«Туристы. О путешествиях во времени»

Туристы. О путешествиях во времени (fb2) - Туристы. О путешествиях во времени 4594K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Анна Ивановна Белкина

Анна Белкина ТУРИСТЫ О путешествиях во времени

Глава 1 Сюрприз из котлована

В центре города Докучаевска начали строить гипермаркет. Раньше на этом месте стоял старый жилой дом, который построили в конце сороковых годов, после войны. Старый дом развалили, потому что никто так и не добился для него статуса архитектурного памятника, а развалины убрали и увезли за город, освободив место под универсальный магазин самообслуживания размером с ангар для космических ракет. Стройплощадку обнесли разбирающимся бетонным забором с надписями синей краской: «сму № 35». А за забором суетились рабочие в оранжевых касках, два экскаватора копали глубокий и широкий котлован. Машины пыхтели и ревели моторами, их ковши вычерпывали землю, делая котлован всё больше и больше, и сгружали её в кузова самосвалов. Вдруг ковш одного экскаватора жёстко чиркнул обо что-то, очень твёрдое, из ямы вылетела белая искра. Металлическая «рука» экскаватора не выдержала и переломилась. Ковш отвалился и с лязгом обрушился вниз, подняв облако пыли. Экскаваторщик Кузьма Прокопенко испугался. Выключив мотор, он выскочил из кабины и подбежал к недорытому котловану, вглядываясь в его глубину. На дне валялся отломанный ковш, а среди развороченной мягкой земли выглядывал на поверхность фрагмент чего-то, сделанного из серого… металла, или бетона — пока не понятно.

— Прокопенко, чего ты натворил?! — из шума стройки вынырнул искорёженный одновременно злостью и страхом голос, а потом из клубов пыли появился прораб Ивановский.

— А и сам не врубон… — поднял обалдевшие глаза экскаваторщик Прокопенко.

— «Не врубон»?! — взвился прораб, вращая рассвирепевшими глазами, тыкая пальцем в пораненный экскаватор. — Ты сломал машину, алкаш! И зачем я взял тебя в бригаду?! — заныл он, ломая руки. — Знаешь, сколько стоит такая машина?!

Прокопенко раскрыл рот, чтобы пробормотать, что сегодня ещё не пил, но тут откуда-то слева послышался громкий лязг и сразу же стих рёв второго экскаватора. Прораб Ивановский и экскаваторщик Прокопенко разом обернулись на этот подозрительный звук, и оба застыли в ужасе. Второй экскаватор постигла та же судьба, что и первый — он напоролся на что-то очень твёрдое, и его ковш, отломавшись, валялся в куче земли на дне котлована.

— Митька! — взвизгнул прораб и помчался бегом ко второму сломавшемуся экскаватору. Митька был молодой, он совсем недавно закончил пту, и работал с испытательным сроком. Сотворив такой ужасный казус, он забился в угол кабины и сидел там до тех пор, пока Ивановский не выволок его за воротник куртки.

— Там что-то есть… в земле, — пошептал Митька, схваченный железными пальцами прораба.

— Что? — вопросил Ивановский, взирая на Митьку так, словно собрался слопать его сегодня на обед.

— В земле… — повторил Митька заплетающимся от испуга языком.

— Да? — прораб бросил Митьку и подбежал к котловану.

Заглянул в него и только теперь увидел это нечто, такое твёрдое, что об него ломают ковши экскаваторы.

— Действительно… — пробормотал Ивановский, схватившись за свой подбородок.

У котлована уже собрались рабочие, все они смотрели вниз на таинственную и опасную находку. Она переговаривались между собой вполголоса, обсуждая, что же такое может тут торчать из-под земли? Для простого камня — слишком большое. Строительный мусор? Тоже нет — об простой мусор ковши не ломаются…

— Тут в сороковых немцы стояли, — сказал кто-то. — Здесь мины могут быть…

Ивановского словно кто ужалил. Мины!!! Мины — да это же — ЧП! На стройке, в центре города, около жилых домов! А вдруг случится взрыв?? Прораб Ивановский выхватил из кармана мобильный телефон и принялся звонить в МЧС.

Бригада МЧС прибыла очень быстро — не прошло и пятнадцати минут. Всех рабочих оттеснили за забор, а котлован предоставили двум сапёрам. Осторожно, будто бы в бездонную пропасть, они спустились в незаконченный котлован и принялись там шарить, выискивая предполагаемые мины.

Сапёры работали уже часа три, но, кажется, ничего так и не сделали. Стройка стояла, рабочих эвакуировали со стройплощадки, и у котлована остались только два поломанных экскаватора. Ивановский заметно нервничал — из-за вынужденного простоя он мог выбиться из графика, определённого заказчиком, и лишиться премии. Он глазел на белый забор с надписью «сму № 35» и с нетерпением ждал, когда же из-за него хоть кто-нибудь выйдет. Солнце уже дотронулось краешком до крыши соседнего дома. Лишь тогда Ивановский заметил, как из-за ворот вышла человеческая фигура и быстрыми шагами двинулась к нему. Прораб скачками побежал ей навстречу. Но путь ему перекрыл спасатель из МЧС.

— Не заходите за заграждение, — сухо предупредил он и ненавязчиво отправил Ивановского за полоску жёлтого скотча, намотанную между ближайшими деревьями.

Ивановский рассердился, но всё же, задвинулся обратно, видя богатырский торс спасателя.

— У вас в котловане немецкий бункер времён второй мировой войны, — сообщил пришедший из-за забора сапёр. Вся его одежда была в земле — наверное, они там откапывали бункер вручную.

— А? — удивился Ивановский, понимая, что рытьё котлована затянется на неопределённый срок.

— Бункер в котловане, — бесстрастно продолжал сапёр. — Мин пока не нашли, но они могут быть и внутри. Необходимо вскрывать бункер.

Ивановский обмозговывал услышанное. Кричать и ругаться было бесполезно.

— Насколько он заглублён? — осведомился он.

— Метров на семь, — ответил одетый в оранжево-зелёный яркий комбинезон сапёр, отряхивая землю с брюк. — Но просто так разрушить нельзя — он занимает слишком большую площадь.

Бункер оказался на редкость прочным. Адекватный вход в него так и не смогли найти, хотя и откопали его практически целиком. Серая неказистая постройка заняла весь котлован, и даже немного выходила за его пределы, определённые проектом. Решили пробить стенку — иначе внутрь не попадёшь. Но и упрямая твёрдая стенка, сделанная неизвестно, из чего, не давалась ни лому, ни отбойному молотку. К тому же — оказалось, что ломать её очень неудобно из-за того, что зазор между этой стенкой и стенками котлована слишком мал. Тогда решили разобрать крышу и спуститься внутрь с помощью альпинистского снаряжения. И лишь спустя три дня удалось проделать дыру величиной с грецкий орех. В дыре висела мгла, а ещё — что-то странно гудело, будто толстый провод под большим напряжением. Стройплощадка была по-прежнему оцеплена, стройка по-прежнему стояла. Котлован потерял чёткую прямоугольную форму, заданную ему по проекту, и превратился в бесформенную яму. Жителей всех ближайших домов эвакуировали: боялись, что злополучный бункер напичкан взрывчаткой, которая может в любой момент поднять всё на воздух. Даже неосторожного движения не надо: старинные снаряды, проржавевшие, лежавшие десятки лет, терпевшие сотрясения близких строек, часто взрывались без видимых причин. Ивановскому звонил заказчик.

— В чём дело? — интересовался он.

— В котловане немецкий бункер! — чуть ли не взвыл Ивановский в ответ. — С ним возятся уже третий день. Я не знаю, когда нам разрешат избавиться от него!

— Что? Бункер? — грянул в трубку заказчик, которого звали Алексей Михайлович Теплицкий. — Ивановский! — приказал он. — Ты там всё охраняй, смотри, чтоб никто ничего не унёс! Я еду!

Теплицкий был богат. Бизнесмен весьма крупной руки и с крупными связями в крупных структурах. Благосостояние его зиждилось на энном количестве алмазных приисков, которые достались ему неизвестно, как. Теплицкий с детства обладал пытливым умом. Он интересовался теоретической физикой, историей, географией, археологией, палеонтологией… В общем, всеми науками, где возможны загадки и тайны. Однако склонностями к точным наукам товарищ Теплицкий, к сожалению не обладал. Сделаться учёным самому ему не позволило качество мозга. Но деньги скрасили и этот недостаток. На разгадку известных ему тайн Теплицкий бросал колоссальные средства. Он уже искал Атлантиду, чашу Грааля и Эльдорадо. Он построил гигантский радар на островке Вату-Вату, затерянном в Тихом океане. Посредством этого циклопического радара Теплицкий надеялся поймать сообщение братьев по разуму из далёкого космоса. А последним его проектом, который уже успел сожрать целое состояние и как всегда провалился, была машина времени. Да, Теплицкий был ну, о-очень эксцентричен, и свято верил в то, что когда-нибудь, а лучше — в сжатые сроки — совершит временной скачок…

Дыра в крыше бункера расширялась медленно — перекрытие оказалось претолстым. Пришлось даже устроить рискованный направленный взрыв, чтобы, наконец, победить его и заставить сломаться. Потолок провалился внутрь, образовав большую тёмную дырку, над которой вздымались столбы пыли. Земля задрожала, потому что масса упавших камней оказалась погибельно-тяжёлой. Думали даже, что сейчас сдетонируют все снаряды, которые предположительно хранились в бункере, но всё обошлось. Никакого взрыва не было — только клубилась пыль, да крутились в чистом небе вспугнутые голуби.

Кортеж Теплицкого ворвался на огороженную территорию неудавшейся стройки, как торнадо: богач любил ездить с ветерком. Кортеж был не мал: четыре машины, первая из которых — увесистый внедорожник «Хаммер» — сорвала своим кенгурятником полосы жёлтого скотча. Они припарковались там, где спасатели из мчс запретили парковку, и Теплицкий вышел из своего лимузина, как король. Он искал глазами прораба Ивановского, однако прораб забился подальше и затерялся в массе рабочих и спасателей, опасаясь гнева хозяина.

— Я приехал! — сообщил Теплицкий всей вселенной, а позади него стеной возвышались габаритные охранники с прямоугольными плечами, с боксёрскими тяжёлыми челюстями и с низкими лобиками приматов.

Даже спасатели не решились пискнуть Теплицкому о том, что там, где припарковался его кортеж, парковка запрещена. А вдруг олигарх не примет во внимание, обидится и «спустит» своих громил??

Теплицкий, игнорируя технику безопасности, подошёл к котловану и заглянул в него. Там торчал серый куб бункера, а в его крыше чернела дыра — такая страшная, такая опасная, загадочная, манящая ум исследователя…

— Итак, — распорядился Теплицкий, не в силах оторвать глаз от тёмной дыры. — Я спускаюсь!

Глава 2 Теплицкий лезет в бункер

Могильная холодная темнота нехотя отступала, разгоняемая мощными лучами геологических фонарей. Лучи шарили по серым отсыревшим стенам, что хранили на себе печать давней тёмной тайны. Теплицкий и его охранники, спустившись в обнаруженный бункер, медленно продвигались в его таинственную зябкую глубину, откуда раздавался странный звук, будто бы там что-то гудело. Пол был захламлён осколками камней, что обвалились с потолка, Теплицкий, глядя по сторонам, а не под ноги, часто спотыкался и громко чертыхался каждый раз, когда носки его дорогих туфель задевали за шероховатые края каменных кусков. Свет фонарей выхватывал из лап мглы предметы мебели и какие-то бумаги, хаотично лежащие повсюду. Теплицкий то и дело нырял вниз, подбирая бумаги, и у него в руках уже набралась порядочная кипа. Он горел желанием действовать — изучить все эти бумаги и узнать, для чего и кому нужен был весь этот бункер, который мешает построить гипермаркет.

Прораб Ивановский тоже затесался в эту компанию — он шагал на виду у охранников, за самим Теплицким, и отвечал на все вопросы, которые ему задавали. Теплицкий разговаривал громко, рождая в глубине бункера пугающее многократное эхо, а Ивановский — робко шептал, суеверно прислушиваясь к каждому шороху, который ловили его чуткие уши. Кроме Ивановского Теплицкий взял с собой командира бригады МЧС майора Быстрикова — на всякий случай, вдруг кого-нибудь придётся от чего-нибудь спасать? Майор Быстриков постоянно советовал Теплицкому говорить потише: а вдруг тут, как в пещере обвалится потолок?? Теплицкий отмахивался и быстро двигался вперёд, стараясь переступать через каменные осколки, а не спотыкаться об них: и так уже носки туфель побиты вдрызг… Кажется, туфли придётся выбросить…

— Ай, чёрт возьми! — взвизгнуло где-то слева, и все обернулись на этот визг.

Храбрый Теплицкий услышал, как икнул у него над ухом майор Быстриков.

То место, откуда раздался визг, было тот час поймано в плотный круг света, и взглядам смотревших открылся кривоногий антикварный диван с красной обивкой, на который случайно наткнулся прораб Ивановский и теперь лежал животом на этом диване и болтал ногами, потому что от испуга не мог слезть.

— Поднимите его! — фыркнул охранникам Теплицкий, осознав, что ничего особенного не случилось, просто глупый прораб забыл посмотреть под ноги.

Ивановскому помогли подняться так: подхватили под руки и стащили с дивана, а потом — выпустили, и он увалился на пол.

Из зловещего мрака вынырнули каменные ступени, что до сих пор оставались застеленными красной ковровой дорожкой, словно бы по ним ходили короли. Дорожка почти не испортилась, только запылилась.

— Туда! — постановил «командир экспедиции» Теплицкий и уверенно направился по этим ступеням вниз.

Ступив на ковровую дорожку, Теплицкий поднял облака удушливой пыли и закашлялся, потому что вдохнул её. Закашлялся и Быстриков, он тоже вдохнул, а Ивановский — не вдохнул, потому что он стоял поодаль, освещал фонарём стену и пялился на неё.

— Эй, что там? — осведомился у него Теплицкий, когда откашлялся.

— Герб чей-то, — буркнул прораб, отодвигаясь в сторонку, потому что Теплицкий его пихнул.

Герб был такой: двухголовый и двухвостый огнедышащий лев с коронами на обеих головах. Он был выцветший и покрытый пылью, но всё равно — мистически величественный, словно знак сатаны. Под гербом различались латинские буквы, которые когда-то сложили в следующие непонятные для Теплицкого слова: «Während Sie lebend sind — können Sie kämpfen» (Пока ты жив — ты можешь сражаться).

— Сфоткай! — приказал Теплицкий одному из своих охранников, в чьи обязанности входило таскать фотоаппарат.

Увесистый детина поднял миниатюрную цифровую камеру, мигнул вспышкой и запечатлел герб на карту памяти.

— Отлично, идём дальше! — Теплицкий оценил качество полученного снимка и решил всё-таки спуститься вниз по ступенькам.

Ивановский и майор Быстриков почему-то не горели желанием спускаться туда, в эту зловещую темноту, откуда и раздавалось странное гудение. Оба медленно перебирали ногами, тащась за Теплицким со скоростью черепахи. Какой-то неясный страх давно уже подтачивал их волю и толкал назад, наверх, к солнцу и к людям. В углах им мерещились призраки, которые тянули к ним хладные прозрачные руки, собираясь схватить и…

Теплицкий никаких призраков не видел. Светя себе под ноги фонарём, он спускался по ступенькам вниз. А за ним роботами-терминаторами следовали его вышибалы. Конечно, имея таких вышибал, можно не бояться призраков.

С потолка свешивались космы чёрной пыльной паутины, Теплицкий наклонял голову, опасаясь впутаться в них. Нет, эти ловушки уже не для мух, а по меньшей мере, для человека… Как тут всё запущено…

Ступени кончились. Теплицкий сделал шаг, преодолел последнюю из них и оказался перед дверью. Дверь была тяжела и, судя по отблескам, которые она бросала, когда попадал на неё луч фонаря — металлическая, но не железная, так как не имела ржавчины. Дверь была не заперта и, кроме того, приоткрыта. Из-за неё-то и доносилось загадочное гудение.

— Сюда! — Теплицкий подозвал охранников.

Те бесшумно придвинулись, двое вытащили автоматные обрезы, двое схватили дверь, чтобы сдвинуть её с дороги.

— Раз! Два! Три! — отсчитал Теплицкий, и охранники устранили дверь и ворвались в пространство за ней, выставив перед собой фонари и обрезы. Стрелять не пришлось, потому что за дверью было пустынно. А как ещё могло быть в бункере, куда никто не входил вот уже семьдесят лет?? Теплицкий совершил первый шаг, переступил металлический порог и замер, поражённый. Прямо перед ним высилось нечто. У Теплицкого даже не поднялась рука навести на это нечто фонарик, и он видел его в неверном свете, как сверкают металлом его бока, как мигает на нём маленькая красная лампа. У короткого носа Теплицкого торчал толстый никелированный рычаг с ухватистой рукояткой, а за рычагом — некий потухший дисплей.

— Что это?? — в изумлении выдохнул Теплицкий, осознав, что именно эта грандиозная штука и гудит… Гудит вот уже семьдесят лет!!!

— Э, шеф, а тут строить, чи шо? — вынырнул из темноты бестолковый прораб, сбив абсолютный восторг, в который привела Теплицкого фантастическая машина.

— Чёрт… — буркнул Теплицкий, схватив свой подбородок. Да, что-то строить всё равно, надо: если не строить — папарацци налетят сюда, как саранча и всё сожрут…

— Постройте что-нибудь неброское и недорогое! — в конце концов распорядился Теплицкий, завершив процессы мышления. — Я решил спрятать эту штуку и исследовать!

Глава 3 Теплицкий и машина времени

Теплицкий считал, что этот эксперимент провалился. Он даже вспоминать о нём не любил, и, когда кто-либо затрагивал тему перемещений во времени — Теплицкий лишь что-то угрюмо бормотал и поворачивался спиной.

В подготовку эксперимента было вложено столько денег, сколько средний инженер не заработает и за три жизни, работая без выходных и кушая лишь чёрный хлеб. Для начала Теплицкий построил «бункер Х» — не «ха», а «икс». На окраине Донецка был присмотрен и выкуплен никому не нужный, но весьма удобный и просторный пустырь. А для строительства самого бункера Теплицкий из Киева выписал Метрострой. Сначала «бункер Х» не хотели строить — в Метрострое сказали, что тут слишком много подземных пустот, неподалёку проходит шахтный штрек, и вообще, копать небезопасно, потому что в земле слишком много метана. Однако Теплицкий убедил Метрострой, и аргумент его выглядел вот так: «деньги». К тем, кто оказался несговорчивым, Теплицкий применил такой аргумент: «много денег», а к тем, кто и на этот аргумент не согласился — был применён особый аргумент повышенной убедительности: «деревянный макинтош».

В общем, бункер был построен, напичкан суперсовременной аппаратурой, и Теплицкий перерезал красную ленточку, мечтая о том, как сделает историческое открытие…

Место действия — тюрьма. Дата и время неизвестны.

Погодка стояла — из рук вон: дождь хлестал, как из ведра. Крупные капли срывались с ночных тёмно-серых небес и стучали по стёклам и крыше чёрного автомобиля, который въехал на хмурый и мокрый тюремный двор через задние ворота. На высоком столбе светил прожектор, освещая кусок бетонного забора с толстым мотком колючей проволоки наверху, и в луче света отлично виднелись дождевые капли, как они часто сыплют и даже не думают заканчиваться — такая «полноводная» попалась туча.

Чёрный автомобиль притормозил у мрачного здания тюрьмы, у задней стены, в которой угадывалась в темноте железная запасная дверь пожарного выхода. Дверь была открыта, в тускло освещённом коридоре маячила фигура человека в низко надвинутой форменной кепке. Чёрный автомобиль распахнул дверцу, и из его салона выпростался человек, закутанный в чёрный плащ и широкополую шляпу, которая заменила ему зонт. Дождевая вода стекала по полям шляпы на асфальт и стояла лужицей в ямочке тульи. Человек в коридоре пожарного выхода махнул приехавшему рукой, показав, что тот может зайти. Человек в шляпе воровато огляделся и нырнул туда, в сухой полумрак коридора.

— Идёмте! — шепнул человек в надвинутой кепке и пошёл вперёд.

Приехавшему субъекту было жарко в шляпе, по его лицу тёк пот, и поэтому он решил, что шляпу можно снять. Шляпу стянул с головы Теплицкий. Он зачем-то приехал в тюрьму тёмной ночью, зашёл через пожарный выход и шагал теперь куда-то по мглистому коридору.

— Направо! — шепнул ему проводник, и Теплицкий машинально повернул направо.

Он попал в очередной прохладный коридор с серыми стенами и вскоре упёрся в тяжёлую дверь с маленьким зарешеченным окошком.

— Куда ты меня привёл? — вопросил Теплицкий, подумав, что у этой двери его путешествие закончилось.

— Подождите, — провожатый завозился со связкой длинных ключей.

Он отыскал нужный ключ и с его помощью устранил преградившую путь Теплицкого дверь. Теплицкий пошёл дальше, но вскоре возникла новая дверь.

— Вы не могли их сначала пооткрывать?? — возмутился богач, который спешил, и не мог долго простаивать у каждой двери.

— Не положено, — ответил провожатый, тюремный охранник, которого Теплицкий подкупил, чтобы пройти на закрытую территорию тюрьмы. — Двери должны быть заперты, чтобы предотвратить побег заключённых.

— Чай, не убегут! — фыркнул Теплицкий.

Наконец-то они добрались до камер. Длинный ряд одинаковых дверей тянулся вдоль стен и убегал вдаль, освещаемый надсадным светом продолговатых энергосберегающих ламп.

— Он здесь! — подкупленный охранник подобрался к одной из дверей, которая ничем не отличалась от остальных, и всунул ключ в замок. — Идите сюда!

Теплицкий подошёл к показанной двери. Как этот охранник выделил её из прочих? Не перепутал?

— Не перепутал? — выплюнул Теплицкий, устав ждать, пока этот медлительный слизень справится со всеми замками. Чёрт, зачем так замыкать?? Одного замка хватило бы с лихвой!

— Нет, нет, — заверил охранник. — Я всех заключённых знаю на память, я не могу их перепутать.

— Я надеюсь! — скептически протянул Теплицкий.

Из другого конца коридора, который Теплицкий не видел, бесшумно выплыли два человека, затянутые в одинаковые белые халаты и врачебные маски. Эти двое толкали каталку, на которой что-то, или кто-то лежал, закрытый простынёю.

— Ага, — кивнул Теплицкий, который собирался похитить из камеры заключённого, заменив его чьим-то трупом.

Наконец-то охранник откупорил камеру и отодвинул в сторону её дверь. Теплицкому показалось, что он пихает эту страшенную дверищу с трудом, ведь толщиной она была сантиметров десять. Увидав дверь, Теплицкий весьма удивился: зачем вообще было так тратиться и заточать этого узника за такую дверь? С него вполне хватило бы и обычной, деревянной. Чай, без помощи друга не уползёт! Ну, что ж, пускай радуется: Друг пришёл!

Теплицкий широким шагом вступил в тесную и унылую одиночную камеру, где, отгороженный от внешнего мира толстыми стенами и решётками, сидел, скукожившись на жёстких нарах, печальный серый узник. Узник смотрел в бетонный пол, и глаза его были полны отрешённой пустоты.

— Эй, ты! — это Теплицкий охранника так позвал.

Тот, молча, вынырнул из-за распахнутой двери и уставился на Теплицкого, безмолвно вопрошая: «Ну, что ещё?!».

— Дверь закрой! — начальственно распорядился Теплицкий и махнул рукой, показывая, что нужно закрывать дверь.

— А этот? — хрипло осведомился охранник, кивнув в сторону безжизненного субъекта, что покоился под простынёю на каталке — Время-то не резиновое: утро скоро…

— Когда завозить — я постучу! — отрезал Теплицкий. — Мне пять минут с ним поболтать!

Охранник укоризненно пожал плечами, мол, как будто нельзя потом поболтать, но дверь, всё же, задвинул, оставшись с другой её стороны, в коридоре.

Узник при этом не шевельнулся, не выплюнул ни звука и даже не оторвал глаза от пола, где рассматривал неизвестно что, наверное, собственный пупок. Теплицкий сделал пару шагов и приблизился к нему.

— Миркин! — позвал он узника, тронув его за отощавшее плечо.

Тот ничего не ответил, упрямо пялясь в свой дурацкий пол, Теплицкий разговаривал буквально с одной его выбритой макушкой.

— Миркин! — повторил Теплицкий, только погромче, сочтя, наверное, что Миркин его не услышал. — Ну, чего ты расплылся тут, как примитивная амёба??

— Уйдите… — буркнул Миркин каким-то чужим глухим голосом и даже не подумал поднять нос. — Я вас не знаю… — и заглох.

— Чи обкормили его «Мивиной»… — пробурчал Теплицкий, начиная раздражаться. — Давай, собери свой интеллект! — набросился он на Миркина, насильно подняв его голову. — Ты же убегаешь сейчас!

Миркин вынырнул из транса, моргнул глазами, засветив разумную искру, и фыркнул:

— Я сыт по горло твоими бредовыми идеями! Я и так уже прозябаю тут, как зек! Если убегу — меня поймают и вкатают ещё больший срок! Я думал, что ты уйдёшь!

— Не поймают! — Теплицкий начал спихивать Миркина с нар. — Заменю тебя на жмурика, и все подумают, что ты крякнул! Твоя свобода проплачена, потому что мне нужны твои мозги!

— Своих нету, так мои понадобились! — огрызнулся Миркин, не желая слезать. — Чего ты сам сюда припёрся? Мог бы и «жука» заслать, чтобы меня пригнал!

— Мне надо убедиться, что тебя доставят, как нужно! — Теплицкий не переставал пихать, и уже подпихнул Миркина на самый краешек нар. — Вот я и решил доставить тебя лично! Слезай, давай: ножками, ножками! Или я свалю тебя на пол!

Миркину не удалось удержаться на нарах, и поэтому пришлось вставать. Водворившись на длинные худые ноги, Миркин на выход не пошёл, а застопорился, как столб, сложил на груди руки и недовольно пробормотал:

— Взялся за старое?

— Нет, у меня новый проект! — возразил Теплицкий и за руку потащил Миркина к закрытой двери. — Время не резиновое! — он протянул руку и постучал в дверь охраннику, говоря ему: «Открой!».

— Плащ у тебя дурацкий! — оценил между тем Миркин, потеряв надежду остаться в спокойной камере и без Теплицкого.

— Твоя роба не лучше! — прогудел в ответ Теплицкий. — «Полосатик» ты наш!

Миркин распахнул рот, чтобы начать ругаться, но тут охранник с той стороны отвалил дверищу и осведомился:

— Завозить?

— Действуй! — разрешил Теплицкий и вытолкнул Миркина в коридор. — Мы готовы!

Едва Миркин оказался за пределами своей тесной казённой обители — как двое якобы врачей сдвинули с места каталку и ввезли её в камеру. Один из них сдёрнул простынку, и оказалось, что под нею возлежит некто убиенный, облачённый в полосатую тюремную робу, и уже успевший посинеть.

— Он на меня не похож! — жмурик Миркину не понравился, и он решил выразить недовольство.

— Скажи спасибо, что он, вообще, есть! — Теплицкий уводил Миркина всё дальше по коридору. А двое в белых халатах положили убиенного на нары Миркина, объявив тем самым заключённого мёртвым. Умер в тюрьме — ну, с кем не бывает? Не выдержал быта, нервы сдали, инфаркт, инсульт, самоубийство…

Перед тем, как выйти на заполненный дождём тюремный двор — Теплицкий снова надвинул свою промокшую шляпу. Миркину же пришлось вываливать из-под крыши под водяные потоки в том, что «подарило» ему тюремное начальство. В этой незамысловатой одёжке, похожей на пижаму цвета зебры, поскакал он, промокнув до нитки, пока, наконец, доскакал до чёрного автомобиля, на котором приехал к нему Теплицкий.

— Садись! — это подошёл Теплицкий и принёс на себе свой плащ и шляпу, в тулье которой снова налилась лужица.

Теплицкий просто пригнул упрямую, гордую и наделённую недюжинным интеллектом голову профессора Миркина в кожаный салон автомобиля, чья марка звучала, как «Додж», и втиснулся сам, сливая с полей шляпы галлоны воды. Небо прочертила, теряя искры, кривая лиловая молния, и тут же над самой головой хлопнул громовой раскат.

— Поехали! — приказал Теплицкий водителю, и «Додж» покинул тюремный двор.

Место действия — заброшенный недострой на краю Донецкой географии. Дата и время — да кому оно надо??

— И зачем мы сюда приехали? — недовольно осведомился Теплицкий, созерцая кирпичную коробку со щербатыми обвалившимися стенами, с заколоченными дырами-окнами, что высилась перед ним в розовом свете заходящего солнца. Рядышком торчало некое деревце, которое уже не раз ломали, поэтому оно росло таким корявым и чахлым. У заколоченной двери рассыпающейся постройки, что так и не стала зданием, рассыпались мириады разнообразных бутылок из-под горячительного всяческой крепости. В сторонке пристроился раскоканный фонарь и забитый ободранный ларёк. Габаритные охранники Теплицкого, обряженные в одинаковые чёрные костюмы с чёрными галстуками, дозором обходили все кривые закоулки, которые только тут имелись, и разыскивали в них то, что могло бы угрожать их состоятельному хозяину. Один из них обнаружил в заржавленном баке блохастую тощую кошку и сразу же ликвидировал её точным выстрелом из кольта-анаконды. Кошка и не пикнула, только со стуком провалилась на дно бака. Всё, угрозы устранены.

— Мусорник! — вот, какое определение дал Теплицкий раскинувшемуся вокруг него пространству, которое живописно украшали пёстрые обёртки от дешёвых полуфабрикатов.

— Я без помощника не могу работать над твоей дурацкой машиной! — огрызнулся Миркин, приближаясь к одному из окон на нижнем этаже, в котором вместо стекла торчала серая подушка, покрытая слоями грязи и пыли.

— Твой помощник живёт здесь?? — изумился Теплицкий, пнув одну бутылку, которая, звеня, покатилась по остаткам асфальта.

— После твоего «гениального» проекта! — напомнил Миркин Теплицкому о его неудаче с проектом «Вавилон», который под корешок свалили спецслужбы и едва не закрыли в камере самого Теплицкого.

— Давай, тащи его! — нехотя согласился Теплицкий, не желая никогда более вспоминать о проклятых спецслужбах, от которых он едва скрылся.

В неказистой постройке жили бомжи, и среди бомжей затесался помощник профессора Миркина, с двумя высшими образованиями в голове.

— Эй, Миркин, а как сюда попадают? — Теплицкий уже раза два, а то и три обогнул щербатое строение и не нашёл никакого признака входа: все дырки оказались плотно заколочены толстыми дубовыми досками.

Миркин тоже не нашёл вход, и поэтому, встал около пропадающего дерева, и выплюнул:

— А, пёс его знает!

— Хорошо выраженьице для профессора! — подметил Теплицкий. — Твоя физика объяснит, как же всё-таки, сюда попадают?

Откуда-то справа, прямо по грязи, что по проекту должна была сделаться газоном, выдвигались два всклокоченных расхристанных бомжа. Они тащились, вихляясь, обнимая друг друга за грязные шеи не менее грязными ручищами. Разевая рты, бомжи верещали песню:

— Я — твой наркотик, твой никотин, твой алко-о-оль!! — и шатались, шатались, почти что, окунаясь в грязь.

Едва они возникли — сразу же угодили на прицел амбалам Теплицкого, оказавшись на пяти мушках одновременно.

— Стоять! — басовито рыкнул самый крупный амбал и передёрнул затвор с железным лязгом.

— О, люди! — обрадовался между тем Теплицкий. — Миркин, давай у них спросим, где здесь вход?

Увидав страшенных гостей со страшенными пушками, бомжи так испугались, что едва не плюхнулись в топкую грязюку. Оба сразу же выронили бутылки, что держали в передних лапах, и так и застыли — с разинутыми ртами. Один из них продолжал тянуть фальшивую ноту, второй оцепенел с поднятой ногой, засунутой в дырявый грязный башмак.

— Скажите, пожалуйста, — подошёл к ним Теплицкий. — Где здесь вход? — и кивнул аккуратно прилизанной розовощёкой головой в сторону кособокого недостроя.

Один бомж икнул, задёргав глазом, второй — оборвал ноту и захлопнул пасть. Их продолжали держать на мушке, поэтому ни один из двух бомжей не нашёл в себе сил на ответ.

— Ну? — нетерпеливо потребовал от них Теплицкий.

И тут у него за спиной раздался незнакомый вкрадчивый голос:

— Прошу прощения… — этот голос быстро превратился в поросячий визг, потому что охранник мгновенно скрутил его обладателя, заломив ему руки и уткнув носом в грязную землю.

— Ммм, — ныл неведомый кургузый человечек в старой раскосмаченной шляпе и в полосатом дурацком пиджаке, ворочаясь и пуская носом в грязи пузыри.

— Отпустить! — скомандовал Теплицкий, желая и у этого субъекта осведомиться на предмет входа. Охранник тот час же разжал ручищи, и незнакомец вывалился из его медвежьих объятий. Пока ещё он был жив и поднялся на короткие ножки, обиженно моргая и обтирая заляпанное вороватое личико.

— Это он! — узнал «гостя» Миркин, высунувшись из-за плеча Теплицкого.

— Он? — уточнил Теплицкий, сделав знак своим амбалам установиться по обе стороны от обладателя раскосмаченной шляпы и отпустить бомжей.

Заключённый между двумя богатырскими плечами и взятый на прицел, кургузый незнакомец стушёвано топтался на месте, стянув шляпу, сминая её, и так помятую.

— Да, — кивнул Миркин. — Это…

— Представьтесь! — обратился Теплицкий к кургузому, перебив Миркина.

— Э-э… — начал кургузый. — Моя фамилия — Ба́рсук, — заявил он, учтиво поклонившись, как какой-то Арамис. — Заметьте, не Барсу́к, а Ба́рсук, от слова «барс». Доктор физических наук Ба́рсук. Я работал с профессором Миркиным…

— Грузи! — распорядился Теплицкий, радуясь, что помощник Миркина нашёлся, и можно покинуть сей «цветущий» микрорайон.

Доктор физических наук Ба́рсук был тот час же схвачен под руки и затащен в чёрный автомобиль, что пристроился за углом щербатой постройки, между двумя джипами.

Место действия — «Бункер Х». Испытания машины времени.

Посреди просторного, ярко освещённого помещения подземной лаборатории, ограниченного белоснежными стенами, высился тот аппарат, который Миркин построил и назвал «осциллятором». «Осциллятор» был велик — доставал почти до потолка лаборатории, вознесенного над полом на семиметровую высоту. А в ширину — и того больше — с паровозный вагон. Множество индикационных ламп свидетельствовали о параметрах его работы, шумные вентиляторы, спрятанные в его монолитном корпусе, охлаждали сотни микросхем, толстые кабели обеспечивали электропитание. Кроме этого, гигант был связан с четырьмя основными компьютерами и с одним запасным.

— А зачем он нужен? — спросил Теплицкий, когда впервые увидел это исполинское чудо техники, металлически поблескивающее в ярком свете ламп.

— Вы не поймёте… — буркнул доктор Барсук, который сменил неказистые «доспехи» бомжа на элегантный белый халат, и восседал теперь за одним из четырёх компьютеров, клацая клавиатурой.

— Ну, почему, же, — вмешался Миркин, устанавливая на корпусе «осциллятора» нечто похожее на спутниковую «тарелку». — Господин Теплицкий достаточно умён, чтобы осознать теорию континуума.

— Чего? — не понял Теплицкий, уставившись на «тарелку» Миркина, как на новые ворота.

— Осознает? Да ни за что! — фыркнул себе под короткий носик доктор Барсук.

— Видишь ли, Теплицкий, — начал Миркин, отвернувшись от белой «тарелки» и вперив заумный взгляд в удивлённого Теплицкого. — Континуум — это протяжённость всего существующего во времени. Если посмотреть в пространстве, скажем, на нашу планету — она в единственном числе, летит себе через космос. Но если взглянуть на неё во времени — мы видим неисчислимое множество Земель и видим одновременно все те изменения, которые случаются с нашей планетой. Континуум — это, говоря несловарным языком, словно бы бесконечная гусеница, каждый сегмент которой соответствует определённому временному промежутку. И, чтобы получить возможность прыгнуть из одного сегмента в другой — надо раскачать континуум и заставить эти сегменты сомкнуться, то есть — создать петлю переброса! Раскачивание получается путём выброса энергетических импульсов различной интенсивности через определённые промежутки времени, которые постепенно сокращаются до абсолютно малой величины. И когда абсолютно малая величина промежутков будет достигнута — и образуется петля переброса! — он так увлёкся этой лекцией, что даже пританцовывал, совершая па, достойные Авдотьи Истоминой. А, подойдя к её финалу — восторженно замер, подняв над головой руки, словно бы захватив ими весь мир. — А для того, чтобы раскачать — и нужен осциллятор. Понял? — добавил он, опустив руки и засунув их в карманы халата.

— Эээ, — ответил Теплицкий, чьи глаза сделались совершенно бараньими. Даже могло показаться, что над его головой закрутились рога…

Доктор Барсук вертелся в своём офисном кресле и жёлчно похихикивал над недоумением Теплицкого.

— Ну да, он понял! — ехидно заметил он для самого себя.

Осциллятор высился, сверкал отполированными стенками, и внутри него что-то тоненько попискивало: «Пик! Пик!».

Голову Теплицкого распёрло от избытка абсолютно невразумительной для него информации, даже уши заложило. Теплицкий незаметно кивал, стараясь вытряхнуть из вскипевших мозгов всё лишнее и обрести дар речи. Ему удалось это не сразу — минут пять прошло, пока он переварил «континуум» — и все эти пять минут Теплицкий моргал и мямлил:

— Бе-е-е-е…

Потом, почувствовав, как информация вытекает, освобождая в мозгу место для размышлений, Теплицкий сцепил пальцы в замок и вопросил:

— И это и есть машина времени?

— Нет, — возразил Миркин, водворившись за второй из основных компьютеров. — Это — только осциллятор, без него машина времени не работает. Сама машина — во второй лаборатории.

— А что, сюда нельзя было поставить? — выплюнул Теплицкий, возмущённый тем, что Миркин не экономит пространство.

— Тогда бы всё перегрелось, — спокойно ответил Миркин и что-то записал в блокнот, который лежал перед ним рядышком с компьютерной клавиатурой. — Их совмещать нельзя, потому что при создании петли переброса с помощью осциллятора, и открытии коридора переброса с помощью самой машины, то есть, флиппера, выделятся огромное количество энергии. Это может привести к взрыву, если осциллятор и флиппер не будут изолированы друг от друга.

— Покажи мне флиппер! — Теплицкому приспичило во что бы то ни стало узреть прибор, который мог бы стереть временной барьер.

— Идём, — согласился Миркин, правда, без особого рвения, и выпростался из-за компьютера.

Теплицкий прошёл по недлинному коридору мимо плечистых охранников, которые обеспечивали «бункеру Х» безопасность, и переступил порог второй лаборатории. Остановившись у матово-белой стены с тёмно-красной надписью «35», он взглянул перед собой и увидел, что всё пространство тут заняла какая-то странная платформа вроде переносной сцены. Платформа была вознесена не высокий помост, пронизанный проводами, окружена чёрной каймой с какими-то белыми квадратами, а по бокам её Миркин так же приделал по «тарелке», только диаметром метров по пять каждая.

— И для чего такой гигантизм? — проворчал Теплицкий.

— Между этими излучателями возникает коридор переброса, — Миркин по стремянке взобрался на свою платформу и стал на ней между двумя здоровенными тарелками. — Его размеры и активность определяются и контролируются эвм.

В дальнем углу лаборатории Теплицкий заметил лёгкий пластмассовый стол, на который был проставлен тонкий ноутбук. А за ноутбуком торчал некий молодой и «зелёный» нетолстый субъект, чей возраст тянул годиков на двадцать. Теплицкий его никогда не видел, он удивился чужаку и насыпался на Миркина:

— Эй, а это кто??

Миркин проследил, куда вперился указующий перст Теплицкого, и ответил на вопрос:

— Михаил Рыбкин, мой лучший студент. Прости, что я тебе раньше его не представил: ты бы выгнал его, а для запуска машины времени нужно минимум три человека.

— Ладно, проглотим… — буркнул Теплицкий. — Миркин, испытай её сейчас же, или я решу, что ты натарабанил груду металлолома, и выгоню тебя!

— Хорошо, — согласился Миркин, который первое испытание запланировал как раз на день сегодняшний. — Я собираюсь выискивать в прошедших временах небольшие неодушевлённые предметы и перемещать их сюда, в лабораторию…

Теплицкий всё ёрзал на стуле, который для него принёс студент Рыбкин, дожидаясь, пока Миркин и доктор Барсук настроят все свои чудовищные приборы и запустят их. А они всё что-то ругались, ругались друг с другом, всё что-то выясняли: то, то не так, то это не эдак…

— Барсук, уберите видеокамеру с регулятора напряжения! — просил Миркин.

— Я включаю генератор поля! — предупреждал Барсук.

— Подождите, ещё рано! — запрещал Миркин. — Да уберите вы, наконец, эту видеокамеру!

Уже уши прожужжали тем, куда лучше поставить ящик, чтобы выхваченный из иного времени предмет не просто бухнулся на платформу флиппера, а был аккуратно упакован. Они скользили у носа Теплицкого, шелестя халатами, как два каких-то фантома, только очень шумных. Все четыре компьютера, что отвечали за работу осциллятора, были подключены, и на их дисплеях светились какие-то бледные буквы и длинные цепочки, составленные из одинаковых голубых шаров. Теплицкий всё снимался с кресла и заглядывал то в один дисплей, то в другой, но ничего на них не понимал. Он спросил про шары у студента Рыбкина, но тот почему-то очень заволновался и отправил Теплицкого обратно, на кресло, испугав тем, что тут повсюду опасная зона. Теплицкий фыркнул, но в кресло отправился: торчать в опасной зоне не хотелось.

— Готово! — громко объявил Барсук и разбудил задремавшего в кресле Теплицкого. Тот вскинул опустившуюся на левое плечо голову, вытер слюни, которые натекли на подбородок во время неудобного сна, и проворчал:

— Ну, наконец-то!

— Идём в бокс! — это Миркин неслышно подкрался сзади и пихнул Теплицкого, приглашая идти за собой.

— В какой ещё бокс? — удивился Теплицкий.

— Во-он в тот! — вмешался Рыбкин и показал пальцем куда-то вглубь лаборатории, где за осциллятором угадывалась узкая закрытая дверь.

— Эй, а что я там увижу? — упёрся Теплицкий. — Вы так нажухаете меня! Скажете, что переместили, а сами — вытащили из подсобки! Я должен стоять около… этого, ну откуда падать будет!

— Вы сумасшедший! — перепугался Рыбкин и даже покрутил пальцем у виска. — Вас же может в петлю переброса утащить, и тогда вы станете «туристом».

— Кем-кем? — переспросил Теплицкий, для которого понятие «турист» ассоциировалось лишь с пляжем, отелем и коктейлем.

— Это моя собственная теория, — начал, было, Рыбкин, оживившись в первый раз за всё время. Однако он не успел эту теорию изложить, потому что между ним и Теплицким внезапно вдвинулся доктор Барсук.

— Рыбкин! — пренебрежительно крикнул он на студента и взмахнул рукой, в которой сжимал почему-то компас. — Что я вам говорил про перемещение человека?

— Что его нельзя переместить, потому что он превратится в плазму и погибнет, — угрюмо протянул Рыбкин, повесив нос.

Теплицкий вскипел. Такие новости ну, никак не входили в его наполеоновские планы, ведь он мечтал проехаться по историческим датам и привезти с собою тонны фотографий, а потом — отхватить за всё это премию Нобеля…

— Как это — нельзя?? — подпрыгнул Теплицкий и даже сжал кулаки, нацелив их Барсуку в глаз. — А за что я вам плачу?? Я затеял этот эксперимент только ради того, чтобы переместить человека! Себя! Понимаете??

— Понимаю, — невозмутимо отпарировал Барсук, задрав нос, как гуру всех наук. — Но должен вас огорчить, господин Теплицкий. Человек представляет собою очень сложную структуру, нарушить которую не составляет труда. Для перемещения по коридору переброса необходимо, чтобы перебрасываемый объект двигался выше скорости света. А что при этом бывает? — вопросил он у Теплицкого, который не знал, что при этом бывает, и задал встречный вопрос, скептически прищурив правый глаз:

— Ну, и что же?

— Материя превращается в плазму! — отрубил Барсук с той категоричностью, с которой палач рубит голову. — А по выходе из коридора переброса скорость снижается, и плазма имеет шанс вернуться в исходное состояние. По нашим с профессором Миркиным расчетам неживые предметы могут легко восстановить свою структуру, а вот живое существо просто гибнет!

— Вы уволены! — сухо изрёк Теплицкий, не крича и глядя на Барсука в упор. Теперь пришла его очередь рубить головы. — За то, что вы — дундук.

— Но, это — объективная реальность! — попытался возразить Барсук, меленькими шажками отступая назад.

Теплицкий встал и надвинулся на него, как чёрная грозовая туча, переполненная градом, шквальными ветрами и молниями. Миркин просто отполз в сторонку и оттащил за собой Рыбкина, потому что отлично знал, как страшен во гневе Теплицкий.

— Вы дундук! — повторил Теплицкий, нависнув над Барсуком, который теперь пожалел, что влез со своими догмами. — И для вас быть бомжём — в самый раз. Ваша красная цена — ноль, и поэтому вы уволены! Отправляйтесь назад, в ваш бомжатник! Утащить его! — заверещал он охраннику, который молчаливой скалой высился за спиною Барсука.

Барсук отбежал в дальний угол, но это его не спасло. По велению хозяина охранник сдвинулся с места, поймал его и начал выдворять из лаборатории прочь.

— Пощадите, я найду способ, найду! — молитвенно пищал доктор Барсук, однако Теплицкий был непреклонен, как танкист.

— Не найдёте, потому что вы — дундук! — отрезал он все мольбы и все стенания, а охранник просто вывел Барсука прочь.

В коридоре ещё слышались крики языкастого доктора, которого никто не тянул за язык открывать Теплицкому страшную тайну насчёт живых организмов, плазмы и гибели.

— Миркин, начинаем испытывать! — распорядился Теплицкий и уверенно зашагал в сторону бокса.

— Я не могу, — отказался лишившийся помощника Миркин. — Для того, чтобы машина времени заработала — флиппер и осциллятор нужно включать одновременно, а ты удалил Барсука.

— Рыбкин включит! — Теплицкий не желал больше слушать этого пассивного блеяния и глупых отговорок, а желал видеть только результаты. — Давай, Миркин, или загремишь назад, за решётку! У меня бюджет не резиновый, чтобы оплачивать твоё тунеядство! Вперёд!

Делать было нечего, и поэтому Миркин согласился. Он совсем не хотел обратно, в одиночку, в которой он едва не расстался с рассудком, и сказал Теплицкому:

— Иди в бокс, я включу.

Бокс был не очень просторный — всего пять на пять. В доме Теплицкого даже не было такой маленькой комнаты — самая меньшая в три раза больше. На одной из стен висел огромный экран. Экран был разделён на две половины: одна показывала флиппер, другая — осциллятор. Кроме экрана в бокс впихнули два стола с двумя компьютерами и пустующую подставку для цветов. Установившись напротив экрана, Теплицкий наблюдал за тем, как Миркин и Рыбкин подключают компьютеры и убирают со столов объедки бубликов.

— Ели? — обличительным тоном прокурора осведомился у обоих Теплицкий, видя, как Миркин забивает бублики в ящик стола.

Миркин хотел отмолчаться, потому что они действительно, ели в то время, когда должны были работать, но Теплицкий не отстал.

— А я тебе платил за работу! — взорвался он. — Ещё раз увижу жратву в моей лаборатории — вернёшься обратно, в тюрьму! Ну, ладно, включайте уже!

Теплицкому не терпелось увидеть работу машины времени, он испытывал перед ней благоговейный трепет, и поэтому не стал особо доставать Миркина крамольными бубликами. Он не мог оторвать взгляд от экрана, на котором светился монолитный осциллятор, вращающий своей «тарелкой», мигающий разноцветными лампами, и сияла исполинская платформа флиппера, на которую изгнанный доктор Барсук успел установить простую картонную коробку.

Миркин управлял осциллятором, Рыбкин же отвечал за флиппер. Сейчас они дуэтом вели обратный отсчёт, чтобы одновременно нажать заветные кнопки и включить невиданную доселе чудо-машину, которая вскоре произведёт фурор и взорвёт общественное мнение!! Теплицкий не отлипал от экрана.

— …Три, два, один… пуск! — отсчитали Рыбкин и Миркин и одновременно надавили на какие-то свои кнопки.

Осциллятор остановил вращение тарелки, и все его лампы сделались красными. Платформа флиппера замигала белыми квадратами, и между двумя огромными излучателями появилось нечто светящееся, похожее на белое облако. У Теплицкого отвалилась челюсть, а на экране компьютера Миркина появилось окно с надписью: «введите дату».

— Теплицкий, скажи любое число! — попросил Миркин.

— Тридцать шесть… — по инерции сказал Теплицкий, а потом только поинтересовался:

— А зачем?

— За свайкой, — шутливо ответил Миркин, хохотнув, и набрал дату: «03.06.1936». — Я просто хотел узнать, из какого года мы будем выхватывать предмет, — объяснил он, пожалев любопытного, но некомпетентного в теории континуума Теплицкого.

— Ага, — кивнул Теплицкий, приближая нос к экрану в ожидании чуда.

На экране компьютера мигало на чёрном фоне слово «flip».

— Приготовились… — предупредил Миркин.

Теплицкий приготовился. Сейчас, он свершится, этот эпохальный момент, и никакой дундук вроде Барсука ему не помешает! И тут что-то случилось. Мигнул свет, на миг погрузив всё вокруг в кромешную тьму. Дунул какой-то странный ветер, которого в закрытом герметичном бункере быть никак не могло. Пол задрожал, а потом затрясся так, словно бы двигалась тектоническая плита. Стало ясно, что случилось явно что-то не то…

Теплицкого повергло на пол, он неуклюже повалился и больно ушиб руку. Где-то что-то ужасающе завыло, басовито загудело, а потом — громко хлопнуло.

— Это — сбой! — крикнул Миркин, его голос потонул в гуле, который шёл откуда-то из-под земли.

В бокс врывались клубы удушливого сизого дыма, потому что где-то что-то загорелось. Оглушительно выла сирена аларм-сигнализации, красные лампы с надписью «DАNGER» мигали и мигали, пугая охранников, которые метались по коридорам и не знали, что делать.

Миркин нажал кнопку аварийного открытия дверей, и тяжёлая дверь бокса отъехала и скрылась в стене. Из-за неё вырвался целый столб огня, сопровождаемый сизым едким дымом. Миркин отпрянул назад, из глаз у него хлынули слёзы, он начал кашлять.

— Вставайте! — Рыбкин пытался поднять Теплицкого на ноги.

Теплицкий ныл, схватив пострадавшую руку, и кашлял, кашлял в дыму.

— Выводи! — кричал невидимый из-за дымовой завесы Миркин и двигался куда-то на ощупь.

Вдвоём они едва отодрали Теплицкого от пола и потащили туда, где можно было пройти. Повсюду хлестали огненные языки, норовя достать людей и поджечь. Они обдавали жаром, воняли дымом, а с потолка лилась противопожарная пена, заполняя лаборатории, калеча дорогое оборудование, уничтожая так и не испытанную машину времени.

Скоростные лифты отключились, и поэтому наверх, на улицу, на воздух пришлось выдираться по сотням крутых ступенек. Теплицкий пять раз упал и запыхался, прежде чем сумел преодолеть эту погибельную высоту, удрать от настигающего огня и дыма и вырваться на поверхность. Он так устал, что едва оказался на траве под чистым небом полным воздуха — так с размаху и повалился на эту свежую росистую траву и лежал лицом вверх, хватая животворящий воздух раскрытым ртом. Лишь отдышавшись, он начал что-то вокруг себя замечать и осознал, что его рука дико болит, а рядом с ним кто-то ещё пыхтит. Повернув голову на бок, Теплицкий заметил Миркина, который катался по земле и… пыхтел. Теплицкий сел, здоровой рукой схватил профессора за воротник запачканного копотью халата, прервав его движение, и подтянул к себе. Миркин перестал пыхтеть и вытаращил глазки.

— И ты — дундук! — выплюнул Теплицкий. — Я — банкрот, — проревел он так, что волосы Миркина встали дыбом. — Нет, в тюрягу я тебя не вкину — будешь с бомжами чалиться до конца своих вшивых деньков!!! — Теплицкий тряс профессора, как тряпичную куклу, взрыкивал львом, вращал шалыми, красными от дыма и ярости глазами. — Нет, сначала отработаешь за бесплатно все деньги, которые я потратил на «бункер Х»!!!!! Будешь вкалывать на моём рыбозаводе — скрести ржавую селёдку, паршивый мерзавец! Протухший гриб, борзой тюле-ень!! — он швырнул Миркина в траву, схватил свою растрёпанную голову и залился горючими слезами, жалея, прежде всего свои потерянные деньги, которые летали пеплом где-то в небесах…

«Бункер Х» выгорел почти полностью, уничтожив всё оборудование, превратив в серый пепел мечты Теплицкого о путешествиях во времени. Кроме того, рука у богача оказалась не ушиблена, а сломана, и он три месяца не вылезал из гипса.

Теплицкий забросил эксперимент с машиной времени и предпочитал о нём не вспоминать.

Глава 4 Брахмаширас

Теплицкий дневал в найденном немецком бункере. Туда уже провели освещение, навесили под потолок яркие прожекторы, разогнав весь тот таинственный мрак, что царил тут десятилетиями и скрывал в себе… Мрак много чего скрывал: некоторые ящики вот в этом вот старинном шкафу, с резьбой и вычурными ножками, до сих пор не могли взломать. Теплицкий распорядился сломать сам шкаф, но когда от шкафа откололи первую дубовую доску — оказалось, что внутри он представляет собою стальной сейф.

— Режьте автогеном! — Теплицкий не жалел чужую мебель ради того, чтобы добраться до тайны, которую она скрывала.

Охранник притащил паяльную лампу, включил её, выпустив тугую струю грохочущего пламени и начал водить по блестящей стенке сейфа.

Теплицкий подпрыгивал, потирая ручки — с минуты на минуту стенка должна была отвалиться и отдать всё, что хранила за собой. Но вскоре надежды сменились горьким разочарованием: автоген оказался бессилен против металла, из которого кто-то когда-то сделал этот странный сейф. Да, металл покрылся чёрными разводами копоти, но разрезаться даже и не подумал.

— Чёрт! — Теплицкий чертыхался, футбольнул ногой ножку гадкого шкафа.

Ножка была стара, и от этого — трухлява. Она с треском подломилась, шкаф, утяжелённый металлом сейфа, покосился, а потом — начал валиться прямо на Теплицкого. Тот взвизгнул и приготовился быть задавленными, однако его спасло то, что охранники подоспели вовремя и успели со всех сторон вцепиться в накренившийся шкаф, удержать его от падения и оттащить в сторону от хозяина. Теплицкий перевёл дух, разлепил глаза, которые зажмурил, и приказал открыть упрямый сейф с помощью динамита. Динамита у Теплицкого имелось предостаточно. Охранники подхватили тяжеленный шкаф и впятером выперли на улицу. Теплицкий остался в бункере и стал ждать, когда подрывные работы закончатся, и ему принесут то, что окажется во чреве сейфа.

Он постоянно находил в бункере бумаги — то какие-то письма, то чертежи, то странные рисунки в виде треугольников, заключённых в круги. Теплицкому не терпелось прочитать, что же там написано, но из языков он знал только русский. Английский — со словарём и с переводчиком. Поэтому сам справиться с таинственными записями он не смог, ведь некий автор, обожавший чертить и малевать странные картинки, писал не по-русски и даже не по-английски, а не известно по-какому… Теплицкий отправлял «письмена» на перевод своему личному переводчику, который знал сорок два языка и брал за свою работу немалые деньги. Личный переводчик ездил с Теплицким во все его экспедиции, и переводил египетские папирусы, шумерскую клинопись, средневековые пергаменты, просил продавца в магазине показать понравившийся Теплицкому товар и спрашивал, который час.

Сейчас переводчик корпел над тетрадью, которую Теплицкий случайно обнаружил под шкафом-сейфом. Когда шкаф вынесли на подрыв — Теплицкий заметил на том месте, где он стоял, нечто вроде тайника — углубление в полу, прикрытое истлевшей деревянной крышкой. Очистив тайник от остатков крышки, Теплицкий выявил в нём толстую тетрадь в переплёте из коричневой кожи. Он сейчас же выхватил её, распахнул… И обнаружил записи на непонятном ему языке и море всяческих рисунков средней корявости.

Динамит сделал своё дело, и шкаф-сейф развалился на четыре стенки, крышу, дно, полки, и доски. Как только взрыв прогремел — Теплицкий взял тетрадь под мышку и выскочил из бункера на улицу, чтобы посмотреть, что получилось. Сейф хранил в себе слитки золота. Высыпавшись на песок, они сверкали на солнце и притягивали к себе взгляды. Теплицкий подошёл поближе и взял один слиток в руки. Тяжёлый, килограмм точно есть — определил он, взвесив на ладони дорогую находку. Перевернув слиток, Теплицкий увидел герб — точно такой же лев с двумя головами и двумя хвостами, который был привешен к стене бункера. Интересно, чей же всё-таки, это герб? Ответ на этот вопрос из Донецка пока не пришёл… В тот же день переводчик получил задание в срочном порядке перевести всё, что написано в этой тетради. Он отложил всю работу, которую до этого выполнял, взялся за тетрадь и пыхтит над ней уже третью неделю…

Теплицкий стоял перед странным прибором, который высился в самом дальнем помещении бункера и размышлял над тем, на что эта здоровенная штуковина могла бы походить. Невольно вспомнились циклопические «осциллятор» и «флиппер», которые соорудил пройдоха Миркин в погибшем и убившем деньги «бункере Х». Ну, уж, нет, ни на осциллятор, ни на флиппер эта громадина ни капельки не похожа, она похожа на… Теплицкий не мог понять, на что. Миркин бы понял, он физик. Доктор Барсук бы понял, он — тоже физик. А Теплицкий — не физик, Теплицкий — лирик, романтик, искатель! А что, если попытаться включить этот невиданный прибор?? Такая сумасшедшая идея уже давно сверлила Теплицкому мозги, он пытался представить себе, что тогда будет. Представить особо не выходило, ведь Теплицкий не знал, для чего этот техномонстр вообще нужен. Машина выглядела так: нечто среднее между гигантской антенной, старинным фотоувеличителем, автопогрузчиком и… чёрт знает, чем неизвестным… летающей тарелкой, черти бы её подрали! И кроме всего прочего, она имела длинные суставчатые «лапы», словно здоровенный механический паук. Лапы — поджатые, согнутые, словно бы сейчас машина «сидела» — оканчивались острыми крючковатыми «когтями», которыми она прочно вцепилась в пол. Да, эта штуковина выглядит даже пугающе, особенно, лапы. Действительно, что фашистская вещица… хотя с таким же успехом можно сказать, что перед Теплицким — изыск инопланетного разума. Ясно только, что он работает — раз гудит, значит — работает…А что, если простить Миркина? Не такой уж он и плохой…

Теплицкий смотрел на диковинный технический «прикол» снизу вверх, как суслик мог бы смотреть на джип «Чероки». Мигание зелёной лампочки, которую пристроили на корпус на уровне глаз, завораживало, как взгляд гипнотизёра. Теплицкий пытался определить, из чего сделана эта невиданная машина, перебирал в памяти сплавы, из которых когда-то строили его личные самолёты. Понятно, что это не железо — слишком уж ярко он сверкает в свете «лампочек Ильича», и не никель — в сверкании неизвестного металла ясно различим благородный жёлтый оттенок золота. И вдруг в кармане куртки у Теплицкого заиграла песня:

— «Вспоминаю — умираю: чёрные глаза. Я только о тебе мечтаю…»! — попсово? Ну и ладно, Теплицкий всё равно так и не научился ставить другую, потому что давно перерос игры с мобильником и интересовался более значительными и глобальными вещами. Например, что же это такое перед ним тут высится на лапах? Или он, Теплицкий, перед «этим» ползает? — иногда закрадывается и такой робкий вопросик…

— Алё? — Теплицкий взял трубку.

— Брахмаширас! — визгливо выкрикнули ему в ухо, и Теплицкий даже отдёрнул трубку подальше, чтобы не оглохнуть — и так в несчастном ухе зазвенело.

Голос принадлежал переводчику. Это он потревожил раздумья Теплицкого, решив сообщить ему некую сногсшибательную новость.

— Чего? — переспросил Теплицкий, который никогда и ни от кого раньше не слышал настолько мудрёного слова.

— Алексей Михайлович, я расшифровал записи в тетради, — тараторил переводчик. — Но это не телефонный разговор…

Перевёл! Ну, наконец-то, не прошло и века! Теплицкий аж подпрыгнул от радости: этот переводчик хоть что-то перевёл.

— Е́ду! — постановил Теплицкий, покинул бункер, и спустя десять минут уже мчался в своём джипе «Хаммер» в Донецк, к переводчику.

Глава 5 Таинственная тетрадь

Переводчика звали очень вычурно: Генрих Дитрихович. Подкачала лишь фамилия, простецкая такая: Иванков. Вместо мозгов в его голове сидела карта памяти на биллионы гигабайт: он в совершенстве владел сорока двумя языками, в том числе девятнадцатью древними и мёртвыми. Раньше он, как и любой человек науки постперестроечных времён, жил бедно, даже нище — ютился в коммунальной клетушке с тремя алкашами-соседями. Но, как только его заметил толстосум Теплицкий — дела Генриха Дитриховича Иванкова сразу же пошли в гору. Из клетушки он быстренько перепрыгнул в коттедж в престижной части Калинкино, соседей-алкашей сменил на соседей-депутатов.

Теплицкий и переводчик Иванков сидели в кожаных креслах в просторной гостиной в коттедже переводчика, пили «Шардене» и вели беседу. Перед Теплицким на хрустальном низком столике лежала пресловутая кожаная тетрадь, и из огромного окна, что занимало в гостиной весь простенок, на неё падал солнечный луч. В аквариуме, расположившемся у другой стены, вальяжно помахивая широкими хвостами, чинно плавали экзотические арапаймы.

— Я перевел практически всё, — говорил переводчик, глядя мимо Теплицкого на не горящий камин, на статуэтку Пегаса из слоновой кости, что одиноко торчала на каминной полке. — Там говорится об астрономии, о наблюдениях за Сириусом через подзорную трубу с сетчатой линзой, об обычаях африканских народов, а так же — об изобретении, о той машине, которую вы обнаружили в бункере.

— Да?? — вспрыгнул Теплицкий, перебил основательную речь переводчика и едва не выплеснул своё вино себе на светлые брюки.

— Да, — кивнул переводчик, допив всё из своего бокала, ожидая, что Теплицкий сейчас выскочит из кресла и набросится на него, схватит за воротник, примется трясти и так далее. Теплицкий всегда так делал, когда рьяно желал что-либо от кого-либо узнать. Вот и сейчас — уже нацелился, глазки загорелись… Того и гляди, вцепится. — Изобретатель называл машину «брахмаширас», что означает «стрела Брахмы». Если верить индийскому эпосу — герой Арджуна едва не разбил Землю, когда случайно применил «брахмаширас». Автор тетради писал, что с помощью этого прибора можно победить любую армию. Это — оружие, Алексей Михайлович. Возможно, оно небезопасно. Не советую вам находиться близко от него.

Теплицкий сидел неподвижно, моргал, и его бокал медленно выскальзывал у него из кулака. Когда Теплицкий зажимает ножку бокала в кулак — он ошеломлён.

— Как его включить? — выдохнул Теплицкий, когда бокал вывалился-таки на пушистый персидский ковёр, но не разбился, потому что ковёр был очень толст и мягок. Тот час же подоспел дворецкий Иванкова, ловко нырнул вниз, подобрал уроненный бокал и исчез вместе с ним в лабиринте комнат.

— К сожалению, автор не упомянул об этом, — огорчил переводчик Иванков. — Возможно, он скрывал «брахмаширас», или сам скрывался. Об этом он тоже не упомянул, но я сам пришёл к такому выводу, потому что все его записи оказались тщательно зашифрованы. Он писал по-латыни, выводя буквы в зеркальном отображении. Скажу вам, Алексей Михайлович, далеко не каждый человек так может. Я считаю, что мы с вами имеем дело с гением. Некоторые его сокращения и обозначения я до сих пор не могу прочесть… — Иванков раскуривал трубку, выточенную из цельного куска зеленоватого агата. — Только не говорите, что я — дундук, — дальновидно заключил он, выпустив облако табачного дыма.

Теплицкий не сказал, что переводчик Иванков — дундук. Он изумлённо похлопал веками, пошевелил нижней челюстью, а потом выдавил из себя такой вопрос:

— Кем он был?

— Он нигде не подписывался, — ответил Иванков, ожидая, что сейчас его определят в дундуки. Теплицкий уже не раз определял переводчика в дундуки, когда тот не мог сиюминутно разгадать какой-нибудь жуткий лингвистический ребус. — Только один раз, вот тут, — переводчик взял в руки тетрадь, полистал и раскрыл на той странице, где торчала закладка. — Здесь, — он подсунул тетрадь под нос Теплицкого, и тот её сейчас же выхватил, немного смяв листы, и приблизил к глазам.

— Где? — выплюнул Теплицкий, ничего не понимая в том, что увидел на предложенном развороте. Видел он следующее: чёрными чернилами начертан ровнёхонький круг — такой, будто бы его чертили циркулем, или под лекало. А в этом круге вписано несколько равносторонних треугольников. Под кругом и по бокам от него нацарапаны непонятные короткие слова, а в конце страницы — тоже непонятное короткое слово.

— Ну, и что это? — не унимался Теплицкий, борясь с одышкой, которая наваливалась на него всякий раз, когда его захлёстывало сильнейшее волнение пред очередной сенсацией.

— Он начертил «тригон великих перемещений» — это из мифологии одного африканского племени, догонов… — Иванков пытался объяснить Теплицкому смысл ровнёхонького круга, но не смог.

— Как он подписался?! — не выдерживал Теплицкий и всё больше сминал тетрадь.

— Дайте сюда! — переводчик отобрал тетрадь у Теплицкого, чтобы тот не превратил её в мятый шар. — Вы же портите её!

— Упс… — виновато пискнул Теплицкий, который не хотел портить тетрадь, которая, кажется, была драгоценной. Он не понимал ничего в мифологии, особенно, африканских племён, о которых никогда в жизни не слышал. Ему было интересно лишь то, кто же построил «ногастую» машину.

— Он подписался «Номмо», — сказал переводчик, откладывая тетрадь подальше от Теплицкого, который в сердцах мог её испортить.

— Ка-ак? — протянул Теплицкий слегка разочарованно, так как ожидал услышать какое-нибудь историческое имя, например: Жуков, Гитлер, Бисмарк, Сталин, Николай Второй…

— Не спешите записывать меня в дундуки, — предупредил переводчик Иванков, вынув трубку изо рта, чтобы не шепелявить. — Номмо — это бог, эквивалент Иисуса в мифологии догонов, которых вы забраковали. Тут есть даты — от тридцать седьмого года до сорок первого, в это время о догонах в Европе никто не знал. Надо было побывать у них, чтобы так точно описать их быт.

— Мне это не интересно! — отрубил Теплицкий. — Вы лучше скажите мне, как его включить! — он так разошёлся, что не заметил, как зарядил кулаком по хрустальному столику, сломал его ножку, из-за чего столешница шлёпнулась на пол.

Генрих Дитрихович был абсолютно не жаден. Лишись он сейчас всего, что имел и переселись назад в коммуналку к соседям-алкашам — он бы и об этом не пожалел. Он лишь покачал головой, пожурив Теплицкого за неаккуратность, и подумал о том, что завтра поедет покупать новый столик. Завтра, потому что сегодня до вечера не удастся отделаться от Теплицкого.

— Алексей Михайлович имейте терпение, — мягко отказывался переводчик Иванков от ответа на животрепещущий для Теплицкого вопрос. — Я ещё не дошёл до конца тетради, это — раз. И автор пока не упомянул об этом ни разу, это — два. Возможно, дальше он пояснит…

— Мне ваше «дальше» до лампочки! — взвился Теплицкий и рубанул кулаком по воздуху, потому что столика поблизости уже не оказалось. — Я вам плачу — значит, вы должны работать! Если вы не найдёте мне, как включить этот… как его… компрессор… я вас уволю! Дундук Миркин, вон, уже рыбу скребёт! Вы тоже хотите?? — Теплицкий выскочил из своего удобного кресла и навис над Иванковым, заставив того выронить трубку. Трубка бухнулась на светлый ковёр и испачкала его табаком и чёрным пеплом.

— Н-нет, не хочу, — слегка заикаясь, выдавил переводчик Иванков, думая о том, что ковёр ещё можно будет почистить.

— Тогда — за работу! — приказал Теплицкий и ушёл от переводчика Иванкова, громко хлопнув кедровой дверью, и даже не забрал свой пиджак.

Глава 7 Миркин и Барсук снова в деле

Переводчик Иванков уже дошёл до конца тетради, но ответа на вопрос Теплицкого так и не изыскал. Теперь он со страхом ожидал приезда Теплицкого — ведь придётся признаться в неудаче, и тогда, возможно, богач рассвирепеет и чего доброго, забьёт-таки переводчика на рыбозавод.

Теплицкий уже устал ждать, пока Иванков закончит копаться с тетрадью. Он названивал ему каждый день, и каждый раз обзывал переводчика то «копухой», то «клухой», то «медлительным слизнем». Переводчик Иванков все эти «комплиментики» не глотал, а пропускал мимо ушей — так лучше для нервов: меньше мотаются. Теплицкий не раз приближался к чудовищному «брахмаширасу», который, казалось, присел на своих механических паучьих лапах и рано или поздно встанет и пойдёт. Интересно, может ли эта страшная конструкция ходить? Или «лапы» нужны лишь для того, чтобы она не завалилась на бок? Рука Теплицкого тянулась нажать какой-нибудь из рычагов, что торчали в сверкающем корпусе, в некоем углублении, напоминающем кабину без дверцы и без сиденья, в которой человек может только стоять. Теплицкий раз даже зашёл в эту «кабину» и обнаружил, что стоять в ней довольно удобно. Хотя, можно предположить, что когда-то тут была и дверца, и даже сиденье, просто всё это сняли… зачем-то… Вот тут, например, в сверкающем «днище» кабины есть какие-то пазы — возможно, к ним и крепили сиденье…

Нет, Теплицкий не может нажать вот этот отполированный до нездорового блеска рычаг, что заманчиво торчит перед его любопытным носом: мешает страх. «Это — оружие… Оно не безопасно» — предостерегал дундук Иванков таким серьёзным голосом, что Теплицкий поверил: а вдруг, и правда, не безопасно? Теплицкий снова стоял в «кабине», освещаемый прожектором, который навесил тут современный электрик. Интересно, чем освещался тот, кто стоял, или может быть, комфортно сидел в этой кабине до Теплицкого? Лучиной? Свечкой? Керосинкой? Чем там светили древние люди?? Несмотря на любовь к археологическим тайнам, Теплицкий плоховато знал историю.

Около «брахмашираса», на потёртом до дыр коврике, торчал кривоногий невысокий столик, которому исполняется сто лет в субботу, и кресло — с красной кожаной обивкой и со спинкой, до неприличия высокой, и с кистями, как у какого-то трона. Теплицкий пытался представить себе человека, который мог бы здесь сидеть, но представлял только себя, ведь он же — «король дороги», больше никто. Чей же, всё-таки, герб болтается тут на каждой стенке?? Не Гитлера же! У Гитлера было что-то другое. И не Жукова — у Жукова была звезда… Да, много вопросов. Теплицкий думать не любил. Он любил действовать.

Место действия — рыбозавод Теплицкого на далёкой окраине Донецка. Дата и время… пёс с ними.

Светило науки профессор Миркин, облачённый в резиновый комбинезон, заляпанный плюхами рыбьей крови, чешуёй и какими-то ещё ошмётками, стоял над железным столом, заваленным не очень свежей рыбой. В руке, затянутой в перчатку, он держал крупную рыжеватую рыбину и с явным отвращением на лице специальным скребком соскабливал с неё чешую. Покончив с этой рыбиной, он швырнул её в металлический контейнер и схватил другую.

— Фу, какая вонь! — фыркнул под свой аристократический картошечный носик Теплицкий и остановился, не желая подходить ближе к вонючему Миркину и его не менее вонючей селёдке. — Дай-ка мне респиратор! — приказал он директору рыбозавода, который вынужден был плестись за ним, как хвостик.

Директор, по фамилии Красиков, и раньше предлагал Теплицкому респиратор, предупреждая, что в разделочном цеху не пахнет фиалками. Но Теплицкий высокомерно отказался, сославшись на то, что цвет респиратора не гармонирует с его галстуком, да и вообще, его вип-персона будет по-идиотски выглядеть в «наморднике».

— Ну, вот, одумались, — улыбнулся директор Красиков, протягивая Теплицкому тёмно-зелёный респиратор. — Пожалуйте.

Теплицкий схватил респиратор и быстренько натянул на лицо, спеша закрыть себя от жуткого зловония, которое висело тут практически повсюду, сводило с ума, повергало в обмороки. Как только Миркин выносит этот страшенный смрад??

Миркин Теплицкого не замечал. Специально, или нет — какая разница? Теплицкий поставил себе цель: заставить Миркина включить «брахмаширас».

— Миркин! — Теплицкий, конечно, подошёл поближе к опальному профессору, но не очень близко, чтобы не уделать рыбой костюм от Юдашкина.

Миркин оскрёб рыбину, шваркнул в контейнер и взял другую рыбину — так обыденно, словно всю жизнь только тем и занимался, что счищал с рыбы чешую. На Теплицкого он даже и не глянул, как бирюк какой-то.

— Миркин! — во второй раз позвал Теплицкий с самой добродушной из своих интонаций.

— Пришёл надо мной поиздеваться? — прогудел Миркин, ляпнув в контейнер недочищенную рыбину. — Ну, давай, я полностью унижен. Что может быть хуже? Кроме того, твоя рыба технической свежести!

— Эй, да её только вчера поймали! — обиделся Теплицкий, но тут же сменил тему. — Ты же любишь технические приколы? — осведомился он тем же елейным голоском, заискивающе заглядывая в голубые глаза Миркина.

— Я люблю рыбу! — поставил точку в разговоре Миркин и схватил со стола следующую рыбину за хвост. — Вот! — он повертел ею перед закованным в респиратор носом Теплицкого и принялся усердно, демонстративно скрести.

— Ты прощён, — ласково пропел Теплицкий, желая любыми средствами и силами заманить Миркина в обнаруженный им бункер к «брахмаширасу». — Я там кое-что нашёл, это как раз по твоей части: из серии высоких технологий! Ты же это любишь, Миркин, да? — Теплицкий даже ручки на груди сложил, словно Мадонна, показывая умиление техникой и интеллектом Миркина. — Только твой ум способен разобраться с этой штукой, больше ни чей! Я тебя озолочу! — щедро пообещал он, видя на лице профессора полнейшую апатию, продиктованную необходимостью изо дня в день бороться с «технической» рыбой. Да, рыба и впрямь техническая: станет Теплицкий тратиться на свежую! Закатал в консервы, дату пробил — и кто там поймёт, какой она свежести??

— Я люблю рыбу! — категорично повторил Миркин, отрубая все просьбы, комплименты и обещания. — Рыба — вот мой воздух, мой никотин и мой алкоголь! — мозг профессора удержал в памяти песенку бомжей, и Миркин случайно процитировал её. — Теплицкий, можешь идти, я занят!

— Эй, да тут нет воздуха! — проныл Теплицкий, которому рыбный «аромат» уже докучал и сквозь респиратор. — Тащите!

Теплицкому надоело умасливать упрямого, как осёл, Миркина, и он приказал своим охранникам сдвинуть профессора с мёртвой точки. Охранники были расторопны и неприхотливы: проигнорировав рыбий запах, они подступили к Миркину с двух сторон, схватили его под руки и поволокли до того, как тот успел сказать: «ай!».

— В мою машину не сажайте! — брезгливо отказался Теплицкий от соседства с робой Миркина, которая была вся покрыта рыбными «деликатесами».

Место действия — заброшенный дом с заколоченными окнами. Дата и время — день выходной, вечер поздний.

В очаге, устроенном из металлического бака с накиданными в него палками и газетами, весело потрескивал оранжевый тёплый костёр, бросая подвижные отсветы на унылые серые обшарпанные стены и грубые доски, что торчали в заколоченном окне. Вокруг этого самопального очага сидели на старых драных тулупах и грелись три бомжа: Игорёк, Котик и доктор Барсук. Завёрнутый в зелёный лохматый понизу плащ, небритый и пьяный Игорёк снял с очага синюю кастрюльку, в которой вскипела вода, взятая из озерца, что плескалось неподалёку. Растрёпанный побитый Котик со всклокоченными усами достал из-под одного тулупа три железные миски и раздал их товарищам по несчастью. Доктор же Барсук вынул из-за пазухи три пачки вермишели «Мивина», которые накануне стянул из магазина. Три простых донецких бомжа готовились принять скромнейший ужин, поговорить о том, о сём, и завалиться спатки-байки-зайки. Они всегда вели беседы перед тем, как отправиться на боковую: тогда жизнь не казалась им такой беспросветной. Игорёк, шныряя во мгле, как спиртной призрак, разливал по мискам воду, и товарищи опасались, как бы ни пролил. Он всегда разливал, а они всегда опасались: это у них уже вошло в ранг ритуала.

Вдруг произошло то, что заставило Игорька впервые в жизни пролить воду на коленки доктору Барсуку. Внезапно сквозь толстые доски заколоченного окна ударил в его залитые глазки яркий белый свет, который враз затмил дрожащее пламя очага. Ошпаренный доктор Барсук плаксиво ойкнул, выронил миску, разбросав краденую вермишель по полу, и хотел ринуться в драку, ведь Игорёк лишил его еды, залил водой и обжёг. Но вдруг внизу, на первом этаже, где никто не жил, послышался страшный треск отдираемых досок. Впервые за годы к ним кто-то рьяно ломился.

Котик тоже выронил миску и вывернул свой ужин по соседству с ужином Барсука. Он панически, до обморока боялся милиции, подумал, что ломится именно она, милиция, и тут же хлопнулся в обморок, распластав костлявое тело по грязному полу. Игорёк зарылся в груду тулупов и там дрожал, а доктор Барсук, который испугался не меньше Котика, бестолково и бесновато метался из одного угла в другой, не зная, куда ему забиться. На лестнице слышались тяжёлые шаги и солидное сопение: некто поднимался сюда наверх, прямо к ним. Он там не один, этот некто, их много, и они…

С треском сокрушив несчастную дырявую дверцу, некто носорогом вломился в скромную обитель трёх бомжей. Первый некто, двигая широченными плечами в мистическом свете луны, который сразу же просочился через опустевший дверной проём, казался верволком. Они несокрушимо вдвинулись, их было пятеро, и они устремились прямо к доктору Барсуку, загоняя его всё дальше, в угол. Одеты все были в чёрные кожаные куртки, в чёрные брюки и чёрные маски. Они выхватили Барсука из угла и куда-то его потащили. Притащили к машине, которая так же была чёрного цвета. Один некто откинул крышку багажника, остальные зашвырнули в тёмное механическое чрево барахтающегося доктора Барсука, и всё, крышка с лязгом захлопнулась над его несчастной головой. Всё, он отпрыгался, отбегался, его продадут на органы в далёкие чужие эмираты…

Место действия — таинственный бункер. Дата и время — так вам и сказали, когда это было!

Теплицкий похохатывал с видом победителя: нужная ему команда учёных вновь была в полном составе. Миркин водворён в бункер, и доктор Барсук водворён в бункер, и им волей-неволей придётся включить «брахмаширас». Освобождённый от зловонных рыбных «доспехов», Миркин был переодет в белый халат учёного, то же самое было насильно натянуто и на Барсука, заменив его обмотки, кишащие блохами. И как это учёный с докторской степенью мог быть таким блохастым?? Как помойная собака, ей-богу!

Миркин ещё что-то там гундосил про рыбу под собственный нос, но это уже было никому не интересно: он вернётся к рыбе, как только Теплицкий его туда водворит.

Доктор Барсук выступал в роли жестоко обиженного. Он ходил с кислейшей миной, от которой даже фарфоровые зубы сводило жестокой оскоминой, счищал с белоснежного рукава нового халата несуществующие пылинки и заунывно ныл:

— Совсем не обязательно было швырять меня в багажник! Можно было бы просто сказать: «Доктор Ба́рсук, проедемте с нами»!

— Доктор Барсу́к, проедемте с нами! — ехидно передразнил Теплицкий, прохаживаясь перед ними царём. — Всё, инцидент исчерпан, вопрос закрыт! Проехали? Проехали! — он остановился напротив чужого гордого герба, который уже всерьёз подумывал присвоить себе. — Вы обязаны запустить «брахмаширас»!

Теплицкий отодвинулся в сторонку и широким жестом показал учёным их работу: колоссальную машину, «присевшую» посреди просторного помещения бункера на страшных «лапах».

— Не Барсу́к, а Ба́рсук, от слова «барс», — оскорблённо поправил доктор Ба́рсук, но его, естественно, никто не слушал. Тоже мне, рюкзак с ушами, влезает тут со своими сентенциями, когда говорит король Теплицкий!

— Брахмаширас? — удивлённо переспросил Миркин. — А чего ты решил, что оно так называется?

— Это не я решил! — фыркнул Теплицкий, застопорившись под исполинской металлической «коленкой», что возвышалась на два его роста. — Это дундук Иванков мне кукарекнул, что эта балда так называется! Вы с Барсуко́м должны будете как можно быстрее его запустить! Я хочу видеть, что он делает и знать, для чего он нужен!

— Не с Барсуко́м, а с Ба́рсуком! — опять поправил доктор Ба́рсук, насупившись, как настоящий барсу́к. — Сколько вам ещё повторять, что моя благородная фамилия происходит от слова «барс»?! Я, между прочим, дворянского рода! Я — князь, понимаете ли!

— Князь бомжей, — уточнил Теплицкий. — За работу, пока оба не вскакали «на рыбку»! — подогнал обоих учёных Теплицкий, объяснившись на блатном жаргоне и имея в виду свой любимый рыбозавод.

Глава 8 «Включаешь — не работает!»

Профессор Миркин и доктор Барсук изучали «брахмаширас» уже целую неделю. Теплицкий сидел тут же, с ними, хотя они и отгоняли его, стращая неведомыми опасностями.

Теплицкий расположился в чужом кресле, опёр свою спину на его высоченную спинку и от нечего делать теребил руками кисти, засаливая их. На кривоногом столике хаотично развалились копии перевода, который сотворил переводчик Иванков, переработав содержание тетради, что раньше принадлежала некому «Номмо». Теплицкий переворошил всё это уже не первый десяток раз, перечитал, разглядел все рисунки, с которых Иванков предусмотрительно снял ксерокопии. Теплицкий не понимал значения рисунков, потому что не знал, что такое «тригон великих перемещений» и не знал, сколько сопутствующих звёзд есть у Сириуса.

— Вот что, Теплицкий, — это Миркин вдруг оторвался от работы и решил перекусить батоном. — Я бы на твоём месте особо не обольщался насчёт этой тетрадки, — он куснул батон и кивнул на хаос ксерокопий. — Она вполне может быть подделкой. Я тоже это прочитал, хотел выудить тут рациональное зерно, однако не нашёл его… — сжимая в правой руке батон, чтобы никто не дай бог не отобрал его, Миркин порылся в груде принтерной бумаги и вытащил одну бумаженцию, где нарисовали когда-то нечто схожее с орбитой. — Тут написано про Сириус С — это красный карлик, астросинхронный спутник Сириуса.

Доктор Барсук в это время с сосредоточенным видом передвигал рычаги, приделанные к приборному щитку чудовищного «брахмашираса», не получал от этого никакого толку и недоуменно скрёб макушку, делая пометки в захватанном драном блокнотике.

— Какой? — Теплицкий спрыгнул с кресла, бросив засаленную кисть, выхватил у Миркина бумажку, смяв её в кулаке и начал искать на ней тот самый диковинный спутник.

— Астросинхронный, — невозмутимо повторил Миркин, догрызая батон. — Это значит, что он вращается синхронно с Сириусом А. Тут очень красочно описано, как автор наблюдал за ним через сверхтолстую линзу с шестиугольной решёткой…

— Ну и что? — не понимал Теплицкий, оторвавшись от бумажки и наблюдая за доктором Барсуком, как тот щёлкает пальцем по зелёной лампочке.

— А то, что сверхтолстую линзу с шестиугольной решёткой изобрели в одна тысяча девятьсот семьдесят пятом году, — Миркин не говорил, а вколачивал, ещё и хлопал ладонью по поцарапанной столешнице кривоногого столика. — Сириус С открыли вообще, двадцать лет спустя, а тут дата — сорок первый год! Сорок первый, когда о подобных вещах никто и думать не мог! — он яростно грыз батон, как проголодавшийся клыкастый тигр грыз бы диетическую антилопу.

— Ну и что? — Теплицкий швырнул бумажку на кипу других бумажек, но она не удержалась и свалилась на пол. — Ты хочешь сказать, что тетрадка поддельная, да? Ну, и кто же тогда её засунул в запечатанный бункер? Ну-ка, просвети, умник!

— Не знаю, — сдался Миркин, доев батон, но, не наевшись: мозгам нужно мясо. — Да и вообще, тут, в тетрадке твоей нет ни слова о том, на каком принципе работает эта машина.

— А ты тогда зачем? — огрызнулся Теплицкий и опять упал в кресло, закинул ногу на ногу. — Я буду сидеть тут до тех пор, пока ты и твой Барсу́к не включите «брахмаширас»!

— Ба́рсук! — крикнул из «кабины» странного прибора доктор Барсук, который жал там на какие-то кнопки — какой у него однако хороший слух! — Не забывайте: от слова «барс»!

— Как вы мне надоели! — Теплицкий не любил ждать, а ждать ему приходилось слишком долго, чтобы остаться спокойным. Он подпрыгнул с кресла, широкими шагами проследовал к копошащемуся у «брахмашираса» Барсуку и схватил доктора за шиворот.

— Ну, разобрался? — вопросил он, подтащив сопротивляющегося и болтающего конечностями Барсука поближе к своим глазам.

— Понимаете, — Барсук отстранился, поправив смятый воротник, радуясь, что сумасшедший Теплицкий его не порвал. — Это не так-то просто. Разобрать его мы не смогли, да и не стали бы, потому что он остаётся к чему-то подключенным…

— Так выдерните его из розетки! — взорвался Теплицкий и в сердцах поддал ногой по сверкающей металлической «лапе», которая изогнулась над его головой, впилась в пол громадными когтями, продырявив ими бетон. Конечно, пинок Теплицкого оказался слишком слабым для того, чтобы подвинуть эту «лапу» и на миллиметр — она была очень тяжёлой и жёсткой. Теплицкий только ударил ногу и испортил туфлю: после удара о неизвестный металл крокодиловая носатая «лодочка» разинула пасть, как настоящий крокодил.

— Ухь, блин! Чёрт бы вас побрал! — рассердился Теплицкий, стащив туфлю и пытаясь зажать её утыканную гвоздиками «пасть» руками. — Это были мои лучшие туфли!

— Не надо было их сюда надевать, — тихо, чтобы не быть услышанным, пробурчал Барсук и сделал шаг назад, дабы обезопасить себя от очередного гневного выпада бесноватого Теплицкого. — Надвинул бы кроссовки, ленивый сурок…

— Зря я вас выковыривал! Сидели бы в ваших дырах вечно, от вас никакой пользы — один вред! Сколько денег, сколько денег!.. — Теплицкий фыркал паровозом и скакал на одной ножке, держа пострадавшую туфлю правой рукой, а левой балансируя, чтобы не бухнуться и не навернуться о «брахмаширас» головой. В свете современного белесого прожектора он порождал на стенке с гербом жутковатую тень, похожую на сказочного лешака. Тень скакала и бесновалась, как настоящий лешак, повторяя хаотичные движения Теплицкого, который всё больше терял равновесие и кренился вправо.

Барсук отошёл ещё дальше: не желал, чтобы Теплицкий на него увалился.

— Но не всё так беспросветно, — это подошёл Миркин, подхватил Теплицкого под руку, вернув ему утраченное равновесие. Теплицкий встал и на вторую ногу, засунутую в красный носок, до половины стянутый, свисающий с пальцев как какой-то хвостик.

— Да? — осведомился он, поставив туфлю на выступ в корпусе «брахмашираса». — Ты знаешь, как его включить?

— Сюда нельзя ничего ставить! — Миркин убрал туфлю с прибора и сунул её в руки Теплицкого. — Это — раз. А два — я изучил конструктивные особенности этой машины и пришёл к любопытному выводу…

— И к какому же? — Теплицкий натянул на ногу искалеченную туфлю, проковылял в ней под изогнутой лапой к «кабине» и забрался в неё, установившись напротив рычага, который он всегда хотел нажать.

— «Брахмаширас» мог ходить! — просиял Миркин, легонько похлопав ладонью машину по блестящему корпусу.

— Да? — выдохнул Теплицкий и на радостях случайно навалился животом на тот самый рычаг. Однако рычаг оказался заблокирован и не сдвинулся с места.

— Именно! — авторитетно подтвердил Миркин, выпрямившись, похожий на Юлия Цезаря, который только что завоевал Элладу. — Естественно, эти «ноги» выглядят странно. Я понимаю, что для человека привычнее видеть машину с колёсами. Внедорожник вам покажется более удобным, однако, судя по расположению вот этих вот, «ног», «брахмаширас» обладал прекрасными ходовыми качествами и мог перемещаться по бездорожью куда лучше, чем любой танк того времени. К тому же, его конструктор очень грамотно рассчитал центр тяжести — перекосить и повалить этот «брахмаширас» практически невозможно!

— Его не могли сделать в сороковых! — влез Барсук, который напрочь отметал всякие предположения Миркина насчёт того, что «брахмаширас» является изобретением нацистов. — Я что-то нигде не видел, чтобы у кого-нибудь в сороковых были такие гаджеты! Это какой-то проект спецслужб, — он подошёл к Теплицкому вплотную и маячил перед его носом назойливой мухой. — И я советую вам, Алексей Михайлович, закрыть всё это так, как оно было, положить тетрадь туда, где она лежала, вернуть всё золото, которое вы забрали из сейфа, и убраться отсюда, пока нас всех не прихлопнули, как мух!

— Параноик… — буркнул Миркин, который знал, что все спецслужбы давным-давно в кармане у Теплицкого.

Золото из ненадёжного шкафа уже перекочевала в ячейку банковского сейфа. Теплицкий вложил его под проценты годовых и не расстался с ним бы уже ни за что, потому что пришлось бы отстегнуть банку неустойку.

— Барсу́к! — рубанул Теплицкий, и Барсук получил подзатыльник. — Вы демагог, и я был прав, что вы — дундук! Миркин почти разобрался в устройстве моего «брахмашираса», и скоро включит его для меня, а вы только тормозите! Ещё одно слово и отправитесь на мой рыбозавод вместо Миркина!

— Тьфу ты, чёрт! — плюнул Барсук, который не выносил ни рыбы, ни её запаха до такой степени, что даже не ел ни одного блюда из рыбы. Он бы умер, попади в разделочный цех, где отбывал каторжное наказание профессор Миркин. — Этого ещё не хватало! И к тому же, я — Ба́рсук!

Теплицкий его не слушал, а вернее — не слышал. Он представлял себя, выезжающим из гаража не на «Кадиллаке», не на «Бентли» и не на «Хаммере», а на «брахмаширасе». Он даже слышал, как лязгают его ноги, передвигаясь по асфальту, как орут и разбегаются перепуганные коты, как шумит ветер, который обдувает лицо при быстром движении. А он, гордый, едет на самой эксклюзивной в мире «тачке» и смотрит сверху вниз на других олигархов, которые ему завидуют, потому что у них такой «тачки» отродясь не бывало. На таком «джипе» можно и глубокую лужу перепрыгнуть, как каплю — такие высоченные у него «ноги». Вода никогда не зальётся в его радиатор — не достанет, тут нужно в море погрузить. Можно пройтись по любому газону, по грязюке, через лес на шашлыки… Можно сидеть посреди озера и удить самую крупную рыбу, которая не подплывает к берегу… Чёрт знает, что ещё можно делать, стоит лишь включить её!..

Но Миркин не может — они с Барсуком уже неделю бьются, а на какой рычаг надо нажать — не знают. Жмут-жмут, а в ответ получают только «клац!»… Теплицкий от природы был генератором сумасшедших идей. Сейчас, горя желанием заполучить в свою власть «брахмаширас», он измыслил самую сумасшедшую из сумасшедших идей. Она свалилась на него с неба, словно градина со страусиное яйцо. Теплицкий едва не оглох, когда его ум поймал такую отличнейшую мысль!

— Миркин! — позвал он профессора, забыв про покалеченную туфлю.

— Что? — Миркин оторвался от пугающе пухлой тетради, переполненной его собственными расчётами, и приблизился, затыкая за ухо дешёвую пластмассовую ручку.

— Вот что, Миркин, — начал Теплицкий, прохаживаясь около «брахмашираса», который вскоре станет украшением его гаража. — Барсу́к останется тут и будет дальше пытаться включить «брахмаширас», а ты — хватаешь дундука Иванкова, и вы делаете вот, что. Узнайте всё об изобретателе этой штуковины: кто он, когда и где жил, в общем, всё! Сидите в архивах, копайте И-нет. Денег не пожалею, только разыщите мне этого «Винни»…

— Номмо, — поправил Миркин.

— Ну, да, — согласился Теплицкий. — Вперёд!

Сумасшедшая идея заключалась вот, в чём. Теплицкий вспомнил про проект с машиной времени. Миркин с Иванковым узнают всё об изобретателе, потом Миркин починит эти свои «флипперы» и перенесёт изобретателя сюда, в двадцать первый век для того, чтобы тот включил для Теплицкого «брахмаширас»! Доктор Барсук что-то там бухтел насчёт гибели человека в коридоре переброса?! Начихать! Пускай не бухтит, а построит такой коридор, в котором бы человек не клеил ласты, а переносился и после посадки мог ходить! На то он и доктор! Вот он, выход из положения: раз Миркин не может включить «брахмаширас» — сможет тот, кто его построил!

Глава 9 Миркин и Иванков дышат клопами

Профессор Миркин и переводчик Иванков дышали клопами. А точнее — сидели в архиве города Докучаевска и выясняли правду о том, какие именно немцы стояли в городе с сорок первого по сорок третий год, в то время, когда писалась найденная в бункере тетрадь. Иванков и Миркин сошлись во мнениях, что «брахмаширас» изваял немецкий изобретатель: записи в тетради были сделаны по-латыни и по-немецки — и ни слова по-русски. Докучаевский архив переживал не лучшие времена: его запёрли в здание, которое абсолютно не годилось для хранения бумаг. Старое, довоенное, оно служило когда-то клубом, потом — выросло в театр. Когда город был оккупирован — немцы переделали его в комендатуру. Когда немцев вышибли — комендатура вернула статус театра и держала его до шестидесятого года, пока не построили новый театр — побольше. С тех пор и перенесли сюда архив.

Теплицкий проплатил своим «эмиссарам» доступ к самым ценным бумагам времён войны — пришлось выложить на бочку солидную сумму. Когда речь шла о сенсациях — Теплицкий становился щедрым, как Гарун Аль-Рашид, рассыпал золото и золотил всех, кто бы мог помочь приблизиться к этим сенсациям хотя бы на йоту. Растолстевшая от гиподинамии и сладких конфеток директриса по имени Поэма Марковна долго крутила носом в своём пропахшем мышами кабинете, шелестела неприлично цветастым платьем, перемещаясь от тяжёлого дубового стола к серому немытому окну и назад. Но, задобренная щедрым вознаграждением, она согласилась открыть доступ к тем бумагам, которые десятилетиями были закрыты в сейфах.

День первый.

Миркин и Иванков как раз сидели около этих сейфов, которые на поверку оказались обычными деревянными стеллажами, задвинутыми в пыльную и очень жаркую комнату, которая из-за обилия этих стеллажей казалась чрезвычайно тесной. В воздухе удушливо витала повышенная влажность и запахи пищи, потому что прямо над этой заветной комнатой помещался буфет, где коротала свою жизнь Поэма Марковна. Иванков сидел на табурете у одного из стеллажей и что-то там разыскивал среди пожелтевших бумажек, а Миркин — поместился за единственным колченогим столиком под настольной лампой и занимался тем, что выписывал фамилии эсэсовских командиров, которых расстреляли красноармейцы после взятия города. Работа была не по его профилю: Миркин являлся физиком и механиком, а историческими знаниями не блистал. Перед Миркиным раскинулась россыпь карточек, в которые и заносили этих расстрелянных командиров, по верхней карточке зигзагами ползал клоп.

Переводчик Иванков бойко читал по-немецки и сразу переводил прочитанное на русский язык. Он сильно вспотел от духоты, обтирал семь пядей своего лба обширным синим платком. Потом он стащил с себя рубашку и остался в одной маечке. Клопы почуяли свеженькую добычу, напали, как татары, и кусались поедом, заставляя чесаться. Миркин исчесал себе все бока и даже психовал, отчего писал огромными корявыми буквами. Иванков тоже психовал, чертыхался и изминал бумаги. Они бы ушли отсюда на все четыре стороны, если бы не Теплицкий, который угрожает своим рыбозаводом.

Ничего путного пока не находилось. Иванков всё выуживал какие-то отчёты зондеркоманд про расстрелянных партизан и сожжённые деревни. Отчётов было неприлично много, вон, гора какая навалена на столе у Миркина! Миркин двигает её от себя подальше, потому что все бумаги очень пыльные, а Иванков приносит ещё!

— Эх, кондиционер бы! — мечтательно вздохнул Иванков, исследуя очередной подобный отчёт, который для Миркина не нёс никакой информации.

«Ага, размечтался!» — саркастически подумал Миркин, а вслух сказал:

— Бесполезно тут рыться! Так и напишут они вам про «брахмаширас»!

— Надо уметь ворошить историю! — возразил Иванков и смахнул со своего плеча клопа. — Я вот тут читаю отчёты зондеркоманд, вот, до середины марта сорок третьего года такие попадаются… И вижу, что партизан расстреливали очень редко — в основном их сажали на кол.

— Ну и что? — вообще говоря, Миркин совсем не интересовался тем, каким образом казнили партизан. Ему больше нравилась теория относительности.

— Очень эксклюзивный способ казни, как для фашистов — заметил Иванков, ёрзая на своей зелёной табуретке с бумагой в руках. — Обычно, они просто стреляли и бросали в ров. Они не любили изыски, потому что были очень суеверны. А тут… Это наводит на мысль, что тут сидел какой-то фанатик, который в сорок третьем году, очевидно, погиб. А фанатики, обычно, хорошо засвечены. Скорее всего, это какой-нибудь местный комендант. Надо искать поусерднее. Мне кажется, мы что-нибудь да найдём!

Потный Миркин кивал и мечтал принять душ. Клопы донимали до такой степени, что хотелось вскочить и убежать. Миркин уже так делал раза четыре — гулял по коридорам, сталкиваясь иногда с пожилой Поэмой Марковной. Поэма Марковна обычно шла в буфет или из буфета. Видя, как Миркин, весь в клопах, ошалело проносится мимо неё, она бросала ему вслед такой взгляд, который говорил: «Обалдел совсем!».

День пятый.

— Послушайте, Миркин, — подал голос переводчик Иванков, раскопав в груде бумаг одну. — Вот тут, любопытный факт…

— Где? — оживился угорающий Миркин, стряхнув с уха противного красного клопа.

— А вот, смотрите, — Иванков поднялся с табурета и подошёл к Миркину, переступая через некие ящики, которые загромоздили весь пол, затянутый старинным линолеумом.

Переводчик подставил под нос Миркина очередную бумажечку, от которых того уже тошнило, и ткнул коротким пальцем в одну строчку, которую когда-то каллиграфически вывели по-русски сиреневыми чернилами.

— «Комендант города майор Макс Фогель взят в плен…», — гнусаво прочитал Миркин то, что показал ему Иванков. — Ну и что? — не понял он. — Вы, всё же, думаете, что «брахмаширас» Теплицкого изобрёл комендант?

— Нет-нет, — покачал головой Иванков и тут же заметил, что на его носу обосновался клоп. — Тьфу ты, чёрт! — фыркнул он, размазав букашку. — Достали!

— А? — удивился Миркин, случайно сделав в своей тетради помарку в виде длиннющего хвоста у буквы «Л».

— Клоп, — пояснил Иванков и тут же вернулся к коменданту Фогелю, имя которого он извлёк из недр бумажной истории. — Понимаете, Миркин, вот тут сказано, что Фогель стал комендантом в начале сорок второго, в феврале, а город был взят немцами ещё в сорок первом, в сентябре сорок первого.

— Ну и что? — Миркин никак не мог понять, причём тут комендант к «брахмаширасу». Слушая Иванкова, он не заметил, как вместо фамилии очередного командира нацарапал у себя в тетради короткое слово «Клоп».

— Я тут порылся, — с этими словами Иванков вывернул перед Миркиным завал бумаг — печатных и рукописных, от чего Миркину поплохело ещё больше. — И нашёл любопытный факт, вот.

Очередная бумажка, которая легла у носа Миркина, оказалась каким-то письмом, а вернее, запиской, нацарапанной толстым химическим карандашом на закопченном клочке бумаги. Понятно было далеко не всё: почерк очень неразборчивый, корявый, буквы прыгали, как… клопы. Писал какой-то сержант по имени Дмитрий, и записка адресовалась некой Маше. А писал он что-то страшное, от чего на голове Миркина шевелились и седели волосы. «Наш корпус разбит, наши танки сгорели все сразу… У немцев есть что-то, но это не танк, не самолёт… Машина на ногах… одним выстрелом уничтожила все танки… Они рассыпались… Осталась одна надежда — на танки Беляева. Они далеко… Не успеют… Она идёт сюда…». Всё, дальше Миркин прочесть не смог, потому что записка обгорела. Но ясно одно: Иванков не ошибся, «брахмаширас» был оружием. Лучше до конца дней своих чистить рыбу на рыбозаводе, чем подарить бесноватому Теплицкому такую смертоносную игрушку. Если она одним выстрелом стёрла весь танковый корпус… Миркин на минуту представил себе, как Теплицкий выезжает из своего гаража не на «Бентли», не на «Хаммере», а на «брахмаширасе», который идёт, выворачивая своими когтями куски асфальта, и с одного выстрела сносит дома, которые, по сумасбродному мнению Теплицкого, мешают проехать… Море крови, горы трупов, дикие крики… Кошмар! Да по сравнению с Теплицким на «брахмаширасе», любой фашист — котёнок.

Миркин решил отговорить Теплицкого от идеи включить «брахмаширас», потому что это так же опасно, как взрывать в аквапарке водородные бомбы. Если герой Арджуна ЧУТЬ не разбил Землю, когда применил «Брахмаширас» — то безбашенный Теплицкий точно разобьёт…

— Ну, что вы скажете? — осведомился Иванков, вырвав Миркина из омута невесёлых дум, куда тот успел погрузиться с покрышкой. Миркин даже прозевал тот счастливый миг, когда у него на лбу пристроился стотысячный по счёту клоп и пребольно угрызнул, паразит.

— Паразит! — выплюнул Миркин, размазывая клопа. — Блин…

— Кто — паразит? — не понял Иванков, и глаза у него, кажется, выползли на лоб. Он подумал, что профессор Миркин решил ему нахамить.

— Клоп, — прогудел Миркин. — Их тут целый гугол.

— А, — протянул Иванков, вытирая литры пота. — Так что вы думаете по поводу письма?

— Теплицкий сошёл с ума, — проворчал Миркин. — Если он включит «брахмаширас» — тут от всего шмяк останется…

— Я рыбу не люблю! — фыркнул Иванков и шваркнул пред лицом Миркина какую-то увесистую книгу.

— Что это? — Миркина перепугали размеры, он совсем не хотел перечитывать все эти гигабайты, которые содержал сей фолиант.

— Дневник Фогеля, — пояснил Иванков, пристраиваясь за столом около Миркина. — Я его ещё раньше нашёл, но отложил, пока не узнал, что Фогель был тут комендантом. Написано по-немецки, но я переведу.

Переводчик Иванков обнаружил толстенный дневник немецкого коменданта следующим образом: пробирался к очередному стеллажу и обо что-то споткнулся. Он едва не упал, а когда удержал равновесие и посмотрел под ноги — увидел нечто, завёрнутое в тряпку красного цвета с зелёными цветочками. Иванкову стало интересно, что же это такое завернули. Он наклонился, подобрал свёрток, удалил цветастую тряпку и сбросил её на пол. Из-под тряпки, панически мотая лапками, ускакала крупная мышь. Иванков чертыхнулся, не ожидав увидеть это серое животное. Отогнав его подальше — переводчик не питал нежных чувств к мышам — Иванков посмотрел на свою находку. Тетрадью данный фолиант назвать было трудновато: слишком толста. Скажем так: большой блокнот. Иванков его раскрыл и увидел на первой странице вот, что: специальными уголками прикреплена фотография — чёрно-белая, кое-где затёкшая жёлтыми разводами и с датой внизу: «1942». В далёком сорок втором году неизвестный фотограф запечатлел на фоне грузного танка «Панцер II» четырёх человек, одетых в военную форму. Иванков заметил на фотографии что-то странное, какую-то дисгармонию, что ли? Присмотревшись, переводчик понял, в чём дело: один из этих четверых человек явно красовался посередине, а трое других словно бы забивались по углам. Человек слева, чьё левое плечо не попало в кадр больше чем наполовину, был обведен в кружок выцветшими чернилами и подписан: «Das bin Ich». Человек справа, который словно бы смотрел снизу вверх, был обозначен так: «Schultz». Остальные двое никакой подписи, к сожалению Иванкова, не имели, из-за чего вошли в историю безымянными. Внизу страницы было аккуратно нацарапано: «Major Max Vogel». На другой странице крупными буквами вывели: «Tagebuch». Иванков поглазел на фотографию, подумал, что очевидно «Das bin Ich» и есть «Major Max Vogel», и… отложил дневник на полку до лучших времён.

А теперь, когда нашлась бумаженция, где значилось, что этот самый Фогель служил в Докучаевске комендантом — переводчик Иванков хватился дневника и выложил его Миркину.

— Ну и накатал… — пробурчал Миркин, отодвигая в сторону засиженные клопами карточки. — Охота же было!

— Предлагаю забрать его и показать Теплицкому, — сказал Иванков, листая жёлтые от времени страницы дневника, испещрённые мелким почерком офисного бюрократа. — Он прямо здесь считал потери среди солдат и техники, — Иванков водил пальцем по каллиграфическим строчкам, которые не понимал Миркин.

Миркин только чихал от пыли, которая клубами вылетала, когда Иванков листал.

— Будьте здоровы, — вежливо произнёс Иванков, не переставая листать и поднимать пыль. — Скорее всего, Фогель был по гороскопу Девой…

— Это ещё почему? — удивился Миркин, который меньше всего верил в эзотерику, предпочитая ей прагматичные физические формулы.

— Он был жутко педантичен, — пояснил Иванков, прочитывая записи немецкого коменданта, который когда-то сидел там же, где сейчас сидит Миркин. — Записывал количество потраченных патронов. Среди немцев такое часто встречалось, особенно когда Красная армия начала их теснить. Им не хватало запасов, поэтому они считали каждую крошку в надежде продержаться.

— В этом дневнике есть что-либо про «брахмаширас»? — осведомился Миркин, которому ничего уже было не интересно из-за жары, клопов и голода. Да, голод был силён, как лев, он безжалостно грыз — хуже клопов — и подводил кишки и желудок вверх, ближе к пищеводу. Миркин хотел выйти из проклятого душного архива, покинуть всех клопов и всех немцев, и что-нибудь схомячить — хотя бы чёрствую краюху чёрного хлеба.

— Сейчас, должно быть, — надеялся Иванков, поднимая удушливую пыль. — Фогель стоял как раз в Докучаевске, в то же время, когда «брахмаширас» должен был работать… Кстати, тогда Докучаевска не было ещё, а был городской посёлок Еленовские Карьеры, но это не суть важно, поэтому я не буду забивать вам голову…

— Считаете, что Фогель был вашим «фанатиком»? — уныло осведомился Миркин, которому до всего этого не было никакого дела.

— Нет, не думаю, — отказался от Фогеля переводчик Иванков. — Его не расстреляли, а просто отвезли в лагерь для военнопленных, значит, он ничего такого и не сотворил. Меня беспокоит вот этот субъект на фото, в центре. Видите, как все остальные от него отодвинулись?

«Хоть бы поскорее это закончилось», — думал Миркин, следя глазами за перемещением клопов по потолку. Вот ползут, сейчас услышат их с Иванковым дыхание и начнут отваливаться на голову, как бомбы…

— Стоп! — внезапно пискнул Иванков и застопорил свой указательный палец на одной из пыльнющих страниц. — Тут, внимание, читаю! — проревел он, словно бы объявлял старт Летней олимпиады. — Слушайте!

Миркин стал слушать: а что ещё ему делать? Барсуку повезло: сидит в прохладном бункере, без клопов, работает с «брахмаширасом», ест, когда хочет… А он?

— Вот, число: пятое марта сорок третьего года, — читал между тем Иванков, который, казалось, совсем не хотел есть. — Он пишет… — переводчик надвинул на нос очки, водил по строчкам пальцем, скрупулёзно считывая каждую буковку, перерабатывая её в своём мозгу, превращая немецкий текст в русский — для Миркина. — Вот тут: «Время десять часов шесть минут. Налетела красная авиация. Я побежал в убежище: они начали бомбить. Я молюсь, потому что вокруг меня дрожит земля. Внезапно красная авиация прекратила бомбить. Земля дрожит до сих пор: самолёты русских падают вниз. Я знаю, что это группенфюрер применил вундерваффе».

Миркин засыпал от жары и заснул бы, если бы его не будили клопы. Однако сообщение, сделанное этим весьма скаредным чудаком Фогелем целых шестьдесят восемь лет назад взбудоражило его настолько, что он даже проснулся и встрепенулся. «Самолёты падают вниз» — написал Фогель, «Машина на ногах уничтожила все танки с одного выстрела…» — писал некой Маше неизвестный солдат. Кажется, «брахмаширас» — это что-то атомное… хотя счётчик Гейгера, принесенный Барсуком, около него молчал…

— Вот что, — Иванков перегнулся через стол и схватил фотографию коменданта Фогеля из-под локтя Миркина. — Мне тоже кажется, что нам с вами удалось выделить человека, который имел прямое отношение к этому дурацкому «брахмаширасу». Вот он, — Иванков взял шариковую ручку Миркина и жирным кругом ограничил от остальных того субъекта, который гордо высился в середине фотографии, распихав остальных по углам. — Скорее всего, этот голубчик и являлся у них группенфюрером. Смотрите, Миркин, как он стоит?

— Как Теплицкий, — пробормотал Миркин, мечтая о кондиционере и холодном пиве. — Выпендривается точно так же…

— Вот именно, — согласился Иванков, постукивая колпачком от ручки по донельзя самовлюблённому лицу этого «группенфюрера», который стоял, гордо подбоченившись, и к тому же — улыбался, как какой-нибудь Том Круз. — Найти самого изобретателя мы не сможем, как бы ни пыжились: немцы секретили такие вещи, как черти. Но насколько я понял — этот человек знал, как включить «брахмаширас». Думаю, Теплицкий выпустит вас отсюда, если вы принесёте ему информацию про него.

— А вы? — удивился Миркин, единственным желанием которого сейчас было вскочить и сбежать куда подальше от мерзопакостных клопов, которые своей наглостью были хуже, чем те фашисты.

Иванков вздохнул так уныло, что Миркину показалось, будто бы переводчик собирается отбросить в духоте архива коньки, или склеить ласты.

— Мне тоже надоело тут сидеть, мне бы пепси-колы… — угрюмо проворчал Иванков, нервно листая дневник коменданта. — Однако наш с вами знакомец Теплицкий навесил на меня ещё и герб. Я должен выяснить, кому он принадлежит, а если не выясню — неуч Теплицкий объявит его своим.

День энный.

Профессор Миркин и переводчик Иванков продолжали дышать клопами. Надеясь на скорое освобождение, Миркин рьяно выискивал хоть что-нибудь о гордом человеке с фотографии Фогеля, а Иванков, нагруженный гербом — посылал разнообразные запросы в какие-то исторические университеты, в центры геральдики, даже за границу. Посылал по Интернету, притащив свой ноутбук, потому что в Докучаевском архиве компьютера и в помине не бывало. Он ещё на прошлой неделе посылал запросы в Донецк и в Киев, но Донецк и Киев не знали, чей герб висит на стене бункера, который Теплицкий уже успел именовать в свою честь. Сейчас очередь дошла до Москвы и Санкт-Петербурга. Если и там выйдет пробой — Иванков дойдёт до Берлинского университета.

У Миркина дела шли не лучше: он не нашёл ничего про группенфюрера. Только фотографию и запись о том, что сей тип умел стрелять из «брахмашираса». Всё. Архив молчал. Говорили лишь клопы, и их слово звучало так: «ЕДА!». Миркин был весь искусан, на местах укусов зудели волдыри. В который раз он не усидел на месте, швырнул всё, что читал, под стол и выскочил в сравнительно прохладный коридор прочь от клопов, духоты и Иванкова, который, не замолкая, бубнит себе под нос какую-то монотонную скучную песню. В коридоре было тихо, но нестерпимо пахло печёным, от чего у Миркина образовался град слюней, а желудок урчанием напомнил: «Вы, господин, не завтракали и не обедали, а если вы ещё и не поужинаете — я подарю вам, сэр, гастрит». Миркин добрался до лестницы и поднялся наверх, к буфету, желая купить там хотя бы, какой пирожок. В буфете работала буфетчица Лиля — ей можно дать лет двадцать пять. Она всегда всем улыбается, носит яркие блузки и рыжие волосы — ясно, что хочет изыскать супруга. Однако для этой цели ей бы не красить кукольные глазки, а сбросить килограмм двадцать — тогда у неё будет больше шансов на успех в этом нелёгком мероприятии.

Лиля протирала витрину, где возлежали аппетитные пирожки. Она сама не раз запускала в эту самую витрину белу рученьку, унизанную колечками, и выхватывала пирожочек-другой. Сейчас — тоже, вытирая тряпочкой витринное стекло, она как бы, невзначай, откинула заслонку из прозрачной пластмассы и ухватила за румяный бочок жареный пирожок со сгущёнкой. Смачно откусив от него половинку, она продолжила работу, мурлыча под курносый напудренный носик:

— А на море белый песок…

Лиля в буфете была не одна: за одним из столиков пристроила свои телеса постоянная клиентка — Поэма Марковна. Директриса, колышась, откусывала малюсенькие кусочки от слоёного кремового пирожного и запивала его горячим шоколадом. А напротив неё сидела незнакомая Миркину старушка. Невысокая, худенькая такая старушка, одетая в халатик мелким цветочком, с косыночкой на голове, в очках и с палочкой. Зачем ей было сюда приходить — известно одному богу, сколько ей лет — то же самое, только бог мог бы сказать. Однако старушка оказалась проворной. Она заметила, как Миркин подползает к прилавку, как покупает у Лили целых четыре пирожка, как собирается уползти… и зачем-то подозвала его, бодро махнув старческой рукой:

— Сынок, иди-ка сюда! — старушка шамкала, потому что давно потеряла зубы.

Миркин пожал плечами, но подошёл и топтался в нерешительности, не садясь за столик.

— Садись, садись, сынок! — настояла старушка, а Поэма Марковна доела пирожное, заглотнула порядочный глоток горячего шоколада и уставилась на Миркина своими свинячьими глазками.

Миркин ещё немного потоптался, но сел на свободный стул, не подозревая, зачем его пригласили в такую странную компанию.

— Мне восемьдесят шестой годок уж пошёл, сынок, — прошамкала старушка, которая ничего не ела, очевидно, из-за того, что её желудок переваривал лишь мягкие кашки. — Я много чего на белом свете повидала, почитай втрижды больше тебя прожила.

Она собралась продолжить странный свой рассказ, но помешала Поэма Марковна. Директрисе кто-то позвонил на мобильный телефон, вызвав тем самым неприятную трель. Трель раздалась у неё из сумочки, и директриса, поспешно извинившись, вспорхнула и выскользнула из буфета в коридор — поговорить.

— Звать меня Оксаной Егоровной, — едва директриса скрылась из виду — старушка вновь подала голос.

— Владимир… Миркин… — неуверенно представился Миркин, чувствуя себя в абсолютно чужой и даже чуждой тарелке, оставшись наедине со странной старушкой.

— В сорок третьем восемнадцать мне стукнуло, а як война почалась — так совсем дивчиной була, — говорила между тем старушка. — Мы з батьками недалече от города жили, в селе. Нижинцы наше село звалось, зараз там новый район нагородили с во-от такими хатами! — Оксана Егоровна взмахнула руками над своей птичьей головой, показав, насколько высокие многоэтажки понастроили на месте её родной деревушки.

Миркин ёрзал на стуле, который казался ему утыканным пиками. Операция Миркина по поиску изобретателя «брахмашираса» была секретной. Старушка клонит явно туда, к войне, словно бы что-то знает… Но вот только, откуда?

— Шашнадцать годков мене тогда исполнилось як немцы прийшли на наш хутор, — вещала Оксана Егоровна, вперившись в вытянувшееся от изумления лицо профессора Миркина. — Чекали их селом, мужики в лес поуходили партизанить. А в мене батька кулаком был, не пойшов в партизаны, харчи в подвал посносил…

Рассказ старушки Оксаны Егоровны (из первых рук).

(Глаза Миркина вылезают на лоб).

Место действия — село Нижинцы, под г.п. Еленовские Карьеры. Дата: октябрь 1941 года, время — утро.

Оксанка покормила толстых рыжих куриц и возвратилась с заднего двора в хату, неся в руке пустое ведёрко. Мамка её, Одарка, с утра готовила, стояла у печки, вся красная, напекала пирогов. А татка Егор Егорыч — тот с утра суетился: сносил добро, которое получше, в погреб.

— Ты чего такой шебутной? — сиплым голосом спросил у него их сосед, рыжий Евстратий со смешной фамилией Носяро, который сидел тут же, за столом и глушил первач из стакана.

— Эй, не жри! — Егор Егорыч подскочил к соседу, схватил бутыль с мутным первачом обеими пухлыми руками и тоже попёр в погреб. — Мое це, не твое!

— Жмот! — презрительно плюнул Евстратий Носяро, отставив в сторонку пустой стакан, занюхивая горячим пирогом.

Оксанка села прясть — мамка велела напрясть ниток и соткать канву на рушники: Покров скоро, надобно убрать красный угол. Она хорошо слышала, как в соседней комнате шебуршит батька и каркает этот дядька Евстрат, которого Оксанка с детства почему-то не любила и даже побаивалась.

— Мой пирог! — это батька отбирает у Носяры горячий пирог и, скорее всего, откусил кусок, чтоб Носяро не откусил первым.

— Эй, хорош пироги таскать, ироды! — это ворвался голос мамки, она гоняет обоих веником, и отобрала у батьки первач.

Полная, цветущая и румяная от печного жара, Одарка понесла первач на кухню, где запрятала в печной поддон. Егор Егорыч туда не лазит: не умеет отодвигать заслонку и боится заполучить ожог.

— Жинка твоя — змеюка! — прогудел Евстратий Носяро и поднялся из-за стола, застланного белой салфеткой. Егор Егорыч заметил, что сосед запятнал салфетку соком и семечками от помидора, который слопал на халяву, и надвинулся на него, указав на пятно.

— Шо ты тут мне гадишь, борзой? — возмутился он и сжал кулак, дабы залепить соседу в ехидную физиономию.

— Эх ты, пузырь! — огрызнулся Носяро, уходя от драки. — Усы-то вон, повисли! Трусишь, вижу, шо тот заяц! Шебуршишь, шебуршишь, таскаешь тут сало своё туды-сюды! Знаю я, шо немцы прут, сказали вже добрые люди! Вон, Малина в лес подался, шоб ему пусто было, коммуняка!

Егор Егорыч опустил кулак. Да, он трусил: боялся, что немцы село спалят — говорили люди в лесу, что немцы сёла палят и людей стреляют за просто так. Вот и таскал харчи в погреб: авось, пронесёт? В лес партизанить идти Егор Егорыч боялся: не умел ни стрелять, ни прятаться, ни жить впроголодь.

Вчера приходили из райкома, из Еленовских Карьеров, в Красную армию призывали. Полдеревни ушло и тихо так стало, мёртво, словно действительно, умрёт скоро. Все говорили, что это всё — так, не война, пшик — попугали чуток и перестанут. Вон, Антип, кум Егора Егорыча, Оксанкин крёстный, ездил недавно в Еленовские Карьеры на базар — так там сказали, что немцы выброшены обратно в Польшу…

Егор Егорыч снёс в погреб и салфетку, и часы с кукушкой, и пироги, хотя Одарка отнимала. Весь день потратил с перерывами на еду и поспал немного, часа три. Даже вечером Оксанку хотел в погреб запрятать на всякий пожарный. Да не успел.

— Давай, доня, слезай… — пыхтел Егор Егорыч, толкая Оксанку по шаткой лестничке. — Хоть тебя сбережём от нехристей окаянных… Вон они, вже за лесом поставились… Хай им грэць, фашисты…

Оксанка не очень хотела в погреб: ей всего шестнадцать было, она не до конца понимала опасности, пока…

Баххх!! — внезапно за окном, там, где околица и лес — раздался адский грохот, от которого пол хаты мелко задрожал, посыпалась со звоном с полок посуда. Одарка тоненько завопила, а Егор Егорыч не устоял и скатился в погреб кубарем. Оксанка едва удержалась на лестничке, которая зашаталась под ней, как на ветру. Она выскочила обратно в комнату, иначе бы покатилась в погреб вслед за батькой. Егор Егорыч ныл на дне погреба, в темноте, потому что, падая, перевернул свечку, и та погасла. За окошком полыхали страшные красные зарницы, валил дым, застилая сиреневые отсветы заката. За лесом всё бахали и бахали, Оксанка забилась за печку, где уже спряталась Одарка. Они сели там, в обнимочку и сидели мышками, боясь каждого шороха. Вокруг всё тряслось, как будто бы раскрывалось пекло, выпуская чертей, посуда падала, билась об пол, в поддоне звенела бутыль первача. Воняло горелым, потому что дым, прилетая из-за леса, забивался сквозь шибку в хату и заволакивал всё, нависая удушливым серым туманом.

— Эй! Э-эй! — дверь с треском кто-то распахнул и влетел в сени, с криками, гвалтом. — Чего засели?? Бежать всем из хаты вон, бо завалится! Егор! Егор! Семью веди прочь!

По хате бегали, искали их. Оксанка вся сжалась в комочек, притулилась к рыдающей мамке, потому что думала, что это уже гарцуют немцы. Если они найдут хоть кого-то из них — застрелять за просто так…

Чьи-то руки просунулись за печку и начали насильно вытаскивать сначала — Одарку, потом — Оксанку. Оксанка верещала, билась, но потом — как вытащили, увидела, что это никакие не немцы, а дядька Антип и дед Тарас ворвались в хату, чтобы их, непутёвых, выручить.

Батьку уже вытянули из погреба, он ковылял в сени на охромевшей ноге.

— Шибче, увалень! — подпихивал его дед Тарас с седыми длиннющими усами. — С тобою лышей за смертью!

Дядька Антип велел бежать из хаты во двор, Оксанка и побежала во двор, спотыкаясь о куриц, что метались под ногами. Она с ужасом поняла, что забыла запереть птичник, когда кормила их вечером…

Баххх! — снова ударило, но уже не за лесом, а у Медвежьего озера… Тут, рукой подать от села… Там, на озере, что-то вспыхнуло и горело, дымя. Люди носились по селу, панически вопя, кто-то с кем-то столкнулся и повалился, едва не сшибив с ног Оксанку. Воздух был забит горелым душным туманом, в котором едва можно было различить свои ноги. К тому же туман ел глаза, вызывал кашель. Вытирая слёзы, Оксанка пыталась найти мамку, или батьку, или дядьку Антипа — хоть кого-нибудь, но никого не находила. А потом — чем-то раскалённым, железным снесло хату соседей. Наверное, это была бомба, она врубилась в крышу всей своей тяжестью, пробила её, разметав солому, громыхнула, превратив хату в огромный костёр. Волна горячего воздуха сбила Оксанку с ног, грохот оглушил. Она упала в огород — в капусту, а вокруг неё топали тяжёлые чужие ноги.

Когда Оксанка открыла глаза — вокруг неё уже никто не бегал. Солнце почти сползло за лес и собиралось скрыться там, впустив на землю сизые сумерки. Догорала разбитая хата, и за лесом что-то горело и шумело так, вроде бы там скакали резвые кони. Дыма стало меньше, Оксанка приподняла голову с прохладной капусты и огляделась. Село опустело — наверное, все куда-то убежали без неё. Свечи нигде почти не горят — только у деда Тараса окошко светится, у противного Носяры что-то мигает, и там, в дальней хате, где немая Матрёна живёт — тоже огонёк.

— Мама! — тихонько, испуганно позвала Оксанка, поднимаясь на ноги. — Тато!

Она прошла немного вперёд, не замечая от страха, что идёт прямо по капусте. Добралась до плетня, на котором торчал отбитый горшок. Его кто-то вот только что отбил, потому что, когда Оксанка нанизала его на плетень — горшок был целёхонек. И новый, к тому же. Оглянувшись, она увидела свою хату. Хата стояла, целая, но тёмная, как нежилая. Либо батьки перебрались к деду Тарасу, либо тато до Носяры побежал, либо до Антипа, а может быть… нет, погибнуть они не могли. Нельзя добрым людям погибнуть: светлые тут края, не даст Богородица смерти прийти. Недаром же Она насадила в лесу избавлень-траву…

Где-то у леса ещё что-то шумело, Оксанка повернула голову и глянула туда, откуда доносился странный рокот и некое пыхтение. Оттуда бил яркий свет, который затмевал и остатки солнца, и редкие огни в окнах. А кроме света — надвигались страшные машины и шагали чужие люди — в чём-то сером, что сливалось в опускающихся сумерках с землёю. Немцы! Оксанка похолодела: прорвались! И — движутся прямо в село! Вон, один из них поднял руку, показывает… Ей даже почудилось, что его корявый острый палец упёрся прямо ей в лоб. Крик от ужаса застрял, зато включились ноги. Оксанка повернулась и опрометью бросилась в свою тёмную хату.

Егор Егорыч и Одарка сидели под лавкой. Когда прекратили валиться бомбы — они вернулись в уцелевшую хату и запрятались там, не включая свет. Одарка тихонько плакала, потому что считала, что Оксанка погибла. Когда Оксанка спихнула с дороги дверь сеней и оказалась в комнате — она никого не увидела в темноте. Нашла родителей по мамкиному голосу. Ей бы крикнуть, обнять их, но Оксанка уже не могла. Она торчала у лавки, под которую забились родители, и шептала побледневшими губами:

— Враги…

Солнце тихо скрылось за горизонтом. На миг установилась мёртвая тишина, а потом…

Дверь с треском высадили — наверное, хорошенько наподдали ногой. Комнаты наполнились грузным топотом, а через минуту они пришли. Одарка при их виде хлопнулась в обморок, обвиснув на лавке, Оксанка, не успев в погреб, забилась за батькину спину. Егор Егорыч не мог никого спасти. Он стоял посреди комнаты не потому, что был храбр, как скала, а потому что оцепенел от страха.

Их было много, этих серых, покрытых грязью чудищ — целых шесть. Они вдвинулись стеной, похохатывая, грозя железным оружием. От них разило чем-то неприятным: гарью и бензином, и чем-то ещё, наверное, это и был запах смерти. Оксанка выглядывала из-за батьки и у неё тряслись коленки, дыхание перехватило, похолодели пальцы.

Из шести выдвинулся один и страшным каркающим голосом резко крикнул:

— Ви есть принять немецкий армий унд ваффен-СС! Нести эссен унд шнапс! Кто не хотеть — капут унд зарыть! Герр группенфюрер ночевать у вас! Шнель! Эссен!

Он кипятился, этот вроде бы как человек, похожий на болотного упыря из страшных баек, которые ходили в здешних местах с незапамятных времён. Он говорил как бы по-москальски, но так, что Оксанка практически ничего не поняла из того, что он сказал — поняла лишь то, что они их убьют…

Одарка охала, выбираясь из обморока. Егор Егорыч продолжал торчать, как пень.

— Эссен! — повторил немец и топнул тяжёлой ногой, засунутой в грязный сапог, оставляя следы на выметенном полу.

Никто не знал, что значит это слово — все только боялись. Немец обвёл Егора Егорыча, Одарку и Оксанку огненным взглядом убийцы и совершил руками движение, будто ест из тарелки.

— Жрать хотят, — шепнул жинке Егор Егорыч, разобравшись, наконец, что означает его «Эссен» и эти пассы. — Тащи… — обречённо пискнул он. — Лучше — сало.

Пришлось изрядно облегчить погреб: пока Егор Егорыч чистил немецкие сапоги — Одарка с Оксанкой натащили на стол и сала, и пирогов, и мёда, и варенья… всего, что нашлось. Одарка даже первач вынула из поддона и припёрла немцам, чем жутко огорчила мужа. Хотя — немцы эти такие лихие, что лучше уж отдать им тот первач, лишь бы не застрелили. Они расселись по лавкам, пачкая их, один дудел в губную гармошку, извлекая из неё противные звуки, которые ужасно резали уши. Они стаскивали свою замаранную форму и кидали на пол, делая Одарке знаки, чтобы она постирала это всё.

— Хай вам грэць, чертяки! — чертыхалась полная Одарка, подбирая грязнючие и вонючие тряпки. — Шоб вас гром побил, окаянные лешаки, упыри болотные, пиявки!

А потом — дверь распахнули снова, в хату заглянула мерзкая лоснящаяся жирная морда и объявила:

— Ахтунг! Герр группенфюрер!

Немчура засуетилась. Поняли, звери, что поотдавали Одарке свою рванину рановато: начали расхватывать, пихая Одарку, напяливать кто что, даже чужое один надвинул и получил пинка от хозяина.

Оксанка ещё возилась с харчами: дрожащими от страха руками расставляла на столе тарелки, едва не расколотила штук пять. На улице всё шумело: ревели и пыхтели машины, гомонили люди. Но вдруг из хаоса всех этих гадких звуков вынырнул один такой, что заставил невольно содрогнуться. Оксанка всплеснула руками и выронила крынку молока. Крынка треснулась об пол и раскололась, молочная лужа быстро натекла и затопила осколки. Егор Егорыч, который, обливаясь холодным потом, выпихивал из погреба четвертину кабана, не удержался на лестничке и скатился в погреб во второй раз — вместе с кабаном. Одарка крестилась, уткнувшись в красный угол.

Немчура сначала погогатывала, а потом — снялась с лавок, как вспугнутые воробьи, повыскакивала во двор. Оксанка осторожно выбралась в сени и наблюдала за тем, как в ярком белом свете фар, шипя, жужжа и лязгая, движется к их двору нечто о восьми гигантских паучьих ногах. От каждого его шага дрожала земля, над головой Оксанки качались сушёные травы. Оно сверкало металлом, это была некая машина, которая, выворачивая комья земли металлическими когтями, сокрушила плетень и вдвинулась во двор, уничтожая огород. Свет её фар слепил, Оксанка прикрыла глаза ладонью, но продолжала, не отрываясь, смотреть, как в нескольких метрах от хаты страшная машина вдруг замерла, а потом — словно бы присела, испустив жуткое шипение, и из неё выпрыгнул человек. Едва человек очутился на земле — немчура, что топталась во дворе, повытягивалась в струночку, вытянула вверх правые руки и что-то хором крикнула, а потом — застыла. Против яркого света Оксанка видела только тёмный силуэт того, кто приехал на «дьявольской повозке» — он был высок, на его голове торчала фуражка. Широкими шагами он пересёк развороченный двор, поравнявшись с немчурой, поднял вверх раскрытую ладонь и выплюнул короткое слово:

— Хай!

Оксанка побежала обратно в хату — слишком уж страшенным показался ей этот вражеский начальник, который уже успел поставить свою длинную ногу на порог.

Одарка, чертыхаясь, протирала с пола молоко, Егор Егорыч с шишаком на лбу упёр четвертину кабана на задний двор — разделывать.

— Доню, давай, у погреб! — засуетилась Одарка, увидав дочь.

— Мама, в лес надо, Петру сказать, он партизан приведёт! — пискнула Оксанка.

— Ишь ты, партизанка! — рассердилась Одарка. — А ну, хутко, слазь у погреб! Вбьют они нас, якщо до партизан пойдём, слазь!

Пришлось Оксанке послушаться, бо мамка грозила за косу отодрать. Немчура гомонила в сенях, варнякала что-то, непонятно что. Мамка захлопнула крышку, и Оксанка осталась одна в темноте рядом с харчами. Она ждала, что страшные враги выволокут её на расстрел, застрелят и мамку с татком, а хату — раскидают той страховитой штуковиной, которую привёз во двор этот «герр». Оксанка читала молитвы и просила Богородицу заступиться.

Над её головой топотали тяжёлые шаги — это враги ходят сапожищами, топчут пол, который она с утра намывала до блеска. Потом они, кажется, лопали, и что-то ещё пели, а вернее басовито ревели, как медведь ревёт. Вскоре стихло — видимо, «герр» забрался спать на печку — а куда он ещё мог забраться, когда зябко так по ночам? Татка обычно, на печке спал. А сейчас?

Когда стихло — уставшая Оксанка задремала. Но спала недолго и очень чутко. Разбудил её холод, ведь в погребе не было ничего, кроме харчей, а она даже свитку не успела натащить — в одной сорочке была. Подняла голову, прислушалась — тихо, как бывает перед рассветом, когда всё вокруг замолкает и засыпает самым сладким сном. Оксанка влезла вверх по лестничке и приподняла крышку погреба, выглянула. В хате висели предрассветные сумерки, Оксанка видела пустые лавки и стол, заваленный горой объедков. Людей — никого, ни батьков, ни этих леших, и поэтому — она решилась тихонько вылезти. Пройдясь по комнате, Оксанка выглянула через окошко на задний двор и увидала, как мамка её отстирывает в корыте немецкую форму от грязи, копоти и машинного масла. С улицы долетала какая-то возня, прокравшись на цыпочках в сени, Оксанка приоткрыла дверь. Немчура суетилась около ногастой машины: они разбирали её на части и грузили в крытые грузовики.

Оксанка притаилась и почти не дышала, чтобы её никто не услышал. Но ей не удалось спрятаться. Откуда-то сзади возникли грубые руки и вытолкнули её из сеней на улицу. Под гадкий хохот немчуры она упала носом вниз на пыльную дорожку и тут же увидела, как подходят две ноги, засунутые в начищенные сапоги из чёрной кожи. Ноги остановились, они принадлежали как раз тому, самому страшному, который ездит на железном чудище.

— Фройляйн… — хмыкнул он, разглядывая Оксанку сверху вниз. — Шпион?

Оксанке сделалось так страшно под его тяжёлым взглядом, что она разревелась, закрыв ладошками лицо. Немчура недобро хохотала, уперев руки в бока.

— Шисн? — вопросительно каркнул злобный солдат в пилотке, что высился справа.

— Найн! — отказался хозяин железного чудища и кивнул куда-то вправо, за забор.

Оксанка невольно глянула туда, куда он кивнул, и похолодела от головы до кончиков пальцев на ногах, замерла, не в силах оторвать глаз… Двор деда Тараса — разгромленный, перевёрнуто там всё вверх дном. А перед хатой торчат колья — четыре ужасных кола, а на них вся семья деда Тараса усажена!

— Ух, и напужалась я тогда, — говорила Оксана Егоровна, поправляя толстые очки. — Усё, думаю, и мене туды ж, як деда Тараса. Алэ не тронули воны мене, пустили. А я мов обмерла, у хату запхалась и сижу на лавке, мов оглушили. Воны съехали, як ранок настал. Солнышко вышло, и снялись, на город ушли.

Миркин тоже сидел так, «мов оглушили». Он силился понять, кто мог пронюхать о том, что именно они с Иванковым ищут в архиве, и проболтаться этим курицам Поэме Марковне и Лиле. Если об этом узнает Теплицкий — обе могут выйти из дома и не вернуться. Бабусе тоже не поздоровится. Миркин скажет Теплицкому, что вырыл всё это в клоповых бумаженциях…

— Стойте, — Миркин выхватил из кармана фотографию, что затесалась в дневник Фогеля, и дал её Оксане Егоровне. — Вы знаете кого-нибудь здесь?

— Ой, внучек, плоховато я вижу, — прошамкала старушка, сдвигая очки на кончик носа. — А, ну-ка, гляну… Ой, внучек, стара, стара…

Оксана Егоровна долго разглядывала эту затёкшую фотографию, вертела её и так и эдак, на свет носила, наклоняла, приближала к своим очкам…

— Да, он цей! — Оксана Егоровна уверенно упёрла свой палец в лицо человека, который стоял посередине, и даже постучала по нему. — На всём хуторе по сёлам его Эрихом Колосажателем прозывали, столько народу извёл, ирод. Дрожали все, як вин приезжал, бо село попалит и все мы на кольях окажемся. В крайней хате, к лесу, в нас баба Маланка жила, её вси Голосухой прозывали, бо язык в неё был — ого-го, якой. Як вбачить, що едуть воны — так волала на весь хутор: «Краузе, Краузе!» и мы усе в хату бегли, мов гусенята те, бо моторошно одраз ставало…

Миркин выхватил из-за уха ручку и на собственной ладони кособоко накарябал два слова: «Эрих» и «Краузе». Теперь он знает имя и фамилию того, кто рулил «брахмаширасом», и возможно, у него есть шанс отбояриться от рыбозавода…

— Он частенько потом приезжал до нас, в хате ночевал, а мы усе — у сарае. Выгоняли нас всех из хаты. Татка мой старостой сделался, а дядька Евстрат став главный полицай. Я партизанам помогала, вместе с дядькой Антипом. Немцы щось строили за лесом — башню такую, как большая мельница. А у нас гарнизоны ихние стояли — охраняли башню. У нас на селе её «Чёртовой мельницей» прозвали, бо той, хто сунуться туды задумал — ни за що назад не повертался. Потом партизаны её взорвали, алэ цэ уже як ирод той сгинул. Не вынесла Богородица его злодейств, погубила его избавлень-трава. Ох, долго потом ще немцы бесновались, но выдушили их наши партизаны, а потом и Красная армия пришла, и выручили нас от них.

Миркин писал — захватил ворох салфеток и покрывал их словами, изредка прорывая их стержнем ручки до дыр. Он и раньше слышал кое-что про траву и про исчезновение людей в местных лесах — сейчас, среди уфологов это явление называли Светлянковским феноменом. Теплицкому об этом знать не обязательно, потому что он обязательно попрёт туда выяснять, в чём дело. А там — болота непролазные — ещё утопнет!

Буфетчица Лиля моргала своими намалёванными глазками и всё косила в их сторону, словно бы прислушивалась. В таких местах бывает негласная мафия… Лиля — мафиози? Нет, это просто Миркин устал от духоты, клопов и Иванкова. А вот и Иванков — звонит ему по телефону, сейчас, будет клещами вытаскивать, где он, Миркин, торчит уже второй час?? Поесть ходил — что, нельзя?

Пришлось прощаться с Оксаной Егоровной, потому что Иванков железно настоял на том, чтобы Миркин возвращался обратно к клопам.

— Теплицкий звонил! — скрипел Иванков в трубку мобильного телефона и ещё чем-то шелестел. — Требует вас на ковёр. Злющий такой был, как волк.

Миркин подумал, что это Барсук что-то напортачил в бункере с «брахмаширасом». Неужели, сломал? Способный, однако! Миркин, например, так и не понял, каким образом можно его сломать?? Скорее, об него можно что-нибудь сломать.

Глава 10 Возрождение «бункера Х»

Место действия — бункер «брахмашираса». Дата и время — секрет.

Теплицкий вызвал на ковёр обоих — и Миркина, и Иванкова. Миркин стоял и держал в руках дневник майора Фогеля, который он тихонечко стащил из архива, а так же — тетрадку, в которую он выписывал всё, что его интересовало. Иванков переминался с пустыми руками и с сумкой для ноутбука на левом плече.

Теплицкий считал бункер «брахмашираса» своим. Он даже успел набить его современной мебелью. В дальнем помещении, где стоял сам «брахмаширас», и трудился Барсук — уже торчала пара компьютерных столов, компьютеры, новый диван и офисные стулья.

Теплицкий же расположился в другом помещении, не таком просторном, но куда более уютном. Кривоногий антикварный диван был сдвинут в дальний угол, а на его место, под герб, был втиснут новый, из мебельного салона. Современное освещение и вот эта вот, минималистская безликая офисная мебель абсолютно изгнали отсюда весь тот флёр мистической таинственности, который витал в воздухе бункера десятилетиями. Да, если куда-нибудь вторгается Теплицкий — другого и не жди.

— Я вот тут подумал и решил. Мы запускаем «бункер Х»! — весело сообщил Теплицкий, пританцовывая около нового дивана на одной ножке в новых крокодиловых туфлях. — Не правда ли, гениально??

— Что?? — у Миркина даже отпала челюсть, и он едва не раскидал все свои бумаги. Зачем это ему понадобился второй бункер, ещё и «Х», в котором безвременно погибла так и не испытанная машина времени??

— «Бункер Х»! — повторил Теплицкий. — Будете с Барсуко́м «флипперы» чинить, усекли? Барсу́к?

Доктор Барсук был отозван от «брахмашираса» и топтался около Миркина в несвежем и уже не белом халате, удерживая в руке некую бумагу.

— Но… Зачем?? — не понял Барсук, у которого от «бункера Х» остались крайне неприятные воспоминания. — Да, кстати, я вам уже говорил, что не Барсу́к, а Ба́рсук? Неужели так трудно запомнить?

Теплицкий надвинулся не на него, а на Миркина, и вопросил у профессора, словно бы сам являлся следователем, а Миркин был у него подозреваемым:

— Вы узнали, кто изобрёл «брахмаширас»??

Миркин едва собрался раскрыть рот, как Теплицкий подступил к нему вплотную и выхватил его тетрадь, оставив в руках у профессора увесистый дневник немца Фогеля.

— Так, ну-ка, глянем… — он принялся листать её, плюя на пальцы.

Теплицкий увидел фамилии расстрелянных немецких командиров, которые Миркин списывал со старых карточек, и присвистнул:

— Ого, солидно накопал… Так, начнём… — он пробежался глазами по этим сложным и странным немецким фамилиям, а потом — выделил ту, которая его заинтересовала.

— Так, так… — пробормотал он, а потом — поднял голову и вперил в Миркина вопрошающий взгляд. — А вот, кто такой вот этот, некто Клоп?

— Упс… — сморщился Миркин, вспомнив, как из-за обилия клопов на время потерял разум и зарапортовался так, что начал карякать слово «клоп» везде, где только мог. Даже одну архивную бумаженцию замарал «клопом».

— Хи-хи… — тихонько хихикнул около Миркина Иванков, но тут же замолчал и помрачнел, не забывая о неудаче с гербом. В Москве ему ничем не помогли. Сейчас переводчик надеялся на Берлин.

— Это… никто, — пробормотал профессор и, чтобы Теплицкий не записал его в дундуки и не заточил на рыбозавод по второму кругу, сразу же переключил внимание олигарха на группенфюрера Эриха Краузе, который рулил «брахмаширасом».

— М-да? — услыхав о нём, Теплицкий забыл про «клопа», отложил тетрадку на новый пластиковый стол, который уместили около старинного вычурного комода, и схватился за подбородок, раздумывая. — Рулильщик? Это уже кое-что! А вы? — это Теплицкий надвинулся уже на Иванкова.

Иванков едва не упустил ноутбук на пол, бетон которого прежний хозяин бункера пытался смягчить ковром и шкурой медведя.

— Берлин даст ответ через неделю, — проблеял переводчик. — Понимаете, Алексей Михайлович, это нелёгкая задача… Даже в Москве не нашли никого, у кого был бы подобный герб…

Теплицкий твёрдо решил, что приберёт герб себе — так он ему понравился. Теплицкому было всё равно, кому он принадлежал раньше — хоть лысому чёрту — этот гордый герб будет красоваться на эмблемах его заводов. И рыбозавода — тоже.

— Дундуки… — буркнул Теплицкий. Хоть кого-то Теплицкий уже записал в дундуки. Московских специалистов по геральдике, наверное.

— Да, вернёмся к нашим «баранам»! — Теплицкий покрутился на своей одной ножке и плюхнулся на новый диван, который был мягоньким, как пух. — Итак, Иванков ископает мне всё про этого гуся Эриха. Всё: рост, вес, возраст, всё-всё-всё! А ты, Миркин, возвращаешься в «бункер Х»! Да, Барсу́к тоже!

— Ну, сколько вам говорить, что я — Ба́рсук? — осведомился доктор Ба́рсук, который взвинтил себе нервы тем, что был не в силах включить «брахмаширас». — От слова «баРС»!

— Пока «брахмаширас» не будет включён, вы — Барсу́к! — отрезал Теплицкий. — Барсу́к, а не какой не барс! Всё, сегодня же едете оба в «бункер Х», убираете там всё и чините «флипперы»!

Место действия — «бункер Х». Дата и время — большой секрет.

Строительство машины времени пришлось начинать с самого нуля: починить то, что осталось от первого осциллятора и первого флиппера не смог бы и Левша. Миркин никак не мог взять в толк, почему Теплицкий забросил «брахмаширас», законсервировал немецкий бункер и решил опять заняться машиной времени? Доктор Барсук об этом не задумывался: он просто работал, алча денег.

Миркин сидел за компьютером и корректировал расчёты. Он обнаружил фатальную ошибку в программе, которую они с Барсуком написали для первой машины времени — скорее всего, из-за неё она и взорвалась. Около Миркина охранник в фартуке отскабливал от стены чёрную сажу. Сажи тут оставалось полным полно. Она так прочно въелась в белизну лабораторий, что её не брал и «Доместос», охранники скоблили железными скребками.

Они с Барсуком почти восстановили и флиппер, и осциллятор — новые выглядели точно так же, как предыдущие и имели такие же циклопические габариты. Миркин думал, как бы ему минимизировать «хрональный транспортировщик» — так он называл машину времени. Но это уже будет следующий этап. Пока минимизировали только название. Миркин и Барсук договорились называть машину времени «трансхрон».

Вчера Миркин разыскал Рыбкина. Рыбкин с его интеллектом перебивался какими-то случайными заработками через Интернет и упревал на Калининском рынке в непрестижном образе грузчика. Толкая впереди себя тяжеленные роклы, нагруженные клетчатыми тюками, Рыбкин, кряхтя, отказывался работать в «бункере Х». Он пыхтел что-то про то, что желает быть в ладах с законом, а не потакать прихоти Теплицкого, который вечно ходит по головам ради утопических проектов. Однако, Миркин посулил ему гигантский гонорар, и Рыбкин уломался. Естественно, набивать на компьютере программки и паять микросхемы — куда легче и удобнее, нежели днями тягать эти роклы. Кстати, когда Рыбкин отвернулся — Миркин попытался сдвинуть их с места, но не смог.

Доктор Барсук неслышно подкрался к Миркину сзади и тихо сказал:

— Я закончил с флиппером, он уже готов. Может быть?.. — это он так намекал на то, что пришла пора включить всю эту сложную систему проверить её на вшивость.

— Хорошо, можно начать испытания. Рыбкин, позови-ка Теплицкого, — Миркин согласился не очень охотно, ведь первая его система оказалась очень даже «вшивой» — настолько «вшивой», что результатом испытаний оказался лишь большой пожар.

Глава 11 Миркин пронзает время

— Испытание номер два, — вздохнул Миркин. Вздохнул, потому, как не забыл, чем закончилось для него предыдущее испытание. — Трансхрон готов к работе.

— Давай, жми быстрее! — это Теплицкий всё топтался у экрана, который висел на синеватой от чистоты стене, вперившись в него и ожидая чуда. Экран отображал две лаборатории, в одной из них высился сверкающий осциллятор с «тарелкой» на боку, а в другой — платформа флиппера, мигая лампами и тихонько жужжа чем-то, что было у неё внутри.

— И почему так плохо отскоблили стены? — брезгливо заметил Теплицкий, видя, что стены лабораторий, которые должны были быть белоснежными, покрыты разлапистыми пятнами копоти.

— Попробуй, соскобли всё это… — тихонько буркнул доктор Барсук.

Они снова были в боксе, который восстановили после пожара и повесили там новый экран. Рыбкин ползал под столом Миркина и проверял там какие-то контакты. За спиной Миркина тоже навесили экран — ещё больше того, что показывал лаборатории. Сначала он был тёмен, но когда Рыбкин подсоединил последний из толстых проводов — на нём вспыхнул скринсейвер в виде аквариума с подвижными рыбами.

— Хм… — хмыкнул Теплицкий и пожал плечами, увидав виртуальных скалярий и каких-то ещё непонятных розовых рыбцов.

— Я готов! — отозвался доктор Барсук, который сидел за компьютером, видел на мониторе какой-то чёрный круг и ожидал лишь того момента, когда Миркин решит, что пора нажать на «Пуск».

— Запускаем! — разрешил Миркин, и они с Барсуком нажали заветную «красную кнопку».

Флиппер и осциллятор включились одновременно. Теплицкий прилип к экрану, едва заметил, как на корпусе осциллятора завертелась «тарелка».

— Сейчас мы с доктором Барсуком постараемся выхватить из прошлого небольшой неживой предмет и перенести его на платформу флиппера, — вещал Миркин, набирая с клавиатуры случайную дату. — Смотри, Теплицкий, я набрал девятое ноября одна тысяча девятьсот семнадцатого года. Именно в эту точку континуума я собираюсь открыть коридор переброса. Теперь следует выбрать точку пространства, в которую он откроется.

— Атлантида! — выпалил Теплицкий, наблюдая за тем, как над серебристой платформой флиппера собирается белесое облачко.

— Нет, мы пока не будем отклоняться далеко от нашего теперешнего местоположения, — возразил Миркин. — Пойдём вот сюда.

Профессор повернулся к тому экрану, который висел у него за спиной. Рыбы на нём пропали, экран отображал карту незнакомой местности, красная стрелочка указывала на некую точку. Теплицкий тоже вперил туда свой взор, глянул на точку, ничего не понял, но согласился:

— Ага!

— Запуск! — скомандовал Миркин и надавил на «Энтер».

На экране за спиной профессора замигала надпись большими красными буквами: «flip». Облачко над платформой флиппера зашевелилось, стало разрастаться, становилось всё больше и начало светиться. Где-то что-то мягко вздрогнуло, словно бы вздрогнула сама планета, дунул некий мистический ветерок.

— Петля смыкается! — довольно объявил доктор Барсук.

— Нет, я так не могу! Я должен там быть! — Теплицкий внезапно оторвался от экрана и рванул прочь из бокса. Он поскакал в лабораторию флиппера, желая своими глазами видеть, как предмет из прошлого явится тут, в настоящем.

— Стой! — перепугался Миркин и ринулся вслед за Теплицким, чтобы остановить его.

— Дундуки! — прошипел сквозь зубы доктор Барсук, но ни за кем не побежал, а остался в боксе. Он твёрдо верил в собственную теорию о том, что человеку нечего делать вблизи от коридора переброса: около него всё живое бесповоротно гибнет. — Рыбкин, становись на место Миркина! — приказал он, видя, что осциллятор остался без контроля.

— Есть! — по-военному ответил студент Рыбкин и забился за компьютер, из-за которого выпрыгнул профессор Миркин.

Теплицкий прочно установился напротив гигантской платформы, именуемой флиппером, и благоговейно сложив ручки, наблюдал за тем, как между двух металлических «тарелок» крутится всё быстрее и быстрее облако неизвестно чего, превращается в воронку, а потом — в его центре появилась тёмная точка.

— А! — выдохнул Теплицкий, не скрывая восторга. — Получилось!

— Идём отсюда! — Миркин схватил Теплицкого за пиджак и попытался оттащить назад, в бокс. — Ещё аннигелируешь, что я тогда делать буду??

— Замолкни, зануда! — отпихнул его Теплицкий и продолжил наблюдать, как из светящегося коридора переброса…

Из коридора переброса внезапно выскочил сапог — грубый, грязный и драный. Он просвистел по воздуху и, не успел Теплицкий и пикнуть — как сапог своей подошвой засветил ему в лоб и сшиб на чисто вымытый пол.

Шлёп! — сапог шлёпнулся около Теплицкого. С его кирзового голенища летел беленький пар.

— Доигрался! — хихикнул в боксе Барсук.

— Упс… — прыснул в рукав Рыбкин у компьютера Миркина.

— Ыыы, черти, чтоб вас… блин! Бык! — ныл Теплицкий, ворочаясь на полу и потирая лоб, на котором явно виднелось чёрное пятно грязи с сапога.

— Живой?? — Миркин бросился к Теплицкому, схватил его под мышки и начал поднимать.

Теплицкий неуклюже оторвался от пола, установился на ногах и отмахнулся от Миркина:

— Кыш! Дундуки, чего не предупредили меня, что он может мне в лоб заехать??! — кипятился Теплицкий и с силой пнул сапог ногой. — Миркин, ты что, зажмурить меня решил??

Миркин пропускал мимо ушей гневные сентенции Теплицкого — они с Барсуком буквально за уши тащили его назад в бокс, однако Теплицкий вырвался сам и сам побежал сюда, в лабораторию, под сапог. Никто не виноват в том, что тот самый сапог набил ему шишак…

Миркин с задумчивым видом наклонился и поднял «потусторонний» сапог левой рукой. Сапог оказался горячий, поэтому профессор бросил его, а потом — поднял снова — рукавом.

— Это — не грязь… Он весь в саже… — пробормотал Миркин, вертя в руках сапог. — Мне это не нравится.

— А ЭТО тебе нравится? — Теплицкий щеголял шишкой, которая надувалась у него на лбу.

— Вот, приложите… — это пришли из бокса доктор Барсук и Рыбкин, Рыбкин держал двухлитровую бутылку пепси-колы и протягивал её Теплицкому в качестве «скорой помощи».

— Ух! — фыркнул Теплицкий и выхватил у Рыбкина холодную, запотевшую бутылку и приложил к своей пострадавшей голове. — Чёрт!

— Сапог в саже! — объявил доктор Барсук, увидав «пришельца из других миров». — В коридоре переброса все предметы подвергаются нагреванию и частичному обугливанию. Это значит, что переносить можно только неживые предметы, а всё живое гибнет!

Теплицкий сдвинул брови, сунул бутылку пепси-колы назад Рыбкину и придвинулся к Барсуку, словно танк. Схватив его за воротник, Теплицкий гневно выпучил глаза и заревел ему в лицо:

— Вы — дундук! Если ЭТА штука не в состоянии пробросить человека — сделайте другую! — он тряс Барсука, словно барин — какого-то холопа. — Мне необходимо, чтобы ваша с Миркиным балда могла переносить людей! ЛЮДЕЙ, а не сапоги!

Теплицкий с размаху швырнул Барсука на пол и тот растянулся навзничь.

— Дай сюда! — он выхватил у Рыбкина пепси-колу и начал хлестать огромными глотками, пока не поперхнулся.

Глава 12 «Трансхрон» работает

Место действия — «бункер Х». Дата и время — я и сам не знаю.

Да, живой организм подлежит перебросу — к такому выводу пришёл Миркин, закончив очередной апгрейд флиппера. Профессор Миркин изобрёл молекулярный преобразователь — устройство, с помощью которого можно будет восстановить первоначальную структуру живых клеток после того, как они перенесут превращение в плазму и сам переброс. Доктор Барсук возмущался, не желая признавать, что Миркин победил его в этой битве интеллектов.

— Будете перебрасывать организм — и получите жаркое! — ехидно насмехался он над профессором, мешая приваривать платиновые контакты внутри флиппера. — Вы же прекрасно знаете: чтобы перенести что-либо — надо разогнать его до сверхсветовой скорости…

— Я смог изобрести преобразователь! — отпарировал Миркин, вспотев от скрупулёзной работы с тонкими проводками. — Пока вы тут ели и смотрели телевизор — я испытал его в коллайдере на зелёных эвгленах.

— На чём? — перебил Барсук, заглядывая к Миркину внутрь флиппера.

— На зелёных эвгленах, — невозмутимо повторил Миркин. — Это простейшие, с вашим образованием вы должны это знать.

— Я забыл, мне до лампочки ваши простейшие, — буркнул Барсук, глядя не на Миркина, а в пол.

— Так вот, — продолжил Миркин, приладив наконец-то все контакты. — На испытании вышло так, что после торможения все живые клетки, пройдя через модель моего преобразователя, успешно перешли в состояние вещества и при этом сохранили жизнеспособность!

— Бред! — не поверил Барсук.

Миркин вылез из флиппера и захлопнул крышку, скрыв за ней все провода. С него градом сыпался пот, профессор достал из кармана платок и обтирал им лицо.

— Видите эти ворота на платформе флиппера? — Миркин забил платок назад в карман и показал пальцем на платформу, и доктор Барсук увидел на ней, между двумя тарелками, нечто вроде большого металлического кольца, оплетенного проводами.

— Неужели вы верите, что этот прибамбас может восстанавливать структуру живых клеток после переброса? — скептически хмыкнул Барсук. Доктор влез на платформу флиппера и несколько раз прошёл через ворота преобразователя туда-сюда. Остановившись, наконец, он пожал плечами.

— Естественно, — кивнул Миркин, глядя на Барсука снизу вверх. — Вы же не изобретали его. Надо найти Теплицкого и устроить следующее испытание. На этот раз мы попробуем зачерпнуть из прошедших времён животное. Небольшое, до трёх килограммов — вроде кошки, или небольшой собаки.

— Теплицкий возле «шираса» своего завис. Он там постоянно виснет, когда у нас не торчит! — прогудел Барсук, покидая платформу флиппера. — Но, я вам говорю, Миркин, ваша идея с «туристами», и вообще, с пробросом живых организмов — полная чушь! Если вздумаете бросать кошку — выскочит котлета, помяните моё слово!

* * *

Теплицкий не медлил — он примчался в «бункер Х», как только Миркин позвонил ему. Не успели пролететь и десять минут, как его «Хаммер» уже въехал за бетонный забор, которым обнесли территорию бункера.

Теплицкий никак не мог дождаться, когда же скоростной лифт доползёт до нижнего этажа, где помещался гигантский «трансхрон» Миркина и Барсука. Оказавшись на нижнем этаже, Теплицкий побежал по коридору со скоростью настоящего гепарда — даже тренированные по полной программе охранники оказались не в силах за ним угнаться. Они пыхтели сзади, а Теплицкий уже пересёк «финишную прямую» и оказался в боксе, где прятались от опасных излучений «трансхрона» Миркин, Барсук и студент Рыбкин.

— Ну? — осведомился Теплицкий сразу у всех.

— Поклянись, что будешь сидеть в боксе! — потребовал от него Миркин, переключая некие рычаги на пульте, укреплённом на столе около его компьютера.

— Ладно, — Теплицкий не спорил, ведь удар сапогом был очень крепок. Он, молча сел в кресло, которое поставили специально для него. — Устраивает? — осведомился он у Миркина.

— Вполне, — согласился Миркин. — Итак, сейчас мы пробросим животное весом до трёх килограммов. Барсук, задавайте параметры.

Барсук оставался скептиком. Он твердолобо талдычил, что любое животное, угодившее в коридор переброса, в обязательном порядке прожарится до готовности, если не подгорит.

— Тарелку приготовил? Антрекот на подходе… — проворчал он и принялся вводить в компьютер вес и габариты животного, которому предстояло сделаться «хрональным туристом», перескочив из прошлого сюда, к ним, в настоящее.

Рыбкин ничего не делал, а только наблюдал за Барсуком.

Теплицкий ерзал в кресле. Сейчас, появится живое существо — мышка, кошечка, собачка… Какая разница, кто это будет? Главное, что за ним из «преобразователя», который так оптимистично нахваливает Миркин, выйдет «рулильщик» Эрих фон Краузе…

— Запуск! — Миркин изрёк историческое слово, нажал на кнопку… Барсук тоже нажал, на свою кнопку…

Грандиозный «трансхрон» ожил, замигал своими индикаторами, на платформе флиппера, за преобразователем, собралось светящееся облако, завертелось, образовало воронку. В центре воронки возникла тёмная точка…

И тут на платформу флиппера с громким басовитым мычанием шваркнулась корова. Она была страшно напугана, шарахалась, пыталась вскочить на копыта, но скользила по гладкому металлу, вращаясь вокруг своей оси.

— Что это такое?? — в изумлении выдохнул Теплицкий. — Как это понимать? Миркин??

Миркин молчал, потому что не знал, каким образом «трансхрон» пробросил корову, в то время, когда Барсук задал вес «туриста» — не более трёх килограммов. Трёх, а не трёхсот! Только доктор Барсук понял, в чём дело: вместо того, чтобы набрать «< 3» он случайно нашлёпал «> 3». Он осознал ошибку и топтался около своего компьютера, глядел только в пол, и пихал носком туфли крышку от пепси-колы, которая валялась у него под столом.

Какими-то неправдами, брыкаясь, извиваясь, помогая рогатой головой, корова смогла водвориться на грузные ноги. Она неуклюже поскакала вперёд, спрыгнула с платформы, случайно поддав её задними копытами, отбив от неё некий кусок. Кусок с лязгом обрушился на пол, а корова с неистовым мычанием продолжала метаться по лаборатории, круша компьютеры, столы, сам флиппер. Потом она рванула к двери и, снеся её рогами, вырвалась в коридор.

— Чего вы стоите?? Пристрелите это чудовище!! — поросёнком верещал Теплицкий и стучал обоими кулаками по экрану.

Корова ревела своё «Му-у!» и бешено носилась из помещения в помещение, врывалась в лаборатории, орудуя там рогами и копытами. Охранники гонялись за ней, стреляли — кто из чего, пытались ловить, но корова лягалась и брыкалась. Кому-то заехала в челюсть, другой покатился по полу… Мотая головой, бодая всё острыми рогами, она влетела в очередную лабораторию и добралась и до осциллятора, «тарелка» которого продолжала вертеться. Корова помчалась на эту «тарелку», как на новые ворота, отшибла её рогами и поскакала дальше крушить. Охранники продолжали преследовать взбесившееся животное, они пытались пристрелить корову из пистолетов, но промахивались, и пули рикошетили о стены.

Теплицкий рвал на голове волосы, видя, как корова гарцует по всему бункеру, сшибая всё, что попало к ней на дорогу.

— Мазилы! — выл он в адрес охранников, которые не могли справиться с коровой и получали удары рогами и копытами.

Профессор Миркин взялся рукой за подбородок и произнёс со спокойной радостью:

— Что бы там ни было — она жива, а значит, эксперимент удался. Что скажете, Барсук?

— Ну, да, вы меня победили… — неохотно признал Барсук, насупившись и не глядя ни на кого. — Но как вы собираетесь изловить этот ваш эксперимент? — жёлчно заметил он, уже дважды побеждённый Миркиным, как учёный.

— Она крушит мой бункер! — визжал Теплицкий. — Это же годзилла, она здесь всё разгромит! Миркин, убейте её! Убейте!

— Её нельзя убивать, — возразил Миркин, с помощью экрана наблюдая за перемещением коровы. — Её необходимо вернуть назад, иначе в её времени образуется дыра.

— Ну и что?? — взревел Теплицкий и вцепился Миркину в воротник. — Если она не будет пристрелена — дыра образуется прямо здесь! Вот здесь!

Одной рукой Теплицкий тянул воротник Миркина, а второй — тыкал в пол, словно дыра должна была возникнуть именно в полу.

— Не мешайте мне! — прокряхтел Миркин, высвобождая воротник из цепких пальцев Теплицкого. — Дыра может привести к хроносбою! К тому же континуум стремится к балансу биомассы во всех временных промежутках! Если не вернуть корову — может случиться спонтанный переброс неизвестно кого неизвестно, куда!

Теплицкий не отпускал, и они боролись, как дзюдоисты, прямо посреди бокса под смешки доктора Барсука.

— Корова в запасной бокс зашла! — объявил вдруг Рыбкин, который ни с кем не дрался. — Задраиваю!

— Да? — Теплицкий мгновенно бросил Миркина и подлетел к экрану, на котором виднелось чрево запасного бокса, корова и опускающаяся переборка. Переборка коснулась пола, и корова оказалась замурована. Она побилась рогами об эту переборку, но переборка была бронированная, и не поддавалась толчкам.

— Ну, слава богу! — Теплицкий выпустил весь пар и бессильно сел на пол. — Скажите кто-нибудь, это всё подлежит ремонту?

— Естественно, — согласился Миркин. — Нужно только подождать немного, пока я протестирую аппаратуру — и тогда можно будет возобновить эксперименты.

— Сколько ждать? — Теплицкий вскочил и снова проявил стремление вцепиться в воротник Миркина.

Миркин предусмотрительно отошёл за стол, отгородившись им от Теплицкого, и ответил:

— Не меньше недели. Я должен убедиться в том, что вся аппаратура функционирует правильно. Иначе в петлю переброса может утянуть даже нас с вами.

— Чай не утянет! Чини, давай, свою балду! — фыркнул Теплицкий, с сожалением наблюдая на экране перед собой унылый вид развороченных коровьим монстром лабораторий. Уцелевшие охранники бродили без толку, подбитые сидели на полу — в коридорах, в помещениях, потирали шишки. Корова билась рогами о переборку бокса и ревела лосем.

Глава 13 Повелитель «брахмашираса»

Теплицкий всерьёз решил сделаться повелителем «брахмашираса». Пока Миркин с Барсуком возятся в «бункере Х», ремонтируя побитый коровой «трансхрон» — Теплицкий торчал возле «брахмашираса», расхаживал около него, разглядывал, жал на рычаги, нажимал на кнопки… Он уже убедился в том, что жать на рычаги и на кнопки безопасно — страшная машина на это никак не реагировала, а отвечала неизменным «клац!».

Теплицкий сидел в кабине, где когда-то сидел этот самый «рулильщик» Краузе. Разница была лишь в том, что «рулильщик» Краузе знал, где тут зажигание, а Теплицкий — нет.

Переводчик Иванков позвонил в тот самый момент, когда Теплицкий, набрав с собою сэндвичей, торчал в кабине «брахмашираса», откусывал и бесполезно клацал рычагами, воображая, как он едет по улице Артёма, пугая гаишников и автомобилистов. Теплицкий прямо, видел, как мелкие машинки рассыпаются в стороны, стоит их бедным водителям завидеть, как шагает в их сторону страшенный «брахмаширас». А тут — звонок, и все мечты полопались мыльными пузырями… какая досада…

Но досада быстренько сменилась на телячий восторг: переводчик Иванков сообщил Теплицкому, что ему удалось выяснить и про герб и про «рулильщика».

— Супер! — воскликнул в ответ переводчику Теплицкий и едва не оглушил его на левое ухо. — Я выезжаю к вам!

Место действия — «бункер Х» Дата и время — «…».

Да, Теплицкий притащил переводчика Иванкова в «бункер Х». Раньше переводчик никогда тут не бывал, он шёл по коридорам, заглядывал в лаборатории и лишь изумлённо качал головой, видя те аппараты, которые сотворили его знакомые профессор Миркин и доктор Барсук.

— Ну, чего глазеете? — осведомился у него Теплицкий. — Идите вперёд, а то ещё в стенку воткнётесь!

— А, да, конечно… — пробормотал переводчик Иванков и на повороте воткнулся в стенку, едва не расколотив очки.

— Я же говорил! — фыркнул Теплицкий.

Профессор Миркин, доктор Барсук и студент Рыбкин в поте лица корпели над «трансхроном»: тестировали каждую его деталь, выискивая поломку, которую могла бы сделать бешеная корова.

— Показатели преобразователя в норме, — буднично сказал Рыбкин, сделав пометку в блокноте.

— Ага, — кивнул Миркин и тоже сделал пометку в блокноте.

— А вот и я! — Теплицкий ввалился к ним в бокс, как бурый медведь, и втолкнул переводчика Иванкова, который всё равно смотрел не вперёд, а по сторонам, несмотря на то, что треснулся лбом.

— Здравствуйте, — поздоровался Генрих Дитрихович.

— Наш уважаемый Генрих Дитрихович наконец-то изыскал ВАМ информацию! — весело сообщил Миркину и Барсуку Теплицкий, подталкивая переводчика перед собой.

Миркин удивился: что же это за информация такая? Неужели Генрих Дитрихович занялся теоретической физикой??

В руках Иванков держал папку, наполненную листами бумаги. Он переминался с ноги на ногу, потом раскрыл свою папку и показал первый лист, который в ней лежал. На листе был напечатан точно такой же герб, как тот, что красовался на стене бункера, в котором хранился «брахмаширас». Только на листе Иванкова он был цветным: красный с золотым — богатые цвета римских императоров, которые заворожили Теплицкого, и он даже замолчал.

— Этот герб, — монотонно начал переводчик Иванков, уставший от бумажной работы. — Принадлежал одной из древнейших германских рыцарских династий, Краузе-Траурихлиген, последний известный представитель которой Эрих-Иоганн фон Краузе-Траурихлиген погиб в одна тысяча девятьсот сорок третьем году в Украине в бою с местными партизанами. Мне тут удалось выкопать кое-что из его биографии… Поверьте, мне это было совсем не так легко, как вам может показаться — пришлось лететь на самолёте. Я путешествовал из одного города в другой пока, наконец, мне не удалось узнать, где конкретно стоял замок Траурихлиген, в котором проживал наш с вами Эрих-Иоганн до того момента, как отправился воевать на Восточный фронт. Но ведь это же не курорт, туристов туда не возят, там закрытая зона, да и вообще, там опасно. Я поискал «чёрного» таксиста, но оказалось, что до остатков Траурихлигена можно только на вертолёте долететь. Я нанял вертолёт и долетел…

Оказалось, что Генриху Дитриховичу Иванкову пришлось совершить настоящий круиз. Узнавая, куда переводчик мотался на самолётах, такси, а теперь — ещё и на вертолёте — Теплицкий морщился, ведь денег на «заезд» угрохано немерено.

Переводчик Иванков вынужден был поехать в Германию. В Берлинском Историческом институте кто-то очень дотошный изыскал того, кому принадлежал обнаруженный Теплицким герб. «Указанный герб и девиз под ним принадлежит ныне исчезнувшему дворянскому роду Краузе-Траурихлиген… Вероятно, герб и девиз под ним были получены основателем рода в двенадцатом веке…» — вот, что было написано в том письме, которое получил из Берлина переводчик Иванков. Так же, они написали, что последний известный представитель этого рода погиб в сорок третьем году на войне, а остатки фамильного замка лежат под пылью веков недалеко от деревушки Кам в Восточной Баварии. «Значит, наш Эрих был не просто «Краузе», а «Краузе-Траурихлиген», — подумал переводчик Иванков и решил отправиться в эту самую деревушку Кам с целью узнать о том, действительно ли этот дворянский род исчез? Или всё-таки, какой-то потомок остался на свете?

Место действия — деревушка Кам, восточная Бавария, Германия. Дата и время — несколько дней назад.

Вертолётчика звали Алекс, летал он без разрешения и без страховки. А кроме того — оказался русским, по имени Александр Бурундуков. Он уже давно жил в деревушке Кам, сделался там «своим в доску» и зарабатывал как раз тем, что на своём вертолёте возил всяких энтузиастов туда, куда нельзя. В замок Траурихлиген рвались не многие: в этих местах ходила устрашающая легенда о том, что в руинах замка до сих пор живёт вервольф, Иванкова тоже пугали. А в баре со странным названием «Бесоффен Гутсгерр», где реками лилось пиво, и телевизор у стойки показывал чемпионат по футболу, к Иванкову за столик подсел некий господин неопределённого возраста. Лицо незнакомца украшали рыжие усы, а макушку — блестящая лысина. Когда он выйдет на улицу — он прикроет её шляпой, но в помещении не положено сидеть в шляпе, поэтому он вынужден был сверкать лысиной.

— Эх, вы! — сказал он Иванкову, не поздоровавшись и не представившись. — Вы хоть знаете, куда собрались?

Иванков молчал, потому что опешил от внезапности. У господина была пивная кружка, он время от времени прикладывался к ней, потягивая пиво. Он брякнул эту кружку перед лицом Иванкова, положил около неё свои руки, похожие на рыжие волосатые лапы и продолжил своим густым голосом, к тому же — с английским акцентом:

— Эта легенда ходит тут ещё со времён средневековья: в замке Траурихлиген живёт вервольф. Каждое полнолуние он выходит оттуда и поедает людей. А вы как раз полетите к нему в когти! Один вервольф у нас в деревне живёт! — с почти, что крика рыжий незнакомец внезапно скатился на заговорщицкий шёпот и придвинулся к самому уху Генриха Дитриховича. — На окраине, у самых гор живёт Иоганн Риттенхоффер…

«Ну и что?» — про себя подумал Иванков, но тут же понял, что ошибся.

— По-настоящему — он не Риттенхоффер, а Траурихлиген! — продолжал тем временем рыжий тип и потел, потел от лишнего веса и высокой температуры в баре «Пьяный Помещик». — Его все называют Бешеный Ганс, и, скажу я тебе, дружище, он — потомок хозяев проклятого замка. Если ты станешь искать его — он сожрёт тебя!

Сказав это, господин удалился и, как показалось Иванкову — исчез в толпе других посетителей.

Генрих Дитрихович Иванков в побасенки не верил и твёрдо знал, что не бывает вервольфа. Он ничуточки не испугался, зато узнал, что у Краузе-Траурихлигенов, всё-таки, имеется один потомок. Генрих Дитрихович сумел разыскать дом этого «вервольфа» и однажды вечером пришёл к нему в гости. Звоня в дверной звонок, переводчик Иванков ожидал увидеть на пороге рослого субъекта, обладающего широкими плечами и копной светлых волос — в общем, такого же, какой был изображён на фотографии из дневника коменданта Фогеля. Генрих Дитрихович изумился и даже отпрыгнул назад, когда из-за открывшейся двери выпростался некто невысокий — ростом с самого Иванкова — рыхленький, словно сидячий клерк, и в очочках. Кроме всего этого «вервольф» оказался оснащён блестящей лысинкой, щербинкой между передними зубами и жиденьким немужественным голоском.

— Чем могу помочь? — осведомился этот «вновь обретённый» Траурихлиген, переминаясь на пороге около коврика для ног.

— Простите, вы Иоганн Риттенхоффер? — поинтересовался Генрих Дитрихович, который решил, что, скорее всего, ошибся домом.

— Да, это я, — кивнул облысевший «вервольф» и дёрнул сутуленьким плечиком. — А-а что? — настороженно протянул он и вперил в Иванкова близорукие глазки.

Когда Генрих Дитрихович Иванков объяснил «вервольфу», зачем пожаловал — тот испугался. На его бледненьком лице выступили капельки пота, он съёжился, словно бы в него прицелились из автомата.

— Ла-ладно, проходите… — овечьим голоском протянул Иоганн Риттенхоффер и посторонился, пропуская Иванкова к себе в дом.

Войдя, Генрих Дитрихович заметил, что потомок Краузе-Траурихлигенов заметно обеднел: мебель старая, ковры вытерлись от времени, а в воздухе ощущается явный запах нафталина. Наверное, он хранит свою одежду годами, потому что на новую у него нет денег…

Иоганн Риттенхоффер провёл переводчика Иванкова в свою гостиную и усадил там, на антикварный кривоногий стул напротив низкого журнального столика. На столике лежал футбольный журнал и пульт от телевизора.

— Вы будете пиво? — поинтересовался рыхленький дворянин и был готов посеменить за пивом, однако Иванков вежливо отказался:

— Простите, я не пью.

Генрих Дитрихович разглядывал гостиную Риттенхоффера и определил, что мебель, которая там стоит, покупалась ещё в начале века. Да и обои тоже наклеивали в начале века. Стена напротив Иванкова была увешана портретами — в основном, с них глядели дамы в каких-то кружевных платьях, только на одном из них высился гордый пожилой господин с пышными седыми усами и с моноклем в правом глазу. А ещё на одном портрете — на коленях одной из дам сидел бодрый, откормленный мальчишка в шортиках и в шапочке с пером.

Иоганн Риттенхоффер немного потоптался около Иванкова, а потом — заговорил.

— Я — родной внук Эльзы фон Краузе-Траурихлиген, — тихо говорил Иоганн Риттенхоффер и бродил по гостиной, кружа вокруг старинного резного столика на одной ножке, на котором и помещалась-то всего лишь хрустальная ваза без цветов. — Раньше бабушка была графиня, но после войны вся семья уехала куда-то за океан, а она не захотела и осталась одна в Германии. Бабушка работала продавщицей в булочной и очень бедно жила. Вот она, бабушка!

Иоганн Риттенхоффер отошёл от столика с вазой и приблизился к стене, увешанной портретами. Он показал на один из них, изображавший молоденькую девушку в белом платье и с букетом маргариток.

— … бабушка в молодости, — прибавил Риттенхоффер и подошёл к тому портрету, где на коленях женщины сидел бодрый мальчишка в шапочке с пером. — А это, — пухленький палец Иоганна упёрся в мальчишку, — мой двоюродный дедушка Эрих… в детстве, — поправил сам себя Риттенхоффер и отошёл от портретов. — Бабушка часто рассказывала мне про него, говорила, что он был очень умным, изобретал всякие машины, а в двадцать пять лет стал генералом. Кроме того, дедушка Эрих был настоящим тамплиером, вы представляете: он умел драться на мечах, таскал на себе латы весом сто килограммов и своими глазами видел чашу Грааля!! А мне, вы представляете, уже тридцать два, а я никем не стал! — плаксиво пожаловался Риттенхоффер Иванкову. — Я живу, как не знаю, кто! Хотя тоже, между прочим, должен быть и тамплиером, и графом! А я кто? Все: в магазинах, молочники, булочники требуют: ойро, ойро, ойро! А я не знаю, где мне взять им всем ойро! Хотя бабушка и говорила, что назвала меня в честь дедушки Эриха: он был Эрих Иоганн, и я — Иоганн, а всё равно мне непротык!

Переводчик Иванков незаметно для себя разглядывал весёлого, розовощёкого мальчишку-крепыша, которого этот патологический бедняк назвал своим дедушкой, вспоминал фотографию из дневника коменданта Фогеля и думал о том, что ни за что бы не решил, что Иоганн Риттенхоффер мог бы быть родственником Эриха фон Краузе-Траурихлигена. Слишком уж они не похожи друг на друга.

— Раньше мы жили в Берлине, — говорил Риттенхоффер, так и не присев. — Но потом — бабушка Эльза рассказала мне про замок Траурихлиген. Я решил найти его и продать, потому что мы были очень бедными. Я приехал сюда, но оказалось, что от замка остались руины. Я остался здесь, потому что у меня не было денег на обратный билет до Берлина. Этот дом когда-то принадлежал моим предкам, Краузе-Траурихлигенам. Он много лет стоял пустым, а когда я приехал — люди едва ли не бросили его в меня. Они сказали, что этот дом проклят, и всё такое… А я даже обрадовался, потому что мне тут было абсолютно негде жить, и вдруг — дом…

С этими словами Иоганн Риттенхоффер примостился на краешке второго стула и вместе с этим стулом придвинулся поближе к Иванкову.

— Я тут устроился работать на почту сортировщиком писем… Знаете, отбираю те, которые адресованы Санта Клаусу, богу, или с неразборчивыми адресами и откладываю их в ящик и сдаю на макулатуру… Один раз я летал к замку на вертолёте. Я забрался внутрь, а там…

— Живёт вервольф? — пошутил Генрих Дитрихович, и получил на свою шутку очень серьёзный ответ:

— Нет, там никто не живёт, там осталась одна из машин дедушки Эриха. Дедушка всё время делал машины — это мне рассказала бабушка. Вы знаете фабрику «Эрих Краузе», которая сейчас делает канцелярские принадлежности? — полушёпотом спросил он у Иванкова.

— Знаю, — кивнул Генрих Дитрихович, который знал, что такая фабрика существует, потому что в любом киоске в Донецке можно было без труда купить ручку или резинку или скрепки от фирмы «Эрих Краузе».

— Раньше она принадлежала дедушке Эриху, — продолжал Иоганн Риттенхоффер и шептал всё тише, всё загадочнее. — Там делали все его машины — танки всякие и пушки, а потом — отсылали на фронт, чтобы убивать людей. Одна из таких машин стоит в замке. Люди в деревне говорят, что там живёт вервольф, потому что у них нет мозгов, — уверенно заявил потомок Траурихлигенов и встал со стула во весь свой кургузый рост. — Они говорят, что я — тоже вервольф, потому что я сдуру сказал им, что проклятый замок принадлежит мне. Они выдумали проклятую байку про то, что один из моих предков продал душу дьяволу, превратился в волка и загрыз старшего брата… А бабушка Эльза заставляла меня учить генеалогическое древо, я знаю всех своих предков до одиннадцатого века, до рыцаря Готфрида Кудрявого, и могу заявить, что среди них нет ни одного вервольфа! Я хочу включить машину дедушки Эриха, может быть, тогда мне удастся заработать немного денег.

Переводчик Иванков вздрогнул. Будь у него пиво — он бы расплескал его на старенький ковёр. А что, если эта машина такая же, как «брахмаширас» Теплицкого??? Что тогда будет? Третья мировая? Новый Первородный взрыв? Или ядерная катастрофа? Да, может быть, внешностью этот потомок и не вышел, но характером он — вылитый двоюродный дедушка, тамплиер и… группенфюрер СС…

— Как вы думаете, я смогу найти её? — тихим елейным голоском спрашивал у Иванкова Иоганн Риттенхоффер, очевидно, собираясь на вторую вылазку в замок своих великих предков, искать то, что припас там чёртов «дедушка Эрих».

— Я считаю, что включать то, что пролежало в руинах семьдесят лет, может быть опасно, — начал Иванков, пытаясь отговорить этого «бесёнка» от рокового шага в деструктивную бездну. — Оно может взорваться, и вы погибнете…

— Нет, — отказался Иоганн Риттенхоффер и поёрзал на стуле. — Я умею с ними обращаться. Если я смогу включить машину дедушки Эриха — моей нищете придёт конец. Вы сказали, что полетите в замок завтра?

— Ну, полечу, — кивнул Генрих Дитрихович, рассматривая портреты на стене перед собой.

— Возьмите меня с собой! — запросился потомок Краузе-Траурихлигенов. — Я должен попасть туда ещё раз!

Вместе с Алексом Бурундуковым Генрих Дитрихович Иванков рано утром следующего дня вылетел к остаткам замка Траурихлиген. Несуразный Риттенхоффер напросился-таки в компанию, Иванков взял его, потому что этот «тамплиер» пообещал, что заплатит пилоту половину денег за перелёт.

До сорок пятого года замок Траурихлиген был целёхонек и пригоден для жилья, там даже кто-то жил, но когда Красная армия вступила в Германию — нацисты устроили там цитадель и оборонялись целый месяц. Замок был неприступен, имел претолстые стены, стоял на высокой скале, немцы били из его маленьких окошек бронебойными снарядами, пулемётами и бомбами, срывая одно наступление Красной армии за другим. Разгром Рейха задерживался, из-за чего советское главнокомандование отдало чрезвычайный приказ: забросать замок бомбами и разрушить. Так и поступили: Траурихлиген подвергся немилосердной бомбёжке и из гордого замка превратился в груду руин.

Они пролетали над горами, и Иванков через иллюминатор вертолёта видел заснеженные вершины, крутые скалы, водопады, утопающие в белесой дымке. Алекс резко свернул вправо, а потом — вертолёт начал осторожно снижаться, подлетая к скале, на вершине которой различалась некая рукотворная постройка. Она уже успела зарасти деревьями, она была присыпана землёй. Уцелела только одна башня — круглая, толстая, увенчанная наполовину обломанным шпилем.

— Вот он! — Алекс говорил по-русски, почти кричал, перекрикивая шум винта. — Можно сесть во-он на ту площадку — я там всё время сажусь!

— Давай! — согласился Генрих Дитрихович, пытаясь различить эту «площадку», но видел только завалы камней.

Алекс крутил над развалинами витки, постепенно опускаясь вниз. Иванков видел всё больше и больше — вон там, над ущельем — остатки моста, а среди деревьев угадываются черты ещё одной постройки, а около неё — перевёрнутый вверх дном, обгоревший самолёт. Когда Алекс опустил вертолёт пониже — Генрих Дитрихович заметил, что самолёт достаточно современный, да и упал недавно.

— Готовьтесь, сейчас будет трясти! — предупредил для чего-то Алекс и крепко вцепился в штурвал. Переводчик был пристёгнут, однако рефлекторно вцепился руками в подлокотники кресла. Алекс не обманул: вертолёт внезапно тряхнуло так, словно бы об него стукнулось что-то тяжёлое, и бросило влево — туда, где торчали замшелые серо-зелёные остатки одной из башен. Переводчик Иванков зажмурился: ещё секунда — и они размажутся об эту башню и взорвутся, как тот самолёт. Что ни говори, а Алекс Бурундуков оказался асом малой авиации. Он ухитрился увернуться от башни и посадить вертолёт как раз на ту площадку, которую он показывал Генриху Дитриховичу.

— Что это было?? — вопросил Генрих Дитрихович, грузно выбираясь из вертолёта на дрожащих от испуга ногах.

— Говорят, там что-то такое в подвале осталось, что технику глушит! Последний граф ваял какие-то штуковины… — буднично бросил Алекс Бурундуков и спрыгнул вниз, на битые булыжники. — Я знаю один лаз — если вы хотите внутрь — можем залезть!

— Это же машина дедушки Эриха! — обрадовался Иоганн Риттенхоффер и заёрзал в кресле, потирая ручки. — Я её включу!

— Уже включил один раз! — буркнул Алекс, пройдясь по булыжникам туда-сюда. — Неужели, не помнишь, как едва не угрохал вертолёт, кретин? Только я один валандаюсь с тобой, неизвестно, зачем!

— Эй, Алекс, отстегни меня, а? — запросился Иоганн Риттенхоффер, дёргая ремень безопасности. — Видишь, я застрял?

— Потому что ты — и есть кретин! — фыркнул Алекс и пошёл обратно, к вертолёту, отстёгивать незадачливого «графа» от кресла.

Тут, на скале, было холодно, а в ушах свистели шальные ветра. Генрих Дитрихович надвинул кепку на уши и поднял воротник куртки, чтобы не заработать отит или ангину. Вокруг лежала полная руина: куски камней, обломки черепицы, стёкла, какие-то железяки. Всё это сгрудилось жутким хаосом, походило на чудовищную свалку, из которой торчали кое-где щербатые толстые стены и пара полуразвалившихся башен. Справа зияло страшное ущелье, у которого пристроились остатки разбитого моста. Мост взорвали фашисты, чтобы красноармейцы не смогли ворваться в замок.

— Идите сюда! — крикнул Алекс, едва перекрикивая шум ветра.

Генрих Дитрихович обернулся на его голос и увидел, что пилот стоит около некой дыры — чёрной, как лаз в преисподнюю — и машет рукой, призывая переводчика тоже туда подойти. Риттенхоффер топтался около Алекса и всё порывался нырнуть в дыру, однако, пилот не давал ему уйти в одиночку, загородив дыру своим телом. Генриху Дитриховичу не понравилась эта дыра — он больше любил работать у себя в офисе или в домашнем кабинете, а не лазить по развалинам и дыркам. Но делать нечего — сам захотел попасть в замок Траурихлиген — пожалуйста, попадай. Тем более, что этот слизнячок Риттенхоффер там уже побывал и вылез живым…

Издалека, с воздуха всё это не казалось настолько зловещим — обыкновенная груда камней, обыкновенные ямы… Они спускались вниз по осклизлым и замшелым ступенькам, разгоняя сырой холодный мрак лучами фонарей. Генрих Дитрихович зяб и поминутно чихал, зарождая где-то в невидимых хитросплетениях ходов страшное эхо, от которого он вздрагивал. Казалось, что в тёмных углах притаились хищные призраки, или тот самый вервольф. Генрих Дитрихович пугался даже собственной тени, которая перемещалась по щербатым кирпичам стен и… походила на вервольфа.

Иоганн Риттенхоффер глухо молчал, семенил по ступенькам и всё тёр, тёр свои руки. Иванкову даже показалось, что у него это — нервное.

— Я спустился ещё ниже, — внезапно заговорил Иоганн Риттенхоффер, и его жиденький голосок в мёртвой тишине погибшего замка показался устрашающим рёвом вервольфа.

Генрих Дитрихович вздрогнул, а Алекс — тот, вообще, едва не упал.

— И там нашёл её, — продолжал неуклюжий на вид Риттенхоффер, сползая по ступенькам всё ниже и ниже. — Машину, которую строил дедушка Эрих. Она похожа на большущий компьютер и может стрелять какими-то лучами. Я нажал на кнопку, и с тех пор, понимаете, над замком не могут летать самолёты…

«Фашист, чёрт бы тебя побрал! Недалеко же ты от дедушки ушёл!» — мысленно обругал знатного потомка Генрих Дитрихович Иванков и едва не покатился кубарем вниз по ступенькам. Словно бы Риттенхоффер каким-то образом прочитал его мысли и решил незримо покарать. «Номмо» — внезапно всплыло в голове Иванкова то слово, которым Эрих фон Краузе-Траурихлиген подписал свою тетрадь. А вдруг этот внучатый племянник — тоже «Номмо»??

— Я так и знал, что этот моллюск что-то там испортил! — по-русски фыркнул позади Иванкова пилот Алекс Бурундуков. — Раньше я нормально прилетал сюда, но как только здесь побывал он — здрасьте-васьте! Всё рвался, рвался и вот, нате, подавитесь!

— Вы знаете, как выключить её? — осведомился переводчик Иванков у Риттенхоффера, стараясь сохранять спокойствие.

— Не имею ни малейшего понятия… — сокрушённо прохныкал Иоганн Риттенхоффер и пожал сутулыми плечиками, оглянувшись на Иванкова. — Я потом нажал другую кнопку, но там произошло замыкание, и меня едва не стукнуло током!

Переводчик Иванков едва удержал себя от того, чтобы сказать Риттенхофферу: «Цыц!». Да, здесь бы не помешал Миркин — он ничего не смыслит в истории и не понимает немецкий язык, зато разобрался бы, как отключить эту проклятую жестянку, которая примагничивает самолёты и вертолёты!

Ступеньки закончились, и вместо них, потянулся куда-то какой-то тёмный коридор. Генрих Дитрихович Иванков не пошёл бы туда ни за какие коврижки. Даже если бы ему заплатили целый миллиард «ойро» — всё равно бы не сунул туда и носа. Тем более, что из коридора веет такой нехорошей прохладой, словно бы тянет холодом могил.

— Туда надо идти! — скрипучим голосом выкрикнул Иоганн Риттенхоффер и показал своей толстенькой неспортивной рукой как раз в этот «могильный» коридор. — Она там!

— Вы точно запомнили? — осведомился Иванков, который уже хотел выбраться из проклятого замка и отправиться восвояси, в Донецк, к Теплицкому. Выгрузит ему всё про Эриха фон Краузе и его герб — и всё, уедет в Сочи!

Риттенхоффер уверенно топал вперед, по коридору, подсвечивая себе дорогу фонариком. Из тьмы, что висела тут десятилетиями, выныривал каменный пол, остатки ковровой дорожки, какие-то рыцарские латы у самой стенки, разбросанные по полу немецкие пистолеты времён Второй мировой…

Вдруг правая нога Иванкова встретила некое препятствие. Переводчик жёстко споткнулся обо что-то, чего не заметил в темноте и уже летел носом на камни пола, но пилот Алекс вовремя успел подхватить его под руку и задержал падение.

— Потише, Генрих Дитрихович, — сказал он по-русски. — Тут на полу столько набросано…

— Спасибо… — пропыхтел Иванков, обретя равновесие. — Чуть не загремел, вы правы… ух…

Переводчик посветил фонариком на пол, собираясь узнать, обо что же он споткнулся. В белом свете его геологического фонаря обозначился серый пыльный скелет, одетый в остатки формы германского вермахта.

— Уй, господи! — вскрикнул Иванков, отшатнувшись от этого молчаливого «обитателя» замка Траурихлиген, словно бы перед ним оказался живой верволк. Крик переводчика заставил страшное эхо зародиться где-то, в далёком и тёмном конце коридора.

— И-и-и-и!!! — прокричал призрачный «голос стен», и Иванкову показалось, что крикнул этот проклятый скелет, а может быть, другой какой-то скелет, который скачками несётся к нему из коридора… Вон уже слышен, и топот, и грохот костей…

Стоп! Это бежит никакой не скелет: не умеют скелеты бегать, хоть ты что с ними сделай! Это скачет по коридору Иоганн Риттенхоффер и грохочет своими инструментами, которые он набрал неизвестно, зачем.

— Подождите, куда вы так спешите?? — крикнул ему Иванков, и снова между стенами коридора заметалось пугающее эхо.

— Быстрее! — воскликнул из темноты Риттенхоффер странным срывающимся фальцетом. — Ловушки!

— Что? — не понял Иванков.

— Ловушки! — подсказал пилот Алекс, и только успел договорить, как в темноте что-то жутко заскрежетало, и из ниоткуда вылетел преогромный топор. Он наверняка бы рассёк Иванкова надвое, если бы пилот не дёрнул его в сторону. Топор выбил из руки переводчика фонарик, разломал его на части и улетел куда-то, лязгнув там о каменную стену.

— Фуух! — выдохнул Иванков и привалился к какому-то деревянному шкафу. Вдруг внутри него что-то скрипнуло, словно бы повернулась заржавевшая шестерня…

— Осторожно! — пилот повалил Иванкова на пол, и тут же стенка шкафа открылась, и из-за неё тучей полетели стрелы.

— Тьфу ты, чёрт! — перепугался Иванков и, лихорадочно перебирая руками и ногами, по-солдатски на пузе пополз вперёд, намереваясь миновать дьявольский шкаф. СКРИП-ЧУХ! — прямо из пола у самого носа Иванкова вылетела стрела — громадная такая, целый гарпун. Со свистом разрубив воздух, она воткнулась в потолок и там застряла, сверкая и покачиваясь.

У пилота Алекса оставался целый фонарик. Светя им вперёд, он начал подпихивать испуганного до тошноты Иванкова:

— Ползите, ползите, чего застряли??

Над головой со страшным свистом летали стрелы, латы у стены подняли руку и метнули меч. Потом под Иванковым начал рушиться пол — камень за камнем он вываливался и падал куда-то вниз, в черноту.

— Бежим! — пилот вскочил на ноги и поскакал вперёд, забыв про мечи, стрелы и копья, что сыпались со всех сторон. Иванков тоже побежал, ведь пол всё валился и валился, уходил из-под ног в бездонную пропасть. ЗЗЗЗЗ! — стрела пролетела совсем близко, и вдруг переводчика что-то грубо дёрнуло, развернуло, и ударило спиной о стенку. На мгновение Иванков подумал, что всё, он застрелен, но потом — понял, что стрела попала ему в рукав и пришпилила к стене.

— Спасите!! — в ужасе заголосил Иванков, потому что в свете удаляющегося фонаря пилота увидел, как латы около него поднимают руку с чудовищным мечом. Всё, он попался, и его сейчас зарубит… робот.

Переводчик начал неистово дёргать стрелу за древко, пытаясь вытащить, но понял, что у него не хватит сил. Пилот услышал его и скакал назад, увёртываясь от стрел, но он не успеет, ведь средневековый «робот» уже готов рубануть.

Алекс схватил Иванкова за свободную от стрелы руку и сильно дёрнул. ХРЯСЬ! — оторвался рукав куртки переводчика, Иванков покатился кубарем, сшибив пилота. И в тот же миг «робот» со свистом всадил свой меч в то место, где секунду назад Генрих Дитрихович извивался, пытаясь освободиться от стрелы.

Иванков отскочил от стены, но под ногами у него оказалось так зыбко, словно бы пол был не каменный, а пластилиновый, шатался, просто утекал куда-то вниз и с грохотом обрушивался в неизвестность.

— Туда! — заревел над ухом голос лётчика, Иванков обернулся и увидел, что Алекс, светя фонариком, побежал куда-то вправо, где в толстой стене угадывалась открытая дверь.

Генрих Дитрихович тоже побежал, вернее, начал перебирать ногами, толкая назад разваливающиеся плиты пола. Алекс несколько раз падал, но вскакивал и продолжал бежать, пока, наконец, до двери не осталось метра полтора. Тогда пилот свершил героический прыжок и скрылся в дверном проёме.

Над головой Иванкова свистнула стрела и унеслась в темноту. Оказавшись вблизи от двери, переводчик тоже прыгнул. Ласточкой пролетев дверной проём, он хлопнулся на живот. На этот раз пол под ним проявил каменную твёрдость, Иванков пребольно стукнулся об него локтями и коленками. Слава богу, ничего никуда больше не проваливается, камни пола стационарно лежат на месте. Всё, зона ловушек закончилась, можно вздохнуть свободнее…

Иванков всё лёжа на животе, повернул голову на бок и увидел около себя Алекса. Пилот тоже лежал на животе и пыхтел, отдуваясь, словно огромный ёж. Кроме того, Алекс ухитрился спасти фонарик. Он держал его в правой руке, а фонарик мирно светил вперёд.

— Живы? — поинтересовался пилот, поборов одышку, ворочаясь, чтобы подняться на ноги.

— Пока да… — выдохнул обалдевший от страха и бега Иванков. — С-скажите, а тут всегда летают топоры?

— Ни разу не было… — пропыхтел Алекс, которому уже удалось подняться с живота на коленки.

— Да? — удивился Иванков, и всё лежал на животе, потому что, кроме одышки, на него навалилась ватная слабость. Надо было чаще заниматься спортом — например, бегом с барьерами… и с топорами…

— Ни разу! — подтвердил пилот Алекс и усилием воли заставил себя подняться на ноги. Он стоял, пошатываясь, окружённый почти мистическим светом своего фонарика, и снизу казался Иванкову огромным, как колосс.

— Вставайте, что ли? — пилот протянул руку переводчику, который до сих пор оставался лежащим на животе.

Генрих Дитрихович схватился за предложенную руку и грузно водворился на свои размякшие ноги. Он глянул вперёд, а впереди висела тьма и тишина… Только теперь Иванков вспомнил про Риттенхоффера, которого нигде не было ни видно, ни слышно.

— А где же Риттенхоффер? — забеспокоился переводчик и завертел головой по сторонам, однако так никого и не увидел во мгле.

— Чи пришибло его гадостью какой-то? — снова фыркнул Алекс и снова по-русски.

Пилот выглянул из-за двери в переполненный ловушками коридор и скользнул лучом фонарика по побитым стрелами стенам и по полу. Риттенхоффера нигде не было, как впрочем, не было и пола — вместо овальных булыжников зияла чёрная пропасть, в которой мощный луч электрической лампочки рассеивался, съедаемый мраком… Увидав её, эту жуткую пропасть, Иванков отшатнулся назад и остолбенел — в буквальном смысле, руки и ноги словно бы отнялись и не двигались, а в желудке образовался холодный ком. Иванков заставил свою дрожащую похолодевшую руку подняться и схватиться за плечо пилота Алекса, иначе бы он снова упал на живот или на спину.

— Ка-как мы вернёмся назад? — заикаясь, прошептал переводчик Иванков, ужаснувшись перспективы стать пленником этого мёртвого замка.

— Тут есть другая дорога… — буркнул Алекс и повернулся к Иванкову лицом. — Вот только полиция не похвалит нас за Риттенхоффера. В первую очередь, меня…

Иванков только рот раскрыл, чтобы сказать, что что-то здесь с ловушками нечисто, как из мглы коридора выпрыгнул яркий луч, а за ним — и обиженный голосок Риттенхоффера:

— Чего вы тут торчите? Я уже подумал, вы попались!

Вслед за голосом явился и сам кургузый потомок Траурихлигенов. Он переступил через чью-то кость, которая валялась на полу, словно простая палка, и установился в полуметре от Иванкова. Иванков смерил его неуклюжую фигуру угрюмым взглядом и пробормотал:

— А мы думали, что попались вы… И вообще, как вы узнали, что здесь есть все эти проклятые ловушки?

Да, пускай объяснит свою чрезвычайную прозорливость! А вдруг этот наследничек сам нажал на кнопочку и завёл все топоры и стрелы, чтобы избавиться от «человеческого балласта»??

— В замках всегда ловушки… — неопределённо ответил Риттенхоффер, глядя в холодный сыроватый пол и подпихивая правым башмаком эту самую кость — толстенную, наверное, берцовую. Иванкову показалось, что он просто увиливает от прямого ответа на вопрос, однако переводчик пока не спешил ни с кем делиться подозрениями, чтобы не спугнуть Риттенхоффера.

— Идёмте, я покажу вам машину дедушки Эриха! — Риттенхоффер выкрутился, переведя разговор на таинственное чудо техники, что таится где-то здесь, в этих зловещих развалинах…

Иоганн Риттенхоффер повернулся спиной и бодро зашаг вперёд, елозя лучом фонарика перед собой.

— Эй, Бешеный Ганс, а тут больше нет ловушек? — опасливо осведомился Алекс, не решаясь сделать шаг вперёд.

— Нет! — уверено начал Риттенхоффер, и тут же сбился и замялся:

— То есть, не знаю… Не знаю, может быть, ещё где-то…

Риттенхоффер двигался быстрыми широкими шагами. Ему не мешала даже могильная тьма, его не пугали скелеты фашистских солдат, которые попадались на пути достаточно часто, а у одного из них даже сохранился ржавый автомат… Иоганн Риттенхоффер убежал далеко вперёд, а Иванков и пилот Алекс держались позади. Переводчик давно заметил в наследнике Траурихлигенов какую-то странность… Что-то у него было не так…

— Скажите, Алекс, — обратился Иванков к пилоту. — А когда вы привозили Риттенхоффера сюда впервые, вы спускались с ним смотреть на его машину?

— Нет, — отказался Алекс. — Риттенхоффер раскричался, когда я хотел провести его по коридорам. Велел мне стоять снаружи… Я предупреждал его, что в замке запутанный лабиринт и завалы, но он только отмахнулся.

Иванков пожал плечами. Да, с этим «графом» явно что-то не то: вчера он казался полнейшим рохлей и мямлей, горьким неудачником, несчастным и нищим. Иванков его даже жалел… А сейчас в этом «знатном гусе» проступают явные черты злоумышленника, или даже злодея…

— Эй! — Риттенхоффер впереди разразился громогласным окриком, и эхо, как всегда, превратило окрик в чудовищный рёв.

— Мы ту-ут!! — отозвался Иванков и создал новое эхо, которое покатилось между стенами коридора куда-то в бесконечную темноту.

— Идите сюда-а-а! — позвал Риттенхоффер, а потом — чем-то громко и противно заскрипел, словно бы отодвигал тяжёлые, проржавевшие засовы.

Алекс и Генрих Дитрихович переглянулись: неохота что-то ползти туда, куда зазывает этот странный человечек… В конце пути отчётливо маячит капкан…

— Идите сюда! Сюда! Сюда-а-а-а!!! — повторил во мраке Риттенхоффер, и отовсюду пугающим эхом захохотали стены.

— Ладно, — героически согласился русский вертолётчик Алекс Бурундуков и двинулся вперёд, на мистически жуткий голос Риттенхоффера. — Если что — влеплю по морде…

Да, пилот Алекс крепок: награждён немалым ростом, да и кулаки у него тяжелы. Он вполне может дать сдачи злодею и поспортивнее, чем Иоганн Риттенхоффер. Оценив физические возможности вертолётчика, Иванков решил, что может двинуться за ним.

Идя, Иванков, видел перед собой широкую спину пилота, как тот покачивает мускулистыми плечами в такт ходьбе. Генрих Дитрихович немного успокоился: если слизнячок Риттенхоффер вздумает полезть в драку — герр Бурундуков быстренько его приструнит… Оглядываясь по сторонам, переводчик видел в полумраке осклизлые от постоянной сырости стены, изредка на них попадались какие-то бывшие картины в толстых рамах. Картины представляли собой чёрные прямоугольники, потому что всё от той же сырости испортились холсты и краски. Освещённый фонариком пилота, блеснул справа очередной пустотелый «рыцарь», поржавевший местами, несущий в своей толстой руке преогромный бердыш. Иванков старался держаться от «рыцаря» подальше: а вдруг и он наделён смертоносным механизмом, который при приближении человека заставит его метнуть тяжёлое оружие?? Но этот «рыцарь» оказался мирным. Он не шелохнулся, когда мимо него проходили, и вскоре его контуры исчезли в сырой тьме. Пройдя вперёд, переводчик Иванков вскоре заметил и Риттенхоффера, окружённого сиянием двух карманных фонариков: своего и Алекса. Пилот светил прямо на него, и Риттенхоффер щурил свои недобрые глазки, отгороженные прямоугольными очками.

— Ну, наконец-то! — прошепелявил наследник Траурихлигенов, потому что держал свой фонарик в зубах, а неуклюжими слабенькими ручками отодвигал в сторонку претолстую деревянную дверь, сколоченную из целых брёвен, стянутую широкими полосами железа. Дверища явно весила больше того, кто её открывал, она плохо поддавалась хилым толчкам, а Риттенхоффер весь взмок и хрипел:

— Да помогите же мне!

Иванков гигантом не являлся — разве что, гигантом мысли — он сразу понял, что дверь ему не по зубам и отодвинулся подальше, чтобы, когда дверь откроется, не попасть под толстое бревно и не получить шишак.

— Подержите, пожалуйста, — пилот попросил Иванкова подержать его фонарик, решив, видимо, помочь Риттенхофферу воевать с дверью.

— Хорошо, — переводчик согласился оказать помощь и взял у Алекса фонарик, который был достаточно тяжёл, но куда легче двери.

Пилот засучил рукава своей коричневой кожаной куртки, вцепился в замшелые доски, налёг на дверь вместе с Риттенхоффером, и пихает, пихает её изо всех сил.

СКРРРЫП! — басовито скрипели ржавые петли и с трудом поворачивались, убирая с дороги гигантскую дверь.

— Она там, за ней! — выдохнул Риттенхоффер, имея в виду машину, которую когда-то изваял его бесноватый дедушка-фашист.

Уступив усилиям людей, дверь отодвинулась достаточно для того, чтобы между нею и холодной стеной мог протиснуться некрупный по габаритам субъект.

— Всё, с меня хватит! — буркнул вспотевший Алекс, отирая со лба пот запачканной грязью и мхом ладонью. Он бросил толкать дверь, предоставив эту «весёлую» работёнку отдувающемуся Риттенхофферу.

— Возьмите, — Иванков протянул ему фонарик.

Алекс, молча, взял и направил луч света на Риттенхоффера, опасаясь, что тот снова сбежит и на этот раз — бросит их тут насовсем.

«Интересно, как же он в первый раз её открыл? — удивился про себя Иванков. — Когда рядом не было крепкого пилота?». А Риттенхоффер тем временем бросил в щель между стеной и дверью луч фонаря и спросил (заискивающе спросил, как показалось Иванкову):

— Хотите взглянуть?

— А почему бы и нет? — согласился Алекс, в голове которого билась лишь одна мысль: врезать по паршивой железяке «дедушки Эриха» чем-нибудь тяжёленьким и развалить её, чтобы прохвост Риттенхоффер не вздумал больше ловить ни самолёты, ни вертолёты.

Алекс сделал большой уверенный шаг и первым вступил в неизвестное пространство, что десятилетиями спало за задраенной дверью, и наполнил его светом своего фонаря.

— Господин Иванков? — учтиво обратился Риттенхоффер к Генриху Дитриховичу, приглашая и его войти в «обитель зла».

Генрих Дитрихович потоптался на месте, видя в неярком свете улыбочку графского потомка… До ужаса недобрую улыбочку, почти такую же, которой сверкал на фотографии его эсэсовский предок.

— Нет, спасибо, — отказался переводчик Иванков, нутром чуя ловушку.

— Боитесь? — спросил Риттенхоффер, а рука, в которой он держал фонарик, заметно дрожала. Нервничал Иоганн Риттенхоффер, потому что любопытный русский срывался с его коварного крючка…

— Нет, просто не хочу, — Иванков решил любой ценою остаться в коридоре, где на его взгляд было безопаснее всего оставаться.

— Не хотите — как хотите! — дёрнул плечом Риттенхоффер и скрылся за исполинской дверью, унеся с собою последний фонарик…

Генрих Дитрихович погрузился во тьму. С уходом графского наследника вокруг него повисла тишь склепов. А во тьме сразу же начали мерещиться серые призраки, с распахнутыми челюстями, полными огромных острых зубов, оборотни, лезущие изо всех щелей, лязгающие волчьими пастями, вампиры, подлетающие на бесшумных крыльях и кусающие за беззащитную шею… В звенящей тиши рождались неприятные звуки, похожие на далёкий протяжный вой, ещё какой-то странный скрежет и треск…

Чёрт, как же Иванков забыл-то?? Ведь его фонарик вдребезги разнёс паршивый топор! Делать нечего — Иванкову пришлось пролезть за дверь, ведь он всё-таки, человек, а не филин, и видеть в темноте не умел…

Пространство за этой увесистой дверью оказалось обширным, наполненным странно холодным и сырым воздухом. Генрих Дитрихович дышал, и из его носа вылетал лёгкий пар. Ещё Иванков видел нескладную фигуру Иоганна Риттенхоффера, курсирующую из стороны в сторону с фонарём. И луч его мощного геологического фонаря не в силах был достать ни потолка, ни стен, свет рассеивался и терялся в липком мраке. Риттенхофферу удалось осветить лишь небольшой кусочек пола с испорченной дырами мозаикой и огромный круглый колодец, который непонятно зачем сделали тут, под недосягаемой крышей просторного зала…

Генрих Дитрихович заметил свет лишь одного фонаря — фонаря Риттенхоффера… А куда же девался Алекс??

Иванков поглазел на невысокие борта колодца, так же, как и пол, украшенные мозаикой — изображениями каких-то чудищ с длинными щупальцами. Изнутри борта обуглены — света фонаря Иоганна Риттенхоффера хватало для того, чтобы переводчик смог разглядеть на камне пятна копоти. Значит, в этом колодце нет воды — из него когда-то вырывалось пламя…

— А где Алекс? — дрожащим голосом проблеял Иванков, пятясь подальше от неуклюжего Риттенхоффера, который здесь, в этом зловещем зале, тоже казался зловещим, словно демон.

— Алекс первым пошёл смотреть на машину дедушки Эриха! — елейным голоском пропел Иоганн Риттенхоффер и кивнул в сторону колодца. — Дедушка спрятал своё изобретение там!

— Я… боюсь высоты! — выкрикнул Иванков, догадываясь, что Риттенхоффер уже успел сбросить Алекса в проклятый колодец, а сейчас — наступила очередь его, Иванкова.

— Там совсем невысоко, — настаивал Риттенхоффер, подходя всё ближе и ближе. Его улыбка превратилась в оскал настоящего вервольфа, в глазках за толстыми стёклами очков сверкал огонь безумия… Ещё чуть-чуть — и потомок Траурихлигенов обрастёт серой шестью и превратиться в волка…

Генрих Дитрихович Иванков содрогнулся, ему показалось, что Риттенхоффер собрался слопать его живьём. И тут же у переводчика родилась идея: отобрать у «монстра» фонарик и бежать, пока не загремел в колодец, или в верволчий желудок…

— Хорошо, я посмотрю, — Иванков сделал вид, что согласен заглянуть в колодец и двинулся вперёд, стараясь ничем не выдать своего плана «врагу».

Риттенхоффер хохотнул (а может быть, просто издал отрыжку?). Генрих Дитрихович поравнялся с ним и тут же — прыгнул так быстро и так неожиданно, как только мог, нацелившись на фонарик. Иоганн Риттенхоффер не ожидал, что переводчик вздумает на него напасть, поэтому никак не защитился. Генрих Дитрихович сбил «вервольфа» с коротеньких ножек и выбил у него фонарик. Фонарик со звоном покатился по полу, выхватывая у вечной темноты некие обломки и камни.

— Пустите! Пустите! Вы чего?? — ныл, вырываясь Риттенхоффер, но Иванков не выпускал. Он уткнул Риттенхоффера лицом во влажный, заплесневелый пол и уселся ему на спину.

— Вы с ума сошли! Вы меня задавите!! — кряхтел Риттенхоффер, и вяло ворочался, прижатый весом переводчика.

— Я понял, что это вы запустили ловушки, — сказал ему Иванков, переводя дух после непривычной для него драки. — И пытались заманить меня в западню. К тому же — вы сбросили лётчика в колодец, и меня тоже хотели сбросить. Машина вашего дедушки не могла стоять здесь, потому что вы ни за что бы не открыли эту дверь в одиночку.

— Да вы спятили! Какая западня?! — запротестовал Риттенхоффер и заворочался интенсивнее, задёргался, пытаясь сбросить Генриха Дитриховича со своей спины. — Лётчик слез в колодец по лестнице! Из колодца — единственный путь к изобретению дедушки Эриха! Другой путь завален камнями! Когда я был тут впервые — дверь открывал специальный механизм, а сейчас он сломался, поэтому пришлось толкать! — Иоганн Риттенхоффер бесновато взвизгивал поросячьим фальцетом и, кажется, пускал слезу. — А за ловушки… вы меня извините… — «граф» прекратил визжать и перешёл на смущённый полушёпот. — Я случайно наступил на «булыжник с сюрпризом», и вся эта гадость включилась сама!! — сокрушённо проблеял Иоганн Риттенхоффер и заглох, ожидая реакции Генриха Дитриховича.

Иванков не слезал со спины Риттенхоффера и не верил ни его визгу, ни его шёпоту, ни его сокрушённому блеянию. Специально, бандит, мозги пудрит, чтобы Иванков потерял бдительность! Тогда он сможет вскочить на ноги и… Генрих Дитрихович не удивится, если этот «фашист» выхватит пистолет из-за пазухи!

— Хорошо, — сказал Иванков, не двигаясь с места. — Допустим, я вам поверил. Но откуда вы знаете про ходы в колодце, когда вы здесь всего лишь второй раз?? Не наугад же вы их нашли??

Иванков уже решил, что припёр Риттенхоффера к стенке, но тот всё равно нашёл, как выкрутиться и промямлил следующее:

— Бабушка Эльза дала мне карту! — он сипел, потому что начинал задыхаться под Иванковым. — Она лежит у меня в кармане куртки… Я не могу дотянуться до неё, потому что вы на мне сидите! Да слезьте вы, наконец! — взбунтовался «граф» и снова задёргался, словно дикий рысак, на которого навалили сразу и седло, и седока. — Вы точно меня задавите! У вас с головой что-то не так… Да и весите вы, как Берлинская стена!

Иванков не слезал. Он разыскал у себя в кармане мобильный телефон и гадал над тем, сможет ли он отсюда вызвать полицию? На телефоне Генриха Дитриховича работал роуминг… вот только на замок Траурихлиген не распространялось покрытие телефонной сети. «Только 112» — возвещал с экрана мобильный телефон. Всё, Генрих Дитрихович никуда не дозвонится. Придётся ему справляться с «фашистом» в одиночку…

— Ну, чего вы?? — возмущался Риттенхоффер и колотил кулаками в пол. — Выпустите меня, наконец!! Я скоро умру, вы переломаете мне все рёбра!!

— Бра! Бра! Бра! — под невидимыми во мгле сводами зала носилось дьявольское визгливое эхо, казалось, что от него дрожали высокие стены и где-то сыпался мокрый песок.

Иванков ещё не придумал, как ему выпутаться из неприятной ситуации, в которую он угодил. Нужно и Риттенхоффера обезвредить, и назад как-то вернуться… А как он вернётся, когда единственный человек, умеющий двигать штурвал вертолёта, покоится сейчас, бездыханный, на дне ужасного колодца?! Генрих Дитрихович, кстати, вспомнил, для чего нужны были подобные колодцы: адепты деструктивных культов средневековья сжигали в них людей, принося в жертву ненасытным божествам… Кстати, тамплиеры тоже не гнушались приносить человеческие жертвы…

— Вы угробили пилота, чёрт бы вас подрал! — разозлился Иванков и в сердцах пришпорил Риттенхоффера каблуками ботинок.

— Ай!! — взвизгнул тот и снова заворочался. — Больно! Что вы творите?? Я никого не гробил, не клевещите!! Пилот живёхонек, я же вам говорил! Он уже спустился и стоит на дне колодца, ждёт, пока мы с вами слезем! А мы с вами тут, извините, дерёмся!

Иванков старался удерживать Риттенхоффера на полу. Он прекрасно понимал, что всё, несчастного Алекса Бурундукова можно теперь только помянуть. «Тамплиер» Риттенхоффер принёс его в жертву, определив на дно колодца… Скорее всего, обманом…

— Эй, где вы там?? — внезапно, словно взрыв водородной бомбы, из недр колодца вылетел голос «погибшего» пилота Алекса и заметался эхом где-то под потолком. — Не забывайте, что у меня — почасовой тариф!!

Генрих Дитрихович Иванков застыл верхом на ноющем Риттенхоффере. Он почувствовал себя так скверно, словно бы ему прилюдно нахлобучили на голову дурацкий колпак, облили дёгтем и обсыпали перьями из распоротой подушки…

— Ну? — скрипучим голосом потребовал Риттенхоффер.

Иванков не знал что делать. Пилот был жив. Глядя на колодец, переводчик видел, как над его бортами выбивается лучи фонарика — наверное, Алекс поднимался наверх, посмотреть, почему они так долго не спускаются.

— Из-звините… — пролепетал Иванков Риттенхофферу, неуклюже поднимая телеса с его спины.

— «Извините»! — фыркнул Риттенхоффер, выползая из-под тяжёлого Иванкова. — Отсидели мне весь позвоночник, а у меня, если вам интересно — остеохондроз!

— Извините… — повторил Иванков, отходя в стороночку. — Я подумал…

— Сумасшедшие туристы! — буркнул Риттенхоффер, отковыриваясь от пола, по которому его едва не размазали. — Подумал, чёрт бы вас подрал… Я, вот, ходить не могу!

— Ну, долго вы там? — это Алекс выпростался из колодца, его голова показалась над бортом, а луч фонарика ударил в лицо Иванкову.

— Сейчас, идём… — пробормотал Генрих Дитрихович, закрывая ладонью глаза.

— Ага, — пробормотал Риттенхоффер и подполз к своему фонарику. Фонарик по счастливой случайности не разбился, а мирно покоился на полу и освещал мозаичное изображение некоего красно-фиолетового спрута.

— Что вы там делаете? — не унимался пилот и светил то на Иванкова, то на Риттенхоффера.

— Он решил поколотить меня! — заявил Риттенхоффер, поднимая фонарик с пола. — Едва не придушил, честное слово! А я, понимаете, ни в чём не виноват…

Переводчик Иванков видел, как пилот пожал плечами и снова скрылся в колодце — наверное, не поверил он Риттенхофферу…

— Идёмте же! — позвал Генриха Дитриховича Риттенхоффер и приблизился к борту колодца, который доставал ему почти до пояса. — Считайте, что я всё забыл!

— Угу… — буркнул себе под нос Иванков и тяжело пополз вслед за знатным наследником, чувствуя, как дурацкий колпак превращается в свинцовый куб и прижимает к полу… Чёрт, надо же было впасть в такую дурацкую панику и затеять драку с этим Иоганном!..

Риттенхоффер перенёс одну ногу через пыльный борт, а второй ногой споткнулся и едва не полетел вниз, на невидимое дно колодца.

— Чёрт… — пробормотал он, задержавшись на одной из гранитных плит, которые покрывали борта колодца сверху. — Кошмар, как неудобно…

Оказалось, что в колодец спускаются по металлической тонкой лесенке, которую когда-то привесили к гладкой стене колодца. Лесенка, видимо, подвергалась немилосердному выжиганию огнём. Она вся была в копоти, которая оставалась на руках, а металл сделался таким тонким, выщербленным — вот-вот развалится…

Лесенка дрожала под весом Иванкова, и переводчик прикидывал, сколько метров может быть до дна. Генрих Дитрихович старался не смотреть вниз — говорят, что если не смотреть — не так страшно… Но переводчику всё равно было страшно, поэтому он всё-таки, иногда поворачивал голову и скашивал глаза, пытаясь разглядеть, что делается под ним. Внизу маячили лучи фонарей Алекса и Риттенхоффера, которые освещали только стенки и часть лестницы. Внизу же было черным-черно… До дна могло оставаться два метра, а могло и двадцать пять…

Руки Иванкова были холодными и непослушными от страха. Он боялся сорваться и упасть… Он ещё с детства боялся упасть, и ему снились страшные сны, как он падает с высоченного дерева… Он едва шевелился, перемещаясь по зыбким перекладинкам обожжённой лестнички, и с облегчением услышал, как невдалеке от него топнули об камень ноги — это Алекс, наконец-то добрался до дна и спрыгнул. Вскоре спрыгнул и Риттенхоффер, а потом — и сам Иванков различил в одной перекладинке от себя каменное дно, захламлённое каменными осколками, кусками мозаики, костями…

— Уффф, — неслышно для других Иванков выпустил вздох облегчения и осторожно покинул лестничку, опасаясь оступиться.

— Туда! — Риттенхоффер вырвался вперёд и махнул рукой туда, где начинался новый мрачный коридор. — Уверяю вас, он совсем коротенький!

— А ловушки? — опять осведомился «воскресший» Алекс, не желая быть изрубленным или пристреленным.

— Нету там ловушек! — заверил Риттенхоффер и полез во внутренний карман своей красно-синей яркой куртки. — Вот, карта! — он извлёк из кармана бумагу, сложенную в несколько раз и принялся разворачивать, подсвечивая фонарём.

— А ну-ка, ну-ка! — Алекс приблизился к потомку Траурихлигенов и стал заглядывать в карту через его узенькое плечо.

Иванков тоже подошёл, увидел карту и понял, что… ничего в ней не понял. Какие-то полоски, начерченные коричневым карандашом, чёрные и красные точки, квадратики, прямоугольники, и снова полоски… Тем более, что под фонариком неважно видно… Или это Иванков просто не умеет читать карты??

— Вот тут! — Риттенхоффер ткнул своим толстеньким пальцем в какой-то чёрный кружок, прилепленный посередине коричневого прямоугольника. — Это — колодец, а вот это, — палец с обкусанным ногтем упёрся в очередную непонятную Иванкову полоску. — Подземный ход. Все ловушки отмечены красным, а тут — нигде красного нету! Всё, идёмте!

Риттенхоффер аккуратно свернул карту и снова водворил к себе во внутренний карман.

— Ну-ну… — дёрнул плечом Алекс и для верности посветил фонариком вокруг себя. Кажется, тут нет ничего опасного, по крайней мере, ни сам Алекс, ни Генрих Дитрихович не заметили ничего опасного. Ну, пыльно, ну камни отколоты от стенок и валяются хаотичными россыпями и кучками… Ну, скелет фашиста присоседился в дальнем углу и держит в мёртвых костлявых руках «шмайссер». Ну не будет же он палить по ним? Не будет, этот фашист уже давным-давно отстрелялся… Ещё, недалеко от скелета, возвышается небольшой кубический постамент, с которого золотом сверкает некая странная чаша, на высокой ножке, покрытой какими-то змееобразными узорами, с двумя витиеватыми ручками… Чаша была основательно покрыта серым налётом пыли, но даже сквозь пыль она явственно и чётко сверкала именно золотом! Как же эти фашисты не унесли её отсюда? Не успели, наверное — замок забросали бомбами, и их всех убило…

Иванков не стал бы забирать её, что-то подсказывало ему, что это приманка для алчных осквернителей… Если забрать чашу — включится ловушка, которой нет на карте. Алекс тоже не изъявил желания прикасаться к чаше, потому что не хотел получить топор промеж глаз… А вот уставший от бедности Риттенхоффер! Глазки знатного наследника мгновенно вспыхнули алчным огнём, ручки поднялись к подбородку и затряслись…

— Чаша Грааля… — пискнул он срывающимся овечьим голоском и рванул туда, к кубическому постаменту, намереваясь сцапать эту дурацкую чашу в кулак…

— Стойте! — перепугался Иванков и рванул вслед за обезумевшим от жадности графом. — Чаша Грааля не могла быть золотой, это — ловушка!

— Ловушка! — воскликнул Алекс и едва не уронил фонарик. — Стой! — он бросился наперерез Риттенхофферу, нацелившись схватить его за ноги и повалить.

— Моя, моя… — приговаривал Риттенхоффер и приближался к чаше всё ближе.

Иванков отстал — он не мог так быстро бегать. Запыхавшись, переводчик остановился. А вот Алекс был лучшим бегуном — он догнал взбесившегося «графа» и напрыгнул на него словно на голубя.

— А! — пискнул, падая, Риттенхоффер, и его жадные пальцы клацнули в сантиметре от проклятой чаши, задев слегка её ручку.

Бубух! — Риттенхоффер вместе с Алексом повалились на пыльный пол, подняв облака некой трухи или праха… Чаша покачнулась на своей круглой подставке…

— Ну, зачем… — плаксиво ныл поваленный «граф», отпихивая Алекса. — Вы сговорились придушить меня…

Чаша покачнулась, грозя свалиться… Скелет в углу, словно бы, улыбался зубастым ртом, и его эсэсовская каска бросала зловещие блики…

— Не падай! — Иванков рванул к ней, собираясь удержать на месте, но схватил так неуклюже, что сбил чашу с постамента совсем…

Чаша негромко лязгнула о камни пола и покатилась, звеня, прямо в сторону Риттенхоффера, который боролся с Алексом.

— Чёрт! — ругнулся Иванков, готовый уже расплакаться…

— Моя! — выкрикнул Риттенхоффер, и Иванков услышал его голос как будто бы сквозь пелену воды…

— Моя! — Риттенхоффер отпихнул Алекса и схватил чашу обеими руками. Его фонарик валялся на полу и светил в стенку.

Иванков зажмурился, приготовившись к тому, что их сейчас убьёт неизвестная ловушка…

— Моя, моя… — «пел» Риттенхоффер, разглядывая чашу, вытирая с неё пыль прямо своими руками.

— Гад… — сипел около скелета Алекс…

Но больше ничего не происходило. Ловушки не было: Иванков снова поддался панике, напугал и себя, и остальных.

— Вы все какие-то странные! — заявил Риттенхоффер, пытаясь запихнуть дорогую находку к себе за пазуху. — Я знал, что замок поможет мне стать богаче! Я продам её… или не продам…

— Ты отдашь её мне в счёт платы, — прокряхтел Алекс, поднимаясь из пыли веков на ноги. — Я и так уже неизвестно, сколько часов тут намотал, так ещё плюс вредность!

— Да, щас! — отмахнулся Риттенхоффер, подцепив свой фонарик свободной рукой. — Идёмте дальше!

— Чёрт, никогда больше не повезу его, пускай хоть лопнет! — гудел сам себе Алекс, счищая пыль со своих брюк. — Попадётся же такой дурак!

Иванков молчал, потому что был рад тому, что за чашей не крылась смерть… Он уже сделал шаг, собираясь идти дальше вслед за Риттенхоффером, как внезапно где-то за его спиной, там, где сидел убиенный немец, раздался странный шум, рёв, словно бы вспыхнула паяльная лампа…

— Чёрт… — прошептал Алекс над ухом переводчика.

— Бежим! — что было мочи завопил Иванков и припустил вперёд по неизвестному узкому коридору так быстро, как позволяли его ноги и лёгкие. Он понял, что в колодце заработала система подачи огня. Полыхнула гигантская горелка… сейчас она выбросит столб пламени, и они все превратятся в шашлык…

Иванков бежал без оглядки, изредка его ноги натыкались на что-то в темноте… За ним летел свет фонарей: Алекс и Иоганн Риттенхоффер тоже бежали, а за их спинами ревел огненный столб… и настигал…

Волосы Иванкова ерошил жаркий ветер, в коридоре становилось светлее и светлее — огонь приближался, ревя, сметая всё, что попадалось на пути, полируя камни, из которых был сложен коридор…

Огонь двигался куда быстрее людей, Иванков искал хоть какой-нибудь поворот, хоть щель, в которую можно забиться, чтобы пропустить мимо смертоносное пламя… Ничего не было — сейчас, огонь настигнет их и прожарит до готовности…

Лёгкие разрывались от одышки и жара, Иванков сделал ещё шаг, чувствуя, что не может дальше бежать. И вдруг его нога ушла куда-то вниз. В полу оказалась дыра, Иванков не заметил её и провалился. Дыра оказалась глубока — Иванков не чувствовал под собою ничего, кроме воздуха, и летел вниз. Он барахтался, пытаясь за что-нибудь схватиться рукой, но руки свистели в воздухе, ни за что не хватаясь. Сверху на голову Иванкову летело ещё двое: это Алекс и Риттенхоффер тоже упали в дыру и теперь падали, падали… Сверху неслось алое зарево и страшный шум: как раз над ними пролетала волна огня…

Переводчик Иванков упал на что-то мягкое, покатился кубарем и, наконец, вылетел под какой-то яркий свет. Свет ударил в привыкшие к темноте подземелий глаза, и переводчик зажмурился.

Бух! — едва ли не на него повалился крепыш Алекс, а за Алексом прикатился и «колобок» Риттенхоффер. Генрих Дитрихович открыл глаза и увидел, что лежит на траве у подножия чего-то неодолимо высокого и каменного, а над ним расстилается синее небо, с которого светит полуденное солнце.

— Живы! — в каком-то порыве выдохнул Иванков, и вскочил на уставшие от непосильного бега ноги.

— Ну да, — фыркнул рядом с ним пилот Алекс и тоже поднялся на ноги, заглядывая куда-то вверх, на скалу, которая возвышаясь, довлела своей громадой. — А как нам достать мой вертолёт?

— Я богат! — шептал, сидя в траве, Иоганн Риттенхоффер и обнимал проклятую чашу, из-за которой все они едва не обуглились. Чаша сверкала на солнышке, демонстрируя роскошь золота и драгоценных камней, которые украшали её бока.

— Мне теперь не нужна и машина! — приговаривал Риттенхоффер. — Я продам эту чашу и куплю всё… Всё!

— Слушай, чашник! — рассердился пилот Алекс и схватил Риттенхоффера за воротник, заставив его выронить чашу из рук в невысокие травы. — Из-за тебя мы потеряли вертолёт! За ним нужно карабкаться во-он туда! — Алекс поднял Иоганна с земли и подтащил поближе к скале, показал пальцем вверх. — Ты геккон? Можешь взлезть туда без страховки??

Переводчику Иванкову вспомнился здоровяк Геннадий «Геккон» из охраны Теплицкого… Этот «Геккон» точно не «взлезет без страховки» — слишком уж он тяжёл и неповоротлив несмотря на силу богатыря… А Риттенхоффер — тот и подавно не взлезет, слабак несчастный…

— Ыыыы… — ныл Риттенхоффер, пытаясь высвободить свой воротник из цепких пальцев вертолётчика. — Задушишь!

— Давно пора тебя задушить, Бешеный Ганс! — рыкнул Алекс и выбросил потомка Траурихлигенов назад, в траву.

Тот проворно подполз к упавшей чаше и быстренько заграбастал её к себе за пазуху, чтобы не дай бог, не унёс Иванков.

А Генрих Дитрихович Иванков — тот просто глупо стоял на месте, осознавая, что они тут — в ловушке… Наверное, вылетели из замка через какую-нибудь отдушину и торчат где-то на «пятачке» посреди скалы, между небом и землёю, откуда спустится, разве что, настоящий геккон.

— Ну, умник, идеи будут? — надвигался Алекс на Иоганна Риттенхоффера.

— Нужно найти путь обратно, в замок! — пискнул Риттенхоффер, задом отползая подальше от тяжёлых башмаков лётчика.

— Да? — переспросил Алекс голосом, полным скептической иронии. — А как? Запрыгнем в чёртову отдушину?? А всё твоя жадность, кретин! «Моя, моя!»! Вот тебе и «твоя»! Совсем разум потерял! Как вылезем отсюда — я тебе таких лещей навешаю, что мамаша родная не узнает!!

Иоганн Риттенхоффер взирал на пилота снизу вверх большими, но оглупевшими глазами и не понимал, что он говорит. Потому что Алекс так кипятился, что не замечал, как заговорил по-русски.

— А что, дельная мысль, — сказал, осторожно приблизившись, Генрих Дитрихович. — Тут вполне может быть другая отдушина…

— Нужно отобрать у этого немчика карту! — перебил Алекс и начал рыться у Риттенхоффера в карманах.

— Что ты делаешь?? — оскорбился «знатный» Риттенхоффер и попробовал отдалиться, но его не пустила скала, в которую уткнулись его лопатки.

— Забираю у тебя карту, «гитлеръюгенд»! — твёрдо ответил Алекс, не переставая шарить по карманам Риттенхоффера. — Я посмотрю, ты не умеешь ей пользоваться!

— Что ты себе позволяешь? — заныл Риттенхоффер, отбиваясь от рук пилота, которые переворошили ему все карманы и вытряхнули на траву всё, что в них лежало. — Алекс, ты пропагандируешь фашизм!..

— Это ты пропагандируешь фашизм! — отрубил Алекс и выхватил из внутреннего кармана куртки Риттенхоффера нужную ему карту. — Я, например, не подбиваю самолёты! А ты вон, уже сколько настрелял!

— Один! — пискнул Риттенхоффер, пытаясь отобрать карту назад, но был отпихнут ногой, и снова упал в траву. — И то — это случайно!

— Я насчитал три! Плюс — мой вертолёт! — возразил Алекс, развернув карту. — Сейчас, подождите, я найду дорогу!

Генрих Дитрихович хотел есть, но не стал: от волнения кусок не лез в рот. Он не стал раскрывать свой рюкзак, а просто уселся на траву и начал ждать, пока Алекс прочитает карту Риттенхоффера. Сам Риттенхоффер ползал вокруг пилота и всё зудел заунывным голосом, что у него ничего не получится, потому, что он не знает ключ.

— Ты тоже не знаешь! — отмахнулся от него Алекс и отвернулся спиной. — Блеял тут: «Нет ловушек, нет ловушек»! А там как полыхнуло! Лучше бы тебя поджарило, Траурихлиген несчастный!

— Фу! — фыркнул Риттенхоффер и тоже отвернулся. — Когда начнёшь психовать от безысходности — позови меня, и я прочитаю тебе карту!!

— Захлопни варежку! — шикнул на него Алекс и заглох, как рыба.

* * *

Генрих Дитрихович замолчал на минуту, переводя дыхание, и тут же к нему подлетел Теплицкий и начал настойчиво требовать:

— Ну, и, давай, что было дальше?? Мне интересно, а ты молчишь!!

Иванков потоптался на месте, а потом сказал:

— Алекс так и не смог прочитать карту… И Риттенхоффер — тоже не смог.

— Дундук! — тихонько вставил Теплицкий, перекрутившись на одной ножке вокруг своей оси.

— Мимо нас пролетал патрульный вертолёт полиции, — продолжал Генрих Дитрихович, мусоля в руках свои увесистые папки. — Мы помахали им, и полицейские приземлились к нам, на выступ. Они отвезли Алекса на вершину скалы за его вертолётом, а он потом забрал нас. Меня отпустили, а что стало с Алексом и Риттенхоффером я не знаю…

* * *

…Голодный желудок возвещал о том, что давно уже пропущен обед, и пропущен ужин — выл, как настоящий волк и совсем не давал думать, мучительно подкатываясь к самому подбородку. Генриха Дитриховича уже начинало подташнивать от голода, и ноги потихоньку слабели, да и холодно становилось на вершине голой скалы без тёплой куртки и с пустотой внутри. Иванков стоял и глупо таращился на печальное бесполезное солнце, как оно медленно ползёт к горизонту и уже собирается закатиться за него. Пилот Алекс сидел на редкой траве и сердито проклинал Риттенхоффера, а графский наследник, в свою очередь, сидел спиной к пилоту и начищал идиотскую чашу рукавом своей куртки. Алексу больше всего жаль вертолёт — без последнего накроется весь его лётный бизнес… А Риттенхофферу, кажется, вообще ничего не жалко — вперился в свою чашу и всё ему до лампочки… Ни один, ни второй не думают, как им спуститься вниз со скалы… только Иванков один ломает голову…

Внезапно уши Генриха Дитриховича уловили шум — странный такой, будто бы треск, или гром… или что-то такое, рокот какой-то в отдалении. Что это? Голодные галлюцинации? Да, такие случаются, когда весь день лазаешь по страшным замкам с топорами, а потом сидишь на вершине скалы и ничего не ешь… Генрих Дитрихович потряс головой — иногда это помогает избавить больные мозги от ненужного… Но только не в этот раз — странный звук никуда не исчез — наоборот, стал громче, чётче, словно бы приближался к ним по небу! Генрих Дитрихович инстинктивно поднял голову, посмотрел в облака и сразу увидел, что к их отвесной скале, которая едва не стала могилой, движется тёмная точка, становясь всё больше. Эй, да это же не просто точка! К ним подлетает вертолёт! Они спасены!

— Спасите!!! Помогите!!! — что было сил завопил Генрих Дитрихович и запрыгал, размахивая руками. — Давайте же, не сидите! — подогнал он своих товарищей по несчастью, опасаясь, как бы пилот вертолёта не проворонил их и не улетел прочь.

— Я простыл, я не буду орать! — капризно отказался Риттенхоффер, кутаясь в свою давешнюю курточку — больше для того, чтобы не выронить дурацкую чашу, чем от настоящего холода.

Вертолёт спустился чуть ниже, в его кабине, отгороженной закалённым стеклом, завозились…

— Внимание, говорит полиция, шеф Маттиас Вальтер! — згрохотали из кабины в хрипатый мегафон. — Да сколько можно их снимать отсюда, доннерветтер! — прибавили в мегафон, только потише.

— Шеф, вы чертыхнулись в мегафон… — негромко подсказал шефу помощник.

— Тойфель… — прогудел шеф полиции, так и не убрав мегафон.

— Ура! Мы спасены! — подскочил Иоганн Риттенхоффер, размахивая своими кургузыми ручками.

— Да сядь ты! — рыкнул Алекс Бурундуков, нутром чуя, что полиция не спасёт их, а просто арестует за кражу проклятой чаши. Да и своего вертолёта он, кажется, больше не увидит…

Генрих Дитрихович Иванков с места не вставал: что толку суетиться, если полиция всё равно приземлит свой вертолёт — вон там, на нешироком плато, поодаль от них — и тогда они смогут забраться в его кабину и убраться от дурацкого замка подальше.

Иванков оказался прав: красно-синий вертолёт начал снижаться и вскоре опустился на то самое плато, создавая пропеллером ураганный ветер. Крышка люка, на котрой жёлтой краской изобразили полицейский значок, откинулась, из-за неё выглянул человек в шлеме и громко крикнул в тот же мегафон:

— Садитесь!

Благодаря всех богов котрых знал, Генрих Дитрихович Иванков со всех своих замёрзших ног поскакал к этому спасительному люку, и с помощью полицейского вскарабкался внутрь. Устроившись в кресле, показавшимся набитым лебяжьим пухом после колючих твёрдых камней, Иванков глянул в иллюминатор и увидел, как к вертолёту угрюмо подходит пилот Алекс, подаёт руку тому же полицейскому… Алекс тяжело плюхнулся около Иванкова и прогудел мрачным голосом:

— Ну, всё, отлетался ясный сокол, чёрт!

— Риттенхоффер! — угрюмо буркнул шеф полиции, видя, что за пассажир последним неуклюже карабкается к нему в кабину. — Что, надоело отбрасывать письма для Санта-Клауса?

— М-мы… заблудились… — пискнул Риттенхоффер, закутавшись в свою курточку поплотнее — чтобы шеф полиции не заметил украденную чашу.

— Ну, да, как же! — хмуро огрызнулся шеф полиции — видимо, Иоганн Риттенхоффер не впервые застревает на этой скале.

Иоганн Риттенхоффер кротко промолчал: не желая потерять драгоценность, он не стал лишний раз пререкаться с полицией, а тихо застегнул на себе ремень безопасности и надвинул шлем.

— Готовы? — осведомился полицейский за штурвалом вертолёта, на всякий случай проверяя данные о работе приборов.

— Готовы! — ответил за всех Генрих Дитрихович, желая поскорее убраться с дурацкой скалы, выпить чашку горячего чая и съесть огромную порцию бифштекса со сложным гарниром.

— Взлетаю! — сообщил полицейский-пилот, а шеф Маттиас Вальтер громко чихнул и выругался, вытирая нос рукавом куртки.

— Доннерветтер… — пропыхтел он, шумно сморкаясь. — Гайморита не хватало мне с этими туристами!

Генрих Дитрихович задремал, несмотря на шум винта у себя над головой. Когда же Иванков приоткрыл сонный глаз — он увидел, что вертолёт уже приземляется на специальную круглую площадку перед двухэтажным зданием с крупной вывеской, где толстыми белыми буквами значилось «Polizei». Разобравшись, что их привезли в полицейский участок, Генрих Дитрихович не расстроился: они всего лишь установят его личность и отпустят восвояси. Иванков спокойно может лететь домой: всё, что ему нужно он уже узнал. Пилоту Алексу придётся похуже: скорее всего, ему влепят штраф, а что будет с этим Риттенхоффером — Иванкову всё равно: он сам виноват в том, что попал в полицию, не нужно было хватать эту чашу!

Полозья вертолёта коснулись гравия, винт перестал вертеться и затих. Иванков видел, как пилот расстёгивает шлем и снимает его, за ним стащил свой шлем и шеф.

— Всё, приехали! — фыркнул Маттиас Вальтер, неуклюже вываливаясь из кабины наружу и громко чихая — он уже раз двадцать чихнул.

— Они нас в участок привезли! — недовольно фыркнул Алекс, освобождаясь от шлема. — Чёрт с тобой, Бешеный Ганс! — ругался он на Риттенхоффера. — Богом клянусь: как только выйду отсюда — намну тебе бока и заставлю покупать другой вертолёт!

— Я теперь богат! — негромко огрызнулся Риттенхоффер, получше закутывая чашу в свою куртку. — Наконец-то я смогу выбраться из этого захолустья, купить нормальный дом и завести бизнес!

— Чёрта лысого ты заведёшь, опёнок тупоголовый! — пробухтел Алекс, опять-таки по-русски и выпрыгнул из кабины под вечернее солнышко.

Тут внизу, среди живых людей, было гораздо теплее, чем на дьявольской скале Траурихлигенов и в их зловещем замке, населённом скелетами и «роботами-убийцами». Иванков с удовольствием покинул полицейский вертолёт и бодро зашагал по мощёной дорожке к участку, куда всем троим предписал шагать Маттиас Вальтер.

* * *

Генрих Дитрихович не выдал полиции, что оказался в замке Траурихлиген по заданию Теплицкого. На вопрос Маттиаса Вальтера он ответил так:

— Я решил осмотреть достопримечательности, а в деревне мне сказали, что главная достопримечательность здесь — этот замок…

— И кто же вам это сказал? — ехидно поинтересовался Маттиас Вальтер, не расставаясь с носовым платком. Беднягу мучил ужаснейший насморк — скорее всего, он простудился, снимая туристов со скалы Траурихлигенов…

Иванков вспомнил рыжебородого субъекта, который пугал его верволком, однако не выдал и его: Маттиас Вальтер наверняка, знает бородача и может надавать ему по шапке. А ещё — подумает, что тот незаконно берёт за экскурсии деньги, и вкатит ему штраф…

Генрих Дитрихович начал врать про каких-то двоих незнакомцев, которых сам же и выдумал только что, а Маттиас Вальтер наморщил нос, пробормотал:

— Доннерветтер!

Затем — высморкался и недовольным голосом изрёк:

— Угораздило же вас связаться с этими пройдохами! Чёрт, одно слово: туристы!

После этого Генрих Дитрихович был отпущен на свободу и благополучно возвратился домой, в город Донецк.

* * *

— Эээээ… — бурчал Теплицкий, теребя свой подбородок, прищурив в жестоком раздумье левый глаз. — Вы сказали, внучатый племянник? — прокаркал Теплицкий в ухо доктору Барсуку, заставив его отшатнуться и случайно пихнуть Миркина.

— Да, я нашёл его, — подтвердил Иванков, перебирая руками листы в одной из своих папок.

— Да положите вы всё это на стол! — Теплицкий подскочил к переводчику, отнял у него груз папок и шваркнул на компьютерный стол доктора Барсука. Теплицкий немного промазал, и одна папка хлопнулась на пол, растеряв листы.

Рыбкин подскочил и начал собирать всё, что рассыпалось.

— Ого! — присвистнул он, случайно прочитав то, что там было написано. — Вот это да! У него рост был сто девяносто три сантиметра!

— У кого? — тут же встрял Теплицкий, придвинувшись к Рыбкину и отобрав у него все бумаги. — У внучатого племянника, да? А ну-ка, что там тебе написали эти дундуки??

— Смотрите… — буркнул Рыбкин и отодвинулся подальше, чтобы Теплицкий в сердцах не заехал ему локтем в глаз.

Теплицкий глянул и ничего не понял: текст, который напечатали в бумагах Иванкова, был на немецком языке.

— Так у кого там был рост сто девяносто три сантиметра?? — вопросил он, сунув все бумаги и папку обратно, в руки студента Рыбкина.

— У Эриха фон Краузе-Траурихлигена, — тихо сказал Иванков, который вздохнул свободнее, освобождённый от бумажного бремени. — Там, в папке, есть вся его антропометрия… — Хотя… — Иванков бросил быстрый взгляд на распотрошённую папку и на валяющиеся на полу бумаги, которые старательно собирал Рыбкин. — Вы там уже всё перепутали…

— Ничего, они починят! — Теплицкий кивнул растрёпанной башкой в сторону профессора Миркина и доктора Барсука, которые пристроились к тому столу, на котором лежали остальные папки Иванкова и шелестели там бумагами. — Да, Иванков, этот… внук… правнук… там случайно не погиб?

— Нет, — покачал головой Иванков. — Полицейские забрали его вместе с пилотом, конфисковали у него эту чашу, однако он от этого не умер…

— Плохо! — сделал кровожадный вывод Теплицкий, сдвинув брови к переносице. — Он может помешать мне сделать из герба эмблему для своей корпорации!

— Теплицкий, — влез в разговор Миркин и помахал в воздухе какой-то бумагой, что высыпалась из папки. — Ты не подумал о том, что присваивать чужой герб — это немножко неэтично?

— Он и так никому не нужен! — возразил Теплицкий и подбежал к столику, на котором высилась бутыль минералки, и пристроились одноразовые стаканчики. Он схватил бутыль, свинтил с неё крышку и начал наливать минералку в один из стаканчиков.

— Эрих фон давно крякнул, а этому слизняку внуку герб вообще до лампочки! — визжал Теплицкий, наливая и переливая воду за края стаканчика. Схватив стаканчик в кулак, он собрался осушить его залпом, но тут в кармане завопил мобильник.

— Чёрт! — выругался Теплицкий, потому что от неожиданности выплеснул всю воду на себя. — Блин подери, ну, кто тут ещё звякает, чёрт?

Теплицкий зарылся в свои карманы, выволок «Ай-фон» и глянул на экран, пытаясь узнать, кто его побеспокоил. «Скрытый номер»! — нагло сообщил экран и Теплицкий едва не швырнул «Ай-фон» на пол.

— Козлы! — пробурчал Теплицкий, но любопытство взяло верх — он прислонил трубку к уху и раздражённо вопросил:

— Алё??

Свободной от телефона рукой Теплицкий снова наполнял минералкой свой одноразовый стаканчик.

— Привет, Теплицкий! — заговорил в телефонной трубке могильный голос. — Я подумал, что у тебя развелось слишком много денежных знаков. Поделиться не желаешь?

— С какой стати? — пискляво взвизгнул Теплицкий, столкнув локтем стаканчик и вывернув всю воду из него на пол.

— Ну, может быть, потому, что я так решил, — отозвался могильный голос и издал противнейший смешок.

— Держи карман шире! — отказался Теплицкий, наливая воду в другой стаканчик.

— Я даю тебе сроку две недели, — продолжал могильный голос, не теряя мертвецкого спокойствия. — Ты отстёгиваешь мне пять лимонов евро, а если не отстёгиваешь — завертится счётчик, и тогда тебе придётся отстегнуть куда больше!

— Шиш с дырой я тебе отстегну! — проявил скаредность Теплицкий, топая левой ногой. — И чем дальше — тем больше ты получишь шишей! — закончив разговор таким вот невежливым ответом, богач сбросил вызов и отключил мобильник.

— Шеф, всё в норме? — поинтересовался Геккон, видя осатаневшие глазки Теплицкого.

— Чёрт! — фыркнул мокрый Теплицкий, стряхивая воду с рубашки. — Всё настроение испортил, чёртов дундук! Ну, ничего, я с ним потом ещё поговорю! Ух, поговорю! — он фыркнул и снова потянулся за водой. — Иванков, давайте, дальше, про рулильщика!

Генрих Дитрихович вспомнил наполненные ужасом слова Миркина о том, что Теплицкий, стоит ему заполучить «брахмаширас», запросто может расколоть планету на астероиды. Иванкову умирать не хотелось — тем более, так — поэтому он решил хоть как-то испугать Теплицкого и сообщил ему такой устрашающий факт.

Глава средняя Война — это ад…

Место действия: д. Чижи, Украина. Дата: отктябрь 1941. Время: день.

Жители деревни Чижи ещё вчера до последнего не верили в то, что началась война. Он успокаивали друг друга, говоря, что их просто пугают войной, что враги не прорвутся, повернут назад и всё закончится… Но в полдень из Еленовских карьеров приехал лейтенант Комаров. У него был автомобиль «ГАЗ-М1», перекрашенный в болотно-зелёный защитный цвет, на колёсах которого налипло столько грязи, что вообще удивительно было, как он проехал по раскисшей от дождей, глинистой грунтовке.

Катерина кормила своих кур, выгнав их из курятника на задний двор, когда в ворота к ней неожиданно постучали. Катерина удивилась: она никого так рано не ждала… Её муж Федор — в поле, и будет работать там до вечера, ремотировать трактора…

Оставив кур клевать, она бросила ведёрко с остатками проса и побежала к воротам, чтобы увидеть того, кто так усердно колотил в них кулаком. Небо слегка развиднелось, и дождь перестал, превратившись в сырость, но с запада надвигалась новая туча — грозовая, похожая на высокую тёмную гору.

— Видчиняй, хозяйка! — крикнули за воротами, когда Катерина приблизилась — недобро как-то крикнули, страшно. Катерина поёжилась, отодвигая задвижку и открывая крепкую калитку.

— Доброго дня, Катерина! — незваный гость громко поздоровался, и Катерина тут же узнала его.

За калиткою, на пыльной дорожке стоял Петро, их с Федором кум, а за спиной его, над верхушками соседских яблонь, разрасталась эта туча, которую то и дело рвали острые молнии. В высоком небе летели клином журавли — летели на юг, покидая дом, чтобы переждать холодную и голодную зиму. Катерина с детства знала Петра, но в этот раз, увидав его, испугалась — зелёная гимнастёрка и пилотка, в которые был одет её кум означали только одно: до их мирной деревушки добралась война. Это не байка, а страшная правда, и Петра уже призвали на фронт, а к ним он пришёл совсем не в гости, а для того, чтобы увести с собою Федора. Навсегда. Катерина попятилась и в страхе решила прогнать Петра, но вдруг её остановил резкий окрик:

— Гражданка! — крикнул незнакомый голос, и Катерина застыла, часто моргая. Из-за Петра выдвинулся незнакомый человек в такой же гимнастёрке, только с какими-то нашивками, а на голове его низко сидела фуражка. — Лейтенант Комаров! — представился он, рубленым движением отдав солдатскую честь.

Катерина торчала на месте, не шевелилась и молчала — боялась, а лейтенант Комаров раскрыл свой чистый блокнот, провёл пальцем по строгим записям и поднял на Катерину свои суровые глаза.

— Гражданин Онопко Федор здесь живёт? — сухо осведомился он, а Петро около него виновато топтался в своих солдатских сапогах, будто извиняясь за то, что привёл Комарова к дому Катерины.

— З-здесь… — едва не задыхаясь, выдавила Катерина, а потом собрала всё своё мужество и громко крикнула прямо в лицо этому страшному лейтенанту:

— Я вам не отдам его! Уходите!

Петро подался назад — ожидал, что Комаров рассвирепеет и закричит на Катерину, но лейтенант только опустил глаза и тихо пробормотал:

— Извините, я уполномочен провести призыв.

— А… можно… можно Федора оставить? — Катерина поняла, что разум покидает её, забилась в истерике. — У нас дочь…

— Ничего не могу поделать, — лейтенант Комаров пытался казаться твёрдым, хотя по-настоящему едва заставлял себя выдавливать заученные фразы.

Из глаз Катерины сами собой полились слёзы, в ушах зашумело… Петро показал Комарову куда-то на дорожку, Комаров обернулся, и Катерина тоже посмотрела и увидала, что возвращается Федор — весь в машинном масле, одетый в рабочую робу. Он даже не переоделся, так спешил домой, а за ним едва поспевал местный парень Грыць, шестнадцати лет от роду. Грыць рвался в армию — Родину защищать, и за ним, кудахча, бежала его мамка — грузная баба Параска, хватала Грыця за руки и громко причитала, на всю деревню:

— Гой, сынку, та за що мени воно таке??

— Онопко Федор? — уточнил лейтенант Комаров, когда они приблизились.

— Я, — согласился Федор. — Здравия желаю.

— Феденька… — всхлипнула Катерина, заливаясь слезами и подалась к нему, но Федор отстранил её, понимая, что от призыва не уйдёт. Кум его, Петро жил в соседней деревне Нижинцы, которую уже заняли немцы.

— Гражданин Онопко, вы призваны в ряды Красной Армии, — лейтенант Комаров сообщил Федору новость, которая для него давно уже была не новость. Федор догадался, что его заберут в армию в тот день, когда забрали Петра.

— А я у вас есть? — спросил Грыць, надеясь на то, что и его тоже призовут — мамке на зло.

— А как же вас звать-величать? — осведомился лейтенант Комаров, как показалось Грыцю, насмешливо, будто видел его насквозь, и знал, сколько ему по-настоящему лет.

— Коваленко Григорий, — ответил Грыць, а баба Параска дёргала его за рукав и за жилетку, причитая, чтобы он домой топал, и на рожон не лез.

— Так, Коваленко Григорий… — забормотал лейтенант Комаров, выискивая в своём списке фамилию и имя Грыця. — Нет! — сообщил он, не найдя. — Лет вам сколько?

— Шестнадцать… — пробормотал Грыць, догадываясь, что его не включили список потому что ему лет маловато, не дорос…

— Зелен ты ещё, сынок! — заключил лейтенант Комаров и подмигнул бабе Параске.

— А я… а я в партизаны пойду! — обиделся Грыць, топнув ногой. — До батьки Василя в отряд!

— Додому пошли! — баба Параска ухватила Грыця под локоток и насильно поволокла по тропинке, к своему двору, чтобы посадить его в хате на лавку и пирогами пичкать. У них есть рыжий кот Васька, и Катерина видела его, как он сидит на крыше их хаты, помахивая толстым полосатым хвостом. Баба Параска уволокла Грыця и захлопнула за ним ворота, а лейтенант Комаров протянул Федору какую-то свою бумагу и чернильницу-непроливайку.

— Распишитесь! — потребовал он от Федора, а Катерина слышала его слова как через тёмную холодную воду — приглушённо, жутко… Как она скажет дочке о том, что папку на войну забрали, и он… Нет, Катерина гнала от себя плохие мысли… эта война ненадолго, и Федор через недельку вернётся.

— Я неграмотный… — признался Федор лейтенанту Комарову, глядя на носки своих грязных сапог.

— Хоть корючку какую нарисуй… — буркнул Комаров, протягивая Федору ручку с пером.

Федор взял ручку неуклюже своими толстыми замаранными пальцами, попытался что-то нарисовать в маленькой клеточке и тут же спустил с пера кляксу…

И это был последний раз, когда Катерина видела его… как в тумане, призрачно так, как не по-настоящему. Федор обнял её на прощание, а Катерине казалось, что это происходит не с ней, или это сон такой, она откроет глаза, и всё будет по-прежнему. Она даже и не вспомнила, что не закрыла кур, и не видела, как куры её выскакивают мимо её ног и разбегаются по сторонам — Катерина всё смотрела вслед лейтенанту Комарову и Петру, как они уводят Федора, и скрываются за поворотом. И журавли в небе кричали так протяжно, так жалобно…

Место действия: городской посёлок Еленовские Карьеры, Сталинская область, Украина. Дата: Начало октября 1941 года. Время: Конец ночи.

…На исходе ночи утихли ночные птицы, наполнив лес почти мистическим молчаньем. Луна зашла, покинув сереющее небо, и прекратился ветер, сделав сырой воздух неподвижным, словно стеклянным. Ходила туманными тропами мрачная тишина, пожухшие листья, медленно кружась, опадали с мокрых ветвей, ложились на холодную землю рыжим ковром. Над острыми вершинами высоких елей блекли недобрые звёзды, туман покидал бескрайнюю степь, отползал обратно, в болотистую лесную глушь. Среди жухлых ковылей занимался холодный рассвет.

За наполненным непролазными болотами лесом, за степью и полем стоял городской посёлок Еленовские Карьеры, тихий в своё последнее мирное утро. В сизой дымке дремали дома и магазины, новый театр, который только что построили, пустые торговые ряды и высокое здание райкома. Но напуганные люди не спали. Все жители этого городского посёлка, несмотря на холод и дождь, собрались у западной границы, у самого страшного леса, из которого вот-вот придёт беда. Им раздали лопаты и мешки и приказали строить баррикады — насыпать в мешки тяжёлую, мокрую землю и укладывать их друг на друга, отгораживая город от тёмного поля, за которым поднимались к ночным небесам острые верхушки лесных деревьев. Мирные песни сверчков, крики ночных птиц и шорох листвы тонули в гомоне голосов и топоте многочисленных ног. Здесь было много людей: жители Еленовских Карьеров, которым всё не разрешали эвакуацию и солдаты Красной Армии. Одни из них, потея, рыли окопы, строили укрытия из брёвен и земли, одни — пихали тяжёлые страшные пушки, из которых бьют по танкам.

— Насыпаем, насыпаем! — во всё гороло орал лейтенант Комаров, а люди поспешно наполняли землёю крепкие мешки. Их передавали из рук в руки и поспешно укладывали друг на друга, строили баррикады.

В небе над городом висели тяжёлые тучи, иногда срывался мелкий моросящий дождик. Сырой ветерок шевелил волосы людей, иногда прохватывал до косточек, но люди продолжали работать: мужчины таскали мешки, а женщины лопатами рыли противотанковый ров. Они были здесь все, кроме немощных стариков, лежачих больных и маленьких детей — жители Еленовских Карьеров вышли на защиту своего города от страшного врага и готовились принять сметрельный бой, любой ценой отстоять свою родину. Войска Красной армии собирались недалеко от города — работая на баррикадах, люди видели не только солдат, как те строят блиндажи, копают окопы, занимают боевые позиции, но и страшные броневые машины, которые собирались прямо в поле, разворотив зелёные всходы своими тяжёлыми гусеницами. Значит, беда близко, и это — страшная беда, раз они так мечутся в своих зелёных гимнастёрках, устанавливают пушки, заряжают ружья… Только вчера в Еленовских Карьерах прошёл призыв — приехали суровые армейские офицеры и силой увели тех, кого посчитали годным воевать. Их просто поставили в строй и повели по мощёным улицам неизвестно куда… в никуда. Матери бежали вслед за молодыми своими сыновьями, проливая слёзы, жёны не пускали мужей… но их просто отогнали и пригрозили расстрелом. За измену Родине.

На баррикадах здоровых мужчин не было — трудились лишь старики, женщины, мальчишки да калеки, которые не могли бежать в атаку.

— Говорят, эта война ненадолго, до нас не дойдёт… — проскрежетал соседу худой лысый мужик с редкой бородёнкой непонятного цвета, который не очень-то стремился рыть тяжёлую и вязкую от воды глинистую землю — отлынивал потихоньку, думая, что этого никто не замечает.

— Та на нас танки прут, дурачина! — свирепо одёрнул его лейтенант Комаров, залепив тумака. — Работай давай, не стой!

— Та ну тебя! — буркнул лысый мужик, который едва отрывал полный мокрой глины тяжёлый мешок от грязной, раскисшей земли.

— Ты чего не в армии? — заметил его сосед — однорукий калека, потерявший руку свою ещё в Германскую войну. — Руки-ноги то целы!

— Дык больной я… — прокряхтел лысый, дымя цигаркой вместо того, чтобы строить баррикады.

— Трусливый! — плюнул однорукий, который набрал мешков больше, нежели лысый своими двумя руками…

— Глядите-ка! — лысый вдруг перестал спорить с одноруким и уставился куда-то вдаль, в поле, тыкая своим пальцем, будто желая что-то показать.

— Ну и что там? Вши? — недовольно буркнул однорукий, не переставая насыпать. — Давай-ка копай, а то лейтенанта позову!

— Та нет, гляди: бежит! — это подошёл охромевший дядька Антип, который накануне просился в армию но его не взяли из хромой его ноги.

Лысый не соврал — через поле, оступаясь, спотыкаясь и падая временами, действительно, нёсся человек — в плохоньком каком-то плащике, в шляпе грязной да в замаранных клетчатых брюках. За ним тянулся полосатый шарф, а потом этот шарф сорвался да так и остался лежать на земле, потому что этот странный беглец не стал его подбирать.

Как сумасшедший, перепрыгнул он через заготовку окопа, толкнув молодого солдатика со смешной фамилией Сергунчик, а потом — забежал на неготовые баррикады, встал прямо на мешки и принялся громко орать панически маша руками:

— Убегайте! Убегайте! Эвакуация! — вереща, он брызгал слюной, пускал «петухи», едва не срывая свой писклявый голос.

— Ты что, чёрт?? — лейтенант Комаров подбежал к этому паникёру, схватил его за руки, принялся стаскивать. — Чего орёшь, дьявол??

Не хватало ещё, чтобы эти гражданские побежали и устроили давку вместо того, чтобы возводить баррикады.

— Слезай… — кряхтел Комаров, пытаясь заломить паникёру руки и убрать с глаз долой. Но тот упёрся, порывался стукнуть Комарова кулаком, и всё кричал, как заведённый, судорожно вдыхая воздух:

— Они уже здесь, за лесом! Они нападут через час! Чего вы копаетесь?? Вас же сейчас зароют всех! Антип! Антип! Ты же знаешь, твои уже в оккупации!

— Та сгинь ты! — Комаров начал ругаться, угрожать паникёру расстрелом, изо всех сил спихивая его прочь с баррикад.

— Ну, я тебе, Антип, покажу!! — зарычал он на хромого Антипа, чей кум Егор и впрямь оказался в оккупированной деревне.

— Та я не знаю, хто це, товарищ лейтенант… — принялся оправдываться хромой Антип, опустив лопату, которой набирал землю в мешок.

— Пшёл! — Комаров, наконец-то спихнул паникёра вниз, где солдаты рыли окопы. — Расстреляю! — рычал он и вытаскивал пистолет, чтобы и впрямь пустить в него пулю, но вдруг замер. Люди, которые до появления этого типа усердно работали, кидали мешки, лопаты, вёдра и бегом убегали с баррикад, визжа околесицу.

— Та… чёрт! — Комаров бросил паникёра и побежал назад на баррикады, чтобы собирать разбегающихся людей, однако те невменяемо разбегались, не замечая даже его выстрелы в воздух.

— Да куда вы все?? — Комаров поймал одного, на чьём лице оказались панические слёзы. — Работать! Защищать город!

— Ты нам, вояка, не указ! — сзади на Комарова напала его пышнотелая жена, пихнув. — Пусти Ваньку, нам собраться надо! — она пихнула Комарова покрепче, оттолкнув от Ваньки, и, схватив его в охапку, помчалась куда-то, смешавшись с пёстрой толпой других людей.

Лейтенант Комаров оступился на мешках и чуть не свалился в незаконченный ров, повернул голову и увидел, что солдаты прекратили копать окопы и смотрят на него своими глупыми глазами.

— Так, чего уставились?? — разозлился лейтетнант Комаров, замахнувшись кулаком. — Рыть окоп!

— Есть, — солдаты вернулись к рытью без энтузиазма — как же, люди разбежались, им придётся всё самим делать — и рыть, и баррикады достраивать.

А Комаров принялся искать проклятого паникёра, чтобы расстрелять его наконец, но его почему-то и след простыл… словно исчез, как окаянный лешак, про которых тут травят глупые байки.

Паникёр нырнул в темноту, будто бы исчезнув, солдаты принялись за работу и никто не знал, что этот странный человек бежит сейчас через поле к лесу, за которым лежали занятые немцами деревни. Он пригибался ниже, к земле, чтобы быть менее заметным, однако теперь в нём не осталось ни тени паники. Незнакомец бежал ритмично и ровно, прибежал на опушку и приблизился к кордону из колючей проволоки, за которым начиналась «Германия» — по ту сторону проволоки всё принадлежало фашистам, и из полосатой будки высунулся суровый немец в дождевике и надвинутой каске, поднял автомат и рыкнул:

— Хальт!

Человек остановился, поправляя шляпу, и спокойно полез в карман, чтобы что-то там найти. Фашист наблюдал за ним со сдвинутыми бровями, а незнакомец хранил гранитное спокойствие — он протянул ему бумагу как должное, будто ничего такого не случилось и он делал это много раз…

Наделённый широченными плечами и низеньким обезьяньим лобиком, фашист надвинул на свои свирепые глазки круглые очки и сделался нелепым: горилла в очках. Похрюкав широким носом, он вперился в бумажку незнакомца, прочитал и… без лишних слов распахнул ворота, пропуская его за проволоку, как своего. Отдав честь, гориллообразный солдат запряталася обратно в будку, а незнакомец, в который раз поправив свою шляпу, жуткой тенью неслышно шмыгнул к крутому берегу лесного озера, где над водой ждала его другая тень — куда более опрятная, в фуражке.

— Ну? — осведомилась эта опрятная тень, повернув к пришедшему свою голову. А тот в свою очередь вытянулся, подняв правую руку, после чего уселся рядом с тенью в фуражке, и тихо заговорил:

— Герр группенфюрер, задание выполнено: в городе паника.

— Отлично, Заммер! — тихо ответил этот группенфюрер, растянув кривую усмешку. Он перевёл свой взгляд с лица Заммера на спокойную воду озера, ведь смотреть на неё куда приятнее, и осведомился:

— Вы в курсе, что будете вести пехоту на прорыв?

— Яволь, — кивнул Заммер, избавившись от мятой шляпы и обнаружив на своей голове безупречную и популярную стрижку под «полубокс».

— У меня на этот город интересные планы! — прошипел группенфюрер, сжав кулаки. — Только попробуйте мне сдуть — пойдёте не только под трибунал, но и на кол! — зловеще пообещал он, после чего встал и ушёл с берега, оставив Заммера одного — сидеть, слушать, как грохочет где-то выпь, и думать, с какой стороны ему лучше всего будет напасть, чтобы не подвести сурового начальника. Это озеро местные «дикари» называли Медвежьим, хоть медведей в этих краях никогда не водилось, водились только байки про страшных русалок, которые вроде как вылазят из прозрачной воды, раскачивая водяные лилии, и утаскивают того, кто вздумает засидеться ночью на высоком травянистом берегу. Карл Заммер был не робкого десятка — имея звание штурмбанфюрера СС он уже не один раз вёл пехоту на прорыв, устраивал диверсии в стане разных врагов, шпионил… но что это там плеснуло у того дальнего берега? И белые чашечки лилий у самой тонкой кромки песка закачались на маленьких волнах, будто кто-то сейчас вылезет из воды… А вдруг в этих древних местах, овеянных легендами, по-настоящему русалки водятся?? Карл Заммер решил не задерживаться на этом берегу — он встал и ушёл, чтобы не попасться русалке на ужин…

* * *

За Медвежьим озером, отделенная небольшой полоской леса, стояла маленькая деревня, которая носила простое местное название — Чижи. Обычно, в такие тихие ночи Чижи мирно спали, но в эту страшную ночь в каждой низкой хате горел свет.

Недалеко от Чижей прошли бои — немцы прорвали оборону, разбив части Красной Армии в прах и пух, и вторглись в беззащитную деревеньку прямо посреди ночи. Грязные, ободранные, уставшие после тяжёлого боя — они расселялись по хатам, пулями выгоняя хозяев в дождливую ночь, заставляя отдавать еду, латать свои мундиры и перевязывать раны. Селяне проснулись ещё задолго до того, как враги, разметав заборы страховитыми своими машинами, ворвались в Чижи — их разбудил вой снарядов и грохот взрывов, трясущаяся земля, падающая с полок посуда. Многие побежали прятаться в погреб, а над их домами с рёвом летали самолёты, сбивая друг друга. Сбитые падали, дымя, врубаясь в землю так, что всё вокруг начинало дрожать, а грохот был такой, что впору можно было оглохнуть, в нём тонули все другие звуки. Воздух быстро забился удушливым едким дымом, а над Чижами летал страх. Жители съёжились в погребах, обнимая детей — молились и плакали навзрыд, а потом — пришли враги…

Хаты, почернелые и тёмные, торчали в беспорядке, как грибы, в унылом мраке этой тающей ночи, наполненной страхом. Катерина тоже боялась. Накануне враги разбили полк, где служили Петро и муж её Федор, но они не погибли — вчера в Чижи приходил из лесу Грыць и сказал, что оба сбежали из плена и попали к ним в партизанский отряд. У Катерины словно гора свалилась с плеч — она уж думала, что Федор погиб, а он — живой и скоро будет дома. Грыць сказал, что сегодня ночью он придёт навестить их с дочкой, и Катерина ждала… Но Федор не пришёл — вместо него пришли враги. Как и соседи, Катерина пряталась в погребе, прижав дочку к себе, а вокруг неё всё ревело и тряслось так, что валились с полок банки с соленьями, разбиваясь о пол. Катерина забилась в самый угол, где не было ни полок, ни банок — чтобы острые стёкла не поранили дочку. Девочка плакала, вымачивая слезами её сорочку, а Катерина — лепетала молитвы сквозь рвущие душу слёзы. А потом стихло — но это была не умиротворяющая тишина обычной ночи, а жуткое безмолвие смерти. Будто все погибли, и Чижей бльше нет — давящая тишина, буквально, душила… Катерина оставалась в погребе — до последнего надеялась, что враги разбиты, отогнаны назад, и здесь не появятся… А если и не разбиты — они в Чижи не пойдут — что им делать в мизерных нищих Чижах, когда впереди — Еленовские Карьеры? Вокруг неё оставалось тихо — лишь дочка жалобно всхлипывала на коленях, и Катерина, наконец, решила выглянуть из погреба наружу. Хата оказалась цела — только тарелки упали да ваза с васильками, которую они с дочкой поставили на стол, опрокинулась, вымочив свежую скатерть. Отпустив дочку, Катерина нашла свечу и зажгла её, чуть разогнав тёплым светом страшную темноту. Можно было бы считать, что ничего не случилось, если бы не этот удушливый дым, гарь, копоть — тут всюду осела копоть, и белая скатерть на столе оказалась противно серой.

— Мама! — дочка дёргала подол её юбки, но Катерина не сразу заметила это. Она прислушивалась к тишине и слышала, как разрывают эту тишину какие-то странные чужие звуки: лязганье, пыхтение… Катерина посмотрела в окошко и увидела свет — чуждый, жуткий яркий свет, который вдруг ударил со двора и будто ослепил. Катерина в ужасе отшатнулась, понимая, что беда таки случилась…

— Мама! — дочка снова дёрнула её юбку, Катерина наклонилась к ней…

ХРЯСЬ! — в сенях раздался громкий треск, а за ним — грузный топот, Катерина мигом спрятала дочку за себя и выхватила из печи ухват.

Топ! Топ! Топ! — медвежьи шаги приближались, а спустя пару минут возникло чудище — отвратительный толстый фашист ввалился в её чистую кухню в своих страшенных грязных сапожищах, захрюкал, оглядев её скарб своими вороватыми глазками, и широким шагом направился прямо к ним, тряся своим рыхлым пузом, затянутым в серый мундир.

— А-а-а-а! — Катерина слышала, как закричала её дочка, вцепившись в неё обеими ручками.

— Не бойся, маленькая, — выдохнула она, борясь со страхом и со всей силы навернула фашиста ухватом по каске, как только тот приблизился к ней, чтобы схватить. Фашист мерзко булькнул и осел на пол, распластав телеса, а Катерина, схватив дочку на руки, метнулась к распахнутой крышке погреба, чтобы схоронться в нём, сбежать в подземный ход… Ход существовал ещё со времён её деда, который построил этот дом — он и прорыл в погребе подземный ход, длинный узкий лаз, который ведёт прочь из деревни, к Медвежьему озеру. Дед Катерины, бывший царский цирюльник — боялся, что коммунисты придут и расстреляют его — вот и сделал для себя лаз, чтобы вовремя сбежать. Деду лаз не понадобился, а вот Катерине впору придётся…

— Хальт! — перед ней выросли два рослых фашиста, направив свои ужасные дула, а Катерина, озверев, взмахнула ухватом, целясь в их стальные головы. Но они были сильнее — ухватили её за руки, повалили…

— Мама! — дочка кричала, вжавшись в угол, а фашисты тащили Катерину прочь из хаты во двор…

— А… Шайзе… — ругался толстый фашист в звании обер-лейтенанта, поднимаясь на ноги и потирая побитую башку. — Доннерветтер…

Протащившись через всю кухню и оставив грязные лепёхи на вымытом полу, он вышел в сени, пересёк двор, плюнув на грядки, и отправился к соседям — к бабе Параске. Ему приказали заставить селян накормить солдат, однако с едой что-то не клеилось. Селяне разбегались и прятались, не желая сотрудничать, а в их замшелых хатах вешались мыши — в одной хате обер-лейтенант нашёл древнюю бабку и чёрствую краюху.

— Эссен! — обер-лейтенант потребовал еды, показав руками, будто ест, но бабка покачала своей трухлявой головой и проскрипела странное слово: «Колхоз»…

— Шайзе… — обер-лейтенант плюнул на бабку и отправился в другую хату, где… ухватом по голове получил от хозяйки.

После этой неудачи обер-лейтенант потащился в третью хату… Он бы расстрелял и бабку, и эту сумасшедшую с ухватом — за милую душу бы прикончил, но герр группенфюрер отдал однозначный приказ: местных «дикарей» пока не трогать, что связало ему руки. Ругаясь, он потопал в очередной двор, разломав сапогами хлипкую калитку, вломился в хату, сокрушив дверь…

— Вот тебе! — внезапно на него набросилась хозяйка с вилами, прыгнула, пытаясь заколоть.

— Шайзе… — обер-лейтенант чуть не расплакался от бессильной злобы — он бы и эту бабу накормил свинцом — если бы не суровый приказ. Перехватив острые вилы в полёте, он отобрал их у бабы, выкинул… Баба рычала, злобно зыркая, а обер-лейтенант попытался уговорить её принести хоть какую еду, а то герр группенфюрер его самого расстреляет за такую плохую работу.

— Ляйзе, фрау… Чшшш… Нихт шляген, битте (Тише, не бейте, пожалуйста…)… Ми вас не фбивать, нихт приказ… — прокаркал оберлейтенант, выставив вперёд руки, чтобы как-то успокоить эту хозяйку, которая, казалось, высматривала момент, чтобы заполучить назад свои вилы и продырявить его ими насквозь.

— Я хотеть эссн… эссн… — обер-лейтенант снова сделал жест, будто вилкой кладёт в рот пищу. — Эссн, ферштейн?

Хозяйкой хаты была баба Параска, мать Грыця. От страха она принялась рюмсать, не понимая, чего хочет от неё чудовище — мельтешит тут ручищами своими, каркает, как ворона…

— Ну эссн, ферштейн… сало? — добивался от неё фашист, а баба Параска в углу выдавила, наконец:

— Жрать, что ли хочешь?

— О, йа, йа! — закивал обер-лейтенант. Наконец-то ему повезло: хоть одну понятливую нашёл… — Шрать, сало!

— Та нема в меня сала! — выплюнула баба Параска, топчась. — Коммуняки все у колхоз свой заграбастали, а мене кулачихой обозвали! Пара поросят только й е, до корова одна, та все худые, мов коты!

— Шайзе… — обер-лейтенант только вздохнул и потопал во двор, чтобы найти хоть тех поросят, чтобы лишний раз не злить сурового начальника. А то расстреляет ещё, а у него — дети…

— Стой, не губи! — баба Параска поняла, что немец сейчас заберёт её поросят, и помчалась из хаты за ним, чтобы помешать.

Выскочив, баба Параска увидала у себя во дворе фашистов. Разозлённые тем, что в Чижах нечего есть, они принялись разбой: кололи её тощих поросят, тянули из хлева её корову Ромашку — единственную в селе корову — тоже чтобы заколоть и слопать.

— Ой, не губи, не губи!! — баба Параска в яркой косынке заносилась вокруг хлева, истерично замахала руками и завизжала-завизжала, отпихивая худого немецкого солдата от коровы.

— Форт! — выплюнул немец, толкая её локтем. — Шайзе…

— Не губи-и-и!! — залилась истерикой баба Параска, падая на колени в грязь, а выпущенные из свинарника поросята разбегались по всему разорённому двору. Сын её Грыць убёг давеча в лес, прихватив собой лишь хлеба краюху, да древний вещмешок, который ему ещё от деда остался, напихав туда нужного и ненужного. Баба Параска отвернулась на минуточку, потому что кот Васька набедокурил, свернув на пол крынку сметаны, а Грыця тем временем и след простыл.

Немец переступил через бабу Параску, занеся свою длинную ногу, и поправил на плече автомат. О не пристрелил её лишь потому что генерал отдал приказ пока не трогать их. Баба же Параска ухватила одного поросёнка за задние копытца, а он лягнул её и убежал, визжа.

Из низкой Параскиной хаты, футбольнув кота Ваську тяжёлым сапогом, выпростался обер-лейтенант, потопал через задний двор. Его пузо нависало, трясясь, а жирные щёки лоснились от пота. Кот Васька выгнул спину, взъерошив свою пушистую шерсть, зашипел и, сверкнув зелёными глазами, сбежал под крыльцо.

— Ну, как свинина есть? — спросил обер-лейтенант у того солдата, который переступил через бабу Параску.

— Никак нет, — пробурчал уставший и подраненный солдат, уползая от голодного обер-лейтенанта в хату. — Разбежалась… И эта… фрау… тут ревёт…

— Лентяй! — взвизгнул обер-лейтенант и принялся сам бегать по двору, отлавливая проворных поросят, которые носились тут повсюду в призрачных утренних сумерках и прятались, не даваясь в руки.

Обер-лейтенант гонялся за ними с остервенением, как тигр, и неуклюже, как очень толстый тигр… Как вдруг под ноги подвернулась свиная кормушка. Оберлейтенант не заметил её в полумгле, на полном скаку споткнулся и обрушился прямо в свиные помои, подняв брызги своим тяжеленным телом.

— Доннерветтер… шайзе… — обер-лейтенант принялся отплёвываться и ругаться напропалую. Свиные помои на вкус были отвратительнее крысы, да и мундир он испортил вконец.

— Так тебе и надо, ирод ползучий! — баба Параска злобно погрозила ему кулаком и тоже скрылась, дабы обозлённый позорной неудачею фашист её не расстрелял.

— И что вы тут делаете? Возвращаетесь к своим великим предкам? — обер-лейтенант услышал над собой ехидный голос, поднял зажиревшую голову и увидал майора Баума, который, прогуливаясь по двору, заметил его в свиной кормушке.

— Хайль Гитлер! — обер-лейтенант поспешил вытянуться по уставу перед старшим офицером и встал во весь рост прямо в кормушке. Свиные помои стекали с его рукавов и плечей.

— Приведите себя в порядок, пока герр группенфюрер не увидел вас! — Баум больше посоветовал нежели чем приказал и нервно удалился со двора. Он ждал возвращения своих разведчиков, которых он отправил оценить силы русских, и поэтому — заметно нервничал.

Из чужого двора, ёжась от неприятного холода, выбрался начальник оккупационной полиции по имени Евстратий Носяро. Он был из местных, из деревни Нижинцы, которая стояла недалеко отсюда — тощий рыжий мужик, на грубом лице которого сидел крошечный младенческий носик. Поморгав своими подлыми глазками, он сплюнул на землю, на чужую капусту, и быстро зашагал к окраине деревушки, за которой начиналось широкое колхозное поле.

Поле было совсем испорчено: разворочено снарядами, залито машинным маслом и занято танками, а так же — серыми крытыми грузовиками, в кузовах которых лежали под брезентом громоздкие металлические детали. Всю ночь здесь, не прекращаясь, кипела работа: механики спешно собирали какую-то огромную машину, вытаптывая озимые тяжёлыми своими сапогами. Евстратий Носяро держался подальше от этой машины: боялся её жуткого вида. Она упиралась в мягкую землю металлическими лапами, похожими на лапы гигантского паука, которые заканчивались блестящими острыми когтями. Один такой коготь насквозь проткнёт человека или запросто перережет его пополам… Механики успели прикрутить шесть из восьми лап механического чудовища, и сейчас прикручивали две последние — лапы-руки с острыми клешнями, которые запросто могли схватить и поднять танк. Механики торопились: машина-чудовище очень скоро должна была вступить в бой.

За сборкой гигансткого паука наблюдал человек, затянутый в чёрный кожаный плащ, в чёрной фуражке на гордой голове — он единственный, кто не суетился, не копошился, не бегал и не нервничал. Он стоял прямо, сложив за спиной свои длинные руки и с ледяным спокойствием наблюдал, как собирается его главное секретное оружие. Рядом с ним торчали ещё два немца — пониже и покургузее — один из которых был так же одет в военную форму, а второй — носил гражданский плащ с гражданским костюмом. Евстратий Носяро издалека заметил эту высокую прямую фигуру в окружении двух других и замедлил шаг, не спеша попадаться им на глаза. Начальник полиции тащился за плетнём, не выходя на поле, тупо пялился на «паука» и не заметил кувшин. Кувшин сушился, нанизанный на столбик, а неуклюжий Носяро наткнулся на него плечом, спихнул и разбил.

— Тю, ты, леший! — негромко ругнулся начальник полиции, пиная осколки немецким сапогом. — Понавесили!

— Евстратий! — внезапно его окрикнули, и начальник полиции вздрогнул от неожиданности…

— Ви есть идти тут! Не есть ползать, как крыс!! — кричал немец в гражданском плаще, пища злобным писком, а высокий и прямой смотрел прямо на него, повернув свою голову в фуражке, и Носяро решил не мешкать. Начальник полиции припустил резвой рысью, дабы не злить его: за сборкой страшной машины наблюдал вражеский генерал с непроизносимой фамилией Траурихлиген — суровый и страшный, который за любую мелочь казнил. Даже за то, что Носяро никак не может сказать его фамилию, а всё путается в буквах и картавит от страха и безграмотности.

Под сапогами Носяры хлюпала грязюка — он перескочил через разъезженную грунтовую дорогу и понёсся по полю, топча зеленеющие всходы.

Генерал сейчас же пригвоздил его суровым вопросом на немецком языке, и начальник полиции застрял на месте, топчась и не замечая, что вступил в лужу, и воды в ней ему по щиколотку…

— Где есть еда? — тот, кто имел гражданский плащ, был переводчиком и перевордил немецкую речь Траурихлигена на почти понятный для Носяры полурусский язык.

Кургузый немец в фуражке тихо молчал, крутясь неподалёку, но Носяро боялся его не меньше остальных: он ведь немец…

— У них нет еды… Голодают они… — прохныкал Носяро, который сам был голоден, как волк: в той облезлой затхлой хате, где он решил скоротать сегодняшнюю ночь, кашу можно было сварить, разве что, из топора.

Генерал, уничтожил Носяру своим суровым взглядом, не поверив, а переводчик пояснил его слова:

— Они есть голодать на Украин?

— У… у них поотбирали всё в колхоз… А колхоз вы уже сожгли… — заблеял Евстратий Носяро, нутром чуя, что изверги эти его самого скоро сожрут…

Траурихлиген что-то спросил по-немецки, буквально, прожигая Носяру глазами, которые, казалось, светили красным, как у чёрта… Начальник полиции едва ли не физически ощущал, как загорается на нём одежда.

— Как есть звать эта мусорка? — переводчик снова запищал, топая своей ногой, обутой в какой-то туфель странный, узенький, неподходящий для местных развезенных дорог, лесов и болот.

— Чижи, хозяин… — прокаркал Евстратий Носяро, вертясь вокруг них по-собачьи. Имей он хвост — он бы им вилял.

Генерал выплюнул суровые немецкие слова, повелительно взмахнув своей рукой, затянутой в чёрную кожаную перчатку и кивнул переводчику, чтобы тот не мешкал, а перводил.

— Ви есть сказать, что дикарь нести эссн, или Чиж бежать перед ваффен-СС! — переводчик перевёл, напыщенно вздёрнув свой остренький немецкий нос, выплюнув слова так же злобно, как его начальник. — Носяр бежать перед ваффен СС, венн быть врать герр группенфюрер!

— Есть! — поспешил согласиться Евстратий Носяро и поскакал прочь, стремясь угодить страшному вражескому генералу. Он до колик боялся войны, сбежал от призыва и перепрыгнул на немецкую сторону, чтобы фашисты его не расстреляли. Евстратий Носяро служил врагам, словно верный пёс: заискивал, не перечил, рассреливал собственных односельчан, обзывая их партизанами. Похоже, его служба нравилась группенфюреру, раз он поставил его во главе полицаев! Нужно соотвестсвовать должности!

— Ja, und noch — wirf aus den Häusern dieser Nichtstuer hinaus — ich muss den Maschine erproben! (Да, и ещё — повыгоняй из хат этих бездельников — мне нужно испытать машину!) — зарычал ему в след Траурихлиген, и Носяро, пробежав пару метров, застрял, осознав, что люди нужны страшному генералу для того, чтобы испытывать этого монстра, над которым сейчас трясутся механики…

— А? — проблеял он, испуганно обернувшись, ничего хорошего не ожидая от вражеской машины.

— Бэ! — отрезал генерал, начиная сатанеть и скалить клыки, как крокодил. — Es tritt die neue Ära, und du kannst meinen Familiennamen sogar nicht, sagen! (Наступает новая эра, а ты даже мою фамилию сказать не можешь!)

Бледный от страха начальник полиции трясся, остро чувствуя, как над ним тонной гранита нависла жуткая казнь… Он не понимает по-немецки, а этот Траурихлиген редко кого расстреливает — в основном он сажает на кол, чтобы экономить патроны.

— Ви есть выгнать дикарь из дом! — напал на Носяру переводчик, стискивая кулаки. — Герр группенфюрер хотеть испытать вундерваффе! Навый эр наступить, а вы не мочь назвать его… ээ-э-э… фамилий! И ещё, герр группенфюрер сказать вам: «Бэ!».

Носяро топтался, заикаясь от страха…

— Du weißt, Jewstrati, ich werde dich verpflichten, meinen Familiennamen fünfhundert Male russisch und deutsch — bis abzuschreiben du wirst dich nicht merken! (Знаешь, Евстратий, я обяжу тебя переписать мою фамилию пятьсот раз по-русски и по-немецки — пока не запомнишь!) — решил вдруг генерал, внезапно подобрев, потому что механики закончили сборку чудовища и выстроились около него в солдатскую шеренгу, отдавая честь.

— Герр группенфюрер обязать вас писать фамилий пятьсот раз на рус и на дойч! — взорвался переводчик, аж подскакивая и краснея от натуги.

— А… простите, хозяин… — залепетал Носяро, желая провалиться сквозь землю, лишь бы не терпеть тяжёлый взгляд генерала и его злого переводчика. — Я не умею писать…

— Also, also werde ich dann Sie verpflichten, zu lernen, zu schreiben! (Ну, что ж, тогда я обяжу вас научиться писать!) — постановил генерал. — Bewege sich, gib, die Egelschnecke! (Шевелись, давай, слизняк!) — ему порядком надоело бестолковое блеяние Носяры, и Траурихлиген, разозлившись стукнул начальника полиции стеком по спине и погнал его, словно собаку. — Oder ich werde den Maschine auf dir erproben! (Или я испытаю машину на тебе!) — крикнул он вдогонку убегающему Носяре, с удовольствием наблюдая панику, в которую впал начальник полиции.

— Ви есть писать унд двигать ног! — казалось, переводчик тоже ударит Носяру. — Ви есть слизняк! Герр группенфюрер вас казнить из вундерваффе!

Загребая сапогами килограммы грязи и спотыкаясь, Евстратий Носяро скрылся в утреннем тумане. Эрих Траурихлиген издал ехидный смешок и вновь повернулся к своей устрашающей машине. Полностью собранная, она возвышалась над промокшим полем, упираясь когтистыми лапами в раскисшую землю, поблескивая в неверном свете первых утренних лучей. Механики поспешно закрывали машину-монстра брезентом, чтобы не мокла под противным дождиком. Когда чудовище было спрятано, они отдали честь генералу и поспешили скрыться, дабы не маячить зря у него перед носом.

Около Траурихлигена торчали его постоянные спутники: адъютант Шульц и гражданский переводчик, которого он таскал за собой неизвестно для чего. Эрих Траурихлиген кроме немецкого и русского свободно говорил ещё на двадцать одном языке — настолько свободно, что можно было не понять, какой язык его родной. Баум иногда слышал, как Траурихлиген бегло изъясняется по-французски, по-английски, а то и на идиш, и даже сомневался: немец ли он вообще? Или кто-то другой — шпион какой-нибудь из неизвестной вражеской страны?? Баум решил не мешкать, потому что Эрих Траурихлиген не терпит медлительности. Он взял крейсерский шаг и быстро углубился в поле. Шульц отдал Бауму честь, переводчик демонстративно вздёрнул нос, а Траурихлиген выплюнул скупое «Хай» на его уставное «Хайль Гитлер».

— Герр группенфюрер, мои разведчики вернулись! — громко доложл майор Баум, хлопнув каблуками своих сапог, которые были коричневы от грязи.

— И что? — Эрих Траурихлиген поднял правую бровь, наградив Баума скептическим взглядом. Как и всегда, он был уверен в победе, потому как из каждого своего боя вышел победителем.

— Город хорошо укреплён, к нему стянуты войска! — сообщил Баум, избегая топтаться и опускать глаза. — Русские готовы к обороне, — он сделал вывод, но тут же понял, что поспешно — Траурихлиген свирепо сдвинул брови, резанув воздух стеком и сурово рыкнул, сделав к Бауму один усрашающий шаг:

— Я тоже готов! Вот! — с демонической улыбкой заявил он и сдёрнул брезент.

— «Брахмаширас»! — выдохнул Баум с долей ужаса: его ночная догадка оказалась верна. — Вы уверены, что он готов к бою?

— А вы разве не были в Венгрии? — уничтожающе-ехидно осведомился Эрих Траурихлиген, постукивая стеком по своей ладони, затянутой в чёрную кожаную перчатку. — По-моему, я уже достаточно испытал его на этом… городишке… как он там назывался?

Майор Баум заглох и невольно содрогнулся. Да, он был в этом малюсеньком городке с черепичными крышами и узенькими улочками, жители которого отказались сложить оружие и сдаться добровольно. Он тогда ещё не верил в жуткую силу странного паука, который казался ему нелепым и даже смешным по сравнению с ординарными танками и САУ. Он убедился в том, что ни один танк никогда не сравнится с Траурихлигеновским «брахмаширасом» лишь тогда, когда генерал приказал всем солдатам срочно покинуть городок. А потом — вывел «паука» на пригорок и дал один-единственный ужасающий залп, после которого от городка остались лишь стеклянные поля и, почти что, вулканический пепел. Баум был суеверен и достаточно тёмен — подумал, что «паук» плюётся адским огнём, и Траурихлиген взял его из ада, продав свою душу сатане. Испугавшись ада, сатаны и всего, что связано с этим, майор Баум срочно решил перевестись… куда-нибудь, подальше от чудищ пекла… Но Эрих Траурихлиген тихо отвёл его в сторонку. Где ненавязчиво пригрозил казнью на колу — не за трусость, не за предательство какое-нибудь, а за то, что он узнал его тайну… И тогда, стоя там, на леденящих кровь руинах, среди адского стекла и человеческих костей, майор Баум осознал: его обычная жизнь перечёркнута не только войной, он влип в куда более страшную историю, став рабом Эриха Траурихлигена…

— Ну, Баум, что же вы думаете насчёт «брахмашираса»?? — не отставал Траурихлиген, и его суровый голос вырвал майора из пучины страха и апатии, в которую тот невольно погружался всякий раз, когда речь шла о дьявольском «пауке».

— Я… думаю… можно обойтись… — глупо проклекотал Баум, отрешённо топчась в грязи… — Наше вооружение намного лучше, чем железки иванов…

— Вы же сами сказали, что русские готовы к обороне! — напомнил Траурихлиген ещё ехиднее, замахнувшись стеком, и Баум предусмотрительно отошёл, чтобы генерал не попал ему в глаз. — Или хотите пулю получить?? Мы уже не в том веке живём, чтобы танки подрывать гранатами! Так что, Баум, готовьтесь к победе!

— Яволь… — Баум ответил по уставу, потому как не имел права отвечать начальнику по-другому.

— Но мы всё-таки, устроим отчётное нападение — для галочки! — выплюнул Траурихлиген, остановившись перед своей машиной. — Чтобы Фогель подсчитал патроны, раненых убитых, написал отчёт… Что это за бой, в котором никто не пострадал?? Баум, вам задание: заставьте Носяру соберать местных дикарей на открытом месте, а я подъеду через полчаса!

— Яволь! — Баум отчеканил это уставное слово и по-уставному развернулся, хлопнув каблуками. Он выполнит приказ, потому что это приказ старшего по званию, его почти не волнует, что Траурихлиген соберёт людей лишь для того, чтобы пристрелять свой «брахмаширас»…

Майор Баум боялся Эриха Траурихлигена не только из-за того, что он имел «брахмаширас». Про Траурихлигена ходили разные слухи: что он вроде как тамплиер, и некромант, оборотень и инквизитор в одном лице… Но Баум знал: Эрих Траурихлиген — ловкий махинатор, умеющий давить на психику, и майор даже сомневался, действительно ли он принадлежит к древнему баварскому роду графов Краузе-Траурихлигенов, или это всего лишь ещё один его способ давить на психику??

— Баум, вы что, спите?? — этот громкий вопрос вырвал Баума из пучины мрачных мыслей, вернув сюда, на страшное поле, под промозглое небо, с которого срывался мелкий моросящий дождик. Капельки неприятно стучали по клеёнчатому чехлу-дождевику на фуражке Баума, словно по мозгам стучали.

— Никак нет! — поспешил отчитаться Баум, потому как вопрос задал Траурихлиген.

— Не торчите — идите в деревню и поторопите Носяру! — приказал ему Траурихлиген, и Баум тут же ответил «Яволь» и проворно побежал к деревне.

— Шульц, подать мне машину! — Баум слышал, как Траурихлиген напрягает адъютанта, а потом услышал и шаги Шульца, как тот потрусил туда, где поодаль от «брахмашираса» дожидался генеральский кортеж из трёх машин.

* * *

Майор Баум выполнял приказ — попав в эту нищую деревушку он первым делом обнаружил начальника полиции Носяру. Его полицаи уже повыгоняли несчастных селян из хат, и они стояли по двое в неровном строю, босиком на раскисающей грунтовой дороге, мокли под дождиком и мёрзли под прицелом автоматов. У Баума переводчика не водилось, но он не имел права выдавать, что владеет русским языком почти так же хорошо, как и Траурихлиген. Поэтому он притворился.

— Носяр! — рявкнул он начальнику полиции, страясь крякать так же, как генеральский переводчик. — Ви есть вести дикарь на площадь! Где тут есть площадь??

Деревню Чижи хотели сделать частью большого колхоза, и тут недавно появилась площадь — на самой окранине, почти понад лесом, где раньше не было ничего, коммунисты построили довлеющее здание, которое обозвали сельсоветом, а вокруг него сотворили площадь — солидное пространство выложили плиткой и поставили посреди него постамент, на который водрузили бюст Ленина. Это место стали называть «Площадь Ленина», а в сельсовете пообещали посадить некоего председателя, которого так и не посадили. Сельсовет пустовал, оставаясь ненужной холодной глыбой, а вот площадь Ленина пригодится — Носяро поведёт туда немца Баума.

— А, там, на окраине, — проскрежетал Носяро, показывая длинным пальцем в сторону этой самой площади, где над низкими хатами высился сельсовет. — Прошу, пан хозяин!

— Это есть хорошо! — прокрякал Баум, ёжась в мокром дождевике. — Вести дикарь на площадь!

— Да, пан хозяин! — согласился с ним Носяро и принялся лаять на своих полицаев, заставляя их гнать людей к площади.

Полицаи, рыча проклятия, погнали селян, заставляя шагать на погибель, и Бауму стало их по-человечески жалко. Ярым нацистом он не был — пошёл в СС только из-за высокого жалования и привилегий, потому что девушка, за которой он пытался ухаживать, отвергла его, посчитав, что Баум беден и не сможет её содержать. Расположение девушки он так и не заслужил: явился к ней в мундире, а она заявила, что «дубоголовый солдафон» ей тоже не нужен — нужен видный учёный или аристократ — после чего навсегда исчезла из его жизни. Баум погоревал и ушёл на войну решив, что будет женат на Германии.

Двигаясь к площади, Баум старался невозмутимо маршировать впереди, как хозяин жизни, хотя по-настоящему — не хотел смотреть на полуодетых людей, которых вышвырнули из тёплых постелей под дождь и заставили топать, вместо того, чтобы мирно спать.

Площадь Ленина в Чижах была вроде «чёртова места» — люди негласно прокляли её и никогда не ходили туда несмотря на высеянные коммунистами аккуратные клумбы и поставленные скамейки. Шагая туда под конвоем проклятых предателей, люди всё больше убеждались в том, что «площадь Ленина» была дана им дьяволом для того, чтобы фашисты расстреляли там их всех. За неровным строем людей немцы везли на подводе огромный прожектор, который работал от генератора, а когда добрались до площади — выгрузили его вчетвером и установили перед постаментом, подключая. Люди охали, плакали, баба Параска ругалась как сапожник, а Катерина — прижимала к себе маленькую дочку, которую она успела укутать в старый тулупчик. Все они толпились на проклятой площади, топчась на мокрых плитках, в холодных лужах.

— В строй, собаки! — рявкнул старший Носярин племянник, по имени Авдей, и сурово пихнул автоматом бабу Параску, едва с ног её не свалив.

— Та, чёрт с тобой! — отгавкнулась баба Параска. — Шоб тебя, ирод, гром побил!

— Ты мне полай! — гнусный Авдей поднял немецкий автомат, но наткнулся на убийственный взгляд Носяры: немцы приказали не стрелять. — Чёртовы колоды… — ругнулся Авдей, нехотя убрав оружие. — Потом прикончу старую ведьму…

У селян не было выбора, они построились перед страшным бюстом, а немцы включили огромный прожектор, ослепив их дьявольским светом. Бедняги зажмурились, перепугавшись, а потом — окуда-то явился жирный обер-лейтенант, лопая что-то, что спёр из чьей-то хаты и рявкнул сытым голосом:

— Ахтунг!

Люди замерли, затихли — только маленькая дочка Катерины, Аленка, жалобно плакала, уткнув личико в её юбку.

— Всё будет хорошо… — тихонько шептала Катерина белыми от ужаса и холода губами.

Да, будет, ведь её муж, Федор — он партизан, и партизаны их обязательно спасут от фашистов…

— Ахтунг! — повторил обер-лейтенант, откусывая куски…

Невменяемая от страха баба Параска осознала, что толстяк стащил её сало, хорошенько припрятанное для партизан, и жрёт, его, чавкая.

— Ах ты ж хрячье рыло! — закричала она скрипучим голосом и вырвалась из строя, вцепившись в фашиста, расцарапывая его рожу ногтями.

Обер-лейтенант был выведен из себя, до белого каления дошёл, буквально. Швырув бабу Параску в коммунистическую клумбу, он сдёрнул с плеча МР-38 и нажал на курок, пустив в неё короткую плотную очередь. Застреленная, баба Параска перестала барахтаться и затихла. И только тогда обер-лейтенант расслабился, сняв проклятый стресс. Вокруг повисла зловещая тишина, только Параскина сестра Светлана тихо всхлипывала, задёргивая сопли своим длинным острым носом.

А потом, расшвыривая колёсами грязную воду из луж, подъехали три автомобиля. Два кюбельвагена «Опель», крытые брезентом — первый и последний из трёх, а посередине — «Мерседес» чёрного цвета, зловеще блестящий в лучах прожектора. На дверцах «Мерседеса» золотом сверкали орлы, на крыльях стояли флажки-вымпелы командования СС. Обер-лейтенант не успел спрятаться, и грязная вода из-под колёс «Мерседеса» полетела на его мундир. Кортеж остановился, автомобили заглушили моторы, и с переднего сиденья «Мерседеса» скатился кургузый немец Шульц, кутаясь в свой дождевик. Увидав его, чёрного, как дьявол, люди испугались так, что сбились в кучу, прижимаясь друг к другу. Полицаи отгоняли их, возвращая толпе вид строя, а люди плакали… Спешно оббежав машину, Шульц распахнул заднюю дверцу и отодвинулся, вытянувшись. Его красноватое от алкоголя лицо тоже отражало страх — он боялся своего начальника, который, не спеша и солидно вышел из автомобиля, постоял немного, выпрямившись и гордо вскинув свою страшную голову, оглядывая сникших от ужаса людей. Для них этот страшный человек со стеком казался самим сатаной, который вылез из пекла, чтобы утащить их всех туда, где всё горит адским пламенем… За сатаной нуеклюже выкатился переводчик и тоже приосанился, купаясь в лучах тёмной славы своего начальника.

Люди отпрянули назад, когда Эрих Траурихлиген сделал шаг в их сторону, а полицаи и фашисты стояли, вытянувшись, как одинаковые манекены.

Партизан Федор пришёл этой ночью в Чижи — навестить свою семью, и вместе с ним пришли Грыць и Петро, самовольно отлучившись из отряда. Они думали, что побудут здесь всего пару часиков, и никто не заметит, что их нет. Идя в деревню, они даже не подозревали, как жестоко ошибаются. Поняли, что что-то не так только тогда, когда добрались до площади Ленина и увидели страшный свет немецкого прожектора, автомобили, полицаев и самих фашистов. Кровь застыла в жилах Федора: Чижи оккупированы, и его семье грозит смерть… Испугался и Грыць: в Чижах осталась его непутёвая мамка…

— Ховаймось! — это шепнул Петро, потащив товарищей в тень пустого сельсовета. — Чого выпетрились?

Петро залёг прямо на мокрую землю и пополз к сельсовету по-пластунки, чтобы не быть замеченными, Грыць и Федор тоже поползли и притаились под сыроватой стеной. Федор осторожненько, чтобы не быть замеченным, высунул одни только глаза и взглянул на постылую «площадь Ленина». Его поразил страх, но Федор отринул его, ощутив, что обязан спасти жену и дочь.

— Краузе… — прошептал над ухом Петро, тоже выглянув и тут же спрятавшись.

— Чего? — не понял Федор, потому что Петро очень шепеляво прошептал.

— Эрих Колосажатель, — зловеще пояснил Петро, мысленно хороня несчастных замёрзших и промокших селян. — Зараз усех на кол повысажуе и капут…

Враги не замечали партизан в густой тени, к тому же, они были заняты своими делами. Майор Баум посторонился, когда приехал Эрих Траурихлиген — ему совсем не нравились эти жуткие казни, которые тот устраивал, и Баум предпочитал стоять в сторонке.

— Хайль Гитлер, герр майор… — некто прошелестел над его ухом, Баум обернулся и увидел солдата. Тот тянулся, поднимая одну руку, а второй протягивал Бауму какой-то белый конверт.

— Что это? — осведомился Баум, удивившись.

— Письмо для герра группенфюрера, — негромко пояснил солдат и, отдав Бауму конверт, поспешил испариться.

Баум был недоволен: какой, однако, ушлый солдат, переложил на него ответственность, а сам пошёл гулять… Придётся майору набираться храбрости и отдавать конверт Траурихлигену сейчас, когда генерал занят селянами, иначе Траурихлиген обзовёт его слизнем и накажет за то, что промедлил. Выдохнув лишний воздух, майор нашёл свою храбрость и подошёл к Траурихлигену, протягивая конверт.

— Чего вам, Баум? — Траурихлиген сдвинул брови, обернувшись, а Баум, стоя вперёд конвертом, лаконично пояснил:

— Вам письмо…

— Ну, надо же… — буркнул Траурихлиген, отняв у него конверт, разорвав его и вытащив бумагу. — Из Берлина… И чего им нужно, чёрт?..

Траурихлиген принялся читать, а Баум со страхом замечал, как всё больше мрачнеет, скалится, рычит…

— Вот, чёрт… — пробурчал Траурихлиген, понимая, что весь его план сейчас сорвётся и полетит козлу под хвост из-за одного этого письма. — Господин Гитлер пишет нам, что мы должны не нападать на Еленовские Карьеры, а сидеть и ждать танки Клейста… — прошипел он, свирепо топая правой ногой.

Люди в нестройном ряду охали, пугаясь его злобного оскала. Они не понимали ни словечка из того, что он шипел и рычал широкому Бауму, однако догадывались, что ничего хорошего ждать им не следует. Сыренькая морось превратилась в неприятный дождик, насквозь промачивая их плохонькие одёжки.

— Но вы прекрасно знаете, как мне нужен этот город! А пока мы будем хлопать ушами, дожидаясь уважаемого Клейста — они успеют заминировать подступы, и мы сдуем к чёрту! К тому же, Клейст — это вермахт, чужие люди, я не смогу использовать «брахмаширас»! — Траурихлиген продолжал шипеть и рычать, изминая проклятое письмо в кулаке. — И посему мы считаем, что письмо до нас не дошло! — постановил он, окончательно смяв бумагу в шар и выкинув себе под ноги, на раскисающую от дождика землю.

Баум разинул рот, собравшись что-то пикнуть, но Траурихлиген замахнулся на него кулаком. Замолкнув, майор попятился, опасаясь попасть под кулак, и тут же столкнулся с кем-то, кто тихонько подкрался сзади. Не ожидав, Баум несолидно вздрогнул, рывком обернулся и увидел Фогеля, который зонта так же не имел и кутался в дождевик.

— А, это вы… — пробормотал Баум, посторонившись.

— Мне нужно доложить… — раздражённо проворчал ему Фогель и тут же вытянулся, отдавая честь генералу, потому как заметил, что последний сверлит его суровым глазом.

— Блиндаж готов! — громко отчеканил Фогель, хлопнув каблуками сапог.

— А, Фогель! — Траурихлиген растянул довольную улыбку, после чего сдвинул брови и сурово потребовал:

— Вы посчитали, сколько деревьев они срубили?

— Так точно! — поспешил рапортовать Фогель и полез в карман кителя за своим безупречным блокнотом, наполенным безукоризенными подсчётами, выполненными каллиграфическими цифрами. Траурихлиген наблюдал за ним, ухмыляясь, а потом осведомился ехидным голосом:

— Вы хоть понимаете, что это шутка была?

— А… — Фогель застыл со своим блокнотом в правой руке, куда он скрупулёзно занёс всё, что посчитал нужным, в том числе и количество срубленных селянами деревьев.

— Бэ, — вздохнул Траурихлиген, посмотрев на свои золотые швейцарские часы. — Вам не помешало бы чувство юмора… А то загнётесь со своими цифрами!

— Яволь… — Фогель другого ответа не нашёл, и решил ответить по уставу.

Селяне всё ещё оставались в строю — топтались, ёжиась от холода, кто-то плакал, кто-то кашлял…

— Носяро, Vertreiben Sie sie für den Gott (разгоните их, ради бога)… — устало вздохнул Траурихлиген, повернув голову, увидав этих собранных людей и решив, что они ему уже не нужны. Он испытает машину в бою — так гораздо интереснее, чем стрелять в этих полудиких букашек, которые от страха и ужаса едва держались на ногах.

— А? — Евстратий Носяро только вытаращился, потому как не знал немецкого языка…

— Переводи, чего торчишь?? — Траурихлиген напал на самодовольного переводчика, и тот выскочил из-за его спины, преодолев брезгливость перед Носярой.

— Носяр есть прогнать местный дикарь! — поспешил выслужиться переводчик и, пропищав эти слова, по-солдатски вытянулся в своём гражданском плаще.

— Пошли вон! — Носяро сдвинул тараканьи рыжие брови и принялся злобно рявкать, подгоняя тех, кто медленно полз, своими кулаками.

Люди, охая от страха, принялись расходиться, удаляясь из-под прицела носяриных полицаев. Вроде бы, кошмар закончился, им можно будет вернуться в дома, немцы погасили страшный прожектор, вернув промозглые сумерки, и, кажется, собрались уходить. Катерина, ёжась от холода, поплелась с площади прочь, чтобы вернуться домой. Рядом с ней плелась её заплаканная дочь, чуть поодаль хромал старый дед Кирилл… а ещё поодаль — шагала на длинных ногах Параскина сестра Светлана.

Эрих Траурихлиген всё топтался, размышляя, а около него топтались и его фашисты, полицаи пинками подгоняли людей.

Партизаны всё сидели за сельсоветом, потому что их было слишком мало для того, чтобы нападать на врагов — фашистов больше, они их переловят, а то и перестреляют…

В Федоре поднималась ярость: Авдей наградил пинком его Катерину, Носяро тут ухмыляется, фрицы прохаживаются, а виноват во всём этот Траурихлиген — мерзавец, который отвратительно скалится, стоя прямо здесь, у него на глазах. Фёдор не выдержал напряжения — не помня себя, он выпрыгнул из спасительной тени, побежал туда, где была для него только смерть.

— Стой… Назад… — шипели ему в след Петро и Грыць, напуганные безрассудностью товарища, но Федор не слышал их, не слушал… Какое может быть «назад», когда впереди — убийца людей??

— Получай, гад! — Федор схватил автомат и принялся стрелять очередями вперёд себя, где стоял его жуткий враг.

Люди панически закричали, услыхав хлопки выстрелов, решили, что пули летят в них и принялись снова разбегаться, толкая полицаев и даже затоптав одного.

Траурихлиген скрылся за постементом, с которого ещё не успели сбросить бюст Ленина, вскинул «люггер» и высрелил всего один раз, пробив партизану лодыжку. Он мог бы застрелить его, но не стал — партизан должен умирать на колу, в назидание другим партизанам. Подстреленный, Федор шлёпнулся в грязь, уронив автомат, а вокруг него шлёпали босые ноги убегающих селян. Он бы вскочил и стрелял дальше, но боль в пробитой лодыжке не давала пошевелить ногой, и тут у его носа установились два сапога. Федор поднял голову и понял, что его попытки убить чудовище оказались бесполезны, он промазал, страшный генерал жив, и теперь возвышается перед ним, прожигая своим дьявольским взглядом. С высоких небес падали капли, и волосы Федора были мокры, свисали на лицо…

— Носяро, was ist das?? — заревел Траурихлиген страшным голосом, кивая пистолетом в сторону стоящего на коленях Федора.

Евстратий Носяро был ни жив, ни мёртв — прятался за спинами своих полицаев. Хоть он и не понимал по-немецки — он догадывался, что Траурихлиген спрашивает про Федора.

— Эт-то, хозяин, партизан… — промямлил Носяро, зная: партизан будет казнён на колу, и он сам, возможно, тоже будет так же казнён, потому что не смог обеспечить безопасность генерала.

— Дас ист парти́зан! — переводчик из-за чужого забора перевёл неуклюжие слова Носяры. Он пока не решался покидать своего укрытия и вытаптывал астры убитой бабы Параски, меся её грядку крокодиловыми туфлями.

— Парти́зан! — повторил за ним жирный обер-лейтенант и даже выронил в грязь чужое сало.

— Die Ordnung! (порядок!) — Траурихлиген решил, что обер-лейтенант его позорит, и выстрелил из «люггера» ему под ноги.

Обер-лейтенант пискляво ойкнул, подпрыгнув, и отполз куда-то в темноту, чтобы больше не показываться генералу и не быть пристреленным ни за грош.

Фёдор оставался на месте — с простреленной лодыжкой он не мог никуда деться, и смотрел в размокающую землю, не чувствуя ничего, кроме безнадёжной слабости и стыда перед Катериной за то, что не защитил её от чудища.

— Wenn nicht dieser Brief — ich dich einfach erschossen hätte!(если бы не это письмо — я бы тебя просто пристрелил!) — рявкнул Траурихлиген, резко подняв подбородок Федора стеком, чтобы тот смотрел не в землю, а ему в глаза.

Бедный Федор немецкого языка не знал, он по инерции смотрел в эти горящие адской злобой глаза, и ему казалось, что оскаленное чудовище просто рычит. Он бы плюнул в его звериную рожу, но он боялся, что фашист обидит Катерину.

— Феденька! — Катерина не выдержала этого ужаса, сорвалась с места, отпихнув солдата, который пытался конвоировать её в строй и побежала к Федору, шлёпая по грязи босыми ногами. Пихнув Траурихлигена плечом, она обняла Федора за шею, упала в грязь рядом с ним и разрыдалась, не помня себя от горя и страха. Если фашист решит убить её мужа — пускай убивает и её!

— Чтоб ты сдох, лешак окаянный! — выплюнула она, подняв заплаканные глаза и увидав над собой серых фашистских солдат, которые по велению своего генерала тут же отпихнули её от Федора, схватив последнего под руки и потащили куда-то…

— Beiden auf den Pfahl!(обоих на кол!) — выплюнул Эрих Траурихлиген, заставив вздрогнуть даже Баума и Фогеля. — Und ich werde immerhin jetzt den Apparat erproben! Diese Ratten auf die Stelle zu sammeln, und, wer laufen wird, — zu erschießen! Lass erkennen, wie die Räuber zuzuschicken!! (И я всё-таки сейчас испытаю аппарат! Собрать этих крыс на место, а тех, кто будет бежать — расстрелять! Пускай узнают, как натравливать своих разбойников!)

— Герр группенфюрер садить на коль!! — разрывался переводчик, донося до преступника приговор.

А солдаты ловили селян, которые от ужаса начали панически разбегаться, сталкивая их обратно, в строй, под прожектор, а тех, кто попытался сбежать к лесу — безжалостно расстреливали, поливая очередями из автоматов. Люди падали, умирая, заливая кровью плитки и клумбы, а Федор плакал, понимая, что сам в этом виноват. Если бы он не выскочил — не разозлил бы дьявола, и ничего бы не случилось…

Грыць и Петро не смели показаться из темноты, с ужасом осознав, что Федор совершил непростительную глупость, выскочив. Они прижимались к новым стенам сельсовета, которые ещё пахли свежим цементом, и Петро тихо шепнул Грыцю на ушко:

— Бежим, Грыць, до батьки… Може успеем ещё…

— Ага, — Грыць был растерян, машинально кивнул и так же машинально выскользнул из тени и побежал за Петром через чей-то чужой огород к лесной опушке.

— Wessen stehst du ab — befiehl die Pfähle, zu hobeln! (Чего торчишь — прикажи колья строгать!) — Траурихлиген набросился на обер-лейтенанта, а тот аж сало уронил — так побежал, гоня солдат к опушке леса, за нетолстыми деревьями. Баум и Фогель спрятались за передний кюбельваген, Шульц и переводчик — за задний. Сейчас лучше не попадаться на глаза Траурихлигену — он настолько зол, что может «наградить» колом и их тоже, за компанию с разбойниками. Солдаты уже бежали со свежевыструганными кольями, другие солдаты растащили Катерину и Федора в разные стороны. Катерину швырнули в одну лужу и взяли на мушку, а Федора — в другую, и тоже взяли на мушку.

— Прости… — шептал Федор, а Катерина рыдала.

Селяне топтались под прожектором, понимая, что это их последние минуты. Один только дед Кирилл, переживший революцию, первую мировую и гражданскую войну, стоял ровно, не показывая страха, да старообрядница бабка Анисья поддерживала полуобморочную тётку Светлану.

— Беги, Катерина! — крикнул Федор, когда здоровенный оскаленный фашист поднёс к нему кол. — Береги дочь!

Катерина, не помня себя, подскочила из лужи, припустила, куда глаза глядят, но тут же была жёстко поймана за руку. Её схватили с такой силой, что показалось, как рука отрывается. Катерина закричала, в ужасе повернув лицо к тому, кто её схватил и застыла…

— Rückwärts! (Назад!) — чудовище заревело и со страшной силой швырнуло бедняжку на землю, больно ударив.

Швырнув Катерину, Траурихлиген зарычал на солдат, подгоняя их, а те кажется, специально едва ползали, потому что боялись посадить разбойника на кол. Солдаты зашевелились, а Траурихлиген подошёл к своему «Мерседесу», чтобы сесть в него и ехать к полю за «брахмаширасом».

— Чудовище! — закричала ему в след бабка Анисья, грозя кулаком. — Господь тебя покарает, палач!

— Du hörst, die Alte (Слышишь, бабка!)! — сурово надвинулся на неё Траурихлиген, сжимая кулаки, наступив на смятое письмо. — Hier bestrafe ich der Gott, mich ich! (Здесь я господь, и я караю!)

С этими страшными словами он скрылся в салоне автомобиля и зарычал на бледного водителя:

— Давай, поезжай, а то я их всех сейчас руками передушу… Вывели вконец… — злобно добавил он, откинувшись на спинку кресла.

— Яволь, — водитель изо всех сил старался быть флегматичным. Он завёл мотор и направил автомобиль туда, куда повелел ему злобный генерал. Водитель глубоко дышал, чтобы вернуть спокойствие, а то так можно свернуть автомобиль в кювет и всех погубить в афтокатастрофе.

Грыць и Петро, задыхаясь, добежали до лагеря. Бежать было страшно тяжело из-за раскисшей грязюки, болот и бурелома, да и тяжёлые автоматы на плечах тормозили ход, бились о спины. Батька Василь сурово сдвинул брови, увидав их, вымокших до нитки, перепуганных и без Федора. Он знал, что они пойдут в Чижи…

— А Федор где? — осведомился он, сверля их недовольными глазами.

— Беда, батька Василь… — давя одышку, прокряхтел мокрый Грыць. — Краузе палит Чижи… Спасть надо, а то спалит… Там мамка моя осталась…

— Чёрт подери вас из Краузе вместе! — буркнул суровый батька Василь, вставая с пня, который служил ему стулом. — Ну, чего стоите?? Собирайте отряд!

Грыць и Петро подняли всех — двадцать человек во главе с батькой Василем, отряд небольшой, но спасать Чижи от Колосажателя побежали все. Бежали со всех ног, продираясь через неприветливый, тёмный мокрый лес, который так и норовил задержать, сбросить в яму, утопить в болоте, а то и затерять среди страшных деревьев навсегда…

— Глядите, что это? — Грыць вдруг замер на полном скаку, столкнувшись с Петром, и тут же запрятался за толстый мокрый ствол огромного дуба.

Все повернулись туда, куда он показал, а там, ломая деревья, выворачивая землю и пни с корнями, шагало нечто, огромное, на восьми лязгающих ногах. Оно светило фарами, разрывая тьму ночи, и пёрло прямо на Чижи, перешагивая трясину, поднимая брызги грязной воды.

— Чёртова таратайка… — прошептал Петро, пятясь. — Надо бежать…

Фашисты всё не выпускали селян с площади Ленина, а они, чуть живые от страха, едва стояли, не чувствуя ничего — ни холода, ни дождя, ни ног своих… Над площадью возвышались два ужасных кола, на которые никто не мог взгляднуть — ни бедные селяне, ни полицаи Носяры — даже фрицы и те отворачивали рожи, пялясь куда угодно, только не на эти колья, где мучаясь, умирали жуткой смертью Федор и Катерина. По кольям стекала их кровь, медленно перемешиваясь с дождевой водой и собираясь в лужицы. Фогель, Баум, Шульц, переводчик и обер-лейтенант отошли подальше к лесу. Солдаты и полицаи, как только заметили чёртову таратайку — тоже стали разбегаться куда подальше, оставив селян наедине с бедой и страхом. Они бежать совсем не могли на своих ватных ногах — одна только тётка Светлана припустила, как только поняла, что фашисты и полицаи перестали их охранять. А в следующую страшную секунду на площадь Ленина вступила чёртова таратайка — страшная машина, похожая гигантского стального паука, шагая своими когтистыми лапами, выворачивала плитку, расшвыривая её. Взмахнув передней лапою, она разбила стену нового сельсовета, вынеся огромный кусок, который рассыпался на отдельные кирпичи, захламляя площадь горами обломков. Люди попятились, крича, кто-то нашёл в себе силы бежать и побежал к деревне, чтобы укрыться в доме. Металлический паук остановился, жутко зашипев, врубив свои когти в остатки плитки, и из-за его кабины выдвинулись два блестящих излучателя, на острых кончиках которых яркими шариками собирался зловещий свет. Излучатели поднялись над кабиной, повернувшись друг к другу, а потом — всё вспыхнуло так, что невозможно стало смотреть. Белое зарево залило всё вокруг, с грохотом закружился пылающий вихрь, и люди в строю будто растворились в нём, мигом исчезнув, плитка, бюст Ленина, здание сельсовета — всё потекло, мгновенно расплавляясь, хаты тут же вспыхнули, как взорвались, потонув в адском огне. Партизаны в лесу едва не ослепли — они залегли лицами в землю, которая стремительно нагревалась, зажмурили веки, закрыв глаза ладонями, но этот свет проходил и сквозь ладони и сквозь веки и сквозь землю. По спинам, словно поджёг кто — прошёл нестерпимый жар, и верхушки деревьев над их головами занялись, несмотря на усиливающийся дождь.

— Бежим! Бежим! — батька Василь заорал басом, сбивая панику, которая чуть было не захватила и не уничтожила весь отряд, и партизаны несмотря на протесты Грыця, побежали назад, за болота, к деревне Светлянка, возле которой стоял их лагерь. Лес горел, а дождь лил, как из ведра, с шипением затушивая огненные языки, и партизаны спаслись только чудом — Эрих Траурихлиген с удовольствием отметил, что одним залпом сжёг дотла всю деревушку, а земля под ногами его «брахмашираса» расплавилась, превратившись в стекло, и больше стрелять не стал, выводя машину из пламени к лесу. Корпус «брахмашираса» даже не нагрелся, и внутри кабины висела приятная прохлада — настолько прочным оказался сплав, из которого он был изготовлен. Струи дождя хлестали по чёрным оконцам, а Траурихлиген заставил машину скакать галопом, удаляясь от полыхающих Чижей. Земля была вся в рытвинах и кочках, но кофе в чашечке, которую Траурихлиген поставил на приборный щиток, даже рябью не покрылся — такой мягкой была подвеска этого жуткого чуда убийственной техники. Эрих Траурихлиген был преисполнен гордости за своё гениальное изобретение, с помощью которого всерьёз собрался сместить Гитлера, уничтожить Сталина, и сделаться в этом мире единственным фюрером.

* * *

Баум и Фогель едва успели укрыть машины специальной огнеупорной тканью, и сами залезть под неё, как «брахмаширас» выстрелил по Чижам. От страха они не заметили, как прижались друг к другу, слыша, как молится переводчик, ноет Шульц, лепечет обер-лейтенант, водители, охранники генерала… огнеупорная ткань сохранила их от огня, но им было настолько жарко, что пот промочил мундиры насквозь, и дыхание как будто оборвалось из-за этого ужасного жара. Они слышали, как, шипя, испаряется над ними дождевая вода, как потрескивают загорающиеся лесные ветки. Стань тут ещё жарче — и они не смогут сидеть в этой импровизированной палатке, высыпят под открытое небо всей гурьбой и дружно изжарятся заживо… Шорох дождя и рёв пламени в горящей деревне смешались с лязгом и грохотом, а спустя минуту — послышалось страшное шипение, после которого на миг всё стихло и раздался строгий голос:

— Эй, вы там не спите??

— Это он… — шепнул Фогель на ухо Бауму, после чего оба сочли нужным выбраться из серой палатки, вытянуться и крикнуть:

— Хайль Гитлер!

— У меня скоро в ушах от вас звенеть будет! — проворчал Траурихлиген, который сидел в открытой кабине своего монстра на высоте метров семи и взирал на обоих сверху вниз. — Остальные где?

— Там… — булькнул Фогель, опустив свою руку. Дождевая вода затекла под рукав его дождевика, неприятно подмочив китель и рубашку.

— Так повыгоняйте их — чего засели? — Эрих Траурихлиген был злой, как волк — даже стерев бедную деревеньку не успокоился — и всё рычал, корча злобные оскалы.

— Яволь, — Фогель поспешил залезть в палатку, чтобы заставить всех показать носы. А Баум, залезая за ним, негромко предложил:

— Может, снимем её, а?

— Давайте, — согласился Фогель, а под ногами у него стонал бледный от страха переводчик, который за эти полчаса скинул, наверное, килограммов пять.

Переводчик был совсем плох — Шульц и обер-лейтенант вытащили его на воздух почти что на руках. Они и сами были напуганы, тяжело дышали, но всё же не так, как этот городской гражданский щёголь. Воздух уже остыл, и дождь был холодным. Водители и охранники, покидая спрятанные автомобили, надвигали капюшоны дождевиков. Баум и Фогель точными движениями роботов складывали огнеупорную палатку, убирая её в чехол, после чего положили в багажник переднего кюбельвагена. После того, как палатка исчезла — все вытянулись, опустив руки по швам, и только один переводчик на четвереньках пополз к ближнему кусту, потому что от страха и адского жара на него навалилась мучительная рвота.

— Ну, вот, теперь лучше! — оценил Траурихлиген с весьма довольным видом, будто только какой подвиг совершил. Нажав на рычаг, он заставил высокие ноги с шипением опуститься, словно присесть, а подчинённые его в страхе попятились, испугавшись этого шипения… Какие-то они вообще пуганые стали…

— Фогель, покажите мне наконец ваш блиндаж! — сурово потребовал Траурихлиген от перекошенного ужасом Фогеля. — И не смотрите на меня так, будто тигра увидели! Ну, окрысился… С кем не бывает??

— Яволь… — выдавил Фогель, чтобы не молчать и вытянулся, чтобы не нарушать устав, хотя мурашки не давали покоя его спине, покрывая её, холодную, гусиной кожей.

— Подать машину? — тихонько осведомился услужливый Шульц, стараясь уныть свои коленки от предательской мелкой дрожи.

— Нет, спасибо — хочу пройтись! — отказался Траурихлиген, выпрыгнув из высокой кабины и едва не попав сапогом в глубокую лужу, которая натекла в кратер от снаряда. — Вам тоже полезно пройтись!

* * *

К западу от Чижей стояла деревня Нижинцы, где давно уже обосновались немцы — сделали её чем-то вроде базы для себя. Этой ночью деревня почти опустела: тех жителей, которые могли стоять на ногах и работать, под дулами автоматов погнали в лес. Их разделили на две группы: одних заставили валить толстые деревья, а других — рыть землю, чтобы построить блиндаж для генерала. Нижинский староста Егор Егорыч с превеликим удовольствием предоставил немцам своих односельчан — за это немцы давали ему свиней и выстроили вместо хаты целый терем…

Сам Егор Егорыч в лесу не работал — спал на печи, а тишина векового леса нарушалась разрозненным стуком топоров, топотом и человеческими голосами, перемешанными с паническим чириканьем вспугнутых птиц. Селяне работали всю ночь — из последних сил строили блиндаж для страшного генерала. Закончили только к утру, и многие из них от усталости и голода просто падали с ног, не в силах подняться с мокрой земли.

— Стройся! — сухим немецким голосом заорал сытый фашист, грозя расстрелять тех, кто не сможет встать.

Собирая последние силы, селяне поднимались, чтобы сохранить свои жизни, и вставали в строй, чтобы не злить проклятых врагов.

— Форватс! Фперёт! — каркнул сытый фашист, давясь словами, а остальные немцы принялись тыкать бедняг дулами автоматов, чтобы те шевелились живее, покидая место тяжёлого строительства.

Фогелю было страшно в лесу — мерещились эти партизаны, которые постоянно подкарауливают из-под кустов… Видя, как трясётся около него Шульц, Фогель невольно боялся сильнее — буквально, в каждом кусте чудился ему партизан…

Где-то впереди послышалась шумная возня, голоса, и Фогель вздрогнул: а вдруг, это и есть страшные партизаны?? Но, прислушавшись, он испытал облегчение: голоса говорили по-немецки. А когда они приблизились, выйдя на тропинку из древесной гущи — Фогель и вовсе обрадовался: понял, что солдаты ведут из леса обратно в Нижинцы колонну вымокших и замёрзших селян, подпихивая тех, кто медленно тащился. Это значит, что блиндаж полностью готов, и генерал похвалит его за оперативность. Увидав командиров, они разом встали, как вкопанные и вскинули руки, выкрикнув заученное, шаблонное:

— Хайль Гитлер!

— Хай… — буркнул Траурихлиген, нехотя подняв руку, а один из пленных, воспользовавшись тем, что конвоиры уставились на генерала, внезапно выскочил из колонны и задал стрекача, стремясь добежать до лесной гущи и исчезнуть среди высоких тёмных деревьев. Солдаты заволновались, поняв, что прошляпили, схватились за автоматы, строча лихорадочными очередями. Беглец петлял, как заяц, заставляя их промахиваться и «ранить» деревья, но тут грянул единственный выстрел, который настиг его у самой гущи леса. Сдавленно вскрикнув, беглец будто споткнулся и растянулся на синей росистой траве, мёртвый. Люди в колонне испуганно ахнули, ни один из них больше не решился бежать, солдаты прекратили уничтожать прекрасную утреннюю тишину бесполезной стрельбой.

— О, видели: прямо в голову! — хвастливо заявил Эрих Траурихлиген, опуская свой «люггер», из которго и пристрелил беглеца. — Такое впечатление, что вокруг меня одни хомяки… — проворчал он, а солдаты корчились, ожидая, что он накажет их колом за нерасторопность. — Ладно, тащите их назад! — на этот раз генерал всех помиловал и отпустил. — Фогель, покажите мне блиндаж, наконец!

— Яволь! — солдаты поспешно отдали честь и принялись подгонять пленных селян, торопясь выполнить приказ и скрыться с глаз генерала. Вскоре опушка совсем опустела — остался лежать только убитый.

— Шульц, прикажите потом зарыть его, лес ведь не помойка! — брезгливо поморщился Эрих Траурихлиген, кивнув в сторону мертвеца. — Идёмте, выбиваемся из графика!

— Яволь, — поспешил согласиться Шульц и быстро засеменил за начальником, чтобы не отстать и не остаться одному в лесу. Он прекрасно знал, что этот убитый беглец хотел добежать до местных партизан, которых в этом страшном лесу полно, и если они заметят тут одинокую фигуру в мундире СС — они не поленятся пустить в неё пулю. Над опушкой разносился громкий крик козодоя — Траурихлиген не обращал на него никакого внимания, Фогель — тоже, и Баум… а вот Шульц знал много нехороших легенд про эту птицу, и поспешил убраться поскорее с этой опушки.

— Баум, мне нужны командиры всех моих подразделений! — негромко приказал Траурихлиген, шагая по едва заметной в сумерках тропинке, которую Фогель и два солдата освещали для него фонариками.

— Яволь! — Баум, готовый выполнять приказы, произнёс уставное слово и, круто повернувшись, исчез в темноте, будто растаял среди низких тёмно-синих ветвей, что нависали почти над самой мокрой землёй, и лёгкий ветерок шевелил их широкие листы.

Фогель всё шагал и шагал, а Шульц думал находу о том, зачем нужно было строить блиндаж в такой страшной глуши?? Там, за толстыми, покрытыми сырым мхом, стволами дубов, начинались топкие болота, с которых прилетал могильный холод и запах жуткой сырости, от которых мурашки по коже бежали. Дождь, наконец-то прекратился, но в воздухе повис холодный туман, который каплями оседал на дождевике, на козырьке фуражки… даже на носу. Дебри внезапно, закончились — пошла опушка, забитая деревцами-подростками, а потом — показалось небольшое возвышение, покрытое травой, под которым, как под обрывом, лежало широкое поле, прикрытое темнотой и туманом. Они собрались на этом обрывчике и… ничего тут не увидели: трава, блеклые ночные цветочки, деревья — вековые, толстенные и маленькие деревца-подростки… словно бы ничего не тронуто… Даже птицы не вспугнуты: серая сова притаилась на толстом суку давно засохшего дуба и низко ухает, сверкая своими огромными глазами.

— Ой… — Шульц решил держаться подальше от совы, подвинулся и наступил на ногу Фогелю.

— Тише вы… — проворчал Фогель, который набрал воздуха, чтобы доложить генералу о блиндаже, но Шульц помешал.

Селяне постарались наславу, вернее, их вынудили постараться под напором Фогеля. Фогель хотел выслужиться перед придирчивым генералом, и поэтому притащил на стройку точные чертежи, по которым следовало строить блиндаж. Он кипятился, выматывая свои подкошенные войною нервы, сурово заставлял дубоватых солдат и безграмотных местных «дикарей» читать эти непростые чертежи и выполнять каждую мелочь, которая была в них указана. Общаться с дикарями Фогелю помогал личный переводчик генерала — заносчивый такой, остроносый тип, который демонстративно носит только гражданские костюмы и шляпы. Он и не собирался помогать Фогелю — поплёлся только тогда, когда Траурихлиген на него рявкнул. Идя по лесу за Фогелем, переводчик плаксиво ныл, что грязь испортит его крокодиловые туфли… кто вообще надевает такие туфли-лодочки в лес, где грязь и болота??

— Вы бы надели сапоги, господин переводчик? — осведомился у него Фогель, который сам всегда на войне находился в сапогах, и даже и думать не пытался про какие-то там туфли.

— Я доктор филологических наук, а не солдафон! — напыщенно огрызнулся переводчик и не счёл нужным больше беседовать с Фогелем.

— Фу, ну и помойка! — брезгливо оценил переводчик ту просеку, которую селяне расчистили, вырубив деревья для блиндажа. Они тащили толстые стволы с помощью дошадей, а переводчик тут же заметил, что от них воняет… Неужто думает, что на войне для него будет розами пахнуть?? Фогель даже пожалел, что взял с собой этого белоручку.

Переводчик бросал повсюду презрительные взгляды из-под своих прямоугольных модных очков, топтался, ища местечко почище и посуше. А когда Фогель просил его перевести местным, что от них хотят — переводчик начинал злобно пищать русские слова — до того злобно, что «дикари» съёживались, таращась собачьими глазами, и вообще переставали что-либо делать. Фогель думал, что эта «песня» надолго затянется и тихонько попросил переводчика:

— Может быть, вам следует разговаривать с ними потише?

На что переводчик самодовольно задрал нос и откочевал в неизвестном направлении, оставив Фогеля наедине с «дикарями», чертежами и блиндажом, который и наполовину не достроили…

Майор Макс Фогель был по натуре добрым, что часто мешало ему воевать. Но на этот раз он решил быть абсолютно суров, даже приказал расстрелять одного беднягу, который заартачился работать… Тупой солдат безмолвно направил на него МР-38 и пустил тупую очередь, тупо превратив живого человека в труп. А Фогель после этого чувствовал себя неуютно как-то, но стрался держать марку сурового нациста, потому что все вокруг него были суровые нацисты… или умело держали марку. Раньше он только в штабах воевал… со статистикой, и на фронте тоже чувствовал себя неуютно.

Переводчик около Фогеля встряхивал ноги, словно кошка, ступившая в воду — и это не удивительно: трава такая мокрая, что он ноги промочил насквозь. Он так и не удосужился сапоги натащить, нарочито показывая свою принадлежность к гражданским, а не к военноым. И чего он так кичится? Странный тип… и замёрз весь, и промок в гражданском своём плаще, отказавшись надевать военный дождевик.

— Герр группенфюрер, разрешите доложить! Ваш блиндаж находится здесь! — громко выкрикнул Фогель, жестом показывая, что под ногами у них, действительно, находится прекрасно укреплённый блиндаж, защищённый земляными валами, толстыми брёвнами, нагруженными на крышу в несколько слоёв. Фогель всеми силами постарался, чтобы этот блиндаж был построен по всем правилам строительства блиндажей, и был весьма горд проделанной работой.

— Ну, что ж, замаскирован хорошо, — кивнул Траурихлиген, не замечая вокруг себя никакх признаков блиндажа. — Вы, Фогель, молодец, знаете толк в строительстве укреплений!

— Прошу сюда! — преисполненный гордости за свой незаметный блиндаж, Фогель повёл генерала к некоей неглубокой свиду яме, которую Шульц принял за овражек.

— Ну-ну! — улыбнулся Траурихлиген, следуя за Фогелем широкими шагами, а за ним поспевал Шульц, боясь остаться в одиночестве на виду у партизан.

Пройдя несколько метров и приблизившись к овражку, Эрих Траурихлиген с удовольствием увидел, что это не простой овражек, а удобный вход, там есть широкие деревянные ступени, уводящие куда-то вниз, где было совсем темно. Фогель направил туда фонарик, чтобы Траурихлиген не оступился, когда будет спускаться. Солдаты поспешили за ним, осветив этот овражек так, будто на него направили яркое солнце. Сообразив, что остался в страшной темноте и в одиночестве, Шульц догнал их всех вприпрыжку и, буквально, влетел в круг света, испытав облегчение от того, что ещё жив. Он боялся партизан дор чёртиков… тем более, что генерал своими казнями разворотил осиное гнездо. А что делают потревоженные осы?? Нападают…

— Поосторожнее, Шульц… — проворчал Фогель, потому что Шульц толкнул его и едва не спихнул вниз, на ступени, по которым не спеша спускался Траурихлиген.

— Тихо там! — проворчал он, подняв недовольное лицо. — А то демаскируете сейчас — будете новый блиндаж строить!

— Яволь… — Фогель и Шульц вытянулись, прошептав это слово и поспешили нырнуть вниз вслед за Траурихлигеном и солдатами, чтобы не торчать наверху и выдавать себя светом фонарика.

Фогель шарил лучом своего фонаря по ближайшей стене, спеша отыскать выключатель, потому как видел, что генерал, преодолев ступени, оказался в полной темноте подземелья. Выключатель нашёлся быстро, потому что Фогель знал, где он. Осветив его, Фогель тут же отчитался:

— Вот, выключатель! — и поспешил щёлкнуть тумблером и включить свет.

— Генератор поставили… Молодцы! — довольно оценил генерал, с удовольствием рассматривая обширное пространство, выложенное свежими брёвнами, которые приятно и свежо пахли сосновой смолой.

— Чудесно! Высокий потолок, простор! — Траурихлигену блиндаж пришёлся по душе, и он хвалил его с улыбкой. — Фогель, приколите к столу карту! — весело приказал он, подойдя к широкому столу, который только что сделали специально для карты.

— Яволь! — Фогель, словно бы жаждал действий — тут же расстегнул кожаный коричневый планшет и высыпал оттуда сложенные карты. Выбрав самую большую, Фогель деловито расстелил её на сосновом столе, достал из кармана кнопки, которыми принялся сосредоточенно прикреплять углы карты к новой столешнице.

— Наша цель — вот! — громко объявил Траурихлиген, скользнул к карте, и обвёл жирным красным карандашом населённый пункт к востоку от Чижей. — Называется — Еленовские Карьеры!

Со стороны входа слышались топочущие тяжёлые шаги, которые создавали обутые в сапоги ноги. Созванные Баумом, в генеральский блиндаж спускались командиры различных подразделений — на совещание перед боем — их было много, и Фогель даже их всех в лицо не помнил — посторонился только, когда они проходили, чтобы никто не задел его локтем. Среди одинаковых лиц он выделил только знакомых ему Баума и Заммера, которые преодолевали крутоватые ступеньки маршевым шагом.

— Хайль Гитлер! — входя, все здоровались по уставу, а Траурихлиген отвечал им своё неохотное «Хай» через раз — через два.

Из-за них тут стало людно — и широкое пространство нового блиндажа превратилось в тесную душноватую каморку… хотя Фогель заставил своих горе-строителей построить ветиляцию по всем правилам строительства вентиляций. Фогеля оттеснили к стене, и он отошёл, чтобы не мешать — ему вовсе не нужно было смотреть в эту карту — как начальник штаба он останется в блиндаже около Траурихлигена, Шульца и переводчика. Вроде бы, он никому не мешал, но всё же, отдавил кому-то ногу…

— Ай! Вы полегче… — некто плаксиво огрызнулся, когда Фогель ощутил под своим сапогом что-то мягкое. Он поднял голову и увидел, что к его стенке оттеснили ещё и переводчика, и тот смотрит на него волком, кивая на свою ногу, обутую в крокодиловую туфлю.

— Извините… — прогудел Фогель, посторонившись. Он недолюбливал переводчика — его наверное, здесь все недолюбливали за заносчивость — но на войне перед лицом страшной смерти все равны, поэтому Фогель не стал огрызаться.

— «Извините»! — капризно передразнил переводчик, напыщенно морща нос. — Вам бы по ноге такой лапищей!

Эрих Траурихлиген тем временем заставлял Шульца раскладывать на карте стратегические фишки — маленькие игрушечные танки, солдатики, пушки, машинки… Генерал поставил перед собой разведчиков Баума, которые ходили за линию фронта и своими глазами видели расположение сил противника, и обязал их отчитываться и размещать те фишки, которые изображали русских. Негромко, монотонно бубня отчёты, разведчики тасовали оловянные и пластмассовые фигурки, а Траурихлиген морщился, держась рукой за свой подбородок и кивал головой, размышляя и глядя то на стол, то на потолок.

— Так, Заммер, на вас — важное задание! — громко объявил он, разыскав среди остальных Карла Заммера и остановив на нём придирчивый взгляд. — Прорваться здесь и захватиь их оружейные склады вот тут! — Траурихлиген схватил зелёный карандаш, нарисовал жирную стрелку через черту города и обвёл в кружок сероватые прямоугольники. — Засядете вот здесь, в овражке, и будете ждать моего сигнала к атаке! — Эрих поискал глазами нужную фишку, чтобы установить её в положенном месте на карте, но её нигде не было видно, поэтому он грозно осведомился у Шульца:

— Так, Шульц, где фишка Заммера??

Адъютант поднял мешочек и вытряхнул его, показав, что в нём не осталось больше фишек, а фигрука Заммера запропастилась неизвестно, куда.

— Вот, чёрт… — проворчал Траурихлиген и полез в карман кителя, разыскивая там… что-нибудь. — Заммер, ваша фишка потерялась! — объявил он, нащупав нечто, что завалялось в кармане. — Будете крышкой от газировки! — хохотнул генерал, извлёк на свет металлическую крышечку от американской пепси-колы и положил на карту в то место, где должен был располагаться и ждать приказа Карл Заммер и элитный гарнизон СС «Рейхсваффе».

— Яволь… — Карлу Заммеру было глубоко… всё равно, какая у него будет фишка. Какое ему дело до фишки какой-то, когда через час он побежит навстречу смерти и обязан будет победить и смерть, и всех остальных, потому что иначе Траурихлиген сам его угробит…

Получив задание, Карл Заммер отодвинулся в сторонку, чтобы не топтаться и не мешать другим. Он продолжал наблюдать за Траурихлигеном, который резкими движениеями расставлял по карте оловянные и пластмассовые пушки, тыкая пальцами в разные точки, которые нарисовал на плотной бумаге разноцветными карандашами и громко говорил с таким вдохновением, будто декламировал со сцены:

— Итак, сначала у нас артподготовка, только стрелять будем не по городу, а мимо — она должны бояться и сходить с ума от шума! Вопреки общепринятой тактике мы не будем превращать этот город в развалины ни артиллерией, ни бомбёжками с самолётов. По двум причинам: во-первых, в развалинах прятаться очень легко — попробуй, перелови этих дикарей, когда они будут шнырять в руинах да в дырах! А во-вторых, я выбрал этот город базой для себя! Не хочу сидеть в завалах без воды, света и тепла!

Эрих Траурихлиген, как обычно с ним бывает, жутко увлёкся своей речью, стучал по столешнице карандашами, ломая их, и кулаками, бегая перед столом из тсороны в сторону… Если бы этот стол был типа «аэродром» — он бы влез на него и забегал бы по столу, а не перед ним.

— Баум! — громко позвал он майора, который уже вышел вперёд, зная, что сейчас будет его очередь. — Сколько у них танков, напомните-ка?

— Вот, Фогель посоветовал мне составить такую таблицу… — Баум вытащил из внутреннего кармана своего кителя аккуратную бумагу, сложенную вчетверо, развернул её и протянул генералу.

— Отлично! — просмотрев таблицу Баума, Траурихлиген улыбнулся и решил отметить Фогеля, который, как начальник штаба, тихо сидел в шатабе и в обсуждение плана атаки не лез. — Прекрасная работа, Фогель, вы очень дотошны!

Фогель в ответ решил не отступать от устава — вытянулся и ъхлопнул каблуками, как это было положено.

— Ну, видите, Фогель никогда не нарушает устав… — негромко заметил Траурихлиген, кивнув. — Но вернёмся к нашим баранам! Баум, кто был возле города?

— Вот, его зовут Ганс, — майор вывел из общей массы худого солдата, подстриженного смешным ёжиком, который ночью прополз через линию фронта, рискуя своей маленькой жизнью, и приблизился к Еленовским Карьерам. Выполняя опасное задание сурового Баума, Ганс тенью скользил в темноте, минуя русских и считая их танки, запоминая расположение солдат и техники.

Когда суровый майор поставил его перед ещё более суровым генералом — худой солдатик вытянулся так, что аж башку свою запрокинул…

— Ганс, — обратился к нему Траурихлиген, зажав в кулаке очередной свой карандаш. — Кем вы были до войны?

— Учился, герр группенфюрер! — он постарался отчеканить, как настоящий солдат, однако бледность и пот на лбу выдвали в нём страх.

— На кого? — уточнил Траурихлиген, по своему обыкновению глядя в глаза собеседника, а солдатик под его взглядом уже корчиться начинал…

— На картографа, герр группенфюрер! — сообщил он, будто докладывал и хлопнул каблуками сапог на всякий случай.

— О! Баум, вы молодец! Знаете, кого послать в разведку! — довольно похвалил Траурихлиген майора и протянул Гансу свой карандаш, кторой он пока что не сломал. — Итак, отметьте на этой карте силы противника! Можете использовать любые фишки, которые вам нравятся!

— Яволь! — Ганс поспешил отчеканить, взял протянутый карандаш холодными своими пальцами и ссутулился над картой, как вопросительный знак. Сопя от натуги, солдат каллиграфически выводил карандашом положенные в картографии обозначения укреплений, окопов, техники — всего, что он увидел, когда ходил в разведку.

Видя, как он страется, Траурихлиген даже не стал заглядывать через его плечо, чтобы не отвлекать, а то ещё сделает ошибку и застрелится… Почему они все так его боятся? Он ведь обеспечивает их всем самым лучшим, повышенными пайками, усиленным обмундированием, новейшей техникой… А колом пугает только для острастки, чтобы лучще работали… Какой нормальный генерал станет сажать на кол собственные войска??

Закончив пыхтеть над картой, Ганс в который раз вытянулся и хлопнул каблуками, аккуратненько примостив карандаш на краешек стола.

— Всё? — уточнил у него Траурихлиген, шагнув к карте.

— Яволь, герр группенфюрер! — выкрикнул солдат, всё выгятиваясь и вытягиваясь…

— Можете быть свободны, — Траурихлиген отпустил его, видя, насколько он побледнел — ещё не хватало, что погиб от инфаркта прямо перед картой…

— Идите… — Баум на всякий случай подпихнул солдата, чтобы тот не стопорился, и Ганс проворно покинул блиндаж, выйдя на воздух. Баум хорошо его знал, он был неплохим солдатом, храбрым в бою… просто Траурихлиген напугает и чёрта.

— Так, посмотрим, что у нас здесь! — потирая руки, Траурихлиген взглянул на киллиграфию Ганса и расплылся в улыбке. — Ну, не знаю, видите вы это или нет, но у нас полностью развязаны руки! — воскликнул он и схватил в кулак аккуратно уложенный на краю стола карандаш. — Они абсолютно ничего не понимают, и поэтому первый наш ход будет во-от так!

Широко размахнувшись, Траурихлиген собрался прочертить лихую жирную линию, однако этого напора карандаш уже не выдержал.

ХРЯСЬ! — карндаш переломился, оставив одну свою половину в кулаке Траурихлигена, а вторую — уронив на пол с негромким скрипом…

— Шульц! Карандаш! — приказал Эрих адъютанту, который стоял наготове, держа в руках целый стеклянный стакан, наполненный разноцветными карандашами. Больше всего в этом стакане было красных и зелёных карандашей, потому как генерал сурово ломал принадлежности этих цветов, отмечая пути танков и пехоты.

— Спасибо, Шульц! — громко поблагодарил Траурихлиген, выхватив для себя новый красный карандаш. — Баум, смотрите в карту, мне не нужна ваша самодеятельность на поле боя! Если вы не успеете увести свои танки из-под луча «брахмашираса» — пеняйте на себя!

— Яволь! — поспешил отчеканить Баум и уставился в карту, по которой траурихлиген чертил жирные линии и стрелки своим красным карандашом, отмечая путь, по которому должны будут пройти танки Баума, нападая на город.

— А вот тут вы сделаете им окно! — рявкнул генерал, прочертив ещё одну жирную линию. — Создадите иллюзию поражения, чтобы они решили, что гонят вас, и попали в эту точку!

ХРЯСЬ! — в условленной точке карандащ не выдержал напора хозяина и тоже сломался, развалившись на две части.

— Чёрт! — отшвырнув оставшийся кусок, Траурихлиген выхватил из стакана Шульца новый, едва не оторвав ему руку, и снова принялся с остервенением чертить.

— А вот тут я буду вас ждать! — рявкнул он, и Баум понял: генерал будет ждать со своим жутким пауком, и нанесёт сокрушительный удар, захватив городок.

— По моему сигналу вы должны будете отступить к лесу. А потом — вернуться назад и напасть на город отсюда! — Траурихлиген провёл новую линию и поставил очередную жирную точку, и удивительно, что его карандаш при этом выжил — заскрипел только, едва не прорвав в плотной бумаге карты дыру, но не сломался. Однако Траурихлиген всё равно отшвырнул его, и схватил другой карандаш, чёрный, громко объявив всем сразу:

— На всё про всё у нас с вами полчаса! Думаю, вы согласитесь, что нет смысла растягивать удовольствие на долго! Этот город будет наш!

Эрих траурихлиген так разошёлся, что не заметил, как стучит карандашом по нарисованным Еленовским Карьерам с такой силой, что уже переломал и этот карандаш на два куска, а на нарисованном городке возникла грубая чёрная клякса.

— Дайте же мне новый карандаш, Шульц! — заметив, что очередной карандаж приказал долго жить, Траурихлиген отправил его в корзину, которую Фогель не забыл поставить под стол, и потребовал у Шульца другой.

— Пожалуйста, ваша светлость! — Шульц был как всегда услужлив и тих — бесшумно подкравшись, он протянул начальнику новенький, длинный и отточенный карандаш, после чего так же бесшумно исчез в тени.

— Спасибо! — снова поблагодарил Траурихлиген, схватив карандаш в кулак. — Я давно готовился к этому бою — это будет моя самая блестящая победа! — заявил он и тут же сломал новый карандаш на две половины, придавив пальцами.

— Ну, вот… опять сломался… — проворчал он, и швырнул переломанный карандаш прямо на пол, после чего обрушил на столешницу свой тяжёлый кулак и сурово приказал:

— По местам!

— Яволь! — это слово как прогремело под потолком блиндажа, выкрикнутое хором голосов, командиры подразделений одновременно вытянулись, после чего принялись расходиться, освобождая пространство.

— Наконец-то… — это переводчик ворчал довльный тем, что для него, наконец-то стул появился, а то промокшие крокодиловые туфли подарили его городским ногам мозоли. Усевшись, он провожал напыщенными взглядами расходящихся подчинённых своего хозяниа и ёрзал, дрожа в промокшем костюме. Будучи профессором лингвистики, переводчик недолюбливал военных — считал их тупыми, как надрессированные цирковые обезьяны.

— Мёрзнете? — осведомился у него Эрих Траурихлиген, покосившись на лужу воды, которая натекала под переводчиком.

— Да, ваша свтлость… — пискнул переводчик, котрый мечтал о горячем кофе, сухой одежде и тёплом камине под крышей, которая не течёт.

— Зря не надели дождевик! — ехидно заметил Траурихлиген и направился к выходу. — Пойдёмте, Фогель, воздухом подышим… — сказал он Фогелю, требуя, чтобы тот шёл вслед за ним. — Шульц, уберите! — обязав адъютанта складывать фишки и собирать по полу останки карнадашей, Траурихлиген поднялся по ступеням и выбрался из-под земли на сырой, холодный утренний воздух. Вокруг висела тишина, изредка нарушаемая тихим свистом птиц.

— Вы представляете, — сказал он Фогелю, когда тот выбрался встал рядом с ним. — Сейчас мы с вами здесь стоим, а через пару часов будем сидеть во-он там! — палец генерала упёрся в горизонт, и Фогель не без опаски посмотрел на широкое поле, за которым начинался этот городок, русского названия которого он совсем не запомнил. Отсюда он был отлично виден — комичные русские дома и домики, рвы эти противотанковые, которые чернели в холодных утренних сумерках, словно толстые чёрные змеи. Городок казался тихим и тёмным, будто бы там все спали. Но они не спят — они готовы к бою… Для Фогеля этот бой был вторым — второй настоящий бой, где он был не счетоводом, а настоящим боевым офицером, и Фогель нервничал ещё больше, чем перед первым боем.

— Вы чего задумались? — осведомился Траурихлиген, внезапно возникнув за его спиной. — Снова вычисляете, что ли?

— А… — Фогель не знал, что ответить: во-первых, он нервничал перед боем, а во-вторых он нервничал, раздумывая, понравился ли генералу его блиндаж. Кажется, понравился…

— Живите легче, а то инсульт не за горами! — добродушно посоветовал Траурихлиген, улыбнувшись. — Пойдёмте, Фогель, мы выступаем через полчаса.

— Но Гитлер… — Фогель решил напомнить про письмо из Берлина.

— Вы помните, что я сделал с письмом? — ехидно осведомился Траурихлиген, спускаясь по деревянной лестнице.

— Да, — кивнул Фогель, поняв, что не вовремя высунулся.

— Так вот, — продолжил генерал, спускаясь назад, под землю. — Сделаю я конечно всё по-своему, а вы потом напишете правильный отчёт! Считайте, что письмо до нас не дошло! Вам ясно?

— Яволь… — пробормотал Фогель, закрывая прочную стальную дверь, которую они постоянно возили за собой, и которая была на его ответственности…

* * *

Городской посёлок Еленовские Карьеры будто вымер. Кто успел собрать пожитки и уехать — были уже далеко, а те, кто не успел или не смог — запрятались глубоко в подвалы, сбившись в кучки и дрожа от страха. По радио передавали, что приближаются немцы, которые не оставят здесь камня на камне, и до сих пор живой городок казался вымершим «призраком». Над опустевшими домами поднимался утренний туман, ветерок пускал рябь по поверхности луж на пустых улицах. Люди остались только в райкоме — военные сделали это массивное здание своим штабом, и в просторном кабинете сидели за длинным столом, возле красного советского флага четыре человека. Один из них был мрачно суров — полковник Соловьёв, которого сам Жуков назначил руководить обороной — сидел на тяжёлом стуле, который остался здесь с дореволюционных времён, и глаза его были прикованы к карте. В руках он нервно крутил химический карандаш, а рядом с ним сидел лейтенант Комаров, тоже смотрел в карту, отмечая на ней положение окопов, в которых спрятались готовые к смертельному бою солдаты. Около Комарова ёрзал на скрипучем табурете председатель райкома товарищ Кошкин, нервно шмыгая своим курносым, веснушчатым носом. Он ничего не понимал ни в картах, ни в планах, ни в атаках… Он тут сидел только потому что ему «сверху» запретили эвакуироваться, и приказали «стоять на смерть», то есть, погибать вместе с городом, потому что немцы обязательно захватят его, иначе и быть не может. В углу, за отдельным маленьким столиком, около рации сидел радист, принимая радиограммы, в одних из которых сообщали о поражениях Красной армии, а в других — давали невозможные приказы «победить или погибнуть».

— Ну, и чего вы тут распускаете сопли? — буркнул полковник Соловьёв, оторвав свои свирепые глаза от карты и уставившись на нервного Кошкина, который под столом так шаркал ногами, что оставлял на полу чёрные полосы от своих подошв.

— Я ничего… я так… простыл… — отбоярился Кошкин, шаркая всё громче и громче…

— Вас назначили ко мне парторгом, а вы весь уже сошли на сопли! — рявкнул полковник Соловьёв, шваркнув химический карандаш на стол. — Если вы трус — я вас расстреляю!

— У меня просто насморк… — пролепетал Кошкин, отвернувшись к окну, которое уже закрыли светомаскировочной шторой, чтобы свет в нём с немецких самолётов не заметили.

— Чёрт, — рыкнул Соловьёв, бросив быстрый взгляд на напольные часы, маятник в которых качался с громким тиканьем, кажется, уже лет сто. Массивные стрелки показывали без десяти минут четыре утра… Четыре утра у фашистов — любимое время, и полковник Соловьёв инстнктивно чувствовал, что пройдёт эти последние десять минут тишины, и они нападут…

— Товарищ Комаров! — полковник отвернулся от Кошкина, чтобы не портить себе нервы и напал на лейтенанта. — Ваша диверсионная группа вернулась?

— Никак нет, товарищ полковник, — невесело доложил Комаров, понимая, что группа уже не вернётся никогда, все сроки возвращения истекли вчерашним вечером…

— Чёрт… — угрюмо буркнул Соловьёв. — Вы уверены, что город достаточно укреплён?

— Так точно товарищ полковник! — поспешил доложить Комаров, набрал воздуха, чтобы подробно доложить о готовности…

Как вдруг, где-то за закрытыми окнами, со стороны недалёкого леса, внезапно разразился жуткий грохот, буквально, оглушив, потопив голоса… Пол под ногами задрожал и загудел, из высокго книжного шкафа посыпались книги, кувыркнулся белый фаянсовый бюст Ленина, расколовшись на три острых куска…

— Бомбят… — пискнул Кошкин и полез под стол, потому что с потолка кусками полетела штукатурка вместе с побелкой, и один кусок едва по голове ему не врезал.

— Трус! — полковник Соловьёв рявкнул, полез за пистолетом, и тут же грохнулись на пол старинные часы, перед гибелью своей показав последнее время: без пяти четыре…

— Не бомбят — артиллерия… — выдохнул вместе с набранным воздухом лейтенант Комаров, осознав, что затишье закончилось, и началась буря.

— Всем сидеть, отставить панику! — Соловьёв зарявкал громким голосом, чтобы вразхумить всех и заставить работать. Вскочив, он подбежал к обалдевшему от грохота молоденькому радисту и крикнул ему в ухо, нависнув над душой:

— Чего сидишь, Семенов?? Вызывай!!

— А… д-да… — пролепетал радист Семенов, которому восемнадцать лет исполнилось только позавчера, и его сразу же призвали. — Ворон, Ворон, я — Земля, как слышите меня? — затараторил он в микрофон рации, прижав ладонями наушники к ушам, чтобы грохот канонады не мешал ему.

— Ну? — нетерпеливо осведомился Соловьёв, решив, что Семенов слишком долго вызывает и всё не получает никакого ответа…

— Ничего… — устрашённо прошептал Семенов, повернув к полковнику своё страшно побелевшее лицо. — Нет связи…

— Чёрт! — в который раз рыкнул Соловьёв, а из шкафа вывалилась здоровенная книга, и шваркнулась на пол, подняв пыль.

— Товарищ полковник… — осторожно обратился к нему Комаров, держась подальше, чтобы не попасть под горячую руку. — Нам необходимо эвакуироваться в убежище — они сейчас превратят город в развалины…

— Вы тоже трус?? — страшно взрычал полковник Соловьёв, выхватил пистолет и выстрелил Комарову под ноги, заставив лейтенната отпргынуть. — Или вы слепой?? Они же стреляют мимо — шумят!! Если бы они стреляли в нас — они бы уже всё развалили!! Или вы — идиот??

— Никак нет… — пробормотал в грохоте Комаров, бочком сдвигаясь к дальней стенке, чтобы на него не рухнул качающийся книжный шкаф.

— Ну, чего сидишь — вызвай, не молкни!! — рявкнул Соловьёв радисту, кивнув ему пистолетом, и Семёнов, огорошенный происходящим, снова затараторил:

— Ворон, Ворон, я — Земля…

* * *

Эрих Траурихлиген спрятал свой «брахмаширас» недалеко от блиндажа — привёл и поставил в вымоину, приказав солдатам закидать паука ветками. Пока они работали, пряча невероятную машину, он спустился под землю, к Фогелю и Шульцу, которые топтались у стола с картой в компании двоих молчаливых солдат-охранников. Он даже не обратил внимание на то, как они все вытянулись — надоело уже, а прошёл к столу и натянул на голову наушники рации.

— Проверка связи, Сокол, я — Босс! Как слышно? — Траурихлиген связался с танком Баума, чтобы выяснить, работает ли связь.

— Отлично слышу! — ответил Баум, устраиваясь поудобнее на своём месте командира.

— Готовы повеселиться? — осведомился у него Траурихлиген — это он бой так называет — «повеселиться».

— Яволь! — согласился майор, не возражая начальнику, хотя сам ничего весёлого в мясорубке не видел. Хоть этот бой и для галочки, как выразился Траурихлиген, но мясорубка тут скоро начнётся отменная.

— Прекрасно! — просиял Траурихлиген. — План вы помните. Начинаем!

Это был сигнал к началу «мясорубки», и Баум почувствовал мурашки в кончиках пальцев. Пушки прекратили стрелять — артподготовка закончилась, пора начинать «мясорубку».

Грохот утих, ввергнув всё вокруг в тишину — в гробовую жуткую, звенящую тишину, которая повисает перед тем, как случится что-то очень плохое. Над широким полем ещё висел холодный туман, и из него медленно, в боевом строю выплывали танки. На их бортах собралась утренняя роса, стекая злыми струйками. Баум, как командир, ехал впереди всех, дав своим танкистам такой приказ:

— Следуйте за мной, а потом — посмотрим!

Хоть бой этот и для галочки — Баум решил, что даст русским сокрушительный бой, не оставив от них камня на камне.

— Прибавить ходу! — негромко приказал он водителю и надвинул шлем, чтобы не пострадала его голова.

— Яволь! — водитель подчинился, нажимая педали.

Сокрушая всё, танки Баума неумолимо рвались к Еленовским Карьерам, где их ждали мины, противотанковые ежи, рвы и солдаты, поклявшиеся умереть за Родину. Баум видел, что навстречу уже спешат русские на своих жестянках, и закрыл заслонку смотрового люка, приготовившись к бою.

— Сокол, я — Босс. К бою готовы? — осведомился по рации Траурихлиген.

— Босс, я — Сокол, к бою готовы! — подтвердил Баум и тут же пустил первый снаряд, взорвав ближайший танк противника.

Наверху свнова началась оголтелая стрельба, и грохот похоронил тишину, потопил в себе все остальные звуки.

Земля тряслась и гудела так, словно разверзся ад или тут, под лесом вырастал настоящий вулкан. Иногда невозможно было удержаться на ногах, и солдаты, выставленные в углах блиндажа, падали на дрожащий бревенчатый пол.

Шульц и переводчик сидели в том углу, где не было солдата, и каждый из них ёжился, когда вблизи от блиндажа ударял снаряд, сотрясая землю, заставляя лампу на столе генерала гаснуть и гудеть. Майор Фогель, в который раз едва устояв на ногах, вернулся к карте, на которую Траурихлиген заставлял его смотреть.

— Мне что вас носом уткнуть?? — прорычал Траурихлиген, перекрикивая грохот взрывов. — Что-то долго возятся! Как бы Баум не напортачил!

— Пятнадцать минут всего… — решился уточнить Фогель, взглянув на свои точные часы.

— Много! — рыкнул Траурихлиген, вскакивая из-за стола. — Сейчас, гляну, где они ползают, и тоже пойду, повесеслюсь!

Фогель не покинул бы блиндаж ни за какие коврижки — даже из-под земли слышно было, что снаружи кипит жестокий бой на смерть. Внутри себя, где-то очень глубоко, он понимал, что Траурихлиген совершил непростительную ошибку, не дождавшись Клейста и выступив своими силами, которых явно не достаточно… Он уже приготовился к тому, что русские победят их, и ему придётся застрелиться, чтобы не попасть в плен.

— Бинокль дайте! — громко приказал ему Траурихлиген на ходу, распахивая тяжёлую дверь и впуская внутрь шум и грохот, который раздавался тут повсюду.

Ба-бахх!! — что-то взорвалось прямо здесь, кажется, в нескольких метрах от них, и гвалт проглотил все другие звуки.

— А? — Фогель переспросил, потому что не расслышал ничего из-за взрыва.

— Бэ! Дайте бинокль! — Траурихлиген, буквально, взрычал, замахнувшись стеком на глуховатого Фогеля.

— Яволь! — Фогель поспешил к столу, чтобы схватить бинокль, а Траурихлиген сделал широкий шаг за дверь.

— Аааа, каску, хоть, наденьте… — сам Фогель кроме бинокля схватил каску, надвинув на самый свой нос, чтобы прикрыть голову от шальных пуль и осколков снарядов.

— К чёрту! — Траурихлиген огрызнулся, выйдя наружу в одной фуражке, и резким движением выхватил из рук Фогеля бинокль — едва руку ему не оторвал.

— Спасибо! — рявкнул он, устраиваясь на обрывчике так, что мог видеть всё поле страшного боя, затеянного без разрешения Гитлера. — Пока вы роетесь — можно победить или продуть к чертям!

— Прошу прощения… — проканючил Фогель, выбираясь из блиндажа с такой неохотой, будто на казнь тащился.

Там, снаружи, было страшно — воздух забит чёрным удушливым дымом, наполнен оглушительным гвалтом, рёвом, воем… Фогель невольно пригнулся к сырой земле, потому что прямо над головами кружили самолёты, подбивая друг друга и сбрасывая вниз тяжёлые бомбы. Придерживая руками свою каску, Фогель лёг на пузо и в таком положении пополз, в дыму видя Траурихлигена, который, пригнувшись за вывернутым деревом, поднёс к своим глазам бинокль и уставился на поле, которое было теперь полем боя. Поле просто кишело людьми и машинами — «бой для галочки» начался, быстро превратившись в страшную мясорубку. Войска мчались к городку, оставляя за собою убитых и горящие машины. Небо было всё забито самолётами, свистя, они резали воздух крыльми, сбрасывая бомбы вниз, на несущиеся танки, на бегущих людей. В один танк попали, и машина разлетелась на куски, башня покатилась, разбрызгивая искры и сминая людей, врезалась в земляную груду, заставив комья земли полететь во все стороны. Взорванный танк сейчас же превратился в ревущий пожар и остался позади, потому что уцелевшие продолжали переть, стреляя с огнём и дымом, попадая то в русские Т-34, взрывая их, то просто в землю, оставляя огромные кратеры.

Какой-то отчаянный русский солдатик вдруг рванул вперёд и швырнул связку гранат под танк и тяжёлая машина, подбитая, на всём скаку перевернулась вверх гусеницами, пошла юзом, и застопорилась наворотив вокруг себя груды земли. Солдатик исчез, смятый под ней, а другой танк врезался в этот перевёрнутый и тоже перевернулся, загоревшись. Из люка, крича, выскочил человек, куртка на нём горела, дымилась. Сделав пару судорожных движений, он панически соскочил вниз, на закопчённую землю и тут же упал ничком, догорая.

— Фогель, вы обдумываете будущий отчёт?? — проорал Траурихлиген в ухо Фогеля, перекрикивая грохот боя, а Фогель почти ничего не услышал, потому что ухо у него заложило.

— А? — рявкнул в ответ Фогель, потирая это самое ухо, в котором звенело, будто в колокол били.

— Глухая тетеря… — ругнулся Траурихлиген, пригибаясь, чтобы его не задели осколки от бомбы, которая разорвалась почти что под ними, под обрывом, взорвав вместе с собою танк. — Надо же, вы думаете, что я сдую… От кого, но от вас я этого не ожидал…

Фогель содрогался от грохота и страха — любая бомба могла запросто обрушиться на их головы, где-то неподалёку строчил пулемёт, да и танковые снарялы пролетали, взрываясь вблизи, и заставляя комья земли неприятно ударять в спину.

— Я советую вам спуститься назад… — осторожно произнёс Фогель, всерьёз опасаясь за свою жизнь и за жизнь генерала, который всё смотрел в бинокль и смотрел — на поле, где из-за хаоса, пыли и дыма стало уже почти ничего не разобрать. Бойцы гарнизона «Рейхсваффе» сшиблись с русскими, схватившись насмерть. Убитые и раненые падали в грязь, а живые бежали вперёд, затаптывая их, стреляя в тех, кто бежал им навстречу. Впереди начинались окопы, они очень много их накопали, буквально, изрыли всё, словно кроты. Карл Заммер бежал вперёд, стараясь поменьше вдыхать удушливый дым от догорающего неподалёку танка, а навстречу ему русские скакали русские со штыками против автоматов, а то и просто с голыми руками, сжатыми в кулаки. Крал Заммер привычно стрелял, двигаясь как можно быстрее, чтобы уничтожить побольше врагов, и русские падали ему под ноги, убитые. Заммер перепрыгивал через трупы, опасаясь споткнуться, потому что следом за ним бежали солдаты, буквально дышали в затылок, затаптывая упавших, и если он вдруг упадёт — его тоже могут затоптать, ведь в бою не принято останавливаться и смотреть под ноги.

Карл Заммер бесстрашно запрыгнул в первый попавшийся русский окоп, истребляя всех, кто там сидел. Молоденькие солдатики и опомниться не успели, как были убиты автоматными очередями и их кровь хлынула на землю.

— А-а-а-а!! — очередной солдатик, отчаянно вопя, поскакал к нему, выпятив винтовку штыком вперёд, но Заммер хладнокровно выстрелил, прикончив его в нескольких шагах от себя.

Убитый, солдатик повалился ничком, а Карл Заммер, переступив через его тело, побежал вперёд, ведя за собой своих солдат. Перед ним были мешки с песком, накиданные друг на друга, а на них — новые враги. Эти баррикады просто кишели русскими, как тараканами, они вскидывали свои винтовки, стреляя, когда солдаты Заммера начинали карабкаться вверх. Но у них плохое оружие — после каждого выстрела они мешкали, перезаряжая… Заметив очередную лазейку в виде перезаряжающего врага, Крал Заммер тут же избавился от него очередью из свего МР-38, перепрыгнул через навал мешков, и оказался в городке, столкнувшись с очередной порцией русских. Они бежали, выкрикивая: «За Родину! За Сталина!», а Карл Заммер методично убивал их, прорываясь всё дальше и дальше. Ему было совершенно не жалко этих глупых мальчишек — Заммер стрелял и стрелял, его автомат даже нагрелся… Двое русских не могли разобраться, как стрелять из пулемёта, копались, сидя над ним, бесполезным, а Карл Заммер их тут же убил их, перепрыгнул через упавшие тела и побежал дальше, безжалостно стреляя по окнам домов, из которых высовывались дула русских винтовок.

— А-а-а-а!! — один русский, застреленный, с жутким предсмертным воплем выпал из окна и рухнул на мостовую вниз головой.

Карл Заммер сквозь дым и пыль видел впереди свою цель — низкое кубическое здание с заколоченными окнами, на котором сохранилась вывеска по-русски «Магазин ╧3». Но там нет никакого магазин — русские превратили его в оружейный склад, который Заммер должен был захватить. Около двери снова же топтались русские, кто-то выстрелил в Заммера из дома, а он, стрельнув в ответ, запрыгнул за первый попавшийся угол, притаившись за ним и высматривая, какого из горе-часовых он убьёт первым, чтобы прорваться к обозначенному складу. Рядом с ним притаились его солдаты, и Заммер быстро отдал им приказ:

— Обойти склад и взять их в клещи!

— Яволь! — солдаты тут же подчинились и скользнули в стороны, продвигаясь к бывшему магазину под градом пуль.

Карл Заммер убил русского, который вдруг вырвался из-за дальнего угла и побежал к нему, нацелив штык в живот, а потом, видя, как его солдаты окружают склад, выскочил из укрытия и прыгнул вперёд, бросив гранату в того врага, который стоял напротив тяжёлой двери. Громыхнул взрыв, убив русского и подпортив дверь, а Заммер рванул туда, чтобы доломать её и ворваться на склад. Ударив кулаком того русского, который пытался ему помешать, Заммер в прыжке навернул ногой подбитую дверь, надеясь на то, что ей этого хватит, чтобы сломаться. Но дверьоказалась прочнее, выстояла, а выживший русский примерился оглушить Заммера по голове прикладом, уже замахнулся, но не успел, пристреленный одним из солдат, которые сомкнули клещи и оказались рядом со своим командиром, уничтожив всех часовых. Пристреленный русский повалился лицом своим к серому небу, а Заммер громко приказал:

— Сломать дверь!

Послушные солдаты потратили на эту работу не больше пяти минут, и дверь, взорванная и искорёженная, с металлическим лязгом обрушилась на бетонный пол бывшего магазина. Ожидая нападения изнутри, Заммер забросил в тёмное чрево магазина гранату, и оказался прав — во взрыве утонули сдавленные вопли. Пригнув голову, спасаясь от разлетающихся остколков, он выждал минут пять, а потом — ворвался во мглу, поливая из автомата впереди себя. Солдаты у него за спиной засветили карманные фонари, рссеяв мрак, и Заммер увидел в неверном свете только трупы. Русские были убиты взрывом гранаты, Заммер переступал через них, чтобы не споткнуться, когда вдруг услышал какое-то нытьё. Повернув голову туда, откуда оно раздавалось, Карл Заммер увидел движение. Тот час же туда были направлены все фонари, и оказалось, что один русский выжил, барахтался в пыли среди выбитых взрывом камней и плаксиво ныл. Карл Заммер решил допросить этого русского, чтобы поскорее найти оружие и доложить генералу о том, что выполнил приказ.

— Схватить! — Заммер заставил широкого рослого солдата схватить этого тщедушного врага за воротник и водворить на ноги. Русский почти что плакал, а лицо его было грязным, всё чем-то перемазано, соплями какими-то, да кровью… Солдат направил луч фонаря прямо в его бесцветные глазки, и он зажмурился, отвернувшись.

— Wo Ihre Waffen bawahrt werden?? — Заммер зарычал, допрашивая, а русский только взроднул и хлюпнул носом, как трусливая девчонка.

Разозлённый молчанием, Заммер хотел влепить проклятому врагу оплеуху, но понял, что виноват он сам: русский не понимает по-немецки.

— Где хранится ваше оружие?? — Заммер повторил вопрос по-русски, надеясь на ответ, однако этот коммунист только плюнул ему в лицо.

— Donnerwetter!! — злобно рыкнул Заммер, вытирая плевок. — Dieses Schwein zu den Teufeln zu erschießen!

Заставив солдат рассрелять русского, Заммер решил сам найти оружие среди всех этих полок, пустых овощных корзин, прилавков и прочей ерунды. Крутясь по бывшему торговому залу и подсобкам, он распахнул очередную дверь и едва не покатился кубарем вниз по крутой лестнице, составленной из высоких, острых ступеней.

— Сюда! — Заммер позвал солдат, чтобы они её осветили, и принялся осторожно спускаться, держа впереди себя автомат — а вдруг русские и там засели??

Подвал был холодным, как подземелье какое-то, воздух сыроватый. Сам Заммер никогда бы не спрятал в таком месте оружие, потому что оно заржавеет от сырости и придёт в негодность, превратившись в груду металлолома. Но русские намного глупее Заммера, и, спустившись, он понял, что не ошибся. Подвал был обширным — наверное, размером с сам магазин или даже больше и весь занят — заставлен, завешен. Винтовками, пистолетами, ящиками с боеприпасами, противогазами, мундирами…

— Рацию! — приказал Заммер солдатам, которые спустились вслед за ним и рассредоточлись по пространству подвала, выискивая в нём притаившихся русских.

— Яволь! — солдат тут же поднёс командиру это средство связи, установив его на деревянный стол, сиротливо торчащий посреди подвала в окружении двух неказистых стульев. За этим столом должны были сидеть русские часовые, охраняя склад, но их здесь не было: сбежали, наверное.

Карл Заммер уселся на один из двух неказистых стульев, надвинул на уши наушники рации и громко заговорил в микрофон, вызвая Траурихлигена:

— Босс, приём, я — Триста Седьмой!

— Босс на связи! — рация ответила писком, и Заммер понял, что за генерала говорил перводчик. Фамилии его он не запомнил, и заглох на миг…

— Босс на связи, говорите, Триста Седьмой! — настаивал переводчик, и Заммер, наконец-то, понял, что Траурихлиген, скорее всего, вышел наверх, чтобы в бинокль посмотреть.

— Скажите герру группенфюреру, что задание выполнено… — без энтузиазма буркнул Заммер этому гражданскому переводчику, который в войне ни зги не понимает, а лезет… Лучше бы уж Шульц ответил, чем этот переводчик…

— Хорошо! — пискнул переводчик, игнорируя устав.

— Конец связи, — Заммер поспешил закончить разговор и откинулся на спинку стула, чтобы отдохнуть.

* * *

— Медлительные слизни! — оценил Траурихлиген, наблюдая за «боем для галочки» со скукой. — Копаются, как хомяки…

Он ещё хотел сказать что-то Фогелю, который стоял рядом с ним, надвинув каску, но вдруг неподалёку от них в землю с огнём и дымом врубился снаряд, пробив дымящийся кратер, вывернув с корнем старое раскидистое дерево. Со страшным треском оно переломилось, словно спичка, обрушившись в высокую траву, и тут же вспыхнуло, исчезнув в ревущем пламени. Горячие осколки, комья земли, камни, палки — всё это полетело на них смертоносным дождём, заставив обоих залечь за земляные навалы и закрыть головы руками.

— Вот, чёрт… — рыкнул Траурихлиген, увидав, что линзы бинокля расколоты взрывной волной.

— Мне кажется, достаточно динамично… — заметил Фогель, надвигая свою каску ниже на нос. — Думаю, нужно вернуться в блиндаж…

Выернутое дерево догорало возле кратера, а ветерок приносил удушливый дым и жар. Траурихлиген отшвырнул испорченный бинокль и повернул к Фогелю своё перекошенное злостью лицо. Осколок снаряда оставил на его щеке порез, из которого ручейками текла кровь.

— Чёрт! — повторил он, поднимаясь на ноги и смахивая эту кровь со своей щеки кулаком, размазывая её. — Разнесу в щепки городок проклятый! Всё, я вывожу «брахмаширас», надоело этот цирк смотреть! — Траурихлиген уже собрался пойти за своим «пауком», чтобы разбросать все танки «одной левой».

— Смотрите! — закричал вдруг Фогель, заставив Траурихлигена повернуться и посмотреть.

На навал к ним проворно карабкались люди — вооружённые русские в красноармейских гимнастёрках.

— За Родину! — они кричали, их было человек пять, эти русские каким-то чудным образом прорвались через «непобедимую» пехоту Заммера, и громадными прыжками неслись вперёд, пытаясь атаковать их, со своими смехотворными винтовки и старыми пистолетами.

— Смерть фашистам! — крикнул один из них, пальнув, и пуля, просвистев над ухом Фогеля, ушла куда-то вдаль…

— Ай! — Фогель поспешил залечь опять, но Траурихлиген сдёрнул с плеча пистолет-пулемёт и, рыча, принялся отстреливать их очередями.

Русские были обречены — Траурихлиген безжалостно высадил в них магазин, словно мстя за пораненную щёку, и они остались лежать у подножия навала, так и не добравшись до них.

— Идёмте! — Траурихлиген дёрнул залёгшего Фогеля за воротник, подняв его на ноги, и потащил в блиндаж.

Фогель отклеился от земли, весь грязный, потопал за генералом, оступаясь. Он подозревал, что контужен, потому что слышал всё, как сквозь вату… Хотя, это мог быть всего лишь страх. Они уже спускались вниз, когда внезапно один русский выпрыгнул из леса, из-за толстого дуба и тут же напал, собравшись обоих зарезать каким-то кургузым ножичком. Траурихлиген отпихнул Фогеля, и тут же перехватил в полёте перепачканную руку русского. Заломив её так, что враг вскрикнул, он без труда освободил его от ножичка, и швырнул на твёрдую землю, себе под ноги. Русский рычал и пытался встать, но Траурихлиген придавил его к сырой земле тяжёлым сапогом, заставляя барахтаться.

— Ну и хлам, — оценил он его оружие и выкинул ножичек в высокую траву. — Фогель, давайте возьмём его в плен! — предложил он, поднимая русского из травы за ту руку, которую вывихнул ему только что.

Пленный закричал, но голос его потонул в грохоте взрывов — он будто бы рот открыл без звука, а вокруг затряслась земля, потому что очередной снаряд прочертил по небу огненную дугу и взорвался в нескольких десятках метров от них.

— Яволь, — Фогелю пришлось согласиться взять этого чумазого пленника, лишь бы получить возможность вернуться под защиту земли и брёвен, скрывшись от летящих снарядов и шальных пуль. Ему показались вечными те несколь секнуд, пока генерал спускался обратно в блиндаж, таща за собою этого русского, который отбивался, кричал по-русски, но тащился, плача от боли в вывихнутой руке. Когда Траурихлиген запихивал его перед собою в блиндаж — русский заверещал особенно громко, пропустив убийсвенно-высокую ноту, потому что разозлённый генерал, прижав сильнее, его вывихнутую руку сломал. Фогель аж вздрогнул от этого леденящего кровь визга, представив на минуту, что сломалась его собственная рука.

— Закрыть дверь, не стойте, Фогель! — его отрезвил суровый приказ, и Фогель поспешил задраить тяжёлую дверь, отгородив относительно безопасный блиндаж от жуткого внешнего мира.

Жуткий грохот рвущихся снарядов чуть притих, но легче от этого не стало.

— Ой, ваша светлость, — закудахтал Шульц, высунувшись из угла и увидав, что щека генерала сурово рассечена, и на его аристократическом лице может остаться грубый шрам. — Я аптечку принесу…

— На место, Шульц, а то назначу вас начальником штаба вместо Фогеля! — Траурихлиген усадил Шульца на место одним только словом и адъютант поспешил вернуться в угол, к съёжившемуся переводчику.

— А, ваша светлость, — переводчик вспомнил про Заммера и решил доложить, подняв щекастую голову. — Заммер там выполнил какое-то задание…

— Отлично! — ухмыльнулся Траурихлиген. — Я был уверен в том, что он не сдует! Допросить! — тут же приказал он переводчику, шваркнув русского в угол, а солдат-охранник взял его на прицел, мешая последнему «выкинуть коник».

— Яволь! — поспешил подчиниться переводчик, подобрался к побитому пленнику и принялся озлобленно пищать по-русски, требуя от последнего ответов.

Русский или молчал или нёс какую-то чушь… «Колобок» какой-то непонятный и дед какой-то… мороз… Траурихлиген собирался покинуть блиндаж и вывести на поле боя свой «брахмаширас», и направляясь к выходу он услышал от русского эти странные слова: «Колобок» и «Дед Мороз».

— Что есть «Колобок»?? — выбивался из сил красный переводчик, шаркая своими крокодиловыми туфлями, на подошвах которых налипли килограммы чернозёма. И чернозём этот он обтирал о чистый пол блиндажа.

— По сусекам поскреби, по амбарам помети — вот тебе и колобок… — бредил в ответ ему русский, нагло и открыто издеваясь над ним.

В другое время Траурихлиген бы выбил из него правду под пытками, а переводчик получил бы стеком за грязь, но на этот раз им повезло: Траурихлиген хлопнул дверью и исчез за безопасными пределами блиндажа, выйдя под страшное небо, чтобы добраться до своего «брахмашираса».

Машина-паук была спрятана — для неё специально был вырыт окоп, Траурихлиген поставил её туда, а солдаты закидали еловыми ветками, спрятав. Эрих проворно спрыгнул в этот окоп, оказавшись рядом с чудом смертоносной техники, залез в высокую кабину и удобно устроился в мягком кресле с широкими подлокотниками. В кабине было темно и тихо, будто бы паукообразная машина не работала вообще, но Траурихлиген знал, как заставить её ожить. Расстегнув воротник своего полевого кителя, Эрих снял со своей шеи тяжёлый родиевый медальон со сверкающим камнем посередине. Взяв его двумя пальцами, он всунул его в едва земтное гнездо на приборном щитке своей машины, и тот час же словно бы чудо случилось. В кабине вспыхнул свет, заработал кондиционер, ожили индикаторы приборов. «Брахмаширас» работал идеально, и Траурихлиген заставил его подниматься на ноги. Адская машина, издавая страшное шипение, словно бы встала с корточек, распрямив свои блестящие лапы, сбрасывая еловые ветки, которыми была закидана, и быстро зашагала в сторону колхозного поля, которое раскинулось между блиндажом и Еленовскими Карьерами. Дойдя до земляного вала, который защищал блиндаж, «брахмаширас» остановился, будто зверь, который примеривается прыгнуть. Отойдя назад на пару шагов, машина взяла небольшой стремительный разбег, выдирая и расшвыривая земляные комья, а потом — резко оттолкнувшись сразу четырьмя задними лапами — взмыла высоко в воздух в гигантском прыжке, вмиг перемахнула высоченные груды земли и врубилась прямо в засеянное поле, в озимые, сминая зелёные всходы, подняв вокруг себя брызги чернозёма. Оказавшись по ту сторону, Эрих Траурихлиген бросил «брахмаширас» в галоп, машина, совершив три-четыре громадных скачка, пересекла половину поля и там остановилась в гуще всходов. Эрих Траурихлиген выжидал — пускай, они немного подерутся «для галочки», прежде чем он закончит бой с помощью «брахмашираса». Зевая, Траурихлиген просто наблюдал за ними, как они бегают, стреляют, взрывают и погибают для его галочки.

С высоты своей сверхзащищённой кабины, сплав которой не побьёт ни один известный снаряд, Траурихлиген видел, как солдатик, которому было лет семнадцать, оказался окружён пятью русскими. Они травили его как собаку, загоняя в ловушку между глубоким кратером и горящим танком, из которого торчало тело обуглившегося танкиста. Он пятился, но застрял, потому что некуда стало отступать, а русские злобно скалились и говорили непонятные слова:

— Давай, сдавайся в плен, собака!

Приказы командования требовали от него крикнуть «Зиг Хайль!» и рвануть в оголтелый бой не на жизнь, а на смерть… Но русских было в пять раз больше — они убьют его до того, как он успеет сделать первый шаг, поэтому немчик послушно поднял руки, уронив оружие в грязное месиво и сделал на лице собачье выражение, показывая, что драться он не будет.

— Молодец, собака! — рыкнул ему один широкоплечий русский, протянул руку, чтобы схватить его… и вдруг они все начали разбегаться, роняя оружие… Неужели устрашились и отступили перед мощью великого рейха… в его очкастом лице??

Солдатик удивился, позабыв на минуточку о том, что вокруг него рвутся снаряды и летают шальные пули… А потом услышал позади себя металлический лязг. Ощутив животный страх, солдатик обернулся рывком и увидел у себя за спиною блестящего паука, как тот, прошагав, вдруг застопорился в нескольких метрах от него и присел на лапах, издав громкое шипение. На беднягу-солдатика словно ступор какой-то напал… Он застрял на виду, осознав, что русские испугались этой непонятной машины, а вовсе не его. Ба-бахх!! — недалеко разорвалась бомба, и солдатик пришёл в себя и поспешил исчезнуть, припустив к ближнему лесочку… Русские самолёты пытались бомбить паука, пролетали, сбрасывая бомбы, а они падали и рвались повсюду, оглушая, обдавая жаром, осыпая землёй. Солдатик поддался панике, малодушно испугавшись за свою жалкую жизнь и бежал, невменяемо загребая землю своими ногами.

— Ты куда, дезертир?? — откуда-то из тучи жирного дыма возник потрёпанный офицер, зарычал… но тут же был убит очередью из русского пулемёта, и упал ничком прямо в кучу других трупов.

— Ай-ай! — солдатик взвизгнул, отскочив — очередь не зацепила его чудом… но в следующий миг рядом врубилась бомба, превратив в кратер ближайший окоп, солдатика отшвырнуло взрывной волной и обрушило в жидкую грязь на дне другого окопа. Плюхнувшись, он не пострадал, поднял голову, поправляя каску, и тут же столкнулся нос к носу с окровавленным трупом. Кровь стекала с него вниз и смешивалась с грязной водой на дне. Страх задушил его совсем и бедняга заплакал, свернувшись на грязном дне в позе эмбриона.

Бомбардировщики с красными звёздами на крыльях носились туда-сюда, как назойливые мухи, приближаясь с громким жужжанием и кидались бомбами, пробивая кратеры, поднимая столбы земли и рождая дополнительный грохот.

Ба-бахх! — один из них чуть не попал, разорвавшись почти под ногами «брахмашираса», Эрих Траурихлиген почувствовал, как вздрогнула земля, но его кофе оставался в чашечке в полном спокойствии, как на вернаде летним утром. В узкое окошко он видел, как уносится в небо самолёт дб-3, а зам несётся второй, готовый сбросить бомбы ему на голову.

— Бах! — негромко признёс Траурихлиген и нажал на красную кнопку, на имг утопив всё вокруг в погибельном море невыносимого света. Свет уходил, будто таял, становясь тусклее, предметы отбрасывали резкие чёрные тени, а с неба дьявольским дождём падали самолёты, разваливаясь в падении на части, буквально рассыпаясь, разлетаясь… а земли достигла лишь лёгкая ржавая пыль. Эрих Траурихлиген открыл окошки и наблюдал за тем, как эта пыль разлетается, подхваченная ветерком, и летит в сторону Еленовских Карьеров, вокруг которых кипел «отчётный бой для галочки».

А тут, наконец-то, стало тихо и спокойно — никакого движения, ни звука, ничего, даже писка, потому что всё живое было убито залпом «брахмашираса». Замершие танки разваливались от малейшего дуновения, превращаясь в щербатые остовы, а людей вообще не было видно, потому что от них ничего не осталось, даже нельхя сказать, что они погибли — просто исчезли. Эрих Траурихлиген не спеша, допил свой кофе, поставил чашечку перед окошком и откинулся на божественно мягкую спинку нового кресла, чтобы немного отдохнуть в тишине.

Солдатик, съёжившийся на грязном дне окопа, открыл глаза. Он выжил чудом, потому что оказался в глубокой сырой яме, и был благодарен богу за то, что жив. И над ним нежно светит утреннее солнце, а вокруг так тихо… Он не оглох — он слышит, как шумит ветерок, принося запах чего-то сильно горелого, который мешает дышать… Солдатик решил взглянуть вверх… и с ужасом увидел, что на трупе, лежащем под бруствером, горит мундир. Но вокруг так тихо… Солдатик решил, что бой закончен, вокруг безопасно, и полез вверх, цепляясь руками за землю, которая стала какой-то сухой и необычайно твёрдой. Осторожно выбравшись на поверхность, солдатик не без опаски выглянул из ямы и обнаружил, что вокруг него нет земли, а одно только стекло — зелёное, горячее настолько, что даже рукой дотронуться нельзя. Солдатик отдёрнул свою незадачливую ладонь, которая получила ожог через перчатку и позволил себе робко оглядеться… Вокруг произошло что-то страшное, пока он страдал от страха на дне этого развороченного окопа — всё чёрное, как прогорело, стекло это повсюду, а чуть поодаль — скелет, вернее, один закопченный череп торчит из кучки серого пепла… Страх пронзил его, пробрав до косточек и бедняга, не в силах терпеть жуткий стресс, упал в обморок, опять скатившись на дно окопа.

* * *

Лейтенант Комаров оставался за столом над картой, сидел, как оглушённый и видел, как за городом, над полем, носиятся какие-то страшные сполохи. Перед грозным полковником Соловьевым меленько дребезжал гранёный стакан, а сам полковник тоже сидел, как зачарованный и молчал. Молоденький радист, увидав эти жуткие вспышки, вдруг сорвался с места, перевернув свой стул и умчался куда-то, оголтело вопя что-то про сатану и светопреставление.

— Стоять, дезертир!! — зарычал ему вслед разгневанный Соловьёв и выстрелил пару раз, но не попал.

— Эй, а что это мигает?? — лейтенант Комаров не знал орудия, которое стреляло бы подобным образом, и боялся… только виду не подавал, чтобы полковник не расстрелял и его тоже.

— Свяжитесь со ставкой! Давайте, не сидите!! — полковник Соловьёв вдруг вскочил из-за стола, свернув дребезжащий стакан на пол, напал на лейтенанта Комарова и принялся терзать, буквально, дёргая его за воротник.

— Есть! — отрапортовал Комаров, освободился от скрюченных пальцев полковника и откочевал на место радиста только затем, чтобы хоть что-то делать, потому что ледяной ужас сковывал сознание, навевая суеверия, которым поддался несчастный радист.

Поставив на место его стул, Комаров уселся перед телефоном, взял трубку и принялся громко говорить:

— Ворон, приём, я — Земля…

Земля не могла ответить — проводную связь отрубили, и трубка молчала, словно бы и не трубка телефонная была, а батон какой-нибудь.

— Нет связи… — убитым голосом промямлил Комаров, швырнув заглохшую трубку на стол. — Даже гудков нет…

— Беспроводную давай чего сидишь?? — взрычал Соловьёв, уничтожая стол Комарова ударами своих кулаков. — Резервы нужно подключать, а то засыпимся!

— Товарищ Жуков приказал придержать резервы… — попытался отказаться лейтенант Комаров, которому Жуков сам позвонил и сказал пока не вводить в бой резервные танковые части…

— Я сейчас вас расстреляю!! — Соловьёв страшно завыл Комарову в ухо, оглушая. — Вы что, не видите, что творится??

— Да ладно вам… — прогудел Комаров, отстраняясь от полковника и подвигаясь к рации, которая стояла на другом краю его стола. — Сейчас, вызову Ворона…

Надев наушники, Комаров придвинулся к микрофону и снова громко заговорил:

— Ворон, я — Земля! Приём, Ворон!

— Земля, я — Ворон, приём! — захрипело в наушниках, и Комаров немного ожил, поборов страх и надвигающуюся апатию: ему ответил командир танкового корпуса лейтенант Волков.

— Ворон, вводите резервы!! — полковник Соловьёв загрохотал в микрофон, отпихнув Комарова так, что он чуть не навернулся со стула на пол. Удержавшись, лейтенант Комаров слышал, как Волков-Ворон, пыхтя, отвечает по уставу:

— Есть вводить резервы, я — Ворон, приём, как слышите, Земля?

Майор Баум почти выполнил задание — его танки окружили Еленовские Карьеры, сокрушив сопростивление русских, и готовые в любой момент ворваться в городок. Осталось только переехать через эти рвы, которых тут накопано столько, что яблоку негде упасть…

— Переезжаем! — приказал Баум, взявшись поудобнее за поручень, потому что трясти будет дьявольски.

Водитель взялся за штурвал, осторожно проводя машину через первый ров, как вдруг Баум заметил впереди что-то странное — столбы пыли, движение и сквозь шум двигателя услыша непонятный рёв.

— Стоять, полный назад! — Баум закричал, едва удержавшись от того, чтобы схватить водителя за воротник. Сквозь дым и пыль он разглядел, как из-за рвов, со стороны городка скачками выскаивают русские Т-34, ревя и поднимая тучи пыли. Их было много — кажется, даже больше, чем у него Т-3 и Т-4 вместе взятых, и Баум, не дожидаясь, пока они подъедут настолько близко, что смогут подбивать его корпус, негромко скомандовал:

— Туча, огонь, я — Сокол, приём!

— Есть огонь! — отвечали ему по рации, а голоса уже тонули в грохоте выстрелов и взрывов — танки стреляли, подбивая несущихся на большой скорости врагов, останавливая их на полном скаку.

Баум на миг оглох, потому что с громыхнул выстрелом его собственный танк, послав снаряд, который тут же угодил передний Т-34. Русский танк потонул в огне, а заряжающий Баума уже заталкивал в пушку новый снаряд. Баум приметил цель, наводя орудие, и тут зарявкала рация:

— Сокол, я — Босс! Заставьте их преследовать вас, действуем по плану пять! Действуем по плану пять, заставьте их преследовать вас! Я — Босс! Сокол, приём!

— Но… — Баум осознал, что Траурихлиген всё-таки, решил использовать свой «брахмаширас» и из него само собой вырвалось это неуставное «Но», разозлив генерала до белого каления.

— Не сметь обсуждать! Вперёд, или казню!! — заревел он, забыв от злости уставы. — Баум, вы оглохли??!

— Есть действовать по плану пять! — Баум поспешил согласиться, потому как совсем не хотел быть казнённым… на колу… Траурихлиген обязательно посадит его на кол — в назидение Фогелю, Заммеру, Шульцу… и всем остальным, если он вздумает проявить трусость и ослушаться его.

Выстрелив и уничтожив очередной танк, который целился в него, Баум громко передал приказ генерала:

— Туча, приём, я — Сокол, план пять! Как поняли, Туча, я — Сокол?

— Разворачивай! — приказал он своему водителю, который тут же принялся вертеть штурвал, заставляя тяжёлый Т-4 выписывать вираж, загребя гусеницами землю, поворачиваться и уезжать, выполняя этот пятый план. В смотровое окошко Баум видел, как разворачиваются и удирают остальные его танки, делая вид, что сбегают с поля боя, как приказал Эрих Траурихлиген.

Лейтенант Волков уже приготовился к сметрельному сражению. С немецкими танками, которые напирали на город несокрушимой бронированной армадой… но вдруг развернулись и попёрли назад… Изумлённый непонятным отступлением врага, Волков поборол желание преследовать уезжающие танки и доложил командованию:

— Немцы бегут, как поняли, я — Ворон!

Лейтенант Комаров подозревал, что здесь что-то не так… кажется, им заготовили какую-то ловушку… Он бы приказал Ворону оставить их в покое…

— Товарищ полковник, — сказал он Соловьёву, который нависал над ним и над радистом. — Думаю, это ловушка…

Полковник Соловьёв тоже подозревал ловушку — они прорвались к городу за считанные минуты, а потом вдруг повернули прочь… Он уже хотел приказать никому не рыпаться за ними, но тут свирепо заговорила рация:

— Так, Ворон, я — Константинов(псевдоним Жукова Г.К.)! Преследовать врага и уничтожить! Преследовать врага и уничтожить! Я — Константинов, Ворон, приём!

— Жуков… — тихонько пробормотал лейтенант Комаров полковнику Соловьёву, осознав, что главнокомандующий решил погнать врага…

— Есть уничтожить! Как поняли, Ворон? — услыхав о Жукове, Соловьёв решил не медлить и заорал в микрофон, требуя от Ворона, чтобы тот срочно выполнил приказ.

— Есть уничтожить! — отозвался этот Ворон, не понимая, что сам идёт в заготовленную ловушку.

— Выполнять! — голосом Жукова приказал Эрих Траурихлиген, довольный тем, что русские просто купились на его Радиофантом, и сами приползут к нему на погибель.

— Голос у него… чужой какой-то… — заметил лейтенант Комаров, который в мирное время закончил консерваторию и услышал в голосе главнокомандующего какие-то незнакомые, пугающие нотки.

— Рация барахлит… — оправдал эти нотки полковник Соловьёв, радуясь, что выполнил приказ главнокомандующего и никого не подвёл.

Лейтенант Волков, узнав, что обороной Еленовских Карьеров командует сам Жуков, решил выполнить приказ главнокомандующего и сказал своему водителю:

— Макар, давай за ними! Слышал, что сказали? Погоним врага!

— Есть! — Макар нажал на газ, заставив танк сорваться с места и рассекать грязное поле, не отставая от бегущих немецких танков. Волков то и дело стрелял по ним, а заряжающий по фамилии Смолкин едва успевал заталкивать в пушку новые снаряды, вспотел уже весь от натуги и подавлял одышку, окрылённый возможной победой.

Эрих Траурихлиген ждал, застопорив свою машину посередине пустынного, выжженного поля, и она, неподвижная, дьявольски сверкала в лучах восходящего солнца. Он толкьо что помог русским отправиться в свою ловушку, притворившись Жуковым и связавшись с ними, зщапустив в эфир ложный приказ от «радиофантома». Это была ещё одна его тактика — безотказная и безответная, потому что русские не могли отличить его фантом от настоящего Жукова и подчинялись, боясь ослушаться главнокомандующего. Они и теперь подчинились, не споря и не спрашивая, однако, всё же, кто-то там зачесался, услыхав его радиофантом. Впервые за всё это время существования радиофантома Эриху ответили:

— Не засоряйте эфир! Я не давал такой приказ! — загрохотал в наушниках чей-то голос, может быть, даже самого настоящего Жукова… Поздно, однако, этот настоящий Жуков зачесался — Трауирхлиген уже видел, как приближается к нему взвод Баума, а за ним эти русские, расшвыривая грязь. Залп «брахмашираса» на таком расстоянии оставит от них только грязный песок и пепел!

— Надо же, я ему эфир засорил… Сейчас сяду в угол и заплачу! — хмыкнул Траурихлиген сам себе, выключив рацию, а когда включил её снова — услышал Баума.

— Босс, я — Сокол, план пять выполняю! План пять выполняю, как поняли, Босс, я — Сокол! — Баум разрывался, докладывая по уставу, а Траурихлиген, взглянув в смотровое окошко, увидел, как по полю, уничтожая последние всходы, двигается танковый взвод «Икс», будто убегая от русских тридцатьчетвёрок, которые наивно преследуют его, выполняя фальшивый приказ Радиофантома.

— Сокол, я — Босс, тактическое отступление, как понял? — заревел Траурихлиген, требуя, чтобы Баум уводил свой взвод «Икс» к лесу, но Баум почему-то не внял, а продолжал тупо переть прямо под смертоносный залп, который Эрих собрался дать из своего «брахмашираса».

Баум, перенервничав, словно заснул, выключился, замерев над радистом, а его послушный водитель ехал вперёд…

— Баум, в стороны, я стреляю! — суровый голос Траурихлигена прогремел для Баума, как раскат грома, потопив в себе грохот взрывов и шум мотора.

На миг он впал в ступор, но тут же «включился», осознав, что должен уводить свой взвод, потому что Траурихлиген обязательно выстрелит, как только вражеские танки приблизятся — и ему всё равно будет, успеет Баум скрыться или не успеет.

— В стороны! В стороны! — Баум отпихнул радиста, вклинившись на его тесное место, и принялся отчаянно кричать в микрофон радиостанции, стараясь кричать сурово, а не пропускать панические петухи. Если его взвод не успеет скрыться с поля этого боя — они погибнут, и виноват в этом бууудет он, потомучто он — медлительный хомяк.

— Давай, едь к лесу! — Баум напал на механика-водителя, который уже развернул танк к лесу и поддал газу, чтобы выполнить приказ командира как можно быстрее. — Сонный сурок! — Баум ругнул его для острастки и полез назад, в командирскую башенку, чтобы посмотреть, есть ли у них шанс спастись или уже всё…

В Бауме поднимался страх — сожжённый дьявольским пауком венгерский городок встал перед глазами… Какой жуткой смертью умерли эти люди, сейчас Баум рискует разделить их судьбу. Отодвинув заслонку, Баум выглянул в узкую щель и увидел, что они уже преодолели поле и въехали на лесную опушку, обламывая подрастающие деревца. Страх немного отступил: он успеет спастись. Испустив вздох облегчения, Баум ощутил вспотевшим носом движение воздуха, осознал, что по его спине бегут ручейки пота, промачивая мундир, что шлем его валяется на полу, под сиденьем механика-водителя, а волосы всклокочены и торчат на голове смешными рогами… Пригладив их кое-как пятернёй, Баум понял: оказавшись под прицелом «брахмашираса», он поддался всепожирающей панике и даже позабыл о своём взводе, боясь лишь собственной страшной смерти. Видя, что танк врубился в лес, слыша треск ломаемых стволов, он взял себя в руки, превратился в командира и принялся связываться со всеми своими танками, стремясь узнать, скрылись они от «брахмашираса» или нет…

* * *

Немцы вообще не стали драться — они разбежались, как зайцы — кто в лес, кто вообще неизвестно куда. Командир взвода лейтенант Волков удивился…

— Испугались, что ли, товарищ лейтенант? — хихикнул со своего места водитель по имени Макарка, по инерции продвигая танк вперёд… — Эй, гляньте, а? — он вдруг принялся шептать, прильнув к своему перископу, ещё сильнее удивляя лейтенанта Волкова.

— Куда? — Волков даже открыл смотровой люк и уставился в чистое поле через плечо Макарки… И тут же увидел, как прямо перед ними над зелёными всходами озимых одиноко возвышается некое сооружение, ни на что не похожее, не несущее ни единого опознавательного знака. Построенное будто из металла, оно имело несколько узких оконышек, наглухо закрытых абсолютно чёрными стёклами… и зачем вообще поставили посреди поля диковину такую??

— Они этой штуки испугались? — удивился заряжающий Смолкин, который даже покинул своё место и присоседился к Волкову, таращась.

— Смолкин, на место! — ругнул его Волков, подспудно чувствуя, что непонятная постройка таит опасность.

— Есть, — заряжающий вернулся на своё место, пожав плечами, Волков решил отдать приказ возвращаться к Еленовским Карьерам, где кипел страшный бой, но… Сооружение вдруг поднялось из озимых, оказавшись на восьми высоких ногах, словно гигантский паук из неизвестного металла, сверкая в лучах восходящего солнца. Это не просто сооружение — это машина, странная такая и… жуткая одновременно, непонятная… Чёртова таратайка какая-то из страшных баек, которые ходят по местным глухим деревушкам.

— Стоп, стоп, Макарка! — Волков, буквально, заорал, оглушив водителя и испугав его так, что тот навалился на тормоз всем своим весом. Танк ощутимо встряхнуло, гусеницы врезались в мягкий полевой грунт, наворачивая его двумя грудами.

— Что это такое? — удивился Макарка, едва застопорив прущий танк, хлопая своими мальчишескими глазами.

— Я не знаю… — выдавил Волков, который никогда в жизни ничего похожего не видал… Ноги эти… и у чего вообще бывают такие странные ноги??

— Что нам делать? — прошептал Смолкин, будто боялся, что этот сверкающий монстр его услышит…

— Обстрелять! — сурово решил Волков, не собираясь сдаваться. Ясно, что таратайка фашистская — кто ещё мог сделать такую уродину?

— А… каким? — Смолкин не знал, как подбить это чудо, поэтому на всякий случай спросил…

— Подкалиберный давай! — Волков подозревал, что чудище хорошо защищено, поэтому и выбрал для неё подкалиберный, чтобы наверняка пробить.

— Есть! — Смолкин принялся заряжать, а Волков высунулся в люк с красным флажком, замахал им, приказывая взводу остановиться и приготовиться обстрелять таинственную штуковину. Просигнализировав, Волков тут же спрятался назад, опасаясь, как бы в непонятной машине не «заговорил» пулемёт… Но странная штука молчала, будто бы и не была вооружена вообще, а может быть они, там внутри выжидали.

— Баум, отошли? — осведомился по рации Траурихлиген, который всё же не хотел потерять исполнительного Баума.

— Яволь! — ответ майора был лаконичен, а Траурихлиген, кивнув сам себе, проворчал:

— Баум, вы бы могли их сами перебить! Эти микробы до сих пор флажками машут!

Баум там, где-то в лесу замялся, не зная, что ответить, а Траурихлиген решил его помиловать:

— Ладно, не берите в голову, смотрите фейерверк! Сокол, отбой! — примирительно сказал он и отключил связь.

По команде Волкова взвод остановился, танки окружили эту невиданную штуку полукругом, заряжающие, потея, лязгая снарядами, готовили к бою пушки, наводчики крутили прицел.

Эрих Траурихлиген прекрасно видел, как на его чудо техники наводят пушки. Что ж, у них есть пара минут славы, пока их медлительные железяки приготовятся стрелять. «Брахмаширас» стреляет мгновенно, и русские даже не осознают, что уже на прицеле, и обречены вместе со своими банками!

Лейтенант Волков, вытирая со лба пот, слышал, как Смолкин со скрипом и щелчками наводит пушку на эту «таратайку». Видел, как фашистская машина топчется посреди озимых, а из-за её странной кабины выдвигаются какие-то штуковины, вроде бы пушки, только странные такие, без дул, а скакими-то непонятными остриями на концах… Их было всего три, но на конце одного из них жутко собирался шарик странного белого света. Свет становился ярче, напоминал какие-то разряды, которые потрескивали — громко так, жутко… На миг Волков осознал: фашисты не испугались, разбежавшись, они заманили их к этому паукообразному чудищу… И ушли, предоставив ему этот бой.

— Назад… — прошептал Волков водителю. — Назад… — только сейчас заметил он, какое странное поле лежит вокруг них — словно сожжённое, наполненное какими-то страшными чёрными развалюхами…

Водитель принялся разворачивать танк дрожащими руками, но не успел развернуть и полкорпуса, как их накрыло страшной волной…

* * *

Баум сразу понял, что «брахмаширас» выстрелил — он едва не ослеп от вспышки смертоносного света, зажмурился, но свет больно проникал сквозь веки, сквозь ладони… Он прямо слышал, как затрещала броня его танка, и почувствовал, как возвращается страх — а вдруг адская машина Траурихлигена дострелила до него, и он тоже погибнет, как русские??

— Герр майор! — Баум услышал, как его окрикнул водитель и решил вынырнуть из «пупка» — он всё-таки, командир, а не мышь…

— Да! — раздражённо проскрежетал он, досадуя, что водитель какой-то храбрее, чем он.

— Пожар, герр майор… — заявил водитель, а Баум всполошился, решив, что горит его танк.

— Где?? — Баум не заметил, что несолидно взвизгнул, а водитель показал рукой вперёд и сказал:

— Лес горит, герр майор…

Баум заставил себя посмотреть туда, куда указывал палец водителя, и с ужасом увидел, как верхушки ближних деревьев занялись неумолимым пламенем, которое пожирало их перекидываясь с дерева на дерево.

— Баум, не сидим, к городу езжайте! — рация зарявкала злобным голосом Траурихлигена, который требовал, чтобы оглушённый демоническим выстрелом Баум «подбирал сопли» и снова бросался в бой. — Кстати, я видел ваше «тактическое» отступление — расползались как тараканы, кто в лес, кто по дрова! Я бы вас расстрелял, если бы знал вас чуть похуже!

Баум заглох, проглотив мучительно глупое междометие «А…»…

— Бэ! — Траурихлиген сурово отрезал это несказанное словечко и снова зарявкал:

— Давайте, тащитесь, а то и правда расстреляю!

— Яволь! — Баум отчеканил, отрезвлённый возможной казнью, и принялся сам отдавать приказы по рации:

— Туча, я Сокол, двигаться в направлении семнадцать! Двигаться в направлении семнадцать, я Сокол, приём!

— Сокол, сменю вам позывной на «Слизень» — будете знать! Конец связи! — Траурихлиген ещё разок ругнулся и заглох, а Баум, видя, что водитель подавляет смешки, начал его ругать:

— Лейтенант, вы слышали приказ?? Двигайтесь в направлении семнадцать, или пойдёте под расстрел за невыполнение!

— Яволь! — водитель тут же убрал свою дурную улыбку и завёл мотор, направляя танк прочь из леса в сторону Еленовских Карьеров.

* * *

От танкового корпуса русских не осталось и следа — только стеклянные поля, рыжий песок и воспоминания. «Брахмаширас» остался на поле боя один, Эрих Траурихлиген не слышал вокруг себя ничего, кроме зловещей, смертельной тишины. Баум постарался наславу, выманив за собою все их глупые танки, и теперь путь к городку был открыт — заходи, хоть пешком и без оружия, никто не помешает! Траурихлиген был весьма доволен своей машиной — пара выстрелов и победа в кармане. Ухмыльнувшись, он завёл фантастический двигатель и его гигансткий «паук» поскакал прямо к городу, всё набирая скорость, кроша лапами стеклянные поля, перескакивая через овражки и сгоревшие чёрные остовы подбитых танков. Вскоре он увидел городские строения, окружённые полосами глубоких рвов и «ежей», которые задержат любой танк. Кроме «брахмашираса». Да, они готовы, хорошо укрепились — не приготовились только к тому, что к ним сейчас приедет Эрих Траурихлиген! Годок был неподвижен: оставшиеся в нём люди, чуть живые от страха, прятались в подвалах домов, а на баррикадах остались только солдаты, которым некуда было бежать и нельзя было спрятаться. На баррикады вышел и лейтенант Комаров, покинув райком после того, как полковник Соловьёв улетел на самолёте, который за ними прислали. Суровый полковник на поверку сам оказался трусом, влез в самолёт, скорчив жалкую мину, и исчез, переложив бремя командования на плечи двадцатитрёхлетнего Комарова. Лейтенант засел в окопе, у самого поля, с которого, ревя, неслись к городскому посёлку фашистские танки. Пыль стояла столбом, дышать было почти невозможно, а где-то далеко всё горело, пылало, как сплошная стена огня. В руках Комарова было противотанковое ружьё — он был готов стрелять из него и подбивать танки до тех пор, пока у него не закончатся боеприпасы, или пока вражеская пуля не настигнет его самого. Кроме Комарова в окопе сидели солдаты, призванные в армию из Еленовских Карьеров — разных возрастов, разных профессий, разные люди, которых объединило общее горе. Они так же как и Комаров, ждали врага, сжимая оружие в своих руках.

Лейтенант зорко всматривался в горящий, затянутый пылью и дымом горизонт, чтобы не пропустить первый танк, который войдёт в зону поражения его ружья. Его задержат рвы и укрепления, позволив Комарову прицелиться, выстрелить и подбить вражескую машину. И вдруг, разрезая пыль и дым небывалым корпусом, выдвинулась некая очень странная машина, вовсе непохожая на танк, без гусениц, без пушки… Широко шагая на удивительных и жутких лапах, которых у неё было целых восемь, как у паука, она очень быстро приблизилась, оказавшись перед полосой «ежей», сваренных из железнодорожных рельс.

— Что это такое? — спросил у Комарова один юный солдат, повернув к нему своё испуганное лицо, усаженное подростковыми прыщиками.

— Танк у них такой, наверное… — ответил лейтенант Комаров, который боялся так же, как и этот юный солдат, но не мог никому показать свой страх, чтобы не деморализовать войска. — Оно не пройдёт, мы хорошо укрепили… — негромко прибавил он, надеясь, что эта странная машина не преодолеет рвы…

Сжимая в грязной и потной руке противотанковое ружьё, лейтенант Комаров видел, как чудовище приблизилось к первому рву, ломая лапами «ежи» и баррикады… Недалеко от него стояла пушка «ЗИС-2», но солдаты возле неё почему-то не стреляли в эту штуку, а таращились на неё, как на писаную торбу…

— Стреляй, стреляй в него чего торчишь?? — закричал Комаров, подскочив и схватив за воротник сержанта, который командовал расчётом. — Наводи!! — заорал он наводчику, который таращился так же, как и командир, не моргал даже…

Выпав из ступора, наводчик бешено закрутил ручку, наводя орудие на странного врага… А сержант так и остался торчать, брошенный Комаровым… Комаров прыгнул обратно в окоп, схватив брошенное своё ружьё и пригнулся за бруствер, чтобы в него ничего не угодило, надвинув каску почти на самый нос, он смотрел, как наводчик целится, чтобы непромахнуться… И в тот же миг чудовище широко прыгнуло, перемахнув рвы, и жёстко приземлилось, смяв лапами и «ЗИС-2», и всех солдат, которые находились возле него. По земле под его жуткими, когтистыми ногами потекла кровь растоптанных, а окоп к Комарову скатилась жестоко отрубленная голова. Лейтенант бы побежал отсюда, как ошпаренный, потому что страх съел его с потрохами, но его держал на месте приказ «победить или погибнуть», который Комаров, как настоящий коммунист, всё ещё соблюдал, едва борясь с леденящим кровь страхом. Сжав противотанковое ружьё обеими руками, он попытался прицелиться в невозмутимо шагающее чудовище, которе сминало, давило и убивало всё, на что наступит.

Комаров мог бы отсидеться в пустом окопе, ведь паук прошёл мимо, удаляясь по городским улицам, выворачивая куски асфальта и не переставая убивать, но он всё-таки, выстрелил, видя, как другие выжившие солдаты тоже пытаются стрелять. Комаров был уверен, что попал в фашистскую машину, но его снаряд просто отскочил от её сверкающего бока, даже не поцарапав её. Паук пёр вперёд, широко переступая лапами, он был сделан из чего-то такого, что не могли пробить снаряды, которые отскакивали и отскакивали, высекая ужасные искры. Страшная машина уже вклинилась в город, шла мимо нетронутых артиллерией домов.

— Умри!! Умри!! — солдат выскочил на балкон, на котором сохранились ещё цветочные горшки, вскинул свой ППШ и принялся сурово гвоздить по машине, в чёрные окошки, чтобы разбить их и пристрелить того, кто её вёл.

— Ванька назад, засунься, дурак! — из-за стены на него кричал сержант, опасаясь вылезать чудовищу в пасть, но его голос тонул в рокоте выстрелов.

— Умри!! — Ванька кричал, срывая голос, а паук двинул передней лапой, сбив балкон, и непутёвый Ванька оказался наколот на сверкающий коготь, задёргался, умирая.

— Ай-ай-ай… — покачал головой Эрих Траурихлиген и тут же заставил своё чудовище разорвать беднягу на части и сбросить вниз, на выбитую мостовую.

У русских нет шансов, войска уже вошли в этот городишко, и Эрих Траурихлиген слышал, как его переводчик надрывается, пища в мегафон:

— Русский есть сдаться! Ви — сдаться, ми — вас щадить! Подумать хорошо: если ви не сдаваться — ми вас сжигать! Сдаваться, русский! Ви не иметь танк и пехот! Ви быть мёртв, если не сдаться!

— Та я вам никогда не сдамся, гады! — негромко рыкнул Комаров, и тут же с ужасом увидел, как оставшиеся в живых солдаты выходят, подняв над головами пустые руки. Лейтенант Комаров понял, что Еленовские Карьеры обречены, как и он сам, неудачный горе-командир. Полковник Соловьёв оставил его тут одного, и он теперь за главного, потому что все старшие офицеры убиты. Бросив пртивотанковое ружьё, Комаров выглянул из окопа и увидел, как отовсюду змеюками ползут серые немцы, и их столько, что всё казалось серым.

— Хэндэ! — каркнул один из них в лицо Комарова, и лейтенант послушно подал ему руки. Фашист хищно закрутил их у него за спиной, и лейтенант Комаров едва не вскрикнул от боли — так сильно закрутил.

— Фораус! — рявкнул он прямо в ухо, и лейтенант Комаров послушно поплёлся «фораус» — туда, куда толкали его и его пленённых солдат.

Лейтенант понял, что их ведут к райкому, а потом один немец кинул в него что-то и грубо рявкнул:

— Кляйден!

Комаров поймал… тряпку какую-то цветастую, принялся мять её в руках.

— Напялить, русиш швайн! — фашист снова рявкнул, наставив пистолет-пулемёт, а лейтенант Комаров понял, что это — женская юбка.

— Давай! — заставлял фашист, и лейтенанту Комарову пришлось натащить эту юбку поверх формы.

* * *

Небольшая площадь перед зданием местного райкома была запружена людьми — солдаты согнали сюда всех выживших еленовцев, которых из трёх тысяч осталось всего пятьсот человек. Они не поленились и полазали по всем развалинам, щелям, подвалам, нашли всех, кто пытался спрятаться, и выгнали на открытое место. Люди смешались в унылую толпу — в основном, женщины, дети, старики и… председатель райкома Кошкин, которого волоком вытащили из-под его стола и притащили сюда, заломив руки. Люди плакали, пытались найти лазейку и убежать, но повсюду встречали оскаленных солдат, которые, кивая автоматами и толкаясь, заставляли бедняг выстраиваться в шеренгу. Им приходилось подчиняться, ведь тех, кто проявлял упрямство, просто расстреливали. Когда несчастные жители образовали неуклюжую, топчущуюся и шаткую шеренгу, ёжась под прицелом страшных солдат — вперёд выдвинулся жирный обер-лейтенант, с помятым и грязным от копоти лицом, прошёлся взад-вперёд, потрясая пузом и на ходу откусывая от куска сала, который прочно сжимал в левом кулаке. Бросая на людей недобрые взгляды своих маслянистых глазок, обер-лейтенант довольно хрюкнул, будто и не человек вовсе, а свинтус, и громко, пискляво, заорал, подкатив заплывшие глаза:

— Фсем стоять ф строй! Нихт шпрехен, нихт бежать, нихт сесть, или капут! Прикас: ждать герр группенфюрер!

Женщины рыдали, заливаясь слезами, пытались прижимать к себе детей, однако свирепые солдаты отгоняли их друг от друга суровыми окриками, а то и тычками.

— Никто не стоять друг с друг! Фсем стать ф строй! — покрикивал обер-лейтенант, заметно нервничая, из-за чего откусывал сало огромными шматами и жевал, давясь.

Вдруг откуда ни возьмись, лязгая чудовищными металлическими ногами, разрывая в клочья мостовую и высекая искры, явилась машина, напоминающая гигантского паука. Не танк, не бронемашина, каких тут с недавних пор много побывало — чудище какое-то из старинных страшных легенд, которые ходили в этих местах с незапамятных времён… Разворотив круглый бассейн фонтана, машина-паук двигалась прямо к шеренге людей, и беднягам показалось, что она растопчет их сейчас, не оставив и костей. Жирный обер-лейтенант издал свиной визг и сбежал, опасаясь попасть под острый коготь, солдаты попятились, а бедные люди так и остались стоять и обречённо смотреть, как чудовище делает последние шаги и замирает с шипением, приседает на своих восьми ногах и открывает дверцу кабины. Напуганные этим шепением небывалого чудища, люди не смогли оставаться в строю: страх толкнул их друг к другу, и шеренга смешалась в рыдающую толпу. Солдаты закричали, пытаясь вернуть пленных в строй, однако паника оказалась сильнее: когда группенфюрер вышел из кабины — он увидел беснующуюся, вопящую толпу, которая почти что сминала солдат. Люди панически пытались убежать из города в лес, сталкивались друг с другом, падали, наступали на упавших…

Вслед за паукообразным чудовищем на площадь въехал чёрный кюбельваген «Мерседес», дверцы которого были украшены золочёными орлами, а крылья — флажками с обозначением командования СС. Передняя дверца этого автомобиля распахнулась и из-за неё бодренько выкатился кургузый Шульц, оббежал машину кругом и распахнул заднюю дверцу, из-за которой показался толстый краснощёкий переводчик, одетый в дорогой полосатый костюм и шляпу. Оглядвешись, он тут же пристроился рядом с группенфюрером — чуть позади него, чтобы не путаться под ногами — напыщенно вышагивал, задрав свой острый нос. Переводя приказы своего грозного начальника, он, очевидно, чувствовал себя какой-то важной птицей, хотя, по сути, являлся воробьём. Он потирал свои чистые ручки, засунутые в белоснежные перчатки, и свысока поглядывал и на бедных людей, и на дубоватых солдат. Фогель, сидевший рядом с переводчиком, остался в салоне, потому как знал: Траурихлиген сейчас начнёт казнить.

Видя, что люди впали в панику, разбегаясь, Эрих Траурихлиген сморщился. Ему нужен был чёткий неподвижный строй, поэтому генерал решил припугнуть солдат, чтобы те прекратили эту тупую беготню и построили местных, вернув порядок.

— Sie rückwärts rachs zu verjagen! Die Egelschnecken blöd, jetzt werden unter die Erschießung selbst gehen! (Живо согнать их назад! Слизни безмозглые, сейчас сами пойдёте под расстрел!) — зарычал Траурихлиген, свирепо стискивая кулаки. — Dieses ist man notwendig — sie jetzt zu ergreifen, vor ihnen geschändet zu werden! (Это ж надо — захватить их и теперь позориться перед ними!!)

Испугавшись казни, солдаты принялись палить в тех, кто суетился больше остальных, но люди, словно, обезумели от вида паукообразного чудища — толпились и толпились, не замечая, как падают те, кого настигла пуля. И лишь полчаса спустя, когда солдаты едва собрали людей и снова построили их нестройным рядом. Они держали пленных держали на мушке, дабы они не разбежались опять. Живые топтались, дрожали, ёжились под серым промозглым небом, а убитые остались лежать на сырых булыжниках, пачкая их своей кровью.

— So haben aufgebaut? (Так, построили?) — определил Траурихлиген, окинув площадь придирчивым взглядом. — Аusgezeichnet! Jetzt werden wir die erzieherische Arbeit durchführen! (Отлично! Сейчас проведём воспитательную работу!)

— Герр генераль сказать воспитывать коммунист! — писклявым голосом заорал переводчик, чтобы донести слова начальника до тёмных местных «дикарей».

Жители городского посёлка топтались в вынужденном стою, а мимо них солдаты провели колонну пленных красноармейцев, обряженных в косматые лохмотья. Немцы отобрали у них форму и вместо неё выдали эти вот, пёстрые лохмотья, среди которых попадались и женские юбки. Траурихлиген специально приказал нарядить в юбки политруков и командиров, чтобы опозорить их и полностью лишить боевого духа. Ему это удалось: красноармейцы едва плелись, таращась в землю стеклянными глазами, зная, что обречены на смерть.

— Den Graben auszureißen! (Вырыть ров!) — крикнул солдатам Траурихлиген, когда те провели коммунистов по площади и построили напротив горожан.

— Яволь! — солдаты сейчас же схватили лопатки, побежали на клумбу и принялись механическими движениями уничтожать несчастные остатки цветов, расшвыривая землю, углубляя и расширяя длинный ров.

— Mehr graben Sie — klein werden wir nicht umgehen! (Побольше ройте — маленьким не обойдёмся!) — предписал солдатам Траурихлиген, с удовольствием наблюдая, как корчатся перед расстрелом коммунисты.

Ров оказался прямо перед зданием райкома — солдаты лопатами своими уничтожили все грустные астры, которые тут росли до этого ужасного момента. Закончив свою жуткую работу, они вытянулись, встав в ровную шеренгу, а Траурихлиген кивнул головой, безмолвно приказывая, чтобы пленных красноармейцев подвели к этому рву и расстреляли. Одетый в позорную юбку лейтенант Комаров шагал в числе остальных пленных, фашистский солдат ткнул его в спину своим автоматом, чтобы тот быстрее шагал. У него не оставалось выбора, и Комаров, путаясь в длинной яркой юбке, послушно встал спиною ко рву, стараясь не смотреть в испуганные глаза местных жителей, которых он подвёл.

— Sehr gut, zu erschießen! (Прекрасно, расстрелять!) — коротко приказал Эрих Траурихлиген, когда все пленные заняли свои последние в жизни места.

Послушные приказам глупые солдаты, взявшись за оружие, встали напротив пленных и пустили очереди, играя роль палачей. Убитые, пленные падали в ров, истекая кровью… Лейтенант Комаров ожидал, что его тоже убьёт пуля, как и остальных, ждал боли, смерти… Но ему пугающе повезло: мимо него промахнулись, и Комаров, осознав это, тут же притворился мёртвым — упал в ров вместе с теми, кто по-настоящему умер, и застыл на холодном земляном дне рядом с ужасными трупами. Решив, что все враги расстреляны, немцы быстро зарывали ров, скрывая под землёю очередное своё преступление. На лицо Комарова упала мокрая земля, однако ров был неглубок, он не умрёт, задохнувшись, а дождётся, пока всё стихнет, вылезет и попытается добраться до леса, до партизан…

Бедные мирные жители плакали от страха, видя, как их побеждённые защитники принимают жуткую смерть. На этом всё могло бы закончится, но Эрих Траурихлиген решил ещё поиграть в фашиста. Приняв устрашающую позу палача — с широко расставленными ногами и руками, сложенными на груди, Эрих обвёл несчастных людей свирепым взглядом невменяемого чудовища и выплюнул страшным голосом:

— Juden, ein Schritt vorwärts!

— Евреи, шаг вперёд! — угрожающе запищал переводчик своим умопомрачительным фальцетом, встав точно так же, как его босс.

Шокированные происходящим, люди, буквально, вышвырнули из строя целую еврейскую семью, которая не успела уехать и спасти свою жизнь. Они подумали, что спасутся сами, выдав их, и поэтму не пощадили даже рыдающих детей. Бедняги не устояли на шатких от ужаса ногах и полетели прямо на грязную землю к ногам немецких палачей.

— Аusgezeichnet! Erschießen den Juden! — сурово приказал Траурихлиген, взмахнув стеком.

— Отлично! Еврей есть шисн! — объяснил переводчик, точно так же взмахнув, только пустой рукой.

Люди содрогнулись, а солдаты, снова послушные и не имеющие души, схватили всех бедняг под руки, отпихнули подальше от остальных и хладнокровно перестреляли, не обращая внимание на плач.

— Zigeuneren waren da? — осведомился Траурихлиген, свирепо подняв правую бровь над огненным глазом.

— Цыгане есть? — осведомился за ним переводчик, подняв правую бровь точно так же.

— Табор уехал… — сипло пробормотал однорукий местный, махнув единственной своей рукой.

— Но клоуны остались! — скрипнул другой местный, рыжий, как таракан, а остальные расступились в стороны, отойдя от двоих — цыгана и цыганки, которые, обнявшись, сели на асфальт около глубокой лужи и плакали от страха.

— Ja, Sie schleppen sie hierher! — злобно ухмыльнулся Траурихлиген, кивнув солдатам, чтобы те хватали этих двоих, и тащили к расстрелянным евреям.

— Зольдатен тащить цыган! — пояснил для всех переводчик и точно так же кивнул головой, копируя начальника.

— Erschießen den Zigeuneren! — рявкнул Траурихлиген, скаля свои клыки.

— Цы́ган есть шисн! — переводчик поспешил перевести — чтобы все поняли.

Над площадью снова застрочили выстрелы — солдаты без эмоций убили цыган, и те упали на трупы евреев.

— Hier ist Partei? — коротко осведомился Траурихлиген, котрый никак не мог наиграться в фашиста, и всё кошмарил и кошмарил, повергая несчастных мирных жителей Еленовских Карьеров в трепет.

— Партийный коммунист есть? — переводчик играл в фашиста так же, как и Траурихлиген, упиваясь этой игрой даже больше, чем его кровожадный начальник.

Люди топтались, опуская глаза в серые булыжники разбитой площади и молчали, словно проклятые партизаны. Понятно, что просто не хотят признаваться — никто не поверит, что среди них нет партийных!

— Hier ist Partei? — повторил Траурихлиген, кивнув солдатам, которые держали бедняг на мушке. — Wenn nicht sagen werden, dass wir partei — alle erschießen werden! Sowohl der Frauen, als auch der Kinder — lass partei beißen die Ellbogen! (Если не скажете, кто партийный — расстреляем всех! И женщин, и детей — пускай партийные кусают локти!)

— Партийный грызть свой рук! — переводчик закончил орать, и на площади, которая в один миг стала зловещей, воцарилась ужасная смертельная тишина…

— Я партийный… — наконец, заныл кургузый и толстый председатель райкома Кошкин, больше похожий на коврижку, чем на человека. По бледным щекам его текли слёзы, а неуклюжие коленки дрожали, обтянутые смешными брюками-галифе.

— Der Schritt vorwärts! — приказал ему Траурихлиген и поманил пальцами, будто цыплёнка.

— Ви есть шагать! — повторил переводчик и тоже поманил — так же, как Траурихлиген.

Председатель райкома выполз из общего строя мучительными мелкими шажками, корчился под тяжёлым взглядом Траурихлигена, как пескарь, которого поджаривали без масла.

— Ein? — хмыкнул Траурихлиген, сложив руки на груди. — Аusgezeichnet! — ухмыльнулся он, разглядывая толстяка-председателя, который совсем уже сдулся, осунулся от страха и даже уже не топтался, а сел прямо на грязные булыжники и сидел, рыдая. — Partei — auf den Pfahl (Партийного на кол!)! — приказал он солдатам, и двое из них тот час же схватили председателя под руки, оторвав от земли и грузно водворили на ноги, которые тот практически не чувствовал. Председатель Кошкин верещал, как поросёнок, но его никто не слушал — третий солдат с механической бесстрастностью методично срубал уцелевшую в бою берёзку прямо около райкома, собираясь превратить её в погибельный для председателя кол.

— Партийный коммунист сесть на коль! — хищно ухмыльнулся переводчик, стараясь казаться таким же страшным, как его генерал.

— Ziehen Sie etwas weiter zum Wald weg (Оттащите его подальше, к лесу!)! — распорядился Траурихлиген, наблюдая за тем, как солдат обрубает берёзке ветки и заостряет верхушку, превращая простое деревце в орудие казни. — Ich will unter den Fenstern diese Leiche nicht (Не хочу под окнами этот труп)!!

— Яволь! — одновременно вытянулись солдаты, закинули председателя в крытый грузовик, а третий солдат закинул туда же и кол. Когда с погрузкой было покончено — солдаты залезли в грузовик сами, один вдвинулся за руль, завёл мотор и грузовик уехал прочь, попав в лужу задним колесом и подняв брызги грязной воды.

— Ausgezeichnet! Jetzt zum Teufel dieser Egelschnecken zu vertreiben und, die Fläche zu reinigen! (Отлично, теперь разогнать к чёрту этих слизней и очистить площадь!) — Траурихлиген отдал последнее распоряжение и повернулся, чтобы уйти. — Zu erfüllen! Und ich werde gehen schlummern! (Выполнять! А я пойду вздремну!)

За Траурихлигеном, подскакивая, проследовал наглый, самолюбивый переводчик. Он задирал свой длинный острый нос, гордясь тем, как хорошо умеет переводить, хотя Траурихлиген вполне мог и сам говорить по-русски, и переводчика держал только для солидности. За ними, семеня, но не отставая, потащился Шульц, который так же, как и бедные люди, таращился в землю, чтобы не видеть страшные трупы расстрелянных. Имея звание гауптштурмфюрера (капитан) СС, он не участвовал ни в одном бою, никого никогда не казнил, даже ни разу ни в кого не стрелял… Шульцу просто купили звание — Эрих Траурихлиген проплатил место в СС своему камердинеру, сделав его адъютантом, чтобы постоянно иметь под боком слугу. Миролюбивому и трусоватому Шульцу совсем не нравилась его новая роль, но делать было нечего — оставалось только ждать, когда эксцентричный хозяин наиграется в войну и вернётся домой.

Фогель, наконец-то, покинул автомобиль, чтобы нырнуть в здание райкома и не светиться ни у кого на глазах. Он жутко не любил эти казни, считая, что можно обойтись и без них. Но что можно сказать Траурихлигену кроме «Яволь»?

— Я думаю, вы напишете правильный отчёт? — осведомился генерал, повернув к Фогелю своё довольное лицо, а Фогель понял, что это не вопрос, а суровый приказ.

— Яволь! — по уставу ответил он так, чтобы Траурихлиген не заметил, как он вздыхает.

* * *

Волосы на голове у Теплицкого шевелились, спина потела холодным потом. Однако он напускал на себя храбрость, потому что твёрдо решил, что включит «брахмаширас», чего бы это ни стоило. Ради «брахмашираса» нужно перенести в наше время бесноватого фашиста? — пожалуйста, Теплицкий и на это готов.

— Слышали? — вопросил Теплицкий у всех сразу, когда переводчик Иванков закончил длиннющий рассказ. — Так вот, Миркин, это касается именно тебя! Ты должен перебросить мне сюда именно этого человека! Не коров, не сапоги, а именно его! — Теплицкий колотил кулаком столешницу перед Барсуком, от чего подскакивал компьютер.

— Что? — в один голос выдохнули Рыбкин и Барсук, а судент даже попятился, уперевшись лопатками в стенку. Это ж надо — притащить бог весть откуда такое чудище, как этот Траурихлиген…

Барсук же едва не свалился со стула под стол. Он и так уже был уничтожен, как учёный, ведь доктор Барсук упорно считал «брахмаширас» современным изобретением, который для чего-то скрыли в раритетном бункере спецслужбы, а тут всплывают такие фантастические сенсации… Нет, для прагматика невыносимо принимать как факт подобную белиберду…

— Но… Зачем?? — Миркин даже поперхнулся воздухом и попятился, наткнувшись лопатками на стенку.

— Он знал, как работает «брахмаширас»! — пропел Теплицкий. — Мы у него спросим, как его завести, а потом — когда вы с Барсуком разберётесь, как он заводится — моя служба безопасности уничтожит этого недочеловеческого отморозка!

— Но я не могу так рисковать! — твёрдо отказался Миркин от Эриха фон Краузе-Траурихлигена. — Этот человек слишком опасен для общества. Ты хоть сам слышал, что тут прочитал Иванков?? Да если этот Эрих вырвется на свободу — он весь город на уши поставит! Я даже не берусь судить, что он может наделать! Я уже сидел в тюрьме, и больше не хочу!

Бесновато вращая покрасневшими глазами, Теплицкий набухал в пластиковый стаканчик «Бонакву», выпил её залпом и яростно просипел, обтирая губы кулаком:

— Ты выбросишь из запасного бокса корову и забьёшь туда этого чувика, ясно??

Профессор же Миркин сохранял спокойствие и твёрдость — он уже давно научился этому. Иначе, работая с Теплицким, можно запросто схватить ранний инсульт…

— Кроме того — убивать его нельзя, — каменным голосом заявил он, наблюдая за кипением Теплицкого словно бы со стороны, из-за стекла. — Его необходимо будет отправить обратно, иначе кого-нибудь из нас рано или поздно поменяет с ним местами!

— Ладно, я позволю выкинуть его на ту помойку, с которой вы его притащите! — нехотя согласился Теплицкий, шумно сопя от негодования. — Так, значит, когда вы проведёте переброс??

— Для диагностики аппаратуры мне нужна неделя! — постановил Миркин, который вообще не желал притаскивать в настоящее время бесноватого военного преступника. — Для расчета удлинённого коридора — столько же! Минимум две недели, максимум — месяц!

Теплицкий считал, что это — очень много, он не любил ждать, тем более — так долго.

— Вот что, — сказал он. — Миркин, ты прекрасно знаешь, что такое сидеть в тюрьме и вскакать на рыбку! Барсу́к отлично умеет бомжевать!

— Не Барсу́к, а Ба́рсук! — в миллионный раз обиделся доктор Барсук.

— Если на следующей неделе вы не будете готовы — отправитесь жить на свалку, и никто никогда вас на работу не возьмёт! Уж я позабочусь о том, чтобы дундуки прозябали так, как следует прозябать дундукам! — заключил Теплицкий и ушёл, покинув всех.

Глава 14 Проброс туриста

Теплицкий сидел и не дышал. Его пальцы впились в кожаную обивку вертящегося офисного кресла с такой силой, что казалось, обивка не выдержит и прорвётся. Обычно Теплицкий на офисных креслах вертелся, но только не сейчас, когда осуществляется самая безумная идея! Молодец Миркин, головастый парень — такую штуковину изобрёл. На экране, в который безотрывно вперился его алчный взор, светилась внутренность бокса, в котором должен был материализоваться человек, умеющий включать «брахмаширас». Теплицкий клешнями вцепится в этого «хорошенького» человека и выбьет из него секрет чудо-машины, выскребет всё: как включается, на чём ездит, чем стреляет! И пускай только он попробует зажилить от Теплицкого какой-нибудь секретик — ему не поздоровится: служба безопасности настучит ему по шапке.

Шли минуты, Миркин и Барсук что-то крутили с «трансхроном». Они долго выбирали день, из которого будут выхватывать «объект». «Объект» — именно так условились они называть Эриха фон Краузе-Траурихлигена, безликим словом, которое стёрло ту тёмную суть, что таилась в этой почти демонической личности. А «объект» — это не страшно, кто боится какой-то там «объект»? Миркин и Барсук сошлись на том, что «днём Икс» следует назначить именно седьмое ноября сорок второго года, а «часом Ч» — одиннадцать часов утра. Барсук вводил все эти цифры в компьютер, Миркин ещё с чем-то возился, а потом — всё забросил и объявил:

— Внимание!

На экране за спиной Миркина исчезли вальяжные глупые рыбы, и появился чёрный квадрат, на котором красными толстыми цифрами светилось сегодняшнее число и текущее время.

— Что — всё? — подскочил Теплицкий, решив, что пора бежать в бокс и смотреть на «гостя».

— Мы начинаем, — пояснил Миркин. — Никому не выходить отсюда! — и нажал на красную кнопку.

Мир привычно тряхнуло, Теплицкий ещё прочнее вцепился в кресло, подсознательно боясь свалиться на пол. На экране Миркина пошёл обратный отсчёт, потом сверкнуло: «07.09.1942». И возникло уже привычное слово: «flip», что значило только одно: «ПРЫЖОК». Всё, коридор переброса открыт. Теплицкий смотрел и видел, как собралось между «тарелками» флиппера светящееся облачко, как оно крутится и превращается в воронку.

— Петля! — крикнул Рыбкин, который следил за осцилляцией и смыканием континуума.

— Начинаю сканирование совмещённого пространства! — доктор Барсук выплюнул эти непонятные слова и уткнулся носом в монитор своего компьютера.

Теплицкий вспотел. Он уже не смотрел в запасной бокс — это ещё успеется. Он повернулся, уселся на своё кресло верхом, вцепился в его спинку и глазел на экран за спиной Миркина, где возникли какие-то яркие чёрно-жёлтые зубцы, кривые и ломаные линии, похожие на скелеты неведомых зверей.

— Эй, чего это? — удивился Теплицкий, который в этих самых линиях понимал столько же, сколько в древнекитайском свитке.

— Поиск объекта, — буднично ответил Миркин, двигая по коврику компьютерную мышь. — Совмещённое пространство находится в том времени, с которым наш «трансхрон» образовал коридор переброса. То есть, наш сканер прочёсывает сейчас седьмое сентября сорок второго года на предмет присутствия человека, совместимого с параметрами нашего объекта.

— Ага, — кивнул Теплицкий, не отлипая от полосок, которые, то заострялись пиками, то змеились, то идеально выпрямлялись. Кажется, Миркин довёл до ума свой «трансхрон», и сейчас…

Внезапно полоски исчезли, вытесненные красным кругом, который занял большую часть экрана и часто мигал, словно бы подзывая к себе.

— Нашёл! — подпрыгнул доктор Барсук. — Перетаскиваем!

— Перетаскиваем! — согласился Миркин и снова нажал на красную кнопку.

Красный круг превратился в какую-то зелёненькую шкалу, по которой медленно полз белый бегунок. Около шкалы вспыхнули цифры: «0.01 %», потом «0.02 %» и так далее.

— Прогресс перемещения, — пояснил Миркин. — Я установил удлинённый коридор, благодаря чему объект появится не на платформе флиппера, а будет сразу же помещён в запасной бокс.

Теплицкий отвернулся от скучной шкалы и снова вперился в бокс. Сейчас, с минуты на минуту он будет там. Он появится, и тогда Теплицкий станет властелином «брахмашираса»!

«100 %» — возвестила шкала и «трансхрон» отключился, издав писк.

— Всё! — заявил Миркин.

— Переброс успешно завершён, — прогудел доктор Барсук, который уже есть хотел, потому что не успел позавтракать из-за Теплицкого и его бредовых идефиксов.

— Ну, и где он? — не понял Теплицкий, который видел на экране внутренность запасного бокса, но не видел в этом боксе никого. На платформе флиппера тоже не оказалось ни души — только мигали глупые лампы…

Глава 15 Монстр из Кучерова

Сминая кусты, ломая древесные ветки, тяжело, как два лося, продирались сквозь глухую чащу два человека. Они устали, проголодались, очень хотели пить, но всё равно, шли дальше, спотыкаясь, качаясь, поддерживая друг друга. На обоих была надета камуфляжно-зелёная форма солдат срочной службы — драная вся, местами запачканная бурыми пятнами грязи. У одного кепка сбилась на самый бритый затылок, а другой свою кепку вообще, потерял. Зато на плечах обоих болталось по тяжёлому «калашу». Автоматы тянули их, уставших, вниз, но они не бросали их, потому как знали, что без оружия их песенка спета…

Нет, они не были героями, заброшенными во вражеские джунгли, и не были разведчиками в стане исламских террористов. Всё было куда проще: эти двое дезертировали из армии, похитив при этом из части два автомата Калашникова, и ползли через урочище Кучерово, где скрывались от погони. Погоня наступала им на пятки, потому что командование подняло по тревоге личный состав и следователей из военной прокуратуры. Санёк и Васёк — так их звали — забрались в самую чащу, где высились вековые деревья, надеясь скрыться там, отсидеться, пока уляжется вся суматоха, которую подняли они, дезертировав. Возможно, их посчитают погибшими от рук каких-нибудь бандитов, или пропавшими от голода, жажды и т. д. И перестанут так рьяно искать…

Среди веток скакали разные птицы. Одни из них резко свистели, другие — напевали, третьи — чирикали. Все вместе, пернатые поднимали громкий гвалт, наполняя местный лесок шумом, в котором Санёк и Васёк слышали топот надвигающейся на них погони, и шли всё дальше и дальше, гонимые страхом. Среди ветвей они ничего не видели, кроме других ветвей, а голод уже начинал мучить, подбивая несчастные желудки всё выше к пересохшему горлу.

Пройдя ещё несколько шагов, оба внезапно застопорились на месте и уставились в одну и ту же точку. Там, около высокого клёна бродил некий человек, на котором, как показалось обоим, был надвинут тёмный мундир.

— Смотри, Санёк, там стоит какой-то солдат, — прошептал Васёк, отходя за толстый ствол высыхающего от старости дуба.

Санёк почувствовал, как его гложет страх: неужели, догнали?? Он присмотрелся сквозь ветки: да, действительно, стоит человек, который похож на солдата: сапоги, китель, фуражка… Но какой-то странный он, этот солдат… Цвет формы у него странный…

— Э, Васёк, — пробормотал Санёк, скрывшись за ближайшим к дубу кустом. — Это же мент! Что он тут делает-то?

Да, очень странно: мент, «один и без охраны», в лесной чаще, палка у него какая-то в руках торчит… Что за чёрт?

Они шумно шуршали, топчась в импровизированном и не очень удобном укрытии, обламывали ветки, с которых летела листва. Странный солдат их, кажется, услышал. Он замер на миг, а потом — рывком повернулся и быстрым, бесшумным шагом двинулся в их сторону. Санёк и Васёк притаились — оба за дубом, прижались к его шероховатой коре, населённой муравьями, и заворожено взирали, как этот тип приближается к ним. Да, он очень странный, и даже жуткий: мундир на нём — чёрный, увешанный непонятными значками, брюки-галифе, которые носили в сороковые годы, а на рукаве кителя чётко виден фашистский ломаный крест.

— Слушай, Санёк, «деды» говорили, что тут призраки бывают… — пискнул Васёк, волю которого уже слопал леденящий страх.

— Дуем! — решил Санёк, который тоже боялся… неизвестно, чего.

Они начали задом отходить подальше, чтобы нырнуть в густую листву и в ней исчезнуть. А среди высоких трав предателем притаилось упавшее дерево. Оба — и Санёк, и Васёк — споткнулись об него и повалились назад, ногами кверху, выронив автоматы в крапиву, которая разрослась тут буйными зарослями. Лёжа, они ничего не могли сделать, не могли встать — слишком уж неудобной оказалась их поза, да и трава под ногами скользила. Оба могли лишь видеть свои ботинки и «призрачного» незнакомца, который медленно приближался к ним, поигрывая своей «палкой». Снизу он казался очень высоким, с широченными плечами, словно великан.

Незнакомец сделал большой шаг и остановился. Да, он действительно, страшен: жуткое бледное лицо с выпирающими скулами, перекошенный в злобной гримасе рот, а глаза — едва ли не горящие — столько в них было тёмной нечеловеческой злобы. Чёрный мундир и ужасная эсэсовская фуражка, с черепом вместо обычной кокарды, лишь усугубляли тот животный страх, что вызывал этот нечеловек в душах простых людей.

Дезертиры Васёк и Санёк барахтались на земле, сучили ногами, забыв про автоматы, стараясь отползти от «загробного» монстра подальше. Руки их похолодели, спины обливались холодным потом. Нет, перед ними был не просто человек в костюме — перед ними был настоящий уродливый монстр, которого нельзя не бояться, который может просто уничтожить, не моргнув и глазом.

— А-ыы… — оба стонали в ледяном смертельном ужасе пред призрачным чудищем.

Страшный «человек из могилы» взирал на них сверху вниз с холодным презрением, поигрывая стеком, который держал в руках, затянутых в кожаные перчатки. Потом он напыщенно хмыкнул, вскинув голову, и каркнул неприятным хриплым голосом:

— Ауфштейн!

Васёк и Санёк прекратили барахтаться, разом воззрились на чудовищного «пришельца», выкруглив глаза от изумления и ужаса одновременно.

— Че-чего? — глупо, заикаясь, заплетающимся языком протянул Санёк, отвалив челюсть.

— Русиш! — выплюнул незнакомый «монстр», презрительно фыркнув.

— Го-говорящий… — прошептал Васёк, втянув в плечи голову, с которой кепка свалилась в траву.

Санёк был старше, и смог побороть в себе безотчётный страх. Когда «призрак» заговорил — он прекратил быть настолько пугающим, как если бы он молчал.

— Э, чувак… — промычал Санёк первое, что пришло ему на ум, пытаясь вступить в контакт с этим странным созданием.

Однако реакция незнакомца была неожиданной.

— Русиш капут! — рыкнул он с дьявольской злостью и мгновенно выхватил странный пистолет из своей странной кобуры.

Сердце Васька упало в пятки и там остановилось, скованное ужасом: мушка застопорилась посреди его лба, и ужасный вооружённый бандит нажал на курок…

— Вот они! — крик человека раздался в ближайших кустах, за спиною чудовищного незнакомца.

Солдаты, которые гонялись за дезертирами, наконец-то настигли Санька с Васьком и решили их изловить. В тот же миг чёрный незнакомец фантастически быстро обернулся, выпалив не в Васька, а в кусты.

— А! — из листвы с хрипом вывалился убитый сержант — Воронин, из роты Санька.

Это была последняя капля. Увидав текущую кровь, Санёк и Васёк, как ужаленные, одновременно, схватились с сырой земли и кинулись наутёк со скоростью хороших жеребцов, подминая под себя растительность.

— Хватайте их! — кричали сзади знакомые голоса бывших товарищей, подгоняя дезертиров бежать быстрее.

— Они там! — крикнул другой сержант, Куницын, который служил вместе с погибшим Ворониным. — Догоняйте!

Солдаты бежали через густые заросли, вслед за двумя дезертирами, а позади поспевали командиры. Даже сам начальник части пыхтел. И вдруг… на пути вырос некто, кто внезапно выхватил из травы автомат, дал быструю очередь, отскочил куда-то в кусты и оттуда выстрелил опять…

— Они стре!.. — услышали те, кто бежал сзади крики тех, кто вырвался вперёд.

Сержант Куницын выскочил к засыхающему дубу и увидел застреленных неизвестно кем товарищей, а потом — новая очередь едва не скосила его самого — он успел залечь в высокую траву. Позади Куницына упали два солдата, которые залечь не успели, и теперь легли навечно.

— Это не они! Это какой-то псих! — крикнул кто-то, его крик потонул в грохоте новой очереди, пущенной из чащобы, и сменился предсмертными хрипами.

Куницын не знал, что ему делать. Да, он ловил дезертиров и раньше, но они обычно сдавались, так и не начав стрельбу, но сейчас… пули врезались в землю у самого его носа, одна насквозь прошибла козырёк его кепки. Куницын повернулся и на пузе пополз назад, неистово крича тем, кто ещё бежал:

— Ложись!!!

Кто-то ложился, а кто-то и падал, потому что дезертиры (или «какой-то псих») снова начали стрелять.

— Фюр Дррритте Рррайх!! — раздался откуда-то из-за кустов неистовый дикий рёв того, кто не мог быть человеком. — Зиг Хайль!!

Начальник части полковник Рытиков был ещё далеко, когда услышал, как в лесу лупят автоматные очереди, словно на войне. Он опешил: неужели, дезертиры?? Что теперь будет?? Снимут! Трибунал! Тюрьма!

— Товарищ полковник, они стреляют! — выдохнул ему в ухо его помощник майор Лосик.

— Я не глухой! — взвизгнул полковник Рытиков. — Туда! Надо их остановить! Всем — туда! — приказывал полковник и сам бежал на выстрелы.

Ему на встречу внезапно и с невнятными криками выскочили семь солдат, а за ними — вылетела смертоносная очередь, опрокинув шестерых ничком, а седьмого задев в плечо. Убитые умолкли, раненый заверещал, зажав рану. Рытиков отпрянул назад, Лосик сдёрнул с плеча автомат. Из чащобы огромным прыжком вымахнул некто во всём чёрном, с автоматом в руках, дал плотную очередь с колена, как когда-то стреляли немецкие гренадёры, прыгнул за дерево и дал новую очередь.

Вокруг Рытикова падали солдаты, полковник достал пистолет, однако среди листвы уже не видел убийцу. Лосик бил наудачу, кто-то ещё бил наудачу, следователь из военной прокуратуры улепётывал, однако его настигла пуля спятившего дезертира и повергла наземь носом вниз.

— Назад, к джипам! — взревел полковник Рытиков. — Отступаем, отступаем!

Все, кто держался на ногах, рванули к джипам, что были оставлены у обочины шоссе. Джипов было пять — открытые, разрисованные камуфляжными разводами. Те, кто успел — забились в джипы, завели моторы.

— Ррррусиш капу-у-ут! — кто-то заревел позади и снова выстрелил вслед отъезжающим автомобилям, круша стёкла, пробивая капоты и дверцы.

Одна пуля угодила в бензобак джипа, которому не повезло отъехать последним, он с громом взорвался, его огненные ошмётки застучали по другим машинам, две загорелись. У четвёртого джипа убило водителя, и он, завихлявшись зигзагами, сошёл с дороги и на полном скаку врубился в тополь, взорвавшись около него. Сквозь грохот взрывов и треск пламени раздался дьявольский фанатичный хохот того, кто был в этом виноват.

Вырваться из учинённой дезертирами «мясорубки» удалось лишь одному джипу — тому, которым управлял полковник Рытиков. Рытиков лавировал между валящимися огненными кусками, а Лосик рядом с ним читал молитвы, боясь перевернуться.

— Зиг Хайль!! — ещё слышался позади невменяемый вопль…

Санёк и Васёк всё бежали через лес, не сбавляя темпа. Позади них ухали выстрелы, и им казалось, что стреляют в них. Они забыли про потерянное оружие — не думали даже искать свои «калаши» — тут хоть бы ноги унести.

— Там шоссе впереди, — прохрипел, запыхавшись, Санёк. — Тачку тормознём…

Где-то в чаще стрекотнула автоматная очередь, сорвались жуткие, искорёженные болью крики, похожие на вопль макаки. Обоих — и Санька, и Васька — враз пронзила ледяная стрела страха. Они припустили ещё быстрее, позабыв о валящей с ног усталости.

Вскоре они выкарабкались на шоссе. Едва остановились — как попадали на бок, тяжело хватая воздух широко распахнутыми ртами, задыхаясь, потому что воздуха было катастрофически мало. В глазах темнело, головы сжало, будто железом, обоим было нестерпимо жарко — так они устали, словно загнанные клячи. Они не видели, как проносятся мимо них машины — они просто лежали.

— Слышь, Санёк, — простонал Васёк, едва ему стало получше. — Ты в курсе, чо то за жутик был?

— Фредди Крюгер, — просипел в ответ Санёк. — Или Штирлиц.

— Штирлиц? — поднимаясь, но падая, буркнул Васёк.

— Ага, — заворочался Санёк. — Штирлиц в таком отстойном прикиде ползал.

Ноги были сделаны из ваты, Санёк и Васёк едва подтащили их к обочине шоссе и собрались проголосовать во-он той «девятке», что едет к ним из таинственного далека.

— Хальт! — внезапно послышался со стороны леса хрипловатый могильный голос страшного нечеловека.

Санёк и Васёк вздрогнули и застыли, так и не проголосовав. «Девятка», которая могла стать их спасением, пронеслась мимо, обдав пылью и выхлопами.

Медленно-медленно они обернулись, по лбам стекал холодный пот. Жутик стоял позади них и держал в своих чудовищных чёрных руках два автомата — «калаши», которые выронили и потеряли воины-неудачники Санёк и Васёк. Он криво усмехался тонкими губами и, кажется, во рту у него торчали преострые клыки. Сейчас ему достаточно нажать на курок лишь один раз, как оба будут изрешечены пулями и превратятся в два мёртвых дуршлага.

— Ба-а-а… — взмолился Санёк, парализованный страхом за свою бесполезную жизнь.

— Ииии, — пищал Васёк, сжавшись в мизерный, дрожащий комочек.

И тут по шоссе вальяжно проплыл серебристый, сверкающий новизною, джип «Ниссан Патруль 4Х», из салона которого, из-за опущенного окна, волком выл Дима Билан. Жутик вдруг дёрнулся, в глазах его скользнуло удивление, придав ему сходство с человеком. Он даже отпустил автоматы, и они повисли на ремнях у него на плечах. Незнакомец глазел вслед удаляющемуся джипу так, словно бы видел такой впервые. На ветке высокой ели некрасиво трещала чёрно-белая сорока.

Страх схлынул, позволив Саньку почесать макушку.

— Эй, — пробормотал Васёк ожившим языком. — Чего он… гоблин этот?

Они уже хотели сбежать, но «гоблин» стушевался ненадолго. Он очень быстро оторвал взгляд от «Ниссана», вперился снова в Санька и Васька, но автоматы не подхватил, а потребовал от дезертиров приказным тоном, как от рабов, но по-русски:

— Русские, говорите, что это за место? — немецкого акцента у него не было, как впрочем, и русского, когда он говорил по-немецки.

Спущенные с мушки, дезертиры расслабились. Васёк хыхыкнул, Санёк гоготнул.

— Слышь… чувак… — начал было, Санёк, но был грубо перебит:

— Пристрелю! — процедил сквозь зубы этот шалый урод, который тут изобразил из себя некое подобие фашиста. Да и вообще, присмотревшись, понимаешь, что он вовсе и не призрак и не монстр из «поганых болот», а всего лишь какой-то лох белобрысый, которого мать-природа обидела мозгами. Да не особо он и здоровый…

Санёк решил внезапно напасть на него, повалить, скрутить и поотбирать оружие, чтобы не вздумал ни в кого больше пулять. Санёк совершил быстрый прыжок, нацелившись захватить бандиту руки и сбить с ног. Однако тот оказался неожиданно ловок, метнулся в сторону и одним ударом кулака припечатал Санька к асфальту шоссе. Васёк решил помочь, тоже прыгнул, но противник его заметил и просто дал ему подсечку, захлебнув неумелую атаку. Васёк навернулся и закряхтел, катаясь клубочком, потому что попал на камень и ушиб локоть. Санёк пришёл в себя, попытался встать, но рассерженный «гоблин» наступил сапожищем ему на спину, снова уткнув носом в асфальт.

— Где город? — прошипел он, наклонившись к уху Санька.

— Какой? Донецк? — прохныкал в асфальт Санёк.

— Такого города нет! — безапелляционно отрезал жуткий «гоблин», не убирая ноги с пострадавшей спины Санька. — Мне нужен КРАУЗЕБЕРГ!

— Чего? — заворочался Санёк, пытаясь высвободиться из-под тяжёлой ноги. — Это такого города нет! Ты спятил, чувик! Ты просто псих какой-то…

— Давай мне машину! — выплюнул «гоблин», в который раз прижав к асфальту хнычущего Санька. — Шевелись! — он наконец-то убрал свою ногу, но больно поддал Санька в бок носком сапога. — Быстрее, червяк, или на колу повиснешь!

Нет, он не просто сумасшедший — он бандит! Васёк сидел на земле, на кромке шоссе, потирал ноющий локоть и видел, как Санёк, кряхтя и охая, отковыривается от асфальта, выползает голосовать на середину шоссе под дулом автомата. По шоссе мчалась тёмно-зелёная «Нива», на крыше которой был укреплён мангал для шашлыков. Санёк, лишённый иного выхода, встал в позу «креста», призывая «отечественный джип» остановиться. Водитель «Нивы» видимо, не горел желанием подбирать попутчиков. Возможно, он спешил, и поэтому вилял, пытаясь объехать «автостопера». Санёк бы отступил и пропустил «Ниву» — пускай, едет, если не хочет становиться — однако ему кивал автомат и кивал сумасшедший бандит, своим хищническим видом показывая: «Давай машину, или убью». Санёк не ушёл с дороги, и поэтому водитель «Нивы» был вынужден затормозить, чтобы не переехать его. Водитель — некий субъект в красной панамке — опустил стекло, высунул недовольное лицо и сварливо проворчал:

— Слышь, ты, баран, ща по башне наваляю, если с дороги не уползёшь!

Санёк решил спастись от вооружённого автоматами психа и, не разжимая рта, шепнул сердитому шофёру:

— Брат, я — заложник, помоги!

— Тьфу! — водитель «Нивы» плюнул и начал поднимать стекло, заводить мотор…

Псих внезапно вскинул один автомат, коротко выстрелил по машине, и водитель бессильно обвис с простреленной головой. Его панамка свалилась и выпала на асфальт. Санёк съёжился, потому что пуля едва не зацепила его, а бандюга, похохатывая, широкими шагами проследовал к «Ниве», распахнул дверцу, ухватил убитого водителя за шиворот толстовки и вывернул из кабины на дорогу.

Васёк не выдержал захватившего его дикого ужаса, вскочил, побежал, но под ноги ему врезалась очередь свинца, и он упал, закрыв голову руками.

— Встать! За руль! — скомандовал ему жуткий убийца, одновременно втолкнув Санька на заднее сиденье «Нивы».

Васёк подчинился, потому что не хотел быть «накормленным» пулями. Он поднялся и не без боязни засунулся на место безвременно погибшего водителя. Убийца вдвинулся рядом с ним, пихнув Васька тяжёлым локтем, и захлопнул дверцу. Васёк начал заводить мотор, но у него дрожали руки, и ключи зажигания выскальзывали, едва не падая на пол.

— Шнелля! — рыкнул бандит, дав Ваську крепкий подзатыльник.

Васёк едва не стукнулся лбом о руль, но его рука случайно сама собой заткнула ключ в зажигание, и мотор взревел.

— Езжай! — Васёк получил тычок автоматным дулом и вдавил в пол педаль газа: раз требует скорости, пускай получает, лишь бы не застрелил.

«Нива», выпустив облако выхлопов, сорвалась с места и рванула по шоссе, оставив застреленного хозяина одиноко лежать.

— Вези в город! — каркнул странный бандит, и Васёк получил ещё один подзатыльник.

— Ага, — уныло вздохнул Васёк, хотя они с Саньком заблудились, и он не знал, в какой стороне город. Ну, это не такая большая беда, как «калаш», которым постоянно тычет в бок сумасшедший: на дороге обязательно будет указатель.

Бандиту всё казалось, что машина медленно ползёт, он требовал от Васька ехать быстрее, хотя стрелка спидометра шкалила под двести. Это притом, что знак, который торчал на обочине — круглый и белый, с красной каёмочкой, запрещал ехать быстрее семидесяти. А другой знак — такого же цвета, только треугольный — возвещал, что на шоссе может выйти лось. Прав у Васька не было — он никогда не числился в автошколе, а вертеть баранку научился ещё с детства, садясь в автомобиль отца. Санёк неподвижно торчал на заднем сиденье и не рыпался: понял уже, что стоит ему хотя бы протянуть руку — и этот бандитский тип пристрелит Васька, как курицу, а потом и его самого тоже пристрелит. Васёк всё давил на газ, и «Нива» мчалась по ровной трассе, словно ракета, пролетая лесные деревья и фонарные столбы.

Под защитой кустов, в прохладной тени их широких листьев, притаилась патрульная машина ГАИ. Два гаишника ловили тех, кто вздумает нарушить скоростной режим, либо проедет с пикника, приняв на грудь. «Ниву», что неслась с ураганным «ветерком», сразу же засёк радар и оскорблённо запищал, извещая хозяев о том, что некто вздумал попрать священные основы ПДД.

— А вот и «джигит» поскакал, — сказал гаишник с радаром второму гаишнику, который восседал за рулём.

— Ловим! — обрадовался гаишник за рулём, завёл мотор, включил сирену, засветил мигалку и бросил патрульную машину в галоп, преследуя нарушителя.

Позади взвыла сирена, и Санёк рефлекторно обернулся. Обнаружив патрульную машину автоинспекции, он заволновался, пробормотал:

— Этого ещё не хватало, чёрт!

Зная, что гаишники ни за что не отцепятся, он крикнул Ваську:

— Брат, тормози, что ли?

— У меня прав нету… — пискнул Васёк. — Я не могу. Нас заметут…

Жутик около Васька повертел своей головой в надвинутой чёрной фуражке, узрел погоню и плюнул:

— Шнель!

Васёк уже выжал из «Нивы» всё, что мог. Он давно умел вертеть баранку, и поэтому делал это довольно хорошо, но деревья за окнами сливались в сплошное полотно, по бокам свистел шальной ветер. Васёк страшился поворотов: он ни за какие коврижки не справится на такой скорости, не успеет, не впишется, покатится в кювет, врежется во что-нибудь…

Гаишники плотно уселись на хвост, уцепились, как пиявки, требуют в рупор:

— Остановитесь! Съезжайте на обочину!

А потом — один гаишник сменил радар на пистолет, выставил его в окошко и принялся гвоздить по шинам, норовя пробить колесо! Чёрт, если он прострелит — Васёк обязательно сорвётся с трассы в кювет и там, естественно, сгинет смертью идиота.

— Ну, чо ты садишь, придурок?? — шипел себе под нос Санёк, боясь попадания, но не в силах предотвратить его.

Васёк нажимал на газ…

Бах! бах! — лупил гаишник, но, к счастью, промахивался, и пару пуль врезались в крышку багажника, выбив искры. И тут бандит около Васька резко, по-птичьи обернулся, схватил один «калаш», высунулся в окошко и застрочил очередью по патрульной машине, но не по колёсам, а в лобовое стекло!

— Не!.. — пискнул Васёк и чуть, и, правда, не свалил машину в кювет с перепугу.

В лобовом стекле патрульной машины появился ряд дыр, а потом — оно рассыпалось на мириады мелких кубиков. Один убитый гаишник уткнулся носом в руль, второй — выронил пистолет на шоссе и повалился на бок. Патрульная машина завиляла, потом — потеряла равновесие и покатилась по дороге, завывая сиреной, разбрызгивая детали и стёкла. Катясь, она взорвалась, загорелась, просвистела мимо их «Нивы», неся пламенный жар, и улетела в придорожную канаву, объятая огнём и дымом.

Жутик влез назад, забросил свои ноги в кожаных сапожищах на приборный щиток, заслонив GPS-навигатор, и безумно хохотал, размахивая фуражкой и автоматом.

— Беспредельщик… — содрогнулся на заднем сиденье Санёк, скорчившись от страха.

Васёк по инерции продолжал рулить вперёд, хотя руки у него отнимались, мозги не думали, а в горле скомковался холодный комок ужаса, не позволяющий дышать. Интересно, сколько годочков впаяют им за все эти «художества», которые они наворотили?? Впаяют, скорее всего, только ему и Саньку, а этого безумца либо признают невменяемым и запрут в психушку, либо просто не поймают!

* * *

Теплицкий топтался у запасного бокса и заглядывал в него сквозь небольшое окошко, что проделали в двери и закрыли бронированным стеклом.

— Где объект? — осведомился он у Миркина, начиная сатанеть, ведь с момента завершения переброса прошёл уже целый час.

Миркин в это время согнулся над ноутбуком около флиппера и что-то там деловито клацал.

— Переброс успешно завершён! — профессор ответил громко, потому что Теплицкий топтался достаточно далеко от него. — Компьютер показывает, что объект в настоящем времени, но…

— Сожри свой компьютер с потрохами! — отрубил Теплицкий, продолжая сатанеть. — Если сейчас же объект не появится в боксе — я затолкаю твой глюченный компьютер тебе в глотку, и ты его прожуёшь!

Теплицкий засучивал рукава и свирепо вращал глазами. А Миркин переносил его злобные выпады стоически. Сотворив на лице непробиваемую маску гранитного спокойствия, он не стал съедать свой компьютер, а сел около него на стул и внимательно изучал данные о ходе перемещения, что всплывали на его мониторе.

Теплицкий же не прекращал сатанеть ни на секунду.

— Чтобы я не видел здесь больше кор-р-ров! — разрывался он львиным рычанием, подпрыгивая на месте и терзая изрядно поредевшую свою шевелюру. — Эта гадюка раздолбала мой бесценный «трансхрон»! Миркин! Если вы с Барсуко́м не почините его сию же секунду, — напёр он на Миркина, в то время как Барсук вообще, забился куда подальше от сатанинского гнева. — То начинай есть свой компьютер! — Теплицкий навалился на спинку стула Миркина и сердито сопел ему в ухо.

— Ты зациклился, — невозмутимо бросил Миркин, не оборачиваясь. — Компьютер несъедобен, а слово «глюченный», вообще не является научно-техническим термином и отсутствует в русском языке.

— Ррррр! — ответил ему Теплицкий, до сих пор сатанея и стискивая кулаки. — Твоя коровища в хлам разнесла вашу балду, на которую Я выкинул миллионы! Да ты, Миркин, столько денег и за девять жизней не заработаешь, даже если будешь круглосуточно вкалывать на каменоломне без еды!

— Я обнаружил ошибку, — спокойно произнёс Миркин, пропустив мимо ушей всё, что тут изрыгал в его адрес Теплицкий. — Сбой произошёл на стадии пространственного переноса объекта в запасной бокс. Доктор Барсук неверно рассчитал протяжённость запасного коридора. Объект попал в наше время, и может находиться где угодно в пределах Донецкой области.

— Что? Я? — нервно подпрыгнул доктор Барсук, который ковырялся тут же, у флиппера — искал неполадки в «железе». — Да я делал только то, что мне Миркин говорил! Я вообще отрицаю теорию туристов!! — он отскочил от флиппера и подбежал ко второму столу, на котором стоял стакан воды, второй ноутбук, а так же — лежала тетрадь с предварительными расчётами Миркина. — Миркин вот тут понавысчитывал, — Барсук схватил тетрадь и начал пихать её Теплицкому в нос. — А я — доработал и пришёл к выводу, что живые организмы во времени перебрасывать нельзя! — доктор Барсук с размаху шваркнул тетрадь на стол. — Я не удивлюсь, если этот ваш объект распался на молекулы ещё в коридоре переброса! — он так разгорячился, что стукнул кулаком по столешнице и перевернул стакан с водой, облив тетрадь.

— Вы дундук! — постановил Теплицкий, осатанев до белого каления. — Если сейчас же не найдёте мне объект и не положите его вот сюда, — он показал пальцем на пол около собственных ног. — Все вскачете на рыбку!! И ты, Миркин, и ты, Барсу́к!

— Корова осталась жива! — пробормотал себе под нос Миркин, выискивая на электронной карте Донецкой области тот место, где открылся неправильный коридор.

— Ну сколько вам повторять: не Барсу́к, а Ба́рсук! — огрызнулся доктор Барсук, выкинул «поплывшую» тетрадку в корзину для мусора и вновь углубился в виртуальный мир, как и Миркин, стараясь проследить, куда бы мог запропаститься окаянный объект, на котором Теплицкий за последнюю неделю просто помешался.

— Я же сказал, что уже нашёл ошибку, — примирительно произнёс профессор Миркин, встряв в спор Теплицкого и Барсука. — Сейчас я сужу круг поиска и найду тебе твой объект. Дело в том, что всякий, кто проходит через коридор переброса несёт на себе так называемый остаточный след из молекул другого временного промежутка. Я тут перестраховался и изобрёл вот этот сканер, — Миркин показал на прибор который лежал перед ним на столе, и напоминал обычный смартфон. — Он фиксирует остаточный след и выделяет среди человеческой массы «туристов». Только надо торопиться — остаточный след виден всего сутки, потом объект станет невыделяем.

Глава 16 Турист узнал, что он — ТУРИСТ

Индикатор горючего давно предупреждал, что бензин в баке «Нивы» скоро иссякнет, а Васёк всё не видел впереди и намёка на город. Он надеялся, что правильно выбрал направление, и едет в Донецк, но, кажется, он ошибся. Может быть, он даже положил машину на противоположный курс и сейчас от Донецка стремительно отдаляется…

После гибели гаишников Васёк впал в некую апатию, он не думал о том, что будет дальше, его руки вертели баранку машинально. Санёк на заднем сиденье — тоже молча сидел. Но — в отличие от Васька — мрачно прикидывал, сколько лет им вкатит военный трибунал за дезертирство, кражу «калашей» и — плюс ко всему — за страшенное стрельбище, которое устроил этот психопат, идиотски обряженный в эсэсовский мундир.

Кстати, психопат подозрительно шевелится: унюхал уже, наверное, что Васёк заблудился и завёз его не в город, а куда зря. Вот, он уже за «калаш» опять берётся — если вскоре не покажется хоть какой-нибудь город — он точно тут кого-нибудь пристрелит. Вон, какими бешеными глазами пялится он на другие автомобили, которые иногда мелькают за окнами «Нивы»!

ДРР-РРР! — рявкнул мотор и — всё, «Нива» вздрогнула и застопорилась посреди шоссе, скушав весь бензин.

— Чего встал, русиш швайн? — сразу же взвился ненормальный тип, и в который раз бок Васька получил тычок автоматным дулом.

— Бензин кончился, — прогудел Васёк, обречённо уткнув в руль веснушчатый нос. — Хочешь, пристрели.

— Доннерветтер! — рыкнул ряженый псих, теребя автоматный ремень. — Коммунистен? — осведомился он у обоих сразу.

— Да ты чо? — удивился Санёк, украдкой высматривая на шоссе милицейскую машину. — Какие коммунисты? У нас уже давно коммунисты так, для количества…

— Партайлёзе! — плюнул психопат и могучим плечом выпихнул Васька из заглохшей машины на дорогу. — Форт! — каркнул он, и Санёк понял, что и ему тоже следует выйти.

Васёк кулём вывалился на твёрдый асфальт, стукнувшись об него спиной, заворочался, поднимаясь. Санёк осторожно полез наружу, стараясь не делать резких движений, словно бы имел дело с медведем или с тигром.

— Как зовут? — с этим вопросом псих выпрыгнул из кабины, а потом — вцепился в рукав Васька и водворил его на шаткие ноги.

Васёк, покачиваясь, побрёл к обочине, чтоб его ненароком не задавила какая-нибудь машина.

— Вася, — пробормотал он, глядя на свои разбитые башмаки.

— Саня, — буркнул Санёк и тоже сполз с проезжей части подальше к придорожным кустам — всё надеялся, что улучит момент и спрячется в них от вооружённого «калашами» психопата.

Странный тип же всё крутился около «Нивы» и разглядывал её так, словно бы видел такой автомобиль впервые в жизни. Потом, когда мимо промчалась, покрывая пылью и выхлопами, красная «копейка» — он показал пальцем им вслед и изумлённо так вопросил:

— Это что?

— Как — что? — удивился Васёк. — «Жигуль»… Семьдесят пятого года, кажется…

Бандит поморгал и глупо уставился вслед той самой «копейке». Он так и не ушёл с дороги, а всё топтался на самой её середине. Санёк дёргал Васька за рукав, призывая спускаться с обочины и нырять в заросли.

— Давай, быстрее, — шептал он, утаскивая Васька. — Он сейчас опять тачку ловить будет! Дуем, дуем, а то ещё грохнет кого-нибудь, а на нас навесят!

Васёк был в шоке, однако что-то ещё соображал, и поэтому, скрипнув мозгами, потопал, спотыкаясь, вслед за Саньком.

— Бежим! — выдохнул Санёк, едва они спустились с дорожной насыпи и оказались пред тёмно-зелёными, густыми кустами.

Васёк сорвался с места, готовый врубиться в дебри, но внезапно стрекотнула очередь из автомата, и горячая пуля обожгла ему левую ногу.

— Хальт! — послышался с насыпи голос бандита.

Васёк с размаху прянул наземь: авось следующая пуля сейчас врежется в его затылок?? Санёк шмыгнул за толстый древесный ствол, что высился перед ним, но вдруг железная рука схватила его за шиворот, потащила и грубо швырнула в траву. Санёк шлёпнулся на спину, около Васька, поднял голову и увидел, как надвигается на него обвешанный «калашами» убийца.

— Русиш швайн! — выплюнул он, продолжая «игру в фашиста». — Вставай! — и кивнул автоматом, как когда-то делали настоящие фашисты.

Васёк лежал, закрыв руками горемычную голову, а Санёк неуклюже поднялся, встал, ссутулившись, забил руки в карманы и угрюмо спросил, глядя в землю, на дикие травы:

— Ну, чо тебе ещё? Может, отпустишь нас, а? Мы тебя не заложим… Видишь: сами вскакали…

— Знаешь, как устроен «Жигуль»? — осведомился псих, опустив автомат.

— Ремонтировал, — глухо отозвался Санёк, — До армии в автосервисе работал. Тебе что, «Жигуль» надо?

— Чертёж! — потребовал бандит и пихнул Санька, чтобы тот шёл вперёд, в лесную глушь.

— Тебе нужен чертёж… «Жигулей»?? — у Санька даже челюсть отвалилась: кому сейчас нужен чертёж «Жигулей»?? Подержанные «Жигули» можно на любом авторынке выбить по дешёвке…

Васёк ещё лежал, но полежать смог совсем недолго: жутик пнул его сапогом и приказал вставать. Васёк заворочался, обречённо заныл и получил второй пинок. Пришлось вставать — делать нечего, ещё пристрелит. Васёк боялся смерти, и по этому — встал.

— Я и не знал, что русские строят такие машины… — бормотал бандит, скребя макушку под чёрной фуражкой. — Интересная новость для Рейха…

— Стою́… — буркнул Васёк, переминаясь, разглядывая, как ползают муравьи по замшелому стволу толстого дерева.

— Зай штиль! — псих его грубо перебил и пихнул, от чего Васёк покачнулся и чуть не упал опять. — Когда приедем в город — ты делаешь чертёж, — бандит ткнул чёрным дулом автомата в сторону Санька, который не умел чертить. — Потом тебя ждёт лагерь. А если не сделаешь — тебя ждёт кол! — он растянул кривую усмешку пиратского капитана, и по спине Санька закишели ледяные мурашки.

— Э, да ты совсем укуренный! — выдохнул он, отпрянув в сторону, подальше от сумасшедшего, чтобы тот не сломал ему нос ненароком — вон уже, кулачище заносит. — Какой кол? Какой рейх?? Двадцать первый век у нас, две тысячи десятый год! Война давно закончилась! Что вы там курили, чёрт тебя дери?

Бандит разом изменился в лице, распахнул глазищи так, что они стали с полтинник, и просипел:

— Какой год?

— Две тысячи десятый! — буркнул Васёк. — Проспался?

Бандит хлопал глазами и молчал, видимо, обмозговывая полученную информацию. Было видно, что информация его огорошила и выбила из бандитской колеи. Он даже прекратил корчить фашистские рожи, а скорчил какую-то глупую.

— Как тебя зовут-то? — осведомился Санёк, подумав о том, что сейчас заговорит этому помешанному зубы и отберёт оружие.

Да, точно, где-то устроили сабантуй и маскарад, этот крендель переборщил с «кислотой», или с «колёсами». А потом — дружки решили подшутить над ним и вывезли в лесок. Молодцы! Вот это шутка! Все хохочут…

— Так как тебя зовут? — повторил Санёк, потому что «крендель» не отвечал ему, а провалился куда-то в собственный пупок.

— Эрик… — словно бы по инерции, глупо пробухтел бандит, теребя блестящую пуговицу странного своего одеяния.

— Нет, он всё ещё под кайфом… — с досадой определил Санёк. — Слышь ты, фюрер, как тебя по-настоящему зовут?? — он сделал выпад вперёд, собираясь сдёрнуть с плеча психа хоть один «калаш».

Бандит не пожелал более отвечать на вопросы — он пихнул Санька автоматом и коротко приказал:

— В лес!

Пришлось идти в лес: видимо, на него ещё действовала какая-то проклятая «кислота». Интересно, что он запоёт, когда узнает, сколько человек он замочил и сколько лет ему за это светит?

Солнце клонилось к закату, надвигались вечерние сумерки, и надвигалась ночь. Страшная ночь в лесу, на голой земле, без костра и на голодный желудок. Они снова продирались сквозь заросли — шли неизвестно куда — туда, куда толкал психованный «Эрик». Других имён он не назвал — ладно, хорошо, пускай пока остаётся «Эриком». Потом, когда он загремит в психушку — там специальные люди выяснят его реальную личность…

После долгого, нудного и тяжёлого перехода через дебри, перелезания через торчащий повсюду бурелом, они наконец-то попали на полянку. Эрик велел двоим пленникам стоять, а сам — огляделся по сторонам, увидел только деревья и решил, что тут можно остановиться и отдохнуть.

— Делай костёр! — прикрикнул он на Санька и сел на траву, положив «калаши» на свои колени.

— Спичек нет… — буркнул Санёк. — Так придётся сидеть. Сесть хоть, можно?

— Думкопф! — огрызнулся Эрик, погрозив кулаком. — Марш за хворостом! — рыкнул он Саньку, потянув руку к автомату, предупреждая: «Не пойдёшь — пристрелю!».

— А можно мы вдвоём пойдём? — спросил Санёк, надеясь сбежать и утащить Васька. — Больше натаскаем…

— Наивная ложь! — отрубил ненормальный Эрик, поигрывая чужим автоматом. — Сбежать — не думай, марш за хворостом! — он не шутил, напротив, был даже очень зол и, едва Санёк попытался отказаться — бухнул очередью ему под ноги.

Санёк, испугавшись, что ему сейчас отстрелят ноги, побежал за хворостом бегом, выворачивая ботинками клочки травы.

— Садись! — такой приказ был отдан Ваську, и Васёк сел, только для того, чтобы этот помешанный больше не стрелял.

От нечего делать Васёк полез во внутренний карман своей солдатской куртки и вытащил мобильный телефон, который тщательно, по-шпионски, скрывал от «дедов», сержантов и командиров. Носороги «деды» мобилку новобранца сразу бы поломали, сержанты — отобрали бы и доложили, командиры — отобрали бы и вкатили наряд на мытьё туалета. Нигде нет новобранцу покоя!..

Васёк посмотрел, нет ли тут сети, и увидел, что нет — можно только позвонить роботу по телефону «112». Пока дожидались Санька — Васёк играл во все игры, которые вмещал его телефон, проигрывая одну за другой. Украдкой он поглядывал на их с Саньком нового знакомца, который расположился на траве по-королевски и глазел куда-то перед собой. Да, на нём действительно, надет такой мундир, как немцы носили при Гитлере. Штирлиц в кино одевался точно так же. Ещё на нём навешаны какие-то медали, ордена в виде крестиков. Васёк помнит, как бабушка продавала ордена с дедушкиного парадного мундира — советские, так там всё больше звёзды были, а таких странных, как у этого психа — не было… Ясное дело — костюм для маскарада. Вот только, Хэллоуин ещё нескоро.

Помешанный Эрик следил за ним недобрым глазом, сдвинув на макушку свою фуражку с кокардой а-ля «весёлый Роджер», а потом — вдруг протянул «переднюю лапу» и выхватил у Васька мобильный, едва не оторвав бедняге руку.

— Эй! — обиделся Васёк, но замолчал, наткнувшись на уничтожающий взгляд.

Заграбастав телефон себе, Эрик принялся грубо клацать кнопками, так и не сняв перчатку. Дорогой слайдер «Бенкью Сименс» обиженно пищал, не вынося такого медвежьего обращения со своей утончённой персоной.

— Отдай, а? — взмолился, наконец, Васёк, не в силах смотреть, как этот диковатый тип мучает его телефон.

— Форт! — отогнал его ненормальный Эрик, что-то пробормотал себе под нос и наконец-то стянул левую перчатку — понял, что так удобнее будет жать на кнопки. Ваську, вообще, казалось, что этот тип не понимает даже, куда жмёт, зачем жмёт — ему просто нравится, как бедный телефон пищит.

Санёк притащился, тяжело ступая под большущей охапкой хвороста. Он свалил её с себя, и стал, согнувшись, уперев руки в коленки. Он отдувался, покраснел весь, пот лился с него Ниагарой.

— Слабак! — заключил Эрик, презрительно взглянув на уставшего Санька, а потом — придвинулся к Ваську:

— Разводи костёр!

Санька же он опять пинком направил в лес — на охоту, и потребовал, чтобы тот непременно принёс кабана. Тогда Санёк взбунтовался. Отдышавшись, он прекратил пыхтеть. Утерев ладонью пот, Санёк разогнулся и уверенно сказал:

— Если так хочешь кабана — сам лови! Только учти, что это тебе не Шервуд, это вообще, не лес, а урочище — тут никакие кабаны не водятся! Тут город на носу — ДОНЕЦК!

Эрик глазел на него, а потом — забил мобильник Васька к себе в карман и поднялся во весь свой немаленький рост — он был повыше Санька на полголовы. Санёк даже не заметил, как был схвачен за ухо — только почувствовал боль и услышал, как его ухо затрещало. Эрик пригнул его голову почти, что к самой земле и угрюмо, но беззлобно пробурчал:

— А кто тут тогда водится?

— Пусти… — сипел Санёк, стараясь высвободить ухо из бульдожьего захвата.

— Воробьи… — пискнул за спиной Васёк.

— Ты мне ухо оторвёшь… — пробормотал схваченный Санёк, но освободиться не смог. — Можно забегаловку придорожную найти и пиццу взять… Пусти…

— Пшёл! — ненормальный, наконец-то освободил несчастное покрасневшее ухо и Санёк едва не упал. — Приползёшь с пустыми руками — пристрелю!

— Понятно… — угрюмо буркнул Санёк и снова потопал в лес, подумав о том, как хорошо бы стало, если бы этого Эрика слопали волки.

Довольный тем, что его приказы исполняются, Эрик снова уселся на траву и выволок из кармана несчастный чужой телефон. Васёк уже не надеялся на то, что получит его назад. Поэтому он просто перекладывал притащенную Саньком охапку хвороста, укладывая ветки так, чтобы им удобно было гореть, и тоже мечтал о том, чтобы этого маньяка кто-нибудь съел.

— Зажигай! — Эрик швырнул Ваську металлическую зажигалку, заметив, что на экране мобилки внезапно вспыхнула надпись: «UMC.UA». Телефон нашёл сеть, но Эрик этого так и не понял, потому что не знал, то такое — сеть.

Зажигалка была тяжёлая, Васёк не успел её поймать, и она брякнулась в траву.

— Унгешикт! — фыркнул Эрик, продолжая играть со слайдером — доломает скоро…

Васёк быстренько схватил предложенную зажигалку, опасаясь получить пинок, тычок, или пулю, и стал осторожно поджигать хворост, превращая его в очаг. У него не очень хорошо получалось — наверное, неправильно сложил ветки, или они были сыроваты. Костёр разгорался плохо, дымил. Васёк знал, что костры раздувают, поэтому — стал на коленки и начал дуть на дымящий, пышущий жаром хворост. Эрик наблюдал за ним и не прекращал терзать телефон. Он случайно залез в телефонную книжку и позвонил девушке Васька, по имени Алина. Он не знал, что кому-то звонит — он просто разглядывал разноцветную картинку, что крутилась на экране, пока шёл дозвон.

— Алё? Алё, Васенька? — внезапно послышался из телефона тоненький голосок. — Ну, чего молчишь? Прикалываешься?

Эрик повертел мобилку в руках, удивляясь, с какой стати эта штучка вдруг заговорила. А потом — поднёс телефон к лицу, набрал воздуха и ка-ак рявкнул в трубку страшным голосом:

— Шайзе!!

Девушка Васька́ Алина, на том конце радиоволны, в Донецке, перепугалась так, что на миг затихла, а потом — громко, со взвизгиваниями, зарыдала.

Васёк не выдержал — ведь псих оскорбил его девушку. Он бросил дымный костёр и совершил очередное поползновение заполучить телефон назад. Телефон испускал короткие гудки — девушка не пожелала разговаривать с тем, кто так на неё рычит. Васёк не смог вернуть телефон: он был усажен железной рукой и к тому же — обязан начищать Эрику сапог.

Санёк скитался по зарослям, которые становились всё гуще и гуще. Нет, он не найдёт тут придорожное кафе — он заблудится, угодит в чащу и окажется чьим-нибудь ужином. Может быть, кабанов в урочище Кучеровом и не бывает, но волки водятся — это точно. Каждый звук казался в вечерних сумерках волчьим воем. Каждый шорох — тяжёлой поступью лап хищника… А ведь волки по одному не ходят!

Санёк усилием воли заставил себя отодвинуться от толстого ствола, к которому прижимался лопатками, и сделать робкий шаг… Шажок получился убийственно неудачным: прямо в капкан браконьера. Саньку бы точно оторвало ногу, если бы капкан не заржавел и сработал. Но капкан не захлопнулся, Санёк, испустив вздох облегчения и отойдя от испуга, пнул капкан башмаком, забив его подальше в куст, и отправился дальше, на поиски проклятого кафе. Как он собирался вернуться назад — Санёк даже не представлял.

— Эй, солдат! — откуда-то из кустистой заросли вылетел басистый оклик.

Санёк рефлекторно съёжился, ведь он был не солдат, а дезертир, ему следует скрываться от глаз человека. Но этот человек, кажется, не опасен — это дальнобойщик, а среди кустов проглядывает автострада и несколько грузовиков. Шофёр был невысок, коренаст, обряжен в джинсовый комбинезон и синюю кепку. Он выцарапался из зарослей и попросил закурить.

— Не курю, — пробормотал Санёк, стараясь отвернуться так, чтобы шофёр не смог разглядеть его лицо. Саньку казалось, что их с Васьком лица сейчас развешены на каждом столбе.

Шофёр исчез в хаосе кустов, а Санёк — решился выбраться на автостраду и глянуть, нет ли там кафе?

Кафе было — называлось оно «Скорость», совмещалось с автозаправкой «ЛУКОЙЛ», и представляло собой невысокий кубик, выкрашенный серебристым и синим в современном стиле а-ля «звездолёт». Вокруг бродили водители, стояли фуры — дальнобойщики явно застолбили для себя это местечко. А что? — уютно, лес, заправиться можно, покушать — тоже можно. Санёк запустил руку в карман. Сорок пять гривен — на пиццу хватит.

Когда Санёк смог вернуться назад — он нашёл обратную дорогу случайно, заметив в зарослях дрожащий свет костра — солнышко уже закатилось за сизую полосу деревьев. Васёк пыхтел, начищая Эрику сапог собственной рубашкой, а Эрик — всё игрался со слайдером.

Санёк едва волочил ноги, был весь покусан мошкарой, однако тащил «кабана» в виде большой плоской коробки с пиццей «Каприччио». Вообще, за свою долгую и тяжкую экспедицию Санёк в лесной глуши зверей не встретил. Кроме, разве что, больших москитов, которые нагло приземлялись на самый нос и начинали больно кусать, оставляя после себя зудящие красные прыщи. Санёк гонял «агрессоров» руками, но на его носу уже набралось с десяток заметных укусов.

— Эзель! — определил Санька Эрик. Однако, обретя мобилку, он сделался незлым и после «осла» заявил Саньку:

— Ладно, ползи сюда! — он даже разрешил ему сесть.

Санёк пристроился поодаль, но поближе к костру, потому что совсем озяб, пока ползал по лесу. Эрик выхватил у него коробку с пиццей и сдёрнул с коробки крышку. Васёк закончил с его сапогами и поднял запачканное лицо, вытер кулаком курносый нос.

— Всё! — пропыхтел он, отложив в травку испорченную майку, которая из белой стала чёрненькой.

— Садись! — Эрик разрешил сесть и Ваську: получив пиццу, он подобрел окончательно.

В кафешке «Скорость» повар, приготовив пиццу у Санька на глазах, сразу разрезал её на восемь частей. Эрик же поделил это угощение так: кусочек — Ваську, кусочек — Саньку, остальные шесть — себе. Наверное, настоящие фашисты кормили пленников так же — лишь бы только те не протянули ноги. А сами, естественно, хомячили по полной программе. Эрик тоже — не ел, а хомячил. Уписав всю пиццу и не подавившись, он бросил быстрый взгляд на Санька и Васька, которые совсем не наелись, и вдруг постановил:

— Встаём!

— Зачем? — удивился Санёк, который уже приготовился спать. — Ночь…

— Веди туда, где ты взял эту пиццу! — приказал Эрик Саньку, надвигая свою дурацкую фуражку.

— Да ты сдурел! — выдохнул Санёк, испугавшись, что полоумный Эрик вздумает грабить кафе. — Как я найду-то эту кафешку? Я случайно набрёл…

— Думкопф! — Эрик невысоко оценил умственные способности «человека из будущего» Санька. — Русский — он и есть русский! Солдат из тебя никакой! Как ты только служишь??

— А мы и не служим больше… — зачем-то ляпнул Васёк, уставший от чистки сапог. — Сорвались в самоволку…

— Дезертойрен! — плюнул Эрик и поднялся на длинные ноги, отряхивая со своего шутовского костюма траву. — Фаненфлюхтиген! — он выбросил вперёд ручищу, поймал воротник Санька и потянул вверх так сильно, что плотная ткань затрещала, а Санёк не усидел и поднялся на ноги. — Ауфштейн! Давай, шевелись, чего расселись, как в гостях??

Эрик залепил Саньку оплеуху, Санёк зашатался и просипел:

— Да ты окосел совсем! Сейчас я тебе в тыкву…

— Цыц! — совсем по-русски цыкнул Эрик и сделал шаг в темноту леса. — Костёр погаси!

* * *

Кафе «Скорость» на автозаправке «ЛУКОЙЛ» мирно спало под тонким серпиком молодой луны. Вокруг него спали большие грузовики, а в грузовиках спали уставшие с долгой дороги водители. Где-то в листве близких деревьев пели песни ночные насекомые, в тёмных небесах, покрытых рваными тучами, носились юркие летучие мыши. На заправке крутились без дела два заправщика — ночная смена.

Эрик приказал Саньку с Васьком скрыться в кустах — они и скрылись, залегли на влажную землю под раскидистыми ветками и вперили взгляды в эту заправку и заправщиков. Сейчас, им будет сюрприз! Сам Эрик неслышно растворился в темноте — Санёк и Васёк со страхом ждали, что сейчас он, вооружённый до зубов, возникнет около кафе, или заправки и начнёт грабить. Но время шло, а он всё не появлялся и никого не грабил. Санёк уже надеялся на то, что «жутик» отправился в «одиночное плавание» и больше оттуда не вернётся. Васёк тянул его за рукав и шептал:

— Пошли отсюда…

Санёк уже согласился на побег и начал выползать из куста, готовясь убежать отсюда подальше. Внезапно их застиг негромкий оклик:

— Хальт! — вынырнуло из ночного мрака откуда-то справа, и оба застыли. Этим коротким словом Эрик требовал остановиться. А как тут не остановишься, когда после короткого слова Эрик начинает стрелять??

— Чего? — Санёк обернулся, различая во мгле высокий силуэт Эрика, который в руках держал что-то, похожее на ворох одежды.

— На! — Эрик швырнул этот ворох в Санька и Васька, и оба поняли, что да, на них посыпалась некая чужая одежда, ещё тёплая, словно бы только что снятая с человека…

— Что это? — перепугался Васёк, подозревая, что Эрик, не страдающий умом, просто зажмурил хозяев этих джинсов, курток и футболок.

— Надевайте это, и заройте свои тряпки! — отрезал Эрик, запихивая по карманам нечто, что поблескивало в тусклом лунном свете.

Кстати, сам он уже успел переодеться. Он куда-то задевал свой глупый раритетный мундир, сменив его на обычные джинсы, футболку и спортивную куртку. На голове у него вместо страшной фуражки, торчала обыкновенная кепка. Из своего он оставил только сапоги — по-солдатски заткнул джинсы в голенища. Кроме сапог оставил ремень с круглой пряжкой — подпоясал им джинсы; а так же — оставил устаревший пистолет и кинжал — длиннющий такой, сантиметров тридцать. Пистолет и кинжал болтались у него на поясе, едва прикрытые курткой. А кроме этого — ещё целых два автомата на плечах держит. Кошмар, точно, что до зубов вооружён… Что за наркотик он сожрал? Не может наркотик действовать так долго, тут что-то не так…

Санёк и Васёк спешно меняли свои испачканные, ободранные и намокшие солдатские формы на чужую одежду. Да, пожалуй, так лучше будет: в гражданском легче раствориться в толпе, нежели чем в зелёном камуфляже. Может быть, в условиях лесных джунглей камуфляж и скрывает, но в джунглях КАМЕННЫХ — только выпячивает под любопытные взгляды. О тех, чья это была одежда — оба старались не думать: какая теперь разница?

Эрик всё подгонял их, считая, сто они слишком долго возятся. Он уже запихнул в карман все блестящие вещицы и теперь — поигрывал какими-то ключами, которые взял неизвестно, где.

Когда Санёк с Васьком, наконец, переоделись — они хотели снова забиться в чащу и там исчезнуть. Однако Эрик не позволил, а направил их прямо туда, на стоянку, уставленную фурами.

— Но там же нас схватят, — Санёк опасливо покосился на заправщиков. — Нам нельзя попадаться на глаза…

— Отставить! — отрубил Эрик, совсем как настоящий военный. — Шагом марш! — и ткнул длинным пальцем точно в сторону стоянки.

Пришлось выдираться из кустов и топать на стоянку — другого выхода у Санька и Васька как всегда не осталось. Они старались двигаться как можно тише, но всё равно — под ногами предательски трещали ветки и шуршали листья. Эрик же ухитрялся шагать бесшумно, как кошка — Санёк и Васёк даже теряли его временами, а потом — он вдруг возник из темноты и заставил идти к одному из огромных грузовиков.

— Но… зачем? — не понял Васёк.

Эрик, молча, достал те ключи, которые накануне раскручивал на пальце, надавил на кнопочку на их брелке. Грузовик пару раз мигнул фарами и пискнул, снятый с сигнализации.

Эрик широко распахнул дверь со стороны водителя и ловко запрыгнул за руль.

— Лезь! — приказал он Саньку с Васьком.

Санёк с Васьком переглянулись. Никто из них не хотел залезать в чужую машину: это угон, уже второй на их совести… Пока им удаётся оставаться на свободе, но потом-то их поймают… Оба давно уже пожалели, что покинули ряды армии и пустились «на вольные хлеба».

— Быстрее! — настоял Эрик и привычно схватился за автомат. — Чего копаетесь??

Пристрелит, если не полезут. Вон, как брови сдвинул — точно, как эсэсовец из фильмов про войну… Санёк и Васёк не хотели пока что умирать, рано им ещё, пожить хочется. Тяготея к жизни, оба опасливо забились в кабину, заняли оставшиеся два кресла, подгоняемые стальной автоматной мушкой.

— Мы же угоняем… — пискнул Васёк, стараясь держаться подальше от автомата. — Может быть, лучше, уйдём в лес?

— Нам нужна машина! — отрезал Эрик, заводя мотор. — Так быстрее, чем тащиться пешком!

Он угонял машину с пугающим спокойствием, словно бы не чувствовал за собой никакой вины. Да, вот он, настоящий бандит. Возможно, что он убежал из тюрьмы. Рецидивист! Убийца, грабитель… Вот это влипли Санёк и Васёк!

В кабине повсюду болтались какие-то мягкие игрушки: две коричневые собаки, сердце красного цвета, зелёная лягушка с широченной улыбкой. Всё это заколыхалось, когда Эрик выключил тормоза. Всё, в его бандитской власти фура станет танком… Он нажал на газ, грузовик взревел мотором и съехал со стоянки на ночное шоссе. Когда фура отодвинулась — на асфальте остались лежать три человека, оглушённые, раздетые и связанные друг с другом брючными ремнями.

Глава 17 Охота на туриста

Теплицкий принял стратегическое решение: «туриста» надо поймать. Он собрал своих охранников, они стояли шеренгой, ярко освещённые прожектором, который висел под высоким потолком. Начальник охраны, по имени Геннадий и по кличке Геккон, стоял в авангарде шеренги и старался не переминаться с ноги на ногу. Теплицкий расхаживал перед ними генералом и давал ответственное задание:

— Вы должны его схватить!! — голос Теплицкого гремел громом, разносился эхом. — А если срежетесь — все на рыбозавод!!

Охранники ёжились и морщились — никто не хотел скоблить вонючую рыбу. Геннадий «Геккон» морщился больше всех: в случае провала он отправится на рыбозавод первым.

В сторонке топтался Миркин, покачивал головой и считал, что Теплицкий сошёл с ума. Да, он прав: «туриста» нужно поймать. Но потом — обязательно вернуть на место, а Теплицкий галдит тут во всё горло:

— Живым или мёртвым!!!

Геннадий «Геккон» отдаёт честь и божится, что «турист» будет пойман, а Теплицкий повращал шальными глазами и рявкнул:

— Тогда — чего копаетесь?? Одна нога здесь, другая — там!

— Есть! — дрожащим голосом отчеканил Геннадий «Геккон» и повёл свою усиленную команду на «бой с туристом».

Едва последний охранник бегом покинул «бункер Х» — Теплицкий развернулся к Миркину с Барсуком и довольно сообщил:

— Ну что, мозголомы, съели? Мои амбальчики упакуют объект в коробку с бантиком! Он живо будет здесь! И тогда я приступлю к активизации «брахмашираса»!

Доктор Барсук интеллигентно промолчал: над ним и так уже маячил рыбозавод — не хватало ляпнуть под руку какую-нибудь непростительную глупость и получить билетик на «рыбный экспресс». Миркин же молчать не стал: он не желал, чтобы бесноватый и глупый Теплицкий разнёс «брахмаширасом» полгорода. Он выступил вперёд, пихнув Барсука локтем, и бодро завёл:

— Послушай, Теплицкий, ты, кажется, чего-то не понял…

— И чего же это я не понял?? — перебил Теплицкий, всерьёз подумывая о рыбозаводе для Миркина.

— Ты думаешь, — Миркин не страшился рыбозавода, он уже там побывал и узнал, что не так страшен рыбозавод, как его малюют. — Что генерал Краузе-Траурихлиген выезжал на «брахмаширасе» исключительно на шашлыки и на зависть другим генералам, да? — осведомился он, проявив храбрость супергероя.

— Ой, дура-ак! — шёпотом протянул трусливый и инертный Барсук, зажмурив бесцветные глазки и втянув в узкие плечики лысеющую голову.

— А причём тут шашлыки? — огрызнулся Теплицкий, прогуливаясь мимо компьютеров и поедая бутерброд. — Я оплачиваю — вы работаете. Нет — на «рыбку»!

Да, разговаривать с Теплицким — всё равно, что втюхивать лекцию по уголовному праву колоде. Если он во что-то упрётся своим экзальтированным рогом — его не выковырять до тех пор, пока он не разочаруется сам и сам не бросит сумасшедшую затею. Бросать затею с «брахмаширасом» он пока не собирается — ну, что ж — Миркин отодвинулся и дал Теплицкому волю. Пускай схватит Эриха фон Краузе-Траурихлигена, припашет его к работе с «брахмаширасом». А что потом — как в песне поётся: «Не говори о том».

— Мафия… — шёпотом огрызнулся доктор Барсук.

Геннадий «Геккон» получил следующие координаты для поиска «объекта»: урочище Кучерово. Урочище большое: целый лес, заросший дебрями вековых деревьев, утыканный болотами, уставленный капканами «чёрных охотников». Крепкая команда Геккона прочёсывала урочище уже четвёртый час. Ломая ветки, отрывая сучья, попадая тяжёлыми башмаками в илистую грязь, габаритные богатыри кабанами ломились через глушь. Они поднимали шум, гвалт и треск. Первым ломился Геккон. В руке он сжимал мачете и усиленно махал им, отсекая листья и ветки, которые мешали пройти. Листья так и летели в разные стороны, крутились в воздухе и опускались вниз. На голове и плечах Геккона уже застряло несколько листьев. Из поруганных кустов шумно выскакивали испуганные птицы, галдели и разлетались, оседая на верхних ветках высоких деревьев.

Они уже не одну тропу проложили в дебрях Кучерова за четыре часа, но никаких признаков объекта так и не нашли. Отсекать лисья было не так-то легко, как могло показаться со стороны, Геннадий Геккон весь обливался потом и страшно хотел есть. Но устраивать привал было некогда: объект мог выскользнуть из урочища, податься на все четыре стороны и сгинуть окончательно. Тогда все они, в полном составе из восьми человек, из службы безопасности быстренько переквалифицируются в работников рыбной промышленности…

Вдруг где-то слева затрещали кусты. Геккон застопорился, так и не донеся мачете до выпирающей на его пути неопрятной ветви. Он резко выбросил вверх сжатый кулак, что для его команды значило: «Стоп!». Свободой от мачете рукой Геннадий достал пистолет: авось опасность? В кустах — волк? Медведь? Объект?

— Спасите… — сипло раздалось из-за кустов и снова — шорох, будто бы там кто-то ворочается или ползёт.

Геккон понял, что сражаться не с кем: кажется, тот, кто там в кусте шуршит, неопасен для жизни человека. Забив пистолет в кобуру, он приподнял ветку лезвием мачете. Под кустом лежал некто, раненый в ногу и обряженный в зелёный камуфляж.

— Спасите… — простонал этот некто и протянул Геккону свою руку, перепачканную болотной грязюкой. Геккон от этой руки отодвинулся: не желал замарать новый чёрный комбинезон.

— Третий! — сказал он одному из своих людей, на котором был такой же чёрный комбинезон, как и у него самого. — Разберись!

Третий был не так брезглив, как Геккон. Повинуясь приказу начальника, он выволок из-под куста этого потерпевшего, усадил его так, чтобы его все видели, и осведомился:

— Ну, чо?

— Спасите… — в третий раз повторил подраненный некто, испуганно косясь на свою ногу, которую и зацепило-то лишь по касательной, поцарапало только.

— Заладил… — фыркнул Геккон, чиркая мачете по мягкой земле, изображая кривые полоски. — Да спасли уже тебя, баклаша! Кто подковал-то?

Некто выглядел лет на восемнадцать, больше не дашь: мордочка совсем детская и покрыта подростковыми прыщиками. Кроме того, этот юный «лешачок», наверное, являлся каким-то солдатом: на заляпанном камуфляже виднелись значки и нашивки. У него не было оружия — скорее всего, где-то потерял, а из открытой кобуры торчала ветка с увядающими листьями.

— Там… — солдатик поднял руку и ткнул в ту сторону, откуда он приполз. — Это не они… скажите всем, что это не они. Это какой-то псих… Они ни в кого не стреляли, это псих… — бедняга едва ли не плакал от какого-то странного полусмертельного испуга.

— Чего он буровит? — пробормотал Третий, который вообще не понял, зачем зелёный солдатик поднимает кипеш.

— След! — обрадовался Геккон и на радостях взмахнул мачете, едва не выбив Третьему глаз.

Третий сделал несколько шагов назад, спасая глаз от острой стали.

— Ты, Третий умом не блещешь! — продолжал радоваться Геккон, маша мачете, ссекая все листья, которые вздумали висеть вокруг него. — А я вот понял, что салага нашёл объект! Сечёте? — осведомился он сразу у всех богатырей.

— Ага, ага! — закивали те квадратными и бритыми башками. Кто-то в чём-то разобрался, а в основном — они просто выполняли приказы.

— Туда! — Геккон определил, что шагать следует именно туда, откуда взялся прыщавый солдатик. Взмахнув мачете, он отсёк мешающую ветку и двинулся новым курсом. — За мной!

Глупые, но мускулистые здоровяки громадными шагами потопали за ним, расшвыривая листву.

— А я? — возопил подраненный солдатик, протянув руки к своим не очень добрым спасителям.

— А он? — осведомился у Геккона Третий.

— А, ну его! — отпарировал Геккон, шагая только вперёд.

Походив широкими кругами по урочищу, усиленная команда Теплицкого выбилась к шоссе с пустыми руками.

— Чёрт… — бурчал Геккон, нервно шаря по своим многочисленным карманам. — Чтоб его!..

Шаря по зарослям, Геккон потерпел позорную неудачу: упустил мачете в болото. Проходя мимо топкой елани, Геккон случайно запнулся о корягу и потерял равновесие. Замахав руками, Геннадий устоял, но удобное для борьбы с ветками оружие плюхнулось в бурую воду, разогнало зелёную ряску и бесповоротно погрузилось на недосягаемое дно. Всё, мачете у Геккона не стало. Даже сумасшедший не полез бы в трясину выуживать его. Даже Третий не полез…

По шоссе проносились разные автомобили, поднимали пыльные и выхлопные облака. И тут у Геккона запел мобильник. Позвонить мог только лишь Теплицкий, поэтому Геккон не стал раздумывать, брать ему трубку или не брать.

— Да? — вопросил он у телефона, не зная, куда бы деть вторую руку, которая лишилась мачете.

— Нашли? — скрипуче завизжал ему в ухо Теплицкий. Геккон даже по телефону слышал, как он топает ногами.

Теплицкий торчал в «бункере Х» и мешал работать Миркину и доктору Барсуку, временами наседая на них с одним и тем же вопросом: «Нашли??». Миркин и Барсук были обязаны вычислить точные координаты точки переброса объекта. Они кряхтели над компьютерами, что-то там себе вычисляя. А Теплицкий, ни с того ни с сего, являлся пред их очи со стеклянным стаканом в кулаке, громадными глотками глушил воду, разливал её, и излаивал одно и то же:

— Нашли?? Нашли?? — а вода капала прямо на столы и компьютеры.

Миркин уже сбился с толку, думая не над координатами объекта, а над тем, куда бы деть докучливого Теплицкого. Вон, уже всю клавиатуру ему вымочил своей «Бонаквой»!

— Нашли?? — излаял Теплицкий и Геккону, и уже во второй раз.

— Н-нет… — выдавил правду Геккон, переминаясь с ноги на ногу прямо посреди автострады.

— Свали с дороги, ты, дебил! — выкрикнули из автомобиля, что с бешеным клаксоном пронёсся по шоссе и вынужден был из-за Геккона «заступить» на встречную полосу. При этом он едва не подрезал второй автомобиль, который, взвизгнув тормозами, съехал на обочину. Из окошка выглянул некий толстяк и начал булькать сытым голосом:

— Да что вы вытворяете, да я — депутат!

— Да что б тебя… гаишник перестрел… Чёрт! — огрызнулся Геккон, но с дороги соскочил и присоседился к полосатому столбику, на котором значился сорок шестой километр.

— Чего? — загрохотал в телефоне Теплицкий, решив, что слова Геккона о гаишнике обращены к нему. — На «рыбку»… — начал он, захлёбываясь водой и негодованием: как же так, Геккон ему нахамил!

— Это я не вам… — начал оправдываться Геннадий. — Это козёл какой-то на драндулете…

Толстяк свернул с обочины свою «шестёрку» (тоже мне ещё, депутатская машина!) И растворился в необъятной дали шоссе.

— Посреди дороги торчишь! — догадался Теплицкий и определил:

— Дундук! Втройне дундук, потому что ты до сих пор не нашёл мне объект! Ты медлительный, как слизняк! Копаешься, как утка! Квочка! — разрывался он, заставляя доктора Барсука, который работал тут же, рядом с ним, над определением точных координат объекта, похохатывать над ним.

Геккон всё это вообще не слушал — глазел на природу, отодвинув телефон от уха.

— Ищи! — пискнул Теплицкий страшным фальцетом, от которого едва не раскололся его полупустой стакан. — «Рыбка» тебя уже заждалась!

— Есть… — уныло протянул Геккон, в чьём ухе бренчал расстроенный рояль, а в голове что-то щёлкало.

Из куста выскочила крикливая птица кукша и понеслась куда-то, хлопая короткими крыльями. Геккон со злости наставил на неё пистолет и стрельнул. Стрельнул мимо — его пуля унеслась за молоком, а птица кукша исчезла в тёмных зарослях. Стряхивая с сапог болотную жижу, Геккон мысленно желал Теплицкому провалиться в тартар вместе со злополучным рыбозаводом. Да, неплохо было бы, если бы случилось небольшое землетрясение и рыбозавод действительно поглотили недра…

— Первый, я что-то нашёл! — к Геккону сзади подошёл Третий и принёс чью-то красную панамку. — Он там, на шоссе!

Ну, хоть что-то нашёл! Геккон подобрал нюни, которые начали распускаться сами собой из-за постоянных неудач и поплёлся за Третьим, который маячил впереди каменной горой, неспособной на эмоции.

Находка Третьего Геккону не понравилась. На асфальте шоссе, под знаком «Осторожно, дикие животные!», в народе «Лось», лицом вниз лежал некто убитый. Красная панамка, очевидно, принадлежала ему.

— Застрелен очередью из автомата, — прокомментировал Третий, перевернув «жертву» носком сапога. — След?

Да, этот мёртвенький типчик мог бы быть следом. Объекту башню сорвало пополному, такой может и очередью застрелить…

— Он подался в город! — заключил Геккон, поняв, что их «объект» тормознул на трассе машину, пристрелил и выкинул водителя, а потом сел за руль и был таков. — Вперёд!

Глава 18 Геккон хватает «объект»

Васёк, измученный ночными и дневными злоключениями, спал, свернувшись калачиком на сиденье, посапывая во сне, как маленький ребёнок. Санёк не спал: от стресса не мог заснуть. В голову лезли навязчивые мрачные подсчёты количества лет за преступления, которые «помог» им с Васьком совершить чокнутый по кличке «Эрик». «По кличке» — потому что Санёк не верил, что этого типа по-настоящему так зовут: имя иностранное, в Украине встречается очень редко… Не мог же в урочище Кучерово попасть иностранный преступник?? Угрюмые мысли сверлили усталый мозг и не давали ему отдохнуть.

Эрик тем временем тихонько напевал какую-то маршевую песню и ловко управлялся с электронной картой GPS-навигатора, который был вделан в приборный щиток грузовика. Каким-то образом он сумел отыскать спутник и настроить карту Донецкой области. Красная точка на сенсорном дисплее навигатора показывала, что их грузовик движется прямо к Донецку. Эрик легко управлял грузовиком, вертел руль одной рукой, а другой — время от времени переключал навигатор. Кроме того — он ухитрился включить телевизор, который прошлый хозяин приделал рядом с навигатором. Одним глазом Эрик смотрел на дорогу, а другим — заглядывал в небольшой плоский экран, на котором вертелся фильм «Иван Васильевич меняет профессию».

— Я занят, позвоните попозже! — гаркнул царь Иван Грозный в телефонную трубку и случайно сел на магнитофон. Знаменитая сцена из известной комедии про… хронотуристов.

Санёк видел на руке бандита, на безымянном пальце, серебряное кольцо в виде черепа и костей — такие выдавали настоящим бойцам СС в начале сороковых…

— Глазеешь? — пробурчал Эрик, заметив, как Санёк разглядывает его кольцо. — Вот, как надо ездить! — довольно заметил он, кивнув на навигатор. — Хорошая вещь. Ты мне её тоже начертишь.

— Я не умею чертить, — буркнул Санёк, отвернувшись к окну. — Ты бы, чувак, хоть поспал — всю ночь рулишь, ещё заснёшь за рулём!

— «Чувак» — это кто? — недоверчиво осведомился Эрик, покосившись на Санька огненным глазом. Казалось, что спать он совсем не хотел.

— Ты же на зоне чалился, и что — не знаешь, что такое «чувак»? — не поверил Санёк.

— На… зоне… чалился… — повторил Эрик, как будто бы никогда раньше не слышал такие слова. — Что это значит? — осведомился он, изумляя Санька. То есть, управлять GPS-навигатором мы можем, а что значит «чалиться на зоне» и «чувак» — не знаем?? Странно, очень странно…

— Да ладно тебе придуриваться! — мрачно фыркнул Санёк, которому надоел уже этот тип и его маскарад. — Ты думаешь, я — дурак, и не понял, что ты из тюрьмы сбежал, да?

— Да, — кивнул Эрик, оторвавшись от электронной карты и вперившись в Санька. — Ты — дурак. Техника у вас, конечно, конфетка — тут я не могу поспорить. Шаг вперёд очевиден. Но человеческий материал — полные ослы. Может быть, потому что вы русские, вы такие идиоты. Я вот тут проехал и кое-что сообразил… Вот только скажи, почему здесь всё по-русски, а не на языке Великого Рейха?

Ух, да он и впрямь, ненормальный?? «Половина на работе», чёрт возьми! Санёк даже рыкнул со злости: сколько можно играться в этот «Рейх» дурацкий? Достал уже!

— Да потому что нет никакого Рейха! — огрызнулся Санёк, сложив руки на груди и уставившись на свои коленки, затянутые в чужие серые джинсы. — Немчура ещё в сорок пятом войну сдула, а сейчас — две тысячи десятый! Давай, просыпайся уже — не смешно!

— А никто и не собирался смеяться, — спокойно, как настоящий умалишённый, отпарировал Эрик, объезжая большую яму, которую некто решил вырыть прямо на шоссе. — Это очень, очень плохо, что немцы «сдули» войну. Надо срочно исправлять. Но я рад, что узнал об этом. Спасибо. Кстати, сейчас город будет…

Впереди уже маячили высотки, прикрытые прозрачной дымкой утреннего тумана. Пролетарский район, Санёк не раз уже бывал тут — вон та высокая башня это ствол шахты «12/18». Их криминальная фура вдвигалась в Донецк. Санёк в Донецк не хотел: слишком уж там много ментов. Лучше до конца своих дней скитаться по лесу, лопать ворон, и одеваться в вороньи перья, нежели попасть под военный трибунал и загреметь на расстрел за преступления, которых не совершал. Васёк тут сопит в две дырочки, ворочается только, как медведь в берлоге. А Эрик — тот вообще, ментов пробыковал, и упрямо прёт в Донецк неизвестно, зачем.

— Проснись! — Санёк толкнул Васька.

Васёк заворочался и пробормотал сквозь уходящий сон несусветную чушь:

— Мам, я не пойду в школу… У меня температура…

— Давай, вставай! — угрюмо процедил Санёк, во второй раз пихнув Васька. — Ты не дома, ты скоро попадёшь в тюрьму!

— А? Что? — подпрыгнул Васёк, продрав глазки. — Где я? Куда? — он закрутил головой, потом — прилип к стеклу, уставившись на проносящиеся за окном деревья. — Куда? — устрашённым шёпотом повторил он, отвернув от окна испуганное лицо.

— В город! — спокойно подсказал Эрик, твердолобо уверенный в том, что попасть в город для него — жизненная необходимость.

— Слышь, может, не поедем в город? — с опаской попросился Санёк, боясь приближающихся многоэтажек, магазинов, перекрёстков и милицейских постов.

— Файглинг! — брезгливо бросил Эрик в адрес Санька и продолжал неумолимо двигаться в Донецк — ментам на растерзанье.

Телефон Васька до сих пор лежал в его кармане. Пока Эрик рулил из леса в город — Ваську успели несколько раз позвонить. Один раз позвонил дружище, у которого Васёк втайне от командиров покупал и приносил в часть пиво. Второй раз — решила побеспокоить некая подружка подружки его девушки с сообщением, что девушка бросает Васька и уходит к студенту Лаврентию. Третий раз — ошибся номером некий тип, чей мобильник имел анти-АОН… В общем, их было много, но для каждого у Эрика нашёлся свой короткий и ёмкий ответ. Например, «пивной дружище» получил вот, что:

— Я занят, позвоните попозже!! — в точности голосом царя из увиденного накануне фильма.

Подружка подружки, не здороваясь, выпалила Эрику такую речь:

— Слышь, Васёк, Алинка тебя бросает и уходит к Лаврику из универа!!

В ответ неосторожная подружка услыхала следующее:

— А что, вас уже выпустили из сумасшедшего дома?

А типу, который дерзнул ошибиться номером и попросить Сеню, досталось хуже всего:

— Положь трубку! Задавлю, шляпа! — процедил сквозь зубы, копируя Жоржа Милославского.

Тип с перепуга аж выронил мобильник в лужу: на его голове, действительно, сидела шляпа.

— Слушай, отдай мне телефон… — робко попросил Васёк, догадываясь, что уже лишился львиной доли друзей. Скорее всего, друзья сочтут Васька наркоманом…

— Форт! — Эрик, в который раз отогнал Васька от его собственного телефона.

Васёк съёжился в кресле: уже выработал рефлекс на тумаки. «Иван Васильевич» подошёл к концу, на экран выпрыгнула чёрная кошка, махнула лапой и громко мяукнула:

— Чао!

— Чао… — повторил Эрик, стараясь мяукнуть, как кошка, а потом вдруг обрушился на скорбящего о телефоне Васька:

— Где ты живёшь?

— Так я тебе и сказал, уродец! — огрызнулся Васёк и ещё больше съёжился, понимая, что «уродец» просто сатанеет, когда ему не отвечают правду.

— Пристрелю! — сквозь зубы пообещал Эрик, не глядя на Васька, а глядя на дорогу, чтобы не пропустить поворот и не врезаться в придорожное дерево.

— В Донецке живу… — простонал Васек, чей взгляд застыл на том кармане, в который Эрик опустил его бедный телефон. — Отдай, а?

— Неа! — возразил Эрик. — Что упало — то пропало! А вот в твой Донецк мы сейчас и приедем! Чёрт, что это за название для города такое: «Донецк»?

* * *

«Ударная команда» Теплицкого под командованием Геккона колесила по дорогам битых три часа, никуда не заезжая чтобы поесть. Желудки сводил занудный голод, но Геккон отказывался от остановки, а Третий неотрывно пялился в сканер остаточного следа, выискивая в проезжающих мимо них машинах заветного «туриста». Все машины оказывались пустыми, никакого «туриста» там не водилось и в помине. Геккон нервничал: если упустили с концами — Теплицкий всех сгноит на рыбозаводе, а времени на поиски остаётся всё меньше…

— Внимание, я вижу их машину! Сканер показывает, что объект в этой фуре! — внезапно объявил Третий, и Геккон, оживившись, прилип к дисплею сканнера.

Да, действительно, грузовик, что двигался перед их автобусом, был помечен красным кружком. Геккон не был учёным он так и не разобрался, что означают слова «Остаточно-молекулярный след», которые орал ему по телефону заумный профессор Миркин. Зато он хорошо понял, что та штука, которую тот же профессор Миркин прикрутил к приборному щитку его бронированного микроавтобуса, может уловить объект. Такой расклад Геккону нравился: не нужно тратить время на пустую беготню «за тенью».

— Третий, — распорядился Геккон. — Подрезаешь фуру, Четвёртый и Пятый — заходите сзади, когда они остановятся!

Чёрный микроавтобус выскочил внезапно — словно бы вырос из серого асфальта. Эрик бы просто смял его тягачом и сбросил в кювет, но тут вспрыгнул Санёк и бешено вцепился в руль, выкручивая его влево, чтобы съехать на обочину.

— Фафлюхтен… — рычал Эрик, отдирая Санька и не давая ему свернуть. — В яму свалишь, думкопф эзэль!

Санёк изо всех сил сворачивал к обочине, но пересилить Эрика не смог — Эрик спихнул его с руля и жёстко пригнул назад к сиденью правой рукой. Но фура уже сбилась с курса — она виляла по шоссе, прыгала на встречную полосу, подбивая автомобили, снося дорожные знаки. Чёрный микроавтобус она тоже стукнула, он едва удержался на краю дороги, спихнув какой-то «Москвич». «Москвич» улетел в канаву и присоединился там к «Ниссану», который был сброшен ещё раньше. Эрик сжал руль обеими руками, стараясь вернуть неповоротливый грузовик обратно на шоссе. Но грузовик оказался страшно тяжёл — фура была под завязочку гружёная дынями. Она вихлялась, сшибла по дороге «Опель», и от удара распахнулась. Дыни посыпались на автостраду, под колёса тем машинам, которые чудом избежали столкновения. Санёк и Васёк скорчились, прильнув от страха друг к дружке. Грузовик пёр боком, оставляя на асфальте чёрные следы. Всё, он едет в дерево — врежется, и тогда — всем кранты. Бах! — тягач навернул встречную «Газель», в хлам смяв ей крыло, отправив её в кювет. Бухая на ухабах, разбиваясь, расшвыривая детали и стёкла, маршрутка кубарем скатилась вниз и упала в лужу.

Эрик заглушил мотор, отчаянно давил на тормоза, но как тут затормозишь при таком огромном весе?? Инерция у проклятой фуры, как у поезда — хоть колёса и не крутятся, но она всё равно прёт.

— Аааа! — взвизгнул некий пешеход и чудом вывернулся из-под колёс, уронив корзину, растеряв все свои грибы.

До дерева оставался метр, когда грузовик, наконец, перестал двигаться. Васёк и Санёк сидели в трансе, почти, что в коме — ожидали неминуемой смерти. Эрик перевёл дух и снова завёл мотор — надо же выезжать и ехать дальше. Но тут, откуда ни возьмись, впереди снова встрял тот же микроавтобус, что их подрезал. Из него посыпались люди в чёрном, окружили кабину. Один установился напротив дверцы водителя и через окно надвинул на Эрика пистолет.

— Выходите! — потребовал он.

«Ну, сейчас, я, кажется, выйду!». Эрик схватил автомат, пальнул очередью, расквасив стекло, скосив этого человека и ещё двоих, что крутились за его спиной.

Санёк и Васёк хлопали огромными глазами, а на смену убитым прибежали ещё… Эрик выбил дверцу ногами, она с размаху разинулась, двинув того, кто приблизился больше других. Неудачник отлетел, спихнув товарища. Эрик выпрыгнул из кабины и сразу же пальнул с колена в того, кто собрался стрелять в него. Противник упал, убитый, а Эрик отскочил под железную защиту тягача, потому что другой противник выстрелил в него, но не попал — пуля врубилась в асфальт, выбив искру и мелкие камни.

Двое вынырнули из тёмных кустов и распахнули вторую дверцу, за которой дрожали Васёк и Санёк. Один держал дверцу раскрытой, а второй — ухватил за шиворот Васька, который сидел ближе. Васёк вскрикнул, попытался отбиться, но силы оказались сурово неравными, его тянула железная рука.

— Оставь моего брата, баклан! — выскочил Санёк и с размаху залепил агрессору в глаз.

Тёмные очки напавшего сломались и свалились в траву, но сам он не шевельнулся, а выволок Васька наружу и швырнул на асфальт.

— Эй, это мой пленный! — из-за грузовика выпрыгнул Эрик и богатырским ударом поверг незнакомца в глубокий кювет. Второй агрессор бросил дверцу и Санька за ней, поспешил на помощь, но Эрик выстрелил очередью, и он присоединился к товарищу на дне кювета, только в пристреленном виде.

— Что это? Схватить всех троих! — возмущался Геккон, но от микроавтобуса не отходил, сохраняя свою бесценную жизнь командира. — Третий!

Третий выдвинулся из-за руля и басовито осведомился:

— Да, Первый?

— Чего расселся? — воскликнул Геккон, запрятавшись за бронированную дверцу. — Видишь, они их жмурят?? Давай, вылазь и действуй!

— Есть… — пробасил Третий и вылез.

Ростом он не отличался от Николая Валуева. Лицом — напоминал быка. Третий выдернул из-за мощной спинищи обрезанный автомат и с танковым напором ринулся в ожесточённый бой с тремя «объектами» вместо одного.

Эрик свернул в кювет очередного агрессора, затянутого в чёрный комбинезон, и рывком поднял из лужи за воротник барахтающегося Васька.

— Давай, полезай! — громыхнул он, пихнув Васька в кабину. — Уезжаем!

— Кто это? — испуганно вопросил Санёк, пригибаясь, чтобы в него ненароком не угодила шальная пуля.

ХРЯСЬ! — шальная пуля разнесла лобовое стекло и «убила» GPS-навигатор.

Стеклянные кубики брызнули в Санька, тот сполз под сиденье. Васёк неуклюже карабкался в кабину, но, задетый стёклышком, оступился и повис на руках, пачкая одежду мазутом и грязью с большого горячего колеса.

Бах! бах! бах! — несколько пуль врубились в дверцу, Эрик обернулся и увидел, что некий громила стреляет в него из автоматного обреза. Эрик пустил ответную очередь и пригнулся под защиту дверцы, что болталась на одной петле полуоторванная. Громила залёг на асфальт и откатился под броню микроавтобуса.

Пока Эрик воевал с Третьим — Геккон ползком подкрался к вставшему у кювета тягачу и увидел двух «объектов» в раскрытой кабине. Вокруг стрекотали пули, врезались повсюду, рикошетили и вышибали кусочки асфальта. Но Геккон полз вперёд — он вознамерился схватить объект.

Из бензобака тягача хлестал бензин: чей-то выстрел проделал хорошую дыру. Бензиновая лужа натекала под колесо. Достаточно одной-единственной пульки, чтобы вся огромная машина взлетела на воздух…

По асфальту катались дыни, громила из-за чёрного микроавтобуса снова выстрелил, рассёк очередью несколько штук, но в Эрика так и не попал. Дыни разлетались на кусочки, брызгая соком, швыряясь семечками, а Эрик лежал на асфальте за отвалившимся од тягача бампером и стрелял в ответ.

— Четвёртый, Пятый! — призывал Третий подмогу.

Четвёртый выполз из-за куста и выволок пистолет, а Пятый вообще не отозвался: он был убит и покоился на дне канавы около легковушки, что валялась там же, вверх колёсами и начинала загораться.

Геккон подобрался к кабине тягача и схватил за ногу один «объект». Вокруг свистели пули, но Геккон их не боялся: объект пойман, задание почти что выполнено.

— Пусти… — застонал объект, отчаянно вырываясь, махая кулаками. Он попытался стукнуть Геккона, но тот быстренько перехватил, захлебнул его неумелый удар и принялся выволакивать объект из кабины наружу. Это был Санёк, он захныкал от боли, когда Геккон заломил ему руку.

— Да оставь ты моего брата! — второй объект решил напасть на Геккона и приложить его ногой. Васёк решил спасти Санька, выскочил на бой, однако очень быстро проиграл.

Геккон на время выпустил пойманного, отпрянул назад, а потом — совершил прыжок, выбросил вперёд свою ногу, обутую в подбитый железом сапог и навернул Васька по голове, отбросив его назад и оглушив. Мгновенно оценив ситуацию, Геккон решил тащить оглушённый объект, а не тот, что барахтается в грязи и ноет.

Третий всё ещё отчаянно сражался с воинственным автоматчиком, который залёг под тягачом и не переставал гвоздить очередями, но Геккон поторопил его:

— Хватит пулять — лезь за руль! Я за фурой — подбери меня. Едем на базу!

— Есть! — отозвался в наушнике Третий и сейчас же прекратил стрелять.

Он вскочил с грязного асфальта, забился за руль микроавтобуса и рванул к Геккону, который тащил на себе оглушённого Васька.

Эрик выпрыгнул из укрытия, пальнул очередью, тут же пристрелив Четвёртого, и попал в колесо. Шина лопнула, чёрный микроавтобус завилял, но Третий чудом удержал его и не ухнул в кювет.

— Прыгай! — крикнул он Геккону, и Геккон забился в салон с Васьком наперевес. Санёк ползал в луже не в силах подняться, Эрик выскочил на середину дороги, не переставая палить, но Третий включил первую скорость, и микроавтобус умчался, искря по асфальту испорченным колесом.

Третий прекрасно управлялся с машинами — он ухитрялся не сорваться с дороги даже о трёх колёсах. Геккон уселся в кресло и пристегнулся: машина достаточно жёстко шла. Пробитое колесо чиркало по асфальту, выбивало искры, а потом — чиркнуло очень жёстко и отлетело в кусты. Микроавтобус сильно тряхнуло, оглушённый «объект» свалился на пол. Он начал приходить в себя, грузно ворочался, хныкал что-то про маму и папу, просился то домой, то в зоопарк.

Геккон схватил его под мышки и затащил на сиденье рядом с собой. Застегнув на пузе объекта ремень безопасности, он принялся считать потери и обнаружил, что они катастрофические: из восьми человек остался только он сам и быковатый Третий. Но это — мелочи. Главное, что объект взят, «упакован в коробку с бантиком» и вскоре будет предоставлен в распоряжение Теплицкому. Всё, Геккон отмазался от технической «рыбки». Пока отмазался: Геккон не знал, что схватил совсем не тот объект, который хотелось бы Теплицкому. Вместо хронотуриста Эриха Иоганна фон Краузе-Траурихлигена рядом с ним сидел и просился в зоопарк простой местный дезертир Васёк Новиков. А хронотурист остался там, на шоссе, около разнесенного тягача.

Глава 19 Турист в городе

Санёк был в диком ужасе. Всё, что произошло сейчас, никак не желало укладываться в его бедной голове, и поэтому — он не мог обрести человечий облик, подняться с четверенек и произнести человеческое слово. Несчастные мозги домашнего мальчика отказывались переваривать страшенную перестрелку, все эти аварии, горящие машины, страшных вооружённых людей в чёрном, которые зачем-то на них напали, которые утащили Васька…

— Да подбери ж ты сопли! — зарычал на него Эрик, заглядывая в его бледное перекошенное лицо.

Санёк с размаху уселся на асфальт и закрыл руками голову. Он всхлипывал, как малодушная девчонка и поминутно вопрошал не у Эрика, а у космоса:

— Зачем они его утащили??? Кто они? Зачем??

— Как ты мне надоел! — фыркнул Эрик, поняв, что Санёк нескоро успокоится и нескоро «подберёт сопли». — Чёрт, ну и армия же у вас! Не стыдно??

Стыдно ли? Санёк не знал сейчас, что такое «стыдно». Они с Васьком были родные братья. Санёк на два года старше, он учился в университете, но со второго курса выскочил птичкой, а неуспеваемость придала ускорение. Васёк учился в школе на троечки и в университет не поступил вообще. Вот и попали они вдвоём под один призыв. Служили неплохо, нарядов мало хватали. Только Васёк мучился желудком из-за непривычной пищи… А потом они решили сбежать…

— Да сколько ты тут ползать будешь?? — Эрик рассвирепел, наблюдая безвольное поведение Санька. Он едва сдержал себя, и не схватил автомат — а то бы Санёк уже был расстрелян.

— Пихайся в кабину! — Эрик схватил хнычущего Санька за куртку и насильно заволок в кабину. Санёк сел мешком, не проявляя признаков интеллекта, и продолжил ныть.

— Чёрт! — чертыхнулся Эрик и запрыгнул за руль. Он захлопнул дверцу, но тут что-то хрустнуло — и дверца отвалилась совсем, треснулась об асфальт.

— Да чёрт с тобой! — Эрик завёл мотор и вывел фуру на шоссе без дверцы.

По встречной полосе полз «Жигулёнок». У его водителя просто отпала челюсть, когда он узрел побитый, поцарапанный грузовик «призрак», что выплыл на дорогу из кювета и поехал без лобового стекла и без двери, теряя на ходу дыни, что сыпались из раскрытой фуры.

Из-за лобового стекла и двери Эрик особо не переживал: ему доводилось ездить и на куда более худших развалюхах. Ему не понравилось только то, что накрылся GPS-навигатор. Умный прибор, оснащённый удобным сенсором, выглядел как чёрная дыра, из которой поблескивали синенькие электрические искорки. Карту, естественно, на нём никто никогда уже не увидит, поэтому Эрик поехал туда, куда вела дорога.

Дорога вела в город — большой город будущего, застроенный высокими домами, утыканный столбами фонарей, пронизанный широкими автострадами, забитый автомобилями.

«ДОНЕЦК» — громадными буквами провозгласил въездной знак, заставив Эрика признать: да, такой город есть. А вот хвалёного Краузеберга, по-видимому, как не было на карте мира, так и нет. Да, будущее показалось Эрику мрачным: русские вот они, они живут в высоких зданиях, ездят на странных разноцветных автомобилях, во всю щеголяют ковбойскими джинсами, которые считались дурным тоном в любом цивилизованном обществе, кроме Дикого Запада… А Третий рейх, похоже накрылся медным тазом. Да, прискорбно. Ну, ничего, кажется, судьба дала Эрику шанс на реванш — стоит только наладить сообщение между этим сумбурным две тысячи десятым и сорок первым. Тогда начнётся качественно новая война, и план таков: Рейх взвинчивает технологии до уровня далёкого будущего, а Россия так и остаётся в лаптях. И, естественно, сразу же проигрывает!..

— Эй, куда ты едешь? — это наконец-то очухался побитый Санёк и сел нормально, уставился на Эрика большими глазами. Правда, левый глаз был подбит и начинал заплывать.

— Вперёд! — неопределённо отозвался Эрик, который действительно, ехал просто вперёд. — Слышь, будущее, кто это твоего товарища унёс?

— Это у тебя надо спросить, ты у нас марсианин. Кроме того — Васька мне не товарищ, а брат. Родной брат, понимаешь?? — мрачно прогудел Санёк, не глядя на Эрика, а считая частные дома, которые проносились за окном. Вот, пролетела вилла а-ля Лазурный берег… Простому маленькому человечку Саньку Новикову так никогда не жить. А вот тут ещё Васёк встрял в какой-то переплёт…

— А вдруг ты мафиози? — продолжал Санёк, нервно шаря по пустым карманам. — Ты же не говоришь, из какой ты дырки выполз…

— В той дырке, из которой я выполз, «родных братьев» отстреливают, как воробьёв! — хохотнул Эрик, продолжая ехать в город будущего Донецк. — Ты, будущее, в этой дыре и минутки бы не продержался — пулю схлопотал бы и капут. Забыли бы все, и как звать тебя!

* * *

Город это не лес, и гаишники тут куда более зубасты. Особенно после того, как приняли правило для городов: ездить только в чистых машинах. Пост ГАИ запрятался в узком глухом переулке, что пристроился к Коммунистической улице около Пролетарского райисполкома. Гаишникам, которые засели в патрульной машине, сразу не понравился грузовик, покрытый царапинами, пулевыми дырами и грязью, который мчался на недопустимой скорости и к тому же — терял из своей фуры дыни. Дыни выкатывались на проезжую часть, грозя угодить под колёса автомобилям и устроить аварию.

— Во, гоблин прёт, — сказал один гаишник напарнику.

— Откуда выполз-то? — удивился второй.

— Пойду, тормозну, — заявил первый и выпростался из кабины с жезлом наперевес.

Гаишника обдал утренний холодок, он поёжился, но решил работать и поднял полосатый жезл, преградив путь «потустороннему» грузовику.

— Эй, такой же… — Эрик заметил гаишника и его жезл, что торчал перед их грузовиком, призывая к остановке.

— Не смей стрелять!! — взмолился Санёк, боясь новых жертв среди гаишников. — Это город… В городе нельзя…

— Я понял! — мрачно отрезал Эрик и вместо того, чтобы тормозить — нажал на газ.

Тягач рявкнул мощным двигателем и рванул ещё быстрее. Промчавшись мимо гаишника, «автовеликан» задел его передним бампером за жезл. Выбитый, жезл отлетел и подбил лобовое стекло патрульной машины. Сам гаишник завертелся волчком и с размаху хлопнулся в траву.

— Эй, чего швыряешься?? — обиделся второй гаишник, высунувшись из-за опущенного окошка. Он быстренько смекнул, что с товарищем случился большой конфуз и «грузовик-беглец» следует догнать и припереть к обочине. Гаишник с рыком завёл двигатель и рванул в опасную погоню.

Эрик вёл грузовик так, словно бы проводил по рокаде тачанку. Гнал на красный свет, свистя тормозами на поворотах, вилял с одной полосы на другую, разгоняя другие автомобили, а потом — внезапно выпрыгнул на встречную и с размаху залетел в некий глухой узкий переулок. Из-под колёс с гвалтом вымахнула бездомная пегая кошка, бампер тягача свернул и искорёжил мусорные баки, стенки фуры чиркнули о стены домов. Кабину жёстко тряхнуло, Санёк свалился с сиденья на пол и там завизжал: стукнулся обо что-то локтем и коленом.

Эрик надавил на тормоза, силясь застопорить тяжёлую машину до того, как она вскачет в бетонный забор. От перегретых шин повалил серый пар, они заскрежетали об асфальт, оставляя чёрные полосы. До монолитного высоченного и толстого забора оставалось меньше метра, когда инерция ослабла и позволила заклиниться тяжеловесному грузовику. Санёк до сих пор верещал под сиденьем: не от боли, от страха. Эрик выпрыгнул из кабины и хотел сделать ножки, но вспомнил про Санька и залез назад — надо же выволочь пленного-то! «Пленный» выволакиваться совсем не хотел, а тупо застрял, зацепившись за что-то под сиденьем. Где-то на шоссе завывала сирена гаишника — он на патрульной машине колесил кругами по району, подозревая, что шальной шофёр мог забить грузовик в какой-нибудь двор в надежде отсидеться. У Эрика был автомат, он мог бы подбить патрульную машину, как утку. Но он уже подбил одну «утку», а в городах будущего, похоже, подбивать вообще никого нельзя — иначе светит некая «зона», на которой нужно «чалиться». Лучше спрятаться и подождать, пока «полицейский» отстанет. Только пленный этот забился и не реагирует даже на угрозы расстрелом…

— Доннерветтер! — рыкнул Эрик, отчаявшись вытянуть Санька из-под сиденья, таща за ногу. Бросив эту запачканную ногу, Эрик схватился руками за кресло и силой дёрнул его вверх. В кресле что-то заскрежетало, и оно отодралось, уронив некую железку. Эрик вышвырнул кресло из кабины на улицу и едва не зашиб им бомжа, который выполз из подвала и подобрался разглядеть, что за великан пожаловал в его «родной» тупик. Бомж взвизгнул и поспешил раствориться в мусорном хаосе, а Эрик дёрнул скорчившегося в «позе эмбриона» Санька за шкирку и потянул прочь из кабины.

Санёк ныл, но топал, Эрик выволок его почти что волоком и поволок к забору. Он считал, что забор следует перелезть и попасть во двор, который был им отгорожен.

Гаишник тем временем заметил в тупике раскрытую фуру, в глубине которой сиротливо каталась единственная дынька. «Вот он!» — точно определил дорожный инспектор и направил в тупик свою патрульную машину — задерживать и штрафовать горе-водилу. Вклинившись в тупик, гаишник машину оставил: не протиснется между стеной и фурой. Он пошёл обходить грузовик, стараясь не наступать на пахучий мусор, желая добраться до кабины. В кабине дорожный инспектор обнаружил пустоту. Дверца водителя вывернута «с мясом», лобового стекла не было, на приборном щитке зияла дыра. Гаишнику даже стало не по себе — жутко как-то наедине с такой развороченной машиной — «грузовик-призрак»! Да, в среде гаишников ходили байки о призрачных машинах, которые предрекают скоропостижную гибель от ножа или пули… Разглядывая «призрачную» фуру, гаишник не увидел вывернутого кресла и споткнулся об него.

— Чёрт! — ругнулся гаишник: во-первых, испугался, а во-вторых, едва не рухнул вниз головой в мусорный бак. — Да что б вас!

И тут же он заметил двух субъектов, которые шатко-валко, но быстро удалялись от грузовика к забору. Вот они!

— Стой! — гаишник решил, что они опасны, выцапал из кобуры табельный пистолет и с ним наперевес ринулся в погоню.

Два бомжеватых типа вздрогнули, заковыляли ещё шибче. Им было нелегко убегать: один тащил второго едва ли не волоком.

— Стой! — гаишник пальнул в воздух.

— Давай, прыгай через забор! — Эрик пихнул Санька к забору, но тот отказался прыгать.

— Я не могу… — прохныкал он.

— Что значит — не могу?? — изумился Эрик. — Ты же солдат, лезь!

Гаишник выпалил. бах! — выстрел вспугнул ворону, которая копалась в баке. Эрик вскинул краденый автомат.

— Стой! — гаишник приближался, обходя грузовик. В руке его торчал пистолет.

Эрик нажал на курок, но убивать не собирался: его очередь просвистела у гаишника над головой и срубила его фуражку. Гаишник перепугался и залёг в мусор, а Эрик забросил автомат на спину и с разбегу заскочил на забор. Санёк оказался солдатом неважным. Он скрёбся внизу и никак не мог влезть — падал, словно девчонка.

— Руку давай! — Эрику надоело ждать, и он решил помочь.

Санёк жалкими глазами взглянул на протянутую ему руку и только задёрнул носом. Гаишник ворочался в мусоре: поднимался, желая продолжить погоню и поймать-таки двоих преступников.

— Давай руку, или пристрелю! — выплюнул Эрик, свободной рукою схватив «калаш». — Вперёд!

Санёк выглядел обречённым, но руку протянул, боясь пули в лоб. Эрик схватил его руку и потянул вверх. Санёк неуклюже, срываясь, вскарабкался по выщербленной стене на забор. Едва он обрёл равновесие — Эрик столкнул его вниз. Санёк упал на кучу мягкого мусора, упал неудачно — носом в мусорный пакет.

— Стой! — это «активизировался» гаишник и опять пальнул в воздух.

Эрик спрыгнул с забора около Санька и тут же потащил его, требуя, чтобы тот вставал.

— Слизняк! — ругался Эрик. — На войне ты был бы уже труп! Чёрт!

— Какая война? — ныл Санёк. — Ты под кайфом, ты бандит, ты просто псих!!

— Скачи уже! — Эрик дал Саньку пинка, и Санёк по инерции проскочил вперёд.

Гаишник дрался на забор, одновременно вызывая подкрепление. Сейчас, ещё немного и тут окажется целая армия гаишников и менты в придачу! Санёк пошевеливался: не хотел быть схваченным, он желал, чтобы «волки» схватили Эрика.

— Где ты живёшь?? — настаивал Эрик и подпихивал Санька вперёд, то кулаком, то автоматом.

Они попали в чей-то двор. Двор был просторный и выходил на дорогу. На поломанной карусели «вертушке» сидели некие подростки чёрно-розового цвета. Увидав двух вооружённых типов «подвальной» наружности, эмо-тинэйджеры с визгом бросились врассыпную, теряя прибомбасы. Старушка, в руке которой болтался большой кулёк, испуганно закудахтала, выронила кулёк и прянула в ближайший подъезд. Кулёк треснулся об асфальт, внутри него раскололась банка огурцов.

— Пожалуйста, брось автомат! — молил Санёк, видя реакцию людей, которые до смерти пугались вооружённого Эрика и убегали от него как ошпаренные. — Они же ментов вызовут, пожалуйста!

— Да? — Эрик уже начал кое-что понимать в будущем. Да, тут никто не ходит с оружием — ходят в каких-то жутких розовых обмотках и в панталонах без юбки. Да, оружие только выделяет из толпы, в которой нужно было раствориться. — Ладно… — Эрик согласился расстаться с «калашом» и сгрузил его с плеча под скамейку.

— Пошли, чего глазеешь? — прикрикнул он на Санька, который встал и вылупился на выброшенный автомат, как на пачку денег.

— Спрячь его… — пискнул Санёк.

— Пусть валяется! — отказался Эрик и направился к дороге, по которой туда-сюда сновали автомобили. Наверное, опять попытается поехать автостопом…

— Надо тачку тормознуть! — заявил Эрик и потащил Санька к дороге. Да, русский язык будущего отличается от нормального русского языка. Но в целом — он стал ещё примитивнее, скоро сведётся к сигнальной системе приматов…

Санёк уже наелся автостопом. Ему самому за руль не попасть, ни за какие коврижки, а вот этот Эрик — настоящий убийца на дороге. Если он снова попадёт в кабину автомобиля — полгорода будет задавлено, а другая половина окажется в гипсе…

— Не надо тормозить тачку… — пробормотал Санёк. — У меня тут сестра недалеко живёт…

Ему пришлось «рассекретить» сестру во избежание новых жертв среди водителей, пешеходов и гаишников — и так уже слишком много набили. Тюремный срок всё рос и грозил достигнуть размеров, не совместимых со сроком человеческой жизни… Да ещё и Васёк попался каким-то типам. Санёк пытался выбить у Эрика, кто они такие, а Эрик не знал и считал, что раз Санёк из будущего — то ему виднее, кто у них нападет и ворует людей.

Они уже выбрались за пределы двора, шагали по неширокому тротуару вдоль дороги. Слева высились пятиэтажные дома, отгороженные от тротуара кустами, а справа — плыл троллейбус номер одиннадцать. Троллейбус был неновый, тарахтящий и неуклюжий, зато из-за его тяжёлого хвоста внезапно выпрыгнула милицейская машина. Санёк шарахнулся от неё, в порыве страха потянул Эрика к редким кустам, в которых спрятаться нельзя. Безусловно, это гаишник вызвал подкрепление, и вот — оно приехало. Всё, сейчас схватят.

Троллейбус доплыл до приземистого сооружения остановки и остановился около него, впуская и выпуская людей.

— Туда! — Эрик решил, что лучше добежать до троллейбуса, нежели попасться, бестолково сидя в плешивых кустах.

Остановка была близко, Эрик побежал к ней широкими скачками, а Санёк отстал: он не мог так быстро бегать. Милицейская машина со свистом затормозила, из неё вымахнули три милиционера в бронежилетах, с пистолетами.

— Стоять! — рявкнул один из них и попытался схватить Санька, который едва поспевал за быстроногим Эриком, борясь с одышкой.

Саньку повезло увернуться, рука милиционера просвистела мимо, однако милиция отставать не собиралась.

— Стой, стрелять буду! — потребовал за спиною Санька авторитетный бас.

Эрик уже запрыгнул на подножку троллейбуса, спихнув с пути пару человек. Один гражданин в квадратных очках даже вывалился из троллейбуса на асфальт, выброшенный сильной уверенной рукой.

— Да куда ты прёшь?!

— Тут очередь!

— Да не пихайтесь же!

Эрик начал проталкиваться по салону бегемотом, толкаясь локтями. Люди недовольно роптали, но сторонились, не желая заполучить синяк. Санёк пыхтел, видя, что троллейбус собирается уехать. Он вскочил на подножку в последний момент, за секунду до того, как троллейбус захлопнул дверь перед носом милиционера.

— Ну, прекратите же пихаться, тут люди на подножке висят!

— Да не отирайтесь вы об меня!

— Козёл!

Другие, нормальные, пассажиры были очень недовольны появлением чумазого Санька с картофельной шелухой на ушах. Один увесистый субъект даже оттолкнул его от себя с брезгливым фырканьем:

— Бомжара, ща выбью зуб!

Санёк поспешил устраниться и не конфликтовать с увесистым субъектом — слишком уж тяжёлой оказалась его ручища — под стать Гераклу. Он начал проталкиваться к середине салона, где маячила чёрно-красная кепка Эрика.

— Залез? — шумно осведомился Эрик через весь салон и опять кого-то ощутимо пихнул.

— Залез… — прокряхтел Санёк, зажатый двумя рыхлыми обрюзгшими телами. — Только этот «тролль» не в ту сторону идёт… Хотя можно вкруговую поехать…

— Вот и поедем вкруговую! — согласился Эрик и схватился за поручень, отпихнув чью-то руку.

— Эй, да не орите в ухо! — возмутилась некая девица, что неосмотрительно стала около Эрика.

Переполненный людьми троллейбус проехал совсем немного — на повороте, перед самой конечной, он внезапно застопорился, да так, что пассажиры мешками посыпались вперёд. Санёк тоже отвалился и налетел с размаху на какую-то даму. Удержался один лишь Эрик — вцепился в поручень и только отбрасывал тех, кто на него падал.

Оказалось, что пред троллейбусом выросла милицейская машина. Всё, их остановили, напуганный водитель распахнул одну лишь переднюю дверцу. Пассажиров выпускают по одному, они вынуждены проходить между двумя ментами, показывая документы.

— Всё, мы попались! — пискнул Санёк. — Они тормознули троллейбус!..

— Пихайся сюда! — приказал ему Эрик и сам начал пропихиваться к закрытой средней двери. — Сейчас, откроем!

Санёк не знал, что делать, поэтому начал послушно проталкиваться к Эрику. Он делал это как можно осторожнее, стараясь поменьше задевать волнующихся людей.

— Что случилось?

— Там милиция… — они кудахтали курочками, пугаясь ментов, их машин, бронежилетов, автоматов…

— А ну… — Эрик прорвался к средней двери и схватился руками за её створки. — Давай, русский, живее шевели ластами, сейчас выйдем!

Он налёг на дверь со всей своей бешеной силой, и створки поддались напору, со скрежетом разъехались в стороны.

Эрик выскочил из троллейбуса, и тут же к нему метнулся один из ментов, стремясь задержать.

— Стой! — заревел он, вскидывая табельный пистолет.

Эрик на бегу залепил ему оплеуху, милиционер покатился по асфальту, выронив оружие, заверещал:

— Ребята!!

На помощь ему спешили другие — они вылетали из машины, которая перекрыла дорогу троллейбусу. Визжа тормозами, вышвыривая из-под колёс камни, со всех сторон съезжались другие машины милиции: гаишник поднял на уши полгорода. Санёк покинул троллейбус вслед за Эриком, но тут же наткнулся на «активиста из народа»: один пассажир возжелал помочь милиции и вцепился в его куртку мёртвой хваткой питбуля. Он начал затаскивать Санька назад в троллейбус, другой — не менее активный, завизжал тонким голоском:

— Милиция, сюда, сюда, мы поймали!!

Менты среагировали на крик, ринулись к пойманному за куртку Саньку. Санёк не хотел попадать в их кровавые когти, он с ловкостью ящерки вывернулся из чужой куртки и прыгнул вперёд, стремясь проскочить мимо ментов и нырнуть в тот двор, где секунду назад скрылся Эрик. За Эриком тоже гнались: менты скакали во двор за ним попятам. В отчаянной попытке оказаться на свободе Санёк ощутил в себе невиданные силы. Отпихнув от себя ближайшего милиционера, он прянул вперёд, перепрыгнул тротуар, перемахнул через заборчик, завернул за угол дома и оказался во дворе. Он ожидал увидеть Эрика, однако двор был пустынным. Санёк осознал одиночество, впал в панику, заметался из одного угла двора в другой и потерял драгоценное время. Милиция настигла его.

— Стой! Стрелять буду! — раздалось позади, и перепуганный Санёк перепёлкой полетел вперёд.

Но наперерез ему уже мчались: из-за мусорных баков явился целый отряд «синих». Санёк застопорился около высокого, раскидистого каштана, завертелся на месте, ища лазейку. Лазейки не было, а один милиционер прыгнул тигром и поверг Санька на каменистую пересохшую глину. Санёк барахтался, а его несчастные руки уже сомкнули за спиной. Милиционеры сбежались к нему, обступили, кто-то взял на мушку. Задыхаясь, глотая землю, Санёк звал на помощь неизвестно, кого.

Эрик видел, как русские милиционеры из будущего набросились на этого малодушного ненастоящего солдата Санька, как они скрутили его и повалили. Эрик сидел на ветке каштана, спрятавшись в густой кроне, и всё видел сверху. Прямо под ним топтался милиционер, который держал Санька на мушке пистолета.

Эрик спрыгнул с ветки и в прыжке саданул милиционера с пистолетом ногой. Тот врезался в землю, выпустив пистолет. Эрик поймал оружие на лету, пару раз пальнул в воздух, чтобы отвлечь внимание милиции на себя. У него получилось, менты на секунду отстали от Санька.

— Беги, русский! — крикнул ему Эрик, сражаясь с милиционерами, которые набросились на него с резиновыми дубинками. Кому-то он заехал в челюсть, кого-то огрел под дыхало тяжёлым сапогом…

Санёк вывернулся из ослабших рук и вскочил на ноги.

— Беги! — слышал он вопль своего бандитского товарища по несчастью. — Чего застрял, ты, кретин??

Санёк побежал в первую попавшуюся сторону, рубанулся сквозь живую изгородь, столкнул некого прохожего с ног в лужу. Он бежал к просвету между двумя домами, надеясь нырнуть в него, покинуть двор и…

Эрик отбился от милиции и тоже убегал, быстро догоняя Санька. Сбитый и вымокший прохожий поднялся, собирая в сумку рассыпавшуюся картошку. Эрик на бегу столкнулся с ним, и неудачник-прохожий опять ляпнулся с размаху в ту же лужу, расшвыряв картошку.

— Они уходят!

— Стоять!

— Стой!

— Задержать!

— Стрелять буду! — бесновались за спиною менты и палили из табельного оружия, пытаясь попасть по ногам и остановить.

Пули убийственно свистели, проносясь мимо, но Эрик уже давным-давно привык к свисту пуль, он совсем не боялся ни пуль, ни смерти. Догнав Санька, он схватил его за футболку и затащил за угол дома. Две пули врубились в бетон стены, а потом — кто-то отдал команду не стрелять в жилом районе.

— Ну, всё, отстали, — решил Эрик, видя, как милиционеры разбрелись по двору и обыскивают там закоулки.

— Слушай, в меня, кажется, попали… — плаксиво прохныкал Санёк, топчась за спиной Эрика.

— Да? — Эрик обернулся и посмотрел на своего неуклюжего пленника.

Санёк держал свою левую руку правой выше локтя, и на его пальцах краснели пятна крови.

— Попали… — пискнул он, морщась. — Больно…

— Царапина, чай не развалишься! — оценил Эрик и потащил Санька прочь. — Пошли отсюда, пока они там роются!

Глава 20 Объекты

Теплицкий всё никак не мог дождаться, когда Геккон доставит ему объект. Он бродил по лабораториям, отвлекая от работы Миркина и Барсука, залил в себя несколько галлонов минералки и столько же вылил, ругался со всеми, кто попадался под раскалённую руку и слово «рыбозавод» вылетело из его рта уже раз триста.

Миркин пытался зафиксировать тающий «остаточный след», Барсук «точил» ириски и что-то напряжённо высчитывал в «матлабе», краснея, пыхтя и потея при этом, а Рыбкин — тот возился у флиппера, привинчивая к нему некий «чёрный ящик». Теплицкий уже весь избегался, курсируя из одного угла в другой, не зная, чем бы занять себя, пока медлительный Геккон там копается с «объектом». Он подкрался к работающему Рыбкину и вопросил прямо ему в ухо:

— Эй, чего это ты там мастыришь??

От неожиданности студент едва не упустил отвёртку и не расколотил «чёрный ящик» — Теплицкий очень громко вопросил… Ещё и в ухо.

— Эт-то… стабилизатор бессбойности… — промямлил Рыбкин, едва удерживая тяжёлый «ящик» на весу одной рукой. К тому же — он потерял винт, за которым нужно было нырять на пол и там ползать…

И тут явился Геккон. За ним в затылок топал здоровенный Третий и тащил кого-то, обряженного в продырявленные джинсы, замызганную куртку и синюю кепку. На глаза сему субъекту навязали чёрную повязку, а его руки — связали, заведя за спину.

— Объект?!! — обрадовался Теплицкий и отстал от Рыбкина, позволив ему вволю разыскивать упущенный винт.

Геккон был побит и грязен, Третий тоже.

— Натоптали… — пробормотал Теплицкий, видя, какие следы эта парочка оставила на блестящем полу лаборатории. — Ладно, — сейчас ему было не до следов, ведь попался объект. — Геккон, вываливай его сюда!

Геккон был уверен, что отбоярился от «рыбки» и кроме того, завоевал награду в твёрдой денежной сумме. Он щёлкнул пальцами, подав знак Третьему. Третий вытолкнул вперёд объект и сдёрнул с его глаз повязку. Объект не устоял на ногах и бухнулся на пол.

Теплицкий наклонился к нему и сказал:

— Ну что, господин Краузе, теперь вы включите мне «брахмаширас»!

— А? — «объект» поднял свою голову, уставил на Теплицкого неумную мальчишескую физиономию с выкругленными голубенькими глазками. Из-за связанных рук он неуклюже ворочался на полу и подсучивал ногами.

— «Брахмаширас»! — торжествующе повторил Теплицкий, забив свои руки за спину, как дон Карлеоне. — Или вы скажете, что не слышали о нём, господин Краузе? Я знаю, что вы прекрасно говорите по-русски. Так что, не валяйте дурака, прикидываясь, что вы меня не понимаете!

— Кто? — булькнул «объект», которого звали не «господин Краузе», а Васёк Новиков.

— Ваньку валяет… — заключил Теплицкий, переминаясь с одной ноги на другую. — Геккон, давай, развяжи ему язык, а то я тут сварюсь с вами заживо!

Геккон умел развязывать языки лишь кулаками, и поэтому придвинулся к «объекту», стиснув эти самые кулаки. Он уже собрался поколотить Васька, Васёк съёжился, ожидая тяжёлых тумаков. Но тут «объект» попал на глаза Миркину. Профессор оторвался от ноутбука и подошёл поближе. Стоп! Он хорошо помнил человека, изображённого на фотографии из дневника немецкого коменданта. Гордый, интеллигентный, осанистый, широкоплечий, высокого роста, генерал, эсэсовец, грызущий глотки. К тому же — настоящему Эриху фон Краузе-Траурихлигену должно быть лет тридцать. А это кто? Червячок, ноющий, перепуганный какой-то, сутуленький, худенький пацанчик годиков на восемнадцать. Да и не немец, и не из прошлого. Миркин сделал вывод:

— Слушай, Теплицкий, это не он! — Миркин выдвинулся из-за стола и подошёл к Ваську, который уже почти что плакал.

— Что?? — громыхнул Теплицкий, подняв бровь над правым свирепым глазом.

— Ты не сатаней, — предупредил Миркин, разглядывая «объект», как тот пускает слезу, строит бровки домиком, скулит и ползает по полу. — Но твой Геккон притащил не наш объект. Это не Краузе, а неизвестно кто.

— Вася… — прохрипел тем временем «объект». — Новиков Вася… Пожалуйста, развяжите…

Геккон попятился: над его головой дамокловым мечом нависла поганая «техническая рыбка». Третий — тоже сделал шаг назад — та же «рыбка» нависла и над ним.

— Что за черти, какой Вася??? — взвизгнул Теплицкий, а из его ушей повалил пар. — Геккон!

Он подскочил к начальнику службы безопасности, вцепился в его запачканный воротник и начал трясти. Воротник не выдержал напора и оторвался, Теплицкий по инерции отвалился назад и шлёпнулся на пол. Геккон съёжился: «рыбка» приплющила.

— Вставайте, Алексей Михайлович, — засуетились они с Третьим, поднимая Теплицкого на ноги. — Вы не ушиблись?

— Отстаньте от меня, дундуки! — отмахнулся от обоих полуподнятый Теплицкий и снова грянулся на пол. — Все на рыбку, на рыбку! Что такое, какой Вася?? Что за Вася?? Где мой «турииист»??!!

— Истерика, — постановил доктор Барсук из-за своего компьютера.

Васёк совсем скис, свернулся на полу калачиком, подтянув ноги к подбородку, и тихо плакал. Теплицкий пытался отковырнуться от пола, но скользил и падал, как та корова. Геккон отошёл на безопасное расстояние и оттащил Третьего: знал, что Теплицкий, стоит ему вскочить, тут же ринется в оголтелую драку и может даже выбить глаз. Да, похоже, Геккон ошибся и «упаковал» не того «туриста». «Фропессор» отказывается от него, Теплицкий взбесился. Да, «рыбка» обеспечена.

— Где мой турист?? — Теплицкий наконец-то встал и вонзил огненный глаз в Геккона. — Тебе было поручено разыскать МОЕГО туриста, а не вылавливать слизняков!! Что ты наделал, Геккон??

— Поймал «туриста»… — мрачно буркнул Геккон. — На нём след этот… как его… Балда профессорова показала, я схватил!

— Да? — переспросил Теплицкий и тут же призвал Миркина. — Миркин! А ну, тащи «балду»!

— Развяжи его хотя бы, — посоветовал Миркин и взял со своего стола резервную копию сканера. — А то он скоро тут у тебя помрёт со страху.

— Развязать! — скрипучим голосом приказал Теплицкий Геккону.

Геккон разрезал ножом путы, что стягивали руки бедняги Васька, и отошёл подальше, в угол лаборатории. Пускай разбираются с туристами, со сканерами, с профессором, только не с ним. Геккон своё дело сделал.

Васёк сел, потирая затёкшие запястья с отпечатками грубых верёвок, и воззрился на тех, кто собрался перед ним. Он вообще не понимал, куда попал, зачем его туда притащили, что за штуковина возвышается там, позади этих бесноватых типов, которые его обступили. Он от страха, даже подумал, что его абдуцировали пришельцы из космоса. Да, тот бесноватый Эрик — безусловно, тоже инопланетянин. Он был разведчиком, искал подходящего гуманоида, а за ним пришли похитители…

— Как тебя зовут?? — не отставал от него страшный бешеный «нечеловек», размахивая конечностями. Другой же «нечеловек» водил перед его побледневшим лицом неким аппаратом, который журчал и попискивал.

— Да, на нём есть остаточные молекулы, — заключил Миркин, оценив данные которые выдал его сканер. — Но он, скорее, контактировал с «туристом», а не является им.

— Да как тебя зовут, чёрт бы тебя задрал!! — возопил Теплицкий, желая добиться от апатичного и хнычущего «туриста» хотя бы имени.

— Вася… — промямлил «турист», закрывая руками запачканное лицо.

— Нет, вы гляньте на него! — подпрыгнул Теплицкий. — Всё равно — Вася!

— Вася Новиков… — заплакал Васёк. — Я раскаиваюсь… Я не хотел, я не стрелял… У меня сестра, на неё наезжают… Мы с братом хотели ей помочь, спасти… Мы не могли больше в армии…. Сестра…

— Чего он метёт? — удивился Теплицкий. — Какая сестра?? С каким ещё братом?? Геккон!

— Что? — отозвался Геккон. — Я не знаю, какая сестра!

— Моя сестра, — всхлипнул Васёк всё ещё сидя на полу. — Она написала нам с братом в армию письмо, что на неё наезжают какие-то бандюги, скинхеды, качки… ещё кто-то, я не знаю, кто… Один раз чуть квартиру не сожгли. Я не выдержал и убедил брата дезертировать из армии и защитить её от них… Нас искали, а потом… потом псих какой-то в них пальнул. Но это были не мы… Он нас в заложники взял… Санёк у него до сих пор… — Васёк вывалил всю правду и уронил на коленки свою несчастную голову, обречённую на военный трибунал и на суровую кару.

Но эти типы, похоже, не поверили ему.

— Слышь, Геккон! — присвистнул тот, мельтешащий, обращаясь к прямоугольному человеку в чёрном, что высился за спиною Васька. — Нет, ну ты глянь: всё равно — сестра! Всё равно какой-то брат! Ну, сколько можно пытаться водить нас за нос, господин Краузе? — это он уже к Ваську наклонился. — Я же вас специально вызвал, чтобы вы включили мне «брахмаширас»! Не удивляйтесь, сейчас — две тысячи десятый год, век высоких технологий. Ради вас я построил машину времени! А вы мне сестру какую-то пихаете!

— Теплицкий, это другой человек! — вышел вперёд тип в белом халате с неким прибором в руке. — Я же тебе сказал, а ты не слушаешь! Ты никого не слушаешь…

— Цыц! — отказался от наставлений тип по имени Теплицкий. — Мне Иванков бухтел, что Краузе был суперкротом! Он мог, кем угодно прикинуться! И сейчас он нам тут тоже прикидывается! Но я тебя раскусил! — восторжествовал он и снова наклонился к Ваську. — Включай «брахмаширас»! — в сердцах Теплицкий протянул руку, схватился за грязный воротник Васька и встряхнул его, желая вытрясти секрет «ногастой машины».

Васёк взвизгнул и запросился, чтобы Теплицкий отпустил его. Теплицкий швырнул «туриста» на пол и надвинулся на Геккона:

— Геккон, поколоти его, что ли? А то он мне уже плешь проклевал своими сестрами и своими братьями!

Геккону было всё равно, кого колотить, он выпятил кулаки, собираясь посредством их призвать к порядку нерадивого «туриста». Васёк испугался, что здоровяк сейчас проломит ему голову и закрыл лицо руками, заскулил, как трусливый щенок. <Любой группенфюрер СС на его месте поступил бы именно так, и ещё бы разразился горькими слезами в придачу!>.

— Нет! — снова встрял Миркин. — Теплицкий, я же тебе уже сказал, что это — не наш объект! Отпусти его, он всё равно тебе «брахмаширас» не включит!

— М-да? — Теплицкий, наконец-то, прекратил мельтешить, выбросил оборванный воротник Васька и наконец-то задумался. — Стой, Геккон! — остановил он начальника безопасности, отменив распоряжение колотить «объект».

Геккон пожал плечами и опустил кулачищи, Васёк выглянул из-за своих ладоней, глянул затравленным глазом и снова спрятал горемычную голову.

— Ну, просто так выпустить его к другим людям мы не сможем… — вслух рассуждал Теплицкий, обдумывая дальнейшую судьбу Васька. — У нас секретный бункер… Не хватало ещё, чтобы блог написал… Вот что! — Теплицкий обрадовался, потому что придумал. — Геккон, хватай этого моллюска и спихни-ка в подвал! Выпускать его я не стану — обязательно наведёт на нас оп. А мне тут ещё опа не хватало!

— Есть! — Геккон вцепился в плечо Васька, отковырнул его от пола и насильно потащил в коридор, к лифтам.

— Нет! Нет! Не надо… я… Это не я!! — вопил Васёк, но его тут никто не слушал.

— Ну, и зачем ты мальчишку законопатил? — осведомился Миркин, с сожалением глядя вслед влекомому Гекконом Ваську. — Сгноить решил?

— Миркин, тебе что, мало досталось от опа?? — подпрыгнул Теплицкий и едва не столкнул стол. — Понравилось в каталажке, или как??

— Ипохондрик… — вздохнул Миркин, отодвинув компьютерный монитор подальше от края стола. — Да этот пацан даже не знает, что такое — оп! — он постучал пальцем по лбу, показывая Теплицкому, что тот невменяем. — Выпусти его, ради бога!

— Нет! — отказался Теплицкий. — Будет торчать в подвале! А ты, Третий, иди, скажи Геккону, чтобы, как только затолкнёт сопляка в камеру — опять скакал ловить Краузе!

Глава 21 Страдания Вертера

Сестра Санька жила… Он сказал: «Недалеко»? Санёк ошибся или наврал, потому что они с Эриком бегали от милиции в Пролетарском районе города, а сестра гнездилась в Калининском, около Калининского рынка. Санёк не хотел вваливаться к сестре в таком виде, в каком сейчас был: раненый, чумазый, вонючий и в розыске. К тому же — приходилось таскать на хвосте полоумного Эрика — неприятная компания, а отставать никак не желает. Васёк не показал Саньку письмо от сестры, где она написала, что на неё временами налетают бандиты. У Санька был противный характер. Узнав о проблемах сестры, он мог ринуться на помощь, не разбирая дороги и действительно, перестрелять всех, кто вздумал бы ему помешать…

Над городом уже сгустились сумерки: они весь день прятались, где придётся: в подвалах, мусорных баках, на пустыре за «Ашаном», бродили среди гаражей… Санёк замотал подбитую руку куском рубашки и надеялся, что рана заживёт как на собаке.

— Нужно вытаскивать пулю! — твердолобо настаивал Эрик, игнорируя просьбы Санька, оставить его в покое. — Или хочешь гангрену схлопотать?? Знаешь, как на фронте от гангрены сыплются??

— Ты чокнутый… — пробормотал Санёк, ощупывая больную руку. — Я уже понял, что ты сбежал из психушки…

Они, два беглеца, тянулись сейчас, скрытые сумерками, прямо через свалку, шагали по неудобному, бугристому бездорожью, по мусорным навалам, шлёпали по раскисшей грязюке. Над их головами висели низкие тёмные облака — наверное, скоро пойдёт дождь, а то и вырвется ливень — вон, уже прилетают из высоты мелкие капли, да и цикады замолчали, забились в траву, перед непогодой. Эрик искал укрытие — что угодно, не обязательно это будет дом. Хоть дыру, хоть нору, хоть куст какой-нибудь — лишь бы не торчать под открытым небом. И тут его внимательный глаз выхватил из сумеречного мрака, из нагромождения отходов, огонёк — дрожащий, неверный, оранжевый огонёк простого костра.

— Туда! — постановил Эрик и железной рукой поволок за собою подбитого пулей Санька.

— Эй, там бомжатник… — предостерёг Санёк, прикинув на ходу, что они вдвоём могут не справиться со «стаей» бродячих элементов. А ведь бомжи только стаями и ходят, и сидят, и спят…

— К чёрту! — буркнул Эрик, вознамерившись узурпировать чужой очаг.

Они почти бежали — вернее, бежал Эрик, рассекая непролазные грязи своими кожаными офицерскими сапогами. Санёк же, спотыкаясь, тащился на буксире, и ноги у него уже промокли и замёрзли.

«Чужой очаг» выглядел так: среди мусорных куч в железной бочке был устроен хороший большой костёр, а вокруг бочки широким кругом расположилась пёстрая орава тех, кто утратил человечье жильё и постепенно расставался и с человечьим обликом. Обряженные в лохмотья, обросшие гривами, они сидели кто на чём: на тулупах, на досках, ящиках, ошмётках… Кто-то из них шумно хлебал из пластмассовой миски растворимый суп.

Как только два незваных чужака вынырнули из свалочного мрака и ворвались в уютный свет их очага — бомжи встрепенулись, ощетинились и вперили в «гостей» звериные свои глаза. Их было много — человек пятнадцать — огромная «стая», которая могла быть даже опаснее, чем стая волков…

Санёк испугался и хотел исчезнуть отсюда, лишь бы бомжи их не убили, да бомжи злы: могут убить. А потом — съесть. Двух человек им надолго хватит… Но Эрик бежать никуда не собирался. Он смело выдвинулся вперёд, спихнув ногою чью-то миску, разлив чью-то кормёжку на чей-то тулуп и бодро заявил:

— Эй, червяки, теперь это всё моё! Ползите отсюда, пока башки не пооткручивал!

— Ты спятил… — обречённо пискнул Санёк.

Бомжи изумились, тот, кто сёрбал — прекратил есть и поднял кудлатую башку.

— Ах, ты ж, карась прохаваный! — один бомжик — малой такой и рыжий, заголосил вдруг скрипучим голосом, сорвался с места и побежал вперёд, неся в заскорузлых руках какой-то дрын.

Эрик молча, с ледяным спокойствием подпустил агрессора на удобное расстояние, и даже позволил ему прыгнуть. Бомжик прыгнул, замахнулся дрыном, а Эрик — ловко перехватил в полёте его дрын, развернул бомжа к себе спиной и пихнул его совсем легонько. Бомжик покрыл метра три и обрушился на трёх своих товарищей, сбив их с ног.

Получив дрын, Эрик махнул им и с одного удара поверг в нокаут другого бомжа, который вздумал напасть сзади. Бомж рухнул и едва не сшиб бочку с костром. Остальные бродяги загалдели, подняв гвалт, и решили напасть всей толпой.

— Мочи-и!! — раздался где-то призыв к действию, и заскорузлые вонючие личности сорвались с мест, рванули в атаку, вопя и толкаясь.

Санёк прянул назад, но споткнулся обо что-то во мраке и повалился животом на мусор…

Эрик не бежал. Он двинул дрыном, навернув того, кто подскочил к нему первым, уложил второго тяжёлым кулаком, а потом — вдруг выхватил пистолет и три раза выстрелил — не в воздух, а прямо по бомжам. Трое из них свалились убитыми, а живые — застопорили ход, заскулили:

— Волына, у него волына… — и поспешили запрятаться в щели.

Всё, атака захлебнулась и больше, кажется, не повторится. Эрик забил пистолет в кобуру и приблизился к бочке-очагу. Около бочки ворочался подбитый дрыном маргинал. Эрик больно пнул его сапогом и сурово рыкнул:

— Плятц да!

Бродяга не знал немецкого языка, но отлично понял, что ему следует исчезнуть, и быстренько уполз с глаз в темноту.

Эрик немного поглазел на огонь в очаге, а потом — разыскал глазами Санька, который ворочался на земле, схватившись за подстреленную руку.

— Комм хиер! — буркнул он и кивнул Саньку головой.

Санёк морщился от боли: болела рука. Он едва поднялся на ноги и потащился к захваченному очагу, повинуясь приказу. Что же это за наркотики такие, чёрт побери?? До сих пор не выветрились…

— Я пришёл… — прогудел Санёк, пристроившись у костра, согревая правый бок.

— Переночуем здесь! — постановил Эрик, не давая Саньку возможности возразить. — Завтра пойдём к твоей сестре. Руку давай, посмотрю хоть, что там у тебя!

Санёк не особо хотел, чтобы безумный вышибала Эрик занимался его лечением, но отказаться не мог: боялся, ведь у Эрика был пистолет…

— На, курочь… — пробормотал он и обречённо протянул свою несчастную руку на «растерзанье зверю».

Эрик только-только взялся распутывать самодельную повязку, которой Санёк замотал свою рану, как вдруг откуда-то слева раздался некий треск и странное бурчанье.

— Что это? — Санёк отскочил назад.

Эрик же только повернул голову на звук и положил руку на рукоять пистолета.

В сторонке торчал сбитый из грубых досок кособокий неказистый шалаш. Доска, что служила шалашу дверью, отвалилась в сторонку, и из-за неё выпростался страшенный бородач ростом не ниже Валуева и коренастый, как трансформаторная будка.

— Рррравжжжррр!! — издал он странный звук и двинулся вперёд, широко шагая своими лапищами, достойными снежного человека.

— Пошли, пошли отсюда… — блеял Санёк и дёргал Эрика за рукав куртки, стремясь заставить его спастись бегством от данного сасквача.

Эрик не реагировал — он уже приготовился к смертельной схватке. Пускай только «медведь» подвинется поближе…

Другие бомжи, разогнанные Эриком, осели на ближайших мусорных кучах. Завидев «йети», они притихли, расползлись дальше в стороны, на почтительное расстояние, испытывая перед громилой благоговейный трепет. Ещё бы: рослый, как скала, да к тому же — оснащён такой бородищей…

Здоровяк надвигался, потрясая волосатыми грязными кулачищами, переступая через некие обломки своими тяжёлыми лапищами.

— Ррррруммм… — пробормотал он, вращая злобными залитыми глазками, готовый разорвать на куски и сожрать любого, кто вздумает сейчас возникнуть перед ним.

Санёк бочком-бочком отодвигался куда подальше, за высокую мусорную кучу, держась за свою покалеченную руку, которая ныла и саднила.

«Йети» остановился и расправил страшенные плечи, обёрнутые в зловонные тряпки. Эрик по сравнению с ним казался маленьким и тощим — куда ему? Он ни за что не победит — тут необходима цепь загонщиков и медвежий капкан…

— Брррр! — изрыгнул бомжара и сделал тяжёлый, медвежий прыжок вперёд. Эрик даже не отошёл — он лишь незаметно двинул дрыном, и «жуткий монстр» обрушился навзничь, сражённый точным ударом, который пришёлся ему прямо в висок. Он лежал и не шевелился, казалось даже, что «сасквач» испустил дух.

— Хы-хы! — довольно хохотнул Эрик и отшвырнул в темноту ненужный дрын. Дрын скрылся, а Эрик огляделся в поисках незадачливого товарища по несчастью и, не найдя его, громко крикнул:

— Эй, где ты там, салага??

Санёк прятался за мусорными навалами и с минуты на минуту ждал ужасной смерти. Услыхав знакомый голос, он даже воспрянул духом: по крайней мере, этот сумасшедший, который до сих пор называет себя Эриком, не собирается приготовить из него антрекот…

— Я тут… — пискнул Санёк, выбираясь из укрытия.

Санёк медленной улиткой выполз под свет костра в импровизированном очаге, отобранном у бомжей, и едва не споткнулся о лежащую прямо под ногами «тушу» здоровенного «сасквача».

— Ай! — взвизгнул Санёк и отскочил от «зверя» назад.

— Эх, ты! — покачал головой Эрик, с укоризной воззрившись на Санька, как тот неуклюже перелезает через кучи ошмётков и пугается собственной тени. — Девчонка! — постановил он и схватил в кулак бутылку, которая торчала у самой бочки с костром.

Эрик поднёс бутылку к лицу, заглянул правым глазом в горлышко, понюхал и, услышав запах спирта, довольно заявил:

— Шнапс!

— Что? — не понял Санёк.

— Давай, подползай! — Эрик поманил его пальцем правой руки, а левой рукой — встряхнул обнаруженную бутылку. — Вот тебе и дезинфекция, и анестезия, и антибиотик!

Санёк потерял всякое желание лечить свою руку у Эрика. Он вообще, хотел, как настанет утро — идти в нормальную больницу к нормальному доктору, который не ходит по городу в немецком мундире, не крушит автомобили и не стреляет во всё, что движется…

— Чего застопорился?? — поторопил его Эрик и залпом отпил несколько больших глотков прямо из горлышка бутылки.

Если бы Санёк так отпил — он бы уже слетел с копыт и, наверное, бы уже умер… Но Эрик только выдохнул с довольным видом:

— Гут шнапс! Зер гут! — а потом снова повернулся к Саньку. Но уже не звал его, а подошёл, ухватил за грязный воротник и силой потащил поближе к костру.

— Нет, нет, не надо… Я не хочу! — отбивался Санёк, но тащился, потому что был куда слабее, чем Эрик. — Я в нормальную больницу пойду… Ты же не умеешь! Ты меня угробишь! Ты же не врач, ты — сумасшедший!

— Заткнись, а то в лоб схлопочешь! — рассердился Эрик и водворил Санька на один из перевёрнутых деревянных ящиков, который служил здесь стулом. — Знаешь, салага, вытаскивать пулю из неподвижного тела куда легче, чем из дёргающегося сопляка! Смотри, ещё прирежу ненароком, если дёргаться не перестанешь!

Санёк устрашился: а вдруг, действительно — прирежет и не поморщится?? Такой, конечно, не поморщится: он же спятил, у него на совести лежат десятки загубленных жизней…

Эрик развязал испачканную повязку Санька и отбросил в сторону. Санёк дрожал мелкой дрожью: он боялся боли и боялся крови. Санёк вообще, предпочёл отвернуться и таращился теперь опустевшими глазами куда-то в ночь.

— Да не трясись ты так! — пробурчал Эрик и схватил в кулак бутылку «шнапса». — Гангрена это тебе не шуточки! Знаешь, как? Вовремя не подсуетишься и всё! Гангрена — в гроб! Гангрена — в гроб! Сколько таких — мрут, как мухи! А ты? «Мне больно», «Мне больно»! Подбери-ка лучше нюни!

С этими «весёлыми» словами, Эрик перевернул бутылку кверху донышком и щедро плеснул на рану Санька солидную порцию водки.

— Ай-ай! — заверещал Санек, потому что «шнапс» жёг руку, как огнём. — Пусти меня! — в бешеном порыве к жизни он рванулся, собираясь отпрыгнуть назад и спасти руку до того, как Эрик превратит её в котлету…

— Ну ты и трус! — со злостью плюнул Эрик, внезапно выбросил вперёд кулак и засветил Саньку такую оплеуху, что тот рухнул навзничь и потерял сознание.

* * *

Санек смог ощутить себя лишь через несколько часов, глубокой тёмной ночью. Бока и спина его отмёрзли так, что начали надсадно ныть, ноги затекли, а голова была тупая, словно незрелый бурак. Осторожно открыв глаза, Санек увидел над собою высокое чёрное небо, полное огромных звёзд. Он лежал на достаточно мягкой, но вонючей куче бомжицкого тряпья, на спине, лицом вверх, а вокруг него что-то шуршало, шебуршало, трещало… Напуганное преследованием сознание вдруг подсказало, что вокруг него собрались стаи крыс — это они шуршат, подкрадываясь, собираясь съесть беззащитного, мягкого и тёплого человека… Ощутив дикий ужас, Санек рывком сел, и тут же его пронзила адская боль: рука. Он бросил на свою раненую руку быстрый испуганный взгляд: а вдруг Эрик уже отпанахал её, и вместо руки у Санька теперь окровавленный растерзанный обрубок?? Рука была на месте, и к тому же, аккуратно, по-врачебному перевязана куском рубашки… но болела так, что ей почти невозможно было шевелить. Крыс вокруг него тоже никаких не водилось: оглядевшись, Санек заметил на одной и мусорных куч Эрика — это он шуршал, копаясь в мусоре. Санек всё сидел на тряпье, вытирал слёзы, которые сами собой лились из его глаз, выдавливаемые болью, прижимал растерзанную руку ближе к телу и поминутно поглядывал на страшного Эрика, как тот зачем-то возится в мусорных кучах со старым полиэтиленовым пакетом в руках. Он сосредоточенно перебирал всякую дрянь, которую выкинули городские жители, что-то отбрасывал, швыряя через плечо, а что-то засовывал в пакет. Роясь, Эрик забрался за мусорный «бархан» и на время исчез из виду, и тогда Санек задумал побег. Взяв больную руку здоровой — чтобы та не двигалась и не причиняла лишнюю боль, он грузно и медленно поднялся с тряпья на нетвёрдые ноги и сделал маленький шаг вперёд, к свободе. Да, рука сильно болит и не даёт бежать, но Санек всё равно решил отделаться от Эрика, отринуть страхи за себя и идти прямиком в милицию — рассказать всю правду о кровавых похождениях этого ненормального и заявить о фантастической пропаже брата. Ведь сам Санек никогда не сможет найти и спасти его — помочь Ваську смогут только в милиции.

— Вот это да, будущее, смотри, какие лёгкие фляги! — Эрик внезапно возник за спиной, заставив Санька вздрогнуть, и сунул ему в нос свой дурацкий пакет, который оказался доверху набит двухлитровыми пластиковыми бутылками из-под газированных напитков и пива. — Если поставить их на конвейер — можно очень облегчить экипировку солдат!

Санек застыл, тупо пялясь на дурацкие бутылки Эрика, которыми тот не переставал искренне восхищаться, словно бы раньше никогда их не видел и не знал про них.

— Всё, пора спать! — постановил Эрик и вместе со своими бутылками направился к подстилкам, которые раньше занимали разогнанные и убитые им бомжи. — Утро вечера мудренее, а сейчас — надо отдыхать!

— Я… тут не засну… — простонал Санек, стараясь не смотреть на залитые кровью трупы пристреленных бродяг, которые, практически, усеяли свалку: лежали повсюду вокруг разгромленной ночлежки, скорченные в нелепых смертельных позах и внушали животный страх.

— Не ной, а то присоединишься! — Эрик кивнул автоматом на ближайший труп. — Выбирай подстилку — и молчок! Спокойной ночи, будущее!

Эрик устроился на той из подстилок, которую посчитал для себя самой удобной, поставил около себя свой пакет, отвернулся спиной к Саньку и затих.

— Чёрт… — прогудел Санек, заняв ближайшую к себе импровизированную постель: жёсткую, с неудобными буграми, сыроватую и, наверняка, кишащую паразитами — а что ещё можно ожидать от постели бомжа? Пристроившись так, чтобы истерзанная рука болела поменьше, Санек прикрыл глаза, чтобы не видеть вокруг себя ничего, кроме темноты, и попытался представить себя дома, в своей постели, около компьютера, журналов, бутербродов, и без Эрика.

Глава 23 Неудача Геккона

Геккон опять вернулся в «бункер Х» с пустыми руками. Они с Третьим обшарили все места, где могли бы скрываться какие-либо беглецы: свалки, канализационные катакомбы, заброшенные и недостроенные дома, ночёвки «личностей без адреса». Они разыскали там стаи бомжей, пару сбежавших из дома подростков и двух рецидивистов. Последние прятались от правосудия в остатках заброшенной избушки, выступили на защиту своей свободы с настоящей эсэсовской яростью, и Геккон даже подумал, что они — тоже «туристы», прилетели вместе с нужным «объектом».

— Век свободы не видать!! — заревел один из этих рецидивистов — высотой с троллейбус, шириной с автобус — и ручищами разорвал грязную рубашку на своей необъятной груди, испещрённой тюремными наколками.

«МИШАК» — крупными синими буквами когда-то написали на его груди над картиной, изобразившей «золотые купола».

— Они не годятся! Не «туристы»! — сказал Геккон Третьему, увидав эти вполне советские наколки. — Уходим!

— Ыыыырррррр! — медведем заревел обрисованный бандюга и выхватил из-под остатков своей одежды обрез автомата Калашникова.

Он собрался застрелить Геккона с Третьим, но Третий вскинул тонкий пневматический пистолет и мигом уложил громилу поспать с помощью снотворного дротика. Дротик воткнулся в бычью шею бандюги, и тот с грохотом рухнул на захламлённый пол избушки. Второй бандит был не такой матёрый — он просто скрылся за остатками некоего разбитого шкафа. Всё, это был единственный бой, в который Геккон и Третий вступили, колеся по Донецку в поисках «туриста».

В «бункер Х» они вернулись глубокой ночью, а именно — часы возвещали о том, что после полуночи прошло полчаса. Теплицкий не спал, потому что ожидание не давало ему закрыть глаза и просто так заснуть. Вместо этого он курсировал из одной лаборатории в другую — крутился то у флиппера, то у осциллятора и беспрестанно глотал то воду то кофе. У осциллятора подрёмывал за компьютерным столом Рыбкин. Увидав его, Теплицкий ещё больше взбесился: как Рыбкин может спать, когда он сам — не может??

— Поднимайся, давай, студент!! Дрыхнешь, когда вот-вот свершится исторический момент!! Не будь же таким пассивным! — воскликнул он скрипучим голосом и выплеснул на голову Рыбкина всю воду из своей кружки.

— Бррр! — встрепенулся Рыбкин и замотал башкой, словно намокший пёсик.

Брызги воды с его волос полетели Теплицкому на дорогой костюм. Теплицкий отшатнулся назад и едва не упал, потому что споткнулся о толстый кабель питания осциллятора.

— Студент!! — взвизгнул Теплицкий и хотел, было, сказать, что завтра же неудачник Рыбкин отправляется «на рыбку».

Но тут, откуда ни возьмись, приполз сонный доктор Барсук и заплетающимся языком сообщил:

— Э, шеф, там ваш Геккон притащился, идите, гляньте!

— У него «турист»?? — обрадовался Теплицкий и забыл про намокшего Рыбкина. — Да? Да? Ну, Барсу́к, давай базарь, чего ты молчишь??

Теплицкий сделал огромный шаг вперёд, приблизился к доктору Барсуку и протянул руку, чтобы схватить его за галстук.

Барсук вовремя отпрыгнул назад и оскорблённо пробормотал:

— Не Барсу́к, а Ба́рсук! Ну, сколько можно повторять?? И Геккон там ваш, кажется, только Третьего приволок! — с этими словами доктор Барсук благоразумно исчез. И вовремя, потому что, узнав об отсутствии «объекта», Теплицкий побагровел бураком, оскалил злобные клыки и зарычал как настоящий лев:

— Чего?? Геккон?? Геккон, ты где?? — Теплицкий поскакал прочь из лаборатории, к входному порту бункера, где должен был ожидать Геккон.

Геккон топтался около одной из металлических переборок, которая отгораживала входной порт от других отсеков «бункера Х» и не знал, куда ему деть руки. Третий топтался рядом с Гекконом и нервно теребил кобуру, из которой торчала рукоять усыпляющего пистолета.

— Геккон!! — Теплицкий, буквально, выпрыгнул из ниоткуда и сразу же поднял ужасный гвалт. — Геккон, где «турист»?? Почему до сих пор я не вижу у тебя моего «туриста»??

— Понимаете, шеф, — мрачно прогудел Геккон, опустив глаза в металлический пол. — Балда вашего профессора больше не фурычит. Она нам никого не показывает… Ну, как без балды кого-нибудь найти в Донецке?

— Вы все, буквально все постоянно смотрите в пол!!! — вскипел Теплицкий, а из его ушей, чуть ли, не пар валил. — Геккон, ты — дундук! Ты у меня начальник службы безопасности, значит должен нюхать, как Мухтар! Видел кино «Возвращение Мухтара»?? Так вот, ты должен нюхать, как Мухтар!

— Но, шеф, я не могу… — начал, было Геккон, но Теплицкий не терпел никаких возражений.

— Геккон! — взвизгнул он так, что породил страшенное эхо. — Или ты сейчас же притащишь мне «туриста», или вскачешь на рыбку вместе с Третьим!!

Геккон хотел попросить для себя второй шанс, но тут пришёл профессор Миркин. Он тоже был сонным, как и доктор Барсук, однако держался и не засыпал благодаря лошадиной дозе чёрного кофе.

— Позвольте, — спокойно сказал Миркин и подошёл к Теплицкому.

— А тебе чего? — осведомился раздосадованный неудачами Геккона Теплицкий. — Твоя балда, кстати, не фурычит, ты в курсах?

— Это не «балда», а сканер остаточных молекул, — вздохнул профессор и продолжал, не теряя спокойствия:

— Дело в том, что «турист» слишком долго пробыл в нашем времени, и растерял свой остаточный след. Сканер больше не сможет его уловить. Поэтому я советую вам поступить по-другому…

— Это ещё как?? — перебил Теплицкий, дёргая воротник собственной рубашки.

— Дай мне сказать! — твёрдо парировал Миркин, обведя взглядом топчущихся Геккона и громилу Третьего. — Теплицкий, ты забил в подвал того паренька, Василия. Я предлагаю тебе вытащить его и расспросить. Я, между прочим, отлично запомнил, как он говорил, что «турист» остался с его братом. Ты, Теплицкий, верещал тогда: «Какой брат?» да «Какой брат?», а я тебе сейчас советую: спроси у Василия, куда его брат мог бы пойти для того, чтобы спрятаться? Я уверен, что «турист» ни за что его не отпустит и заставит искать для себя убежище.

— Да? — переспросил Теплицкий, отвернувшись от Геккона и Третьего и повернувшись к Миркину.

— Да, — кивнул Миркин.

— А, что? — Теплицкий задумался, схватив рукой свой подбородок, который, между прочим, успел покрыться неопрятной колючей щетинкой. — Нет, Миркин, ты, гений! — просиял Теплицкий, закончив мыслительный процесс. — Впервые в жизни я вынужден признать, что ты прав! Видал, Геккон, как Миркин обскакал тебя? — он повернулся к начальнику своей службы безопасности и скорчил на лице ехидную усмешку.

— Да, шеф, — согласился Геккон, опасаясь злить Теплицкого.

— Притащи мне слизняка, Геккон! — заорал Теплицкий и запрыгал на месте. — Мне он нужен прямо здесь и сейчас!!

— Да, шеф, — повторил Геккон и потащился в подвал — туда, где томился бедный Васёк.

Васёк сидел в заточении, словно безымянный узник в сырой темнице. Он потерял счёт времени, не пил, не ел, а сидел в глубокой депрессивной апатии на тёплом и сухом полу своего узилища. Ему никто не предоставил окно, не позволили даже звякнуть домой… И — у него никто не спросил, почему он убежал из части, вообще, не заикнулись даже о его дезертирстве… Эти ненормальные только обзывали его чужим именем и требовали, чтобы он что-то им включил — горшок какой-то или инжектор… Он ничего так и не включил, а эти изверги забросили его сюда, в эту тесную полутёмную каморку, содержащую некое подобие колченогого табурета и подставку для цветов. Да, странный набор мебели — даже в карцере в их части — и то, койка была, и стол был, а тут — ёк… Видимо, они не собирались содержать здесь человека.

Сначала Васёк надеялся, что они вскоре выпустят его, а может быть, отправят куда-нибудь ещё. Но луч надежды постепенно угас, ведь к нему в каморку никто не заходил. Только в самом низу в стене открывалась узкая щель, через которую две руки просовывали миску с едой.

Васёк уже начал думать, что, скорее всего, он похищен инопланетянами. Скоро на нём начнут проводить эксперименты, засунут в стеклянный бокс для наблюдений… И в конце концов — вытащат из черепа мозги, а назад не вправят…

Временами Васёк колотил в дверь и звал на помощь. Но кто ему тут поможет, когда вокруг — ни единой человеческой души??? А одни лишь злобные гуманоиды, которые зловеще молчат и кормят «Мивиной» и гамбургерами…

Васёк забился в угол под подставкой для цветов и сидел, пялясь в стенку напротив себя. Внезапно что-то заскрипело, стена напротив Васька немного отодвинулась в сторонку, и в ней образовался прямоугольный проём, из которого били лучи электрического света. Васёк вскочил на ноги, не зная, что ему делать: бежать ли к свету, или же наоборот, скрываться во тьме?? В лучах света появилась высокая фигура, обладающая широченными плечами и небольшой лысой головой. Гость показался Ваську недобрым по одной простой причине: он узнал в нём того «гуманоида», который его поймал.

— Не убивайте меня! — в ужасе пискнул Васёк и шмыгнул в сторону, намереваясь скрыться за тощей ножкой цветочной подставки.

— Э, ползи сюда, слизняк! — пробасил рослый «гуманоид» и богатырскими шагами направился прямо к Ваську.

— Нет! Нет! — Васёк пищал, закрывал лицо руками и вжимался в угол дрожащей спиной.

— Ну, чё копошишься? — фыркнул здоровяк и схватил Васька за шиворот.

Притащенный «на ковёр» к Теплицкому, Васёк сидел на полу и смотрел снизу вверх на тех, кто его обступил.

— Так, так! — произнёс Теплицкий, расхаживая вокруг Васька. — Сейчас, мы всё узнаем.

Теплицкий наклонился к Ваську и потребовал от него ответа на такой вопрос:

— А ну, слизнячок, говори, где мог бы спрятаться твой брат?

— Я вам ничего не скажу, монстры! — заявил Васёк и приготовился к смерти. — Убейте меня, но я буду молчать!

— Ишь, какой борзый! — обиделся Теплицкий и остановил своё хаотичное движение из стороны в сторону. — А ну, Геккон, обработай!

Геккон поднял кулаки и танком двинулся к съёжившемуся от страха перед побоями Ваську.

— Теплицкий, ты с ума сошёл! — вмешался профессор Миркин и встал между трясущимся на полу Васьком и громилой Гекконом, который своими кулачищами мог бы бетонную стену своротить, не то, что обычную человеческую головёнку…

— Это ещё почему? — удивился Теплицкий, а Геккон застопорился, потому что ему никто не приказывал колотить профессора Миркина.

— Потому что Геккон сделает из этого бедняги отбивную котлету! — заступился за Васька гуманный Миркин. — Ни ты, ни твой Геккон не имеете права колотить людей, если не хотите опять попасться опу! Помнишь, Теплицкий, как ты улепётывал от дознавателей?

— Нуууу, — протянул Теплицкий, глядя в потолок.

— А я помню! — буркнул Миркин. — Потому что взял всю твою вину на себя!

— Эй! — внезапно подал басистый голос Геккон и запрятал кулаки за спину. — Шеф, ваш фропессор подкинул мне идею на сто баксов!

— Идею? Тебе? — изумился Теплицкий и воззрился на Геккона круглыми от изумления глазами. — Неужели и у тебя есть мозги, Геккон??

— Ага, — согласился Геккон. — Если бить слизняка — он крякнет, и ничего не скажет. А как только фропессор сказал: «оп» — я вспомнил про Перевёртыша!

— Перевёртыш?? — воскликнул Теплицкий и подпрыгнул, пихнув Миркина.

— Перевёртыш на оп корячился, — продолжал Геккон.

— Я знаю! — визгливо перебил Теплицкий. — Поэтому я его и взял в наш «Вавилон»! Вот только у меня нету денег, чтобы и Перевёртыша ещё из тюряги выколупывать! Я всё потратил на ваши навороты со временем!

— Перевёртыш сбежал из тюряги, — сказал Геккон. — Когда мы искали «туриста» в бомжатниках — я видел его, он возле костра сидел…

— Почему ты его не приволок?? — надвинулся на Геккона Теплицкий.

— Приказа не было, — просто ответил Геккон. — Вы приказали найти «туриста», а не Перевёртыша.

— Ну, вот, у вас всегда только я виноват! — вскипел Теплицкий и топнул ногой по металлическому полу. — Я не сказал, я не приказал, я не заплатил! Ну, что за чёрт?? Придумали же, как отбояриться! Ладно, Геккон, — Теплицкий успокоился только потому, что понял: Геккон послушный исполнитель без собственной инициативы. Такой не станет роптать и сочинять заговоры, как… «турист» Краузе против Гитлера.

— Геккон, поедь и притащи мне Перевёртыша! — распорядился Теплицкий. — А этого слизняка — пока назад, в подвал!

Глава 24 Перевёртыш

Перевёртыш был заключён Отделом Предотвращений в специальную тюрьму повышенной надёжности, из которой ещё ни разу не убежал ни один заключённый. Тюрьма насчитывала целых сто лет истории, её постоянно совершенствовали новыми технологиями, вместо охранников-людей заключённых охраняли роботы. В разные времена в этой неприступной цитадели коротали свои дни военные преступники, свергнутые диктаторы, террористы и бывшие сотрудники Отдела Предотвращений, которые вздумали встать на стезю преступности. Из бывших сотрудников опа в сверхтолстых стенах особой тюрьмы содержался один лишь Перевёртыш, потому что в опе никто, кроме него ещё не успел встать на стезю преступности.

Перевёртыш просидел в тюрьме всего два месяца. Потом он собрал в кулак все свои титанические силы и каким-то образом исхитрился покинуть сверхтолстые стены и оказался на свободе. Всё, на этом титанические силы Перевёртыша истощились, он не смог приспособиться к жизни в обществе и скатился на уровень бомжей.

Сейчас «суперзлодей в отставке» проживал в руинах довоенного дома на окраине Донецка вместе с компанией из трёх «личностей без адреса». Звали их так: Кузьмич, Тухлый и Аська-Дылда. Тухлый обладал хилым, пропитым и прокуренным тельцем. Он только попрошайничал и изредка мог стянуть из кармана кошелёк. А вот Кузьмич с Аськой — те были настоящие матёрые разбойники. Как только спускалась ночь — бородатый, словно медведь, Кузьмич и рослая, крупнокостная Аська выходили на дело, вооружённые ножом и дубиной. Они приносили мобильные телефоны, сумки, деньги…

— Гы-гы, как я заехала в грызло тому гусю с барсеткой!! — басовито хвасталась Аська и размахивала над своей кудлатой башкою украденной барсеткой. — Он аж сопли заглотал!

— Э, а моя доля?? — напирал на Аську Кузьмич, и они нередко кидались в драку, словно голодные псы, между которыми бросили всего лишь одну кость.

— Да я те грызло развалю! — ревела здоровенная Аська и колотила кулаками куда попало.

Тощенький Тухлый пытался разнять «борцов», однако ему явно не хватало веса, и он постоянно «получал в грызло» и катился по полу. Вся физиономия Тухлого постоянно «светила» синяками, а он — все равно лез разнимать драки. Гордый Перевёртыш никогда не вмешивался в эти низкие «разборки простейших», он просто сидел у костра и без интереса пялился на очередную «серию бесконечного кино».

Ночная темнота казалась непроглядной. На небе не было луны, только маленькие и тусклые звёзды торчали и не давали света. Где-то кричала ночная птица, летучие мыши шныряли в чёрных небесах. Геккон и Третий подъехали на джипе к остаткам довоенного дома, в которых обитал со своими соседями Перевёртыш.

— Вот тут я его видел, — сказал Третьему Геккон. — Давай, вылазим, и будь начеку: Перевёртыш — ещё тот гусь!

— Ага, — кивнул Третий и покинул кабину джипа.

Тут не было ни одного фонаря — глухая окраина, которая в последний раз была районом только до войны, а после — люди покинули её, оставив на милость пустоте. Асфальт здесь давно зарос травами и кустами, со всех сторон высились зловещие толстые деревья, в которых гнездились большие филины. Один филин привлёк к себе внимание басистым уханьем. Третий решил, что птица демаскирует их, выхватил усыпляющий пистолет и стрельнул в густую крону раскидистого дуба, в котором прятался шумный филин. Раздался глухой щелчок, а секунду спустя — тяжёлый филин заглох и свалился с ветки на землю, как мешок.

— Всё! — шёпотом хохотнул Третий и смахнул с дула пистолета несуществующий дымок.

— Достойная цель! — проявил иронию Геккон. — Лучше бы ты в Перевёртыша так попал, а ещё лучше — в «туриста»!

— Не всё сразу! — прошептал Третий и спрятал усыпляющий пистолет. — Надо тише идти, у Перевёртыша уши — как у лисы!

— Так чего ты шумишь? — шёпотом осведомился Геккон и тут же показал на оранжевый огонёк костра, что дрожал в одном из заколоченных окошек разбитой бомбами лачуги. — Они там!

Геккон и Третий, как две бесшумные тени скользнули от джипа к лачуге, где скрывался от всего мира и от Отдела Предотвращений Перевёртыш. Геккон подкрался к окошку и заглянул в щель между двумя грубыми досками, которые приколотили к раме.

— Точно, грызло развалю тебе, Кузьмич! — ревело некое существо, которое жило там же, в лачуге, вместе с Перевёртышем. Оно стояло на «задних лапах», обвешанное цветными обмотками и грозило кулаком другому существу, заросшему грандиозной бородищей, которое сидело на корточках и что-то усердно поедало.

Неподалёку пристроилось третье существо — хиленькое такое, побитое, в дырявом картузе на сухой головёнке. Третье существо, молча, кушало горелку из мутной бутылки.

— Хы-хы! — издал смешок Геккон и покосился на Третьего. — Вот это зажил наш Перевёртыш — ну, просто, как король!

— Э, слышь, Первый, а где Перевёртыш-то? — осведомился Третий, который среди этих «гуманоидов» не заметил никакого Перевёртыша.

Да, Перевёртыша в компании не было. Кудлатое существо доело, выпрямилось во весь богатырский рост и медведем набросилось на существо в обмотках. Оба замахали кулаками, сцепились, словно дзюдоисты и принялись с рёвом кататься по полу. Хилое существо выпустило бутылку и поползло их разнимать, но тут же получило богатырскую затрещину и отлетело в угол… А Перевёртыша не было!

— А я на кой чёрт знаю? — разозлился Геккон и пихнул Третьего в мускулистый бок. — Ты, наверное, домом ошибся, дундук!

— А тут нет другого дома, только этот! — огрызнулся Третий.

Внезапно из темноты прилетел тяжёлый кулак, засветил Третьему в челюсть и поверг его на остатки асфальта под домом.

— А? — пискнул Геккон и тут же получил крепкий удар ногой. Он повалился около Третьего, и в тот же миг в глаза ударил яркий свет карманного фонарика, а потом — перед носом возникло дуло пистолета — не усыпляющего, настоящего.

— Эээ… — проревел Третий и услышал лаконичный призыв:

— Заткнись!

— Ты кто? — перепуганным ягнёнком заблеял Геккон.

— А ты не знаешь? — вынырнул из света фонарика до боли знакомый недобрый полушёпот, и Геккон узнал, кто их с Третьим побил.

— Перевёртыш! — выдохнул Геккон и попытался встать, однако Перевёртыш тяжёлым башмаком наступил ему на грудь и придавил к земле.

— Мог бы быть гостеприимнее, Перевёртыш! — обиделся Третий и заворочался, однако Перевёртыш и его придавил к земле башмаком.

— Перевёртыш, мы по делу к тебе пришли! — сказал Геккон, чувствуя, что его голова попала в лужу и теперь мокнет там, в грязной водице.

— А ты во, как! — добавил Третий. — Пушку наставил!

— Я сыт по горло вашими делами! — прошипел Перевёртыш, не убирая ни фонарика, ни пистолета. — Меня уже запихнули в тюрягу, я едва копыта сделал, а вы — опять меня припахать решили, чтобы я за вашего Теплицкого отдувался?? Нет, не выйдет! Катитесь отсюда, пока пулю не всадил!

— Э, Перевёртыш, ты не кипи, — примирительно заворковал Геккон, зная характер Перевёртыша: да, он может всадить пулю и спокойненько убраться восвояси. — Тут речь идёт о двух тоннах золота и о мировом господстве!

— Новый «Вавилон»? — скептически осведомился Перевёртыш, всё не убирая пистолета.

— Нет-нет, — заверил Геккон, продолжая мокнуть в луже и щурить глазки, опасаясь ослепнуть от яркого света, который направлял на него проклятый Перевёртыш. — Ты ещё не знаешь, что разыскал Теплицкий!

— Да, такой прикол! — добавил Третий.

— Цыц! — цыкнул на него Перевёртыш и обратился к Геккону:

— И, что?

— Прикол, — повторил за Третьим Геккон, потому что забыл трудное слово «брахмаширас». — И к тому же — Теплицкий притащил сюда чувика из прошлого, у которого есть две тонны золота!

— Хронотурист? — уточнил Перевёртыш. — Хм, это интересно. Две тонны золота, говоришь?

— Две тонны! — подтвердил Третий. — Теплицкий сказал тебя привести, чтобы ты «туриста» нашёл, потому что он у Теплицкого убежал!

— Тише! — зашипел Перевёртыш и убрал наконец-то свой пистолет. — Ладно, Геккон, я поеду к Теплицкому. Но, если вы меня надули — всех перестреляю! И Теплицкому вашему грызло начищу!

— Наконец-то! — пробурчал Геккон, поднимаясь из лужи. Грязная вода ручейками полилась на его костюм.

— Ты, Геккон, так и остался неуклюжей устрицей! — ехидно хохотнул Перевёртыш и забил пистолет в кобуру по-ковбойски. — Давай, показывай, где стоит ваш тарантас!

— У нас джип «Чероки»! — обиделся Геккон, разглядев в темноте контуры навороченного джипа, который выдал им с Третьим Теплицкий.

— Без игрек-кнопки — тарантас! — настоял Перевёртыш и пошёл к джипу вслед за Гекконом. — Ползёт, как жук-навозник, когда я привык летать!

— Будет тебе кнопка! — заверил Третий. — Когда к Теплицкому приедешь — он тебе отрядит тачку с кнопкой!

— Ну, да, если у него есть! — буркнул Перевёртыш и в своём драном, вонючем тряпье бродяги залез на заднее сиденье джипа, обитое кожей крокодила.

Глава 25 Перевёртыш начинает работу

Теплицкий едва с ума не сошёл, пока дождался Перевёртыша. Он ожидал, что Геккон и Третий притащат этого бывшего дознавателя в наручниках — очень уж он опасен, наверное, даже хуже, чем фашистский «турист». Но Перевёртыш гордо шагал впереди, оставив Геккона и Третьего в арьергарде и во все глаза разглядывал сверхсовременное оборудование «бункера Х».

Теплицкий «до краёв» наполнился «Бонаквой» — он всё время пил её, потому что нервничал. Держа в кулаке пластмассовую бутылку, он приблизился к Перевёртышу, который возвышался перед ним в ярком свете энергосберегающих ламп. Даже посидев в тюрьме и пожив среди деградировавших бомжей, Перевёртыш не утратил тёмной ауры суперзлодея. Он стоял так же ровно, как всегда стоял, на его суровом лице не было и намёка на щетину… Вот только те обмотки, в которые он рядился, до ужаса разили рыбой и псиной, заставляя современного аристократа Теплицкого морщиться и дышать ртом… К тому же, блох на этом Перевёртыше, как на настоящем помойном псе, вон, одна уже поскакала по полу…

— Перевёртыш! — выкрикнул Теплицкий, потрясая бутылкой. — Ты что, не мог переодеться?? Что ты мне тут блох распускаешь?? Совсем отупел!

— Привет! — мрачно протарахтел Перевёртыш, смахнув с перепачканного неизвестно чем рукава рванины одну пылинку. — Мне твои дегенераты говорили про золото. Где оно?

— Золото? Какое золото? — якобы удивился Теплицкий, хлеща воду прямо из горлышка бутылки. — У меня нету…

— Не ври! — сурово отрубил Перевёртыш, прищурив свои колючие серые глаза. — Геккон буровил мне про хронотуриста, у которого есть две тонны золота. Только из-за этого я покинул своё жилище и приехал в твою конуру.

— Конуру?? — обиделся Теплицкий и разлил воду на пол. — Это у кого конура?? У меня тут стерильно, а у тебя — зоопарк! Вон, блохастый какой! И… Геккон! — фальцетом закричал богач, разозлённый тем, что начальник службы безопасности проболтался Перевёртышу про золото генерала Краузе-Траурихлигена.

— Шеф, иначе нам было его не выманить, — начал оправдываться Геккон. — Засел со своими бомжами — не отгрызёшь!

— Подхалим! — презрительно бросил Перевёртыш в адрес Геккона.

— Заткнись, Перевёртыш! — громовержцем ворвался Теплицкий, стараясь не приближаться к Перевёртышу ближе, чем на два метра. — Золото — у хронотуриста, а не у меня! Турист сбежал и крутится по городу! Если ты его поймаешь — всё его золото — твоё!

— Ты думаешь, я стану мараться, отлавливая по городу какого-то отморозка? — отказался помогать гордый Перевёртыш. — Раз ты построил машину времени, Теплицкий, думаешь, что сделался царём? Нет. Я поймаю тебе туриста только в том случае, если ты отдашь мне и золото, и машину времени.

«Ишь, чего захотел! — подумал про себя Теплицкий. — Кукиш тебе будет и дырка в голове!», но вслух сказал другое:

— Я согласен!

— Ага, — кивнул Перевёртыш. — Я вычислю твоего туриста за один день и притащу его тебе на блюдечке, потому что я — лучший из лучших дознавателей планеты, не забывай об этом, Теплицкий!

— Ну, конечно же, — елейным голоском пропел Теплицкий, а сам подумал: «Осёл!».

— Позвольте, — это, увидав на экране видеонаблюдения Перевёртыша, пришёл из лаборатории профессор Миркин.

— А, мозг на ножках! — растянул злую улыбку Перевёртыш, смерив Миркина насмешливым взглядом. — Ты разве не гниёшь в кутузке?

— Нет, — спокойно возразил умный профессор. — Перевёртыш, у нас есть для тебя след. Турист взял в заложники двоих местных. Одного Геккон притащил к нам в бункер. Глянь на него.

— Так-так, — произнёс Перевёртыш и сложил руки Наполеоном. — Волоки червя, сейчас, я выну ему мозг!

— Он плюнет тебе в рожу! — довольно сообщил Перевёртышу Геккон и отправился за Васьком в подвал. — Сам увидишь!

— Тебе уже плюнул, — постановил Перевёртыш, не теряя хладнокровия арктического айсберга. — И, Теплицкий, — он повернулся к олигарху, который всё пил и пил «Бонакву». — Ты мне игрек-тачку дай!

— Арбу я тебе дам! И быка! — заголосил Теплицкий, облившись водой. — Разве в таком «смокинге», как у тебя, катаются на «игреках»?

— Какого быка? Геккона или Третьего? — мрачно съязвил Перевёртыш, не меняя каменного выражения на своём лице. — А если ты не дашь мне «игрек-тачку» — то я запрягу в твою арбу тебя!

— Не смешно! — обиделся Теплицкий. — Нету у меня «игрек-тачки»! Дознарики твои всё подчистую выгребли, когда «Вавилон» подкузьмили!

— Дундук! — выплюнул Перевёртыш и плюнул на сверкающий металлический пол. — Если бы я был такой дундук…

— Ты мне тут не плюй! — вскипел Теплицкий и опять пролил воду. — А то вскачешь на рыбку!

— Ты меня рыбкой не пугай, не боюсь! — огрызнулся Перевёртыш. — Давай мне червя и испаряйся, пока сам не вскакал на свою рыбку, Теплицкий!

— Миркин, ты его к динозаврам отправь! — потребовал Теплицкий от профессора, потому что грубиян Перевёртыш оскорбил его почти до слёз. — Пускай его там прожуёт велоцираптор — будет знать, как хамить мне, властелину времени!

Миркин лишь головой покачал. Никаких больше «туристов» — так он про себя решил. Как только Перевёртыш поймает проклятого фашиста Траурихлигена, и Теплицкий разрешит пробросить его обратно в сорок первый год — Миркин уничтожит «трансхрон». Слишком уж много бед он принёс.

Геккон волок Васька за шиворот, а Васёк тихонько стонал. Он думал, что всё, сейчас они убьют его из бластера…

— Этот червь? — Перевёртыш кивнул на Васька своей узкой и длинной головой.

— Да, — согласился Теплицкий. — Знакомься, Перевёртыш: Василий Новиков!

— Ага, — Перевёртыш опять кивнул, оглядел исхудавшего в заточении Василия Новикова с головы до ног и постановил:

— Теплицкий, твоя конура слишком примитивна для того, чтобы я мог допросить его! Я отвезу его на свою базу!

— Это куда ещё — в бомжатник? — удивился Теплицкий.

— Эй, шеф, там у него такие кадры живут! — басовито хохотнул Третий.

— Ага, — добавил Геккон. — Баба здоровенная, как танк!

— Нет! — отказался Перевёртыш. — У меня сохранилась моя старая «вавилонская» база! Она глубоко под землёй, никто, даже мерзавка Звонящая не знает, что она у меня есть. Там всё нужное оборудование, чтобы развязать червю язык.

— И на чём мы туда поедем? — пытался язвить Теплицкий, одаривая Перевёртыша колкими скептическими взглядами. — На троллейбусе? Или на быках?

— А ты выползи во двор — и сам увидишь! — растянул кривую усмешку Перевёртыш, потирая свои худые руки.

— Ладно! — согласился Теплицкий, ожидая увидеть во дворе жалкую развалюху, вроде «Жигулей» или престарелого «Фольксвагена». — К лифтам! — отдал он приказ и проворно зашагал к той переборке, которая отгораживала лабораторию от лифтов.

Минут через десять они уже стояли в ночной прохладе под сияющей луною, и Теплицкий аж подпрыгивал, ожидая увидеть перед собой настоящую игрек-тачку — такую, какие использовали в страшном Отделе Предотвращений. Перевёртыш раньше там служил на какой-то устрашающей должности, однако его оттуда с треском попёрли за разбазаривание технологий… и Перевёртыш продал имеющуюся у него игрек-тачку Теплицкому… Но когда Отдел Предотвращений вторгся на территорию Теплицкого и разгромил его «исторический» проект «Вавилон» — они забрали все игрек-технологии и профессора Миркина, оставив Теплицкого, буквально, на бобах…

Пройдясь туда-сюда по небольшой запущенной полянке, под которой скрывалось жуткое великолепие «Бункера Х», Теплицкий увидал только бурьяны да камни — никакой игрек-тачки тут и близко не водилось.

— Ну, и где же она? — вопросил Теплицкий, не скрывая жёлчи. — Небось, уже давно проржавела, и её съели червяки!

Перевёртыш в ответ гордо молчал — возражать этому червяку недоразвитому ниже достоинства суперзлодея.

— Нету у тебя игрек… — попытался заключить Теплицкий, но вдруг замолк…

Где-то в чёрных небесах раздался грохот, словно бы над головами промчался «Конкорд». Грохот всё нарастал, потом подул ветер, а потом — внезапно возник некий аппарат, что нёсся по воздуху со скоростью ракеты. Приблизившись, странная штуковина пошла на посадку, она сверкала в свете прожектора, её обтекаемый корпус и острые крылья с воем рассекали воздух, из дюз в хвосте вырывалось синеватое пламя. Оказавшись над землёй, «нло» выпустил шасси, похожие на колёса заурядного автомобиля, и плавно приземлился прямо на покрытый рытвинами пустырь. Проехав немного по земле, аппарат застопорил ход точно напротив Теплицкого. Теплицкий во все глаза пялился на это чудо техники и даже раскрыл рот, а Перевёртыш щёлкнул рычагом на своём пульте, и необыкновенная машина тут же начала трансформироваться, втянула крылья, изменила форму кузова и превратилась в тривиальную вишнёвую «девятку».

— Игрек-тачка! — с восторгом выдохнул Теплицкий и протянул руку, чтобы потрогать её, но Перевёртыш тут же отпихнул его.

— Поцарапаешь! — рыкнул он и приказал Геккону:

— Ну, пихай червя в багажник!

— Не нукай, не запрягал! — отказался от работы Геккон. — Тебе он нужен — ты и пихай!

— Слышь, Перевёртыш, чего ты тогда брехал, что у тебя нет игрек-тачки? — осведомился Третий, который топтался поодаль, за спиной Теплицкого.

— Надеялся на щедрость твоего шефа! — с иронией в голосе процедил Перевёртыш и схватил Васька за скованные руки, потащил к багажнику, который раскрылся сам собою, как по волшебству.

— Гад… — прошипел Теплицкий и отвернулся.

— Нет, нет, пожалуйста… — запросился Васёк, испугавшись, что его сейчас вывезут на пустырь, в лес, в поле и там просто прихлопнут, как муху.

— Молчать! — рыкнул Перевёртыш и оглушил шумного пленника коротким ударом по голове.

Васёк обвис, Перевёртыш без труда поднял его над землёю и затолкал в тёмное чрево багажника своей игрек-тачки.

— Ну? — Перевёртыш повернулся к Теплицкому и таким образом поинтересовался, не хочет ли он проехать вместе с ним и собственными глазами увидеть, как «червь» выдаст то секретное место, где его брат спрятал драгоценного «туриста».

— Так! — Теплицкий вышел вперёд и отпихнул доктора Барсука, который неуклюже топтался у него на пути. — Перевёртыш, я поеду, а ты что думал? И Миркин тоже поедет, и Барсу́к!

— Ба́рсук! — тихонечко, шёпотом поправил доктор Барсук, который не хотел никуда ехать, а хотел спать.

— Они учёные. И они скажут, работает твоя балда, Перевёртыш, или ты просто брешешь мне про свою «сверхтехнику»! — продолжал Теплицкий, не услышав, как огрызнулся доктор Барсук.

— Тогда полезайте! — раздражённо подогнал Теплицкого Перевёртыш. — Но учти, Теплицкий, если ты возьмёшь с собой этих мозголомов — твоему Геккону у меня в тачке места не будет: «девятка», всё-таки, а не «белаз»!

Теплицкий потоптался, обдумывая сообщение Перевёртыша, поморщил нос, пошевелил мозгами… Если не взять Геккона — Перевёртыш может «подложить свинью»: пристукнуть Теплицкого и отобрать «брахмаширас» себе… Нет, такого допустить нельзя, поэтому Теплицкий постановил так:

— Хорошо, Барсу́к остаётся здесь, а Миркин и Геккон едут со мной!

— Ба́рсук! — буркнул доктор Барсук и отправился обратно, в «бункер Х», довольный тем, что ему не придётся терпеть перегрузки и глотать желудок, совершая полёт в проклятой игрек-тачке.

Третий тоже хотел уйти вместе с Барсуком и поспать хотя бы часика три, однако окрик Теплицкого застопорил его ход на полдороги к лифту.

— Третий! — выкрикнул Теплицкий скрипучим голосом. — Уж не думаешь ли ты, что можешь просто увалиться и дрыхнуть, как Барсу́к??

— Ба… — неопределённо ответил Третий, переминаясь с одной ножищи на другую.

— Нет! — отрезал Теплицкий, усаживаясь в мягком салоне «игрек-девятки» Перевёртыша. — Ты в ментовскую базу влезешь и узнаешь, насколько засветился наш «объект»! Если менты замели его — ты сразу же мне отзвонишься и доложишь, где он сидит!

— Есть, — угрюмо проворчал Третий, догадавшись, что этой ночью ему вообще не удастся поспать. А Барсук да, Барсук будет дрыхнуть! И почему Третий не удосужился поступить в институт??

Отдав все распоряжения, Теплицкий устроился поудобнее на сиденье игрек-тачки и приготовился вздремнуть. Рядом с ним втиснулся габаритный Геккон и тоже приготовился вздремнуть. Профессор же Миркин поместился впереди, около водителя Перевёртыша, и сразу же пристегнулся к сиденью ремнём.

— Эй, на галёрке! — Перевёртыш обернулся назад и растянул неприятную для Теплицкого кривую усмешку. — Пристегнитесь, а то будете летать по салону!

Теплицкий никогда в жизни не пристёгивался. Как же, ведь каждый из его костюмов стоил месячной зарплаты депутата, а ремень безопасности запросто может помять или испачкать недешёвую вещь! Какой тут может быть ремень безопасности?? Теплицкий всегда и везде ездил не пристёгнутым. И сейчас, когда какой-то бывший мент потребовал от него испортить костюм, он ощетинился:

— Ты что? Хочешь заплатить за мой костюм?

— Как хочешь! — пожал плечами Перевёртыш и отвернулся. — Только не ной, когда набьёшь шишак и приземлишься носом в пол!

— Пфа! — фыркнул Теплицкий, но пристёгиваться всё равно не стал.

Геккон же, не обладая настолько дорогим костюмом, как Теплицкий, послушал напутствие Перевёртыша и, не теряя времени, защёлкнул на своём животе ремень безопасности, который в игрек-тачке больше походил на самолётный, нежели на автомобильный.

— Поехали! — довольно сообщил Перевёртыш и нажал на газ.

Вишнёвая «Девятка» тронулась с места и поехала, как обыкновенная машина, подскакивая на кочках. Но потом что-то произошло: двигатель на миг заглох, а потом — машину тряхнуло, что-то зажужжало у неё внутри, и «Девятка» рванула, как гоночный болид. У Теплицкого заложило уши, его вдавило в кресло, желудок заявил, что не может удерживать содержимое в себе и сейчас вывалит наружу…

За окном неслись какие-то огоньки, пятна, полосы, Теплицкий сдавленно пищал. Внезапно мир перевернулся: машина жёстко дёрнулась, закружилась вокруг своей оси, и Теплицкий вылетел из кресла и упал на потолок.

— А! — пискнул он и тут же обрушился назад, на сиденье.

— Пролетели под мостом! — довольно заявил впереди Перевёртыш. — Ну, как Теплицкий, понял, что нужно пристегнуться??

— Да… — выдавил Теплицкий, и тут же сообразил, что не может пошевелить рукой из-за чудовищных перегрузок.

Полёт длился всего несколько минут, а потом — оголтелая скорость упала, перегрузки исчезли, и Теплицкий смог вдохнуть в лёгкие воздух. Он дышал так шумно, словно бы всё это время провёл в вакууме без воздуха, и выпучивал зрачки, лёжа поперёк сиденья на животе. Миркин и Геккон чувствовали себя куда лучше, потому что оба ехали пристёгнутыми. Перевёртыш тот вообще, выпрыгнул из кабины кузнечиком и бодренько заявил:

— Давайте, выковыривайтесь и тащите мне червя!

Теплицкий глотал воздух разинутым ртом и видел, как Геккон рядом с ним отстегнул своё мускулистое тело от сиденья и, пошатываясь слегка, вывалил из игрек-тачки в ночную прохладу. Миркин тоже вылез и отправился к багажнику за пленным Васьком.

— Теплицкий, ты вывалил язык! — ехидно заметил Перевёртыш, заглянув к нему через опущенное окошко. — Давай, собирай свои ложноножки и выползай, а то ещё наблюёшь мне в салоне!

— Пшёл! — сварливо булькнул ему Теплицкий, ползая по сиденью, как червяк. — Я сам! Это у тебя — ложноножки, дундук!

— Хы-хы! — злобно хохотнул Перевёртыш и исчез, подняв за собою стекло.

Теплицкий едва-едва смог покинуть салон и свалился прямо на землю. Он сел, привалившись спиной к тёплому крылу игрек-тачки, и до сих пор глотал прохладный ночной воздух, пропитанный запахами диких цветов и автомобильных выхлопов. Отдышавшись, Теплицкий попробовал оглядеться вокруг. Навороченная игрек-тачка снова превратилась в простую «девятку», её фары вырывали из мрака безлунной ночи небольшое пространство, покрытое зелёными космами некошеной травы. Всё, дальше тьма висела непроглядной пеленою, глаза человека еле-еле различали где-то в дали пречёрную полоску леса.

Миркин и Геккон тем временем выгрузили из багажника Василия Новикова и тащили его за руки и за ноги в тёмную неизвестность. Кажется, он проехался еще жёстче, чем Теплицкий: Василий болтался в руках Миркина и Геккона безжизненным кулём.

— Перевёртыш, ему плохо, — заметил профессор, видя в свете фар игрек-тачки побелевшее и неподвижное лицо Василия.

— Не развалится! — вынырнул из мрака недобрый голос Перевёртыша. — Давай, тащи, мозголом, время не резиновое!

— Не рот, а помойная куча! — Миркин вполголоса сделал замечание манерам бывшего дознавателя и, пыхтя, потащил бедного Васька куда-то, куда не доставал свет фар.

Наконец-то Теплицкий отдышался и смог подняться на ноги. Он увидел сизые силуэты Миркин и Геккона, а потом — заметил Перевёртыша, который просто стоял пнём, опершись рукою о ствол претолстого, но сухого дерева.

— Чего торчишь, Перевёртыш? — осведомился Теплицкий и подобрался поближе. — Давай, показывай, где твоя база, которая должна быть лучше моей!!

— Я уже показал! — хохотнул Перевёртыш и второй рукою погладил древесный ствол. — Она тут!

— Это же чурбак! — взорвался Теплицкий и даже подпрыгнул на месте. — Ты чуть не угробил меня в своей идиотской колымаге, и ещё — издеваешься!

— Сам ты чурбак! — снова хохотнул Перевёртыш, не отходя от дерева. — К тому же, ты сам не хотел пристёгиваться. Мне что, надо было тебя силой прикрутить??

— Заткнись! — проворчал Теплицкий и подошёл к Перевёртышу почти вплотную, пытаясь разыскать, где же, всё-таки, стоит его база?

Никакой базы поблизости не оказалось — даже намёка на неё Теплицкий не увидел.

— Ну? — потребовал он, установившись около того же дерева, что и Перевёртыш.

— Пожалуйста! — усмехнулся Перевёртыш и нажал на какую-то кнопку, что торчала в его часах.

Прямо под ногами Теплицкого что-то страшно зашипело и задрожало, заставив олигарха отскочить в сторону. Участок почвы с засохшим деревом начал подниматься вверх, открывая некую тёмную дыру. Теплицкий аж отскочил — подумал, началось землетрясение.

— Трус! — довольно хохотнул Перевёртыш, сплюнув под ноги. — Червяк.

— Сам ты — червяк! — обиделся Теплицкий, взирая на то, как поднимается огромная крышка, открывая тоннель под землю. С крышки ссыпалась земля и прошлогодние жухлые листья, летела какая-то труха, которая попадала в глаза и в нос. Кое-где весь этот мусор осыпался совсем, и крышка сверкала металлом в лучах фар «Девятки».

— Ну да, конечно! — жёлчно парировал Перевёртыш. — Ну что, Теплицкий, готов зайти, или тут постоишь? — осведомился он, когда крышка открылась полностью и поднялась вертикально над землёю.

— Знаешь, Перевёртыш, меня уже спецэффекты не впечатляют! — небрежно махнул рукою Теплицкий и поставил ногу на верхнюю ступеньку, готовый спуститься вниз. Геккон схватил бедного Васька, засветил карманный фонарь и могучей скалою направился следом за шефом, чтобы спасти его от возможной опасности. Профессор Миркин пожал плечами и двинулся за Гекконом.

— Перевёртыш, тут совсем и не страшно! — раздался из недр тоннеля голосок Теплицкого. — А ты всё: «боишься», «боишься»! Я и не такое видал!

Теплицкий быстренько спускался по удобным ступенькам, сделанным из какого-то нескользкого металла. Дорогу ему освещал Геккон, он же тащил Васька. Перевёртыш, наверное, тащился в арьергарде, Теплицкому некогда было на него глазеть, Теплицкий шёл к цели. Внезапно ступеньки под ногами Теплицкого дрогнули, поплыли куда-то, потеряли форму и превратились в гладкую наклонную горку.

— А! — взвизгнул Теплицкий, теряя опору, рухнул назад и поехал вниз с головокружительной скоростью. Следом за ним на пузе съезжал Геккон, светя фонариком, и вопил басом, за Гекконом, вращаясь, ехал Миркин, а за Миркиным на спине катился тихий неподвижный Васёк.

— Ааааааа!!!! — не замолкая, вопил Теплицкий, потому что в свете фонарика Геккона видел, что мчится в глухую железную стену.

Геккон — тот тоже вопил. Он даже выронил фонарик, чтобы закрыть руками глаза. Миркин вообще, молился богу, позабыв законы физики. Удар обещал быть страшным: скорость приближается к автомобильной, стена неприступна… Перевёртыш решил их убить!

И тут стена отъехала в сторону: она оказалась переборкой, и Теплицкий, столкнувшись на лету с Гекконом, ввалился в некое тёмное холодное помещение и покатился по шершавому, сыроватому полу. Фонарик куда-то улетел и затерялся, Геккон — тоже затерялся, откатившись в сторону.

— Перевёртыш! Геккон! Геккон! Перевёртыш! — вопил Теплицкий, ворочаясь во мраке на полу. Он попытался встать, даже водворился на коленки, но тут на него жёстко налетел некто тяжёлый и неуклюжий, как гиппопотам, из-за чего богач по второму кругу грянул носом в пол.

Внезапно вспыхнул свет и забил глаза. Теплицкий зажмурился, потому что свет оказался просто ослепительно ярким, непереносимым для нормального человека.

— Хы-хы! — сверху прилетел недобрый смешок и чёткие шаги. Это пришёл Перевёртыш, он приблизился к крутящемуся на полу Теплицкому и подпихнул его носком сапога.

— Ну что, Теплицкий, ты уверен, что моя база целиком безопасна? — осведомился он.

— Предупреждал бы хоть! — плаксиво проныл Теплицкий, убирая от глаз ладонь. — Я чуть башку не отбил!

— А зачем тебя предупреждать? — саркастически хохотнул Перевёртыш, пройдясь мимо Теплицкого туда-сюда. — Спас тебя твой Геккон? Не спас!

— Я тоже себе башку чуть не отбил, блин! — хныкал у стенки Геккон, вползая на ноги. — Мозги высыпались!

— Врёшь! — возразил ему Перевёртыш. — Потому что у тебя нет мозгов! Давай, Геккон, хватай червя и тащи его за мной! Я допрошу его на своей аппаратуре!

Васёк начал приходить в себя. Он вяло ворочался, сучил ножками, елозил ручками и мычал невнятные странные фразы. Геккон схватил его поперёк туловища, взвалил к себе на плечо.

— Ну и куда идти? — осведомился он, оглядевшись и увидав, что они находятся в небольшой кубической комнате без окон, без дверей.

— Сюда, сюда! — поторопил Перевёртыш и пошёл туда, где от пола до потолка высилась непролазная стена. Геккон сделал один-единственный глупый шаг и застопорился: дальше хода не было.

— Это не стена, а переборка! — буднично бросил Перевёртыш, и стена, словно бы по волшебству, бесшумно отъехала в сторонку и исчезла.

Теплицкий ожидал, что перед ним откроется необозримое пространство, наполненное техникой, достойной инопланетян или людей далёкого будущего. Он даже приготовился сказать: «Вау!». Но, нет. Ничего такого он не увидел. За толстенной, в полметра, не меньше, переборкой мирно спала тесноватая и полутёмная клетушка, освещённая одной-единственной лампочкой, которую подвесили к потолку на сером проводке. Посреди клетушки, сиротливо, как могильный крест, торчала одинокая и пустая подставка для цветов. И всё. Никакой хвалёной аппаратуры, никакой техники далёкого будущего…

Теплицкий разочаровался. Обведя клетушку презрительным взглядом, он раздражённо хмыкнул:

— Ты бы ещё соломы на пол накидал и запхал сюда козла! Как ты будешь допрашивать этого «туриста»? Бить по башке подставкой для цветов?? Миркин! — напёр Теплицкий на профессора. — Ты видишь тут аппаратуру??

— Нет… — тихо отозвался профессор Миркин, который не видел в клетушке ничего, кроме стен, пола и этой подставки, но предполагал, что Перевёртыш мог спрятать своё богатство в тайник…

— Заходи, заходи! — приглашал тем временем Перевёртыш, показывая рукою во чрево клетушки, но сам не заходил. — Сейчас всё увидишь!

— Да? — усомнился Теплицкий, подозревая ловушку. — Знаешь, что? — сказал он Перевёртышу. — Я в этот карцер не зайду! Ещё захлопнешь меня здесь и не вытащишь! Давай, ты — хозяин, ты первый!

— Какой недоверчивый! — хмыкнул Перевёртыш и сделал шаг в свой «карцер».

Теплицкий дождался, пока Перевёртыш окажется в самом центре, около подставки, и только тогда… пропустил вперёд Геккона. Геккон вдвинулся в небольшое пространство клетушки, занёс Васька и свалил его к ногам Перевёртыша, закованным в драные башмаки. За Гекконом зашёл Миркин, а Теплицкий не спешил, топтался возле переборки и теребил пальцами пуговку пиджака.

— Давай, Теплицкий! — подогнал его Перевёртыш. — Или ты трусливее Геккона??

— Я не!.. — начал Геккон и даже поднял кулак.

— Трусливый, трусливый! — насмешливо настоял Перевёртыш. — К тому же, я лучше дерусь!

— Победи мне «туриста» Краузе! — жёлчно буркнул Теплицкий и наконец-то нашёл в себе силы вдвинуться в «суперклетушку» Перевёртыша.

— С радостью! — согласился Перевёртыш. — Турист твой будет у меня блеять, гонять соплю и кушать землю! Так отделаю — костей не соберёт! И отдаст всё золото!

— Он нам нужен живым! — заметил профессор Миркин.

— Мммм… — «сказал» на полу Васёк.

— Не говори «гоп»! — саркастически предостерёг Теплицкий и тут же пихнул туфлей Васька. — Давай, Перевёртыш, коли мне «туриста»! Я уже устал тут быковать, у меня вот такая голова! — Теплицкий приставил к своим ушам обе руки, показывая до каких размеров успела распухнуть его голова, пока он возился со всеми своими проблемами. — Пить хочу… — пробормотал он, кружа по клетушке.

— Твоё состояние похоже на несахарный диабет, — заметил профессор Миркин.

— Геккон, усади червя! — приказал, между тем, Перевёртыш, воззрившись на габаритного Геккона, который бездельно топтался в углу.

— Пожалуйста! — без особого рвения согласился Геккон, поднял Васька за плечи, посадил и прислонил спиною к стенке, чтобы тот не упал.

— Сейчас, будет ляпать по нему подставкой для цветов! — иронично протянул Теплицкий, сложив руки на груди.

— Естественно! — растянул улыбку Перевёртыш и, правда, шагнул к подставке! Сейчас, схватит её и огреет Васька! Перевёртыш, и впрямь, схватил подставку, оторвал её от пола… Но бить Васька не стал, а просто отставил подставку в другое место.

— Ну, и какой смысл? — удивился Теплицкий.

— Не нукай, не запрягал! — пропел Перевёртыш.

Едва подставка коснулась пола — что-то где-то громко щёлкнуло, и стенка, на которую сейчас пялился Теплицкий, вдруг открыла в своём монолите дыру метр на метр. Геккон выхватил пистолет и нацелил мушку на эту непонятную дыру. Перевёртыш — тот только хохотнул и остался неподвижен. Миркин схватил подбородок рукой и тоже — остался неподвижен. Из дыры выехала маленькая металлическая платформа, которая несла на себе приборчик, похожий смартфон, а так же, какую-то штуковину — кольцо, скрученное из медной проволоки.

— Ну и что это? — поинтересовался Теплицкий, глазея на эти две нехитрые вещицы. — Аппаратура, да? Миркин, это аппаратура? Или хлам?

Миркин молчал, потому что не знал, что и сказать. С одной стороны — похоже на хлам. Но с другой… Профессор, конечно, был знаком с Отделом Предотвращений поверхностно, однако сталкивался с их техникой формата «игрек». На вид да, всё похоже на хлам. Однако как работает — позавидовали бы даже те инопланетяне!

Перевёртыш в глухом молчании подошёл к платформе и схватил с неё проволочное кольцо. Надвинув его на несчастную голову парализованного страхом Васька, он вернулся и забрал «смартфон».

— Сканер памяти! — объяснил Перевёртыш, включив «смартфон», разыскивая что-то в его сложном меню. — Техника класса «игрек»! Против такой штучки не устоит ни «турист», ни шпион, ни тот инопланетянин — никто! Червяк вывалит вам всё, что хотите!

— Ну, ну! — не поверил в мощь «проволочного кольца» Теплицкий. — давай, Перевёртыш, крути. А если нет — вскачешь на рыбку!

Перевёртыш не ответил. Только нажал красненькую кнопку, которая пристроилась сбоку на чёрном корпусе «смартфона». Васёк дёрнулся и застыл статуей. Его глаза сделались пугающе пустыми, как у робота или манекена. Он вытянул руки по швам и даже не ныл.

— Готово! — зловеще, словно антихрист, прошептал Перевёртыш и повернул к Теплицкому своё страшное злодейское лицо. — Давай, Теплицкий, спрашивай!

— Хорошо, — согласился Теплицкий и приблизился к неподвижному, «заколдованному» игрек-штучкой Ваську. — Скажи, как тебя зовут? — для начала богач задал самый лёгенький вопросик.

— Новиков Василий, — монотонным и занудным автоответчиком проблеял Васёк и заглох.

— Так, хорошо, — Теплицкий пока что был доволен, и теперь решил задать вопрос посложнее. — У тебя есть сестра?

— Да! — односложно ответил Васёк и опять заглох.

— Прекрасно! — расплылся в улыбке Теплицкий. — Как её зовут?

— Новикова Светлана! — ответила за Васька его память, и он снова провалился в глухое молчание.

Миркин взирал на Васька с жалостью: техника класса «игрек», которую применил этот Перевёртыш, напрочь лишила его воли. Уж не вредно ли такое грубое вмешательство для мозгов?

— Ура! — скакал между тем от радости Теплицкий. — А где живёт твоя сестра? — задал он свой коронный вопрос.

— Город Донецк, бульвар Шевченко, дом восемьдесят семь… — выдал тайну несчастный Васёк и в который раз сделался безмолвной куклой.

— Супер! — радостно взвизгнул Теплицкий, пританцовывая. — Перевёртыш, а ты не такой уж и дундук! У тебя есть шанс отбояриться от рыбки! Вот только скажи мне, Перевёртыш, почему ты заставил меня мучиться в твоей жуткой «тачке» и лететь сюда? Мог бы привезти твой «игрек-этот» ко мне, в «бункер Х»! Он же лёгкий! Я думал, тут бандура такая! — богач очертил руками в воздухе циклопический круг. — А тут — всего ничего!

— Так я и отдал тебе игрек-технику! — отказался Перевёртыш, содрал с Васька «проволочное кольцо», отнёс назад на платформу и аккуратно положил. Рядом с кольцом он положил и смартфон. А потом — снова переставил подставку для цветов. Опять что-то где-то щёлкнуло, платформа заехала назад в дыру, а дыра закрылась, выровняв стенку до идеальной гладкости.

— Какой ты жадный, Перевёртыш! — недовольно фыркнул Теплицкий, шаркая ногами по нищему полу из серого бетона.

— Такой же, как и ты! — пропел Перевёртыш и повернулся к двери-переборке. — Всё, Теплицкий, тут тебе не именины! — буркнул он. — Прошу на выход!

Глава 26 Появился Сенцов

Константин Сенцов поменялся квартирой со своей тёткой. Тётка жила на пятом этаже, через два этажа от Сенцова, но ей стало трудно заползать к себе наверх без лифта. Она уговорила племянника поменяться. Сенцову было всё равно, на каком этаже жить — вот он и взошёл на пятый, а тётка переместилась на второй. Тётка всё сетовала, почему у Сенцова такая чёрная плита, и на кухне так сильно закоптился потолок. Ну, да, она же не знает, как Сенцов готовит! У самой тётки плита чистенькая, и даже духовка включается. Ну, ничего, Сенцов над ней поработает, и всё станет тип-топ.

Но сейчас Сенцову было не до этого, потому что он смотрел по телевизору футбол. Испания уже забила Южной Корее третий гол, а Южная Корея не забила пока ещё ни одного. И, наверное, уже не забьёт, потому что подходит к концу второй тайм.

— Голевая передача! Внимание, опасный момент! Удар! — разрывался комментатор, Константин прилип к экрану, чтобы не пропустить ни секундочки и увидеть будущий гол во всей красе.

Мяч уже летел в ворота, но вдруг трансляцию прервали. Футбольное поле исчезло вместе с игроками, мячом и крикливым комментатором, уступив место длинному и узкому лицу телекорреспондента.

— Ну, вот, что за баланда? — обиделся на телевизор Константин. — Чёрт!

Сенцов решил пойти на кухню и разогреть ещё пиццы, потому что та порция, которую он заготовил, была благополучно уписана за обе щеки.

— Мы прерываем трансляцию матча «Испания — Южная Корея» для экстренного сообщения! — вещал оставшийся в комнате телик, пока Сенцов возился с пиццей. — Трагедия в урочище Кучерово. Вечером двадцать седьмого июня вооружённый психопат застрелил из огнестрельного оружия двадцать пять военнослужащих срочной и сверхсрочной службы двадцать седьмой регулярной воинской части…

У Сенцова гудела микроволновка, из-за чего он не расслышал больше половины. Понял только, что урочище Кучерово где-то недалеко от Донецка. Когда Константин вернулся в комнату, подбирая стекающий с ломтей пиццы сыр, корреспондента вытеснило солидное, основательное лицо в зелёной армейской фуражке. Лицо было перекошено гримасой стресса и кричало, как депутат «Нашей Украины» времён Оранжевой революции:

— Закрывайте двери и окна! Мы примем все меры по устранению преступника! Для меня это — дело чести!

Сенцов застопорился и упустил тот момент, когда сыр с его пиццы капнул на ковёр. Он взирал на солидное лицо, слушал, что оно говорит, и думал о том, не поднимет ли Тетёрко Калининское Ровд на борьбу с этим их «психопатом», который ко всему прочему стащил два автомата Калашникова? Скорее всего, нет, потому что это уже работа сбу и армии, а не районного милицейского отделения. К тому же, у Сенцова есть свои важные дела. Например, вчерашняя кража в салоне мобильной связи «Алло»…

Вчера, рано утром, Сенцов только-только появился на работе, Фёдор Фёдорович даже ещё не успел появиться — дверь кабинета приоткрылась, и из образовавшейся щели выглянул длинный нос.

— А? — удивился Сенцов, заметив этот нос и не заметив за ним человека.

— Из-звините… — заикаясь, плаксивым голосом пролепетал этот самый нос и шмыгнул, затягивая не то слезу, не то соплю.

— Да? — Сенцов пытался побудить Нос говорить живее, да и войти в кабинет целиком этому «носатику» не мешало бы…

— П-простите? — промямлил Нос и немного подался вперёд. — Милиция?

«Нет, цирк!» — Сенцову даже захотелось нагрубить этому медлительному и плаксивому Носу, однако он взял себя в руки и вежливо ответил:

— Да, проходите, пожалуйста.

Нос поколебался немного, Константин слышал, как топчутся в коридоре невидимые ноги. А несколько минут спустя в кабинет вполз худощавый, лысоватый субъект, напомнивший Сенцову червяка в очках. Субъект снова шмыгнул носом, который был у него действительно, гигантским, и подобрался к столу, за которым усаживался Сенцов.

— Вы следователь? — осведомился обладатель носа и смерил Сенцова оценивающим взглядом поверх очков.

— Н-нет, — замялся Сенцов. — Оперуполномоченный старший лейтенант Константин Сенцов… Следователь позже придёт…

— Да? — скрипучим голосом осведомился «червяк в очках» и снова смерил Сенцова оценивающим взглядом. — Значит, я подожду следователя!

— Пожалуйста, присаживайтесь, — Сенцов оставался вежливым, хотя ему хотелось вышвырнуть этого «носатика» в коридор и отослать к Крольчихину.

«Носатик» заёрзал на одном из стульев для посетителей, а стул под ним заскрипел, как несмазанная телега…

— Что это за стул?? — возмущённо подпрыгнул странноватый посетитель. — Я пришёл к вам за помощью, а вы? Что за стул вы мне подсунули??

— Пожалуйста, вот другой стул… — пробормотал Сенцов и показал на другой стул, который стоял около стола Фёдора Фёдоровича. — Наверное, он вам больше понравится…

Сенцов подавлял в себе желание ухватить «носатика» за шкирку и выдворить-таки к Крольчихину, он едва удерживал себя за столом. А «носатик» тем временем начал ёрзать на другом стуле, который тоже заскрипел. «Носатик» собрался, было, возмутиться и этим стулом, однако, к счастью Сенцова, дверь кабинета распахнулась, и из-за неё явился Фёдор Фёдорович.

— Здравствуйте, Фёдор Фёдорович! — поздоровался с ним Сенцов куда более радостно, чем обычно здоровался.

— Доброе утро Сенцов! — ответил Фёдор Фёдорович и прошёл к своему столу, напротив которого ёрзал на стуле носатый посетитель. — У нас клиенты с утра пораньше?

Не успел Сенцов даже открыть рот, чтобы пикнуть хоть одну буковку, как «носатик» вскочил со скрипучего стула и взвизгнул неприятным голосом, от которого меленько зазвенело оконное стекло:

— Да! У меня — настоящая катастрофа, а ваш сотрудник подсовывает мне трухлявые стулья!

Сенцов увидел, как Фёдор Фёдорович подавился смешком и закрыл рот рукой, делая вид, что покашливает. Обычно следователь так поступает, когда на него нападает гомерический хохот, а время и место совсем не те…

— И что же у вас случилось? — осведомился Фёдор Фёдорович, когда справился с приступом хохота и разыскал на столе незаполненный бланк протокола.

— Украли! — снова взвизгнул «носатик» и с размаху плюхнулся на тот стул, который отмёл в самом начале. — Понимаете, салон «Алло» на бульваре Шевченко, сорок четыре! Я — директор! А у меня — украли! — беспокойный посетитель подскакивал на стуле так, что тот, действительно, грозил развалиться на части.

Фёдор Фёдорович записывал, по крайней мере, пытался записывать в протокол его сумбурные слова, хотя — Сенцов знал — следователь пишет не в протокол, а в черновик, чтобы не испортить протокол.

Константин внимательно слушал все выкрики и визг, которые издавал «носатик», потому как знал, что именно ему придётся перелопачивать его дело… А дело, похоже, было нешуточным. Из салона «Алло» исчез аж тридцать один смартфон. Именно — все телефоны исчезли, так сказал «носатик», испуганно вздрагивая и взвизгивая, что он теперь — банкрот. Ещё вчера все смартфоны лежали на месте — на складе салона, отгороженном от внешнего мира тяжёлыми дверями, толстыми стенами, защищённого множеством датчиков и охраной МВД. А сегодня утром — работница открыла склад и — не нашла там ни одного смартфона.

— Она у вас под дверью сидит! — выплюнул носатый директор с несерьёзной фамилией Чижиков. — Если хотите — допросите. Она мне сегодня с рання как затрезвонила на телефон — у меня прямо чуть крыша не поехала — хватаю трубку, а она рыдает: пропали!

— Приведите её сюда! — распорядился Фёдор Фёдорович, отложив замаранный черновик и взяв настоящий протокол. Да, дело обещает быть тернистым и трудным, как восхождение к звёздам, потому что из сумбурного рассказа директора Чижикова Сенцов узнал лишь то, что тридцать один смартфон неожиданно испарился со склада.

— Веду! — Чижиков снялся со скрипучего стула и метнулся к двери. Выйдя в коридор, он затопал там, забормотал:

— Ну, чего раскисла, как мокрая курица?? Ползи теперь к следователю, хныкай там, а не мне! Всё равно ведь тебе платить!

Потом раздались горестные всхлипывания, а минуту спустя дверь кабинета открылась снова и взору Сенцова предстала та самая работница. Полная такая, цветущая особа, обтянутая белой блузкой, красной юбкой и клетчатой жилеткой, вся зарёванная, медленно проползла мимо стола Сенцова и плюхнулась на тот стул, с которого не так давно спрыгнул директор Чижиков. По её щекам, похожим на два сдобных кекса, текли чёрные лужицы размокшей от слёз косметики.

— Здра-здравствуйте… — заикаясь, промямлила она, ёрзая на стуле слоником, а стул скрипел так, словно бы его шатали бульдозером.

— Здравствуйте, — поздоровался с ней Фёдор Фёдорович и взял в руки другую ручку, потому что в прежней списался стержень. Следователь раскрыл рот, чтобы попросить её представиться, но тут «прилетел» Чижиков, установился напротив рыдающей работницы и напёр на неё терминатором:

— Ну, давай, Дуська, скажи им, куда ты дела мои смартфоны! Скажи, скажи им всё!

— Присядьте, гражданин Чижиков, а то оштрафую вас на сто гривен за нарушение порядка в отделении милиции! — осадил директора Фёдор Фёдорович и наконец-то обратился к работнице, которую Чижиков назвал Дуськой:

— Вы работаете в салоне «Алло». Представьтесь, пожалуйста?

— Евдокия… — заплакала работница, размазывая по щекам косметику. — Кошкина Евдокия… Я на работу сегодня пришла, открыла склад… А смартфоны там на ближней полке лежали в красных коробках… Я глядь — а там ничего нету — только пыль! А мне Геннадий Сергеевич сказал, что я их стырила и заплачу свои деньги, а мне до конца жизни на эти смартфоны работать придётся!

У Сенцова уже заложило уши от истошного визга Кошкиной Евдокии, и он едва сдерживался, чтобы не зажать бедные свои уши руками. Мало того, что эта Евдокия верещит поросёнком, так ещё и Чижиков постоянно встревает в разговор и злобно рычит:

— Ну, что, дурында, доигралась?? Вертела всё хвостом, вместо того, чтобы работать! Ты, наверное, забыла включить сигналку! А теперь получи: все смартфоны спёрли, и ты за них заплатишь!!

— Ы-ы-ы-ы… — жалобно плакала в ответ на эту угрозу Евдокия и утирала кулачком сдобные щёчки, всё больше размазывая по ним косметику.

Фёдора Фёдоровича тоже этот «концерт» не радовал. Составляя протокол, он сделал в нём целых три ошибки…

Следователь морщился-морщился, подавляя навязчивое желание выдворить обоих к Крольчихину, но потом взял себя в руки и сказал, сохраняя видимость милицейского спокойствия:

— Ну что, Сенцов, поехали, глянем, что у них там на складе?

Сенцов был просто счастлив: наконец-то Евдокия замолкнет. И Чижиков — тоже замолкнет…

Константин в тайне надеялся на то, что Чижиков прав: Кошкина заболталась по телефону, мечтала о свидании, переживала, что она слишком толстая для того, чтобы какой-нибудь «навороченный» клиент обратил на неё внимание… и, конечно же, забыла перед уходом подсунуть чип-ключ под кнопку сигнализации. Незадачливая Евдокия оставила склад без защиты, кто-то этим нагло воспользовался, стащил самый дорогой товар, и — всё… Может быть, он даже оставил после себя сонмы следов.

— Да, да, поехали! — живо согласился директор Чижиков и чижом вспорхнул со скрипучего стула, едва не перевернув его вверх тормашками.

— Даааа, — плаксиво протянула Евдокия и медленно поползла к двери, собравшись выйти в коридор.

Константин Сенцов вышел из кабинета вслед за Чижиковым и Кошкиной. Он пошёл вперёд, стараясь не смотреть ни на суетливого тощего директора, ни на пышнотелую работницу. В коридоре у закрытой курилки уныло топтался кинолог Капитончик. Увидав его, Сенцов подумал, что неплохо бы привести на склад к Чижикову служебного пса.

— Здорово, Капитоныч! — громко поздоровался Сенцов с кинологом. — Чего смурной такой?

— Тетёрко запретил курить… — протарахтел Капитончик, сминая в кулаке пачку из-под сигарет.

Да, Константин был на том собрании, где начальник Ровд «разносил» всех за злополучные сигареты. Тетёрко громогласно отметил, что из-за курения физподготовка всех сотрудников поголовно равна абсолютному нулю, они так плохо бегают, что не догонят и черепаху, и мозги у всех со временем превратятся в серую кашу… А «в конце пробега» полковник Тетёрко издал указ: закрыть курилку и запретить курение вообще.

Сенцов только открыл рот, чтобы что-нибудь сказать, как подошёл Фёдор Фёдорович и сказал сам:

— И знаешь, Сева, правильно сделал! У тебя сейчас работа есть?

— Нету, Фёдор Фёдорович, — ответил Капитончик, не зная, куда бы ему забить дурацкую сигаретную пачку.

— Тогда собирайся, и поедем с нами, — постановил следователь. — Думаю, нам не обойтись без Джульбарса.

Джульбарсом звали служебного пса. По породе он являлся овчаркой, от носа до хвоста был покрыт блестящей чёрно-коричневой шерстью и быстро бегал на высоких толстых лапах, догоняя преступников. Джульбарс был настолько велик, что Сенцову казалось, стань он на задние лапы — непременно окажется с ним одного роста. Ходила легенда, что во время Второй мировой предок Джульбарса по кличке Рыжий фантастическим образом обнаруживал по запаху немецких диверсантов, которые пытались вклиниться в ряды Красной армии. Константин уверен: Джульбарс перенял эту способность своего предка: от носа служебного пса не скрылся ещё ни один бандит, не спряталась ни одна улика.

А вот директор Чижиков испугался Джульбарса так, словно бы перед ним возник лесной волк. Он отшатнулся назад, едва не потеряв очки, запрятался за пухлую спину Евдокии Кошкиной и оттуда сдавленно пискнул:

— Зачем мне этот монстр??

— Что вы себе позволяете?? — Евдокия попыталась выкинуть директора из-за своей спины, потому что сама боялась собак, однако Чижиков не уходил, а вцепился в её плечи обеими руками.

— Он не кусается, — вступился за Джульбарса невысокий и коренастый Капитончик. — Он дрессированный, это же служебная собака!

— Да хоть какая! — пищал Чижиков, не вылезая из-за Евдокии. — Он укусит меня, и я умру!

— Бред! — буркнул Капитончик и приказал Джульбарсу прыгать в служебную машину. Пёс послушно потрусил к серебристой «Дэу», которую Сенцов только выкатил из милицейского гаража и три раза раскатисто гавкнул, прося Константина открыть ему заднюю дверцу. Сенцов привычно открыл — он уже не раз ездил в машине вместе с Джульбарсом — и пёс запрыгнул в салон и уселся в кресло, как человек.

— Вы что, сбрендили?? — перепугался Чижиков и поскакал прочь от машины и от собаки, увлекая за собою рыдающую Евдокию. — Я не поеду в одной машине с этим чудовищем! Оно же обслюнявит меня!!

— Да он не слюнявый… — пытался переубедить Чижикова Капитончик, но Чижиков был упрям, как носорог.

— Нет — и всё! — твердил он и дёргал Евдокию туда-сюда. — Пешком пойду, но в машину с собакой — нет!

Он бы препирался до вечера, если бы Фёдор Фёдорович не откупорил другой гараж и не «выпустил» свой собственный автомобиль.

— Если вы боитесь собак, — сказал следователь Чижикову. — Можете поехать в моей машине…

— Да! — сейчас же согласился Чижиков, отпихнул тонущую в слезах Евдокию и проворно шмыгнул на заднее сиденье джипа Фёдора Фёдоровича.

Следователь только хотел забраться за руль, как внезапно за спиной его раздалось некое подозрительное пыхтение… или сопение… Федор Федорович очень удивился и машинально оглянулся через плечо. Позади него топтался, отдуваясь, новый стажёр, которого прислали в отделение на прошлой неделе, в среду. Константин видел их, и слышал, как Федор Федорович укоризненным тоном осведомился:

— Ну, что, Ветерков, опаздываем?

— Извините… — стажёр принялся пыхтеть и гугниво ныть, опустив глаза в асфальт, а Федор Федорович разносить его не стал, а решил нагрузить Ветеркова работой.

— Вот, что, Ветрков! — бодрым голосом постановил следователь, хлопнув стажёра по плечу. — Будет тебе боевое крещение! Собирайся, поедешь с нами на кражу!

— Есть! — тут же обрадовался стажёр, засияв, как новая копейка… всегда они так, эти стажёры: рвутся в бой, под пули лезут… а потом или убивают их или они сами увольняются, получив дубиной по глупой башке…

Глава 27 Таинственное исчезновение

Сенцов заметил, что в лучах утреннего солнышка собралось некое количество людей. Они решили с утра пораньше посетить салон «Алло» Чижикова, приехали, скопились…

Люди поднимались на низкое крылечко, дёргали запертую дверь и недоуменно скребли макушки: полдесятого, салон должен уже полчаса работать, а он всё закрыт…

— Так, граждане, милиция! — вклинился в эту небольшую толпу Федор Федорович, неся перед собою своё удостоверение.

— Распугивает клиентов… — мрачно буркнул Чижиков около Сенцова, а Сенцов едва удержался и не пихнул его в бок: пускай, скажет «Спасибо» за то, что они вообще, взялись искать его смартфоны!

Люди вокруг салона притихли, стушевались, некоторые попятились, запросились домой, однако Федор Федорович никого из них не отпустил, сурово повелев:

— Всем оставаться на своих местах!

Люди заподозрили, что стряслось нечто нехорошее, и даже страшное, испуганно зашушукались, завертели головами, будто бы жуткий преступник притаился тут, среди них, и готов в любой момент нанести страшный удар…

— Ветерков, пообщайся с гражданами! — распорядился Федор Федорович новым стажёром, кивнув на сбившихся в кучку горе-посетителей.

— Есть! — тут же согласился Ветерков и с энтузиазмом принялся за рутину, которую Сенцов ненавидел из-за нудности и бесполезности.

— Открывайте магазин! — следующий приказ Федора Федоровича относился к директору Чижикову, а тот в свою очередь, потоптавшись на месте, фыркнул на Евдокию Кошкину:

— Откупоривай!

Кошкина резво выхватила из мизерного кармашка связку ключей и заковыряла замки, сопя и рюмсая при этом.

Константин Сенцов молчал, стоял и ждал: он не начальник и не потерпевший — чего ему суетиться? Капитончик с сонным видом тоже стоял в сторонке — ему тоже незачем суетиться, ведь у него такой пёс!

— Всё! — негромко пискнула Евдокия, победив замки и столкнув с пути белую дверь из ПВХ, снабжённую вверху прозрачным стеклом.

Сенцов ожидал увидеть здесь погром — любой, пускай даже, это будет парочка расколоченных витрин или разбитая касса без денег… Однако торговый зал салона «Алло» представлял собою образец идеальной чистоты и завидного порядка, которые бывают далеко не в каждой квартире… у Сенцова, например, таких нету.

— Удивительно… — пробормотал около Константина Федор Федорович и схватился рукою за свой подбородок. — Где ваш склад? — осведомился он у Кошкиной, обведя взглядом целенькие витрины и не обнаружив на них и признака ограбления — даже все телефоны занимают свои места…

— Тут… — всплакнула Кошкина и показала пальцем на массивную стальную дверь серого цвета, что пристроилась за местом кассира. Дверь несла на себе три замка, а около неё краснел электронный глаз сигнализации.

Странный какой грабитель… Перед ним на полках, под тонким стеклом, красовались сонмы таких телефонов, на которые уйдёт три милицейских зарплаты, а он не взял ни одного, а пожелал победить стальную дверищу с сигнализацией и вторгнуться на склад…

— Ага, закрыла, когда у тебя всё спёрли! — жёлчно выплюнул Чижиков, крутясь около витрин. — Давай, теперь, откупоривай, чего стоишь!

Кошкина, глотая слёзы, помчалась к двери склада, оключила сигнализацию, принялась откручивать замки, а Сенцов отметил про себя, что дверь нигде не повреждена, замки не вывернуты, слушаются ключей, с сигнализацией тоже всё в порядке… Либо эта Кошкина совсем заспалась и не закрыла склад вообще, либо тут нечисто, и кто-то из них сам впустил грабителя.

Удивлению Сенцова не было предела… Обычно грабители, какими бы ловкими, изворотливыми и хитрыми они ни были, разыскивая то, что им нужно, оставляют беспорядок. Взяли, что хотели, а на уборку времени уже не остаётся: убегать пора… Но только не сейчас: окинув взглядом склад Чижикова, Константин даже не понял, где тут что украли… Везде: на полках, на полу, на небольшом квадратном столе в углу — царил кристальный порядок. Даже пыль была вытерта, кафельные плитки на полу — чисто вымыты, и следов никаких не видно… Присмотревшись к полкам, Сенцов различил, что под каждой аккуратной пирамидкой из коробок подклеена бумажка с цифрой.

— Мы очень точно ведём учёт! — тут же влез прод руку Чижиков. — Каждая группа товаров у нас имеет номер, и я заставляю Кошкину каждый новый товар нумеровать и вносить в компьютерную базу!

— Прекрасно… — похвалил порядок Федор Федорович. — Только скажите мне пожалуйста: где тут ограбление??

— А вот тут! — зашёлся Чижиков, едва не пустив слезу и попытался прорваться на склад.

Федор Федорович тут же блокировал его настрыное движение, заставив директора застопориться в дверном проёме и строго предписал:

— Пока мы не исследуем улики — вам сюда заходить запрещено! Покажите отсюда, где лежало то, что у вас украли!

— Ладно! — согласился Чижиков и показал пальцем на ту полку, где была подклеена цифра «22», но ничего не лежало. — Оттуда украли тридцать одну коробку со смартфонами! Кошкина вчера в семь вечера их при мне получила, сложила на полку, присвоила номер… это были новые модели — у нас ещё не было таких! А когда она закончила с ними — я всё проверил и уехал по делам! А утром — вот, пожалуйста!

— Понятно! — пробормотал Федор Федорович и крикнул Капитончику:

— Давай Джульбарса!

— Есть! — согласился кинолог и спустил с поводка служебного пса.

Джульбарс уверенно и бодро вбежал на склад, в который раз испугав Чижикова и заставив его пронзительно взвизгнуть:

— Да этот зверь мне тут всё изгадит! Куда!

— Не волнуйтесь вы так! Джульбарс — никакой не зверь, а профессиональный сыщик! Ничего он не изгадит, а поможет нам найти грабителя! — заверил директора Капитончик, одновременно наблюдая за собакой через его плечо.

— Ух… — выдохнул Чижиков с усталым видом. — Ну, давайте, нюхайте… Что мне ещё остаётся?

Сенцов уже успел сделать вывод: раз исчезли только новые модели, которые, видимо, стоили дороже всех остальных, порядка никто не нарушил, следов взлома, да и самого взлома нет — значит, виновник пропажи либо сам Чижиков, либо Евдокия Кошкина. Только они знали про новые модели и имели неограниченный доступ на склад магазина. Константин был абсолютно спокоен: стоял у стеночки, уверенный в том, что Джульбарс, обнюхав склад, тут же укажет на грабителя…

А Джульбарс тем временем покрутился-покрутился по тесному помещению склада, обнюхал сначала Евдокию, потом Чижикова, а потом — сел посередине и беспомощно гавкнул, мол, ничего не могу сказать.

— Что это значит?? — тут же насыпался на Капитончика Чижиков. — Не нашёл??

— Не нашёл, — невесело согласился Капитончик, недоумевая: как же это, Джульбарс, и вдруг — не нашёл??

Сенцов тоже удивился: если не Чижиков, и не Кошкина — тогда кто?

— И ч-что теперь?.. — вынырнул из тишины тоненький, потерянный голосок Евдокии Кошкиной.

— Теперь — тебе платить! — скрипуче отозвался Чижиков, который не переставая, ходил взад-вперёд, вырывая клоки из шевелюры.

— Хм… Хм… — похмыкал следователь Федор Федорович, хватая рукой собственный подбородок. — Сенцов! — призвал он Константина, и Сенцов послушно выдвинулся вперёд и ответил:

— Да!

— Разбуди-ка Овсянкина пораньше! — предписал следователь и повернулся к Чижикову.

Следователь добивался от директора, бывали ли у того враги, если да — то где, когда и какие, моли они подложить ему свинью, или не могли… Директор бухтел какие-то фамилии… Ещё Евдокия Кошкина всхлипывала неподалёку, создавая заунывный «аккомпанемент»… А Сенцов тем временем полез в свой карман за мобильником — с некоторой долей злорадства: у эксперта по фамилии Овсянкин сегодняшний день в каледаре был отмечен красным цветом. Константин знал, что сегодня Овсянкин собирается спать до полудня, потом — поползёт на радиорынок за некой деталью для своего странного изобретения, похожего на сломанный приёмник. Как только приползёт домой — засядет на чердаке, чтобы жена и тёща не гоняли его, и будет винтить свой «приёмник», пока не стукнет полночь…

Нет, сегодня ему ничего из этого не выгорит, потому что Константин Сенцов уже нашёл в телефонной книжке его мобильный номер и успел надавить на кнопку вызова. В ухо Сенцова ударили гудки, а после — вклинился сонный, недовольный жизнью голос:

— Ну, чего ещё??? — буркнул Овсянкин, не здороваясь. — Я сплю!

— Счастье привалило! — сообщил ему Сенцов, довольный тем, что не один вляпался в это «счастье».

— Э, чего ещё за счастье? — Овсянкин шепелявил в трубку: видимо, Сенцов прервал его глубокий сладкий сон. Ничего, не развалится от этого Овсянкин! Сладкий сон Сенцова прерывается едва ли не каждый день — в субботу и воскресенье — тоже!

— А вот тут, в салоне «Алло» по бульвару Шевченко, сорок четыре — между прочим, ограбление! — изрёк Константин и заглох, ождиая реакции собеседника.

— А у меня, между прочим, выходной! — прогнусавил в ответ Овсянкин, скорее всего, ворочаясь с боку на бок.

— Без тебя — никак! — вздохнул Сенцов, изобразив горе, хотя втайне злорадстсвовал. — Ты у нас — голова, Федор Федорович требует, чтобы ты срочно подъезжал!

— Чёрт вас всех дери! — обидился Овсянкин. — У меня сегодня жена на работе — хоть над изобретением бы нормально поработал безо всяких этих «вынеси мусор», «помой посуду», «подметай», «убирай», «иди за хлебом»! Чёрт!

— Что поделать — работа! — вздохнул Сенцов. — Я вот, тоже поспать нормально не могу!

— Ладно, сейчас буду! — злобно пробормотал Овсянкин и, судя по звуку, отлип от постели. Сенцов по-сенцовски его понимал: самому так тяжело покинуть сонную подушку и тёплое одеяло, когда срочно вызывают на работу… Но по милицейски возмущался: чего он копается, когда повисает висяк??

— Ну, что там с Овсянкиным? — строго вопросил у Сенцова Федор Федорович, а Сенцов увидел, что странички его блокнота исписаны фамилиями, а четыре или пять из них выписаны отдельным столбиком и обведены в кружок.

— Сейчас, притащится! — ответил Сенцов, раскрыл рот, чтобы сказать что-то ещё, но Федор Федорович его перебил:

— Вот тут, — он подсунул под сенцовский нос блокнот и показал те фамилии, которые были обведены в кружок. — Фамилии других сотрудников салона. Твоя задача узнать, что за птицы, и где они были вчера с семи вечера и до сегодняшнего утра.

— Есть! — ответил Сенцов, жалея, что сегодня утром проспал на десять минут позже и не успел позавтракать.

— Давай! — Федор Федорович вырвал из блокнота листок с обведенными фамилиями и отправил Константина работать.

— Ну, что? — тут же пристал к нему Чижиков. — Вы знаете, кто вырвал кусок хлеба прямо у меня изо рта?

— Почти! — кивнул Сенцов и тут же взял Чижикова в оборот, протянув ему листок из блокнота Федора Федоровича. — Вот эти люди — напишите мне их адреса, телефоны и должность у вас в салоне!

— Вы думаете, это они? — осведомился Чижиков, доставая из кармана пиджака синенькую ручку за полторы гривны.

— Не исключено! — настоял Сенцов.

— Идёмте ко мне в кабинет! — оживился Чижиков, довольный тем, что у милиции появились зацепки. — У меня там удобный стол, кресла, база сотрудников! Сейчас, я вам быстренько всё распечатаю!

— Идёмте! — согласился Сенцов, довольный тем, что ему не придётся разбирать очередной корявый почерк и последовал за директором в его кабинет.

Директор Чижиков двигался очень проворно: мигом проскочив недлинный коридорчик, он оказался напротив стандартной офисной двери из ДСП, выхватил из кармана ключ и откупорил замок.

— Пожалуйста! — Чижиков пропустил Сенцова вперёд, Константин вступил в кабинет и тут же оценил обстановку.

Кабинетик тесноват. Большую часть его занимал стол — обычный, директорский стол, тоже из ДСП, никаких излишеств, помпезности, дороговизны… Монитор компьютера на столе — тоже обычный, девятнадцать дюймов, подвесной потолок, обои стандартного персикового цвета, пластиковое окно… Даже если Чижиков и замешан в каких-либо денежных делишках — на свой рабочий кабинет он особо не тратится.

— Присаживайтесь! — директор предложил Сенцову стул, а сам — вдвинулся за компьтер и включил его.

— Спасибо, — согласился Сенцов, устроившись на стуле.

— Так… так… — забормотал Чижиков, видимо, открыв базу сотрудников. — Сейчас, сейчас…

— Вы сами кого-нибудь из них подозреваете? — осведомился Сенцов, наблюдая за Чижиковым, как тот пыхтит за компьютером.

— Да, вот, есть один! — согласился Чижиков, нажимая клавиши одним пальцем. — Я его уволил по статье в прошлом месяце. Работал у меня оператором, нажрался как-то до зелёных чёртиков и недостачу мне такую сотворил, что я едва от инфаркта не погиб на месте! Пушкин, чёрт его дери!

— Пушкин? — уточнил Сенцов, подвляя смешок.

— Пушков его фамилия! — выплюнул Чижиков. — Стишки всё какие-то дурацкие крапал, в голове — ветер сплошной, а потом ещё и оказалось, что алкаш! Заработал у меня только долг в три тысячи и кличку «Пушкин»! Он вполне мог сделать слепок ключа, а свой чип от склада он вообще по пьянке потерял! А мог и набрехать, чтобы себе его оставить! А теперь — мстит мне за то, что я его уволил и статью вкатил! Вот, чёрт… Знал бы, так на работу его вообще бы не взял!

— Подождите, подождите! — заинтересовался Сенцов. — Вы сказали, что он чип потерял?

— Якобы потерял! — уточнил Чижиков и, наконец-то, запустил принтер.

— Чёрт, чего же я быкую… — пробормотал Сенцов сам себе и рывком выхватил из кармана мобильник. — Сейчас, я позвоню на пост охраны и выясню, когда и кто снимал сигнализацию с вашего склада! Давайте номер вашего охранного предприятия!

— Держите! — слегка обескураженный напором Сенцова Чижиков протянул серую визитку с изображением суровой совы.

«Охранное предприятие «Сова» — прочитал на визитке Сенцов.

— Сейчас, мне всё станет ясно! — сказал он Чижикову и принялся энергично набирать указанный «Совою» номер.

— Да? — вскоре Константин услышал приятный женский голос. — Охранное предприятие «Сова», диспетчер номер пять. Чем могу помочь?

— Милиция, Калининское Ровд, оперуполномоченный Сенцов! — скороговоркой представился Сенцов. — Скажите, салон сотовой связи «Алло», бульвар Шевченко, сорок четыре — ваш объект?

— Наш… — приятный голос слегка дрожал — они всегда дрожат, голоса эти, когда их владельцы слышат слово «милиция».

— Мне нужно узнать, в котором часу и сколько раз за последние сутки салон «Алло» ставили и снимали с сигнализации? — Константин задал «приятному голосу» сухой милицейский вопрос и заглох, ожидая ответа.

— Минуточку, — попросил приятный голос. — У вас электронная почта есть?

— Вы на адрес директора пришлите! — предписал диспетчеру номер пять Сенцов. — И, если можно — побыстрее!

— Сейчас, сейчас, идёт поиск информации! — сообщил диспетчер номер пять. — Не кладите трубку!

— Гражданин Чижиков, откройте ваш почтовый ящик! — распорядился Сенцов, не отрывая трубку от уха.

— Ага! — живо согласился Чижиков и полез под стол — включать модем.

— Отсылаю! — сказал Сенцову приятный голос диспетчера номер пять. — Чем я ещё могу помочь?

— Спасибо, пока ничем! — ответил Сенцов и нажал кнопку «сброс вызова» — чтобы не тратить лишних денег.

— Внимание, у вас новое сообщение! — электронный голос директорского компьютера громко отчитался о пришедшем присьме и заглох, а Чижиков аж вздрогнул от нетерпения.

— Сейчас, сейчас, открываю! — протараторил он Сенцову, а Сенцов вспорхнул со стула и установился за спиною директора, заглядывая в монитор через его плечо.

Письмо, действительно, пришло от «Совы», Чижикову удалось открыть его со второго раза — видимо, он был с компьютером на «вы». Глаза Сенцова жадно впились в печатную таблицу…

Письмо от «Совы» вызвало у Константина лишь разочарование и недоумение: вчера вечером склад и сам салон поставили на сигнализацию ровно в восемь ноль-ноль, когда Евдокия Кошкина закончила работу и собралась домой. А сняли — только сегодня утром, тоже в восемь ноль-ноль, когда Кошкина пришла на работу и решила открыть салон. Потом склад и салон снова были поставлены на сигнализацию в восемь пятнадцать.

— Тогда мне Кошкина позвонила и ноет, что обокрали! — ворчливо пояснил Чижиков. — Ну, я приехал и заставил эту дурёху топать в милицию!

— Ясно, — кивнул Сенцов и увидел, что в последний раз склад и салон сняли сигнализации уже тогда, когда они приехали сюда все вместе и начали расследование…

Странное дело… Получается, ограбление склада случилось в то время, когда Кошкина ещё была на работе…

Наверное, у Чижикова был очень старый принтер — Сенцов, конечно, в их моделях не разбирался — но по его натужному пыхтению и стуку понял, что сей прибор уже повидал виды, к тому же, он уже десять минут распечатывал одну страничку…

Чижиков распахнул рот и собрался говорить, когда принтер внезапно издал оскорблённый писк и печатать совсем перестал.

— Опять… — вздохнул Чижиков, протянул руку и подёргал лист, наполовину вышедший из принтера и в таком положении застрявший. — Извините, сейчас, вытащу… Он часто жуёт… — с этими словами Чижиков вылез из директорского кресла, вплотную придвинулся к «заболевшему» принтеру и принялся тащить лист, нажимая на какую-то кнопку и принуждая прибор надсадно пищать.

Сенцов старался отстроиться от этих раздражающих звуков и думать. Раз склад ограбили, пока Кошкина была на работе — значит, она причастна… Выходит, когда Чижиков уехал — Кошкина провела кого-то на склад, показала, где лежит самый дорогой товар, а потом — закрыла всё, как ни в чём не бывало… Кажется, это дельце проще пареной репы, вот только Кошкина, несмотря на крокодильи слёзы, крепкий орешек. Она будет рыдать и падать в обмороки, но подельника не выдаст просто так…

— Вот чёрт, гад, который лист зажевал, зараза! — кряхтел директор, обеими руками выдирая из принтера тот самый лист, весь измятый, покрытый серым налётом тонера. — Вы извините… — пробормотал он Сенцову. — Сейчас, я вам новый лист заряжу… Только этот вытащу…

— Гражданин Чижиков, — обратился к нему Сенцов, предвкушая раскрытие по горячим следам и горячую премию. — Скажите, в каких отношениях Кошкина была с этим вашим Пушковым?

— Вы, всё-таки, подозреваете Кошкину? — пропыхтел директор, сумев выдрать застрявший лист, и выкинул его в мусорную корзину под своим столом.

— В первую очередь, я подозреваю Пушкова, — возразил Сенцов: ведь Пушков вполне мог запугать Кошкину, заставить её помочь ему с ограблением, а потом и покрывать себя.

— Чёрт, уделал все руки! — проворчал Чижиков, вытирая свои чёрные от тонера ладони листами принтерной бумаги. — Вы извините, — в который раз извинился он, вставил в принтер новый лист и запустил печать по второму кругу. — Я вам сейчас распечатку сделаю, а насчёт Пушкова и Кошкиной скажу вам вот, что. Кошкина ему всё время глазки строила, приглашала повсюду, но Пушков никогда не ходил. Та, Кошкина эта всем глазки строит: и клиентам, и прохожим, и Пушкову — тоже! Сколько раз её чехвостил, чтобы она наш салон не позорила своей неустроенной личной жизнью! Но у неё, скажу я вам, какой-то комплекс, психоз на ровном месте! Она, прямо, из себя выскакивает, ну, конечно, ведь ей уже тридцать, а всё в девках сидит! Чёрт, уволю к чёрту!

Ага, раз Кошкина строила Пушкову глазки — он вполне мог прикинуться влюблённым, завешать лапшою её уши и уговорить провести себя на склад. Потом он похитил смартфоны и убедил Кошкину покрывать себя! Да — Сенцов решил для себя — первым его списке будет Пушков.

— Адрес и телефон Пушкова я вам тоже распечатал! — Чижиков бодро протянул Сенцову только отпечатанный лист, горячий ещё после принтера. — Я специально включил его в список, потому что его подозреваю, а остальных как-то нет.

— Спасибо! — поблагодарил Сенцов, взял предложенный лист, сложил вчетверо, спрятал в карман и сказал:

— Сейчас я поеду прямо к Пушкову. А вы будьте на связи, если что — звоните! Всё, мне пора!

— Вы их найдите! — попросил Чижиков. — А я вам обязательно позвоню! Позвоню, позвоню! Ух, чёрт полосатый! Никогда бы такого не взял!

Попрощавшись в Чижиковым, Сенцов вышел из салона «Алло» на улицу. Проходя мимо склада, он заметил на полу Овсянкина — криминалист ползал взад-вперёд, выискивая на полу следы… которых там, кажется, не было. Сенцов мог бы проскочить мимо — Овсянкин ползал к нему спиной — но всё равно остановился и громко выкрикнул:

— Привет трудоголикам!

— Чёрт с тобой, Костяныч! — угрюмо буркнул Овсянкин, поглядев на Сенцова через плечо. — Поспать не дал и отдохнуть не дал!

— Да не кипи ты так! — примирительно сказал Сенцов. — Я, кажется, эту ерунду по горячим следам раскрыл!

— Дай бог! — проворчал Овсянкин и вновь уткнулся в пол.

На улице до сих пор толпились люди: новый стажёр пока никого не отпустил, а допрашивал с пристрастием, заставляя их раздражённо хмыкать, а некоторых — даже сатанеть. Сенцов был доволен, что Федор Федорович не навязал ему стажёра: Константин просто ненавидел глупую возню с этими салагами, которые ничего не понимают, но везде суют свой нос и начисто портят часы кропотливой работы. Константин прошёл мимо стажёра едва ли не на цыпочках — не хотел, чтобы тот заметил его и стал проситься в «медвежьи» помощники. К тому же Константин напрочь забыл и имя, и фамилию стажёра… Хорошо, если бы он не справился с работой в милиции и сам попросился на увольнение…

Глава 28 Загадка суперграбителя

Гражданин Максим Эдуардович Пушков проживал недалеко: проспект Ильича, дом восемьдесят пять. На первом этаже, в третьей квартире. На служебной машине Сенцов доехал до «логова зверя» за семь минут, и припарковал служебную машину на неширокой стоянке перед домом. Длинная девятиэтажка стояла на этом месте ещё с тех давних времён, когда Константин Сенцов появился на свет… И ещё раньше, когда Сенцова на этом свете ещё не было. Капитальный ремонт тут проходил давно: облицовочная плитка со стен облезла, открыв угрюмые участки серого бетона, балконы и окна были все разные: жильцы ремонтировали их сами, кто во что горазд. Кроме служебной машины Сенцова на стоянке ютились ещё два джипа, блеклые «Жигули» и сверкающий новизною «Опель». Константин вылез из машины, обогнул «Опель» и направился к тому подъезду, над дверью которого белой краской поставили крупную жирную единицу. Третья квартира должна быть именно в этом подъезде, и Константин уверенно взялся за дверную ручку. Стальной двери с домофоном тут не водилось: подъезд едва прикрывала старенькая дверца из дерева, выкрашенная серою краской и напрочь лишённая замка. Сенцов легко устранил её со своего пути и попал в типичный подъезд, какой бывает во всех домах, где не закрывается входная дверь. Третья квартира оказалась прямо перед сенцовским носом — увидав на двери тройку, Сенцов решил не медлить и нажал на кнопку дверного звонка.

— Кто там? Тамара, это ты? — спустя пару минут из-за двери послышался голос немолодой женщины, шаги, вонзя…

— Нет, извините, я из милиции! — поспешил возразить Сенцов, сделав свой голос как можно добрее, чтобы эта дама чего доброго не испугалась и не ушла в глубокое подполье. — Оперуполномоченный Сенцов Константин!

— Я милицию не вызывала! — так и есть, дама пошла в отказ, и Константин, разозлившись, позабыл пор доброту и зарычал:

— Здесь проживает гражданин Пушков Макасим Эдуардович?? Он подозревается в ограблении салона мобильной связи! А если вы не откроете — пойдёте, как соучастница!

— Ой, батюшки… — дама устрашилась, заойкав, наверное, даже схватилась за сердце… — Я же его мать…

Охая, она принялась судорожно откупоривать свою дверь, а Сенцов остался доволен: от инфанркта она не погибнет — просто откроет ему доступ к преступнику, раскрытию, примеии и отпуску.

— Здравствуйте, — Константин прикрутил злость и вежливо поздоровался, увидав перед собою гражданку средних лет, голова которой была занята энным количеством термобигуди, а нетолстое тело — одето в длинный яркий фартк, испещрённый цветами, птицами и какими-то непонятными пятнами, похожими на космические корабли.

— Здрасьте… — обескуражено поздоровалась гражданка Пушкова, отступая из дверного проёма, чтобы грозный опер смог вдвинуться в её небольшую, но чистую прихожую.

— Вы извините… — пробормотал Константин, разуваясь, чтобы своими «мокроступами» не уничтожить хрупкую чистоту. — Мне бы поговорить с Максимом Эдуардовичем…

— Вот, дармоед! — Пушкова внезапно оскалилась, чем приобрела сходство со злой крысой и напугала Сенцова достаточно для того, чтобы Константин попятился, натолкнувшись лопатками на дверь. — Я его кормлю, я его пою! А он — так ещё и ограбил что-то!

— Вы подождите… — примирительно сказал Сенцов, отойдя от испуга. — Он пока что подозреваемый… Но мне нужно срочно с ним поговорить!

— Премия горит? — хмыкнула гражданка Пушкова, и Сенцов снова испугался: уж не гадалка ли она часом??

— Та нет… — глупо булькнул Сенцов, всё не отходя от двери, в которую уже, буквально, влип своими лопатками…

— Так вот, милый мой! — рявкнула Пушкова, дёргая свой фартук обеими руками. — Сыночек-то у меня — дармоед! Его уже с третьей работы, как котёнка вышвырнули! А как вышвырнули — так он больше ничего и искать не стал! Сидит на моей шее, и всё ест и пьёт, как не в себя! Пузо отрастил — в двери не проходит, а всё на диване перед телевизором валяется! Сколько раз я уже и просила, и заставляла его искать работу! Да хоть кем бы пошёл: грузчиком, дворником! А он — на другой бок перевернётся и ноет про депрессию… Вы понимаете, как я от него устала!

— Понимаю! — согласился Сенцов, желая, чтобы гражданка Пушкова перестала хныкакть. — Можно с ним поговорить?

— Да, говорите наздоровье! — согласилась та. — Может быть, хоть вы его образумите?

— Попытаюсь… — пробормотал Сенцов, понимая, что раз Пушков теряет облик человека — беседовать с ним будет нелегко… А образумить — так вообще, невозможно — попробуй, образумь самого Сенцова и заставь его каждую субботу убирать квартиру! Сам чёрт не сможет…

— Его комната — вот! — хозяйка прошла по недлинному коридору и показала на одну из закрытых дверей. — Беседуйте, если достучитесь!

Гражданка Пушкова отправилась на кухню — проверять то, что там у неё усиленно кипело, а Сенцов приблизился к двери и увидел, что к ней скотчем приклеили листок, отпечатанный на струйном принтере. Содержание было таким: зловещего вида чёрный череп с острыми зубами, пробитый молнией и угрожающую надпись: «Не входи — убьёт!». У Сенцова нечто подобное было лет в тринадцать-четырнадцать, а вот, гражданину Пушкову уже поджимает под тридцать. Остановившись у двери, Сенцов прислушался. Там, в таинственной комнате, в которую якобы нельзя входить, работает телевизор — чёткий бодрый голос уверенно рассказывал про выставку кошек, которая была вчера в центре «Эксподонбасс». Это хорошо — раз работает телевизор, значит Пушков точно дома. Надо заходить. Константин распахнул настежь «убийственную» дверь и широким шагом вдвинулся за неё, вытащив вместо стука милицейское удостоверение. На втором широком шагу Константин жёстко споткнулся обо что-то тяжёлое и едва не забурился носом вниз.

— Чёрт возьми… — пробухтел Сенцов, устояв на ногах, глянул вниз и увидел, что дорогу ему преградила штанга. Кроме штанги тут же, на вытертом ковре располагались пустые бутылки от разных напитков, надкушенный кусок давешней пиццы, сапог, какие-то компакт-диски, компьютерная мышь и толстый живой кот, чья пушистая шерсть была расцвечена круглыми тёмными пятнами. Кот сидел около развинченного вдрызг системного блока и что-то доедал — кажется, это был кружок варёной колбасы. Да, права оказалась самодельная табличка на двери: упади Сенцов — расколотил бы себе голову насмерть…

— А-а, вы кто? Чего вам надо? — забулькал с дивана сонный сытый голос, хрипловатый от излишка жирной пищи.

— Милиция! — повторил Сенцов, аккуратно переступил через штангу, через пиццу, через кота, обогнул диван и приблизился к тому, кто на нём возлежал. — Гражданин Пушков? — осведомился он, заметив располневшего рыхлого гражданина, обтянутого замаранной тельняшкой и обросшего солидною бородищей, как лешак.

— Я… — удивлённо булькнул Пушков, приподнявшись с дивана на локте. — А вы чего, собственно, пришли? Я в армию негоден!

Сенцов раздумывал, куда бы ему присесть. Кажется, некуда: каждый из четырёх стульев, что имелись в комнате Пушкова, был занят или навалами одежды, или микросхемами, или грязными тарелками… Кот, доев колбасу, поднялся на лапы и неуклюже откочевал в сторонку, пристроившись к пицце. Проследив за передвижением животного, Сенцов понял, что это никакой не кот, а кошка, у которой вот-вот появятся котята.

— Ваша армия меня не интересует! — сухо отрезал Сенцов, так и оставшись стоять столбом. — Я по поводу вашего последнего места работы!

— Я не работаю — меня уволили! — зевнул Пушков и вновь улёгся, разлившись по серой засаленной подушке.

— По статье! — уточнил Сенцов. — Вы работали оператором в салоне сотовой связи «Алло». А вчера вечером салон ограбили! Не поделитесь соображениями?

— Та пусть он хоть сгорит, этот салон! — на этот раз Пушков возмутился и даже уселся на диване, свесив вниз свои ноги, засунутые в синие пузыреватые шаровары. — И Чижиков этот — не человек, а просто какой-то ходячий кошелёк! Какой-то ходячий желудок! Никакого уважения к творческой личности! Одна только механическая работа! А вы знаете, как отупляет механическая работа?

— Вас уже отупила? — осведомился Сенцов, отлично видя, что сидящий перед ним гражданин больше похож на орангутанга, а не на человека.

— Та у меня — кризис творческой личности! — захныкал Пушков, ёрзая на диване и всё больше стягивая и сминая цветастое покрывало. — Депрессия! Я уже целую неделю не выхожу из комнаты! Я ушёл от мира!

Взглянув на Пушкова, Константин увидел, что последний так кипятится, что пустил слезу. Кто-нибудь другой, сердобольный, наверное, поверил бы ему и отстал — но только не Сенцов. За годы оперативной работы он повидал немало плачущих преступников: рэкетиров, грабителей, серийных убийц и маньяков. Каждый из них плакал навзрыд, бормотал и про депрессию и про неудачи, и про каких-то эфемерных обидчиков… Но по-настоящему — каждый из них хладнокровно разыгрывал спектакль, стремясь разжалобить и обмануть следствие. Вот и Пушков, кажется, из таких…

— Значит, вы утверждаете, что не знали про ограбление? — сурово вопросил Сенцов, сбросив с ушей всю лапшу Пушкова.

— Да нет же! — воскликнул Пушков, воздев кверху руки, словно бы отчаянно молился богу. — Я вам сказал, что уже неделю не выхожу из комнаты!

— И кто может это подтвердить? — невозмутимо осведомился Сенцов, так никуда и не присев.

— Мама… — булькнул почти тридцатилетний Пушков, как маленький мальчик, набедокуривший в школе. — Мама весь вечер меня вчера пилила: говорила, что я не работаю, что я дурень и увалень, лентяй, паразит… Выгоняла в восемь вечера искать работу хоть где-нибудь…

— А вы? — уточнил Сенцов, запомнив время: восемь вечера, как раз тогда когда завершила работу Кошкина Евдокия.

— А я сказал, что у меня депрессия! Я не могу выходить из комнаты! — Пушков продолжал восклицать и воздевать руки. — Меня тошнит от этого общества, и я просто не могу идти к ним! И никуда не пошёл! Я остался здесь, наедине со своим горем! Я писал стихи! Всю ночь писал и писал и писал… пока силы не оставили меня! Смотрите, сколько написал! — палец Пушкова указал на свободный от компьютера компьютерный стол, на котором развалились целые россыпи испещрённых тетрадных листов — в линию и в клетку.

— Я собираюсь издать книгу! — гордо заявил Пушков, вперившись в Константина сонными глазками. — Я стану известным, и мама ещё будет мною гордиться! Но для этого мне просто нельзя работать на механической работе! Это губит мою душу поэта!

— Понятно… — кивнул Сенцов, не спеша вычёркивать Пушкова из серии «плачущих убийц». — Скажите, Пушков, вы поддерживали отношения с кем-нибудь из сотрудников салона «Алло»?

— Я ненавидел их! — Пушков совершил эмоциональное признание, и Сенцов тут же взял его на заметку: раз ненавидел, значит, мог мстить.

— Они такие пустые, глупые, распущенные! — продолжал убиваться Пушков. — Крикливые, ходят в какие-то притоны… А я — поэт! Я даже рад, что их не вижу!

— Вас уволили за пьнство, — ещё раз уточнил Сенцов. — Вы часто выпивали в рабочее время?

— Я не пью — я не сплю ночами, сочиняя мои стихи! — с новой силой расплакался Пушков, закрыв своё щекастое лицо обеими руками. — Я не спал всю ночь, писал, а потом — пришлось плестись на эту постылую работу, потому что мама не позволила мне остаться дома! Я пришёл и уснул за столом, потому что писал стихи! А Чижиков… Чижиков ударил меня в бок и заявил, что я пьян! Я сказал, что я не пьян, что я вообще не пью, а он — уволил меня с позорной статьёй за пьянство, которого я никогда в своей жизни не знал!

Сенцов ещё раз присмотрелся к бутылкам, разбросанным на полу у Пушкова: пепси-кола, кока-кола, фанта, спрайт, кефир, сок «Мультик»… Действительно, пивных и водочных бутылок нет… Возможно, что Пушков и не врёт. Кошка Пушкова доела пиццу, сделала ещё несколько шагов в сторонку и обнаружила на ковре поеденный бутерброд с зельцем. Довольно мурлыкнув, кошка присела около бутерброда и принялась доедать. Да, хорошо он кормит свою кошку… Сенцов, бывает, за день и то меньше съест…

— Ваша кошка, вижу, всегда сыта, — заметил Сенцов, решив допрашивать Пушкова по методу Крольчихина: заговорит преступнику зубы на несущественную тему, а потом, когда тот потеряет бдительность — задаст неожиданный вопрос в лоб.

— Это — Вирсавия! — с пафосом сообщил Пушков. — Она — мой единственный друг. Только Вирсавия понимает мой творческий поиск, и всегда поддерживает меня! Она куда лучше всех людей… А люди меня только пинают…

— Ясно… — буркнул Сенцов, становясь всё угрюмее: кажется, Пушков — простой неудачник и ещё больший слизняк, чем Сенцов. Это какой-то большой ребёнок, уповающий на маму, он не способен ни на что, кроме нытья и стихов, и на роль грабителя, кажется, не тянет. — Давайте, гражданин Пушков, поговорим сейчас с вашей мамой. Вы не против?

— Говорите… — вздохнул Пушков. — Только мама вам скажет, что я лентяй, а я — не лентяй, а поэт!

— Так, отлично, — Сенцов сдвинулся с места, перешагнул через Вирсавию, которая ела бутерброд прямо у него на пути, и приблизился к двери, с обратной стороны которой тоже висела самодельная табличка, распечатанная на том же принтере: красный злобный чёртик с трезубцем и зловещая надпись готическим шрифтом: «Оставь надежду, всяк сюда входящий».

— Что это? — спросил Сенцов, кивнув на эту «бандитскую» надпись.

— Цитата из Данте Алигьери! — ответил Пушков. — Согласно Данте, эта надпись стоит на вратах ада. Я повесил её на дверь, потому что счиатю, что всё, что находится за пределами моей комнаты — ад, и ничего хорошего там меня не ждёт!

— Понятно… — пробормотал Сенцов и взялся за дверную ручку. — Пойду разговаривать с вашей мамой.

— Желаю удачи! — зевнул Пушков и вновь вперился в экран телевизора, на котором всё ещё прыгали породистые кошки и их богатые хозяйки.

Сенцов вышел за пределы «обиталища» поэта, оказавшись в узком коридоре, и тут же пошёл на кухню: Пушкова была там, готовила что-то что заставляло пустой сенцовский желудок отплясывать гопак.

Гражданка Пушкова, словно бы, ожидала гостей. Солидное количество гостей, судя по объёму блюд, которые она стряпала на кухне. Заметив на плите целую сковороду картошки, полную корчажку котлет, недоделанные салаты на столе, Сенцов вспомнил свою соседку Римму Петровну — та тоже неистово «кочегарит» за плитой, хотя никаких гостей и не ждёт, а всё, что приготовила, они съедают на пару с внучкой.

— На смену ухожу, — пояснила Пушкова, огромной ложкою мешая суп, который у неё варился на третьей конфорке в огромной кастрюле, похожей на бак. — А сынок мне достался — не сынок, а божье наказание! Не сваришь ему — так он кошачий корм топтать начнёт! В прошлый раз я думала, он образумится, начнёт готовить, ушла… Прихожу, глядь: у Машки ни кусочка вискаса нет: всё съел!

— Простите, Машка — это кто? — уточнил Сенцов, не зная пока никакой Машки.

— Ну, как это — кто? — удивилась Пушкова. — Кошка наша, Машка! Вы её наверняка уже видали! У оболтуса моего в комнате торчит постоянно!

Сенцов удивился: сам Пушков назвал другое имя для кошки… Правда, Сенцов по-сенцовски забыл, какое именно.

— Так оболтус мой ей постоянно какие-то дурацкие названия выдумывает! — ворчливо пояснила Пушкова и отправилась к картошке. — А она у нас с рождения Машка! Как родились котята у нашей Анфисы, царствие ей небесное — так мы её Машкой назвали и оставили!

— Ага… — пробормотал Сенцов, чувствуя, что попал в безумную семейку… Похоже на семейку другой сенцовской соседки, тёти Нины — у них там все вызывают духов, верят в троллей и гадают на картах. — Подскажите, гражданка Пушкова, где был ваш сын вчера вечером с шести до девяти часов?

— На диване валялся, оболдуй! — фыркнула Пушкова, перемешивая теперь один салат за другим. — Я ему весь вечер твердила про работу, а он мне плёл ахинею какую-то про депрессию и прочую чушь! А у него не депрессия, а лень просто до небес выросла! И пузо вон, уже какое наел!

— И он вчера никуда не выходил? — уточнил Сенцов.

— Лень не пускает! — проворчала Пушкова. — На диване пролежал, даже работу искать не пошёл! Та он вообще никуда не хочет идти! Машка наша давеча на чердак залезла, так я попросила его найти её и в дом вернуть! Так вы представьте: он не стал даже подниматься! Сказал мне, что Машку не нашёл, а сам и не искал! Она сама через три дня вернулась, и вот вам результат: разбухла!

Сенцов мрачно глядел в пол: месяц заканчивается, а у него, похоже, опять намечается висяк… Сынок — фантастический лентяй, кошка «разбухла» — проблемы, конечно, серьёзные. Но всё это никак не поможет найти того, кто освободил склад Чижикова от самого дорогого товара в количестве тридцати одной штуки… Константин понял, что увалень Пушков — не его клиент. Ему остаётся только встать, попрощаться и выйти из чужой квартиры «в ад» — разыскивать другого, настоящего, преступника.

Глава 29 Лифтёр

Покинув несчасных Пушковых наедине с их проблемами, Константин Сенцов вышел из подъезда и осел на скамейке, которая одиноко торчала в просторном дворе. Вздохнув о том, что так и не поел, Сенцов полез в карман и вытащил список Чижикова, намереваясь отыскать в нём следующего подозреваемого. В том, что кроме Евдокии Кошкиной отличился один из сотрудников салона — Сенцов ни капельки не сомневался. Нужно лишь вывести его на чистую воду. Константин пробежал глазами предложенные Чижиковым фамилии и выделил для себя две: некто Скворцов Сергей и Матвеев Иван — вполне могли обмануть Кошкину и вынудить последнюю участвовать в краже… Ближе к Пушковым жил Скворцов — через дом — поэтому Константин заставил себя отлепиться от лавочки и отправиться к нему, не заходя ни в один магазин.

— Пирожки! Горячие пирожки! — громовым голосом изрыгала пышнотелая, сытая торговка, стоя за вагончиком, который, казалось, был наполнен этими пирожками до краёв — с мясом, с сыром, с подвидлом, со сгущёнкой…

Ветерок принёс Сенцову умопомрачительный аромат, и Константин мучительно ощутил, как его желудок завывает, перемещаясь внутри его организма вверх и вниз. Ноги сами понесли Сенцова к этому вагончику, торговка за ктороым всё кричала и кричала, призывая, будто бы непреодолимым зовом вампира. На её зов уже собрались три голодных гражданина, которые, раскрывая рты и кошельки, готовились принять еду на скорую руку. Константин уже собрался, было, к ним присоединиться, как взгляд его упал на табличку с номером ближайшего дома. Стоп! Сенцов заставил себя остановиться, прекратив движение к ароматным пирожкам, и выпонить поворот, изменив курс к дому — тут живёт Скворцов, и Константин обязан зайти сначала к нему, и а потом уже лакомиться.

— Горячие пирожки! — торговка ревела, отсчитывая сдачу, а Сенцов, не поддаваясь ни ей, ни желудку, твёрдым шагом вошёл во двор Скворцова. Он ожидал увидеть здесь хоть каких соседей — подростков, старушек — чтобы расспросить их о подозревемом, но в этом дворе из живых оказались только голуби, которые клевали разбросанные под балконами крошки. Ну, вот и им досталось чего пожевать, и они жуют, а Сенцов — нет…

Константин небыстро приблизился к тяжёлой стальной двери подъезда. Она была оснащена кодовым замком и домофоном, но оказалась подвязана к перильцам крыльца, и украшена листом бумаги, на ктором значилось косоватым почерком: «Не закрывать! Ждём врача!». Ну, вот и прекрасно — Сенцов мысленно поблагодарил этого незнакомого врача за то, что избавил его от неприятной необходимости звонить в первую попавшуюся квартиру и проситься войти, как бездомный котёнок.

— Пирожки! Горячие пирожки! — «вампирий зов» торговки слышался и отсюда, разрывая прохладную тишину, но Константин поборол болезненное желание пойти на него и вошёл под сень подъезда, вытащив блокнот, чтобы уточнить, в какой из квартир проживает нужный ему Скворцов. Узнав, что подозреваемый живёт в квартире тридцать один, аж на восьмом этаже, Константин нажал кнопку, вызвав лифт. Зайдя в банальную кабину, которая гостеприимно распахнула перед Константином свои двери, Сенцов дождался, когда она доползёт до восьмого этажа, вышел…

— Ах ты, маньяк! Получай! — внезапно на него кто-то напал, визжа, принялся колотить чем-то тяжёлым по голове, по спине.

— Ай-ай! — вскрикнул Сенцов от неожиданности и боли, выскочил из-под града тумаков, и решил дейстовать. Захватив агрессора в милицейский захват, он освободил его от тяжёлого оружия, которым оказалась розовая дамская сумочка совсем небольших размеров, и решил допросить…

— Ааааа!! — пойманный истошно пищал, вырываясь, мотая бешеными руками, суча ногами…

— Простите… — Сенцов ощутил вину, разобравшись, что захватил некую гражданку, на чьей голове топорщилась копна выбеленных длинных волос. Сенцов даже захват разжал, чтобы выпустить её тонкую руку, гражданка отбежала к дальней стене, прижавшись к ней своей спиною, обтянутой аккуратной бежевой курткой. Она подняла на Константина свои накрашенные глазищи, полные слёз и принялась лепетать какие-то странные вещи:

— Помогите… спасите… маньяк…

— Извините… — Сенцов на всякий случай извинился ещё раз и вытащил милицейское удостоверение. — Оперуполномоченный Сенцов Константин, Калининское Ровд. Я не маньяк, вы успокойтесь…

— Да? — гражданка прекратила лепетать, отошла от стены, побелка с которой испачкала ей куртку, и тут же проявила агрессию:

— Это очень хорошо, что я вас избила! — рявкнула она, взмахнув кулаком. — У нас тут на людей маньяки средь бела дня нападают! А вы? Приползаете, когда уже всё кончено!

Сенцов стоял и думал о том, что ему сейчас не хватает в жизни только одного — дела о маньяке. Мало того, что смартфоны Чижикова свалились, грозя урезать его доход раза в два, так ещё и маньяк… а одного маньяка ловят в среднем двадцать лет. Это значит, что Сенцов не увидит премии до пенсии.

— Простите, на вас напал маньяк? — осведомился Сенцов у агрессивной гражданки, потому что по работе не мог от неё отмахнуться.

— Не на меня, а на Зинку! — уточнила гражданка, порождая эхо в недрах подъезда. — На мою подругу! Прямо сегодня, полчаса назад, она ехала в лифте, а он зашёл и напал на неё!

— И… что? — Сенцов по инерции задал этот тупой вопрос, хотя тут и так всё ясно: труп Зинки отвозят в морг…

— Ну, как что? — удивилась гражданка скрипучим голосом. — Зинка ему сумочкой по морде врезала, ну он её бросил и сбежал, а она — домой, и сразу мне позвонила, предупредила, чтобы я из дому не выходила!

— Ну и чего вы вышли-то? — с раздражением осведомился Сенцов, хотя внутри себя ощутил облегчение: трупа нет, это уже лучше… может быть, и маньяк тот — не маньяк…

— Ну, как же! — обидилась гражданка, моргая. — Меня же Борис на свидание позвал — как я могла сидеть?? А тут вы из лифта, и я решила, что вы — это он, Лифтёр!

— Лифтёр? — удивился Сенцов. — Ему уже и кличку дали?

— Это я дала! — пояснила гражданка и наконец-то подобрала свою сумочку, стряхивая с неё воображаемую грязь. — Он в лифте орудует, вот и назвала его — Лифтёр! Идёмте к Зинке! — она вдруг сделала богатырский шаг и прочно вцепилась в руку Сенцова, намереваясь тащить его вверх по лестнице на слудющий этаж, где проживала та самая пресловутая Зинка. Сенцов вырваться не мог — эта «леди Рембо» могла явиться в Ровд и накатать на него жалобу, из-за которой ему выговор впаяют и премии лишат. Такая обязательно напишет жалобу, вот Сенцов и тащился, решив: он быстро отбоярится от Зинки и от её «Лифтёра», а после — снова займётся нужным ему Скворцовым. Сенцов взобрался по крутым ступенькам, иногда оступаясь, потому что агрессивная гражданка тащила его, как танк, не давая даже смотреть, куда он ноги ставит.

— Вот тут живёт Зинка! — громко сообщила она, указав своим длинным пальцем, украшенным огромным накладным ногтем красного цвета, на задраенную металлическую дверь, около которой некто громадными грубыми буквищами нацарапал прямо на стене: «ЗИНКА — ДУРА!».

— Вы не обращайте внимание! — каркнула агрессивная гражданка, заметив, что Сенцов смотрит на эту «наскальную» надпись. — Это Стасик, её бывший дурак, написал! Всё мстит Зинке за то, что она от него к бизнесмену ушла!

— Угу, — безрадостно кивнул Сенцов, а сам вдруг с ужасом предствил, что Катя от него тоже ушла — к банкиру… Что бы он тогда сделал? Нашёл бы этого проклятого банкира и прострелил бы его насквозь из табельного пистолета. А потом прострелил бы из этого пистолета и свою неумную башку…

— Зинка, Зинка, открывай! — на грешную землю Сенцова вернул скрипучий голос агрессивной гражданки, которая, не дождавшись от напуганной подруги ответа на звонок, принялась барабанить в дверь своим крепким кулаком и громко кричать.

— Я боюсь! — сообщила из-за двери Зинка, голос которой был низок и так же скрипуч, как и у её подруги. — Людка, откуда я знаю, что это ты?

— Та потому что это я! — рявкнула Людка, колотя. — Ты глазок-то хоть открой, и глянь!

— Ну, ладно, — басом согласилась Зинка и отдраила, таки, свою дверищу, высунув в коридор длинный острый нос. Она вся была такая — длинная и острая, костлявая такая девица, чьи длиннющие прямые волосы выкрашены в страшный чёрный цвет, что придавало ей поразительное сходство с ведьмой. С Бастиндой.

— Ой, Людка! — эта «Бастинда» выразила страх, увидав около подруги Константина, и даже проявила тенденцию запрыгнуть за свою дверь и там исчезнуть. Но Людка вовремя отрезала ей путь к отступлению, громко пояснив:

— Это опер к тебе пришёл! Давай, не трясись, а расскажи ему про Лифтёра! Он его поймает!

— Да? — Зинка мигом оживилась, захлопав своими глазами, снабжёнными длиннющими и толстыми накладными ресницами — пластмассовыми и такими же чёрными, как её волосы и нарисованные жирным карандашом брови. Сенцов никогда не понимал стремление женщин ко всему накладному, покрашенному — киборги какие-то получаются… страшно даже рядом с ними…

— Проходите, проходите! — «Бастинда» вцепилась в Константина своей мёртвой хваткой и мощно потащила в свою прихожую. — Давайте, на кухню, я вас чаем угощу!

Зинка эта даже разуться Сенцову не дала — протащила через коридор на кухню и усадила там на мягкий уголок, перед круглым столом со специальной столешницей, куда можно без потерь ставить горячие кастрюли. Константин сидел и оглядывался, пока Зинка набирала в свой электрочайник воды из-под крана, ставила его на подставку, включала, доставала из шкафчика зефир, конфеты, печенье… Около Сенцова примостилась агрессивная Людка, от которой пахло туалетной водой просто нестерпимо. Сенцов старался не нюхать её, отвернулся в другую сторону и видел перед собою светло-салатовую стену, на которой Зинка развесила бессчётные фотографии разных кошек, котов, котят… Какая-то фанатка кошачьих: кроме фото у неё имелись перечницы и солонки в форме котов, банка для печенья — толстый сидящий рыжий кот, холодильник весь в магнитиках-котах, кухонные шкафы обклеены наклейками с котами, даже конфетница, которую Зинка установила перед Сенцовым, на дне имела кошачий портрет, и была наполнена ирисками «Кис-Кис».

— Пожалуйста, пейте чай! — пропела Зинка своим скрипучим голосом, предложив Сенцову и Людке большие кружки, на которых опять-таки, выступали коты. Она уселась напротив Сенцова, и Константин увидал на её майке аппликацию в виде влюблённых кота и кошки, сидящих среди сердец. Единственное, чего не водилось у «кошачьей» Зинки — это живая кошка, по крайней мере Сенцов нигде не заметил ни самой кошки, ни признаков её существования.

— Вы представляете, как я напугалась сегодня! — завела Зинка разговор о своём маньяке. — Представляете, захожу в лифт, а там — мужик! А я спешила, не могла ждать, пока он уедет, и села вместе с ним. А он как начал ко мне тянуть свои ручищи! А они у него грязные — в кровище все! А воняет от него — я чуть не задохнулась! Ну, я его сумочкой ка-ак навернула, а потом ещё раз и ещё раз! А лифт-то пока на первый этаж ехал — был закрыт, потому что в нём не работает ни «стоп», ни аварийное открытие дверей — отключили, чтобы пацаны не баловались! Мне некуда было бежать, и я сражалась с ним, как могла!

Сенцов сидел и подавлял нездоровый смех, который рвался из него, как сумасшедший. Пока они ехали в лифте — Зинка дубасила «Лифтёра» своей сумочкой, и это не ей было некуда бежать — это ему было некуда бежать! Единственное, что насторожило Сенцова — это «руки в кровище». Неужели, Зинка напоролась на настоящего убийцу, который до неё прикончил кого-то ещё??

— Вы можете его описать? — осведомился Сенцов, нутром чуя, что надолго застрянет на «Лифтёре», пробыкует Скворцова, не найдёт смартфоны и сядет со всем этим в глубокую лужу, не получит премии и умрёт от голода, потому что в конце месяца ему не на что будет купить батон…

— Жуткий! — выкрикнула Зинка, подскакивая аж на своём табурете. — Зубы торчком, глаза на выкате, вращаются! Шрам на щеке!

— Так, Зинаида, не знаю, как вас по отчеству, — изрёк Сенцов, решив отбояриться от неё и вернуться к своим баранам, вернее, к Скворцову, за которым он, собственно, сюда и пожаловал, героически отвернув от пирожков. — Я вызову вас повесткой в Ровд — будете составлять фоторобот «Лифтёра» с нашим криминалистом, и напишете официальное заявление о нападении!

— Спасибо! — Зинаида растянула свою длинную улыбку, а Людка около Сенцова без зазрения совести уминала её зефир и ирис «Кис-Кис». — И отчество я вам своё не скажу — можно просто, Зина! И вы сегодня вечером заняты? — осведомилась она вдруг, пытаясь заглянуть в сенцовские глаза. Константин же машинально отводил взгляд, фокусируясь на котах, потому как подсознание навязчиво втердило: «Эта Зинка — ведьма, и посмотри Сенцов ей в галза — она наведёт на него порчу…».

— Эй, а как же твой бизнесмен?? — вдруг встряла в разговор Людка, громко стукнув чашкой своей о столешницу. — Ты же хвасталась всё, какой он у тебя классный! К тому же я превая положила глаз на Константина! У тебя вон сколько их: и Стасик, и бизнесмен, а у меня ни одного!

— Да ты завидуешь! — взвилась Зинка, злобно зыркая своими ведьминиыми глазищами. — Кстати, Стасик — просто осёл, мне такой не нужен, а бизнесмен этот — проклятый скряга! Зимой снега не выпросишь! Пирожное какое-то для меня купить пожлобился! Такой мне тоже не нужен! А вот, Константин!..

Сенцов сидел и молчал, потому как всё равно не перекричит их, и не успеет вставить словцо между их трескучими тирадами. Надо же, какие прыткие — Сенцов ещё не убит, а они уже его делят… Да как — сейчас того и гляди, мордобой начнётся!

— Эй, эй, дамы! — Константин решил вмешаться, когда эти особы накинулись друг на дружку, словно две тигрицы, маша когтями, рыча, шипя!

Сенцов сначала одну схватил, потом вторую, растаскивая их, вырывающихся. А они никак не желали успокаиваться, наскакивали…

— Так, сейчас оштрафую обеих на тысячу гривен! — Константин решил действовать суровым рублём, опасаясь, как бы эти «заклятые» подружки не поколотили его самого.

— Ой, извините пожалуйста… — «рубль» подействовал без отказа — дамочки мигом пришли в себя, извиняясь, разошлись по разным углам, усевшись.

— Вы просто такой… такой… надёжный… — принялась хвалить Сенцова Зинка, а Людка аж багровела вся.

— Простите, но сегодня вечером я занят работой, и у меня есть невеста! — Сенцов решил сразу расставить точки над «и», и дать этим «тигрицам» понять, что он не достанется ни одной из них.

— Ну, надо же! Как хороший парень — так занят! — сокрушилась Людка, растеряв боевой пыл. — Эх…

— Гражданки, лучше скажите, знаком ли вам гражданин Скворцов? — Сенцов решил извлечь выгоду из общения с этими особами и задал вопрос по делу. Они должны его знать, ведь Скворцов — их ближний сосед.

— Ну, да, его знаю! — проскрежетала раздосадованная Людка, чиркая своим накладным ногтем по столешнице. — Серега, тот ещё фрукт! Подкатывал всё ко мне, подкатывал! А я его отбрила, потому что ну, кто он? Какой-то тоскливый офисный планктон! Ни ума, ни чувства юмора, да и ростиком не вышел! Денег — с гулькин нос! Мне такой совсем не нужен!

— Ага, — кивнул Сенцов, удивляясь, почему эта Людка на него позарилась?? У него ведь денег — не больше чем у Скворцова. — Как вы думаете, он на грабёж способен? — осведомился Константин, стараясь не есть ничего из того, что предложила ведьма-Зинка, чтобы не заработать приворот или проклятье.

— А он что, ограбил кого-то?? — изумилась Людка, лопая. — Вот это — да! Я думала, что он просто трусливый червяк, а он! Это ж надо!

— Нет, он пока никого не ограбил, — возразил Сенцов, а Людка над его ухом чавкала так, что несчастный желудок Константина погибал в ужасных конвульсиях. — Ограбили салон мобильной связи, где он работает! А я вычисляю круг подозреваемых!

— Ну, да, это он, конечно! — вскочила вдруг Людка и схватила Константина за рукав, выдирая из-за Зинкиного стола. — Пойдёмте, я вам сейчас покажу, где он живёт, этот уродец!

— Эй, я с вами! — поспешила присоединиться Зинка, а Людка уже тащила Сенцова в прихожую, в подъезд, к лестнице…

— Так, дамы, я вас попрошу очистить площадку! — потребовал от обеих Сенцов, когда Людка подтащила его к одной из дверей на восьмом этаже и показала на неё, как на жилище Скворцова. А Зинка следом прибежала, и принялась топтаться над душой, как цербер какой-то…

— Ну, ладно, пока… — нехотя попрощалась Людка, уползая в свою квартиру, соседнюю со Скворцовым.

— Пока, — Зинка утащилась за ней, и Сенцов, наконец-то, смог вздохнуть спокойно, и спокойно позвонить в звонок Скворцова, чтобы вызвать последнего на откровенный разговор.

— Кто? — судя по голосу, Сковрцов не ждал гостей. Он совершенно не обрадовался неожиданному звонку в свою дверь и фыркнул это «Кто?» таким голосом, будто бы Константин не в дверь к нему звонит, а прямо в душу. Сенцов отметил этот факт и подумал, что рыльце у него в пушку… Когда же Скворцов услыхал сурово сухое слово «милиция» — так вообще заколебался, открывать дверь или нет, чем ещё больше уверил Сенцова в том, что он в чём-то да виноват…

— Здравствуйте… — Скворцов решил-таки откупориться и возник на своём пороге, вопросительно воззрившись на Сенцова. — Что-то случилось?

Сенцов удивился, когда его увидал — Людка сказала, что Скворцов не вышел ростом, однако он будет повыше Константина.

— А вы не знаете? — съехидничал Сенцов, обратив внимание, что Скворцов какой-то побитый: под глазом — фингал, на лбу — синяк, разбитая верхняя губа опухла… Да и руки у него какие-то грязные… в чём-то красно-буром испачканы…

— Нет, — Скворцов покачал головой, с таким видом, будто бы спрашивал у Сенцова, что, собственно, случилось. Распространённый приём преступников — удивляться, когда им говорят об их преступлении. Сенцов и этот факт взял на заметку.

— Вы извините, у меня ремонт… — пробухтел этот рослый Скворцов, сдвигаясь с порога, чтобы Сенцов смог пройти мимо него в квартиру, из которой чем-то мерзко, удушливо воняло — краской какой-то дешёвой или растворителем.

— Ничего, я не аллергик! — отрезал Сенцов, прошёл в прихожую, а оттуда — на кухню, где весь пол оказался застелен старыми газетами, которые уже были зашлёпаны плюхами водоэмульсионной краски.

— Садиться не предлагаю, не на что… — буркнул Скворцов, топчась посреди этой своей кухни, всю мебель из которой, наверное, передвинули в другую комнату — тут ничего не было, кроме плиты, закрытой огромным куском полиэтиленовой плёнки. — А что случилось-то? — осведомился он, вытирая одну свою ладонь о другую, но от этого то буро-красное, что было намазано у него на руках, только сильнее растиралось.

— Салон мобильной связи «Алло» вчера вечером был ограблен! — вколотил Сенцов, аккуратно переступая через плюхи краски, чтобы не втоптаться ненароком.

— И? — Скворцов никак не понимал, что хочет от него Сенцов. Или только делал вид? Странный он какой-то… И тут Сенцова словно бы оглушила догадка: Зинка верещала, что у её Лифтёра руки были «в кровище», потом верещала, что «сумочкой задвинула ему по морде». Уж не Скворцов ли её Лифтёр?? Он весь избит — наверное, Зинка и постаралась, а на руках у него нечто, весьма похожее на кровь! Да и красотой этот Скворцов не блещет: лошадиные зубы почти не помещаются во рту, да глаза круглые такие, навыкате… и шрам на щеке у него имеется… такое лицо с успехом можно принять за безумную рожу маньяка. Нужно прищучить Скворцова на всю катушку! Может быть, Константин в этом месяце получит повышенную премию: как же, и грабителя поймал, и маньяка за одно!

— А то, что вы там работаете! — стальным голосом заключил Сенцов, приняв вид сурового злого мента, который пришёл, чтобы уличать и арестовывать. — Где вы были вчера с шести до девяти вечера??

— Так вы думаете, что это — я? — удивился Скворцов, всё растирая и растирая «кровищу» эту свою по рукам.

— Не исключено! — рубанул Сенцов. — Так, где вы были?

— Тут, дома, потолок красил… — булькнул Скворцов. — Видите, как покрасил? — он кивнул своей побитой башкой вверх, Сенцов по инерции поднял глаза и увидел, что да, потолок обновлён, на него наклеена потолочная плитка, покрытая свежим слоем белой водоэмульсионной краски. Похоже, что он не врёт — на такую работу требуется немало времени. Но как быть с Зинаидой и Лифтёром?

— Так, хорошо… — проскрежетал Сенцов сквозь стиснутые зубы. — А что вы скажете о Зинаиде, вашей соседке сверху?

— Ничего… — пробормотал Скворцов, топчась и не зная, куда ему деть эти свои грязные руки. — А что?

— А то, что вы сегодня напали на неё в лифте! — стальным голосом сообщил Сенцов, сверля Скворцова лазерным «следацким» взглядом. — Она уже дала показания!

— Да кто на неё нападал? — возмутился вдруг Скворцов, фыркнув. — Я ехал с ней в лифте, я даже разговаривать с ней не собирался, но у неё паук на плече сидел — здоровенный такой, чёрного цвета. Я подумал, что это может быть каракурт — вы новости слышали? По области расселились каракурты, и я решил его смахнуть, а Зинаида эта как начала меня дубасить сумкой — я не знал, куда от неё деться! У неё сумка такая тяжеленная, вся в железяках каких-то… Отходила меня, как собаку, я еле от неё сбежал…

— А что у вас на руках? — Сенцов решил выяснить природу «кровищи» и задал «Лифтёру» прямой вопрос. — Зинаида утверждает, что это кровь!

— Да какая это кровь?? — проворчал Скворцов, выставив свои перепачканные руки перед собой. — Какая-то ваша Зинаида не в себе честное слово! Это же краска! Вы видели, я двери крашу? Вот, вляпался и пошёл за скипидаром, чтобы отмыть руки… а тут Зинаида эта с пауком…

— Ясно, — Сенцов вздохнул, осознав, что снова упустил преступника — ни грабителя здесь нет, ни маньяка. Присмотревшись к рукам Скворцова, Сенцов понял, что на них никакая не кровь, а действительно, краска — вонючая бордово-красная масляная краска… Вот и воняло от него — краской, потому что он весь в краске!

— До свидания, гражданин Скворцов… — поняв, что ему здесь нечего ловить, Константин поспешил к выход, чтобы не терять зря своё драгоценное время. Двигаясь среди красочных плюх, инструментов и мусора, Константин записал на свой счёт второй прокол, отметя и Скворцова тоже.

— До свидания… — Константин повторил это словно, выйдя из квартиры на лестничную клетку. Скворцов выпростался вслед за ним, чтобы запереть свою дверь, Константин развернулся, собираясь шагать к лифту, но тут же нос к носу столкнулся с надоедливой Зинкой.

— Ай! Лифтёр! Лифтёр!! — заверещала она, увидав Скворцова, как тот взялся за ручку двери, закрывая последнюю. — Почему вы не ловите маньяка, Константин?? У него и руки в кровище!! И глаза вращаются!

— Та не маньяк он! — отмахнулся от неё Сенцов, желая только одного — побыстрее покинуть этот сумасшедший дом и искать настоящих преступников — может быть, ещё успеет до темноты…

— Я хотел с вас паука сбросить… — прогудел Скворцов своим гнусавым голосом. — А вы меня чуть не убили…

— И руки у него в краске! — добавил Сенцов, нажав кнопку и дожидаясь лифта. — Вы, Зинаида, не бойтесь, всё в проядке!

— Да? — удивилась Зинаида, изучая Скворцова своими ведьминиыми глазищами. — Ну, извините… — пробормотала она ему. — Спасибо за паука…

— Ну, как? — из-за спины Зинаиды явилась агрессивная Людмила, уставилась на Скворцова с удивлением и долей непонятного страха…

— А твой Скворцов ничего… — заявила ей Зинаида. — И чего ты его отбрила-то?

— А где тут Скворцов? — взвигнула вдруг Людмила, едва ли не впадая в панику. — Вы кто такой?? — она напала на Скворцова, ктоторый вдруг метнулся вглубь квартиры, попытался захлопнуть дверь, но не успел, потому что бойкая Людмила подставила ногу.

— Та ловите же его, чего топчетесь!! — заорала она на Сенцова, который уже почти вступил в кабину лифта.

— А? — Сенцов будто бы протрезвел, вмиг сопоставил все скворцовские странности… Странно высокий рост, когда Людмила сказала, что он не вышел ростом, да и покраска у него какая-то странная — кто вообще красит двери в туалет и ванную в бордово-красный цвет??

Константин рванул вслед за этим странным Скворцовым, едва ли не высекая подошвами искры. В два прыжка он оказался у него в квартире, вихрем пронёсся по коридору, увидал открытую дверь и запрыгнул за неё… Тут же он обо что-то споткнулся, едва не обрушившись на пол, а устояв, с ужасом увидел, что на ковре лежит некий тип, которому раскроили череп. Он был мёртв, под ним натекла кровавая лужа, а Сенцов, перепрыгнув через труп, понёсся к распахнутой двери балкона. Лже-Скворцов пытался перелезть на балкон соседней квартиры, высунулся на полкорпуса, повиснув над пропастью в восемь этажей.

— Стоять!! — зарычал Сенцов, выскочил на балкон, схватил преступника за синий комбинезон и принялся изо всех сил втаскивать его обратно. Тот лягался, пытаясь сбить Константина, однако Сенцов вцепился мёртвой хваткой, тащил, не отпуская, и бандит не удержавшись, сорвался, повиснув над далёким тротуаром и не упав только потому что Сенцов держал его за комбинезон.

— Ай! — он издал преисполненный страха визгливый вопль и забарахтал своими конечностями, как глупый жук.

Сенцов почувствовал, как барахтающийся преступник выскальзывает у него из рук.

— Та не дёргайся ты — упадёшь! — рявкнул он, собрав все свои силы, чтобы удержать увесистое тело от погибельного падения вниз.

— Помоги… Спаси меня… — Лже-Скворцов едва не плакал на краю гибели.

— Руку давай! — закряхтел вспотевший от натуги, покрасневший Сенцов, и преступник, неуклюже подтянувшись, подал ему свою грязную руку. Константин схватил эту руку, перепачкиваясь краской, рванул Лже-Скворцова вверх, перебросив его животом через бортик балкона, а потом — ввалил в квартиру, взяв за лямки комбинезона.

— Ы-ы-ы-ы-ы…. - смертельно бледный от страха преступник скорчился на дощатом полу, и плакал от пережитого ужаса крокодильими слезами, болезненно дёргая своими холодными конечностями. Константин от усталости рухнул на пол, судорожно переводя дух, а над ним нависли вездесущие Зинаида и Людмила.

— Ну? — осведомились они нестройным дуэтом.

— Пойман! — рявкнул Сенцов, поднимаясь на шаткие ноги. Лже-Скворцов чувствовал себя гораздо хуже — он никак не мог наплакаться, пережив кошмарный шок, и безвольно лежал, позволив Сенцову сковать свои руки наручниками.

— Вот чёрт… — проскрежетал сквозь зубы Сенцов, увидав, что весь уделался в проклятую «кровяную» краску. — Ты скипидар купил? — зло осведомился он у Лже-Скворцова, рявкнув на него, как лев.

Лже-Скворцов положительно кивнул своей дрожащей головой и вновь заплакал, сорвавшись на истерические рыдания.

— Хоть на том спасибо… Сейчас, отчищусь и отвезу тебя в Ровд — будешь показания давать! — прошипел Сенцов, бросив скованного наручниками и шоком Лже-Скворцова и отправляясь на поиски скипидара, чтобы избавиться от мазучей и вонючей краски.

* * *

Лже-Скворцов опять-таки корчился, сидя во мглистом чреве допросной комнаты перед следователем Федором Федоровичем, который, поручив Ветеркову писать протокол, допрашивал его уже почти что час. Сначала Лже-Скворцов молчал и вслипывал — отходил от шока, и только на исходе этого часа начал говорить. Сенцов сидел в дальнем углу — подальше ото всех, вонял скипидаром и слушал гугнивые показания преступника, думая только о том, как бы ему домой смыться.

— Так как же ваша фамилия, гражданин? — пытался добиться Федор Федорович, а Ветерков скучал над пока что пустым протоколом.

— Матвеев Иван… — прохныкал Лже-Скворцов, а Константин понял, что это — второй его подозреваемый, которого он хотел проработать после Скворцова.

— А вот и Матвеев Иван… — вырвалось у Сенцова, но Федор Федорович на него шикнул.

— И зачем же вы, гражданин Матвеев, убили гражаднина Скворцова? — осведомился следователь у преступника, не спуская с него своих страшных «лазерных» глаз. — Не поделили смартфоны Чижикова?

— Та какие смартфоны?? — взрыдал Матвеев, корчась и корчась, скорчился весь уже, как гриб-сморчок. — Мы с Серегой вместе делали ему ремонт, он сказал мне, что денег даст за то, что я ему помогу, а потом — заартачился, сказал, что я нахалтурил с его потолком и что денег мне не даст… А вы знаете, сколько я алиментов должен своей бывшей жене?? Вы, наверное, столько бабок и не видали никогда! Мне бабки по зарез были нужны, и я решил ему сказать, что он не прав. Я только один разок его стукнул кулаком, а он упал на угол табуретки и пробил себе башку! Я оттащил его в дальнюю комнату, чтобы завернуть в ковёр и выкинуть вместе с мусором, но не успел, а двери в бордовый покрасил, чтобы закрасить брызги его крови… Я испугался, а тут ещё соседка эта с её пауком — я ей помочь хотел, а она решила, что я — маньяк… А потом ваш опер пришёл, и мне пришлось сказать, что я — Серега, потому что я испугался! А тут ещё одна соседка, сказала, что я не он, и я опять испугался! А смартфоны мы не крали — мы не идиоты, чтобы из-за Чижикова этого садиться в тюрьму!

— Какой вы пугливый! — ехидно заметил Федор Федорович, откидываясь на спинку стула. — Прямо, трепетная лань! Ну, ничего, в тюрьме вас ещё больше напугают! Давай, Казачук, уводи его — передаём дело в суд!

— Есть! — Казачук тычком дубинки заставил пуганого Матвеева встать со стула и уползти прочь из допросной в изолятор, где ждал его свободный номер.

Наверное, вися на балконе, он пережил очень сильный стресс, может быть, у этого горе-убийцы даже ноги отказали на время, из-за чего Кирпичеву пришлось нести его к служебной «Газели» на руках…

Казачук только распахнул зеленоватую дверь, чтобы вывести Матвеева в коридор, как в допросную заглянули два лица. Одно из них несло очки и принадлежало криминалисту Овсянкину, а второе было носатым и тощим — лицо «последнего врача» Мышкина. Руки Мышкина были заняты папкой, а руки Овсянкина — бутербродом с колбасой, который криминалист жевал, смачно чавкая. Сенцов отвернулся, чтобы не терзать себя созерцанием чужой пищи и не дразнить зря прожорливого своего «червяка».

— А мы вот, чего пришли! — прошелестел «последний врач», обратив на себя внимание следователя.

— И чего? — осведомился Федор Федорович, зевая, потому как за единственным зарешеченным окошком давно уже висела темнота очередной бессонной ночи.

— Я закончил судмедэкспертизу трупа Скворцова и могу с уверенностью заявить, что этот гражданин, — Мышкин кивнул своей лысоватой головой в сторону шокированного Матвеева. — Ограбить салон мобильной связи не мог, потому как у него стопроцентное алиби: вчера с шести до девяти часов вечера он убивал гражданина Скворцова!

— Да уж, хорошее алиби… — буркнул Федор Федорович, вставая из — за стола и продвигаясь к выходу, чтобы наконец-то уйти домой. Жена ему звонила уже пять раз — сначала говорила, что остывает ужин, потом — что ужин уже остыл, потом — что ей всё надоело, потом — что она уходит, а потом — что ушла и больше не придёт. Бедный Федор Федорович мучался, потому что никак не мог улизнуть домой, но Сенцов знал: жена его дальше дивана в гостиной не уходит. А вот Катя от Сенцова точно уйдёт к банкиру и никогда не придёт, если Константин забудет ей позвонить так же, как сегодня забыл, замотавшись с проклятыми смартфонами, Пушковыми, «Лифтёрами»…

— Да, кстати! — добавил жующий Овсянкин, кивнув на папку в руках Мышкина. — Гражданин Скворцов не упал на табурет, пробив себе голову — гражданин Матвеев сначала повалил его на пол в прихожей, около ванной и туалета, а потом — нанёс этим самым табуретом смертельный удар!

— Так-так… — вздохнул Федор Федорович с явным унынием и, повернувшись, пополз обратно, к безликому столу, к серой столешнице которого крепко-накрепко болтами был привинчен телефон. — Казачук, верни-ка сюда нашего «Лифтёра»! — приказал он сержанту, стараясь казаться бодрым, но по-настоящему потихоньку «сдувался» от недосыпа и скандалов с женой.

— Есть! — Казачук зевнул во весь рот, потому что у него не было свободных рук, чтобы его прикрыть — одну руку занимала резиновая дубинка, в другую — измазанный «кровавой» краской локоть Скворцова.

Преступник становился всё мрачнее. Усаженный на стул по второму кругу он опустил нос и уставился на свои башмаки, которые тоже были все в краске — в красной и в белой.

— Вы тут глаза не опускайте! — прикрикнул на него Федор Федорович, раздражённый тем, что нужно опять с ним возиться в то время, как дома — обиженная жена. — А за дачу фальшивых показаний вам срок только прибавят!

— Ну, хорошо, стукнул я его табуреткой… — пробубнил гнусавый Скворцов, опуская свой нос всё ниже и ниже. Он и так гнусавил в нос, а теперь, бормоча сквозь зубы, и вовсе бубнил, даже половину слов было не разобрать. — Выпили мы по маленькой… а потом — ещё по маленькой… И он сказал, что я — халтурщик, и денег мне не даст… Ну, я, значит, рассердился и сказал ему правду — что он давно уже рогоносец, и деваха его теперь со мной… А он схватил нож и на меня начал наскакивать… А я ему тогда в глаз кулаком, он упал, но всё равно за нож хватался, и тогда я «уговорил» его первым, тем, что мне под руку подвернулось… Он упал, и я только тогда понял, что схватил табуретку, а потом я ещё понял, что он — того, ласты склеил… И я испугался!

— Так, стоп! — зло перебил его Федор Федорович, ёрзая, потому что уход домой откладывался на неопределённое время. — «Деваха» — это, случайно, не Кошкина Евдокия?

Сенцов понял, что Федор Федорович зацепился за Кошкину не спроста: если «деваха» — это Кошкина, то она вполне могла быть членом их шайки, забрала смартфоны сама, а потом Матвеев со Скворцовым их не поделили и произошло убийство!

— Да нет, какая Кошкина? — отказался от Евдокии Матвеев, мотая свой покрашенной башкой. — Кошкина эта — толстая, а мне толстые как-то не того… Да и Скворцову — тоже. У нас другая была деваха, Танька — топ-модель!

— Ясно, — кивнул Федор Федорович, а стажёр Ветерков, который, казалось, и спать-то не хотел, и домой не торопился, скрупулёзно записал и принялся проверять, выискивая ошибки. — Она не в вашем ли салоне работает?

— Кто? Танька? — уточнил Матвеев, и вновь замотал башкой. — Нет, такая в салоне сидеть не будет! Она на рынке торгует, в колбасном ларьке!

— Так, всё, спать пора! — постановил Федор Федорович, окончательно махнув рукой на этого несчастного убийцу Матвеева, чей нос уже почти что на полу лежал — так он опускал свою башку. — Всё, все по домам!

— И я? — вопросил вдруг поднятый со стула Матвеев каким-то не своим голосом, наполенным глупой надеждой.

— А у вас, гражданин, теперь — новый дом! — отбрил его Федор Федорович и покинул допросную, чтобы, наконец-то, идти домой и мириться со свей женой, которая ушла от него на диван.

— Давай, топай! — пихнул Матвеева Казачук.

— Подпишите протокол! — стажёр поднырнул под правую руку преступника и сунул в неё ручку, приставив к самому носу свою бумагу, написанную каллиграфическим почерком робота. — Только краской не заляпайте, предупредил он, когда Матвеев нацелился оставить автограф. — А то переписывать придётся!

— Та она засохла уже! — булькнул Матвеев, поставив под каллиграфией стажёра свой неуклюжий хвостик, который и на роспись-то не был похож — так, корючка.

— Спасибо! — поблагодарил Ветерков и убежал, чтобы запереть протокол в сейф вместе с остальными протоколами и уйти домой.

Мышкин с Овсянкиным тоже исчезли, и воспалённые от недосыпа мозги Сенцова представили, что эти «колдуны» полетели на шабаш.

Вонючий, уставший и голодный Сенцов, наконец-то, получил разрешение уйти домой и отдохнуть. Да, дело об убийстве Скворцова он раскрыл, а вот смартфоны висят до сих пор, лишая его премии… К тому же, Константин только что потерял обоих своих подозреваемых. Он ставил если не на Скворцова — то на Матвеева, но оба они оказались не причём, подарив Сенцову ещё один рабочий день, а может быть, и бессонную ночь…

* * *

Домой Константин приплёлся за полночь, голодный и злой, как волк, который неделю не ел. Бросив в шкаф свою провонявшую скипидаром куртку, Сенцов прополз в комнату и первым делом врубил телик. Вместо своей головы Константин чувствовал на плечах медный таз — такой, который противно звенит от любого прикосновения. Да, премии он в этом месяце не получит — это ясно, как божий день, и следует сказать об этом Кате, потому как на последующие тридцать дней отменяется кино и аттракционы, а бытие Сенцова направится на розыск неуловимого грабителя Чижикова.

На телеэкране летали какие-то припыленные чудища, или ведьмы — показывали мистическую ерунду для тех, кто не спит. По идее должно быть страшно, но Сенцов только зевал, вполглаза глядя на их вставные острые зубы и бутафорскую кровь. Зевнув, Константин заставил себя встать и вытащить из пакета чипсы — это и был его ужин на день сегодняшний, потому что холодильник пуст — Сенцов опять забыл заползти в магазин и ничего больше себе не купил. Разорвав хрустящую пачку, Константин переключил канал — ведьмы быстро надоели, а на их плаксивые завывания отравленная скипидаром башка отзывается болью. Заснул Сенцов прямо с чипсами — даже не успел их доесть, как голова его откинулась на спинку дивана, а мозг отключился. Над Константином мигал телевизор — какой-то чудик в блестящем жилете тараторил выигрышные номера лотереи, а потом — вещание прекратилось и по экрану с шипением побежали помехи.

Глава 30 Санёк и его сестра

— Вот её подъезд… — пробурчал Санёк, показав здоровой рукой на пятиэтажку, на первый подъезд, утопающий в арке из виноградной лозы.

— Прекрасно! — обрадовался Эрик и широко зашагал прямо к виноградной арке, сжимая в кулаке ручки полиэтиленового пакета, набитого дурацкими пластиковыми бутылками. — Давай, шевели щупальцами, чего застрял??

— Стой… — пискляво взмолился Санёк. — Посмотри на себя — ты же вылитый бомжара! Да и я — не лучше… — Санёк придирчиво осмотрел свой костюм и пришёл к выводу, что он ничем не отличается от «прикида» бродяг, которых Эрик сегодня ночью прогнал от костра.

— Вот у неё и попросим другие шмотки! — отрезал Эрик и ступил под арку, вусмерть перепугав трёх старушек, которые нахохлились на лавочке, словно три престарелых вороны.

— Куда? — скрипуче каркнула одна из них.

Эрик её вообще, проигнорировал и двинулся дальше, к распахнутой синей двери подъезда. Санёк же снова застрял, поглазел на этих старушек, которые прожигали его своими обозлёнными глазками.

— Ну, куда?? — выплюнула та же старушка, толстая такая, и упёрла свои руки в крутые бока.

Санёк эту старушку знал: Марья Федотовна, бывшая воспитательница в интернате для трудных подростков. Такая могла запросто позвонить в милицию…

— Марья Федотовна, — запричитал Санёк, пытаясь разжалобить эту фурию, которая уже стиснула кулаки. — Это я, Новиков Саша, брат Светы Новиковой…

— Да? — очень грузная Марья Федотовна отковырнулась от лавочки и надвинулась на него, похудевшего, грязного, с забинтованной рукой. — Пшёл, щенок! Светка — нормальная девка, а ты кто??

Она вознамерилась прогнать Санька, но Санёк, пятясь, бормотал:

— Понимаете, за мной гонятся преступники…

— В милиции разберутся… — начала, было, Марья Федотовна.

— Салага! — голос Эрика перекрыл её сварливые речи. — Давай, ползи, чего опять лясы точишь??

Эрик вернулся из подъезда на улицу, схватил Санька за рукав, оттащил от Марьи Федотовны и потянул за собою под сень подъезда.

И вдруг откуда-то из-за поворота, ревя мотором, свистя тормозами, вырвалась страшненькая мурзатая «копейка». Она с кряхтением и скрипом резко застопорила ход, облив Марью Федотовну грязной водой из лужи.

— Ааа!!! — заверещала Марья Федотовна, а две другие старушки словно бы приклеились от страха к лавочке, вытаращили подслеповатые глазки, не в силах шевельнуться, не в силах выдавить из себя ни звука…

Дверцы «копейки» распахнулись, из салона бешеными быками выпрыгнули пятеро могучих крепышей, в широченных драных джинсах, в каких-то фуфайках, в кепках и с замотанными лицами. Топая гигантскими кроссовками, они всей оравой рванули в подъезд и поскакали вверх по лестнице. Их шаги отзывались тяжёлым эхом, а Санёк почему-то рванул за ними. Подняв голову, он глянул вверх и увидел, что они остановились на третьем этаже, около одной двери… У Светкиной двери!!

— Нет! — бешено заревел Санёк, перепугавшись того, что они сейчас вынесут дверь и ворвутся… ворвутся к его несчастной слабой сестре среди бела дня неизвестно зачем.

— Стойте! — Санёк пулей рванул вверх по лестнице.

Вылетев на площадку третьего этажа, он оказался нос к носу с тем, который стоял дальше всех от двери. Фуфайка делала его плечи похожими на скалы, замотанное лицо — превращало этого типа в террориста.

— Эй, глянь, Костяха, слизняк приполз! — глухим басом пробухтел этот тип, вытирая затянутые в перчатки ручищи о разрисованное чёрной краской лицо музыканта Мэрлина Мэнсона, изображённое на его фуфайке.

Здоровяки расступились, пропуская вперёд Костяху — богатыря во всём чёрном, но в синей кепке. Костяха выдвинулся вперёд, подался к Саньку и выплюнул сквозь платок, намотанный на его физиономию:

— Э, мозгляк, ты хто??

Санёк порядочно струсил: понял, что не справится с такой капитальной бандой. Но решил до последнего казаться храбрецом.

— Что вы здесь делаете, это — моя квартира! — на одном дыхании выпалил он, стараясь, чтобы его голос не срывался и не дрожал.

— Мозги вывалю! — сообщил Саньку габаритный Костяха и занёс кулак.

Санёк потерял крупицы смелости и зажмурился: кулак весил целый пуд, его мозгам не сдобровать…

Кулак со свистом метнулся к его лицу… Но удара не последовало. Санёк открыл глаза и увидел, что на площадке возник Эрик, перехватил ужасающий кулачище в полёте, резким рывком развернул Костяху к себе и с размаху залепил кулак в его замотанную платком челюсть. Что-то жутко хрустнуло, Костяха жалобно пискнул и покатился кубарем вниз по лестнице.

Богатыри заволновались, на руке одного сверкнул кастет, второй выхватил нож и сразу же прыгнул. Эрик пропустил его мимо себя, а потом — саданул ногой по открытой спине. Бандит на скаку влетел лбом в стенку и затих. Бандит с кастетом выполнил рывок, а Эрик быстро остановил его ударом кулака в живот, а потом — опрокинул на двоих оставшихся товарищей. Богатырь был тяжёл, он сшиб товарищей с ног и они, вопя и ноя, шумно покатились вниз по крутым бетонным ступеням. Где-то там они сшиблись с Костяхой, который полз вверх, и покатились уже вчетвером…

Санёк вжался лопатками в холодную бетонную стенку, чувствовал сквозь драную рубашку её сырость. Около него слабо ворочался и жалобно хныкал один из побитых бандитов.

— Кто это, а, будущее? — осведомился Эрик, собирая рассыпавшиеся «лёгкие фляги» обратно в полиэтиленовый пакет.

Санёк пожал плечами: он не знал, зачем эти странные люди решили наведаться к его сестре.

— Не знаешь? — уточнил Эрик, собрав все «фляги» до одной. — Эх, ты!

— Я… не знаю… — пискнул Санёк, и тут же услышал в квартире сестры возню. Кажется, сестра отпирала замки… Ещё она громко повторяла:

— Кто там??

Санёк встал перед глазком, чтобы загородить собою Эрика и его идиотские бутылки, и сказал:

— Светка, это я, Саня!

— Саня?? — изумился голос сестры Светы, и возня с замками на миг прекратилась. — Но… ты же в армии? Или нет? Что случилось? — в голосе сестры скользнул испуг.

— Я объясню… — замялся Санёк. — Светка, дверь открой, пожалуйста…

Сестра Светлана собиралась выпить кофе. Она поставила электрочайник и ожидала, когда он закипит, когда услышала в коридоре шум, а потом — трель дверного звонка. Узнав, что к ней пожаловал брат, Светлана решила открыть. Она поспешно справилась с замками и спихнула дверь, открыв проход в свою прихожую. Она вышла из квартиры и замерла. Глаза Светланы Новиковой заметно расширились, когда она заметила брата, всего ободранного, испачканного, а рядом с ним — некоего незнакомого, бомжеватого типа с пакетом, полным грязных бутылок. Дружок Санька́ выдвинулся вперёд, наперевес со своим страшенным кульком. Заметив даму, он мгновенно забил руку с кульком за спину, приняв аристократическую позу, учтиво поклонился и изрёк странные слова:

— Meine Achtung, sehr geehrte Frau!

Светлана всплеснула руками, издала громкий визг и отбежала подальше, вглубь прихожей, забыв о том, что её дверь распахнута. Бродяга с пакетом пожал плечами, а потом — затолкнул Санька в квартиру Светланы, вдвинулся сам и плотно захлопнул дверь.

Светлана всё не могла обрести дар речи, а стояла с высоко поднятыми руками, с выпученными глазами и отваленной челюстью. Она лишь поворачивала зрачки, следя за передвижениями странных гостей по прихожей. Санёк оставлял следы на ковровой дорожке, его друг — тоже, и теперь — он стоял в углу и сковыривал со своих ног грязные сапожищи.

— Что это с ней? — осведомился Эрик у Санька, видя замешательство Светланы.

— Она от тебя без ума… — прогудел Санёк, избавившись от разбитых башмаков. — Нужно воды принести…

— Са-саша… — Светлана, наконец, смогла выдавливать слова и опустила руки. — Что происходит? Что всё это значит?? — она, буквально, запищала, видя, как дружок Санька запихнул свой страшный грязный пакет в её платяной шкаф, где висела новая шубка.

Санёк уже успел сходить на чистую и аккуратную сестрину кухню и набрать в стакан воды.

— Он поживёт у нас… — пробормотал он, протянув Светлане стакан. — Немножко…

Светлана выхватила у брата этот стеклянный, покрытый капельками стакан и принялась нервно глотать прозрачную воду, отфыркиваясь и давясь, не в силах «переварить» всё то «счастье», которое на неё обрушилось.

— Ты чего ковёр запачкал, будущее? — осведомился тем временем Эрик у Санька, кивнув на ковровую дорожку, на которой тот оставил грязный след, пока ходил за водой.

Санёк молчал и глазел на сестру, как та давится водой и выпучивает глаза на Эрика. Конечно, она повергнута в шок, ведь Эрик после всех приключений сделался похожим на заскорузлого матёрого бомжа. Ни один нормальный человек не впустил бы в свой дом такой «колоритный экземплярчик». Да и сам Санёк не лучше выглядит и пахнет тоже не розами…

— Т-ты что? — выдавила, наконец, Светлана, схватившись за голову, выронив стакан с остатками воды на пол. — Са-саша…

Санёк и сам понимал, что такой гость, как тронутый Эрик, совсем не нужен его бедной сестре, у которой в жизни и так одни лишь неудачи. В прошлом году самодовольный начальник уволил её с работы, не заплатив ни гроша. Потом тот поганый енот, с которым Светлана встречалась два года, за которого она собралась замуж, вдвоём с которым затеяла она долевое строительство квартиры в кредит, внезапно исчез. Кредит же повис на Светлане. Теперь ещё эти странные личности в фуфайках, которых Эрик спустил с лестницы… И к тому же — надо как-то рассказать Светлане, что Санёк — дезертир, Васёк — тоже дезертир, и плюс к этому его кто-то похитил и завёз неизвестно куда. К тому же их разыскивает милиция, а Эрик — никакой не бомж, а оголтелый бандюга и жуткий убийца, а ещё — у него нелады с головой…

— Са-саша… — булькнула Светлана, выдернув Санька из плена мрачных мыслей.

Санёк тут же вывалился из «собственного пупка», глянул вокруг и увидел, что Светлана до сих пор топчется посреди прихожей с поднятыми руками, а Эрик, не дождавшись приглашения, бродит по квартире и глазеет на виниловые обои. Желудок же натужно урчит и ноет, требуя «кормёжки», а проклятая подбитая рука, с которой Санёк вчера вечером едва не расстался, неприятно саднит…

— Эй, салага, это что за штука? — голос Эрика прилетел из кухни. Санёк пошёл на этот голос, опасаясь, чтобы ненормальный ничего там не сломал, и обнаружил, что Эрик «встретил» микроволновую печь и теперь — скребёт в затылке, размышляя над тем, что бы это могло быть.

— Что, микроволновки не видел? — буркнул Санёк, набирая из электрочайника воду в другой стакан, чтобы понести его шокированной сестре.

Эрик уставился на Санька глупыми глазами и помотал белобрысой башкой, мол, нет, не видел.

— Ну ты даёшь… — не поверил Санёк и поставил электрочайник обратно на кухонный стол. — Это печка, чтобы еду разогревать. Ты что, правда, в джунглях вырос? Харэ прикидываться — уже, правда, не смешно…

Эрик пропустил последние слова Санька мимо ушей. Он пару раз открыл-закрыл дверцу чужой микроволновой печки и генеральским тоном потребовал от Санька:

— Её ты мне тоже начертишь!

— Да не умею я чертить! — взорвался Санёк и даже расплескал воду на линолеум. — Ты!..

— А ну-ка, будущее, цыц! — отрезал Эрик все претензии Санька и надвинулся на него, как ледокол на букашку. — Скажи лучше, тут у тебя есть что-нибудь съедобное?

— Т-только ч-чипсы… — пискнули из коридора до того, как Санёк успел разинуть рот.

Это приползла из прихожей Светлана, чья блузка была облита водой из уроненного стакана.

— Чипсы… и обезжиренный творог… — выдавила она, переминаясь с одной дрожащей ноги на другую. — Я в магаз-зин сегодня не ходила.

Саньку было до такой степени стыдно перед сестрой, что он не решался ни говорить с нею, ни даже смотреть ей в глаза. Эрик же оторвался от изучения микроволновки, воззрился на Светлану и произнёс всё тем же странно любезным и каким-то архаичным тоном:

— Пожалуйста, фрау… мы очень устали с дороги, и были бы рады любому угощению, — при этом он галантно улыбался, словно некий «денди» из начала двадцатого века, что страшно пугало Светлану.

Светлана хлопала глазищами, изминала в кулачке подол блузки, а потом вдруг вскипела:

— Саша, что это значит?? Кого он из себя корчит?? — пискляво взвизгивая от негодования, вопросила она, отойдя на несколько шагов назад.

Санёк топтался на месте и правой рукой то открывал, то закрывал дверцу микроволновки.

— Он… пошутил… — пробормотал он, уткнувшись в пол такими грустными глазами, какие могли бы быть у больного кролика. Конечно, притащил сюда этого… даже уж и не знаешь, как назвать: психа — не психа, бомжа — не бомжа…

— Мы долго не задержимся у вас, — говорил между тем Эрик, выпрямившись, изобразив на лице интеллигентную улыбку. — Всего пару дней, и вы нас больше не увидите.

— Эй, а я-то тут причём? — обиделся Санёк, который тоже был голоден, как волчья стая, и к тому же — с минуты на минуту ожидал, что за ним придут либо военные, либо милиция. Но, и те, и другие утащат его за черти под военный трибунал…

— А что ты будешь до конца своей никчемной жизни торчать на шее у сестры?? — зашипел Эрик и пихнул Санька так, что тот едва не рухнул на пол.

— Ре-ребята… — подала голос Светлана, которая не хотела, чтобы брат и его рослый приятель подрались и разгромили ей всю кухню. — Ид-дите в ванную: вы такие грязные, оба! А я пока тут, на кухне, приготовлю что-нибудь.

И тут электрочайник Светланы наконец-то закипел.

ХЛоп! — громко хлопнуло нечто внутри чайника, оно всегда хлопало, когда из носика начинали вырываться клубы пара. Светлана давно привыкла к такой особенности своего чайника, но для Эрика этот хлопок был сродни вражескому выстрелу. Незаметным человеческому глазу движением Эрик выхватил пистолет и тут же «застрелил» электрочайник практически в упор.

Пуля снесла чайник с кухонного стола и повергла в обломки. По полу потекла лужица кипятка и подмочила ковёр.

— Что вы натворили?? — воскликнула Светлана, которая даже спрятаться не успела — так быстро её незваный гость расправился с бедным чайником.

— Прошу прощения, фрау… — пробормотал Эрик, разобравшись, что чайник не опасен для жизни.

— Всё, всё, идите! — выпроводила обоих Светлана, ломая голову над тем, как спасти ковёр и собрать обломки от несчастного «погибшего» чайника.

* * *

Дружок Санька Эрик торчал в ванной Светланы вот уже два часа. Его испачканная, драная одежда аккуратно висела на спинке стула, Светлана заметила её и решила, что всё это пора выбросить в мусорный бак, иначе в доме обязательно появятся блохи. Она протянула руку и двумя пальцами схватила серую куртку, покрытую плюхами охристой грязи. Куртка развернулась, и из её внутреннего кармана что-то странно блеснуло драгоценным блеском бриллиантов. Светлана не ожидала, её пронзил испуг, она тут же отдёрнула руку от рванины, что принадлежала диковинному бомжу со странным нерусским именем Эрик. Постояв минуточку неподвижно, Светлана, наконец, решилась посмотреть, что же скрывается там, в этом внутреннем кармане. Она опять протянула руку, слегка подрагивающую от волнения, просунула её в карман и ухватила там некую толстую тесьму. Вытащив её под неяркий свет торшера, Светлана изумилась так, что уронила тесьму на пол. Тесьма была вдоль расчерчена черными, белыми и красными полосками, и на ней висел мальтийский крест чёрного цвета, весь усыпанный маленькими переливающимися камнями, имеющий сверху ещё какое-то дополнение в виде дубовых листьев и скрещённых мечей. Светлана наклонилась и подняла эту необычную вещицу, приблизила к глазам. Нет, это не подделка и не игрушка — крест тяжёлый, сделан из какого-то металла, а сзади — совершенно гладкий, и ктому же, на нём выбит номер. Взяв этот крест в левую руку, Светлана опять полезла в карман порванной куртки. Рука опять упёрлась в металл, а мизинец даже обо что-то укололся. Светлана зачерпнула содержимое кармана горстью и вытащила всё сразу. Она не удержала в руках все находки, они посыпались на пол и заблестели на ковре, словно драгоценные россыпи. Светлана могла бы чертыхнуться, но её воспитание не позволяло ей поминать обитателей пекла. Поэтому она, молча, опустилась на колени и принялась разглядывать то, что рассыпала по полу. На ковре лежало множество… значков? Нет, это не значки, не бижутерия, это немецкие награды времён Второй мировой! Кажется, они настоящие, потому что тяжёлые, металлические… Светлана испугалась. Как сидела она на корточках — так и застыла, не подумав о том, что рассыпанные награды нужно собрать. Какой страшный у Санька приятель! Вооружённый, сумасшедший, без жилья, а теперь ещё — преступник! Очевидно, этот криминальный тип обчистил какого-нибудь коллекционера и скрывается от милиции… в её квартире! Светлана от страха не могла ни шевельнуться, ни пикнуть. Она бы так просидела до завтра, если бы не зашёл Санёк.

— Светка, ты что? — осведомился он и вернул сестру на землю.

— Смотри! — прошептала Светлана и показала на ворованные ценности, разбросанные по ковру.

— Когда мы его нашли — он был обвешан ими… — глухо прогудел Санёк и тоже нырнул на корточки, чтобы собрать награды и положить на стол.

— Мы — это кто? — удивилась Светлана, помогая Саньку собирать.

— Упс… — Санёк понял, что проболтался сестре о том, о чём решил не говорить. Ну, раз проболтался — нужно рассказывать дальше.

— Понимаешь, Светка, — начал Санёк. — Васька дурак, уговорил меня из армии сбежать…

— Вы сбежали?? — Светлана всплеснула руками, выронив всё, что собрала и закрыла ладонями рот. — Но…

— Прости… — заспешил Санёк, сгребая в кучу дурацкие ордена. — Васька сказал мне, что что-то случилось, а что — он мне потом скажет, только надо сбежать… Мы сбежали, шли по лесу, а там вдруг этот… Эрик вылезает…

— Ты его знал раньше? — ошарашено спросила Светлана, не удержалась на корточках и села на пол.

— Нет, нет! — отказался Санёк. — Мы его не знали… я не знал, и Васька не знал. Он из зарослей вылез, весь этими штуками обвешанный и в мундире каком-то. Выперся быком, ну мы ему сказали, что он псих, а он — чё-то всё «капут», да «шайзе»… пистолет достал. Сказал, что Донецка не бывает, заставил нас своровать тачку и ехать в какой-то этот… как его… типа «Чучмекистан» какой-то…

— Да? — не поверила Светлана, не вставая с пола, таращась на брата по-настоящему квадратными глазами, ощущая внутри себя неподъёмный страх.

— Да, — кивнул Санёк.

— Где Вася?? — устрашённым полушёпотом перебила Светлана.

— Понимаешь, Светка, ты сиди пока… — тихо сказал Санёк, испугав сестру ещё больше.

— Он… жив? — пискнула Светлана, а её лицо стало белым, как простыня.

— Не знаю… — честно ответил Санёк. — Мы ехали в Донецк, потому что не знали, где его «Чучмекистан». И вдруг нас подрезали… бандюки какие-то, палить стали. Похитить хотели, что ли? Я так и не понял… Эрик по ним из «калаша» садил, а они Ваську схватили и увезли… В чёрном такие, в масках, на чёрной «Газели» без номера. Я вообще в ауте был, а потом — Эрик меня в тачку закинул и приказал к тебе ехать…

— Он меня знал?? — перепугалась Светлана.

— Нет, — отказался Снёк. — Он потребовал, чтобы я ему укрытие нашёл, потом хотел, чтобы я ему «Жигуль» и джипиэску начертил… Странный парень, я согласен…

— Не странный! — взвизгнула Светлана и зашлась рыданиями. — Он бандит! Псих! Кто украл Васю, Саша?? Саша!

— Тише, Светка, пожалуйста! — пытался успокоить её Санёк. — Я не знаю, кто украл Ваську, но я найду их…

— Сиди уже! — отказалась Светлана и наконец-то встала на ноги. — Я сейчас Георгию позвоню, ты же знаешь, у него связи в сбу… Я, кажется, что-то понимаю. Помнишь моего прошлого начальника?

— Теплякова этого, или как его? — уточнил Санёк, собрав все награды Эрика в горсти и положив их на стол.

— Теплицкого, — поправила Светлана. — Теплицкий был беспредельщик, эти твои «бандюки в чёрном» сильно смахивают на его службу безопасности… и эти качки, которых ты с лестницы спустил…

— Эрик спустил, — уточнил Санёк, разглядывая сверкающие награды.

— Теплицкий мне прохода не давал, за то, что я от него уволилась, — продолжала Светлана, а сама — набирала номер Георгия, своего нового жениха. — Подсылал то бомжей, то скинхедов, чтобы испугали меня, но я не боялась, а познакомилась с Георгием… Алё, Гоша? — она дозвонилась до своего жениха, и он ответил ей скрипучим тенором:

— Да?

Санёк знал Георгия — сестра познакомилась с ним до того, как они с Васьком загремели под армейские флаги. Для Светланы Георгий выглядел настоящим супергероем. Как же, живёт в пентхаузе, ездит на джипе «Чероки», имеет трёхэтажную дачу в деревне Светлянка под Донецком, и одноэтажную — в посёлке Маяк, тоже под Донецком, и, плюс ко всему — связан с сбу — ну, чем не герой?? Герой, конечно! И Санёк даже не может объяснить, почему этот Георгий ему так не нравился. Может быть, потому, что Георгий с болезненной брезгливостью не выносил рыбалку, или потому что Георгий до обморока перепугался лисицу, которая как-то залезла в огород на его даче? Санёк с Васьком тоже ездили тогда к нему в гости вместе со Светланой и видели, как Георгий, наткнувшись на эту лису, издал мышиный писк и обрушился носом вниз на капустные грядки…

— Гоша, — полушёпотом говорила Светлана в трубку телефона. — Послушай, мой брат привёл бомжа, он вооружён и уже кого-то ограбил. Гоша, приезжай, он у меня в квартире…

— Ну, Эрик не такой уж плохой… — влез Санёк.

— Чш! — шикнула на брата Светлана, зажав рукою микрофон телефонной трубки, чтобы Георгий не услышал их разговор. — Он не приедет, если я не буду утрировать!

— Ладно, — буркнул Санёк и отвернулся, потому что вообще не хотел, чтобы сюда припёрся ещё и Георгий.

— Приезжай, мне страшно! — плакала тем временем Светлана и, кажется, Георгий согласился приехать, потому что она сказала:

— Жду! — и положила трубку на комод.

— Зачем ты его вообще, позвала? — угрюмо спросил Санёк, когда Светлана оставила телефон и подошла к столу, на котором он раскладывал украденные Эриком награды.

— Георгий связан с сбу! — напомнила Светлана. — Он быстренько узнает, откуда твой приятель спёр все эти штучки! И поможет нам разыскать Ваську непутёвого! Кто ещё сможет приструнить Теплицкого? Только сбу!

— Ладно, — согласился Санёк, потому что тоже понимал, что найти Васька, скорее всего, смогут только спецслужбы. Да и Теплицкий этот, кажется, ух, какой опасный фрукт!

Георгий примчался минут через пять, словно бы всё это время стоял у подъезда или летел на вертолёте. Он начал звонить в дверной звонок, Светлана побежала в прихожую, оставив Санька одного в комнате. Эрик до сих пор торчал в ванной. Третий час — нет, это не нормально для человека — столько времени мыться. За два часа можно было смыть всю грязь с себя и помыть машину…

Светлана в прихожей разговаривала с Георгием, а он что-то бухтел недовольным голосом. Голоса приближались, они шли в комнату, где сидел Санёк. Хорошо, что Санёк помылся — Георгий не обзовёт его свиньёй, как всегда обзывал и его, и Васька.

— Где? — раздался скрипучий голос, и на пороге комнаты возник Георгий — невысокий, полненький и напрочь лишённый плеч.

— Здесь, — ответила ему Светлана и прошла в комнату раньше Георгия на два шага.

— Твой брат! — недовольно отметил Георгий присутствие Санька и перенёс кургузую ногу через порог.

— Привет… — буркнул ему Санёк.

— Уйди! — Георгий отогнал Санька от стола и вперил взгляд в ордена, которые Эрик стащил неизвестно, где.

— Пожалуйста! — огрызнулся Санёк и отполз в сторонку, дабы не помешать Георгию.

— Так значит, это и есть награбленное? — осведомился Георгий у Светланы, внимательно разглядывая эти дурацкие ордена.

— Да, — кивнула Светлана. — Я нашла в кармане…

— У твоего брата! — выплюнул Георгий и схватил в кулак один из орденов. — Похоже, они настоящие. А ну, говори, где спёр?? — надвинулся он на Санька и сжал кулак. — Чёрт тебя дери…

— Это не я спёр, — буркнул Санёк.

— А кто? — сурово уточнил Георгий, прожигая Санька глазом Шерлока Холмса.

— Тип один… — пробормотал Санёк.

— Он его в заложники взял, — влезла Светлана. — И чуть в «Чучмекистан» какой-то не увёз!

— Не в Чучмекистан, а в Краузеберг! — раздался из коридора суровый окрик, а потом — явился сам Эрик и вдвинулся в комнату, грубо отпихнув Санька.

— Это же моя одежда! — взвизгнул Георгий, увидав на незнакомом человеке свои брюки и рубашку.

— Прости, Гоша, пришлось дать ему твоё… — пролепетала Светлана, отодвинувшись в угол.

Да, ей пришлось «подарить» Эрику брюки и рубашку Георгия, потому что другой мужской одежды у неё в квартире не нашлось. Брюки кургузого «эсбэушника» были Эрику коротковаты и болтались смешными бриджами, а рубашка — жала в плечах, но Эрик не жаловался, а был рад тому, что эта одежда сухая и чистая. Он отмыл от себя всю грязюку, причесал волосы на интеллигентный пробор и гладко выбрил подбородок и щёки.

— Ужас… — прошептала Светлана, поняв, что приятель непутёвого братишки побрился её станком «Венус» для ног…

Хотя, побрившись и причесавшись, дружок Санька очень изменился, растерял бомжеватость, приобретя интеллигентный вид инженера или писателя… Даже можно сказать, что он симпатичный и абсолютно не пропитой…

— Эй, будущее, что это за индюк? — напёр Эрик на Санька, имея в виду Георгия.

— Георгий… — пискнул Санёк. — Он сейчас выяснит, у кого ты стащил побрякушки…

— Чтоооо??? — Эрик внезапно осатанел, скорчил на лице волчий оскал, зарычал львом и схватил несчастного Санька за майку так, что крепкий нейлон затрещал и начал разрываться. — Кто стащил??

— Пусти… — просипел Санёк, корчась от боли, потому что здоровяк Эрик чуть не вывихнул ему плечо.

И тут Эрик увидел, что «индюк» Георгий перебирает своими нечистыми руками награды, которые он, группенфюрер СС, получил за сверхчеловеческие подвиги во имя Великого Рейха! Совершив звериный прыжок, Эрик ручищею ухватил Георгия за горло и приподнял над полом. Георгий не успел и пикнуть, как его ножки потеряли почву и беспомощно задёргались в воздухе. Бедняга только сипел, потому что начинал задыхаться, и плескал бесполезными руками, не в силах освободиться.

— Это что, твоё? — злобно процедил Эрик сквозь стиснутые зубы и встряхнул синеющего Георгия.

— Аааааа, — сипел тот и терял сознание.

Светлана не выдержала и упала в обморок, Санёк словно бы примёрз к полу, боясь, что Эрик задушит сначала Георгия, а потом — примется за него самого.

— Не твоё, а моё! — констатировал Эрик и наконец-то отпустил несчастного Георгия, швырнув его на пол. — Я рисковал жизнью, чтобы заслужить их! Да где тебе это понять — в будущем у всех интеллект осла!

Георгий кашлял и катался по ковру, Светлана ворочалась в углу, приходя в себя. Эрик бережно собрал со стола все свои ордена и вернул их обратно, в карман драной куртки.

— Видал, будущее, — сказал он Саньку. — Какого сестра твоя индюка приволокла… Тьфу! Я бы его на кол давно усадил!

Санёк съёжился, представив на колу заодно с Георгием и самого себя. А вокруг — сверкают молнии и жутко хохочут чёрные фашисты…

Санёк тряхнул головой, прогнав ужасное видение, и тут же решил отвлечь Эрика от Георгия, пока он его действительно, не покалечил.

— Слушай, — сказал он, стараясь не заикаться. — Хочешь телик посмотреть?

Эрик застегнул куртку и возвратил её назад, на спинку стула.

— Ну, давай, — согласился он на телевизор и улыбнулся — может быть, приветливо, а может, сатанински. — Заводи свой телик…

Санёк вздохнул с облегчением: Эрик забыл про Георгия и переключился на телевизор. Хорошо бы он про него совсем забыл — а то так и задушит… Санёк пополз в другую комнату, где стоял угловой диван и на тумбочке красовался новый жидкокристаллический телевизор. Эрик бросил Георгия валяться по полу и потянулся за Саньком.

Пока Санёк разыскивал пульт — Эрик бродил по комнате и пялился на тонкий широкоэкранный телевизор, DVD-плеер, бумбокс и компьютер. Подойдя к шкафу, он протянул руку и вытащил одну книгу.

— Неформальное введение в Си плюс-плюс… — шёпотом прочитал он то, что значилось на обложке, и раскрыл книгу.

— Положи, ты это не поймёшь, — ненавязчиво сказал ему Санёк и попытался забрать книжку, посчитав, что Эрик, кем бы он ни был, ни за что не разберётся в языках программирования.

— Форт! — выплюнул Саньку в ответ Эрик и отпихнул его от книги. — Давай, лучше телик заводи! А я это прочитаю!

— Как хочешь! — пожал плечами Санёк и наконец-то разыскал пульт от телевизора.

Эрик уселся посередине дивана, а Санёк нажал на кнопку «Пуск» и телевизор включился. Взгляд Эрика сразу же прилип к экрану, на котором ходили и разговаривали люди. Показывали какой-то фильм, американскую мелодраму про любовь.

— Янки никогда не знали этикет! — презрительно бросил Эрик и отобрал у Санька пульт. Он начал тыкать в кнопки и тыкал до тех пор, пока не нашёл канал М-ТV. Из динамиков вылетел грохот рок-концерта, в тихой комнате показавшийся грохотом бомбёжки. Эрик мгновенно сорвался с дивана, перемахнул через его спинку и там засел. Кроме того, он выхватил пистолет и наставил его на экран, на котором бесновались косматые и лысые музыканты.

— Ай! — со стороны коридора прилетел визг и звон. Это Светлана пришла в себя, заварила себе чашку успокоительного чая… Но, увидав, как незваный гость собирается пристрелить и телевизор — выронила чашку на пол и расколотила.

— Чёрт! — испугался Санёк. — Не стреляй! Это всего лишь музыка…

— Музыка? — Эрик вылез из-за дивана и запрятал пистолет в кобуру. — Ну и музыка… — рука Эрика вновь потянулась к кобуре.

— Стой, я переключу… — заторопился Санёк, желая спасти телевизор от расстрела. — У нас другая музыка тоже есть…

— Стой! — Эрик не отдал Саньку пульт, а запрятал его за спину, прислушиваясь к раскатистому голосу рок-певца, который пел по-немецки:

— Alle warten auf das Licht. Fürchtet euch, fürchtet euch nicht. Die Sonne scheint mir aus den Augen…

— Слышь, будущее, клёвая музыка! — оценил Эрик современное искусство и хлопнул Санька по плечу. — У вас вся такая?

— Эт-то альтернатива… — пробормотал Санёк, потирая плечо. — Или индастриал… В общем, этот…

— Цыц! — Эрик ткнул Санька кулаком в бок и медленно придвинулся к телевизору. — Дай послушать! Клёво поют, будущее! Слышь, такую русским в мегафон запустить перед наступлением — так они сразу и обделаются на старте! Слышь, запиши мне её и ещё парочку таких!

— Пе-перед каким наступлением?? — изумился Санёк, на всякий случай отодвинувшись подальше и от Эрика, и от телевизора.

— Как это, перед каким? — хохотнул Эрик, вертя в руке телевизионный пульт. — Будущее, впереди — Москва! Как только мы возьмём Москву — иваны сразу ласты склеят! Ты давай, записывай. А потом — посмотришь, что будет!

— Кошмар… — прошептала Светлана, стоя над осколками чайной чашки и закрыла лицо руками.

ДЗЗЗЫННЬ! — внезапно их некто побеспокоил, нажав кнопку дверного звонка, и Светлана вздрогнула от неожиданности. Она с ужасом вспомнила, что пригласила сегодняшним вечером свою подругу Диану на чай. Накануне её бросил жених, Диана пыталась порезать вены… Светлана просто не могла её сейчас не впустить, или прогнать…

— Санька! — воскликнула она, призывая брата. — Займи своего бомжа хоть чем — ко мне подруга сегодня должна прийти! Это она звонит!

— Вы на кухню идите… — проблеял несчастный Санек, пытаясь забрать у Эрика телевизиооный пульт. Последний прочно прибрал его к рукам и нажимал кнопку громкости, делая рычаший концерт группы «Раммштайн» всё громогласнее и громогласнее.

— Да прикрути ты этот рёв! — взвизгнула Светлана, которую от безысходности бросало в бессильные слёзы. Она боялась, что вооружённый бандит убьёт её подругу, которая обязательно сунет нос сюда, в зал, услыхав эти нездоровые музыкальные раскаты.

Светлана выскользнула в прихожую, прикрыв за собой дверь, а звнок аж разрывался — так усердно Диана терзала его кнопку, пытаясь прорваться. Она даже колотить в дверь начала — чем-то тяжёлым, кажется, даже каблуком. Светлана открутила дверные замки и увидела на пороге свою подругу, которая выглядела, мягко говоря, неординарно. У Дианы были длинные волнистые волосы, которые она закрутила в страшную, неопрятную куксу, заколов вместо шпилек, цветными карандашами. Диана — художница, постоянно пишет картины — рисует почти всё, что видит — даже мусорные баки, называя такой тип творчества «креативный авангардизм»… Сейчас креативная авангардистка» была явно не в духе — одетая в какой-то страховитый халат ужасного зелёного цвета, в одной своей руке она сжимала туфлю, оснащённую таким каблуком, которым можно было бы убить человека — ей-то она и колотила в дверь — каблуком, чтобы погромче было. В другой её руке торчал подрамник с натянутым холстом, на котором было что-то нарисовано.

— Я умираю! — проревела она в лицо Светланы и ввалилась в её прихожую медвежьей походкою, хотя в целом имела весьма небольшие габариты. — Вот! — она всучила Светлане свою кратину, та глянула и увидела, что на холсте чёрной краской нарисована устрашающего вида зубастая смерть с такой косой, что Светлана даже испугалась. Ей на секунду привидилось, как эта смерть соскакивает с холста, машет косой и сносит ей голову.

— Ой… какой страх… — пробурчала Светлана, едва не уронив это «креативно-авангардное» произведение депрессивного искусства. Она аккурато поставила эту картину на пол, прислонив к стеночке, чтобы больше на неё не смотреть.

— У меня — депрессняк! Я скатилась на декаданс! — зарыдала Диана, размазывая по лицу всю свою яркую косметику обеими руками.

— Неужели всё так плохо? — осведомилась Светлана, думая про себя, что хуже, чем у неё не будет уже ни у кого. Её братья, оказывается, дезертиры, в квартире у неё — бандит и грабитель… куда уж хуже??

— Да-а-а!! — слёзно согласилась Диана, пиная свою же депрессивную картину правой ногой, которая у неё была в одном только полосатом носке, в то время, как на левой надета на такой же полосатый носок вторая «убийственная» туфля.

— Дина, ты на кухню иди… — пробормотала Светлана, не желая, чтобы из зала кто-либо выходил — ни брат, ни Георгий, ни тем более этот Эрик, чем-то похожий на Дианину «Смерть».

— А-а-ааа… — Диана снова сорвалась на истерические рыдания, пнула картину свою в энный раз и пробила в ней дыру.

Она уковыляла на кухню, хромая своими ногами, которые из-за одной туфли сделались разной длины. Светлана хотела пойти за ней, чтобы вытащить из холодильника уцелевший торт и начать заваривать чай, как кто-то схватил её за локоть и оттащил в сторонку.

— Георгий, ты чего? — испугалась Светлана, узнав в схватившем своего жениха.

— Светка, кто эта мымра?? — агрессивно зашипел Георгий, и Светлана поняла, что тот хочет, чтобы она выгнала подругу прочь.

— Это — Динка… ты её знаешь… — прошептала в ответ Светлана, вырывая свой локоть, чтобы освободиться и идти на кухню к рыдающей подруге.

— А, опять эта кобра! — злобно фыркнул Георгий, вцепившись так, что зубами не отгрызёшь.

— Динка никакая не кобра! — сурово возразила Светлана, забрав себе свой локоть. — Она моя лучшая подруга, к тому же, у неё несчстье — жених бросил!

— Это не мудрено! — продолжал злобствовать Георгий, морща нос, сдвигая брови, из-за чего сам становился похожим на кобру. На подстреленную кобру. — Такую бестию сам сатана не вытерпит! Выгони её — мне сейчас не до твоих кур!

— Сейчас я выгоню тебя! — вспылила Светлана, сделав решительный шаг в сторону кухни. — Это ты бестия, и тебя сатана не вытерпит, и я тоже!

Отпихнув Георгия, Светлана ушла на кухню, громко топоча, а Георгий всё шипел ей вслед:

— Мало мне твоих братьев! Так ещё бомжи! Так ещё эти мегеры в гостях! Как только мы с тобой поженимся — ноги их тут не будет! Уж я об этом позабочусь, чёрт их всех дери!

— Ты представляешь, он сказал мне, что я плохо готовлю, плохо убираю, плохо стираю и плохо считаю деньги! — ныла Диана, выпивая четвёртую чашку чая и опорожняя Светланин буфет, выедая сладости. — И поэтому я плохая, и он найдёт себе хорошую!! А я же не какая-нибудь домашняя квочка — я творческая личность — я не могу прерывать творчество на какую-то тупую готовку! К тому же, мне это не интересно! Неужели он такой ограниченный гиббон, что ему интересна эта готовка и уборка?? Стой себе у печки, ничего не делай, или веником елозь туда-сюда! Скукотища! А он этого так и не понял! Он сказал, что не любит заказную пиццу, суши, и бутерброды, а любит борщ этот дурацкий! Ну, как мне заставить его понять, что интересно, а что скучно??

— Боюсь, что уже никак… — пробормотала Светлана, подливая подруге чаю. Она прекрасно знала, что любимое блюдо Дианы — это заказная сухомятка, а от мольберта она не отходит ни на шаг — рисует даже в ванной… Вот и сейчас достала из своей «ведьминой» шевелюры один карандаш и «пишет» на Светланиных салфетках… чертей каких-то с поросячьими башками.

— Боюсь, что он такой вот, ограниченный гиббон… — буркнула Светлана, и тут же прислушалась, потому что её насторожила слишком громкая возня в зале, где «угнездились» её неказистые гости. Телевизор они прикрутили или выключили совсем, зато орали сами, создавая неприятный шум.

— Я… сейчас… — глупо отбоярилась Светлана, покинула эксцентричную подругу и прокралась к прикрытой двери зала, отворила её немного, заглянула и ужаснулась…

Георгий стоял посреди зала на ковре, сжав кулаки и грозно выкрикивал, размахивая своими этими кулаками, грозя стукнуть ими Эрика, который стоял напротив него.

— Та какой ты немец?? — рявкал Георгий, топая ногами. — Ты такой же немец, как я — балерина! У тебя акцкента ни на грамм — я же ни глухой! Бомжара ты и псих!

— Ich werde dich jezt erdrosseln, der Hund! — зарычал в ответ ему Эрик и набросился на Георгия, схватив его за горло своими бешеными руками.

— Что вы делаете?? Прекратите! — Светлана вбежала в зал бегом, бросилась разнимать их, расталкивая в разные стороны. — Санька! — закричала она брату, который вообще устранился в дальний угол и там сидел с глазами мёрзлого карпа, уставившись в тёмный экран выключенного телевизора. — Да помоги же мне — он сейчас его задушит!

Бедный Георгий уже хрипел, синея, а Эрик, кажется, всерьёз решил его задушить, потому что никак не отпускал, не реагируя на толчки Светланы.

— Тойфель! — выплюнул он, разжав, наконец-то свои руки, и несчастный Георгий упал на пол, кашляя так, что казалось, сейчас выкашляет на ковёр свои лёгкие и мозги заодно.

— Что вы тут устроили? — всхлипунла Светлана, поворачивая голову рывками, глядя то на поддушенного Георгия, то на злобного Эрика, который сейчас был похож даже не на немца — на фашиста.

— Вы сказали, чтобы я с ним о чём-нибудь поговорил — я поговорил! — изрёк Эрик, раскатывая рукава своей рубашки, которые он засучил, чтобы душить Георгия. — О правилах приличия!

— Ой, Светка, у тебя гости? — это Диана притащилась в своей одной туфле и вытаращилась на «весёлую компанию», которая отнюдь не веселила Светлану. — Какие они классные! — ей они чем-то приглянулись, и Диана прочно уселась на диван. — Гоха, у тебя такие классные друзья! И почему ты вечно такой нудный?

— Они мне не… — начал, было очухавшийся Георгий, хрипя, но Светлана, схватила за руку его и Диану, вытаскивая обоих в кухню. От сумасшедшего Эрика можно ожидать любой подвох, а её «авангардно-креативная» подруга вплотную решила с ним пообщаться, выспрашивая, как его зовут, да кто он Светлане… «Бешеному медведю» это могло не понравится, и он, чего доброго, придушит неосторожную Диану… Светлана глазами показывала брату, чтобы тот чем-нибудь занял Эрика, пока она не спровадит подругу, а Санек продолжал молча торчать на диване, оставаясь похожим на мёрзлого карпа. Шок сделал своё дело, ввергнув его в тяжёлую апатию, сбросить которую у него не хватало сил, и всё происходящее стало для Санька таким эфемерным, нереальным, как по телевизору…

— Вы знаете, ваши друзья вернули мне интерес к жизни! — Диана волшебным образом поборола «депрессняк», раздумала умирать и теперь бодро вещала, пристроившись к торту и отъедая от него куски прямо пальцами. — Я начну новую серию работ под названием «Жизнь после…»! Гоха, ты просто душка! — пропела она, крепко обняла Георгия, почти выжав из него дух, и упорхнула к себе, сделав на прощание ручкой и пробив в своей декадентской картине вторую дыру, снова пнув её ногой.

— Чёрррт… — рыкнул ей вслед Георгий, запихивая в свой рот тот кусок торта, который не достался Диане. — Ты, Светка, кажется, вообще с башкой не дружишь! Что у тебя за сброд снуёт?? Подружка эта, бомж твой проклятый! Всё, я вызываю милицию, пускай его заберут — он пытался меня убить!

— Ты зачем его злишь? — ругнула Георгия Светлана. — Видишь, человек не в своём уме? Зачем ты лезешь к нему?? Я жду, когда Сашка уберёт его отсюда, и хочу дождаться этого без человеческих жертв!

— Его уберёт отсюда наряд спецназа! — настоял Георгий, на шее которого отчётливо проступили синяки, оставленные широкими ручищами Эрика. — Всё, я звоню!

Несмотря на протесты Светланы, Георгий достал свой мобильный телефон, принялся, сбиваясь, набирать «02», но его ждало разочарование. На мобильном счету иссякли финансы, и вместо милицейского диспетчера Георгию ответил робот-автоответчик, сообщив своим противным голосом, что последний — горький банкрот.

— Чёрт бы подрал эти мобилки! — ругнулся Георгий, шваркнув свой смартфон на стол, около объеденного торта. — Ты видишь, что я с твоими проблемами становлюсь психом??

Светлана не слушала бредятину Георгия — она прислушалась к звукам у себя в квартире и отметила, что в зале — тишина. Никто не орёт, ничего не кидает, не дерётся, даже не возится… Георгий разыскивал городской телефон Светланы, и пока он метался в его глупых поисках — Светлана тихонько прокралась в зал. Осторожно и тихо войдя, она увидала своего брата, как тот стоит около дивана с пультом в руках…

— Та, сделайте мне кофе! — изрыгнул на кухне Георгий, топоча.

— Я пойду, сделаю ему… — тихо сказал Санек, выскальзывая. — А то ещё припрётся и опять испортит всё — я только его успокоил!

— Ага, — кивнула Светлана и машинально уставилась в телевизор, где её брат умудрился отыскать исторический канал.

— Террор победителей был очевидным… — вещал телевизор, а по экрану плыли чёрно-белые кадры исторической хроники, изображавшие разрушенный Красной армией Берлин и унылые колонны оборванных и грязных пленных немцев, которых куда-то вели под конвоем. — В захваченной Германии освободители сделались захватчиками с плохими манерами…

Эрик сидел на диване, подобрав под себя ноги и пялился в телевизор, словно зачарованный, и на его лице установилось пугающее выражение жуткой тоски, едва ли не вселенской скорби. Он сжимал и разжимал кулаки, что-то бурчал себе под нос и временами терзал газету, отрывая от неё куски и бросая прямо на пол. Картины поверженного Рейха, похоже, вызывали у странного приятеля Санька страх и ужас, он едва ли не плакал.

На экране телевизора, тем временем, появилась некая седая старушонка, которая, вздыхая и охая, заунывным голосом изрекала:

— Мне было стыдно, что я — немка. Я осознавала, что немцы ответственные за всё…

Светлана с удивлением и ужасом смотрела на бандитского друга своего братца и видела, как по его щекам текут непонятные горькие слёзы. Ещё немного и он просто разрыдается — такую диковинную реакцию вызвала в нём банальная историческая передача о том, что знает, едва ли не каждый второклассник…

— Как это понимать? Почему ты не вызываешь милицию? — это прискакал из кухни Георгий и пихает Светлане телефонную трубку.

— Да уйди ты! — отмахнулась Светлана, наблюдая за Эриком, который никак не отрывался от экрана телевизора и размазывал свои слёзы по щекам кулаками. На экране вспыхнул взятый русскими Рейхстаг и красное знамя над его крышей.

— Фафлюхтен! — зарычал Эрик страшным голосом, вскочил с дивана и выхватил пистолет, нацелив его в дурацкий телевизор.

— А! — вскрикнула Светлана и полезла прятаться под стол, догадавшись, что этот псих взвинтился до горячки и сейчас начнёт стрелять.

— Чёрт! — пискнул Георгий, выронил трубку и тоже полез под стол, отпихивая Светлану.

Эрик пару раз нажал на курок, но пистолет отказался выпускать пули, а «сказал» только: клац!

Из кухни пришёл Санёк с чашкой кофе для Георгия. Увидав посреди комнаты Эрика с пистолетом наперевес, он попятился и выронил кофе на ковёр.

— Доннерветтер!! — злобно выплюнул Эрик и нажал на курок ещё раз десять, но пистолет так ни разу и не выстрелил, потому что в нём закончились патроны.

— Рррр! — Эрик шваркнул пистолет на пол с размаху и решил вырубить телик ударом ноги.

— Нет! — перепугался Георгий, который самолично прикупил этот телевизор в салоне «Фокстрот» за десять тысяч гривен и берёг его пуще глаза своего. Он проявил невиданный героизм и ринулся к своему «золотому» телевизору, встал между ним и Эриком, закрыв «сокровище» грудью.

— Проваливай, слизняк! — Эрик отпихнул его одной рукой, Георгий полетел на пол и покатился кубарем, попав рукавом в кофейную лужу, налитую Саньком.

По экрану телевизора побежала весёлая реклама, а Светлана отыскала на диване пульт и выключила телевизор совсем.

— Вы видели? — почти, что шёпотом осведомился Эрик у всех сразу и повернулся к заткнувшемуся телику спиной.

— Историческая хроника, ну и что? — выплюнул Георгий, поднимаясь с пола. — Чёрт, рукав уделал! — буркнул он, увидев тёмно-коричневое пятно, которое медузой расплывалось по белоснежному рукаву его рубашки.

— Заткнись! — огрызнулся Эрик и поднял свой тяжёлый кулак. — Вы видели, что они сделали с народом великого Рейха??

— Это было сто лет назад! — снова высунулся Георгий, счищая кофейное пятно пухленькой ладонью. — Ну, да, наши стёрли проклятый фашизм! Чего ты тут выступаешь, алкаш?

— Исчезни, собака, или на кол! — надвинулся на него Эрик и больно пнул ногой в бок.

— Что ты себе… — начал, было, Георгий и сжал кулаки.

— Чш! — за спиной Георгия возникла Светлана и зажала ему рот рукой. — Просто вставай и иди на кухню…

— Му! — недовольно взмычал оскорблённый Георгий, мол, в его же доме ему затыкают рот.

— Идём! — Светлана, буквально, волоком попёрла его на кухню, чтобы Георгий больше не верещал и не заставлял Эрика звереть.

Эрик же насыпался на Санька, который подбирал с ковра кофейную чашечку и блюдце. Он что-то говорил ему по-русски, часто срываясь на немецкий язык. Что-то про Берлин и «варварских коммунистов», а Санёк блеял какую-то непонятную околесицу…

Светлана силой усадила Георгия на стул около обеденного стола и серьёзно сказала ему:

— Гоша, помнишь, я тебе про Теплицкого говорила?

— Ну, помню, псих твой Теплицкий! — огрызнулся Георгий, от нервов запустив пальцы свои в побитый Дианой торт. — Я не понимаю, почему ты не вызываешь милицию? Они заберут этого бомжару, куда следует и всё! Зачем ты его здесь держишь??

— Помнишь, я говорила тебе, что Теплицкий вздумал построить машину времени? — не отставала Светлана, пытаясь раскрыть глаза Георгия на возможную сущность их странного гостя.

— Бред! — скрипучим голосом отказался Георгий, жуя, вытирая испачканные пальцы прямо о скатерть, и хотел встать, но Светлана вскочила и удержала его за плечи.

— Сядь! — строго сказала она и сама тоже села напротив. — Я уверена, что Теплицкому удался этот опыт, и тот Эрик, скорее всего — никакой не бомж, а пришелец, понимаешь? Он оттуда, из прошлого. И медали эти он не воровал, это его медали.

— Бред! — повторил Георгий. — Знаешь, что? Или ты вызываешь ментуру, и его заметают в кутузку, или я звоню в психушку, и вместе с ним заметают и тебя! Мне надоел весь этот цирк! Он меня чуть не задушил!

— Слушай, Георгий, ты же из сбу! — это явился из комнаты Санёк и установился в дверном проёме. — Мог бы его с одного удара вырубить!

— Заткнись! — заорал на него Георгий, а Светлана, оглядевшись по сторонам, сразу же спросила:

— Где Эрик?

— Нужен он тебе! — огрызнулся Георгий. — Лучше спросите у него, что он курил!

— Я ему Интернет показал, — ответил Светлане Санёк. — Лазает в компе… А что он курил — я и сам не знаю…

— Слушай, Сашка, — Светлана поднялась со стула и подошла к брату. — Ты ему больше ничего не показывай! А то найдёт что-нибудь в Сети — и разнесёт мне компьютер!

— Всё, я звоню в милицию! — Георгий вырвался из-под опеки Светланы и совершил решительный рывок к телефону.

— Гоша… — взмолилась Светлана. — Ты знаешь, как Ваську от Теплицкого спасти?

— Я сначала избавлюсь от этого бандита! — отпихнув Светлану, Георгий решительно встал и направился в комнату, где у Светланы стоял телефон. — Я вызову милицию, его заметут, и всё! Всё, что он спёр — это дело милиции! А потом — подумаем, что можно сделать с Теплицким, а что нельзя.

Георгий, не обращая внимание на причитания Светланы, набрал «02» и стал дожидаться ответа, но из трубки почему-то доносились только нервирущие однообразные гудки.

Бах! — внезапно грянул выстрел, тут же снеся с тумбочки несчастный телефон и повергнув его на ковёр дымящейся кучкой обломков.

— Ай! — перепугался Георгий, а в его руке осталась одна лишь трубка, которая вмиг оглохла и онемела.

Светлана с писком полезла под диван, а за нею полез и Санек.

— Ребята, это вам не пригодится! — со стороны двери раздался бодрый голос, Георгий по инерции повернул дрожащую шею и увидел Эрика, как тот стоит, небрежно прислонившись к дверному косяку и поигрывая пистолетом.

— Да ты совсем сдурел! — всплакнул Георгий, в ушах которого раздавался бешеный звон. — Я чуть не оглох! Ты чуть не отстрелил мне руку!

— Ещё раз выкинешь коник — отсрелю башку! — пригрозил Эрик, не сводя с лица улыбку. — Кстати, И-нет — тоже клёвая штука! Сделаю и у себя такую!

— Псих… — булькнул Георгий и от «полного счастья» сел мимо стула.

Глава 31 ЧП для Сенцова

Тишина и покой маленького райского острова, затерянного где-то в самом мирном на свете Тихом океане… Ласковые лучи солнца пригревают тело, а поблизости тихонько шепчет прибой… И никуда не нужно вставать с шезлонга, потому что коктейль пина-колада, приготовленный в половинке кокоса, вот он, под рукой. Ноги зарываются в тёплый песок, между камнями боком ползёт к воде клубничный краб…

Будильник сурово ворвался в сладкую жизнь ледяным ураганом и безжалостно разметал шезлонг, унёс куда-то коктейль и поднял в самом мирном на свете океане девятиметровую приливную волну. Оперуполномоченный Калининского районного отделения милиции Константин Сенцов на миг решил, что тонет — вода захлестнула его с покрышкой. Он попытался выплыть, стал неистово грести руками и дрыгать ногами, а потом — стукнулся обо что-то твёрдое. Сон растаял, и явилась реальность. Нет, он не на острове, а у себя в квартире, нету никакого шезлонга, коктейля и клубничного краба… И шепчет никакой не прибой, а всего лишь шипят бесцветные помехи на экране постылого неинтересного телевизора, и звонит проклятый будильник… К тому же — Сенцов свалился с дивана на пол и… как всегда не снял ботинки, когда вчера вечером приплёлся домой с работы.

— Гад… — прошипел Сенцов в адрес будильника и нажал на его металлическую головку, прервав надсадный звон. Конечно, гад: испортил такой сон. К тому же — не дал поспать…

Константин Сенцов нехотя поднялся с пола и подполз к телевизору, чтобы выключить его — всё равно ничего не показывает, только серую, подвижную «инопланетную» мозаику. Только он протянул руку — как раздался другой звонок, на этот раз его побеспокоил мобильный телефон. Не ожидав от мобильника подвоха, Сенцов испугался: решил, что взрывается телевизор. Отдёрнув протянутую руку, Константин шмыгнул под стол…

— «Вот, новый поворот, и мотор ревёт. Что он нам несёт?» — раздавалось где-то, непонятно, где, и весело лилось по всем комнатам двухкомнатной квартиры.

— Чёрт… — угрюмо буркнул Сенцов, разобравшись, что телевизор взрываться и не думал, просто кто-то решил побеспокоить его с утра пораньше. Он начал вылезать из-под стола и стукнулся головою об столешницу…

Выключив телевизор, Сенцов полез в карман и телефона там не обнаружил. Посмотрел на столе, под столом, на стульях… Нету.

— Куда же я его забил? — пробормотал себе под нос Сенцов и пустился на поиски.

Телефон звонил, не умолкая, Константин всё бегал по квартире, запинаясь о мебель, и слышал, как играет мелодия, однако самого телефона нигде не находил.

— «Новый поворот»! — заводил виртуальный «Макаревич» уже по третьему кругу…

И заводил бы до вечера, если бы поиск не привёл Константина на кухню. Именно там «Макаревич» разрывался громче всего. Константин упорно шёл на звук и упёрся лбом в прохладную белую дверцу холодильника.

«Там??» — про себя удивился Сенцов и, не веря ушам своим, распахнул дверцу. Его мобильный телефон лежал на решётчатой полке около мизерного и несвежего кусочка сыра, показывал три пропущённых вызова, и вызывал снова… Вызывал на разговор со следователем Фёдором Фёдоровичем.

«Ну, я же ещё не опоздал на работу…» — обиженно подумал Сенцов, украдкой взглянув на время. 06:30 — ещё целый час до начала…

Выхватив трубку из холодильника, Константин плюхнулся за обеденный стол и увидел у себя перед носом полпалки докторской колбасы и хлебные крошки. Это он вчера ужинал бутербродами и, вместо того, чтобы убрать в холодильник колбасу — затолкал туда мобильный телефон…

— Алё? — сонно промямлил Константин, поднеся к уху телефонную трубку.

— Ну, где ты совкаешься, Сенцов?? — сразу набросился на него Федор Федорович.

— Я… только проснулся… — пробормотал Константин. Свободной рукою он взял нож и оттяпал от докторской колбасы толстый кружок.

— Солдат спит, а служба идёт… — невесело вздохнул Федор Федорович. — Давай, просыпайся и срочно в отделение. У нас ЧП.

— Ще Пе? — прошамкал Сенцов, жуя колбасу, но из-за стола не встал.

— ЧП, ЧП, — бодро согласился Федор Федорович и начальственно предписал:

— Давай, доедай и — сюда!

Всё, у Федора Федоровича не было времени долго рассусоливать, он повесил трубку, оставив Сенцова наедине с колбасой и с распахнутым настежь холодильником. «И что у них там случилось? — подумал про себя Сенцов с угрюмостью престарелого волка. — Вчера ещё всё нормально было…». Да, всё было нормально, тихий и мирный выходной день… И вообще — тоже всё нормально, только у него, Сенцова, и, вместе с ним — у Федора Федоровича — камнем на шее повис «глухарь» — непонятная кража десяти смартфонов из салона «Алло». Выглядела эта кража фантастикой: вечером все смартфоны были на месте, на складе салона, а утром не стало ни одного… И сигнализация словно бы умерла, хотя Сенцов своими глазами видел, что склад буквально утыкан датчикам движения, объёма, температуры и чего-то ещё… Какая там «мышь» прошмыгнула — одному богу известно.

Обычно Сенцов из дома на работу и назад добирался за пять минут: пересёк двор, завернул за угол — и, пожалуйста, он на работе. Если Сенцов медленно тащился, слушая в наушниках музыку, и по дороге заглядывал в хлебный ларёк — ему требовались все десять минут.

Сейчас же, с колбасою в зубах, Константин накинул на плечи джинсовую курточку, в подъезде съехал по перилам, а двор пробежал бегом. Перед Калининским Ровд оперуполномоченный Константин Сенцов предстал ровно через три минуты после того, как его нога переступила порог подъезда. Он постоял немного возле клумбы, переводя дух и подавляя одышку, что настигла его после стремительной пробежки. Интересно, почему прохожие на него так странно косятся? Вроде бы и одет, и обут… Ну, растрёпан чуть-чуть — у многих, вон, причёска куда хуже, чем у него… Сенцов собрался зевнуть — спать ему до сих пор хотелось просто дико… И тут же понял в чём дело: в зубах у него до сих пор был зажат кусок колбасы, и он бежал с ним через двор, словно собака…

Чёрт… Сенцову стало так неловко, что он проглотил колбасу, почти не жуя, повернулся спиною к тротуару и проворно шмыгнул к раскрытой двери Ровд…

— Сенцов, срочно выезжаешь на свалку!! — едва Константин вошёл под сень отделения — на него буквально налетел Федор Федорович.

— Куда? — удивился Сенцов и споткнулся о задравшийся линолеум, едва не опрокинув следователя на пол.

— На свалку! — повторил Федор Федорович так громогласно, что Сенцов чуть не оглох. Вообще, следователь был какой-то нервный, вспотел весь, суетился… Он так делает только тогда, когда в районе заводится жуткий маньяк, который каждую ночь ухлопывает по три человека…

— Свалку… свалку… — пролепетал Сенцов, не в силах понять, какой от него толк будет на свалке?

— Так, пойдём! — Федор Федорович вцепился в запястье Константина, словно клешнёй, и на буксире поволок его в кабинет. — А то я вижу, ты до сих пор спишь!

— Бы-бы… — проблеял Сенцов и потопал за следователем, натыкаясь на тех, кто шмыгал туда-сюда по коридору. Без двадцати семь… а тут так необычно людно… Действительно, стряслось ЧП, иначе они все бы ещё почивали по домам. Особенно криминалист Овсянкин, который ракетой пронёсся мимо Сенцова, тряся какой-то пробиркой. Обычно, в «нормальные» дни, этот субец является на работу в девять часов и пьёт кофе до двенадцати…

Федор Федорович спихнул дверь плечом и ворвался в кабинет на крыльях молний, увлекая и Сенцова, который спотыкался через каждый шаг. В кабинете торчала одна живая душа — стажёр по фамилии Ветерков усердно рылся в компьютере, уткнувшись носом в монитор, словно профессор информатики. Как зовут Ветеркова — не то Павлом, не то Антоном — Сенцов пока не запомнил…

Федор Федорович бросил в его сторону строгий взгляд и осведомился:

— Ну, Серёга, что там у тебя?

Ветерков пожал плечами, наверное, ничего путного компьютер ему так и не сообщил, а Сенцов подумал о том, что надо будет запомнить, что Ветерков — не Павел и не Антон, а целый Сергей…

— Чёрт возьми, — хмуро пробормотал Федор Федорович и с Ветеркова переключился на Сенцова.

Константин топтался около своего стола и мусолил рукою пуговку на своей куртке, когда следователь сказал ему следующее:

— Ты знаешь, что вчера случилось? — первым, что он сказал, был такой вот сухой, конкретный вопрос, ответ на который Сенцов, к сожалению, не знал.

Константин пожал плечами.

— Эх, — вздохнул Федор Федорович и вручил Константину какую-то папку со своего стола. — Садись, смотри. Какой-то псих вчера прошёлся по городу с «калашом»… Тут сводки убитых, раненых и так далее…

— Ёлки-палки! — выдохнул Сенцов, глаз которого упал на цифру «45», жирными цифрами напечатанную после жуткого слова «убито». Четвёрка превратилась в дракона, пятёрка — в медведя, оба зарычали, готовые слопать Сенцова живьём… Константин пошатнулся на ногах и едва нащупал рядом с собою стул, прежде чем коленки у него подогнулись. Да, он давно работал в милиции, видел убитых… По одному, по два, даже по три… Но не сорок пять же человек за раз! Это даже уже не разборки, это всё равно, что на войне. А ведь никакой войны нету… Настоящее ЧП! Вот, почему они все бегают газелями и Овсянкин проснулся с утра пораньше… Кошмар, даже для милиции — кошмар… А то ли ещё будет??

— Ыыы, вот это — прошёлся… — пролепетал Сенцов, стараясь не выпускать на лицо свой испуг.

— А что он на свалке натворил… — фыркнул Федор Федорович, копаясь на своём столе в куче чистых и исписанных листов.

— А? — пискнул обалдевший Сенцов, изминая руками сводки.

— Бэ, — невесело ответил Федор Федорович. — Он бомжей автоматными очередями отстреливал! А на Щетинина — наших же, ментов, тоже отстреливал! Там вообще, такая катавасия заварилась — весь район на уши вскочил! Но Щетинина — это Пролетарка, а свалка за «Ашаном» к нам относится. Бери, Сенцов, Ветеркова и поезжайте, к вам ещё Овсянкин присоединится!

— А-да-да… — выдавил Сенцов, стараясь не заикаться, и поднялся на ноги, отложив сводки на ближайший стол. — Знаете, Федор Федорович… Вчера в новостях смотрел… Там про урочище Кучерово показывали, это же недалеко от Донецка… Тоже отморозок какой-то из автомата палил… по солдатам, или ещё по ком-то… — выдав заплетающимся языком содержание вчерашних новостей, Сенцов заглох, вперив взгляд в окошко, за которым мирно светило утреннее солнышко и торчало высокое густое дерево.

— У нас вчера про твоё Кучерово всё отделение трещало! — проворчал Федор Федорович и смахнул большую часть своих бумаг в ящик стола. — Крольчихин даже план-перехват выдумал, если он вздумает сунуться в Донецк… А Тетёрко, — фамилию начальника следователь назвал таинственным шёпотом, помня о том, что и у стен есть уши. — И не почесался, только рукой махнул, типа, «плюнь-забудь». А сегодня, вот, пожалуйста!

— Ууууу, — глухо протянул Сенцов, чувствуя, что на этот раз ему придётся засучить рукава по полной программе… Это тебе, Сенцов, не смартфоны и не «мышь»! Придётся до посинения поскитаться по свалкам, отыскать «эфемерных» свидетелей, составить кучу фотороботов, перетасовать все окрестные психушки, тюрьмы, колонии, бомжатники… А в конце пробега, может быть, даже героически схлопотать пулю…

— В базе его нету! — подал голос Ветерков, который до этого молча, сидел и лишь скрипел мозгами и компьютерными клавишами.

Сенцов вылетел из грёз и упал обратно, в кабинет следователя, едва не упав на пол.

— Ладно, Ветерков, — освободил его от электронной базы Фёдор Федорович. — Бросай это всё и дуй с Сенцовым на свалку, глянете, что там, а потом я подъеду.

Глава 32 Свалка

Константин мчал в служебной «Дэу» через посёлок Калинкино, стараясь достичь той дурацкой свалки так быстро, как позволяли светофоры и дорожные знаки. Через открытое окошко прилетал свежий летний ветер, перемешанный с неприятными запахами выхлопов неуклюжего на вид грузовичка, который фантастически проворно обогнал служебную машину и пристроился прямо перед носом Сенцова. Сенцов пытался обойти его и справа и слева, но грузовичок словно бы нарочно «вилял задом», перестраивался из полосы в полосу, не пропуская его.

— Чёрт! — тихо ругнулся Сенцов, а желудок его настойчиво требовал «дозаправки», потому что с утра Константин не ел ничего, если забыть про ту «позорную» колбасу.

— Слушай, а давай я сяду за руль и мигом его обойду? — внезапно предложил стажёр Ветерков, сидевший на сиденье пассажира, рядом с Сенцовым.

— Ещё чего не хватало! — отмахнулся Сенцов. — Угробишь машину — что я тогда скажу Тетёрке?

— Не угроблю! — бодренько заверил стажёр. — Я ходил на курсы экстремального вождения, и могу по любой дороге проехать и любую тачку только так обойти! Ну, давай, я сяду за руль! — взмолился Ветерков и даже состроил на лице «бровки домиком».

— Забудь об этом, «герой»! — отрубил Сенцов и закрыл окошко, потому что грузовичок «дышал» чем-то сизым, что забивало лёгкие не хуже, чем самый настоящий угарный газ.

— Ну, что тебе стоит? — обиделся Ветерков. — Я, действительно, ходил на курсы экстремального…

— Я взял машину под свою подпись, а не под твою! — отказался Сенцов, внимательно глядя на дорогу, чтобы не столкнуться с тем дурацким грузовичком, который уже всё на свете задымил своими жуткими выхлопами — не видно даже ничего… — Вобьёшься сейчас мне в столб, а я буду платить!

— Ну, ладно, не плачь… — пожал плечами Ветерков, но замолкать не собирался, а начал выстраивать циклопические версии по поводу ужасного бандита, который со вчерашнего дня завёлся в городе.

— Я не думаю, что это могли сделать дезертиры, — начал он и достал из кармана рубашки маленький блокнотик.

— Какие дезертиры? — удивился Сенцов, проклиная про себя мерзопакостный грузовичок.

— Ты же говорил, что смотрел новости вчера? — напомнил Ветерков, калякая в блокнотике звёздочки, флажочки и кораблики.

Сенцов смотрел новости вчера вполглаза и слушал вполуха, потому что ждал, когда продолжат показывать его любимый футбол. Поэтому и не запомнил про дезертиров…

— А, ну, да, — кивнул Сенцов, чтобы не показаться лопухом стажёру.

— Ну, так, вот! — продолжал Ветерков, загоревшись энтузиазмом. — Они сказали, что дезертирам было восемнадцать и двадцать лет. Я считаю, что они не могли так хладнокровно, зверски расправляться. Я думаю, что всё это — дело рук какого-нибудь рецидивиста, такого, который в бегах, живёт грабежом, прячется в глухих подворотнях… — высказывая все эти бредовые, по мнению Сенцова, мысли, стажёр перешёл на мистический шёпот, словно бы читал книгу ужасов «тёмной-тёмной ночью в тёмной-тёмной комнате».

— Хы-хы! — хохотнул на заднем сиденье судмедэксперт Овсянкин, который всю дорогу ни с кем не разговаривал, а только клевал не выспавшимся носом. — Ветерков, кто тебе всё это рассказал? Стивен Кинг?

— Не смешено, Владимир Борисович! — обиделся Ветерков. — Это же версия… А кто по-вашему мог отстреливаться очередями?

— Ты в базе смотрел? — осведомился Овсянкин, попутно играя в игру «Черепашки-ниндзя» на своём мобильном телефоне.

— Ну, смотрел, — согласился Ветерков, опустив нос и уткнувшись в свои коленки, обтянутые милицейскими брюками.

— Нашёл? — снова осведомился Овсянкин, а на экране его мобильника виртуальные черепашки дубасили виртуальных гангстеров… И почему в жизни не бывает таких черепашек? Тогда не нужна была бы и милиция!

— Не нашёл… — буркнул Ветерков, расправляя на своих брюках складки.

— Тогда о рецидивистах речи быть не может! — заключил Овсянкин и перешёл в игре на новый уровень.

— Ну, или какой-нибудь «гастролёр», который ещё не попадался! — тут же поправился Ветерков, вновь обретя крылья идеи. — Он где-нибудь в Москве или во Львове совершил жуткое преступление, сбежал оттуда к нам и — пожалуйста!

— Ишь, какой «турист»! — фыркнул Овсянкин. — Ну, посмотрим, посмотрим…

Впереди показалась означенная свалка — Сенцов её сразу заметил — просторный пустырь, загромождённый пёстрыми горами отходов. Над горами отходов вьются зловещие чёрные во́роны, вдалеке виднеется приземистый куб гипермаркета «Ашан». Константин не очень-то хотел заводить машину на свалку: асфальта там не водилось, а водилась мокрая и липкая грязюка — набьётся на колёса — не отчистишь. Но делать нечего, подъехав поближе, Сенцов различил среди пёстрых мусорных «Кордельеров» машины скорой помощи и милицейские машины, которые подмигивали синими и красными огнями мигалок. Если они заехали — придётся и Сенцову «нырять» в грязюку и «плыть» туда же. Константин повернул руль, и чистенькая серебристая «Дэу» сползла с удобной автострады на едва заметную грунтовую тропинку.

— Фу! — фыркнул на заднем сиденье Овсянкин, а потом — угрюмо пробурчал:

— Чёрт, опять меня замочили, гады! — это он проиграл в свои «Черепашки-ниндзя» и обиделся на мобильный телефон.

Ветерков высовывался в открытое окошко и внимательно разглядывал мусорные навалы, которые громоздились справа и слева от тропинки, по которой едва-едва проезжал Сенцов.

— Ну, и что там? — без интереса осведомился у него Константин, глядя только вперёд, чтобы не въехать в яму и не сломать ось.

— Пока ничего, — пробормотал Ветерков. — Но, может быть, что-нибудь найду!

«Ага, как же!» — про себя подумал Сенцов, а вслух сказал:

— Угу…

Константин припарковал служебную машину на более-менее сухом «островке», около скорой помощи, дверцы которой были гостеприимно распахнуты в ожидании отжившего «клиента». Сенцов смотрел в лобовое стекло и холодел. Впечатление такое, что ночью тут войною гремела серьёзная разборка неких структур, едва ли не «коза-ностры» или мировых террористов… Константин и представить себе не мог, кто тут в Донецке способен такое натворить. Впереди он видел зверски развороченный бомжатник. Повсюду раскидана в ужасном беспорядке грязная одежда, сломанная мебель, добытая в мусорных кучах, какие-то миски, перевёрнутая бочка, из которой в лужу высыпались угли. Прямо в грязи, на мусоре хаотично валялись тела, завёрнутые в драные обмотки. Их было около десятка, они застыли в нелепых позах, словно бы люди пытались от чего-то удрать, когда их настигла непонятная смерть. Вокруг сновали «белые халаты» и «синие мундиры», кто-то что-то записывал, усиленно елозя ручкой по страницам мизерного блокнотика.

— Во, мне работы привалило! — буркнул сзади Овсянкин, увидав всю эту картину, жуткую даже для тёртого калача — милиционера.

— Вот черти! — буркнул Сенцов так угрюмо, как мог бы буркнуть проигравшийся шулер, потому что узнал того, кто писал в блокнотике, сидя на корточках над одним из тел. Следователь прокуратуры Анатолий Лис, который едва не забил Сенцова за решётку до тризны ни за что. В своей жизни Сенцов меньше всего хотел ещё раз встретить Анатолия Лиса. Тем более — сейчас.

Овсянкин уже выпростался из машины и пошлёпал по раскисшей земле туда, к «белым халатам», уже завязал с кем-то беседу, натянул перчаточки и отправился осматривать первый труп. Конечно, он может быть таким прытким — ему не пришлось пообщаться с Анатолием Лисом в качестве подследственного! Ветерков тоже выпрыгнул ласточкой и шарит там, около какой-то косолапой будки, неумело и грубо сколоченной из разнообразных, подгнивших и не струганных досок. А он, Сенцов, запрятался под защитой металла от проклятого Анатолия Лиса… Боится Сенцов Анатолия Лиса!

— Эй, Сенцов, чего застрял?? — крикнул ему Овсянкин, оторвав взгляд от убитого бедняги и вперившись прямо Константину в душу.

— Сейчас… — глухо прогудел Сенцов и тяжело, как старик девяноста пяти лет, выполз из кабины под неприятный вонючий ветерок и издевательски горячее солнышко, которое припекло ему спину адским огоньком.

Хоть бы этот Лис не заметил его! Сенцов попытался прошмыгнуть к Овсянкину мимо Лиса, однако это ему не удалось. Следователь прокуратуры обладал фантастическим боковым зрением и сразу заметил его.

— Сенцов? — осведомился он скрипучим голосом, поднялся с корточек на длинные худые ноги и заступил Константину проход.

— Ну, я… — прогудел Сенцов, глядя вниз, на носки своих туфель, которые уже успели изгваздаться грязными брызгами.

— Надо же, вас оставили на службе! — презрительно хмыкнул Лис. — Не представляю, что вы можете расследовать?

— Я опер… — пробормотал Сенцов, так и не глядя в глаза проклятому Лису, который, казалось, гидрою выполз из тартара и сейчас вцепится в глотку… — Расследовать Фёдор Фёдорович будет…

— Хм! — бросил Лис и больше ничего не сказал, сочтя общение с неудачником Сенцовым ниже своего достоинства. Следователь прокуратуры опять уткнулся в свой блокнотик, а Сенцов, наконец, получил зелёный свет и смог проползти мимо него к Овсянкину.

— Костяныч, чего так долго ковыляешь? — настиг его вопрос Овсянкина. — Боишься испортить туфли?

Туфли у Сенцова, конечно, были не мокроступы, протекали на носках… Но Сенцов о них как-то и не думал, он думал об Анатолии Лисе, прикидывая, сколько времени понадобиться на то, чтобы раскрыть это проклятое «дело бомжей» и отвязаться от постылого следователя прокуратуры.

— Я пришёл, — мрачно сообщил Сенцов. — Чего там у тебя?

— Смотри! — Овсянкин заставил Сенцова смотреть на то тело, возле которого он сидел. — Застрелен! И лежит так, будто бы убегал, а в него специально стрельнули: видишь, как ноги разбросал?

— Ну, вижу! — пробормотал Сенцов. — И что?

— Ну, «что», «что»? — передразнил его Овсянкин и поднялся с корточек. — Грузить их надо и провести вскрытие! Установим, что за пули, из чего стреляли. А потом можно будет сказать, связаны эти бомжи с теми дезертирами, или это кто-то другой постарался?

— Ага, — кивнул Сенцов, а его взгляд упал на стажёра Ветеркова, который опустился на коленки и ползал вокруг щербатой будки, разыскивая… вчерашний день.

А потом — в захламлённое пространство свалки ворвалась ещё одна машина — тоже служебная — и остановилась около «Дэу» Сенцова. Её дверцы распахнулись, и возникли Фёдор Фёдорович и Крольчихин. Крольчихин, как всегда был идеален: подтянут, причёсан, чисто выбрит. Просто удивительно, как он всё это успевает? Кажется даже, что он не человек, а робот… Константин вздохнул с облегчением: пускай теперь Крольчихин общается с Анатолием Лисом!

Фёдор Фёдорович подошёл к Сенцову и сразу спросил:

— Чего такой смурной?

— Лис… — коротко буркнул Сенцов и одними глазами показал вправо, туда, где Анатолий Лис разговаривал с Крольчихиным.

Фёдор Фёдорович молча кивнул, осознав положение Сенцова, а потом спросил у него:

— Ну, как, идеи есть?

А у Константина уже появилась одна идея. Причём неплохая. По всей свалке были разбросаны «коллеги» Аськи Колоколко и «Барибала» Кузьмича! Неплохо бы наведаться в гости к этим интересным личностям и хорошенько «пощекотать» их. Авось скажут что-нибудь интересное по поводу того, какой гусёк мог так немилосердно прикончить этих обитателей свалки?

— Отлично! — кивнул Фёдор Фёдорович и тут же отправил Сенцова работать:

— Сенцов, забирай стажёра и действуй! А я разберусь с Лисом.

Глава 33 Сенцов пытается работать с новым стажёром

Каким образом Сенцов мог найти Аську Колоколко и Кузьмича? Только одним — через Суслика! Суслик сбывает на радиорынке всё, что эти «гориллы» отобрали у народа. Поэтому Сенцов рванул на радиорынок — разыскивать Суслика.

Ветерков сидел рядом с Сенцовым, насупившись, потому что ничего не смог разыскать на свалке. Он теребил свою пуговку и глазел в окошко на пролетающие мимо дома и деревья. Сенцов молча крутил баранку, а служебная машина летела по улице Артёма, попадая колёсами в лужи, разбрызгивая коричневую воду в разные стороны. И почему за Сенцовым постоянно закрепляют этих стажёров? Сначала был этот… как его? Птичкин? Мышкин? Сенцов уже запамятовал его фамилию, помнит только, что первый стажёр не прошёл испытательный срок и исчез из отделения…

Суслик поменял дислокацию — перенёс свою палатку дальше, вглубь рынка, и торчал теперь возле рядов с сантехникой. Сенцов даже не сразу нашёл его, подумал сначала, что Суслик вообще исчез — то ли, попался в лапы закона, то ли, просто свернул лавочку… Даже досада взяла.

— А зачем мы сюда приехали? — осведомился у Сенцова стажёр, который плелся позади и ничего не понимал в работе с информаторами.

— «Стукачика» искать, — нехотя пояснил Сенцов, продвигаясь дальше между двумя рядами, в которых торговали пиратскими дисками.

— Кого? — не понял Ветерков, разглядывая россыпи компьютерных игр и фильмов, по десять гривен за штуку.

— Ну, информатора! — проворчал Константин, начиная раздражаться непонятливостью стажёра. Тот… Мышкин не понимал, зачем Сенцову нужен Суслик, и этот тоже не в зуб ногой! Лучше бы Сенцов один поехал к Суслику, а Ветерков рылся бы в мусорных кучах вместе с Анатолием Лисом!

Ветерков пожал плечами — видимо, так и не понял, кто такой — информатор. Он старался не отставать от Сенцова, чья спина маячила впереди и иногда скрывалась за другими спинами.

Насилу Сенцов разглядел в пёстром море других палаток палатку Суслика — расцвеченную под флаг Соединённых Штатов. Раньше его палатка остро выделялась ярким пятном на фоне серых палаток виртуальных пиратов. Однако со временем ткань палатки выгорела на солнце, истрепалась на ветрах, вымокла под дождями и сделалась похожей на блеклую половую тряпку. «Не мог новую палатку себе купить, грызун несчастный!» — с раздражением подумал Сенцов и позвал за собой Ветеркова:

— Эй, стажёр, ты где застрял?

— Я тут! — голос стажёра раздался за спиною Константина так неожиданно, словно бы Ветерков внезапно материализовался из подпространства. Сенцов даже вздрогнул, не ожидая, что Ветерков найдётся так быстро и окажется у него за спиной. Интересно, пройдёт ли этот стажёр испытательный срок? Или срежется так же, как тот… Мышкин?

— Идём, стажёр, — сказал Константин спокойным тоном лейтенанта Коломбо. — Я нашёл «стукачика».

По лицу Ветеркова Сенцов осознал, что тот «стукачика» не одобряет. «Пытаешься быть честным? — мысленно сказал ему Сенцов. — Ничего, поработаешь и поймёшь, что тебе это не удастся!».

Суслик был предельно занят: втюхивал каким-то прыщавым подрастающим клиентам смартфон бронзового цвета с единственной кнопкой посередине корпуса. Константин отошёл «в тень» — под защиту соседней палатки, и Ветеркова за собою отволок, чтобы не попасться пока что на вороватые глазки Суслика. А вдруг этот бронзовый смартфон перекочевал на прилавок сбытчика из салона «Алло», который не так давно ограбило… привидение?? Надо потрясти Суслика — авось он «медиум»?

— Ты чего? — достаточно шумно осведомился Ветерков недовольный тем, что Сенцов ухватил его за воротник и оттащил за угол.

— Шш! — шикнул Сенцов, решив немного понаблюдать за Сусликом и его покупателями.

— Не ворованный? — осведомился у Суслика один из покупателей тонким, ломающимся голосом.

— Нет, что вы! — сразу же засуетился тощенький низкий Суслик, действительно, похожий на грызуна. — Бэушный… Просто бэушный.

Тинэйджеры решили задержаться у палатки Суслика надолго — они уже минут десять выбирали, тасуя все смартфоны, что возлежали на сером брезенте, который Суслик постелил на деревянный стол, служивший ему прилавком. Ожидание в планы старшего лейтенанта Сенцова не входило, поэтому он решил рассеять аншлаг. Константин извлёк из кармана своё красное удостоверение, оружие, повергающее определённых людей в трепет, и взял уверенный курс на Суслика. Ветерков поскрёб пятернёю макушку, постоял чуток, подумал, а потом — посеменил вслед за Сенцовым.

— Милиция! — авторитетно заявил Сенцов, возникнув перед двумя подростками, которые топтались и мешали пройти к Суслику.

Подростки мигом испарились, даже Сенцов — и тот не уловил, когда и как они сделали ноги. Да ему, в принципе, это было не нужно: главное, что они освободили ему Суслика.

Увидав Сенцова, Суслик съёжился. «Грызун» принялся деловито убирать все смартфоны с глаз долой, однако Константин решил сразу же припереть его к стенке.

— Где взял? — осведомился он, схватив в кулак тот смартфон, который Суслик не успел спрятать.

— Чу-чувак в комиссию продал… — заикаясь, пропищал Суслик, пытаясь ненавязчиво отнять у Сенцова смартфон и тоже спрятать.

— А я вот сейчас конфискую его и пробью! — грозно пообещал Суслику Константин, не отдавая смартфон. — Если ворованный — сядешь у меня туда, куда следует!

— Ну, правда, в комиссию… — проблеял Суслик, сложив ручки в позе глубокой набожной молитвы. — Даю вам зуб, Константин Константинович!

— Зубы твои все гнилые! — отпанахал Сенцов все мольбы сбытчика, а потом — надвинулся на него бульдозером:

— Слыхал про разборки на свалке за «Ашаном»? — и при этом Сенцов всё не отдавал Суслику смартфон.

— Не-не-не-не-нет… — выдавил побелевший от страха пред тюрьмою Суслик, мелкими шажками пятясь назад, вглубь своей выцветшей палатки.

— Прекрасно, — кивнул Сенцов, поигрывая смартфоном — наверняка, краденым. Если не из салона, то из чьего-нибудь кармана. — Тогда что ты можешь сказать насчёт Аськи Колоколко?

— Давно не приходила! — пискнул Суслик и поспешил с головою забиться под защиту своей блеклой палатки.

— Да ну? — не поверил Сенцов и сделал вид, что кладёт «пленный» смартфон в карман. — Точно, пробью телефончик. Посмотрим всем отделением, кто раньше был его счастливым владельцем! Ты мне тут не залазь под стол, а то точно схлопочешь и суд, и следствие!

— А, позавчера была! — живенько поправился Суслик и высунул из-за прилавка свою лысенькую головёнку. — Принесла вот эту мобилку и эту, и эту! — сбытчик с радостной готовностью тыкал пальцем в разложенные на сером брезенте телефоны, а Сенцов про себя лишь отмечал, что его информатор не показал ни одного смартфона. — Если хотите — конфискуйте их и засадите эту Дылду в каземат! — разрывался Суслик, строя противные заискивающие гримаски. — Ей давно пора…

— Тебе тоже! — отрезал Сенцов и авторитетно прибавил:

— Суслик, ты всё знаешь! Как только приползёт Аська, или Кузьмич, или ещё кто-нибудь из их шарашки — ты за телефон — и мне сразу же позвонил. Врубон?

— Вру-вруб-бон… — промямлил Суслик и робко протянул свою тощенькую ручку, намереваясь спасти от Сенцова «захваченный» смартфон.

— Забирай уже! — фыркнул Сенцов и сунул смартфон Суслику. — Но заруби на своём поломанном носу: как только возникнет Аська — сразу позвонил!

— Эй, у меня не поломанный нос! — возразил Суслик и проворно спрятал спасённый смартфон в какой-то ящик под своим прилавком.

— Это не проблема! — изрёк Сенцов, потирая кулак. — Всё, мы пошли! Стажёр, ты где? — позвал Константин, заметив, что рядом с ним нет Ветеркова.

— Упс… — съёжился Суслик и схватился за нос обеими руками. — Я… я всё понял, Константин Константинович…

— Стажёр! — громогласно призывал Сенцов, забыв о Суслике. — Топай сюда, где ты там застрял??

— Я тут! — голос стажёра снова раздался за спиною Сенцова, и Сенцов опять вздрогнул.

— Ну, где ты был? — раздражённо потребовал Сенцов, сдвинув брови точно так же, как сдвигал их Тетёрко, когда впаривал кому-нибудь строгач.

— Ходил… позвонить… — неуверенно пробормотал Ветерков, утерев нос рукавом.

— Время не резиновое! — буркнул Сенцов и повернулся, чтобы покинуть радиорынок.

Ветерков послушно потопал за ним, словно бы ничего не случилось. Однако милицейский ум Сенцова уже начал подозревать, что с эти стажёром что-то нет то… Какой-то он странный… Такой же странный, каким был тот, прежний стажёр… Птичкин. Или, всё-таки, он был Мышкин… Крыскин, чёрт бы его подрал! Константин выбирался из радиорынка, иногда толкая кого-нибудь локтем, открывал машину, садился за руль, рулил назад, в Ровд, и всё пытался вспомнить, что же случилось с тем прежним стажёром. Ветерков что-то болтал ему под руку о том, почему Сенцов не загрёб Суслика вместе со всеми телефонами… Но Сенцов его не слушал и не слышал, пытаясь восстановить в памяти хотя бы, лицо того, другого стажёра… И почему его выперли? Что он такое натворил?? Константин усиленно вспоминал, даже вспотел, но, нет, не вспомнил — только, задумавшись, чуть-чуть не подбил здоровенный джип, который свернул с улицы Марии Ульяновой. Только Сенцов успел увернуться от столкновения, как впереди замаячил столб, и пришлось экстренно затормозить. «Посадка» получилась жёсткой, Сенцова резко швырнуло вперёд, и он лишь чудом не навернулся о руль.

— Ты что, спятил? — дрожащим голоском заблеял около Константина стажёр Ветерков.

Сенцов обернулся к нему и увидел, что Ветерков забил голову в коленки и до сих пор не разогнулся.

— Нет-нет, — неопределённо пробурчал Сенцов, выруливая с обочины назад, на шоссе. — Просто, задумался…

— Ты чуть нас не угробил! — резонно подметил стажёр и наконец-то поднял побледневшее лицо. — Может быть, я сяду за руль?

— Нетушки! — рассердившись на самого себя, не разрешил ему Сенцов. — Я машину взял под свою подпись!

— И под свою же подпись расколотишь! — обиделся Ветерков и снова резонно подметил:

— Тебе повезло, что гаишника не было!

— Закройся, Цицерон! — прошипел себе под нос Сенцов, аккуратно пристроившись в полосу шоссе, за вишнёвой «Девяткой».

Нет, не мог Сенцов знать, где и как напортачил тот… Птичкин. Сидел Сенцов в камере у Анатолия Лиса до тех пор, пока Крольчихин с Фёдором Фёдоровичем не доказали, что он не убивал тех двоих Вилкиных, что его кто-то подставил… неизвестно, кто. А когда Сенцова выпустили — Мышкина уже выперли.

Глава 34 Сенцов в поисках сенсации

— А куда мы теперь едем? — поинтересовался стажёр, когда понял, что Сенцов не собирается сворачивать с проспекта Ильича и ехать в отделение.

Вообще, Константин сначала собирался поехать именно в отделение — влезть ещё раз в базу, от которой Ветерков так и не добился толку. Потом надо будет ещё с Овсянкиным поболтать — Овсянкин там исследует пристреленных бродяг — авось, что отыскал уже? И надо бы позвонить в ту военную часть, из которой сбежали те два дезертира. Как настоящий опер, Константин решил, что да, они, скрываясь ото всех, словно два загнанных волчонка, могли, что угодно натворить, лишь бы не попасться в руки закона. Тем более, что у них есть оружие. Дезертиры — всё равно, что беглые бандиты — живут по тем же волчьим понятиям… Да, Сенцов хотел поехать в отделение, но потом вдруг передумал и погнал в Пролетарский район…

— В Пролетарку сгоняем, — так и ответил стажёру Константин, не спуская с дорожного полотна внимательный глаз и стараясь не думать про Мышкина… Птичкина… Зайкина… Или как его… Что-то странное произошло с Сенцовым, когда он попытался его вспомнить…

— А зачем? — тут же вопросил Ветерков, в руках которого снова возник блокнотик, исчерченный корабликами, звёздочками и флагами разных государств.

— У меня там, в Пролетарском Ровд дружок работает, — сказал Сенцов, решив больше не ссориться с Ветерковым, а учить его работать в милиции, раз уж его к нему прикрепили. — Поспрашиваю у него, может быть, они каких свидетелей там нашли.

— Круто! — обрадовался Ветерков, рисуя на страничке блокнотика солидный теплоход. — А представь, мы это дело раскроем? Нам премию дадут??

— Жди от них премии! — прогудел Сенцов, вспомнив про носатого директора салона «Алло» Чижикова и его «растворившиеся» смартфоны. Если до конца месяца смартфоны не найдутся — не видать никому премии, как своих ушей!

Услыхав об этом, Ветерков по своему обыкновению оживился, дёрнул Сенцова за рукав и заявил:

— Знаешь, напарник, а я думаю, что тот Чижиков сам спёр свои смартфоны и продал налево! Проверь-ка его, какой-то он подозрительный!

Сенцов собрался огрызнуться, что он стажёру никакой не напарник, однако замолк и проглотил претензии: версия Ветеркова была очень толковой! А вдруг, действительно, никто со стороны на склад не забирался, не обманывал датчики, не растворялся в утренних сумерках? А всего-навсего, сам Чижиков утащил смартфоны, запер склад и свалил всё на «призрачного» грабителя?? Надо бы сегодня вызвать его и проработать хорошенечко — до тех пор, пока не собьётся и не выдаст сам себя…

Оставив Чижикова на вечер, Константин Сенцов решил заняться «свалочным беспредельщиком». Для начала он обнаружил мобильный телефон в дебрях собственной куртки и быстренько нащёлкал номер своего давнего приятеля, который трудился в Пролетарском отделении внутренних дел. Приятель почему-то долго не подавал признаков жизни, хотя Сенцов отлично знал, что последний всегда носит телефон во внутреннем кармане пиджака. «Точно, зарылся с покрышкой с этим «мусорным Чикатилло», даже оглох, бедный!» — подумал про себя Константин, пока слушал в трубке однообразные скучные гудки, параллельно глядя на дорогу перед собой.

— Рулить и болтать по мобиле нельзя! — высунулся из своего угла стажёр Ветерков, напомнив Константину о правилах движения. — Съедь на обочину!

— Разогнался! — угрюмо огрызнулся Сенцов, гоня служебную машину, словно арабского скакуна. Константин хотел побыстрее избавиться от свалки, от бандюг и от работы, потому что на сегодняшний вечер у него назначено свидание с Катей — они пойдут в кино…

— Ало? Ало? — наконец-то приятель Константина «ожил» и громко заорал в трубку, едва не лишив Сенцова правого уха.

— Чёрт… — пробормотал Сенцов и отодвинул трубку подальше. — Игорёк, здорово, — поздоровался он с другом, обгоняя на машине бензовоз. — Там у тебя что — «Марс атакует»? — пошутил Константин, слыша в трубке телефона кроме голоса приятеля ещё сонмы посторонних звуков разной громкости.

— У меня здесь дурдом… — запричитал в трубку телефона Игорёк, имевший очень короткую фамилию: Ёж. — И я так понял, что у вас — тоже?

— Ага, — ответил Сенцов, выхватывая слова приятеля из целого «оркестра» выкриков, гомона, топота, скрежета и какого-то звона.

— Свидетелей тут хоть отбавляй и плюс ко всему — машина, на которой они припёрлись… — жаловался Сенцову Игорь Ёж, а где-то неподалёку от него что-то с безумным звоном раскололось. — Ты приезжай, я тебе кое-что покажу, там бардак полный.

— Ладно, — согласился Сенцов, подспудно чувствуя, что работки ему свалится — до завтрашнего утра не разгрести… И, кажется, про Катю и кино можно забыть… Катя и так пилит Сенцова за то, что он ни на один праздник к ней не пришёл из-за работы, а тут ещё и кино срывается… Эх!

— Ты приедь, приедь, — настаивал в свою очередь Игорь Ёж, желая нагрузить проблемами и Сенцова. — У меня тут так интересно, как в цирке, черти бы подрали всё на свете! — Игорь Ёж фыркнул ежом, а Сенцов прекрасно понимал, как его приятель не желает допрашивать толпу орущих свидетелей, ползать по анфиладам квартир, выслушивая грубости, разыскивать неизвестно, кого и терять премию…

— Та, еду я! — проворчал Сенцов, прибавляя скорость. Какая-то нехорошая у него в последнее время возникла привычка: гнать по улицам города как по скоростному автобану. Иногда Константин даже срезал углы по газонам…

Константин Сенцов домчал до Пролетарского Ровд за десять минут — это очередной рекорд скорости для Сенцова, который завсегда и повсюду привык ползать моллюском.

— Ты просто псих! — возмущался стажёр, когда Константин со свистом, воем и тучей пыли влетел на широкую стоянку перед Пролетарским отделением и затормозил так резко, что едва сам не вылетел через лобовое стекло на улицу.

— Сдурел! — буркнул стажёр, когда Константин припарковался там, где вывели: «НЕ ЗАНИМАТЬ!».

— Вылазь, пошли! — громыхнул на него Сенцов и выпрыгнул из кабины подстреленным оленем, желая запрятать природную свою медлительность подальше от стажёра.

— Спешка нужна при ловле блох… — прогудел Ветерков и вылез из кабины, потянулся за скачущим вприпрыжку Константином.

Константин Сенцов не вошёл в двери Пролетарского Ровд, а врубился в них, словно топор, растолкав в стороны каких-то людей, которые толпились в самом проходе.

Одеты они были пёстро, в гражданское, каждый клекотал, стараясь переорать остальных, и все вместе они порождали нестерпимый гвалт. Чёрт, Сенцов чуть не оглох, когда попал с относительно тихой улицы в их убийственное скопище.

Константин проворно зашагал вперёд по коридору, желая оставить крикливую толпу позади, однако у него не вышло вынырнуть из «шумного моря». В коридоре оказалось полным-полно таких людей, и все они подавали голоса. Кто-то жалобно плакал, кто-то сварливо кричал, кто-то ныл, гундосил, возмущался, бурчал, ревел, сопел… Они обсели все стулья под всеми кабинетами, один ломился в какую-то закрытую дверь. У Константина даже возникло какое-то недоброе чувство — такое возникает у людей, когда внезапно начинается война.

Сенцов спешил вперёд, а за ним топал Ветерков — Константин слышал за своей спиной неритмичные семенящие шаги стажёра, и слышал, как тот извиняется, наступив на чью-то ногу.

— А, вот ты где! — прилетел откуда-то справа голос Игоря Ежа, а потом — протянулась рука в сером рукаве и схватила Константина выше локтя.

— Наконец-то! — обрадовался Сенцов тому, что нашёл, наконец-то своего приятеля и, наконец-то покинет этот страшный шумный коридор.

Игорь Ёж потащил Константина через людскую толпу к своему кабинету — к самому дальнему, что примостился в самом конце коридора. Буксируемый, Сенцов выбивался из ритма, отставал и пихался, пихался, как носорог или даже, как танк… Стажёр, кажется, потерялся в мятущемся хаосе, Константин видел, как он столкнулся с кем-то лоб в лоб, и после этого исчез…

Наконец-то Игорь Ёж выдернул Сенцова из толпы и поставил перед закрытой коричневой дверью.

— Вот тут я обитаю, — пояснил Ёж, показав на эту дверь пальцем, и завозился по своим карманам — очевидно, разыскивал ключи.

Константин стоял, слышал гул голосов, похожий на рокот штормящего моря, и глазел на Ежа, который теперь возился в замке, проворачивая в нём ключ, кажется, уже в пятый раз.

— Заело… — буркнул Ёж, когда его кабинет не пожелал отворять двери. — Сейчас, оно тут так всегда, прокручивается…

— Угу, — невесело кивнул Сенцов, бестолково глазея на дверь. — Что тут за столпотворение такое? — поинтересовался он происхождением всей этой циклопической толпы.

— Свидетели и потерпевшие, — объяснил Ёж и наконец-то, победил свою дверь и столкнул её с дороги. — Проходи, будь, как дома…

Сенцов был бы рад оказаться дома. Взглянув на часы, он обнаружил, что время близится к полудню — можно успеть привести в порядок самого себя: помыться, побриться, приодеться… Можно успеть пропылесосить и убраться в квартире — это на случай, если Сенцов расхрабрится и после кино пригласит Катю в гости…

Но дома Сенцову сегодня не оказаться до вечера: во-первых, бомжи, во-вторых — Ёж, в-третьих — дезертиры, и в-четвёртых — психопат с автоматом, который до сих пор гарцует по городу никем не изловленный… Эх, не везёт Сенцову, а Катя уже как-то раз намекнула ему, что уйдёт к другому, если Сенцов ещё хоть раз опоздает или пропустит свидание. А сегодня Сенцов, точно, даже не пропустит, а пробыкует это свидание, и, вместо Кати, тупо попрётся в гости к Аське Колоколко.

— Личность одного мы установили, — говорил тем временем Игорь Ёж так уныло, словно бы похоронил любимую собаку или даже любимую жену. — Вот он, — Ёж дал Сенцову фотографию, с которой грустными глазами смотрел некий юноша. — Александр Новиков, сбежал из части, — пояснил он и пустился в нервное «путешествие» по кабинету. Может быть, ему тоже придётся сегодня «пробыковать» свидание, и от него тоже невеста уходит к другому…

Сенцов разглядывал Александра Новикова и отмечал, что на вид ему не больше двадцати и, судя по лицу, он худощав и не особенно уверен в себе.

— Я в часть уже звонил, продолжал между тем, Ёж, курсируя по кабинету, как волк бегал бы по клетке зоопарка. — И мне сказали, что Александр Новиков смылся с братом Василием… Но у меня тут какая-то каша. Вот, Костяха, глянь!

Игорь Ёж ткнул пальцем в стенку, и Константин увидел, что к ней прикрепили доску, а на доске — висит одна цветная фотография и один фоторобот, нарисованный простым карандашом.

— Видишь пацана на фотке? — осведомился Ёж, подойдя к доске и уткнув палец в лоб цветной фотографии.

Сенцов положил на стол Александра Новикова и приблизился к Ежу. Взглянув на фотографию, он увидел ещё одного юношу, немного похожего на Александра, только, кажется, ещё моложе и ещё более грустного. На голове его ёжиком торчали рыжеватые волосы, а лоб был усеян россыпью подростковых прыщей.

— Вижу, — согласился Сенцов, подумав, что очевидно, это и есть брат дезертира Александра Василий. Да, оба вылитые «матёрые бандюги», «настоящие звери», которые могут… разрыдаться при виде пистолета. Сенцову они совсем не показались страшными, сумасшедшими, убийцами — обыкновенные мамочкины детки, иронией судьбы попавшие в ряды Армии Украины.

— Это Новиков Василий, — продолжал Ёж, беспокойно переминаясь с ноги на ногу. — Брат Александра. С ним он дезертировал. А вот этот, — он показал на лицо, сурово глядевшее с карандашного фоторобота. — Я не могу сказать, кто это такой. Но, судя по тому, что мне вчера весь день и весь вечер бухтели свидетели — Новиков Александр прошёлся по Пролетарке не с братом, а вот с этим вот… Получается, что в какой-то момент Новиков Василий куда-то исчез, и вместо него появился вот этот вот тип.

Константин внимательно всмотрелся в предложенный Ежом фоторобот, перебирая в голове бандитов, которые могли быть на него похожи. Нет, Сенцов такого бандита не вспомнил… Достаточно странный тип, только вот, чем именно странный — Сенцов никак не мог уловить. Вроде бы ему лет тридцать, светлые волосы, особых примет, вроде бы, нету… И совсем не похож на Василия Новикова. Где Александр его подцепил — тоже вопрос…

— Ну, что скажешь? — осведомился Игорь Ёж, который уже с этим со всем заработал головную боль.

Сенцов пожал плечами — он этого типа не знал и никогда не видел. А Александра Новикова видел только во вчерашних новостях…

— И ты — ничего… — вздохнул Ёж и вернулся обратно, за свой стол. — Мне вот позвонили и сказали, что сегодня следователь из военной прокуратуры должен приехать — по душу этого Александра.

— Нужно пробить Александра! — вмешался стажёр Ветерков. — Ну, там, друзья, родные, близкие. Можно узнать, где он прячется!

— Я думаю всё спихнуть на военную прокуратуру, — негромко прибавил Игорь Ёж, который в душе побаивался связываться с беспредельным душегубом. — Дезертиры — это их специальность, пускай, ловят…

Сенцов тоже рад был бы спихнуть всё на военную прокуратуру и забыть про свалку, про бомжей, про Аську Колоколко и про душегубов. Тем более, что сегодня он собирался вести Катю в кино… Но, похоже, кино отменяется, и вместо Кати у Константина состоится свидание с Аськой Колоколко, рост метр восемьдесят пять, и три судимости: две за кражи, одна — за разбой…

— А как же честь и совесть? — удивился Ветерков, узнав, что Ёж не хочет искать страшного преступника.

— Новенький, что ли? — осведомился Ёж у Сенцова, кивнув на стажёра.

— Новенький, — вздохнул Сенцов.

— Ничего, скоро поймёт, что жизнь дороже, — вздохнул Ёж и запрятался за свой новенький блестящий стол, на котором возвышался жидкокристаллический монитор компьютера.

— Слушай, Игорёк, — сказал ему Сенцов, кося глазом на фоторобот незнакомого субъекта. — Ты мне отксерь этого «капитана Немо», я его одному человечку покажу — авось, узнает?

— Ладно, — без энтузиазма согласился Ёж и выбрался из-за стола, потащился к доске снимать фоторобот. — Свидетели говорили, он бомжеватый…

Бомжеватый — тем лучше для Сенцова, ведь он решил подсунуть его под крысиные глазки Суслика. Суслик знает в лицо едва ли не всех донецких бандитов — от «авторитетов» до «шестёрок», и наверняка сможет назвать хотя бы кличку этого «Немо».

— Слушай, Игорёк, а ты в часть в эту звонил? — осведомился Константин, вспомнив растрёпанного офицера, из выпуска новостей, который разрывался криками с экрана телевизора.

— Шеф звонил собственной персоной, — прогудел Игорь Ёж, возясь у ксерокса. — Там военную прокуратуру пообещали и всё такое, со всеми наворотами…

Ксерокс гудел, скрипел, свистел и, наконец-то изрыгнул из себя копию карандашного фоторобота с лицом неизвестного дружка Александра Новикова. Ёж схватил эту копию и впихнул в руки Сенцову.

— На, — сказал он в надежде на то, что Константин магическим образом разрешит все его проблемы. — Может, у тебя что выгорит…

Глава 35 Сенцов идёт на свидание

Сенцов уже во второй раз за день сегодняшний наведывался в гости к Суслику. «Грызун» дрожал коленками и потел спиной — ему совсем не по душе были частые визиты милиции. Во-первых, самому страшно, во-вторых, милиция распугивает и поставщиков, и клиентов. Но Суслик не мог просто так сказать Сенцову «Уйди!», он мог только отвечать на вопросы.

Оперуполномоченный Константин Сенцов и его стажёр опять насыпались на Суслика, потребовали его опознать какой-то фоторобот. Суслик глядел на предложенный портрет незнакомца, как на новые ворота, не знал, что сказать. Такой субъект ни разу не «засветился» у Суслика ни поставщиком, ни клиентом, никем. Суслик его не знал и ответил Сенцову честно:

— Я не знаю.

— Неужели? — изумился Сенцов, разглядывая ассортимент Суслика, разложенный на сером брезенте. Сейчас — протянет руку, ухватит что-нибудь подороже и начнёт угрожать «пробоем»…

— Вот вам крест, Константин Константинович! — принялся божиться Суслик. — Если не знаю, то не знаю! Впервые вижу!

— Так, — кивнул Сенцов и прошёлся туда-сюда мимо палатки неторопливым шагом экзекутора. — Тогда спросим Аську. Приходила сегодня Аська?

— Нет, не приходила, Константин Константинович! — честно ответил Суслик, отодвигая смартфоны подальше от Сенцова, чтобы не схватил.

— Так, — снова кивнул Сенцов, как настоящий инквизитор. — Тогда скажи мне, где она живёт, мы сами к ней съездим!

— Да откуда же я знаю, где эта Дылда скрывается?? — опешил Суслик, который, действительно, в гостях у Аськи Колоколко никогда не бывал… Да и сама Аська не спешила сообщать ему свой адрес.

— Бомжиха она! — выпалил Суслик, ёжась под пристальным взглядом опера Сенцова. — Со свалки на свалку кочует!

— Чёрт! — плюнул сквозь зубы Сенцов, решив, что ему просто необходимо выцарапать Аську Колоколко на свет божий и допросить. Иначе ему ни за что не отыскать убийцу бомжей и так же можно будет попрощаться и с похитителем смартфонов и с премией за месяц…

— Но, — быстренько поправился Суслик и явил на свет божий устаревший обшарпанный мобильник, которым сам пользовался вот уже лет шесть подряд. — Я могу Потапычу звякнуть, Потапыч знает, где Аська торчит и где тусуется!

— Что это ещё за Потапыч там у тебя завёлся? — скосил недоверчивый глаз Сенцов, который никакого Потапыча не знал.

— Потапыч у меня батарейки спускает, — раскрыл секрет Суслик. — Несет, не знаю, откуда и — мне. Он как-то Кузьмича приводил, а Кузьмич же вместе с Аськой на дело ходит!

— Ладно, давай, доставай своего Потапыча… — разрешил Сенцов, то и дело, поглядывая на часы. Час дня, но время-то бежит со скоростью света, оглянуться не успеет Сенцов, как станет пять часов, а за Катей он должен зайти в шесть…

Суслик деловито щёлкал своим престарелым мобильником, а стажёр Ветерков топтался, огибая две большие лужи, и разглядывал ассортимент сбытчика, который раскинулся на сером брезенте, покрывшем прилавок. Сенцов наблюдал за ними безо всякого интереса, и даже не видел ни одного, ни другого — перед глазами вырастала Катя и… уходила к другому.

— Алё? Алё? — зашепелявил Суслик, дозвонившись до таинственного своего Потапыча. — Потапыч? Слышь, ты мне Дылду притарабанить смогёшь? Да? Да. А когда? Но почему? Да я тебе за батарейки всю сумму отстегну! — Суслик чуть ли не разразился горючими слезами — видимо, за Аську Потапыч требовал солидный гонорар, который Суслик не сгрузил бы ему ни за что на свете, не виси над ним Сенцов. — Мало? Тогда сколько? Не облезешь?? — крысьи глазки «грызуна» вылезли на низкий лобик. — Ладно, ладно, хорошо, только выцапай мне Аську… По рукам… — закончив разговор совсем печальной ноткой, Суслик состроил «бровки домиком» и положил престарелый телефон-«мыльницу» мимо кармана. Телефон упал на брезент прилавка и гармонично вписался между Ай-фоном и «Сони Эриксон Иксперия Икс-10».

— Ну? — осведомился Сенцов, понимая, что у него на день сегодняшний остаётся катастрофически мало времени, он не успеет в кино, и Катя обязательно уйдёт к другому уже не в видении, а по-настоящему.

— Потапыч «магарыч» запросил, — протарахтел Суслик, теребя полуоборванную пуговку на несвежей и запятнанной своей курточке.

— Сколько? — громыхнул Сенцов, уперев кулаки в свои бока.

— Тыщу! — простонал Суслик и даже пустил слезу, комкая кулаком свой воротник.

— Гривен? — уточнил Сенцов, не забывая о Кате.

— Баксов! — заскулил Суслик, едва не хлопнувшись перед Сенцовым на колени. — Баксов, понимаете, Константин Константинович?! А у меня нету столько! — «грызун» уставился в переносицу Сенцова, надеясь на то, что Константин заплатит Потапычу сам всю «тыщу».

— И что ты ему ответил? — осведомился Сенцов, не замечая, как его левый башмак опустился в буро-зелёную воду одной из луж — большей.

— Сказал, что отстегну тыщу! — суетливо заявил Суслик, измяв свой воротник до состояния тряпки. — А то сорвался бы с крючка!

— Молодец! — стальным голосом командарма похвалил «грызуна» Сенцов. — Стажёр! — позвал он Ветеркова, который уже надумал прикупить для себя один из смартфонов Суслика. — Давай, бросай глазеть и смотри, как работает милиция, тебе пригодится!

* * *

Человек по имени (или по отчеству?) Потапыч приехал часа через полтора. Константин всё это время вертелся у ближайших к Суслику палаток и даже купил два диска: сборник боевиков со Шварценеггером и мультики «Ну погоди!», полное собрание. Мультики Сенцов подарит Кате — она просто обожает «Ну погоди!», а боевики сам будет смотреть — по-сенцовски, с попкорном и… в ботинках…

Ветерков тоже что-то купил — скорее, для вида, чтобы на него не косились ушлые продавцы-«пираты».

Константин Сенцов ожидал, что облик Потапыча окажется вплотную приближен к облику его «друзей» Аськи Колоколко и «Барибала» Кузьмича. Однако Сенцов ошибся: среди разношёрстных покупателей вдруг возник высокий и худощавый гражданин, одетый странно: в серый костюм с галстуком. Заметив его, Суслик подал Константину знак: раскашлялся, изобразив простуду. «Это — Потапыч??» — изумился Сенцов и, ненавязчиво отодвигая в сторонку других людей, что заполонили радиорынок, направился к выцветшей «американской» палатке, у которой застопорил свой уверенный ход таинственный и странно интеллигентный Потапыч. Константин не спешил приближаться к палатке Суслика: он двигался осторожно и незаметно, как мангуст, подкрадывающийся к обедающей кобре. При этом он зорко наблюдал за Потапычем, как тот с «учёным видом знатока» перебирает товар, который предлагал покупателям Суслик. Что-то Сенцов никогда раньше не видал в кругу Суслика этого странного щёголя. Не очень-то он похож на батареечного несуна… Интересно, когда это Суслик снюхался с ним?? Константин не стал дожидаться, пока его стажёр оторвётся от дисков с компьютерными играми и обратит внимание на работу. У него не было времени на эту мышиную возню, Сенцову нужно было побыстрее взять щеголеватого Потапыча за жабры, вытрясти из него Аську, а потом — скоренько скакать домой, избавить свой подбородок от мерзкой щетины, приодеться и идти к Кате…

Потапыч тем временем ничего у Суслика не купил, а молча обогнул прилавок и вдвинулся в палатку, оттеснив Суслика в сторонку. Тут же и Сенцов выполнил скачок сайгака, обскакал какого-то медлительного толстяка, очевидно, заядлого геймера — простой обыкновенный человек не станет занимать свои руки семнадцатью дисками компьютерных игр — и тоже вдвинулся в палатку Суслика вслед за Потапычем.

Суслик топтался в глубине палатки, красно-бело-синяя ткань бросала на его серенькое личико полосатые отсветы. Кинув проворный и вороватый взгляд сначала на Потапыча, потом — на Сенцова, он суетливо заявил:

— Знакомься, Потапыч, это — Сенцов… Константин Константинович… Он…

Видимо, Суслик собирался прибавить, что Сенцов из милиции, однако Потапыч перебил его таким вопросом:

— Константинович? Хм… Хм… Чо, Дылда спёрла у него трубу, чи шо? — он обладал «бархатным» баритоном потомственного олигарха или аристократа, однако без стеснения плевался жаргонными словечками, как бандит или бомж.

— Нет, тут другое… — залепетал Суслик, и был снова перебит — на этот раз — Константином.

— Милиция, — заявил Сенцов голосом адмирала флота, заставив интеллигентного Потапыча попятиться. — Мне необходимо чтобы вы, гражданин, показали мне жилище гражданки Колоколко Анисьи. Я знаю, что эта гражданка вам знакома!

— Ми… ми… — пролепетал Потапыч, путаясь в слове «милиция», вмиг растеряв всю чопорность. — Но… но…

— Вот тебе и «но»! — поддал желчи Сенцов, курсируя по палатке, как царь. — И, как ты уже понял, Потапыч, «тыщей» тут не пахнет, а пахнет для тебя солидным сроком. Мне тут кое-кто поведал про тебя, и я думаю, что да, да, тебе надолго придётся покинуть город, если кто-нибудь ещё узнает о твоих «батареечных подвигах».

Потапыч при этом смертельно бледнел и отодвигался подальше от Сенцова, словно бы перед ним вдруг выросла Костлявая и взмахнула косою.

— Но я могу всё замять, — продолжал Константин Сенцов, чувствуя, что Потапыч действительно, грязен на руку, как чушка, и попался на его крючок. — Жилище гражданки Анисьи Колоколко — и всё, Потапыч, можешь спокойнёхонько отправляться восвояси!

— Да, да, конечно, — живенько согласился Потапыч, глотая слюну в попытке проглотить комок, что застрял у него поперёк горла. — Если хотите, Константин… Константинович, можем поехать на моей машине…

У него ещё и машина есть! Вот это — Потапыч, друг бомжей! Неужели, на батарейках заработал?? Не верится, что-то…

— Нет, спасибо! — отказался Сенцов от чужой машины. — Поедем на моей, служебной. Показываешь мне Колоколкин «терем» и можешь идти на все четыре стороны!

Потапыч согласился на всё — Сенцов подозревал, что у него слишком грязные руки, чтобы отказываться. Кажется, Аська Колоколко для этого Потапыча — мелкая сошка, которую не жалко сбросить милиции… Уж не связан ли Потапыч с пропавшими смартфонами Чижикова?

— Суслик, тебя я попрошу остаться! — приказал Сенцов, покидая палатку, а мелкий «грызун» едва ли не взвизгнул от радости за то, что его оставляют в покое.

Потапыч же растерял всю свою солидность. Он уже не шагал с гордо поднятой головой, Потапыч семенил прищемлённой крыской и ёжился под взглядом Сенцова, который, по-видимому, являлся для него свинцово-тяжёлым. Да, надо бы законопатить этого субца и пробить — авось, на его совести висит большая тайна? Чёрт, какие странные словечки иногда возникают в сенцовской голове: «законопатить», «пробить»… Где он их нахватался?? Сенцов не знал. Он просто проводил трясущегося под дорогим костюмом Потапыча к свей машине и гостеприимно распахнул перед ним переднюю дверцу. Сенцов решил посадить Потапыча около себя, чтобы тому было легче показывать дорогу.

— Пожалуйста, — Сенцов пригласил Потапыча садиться в кабину, и тут же увидел перед собою стажёра, который непонятным образом оказался у Потапыча за спиной. В руках Ветеркова торчало целых четыре диска, и на обложке верхнего из них, который видел Сенцов, значилось: «Квейк-3». Дуется в игрушки с компьютером, салага… Скоро забудет обо всём на свете и сделается таким же, как тот жирный геймер!

Потапыч забрался в служебную машину Сенцова с опаской — подозревал, что его сейчас повезут в отделение и закинут в камеру. Вообще, правильно подозревал: Сенцов решил, что после того, как Потапыч рассекретит для него жилище Аськи — он закрутит ему ручки и отволочёт в Ровд. Там Потапычу придётся познакомиться с Фёдором Фёдоровичем и Крольчихиным и поведать им про свои батарейки. А может быть, и про смартфоны…

Стажёр Ветерков единолично расположился на заднем сиденье и ехал там олигархом, закинув ногу на ногу, как в лимузине. Сенцов видел его в зеркало заднего вида и крикнул, не оборачиваясь:

— Э, на галёрке, ты там не расслабляйся, а напряги мозги! Подумай-ка, кем бы мог быть тип на фотороботе!

— Беглый зек! — не задумываясь и не меняя позы, выпалил стажёр, глядя в окошко на проносящиеся за ним многоэтажные дома и другие машины. — Прятался в лесу, а потом — прибрал к рукам тех двух дезертиров. Одного, возможно, зажмурил, а второго взял в плен! Нужно узнать, где были прописаны Новиковы до того, как их «забрили», и есть ли у них какая-нибудь родня в Донецке, а потом — проверить все адреса! Думаю, что они скрываются у Новиковых, больше негде!

«Ишь, шустрый какой!» — подумал про себя Сенцов, следуя по шоссе туда, куда указывал худой палец Потапыча. А хотя, этот стажёр не такой уж и тупой, из него может быть, выйдет мент, если он не напортачит так же, как «Мышкин-Крыскин» и не вылетит из отделения с реактивной струёй!

Константин Сенцов ехал вперёд, сворачивал, выписывая серпантины, переехал через трамвайные пути и вскоре оказался в частном секторе. По обе стороны дороги торчали разношёрстные дома: Константин видел почерневшие кособокие избухи, вросшие в землю, а рядом с ними колоссами возвышались элитные коттеджи «владельцев зелени». Константин подозревал, что Аська Колоколко скрывается где-то здесь, в одной из избух — какой-нибудь ничейной, заколоченной, но Потапыч велел Сенцову ехать всё дальше и дальше. Вскоре и частный сектор остался позади, «Дэу» Сенцова съехала с шоссе на грунтовку и помчалась по рыхлой влажной земле, расшвыривая её в стороны колёсами.

— Э, Потапыч, ты меня не надуваешь? — недоверчиво осведомился Сенцов, не заметив ни одного дома, домика, домишки в радиусе, насколько видел глаз.

— Нет, нет, начальник, как можно? — интеллигентно возразил Потапыч, ёрзая в кресле. — За этим пустырём начинается заброшенный район, там и живёт ваша гражданка Колоколко!

— Ну-ну… — пробормотал Константин, впившись взглядом в корявую дорожку, сбавляя скорость, чтобы не перевернуться на крышу и не упасть в яму.

Ветерков на заднем сиденье молчал, Потапыч заметно нервничал и всё сильнее ёрзал, будто бы под ним торчали гвозди. Сенцов крутил руль, двигая машину вперёд, и ненароком глянул на часы. Три часа сорок минут — катастрофическое время. Уже почти четыре, за Катей нужно зайти в шесть, а до жилища Аськи он пока не добрался… Потом ещё допрос Аськи съест часа два… Нет, Катя точно уйдёт к другому, потому что Сенцов пробыкует свидание, и домой припрётся где-то в полночь, не раньше.

Константин миновал и пустырь, и лесочек, который начался за ним. И тут на горизонте, в свете солнца забрезжили очертания неких построек, похожих на дома.

— Во-он её райончик! — «включился» Потапыч, и Сенцов почувствовал облегчение: добрались! Константин украдкой глянул на часы: 16:35! Облегчение сменилось свинцовым грузом в желудке: полпятого, за Катей заехать в шесть, Аська не найдена, не допрошена… А ещё отчитываться Крольчихину и ехать назад!! Всё… Катя вновь встала пред очи Константина и ушла к другому…

Заброшенный район, который гражданка Анисья Батьковна Колоколко облюбовала своим жилищем, кажется, был заброшен ещё с самой войны. Константин слыхал про это место пару раз, и на бомже-бандитском жаргоне оно именовалось «Трандибуляторный район». То, что Сенцов издалека принял за дома, представляло сбою выщербленные ветрами, дождями и снегами коробки, крошащиеся и сыплющиеся прямо на глазах, утопающие в редкостно буйной зелени. Зелень не давала прохода, порою сквозь неё приходилось протискиваться. Корни змеюками лезли под ноги, заставляя спотыкаться. Константин спотыкался, но держался за древесные стволы и оставался на ногах, а вот стажёр Ветерков — тот упал раза три — всё носом, потому что не успевал подставлять руки. Потапыч же куницей шмыгал среди деревьев, кустов и бурелома, удаляясь. Порой Сенцов даже терял его из виду и думал, что Потапыч надул их со стажёром и сделал ноги. Тогда Константин ракетой бросался вперёд, находил в растительности вытянутый силуэт Потапыча и успокаивался: вот он, родимый, не сорвался с крючка! А туда ли он ведёт? Или просто запутывает след? Всё, если через пятнадцать минут Сенцов не увидит Аську — он побьёт Потапыча, плюнет на всё и поедет к Кате.

Потапыч ползал в проклятых зарослях, казалось, целую вечность. Он огибал деревья, выискивая некие тропки с остатками давешнего асфальта, подлезал под косматые ветви… Сенцов глядел по сторонам и ему казалось, что Потапыч бродит кругами, вертится, и водит за нос. Чего он ждёт? Что Сенцов выпустит его из виду и позволит скрыться?? Фигушки, Сенцов не такой дурачок, чтобы выпустить, он следит за Потапычем орлиным взором! Или Потапыч сам заблудился?? Ну, это нормально в такой-то чащобе! Константин часто цеплялся ногами за большие камни, наполовину скрытые травой и кустами. Кажется, он изуродовал свои туфли, теперь, чтобы попасть к Кате — ему придётся ещё и переобуваться..

Внезапно в кармане Сенцова раздалась трель — ему кто-то позвонил на мобильный телефон. И Константин ужаснулся: Катина мелодия!

— Э, Потапыч, стой, мне тут поговорить нужно кое с кем! — крикнул он Потапычу, который успел достаточно далеко отбежать.

Потапыч прополз метра полтора и заклинился, озираясь.

— Стажёр, пригляди за ним! — приказал Константин Ветеркову, и стажёр послушно прошёл вперёд, догнав Потапыча.

Дрожащей рукою Сенцов принялся искать телефон, а другую дрожащую руку — с часами — поднёс к глазам. 17:06 — показали часы, и Сенцов едва не выронил мобильник, который уже успел схватить и вынуть из кармана.

— Алё? — проблеял Константин, поднеся к уху телефонную трубку.

— Привет! — послышался из неё голосок Кати — счастливый и довольный голосок, потому как Катя была уверена в том, что Сенцов сегодня будет стоять перед нею, «как лист перед травой». — Ну, что я думаю, планы не изменились? — осведомилась она, пропустив капризную нотку.

— Нет, нет! — поспешил отказаться от реальности Константин. — Я заеду к тебе через часик! — обнадёжил Сенцов, прекрасно понимая, что не выкарабкается и до утра. Попробуй, выкарабкайся, когда забурился в такой лес!

— Я жду! — елейным голоском счастливой невесты раздушила Константина Катя и повесила трубку.

В ухе у Сенцова раздался щелчок, потом посыпались короткие гудки. А Сенцов всё торчал, стёртый в порошок, держал у уха телефон и слушал, слушал, как гудят эти гудки, считая его секунды…

— Эй, напарник?! — заорал где-то на другом краю реальности Ветерков, призывая Сенцова к дальнейшему движению. — Идти пора, а то вон, солнышко там!

Сенцов по инерции глянул на небо и увидел солнце, которое неотвратимо ехало на запад. Летом, конечно, солнце ныряет за горизонт попозже, чем зимой, но всё равно, время от этого медленнее не пойдёт, и к Кате Сенцов должен хоть на космолёте, а прилететь «через часик»…

Константин отлип от места и пополз вперёд, думая о том, что по-хорошему ему нужно закруглиться и отправляться к Кате. Но…

Лес кончился, Потапыч выскочил на ровненькое пространство, по сторонам которого торчали реденькие зачахшие деревья и кусты, чьи ветки пестрели чёрными ягодами. Среди этих деревьев и кустов высился дом. Трёхэтажный, широкий и основательный дом без крыши, ободранный весь, с заколоченными окнами без стёкол. Кое-где на доме сохранились остатки раритетной лепнины в виде каких-то цветов и завитушек, окна были высокие и узкие, а над одной из стен возвышался полуразрушенный мезонин. Увитый пышными плющами, этот дом казался полным призраков и всяких тварей из пекла, которые впиваются в шею и высасывают кровь…

— Довоенный дом! — тихо присвистнул Ветерков, разглядывая остатки мезонина и потрескавшуюся, отпадающую лепнину.

— Вот тут кантуются! — буркнул Потапыч, остановившись перед этим зловещим разрушенным домом. — Ну что, мне идти, или как? — осведомился он, обернувшись и поглазев на Константина Сенцова через узкое плечо.

— Нет! — отрезал Сенцов, выдвигаясь из зарослей, направляясь к Потапычу широкой ментовскою походкой. — Иди, только внутрь! Потому что засядешь далеко и надолго, если надул!

— Да я правду тебе сказал, старлей! — захныкал Потапыч, бочком отодвигаясь в сторонку, к кустам.

— Сейчас, глянем! — не поверил Сенцов и пихнул Потапыча в спину рукою, подгоняя поближе к дому. — Кстати, как в него попадают? — поинтересовался он, оглядев щербатое строение сверху до низу и не найдя ни единой лазейки.

— Да есть там нора… — проворчал Потапыч и нехотя отправился куда-то вдоль серой ободранной стены, из которой вываливалась штукатурка и мелкие кусочки кирпича.

— Нора? — уточнил Сенцов, следуя за Потапычем попятам, чтобы тот ненароком не улизнул в свою «нору».

— Нора! — угрюмо согласился Потапыч. — Аська Дылда только в норах живёт!

— Ладно, — согласился Сенцов, а перед ним стояла Катя и по этой вот, мощёной, но побитой дорожке уходила к другому…

Потапыч недолго тянулся вдоль стены — пройдя до угла, он остановился и согнулся пополам.

— Тут, — изрёк он, показав пальцем куда-то вниз, где колосились пышные сорняки.

Сенцов зорко вперился туда, куда тыкал крючковатым пальцем Потапыч и увидел, что там и правда — нора. В стенке дома кто-то когда-то чем-то пробил брешь — неширокую тёмную дырку, ведущую куда-то туда, внутрь. Константину почему-то не хотелось туда влезать, веяло из дырки сыростью и холодом.

— И это вход? — небрежно бросил он, скрывая суеверные страхи.

— Другого нету, не в ресторане! — огрызнулся Потапыч и тут же спросил:

— Мне лезть?

— Естественно! — настоял Сенцов и буквально запихнул Потапыча в дыру, толкнув в бок коленкой.

Потапыч завалился под сырую сень довоенных кирпичей и забарахтался там, ноя:

— Убил, старлей, тут же камни!

— Не развалишься! — отпарировал Сенцов, засветил карманный фонарик и проворно подлез под низкий свод «норы».

Константин оказался в сыром и мрачном воздухе, наполненном какими-то звуками, похожими на стоны или тихий плач, или безумный смех… Скорее всего, это сквозняк, но страшно, словно в пещере сатаны… На улице висел день, но тут было темно из-за толстых досок, которые наглухо заткнули все окна.

Сенцов надвигал фонарик на стены, а стены были серые, сырые и одинокие, словно стены настоящего склепа. И как можно тут жить? Пусть даже и Аське Колоколко??

Стажёр Ветерков влез самым последним и, влезая, оступился. Он полетел на пол, гулко стукнувшись, и заныл, потому что ударился.

— Осторожнее, медведь! — проворчал Сенцов, понимая, что сам не упал только потому что ему повезло. — Вставай уже, увалень!

— Сейчас! — спокойно ответил Ветерков и лёгким прыжком вскочил на обе ноги. Сенцов про себя признал, что не смог бы так сделать даже за деньги, но не сказал об этом, а только проворчал:

— Кузнечик!

В руках стажёра тоже возник фонарик, он зажёг его, рассеяв мглу, и Сенцов понял, что фонарик стажёра куда мощнее и лучше, нежели его собственный.

— Ну что, идём? — весело осведомился Ветерков, сделав большой шаг вперёд.

— Ползи уже! — пробормотал Сенцов, пытаясь представить себе того, другого, к которому уйдёт от него Катя.

Ветерков, не обременённый ни свиданиями, ни отношениями, бодро потопал в серую глубь дома, унося свой мощный фонарик. Потапыч тащился около него, опасаясь нырять в темноту. Сенцов же всё одиноко стоял, держа фонарик так, что свет его летел вверх и упирался в обшарпанный, отсыревший потолок.

— Напарник! — крикнул откуда-то из-за поворота Ветерков, и его голос повторило звонкое эхо. — Идём, а то потеряешься!

— Та, иду, не разрывайся! — огрызнулся сам себе Сенцов и потянулся вперёд, угрюмо глядя под ноги, чтобы не встретить кирпич или хлам, о который можно споткнуться. Константин быстро догнал Ветеркова и Потапыча, но всё равно, держался последним, в стороне от них, чтобы никто, особенно, стажёр, не заметил, какие невесёлые думы гложут Сенцова. Взгляд Константина поминутно охватывал циферблат часов, вырывая из темноты светящиеся электронные цифры: 17:32. Всё, свидание утеряно, Константин даже на ракете не успеет к Кате вовремя, и Катя уйдёт к другому. К такому, всему из себя, в дорогом костюме с отливом, с приглаженными волосами, с «Порше» и с собственным банком. Он будет одаривать её всякой всячиной и никогда не пробыкует поход в кино…

Размышляя о Кате и о виртуальном банкире, Сенцов не заметил, как стажёр и Потапыч впереди него застопорились, и даже едва не налетел на спину Ветеркова. Остановившись вовремя, Константин понял, что всё, Потапыч привёл их со стажёром куда нужно — большая захламлённая комната, посреди которой торчала железная бочка. В бочке уютным оранжевым пламенем потрескивал тёплый костёр, а вокруг неё валялись косматые, грязные тулупы. Под тулупами кто-то лежал — Константин явно различал холмики: лежащих людей. Кажется, пора ему действовать. А он стоит тут, боится банкиров.

Константин Сенцов пробился в авангард, напустив на себя непробиваемую уверенность настоящего мента. Он легонько пихнул башмаком ближайший к нему «холмик» и громогласно потребовал:

— Так, граждане, просыпаемся, милиция!

«Холмик» зашевелился, недовольно загнусил, забормотал, а потом — тулуп свалился, и из-под него показалась кудлатая, разноцветная башка, похожая на голову крупного примата. Башка закрутилась, мотая грязными космами, потом показалась тяжёлая рука, потёрла пропитую «морду».

— Ыыыы, хто тут хамит, зараза, грызло раздолбаю и сожру! — разразилась сия «сущность» гнусавым, пропитым и свирепым рёвом.

Константин узнал этот характерный «диалект» — перед ним копошилась сама Аська Колоколко. Ура! Нашлась, дорогуша!

— Так, Аська, давай, вставай! — сказал ей Сенцов, отходя, чтобы Аська не наградила его блохой или вошью.

— Ну и ну… — долетел до Константина изумлённый выдох Ветеркова. «Давай, стажёр, учись работать!» — хохотнул про себя Константин и тут же снова оборотился к Аське.

— Слышь, ментюк! — подала басовитый глас Аська Колоколко, выползая из-под серо-коричневого, латанного тулупа. — У нас тут кадры, шо Шварценеггер!

— Да? — удивился Сенцов, размышляя, что же такое могло произвести на местных «зверей» такое тяжкое впечатление?

— Ы, ментюк! — это из-под другого тулупа явился «Барибал» Кузьмич, потирая свои синяки, наставленные Аськой. — Раньше всё путём было, жили, шо человеки! А теперь??

— Кузьмич! — придвинулся к Барибалу Сенцов, выискав копию карандашного фоторобота, что принадлежал неизвестному «напарнику» дезертира Александра Новикова. — А не знаешь ли ты часом его?

Сенцов надеялся на то, что Барибал опознает незнакомца и скажет, что сталкивался с ним на «узкой дорожке», но ошибся. Кузьмич почесал макушку, расшвыривая блошиные сонмы, и проревел медвежьим голосом:

— Неа, начальник, гадом буду, вот те крест! — он широко перекрестился чумазою левой лапой. — Не видал я такого гуся. Но скажу… — Кузьмич сделал попытку придвинуть расквашенные губищи поближе к уху Сенцова, однако Константин отступил, опасаясь заполучить блоху и задохнуться в «ароматах». — По глазам вижу: отмороженный гад!..

— Дай позырить! — отпихнула Кузьмича Аська Колоколко и уставила в фоторобот выпившие, красные глазки. — Слышь, начальник! — повернула она к Сенцову кудлатую цветную башку. — У нас на хате гусёк как-то закантовался! Такой — ух! Башка с огурец, глазки — шо у твоего типа́!

— А точно, не он? — уточнил Сенцов, примериваясь, как бы ему лучше вырубить Аську, если та полезет в драку.

— Не, не! — отказалась Аська. — Другой какой-то гусь! Сидел во-он там! — она показала испачканной рукою в угол, где сейчас никто не сидел и не лежал. — Мы с Кузьмичом «стипендию» делили, а он глазел, шо на сериал!

— Ага, сидел такой, нахохленный, шо клуха! — перебил Аську Кузьмич. — А оно видно, шо отбитый в смерть! И только всё сопло продувал, да тулупы наши себе нагрёб! Я его отметелить решил и залепил, а он так мне печёнку всю отшлёпал, шо я чуть не крякнул, вот те крест, начальничек, не сажай!

— Та, за что тебя сажать? — огрызнулся Сенцов, злясь на то, что из-за этих вот «зверопотамов» не успевает к дорогой и любимой Кате. — Давай, соберись, Кузьмич и базарь: тут он или где?

— Неа! — отказался Кузьмич. — Вчерася ночью сполз кудысь и с концами! Хто, шо, куды — не в курсах, начальник.

— Но видно, шо сидел! — добавила Аська Колоколко. — И «стипуху» нашу себе гадюка, карманил, кранты б ему были, да сполз, змей!

— Ы, Дылда, ты за «стипуху» не клекочи! — заревел Аське Кузьмич, недовольный тем, что Аська рассказывает милиции о награбленном.

— Грызняк забей! — посоветовала ему Аська и подняла тяжеленный кулак. — Расколю!

— Да я ща сам тебе наваляю! — пьяно изрёк Кузьмич, поднялся на ноги и двинулся на Аську, как боец сумо.

Аська встала в боевую стойку, выпятила кулаки, но тут же на неё налетел Ветерков и ловко скрутил, заставив пасть на разбитые коленки.

— Пустиии! — истошно запищала Аська, потому что стажёр больно заломил её толстую руку.

Сенцов же скрутил Кузьмича, не дав ему нанести удар. Чёрт, ну и блохастый же этот Кузьмич! А вонючий! Сенцов едва не потерял сознание, пока крутил ему ручищи. А если ещё и блоха перепрыгнет — тогда точно, не видать ему Кати… Разве нужен ей блохастый Сенцов, когда против него банкир на «Порше»??

КАТЯ!!! — в голову Константина ударила молния, он сейчас же выпустил Кузьмича и рванул к глазам часы. Кузьмич треснулся об пол, а Сенцов увидел циферблат. 18:03 — это смертный приговор. Он опоздал к Кате на три жизненно важных минуты, и теперь будет казнён… В кармане заплакал мобильник, а Сенцов уже сделался ватным и апатичным: Катина мелодия, Катя звонит, чтобы спросить, где он, а Сенцов тут, развлекается…

— Катенька, ты должна меня понять, я сегодня не приду…. - на одном дыхании выпалил Сенцов, поднеся трубку к уху, не дожидаясь, пока Катя ему что-нибудь скажет.

— Костя? — вопросительно воскликнула Катя на том конце радиоволны.

— Да, да, я осёл, баран, козёл… — зачастил Сенцов, суча ножками. — Но, понимаешь, работа и работа…

— Кто?? — на этот раз Катя зарычала, как разъярённая львица, и Сенцову показалось, что она сейчас выпрыгнет из телефона и загрызёт…

— Ты неправильно поняла… — начал оправдываться Сенцов. — Там Аська…

— Да? — запищала Катя и застучала чем-то очень громко. — Ты променял меня на Аську??

— Нет, нет… — проблеял сокрушённый напором Константин, шатаясь на ногах. — Аська это не то… Аська — она бомжиха, её надо допросить, это по работе…

— Ползи к своей Аське! — заключила Катя и швырнула трубку, оставив Константина наедине с бестолково гудящим телефоном.

— Э, ментюк! — раздалось под боком Константина, и тут же он заметил, что Аська Колоколко дёргает его за куртку.

— Чего? — брезгливо сморщился Сенцов, отпихнув от себя изгвазданную «лапу».

— Там в нас такое чудо-юдо вляпалось! — Аська с рёва перешла на загадочный шёпот, пугая Сенцова. А солнце за слепеньким заколоченным окном всё ниже и ниже съезжало за горизонт, норовя исчезнуть и потопить всё во мраке. Тут нет ни фонаря, и, если солнышко скроется — они не увидят ни зги…

— Да? — уточнил Константин, заставляя себя не бояться, а думать.

— И что же там такое? — голосом Пинкертона поинтересовался стажёр Ветерков, которому надоело топтаться без дела и глазеть на пол и на Кузьмича.

— Стажёр, сторожи Потапыча! — предписал ему Сенцов.

— А я и так сторожу! — отозвался Ветерков, светя своим мощным фонариком в сторону интеллигентного «друга бомжей».

— Та, за хатой нашей, на свалке! — вещала тем временем Аська, скукожившись на полу, уткнув подбородок в коленки. — С неба упало, и встряло туды!

— А потом приходили мужик и баба, всё здесь обшаркали, обнюхали, шо те собаки, и Тухлого куда-то за черти уволокли! — встрял в разговор Кузьмич, перебив Аську. — И я не брешу — у меня тогда на пузырь бабла не было, бо Дылда всё закарманила, и я помню! Помню, как на духу!

— Да? — изумился Сенцов. — И куда же они его?

— В грызло!.. — замахнулась на Кузьмича Аська, но её скрутил Ветерков и посоветовал:

— Цыц!

— А шут разберёт! — продолжал гнусить Кузьмич, подобравшись к бочке с костром, отогревая над огнём свои перепачканные руки. — Чи в ментуру, чи на органы… Скажи, ментюк, есть у тя в ментуре такие менты?

— Как они выглядели? — оживился Константин, подозревая, что хоть какой-никакой, а появился след. Иногда в убогих жилищах бомжей скрываются опасные бандиты…

— Мужик — качок здоровый, весь в крестах да в перстнях и лысый, шо та коленка! — забасила Аська, не дав Кузьмичу и рта открыть. — А баба — такая себе баба, как баба…

— В штанах! — добавил из своего угла пьяный в стельку Кузьмич.

Константин знал на пять с плюсом, что у него «в ментуре» уж точно нет «таких ментов»… Это были какие-то другие «менты»… а может быть, и не «менты» даже, а неизвестно, кто…

— Показывай твоё «чудо-юдо»! — приказал полудикой Аське Сенцов, выгоняя из своей головы горькие мысли об утрате Кати.

— Э-эх… почапали… — вздохнула Аська, недовольная тем, что её разбудили, поднялась на «лапы» и небыстро потянулась куда-то…

Сенцов же отметил, что Дылда тянется совсем не в ту сторону, где был похожий на нору выход, а куда-то ещё… Может быть, там есть другой выход, получше, а Потапыч заставил их лезть в «нору» из вредности…

— Ы, а я? — зверем возопил Кузьмич, копошась под своим тулупом, пытаясь подняться на ноги, но всякий раз валясь на спину от избытка алкоголя в крови.

— А ты сиди! — оставил его Сенцов. Не хватало ещё поднимать этого пьяницу под мышки через каждый шаг! Вдруг он заразный какой-нибудь?

— А я? — заныл Потапыч, корчась от повышенного милицейского внимания к своей персоне.

— А ты топай! — не отпускал его Сенцов. — Ты нам ещё пригодишься!

Потапыч проворчал нечто себе под нос и угрюмо поплёлся, освещаемый мощным фонариком Ветеркова.

Сенцов оказался прав: из мрачной обители бомжей, действительно, был ещё один выход, куда получше «норы». Аська Колоколко придвинулась к давешней щербатой двери, толкнула её наружу и открыла его, этот выход, впустив зловещий свет полной луны. Константин вдохнул ночной воздух, и едва не раскашлялся: откуда-то нестерпимо воняло неизвестно чем, гадким, от чего резало в глазах и становилось трудно дышать. Огромная луна висела низко над мусорными «барханами» — скоро она закатится, и тут наступит кромешная тьма… Сенцов решил позвонить Кате и попытаться просить прощения, вынул из кармана мобильник, увидел время — полдесятого вечера и слегка ужаснулся. Он никогда не успел бы за Катей к шести… даже если бы был суперменом…

Катя отвечать ему не стала: вместо неё робот-оператор заунывно гундосил про отключённый телефон.

— Взорвись! — негромко пожелал ему Сенцов и спрятал бесполезный телефон обратно, в карман.

Аська же Колоколко, выбравшись на улицу, выпятила вперёд нижнюю челюсть, показав единственный зуб, который в ней торчал, и лосем двинулась напролом, через груды мусора в какую-то тёмную неизвестность.

— Не, ну можно мне идти? — вновь подал недовольный голос Потапыч, топчась около стажёра Ветеркова.

— Нет! — отрезал мольбы Сенцов, с мрачным сожалением вспоминая о пробыкованном свидании и об жестоко обманутой Кате. «Через часик!». Где там тот часик, когда с этой Аськой приходится возиться вечность??

Стажёр Ветерков топал вперёд едва ли не вприпрыжку, плохо скрывая свой бодрый энтузиазм. Ну, да, он наверное, ни разу не бывал в «Трандибуляторном» районе и не ловил там бомжей — вот и радуется очередному приключению — Константин отлично видит в свете луны, как он закусывает губы, чтобы не разулыбаться на все тридцать два.

Сенцов же мрачно наблюдал за Аськой, заключив её в круг света — а вдруг Дылда решила обмануть их и потихоньку рассеяться среди темноты и отходов? Аська двигалась прямо и решительно — не озиралась, не петляла и не пыталась прянуть в щель, словно бы действительно, шла куда-то прямой наводкой, собираясь показать Сенцову некое «чудо-юдо». Луна опускалась всё ниже: уже «зацепилась» за самую высокую «гору» и собиралась нырнуть за неё, утопив «Трандибуляторный» район в зловещей мгле. Сенцов ожидал этого момента со страхом: во мгле куда сложнее станет охранять Потапыча с Аськой, и эти «троглодиты» вполне могут «испариться», а их с Ветерковым бросить в адских дебрях, где, возможно, водятся звери-мутанты… Терзаемый утратой Кати и смрадными «ароматами» помойки, сенцовский мозг рисовал повсюду жуткие морды чудовищ, наделённые длиннющими острыми зубами, которые возникают из темноты и впиваются в глотку, перегрызая шею напополам…

— Тут! — изрекла Аська и заклинилась напротоив высоченной мусорной кучи, от которой лёгкий ветерок приносил удушливый смрад.

— Да? — уточнил Сенцов, отогнав от себя ненужный страх, который только мешал работать, и посветил своим фонариком на эту самую кучу, стремясь разглядеть «чудо-юдо». Но никакого «чуда» не увидел: куча содержала лишь разнообразный мусор, абсолютно не интерсный милиции.

— Во, быки, навалили! — сердито фыркнула Аська. — Ментюк, навалили дряни всякой! Ща, откопаю!

Проревев сии слова, Дылда вплотную придвинулась к высоченной куче и принялась рыться в ней руками, словно огромная собака, разыскивающая кость.

— Ну, копай… — вздохнул Сенцов, а перед ним опять стояла Катя. Разогнав всех виртуальных чудовищ, она вышла из тумана, обиженно надула губки, помахала Сенцову ручкой и уехала на «Порше» с блистательным банкиром…

Луна уже давно исчезла, вокруг висел тот самый страшный мрак, но Аська Колоколко невозмутимо копалась в завалах, швыряя мусор за свою широкую, бойцовскую спинищу.

— Во, ментюк, зырь! — заорала она, когда, очевидно, в мусоре кое-что нашлось.

И что она там смогла отрыть?? Сенцов изумился, но всё, же, покрепче взял в кулак фонарик и отправился туда, куда кликала их всех Аська. За Сенцовым поспевал Ветерков — тоже с фонариком — и тащился сонный, злой Потапыч.

В мусорной куче лежала машина. Странная такая, какой-то «ракетной» формы, покрашенная в бледный серо-голубой цвет. Словно бы тот, кто её красил, хотел сделать машину невидимой на фоне небес… А потом Константин заметил, что из левого бока машины торчит длинное и острое крыло. Вот это да! Новинка — машина с крыльями. Такого Сенцов ещё не видал… Константин продвинулся к фантастическому автомобилю поближе, расшвырял пищевые останки, бутылки и бумажки… и едва не упал: позади машины торчали настоящие дюзы, какие бывают у ракет… Вот это — да! нло, что ли??

— Откуда оно взялось? — осведомился Сенцов у Аськи.

— Понимаешь, начальник, на этой штуковине тот гусёк наш прилётал! — дико заорала Аська и запрыгала, как шаман вокруг колдовского котла. — Я сама, как на духу слышу: Вж-ж-ж-ж-ж! Шо самолёт падает — так воет. Выскакиваю и зырю: валится вот эта балда. И — Ба-бах! — сюда ка-ак вбилась! А из неё гусёк наш выполз, шатается весь и гугнит, гугнит… Я — бежать, бо жуть, как жутко стало! А потом он до нас прибился, а мы молчали, бо жутко было!

Ветерков позади Сенцова молчал, а Потапыч пытался под шумок отодвинуться и сбежать. Однако Ветерков не дал ему шанса на побег, задержав под локоток.

— Да пусти меня! — рванулся Потапыч.

— Шеф прикажет — тогда пущу! — коротко и ясно ответил Ветерков, не выпуская костлявый локоть Потапыча.

— И что было дальше? — напёр Сенцов на Аську, подозревая, что фантастический сообщник Александра Новикова мог прилететь на такой же штуковине… с другой планеты. — Откуда оно взялось? Я спросил, а ты что тут бухтишь??

— Да не знаю я, откуда оно взялось! — замотала башкою Аська. — Базарю же: с неба свалилась!

— А кто знает? — сурово потребовал Сенцов, скидывая на Аську всё своё недовольство жизнью. — Давай, Дылда, говори, или я всю твою «стипуху» конфискую, пробью и запихну тебя далеко и надолго!

Аська Колоколко оскалила реденькие коричневые зубы в количестве трёх штук, сжала кулаки и широко шагнула не к Сенцову, а к Потапычу. Занеся один кулак, она второй рукою схватила Потапыча за воротник, оторвала его от Ветеркова и грозно заревела:

— Стукач ты, Потапыч, позорный! Ща, грызняк распушу, печень расшибу, соплю будешь гонять! Моя «стипуха», а ты ментам меня продал ни за грош! Убью!

— Так, так! — вмешался в «разговор» Сенцов, оттаскивая Аську от Потапыча на жёстком буксире. — Гражданка Колоколко, угрожаете убийством? — Константин применил приём и с трудом скрутил здоровенную Аську, вонючую, как помойная куча. Аська ревела и вырывалась, пытаясь сбросить Сенцова. Уже бы вырвалась, но подоспел стажёр, помог Сенцову, и они вдвоём уложили Дылду лицом в сырую, замусоренную землю.

Сенцов отпустил её только тогда, когда Аська перестала барахтаться и плаксиво, басом заныла:

— Козлыыы! Грызло расшибу, волчары!!

Ветерков отошёл от Аськи, отряхиваясь и плюясь.

— Фу! — бормотал он, размазывая грязюку с Аськи по футболке и по куртке.

— Ну вот тебе, чистюля, и нюансы! — довольно сообщил Сенцов Ветеркову и снова вернулся к Аське.

Аська плакала, лёжа в грязи, потому что Константин достаточно сильно закрутил ей руку. А Потапыч, воспользовавшись моментом, куда-то скрылся.

— Эй, стажёр! — заволновался Сенцов, заметив, что испарился Потапыч. — Пойди-ка, поищи этого, «Кощея», как его там?..

— Потапыча? — уточнил Ветерков, отряхиваясь, как селезень, топчась в мусоре около рыдающей Аськи.

— Его, его, — кивнул Сенцов. — Быстрее, а я с этой Дылдой возиться буду.

— Есть, шеф! — шутливо ответил Ветерков, поглощённый работой, и убежал на поиски Потапыча.

— Ну что, гражданка Колоколко, продолжаем разговор! — Константин тронул Аську за плечо, повернув к себе её страшное, грязное лицо. — Как звали того, кто прилетел на этом… автомобиле, чи как?

— Он мне не отчитался! — пробурчала Аська, явив на «обезьянью морду» проблеск человеческого интеллекта. — Сидел в углу и молчок! Дубасил нас по чём попало! Тухлого издубасил так, шо он смылся от нас чёрт-те куда! Три недели чалился чёрт зна хде, а потом приполз, бо жрачки в него не стало!

— Ясно, — кивнул Сенцов. — А вещи какие-нибудь от него остались?

— Да шо, не было в него шмотья, только тачка эта и баста! — проревела Аська, размазывая слёзы грязными руками.

— Ладно, — кивнул Сенцов. — Придётся нам эту тачку в отделение везти. Да и тебя тоже, как свидетеля.

— Нееее!! — завыла Аська, не желая в милицию. — Заметёшь меня-ааа, мент позорный! Забьёшь в кутузку и помру я-ааа!!!

— Да от тебя, скорее, кто-нибудь другой помрёт! — проворчал Сенцов, поднимая Аську на ноги. — Идём уже, горе! — кряхтел он, справляясь с тяжеленной Дылдой, которая, кроме всего, ещё и вырывалась.

Аська побрела в час по чайной ложке, загребая ножищами грязь. Константин же думал о том, как подогнать сюда служебную машину, чтобы взять на буксир этот «нло». Кажется, у него имеются колёса, можно привязать его на канат и тащить. Да, лихой «кортеж» получится, если ехать так через город — можно даже будет сорвать аплодисменты…

— Слышь, ментюк, може, не надо в ментуру, а? — плаксиво просилась между тем Аська, утирая разбухший красный нос ветхим грязным рукавом. — Я больше не буду, а, ментюк?

— Надо, Федя, надо! — злобно пробурчал Сенцов, отыгрывая на Аське всю свою злость из-за пропущенного свидания. И как теперь просить прощения у Кати? Проклятая Аська! Константин сейчас бы отметелил её по первое число!

Сенцов поискал стажёра глазами и фонариком, однако нашёл лишь хитросплетения кустов и массы листьев. Мусорные кучи высились в стороне… Исчез куда-то стажёр.

— Стажёр! — крикнул Сенцов в надежде на то, что Ветерков отзовётся и придёт — один или с Потапычем, не важно. Главное, что он придёт, они пригонят сюда служебную машину и потащат странный «нло» в отделение, под нос Крольчихина.

Стажёр молчал. Константин услышал лишь собственный голос, жуткий в тихой пустоте, что висела вокруг. Солнце сползало за горизонт, наполняя воздух сиреневыми сумерками — такими тихими, какие бывают только в аду… Катя ушла к другому — и всё, Сенцов ввергнут во ад…

— Слопали его! — гавкнула Аська, почесав башку. — Тут лопают!

— Та, заткнись ты! — посоветовал ей Сенцов, оглядываясь по сторонам и не видя стажёра. — Ветерков!!! — заорал он, набрав побольше воздуха. — Сюда иди, кидай Потапыча!!

— Да сожрали его! — снова гавкнула Аська, и Сенцов не залепил ей «в грызло» только потому, что было противно марать руку.

— Цыц! — рыкнул Константин. — Тащись молча! Стажё-оооо-ёр!!!! — Константин позвал так громогласно, как мог бы зареветь гудок парохода. Однако стажёр всё равно не услышал, не ответил, не пришёл.

— Чёрт! — чертыхнулся Константин, чувствуя, как холодеют пальцы на руках и на ногах. Аська переминалась около него бесформенной кучей серых мослов, трясла своей жуткой гривой, награждая Константина блохами. Кажется, они уже поселились на нём — что-то пребольно кольнуло под рубашкой в левый бок и нестерпимо зачесалось. Константин принялся елозить ногтями по спине, стараясь прогнать блоху.

— Чёрт, да чтоб тебя! — выругался Константин, вертясь на месте. Так бы и навернул Аську кулаком и ещё ногами бы отходил… да неохота мараться…

— Стажёр, чёрт бы тебя подра-ааа-ал!!! — заголосил Сенцов и отправился в ту сторону, где исчез Ветерков.

Аська молча потопала за Сенцовым, озираясь звериными глазами, для чего-то копаясь в своих продырявленных карманах.

— Не копошись мне! — предупредил её Сенцов, опасаясь, как бы Дылда не выпростала нож. — А то точно забью в каталажку!

— Ы! — гориллой изрыгнула Аська Колоколко и вынула ручищи из карманов.

— Так-то лучше! — одобрил Сенцов и тут же заметил Ветеркова. Стажёр выпростался из-за угла и шагал к ним. Один.

— Где ты был?? — насыпался на него Сенцов, поддав башмаком некую жестянку.

Жестянка с хриплым лязгом покатилась по остаткам асфальта, а Ветерков, засунув руки в карманы, прогудел:

— Потапыча искал!

— Нашёл? — спросил Сенцов.

— Нет, — глухо отозвался стажёр, глядя в землю.

— Стажёр, — сказал Константин, поглядывая на Аську, как бы та не сбежала, как проклятый Потапыч. — Я решил забрать эту крылатую машину в отделение — там есть Овсянкин, Крольчихин — пускай, они разбираются, что это такое и кто мог на нём прилететь.

— Ты что?? — изумился стажёр, выпучив зрачки. — Как же ты сюда нашу тачку впихнёшь??

— Смотри челюсть не отвали! — фыркнул Сенцов. — Давай, стажёр, шевелись, будем буксировать!

Теперь, когда потеряна Катя — можно и буксировать, и что угодно делать, лишь бы утопить в тяжёлой работе своё горе. Сенцов постоял, обдуваемый свежим вечерним ветром, поглазел на чудо непонятной техники и констатировал:

— Фонарь у тебя есть.

— Есть… — протарахтел Ветерков, который не особо хотел раскапывать вековые навалы мусора и выпихивать из-под них проклятую «крылатку», обливаясь потом, подвигал фонариком из стороны в сторону и задал глупый вопрос:

— А зачем?

— Сейчас, откопаем её, — непоколебимо постановил Сенцов, стараясь опустошить мозги и избавиться от навязчивого образа Кати и её мистического супербанкира. — И я за нашей служебной пойду! А ты не выключай фонарь — будешь мне вверх светить, чтобы я тебя нашёл! Усёк, стажёр?

— А как ты… без Потапыча? — опасливо проблеял Ветерков, озираясь на дикие дебри, среди которых они находились, ведь затеряться в них так же легко, как заблудиться в бескрайних просторах Сахары.

Сенцов заподозрил, что в стажёре блеет лень.

— Я давно заметил, что Потапыч нас кругами водил! — заявил Сенцов, хотя по-настоящему вообще ничего не заметил и собирается сейчас топать наугад, пытаясь убежать от самого себя, безмозглого слизня, который потерял в своей никчёмной жизни самое ценное. — Я знаю, где мы оставивли нашу служебную, а ты стажёр, не забывай светить!

— А эта? — осведомился Ветерков и кивнул головой в сторону кудлатой блохастой Аськи, охранять которую тоже желанием не горел.

— Закуй в браслеты и смотри, чтобы не сбежала! — приказал Сенцов и развернулся, чтобы топать наугад.

Ветерков за его спиною изловил Аську, подарив её ручищам сталь наручников, а потом — послушно включил фонарик. Сенцов оглянулся назад и увидел его спасительный свет. На этот свет предстоит ему ехать в служебной машине… Эх, как жаль, что этот свет не в Катином окне!

Глава 36 Перевёртыш вступает в бой

Светлана Новикова этой ночью не спала. Она сидела на кухне ни жива ни мертва, думала про Теплицкого и его сумасшедшие эксперименты, про Эрика, который сейчас крепко спал в её кровати, и своего бедного младшего брата Василия, которого похитили, скорее всего, амбалы снова-таки, Теплицкого. Теплицкий сделал это специально, чтобы снова заставить её работать на себя. И, если Светлана не согласится — он убьёт Василия… Размышляя всю ночь, Светлана решила сдаться: она сама придёт к Теплицкому и будет работать на него — лишь бы этот сумасброд отпустил её брата… Светлана даже не заметила, как ночь прошла и за окном посветлело. Она не услышала, как поехали первые автобусы, как заговорили под окнами люди, торопясь на работу. Пускай Георгий пытается запретить ей — она всё равно пойдёт к Теплицкому. У Георгия нет братьев, и он не знает, что значит спасать братскую жизнь в обмен на свою свободу…

— ДИНЬ-ДОН! — внезапно в прихожей раздался громкий звонок, и Светлана вздрогнула от неожиданности. Сегодня она не ждала гостей, и очень удивилась, когда звонок настойчиво повторился.

Притихнув на жестковатом стуле, на котором затекли её ноги, Светлана сначала решила отсидеться: не хватало ещё, чтобы Эрик взял в заложники неосторожного гостя… Но вдруг подумала, что неожиданный визит сулит спасение. Надо открыть дверь и попросить того, кто окажется за ней, позвонить в милицию и срочно вызвать к ней в квартиру наряд…

Встав со стула, Светлана быстрым шагом отправилась в прихожую. Она была уверена, что все спят, и никто не слышит этот требовательный звонок, который раздаётся уже в четвёртый раз.

— Ни с места! — внезапно над ухом раздался страшный шёпот, и Светлана по инерции замерла, скованная страхом.

— Что это? — тут же услышав суровый вопрос, Светлана поняла, что это Эрик её опередил — он оказался в прихожей раньше неё и спрашивает, что означает звонок в дверь.

— Пришёл кто-то… — выжала из себя Светлана, цепенея: у Эрика мог быть пистолет.

— Это я и так знаю, — фыркнул Эрик. — Кто именно к тебе пришёл?

— Не знаю… — пролепетала Светлана, действительно, не зная, кто бы это мог быть?

— Тогда спроси! — настоял Эрик, легонько подтолкнув Светлану к закрытой двери.

Делать нечего: Светлана послушно пошла спрашивать, а Эрик — «вышел из тени» и встал около двери так, чтобы тот, кто войдёт в квартиру, не заметил его.

— Быстрее! — подогнал он Светлану, которая от страха ползла слишком медленно, и вытащил из-за пояса пистолет. К тому же, он был весь одетый, словно бы так и спал — одетый, либо оделся за десять секунд…

— Кто там? — спросила Светлана, не спуская глаз с Эрика, а вернее, с его пистолета, из которого он мог, не задумываясь, прикончить любого человека, который ему не понравится.

— Откройте, милиция, старший лейтенант Воробьёв! — раздался приглушённый толстой дверью голос.

Светлана вздрогнула: очевидно, милиционер пришёл по душу её непутёвого брата-дезертира — проверить, уж не скрывается ли он у неё? Эрик вопросительно кивнул головой, желая узнать, что означает этот визит.

— Надо открыть, — прошептала Светлана. — Милиция. Спрячь пистолет, прошу тебя, а то он арестует нас!

— Открывай! — согласился Эрик, но пистолет не убрал, а продолжал держать его наизготовку.

— Но… — пискнула Светлана, не желая, чтобы старший лейтенант Воробьёв увидал в её прихожей вооружённого человека.

— Открывай! — настоял Эрик и даже погрозил Светлане пистолетом.

Да, он и её мог пристрелить, как куропатку — какая ему разница, кого стрелять: евреев, бомжей, милиционера, или Светлану?? Поэтому, испугавшись, Светлана дрожащей рукой начала откручивать замки. Эрик затих у дверного косяка. Светлана с обречённым видом отперла последний замок и оттолкнула дверь.

— Здравия желаю! — взял под козырёк фуражки старший лейтенант Воробьёв и вдвинулся в квартиру, не заметив Эрика.

— Здра… — начала Светлана, но не договорила, потому что Эрик вдруг метнулся от дверного косяка к милиционеру, навернул его по затылку рукоятью пистолета и тут же захлопнул дверь ногой. Лейтенант Воробьёв повалился на пол носом вниз и затих.

— Что?! — ошарашено пискнула Светлана, пытаясь вопросить: «Что ты сделал», но от ужаса потеряв слова.

— Чш! — отрезал Эрик, заставив её замолкнуть.

Светлана захлопнула рот и отпрянула назад, стукнувшись лопатками в стенку, а Эрик присел на корточки, и принялся сосредоточенно шарить по карманам синей милицейской формы Воробьёва.

— Кто?.. — возню в прихожей услышал Санёк и вышел посмотреть, что происходит.

Завидев лежащего без движения милиционера и Эрика, который перекапывал его карманы, Санёк оцепенел, и из его рта вылетел писк:

— И-и-и…

Эрик пропустил этот писк мимо ушей. Он влез в кобуру лейтенанта Воробьёва, вынул его табельный пистолет. Повертел в руках и с довольным видом заткнул оружие себе за пояс. «Пригодится!» — решил он: настоящий военный на войне никогда не упустит случая заграбастать себе оружие врага. Затем он запустил руку в карман Воробьёвского кителя, обнаружил там кошелёк, извлёк его на свет, раскрыл и увидел разноцветные гривны.

— Валюта в ходу? — суровым голосом осведомился он у застывшего в ужасе Санька и подсунул раскрытый кошелёк ему под нос.

— Аг-га… Да, да… — дрожа, закивал Санёк деревянной шеей. — Ба-бабло… Слышь, ты псих, ты же мента сделал…

— Бабло… — повторил Эрик, задумался на секунду, а потом пробормотал:

— Странное название для валюты…Доннерветтер… Оно и видно, что русские свиньи… Ладно, — заполучив деньги, Эрик сменил гнев на милость, забил чужой кошелёк в свой карман и довольно изрёк:

— Отлично, будет, на что купить хаВЧИК!

— Уууу… — выдавил Санёк, не отлипая от стенки. — Это же мент, понимаешь, кто такой мент…

Эрик понимал, кто такой мент, однако этот аспект мало его волновал: он был доволен тем, что нашёл в его карманах, не замечал Санька, а бормотал сам себе:

— Хавчик… странное название… раньше на «малинах» это называлось «жратва»… О, ключики! — под руку Эрика попались ключи от служебной машины лейтенанта Воробьёва — с брелоком «Деу» и с пультом от сигнализации. — Мои! — радостно сообщил он сам себе и определил ключи в свой же карман, около кошелька.

Несчастную Светлану взяла оторопь. Она стояла, не в силах двинуться, и безвольно глазела на то, как ужасный «пришелец» обирает оглушённого им же сотрудника милиции! Это же криминал, разбой, вдвое худший, чем ограбить обыкновенного человека… Противостоять пришельцу не смог бы даже Георгий… Георгий ещё спал в комнате, а Светлана не могла крикнуть, чтобы позвать его… Санёк тоже стоит истуканом и медленно сползает вниз, обтирая спиною стенку. Светлана уже поняла, что её непутёвый брат привёл не простого бомжа. Это и есть «пришелец» Теплицкого, к тому же он — какой-то ужасный военный, едва ли не эсэсовец, и если попытаться мешать ему — он может просто пристрелить…

Эрик обыскал все карманы милиционера, заполучил себе ещё и часы с мобильным телефоном, а потом — подхватил папку, с которой пришёл Воробьёв и поднялся на длинные ноги. Раскрыв папку, Эрик начал перебирать бумаги, которые в ней лежали, перечитывать их, листать.

— Эй, будущее! — сказал он Саньку, помахав одной бумажкой. — А кто живёт вот тут: улица Овнатаняна, дом сорок пять, квартира один?

Санёк не имел об этом ни малейшего понятия. Этот адрес почему-то значился в бумаге попавшего в ловушку лейтенанта… и всё.

Санёк пожал плечами.

— Я не знаю… — пискнул он и трясущейся рукой указал на «усыплённого по голове» Воробьёва:

— А куда мы его денем? — осторожно поинтересовался он.

— Пристрелим и — в овраг! — невозмутимо заявил Эрик, разглядывая милицейское удостоверение Воробьёва, которое нашёл в одном из его карманов.

— А! — взвизгнула Светлана и упала в обморок, растянувшись на полу около лейтенанта. Санёк весь побелел и сел на пол, потому что у него подкосились ноги — что значит пристрелить милиционера?? Это же двадцать пять лет строгого режима!!

— Нервная какая… — заметил Эрик, пихнув обморочную Светлану носком клетчатой тапки. — Будущее, она у тебя всегда такая была?

Санёк ёрзал на полу и чувствовал, что словно бы куда-то летит, проваливается в бездонную тёмную и холодную яму… в могилу…

— Может быть, просто… в подворотню выкинуть, но живым… — робко-робко, голоском мышонка предложил Санёк, а сам всё падал и падал «в могилу». — Знаешь, сколько тебе за мокруху впаяют? Тем более, если мента зажмуришь…

— Знаешь, сколько я уже на войне зажмурил? — хихикнул Эрик, забрав удостоверение Воробьёва себе. — А мне за них только медали отстёгивают! Слышь, будущее, я правильно по-будущему выражаюсь?

Санёк молчал и ковырял носком пол. Ему нечего было ответить Эрику, к тому же он боялся, что Эрик поднимет вот этот свой пистолет и пустит ему пулю в лоб…

* * *

— Вот их дом! — прошипел Перевёртыш, лихо ввернув неновую свою машину во двор, пристроив её между «Жигулями» с ментовским номером и массивным вишнёвым джипом.

Геккон и Третий двумя молчаливыми скалами возвышались на заднем сиденье и ждали, когда Перевёртыш отдаст им распоряжение выйти, подняться на нужный этаж и выловить там «туриста».

— Э, на галёрке! — крикнул им, не оборачиваясь, Перевёртыш. — Через пять минут тут у меня должен быть только «турист», и именно он! Если приволочёте мне ещё червя — укопаю обоих, ферштейн?

— Не хами, Перевёртыш! — огрызнулся Геккон, выглядывая в окно, видя джип и размышляя над тем, сколько бы он мог стоить. — Мы к тебе не нанимались! Я могу сейчас пойти пиво пить!

— Никчёмный болван! — процедил Перевёртыш, вперив недобрый взгляд в окно на пятом этаже, за которым помещалась квартира Светланы Новиковой. — Ты умеешь только бездельничать, а больше твой ленивый мозг ни на что не способен! Я пойду с вами, иначе, чувствую, вы меня тут червями завалите!

— Бык! — буркнул Третий, а Геккон просто глухо молчал.

— Всё, харэ быковать! — Перевёртыш заворочался, собравшись выскочить из кабины на улицу, под летнее солнышко. — Пошевеливайтесь, у нас — секунды!

— Золота захотел… — тихо фыркнул Геккон. — Иначе бы не парился!

— Э, Перевёртыш, тут менты! — заметил Третий, обратив внимание на синий номер «Жигулей», украшенный двумя красноречивыми буквами «МI».

— Они заметут тебя, если будешь ковыряться! — не испугался ментов Перевёртыш. — Всё, живо, выскакиваем! — он открыл дверцу и выпрыгнул на давешний потрескавшийся асфальт.

Геккон и Третий проворно последовали за бывшим дознавателем, и спустя секунду, все трое уже мчались, считая ступени крепкими башмаками. На лестнице было пустынно — рано утром в выходной день в подъезде не водилось ни человечка. Люди спали, а Перевёртыш, Геккон и Третий пролетели лестницу, не запыхавшись, и застопорились около нужной им двери — двери Светланы, за которой скрывался «турист».

— Вываливать? — кивнул на дверь Геккон.

— Нет, шумно! — отказался от разрушений Перевёртыш и показал пальцем на дверной звонок. — Звони!

— Хм… — хмыкнул Геккон и нажал на кнопку звонка, что делал крайне редко — в основном он высаживал разные двери плечом, каблуком и динамитом.

В квартире Светланы Новиковой за это утро трель звонка раздалась уже во второй раз. Лейтенант Воробьёв до сих пор перекрывал прихожую, лёжа безжизненным кулём, побитый и ограбленный. Эрик прикарманил все его вещи и папку и теперь — спорил с Саньком о том, куда бы им спрятать лейтенанта.

— Что за?.. — это выпростался из комнаты сонный Георгий и тут же застыл на пороге, выронив из оцепеневших рук стакан воды. — Вы…

— А, вот, СД местное притащилось! — заметил его Эрик и пихнул ногою оглушённого лейтенанта. — Подскажи, куда его спихнуть, а, СД?

— Да вы тут все пристукнутые!! — устрашился Георгий, брызжа слюною с перепуга. — Это же мент! Он что, мёртв, да? Убил уже, да, отморозок?

— Я — беспредельщик, — беззлобно поправил Георгия Эрик, хихикнув. — Давай, СД, не быкуй, мозг включай!

Георгий распахнул рот, собрался завопить и обвинить Эрика в отсутствии ума, когда дверной звонок во второй раз за сегодняшнее утро объявил о приходе незваных гостей.

— Ещё один… — пробормотал Эрик, скользнув к дверному косяку, чтобы «принять гостя», напав из засады. — Давай, будущее, отдраивай! — кивнул он Саньку, который пытался оттащить лейтенанта Воробьёва из прихожей на кухню, дёргая за руку.

— Обалдел… — пролепетал Георгий. — Сдурел ты, псих! У нас же мент валяется!

— Да помоги мне! — кряхтел Эрику Санек, выбиваясь из сил, таща тяжёлого, плотно сбитого Воробьёва. — Я не могу один!..

— Кидай и отдраивай, время не резиновое, зажмурю, если что! — жутко «обнадёжил» всех Эрик, заставив Светлану по-настоящему лишиться чувств.

— Что-то они не открывают… — пробормотал под дверью Геккон и поскрёб скошенную макушку. — Чи никого нет…

— Там они! — заверил Перевёртыш, подобравшись к двери поближе. — Я слышу: там кто-то кряхтит.

— А я ничего не слышу… — огрызнулся Третий. — Пошли, что ли? Тут менты близко…

— Уши прочисть! — рыкнул Перевёртыш, роясь в карманах своей чёрной кожанки. — Сейчас, я разделаюсь с этой дверью! Вижу, они притаились там! Знают, что мы выловим их «туриста»! Давай, Геккон, звони опять!

— Чи! — фыркнул Геккон, поняв, что жать на кнопку звонка так же тщетно, как бить муху молотком. Он ещё раз нажал звонок, чтобы не стоять столбом и не заставлять Перевёртыша избрызгивать слюною свой костюм. Звонок прозвонил, но ответа всё не было и не было.

— Не отстают… — нервничал Георгий и помогал Саньку прятать милиционера. — Я теперь не знаю, что делать! — повернулся он к Эрику. — Ты нас угрохал, умник! Чёрт, я не знаю, кто ты такой, но ты — психованный псих, и больше ничего!

Перевёртыш извлёк из кармана устройство чёрного цвета, размером с мобильный телефон, с одной стороны снабжённое присоской, а с другой — наделённое экраном.

— Бомба… — заметил Геккон и тут же сказал Перевёртышу:

— Слышь, Бонд, а фугас — это не шумно?

— Зато эффективно! — парировал Перевёртыш и тут же прилепил свой «мини-фугас» к двери чуть пониже глазка. — В стороны, салаги! — довольным голосом приказал он Третьему и Геккону, отходя. — Сейчас будет «бух», а потом — заскакиваем!

С жуткой кривой ухмылочкой злодея Перевёртыш нажал на бомбе маленькую красную кнопку, и тут же на экране вспыхнули цифры: «05:00».

— Запускаю… — прошипел он и нажал кнопку ещё раз, запустив обратный отсчёт.

Геккон и Третий поспешно удалились от двери — не хотели получить контузию. Перевёртыш оставил бомбу и присоединился к ним.

— Эй, сынки?.. — это выпросталась из квартиры по соседству грузная, седая старушка в бесформенной юбке коричневого цвета, и уставилась на странных «пришельцев» квадратными глазами.

— Чёрт… — злобно плюнул Перевёртыш, и тут же взорвалась его бомба.

Бабахх!! — взрывная волна на миг оглушила, старушку зашвырнуло назад, в её квартиру, и захлопнуло дверь. Геккон едва не упал назад, Третий содрогнулся, Перевёртыш едва не лишился слуха, не успев заткнуть уши. На площадке взвилась туча пыли, дверь сорвалась с петель и вылетела птичкой, просвистев над головою обалдевшего Георгия. Санька сшибло с ног, швырнуло на твёрдый пол, он потерял свои уши, оглохнув от шума.

— Бомбят! — заорал Эрик, падая на пол. — Ложись!

Светлана без сознания сидела в углу, лейтенант Воробьёв валялся посреди прихожей.

— Вставай, чего расселись?? — заверещал Перевёртыш, чьи уши нестерпимо болели, и вспрыгнул на ноги, поскакал в лишившуюся двери квартиру, пробиваясь сквозь плотную завесу пыли и удушливого коричневого дыма.

Геккон и Третий тоже вскочили и ринулись в «лобовую атаку», рассекая пыль, топоча, грохоча. Геккон перепрыгнул через порог, на полном скаку ворвался в квартиру, но тут же его челюсть встретила тяжёлый кулак. Внезапный удар оказался настолько силён, что Геккон слетел с ног и обрушился зубами в пол. В голове что-то хрустнуло, словно бы взорвались мозги, в уши ворвался страшный звон…

Третий ничего не видел, потому что сквозняк выносил дым из квартиры прямо ему в глаза. Однако самого Третьего хорошо видел Эрик. Дождавшись, пока громила приблизится, он дал ему жёсткую подсечку, заставив споткнуться и грохнуться. Третий навернулся об линолеум всем своим тяжёлым весом, а Эрик прыгнул в сторону, схватил с пола бесчувственную Светлану и пихнул её в руки оцепеневшего Георгия:

— На, бери и выноси прочь!

Георгий был огорошен, не понимал, что происходит. Он едва не выронил Светлану на пол — взял её ватными руками, но удержал, повесил на плечо, закрутился на месте.

— Туда! — Эрик пихнул его к развороченному дверному проёму, и Георгий потопал бараном, скрывшись в пыльных облаках.

Перевёртыш сделал скачок и вырвался из пыли и дыма на кухню, встретил лбом холодильник и с размаху уселся на пол.

— Чёрт… — буркнул он и тут же вскочил, завертелся, оглядываясь. Перевёртыш в сердцах махал руками, сшиб с кухонного стола стеклянный кувшин, расколол его вдребезги, по полу потекла вода.

— Не бей тут мне посуду! — раздался позади него чей-то озлобленный выкрик, Перевёртыш обернулся и увидел, что из дыма и пыли на него надвигается некто рослый, крепкий, затянутый в одежду явно с чужого плеча. Светлые волосы незнакомца неопрятно торчали в стороны, лицо жутко перекашивала нечеловеческая звериная злость.

«Турист!» — сейчас же догадался Перевёртыш и приготовился к жестокому бою с оголтелым, здоровенным эсэсовцем Траурихлигеном, который обязательно убьёт противника, если победит…

Перевёртыш не стал ждать, пока Траурихлиген нападёт на него — он напал первым. Прыгнув пантерой, Перевёртыш выбросил вперёд правую ногу, надеясь в прыжке залепить «туристу» оплеуху, повергнуть на пол, а потом — скрутить.

Эрик увернулся от удара Перевёртыша, пропустив его мимо себя, а потом — с разворота огрел ногою по спине. Удар получился мощным, Перевёртыш покрыл метра два, обрушился и сокрушил кухонный шкаф, набитый посудой. Тарелки и кастрюли так и посыпались, грохоча, заваливая Перевёртыша, ударяя его по голове.

— Чёрт… — пробормотал Эрик, видя, как бьются чужие тарелки. Он метнулся к наполовину погребённому Перевёртышу, выхватил его за шиворот из посудного хаоса и сейчас же припёр к стенке. Перевёртыш дёргался, пытался вырваться, но «турист» Траурихлиген, кажется, был сильнее, не отпускал и душил.

— Ты кто такой? — осведомился Эрик, заглянув в бегающие бесцветные глазки Перевёртыша.

Перевёртыш в ответ только шипел и взрыкивал, вырываясь. Тогда Эрик прижал его сильнее, Перевёртыш почувствовал нехватку кислорода, и уже раскололся бы, чтобы «турист» его не задушил… Но откуда ни возьмись, выпрыгнул Геккон, заметил «туриста» и с разбегу напал. Эрик выпустил задыхающегося Перевёртыша, тут же блокировал богатырский удар Геккона, швырнул его на пол, в россыпи кастрюль, создав оглушительный звон и лязг. Геккон покатился, расшвыривая кастрюли, разбивая тарелки, пытаясь руками ухватиться за что-нибудь. Дёргаясь, он сшиб два стула, но навернулся головою о стол и на время затих.

Перевёртыш отдышался, поднял голову и увидел перед собою крепкие ноги «туриста» и тупую башку поверженного Геккона.

— Блин… — шёпотом прокряхтел Перевёртыш и медленно вытащил из своей кобуры пистолет.

Пока Эрик возился с Гекконом, Перевёртыш бесшумно поднялся на ноги, прицелился в его затылок и зашипел сквозь зубы с торжеством победителя:

— Руки вверх, «турист», ты на мушке! Медленно повернись и покажи руки, чтобы я их видел!

Эрик вроде бы начал поднимать руки, Перевёртыш почувствовал победу… И тут же Эрик мгновенно повернулся, Перевёртыш прозевал момент, когда в его руке возник табельный пистолет лейтенанта Воробьёва. В тот же миг Эрик выстрелил, выбив оружие из рук Перевёртыша своей пулей, совершил стремительный скачок, жёстко скрутил Перевёртыша и уткнул носом в залитый водою пол.

— Продолжаем разговор! — хохотнул он, наступив ему на спину. — Давай, рассказывай: кто ты, зачем сюда пришёл и зачем вынес дверь ни в чём не повинной женщине??

— Нннмм… — гнусаво ныл Перевёртыш, глотая слёзы и сопли, потому что тяжёлая нога «туриста» нестерпимо придавила его позвоночник. Ещё немного — и позвоночник хрустнет, переломившись…

— Молчишь? — разозлился Эрик, наступив ещё сильнее, так, что в спине Перевёртыша хрустнуло. — Придётся заговорить, или я переломаю тебе спину, и ты до конца дней своих будешь сопливым калекой!

— Слезь… — сипел Перевёртыш, едва выдерживая боль. — Я скажу…

— Ага! — обрадовался Эрик и чуть-чуть приподнял ногу, позволяя Перевёртышу дышать и мучиться немножко меньше. — Давай, я слушаю.

— Э, Геккон! — на кухню, бестолково размахивая ручищами, ворвался забацанный Третий, завертелся, натыкаясь на мебель.

— Шайзе… — буркнул Эрик и тут же снёс Третьего с ног сокрушительным тумаком.

Третий тяжело бабахнулся и своим увесистым телом смял газовую колонку. Колонка была включена, сбитая Третьим, она сорвалась со стены, а из разорванного остатка трубы внезапно, с грохотом вылетело пламя, громыхнул несильный взрыв…

— Доннерветтер! — проворчал Эрик и метнулся прочь из кухни, сообразив, что газ сейчас взорвётся.

Он выпрыгнул в прихожую и едва не споткнулся о Санька, который бессильно вытянулся на полу.

Чертыхнувшись, Эрик подхватил его на руки, перекинул через своё плечо, потащил и тут же столкнулся с лейтенантом Воробьевым, который успел прийти в себя и бестолково крутился в пыльных облаках, размахивая бесполезными руками. Из кухни уже полыхали и ревели пламенные языки, поджигали ковры, мебель, шторы…

— Аааа!! — кричал Воробьёв, ища помощи, и Эрик Траурихлиген в порыве альтруизма выпихнул его из загоревшейся квартиры на лестничную клетку.

Лейтенант крутнулся пару раз вокруг себя, а потом — неуклюже оступился и покатился кубарем по ступенькам.

Санек на плече Эрика ворочался и жалобно стонал, в квартире взрывалось… Нет, Эрик не успеет сбежать по ступенькам до того, как газ взорвётся, обратив всё в огненное облако… Он сгрузил с плеча Санька животом на перила, пустил его ехать вниз, уселся на перила сам и тоже поехал.

На пятом этаже оглушительно грохотнул взрыв, в спину ударила воздушная волна. Эрик спрыгнул с перил, подхватил под мышки Санька, который свалился мешком и вместе с ним выскочил из подъезда на улицу и увидел Георгия, который метался туда-сюда по двору, таская Светлану.

— Ложись! — крикнул ему Эрик и залёг на самодельную грядку под домом, закрыл руками голову.

Георгий повалился в пыль мешком, выронил плачущую Светлану. Светлана упала неудачно и угодила халатом в лужу.

Ба-баххх!!! — прогрохотал ещё один взрыв, разрушил стену, сшиб балкон. Вниз посыпались громадные камни, полетела пыль, один камень едва не отбил голову Саньку, а второй — грохнулся у самого носа Эрика, расколовшись на части. Эрик зажмурился, вокруг него валились куски штукатурки, и кто-то жалобно ныл. Распахнув левый глаз, Эрик повернул голову в сторону и увидел, что рядом с ним лежит и ноет лейтенант Воробьёв.

Квартира Светланы на пятом этаже превратилась в клубок бушующего пламени, а из окошка рядом высунулась смертельно испуганная бледная соседка и вопила сиреной:

— Спасите! Помогите!

* * *

Глаза Константина слипались, он едва вертел баранку ватными руками, думая только о диване. Даже Катя отодвинулась куда-то далеко, оттеснённая нестерпимым желанием поспать. Да, Сенцов дико устал, пока они с Ветерковым ночь напролёт пихали проклятый «нло» по бездорожью, пока выводили его с пустыря на шоссе. Навстречу Константину летело летнее утро, а Константин был варёный, как луковица в супе. Ветерков был пересажен в найденную странную машину, лениво вертел её затюннингованный под штурвал самолёта руль и параллельно видел сны — ему не надо видеть дорогу, ведь в головной машине сидит Сенцов. Ветерков рвался вести «Деу», однако, Константин сам запретил ему и думать о том, чтобы оказаться за рулём служебной машины. Ну, что ж, сам виноват — сам и верти. Аська Колоколко тоже всхрапывала на заднем сиденье — а что ей ещё делать??

Из-за дурацкого «тарантаса» на буксире служебная «Деу» стала неповоротлива, как «Титаник», заворачивая, Константин боялся, что вот-вот, и подшибёт какую-нибудь машину…

До Ровд оставались считанные метры — Константин уже выехал на бульвар Шевченко, миновал Калининский рынок… И внезапно увидел жуткие клубы чернющего дыма, что поднимались над одним из домов и летали в воздухе зловещей тучей. Мимо проревела сиреною пожарная машина, спрыгнула с дороги, завернув в один из дворов.

Баххх!! — что-то прогрохотало так, будто бы разорвалась бомба, грохот дал Сенцову по ушам и разбудил стажёра. Ветерков подпрыгнул на сиденье, не удержал руль «крылатки», налетел сзади на «Деу», из-за чего Сенцов едва не потерял управление и не подбил джип, который ехал по встречной полосе. Константин вдавил в пол педаль тормоза, застопорив служебную машину с визгом, но дурацкий «нло» на хвосте продолжал по инерции переть вперёд. Он был тяжёл, потащил «Деу» за собою, и служебная машина оказалась на обочине.

— Ветерков, тормози!! — неистово завизжал Константин, но «инпланетна» машина, похоже, не имелда тормозов. Ветерков только возился бестолку и упускал бесценные секунды.

Сенцову показалось, что «Деу» сейчас ляжет на крышу, но всё обошлось, служебная машина осталась на колёсах, но вдвинулась как раз в тот двор, где возвышался горящий дом. На верхнем этаже его что-то громогласно взрывалось — наверное, газ, сверху летели камни, пожарники разматывали «рукав», кто-то пытался вскочить внутрь, стремясь кого-то спасти.

Бух! — здоровенный кусок стены врезался в асфальт около кабины «Деу», испугав и Сенцова и стажёра.

— Уезжаем, шеф! — заволновался Ветерков, порываясь выскочить из «крылатки», отпихнуть Сенцова и вдвинуться за руль «Деу».

— Да я и сам знаю! — фыркнул Сенцов, водворив Ветеркова назад и нажал на газ. Колёса «Деу» завертелись, разбрызгивая воду из лужи, однако машина не сдвинулась с места, потому что застопорился проклятый «хвост» — крылатая машина застряла и не сдвигалась ни в какую, как бы Константин не наращивал скорость. Она была куда тяжелее «Деу», и поэтому держала страшным якорем.

— Чёрт… — шипел Сенцов, а рядом со служебной машиной валились камни, куски штукатурки и какие-то доски. — Да убери ты тормоз, дундук!

— Та, не могу! — орал в ответ Ветерков срывающимся голосом. — Застряла!

Пожарники заливали пламя водою и пеной, ревели сирены, кто-то кричал, двор погрузился в дымные тучи. бух! — в полуметре от капота служебной машины с треском и грохотом врезался в асфальт разбитый, дымящийся сервант.

— Ы, ты чё дудонишь, ментюк?? — взбунтовалась на заднем сиденье Аська Колоколко и заворочалась там шумным медведем, разминая мосластые ноги.

— Да заткнись ты! — рыкнул ей Сенцов, не оборачиваясь. — Чёрт. Застряла гадина!

— Режь трос! — предложил Ветерков, решив избавиться от крылатой обузы.

— Нет! — отказался Сенцов. — Что мы тогда Крольчихину привезём? Эту замараху и всё?

— Живые выберемся! — буркнул Ветерков, едва перекрикивая шум пожара, и тут же в машину, которая пристроилась в середине двора, попала каменюка и смяла.

Константин понял, что лучше избавляться от «нло» — по крайней мере, его можно будет потом забрать, и начал разыскивать нож, чтобы разрезать трос.

— Вылазь! — крикнул он стажёру, и Ветерков послушно перепрыгнул из «крылатки» в «Деу», устроившись на месте пассажира.

Внезапно из дыма вынырнула некая непонятная компания: мужчина с женщиной на руках, какой-то паренёк и ещё один мужчина… Стоп! Константин перестал копаться в карманах и замер, тупо глазея, как компания подбежала к целому джипу, что стоял у смятой машины. Мужчина с женщиной и паренёк беспокойно метались, а вот второй мужчина — нет, не просто мужчина, а фоторобот Игоря Ежа! Этот тип как две капли воды на него похож — Сенцов может отдать за это всю свою зарплату и батон! «Фоторобот» дёрнул на себя дверцу джипа, и она распахнулась, как сорвалась — настолько сильно он её рванул. Сенцов услышал, как джип истошно заверещал сигнализацией, однако сирена с налетевшей с улицы пожарной машины заглушила этот мышиный писк. Константин туповато торчал в кресле водителя и пялился на то, как странная компания запихивается в осквернённый джип: сначала незнакомец засунул на заднее сиденье женщину и засунулся сам, потом «фоторобот» впихнулся на место водителя, а последним исчез парень… Стоп! Константина вновь поразила молниеносная догадка, из-за которой он едва не сварился прямо на месте: не парень, а Александр Новиков неуклюже забирался на переднее сиденье около «фоторобота»! Кажется, Сенцов нашёл «мусорного беспредельщика»! Пора выкидывать идиотскую Аську, и пускаться в погоню!

— Всё! — заявил Сенцов в пространство и поддал газу, намереваясь кинуть служебную машину в крутой галоп и отрезать краденому джипу путь со двора.

— Что? — пискнул Ветерков, и тут же обоих жёстко швырнуло вперёд: «крылатый монстр» на хвосте прочно ввинтился неизвестно во что, встал колом, не дал ехать.

— Псих! — фыркнул стажёр. — Ты спятил, да??

— Разуй глаза, стажёр! — Константин ткнул пальцем в джип, который выполнил залихватский разворот и газелью помчался прямо через клумбы к просвету между двумя домами.

— А? — стажёр ничего не понял — только глазел, как джип, расшвыривая землю, несётся к узкому просвету и сейчас скроется.

— Слизняк! — пробормотал Сенцов, отыскал в кармане перочинный ножик и выскочил из кабины.

Задыхаясь в дыму, теряя слух от шума пожара и сирен, Константин подобрался к проклятому «якорю», что застрял на хвосте, и принялся пилить буксировочный трос. Ветерков что-то клекотал ему издалека, но Константин не слышал, потому что вокруг него всё шумело. И внезапно из шума и пыли вынырнула чья-то рука. Рука ухватила Сенцова за плечо и отшвырнула в сторонку. Константин не смог устоять, он попятился и с размаху шлёпнулся на асфальт.

— Эй? — Константин вскочил на ноги, ринулся к незнакомцу, который с танковым спокойствием подошёл к крылатому «трофею» и теперь — пилил трос сам. — Ты кто?? — вопросил Сенцов, однако с ним не пожелали разговаривать, незнакомец снова толкнул его и разрезал трос, освободив служебную машину.

Эй, да он похищает «крылатку»! Константин Сенцов ринулся спасать «трофей», запрыгнул незнакомцу на закорки, попытался ударить по голове, однако тот снова скинул его в грязь, быстренько забился в кабину «крылатки» и завёл мотор! Оказалось, что побитая крылатая тачка на ходу — она внезапно сорвалась с места и ураганом помчалась туда же, куда скакал по кочкам джип!

— Ветерков, чего стоишь, заводись! — заверещал Сенцов стажёру, вскочил на ноги и полез пихаться в «Деу», надеясь, что ещё догонит обоих беглецов.

Стажёр сидел с рыбьими глазами, а позади него дебильно ругалась Аська Колоколко.

— Да чтоб вас всех! — проворчал Сенцов, отпихнул Ветеркова от руля и завёл мотор собственноручно.

Он стал выруливать со двора, но путь внезапно отрезала пожарная машина, Константин едва не вбил «Деу» в её красно-синий бок. Сенцов выжал резкий тормоз, потом кинул машину влево, обходя пожарку.

— Ы, ментюк, ща рыгану! — заревела сзади Аська, но Сенцову было не до неё: он мчал с головокружительной скоростью, жёстко подскакивая на неровностях газона, а машину мотало, как в центрифуге. Желудок Сенцова прыгал, грозя вывалить еду, но Константину и на это было наплевать: свидание с Катей пробыковано безбожно, она его никогда не простит, можно спокойно уделать машину скудным вчерашним ужином и разбиться смертью храбрых, преследуя бандитов…

— Рыгану-у-у-у! — выла Аська, Ветерков икал и держался руками за кресло, а Сенцов, выписав серпантин по газону, влетел в узкий просвет между двумя домами и выскочил на узкую и кривоватую улицу Владычанского.

— Давай, стажёр, подкрепление! — стальным голосом приказал Константин, видя впереди себя беглецов, не отставая от них. — Кажется, мы сейчас с тобой все дела раскусим!

— Да? — удивился стажёр, но почему-то не вызвал подкрепление, а только зевнул.

— Да не копайся ты!! — Константин правой рукою сунул стажёру серую неновую рацию.

Тот схватил её, включил, затрещал… В шуме мотора Сенцов слышал, как Ветерков клекочет сонным голосом:

— Внимание, всем постам! Задержать…

Константин не надеялся на «все посты», в этот миг он надеялся только на себя. Стоит ему поймать «фоторобота» и Александра Новикова — у него в кармане и премия, и может быть, даже звание капитана милиции! Константин выжимал из служебной машины всю скорость, на которую та только была способна. На крыше бесновались мигалки, сирена заливалась раскатистым воем, пугая всех, кто встречался по дороге. Другие автомобили бросались от Сенцова врассыпную, прижимались к обочине, сворачивали на другую полосу. Одну машину — медлительный «Москвич» — Константин едва не подбил, но вовремя успел вильнуть вправо и обойти, вереща тормозами, поднимая тучи пыли.

* * *

— Эй, смотри, у нас хвост! — крикнул Георгий, обернувшись назад и увидев, что за ними плотно следует некая побитая посудина, покрытая намокшими остатками каких-то бумажных обёрток и серо-коричневыми пятнами.

— Не машина, а помойный бак! — оценил Эрик, бросив быстрый взгляд в зеркало заднего вида, выхватив странный автомобиль, на котором преследовал их Перевёртыш. — Оторваться — раз плюнуть! — с этими словами он резко крутанул руль, и джип спрыгнул на встречную полосу. Тяжёлый бампер-кенгурятник смахнул и смял неудачно подвернувшуюся на дороге «копейку». Дымящаяся, загорающаяся «копейка», ошалело вращаясь, отлетела на обочину и вбилась в фонарный столб. Бедняжке пришёл конец, а джип, управляемый Эриком, соскочил с дороги на газон и на убийственной скорости понёсся через парк. На скаку он врубился в куст жасмина, снёс его и помчался дальше, по дорожке для пешеходов, прямо на детскую площадку!

— Нет! Стой! — закричал Санёк, видя впереди играющих деток и вальяжных мамаш. — Ты же передавишь их! — он прыгнул к Эрику, перехватил руль, вывернул его, заставив джип вихляться и писать широкие зигзаги.

— Псих! — Эрик жёстко отпихнул его, схватил руль, начал выравнивать джип, но было поздно — джип поехал боком, расшвыривая песок и детские формочки, и врезался в горку. Мамаши, вереща, подхватывали детишек на руки и разбегались врассыпную. Джип получил жестокий удар. На его боку появилась солидная вмятина, однако мотор не пострадал. Эрик нажал на газ, и двигатель взревел, испустив выхлопное облако.

— Сиди или пристрелю! — рыкнул Эрик Саньку, выводя джип с площадки обратно, на дорожку.

И тут же путь отрезал Перевёртыш. Заметив, что джип «туриста» застопорился, он, не теряя времени, нагнал его и теперь — встал так, что джип упёрся носом в бок сломанной игрек-тачки.

— Доннерветтер! — рыкнул Эрик, выцапал из кармана пистолет лейтенанта Воробьёва и выпрыгнул из кабины, желая разобраться, кто же это вздумал перекрывать ему дорогу?

— Аааа!! — вопила какая-то мамаша, которая впала в истерику при виде всех этих машин и человека с пистолетом.

Эрик прицелился в неё и уже спустил бы курок, чтобы эта клуха заткнулась, но тут из чумазой посудины вылез тот же человек, который решил напасть на квартиру Светланы. Эрик сейчас же забыл про ноющую клуху и наставил пистолет на него. Однако сей субъект не испугался чёрного дула, чей «взгляд» упёрся ему в лоб.

— Меня зовут Перевёртыш, — прошипел он сквозь сжатые зубы, прищурив недобрый глаз. — И это последнее имя, которое ты услышишь на свободе, турист!

— Очень приятно, а я — пасхальный кролик! — выпалил Эрик и тут же прыгнул, намереваясь задвинуть Перевёртышу оплеуху и сбить с ног.

Перевёртыш увернулся, одновременно выбросив правую ногу, однако Эрик блокировал этот удар и навернул Перевёртыша в челюсть тяжёлым кулаком. Удар оказался мощным, Перевёртыша сшибло с ног и повергло в детскую песочницу. Падая, он разметал песочный «замок», угодил ногою в детское ведёрко.

Санёк в джипе что-то пищал, Георгий, кажется, упал в обморок, как и Светлана. Эрик быстро обернулся, увидел этих никчёмных слизняков, и тут же вернулся к Перевёртышу. Перевёртыш выхватил из кармана пистолет и целился, но Эрик выстрелил первым, выбив пистолет из рук противника. Пистолет улетел в густые кусты, а Перевёртыш замахал раненой рукою, но сейчас же вскочил на ноги, скинув ведёрко, и опять ринулся в яростный бой, стремясь во что бы то ни стало, оглушить туриста и заполучить в своё распоряжение. Эрик встретил его кулаком, во второй раз опрокинув, схватил за воротник, поднял над землёй.

— Ну и зачем ты за мной ползаешь? — осведомился Эрик, встряхнув беспомощного Перевёртыша и прижав так, что тот едва дышал.

Турист оказался неожиданно силён, Перевёртыш не ожидал такой сумасшедшей прыти и силы от «троглодита» из прошлого. Он тупо болтался в железных «лапах» и кряхтел.

Эрик слышал, как приближается вой сирен и понимал, что это не к добру. За ним опять гонятся местные полицаи, и он не должен попадать к ним в руки.

С Перевёртышем в одной руке, Эрик быстро подошёл к джипу и второй рукою открыл багажник. Перевёртыш тащился за ним по земле, потом Эрик поднял его, закинул в разинутое чрево багажника, захлопнул крышку, а сам вернулся на место водителя.

— Поехали! — заявил он и тут же нажал на газ, заставив джип рвануть с места и сейчас же пуститься в дикий спринт по бездорожью парка. Джип навернул кенгурятником чумазую посудину Перевёртыша, отбив её в сторонку, и покинул детскую площадку, оставив выхлопной туман и развороченную песочницу.

Санёк болтал, а Эрик не слушал — считал, что салага от страха помешался и бредит. Потом, прокамлается, очухается — тогда и поговорим.

— Ты — псих! — заявил Санёк, оглядываясь и видя, что за ними по пятам скачет милицейская машина с сиреной и мигалками. — Стой, а то хуже будет, заметут и тебя в кутузку!

— Цыц! — Эрику надоело слушать нытьё и он «уговорил» Санька на время заглохнуть, влепив ему кулаком по голове.

Санёк обвис, а Эрик, выжимая из джипа максимальную скорость, пошёл на отрыв, дико петляя между деревьями.

* * *

— Рыгану, ментюк! — плаксиво молила на заднем сиденье Аська, но Сенцов всё гнал и гнал — прямо через парк, сигналя прохожим. Те панически улепётывали, а Константин видел впереди лишь бесноватый джип, на котором сбегал от него «мусорный беспредельщик».

— По детской площадке проколесил… — заметил Ветерков, видя хаос, который оставил после себя тяжёлый внедорожник. Сенцов же площадку объехал — срезал неудобный угол, и теперь — почти что догнал джип, повис на хвосте и не думал слезать.

— Стажёр, крикни ему «Стоять»! — прокряхтел Сенцов, с трудом удерживая машину от вихляния по кочкам и от срыва в древесный ствол или канаву.

Стажёр схватил микрофон и неистовым голосом завопил:

— Эй, на джипе! Стоять, милиция! Приказываю вам сдаться или буду стрелять!

Эрик не собирался сдаваться. Одной рукой он вертел руль, а во второй у него опять был пистолет лейтенанта Воробьёва. Видя в зеркало заднего вида машину полицаев, он решил избавиться от неё раз и навсегда. Нажав на кнопку, Эрик опустил окно и высунулся в него, развернулся назад, высунул руку с пистолетом. Удерживая руль левой ногой, он два раза выстрелил, пробив служебной машине два передних колеса. Чувствуя, что джип срывается с прямого курса, Эрик быстро залез назад и схватил руль, чудом избежав столкновения с фонарным столбом. Он отвернул вправо, и тут на пути попался человек. Эрик на полном скаку сбил его и помчался дальше, швыряя из-под колёс землю и камни. Бедолага перелетел через крышу джипа и шлёпнулся прямо под колёса служебной «Деу» Сенцова.

Константин чувствовал, что машина перестала слушаться. Пробитые колёса вертелись как придётся, хлопая разорванными шинами, «Деу» вихлялась, ехала зигзагами, натыкаясь на кусты. Чудом не раздавив упавшего человека, служебная машина совсем свалилась с курса, ушла вправо и там встретила клён. Константина и стажёра швырнуло вперёд. Сенцов едва увернулся от удара о приборный щиток. Что-то страшно зашипело, из-под капота повалил дым, Сенцов с досадою огрел руль кулаком.

— Приехали! — фыркнул он, видя, как удаляется проклятый джип и увозит «мусорного беспредельщика», который теперь завоюет славу ещё и «паркового».

— Рыганууу!!! — рыдала Аська, а потом — распахнула дверцу, вывалилась из салона наружу и… «рыганула».

— Быстрее, шеф, он человека сбил! — суетился Ветерков, выталкивая дверцу, вырываясь из кабины. Дверцу заклинило, она не поддавалась толчкам и стажёр всё бухал и бухал… по мозгам Сенцову.

— Блин… черти полосатые… гад задрипанный… — злобно бормотал Константин, понимая, что капитанское звание уплыло от него селёдкой.

— Напарник, давай, просыпайся! — затормошил Константина Ветерков, который уже успел вышибить дверцу. — Он же умирает!

Сенцов мог бы буркнуть что-нибудь и остаться торчать пнём. Однако он взял себя в руки, дабы стажёр не подумал, что он, старший лейтенант милиции, трусливый слабак.

— Вылазь! — скомандовал он тоном капитана подлодки, вышиб дверцу со своей стороны и вышел из кабины наружу.

Бедняга, угодивший под шальные колёса «мусорного беспредельщика», чудом уцелел. Когда Константин подлетел к нему на всех парах — тот сидел в куче прошлогодних листьев, держался рукою за подбитую левую ногу и рыдал рыдмя.

— Жить будет! — пробормотал Сенцов, обернулся и увидел, что осталось от служебной «Деу», которую он взял под свою подпись. У клёна погибельною грудой валялся искорёженный металл, из-под клочьев которого выглядывали простреленные колёса. Константин удивился, как же они все остались живы при том, что машину так расколотило?? Эх, не видать Сенцову премии в этом месяце… Что ему будет за уделанную «Деу»? Наверняка, покарают лишением премии!

Ветерков справа от Константина успел уже вызвонить «скорую помощь», и теперь — каркал в трубку телефона о том, чтобы перекрыли все дороги и отлавливали злополучный джип.

— Давай, напарник, глянем, что на детской площадке! — действенный стажёр потащил угрюмого Константина за рукав. — Я уже дал план-перехват, ему из Калининского не уйти!

— Аська уползает! — мрачно плюнул Сенцов, заметив, как Аська Колоколко встаёт на ножищи и, раскачиваясь, чапает прочь.

— Стой! — тут же подлетел к ней Ветерков, заломил Аське ручищи и застегнул на её массивных запястьях блестящие новенькие наручники. — Вы, гражданка, задержаны.

— За что-о-о-о-о??? — ревела Аська, а у Ветеркова не было на неё времени — стажёр пихнул Дылду на осенние листья, а сам ринулся к детской площадке. Да, а вдруг, там кого-то нужно спасать??

— Напарник, чего стоишь? — крикнул он на бегу Сенцову. — Работы непочатые края!!!

— Чёрт! — угрюмо буркнул Сенцов, жалея только себя. — Чтоб ты годик в ментуре прослужил… Тогда узнаешь, герой!

Константин собрал к кулак свою волю, занёс ногу и пополз за мотыльком-Ветерковым тяжёлой черепахой. Может быть, Крольчихин спишет «Дэу», если Сенцов притащит крылатую машину? И что это ещё за машина такая? Надо бы хорошенько потрясти мерзкую Аську, правильно стажёр сделал, что забил её в наручники! Под ногами хрустели жухлые листья и валялись никому не нужные каштаны… Да легче уже работать дворником, чем разыскивать непонятно кого и каждый раз думать, что этот непонятно кто оторвёт тебе башку…

— Смотри, напарник, ну и ну… — пробормотали над сенцовским ухом, Сенцов забыл про дворников и оглянулся на бормотание. Бормотал Ветерков, а его длинный указательный палец показывал вперёд, где расстилалась злополучная детская площадка.

Константин горьким взглядом оглядел детскую площадку, на которой остались на память о «беспредельщике» колёсные колеи, погнутая горка и море следов. Поодаль, у куста лежала женщина в оранжевых брюках, Ветерков подскочил к ней, проверил пульс и заявил:

— Упала в обморок!

— Звони в скорую… опять! — буркнул Сенцов, ещё раз оглядел площадку и с ужасом понял, что крылатая тачка исчезла. Чёрт, прошатались всю ночь, угрохали машину, упустили «мусорных киллеров», а теперь ещё и эта штуковина канула… Что Сенцов принесёт Крольчихину?? Аську? Тоже мне ещё, находка!.. Премия — всё, это ясно, как день — тоже канула…

Ветерков усиленно и с готовностью звонил «03», а перед Константином вставала Катя и тут же уходила к другому. Надо хотя бы, позвонить ей… А то совсем свинство выходит…

Пока Ветерков сообщал диспетчеру скорой помощи адрес, по которому следует выслать машину, Константин, повернувшись носом к толстому молчаливому дереву, украдкой от всего мира, набирал на мобильнике Катин номер. «Ответь, только ответь…» — молил он про себя мироздание, пока дожидался дозвона…

— Ваш абонент поза зоною досяження! — противным голосом заныл проклятый автоответчик и начал попугаем повторять одно и тоже ещё и по-английски.

«Провались!» — мысленно пожелал ему Сенцов, сдавив мобильник в кулаке. Поборов злость на самого себя, Сенцов попытался позвонить Кате на домашний телефон, однако и тот встретил Константина глухотой и немотой. Выключилась… Ну что ж, Сенцов сам в этом виноват — нечего было врать, что приедет через часик — надо было либо не ехать за Аськой, либо сказать Кате правду, что снова он не сможет повести её в кино…

Запрятав мобильник в карман, Константин отыскал глазами Ветеркова и спросил:

— Вызвал скорую?

— Вызвал! — бодренько отчеканил беззаботный стажёр. Да, у него небось, нету никакой невесты, он не пробыковывает вот уже седьмое свидание, да и холодильник его, кажется, полон деликатесов! А Сенцов опять забыл купить батон!

* * *

Угнанный и порядком исцарапанный джип выпрыгнул из парка на улицу Краснофлотскую и понёсся по ней со скоростью космической ракеты. Эрик вёл машину неизвестно куда — просто вперёд а, увидев, что погоня отстала, осведомился у всех, кто скукожился на заднем сиденье:

— Ну, что, будущее, куда мне теперь ехать?

— В тюрьму или в психушку! — булькнул Георгий, глотая мучительный ком тошноты, который терзал его от самого двора Светланы.

— Меня менты замету-ут… — невменяемо причитал Санёк, уткнувшись позеленевшим носом в кожаную обивку автомобильного кресла. Светлана же ничего не сказала — она просто висела на спинке в полуобморочном состоянии и иногда жалобно стонала.

— Слизняки! — рассвирепел Эрик, бухнув по рулю кулаком. — Повысаживаю всех — пускай, метут вас, куда хотят!

— Давай! — согласился Георгий, в надежде на то, что наконец, получит свободу и сможет пойти в милицию.

— А тебя пристрелю! — пообещал ему Эрик, и с Краснофлотской улицы свернул на улицу Антипова.

— Подожди! — перепугался Георгий, вынужденный ехать туда, куда совсем не хотел. — У меня дом есть… вроде дачи… в Маяке… только ты едешь не туда… — Георгий заквохтал подстреленным курёнком, потому что к его короткому носу приблизилось дуло пистолета.

— Другое дело! — обрадовался Эрик, спрятал страшное оружие и нажал на тормоза так, что несчастный джип надрывно завизжал покрышками и застопорился, швырнув пассажиров вперёд. — Куда? — вопросил Эрик, развернувшись и уставившись на Георгия безумным взглядом.

— Поворачивай назад… — нехотя выплюнул Георгий, пялясь в окошко на дурацкие серые дома. — Я тебе скажу, как проехать.

Санёк около Георгия вытер кулаком сопли и пытался усадить Светлану, которая всё время кренилась вперёд, грозя свалиться под сиденье.

— Спасибо! — поблагодарил Эрик Георгия. — Хоть от тебя польза… А этих двух куриц я точно высажу! И зачем я только набрал вас?

— Тачку, хоть, скинь, умник! — сварливо фыркнул Георгий, отвернувшись от плачущей в три ручья Светланы и уставившись в пыльное окошко. — На неё уже все менты настрополились!

— Ничего, я — как мышка! — беззаботно заявил Эрик. — Они и пикнуть не успеют, как мы спрячемся! Давай, будущее, показывай свой Маяк!

— Чёрт с тобой! — проворчал Георгий, нутром чуя, что «мышка» проедет километра три попадётся в «мышеловку». — Навигатором умеешь пользоваться?

— Ага! — бодро согласился Эрик, который уже понял, что GPS-навигатор — отличная штуковина, и, как только он вернётся домой — снабдит такими все свои военные машины и орудия.

— Ну, вот, навигатором пользоваться умеем! — фыркнул Георгий, придвинувшись и включив тот самый навигатор. — И какой может быть Третий Рейх? Сейчас, я тебе его настрою, и можешь ехать… как мышка! — он не скрывал ехидности, выставляя навигатору нужный маршрут, а Эрик пропустил это мимо ушей — зачем обижаться на тех, кого он не сегодня — завтра сотрёт с лица Земли и забудет о них?

— Настроил? — осведомился Эрик, заметив что Георгий что-то долго возится с навигатором — он сам и то, уже научился куда быстрее его настраивать!

— Настроил! — без энтузиазма буркнул Георгий, отодвигаясь назад, чтобы Эрик не вздумал залепить ему оплеуху.

— Супер! — обрадовался Эрик, нажал на газ и заставил джип крутым «галопом» мчаться в посёлок Маяк.

Глава 37 Сон наяву

Пересказывая всю эту таинственную историю Крольчихину, Сенцов чувствовал себя мучеником. Крольчихин скептически хмыкал, поворачивал головой и, кажется, не верил ни единому словечку, так фантастически всё это звучало. Константин втройне жалел, что крылатую тачку спёрли — исчез самый важный его вещдок, а осталась только эта Аська, которая сидит перед самим Крольчихиным и позорно глотает сопли.

Дослушав историю Сенцова до конца, следователь Крольчихин наградил Аську Колоколко оценивающим взглядом и пожал плечами.

— И это всё, что вы привезли оттуда? — скептически хмыкнул Крольчихин раз в десятый, потирая подбородок тоже раз в десятый.

— Нет, — пробормотал сонный Сенцов, присаживаясь напротив следователя так, чтобы не видеть постылую Аську, из-за которой он пробыковал свидание с Катей. — Была машина, это правда, вот такая машина! — Константин попытался руками очертить в воздухе контуры утерянного нло, однако у него вышел неровный прямоугольник. — Но я же говорю, что мы потеряли её, когда гонялись за «свалочным киллером», после того, как взорвался газ…

— В доме номер восемьдесят семь по бульвару Шевченко, — добавил Ветерков, зная, что улицу и номер дома Сенцов обязательно забудет.

Глаза Крольчихина тут же устремились на лоб.

— Вы видели его?? — выдохнул следователь и едва не упал назад вместе со стулом.

— Да! — выпалил Сенцов. — Это был он, больше никто! Я отлично помню фоторобот, который сделали на Пролетарке, и я прекрасно видел этого придурка и Новикова вместе с ним! Там ещё двое у них банде — баба и какой-то чувак!

— И ещё какой-то чувак! — перебил Сенцова стажёр, выпучивая глазки. — Он ту штуковину с крыльями спилил у нас с буксира и завёл её, и даже ехал на ней!!

— Ну и ну… — булькнул Крольчихин, раскачиваясь на стуле, теребя пальцами край одной из своих бумаг. — Я даже не знаю, кому теперь звонить… сбу? Интерполу? Не знаю… Какая наглость, однако! Да если бы я столько бомжей жмурнул — я бы уже прочь из города убрался! А этот — ездит себе по центру… Странно…

— Псих! — высунулся Ветерков. — Может быть, психушки прозвоним?

— Пока дождёмся военную прокуратуру, — серьёзно постановил Крольчихин, а бумага, край которой он теребил, уже лежала перед ним, смятая в шар. — Я уже звякнул на Пролетарку — они мне сообщат, когда приедет военная прокуратура. Всех «баб» и «чуваков» попрошу вас «увековечить» в фотороботах, — он кивнул Сенцову на дверь, призывая его, сонного как сом, ползти к Овсянкину и вместе с ним шлёпать фотороботы. — Гражданка? — обратился он Аське Колоколке, подавляя брезгливость. — И что вы скажете?

Аська начала что-то гнусаво бухтеть, но Сенцов её уже не слушал: вышел из кабинета и медленно потянулся к противному Овсянкину, который начнёт сейчас смеяться над его, Сенцова, умственными способностями.

— Привет! — Константин, войдя, поздоровался с Овсянкиным, который что-то увлечённо делал на своём компьютере, уткнувшись длинным носом в монитор. Наверное, экспертизу какую-то, или отчёт — наверх — потому что лицо его было покрыто капельками пота и красное, будто бы он тяжести таскает.

— Здорово… — пробухтел, Овсянкин, не отрываясь, а Сенцов обошёл его кругом и заглянул в его монитор.

Овсянкин кропотливо «работал» над зомби из очередной компьютерной игры… Чёрт, развлекается тут, когда у Сенцова кипит настоящая работа! Константин тихонько подкрался к овсянкинскому уху и издал громогласный рык, приправив его звонким хлопком в ладоши.

— А-ай!! — Овсянкин взвизгнул от неожиданности и чуть не покатился по полу вместе со стулом…

— Та, чёрт тебя дери, Сенцов!! — заверещал он, подпрыгнув, а виртуальные зомби сожрали овсянкинского игрового персонажа и не подавились. — Ты совсем, что ли, с башкой не дружишь??

— Тут работы по горло, а ты в игрушки дуешься! — угрюмо буркнул Сенцов, усевшись около стола Овсянкина на стул для посетителей. — Давай, сворачивай свою шарманку — будешь сейчас фотороботы чёртовы клепать!

— Блин… — прогудел Овсянкин нехотя закрывая проигранную игру. — Меня с твоими фотороботами сожрали тут…

— Сейчас тебя Крольчихин жрать будет, а потом Тетёрко на костях покатается! — огрызнулся Сенцов, стараясь удержать в дырявой голове ускользающие, эфемерные образы проклятых бандитов.

— Блин… — повторил Овсянкин, открыв нужную программу. — Давай, бухти приметы!

Константин напустил на лицо «железную маску» и принялся стальным голосом описывать «киллеров», которые сбежали у него из-под носа. Что-то у него не очень получалось — Овсянкин надвигал глаза, рты, носы, но Константин их отвергал, изрыгая бездушное слово «Непохожи!», а криминалист уже потел и пыхтел…

Потный Сенцов ёрзал напротив Овсянкина, мучаясь с подельниками «мусорного бандита», когда дверь кабинета эксперта внезапно распахнулась, и порог переступил следователь Крольчихин.

— Вот, что, — изрёк Крольчихин, толкая перед собою вонючую, мерзкую Аську, которая уделала заднее сиденье служебной машины содержимым своего желудка. — Я перед этой сущностью бессилен, так как она умеет только реветь и мычать. Овсянкин, как только закончишь с Сенцовым — займись ей, кажется, она кого-то видела, но я, к несчастью, не понимаю обезьяний язык.

— М-мм… — промычал Овсянкин, чей мозг был туго забит подельницей Новикова.

Сенцов только сморщился и злорадно отметил про себя: «Так тебе и надо, опёнок очкастый!».

— Отлично, — кивнул Крольчихин. — Гражданка Колоколко, — сказал он Аське, поворачивая её «мордой» к свободному стулу. — Присядьте и ждите своей очереди!

— Ба! — тупым горилльим голосом изрекла Аська и побрела к предложенному стулу. Устроившись на нём вразвалку, она вперила свои заплывшие глазки в стену и принялась надсадно, гнусаво мычать некую попсовую песню.

— Я буду в кабинете! — на прощание бросил Крольчихин и растворился в хитросплетениях коридора.

— Чёрт… — пробормотал Овсянкин, которому мычание Аськи страшно мешало сосредоточиться на фотороботе. — Костян, ты реши: мне твоих гавриков рисвать, или с этой чувихой валандаться??

— Валандайся с чувихой… — сдулся Сенцов, чья память упустила «киллеров»… да и от Аськи нужно быстрее избавиться, а то всё Ровд завоняет…

— А… мадам… — обратился Овсянкин к Аське, котоая елозила под его столом ножищами и, не замолкая, гнусаво гудела:

— …Об этом я… об этом там молю…

— Мадам, э… опишите граждан, которых видели возле вашего… жилища? — Овсянкин постарался привлечь внимание поющей Аськи, и, прежде чем сказать слово «жилище» — замялся и задумался, размышляя, видимо, над тем, где может обитать такая колоритная персона…

— Ну… — проревела Аська, оборвав песню. — Лысый качок такой причапал… и блатная баба!

— Начните с «качка»… — вздохнул Овсянкин, заметно погрустнев — «благоухание» Аськи просто разрывало мозги на части.

Константин отодвинулся подальше — на самый дальний стул отсел, чтобы не сомлеть… Овсянкин, кабинет, наверное, вообще не проветривает — и так душно, как в сауне, да ещё и Аська… Бухтит тут — гнусаво так, навязчиво, что бедный мозг неумолимо клонит в тяжёлый кошмарный сон…

— Ну, примерно, вот так… — пробурчал Овсянкин, закончив титаническую работу над созданием «лысого качка» Аськи Колоколко. — Но, учти, Костян, только примерно… — буркнул он, вытирая пот.

Константину уже надоело ждать, пока Овсянкин копался, да и «аромат» Аськи приводил в тихое бессильное бешенство. Чтобы находиться к этому чудовищу ближе, чем в десяти метрах, нужно напяливать скафандр — такой, с суперзащитой, в котором Титов вышел в открытый космос…

— Дай-ка глянуть, — Сенцов встал с дальнего стула и приблизился к экрану овсянкинского монитора, стараясь дышать ртом, чтобы не потерять сознание.

— Во, ментюк, зырь и надейся! — подала голос Аська, и Сенцов отшатнулся от неё.

— Замолкни! — досадливо фыркнул он, подвигаясь поближе к монитору. — Подвинься, толстяк! — пихнул он Овсянкина, который сидел и своей спиной загораживал практически всё.

— Я отойду… — выдавил Овсянкин, страдая и задыхаясь от Аськи. — Мне… подышать надо…

Не дожидаясь от Константина ответа, худенький эксперт выскочил из кресла и исчез, хлопнув дверью.

— Ну, шо, ментюк, чапать можно? — изрыгала Аська, а Константин старался отстроиться от неё и сгрести всё своё внимание на фотроботе.

Да, таких «ментов» в Калининском Ровд не бывало и отродясь. Тот, кого изобразил Овсянкин на экране своего компьютера, скорее, походил на члена какой-то банды, нежели чем на блюстителя закона. Серьга эта в левом ухе… Недобрый бандитский прищур, ни волосочка на голове… Ни единого штриха к образу добропорядочного гражданина… Такое впечатление даже, что он из одной банды с «мусорным киллером» — настолько недобрым и свирепым показалось Сенцову это лицо… Хотя… Константин всмотрелся в острые глаза, орлиный нос и массивную челюсть… Да этот тип ему знаком! Хоть Аська и описывает на уровне питекантропов, елозит ручищами по всему столу и воняет, как гамадрил, однако, она, как ни крути, тётка не промах! Да, Константин видел этого человека… Видел не раз, и даже собственноручно отправил его в обезьянник! С экрана монитора Овсянкина на Константина Сенцова глядел хулиган и неонацист по кличке Бисмарк, и Сенцов как-то раз изловил его на разгроме киоска! Для этого Бисмарка подраться, разбить киоск или витрину — было любимым развлечением… Он даже как-то кого-то зарезал. Однако, во всём этом есть одна загвоздка, и довольно большая, как баобабовое бревно… Сенцов замер на стуле и слышал, как колотится его сердце — в бешеном ритме как скакал бы молодой арабский скакун… Бисмарк крякнул, накрылся, отдал концы, отошёл в мир иной… Пару лет назад здоровенного злобного Бисмарка самого зарезали в какой-то драке. Так и написали в его деле: дата смерти такая-то. Даже можно открыть из базы данных его дело и прочитать! А когда он приходил на свалку к Аське?

— Слышь, громила! — обратился Константин к Аське, стараясь не дотронуться до неё рукой. — А когда этот качок твой приходил к вам в хоромы?

— Ы… — прогудела Аська, постукивая заскорузлой ладонью по вытертой столешнице Овсянкина. — Та, ща тока и был недели две назад. Он и баба такая… Блатная баба!

Сенцов едва со стула не свалился, услыхав сию сенсацию. Две недели назад на свалку приходил погибший Бисмарк… Или его призрак? Нет, стоп, какие призраки? Тут что-то очень не так. А как «не так»? И что за баба??

— Слышь, Аська, а почему «баба» — блатная? — осведомился Сенцов, ёрзая на мягком сиденье стула, словно на ежах.

— Да, такая… При том и при этом… — забухтела Аська, стряхивая блох с кудлатой башки на стол Овсянкина.

«Хорошо, что это — не мой стол!» — довольно подумал при этом Сенцов.

— Всё пикалки с кармано́в доставала и — так: поводит-повдит, дальше пойдёт! — гнусила между тем Аська. — Поводит-поводит и дальше пойдёт! Разве не блатная? Блатная!

Сенцов разинул рот, собираясь спросить что-то ещё, но тут подала скрипучий голос дверь, и в кабинет ввалился Овсянкин в пиджаке нараспашку. Усевшись за стол, он перевёл взгляд с Сенцова на Аську и спросил:

— Ну, что?

— Узнаёшь картину? — Константин кивнул на фоторобот Бисмарка.

Овсянкин надвинул свои круглые очки едва ли не на лоб, всмотрелся так, словно бы собрался прожечь в мониторе дыру, глубоко задумался и изрёк:

— Знакомый тип… Не помню…

— Бисмарк! — выдохнул Сенцов, подскакивая на виртуальных ежах. — Его зарезали в драке! А он приходил на свалку две недели назад! Врубаешься, Овсянкин??

Овсянкин окинул Константина бараньим взглядом, а Сенцов разозлился и фыркнул:

— Надо было сидеть и слушать, а не гоцать по коридорам! Давай, Овсянкин, будем «бабу» рисовать!

— Какую бабу? — булькнул Овсянкин, который ходил в столовую, но поесть так и не смог из-за устойчивого образа Аськи в своей голове.

— Блатную! — уточнил Сенцов, нетерпеливо ёрзая на скрипучем стуле… А вдруг и эта «баба» тоже отлично известна милиции, но при этом — давно умерла?? Так можно и с ума сойти с этим «нашествием живых мертвецов»!

— Та, чёрт с тобой, Костян, когда ты уже выкинешь эту обезьяну?? — Овсянкин не ругался, а взмолился, подкатив глазки, ведь Аська совсем не являла собой пример утончённой эстетитки, а нужно было её терпеть…

— Вот, как нарисуем «бабу» — так и выкину! — уверенно определил Сенцов и подогнал Овсянкина:

— Давай, дружище, не тормози! — после чего вернулся на дальний стул, чтобы выжить.

Овсянкин чертыхался от невозможности изгнать Аську, а та, в свою очередь, ухватила в кулак пластмассовую настольную фигурку Овсянкина в виде яркого цветочка в шарообразном горшке, который ритмично качает листками и лепестками. Аська принялась трясти несчастный цветок, от чего последний закачался как-то лихорадочно, будто разлетится сейчас на запчасти…

— Гы! Клёвый причиндал! — оценила цветочек Аська. — Фурычит!

— Так, гражданка Колоколко, поставьте на место, а то на пятнадцать суток забью! — разозлился Сенцов, вскочив с дальнего стула, однако не проявляя желания заламывать вонючей громиле «передние лапы».

— Ы, ментюк, я же не тырю… — обиделась Аська, вернув потрёпанный цветочек обратно на стол. — Баба, короче, такая была — у! — прогудела она и скорчила обезьянью гримасу.

— Эх… — уныло вздохнул Овсянкин и погрузился в компьютер, сооружая из ничего более или менее правдоподобный фоторобот.

— А, ага, такая! — радостно воскликнула Аська, когда Овсянкин в стотысячный раз повернул к ней монитор. — Ты, ментюк, Пикассо! Только, учти, она была в штанах!

— Костян! — измученный Овсянкин воззвал к Сенцову, чтобы тот глянул на «бабу» и спровадил Аську, потому что голова его уже рыдала горючими слезами.

— Ползу, блин… — проканючил Сенцов, уставший на дальнем стуле — жёстком, неровном, как пыточное кресло.

— Вот, гляди! — буркнул Овсянкин, показывая Сенцову «бабу»…

— Угу… — увидав её, Константин окончательно завял… Ну, да, «баба» — «блатная»… Блатная тем, что Сенцов её раньше никогда не видел и не знал. В Калининсяком Ровд такая не работала, в обезьянник Константин её не забивал, она не жила у него во дворе… В общем, «блатная баба»! И такая, конечно же, будет «в штанах» — а что ещё ожидать от такой «бабы»?

— Если я к тебе не вернулась — значит, наступила зима… — выла между тем Аська, снова переключившись на своё гундосое «радио».

— Ну, гражданка Колоколко, подпишите ваши фотороботы, и можете быть свободны! — предписал Аське Сенцов, желая побыстрее избавиться от неё.

— Ы, ментюк, ты чо, меня не замёл???? — басом удивилась Аська, топая под столом своими ножищами.

— Так, давай мне подпись и — исчезла! — прикрикнул на неё Сенцов и впихнул ручку в её правую ручищу.

Аська схватила ручку в кулак, хрюкнула, как настоящая дикая горилла, и накалякала огромную кучерявую козюлину под Бисмарком, едва не закалякав его лицо.

— Теперь тут! — потребовал Сенцов, не придираясь особо к этой «начальственной подписи», чтобы не задерживать Аську в кабинете, который она уже завоняла так, что не поможет никакой вентилятор.

— Ы! — издала Аська, и накалякала вторую козюлину — под «блатной бабой».

— Всё, Аська, можешь чапать! — отпустил её Сенцов, Аська с довольным видом отлипла от стула и, неуклюже шаркая, удалилась в коридор.

Как только дверь захлопнулась за её спинищей — Овсянкин ракетою рванул к окну и настежь распахнул обе рамы, судорожно хватая чистый уличный воздух.

— Ну, вот, теперь — классно! — выдохнул он, повернувшись к Сенцову.

Да, классно, Сенцов был полностью согласен. Ну и что, что ветер сдувает со стола бумаги?? Зато, хоть, можно дышать…

* * *

Сенцов вернулся от Овсянкина мрачным: а каким ещё он мог быть, когда кроме Чижикова и глупой Кошкиной на него навалили ещё и «мусорного киллера», а нашёл он пока что, только усопшего Бисмарка… и «бабу» эту… «космическую»… С фотороботами Бисмарка и «блатной бабы» в кулаке Константин вдвинулся в кабинет и попытался протопать на своё место, однако Крольчихин поджидал его.

— Сенцов! — окликнул следователь, видя, как Константин мышью крадётся вдоль стены.

— Да? — вздохнул застуканный Сенцов, жалея, что вообще появился на свет.

— Как у вас успехи? — строго осведомился Крольчихин и кивнул на ту руку Сенцова, в которой были зажаты злополучные фотороботы.

— Плохо, — честно признался Сенцов, подполз к столу следователя и выложил первый фоторобот — Бисмарка. — Аська сказала, что он на свалку к ним две недели назад приходил.

— Так, посмотрим… — основательно изрёк Крольчихин, взглянул на фоторобот и сдвинул брови.

— Сенцов! — сурово сказал он. — Это шутка?

— Нет, Алексей Васильевич, — снова вздохнул Сенцов. — Овсянкин составил фоторобот с Аськиных слов, и получился Бисмарк…

— Хм… хм… — похмыкал Крольчихин, переваривая сумбурную информацию. — А, кроме Бисмарка, у вас ещё кто-нибудь получился? — проворчал он, пытаясь найти хоть одну зацепку для своего ума и дать прагматичное объяснение фантастике. Сенцов, например, не мог дать такого объяснения, и начинал чувствовать глубоко под ложечкой суеверный страх, достойный не мента, а деревенской тёмной бабки.

— Вот, — пробормотал Константин, и выложил Крольчихину «блатную бабу». Аккуратненько пристроив её около Бисмарка, Сенцов отодвинулся на шаг назад и начал ждать, что же скажет по этому поводу признанный гений сыска? Ведь потому Крольчихина и признали гением сыска, что он намного умнее всех остальных в отделении, и в тысячу раз умнее Сенцова.

— Ага, — кивнул Крольчихин, как и Сенцов, никого не узнавая в «блатной бабе». — Придётся составить ориентировку и объявить в розыск! Ветерков, займись! — крикнул он стажёру, который был посажен за компьютер в дальнем углу кабинета и призван перерывать милицейскую базу.

— Есть! — согласился Ветерков, бодро вспорхнул с вертящегося стула, подхватил фоторобот «блатной бабы» и, вернувшись на место, запихнул его в сканер.

Зевая от усталости, Сенцов невольно отметил, что стажёр абсолютно не выглядит сонным, хотя они вместе не спали всю ночь, воюя с бомжами, с крылатой машиной и с «мусорным киллером». Наверное, пока Сенцов пыхтел над фотороботами и нюхал Аську — стажёр успел посетить столовую и под завязочку заправиться кофе. Иначе не объяснишь его небывалую бодрость. Сенцов тоже не прочь был посетить столовую: со вчерашнего вечера его желудок был пуст, и настойчиво требовал еды, подкатывая под самый подбородок и обиженно бурча.

— Ветерков! — Крольчихин вновь призвал стажёра, и тот сразу же отчитался:

— Ориентировка отправлена!

— Отправь-ка ещё на этого! — распорядился Крольчихин, протянув Ветеркову фоторобот Бисмарка.

— Есть! — Ветерков согласился без вопросов и без колебаний — роботом выхватил Бисмарка из крольчихинской руки и побежал строчить очередную ориентировку. А вот Сенцов задал свой сенцовский вопрос:

— А зачем?

— Твоя, Сенцов, Аська — особа своеобразная, — пробормотал в ответ Крольчихин, рисуя что-то ручкой на листках своего отрывного календаря. — Простому человеку понять её трудновато. И я думаю, что она видела не Бисмарка, а человека, отдалённо похожего на Бисмарка! Овсянкин изобразил его как мог, и ваше с ним воображение выдало Бисмарка! Я же мыслю практически! Живых трупов у нас не бывает, привидений — тоже! Значит, мы имеем дело с живым человеком, а живого человека можно найти!

Крольчихин не собирался замолкать — впаивал строгач по полной, обещая «причесать» и Овсянкина, но вдруг хлопнула дверь. «Лёгок на помине!» — невольно подумал Сенцов, повернув голову и увидав на пороге всё того же Овсянкина. Ну, вот, пришёл — сейчас Крольчихин «зачешет» его до опупения…

Вместе с Овсянкиным в кабинет вставился мрачный Федор Федорович с двумя исписанными и исчёрканными листами и ксерокопией фоторобота «мусорного киллера». Крольчихин аж сдулся, позабыв про строгач, увидав его… Федор Федорович по десятому кругу вызывал к себе Евдокию Кошкину, пытаясь вытянуть из неё хоть какой-нибудь толк. Кошкина же своими нервирующими слезами только взвинтила Федора Федоровича до белого каления. Начиная багроветь от злости, следователь ни разу не позволил себе ругнуться при даме — вместо этого он изрисовал зубастыми чертями и исписал словом «чёрт» поля обоих своих протоколов.

— Ну, что, Федя, как там с Кошкиной? — осведомился у него Крольчихин, в тайне надеясь, что эта сумбурная плакса прольёт хоть какой-то свет на кромешную тьму возникших загадок.

— Засада… — угрюмо проворчал Федор Федорович и вдвинулся за свой стол. — Только два бланка испортил, чёрт… Придётся перечёркивать и переписывать…

— Чёрт… — чертыхнулся Крольчихин и воззрился на Овсянкина. — А у тебя что? Кроме Бисмарка — я уже успел наесться им по горло!

— Я вот, чего пришёл! — начал Овсянкин, мусоля в руках какие-то мятоватые бумажки. — Мышкин мне результаты свои прислал! Ребята, с автоматными очередями вы переборщили. Тут наш общий друг Мышкин закончил экспертизу и установил, что трое бомжей застрелены из «люггера», а у четвёртого пробита голова!

— Подробнее, пожалуйста! — тут же потребовал Крольчихин, остановив на Овсянкине прожигающий взгляд.

— Ну, что, — затараторил Овсянкин, положив свои бумажки на стол перед Крольчихиным. — Четвёртый бомж убит палкой — палку мы с Мышкиным тоже нашли, валялась поодаль! Так вот, удар был один и нанесён точно по височной кости так, что кость тут же сломалась! Это не случайный удар — так мог сделать только весьма тренированный тип!

— Новиков? — тут же высунулся Ветерков. — Василий или Александр?

— Не думаю! — возразил Овсянкин. — Сколько Новиковы прослужили в армии? Полгода? Секции никакие не посещали. Вопрос: куда им? Это раз. И два: где Новиковы могли достать «люггер»? Кстати, вопрос номер три: пули, которые Мышкин извлёк из тел бомжей, сооветствуют образцам сороковых годов, однако углеродный анализ, который я провёл, показал, что им нет года! Как вы это объясните?

— Отпечатки пальцев на палке есть? — осведомился Федор Федорович, который между всем переписывал испорченные протоколы.

— Увы, — буркнул Овсянкин, топчась. — Только следы крови погибшего! Кстати, трое других бомжей получили по одной пуле на каждого! Наш бандит выстрелил всего три раза, пистолет вы все видели — «люггер», без отпечатков!

— Углеродный анализ переделать! — предписал Овсянкину следователь Крольчихин, скептически прищурив левый глаз, и отложил бумаги на край стола. — Наверное, у «копателей» купили «люггер»! Это — раз! А два — Мышкина, пожалуйста, ко мне! А три — Сенцов с Ветерковым, потом поедете с Мышкиным в морг, глянете на этих бомжей, и напишете мне подробный отчёт!

— Есть… — уныло вздохнул Сенцов, который совсем не хотел разъезжать по моргам, а хотел спать… К тому же, вполне возможно, что в морге он опять столкнётся с постылым Анатолием Лисом.

Глава 38 «Последний врач»

Сенцов видел, как «последний врач» Мышкин выложил перед Крольчихиным кипу листов, а потом — встал в профессорскую позу и авторитетно заявил:

— Я провёл вскрытие погибших и установил, что все они страдали множеством хронических заболеваний, таких, как: панкреатит, гастрит, гельминтоз, цирроз печени и хронический алкоголизм. Но причиной смерти троих из них стали огнестрельные ранения. Причём убиты они были с разных ракурсов, словно бы стрелявший стоял на месте, а они подбегали к нему с разных сторон. Это во-первых. Во-вторых: каждый из застреленных получил по пуле точно в сердце, и из этого я могу вынести, что преступник прекрасно умеет стрелять. Четвёртый из погибших…

— Убит палкой! — угрюмо перебил Крольчихин, подперев кулаком подбородок, словно бы засыпал на скучной лекции. — Ты мне вот, что скажи, Мышкин: что там с «люггером»?

— Все три пули были выпущены из пистолета системы Люггера образца тридцатых-сороковых годов… — пробормотал Мышкин. — Пули я передал на экспертизу Овсянкину…

— Так, а теперь — про удар палкой поподробнее! — сурово потребовал Крольчихин, и негромко пробормотал:

— Чёрт… придётся теперь искать родственников всех этих чёртовых бомжей…

— Удар палкой был один, — Мышкин принялся читать новую лекцию. — И нанесён с абсолютной точностью так, что височная кость четвёртого из погибших оказалась пробита насквозь. Таким ударам обучают бойцов спецподразделений…

— Ветерков! — крикнул Крольчихин стажёру, перебив и эту лекцию Мышкина. — Давай мне список всех зеков и психов, которые когда-либо служили в спецназе! Милицейском, военном — любом! И поживее!

— Есть! — бодренько отчеканил стажёр, который давно уже ёрзал за компьютером, горя нестерпимым желанием работать. Когда-то и Сенцов тоже горел таким желанием… А сейчас горит другим: чтобы вся работа провалилась к чертям…

— Сенцов, не спим! — окликнул Константина Крольчихин, и Сенцов осознал, что действительно, дремлет за столом. — Сейчас, Ветерков выведет список, и вам обоим предстоит работа: во-первых, поедете с Мышкиным в морг, составите ориентировки на убитых бомжей и разошлёте по всем отделениям — авось, у них найдётся кто из родных? А во-вторых, проработаете всех клиетов по списку. Понятно?

— Есть… — пробормотал Сенцов, заставив себя не вздыхать.

— Длинный список! — сообщил из-за компьютера стажёр, не теряя своей извечной бодрости, которая так злит Сенцова. — Ого!

— Печатай весь! — постановил Крольчихин. — Слыхал, Сенцов? — осведомился он у Константина, который всё прекрасно «слыхал» и давно уже испытывал дурноту: пахать придётся день и ночь… и опять-таки не остаётся времени на Катю…

— Слыхал… — уныло кивнул Сенцов.

Стажёр зарядил в принтер листов десять — не меньше, и включил скрипучую печать. Пока принтер скрипел, Сенцов старался подбодрить себя мыслями о призрачном везении: ему повезёт, и первый из «клиентов по списку» окажется нужным… ну, на худой конец, второй. Они со стажёром его быстренько законопатят, пробьют, и пойдут спать, ожидая в этом месяце сладкую премию… Чёрт, опять в сенцовской голове возникают эти странные словечки… Кто из его знакомых мог так разговаривать, что эти два «паразита» втемяшились в его мозги, и настолько заскорузли, что Сенцов повторяет их почти что машинально?? Не Крольчихин, не Федор Федорович, не Игорь Ёж, и даже не Анатолий Лис… Никто…

— Готово! — весёлый голос постылого стажёра прозвучал взрывом, выдрав Сенцова в реальность. Константин вздрогнув, взглянул в его сторону и увидел, что Ветерков размахивает отпечатанными листами. Это он распечатал наконец-то список сбрендивших «спецов» и теперь жаждет работать и эту ночь напролёт…

* * *

Константин Сенцов морги не любил — от чего тащился за Мышкиным, будто на верёвке и молчал, пялясь в «мёртвый» начищенный пол однообразного зелёного цвета. Мышкин читал какую-то длинную «лекцию» воющим голосом некроманта, а Сенцов старался не слушать, нутром чуя, что «врач» этот его сейчас заколдует… Ветерков же весело топал, задавая Мышкину какие-то сумбурные вопросы, чем злил Константина до чёртиков. Сенцов старался сосредоточиться на Кате — решил пригласить её в театр, чтобы, наконец-то, помириться… спектакль, говорят, хороший. И билеты можно по Интернету заказать — главное, не пробыковать и успеть приобрести хорошие места… Сенцов займётся этим прямо сегодня — когда вернётся из морга и сядет за свой компьютер.

— Проходите в холодильник! — любезно пригласил «последний врач», распахнув перед гостями одну из безликих металлических дверей.

— Спасибо… — прогудел Сенцов, переступая высокий блестящий порог и чувствуя на своём живом теле страшный могильный холод.

Ветерков, перепархивая тот же порог, споткнулся и чуть не пропахал носом по полу, а Сенцов злорадно подумал: «Допрыгался!».

— Вот, господа, ваши клиентики! — Мышкин принялся выдвигать ячейки, и Сенцов нехотя, заставил себя смотреть на трупы, которые в них лежали. Стажёр тут же вооружился блокнотом — чтобы составлять ориентировки, а Сенцова ничего не взял, и таращился на бомжей дурацких вообще без интереса. Да, он просто обязан повести Катю на этот спектакль — даже если за билеты, цветы и подарок ему придётся отстегнуть всю свою тощую зарплату…

— Вот, этот экземплярчик самый любопытненький! — «пел» врач Мышкин, «танцуя» вокруг одной ячейки, которая содержала весьма габаритное тело. Здоровенный, бородатый бомжара с огромной головой, с медвежьими лапищами вместо рук и ног, был убит палкой… Хорошую силу нужно иметь, чтобы проломить такой носорожий череп…

— Вот, гляньте! — Мышкин сунул в руки Сенцова фотографию, где был изображён тот же бомжара — только до вскрытия. — Вот, это его висок, в который нанесли удар. Видите?

Сенцов присмотрелся и увидел, что на виске бомжа нет ни крови, ни раны… только малюсенький «нестрашный» синячок…

— Мастерский удар! — постановил Мышкин, отняв фотографию у Сенцова. — Как думаете, чья работа?

— Чёрта-дьявола… — угрюмо буркнул Константин, разглядывая других, «простеньких» бомжей — с обыкновенными габаритами, обыкновенно пропитых, и без особых примет. Они были застрелены — по одной пуле на каждого — и кто только придумал эти бредни про автоматные очереди?

— У нас целый список подозреваемых! — бодро заявил Ветерков, размахивая своей распечаткой, где затесались проклятые психи. Попробуй, допроси их, когда все они служили в специальных войсках, и каждый из них не дружит с головой?? Можно лишиться и своей головы…

— Ну, что, стажёр, ориетировки готовы? — с раздражением вопросил Константин, видя, как стажёр всё елозит и елозит ручкой, словно роман пишет. А Сенцов уже устал его ждать — если так канителить — и до ночи психов не допросишь, чёрт…

— Так точно! — отчеканил стажёр, махнув блокнотом. — Я их по И-нету разошлю, когда мы к психам поедем!

Трудоголик чёртов… Константин проглотил эти слова и сказал — Мышкину:

— Большое спасибо, мы закончили, до встречи!

— До встречи! — хохотнул Мышкин — зловеще, и Константину показалось, что будь его воля — он бы не выпустил их из холодильника, а вскрыл бы и заморозил, как и всех своих «клиентов»…

Глава 39 Поиски «мусорного киллера»

Константин сидел за рулём — он взял машину под свою подпись, и Ветеркова за руль не пускал. Стажёр был этому рад — торчал на заднем сиденье со своим ноутбуком и клацал клавишами, рассылая ориентировки на бомжей. Теперь он не вылезет из Интернета, отслеживая почту каждые полчаса — а вдруг кто откликнется и узнает какого-нибудь бомжа… за полчаса?? Сенцов рулил по певому адресу — в далёкий «глухоманский» райончик, наполенный частными домами, которые давно обозначили под снос. Константин такие места не любил — грязищи по уши, и искать «клиентов» трудновато… Ветерков же аж подпрыгивал от радости — первое дело, да какое! На все сто процентов, что ему сегодня башку отшибут…

Константин давно уже покинул нормальное шоссе: служебная машина скакала по ухабам страшной грунтовки, и Константин тоже скакал, больно стукаясь о сиденье. Ветерков позади него сопел — проверял свою почту, не находил откликов на бомжей и злился. Возможно ему придётся годами злиться — у бомжей редко находится родня, которая соглашается признать нестандартное родство.

— Так, стажёр! — крикнул ему Сенцов. — Ищи: улица Буденовских Партизан, дом тринадцать! А то я сейчас тут себе глаза сломаю, чёрт…

— Та, ладно тебе, напарник! — пробурчал стажёр, нехотя отрываясь от компьютера. — Не кипи ты так!

Константин сбавил скорость: выбоины, острые холмики и камни на каждом шагу грозили перевернуть машину вверх колёсами и отправить в глубокую придорожную канаву, в которой неслись, бурля, грязные воды. Они со стажёром давно миновали красивые коттеджи, и дома попроще тоже миновали — за окнами проплывали сутулые черноватые избушки за гнилыми, покосившимися заборами. Местечко неприятное — в таких, обычно, совершается поножовщина, кровавые драки, детоубийства и прочая мерзость, на которую таких оперов, как Константин, вызывают посреди глубокой ночи. Пока опера преодолеют непролазные грязи, отыщут во тьме нужный домишко, ворвуться… будет уже поздно — жертва мертва, убийца сбежал. И начинается очередное проклятое, ординарное, рутинное, тягомотное дело…

— Напарник! — крик Ветеркова отвлёк Константина от мрачных мыслей, и Сенцов вздрогнул, выпав в реальность и осознав, что ведёт машину прямо в щербатый збор, потемнелая табличка на котором громогласно сообщала: «ул. Буденовских партизан, д. 13».

— Это же наш! — крикнул ему в ответ Сенцов, утапливая тормоза.

Служебная «Дэу» с визгом застопорилась, прочертив по грязи длинные, глубокие колеи, а между бампером и забором оставалось не больше метра.

— Ну, ты, напарник, даёшь… — прокряхтел позади Сенцова стажёр, который едва не уронил свой ноутбук — настолько резко Константин затормозил.

— Как надо даю! — огрызнулся Сенцов, вылезая из кабины в душную реальность, под жаркое солнышко. — Давай, стажёр, выколупывайся — работать будем!

— Блин, — буркнул стажёр недовольный душной припаркой и типичными запахами, которые витают в таких местах, как это. К вечеру обязательно соберётся гроза — воздух, буквально, переполнен парами воды, которые поднимаются из каждой мутной лужи.

Константин широким милицейским шагом направился прямиком к тощей калитке, около которой не наблюдалось ни звонка, ни почтового ящика… Газеты напиханы прямо между досками — только бесплатные, вроде «Курьера» и рекламок из гипермаркетов…

— Откройте, милиция! — загрохотал он, бухая кулаком по гниловатым доскам.

— Имя хозяина — Бобров Виктор Викторович! — подсказал из-за спины стажёр и достал своё удостоверение — чтобы показать Боброву, если тот соизволит высунуться.

— Гражданин Бобров! — Константин уже рычал, потому что проклятый Бобров засел в своём дому и никак не желал выползать, отнимая у Сенцова драгоценное время. — Милиция!!.. Чёрт возьми… — прошипел он, бухнув в калитку носком башмака. — Застрял, чёрт его дери!

— Напарник! — негромко пробормотал Ветерков, Константин машинально повернулся к нему и увидел, что стажёр тычет пальцем в калитку Боброва. — Смотри! — сказал стажёр, Сенцов посмотрел и увидел, что от удара его башмака калитка распахнулась настежь, явив взгляду запущенный двор, посреди которого, в бурьянах, торчала заржавленная «копейка».

— Заходи, что ли? — буркнул Сенцов, однако, прежде чем сделал первый шаг — вытащил табельный пистолет. А вдруг Бобров имеет волкодава, который их обоих тут перегрызёт??

— Угу… — стажёр особого рвения заступать на территорию Боброва не спешил — и волкодава, наверное, боялся, и самого Боброва, который прослужил в Чечне и Афганистане полжизни, два раза был контужен, от чего заимел душевную болезнь. Бобров мог просто сидеть, пить чай с печеньем, а потом вдруг внезапно вскочить, схватить нож для масла и вырезать им всех своих гостей… С ним такое уже один раз случилось — пять человек подрезал, за что попал в психушку. Он совсем недавно освободился, и вполне мог сгодиться на роль «мусорного киллера» — забрёл на свалку, не понравились ему бомжи, вот и поубивал…

— Бобров! — негромко позвал Константин, не опуская пистолет… волкодава тут не водилось — вскоре Сенцов увидал собачий вольер в углу двора — пустой, заросший, с полуразвалившейся будкой, ржавой цепью и перевёрнутой вверх дном собачьей миской, тоже ржавой.

А Бобров всё не отзывался, не выходил и не выглядывал в окошко… Может быть, он в магазин отошёл? А может быть, крепчает его «маразм», и он затаился специально, приготовив купленный у копателей каких-нибудь пистолет, а то и автомат… Как только незваные гости приблизятся — он откроет оголтелую стрельбу??

— Напарник! — Ветерков вновь подал голос, и Константин с ужасом обнаружил, что стажёр уже вполз на крошащееся крыльцо и положил свою «лапу» на потемневшую дверную ручку.

— Ты что?? — зашипел на него Сенцов, устрашившись «привета» от сумасшедшего «Рембо». — Слазь оттуда!

— Дверь открыта! — негромко заявил стажёр и тут же сдвинул хлипкую дверишку Боброва, которая, действительно, была открыта. — Идём?

Он не спросил, а просто решил войти за открытую дверь и, не подождав Сенцова, вступил во мрачные, сырые сени, заплетенные «глобальными» паутинами, наполненные каким-то металлическим хламом… Стажёр на что-то там наступил, и оно згарохотало, вызвав ужасающее эхо…

— Чёрт… — хлопнул себя по лбу Сенцов, на всякий случай притаившись за дверным косяком… Стажёр поднял страшный шум, который обязательно услышал безумный хозяин, и им, похоже, не сдобровать…

Но негостеприимный холодный дом отозвался лишь тишиной — по каменному полу укатывалось к дальней стене пустое ведро, но на его лязг так никто и не вышел.

— Так, стажёр! — Константин решил пойти первым, отодвинул Ветеркова в сторону и рванулся к закрытой двери, ведущей из сеней в жилые комнаты.

— Бобров, откройте! — Сенцов для верности постучал в эту, подождал, а когда услышал тишину — мощным рывком спихнул дверь с пути и ворвался за неё, выпятив пистолет.

— Ни с места, Бобров! — рыкнул он…

Константин попал на кухню. Бобров чистоплотностью не отличался — повсюду был хлам да объедки, старый стол завален пустыми бутылками из-под дешёвенького плодового винишка, ошмётками сосисок, хлебными краюхами — всеми в плесени, живыми и дохлыми тараканами, мухами, клопами, вонючими полусъденными рыбёшками… Плитка на две конфорки вся чёрная от потоков сбежавшей еды, в раковине высится страшная «Джомолунгма» из заскорузлых тарелок, кастрюль, сковороды, одной калоши, совка какого-то…

А хозяин был здесь — он сидел за столом, на колченогом табурете, положив голову и руки свои на столешницу.

— Бобров? — вопросительно пробормотал Константин, обошёл хозяина кругом и тут же увидел, что из его спины торчит огромный нож, и на полу под ним натекла лужа крови.

— Тьфу ты, чёрт! — злобно плюнул Сенцов, а из-за двери показался стажёр и задал свой навязчивый вопрос:

— Ну, что там, напарник?

— Бобров убит, блин! — рыкнул Сенцов, пощупав пульс хозяина и обнаружив, что никакого пульса у последнего нет уже давно: закоченел уже Бобров.

— Да? — изумился Ветерков, осторожненько вступая на кухню и обходя Бобровский хлам.

— Да, чёрт… — Константин озлобленно сопел и топал, не зная, что ему делать… Неужели, придётся всю ночь над этим Бобровым сидеть?? Когда с Катей до сих пор не помирился и билеты в театр не купил??

— Нужно звонить… — прогудел Ветерков, разглядывая всё, что попадалось ему на глаза — улики, наверное, искал.

— Чёрт, — буркнул Сенцов и вытащил мобильный телефон, чтобы позвонить Крольчихину.

Глава 40 Террорист

Крольчихин приказал Константину ждать. Так и сказал: «Ни ногой оттуда — мы едем!!». Сенцов оглох от крольчихинских децибелов и застрял посреди неопрятной кухни Боброва. Ветерков подкрался к нему сзади и навязчиво спросил:

— Ну, что там, напарник?

— Ждём Крольчихина, — угрюмо буркнул Сенцов, бесполезно таращась в пол, который не подметали и не мыли, кажется, годами. Чёрт, если придётся искать ещё и убийцу Боброва — Сенцов сегодня точно не успеет купить билеты… их купят другие люди, поросторопнее и поудачливее, поведут своих невест на эксклюзивную премьеру, а Константин останется с носом…

— Как думаешь, кто это мог быть? — не отвязывался от Сенцова стажёр, кочуя из одного угла кухни в другой и намереваясь что-нибудь взять и разглядывать.

— Стажёр! — рыкнул на него Константин, сдвинув брови. — Смотри, во-первых, улики не облапи! А во-вторых, я тебе что, Кашпировский, что ли??

— Да ладно тебе, напарник… — пробормотал стажёр и кротко забился в угол, где отчётливо виднелась мышиная нора. А может быть, и крысиная — большая очень…

Рыкнув про Кашпировского, Константин заставил заглохнуть Ветеркова, однако, стоя около убиенного Боброва, он отчётливо представил себе картину: Бобров — сообщник «мусорных киллеров», и они убили его, что он их не выдал… А может быть, сам Бобров и есть «мусорный киллер», а убили его Новиковы — опять же затем, чтобы он их не выдал… «Но» здесь имеется только одно — Бобров совсем не похож ни на фоторобот Игоря Ежа, ни на того «киллера» которого видел Сенцов…

— Так, и где тут труп?? — внезапно со стороны двери раздались голоса, топот, гвалт, и Константин понял, что Крольчихин приехал не один, а притащил за собою целую «свиту». Голос, который спросил про труп, принадлежал Мышкину, а вскоре «последний врач» вдвинулся в кухню со своим чемоданчиком, на котором был нарисован красный крест.

— Ага! — обрадовался он, заметив за столом Боброва, и отправился прямо к нему. Вслед за Мышкиным показался Овсянкин со своим набором криминалиста. Оглядев Сенцова и стажёра, Овсянкин сдвинул на нос свои очки и авторитетным голосом осведомился:

— Улики, хоть, не испортили?

— Нет, — пробурчал Сенцов, топчась, а за Овсянкиным уже зашёл Крольчихин, Федор Федорович, Игорь Ёж, а так же постылый и ненавистный Сенцову Анатолий Лис. Последний тут же смерил Константина презрительным взглядом и фыркнул своим противным голосм:

— И снова Сенцов! Как вы только держите на работе такого недотёпу??

Константин хотел, было, огрызнуться: недотёпа — это сам Лис, ведь, вместо того, чтобы искать настоящего убийцу тех Вилкиных — он примитивно и просто свалил всё на невиновного Сенцова.

— Так, господин Лис, у вас есть версии насчёт убийства?? — поспешил отвлечь его Крольчихин, а Лис сморщился и нехотя протарахтел:

— Пока что, нет. Я буду ждать результаты экспертизы…

— Убит ударом ножа в спину! — громко сообщил врач Мышкин, «колдуя» над трупом Боброва. — Предположительно, умер от кровопотери!

— Интересные тут отпечатки! — вкрадчивым голосом заметил Овсянкин, исследуя перепачканный стол. — Я обнаружил следы четырёх человек, которые были тут вместе с Бобровым! Они брались за бутылки, за стаканы, за столешницу…

— Это понятно! — отрезал Лис, щипая пальцами уголок своей солидной кожаной папки. — Он же проспиртован насквозь, чёрт! Пил с какими-нибудь бомжарами всю ночь!

— Позапрошлую, скорее всего, ночь! — ехидно поправил врач Мышкин. — Смерть наступила около пятнадцати часов назад!

— Та, чёрт с вами! — огрызнулся Лис. — Это неважно! Вы мне лучше скажите, на ноже отпечатки есть??

— Преступник же не полный идиот! — хохотнул Овсянкин, оторвавшись от стола и разглядывая Лиса в упор. — Отпечтаки смазаны — вытирал! Идентификации не подлежат!

— Чёрт возьми! — рыкнул Лис, шаркая ногами по полу. Он даже бутылку пнул от злости… Наверное, тоже хочет пораньше уйти домой… а сенцовское воображение намекнуло: Лис охотится за билетами на премьеру и, если Константин не поторопится — он его обскачет…

— А вы как хотели?? — сурово осведомился у Лиса Крольчихин. — Пять минут — и убийца в кармане?? Тоже мне ещё, «Порфирий Петрович»!

Они что-то там ещё бурчали друг другу, но Сенцов их уже не слушал, а думал о Кате, и о премьере, на которую Сенцов, скорее всего, её не поведёт… Федор же Федорович в глупые разговоры не вступал — он только записывал что-то в свой истерзанный блокнот, а потом — подошёл к Сенцову и негромко сказал:

— Так, Сенцов, бери с собой стажёра, и опросите-ка соседей!

— Есть! — на этот раз Сенцов согласился с готовностью: лучше бролить по жарким окрестностям, опрашивая местных старушек, чем топтаться на одной тесной кухне с Анатолием Лисом.

— Стажёр, ты слышал? — осведомился он у Ветеркова, который до сих пор оставался в углу около норы. — Идём, поработаем!

— Ага! — Ветерков был как всегда готов и побежал за Сенцовым вприпрыжку.

На улице, кажется, стало ещё жарче. Несмотря на то, что наступал вечер — почти пять часов уже было, и солнце давно сползло с зенита — природа раскалилась до невозможности… Хоть стаскивай футболку и загорай прямо здесь, на пыльной грунтовой улочке. Сенцов решил зайти к соседям Боброва справа — у них, вроде, дом получше, чем у соседей слева. Последние имели совсем уже мизерную, нищую мазанку за почти повалившимся заборчиком, и Константин подумал, что они пьют, как и Бобров, и он ничего вразумительного не добьётся от них.

— Кто там? — основательный голос осведомился спустя пару минут после того, как Константин надавил на кнопку звонка, привешенную к забору около калитки.

— Милиция, оперуполномоченный Сенцов! — представился Константин, поднекся удостоверение к самодельному глазку — круглой дыре, просверленной в заборе.

— Я… милицию не вызывал… — пробурчал основательный голос.

— Ваш сосед убит! — Сенцов пригвоздил этого основательного гражданина, чувствуя, что он сейчас «сорвётся с крючка» и уползёт в дом. — Я должен побеседовать с вами по поводу его смерти!

— Ой, господи… — заклекотал основательный голос, и его хозяин принялся с лязгом отпирать калитку.

«Подействовало!» — отметил Сенцов, а обладатель основательного голоса оказался и на вид основательный — пошире Сенцова раза в два, и с таким пузцом, которое Константин бы и за два года не наел бы, питаясь только в «Макдональдсе».

— Проходите, — пробормотал основательный гражданин, сдвигаясь в сторону и пропуская их со стажёром в свой двор, посреди которого стоял мангал, наполненный прожаренными шашлыками. Около мангала топталась основательная гражданка, переворачивая шашалыки, чтобы лучше прожарились.

— Будете шашлык? Здравствуйте! — вопросила основательная гражданка, подняв свои накрашенные глазки.

— Нет, спасибо! — сурово отказался Константин, хотя в его пустом желудке «гавкали собаки». — Что вы знаете про вашего соседа Боброва? — Сенцов тут же взял с места в карьер, чтобы не терять зря драгоценное время, которого ему и так не хватит, чтобы купить вожделенные билеты на премьеру. Билеты уведёт у него из-под носа Анатолий Лис, и Сенцов так и не сможет помириться с Катей. Из-за Лиса…

— Бобров — пьянь! — презрительно фыркнула основательная гражданка. — Мы из-за него даже собрались дом менять!

— Когда мы купили этот дом — он сидел в тюрьме, и в его конуре никто не жил! — вставил основательный гражданин, а глазом своим он косил в сторону шашлыков… слюнки у него текли — Сенцов сразу это понял, потому что сам в слюнках, буквально, утопал…

— А наши бывшие хозяева нам сбрехали, что он помер, чёрт! — продолжал жаловаться основательный гражданин. — И мы купили дом! А он через пару лет вернулся и задал нам джазу! Чуть на воздух мы все из-за него один раз не взлетели! Газ закрутить забыл, пьянюга чёртов!

— У вас есть версии, кто мог его убить? — Константин этот вопрос протараторил, потому что хотел поскорее уйти отсюда. Манящий запах шашлыков, буквально, сводил его с ума, и желудок, подкатывая к горлу, содрогался голодными болями.

— Та, любой бомжара, которых он в дом таскает! — выплюнула основательная гражданка и снова перевернула шашалыки. — Поешьте, что ли? — предложила она, глядя на Сенцова в упор. — А то зелёные оба, как смерть!

Константин чуть было не сдался и не вгрызся в предложенный шашлык. Его спасла бабуля, которая внезапно возникла из-за открытой калитки и принялась истошно, панически верещать:

— Ой, батюшки, милиция! Спасите, там Казимир — он нас сейчас всех взорвёт!!

— Я милиция! — выступил вперёд Константин, который даже был рад тому, что не придётся несолидно лопать чужой шшалык.

— И я! — выдвинулся Ветерков.

— Шибче, ро́дные, за мной! — воззвала старушка и тут же потрусила прочь, шелестя юбками, показывая, куда бежать.

Старушка бегала достаточно проворно для своих лет, но оказалось, что бежать совсем недалеко — старушка прискакала как раз к той самой нищей мазанке, которая торчала слева от Боброва.

— Он тут, тут! — закудахтала старушка, а Константин увидел, что вокруг повалившегося заборчика сгрудились разные люди.

— Расходимся, милиция! — загрохотал он, выпятив удостоверение, желая избавиться от зевак.

— Я не дам им разойтись! — внезапно зашепелявил пропитый голосок, заставив Константина поднять глаза.

Дощатая хлипкая калитка оказалась распахнута настежь, а за ней торчал отощавший, коричневый от пьянства субъект с картонной коробкой на вытянутых руках, похожих на два сухих сучка.

— Я их всех сейчас взорву!! — рявкнул этот субъект, а проворная старушка объяснила:

— Казимир!

— Бомба тут, жированы окаянные! — рубанул Казимир, потрясая своей довольно увесистой коробкой. — Я Боброва зарезал! — внезапно признался он, скаля свои коричневые зубы, которых у него было от силы четыре. — И вас всех на тот свет отправлю!

— Брать надо! — прошептал из-за спины Сенцова стажёр, готовый в любую минуту сорваться с места и побежать… на смерть… ведь если в коробке Казимира настоящая бомба, и он уронит её, когда Ветерков будет крутить ему руки — тут всех на части поразрывает…

— Рано… — осадил его Сенцов, обливаясь потом. — Крольчихина зови!

— Блин… — Ветерков плюнул и собрался бежать за Крольчихиным, но безумный Казимир вдруг гавкнул:

— Внимание, взрыв! — и… со всех сил шваркнул свою коробку о щербатый асфальт под собой…

Константин зажмурился и приготовился к неминуемой страшной смерти… К тому, что сейчас громыхнёт адский гром, его и всех остальных накроет волной огня, что он сгорит заживо или разлетится на куски… Сенцов был скован жутким страхом, но… ничего особенного не произошло: коробка глухо шваркнулась о землю и из неё посыпались кирпичи. Один кирпич хватил «террироиста» по ноге и он, воя, запрыгал, как дурацкая цапля.

— Ветерков, крути его! — включился Константин и со всех ног поскакал к Казимиру, схватил его, выкрутив его несчастные тощие ручки изо всех сил. Казимир пытался выхватить нож, но Сенцов тут же выбил это оружие, и «террорист» оказался в наручниках.

— Боже мой, поймали! — охая, прокомментировала проворная старушка, а Сенцов уже тащил убийцу в Бобровскую хату к Крольчихину. Он бранился, дёргаясь, но Сенцову было всё равно: он ни за что не вырвется и не убежит от него в наручниках… Воняет только от него, хуже, чем от проклятой Аськи Колоколки… Ветеркову погеройстовать не удалось — и он уныло тащился позади них.

— Вот! — сообщил он, втолкнув Казимира на Бобровскую кухню, где всё ещё работали Мышкин с Овсянкиным, да топтался проклятый Анатолий Лис. Вместо того, чтобы работать, он таращился в мобильный телефон и делал там неизвестно что… два варианта, чем он мог заниматься: резался в игрушки или торчал в социальной сети.

— Что? — удивился Крольчихин, вытаращившись на Константина, будто бы у того рога торчали на башке.

— Я поймал убийцу! — безапелляционно заявил Сенцов, прочно удерживая извивающегося Казимира.

— Он сам признался! — добавил из-за сенцовской спины Ветерков. — Кажется, он того — псих! Бучу поднял, что бомбу взрывает, а у самого — в коробоке куча кирпичей!

— Так, на стул его! — распорядился Крольчихин, кивнув на один из свободных корявых стульев вокруг стола Боброва.

— Есть! — Сенцов железной рукой пригнул Казимира к колченогому скрипучему стулу. — Садись давай, урод!

Казимир, нехотя, уселся, шаркая своими разбитыми башмаками по полу.

— Ну, кто ты у нас будешь? — впился в него Крольчихин, а Федор Федорович приготовился писать протокол.

— Зовут — Казимир… — ответил за пьяницу Ветерков, но Крольчихин осадил его:

— Цыц! Давай, Казимир, фамилию свою говори!

— Питон! — гавкнул Казимир, вращая своими сумасшедшими глазками.

— Кучкин он, а не Питон! — это в кухню вдвинулся тот основательный сосед, который едва не напичкал Сенцова шашлыками — решил помочь следствию, наверное.

— А вы-то кто? — напал на него Крольчихин, недоволько сморщившись. — Тут, между прочим, следствие ведётся по делу об убийстве!

— Я — сосед, Петров! — представился основательный сосед, стоя на пороге, потому что дальнейший путь ему Овсянкин заступил. — Кучкин этот такой же дебошир, как и Бобров! Достал он нас совсем, чёрт!

— Ясно! — кивнул Крольчихин и хотел, было, отправить Петрова восвояси, но тут подал свой пропитый голосок арестованный Казимир Кучкин:

— Ты, чо, кабан варёный, засадить меня решил, чи шо?? — он орал это Петрову, и Крольчихин, сдвинув брови, свирепо постановил:

— Петров, останьтесь-ка!

— А… зачем? — попятился Петров, бледнея. — У… у меня — жена…

— И шашлыки! — с ехидцей добавил Сенцов.

— Есть хочется, чёрт… — едва слышно пробормотал у него за спиною стажёр.

— Овсянкин, давай, отпечатки у него возьми! — приказал Крольчихин, а Овсянкин потоптавшись, осведомился:

— У какого из них? У Петрова этого или у Кучкина?

— У обоих! — предписал Крольчихин и приказал Сенцову:

— Петрова не выпускать!

— Есть! — Константин придвинулся к Петрову, а тот запротестовал:

— Да я спешу! Я законопослушный гражданин! Пальцы-то зачем?

— Давайте пальцы! — приблизился к нему Овсянкин с графитом и специальной бумагой.

— Во-во, берите у него пальцы! — заклекотал на своёс стуле Кучкин, топая. — Я отдуваться за него не буду! Он бабки мне дал, чтобы я кричал повсюду, что это я Бобра вальнул, а я не трогал Бобра! Я с ним в Чечне, и в Кандагаре! И пили вместе!

— Стажёр, пробей Кучкина и Петрова этого пробей! — тихонько сказал Ветеркову Федор Федорович, и стажёр отправился к машине за своим ноутбуком.

— Да? — надвинулся на Кучкина Крольчихин. — И зачем же вам понадобилось платить Кучкину? — осведомился он у Петрова.

— Да он брешет! — перепугался Петров, проявляя стойкую тенденцию просочиться в дверной проём, но Сенцов встал стеной, заблокировав любую лазейку. Петров тёр свой курносый нос, оставляя на лице следы графита.

— Отпечатки Кучкина есть на стаканах и бутылках! — весело объявил Овсянкин, который давно уже «откатал» все пальчики и теперь сличал их с теми, которые обнаружил на кухне у Боброва.

— Та мы же пили вместе с Бобром! — вставил Кучкин.

— Цыц! — шикнул на него Крольчихин. — Давай, Овсянкин, продолжай!

— А отпечаток Петрова я только один нашёл! — продолжил Овсянкин и подошёл к ободранному кухонному столу. — Вот здесь, на ящике! — с этими словами криминалист выдвинул тот самый ящик, и Сенцов увидал в нём разнообразные ножи.

— Ну… ну и что? — взвизгнул Петров, а Сенцов подумал, что он сейчас активно худеет, ведь сердце у него колотится. — Ну, да, я заходил к Боброву вчера… я устроил скандал, потому что этот вахлак приставал к моей жене!

— Вчера Бобров был уже мёртв! — вмешался Овсянкин. — Как это вы с ним скандалили, гражданин?

— Ну, позавчера! — открестился Петров, размахивая своими мясистыми руками. — Я не помню уже, но он приставал к моей жене! Это что — преступление?? Я спасал свою половину!!

— Сейчас мы это выясним! — отрубил мольбы Крольчихин, а Анатолий Лис молчал — въезжал в рай на чужом горбу. Сенцов примерно знал, что будет дальше: Крольчихин выведет этих «товарищей» на чистую воду, а Лис напишет в отчёте, что это он раскрыл убийство.

— Костян, впусти меня, а? — за спиною Константина кто-то поскрёбся, просясь, чтобы Сенцов впустил его в заблокированную кухню. Сенцов обернулся через плечо и увидал стажёра: тот приполз со своим ноутбуком и, кажется, что-то уже нашёл. Константин посторонился, пропуская его, а стажёр не только принёс ноутбук, но и привёл с собой ту самую проворную старушку.

— А это ещё кто? — Крольчихин ей явно не обрадовался, но Ветерков сказал:

— Алексей Васильевич, это свидетель, Марфа Дмитриевна очень хочет вам что-то сообщить!

— Хорошо, — кивнул Крольчихин. — Говорите!

— Вот оно что было, голубчики! — заговорила проворная старушка. — Третьего дня я козочку свою потеряла, и шукала её тута, по хутору. Аж бачу: Петровы эти йдут до Боброва у хату. А калитка-то у него плохонькая, не закрыл её Петров. Я глядь: а козочка моя на дворе у Боброва топчется, и я зашла, чтобы забрать её. Аж бачу — окна-то у Боброва нету, расколочено — як Петровы те на Боброва криком кричат. И Борис кричит, и Валентина, жонка его — тоже кричит, шо он такой-сякой, пьяница, дурачина… Шо только не говорено было, а потом — сел Бобров за стол и голову свою уронил, мол, прощения просит. А Валентина тогда нож схватила и як вдарит горемычного у спину! И я аж обмерла — про козочку мою позабыла, и бегом прочь со двора того окаянного! Нет сил моих больше — рассказала усё, что побачила!

— Та что ты… карга!! Замочил бы и тебя, чёрт! — взорвался Петров, замахал кулаками, пытаясь спихнуть Сенцова и сбежать, однако Константин прыгнул, как тигр, и тут же скрутил дебошира милицейским захватом. — Давай стажёр, наручники! — прокряхтел он, потея под весом Петрова, который отчаянно дёргался и почти уже оттолкнул Сенцова от себя.

— Бегу! — Ветерков подбежал галопом и сейчас же застегнул на основательных запястьях Петрова стальные браслеты.

— Так, давай этого Петрова в машину! — Крольчихин решил стремительно действовать, вцепился в жирное петровское плечо, помогая Константину вытащить его, основательно лягающегося, на улицу. — И пойдём жену его ловить, пока не убежала! Ветерков, с нами!

— Есть! — Ветерков аж цвёл — впервые попал на настоящее задержание убийц — и побежал к Петровым, едва ли не теряя свои джинсы.

Петров что-то орал матом, захлёбываясь словами и лишним весом, но Сенцов с Крольчихиным живо водворили его в служебную «Деу» Сенцова — на заднее сиденье, где клетка. Захлопнув дверцу и закрыв машину, Константин бегом поспешил за Крольчихиным, который, словно скаковой жеребец, галопировал к основательному дому Петровых.

Когда Сенцов добежал до их распахнутой калитки — он обнаружил во дворе Федора Федоровича, Игоря Ежа и стажёра Ветеркова, которые обложили Валентину Петрову с трёх сторон и взяли её в плотные клещи. Кажется, Петрова была в шоке: сбежать она не пыталась, а всё жарила и жарила свои шашлыки.

— Гражданка Петрова, руки! — к ней подошёл следователь Крольчихин и предложил наручники. Петрова безропотно протянула свои белые пухленькие ручки все в колечках, в браслетиках, с длинными акриловыми ногтями в мелких розовых розочках.

— Отлично! — стальным голосом похвалил Крольчихин и захлопнул наручники на её сдобных запястьях. — Пройдёмте! — он подпихнул Валентину к служебной машине, и та безропотно потянулась, рыдая.

— Меня этот Бобров задолбал просто! — заходясь рыданиями, верещала Петрова, пока Крольчихин тащил её к машине. — Он прохода мне не давал, всё дышал мне в спину, а я с работы домой возвращаться боялась одна без мужа! Я так жить не могу! Я его убила, потому что иначе этот маньяк убил бы меня!

— Ладно, вы мне это в чистосердечном признании напишете! — буркнул Крольчихин, усаживая Петрову около её мужа. — У меня уже вот такая голова, чёрт!

— Я пробил Кучкина! — крикнул Ветерков из-за спины Федора Федоровича, который старательно писал протокол задержания, стараясь не сделать ни ошибки, ни помарки. После недавней проверки Тетёрко гоняет за измаранные документы, заставляет переписывать и платить за испорченные бланки.

— Ну, и что там с ним? — вздохнул Крольчихин, который уже устал возиться, а хотел есть и спать.

— Ну, во-первых, он в списке наших психов, — Ветерков был бодр, по крайней мере, старался быть бодрым, ведь желудок его был пуст с самого утра. — Служил в Чечне и Афганистане вместе с Бобровым, армейская кличка — «Питон», контужен, ранен, награждён… тра-ля-ля…

— И он — не наш «мусорный киллер»! — сурово закончил Крольчихин, опечатывая ворота Петровых. — Я оштрафую его за фальшивую бомбу и дебош, и на сегодня приключений хватит!

Крольчихин содрал с Казимира-«Питона» целых двести гривен. «Питон» жутко морщился, почти шипел, отдавая, ведь столько водки можно было на эти деньги купить — пей, не хочу. Сначала он зажилить хотел — бухтел что-то беззубым ртом, что у него нету, он всё пропил, но Крольчихин предложил ему «незабываемую ночь» в милицейском обезьяннике, и Кучкин раскошелился, получив взамен красивую зелёную квитанцию и нищую свободу без водки.

Сенцов был рад, что его на сегодня освободили от похода по психам — он устал, не ел, не пил, и к тому же — как только Крольчихин скажает, что он может идти домой — Константин сейчас же побежит за билетами на премьеру и купит, сколько бы они ни стоили. Пускай он сегодня не купит батон — ну и что? Катя дороже Сенцову, чем какой-то глупый батон! Пока они все ехали из глухомани в Ровд — Константин Сенцов думал только о Кате и о том, что постылый Анатолий Лис едет в машине Крольчихина. Крольчихин, конечно, плюнет на то, что Анатолий Лис, как всегда, напишет в отчёте, что нашёл и задержал убийц он сам. Пускай пишет, что хочет — у Крольчихина премия горит не из-за глупой бытовухи, а из-за «мусорного киллера», которого они пока что так и не нашли…

Глава 41 Сенцов и его «Вавилон»

Константин сегодня пришёл на работу пораньше. Не потому что горел желанием работать, а потому что он позабыл заплатить за свой домашний Интернет — неделю целую уже забывал — и его выкинули из Всемирной паутины до тех пор, пока он не приползёт в Укртелеком и погасит все свои пени и штрафы. У Сенцова нет времени на такую чепуху, и он решил воспользоваться Интернетом на работе — пока Федор Федорович с Крольчихиным не видят. Часы в вестибюле показывали пятнадцать минут восьмого, когда Константин Сенцов взял у Морозова ключ и проскользнул в кабинет за свой стол. Включив компьютер, он принялся ждать, когда он загрузится, и уплетать прихваченный из дома бутерброд. Сенцов впредь решил быть умнее — раньше он не завтракал и носил в желудке пустоту весь день, потому что на работе оперуполномоченного некогда жевать. А теперь он будет обязательно завтракать, чтобы голод не выветривал из головы светлые мысли. До начала работы целых сорок минут, а Сенцов, жуя, включил Интернет и стал подыскивать подходящие билеты — не очень дорогие и на хорошие места. Тишина одиночества умиротворяла, тем более, что пройдёт немногим больше получаса и кабинет наполнится гвалтом, спорами, топотом и руганью. Скорее бы Константина повысили до большого начальника и одарили отдельным кабинетом, где можно будет тихо спать до полудня, кушать и снова тихо спать, пока не закончится рабочий день.

— О, напарник, ты уже в строю?? — со стороны двери взорвался громкий крик, скрип и топот, и тут же на пороге нарисовался красный от быстрого бега Ветерков. Константин не ожидал, что он так быстро нарисуется, рассчитывая ещё на пятнадцать минут тишины…

— Ну, привет… — угрюмо буркнул Константин, который едва успел зарезервировать два относительно недорогих билета — по триста гривен каждый. — Бессонница у тебя, что ли?

— Ты, напарник, вчера забил болт и пошёл домой! — закряхтел стажёр, борясь с одышкой. — А я добил всех психов и выяснил, что среди них нашего «киллера» нет!

— У тебя что, трудоголизм? — осведомился Сенцов, закрывая браузер, чтобы стажёр не увидел, что он резервирует билеты на премьеру, а не роется в милицейской базе.

— Мне скучно прозябать! — заявил стажёр, проскочив за свой стол и включая компьютер. В руках у него была пухлая расхристанная папка, он шваркнул её и она бухнулась на столешницу, теряя листы.

— Супер… — пробурчал Сенцов и запихнул свой бутерброд в рот целиком, чтобы Ветерков не стал просить у него кусочек.

Стажёр тем временем вспорхнул со своего старого кресла, схватив расхристанную папку, вытащил из неё какие-то мятоватые бумажки.

— Так, значит, вот, что я узнал! — торжествуя, заявил Ветерков и уселся перед Сенцовым на стул для посетителей. — Вот это, — он достал из папки фоторобот подельницы «мусорных бандитов». — Сестра Новикова, Светлана. Сгоревшая квартира как раз принадлежала ей! Понимаешь, напарник, они прятались у неё, а потом — почему-то сожгли квартиру! — стажёр так подался вперёд и навалился на стол, что Сенцов решил: он на него свалится — и отъехал назад вместе со своим стулом.

— Говори спокойнее! — огрызнулся Константин, спихнув Ветеркова из-под своего носа, чтобы не раздражал мельтешением.

— Ладно, — согласился стажёр, отползя от Сенцова на почтительное расстояние, и выгрузил второй фоторобот. — Это Георгий Вилкин…

Константина как молнией стукнуло: Георгий Вилкин был одним из тех Вилкиных в убийстве которых Сенцова незаслуженно обвинил Анатолий Лис!

— Ви-и-илкин??? — перебил Сенцов и глаза его мигом ошалели и полезли на лоб. Он навалилися животом на стол, выхватил у стажёра фоторобот и жадно вперился в него так, словно бы собрался сожрать.

— Напарник, ты не заболел? — изумился Ветерков, на всякий случай, отодвигаясь ещё дальше.

— Не-нет… — простонал Сенцов, пытаясь заметить в этом Вилкине сходства с тем Вилкиным, но отмечая, что они похожи друг на друга, так же, как воробей и валенок. — Просто у меня недавно дело было с его тёзкой и однофамильцем…

— И всё равно, не пойму, чего ты так перепугался? — буркнул стажёр, крутя пуговку на своей рубашке.

— Тот Вилкин был убит, — пробормотал Сенцов, положив фоторобот на стол. — А этот живой!

— Понятно, — ответил Ветерков и продолжил свой рассказ про «мусорных убийц». — Этот Георгий Вилкин работает в сбу, и я про него от знакомого узнал, — стажёр перешёл на таинственный шёпот и даже огляделся по сторонам: а вдруг у стен выросли уши??

— В сбу? — удивился Сенцов, пялясь в стенку поверх головы Ветеркова.

— Ага, — кивнул стажёр. — Он у них по компьютерной части. Я не знаю, как он попал в эту команду, но могу предположить: он их «пасёт»! А может быть и нет… Не знаю.

— Может быть, нам, вообще, спрыгнуть с этих «киллеров»? — пробормотал Сенцов в ладонь. А как же, какой тут уже может быть райотдел, когда сбу пасёт? Зачем Сенцову лезть под пули, если вся эта банда не сегодня завтра будет захлопнута в застенках??

— Ты что?? — не согласился с Сенцовым стажёр. — Вообще-то, Вилкин у них по компьютерной части, а не сыщик! Может быть, он тоже заложник, а не «пасёт»… И Светлана, скорее всего — тоже! Я тут узнал, где он живёт — может быть, Новиков с этим своим напарникм их к Вилкину потащат!

— А это — мысль! — оживился Сенцов, втайне досадуя на то, что не может просто спрыгнуть и забыть про них, как про ночной кошмар. — Кстати, стажёр, ты не узнал случайно, кто такой вот этот тип? — Константин выкопал в груде бумаг на столе карандашный фоторобот загадочного «мусорного бандита» и подсунул его под нос Ветеркова.

— Чёрт… — буркнул Ветерков, потому что про этого человека не знал даже знакомый, который знал про Георгия Вилкина. — Мы узнаем, когда схватим их! — обнадёжил он сам себя.

— Хочешь заслать группу захвата к Вилкину? — спросил Сенцов, проклиная стажёра за его дурацкую жажду подвигов.

— Я думаю, что Вилкин в городскую квартиру не сунется! — выкрикнул стажёр в ухо Константину и выхватил из его рук загадочный фоторобот. — У Вилкина есть дача! Про неё я тоже от знакомого узнал. В захолустье — Маяк. Вот туда, я думаю, нужно поехать!

— Ну и куда мы тут собираемся поехать? — со стороны двери раздались голоса, и в кабинет вдвинулись Крольчихин и Федор Федорович… Похоже, они на работе уже давно — нагружены документами, с озабоченными лицами, топочут… И как только Сенцов не попался со своими билетами? Но это уже впрос пятый — билеты зарезервированы, главное теперь выкупить их вовремя и… позвонить Кате, чтобы уговорить её пойти.

— Так куда мы едем, молодёжь? — следователь Крольчихин шваркнул на общий стол все свои документы и надвинулся на Константина, как будто бы, это он придумал куда-либо ехать. Ну, да, Ветерков всего лишь стажёр, поэтому все шишки сыплются на Сенцова.

— Мы решили, что должны поехать в посёлок Маяк! — выкрикнул со своего места стажёр, развернувшись вместе со сутлом. — Там я обнаружил дачу Вилкина Георгия, который является сообщником нашего «мусорного киллера»!

Константин ожидал, что Крольчихин разъярится и никуда не пустит Ветеркова, однако, следователю, кажется, понравилась эта сумбурная идея…

— Отлично! — Крольчихин даже расплылся в улыбке… казалось даже, ещё немного и он подгладит стажёра по голове. — Хоть кто-то здесь работает! Стажёр, молодец! Я решил так: вы с Сенцовым поедете туда завтра и разыщите дачу этого вашего Вилкина! Если они скрываются там — вы нам тут же сообщите, и мы их возьмём!

— Есть! — стажёр проклятый едва ли не подскакивал со своим проклятым стулом, а Константина словно гвоздями приколотили. Завтра — в Драматическом театре та самая премьера, на которую он поведёт Катю. А если эта засада проклятая продлится на пару часиков дольше — придётся снова пробыковывать, и тогда точно из ада возникнет банкир и увезёт Катю на «Порше».

— Сенцов! — рявкнул Крольчихин, и Константин аж вздрогнул.

— А? Что? — Сенцов решил «включиться», чтобы Крольчихин не счёл его ленивым сурком.

— Куриное капшто! — буркнул Крольчихин, возвращаясь за общий стол к Федору Федоровичу, который по своему обыкновению что-то читал и писал. — Ты план, хоть, слышал, или спал?

— Та, слышал! — пробормотал Константин, думая над тем, как бы перенести засаду на другой день, на послезавтра, хотя бы…

— Их нужно срочно брать! — рубанул Крольчихин, отрубив для Сенцова всякие надежды. — Так что, чем скорее вы поедете в Маяк — тем лучше! Блин, хорошо, что мы этих Петровых Ежу твоему спихнули! Ой, у меня уже вот такая голова!

Крольчихин зарылся в бумажки вместе с Федором Федоровичем, стажёр радовался новым «подвигам», которые ему предстоит совершить, а вот Сенцов тонул в пучине депрессии. Он ещё не помирился с Катей после Аськи Колоколки, а тут засада в день премьеры…

Депрессия почти что захлестнула Константина, когда в дверь кто-то постучал. Сперва — робко поскреблись, будто бы извинялись за беспокойство, но спустя минуту стук повторился — настойчивый такой, будто тяжёлым мужским кулаком.

— Войдите! — крикнул Федор Федорович, не отрываясь от своей писанины… Наверное, он переписывает протоколы из черновиков в чистовики.

Дверь распахнулась со скрежетом — сильная ручища её распахнула, и мужская поступь вконец уничтожила утреннюю тишину. Константин посмотрел в сторону «гостя» и удивился: мужская поступь принадлежала их недавней «клиентке» Евдокии Кошкиной, на ногах которой были надвинуты тяжёлые босоножки на толстой танкетке.

— Здравствуйте, — поздоровалась Кошкина своим кокетливым голоском. Она со всеми коктеничает — наверное, кокетстсво вошло у неё в дурную привычку.

— Ну, здравствуйте, гражданка Кошкина! — грозно поздоровался с ней Крольчихин. — Присядьте, расскажите, зачем пришли!

Кошкина так уже надоела Крольчихину, что он начинал сатанеть, когда видел её… Сенцов даже подумал, что он её сейчас в обезьянник забьёт, чтобы она больше тут не топталась в своих выдающихся босоножках…

— Спасибо, — поблагодарила Кошкина, тяжело прошествовала к свободному стулу и основательно уселась на него, выдавив из ненового предмета мебели жалобный скрип.

— Итак? — вопросил Крольчихин, вперив в неё огненный взгляд. Федор же Федорович приготовил для себя новый бланк… бланк или бумажку для черновика — Сенцов не разобрал, но Федор Федорович всегда записывает все, даже самые сумбурные показания.

— Я кое-что заметила на складе, — начала Кошкина, заметно нервничая и изминая в крепких руках свою мизерную сумочку. Крольчихин не мешал ей говорить — если не мешать, она быстрее выговорится и исчезнет.

— Там всегда была камера, которая никогда не работала, — продолжала Кошкина, терзая сумочку, из-за чего последняя угрожающе трещала по швам. — А вчера я была на работе, зашла на склад и увидела, как она поворачивается! Её кто-то починил… или включил! Вы понимаете?

— И как давно её включили? — уточнил Крольчихин, а Сенцов, слушая этот разговор, надеялся, что камера включена давно, и запечатлела грабителя.

— Я не знаю! — прошептала Кошкина, топоча танкетками по линолеуму. — Я спросила у Чижикова, а он сказал мне, что тоже не знает! Я всю ночь не спала, мучилась, а сегодня у меня выходной, и я к вам пришла!

— Так, камера сломана была, или просто отключена? — Крольчихин всё вызнавал, а Кошкина таращилась прямо на него и устрашенно шептала:

— Когда на склад поставили новую дверь — Чижиков решил, что камера уже не нужна и выключил её, потому что она поворачивается и заставляет датчики движения на себя реагировать! Она всегда была выключена, но вчера её кто-то включил!

— Так, гражданка Кошкина, спасибо! — Крольчихин решил избавиться от Кошкиной и начать работать.

— Подпишите протокол! — Федор Федорович протянул Евдокии бумагу, и Кошкина с готовностью нарисовала подпись там, где ей показали.

— Можете быть свободны, гражданка Кошкина, вы нам очень помогли! — Крольчихин выпровадил Кошкину, а когда она ушла, захлопнув за собой расшатанную дверь, решил загрузить Сенцова работой.

— Сенцов, бери стажёра и езжайте в салон «Алло»! — приказал Крольчихин, и Сенцов понял, что приказы не обсуждаются. — Просмотрите видео с камер, изымете запись и отдадите Овсянкину!

— Есть! — стажёр всегда был готов к работе. Он тут же бодренько вскочил и зашагал к двери, чтобы выйти из кабинета и поехать на задание.

Сенцов тоже решил быть бодрым, ведь работа есть работа. Да и в театр можно будет по дороге заскочить, чтобы выкупить билеты.

Евдокия Кошкина уже уплелась на остановку, чтобы сесть на маршрутку и уехать — Сенцов нигде не увидел её, когда спустился к гаражам, чтобы взять служебную машину. Он уже расписался за неё и Ветеркова за руль не пустит, чтобы не отдуваться, если он встрянет в ДТП.

— Напарник, ты думаешь, мы его поймаем? — осведомился Ветерков, садясь на переднее сиденье около Константина.

— Его или её, — пробурчал Сенцов, заводя мотор и думая о том, имеются ли в его потрёпанном кошельке заветные шетьсот гривен на два билета, или ему придётся позорно занимать у стажёра?

— Её? — удивился Ветерков, уставившись на Константина своими круглыми выпуклыми глазами.

— Именно! — рубанул Сенцов. — Я говорю о Кошкиной! Она сама могла отремонтировать камеру, чтобы спихнуть на кого-то свою вину!

— Кошкина?? — удивился стажёр, моргая. — Та разве она может что-то починить?

— Она хочет, чтобы мы так думали! — рыкнул Константин… если он докажет вину Кошкиной — он раскроет дело. А если раскроет дело — ему выпишут премию, на которою он поведёт Катю в ресторан «Донбасс-Палас»… и тогда Катя забудет всех своих банкиров и точно простит Сенцова…

Директор Чижиков прибежал бегом, когда молоденький оператор сказал ему, что приехали из милиции.

— У вас есть зацепки? — осведомился он, отведя Сенцова и Ветеркова в свой кабинет, подальше от клиентов, которых в это утро в салоне насчиталось целых два.

— Есть! — постановил Сенцов. — Скажите, у вас есть видеокамера на складе?

— Ну, есть, — согласился Чижиков. — Я выключил её, потому что она вертится и из-за этого датчики движения срабатывали посреди ночи, и мне приходилось вскакивать, ехать сюда и платить штрафы «Сове» за ложный вызов спецназа!

— Понятно! — кивнул Сенцов. — Вчера Кошкина Евдокия вам сказала, что камера включилась. Это правда?

— Та, буровила она мне вчера что-то… — забормотал Чижиков, усевшись прямо на свой стол и болтая в воздухе ногами, потому что не доставал ими до пола. — Но я не слушал её особо, потому что Кошкина в камерах не понимает, и мне в банк нужно было ехать.

Чижиков всё болтал ногами, а Константин подумал, что он нервничает: а вдруг это он ограбил свой склад, чтобы продать смартфоны налево и все деньги положить к себе в карман?? Возможно. А Кошкина та не виновата? Или Кошкина — его сообщница??

— Скажите, мы можем ещё раз взглянуть на склад? — осведомился Сенцов.

— Конечно, можете! — пожал плечами Чижиков, найдя на своём столе запасные ключи от склада — два длинных и толстых ключа от замков с секретом. — Идёмте.

Чижиков охотно согласился показать им склад… Но может быть, он играет роль потерпевшего, ожидая, пока его дело повиснет у Константина «глухарём». Но Константин не так-то прост — он выведет их на чистую воду и получит свою премию! Чижиков с лязгом отпер огромную дверь, оттащил в сторону и пропустил Сенцова со стажёром на свой склад. Константин вошёл, и первое, что он увидел — полка, на которой лежал похищенный товар — пустое пространство на ней, с бесполезным номером.

— Где камера? — спросил он, потому что, оглядевшись, никакой камеры не обнаружил.

— А, вот, над дверью! — Чижиков показал пальцем, Сенцов обернулся и обнаружил камеру у себя за спиной, над самой дверью. Да, камера работала — едва Сенцов глянул на неё — она повернулась с тихим механическим жужжанием.

— Ой, шайтан! — отпрыгнул Чижиков, удивлённо моргая. — Та я же сам её отключил!

— Выходит, нет! — констатировал Сенцов. — Чижиков, она работала на запись?

— Ну, да, как и все остальные! — согласился Чижиков, пятясь в угол. — Хотите посмотреть записи?

— Да! — настоял Сенцов. — Все записи! Возможно, мы увидим грабителя!

— Так, давайте быстрее! — засуетился Чижиков, спеша покинуть свой «дьявольский» склад. — Сейчас, я вам всё покажу!

Сенцов вытолкнул стажёра в коридор, Чижиков поспешно закрутил оба замка и бегом побежал обратно, в свой кабинет. Странно, что он совсем не испугался, ведь на записи мог оказаться он сам… А может быть, камеру починил «доброжелатель», который как-то прознал об ограблении, чтобы улучить грабителя??

— Вот, смотрите! — Чижиков подвёл их к маленькому угловому столику, который ютился в углу его кабинета и нёс на себе монитор и компьютер. Директор нажал кнопочку, включив монитор и отошёл в сторонку, чтобы не мешать.

Сенцов увидел торговый зал, коридор, витрины…

— Где записи со склада? — осведомился он, а на экране некий тип собирался купить мобильник подороже.

— А, сейчас я попробую запустить… — пробормотал Чижиков, нажимая на клавиши. — Я даже не знаю, как это получилось… камера не работает уже давно…

— Работает! — определил стажёр, увидя, как на экране появилась картинка — сначала в виде чёрного квадрата с датой… — Четырнадцатое! — выкрикнул он. — Это же день ограбления!

— Да? — Чижиков сам удивился, вытаращившись на этот чёрный квадрат, который вдруг задёргался помехами, превратился в широкую ладонь, затянутую в чёрную перчатку. — Вот это поворотик…

— Чш! — шикнул Сенцов. — Вы разве не видите: это грабитель!

Ладонь отодвинулась от объектива, и Константин увидал некоего рослого незнакомца, с ног до головы одетого в чёрное, в чёрной маске, закрывшей всю голову. Незнакомец отошёл от камеры, постоял немного перед полками, потом собрал похищенный товар и… всё!

— Ух ты! — выдохнул за спиной Константина стажёр.

— Как это понимать? — изумился Чижиков, шаркая ногами по полу.

— Это не Кошкина! — определил Сенцов, потому что фигура на записи была явно мужская, немалого роста, наделённая широкими плечами… — Чижиков! — приказал он директору. — Прокрутите назад и остановите запись!

— Хорошо… — пролепетал Чижиков, перематывая. — И… кто это? — пугливо осведомился он, запустив запись с самого начала, со страхом разглядывая чёрного незнакомца, который методично обворовывает его склад и специально включившего камеру, чтобы она сняла его!

— А вы в нём кого-нибудь узнаёте? — спросил Сенцов, надеясь на то, что Чижиков узнает в этом здоровяке одного из своих работников. Это должно быть нетрудно: здоровяк примечательный, Константин на месте Чижикова сразу бы его опознал…

— Никого… — промямлил Чижиков, разочаровав Сенцова. — У меня таких работников нет…

— У него на поясе кобура! — громко объявил стажёр и заверещал несвоим голосом:

— Остановите! Остановите!

Чижков подлетел к компьютеру, остановил просмотр и грабитель замер с коробками в крепких руках.

— Вот, видите! — стажёр стал тыкать пальцем в экран, и Константин увидел, что стажёр прав: на поясе грабителя висит кобура для пистолета — не пустая, пистолет в ней тоже есть.

— Он вооружён! — пискнул Чижиков. — Я не понимаю, как это понимать?? У меня под носом на закрытый склад пробрался вооружённый бандит! Господи, Кошкина! Она его впустила!

— Так, мы изымаем запись! — решил Сенцов. — Достаньте… на что там он у вас записывает!

— Хорошо, вот… — Чижиков впал в шок, лепетал, словно медведя увидел у себя на складе, а не человека. Дрожащими руками он полез под стол, выдернул из компьютера флешку и отдал Сенцову. Константин взял, повертел и отправил в карман — работка для Овсянкина, а потом — они вызовут Кошкину и прочехвостят её так, что она не отбоярится!

— Спасибо! — сухо поблагодарил Константин и повернулся, чтобы уйти. — Мы вам позвоним, если что-нибудь узнаем!

— Хо-хорошо… — заикаясь, повторил Чижиков, а Константин уже шагал по коридору широкими милицейскими шагами.

* * *

Двигаясь по коридору Ровд к кабинету, Константин строго напутствовал стажёра:

— Ты только не ляпни никому, что я у тебя деньги занимал! Это тайна, ты понял?

— Та, понял! — буркнул стажёр. — Мне бы твои проблемы!

— Рано тебе ещё, от горшка не отрос! — огрызнулся Сенцов, а спустя пару минут они уже стояли перед кабинетом. — Всё, рот на замок! — предупредил Константин, открывая дверь.

— Та, ладно! — фыркнул Ветерков, плетясь за ним.

Константину не хватило сто гривен для того, чтобы выкупить билеты, и он выпросил их у Ветеркова. Стажёр ничего особого не покупал — его зарплаты всегда хватало на месяц — и он особо и не жилился, одалживая Сенцову сотню. В этом «бою» Константин победил — билеты у него… только вот Кате он до сих пор не позвонил, и если она его не простит — придётся идти на премьеру с Ветерковым, или с Крольчихиным… или отдать билеты тётке, чтобы та пошла с тётей Ниной…

— Ну, что? Что вы нашли? — едва Сенцов переступил порог — на них со стажёром буквально, напал Крольчихин, вцепившись клешнями. — Давайте, выкладывайте!

— Нашли! — согласился Константин, выкладывая Крольчихину флешку. — Кошкина не врала: камера, действительно, работала! И к тому же, подключил её сам грабитель!

— Но… зачем?? — удивился Федор Федорович, взяв флешку пакетиком, чтобы отпечатками своими не испортить другие отпечатки. — Сенцов, ты не захватал её?

— Та, нет, я аккуратно брал! — отказался Константин. — Вы просмотрите её, а потом — Овсянкина «осчастливим»!

— Ну, хорошо! — кивнул Крольчихин. — Смотрим!

Следователь подключил флешку, включил просмотр… Здоровяк в который раз подключил камеру, забрал смартфоны и исчез… без следа.

— Странный случай… — определил он, когда запись закончилась и грабитель ушёл. — Одного не пойму: как он покинул склад?

— У Кошкиной нужно спросить! — решил Федор Федорович. — Я уже позвонил ей — она сейчас будет здесь! Я подозреваю, что она в этом замешана. Не пойму только, зачем он включил камеру? Если бы не эта запись — дело бы повисло…

Крольчихин тем временем кошмарил Овсянкина: позвонил ему на мобильник и сурово приказывал, срочно вызвая криминалиста в кабинет. Овсянкин что-то мычал в ответ, однако Сенцов знал: он притащится через пару минут и будет очень недоволен, потому что он завален работой, сделать которую не успевает, а тут ещё работа привалила…

— Ну? — это Овсянкин притащился из соседнего кабинета и с недовольным видом приблизился к общему столу.

— Глянь-ка! — предписал ему Крольчихин и в который раз включил запись, которую Константин уже успел выучить наизусть.

— Стоп! — крикнул Овсянкин, когда грабитель повернулся спиной и стала видна его кобура. — Я знаю рукоять этого пистолета! — он ткнул пальцем в экран компьютера и оставил на нём отпечаток пальца. — Это «люггер» сороковых годов!

— «Люггер»?? — выдохнул Сенцов. — Ты, брат, не путаешь??

— Нетушки! — ехидно отказался Овсянкин. — Я не могу тут ничего перепутать!

Неужели, это «мусорный киллер»?? Константин аж похолодел от своей догадки — у «киллера» был «люггер», и у этого типа — тоже! Сенцов нашёл его фоторобот, чтобы показать Кошкиной — авось, она знакома с ним и впустила на склад??

— А это тебе зачем? — осведомился Крольчихин, заметив, как Сенцов тащит фоторобот на общий стол.

— Думаю, что это он! — объяснил Константин, надеясь на премию. — Я клещами вытащу из Кошкиной правду, чёрт их дери!

— А чего это ты так уверен? — проворчал Крольчихин, прищурив свой ехидный глаз.

— Из-за «люггера»! — настоял Сенцов. — «Люггер» в наше время — редкая вещь, и в магазине сувениров его не купишь! Я имею основание полагать, что это один и тот же человек!

— Ну-ну! — буркнул Крольчихин, скребя макушку, а Сенцов знал: он с ним согласен.

— Извините… — со стороны двери раздался робкий голосок, и Константин увидел, что приплелась Евдокия Кошкина. Пятки её были заклеены пластырем: видимо, босоножки новые, и она успела натереть ими мозоли.

— Проходите, проходите! — вцепился в неё Крольчихин. — Посмтрите-ка! — он показал ей остановленную запись — где грабитель стоит к камере спиной.

— И… кто это? — не поняла Кошкина, увидав замершего на экране незнакомца.

— Ваш грабитель! — пояснил Крольчихин. — Время видите, гражданка Кошкина?

— Восемь вечера! — Евдокия явно, перепугалась, обратив внимание на время. — Нет, вы послушайте, я… я… была в салоне, пока на складе лазал вооружённый бандит! Он… мог меня убить!

— Но не убил! — отрезал Крольчихин. — Гражданка Кошкина, вы узнаёте его?

— Н-не-нет… — принялась отнекиваться Кошкина, закрывая руками своё лицо. — Впервые вижу… — а на её щеках проступила мертвенная бледность. — Я… была в нескольких метрах от… от… бандита… боже мой… если бы я вышла на склад — он бы меня прикончил… — Евдокия начала, было, рыдать, однако, Крольчихин подсунул ей фоторобот «мусорного убийцы».

— Вы знаете этого человека, гражданка Кошкина? — сурово вопросил он, оборвав Евдокиины слёзы. — Посмотрите хорошенько!

— Н-не знаю… — всхлипнула Евдокия, не замечая, как размазывает по щекам свою тушь. — Я не видела его никогда…

— А вот, мы подозреваем, что это вы впустили его на склад! — пригвоздил её Крольчихин. — Вы смотрите, смотрите, гражданка Кошкина! У вас есть шанс помочь следствию, а если будете отпираться — пойдёте по полной, как сообщница!

— Но я его не впускала! — заверещала Евдокия, поглощённая суровой истерикой. — Что вы такое несёте?? Я жертва! Я чуть не умерла, господи! Батюшки!!

— Чёрт! — выплюнул Крольчихин, не стесняясь дамы… Дама так разрыдалась, что наверняка и не слышала его…

— Может быть, это Пушков? — громко вставил Константин, хотя отлично понимал, что сутуленький рыхлый Пушков ни за что не потянет на то атлетическое телосложение, которым обладал неизвестный грабитель.

— Да какой Пушков, вы что?? — взрыдала Кошкина. — Разве этот громила — Пушков?? Пушков — он такой тютя, а этот — кого хочешь разгромит!

— Значит, не Пушков! — отрезал Крольчихин. — А кто же, Кошкина??

— Ну, не знаю я! — взвизгнула Кошкина. — Я никого не впускала на склад — меня Чижиков бы уволил, если бы впустила!

— Ладно, хорошо, — примирительно сказал Крольчихин, растирая пальцами свои виски — наверное, от визга Кошкиной у него разболелась голова. — А среди ваших знакомых может быть человек, похожий на этого грабителя?

— Нет… у меня нет таких знакомых… — отказалась Кошкина. — И в нашем салоне такой здоровый не работает… я бы узнала, если бы был…

Константин слушал её причитания и бесился от досады: Кошкину эту хоть утюгом прижигай, она не выдаст тайны. Без доказательств они не имеют права даже обыскать её, Кошкина это знает и будет до посинения водить их за нос. Здесь нужно ловить громилу, а не Кошкину. Громила неизвестно зачем снял себя в «кино», и отказаться от ограбления не сможет, его можно заставить выдать и Кошкину… Загвоздка лишь в том, что громила так и остаётся таинственным… Похоже, и на этот раз премия улизнула от Константина и помахала ему на прощание хвостом. Крольчихин отпустил Кошкину, не добившись от неё ничего, кроме глупых слёз, которыми она вымочила его бумаги, а Овсянкин ускользнул к себе в кабинет, обязанный Крольчихиным делать экспертизу видеозаписи. Потом он потащится к Чижикову снимать отпечатки на складе и снова сличать их со всеми-всеми сотрудниками… такая длительная, рутинная работа, Овсянкин ей «несказанно обрадовался»…

— Так, Сенцов, не сидим! — согнал Константина Крольчихин, когда тот вздумал играть в пасьянс на рабочем компьютере.

— А? — глупо осведомился Сенцов, машинально посмотрев на часы и увидав, что дело к трём, скоро конец рабочего дня и можно будет идти мириться с Катей.

— Бэ! — фыркнул Крольчихин. — У тебя там, кажется, есть информатор на радиорынке?

— Суслик, что ли? — уточнил Сенцов, который меньше всего хотел задыхаться в машине, тащась к Суслику через весь город по жаре.

— Ну, да, Суслик твой! — кивнул Крольчихин… сейчас, заданием «наградит»… — Ты вот, распечаточку возьми! — следователь протянул Сенцову распечатанный на принтере лист, где был изображён со спины таинственный грабитель. — И спроси у своего Суслика, не пытался ли подобный тип спихнуть ему смартфоны?

— Есть, — вздохнул Сенцов, нехотя забирая себе распечатку. — Стажёр, подскакивай, работаем!

— Ага, — стажёр выключал компьютер, а Константин заподозрил, что тот резался в онлайн-игру. Драконов каких-то дурацких виртуальных убивал… а тут нарисовался реальный «дракон» — вот он, на распечатке!

Глава 42 Мишак

Суслик усиленно торговал — когда Сенцов незаметно подкрался к его палатке, он впаривал GPS-навигатор какому-то зелёному «стручку» в больших очках и в пляжных шортах. «Стручок» всерьёз вознамерился купить его без коробки и грантии, потому что дёшево. Такие, как он не задумываются, краденая вещь, или не краденая — дёшево, вот и покупают — и завсегда падают в обмороки, когда милиция вдруг приходит изымать такие покупки. «Стручок» уже отваливал деньги, вытаскивая их из худого кошелёчка, когда Сенцов вклинился в «сделку», показал удостоверение и громко объявил:

— Милиция!

«Стручок» закудахтал, сгрёб назад свои мятые купюры и поспешил исчезнуть без навигатора, а Суслик скорчил обиженную физиономию и плаксиво проныл:

— Ну, Константин Константинович, я же так без хлеба останусь…

— Не развалишься! — сурово отрезал Сенцов, который тоже остаётся без хлеба, потому что зарплата только в следующий четверг, а у него в худом кошелёчке можно найти только моль, мышь-самоубийцу и шиш без масла. Батон купить не на что, и Константин будет целых пять дней голодать…

Суслик обиделся ещё сильнее, а Константин, проигнорировав его обиду, показал распечатку и сурово спросил:

— Суслик, ты, часом, человечка такого не знаешь?

— Ну, гражданин начальник… — задумался Суслик… а потом, помозговав, выдал ответ:

— Так это ж — вылитый Мишак!

— Мишак? — уточнил Сенцов, а душа его запрыгала: замаячило раскрытие и премия!

— Ну, Мишак! — кивнул Суслик, поправляя товар. — Зовут — Михаил, кличка — Мишак, вор.

— И что же он ворует? — осведомился Сенцов, чтобы оценить, способен ли Мишак на такую крупную кражу?

— Мобилы в основном! — обнадёжил Сенцова Суслик. — А что?

— Адрес Мишака? — Константин постарался быть исключительно суровым и забил телячий восторг подальше в пятки. Таким, Суслик нельзя показывать ничего, кроме стальной суровости — иначе, не добьёшься правды.

— Нету у него адреса, — фыркнул Суслик, недовольный тем, что Сенцов спугнул его клиента. — Живёт там же, где Аська Дылда!

— Спасибо! — обрадовался Сенцов и широкими шагами проследовал прочь с радиорынка, к служебной машине. Презрев жару он поедет сегодня в проклятый «Трандибуляторный» район, облазает его снизу доверху, разыщет Мишака и хоть волоком притащит в отделение…

* * *

Когда Крольчихин узнал о том, что Сенцов нашёл крепкого грабителя из салона «Алло» — он заметно подобрел и повеселел. Весёлым, добрым голосом он посоветовал Константину не соваться за Мишаком без команды Кирпичева: а вдруг Мишак и есть «мусорный киллер»? Тогда Сенцов с Ветерковым в опасности, ведь «киллер» — беспределен, бесноват и, кажется, хорошо вооружён… Константин согласился: не хотелось вместо примирения с Катей примерить «деревянный макинтош». Хорошо бы, Мишак оказался и «мусорным киллером» по совместительству — тогда не придётся завтра тащиться за вчерашним днём на дачу Вилкина, а можно будет спокойно подготовиться к походу с Катей на премьеру. «Трандибуляторный» район уже виднелся впереди, Сенцов был близок к цели, а команда Кирпичева следовала за его служебной машиной в специальном микроавтобусе — новом, чёрного цвета, марки «Мерседес». Ветерков по обыкновению своему прихватил ноутбук — всё ждал письма от гипотетических родственников убитых бомжей. Константин процентов на девяносто восемь был уверен, что стажёр ничего не дождётся — даже если у бомжей и имеются родственники, они не станут афишировать такое родство…

Служебная «Дэу» подскакивала на неровностях грунтовой дороги — асфальт давно закончился, и началась эта грунтовка, которая по проекту должна была стать шоссе, но не стала и наверное уже не станет. Тут впору ездить на ишаках и лошадях, в арбе или подводе, но подвеска автомобиля просто пищит от боли на подобных «магистралях». За долгие годы простоя заброшенной стройки тут разрослись невиданные кусты, чертополохи и какие-то невероятные «космические» травы, которые страшно затрудняли обзор и лезли под колёса, тормозя продвижение вперёд. Константин начинал чертыхаться, а чем дальше он заезжал — тем труднее становилось проехать. Неподалёку возник превый щербатый недострой, и тогда Константин решил «спешиться» — нужно осматривать эти «апартаменты», они могут быть населены «аборигенами», которые при правильном обращении подскажут, где обитает искомый Мишак.

— Бросай свои гаджеты! — пробурчал Константин Ветеркову, который вздумал пуститься на поиски Мишака с ноутбуком.

— А вдруг они письмо пришлют? — Ветерков вздумал артачиться, но Константин железно отрубил:

— Хочешь, чтобы Мишак раскроил им тебе башку?

— Нет… — буркнул Ветерков, глупо топчась со своим глупым ноутбуком.

— Так кидай его, а то раскроит! — настоял Сенцов, проверяя на всякий случай свой табельный пистолет. — Пистолет лучше возьми, чем балду эту «Ивановну»!

— Та ладно тебе… — огрызнулся стажёр, положив ноутбук на заднее сиденье служебной машины.

— Идём стажёр, не тормози! — окрикнул его Сенцов, который уже подобрался к «условному дому» так близко, что видел «условный вход», наспех заколоченный грубыми досками. Эти «пенаты» были населены: вокруг Константина повсюду валялись обёртки от краденой еды: от «мивины», мороженого, сосисок, пивные и винные бутылки.

Сенцов был уверен в себе, потому что за ним и стажёром неотступно и незримо следовали почти всесильные бойцы Кирпичева. Если вдруг что-то пойдёт не по плану — они появятся и наведут порядок…

Константин подлез под занозистые доски и попал в пыльное пространство, которое должно было быть подъездом. Тут висела опасная мгла: в недостроенных домах бывают дыры и ямы в полу, куда можно упасть и остаться там навечно. Сенцов засветил карманный фонарик — он всегда его носил с собой, предполагая, что рано или поздно ему придётся посетить «Трандибуляторный» район.

— Стажёр, фонарик есть? — осведомился он у Ветеркова, который скрёбся где-то позади и фыркал что-то про гвозди какие-то…

— Та, есть! — фыркнул стажёр, скребясь. — За гвоздь зацепился, блин… футболке крышка!

— Шевелись быстрее! — прикрикнул Сенцов, который меньше всего хотел терять время в «Трандибуляторных» катакомбах, а хотел притащить Крольчихину Мишака, а потом — приползти к Кате на коленях, вымолить прощение и пригласить на дорогостоящую премьеру.

— Чёрт… — снова фыркнул стажёр, а потом что-то затрещало — наверное, он рванулся и разорвал свою футболку.

— Зажигай фонарик! — приказал ему Сенцов, освещая всё вокруг себя. Он обнаружил много хлама, камней, пыли, арматуры, доски какие-то гнилые, верёвки… Прямо перед сенцовским носом зияли две лифтовые шахты, которые так и не снабдили лифтами, а справа из-за серого поворота брезжил дневной свет. Там должны были быть квартиры, и Константин направился туда в поисках обитателей. Обитатели предпочитают нижние этажи, потому что сами боятся рухнуть в яму… и на этом этаже кажется, кто-то есть. Прислушавшись, Сенцов уловил еле слышный шорох там, за поворотом, а в дневном свете перемещалась какая-то эфемерная тень.

— Стажёр, чш! И — за мной! — шёпотом приказал Константин Ветеркову и неслышно направился туда, завернул за серый облезлый угол и попал в несостоявшуюся квартиру. Минув коридор, Сенцов заглянул в первую же комнату и обнаружил тщедушного, чумазого гражданина, наряженного в страшенный бурый тулуп, обросшего пегой клочковатой бородою. Гражданин передвигался по пустому пространству заброшенной комнаты, у костра, на котором бурлила в котелке вода. В сторонке была устроена своеобразная постель из разнообразного мягкого хлама, а перед постелью — самодельный столик, сбитый из тех гнилых досок, которые в изобилии валялись в тёмном подъезде. На столике торчала металлическая миска, в которой поджидала воду краденая «мивина».

— Стоп! — тихонько скомандовал Сенцов стажёру, примериваясь внезапно ухватить этого аборигена поплотнее и заставить его выдать обиталище Мишака.

Бомжик старательно взял котелок тряпочкой, залил кипятком «мивину» и принялся ждать, когда она разбухнет. «Пора!» — решил Константин, покинул темноту и в один прыжок оказался позади «жертвы», схватил бродягу и прочно закрутил его тощие ручки, прижав носом к стене.

— А-ааа!! — завопил бродяга, суча ногами в дырявых шароварах и разных ботинках.

— Вау! — это Ветерков явился, шаркая в своей футболке, которая получила солидную дыру на спине.

— Цыц! — пригвоздил стажёра Константин, играя роль «злого мента», и тут же напал на пойманного бомжика, который в его крепких руках заходился слезами.

— Ну, и как тебя зовут, болезный? — сурово потребовал Сенцов, прижав бродягу ещё сильнее.

— А-а… Бэтмен… — заныл бомж, икая, распуская сопли и дрожа.

— Слушай, Бэтмен, ты мне фамилию свою гони! — зарычал Константин прямо в ухо бродяги, сурово прижимая его к шершавому, влажному бетону.

— Я… забыл… — заплакал Бэтмен, хлюпая красным, пропитым носом.

— Та, ты что?? — ехидно не поверил Сенцов. — Давай, говори фамилию, а то пятнадцать суток схлопочешь!

— Меня по башке навернули… трубой… братки… — Бэтмен продолжал плакать, задёргивая сопли, но Сенцов добреть не спешил.

— Паспорт мне свой покажи! — рявкнул Константин, а Ветерков никак не мог сдержать смешки свои проклятые, которые жутко мешали Сенцову работать.

— Я… паспорт пропил… давно… — закряхтел бродяга, шаркая по полу своими разными башмаками. — А фамилию забыл… Меня тут Бэтменом все зовут, потому что я выхожу собирать бутылки только ночью. Днём меня бьют.

— Блин! — Сенцову опротивело нюхать «аромат» Бэтмена и он отпихнул его в глухой угол, из которого он не мог сбежать. — Карауль, стажёр! — предписал он Ветеркову, который прохаживался тут и жевал жвачку.

— Ага, — прошамкал стажёр, потому что его «хуба-буба» мешала ему говорить нормально.

— Бэтмен, ты Мишака знаешь? — осведомился Константин, не сбавляя суровости.

— Ага, — хлюпнул носом Бэтмен, отираясь около стены. — Он меня бьёт…

— Отлично! — Константин расплылся в хищной улыбке инквизитора, просверлив бомжика следственным взглядом. — Где он живёт?

— Я… не могу сказать… он отшибёт мне башку… — устрашённо просипел Бэтмен, глядя в пол своими затравленными, покрасневшими глазками.

— Не отшибёт! — заверил Сенцов. — Он убил десять человек и четверых похитил — когда я его найду, он сюда уже не вернётся!

— А, там, в соседнем доме! — с радостью и готовностью заскрежетал Бэтмен, обтирая одну замаранную ладонь о другую. — Вы этот дом сразу найдёте — он из красного кирпича, построено в нём только три этажа, и дуб здоровенный около него растёт! Сразу за моими хоромами он стоит!

— Спасибо! — строго отрезал Сенцов и повернулся, чтобы уйти. — Приятного аппетита! — бросил он на прощание, а потом сказал стажёру:

— Идём, стажёр, работать!

— Ага, — повторил стажёр и поплёлся за Сенцовым, жуя свою «хубу-бубу» и надувая из неё большие пузыри.

Бэтмен был рад, что его отпустили, и что милиция избавит его от Мишака. Похоже, Мишак держит в страхе весь «Трандибуляторный» район… А если он ещё и «мусорный киллер» и похититель чижиковских смартфонов — он для Сенцова — как выигрышный лотерейный билет.

Константин выбрался из заколоченного дома на божий свет и огляделся. Бурьяны, недострои, грязюка и мусор… Кучи мусора, заросли бурьянов, целый район недостроев… И нужный Сенцову огромный, толстенный, наверное, довоенный дуб, который раскинул свои огромные ветви на много метров, бросая вокруг себя густую лесную тень. Дуб высился около щербатого, полуразвалившегося трёхэтажного чудовища-дома, уродливой нашлёпки рядом с этим красивым деревом. Подслеповатые окошки без стёкол были заколочены досками, крыльцо обвалилось, превратившись в страшную, зияющую дыру. Стоя возле мусорной кучи, Сенцов отлично видел эту дыру и размышлял, как ему лучше подобраться к заколоченной двери, чтобы не рухнуть в неё, когда вдруг заметил двух человек. Один из них двигался «на бровках» — шатался, время от времени обнимая деревья, и лицо его почти полностью закрыла окладистая рыжая бородища, наполненная репяхами. А второй заинтересовал Сенцова несказанно. Во-первых, он был совершенно трезв. Во-вторых, обладал внушительным, мускулистым телом и двигался, жутковато поигрывая могучими мускулами. В-третьих, его крупная голова несла короткую «шварценеггерскую» стрижку белесого цвета — такого же, как у «мусорного киллера», которого видел Сенцов! А в-четвёртых, на этом типе были напялены драные джинсы из мусорки и порванная на груди майка, из-под которой отчётливо виднелась внушительных размеров татуировка. «МИШАК» — огромными синими буквами этот тип подписал сам себя.

— А вот и Мишак, — определил сам для себя Сенцов, тут же притаился за бетонным столбом, который по проекту должен был нести фонарь, и затащил туда же жующего стажёра.

— Тут Мишак, а ты жуёшь, блин! — шёпотом отругал его Константин, бесшумно поднеся ко рту рацию и вызывая Кирпичева.

— Объект обнаружен, двигайтесь вперёд! — сообщил он и получил от Кирпичева лаконичный ответ:

— Есть!

— Мы сами его поймаем! — внезапно решил глупый стажёр и тут же подался вперёд, выпятив свой идиотский пистолет.

— Стой! — перепугался Сенцов, но было уже поздно — стажёр выпрыгнул прямо перед двумя типами и громко гаркнул своим глупым голосом:

— Ни с места, милиция!

Действовать нужно было немедленно, иначе стажёр пошёл бы в расход, поэтому Сенцов тоже выхватил свой пистолет и поскакал к ним с такой ужасной прытью, с которой не бегал даже за премией.

— Стоять, Мишак! — заревел Сенцов, как только оказался там, возле стажёра…

Пропитой дружок Мишака забухтел нечленораздельную брань, совершил неуклюжий шажок и повалился спиной в глубокую грязную лужу, выбыв из «игры». А Мишак, отшвырнул в сторону авоську, побив все свои бутылки, зарычал львиным голосом:

— Век свободы не вида-ать!! — и выхватил из оттопыренного кармана здоровенный кухонный тесак.

— Я буду стре… — Ветерков захлебнулся словами, потому что Мишак прыгнул и влепил ему в челюсть свой пудовый кулак. Стажёр отлетел назад и грохнулся на мусор, потеряв сознание, а Мишак прыгнул снова, взмахнув тесаком, чтобы прирезать Сенцова. Константин едва увернулся от смертоносной стали, блестящее лезвие просвистело около носа и даже поцарапало чуть-чуть. Бандит промазал на йоту, что спасло Сенцову жизнь, но тут же прыгнул снова, взмахнув ногой, и вышиб сенцовский пистолет за секунду до того, как Константин решил стрелять на поражение… Пистолет улетел в густые высокие травы, но Сенцов собрал силы, скакнул вперёд, одновременно выбросив кулак. Получив увесистый удар, Мишак отшатнулся назад, покосился, но устоял и опять взмахнул ножом. Сенцов молниеносно уклонился, перехватив в полёте ручищу бандита, стукнул её о щербатую стену и вышиб тесак, который, перевернувшись в воздухе исчез там же, где сенцовский пистолет.

— Попался… — прокряхтел Константин, заламывая Мишаку руку и пытаясь нащупать на поясе свои наручники.

— Век свободы не вида-ать!! — ревел Мишак, отчаянно вырваясь. Он был ужасно силён, а наручники всё не находились… Рванувшись, бандит отпихнул от себя Константина и бросился наутёк, топоча ножищами, обутыми в огромные тяжёлые берцы.

— Стоять! — заорал Сенцов, пустившись в погоню, а Мишак, здоровенным скачком перемахнув дыру на крыльце, заскочил в щербатый дом и топоча, побежал там куда-то.

Константин же пронёсся мимо бессознательного Ветеркова и у дыры застопорился: слишком уж она была огромна, глубока и страшна. Его прыжка не хватит, чтобы перепрыгнуть такую, и он испустит дух на её далёком, неизвестном дне… Константин обошёл страшную дыру понад стеночкой и тут же запрыгнул во мглу заброшенного дома. Из-за проклятой дыры он потерял драгоценное время и упустил Мишака, позволив ему затеряться среди тёмных осклизлых стен. Сенцов замер и прислушался. Тут же он услышал тяжёлые шаги бандита — он топал наверх по бетонной лестнице, и Сенцов, не раздумывая, бросился за ним. Да, у Сенцова нет пистолета, но у Мишака тоже нет ножа… к тому же, рядом тут спецназ, и Сенцов надеялся, что они успеют поднятся на крышу до того, как «мусорный киллер» задушит его голыми руками или убьёт палкой, как того бомжа. Константин скакал через две ступеньки и вскоре выскочил на крышу, с которой хорошо виднелся почти весь «Трандибуляторный» район, синие облака, солнце, которое клонилось к закату и Мишак. Бандит уже был у края крыши, собирался слезть вниз по пожарной лестнице, но Константин был тут как тут. Взяв спринтерскую скорость, Константин догнал Мишака и сурово рявкнул:

— Стоять, Мишак, ты арестован!

— Та, прям! — выплюнул Мишак, застрял у края крыши, возле жидких перилец пожарной лестницы, и выхватил ещё один нож. — Давай, ментяра позорный, ещё один шаг и ты — труп!

Сенцов испугался, но виду не подал. Второй нож Мишака не меньше первого, но ему нельзя показывать страх. Покажешь страх — и ты точно, труп…

— Сдохни!! — зарычал Мишак и бегом понёсся на Сенцова, выпятив блестящее оружие…

Константин приготовился к смертельному бою, но тут откуда ни возьмись, выпрыгнули бойцы Кирпичева. Налетев на бандита со всех сторон, они мигом скрутили его, выбили нож, повалили на бетон и взяли на шесть прицелов.

— Ааа… ррр… — рычал, кряхтел Мишак, ворочаясь и суча ногами. — Век свободы не вида-ать… черти позорные… чтоб вы сдохли, ментяры вонючие!!..

— Милиция, ты арестован, убийца! — тоном победителя заявил Сенцов, празднуя победу над жутким и неуловимым «мусорным киллером». — Тащите его к машине!

— Есть! — кивнул Кирпичев, чьи розовые щёки скрывала чёрная маска, и бойцы живо оторвали Мишака от крыши, водрузили на ноги и потащили вниз, несмотря на его гневные протесты. Константин же поднял выбитый нож и аккуратно затолкал в специальный пакет для вещдоков.

— Убью! Ненавижу!! — злобно рычал «мусорный киллер», но Сенцов его боялся не больше, чем кучу мусора. Сейчас его доставят в отделение и там он расскажет, где держит Новиковых, их сестру Светлану, Георгия Вилкина, а так же — украденные смартфоны Чижикова!

Спустившись с крыши, Константин увидел стажёра — Ветерков очухался, сидел на мусоре, тряся башкой, а под глазом его расплывался солидный фингал.

— Жив, герой? — осведомился Сенцов, помогая стажёру встать.

— Та, жив! — угрюмо буркнул стажёр, «буксуя» в мусоре. — Я упустил убийцу, напарник…

— А я поймал! — громко объявил Сенцов, разыскивая в траве свой пистолет и нож Мишака. — Идём, стажёр, сейчас на базу его привезём, допросим и получим законную премию!

— Ура! — обрадовался стажёр, а его подбитый глаз всё больше заплывал.

— Эх, герой, в больницу бы тебе! — участливо сказал Сенцов, направляя движение Ветеркова через захламлённые улочки «Трандибуляторного» района назад, к служебной «Деу». — Как бы ни сотрясение!

— Ничего, — отказался стажёр, наблюдая за тем, как Константин засовывает в пакет для вещдоков огромный нож бандита. — Синяк только дурацкий… Здоровенный он такой, «киллер» этот!

— На то он и «киллер»! — сурово фыркнул Константин, а сам просто тонул в телячьем восторге: преступник схвачен, билеты выкуплены, и он, наконец-то, получит свою премию! Потом его простит Катя, они пойдут в театр, а потом — как бог даст, возможно, Сенцов вскоре станет примерным хозяйственным мужем и отцом семейства…

* * *

Мишак был закован в наручники и ёрзал на стуле перед «общим столом», под неусыпным контролем сержанта Казачука. Бандит так агрессивно рычал и ёрзал, что Казачук на всякий случай приготовил шокер: а вдруг вскочит и начнёт пинаться своими толстыми ножищами в берцах??

Крольчихин и Федор Федорович смотрели на него в упор, и Крольчихин придирчиво сравнивал его перекошенную злобой физиономию с фотороботом Игоря Ежа.

— Ну, да, похож… — пробормотал он… — Я бы сказал, отдалённо… Но что тут ждать от фоторобота?

На общем столе лежали оба ножа Мишака, с которых Овсянкин уже снял отпечатки пальцев. У Мишака Овсянкин тоже снял отпечатки пальцев, и скованные руки бандита были покрыты графитом.

— Я пробил его по базе! — Ветерков, несмотря на свой «фонарь», оставался на работе и сидел за своим компьютером. — Медведев Михаил Михайлович, сорок два года, служил в Чечне, семь судимостей: три за разбой, три за убийства, одна за квартирную кражу со взломом. Каждый раз сбегал из тюрьмы, не отсидев и года. Жил в бегах. Тюремная кличка — Мишак.

— Я понял! — проворчал Крольчихин, положив фоторобот на стол. — Итак, гражданин Медведев, что вы хотите нам рассказать?

— Век свободы не вида-ать!! — медведем заревел Мишак свою любимую фразу и агрессивно залязгал наручниками, расшатывая стул.

— Понятно! — буркнул Крольчихин, в упор глядя на бандита, и глазами говоря: «Не отпирайся — мы тебя расколем!». — Гражданин Медведев, что вы знаете о краже смартфонов из салона мобильной связи «Алло»?

— Всех порешу-у!! — рявкнул Мишак, не желая помогать следствию. — Менты, позорные собаки!!

— Понятно! — бесстрастно повторил Крольчихин, не показывая бандиту никаких эмоций. Если он начнёт психовать — Мишак поймёт, что следствие бессильно, ничего не докажет и он выйдет из этой «воды» сухим — отделается сроком за очередной побег и всё. Тогда Крольчихин проиграл, и они не найдут ни Новиковых, ни Светлану, ни Вилкина, ни проклятые смартфоны…

Крольчихин, не теряя стального самообладания, выложил на стол перед Мишаком распечатанный кадр виодеосъёки, где стоял широкой спиною ко всем таинственный грабитель Чижикова, и сурово осведомился:

— Гражданин Медведев, вы узнаёте тут себя?

— Чужую грязнуху вешаете, волки позорные?? — свирепо взрычал Мишак, топая ножищами по вытертому линолеуму кабинета. — Не я это, век свободы не видать!

— Вы подходите под описание преступника! — заявил Крольчихин, оставаясь хладнокровным, как статуя следователя, а Федор Федорович хладнокровно писал протокол… или черновик… Сенцов хладнокровно сидел за своим столом и хранил стальное молчание, в упор наблюдая за беснующимся Мишаком. К сожалению, у него не было «люггера» — только эти два ножа… Выкинул, наверное, «люггер» проклятый, чтобы не вычислили его по столь приметному оружию…

— Не я это, начальник! Не я! — Мишак продолжал реветь, отказываясь, и тогда Крольчихин решил надавить сильнее, перейдя к убитым бомжам.

— На свалке было убито пять человек, гражданин Медведев! — пригвоздил он Мишака таким голосом, будто бы сейчас его задушит. — Четверо застрелены, пятый убит палкой! Вы служили в спецназе, гражданин Медведев! Вы убили?

— Век свободы не вида-ать! — рявкнул Мишак, а потом затих…

— Он убил моего друга… — тихо произнёс он, внезапно присмирев. — На свалке… Он убил его палкой, Владика Стрижева… Мы с ним вместе служили в Чечне… А они, гады, душманы проклятые, закидали нас гранатами, и его контузило настолько, что он больше не сказал ни слова, не вспомнил своё имя… и сбомжевался, потому что потерял рассудок… чёрт… Я приходил к нему, но он не вспомнил меня. А потом он его убил!

— Кто? — Крольчихин почувствовал победу: нажал на нужную «струнку», и Мишак заговорил… Похоже, ниточка есть…

— Знал бы, кто — я бы прикончил гада, отомстил за друга! Век свободы не видать! — рявкнул Мишак, а сам едва не плакал.

— Стажёр, пробивай: Стрижев Владислав! — скомандовал Ветеркову Федор Федорович, дабы узнать, существует последний в природе, или же Мишак нагло врёт?

— Есть! — бодро согласился стажёр и углубился в виртуальные дебри.

— Медведев, — Крольчихин показал Мишаку фоторобот Игоря Ежа. — Вы знаете этого человека?

— Ближе, следак, подвинь, я близорукий! — пробормотал Мишак, щурясь.

— Так видно? — Крольчихин поднёс фоторобот поближе, и Мишак кивнул.

— Это он? — осведомился Медведев. — Он — убил?

— Он, он! — настоял Крольчихин. — Вы его знаете?

— Н-нет… — замотал головой Мишак, возя своими ножищами… — Чёрт, встретил бы — голыми руками разорвал! Чёрт бы его сожрал, дьявол его забодай!!

— Василич, ты ему веришь? — негромко осведомился Федор Федорович, не забывая писать протокол.

— Та, нет конечно! — раздражённо фыркнул Крольчихин, собирая в кучу фотороботы и протоколы. — Я что — девица? Алиби у него ни к чёрту нет — чему тут верить? Пустому трёпу??

— Стрижёв Владислав! — крикнул Ветерков, беспокойно катаясь на своём офисном стуле туда-сюда. — Пропал без вести двадцать лет назад. Официально признан мёртвым в девяносто седьмом году. Служил в Чечне… в том же подразделении, что и Медведев Михаил.

— Я же говорю, его контузило! — взревел Мишак. — А сеструхи его квартиру себе заграбастали, а его — в жмуры!

— Ага, значит, сеструхи! — зацепился Крольчихин. — Вы их знаете?

— Знаю, у него две сеструхи! — согласился Мишак. — Валька и Ритка! Такие змеюки! Я им говорю: жив Владька, я сам его видел! А они мне: прочь, бомжара — вызовем ментов!

— Где живут? — осведомился Крольчихин, подозревая, что сёстры, узнав о Стрижеве, наняли «мусорного киллера», чтобы он его убил.

— Старые девы… старые ведьмы! — зашипел Мишак. — В квартире Владькиной и живут, змеи! Улица Раздольная, дом шесть, квартира два!

— Так, отлично! — кивнул Крольчихин, а Федор Федорович записал. — Медведев, вы знаете таких граждан, как братья Новиковы, Василий и Александр?

— Нет, — отказался Мишак. — Этих не знаю, начальник. Я думаю, Владьку сеструхи замочили, потому что я, дурак, сказал им что он жив!

— Это мы проверим! — сурово пообещал Крольчихин. — Всё, Казачук, уведи в изолятор! — приказал он сержанту, потому что чувствовал, как от всего этого опухает его голова.

— Есть! — кивнул Казачук и подтолкнул Мишака резиновой дубинкой. — Так, гражданин Медведев, пройдёмте!

— Век свободы не видать! — рявкнул на прощание Мишак и исчез в коридоре.

— Чёрт подери… — вздохнул Крольчихин, откинувшись на спинку своего кожаного кресла. — Сенцов, вот, что — засада на завтра не отменяется. Поедете со стажёром в Маяк, глянете, кто там прячется… А сейчас, дуйте к этим сёстрам: во-первых, нужно их вызвать на опознание Стрижева, а во-вторых, поговорить про убийцу!

— Есть, — сказал Константин, хотя из него так и рвалось слово «чёрт». За окнами висел сиреневый прохладный вечер, в который он обязан был приползти к Кате, а тут эти проклятые сёстры… Пока Сенцов будет ползать к ним и от них — наступит ночь, он не успеет купить цветы на занятые у Ветеркова деньги, а Катя ляжет спать, лишив Константина возможности с собой помириться…

— Напарник, ну, идём! — позвал Сенцова стажёр, и Константин выпал из «собственного пупка», обнаружив себя посреди кабинета…

* * *

Пока Сенцов занимался сёстрами Стрижевыми — сиреневый вечер плавно перетёк в тёмную ночь. Сёстры оказались болтливыми и сварливыми тётками, сначала они бранились как сапожники, потом пытались их со стажёром чем-то напичкать… жирным таким, от которого гастрит желудок сводит… Потом отказывались от Владислава, и от Мишака, и от того, что круглая Земля… Ветерков со своим подбитым глазом карякал протоколы куриным почерком, а сенцовская голова поспенно пухла… Потом сёстры признались, что прогнали Мишака, но от того, что наняли «мусорного киллера» по душу контуженного брата, упорно отказывались вплоть до того, как Сенцов устал от их варняканья, назначил дату опознания трупа Стрижева и ушёл, утащив с собой и Ветеркова. Когда они придут в Ровд — их будет допрашивать Крольчихин, и они от него уже не отвертятся…

Стажёр пополз домой, решив перед завтрашним днём хорошенько выспаться, а Константин в этот самый момент бежал бегом по улице Владычанского, хватая ртом ночной воздух, пропитанный сладким до удушья запахом цветов акации. Он хотел успеть в цветочный ларёк, но надежды на это у него оставалось всё меньше — поздно уже, какой дурак в такое время покупает цветы?? Вот он, ларёк, виднеется в сумерках — и окошко в нём светилось! Работает! Ура! Сенцова захлестнула детская радость, и он ускорил бег, игнорируя одышку.

— Здравствуйте! — задыхаясь, пропыхтел он, когда вбежал в ларёк и оказался среди цветов.

— Здравствуйте, мы уже закрываемся, до свидания! — пожилая продавщица попыталась его вытурить, но Константин выставил «бровки домиком» и просительно промямлил:

— Мне очень нужны розы… пожалуйста, семь штук…

— Ладно, бог с вами! — растаяла пожилая продавщица, и Константин получил семь роз самого дорогого сорта, выложив за них двести десять одолженных гривен.

— Спасибо! Огромное! — задыхаясь, выдохнул Сенцов, схватил букет и побежал бегом к Кате, моля бога, чтобы она ещё не легла спать, иначе она не откроет дверь, и розы его завянут, а билеты пропадут. Долг Сенцова равнялся пятистам гривнам — он отдаст его с зарплаты, и наплевать на батоны, пельмени, бутерброды и пиво — ему это всё не нужно, Катя в десятки тысяч раз дороже.

Константин совсем сдулся, пока достиг, наконец-то, Катиного дома. Он боялся поднять глаза, взглянуть на Катины окна и обнаружить их тёмными… даже «мусорного киллера» так не боялся, как темноты в Катиных окнах! Титаническим усилием он заставил себя поднять трусливые глаза, и внутри его всё запело, заплясало и запрыгало: одно окошко в Катиной квартире светилось, в спальне, и Сенцов понял: Катя читает перед сном, и у Константина остался маленький шансик на то, что она откроет ему дверь…

Сенцов презрел одышку в который раз за этот день и взлетел ракетою по Катиным ступенькам. Он не успел ни побояться, ни постесняться, а его палец уже надавил на кнопку звонка. Страх и ужас захлестнули его на секундочку, а потом за дверью послышался Катин голос, и пришлось снова действовать, иначе всё пойдёт прахом…

— Кто там? — осведомилась Катя с удивлением и страхом… поздно пришёл Сенцов, не позвонил, и Катя думает, что что-то случилось с её родителями…

— Катенька, открой мне, это я, Сенцов… — выпалил Константин на одном дыхании. — Прости меня, я ужасный осёл… прости меня…

— Костя! — Сенцов бормотал, опустив глаза в пол и не увидел даже, что Катя открыла дверь и вышла в подъезд. Она прикрикнула, и Константин вздрогнул испугавшись, как не пугался и самых матёрых бандюг.

— А… Катенька, привет… — залепетал Сенцов, мучительно краснея, а руки его стали деревянными, и даже розы не могли ей подарить.

— Костя, ты на часы смотрел?? — недоумевала Катя, сдвинув свои аккуратные бровки. — Я уже собралась спать!

— Ы… хорошо, что не успела… Прости меня… Это тебе… У меня сегодня столько было работы… — Сенцов бормотал, как глупый заведённый робот, а Катя схватила розы в кулак и сердито фыркнула:

— Я уже думала, что ты меня совсем бросил и ушёл к какой-то Аське! Ну, как она лучше меня?? Эта твоя работа — она??

— И… да… и… нет… — Константин всё бормотал — гнусаво так и тупо. — Аська она бомжиха, живёт разбоем… Она видела убийцу…

— Понятно! — отрезала Катя, топнув ножкой, обутой в пушистый тапочек в виде кота. — Сейчас я выкину твой веник и уйду! Сколько времени ты мне даже не звонил?? Ты, хоть, помнишь??

— Прости… пожалуйста… — Сенцов бормотал… и тут только вспомнил про билеты, которые мялись у него в кармане. — Я… вот… купил… — он, наконец-то, догадался полезть в карман и извлечь их на свет, протянуть Кате. — Два билета… завтра на премьеру… Еле достал… Катенька, ты пойдёшь со мной на премьеру? — Константин, наконец-то, нашёл силы отодрать глаза от безликого пола и взглянуть на Катю.

— Да? — злость в Кате перешла в восторг. — Костя! — воскликнула она, обняв его колючие цветы. — Понимаешь, я мечтала пойти, но не успела купить билет… Спасибо! Ты не стой на пороге — заходи, ты, наверное, сегодня ничего не ел?

— Не ел, — глупо согласился Сенцов, машинально переступая Катин порог и чувствуя, что недостоин этого счастья. Гора, которая уничтожала его всё это время своею тяжестью на плечах, мигом рассосалась, превратившись в лёгкое облако, которое подхватило Сенцова и понесло… понесло!

Катя поставила перед Сенцовым полную тарелку борща, и Сенцов схомячил всё до капельки, потому что голодный желудок ревел и лаял, измучивая болями.

А на прощание Катя «казнила» кулёк конфет сказав, что должна завтра быть стройной для театра. Сенцов взял эти конфеты, как всегда брал все сладости, которые Катя «казнила», отдавая ему.

Константин прилетел домой, будто бы на крыльях — так легко ему было и весело. Легко и весело он сегодня не разулся и заснул по-сенцовски на диване.

Глава 43 Засада Сенцова

Константин Сенцов летал — высоко в небесах, так высоко, что города где-то там, далеко внизу, казались цветными квадратами. Ему было очень просто летать — махал руками, как птица — крыльями, и летал, летал без устали, скользя по воздушным потокам…

Резкий, неприятный звон внезапно сделал его руки тяжёлыми, и Сенцов ощутил, что падает, падает вниз, рискуя размазаться там в плоскую лепёшку.

— А-ай! — от стараха Сенцов закричал, а земля вдруг приблизилась и столкнулась с ним, больно ударив и заставив проснуться.

Константин Сенцов свалился с дивана и больно стукнулся коленкой об пол, а где-то над головой его, в необъятной вышине облаков, надсадно звонил будильник. «Какой дурацкий сон!» — невольно подумал про себя Сенцов, оторвал лицо от ковра и увидел около себя надгрызенный колбасный бутерброд… Стоп, какие ещё облака? Сенцов уже не спит: надсадный будильник разбудил его, и Константин грохнулся на пол от неожиданности…

Будильник всё звонил и звонил, а Сенцова тошнило: он уже терпеть не мог этот будильник. Бросив беглый взгляд в окно, Сенцов увидал там светло-сизые сумерки: только занимался рассвет.

— Чёрт… — угрюмо чертыхнулся Сенцов, вспомнив, наконец-то, что сегодняшний выходной день досадно испорчен: у них Ветерковым запланирована дурацкая поездка в посёлок «Маяк», где Новиковы и Вилкин могли скрыть «мусорного киллера». Некое чувство подспудно ныло, что в Маяке обоих ожидает далеко не круиз, и приятных ощущений никто не получит — тут хоть бы пулю не получить…

Сенцов встал на ноги, схватил с тумбочки крикливый будильник и оборвал его мерзкую «песню» нажатием кнопки «OFF».

— Чёрт… — повторил Сенцов, чувствуя, что его желудок сжался в ком и упрямо не желает вмещать завтрак.

С вечера Константин заготовил бутерброды: знал, что утром не станет этого делать ни за какие коврижки. Бутерброды сложены в пакет и отправлены в холодильник — нужно только притащиться на кухню и взять их… Сенцов преодолел короткий путь из зала на кухню как зомби: с полузакрытыми глазами и выключенным мозгом. Распахнув холодильник словно бы на автопилоте, Сенцов выхватил из него плотный полиэтиленовый пакет, набитый колбасными и сырными бутербродами, поплёлся в прихожую… Случайный взгляд в зеркало породил в Сенцове испуг: вместо своего отражения он увидал морду снежного человека…

— Чёрт подери! — в который раз за это постылое холодное утро ругнулся Сенцов.

Вчера утром он не брился, вечером — тоже не стал, а сегодня его лицо оказалось основательно покрыто щетиной Карабаса Барабаса… Если бы в этот момент его увидала Катя — точно ушла бы к другому… Хорошо, что сегодня Катя увидит Сенцова только вечером — если ему посчастливится вернуться живым из неравного боя с «мусорным киллером» — Константин отбреет подбородок и щёки, натянет чистую рубашку, поведёт Катю на премьеру, а потом — в кафе. И тогда она совсем простит его, и не будет больше капризно фыркать в телефонную трубку, и точно, никуда больше не уйдёт… Но это будет только вечером — и Сенцов бы что угодно отдал за то, чтобы весь сегодняшний день побрал чёрт, а ему оставил только вечер…

Посмотрев на настенные часы, Сенцов решил сейчас же обуться и шагать туда, к Ровд и к стажёру, который, наверное, торчит около служебных гаражей с половины шестого. Константин пошарил рукою под низкой тумбочкой и очень удивился, потому что не обнаружил там своих ботинок. Странно, где же он вчера их бросил? В прихожей сенцовских ботинок нигде нет — в углу ютятся только кеды и растоптанные домашние тапочки… Оглядевшись ещё раз, Константин осознал, что не найдёт ботинок ни в комнатах, ни на кухне, ни в ванной. Ботинки преспокойненько торчат у него на ногах: вчера, притащившись с работы, Сенцов был так занят мыслями о «Вавилоне», Мишаке, «мусорном киллере» и Кате, что снова забыл освободить свои ноги, и так и заснул по-сенцовски, на диване, в ботинках. Горестно вздохнув, Сенцов покрепче взял под мышку бутерброды, схватил в кулак ключи от замусоренной своей квартиры и выступил за дверь, в прохладный тенистый подъезд. Может быть, он выходит отсюда в последний раз: в Маяке его пристрелит «мусорный киллер», и обратно принесут уже его остывший труп: синий, недвижимый и в гробу… Впервые за всё своё бытие аккуратно одетый в чёрный костюм, по-настоящему белоснежную рубашку и обутый в до блеска начищенные туфли.

Думая о смерти, Сенцов тащился сквозь сизые сумерки, и притащился в Ровд аж через двадцать минут — так медленно он ещё не тащился никогда. Вокруг него было тихо — в выходной день ни одна душа не станет высовываться из тёплой постели в такую рань. На крыше одного из гаражей молчаливо восседала полосатая кошка, и кроме неё, в чисто выметенном дворе райотдела не водилось живых существ. Константин зевнул и застыл в прохладной тишине, однако через минуту его покою пришёл конец.

— Ну, что, напарник, едем? — выпрыгнул неизвестно откуда жизнерадостный Ветерков и бодрым козликом поскакал к гаражам, намереваясь «выпустить» оттуда служебную машину.

— Не так быстро, скороход! — остановил стажёра Сенцов, испуская зевки.

— А? — оглянулся Ветерков, выставил удивлённые глазки и осведомился:

— Чего застрял, напарник? Нам пора!

— Я бы ещё спал и спал! — огрызнулся Сенцов и полез рукою в карман джинсов. Вчера он положил в этот карман ключи от служебного гаража и машины, которые взял под свою подпись… Ключи оказались на месте — повезло! Вытащив их на свет, Константин с тяжёлым вздохом пополз к гаражам за Ветерковым. Стажёр топтался у серых задраенных ворот, прямо под кошкой, с таким нетерпением, будто бы отыграл в лотерею миллион долларов и ехал получать выигрыш. Да, возможно, что Ветерков сегодня получит… кулаком в нос, или дубиной по башке, а может быть, и пулю в лоб…

Хотя, если Мишак — «мусорный киллер» — братьев Новиковых будет легче поймать… Но кто такой Георгий Вилкин? В Сенцове опять проснулся страх… А вдруг этот Георгий со страшной фамилией Вилкин — вассал «Вавилона»??? Что, если он специально убрался на эту захолустную дачу, чтобы заготовить смертельную ловушку для Константина? Где раньше базировались «нумерованные»? В Богоявленке? Кажется, Богоявленка недалеко от Маяка…

Стажёр Ветерков ничего про «Вавилон» не знал. Он беззаботно и весело насвиствал что-то себе под нос и поплёвывал семечки в открытое окошко. Для него эта поездочка — всего лишь увлекательное приключение, он радуется, что не торчит в духоте райотдела и не прозябает дома, пересыпая под одеялом до полудня. А для Сенцова это «приключение» может увы, оказаться смертельным…

Сенцова бесила идиотская весёлость стажёра, он вертел баранку в гробовом молчании, вперив угрюмый взгляд в серое полотно дороги. На глупого стажёра он старался вообще не смотреть — не зная опасности, этот желторотик готов влезть хоть к чёрту в пасть, лишь бы совершить дурацкий бесполезный подвиг.

Покрытое новым асфальтом шоссе тянулось, кажется, бесконечно — убегало в дальнюю даль, прикрытое прозрачным маревом. Пройдёт ещё пара часов, и это марево станет раскалённым, душным, через него будут проноситиься сотни автомобилей и автобусов… люди едут отдыхать на море — купаться будут там и загорать, есть то, что влезет, ходить на экскурсии, а Константин едет по этому шоссе не на море, а на смерть. Город закончился, и за окошком сверкнула табличка с перечёркнутым красной полосою словом «Донецк», после которой тут же сверкнула вторая, страшная табличка: «Маяк». Для кого-нибудь другого в этом названии нет ничего страшного — даже красивое такое название, Маяк, но только не для Сенцова, который знает, что в этом поэтичном посёлке засели опасные преступники…

— Напарник, нам туда нужно сворачивать! — Ветерков отвлёк Константина, и тот тупо вопросил:

— А?

Стажёр не сказал ему ехидное «Бэ!», потому что он всего лишь, стажёр. Он только несильно пихнул Сенцова локтем и показал на поворот, который виднелся в лобовое стекло.

— Нам туда, — повторил стажёр, а Сенцов понял, что он сейчас этот поворот проскочит, и поэтому — резко надавил на тормоз, бешено выкрутил руль и вписался, дымя колёсами, в габариты узкой грунтовки, подняв огромное облако пылищи и этого удушливого резинового дыма.

— Ты, что, напарник? — устрашено прошетпал стажёр, вертясь в своём кресле, пытаясь увидеть задние колёса. Думал, наверное, что машина загорелась.

— Всё путём! — отрезал Константин, морально готовый к смерти от пули «мусорного киллера». Ну, да, машина — это мелочь по сравнению с этой сметроносной пулей. «Мусорный киллер» отлично стреляет… из допотопного «люггера»… и Сенцову не уйти от него, как не ушли те застреленные бомжи. Думая о мусорном киллере Константин плоховато смотрел на дорогу и едва не въехал в огромную мутную зелёную лужу, которая топким болотом раскинулась прямо посреди дороги, во всю её ширину.

— Чёрт подери! — зло ругнулся он, резко затормозив и снова подняв удушливую пыль.

— Ты чего, напарник? — осведомился рядом с ним стажёр, который от нечего делать копался в мобильнике — в игрушки, наверное, играет, дармоед!..

— Чы что, не видишь: лужа? — фыркнул Сенцов, и на всякий случай сдал назад, чтобы «Дэу» не съехала с пологого бережка и не загрузла. — Вылазь, придётся пешком топать!

— Та ладно тебе дуться! — примирительно сказал Ветерков, спрятал в карман свой мобильник и вышел из салона под утреннее солнышко, в пока прохладный сельский воздух. Хорошо бы, они застукали бандитов до полудня, пока «солнышко» не достигло зенита и не превратило всё вокруг в гигантский духовой шкаф. Константин отогнал машину с дороги — чтобы не мешала, поставил на траву, где посуше, и под дерево, в тенёк. Оставь он машину на солнце — она превратится в горячую душную ловушку, в которой с ума можно будет сойти, пока они со стажёром доберутся назад, в Донецк. Вдохнув побольше утреннего воздуха, который ещё оставался прохладным, Константин отринул страх и двинулся вперёд по зелёной росистой траве. Стажёр уже далеко успел от него отбежать — шагал, словно выигрывал состязание по спортивной ходьбе, не глядя ни под ноги, ни на номера домов…

— Та подожди ты! — окрикнул его Сенцов, а когда стажёр застопорил свой глупый ход и оглянулся — махнул ему рукой, чтобы Ветерков шагал назад. Пожав плечами, стажёр развернулся и послушно возвратился к Константину.

— Ну и куда ты прёшь, дурья башка? — ругнул его Сенцов, который сам двигался осторожно, около заборов, чтобы никто не заметил его из окон.

Стажёр снова пожал плечами, промолчав — то ли осознал ошибку, то ли просто бессловесно огрызнулся — и засеменил немножко позади Сенцова.

— Вкатят тебе пулю — тогда попляшешь! — негромко буркнул Константин. Он смотрел на привинченные к разношёрстным домам таблички, чтобы отыскать дом Вилкина… Тут попадались всякие дома — то подгнившие, потемленые лачужки, вросшие в землю по самые окна, вокруг которых покосились неказистые дощатые заборы, то великолепные дворцы, достойные царских семей, то простые крепкие дома, владельцы которых, не разгибаясь, выращивают на своих огородах годовой запас овощей… И который из них, интересно, дом Вилкина? Сенцов хотел найти его побыстрее, узнать, спрятались в нём бандиты или не спрятались и возвратиться в Донецк, к Кате, которая простила его, кажется, в последний раз… Константин перевёл взгляд с очередного «не того» дома, увидал свои замаранные ботинки и решил, что обязательно начистит их перед театром… Нет, он эти ботинки оставит в прихожей, а в театр наденет новые туфли, которые ни разу ещё не надевал с тех пор, как купил их два года назад.

— Дом Вилкина — тридцать первый! — полушёпотом напомнил Сенцову Ветерков, который следовал за ним, как надоедливая тень.

— Я знаю… — буркнул Константин, оторвал взгляд от своих ботинок и тут же вперился в табличку с номером ближайшего дома: «31»!

— А вот и дом Вилкина… — заключил стажёр, глупо застопорившись посреди пыльной грунтовой дорожки, обдуваемый всеми ветрами.

— Ну, и чего ты застрял? — пихнул его Сенцов. — Давай, обходим дом и ложимся в засаду!

Георгий Вилкин имел старенький, неухоженный домик — наверное, он на эту дачу редко заглядывал — и послеповатые окошки его были покрыты слоем пыли и затянуты вековыми паутинами.

— Неприятное местечко… — тихонько заметил стажёр, пробираясь за Константином к дыре в давешнем заборе, через которую Сенцов вознамерился попасть к Вилкину во двор.

— Цыц! — шикнул на него Константин, опасаясь, как бы ушлые бандиты не услыхали как он клекочет и не пристерелили его на месте. Сенцов обогнул кривобокий домишко, углубившись в высоченные сорные травы, в которых утопал забор, и портиснулся в неширокую рваную дырку, пробитую неизвесто как неизвестно чем… Может быть, сюда врезался автомобиль, а может быть, бык рогом навернул… Протискиваясь, Сенцов случайно зацепился рукавом футболки за гвоздь или за щепку… ткань затрещала — кажется, футболка порвалась… Стажёр же протиснулся легко, словно балерина — он будет похудее Сенцова и половчее тоже.

— Стажёр, ложись на землю и ползи! — шёпотом приказал Сенцов, как только очутился на территории Вилкина — на его огороде, жутко заросшем громадными бурьянами. Огородник из Вилкина паршивый, и на грядках его прочно обосновалась амброзия, чертополох, лопухи, лебеда и какие-то сорные мелкие колокольчики, которые тут повсюду колосились на древовидных стеблях. Ветерков охотно пополз, как солдат под приселом врагов. У него это хорошо получалось — быстро и практически бесшумно, не то, что у Сенцова — Константин медленно продвигался, неуклюже цепляясь одеждою и голыми руками за всё подряд, зарабатывая ссадины и царапины. Лес бурьянов закончился внезапно — продвинувшись ещё на несколько метров вперёд, Сенцов вдруг выбрался из него и обнаружил у самого домишки аккуратные ухоженные грядочки, где ровными рядами выросли какие-то овощи… Сенцов не разбирался в овощной ботве, так как не имел огорода вообще, и поэтому не знал, что вырастил на своём огороде Вилкин.

— Стоп! — скомандовал он стажёру, который подполз почти к нему вплотную и пытался дальше ползти, пихая Сенцова.

— Что там? — осведомился стажёр, как показалось Сенцову — очень громко, и Константин, сморщившись, сурово ругнулся:

— Тихо ты, бомбовоз! Орёшь, как троглодит!

— Та я же шепчу… — попытался огрызнуться стажёр, но Константин пнул его ногой.

— Замолк и пополз назад! — приказал ему Константин, отползая назад, под защиту густейшей травы. Стажёр, пыхтя, пополз за ним и, спустя пару минут, они вдвоём залегли в достаточно удобном укрытии, среди лопухов, из которого отлично просматрился вход в дом Вилкина, его грядки, овощи, крыльцо… тихий сарай и гараж. Людей Константин пока не наблюдал — может быть, они прячутся в доме, а может быть, их здесь нет…

Их укрытие было удобным только лишь на первый взгляд — земля была тверда и камениста, к тому же, в лопухах гнездились кусучие муравьи и какие-то ещё противные букашки, которые гадко ползали по телу и тоже кусались, заставляя чесаться и выдавать себя лишними движениями. Стажёр кряхтел около Сенцова, однако чесался редко, понимая, что его возню хорошо заметно из окон дома Вилкина. Константин наблюдал за домом неотрывно — муторно, конечно, созерцать сиротливое пустое крыльцо, недвижимые овощи на безлюдных грядках… но вдруг старая деревянная дверь зашевелилась! Сенцов разул глаза… а дверь окрылась и из-за неё выдвинулся человек. Небольшого роста, сутуленький, в рубашке и брюках. В руках его был полосатый полиэтиленовый пакет с хорошенькой дырой.

— Это Вилкин! — прошептал стажёр Сенцову на ухо.

— Я понял! — ответил ему Сенцов. — Чш! Он же услышит нас!

Засветиться сейчас — смерти подобно — поэтому Константин затих в лопухах и старался реже дышать, чтобы не сопеть. Рядом с Сенцовым затих Ветерков — стажёр вообще не шевелился, словно восковой, и взгляд его был напрвлен в одну точку — в ту же, что и взгляд Сенцова. Вилкин же покрутился по двору, не подозревая за собою слежки, вырыл из грядки некую репку, швырнул её в дырявый полосатый кулёк и грузным селезнем потопал обратно, в дом.

Ветерков около Сенцова «ожил»: прыснул в рукав и зажал руками рот, подавляя смех.

— Чш! — шикнул на него Сенцов, опасаясь, что бандиты могут услышать его и пристрелить обоих. — Чего ты?

— Я представил, как он её грызёт… — прокряхтел стажёр, давясь смешками. — Это же — редька!

— Чёрт… — тихо ругнулся Константин, удерживая себя от подзатыльника Ветеркову. — С редькой твоей! Они же здесь! Не шуми!

— Забился… — негромко прокомментировал стажёр действия Вилкина, поёрзав на колкой траве, лежать в которой было совсем не удобно и даже противно. — Что будем делать, напарник?

— Ждать… — угрюмо буркнул Сенцов, украдкой сверля взглядом часы — час дня, время ещё «детское», и Константин искренне верил в то, что вернётся в Донецк до шести вечера, и сегодняшний вечер безраздельно посвятит Кате.

— Чёрт… — буркнул Ветерков, шевеля ногами. — Меня козявки скоро до костей изъедят!

— Меня — тоже… — пробормотал Сенцов и тоже позволил себе пошевелить конечностями, которые уже порядком затекли и покрылись неприятными «колючками». — Сейчас, выйдет наш «мусорник», и можно будет звонить Крольчихину.

Им ещё повезло, что во дворе Вилкина растут такие сорняки — в них было не так жарко, как если бы они со стажёром торчали на солнце, прохладные листья спасли обоих от теплового и солнечного удара…

И тут Сенцова забеспокоил мобильник — завибрировал в кармане, и Константин рывком вырвал его на свет, потому как подумал, что звонит ему Катя. Не ответить ей сейчас ещё страшнее, чем попасться Вилкину, но это оказалась не Катя. Сенцову звонил Крольчихин, требуя отчёт, и Константин ответил:

— Да?

— Сенцов, ну что? — нетерпеливо проворчал Крольчихин. — Я же тебе сказал: отзвонитесь, когда приедете!

Сенцов забыл отзвониться: лужа, Катя, страх, жара — всё смешалось в кучу и забило мозги…

— Алексей Васильевич, мы их нашли! — полушёпотом отрапортовал Сенцов, довольный тем, что сегодня точно успеет к Кате: сейчас два часа, с бандитами они справятся до трёх, а потом — домой!.. Если не пристрелят.

— Отлично! — обрадовался Крольчихин, тут же прекратив ворчать. — Ребята, потерпите полчасика, сейчас мы к вам приедем с Кирпичевым!

— Есть! — согласился Сенцов, а на душе у него кто-то пел весёлые песни.

— Ну, что, напарник? — тут же пристал к Сенцову стажёр, которого страшно искусали комары и мошки: нос и щёки Ветеркова покрылись зудящими красными точками.

— Всё класс! — поспешил поделиться радостью Сенцов. — Крольчихин зашлёт к ним Кирпичева, и мы можем отправляться по домам!

— Ура! — шёпотом обрадовался искусанный стажёр, который есть уже давно хотел, но из-за Вилкина и бандитов никак не мог достать свои бутерброды.

Сенцов свои тоже не мог достать, и они валялись у него в пакете, и пахли всё сильнее и сильнее из-за жары.

Следователь Крольчихин только что закончил возиться с пожилыми сёстрами Стрижевыми. Они торчали у него с утра — притащились в восемь утра, обе в старых платьях, воняющих нафталином так, что около этих сестёр больно было дышать. Одна сестра была на год старше другой, а покойный Владислав был их младшим братом. Квартиру, где они жили, Владиславу дали за заслуги на войне, а эти предприимчивые гражданки признали его мёртвым и приватизировали её на себя…

Сёстры мотали нервы Крольчихину несколько часов. Сначала они наотрез отказывались ехать в морг на опознание — требовали, чтобы им показали какие-то фотографии трупа, чего никто никогда не делал, и вообще, такое опознание не положено… Крольчихин едва загнал их в морг, пригрозив небывалым отчуждением квартиры, и только тогда эти сварливые занудные гражданки дали своё скрипучее согласие и поползли к «последнему врачу» Мышкину, дабы узреть своего нашедшегося брата. В морге они тоже устроили бедлам, не желая узнавать в бородатом бомже Владислава Стрижева, но последний врач авторитетно настоял на генетической экспертизе, пригрозив тем, что автоматически признает покойника Стрижевым и Крольчихин обвинит обеих сестёр в том, что они заказали его убийство из-за горемычной квартиры. Сёстры сдали свою кровь, и Крольчихин смог избавиться от них — пока что. Когда проклятые сёстры убрались восвояси — следователь смог работать. Поговорив с Сенцовым и услыхав от него, что бандиты и впрямь на даче — Крольчихин собрался схватить телефон, чтобы вызвать Кирпичева… Едва он протянул руку свою к трубке, как телефон разразился неожиданной звонкой трелью.

— Ало? — осведомился Крольчихин, досадуя на то, что этот звонок совсем не кстати и очень задерживает его работу, подвергая опасности жизни Сенцова и стажёра.

— Старший следователь Крольчихин? — осведомился у него незнакомый голос, и Крольчихин удивился.

— Да, это я… — пробурчал он, свободной рукой схватив ручку и изрсовывая свой отрывной календарь. — С кем имею дело?

— Военная прокуратура! Следователь Николай Мешков! — металлическим голосом щёлкнули на том конце. — Это вы занимаетесь дезертирами Новиковыми?

— Да, я, — подвердил Крольчихин, малюя на календаре крокодилов и рогатых монстров. — Я уже их обнаружил и сейчас собираюсь брать!

— А вы получили на это приказ? — ехидно прощёлкал Мешков, изумив и разозлив Крольчихина до чёртиков.

— Какой ещё приказ?? — Крольчихин, буквально, взрычал, потому что Мешков этот буровит чушь и не даёт ему ловить бандитов.

— Приказ на арест дезертиров? — уточнил Мешков. — Вы обязаны были приехать к нам за приказом и разрешением на арест, а так же вы не имеете права ловить дезертиров без уполномоченного армии!

— Что за бред?? — рассвирепел Крольчихин, стукнув ручкою о календарь и сломав её на пополам. — Какой приказ?? Какой уполномоченный?? Они уже на мушке у меня! Пока я тут возиться буду с канителью — они уйдут!

— Вы обязаны дождаться уполномоченного! — невозмутимо тарахтел Мешков, буквально, сводя Крольчихина с ума. — И без него — никакой самодеятельности, а то пойдёте под трибунал!

— Да чтоб вас… чёрт!! — рыкнул ему на прощание Крольчихин, сатанея и багровея от ярости.

Яростно швырнув трубку на рычаг, Крольчихин повозил руками по столу, потопотал ногами и… сдулся. Поимка дезертиров — действительно, дело военных, а не обыкновенной милиции, и он не имеет права ловить Новиковых без уполномоченного от военной прокуратуры…

Выпустив пар, Крольчихин взял себя в руки и взял мобильный телефон, чтобы позвонить Сенцову.

Константин, буквально, пропадал от укусов мошкары, солнца, которое, пройдя путь по небесам, нацелило лучи свои прямо ему в голову, а так же — мучительного, навязчивого голода, который терзал его желудок. Сенцов всё не мог съесть свои бутерброды, не имея права лишний раз шевелиться, потому что проклятый Вилкин выходил во двор уже несколько раз… Кажется, они ругались там, или что… но редька, вырытая Вилкиным, вылетела из окна минут через пять после того, как Вилкин занёс её в дом. Жаль, что Сенцов не слышит слов… Вилкин, выйдя во двор, обернулся и что-то говорил распахнутой двери, разевая рот, но потом — дверь яростно захлопнулась, а Вилкин снова пополз в огород. Он рылся в земле, откапывая некие овощи, а телефон Сенцова снова подал сигнал. Сенцов опять решил, что это Катя, но звонил опять-таки, Крольчихин.

— Алё? — Сенцов ожидал, что Крольчихин сейчас отпустит их со стажёром домой, но Крольчихин сурово прорычал:

— Сенцов, с Новиковыми непротык!

— Почему? — удивился Константин, а внутри у него похолодело: если он сегодня опоздает к Кате — она казнит его так же, как свои конфеты: избавится от него.

— Объявилась военная прокуратура, — недовольно фыркнул следователь. — Мы пойдём под трибунал, если будем ловить Новиковых без их уполномоченного. Придётся ждать…

— А… долго? — с ужасом спросил Сенцов, а спина ощутила холодный пот, ведь если будет долго — он лишится Кати!

— Не знаю я пока… — прошипел Крольчихин, которому такое положение самому не нравилось. — Может быть, они через час притащатся, а может — всю ночь вам сидеть придётся! Вот что, Сенцов, вы продолжайте слежку, а если что-нибудь — я позвоню!

Сенцову ничего больше не оставалось, как сказать:

— Есть…

А Крольчихин повесил трубку, оставив Сенцова в страшном ступоре, почти что в трансе…

— Напарник, ну что там? — тихонько осведомился стажёр, почёсывая искусанные свои бока.

— Борода, стажёр… — отмахнулся Сенцов, держа мобильник наготове: а вдруг Катя позвонит?

— А… почему? — стажёр тоже был не рад такому повороту событий, и его глуповатая улыбка, наконец-то с его лица сползла.

— А у Крольчихина затык с военной прокуратурой, и нам придётся тут всю ночь сидеть! — зло отпарировал Сенцов, ёрзая на колкой земле, как на гвоздях. Муравьиные укусы жглись, комариные — жутко чесались… впору было взвыть, но тишина спасала жизнь.

— Вот, блин! — фыркнул стажёр, шмыгнув своим искусанным носом. — Хотел сегодня в боулинг сходить… да накрылся мой боулинг тазом, чёрт…

Он жалеет какой-то боулинг… Сенцову бы его мелкие детские проблемки. А у него рушится жизнь, ведь если придётся сидеть здесь — он не сможет разорваться и повести Катю на премьеру… И тогда — пиши пропало… А оно действительно тогда пропало…

Вилкин покрутился по огороду, выкапывая овощи, а потом — собрав нарытое в пакет, отправился в дом.

Константин не знал, сколько времени они со стажёром пролежали тут, в траве, но душное солнце уже отползло к близкому лесу, зависнув над его сизой полосой. Из леса приходил сыроватый холод — там много болот, и с них надвигается холодный туман. Сенцов так и не поел, и его бутерброды, кажется, пропали, потому что пахли так, что около них дышать было нельзя. Ветерков тоже не ел — и его бутерброды пахли рядом с сенцовскими. Константин пропадал: ему уже несколько раз звонила Катя, он отвечал ей и, как в прошлый раз врал, что будет перед ней, как лист перед травой… Катя примеряла наряды — она сказала Сенцову, что сегодня специально купила себе платье для премьеры, Сенцов говорил ей комплименты, а у самого сердце едва ли не вырывалось наружу через рот или через нос… колотилось в бешеном темпе, и падало куда-то вниз, где холод и тьма… А Катя цвела, не подозревая, что Сенцову похоже, придётся её пробыковать…

Они пока что видели одного только Георгия Вилкина — как он рылся в огороде — а больше никого не видели. Константин подозревал, что Вилкин не один — он с кем-то постоянно ругался. С Новиковыми? Или с «мусорным киллером»?? Сенцов с нетерпением ждал звонка от Крольчихина, чтобы следователь отпустил их со стажёром домой… но Крольчихин всё не звонил и не звонил… Голова Сенцова клонилась к земле: сегодня он рано встал… и Константин по-сенцовски заснул, улёгшись головою на лопух…

Проснулся Сенцов внезапно — что-то внутри его словно бы кольнуло, заставив вздрогнуть и вскинуть сонную глупую башку. Вокруг было темно и оглушительно орали цикады — стояла ночь, и высокое небо полнилось огромными звёздами… которые для Сенцова стали смертоносными лучами лазера… Он пробыковал — рванув к глазам мобильник, он обнаружил тридцать два пропущенных вызова от Кати и время. Страшное время: полдесятого вечера, что значило лишь одно: премьера давно закончилась, Катя ему не дозвонилась, и билеты валяются у Сенцова на тумбочке, запертые в его квартире. Страх холодной гирей упал где-то внутри у Сенцова, уничтожив его… он потерял Катю…

Около Сенцова мирно посапывал стажёр — он тоже заснул, не выдержав упорного сидения, а на его носу сидел и кусал сто пятидесятый по счету комар. Что он пропустил за сегодняшний сатанинский вечер? Ерундовый боулинг? Поэтому он так мирно спит. А вот Сенцов пропустил всю свою жизнь… Константин лихорадочно выцарапал свой мобильник — неизвестно, где он валялся, только был весь в земле — и принялся судорожно перезванивать Кате…

— Ваш абонент вне зоны досягаемости… — завёл свою мерзкую пластинку идиотский оператор, гнусавя одно и тоже по десять тысяч никому не нужных раз.

— Блин собачий… — свирепо шипел Сенцов, набирая и набирая Катин номер и получая один и тот же заунывный механический ответ.

— А… напарник… сколько время? — зевнул просыпающийся стажёр и заворочался, словно годовалый младенец в люльке.

— Два еврея! — огрызнулся Сенцов, к которому пришло горькое осознание того, что сегодня вечером Катю повёл на премьеру блистательный банкир — он повёз её на «Порше», купил ей норковую шубу (наплевать на то, что сейчас лето), а билеты у него были на VIP-места.

— У… ночь уже… — кряхтел затёкший Ветерков, разминая свои ноги и руки.

— Та не трещи ты — медведь в берлоге! — зашикал на него Сенцов, всматриваясь в вилкинские окна и видя, что одно окошко светится. К тому же, в нём нет штор — они отодвинуты в разные стороны — и Сенцов мог видеть столешницу стола, застланную чем-то цветастым, на которую положили геологический фонарь — он и светил, создавая уют в доме без электричества. Сенцов только решил осмотреть убогий интерьер, как перед узким окошком вдруг возник плечистый силуэт, незнакомца, который схватил руками шторы и плотно их задёрнул. Сенцов застыл. Интересно, кто это? Явно, не Вилкин. Один из братьев Новиковых? Или «мусорный киллер»? Сенцов же изо всех сил надеялся на то, что «мусорный киллер» — их схваченный Мишак, и Новиковы остались на свободе одни.

— Ладно тебе фыркать… — зевнул Ветерков, продрав глаза. — Э, а они там! — заметил он, увидав свет в окошке Вилкина.

— Я это час назад понял! — огрызнулся Константин… А горе от потери Кати придавило его так, что он почувствал себя никуда не годной ничтожной букашкой… мелким жалким лгуном, который ни на что больше не способен, как внушать хорошим людям ложные надежды, а потом — жестоко и горько обманывать их и терять навечно…

— Ну, что, темно уже. Может, поедим? — беззаботно предложил стажёр, разыскивая свои бутерброды.

— Ты их выкинь… — буркнул Сенцов, который свои бутерброды тоже выкинет — они испортились на жаре и источали невыносимый запах. — А то траванёшься ещё — они прокисли тут уже давно!

— Вот, чёрт… — огорчился стажёр, выкидывая свои прокисшие бутерброды. — Жрать хочется, слона бы слопал.

— Терпи! — буркнул Сенцов, а у самого отключился даже голод, отодвинувшись на десятый план перед всесокрушающей потерей Кати.

Глава 44 Военная прокуратура

У Георгия Вилкина на даче еды не было — только в погребе отыскался громаднейший запас тушёнки, который хранился там года полтора, а хватило бы его на все десять. Длинные полки были сплошь уставлены жестяными и стеклянными банками, в каждой из которых была заточена сплошь тушёнка, и Санек был обязан лезть в погреб и тащить банки наверх — чтобы накормить Эрика. Сам Эрик этого делать не стал — хотя вполне мог бы, унёс бы куда больше банок чем Санек в своих длинных руках. Но Эрик сделался хозяином — наставил «люггер» и потребовал от Санька лезть в погреб, а от Вилкина — готовить гарнир. Санек полез в погреб, а Вилкин — принёс с огорода редьку — за что получил сим корнеплодом по башке и был вытурен на поиски более аппетитных овощей. Забракованная редька полетела ему в след, потому что Эрик метнул её, словно гранату, и едва не попал и вилкинскую несчастную голову.

Сам Эрик слопал пять банок за один присест, закусив всеми овощами, которые принёс и приготовил Вилкин. Сам Вилкин от еды отказался, Санек — сидел над открытой банкой, и его тошнило, а Светлана — та вообще не зашла в кухню — сидела в единственной тесной комнатёнке на убогом диванчике в полуобморочном состоянии, и Эрик сказал, что вообще не будет коримить такой балласт, как она.

— Слушай, — проблеял Эрику Санёк, всё не решаясь есть чужую тушёнку. — А где этот… тип, которго ты схватил на десткой площадке?

Санёк напомнил про того чудаковатого Перевёртыша, который гнался за ними на дурацком драндулете, и Эрик решил, что он может знать, как путешествуют во времени. Лучше бы он знал, потому что Эрику уже давно пора домой, и пора вести к победе Третий Рейх.

— Он в багажнике валяется! — прогудел Саньку Эрик и поднялся с колченогого стула для того, чтобы пойти в гараж. — Пойду, поговорю с ним — надеюсь, он поможет мне спасти от вас Рейх!

Эрик широким шагом протопал в сени и распахнул дверь, рассеяв полумрак снопом дневного света с улицы. Санёк инстинктивно вжался в пыльный сломанный диванчик: а вдруг за дверью поджидает милиция? Милиции не было — только Эрик обернулся и с порога крикнул:

— Пока я занят — убери свинарник!

— Псих! — буркнул ему вслед Санёк. — Чёрт бы побрал твой Рейх и твой свинарник!

Санек ничего не станет убирать — он смиренно отсидит тут, на проклятой запущенной даче Георгия, а потом, как по их души приедет милиция — расскажет всё, как было… И может быть, они смогут поймать Эрика, а потом — ещё успеют спасти Васька…

* * *

Теплицкий никак не верил Миркину, но опыт с машиной времени удался на ура. Профессору удалось зацепить коридором переброса именно того человека, которого наметил Теплицкий — Эриха Траурихлигена — и перенести его в настоящее время. Траурихлиген должен был включить для Теплицкого свою странную машину… и включил бы её, если бы не одно маленькое «но» — трансхрон сломался, наверное, из-за коровы, и Эрих Траурихлиген вместо «бункера Х» попал в урочище Кучерово. Дезертиры Новиковы встретили не психа, не наркомана и не беглого бандита — им «посчастливилось» познакомиться с настоящим хронотуристом. Их новый знакомый назвал им не кличку, а своё настоящее имя — Эрик, Эрих Траурихлиген, группенфюрер СС, в сороковых годах — один из самых опасных людей планеты.

Траурихлиген не думал прятаться — он широкими шагами проследовал в гараж Вилкина, куда по-простому определил угнанный джип. В его багажнике был заключён Перевёртыш, и Эрих Траурихлиген подозревал, что он знает, как ему вернуться домой.

Траурихлиген рывком распахнул багажник и обнаружил, что Перевёртыш лежит там на боку, скукожившись в позе эмбриона. Он был ещё жив — ворочался и мерзко, малодушно ныл.

— Давай, вылазь! — Траурихлиген ухватил Перевёртыша за воротник и вывернул из багажника на твёрдый бетонный пол гаража.

Перевёртыш шлёпнулся кулём и плаксиво заныл, потому что больно стукнулся спиной и затылком.

— Вставай, зелёная мартышка! — приказал ему Траурихлиген, а Перевёртыш, позеленевший в тряском багажнике, уселся в углу и угрюмо буркнул:

— Чёрт!

— Хочешь сидеть в углу — сиди! — разрешил Траурихлиген. — Только если будешь молчать — я тебя тут просто пристрелю! — он достал пистолет и повертел им у носа Перевёртыша. — Скажи мне, кто тебя послал и зачем?

— Жди, так я и раскололся, турист! — пробормотал Перевёртыш, глядя не на Траурихлигена, а на жирного паука, который висел на тонкой паутинке над его головой. — Ты вообще, псих… Я сутки в проклятом багажнике проторчал…

— Да? — уточнил Траурихлиген, вскинув пистолет. — Ну, смотри, твой выбор! — он нажал на курок, пуля с хлопком вырвалась, снесла с паутинки паука и пробила дыру в стене гаража за спиной Перевёртыша.

— Чёрт! — снова плюнул Перевёртыш, отпрянув от стены, потому что осколок штукатурки брызнул ему в затылок. — Чёртов турист!

— И почему — турист? — Траурихлиген надвинулся на Перевёртыша танком, взял его на мушку пистолета, давая понять, что не отцепится до тех пор, пока тот не выдаст ему всю правду.

— Мне пока никто ничего не заплатил, поэтому мне всё равно, на кого работать! — фыркнул Перевёртыш, не желая больше рисковать жизнью ради какого-то взбалмашного Теплицкого. Раз он не поймал туриста, а турист поймал его и может пристрелить — нечего больше покрывать Теплицкого — пора начинать покрывать себя!

— Ты только не стреляй, ладно? — попросил Перевёртыш, устраиваясь на полу поудобнее. — Я скажу тебе, где искать Теплицкого, а ты отдашь мне машину времени, ладно?

— Машину времени? — Траурихлиген присел на корточки около Перевёртыша. — Значит, она у вас есть!

— У Теплицкого есть, — уточнил Перевёртыш, высматривая, с какой стороны лучше напасть, чтобы выхватить у туриста пистолет и надавать последнему лещей. — Это Теплицкий притащил тебя сюда, потому что хочет получить твоё золото. Они нашли какие-то старые бумажки и там написано, что у тебя много золота!

— Ах, вот как! — буркнул Траурихлиген, не выпуская пистолет. — Строить машину времени ради золота… Чёрт, я хочу домой, вот и всё! Давай, будущее, поднимайся и потопали к твоему Теплицкому!

Траурихлиген схватил Перевёртыша под мышки и отодрал от грязного пола, водворил на ноги и подпихнул в спину дулом пистолета. — Топай, или пристрелю!

— Подожди! — Перевёртыш заклинился на месте и обернулся, встретившись глазами с бешеным взглядом Траурихлигена. Перевёртыш выдержал этот взгляд — во время службы в опе он повидал множество опасных преступников, и каждый из них имел такой бешеный взгляд.

— Чего мне ждать? — буркнул Траурихлиген, не спуская с Перевёртыша прицел.

— Теплицкий тебя к себе и на километр не подпустит! — хохотнул Перевёртыш. — У него технологии и охрана такие, каких в вашем каменном веке никто никогда не видел!

— Плевать! — зарычал Траурихлиген, выпихивая Перевёртыша из гаража на улицу. — Сейчас мы поедем, и ты покажешь, где живёт Теплицкий!

— Та, ладно… — согласился Перевёртыш — только потому что по его буйной голове разгуливала пистолетная мушка.

Траурихлиген вывел Перевёртыша в утреннее солнышко и потащил по двору, больно ухватив под руку.

— Стойте, ваши документы! — внезапно на дороге вырос милиционер и потребовал у Траурихлигена каке-то документы…

Перевёртыш молчал: у него документов не водилось, и лучше ему к милиции не лезть.

— Документы! — повторил милиционер, стараясь казаться авторитетным и грозным, хотя на вид ему было не больше двадцати пяти.

— На! — резким голосом выкрикнул Траурихлиген, внезапно вскинул «люггер» и выстрелил в милиционера в упор.

— Ай! — негромко вскрикнул тот и повалился навзничь.

— Идём! — рыкнул Траурихлиген Перевёртышу, переступил убитого милиционера и потянулся туда, где оставил джип.

— Ну и ну! — с укоризной буркнул Перевёртыш, покачав головой. — Ты, турист, совсем отбитый! Тебе за твоих клиентов пожизненный влепят!

— Залазь! — отрезал Траурихлиген, впихивая Перевёртыша в джип. — Если ты не врёшь — я буду дома! — изрыгнул он, заводя мотор. — А если врёшь — я тебя пристрелю!

— Чёрт… — буркнул Перевёртыш и затих, чтобы не злить туриста.

— Дорогу показывай! — приказал Траурихлиген, жёстко пихнув Перевёртыша локтем в бок. — Сейчас я твоему Теплицкому раскрою глаза!

— Едь в Донецк… — вздохнул Перевёртыш и пристегнул ремень безопасности, не надеясь на то, что этот безбашенный турист обратит внимание на правила дорожного движения.

* * *

Константин Сенцов проснулся в ужасе. Оглушительный хлопок, словно бы, разорвал его мозг, ввергнув в пучину хаоса… Сенцов вскочил, хлопая глазами, не понимая, где он находится…

— Напарник, ложись… — жутко прошептали над ним, и чья-то рука попыталась пригнуть Сенцова к какой-то траве, кишащей насекомыми тварями.

Сенцов, не помня себя схватил эту руку в захват…

— Айй… — сдавленно просипел от боли схваченный стажёр, и Константин, наконец-то, вывалился из ступора, пришёл в себя и вспомнил, что они с Ветерковым сидят в засаде у вилкинской дачи, что он пробыковал театр, потерял Катю и так и не поймал «мусорного киллера».

— Прости… — удручённо пробурчал Сенцов, отпуская руку стажёра. — Сон плохой приснился…

— Напарник! Тут среляли! — огорошил Константина Ветерков, напуганно пригибаясь за огромный, разлапистый лопух, который рос тут, казалось… ещё до войны… «Не лопух, а репейник…» — в голове Сенцова зародилась эта странная мысль не впопад, удивила его и тут же провалилась в глубины сознания, вытесненная другими, более важными…

— Кто? — выдохнул Сенцов, а внутри кусался страх: их заметили бандиты и стреляли в них, но, к счастью, промазали…

— Та я откуда знаю… — стажёр, едва ли не плакал от страха — Сенцов это отлично видел на его побледневшем лице — однако, крепился, пытаясь не показывать Константину ничего, кроме обычной своей работоспособности.

— Всё, звоним Крольчихину! — Сенцов мигом включил опера, забив подальше страх, Катю и злорадство над стажёром, который харахорился-харахорился, а услышав один маленький выстрел — сдулся и заныл…

* * *

Следователь Крольчихин не покидал кабинета всю ночь. Фёдор Федорович так же не покидал кабинет, ожидая, что проклятая военная прокуратура, наконец, зачешется и пришлёт им кого-то… Но они всё не присылали и не звонили, а после пяти вечера прекратили вообще отвечать на звонки. Режим работы с восьми до пяти — отлично устроились, рабочий день закончился — и никаких проблем, по домам, к жене и детям…

Федор Федорович и Крольчихин, налитые кофе до краёв, кружили по кабинету, шаркая ногами, едва ли не прожигая пол до дыр. Они всю ночь кружили в утомительном ожидании, но так ничего и не дождались, а когда стрелки часов щёлкнули на восьми часах утра, Крольчихин хлопнул ладонью по столу и схватил телефонную трубку — сам решил позвонить и дать чертей.

— Ало? — на том конце ответил сытый, выспавшийся голос человека, который в жизни не имеет проблем.

— Здравствуйте! — рявкнул ему Крольчихин, а на лице его было написано: «Чтоб вы подавились!».

— А… здравствуйте, с кем имею честь? — осведомился этот голос, почавкивая — жвачкой, наверное…

— Донецк, следователь Крольчихин! — снова рявкнул Крольчихин, сатанея. — У нас банда дезетиров убивает людей, вы обещали прислать нам уполномоченного для их поимки, а сами? Когда вы его пришлёте?? Мы же упустим их!!

— А, Крольчихин, — сытый голос, наконец, его узнал, но почавкивать не перестал и сказал:

— Следователь Мешков, мы с вами уже вчера разговаривали. И я вам вот, что скажу, уважаемый: спасибо за проделанную работу, мы всё берём на себя! Как только придёт приказ на задержание — мы их задержим, а сейчас пока что нельзя! Всё, давайте всем отбой и идите спать, а то вы, я так понял, всю ночь не спали!

— Ловить надо — почему нельзя?? — возмутился Крольчихин, сдавив в кулаке трубку телефона. — Мои оперативники ещё вчера разыскали их, я вышлю спецотряд, и сегодня же их схватят!

— Дезертир — проблема армии! — сухо отрезал следователь Мешков, сопя на том конце телефонных проводов. — Новиковы очень опасны, или вы не знаете, скольких человек они убили?

— Наша группа захвата справится! — авторитетно заявил Крольчихин. — Они же на мушке у нас! А пока вы проканителите вашу волокиту — они смоются, и поминай, как звали!

— У нас нет приказа на задержание! — бараном ревел Мешков и чем-то неприятно чиркал.

— Головы у вас нет! — отрезал Крольчихин и со злостью швырнул трубку на рычаг. — Давай, Федя, я звоню Кирпичеву, и мы их хватаем! — постановил следователь, выскочил из-за стола и помчался к двери, на бегу звоня командиру группы захвата.

Федор Федорович был полностью согласен с Крольчихиным: если они вздумают ждать — «мусорные убийцы» сделают ноги. Ловить их нужно прямо сейчас, и поэтому — Федор Федорович бегом преодолел коридор и выпрыгнул на улицу вслед за Крольчихиным.

* * *

Они приехали в посёлок Маяк через полчаса — Крольчихин гнал «Газель» с бесноватой скоростью, презрев все правила. Иногда даже по газонам объезжал заторы, чтобы получилось быстрее. Проклятая военная прокуратура жутко застопорила задержание бандитов, и Крольчихин ругался так, что уши у всех вяли. Сирена разрывалась жутким рёвом, на крыше «Газели» бесились мигалки.

— Маршрутка, в сторону! — рявкнул Крольчихин в мегафон, когда перед его носом внезапно возникло жёлтое маршрутное такси под номером «сорок шесть» и потащилось по левой полосе с нездоровой черепашьей скоростью.

Водитель маршрутки испугался, что милицейская «Газель» сейчас отправит его в ближайший столб, поэтому поспешно посторонился, а Крольчихин пролетел мимо него так, что едва не подбил.

Крольчихин припарковал «Газель» поодаль от вилкинского дома, заблаговременно заглушив рёв сирены и выключив мигалки — чтобы не быть замеченным бандитами. Места в микроавтобусе занимали бойцы Кирпичева. В любую минуту они готовы были выскочить и скрутить каждого, кто попадётся у них на пути.

Следователь Крольчихин вышел из «Газели» и оглядел окрестности, словно генерал перед наступлением… Дома, дворы, дома… деревья, лес неподалёку… и дача Вилкина — утлый домишка, с одной стороны от которого — хлипкие досочки хилого заборчика, а с другой — капитальный кирпичный забор… За Крольчихиным вышел Федор Федорович, тоже оглядел окрестности, а потом — послышался чей-то топот и одышка… Крольчихин обернулся и увидел, что к ним бежит некто, одетый в милицейскую форму.

— Здравия желаю! — поздоровался он. — Участковый уполномоченный капитан Петькин! — и представился, отдав честь. — Меня сначала вызвали соседи, а потом — мне сообщили, что вы едете сюда…

— А вам не сообщили, что у вас в посёлке — банда? — ехидно осведомился Крольчихин, шаркая ногами в пыли.

— А? — пискнул Петькин, который не ожидал, что всё будет так серьёзно… — Я думал, на дачу ту забрался дезертир…

— Бэ! — рыкнул Крольчихин, теребя тяжёлый армейский бинокль, который висел у него на шее. — Хорошо же вы работаете! Вы думали! Не дезертир, а целая банда дезертиров, которая укокошила невесть сколько народу в Донецке!

— Ой… — капитан Петькин съёжился… Он не напрасно испугался, ведь его помощник, Зайцев, пошёл к тому проклятому дому — посмотреть, что там… кто там… а там — смерть…

— Ну и что — «ой»? — буркнул Крольчихин. — У нас — группа захвата, сейчас брать будем, пока вы чешетесь!

Капитан Петькин топтался, размышляя, как ему вытащить из ловушки своего помощника, а Крольчихин достал мобильник и ползвонил Сенцову.

— Давай, Сенцов, хватай стажёра и выбирайтесь! — приказал он, когда Сенцов ответил угрюмым сонным голосом. — Как только вы придёте — мы будем штурмовать!

— Есть! — ответил Сенцов, который мечтал услышать эти слова сутки назад. Какой ему сейчас смысл выбираться? Пусть его застрелят на штурме… и он погибнет, как герой, чем будет в Катиных глазах подлым предателем…

— Давай, Сенцов, бестрее, не задерживай штурм! — громыхнул Крольчихин, и Константину пришлось выбираться — они не начнут штурмовать, пока они с Ветерковым не приползут.

— Подрывайся, стажёр, сейчас будет жарко! — Константин дёрнул Ветеркова за воротник и сам проворно пополз на пузе прочь из вилкинского двора, к дыре в заборе, чтобы вылезти через неё.

Крольчихин обосновал свой «лагерь» поодаль от вилкинской дачи — Константину пришлось преодолеть солидный путь в колючих бурьянах, прежде, чем они с Ветерковым добрались до того места, откуда смогли увидеть милицейскую «Газель».

— Пришли? — осведомился Крольчихин, как только грязные и потрёпанные Сенцов с Ветерковым притащились и прислонились к тёплому борту «Газели» своими вымокшими в росе, искусанными спинами.

— Да, — кивнул раскрасневшийся от всего происходящего Сенцов. — Мы со стажёром услышали выстрел. Они тут, и они в нас стреляли!

Около Крольчихина топтался некий незнакомец в форме — из местных, наверное. Он изучал Сенцова и стажёра странным взглядом — со страхом, что ли… Сенцов пока не понял, что кроется в его бегающих глазках…

— А… участковый уполномоченный капитан Петькин, — представился он слегка дрожащим голосм. — Это же вы были около дома? — негромко осведомился он у Сенцова, топчась.

— Ну, мы… — буркнул Сенцов. — А что?

— А… вы не видели там моего помощника? — Петькин, словно бы, ходил кругами, выясняя что-то издалека. А Константин начал подозревать: стреляли не по нему и не по Ветеркову, а глупый помощник местного участкового сунулся в пасть к бандитам и был пристрелен… Может быть, они собираются бежать, потому что видели милиционера…

— Нет, не видели, — отрезал Сенцов. — Штурмовать пора! — заявил он. — Они все там!

— Я согласен! — рявкнул Крольчихин, хватая бинокль своими нервными руками. — Кирпичёв, окружайте и ждите приказа на штурм!

— Есть! — кивнул Кирпичев, который стоял рядом с Крольчихиным, надвинул на голову каску и дал знак своим бойцам.

* * *

Санек так и не нашёл в себе сил съесть ни грамма проклятой тушёнки. От страха его тошнило — выворачивало, буквально, наизнанку… Но когда он услышал выстрел — подскочил с колченогого табутера, стукнув стол коленкой и свалив банку тушёнки на пол. По доскам пола потёк жир и посыпались куски мяса из расколовшейся банки, а Санек был уже у окна — осторожно выглянул, чуть сдвинув в сторону штору. Бросив единственный взгляд за окно, Санек застыл, потому что его руки и ноги вмиг, словно бы, отнялись. Таращась стеклянными глазами в одну точку, он судорожно соображал, что ему делать. За хлипким забором, во дворе — повсюду ОМОН, а гараж распахнут, и машины простыл след. Всё, убежать не выйдет: проклятый психованный Эрик заграбастал себе джип, и на нём смылся, бросив всех, а милиция плотным кольцом окружила дачу — не вырвешься никак…

Вмиг больной мозг принял оголтелое решение, и Санек со всех ног своих помчался в бедную комнатку, где на тощем диванчике сидела его многострадальная сестра.

— Светка, в погреб! — закричал Санек, схватил сестру за руку и поволок на кухню, в полу которой проделали лаз, ведущий в обширное подполье.

— Зачем? Зачем? — лепетала Светлана и тащилась, потому что Санек тащил.

— Они начнут нас штурмовать! — едва ли не плакал Санек и насильно пихал Светлану на кухню. — Я тебя спущу и крышку ковром накрою, чтобы не нашли, а то они пристрелят тебя!!

— Штурмовать? — перед Саньком тут же вырос бледный Георгий с перекошенным от страха лицом. — Я тогда тоже в погреб! — постановил он и поскакал на кухню едва ли, не бегом. — Вот, что наделал твой брат и твой бомжара! — насыпался он на Светлану. — Теперь нас ещё и пристрелят!

Светлана молчала, обливаясь слезами и покорно шла на кухню, потому как знала из новостей, что милицейские штурмы частенько заканчиваются жертвами со всех сторон: и среди бандитов, и среди заложников, и среди самой милиции…

Георгий одним движением откинул в сторону старенький коврик, обнаружив под ним древнюю крышку погреба, чья рукоятка давным-давно покрылась рыжим налётом ржавчины.

— Лезь! — скомандовал он Светлане, открыв эту самую крышку, и подтолкнул Новикову к тёмной и сырой дыре, которая за этой крышкой скрывалась.

Светлана с опаской ступила на хлипкую, шаткую лестничку, всматриваясь в темноту, чтобы не оступиться и полететь вниз, на бетон, который толстым слоем покрывал пол погреба.

Едва голова Светланы скрылась в темноте — к лестнице прыгнул Георгий и начал с проворностью мартышки слезать вниз.

— Закрывай! — приказал он Саньку, который лезть в погреб не собирался, а собирался… он сам пока не знал, что делать… С одной стороны нужно сдаться милиции, чтобы они поймали Эрика и помогли спасти Васька от банды в масках… А с другой — лучше сбежать от них, затеряться на время и самому попробовать выручить брата.

Санек послушно опустил крышку, закрыв сестру с Георгием в сыром чреве погреба, набросил поверх коврик и уселся на уцелевший колченогий табурет: думать.

Глава 45 Бандит попался

Капитан Петькин топтался около следователей из Донецка и не знал, куда деть свою скромную персону. Телефон Зайцева молчал, плюясь глухими гудками, а выстрел, который прогремел над дачей, вспугнув голубей, породил в душе липкий страх: они убили Зайцева, а вина за это прижмёт плечи участкового…

Следователь Крольчихин сохранял гранитное спокойствие. Он невозмутимо придвинул к глазам мощный армейский бинокль, выкрашенный камуфляжными пятнами, и нацелил на бедную вилкинскую лачугу.

— Засели… — пробормотал Крольчихин, разглядывая подслеповатые окошки, подоконники которых были заполнены усыхающими пыльными цветами и не видя в них никакого движения. — Всё, Кирпичёв, не теряем времени: будем штурмовать!

— Есть! — бодро согласился Кирпичёв и махнул рукой своим бойцам, мол, пошли.

Бойцы группы захвата стремительно посыпались из укрытий, и, бесшумно лавируя между грядками и разлапистой малиной, проворно рассеялись по вилкинскому двору, быстро окружили дом, прижимаясь к его бревенчатым стенам, дабы не сделаться мишенью для преступников внутри.

Светлана Новикова ничего об этом не знала. На неё, словно бы, напал ступор и она неподвижно сидела, прижавшись спиною к сырой стене подвала и проливала слёзы, которые даже не вытирала, потому что от нервного истощения не чувствовала своих рук.

— Так, Светка, посмотри на меня! — приказал Георгий и поднял голову Светланы так, что та уставилась на его нос. — Слышишь меня?

Светлана казалась невменяемой: она то всхлипывала, то бормотала что-то про страшные смерти.

— Светка! — Георгию пришлось наградить Светлану несильной пощёчиной, чтобы вырвать из лап паники и вернуть обратно, в погреб.

— А? — всплакнула Светлана, механически потирая подбитую щёку.

— Светка, — в который раз повторил Георгий, а голос его дрожал и грозил сорваться на истеричный фальцет. — Когда менты найдут нас — вали всё на братца, а про Теплицкого им — ни слова — поняла?

— Что? — запротестовала Светлана и слабо забилась, стремясь освободиться от рук Георгия и отползти в другой угол. — Я про Сашку ни слова не скажу! Это не он! Это же не Сашка, это тот псих проклятый! Это!..

— Цыц! — отрезал Георгий и даже встряхнул Светлану, чтобы та прекратила вопить. — Психа нет! Для НИХ психа нет! ОНИ считают, что всё это сделал твой брат, и пускай считают!

— Почему? — не унималась Светлана, пуская из глаз галлоны слёз. — Зачем?

— Перейдёшь дорогу Теплицкому — он нас всех живьём зароет! — зашипел Георгий. — Ты же знаешь, что значит — переходить дорогу Теплицкому, ты уже переходила! Забыла?

— Ну и что? — закричала Светлана, отбиваясь от Георгия кулаками. — У меня больше нет квартиры — им нечего сжигать!

— Молчи! — осадил Светлану Георгий и поймал её за руки. — Твоего братца я выручу! Из ментуры я выручу, а от Теплицкого уже не выручу! Поняла? Так что выбирай: немного поквохтать следователю чушь, помыкаться месячишко и забыть обо всём, или же зесветить Теплицкого и вляпаться по самое нехочу!

Светлану захватили рыдания, и она зарыдала, прижавшись к дрожащему плечу Георгия.

— Трусиха! — фыркнул на неё Георгий и дёрнул плечом, намокающим от слёз Светланы. — Все бабы такие: ни храбрости, ни выдержки — одна вода! — сердито бормотал он, хотя сам боялся не меньше, чем Светлана…

Группа захвата уже собралась около входной двери, собираясь избавиться от неё и проникнуть в дом.

— Снимай! — скомандовал Кирпичёв, держа наизготовку свой автомат.

Тут же двое бойцов быстро вырезали болгарками оба замка, сбили дверь с петель, и отнесли в сторону, пропуская своих товарищей в тёмные сени. Кирпичёв ожидал в сенях засаду, однако там, кроме пустых вёдер и хлама не оказалось ничего. Засветив фонарик, встроенный в его автомат, Кирпичев продвинулся вперёд, сокрушил ботинком хлипкую внутреннюю дверцу, и группа захвата ворвалась в дом. Держа перед собою оружие, бойцы рассеялись по комнатам… Свет фонариков выхватывал из мрака дальние углы, которые оказались такими же пустыми, как и сени.

Услыхав, как разносится по дому грузный топот, Санек вскочил с табурета и ринулся к узкому окну. Нет, у него ни за что не хватит смелости дождаться их и позволить скрутить себя… надо бежать… Топот приближался — они уже здесь, за дверью — дёргают за дверную ручку… Сорвав с карниза пыльные шторки в серый цветочек, Санек принялся судорожно сбрасывать цветы, разбивая вдребезги вазоны и пачкая землёй и без того не очень чистый пол. Топчась по ним ботинками, Новиков влез на подоконник и схватился за белую покрашенную задвижку, намереваясь распахнуть рамы и выпрыгнуть во двор через окно. Дверь ходила ходуном и жалобно скрипела под тяжёлыми ударами. Секунда — и она не выдержит, разболтанная щеколда сорвётся — и всё… Санек ещё раз дёрнул проклятую задвижку и понял, что та намертво прикрашена к раме и не сдвинется ни на миллиметр…

Бах! бах! — дверь сотрясали словно тараном, и Санёк решился на безумие. Подавшись назад, он взял небольшой «разбег» и скакнул прямо на стекло, закрыв голову обеими руками. С треском стекло раскололось, Санёк вылетел из окна и шлёпнулся в груду листьев, которую нагрёб под домом Георгий. По рукам текла кровь — острые стёкла рассекли кожу и застряли в порезах, но Санёк ничего не замечал — он вскочил на ноги и понёсся через двор к забору. Двухметровый кирпичный забор казался бы суровым препятствием, но Санёк взлетел на него с лёгкостью воробья и тут же спрыгнул с другой стороны. Прыжок вышел неудачным, ноги коснулись асфальта, ощутив ломящую боль. Санёк не устоял, покатился кубарем, получая синяки. Но тут же он вскочил и опять побежал, развивая спринтерскую скорость. Санек ничего не видел вокруг себя — только бежал, бежал, бежал… Дальше, как можно дальше от этого места, от сумасшедших, от милиции и от всего…

— Стой! — внезапно прилетел откуда-то свирепый голос, а за голосом полетел топот бегущих ног.

Страх придал бешеных сил — Санек понёсся через лесопосадку со скоростью настоящего спринтера, перепрыгивая неширокие канавки, поваленные деревья, мусор, лужи…

— Стой! — вопили сзади, но не очень близко. Быстроногость должна спасти Санька — ещё каких-то полкилометра, и он затеряется в растительном хаосе и получит шанс спастись от трибунала…

Заметив бегущего среди деревьев преступника, Сенцов ринулся ему наперез. Приблизившись к Новикову на расстояние прыжка, Константин что было сил, прыгнул вперёд, перехватил преступника поперёк туловища и повалил на грязную землю. Ударившись, Новиков забарахтался, пытаясь скинуть с себя Сенцова, но Константин держал питбулем, навалился так, что преступник даже задыхался под ним.

— Чёрт! — чертыхался Сенцов, удерживая Новикова одной рукой, а воторой — пытаясь выцарапать из-за пояса наручники.

Наручники, как назло, запропастились, а Новиков, лягаясь и крутясь, уже начинает вырываться…

— Да стой же ты… — кряхтел ему Сенцов, понимая, что, скорее всего, посеял проклятые наручники, когда скакал через лесопосадку и зацепился брюками за куст…

— Пусти… — пищал Новиков, сбрасывая с себя руки Сенцова. — Пусти…

— Да, нетушки! — отказался Сенцов, изо всех сил скручивая руки Новикова. — Я не хочу в этом месяце вместо премии получить кукиш!

— Я не виноват!.. — пытался оправдываться Новиков, слабо ворочаясь, потому что Сенцов прижал его раненую руку, вызвав дичайшую боль.

— Расскажи, и я запла́чу! — сурово отрезал Сенцов, и тут же в его дырявом кармане отыскались заветные наручники.

Выхватив их, словно выигрышный билет, Сенцов заковал в сталь браслетов руки Новикова, отдуваясь, поднялся на ноги и отдал генеральский приказ:

— Вставай!

— Н-нмм… — проныл в ответ Новиков, корчась от дьявольской боли в руке, но вставать не спешил, лёжа лицом в лесную подстилку.

— Быстрее, время не резиновое! — подогнал его Константин, несильно подпихнув носком ботинка.

Лежать носом в землю и ныть не имеет смысла. Санек понял, что пойман, дальше ему нет другого хода, кроме как в милицейское отделение. Отринув страх и превозмогая боль в руке, Санек грузно поднялся на ноги и засторпорился перед милиционером, опустив взгляд на носки своих пыльных побитых ботинок.

— Вперёд! — приказал ему Сенцов, довольный победой, и пихнул Новикова в спину кулаком.

Санек ничего не ответил — даже не замычал, а послушно потопал туда, куда толкал его милиционер. Надо было вообще, не бежать, а просто сесть и дождаться их — потому что в одиночку Саньку никогда в жизни не разобраться с теми, кто похитил его брата.

Бойцы Кирпичева брали на прицел всё, что видели, однако ни живых, ни мёртвых людей ни в одной из комнат не нашли.

— Первый — Крольчихину: в доме пусто! — сообщил по рации Кирпичёв.

— Что??? — изумился Крольчихин, снова придвинув к глазам бинокль, видя бойцов, которые топтались у окон и запасного выхода — на случай того, если бандиты решат убежать нестандартным путём. — Оставайтесь на местах, мы заходим! — тут же постановил следователь и сказал Федору Федоровичу:

— Пошли!

— Пошли! — согласился Федор Федорович и вместе с Крольчихиным двинулись к дому Георгия Вилкина.

Хилая дверь отъехала в сторонку с жалобным и одновременно зловещим скрипом, пропуская своих гостей во мрачные сени, уставленные хламом, пахнущие сыростью. Крольчихин на всякий случай включил фонарик — чтобы не налететь в этих потёмках на нечто и не сломать об него ногу. Луч электрического света упал на пол и тут же вырвал из тьмы пару ржавых вёдер, лопату и грабли. Грабли валялись прямо под ногами, и Крольчихин, не устремись его взгляд вниз, обязательно наступил бы на них и получил бы рукоятью по лбу.

— Чёрт… — пробурчал следователь, двинувшись дальше. — Поналожили… Помойка…

Федор Федорович двигался следом в полной тишине: а вдруг Кирпичев ошибся, и в этом домике остался бандит?

— Тише… — на всякий случай прошептал он Крольчихину, приложив палец к губам. — Возможно, они ещё прячутся тут!

Крольчихин затих. Да, Федор Федорович прав, они пока что не имеют права шуметь.

— Разделимся! — шепнул Крольчихин, едва они с Федором Федоровичем преодолели сени и увидели, что из первой тесноватой комнаты ведут в разные стороны несколько дверей.

— Я — направо, ты — налево! — согласился Федор Федорович и неслышно скользнул к крайней правой двери.

Крольчихин метнулся влево, а Федор Федорович легонько толкнул дверь и оказался на обычной кухне сельского дома. Нехитрая мебель, на единственном окне — засаленные от времени занавески, разрисованные разлапистыми цветами, в углу — печь, которую топят дровами и угольными брикетами… Войдя, следователь остановился и прислушался… Кажется, тихо… С улицы только долетает гул и шум ветра… Хотя, это — не всё. Некий звук раздаётся совсем неподалёку, в доме, кажется, откуда-то снизу… Федор Федорович превратился в слух… Это же — плач! Приглушённый и сдавленный плач — вот, что услышал Федор Федорович, войдя на крохотную захламленную кухоньку. Глухой такой плач, будто бы идёт из-под земли… Машинально взгляд следователя опустился на пол. Пол — деревянный, застлан драненькими остатками старого зеленоватого ковра… На ковре валяются останки разломанного в щепки табурета, котлета пристроилась у ножки стола, осколки мутного стекла… И плач — некто жалобно плачет прямо под ковром! Подвал! Федор Федорович схватил этот истоптанный коврик обеими руками, изо всех сил сдёрнул в сторону и отбросил. Он не ошибся: под ковриком замаскировали массивную крышку погреба, несущую на себе тяжёлую железную рукоятку со следами ржавчины, однако лишённую и намёка на замок. Федор Федорович надел на правую руку полиэтиленовый пакет — чтобы не оставить отпечатков своих пальцев — подцепил крышку погреба за эту железную рукояту и откинул её. В нос тут же ударил запах давешней сырости и плесени, Федор Федорович отвернулся, но потом — вновь заглянул в тёмное чрево погреба. Из-за темноты он не увидел ничего, кроме замшелой деревянной лестницы, которая уходила вглубь погреба.

Да, плакали именно тут, и погреб этот не очень глубок: Федор Федорович отлично слышал всхлипывания — кажется, девичьи — и ещё какой-то неясный сварливый голос.

— Эй, кто здесь? — крикнул следователь в темноту и на всякий случай вытащил из кобуры пистолет.

Плач оборвался. Заглох и тот странный сварливый голос, вдвинув в подвал сырую тишину.

— Кто здесь? — повторил Федор Федорович. — Выходите: милиция, вы в безопасности!

— Мы заложники! — плаксиво выплюнула темнота, потом — послышались тяжёлые шаркающие шаги. Спустя несколько минут из мрака погреба явились бледные, шаткие силуэты людей, и следователь понял, что заложников двое, и один из них — женщина. Женщина не переставала жалобно плакать, а второй заложник поддерживал её за плечо и под локоть.

Федор Федорович спрятал пистолет, засветил фонарик и направил луч света на лица заложников. Вот это — да! Федор Федорович обоих сразу узнал: Георгий Вилкин и Светлана Новикова! Получается, отморозок Александр держал в заложниках собственную сестру!

Тем временем Вилкин подвёл Новикову к ступеням лестницы и негромко сказал:

— Света, ты первая.

— Хорошо… — еле слышно пискнула Новикова, взялась бледными руками за чахлые перильца и поставила дрожащую ногу на нижнюю ступеньку.

Вилкин поддерживал её, пока Светлана неуклюже карабкалась вверх и постоянно охала, что у неё кружится голова, и она сейчас упадёт в обморок и сорвётся с лестницы.

— Давайте руку! — сказал ей Федор Федорович, когда Новикова поднялась настолько, что он смог до неё дотянуться.

Светлана безропотно протянула следователю свою руку, позволив вытащить себя из погреба и усадить на единственный целый табурет. Табурет жалобно скрипнул, потому что давно рассохся, Светлана опёрлась локтем о стол и уставилась невидящими глазами неизвестно куда. Георгий Вилкин вылез сам — не раскис ещё так сильно, чтобы не держаться на ногах.

— Так, выходим, тут опасно! — предписал им Федор Федорович, а сам пошёл впереди, вытащив на всякий случай пистолет.

— А… зачем это? — осведомился Вилкин, прокрадываясь вслед за следователем.

— Для безопасности! — отрезал Федор Федорович, осторожно выходя из сеней во двор. — Тут стреляли, и я не могу рисковать!

— Ой… — хлюпнул Вилкин, а Светлана, которая плелась в середине, между ним и следователем, едва в обморок не упала, осев на плечи Георгия.

— Та стой ты… — прокряхтел Вилкин, едва удерживая её на себе. — Идти нужно, а не валяться!

Новикова плакала, а когда увидела около милицейской машины скованного наручниками Александра — просто зашлась в невменяемых рыданиях.

— Так, это у нас кто? — Крольчихин тут же заинтересовался Светланой и Вилкиным. — Вилкин?

— Это — потерпевшие: Новиков держал их в заложниках! — сообщил Федор Федорович, кивнув на топчущихся около него Светлану и Георгия. — Мы думали, что Вилкин их сообщник, а выходит, они его похитили!

— Что? — воскликнул закованный в сталь наручников Санек. — Это же моя сестра!

— В отделении разберёмся, где тут чья сестра! — сурово прикрикнул на «мусорного киллера» Сенцов, подпихнул его к машине и затолкнул в салон. — Сиди давай, стрелок недоделанный!

Новиков забился на заднее сиденье и съёжился там, словно бы ожидал казни. Ну, да, конечно, теперь, когда на руках сталь наручников — можно и расплакаться! А так ещё не известно, сколько народу бы укокошило это «беззащитное дитя»… Сенцов захлопнул дверцу и подошёл к следователю Крольчихину.

— Надо было ещё дольше рассусоливать! Тогда бы они все разбежались! — громыхал около джипа Крольчихин. — Чёртовы канительщики! — пробурчал он себе под нос.

— Александр Новиков пойман! Я думаю, ему нет смысла скрывать подельников! — сказал Константин, страясь вести себя спокойнее, чтобы следователь не заметил, как он пышит гордостью от победы над ужасным дезертиром. На радостях для Сенцова даже нагло пробыкованное свидание кажется не таким уж и горем, помириться с Катей будет легко — она не станет долго дуться, как всегда простит Сенцова, и всё забудет…

— Ну, вот, хоть кто-то работает! — буркнул Крольчихин, топчась около распахнутой дверцы. — Чёрт, и где носит того стажёра? Крольчихин отправил Ветеркова осматривать вилкинский двор после того, как в дом ворвалась команда Кирпичева, а Ветерков там почему-то застрял…

И тут телефон Крольчихина выплюнул пронзительный противный звонок, который Крольчихин давно уже хотел сменить, но руки всё никак не доходили…

— Ало? — осведомился следователь Крольчихин, стараясь скрыть раздражение.

— Алексей Васильевич, это стажёр, — заквохтали в трубке.

— Я понял! — отрезал Крольчихин, испытал облегчение, но вида не подал. — Важное что-нибудь есть?

— Возле гаража — труп! — сообщил стажёр, шаркая там чем-то. — Кажется, выстрел попал в цель…

— Что за труп? — рявкнул Крольчихин, перепугав капитана Петькина, который тут же осознал: труп принадлежит бедняге Зайцеву… а кому же ещё?

— В милицейской форме, застрелен в упор! — прокряхтел Ветерков, в голосе которого чувствовался страх.

— Не двигайся, стажёр, сейчас я к тебе ОМОН пошлю! — протараторил Крольчихин, мигом сбросил звонок и вызвал по рации Кирпичева.

— Кирпичев! — распорядился он. — Бери своих и идите к гаражу — там труп и возможно, кто-то засел!

— Есть! — Кирпичев был исполнителен и точен. Отрапортовав, он тут же подал знак своим бойцам, чтобы те бежали окружать гараж. Крольчихин видел их в бинокль — как они отпихивают в сторону растерявшегося стажёра, врываются в пространство гаража…

— Первый — Крольчихину! — тут же заговорила рация. — Гараж чист!

— Отбой, — вздохнул Крольчихин, разочарованный тем, что гараж оказался без «госетй». — Пора сворачиваться!

Константин топтался тут же, около Крольчихина, разглядывал местного участкового и подозревал, что тот ещё более труслив, нежели он сам. Участковый окончательно сдулся, узнав, что его помощника застрелил… кто? Сенцов так и не понял, кто стрелял… Арестованный Новиков Александр? Или нет? Обыскав Новикова, Константин не нашёл у него пистолета, хотя Новиков мог просто выкинуть его, как только пристрелил милиционера. А может быть, это был Новиков Василий, которого пока что не нашли? Или тот, с могучим торсом, который на минуточку появился в окне, чтобы задёрнуть шторы? Что-то подсказывало Сенцову, что этот субъект — не Василий, а… кто? Внутри себя Константин давно уже понял, что этот дубоватый Мишак — не «мусорный киллер», хоть и похож на него… Отдалённо. А настоящий «киллер» появился в окошке, а потом — застрелил помощника участковго, после чего исчез…

— Сенцов, полезай в машину, чего торчишь?? — суровый голос Крольчихина разогнал мрачные мысли Константина, и Сенцов решил не медлить. Пора убираться отсюда…

Глава 46 Кто такие «мусорные киллеры»?

В Ровд следователя Крольчихина ждал сюрприз. Федор Федорович «сбежал» в кабинет — допрашивать потерпевших, а Крольчихин потопал к Тетёрке, оформлять задержание… но в кабинете начальника застал двух незнакомцев… в странной форме.

— Крольчихин! А вот и вы! — громыхнул начальник, который в это утро был необыкновенно суров.

— Так точно! — Крольчихин ответил по уставу, пропустив громы и молнии мимо ушей. Пока что.

— Товарищ полковник, я пришёл оформлять задержание! — отрапортовал Крольчихин, готовясь заполнять необходимые для этого бланки.

— Задержание кого, Крольчихин? — сурово осведомился Тетёрко, прожигая Крольчихина огненным взглядом Змея Горыныча.

— Дезертира и убийцы Новикова Александра, товарищ полковник! — снова отрапортовал Крольчихин, не обращая внимание на этих двух незнакомцев, которые заняли в кабинете начальника стулья для посетителей.

— А вы в курсе, Крольчихин, что этим делом занимается военная прокуратура? — рыкнул Тетёрко, меряя пространство своего большого кабинета строгими топочущими генеральскими шагами.

— Военная прокуратура это дело чуть не прошляпила! — твёрдо сказал Крольчихин, стоя перед начальником несгибаемо, как колосс. Тетёрко любит погрохотать, но и Крольчихин не робкого десятка. Если он прав — Крольчихин не привык отступать, кто бы на него не наседал — военная прокуратура… да хоть сам дьвол!

Тетёрко походил-походил и сдулся… Новиков наломал столько дров, что он сам бы вспомнил оперативную юность и схватил их… Полковник Тетёрко был даже рад тому, что Крольчихин не стал ждать с моря погоды, а избавил город от проклятого дезертира, который коверкал годовой отчёт и грозил лишть премии самого Тетёрку.

— Вот что, Крольчихин… — пробормотал он, остановившись в углу. — Поговори с товарищами, думаю, они поймут.

— Товарищи, пройдёмте ко мне в кабинет! — крикнул Крольчихин этим двум незнакомцам, которые всё глазели и глазели на него, будто собрались дырку проглазеть.

— Ну-ну! — буркнул один их них, а Крольчихин узнал его по голосу: это и был следоватль Мешков, который бубнил ему бред по телефону. Оба субъекта поднялись со стульев одновременно, как по приказу. Они были подтянуты и наделены военной выправкой — стояли, как проглотили аршин, а когда Крольчихин вышел из кабинета в коридор — проследовали за ним, маршируя.

— Старший следователь Мешков! — наглым голосом представился Мешков, маршируя по бетонному полу коридора.

— Следователь Василенко, — товарищ его был не так нагл, и помоложе, хотя и маршировал так же, как Мешков.

— До нас дошли сведения о вашей самодеятельности, — выплюнул Мешков, сдвигая свои рыжеватые брови. К тому же, у него были усы — тоже рыжие, тараканьи. — К тому же, вы говорили, что задержали только Новикова Александра, но их было двое: ещё Василий! Где Василий?

— Та, чёрт возьми! — вспылил Крольчихин. — Вы должны сказать нам «спасибо» за то, что мы упустили только одного преступника! А если бы я вас тут ждал — они бы все расползлись!

— Позвольте… — пробормотал Мешков, почти сокрушённый напором Крольчихина.

— У меня — лучшие оперативники! — Крольчихин не дал ему договорть. — Они и в субботу, и в воскресенье работают — выследили ваших Новиковых за раз, а вы, извините меня, канителите?

— Вы упустили Василия Новикова? — сухо осведомился следователь Мешков, в то время, как следователь Василенко угрюмо молчал.

— Василий Новиков, да будет вам известно, пропал! — ехидно проворчал Крольчихин. — Мы это знали неделю назад! А вы?

— Мы уполномочены допросить того дезертира, который пойман! — отбоярился Мешков, проигнорировав вопрос Крольчихина. — Дезертиры относятся к нашей компетенции, а не к вашей!

— Допрашивайте! — согласился Крольчихин и зашагал к допросной, бормоча на ходу:

— Компетенция, видите ли… Да если бы тут была ваша компетенция — вы бы их сто лет ловили!

— У нас не было приказа на задержание! — нагло сообщил Мешков, продвигаясь по коридору вслед за Крольчихиным. — А мы не можем действовать без приказа!

— Чёрт, такое впечатление, что ваше начальство этими дезертирами прикрывает нелегальные доходы! — выплюнул со злости Крольчихин, шагая так, что едва не высекал подошвами искры.

* * *

Федор Федорович сначала допросил Светлану — полуобморочная, рыдающая особа вряд ли могла дать внятные показания, и допрос этот — только для галочки, чтобы Ветерков написал протокол. Федор Федорович сразу показал ей «мусорного киллера», Новикова вздрогнула, увидав его лицо… но почему-то никого в нём не узнала, а когда следователь спросил, чего она испугалась, Светлана поёрзала и тихо всхлипнула:

— Не знаю, он просто страшный…

Светлана жалобно хныкала на скрипучем стуле в ответ на все вопросы, но Федор Федорович и в её хныканье услышал кое-что, что могло быть интересным. Светлана сказала, что к ним в квартиру постучал участковый, а её брат оглушил его и ограбил. Участкового не было на даче Вилкина…

— И где теперь этот участковый? — спросил Федор Федорович, стараясь сделать свой голос как можно добрее, чтобы не пугать без того пуганую свидетельницу.

— Я боюсь, что он взорвался вместе с моей квартирой… — зарыдала Светлана, вжавшись в стул. — Я не знаю, что случилось, но вдруг ворвались какие-то люди, а потом — этот пожар, и Георгий с Александром повезли меня на дачу…

— Фамилия участкового? — Федор Федорович прочно вцепился, желая выяснить, «а был ли мальчик?», или Новикова пытается их водить за нос, чтобы отвлечь от чего-то действительно, важного?

— А… лейтенант… Соловьёв? Чижов? Или Сорокин?.. Птичья фамилия… — заквохтала Новикова, вытирая свои крокодильи слёзы.

— Ладно, мы знаем ваш адрес, выясним, кто у вас участковый! — пробурчал Федор Федорович. — Стажёр, давай в базу!

Ветерков тут же полез в компьютер, а Сенцов — просто торчал за столом, безмолвно наблюдая. Раньше протоколами и рытьём в базе нагружали его — и Константин пыхтел, работая. Но теперь такая работа прижала плечи стажёра — выясняют, наверное, подходит ли Ветерков для оперативной работы или нет. Скорее всего, подходит даже лучше, чем Сенцов, и когда они всё поймут — возьмут Ветеркова на место Константина, а его самого отправят на биржу труда… Под столом Константин держал мобильный телефон и всё дозванивался, дозванивался Кате, но дозвониться не мог — Катя разозлилась окончательно и выключила оба телефона: и мобильный, и домашний. Мятые и никому не нужные уже билеты так и валялись в сенцовской квартире, и Константин даже не слушал, о чём блеяла Светлана Новикова, что сказал стажёр, порывшись в базе.

— Лейтенант Петр Воробьёв! — воскликнул стажёр, обнаружив фамилию «таинственного» участкового и тут же сделал вывод:

— «Птичья» фамилия!

— Воробьёв? — уточнил у Светланы Федор Федорович, а Ветерков старательно записывал всё в протокол.

— Да, да, — закивала Светлана. — Он! Брат вытолкнул меня из квартиры, а Воробьёв, кажется, остался там… Скажите, если он погиб — кто будет виноват?

— Боюсь, что ваш брат, — вздохнул Федор Федорович. — Всё, гражданка, подпишите протокол, можете быть свободны. Если мы что-то узнаем — мы вам сообщим!

— Спасибо… — пролепетала Светлана, встала со стула, подползла к Ветеркову, чтобы расписаться, расписалась и выплыла в коридор, словно грустный бестелесный призрак.

— Наконец-то… — Федор Федорович откинулся на спинку кресла, а потом — собрался с силами и вызвал Вилкина:

— Вилкин Георгий, пройдите в кабинет!

До этого момента Сенцов дремал и думал о Кате, но когда услыхал фамилию Вилкина — тут же вывалился из холодного транса и насторожился, уставившись на дверь… Сейчас он войдёт, этот вассал «Вавилона», и Сенцов убедится в том, что он — вассал «Вавилона», или успокоится, осознав, что ошибся, ведь «Вилкин» — фамилия далеко не редкая. И вот, он вошёл — распахнул дверь настежь и вступил в кабинет… нет, вполз, понурив голову и сутуло потащился к столу, чтобы занять указанный стул. Нет, это не тот Вилкин, который «водился» в «Вавилоне», а какой-то другой — неказистый и совсем не страшный. Хотя, может быть, это просто одно из тысяч лиц «вавилонянина»??

«Вавилонянин» сел на стул, вытаращился на Федора Федоровича и громко крикнул каркающим голосом:

— Пишите протокол — в всё расскажу!

— Ну, вот и отлично, — сказал Федор Федорович, хотя сам не очень-то доверял Вилкину, и Константин это знал.

— Итак, к моей сестре Новиковой Светлане пришёл её брат Новиков Александр и взял в заложники её и меня! — заскрежетал Вилкин, в упор глядя на следователя. Он ещё много чего проскрежетал, и Сенцов понял только то, что он во всех бедах обвиняет Александра. Никакого «мусорного киллера» в его показаниях не было вообще, а когда Федор Федорович спросил про Воробьева — Вилкин, не смутившись ни на секунду, выдал:

— Воробьёв пришёл к Светлане, потому что её братья дезертировали, а он хотел узнать, прячутся они у неё или нет! Новиков понял, что пахнет жареным и уговорил Воробьева по башке!

— Понятно, что вы скажете про второго брата Светланы — Василия? — осведомился Федор Федорович, всё больше мрачнея: Вилкин врёт.

— Я считаю, что Александр убил его и спрятал тело! — выплюнул Вилкин. — А больше я не знаю, куда он мог деться!

— А этого гражданина вы знаете? — Фёдор Федорович показал Георгию фоторобот «мусорного киллера», а Сенцов внимательно следил за Вилкиным, ожидая, что он выдаст на этот раз?

— Нет! — выдал Вилкин, снова ничуть не смутившись. — Впервые вижу! А кто это?

— Значит, не знаете, и с вами его не было? — уточнил Федор Федорович, будто говоря: вы, гражданин, врёте, и мы это знаем!

— Нет! — Вилкин оставался невозмутимым, словно каменный танк — ничем не прошибёшь. — Александр запер нас со Светланой в погребе и угрожал убить, если мы пикнем, но я не стану молчать!

— Хорошо, гражданин Вилкин, подпишите протокол! — Федор Федорович решил выдворить Георгия — пока что.

А Вилкин остался доволен — бодренько расписался там, где показал ему стажёр, и выпорхнул в коридор, топоча там и бубня кому-то что-то. Наверное, Светлане, которая, скорее всего, ждала его там, на стульях.

— Ну и ну! — фыркнул Федор Федорович, перечитывая протоколы, которые принёс ему стажёр. — Вилкин проклятый врёт и не краснеет!

— Врёт! — подтвердил Сенцов, который решил включиться в работу, чтобы не сойти с ума от чувства вины перед Катей. — Я сам видел этого типа — и не один раз!

— Я тоже видел! — подтвердил стажёр. — Я даже думаю, что Вилкин тоже виноват!

— Я узнаю про Воробьева, и если он выжил — вызову его сюда! — постановил Федор Федорович, и тут все услышали, что возле двери кто-то скребётся. Не Крольчихин — Крольчихин бы воврвался с шумом и треском…

— П-подождите… — промямлил около двери слабенький голосок, и Фёдор Федорович невольно обернулся на него.

Болезная Светлана Новикова до сих пор не убралась восвояси: она обнимала дверь бледными руками и жалобно смотрела на Фёдора Федоровича, словно желала что-то сказать.

— Вы что-то хотели? — осведомился Фёдор Федорович, желая поскорее отделаться от плаксы и заняться преступником — Александром.

— Д-да… — выдавила Светлана и медленно подтянулась к столу Фёдора Федоровича, уселась на свободный стул боком, обхватив руками его потёртую спинку. — Я соврала вам… — пролепетала она с виноватым видом и опустила глаза в пол.

— А? — уточнил Фёдор Федорович, придвинувшись к столу вместе с креслом.

— Вы показывали мне фоторобот… — продолжала Светлана, стараясь не смотреть ни на Крольчихина, ни на Сенцова.

— Этот? — тут же оживился Сенцов и придвинул к Новиковой безымянный фоторобот исчезнувшего бандита.

— Да, — кивнула Светлана. — Я знаю этого человека. Это он взял нас всех в заложники… — почти что зарыдала она, не желая выпускать спинку стула. — Он ограбил участкового, взорвал мою квартиру… Он всё время грозил нам оружием…

— Кто он? — надвигался на неё Фёдор Федорович, желая добиться вменяемого ответа, однако, напуганная до полусмерти Светлана так и не смогла выдавить ничего, кроме причитаний.

— Я сначала думала, он — бомж, а он — бандит… Он заставил Сашу привести его ко мне в квартиру…

— А почему вы сразу о нём не сказали? — осведомился Фёдор Федорович и взял бланк протокола, чтобы заполнить его новыми показаниями.

— Георгий… — прошептала Светлана, словно бы прячась за спинкой стула, как нашкодивший ребёнок. — Это он сказал мне не говорить про него…

— Трус ваш Георгий! — перебил Сенцов, ёрзая на своём стуле, будто на гвоздях.

— Тихо, Сенцов! — осадил Константина Фёдор Федорович и тут же впился в Светлану колючим взглядом следователя.

— Почему Георгий заставил вас свалить вину на брата? — напёр он на дрожащую Новикову, а та чуть язык не проглотила от страха.

Сказать про Теплицкого Светлана не могла: боялась, что если о его делишках узнает милиция — длинные руки олигарха дотянутся до всех её родных и до её самой даже в Зимбабве или в Занзибаре.

— Он запугал нас… — едва слышно пролепетала Светлана, глядя на затоптанный пол. — Всё время стрелял и угрожал убить всех… Он сказал, что если мы скажем про него милиции — он убьёт наших родных…

— Александр вам не рассказывал про него? — уточнил Федор Федорович, пытаясь вытянуть из этой плаксы хоть что-то кроме причитаний. Хорошо, она узнала «киллера» — это поможет уличить Вилкина во лжи, но выяснить личность самого бандита, к сожалению, нет…

— Он встретил его в лесу, — пробормотала Светлана. — Привёл ко мне домой… Он какой-то псих — постоянно говорил, что он немец, но я так и не поняла — у него нет акцента… А когда он нашёл у меня в шкатулке евро — выкинул их в мусорку… И тогда я поняла: он — маньяк! Пожалуйста, помогите нам — я боюсь, что он вернётся! Маньяки — они никогда не бросают свои жертвы, вы понимаете???

Новикова больше не говорила — она сорвалась на истеричные вопли и торчала на проклятом стуле, обливаясь слезами. Голова Федора Федоровича, которая не знала сна уже полторы ночи, пухла и мучительно болела, откликаясь болью на каждый вопль…

— Гражданка Новикова, вы можете быть свободны, — вздохнул следователь Фёдор Федорович, устав выслушивать слёзные вопли. Он записал всё, что могло бы ему пригодиться, и желал хотя бы, пару минут посидеть в тишине. — Если вы нам понадобитесь — мы вызовем вас повесткой… Чёрт, как они мне надоели… — проворчал он, машинально наблюдая за тем, как Светлана отклеилась от стула и тяжёло выползла за дверь кабинета.

Федор Федорович хотел поскорее заняться Александром, но не мог без Крольчихина и оформленного задержания. Казалось, они уже пару часов занимались Светланой и Вилкиным, Крольчихин давно должен был прийти, но его почему-то не было… И где он там запропастился?

За дверью стихли семенящие шаги Светланы, и вдруг на смену им разразился ужасный топот и гвалт: в кабинет, топая, ворвался Крольчихин, а за ним шагали двое незнакомцев. Сенцов удивился: кто бы это мог быть? А Федор Федорович поднялся из кресла, безмолвно вопрошая Крольчихина о личности этих двоих.

— Полюбуйтесь! — выплюнул Крольчихин, собирая со своего стола бумаги. — Это — наша военная прокуратура, и из-за этих товарищей мы с вами вынуждены были тянуть волынку!

— Старший следователь Мешков! — представился Мешков, пропустив гневный выпад Крольчихина «в космос».

— Следователь Василенко, — произнёс второй незнакомец — помоложе и менее наглый. — Мы уполномочены допросить Александра Новикова.

— Новиков в третьей допросной, — безэмоционально сообщил Федор Федорович, собирая со стола все документы и готовясь пойти именно туда, в третью допросную, куда и водворили этого «беспредельщика» Александра.

Глава 47 Александр Новиков — не «мусорный убийца»?

Санек вжался лопатками в стул и, дрожа, ожидал… чего? Допроса с паяльником? Тумаков? Или сразу расстрела? Он сам пока не знал, но чувствовал, что на его бедную голову надвигается что-то ужасное, и милицейский арест — всего лишь начало конца… С него не сняли наручники, когда затолкнули в эту мрачную сыроватую комнату и пригнули к скрипучему стулу. Значит — его считают опасным… Они знают про убитого Эриком водителя «Нивы», и про взорванных гаишников, и про расстрелянных бомжей… Они никогда не поверят в Эрика — они навесят все эти ужасы на него, на Санька, и отправят его на несправедливую казнь…

Серые стены без обоев давили на кипящие мозги неподъёмной громадой, тяжёлый стол, который торчал перед носом, буквально наезжал и раздавливал под собой, стул, скрипя, уничтожал насмешками, а звенящая тишина сводила с ума… Санёк чувствовал всё это, и к горлу подкатывал мучительный ком.

Внезапно заскрипела дверь, и Санёк, вздрогнув, невольно уставился на тех, кто не спеша и молча переступали порог и вдвигались к нему, обступали, разглядывали… Один установился за спинкой скрипучего стула и положил руки на резиновую дубинку. Они думают, что Санек поднимет бунт и будет невменяемо драться? Нет — Санек затравлен так, что едва сможет шевелить языком у них на допросе…

Второй примостился за невысоким столиком в углу комнаты и шелестит бумагами… Третий сам себе принёс стул, установил его сбоку от стола и заёрзал на нём, устариваясь, четвёртый вдвинулся за стол, остальные же остались стоять, таращась на Санька, как на льва в клетке зоопарка. Всего их было семеро, и Санёк в их окружении чувствовал себя препарированной лягушкой.

— Так-так… — пробормотал за столом Крольчихин и повернул голову назад.

— Ветерков, готов писать протокол? — осведомился он у стажёра, примостившегося за столиком в углу.

— Так точно! — весело ответил стажёр, положив перед собою бланк и вооружившись ручкой.

Следователи из военной прокуратуры Мешков и Василенко переминались около стола, а рядом с ними переминался Сенцов. Мешков и Василенко о чём-то гневно перешёптывались, а Сенцов молчал и тщетно пытался освободить мозги от испарившихся смартфонов проклятого Чижикова. Хоть Сенцов и схватил «мусорного киллера», премии его всё равно лишат — из-за смартфонов, чтоб они провалились!

— Ну, что, гражданин Новиков, начнём, — сказал Федор Федорович, досадуя на то, что выбрал для себя далеко не самый удобный стул.

— А… — тихо пискнул Санёк, дрожа в мертевенном свете энергосберегающей лампочки.

— Будем считать, что арестованный Новиков дал согласие на допрос! — прогрохатал из-за стола Крольчихин и взял с исцарапанной столешницы запечатанный пакет. В пакете находился пистолет — не Санька, а тот пистолет, который выкинул Эрик.

— Вы узнаёте это? — надвинулся грозный Крольчихин на Санька, и тот попытался отпрянуть назад, однако не позволил стул.

— Пистолет системы Люггера, — заметил следователь Мешков.

— Люггера, Люггера, — согласился Крольчихин. — Узаёте, гражданин Новиков??

— Уз… узнаю… — пролепетал Санёк, стараясь сесть так, чтобы энергосберегающая лампочка не слепила глаза. — Он не мой…

— А чей же? — сурово выплюнул Крольчихин, помахав пакетом перед сопливым носом Санька.

— Е… его… — пискнул Санёк, обливаясь холодным потом: нет, они ни за что не поверят, сошлют его в психушку или просто казнят…

— Чей?! — настаивал Крольчихин, и его голос страшно гремел под унылым потолком допросной, пугая даже Сенцова.

— Э… Эрика… — заикаясь, протянул Санёк и тут же закашлялся, подавившись собственной соплёй.

— Эрика? — уточнил Крольчихин, а Федор Федорович взял со стола таинственный фоторобот и показал Саньку.

— Он — Эрик? — осведомился Федор Федорович, следя за реакцией Новикова, чтобы вовремя уличить преступника во лжи.

Санек сразу узнал лицо на фотороботе, и ему стало легче. Раз нарисовали фоторобот — значит, они знают, что Эрик существует и не спихнут всех собак на Санька, сказав, что он придумал Эрика «для отмазки».

— Он, — кивнул Санёк, обзаведясь слабой надеждой на спасение.

— Подтверждаете? — уточнил Федор Федорович.

— Да, — тут же согласился Санёк, потому что да, лицо на их фотороботе — и есть лицо Эрика.

Отлично, теперь карандашный фоторобот немного растерял таинственность и даже обрёл имя. «Эрик» — дурацкое иностранное имя, которое с успехом могло бы явиться и кличкой — Федор Федорович подписал под загадочным лицом.

— Так, отлично, — «похвалил» Новикова следователь Крольчихин. — А теперь я хочу узнать: откуда он взялся, этот ваш Эрик?

— Из… из леса… — глуповато прогудел Санёк, потому как совершенно не знал, откуда же всё-таки, взялся Эрик. Он мог взяться из любой психушки, тюрьмы, дыры… Или он маньяк…

— Я… точно не знаю… мы нашли его и всё… — заключил Санёк после короткой, но тяжкой паузы.

— Хорошо, — кивнул Федор Федорович, а посаженный на место писаря Ветерков старательно работал ручкой. — Скажите, Новиков, а где же ваш брат?

— Его… похитили… — промямлил Санек, продолжая потеть и мучиться пониманием того, что в загадочное похищение Васька они точно не поверят, а придумают… что-нибудь.

— Кто? — удивился Крольчихин, округлив глаза.

— Лю-люди в чёрном-м… Такие… — булькнул Санёк и затих, поняв, что следователь вытаращился на него, как на психа.

— В каком люди? — переспросил Крольчихин, начиная внутри себя тихо сатанеть.

Сенцов, наблюдая за ними, подавлял смешки, Ветерков тоже подавлял, только хуже, следователи из военной прокуратуры мысленно крутили пальцами у висков, и один только Федор Федорович сохранял спокойствие.

— В… чёрном… — повторил Санёк, съёжившись под испепеляющим взглядом Крольчихина.

Крольчихин пока что держал себя в руках и молчал, сурово сдвинув толстые брови. Санек старался не смотреть на него — суровость следователя лишала последних сил и мешала говорить. Он таращился в пол, в затёртый линолеум и едва лепетал деревянным от страха и нервного истощения языком:

— Они забрали моего брата прямо на трассе… Подрезали нашу машину, затеяли стрельбу и унесли его…

— ВАШУ машину? — скептически прищурил глаз следователь Василенко, а Крольчихин тихо фыркнул: Василенко своими вопросами только сбивает Новикова и мешает ему говорить, а самому Крольчихину мешает работать.

— Н-не совсем… — пролепетал Новиков, чьи щёки заметно покрылись налётом бледности. — Эрик заставил нас угнать фуру… Вернее, он сам её угнал, связал шофёров, а нас с братом заставил лезть внутрь…

Санек старался рассказывыать как можно больше правды — наверняка, связанных дальнобойщиков уже нашли, они заявили в милицию…

— А эти… — Санёк не знал, как правильно назвать «людей в чёрном». — Они остановили фуру прямо на трассе и… похитили Ваську…

— Отпирается! — злобно буркнул следователь Мешков и свирепо сказал Новикову:

— Рядовой Новиков! У нас есть версия, что вы убили своего брата и спрятали тело!

Он не спросил, а вколотил эту свою «версию» в заболевающий мозг Санька так, словно бы уже всё доказал и собирается вынести приговор.

Санек испугался. А вдруг, он правда, убил? И Эрика никакого нет, Саньку только кажется, что он есть? Воображаемый друг… у Санька уже был один такой в пять лет… Существуют же такие болезни, когда человек сам не помнит, убил он или не убил? Ему кажется, что нет, а по настоящему — да?.. А вдруг и у Санька тоже такая болезнь?

— Я… не убивал… — выжал из себя Санек, корчась от страха перед всеми этими следователями, почти мистическим Эриком, а так же — перед самим собой. — Его похитили… Я вам клянусь! — выпалил он в отчаянии и заглох, не зная, что ещё говорить…

— Может быть, ваш сообщник убил вашего брата? — не отставал Мешков, прищуривая глазки, словно гепард, нацелившийся схватить больную антилопу. — А вас вынудил врать, чтобы выгородить себя?

Можно было, конечно, согласиться с этим Мешковым, который ничего не желает слушать, а только гнёт ту линию, которая ему удобна, однако Санек не стал, потому что ему нужно было спасти брата.

— Василий жив! — выкрикнул он, вытянув шею так, как вытягивает воющий волк. — Я вам говорю: его похитили какие-то бандиты в масках…

— Ладно! — перебил следователь Мешков. — На следственном эксперименте вы покажете, где это произошло! — нехотя фыркнул он, вытирая платком свой длинный нос.

— Раненые в Кучеровом солдаты сообщали о присутстсвии третьего человека, — шепнул Василенко на ухо Мешкову. — Я изучил все документы и полагаю, что Новиков не врёт, и с ними был ещё кто-то…

— Я не удивлюсь, если это был их сообщник, который помог им дезертировать! — так же, шёпотом, огрызнулся Мешков. — И так же не удивлюсь, если они потом убили Василия вдвоём, а потом — избавились от тела и сочинили небылицу! Новиков! — пригвоздил он Санька и чуть не прожёг в нём своим взглядом сквозную дыру. — Расскажи-ка нам, что за друзья у тебя были, пока ты не попал в армию?

— А… причём тут мои друзья? — не понял Санек и решился уточнить, от страха глотая слова.

— Говори, говори! — поторопил Мешков, расхаживая взад-вперёд и гулко стуча сапогами.

— Ну… — Санек задумался, потому что у него было совсем не много друзей. — Витька Петров… вернее, Виктор… Петров… это мой бывший одногруппник из университета…

— Отлично! — сталью рубанул Мешков. — Где сейчас Виктор Петров?

— У-учится… — пролепетал Санек.

— Стрелять умеет? — осведомился Мешков, стремясь «приклеить» Эрику личность Виктора Петрова.

Санек вспомнил, как их на военной кафедре учили держать ружьё… Виктор же Петров, который ловко катался на скейт-борде, танцевал брейк-данс и сходу покорял девчонок, держать ружьё совершенно не умел. На первом зачёте по стрельбе он отправил все свои пули «за молоком»… так же, как и Санек. Им обоим тогда влепили «неуд», и это легко проверить, потому что все ведомости хранятся в деканате факультета.

— Нет, не умеет… — выдавил правду Санек. — Он «неуд» получил на военной кафедре…

— Ясно! — сухо буркнул Мешков, досадуя на то, что спихнуть вину эфемерного «Эрика» на Виктора Петрова не удасться. — А другие друзья у тебя есть?

— Ну, Севка… Всеволод Сурков… — вспомнил Санек второго своего друга, с которым притаскивал с автокладбища никому не нужные сломанные мотоциклы и пытался ремонтировать их. Потом они вместе пошли поступать, но Сурков не поступил в универсистет, отучился на автослесаря и уже открыл собственный автосервис…

Следователь Мешков покрутил носом, заставил Санька рассказать умеет ли Сурков стрелять, а потом и его отмёл, узнав, что стрелять последний не умеет так же, как и Петров.

— А ещё, ещё? — напирал Мешков на Санька, однако у последнего больше не было друзей.

— У меня только два друга… — честно сказал Санек, всё не понимая, зачем этому грозному следователю нужны его друзья, ведь Эрик никогда не был его другом… скорее он был врагом.

Мешков рычал, скаля свои клыки, желтоватые от сигарет — он бы слопал Санька, если бы беднягу не спас звонок телефона.

— Ало? — рыкнул в трубку Крольчихин, а Мешков пока разжал клешни и откочевал к дальнему стулу, куда уселся, ёрзая.

— Да, да, хорошо, ждём! — выговаривал в трубку Крольчихин, сурово хмыкая. А когда повесил трубку — громко сообщил:

— К нам едет Игорь Ёж! И везёт за собой своих свидетелей! Собирайтесь, сейчас устроим опознание!

— Прекрасно! — протарахтел из своей тени Мешков не прекращая там ёрзать. — Сейчас, они укажут на Новикова и всё станет ясно!

— Не говорите «Гоп!»! — ехидно хмыкнул Крольчихин, вставая. — Давайте, не сидим! Ищите понятых!

* * *

В руки Санька впихнули лист бумаги с напечатанной на нём огромной тройкой и велели держать эу цифру на виду. Санек взял лист обеими рукми и почувствовал, как эта тройка придавила его, словно свинцовая. Да, все эти люди, которые шумно топчутся и гомонят в коридоре, обязательно опознают его, как только увидят… и тогда Саньку придёт конец.

Справа и слева от Санька высились некие незнакомцы, отмеченные номерами «2» и «4». Санек их впервые видел, да они и не похожи на него: «2» зарос рыжей бородищей, а «4» был отяжелён мешковатым вислым пузом. Кроме этих типов были ещё двое — «1» и «5», но Санек не видел их, как следует. Наверное их взяли с улицы — только для того, чтобы каждый из сонма свидетелей выбрал из них Санька. Незнакомцы с обеих сторон косились на Санька недоверчивыми своими глазами, невольно отодвигаясь в стороны — как же, поставили рядом с убийцей, они невольно ждут, что он их тоже убьёт.

— Так, граждане, вернитесь на места — начинаем опознание! — приказал грозный следователь Крольчихин, а все остальные грозные следователи рассаживались, занимая стулья. Двое из них взяли по бумаге — чтобы протоколировать опознание в двух экземплярах, а трое, и в их числе Сенцов — те просто сели, прожигая несчастного арестанта сатанинскими своими глазами.

— Казачук, впускайте первого свидетеля! — властно приказал Крольчихин, устроившись за столом.

Безмолвный идол Казачук распахнул коричневую дверь, и первым из-за неё вдвинулся Игорь Ёж, который вёл под ручки некую несчастную девицу. Последняя всхлипывала так, словно бы с ней стряслось глубокое личное горе, и Саньку стало страшно. Он даже не заметил, когда и где пересёкся с этой нервной, побледневшей особой, но ничего хорошего от неё не ждал — перепуганная, затравленная, она увидит страшного маньяка хоть в ком… хоть в безобидном безрогом ягнёнке.

— Извините… — Игорь Ёж извинился за то, что приехал аж через два часа после того, как позвонил. — Я едва уговорил гражданку Белкину явиться на опознание.

— Так, Белкина! — Крольчихин сейчас же пригвоздил несчастную всхлипывающую гражданку к месту и заставил вскинуть растрёпанную белесую голову и заморгать мокрыми глазами.

— Вы полегче с ней… — попросил Ёж, который видел, как стекает ручейками косметика с намоченного горькими слезами лица свидетельницы.

— Гражданка Белкина, кого из этих граждан вы видели на месте преступления? — Крольчихин не мог полегче — сатанел из-за мешковского хмыканья — а по сему, грохотал, пугая Белкину.

— А… — промямлила Белкина, уставившись на тех субъектов, которые стояли около Санька и делали вид, что им всё равно.

Санек физически ощущал на себя её взгляд. Хоть она и выглядела плохо, дрожала, размазывая свою косметику руками по всему лицу, однако взгляд её был ужасен, прожигал, как кислота…

— Его! — костлявый палец Белкиной упёрся прямо в лоб Санька, заставив его вздрогнуть… сейчас, из этого наманикюренного пальца вылетит пуля и пробьёт ему череп, вывалив мозги…

Два следователя усиленно работали ручками, записывая вину Эрика на совесть Санька, а Крольчихин, хмыкнув и пожав плечами, уточнил:

— При каких обстоятельствах вы видели этого гражданина?

— Он толкнул меня в троллейбусе… — заплакала Белкина. — Отшвырнул, и я ударилась о поручень головой…

Стоп. Санек вспомнил её — она стояла в троллейбусе на пути Эрика… Санек только слегка подпихнул её, проходя, а вот, Эрик — тот схватил её за плечи, когда троллейбус резко затормозил, и отшвырнул, чтобы Белкина на него не упала…

— А что он ещё сделал? — Крольчихин пытался добиться от Белкиной ответов поинтереснее, например о том, как Санек стрелял в милицию из автомата… Но Белкина покачала головой, не прекращая лить слёзы.

— Уводите её! — фыркнул Крольчихин, шаркая ногами под столом. — Давайте, более толкового ведите!

— Пойдёмте, гражданка Белкина, — негромко сказал Игорь Ёж, стараясь быть тактичным с рыдающей дамой. — Вы можете быть свободны…

Выведя Белкину, Ёж впустил гражаднина, в руке которого болталась авоська, наполненная картофельными клубнями… Санек и этого типа узнал — он толкнул его и сбил с ног, заставив растерять картошку… Гражданин об этом красноречиво расскзал Крольчихину, тыкая и тыкая пальцем Саньку в лицо, почти хватая за нос…

Их было много, этих свидетелей, Санек даже стоять устал, и в глазах зарябило от многообразия лиц. Каждый из них показал на Санька — он их толкнул, пихнул, пробежал мимо них… Крольчихин устал выколачивать из этих типов «интересные» показания — они не давали ему «интересные» показания!

— Распишитесь… — Крольчихин устал даже сатанеть, а только вздохнул, протягивая протокол последнему свидетелю — плюгавому эмо-бою, который убежал от Александра и Эрика, теряя прибомбасы. Эмо-бой что-то накарякал под чётким текстом — кажется, крестик — и уполз, гремя прибомбасами, которых на нём оствалось ещё много.

— Видите? — тут же возник Мешков, когда за последним свидетелем захлопнулась дверь. — Они все на него показали, значит, он виновен!!

— Я ничего толкового не увидел! — грозно отрезал Крольчихин, осатанев с новой силой. — Кстати, понятые, подпишите протоколы — и тоже можете быть совбодны!

Следователь решил избавиться от тех граждан, которые высились со всех сторон от несчастного Санька, чтобы они не высились без толку и не мешали ему. Граждане положили на стол свои номера и гуськом потянулись к столу, где Федор Федорович предлагал им подписать оба экземпляра протоколов, которых у него набралась толстая стопка. Когда они прекратили давить его своим тяжёлым присутствием — Саньку стало лучше, и он впервые за эти часы пошевелился — повернул деревянную, скрипучую шею и взглянул на прикрытое гардинкою окно. За окном висела ночь — чёрное небо, оранжевый свет фонарей… Нормальные люди, наверное, давно отправились на боковую, и только они одни тут как неприкаянные, сидят…

— У меня неотложное дело, а я совсем забыл! — громко сообщил следователь Мешков, картинно посмотрев на свои часы, сделанные под «Роллекс», но китайские, купленные на радиорынке гривен за пятьдесят.

— Ну, идите! — отпустил его Крольчихин не без ехидстсва, и Мешков просто развернулся и ушёл, утащив за собой своего молчаливого подчиненного Василенко. Василенко, может быть, и промямлил что-нибудь по делу. Но начальник-то у него Мешков…

* * *

Когда они все разошлись и оставили Александра в покое — за широким окном кабинета следователей висела ночная тьма. Ночь была безлунной, и в небесной черноте теплились бледные городские звезды, засвеченные мощными уличными фонарями. Санек впал в мучительную апатию — допросы, опознания, снова допросы и опять опознания вытрясли всю душу, оставив одно лишь безвольное тело. И Санек тупо сидел на стуле, не шевелясь, и таращился в какую-то тупую точку.

— Новиков! — следователь в который раз на него зарычал, у Александра не осталось сил реагировать, и он только молчал, не в силах отвести пустых глаз от «заколдованной» точки.

— Та не сидите вы! — опять зарычал следователь, пихнув Санька в бок. — Сейчас, будем вашего «Эрика» опознавать!

— А? — услыхав про Эрика Александр включился, выпав из апатии. Они поймали Эрика! Санек узнает Эрика ста пятидесяти миллионов похожих людей, опознает его сходу, и тогда — он будет оправдан!

— Давай, Новиков, не быкуй! — крикнул ему на прощание следователь и удалился, оставив Александра в компании двух оперов: Сенцова и Ветеркова.

— Вы его поймали? — спросил у них Санек с такой надеждой в голосе, будто болен раком, и для него нашли панацею.

— Ну, в общем, поймали, — сухо отбоярился Сенцов, который всё больше убеждался в том, что их Мишак — просто Мишак.

— Это он всех их убил, — Александр чуть ли не плакал. — Скажите, вы мне верите?

— Посмотрим! — отрезал Сенцов, и тут распахнулась дверь. Первым шёл Крольчихин, за ним — топал сонный Казачук, пихая плечистого Мишака, а замыкал — Федор Федорович с кипой каких-то документов.

— Сажай! — скомандовал Казачуку Крольчихин, и сержант пригнул Мишака к свободному стулу. Мишак был недоволен тем, что его разбудили за полночь — ёрзал, сопел. Но что он мог сделать, когда задержан с подозрениями в убийствах?

— Новиков! — громко сказал Крольчихин Александру. — Вот этот человек — кто?

Санек сидел спиной к тому, кого привели следователи, потому что адская усталось не давала ему повернуться, пошевелиться не давала…

— Новиков, но не быкуйте же! — рявкнул следователь, повернув Александра за плечо. — Всем же домой хочется! Посмотрите на него и скажите: вы его узнали или не узнали?

Александр грузно развернулся и посмотрел… Его воображение нарисовало на стуле того самого страшного Эрика, которого они с братом встретили в лесу и который совершил все убийства, в которых их обвинили… Но да, их задержанный был на него чем-то похож — такой же рослый, крепкий, плечистый, суровый… но не он. Совсем не он и не похож даже. Другой человек, которого они задержали по ошибке, и на Александра снова напала депрессия, прижав его так, что он едва не умер.

— Нет, вы ошиблись, — всхлипнул Александр, понурив свою бедную голову. — Это не он. Не Эрик…

— Точно? — к нему наклонился Крольчихин, выпытывая.

— Да, это совсем не он… — Санек кивнул своей обречённой головой и застыл, потому что апатия и депрессия его сковали и задушили.

— Понятно… — Крольчихин был не восторге и даже очень зол. — Казачук, — призвал он сержанта. — Снимай с Медведева наручники — пусть распишется в протоколе!

Так и есть — Мишак оказалася просто Мишаком. И сержант Казачук сковырнул с него наручники, а Федор Федорович поднёс к его искривлённому переломом носу бумагу и потребовал:

— Распишитесь!

Мишак больше не орал и не буянил. Он схватил ручку своими дубоватыми пальцами, нарисовал неуклюжую подпись, а когда Казачук пихнул его к двери — заклинился на пороге, заставив сержанта врезаться с свою спину. Михаил уставился на Крольчихина влажными глазами и кротко спросил:

— А Владик Стрижев?

— Стрижев опознан сёстрами, — сухо ответил Крольчихин, который уже и знать не желал никаких Владиков, сестёр, братьев, убийц и т. д., а хотел домой, спать. — Когда мы найдём настоящего убийцу — вас вызовут на суд, как свидетеля, а сейчас — можете идти.

— Спасибо… — негромко проронил Мишак, и позволил Казачуку увести себя в изолятор, топоча, словно гризли в ботинках.

Спустя пару минут сержант вернулся, зевая, глянул сонным глазом на скукожившегося от безыхдоности Александра и негромко осведомился:

— А этого гаврика куда?

— Казачук, Новикова — тоже в изолятор, и — по домам! — зевнул Крольчихин. — У меня уже вот такая голова!

— Есть! — довольный тем, что можно домой, Казачук согнал унылого Новикова со стула и принялся проворно конвоировать его прочь из кабинета, по коридору… там он повернёт направо, откроет дверь, потом повернёт налево… и так далее, пока не достигнет изолятора, не водворит Новикова в камеру и не отправится спать…

Константин Сенцов вышел из отделения в прохладную летнюю ночь, напоенную запахами цветов на клумбе перед входом и выхлопной вонью от припаркованных повсюду машин. Усталость была, словно камень — ноги переставлялись медленно и неуклюже, а мозги забивались ватой, отключаясь находу… Константин не удивится, если, проснувшись утром, обнаружит себя в чьей-нибудь клумбе — он поймёт, что от усталости не смог дойти до дома, отрубился по пути и рухнул, примяв чужие цветы… Но вдруг ватный сон сорвала холодная волна: Сенцов вспомнил, что, замотавшись с Новиковым, абсолютно забыл про Катю! Он не позвонил ей, не дозвонился и не извинился за пробыкованный театр! И что думает Катя? Думает, что Сенцов её бросил. Константин вырвал из кармана мобильник, разблокировал и увидел на экране страшное время: полтретьего ночи! Катя уже спать давно легла, десятый сон видит, но Сенцов решил не сдаваться — он разбудит её звонками и будет вымаливать прощение до тех пор, пока не получит. Лихорадочно набрав Катин номер, Сенцов придвинул трубку к уху и стал ждать, пока гудки не сменятся…

— Ало?? — его ухо, буквально взорвалось, когда в трубку влетел скрипучий, толстый, сонный голос… кажется, даже мужской, который был жутко недоволен тем, что разбужен посреди ночи…

— А… Катя? — глупо проблеял Сенцов, остолбенев…

— Что? Чего? Чей ещё батя?? — загрохотал этот страшный голос, хрипя и сипя. — Номер проверь, а лучше проспись, кретин недорезанный!

Всё, на этом разговор был окончен, и обладатель страшного голоса сбросил вызов, исчезнув в коротких гудках. Но Сенцов испытал облегчение: он сначала подумал, что у Кати, и впрямь, другой мужчина… но быстро понял, что нет — это он сам сонными пальцами набрал неправильный номер и попал неизвестно, к кому.

— Чёрт, — пробурчал Сенцов и решил выбрать Катин номер из принятых вызовов, чтобы точно не ошибиться и никого больше не разбудить.

Но Катя не ответила Сенцову — её телефон оставался выключенным, а мозги Константина полоскал всё тот же заведённый оператор, объясняя, что «абонент недоступен»… и т. д. И т. п…. Тогда Сенцов решил позвонить на домашний телефон, но напоролся на неприступные короткие гудки. Катя ни с кем не разговаривала — она просто сняла трубку и положила её рядом с аппаратом, чтобы ей невозможно было дозвониться. Константин не стал чертыхаться — он только горестно вздохнул, спрятал мобильник в карман и поплёлся домой, чтобы там увалиться на диван и заснуть по-сенцовски, не разуваясь в давящем одиночестве.

Глава 48 Краузеберг

Александра Новикова в который раз выпихнули из камеры, повели по коридору, втолкнули в допросную комнату и усадили на тот же жёсткий стул, на который сажали уже несколько раз. Санек на ходу засыпал: по ночам его долго мучала бессонница, страхи, головная боль, кошмарные сны, а по утрам, когда дежурный командовал подъём — он не мог разлепить глаза. Новиков зевал и едва плёлся по серому коридору, а суровый сержант тыкал его в бока и в спину резиновой дубинкой, заставляя быстрее шевелиться. Сидя на стуле, Санек клевал носом — до тех пор, пока дверь допросной не распахнулась с треском и не пропустила топочущую толпу. Первым двигался следователь — Санек запомнил, что его фамилия — Крольчихин. За ним тянулся и тоже зевал второй следователь, которого Санек пока не запомнил. За сдедователем шагал страшный опер — тот, который изловил Санька на даче Вилкина — скрутил бедняну так, что обе руки у него до сих пор ноют. За этим опером двигался ещё один — не старше Санька, который на допросах забивался в угол и там калякал протоколы. Он и сейчас туда забился, с бумагой и ручкой. Следом вдвинулись следователи из военной прокуратуратуры. Этих двоих Санек боялся больше всех — ведь в их руках судьба дезертира, и они с лёгкостью могут потребовать для Санька смертной казни… А последними топали три каких-то типа, которых Санек впервые видел. Один из них был пожилой и усатый, второй — помоложе, в комбинезоне непонятного цвета, и третий — со сверкающей лысиной и в джинсах с огромным количеством карманов. Наверняка, это какие-то свидетели, которых вызвали опознать Санька… Они топчутся на месте, не зная, куда бы им присесть, потому что все стулья заняли опера и следователи.

— Начинаем опознание! — прогрохотал следователь Крольчихин, заняв своё постоянное место за столом и раскрыв кожаную папку. Гул голосов и топот в допросной сейчас же утихли. Уши Санька слышали, как звенит вокруг него гробовая тишина.

— Гражданин Новиков! — загремел Крольчихин в адрес Санька. — Вам знакомы эти граждане? — он кивнул на троих типов, и Санек честно признался:

— Нет.

— Ага! — кивнул Крольчихин и обратился к тому типу, который носил усы:

— Гражданин Голубев, вы узнаёте этого человека?

Голубев вытаращился на Санька, взлохматив рукою свои усы, пару раз басисто кашлянул и выплюнул:

— Это — не он! Тот здоровее был и старше! А этот — пацан!

— Так, — пробормотал Крольчихин, нервно перебирая те бумаги, которые покоились в кожаной папке. — А что вы скажете, гражданин Гостев?

Тип в комбинезоне поморгал голубыми глазками, поскрёб макушку и выдал:

— Да, тот был здоровый! Не этот!

— Угу… — пргудел Крольчихин, весьма недовольный такими ответами. — Ну, а вы, гражданин Федосов?

— Да, вот же, не он! — засуетился тип с лысиной. — Тот, видите ли, в форме был. Я тогда ребятам на помошь побежал. Так смотрю впотьмах — схлестнулись с каким-то солдатом. Ну, я, значит, подбежал поближе, фонарик включил и обомлел: эсэсовец! И фуражка на нём, и крест… Ну, пока я стоял — он меня и уговорил! Стукнул по башке, и я упал.

— Чем он вас ударил? — уточнил Крольчихин.

— Кулаком! — почти взвизгнул Федосов, потирая свою голову. — Стукнул, и всё!

— Новиков! — громыхнул Крольчихин, заставив Санька вздрогнуть. — Вы догадались, кого мы сейчас допрашиваем?

Санек молчал. Этих типов он не видел, не дрался с ними и ничего у них не крал, а судя по их рассказу — они успели «познакомиться» с Эриком…

— Это дальнобойщики, у которых вы и ваш брат угнали грузовик! — рыкнул Крольчихин. — Вы сами принимали непосредственное участие в угоне и драке с этими гражданами?

— Нет… Мы с братом собирались в милицию сдаться… — заблеял Санек, корчась под адским взглядом Крольчихина, который по ночам тоже, наверное, не спит, да ещё и вынужден тут мучиться с ним. — Но Эрик заставил нас ехать вместе с ним в Донецк… Он сначала сказал, что Донецка нет, а есть этот… — Санек замялся и заглох, потому что его дырявая голова напрочь потеряла странное название того фантастического города, куда собирался отправиться Эрик. — Я забыл, как называется… — промямлил он, стараясь от стыда не смотреть ни на следователей, ни на дальнобойщиков. — Мы хотели убежать от него, а он задержал нас и сказал, что теперь у него есть машина. Он заставил нас надеть чужую одежду и выбраться из леса, мы послушались, потому что у него было оружие… У него вообще, очень много оружия: кроме тех «калашей», которые мы с Васьком сдуру прихватили — ещё куча пистолетов и ножи разные… И вот, только когда мы с братом переоделись и вышли из леса — поняли, что он украл фуру.

— Вы знали, чью одежду надели? — уточнил Крольчихин, сверля бледного Санька страшным следственным взглядом.

— Н-нет… — выдавил правду Санек, подозревая, что надвинул «доспехи» этих троих дальнобойщиков. — Эрик швырнул нам с братом одежду и сказал, чтобы мы переодевались быстрее… А где он её взял — мы побоялись спросить…

И тут больная голова Санька решила блеснуть интеллектом. Где-то там, в глубине замученного сознания, внезапно возникло название этого сказочного «изумрудного» города, который выдумал для себя безумный Эрик. Санек расскажет им про этот город — потому что решил до последнего рассказывать правду.

— Краузеберг! — выкрикнул Санек каким-то диковатым, не своим голосом, заставив всех повернуть головы в его сторону.

Следователь Крольчихин сурово сдвинул брови и тут же потребовал:

— Повторите-ка!

— Эрик хотел отвезти нас в город, который называется Краузеберг! — уверенно повторил Санек. — А мы ему сказали, что такого города нет…

— Хм… — хмыкнул Крольчихин, ухватив подбородк. На его лице отразилось размышление. Следователь не знал такого города — в Донецкой области такого точно нн водилось. Если, всё же, удасться найти этот город — то можно будет разгадать тайну «мусорного киллера»… Хотя, никакого Краузеберга может и не быть — просто фантазия сумасшедшего…

— О, так то в Гуцулии! — включился вдруг дальнобойщик Голубев и вновь взъерошил рукою усы. — Как-то ездили мы туда — там была деревня — Краузеберговка. Её как-то фашист один обозвал в свою честь — так бандеровцы местные её и переименовывать не стали!

— Где? — вытаращился на него Крольчихин и от удивления выполнил лихой росчерк своей ручкой по одному из протоколов допроса Александра Новикова. — Чёрт… — пробормотал он, заметив, что наделал. — Ветерков, корректор дай!

Ветерков отвлёкся от протокола и понёс Крольчихину корректор, а дальнобойщик Голубев принялся увлечённо рассказывать:

— Да, возили мы туда эту… гуманитарную помощь, когда, значит, наводнение в Закарпатье приключилось. И заехали туда, значит, так: Волынская область, Шацкий район, деревня Краузеберговка. Ух, и залило их тогда — все хаты, шо те катера заплавали! По улицам на лодках только все и ездят. И машина наша застряла, бо мост снесло. И все мужички местные, как один, помогали нам таскать гуманитарную помощь!

— Так, я пошлю туда запрос… — мрачно протарахтел Крольчихин. Найти кого-то в деревушке, которую постоянно заливает — дельце не из лёгких… можно даже сказать, что это невозможно, потому что все документы там, скорее всего, утонули… — Ветерков, записал, что за деревня?

— Записал! — бодро согласился тот и прочитал вслух:

— Волынская область, Шацкий район, деревня Краузеберговка!

— Гражданин Голубев, — сказал Федор Федорович и показал водителю фоторобот по имени «Эрик». — Скажите, среди тех, кто помогал вам с гуманитарной помощью, вы не встречали вот этого человека?

Голубев внимательно всмотрелся в фоторобот, но, кажется, никого в нём не узнал.

— Нет, — отказался он, помотав головой. — Такого не видал… Но…

— Стойте! — возник водитель Федосов, перебив Голубева. — Это же тот, который мне по башке дал! Вот бы ему фуражку только — и вылитый будет! Вы его уже поймали?

— Ловим! — сообщил Крольчихин, стараясь скрыть раздражение — как будто бы, ловить преступников это так легко… Вон, одного маньяка ловят в среднем двадцать лет…

— Да, вот это — он! — согласился водитель Гостев. — Я прибежал на крик Голубева, а потом прибежал Федосов… Мы думали, что справимся с ним вдвоём, но не тут-то было…

— Да, этот, этот! — подтвердил Голубев. — Он на нас напал! Сначала он подошёл ко мне и попросил закурить. А я сдуру спросил, где он взял такой костюмчик? И ещё что-то про маскарад прибавил… А он тогда ка-ак вваляет мне кулаком по голове… так и отключился я…

— Всё, граждане, спасибо, подпишите протокол! — следователь Крольчихин решил избавиться от них… какая польза от этих свидетелей — один вред… Все кивают на почти мифического типа, и никто не указал на реального Новикова…

Когда за водителями закрылась дверь — Александр думал, что они отстанут от него и вернут в камеру, но не тут-то было. Следователь Крольчихин подождал, пока за дверью стихнут шаги, а потом — они все, вшестером, обступили Александра, словно бы собрались вскрыть и посмотреть, что у него внутри. Новиков смотрел на них снизу вверх — он не мог встать из-за сержанта, который смотрел на него коршуном, готовый заклевать, если Александр вдруг вздумает покинуть стул.

— Ну же, Новиков, не врите! — следователь Мешков заклекотал, почти вцепился в Санька своими корявыми пальцами.

— Я… не вру… — Санек, почти что плакал, потому как знал, какое суровое наказание его ждёт, если они навесят на него все преступления Эрика…

— Да, как же! — фыркнул Мешков, свирепо топоча. — Сваливаете на какого-то несуществующего субъекта всё, что сделали вы и ваш брат!

— Мешков! — следователь Крольчихин вклинился в этот допрос с пристрастием, осадив Мешкова. — Вы сами слышали, что говорят свидетели! Никто из них не сказал, что на них напал Александр! Все показали на этого человека! — следователь пихнул под нос Мешкова фоторобот и постучал кулаком по плотной бумаге — прямо по лбу того, кто был на нём изображён. — Вот что, Мешков! — предложил он, помахивая фотороботом. — Отойдите-ка в сторонку, а мы сейчас послушаем Новикова и не будем влезать! Что бы он ни сказал — всё нужно занести в протокол и внимательно подумать, где искать его брата и вот этого вот сообщника! Вы поняли?

— Понял… — нехотя буркнул Мешков, отодвигаясь. — Только Новиков врёт!

— Цыц! — шикнул Крольчихин и сам отодвинулся, чтобы дать Александру Новикову возможность дышать. — Так, Новиков, давайте — всё по порядку, тихо, спокойно!

Санёк понял, что у него есть шанс, и поэтому в который раз пересказал всё, что с ним случилось за то недолгое время, пока он находился в списке дезертиров. Он упомянул и лейтенанта Воробьева, который имел неосторожность позвонить в квартиру Светланы, а так же, помолчав и подумав, робко сказал:

— Светлана, моя сестра, она физик, работала в каком-то институте… Она сказала, что Эрик может быть путешественником во времени…

— Ну, это уже чушь собачья! — скрипуче влез Мешков, заставив Александра съёжиться. — Не, ну вы слышали?? Чепуху городит, не стесняясь!

— Цыц! — встал со стула Крольчихин. — Я же просил: не влезать! Продолжайте, Новиков!

Александр немного расслабился: Крольчихин тут главный, Крольчихин ему, вроде бы, верит… и это уже неплохо. Александр просто обязан спасти свою жизнь от смертной казни и спасти своего брата от «людей в чёрном», а для этого нужно убедить этих следователей в том, что он не врёт.

— Бомжи пристрелены из «люггера»… — тихонько прошептал из-за компьютера стажёр, который был не по-милицейски склонен к мистике и фантастике. Сенцов же сидел с каменной маской — он не верит в пришельцев, ни с планет, не из времён. «Мусорный киллер» путает следствие, забивая им всем мозги чепухой, а сам — остаётся на свободе, потому что из-за нагромождений чепухи его не могут ни вычислить, не выследить, ни поймать.

— Ну, да, у него был этот «люггер»! — промямлил Александр, стараясь не смотреть ни на Мешкова, ни на Василенко — они мешали ему, отвлекая. — И мундир фашистский тоже был. Мы с братом подумали, что он наркоман или сумасшедший. Потом мы решили, что он на вечеринке наклюкался, и потерял связь с реальностью! Думали, что он отойдёт, и станет нормальным, но он так и остался брибацанным… А моя сестра Светлана — она физик-теоретик, она разбирается, и сказала, что Эрик — не псих, а путешественник во времени, и, наверное, его ищет её бывший работодатель… он, вроде, финансирует все эти околонаучные институты… И что Эрик псих, потому что путешествует во времени! Мы с братом никого не убивали — даже не выстрелили ни разу, а Эрик — это он всех убил! А кто он такой, я и правда, не знаю! Поверьте мне, пожалуйста!

— Гражданин Новиков, я никогда не поверю, что перступник ни разу не обмолвился о себе! Настоящее имя, адрес, знакомые! — не отставал от Новикова Фёдор Фёдорович, кружа по допросной так, что поднимал ветерок и сдувал со стола бумаги. — Давайте, вспоминайте, Новиков, а то мы не сможем найти ничего, что бы вас оправдало!

— Ничего… — обречённо кивнул Александр, тихонько звякнув цепью наручников. — Он, как бы, путешествует… во времени…

— Новиков! — рассвирепел Крольчихин, не в силах выдерживать наглые бредни. — Говорите правду, а то навешу на вас всех бомжей и поджог квартиры!

— А я и говорю правду… — всхлипнул Санек, прижавшись к стулу так, словно бы качался на бушующих волнах, и под ним был спасительный плот.

— Понимаете, гражданин Новиков, — вздохнул Крольчихин, который уже сатанел, но забивал свирепость внутрь. — Я могу поверить в психа, в бандита, в похитителей вашего брата, даже в то, что кто-то угрожал вашей сестре! Это вяжется с действительностью, Новиков! Но ваши путешествия во времени — это перегиб палки, понимаете? Я вас могу сейчас в психушку отправить на освидетельствование, и вас признают невменяемым, если вы будете им про время буровить! А если вас признают невменяемым — вас запрут в психушке, и мы тогда не сможем помочь ни вам, ни вашему брату! Хватит фантазировать! Сестра ваша была в шоке, когда мы её освобождали! Ей хоть, черти померещатся, но мы же не можем к делу подшивать чертей! Давайте, шевелите мозгами, Новиков! А то я вас таки отправлю в психушку!

— Хорошо… — всхлипнул Новиков, напуганный психушкой.

— Значит, вернёмся к вашей сестре! — настоял Крольчихин, чтобы увести Александра от бредней и воскресить в нём искру разума. — Вы знаете, кто мог ей угрожать?

— Её бывший работодатель, — пролепетал Александр, ёрзая и скрипя стулом. — Она работала в каком-то подпольном институте и уволилась, потому что они ей не платили. Светка нам с братом в письме написала, что они подсылают к ней качков каких-то, которые угрожали ей расправой, и тогда мы с Васькой решили дезертировать, чтобы спасти от них Светку! И квартиру подожгли они, а не я! Они вломились к ней, встретили Эрика, а он, как всегда, начал стрелять, испортил колонку газовую, и она взорвалась…

— Что за работодатель? — вцепился Крольчихин, подозревая, что «мусорного киллера» мог подослать работодатель, чтобы извести братьев и этим прижать Светлану.

— Богатый, — пробубнил Новиков, глядя в пол, на затёртые ромбики, изображённые на старом линолеуме. — Теплов, или Тепляков… я точно не знаю, вы его фамилию лучше у Вилкина спросите — он кухню эту лучше знает и всё вам расскажет.

— Ладно, мы вызовем Вилкина повесткой… — протарахтел Крольчихин, а настроение у него испортилось: кажется, придётся сражаться с мафией, а не с простым бандитом или психом, как он раньше думал. А сражения с мафией никогда не заканчиваются в пользу милиции — только в кинодетективах, и то не всегда.

— Вы извините, — в который раз вмешался старший следователь военной прокуратуры Мешков. — Но мы должны его забрать. У вас он устраивает цирк, а мы живо его отучим!

— Постойте! — Крольчихин, пока что, не собирался отдавать Новикова военной прокуратуре. — У нас вот, уже есть версии насчёт похитителей его брата. А у вас?

— Враньё! — отрезал Мешков, помахивая левой ногой. — Неужели вы не видите, что он водит вас за нос??

— За нос меня водите вы! — огрызнулся Крольчихин. — Сначала тянули с задержанием, а теперь — тут чепуху городите!

Мешков собрался, было огрызнуться, но тут в его кармане затрещал мобильный телефон. Звонок Мешкова был ещё более противным, чем у Крольчихина, но ему, похоже, нравилось…

— Ало? — осведомился Мешков, стараясь придать солидность своему нервному визгливому голосу. — Хорошо, да, да… Да, конечно, конечно, да…

Скорее всего, ему позвонил какой-то большой начальник — Мешков заискивал, подхалимски кивая, а потом, выдавив подхалимское «До свидания…», снова напустил на себя суровость и строго изрёк:

— Сюда едет генерал Казаков!

— Ну и что? — Крольчихин не боялся генералов — повидал уже на своём веку и генералов, и адмиралов… одного адмирала даже упрятал в тюрьму за два умышленных убийства и поджог…

— И везёт с собой свидетелей, которые видели, как дезертиры Новиковы убивают солдат! — громко заявил следователь Мешков, уже празднуя свою победу — ему кажется, что свидетели генерала Казакова во всём обвинят Новиковых, однако Крольчихин совсем так не считал. Сенцов наблюдал за этим Мешковым и думал, что он очень похож на Анатолия Лиса — такой же беспринципный, безалаберный карьерист, готовый упрятать за решётку хоть кого, лишь бы получить повышение и премию.

— Хорошо, подождём! — согласился Крольчихин и кивнул сержанту:

— Казачук, Новикова, пока что, в камеру — потом на опознание выведем!

— Есть! — согласился сержант Казачук и привычным движением заставил арестованного подниматься со стула и ползти в камеру изолятора.

Глава 49 Следствие ведёт генерал

Следователи Мешков и Василенко ничего не ели — Сенцов видел их вот уже несколько раз, они проводили у них в отделении дни, но за все эти дни ни один из них ни разу не посетил ни столовой, ни ближайшего магазина, чтобы насытить свои желудки… Они — как два робота — маршировали, рявкали и… не понимали того, что было очевидно — наверное, у них, и впрямь, искусственный интеллект. У обоих. Они сидели на стульях — вытянув свои неприлично прямые спины, и сверлили тупыми взглядами… какой-то участок космоса, который был неведом Сенцову. Они ждали своего генерала, словно бы безмолвно готовились отдавать честь…

Генерал совсем не долго ехал — не прошло и получаса, как в дверь кабинета громко и требовательно постучали — кажется, кулаком или каблуком… дверь аж ходуном заходила на своих старых петлях.

— Войдите! — железным голосом изрыгнул Крольчихин, подозревая, что сейчас сам вспушит этого генерала по первое число. Хорош генерал — является тогда, когда дезертир обезврежен и пойман, а не гарцует по городу, выкашивая честной народ…

Дверь тут же мощно распахнулась, и из-за неё топочущим шагом явился человек. Он был в зелёной военной форме, украшенной какими-то нашивками, в правой руке нёс крупную фуражку, седые брови его были сурово сдвинуты, а лысина — блестела.

— Уполномоченный Министерства обороны, генерал Казаков! — представился вошедший и тут же широким шагом проследовал к столу Крольчихина. — У меня два свидетеля!

За генералом Казаковым тащились двое, обряженные в солдатские формы, и Сенцов определил, что один из них явился капитаном, а второй — сержантом.

Крольчихин обвёл всех торих недоуменным глазом, покосился на следователей Мешкова и Василенко…

Следователи Мешков и Василенко вскочили со стульев, по-военному отдавая честь генералу. Капитан с сержантом, которых генерал Казаков привёл с собой, тоже отдали честь и громко представились:

— Капитан Лосик!

— Сержант Куницын!

Кажется, они репетировали это три дня… а может быть и всю неделю — так быстро и слаженно у них получилось. У Сенцова бы так не получилось… репетируй он хоть, год…

Сначала Константин не понял, зачем они пришли в таком количестве — хватило бы одного генерала… Но следователь Василенко вдруг выдвинулся из тени и заявил авторитетным голосом:

— Эти люди видели, как дезертиры Новиковы убивали солдат! И они скажут вам и нам правду! Это солдаты регулярной армии, и они не будут врать, как Новиков!

— Ага, — кивнул Крольчихин, а стажёр Ветерков приготовился писать очередной протокол — у него на столе скопилось уже энное количество протоколов, которые захламили весь стол, и даже компьютерная клавиатура среди них затерялась.

Крольчихин ждал, когда эти Лосик с Куницыным начнут давать показания, но они молчали. «Ждут приказа» — понял Крольчихин и остановил свой взгляд на генерале, молчаливо требуя, чтобы тот, наконец, приказывал и не терял его время. Генерал Казаков сначала уселся на стул, обвёл кабинет оценивающим взглядом, оценил царящий в нём беспорядок, и только тогда не по уставу безмолвно кивнул головой, требуя, чтобы Куницын и Лосик начали говорить.

Капитан Лосик и сержант Куницын были там, в проклятом урочище Кучеровом, когда Василий и Александр Новиковы начали оголтелую стрельбу. К тому же, сержант Куницын был ранен, и болезненно прижимал к телу подбитую руку. С ними был ещё полковник Рытиков, но к сожалению, Рытиков уже не сможет дать показания: его обвинили в преступной халатности, и он тут же погиб от инфаркта…

При виде их Сенцов воспрял: похоже, что эти раненые солдаты воочию видели того, кто заварил всю эту проклятую кашу. Они расставят точки над «i», изобличат бандита и отпустят Сенцова домой — погрызть батон и мирно уснуть поперёк дивана.

Первым заговорил капитан Лосик — как старший по званию, и Константин содрогнулся, услышав его показания, от которых просто стыла в жилах кровь… Капитан Лосик своими глазами видел «мусорного киллера», как он палил во всё, что движется, из двух автоматов сразу, словно какой-то бешеный маньяк. Капитан Лосик тогда спасал Рытикова, и ему удалось увести джип, в то время, как убийца взорвал два других джипа, специально стреляя в бензобак. Сержант Куницын видел больше, чем Лосик — он как раз напал на след дезертиров, когда…

— Мы с Ворониным напали на их след, — тихо и тоже не по уставу говорил сержант Куницын, поджимая раненую руку. — Продирались через заросли и видели, как Новиковы от нас убегали. Я подумал, что их легко будет поймать: они испуганы и загнаны в угол, потому что впереди начинаются болота. А потом — мы вдруг их потеряли. Я помню, как отодвинул ветку куста и увидел какого-то типа, он был один и стоял ко мне спиной. А потом — вылез Воронин, крикнул ему: «Стоять», и тогда этот тип вдруг повернулся и застрелил его в упор. Я хорошо знал обоих Новиковых — безолаберные, бестолковые пацаны, которым в армии вообще нечего делать. Я вам точно скажу: это не они в нас стреляли, а этот тип. Он хорошо стреляет, почти не промахивается, и я только чудом от него спасся, потому что стоял за деревом и вовремя притворился мёртвым.

— Так, отлично, — Крольчихин кивал, впитывая информацию, а стажёр так усиленно работал ручкой, что аж бумага дымилась… — Опишите-ка преступника!

— А… вот… — серджант Куницын подался к столу Крольчихина и взял здоровой рукой фоторобот «мусорного киллера». — Вот он.

— «Мусорный киллер»! — объявил Крольчихин, впившись огненным вглядом в следователя Мешкова, который всё ёжился и морщился, сидя на своём стуле.

Федор же Федорович отыскал на общем столе фотографию Мишака, которую сделали после после того, как Сенцов притащил его в отделение. Мишак стоял около ростомера с номером в руках и смотрел перед собой угрюмым волчьим взглядом.

— Может быть, это он? — уточнил следователь, показав Мишака Куницыну.

— Нет, — отказался Куницын. — Вот этот больше похож… — сержант упорно настаивал на карандашном фотороботе, отметя Мишака.

Капитан Лосик проделал то же самое — опознал по фотороботу «мусорного киллера» и напрочь отмёл Мишака, отложив его фотографию подальше. Сенцов злился — на Суслика, за то, что проклятый «грызун» специально послал его по ложному следу. Скорее всего, он знал, насколько нерадив Мишак, и Константин стал подозревать: Суслик намеренно отправил их со стражёром к Мишаку, чтобы тот их убил…

— Хорошо, — Крольчихин, кажется, был рад тому, что оба свидетеля указали на «киллера», подтверждая его версию и уничтожая квалификацию следователя Мешкова, который всё больше ёжился и даже корчился, приобретая сходство с вампиром, на которого направили солнечный свет. Ещё чуть-чуть — и он рассыпется в серый песочек…

— Одежда преступника? — осведомился Крольчихин, довольный тем, как корчится Мешков.

— А… форма какая-то была, но точно не нашей части, — заговорил капитан Лосик, разглядывая унылый бездушный потолок. — Я точно не могу сказать, какая… странная…

— Немецкая, вроде, — сержант Куницын подтвердил слова Новикова и дальнобойщиков, заявив про немецкую форму. — Чёрного цвета. Он сразу спрятался, поэтому я не успел рассмотреть.

— Гляньте, такая? — выкрикнул из своего угла стажёр Ветерков. Он нашёл какую-то картинку в Интернете и увеличил её на весь экран, показывая Куницыну. По правилам допросов Крольчихин должен был удалить стажёра, но он промолчал, потому что Ветерков нашёл форму немецких СС, и следователь решил выяснить, так был одет «мусорный киллер» или не так.

— Да, да, — закивал Куницын, Ветерков записал, а Крольчихин ехидно подмигнул Мешкову, который совсем уже скорчился и почти что отполз в ад.

— Вот так и был одет! — подтвердил за Куницыным Лосик. — И на башке — фуражка! Я ещё удивился: что за род войск?

— СС! — фыркнул Крольчихин, а его нервная рука механическими рублеными движениями калякала свастики в отрывном календаре. — И чем дольше мы сидим — тем дольше будет СС!

— А что если и правда — СС? — снова возник Ветерков, перебирая Интернет-страницы, заполенные цветными фотографиями Третьего Рейха. — Говорят, в урочище Кучеровом призраки бывают… Вот тут написано…

— Так, хватит сёрфиться, стажёр! — рыкнул ему Крольчихин, вернув с небес на землю. — А то обяжу оплатить бесполезный трафик!

— Та ладно, это я так, к слову… — проканючил стражёр, поспешно захлопнув браузер. Денег у него мало, а если Крольчихин узнает, что он ещё и на сайтах знакомств висит в рабочее время — так не останется совсем.

А прямоугольный Казаков тем временем набрал себе протоколов, овсянкинских и мышкинских заключений, и молча, сосредоточенно вчитывался в печатный текст, стараясь составить для себя картину «военных преступлений» странного убийцы.

— Вот, что я могу сказать! — авторитетным тоном заключил генерал Казаков, прочитав и отложив бумаги на крольчихинскую половину общего стола. — Этот человек — солдат!

— Солдат? — удивился Крольчихин машинально накалякав на календаре слово «солдат».

— Да, — подтвердил генерал Казаков, недовольно морщась и зыркая то на Мешкова, то на Василенко. — Я прочитал заключения ваших экспертиз, и понял, что убийца хорошо натренирован в армии и побывал в настоящем бою.

Какой он, однако, сообразительный! «Некромант» Мышкин заключения пишет — по пять страниц дремучих терминов, в которых чёрт ногу сломит. А Казаков не только успел их прочитать, а и понять, переварить, и выдать результат… Похоже, его искусственный интеллект получше, чем у следователей его прокуратуры…

— Генерал, — обратился к Казакову следователь Крольчихин, всё малюя и малюя на каледнаре своём всякую ерунду. — Скажите пожалуйста, у вас есть на этот счёт версии?

— Конкретного подозреваемого у меня нет, — честно признался генерал Казаков. — Но могу вам вот, что сказать: дезеритры Новиковы, конечно, проблема серьёзная, но совершить то, что произошло в урочище Кучеровом они не способны. С ними был кто-то ещё, третий, и вы, господин Крольчихин, прежде всего, должны найти его, а с этими сопливыми дезертирами мы и сами разберёмся!

— Новиков Василий пропал! — напомнил следователь Крольчихин, продолжая машинально чёркать ручкой по своему отрывному календарю, на страницах которого, кроме свастик, давно уже обосновались рогатые черти, какие-то корявые неправильные цифры, кривобокие смешные человечки и множество всякой другой ерунды, из-за которой вощёные, дорогие страницы стали смешными и несолидными. — И я подозреваю, что этот тип его где-то в лесу убил! Если мы его не найдём и не узнаем про Василия — его убийство ваши военные следаки могут навесить на Александра, а Александр невиновен! Вы понимаете? Александр был заложником!

— Понимаю, — невесело согласился генерал Казаков. — И со следователем Мешковым я разберусь! — свирепо пообещал он, испепелив последнего огненным глазом, и скорченный Мешков окончательно исчез в дальнем пыльном углу, куда даже Зоя Егоровна заглядывает редко. — А ещё — я хочу вернуться на место преступления и провести расследование сам! — основательно, по начальственному решил генерал, поднимаясь со стула и выпрямляясь во весь свой богатырский рост.

— Вот что, мои оперативники, криминалист и судмедэксперт поедут с вами осматривать место преступления! — тут же постановил Крольчихин, в голове которого, наверняка созрел какой-то план. — Они выяснят, из какого оружия и сколько человек стреляли. Тогда у нас появятся зацепки для дальнейшего расследования!

— Хорошо, — согласися Казаков, который был страшно обеспокоен дезертирами, убийствами и «мусорным киллером». Его, наверное, за них тоже премии лишают, раз он так зачесался.

А Крольчихин, осознав, что этот раунд за ним, взял телефон и принялся звонить врачу Мышкину.

— Сенцов, за Овсянкиным сбегай! — сказал он Константину, набирая номер.

— Есть! — кивнул Сенцов, вышел из кабинета, чтобы пройти десяток метров по коридру и разыскать вечно загруженного Овсянкина и «осчастливить» его очередной обязанностью — ехать за город за тридевять земель и разыскивать в густых зарослях мизерные улики, которые там, наверное, уже потерялись… Константин мерил коридор широкими шагами, но вдруг застопорился… Они должны будут поехать туда, где появился «мусорный киллер», и может быть, он вернулся туда, и подкараулит их, и убьёт, как и тех солдат…

— Костян, ты чего тут торчишь? — Овсянкин разыскал Сенцова сам и нарисовался перед ним, загородив всё своей очкастой башкой.

— А… искал тебя… — проклекотал Сенцов, раскидывая страх…

— Ну, да, мне Крольчихин уже позвонил! — пробурчал Овсянкин, топчась перед носом Сенцова. — Сказал мне явиться и тебя привести. А то ты пошёл за мной и пропал…

— Угу, — кивнул Сенцов, и угрюмо поплёлся за Овсянкиным, который быстро шагал к кабинету Крольчихина, чтобы получить от него очередное задание.

Овсянкин не горел оосбым желанием бросать то, что он до этого делал, потому что не го нажимало Областное ОВД, требуя отчётов, но Крольчихин ясно дал понять, что отчёты подождут. Идя по коридору, Овсянкин бурчал — ему сегодня звонили из Областного и требовали какую-то баллистику по какому-то застреленному бизнесмену, а у Овсянкина по ней ещё конь не валялся.

Глава 50 «Тайна Лесного человека»

Новый УАЗ был выкрашен камуфляжными пятнами, поставлен на высоченную подвеску и оснащён тяжёлым «кенгурятником» впереди. Да, такая машина пройдёт любые грязи и сокрушит любой забор. И на такой машине Константин Сенцов, стажёр Ветерков, «последний врач» Мышкин и криминалист Овсянкин отправились в очередную командировку по местам «боевой славы» «мусорного киллера». За рулём сидел личный водитель генерала Казакова — сержант Потапкин, смешной такой и круглощёкий. По его виду и не скажешь, что он измучен солдатской муштрою — наоборот даже, он выглядит весёлым и сытым. «Последний врач» Мышкин был только рад осмотреть трупы убитых солдат, которые лежали в морге части, стажёр Ветерков — доволен очередным приключением, поэтому — тоже весело глядит в окошко с ноутбуком на коленках — ждёт всё, что ему напишут письмо родственники других бомжей. Пусть ждёт — пускай, хоть сто лет. Сенцова меньше всего интересовали эти бомжи — он смотрел в окно и видел, как постпенно заканчивается город, уступая место одинаковым аграрным пейзажам: поле — полоска деревьев — поле… Наблюдая их, хотелось спать — сон не рассеял даже «поворот смерти» — крутой поворот на скоростной трассе, где полоса шоссе ограничена двумя глубокими кюветами, в которых за долгие годы страшных аварий скопились целые горы жравых деталей от машин и мотоциклов. Мысли Сенцова всецело принадлежали Кате — Константин даже не слушал громкую музыку, которую передавали по радио — водитель Потапкин накрутил душераздирающую громкость, когда началась песня группы «Любэ» «Давай за», и они вдвоём с генералом Казаковым рычащими голосами подпевали Расторгуеву:

— Давай за жизнь, давай за нас, и за десант, и за спецназ…

Наверное, обоим донельзя нравится эта песня, раз они так увлеклись — ещё стажёр подключился, и нормальный человек около них уже бы оглох… Но до Сенцова их рык долетал, словно бы сквозь толщу воды, или толстую стену — глухо так, едва слышно… Сенцов звонил Кате — триста тысяч раз уже набрал её номер, но Катин телефон упорно оставался выключенным, лишая Сенцова шансов на спасение…

— Это здесь! — внезапно генерал Казаков произнёс эти слова, и Константин вдруг осознал: песни закончились, радио выключено, а новый УАЗ съехал с шоссе на какой-то просёлок и там застопорён. Ветерков и врач Мышкин уже вылезли прочь и топчутся в высоченной траве, дожидаясь, пока включится Сенцов.

— А, да… — глупо проклекотал Константин, неуклюже выбираясь туда, где совсем ещё недавно гремел страшный бой «мусорного киллера» с солдатами. Сенцов на секундочку похолодел: а вдруг «киллер» вернулся сюда, и поджидает их с «люггером», чтобы тоже застрелить? Это, конечно же, глупости, игра воспалённого проблемами разума, но не зря же в классических детективах пишут, что преступник всегда возвращается на место преступления?

Погода была отличная: солнышко светит, но не жарко, потому что ночью прошёл дождь, и на высоких травах до сих пор мистически сверкают большие капли. Вокруг высятся вековые деревья, шелестя листами, а поодаль из второго уаза, такого же, как первый, выбираются сержант Куницын и капитан Лосик. За то время, пока Константин работал в милиции — он повидал немало потерпевших от маньяков, бандитов, даже от семейных разборок. Все они были «забацаны» шоком от произошедшего, и всех приходилось волоком тащить на место преступления для следственного эксперимента. Они едва соглашались плестись с армией психологов, а то и психиатров и закатывали истерики, когда от них требовали рассказать о том, что с ними случилось. Но капитан Лосик и сержант Куницын, похоже, имели стальные нервы — оба были пугающе спокойны, шли через дикие заросли и вдумчиво рассказывали о том, как искали тут Новиковых и внезапно напоролись на «киллера»…

Они уже достаточно далеко зашли, и позади Сенцова Овсянкин фыркал, что где-то влез в грязь и испортил туфли… У Сенцова мириады таких «испорченных» туфель, которые Константин продолжает успешно носить, но у Овсянкина — жена и тёща, которые просто помешаны на чистоте. Стоит ему прийти домой в грязной обуви — обе пилят его до тех пор, пока бедняга не убегает на чердак и не запирается там до утра.

Высоко в древесных кронах напевали, свистели, кричали, стрекотали неизвестные для Константина птицы, а криминалист Овсянкин и врач Мышкин готовили к работе свои «причиндалы», собираясь выискивать в травах и кустах крупицы истины. Ветерков шёл с папкой — там у него бланки протоколов, а Константин всё названивал Кате, никого и ничего не замечая…

Сенцов не заметил, как они выбрались из густых зарослей на небольшую поляну, со всех сторон окружённую кустами, деревьями, буреломом… хаосом каким-то, сквозь который ничего больше не было видно… Под ноги попалась какая-то толстая коряга, и Константин жёстко споткнулся о неё, едва не зарывшись носом в траву…

— Он стоял здесь! — из-за спины прилетел голос Куницына, и к Сенцову тут же подбежал Овсянкин, принялся отгонять его куда-то…

— Костян, ну, что ты тут топтужишься — улики же затопчешь! — завизжал он ему в ухо, пихая…

— Та, ладно тебе… — Сенцов подошёл к кусту, но оказалось, что возле него был убит сержант Воронин, и врач Мышкин, в свою очередь, так же принялся отпихивать Сенцова, визжа то же самое, что и Овсянкин.

Константин сдвинулся дальше некуда — к дальнему дубу, за которым начиналась неприятная трясина, но поймал на себе взгляд. Вернее, даже, два взгляда — один, тяжёлый, принадлежал генералу Казакову, который высился над всем, как несокрушимая скала. Второй — насмешливый, сержанта Потапкина, напоминавшего всемирно известный Колобок. Сенцов едва не испустил слово «Блин»… Все чем-то заняты: Мышкин с Овсянкиным ищут улики, Куницын и Лосик вспоминают пережитый бой, Ветерков протоколирует, генерал Казаков — командует, Потапкин — жуёт… Один Сенцов бестолково топчется, затаптывает улики, вызывает смешки… а общем, мешает всем и всему…

— Я пойду… там поищу, — пробубнил Сенцов, чтобы отбояриться ото всех и скрыться. Казаков этот может подать какой-нибудь рапрот, который дойдёт до Тетёрки, и Сенцову ещё выговор влепят за лень, депремируют, как всегда, и на тесты по профпригоности пошлют…

Сенцов шагнул за дерево и вроде бы, остался один — только бессловесная природа вокруг, да прохлада леса, да птицы, да… грязюка болотная чёрно-зелёного цвета, в которую попал сенцовский ботинок и весь перемазался по самые шнурки…

— Во, блин горелый… — зашипел Константин, сорвал широкий лист, принялся стирать её, вонючую такую, жирную…

— Чего ты тут делаешь, внучёк? — этот старческий и незнакомый Сенцову голос неожиданно раздался перед самым его носом, заставив Константина отпрянуть назад. Он едва не повалился спиной в то болото, в грязюку которого только что вступил… Если повалился бы то погиб, потому что его сразу бы засосало — спасло только нетолстое дерево, за которое Сенцов едва успел зацепиться. И, зацепившись, Сенцов, наконец, увидел того, кто с ним заговорил. Перед Константином стояла старушка — согбенная такая, в аккуратной косыночке, наряженная в странный сарафан с народной вышивкой. В руках её торчала корзина ягод а так же — длинная палка, которой она ощупывала почву под ногами, чтобы не попасть в трясину. Сенцов испугался: в такую глушь лесную он сам бы не сунулся без служебной необходимости, да и никто бы не сунулся… а тут — старушка, да какая странная, словно бы вышла из сказки или прилетела… через временной портал…

— Ну, чего ты моргаешь, внучёк? — осведомилась старушка, разглядывая Сенцова своими голубыми глазками без очков.

— А… здравствуйте… — пробормотал Сенцов, восстановив равновесие. Он тут же вспомнил, что он — мент, и что тут ведётся следствие…

— Послушайте… женщина… — Сенцову стало как-то стыдно напоминать даме о возрасте, назвав её «бабушкой». — Милиция, — он показал удостоверение. — Тут расследуется убийство, вам лучше идти домой.

— И чего вы тут следуете, когда всё ясно? — пожала плечами старушка, улыбнувшись беззубым ртом и огорошив Сенцова.

— А… что ясно? — удивился Константин, неловко топчать в одном чистом ботинке, и во втором — чумазом.

— А то, что живёт в здешних местах полесун! — уверенно заявила старушка. — Лесной человек — дикой, суровый! Кто забредёт к нему — любого задерёт, заест! И вы тоже поберегитесь — полесун никогда не спит!

Сенцов только решил, что это чушь и глупые старческие суеверия, хотел снова отправить старушку домой… но вдруг раздумал. Легенды на ровном месте не возникают — а вдруг её «полесун» — вовсе не сказочное чудище, а беглый бандит, который скрывается от правосудия в лесу и убивает всех, на кого наткнётся, чтобы они его не выдали? А вдруг, дезертиры Новиковы встретили полесуна?? Сенцовым завладела жажда действия, и он принялся допрашивать бабушку, желая узнать больше про этого «полесуна».

— Скажите, а где живёт полесун? — спросил Сенцов в надежде на то, что старушка покажет ему его жилище.

— В берлоге живёт, — прошамкала старушка, улыбаясь. — Это даже малый знает!

— А где, где эта берлога? — не отставал Сенцов, перед которым снова замаячило раскрытие, премия…

— Эх, ты, зелен ещё, внучёк! — с укором сказала старушка, покачав головой. — Неужто к полесуну соваться вздумал?

— Вздумал, вздумал, — Сенцов решил найти убийцу, и суеверные старушечьи страхи его не волнуют! — Мы — милиция, нечисти не боимся! Избавим вас от вашего полесуна!

— Ладно, помогу тебе внучёк, добрая у тебя душа! — старушка решила давать показания, облегчив Сенцову работу. — Там, за болотом, есть огромный холм, Чёртовым его у нас зовут, и в том холму как раз и есть берлога полесуна! Никто у нас туда не ходит, боятся все. И ты сам тоже не ходи — зол полесун!

— А, спасибо! — поблагодарил Сенцов, желая побыстрее отправить старушку и наведаться в гости к «лесному человеку». Скоро он станет «камерным»! Очень скоро!

— Идите, идите домой, сейчас будет задержание! — протараторил старушке Сенцов, а сам уже бежал назад, к остальным, позабыв про грязный ботинок.

— Поберегись полесуна, внучёк! — крикнула ему на прощание старушка и словно бы исчезла, уйдя в лесные дебри.

— Я нашёл убийцу! — громогласно объявил Константин, когда вернулся на поляну, где все работали.

— Да? — генерал Казаков удивился больше всех, взглянув на Сенцова из-под густых бровей. — И каким же образом, Сивцов?

— Сенцов, — поправил Константин. — Я встретил местную жительницу, и она показала, где в этом лесу скрывается убийца! — уверенно заявил он, не топчась и глядя прямо в суровые глаза генерала.

— И как это вы так уверены, что это тот убийца? — буркнул генерал, сдвигая брови. Как же он сейчас похож на следователя Мешкова — такой же твердолобый канительщик!

— А потому что больше некому! — отрубил Сенцов, сделав свой голос стальным. — Всё, сворачиваем эту возню и едем на задержание!

Мышкин с Овсянкиным всё копошились в траве, раздражая Сенцова, а Овсянкин ещё выставил обиженные глазки и проканючил, что ещё ничего не закончил, разводя очередную канитель.

— Ладно, копайтесь! — махнул рукой Сенцов, спеша туда, где остались машины, чтобы побыстрее найти загадочного полесуна и развеять все загадки. — А мы поехали!

* * *

«Поехали» — только на словах было легко поехать. Ни одна машина не прошла бы там, где пришлось продираться Сенцову, стажёру Ветеркову, капитану Лосику и сержанту Куницыну. Ни Овсянкин не Мышкин не пожелали составить им компанию, сославшись на то, что у них полно работы, генерал Казаков тоже счёл ниже своего достоинства лазать по болотам, а о Потапкине нечего говорить — он и не пролезет там даже.

Теперь у Сенцова был испачкан не только ботинок, но и брюки, футболка и даже голова. Ветерков — тот вообще раз поскользнулся на илистом берегу и со всего маху обрушился в зелёную, вонючую воду, скрывшись в ней с покрышкой, и едва не утонул. Спасали его все втроём, уделавшись по самые уши, и стажёр был не только грязен, но и мокр до нитки. Хорошо, что день тёплый, а то бы простыл, бедняга… Константину было жаль его — добрый стажёр, не пожалел пятисот гривен на сенцовское пробыкованное свидание, и даже не требует, чтобы Константин отдал долг, хотя зарплату уже дали, только Сенцов по-сенцовски забывает отдать…

«Чёртов» холм отчётливо виднелся впереди, и склоны его густо поросли огромными сизыми деревьями, словно медвежьи бока — шерстью. Комары съедали, но Сенцов упрямо двигался вперёд — комары это мелочь по сравнению с поимкой «мусорного киллера», и Константин грудью рассекал колючие кусты, продираясь к холму самой короткой на его взгляд дорогой. Стажёр едва поспевал за ним, оступаясь и попадая в ямки, а сержант Куницын и капитан Лосик — те маршировали танковой походкой, и казалось, они не знают ни усталости, ни боли, ни страха. Наверное, их так вымуштровали в армии — превратили из людей в боевых роботов…

Константин интуитивно находил прогалины, чтобы было легче двигаться, но на подступах к «Чёртову» холму лес стал настолько густ, что приходилось лезть, как лось, ломая подрасающие тонкие деревца. Ни тропки, ни просвета — хорошо же забрался проклятый «киллер»! Константин яростно ломал — раскрытие было дороже футболки, которая уже была вся изодрана и измазана — на выброску только годилась. И Сенцов её выбросит, как только вернётся домой с победой! Из-под ног вывернулся крупный заяц песочно-бурого цвета и проворно поскакал прочь, шурша в траве.

— Чёрт, та сюда на вертолёте нужно лететь! — ныл искусанный голодный стажёр, едва поспевая за Сенцовым.

— Не ной — работа есть работа! — отрубил Константин, продираясь. — А ты что думал — в сказку попал??

«Чёртов» холм уже буквально нависал над душой — он был огромным и страшным, действительно, чёртов… Деревца-подростки, кусты, трава — всё это постепенно исчезло, потому что кроны деревьев стали настолько густыми, что под ними ничего уже не росло, убитое сырой холодной тенью. Только мухоморы иногда попадались — здоровенные такие, ядовито-красные с противными белыми пятнышками, стояли широкими яркими кольцами, жутко выделяясь на чёрной земле. В народе такие кольца зовут «ведьмиными»… что-то Сенцов становится суеверным… неужели, это страх? И птицы тут не поют, и зайцы не попадаются — только какие-то слизни, черви… бррр… точно, что чёртово место — одно хорошо, идти стало легче!

Они очутились у подножия холма примерно часа через три. Сенцов хотел позвонить Овсянкину и сказать, что они добрались, однако тут не работал мобильник. Покрытия не было… а может быть, чёрт не даёт позвонить?? Нет, не бывает чертей! Сейчас задача Константина — отыскать жилище «полесуна», скрутить последнего и притащить Крольчихину хоть волоком!

— Где-то тут должна быть пещера! — твёрдо сказал он остальным, которые уже порядком выдохлись, как и Сенцов. Даже Лосик с Куницыным переводили дух.

— Я думаю, нужно разделиться и обойти холм! — Константин взял командование на себя и принялся разрабатывать стратегию. — Мы со стажёром пойдём налево, а вы вдвоём — направо! Думаю, мы его найдём!

— Дай бог… — не по уставу вздохнул капитан Лосик, а Сенцов по его виду и голосу понял: он устал и хочет есть. Наверное, когда нет войны, армия особо не напрягает себя марш-бросками по лесу — сидят себе, считают патроны да дедовщину разводят!

Константин тоже устал и хотел есть — он живой человек, а не робот, но упрямо двигался впереди стажёра, обходя холм слева. Куницын и Лосик сделали всего пару шагов направо, и уже скрылись, оставив их со стажёром одних у крутого, высокого склона, в тишине, которую нарушали только их шаги. Никакой пещеры они со стажёром пока не нашли, и Ветерков за спиною Сенцова тихо хныкал, выпрашивая у Константина устроить привал.

— Никаких привалов! — сурово отрезал Сенцов, который и сам был не против устроить привал, но не мог: знал, что стоит сесть — они расклеятся, растеряют боевой дух, не смогут поймать полесуна, и тот их «задерёт и заест».

— Не, напарник, ну почему? — стажёр, просто, задалбливал своим нытьём, у Сенцова, аж зубы болели…

— По качану! — громыхнул Сенцов, и тут же затих: прямо перед ним зияла широкая, глубокая вымоина, кое-как загороженная ветками, досками какими-то, шифером. Ясно, что здесь жилище человека. Дикого человека, который убил солдат, бомжей, инспекторов ГАИ… невиновного водителя на дороге, и может быть, ещё кого-то, о ком Сенцов пока не знает.

— Стоять! — скомендовал стажёру Сенцов и застопорился сам…

— Та ну… — заныл стажёр.

— И молчать! — рыкнул Константин, со страхом осознавая: тут негде прятаться, и, если полесун неподалёку — он их легко заметит и может напасть.

Стажёр затих: сам увидел жилище «лесного человека», а Константин решил не медлить. Он выхватил свой табельный пистолет, сбил ударом ноги большую доску, открыв импровизированный вход, и тут же впрыгнул в сырую мглу.

— Стоять, ни с места! — выкрикнул он, наставив пистолет в темноту…

Ответом ему была тишина. Глаза привыкли к густому полумраку, и Сенцов понял: вымоина пуста. Полесуна нет дома — на охоту, наверное, пошёл… Сенцов вытащил фонарик, зажёг его и осветил пространство перед собой. В самой глубине виднелась постель — кое-как накиданные тряпки, тулуп какой-то древний, грязный… кроме этого — кости, железяки какие-то ржавые и не ржавые, сапог, две старых зажигалки, кусок шифера на крпиче — наверное, это стол… А в ямке, поодаль от неопрятной дикой постели, дохлая курица и две крысы — скорее всего, запас провианта «лесного человека». «Добыча» не воняла — он поймал её недавно, и Сенцов понял: полесун близко.

— Ну, что там, напарник, жив? — это Ветерков пристал к Сенцову, подойдя сзади…

Сенцов же ожидал, что вернётся хозяин, развернулся, надвинув пистолет.

— Чёрт… — зло прошипел он, поняв, что это всего лишь ноющий стажёр. — Сколько раз тебе говорить: сзади не подходи! Чуть пулю не вкатил!

— Прости… — пробормотал стажёр, топчась…

— Блин, было бы тебе «Прости», если бы я тебя пристрелил! — фыркнул Сенцов, вылезая из жуткого неуютного жилища. Даже пещерные люди в делёкие тёмные века получше жили, чем этот «полесун»! Сенцов хотел ещё прочехвостить стажёра, но тут вдруг откуда-то справа послышалось глухое, злобное рычание. Константин застыл. Сначала он подумал, что рычит какой-то зверь. Волк, например. Или медведь. Зверя вполне можно пристрелить из пистолета. Зная, что со зверями нужно быть осторожнее, Константин Сенцов медленно обернулся и увидел стажёра, который пятился прямо к нему. А чуть поодаль, у дерева, стоял… Нет, это не зверь — это человек, но какой! Во-первых, он весь зарос — жуткие рыжие космы и страшенная бородища закрывали почти всё его лицо и были заполнены лесной травой, сухими листьями, ветками… Стоял он почти на четвереньках — по обезьяньи приседал, касаясь грязными ручищами земли, а с его широченных сутулых плечей свисал какой-то китель — весь в страшной грязи, но с нашивками, в которых Константин узнал милицейские. Он приоткрывал свой рот, по волчьи скалясь, и изрыгал однообразное рычание, преисполненное звериной злобы, а на его голове, над космами, торчала потрёпанная, измаранная фуражка. Вот, что это за зверь — оборотень. Оборотень в погонах…

— Стоять, полесун! — крикнул Сенцов, отпихнул в сторону стажёра, который, пятясь, едва не столкнулся с ним.

— Ррррр… — «ответил» ему полесун, а потом вдруг — сорвался с места и громадными скачками поскакал на Сенцова, как нападающий зверь. В руках Константина был пистолет, но этот полесун полностью проигнорировал оружие — он скакал, несмотря на то, что смертоносное дуло было направлено ему в лоб.

— Стой, буду стрелять! — Сенцов не терял самообладания, не выпуская пистолет, но полесун его не понял — совершив громаднейший тигриный прыжок, этот «лесной человек» напрыгнул на Константина, сшибив его с ног, прижал своим весом, и Сенцов понял: дикарь перегрызёт ему горло, как зверь, если он не скинет его с себя. Пистолет вылетел из сенцовской руки и затерялся, Константин, пыхтя, изо всех сил боролся с «лесным человеком», стараясь его спихнуть, но этот вонючий, звероподобный гигант обладал титанической силой и почти задушил Сенцова… Вдруг сзади на агрессора набросился стажёр, захватил его шею в захват, применив болевой приём, однако полесун взмахнул ручищей, засветив стажёру страшенную затрещину, и Ветерков, сдавленно крикнув, отлетел назад, свалившись в яму.

— Та, пошёл ты к чёрту… — Сенцов собрал все свои силы, навалившись на дикаря всем весом, нечеловеческим усилием столкнул его со своих лёгких, и насел сверху, прижимая противника к грязной земле. Полесун не сдавался — рыча, он продолжал борьбу, хватая Сенцова своими жуткими лапищами, пытаясь схватить за горло.

— Милиция… — хрипел Сенцов, уворачиваясь от машущих перед носом рук. — Сдавайся, чёрт тебя дери…

Он не мог ни дотянуться до наручников, ни найти пистолет — Сенцову пришлось бы выпустить полесуна, и он тогда его загрызёт.

— Стажёр! — Сенцов позвал Ветеркова, но стажёр почему-то не пришёл, зато появились целых четыре мощных руки, которые вдруг захватили «лесного человека», оттащили от Сенцова и скрутили, спася ему жизнь. Отдуваясь и кашляя, Константин уселся в грязи, нашёл в себе силы посмотреть перед собой и увидел, что капитан Лосик и сержант Куницын пришли ему на помощь, освободив от «лешего». Лосик с Куницыным удерживали «зверя», а стажёр — надвигал на него наручники, чувствуя себя героем, хотя минуту назад валялся в яме и боялся нос оттуда показать.

— Чёрт… — пыхтел Сенцов, поднимаясь на ватные ноги.

— Жив, напарник? — осведомился стажёр, когда полесун оказался скован. Он дёргался, свирепо рыча, сверкая своими тупыми звериными глазками, но сталь наручников и крепкие руки Куницына и Лосика больше не пускали его нападать.

— Та, жив, чёрт подери! — плюнул Сенцов, размазывая по щекам грязь, которой запачкал его полесун. — Если бы не вы — он бы меня сожрал, чёрт! Ну, как, товарищи солдаты, это ваш убийца или нет?

— Э, — замялся Лосик, в упор разглядывая «лесного человека». Ну, да, его жуткий «прикид» при определённом освещении и достаточной фантазии можно принять за эсэсовскую форму. Издали. Имея близорукость.

— Бородатый слишком… — пробормотал сержант Куницын. — У того не было бородищи такой…

— Ведём его к машинам! — скомандовал Сенцов, придя в себя. — Сейчас, в отделении разберёмся, была борода или нет!

— Ррррр… — зверски огрызнулся полесун, пытаясь вырваться из наручников, но не мог.

— Ну и как вас зовут, гражданин? — осведомился у него Сенцов, приблизившись, но не слишком, чтобы не нюхать амбрэ. — Уж не Эриком ли?

— Ррррр, — «отрычался» полесун, показав свои зубы, которых у него было всего два, и они торчали из его «пасти», как два клыка. К тому же, пахло из этой пасти невыносимо. И что он только жрёт, лешак окаянный?? Сенцов скорчился и зло плюнул, пихнув преступника:

— Блин! Топчись уже, гад!

— В берлоге у него один хлам! — ворчливо крикнул Ветерков, который уже успел забраться в жилище полесуна и обыскать его.

— А что ты хотел там найти — золото-бриллианты? — съехидничал Сенцов. — Ладно, тащим его, а то стемнеет сейчас, и мы тут все в болото ухнем, чёрт!

— Ррррр! — в который раз «сказал» полесун, нехотя топая в своих страшенных грязных сапожищах, пихаемый пистолетными дулами.

* * *

За четыре часа полесун ничего не сказал — только «Ррррр». Его допрашивали все: и Фёдор Федорович, и Крольчихин, и генерал Казаков… Даже следователи Мешков и Василенко приложили руку. Но «лесной человек» был непробиваем, словно партизан. «Ррррр» — и всё, больше ни слова, будто бы он не умел говорить. Его не освободили из наручников, потому что полесун был жутко агрессивен: рычал постоянно и бешено рвался, норовя наброситься и покусать.

— Чёрт! — громко чертыхался Крольчихин, меря допросную широкими злыми шагами. — Мало того, что он мне всю допросную заляпал! И слова из него не вытянешь, чёрт! Сейчас я его в «слоник» забью, блин горелый — сразу заговорит, как миленький!

Сенцов ожидал, что гнев Крольчихина падёт и на него — ведь это он привёл полесуна. Но следователь пока Сенцова не трогал: а вдруг, этот дикарь и есть «мусорный киллер» — только прикидывается диким?

— Так, всё, я пошёл за «слоником»! — злобно плюнул Крольчихин, когда полесун на очередной его вопрос ответил своим глухим рычанием, не проявив ни капли интеллекта.

— Стой, Василич! — остановил его Федор Федорович, который сидел перед девственно чистым бланком, потому что записывать было нечего: не «Ррррр» же писать?? — Я думаю, нужно устроить опознание! Если его опознают — мы сможем от чего-то «танцевать»!

— Ты прав, — сдался Крольчихин, забыв про «слоник». — Сейчас, повызываю всех… Кстати, Казачук, Новикова притащи — пускай, посмотрит на «Эрика»!

— Есть! — Казачук умаршировал в коридор за Александром, а генерал Казаков всё зыркал-зыркал, а потом недовольно фыркнул:

— Ну, что вы тут устраиваете балаган? Отправьте это чучело в психушку! Неужели вы не уяснили до сих пор, что это не тот человек?

— Пока нет! — отрезал Крольчихин, выдержав его тяжёлый взгляд. — И вообще, вы видите: на нём милицейская форма! Я не думаю, что он служит в милиции! Где он её взял, вы мне не скажете?

— Ладно, играйте в свой цирк, а у меня много важных дел! — буркнул генерал Казаков, намылившись удалиться — не хватило терпения возиться с лесным человеком! А ещё генерал называется!

— Ну, идите! — разрешил Крольчихин, не скрывая ехидстсва.

— Так, Лосик, Куницын, едете со мной! — приказал он своим подчинённым, маршируя прочь из допросной, которая уже провоняла псиной из-за вонючего полесуна. — Мешков и Василенко — тоже!

— Есть! — они были рады уйти и ушли, закрыв за собой дверь.

— Ну и скатертью дорожка! — определил Крольчихин. — Тут и так дышать нечем!

Тем временем Казачук привёл в допросную Александра Новикова. Александр был скисшим, грустным, депрессивным — он еле тащился, пялясь в пол и безвольно сел на тот стул, который подставил ему стажёр.

— Так, Новиков! — напал на него Крольчихин, а Федор фёдлрович приготовился писать — надо же хоть что-то написать!

— Да, — тихо сказал Александр, едва не плача.

— Новиков, вы посмотрите вот на этого человека и скажите, вы его знаете? — Крольчихин заставил Александра смотреть на лесного человека, и тот посмотрел и… отказался:

— Не знаю… — вопросительно как-то, будто спрашивал: «А зачем всё это?».

— Значит, он — не ваш Эрик? — настоял Крольчихин, сатанея.

— Да, нет, вы что? — Новиков даже испугался, со страхом разглядывая полесуна, который в свою очередь пялился на него… как на добычу, которую можно и нужно съесть.

— Рррррр… — вставил «веское слово» полесун.

— Молчите, гражданин! — прикрикнул на него Крольчихин. — Значит не он, Новиков? Точно?

— Точно, это не он, — заключил Александр, и тут в допросную вошла Евдокия Кошкина, одетая в яркую авангардную юбку и розовую блузку с таким вырезом, что казалось, она сейчас вывалится из него и упадёт на пол.

— Ой, фууу! — сморщилась она, едва вдохнув здешний воздух и отпрянула было назад, но её перехватил Крольчихин.

— Гражданка Кошкина, этот человек ваш склад ограбил или нет? — вопросил он, встав между ней и дверью.

— Да нет вы что? — запищала Кошкина, порываясь сбежать. — Вы, хоть, не издевайтесь! Я же маникюр из-за вас отменила!

— Ррррр! — хищно зарычал полесун, уставившись на аппетитную Кошкину, подался вперёд на стуле. — Ррррр! — и в следующую секунду он вскочил и совершил прыжок, пытаясь напасть на Кошкину, несмотря на наручники.

— Спасите, насилуют! — бешено взвизгнула Кошкина и, мощно отпихнув Крольчихина, выбежала из допросной в коридор, топоча, словно стадо быков.

Крольчихин оглох на секундочку, а сержант Казачук тут же бросился бандиту наперерез, и с размаху саданул его резиновой дубинкой в живот.

— Ррррр! — полесун, буквально, взбесился от этого удара, прыгнул к Казачуку, разинув пасть. Сенцов всполошился, попытался усадить бандита, но тот двинул могучим плечом, сбив Константина с ног. Ему и руки были не нужны — он действовал пастью, как зверь, выбрав в жертвы Казачука, и повалил бы сержанта на пол, и загрыз бы точно, если бы тот не выхватил шокер. Ударенный током, полесун скрючился на полу, теряя блох, а Крольчихин, пнув его ногой, зло зарычал:

— Так, мне это надоело! Забейте в обезьянник этого «Тарзана» с глаз моих долой, блин! Сенцов, чего лежишь? Сейчас объяснительную будешь писать!

— Чёрт… — Сенцов больно стукнулся о бетон и ныл, поднимаясь, а Казачук с Ветерковым схватили полесуна за руки — за ноги и тащили в изолятор, чтобы водворить в камеру, пока не очухался. Теперь у них было два живых, реальных «Эрика»: Мишак и полесун.

Глава 51 «Дело Пыжина»

Константин сидел в кабинете за своим столом и калякал сумбурную объяснительную куриным почерком, а Крольчихин всё злился и свирепо бурчал:

— Слушай, Сенцов, сколько ты ещё будешь таскать сюда всякую шваль? Премию охота получить, что ли? Так вот, если я ещё раз увижу тут нечто подобное — ты у меня премию до конца года не получишь!

— Алексей Васильевич, я считаю, что он притворяется! — выдвинул версию Сенцов, следя за тем, чтобы не сделать ошибку, а то Крольчихин переписывать заставит. А Сенцов уже в шестой раз переписывает.

— Притворяется?? — взрычал Крольчихин, стукнув кулаком по общему столу. — Да это же зверюга какая-то! Его в капкан нужно ловить! И на него ты потратил рабочее время??

— У меня было подозрение, что он застрелил солдат, — буркнул Сенцов, а стажёр в это время чипсы ел, ни в чём не виноватый.

— Ты у него пистолет нашёл? — рявкнул Крольчихин, побагровев, чуть ли не пар пуская из ушей.

— Никак нет… — пробормотал Константин по уставу и тут же сделал ошибку «в конце пробега», накарябав вместо собственной фамилии слово «пистолет». — Чёрт… — тихо прошипел он, перечеркнув эту шестую объяснительную и взяв новый чистый лист.

— И?? — взрычал Крольчихин, придвинувшись и нависнув над Сенцовым.

— Он мог выкинуть пистолет… — пробухтел Сенцов и снова сделал ошибку — вначале — вместо слова «объяснительная» опять получился дурацкий «пистолет». Сенцов, наверное, зациклился на нём… Каждая из шести испорченных объяснительных лежала на столе перед Сенцовым, смятая в шар, и Константин добавил к ним седьмую, злобно смяв.

— Ну, что ты, что ты бумагу портишь?! — придрался Крольчихин. — Неужели не можешь не делать ошибок??

— Извините, — гнусаво извинился Сенцов. — Не отвлекайте меня, пожалуйста, а то опять испорчу…

Внезапно дверь распахнулась с жутким треском — все опешили, не ожидав, что кто-то так ворвётся… Сенцов аж прорвал ручкой дыру в своём листе, испортив восьмую объяснительную, Ветерков выронил пачку чипсов, высыпав её содержимое на пол — «в подарок» Зое Егоровне. Федор Федорович и Крольчихин повернулись к двери и увидали, что к ним пожаловала дама — преклонных лет, но выкрашена в радикально чёрный, волосы её скручены на затылке в тугую куксу, на лице сидят строжайшие прямоугольные очки. Дама была для своих лет удивительно подтянула, стройна и одета в мужской костюм чёрного цвета с безупречно завязанным галстуком. Обведя всех своим суровым взором, неожиданная гостья прошла к столу солдатским шагом, села на свободный стул и заговорила, не здороваясь:

— Ну-ну, сейчас я посмотрю, как хорошо работает наша милиция! — голос у неё был выдающийся: толстый, скрипучий — почти что мужской. — Меня зовут Пыжина Дарья Максимовна, и у меня пропал племянник!

— Пи-пишите заявление… — пробормотал изумлённый Крольчихин, подпихнув к неожиданной посетительнице лист бумаги и ручку. — Вот, образец…

— Образец мне не нужен! — выплюнула та, схватив ручку в кулак. — Я знаю форму наизусть! Ручка у вас дешёвая! — оценила она, разглядев простую синюю ручку, которая в киоске стоит одну гривну тридцать копеек. — Вам выделяют средства на нормальные канцтовары, а вы что — воруете их??

— Чт-то — воруем? — опешил Крольчихин, позабыв про «мусорного убийцу» и все его фотороботы, которые были разложены на его столе зловещим веером. Какая, однако, странная дама… у неё, вроде бы, горе… а она тут пригвождает их за дешёвую ручку…

— Средства! — рявкнула Пыжина, исписывая лист рубленым мужским почерком. — Я, между, прочим, прокурор! В отставке, правда, но это не помешает мне поставить вас на место!

Никто не смог ей в ответ и пикнуть: потеряли дар речи от изумления… И только Крольчихин спустя минут пять пришёл в себя и решил перевести разговор на пропавшего племянника.

— Скажите, гражданка Пыжина, при каких обстоятельствах пропал ваш племянник? — осведомился Крольчихин, глядя в стол, а не на суровую Пыжину… Скорее всего у неё нет своей семьи: такая фурия любого живьём сожрёт…

— Двадцать шестого мая сего года мой племянник, Пыжин Дмитрий Станиславович, тысяча девятьсот семьдесят девятого года рождения, ехал с дачи, из села Кучеров Яр, позвонил мне, что выехал в двенадцать часов пять минут, и больше я его не видела! — сухо, словно магнитофонная запись, продекламировала Пыжина и поставила под своим заявлением размашистую и кучерявую начальственную подпись. — Вот, заявление! Приступайте к поискам!

— Гражданка Пыжина, — сказал Крольчихин, взяв её заявление. — Мы вам позвоним, как только у нас будут зацепки! Идите домой!

— Ещё чего! — внезапно упёрлась Пыжина, прочно заклинившись на стуле. — Начинайте поиски прямо сейчас! А вдруг Дмитрия похитил маньяк? Пока вы будете канителить он его убьёт!

— Уверяю вас: это не так… — пробормотал Крольчихин, желая быстрее отделаться от этой дотошной гостьи… у них с «киллерами» дел не впроворот… а тут она с племянником своим…

— А откуда вы знаете?? — вскипела Пыжина и тут же размахнулась своей сумочкой, внезапно огрев Крольчихина по спине.

— Ой! — Крольчихин не ожидал, что его ударят и не ожидал, что маленькая сумочка гостьи окажется такой тяжеленной, будто кирпичами набитой.

— Вперёд! — выплюнула Пыжина и размахнулась сумочкой ещё раз. — Одна нога здесь, другая — там!

Пыжина тиранила Крольчихина, а стажёр Ветерков, что-то покумекав, глазея в потолок, вдруг решился подать голос:

— Слушайте! — воскликнул он, подпрыгнув. — Новиковы застрелили водителя «Нивы» на Кучеровском шоссе! Они же бежали из урочища Кучерово! Гражданка, Пыжина, скажите, какой марки был автомобиль вашего племянника? — спросил он, даже не испугавшись прокурорского напора Пыжиной.

— «Нива»! — громко заявила Пыжина. — Но, молодой человек, это не доказательство! Вы знаете, какой процент населения Донецкой области имеет автомобиль марки «Нива»??

— А… — замялся обескураженный стажёр.

— Вы, молодой человек, ещё слишком зелены для следователя! — сурово константировала Пыжина, сдвинув свои прокурорские брови. — Помню, когда я была такой зелёной — мне поручили дело маньяка, который похищал всех подряд в лесопосадках, тащил в заброшенный дом и там съедал! И кличку ему дали соответствующую: Пожиратель! Пять лет я гонялась за ним, и, наконец, он прокололся на мелочи: оставил около трупа свой носок и служебный пёс нашёл его по запаху! — погрузившись в свои пропахшие нафталином воспоминания, Пыжина подкатила глазки и, кажется, плотно застопорилась в кабинете… — Я это дело возьму под свой контроль! А то вы так и будете тут догадываться и жевать соплю! Отправляйтесь немедленно на поиски Дмитрия и рапортуйте мне об их продвижении каждый день! — распорядилась Пыжина, после чего — внезапно поднялась со стула и широко зашагала к двери, чем несказанно обрадовала избитого Крольчихина. Крольчихин аж воспрял духом и тут же надвинулся на подавленного неудачей Сенцова:

— Ну и чего ты засел? Давай, пиши объяснительную! Так и не написал, ленивый сурок?

— Нет, мне некогда было… — угрюмо прогудел Сенцов и взял девятый лист.

* * *

Пыльные деревянные часы, что были прикручены к стене крольчихинского кабинета с начала времён, с громким тиканьем возвещали, что полночь отползла назад, и уже успел наступить новый день. Два часа ночи — вот, какое время стояло на дворе, и за окном висела ночная тьма. Оранжевые фонари давно погасли — их гасят в полночь — и Сенцов, бестолково уставившись в окошко полусонными глазами, видел только черноту.

Слева от Сенцова мерно и сонно бормотал Крольчихин и бурчал Федор Федорович, а справа — посапывал стажёр Ветерков. Можно было бы влепить ему затрещину и крикнуть прямо в ухо грозное «Не спать!»… Но Константин сам уже почти что спал…

Крольчихин и Федор Федорович сонно бухтели какое-то одно длинное неразбрчивое слово, над головой Константина начали летать виртуальные бабочки, среди бабочек появился батон, и выплыл из сиреневого тумана телевизор…

— Так, ребята, не сидим! — внезапно выкрикнул этот туманный телевизор нежиданно резким и сварливым голосом, распугал всех бабочек и батон, рассеял сиреневый туман и швырнул Сенцова в пропасть…

— А? — бешеным голосом взвизгнул Сенцов и замотал руками, задрыгал ногами…

Над головой разнёсся чей-то смех и голоса:

— Сенцов спит!

— Вот, засоня!

— Сенцов! — рука затормошила сенцовское плечо, Константин распахнул глаза и наконец-то понял, что вокруг него — кабинет Крольчихина, Крольчихин же тормошит его, пытаясь разбудить, а сам он — не заметил, как заснул и свалился со своего неудобного стула на твёрдый пол. Константин встал с пола на тяжёлые сонные ноги, глянул вокруг себя сонным глазом и заметил поодаль стажёра — как тот прячет в кулак ехидные смешки… Чёрт бы его подрал вместе с его смешками! Сенцов же не робот в конце концов, чтобы не спать совсем!

— Ребята! — голос Федора Федоровича, наконец-то, согнал с Сенцова остатки сна, Константин пришёл в себя и остался бестолково топтаться около своего перевёрнутого стула. Будь он не на работе — обязательно бы навалял проклятому стажёру!

— В Донецке не так уж и много Эриков! — говорил между тем Федор Федорович. — Вам с Ветерковым задание: прокопать базу и попытаться найти среди донецких Эриков того, кто по возможности походит на сообщника Александра Новикова…

Федор Федорович, будто бы даже и не хочет спать — кажется, что он готов проработать всю ночь, а потом — ещё одну ночь, и ещё одну… Сенцов осознал, что задание Федора Федоровича относится именно к нему. К стажёру — куда в меньшей степени, ведь он всего лишь стажёр — он должен смотреть, как работает опытный оперативник, и учиться так же работать. А опытный оперативник тут — Сенцов.

— Есть! — Сенцову пришлось согласиться с начальником и тащиться за компьютер, хотя мозги навязчиво требовали отключки часов на семь, а то и на все восемь, подкидывая Константину галлюцинации в виде дивана и поп-корна…

Да, в Донецке не так уж и много Эриков — даже новый сосед Сенцова, который недавно вселился в квартиру как раз под ним — и то, ЭРИК Хачикянц. Эрик Хачикянц ни в чём не виноват — он обычный повар в армянском ресторане, но Сенцов и его возьмёт в оборот — просто за то, что Хачикянц — Эрик и при этом спокойно спит себе в то время, когда Сенцов тут парится! Да, в лихих девяностых бы так и сделали: свалили бы всё на Эрика Хачикянца — и дело с концом!

Глава 52 Борьба Теплицкого

Под покровом большой тайны олигарх Теплицкий ехал в машине по ночной дороге. На этот раз у него не было ни броского «Бентли», ни габаритного «Хаммера» — Теплицкий ехал на обычном стареньком «Фольксвагене», рассекая колёсами мутные лужи. Миновав два или три поворота на запрещённой скорости сто километров в час, Теплицкий свернул свою неприметную и дешёвую машину с шоссе на щербатую грунтовку, что вилась между деревьями лесопосадки и уходила в тёмное никуда. Олигарху пришлось ощутимо сбавить скорость: не хотелось впилиться в толстый ствол на полном бешеном скаку. Проползая между деревьями, подскакивая на кочках и жёстковато приземляясь на поношенные рессоры, «Фольксваген» Теплицкого приближался к некому строению, что скрывалось там, посреди посадки и выглядело во мгле ночи одиноким и мрачным кубом. Теплицкий припарковал машину на заросшем сорняками пространстве около этого брошенного строения и вышел под тихое чёрное небо, утыканное мириадами звёзд. Со всех сторон одинокого человека обступили колоссальные тёмные деревья, их ветви слегка колыхались на едва заметном ветерке. Где-то в густой раскидистой кроне жутко, басовито ухал филин. Теплицкий поёжился: ему было прохладно от подспудного страха, что подгрызал его откуда-то из желудка. Оглядевшись, олигарх заметил, что его «Фольксваген» тут не один: у самой покосившейся постройки пристроились ещё два автомобиля: «седан» непонятной модели и угловатый старый джип.

— Есть! — Теплицкий обрадовался, потому что те, кому он назначил тут встречу, уже приехали.

Олигарх сделал большой уверенный шаг вперёд и направился прямо туда, к заброшенному дому, к его заколоченной толстыми досками двери. Поднявшись на низкое крыльцо, наполовину вросшее в землю, олигарх остановил движение и три раза громко стукнул по одной доске.

— Блин! — злобно плюнул он, потому что доска больно уколола его щепкой и, кажется, «подарила» занозу.

— Кто? — раздался из-за трухлявой двери приглушённый голос.

— Да, я! Кто же ещё? — выплюнул Теплицкий, пытаясь разглядеть пораненную руку. — Давай, откупоривайся!

Дверь скрипнула и легко отворилась, отъехав внутрь. Доски были крепки и толсты, но приколотили их только к косяку, не вогнав ни одного гвоздика в саму дверь. Из-за двери показался человек — высокий, со спортивными широкими плечами и выбритой головой.

— Заходите, шеф! — сказал он Теплицкому.

Теплицкий с долей презрения посмотрел на доски, что торчали между ним и этим человеком, явившимся из чрева заброшенного дома. Нижняя доска висела на уровне полуметра над полом, верхняя доставала до плеч Теплицкого.

— Я что, прыгать должен, или на карачках лезть? — сварливо выплюнул олигарх, не желая ни запачкать костюм, ни получить затяжку.

— Извините, шеф, — виновато пробормотал человек за досками. — Мы подлезали под низ…

— Дундук! — вскипел Теплицкий и нырнул вниз, чтобы лезть на карачках.

Олигарх пополз на четверых, а спортивный «товарищ» отодвинулся в сторону, пропуская его. Нижняя доска, всё-таки, висела низковато, Теплицкий зацепился пиджаком за гвоздь, который предателем торчал из неё. ТРЕСЬ! — затрещала, разрываясь, дорогая ткань, и Теплицкий застопорился наполовину в доме, наполовину на улице.

— Блин! — пискнул он, едва ли не плача, и полез назад, но пиджак прочно зацепился за гвоздь и не давал вылезти. Теплицкий пару раз дёрнулся, всё больше раздирая пиджак, а потом — вперил в рослого субъекта огненный взгляд и озлобленно заревел:

— Ну, чего торчишь, как пень?? Давай, помоги мне!

Крепыш пожал богатырскими плечами и освободил Теплицкого, выдернув дурацкий гвоздь из доски.

— Всё, — сказал он, не проявляя эмоций, и опять посторонился, пропуская Теплицкого.

На этот раз Теплицкий проскочил под досками, как пуля, и тут же вцепился в воротник крепыша, свирепо изрыгая следующее:

— Ты что, не мог нормально открыть, или у тебя манка в башке?? Я порвал свой костюм! Тебе за него и до гроба не расплатиться! Вскачешь на рыбку, дундук!

— Полегче, шеф… — закряхтел крепыш, пытаясь спасти воротник своего свитера, который уже не выдерживал напора и начинал разрываться. — Если убрать доски — сюда попрут бомжары…

— Ух! — фыркнул Теплицкий и бросил крепыша. — Пойдём, где вы там засели??

— В подвале, — прогудел крепыш, пытаясь приладить обратно воротник, который был наполовину оторван Теплицким. — Идёмте.

Крепыш вынул из кармана фонарик и засветил «луч света». Мрак вокруг Теплицкого немного рассеялся, и он увидел, что его правая нога стоит в сантиметре от громадного капкана.

— Что это за гадость? — взвизгнул олигарх, отбежав от жуткой зубастой железяки подальше. — Мне же могло ногу отгрызть!! Зачем ты бросил его сюда??

— Он ржавый… — буркнул крепыш, который уже успел далеко отойти. — Не работает…

— Тьфу! — Теплицкий плюнул прямо на капкан и побежал за крепышом, стараясь от него не отставать.

Спуск в подвал был так же неудобен, как спуск с Эвереста. Люк оказался узок, а лестница, которую приставили для спуска — трухлявой и покрытой занозами.

— Хочешь, чтобы я по ней полез? — мрачно протарахтел Теплицкий, заметив эту лестницу в свете фонарика.

— Простите, шеф, она была нормальная, но тут так сыро… — ответил крепыш, переминаясь с одной ноги на другую. — Но она крепкая… Кукушников не упал, и вы не упадёте…

— М-да? — скептически хмыкнул Теплицкий, придирчиво разглядывая лестницу. — Не упадёт, говоришь??

— Не должна… — протянул крепыш, освещая лестницу своим фонарём. — Лезете?

— Ты первый! — постановил Теплицкий. — А я посмотрю — если она завалится — ты набьёшь шишак, а не я!

— Хорошо, шеф, — сразу же согласился крепыш и проворно полез вниз.

«Крепкая» лестница шаталась под его немалым весом и жалобно скрипела, готовая в любой момент рассесться пополам.

— Ну да, конечно, крепкая… — пробормотал себе под нос Теплицкий, видя, как свет от фонарика исчезает в глубине подвала вместе с крепышом. — Сейчас, полетишь топориком!

Однако, несмотря на мрачный прогноз Теплицкого, крепышу удалось слезть без приключений. Он никуда не полетел, а спрыгнул на дно подвала и крикнул оттуда:

— Спускайтесь, шеф!

— Ну, хорошо, — согласился Теплицкий и поставил ногу на первую ступеньку.

Теплицкий был куда легче крепыша, но и под ним лестница колыхалась и стонала, как под слоном. Временами она кренилась и грозила упасть. Тогда Теплицкий в ужасе замирал, ждал худшего и ругался сапожником.

— Чёрт! — буркнул Теплицкий, когда лестница накренилась опять. — И ввязался же я!

Крепыш внизу схватил лестницу и поправил её, едва не стряхнув Теплицкого себе на голову.

— Аккуратнее, я сейчас упаду! — скрипучим голосом прокаркал Теплицкий, вцепившись в сырые доски лестницы едва ли не зубами.

— Вы на последней ступеньке стоите, шеф! — осторожно подсказал крепыш, удерживая лестницу, чтобы Теплицкий не раскачивал её.

— Да? — уточнил Теплицкий, опасливо глянув вниз. — Да! — обрадовался он, убедившись, что действительно, стоит на последней ступеньке и между ним и серым полом остаётся сантиметров десять.

Наконец-то Теплицкий покинул лестницу, издал вздох облегчения и сказал крепышу:

— В следующий раз я в подвал не полезу!

— Как скажете, шеф, — согласился крепыш и выключил фонарь.

Тут он был не нужен: посреди подвала стоял торшер и светил неярким светом, освещая стол и три неказистых старых стула. Один стул был занят: на нём восседал некто, обременённый неуклюжим животиком и небольшим вторым подбородком. На свои глаза этот человек надвинул какие-то толстые, навороченные очки, похожие на прибор ночного видения, а обе его руки были унизаны различными моделями часов и компасов.

— Здравствуйте, шеф! — подхалимским тоном поздоровался с Теплицким этот странный неказистый человек и неловко отковырнулся от стула, поднявшись на короткие толстенькие ножки.

— Здорово, Кукушников! — ответил ему Теплицкий и подошёл к столу. — Скажи-ка мне, кто придумал собираться именно в подвале? — строго спросил он и уселся на один из свободных стульев.

— Я придумал, — ответил кургузый Кукушников и тоже сел, заставив свой стул скрипнуть. — А что?

— И лестницу тоже ты принёс? — оскалился Теплицкий, схватил со стола бутылку воды и принялся пить из горла огромными глотками.

— Она тут всегда была… — пробормотал Кукушников, таская из вазочки конфетки.

— Всегда — это сколько же лет?? — ощетинился Теплицкий, давясь водой. — Сто? Двести?

— Не могу сказать… — честно признался Кукушников, лопая конфетку за конфеткой.

— А ты в курсах, что Ченно меня чуть не свалил с этой лестницы вниз?? — вскипел Теплицкий и отставил вазочку с конфетками подальше от сладкоежки Кукушникова. — Хватит лопать, а то, ни в какие ворота не пролезешь!

— Никого я не сваливал! — заметил крепыш, по имени Олег и по фамилии Ченно. — И, шеф, давайте уже перейдём к делу, а то скоро утро…

Теплицкий посмотрел на свои золотые швейцарские часы и обнаружил, что время уже перевалило далеко за полночь — половина третьего утра, когда в четыре уже светает!

— Ладно, — сказал Теплицкий, отставив в сторонку бутылку, из которой он выхлестал больше половины. — Перейдём к делу. Ченно, не стой ты там как пень, а садись за стол!! — он замахнулся и огрел столешницу кулаком, от чего вазочка с конфетками совершила не высокий, но звонкий прыжок.

Крепыш Олег Ченно послушно скользнул к столу и занял единственный свободный стул. Он ничего не ел и не пил, потому что соблюдал спортивный режим. Олег Ченно просто сидел и слушал, что говорил шеф Теплицкий.

— Ребята, дело у меня к вам по вашей специальности! — говорил Теплицкий и лопал конфетки собственной персоной, запивая галлонами воды. — В последнее время мне до ужаса надоедает Буквоед. Требует от меня каких-то инвестиций, дотаций… чёрт знает, чего! Грозится отобрать у меня бизнес… Тьфу! Зво́нит мне по ночам, по утрам, по вечерам… Мешает есть, спать… Всё мешает! Так вот, ребятки, я бы вас попросил избавить меня от него. Гонорар вы знаете!

— Да, шеф! — дуэтом согласились и Кукушников, и Ченно, которые знали, что Теплицкий не поскупится на гонорар, если им удастся выполнить задание так, что комар не подточит носа.

Олег Ченно и его кургузый приятель по имени Иоахим Кукушников были киллерами. Олег Ченно имел рост ровно два метра и с детства занимался спортом: каратэ, боксом, кикбоксингом и греблей. Он закончил школу олимпийского резерва, институт физкультуры, заполучил звание мастера спорта, побеждал в соревнованиях… А потом — плюнул на спорт, посчитав, что больших денег он ему всё равно не принесёт. Прекратив соревноваться, покинув все секции, Олег Ченно снюхался с бандой грабителей. Целый год он налетал на магазинчики, ларьки и некрупных дельцов, освобождая их от денежной наличности. Вроде бы, материальное положение пошло в гору, у Олега появилась иномарка, о которой он раньше не смел и мечтать. Но потом всё накрылось медным тазом: в банде завёлся подлый крот, и их всех «замели» в милицию. Олег Ченно не хотел в камеру, слишком уж дорожил свободою бывший спортсмен. Убегая, он заехал милиционеру в челюсть тяжёлой ногой и сбил на машине двух человек, за что получил срок в целых пятнадцать долгих лет. Отсиди Олег Ченно весь этот погибельный срок — он бы вернулся на волю чахлым отупевшим туберкулёзником и вскоре бы погиб в подвале смертью пса. Но ему повезло, что на суде его заметил личный юрист олигарха Теплицкого. Теплицкий как раз подыскивал себе «нужных» людей и сразу понял, что Олег Ченно ему тоже подойдёт. Дав взятку следователю, Теплицкий смог пробраться в СИЗО и заменить Олега Ченно чьим-то трупом. В заключении написали, что Олег повесился в камере, а Теплицкий приобрёл отличного киллера.

В отличие от Олега Ченно Иоахим Кукушников с детства увлекался науками: медициной, физикой, механикой и химией. Он постоянно читал научные труды и пытался мастерить некие модели, которые постоянно взрывались. Обладая весьма гибким и быстрым умом, Кукушников ухитрился выцарапать целых три высших образования, однако, совершенствуя мозги, он совсем запустил физическую форму. Но Иоахима Кукушникова этот вопрос волновал меньше всего, этот человек считал, что главное для него — интеллект. Иоахим Кукушников годами работал обычным инженером в самом обычном КБ и получал мизерную инженерную зарплатку. Но, в конце концов, ему всё это надоело, и он решил ни много, ни мало — ограбить банк. Кукушников уже несколько лет работал над специальной машиной, которая бы проникла в хранилище банка через канализацию, зачерпнула бы хорошую денежную сумму и убралась обратно, откуда пришла.

Машина была закончена, и тёмной ночью изобретатель спустил её в один из люков. Кукушников слишком уж заботился о сохранности изобретения и, кажется, перебдел. Он на всякий случай оснастил «игрушку» миниатюрным пулемётом, который сам же и изготовил из немецкого автомата времён Второй мировой, купленного у чёрных копателей.

По канализации машина Кукушникова попала в здание банка и просверлила специальным буром дыру в хранилище. Набрав денег и золотых слитков, «робот» поспешил назад, но не успел: датчики движения засекли его, и в хранилище банка ворвалась милиция. Машина кроме пулемёта имела фотоэлемент и мини-компьютер, который определял уровень опасности и включал тот самый пулемёт. Милицейский отряд сейчас же был расценен, как повышенная угроза, и «робот» начал стрелять очередями…

Когда «адскую машинку» обезвредили — к расследованию подключилось сбу, и Кукушникова очень быстро вычислили. Он оказался в наручниках и за решёткой того же СИЗО, в который попадал его коллега Олег Ченно. Инженеру-неудачнику грозил ещё больший срок, нежели налётчику Ченно: целых двадцать лет в колонии, однако ему повезло, что Теплицкий не дремал и успел приметить и его. Благодаря связям в сбу Теплицкий проник в камеру Кукушникова и предложил сотрудничество и свободу. Кукушников согласился с радостью: он меньше всего хотел «мотать» дьявольский срок на страшной «зоне». Ведь его, слабачка, там обязательно «опустят», «вспетушат», заразят, изобьют и уничтожат, как личность.

— Прекрасно! — просиял Теплицкий, и Кукушникова тоже заменили чьим-то трупом.

Теперь в официальных документах значится, что гражданин Иоахим Мечиславович Кукушников умер в камере от инфаркта, а сам гражданин Кукушников работает в секретной команде Теплицкого. У Кукушникова даже выработалось амплуа: он называл себя «технокиллером». Кукушников в своей работе никогда не применял физической силы. Для уничтожения указанного шефом объекта он использовал технику: роботов, бомбы, яды, самострелы… Кукушников считал, что его способы идеальны и постоянно спорил с Олегом Ченно, который признавал только старые методы работы.

— Уберите мне Буквоеда до понедельника! — отдал последний приказ Теплицкий и полез прочь из подвала.

Глава 53 Тайна Буквоеда

Человек по кличке Буквоед в миру был известен, как Эдуард Слимко, Петр Бунько, Игорь Гришаничкин, Гектор Битюгов… У Буквоеда были тысячи лиц и сотни имён, и какое из них настоящее — так никто и не узнал. В лихих девяностых Буквоед «блистал» в милицейских «таблоидах» и слыл королём рэкетиров. Он ухитрялся вымогать деньги у коммерсантов, бизнесменов, таксистов, челноков, рыночных торговцев, депутатов, бандитов и даже у других рэкетиров. Вся милиция Донецка охотилась на него, как на медведя, ставили засады, устраивали облавы… Но Буквоед всегда ускользал. Никто не знал, где он по-настоящему живёт, никто не знал, как его по-настоящему зовут… Кажется, что и Эдуард Слимко, и Петр Бунько, и Игорь Гришаничкин, и Гектор Битюгов — это не его имена, а имена тех бедняг, которых Буквоед когда-то зажмурил и утопил в Кальмиусе…

Лица Буквоеда, вернее, его фотороботы, украшали стены всех милицейских отделений города, ориентировки на него хранились во всех базах… Но никто и никогда не видел его ни на улице, ни в магазине, нигде, словно бы Буквоед вдруг возникал из пекла, «стриг овец», «доил коров», «убирал козлов» и вновь спускался туда же, откуда выполз.

В своё время его искал и Крольчихин, и Тетёрко, и старый начальник Калининского Ровд, который получил повышение и перевёлся в Киев… И генералы МВД из Киева, и сбу, и сам Интерпол, потому что ушлый Буквоед ухитрился «подоить» даже немецкого консула…

Личность Буквоеда для правоохранительных органов вот уже много лет оставалась более загадочной, даже чем Атлантида. И Сенцов, как только пришёл служить в Калининский райотдел — сразу же получил на уши умопомрачительную легенду про фантастически неