатятся ни раскаяньем, ни добрыми поступками. Даже если он станет мудрым и великодушным правителем Диллема и оставшиеся жители губернии смогут его простить, он не сможет добиться прощения от самого себя.

'А что если диллемцы все же не примут меня, несмотря на все мои старания в качестве правителя? Где вероятность того, что моя жена и дети будут в безопасности на этих землях?'.

Таких гарантий у него не было. Их и не могло быть. Убивая кого-либо ради призрачных идеалов, не стоит рассчитывать на благосклонность родственников и друзей убитых. В таком случае, он был просто обязан обезопасить свою беременную жену. Нужно было приставить к ней охрану в лице своих собратьев. Среди тысячи оборотней, с которыми он прошел эту безжалостную и бессмысленную войну, были несколько, которым он доверял больше остальных. На их помощь и преданность он и будет рассчитывать. С ними он обязательно поговорит этим вечером во время празднества, устроенного в его честь. Произойдет это сразу же, как только он сообщит о своем уходе их стана армии. Довольно! Он был сыт по горло убийствами. Ему хотелось прожить вторую половину своей жизни в мире и в семейном уюте, рядом с женщиной, с которой у него были взаимные любовные чувства.

Не будь с ним рядом Пишы и не узнай он приятную новость о своем скором отцовстве, Лессер бы сокрушался и злился на себя гораздо дольше. Но теперь мысли сами огораживали его от неприятных раздумий и с радостью хватались за те, что приносили ему удовольствие и теплые импульсы в животе.

— Я скоро стану отцом, — произнес он вслух, продолжая идти к главному замку губернии, дабы убедится в том, что он не спит и все, что было с ним в последние часы — правда.

Подошел он к витиеватой лестнице, ведущей к входу в губернаторский дворец со смесью противоречивых чувств. И все же те, что заставляли его улыбаться, превалировали над теми, что хмурили его лоб и брови.

Лессер не успел ступить ни на одну из ступенек, когда его привлекла внимание фигура, что очень быстро приближалась к нему. Угроза буквально исходила от незнакомца, проявляясь в виде густого синего сияние, исходящего от его тела.

— Пойди прочь! — прокричал незнакомец, сверкая своими неестественными для человека, ни для другого существа, глубокими синими глазами, продолжая быстро и необратимо сокращать между ними дистанцию. — Мне нужен только Пожиратель!

Лессеру не пришлось долго раздумывать над тем, кем мог быть этот светловолосый колдун с необычными глазами. Без сомнений он был из одного рода с колдуном в красном. Хотя, судя по настрою 'Синего', они с 'Красным' были отнюдь не друзьями.

Лессер был бы только рад, если эти двое уничтожили друг друга, избавив Молодой Мир от самих себя, но во дворце было огромное количество его собратьев, которые не разделяли его мнения, так как считали Пожирателя, чуть ли не воплощением самого Океана Надежд. Они бы стали защищать колдуна в красном до последней капли крови. И Лессер не сомневался, что большинство из них, а может даже они все обязательно ее прольют. А колдун в красном будет наблюдать за этим со стороны. Лессер не мог просто отойти в сторону и дать им всем умереть.

В это время 'Синий' уже был совсем близко, что позволило Лессеру тщательно разглядеть его волевое мужественное лицо, на котором проступали ярко-синие узоры и символы. Без сомнений, колдун был настроен решительно. Лессер не уступал ему в этом. Когти на левой руке начали удлиняться. Он был готов принять бой, хотя впервые в своей жизни был уверен, что этот противник ему окажется не по зубам.

— Ты пройдешь в эти двери только через мой труп.

Его слова оказались пророческими. Чтобы убить капитана Лессера, синеглазому колдуну потребовалось нанести всего один удар.

* * *

Прошло около двух часов после ухода Лессера и Пишу охватило волнение. Два часа — не долгий промежуток времени и все же на нее накатил приступ паники и недоброго предчувствия. Она пыталась убедить себя, что все хорошо, и он вот-вот вернется, но когда она перестала верить в свои же убеждения, Пиша покинула то место, которое отчасти уже считала своими домом и поспешила в сторону губернаторского дворца. По пути она никак не могла избавиться от мыслей, что произошло нечто-то ужасное и непоправимое…

2

В главном зале губернаторского дворца яблоку негде было упасть, по той постой причине, что здесь собрались все солдаты красного колдуна, которые прошли через всю войну с войском Фаржэ и смогли остаться в живых. А таких было не меньше полутора тысяч. Но среди всей это толпы Пожиратель выделялся невооруженным глазом, пусть даже красный цвет здесь доминировал над другими. Он восседал на троне, задумчиво подперев кулаком темноту капюшона, которая заменяла ему подбородок и скучающе наблюдал за тем, как веселятся его солдаты: едят сырое мясо, принесенное им рабынями (еще недавно бывшие свободными) на широких подносах; едят волчью-траву, которая приводила оборотней в дурманящую эйфорию; а также пили простую воду в бокалах для эля.

Пожиратель уже начал предполагать, что в этот вечер так ничего и не произойдет, когда двери зала широко распахнулись, с громким стуком ударившись о стены.

Все оборотни повернули головы в сторону дверей. Кто-то даже успел восторженно прокричать: 'А вот и Лессер!', но запнулся на половине имени капитана, поняв, что обознался. В дверях стоял незнакомец точно в таком же балахоне, как и у Пожирателя, только синего цвета. Головы всех солдат Андора пронзила одна единственная мысль, быстрая и острая как стрела: 'Он пришел убить колдуна в красном, а также всех тех, кто станет на его пути'.

Женщины, держащие подносы, побросали их на пол и поспешили спрятаться в других залах замка. Никто им не стал в этом препятствовать, так как все внимание было обращено на пришедшего.

— Чего вы ждете?! — закричал Пожиратель, встав с трона и указывая пальцем на колдуна в синем. — Убейте его!

Ближайшие от входа оборотни тут же послушались приказа и поспешили атаковать Водолея. Чтобы их остановить, тому потребовалось не больше усилий, чем при убийстве Лессера. Один из оборотней кинулся на него с мечом. Водолей с легкостью обезоружил его, затем этим же мечом отсек три головы и пронзил два сердца. Бросив окровавленный меч на пол зала, он направился дальше, держа в поле зрения колдуна в красном. На него бросались со всех сторон, по одному и группами, с оружием и без, молча или же заходясь в яростном вое. Всех их ждала одна участь. Их мертвые тела, с раздробленными костями или же разодранной плотью отлетали в стороны, как тряпичные куклы, забитые соломой.

— Да убейте же его, в конце концов! — кричал Пожиратель, глядя на то, как погибают его солдаты один за другим. — Оторвите ему конечности и голову — это его остановит! Ну же! И вы называете себя непобедимой армией?! Вы не можете обезвредить одного единственного противника!

Несмотря на все старания колдуна в красном задеть гордыню своих подчиненных, они все же ничего не могли противопоставить силе Водолея. Они гибли один за другим, теряя головы, руки, ноги и внутренние органы. Кровь разлеталась в разные стороны, окропляя стены, картины и колоны замка. А все что летело в самого колдуна в синем, — мечи, кинжалы, топоры, — его балахон тут же впитывал, словно сухая губка.

Один из оборотней попытался накинуться на него сзади, но его когти даже не коснулись спины колдуна. Водолей молниеносно обернулся, сжал в руке горло нападавшего и сдавил так сильно, что отделил голову оборотня от его туловища. Другой оборотень, решив воспользоваться моментом, тоже кинулся на него со спины, но уже спустя мгновение его части тела были раскинуты в разные углы зала.

Солдаты Андора гибли быстро, часто даже не успевая завыть от боли, которую им приносили руки могущественного мага, а иногда и молнии, бьющие в них как из тела колдуна, так и из разных сторон: потолка, стен и пола.

— Не останавливайтесь! — все орал Пожиратель. — Атакуйте все разом! Что с вами не так?! Вы ведь те оборотни, которые убили владыку Фаржэ и его зиамского сына! Разве я прошу у вас невозможного?!

Солдаты не прекращали атаковать. Они кидали в бой с горящими от азарта глазами, которые мгновенно тухли, стоило им приблизиться на определенное расстояние к колдуну в синем. И все же, Пожиратель хотел им отдать должное: несмотря на то, что их собратья гибли как мухи, остальные оборотни кидались на безжалостного мага с неподдельной отвагой и рвением. К сожалению, для них самих, этого было мало — красные мундиры очень быстро превращались в кровавое тряпье или же склеивались с опаленной молниями плотью.

Весь его план терпел полный и безоговорочный крах. Пожиратель и не сомневался, что все будет совсем не просто, но он даже не подозревал, что Водолей не позволит им даже прикоснуться к себе. А ведь в нем зарождалась надежда на благополучный для себя исход, когда он видел, сколь уверенной была доставшаяся оборотням победа в войне против самой могущественного объединения Молодого Мира. От досады он бросил в сторону Водолея огненный шар, который не причинил Темному ни малейшего вреда, взамен превратив в пепел четырех оборотней стоявших рядом с ним.

Водолей продолжал свое кровавое шествие, с каждым шагом приближаясь к трону и Пожирателю. Он убивал молча и хладнокровно, изредка используя и мечи, которые изначально должны были быть применены против него. Они вертелись в его руках как лопасти мельниц, которые разрезали все, что им попадалось на пути.

Убив мечами последних оставшихся в живых оборотней, Водолей бросил оружие на пол, которые с лязгом разлетелись по сторонам. Далее он быстрым шагом поднялся вверх по ступеням и оказался лицом к лицу с Пожирателем.

— Проклятье, все должно было закончиться иначе! — с досадой изрек колдун в красном.

— Меня нельзя убить и ты это знаешь. — Водолей схватил соперника за грудки, но тот быстро отбил захват, сделав шаг в сторону.

— Да, но и меня может убить только тот, кто меня вернул к жизни, но Вихрь уже мертв. И ты это тоже знаешь. Но тебя это не остановило и ты пришел ко мне, вместо того, чтобы махнуть на меня рукой и отправится к Океану Надежд с Пришельцем. Неужели Мир Вечности значит для тебя меньше, чем желание поквитаться со мной?

— Дело не только в мести.

— О, да! Великий Водолей хочет отказаться от своих магических сил и снова стать человеком. А это значит, что он станет совсем беспомощным перед Пожирателем и Жнецом, которые не оставят его в покое после исполнения его желания. — Колдун злорадно захохотал. — И ты прав в своих предположениях. Даже если я и не попаду к Океану Надежд, ты недолго будешь наслаждаться своим жалким человеческим существованием.

— Мне нужен дневник, — стальным голосом изрек Водолей.

— Ага, ты хочешь уничтожить Жнеца. Здесь мы с тобой солидарны. Я уверен, что ты способен это сделать, несмотря на прошлое, которое вас связывает. И знаешь, я бы тебе его отдал, если бы не знал, что сразу, как только ты расправишься с ней, ты попытаешься разузнать мое настоящее имя.

— И с чего ты решил, что я его уже не знаю? — спросил Водолей.

Пожиратель молчал около минуты, прежде чем заговорить вновь.

— Ты хочешь сказать, что тебе удалось сделать то, чего не удалось мне? Пока моя армия воевала против сил Фаржэ, я облазил почти все закоулки Молодого Мира, но не нашел ни одного упоминания о своей прошлой жизни. И знаешь почему? Потому, что я об этом позаботился еще в человеческом обличии.

— Выходит, ты плохо искал. Мне удалось найти человека по имени Конрад Грир. Он уже глубокий старик, но в молодые годы был довольно известным фехтовальщиком, а в зрелые — стал кузнецом. Именно тогда к нему в подмастерье попросился молодой мальчишка из неблагополучной семьи. Спустя столько лет Грир просто забыл его имя и не смог мне помочь. Я бы мог приложить свои руки к его голове и считать все его воспоминания, найдя при этом нужное мне имя, но я решил подождать, пока ему самому не удастся все вспомнить. И я ждал очень долго.

— Ты очень глупо поступил, брат, — покачал головой Пожиратель. — Только что ты убил огромное количество оборотней, залив все кровью, но у тебя не хватило духа изжарить мозги какого-то старика, который и так скоро помрет?

— В отличие от старика, они не оставили мне выбора.

— И ты решил, что благородный поступок зачтется Океаном Надежд? Ты глуп! Глуп и жалок!

— Возможно, но я стаю сейчас перед тобой и мне нужно произнести только два слова, чтобы отправить тебя в Великую Пустошь раз и навсегда.

— А что если старик назвал тебе первое попавшееся имя, при этом веря в свою ложь?

— Сейчас мы все и узнаем.

— Погоди! — закричал колдун в красном выставив перед собой руки. — Ты забыл о дневнике. Если ты меня убьешь, тогда ты не узнаешь, куда я его спрятал.

— Уверен, как только твое тело превратится в горстку пепла, я его найду под ней.

Пожиратель попытался оттолкнуть Водолей от себя и переместится в любой из Миров, но колдун в синем, крепко сжал его за плечи. И даже если бы у Пожирателя получилось переместиться, Водолей в считанные мгновения оказался бы за его спиной, шепча имя ему в затылок.

— Будь ты проклят, Водолей! — закричал колдун в красном, превращаясь в огненный столб.

— Доброго пути, ничтожный Карл Моррис!

Пламя, охватившее тело Пожирателя мигом погасла. Сам же он замер как человек, которого сковал паралич. Его красный балахон стал чернеть, покрываясь трещинами, в которых проглядывались сгустки лавы. Затем с него начал слетать пепел, кружась над тронным залом и трупами убитых оборотней. Вначале он полностью лишился головы, которая быстро развалилась на мелкие куски угля. После распад прошелся по его плечам, которые все еще продолжал сжимать руками Водолей, затем раскрошилась грудь, живот, бедра. Когда от Пожирателя остались только ноги, они легко пошатнулись и повалились в разные стороны и уже на полу превратились в прах.

Как и предполагал Водолей, дневник он нашел среди пепла, что оставил после себя колдун в красном. Он нагнулся и подобрал его с пола. Отряхнув его от остатков пепла, он осторожно приоткрыл его примерно посередине. Вначале ему даже показалось, что это не его дневник, так как он не узнавал ни его переплет, ни подчерк на пожелтевших листах бумаги. Но, это было до тех пор, пока он не начал читать.

И все же ему не удалось прочесть больше одной страницы. Боль скрутила его, и он выронил дневник из дрожащих рук. Водолей забыл о побочном эффекте убийства Темного. Но в этот раз он пережил все стоя на одном колене, прижимая руки к животу — именно в нем больше всего отдавалась пульсирующая боль. И все же, эта боль была не настолько жгучей и невыносимой как предыдущие две. Либо он уже начал привыкать к ней, либо причина была в Пожирателе, который не являлся 'чистокровным' Темным.

Когда приступ окончательно его отпустила, он снова поднял дневник с пола, раскрыв его трясущимися непослушными пальцами. Настоящая боль уже прошла, но все равно ему казалось, что стоит ему сделать резкое движение, как она вернется. Но уже очень скоро все стало для него второстепенным и не важным, так как он полностью погрузился в чтение о своей прошлой жизни.

Водолей сидел на троне и перелистывал страницы, когда перед ним появилась Пиша. Ее лицо было мокрым от слез, а в руках она держала меч, найденный среди трупов поверженных врагов колдуна. Водолей опустил дневник на колени и приподнял голову.

— Ты убил его! — с рыданием простонала она, подняв меч и нацелив его острие на колдуна. С кончика меча упали две капли крови, разбившись о пол зала. — Зачем ты его убил?! Я его любила! Мы ждали ребенка! Ты разрушил всю мою жизнь!

— Он сам выбрал свою судьбу, — ответил ей Водолей, вставая с трона.

Спустившись вниз по ступеням, он оказался на расстоянии удара меча Пишы, но та так и не нанесла его. Вместо этого она зарыдала еще громче, затем ее ослабевшие руки выронили меч, она осела тяжело на пол и прикрыла ладонями лицо. Ее стоны и рыдания закружились над залом самой искренней и грустной музыкой, какая только может быть на свете.

Водолей оставил ее наедине со своим горем, покинув замок губернатора Диллема. От этого места он получил все, что ему было нужно.

3

Семьдесят четвертый день.

Чем доверительнее становились отношения между Эйрин и Джоном Гринфилдом, тем сильнее я отдалялся от своей жены. Ревность съедала меня изнутри. Я больше не мог этого терпеть. Выждав момент, когда нам никто не помешает, я вызвал Джона на разговор. Я хотел знать: что у него с моей женой? И хотя он меня заверил, что они просто друзья и только, я потребовал от него обещания, что он никогда не станет флиртовать с ней, ухаживать или — еще хуже — делить с ней постель. Джон, не раздумывая, пообещал все то, что я от него просил. Я сказал, что верю ему, хотя на самом деле ревность, сравнимая с паранойей, засела во мне еще глубже.

Как я не пытался бороться с самим собой, мне было не достаточно обещаний Джона, и я настоял на разговоре и с Эйрин. Вначале она как всегда пыталась отвертеться с помощью слов о своей занятости или же о плохом самочувствии, но все же моя настойчивость заставила ее сдаться. Я задал ей тот же вопрос, что и Джону. Она ответила то же самое, что и он мне, заявив, что ее с Гринфилдом связывает лишь дорога к Океану Надежд. 'Тогда, как можно трактовать видение в пламени огня?' спросил я ее, повысив голос, хотя в уме постоянно твердил себе держать себя в руках. 'Пророчество иногда врут', пожала она плечами. Я глядел в ее зеленые глаза и видел, что она в глубине души (или того, что заменяет душу всем носителям магии) просто смеялась надо мной, пусть даже ее губы во время нашей беседы были искривлены скорее в обратную от улыбки сторону.

Данная тема для разговора исчерпала себя и нечего нового не могла поведать, но мне совсем не хотелось отпускать ее от себя. Я не мог не попытаться и вновь не поговорить с ней о нашем сыне, о любви, что связывала нас и о том, чтобы бросить всю эту затею с желаниями о могуществе и силе и просто попросить у Океана Надежд, чтобы он вернул нас обратно домой. Я даже не успел закончить фразу, когда она одним лишь взмахом руки заставила меня замолчать.

Возможность разговаривать вернулась ко мне лишь закату дня.

Семьдесят девятый день.

Наши денежные сбережения постепенно начали подходить к концу, а потому мы начали усердно искать работу. Таковую мы нашли на зажиточной ферме. Нам предложили собрать урожай кукурузы, при этом обещали заплатить достойную сумму в серебряных монетах. Забегая наперед, хочу сказать, что фермер нас не обманул. Но не об этом я хочу поведать на страницах данного дневника.

После тяжелого трудового дня, Эйрин, помогавшая в это же время доить коров жене фермера, принесла нам в поле хлеба и кувшин с молоком. Именно я — ее муж — находился ближе всех от нее, и все же Эйрин прошла мимо меня и предложила кувшин с молоком в первую очередь Джону.

Возможно, со стороны причина моего негодования может показаться глупой и даже мальчишеской, и все же это меня задело не на шутку.

Порой мне кажется, что в день нашего путешествия, Эйрин сделала из моей груди мишень для невидимого, но острого кинжала и каждый ее поступок, обращенный непосредственно или же косвенно против меня, был сравним с очередным броском этого магического холодного оружия, который глубоко погружался в мою плоть, грозя нанести раны несовместимые с жизнью.

'Твое время прошло' засмеялся Гибсон, не упустив возможность поддеть меня, видя мои переживания. Проклятый выродок все никак не мог нарадоваться, видя меня в плохом расположении духа. И чтобы подкинуть дров в огонь он не редко заявлял мне, что Эйрин уже никогда не будет моей и что скорее она ублажит его, Гибсона, своим ртом, чем вновь поцелует меня.

Из-за таких выражений, звучащих из похабной глотки мерзавца, все всегда заканчивалась нашей потасовкой, которую неизменно разнимал мой единственный в этом мире друг Алекс. За последние три дня ему четырежды приходилось остужать мой пыл и ярость. Но даже, несмотря на его старания — действовать быстро и жестко — последняя стычка с Гибсоном принесла в мою и его внешность некоторые изменения. У меня появилось рассечение на брови и два синяка на скуле, у Гибсона — перелом носа и расшатанный зуб. Эйрин, с помощью зелья, быстро излечила травмы Гибсона. Она предложила 'лекарство' и мне, но я отказался от помощи. Мне в край надоело быть последним к кому она обращалась за помощью или же предлагала ее.

В тот день я даже на полном серьезе задумался о том, чтобы просто уйти, не говоря никому ничего. Но, очень быстро отказался от подобных рассуждений по двум причинам: во-первых, мы уже находились в Зрелом Мире, и я собственными силами уже никак не мог вернуться назад к своему сыну, а во-вторых, я боялся, что мое исчезновение расстроит лишь Алекса Криза.

Восемьдесят третий день.

В последний день нашей работы на ферме, хозяева приготовили для нас большой стол с едой и питьем. Стол они накрыли в доме для гостей, который находился на территории фермы чуть поодаль от главного дома, в котором жили хозяева. В этом жилище останавливались их многочисленные родственники, когда приезжали погостить, а также мы в течение нескольких последних дней.

Мне хотелось сесть за стол рядом с женой, но она, словно прочтя мои мысли, появилась на ужине последней, а потому выбрала сама место. Среди свободных стульев, она выбрала тот, что находился в непосредственной близости от Джона Гринфилда.

Ужин продлился чуть больше часа, во время которого Эйрин и Джон разговаривали в большей мере лишь между собой, даря при этом друг другу недвусмысленные улыбки и, как бы невзначай, касались руками. Я наблюдал за ними, не имея сил переключиться на других присутствующих за ужином, хотя хозяин фермы, а иногда и Алекс, пытались меня отвлечь разными вопросами.

Затем Эйрин, сославшись на усталость, попросила прощения и поспешила подняться на второй этаж в свою комнату. Спустя минуту начали собираться и хозяева фермы, после чего за столом остались лишь четверо: я, Алекс, Гибсон и Джон. Гибсон предложил сыграть в покер, так как ему не хотелось пока спать. Алекс принял его предложения. Я же решил повременить с ответом, дав возможность рассказать о своих намереньях Гринфилду. Мои самые отвратительные догадки оправдались — Джон отказался от игры, сказав, что он ляжет спать сегодня пораньше.

Я дождался, пока он поднимется на второй этаж, после чего вскочил как ужаленный с места и поспешил следом за ним. Гибсон хотел поинтересоваться, куда я так тороплюсь, но Алекс осадил его. Я оказался на втором этаже в самый подходящий момент — Гринфилд стоял перед дверью в комнату Эйрин и был уже готов открыть ее. Увидев меня, он вздрогнул и принялся оправдываться. Его слова звучали слишком глупо, чтобы быть правдой. 'Я ошибся дверью', заявил он мне. Я с силой впечатал его в стенку и напомнил ему о нашем уговоре. Он принялся заверять меня, что наш уговор в силе, но по голосу было понятно, что он сам не верит в ту ложь, которой он пытался меня накормить.

До настоящего рукоприкладства дело не дошло, так как на наши громкие выяснения отношений из своей комнаты выглянула Эйрин, а затем на втором этаже появились и Алекс с Гибсоном, которые и оттащили меня от Гринфилда. Они отпустили меня, когда поняли, что я остыл и больше не собираюсь кидаться с кулаками на кого-либо. Джон поспешил закрыться в своей комнате, затем Алекс предложил Даррену вернуться за стол и выпить оставшийся в кувшине эль. Мы с Эйрин остались одни в коридоре.

Она смотрела на меня с укором, а я — с ненавистью, обидой и… любовью. Куда уж без нее.

'Есть хоть малейший шанс того, что мы вновь станем прежними?' спросил я жену, понимая, что больше не вынесу недосказанности между нами. И я уже решил для себя, что если она ответит мне твердое 'нет', тогда я оставлю ее в покое и позволю ей построить новые отношения с Гринфилдом. А, дойдя до Океана Надежд, я попрошу у него лишь одно: чтобы он вернул меня назад к сыну. Я был более чем уверен, что она ответит мне именно этим коротким холодным словом, но вместо этого услышал: 'Надежда всегда будет присутствовать, пока один из нас все еще верит в нее'. Меня словно облили ведром холодной воды, а затем сразу же и горячей. 'Тогда скажи мне, что я должен сделать, чтобы все исправить?'. 'Ты — ничего. Все зависит от меня', ответила она. 'Ты главное не давай надежде погаснуть и тогда: кто знает, что произойдет?'. Сказав это, она вернулась в свою комнату и закрыла за собой дверь.

Я знаю, что эти слова были сказаны ей только для того, чтобы удержать меня и в них было не больше искренности, чем в проповедях ее отца, и все же я ей поверил. Поверил, потому что сам того хотел.

Я спустился на первый этаж и сел обратно за стол. В покер мы так и не сыграли. Когда эль полностью был выпит, Гибсон сообщил о своем желании уединиться в уборной. Пьяной походкой он вышел за дверь, оставив нас с Алексом один на один. Двух мужчин, которые потеряли своих жен и которые никак не могли с этим смериться. И если я выставлял свои чувства напоказ, то Криз старался все держать в себе.

'Ты считаешь, что Джон Гринфилд пожелает у Океана Надежд возвращения в свой Мир?' спросил меня Алекс, хотя я ожидал, что наш разговор потечет в ином русле.

'Я более чем уверен, что он захочет остаться здесь, и загадает любое желание с подсказки Эйрин' признался я.

'И что ты в этом случае будешь делать?' спросил Алекс, пристально глядя мне в глаза. Я понимал, что этот разговор был начат не просто так, но я не понимал пока, куда клонит мой друг.

'Буду и дальше бороться за нее. Надежду я пока еще не потерял' признался я.

'А как насчет веры в правильность того, что мы делаем?' с нажимом добавил Криз, словно его собственные слова приносили ему боль.

'Ты знаешь, что я в Океан Надежд никогда не верил. А, поверив, так и не загорелся желанием увидеть Его и потребовать исполнения желания'.

'Если я попрошу у Океана Надежд не магическую силу или же бессмертия для нас всех, а возвращения Пенни, как думаешь, твоя жена захочет мне отомстить?'.

Я знал ответ на данный вопрос, но не нашел в себе сил озвучить его. Алекс тоже его знал, поэтому он и завел данный разговор, надеясь, что я отвечу ему иначе, но этого не произошло.

'Мне ни к чему бессмертие и сила, Джек' покачал он головой, устало глядя в потолок.

'И что ты собираешься делать?'.

Алекс грустно улыбнулся, после чего пожал плечами.

'Я уже несколько дней раздумываю над тем, чтобы начать новую жизнь. Скажем, в каком-нибудь другом Мире. В Мире, где я смогу стать другим человеком'.

Мне стало совсем тоскливо от его слов, но в то же время, я поймал себя на мысли, что такое решение может стать единственно правильным для моего друга.

'Думаю, это хорошая идея, Алекс' кивнул я ему. 'Но, в какой именно из Миров ты хочешь попасть?'.

'В тот, о котором я кое-что знаю из слов Джона Гринфилда' без запинки ответил он, давая понять, что он думал и над этим вопросом ранее.

Я протянул свою руку, и мы обменялись крепкими рукопожатиями.

'Мне будет очень сильно недоставать тебя, мой единственный друг' сказал я ему, не покривив душой.

В эту ночь я так и не уснул, ворочаясь с бока на бок, я думал он нашем разговоре с Алексом и о словах Эйрин, сказанных мне. И тот и другой разговор привнесли в мое беспокойное состояние частички умиротворения. Но вместе с утратой тяжести, сковавшей мою грудь, они отдавались горечью у меня в горле.

Глава 16. Сделка

Whisper of Hope — Gothic Storm

1

Его третьи сутки донимал кашель, который с каждым часом причинял все больше боли. В груди пылал пожар. Горло скребли сотни острых когтей. Каждый приступ, казалось, должен был закончиться кровавой рвотой и рано или поздно это должно было произойти. Он даже желал этого. Чем скорее он начнет кашлять кровью, тем меньше ему останется жить в этом подвале, мучимый лихорадкой и дурными видениями, в которых к нему тянулись из всех углов ядовитые змеи и пауки, а когда он, спасаясь от них, прижимался к прутьям камеры, его хватали за горло пылающие руки колдуна в красном. Сразу после таких галлюцинаций, он начинал кричать изо всех сил, затем крик переходил в кашель. Его скручивало от спазмов и чем дольше его тело сотрясалось кашлем, тем сильнее была боль. И самое отвратительное во всем этом было то, что он не мог заставить кашель прекратиться. Вследствие чего, ему только и оставалось терпеть боль и ждать когда же из его рта полезут его собственные легкие и на этом все закончится.

Помимо кошмаров к нему приходили и приятные видения. Однажды он очнулся, чувствуя, как кто-то гладит его по волосам. Он с трудом распахнул слипшиеся веки и увидел свою жену Валери, улыбка которой заменила ему на какое-то мгновение лучи солнца. Он лежал на ее коленях, трясясь от жара, и пытался произнести хоть одно слово, но кроме сиплого шипения его голосовые связки больше ни на что не сподобились. 'Потерпи еще немного' прошептала она, затем исчезла.

Во второй раз она привиделась ему стоящей у стенки и протягивающей ему большую гроздь белого винограда. 'Ты должен есть, если хочешь выжить' прошептала она ему.

— Я уже ничего не хочу, любовь моя, — прохрипел он. — Я престо хочу умереть и соединиться с вами на Земле Мертвых.

'Только не сдавайся. Борись. Борись ради меня, если у тебя больше нет сил жить ради самого себя'.

Уолтер Малвилл не мог отказать в этой просьбе своей умершей жене и протянул трясущуюся руку к винограду. Он оторвал одну ягоду и с трудом поднес ее ко рту. Вкус у винограда был отвратительным и совсем не сладким, но он прожевал его и проглотил, после чего сорвал очередную ягоду.

Вскоре Валерии исчезла. А вместе с ней исчезла и гроздь винограда, сменившись слизняками, что извивались в его пальцах и выделяли слизь. Его стошнило, затем возобновился кашель, но смерть так и не пришла.

Очередное видение было менее приятным, чем предыдущие два, так как ему почудилось, что в его камере снова появился колдун, чьи глаза горели синим пламенем. Он поднял ему голову, вызвав очередной приступ боли, и заставил его выпить некую жидкость из фляги. Напиток был теплым, содержал алкоголь и был очень горьким. Малвилл чуть было не захлебнулся, из-за чего попытался оттолкнуть от себя руку колдуна, но у него ничего не вышло. Его заставили сделать не меньше десяти глотков, прежде чем отняли фляжку ото рта. В желудке снова все горело, только в этот раз жар был приятным. Малвилл начал понимать, что это вовсе не видение, а реальность.

— Как ты? — спросил его колдун с синими глазами.

— Чего тебе надо? — прохрипел Малвилл, скрутившись в клубок, лежа на сыром полу.

— Пришел тебя освободить и рассказать приятную новость.

— Нет в этом мире новостей, который бы смогли мне принести радость.

— Даже если я скажу, что тварь, которая убила твою семью и заключила тебя в темницу, мертва?

Как не странно, но он все еще не потерял способность испытывать приятные чувства. Он с трудом приподнялся на ослабленных руках и посмотрел на стоящего перед ним колдуна.

— Ты его убил? Тебе удалось его убить? Но, как?

— Неважно как, главное, что он получил по заслугам и теперь ты можешь покинуть темницу и снова занять трон Андора. Хотя, должен тебя разочаровать: большая часть жителей губернии, не пережила короткого правления того, который называл себя 'Джеймсом Фостером'.

— Сколько людей погибло? — пожелал знать Малвилл.

— Геноцид пережили примерно половина населения губернии.

Эти слова шокировали Малвилла. Ему стало совсем дурно. Даже хуже чем было до испитого лекарства, которое, стоит отметить, быстро избавило его от жара.

— Это ужасно, — выдохнул он.

— Да, — согласился с ним колдун с синими глазами. — Но, с другой стороны, погибли и все члены богатейших семей, которые желали тебе смерти. Так что, твоему правлению ничего больше не угрожает. А если учесть, что еще три губернии из объединения Эрис лишились своих правителей, у тебя есть все шансы их объединить в одну и править ими много лет своей жесткой, но справедливой рукой. Думаю, оставшиеся в живых люди тебя поддержат. В должности капитана армии ты заработал себе имя хорошего и честного человека среди ничтожных. А этого класса практически не коснулась чистка, устроенная слугами твоего предшественника. Сильно пострадали люди из среднего класса. А вот высший — полностью был уничтожен.

— Мне следовало самому отомстить за убийство семью, — закричал Малвилл, обращаясь не к колдуну, а к себе.

— Месть не облегчила бы твои страдания лучше, чем перспектива стать хорошим губернатором для этих земель, которые давно не видели на троне честного и мудрого правителя. Поднимайся на ноги и покинь темницу. Сделай так, чтобы твое имя воспевали в песнях. Тебе это под силу, в этом я уверен.

Малвилл решил его послушаться и поднялся на ноги. У него это получилось, хотя не без помощи опоры в виде стены. Пошатываясь на ватных ногах, губернатор Андора взглянул на своего спасителя.

— И все же, зачем ты это делаешь?

— Исключительно ради себя, — признался колдун. — Возможно, мои добрые поступки смогут перевесить все то зло, которое я совершил, и тогда у меня будет гораздо больше шансов на исполнение моего заветного желания.

— Надеюсь, что так оно и будет. — Малвилл неторопливо, чтобы не упасть, протянул руку колдуну для пожатия. Прошло какое-то время, прежде чем колдун все же ее пожал. — Если у меня все получится, и я смогу принести порядок в эту губернию, обещаю, что твой памятник будет стоять на главной площади. Твое имя никогда не забудут. Только назови мне его.

Ждать ответа Малвиллу пришлось не меньше чем рукопожатия.

— Марк Уотер.

— Благодарю тебя, Марк Уотер. Буду ждать тебя у себя в гостях в любое время.

Колдун никак не отреагировал на его приглашение. Он только вытянул руку вперед, и дверь темницы с легкостью открылась, словно и не была никогда запертой.

Малвилл помедлил пару мгновений, затем оттолкнулся руками от стенки и направился к открытым дверям. Выйдя в коридор, он повернулся назад, чтобы еще раз посмотреть на своего спасителя, но того уже не было. Малвилл попытался пройти посередине коридора, но когда его колени охватила дрожь, он подошел к стене и снова воспользовался ей в качестве опоры. Так, держась за влажные камни и за решетки камер, он неторопливо продвигался вперед, все ближе приближаясь к лестничному пролету, который должен был вывести его из затхлого пространства темницы на улицу.

— Я разберу это место на камни сразу, как только смогу самостоятельно передвигаться! — решительно пообещал он себе, шагая с одной ступеньки на другую и, чем ближе он становился к выходу, тем больше у него прибавлялось сил. С каждой пройденной ступенькой, воздух, проникающий в его легкие, был чище, суще и теплее.

Он двигался все быстрее и быстрее, подняв голову вверх, желая поскорее увидеть деревянную дверь, окруженную ореолом света. Когда же он наконец увидел ее, губернатор сменил быстрые движения на бег, и нужда в опоре мигом пропала.

Малвилл крепко сжал ручку массивной двери, убрал засов и потянул ее на себя.

Солнечный свет ударил его по глазам. Он зажмурился и захохотал. Как же было приятно вновь почувствовать тепло солнечных лучей на своем бледном исхудалом лице. Затем, он решился разомкнуть веки, пусть даже это и причинило ему боль. Этой боли он был рад. Она была в разы приятнее той, что он испытывал лежа на полу в темнице.

Вначале перед глазами у него было одно сплошное пятно, но очень скоро оно пропало, сменившись яркими красками, что дарило синее безоблачное небо и желтые листья редких деревьев. Даже каменные стены домов и брусчатка выглядели яркими и красивыми в сравнении со стенами темницы.

Малвилл вдохнул полную грудь чистого осеннего воздуха и позволил окунуться себе в безграничное чувство свободы.

2

Альберт Дрейк сидел в кресле перед телевизором, чей звук был отключен, и задумчиво глядел на сборник стихов, сжимаемый в своих руках. Обложка была плотной и отсвечивала глянцем. Бумага была белоснежной и приятной на ощупь. Пьяняще пахло типографией. Ни один сборник сочинений его отца не был сравним по качеству с тем, который он сейчас держал в руках. Но не качество бумаги привлекало его внимание в больше мере, а имя, написанное на обложке книги.

- 'Альберт М. В. Дрейк', - с легкой дрожью в голосе прочел он вслух написанное печатными буквами красного цвета. — 'Сборник сочинений'.

На обложке был изображен он сам с элегантно причесанными волосами, сидящий боком к фотокамере и подпирающий подбородок кулаком. На нем был пиджак модного покроя, купленный за день до фотосессии, который подобрала Нойс в магазине не самой дешевой одежды. Все это было запечатлено на бледно-голубом фоне. На обратной стороне были изображены горный массив и зеленое поле. Ему предложили написать там его мини-биографию, но Альберт отказался от данного предложения, а посему биографию заменила фотография природы.

Книгу со стихами он получил три дня назад и уже подарил несколько экземпляров тем людям, с которыми он успел познакомиться и сдружиться в Старом Мире: кассу Вельде, благодаря которому и стало возможным появление данного сборника; своему начальнику Дебри; а также по экземпляру досталось Ларри и Нойс. Последние как раз находились с ним в эти минуты в комнате и читали стихи отца Альберта, которые он выдавал за свои. Нойс уже успела дойти до середины книги, в то время как Ларри не достиг и трети. Также, в отличие от Ларри, Нойс часто зачитывала вслух строчки из наиболее понравившихся ей стихов, не уставая напоминать Альберту о его гениальности.

— Как бы было потрясно, если бы кто-то наложил мелодию на данный стих, а песню исполнил сам Ричард Босвелл, — все чаще добавляла Нойс, закатывая в блаженстве глаза. — Это был бы хит!

— Возможно, твои мечты когда-нибудь сбудутся, — добавлял к этому Ларри. — А вместе с твоими и мечты Эла.

Альберт улыбался в каждый раз и добавлял про себя: 'Очень хочется верить в пророческую силу твоих слов, дружище'.

Закрыв книгу и положив ее на подлокотник кресла, он направился на кухню за бутылочкой холодного пива. Достав одну из холодильника, он чуть было не налетел на Ларри, стоящего за самой его спиной.

— Что случилось, приятель?

— Тссс, — Филч приложил указательный палец к губам и повернул голову назад, чтобы убедиться, что Нойс не пошла за ним следом. — Говори тише. Мы сегодня собрались в бар, чтобы повеселиться.

— Да, я помню. А что, план отменяется?

— Нет, — ответил ему Ларри, скорчив мину, говорящую: 'Что за дурацкое предположение?'. — Просто я хочу внести кое-какие коррективы.

— Что именно ты предлагаешь?

Ларри сунул руку в карман своих брюк и достал оттуда кольцо с красным камнем. Альберт разбирался в драгоценностях, и мог наверняка сказать, что кольцо было из чистого золота, а вот камень был явно не настоящим.

— Я хочу сделать Нойс предложение о помолвке.

— Прекрасная новость, — искренне обрадовался Альберт. — Вы очень хорошо смотритесь.

— Мне нужна твоя помощь.

— И в чем?

— Помнишь, мы с тобой разговаривали на эту тему пару месяцев назад.

— Насчет помолвки? Что-то не припоминаю.

— Да погоди ты! — Ларри легко толкнул его в плечо. — Я про стих. Ты обещал, что напишешь стих о любви, который я смогу посвятить Нойс.

— А, ты об этом. Да, был такой разговор.

— Так он готов?

Такого стиха у Альберта все еще не было, но набросать несколько строчек в блокнот не составило бы труда. Стоило только немного постараться и вспомнить лучший из стихов Роберта Дрейка, который по определенным причинам так и не был доведен им до ума. Часто его отец выбрасывал исписанные листы в урну, но прежде чем служанка успевала их сжечь на заднем дворе, Альберт крал эти бумажки, выпрямлял скомканные листы и прятал в тайнике в своей комнате. Читая их, он никак не мог понять, что побудило его отца выкинуть начатые, но не завершенные стихи, большая часть которых были как раз о любви. С годами Альберт начал понимать, что отец считал себя слабым романтиком. На деле — так оно и было, и все же, по мнению Альберта, стихи Роберта Дрейка о любви не на много уступали его же стихам о войне, дружбе, родине или же о природе.

— Считай, что он у тебя уже в кармане.

— Замечательно, — чуть было не подпрыгнул от радости Ларри. — Тогда заметано. Передашь мне стих как можно скорее, чтобы я успел его пару раз прочесть, чтобы не оконфузится в самый важный момент в моей жизни.

— Будь спокоен, ты произведешь на Нойс приятное и неизгладимое впечатление, после которого она просто не сможет тебе сказать 'Нет'.

Ларри кивнул, затем с радостью потряс кулаками перед собой, заряжаясь бодростью и уверенностью в себе, после чего вышел из кухни.

Альберт с улыбкой проводил его взглядом, затем сделал глоток пива из бутылки и направился к столу, чтобы записать в блокнот обещанный стих, как неожиданно кто-то схватил его сзади за плечо. И прежде чем Альберт успел вскрикнуть от испуга, его вырвало из того пространство, в котором он находился.

Его крик прозвучал уже на улице в сотне шагов от здания, где находилась квартира Ларри и Нойс.

— Заткнись! — приказал ему Марк Уотер.

Альберт мгновенно послушался его. И практически также мгновенно его страх сменился радостью.

— Это вы?! Как я рад вас видеть, Марк! — воскликнул он, после чего его вырвало. Перемещение в пространстве оказалось весельем вполне сомнительного качества.

Мимо них прошла пожилая парочка, которая с отвращением проводила их взглядом и прошагала далее. Альберту показалось странным, что паре не понравилось лишь содержимое его желудка, а не тот факт, что они материализовались здесь из воздуха.

— Мне надо знать, где сейчас Кевин и как ты вообще оказался в Старом Мире?!

— Только пообещайте, что не убьете меня за то, что я прыгнул вслед за вами в колодец. — Альберт изобразил молящий о пощаде виноватый вид, заслонив лицо ладонями.

— Если ты последовал за нами, то почему ты сейчас не с Кевином, а с парнем глуповатого вида и девушкой, которая выглядит поумнее вас двоих вместе взятых?

— Потому, что Кевин прогнал меня, посчитав, что я буду для них обузой.

— И правильно сделал, — кивнул Уотер. — Где это произошло?

— В губернии Тартуис, в магазине, где продают горючее для самоходных колесниц. В этом Мире их называют 'машинами', - добавил Дрейк, чувствуя себя пресвященным человеком, который обучает дикаря простым вещам прогрессивной цивилизации. — Только это была наша с ним не последняя встреча.

— Выкладывай поскорее все, что знаешь.

Альберт не знал, как начать. Ему было сложно произнести нужные слова. И все же, он нашел в себе силы заговорить, до того как колдун изъявил желание поторопить его.

— Они мертвы. И Кевин, и Солнечный Луч… мне очень жаль.

Альберт решил, что нечто похожее на удивление, отпечатавшееся на лице Уотера, было первым проявлением чувств, которые исходили от мага с самого первого дня их знакомства. Злость стала второй эмоцией в этом списке. Марк вытянул руку, чтобы схватить Альберта за горло, но вовремя спохватился, что смерть парня только усложнит его положение.

— Как это произошло?! — И хотя голос колдуна прозвучал тихо, уши Альберта заложило, словно кто-то выстрелил из револьвера вблизи от его виска.

— У них обоих были ножевые ранения. Когда я их нашел, тела были уже холодными. Я ничем не мог им помочь, — произнес Альберт, все еще не чувствуя себя в безопасности из-за гневного выражения лица Уотера. — Мне пришлось похоронить тела.

— Где ты их похоронил! — все тем же тихим, но болезненным для слуха голосом изрек колдун.

— В губернии Грисалл.

Марк схватил его за предплечье, после чего они снова растворились в воздухе.

* * *

В считанные секунды они уже стояли перед вывеской 'Губерния Грисалл'.

— Куда теперь? — ледяным тоном осведомился Марк Уотер.

— К мосту, что недавно подвергся реконструкции. Там еще есть лес с…

Альберт не договорил, так как его снова вырвало. Но, он не успел прийти в себя, как Марк его вновь схватил за плечо и перенес к мосту.

— О, Океан Надежд, я сейчас помру! — с надрывом выдавил Дрейк, упав на четвереньки. — Перестаньте это делать. Я больше этого не вынесу.

— Как далеко мы от нужного нам места?

Альберт медленно осмотрелся по сторонам, после чего выдавил из себя:

— Совсем близко.

— Вставай. Покажи мне то место.

Около моста тоже были люди, но и они никак не отреагировали на их внезапную материализацию в пространстве. Вероятнее всего тому виной была магия Темного.

Альберт мог бы еще долго стоять на четвереньках, но Марк быстро схватил его подмышку и поставил на ноги.

— Иду, иду, — закивал Дрейк, закатив глаза и вытерев рот рукавом. — Нам в ту сторону.

Они зашагали вниз по течению реки по направлению к лесным домикам. Около воды было ощутимо холоднее, отчего Альберт повел плечами. Оно и понятно, ведь покинул он квартиру Ларри слишком быстро, чтобы успеть прихватить с собой куртку. А ведь время близилась к зиме. И пусть погода пока еще радовала солнечными деньками, ни у кого не сохранялось иллюзий о том, что теплой она будет хотя бы еще пару недель.

— Почему вы не можете найти их сами. Меня вы ведь нашли, — задал вполне логический вопрос Альберт.

— На тебе нет защитного индейского амулета. Ты контактировал с Кевином, а потому на тебе сохранились частички его… назовем это 'запахом'. Они еле уловимы, и все же их оказалось достаточно, чтобы найти тебя.

Альберт перепрыгнул через скопление камней большого размера, а приземлившись чуть было не подвернув ногу. Благо Уотер, словно предвидел склонность к неуклюжести своего спутника, подстраховал его.

— Шагай быстрее, Альберт Дрейк. Чем быстрее ты покажешь мне нужное место, тем быстрее я исчезну из твоей жизни.

— Можно я вам задам вопрос?

— Нет.

— Зачем вы хотите увидеть их место захоронения? Вы не верите моим словам?

— Верю. И все же, я хочу их увидеть.

— И что потом? Вы сможете вернуть их к жизни? — с восторженными нотками в голосе поинтересовался Альберт, хотя и старался казаться не заинтригованным.

— Могу, но только в качестве таких же колдунов, как и я сам. Один будет наделен силой Огня, а другой — Ветра. Так как они на данный момент вакантны.

— Огня и Ветра? — заворожено повторил Дрейк. — А разве Темные не всемогущи? Каждый из вас может влиять лишь на определенную стихию?

— Мы самые могущественные колдуны во всех Ближних Мирах, но всемогущ только Океан Надежд. Любой из Темных может влиять на любую из стихий, но полностью подвластна нам только одна.

Альберт слушал Уотера чуть ли не с открытым ртом. Столько интересной информации, да к тому же от первоисточника, ему никогда не доводилось слышать. А учитывая скрытность Марка Уотера, ему и вовсе было странно, что тот так легко делился с ним тайнами братства Темных. Было бы грешно не воспользоваться моментом и не задать как можно больше интересующих его вопросов.

— А разве это плохо? Сделать их такими же, как и вы?

— Сделав их Темными, я навлеку на них проклятие, в котором мало приятного. К тому же путь к Океану Надежд закроется перед Кевином навсегда. Или до тех пор, пока не появится очередной Пришелец. Думаешь, он будет благодарен мне за свое воскрешение?

— Ну, я думаю…

— Это был риторический вопрос.

— А, ладно. Но в таком случае, мне не понятно ваше относительное спокойствие. — Альберт коротко взглянул на Уотера, чье лицо не отображало ни единой эмоции. — Если я правильно понимаю, вы хотите попасть к Океану Надежд, но без Кевина Нолана у вас нет такой возможности.

— Ты правильно понимаешь.

'Это была скрытая похвала из уст мага или я выдаю желаемое за действительное?' проскользнуло в голове Альберта приятная мысль.

— Тогда мне не понятно ваше невозмутимость и спокойствие.

— Просто я пока не исчерпал все возможности вернуть Кевин к жизни. Если у меня ничего не получится, тогда всему живому лучше будет держаться от меня подальше как минимум пару лет.

На этом все вопросы к Марку исчерпали себя. Теперь Альберту хотелось лишь одного: избавиться от кома, что поступил к его горлу, принося дискомфорт.

Дискомфорт пропал сразу же, как только они дошли до того места, где почти два месяца назад они, вместе со съемочной группой, обнаружили скелет того, кто предположительно являлся вампиром, о чем он поспешил рассказать Марку, решив, что тому будет интересно это узнать.

— Она тебе понравилась, и ты до сих пор не можешь ее забыть? — неожиданно спросил его Уотер.

— Вы это о ком?

— О белокурой репортерше с карими глазами.

— Откуда вы узнали? — спросил Дрейк, хотя и понимал, что для такого сильного мага, как Уотер, подобные знания были чем-то естественным.

— Тебя не смущает разница с ней в возрасте?

— Нет, — незамедлительно ответил Альберт, после чего добавил немного с грустью. — Да она даже не помнит обо мне.

— Ты прав, — согласился Уотер. — Случись вам встретиться еще раз, она тебя даже не вспомнит. Нам еще долго идти?

— Не более пятидесяти шагов, — удрученно произнес Дрейк.

— Я могу тебя переправить обратно в Зрелый Мир, если хочешь, — неожиданно предложил маг. Альберт почувствовал, что его пробрала дрожь и в этот раз не от холода.

— Ни в коем случае, — замотал он головой. — Мне там нечего делать. У меня здесь новые друзья, а еще я издал свой сборник стихов.

— Ты хотел сказать 'сборник отцовских стихов'? — поправил его Марк.

— Ну да, — немного смущено отозвался Альберт. — Но кому от этого хуже? Здесь, в Старом Мире, его никто не знает. Я ведь делаю доброе дело — знакомлю жителей этого Мира с творчеством Зрелого.

— Уверен, ты это часто повторяешь и уже сам стал верить в свои оправдания.

— Вы правы, — вздохнул Альберт, готовый покрыть свою голову пеплом.

Следующие слова Марка показались Альберту ни чем иным как поддержкой. Другой причины для откровений у Уотера не было.

— Когда я покинул своих братьев, поняв, что наши взгляды на дальнейшее будущее слишком разняться, я решил занять себя хоть чем-то, чтобы немного отвлечься от тех 'неудобств', которыми наградило меня проклятие Океана Надежд. И, знаешь, чем я занялся?

— Не могу знать.

— Я решил стать певцом. С помощью своей силы, мне без труда удалось овладеть сердцами всех любителей музыки. Мое имя до сих пор на слуху в Старом Мире. Это был забавный эксперимент, который очень быстро мне наскучил. Тогда я уничтожил большую часть своих произведений и заставил исчезнуть все мои изображения и видеоматериалы. Остались лишь крупицы, но и их оказалось достаточно, чтобы мое имя сохранилась в истории Старого Мира.

— Зачем вы мне это рассказываете?

— Дело в том, что я украл часть песен, которые сделали меня знаменитым. А главное, я украл лицо, которое ты сейчас видишь перед собой. Я наделил себя талантом, который принадлежал другому человеку. А его самого я просто убил.

Альберта пробрала дрожь. Ему стало жутко. Дрейку не хотелось верить в услышанное, но он все же не сомневался в искренности колдуна.

— Как видишь, мы поступили почти одинаково, но тебе, в отличие от меня, не понадобилось никого убивать.

— Вы хотите сказать, что я не такой плохой человек, каким я сам себя считаю?

— Да. А еще я хочу сказать, что ты можешь быть поэтом не хуже своего отца.

— С чего вы это взяли?

— А с чего ты взял, что я не прав?

— Ну, моему таланту дали оценку однажды.

— Позволь, угадаю, — Марк замедлил шаг и заставил также поступить и Альберта. — О твоей бездарности тебе сообщил твой отец? А за советом ты пришел к нему, когда тебе было сколько лет?

— Лет восемь, возможно десять.

— В таком случае я хочу тебе открыть глаза на две вещи: в десять лет не велика вероятность создать истинный шедевр, но это не значит, что ничего не измениться через еще десять лет. А еще: поистине талантливые люди самые закоренелые критики своего творчества, каких только можно найти.

— Ну, я до сих пор часто излагаю свои мысли в рифме, но никогда не записываю их, так как слова моего отца сильно повлияли на мою творческую самооценку, — признался Дрейк. — И в отличие от отца я предпочитаю стихи на любовную тему. Вы думаете, у меня получится написать сборник собственных стихов?

Марк не ответил ему, намекая на то, что Альберт задал ему риторический вопрос, на который он и так знал ответ. Парень почувствовал облегчение после снятого с плеч груза вины, а еще благодарность Марку за высказанное им мнение.

— Мы на месте, — заметил Дрейк, указывая на проглядывающее низкое строение среди голых веток деревьев. — Мы с Ларри закопали их тела за хижиной.

Марк мигом оказался в указанном месте, в этот раз, не удосужившись переместить в пространстве и Альберта, хотя тот был только рад этому. Он ринулся в лес на собственных ногах, добежав до места в то самый момент, когда маг стоял у двух могил с приподнятой правой рукой, держа ее ладонью вверх и сжимая пальцы, словно пытаясь раздавить невидимое яйцо. Земля на поверхности могил начала выворачиваться наизнанку, будто извергался небольшой вулкан или же гигантский крот пытался выбраться наружу. Вскоре из земли показались тела Кевина и Солнечного Луча. От запаха разложения Альберт вновь почувствовал необходимость в отчистки желудка, который был уже пуст. Дрейк отошел на достаточное расстояние, чтобы не чувствовать запах и повернулся к Марку и трупам спиной, дабы не видеть всего ужаса.

— Зачем вам смотреть на их тела? — спросил он, все еще борясь с приступами тошноты.

Марк встал на колено перед телом Кевина, которого сейчас не смогли бы опознать даже его родные и близкие люди, и сорвал с его запястья защитный амулет.

— Если у меня все получится, Кевин вернется к жизни точно таким же, каким он был за секунду до смерти: включая длину волос, размер ногтей, а также одежду. Защитный амулет тоже никуда не денется. Но теперь у меня будет его точная копия. А где именно появится его новое воплощение мне не известно. Он может появиться в этом же месте, а может и в другой губернии.

— Вы как ищейка найдете его по запаху амулета?

— Можно сказать и так.

Марк спрятал амулет в кармане, после чего снова поднял руку и сжал на половину пальцы, только в этот раз его ладонь смотрела тыльной стороной вверх. Тела Кевина и Солнечного Луча медленно погрузились обратно в землю.

Альберт дожидался завершения повторного погребения тел все так же стоя спиной к непосредственному действию. В этот самый момент в его кармане зазвонил телефон. Ничего удивительного: Ларри забеспокоился из-за его странного исчезновения с кухни.

— Да, Ларри.

— Друг, тебя ветром сдуло в форточку? — попытался пошутить Филч, хотя Альберт уловил в его голосе тревогу. — Я ведь ее закрывал.

— Извини, просто мне потребовалось отлучиться по важному делу.

— Как ты покинул квартиру столь незаметно?

— Ты прав, воспользовался окном. Спрыгнул на ветку дерева, а уже с него спустился вниз.

— Если это правда, то ты крут. И все же я не понимаю, почему ты не воспользовался дверью.

— Давай оставим этот разговор на потом, ладно? — решил замять тему Альберт, так как не знал, чтобы ему еще придумать, что могло объяснить его неожиданное исчезновение из квартиры.

— Надеюсь, ты не забыл, что через два часа мы идем в бар? — раздался в трубке и голос Нойс, которая явно тоже волновалась за него.

— Не забыл, но я немного задержусь. Без обид.

— Какие обиды могут быть, друг, — саркастично прокричал в трубку Ларри. — Ты бросил нас ничего не сказав, забил на вечеринку, а еще не сделал то, что я тебя просил!

— А что ты его просил сделать? — поинтересовалась издалека Нойс.

— Простите меня, ради Океана Надежд. Я честно, не хотел так с вами поступить. Но, обещаю, что буду в баре и выполню данное тебе обещание.

— Хорошо, — уже спокойнее ответил Ларри. — Мы и сами задержимся на час. Не идти же нам без тебя.

— Поторопись там! — добавила Нойс, после чего в трубки прозвучали гудки.

— Некрасиво вышло, — вздохнул Альберт.

Не успел он сунуть телефон обратно в карман, как он зазвонил снова. На дисплее высветилось имя касса Вельде. Что мог хотеть от него литературный критик? На его памяти, Вельде впервые звонил ему первым.

— Слушаю вас, касс Вельде! — произнес Альберт, изобразив официальный тон.

— Малыш, у меня есть невероятная новость для тебя! Надеюсь, ты сейчас сидишь на стуле, иначе у тебя есть все шансы сильно удариться задом об пол.

— Я крепко стою на ногах, так что можете продолжать, касс Вельде, — заверил старика Дрейк, хотя, судя по возбужденным ноткам в собственном голосе, он был далеко не уверен в правдивости собственных слов.

— Я скажу тебе только два слова: 'Эрик Малкэвиан'!

— И?

— Что 'и'? О, молодой человек, вы меня разочаровываете! Какое направление в музыке слушает нынче молодежь? Разве вы не слышали никогда о легенде старого рока Эрике Малкэвиане? Быть того не может! Конечно, в последнее время он немного не в форме, и все же его старые хиты до сих пор у всех на слуху!

— Извините, касс Вельде, конечно же, я знаю этого певца, — поспешил солгать старику Дрейк. — Просто ваши слова меня на самом деле шокировали, и я не сразу сообразил о ком идет речь. Так что с этим певцом произошло и как меня это касается?

— А ты еще не понял?! — настолько восторженно закричал в трубку литературный критик, что Альберт не на шутку заволновался, что Вельде может ненароком поразить сердечный приступ. — Малкэвиан прочел твой сборник стихов и у него тут же возникло желание наложить на часть из них музыку! Ты представляешь это?!

— С трудом, — признался Альберт, трясясь уже и от холода и от всплеска положительных эмоций.

— Так вот, он хочет с тобой встретиться и обсудить ваше с ним сотрудничество. Но и это еще не все хорошие новости для тебя.

— О, Океан Надежд, это похоже на сон!

— О, да, малыш! Надеюсь, что ты от радости не проснешься прямо сейчас, не успев узнать о второй сногсшибательной новости! На меня вышли с канала ВСВ. Им позарез нужно интервью с тобой. Реклама твоей книги на одном из самых рейтинговых телеканалов во всем Старом Мире! Разве это не похоже на твой самый лучший сон в жизни?!

— Вы хотите сказать, что я попаду в ящик… в телевизор?! — Альберт не знал насколько крепким было сердце у старика, но за свое он начал уже не на шутку волноваться. Оно стучало, как паровой молот.

— Да, дружок. Ты все правильно понял. Ты самый везучий среди талантливых людей, которых мне доводилось когда-либо встречать!

— Благодарю вас, касс Вельде! Вы сделали для меня очень и очень много!

— Нет, для тебя сделал все исключительно твой талант!

— И все же…

— Прежде чем ты начнешь заливаться соловьем комплиментами и благодарностями в мой адрес, я хочу сказать тебе, что твоим номером телефона очень сильно интересуется одна из ведущих репортерш канала ВСВ. Ее зовут Кора Бьорк.

— Кора Бьорк?! — Альберт уже был готов раздеться догола и, крича, кинуться в холодную речную воду, чтобы хоть немного остудить свое разгоряченное тело. — Вы сказали Кора Бьорк?!

— Да, сынок. Вижу, тебе это имя знакомо лучше, чем Эрик Малкэвиан. Так ты даешь добро на то, чтобы я дал ей номер твоего телефона?

— Конечно, даю! — закричал Альберт как полоумный.

— Хорошо, тогда жди ее звонка через несколько минут. Отключаюсь!

Альберт отнял от уха телефон и еще около десяти секунд смотрел на этот маленький аппарат, приносящий лавину положительных новостей. Как такое могло быть, что все его мечты исполнились в течение каких-то десяти минут?! Это было уму непостижимо.

Альберт резко обернулся назад, чтобы поделиться своим прекрасным настроением с Марком Уотером, но ничего кроме деревьев, быстро теряющих свою листву, он не увидел. Он позвал его по имени, но не получил ответа. Тот исчез, оставив его одного. Вначале он расстроился, но очень скоро к нему пришла очень странная идея.

— Что если вся моя удача напрямую связана с Марком? Такое может быть?

Эта мысль показалась Альберту не лишенной оснований. Неужели маг воспользовался своими силами, чтобы подарить ему бурю эмоций и дальнейшую безоблачную карьеру? Если это было на самом деле, он был готов в каждую ночь всю последующую его жизнь, упоминать имя Марка Уотера в знак благодарности перед сном. А еще он обязательно посвятит ему следующий сборник своих стихов.

Единственное за что стоило ругать Уотера, было то, что он оставил его одного в этом холодном лесу и теперь ему придется полагаться на самого себя при возвращении домой. А с другой стороны еще одно перемещение в пространстве он бы просто не пережил.

Телефон зазвонил, и Альберт поспешил ответить на звонок.

— Я вас внимательно слушаю.

— Здравствуйте, касс Дрейк. Вас беспокоят с телеканала ВСВ. Мое имя Кора Бьорк.

— Да, я вас знаю, — как можно более непринужденно произнес Альберт. Он подумал сделать свой голос таким же небрежным и уверенным в себе, каким ему запомнился шериф Рассел из Конвинанта, но предпочел отказаться от этой затеи, так как у него могло либо ничего не получиться, либо получиться ужасно фальшиво.

— Рада слышать, что вы следите за моими репортажами.

— Да нет же, мы с вами виделись однажды.

— Правда?

— Да. В губернии Грисалл у моста. Там неподалеку еще нашли останки вампира.

— Правда?! — голос женщины стал более тонким и веселым, полностью избавившись от официального тона. — Тот репортаж сделал меня одним из ведущих репортеров канала ВСВ.

— Рад это слышать.

— А я буду рада снова свидеться с вами. Хочу взять у вас интервью, как у молодого и перспективного поэта. — Помолчав немного, Кора добавила. — Знаете, у меня сложилось устойчивое чувство, что нас снова свела некая высшая сила и неспроста, что именно мне доверили взять у вас интервью.

— Если честно, то и мне так кажется, эсель Бьорк.

- 'Димэль', - поправила его Кора.

— Извините, димэль Бьорк. Я буду рад встретиться с вами и ответить на все ваши вопросы.

— Прекрасно, рада слышать. Вас устроит завтрашняя первая половина дня?

— Завтра понедельник и…, — Альберт хотел сказать, что в понедельник он работает, но решил не озвучивать этого вслух, ведь ему еще недолго оставалось работать грузчиком. — …И я совершенно свободен в первой половине дня. Что скажете, если после интервью я приглашу вас… ну, куда-нибудь.

— Вы назначаете мне свидание, касс Дрейк?

— Нет… Да… Вы согласны?

— Давайте, я озвучу свое решение, после завтрашнего интервью.

— Хорошо, меня это устраивает.

— Замечательно. Где бы вы хотели, чтобы мы встретились?

— Я знаю отличное место в парке, недалеко от места моего жительства. Там очень красиво.

— Замечательно, лучше просто нельзя было придумать. Осенняя пора прекрасно сочетается с поэзией, на мой взгляд.

— На мой — тоже! — поспешил добавить Альберт, чтобы указать Коре на схожесть их мнений.

— До завтра, касс Дрейк, — произнесла она на прощание, и Альберт уловил в ее голосе улыбку.

— До завтра, димэль Бьорк.

Он подождал, пока она первой положит трубку, после чего около десяти минут боролся с желанием и вправду не искупаться в холодной реке. Единственное, что останавливало — было опасение получить серьезную простуду за день до судьбоносного для него интервью и встречи с обворожительной Корой Бьорк, которая намекнула ему о возможном согласии на свидание с ним.

Полностью взяв себя в руки, Альберт решил, что ему пора возвращаться домой. А еще он снова почувствовал, что ему холодно. Чем ближе было время заката, тем прохладнее становилось на улице. Он не нашел лучшего решения своей проблемы, чем снова позвонить Ларри и попросить его о помощи. Телефон у него был вот уже почти три месяца, но он все никак не мог научиться с легкостью им пользоваться и даже держать в руках. Зачастую, чтобы набрать какой-нибудь номер ему приходилось использовать обе руки: в одной держать телефон, а другой набирать номер. Видя подобное неуклюжее обращение с прибором для связи со стороны Альберта, Ларри не упускал возможности подколоть его и назвать 'технофобом'. Альберт не понимал смысла этого слова, но и не решался задать уточняющий вопрос. В конце концов, он решил что слово 'технофоб' не слишком обидное, иначе Ларри не стал бы его так называть. Как не крути, они были друзьями.

— Друг, ты не мог бы подъехать за мной к мосту, где мы были с тобой около двух месяцев назад.

— Какую бэнши ты потерял в Грисалле? Неужели смазливая репортерша назначила тебе там свидание?

— Ты не поверишь, но твоя шутка очень близка к правде.

— Ты что такое говоришь?

— Я тебе обо всем расскажу, как только окажусь в тепле.

— Ладно. Похоже, наше сегодняшнее мероприятие отменяется.

— Я дико виноват перед вами, друзья, — признал Альберт, чувствуя, как у него краснеют от стыда уши.

— Да ладно, не кори себя. Я все равно не смог бы сделать Нойс предложение, если бы тебя не было рядом. Ты для меня очень важен, дружище, несмотря на то, что мы знакомы всего ничего.

— Благодарю тебя за эти приятные слова, Ларри. Вы тоже для меня очень много значите.

— Я скоро буду. Только скажу Нойс, что поеду за тобой. Она сейчас принимает ванну.

Альберт положил трубку и выдохнул еле заметные клубы пара изо рта. Сунув руки поглубже в карманы, он принялся подпрыгивать на месте, чтобы согреться. Полюбовавшись какое-то время на темнеющее небо, через практически голые ветви деревьев, выискивая вспыхивающие над ним звезды, Альберт Дрейк направился в сторону реки, думая о Завтрашнем Дне и о Марке Уотере, который подарил ему этот замечательный день.

3

Приближалась ночь. Около отреставрированного моста в губернии Грисалл не было ни одной живой души. За Альбертом Дрейком приехал его друг, и их автомобиль скрылся вдали. Все это время Марк Уотер стоял в сотне шагах от реки среди деревьев и ждал подходящего момента. Когда этот момент настал, он провел пальцем по левой ладони, и из нее потекла ярко-синяя жидкость, густая как кровь. Крепко сжав кулак, он смотрел на то, как синие капли чернеют и падают как на землю, так и улетают ввысь. 'Кровотечение' становилось обильным, пока капли не превратились в черные ручейки стекающие вниз и поднимающиеся вверх. Туда, куда падала 'кровь' земля начинала чернеть и выгорать, тоже происходило и с небом. Пятна росли в диаметре с невероятной скоростью, грозясь полностью уничтожить все вокруг. Разросшиеся до самого горизонта оба пятна объединились в единое целое, акутов все мраком. Изначально все это выглядело лишь как сплошная чернота, но очень скоро начали проступать фигуры и силуэты. Одной из первых появилась широкая река с черными как смола водами. Следом за ней появились сухие деревья и берег, по которому полз туман. Оставалось ждать лишь появление лодочника.

Вскоре он появился, неторопливо отталкиваясь своим длинным посохом о дно реки. Нос лодки уткнулся в берег. Фонарь, на носу лодки осветил ноги и руки Уотера, а вместе с ними и сплетения вен, по которым циркулировала его магическая сила. Темная высокая фигура Харона сгорбилась и потянулась по направлению к визитеру.

— Водолей! — вместо приветствия произнес лодочник, после чего позволил себе три слабых смешка. — Давно не виделись.

— Хочу заключить с тобой сделку, — тут же приступил к делу Уотер.

— Я в прошлый раз отказался иметь с тобой какое-либо дела, так почему сейчас должно что-либо измениться?

— Потому что сейчас у меня более выгодное предложение.

— И каково оно? — без особого интереса спросил Харон.

— Пожиратель и Вихрь ступили в Великую Пустошь. Я готов указать туда путь и Жнецу.

— А взамен, ты попросишь снова вернуть к жизни своего давно умершего сына?

— Нет. Ты знаешь, кто мне в этот раз нужен.

Харон снова тихо и размерено засмеялся. Конечно же, он знал, за кем пришел Марк на Земли Мертвых. По этой причине Уотер не стал уточнять имена, а молча ждал ответа лодочника.

— Да, знаю, — не стал играть с ним в игры Харон. — И почему ты решил, что я пойду на сделку?

— Ты представитель Океана Надежд на Землях Мертвых. Такой же, как и Летописец на Землях Живых. Все что происходит в твоих владениях, мгновенно становится известно и Ему. И мне кажется, Океан Надежд — самая заинтересованная сторона в уничтожении всех Темных.

— Ты прав, — согласился Харон. — Но с уничтожением Жнеца, не все Темные ступят в Великую Пустошь. Останется еще один. И ты знаешь, о ком идет речь.

— Я хочу попасть к Океану Надежд не для того, чтобы бросить ему вызов, как этого хотели и хотят мои братья. Мне нужно лишь одно — вернуть свой человеческий облик. И только. Разве я многого хочу?

— Хм, а зачем тебе снова становится человеком? Как не крути, ты всегда был в более привилегированном положении в сравнении с остальными Темными. Вы все подвластны ярости, амбициям, ненависти и чувству самосохранения, но, у тебя остались куда больше чувств, чем у твоих собратьев. К примеру: жалость и привязанность.

— Мне необходимы все человеческие чувства, — покачал головой Уотер. — А еще я хочу избавиться от ноющей боли, к которой невозможно привыкнуть. — Он постучал кулаком по своей груди. — Я хочу вспомнить, что значит легкость во всем теле; хочу вспомнить, что чувствуешь, когда по твоей руке скользит ветер; хочу вспомнить, что чувствуешь, когда солнечные лучи согревают твою кожу. В конце концов, хочу получать удовольствие от еды и занятия любовью.

— Зато сейчас у тебя есть власть, могущество и бессмертие, — заметил Харон.

— Власть мне не нужна, потому как я лишен тщеславия. Могуществом я насытился за все эти двести лет. Бессмертие? Без всех тех чувств, которых я упоминал, оно становится не просто бессмысленным, но даже в тягость. Мне необходимо вернуться в Мир Вечности, понимаешь?!

— И для этого тебе нужен Пришелец, — подытожил лодочник. Задумчиво помолчав, он продолжил: — Само существование Темных претит Океану Надежд. Оно вводит дисбаланс в равновесие сил, руководящих Ближними Мирами. Океан Надежд стремится к восстановлению равновесия, но для Него неприемлемо заключение сделок, которые подразумевают попадание живых существ в Мир Вечности, за исключением Пришельцев из других Миров.

— Другими словами: Он скорее и дальше будет уживаться с Темными, которые вносят в Ближние Миры дисбаланс, чем позволит мне снова оказаться перед ним, пусть даже ради искупления грехов?

— Уж таков Он, мой юный друг. Принять тебя в Свои владения для Него все равно, что высморкаться в собственную еду для человека.

— Но Он ведь не может позволить дисбалансу вечно сохраняться в Ближних Мирах! — закричал Марк, потеряв самообладание.

— Он и не позволяет этого, — произнес Харон с такой интонацией, словно объяснял нечто очевидное. — Пожирателя и Вихря уже нет.

— Это я их убил! — напомнил Марк, хотя уже начал догадываться, куда клонил Харон.

— Да, — кивнул он. — С молчаливого указания Океана Надежд. А ты, почему думал у тебя сохранились чувства привязанности и жалости? Решил, что ты Его любимчик?

— Если это правда, тогда пусть Он знает: я и пальцем не пошевелю, чтобы остановить Жнеца! — дал полную волю злости Марк.

— Даже если Он пойдет на сделку? — усмехнулся Харон, полностью сбив с толка своего гостя.

— Ты ведь сам только что говорил, что ни при каких обстоятельствах Он не вернет мне человеческий облик?

— Я говорил, что Он не позволит тебе попасть снова в Мир Вечности, а про возвращения тебе человеческого обличия речи не шло. Силой данной мне Океаном Надежд я могу вернуть тебе то, что ты столь яро желаешь.

— Ты сделаешь меня человеком? — переспросил Марк.

— Почему нет? Я могу это сделать прямо сейчас. Но при определенных условиях.

— При каких?

— Ты не получишь обратно свои воспоминания, прежнее имя и лицо. Начнешь новую человеческую жизнь с чистого листа и с той внешностью, которая сейчас при тебе. Учитывая, что оно довольно привлекательное, тебе не составит труда завести с десяток крикливых детишек от пяти разных женщин.

— Меня это устраивает, — кивнул Марк, помня, что вся нужная ему информация о прошлой своей жизни все еще хранилась в его дневнике. Конечно, этого будет недостаточно, чтобы восстановить свою память о себе прежнем и все же — это было хоть что-то. Ни имени, ни своего истинного лица он не помнил, а потому не будет по ним тосковать.

— Еще ты будешь обязан остановить Жнеца точно так, как ты остановил и других Темных. И сделать это тебе придется в человеческом обличии.

— Я готов и на это со встречным условием.

— Очень интересно было бы его услышать.

— Вы вернете к жизни Кевина и Солнечный Луч.

— Что за глупость? — возмутился Харон. — Зачем? Ты ведь готов отказаться от Мира Вечности, если я сделаю тебя человеком.

— Я просто хочу, чтобы Кевин Нолан и Солнечный Луч вернулись домой.

— Ох уж эта жалось и привязанность, — вздохнул лодочник. — Так и быть. Кевина я верну на Земли Живых, при условии, что он попадет к Океану Надежд в гордом одиночестве. А вот Солнечный Луч останется на Земле Мертвых. И это даже не обсуждается. Либо ты согласен с этим решением, либо весь наш уговор отменяется.

— Я согласен, — уступил Марк. — Вы возвращается Кевина, а я — уничтожу Жнеца.

— Тогда, мы можем пожать руки, — в очередной раз усмехнулся Харон и протянул свою костлявую ладонь.

Марк незамедлительно пожал ее. Рука Харона — сухая и твердая — крепко сжалась, словно опасаясь, что Марк в любую минуту может передумывать заключать сделку и отдернет ее.

— И еще, — зловеще изрек лодочник. — После чего ты состаришься и умрешь в окружении сотни внуков и тысячи правнуков, нам не суждено будет с тобой встретиться.

— Что ты имеешь в виду?

— Земля Мертвых не примет тебя. После смерти ты сразу же ступишь в Великую Пустошь. Эту часть сделки я решил оставить напоследок.

Это была важная часть сделки, но она ничего не меняла. Марк решил не идти на попятную. Общая картина договора была более чем приемлемой.

— Я согласен.

— Вот и славно! — одобрил его решение Харон. — Ты дал свое согласие вовремя. Пришелец был как раз на пороге невозврата.

— Что это значит?

— То, что он уже был готов уйти туда же, куда уходят все носители магии. Туда, откуда больше не возвращаются даже с помощью силы Океана Надежд. Одно потерянное желание.

— Океан Надежд исполнил только три наших желания: бессмертие, перемещение по Мирам и магическую силу! — осенило Марка. Странно, но он никогда не задумывался об этом ранее. — Четвертое желание использовал Алекс, чтобы покинуть Ближние Миры, а пятое желание было загадано Жнецом — вернуть к жизни своего отца, который стал единым целым с Великой Пустошью, а потому Океан Надежд не воскресил его!

Харон захохотал как никогда громко. Из-за его смеха, в черном небе среди сотни воронок, пробежались красные вспышки, похожие на громовые разряды. Так и не отпуская руки Марка, Харон приподнял ее выше, затем наклонил свою голову к его запястью, прижался своими мертвыми губами к его коже и принялся пить магическую энергию — яркую жидкость из которой состоял сам Океан, заменявшую Уотеру кровь на протяжении двухсот лет.

Глава 17. Последнее противостояние

Scars remain on the soul — BMFS

1

Открыв глаза, он обнаружил себя лежащим на холодной земле под кроной дерева. Горизонт только-только начал менять темные тона на светлые. Ему было холодно, у него болело тело, желудок скрутило от сильного приступа голода. Но, самое главное — он перестал чувствовать ноющую боль в груди, которая была частью его вот уже как двести лет. Ощущения было непривычно приятными. Все это сделало его невероятно счастливым, из-за чего сердце в его груди ускорило ритм. Он мгновенно приложил ладонь к груди и принялся отсчитывать количество ударов.

— Я снова человек! — закричал Марк Уотер, вставая на ноги, при этом хохоча, словно сумасшедший. — Я снова могу чувствовать! Я живой!

Продолжая вести себя, как пациент психиатрической лечебницы, он крепко обнял ствол дерева, прижавшись к сухому бугристому стволу щекой. Его дыхательные пути защекотало от запаха пыли и древесины, что заставило его снова захохотать. Отпустив дерево, он нагнулся за опавшим листом, который тут же был тщательно ощупан, обнюхан и даже надкушен. Он позволил себе съесть его кусочек, наслаждаясь активной работой рецепторов языка.

— О, Океан Надежд, если несъедобный лист мне показался вполне вкусным, то, что мой желудок скажет, когда я съем жареной картошки с мясом и салатом, а все это запью старым добрым красным вином?!

После этих слов, произнесенных вслух, Марк тут же загорелся желанием отправиться в самый близкий ресторанчик, где он закажет себе все блюда и напитки в меню. И пусть на него будут смотреть как на голодного зверя, он не покраснеет от стыда. А даже если покраснеет — стыд принесет ему не меньше радости, чем любое другое чувство, по которым он невероятно сильно соскучился.

Ему пришлось забыть на какое-то время о еде, так как прямо перед ним разыгралось красивое и захватывающее зрелище — восход солнца. Вначале вспыхнула лишь маленькая золотистая точка, которая по мере роста, становилась все ярче, разбрасывая в разные стороны длинные иголки света, делая мир вокруг него более контрастным и цветным. Облака, до этого серые и мрачные, стали светлеть и окрашиваться в голубые и розовые тона. Пятнистое тело луны изрядно побледнело, практически утонув в голубизне неба. Чем выше поднималось солнце, тем короче становились тени, забирая с собой прохладу. Небо приобрело глубину, расплескав синеву от горизонта до горизонта.

Глаза начало щипать от боли, но Марк не отводил их от растущего солнца, так как просто не мог — это было выше его сил. По его щекам потекли слезы, хотя он не сразу понял, что происходит. Проведя пальцами по лицу, он с интересом осмотрел влажные подушечки пальцев, с трудом веря, что это слезы, а не капли призрачного дождя.

Солнце оторвалась от горизонта и, точно шарик, заполненный гелием и выпущенный из рук, поплыло вверх по небу, осветив мост, расположенный примерно в тысячи шагов западнее того места, где он сейчас находился. Неподалеку от моста, Марк разглядел чей-то силуэт, так же как и он ранее, лежащий в траве. Он не видел лицо мужчины, но знал наверняка — это был Кевин Нолан. Никто другой. Океан Надежд, через Харона, полностью выполнил свою часть уговора. Теперь дело оставалось за ним.

Марк, достал из кармана своих штанов защитный амулет, снятый с тела Нолана, и выбросил его в сторону. Он в нем не нуждался больше по двум причинам: Кевин нашелся, а он сам уже не чувствовал в себе присутствие магии.

Но защитный амулет мог выполнить другую важную службу, которую он изначально даже не рассматривал. Жнец не мог найти место нахождения Кевина так же, как и он сам, до той поры, пока на его запястье был оберег. Теперь же, колдун в черном скоро проявит себя и у Марка появится возможность выполнить свою часть уговора. Он знал, кто именно прятался под черным балахоном, так как помнил все описанное в дневнике, но он все же позабыл те чувства, которые испытывал к той, кого он называл женой. Гораздо больше его связывало с самим дневником, чем с теми людьми, о которых шла в нем речь. Став человеком, он мог чувствовать нечто вроде трепетной любви к двухсотлетнему дневнику. Наверное, те же самые чувства испытывает букинист в отношение к старинному и редкому изданию. Марк достал из-за пазухи носитель знаний о его прошлой жизни и с благоговеньем провел ладонями по кожаной обложке. В отличие от Водолея он помнил все, что там было написано практически дословно, по той простой причине, что за двести лет он перечитывал его примерно по десять раз в год. И если Водолей постепенно забывал о том, что там было написано, то Марк-человек запомнил каждое слово, готовый процитировать слово в слово любое предложение на любой странице.

Долго разглядывать дневник он все же не стал — гораздо важнее сейчас был Пришелец, к которому он испытывал теперь не только привязанность и жалость, но и теплые дружеские чувства.

Марк решил поскорее добраться до Кевина, пока Жнец еще не появился около моста. Он должен был привести его в чувство и заставить воспользоваться мостом в качестве портала. Ему хотелось полностью обезопасить Нолана, исключив вероятность его встречи с последним Темным.

Марк ускорил шаг, постепенно переходя на бег, наслаждаясь легкостью во всем теле и противостоящим ему при движении воздухом. Ему было, как никогда хорошо и это чувство было настолько сильным, что ему начало казаться, что так не может продолжаться долго.

Он оказался прав…

2

Их все еще разделяло расстояние в пятьдесят шагов, когда некая сила подняла Марка вверх, сдавив невидимой рукой его грудную клетку. Он закричал от сильной боли, чувствуя и слыша, как трещат его кости, сдавливая его внутренние органы, нанося его телу непоправимый урон. Его затрясло из стороны в сторону, словно в самом дурацком и жестоком аттракционе, после чего его отбросило в сторону. Тело Марка пролетело среди деревьев, чудом не ударившись ни в одно из них, но удар при падении оказался менее чудесным. Ему хотелось кричать от боли, но вместо крика из его рта брызнула кровь и бессвязный хрип. Он не сразу понял, что стало причиной его падения и травм, потому как не мог ни о чем другом думать, кроме как о том, что выронил из своих ослабевших рук драгоценный дневник.

Марк попытался приподняться на локтях, что привело к наиострейшей боли в груди и кровохарканью.

— Кэв… К… К…, — только и мог он прохрипеть вместо имени своего друга. Это показалось ему очень странным, учитывая, что еще минуту назад столь простые слова не приносили ему ни малейшей боли и произносились с обыденной легкостью. Теперь каждое сокращение голосовых связок приводило к орошению собственной кровью подбородка и груди.

Жнец возник перед ним бесшумно, хотя и нельзя было сказать, что неожиданно. Он склонился над ним, и Марк впервые понял, насколько жутко было глядеть во мрак, что заменял Темным лицо, когда они были облачены в свою магическую форму. Для Жнеца же — это была единственной доступной для него формой. Или вернее будет сказано: 'для нее'?

— Э-э-э, — попытался произнести очередное имя Марк, но с тем же успехом.

— Ты хотел сказать 'Жнец'? — спросил колдун своим жутким до безумия голосом. — Можешь не утруждать себя. У тебя не получится произнести больше ни единого слова. Ты думал, я появлюсь перед тобой с той же покорностью, как домашнее животное, идущее на заклание? — Жнец провел пальцем по подбородку Марка, причиняя не меньшую боль, чем переломанные кости, после чего принялся протирать меж пальцами его кровь. — Вижу, у тебя получилось исполнить свое заветное желание. Не расскажешь как? Ах да, совсем забыл. Ты ведь не можешь внятно говорить. Теперь ты лишен каких-либо магических сил, а потому я с легкостью тебя нашел в этом огромном Мире. А еще я мог бы заткнуть тебе рот одним лишь движением своей руки, но моя ненависть к тебе решила, что перелом грудной клетки, повреждение плевры и легких будет гораздо предпочтительнее.

'Слишком рано я выкинул индейский амулет', подумал с досадой Марк, захлебываясь в собственной крови. 'Не успел стать человеком, а уже совершаю глупые поступки. Это не должно было так закончиться!'.

В его глазах то темнело, то прояснялось. То же самое происходило и с его разумом. Каждая попытка вдоха приносила ему только боль и никакого облегчения. Его губы и пальцы начали неметь. Марк Уотер понял, что ему уже недолго осталось радоваться жизни.

— Ты сделал неправильный выбор, брат мой, — продолжил свой монолог Жнец. — Но, не беспокойся, я верну тебя на путь истинный. Сразу как ты умрешь, я оживлю обратно Водолея и вместе с ним мы вернемся к Океану Надежд, чтобы бросить Ему вызов.

'Если я умру, я перестану существовать, и ты оживишь лишь бесполезную пустую оболочку' подумал Марк, все еще борясь с желанием провалиться в беспамятство. 'Но, ты этого не знаешь, потому, как боишься прочесть мои мысли'.

— Мы заставим снять Его с себя проклятие, после чего займем Его место! Все Ближние Миры, включая Мир Вечности и Земли Мертвых, окажутся в нашей власти! Мы перепишем…

— Эйрин Либрук!

Жнец повернулся лицом к стоящему за его спиной Кевину Нолану, что держал в руках раскрытый на последней исписанной странице дневник. Ему даже удалось сделать один шаг к нему навстречу, после чего его черный балахон стал меньше выглядеть как материал — или даже кожа — и больше как комья земли, из которой слепили высокую грозную фигуру. Последней частью тела колдуна, превратившаяся в землю, стала его рука, которая медленно все еще тянулась к Нолану. Она же стала первой частью тела, которая отвалилась и разлетелась на куски. Затем по всему телу колдуна пошли трещины, увеличиваясь в размерах до тех пор, пока вся земляная фигура не рассыпалась полностью в небольшую черную пригоршню.

Как только Жнеца не стало, глаза Кевина и Марка встретились. Марк улыбнулся, после чего снова оказался во власти кровавого кашля. Кевин подошел к нему и стал перед ним на одно колено.

'Я рад тебя видеть' мысленно произнес Марк, но вслух выдавил из себя лишь хрип да кровавую пену, стекающую с его губ по подбородку.

— Дела плохи, — констатировал Нолан, глядя на побледневшее лицо Уотера и ту сложность, с которой ему давался каждый вдох. — Даже если я вызвать 'скорую', велика вероятность, что ты не доживешь до их приезда. У тебя усиленное внутреннее кровотечение, а еще скапливается воздух в легких. Единственное, что может тебе помочь — это Океан Надежд.

'У нас был уговор с Ним, что я не стану напрашиваться в гости к Нему' подумал Марк. 'В связи со сложившимися обстоятельствами, у меня нет другого выбора. Совсем не хочется умирать спустя каких-то полчаса после возвращения в человеческое тело, тем более зная, что для меня все закончится Великой Пустошью'.

— Я помогу тебя подняться и вместе мы попытаемся пересечь тот мост, который и доставит нас в Мир Вечности, — слишком спокойно при столь критической обстановке, произнес Кевин. — Но прежде чем я помогу тебе подняться, хочу знать: это ты убил Линин?

Потребовался всего один вопрос, чтобы Марк Уотер понял: для него все закончится прямо здесь и прямо сейчас. Ненависть и неприязнь на лице Кевина подтверждали все его опасения.

— Я знаю, что ты не можешь говорить из-за полученной травмы, но этого и не надо. Я все прочел в твоих глазах. — Кевин встал с колена и повернулся в сторону моста. — Ты не достоин спасения, Марк Уотер… или как тебя там. Дальше я пойду один, а ты останешься здесь умирать.

Кевин так и поступил. Он оставил его лежать на земле и истекать кровью, а сам зашагал в сторону моста, к долгожданной встрече с Океаном Надежд, который бы исполнил его единственное заветное желание.

'Постой!' закричал Марк, но и это слова раздались только в его голове. 'Мне жаль, что так вышло с Линин, но у меня не было другого выбора! Старуха, которая управляла ей, хотела убить тебя и, рано или поздно, у нее это бы получилось, если я не предпринял радикальных мер!'.

Все его беззвучные крики и оправдания остались неуслышанными Кевином, который уже успел ступить на каменный настил моста, идя навстречу к свету.

3

Время отсчитывала для него последние минуты жизни. Марк Уотер это понимал, но никак не мог смириться. Ему хотелось уцепиться как можно крепче за тонкую нить жизни и выбраться из пропасти Великой Пустоши, прежде чем Она успеет поглотить его. К сожалению, он уже не мог рассчитывать на свои посиневшие ослабленные пальцы. Как бы он не старался выбраться из пропасти, все равно его ждал один финал. Силы покидали его с каждым новым приступом кровавого кашля. И только одно его радовало: Кевин все же прошел свой путь. Это были его искренние чувства, так как злости к нему он не испытывал, понимая и принимая причины побудившие поступить Кевина именно так и никак иначе. Он заслуживал смерти, а всех его добрых деяний, которых, стоит признаться, было не так уж и много, хватило лишь на несколько минут исполнения его заветного желания.

Марк вытер рот рукой, после чего долго разглядывал свою красную от крови ладонь, на которой отчетливо прочертились линии. Среди них была и Линия Жизни, разрывающаяся примерно посередине. И именно на этой середине он сейчас находился, и не было ни малейшей возможности отступить назад, замедлить ход времени, обождать и все обдумать.

Его все сильнее мучила боль в груди, отдышка и сложность при дыхании. С каждым вдохом, он ощущал лишь кислый запах ржавчины, и ему стало невыносимо обидно, что он не успел насытиться запахами леса, трав и рек. А еще он понял, что ему все же не удастся поесть в ресторанчике простой, пусть вредной, но, безумно вкусной еды. А еще ему хотелось в последний раз прикоснуться к своему дневнику и полистать его пожелтевшие страницы.

Дневник лежал практически у самых его ног. Марку нужно было только приподняться и протянуть руку. Хотя это было ему как раз не по силам. И все же, он решил попробовать это сделать. Превозмогая боль, он перевернулся на бок, что привело к усилению отдышки. Хрипя и выдавливая из своей груди стон, Марк пополз в направлении дневника, который валялся на земле распахнутым страницами вниз. С каждым движением, приносящим ужасную боль, он испытывал усиление холода.

Его старания оказались не напрасными, ему все же удалось взять в руки дневник, оставляя на листах кровавые отпечатки пальцев. Перелистав страницы к самому началу, Марк Уотер начал читать, слыша отчетливо и ясно каждое слово в своей голове: 'Мое имя (вычеркнуто) и я родился в объединение Иватт, губернии Биветт. Более трех веков мои предки служили при губернаторском дворе и были уважаемыми среди высшего класса. Каждый (вычеркнуто) мужского пола в день своего совершеннолетия — в наших краях оно приходило в шестнадцать лет — получал символ-клеймо нашей семьи в виде молнии. Этот обряд прошел и я…'.

Марк внимательно проводил взглядом по каждой строчке, останавливаясь в каждый раз, когда перед его глазами возникала пелена. Он знал все описанное в дневнике наизусть, но все равно хотело видеть каждое слово, прочувствовать его, попытаться вспомнить свое прошлое…

Смерть положила на его голову свою холодную ладонь, когда он успел прочесть всего две страницы из дневника. Она пришла в виде облегчения и радостной мысли о том, что ему суждено уйти так, как он этого всегда хотел. Пусть и на короткое время, но его желание сбылось.

Марк Уотер открыл тяжелые ворота, за которые так и не заглянул Кевин Нолан, и переступил порог. И сделал он это не как Темный, проклятый Океаном Надежд, а как самый обычный человек…

Глава 18. Океан Надежд

Sunrise at Paradise Beach — Biscaine

1

Кевин Нолан прекрасно помнил все, что с ним произошло, как на Земле Мертвых, так и на Земле Безумия. Он помнил, что был готов открыть двери, которые бы прекратили его существование навсегда. И то, что теперь он снова был жив и мог продолжить свое путешествие, было определенно чьей-то заслугой. Велика вероятность, что этому поспособствовал Марк Уотер. Пусть это было так, Кевин все равно не видел ни малейшей возможности для его прощения. Убийство Линин и ложь, которая окружала личность Уотера, не могли быть оправданы ничем. Любые его добрые поступки все равно бы не заставили Кевин простить его. А потому, смерть — единственное, что Марк Уотер мог заслуживать, по его мнению.

Он так и не обернулся и не позволил себе усомниться в правильности своих действий. Все должно было завершиться только так и не как иначе.

С хладнокровной решительностью, Кевин Нолан сделал шаг, оказавшись на мосту, который мгновенно заискрился и засиял теплым и густым светом. Таким же, как в свое время загорелось дерево на лугу Арум, вблизи хижины Летописца, и таким же, как и дно колодца в губернии Конвинант. В каждый раз при виде этого света, Кевин испытывал воодушевление и теплоту в груди. И в этот раз он почувствовал невероятный прилив бодрости и сил, потому как знал, что за этим светом он, наконец, увидит…

2

Океан Надежд.

Спокойный, безграничный, со слегка шероховатой от волн поверхностью, переливающийся всеми цветами радуги, которые сплетаются между собой и тут же разделяются, создавая бесконечное движение красок и теней.

Несмотря на свою молчаливую красоту, Он внушает трепет и уважение, при этом не вызывая страха, а даже наоборот: Кевин ощущает, как все его тело наполняется чистым и ярким чувством любви, которое он испытывает не только к самому Океану, а всему что он когда-либо видел и когда-либо знал. В нынешнем своем состоянии, любое воспоминание из его прошлого — плохое или хорошее — приносит ему только радость и ностальгию.

Океан разливается настолько далеко, настолько ему хватает способности видеть. Он находится справа от него, слева и, конечно же, впереди. Он отражается даже в бледно-розовом небе, вычерчивая на нем узоры более красочные, чем самое яркое Северное Сияние.

Кевин стоит на небольшом клочке суши. Под его ногами блестит чистый золотистый песок, от которого по его стопам поднимаются удивительно-приятная пульсация, излечивая боль и усталость в ногах.

Кроме него, за исключением самого Океана Надежд, кругом нет ни одной живой души, с которой он мог бы поделиться всеми теми возвышенными чувствами, что рождаются в нем в эти волшебные мгновения. А еще он слышит легкие мелодичные звуки в голове, которые наполняют его глаза слезами. Музыка звучит сейчас, музыка звучала и на Земле Безумия, напоминая ему о том, что сам Океан Надежд не состоит из воды, как любой другой океан — а из звуков, эмоций и запахав. Да, запахов: ягод и фруктов, полевых цветов и цветущих деревьев, горной свежести и соснового бора, домашней выпечки и свежевыжатого лимонада. Здесь все запахи, которые когда-либо он вдыхал в своей жизни и которые сохранились в его памяти приятными воспоминаниями. Их огромное множество и каждый словно завернутый в свою личную обертку, не позволяющую им смешиваться друг с другом.

Прежде чем попасть в Мир Вечности, Кевин опасался, что не будет знать, как именно нужно просить Океан об исполнении желания. Но надеялся, что прозвучит некий громоподобный голос, который его и направит в нужном направлении. Теперь же он понимает, как глупы были его опасения. Оказавшись перед Океаном Надежд, он знает, что ему делать как нечто само собой разумеющееся. Он делает шаг вперед, и тут же перед ним возникает горизонтально расположенная широкая и длинная доска, отшлифованная до самой гладкой поверхности, и пахнущая свежей древесиной. Он осторожно ступает на нее, зная, что должно произойти дальше. А дальше материализовывается еще одна точно такая же доска, плотно прижатая к предыдущей. Перед ним постепенно создается причал, по которому он должен пройти далеко вперед. Кевин не медлит и делает следующий шаг, держа путь к тому месту, где причал должен закончиться.

Он идет быстро и уверено, смотря исключительно себе под ноги, но не потому, что боится оступиться, а потому, что прямо под ним — на поверхности Океана Надежд — он видит всю свою жизнь, словно прокрученную на кинопленке в ускоренном режиме, при этом его глаза улавливают все пролетающие по цепочке кадры. Вот его, совсем еще младенца, держит на руках мать, а отец, с благодарностью, пожимает руку принимавшему роды врачу. Вот он впервые учится ходить, весело смеясь, делает четыре быстрых шага от вытянутых рук матери, к вытянутым рукам отца. Вот он мастерит из песка на берегу реки замок вместе с Чарли и Ленни, при этом они спорят, сколько башен должно быть у их конструкции. Вот он впервые знакомится с Клэр и тут же впервые ловит себя на мысли, что хочет с годами жениться на ней. Вот он встречается с Клэр снова спустя годы, чтобы больше не расставаться никогда, до тех самых трагических событий почти годичной давности. Вот он впервые идет на собеседования сразу после завершения университета, в надежде получить работу. Вот он уже сам присутствует на родах своего первенца в качестве счастливого папаши. Вот он сидит в баре с Джорджем Шэлби, пьет пиво и громко смеется над глупыми шутками. Вереница событий из его жизни — важных и тех, которые приносили ему мимолетную радость — мелькают перед ним приятными воспоминаниями. Кажется, что все закончится аварией на мосту Бэй, но вместо этого кадры идут дальше, и вот Кевин уже видит себя лежащем в амбаре Доббсов, на отслужившей свое двери, накрытой для удобства мешками из грубого волокна. Затем перед ним всплывает кадр его возвращения с рынка и его первого знакомства с Марком Уотером, воспоминания о котором уже не причиняют боль и не вызывают злобы. После он видит себя в темнице рядом с Линин и Тифом. Их совместные долгие странствия по разным губерниям и объединениям. Смерть Линин и изгнание Тифа. Разговор с Летописцем. Лагерь индейцев. Борьбу с Безликими. Владения Дэвлонов. Прилет гарпий. Потерю Солнечного Луча и свое самоубийство. Землю Мертвых. Землю Безумий. И, наконец, свое собственное отражение: высокого худощавого мужчину с обветренным загорелым лицом, с отросшими черными волосами и густеющей бородой, в клетчатой рубахе и обесцвеченных джинсах. Это отражение человека проделавшего долгий путь, ради этого самого момента. Путь тернистый и опасный, который не редко был готов оборваться или же увести его в неправильном направлении. Но он выстоял, дошел, выполнил свое предназначение, полагаясь на свои собственные силы и на поддержку друзей и тех, кого он называл предателями. Все они помогли ему дойти до Океана Надежд, закалив в нем дух и забрав его страхи. Он был обязан каждому из них: Линин и Солнечному Лучу, Фреду и Марте Доббс, Диздейн и Улафу Дэвлону, Сиду Расселу и Белому Столбу Дыма, Летописцу и Харону, Тифу и капитану Малвиллу, Темным и Марку Уотеру. Даже Фаундер внес свой ценный вклад в это длинное путешествие. Все они сыграли свою роль: кто-то большую, кто-то маленькую, но одинаково важную.

Кевин Нолан расставляет в стороны руки и позволяет телу упасть в манящие воды Океана Надежд. Он погружается в Него с легкостью падающего листа с Великого Древа Жизни. И все, что он испытывает сейчас — любовь, радость и счастье — захлестывают его полностью, сливается воедино, превращаясь в одно единственное пронизывающее чувство, о существовании которого он никогда не подозревал, а потому не мог о нем даже мечтать. Оно продолжает трансформироваться, переходя в яркую белую вспышку, которая заканчивается резкой темнотой, где царствует лишь тишина. Но она длится недолго, а лишь до тех пор, пока он не слышит голос жены и смех дочери.

3

Клэр… Кэтти…

Вставка.

Великая Пустошь.

Оглавление

Глава 1. Этот славный парень Томас Уолкер

  1

  2

  3

Глава 2. Старый Мир

  1

  2

  3

Глава 3. Красный губернатор

  1

  2

  3

Глава 4. Большой Дэв

  1

  2

  3

Глава 5. Друзья, о которых и не вспомнишь

  1

  2

  3

Глава 6. Сторонники новой власти

  1

  2

  3

Глава 7. Осенние визиты

  1

  2

  3

Глава 8. Наступление

  1

  2

  3

Глава 9. Правда и ложь

  1

  2

  3

Глава 10. Падение Фаржэ

  1

  2

  3

Глава 11. Несдержанное обещание

  1

  2

  3

Вставка. Синий

Глава 12. Земля Мертвых

  1

  2

  3

Глава 13. В ожидании славы

  1

  2

  3

Глава 14. Земля Безумия

  1

  2

  3

Глава 15. Столкновение

  1

  2

  3

Глава 16. Сделка

  1

  2

  3

Глава 17. Последнее противостояние

  1

  2

  3

Глава 18. Океан Надежд

  1

  2

  3 Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg