«Галстук для моли»

Галстук для моли (fb2) - Галстук для моли [СИ] (Юмор. Любовь на ладони - 2) 2388K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Стелла Грей

Глава 1

/Ульяна/

– Всего доброго, – девушка-секретарь вышла из кабинета, пропуская мимо себя мужчину лет сорока. Статного, солидного… Пятого кандидата по счету. – Следующий.

Говорила она безэмоционально, а вид имела неприступный и холодный. Красивая, высокая, стройная. В брючном сером костюме с высоким воротником под самое горло и строгой прической. Окинула оставшихся кандидатов равнодушным взглядом и вернулась в кабинет, оставив дверь приоткрытой.

Я поднялась со стула и пошла в «пыточную», как уже успела охарактеризовать комнату, где проводили собеседования. Люди входили туда с надеждой во взгляде, а выходили с испорченным настроением.

– Представьтесь, – попросили меня, стоило перешагнуть порог помещения.

Голос принадлежал другой женщине.

Подняв глаза, увидела троих. Та самая блондинка-секретарша, что вызывала нас по-одному, сидела за компьютерным столом и печатала на ноутбуке. Напротив входа, закинув ногу на ногу, в кожаном кресле, обнаружилась женщина лет сорока с хвостиком. Причем длину этого «хвостика» угадать было тяжеловато. Ухоженная, с красивым маникюром, идеальным макияжем и прической волосок к волоску. Тоже в брючном костюме. Губы поджаты, в руках блокнот и карандаш. Она буравила меня оценивающим взглядом и ждала начала исповеди. Кто я, откуда и зачем пришла. Будто и не видела моего резюме, в котором заставили вспомнить всех родственников до четвертого колена…

Ну, и третий человек. Им оказался мужчина, одетый в деловой костюм, коротко стриженный, идеально выбритый, в очках. Он читал газету, привалившись к стене у окна, и никак не отреагировал на мое появление. "Охранник", – решила я, полностью переключая внимание на даму перед собой. С начальницей определилась.

– Рыбкина Ульяна Михайловна, – слегка улыбаясь, поправила очки и начала речь, отрепетированную несколько раз перед зеркалом: – Высшее юридическое образование, красный диплом. Год работала в договорном отделе крупного коммерческого холдинга “Коршунов-корпорейтед”. На данный момент три дня как уволилась по собственному желанию и являюсь соискателем на должность помощника агента для Старовойтова Макса. Причина увольнения – желание испытать себя в новой профессии. Коммуникабельна, стрессоустойчива, ответственна...

– Вам всего двадцать три года, – перебила меня женщина, что-то чиркая в своем блокнотике. – И работали из них вы только год. Откуда столько самоуверенности?

На меня подняли взгляд, полный сомнения.

Черт. Столько раз представляла себе эту сцену и все равно немного растерялась. Нельзя показывать слабость. Подарив ей новую улыбку, спокойно ответила:

– Никакого самомнения, просто констатация фактов.

И это правда. Да, в фирме я работала не так долго, но внутри коллектива все знали: у нас год считался за три. Коршунов не угодил кому-то наверху, и на нас по его милости сыпалась одна проверка за другой. Уж сколько я всего повидала – не пересказать, так что теперь ни переработками, ни налоговой, ни комиссиями разными не напугать. У меня организм теперь наполовину состоял из валерьянки, зато «дзен» познала и про стрессоустойчивость не соврала. Только вот оглянувшись однажды назад, поняла: продвижения по карьерной лестнице там не видать. Все хорошие должности были заняты старожилами, и дальше меня попросту не пропустили бы.

В общем, решила уйти и найти что-то новое. Спешить с поиском не собиралась – не торопясь заполнила пару резюме на сайтах вакансий и хотеларешила пару недель отдохнуть. Но мне позвонили.

– Есть ли у вас жених? – снова подала голос женщина. Я окрестила ее «акула карандаша» за привычку бесконечно чиркать что-то в блокноте.

– Нет, жениха нет.

– Молодой человек? – настаивала на своем она. – Больная бабушка, нуждающаяся в постоянном уходе?

Я вздернула бровь: эк она скачет с жениха на больных родственников!

– Нет, – повторила спокойно. – Никто меня не ждет. Даже кота нет.

Подумав, спохватилась и добавила:

– Но если пропаду совсем, родители панику поднимут. Так что на органы пускать меня себе дороже.

Три пары глаз посмотрели на меня с непониманием. Даже охранник от газеты оторвался.

– Шутка, – объяснила я, делая мысленную пометку «открывать рот только чтобы отвечать на вопросы».

– Есть ли у вас вредные привычки? – снова завелась «акула».

– Нет.

– Хобби?

– Любимая работа – это все, что мне нужно, ей посвящаю все свое время.

– Задолженности в банках? Кредиты? Ипотека? Ссуды?

– Ничего такого.

– Живете в съемной квартире?

– В своей. Досталась от бабушки по наследству.

– Сколько языков знаете помимо русского?

– Два, – честно соврала я. Нет, английский-то в совершенстве, а вот французский только со словарем и возможностью кое-что добавить жестами…

– Спортивные достижения?

– Никогда не опаздывала на работу, – кивнула я. На недоуменный взгляд «акулы» пояснила: – Сорок минут на метро и оттуда еще почти километр пешком. Чем не спорт?

Она тяжело вздохнула, сделала губы бантиком, еще раз вздохнула.

– Права на вождения автомобиля? – уточнила.

– Есть. Категория Б, – отрапортовала я. – Но на метро гораздо удобнее, если вы об этом.

– Ясно, – и снова вздох. А голос такой, будто она доктор и только что поставила мне неизлечимый диагноз. – Я кое-что расскажу. Итак, в случае трудоустройства, вас ждет подписание контракта, где мы утвердим ненормированный рабочий день, вашу готовность лететь в любую точку мира вслед за нанимателем и множество других обязанностей, включая запрет на беременность.

– Очень похоже на мою прежнюю работу, но вы оклад предлагаете больше, – я улыбнулась. – Беременность и так не светит, если постоянно на работе торчишь. И летать мне нравится, а спать я привыкла по пять-шесть часов в сутки. Этим не удивить.

Женщина вскинула брови, промолчала и перевела вопросительно-недовольный взгляд на охранника.

Тот так и стоял у окна, читая газету.

– Александр Сергеевич, – окликнула его дама. – Как вам этот сгусток неземного оптимизма?

Охранник сложил газету вчетверо и, сняв очки, посмотрел на меня. В тот же миг я поняла, что ошиблась. Так охранники не смотрят. Только наниматели. Надо же настолько сглупить и не признать, кто здесь главный!

Слишком прямая спина, слишком уверенная походка, но главное, безусловно, это взгляд устремленных на меня темно-серых глаз: он гипнотизировал, подавлял и оценивал одновременно.

Агент Макса Старовойтова, звезды российского, а с недавних пор и зарубежного кинематографа, приблизился и слегка оттянул на себя ворот моего кашемирового платья-свитера.

– В таком виде чтобы я вас больше не видел, – проговорил тихо, а у меня от напряжения все равно уши заложило. Берут на работу? Правда, что ли?! И Он станет моим боссом?

– У вас дресс-код, насколько я понимаю? – уточнила, кивнув в сторону секретарши с «акулой». Собственный голос радовал – спокойный, с нотками легкого удивления. Без паники, главное. – Скажите, что нужно носить, и я, разумеется, исправлюсь.

Секундная заминка, звенящая тишина и легкий кивок брюнетистой головы, видимо, означающий одобрение.

– Регина, просвети ее, – Александр Сергеевич взмахнул очками в мою сторону, вздохнул и обошел меня, направляясь к выходу. – Света, толпу разгоняй, сообщи, кандидат найден. Звоните, если что.

– Как скажете, – секретарь вскочила из-за стола и помчалась следом за мужчиной.

– Ну что, идем оформляться на испытательный срок, – поднявшись с кресла,  проговорила та, которую я изначально приняла за босса. Регина, кажется. – Документы при вас?

Кивнув, демонстративно покрутила в руке сумку-портфель, все еще не веря в случившееся. Я и пришла-то сюда только потому, что мимо таких предложений не проходят. Но совсем не ожидала, что вот так сразу примут на работу. Видимо, шок все-таки проступил на моем лице, потому что «акула» вдруг усмехнулась, подмигнула и сообщила:

– Вы за эти три дня двадцать седьмая у нас. И я думала, еще помучаемся. Но нет, приглянулись чем-то Александру Сергеевичу, так что держите удачу за хвост.

Я довольно усмехнулась, поправила платье и только хотела подумать, что не зря его надела, как Регина добавила:

– На работу в таком виде не являйтесь – уволит сразу. Для него все сотрудники – бесполые существа, так что никаких романтических настроений и тому подобного. Цените ваше и наше время, Ульяна Михайловна. Зарплата и правда хорошая, а опыт получите такой, что потом хоть собственное агентство открывай. Если удержитесь на месте, конечно.

Домой я летела на крыльях мечты. Надо же, такое везение! Уж не знаю, что именно привлекло во мне Малкина – а именно под такой фамилией жил и работал мой начальник – но счастье било ключом через край. Хотелось отметить новую должность, но было, во-первых, не с кем, а во-вторых – некогда. В тот же день пришлось ехать по магазинам, чтобы прикупить себе несколько подходящих костюмов. Обязательно брючных, максимально закрытых и в серых тонах. Туфли тоже пришлось брать строгие, без каблуков – шпильки Малкиным запрещались.

Утро следующего дня началось с поездки в частную клинику в центре Москвы, с которой у агентской фирмы заключен контракт, где потребовалось сдать достаточно много анализов, а также пройти осмотр у специалистов.

К полудню я была вымотана морально и физически, но скрепя сердце открыла в себе второе дыхание для поездки в салон, где мои сильно отросшие и достаточно запущенные волосы, обычно убираемые просто в хвост, привели в божеский вид. Вышла я оттуда с блестящей шевелюрой, идеальным изгибом бровей, потрясающим маникюром в пастельных тонах и без денег. В кошельке царил сквозняк. И не то чтобы у меня не было сбережений, но как-то отвыкла я их расходовать на наведение красоты.

Остаток вечера потратила на поднятие конспектов и попытку вспомнить все, буквально всю университетскую программу. Было страшно снова показываться Малкину на глаза, так и представлялось, как он посмотрит на меня с утра, качнет головой и скажет:

– Нет, ошибся. Следующий.

От подобных мыслей к ночи в квартире снова пахло валерьянкой, в руках как-то оказалось ведро мороженого, а стрессоустойчивость во мне загибалась в муках. Не знаю, как и во сколько уснула, но проснулась по звонку будильника сильно помятой и с отпечатком ложки для мороженого на щеке…

Глава 2

Первый рабочий день.

Холодный ветер и слякоть стали моими сопровождающими с утра. Я шла, подгоняемая в спину сквозняками, низ брюк покрывался мелкими пятнышками грязи, а в голове впервые за долгое время возник вопрос: “Может, и правда стоило купить машину?”

Станция “Чистые пруды” встретила меня тепло и солнечно, словно за сорок минут, проведенных в метро, в Москве сменился целый сезон. Погода этим летом настораживала: иной раз утром казалось, что начался обещанный учеными ледниковый период, к обеду жарило так, что хотелось содрать с себя кожу, а к вечеру до дома добиралась перебежками, держась за фонарные столбы, в надежде, что не снесет ветром в Канаду.

За размышлениями я и не заметила, как добралась к знакомому трехэтажному зданию, и лишь остановившись напротив массивной двустворчатой двери с надписью “Сотов и Малкин”, вспомнила, куда и зачем бежала. Новая работа, новые обязанности, новые знакомства… все это ожидало там, внутри. Но я не спешила. Достав влажные салфетки, отерла брюки от пятен, вернула свеженький вид темно-бежевым туфлям-лодочкам и, пожелав самой себе ни пуха ни пера, пошла покорять очередные вершины.

Регина Петровна, она же “акула пера”, уже сидела на месте в небольшом кабинете на первом этаже. Увидев меня, робко сунувшую нос в приоткрытые двери, женщина шевельнула уголками губ, пытаясь, видимо, показать радушную улыбку. Вышло странно, но попытку я оценила, робеть перестала и радостно возвестила:

– Рада вас видеть. Снова. Я принесла недостающие в прошлый раз документы и готова сегодня же…

Договорить не дал звонок телефона.

Подняв вверх указательный палец, Регина Петровна бросила взгляд на часы, цыкнула и, сняв трубку, степенно ответила:

– Кадры. Слушаю. Да. Да. Сейчас? Поняла. Посылаю. Да.

Трубка вернулась на место, а меня одарили второй попыткой улыбнуться.

– Вас, Ульяна, уже ждут. Документы давайте, я их отксерокопирую, в личное дело подошью и в договор внесу данные. Через часик загляните, подпишем все. А пока вам на третий этаж в тридцать первый кабинет. Всего хорошего.

Я покивала для порядка, бумажки отдала и пошла, куда послали, сожалея о том, что с утра решительно отвергла валерьянку, заменив ее мощной порцией кофеина. Теперь организм был нереально бодр и до отвращения труслив.

Третий этаж встретил красивым фойе в светлых тонах и с растениями по периметру стен. Напротив лифта за столом сидела вчерашняя секретарь. При виде меня она встрепенулась и растянула губы в заученной улыбке:

– Доброе утро, Ульяна. Александр Сергеевич ждет у себя. – Мне грациозно ткнули рукой влево. – Сейчас я предупрежу его, что ты уже пришла.

Кивнув, я отодвинула рукав пиджака и бросила взгляд на часы. До начала рабочего дня оставалось десять минут. И мне категорически не нравилось ощущение, будто сотрудницы агентства и вовсе не уходили с работы.

– Можете идти, – повесив трубку, Светочка снова дежурно улыбнулась. – Проводить?

– Не нужно, – я тоже осчастливила ее видом на свои тридцать два зуба и пошла заданным курсом. Налево.

Проходя мимо первого по счету кабинета, услышала новый голос. На этот раз мужской. Чуть притормозив, разглядела молодого блондина в сером костюме и голубой рубашке под цвет глаз. Он говорил через гарнитуру, при этом хмуро листая папку с документами.

– ...была создана индивидуальная композитка. Мы рассылаем ее еженедельно по всем топовым кастинг-проектам, но предложений пока не поступило. Давайте наберемся терпения и…

Что “и” не дослушала, так как меня заметили, после чего дверь закрылась плотнее. Прямо перед моим любопытным носом.

Поджав губы, я решила запомнить его и сказать какую-то милую гадость при случае, а пока миновала еще одну дверь и остановилась у нужной. Под цифрой тридцать один красовалась надпись “Малкин А.С.”

Стук сердца в груди был гораздо громче того, что произвел на свет мой кулак, встретившись с деревом. Уж не знаю, какой из них услышал новый босс, но откликнулся тут же:

– Да!

– Доброе утро, – упрямо проговорила я, показываясь на пороге кабинета. Хотя внутри все противилось тому, что оно реально доброе.

– А, явились. – Александр Сергеевич посмотрел на меня из-под очков, быстро пробежал взглядом по костюму, от застегнутой наглухо блузки до мысков туфель, снова метнулся вверх и удовлетворенно кивнул: – Хорошо. Как вас?.. Марьяна?

– Ульяна.

– Угу. На первом этаже у нас кухня, там кофемашина. Пользоваться умеете?

– Разберусь, – убежденно кивнула я.

– Хорошо. Мне три ложки сахара без молока. И перекусить что-то организуй. Давай быстренько.

– А вещи? – я покрутила в руках сумкой-чемоданом. – Мне пока место не определили, где можно…

– Здесь твое место. Вон стул, положи там шмотки и принеси, наконец, чертов кофе!

“Стрессоустойчивость, умение схватывать на лету”, – вспомнила я выборки из собственного резюме. Надо бы соответствовать.

Повесив пиджак на стул, туда же положила сумку и вышла, успев бросить на шефа недовольный взгляд. Он что-то читал в планшете, одной рукой придерживая дужку очков, а второй листая виртуальную страничку вверх. Сопел с негодованием, кривил губы. По всему видно: занят чем-то очень важным.

С кофемашиной я справилась, с завтраком тоже разобралась. Потом сбегала в химчистку, что нашлась за два квартала от работы, и забрала оттуда два серых костюма. Вернувшись, побежала к юристам, где на меня составили разовую доверенность для получения корреспонденции агентства. Сходила на почту, получила две коробки и пакет писем с пригласительными, еле приволокла их на работу, сама же рассортировала. Только собралась на обед, как была схвачена за руку и в добровольно-принудительном порядке отправилась с шефом на съемочную площадку какого-то сериала. Присутствовала на странных переговорах, где в течение двадцати минут два мужика в дорогих костюмах крыли друг друга матом, пытаясь прийти к консенсусу по поводу гонорара третьего мужика. Я при этом стояла с умным лицом и не понимала, зачем меня притащили.

– Сотню накинь, и Макс подумает, – посмотрев на часы, сообщил Малкин собеседнику.

– Да вы охерели совсем! – противился жадный продюсер. – За пять минут в кадре такие бабки. Обойдусь!

– Как знаешь, – скучающим тоном заявил шеф, – рейтинги у тебя – днище, Паша, а я предлагаю реальный выход. Не хочешь принять руку помощи – тони дальше.

– Рука помощи? Серьезно?! Да твой Старовойтов – одноразовая звезда. Он уже в закат пошел! Не борзейте!

Малкин демонстративно зевнул в кулак.

– Все, мы уходим. Но смотри, Паша, через три дня Макс будет уже в Израиле, там съемки “Проклятия фараона” начинаются, и он в одной из главных ролей… Так что потом не ной, хоть в дружбу, хоть в службу, а уже помочь не смогу.

Продюсер встал в стойку, нахмурился, потер лоб.

– Серьезно? Его позвали?

– Иначе и быть не могло, – пожал плечами Малкин.

– Ладно, – “сломался” продюсер, – твоя взяла. Завтра жду Макса, заплачу по твоему тарифу. Но это грабеж.

– Это дружеская скидка, Паша, – покачал головой шеф. – Актеры такого масштаба могли бы требовать больше, но тебе повезло, что мы знакомы и ты мне нравишься. Я вижу в тебе потенциал, и только поэтому уговорил Макса выделить время.

– Конечно, и бабки здесь совершенно не причем, – пробухтел продюсер…

Через двадцать минут мы сидели в машине, поедая салаты “на вынос”, купленные в более-менее приличном ресторане, потому что времени катастрофически не хватало, и Малкин звонил куда-то, но ответом ему были лишь длинные гудки.

– К Старовойтову, – сбросив вызов, сказал он водителю. – Не дай бог пьет, сучонок.

Судя по тону и перекошенной физиономии, настроение шефа внезапно упало и разбилось. Брови сошлись на переносице, открылся ноутбук, и длинные пальцы яростно забарабанили по клавиатуре, да так, что та едва не дымилась.

Глава 3

По пути со мной заговорили лишь дважды. Первый раз Александр Сергеевич спросил, какого хрена я на него пялюсь – пришлось молча отвернуться – а во второй раз я чихнула, и водитель пожелал мне здоровья. И это за тридцать минут езды, благо хоть без особых пробок.

Одним словом, когда приехали на место, я мечтала, чтобы этот день закончился, и хотела оказаться в теплой постели. Мечта почти сбылась и гораздо быстрее, чем я рассчитывала.

Макс Старовойтов нашелся в одной из квартир многоэтажки в очень даже приличном спальном районе Москвы. Он радушно распахнул двери, даже не спрашивая “кто там?” и, потрясающе улыбаясь, схватил меня за руку со словами:

– Блин, какая милота. Это мне?

На Малкина посмотреть я не успела, Старовойтов потащил меня за собой. Пробежав вслед за звездой экрана в одну из комнат, была осторожно брошена на кровать, рядом со скомканным одеялом и голой, явно девичьей, задницей, из которой росли длинные ноги. Остаток тела и голова девицы терялись под мятой, накинутой как попало простыней.

– Прелесть, – услышала я голос шефа совсем рядом. – Отрываешься, значит?

– Есть такое, – отозвался Макс Старовойтов.

Вспомнив, где и с кем нахожусь, уставилась на предмет вожделения тысяч и тысяч девиц нашей необъятной Родины.

Он стоял у журнального столика. В одних плавках, увенчанных неким неизвестным мне лейблом сбоку. Ростом чуть выше среднего, мускулистый, поджарый, кричаще-красивый… Блондин с синими глазами, на которые вечно падает чуть удлиненная челка. Прикурив от зажигалки, Макс запрокинул голову назад, вдохнул поглубже и тут же выпустил в потолок колечки дыма.

Я закашлялась и вернулась в реальность.

Вскочив со смятой постели, передернула плечами, понимая, что именно здесь происходило до нас, и брезгливо отряхивая руки.

– Ты просил пару дней отдыха, – спокойно проговорил Малкин.

– Да. – Макс снова заулыбался, при этом глаза его были сильно затуманены. Ступив назад, он наткнулся на что-то и едва не упал. – Сука!

Зазвенело стекло – столкнулись несколько пустых бутылок.

– Ты пьян, как скотина, – все тем же терпеливым тоном вещал шеф.

– Чертовски верно замечено! – засмеялся Макс, разводя руки в стороны. – Это и называется отдых, друг. Расслабься.

Звезда шоубиза упал на кресло, стащил с подлокотника неприлично короткое черное платье, расшитое пайетками, и швырнул его в сторону.

Задница на кровати, “поймав” одежду, пошевелилась, и спустя миг миру явилось растрепанное заспанное нечто. С большими губами, красивым узким носиком и глазами, полными недоумения.

– Привет, – хрипло поздоровалась красотка – а девушка действительно была хороша, если не брать во внимание волосы дыбом и “смоки айс”, перебравшийся с верхних век на нижние. – А где все?

Ее голая красиво стоящая грудь примерно третьего размера заставила меня осуждающе нахмуриться. И даже отвернуться, поджимая губы. А потом еще и подумать злорадно: “Вот родит она когда-то, и все это обвиснет до пупка. Непременно обвиснет! А у меня все останется на месте. Весь первый размер!”

– Все ушли, вам пора, – ответил Малкин девице. – Всего хорошего. Макс, скажи девушке “до свидания”.

– Пока, солнце, – грустно пожал плечами Старовойтов, затягиваясь очередной порцией никотина и одновременно вынимая из-под себя три шнурка, связанных вместе. “Трусики” – догадалась я и сразу подумала, что в таких ходить – целая пытка.

– Ты мне позвонишь? – заулыбалась милая девушка, на удивление ловко поймав собственное белье. – Где написать номер?

– Он помнит его наизусть, – вмешался шеф, подхватывая красотку за запястье и подталкивая к выходу. – Память профессиональная.

– Но я не говорила… – пыталась возразить девица, оправляя платье одной рукой и прижимая к груди трусики второй.

Проследив за ними взглядом, я поправила очки на носу и повернулась к Максу, где столкнулась с веселым, даже каким-то мальчишеским взглядом.

– Нас не представили, мышка, – Старовойтов поднялся с кресла и вернулся к столику, где затушил сигарету прямо в тарелке с сырной нарезкой. При этом он продолжал смотреть на меня и немного криво улыбаться, больше на левую сторону.

– Ульяна Михайловна, – копируя тон Малкина, проговорила я. – Помощница вашего агента. Его правая рука, можно сказать.

– Правильно, – Макс вдруг хлопнул в ладоши и с силой их потер. – За это надо выпить.

– За что? – не поняла я.

– За то, что Саня перестанет мозолить собственную руку. Ему давно нужна была помощница, совсем ведь озверел.

Я крепко сжала зубы, понимая, на что актеришка намекает и уже хотела высказаться по этому поводу, но меня опередили.

– Еще хоть стопку выпьешь, и я расторгаю контракт, – Малкин говорил прямо над моей головой, так что я даже вздрогнула от неожиданности. – Хватит отдыхать, Макс.

– Только не надо угроз, – поморщился Старовойтов. Но бутылку поставил на место. – Что прикажешь делать? Сидеть и читать томики Ницше?

– Учить слова, – меня обошли слева, пахнуло дорогим мужским парфюмом. – Я выбил тебе роль в “Императрице” у Паши Клименко. Два дня съемок, а потом летим в Израиль на пробы к фильму “Проклятие фараона”.

Миг, еще один, и перед нами, кажется, другой человек. Бодрее, сосредоточенней и гораздо серьезней.

– Как? – только и спросил этот новый Макс.

– У тебя очень хороший агент, Старовойтов, – хмыкнул шеф. – Не “пролюби” все из-за своей дурости.

– Не верю. Паша разорился на роль для меня? И в “Проклятие” позвали? С чего бы?

– С того, что ты красив, богат и знаменит. Ну, и я реально хорошо знаю свою работу. Кстати, знакомься, моя помощница. Правая рука. Пока на стажировке. Ульяна.

Мое отчество демонстративно опустили и подчеркнули шаткое положение на должности, но хоть без аморальщины обошлось, вроде той, что гениальный актер приписывал.

– Здравствуйте, – как можно нейтральней проговорила я. – Рада знакомству.

– Ты мне тоже сразу понравилась, мышка, – улыбнулся Старовойтов, протягивая руку и пожимая мои холодные пальцы. – Бледненькая какая, не гоняй ее сильно.

Последние слова были адресованы шефу, конечно, а вот смотреть Макс продолжал на меня.

– С этим как-нибудь сам разберусь, – ответил Малкин, щелкая пальцами: – Пошли, Ульяна. Дела.

Я снова сжала зубы и едва удержалась, чтобы не закатить глаза. Так обращаться с собой я никому никогда не позволяла, но уволиться сразу было все равно, что признать свою слабость.

– Не обращай внимание, – шепнул Макс за миг до того, как я забрала свою ладонь из его руки, – он не такой уж сухарь, мышка. Но бесить его тоже не стоит.

– Ульяна, – поправила его я. – Спасибо за советы и до свидания, Максим Андреевич.

Покидая его квартиру, я бросила последний красноречиво-брезгливый взгляд на мятую постель и бутылки на полу, после чего, с чувством некоего превосходства, гордо удалилась вслед за начальством.

Александр Сергеевич ждал меня у лифта, задумчиво постукивая длинными пальцами по стене и глядя в пол. Со мной он снова не говорил. Ни когда я приблизилась, ни в авто, ни в офисе. Но я упорно дошла за ним до кабинета, чтобы все-таки замереть на пороге с вопросительно-недоуменным выражением лица.

– Двери закрой! – недовольно рявкнул шеф, стоило ему усесться в глубокое кожаное кресло и откинуться на высокую спинку.

Я выполнила просьбу и хотела облегченно вздохнуть, когда услышала новый рык:

– С этой стороны, Рыбкина!

Пришлось войти, плотно прикрывая за собой двери.

– У тебя такой вид, будто я тебя уже утомил, – констатировало начальство.

– Ни капли, – ответила, подбираясь всем телом. Плечи выпрямила сильнее, натянула заинтересованную полуулыбку на губы, сцепила руки в замок. – Что будет угодно?

– Переигрываешь, – неожиданно спокойно отмахнулся Малкин и закрыл глаза рукой. – Голова у меня разболелась. Найди таблетку какую-нибудь и свободна на сегодня.

– Давление скакнуло? – уточнила я. – Вы гипертоник? Или наоборот? Что обычно помогает?

– Зануда, – тихо, почти неслышно, проговорил шеф.

– Значит, предпочтений нет, – догадалась я. – Удивительно. В вашем возрасте и при такой профессии уже надо знать… Ой, спазмалгон сейчас дам.

Я осеклась, увидев неожиданно озверевшее лицо Сергеевича и, стащив с плеча сумку, закопалась в ней, едва ли не по самые уши.

– Что ты там про возраст лепетала, Рыбкина? – все-таки спросил Малкин, при этом усаживаясь ровнее и хмуря брови все сильнее с каждой последующей секундой.

– А что такого? – Я не нашла в себе сил промолчать. – Все болезни молодеют. От инсульта сваливаются совсем молодые люди. Поэтому и сказала…

– И сколько, по-твоему, мне лет? – Он склонил голову набок, вскинул бровь, забарабанил пальцами по столешнице.

– Да откуда мне знать? – пожала плечами, при этом жадно разглядывая по-мужски красивое лицо босса. Морщинки нашлись только по внешним уголкам глаз да на лбу еле видная полоска. Седины не обнаружилось, цвет лица показался здоровым… Но карьеру он строил не один год, а больше десяти. Значит, лет сорок? Решив сделать человеку приятно, сократила насчитанные годы: – Тридцать пять?

Малкин неотрывно смотрел на меня, только пальцами барабанить перестал, отчего вокруг повисла зловещая тишина.

– Тридцать четыре? – похлопала ресницами я.

– Тридцать два, Рыбкина, – закатил глаза шеф, после чего резко оттолкнулся ладонями от стола и поднялся. – Сам таблетку найду, иди с глаз долой.

– Давайте я завтра в аптеку с утра зайду, – предложила, чувствуя себя виноватой, – куплю вам аппарат для давления, и тогда, в следующий раз, можно будет понять…

– Домой, Рыбкина! – завопил Малкин, указывая пальцем на дверь.

Меня словно ударной волной вынесло из кабинета, и очнулась у самого лифта.

Нажав на кнопку вызова, услышала сзади флегматичный голос секретарши Светочки:

– Давно он так ни на кого не орал, видно, сработаетесь.

Дома я оказалась значительно раньше, чем в те времена, когда работала на Коршунова. Это приятно радовало и в то же время вызывало легкую растерянность. Слишком уж непривычным было видеть из окна собственной квартиры, как темнеет на улице. Радуясь давно забытым ощущениям, я даже на подоконник влезла с ногами, поставила тарелку с подогретым спагетти на колени и прижалась лбом к прохладному стеклу, разглядывая прохожих внизу.

Прелесть.

Помню, сидела здесь же, готовясь к зачетам и экзаменам, зубря конспекты и иногда вскидывая голову, чтобы повыть на луну от усталости. В институте у меня была репутация зубрилки. В то время, как большинство сокурсников встречались друг с другом, переживали личные драмы и шумной толпой отмечали придуманные ими же поводы, я корпела над тетрадками. Иногда они просили пустить их ко мне в квартиру, но всегда получали категорический отказ. Нет, я любила общие праздники, но только в свободное от учебы время и без участия моей жилплощади. Не хватало еще разгребать потом за всеми мусор и проблемы с соседями.

“Зануда”, – отчетливо прозвучал в голове голос Малкина. Но обидно не стало. Пожалуй, он очень верно охарактеризовал меня. А еще сегодня я была “мышкой”. Это уже от звезды шоу-бизнеса, Макса Старовойтова. За серый костюм, молчание и очки на носу, наверное… Вот это неприятно. Определенно, шеф мне понравился гораздо больше глупого актеришки, сразу перешедшего с незнакомой девушкой на панибратские отношения.

В животе заурчало, и я, опомнившись, поняла, что пропустила момент, когда на город окончательно спустилась темнота, а спагетти безнадежно остыли. Пришлось греть повторно и есть их почти деревянными.

Решив вернуть себе настроение, набрала ванную с пеной и включила релаксирующую музыку. Даже пять минут успела покайфовать. Перед тем, как телефон зазвонил.

– Алло, – буркнула я в трубку, даже не глядя на номер и собираясь по-быстрому отшить собеседника.

– Рыбкина? – голос мужчины на той стороне звучал удивленно. – У тебя что там, вода журчит?

– Кто это? – испуганно спросила я, пытаясь сесть поудобней и брызгаясь во все стороны. – Александр Сергеевич?

– Я. Давай выходи быстрее, машина у подъезда.

– Какая машина? – Я оторвала телефон от уха и посмотрела на экран. Девять часов вечера.

– Рабочая! – тем временем неслось из динамика. – У тебя пять минут! Валера, глуши пока двигатель, она там мыться изволит.

Связь оборвалась, а я все еще смотрела на телефон, не понимая, что это вообще было.

Затем медленно, словно во сне, отложила аппарат подальше, вылезла из ванной, вытерлась и принялась сушить волосы, постоянно поглядывая на экранчик. Вдруг показалось? Могло быть такое?

Спустя пять минут телефон снова зазвонил. Я бросила на него недовольный взгляд и продолжила красить правый глаз. Значит, не показалось, блин…

Глава 4

Когда зазвонил домофон, я уже бегала по квартире в нижнем белье, разыскивая колготы, помаду и очки.

О чем и сообщила шефу в динамик. Он милостиво дал мне еще минуту. Сволочь!

В общем, блузку застегнула уже открывая двери, тогда же надела вторую туфлю и выбежала в ночь непонятно куда, непонятно зачем.

– Мы из-за тебя опоздаем, Ульяна Михайловна, – встретил меня у подъезда Малкин. – Макс просрет контракт на рекламу, и кто будет возмещать потери?

– Какие потери? – отмахнулась я. – Сейчас поздний вечер. Приличные люди спят уже.

– Так мы с приличными не работаем, – хмыкнул шеф. – А ты что говорила на собеседовании?

– Что?

– Работа – это святое, а личное время – блажь.

– Я так говорила? – поразилась, едва поспевая за Малкиным.

– Да. Немного иначе, но общий смысл тот же. Так что работаем, Рыбка, и не ропщем. Ясно? И рубашку поправь нормально, а то всю разницу между полами насквозь видно.

Он сел в машину первым, не придержав для меня дверцы, а я уставилась на собственную блузку, где расстегнулись или изначально оказались не застегнутыми пара пуговиц. На том самом месте, где сказал Малкин, чтоб ему икалось всю ночь.

– Трогай, Валера, – услышала, едва села в авто. – Моя помощница соизволила снизойти.

– Если бы вы меня заранее предупредили, – я повернулась к начальству и гневно сверкнула очками, – то не пришлось бы ждать. И ехать за мной тоже не пришлось бы. И…

– И? – вскинул бровь Малкин. А тон у него был такой, что захотелось поежиться.

– И… извините, – пробормотала, отворачиваясь. Ведь действительно, меня предупреждали, что работа будет вне графиков. Так чего теперь строить из себя обиженную? – Сама, конечно, во всем виновата. Буду теперь знать…

– Ага, – довольно ухмыльнулся шеф, – в любое время, Рыбкина. Дня и ночи. Работа у нас такая, мы себе не принадлежим. А теперь по делу. Знаешь компанию “Русикон энд Ворм”?

– Нет.

– Они продают мужское белье.

– Качественное? – уточнила я.

– Чего? – Малкин пару раз моргнул. – Белье? Нормальное. Какая разница? Суть в том, что они наняли Макса для рекламы. Он сегодня сниматься должен.

– Не приехал? – предположила я.

– Типун тебе на язык, – Малкин бросил на меня настороженный взгляд. –Съемки в одиннадцать начнутся. Студия в получасе езды отсюда. Так вот, пойдешь туда и отзвонишься, как только увидишь Старовойтова. Что, мол, Звезда на месте, отрабатывает бабло.

– Хорошо, – подавив зевоту, кивнула.

– Если приедешь, а его там нет – звонишь мне. Я его, падлу, из-под земли достану.

– Может, сразу к нему на квартиру поехать? – предложила я. – Захватить его на съемки.

– Нет, – качнул головой шеф.

– Почему?

– Нет его дома, говорю.

Я чуть вздернула бровь и скривила губы. Честно говоря, не очень понимаю, чего так носиться с тем, кто ведет себя совершенно непрофессионально? Неужели нет других талантов?

Малкин на мою мимику отреагировал. Склонил голову, помолчал чуть, а потом неожиданно пояснил:

– Макс – машина, когда надо. Но в последние недели он работал слишком много, а потом сорвался немного на репортеров. Так что пришлось ему отпуск небольшой организовать. А Старовойтов и отпуск – слова не очень совместимые, нужно контролировать возвращение.

– Так вы его искать будете, если он на съемки не придет? – поняла я. – Ужас какой. Как будто вам это больше, чем ему нужно.

– Так и есть, Ульяна. Нам это нужно больше, чем ему. Его карьера – наша работа и наша забота. Он пролетит – мы за ним. Мордой в асфальт. Это ясно?

Меня снова отругали, вот что ясно.

– Да, – сокрушенно кивнула я, принимаясь правильно застегивать блузку. – Буду вам звонить и отчитываться, если его нет. Все поняла.

Студия обнаружилась ни где-нибудь, а в одном из многочисленных строений на ВДНХ. И внутри триста квадратных метров, нашпигованных оборудованием.

За свои двадцать три года я всего один раз была на “профессиональной фотосессии”. Так обозвал ее Генка, парень с моего потока. Он прошел недорогие курсы, купил аппаратуру “с рук” и решил создать себе портфолио. Пригласив меня в числе еще пятерых девочек на свою съемную квартиру, включил круглую лампу, прикрученную к штативу, натянул на стене золотистые шторы и вдохновенно щелкал на кнопочку зеркального фотоаппарата, советуя, как лучше встать. Накрасились тогда мы сами, одежду принесли свою.

К слову, фотографии получились неплохими, но карьера у Генки не сложилась. Может, моделей выбрал не тех, может, свет выставил не в ту сторону – не знаю.

Помещение же, в которое сегодня нас привез Валера – водитель шефа – оказалось огромным, освещаемым всевозможными лампами; стены в нем были отделаны самыми разными фактурами, от белого лофтового кирпича и старой штукатурки до амбарной доски… Вдоль всего зала тянулись большие окна, к некоторым из которых шли ступени. Нашлись там и всевозможные декорации, в основном сдвинутые в одну кучу у левой стены.

В центре всего этого великолепия стояли несколько кожаных диванчиков и столик, на котором нашлись несколько бутылок воды, фруктовая ваза и большая пачка M&M’s.

– Для Макса, – пояснил очень худой парень в широких, свалившихся до середины бедер джинсах. – Меня Джонни зовут. Я помощник Энтони. Он просто Бог в искусстве фотографий, видела его работы?

– Конечно, – не задумываясь, соврала я. – Они потрясающие.

– А ты в теме, – улыбнулся Джонни, отчего кожа на его лице натянулась сильнее, и я четко разглядела небольшие трещинки у крыльев носа, удостоверившись в своем первом впечатлении – на лице парня лежала тонна тональника, а глаза были подведены карандашом.

Внезапно зазвонивший телефон прервал нашу беседу с помощником фотографа, и я, отбежав в сторонку, приняла вызов.

– Ну? – голос у шефа был раздраженным. – Он там?

– Нет, – ответила тихо, косясь на пятерых мужчин, толпящихся у оборудования рядом с центральным окном. – Но они пока не волнуются, время еще есть.

– Идиот хренов... – неразборчиво зарычал Малкин. Мне показалось, он стукнул смартфоном пару раз, потому что его слова слышались то громче, то чуть тише, прерываясь глухими “бдыщ”.

Матом шеф владел виртуозно, ввинчивал его в предложения вместо запятых и точек, и для любимой Звезды слов не жалел.

– Ульяна! – наконец позвал он. – Мы едем в один клуб неподалеку. Уже подъезжаем. Если этот упырь появится раньше, чем я позвоню снова, сразу набери меня.

– Поняла.

– Не спи, Валера! – заорал Малкин в ухо, забыв отключиться. – Добавь скорости!

Мысленно пожелав водителю терпения и понимания, я вернулась к диванчику в центре зала и выжидающе уставилась на дверь.

– Приветствую, – раздалось над ухом спустя минуту. Интонации нового голоса явно выдавали природу его носителя. Такие парни любят синий цвет и кофточки в обтяжку…

Вот и этот типаж, как и Джонни, был “в тренде”: имел полные губы, даже во время разговора вытягивающиеся “уточкой”, идеальный цвет кожи и большие темные глаза. Невысокий, в фирменных кроссовках на платформе, в желтых брюках на подтяжках и клетчатой рубашке… Хотелось назвать его Карлсоном и поискать сзади пропеллер.

– Я Энтони, – чуть растягивая слова, пропел он. – Тот самый.

Мне протянули руку с таким видом и таким образом, что на миг я даже задумалась, не хочет ли он, чтобы я ее поцеловала?

Встав с диванчика, легко пожала наманикюренные пальчики “Того самого” и, как можно раболепнее улыбнувшись, ответила:

– Для меня большая честь познакомиться с вами. Ваши фотографии – это просто произведения искусства.

– Так и есть, – не стал спорить с очевидным мой новый знакомый. – Я бы даже из вас мог сделать богиню.

Кашлянув в кулак, постаралась сохранить серьезность и не сильно обижаться на четко произнесенное им “даже из вас”.

– Вряд ли. Я слишком… проста для всего этого, – ответила, обводя глазами зал.

Энтони вскинул брови, чуть обернулся, бросил взгляд на приготовленное для фотосессии оборудование и снова посмотрел на меня.

– А ну-ка, – он щелкнул пальцами, – встань к тому окну! Только… Рома! Сделай ей губы. Нарисуй что-то яркое. Глаза оставь как есть, и мне нравятся ее очки.

– Что? – вскинулась я, косясь на вход. Макса все еще не было, а время безжалостно шло вперед. – О, нет, я не могу… Не надо. Я здесь не для этого, ребят.  Эй…

Перед глазами возник еще один невероятный мужчина, теперь уже блондин. Крашеный. С чуть отросшими черными корнями, а может, специально так выкрашенными. Он схватил меня за подбородок и, чуть откинув голову назад, покрутил головой из стороны в сторону, при этом то слепо щурясь, то делая огромные глаза.

– Красный! – постановил мужик, после чего потащил меня за собой к столику у окна.

– Слушайте, я всего лишь помощница Александра Сергеевича. Серьезно. Я просто жду…

– Мы все ждем, – отмахнулся Роман и, ткнув длинным ухоженным пальцем в Энтони, покачал головой: – Наш-то совсем на психе. А знаешь, какой он в гневе? Бр-р-р… Макс появится – сразу начнем работу. А пока скучно. Ну же, закрой рот! Угу… Ализариновый будет как раз к месту.

Мелькнул колпачок помады, в руках мужчины появилась кисточка, и меня снова схватили за подбородок.

– Идеально! – Спустя минуту, Роман слепо щурился, разглядывая меня. – Дай руку, запишу тебе номер оттенка и фирму. Пользуйся, дорогая, я сегодня твоя добрая тетушка Фея.

Присутствующие, столпившиеся вокруг, дружно заржали, а я нахмурилась, собираясь сказать, чтобы прекратили самоуправство. Но увидела себя в зеркале слева и передумала. Отражение мне неожиданно понравилось. Обычно, если я и красилась, то основной экзекуции подвергались глаза, тогда как губы либо вообще не трогала, либо красила под естественный тон. Теперь же все было в точности наоборот.

– Ярко-красные, пухлые и сочные, как ягода в самом цвету, – прокомментировал подкравшийся со спины Энтони. – С таких только росу по утру собирать.

Я резко обернулась к нему и услышала щелчок. Мелькнул затвор фотокамеры.

– А теперь будь хорошей девочкой и встань у окна, котя моя. Вполоборота. Расстегни четыре пуговицы сверху, приспусти ткань на плечо, – неожиданно твердо скомандовал фотограф.

И спорить не захотелось. Почему, собственно, нет? Мы ведь все ждем Макса, и лучшее, что я могу сделать – это немного развеять их скуку, позируя. Мне не сложно, а им нравится.

Все сделав по инструкции, посмотрела в объектив. Новый щелчок. Новые команды. И еще, и еще… Бокал пенистого шампанского в моих руках… Команда: “Ну-ка, пригуби, зая моя!” Снова стою в пол-оборота, теперь смеюсь, чуть откинув голову назад. На бокале след от красной помады.

– Волшебно, – комментирует Энтони. – Вот вам и помощница для Несмеяны! Прелесть!

– Для кого помощница? – удивляюсь я.

– Для Несмеяны, – хихикая, отвечает Джони. – Ты что, не знаешь? Это тайное прозвище Малкина. Из него улыбку только миллионным контрактом выжать можно и хорошими рейтингами. Сочувствую тебе.

Я пожала плечами и собиралась сказать, что почти его не знаю, но он не показался мне таким уж злодеем. И не успела.

– Вот это да! – Макс Старовойтов хлопал в ладоши. Стоял прямо за плечом фотографа и улыбался от уха до уха. Синеглазый, блондинистый и притягательный. – ХорошА! Энтони, ты просто творец! И ведь ничего особенного – только губы красным… Вот за что я тебя обожаю: ты фееричен, брат!

Фотограф польщенно растянул пухлые губы, затрепетал ресницами и закатил глаза.

– Льстец, – проговорил с придыханием. – А с другой стороны – все правда!

– Хватит болтать!

Малкин в ладоши не хлопал.

Стоял позади всех, смотрел зло и перебирал пальцами правой руки нечто вроде четок. А мне вдруг стало стыдно за свое поведение и за то, что стою у окна перед мужчинами со спущенной почти до пупка блузкой, с полным бокалом… И еще эта помада…

– Испортил нам все веселье! – вступил в разговор Роман. – Засмущал девочку.

– Этой девочке платят за работу, – тихим ледяным голосом сообщил шеф, в то время как Макс снял с себя кожаный пиджак и спокойно расстегнул пояс на джинсах.

Сбежав “со сцены”, я натянула блузку, плотно запахнув ее на груди, и поставила бокал на столик.

– Простите, Александр Сергеевич, увлеклась, – проговорила едва ли не шепотом с самым виноватым видом, при этом встав так, чтобы не смотреть на уже почти голого Макса. – Просто стали возникать вопросы, где Звезда, и я решила, что неплохо было бы отвлечь их…

– И развлечься самой, – закончил он, не сводя с меня сурового взгляда.

Нервно дернув плечами, я упустила ткань блузки, отчего на пару секунд оказалась всей “душой нараспашку” перед шефом.

– Ох! Блин… Это случайно… – проговорила тихо, спешно застегиваясь. – Но я не выпускала ситуацию из-под контроля.

Малкин молчал, а я все никак не решалась посмотреть в его глаза, продолжая терзать пуговки блузки. Пока Старовойтов не выкрикнул громко: “Работаем!” Тогда я вздрогнула и подняла глаза. Шеф больше не хмурился. Наоборот, смотрел как-то странно, слишком внимательно, что ли?

– Поехали, – заявил он. – Теперь Макс отработает на все сто.

– А… попрощаться не нужно? – только и спросила я, спеша за начальством, ухватившим меня за запястье.

– Нет, они слишком заняты процессом. Отвлечешь – еще и влетит. Творческие люди могут быть очень милыми на вид, но они полные шизофреники, Ульяна, если мешать им работать.

Мы вышли на свежий воздух, и я с удовольствие вдохнула ночную прохладу. Лишь спустя пару шагов набралась смелости и уточнила:

– Вы нашли его в клубе?

– Угу, – Малкин кивнул и отпустил мою руку. Развернулся быстро, преградив дорогу, и заговорил тоном, от которого мурашки побежали по спине. Ни то от страха, ни то от… Да нет, от страха, конечно. – Так, Рыбкина, не знаю, что тебе сказала Регина, но, похоже, ты либо слушала невнимательно, либо тебе неправильно донесли мои требования. От подчиненных я не терплю своенравия, хамства или замечаний в свой адрес; не принимаю на работу девиц с романтическим бредом в голове; не объясняю того или иного своего решения, но требую четкого исполнения своих приказов. Если прошу сидеть на месте и ждать, то надо сесть и ждать. Это ясно?

– Да, – с готовностью кивнула я.

– Что да, Рыбкина? Ты осталась в студии ждать появления Макса, а в итоге я нашел тебя фотографирующейся с шампанским в руках.

– Исправлюсь, – еще активнее закивала я. – Больше не повторится.

– Уверена?

– На все сто!

Он скривился. Не поверил, кажется, ни слову.

– Уволить бы тебя, Рыбкина, – проговорил, снова перебирая четки в руке, – но, с другой стороны, с задачей ты справилась. Хоть и весьма своеобразным образом. Энтони не кипишевал, проценты за простой не требовал, даже наоборот – остался доволен. Так что, считай, тебе повезло. На первый раз. Но на будущее...

– Спасибо, – сказала я, улыбаясь во весь рот, – будущего не будет! Ой, то есть, в будущем такого не будет…

Малкин покачал головой, и его взгляд вдруг съехал с моих глаз на губы.

– Я сейчас сотру, – заверила его, вспоминая про помаду и моментально возвращая скорбную серьезность на лицо.

– Оставь, – хмыкнул шеф. – Буду тебя по яркому пятну на лице от других сотрудников отличать.

Я даже не нашлась, что сказать на этот выпад.

– Но вот что, Рыбкина, – продолжил он тем временем, – купи себе водолазок, что ли. Без пуговиц и вырезов. И завтра на работу заграничный паспорт принесешь, Регине отдашь с самого утра. Командировка у нас намечается. Длительная. Если обманула насчет парня, лучше сразу его брось, потому что он тебя все равно вряд ли дождется.

– Нет парня, – радостно улыбнулась я. – Некому меня ждать.

– Очень хорошо. Хоть чем-то порадовала, еще внеплановых соплей и истерик мне не хватало, – отворачиваясь, Малкин позвал за собой в машину. – Поехали, домой тебя забросим.

Глава 5

Будильник надрывался третий раз, когда я все-таки соизволила сесть на постели. Рывком. Применив недюжую силу воли.

Глаза открываться не хотели, лишь щурились, пока не залила в себя литр кофе. Впрочем, взбодрил меня все же не волшебный напиток из потрясающе пахнущих зерен, а телефонный звонок.

Ответив на вызов от неизвестного номера, я некоторое время слушала громкое сопение и уже собиралась сбросить звонок, когда из недр смартфона раздался мат. Голос был смутно знаком, а комбинации слов поражали богатым арсеналом.

– С-сука, – завершил Макс очень длинное предложение. – Эй, ты там?

– Я?! – даже обалдела от такого приветствия. Уж лучше бы мышкой звал.

– Ага. Привет, мышка, это Макс.

А нет, не лучше. Я медленно вдохнула побольше воздуха и громко выдохнула.

– Доброе утро, Максим Андреевич. Напомню, меня зовут, Ульяна Михайловна. Чем могу…

– Можешь, родная, можешь! – прервал меня он, даже не думая дослушивать до конца. – Мы тут со съемкой только пару часов как закончили, и я домой уехал. Ну и, похоже, в такси портмоне оставил. Сколько не искал в квартире – ничего не нашел. А там вся наличка. Короче, машину вызвать не могу, а через час позарез надо быть в одном месте… Выручай, мышка, дуй ко мне!

– В смысле?

– Ну, ты же за рулем?

– Нет, я на метро, – ответила, допивая последний глоток кофе.

В телефоне снова послышался мат.

– Почему бы вам не позвонить Александру Сергеевичу? – резонно предложила я, глядя на настенные часы. Стрелки показывали шесть тридцать утра.

– Не хотел его беспокоить из-за ерунды.

– А меня хотели? – я снова посмотрела на часы. – Ладно, какие-то карточки у вас остались? Переведу денег на такси. Вы в курсе, что за поездки можно платить электронно?

– Да ты ж моя прелесть, – Старовойтов запыхтел, зашуршал чем-то. И, кажется, откусил большой кусок яблока, что отразилось на его дикции: – Как я сразу не пожумал? У меня же крежиток полно. Потом пополню. Целую, шолнце!

Короткие гудки уведомили меня о конце разговора.

После такой беседы я внезапно почувствовала себя бодрее и вдвое активнее засобиралась на встречу к Несмеяне.

***

– Доброе утро, Регина Петровна, – прошмыгнув в кабинет, сразу протянула кадровичке заграничный паспорт. – Шеф сказал принести документы для командировки.

– Ты с ними полетишь? – женщина на миг оторвалась от зеркала, в которое смотрела, пока красила ресницы. – В Израиль?

– В Израиль? – радостно-шокированным эхом повторила я. – Ничего ж себе! А у меня и купальника нормального нет.

Регина ни то хмыкнула, ни то фыркнула и вернулась к прерванному занятию, тщательно делая глаза еще более выразительными.

– Можно подумать, ты туда отдыхать едешь, – буркнула она, придирчиво разглядывая отражение. – С нашим-то не забалуешь. Он со Старовойтовым носится, как нянька. Всех клиентов раздает другим агентам, лишь бы Максу больше времени уделять. Потенциал, говорит, в нем. А сам ночами ездит по клубам, вылавливает своего одареныша.

Я отвела глаза и задумчиво уставилась в окно. Второй день работы в фирме вроде как не позволял секретничать с персоналом и высказывать собственное мнение, тем более относительно собственного босса и его протеже. Но слушала я с интересом, пока не поняла, что это как раз меня выводят на откровения.

– Ну? – Регина отложила зеркало и уставилась на меня не мигая. – Отработал вчера Макс фотосессию? Или прошляпил? Колись.

– Отработал, конечно, – очень натуралистично удивилась я. Ага, так и раскололась, нашла дурочку. – Все как по маслу, заказчики довольны по самое не хочу. И шеф счастлив.

– М-м, – разочарованно поджала губы кадровичка, – все равно этот Старовойтов еще попьет вашей кровушки, помяни мое слово. И ты, кстати, будь с ним осторожней, он молодых-красивых мимо не пропускает. И приемы одни и те же: то приболел – привезите лекарства, то ключи от квартиры потерял – возьмите запасные под ковриком и освободите мученика… И Светку так заманивал, и Каринку из правового отдела. Хотя тебя, может, и не заметит.

– Почему это? – сразу обиделась я. Красавицей меня, конечно, не назвать, но и уродиной себя тоже не считала.

– Ой, да не бери в голову, – подлила масла в огонь Регина, – это я так ляпнула. Не проснулась еще. Может, принесешь кофе с кухни? Шефа еще нет, выпьем по чашечке.

Само собой, и ковриком у твоих ног лягу, чтоб ты туфли вытереть могла при входе.

– У меня и без начальника дел по горло, – сказала как отрезала, слегка задирая нос. – В Израиль надо собираться. Пойду закажу пару шмоток в магазине. Там же жара ужасная. И море, опять-таки, под боком, в какой город ни сунься. Так что, пора мне. Но, если будете кофе делать, захватите и на меня? И заходите, пока шефа нет.

У Регины от моей наглости рука дрогнула, и кисточка от туши вонзилась во внешний уголок глаза. Она зафырчала, зашипела, а я медленно вальяжно вышла, прикрыв за собой двери.

И уже собралась уйти от кабинета кадровички, когда услышала злое:

– Моль паршивая! Возомнила о себе бог весть что! Ладно, Малкин ее быстро с небес на землю вернет. Будет ей и море, и жара… и пот градом!

Поднявшись на свой этаж, я вышла из лифта и кивком поздоровалась со Светланой, как раз положившей трубку телефона. Та ответила тем же и проводила меня любопытным взглядом, едва не свернув шею.

Я сделал вид, что ничего не заметила, но поняла: Регина уже созвонилась с секретаршей и доложила обстановку. Что-то вроде: “Моль зарвалась, как бы ее на место поставить?” Моль… вот как она меня назвала.

Интересно, почему? Да, я бледная, светловолосая, в очках, а серый костюм меня не очень красит, но невзрачной от этого вроде как не смотрюсь. Или?.. Остановившись у кабинета Малкина, вынула дубликат ключа, врученный им вчера, открыла двери и вошла внутрь. Сразу направилась к зеркалу.

Да-а-а… Красной помады, подобранной Романом, не хватало. Но, с другой стороны, я ведь на эту работу пришла не для того, чтобы мужикам нравиться? Нового опыта захотелось, попробовать себя в другой сфере труда. И, что немаловажно, Старовойтов мне как раз позвонил. Этим утром он просил приехать, чтобы привезти ему наличку. Бредовый подкат, но, наверное, со многими подобное срабатывает. Звонит Звезда, дает повод приехать, так зачем думать? Интересно, Светочка ездила к нему?

За своими мыслями едва не пропустила звук шагов позади. Обернувшись, увидела Малкина, серьезного, собранного и хмурого – в общем, такого же, как и вчера, и в день собеседования.

– Кофе! Две ложки сахара, без молока, – поздоровался начальник, кидая кожаный портфель на кресло. – И побыстрее!

– Бегу, – отозвалась, натягивая на лицо приветливое выражение. – А печенье?

– Угу.

Многословный Малкин уже включал ноутбук и одновременно набирал кого-то в своем айфоне.

На кухне обнаружилась Регина и “ко”. Компания состояла из Светочки-секретаря и той самой, упомянутой ранее, Карины из правового отдела. Обе высокие, красивые, длинноногие и самоуверенные. Будь я одиноким мужиком – сама бы им позвонила…

К моему удивлению, кадровичка повела себя по отношению ко мне миролюбиво. Увидев, сдержанно кивнула и попросила зайти к ней завтра в конце рабочего дня, дабы получить зарплатную карточку. Долларовую. Сделанную по ускоренному заказу.

При этом две другие девицы отвернулись, перешептываясь, а ее взгляд блуждал по мне потерянным странником, прицельно замирая то на груди, то на лице, то на туфлях.

– Спасибо большое, зайду, – ответила я, нервно поправляя очки. От столь неприкрытого внимания стало не по себе. – А почему долларовую?

– Так ведь вы с… э-м-м, – тут Регина многозначительно скривила губы, пытаясь родить улыбку, – Александром Сергеевичем летите в Израиль. Хотела сказать с нашим, но, быть может, это лишнее?

Я вскинула брови и подождала пару секунд пояснения. Его не последовало.

– Почему же? Говорите “нашим”, даже можете его “вашим” называть. Как привыкли, так и делайте, – сказала и ринулась делать боссу обещанный кофе, пока он сам за ним не пришел, громко ругая нерасторопную Рыбкину.

– Заказали уже купальник? – обернулась Карина, озаряя кухоньку белозубой улыбкой. – Что-то откровенное нужно. Пафосное. Все-таки через Тель-Авив летите.

Включив нужную программу для варки кофе, я пожала плечами и, продолжая смотреть перед собой, а не на собеседниц, ляпнула:

– Малкин сказал, что выберем все на месте. Чтоб я время не тратила здесь. Он же без меня как без рук.

Прекрасный женский коллектив затих. Мне кажется, они даже дышать перестали. Только шеи немного повытягивали вперед в ожидании пикантных подробностей.

– А я ему и говорю, – забрав чашку с кофе, обернулась к дамам, – “Как скажете, начальник. Только я тех мест совсем не знаю, где там соответствующую одежду купить – понятия не имею…”

– А он? – нетерпеливо кивнула Карина.

– Вот так сделал, – и я щелкнула пальцами на манер шефа, криво улыбаясь. – Решит, значит.

– О-о-о, – протянула Светочка, испуганно глядя на Регину. – Делай карточку. Лучше с этим не тянуть.

– Смотри, – Карина вздернула длинный указательный палец вверх, – поиграет с тобой и бросит. Потом наплачешься.

– Знаю, – горестно вздохнула я. – Но это же Израиль.

И с этими словами, прихватив их же печенье, покинула кухню под осуждающе-завистливые взгляды коллег.

Не знаю, для чего разыграла весь этот спектакль. Глупость, конечно, несусветная, но они так бурно реагировали, что отказать себе в удовольствии уже не получилось.

Малкин встречал меня задумчивым взглядом, словно уже догадывался, что я половине дам растрепала про его ко мне интерес, и даже подыгрывал.

– Рыбкина, – почти ласково начал он, стоило войти в кабинет, – а на чем ты сегодня приехала?

– На метро, – ответила, выставляя перед боссом желаемый им напиток и печенье.

– С этим надо что-то решать, – он нахмурился, потер подбородок и отпил кофе.

А я вдруг заподозрила неладное. С чего бы шефу волноваться о моем комфорте? Вдруг и правда домогаться решил?

– Мне тебя сегодня в четыре места надо, – продолжал говорить Малкин, а у меня все шире раскрывались глаза. – Или даже в пять.

Глянув на меня задумчиво, постучал по столу открытой ладонью, кивнул сам себе и завершил монолог:

– В пять мест.

Во мне проснулась всегда спящая до этого момента извращенка. Подняла голову, сладко потянулась и начала предполагать места, похотливо улыбаясь и загибая тонкие пальчики.

– Придется делить с тобой Валеру, поедешь на нем, – окончательно добил больную фантазию Малкин. – Бери его сейчас, а я заберу после обеда.

– Я на Валере? – тряхнув головой, призвала всю оставшуюся ясность ума. – Куда?

– Вот здесь список. И еще… сейчас допишу.

Александр Сергеевич быстро чиркал ручкой в блокноте, после чего вырвал оттуда листок.

– В первых трех заберешь документы, в четвертом Старовойтова, отвезете его вот сюда, это на Киевской. Проконтролируй, чтоб он вошел. Там все документы сдашь под роспись Захару. Я его номер на всякий случай написал. Если что – звони. Чего стоим, Рыбкина? Благословения ждем?!

– Да! То есть нет. Все, бегу! – перехватив листок, взяла свою сумку, сорвала с вешалки пиджак и отправилась выполнять задания. На Валере.

Глава 6

Боже, лучше бы я поехала на метро. Городские пробки убивали отсутствием просветов, а Валера заунывными речами. Почему-то именно во мне он нашел благодарного слушателя и вещал о надоевшей теще, приехавшей “на пару дней” две недели назад и плотно обосновавшейся в их с женой спальне.

Три места, в которые заслал меня босс, были благополучно посещены нами лишь к одиннадцати часам. И я уже почти вздохнула с облегчением, когда поняла, что впереди самое важное: доставить нашу звезду на место, и расслабляться рано.

Старовойтов ждал нас, привалившись к высокой колонне и глядя в сторону прекрасного. Оно, то самое неземное и притягательное, выглядело как девушка ростом чуть выше среднего, с большой грудью, маленькой юбкой и длинными черными волосами, убранными в высокий хвост. А еще у нее были поводок и миниатюрная собачка с хвостом на лбу.

Я попросила Валеру посигналить, но Макс на нас не реагировал. Он гипнотизировал взглядом хозяйку пса. Та с удовольствием поддавалась, улыбалась, переминалась с одной длиннющей ноги на другую и стреляла глазами. Ими же чуть меня не убила, когда я все-таки вышла из машины и пощелкала пальцами перед лицом Звезды.

– Мы приехали, – сообщила недоуменно сдвинувшему брови Максу. – И готовы следовать дальше.

– О, привет, Ульяна Михайловна, – признал меня Старовойтов. Тут же его лицо преобразилось, являя собой пример радушия и оптимизма. – Богатой будешь, Рыбка.

Я закатила глаза к небу, кивнула, цыкнула и пошла к машине, провожаемая яростным взглядом собачки и ее хозяйки.

– Не приехала ко мне с утра, – упрекнул меня Макс. – Черствая ты, неотзывчивая.

– Вы же сами сказали, что карточка с деньгами имеется, – я пожала плечами и села на заднее сидение авто.

– Двигайся, – Старовойтов пригнулся и замер лицом к лицу со мной. – Меня спереди укачивает.

– Давно ли? – подал голос Валера.

– Вот сейчас начало, – даже не думал оправдываться Макс. Усевшись рядом, он положил руку на спинку кресел и, улыбаясь, молча уставился на меня.

– Что? – не выдержав, спросила я.

– Нравишься ты мне, Ульяна Михайловна. Хорошенькая – не могу. Но злая. Брови вон как свела и не думаешь совсем, что от этого морщины быстрее проявятся. Все работаешь, бегаешь, отдохнуть некогда. А я знаю прекрасный способ расслабиться.

– Я знаю, что вы знаете, – хмыкнула, вспоминая девицу в его квартире. – Только мне не до этого.

– Не до перекусов? – Макс вздохнул. – Жаль. Есть хочется – сил нет. Сейчас, кажется, даже шаурму уличную съел бы.

В животе тут же заурчало.

– Не положено, – буркнула я то ли своему желудку, то ли Максу. А скорее, им обоим. – Хватит с меня нарушений. Александр Сергеевич машину ждет.

– Пф-ф. Нудная ты, Рыбка, – Старовойтов убрал руку из-за моей спины и заложил обе себе под голову. – Скучно с вами.

– Зато работа есть, – тихо проговорил Валера, будто самому себе.

– Работа – это еще не все! – Макс прикрыл глаза. – Разбуди меня, Михална, когда на место приедем. Лучше всего поцелуем. Я тогда, как принц, стану волшебным на всю голову и сцену отработаю на пять. Ты же должна меня вдохновлять, в конце концов?

Он громко зевнул, чуть отвернул голову и почти сразу засопел, провалившись в сон. А я еще некоторое время невольно любовалась Старовойтовским профилем. Хорош ведь, зараза! Пока Валера не захихикал, глядя на меня в зеркало заднего вида:

– Вот ведь дает, – пробубнил водитель, качая головой. – И как он это делает? Все девки на него так смотрят, как будто лучше еще никогда не видели.

– Харизма, – пожала плечами я. – Недаром он востребованный актер.

– Востребованный он благодаря Малкину, – уже серьезней ответил Валера, – и понимает это. Вот и считается с ним, а ворчит просто из вредности. Остальных ни во что не ставит. Так что лучше держись на расстоянии, а то потом будешь реветь с нашими бабами в агентстве. У них там уже кружок униженных и совращенных.

Я тихо рассмеялась.

– Что, даже Регина Петровна туда вошла?

– Вошла, – закивал Валера. – Без приглашения. Эта просто все про всех знать хочет в подробностях. Вообще, девчонки в агентстве хорошие, но половина еще не замужем, вот и смотрят на каждую новенькую, как на потенциальную соперницу.

– На меня не смотрят, – улыбнулась я. – Какая из меня соперница в этом костюме и без косметики? Я на работу пришла, а не романы крутить.

– Вот это ты молодец! – закивал водитель. – Здраво мыслишь. Главное, не сходи с намеченного пути, Уля, а то перемелят тебя жернова любви.

– Как вы поэтично выражаетесь, – удивилась я, снова улыбаясь.

– Так я Максима Андреевича по репетициям и съемкам вожу, а он в машине тексты учит. Скоро сам играть смогу не хуже.

Так, за непринужденной болтовней, мы приехали в небольшой хорошо охраняемый  коттеджный поселок. Я толкнула Макса локтем и томно прошептала на ухо: “Прибыли, Ваше Высочество”. Старовойтов раскрыл глаза, перевел на меня настороженно-сонный взгляд и плотоядно улыбнулся:

– Будешь моей Золушкой, Михална?

Сделав надменное лицо, я усмехнулась на манер начальства и покачала головой:

– Вы путаете героев, Максим Андреевич. В этой сказке я помощница Феи.

Он вскинул обе брови, миг – думала, обидится, нахамит, а он заржал, откинув голову.

– Ну даешь, Рыбка, – проговорил, отсмеявшись, – так Золушка это я? Хорошо, ее играть еще не приходилось.

Подмигнув мне, он вышел из авто, подал мне руку и повел в трехэтажную домину через ухоженный, засеянный низкой травой луг. Там всюду сновали люди, в некоторых местах были установлены декорации, прямо напротив главного входа стояла камера и слышался отборный мат. Как выяснилось, именно здесь тот самый Павел снимал сериал, в котором Малкин выбил роль нашей звезде.

Старовойтова быстро заметили и увели куда-то в недры коттеджа, а я еще какое-то время бродила вокруг, открыв рот и расспрашивая, где тут у них Захар. Номер, что дал мне Малкин, не отвечал, так что пришлось справляться своими силами. Очень сложно было выглядеть собранной и серьезной, оказавшись в волшебном мире кино. То и дело я натыкалась на актеров, мелькающих в зомбо-ящике. Телевизор я смотрела очень редко, но, попадая домой, часто включала его фоном, пока переодевалась, ужинала и укладывалась спать, так что кое-кого даже узнала поименно.

– Нормально?! – возмущенно закричала одна из таких девушек, когда я налетела на нее, старательно разглядывая мужчину, переодетого в костюм восемнадцатого века и влезающего на козлы самой настоящей кареты.

Быстро обернувшись, собиралась извиниться перед той, кому наступила на ногу, но не успела, попав под шквал недовольства:

– Какого лешего левые люди на площадке?! Где вообще Гена?! Гена, твою мать!!! Иди сюда и займись уже тем, за что тебе платят бешеные бабки!

Меня обошли, тыча длинным пальцем в кончик носа. А от коттеджа отделился амбал ростом метра в два, не меньше. Клянусь, раньше он сливался со стеной.

– Спокойно, Гена! – успела выпалить я, прежде чем меня выперли за ворота. Лицо у “секьюрити” было с настроением “кирпич”, поэтому в его дружелюбии я очень сомневалась. – Меня прислал Малкин. К Захару.

Махина, собранная из костей и горы мышц, остановилась в полушаге, громко сопя и хмурясь.

– Малкин?

– Он, родимый, – закивала я. – К Захару. Отведете меня, Ген… надий?

Мужик задумчиво осмотрел меня с головы до ног, понятливо хмыкнул и уже совсем другим тоном проговорил:

– Вижу теперь, что от Александра Сергеевича. Так бы сразу и сказали.

– Конечно, сказала бы. Но возможности не представилось.

– Это Вика Нейвар, – Гена хмуро покосился в сторону кареты, где как раз сновала та самая девушка, оборавшая меня с головы до ног. – У нее главная роль в сериале.

– Понятно, – я одной рукой прижала к груди документы, а вторую протянула Гене: – Будем знакомы. Рыбкина Ульяна Михайловна. Ну что, Геннадий, станете моим гидом на час? Очень нужно передать бумаги по назначению, но совсем не хочется нарваться на очередную “Нейвар”.

На третьем этаже особняка нашелся Захар. Щуплый, мелкий, с вытянутым лицом и глазами-лупами, в смысле, очки у него были с очень крупными диоптриями. Наши взгляды встретились и тонкие губы оппонента растянулись в пугающей улыбке. Я увидела сразу два ряда отбеленных на удивление крупных зубов, собралась с духом и ответила примерно тем же. Аж рот заболел от радушия.

– Рыбкина Ульяна Михайловна, – протянув папку с документами, представилась я. – От Малкина. Принимайте.

– Очень хорошо. Принимаю! – меня плотоядно осмотрели. – З-замечательно.

– Документы, – напомнила я, помахивая папкой.

– Угу. А не выпить ли нам чашечку кофе? – Захар жестом фокусника стащил с ближайшего стола белую ткань, под которой прятались термос и пицца. Горячая. Запах я почувствовала даже за несколько шагов от еды. – Как раз собирался обедать.

– Нет, – удрученно ответила я, вспоминая гневное лицо Малкина, трясущего перед моим носом списком мест для поездки, – мне нужно ехать.

– Жаль, – посетовал мужчина. – Но я здесь буду каждый вторник до середины июля. Заходите.

– Обязательно, – не стала прощаться я. Мало ли, снова Старовойтова привезем, или дела какие-то будут. – Всего хорошего.

Покидая Захара, немного взгрустнула по поводу того, что вот такие мужчины на меня и клюют. Неказистые и… странные что ли? И только собралась расстроиться, как Геннадий, громадной тенью шагающий рядом, оповестил:

– Кажется, вы Грому понравились. Кому скажу – не поверят.

– Могу и обидеться, – честно предупредила охранника.

– Почему? А, вы же не знаете его. Громов Захар – это исполнительный продюсер сериала. И еще пары картин. Каждый рубль через него проходит. Орет на всех, как ненормальный и вечно недовольный. Я вообще первый раз сегодня видел, как он улыбнулся.

– То-то он меня так оскалом напугал, – понятливо хмыкнула я. – Просто с непривычки человек. Что ж, приятно. Наверное.

На этой чудесной ноте мы с Геной попрощались, и я почти ушла за ворота коттеджа. Почти. Меня остановили звуки выстрела и крик той самой Нейвар, которой я оттоптала дорогие туфли:

– Будьте вы прокляты, Измайлов!

Пришлось вернуться. Буквально на минуточку.

Глава 7

Протиснувшись сквозь толпу, уставилась на переодетую актрису, стоящую на коленях возле “умирающего” мужика. На ее партнере были надеты рубашка, жилет и очень забавные штаны, облегающие все на свете. Признаться, на это “все” я и смотрела, размышляя, насколько бедняге удобно, когда раздался голос Старовойтова:

– Он не заслуживает вас, Марго! – низкий, чуть хриплый голос пробирал до мурашек. Сам же Макс появился откуда-то слева в костюме, похожем на старинную военную форму, и остановился рядом с каретой, у которой устроилась продолжающая правдоподобно стенать Нейвар. – Я ведь говорил, что вернусь. За вами. За тобой…

Я аж загляделась! Прелесть, как хорош, гаденыш.

Рядом с ухом что-то зажужжало. Я едва успела отодвинуть голову, и мимо проехала камера на длиннющем штативе, видимо, снимая сцену крупным планом.

– Я никогда не стану вашей! – Нейвар вскинула заплаканное лицо и, уставившись на Макса, сообщила трагичным тоном: – Если бы вы любили меня, то никогда не поступили бы так с Жоржем!

– Прелесть моя, – Старовойтов озарил площадку саркастичной усмешкой: – Разве я говорил о любви?

– Стоп! Снято!!! Прекрасно! Готовимся к сцене задержания Измайлова. Ну прекрасно же! Обожаю работать с профи. Вика, солнышко, это было восхитительно!

– Знаю, – “солнышко” вскочило на ноги, едва не отдавив возлюбленному Жоржу руки, и зашагала к пластмассовому столику, уставленному бутылками с водой. – Ну и жара! Работать невозможно в такую погоду.

– Так уволься, – заржал подошедший следом Старовойтов. – Замена найдется.

– Макс! – одернул нашу звезду низкорослый полный мужчина, кричавший до этого “снято”. – Идем-ка со мной, родной. На два слова.

– Ставлю косарь – ничего не добьется, – зашушукались молодые люди рядом. – На Старовойтове где сядешь, там и слезешь. Говорят, его Малкин прочно в оборот взял, вот Нейвар и бесится.

Еще немного послушав о том, какой скверный характер у Макса и насколько крутой у меня начальник, посмотрела, как меняют соседнюю декорацию, устанавливая в качестве фона высокую фанеру, окрашенную в зеленый цвет. Туда же пригласили переодетую массовку для съемки другой сцены, пока Нейвар отдыхала и набиралась сил.

– Дайте Васе пистолет! – слышалось сбоку. – У него реквизит пропал! Кто скомуниздил оружие у Пименова?! Чем ему, мать вашу, стрелять в нападающих?! И где собака?

Уходить с площадки категорически не хотелось. Я глазела по сторонам, открыв рот и совершенно позабыв о цели визита. Пока Малкин не позвонил.

– Рыбкина, – тихим спокойным голосом заговорил начальник, едва я пробормотала приветственное “алло”, – я тебя не отвлекаю?

Встав по стойке смирно, невольно огляделась вокруг, не снимает ли какая-то из камер сейчас специально для шефа, как проводит время подчиненная. Затем, тряхнув головой, развернулась на выход.

– Нет, Александр Сергеевич, – затараторила, несясь прочь из коттеджа со скоростью, которой позавидовал бы сам Супермен. – Все сделала, как вы велели. Документы собрала, Максима Андреевича на съемки доставила, Захару папку передала! И уже еду назад!

Хлопнув дверью автомобиля, разбудила дремавшего Валеру.

– У вас тридцать минут, – донеслось из телефона.

– А пробки? – попробовала надавить на жалость я.

– А пробки объезжайте, – посоветовал Малкин, сбрасывая вызов.

– Двадцать минут, Валера, – повторила для водителя с мольбой во взгляде, чуть сократив время. – Домчим?

– Шутишь? – усмехнулся он. – Тридцать – минимум.

– Моя карьера в ваших руках, – выдохнула, пристегиваясь.

– В моих руках только баранка, Уля. А вот ты могла бы и побыстрее справиться. Загляделась, наверняка, на актеришек этих?

– Грешна, – повинилась, даже не собираясь отрицать. – Но теперь я с ними точно завяжу! Все. Честно.

– Конечно, завяжешь, если Сергеевич тебя уволит. Ладно, не дрейфь, домчу с ветерком, но ты уж учись на ошибках.

– Я кремень, – закивала, сжимая кулаки. – Куда бы не послали, буду думать только о задании.

Валера покосился на меня, заржал и утопил педаль газа в пол, выполняя обещанное.

Через двадцать восемь минут я вбежала в лифт, поправляя на ходу костюм и вспоминая все молитвы, что знала. Кончилось первыми строчками из “Отче наш”, остальное пришлось договаривать своими словами.

– Тьфу-тьфу-тьфу, – закончила я, когда распахнулась дверь лифта.

– И по дереву постучи, – раздался до боли знакомый голос.

Малкин выразительно посмотрел на мой лоб, намекая, где найти дерево, и вошел в кабину, не дав мне ее покинуть.

– Уезжаете уже? – едва скрывая радость, осведомилась, глядя, как закрываются двери.

– Когда вернусь – не знаю, – кивнул начальник. – У меня на столе лежат папки с пятью делами, на верхней – стикер с номером телефона, позвони по нему. Скажи Эмилю, что присланное портфолио никуда не годится, пусть переделает. Потом все дела отнеси Рогову на второй этаж. Скажи, три снизу – самые перспективные, пусть их пробивает в первую очередь. Дальше. У Светы есть копия моего расписания, непонятно, почему ты все еще не занялась им сама. Заберешь, ознакомишься, сделаешь то, что помечено синим. Позвонишь в гостиницу Тель-Авива, проверишь бронь на послезавтра. Напомни, что у Макса в номере обязательно должна быть ванная. Так, что еще?..

Мы вышли из лифта. Я бежала следом за Малкиным, записывая указания на собственной ладони наспех найденной ручкой.

– Закажи столик на вечер в хорошем ресторане. На троих. Часов на шесть. – Шеф остановился рядом с машиной, задумчиво постучал по ручке двери и добавил, глядя на меня в упор: – С помадой было лучше, Рыбкина.

На том и распрощались. Я кивала, как болванчик, не сразу сообразив, о чем была последняя фраза. Даже записала на запястье: “с помадой лучше”.

Чертыхнувшись, махнула рукой и поплелась в офис, мысленно добавляя к списку покупку нескольких блокнотов и заказ пиццы. А то в таком режиме и скопытиться недолго.

Время за работой летит не то что незаметно, а со скоростью света. Собственно, когда свет в коридоре погас, я и поняла, что увлеклась. Даже самые упертые трудоголики сбежали, не попрощавшись.

Глянув на часы, поняла, что Малкин был прав – если бы у меня был парень до устройства на эту работу, он бы уже обрывал телефоны и закатывал скандал. Начало девятого. Вот вам и знакомство с расписанием шефа. День выдался просто дико загруженным, а ведь я взяла на себя лишь треть из запланированного им на сегодня – то, что шеф лично отметил. Как бедолага справлялся без помощника, уму непостижимо. Впрочем, нет, бедолага это я! И мне пора домой.

Поднявшись, взяла сумку, подползла к зеркалу и посмотрела на свое отражение.

– А с помадой лучше, – проговорила, кривя губы, перенимая манеру начальства. – Подумаешь!..

– Кхм.

Подпрыгнув, кажется, до самого потолка, повернулась на звук. Малкин стоял в дверном проеме, широко расставив ноги и сложив руки на груди. Его пиджак висел на локте, а рукава рубашки были небрежно подвернуты, открывая запястья, на которые я и уставилась так, словно увидела нечто запрещенное, но жутко интригующее.

– Рыбкина, – позвал меня Малкин, – ты что здесь делаешь? В зеркало могла бы и дома смотреть.

– Так я… – пришлось откашляться, голос внезапно сел. – Собиралась домой как раз. Только что закончила с…

– Стоп, – шеф едва заметно качнул головой. – Просто скажи, все успела?

– Да.

– Тогда до завтра.

Он отбросил пиджак на кресло и прошел к своему столу, распутывая на ходу узел галстука. Каждое движение продумано, даже если выглядело небрежным. Собранный, деловой и отчего-то жутко притягательный. А я никак не могла отвести глаз от чертовых запястий, словно они меня приворожили. Это был все тот же Малкин, да не тот. На скулах этого мужчины уже появилась легкая щетина, и он явно не получал удовольствие от удавки на собственной шее. Галстук нашел новое пристанище на спинке крутящегося кресла, и верхняя пуговка у ворота рубашки была расстегнута…

Я выходила из кабинета, не поворачивая головы, но глядя в сторону шефа так, что любой окулист поставил бы диагноз “необратимое косоглазие”. А он даже не посмотрел на меня больше, принимаясь рассматривать бумаги, разложенные мною по стопочкам. И только оказавшись в темном коридоре, я вспомнила, что мой начальник – деспот, заставивший работать до седьмого пота и даже не похваливший за праведные труды. Эгоист и самодур. Единственное, что в нем прекрасно – это запястья. Ну, и глаза, когда не покрыты коркой льда. Фигура, впрочем, тоже ничего…

Тряхнув головой, удивленно моргнула.

Чего это я, в самом деле? Заработалась до романтического бреда в голове. В фирме Коршунова такого не случалось. Но там и в Израиль меня не возили…

– Рыбкина! – тихий, не предвещавший беды голос догнал меня, когда я шагнула в лифт. И мне бы притвориться, что не услышала, но вокруг гробовая тишина, а у шефа и так на меня зуб. Тридцать два зуба…

– Слушаю, – отозвалась я из своего конца коридора, высовываясь из кабины.

– Сюда иди!

И так мне его тон не понравился, хоть беги. Сделав шаг вперед, услышала, как закрылись за мной дверцы лифта, и окончательно оробела.

– Ульяна Михайловна, – совсем рядом раздались шаги и показался силуэт приближающегося Малкина. Заметив меня, шеф покачал головой: – У вас такой вид, словно к обороне готовитесь.

– Ну что вы! – наигранно засмеялась я, а у самой поджилки вздрогнули несколько раз. – Что-то случилось?

Начальник промолчал. Подошел почти вплотную, остановился, поднял руку и потянул ко мне. Я аж рот открыла от удивления, ожидая продолжения и где-то на подкорках сознания отмечая, что отторжения этот его жест у меня не вызвал.

Только рука Малкина прошла мимо. Он нажал на кнопку вызова, и дверцы лифта снова распахнулись.

– Заходите, Рыбкина, – сказал шеф  с таким серьезным лицом, словно выговор объявил. – Подвезу вас.

– Домой?

– На первый этаж.

Тоже мне остряк!

Пока ехали вниз, Малкин позвонил Валере и сказал, чтоб подогнал авто к выходу. И лишь в холле, стоило нам оказаться на первом этаже, проговорил как бы между делом:

– Вам сегодня утром Макс звонил…

Я пожала плечами, потом кивнула:

– Да, было дело.

– Просил приехать. Был предлог?

– Да, он…

– Не важно, – Малкин перебил меня, морща лоб и вскидывая вперед правую руку, словно хотел закрыть мне ею рот. – Надеюсь, у вас хватило ума к нему не ехать?

Предчувствуя грозу, вцепилась в собственную сумку и ответила:

– Конечно.

– Ну, Макс!.. Ни одной юбки пропустить не может, – процедил шеф, – даже если ее в брюки одеть.

Я мельком осмотрела свой костюм: все прикрыто, блузка застегнута наглухо.

– Хочу, Ульяна, чтобы вы зарубили себе на носу, – продолжил тем временем Малкин. – Когда я вас нанимал на работу, рассчитывал получить профессионала, а не очередную Светочку, желающую попасть в постель к звезде. Вы показались мне не глупой и перспективной, и я рассчитываю на то, что и дальше такой останетесь.

Мысленно отметив нарицательное “Светочка”, поняла, что секретарша все-таки разбавила одиночество Макса своим присутствием. Но то, что и мне приписывали подобные черты, не понравилось абсолютно. Поэтому ответила шефу сквозь зубы:

– Да, Александр Сергеевич. Обещаю.

– Что обещаете?

– И дальше не поддаваться на провокации Старовойтова. Он наш клиент, а я очень хочу работать на вас и дальше. Тем более что зарплата очень даже достойная.

– Настолько достойная, что хватит в Тель-Авиве по бутикам погулять, – со сверлящим прищуром проговорил Малкин, а мне захотелось под землю провалиться от понимания: какая-то сволочь уже доложила и, возможно, даже пересказала диалог на кухне шефу. Вот же… гадство.

– На самом деле, я не собиралась тратить время на подобные глупости… – попыталась оправдаться, но наткнулась на ледяной взгляд начальника и замолчала.

– Мы летим в Израиль работать, Ульяна! Хотите посмотреть достопримечательности и прикупить шмоток – ради бога. В отпуске! – отрезал тиран-работодатель. – Не заставляйте меня жалеть о том, что нанял вас, а не матерого сорокалетнего мужика. Вот уж к кому, а к нему бы Старовойтов точно в штаны не полез. Подобное неприемлемо! Надеюсь, мы поняли друг друга?

– Вполне. Да.

Малкин еще пару секунд гипнотизировал меня взглядом удава, потом вздохнул, посмотрел на часы и указал головой на выход:

– Поехали, Рыбкина. Если бы не Израиль и срочность, плыть бы нам в разные стороны. Не подведите меня.

– Ни в коем случае, Александр…

– И разговоров поменьше! Просто кивайте, что ли.

Я открыла было рот, чтобы снова заверить шефа в признательности и готовности пахать на благо собственного кошелька, но тут же захлопнула его, растянула губы в неправдоподобной улыбке и кивнула. Он возвел глаза к небу и открыл передо мной дверь автомобиля.

Сама галантность!

Усевшись за Валерой, я пристегнула ремень и сложила руки на коленях, как примерная ученица. Малкин обошел машину и сел с другой стороны, оказавшись рядом со мной.

– Куда? – уточнил водитель, мягко трогаясь с места.

– Сначала завезем домой Ульяну Михайловну, – начальник повернулся и посмотрел на меня, – если, конечно, у нее в планах не было поехать куда-то еще.

На миг я ощутила себя дочерью строгого папочки. К слову, мой отец никогда не проявлял тотального контроля в отношении личной жизни дочери, поэтому оказаться в подобной ситуации было необычно и немного волнующе. Словно у нас с Малкиным ролевая игра. Босс и непослушная подчиненная. Он хочет ее наказать, а она делает вид, что наказания боится…

От собственных мыслей стало смешно. Придет же такой бред в голову!

– В планах только отдых перед рабочим днем, – проговорила я, тщательно перебарывая улыбку, рвущуюся наружу. Еще не хватало засмеяться, когда начальство гневаться изволит.

– Отлично, – Малкин задержал на мне взгляд и отвернулся, чуть качнув головой.

Неужели раскусил настроение? Нужно как-то вырабатывать в себе трепет после выволочек, иначе решит еще, что с моей стороны уважения недостаточно. Я видела, как подбираются сотрудники агентства, стоит Малкину пройти мимо и бросить хмурый взгляд в их сторону. А уж если обращается с просьбой, то девочки на цыпочках бегут и в рот заглядывают. Он так привык и не простит мне, если начну вносить раздор в отработанную до мелочей схему.

Сцепив руки, я отвернулась к своему окну и залюбовалась проносящимися мимо видами. Сколько лет живу в Москве, а толком и не была нигде. И друзей не завела настоящих. Вот сегодня, например, очень хотелось добраться домой, лечь в теплую кровать и позвонить кому-нибудь из близких. Посплетничать, обсудить новую работу и знакомства, того же шефа с его придирками, стратегию дальнейших действий… Только никому, кроме родителей, и дела нет, как у меня жизнь складывается, а им я жаловаться точно не собираюсь.

– Слушаю! – внезапно рявкнул Малкин на весь салон.

Я обернулась и невольно засмотрелась на него. Строгий, деловой и очень уставший. Вечно в работе, обдумывает что-то наперед, планирует, записывает, распределяет… Интересно, есть ли у него личная жизнь? Как вообще при таком режиме успевать ухаживать за женщинами?

– Значит, нет! – ответил кому-то шеф по телефону. – Отказывайся. Шли их лесом. И завтра иди к Рогову. С утра. У него три запроса от Мосфильма сейчас есть. Проект новый. Один типаж очень тебе подходит, насколько помню. Так что… Нет, только с ним. Я сегодня твое дело ему передал, так что дерзай. И портфолио новое не забудь. Некогда! Все.

Отбив вызов, Малкин раздраженно убрал телефон в карман пиджака и откинулся на спинку кресла, прикрывая глаза. А я все смотрела на него, почти не дыша и делая неожиданный вывод: красивый у меня начальник. Не смазливый, а именно мужественный. Профиль точеный, губы крупные, хорошо очерченные, нос прямой, скулы высокие, покрытые легкой щетиной… Спортивный, подтянутый, высокий. И жесты все скупые, выверенные, по делу,  а не жеманные, как у большинства парней сейчас. И такой трофей никому не принадлежит. Разве так бывает?

– Рыбкина, – сквозь зубы процедил Малкин, – если тебе нечем заняться, возьми мои заметки и отредактируй расписание на завтра так, чтобы мы все успели.

Из внутреннего кармана пиджака на свет явился мятый клетчатый лист бумаги, на котором хаотично раскинулись разнокалиберные каракули. Какие-то имена, время, вопросы…

– Ну и почерк! – не удержалась я. – Как здесь вообще что-то понять можно?

– Спрашивай, – благосклонно разрешил шеф, – раз сама читать разучилась.

“Да, теперь точно ясно, почему он один. Не Несмеяна этот гад, а самая настоящая заноза в…”

– Ну? – Малкин сел поудобней. – Не отвлекайтесь, Ульяна Михайловна, что там у вас за вопросы?

Глава 8

Домой я буквально вползла. Закрыла за собой двери кое-как, скинула туфли и, с трудом добравшись до дивана, упала навзничь. Хотела полежать минутку, а открыла глаза в пять утра. Проснулась от холода, а то могла бы и до обеда в отключке пробыть.

Приняв душ, я решила больше не ложиться и сразу отправилась завтракать. Кофе немного оживил тело, а ведущие “Доброго утра” попробовали пробудить разум. Они снова обещали конец света, причем скоро. И даже специалиста в студию позвали, подтвердившего самые худшие предположения пессимистов. Доказательств тот специалист привести не смог, зато много говорил об интуиции и предсказаниях Ванги. Мне стало смешно и вдруг снова отчаянно захотелось с кем-то поделиться своими соображениями по поводу услышанного. Но в квартире не было даже кота…

Поддавшись внезапному порыву, я сходила в гостиную, нашла среди университетских конспектов блок-тетрадь с чистыми листами и, усевшись в кресло, вывела первые строки в самом верху:

“Дневник Моли на выданье, или Галстук в тренде”

Довольно перечитав название, перевернула страницу и начала исповедь одинокой карьеристки.

“В связи со скорым концом света (вторым в этом году), я решила завести этот дневник, где буду изливать душу, сдабривая все сальными шуточками, при этом глумливо хихикая.

И начну, пожалуй, с того, кто занимает все мои мысли последние два дня. С Несмеяны, отнявшей мой покой. С Малкина, будь он неладен, чтоб ему икалось… Этот человек точно родился в рубашке, сразу приказав взглядом подать ему грудь!..”

Исписав без малого две страницы и вдоволь пройдясь по внешности, деловым качествам и характеру Малкина, добралась и до Старовойтова, подробно рассказав об избалованной вниманием Звезде. “Напыщенный выпендрежник, наверняка репетирующий улыбки перед зеркалом, – строчила я, высунув кончик языка от усердия, – самодовольный бесцеремонный бабник! Я видела его райдер для поездки в Израиль и чуть не стала заикаться от откровенного нахальства! Пятнадцатым пунктом, между ванной и зеркалом в полный рост, были разноцветные презервативы на серебряном блюде. Нет, остальные пункты вроде бы не так возмущали, но этот пятнадцатый… И я бы решила, что Макс так пошутил, но Малкин отметил пункт, как и все остальные, галочкой, а это значит, что условия озвучены и приняты”.

Я изливала душу с таким усердием, что едва не позабыла про время. Благо, будильник сработал и вовремя напомнил о сборах. К собственному удивлению, выговорившись на страницах дневника, я почувствовала себя намного лучше и даже решила вести его дальше. За неимением подруг сойдет и бумага с ручкой.

Новый рабочий день прошел весьма успешно: я умудрилась накосячить всего пару раз, наловчилась бегло читать заметки шефа, съездила с ним в пару весьма интересных мест и получила долларовую карточку от очень недовольной Регины. Кадровичка взирала на меня из-под идеально прокрашенных длинных ресниц с такой откровенной завистью, что пришло осознание: Малкин не опроверг слухов про совместный поход за купальником. Девицы по-прежнему были убеждены, что у меня намечается роман с начальством, от чего на моей душе было радостно, даже не смотря на тот факт, что домой снова приползла ближе к девяти вечера.

Александр Сергеевич на прощание заявил, что я преступно нерасторопна и вечно витаю в облаках, но он не отчаивается и верит в лучшее, хотя надежда очень слаба. Я усиленно улыбалась, силясь молчать о собственных ощущениях насчет него, и представляла себя на берегу Красного моря, отдохнувшую и загоревшую. Плевать как, но до пляжа точно доберусь! Даже если на минутку. Сделаю селфи и покажу потом нашим девочкам – и то награда!

В последний вечер перед отъездом позвонила мама. Быстро уточнив, как у меня дела, здоровье и работа, она совершенно обалдела, узнав о предстоящей командировке. Подумав пару мгновений, мама сделала самый вероятный вывод:

– Он хочет тебя соблазнить!

– Кто?

– Ну, этот твой… Несмеянов.

Я хмыкнула.

– Нет, мамуль, “этот мой” помешан на работе и принадлежит только ей, душой и телом.

– Неполноценный, что ли? – с сочувствием продолжила выдвигать версии мама. – Может, прикидывается? Чтобы заманить тебя!

Лилия Холмс прямо. Взяла и раскусила коварного искусителя.

– Вряд ли. Если бы ты видела, сколько он пашет… С утра до ночи носится как угорелый, что-то решая. Ну и если уж соблазнять, то у нас в офисе есть девушки гораздо более подходящие.

– Это с каких пор моя дочь комплексовать начала? – поразилась мама. – Уля, поверь, ты очень красивая девушка! И умница, к тому же. Только чересчур скромная. И немного блеклая. Начни краситься, одеваться более…

– Мама!

– Все-все, поняла. Но, раз уж едешь в Израиль, исполни одну мою маленькую прихоть?

– Хорошо. Привезти что-то?

– Да как сказать. Лучше наоборот. Встреть там кошерного мужика, такого… с родословной и домиком на берегу моря? И нас с папой в гости пригласи…

– Спокойной ночи, мам, – качая головой, перемолвилась с родительницей еще парой слов и отключилась.

“Кошерного… – засыпая, подумала я. – Лишь бы сбагрить единственную дочь кому-нибудь”.

***

Глава 9

/А.С. Малкин/

– Саша, я тебя умоляю! – Мама закашлялась, сделав паузу. – Отец всю жизнь мотался по командировкам, но хоть успел на мне жениться. А уж я не растерялась и родила ему троих детей, чтоб помнил: дома ждут! Но ты… Сколько можно носиться по миру?

– Я вернусь через пару недель и обязательно заеду к вам.

– Пара недель? Значит, месяц пройдет, не меньше. Ладно Леня – он еще молодой, пусть погуляет. Но ты…

– А я, по-твоему, старик? – Тут же вспомнилась Рыбкина с ее аппаратом для измерения давления. Но разозлиться как следует не успел, в салоне послышался нежный девичий голос, рекомендующий занять свои места и пристегнуть ремни безопасности. – Все, мам, скоро взлетаем. Наберу тебя завтра.

– Конечно. Дай бог через неделю позвонишь, значит.

– Обнимаю вас.

Скинув вызов, открыл дверцу и вышел из импровизированного укрытия. Продвигаясь между креслами, быстро нашел взглядом Старовойтова. И увиденное мне не понравилось. Макс сидел на моем месте почти вплотную к Рыбкиной и распинался в свойственной ему манере.

Остановившись чуть сбоку от парочки, сложил руки на груди и стал ждать, когда меня заметят.

– Столько прекрасных дев живут в моей стране, – разорялся Старовойтов, глядя на Рыбкину, – но мне кажется, ты, Ифе, затмила бы любую. Эти локоны, нежная кожа…

Он коснулся ее волос, потрепав куцый хвостик, потом схватил за руку и погладил тыльную сторону ладони. Щеки Рыбкиной стали немного румянее, глаза заблестели.

– Теперь твой текст, – шепнул Макс, перемещая большой палец уже на запястье.

– Ой, – Ульяна Михайловна хихикнула и вгляделась в сценарий, удерживаемый свободной рукой. – Ах, Горус, твои слова подобны меду. Так сладко от них, и такая же горечь остается после. Ты ведь знаешь, что мы не можем быть вместе, и Назифа следит за каждым моим шагом. Если она узнает…

– Тш-ш, – Старовойтов приложил указательный палец к губам собеседницы. – Не надо слов, Ифе. Они забудутся…

И потянулся к ней, гаденыш. Поцелуи-то запомнятся гораздо лучше. А Рыбкина только того и ждала: рот разинула, ресницами заработала, как опахалом.

– Экхе! – Громко прокашлявшись, с удовольствием увидел ужас на лице Ульяны Михайловны и разочарование у Макса. – Работаете?

– Александр Сергеевич, мы репети-ти-ровали, – затараторила моя помощница, размахивая сценарием перед носом Старовойтова, словно белым флагом.

– Сцену вашего увольнения? – осведомился я. – Так мы ее вроде уже проработали. Еще вчера.

– Через пять минут взлетаем, – напомнила о себе стюардесса, улыбаясь изо всех сил. – Необходимо занять свои места.

Хмуро глянув на Макса, рявкнул:

– Слышал ее?!

Тот хмыкнул, кивнул и, отняв у помощницы сценарий, пошел на кресло по соседству, успев при этом подмигнуть уже стюардессе.

– Максим Андреевич попросил помочь ему вжиться в роль. Все лучше репетировать с живым человеком, чем с собой, – снова заговорила Ульяна, как только самолет поднялся в воздух. – Что в этом плохого?

Мне вдруг страшно захотелось курить. Уже почти месяц, как бросил, но иногда вредная привычка напоминала о себе, проверяя на прочность. Полез за пиджаком, чтобы достать жевательную резинку из кармана, но понял, что оставил его в каморке, откуда говорил с матерью.

– Черт-те что! – выругался вслух, поднимаясь и снова двигаясь по проходу.

Уже почти достигнув кабинки, остановился. Рядом пронесся ураган в сером, распространяя запах пудры и ванили. Закрыв собой дверцу, Рыбкина пригладила волосы и, сжав кулаки, проговорила:

– Я бесконечно разбираюсь с вашим расписанием, отбираю нужные заметки и сортирую входящую почту. И вот отвлеклась буквально на минутку, и то в ваше отсутствие, как сразу стала “черт-те чем”. Почему вы вечно недовольны?

Отодвинув ее с пути, дернул за ручку и вошел в маленькое помещение, забитое едой и напитками. Пиджак лежал на месте, а Рыбкина, поджав губы, собралась назад. Подцепив ее за локоть, затащил к себе и щелкнул замком. Благо, самолет частный, и стюардессы к капризам клиентов относятся более чем снисходительно.

– Что вы себе позволяете? – поразилась Ульяна Михайловна.

– Так нужно было говорить Максу, когда он тебя лапал! – рыкнул я в ответ. – Именно этого я ждал от своей помощницы!

Она дернулась, и я пригвоздил ее плечи к стене, надавив ладонями. Максимально сблизив наши лица, но все же оставляя расстояние, необходимое, чтобы видела мои губы, я заговорил, едва не срываясь на крик:

– Ты не слышишь слов? Не понимаешь их значения? Мне нужен профессионал, специалист! Помощница, а не подстилка для очередной звезды. Не уважают тебя, значит, и на мне можно ставить крест. И еще! Позволишь себе еще хоть раз предъявить мне претензии при людях, сразу можешь лететь домой к маме на ручки! Я. Не терплю. Такого. Отношения! Ты слышишь меня, Рыбкина? Если нет – читай по губам! Мы летим работать, а не искать на жопу приключений.

Она молчала. А я внезапно понял, что столь тесное соседство пробуждает не только бешенство, но и инстинкты. Нежный сладковатый запах, исходящий от Ульяны щекотал ноздри, дразнил, заставляя придвинуться чуть ближе. А открытая длинная шея, казалось, оголена специально, чтобы дразнить мужское воображение. Дыхание участилось, взгляд невольно метнулся к вороту ее блузки с нескольким расстегнутыми пуговицами. Вспомнился вечер, когда застал ее на фотосъемке с рубашкой, чуть спущенной по плечам…

Рыбкина пискнула, придавленная мною, и я вздрогнул, опомнившись.

В какой-то момент даже показалось, что девчонка вот-вот разрыдается, и я почувствовал легкий, практически незаметный, укол совести. Но она снова удивила.

– Вижу, вы сильно разозлились, – поморщилась Ульяна, многозначительно глядя на мои руки, все еще удерживающие ее у стены. – Только у меня так костюм помнется.

Я отошел от нее на шаг, очень стараясь вернуть прежнее самообладание.

– Простите, Александр Сергеевич, – тут же спохватилась помощница. – Я поняла! Все-все поняла. Предъявлять претензии отныне буду только наедине. Старовойтову – бойкот. Пусть репетирует на кошках. Я люблю свою работу.

У меня дернулось правое веко.

Схватив пиджак, осторожно открыл дверь и вышел, шагая на автомате и размышляя, как меня угораздило так попасть? Из всех кандидатур на должность, я, не задумываясь, выбрал ее. Еще до того, как собеседование закончилось, понял: она принята. Но до сих пор не понимал, почему? Что такого в этой девушке, чего нет в других? Трещит без умолку, на все косяки находит тысячу отговорок и смотрит из-за очков с хитрым прищуром, а в глазах постоянно блестят смешинки. Что бы я ни сказал и ни сделал, она остается при своем.

Сунув руку в карман пиджака, достал жвачку и небольшую черную коробочку, тут же вспоминая о подарке от Романа Ивлекова, стилиста с фотосессии Старовойтова. “Это для твоей Музы, – сказал он при вчерашней встрече. – Хорошая девочка, но акценты расставить нужно”. Положил коробочку на ее сиденье и сел на свое, пристегнувшись.

– А где Уля? – Старовойтов выглянул из-за кресла.

– Переваривает разговор, – отозвался я, прикрывая глаза.

– Ну, правильно. В туалете самое место разговоры с тобой переваривать, – хохотнул Макс и скрылся с глаз.

Глава 10

/Ульяна Михайловна/

Как-то давно я читала о сексе в туалете самолета. Помню, даже подумала, что это романтично. Вроде как любовное приключение в миниатюре. Так вот, Малкин практически воплотил мою мечту в жизнь… Затащил меня в какую-то каморку за пять минут до взлета и так качественно вынес мозг, что даже голова закружилась от чувств, ноги подкосились и захотелось курить. Подобие оргазма тоже случилось… когда шеф вышел вон, закрыв за собой двери, и дал, наконец, прийти в себя.

Чтобы он ни говорил, виноватой я себя не ощущала. Больше того, половина пламенной речи плавно пролетела мимо моих ушей. В то время, как руки шефа пригвоздили меня к стене, а губы открывались, чтобы призвать распоясавшуюся совесть к ответу, я… нагло любовалась боссом.

Это вышло случайно.

Сначала я испугалась. Буквально на миг. А потом в нос ударил одуряюще вкусный запах. Я никогда не разбиралась в фирмах парфюма и себе подбирала туалетную воду исключительно из симпатии, а не по логотипу, но, вдохнув терпкий мужской запах с древесными нотками, отчего-то сразу поняла, что это нечто весьма дорогое. Малкин что-то рычал, нависая надо мной, а я кайфовала, принюхиваясь и разглядывая идеально выбритый волевой подбородок.

Только когда Александр Сергеевич замолчал, я опомнилась, подняла глаза и поняла, что почти ничего не разобрала из того, что он пытался до меня донести. Что-то про претензии при людях и отношения на работе. Ничего нового…

Сделав максимально честное лицо, я пообещала, что все выполню в точности, а сама то и дело косилась на руки начальства. Сильные, горячие… Мои плечи еще чувствовали их на себе.

Малкин вышел, а я медленно съехала по стенке, приложив руку к бешено колотящемуся сердцу. Ничего себе, поговорили. Может и права была мама, постоянно напоминая о важности личной жизни? Тут человек на меня последние нервные клетки тратит, разоряется на весь самолет, а я только и думаю о его привлекательности. Может, я мазохистка в душе? Или просто голодная? Бабушка часто говорила, что любое волнение, даже душевное, можно заесть чем-то вкусным.

Дверь в кабинку приоткрылась в тот момент, когда я встала на ноги и осторожно поправила костюм.

– Нужно занять места, – с приторно-вежливой улыбкой сообщила стюардесса, – через минуту взлетаем.

– О, да, конечно! – выскользнув из своего убежища, пошла по проходу, с замиранием сердца глазея на соседнее с моим кресло. Там виднелся затылок Малкина, а на подлокотнике лежала его рука, пальцы которой перебирали четки. Нервничает начальство и снова по моей вине.

– А вот и я, – сказала зачем-то, излишне бодро улыбаясь.

– Уля, слава богу! – Старовойтов выглянул из своего кресла. – Я уже собрался выдвигаться на твои поиски.

Решительно сцепив зубы, обласкала Макса взглядом, полным презрения, и прошла на свое место. Молча. Хотя минимум три подходящих ответа вертелось на языке. Два забавных и один, над которым смеялась бы только я.

– Ох, я что, попал в немилость, Ульяна Михайловна? – не унимался звездун. – Чем только разгневать успел?

“Вот сволочь, – подумала я, усиленно сжимая губы, – глумится ведь! Специально на глазах Малкина сцену устраивает”.

– Даже не смотрит на меня, – продолжал Старовойтов. – А все так хорошо начиналось…

Шеф громко вздохнул, прикрыл глаза и чуть быстрее стал перебирать четки.

– Уля, ты на помаду села, – закончил, наконец, монолог Макс и пропал из поля зрения.

– Уважаемые пассажиры, – перед нами возникла бортпроводница, вещавшая что-то о дальности полета, жилетах и ремнях безопасности. А я приподняла попу и удивленно взглянула на картонную коробочку, закатившуюся к спинке кресла.

– Это что такое? – шепнула, разглядывая находку.

– Подарок, – последовал тихий ответ от шефа.

Наши взгляды встретились. В мой я вложила всю глубину своего офигевания.

– От Макса?

– Нет.

– От… вас?

– Не от меня, – Малкин нахмурился. – Что за глупое предположение? От стилиста, который работал с Максом недавно. Забыл отдать сразу при встрече.

– О, – только и выдала я, распаковывая коробочку.

Там нашлась помада. Красная. Та самая, с фотосессии. Губы сами растянулись в улыбке. Достав телефон, я тут же включила камеру и, глядя в нее, как в зеркало, накрасилась.

Малкин тихонько сопел рядом, явно собираясь поспать. И мне бы сидеть тише воды, ниже травы, но как тут удержаться?

– Ну вот, как вы и хотели, – сказала, посмотрев на начальника.

Тот приоткрыл глаза, бросил на меня взгляд, скользнул им ниже, замерев на губах, и ответил едва слышно:

– Неплохо, Рыбкина.

И умолк, быстро отвернувшись, стараясь снова провалиться в дрему.

Самолет дернулся, начал разбег, стремясь оторваться от земли и унести нас подальше от Москвы к далекой прекрасной стране, о путешествии в которую еще несколько дней назад я и мечтать не могла. В душе разлилось томительное сладкое волнение, сродни предвкушению чего-то волшебного и прекрасного. И даже Малкин с его четками не могли испортить мне настроение в тот чудесный момент.

Глава 11

Три с половиной часа в полете и еще около часа пролетели как один миг. В самолете я уснула, проснувшись от грозного рыка любимого шефа, аккомпанировала которому стюардесса, предупреждая на английском о скорой посадке.

– Я тебе не подушка, Р-р-рыбкина!

Вздрогнув, я пошевелилась, удобнее устраиваясь на его плече, не понимая, что не так? Лишь спустя пару мгновений сонно моргнула и, прищурившись, попыталась разглядеть странное место, в котором очутилась.

– М-м? – задрав голову, посмотрела снизу на серьезное лицо шефа, и тут остатки сна как рукой сняло. Хотя, почему как? Рукой и сняло. Малкинской. Он меня потянул за воротник и буквально стащил с себя.

А жаль, было удобно.

– Так, – нехорошо начал Сергеевич, – Рыбкина…

– Больше не повторится, – выпалила, опережая его. Собиралась добавить еще кое-что, но сбилась, с ужасом засмотревшись на след от красной помады на идеально белом воротничке начальства.

Только этого не хватало! Вон же он, Израиль! Уже за окном самолетика. Боже-боже, как же быть?

– Что такое? – нахмурился мой личный кошмар наяву. – Чего побледнела?

– Робею перед вами, – пробормотала, с грустью отводя взгляд. Такой ошибки он мне точно не простит.

– Fasten your seatbelts, please, – тем временем продолжала говорить стюардесса, напоминая о ремнях безопасности.

“Этим ремнем он меня и придушит”, – пристегиваясь, покосилась на молчаливого Малкина. Тот повторял мои действия. “Может, не заметит?” – пронеслось в голове с отчаянной надеждой.

– Проснулись, голубки? – радостно спросила моя погибель, выглядывая из-за спинки своего кресла. – О! Михална, ни фига себе, ты быстрая. Уже и пометила холостяка.

Звезда заржал, а мне отчаянно захотелось провалиться… куда-нибудь на пляж у Средиземного моря. Хотя бы на минутку.

– Что он несет? – Малкин обернулся ко мне. Стеклышки наших очков блеснули в унисон. Мои печально, его – в предвкушении большого скандала.

– Я несу в мир правду, – не затыкался Макс. – Давай, скажи ему, золотко, что он теперь только твой.

– Рыбкина, – в голосе начальника вместо злости прорезалась усталость. – Что там еще?

– Ваш подарок, – ответила я. – Ну, то есть, не ваш, конечно… В общем, помада.

– Что с ней? – подбодрил меня Малкин.

Я нервно потрогала собственный воротничок и многозначительно посмотрела на его шею.

– Не-е-ет, – протянул шеф, прикрывая глаза.

– Да, – Макс счастливо улыбнулся. – Рыбкина, ты ж моя прелесть!

– Я могу попытаться отстирать ее. – Максимально отодвинувшись к окошку, подумала и добавила: – В туалете. Когда прилетим. Если останусь жива.

Рука Малкина нырнула в карман пиджака и вернулась на свет уже с четками. Дзынь-дзынь-дзынь. Пальцы быстро перебирали звенья, очень стараясь вернуть своему обладателю покой.

– Сильно заметно? – не открывая глаз, уточнил Александр Сергеевич.

– Ну… так, – неопределенно пожала плечами я.

– Красный на белом, – поддержал разговор вездесущий Старовойтов. – Я заметил отсюда даже не приглядываясь.

О! Если бы я могла убивать взглядом!!! Клянусь, Макс погиб бы в страшных муках, горя в огне моей ненависти и моля о пощаде! Но, увы… Горели только мои щеки и шея.

Малкин переоделся в туалете аэропорта, после чего вышел и с лицом, полным невыразимой боли, сделал комплимент моей суперстойкой помаде. Трижды.

Еще были сальные шуточки от Старовойтова и его же поддержка в мой адрес по поводу того, что в современном мире мужчины стали слишком пассивны, поэтому женщинам приходится брать все в свои руки. Все это в присутствии сердитого Малкина на фоне того, что мы опаздывали на важное совещание с неким Яшей. А я мужественно терпела, каялась и плавилась. Последнее не только от стыда, но и от безумной жары.

Тель-Авив оказался невероятно красивым городом, но по погодным условиям напоминал печку, в которую нас загнали на кремирование. Солнце доставало всюду, даже в аэропорту и в такси.

Отель, в котором у нас были забронированы номера, нашелся рядом с шикарнейшей набережной, и я, увидев вид из окна фойе, на миг забыла про усталость и жару.

Море… Оно ласкало песок, медленно накатывала волна за волной, призывая и гипнотизируя.

“Уля, – доносилось из его глубин, – бросай работу и иди сюда”.

– …поезжай в Яффу, – голос Малкина сильно мешал мечтать. – Иначе опоздаешь в первый же съемочный день. Давай, порази там всех, а я позабочусь о рекламе.

– Пока, прелесть моя, – моего затылка коснулась рука Макса, растрепав остатки прически. – Жаль, мы так и не отрепетировали самую важную сцену.

Медленно обернувшись, я кивнула с блаженной улыбкой на губах, не особенно вникая в смысл сказанного. Больше не хотелось ни спорить, ни ругаться. По телу разливалась праздная нега, а в голове образовывалась приятная пустота. Вот он какой, Тель-Авив – просто волшебный сон.

– Рыбкина! Просыпаемся! – рявкнул Малкин, будто подслушав мои мысли. Он с силой ударил четками по стойке ресепшена и уже тише добавил: – Работаем!

Упав вечером в постель, я прикрыла глаза и мысленно попыталась сформулировать текст-заготовку для дневника, приехавшего со мной зайцем в Израиль. Мне бы хотелось в красках описать чудесный южный город, утопающий в зелени, его приветливых жителей, свой номер и ощущение того, как море ласкает мою бледную кожу… Но увы. Если бы я что-то такое и написала, то только призвав все свое воображение.

Потому что рассматривать город не пришлось: перемещаясь до позднего вечера на такси, мы то и дело вносили корректировки в и без того раздутое расписание шефа, перекусывая на ходу. Все это в промежутках между занудными встречами, где Малкин подписывал договоры, спорил насчет гонораров, устраивал пресс-конференции с фотосессиями на ближайшие дни и договаривался о встрече с актерами местного театра, а я носилась за ним загнанным электровеником с блокнотом наперевес и записывала, записывала, записывала…

Говорили все на английском, иногда разбавляя речь русским языком. Иврит я тоже слышала, но лишь краем уха. Ко мне лично мало кто обращался, а руки пожимать и вовсе отказались, мол, нельзя дотрагиваться до чужих женщин.

Свой номер я видела ровно две минуты: с утра, пока переодевалась в легкое серое платье и поправляла остатки прически, и вечером, уже ближе к десяти, когда приползла сюда, чтобы торопливо скинуть с себя платье, упасть на кровать и вяло подумать о вещах, томящихся в чемодане.

Перевернувшись на бок, приоткрыла один глаз и нашла им окно. Там, за стеклом, всего в паре сотен метров от отеля, все еще призывно шуршало море. Только теперь мне казалось, что в его шелесте-шепоте проскальзывает насмешка. А еще оно капало. Мерно так, испытывая остатки моего терпения. Кап-кап.

Или это не море вовсе?

Присев на кровати, я попыталась прогнать сон и сосредоточиться. Капель продолжилась, но звук ее  доносился из ванной, а не от окна.

– Что за?.. – только и успела вымолвить я. А дальше дар речи пропал, уступая место шоку. Стоило потянуть на себя дверь, как на меня хлынул поток воды, охлаждая босые ступни и заставляя прыгать то на одной ноге, то на второй.

Вот вам и дорогущий отель в Израиле! А затопили сверху, как в банальной московской хрущевке.

Добежав до телефона, я набрала номер, вспомнив базу вежливых английских слов, а после арсенал из русского неприкосновенного запаса. Мастера прислать обещали, а вот номер другой предоставить – нет.

– Свободных номеров нет, – объясняла девушка на чистом английском. – Но мы непременно разберемся в сложившейся ситуации в кратчайшие сроки. Вы не почувствуете неудобства…

Я посмотрела вправо, туда, где всплыли только что мои туфли-лодочки, и снова громко основательно возмутилась. Результатов это не принесло, разве что проснулась окончательно.

Подкравшись к ванной комнате, я подняла глаза к потолку и внимательно осмотрела течь. Прямо над душевой кабиной расплылось огромное черное пятно, с которого бодро неслись вниз журчащие ручейки. Чуть дальше, над раковиной, с потолка просто капало…

Мастер, прибежавший через пару минут, сообщил, что сверху некий русский мужчина – турист – решил принять душ, открыл холодную воду вместо горячей и решил подождать, дабы она нагрелась. А сам уснул. Перебрал немного на отдыхе…

– Вам не стоит волноваться, – заверял меня мужчина, с усмешкой посматривая на меня, кутающуюся в простынь, – проблема быстро решится… Вот увидите.

Ответить не успела, потому что в номер вошли несколько горничных и некая дама в летнем деловом костюме, а еще… Александр Сергеевич c Максом. Последние выглядели надменно-недовольными.

Женщина что-то говорила, но прервалась по взмаху руки Малкина.

– Этот номер никуда не годится, – постановил шеф, ткнув ногой мои туфли, причалившие к порогу. – Деньги за него вернете. И ущерб покроете.

– Да, конечно, – обладательница делового костюма натянуто улыбнулась. – Мы приносим глубочайшие извинения за…

– Оставьте извинения при себе, – Малкин поморщился. – Не надо слов, просто исправьте ошибку. Куда переселите девушку?

– Свободных номеров нет, – с каменным лицом сообщила бесстрашная женщина, жестами направляя горничных в ванную. – Все забронировано за несколько месяцев.

– И это, по-вашему, сервис? – Начальник тон не повышал, но я ощутила: обстановка накалилась сильнее.

Старовойтов в это время нашел меня взглядом и одарил своей лучшей улыбкой, показав “класс”.  Я сердито подтянула простынь к шее, стараясь скрыться за ней полностью.

– Мы сделаем все возможное, чтобы максимально быстро устранить… – гнула свое работница отеля.

– Рыбкина, – Малкин снова не дослушал собеседницу. Уставившись сначала на Макса, затем на меня, он покачал головой: – Как у тебя это получается? Даже в Тель-Авиве ты нашла пьяного русского, и он затопил твой номер.

– Судьба, – философски ответила я, подтягивая простынь выше, пытаясь прикрыться до самого подбородка.

– Это не судьба, Рыбкина, это злой рок.

– Ну, не совсем рок и не такой уж злой, – Макс подмигнул мне и протянул руку: – Пошли, золотко, спасу тебя этой ночью. Мне так не хватало партнера… сцену дорепетировать.

– Куда? – не поняла я.

– Ко мне, разумеется. Или ты, как истинная рыба, собираешься остаться в этом аквариуме?

– Так ведь устранят все, – пробормотала неуверенно. – Скоро… наверное.

– Ага. – Старовойтов задумчиво опустил взгляд. – Ты ведь знаешь, что подтягивая ткань вверх, открываешь прекрасный вид снизу?

Я опустила голову и недовольно поморщилась, увидев собственные колени.

Малкин громко, как-то с надрывом, вздохнул, подошел к моему чемодану, подхватил его и потащил прочь, бросая на ходу:

– Деньги верните на счет, сумму ущерба рассчитаем завтра и предоставим точные данные. Рыбкина, за мной! Или тебе особое приглашение нужно?!

– И снова облом, – хмыкнул Макс. – Сомневаюсь, что он тебя ко мне тащит.

– Тогда куда? – удивилась я, подхватывая брошенное ранее платье, сумку и втискиваясь в многострадальные туфли.

– К нему, – со злобными интонациями ответил Старовойтов. – Пометила мужика – теперь расхлебывай.

Малкин веселья Звезды не разделял. Стоило нам всем оказаться в шикарном, по сравнению с моим, номере, шеф встал в позу диктатора.

– Так, Макс, с тобой мы вроде закончили, – нарочито спокойно сообщил он. – Иди, отсыпайся. Тебе вставать еще раньше, чем нам…

И тут взгляд шефа метнулся ко мне.

– С Рыбкиной, – мрачно закончил Малкин.

– Да что там уже той ночи осталось? – Старовойтов пожал плечами: – Можем совсем не ложиться.

– А я бы легла, – вклинившись в разговор, многозначительно посмотрела на заваленный бумагами диван.

– И кто тебе мешает? – оскал Макса мог бы поспорить с акульим. – Подоткнуть тебе простыночку?

– Так! – Малкин, видимо осознав, что звездун мирно не уйдет, пошел в атаку. Достигнув цели, развернул тоскливо взирающего куда-то в область моей груди Старовойтова и выпроводил, совсем не нежно толкая в спину: – Увидимся завтра вечером. И позвони мне, когда решится вопрос с фотосессией.

Хлоп. Дверь закрылась. Щелкнул замок.

Я невольно вжала голову в плечи. Не то чтобы я боялась Малкина, но… да, пожалуй, именно боялась. Не только увольнения, разумеется, но и своей странной реакции на его нравоучения. Когда он ругался, часто взмахивал руками, что любого нормального человека заставило бы отбежать в сторону, мазохисткам, таким, как я, нравилось это завораживающее зрелище под названием “Малкин в гневе”.

Вот и теперь шеф замер в шаге от меня, его брови сошлись на переносице, а ноздри слегка раздулись. Он в ярости.

– Как я устал повторять одно и то же! – начал монолог Сергеевич, взмахнув правой рукой. – Ты, Рыбкина – просто магнит для неприятностей!

Взмах левой рукой, громкий вздох.

И я задерживаю дыхание, потому что и страшно, и завлекательно. Малкин дирижирует эмоциями, пытается обуздать собственный гнев и, в то же время, призвать меня к ответственности. А его чертовы запястья гипнотизируют, притягивая все внимание на себя. Тряхнув головой, стараюсь сосредоточиться на взбучке, чтобы не пропустить что-то важное.

– Сколько можно меня испытывать?! – Он чуть откинул голову назад, сжал кулаки.

– Я и не испытываю, – пробормотала, вспомнив, что нужно защищаться.

– Замолчи. – Снова взмах правой руки, на этот раз еще раздраженнее и резче. – Я обращаюсь к высшим силам. Мы все-таки совсем рядом с Иерусалимом! Здесь, говорят, прямая линия с Богом проведена. Если меня и теперь не услышат, то все…

– Можно я тогда диван пока застелю? – уточнила, едва сдерживаясь, чтобы не зевнуть во весь рот. – Сил никаких нет, Александр Сергеевич.

Он снова уставился на меня. Прищурился, запыхтел.

– Ты в кого такая непрошибаемая? – спросил неожиданно мирно.

– В бабушку, – не стала скрывать я. – Но вы не думайте, я все мотаю на ус, запоминаю и фиксирую каждое ваше слово в подсознании. Вы не пожалеете о своем выборе.

– А если я уже жалею?

– То обязательно передумаете, – не сдержавшись, широко улыбнулась.

На несколько секунд в номере повисло молчание. В это время Малкин сканировал меня не хуже рентгена. С головы до ног. Там, внизу, он немного замешкался, и я, вспомнив про открытые колени, чуть приспустила простынь. Только руки от напряжения дрогнули, и вышло хуже, чем я задумала. Намного хуже.

– Ох, мать моя! – воскликнула, подхватывая ткань на середине груди и мучительно краснея. – Простите, простите, простите! Я только ноги хотела прикрыть.

– И у тебя это получилось, – голос шефа прозвучал немного странно. Ниже обычного. Да и глаза потемнели.

“Ну все, – подумала я, – он в бешенстве!”

– Я завтра водолазок накуплю! – пообещала, делая крохотный шаг вперед. – Обещаю.

– Зачем? – как-то отрешенно спросил начальник.

– Ну как же? – совсем растерялась я. – Мне же видно, как вы злитесь. Я помню про обязательное условие трудоустройства: у вас на работе нет женщин, есть только сотрудники.

– Точно! – Шеф резко отвернулся, посмотрел на открытый дверной проем, в котором виднелась еще не расправленная двуспальная кровать, и пошел туда. Но вскоре снова остановился и договорил, взмахивая руками: – Никакой любви, никаких интрижек, ничего подобного быть не должно! Работа превыше всего! Личная жизнь на втором плане, в свободное время! Если оно есть…

– Да-да, – закивала я, облегченно вздыхая. Вот теперь я узнавала в этом мужчине прежнего Малкина.

– И не смей больше устраивать что-то в своем стиле! Хватит косяков, Рыбкина!

Я снова кивнула и на этот раз, не удержавшись, зевнула, прячась за ладонью.

– Ладно, – сжалилось чудище, – иди спать. Подушки и дополнительное чистое белье в том шкафу есть. Да, и еще…

Александр Сергеевич уже перешагнул через порог спальни и держался за створку двери, когда не на шутку меня озадачил:

– Не знаю, что ты там можешь себе напридумывать, Ульяна Михайловна, но помни: соблазнять меня не советую! Я люблю более округлые формы и классические черты. Так что не нужно тратить ни свое, ни мое время напрасно!

И скрылся.

А я так и осталась смотреть на деревянную дверь, обдумывая сказанное. Это он так из-за помады на воротнике взъелся? И причем здесь его вкусы? Он что, реально возомнил, что я его соблазняю?!

Поразившись собственной догадке, я на автомате дошла до дивана, собрала в стопку раскиданные бумаги и переложила все на здоровенный комод с зеркалом. Перед тем, как отойти, бросила взгляд на свое отражение и остановилась. А ничего такая, хорошо выгляжу. Помада оказалась реально стойкой и до сих пор держалась на губах, делая образ ярче. Тушь с ресниц, конечно, слегка осыпалась за день, но все еще подчеркивала длину красиво изогнутых ресниц. Светлые волосы, разметавшись по плечам, придавали лицу дополнительное очарование. Плюс еще эта простынь вместо одежды… Определенно было во мне что-то соблазнительное в тот момент.

– Ха, – пробормотала тихо, – знай наших. Видели бы девчонки из агентства, в каком виде Моль к Несмеяне в номер перебирается, отравились бы собственной желчью, не успевая ее перерабатывать.

Застелив диван, я не удержалась и достала из чемодана свой дневник.

“Израиль прекрасен, – записала в нем под сегодняшней датой, – а Несмеяна почти соблазнен! Сегодня я умудрилась не только пометить его потрясающей красной помадой, но и перебраться из обычного номера в люкс. Здесь хотелось бы воспользоваться случаем, и передать привет с благодарностью моему замечательному ангелу-хранителю! Пусть ему выпишут премию, а мне осторожности и мозгов…”

Несколько страничек были исписаны на одном дыхании, даже про Макса вспомнила, обозвав звезду нехорошими словами, но тут же оправдав невероятным талантом и очарованием.

Напоследок поцеловала лист бумаги, оставив едва-едва видимый красный след вместо привычной подписи.

Засыпала, спрятав дневник обратно и улыбаясь от всей души. Хорошо, однако, вот так выговориться, расставив все впечатления от прожитого дня по полочкам… И даже некоторые события могут привидеться в новом, положительном, свете. Вот Малкин, к примеру, решил, что я его соблазняю, но прогонять не стал и с Максом в его номер не отпустил… Только предупредил, что все мои старания будут напрасными. Прямо будто вызов бросил…

***

Глава 12

/А.С. Малкин/

Утро заядлого холостяка начинается не с кофе.

Я знаю точно, потому что давно и безнадежно махнул рукой на личные отношения.

Только вот физиология была против. Особенно учитывая проживание в соседней комнате Рыбкиной. “Моли”, – как прозвали ее в офисе.

Вырубив будильник, я сел и поморщился от неприятных ощущений между ног. Мало того, что всю ночь какая-то бурда с пометкой восемнадцать плюс снилась, так еще утром продолжение не заставило себя ждать.

Поднявшись, подошел к окну и попробовал думать о чем-то совершенно не возбуждающем. Например, о массе дел, которые необходимо успеть сделать за оставшиеся два дня.

В то же время за дверью моей комнаты послышалась возня, а после раздался тихий, но настойчивый стук.

– Чего тебе? – рявкнул я, снова вспомнив о причине своего неудобного положения.

– Александр Сергеевич, – в нотках Ульяниного голоса проскользнуло заискивание, – а вы себе кофе будете заказывать?

– Буду.

– И мне закажите, пожалуйста? Я бы и сама могла, но не знала, есть ли у нас время. Спасибо заранее! Я в душ! Очень-очень быстро!

– Чтоб тебя, Рыбкина, – пробормотал, поднимая трубку телефона и набирая нужный номер. – Ты сама бодришь лучше любого кофе…

После того, как заказал завтрак, позвонил снова, на этот раз Максу.

– Проснулся?

– И тебе доброе утро, Шурочка, – Старовойтов громко зевнул. – Я уже пятнадцать минут как на месте. Не волнуйся, шнурочки завязаны надежно, шапочку на голову надел.

– Идиот, – закатив глаза, вздохнул с облегчением.

– С кем поведешься, – философски ответил Макс. – К слову, сам думал тебе звонить и будить нехорошими словами. Думал, проспишь в кои-то веке.

– С чего бы? – Спросил отстраненно и взглянул из окна на набережную, с тоской проводив взглядом прибрежную волну. Но некогда!

– Ты шутишь? – Старовойтов закашлялся. Кто-то, видимо, постучал его по спине, потому что он ответил явно не мне: – Спасибо, милая, ты мне жизнь спасла. Знаешь поговорку? “Мы в ответе за тех, кого приручили”. Так что надо бы дело до конца…

– Макс! – рявкнул я. – Сколько можно?

– А тебе поучиться бы, Саша, – заржал наглец в трубку. – Увел Рыбкину у меня из-под носа, и?.. Что дальше? Только не говори, что спать ее в другой комнате уложил!

– Так и сделал.

– О! Мой! Бог! – Макс чем-то прикрыл трубку или просто отодвинул ее от лица, потому что его голос зазвучал отдаленно: – Собака на сене, вот кто он. Понимаешь? Ай, что мы все о нем. А вы, Сарочка, свободны сегодня после полуночи?

Я отбил вызов и с силой сжал трубку в руке. Чертов мальчишка! Когда только ему надоест это ребячество? Пока всех баб не перелапает – не успокоится? Хорошо хоть у кого-то из нас двоих есть мозги!

Распахнув дверь, я вышел, погруженный в свои мысли, и тут же остановился, уставившись на сильно взволнованную чем-то Рыбкину. Она вытаращила глаза и прижала руки к груди, на этот раз прикрытой лишь полотенцем.

Забыл о ней совсем!

– Александр Сергеевич, – возопила моя помощница, – это… это… Вы без костюма?

Медленно опустив взгляд, встретился со своим дружком, все еще не успокоившимся до конца после бурных сновидений. Трусы – единственное, что на мне было – топорщились, а мысли разбегались как тараканы.

– Да, – проговорил я, не представляя, что еще можно ответить.

– Да-а, – зачем-то повторила Рыбкина.

Я собрался уже дать ей какое-нибудь задание, чтобы убрать совершенно несвойственное мне чувство неловкости, но она среагировала первой:

– Душ свободен. Идите, Александр Сергеевич. Вода там как раз прохладная. От жары хорошо помогает.

– Если заказ принесут – прими. Черный кофе и шакшука мне.

Оказавшись в ванной комнате, заперся на замок и покачал головой. Что за бредовое утро? И надо было тащить ее в свой номер, чтобы чувствовать себя настолько неуютно? Или дело не в Рыбкиной? Просто я слишком долго был один и очень привык к этому. Личное пространство – очень важная штука. Да, дело определенно в нарушении привычного ритма жизни.

Успокоившись, я влез в душевую кабинку и, включив воду, прикрыл глаза. Последние минуты расслабления перед очень тяжелым днем должны были принести ощущение счастья и покоя. Но ничего подобного не случилось. В голове как-то быстро и ненавязчиво возник образ полуголой помощницы, замотанной в розовое махровое полотенце. По ее шее, прямо к ложбинке груди, стекали капли воды, а губы даже без помады казались слишком привлекательными, чтобы их использовали лишь для разговоров…

Открыв глаза, я выругался и поспешил домыться, так и не ощутив привычного кайфа от процесса.

У зеркала над раковиной ждал новый сюрприз. Моя бритва, лежавшая ранее на краю полки, исчезла, а вместо нее теперь стояло сразу шесть разных тюбиков с кремами. Ночной, дневной, для глаз, для ног… Вспомнил ее ноги. Сбился.

Открыв дверцу шкафчика, обнаружил, что в стакане рядом с моей щеткой появилась еще одна. Ярко-розовая. Бритва же нашлась в самом уголке, за бальзамом для волос, пеной и гелем для душа.

Слов, подходящих случаю, не нашлось, а матом орать я не привык.

В общем, из ванной вышел злее, чем заходил. Повязав полотенце на бедра, чувствовал себя в своем же номере жутко неудобно. Зато Рыбкина уже с удовольствием поедала завтрак. Мой.

– Ульяна Михайловна, – я произнес ее имя почти нежно, но помощница вздрогнула и испуганно воззрилась на меня, даже перестав жевать. – Тебе вкусно?

Она кивнула с набитым ртом.

– А что нравится больше: кофе или шакшука?

Рыбкина моргнула. Покосилась на сковородку с ополовиненной яичницей с помидорами и снова уставилась на меня.

– Это что, и была она? – уточнило мое личное наказание, тыча пальчиком в сковородку и спешно дожевывая.

– Угу.

– Я думала, салат. Или вот эти сыры. И лепешки… – Она мучительно покраснела. – Простите, Александр Сергеевич.

– Бог простит, – сквозь зубы ответил я. – Двигайся!

Дальше ели молча. Я отнял яичницу, а Рыбкина, быстро позабыв муки совести, сточила почти весь сыр. Искоса глядя на нее, невольно подумал, что женщины врут, когда говорят: “Я так нервничала, что кусок в горло не лез”. Или Ульяна не женщина. А может, просто недостаточно нервничает?.. Так я могу это исправить!

Глава 13

/Ульяна Михайловна/

Угораздило же меня съесть завтрак начальника!

Я мучительно краснела и не сильно понимала, как вообще дошла до жизни такой.

Мама всегда говорила, что голодный мужчина – злой мужчина. И, судя по этой логике, Малкин постоянно был голодным. А еще он вышел из ванной в одном полотенце вокруг бедер.

Опять без костюма.

Еще и сел рядом, отогнав от яичницы. Впрочем, сам виноват. Шакшука, шакшука… Неужели было сложно назвать вещь своим именем?

За этими размышлениями я схомячила еще и сыр. Наверное, не будь рядом на столе еды, изгрызла бы себе все ногти, а еще сломала бы глаза. Потому что они то и дело норовили посмотреть на полуголого Александра Сергеевича. Ощупать взглядом широкие плечи, скользнуть вниз к груди, потом к животу, а после уткнуться в кромку полотенца.

В итоге с завтрака я сбежала все в ту же ванную переодеваться в серое платье, а когда вернулась причесанная и накрашенная, тут же получила очередную сотню заданий.

– Так, сегодня нам надо успеть, – дирижировал вилкой Малкин, перечисляя: – договориться о фотосессии в пустыне по окончанию съемок, встретиться в ресторане “Шалот” с продюсером фильма для Макса, подготовить презентацию для завтрашней пресс-конференции…

С блокнотом наготове я строчила пункты, заранее не понимая, как же впихнуть невпихуемое в столь ограниченный график.

Дальше день летел безумной птицей, которая, растопырив крылья в стороны и раскрыв клюв, орала в панике, потому что набрала скорость перед взлетающим самолетом, а как остановиться теперь не знала.

К обеду в мыле была я и даже сам Малкин. Только Старовойтов, вернувшийся в гостиницу со съемок, выглядел бодрячком.

– А шо это вы такие уставшие? – на одесский манер поприветствовал он, встретив нас в холле, когда мы заехали в гостиницу на десять минут, чтобы принять душ, и обратно – лететь, бежать, спешить в ресторан к продюсеру. Потому что в том виде, в котором сейчас были мы, это делать как минимум стыдно.

– Изыди, – рыкнул на звезду Александр Сергеевич.

– Уйду я от тебя, – театрально вздохнул Макс нам в спину, потому что мы уже успели миновать метра два вперед. – Сатрап!

– Вперед и с песней, – отозвался Малкин, уже стоя у лифта. – Только учти, обратно я тебя даже за доплату не возьму. И когда спившегося в переходе встречу, даже милостыню не подам.

Что ответил Старовойтов, я уже не слышала, потому что злой, как стадо бизонов, босс уже затолкал меня в лифт, а я поражалась, какой же он порой… сатрап. Вот точно, верная характеристика.

– Другие платья есть? – уже в номере спросил меня Малкин, чем окончательно озадачил.

– Эмм… – глупо протянула я. – Такого же серого нет, но есть брюки и водолазки, все как вы любите.

– Не паясничай, Михайловна, – тут же одернул он, на ходу и без стеснения расстегивая свою рубашку. – Я про нормальное платье. Что-нибудь деловое и легкое. Там жара за бортом плюс сорок. Я, конечно, люблю рыбу с корочкой, но, боюсь, ты слишком тощая для адекватной прожарки.

Вспыхнула, но уже через мгновение нашлась с ответом, потому что платье было. За деловое вполне сойдет, но брала я его для вечерних прогулок по набережной, если время позволит.

В итоге, выйдя после душа, я была не менее злая, чем Малкин, а еще красивая. Вот аж сама себе понравилась. Идеально белое платье-футляр чуть выше колена, алая помада на губах и высокая прическа. Еще и очки в довесок. Выгляжу очень по-деловому. Деловее некуда.

Малкин, который в это время пил водичку, закашлялся. Пришлось постучать по спинке.

Округлил глаза и Старовойтов, когда я спустились в холл немного раньше задержавшегося в номере начальника.

– Михална, а это ты куда так вырядилась?

– Продюсера соблазнять, – ляпнула я, потому что его подколы меня уже начали порядком доставать.

– О! – оживился он. – Это правильно. Связь агента и продюсера – это всегда очень важно для карьеры звезды.

– Хорошо, – кивнула я. – Так и передам Александру Сергеевичу. Думаю, он оценит перспективу.

– У-у-у, кажется, наша рыбка с зубками? Настоящая пиранья? – начал Макс, но продолжения реплики я так и не дождалась.

Из лифта вышел Малкин, и вся кутерьма со спешкой и бешеными заездами по Тель-Авиву началась сначала. Только в этот раз пункт назначения был в ресторане “Шалот”.

– Таки кошерненько, – заявил Старовойтов, едва такси затормозило у входа. – И дорого-богато.

– Ты как никогда прав, – подтвердил Малкин, не отрываясь от планшета, в котором с кем-то вел переписку. – Давид Фельдман верующий, хоть и не ортодоксальный. Поэтому предпочитает правильную кухню и приличные места. Я давно его знаю. Мужик очень богат и способен открыть нам новые высоты.Так что будь добр, не паясничай. И без идиотских шуток.

– Как скажешь, Шурочка. Ради роли и гонорара я сама серьезность.

Старовойтов примирительно вскинул руки вверх, якобы он не опасен и безоружен, а я закатила глаза к потолку салона, потому что параллельно этому плейбой русского разлива умудрялся пялиться на пятую точку стоящей недалеко девушке в военной форме.

Но даже когда вышли из машины, Старовойтов сразу не успокоился:

– А там все постное? Или что-то вкусное тоже есть?

Малкин посмотрел на него уничижительно и, судя по взгляду, был впервые в жизни готов убить звезду собственноручно. Возможно, так бы и закончился не начатый обед, если бы не камеры, развешанные всюду, и продюсер, ожидающий внутри.

А в ресторане было хорошо. Стоило войти, как за спиной словно крылья выросли. Потому что здесь было прохладно – сказывалось дорогое климатическое оборудование. Вослалив бога и ученых за это прекрасное изобретение, я дышала полной грудью и чувствовала себя путником, попавшим в красивый и стильный оазис, над которым явно поработала рука дизайнера.

Здесь царил немного приглушенный свет, радовал глаз классический интерьер, манили к себе небольшие уютные столики и звучала тихая музыка. Несмотря на обеденное время, мест было занято немного. Я пробежалась по лицам посетителей в попытке вычислить, кто же из них наш продюсер.

Фантазия подсказывала, что человек по имени Давид Фельдман должен быть низеньким, пузатым мужчиной, с ранней лысиной, прикрытой круглой шапочкой, но никого похожего даже не нашла.

Зато Малкин уверенно двинулся в дальний угол зала, где сидел довольно молодой, и – даже издалека понятно – подтянутый мужчина. Темные немного вьющиеся волосы, приятное смуглое лицо, плечи… пожалуй, даже шире, чем у Малкина.

Ух!

– Шалом, – поприветствовал его мой босс.

– Шалом, – откликнулся мужчина, вставая из-за стола, чтобы пожать всем руки: Малкину, Старовойтову, на которого глянул лишь мельком, а потом замер на мне. Осмотрел с ног до головы, улыбнулся и выдал: – Саша, это об этой звезде ты мне рассказывал? Если да, тогда я поражен. Роль в фильме ее.

Теперь настала моя очередь кашлять, а по спинке постучал стоявший ближе всех Макс. Да так постучал, что я подумала, легкие выбьет.

– О, нет, Давид, – в голосе Малкина послышались грозовые раскаты. Кажется, мне опять влетит ни за что. – Это всего лишь моя помощница. Рыбкина Ульяна Михайловна. А звезда вот, знакомься! Максим Старовойтов. Талант, который затмит Брэда Питта, Тома Круза, а заодно и Шварценеггера, если наестся стероидов и нарастит массу. А он наестся, если надо будет по контракту.

– Рад знакомству, – виновник встречи улыбнулся. – Только вчера я ел в кадре хумус, после этого стероиды войдут как по маслу!

Малкин едва заметно поморщился, а Давид хмыкнул, приглашая нас всех рассаживаться и кивая ожидающему чуть в стороне официанту.

Нам поднесли меню и, вручая его, поприветствовали на русском языке:

– Добрый день, чувствуйте себя как дома.

Ответом официанту послужило тройное спасибо и радостное потирание рук от Старовойтова:

– Я голоден как волк, – сообщил Макс, радостно сверкая глазами. – Может быть, вы что-то посоветуете? Из самого-самого, так сказать.

– Предлагаю заказать всего понемногу и пробовать, пока не поймете: здесь все удивительно вкусно, – проговорил Давид, при этом не сводя с меня взгляда. А глаза у него оказались невероятно красивые – светло-голубые, до прозрачности. Как море в штиль. На фоне смуглой кожи и темных волос смотрелось невероятно…

– Ульяна Михайловна, – начальник с грохотом поставил стакан на стол. Видимо, утолял жажду до этого. – Вы уже выбрали, что будете есть?

“Сатрап!” – напомнила себе я, опуская взгляд в открытое меню.

Выбрав сразу несколько блюд, я на какой-то миг почувствовала себя родной в Тель-Авиве – настолько жалко стало денег – но русские корни тут же дали о себе знать. Один раз живем!

В итоге, обед прошел в приятном общении на совершенно отвлеченные темы. Еда оказалась невероятно вкусной, а Давид – чутким и остроумным собеседником. Несколько раз он искренне сокрушался, что я видела набережную только из окна номера в отеле.

– Быть так близко у моря и не коснуться его – ошибка, которую непременно нужно исправить. Вы ведь здесь всего на несколько дней?

– Так и есть, – за меня почти все время отвечал Малкин, зато запретить смотреть он мне не мог. – Послезавтра у нас фотосъемки в пустыне Негев. Ну и, если контракт на съемки в фильме не будет подписан, поедем дальше.

– О, мой друг, давайте не будем торопить события, – улыбался Давид, – раз уж у вас все равно дела в пустыне, то мы можем потом все вместе поехать в город Эйлат. И там, присмотревшись к Максиму Андреевичу поближе, я приму окончательное решение. К тому же, в Эйлате уже будет ждать Индира. Она утверждена на главную роль, и ее мнение о будущем партнере не менее важно.

Продюсер говорил с некоторой ленцой, поглядывая то на меня, то на начальника, то на самого Старовойтова. Последний слушал внимательно, кивал и странно косился в мою сторону.

В какой-то момент появилось ощущение, что торг идет как раз не за его, а за мою скромную персону. То есть казалось, что Давид намекает: отпустите девушку со мной – будет вам счастье, но Малкин упорно намеков не понимал. А Старовойтов с интересом смотрел спектакль.

Прислушавшись к себе, я вдруг поняла, что совершенно не расстроена от того, как складывается ситуация. Как ни крути, а понравиться красивому богатому еврею – это хорошо. И, к тому же, я бы с удовольствием погуляла по набережной вместе с ним, слушая комплименты и вдыхая морской воздух. Не корысти ради, а… Впрочем, да, чего уж там – у меня был свой интерес и голый расчет. Малкин все равно меня добровольно не отпустит, а Тель-Авив манил огнями, пробуждая в душе нечто давно дремавшее. Инстинкт самки, что ли?

В общем, немного подумав, решила показать Давиду, что тоже не прочь посмотреть местность в его обществе. Только бы он смог отвоевать меня у начальства!

Не помню, в какой момент начала усиленно вспоминать, как нужно стрелять глазками. Первые два выстрела прошли вхолостую, третий попал в неудачно поймавшего мой косой взгляд Макса. Звезда закашлялся, подавившись свежевыжатым соком. Поняв свою ошибку, решила больше не травмировать мужскую психику. Все-таки флирт никогда не был моим коньком.

Пришлось действовать топорно, по старинке.

Томно вздохнув, посмотрела на окно ресторана и шепнула, словно в никуда:

– Потрясающий город. Мечта. Когда-нибудь я вернусь сюда просто для того, чтобы прогуляться по его волшебным улочкам…

За столом повисла тишина. Малкин, как раз собравшийся что-то сказать, уставился на меня, вскинув брови, а Давид ободряюще улыбнулся:

– Многие приезжают сюда и влюбляются с первого взгляда, – пылко сказал он и добавил чуть тише: – Не только в город.

– Поверим тебе на слово, – хмуро кивнул Малкин. – Давайте попросим счет. У нас с Ульяной Михайловной еще дел по горло.

– Да, но в шесть вы будете свободны? – не сдавался Давид.

– С чего бы это? – поразился шеф.

– Хорошо, тогда в восемь? – спокойно отсрочил время встречи продюсер. – Вы прогуляетесь со мной этим вечером, Ульяна Михайловна? Тель-Авив становится еще более прекрасным после захода солнца. Кроме того, завтра вам непременно нужно посетить Шук Кармель. Это рынок. Все туристы остаются под впечатлением.

О да! Как красиво все это звучало. Как буйствовала моя фантазия! И как шумно дышал слева от меня Малкин…

– К сожалению, мы приехали сюда для того, чтобы работать, – заученно сообщила я, делая самую трагическую мину из всех возможных. – А достопримечательности никуда не денутся. И, когда-нибудь…

– Хорошо-хорошо, – сдался Давид, – но в восемь я все-таки заеду в ваш отель в надежде на чудо. Вдруг Александр смилостивится над своей прекрасной помощницей?

И, клянусь, в этот момент светло-голубые глаза босса недобро блеснули сталью.

– Ну, а теперь вынужден откланяться, – продюсер широко улыбнулся. – Был очень рад встрече и новым знакомствам. И не волнуйтесь за счет. Вы гости в моей стране, все оплачено. До скорой встречи.

Легко поднявшись, он пожал руки Малкину и Старовойтову, кивнул и удалился, шепнув мне доверительное:

– Не прощаемся, Ульяна Михайловна.

Вот вам и жадные евреи! Сколько анекдотов я слышала на эту тему, а сегодня, буквально за час, стереотип был полностью сломан. Щедрый, красивый, поджарый Давид Фельдман совершенно не вписывался в созданную людским трепом картину мира, и от того становилось еще интереснее.

Стал ли Малкин добрее после встречи в ресторане? Нет. Стал ли веселее Старовойтов? Ответ тот же. Мои сопровождающие взгрустнули, тогда как я пребывала в самом радужном настроении.

Пока мы не вернулись в отель.

Глава 14

– Так, Макс, если Давид не возьмется за нас, то придется брать на вооружение план Б, – Александр Сергеевич заложил руки за спину и прошелся по комнате, обдумывая собственные слова.

– Карелия? – уточнил Старовойтов, и в голосе его ясно слышалась тоска.

– Она самая. И рисковый проект Федулова.

Малкин резко остановился, посмотрел на меня и тихо произнес:

– Ошибкой было тащить с собой Ульяну!

– Почему это? – поразилась я, вскакивая с дивана.

– Вот именно, почему? – удивился Макс. Потянувшись, как кот, он прищурился и выдал: – Наоборот! Она наш счастливый билет! Ну-ка, покажи, Михална, что у тебя есть из шмоток? Будем соблазнять прекрасного Давида твоими прелестями.

– Что?! – у меня аж словарный запас кончился.

– Мы не занимаемся сутинерством, – поморщился Малкин, но смотрел при этом на меня плотоядно, явно прикидывая, где там эти самые прелести.

– Конечно, не занимаемся, – Макс покладисто кивнул, плавно поднялся и подошел ко мне. Схватив за плечи, крутанул вокруг оси, поцокал языком и добил: – Жалко, что все знакомые гримеры далеко.

– Ты офигел?! – не выдержав, дернула плечом и отступила на шаг, тут же столкнувшись с каменным торсом начальства.

– Спокойно, Рыбкина, – скрежеща зубами, сказал шеф. – Мы же тебя не спать с ним посылаем.

– С кем?

– С Фельдманом, – охотно пояснил Макс. – Погуляешь с мужиком, улыбнешься лишний раз, намекнешь, что очень одинока. А спать с ним и правда не надо. На первом свидании – не комильфо. По себе знаю, таких не запоминают. А нам важно что?

– Что? – как-то на автомате спросила я.

– Поддержать его интерес! – веско задрав указательный палец, Старовойтов подмигнул, хлопнул по моей челюсти, грозившей вот-вот с грохотом отвалиться, и вернулся на диван. – Ну? Покажи, что там у тебя в девичьем арсенале?

– Александр Сергеевич! – возмутилась я, оборачиваясь к начальнику. – Это что такое?

– Это твоя премия, – честно ответил он. – И отдых, о котором ты так мечтала.

– Давай, Рыбкина, соглашайся, – снова вклинился Макс. – Одно свидание погоды не сделает. Тем более, Давид не какой-то жирдяй с двумя подбородками. Был бы я прекрасной девой, все роли в миг стали бы моими.

– Ты аморальный тип, – проговорила, складывая руки на груди. – А я не такая.

– Уверена?! – Малкин хмыкнул, но без тени улыбки на лице. На его скулах заиграли желваки. – Значит, сегодня мне показалось, что ты напрашивалась на свидание с Фельдманом?! И в итоге, вместо того, чтобы говорить о карьере Макса, мы обсуждали несчастную девушку, которой не дают поплескаться в море. Рыбкина, ты хотела набережную? Будет! Хотела купальник? Купим. Что там еще?

– На рынок хочу, – неожиданно даже для себя ляпнула я. – Завтра. С вами. И потом упомянете при Регине, что помогали купальник выбирать.

Малкин на миг побагровел. Я даже решила, сейчас грянет гром. Но Макс встал между нами и очень серьезно попросил:

– Только глазки ему не строй, Михална, умоляю. Молчи побольше, улыбайся, соглашайся. Сможешь? Или отрепетируем?

– Я еще согласия не дала!

– Сможет! – вбил заключительный гвоздь Малкин. – А завтра на рынок отправимся.

В общем, не успела я оглянуться, как оказалась втянута в сомнительную авантюру и сразу же в красках почувствовала всю прелесть двойных стандартов. Еще час назад, когда свидание с Давидом было моим выбором и желанием, на него очень даже хотелось пойти, а сейчас, когда это возвели в ранг партийного задания – уже не особо.

– Итак, Рыбкина, что у тебя в чемодане? – Не успела я что-то сказать, как Старовойтов открыл мой багаж и, не стесняясь, вытряхнул его содержимое на диван.– Воу, какой прикольный бюстик!

Макс покрутил в руках кружевную тряпочку и подмигнул… почему-то мрачному Малкину, который сел в кресло и, скрестив руки на груди, с молчаливым неодобрением наблюдал за процессом.

– Ты что творишь, звезда недоделанная?! – наконец-то отмерла я и, метнувшись вперед, забрала у Старовойтова белье.

– Очень даже доделанная, – спокойно возразил Макс, вновь закопавшись в вещи и выудив легкое бирюзовое платье. – Симпатично на первый взгляд, но надо мерить. Рыбкина, а короче у тебя что-то есть? Вверху нам показывать Фельдману нечего, так надо хоть ногами впечатлить.

Вот сволочь, а?!

– Я вообще-то никого тут соблазнять не собиралась.

– Это правильно, – подал голос Александр из своего кресла.

– Не прав ты, Саныч, – покачал головой Макс, вынимая юбочку и критически рассматривая ее на просвет. Я уже смирилась с этим беспределом, только забрала пакет с бельем, из которого, собственно, и вывалился шальной лифчик. – Соблазнять как раз надо, но красиво и, главное, не давать! Саня, как думаешь, мы успеем до вечера раздобыть нашей Рыбке труселя верности?

– Верности кому? – устало поинтересовался Малкин, с нажимом массируя виски.

– Глупый вопрос! Тебе, мне и работе разумеется. Ну что, Уля, как только вечер перестанет быть томным, говоришь Давиду, что другим отдана и будешь век им верна.

В этот момент Макс вытащил очередной костюм, и вслед за ним из кучи вещей выпал мой дневник, смачно шлепнулся на пол и… раскрылся.

– О, тетрадочка! – радостно воскликнул Макс, но поднять не успел, так как я перехватила свою прелесть едва ли не в прыжке. За эти пару секунд в голове уже успела развернуться леденящая кровь картина того, как Старовойтов с выражением зачитывает мои записи. Вторым дублем была сцена “убиение Иваном Грозным своего сына”, только вместо царя был Малкин со зверским выражением лица, а в окровавленном теле я узнавала себя.

Но я успела! Трепетно прижав к груди тетрадку, которую проводили любопытным взглядом, я гневно посмотрела на нашу звезду и рявкнула:

– Хватит рыться в моих вещах!

А после подхватила то самое бирюзовое платье и удалилась в ванную. Переодеваться.

Сразу же после того как за мной захлопнулась дверь, я в панике огляделась. Куда девать дневник?! В полотенца спрятать? Найдут! Под ванну? Уборку в номере делают ежедневно, тоже отыщут и, конечно же, заботливо положат на видное место.

В голове вновь в красках предстала картинка “дубль два”.

Через тридцать секунд лихорадочного осматривания помещения, я впилась взглядом в решетку вентиляции. Вот!

Отлично!

К счастью, снялась она легко и просто, потому я аккуратно засунула тетрадь в трубу и поставила решетку обратно.

Спрятав улики и выдохнув с облегчением, я, немалыми трудами, как змея старую кожу, все-таки стянула с себя белое платье и натянула легкий шифон. Он обнял тело как морской бриз, невесомо скользя по коже, и я, немного покрутившись возле зеркала, довольно улыбнулась.

Платье в греческом стиле подчеркивало хрупкость фигуры, а бирюзовый цвет выгодно оттенял кожу, делая ее не блеклой, как обычно, а фарфорово-прозрачной. Даже Максовы запросы в плане ног отчасти реализовались! Подол, длиной до колен, оставлял простор для полета фантазии, но открывал достаточно для того, чтобы она разыгралась как следует.

Когда я распахнула дверь, желая явить себя миру, дабы он восхитился, то застала начальство и актера в разгаре очередной ссоры. Вернее, Малкин как раз заканчивал очередную длинную и занудную речь:

– … мы уважаемое агентство и еще никогда не прибегали к таким методам, ставя профессионализм превыше все…

В этот момент он взглянул на меня, на несколько секунд завис с расфокусированным взглядом, особо задержавшись почему-то на босых ступнях. Я поежилась, потерла одну лодыжку о другую и, кашлянув, спросила у Старовойтова:

– Макс, ну как?

– Как домашний сарафан, – вздохнул в ответ актер. – Но сейчас мы это исправим… туфли, аксессуары, косметика, и ты конфетка! А слишком шикарно нам и не надо, кошерные еврейские мужчины это не одобряют.

—У меня только тушь и помада с собой, – призналась я и коснулась волос. – И никаких средств для укладки нет, а, как понимаю, мышиный хвостик на свидании это не то, что нужно кошерному еврею.

– Все есть у меня. И для макияжа что-нибудь найдется… База и прочие прелести. – Поймав мой веселый взгляд, в котором, видимо, светилось честное мнение о мужике с косметичкой, Старовойтов повел плечами и философски ответил: – Не мы такие, а жизнь такая, Рыба моя. А точнее, профессия. Не всегда на площадке есть гример, приходится самому.

В следующие полчаса мы с нашим звездуном колдовали возле зеркала в попытках сделать из моли в домашнем платье бабочку при параде. Судя по довольному взгляду Макса и недовольному Малкина, очень даже получилось.

– Моя девочка выросла! – Старовойтов смахнул несуществующую слезу умиления. – Казалось бы, еще вчера пришла ко мне в квартиру вся такая бледненькая, а сейчас расцвела!

– Иди в… пустыню работать, – мрачно послала его я, покачиваясь на каблуках и сжимая клатч.

– Если ты мне это обеспечишь – я побегу! – клятвенно заверил Макс, но его очередное паясничание прервал звонок по внутреннему телефону. Его снял молчащий и мрачный, как сыч, Малкин сказал такое же совиное “угу” и, повесив трубку, повернулся к нам.

– Давид ожидает нашу принцессу внизу.

Меня еще раз покрутили вокруг своей оси, поправили “перышки”, критически осмотрели и Макс вынес вердикт:

– Все, лети навстречу нашему контракту, Золушка.

Малкин, подпирающий плечом стену около входа с таким энтузиазмом, словно без его усилий она рухнет, тоже не промолчал:

– Только помни, что все порядочные Золушки возвращаются домой до двенадцати ночи.

– К непорядочным опекунам, – улыбнулся актер и, глянув на кислую рожу руководства, расхохотался в голос.

А я встряхнула головой и грациозно, аки лань, вышла из комнаты, уже на пороге слегка споткнувшись и повиснув на Александре Сергеевиче. Вцепилась пальцами в широкие плечи, сделала глубокий вдох… и у меня закружилась голова. То ли от смеси одеколона Малкина и запаха его тела, то ли от испуга.

– Осторожно, – низким, севшим голосом проговорил мужчина и, обхватив меня руками за талию, не просто отстранил, а приподнял, вынес за порог… и закрыл дверь перед носом, пожелав удачи!

– Ну обалдеть теперь, – протянула я, глядя на золотистые цифры номера комнаты.

Но делать нечего! Пришлось идти навстречу маминой мечте о кошерном мужчине и нашему контракту! К Давиду Фельдману!

Глава 15

Идеал всех незамужних дам Тель-Авива расслабленно привалился к колонне в центре зала и ожидал… меня. Я увидела его, как только разъехались зеркальные двери лифта. Его вообще было сложно просмотреть, потому что чувство прекрасного во мне в данный момент стонало в голос.

Высокий, спортивный, эффектный брюнет в дорогом костюме и с ослепительной улыбкой. Чтобы примерно себе представить размах моего внутреннего шока, наверное, достаточно будет сказать, что последним, кто звал меня на свидание, был Вовка из соседней квартиры, когда поутру очень просил дать сотку на пиво.

Контраст, мягко говоря, разителен.

А идеал тем временем неторопливо шел мне навстречу, рассекая людской поток, как ледокол “Арктика”. Плавный, вальяжный, с уверенным блеском в глазах.

– Ульяна, добрый вечер, – мягким баритоном поздоровался Давид, как только поравнялся со мной и, завладев дрогнувшей рукой, галантно поднес ее к губам, запечатлев невесомый поцелуй на внешней стороне ладони. – Я счастлив, что суровое руководство все же отпустило вас.

Я вспомнила, как руководство выносило меня за дверь номера и закрывалось на ключ, чтобы я не прорвалась обратно. А после трепыхнула ресницами и “призналась”:

– О, это было непросто, но все же мероприятие увенчалось успехом.

Давид улыбнулся, заверил, что мы чудесно проведем вечер и, положив мою ладошку себе на локоть, повлек к выходу из отеля.

Меня со всеми предосторожностями провели к белому мерседесу, галантно открыли дверь пассажирского сидения и помогли сесть в роскошный кожаный салон. А я и правда начинала чувствовать себя Золушкой по дороге на бал… Нет, у Малкина не менее роскошная машина, и обстановка роскоши была не в новинку. Дело в атмосфере. Там я собачонка на побегушках, а тут принцесса. Нежная, красивая, хрустальная.

Горящие искренним восхищением глаза господина Фельдмана окончательно меня в этом убеждали.

– Куда бы вы хотели поехать? – спросили у меня. – В центре есть столько замечательных мест.

Я уже было открыла рот, чтобы выдать списком все, где бы хотела побывать, но тут во мне взыграла то ли совесть, то ли проснулся профессионализм. Ну, либо третий вариант: меня где-то успел укусить трудоголик-вампир Малкин, и теперь я превратилась в не менее трудоголичного вампиреныша поменьше. Потому что резко вспомнила, что отпустили меня не ресницами хлопать, а все же работать и попытаться выбить Максу контракт.

И пусть одно другому, вроде как, не мешало, но в одном начальник был прав. Контракт для Старовойтова хотелось выбить умом, а не другими собственными достоинствами.

– А давайте просто на набережную? Пройдемся, подышим морем.

Давид искренне рассмеялся, приятно так, без издевки:

– В этом городе везде пахнет морем, но желание дамы – закон.

В итоге шикарная машина проехала от силы метров триста до следующей парковки, впритык с набережной. Несмотря на поздний час, народа здесь было еще больше, чем днем. Много молодежи, не меньше и пожилых людей. Гуляющие парочки, фотографирующиеся туристы, спортсмены на вечерней пробежке… И все это под шум набегающих волн.

– Здесь всегда так людно? – спросила я, остановившись лицом к морю и вдыхая аромат соли полной грудью.

– Как правило, да. Иногда даже больше. Тель-Авив иногда называют местным Майами. Здесь много молодежи, ночных клубов, бушующей жизни. Это хорошо для экономики, но не всегда нравится верующему населению.

В голосе Фельдмана послышалось легкое неодобрение, а я запоздало вспомнила слова Малкина, что Давид, хоть и не ортодоксальный, но соблюдает большинство традиций.

– Вам тоже не нравится? – уточнила я, решив убедиться.

– Да, – без уловок согласился он. – Страдают многие устои морали. Я считаю, что это разлагает общество и институт семьи в частности. Уверен, вы, Ульяна, как никто можете это понять.

Мои брови невольно взлетели вверх. Стало интересно, с чего вдруг Давид так решил?

– Да-а, – как-то не слишком уверенно протянула я и двинулась к морю.

Там у кромки воды люди уже не бродили, и, сняв босоножки, я без зазрения совести влезла ступнями в воду, пока Давид посвящал меня в особые аспекты жизни местного населения. Похоже, своим ненавязчивым интересом я зацепила его больную тему и теперь выслушивала о том, как должна жить правильная семья.

Чтить шаббат, уходя от мирских дел один раз в неделю и посвящая этот день и часть ночи только друг другу. Есть правильную пищу, избегать сплетен… Прекрасная на самом деле традиция, на словах звучало очень здорово, вот только почти невыполнимо в современном обществе и темпе жизни.

Давид рассказывал о том, как в пятницу вечером он приезжает к матери и отцу, где собираются еще и семьи его брата и сестры, и все они проводят ужин, отложив прочь все дела, а также мобильники, компьютеры и прочие гаджеты.

– А если что-то экстренное произойдет? – спрашивала я.

– Ничего страшного. В шаббат не может быть ничего экстренного, такого, что не могло бы подождать.

Странно было слышать такое от делового и богатого человека. В моем представлении такие, как он, должны двадцать четыре часа и семь дней в неделю находиться по уши в работе. Как Малкин, например. Но нет, выходило, что Давид прекрасно умеет отвлекаться и отдыхать.

– Но современная молодежь не чтит обычаи. Моя мать очень переживает, что я до сих пор один и не смог найти подходящую скромную и целомудренную девушку, – на меня бросили такой красноречивый взгляд, что вдруг резко захотелось, чтобы меня смыло накатывающей волной в океан.

Потому что упс!

Кажется, я поняла, на что запал во мне Давид, и это меня одновременно расстроило и взбодрило.

Моя блеклость, серость и внешняя скромность. Это у себя в голове в белом платье я выглядела богиней, а в глазах южного мужчины – бледной девушкой в одежде, которая делает ее еще бледнее. Меня приняли за целомудренную девственницу! Будто оно на лбу у меня написано, что, впрочем, не правда.

Теперь вдвойне стали обидны комплименты Давида, о том, что я звезда, и тем более непонятно, почему на меня так смотрел Малкин. Наверное, потому шеф и заставлял меня красить губы яркой помадой, чтобы я окончательно не травмировала его чувство прекрасного.

Мое отличное настроение упало ниже уровня моря, зато желание работать и что-то доказать выросло до вершин Эвереста.

– Максим Старовойтов согласился бы с каждым вашим словом, – брякнула я. – Не так давно он рассказывал, какие нынче пошли развратные девушки. Это его удручает.

– Разве? – удивился Фельдман и тут же улыбнулся, обнажая белоснежные зубы. – А как же серебряное блюдо с презервативами в номере?

Мои глаза округлились. Вот как? Значит, Давид уже успел навести справки про нашего Звездуна и, кажется, репутация Макса опередила его самого на много миль и сыграла дурную шутку. Фельдман уже давно сделал свои выводы по поводу Старовойтова.

– А как иначе? – всплеснула руками я. – Это все часть сценического образа, точнее, даже не сценического, а жизненного. Максу приходится соответствовать даже в таких мелочах. Он восходящий секс-символ с соответствующим амплуа, никуда не деться. Вот ему и приходится прятать свою истинную натуру под слоем наносного пафоса и гламура.

Говорила я все это быстро, на ходу придумывая детали, а заодно запоминая их, чтобы завтра пересказать Максу. Если так сильно хочет контракт, пусть соответствует ожиданиям.

Давид внимательно на меня посмотрел, прищурился, явно пытаясь вычислить, вру я или нет, а после быстро и резко стал засыпать вопросами:

– Его любимая книга?

– “Мастер и Маргарита”, – ляпнула первое, что взбрело в голову.

– Фильм?

– “В джазе только девушки”.

– Классическое произведение?

– Понятия не имею, спросите у него.

– Хм… – задумался Давид. – Пожалуй, если бы ты ответила, точно решил бы, что пытаешься меня обмануть.

Пришлось развести руками, в каждой из который держала по босоножке. Пытаться обмануть еврея – гиблое дело. Раскусят. Просто запоздало поняла, что действительно говорила Давиду правду.

Томик Булгакова я видела в квартире Макса на прикроватной тумбочке, а фильм он обсуждал с кем-то на съемках нижнего белья. Я мельком подслушала.

Может, и про чуткую натуру я не ошиблась, и внутри Старовойтова живет трепетная лань?

– Хорошо, я присмотрюсь к нему еще раз, – пообещал Давид, – А пока давай, если не хочешь ехать в город, посидим хотя бы в кафе у моря.

Я скромно согласилась. В конце концов, покупка мороженого и легкого десерта меня ни к чему не обязывала.

Зато Давид наконец сменил свою предыдущую тему на более интересную мне. Остаток вечера он рассказывал о странах, в которых побывал по работе, и путешествиях. Я сама не заметила, как пролетело время, втянулась в беседу, задавала вопросы, раскрыв рот слушала о Большом каньоне в США и всей душой хотела сама его когда-нибудь увидеть.

В реальность вернул мельком брошенный взгляд на часы. Пять минут первого…

Малкин меня убьет, а перед этим превратит в тыкву за опоздание.

Удивительно, но Давид, услышав о моем желании вернуться в отель, даже обрадовался. Закивал поощрительно, сказал, что и без того отнял достаточно много моего времени, дождался комплимента в стиле: “С тобой так интересно, что я обо всем забыла” и вернул Золушку в вотчину к злой мачехе.

Он не пытался меня поцеловать или, тем более, напроситься в номер. И мне снова взгрустнулось от понимания: Давиду нужна нежная домашняя фиалка, и именно ее он видит во мне.

Пока лифт поднимался к моему этажу, я размышляла над тем, что испытываю после прогулки. Ведь было все: Южная страна, звездное небо, шелест моря, прекрасный мужчина и мимолетные касания со взглядами, полными заинтересованности… Но сердце молчало. Оно стучало размеренно и спокойно, не подавая признаков хотя бы малейшего волнения.

Пока не дошла до нашего с Малкиным номера.

Вот где чувства ожили.

Замерев напротив двери, я набрала в грудь побольше воздуха и чуть им не подавилась, закашлявшись. Меня втащили в номер раньше, чем успела пискнуть.

Глава 16

– Пришла! – постановил Малкин, пробежав по мне злым взглядом сверху вниз. – Нагулялись, Ульяна Михайловна? Как провели время?

– Э-эм… Мило? – предположила я, обдумывая, какой бы ответ его устроил.

– Вот как?

Меня подтолкнули вглубь помещения. Захлопнулась дверь.

– Ну, присаживайся, Р-рыбкина, – мне отчетливо послышалось рокочущие звуки при произношении фамилии. – Поговорим по душам?

– Ой, а может завтра? – обернувшись, практически уткнулась носом в грудную клетку шефа, облаченную в светло-голубую рубашку с тремя расстегнутыми у ворота пуговицами. И снова запах одеколона окутал все вокруг, кружа голову и путая мысли. Хотелось укутаться в него, как в теплое одеяло, и уснуть в объятиях…

– Ты что, пила, Ульяна? – в голосе Малкина послышались отеческие нотки. Меня слегка тряхнули за плечи, заглянули в глаза и, клянусь, на их донышке виднелось немалое беспокойство.

– Даже если и так, вам какое дело? – Ох, неправильно на меня действовали прикосновения шефа. Алкоголь я не пила, а вот его руки опьяняли…

– Это еще как понимать? – нахмурился Малкин.

– Так и понимайте, – вздернула подбородок я. – Вы сказали идти и выбить роль Максу. Выбрали мне наряд, снабдили инструкциями, как понравится продюсеру, вынесли за дверь… А теперь спрашиваете, пила ли я? Не те вопросы задаете, Александр Сергеевич! Спросите же, что с фильмом? Дадут ли шанс нашей Звезде?

– Ульяна, – он не выглядел виноватым, но на миг на лице появилась растерянность. – Никто не требовал больше, чем ты сама хотела бы сделать!

– Да, я слышала рекомендацию Макса не спать с Давидом сразу, оставить это на следующие свидания, а то меня быстро забудут!

– Что ты несешь?! Ясно же, что никто не собирался тебя подкладывать под… Он что, предлагал поехать к нему? Фельдман возил тебя к себе?!

– Не ваше дело!

– Говори!!!

Его глаза расширились, ноздри раздулись, на скулах ясно проявились желваки. Пальцы на моих плечах так впились в кожу, что я даже вскрикнула и дернулась, пытаясь освободиться.

– Да никуда он меня не возил! – выкрикнула, чувствуя, что вот-вот разрыдаюсь, сама не понимая почему. Ничего страшного не случилось, Давид оказался замечательным собеседником, умным и нескучным. И море наконец увидела, и по набережной погуляла… Тогда почему так злюсь? И почему чувствую себя едва ли не преданной? – Отпустите! Я хочу спать!

– Ульяна…

– Пустите! Пусти меня! – я ударила кулаком в твердую мужскую грудь и тут же зашипела от боли.

– Идиотка, – как-то совсем без злобы услышала над головой и тут же почувствовала временную свободу. Плечи Малкин отпустил, только теперь одна его рука плотно обхватила мою талию, а пальцы второй подцепили подбородок, заставляя поднять голову и встретиться взглядом.

Я хотела сказать, что он негодяй и подлец. Не знаю, почему. Просто я так чувствовала в этот конкретный момент. А Малкин… Он как будто все понимал. Так смотрел на меня…

Как наши губы встретились, я не могла бы сказать, сколько бы не думала в дальнейшем. И кто первый подался навстречу – тоже загадка. Но вдруг дыхание застряло в легких, а сердце замерло на миг. Это был даже не поцелуй, а маленькая смерть… Я не дышала, глаза закрылись и пульс исчез… И только наши губы жили, стремясь навстречу, и языки сплетались в безумном танце неистовой страсти. А еще были его руки, скользящие по моей спине, прижимающие к крепкому телу, умоляющие быть ближе…

Все испортил стук в дверь. Громкий и совершенно неуместный, как и сам Старовойтов, решивший узнать, вернулась ли я в отель.

Мы с Малкиным отпрянули друг от друга и замерли шумно дыша, как воришки, пойманные на горячем. Его глаза были намного темнее, чем обычно, а правая рука все еще тянулась ко мне, но он ее быстро опустил.

– Але! – кричал Макс из-за двери. – Саша, спишь, что ли?!

– Я… мне нужно в душ, – только и смогла пролепетать я, испуганно обегая смотрящего вслед начальника.

Еще несколько секунд, щелчок замка и несколько гулких ударов сердца, а после я услышала его громкое: “Иду!” и сползла по стеночке, прикрыв пылающие щеки ладонями.

– Ну что? – обеспокоенно уточнил Старовойтов. Видно, волнуется Звезда за роль. – Вернулась?

– Угу, – еле слышно от Малкина.

– И?

– Пошла в душ.

Я опомнилась, вскочила, включила воду, открыв кран до упора. Чуть постояв, влезла в кабинку и намазалась гелем, старательно не думая вообще ни о чем. Получалось плохо. Взгляд то и дело метался к двери, за которой разговаривали шеф с Максом, мысли путались, а ноги слабели.

В какой-то момент показалось, что слышу, как Малкин ругается, потом закрылась дверь и все стихло.

Пробыв еще пару минут в своем убежище, я все-таки набралась смелости и вышла, укутавшись в халат и захватив свернутый сарафан. Шеф, к моему неудовольствию, никуда не делся. Он сидел напротив в широком кресле, закинув ногу на ногу, и… перебирал чертовы четки.

Глава 17

/Малкин А.С./

Она замерла передо мной, кутаясь в короткий халат, сминая в руках собственное платье и глядя куда-то в сторону. Дверь позади медленно закрылась  с легким щелчком, и Ульяна вздрогнула, обернувшись. Острое чувство вины кольнуло где-то в области легких, и это оказалось, мягко говоря, непривычным.

– Мы все немного перетрудились сегодня, – первым заговорил я, привлекая ее внимание. – И от того нервы слегка на пределе. Пальцы быстрее стали перебирать бусины четок, а в голове пронеслась единственная мысль: “Блеешь как мальчишка, Малкин!” Только вот с ней нельзя было иначе. Вспомнилось вдруг, как Ульяна кричала с десяток минут назад и ударила меня своим маленьким кулаком. За дело. Другому я бы не спустил… и другой тоже. Но тут сам оплошал, идиот.

Послышался шорох – она сделала шаг в сторону. Показалось, что поймал на ее лице новое выражение, совершенно несвойственное Моли. Сердитое, даже злое. Но наваждение прошло практически мгновенно.

– Да-да, – быстро посмотрев на меня, Уля передернула плечами, – это правда. Все от сбитого режима.

– Усталость дает о себе знать, – с готовностью подтвердил я, отдавая себе отчет в том, что несу чушь. Бывали сутки, в которых и вовсе не находилось времени на сон, а сегодня просто лентяйский день… Но мне нравилось, как умело мы с помощницей пришли к консенсусу, и нарушать шаткое равновесие совсем не хотелось. – Вы были правы, Ульяна Михайловна, когда требовали похода по магазинам. Иногда нужно и отдыхать.

Встретились взглядами. В ее явственно читались недоверие пополам с удивлением. И что-то еще, но что именно – понять не мог. Может, глаза блестели сильнее обычного? Или заставляли задуматься брови, несколько раз сошедшиеся на переносице. Устав гадать, я резко поднялся и, закатывая рукава рубашки, попросил:

– Давайте забудем о сегодняшнем происшествии?

Не удержался и посмотрел в ее сторону. Она мяла в руках свой сарафан и нервно кусала нижнюю губу. Ту самую, что, кажется, минуту назад кусал я. И молчала. Пришлось продолжать мне:

– Выпроваживать вас на свидание с Фельдманом было неправильно. Отвратительно. И я полностью отдаю себе в этом отчет. То, как я вас встретил, тоже в корне не верно. В общем, предлагаю забыть случившееся. Окончательно и бесповоротно. С моей стороны вы получаете обещание больше не подталкивать вас на столь… эм-м… необычные методы выбивания контракта. Никогда. Как вам такой расклад?

Поднял глаза, уставился на нее с непроницаемой миной. Девчонка стояла очень близко, на расстоянии вытянутой руки, но находилась бесконечно далеко. Сегодня я перегнул палку, сначала заставив ее пойти на свидание с продюсером, а потом… На миг вспомнился поцелуй, полный сжигающего огня. И не только с моей стороны. Вот вам и Моль… Интересно, что Давид говорил? Где они были? И что делали? Не просто так ведь она вернулась настолько взвинченная!

– Да, я полностью вас поддерживаю, Александр Сергеевич. Ваши мысли по поводу… всего, – заговорила Ульяна, наконец, откидывая платье на кресло и одаривая меня слабой улыбкой: – К тому же мне тоже очень неудобно за свое поведение. Да и свидание в целом было милым. Море, звезды…

Я почувствовал, как крепче сжимаются пальцы вокруг четок.

– Давид – прекрасный собеседник и вовсе не похож на того, кто пользуется своим положением для мимолетных романов. Мы замечательно провели время, и за это я вам даже благодарна.

О, кажется, одна из бусин треснула только что.

– Но ваше обещание мне очень по душе. И про поцелуй тоже забудем, я правильно понимаю? Вы волновались…

– Я действительно испытывал нечто подобное, – согласился, прекрасно понимая, что отнюдь не волнение заставило меня накинуться на собственную помощницу. – Из-за чувства вины. Как я уже говорил.

– Чувства вины, – словно эхо повторила Рыбкина, и глаза ее снова вспыхнули. Или это всего лишь блики от очков?

– Прекрасно, – выдавил из себя я.

– Чудесно, – кивнула Ульяна, поглаживая воротник своего халатика.

– Замечательно! – постановил я, забрасывая безнадежно испорченные четки в карман брюк.

– Вот и хорошо, – Рыбкина широко улыбнулась. – Тогда будем спать?

– Будем.

Я прищурился, фокусируя взгляд на лице помощницы. Мне казалось, что линзы очков безнадежно подводят, и я упускаю детали, свидетельствующие о том, что маленькая нахалка нагло меня дразнит. Ну, ухмыляется, ну, вырез декольте снова сильнее распахнула и да, прикусила губу… Можно ли все это характеризовать, как ее личный вызов и месть мне за извинения после поцелуя? Приглашает ли она меня продолжить или просто радуется, что легко отделалась?

Черт! Черт!

– Спокойной ночи, Александр Сергеевич, – тем временем мурлыкнула Рыбкина, проходя мимо.

Полы ее халата задели мою брючину. Обоняния мягко коснулся нежный пудровый аромат, ненавязчивый и легкий, как я люблю…

– И тебе, Рыбкина, – проговорил я, покидая комнату.

Стоило закрыть дверь, как я досадливо скривился. Добегался ты, Саня… допрыгался. В самом наипрямейшем смысле на помощниц кидаешься. Чтоб этому стилисту пожизненно икалось за то, что он ей помаду подобрал.

К слову, Моль не Моль, а целуется девочка страстно. Если бы не принесло Старовойтова, то ночь могла закончиться как угодно. Я сорвался. Сорвался как мальчишка, и это очень, очень плохо. Дело не только в самом факте, но и в моих личных принципах.

Кстати про Макса. Я поморщился, ощутив вспышку раздражения, замешанном на чувстве легкой вины.

Старовойтова принесло вовремя, но с совсем не своевременными моральными терзаниями. Полночь пробила, и наш жеребец прискакал проверять, вернулась ли Ульяна, при этом еще умудрился высказать мне претензии на тему использования сотрудников, хотя сам рылся в ее вещах в поисках одежды и давал дурацкие советы в стиле “не спать на первом свидании”.

Я нервно достал четки, которые машинально вертел в пальцах, и, натыкаясь на дефектную бусину, еще больше бесился. Положил их на подоконник и потянулся к полупустому стакану с водой, забытому тут еще днем. Залпом выпил и вздохнул.

Увы, моралистом тут был не только Макс. Меня самого словно раскололо на две части, притом одна принадлежала агенту и человеку бизнеса, заверяя, что в работе все средства хороши, а вторая нашептывала, что не настолько же.

И это как минимум неспортивно добиваться своих целей, оставаясь за спиной хрупкой женщины. А как максимум настолько отвратительно выглядит, что мне впервые за долгое время хочется выпить. А еще почему-то хочется выйти и уточнить у Рыбкиной, точно ли она не позволила Давиду ничего лишнего?

Глава 18

/Ульяна Рыбкина/

Я смотрела на удаляющуюся широкую спину начальства и с трудом сдерживала порыв чем-то в нее запустить. Да, это совершенно иррационально, не логично, но внутренняя злость кипела и требовала выхода.

Нервно сжав кулаки, я с размаху плюхнулась на диван, стягивая на груди полы халата. Несколько секунд тупо смотрела на махровую ткань, а мой все еще заторможенный после недавних событий мозг старался собрать логическую цепочку, в конце которой его что-то не на шутку тревожило.

Халат-вода-ванная-вентиляция… дневник!

Подорвавшись с места, я метнулась доставать свою прелесть, на бегу вознося молитвы всем известным мне богам, чтобы дневничок оказался на месте. Нащупав в узкой трубе корешок тетради, я облегченно выдохнула и прижала ее к груди.

Вернувшись в комнату, расстелила постель и даже легла. Но мандраж никак не желал проходить, а броуновское движение мысли улечься, потому ладошки сами потянулись к писанине. Жестом фокусника открыла дневник на чистой странице, и с крайне одухотворенным видом приложив кончик ручки к губам, попыталась кратенько сформулировать впечатления от сегодняшнего дня.

“Итак, главная новость на данный момент – мамины мечты временами все же сбываются! Я действительно встретила кошерного мужика с прицелом на семью и ярким интересом к моей персоне. Все было просто отлично: романтика, прогулка по берегу моря, интересная беседа. Но вот огонька не случилось…

Сегодня с треском рухнула теория, в которую я верила большую часть своей жизни: если появится приятный интересный мужчина, то я буду ему хотя бы симпатизировать. Фиалковость настроений Давида откровенно настораживает, плюс я под его запросы не подхожу. Да и вообще, я ушла из фирмы Коршунова, чтобы получить больше воли и наконец-то построить карьеру. А продюсер, похоже, забрасывает удочку на тему борщей и латекса, что с моими жизненными планами никак не пересекается.”

Представив себе семейную жизнь с правильным до зубовного скрежета Фельдманом, я содрогнулась. Следующей картинкой в визуальном ряду было знакомство с еврейской мамой. А о них столько баек сложено, что если хотя бы часть пра-а-авда…

“Зато огонек в итоге случился там, где не ждали. После возвращения в номер Несмеяна набросился на меня с претензиями, а потом и просто набросился. Но после страстных поцелуев, прерванных появлением Макса, Малкин с выражением лица святого, искушаемого демоницей, заявил, что все это состояние аффекта от усталости, а не его добровольные действия. Вывод? Трус и страус! Противный, скучный тип!”

– Вредная трудоголичная сволочь, – вслух процедила я, записывая последний сомнительный “комплимент” в адрес начальства.

Впрочем, почти сразу с опаской огляделась: не торопится ли оная сволочь выпрыгивать из спальни? К новой встрече лицом к лицу я была не готова.

Мысли гладко ложились на бумагу.

Если честно, трус Александр или не трус, но зерно истины в его словах есть. Как могли измениться наши отношения после поцелуя?

Первый вариант сказочный. Несмеяна внезапно замечает, что не все в этом мире настолько хреново и не вся жизнь состоит из работы. С ходу влюбляется в меня и тащит по возвращении в ЗАГС.

Версия была бредовая даже для моей фантазии, потому я перешла к варианту второму. Грустному и реалистичному.

Ну, случилось бы у нас все… и что? Он бы заявил мне, что это ничего не значит, наутро и, возможно, уволил бы по возвращении, так как Малкину не нужно под носом настолько яркое напоминание о собственном несовершенстве. А то у нас же сотрудники бесполые существа, да-да.

Закончив плакаться о сложных отношениях с мужчинами и начальством, которое – вот открытие – тоже мужчина, я спрятала дневник в одно из отделений чемодана под кодовым замком и со спокойной душой улеглась спать.

Утром меня разбудил шум воды. Я резко села и на автомате потянулась к телефону. Неужели будильник не сработал?!

Но нет, до звонка оставалось еще десять минут, так что это не я засоня, а Малкин – ранняя пташка.

Звуки стихли, а через несколько секунд на пороге нарисовался до отвращения бодрый и спокойный Александр Сергеевич.

– Доброе утро, Ульяна Михайловна.

В этом “Ульяна Михайловна” было столько официоза и предупреждения о том, что надо соблюдать дистанцию, что мне поневоле захотелось вытянуться в струнку. Не дожидаясь ответа, Малкин прошествовал мимо, обдавая свежим запахом своего чертового чрезвычайно вкусного одеколона. Громко хлопнувшая за его спиной дверь малость меня отрезвила, и я на выдохе с нажимом провела ладонями по лицу, а после усилием воли соскребла тельце с кровати и отправила в душ.

Когда я уже одетая и готовая к свершениям вновь появилась в гостинной, то мужчина отложил планшет, в котором что-то писал до моего прихода, пружинисто поднялся и сообщил:

– Позавтракаем вместе с Максом внизу.

– Как скажете, – я повела плечами, стараясь изобразить на лице все возможное рвение и готовность следовать куда угодно за нашей звездой и приносимыми им деньгами.

На удивление, Макс даже не опоздал к назначенному часу, но уже через несколько минут после его появления я буквально всеми фибрами души ощутила, что “наше все” не в настроении.

Атмосфера за столиком царила гнетущая. Если раньше во время встреч занудность и мрачность Малкина компенсировалась яркостью и оптимизмом Старовойтова, то сегодня Макс едва цедил слова, кидая на агента злые взгляды.

Они обменивались сухими отрывистыми фразами, которые касались исключительно работы, а я сидела тише воды и ниже травы.

– Ты помнишь про свое сегодняшнее расписание? – менторским тоном спросил Малкин, придвигая к себе чашку с кофе.

– Да, – коротко ответил Макс даже без обычного своего зубоскальства.

Наконец-то пытка была закончена и мы двинулись к выходу из отеля, к которому уже приехало вызванное такси.

– Как закончишь съемку – отзвонись. У нас есть дела на вечер.

Старовойтов только кивнул, не удостоив нас вербальным ответом, и, махнув на прощание, двинулся к своему транспорту, а меня Малкин потащил к нашему.

Следующие несколько часов прошли в привычном рабочем ритме. Начальство рычало то на меня, то на остальных, так что в этой атмосфере я уже ощущала себя как рыба в воде. Наверное, если когда-либо Малкин станет со мной вежливым и обходительным, это будет причиной для нехилых опасений!

После пары рабочих встреч, когда мы в очередной раз вышли из прохладных офисных помещений под палящее солнце Тель-Авива, Александр Сергеевич с прищуром посмотрел на меня и заявил:

– Поехали на рынок.

– Что? – я недоуменно приподняла брови. Нет, у меня все хорошо со слухом, но надо признать, я искренне считала, что Малкин спустит эту тему на тормозах, в лучшем случае отпустив меня за покупками одну.

– Ты хотела увидеть Шук Кармель, – начальник широким уверенным шагом двинулся к ближайшему такси. – И купальник хотела. Причем настолько, что стребовала с меня обещание, так что теперь не страдай. Тебя ждут яркие впечатления и грязные продавцы. Готова?

– Как-то вы так все описали, что… – я развела руками, не в силах сразу подобрать нужного слова.

– Ну, а чего ты ожидаешь? Это же ры-ы-ынок, – презрения в голосе хоть отбавляй, но почему-то за ним я слышала еще и любопытство. – Восточный базар!

– А вы хоть раз на них были? – поинтересовалась я уже в такси, после того как мы объяснили водителю, куда ехать.

– Нет.

– И не любопытно? – все же не удержалась я, задав далекий от понятий об субординации вопрос.

Меня одарили надменным взглядом, лучше всяких слов говорящим, что Малкин думает на эту тему. Я уже устыдилась и потупилась, когда спустя десяток секунд раздался спокойный голос звездного агента.

– Конечно интересно. А еще мне интересно посмотреть, как именно ты будешь выбирать там купальник. Рынок же… Это тебе не бутик с примерочными кабинами.

Да ладно… Что я, базаров не видела? Все мы в далекие двухтысячные мерили джинсы, стоя на картонке за шторкой.

Но стоило мне выйти из такси и пройти пятьдесят метров, добравшись до первых торговых рядов, я поняла: таких не видела! Восточный базар это нечто совершенно особенное.

Яркие краски, громкие голоса и резкие запахи ввинчивалась в мозг, добираясь до самых дальних его закоулков, где с детства хранились первые впечатления от диснеевского мультика “Алладин”. Тогда я, раскрыв рот, сидела у экрана и жадно смотрела на красочные картины, мечтая когда-либо тоже окунуться в эту сказку.

И вот сейчас она подхватила меня, закрутила в волне впечатлений. Запахи сменяли друг друга, от вкуснейших до неприятных, взрывая этим рецепторы. Перед глазами рябило от ярких красок: фрукты, овощи, специи, сувениры, ткани и, наконец, сами люди!

Мысленно вспомнив, что утром я оделась максимально просто да еще и не накрасилась, я разом ощутила себя белой вороной в стае попугаев.

Впрочем… я тут не одна такая была. Невольно покосилась на шагающего рядом Малкина в светлом льняном костюме классического кроя. Среди неброско одетых местных и туристов он смотрелся как белый айсберг на спокойной глади океана, где на многие мили нет ничего, за что можно зацепиться взгляду.

Он неторопливо шел, ловко лавируя в узких проходах, и начисто игнорировал голосистых торговцев, пытающихся зазвать нас к своим прилавкам.

Несколько минут я шла рядом с боссом как образцовая подчиненная, а после меня с опозданием осенило. Мы тут ради меня. Для меня.

Час личного времени с боем выбитого у этого диктатора! И вместо того, чтобы радостно бегать от одной лавки к другой и выбирать подарки или вкусности для себя я снова боюсь сделать лишнее движение и навлечь на себя гнев Малкина.

Да ну его!

И я решительно двинулась к ближайшему стенду с сувенирами! Должна же я что-то привести как маме, так и “подругам-поврагам” в офисе? Чисто ради того, чтобы посмотреть, как перекосит их ухоженные физиономии.

Закопавшись в ярком ассортименте товаров, я практически сразу выудила клад – подвеску странной формы, похожую одновременно и на профиль человека, и на голову птицы. Перед внутренним взором разом встало лицо Регины с ее весьма специфическим якобы римским носом.

– Вот это! – радостно потрясла я подвеской и, услышав цену, уже хотела лезть за кошельком, но мою руку перехватила прохладная ладонь Малкина и предупреждающе сжала.

А после…

– За эту ерунду такую сумму?

Глаза продавца за прилавком воодушевленно засверкали, но он демонстративно обиделся и заявил:

– Где вы видели ерунду? Это лучший товар на этом рынке. Авторская работа, уникальная техника литья!

– Подвальная, – фыркнул начальник, ловко сцапав украшение буквально из-под пальцев продавца. – ООО “Три китайца”.

В следующие минут пятнадцать сии замечательные джентльмены активно обменивались своими честными мнениями о безделушке, вспоминали мам, бабушек и сестер-инвалидов на содержании. В итоге они сошлись на сумме в половину меньшей от озвученной, но мою попытку вновь залезть в кошелек пресекли. Александр Сергеевич вытащил бумажник и расстался с деньгами с таким видом, словно это последние. Араб-продавец с каждой секундой смотрел на него все с большим уважением.

В итоге в этом же ларьке я выбрала подарки для остальных знакомых, уже не такие говорящие, как для Регины, но все равно интересные.

Когда мы двинулись дальше по ряду, я посмотрела на невозмутимо шагающего рядом начальника и спросила:

– Александр Сергеевич, вам на карточку перевести или наличными отдать?

Он остановился и, сведя брови, недоуменно на меня посмотрел:

– О чем ты Рыбкина?

– Ну… вы же купили, – я неизвестно почему смутилась и, разозлившись на себя же за такую реакцию, решительно подняла взгляд.

– И что? – спокойно и даже как-то флегматично ответил Малкин. – Согласись, очень странно было бы, если учитывать, что торговался я, а платила бы ты.

– А торговаться зачем?..

Я и правда не понимала, даже изначальная цена была не сказать, что сильно заоблачной.

– Ульяна, – взгляд начальства был полон снисходительного участия ко скорбной разумом мне, – мы на базаре! Не забывай про восточный менталитет, они изначально задирают цену и знают, на сколько могут ее опустить. Здесь торг возведен в ранг искусства.

Действительно.

Впрочем, вспомнив, с каким энтузиазмом наша Несмеяна выжимала из партнеров наиболее выгодные условия и бабло, я поняла, что в нем точно спит маленький, но очень концентрированный еврей, который просыпается при слове “деньги”.

На этом этапе мы съехали с темы возврата финансов и отправились навстречу приключениям! То есть в недра Кармеля.

После сувенирных рядов мы попали в продуктовые. От запахов кружилась голова и сжимался желудок, намекая, что уже давно время обеда, а раз тут так пахнет, то не собираются ли его покормить?

– У тебя нет предубеждения против уличной еды? – вдруг спросил начальник, задумчиво оглядывая продукты.

Вспомнив неоднократно поглощаемую на ходу шаурму, я неопределенно повела плечами. С другой стороны, все так вкусно пахло!

– Молчание – знак согласия, – тут же постановил Малкин и, сграбастав меня под локоть, поволок куда-то вперед.

Вообще, я была поражена тем, как он лихо ориентировался на незнакомой местности.

– Вы здесь были раньше? – все же полюбопытствовала я. – Иначе куда мы так уверенно идем?

– Нет, я тут впервые, но меня ведет четкий аромат чего-то крайне вкусного, – ответил мужчина все с тем же невозмутимым выражением лица.

Я же удивленно вскинула брови, потому что у меня нос был уже давно забит ароматами специй, и сейчас по запаху точно никуда следовать не смогла бы.

Видя мое выражение лица, Несмеяна неожиданно усмехнулась:

– Рыбкина, ты серьезно поверила?

Кивнула.

Малкин же закатил глаза к небу, а в следующий момент указал мне на палатку, у которой столпилась очередь из разномастных людей.

– В любой новой стране, если хочешь качественно и недорого перекусить, ищи, где питаются местные. Вот как здесь.

Отстояв поистине гигантскую очередь, мы купили какой-то местный аналог шаурмы, внутри которого вместо мяса оказались жареные бобы.

– Учись, Рыбкина, пока я жив, – вполне добродушно и с набитым ртом произнесло начальство. – Эта штука действительно вкусная.

– Да какие ваши годы! – отмахнулась я, помня про его тридцать два, за которые на меня обиделись. – Успею.

– Как какие? Тонометр вот покупать скоро надо будет, – раздалось от Малкина, и я чуть шаурму из рук не выронила.

Несмеяна, оказывается, еще и шутить умел, хотя, возможно, на него так атмосфера рынка действовала. Впрочем, на часы босс поглядывать тоже не забывал, отчего я решила не искушать судьбу и поскорее найти лавку с одеждой, чтобы купить, наконец, купальник.

Для этого пришлось долго идти по рядам, пока в итоге не перебрались вообще на другой рынок – Бецалель.

Любая женщина бы пришла в восторг от количества одежды здесь, а моя мать, заядлая шмотоцница, наверняка испытала бы приступ экстаза. Вот и я находилась практически в эйфорическом состоянии, которое омрачалось тем, что не смогу перемерить все. У меня были серьезные опасения, что психика Малкина могла бы не выдержать такого испытания, поэтому, когда увидела лавку с купальником, не теряя времени двинулась к ней.

– Ты серьезно собиралась примерять нижнее белье здесь? – с сомнением и чуть понизив голос, поинтересовался шеф.

– А что такого? Вон кабинки, – указала я. – Это даже не шторки. Не переживайте, я быстренько.

Уже через десять минут, отобрав с продавцом полтора десятка моделей, я поняла, что Малкина нагло обманула. Быстренько не получится.

А уж когда надела первый из купальников и озадаченно уставилась на себя в зеркало, окончательно осознала, что без веского мужского мнения никак не обойтись.

Решив, что буду измерять успешность купальника по шкале от одного до десяти в багровых оттенках лица Малкина, я вышла из кабинки, гордо спросив у шефа:

– Ну как?

Глава 19

/Малкин/

– Ну как? – прозвучал ее голос, и мне пришлось обернуться, а заодно отвлечься от звонка из Москвы. Регина докладывала текущую обстановку по контрактам с остальными “звездочками”.

Чуть телефон из рук не выронил. Что творит эта безумная женщина?

Мгновенно захотелось ее запихнуть обратно в примерочную, а заодно прочистить голову дурехе, чтобы не выползала показываться в открытую в таком виде.

Израиль, конечно, цивилизованная страна, вот только отбитых на голову мусульман тут тоже хватает.

– Я перезвоню, – сдавленно пробормотал висящей на проводе Регине. – Рыбкина, ты с ума сошла.

– Вам не нравится? – Она повертелась, показывая себя со всех сторон, а я засмотрелся на внезапно обнаруженную у помощницы грудь. Оказывается, она у нее есть. – Все так плохо?

Молчу. В целом, все с купальником отлично, даже супер, вот только…

– Хорошо, я поняла, сейчас переоденусь в следующий, – Ульяна с грустью ушла в примерочную, а я с шумом выдохнул.

Точно надо было нанимать в помощники сорокалетнего мужика. Он бы стопроцентно не пошел примерять купальник, и уж тем более у меня не возникло бы желания его целовать.

– А этот как? – звонкий голос вырвал из размышлений, и от взгляда на это наивное недоразумение у меня в горле пересохло.

У нее не просто грудь нашлась, а очень красивая грудь. С небольшой родинкой в ложбинке, а еще ключицы идеально очерчены, так, что хочется пальцем провести.

Черт возьми, издевательство какое-то! На этот раз пришлось приложить максимум усилий, чтобы вернуть себе привычную выдержку.

Что вообще происходит? Веду себя как малолетка, залипая на девушку на десять лет младше, да еще и собственную подчиненную. Где мой мозг?

Знаю где. Потому что он отозвался снизу, прямо из штанов. Мозг переехал, заметив очевидное: у Рыбкиной модельная фигура, причем без всяких пластических вмешательств. Натуральная и женственная.

– Что, и этот не нравится? – удивилась она, сердито уперев ладошки в идеальную талию. – Ладно, тогда третий…

– Стой! – остановил ее я, понимая, что эта пытка может продолжаться вечно.

Пришлось позвать продавца и предложить ему сделку века. Я беру все купальники, которые набрала в примерочную эта девушка, и мы уходим отсюда немедленно. Причем беру даже не торгуясь.

Разумеется, он согласился.

Очумела от моей щедрости и Ульяна.

– Александр Сергеевич, вы чего? Ну зачем же? Куда мне столько?

– Чтобы до конца жизни хватило! – излишне резко рявкнул я. – Уверен, теперь твоя душенька довольна. Только не озвучивай Регине по приезду, сколько именно я купил тебе купальников, иначе у нее случится инфаркт от зависти, а она дорога мне, как ценный и незаменимый сотрудник.

Щеки помощницы немного зарделись красным. То ли от смущения, то ли от того, что я в курсе их бабских склок.

Собственно, ничего удивительного в этом не было. Регина сама пришла ко мне перед командировкой и как бы между прочим, невзначай, оговорилась о планах Ульяны на покупку купальника в Израиле. Я же, как человек, который не вчера родился, быстро понял, что движет кадровичкой. И хоть я не поощрял зависть и сплетни на рабочем месте, с некоторыми проявлениями тесного женского коллектива мне, как мужчине, приходилось мириться.

Про купальник к сведению принял, Рыбкину отчитал – для нее это стало прекрасным уроком, а вот Регине отдача придет по возвращению из поездки. Что-то подсказывало мне, что фигурка с огромным носом, которую купила Ульяна, будет подарена главной любопытной Варваре офиса под аккомпанемент рассказа о выборе купальника.

Мы уже выходили с рынка, когда мой телефон начал разрываться вновь. Из-за пакетов, которыми у меня были заняты руки, потому что я не мог позволить Рыбкиной тащить все ее пятнадцать купальников самой, пришлось долго изворачиваться, чтобы достать аппарат из кармана пиджака.

Не получилось. В итоге Рыбкина, у которой руки свободны, со свойственной ей простотой вызвалась мне помочь:

– Да постойте же вы спокойно, сейчас я все вам достану.

Я аж замер, когда она решительно полезла мне в карман на груди, где деньги лежат. И телефон, собственно.

– Ой, это Давид! – воскликнула Уля, прочитав номер звонящего, и мое настроение мгновенно испортилось. Появилось странное ощущение третьего лишнего, причем я даже задумался, кто из нас тут лишний: я или он?

Часть пакетов все же пришлось поставить на землю, иначе говорить, зажимая смартфон между плечом и ухом, было бы крайне неудобно.

– Шалом, – поприветствовал я, морально готовясь выслушать от Фельдмана все что угодно, начиная от полного отказа на услуги Старовойтова и заканчивая новым приглашением Ульяны на свидание. И в обоих случаях я буду зол.

– Шалом, мой друг, – почти радостно отозвался Давид. – Звоню по делу, так что быстро, буквально на минуточку, много времени не отниму.

– Хорошо, – мгновенно настраиваясь на рабочий лад.

– В общем, я решил посмотреть на твоего Макса прямо в деле. Завтра моя съемочная группа едет в Эйлат. Выезд в пять утра, жду его и тебя с помощницей, – Давид продиктовал адрес. – И там на месте после проб решим, заключать контракт или нет.

Вот мне бы радоваться. В любое другое время я бы уже мысленно ставил галочку, что половина дела сделана, но сейчас в ушах отдалось “и помощницей”. Оставалось ощущение, будто вся эта поездка в Эйлат и пробы затевались Давидом исключительно ради того, чтобы вновь вытащить Ульяну к нему поближе.

Но профессионализм вновь победил над чувствами, и, сжав себя в кулак, я довольно ровно выдохнул:

– Завтра будем. Уверен, ты останешься доволен Максом.

– Посмотрим-посмотрим, – пространно проговорил Фельдман. – На роль уже три претендента. Остальных я просмотрел, твой последний. Так что завтра все и решим. Главное, без суеты.

Пришлось согласиться, хотя мне порой казалось, что “суета” – мое второе имя, а “спешка” – первое.

Положив трубку, уставился на светящуюся Рыбкину. Она едва ли не подпрыгивала рядом, и если бы у нее была возможность попытаться просунуть ухо в трубку, то, думаю, счастью не было бы предела.

– Ну что, он согласился на Макса? – выпалила она, едва я отключился.

Я нахмурился. И к черту не ходи, понятно, чьими стараниями выбивались эти слушания.

– Пока только пробы.

– Так это же замечательно, – всплеснула руками Уля, пока я ломал голову, как она умудрилась продавить Фельдмана.

В мыслях по-прежнему крутились вопросы, почему она тогда опоздала? Что можно было делать на прогулке столько часов? И, черт подери, было у них что-то или нет?

Почувствовав себя собакой на сене, мысленно досчитал до десяти, вдохнул-выдохнул и только потом продолжил:

– У него еще три претендента на роль кроме Макса. Шансы есть, но… дальше все зависит только от везения Старовойтова, потому что в его таланте я уверен на все сто процентов.

Ульяна слушала меня внимательно, а потом неожиданно ойкнула и шлепнула себя ладошками по щекам:

– Совсем забыла, мне пришлось наврать Фельдману, чтобы он решил подумать насчет Макса. Давид, считает что Старовойтов у нас праведный семьянин, и…

Я уставился на свою помощницу, которая лопотала со скоростью тысяча слов в минуту про серебряное блюдо с презервативами в номере Макса и религиозность Давида.

– В общем, Старовойтову надо завязать с девушками на время работы здесь, – закончила она, а мне второй раз за день захотелось расхохотаться и даже поаплодировать этой девушке.

Это определенно талант – решать одни проблемы, создавая другие на ровном месте.

– Макс скажет тебе “огро-о-омное” спасибо, – заметил я. – Но все к лучшему. Хочет роль – будет работать.

Рыбкина счастливо улыбнулась, видимо, даже не осознавая, какую свинью подложила нашей звезде. Ведь если его утвердят на роль, то съемки продлятся довольно долго, а целибат – дело не самое простое, по себе знаю. Покосившись на помощницу, не понял, как взгляд сам собой сполз в область ее груди. Теперь-то я точно знал, насколько там все прекрасно.

– Твою ж… – проговорил, сняв очки и нервно потерев глаза.

– Что такое, Александр Сергеевич? – тут же отозвалась причина моих терзаний. – Плохо?

– Да уж, не хорошо.

– А я говорила, что кепку надо надеть, – совсем не в тему сказала Рыбкина, после чего приблизилась, встала на носочки и прикоснулась прохладной ладонью к моему лбу. – Ой, горячий какой! Ну, точно солнце напекло!

– Брысь! – рявкнул, пытаясь спугнуть помощницу. – Все у меня с головой в порядке.

– Угу…

Судя по взгляду, Ульяна была обратного мнения. Пару мгновений она сурово сопела и хмурилась. И вдруг ее глаза загорелись восторгом, а губы растянулись в улыбке. Я страдальчески поморщился, понимая: ее посетила очередная блестящая мысль.

– А пойдемте на море? – выдало недоразумение, стоящее напротив. – Мы ведь живем у самой кромки, а вы ни разу не подходили… Я хоть ноги помочила, когда с Давидом гуляла. Мы ведь успели сделать все, Александр Сергеевич, даже то, что, я думала, нереально успеть. Так почему нет?

– Потому что дела не закончились. – Я перехватил пакеты удобнее. – Идем к такси, Ульяна Михайловна. Хватит на сегодня твоих прихотей.

Не знаю, почему отказал ей. Время у нас и впрямь было, да и на море тянуло. Но упоминание Давида вызывало странную потребность говорить “нет”.

– Ну что ж, – она грустно вздохнула, – вы, как всегда, правы. В конце концов, купальники можно носить и в бассейн, когда в Москву вернемся. Я смогу ходить туда по выходным, и каждый поход будет как праздник – всегда в новом.

– Рыбкина, не дави на жалость, это не сработает, – процедил сквозь зубы, слушая ее бубнеж.

– Даже и не думала, – она снова вздохнула, печальнее прежнего. – Ой, Александр Сергеевич, подождите меня? Одну минуточку буквально! Вон там. Мне очень нужно отойти. Подождете?

Ответить я не успел: от помощницы даже тени не осталось.

Проследовав в указанном направлении, я поставил пакеты на скамью и набрал Регину. Дослушав отчет, прерванный во время примерки Ульяной купальников, дал несколько ценных указаний и велел звонить в случае нужды.

Прошло больше десяти минут, когда наконец появилась Рыбкина. Она выглядела растерянной.

– Представляете, я немного заблудилась, – с улыбкой выпалила помощница, протягивая мне небольшой холщовый мешочек, затянутый веревкой сверху. – И ведь отошла недалеко, а потерялась. Надо же… Это вам. Берите же, не стесняйтесь.

Я забрал подношение, покрутил его в руках, развязал и с опаской заглянул внутрь, ожидая чего угодно. А там лежали четки. Две пары. Одни в точности такие же, как были раньше. Вторые – железные гирьки с медальоном, надпись на котором была выгравирована непонятными иероглифами.

– Продавец сказал, там написано “для железного спокойствия”, – прокомментировала Ульяна, протягивая руку и проводя пальчиком по медальону. – Это иврит. Баловство, конечно, но… Это всего лишь сувенир. И, если вам не нравится…

– Спасибо, – только и ответил я, с огромным трудом сдерживая порыв улыбнуться в ответ. – Нравится.

Я перебрал несколько гирек пальцами. Округлые и гладкие, они приятно холодили подушечки металлом. Такие не раздавишь при всем желании…

– Вот и хорошо. – Рыбкина перестала нервно стискивать тонкие фаланги пальцев. – Тогда едем по делам?

– Сначала в отель. – Я убрал четки в мешочек, положил в один из пакетов с купальниками и, не сдержавшись, усмехнулся, озвучивая свои мысли: – Отвезем нажитое добро и пообедаем нормально. К тому же Макса нужно обрадовать резкой сменой образа жизни. Думаю, Рыбкина, ты сама в красках расскажешь ему, каким Давид видит главного героя своего сериала. Жаль, “железное терпение” купила только мне…

Глава 20

/Ульяна/

В голове играла милая незатейливая мелодия, и я пританцовывала, надевая новенький купальник и подпевая:

– Ту-ру-ту-ту… ту-ту-ру… – покрутилась перед зеркалом, встала на носочки, осмотрела себя снизу доверху, улыбнулась. – Тади-да-дам… да-ди-дам…

Накинув сверху сарафан, собрала волосы в конский хвост, подмигнула отражению и выскользнула из ванной.

– Я готова!

– Возьми пряник с полки, – отозвался Макс с балкона. Через секунду в комнату заглянула его хмурая физиономия: – Вот скажи, солнце, не стыдно вам? Нет бы составить компанию звезде, помочь, так сказать, добиться общей цели… Помнится, у нас неплохо получалось репетировать вместе.

– Ага, меня едва не уволили, – хмыкнув, заправила выбившуюся прядку за ухо. – Нет уж, сам-сам. А мне нужно начальнику настроение поднять!

– Вижу я, что ты там поднимаешь, – донеслось до меня от Старовойтова, снова ушедшего на балкон. – Развратная нынче молодежь.

Я так и стояла, улыбаясь во всю, когда дверь в соседнюю комнату распахнулась. И тут же забыла, куда собралась. Малкин вышел в шортах и футболке. Без привычного костюма он выглядел иначе. Исчезла строгость, словно с прежней одеждой он снял вечно хмурое настроение.

Высокий, широкоплечий, подтянутый Александр Сергеевич даже в шортах выглядел отлично. А потом он сделал очень подлую вещь, которая начисто вынесла мне мозги.

Он широко, искренне улыбнулся и, поправив сумку на плече, спросил:

– Ну так что, Рыбкина, ты готова? Идем?

Улыбка начальства подействовала на меня как лицезрение чуда на верующих-фанатиков. Словно из-за угла огрели дубиной, разом превращая в блаженную идиотку.

– А-а-а? Да-а-а.

Я на ватных ногах вышла из номера вслед за Малкиным, всеми силами воли стараясь выдернуть себя из “религиозного” экстаза. “Божество” топало впереди, не подозревая о моральных и, что уж скрывать, физических терзаниях “верующих” в моем лице.

Мы зашли в лифт и к зрительному экстазу от прекрасного добавился еще и осязательный. Замкнутое пространство, приятный парфюм…

Мама, наставь меня на путь истинный! На кошерных евреев, а не на вредных боссов, которые даже на море идут чисто ради того, чтобы Старовойтову насолить!

Из лифта я выходила, охваченная прискорбным осознанием того, что своим симпатиям и правда не прикажешь. И мне, о ужас, нравится вот этот вот вариант Александра Малкина. В шортах, футболке и с обаятельной улыбкой на загорелом лице.

Впрочем, кинув взгляд на мужчину, я убедилась, что улыбаться он перестал. На правильном лице царило до боли знакомое выражение снисходительного недоумения:

– Ульяна Михайловна, с вами все хорошо? – с притворной заботой осведомился зверь-начальник, чем разбудил во мне уже собственного зверя. Боевого хомячка.

Это животное зверски загрызло только-только проснувшееся женское восхищение и вернуло в голову здравый смысл, благодаря которому я смогла возвратить часть самообладания, провести Малкина к берегу и даже поддержать беседу на тему работы. Вообще, в деле взаимодействия с Александром Сергеевичем были две волшебные буквы “д”: дела и деньги. Раньше у меня получалось отвлечь его беседой о контрактах, актерах, заказчиках и прочей звездной ерундовине, о которой агент с охотой распространялся. Но сейчас, стоило вспомнить Давида и его фильм, как несколько расслабившийся Малкин вновь подобрался и стал бука-букой.

В итоге когда мы все же спустились к морю, то больше всего мне хотелось кинуть вещи и убежать в закат. Но не судьба и сразу по двум причинам. Заката нет – раз, и два – верная подчиненная в моей душе ждала отмашки от начальства!

А он все молчал! Шел, с любопытством оглядывал народ вокруг и редких купающихся. Сегодня было на удивление немноголюдно, потому морюшко манило с удвоенной силой.

– Вода теплая, – протянул Малкин спустя минут десять после того, как мы спустились на берег и медленно шли в линии прибоя.

Волны медленно набегали на наши ступни, утопающие в мокром песке, на несколько мгновений обнимали их белой пеной, а после вновь убегали вдаль под шелест песчинок.

– Да, – со вздохом ответила я, мысленно с тоской добавив, что было бы совсем идеально, если бы эта теплая вода ласкала не только ноги, но и все остальное.

Как показали дальнейшие события, у Несмеяны был другой план. Мы шли в самый дальний угол прибрежной зоны, где концентрация туристов вообще и “крейзи рашен” в частности была максимально низкой. Александр Сергеевич остановился, небрежно бросил на песок сумку с полотенцем, а после одним непринужденным движением стянул с себя футболку. Я словно зачарованная уставилась на начальство, не в силах оторвать взгляда от того, как перекатываются мышцы под загорело-медовой кожей.

Вот вроде и не первый раз смотрю, а все равно зависаю.

Он был красивым. И правда красивым. По-мужски, без показухи перекаченных спортсменов или трепетной жилистости юношей.

Одежда полетела на землю, а после Малкин, не иначе как решив меня добить… стянул с себя шорты. Я сделала ма-а-аленький шажок назад от неожиданности и тупо уставилась остановившимся взглядом в район надписи “Кельвин Кляйн” на резинке боксеров. Чуть ниже этой самой резинки находилась самая совершенная мужская задница, которую я видела в своей жизни… Ей-богу, его можно было прямо здесь и сейчас фотографировать, а после продавать бренду для распространения – с руками оторвали бы!

– Вы так и станете купаться в трусах? – непривычно осипшим голосом спросила я, силком отковыривая взгляд от упругих ягодиц и заставляя себя взглянуть выше. На поясницу вот… или широкие плечи с пластинами мышц… или на шею. Шея тоже офигенно выглядит.

Да, Рыбкина, совсем ты крышей поехала.

Видимо, вчерашний поцелуй слишком много сдвинул в несчастной женской головушке.

– А есть варианты или предложения? – спросил Александр, поворачиваясь ко мне.

Грудь. Какая грудь. Широкая, подкаченная, а ниже еще и пресс…

Так! Очнулась! Словно никогда тебе такого не показывали!

И тут внутренний голос тихо, но очень коварно возразил, что может и показывали, но, во-первых, точно не такое, а во-вторых, мне недавно взорвало мозг осознание, что Малкин тоже мужчина. Сейчас положение усугубилось наглядной демонстрацией: не просто мужчина, а потрясающий мужчина. С крайне паршивым характером, правда.

Чтобы хоть чем-то себя занять я быстро стянула сарафан, ежась под внимательно-насмешливым взглядом начальства, а после обозлилась и проговорила:

– Что ж вы не сказали, что у вас купального костюма нет? Можно было бы купить, или, на крайний случай, я бы свой одолжила. У меня их теперь много… Плавки-то просто замечательно тянутся!

Уже после того, как озвучила этот бред, в голову пришла мысль: правы были предки, утверждая, что молчание – золото.

Малкину идея примерить один из моих купальников явно не понравилась. Глаза потемнели еще больше, а мышцы лица напряглись, заиграли желваки…

– Беги, Рыбкина, – тихо и очень жутко протянул мужчина, выразительно хрустнув пальцами. – Беги и не оглядывайся!

И я… и правда рванула вперед, утопая ногами в песке, с бешено колотящимся сердцем.

Никогда не думала, что буду удирать от своего же начальства в линии прибоя в Тель-Авиве. Впрочем, реальность внесла свои коррективы довольно быстро. Тут мелко. Удирать можно долго-долго и все по колено в воде! Потому уже метров через двадцать я замедлилась и с опаской оглянулась, с некоторым стыдом поняв, что этот поганец рявкнуть-то рявкнул, а сам бежать и не подумал. Так, неспешно заходит в воду и смотрит до такой степени насмешливо, что даже неловко становится.

Так что дальше я шла спокойно, лишь иногда с некоторой настороженностью посматривая на Александра Сергеевича. Сейчас он как раз остановился по пояс в воде и плескал себе на грудь и руки. Я зависла, любуясь тем, как сверкающие капли воды расчерчивают себе путь по сухой коже мужчины.

Именно это и сыграло со мной злую шутку. Усыпив бдительность, этот коварный человек метнулся вперед, почти моментально преодолевая несколько метров между нами, и утянул в прохладную воду, резко контрастирующая с нагретой солнцем кожей.

Когда я, отфыркиваясь, вынырнула, то посмотрела на смеющегося Александра Сергеевича как на врага народа номер один. И почему-то поняла, что сейчас мне очень сложно именовать его полным именем, да еще и с отчеством.

Крамольно хотелось сократить до Саши.

Но я не Старовойтов, мне нельзя.

А вот побрызгаться в ответ за такую подлянку очень даже можно, не так ли?! Малкин  почти сразу коварно усмехнулся и, запустив обе руки под воду, обхватил меня за лодыжку и… дернул! Вновь уйдя под воду, я с трудом высвободилась, и когда оказалась на поверхности, лишь, тяжело дыша, подняла ладошки в знак капитуляции.

– Сдаюсь! Обещаю больше не предлагать в аренду свои купальники.

– Вот же ж... Рыбкина, – с тяжким вздохом ответил Малкин, бросив на меня странный взгляд. – Ты понимаешь, что при такой форме твоего извинения я мигом вспомнил, ради чего это все затеял?

– Ну-у-у…

– Ладно. – Он лег на воду, парой мощных гребков вырвался вперед и не оборачиваясь крикнул: – Догоняй! И правда поплаваем, раз залезли.

Я повела плечами и последовала за ним.

Спустя несколько минут получилось отрешиться от осознания, что рядом плавает не кто-то, а Несмеяна собственной персоной, и получить удовольствие от взаимодействия с волнами. Я мягко качалась на них, плыла, то теряясь взглядом в бездонной синеве сверху, то ныряя вниз, в бирюзово-голубой водный рай.

Это было прекрасно. Прекрасно и очень-очень спокойно, особенно в те моменты, когда я ныряла и меня оглушала подводная тишина.

Я не знаю, сколько мы плавали, но когда попыталась нащупать ногами дно, то увидела прогресс: уровень воды уже был по шею.

– Наплескалась? – спросил Малкин, выныривая в полуметре от меня.

– Ну… – я неопределенно повела плечами, но не стала признаваться в том, что очень хотелось бы еще на час остаться просто качаться на волнах. – В общем-то да.

– Тогда к берегу.

Выходить из воды было жалко. Она словно удерживала меня прибоем, стараясь во время отлива утянуть обратно.

– Ничего, Красное море ничуть не хуже, – вдруг проговорил Малкин и внезапно добавил: – Оно еще и более красочное. Надо будет понырять с масками у рифов.

Я смотрела на него, как та самая рыбка с рифов – хлопая глазами и раскрывая ротик. Наш зверь-Малкин только что сказал, что мы в Эйлате будем не только пахать на благо Макса и его образа добродетельного мужика, но и немного, самую капельку, самую чуточку отдыхать?! Обалдеть!

– Надо же как-то начинать выгуливать твои купальники, – хмыкнул Александр Сергеевич, накидывая на мокрую голову полотенце, и с ехидцей закончил: – Будешь показывать их знакомым и говорить: “Вот эта тряпочка купалась в Тель-Авиве, вот эта в Эйлате, а эти две еще маленькие, их пока в свет не выводили!”

Вот же… противный мужик! Даже самую радужную перспективу может испортить!

Судя по всему, благодушный настрой Малкина смыло волнами, так как стоило ему вернуться в отель, как нашему со Старовойтовым взорам вновь предстала Несмеяна.

Несмеяна с крайне деловым видом мерила шагами гостиную своего номера и материла по телефону кого-то из своих помощников в России.

Мы с Максом сидели на диванчике. Я с планшетом, в котором корректировала завтрашнее расписание, а он с распечатанной ролью в руках и вселенской грустью во взоре.

– Вот скажи, Рыба моя, как вы искупались? – заупокойным голосом начал актер, намекая, что ему совсем не радостно. – Хорошо ведь? Водичка теплая, солнышко ласковое, Малкин не орал? Весь комплекс моральных удовольствий.

– Угу, все хорошо, – буркнула я, не желая вступать в полемику.

– А вот мне тут было плохо, – продолжала нудеть наша звезда еще более печальным тоном, наверное на случай, если я еще в прошлый раз не поняла его настрой.

Я посмотрела на Макса с истинно женским удовольствием от его мук и, лучезарно улыбнувшись, призналась:

– А я знаю!

– Бессердечная ты, Рыбка, – вздохнул Старовойтов и протянул мне листы. – Проверь меня, я пока порепетирую.

– Только без рук, – на всякий случай предупредила звездуна и, получив клятвенные заверения, что будет даже без ног, отложила планшет.

Малкин, покосившись на нашу идиллию, поморщился и ушел в спальню, продолжая беседовать по телефону.

Надолго Макса не хватило. Несколько раз прогнав отрывок, он зевнул и выдал, что профессионализм завтра его выручит, после чего удалился в свой номер.

Воровато покосившись на закрытую дверь, за которой по-прежнему бушевал тайфун Несмеяна, я потянулась к чемодану и с трепетом извлекла оттуда тетрадь и ручку.

Итак!

“Новость дня номер раз: Малкин умеет улыбаться и даже – о ужас! – ШУТИТЬ. А еще предпринимал неплохие попытки утопить меня в морюшке.

Новость номер два: у Малкина самая совершенная задница из всех, что я видела. Не то чтобы это было каким-то сверхважным наблюдением, но почему-то захотелось сказать.

Новость номер три: плечи у него тоже ничего. Очень даже ничего. Едва слюной не захлебнулась, если совсем уж честно.

Ну, и новость четыре: завтра мы выезжаем в Эйлат, причем, судя по обмолвкам господина начальника, кроме работы нам там обломится еще и дайвинг. Обалденно же!

Правда, к Эйлату, дайвингу и желанной Максовой роли прилагается еще и Давид Фельдман… Но что сделать с этим – я придумаю!”

Уф… Все, что ли? Очередная порция глупостей написана, эмоции выплеснуты, можно ужинать и спать ложиться. Вставать завтра ра-а-ано.

Глава 21

Когда Малкин говорил, что в Эйлате будет Красное море, я представляла пляж, лазурное небо и пробы где-то в комфортных условиях и живописных местах.

Угадала, пожалуй, только с местами. Потому что в пустыне, куда нас целых пять часов везли автобусы, было действительно красиво. На этом достоинства съемочной площадки будущего бестселлера заканчивались.

Здесь было невыносимо жарко. Почти сорок, хотя мне казалось, что все пятьдесят градусов.

И если в басах были кондиционеры и ехать было вполне сносно, то стоило выйти, как тихонечко взвыл даже Малкин.

– Двадцать первый век, сейчас все снимают на фоне зеленого полотна. Но нет же, местным подавай натуральность, – себе под нос пробормотал он, стирая со лба мгновенно появившуюся испарину.

Зато Макс держался бодрячком… похоже, он действительно настроился поражать Давида своими талантами и теперь стойко и мужественно сносил все тяготы и лишения.

Старовойтов выглядел одухотворенно, словно Питерский художник на вернисаже: взгляд прямой, устремленный в светлое будущее, а не на стройные ноги помощницы Фельдмана. Максу не хватало только бакенбардов и трости, чтобы походить на человека высокодуховной культуры, разве что цветастые шорты и рубашка-гавайка выбивались из образа.

– Час на подготовку к пробам, развертывание аппаратуры и настройку, – громко по-английски и в рупор скомандовал невысокий смуглый мужик в кепке, показываясь вдалеке. – Актерам готовиться.

Вышло по-военному четко, так что все вокруг засуетились, и только наша троица осталась в некоторой растерянности, но ровно до момента, пока Давид не подошел к нам:

– Прошу прощения, что пришлось ехать на разных автобусах. Много дел, все нужно успеть, – выдал он Малкину и Старовойтову. Меня же одарили долгим, почти нежным взглядом и поприветствовали отдельно: – Я так рад видеть вас, Ульяна Михайловна. Надеюсь, столь ранний выезд не принес вам дискомфорта?

Мне даже неловко стало. Во-первых, с чего бы мне такие привилегии, во-вторых, лицо непосредственного начальника побагровело. Как бы не перегрелся, бедняга.

– Ну что вы, – ответила Давиду. – Это моя работа. Никакого дискомфорта.

– Замечательно, – хлопнул в ладоши он и, наконец, соизволил перевести взгляд обратно на Макса. – Пока у нас есть время, давайте я вас отведу в один из вагончиков. Мы с режиссером прослушаем вас, посмотрим, на что способны, молодой человек. Если все плохо, то даже не станем терять времени на грим.

Старовойтов ослепительно улыбнулся, не дрогнув на такой пассаж даже мускулом. Хотя прозвучало пренебрежительно. Давид, хоть и согласился рассмотреть Макса, но брать его явно не намеревался. Дурной знак, если честно.

Тут из дверей дальнего автобуса томно выплыла незнакомая девица. Высокая, черноволосая, фигура – идеал, ноги от ушей. Она потянулась, широко зевнула и, завидев нашу компанию, поспешила к нам.

– Давидик, – пискнула она, останавливаясь в полуметре от него. – А почему меня не разбудили?

Фельдман натянуто улыбнулся вновь прибывшей.

– Не хотели будить нашу звезду. Недосыпание плохо влияет на цвет твоего лица. Знакомьтесь, – начал представлять он. – Индира. Исполнительница главной роли.

Девушка гордо улыбнулась, вскинула голову, тряхнув пышной гривой, и осмотрела меня мимолетно, а Малкина равнодушно. Но вот на Старовойтове ее взгляд задержался.

– А это наш будущий фараон? – спросила она Фельдмана. – Симпатичный.

Причем прозвучало таким тоном, будто этим самым “симпатичный” она уже утвердила Макса на роль. Мы с Малкиным переглянулись, засомневавшись на мгновение, кто, собственно, на этой площадке главный.

Индира как-то по-хозяйски сгребла Макса под руку и утащила за собой в шатер на грим, заявив Фельдману, что пробы нужно проводить в сценическом костюме.

В итоге через полчаса из шатра Старовойтов неожиданно выскочил и вид уже имел частично раздетый.

За это время его успели разоблачить, обмазать маслом так, чтобы все тело эротично поблескивало и подчеркивался каждый мускул. Морду накрасили, стрелки навели и даже шапку фараонову на голову приладили.

– Она нимфоманка! – шепотом выпалил он. – Кажется, я понял, почему Давиду нужен на роль святоша. Эта Индира, она же любого затра…

– Спокойно, – одернул его Малкин. – Излагай четко и по порядку, пока есть время.

– Она дочка спонсора фильма, – выдохнул звездун. – Дальше продолжать? Я еще и реплики не произнес, а она уже пообещала, что роль будет моей.

– Ну, и чего ты жалуешься? – искренне не поняла я. – Это же твоя мечта. Девушка – огонь! Баба-бомба.

Макс как-то испуганно втянул плечи в голову и обернулся по сторонам, будто его могли подслушать.

– А потом ко мне подошел Фельдман. Сказал, что папочка Индиры оставлял “особые” пожелания по поводу партнера его дочери. И если я, тварь такая, подпорчу эту девчонку, с меня шкуру спустят.

– А там есть, что портить? – искренне удивилась я, вспомнив манеры и внешность девицы.

– Да откуда ж я знаю-то? – почти со священным ужасом произнес он. – Проверять желания нет.

– Тогда тем более не вижу проблемы, – Малкин ободряюще похлопал его по плечу. – Держись, дружище. Если все сложится, это будет твоя самая гениальная роль. А главное, высокооплачиваемая.

– Может, не надо?!

– А иначе Карелия. Псевдодокументальный фильм о сплавах по рекам. Так себе роль, сам понимаешь.

Судя по скорбной моське, Макс понимал, а после тяжело вздохнул, выпрямился в полный рост и пошел покорять продюсера фильма.

Мы с Малкиным двинулись следом. Начальству хотелось контролировать весь процесс проб.

В итоге Макса заставили встать перед сидящим на раскладном стуле Фельдманом и тем самым пузатенький мужчиной с рупором, по всей видимости, режиссером, который ни слова не говорил по-русски.

А вот Индира вызвалась помогать Старовойтову со сценой, и тут вскрылась вторая проблема, а по глобальности даже первая.

Пока вжитый в роль Макс действительно стопроцентно попал в образ властного, надменного фараона того времени, где каждое слово и даже полувзгляд были частью персонажа, Индира, которая играла его любовницу-рабыню, была бревном. Красиво обряженным, накрашенным, но все же бревном.

Стоило ей начать читать текст, у меня сложилось ощущение, будто слушаю девочку на утреннике, которая рассказывает стихи деду Морозу. Весь нимфоманистый пыл, которого так сильно испугался Старовойтов, тоже исчез, стоило Индире только начать играть кого-то другого.

Она напоминала мне Кристен Стюарт из “Сумерек” – одно выражение лица на весь фильм.

– М-да, – разочарованно шепнул начальник. – Вот что спонсорство в-роль-проталкивающее делает.

Когда прослушивание закончилось, все в ожидании уставились на Фельдмана и режиссера с английским именем Джорж.

– Ну как тебе? – поинтересовался у него Давид.

– Даже не знаю, – пространно протянул пузатый. – Лицо у него славянское, глаза голубые, плечи слишком широкие…

Я покосилась на Макса, которого так щедро затонировали темной косметикой, что еще немного и даже за негра сошел бы. А вот глаза да, смотрелись с такой кожей весьма экзотично.

– Вот и я думаю, что типаж не тот, – согласился Давид. – Скорее, потянул бы на раба из северных стран, хотя… играет-то прекрасно. Лучше, чем остальные.

В этот момент я зауважала в нем профи. Фельдман признал талант Макса, а это уже хорошо.

А вот Джорж продолжал гнуть свою линию.

– Брать русского в фильм при нынешней политической обстановке… Не уверен, что это удачная идея. Нашей аудитории за рубежом может не понравиться такой ход. Поэтому я считаю…

Тут в дело вмешалась Индира, вцепившись в руку Старовойтова. Она с невиданной силой буквально подтянула его к режиссеру под нос и почему-то принялась с возмущением тыкать Джоржу в браслеты на плечах Макса.

– В плечах, говорите, широкий? Да на нем на единственном эти кольца держатся. А все остальные ваши актеришки – хлюпики. Так что нечего думать, берите! А то, что русский – ерунда полная. Милу Йовович любят, вот и его полюбят.

Джорж и Фельдман переглянулись, а после долго обсуждали, как лучше поступить, чтобы Макс смотрелся в кадре более гармонично.

В итоге решили поставить рядом с ним афроамериканцев с опахалами, чтобы на их фоне его славянская внешность воспринималась почти египетской. А еще неплохо было бы найти китайца, чтобы не обидеть чувства азиатов в фильме.

Слушавший все это Старовойтов тихо офигевал от перспектив, да и Малкин задумчиво почесывал затылок.

– Что ж, – наконец выдал он. – В конце концов, своего мы добились. Контракт с нами подпишут, а значит, надо радоваться.

Я же была в смешанных чувствах. Как-то раньше я более романтизировала процесс создания фильмов, а тем более подбора актеров. В моем понимании играть должны талантливые, а по факту могут все, если есть деньги. И еще диктовать условия.

Радовало хотя бы то, что Индира оказалась на нашей стороне и всячески теперь опекала Старовойтова на съемочной площадке. Я даже на секунду засомневалась, не хочет ли она отбить у Малкина его должность и стать агентом Макса, потому что ее приказы даже без рупора были слышны на всю площадку:

– Где рабы с опахалами? Почему они не здесь? Фараона нужно обмахивать интенсивнее!

– Так сейчас же нет съемок, – возразил ей кто-то из съемочной бригады, на что получил шипение сродни змеиному и указание не лезть, куда не просят.

В результате Макс обзавелся личным вентилятором, а заодно и цербером в лице Индиры.

К моменту, когда Малкин и Фельдман составляли контракт, я несколько раз пыталась пробиться к Старовойтову на предмет просто поговорить, ну и, мало ли, поддержать морально. Но каждый раз я сталкивалась с пристальным и уничтожающим взглядом Индиры, от которого хотелось поскорее сбежать подальше.

– Мне кажется, мы его теряем, – пожаловалась я Малкину, когда тот закончил с документами. – Эта девица точно ненормальная.

– Спокойнее, – потирая переносицу, ответил шеф. – Я уже навел справки. Все в порядке. Индира – единственная дочь одного очень уважаемого и богатого человека. Красивая, в целом сообразительная особа, училась в Нью-Йорке. Одна беда – избалованная. Роль в фильме ей пообещал папаша взамен на то, что после она наконец возьмется за ум, выйдет замуж за другого уважаемого человека и станет примерной женой. Так что все эти выкрутасы, которые мы видим, скорее, банкет напоследок, перед началом серьезной семейной жизни.

– М-да уж. Не наелся, не налижешься, – вспомнилась мне старая пословица, хотя на Индиру я теперь взглянула новым взглядом.

Красивая, еще и с престижным образованием, вряд ли ей хотелось запирать себя в семейной жизни и всеми вытекающими из нее обязательствами, особенно если речь шла о том понимании семьи, которое мне описывал Фельдман.

Скучно, хоть и правильно.

Глава 22

К Максу я так и не попала, как ни старалась. Александр Сергеевич, дав мне несколько распоряжений, заперся с телефоном в выделенном Старовойтову автобусе. И вот, стоя посреди шумной толпы, хаотично передвигающейся туда-сюда съемочной бригады, я вдруг почувствовала себя потерянной. Не зная, куда можно приткнуться в этом безобразии, оглянулась по сторонам и… увидела Давида. Он приближался со спины. Улыбаясь, снял солнечные очки и водрузил их наверх, чтобы встретиться со мною взглядами, что называется “в открытую”.

– Ульяна, – Давид протянул руку и мимолетно коснулся моего плеча, после чего качнул головой в сторону: – Прогуляемся?

– С удовольствием.

– Устала? Ничего, что я на “ты”? – просто спросил он, предлагая мне опереться на его руку. Я не ответила, только неопределенно повела плечами и улыбнулась. Честно говоря, говорить вообще не хотелось. В тот момент я мечтала о снегопаде и ярко представляла, как томно оседают снежинки на мою разгоряченную кожу. А потом от нее идет пар…

– Пойдем, я покажу тебе, где можно отдохнуть, – словно прочитав мои мысли, заговорил продюсер, сам укладывая мою руку на свой согнутый локоть. – Представляю, что делает эта жара с твоим телом.

“И с мозгом”, – мысленно добавила я, чувствуя, как закипает в голове серое вещество, превращаясь в кашу.

Продолжая вымученно улыбаться, поползла за Давидом.

Жара изводила. Бросив последний взгляд в сторону импровизированной площадки для съемок, нашла взглядом Макса-фараона. Захотелось оттолкнуть звезду с кресла, отнять тюрбан и занять его место, приказав “рабам” продолжать работать опахалами. И плевать на репутацию, работу и все остальное.

А еще отчего-то задевало, что начальник не подумал обо мне, единолично скрывшись в тени. Стоило замаячить перед носом контракту, он забыл обо всем на свете, снова превратившись в железного карьериста с единственной мыслью: работа превыше всего.

Пока я мысленно ругала Старовойтова, Малкина и, почему-то, маму, пожелавшую мне встретить кашерного мужика, мы с Давидом обогнули бесконечные ряды автобусов и, к несказанному удивлению, вышли к огромному шатру.

– Входи, – предложил Фельдман, хитро улыбаясь и откидывая широкий полог, – если не боишься остаться со мной наедине.

О, бедный наивный мужчина!

В пятидесяти градусную жару я боялась только одного: остаться без тени над головой еще на пять минут. А уж красавчик, явно проявляющий ко мне интерес, пугал в последнюю очередь. Но, помня о том, каких девушек предпочитал мой спутник, я проявила железную волю, задержавшись на пороге. Потрепыхав ресницами, придала лицу всю возможную в такой ситуации одухотворенность и проговорила:

– Мы уже гуляли вдвоем, и ты не оставил мне поводов бояться. Но, возможно, я что-то упустила?

Давненько я не кокетничала. Или вообще никогда? Впрочем, Давид моей неопытности в этом деле не понял, приняв наивный вид за чистую монету.

– Нет, ты сказала все верно, – польщенно ответил он. – Я последний, кого здесь стоит опасаться. И, повторюсь, мне радостно снова видеть тебя.

Фельдман отступил, жестом приглашая пройти вперед.

Сдерживаясь из последних сил, уговорила себя не бежать вприпрыжку. Внутри нашлась горка из пластиковых стульев и столов, в углу лежало несколько свернутых ковров, а по периметру стояли десятилитровые бутыли с водой. В самом центре кто-то бросил два разложенных шезлонга, на которых Давид и предложил временно устроиться.

– Здесь съемки будут проходить всего неделю, – “успокоил” он меня, стоило нам рассесться по местам напротив друг друга. – Потом переберемся дальше в Негев. Там есть небольшая долина, защищенная известковыми скалами. Давным-давно там был водопад… место очень красивое.

– И все это время ты тоже будешь ездить с группой? – поразилась я. – Мне казалось, продюсеры таким не занимаются.

– Это мое желание, – пожал плечами Давид. – Две недели я посвящу фильму. Хочу видеть, как будут работать люди. Насколько знаю, твой начальник тоже любит все контролировать, и он уже спрашивал у режиссера, когда планируется выезд в долину. Поэтому, думаю, эти несколько недель мы проведем рядом.

Давид смотрел на меня, не отводя светло-голубых глаз, необычно контрастирующих со смуглой кожей. Холеный, спортивный, богатый… Чем не идеал?

Только мне все время хотелось кое-что поправить в его внешности: выпрямить вьющиеся волосы, сделать скулы чуть выразительнее, немного увеличить подбородок и надеть очки… Приблизить его к внешности Малкина. И не только к внешности. Он был мил и спокоен, учтив и вежлив. Серьезен, уверен в себе и… скучен. С ним мне не хватало драйва.

Похоже, я мазохист и мне нравится, когда на меня орут.

– … горы, солнце и море, – тем временем вещал Давид, не подозревая, что я мысленно уходила. – В самом центре пустыни. Воздух раскален. Коварный знойный ветер сюда не долетает, Ульяна. А еще мы можем посетить Мертвое море. Ты видела его когда-нибудь?

– Нет.

– О, думаю, оно не оставит тебя равнодушной.

– Я больше мечтала увидеть Красное, – сообщила, вспоминая разговор с Малкиным на побережье Тель-Авива. Тогда он говорил, что там развит дайвинг, и обещал предоставить возможность выгулять второй купальник.

– Красное море тоже прекрасно. Вода там прозрачная, как слеза. Мы могли бы посетить Подводную обсерваторию. Это безопасно и зрелищно, – Давид задумался на миг и выдал новую гениальную идею: – Или отправимся в сафари на верблюдах по пустыне? По настоящему караванному пути, вдоль гор. Это очень впечатляет, поверь мне. Отправимся на закате и полтора часа…

– Полтора часа верхом на верблюде? – поразилась я, смутно представляя, какое от этого можно испытать удовольствие. Разве что фото сделать, чтобы Регине подарить потом. В рамочке.

– Ты не любишь долгие прогулки? – в голосе Давида послышалась тоска, даже некоторое разочарование.

И тут до меня дошло: продюсер откровенно намекает на продолжение знакомства. Он жаждет новых свиданий и уже даже составляет план…

Пришлось спешно отнекиваться и оправдываться:

– Почему же? Я люблю гулять. Даже очень. Но сюда приехала работать и сомневаюсь, что смогу столько времени уделять развлечениям.

Давид расслабленно улыбнулся, подвинулся вперед и, чуть наклонившись, взял меня за руку, поцеловав тыльную сторону ладони:

– Мы что-нибудь придумаем, Ульяна.

И только я хотела ему возразить, как в шатер вошел Александр Сергеевич собственной персоной.

– Вот вы где, – сходу сказал он, приближаясь чеканя шаг. – Я вас искал.

– Меня? – отозвался Давид.

– Ее, – в меня обличительно ткнули айфоном. – Ульяна, будь добра, вспомни, зачем ты здесь!

На последних словах голос Малкина стал ниже и злее.

– Так ведь… – я вскочила, растерянно хлопая ресницами, – вы же сами…

– Самуил Яковлевич едет в город, – недослушав меня, отмахнулся начальник. – И он любезно согласился захватить нас с собой. Макс прибудет позже, у них репетиции до ночи, а потом первые съемки.

– Сейчас? – Давид тоже поднялся, нахмурился.

– Сию минуту, – Александр Сергеевич поманил меня указательным пальцем. – У нас масса дел, Ульяна Михайловна. Прохлаждаться времени нет!

– Что ж, я провожу вас, – Давид снова предложил мне свой локоть.

– Самуил Яковлевич ждет за шатром. – Малкин бесцеремонно схватил меня за руку и повел прочь, бросив через плечо: – Провожать не нужно. Но я помню про ваше приглашение. К восьми будем на месте.

– Всего хорошего, – только и успел сказать Фельдман.

Шатер остался позади, а я бежала за Малкиным, снова жарясь на солнце.

Начальник молчал, но пыхтел так, словно у него внезапно разыгралась одышка астматика. Сама я с расспросами, оправданиями и тем более обвинениями не приставала.

Остановились мы у машины типа джип. Из нее вышел мужчина в шляпе “а-ля Боярский”, в черном костюме и белой рубашке. Лицо его наполовину скрывалось за длинными усами и бородой, по вискам вились длинные кудрявыми локоны. На раввина похож.

– Вот и мы, – сказал начальник, подталкивая меня вперед. – Это моя помощница, Рыбкина Ульяна Михайловна.

– Шалом, – мне подарили снисходительный кивок головы.

– И вам добрый день, – улыбнулась я, с интересом рассматривая нового знакомого.

– Самуил Яковлевич, – представился мужчина и вдруг громко ехидно хмыкнул: – Весьма рад знакомству. Знаете, вы удивительно похожи на мою жену Соню. В молодости, разумеется, а не теперь…

– Польщена, – неуверенно ответила я, понятия не имея, что там за жена.

– Да-а, – протянул Самуил Яковлевич, – даже и забыл, что и она была некогда такой стройной газелью.

Я покосилась на Малкина, тот вытащил из кармана белый платок и демонстративно вытер пот со лба.

– Жарит здесь не по-детски, – пробормотал шеф словно бы самому себе.

– Так поехали скорее, – спохватился мужчина и распахнул передо мной заднюю дверь: – Прошу вас, Ульяна Михайловна. Сейчас включим кондиционер, и вы снова поймете, насколько прекрасна жизнь.

– Спасибо, – искренне поблагодарила я, забираясь на мягкие удобные сиденья. В салоне автомобиля пахло апельсином, тонированные окна плохо пропускали свет, и мне сразу стало уютно и хорошо.

Пока Малкин не расселся рядом, буравя меня таким взглядом, словно я пропила общее наследство. Хлопнула передняя дверь, скрипнуло сиденье, завелся мотор. Самуил Яковлевич снова ухмыльнулся мне, теперь уже в зеркало заднего вида, проговорив удивленно:

– Ну надо же, какое сходство. Нарочно не придумаешь. А нет ли у вас родственников в Израиле?

– Насколько мне известно, нет, – ответила, пожимая плечами и глядя в окно. Там, чуть поодаль у одного из автобусов, стоял Давид Фельдман и внимательно наблюдал за нашим автомобилем.

– И этому делать нечего, – едва слышно прокомментировал увиденное вездесущий Малкин. – Нет бы за работой бригады следить…

– А как вы познакомились со своей женой? – внезапно спросила я, уставившись на нашего водителя и прерывая бурчание начальника.

– С Соней? – хмыкнул он. – Случайно. Никто не виноват.

Малкин засмеялся и попросил включить музыку, а я, не оценив тонкий еврейский юмор, решила больше не приставать к мужчине с расспросами и, откинув голову назад, прикрыла глаза, чувствуя, как холодит перегревшуюся кожу воздух из кондиционера.

Глава 23

/Малкин А.С./ Рыбкина уснула, едва голова коснулась спинки сиденья, и я, заметив это, накрыл ее своим пиджаком. В машине было прохладно, еще не хватало, чтобы помощница схватила простуду. – Хорошая девушка, – донеслось с водительского сиденья. – И улыбка такая искренняя. Я сразу людей вижу. Я кивнул, следом нахмурился. – Мне не до ее улыбок. Вскинув голову, встретился взглядом с Самуилом Яковлевичем. Старик оглянулся и теперь ехидно кривил губы, словно видел что-то сильно его веселящее.

– Так надолго вы в Эйлате, Александр? – На неделю. А вы постоянно работаете с Фельдманом? – задал в свою очередь вопрос я. – Консультирую по историческим вопросам. – Я слышал, вы прекрасный специалист, – я честно признал его заслуги. – Врут, – рассмеялся он. – Я просто хорошо обученный. Впрочем, мне про вас тоже рассказывали, Александр, – мы со стариком снова встретились взглядами, на этот раз в зеркале заднего вида. – И я склонен думать, что эти люди плохо вас знали. – Почему же? Если речь шла о моем плохом характере, то все правда, – не стал лукавить я. – О, нет. Вас называли непробиваемым холостяком. – И снова в точку, – хмыкнул я. – Вы так думаете? Я покачал головой и уточнил: – Однозначно. – Зря вы так. Поверьте-таки моему опыту, – пожал плечами старик. – Мне ли не знать. Я и сам когда-то был таким убежденным. А потом трах-бах – и жениться пришлось. Одна беда: детей нажить не вышло. Теперь удовлетворяюсь тем, что лезу не в свое дело и раздаю консультации. – За хорошие деньги раздаете, – вспомнил я сумму, которую мне называли ребята из съемочной бригады. – Для вас, Александр, бесплатно, заметьте. А то, что любопытничаю немного – так вы не обижайтесь и близко к сердцу не принимайте. Годы берут свое, и все чаще хочется лезть туда, куда не просили. Я промолчал. Покосившись на мирно спящую Рыбкину, поправил пиджак, подтянув выше и закрыв открытое плечо, после чего открыл ноутбук. – Поработаю немного, если вы не против. Нужно несколько писем подготовить для отправки. – Конечно-конечно, занимайтесь, молодой человек, не отвлекайтесь, – улыбнулся Самуил Яковлевич. – Музыка вам не помешает? – Нет. – Чудесно. Тогда я сделаю немного громче…

Всю оставшуюся дорогу я пытался сосредоточиться на работе, вот только в голову лезли совершенно не те мысли.

Например как та, почему я так сильно разозлился, едва увидел Ульяну с Давидом. Стоило мне оставить помощницу всего на пять минут, как вокруг нее тут же стал виться ушлый еврей. Еще и в шатер отвел. Руки ей лобызал…

Я так гневно стукнул по клавише “Enter”, что она мгновенно залипла и принялась ставить один за другим сотню абзацев. Пришлось побить клавишу еще раз и с не меньшей силой. Правда, в голове отчего-то была картина, как я выбиваю Фельдмана из жизни Ульяны.

Вот же бред какой.

Я повернул голову в сторону Рыбкиной и попытался здраво рассуждать.

Вот что в ней такого? Симпатичная? Возможно. Умная? Временами очень даже. Фигура опять же чудесная, а главное личность Уля непосредственная. Что на уме, то на языке. Причем очень остром языке.

Я мог сколько угодно напоминать себе, что Рыбкина мой работник и что у нее нет пола. Вот только мужчина во мне явно видел в ней женщину. Причем очень привлекательную.

Даже сейчас я ей откровенно любовался.

Спит расслабленно, черты лица разгладились, очки немного сползли, так что хочется поправить. А еще она улыбается и немного морщит курносый нос. Похоже, Ульяне что-то снилось, и судя по лицу, это был либо миллион долларов, либо очередная сотня купальников на выгуле.

Мне определенно нужно было взять себя в руки и отвернуться, но я как последний идиот продолжал изучать черты ее лица. Из этого состояния меня вырвало звуковое оповещение пришедшего письма на e-mail.

Давид!

Кажется, я даже заскрежетал зубами от мысли, что его в последние дни вокруг слишком много и еще больше будет в ближайшую неделю. Если бы не работа и важность съемок для Макса, я бы уже нанял транспорт и вместе с Ульяной ехал в Тель-Авив, но вместо этого пришлось открыть послание.

“Мой друг, на всякий случай напоминаю: сегодня в восемь приглашаю тебя и Ульяну в дом моих родителей. Они живут в Эйлате и любезно согласились предоставить нам плацдарм для обсуждения дел в спокойной обстановке. К посланию прилагаю адрес…”

Письмо я свернул, потому что уж слишком велико было искушение его “случайно” удалить. Что за мальчишество? Веду себя словно школьник, у которого соседка по парте может пересесть к другому одноклассницу.

В этот момент меня накрыло осознанием, что я ревную.

Вот так резко, как лавиной оглушило.

Кажется, так называется чувство неконтролируемой и необъяснимой ярости, которую испытываешь в отношении мужчины, который проявляется знаки внимания к твоей женщине. Вот только Рыбкина не моя. Точнее моя, но только помощница, а не женщина.

От этой мысли в груди стало грустно и даже одиноко.

Похоже, моя мать все же в чем-то права. Мне пора найти пару, иначе такими темпами…

Что именно произойдет, додумать я не успел.

Самуил Яковлевич затормозил у гостиницы, куда еще утром были переправлены наши вещи с Тель-Авива. Здесь меня, Ульяну и Макса ждали отдельные номера, и от этого осознания стало особенно тоскливо. Кажется, я уже привык к тому, что у меня под боком обитает небольшой ураган по имени Уля, а в ванной стоит армия ее умывальной косметики.

– Ой, я что, уснула? – раздалось бормотание помощницы. – Как-то неловко вышло.

Она удивленно уставилась на мой пиджак, в который до сих пор куталась, и почему-то вместо прямого вопроса, как он на ней оказался, спросила:

– Надеюсь, я не храпела?

Почему это заинтересовало ее именно сейчас, а не в те дни, что мы жили в одном номере, я не знаю. Зато Самуил Яковлевич оживился:

– Улечка, если вас беспокоит храп, я знаю отличную клинику сна в Хайфе. Ее держит мой брат, он обязательно вам поможет и даст скидку по моей рекомендации.

Рыбкина приоткрыла рот, а после тут же закрыла. Возможно, она хотела возразить, но вместо этого все же взяла у пожилого консультанта контакты брата и тщательно переписала их в блокнот.

Уже расставшись с Самуилом Яковлевичем и стоя на пороге гостиницы, я не выдержал и спросил:

– Ты ведь не храпишь. Зачем тебе это?

– Скидка в израильской клинике никогда не станет лишней, – мудро рассудила она. – Да и Самуила Яковлевича обижать не хотела. Все же такими щедростями не раскидываются.

На стойке ресепшн нас встретила приветливая администратор. После улаживания всех формальностей она выложила на столешницу три ключ-карты, один из которых я немедленно протянул Рыбкиной.

– Отдельный номер? – удивилась она и тут же заметно прикусила себя за язык.

Мне показалось или она спросила это с сожалением?

– Да, – коротко кивнул я. – И в этот раз тебя точно никто не зальет. Номера на последнем этаже.

Глава 23

/Малкин А.С./ Рыбкина уснула, едва голова коснулась спинки сиденья, и я, заметив это, накрыл ее своим пиджаком. В машине было прохладно, еще не хватало, чтобы помощница схватила простуду. – Хорошая девушка, – донеслось с водительского сиденья. – И улыбка такая искренняя. Я сразу людей вижу. Я кивнул, следом нахмурился. – Мне не до ее улыбок. Вскинув голову, встретился взглядом с Самуилом Яковлевичем. Старик оглянулся и теперь ехидно кривил губы, словно видел что-то сильно его веселящее.

– Так надолго вы в Эйлате, Александр? – На неделю. А вы постоянно работаете с Фельдманом? – задал в свою очередь вопрос я. – Консультирую по историческим вопросам. – Я слышал, вы прекрасный специалист, – я честно признал его заслуги. – Врут, – рассмеялся он. – Я просто хорошо обученный. Впрочем, мне про вас тоже рассказывали, Александр, – мы со стариком снова встретились взглядами, на этот раз в зеркале заднего вида. – И я склонен думать, что эти люди плохо вас знали. – Почему же? Если речь шла о моем плохом характере, то все правда, – не стал лукавить я. – О, нет. Вас называли непробиваемым холостяком. – И снова в точку, – хмыкнул я. – Вы так думаете? Я покачал головой и уточнил: – Однозначно. – Зря вы так. Поверьте-таки моему опыту, – пожал плечами старик. – Мне ли не знать. Я и сам когда-то был таким убежденным. А потом трах-бах – и жениться пришлось. Одна беда: детей нажить не вышло. Теперь удовлетворяюсь тем, что лезу не в свое дело и раздаю консультации. – За хорошие деньги раздаете, – вспомнил я сумму, которую мне называли ребята из съемочной бригады. – Для вас, Александр, бесплатно, заметьте. А то, что любопытничаю немного – так вы не обижайтесь и близко к сердцу не принимайте. Годы берут свое, и все чаще хочется лезть туда, куда не просили. Я промолчал. Покосившись на мирно спящую Рыбкину, поправил пиджак, подтянув выше и закрыв открытое плечо, после чего открыл ноутбук. – Поработаю немного, если вы не против. Нужно несколько писем подготовить для отправки. – Конечно-конечно, занимайтесь, молодой человек, не отвлекайтесь, – улыбнулся Самуил Яковлевич. – Музыка вам не помешает? – Нет. – Чудесно. Тогда я сделаю немного громче…

Всю оставшуюся дорогу я пытался сосредоточиться на работе, вот только в голову лезли совершенно не те мысли.

Например как та, почему я так сильно разозлился, едва увидел Ульяну с Давидом. Стоило мне оставить помощницу всего на пять минут, как вокруг нее тут же стал виться ушлый еврей. Еще и в шатер отвел. Руки ей лобызал…

Я так гневно стукнул по клавише “Enter”, что она мгновенно залипла и принялась ставить один за другим сотню абзацев. Пришлось побить клавишу еще раз и с не меньшей силой. Правда, в голове отчего-то была картина, как я выбиваю Фельдмана из жизни Ульяны.

Вот же бред какой.

Я повернул голову в сторону Рыбкиной и попытался здраво рассуждать.

Вот что в ней такого? Симпатичная? Возможно. Умная? Временами очень даже. Фигура опять же чудесная, а главное личность Уля непосредственная. Что на уме, то на языке. Причем очень остром языке.

Я мог сколько угодно напоминать себе, что Рыбкина мой работник и что у нее нет пола. Вот только мужчина во мне явно видел в ней женщину. Причем очень привлекательную.

Даже сейчас я ей откровенно любовался.

Спит расслабленно, черты лица разгладились, очки немного сползли, так что хочется поправить. А еще она улыбается и немного морщит курносый нос. Похоже, Ульяне что-то снилось, и судя по лицу, это был либо миллион долларов, либо очередная сотня купальников на выгуле.

Мне определенно нужно было взять себя в руки и отвернуться, но я как последний идиот продолжал изучать черты ее лица. Из этого состояния меня вырвало звуковое оповещение пришедшего письма на e-mail.

Давид!

Кажется, я даже заскрежетал зубами от мысли, что его в последние дни вокруг слишком много и еще больше будет в ближайшую неделю. Если бы не работа и важность съемок для Макса, я бы уже нанял транспорт и вместе с Ульяной ехал в Тель-Авив, но вместо этого пришлось открыть послание.

“Мой друг, на всякий случай напоминаю: сегодня в восемь приглашаю тебя и Ульяну в дом моих родителей. Они живут в Эйлате и любезно согласились предоставить нам плацдарм для обсуждения дел в спокойной обстановке. К посланию прилагаю адрес…”

Письмо я свернул, потому что уж слишком велико было искушение его “случайно” удалить. Что за мальчишество? Веду себя словно школьник, у которого соседка по парте может пересесть к другому одноклассницу.

В этот момент меня накрыло осознанием, что я ревную.

Вот так резко, как лавиной оглушило.

Кажется, так называется чувство неконтролируемой и необъяснимой ярости, которую испытываешь в отношении мужчины, который проявляется знаки внимания к твоей женщине. Вот только Рыбкина не моя. Точнее моя, но только помощница, а не женщина.

От этой мысли в груди стало грустно и даже одиноко.

Похоже, моя мать все же в чем-то права. Мне пора найти пару, иначе такими темпами…

Что именно произойдет, додумать я не успел.

Самуил Яковлевич затормозил у гостиницы, куда еще утром были переправлены наши вещи с Тель-Авива. Здесь меня, Ульяну и Макса ждали отдельные номера, и от этого осознания стало особенно тоскливо. Кажется, я уже привык к тому, что у меня под боком обитает небольшой ураган по имени Уля, а в ванной стоит армия ее умывальной косметики.

– Ой, я что, уснула? – раздалось бормотание помощницы. – Как-то неловко вышло.

Она удивленно уставилась на мой пиджак, в который до сих пор куталась, и почему-то вместо прямого вопроса, как он на ней оказался, спросила:

– Надеюсь, я не храпела?

Почему это заинтересовало ее именно сейчас, а не в те дни, что мы жили в одном номере, я не знаю. Зато Самуил Яковлевич оживился:

– Улечка, если вас беспокоит храп, я знаю отличную клинику сна в Хайфе. Ее держит мой брат, он обязательно вам поможет и даст скидку по моей рекомендации.

Рыбкина приоткрыла рот, а после тут же закрыла. Возможно, она хотела возразить, но вместо этого все же взяла у пожилого консультанта контакты брата и тщательно переписала их в блокнот.

Уже расставшись с Самуилом Яковлевичем и стоя на пороге гостиницы, я не выдержал и спросил:

– Ты ведь не храпишь. Зачем тебе это?

– Скидка в израильской клинике никогда не станет лишней, – мудро рассудила она. – Да и Самуила Яковлевича обижать не хотела. Все же такими щедростями не раскидываются.

На стойке ресепшн нас встретила приветливая администратор. После улаживания всех формальностей она выложила на столешницу три ключ-карты, один из которых я немедленно протянул Рыбкиной.

– Отдельный номер? – удивилась она и тут же заметно прикусила себя за язык.

Мне показалось или она спросила это с сожалением?

– Да, – коротко кивнул я. – И в этот раз тебя точно никто не зальет. Номера на последнем этаже.

Глава 24

/Ульяна/

Мне показалось или эту фразу он произнес с неприкрытым сарказмом? Впрочем, ничего удивительного. Всем видом Малкин показывал, как же счастлив, что наконец избавился от моего общества в качестве соседки.

– Вот и прекрасно, – гордо вздернула нос я, забирая карту. – Хоть на кровати посплю, а не на диване.

Босс сделал вид, что пропустил шпильку. Хотя зрачки на одно мгновение сузились, как у кота перед атакой.

И нам бы разбежаться по разным сторонам гостиницы, но как назло пришлось подниматься на этаж на одном лифте, и даже номера оказались соседними.

Первым делом захлопнув за собой двери, я прошествовала внутрь номера, убедилась, что там меня ждет приличная евро-кровать, а в ванной комнате душевая кабина.

Распаковала чемодан, который стоял в номере, и первым делом пошла смывать с себя пот с пустыни, а еще раздражение на Малкина.

Вот же человек.

Умеет портить настроение одной фразой.

И ведь злилась я на него за то, что оставил одну на площадке, но ровно до момента, пока не уснула. Там мне во всех красках приснился самый прекрасный девичий сон, где я в белом шикарном платье шла к алтарю. К кому? Правильно, все к тому же Малкину в черном фраке. Он смотрел на меня глазами, полными жажды окольцевать и сделать своей навеки.

Флер эйфории развеялся, стоило проснуться, и сменился раздражением, когда реальность настигла окончательно.

Малкин – мой начальник и злыдня. И максимум, что мне с ним светит, это деловой ужин, но уж точно не свадьба.

Выбравшись из душа, я долго сушила голову феном, а после прямо в халате поперлась на балкон. Дышать новым городом и успокаиваться.

Вот только там меня постигло новое открытие.

Балконы с начальством у меня смежные, разделенные небольшой решеткой, хоть в гости ходи. Что самое главное, Малкин тоже дышал.

Прикрыв глаза, чтобы не опалило солнце, он стоял, подставив лицо под его лучи, а сам пальцами перебирал четки.

“Звяк-звяк”, – бренчали металлические звенья, пока я громко не откашлялась, заставив мужчину вздрогнуть.

– Рыбкина, – выдохнул он, оглядывая меня с ног до головы. – У тебя декольте до пупа разъехалось.

Заливаясь краской стыда, я опустила взгляд вниз и поняла, что начальство безбожно врет. Ну да, полы халата немного раздвинулись, но все предельно в рамках приличия. В купальниках куда больше места для обозрения

– А вы не смотрите, – в тон ответила я. – А то вечно как не распахнется, так вы там.

– Где там? – не понял Малкин, все еще не отрывая взгляда.

– В декольте, – почти рявкнула я, запахивая халат посильнее.

Подумать только, рычу на своего непосредственного начальника!

Ноздри Александра Сергеевича раздулись, на скулах заиграли желваки.

– А может, мне там красиво.

Я набрала побольше воздуха, чтобы закипеть от возмущения, и лишь запоздало сообразила: да это же почти комплимент!

– А сейчас, Ульяна, вы похожи на рыбу-ежа. Надулись, и уже совершенно некрасиво.

Если бы не решетка, разделявшая нас, наверное, стоило бы отвесить ему оплеуху, вот только мой мозг ожил раньше, чем оскорбленное чувство собственного достоинства успело натворить бед.

– Да какая вам собственно разница, красиво там или нет? Хочу напомнить вам, Александр Сергеевич, что я ваша помощница, существо бесполое.

Судя по вытянувшемуся лицу, одной этой фразой я его уела.

– Помощница, значит. Ну да, ну да, – в его руках опять зазвенели четки. – Тогда будьте добры, Ульяна Михайловна, найдите свою самую закрытую водолазку, самый строгий костюм и приготовьтесь к тому, что вечером мы приглашены к Давиду Фельдману в гости. Раз существо бесполое, значит, и выглядеть вы должны соответствующе. А не так, что от одного вашего вида у Фельдмана слюни до пола свисают.

– Что?! – мой возмущенный вопрос прозвучал на излишне высоких нотах.

Но Малкин, кажется, был уже где-то на своей волне. Последняя четка совершила круг почета, а сам начальник двинулся в свой номер, бормоча под нос:

– Самая закрытая водолазка, Рыбкина. С горлом до самого подбородка.

В негодовании я влетела в свой номер, теперь за мной хлопнула уже балконная дверь.

Да что ж это такое? С чего он взъелся-то?

Вначале к Фельдману послал, потом поцеловал. В итоге заявил, что все произошедшее не этично, а в довершение приказал надеть самую закрытую водолазку.

Он мне папочка, что ли?

Если бы я не была в курсе повернутости шефа на работе, решила бы, что он всерьез ревнует к израильскому продюсеру. А так, похоже, проявлял вредность обыкновенную. Непонятно только, чем мною заслуженную.

В голове всплыл сегодняшний сон, заставивший сердце сладко заныть. О да, Малкин! Ревнуй меня полностью. Жаль только, что все это плод моей фантазии.

Все бурлящие в голове мысли я щедро выплеснула на страницы дневника:

“Открытия дня: Малкин вредный самодур. До ужаса красивый, невыносимый и просто кошмарный тип, который уже начал видится мне в девичьих грезах.

Вот нет чтобы там был Давид! Со всех сторон положительный, богатый, приличный. Явно с серьезными намерениями и даже на свидания приглашающий.

Только сердце не екает.

Может, это от того, что я просто не даю Давиду шанса? И изначально отношусь как-то недостаточно хорошо? Если так задуматься, то у нас пока была всего одна прогулка по набережной и пара мимолетных разговоров.

Хотя в перспективе вот ужин нарисовался. Я, Давид, его семья и Малкин. Компания странная и пугающая, особенно в свете того, что по приказу босса я должна надеть свой самый закрытый костюм, дабы не соблазнять Фельдмана одним видом своей фигуры.

Пф-ф…”

– Еще бы в паранджу укутал! – со всей экспрессией вызвала я соседней стенке и прикусила язык. Мало ли, какая тут слышимость.

Не дай бог ненароком подкину идею этому сатрапу и вечером рискую действительно оказаться в чадре.

Через двадцать минут меня начала разъедать изнутри тоска. Спать больше не хотелось, дневник был заполнен, на балкон выходить желания не было. Малкин работы не подбрасывал и вообще, казалось, хотел быть от меня как можно дальше. Если учитывать, что я его личный помощник, невольно думалось, что дело мое труба.

И вроде выполняла все, как велит, а вышло все равно не так и не то.

Побродив по номеру, я уже собралась заказать себе что-нибудь перекусить, дабы заесть стресс, как услышала свое имя. Сначала решила, что показалось, но когда шеф рявкнул во второй раз, поплелась на голос, мысленно взяв в руки ромашку и гадая по ней, как в детстве. Только лепестки отрывала, заменив их значение на взрослые термины: “Уволит, не уволит, работы подкинет, к черту пошлет…”

– Есть хочешь? – неожиданно спросило начальство, хмуро поглядывая из-за решетки балкона.

– Хочу, – ответила растерянно.

– И я. Закажи нам что-нибудь в мой номер. И кофе не забудь.

Я продолжала стоять напротив Малкина, не понимая, как реагировать на его приглашение. Только что орал, теперь вот… кофе пить вместе зовет.

– Обсудим расписание на завтра, – буркнул он, разворачиваясь к выходу, и меня отпустило.

Слава богу, это он по работе зовет.

– Хорошо, – сказала запоздало. Одновременно с этим закрылась дверь в номер Малкина.

Сатрап!

Сделав заказ, я быстро причесалась, надела шорты с футболкой, схватила очки, собственный ноут и пошла к шефу в номер. Отчего-то снова вспомнился сон. Малкин-красавчик во фраке, я в шикарном наряде, завистливые взоры приглашенных одиночек… И мама, рыдающая от счастья где-то в сторонке.

Уже на выходе бросила взгляд в зеркало и слегка зависла, увидев собственное отражение: улыбка до ушей, глаза радостно светятся. На работу как на праздник, блин…

Постаравшись придать лицу больше серьезности, тряхнула головой, выбрасывая навязчивые глупости из глупой головы.

Только работа!

Нет чувствам! У помощников нет пола, начальника нужно воспринимать, как…

“Мля-я-я…” – мысленный настрой сбился, как только Малкин открыл дверь.

Протирая влажные волосы накинутым сверху полотенцем, он стоял передо мной в одних шортах, торсом на выданье. Соблазнительно до не могу.

– Заказала? – спросил шеф, отступая и пропуская меня внутрь.

Нашла в себе силы кивнуть, пробежала к дивану и села, демонстративно отвернувшись.

– Ты чего, Рыбкина? – поразилось моим забегом начальство.

– Жду, пока вы оденетесь, – честно ответила я.

– Так оделся уже, – хмыкнул гад, бросая влажное полотенце рядом со мной. – Давай с почтой разберемся, Ульяна. Потом перекус и отдых час-другой. Перед ужином. Захочешь – на море можем съездить. Я, кажется, проникся духом авантюризма.

– Правда? – меня накрыло восторгом.

– Да. Если останется время, – Малкин откашлялся, отвернулся. – Что там у нас от Грибова? Есть известия? И посмотри, ответили ли по рекламе туалетной воды. Да, и спам проверь. С расписанием сверься. Я пока позвоню в Москву, что-то Регина затихла…

С энтузиазмом принявшись за поручения, я перестала обращать внимание на полуголого начальника, мечтая об обещанном отдыхе, как о премии к Новому году. Согласовывая с Малкиным все изменения, поправила расписание на ближайшую неделю, ответила на несколько писем, составила несколько запросов и, после утверждения шефом, разослала их адресатам. Собиралась еще пару мелочей сделать, но тут Александр Сергеевич плюхнулся рядышком, откинул голову на спинку дивана и, стянув очки, устало потер глаза.

– Все! – Сказал, как отрезал. – Где там твое море, Рыбкина? Пора немного расслабиться.

– Ваше желание – закон! – ляпнула я, чувствуя, что лицо вот-вот треснет от улыбки. – Бегу за купальником!

– Давай. Я такси вызову, – промычал Малкин, не отнимая головы от дивана. Бедняга выглядел и впрямь уставшим.

– Я мигом. – В порыве чувств, схватила Александра Сергеевича за руку. – Или, может, в другой раз?

Что?! Это я сказала?

Похоже, шеф тоже удивился. Распахнув глаза, уставился на меня, потом на мою руку, сжимающую его запястье…

Я тут же отодвинула наглую конечность и пожалела, что не убралась сразу. Жалость у Малкина явно не в почете. Облом мне сейчас будет и с морем, и с отдыхом…

– У тебя пять минут, Ульяна, – тихо сообщил шеф, почему-то продолжая смотреть на мою руку. – Время пошло.

Больше меня просить не пришлось.

В этот раз в ход пошел красный купальник. Слитный, но очень удачно подчеркивающий все достоинства фигуры. Надев сверху сарафан, на голову шляпу и прихватив сумку, бросилась к номеру Малкина. Меня внезапно обуял страх, что он уснул сразу после моего побега.

Но стоило выскочить за двери, как наткнулась на шефа. Он зевал в кулак, смотрел утомленно, но упорно шел на море. Надо же, как его разобрало…

Это был роскошный забег.

Всего час свободного времени, зато какой!

Когда минуты для счастья ограничены, то и пользоваться ими учишься так, чтобы дух захватывало.

Никогда не видела настолько прозрачного моря. Никогда не смотрела на мужчину с таким восторгом…

И это было бы плохо, если бы я не чувствовала, насколько мне хорошо. Рядом с ним. Беззаботным, пьянящим и искренним. Малкин, оказывается, умел смеяться. Мы плавали, меряли мель шагами, спорили по мелочам, брызгались и хохотали. Я не узнавала шефа и боялась, что он прежний может вернуться.

Будь я умнее и мудрее, давно пресекла бы наши нелепые шалости и случайные прикосновения, заставила бы себя не смотреть на него так… Но в нашей компании он был старше, и я решила сделать ответственным его. К тому же, у глупости нашлись свои плюсы: она умело закрывала глаза на рационализм и заставляла сердце трепетать от восторга.

Пусть только на час…

А потом пришло время ехать на ужин к Фельдманам. И вернулся начальник. Суровый взгляд, плотно сжатые губы, желваки на скулах – все как всегда, только руку мою выпустить забыл. Пока шли к такси, так и держал ее, задумчиво поглаживая пальцы, наверняка представляя, что это четки.

– Закрытая одежда, – напомнил мне Малкин, когда подходили к моему номеру. – Нам важно произвести хорошее впечатление, но и переигрывать не стоит, Ульяна.

– Хорошо, – сказала, улыбаясь. В голове все еще стелился розовый туман.

– Зайду за тобой через двадцать минут, – шеф уже отпирал свою дверь.

Я лишь кивнула, прячась в собственном номере. ***  

Глава 25

/Ульяна/

Таксист выслушал продиктованный Малкиным адрес, обернулся, странно на нас посмотрел, затем пожал плечами и двинулся вперед через центр города. Спустя приблизительно десять минут машина остановилась у прелестнейшего домика моей мечты.

– Мы что, приехали? – уточнил шеф, отрываясь от экрана смартфона и с удивлением осматриваясь.

– Да. Если вы верно назвали адрес, – водитель улыбнулся и уточнил: – Аколь беседер?

– Угу, – неуверенно отозвался начальник. – Все в порядке.

Он протянул таксисту карту, оплатил поездку и, придерживая дверцу, подождал, пока я выйду из машины, в который раз недовольно поглядывая на открытую спину моего наряда.

Было у меня такое платье-водолазка. Я и купила его больше по приколу, когда-то очень давно, а в поездку взяла сугубо на всякий случай, с учетом того, что носить собиралась с пиджаком, дабы не злить начальство. Но вот сегодня именно оно идеально подошло под требования Малкина. Ворот под самый подбородок, грудь прикрыта чашечками, нашитыми изнутри. А сзади голая спина. Носить такую вещь нужно без бюстгальтера, разумеется.

Когда Макс искал что-нибудь для моего свидания с Давидом, то даже не понял, какую бомбу замедленного действия откинул в сторону, бубня что-то про монашеское одеяние…

– Прикройся, – сквозь зубы напомнил шеф, а у меня губы дрогнули в улыбке.

Не знаю, зачем надела это платье. Оно словно бы само прыгнуло в руки, честное слово… Но пиджак я все-таки прихватила, чем и воспользовалась, чтобы не дразнить Малкина лишний раз.

К вилле мы подошли ровно в тот момент, когда открылась дверь и нам навстречу вышел Давид. В белой рубашке с подвернутыми рукавами, темных брюках и с теплой приветливой улыбкой на безупречно красивом лице.

– Добро пожаловать, – он подошел и чуть сжал мои пальцы в своей ладони, задержав на мне внимательный взгляд. – Ты прекрасно выглядишь, Ульяна.

– Благодарю, – я затрепыхала ресницами, но потом вспомнила, как ржал Макс, увидев сию попытку очаровать кавалера, и моментально прекратила кокетничать.

Малкин протянул свою руку вперед, и Давиду пришлось отпустить меня.

– Рад вашему визиту, – сказал наш гостеприимный хозяин, пожимая ладонь Александру Сергеевичу. – А где же наша главная звезда?

– Задерживается, – поморщился Малкин. – Репетиция затянулась, он только собирается выезжать в отель.

– Ничего, подождем, – кивнув, Давид отправился назад, позвав нас за собой: – Прошу вас. Мы как раз готовы садиться за стол.

– У вас очень красивый дом, – брякнула я, тут же поймав на себе недовольный взгляд начальства.

– Спасибо, Ульяна. – Фельдман приостановился, позволив нам войти на участок и прикрыв за нами двери. – Это вилла родителей. Сам я бываю здесь реже, чем хотелось бы, но очень люблю это место.

– Значит, дом родителей? – В голосе Александра Сергеевича мне явственно послышалась насмешка.

– Да, так и есть, – ничуть не смутился Давид, догоняя нас. – Купил его им несколько лет назад. В пешей доступности центр города и набережная. Здесь восемь комнат на четырех уровнях и отдельная самостоятельная квартира с небольшим двориком. Моя. Иногда хочется уединения.

– Чудесно, – ничуть не лукавя, поделилась впечатлением я. Дом и правда выглядел мечтой. Вспомнила свою квартиру и покачала головой, представив, во сколько обошлась Давиду эта покупка для родителей.

– Лучший вид здесь из главной спальни, – внезапно улыбнулся Фельдман, повернувшись ко мне. И только я решила, что он намекает на пошлости, как тот добавил: – Она занимает верхний уровень, там есть огромная лоджия с видом на море. Это родительская комната, разумеется.

– Разумеется, – едва слышно буркнул рядом Малкин, и я услышала бряцание металлических четок.

Преодолев потрясающе уютный зеленый дворик с насаженными по правую сторону от тропинки карликовыми пальмами, мы оказались на шикарной веранде со столиком и двумя гамаками висящими рядышком. Не успела я как следует оглядеться, как Давид распахнул двери, ведущие в дом.

Пахло вкусной едой и специями.

– Позволишь твой пиджак? – Давид протянул руки вперед.

– Спасибо, – ответил Малкин, загораживая меня и стаскивая с себя верхнюю одежду. Оставшись в рубашке с коротким рукавом, он одарил слегка удивленно Фельдмана лучезарной улыбкой, подхватил меня под локоть и уточнил: – Куда дальше?

– Прямо. – Выдержке Давида можно было только позавидовать. – Там…

Договорить он не успел. Из указанного им направления появилась тучная кудрявая брюнетка с большим бюстом.

– Давидик, где вы пропадаете? – громогласно спросила она, пробежав цепким взглядом по сыну, стоящему позади всех, затем по Малкину и только потом вперившись в меня. Несколько секунд затишья показались мне вечностью, но вот мадам Фельдман – а судя по внешнему сходству, это была именно мама Давида – растянула губы в улыбке, цокнула языком и безапелляционно заявила: – Ну что же вы стоите на пороге? Скорее входите, будем знакомиться!

Она отступила, пропуская нас вперед. Но стоило мне пройти мимо, тут же оказалась позади и пошла следом, разделив нас с начальством, собственно, своим телом.

– Яша! – громогласно выдала матушка Давида. – Где ты? Давидик привел гостей, иди сюда, посмотри на нее.

Я нервно вздохнула, подавилась воздухом и закашлялась. Мне тут же заботливо постучали по спине, едва не выбив легкие.

– Вы не простудились, деточка? – заботливо уточнила хозяйка дома, приобнимая меня за плечи и усаживая за накрытый, буквально ломящийся от вкусностей стол. Там, слева от меня, уже сидел худощавый мужчина, спешно вскочивший при нашем появлении. С длинной бородой, в очках и с грустным взглядом, он напомнил мне узника в этом доме. Думаю, примерно так же смотрелась бы и я спустя много лет. Только без бороды.

– Яша, – обратилась к нему мама Давида. – Ну вот и они!

– Я вижу, Розочка, – с сильным акцентом отозвался мужчина. – Позвольте представиться, милая барышня. Меня зовут Яков Семенович. А где же ваши спутники?

– Здесь. Рад видеть вас в добром здравии.

До боли знакомый голос вызвал мурашки на спине. Малкин пожал руку главе дома, после чего попытался было занять место справа от меня. Но был смят грудью Розы, отчества которой я пока не знала, и отодвинут дальше.

– Вот и место для почетного гостя, – сообщила хозяйка, радостно улыбаясь. – Давайте уже сядем и попробуем, что за вино привез Давидик из Франции. Или, может, вам нужно что-то покрепче?

Карие глаза снова вперились в меня, пригвоздив к стулу .

– Н-нет, – пролепетала, тоскливо подумав, что от рюмочки я бы не отказалась. Чисто чтобы страх побороть.

– Вот и правильно! – обрадовалась чему-то мама Давида, одновременно кивая сыночку.

Тот приземлил пятую точку на стул справа от меня и молча придвинул ближе тарелочку с салатом, практически полностью состоящим из листьев. Где-то в недрах тоскливо выглядывала половинка помидора черри. Кормилец, ничего не скажешь.

Хозяйка дома внезапно зашлась приступом кашля, и Давид опомнился, подобрался.

– Так, давайте я все же представлю маму, – с несколько виноватой улыбкой сказал он. – Душа этого дома и этой семьи, Роза Абрамовна. Впрочем, Александр с моими родителями уже знаком, так что информация, скорее, важна для Ульяны.

Слово “важна” Давид выделил, заставив меня смущенно отложить в сторону вилку, которой я пыталась дотянуться до очень уж аппетитного блюда с рыбой.

– Очень приятно! – засмеялась Роза Абрамовна и вдруг обернулась к моему шефу: – Ну, Александр, и где вы нашли этакое сокровище?

– Само нашлось, – ответил шеф, буравя меня тяжелым взглядом. – Ульяна – моя помощница. Мы приехали сюда по делам, и…

– Дела-дела! – перебила его хозяйка дома, качая головой и снисходительно улыбаясь. – Вы не меняетесь. Помнится, в прошлый ваш приезд мы еще в нашем старом доме знакомили вас с Сарочкой, так нет… Дела!

– Роза Абрамовна, – Малкин покосился на женщину, осмотрелся, налил себе воды из кувшина. Начал пить, но закашлялся от следующей фразы.

– Повел ее в музей! – выдала мама Давида, глядя уже на меня. – Представляете, Ульяночка? Сарочка мне так и сказала: меня пригласили в музей. Я сначала подумала, что это она слово “ресторан” неправильно произнесла. Но нет. Александр, я что, не права?

Он молчал.

– А Сарочка уже теперь замужем. Почти. Выходит понемногу. Муж, правда, сильно старше нее, но тут уже, как говорится, какой бы сладкой ни была любовь, компота из нее не сваришь. Совет им да любовь. И домик недалеко от нас.

– Что там у вас за вино? – Малкин выпрямился, потер ладони. – Так вкусно про него рассказывали, что теперь только о нем и думаю.

– Ну, хоть не о делах, – хмыкнула Роза Абрамовна и дала знак Давидику. Тот поднялся, взял из ведра со льдом игристое и ловко откупорил бутылку.

– Вы ешьте, Ульяночка, – тихо раздалось слева. Яков Семенович придвинул ко мне огромную миску с печеным картофелем. – Давайте я за вами немного поухаживаю. Вспомню молодость, как говорится.

Пока я благодарила мужчину и обменивалась с ним парой ничего не значащих реплик, у Александра Сергеевича зазвонил телефон. Поднявшись, шеф отошел, поговорил и вернулся, сообщив со скорбной миной, что Макс все еще на съемках и, похоже, просто не успеет приехать на ужин. Зато он передавал, что некий Бурчихидзе скинул на почту Давида несколько пробных дублей, так что они смогут уже сейчас посмотреть, как Старовойтов себя показал.

Роза Абрамовна тут же воспротивилась их затее уйти, ничего не поев, и ужин продолжился допросом. Пытали меня. Кто мои родители? Где живу? Какое у меня образование? Все это были лишь верхушки айсберга. Но когда матушка Давида начала рассказывать, что рядом с их домом очень удачно расположена прекрасная клиника, детский сад и лучшая школа, нервы мои сдали окончательно. Бросив извиняющийся взгляд на Малкина, я вдруг сообщила, что в доме стало душно и попросилась на воздух.

– Ой, Давидик проводит! – участливо отозвалась Роза Абрамовна и резко умолкла, глядя на меня округлившимися глазами.

Поднявшись, я скинула пиджак, повесив его на спинку стула и, повернувшись к гостям пятой точкой, поплыла к выходу, громко попросив прихватить мой бокал с вином и старательно вихляя задом, надеясь, что выгляжу максимально испорченной.

Хватит с меня Фельдманов!

Позади раздался кашель Малкина. Кажется, у него бронхит.

Глава 26

Ощущение, что время застыло, а я буквально спиной сканирую реакцию окружающих. Спустя мгновение раздался звук отодвигаемого стула, тяжелая поступь, и лишь усилием воли я заставила себя не вжимать голову в плечи.

Впрочем, на них тотчас же лег тяжелый пиджак Малкина.

– Рыбкина, я убью тебя, – раздался шепот, когда его губы и дыхание коснулись кромки уха.

На мгновение офигевшие мурашки, проступившие на коже, издали дружное “ох…” и потребовали продолжения. Но нет, увы и ах. Губы мазнули по уху и отодвинулись подальше.

– Какое у вас необычное платье, прелестью наружу, – наконец раздался голос Розы Абрамовны. – Часто такие носите?

Пришлось обернуться, чтобы не отвечать ей пятой точкой. Выражения лиц окружающих были бесценны, особенно у Давида. То ли шок, то ли восхищение.

Я тяжело вздохнула и честно соврала:

– Не то чтобы часто. Но иногда, по праздникам, приходится. Вот для таких торжественных случаев, как сегодня.

Сказала и насладилась еще более вытянувшимися лицами. И хотя фразу можно было понимать как угодно, меня поняли самым наипривратнейшим образом.

– А сейчас, простите, выйду подышать, – я выскользнула за дверь, а после на террасу.

Несмотря на вечернюю жару, дышалось здесь значительно легче. Разве что сердце продолжало трепетать от страха.

Малкин точно меня убьет. Ну, либо, если он не совсем дурак, поймет, зачем я так поступила. Не может же он быть настолько слепым и совсем не замечать, как меня откровенно клеят и сватают.

Дверь за моей спиной скрипнула, пришлось обернуться и увидеть Давида.

– Ты в порядке? Как самочувствие? – поинтересовался он, хотя тон уже был не таким заботливым, как раньше.

Что ж, вот так и разбиваются мечты о заботливых мужчинах. Я подняла на Фельдмана взгляд. Продюсер смотрел мне в глаза, а я видела, как он ищет в моем лице ответ и ждет оправданий за недостойное, по его меркам, поведение.

Никогда не видела таких говорящих лиц. Оно просто кричало: “Ну скажи хоть что-нибудь, чтобы мое разочарование оказалось ошибкой”.

– На воздухе гораздо лучше, – ослепительно улыбнулась я. – Правда, я сглупила, надев это платье.

– Да-да, – воодушевленно начал Фельдман, но я его перебила:

– Нужно было что-то еще более открытое. Водолазки с закрытой шеей для вашего климата слишком суровы.

Взгляд мужчины потух.

– Но ведь это неприлично, – все же обронил он. – Для похода в подобное место так не одева…

Договорить он не успел, из дома раздалось громогласное от Розы Абрамовны:

– Давиди-и-и-ик, помоги мне на кухне!

Вы когда-нибудь видели цирковых тигров, которые по взмаху кнута прыгают в горящий обруч? Вот было похоже. Фельдман на мгновение замер, в глазах мелькнуло что-то похожее на смирение с неизбежным, и он поплелся выполнять команду.

Так как меня на кухню не звали, я хотела вернуться в гостиную, но, завидев в приоткрытые окна Малкина, которого от того, чтобы не оторвать мне голову прямо сейчас, удерживал только разговор с Яковом Семенычем, передумала.

Лучше пройдусь по саду. Мне же как бы официально плохо, вот и подышу воздухом.

Я честно побрела вдоль деревьев, только вместо прекрасных цветочных ароматов внюхивалась в парфюм на пиджаке Малкина. Несмотря на жару, мне безумно нравилось в нем кутаться. Чисто для души приятное ощущение.

Я почти обошла дом по кругу, когда из очередного открытого окна услышала разговор.

Понимаю, подслушивать нехорошо. Но слова сами лезли в мои уши:

– Давидик, ты совершенно не разбираешься в женщинах. Что тебя вечно не туда тянет? То приведешь Галю, у которой из имущества только трусы и майка, а на родине чужой ребенок. То какую-то Свету, на которой клейма негде ставить. Понимаю твою тягу к русским девушкам. Они таки весьма красивы, и внуки наверняка вышли бы прекрасны, но все же… Она тебе не пара. Даже несмотря на квартиру в Москве и приличное образование.

– Мне кажется, ты придираешься, – на удивление, Фельдман все же отстаивал мою честь. У меня даже брови приподнялись: думала, молча согласится с аргументами матери. – Если все из-за платья, то это всего лишь одежда.

– Да причем тут платье?! – пусть я не видела лица Розы Абрамовны, но воображение лихо нарисовало то, как она искренне поражается и всплескивает руками. – Что я, по-твоему, не видела пошлых платьев? Я таки вообще удивилась, когда она пришла упакованная, как эскимо.

– Тогда в чем дело?

– В том, что это чужая женщина, Давидик. На ней же написано!

– Где написано? – голос Фельдмана прозвучал особенно грустно.

– На ее голой спине, – припечатала маман, – которую сейчас заботливо прикрывает пиджак пришедшего с ней мужчины. А как он на нее смотрит? Не пиджак, конечно, а Санечка. Совершенно же очевидно, что он ее придушить хочет. Это однозначно любовь. Поверь маме.

Кажется, после этой фразы мои щеки запылали огнем так сильно, что я приложила к ним ладони, в надежде, что они окажутся прохладными.

Ну надо же, какой ерунды наслушалась. Мне пришлось тихо отступить на шаг, а потом еще на один, чтобы побыстрее сбежать.

Конечно же Роза Абрамовна ошибалась. Малкин и высокие чувства – это вещи несовместимые. Хотя за одно я ей была точно благодарна: кажется, Давида от меня Роза Абрамовна точно отвадит. Не видать ему родительского благословения.

Когда я вернулась в гостиную, Фельдманы за столом уже собрались полным составом, а моя тарелка и стул переехали поближе к окну и подальше от Давидика.

– Мы тут подумали, что рядом со свежим воздухом вам будет лучше, – с улыбкой заявила Роза Абрамовна, а я окончательно убедилась, что от “семьи” меня отлучили.

Вот и славненько.

Дальше ужин продолжился в натянутой обстановке. Давид бросал испытывающие взгляды то на меня, то на Малкина.

А вот Александр Сергеевич, наоборот, неожиданно повеселел. Похоже, чудодейственная сила французского вина сработала.

– Спасибо за ужин, Роза Абрамовна, – наконец произнес он. – Но нам бы с Давидом обсудить дела по съемкам.

– Конечно-конечно. Можно подумать, я к вам лезу и мешаю, – миролюбиво пробормотала она, подняв руки вверх.

Я тоже поднялась из-за стола, чтобы последовать за Давидом и Малкиным в кабинет, но тут шеф удивил повторно:

– Так, – строго произнес он. – А ты, болезная, едешь в гостиницу. Пожалуй, справлюсь без тебя.

– Но… – я попыталась открыть рот, только Малкин, ухватив меня под локоть, буквально подтолкнул к выходу. – Сейчас провожу Ульяну и вернусь.

На улице уже стемнело, и долгожданная прохлада спустилась на землю.

Едва я сошла с нескольких ступенек крыльца, Малкин заговорил:

– Я всего от тебя ожидал, но только не такой выходки, – произнес он обманчиво спокойно.c9d96

– Да что опять не так?

– Все так, – неопределенно ответил он. – Но только тухлым видом Давида можно борщи портить. Не знаю, что ты ему сказала там на террасе, но, пожалуй, детали договора я предпочту обсуждать с ним без тебя. Есть у меня смутное ощущение…

Какое именно, я узнать не успела. Вызванное буквально полминуты назад такси уже причалило к тротуару. Вот это скорость! Когда надо, их фиг дождешься, а тут сверхзвуковая прыть.

– В общем, езжай в гостиницу, туда уже должен вернуться Макс. Заодно выяснишь, как он отработал, и разгонишь баб, если притащил.

Мне оставалось только кивнуть. Кто я такая, чтобы спорить с начальством?

Путь назад прошел абсолютно незаметно, я была настолько погружена в свои мысли, что, казалось, только села и вот уже пора выходить.

Поднимаясь в лифте в номер, понимала что устала. Не физически, а морально. Как-то вымотало меня знакомство с семьей Давида, да и за контракт теперь было волнительно.

Давид и так был не в восторге от Старовойтова, а теперь еще исчез фактор симпатии ко мне. Вот же обидно будет, если все сорвется.

Уже ковыряясь у двери номера, я вспомнила поручение босса навестить Макса. Звездун уже должен был вернуться.

Пришлось пройти несколько метров до нужного номера и постучаться.

Потом постучать еще раз. Потому что не открывал, зараза, несмотря на то, что явно был в номере. Я даже слышала звук работающего телевизора.

– Макс, ты живой? – через дверь позвала я.

Внутри все же раздались шаги, вялые такие. А после дверь открылась и на пороге появился он, идол кинематографа в состоянии выжатого лимона.

Звезда с увядшими лучами вниз.

Унылое существо, еле волочащее ноги…

– Рыбкина, у тебя совесть есть? – проворочал языком он и протер глаза тыльной стороной ладони. – Я приехал полчаса назад и упал спать. А ты…

Судя по угрызениям, поднявшимся откуда-то из глубины души, совесть у меня была, потому что выглядел Макс устало, однако помня о его прекрасном актерском таланте, я все же решила убедиться, что в его номере не прячется очередная нимфа и Старовойтов действительно спал.

Бесцеремонно просочившись в помещение, прошлась по комнате, заглянула в ванную и под кровать. Хм… реально никого.

– М-да, – Макс перебрался с порога поближе и привалился к стене, скрестив руки. – Треска Минтаевна, что с тобой? Только не говори, что решила изменить работе со мной. Если да, то я за, но в другой раз. Сегодня без шуток устал.

– Я работе не изменяю, – тут же осадила его, – и слежу, чтобы ты придерживался того же правила.

– П-нятно, твой характер становится так же отвратителен, как и у Сани. Похоже, мой агент заразен. Одно пока понять не могу: половым путем или просто воздушно-капельным? – хохотнул он и пополз к кровати, чтобы плюхнуться туда мордой вниз. – Иди, Михална, тогда уж с глаз моих долой. Все равно толку от тебя нет.

Я бы обиделась, вот очень сильно, и даже треснула бы звезду сумкой. Только он уже отвернулся и эпично громко захрапел.

Пришлось действительно уйти и захлопнуть за собой двери.

Уже у себя в номере я решила, что в одном Макс прав: кровать выглядела настолько притягательно, что гравитация изменила свои правила и тянула меня не к земле, а к огромной постели. Лишь усилием воли я загнала себя вначале в душ, а затем заставила себя взять дневник, чтобы заполнить событиями дня.

Мысль в голову упорно не лезла, а слова не складывались в фразы, да и я сама не поняла, как уснула с ручкой в руках и дневником под боком.

– Рыбкина… – кто-то тормошил меня за плечо. – Рыбкина! Ты нормальная вообще – спать с открытой дверью?.. Да и в очках. Дужки сломаешь!

С лица стянули что-то неудобное и жмущее, стало неожиданно хорошо настолько, что я перевернулась на другой бок, причмокнув губами в воздухе.

– Что ж, сочту это за ответ с благодарностью. Сладких снов, Ульяна.

И стало так уютно, словно в теплый плед закутали и в щеку поцеловали… но, кажется, это мне уже точно приснилось.

Глава 27

/Ульяна/

Утро выдалось прекрасное.

Потянувшись, я улыбнулась миру, перевернулась на бок и, продолжая чувствовать, как радостно порхают бабочки в животе, открыла глаза.

Мне снился чудесный сон. Море, солнце, пляж, я и Малкин. Идеальная комбинация. Он нежно держал меня за руку, целовал и даже говорил какие-то приятности.

Я млела, таяла и мечтала, чтобы происходящее не кончалось.

Но реальность не терпит, когда ее долго игнорируют, пришлось возвращаться из мира грез.

Напевая незамысловатый мотивчик всплывшей в голове мелодии, я села на кровати, еще раз сладко потянулась, зевнула и… закашлялась, чуть не отдав богу душу. Паника пробежалась липкой холодной волной от лба до макушки и вниз по позвонку, растаяв где-то в области нашей стыковки с кроватью.

Мои глаза вперились в одну точку, а бабочки в животе сдохли в конвульсиях.

На прикроватной тумбочке, куда я смотрела, лежал мой дневник. Личная, мать его, исповедь за каждый проведенный на новой работе день… И я эту чертову тетрадку туда не клала.

Мысли скакали в голове, как сумасшедшие, сбивая с толку и заставляя разрываться от неопределенности. Значит, кто-то действительно приходил в мой номер вечером, когда я уснула с дневником в обнимку, позабыв о безопасности. И, стоило подумать об этом, в ушах вновь зазвучал голос Малкина, желающий мне сладких снов. Приснилось? Возможно. Но как тогда тетрадь переехала с кровати на тумбочку? И что делать?! Как теперь быть?!

Я вскочила с постели и метнулась к общему балкону, разделенному лишь решеткой. Дернула двери на себя и замерла. Мне хотелось словно бы случайно встретить там начальника и понять, насколько много он успел прочитать. А если от корки до корки? Господи… Я мучительно покраснела, попятилась от балкона, столкнулась с комодом, отпрыгнула в сторону и едва не опрокинула напольную вазу с цветами.

Почему-то это отрезвило.

Подобное поведение было мне несвойственно и совершенно мне не нравилось. Ну, в конце концов, мы ведь оба взрослые адекватные люди…

– Рыбкина? – голос Малкина, раздавшийся с балкона заставил вздрогнуть. – Ты проснулась?

Я покачала головой, прижав руки к груди, чтобы хоть немного усмирить бешено бьющееся сердце.

– Ульяна, – снова позвал Александр Сергеевич, – я же слышал, ты уже встала.

Глаза мои расширились, в горле появился ком, не позволяющий сказать хоть слово.

– Ладно, сейчас зайду к тебе, – уже отдаляясь проговорил шеф.

Вдох-выдох, пять шагов в сторону тумбы. Схватив тетрадку, метнулась к ванной комнате и закрылась внутри, щелкнув замочком.

В дверь номера требовательно постучали.

– Фигушки я открою, – пробормотала, оказавшись у кабинки и включая воду.

Скинув с себя одежду, откинула дневник подальше, влезла под тугие теплые струи и остервенело намылилась, стараясь вообще ни о чем не думать.

Спустя пару минут вышла из душа, укуталась в полотенце, увидела брошенную в угол тетрадку и пробормотала, качая головой:

– Взрослые люди… Да-а, Рыбкина, ну ты даешь…

Вода привела меня в чувства, позволив наконец “остынуть” и мыслить разумно. Может, Малкин и не злится вовсе? Он ведь должен понимать, что написанное в дневнике – что-то вроде шутки? В общем, призвав всю силу воли в кулаки, я вышла из ванной, спрятала злополучную тетрадь в чемодан, замотав ее в пакет с трусиками и, перекрестившись, вышла на балкон.

– Александр Сергеевич? – проблеяла, шмыгнув носом. – Вы меня искали?

В соседнем номере раздались шаги. Сердце мое замерло, воздух застрял где-то в области трахеи, и на миг я решила, что вот-вот отключусь. Но нет, выдохнула.

– Что, проснулась? – появившийся с той стороны решетки Старовойтов отсалютовал мне чашкой, распространяя аромат свежесваренного кофе. – А мы с Саней тебя на завтрак звали. Еще не поздно, Михална, иди к нам. И не одевайся, в этом полотенце ты просто прелестна. Если Давид еще раз тебя пригласит, иди в нем, тогда даже вырез до зада переплюнешь.

– Сплетничаете, – мигом поняла я, и чувство страха отступило, сменяясь раздражением и тут же снова страхом: – А ты почему не на съемках? Неужели Давид отказал?

– Расслабься, акула шоу-биза, – нагло усмехнулся Макс. – Все у нас хорошо. Даже несмотря на твои выходки. Саня на то и дерет с меня бешеные проценты, что знает свое дело. Иди лучше кофе пить. В чайнике твоя порция остывает.

– Да я не голодная, – пробормотала, и в желудке громко обличительно заурчало.

– Точно? А то Саша две порции шакшуки заказал. Сказал, тебе понравилась. Или ты только с его сковородки с удовольствием ешь?

– Знаешь что?! – меня накрыло злостью.

– Неа, приходи, расскажешь, – заржал Макс. – Давай быстрее, а то дел по горло. Реально ведь голодной на весь день останешься.

– А где сам Александр Сергеевич? – осторожно уточнила я.

– В душе, – уже из номера отозвался Старовойтов. – Я тебе дверь открыл.

Поджав губы, я поплелась к шкафу, надела простенькое серое платье и, скрутив на голове улитку из волос, направилась в номер к шефу.

Наверное, примерно так же чувствовали себя приговоренные к казни.

Стучать в двери не стала. Вошла вся такая несчастная и готовая ко всему. Подняла взгляд от пола и уставилась на Малкина, ожидая расправы.

– А, Рыбкина, – беспечно бросил он, кутаясь в полотенце. – Твоя порция на столе. Ешь и побежим! Я пока оденусь.

– Есть? – переспросила, ошалело моргая.

– Есть, – подтвердил Александр Сергеевич, – вилку в руки и ко рту подносишь. Потом жуешь тщательно, но не медленно. Потому что через тридцать минут нам нужно быть в другом месте. Ты что, спишь еще, Ульяна?

– Н-нет вроде, – на всякий случай ущипнула себя, поморщилась. Точно не сплю.

– М-да, – шеф покачал головой, – ты это, шляпку надень, что ли, а то местное солнце безжалостно. И на ужине плохо стало, и сейчас доверия не внушаешь.

– Угу.

Жутко кося левым глазом в сторону начальства, прошла к столу и села перед подносом с едой.

– А где Макс?

– Умчался только что. Вызвали на съемки пораньше, – ответил начальник, закрываясь в другой комнате.

Я покивала, взяла вилку и, по инструкции Малкина, положила в рот яичницу, начав тщательно пережевывать.

И как понимать эти разговоры? Он сознательно меня испытывает? Или не прочитал в дневнике ничего нового? Или… не читал вовсе?

Крепко задумавшись, забылась и расслабилась. А зря. Малкин появился быстро и сразу огорошил:

– Как спалось, Рыбкина?

Я с трудом проглотила вставший в горле ком и уставилась на начальство. Отчего-то в его вопросе чудился двойной, а то и тройной смысл. Мол, пока ты спала, я все прочел и теперь решаю, как быть дальше.

– Неплохо, – ответила, отодвигая поднос.

– Неплохо! – хмыкнул Малкин. – Да ты просто провалилась в бессознательное, стоило увидеть постель. Даже двери не удосужилась закрыть. Не боишься залетных гостей?

Я пожала плечами, размышляя над тем, что написано в дневнике. И краснея.

– Слава богу, мне пришло в голову проверить, как ты себя чувствуешь, – продолжал издеваться Александр Сергеевич. – Стучу – ни звука, по привычке попытался войти – двери и открылись.

– По какой еще привычке? – с прищуром уточнила я.

Он улыбнулся, пожал плечами, прислонился бедром к столу. Так и замер, уставившись на меня и сложив руки на груди.

Я шмыгнула носом, налила себе водички и залпом осушила стакан. Сказать-то было нечего.

– Молчишь? – Малкин покачал головой. – Знаешь, Ульяна, тебя можно смело назвать Человек-приключение.

– Это плохо?

– Как посмотреть. Для работы не очень хорошо. Хотя… и тут можно найти положительные моменты.

Я отставила в сторону стакан, мучительно поборола страх и смело взглянула в лицо начальству:

– Вы его читали?

Малкин моргнул.

– Кого его?

– Ну… Мой… Тетрадку, с которой я уснула.

Тишина. Взгляд Александра Сергеевича, сначала озадаченный, быстро сменился на некое подобие догадки, и он медленно кивнул:

– Ага…

И посмотрел на меня так, что нифига не понять: правду говорит или нет. А я вдруг подумала, что если бы он открыл дневник, реагировал бы иначе: или орал, или стебался, или увольнял уже… Но не смотрел бы молча, вот так.

– И как вам… мои стихи?

Сделав самое честное лицо в мире, скрестила под столом пальцы. Вот сейчас и решится моя судьбинушка.

– Стихи? – брови Малкина взметнулись. В следующий миг он закашлялся в кулак, при этом уголки его губ вздрагивали, символизируя слишком хорошее настроение, а не болезнь. Спустя пару секунд он все-таки изрек сакраментальное: – Знаешь, я не ценитель, но у тебя неплохо получается.

– Трагический, про цветок и камень, читали? – с серьезным видом продолжала я, чувствуя, как с шеи свалилась двадцатикилограммовая гиря.

– И камень? – Малкин потер лоб, выпрямился, бросил тоскливый взгляд на окно. – Не дошел, наверное.

– Так он же там первый, – возмутилась я.

– Пролистал, должно быть, – отмахнулся шеф. – Но если чувствуешь, что там шедевр, так и быть: читай.

Я вытаращилась на него, понимая, что переигрываю, тоже посмотрела в окно и качнула головой:

– Не надо. Вы все равно в стихах не понимаете, сами признались. Так какие у нас планы?

Малкин облегченно вздохнул и ткнул длинным пальцем на свой ноутбук:

– Берем с собой. Ответим на письма по дороге. И едем договариваться о рекламе на местном телевидении. Я нашел пару знакомых, у которых есть знакомые, а у тех знакомые… Так вот, они запускают интересный проект, где знаменитые актеры и певцы зарубежных стран поют песню о мире во всем мире. Попробуем пропихнуть туда Макса.

– Макса?! Петь? Серьезно?!

– А чему ты удивляешься? У него отличный голос.

– Поверю вам на слово, – улыбнулась я. – Во сколько выезжаем?

– Уже. Потом на съемки заскочим, проконтролируем, что там и как. Формальности уладим по документам. Ну и вечером, возможно, сходим выгулять очередной купальник. Ты там отмечай, какие из них уже видели море. Да и мне надо бы плавки прикупить, раз такое дело…

Глава 28

/Малкин/

Вы когда-нибудь чувствовали себя идиотом?

Да зачем я вообще спрашиваю. Все иногда себя так чувствуют.

Но я себя сейчас ощущал идиотом в квадрате, потому что сам не знал, зачем соврал ей. Да и не врал я вовсе, скорее, ответил автоматом, задумавшись о чем-то своем, согласился.

Если бы Ульяна не спросила, я бы и не вспомнил ни о какой тетрадке. Ну валялась какая-то у нее под кроватью. Я поднял и положил ее на тумбочку. У меня даже мысли не возникло открывать и читать. Не в моих правилах.

Хотя на миг мне даже показалось, что упускаю некую важную деталь. Слишком уж алели щеки Рыбкиной, когда она спрашивала о тетради. Неужели так волновалась, что стихи прочел? Даже почудилось, что она дыхание задержала, ожидая моего ответа. Ну, даже если и стихи, зачем пугаться-то так, будто внутри компромат, доносы и база имен и электронных адресов моих клиентов?

Теперь же Рыбкина смотрела на меня такими щенячьими глазами, то ли в ожидании похвалы творчества, то ли хоть какой-то вообще оценки, что я опешил. Подумать только: моя помощница писала стихи. И когда только успевала в таком графике?

– Так, собирайся, – поторопил я ее. – Работа не волк.

– Угу, – пространно ответила она. – Сдохнем раньше, чем она убежит.

– Пошути мне еще тут, – пожурил я, хотя угрызения совести за вчерашнее все же испытал. Мне так и не удалось понять, стало ли Уле плохо по-настоящему из-за плотного платья, или она просто притворялась, когда ее начали откровенно сватать Давиду. Но в любом случае, больше гардероб помощницы контролировать я не собирался. – Кстати, на улице пекло. Оденься по погоде.

Лицо девушки просияло, и она буквально испарилась из моего номера.

Через четверть часа я встречал ее в холле. Она надела простой сарафан, ничего вызывающего и кричащего. И все же я залюбовался, поймав себя на странном ощущении: вокруг меня все годы, что я работал агентом, постоянно вились разные женщины. Красивые, роскошные, богатые, знаменитые.

Но залипал я на Рыбкину. Простую, временами нелепую и абсолютно не умеющую держать язык за зубами, когда это нужно.

– А правда, что вы водили Сару в музей? – неожиданно спросила она.

Долгие секунды ушли на то, чтобы понять, о какой Саре и музее вообще речь.

Действительно, было дело. Я вспомнил ту прогулку, в которой мне буквально навязали девушку в потенциальные невесты, и мое раздражение на весь мир. Мне не хотелось портить отношения с Фельдманами и пришлось вести ее хоть куда-то. Исторический музей показался идеальным, кто ж знал, что Сара рассчитывала на более романтическое знакомство?

Хотя вру. В глубине души я прекрасно это знал и сделал все с точностью наоборот.

– Водил, – наконец-то ответил я.

– А меня сводите? – Рыбкина проникновенно заглянула в глаза.

– Шутишь, что ли?

– Нет. Говорят, он похож на маленький Лувр. Мне правда-правда интересно. Давайте сходим вместо моря?

Захотелось ущипнуть себя. Уля мало того, что отказалась от выгула купальников, так еще уговаривала меня на музей.

– На Лувр он походит с огромной натяжкой. Так, издалека пирамидой, да и смотреть там особо нечего, – честно признался я, вспоминая множество крошечных глиняных фигурок на витринах. – Если хочешь экскурсию, тут есть куча других мест.

Наскоро вбив запрос в гугле, я выдал подчиненной:

– Картинная галерея, пустынная обсерватория ночью, музей эротики… – на экране возникла впечатляющая комната в духе пятидесяти оттенков серого. – Но туда мы точно не пойдем.

– Что за обсерватория? – мигом заинтересовалась Рыба моей мечты.

В следующие пять минут мы наскоро изучили краткую программу – двадцать минут езды от Эйлата, экскурсовод с телескопом, а еще возможность полежать на покрывалах и полюбоваться чистейшим небом.

Я по глазам видел, как загорелась этой идеей Рыбкина, мне и самому она неожиданно пришлась по вкусу.

– Хорошо, поедем туда, – без уговоров утвердил я. – Надеюсь, мы там не уснем от скуки.

***

Я никогда не воспринимал работу, как рутину. Скорее, наоборот, ловил определенный кайф от того, что ее было много, она занимала все мое время, а главное, не кончалась.

Никогда, кроме сегодня.

Мысленно на всех встречах я был уже в той пустыне и любовался звездами. Ожидание этого было сродни сочельнику перед Рождеством. Будто я снова мальчишка и вот-вот произойдет чудо, главное дотерпеть.

Поэтому когда настал вечерний час, мою душу словно в той поговорке: вначале развернули, а сворачивать не спешили.

Выезд в пустыню был запланирован на одиннадцать, я уже успел созвониться с человеком, который занимался так называемой экскурсией в космос. Этан Шварц уже по телефону показался мне приятным, он с пониманием меня выслушал, правда, говорил только на английском и иврите. Он предупредил, что ночью в пустыне не так уж тепло, как может показаться, поэтому будет хорошо, если мы будем в подходящей одежде. Покрывалами же он нас обеспечит.

Сообщить эти новости Рыбкиной я решил лично. Пройдя до ее номера, постучал в двери. Она открыла довольно быстро, словно все это время стояла рядом с дверью и ждала меня. faad6

Только сейчас я запоздало сообразил, что она могла бы оказаться в ванной или собираться, примеряя не очень многочисленные наряды. Но Уля не выглядела всклокоченной или застигнутой врасплох, скорее, несколько растерянной.

– Только не говорите, что все отменилось, – воззрившись на меня, попросила она.

– Нет. Просто пришел сообщить, что одеться лучше потеплее.

Она рассеянно кивнула, а я совершенно неосознанно заглянул ей за спину. Там маячила часть кровати, на которой распахнутой лежала вчерашняя тетрадка.

Хм. Вот же Рыбкина. Нашла время стихи писать. Но, видимо, музе не прикажешь. Я знал об этом не понаслышке, работая с творческими на всю голову людьми уже не один год.

– Спасибо, – поблагодарила она, а я поспешил уйти, чтобы не мешать ей собираться.

Уверен, женщинам это важно.

***

Глава 29

/Ульяна/

“Дорогой дневник, знаю, что самое правильное будет избавиться от тебя прямо сейчас.

Сжечь, утопить или съесть все твои страницы.

Но у меня просто рука не поднимается, и вдобавок теперь я действительно ломаю голову, как мне сочинить стих про “цветок и камень” и вклеить его на первую страницу…”

Со вздохом я отложила тетрадку в сторону и потянулась к телефону обслуживания номеров. Где-то когда-то вычитала, что кофе помогает вдохновению, да и в любом случае на ночной экскурсии он мне не повредит.

Спустя минуты две в дверь постучались, пораженная скоростью, я метнулась открывать и встретила на пороге Малкина. Вышло неожиданно. Так, что даже опешила.

А после того, как он ушел, в очередной раз поняла, насколько близок был Штирлиц к провалу.

Тетрадка опять валялась на видном месте, и если бы босс напросился в гости, мне, не дай бог, могло не повезти окончательно.

Я живо представила, как шеф ставит посреди комнаты стульчик, заставляет меня встать на него, сам садится, подобно деду Морозу, на край кровати и повелительно выдает:

– Ну, рассказывай стишок, девочка Ульяна. Когда же я ничего даже ни вякну, тяжело вздохнет, засунет свой нос в тетрадку сам, а после принесет мыло, веревку (благо, о стульчике позаботился заранее) и повесит меня на люстре.

Тряхнув головой, я прогнала безрадостную картину из мыслей, взяла злополучную тетрадку и потащила в туалет.

– Извини, дневник, но, кажется, настал твой последний час.

План был прост: порвать его в клочья и выбросить, а завтра обслуживающая номеров избавиться от последних улик. Но, мимолетно взглянув на часы, поняла, что на тщательное уничтожение у меня просто нет времени.

До выезда на экскурсию оставалось полчаса, а я даже не начала собираться.

– Черт! – швырнув тетрадку тупо в корзину и мысленно произнеся ей прощальные слова: “Ты служила мне верно, но пришло время расставаний, детка”, я метнулась обратно в спальню.

Нужно было найти теплые вещи, коих я толком и не брала с собой. Израиль, все же.

В итоге самым теплым оказался один из рабочих костюмов. Посчитав, что этого мало, вниз надела две водолазки друг на друга.

Посмотрев на себя в зеркало, я поняла, что мама бы мою практичность не похвалила. Уверена, она бы заявила что-нибудь в духе: “Уля, у тебя почти свидание, нужно выглядеть так, чтобы мужчину с ног сбивало от одного твоего вида. Повторяю и поясняю: не шокировало, не доводило до ужаса, а восхищало”.

Вот только моя логика была категорически против маминой, а здравый смысл твердил, что видом голой спины я сшибала мужчин вчера, причем настолько сильно, что сегодня лучше поискать дополнительный свитер.

Увы, ничего подобного у себя я не нашла, а где взять – не представляла. Поэтому пошла как есть навстречу звездам, романтике и Малкину.

Увидев босса в холле, поняла одну тоскливую вещь – этот практичный зануда в вязаном джемпере не замерзнет даже на полюсе. Не удивлюсь, если в сумке, висевшей на плече, найдется еще и шуба.

– Конфисковал кое-что у Макса, – поймав мой взгляд на свою ношу, пояснил мужчина. – Ему с его новым образом жизни пока точно не пригодится.

Со священным ужасом я вспомнила о серебряном блюде с презервативами, а потом сама же мысленно рассмеялась.

Ну где Малкин, а где презервативы? Скорее всего, речь шла о чем-то другом.

Выйдя из гостиницы, вдохнув еще такой теплый воздух, мне даже не поверилось, что я могу замерзнуть. Такое обещание выглядело глупой шуткой. Но стоило выбраться за пределы Эйлата, как я поняла: тепло не будет точно.

Мужчина, который вел открытый джип-автомобиль, представился Этаном и, осмотрев меня с головы до ног и бросив на Малкина неодобрительный взгляд, напомнил, что он предупреждал о температуре во время поездки. В ответ на наше молчаливое переглядывание подсказал, где в машине найти покрывала.

– Почему ты не сказала, что у тебя нет подходящей одежды? – спросил босс, набрасывая на меня тканый плед, при этом его пальцы едва ощутимо огладили меня по плечам, рождая приятные мурашки в районе поясницы.

– Да вроде и так понятно было. Вы же сами еще в Москве настаивали, что поездка рабочая и форма одежды строгая до неприличия.

Даже в темноте я видела, как по-кошачьи сверкнули глаза Александра Сергеевича за очками.

– Именно поэтому ты взяла с собой до неприличия открытое платье и дюжину сарафанов?

– Ну, не дюжину… – протянула я, тут же находя себе оправдание: – Тем более все пригодились. Контракт вот с Фельдманами заключили, у Макса роль прекрасная, гонорар великолепный.

– Хватит уже о работе, – мягко перебил босс, заставляя меня удивленно моргнуть. – Ты вроде как звезды собиралась смотреть. Вот, все для тебя!

Он указал рукой куда-то вверх, и я задрала голову, чтобы тотчас удивленно ахнуть.

Пусть мы еще только ехали в машине и свет фар мешал рассмотреть все полностью, но уже сейчас волшебная россыпь искр надо мной горела фантастической мириадой.

Такого никогда не увидеть в городе, даже за городом не всегда повезет полюбоваться настолько кристальным небом. И пусть было холодно, но уже сейчас я понимала, что никогда не пожалею о том, что поехала на экскурсию именно сюда.

Что же можно будет разглядеть в телескопе, если даже невооруженным глазом я могла наслаждаться бесконечной вселенной?

Глядя вверх, я улыбалась, чувствуя, как уходят из головы тяжелые мысли о работе. Наш гид включил классическую музыку и уверенно управлял джипом, периодически оглядываясь и показывая в стороны, объясняя, где мы проезжаем и отвечая на вопросы Малкина. “Там когда-то была река, сейчас мы поедем по давно высохшему руслу. Здесь их много, они исчертили пустыню вдоль и поперек”. “Слышите? Пустыня оживает. Кого здесь только нет: волки, лисы, гиены, газели… О нет, мы не одни, поверьте”. “Площадь? Негев огромна. Она занимает шестьдесят процентов всего Израиля”. “Видите этот участок? Похож на лунный кратер, не правда ли? Экскурсии возят только к трем самым крупным из них. Один расположен в районе горы Рамон, имеет триста метров глубины и триста шестьдесят километров окружности. Примечателен тем, что был образован более пятисот тысяч лет назад. Вот вам визитка моего друга, если вдруг надумаете…”

Александр Сергеевич кивал, крутил головой, живо интересовался подробностями и… обнимал меня за плечи. Вроде бы невзначай, даже сам внимания не обращал, что творит. Но я-то обращала.

И не противилась.

Эта поездка сама по себе настраивала на лирический, если не сказать романтический лад. Я представляла, что шеф специально придвинулся, намеренно обнял…

Задрав голову, я продолжала смотреть в небо, как делали это наши предки тысячелетия назад, и чувствовала себя незабываемо хорошо, словно бы коснулась чего-то тайного, открывающегося только избранным. Небо завораживало, а Малкин согревал своим присутствием. И я улыбалась, даже не пытаясь выглядеть серьезной или собранной.

– Здесь очень круто, – сказал шеф на английском, оборачиваясь ко мне. Мы заранее договорились не говорить при гиде на русском языке, чтобы он не чувствовал неловкости. – Ты как?

– Супер, – я продолжала смотреть вверх. – Никогда ничего подобного не видела.

– Я тоже, – голос Александра Сергеевича стал тише, а пальцы, обнимающие за плечи, сжались чуть сильнее.

– Это потому, что пустыня готова принять всех, – вмешался в наш разговор гид. – Ваши головы забиты всякой будничной ерундой, и там, в городе, вы не можете избавиться от нее. А здесь все это уходит. Как волшебство. Свет города больше не отвлекает и можно понять, чего действительно хочешь.

Малкин громко вздохнул и согласился:

– Вы правы, Этан. Так оно и есть.

Я повернулась к шефу, посмотрела на него чуть удивленно и, улыбаясь, уточнила:

– Значит, вы и правда получаете удовольствие от поездки?

– Не сомневайся, Рыбкина, – чуть хрипловато проговорил он, глядя в мои глаза.

И у меня мурашки побежали по коже. Не от холода. От слов. От его слишком близкого присутствия. От своего нежелания очнуться и вернуться в реальность, где мы всего лишь работодатель и помощница.

– Погодите, скоро остановимся и сможете взглянуть в телескопы, – снова откликнулся гид и тут же наехал на особенно большую кочку, отчего я дернулась вперед, едва не уронив Малкина и уткнувшись носом в местечко у основания его шеи. – Ой, простите. Не ушиблись?

– Н-нет, – пробурчала я, вдыхая такой знакомый аромат. Отодвинувшись, виновато улыбнулась Александру Сергеевичу и вдруг жутко пожалела, что его рука больше не лежит на моем плече.

– Нет, – твердо повторил шеф, поднимая скатившийся с меня плед и водружая на прежнее место. И руку свою вернул. И придвинулся ближе. Вплотную. – Вот так, Рыбкина. А то с твоим везением нос разобьешь.

Я лишь вздохнула: бабочки в животе мешали сосредоточиться на ответной реплике.

Еще через некоторое время мы действительно остановились. Наш гид развел костер, вместе с Малкиным они установили палатку, расстелили несколько пледов на песке, и пришло время бинокля с телескопом. Их установили чуть поодаль, где темнота обступала со всех сторон, позволяя не отвлекаться от неба.

Я не заметила, как прошел следующий час. Этан настолько красиво рассказывал о созвездиях, что я и правда ощутила себя в ином мире, полном волшебства, душевной легкости и невероятной, щемящей красоты.

Как можно было раньше смотреть на небо и не видеть его? Да и смотрела ли я? Пустыня всего за несколько часов пребывания в ней что-то перевернула в моем внутреннем восприятии. Я вдруг поняла, в каком бешеном и неправильном ритме жила, не позволяя себе элементарной радости: поднять взгляд вверх и посмотреть на бесчисленные прекрасные живительные звезды.

У костра мы втроем пили горячий чай и ели национальные лепешки, купленные гидом заранее у местных бедуинов. Мы говорили. Много. Ни о чем и обо всем. О созвездиях, песке, высохших реках и традициях. О животных, морях и религии. И, несмотря на холод, в эту ночь я отогрелась душой.

Назад возвращались в тишине. Говорить больше не хотелось, слова забылись, остались только улыбки на лицах, умиротворение в глазах и приятная, хорошая такая пустота в голове.

Но буквально минут через двадцать я почувствовала очередной порыв ветра и осознала, что продрогла до самых костей. И это несмотря на то, что Малкин давно накинул поверх моего пледа свой. Чихнув несколько раз к ряду, услышала, как застучали зубы, и жалостливо шмыгнула носом.

Александр Сергеевич, увидев мое состояние, участливо покачал головой, поднял на колени свою сумку и вынул оттуда флягу.

– Отдых отдыхом, но завтра ты мне нужна здоровой, Ульяна, – безапелляционно заявил шеф, откручивая крышечку. – Будем спасаться народными средствами, Рыбкина! Возражения не принимаются.

– Какие уж там возражения, – отмахнулась я и снова чихнула. – Что-то мне плохо.

– Пей, – фляга перекочевала в мои руки.

Выдохнув, я прижалась губами к горлышку и махом сделала сразу пару глотков. Чтобы тут же закашляться. Слезы выступили на глазах, в носу щипало, глотку жгло!

– Что это? – прохрипела я.

– Виски, – довольно отозвался шеф. – Не переживай, качественный, Старовойтовский, а он дрянь не пьет. Никакого похмелья, гарантирую.

– Хоть бы конфетку дали, – шмыгая носом, пролепетала я.

– Возьмите, Ульяна, – гид, подслушивающий нас все это время, жестом фокусника извлек из бардачка огромный мандарин и передал мне. – Как знал.

С мандарином дело пошло лучше. Я даже отважилась на еще пару глотков. И потом еще. Шеф в какой-то момент присоединился, решив, что профилактика никому еще не мешала. Наш гид только хмыкнул и посоветовал рационально использовать единственный мандарин.

Дальше я пыталась скинуть с себя пледы или хотя бы вернуть Малкину один из них. Он отказался, но попросил вдруг прочитать тот самый стих. Трагический, про цветок и камень. Наизусть. Если помню, разумеется.

Я сказала, что помню. И даже исполнила:

– Хокку: Камнем бросили в цветок, Потому что нельзя быть красивым таким!

Малкин аплодировал, но все же сделал замечание:

– Не люблю истории с открытым финалом, – сказал он задумчиво. – Тут ведь непонятно: умер цветок или остался инвалидом? Или вовсе в него не попали?

– Умер, – убежденно заявила я, отпивая еще несколько глотков из фляги. – Но из его семян выросло много других цветков. Это был мак.

Где-то на этом этапе гид окончательно перестал вмешиваться в наши разговоры и вдавил педаль газа сильнее.

И все было бы чудесно, все было бы прекрасно… Если бы поутру я не обнаружила три вещи: первая – спала я в одежде, как пришла. Вернее, как привел меня в номер Малкин. Вторая – на шее красовался бледный такой синячок, от вида на который я мучительно покраснела, глядя в зеркало. И третья, самая жуткая вещь – личный дневник исчез из мусорного ведра. А мусор нет.

****

Глава 30

/Малкин А.С./

Я был не в себе. Не только в тот вечер и ночь, о нет. Кажется, со мной что-то произошло еще на этапе собеседования. Мне нужен был ответственный, очень спокойный и исполнительный человек. Молодой мужчина. Когда же в кабинет вошла Рыбкина, я сразу понял, что возьму ее. Она шутила и сама смеялась над собой. Смотрела на нас с интересом, без подобострастия и глупого лепета. Она была такой живой и настоящей, что мне, погрязшем в работе, как болоте, показалась живительной силой.

Тогда я еще не понимал, не отдавал себе отчета, что делаю. Осознание пришло позже, накрыло морской волной в Тель-Авиве и окрепло под звездами в пустыне Негев. Рыбкина никогда не была интересна мне в качестве помощника. Ею практически невозможно было управлять: повысишь голос – тут же чувство вины рвет и мечет внутри, зато стоит сделать малейшую уступку – она расцветает. Получал ли я когда-нибудь раньше удовольствие от того, что радуется другой человек? Нет. Однозначно. Пока не встретил ее.

Это было странно. Даже немного болезненно. И чем больше мы находились бок о бок, тем сильнее я нуждался в ее присутствии.

И вот вчера, а вернее сказать уже сегодня, у меня снесло крышу. Она сама потянулась ко мне, подставила губы для поцелуя, обвила руками шею, шепнула:

– Спасибо за звезды…

Я не святой и не железный. Страсть сорвала крышу и вырвала ее с корнем. Я хотел Ульяну так, как никого и никогда, и не собирался отступать.

Но ей стало плохо. Гребаный виски… Она отстранилась, сказала, что кружится голова, попросила дать ей минуту… и уснула!!!

Пошел в ванную умыться. Срочно нужна была холодная вода. Хотя бы просто поплескать ею в лицо, чтобы прийти в себя. Замерев у раковины, я смотрел на собственное отражение и не мог понять, как дошел до подобной ситуации.

Теперь не получится просто сказать Ульяне, что все произошло случайно. Как работать дальше – тоже представлял с трудом.

И ведь между нами даже секса не было, сплошная прелюдия, а вопросов столько, что голова пухнет.

Вздохнув, смахнул рукой капли воды, все еще стекающие с лица после умывания, и потянулся за полотенцем. Взгляд невольно скользнул ниже, упершись в корзину с мусором. Сначала даже не понял, что мне показалось неправильным, а после присел на корточки и вынул из ведерка тетрадь со стихами Рыбкиной. Наверное, упала по неосторожности. Помощница мне досталась не самая внимательная. Вспомнив трагический стих о цветке, засмеялся и открыл находку на первой странице.

Ужасно захотелось посмотреть, что там есть еще…

Я покинул ванную спустя минут тридцать. А может, даже больше, потому что все это время читал.

Сначала, осознав, что нашел, хотел закрыть и оставить в мусорке. Но не смог.

Содержание дневника захватило меня полностью. Я словно получил шанс влезть в голову к той, что не отличалась прозрачностью мыслей.

Но было еще кое-что. Там, на каждой странице-исповеди, был я. Такой, каким никогда себя не представлял. Угрюмый сатрап привлекательной наружности. Ульяна описывала мой портрет со свойственной ей иронией и непосредственностью. И я, как человек со стороны, ясно видел перемены в ее настроении и восприятии.

Дочитав последнюю строчку, понял одну вещь: просто интрижки с Улей не получится. Она уже сейчас, еще до общего горизонтального положения, слишком сильно вошла мне под кожу. И дальше нужно было понять, насколько серьезны мои намерения…

Сон так и не пришел этой ночью, а сам я, едва наступил рассвет, предпочел позорно сбежать, оставив Рыбкиной записку на ресепшене, чтобы отдыхала после вчерашнего.

И пусть ничего “такого” между нами не было, но я не знал, как смотреть ей в глаза. Что говорить? Что делать? Уволить? Позвать на другое свидание? Как вообще нужно поступать в подобной ситуации?

Поэтому неудивительно, что вместо выбора решения на эти вопросы я поехал на съемки к Максу. Похоже, я трус, если боюсь встречи с собственной помощницей.

На мгновение я представил, будто нашел такой дневник, скажем, в авторстве Светочки, и в груди тут же взметнулся шквал гнева. Потому что за подобное московскую секретаршу я бы распял, а после вышвырнул без выходного пособия на улицу.

Потому что да, я сатрап. А как иначе держать под контролем стольких людей и вести бизнес? Без жесткой руки все полетит к чертовой матери!

А вот на Рыбкину у меня даже рот не открывался накричать. Хотя до этого я регулярно и со всей самоотдачей повышал на нее голос, если она откровенно косячила по работе.

Но стоило зайти теме о личном, и во мне что-то дрогнуло. Сломалось.

Совершенно предсказуемо, что я попытался спрятаться за работой. Прилетел на площадку к Фельдману, долго бегал по палаткам искал Макса, а когда нашел в трейлере у Индиры, окончательно понял, что с романтикой в голове упустил пульс ситуации. Самой богатой дочурки внутри не было, зато звездун развалился на ее кровати вполне по-хозяйски.

– Да ты с ума сошел, – зашипел я на Старовойтова, едва стало понятно, что этот поганец уже и здесь отметился. – Ее папочка с тебя шкуру сдерет!

– Не сдерет, – Макс парировал самодовольно, при этом отрывая виноградину с большого блюда и забрасывая себе в рот. – Индира обо всем договорилась.

– Что значит договорилась? – не понял уже я. – Ты остался один на площадке на пару дней и уже успел натворить бед.

– Ну-у… – пространно протянул Макс. – Понимаешь, Саня. Тут все просто. Я Индире сразу понравился, да и она ничего такая. Вот барышня-красотка и предложила мне сделку. Мы играем с ней страстную любовь так, чтобы поверил ее отец, а я просто обязан потом на ней жениться.

Как я не выплюнул легкие от кашля, не знаю. Мне захотелось курить, много, и желательно самого термоядерного табака в мире. Чтобы мозги вышибло окончательно.

– Ты здесь на солнышке перегрелся? – спросил, понимая что Рыбкиной не хватает как никогда. Она бы приложила руку ко лбу этого придурка и вынесла свой диагноз. – Какое жениться? Ты хоть соображаешь, что это значит?

– Однозначно, – улыбка в тридцать два зуба ослепляла своей неотразимостью. – Для меня – много денег, спонсорство ее папочки во всех проектах, чтобы звездным зятем можно было хвастаться на видных мероприятиях. А для Индиры – свобода от старого хрыча, который ее сватал. Ты только сам прикинь, Саша, какой это толчок на Олимп для мой карьеры!

– Либо со скалы и головой вниз. Как в Спарте, – хмуро озвучил  я. – На месте отца этой девчонки, я бы тебя прикопал.

– Ты не на его месте, и завтра мы с Инди едем к нему знакомиться.

Если до этой фразы я думал, что в моей жизни наступил звиздец, то ошибался. В моей жизни полный Армагедец, иначе я не мог объяснить то, что творилось вокруг.

Я и Рыбкина, Макс вот жениться собрался…

Придвинув к себе ближайший стул, я опустился в него и устало поднял на Старовойтова взгляд.

– Если твой план сбудется, боюсь, мои услуги станут ни к чему. Такой брак откроет для тебя многие двери кинематографа. – Как профи, я не мог этого не признавать. – Пусть я и не плохой агент, но и не самый выдающийся. А с деньгами Индиры ты сумеешь позволить себе гораздо более опытного специалиста.

– Пф-ф, скажешь тоже, – отмахнулся Старовойтов. – Куда я без тебя и Рыбкиной? Кстати, где она? Только не говори, что отпустил ее с Фельдманом.

Покачал головой.

– С Давидом у нее ничего не получилось.

– Тогда где? Или ты совсем загнал работяжку, и теперь она даже не поднимается с постели?

До боли прикусив щеку с внутренней стороны, невольно выдал:

– Никого я не загонял, просто… – язык сам споткнулся. – Просто она устала после вчерашнего.

А в следующие десять минут меня словно прорвало. Словно бывалому приятелю я выложил Максу все, умолчав только о найденном дневнике. Потому что не был уверен, что имею право рассказывать мысли Ульяны другому человеку.

– М-да, – резюмировал Макс, спустя минуту, как я закончил. Он явно долго переваривал информацию. – То бишь то, что вы, как два идиота, искрили все это время, замечал только я?

– Ничего не искрили… – словно школьник отбурчался я.

– Ага, рассказывай. Мне чуть задницу током не пропалило. Но это полбеды, когда вы наконец дошли до самого интересного, она заснула, а ты сбежал? Саня, скажи мне честно, ты придурок?

Помотал головой.

– А я думаю, придурок. Ты сейчас с ней должен быть, а не здесь. Ты хоть представляешь, что творится в женской голове, когда утром она засыпала с тобой, а проснулась одна?

Если честно, не то что не представлял, но даже приблизительного понятия не имел. В свое оправдание произнес только:

– Но мы ведь не спали…

– Точно придурок, клинический. В голове таких, как Уля, поцелуй приравнен по важности к сексу, если не сказать больше. Это же не девочка с дискотеки. Это ж Рыбкина…

Он набрал побольше воздуха, чтобы продолжить дальше, но в этот момент вернулась Индира, и вместо выговора и ликбеза по женским чувствам я услышал:

– Беги, Саня, и молись, чтобы Уля еще не проснулась. А главное, цветы не забудь. Красивые!

“Маки!” – мелькнула первая мысль.

Впрочем, как мелькнула так и пропала. Где я в Израиле отыщу эти цветы, разве что где-то неподалеку найдутся опиумные поля.

Назад в город я ехал, погруженный глубоко в себя, и совершенно не заметил, когда авто остановилось, и водитель, один из статистов съемочной бригады, кивнул на вывеску цветочного магазина:

– Приехали. Вроде бы этот довольно приличный.

Я вышел из машины словно сомнамбула. Попытки представить мой разговор с Рыбкиной проваливались после первой же примерной фразы: “Я вот тут тебе цветы купил…” Или: “Эти розы под цвет твоих глаз”.

Зайдя же внутрь, я окончательно растерялся среди пестрого ассортимента. Ко мне подбежала консультант, поприветствовала на иврите, а я совершенно неожиданно понял: “Ну какие цветы, Саня! Это же Рыбкина, нестандартная, острая на язык, и которую ты так и не сводил на дайвинг. Хоть и обещал. К черту эти пестрые лепестки, ты знаешь гарантировано иное средство, которое ей понравилось бы гораздо больше. Сам ведь в дневнике вычитал”. (6896)

Из цветочного я пулей метнулся в кондитерскую, там выбрал самый помпезный торт из трех видов шоколада и ведро ванильного мороженного и только после этого вызвал такси к гостинице.

Если Уля проснулась и сейчас рыдает по моей вине, то мне ее из этого состояния и вытаскивать.

***

Глава 31

/Ульяна/

Дневник исчез.

Эта мысль билась в моей голове недолго, а после сдохла, погребенная волной накрывшей меня паники.

Увы, но здравый смысл и логика подсказали, что тот, кто оставил мне на шее засос и тот, кто унес дневник – один и тот же человек. И самое хреновое, это Малкин.

“Шеф, все пропало!” – голосом из “Бриллиантовой руки” сообщил мне стресс. – “Гипс снимают”, то бишь меня увольняют, наверное, прямо сейчас.

Выбора у меня было два: первое – паковать чемоданы и сбегать, пока Александр Сергеевич меня не убил, и второе – ползти на коленях с повинной, утверждая, что в дневнике дурацкая шуточка.

И что у него самое прекрасное в мире тело – тоже прикол. И про свадебный сон, и троих детей…

С логикой ни один, ни другой вариант не дружил, но выбрать я решила второй. Он хотя бы гордо реял смелостью и безумством… прямо как у японских камикадзе.

Одевшись, с видом идущего на эшафот, я добралась до номера Малкина, однако мне так никто и не открыл. Зато спустившись на ресепшн, меня постигло неожиданное: шеф меня бросил.

Уехал работать один, приказав отдыхать “после вчерашнего”.

Пальцы, в которых держала записку, задрожали, и я поняла, что это жирный намек, который просто обязана поймать на лету.

“Рыбкина, ты уволена. Больше в твоих услугах не нуждаюсь”.

Вот и настало мое время паковать чемоданы. Надеюсь, мне хоть обратный билет до Москвы оплатят.

На ватных ногах я поплелась в свой номер и там, едва заперла дверь, сползла по стенке и тихонечко разрыдалась.

Было до безумия обидно, а винить, кроме себя, некого.

Вот кто меня заставлял вести дневник? Выговориться было некому, дура? Могла бы отражению в ванной свои мысли зачитывать и зачитывать, но нет, бумага же все стерпит! А Малкин вот не стерпел!

Добравшись до чемодана, я принялась не глядя и не складывая сбрасывать туда свои вещи. Она росли огромной горой, которую по итогу увенчали пятнадцать купальников. Разумеется, чемодан не закрылся, мне пришлось бы прыгать по нему, как в мультиках, чтобы застегнуть хоть одну пряжку.

В этот момент в двери номера постучали.

Уборка номеров, наверное.

– Занято, – всхлипнув, рявкнула я и навалилась на чемодан в попытке впихнуть невпихуемое.

Стук не повторился. Потом еще раз и еще раз.

Меня начало это раздражать. От злости стукнув по мягкому боку чемодана кулаком, я поднялась и потащилась объяснять горничной натурально и со всеми вытекающими эпитетами, что если говорят “занято”, то нужно уходить, а не играть в дятла-любителя.

– Да сколько же можно, – начала заводится я, нажимая на ручку и распахивая дверь. – Не посылаетесь по-русски, отправлю в пешее-дальнее на английском…

Я осеклась на полуслове, потому что на пороге стоял Малкин. И не один.

С тортом.

Я сглотнула.

Он тоже. Нет, не торт, конечно, а Малкин.

Шеф смерил меня взглядом с ног до головы и выдал:

– Ты сегодня прекрасно выглядишь. И я тут это… мороженое купил. Твое любимое.

Хотелось спросить, откуда он знает, какое мое любимое, но прикусила язык.

Еще бы, Малкин теперь обо мне многое знает, словно в самую душу заглянул. Но самое пугающее было даже не это. А то, что добытыми сведениями он уже воспользовался, и самое жуткое: мне нравилось, как именно он это сделал.

Мой взгляд был пленен тортом, будто спасительным лекарством, способным заставить меня забыть, что еще пять минут назад я паковала вещи. Впрочем, об этом я уже забыла, только носом шмыгала из-за горьких слез.

– Ну вот, ты все же вчера простыла, – расстроенно произнес шеф. – Значит, мороженому придется подождать своего часа.

Он с грацией кота шагнул в комнату, а я растерянно отступила, пропуская вперед.

Что вообще происходит? Малкин меньше всего сейчас походил на того, кто препарирует меня наживую за каждое написанное в дневнике слово. Скорее наоборот, он был мил и даже по-хозяйски заказывал с местного телефона чай в номер, а после, положив трубку, перевел взгляд на многострадальный чемодан и произнес:

– Не знаю, что ты себе напридумывала, но было ошибкой оставлять тебя здесь одну. Просто я натурально растерялся и сбежал, думал укрыться за работой. Мне стоило бы извиниться, но я даже этого толком делать не умею.

Кажется, мне все это чудится. Мли Малкин по-настоящему оправдывается? В подтверждение этого я даже чихнула, на что шеф не преминул заметить:

– Похоже, ты серьезно приболела. Дайвинг тоже придется отменить.

Глава 32

– Александр Сергеевич, – осторожно заговорила я, – вы меня не увольняете?

– Нет, – он шагнул навстречу, замер и добавил куда менее уверенно: – Наверное.

– Наверное? – я покосилась на чемодан.

– В том смысле, что… – Малкин рвано выдохнул, провел открытой ладонью по лицу и уставился на меня с мукой во взгляде: – Господи, я ведь не подросток какой-нибудь, Ульяна.

– Знаю, – с охотой подтвердила я.

Он тут же нахмурился:

– Но и не старик!

Я отвела взгляд, вспоминая, что мы вытворяли сегодняшней ночью, пока мне не стало плохо. Кивнула. Да уж, точно не старик… С воспоминаниями пришел стыд за собственное поведение.

– Простите меня, Александр Сергеевич, – пролепетала по привычке. – Не знаю, что на меня нашло. Видно, звезды так повлияли. Неправильно…

– Нормально они повлияли, – устало бросил он. – Меня, например, вполне устроило.

Я неверяще моргнула, поднимая взгляд на шефа, прозвище которому было Несмеяна. Он улыбался. Немного растерянно, но очень симпатично.

– Вы что же, Александр Сергеевич, мне в симпатии признаетесь? – вдруг поняла я.

– Да, – твердо заявил Малкин. – Хоть и весьма неумело.

– Но… – я всплеснула руками, сжала горящие щеки ладонями. – А как же работа?

– Далась тебе эта работа! – Начальник неожиданно рванул вперед и остановился напротив, и положа свои ладони поверх моих, приподнял лицо. Пришлось смотреть ему в глаза. – Знаю, что я не подарок. Характер сложный, внимания от меня мало, да и что именно нужно делать понятия не имею. Спроси меня, как раскрутить звезду с нуля – расскажу от и до, а в отношениях все сложно. Я имею в виду серьезные отношения.

– Со мной? – у меня сердце споткнулось и отказалось биться, пока не услышало ответ.

– Угу.

– А если ничего не выйдет, Александр Сергеевич? Я ведь тоже не подарок…

– Здесь вся прелесть знаешь в чем? – улыбнулся он. – Все будет зависеть только от нас самих. Конечно, это для меня совершенно новая сфера деятельности, но сдаваться я не привык. Так что предлагаю партнерство, основанное на полном доверии.

Мы помолчали, Малкин задумчиво пожевал внутреннюю часть щеки, а я пыталась обмозговать сказанное им и понять, хорошо ли то, что  услышала?

– Прозвучало ужасно? – понятливо уточнил он, и на лице его появилось скорбное выражение.

– Угу, – хмыкнула я. – В какой-то момент мне показалось, что мы снова говорим о делах, а не… Ну-у… Чувствах?

Малкин засмеялся, быстрым движением провел по собственным волосам от затылка к челке, растрепав прическу. На губах его при этом играла совершенно безбашенная улыбка. В тот момент он показался мне мальчишкой-подростком, а никак не руководителем крупной компании, которого уважают не только партнеры, но и недруги.

– Давайте есть торт, – предложила я, поддавшись внезапному порыву и взяв шефа за руку. – А потом гулять? Если время, конечно, позволяет.

– Согласен, – выдохнул Малкин и осторожно поцеловал мое запястье, чтобы, видимо, закрепить эффект примирения и нового этапа сближения. – Время позволяет нам не спешить, Ульяна. А я дам тебе шанс присмотреться и решить, нужно ли тебе все это…

Я смущенно кивнула, чувствуя, как горит кожа в том месте, где коснулись ее губы начальства… Торопиться и правда не хотелось, более того, общество такого видоизменившегося Малкина заставило сконфуженно отвести взгляд.

Торт оказался безумно вкусным, руки шефа, периодически касающиеся меня под разными предлогами, были горячими, а обещания – провоцирующими на всякие глупости… А я терялась в раздумьях, неловко умолкала, мялась и всячески переводила темы в более безопасное русло.

Мне и правда безумно хотелось узнать, каким мог быть Александр Сергеевич со мной в качестве любимого человека, но страх сковывал мысли о романтизме, заставляя страшиться малейших перемен в наших взаимоотношениях.

Мысли о близости с шефом рождали панику, а то, что он прочел мой дневник, лишь добавляло сомнений. Теперь Малкин знал, что я испытывала, в его руках был карт бланш, тогда как в моих пустота. Мог ли он действительно чувствовать что-то серьезное к помощнице? Не останусь ли я в дураках после сиюминутной интрижки? Видимо, страхи как-то отразились на моей мимике, потому что спустя некоторое время диалога, больше похожего на монолог шефа, Малкин натянуто рассмеялся, хлопнул по столу и предложил погулять.

Я радостно согласилась.

Оставаться с ним наедине было неловко, не понятно и не комфортно. Раньше, когда Александр Сергеевич ругался, ставил на место или угрожал увольнением, я точно знала, как себя с ним вести: просить прощения, давить на жалость, улыбаться и обещать, мол, исправлюсь, честное слово… Теперь же границы между нами стерлись, глаза начальника потеплели, а губы то и дело растягивались в манящей улыбке. Он не соблазнял, но был по-настоящему соблазнительным.

А я по-прежнему оставалась обычной Рыбкиной, той, кого на работе в первые же дни прозвали Молью…

Мы отправились на набережную. Без купальников и намерения плавать. Просто я попросилась к морю, а Малкин, кажется, был согласен исполнить любой каприз. Он выглядел странно: вроде бы тот же шеф, но другой; загадочный, внимательный и галантный и словно бы ищущий что-то в моих глазах, но не находящий.

Кажется, он ждал от меня другой реакции в ответ на свое появление с тортом. Возможно, будь я более опытной и смелой женщиной, прониклась бы его речью, плюнула бы на сомнения, и мы бы действительно отдались бы страсти, не показываясь из номера день, а то и два, дорвавшись друг до друга.

Но, увы, вышло иначе.

По всей длине набережной тянулись лавки с сувенирами, сновали туда-сюда прохожие, чуть поодаль виднелись небольшие уютные кафе… Мы шли за руку, но я старалась соблюдать дистанцию, отводила глаза и кусала губы, решая для себя загадку века: как быть дальше?

Малкин о чем-то рассказывал, показывал на горизонт свободной рукой и очень старался делать вид, что все хорошо. Но с каждой минутой между нами чувствовалась все большая напряженность. Из-за меня. И я ничего не могла с этим поделать. В какой-то момент шеф устал изображать вдохновенного гида и умолк, чуть расслабив пальцы, сплетенные с моими. Тут же воспользовавшись этим, я трусливо спрятала освободившуюся руку в карман длинного сарафана.

– Ульяна, – Малкин остановился, призывая меня сделать тоже самое.

Я понимала, что дальше последует разговор по душам и… прошла еще несколько метров, после чего обернулась и попросила:

– Зайдем в кафе? Вон туда. Стаканчик мороженого был бы как нельзя кстати.

– Разумеется, – шеф улыбнулся, вдруг снова напомнив себя прежнего. Сдержанного, отстраненного и холодного.

Внутри вяло заворочалась чувство вины. Ну почему я такая трусиха? Вот же мужчина, о котором мечтала все последние дни. Смотрит с затаенной тоской, знает всю подноготную, жаждет продолжения знакомства уже на физическом уровне, а у меня поджилки трясутся от ужаса.

Одно дело украденные поцелуи, и совсем другое – серьезные отношения.

А вдруг все это на один раз? Вдруг романтика – лишь иллюзия, навеянная морем и сказочной страной, построенной людьми прямо на песке? И завтра мы проснемся в одной постели, а в глазах Малкина сверкнет осуждение и даже разочарование?..

Мы уже практически подошли к кафе. Я совсем было решилась на откровенный разговор с доводами против отношений вне работы… Вся такая правильная и так некстати рациональная…

Тогда-то из-за угла и появился он. Молодой смуглый парень лет двадцати. Я даже толком не смогла его рассмотреть, только и запомнила горящие ненавистью черные глаза и низкий пронзительный крик на незнакомом языке. В руках парнишки мелькнул нож, полные темные губы остались приоткрытыми, а сзади раздался рык Малкина.

***

Глава 33

/Малкин/

Между мной и Улей чувствовалась неловкость. Странное ощущение, будто бы все правильно, и в то же время исчезло что-то важное и естественное. Ее непосредственность, что ли.

Я чувствовал это в том, как она говорит, и в том, как отвечаю я. Ощущал себя сапером на минном поле. Это же девушка, существо неизведанное и временами опасное, а что если я что-нибудь ей скажу, а она поймет неправильно?

Похоже, нечто схожее ощущала и она, но как вернуться на прежние рельсы легкого общения, я пока не понимал. Оставалось только радоваться ее улыбкам, легким шуточками и строить догадки, что же будет дальше.

Будь рядом Макс, он бы посоветовал мне быть естественным, но я себя так не ощущал.

Но все это аморфное состояние исчезло в один миг, когда я увидел его. Араба с безумным взглядом и ножом в руках. Разумеется, я знал раньше, что Израиль хоть и гостеприимная к туристам страна, но не всегда безопасная. Слишком много терактов, вот только в моем обывательском мозгу это слово приравнивалось к взрывам, а не таким нападениям с холодным оружием на прохожих среди белого дня.

Когда жертвой нападения стала незнакомая мне женщина, упав как подкошенная на асфальт, а террорист, сфокусировавшись на Ульяне, двинулся в ее сторону, я испугался.

Не за себя, за нее.

Мысли мгновенно стали ясными и прозрачными, и даже сомнения не возникло, когда я бросился ему наперерез.

Наверное, будь я супергероем, мне не составило бы труда положить злодея на лопатки, предварительно выбив из рук нож. Но реальность оказалась более прозаична: собственным весом мне удалось только оттолкнуть мужчину в сторону. Сознание успело недолго порадоваться это крошечной победе, когда острое лезвие вошло мне в левый бок, резкой болью застилая зрение.

“Похоже, в сердце”, – мелькнуло в голове. – “Но лишь бы не в Улю”.

Откуда-то со стороны раздались выстрелы, и хотя я уже оседал на землю, понимал, что это местная полиция и военные. Рядом кто-то звал скорую, кричал, но я уже плохо разбирал обстановку.

Последнее, что увидел, прежде чем закрыть глаза, заплаканное лицо своей помощницы.

***

Глава 34

/Ульяна/

Он упал прямо у моих ног.

Колени сами подогнулись, и я больно ударилась ими об асфальт, приземляясь рядом. По лицу струились слезы, мешая рассмотреть, где именно находится рана. Попытка определить степень опасности на ощупь не увенчалась успехом: Малкин застонал, и у меня дернулось сердце. Замерло на миг – показалось, он перестал дышать, – и понеслось вскачь, стоило Александру Сергеевичу хрипло вздохнуть.

Тряхнув головой, часто заморгала, стряхивая капли слез и стирая их с лица тыльной стороной руки.

– Александр, – позвала сипло, нависнув над Малкиным. Шмыгнула носом, провела ладонями по рубашке в стороны, нащупав наконец место, куда вошел нож негодяя. Слева. Где-то там упорно билось сердце моего начальника. Подняла голову и закричала на столпившихся вокруг прохожих: – Врача! Есть среди вас врач?! Вызовите скорую! Он же умирает!

– Помощь уже едет, – откликнулась пожилая женщина слева. – Вы ему рану зажмите. Кровь нужно остановить!

Я благодарно кивнула, стянула с себя шарфик, которым маскировала огромный засос на шее, и, скрутив его кое-как, прижала со всей силы. Малкин снова застонал, повернул голову в другую сторону, и я решила, что это хороший знак. Пусть лучше приходит в себя и говорит со мной до появления специалистов, чем лежит в крови посреди Эйлата и молчит.

– Саша, – наклонившись к его лицу, почувствовала, как одна из самых наглых непрошенных слез все-таки ослушалась внутреннего приказа “Держаться, не сеять панику!” и скатилась по лицу, упав прямо на красивый Малкинский нос.

Шеф снова подал признаки жизни, а сзади раздались уверенные указания на иврите, перевести достоверно которые я не могла, но суть уловила. Помощь пришла! Полноватый мужчина небольшого росточка держал в руках характерный для медиков чемодан. Поставив его рядом со мной, он что-то спросил.

– Они американцы, – подсказала доктору все та же пожилая женщина, не знаю, с чего так решившая.

– Что случилось? – повторил пришедший на английском.

– Его ранил какой-то урод! – тут же ответила я, приподнимаясь и показывая на рану, зажатую шарфиком: – Нужна срочная реанимация!

Доктор отодвинул меня в сторону, перегнулся через тело шефа и стал быстро щупать место, куда вошел нож.

– Что там? – Я обошла Александра Сергеевича и остановилась с противоположной от медика стороны.

– Не думаю, что все так плохо, – не поднимая глаз, проговорил мужчина, продолжая осмотр. – Но нужно ехать в больницу. Давно он без сознания?

– Пару минут. – Я схватила Малкина за руку, сжала покрепче. – Он просто упал, понимаете? Нужно действовать как можно быстрее!

Медик кивнул, взмахнул рукой, и тут же рядом нарисовались еще двое мужчин с носилками…

Дальше все смешалось в один ужасный сон. На вопрос, кем прихожусь пострадавшему, не задумываясь ответила: “Женой”, пообещав предоставить все документы позже, звонила Давиду и требовала принять меры, потому что в его стране ранили моего Малкина! Кажется, угрожала и даже ругалась. Нашла визитку брата того забавного старичка – консультанта фильма, что вез нас из пустыни. Позвонила и ему, умоляя связать меня с хорошим хирургом, способным творить чудеса… Потом врач, встретивший нас в приемном отделении, вколол мне что-то ударно-успокоительное, и я смогла сесть на кушетку и спокойно выслушать диагноз. Оказалось, жизни шефа ничего не угрожало, а ненормального типа с ножом почти сразу обезвредила полиция.

Я заторможено кивала, слушала и не верила ни слову, пока не примчался Давид, привезший за руку некоего светилу медицины Израиля. Повторный осмотр подтвердил – Александр Сергеевич жить будет.

Тогда я тихонько выдохнула, улыбнулась и попросилась к нему. Персонал отказать мне даже не пытался, провели в палату и попросили не шуметь. Я и не шумела, только разрыдалась, чувствуя, как отпускает нервное напряжение этого ужасного часа, проведенного в неведении.

В какой-то момент Малкин приоткрыл глаза, подслеповато прищурился и уточнил:

– Рыбкина? Ты здесь решила речку сотворить?

Я судорожно всхлипнула, погладила его по бледным щекам, скулам, всмотрелась в такое знакомое лицо и вдруг выдала, не успев даже задуматься над своими словами:

– Давайте встречаться? Давай, то есть… Саша.

Он улыбнулся в ответ, так искренне и светло, что у меня в груди снова затрепыхались успевшие сдохнуть бабочки.

– Принято, – шепнул Малкин тихонько. – Где-нибудь нужно подписать?

Мы оба с облегчением засмеялись. Вернее, засмеялась я, а Саша продолжал улыбаться, глядя на меня совершенно влюбленными глазами, вот честное слово! Как я раньше могла этого не замечать?  

***

Глава 35

/Малкин/

– Нас доставили в больницу “Йосефталь”, – проговорил тихо и отрывисто, разминая онемевшую от укола руку. – Все нормально, врач сказал, что жизненно важные органы не задеты.

– И все-таки давай я приеду, – не унимался Макс.

– Зачем? Посмотреть, как меня отпустят в отель? – тряхнув пальцами, с раздражением сжал и разжал кулак. – Говорю же, ничего серьезного. Ульяна напрасно развела такую панику.

– Напрасно?! Тебя ножом пырнули среди бела дня! Удача, что этот урод не попал куда-то в важное место! Хотя знаешь, мне кажется, даже если бы пострадало сердце, тебя бы откачали. Просто ради того, чтобы не связываться с Рыбкиной. Кто знал, что она такая чокнутая, а, Саня?

– Не говори так. Она просто испугалась.

– Испугались все остальные! – Макс нервно заржал в трубку. – Ты бы видел глаза Давида после ее звонка. Она натурально пророчила тебе скорую смерть, а всему Израилю и нашему продюсеру бесконечные судебные тяжбы. Он сорвался, как пуля, ничего толком не объяснив. Только вот недавно вернулся, рассказал что и как, и я сразу тебе звонить побежал.

– Да, он приезжал… – Я вспомнил искаженное ужасом лицо Фельдмана, потом лица всех остальных прибывших и покачал головой. – Она нескольким нашим партнерам позвонила, пока меня в скорую грузили. Даже тому старичку, консультанту по фильму… Слушать не хотела ничего, ругалась и плакала.

– Еще бы.

– Ее брать в машину не хотели, – устало вздохнув, я откинулся на подушку и поелозил, устраиваясь удобней на кровати. Перевязанные ребра ныли, зато, после небольшой разминки, в исколотую руку вернулась прежняя чувствительность. – Рыбкина сказала, что мы муж и жена. И она беременна двойней.

– И ей поверили?

– У нее был вид хуже, чем у меня. Волосы дыбом, глаза бешеные, сарафан в моей крови… Врач сказал, что будет видеть мою супругу в кошмарах.

– А сейчас она где? – с улыбкой в голосе уточнил Макс.

– Спит на соседней кровати, – я покосился на свою невероятную помощницу, лицо которой по-прежнему выглядело бледнее обычного. – Ей лошадиную долю успокоительного вкололи.

С той стороны раздались щелчки и смех.

– Знаешь что, Саня? – все еще хихикая, проговорил Старовойтов: – Теперь ты просто обязан жениться на Рыбкиной. После всего вами пережитого…

– Знаю, – серьезным тоном проговорил я. – Она ведь мне предложение сделала. Сразу после укола. Не знаю, что это были за транквилизаторы, но я определенно доплачу этому врачу.

***

Глава 36. Бонусная

Пятого ноября я восседал на палубе шикарной яхты и читал одно из онлайн изданий Израиля, что разместило статью, в которой рассказывалось о нападении некоего молодого человека на пару туристов-американцев... Как всегда, только “проверенные факты”.

“Мужчина смело прикрыл свою спутницу грудью, куда и всадил нож незнакомец! Позже пострадавший был доставлен в больницу, где получил всю необходимую помощь”.

И смех и грех. Смелости в себе не помню. Знаю только, что действовал спонтанно, успев подумать только о том, что Рыбкиной грозит беда. Вот так и узнаешь, на что способен в страшный момент. Покачав головой, продолжил чтение: “...нападавший вскоре был задержан и на допросе сознался, что теракт был спонтанным и содеян им под влияением подстрекательских материалов и видеороликов. Пострадавшая пара туристов от обращений в суды или СМИ воздержалась, но получила от правительства города трехдневную путевку с путешествием на яхте в качестве глубочайших извинений. Конфликт был улажен и забыт, на улицах Эйлата снова воцарился мир и покой…”

Я довольно оскалился и посмотрел в сторону, туду, где возлежала на шезлонге Рыбкина.. Здесь журналисты не соврали, яхту нам предоставили, а вместе с ней и капитана, и обслуживающий персонал. Думаю, там еще и Фельдман подсуетился, но признаваться он не стал. Иначе с чего бы такую роскошь да нам под попы?

Отложив в сторону планшет, прикрыл глаза, с удовольствием припоминая минувшие дни.

Ульяна, поняв, что моей жизни ничего не грозит, проспала много часов подряд. Пришлось будить ее следующим утром, чтобы нас наконец отпустили из больницы. Вид у моей любимой  помощницы при этом был жутко помятый и злой. Сонная, хмурая и голодная, она в последний раз пообещала всем неприятности, поблагодарила врача, зевнула и села в такси. Провожающие нас облегченно вздохнули и долго стояли, глядя вслед машине - наверное, хотели убедиться, что мы уехали и не вернемся.

Я впервые ловил себя на мысли, что совершенно не вмешивался в бюрократические дела. Не спорил, не вникал в договоры страхования, не ругался и не торговался. Просто смотрел на открывшуюся с новой стороны Улю и восхищался.

— С такой девочкой ты не пропадешь! — так начала разговор мама Давида, позвонив мне на следующий после нападения день. — Ну прелесть же! Я бы хотела такую и для Давидика, но тут уж…

Она вздохнула.68316

— Поздно, — помог ей подобрать слова.

— Да, — в голосе Розы Абрамовны послышалась улыбка. — Но и ты, Саша, каков! Бросился прикрывать Ульяну собой. Кто бы подумал!

— У меня есть ощущение, что вы хотите меня обидеть, — честно поделился я.

— Что ты, дорогой мой! Наоборот! Я всегда считала тебя умницей и рационалистом. А тут такое! Ты же мог погибнуть, чтобы тогда сказала твоя мама?

Брови взлетели вверх, что ответить я не нашелся.

— Ага, про маму-то ты и не подумал, — я словно воочию увидел, как ______ качает головой. — Все вы такие! Растишь вас, растишь, а потом и звоночка не дождешься. Вот тебе и пришло напоминание свыше, что мы - просто смертные люди, и не должны расточительством заниматься. Давидик сказал, что вам три дня на яхте оплатили - это же прелестно! Надеюсь, ты понимаешь, что это - идеальное место, чтобы сделать Улечке предложение?

— Какая яхта? — не понял я. — У нас работа. Завтра переговоры с...

— Саша! Не буди во мне зверя! — Роза Абрамовна повысила голос и, кажется, хлопнула ладонью по столу. — Не заставляй меня звонить твоим родителям в Россию и рассказывать об инциденте.

— Только не это! — взмолился, понимая, что мама тут же примчится, собирая по пути всю родню и требуя показать сыночка. Дальше работать станет просто невозможно.

— Вот! — Мама Давида удовлетворенно хмыкнула. — А за три дня мир без тебя не перестанет крутиться, Сашенька. Так что, закажи девочке кольцо и мигрируй в море, раз сама судьба тебе такой шанс дала.

— Судьба ли? — теперь уже улыбался я, подозревая в щедром подарке именно ее дорогого Давидика.

— Целую вас и обнимаю! — закончила свою речь моя собеседница. Обязательно звоните потом нам с Яшей и рассказывайте, как у вас дела. Мы уже пожилые, нам все интересно и волнительно.

— До свидания, Роза Абрамовна — только и успел сказать в ответ. В трубке раздались мерные гудки, а в голове медленно начал выстраиваться план дальнейших действий.

С тех пор прошло три дня.

Помню, как обрадовалась Уля, узнав, что нам предстоит небольшой отдых, и я даю на него добро. Трижды уточнив, действительно ли я согласен бросить работу и плыть с ней по морям-океанам, она не смогла сдержать радости и бросилась мне на шею, крепко прижимаясь всем телом и предвкушающе сообщая количество не выгуленных купальников. Тогда-то и развеялись последние сомнения.

В первый же день на яхте я пообещал Рыбкиной быть максимально сдержанным и устроить настоящий романтический конфетно-букетный период. Мол, торопиться не стану, чтобы ее не пугать напором. Она одобрительно кивнула и попросила начинать уже ухаживать. Тут, признаюсь, наступил некоторый ступор, потому что именно со стадией ухаживаний всегда были проблемы. В общем, поразмыслив несколько секунд,  решил не тянуть кота за причинное место и подарил ей кольцо, предложив выйти за меня в любое удобное ей время.

Рыбкина покачала головой, глядя на коробочку, и я, как мальчишка, жутко испугался ее отказа. Но все оказалось банальнее.

-- Ты неисправим, -- шепнула Уля. -- Кто же так ухаживает? Впрочем, мы ведь не ставим ограничений по датам? Свадьба может быть когда угодно?

-- Да-да, -- подтвердил, хватая ее за руку и быстро надевая колечко на тонкий безымянный палец. -- Хоть через неделю, хоть через две!

Она удивленно посмотрела на переливающиеся бриллианты и, к моему облегчению, даже спорить ни с чем не стала. Только заулыбалась шире и уточнила, как я угадал с размером. Пришлось сознаться, что звонил за консультацией Старовойтову, а тот передал бразды правления Индире, и уже она объясняла, как снять мерки и где купить достойное украшение.

Так и вышло, что вошли мы на яхту как сотрудники, а отдыхать остались уже в качестве жениха и невесты…

Эпилог

Эпилог

Вспышка фотокамеры – и я с непривычки жмурюсь, борясь с желанием отвести от журналистов взгляд.

– Госпожа Малкина, поделитесь с нами, как вам пришла идея написать именно эту историю?

– Однажды, – вздохнув, я начала рассказывать чистую правду, – мне повезло устроиться на работу помощником агента для звезды.

– Да-да, – закивали акулы пера. – Роль Максима Старовойтова весьма примечательна в вашей книге. Хотя не все его поклонники довольны вашей позицией насчет их кумира.

Я смогла только улыбнуться и пожать плечами, а Саша, сидящий рядом на презентации книги, ободряюще сжал мою руку под столом. Там, куда не доставали камеры.

– Моя жена поделилась в этой книге-откровении своим видением ситуации, – перехватив микрофон, ответил он журналистам. – По сути, это ее личный дневник, который отражает жизнь в шоу-бизнесе изнутри, от непросвещенного человека, который только попал в этот сложный, наполненный светом софитов мир.

Тут уже улыбнулся он, сдерживая внутренний смешок. И хотя журналисты этого не заметили, я точно знала, что вызывало у него такую реакцию: вырезанные сцены, те самые, где я в красках описывала, какой мой нынешний муж невыносимый человек, начальник и тиран, что, впрочем, не мешало мне восхищаться его телом, внешностью и сказочными поцелуями… Это было слишком личным, чтобы делать подобное достоянием общественности.

Чего не скажешь о звездной жизни Старовойтова. Когда до него все же дошел слух о существовании некоего дневника, он буквально потребовал зачитать, что же там я про него написала.

Почти год я отнекивалась, намереваясь сжечь все к чертям, пока Макс в ответ не пригрозил отказаться крестить нашего с Сашей первенца.

– Рыбкина, то бишь Малкина, – начал он с самым серьезным лицом. – Я хочу его прочитать!

– Нет.

– Да. Ну, в конце концов! Саня хвастает этой вашей семейной реликвией слишком долго. Я найму человека и выкраду тетрадь.

– Пф-ф…

– Да, так и будет. Если ты сама его не отдашь. И тогда, читая, я даже пропущу моменты вашего интима, – он преданно заглянул мне в глаза, поиграл бровями, – честно. Обещаю. И вообще! Я знаю тебя слишком хорошо, чтобы обидеться, даже если ты там написала, что у меня крошечное достоинство. Но верю, что подобной лжи там нет.

Пока я округляла глаза, звездун продолжал:

– Так вот, я исчерпал все аргументы. Знай же, Уля, я этого не хотел, но… Либо ты читаешь вслух, либо ищи Егору другого крестного!

В общем, Старовойтов сыграл нечестно, но своего добился. Когда же услышал озвученную мною писанину, пришел в неописуемый восторг.

– Это же моя биография! – расцеловал он меня в обе щеки, а через десять секунд уже звонил своей жене: – Индира, зайчик мой ненаглядненький, ты должна это прочитать! Как что? Мою би-о-гра-фи-ю… и напечатать, конечно же. Улька-таки сдалась, ее дневник у меня! Необходимо срочно издать книгу, и не только в России! Англоязычные поклонники обязаны прочесть о пути моего становления сквозь призму ее иронии!

Наверное, с той стороны трубки Индира кивала своему мужу, в котором души не чаяла, потому что уже через два дня я узнала, что становлюсь писателем с баснословным тиражом и переводом на несколько языков.

Вначале я была против, но идею неожиданно поддержал Малкин.

– А почему нет? Слог литературный, история с юмором, только необходимо отредактировать некоторые сцены и кое-что вычеркнуть. И тогда я лично готов взяться за продвижение.

Первый тираж улетел за неделю. Я и сама не ожидала такого успеха, но самое странное, что у меня начали появляться поклонники, требующие продолжения. Понятное дело, мне это льстило, но вдохновения писать что-то новое пока не приходило.

Конечно, я могла бы рассказать всем потрясающе-романтичную историю о том, как Давид Фельдман, с которым мы продолжали по-дружески общаться, наконец-то нашел девушку своей мечты. Скромную, как он и хотел, верующую, а главное – полностью устроившую его маму. Счастливицу звали Джейн, и она чудесным образом познакомилась с Давидом в Англии. Он едва не сбил ее на автомобиле, задумавшись за рулем и забыв, что в стране правостороннее движение… Джейн была обручена с другим, но не устояла перед чарами Фельдмана…

У Макса и Индиры по итогу все тоже вышло прекрасно. Хоть Малкин и боялся, что отец богатой дочурки освежует тушку Старовойтова, едва узнает о планах парочки пожениться, но все обошлось. Макса всего лишь обещали утопить в Индийском океане, если любящий папочка узнает, что у дочурки отрастают рога.

Каламбур вышел знатным, и хотя звездун первое время хорохорился, но вскоре и я, и Саша стали замечать, что отношения Индиры и Старовойтова далеки от расчетливых. И пусть начали они нестандартно, сразу с брака, но в итоге пришли к вполне крепким и настоящим чувствам.

Макс перестал гулять, а живот у Индиры принялся круглеть не по дням, а по часам. Двойней.

На этом историю можно было бы закончить, если бы не одно “но”.

Я точно знала, что должно оказаться в эпилоге.

Фотография затянувшегося лица Регины, когда из двухнедельной командировки с Малкиным мы вернулись через месяц.

Счастливые, загорелые, помолвленные и с пятнадцатью купальниками, как я и обещала!

Зэ Энд.

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28

Глава 29

Глава 30

Глава 31

Глава 32

Глава 33

Глава 34

Глава 35

Глава 36. Бонусная

Эпилог Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg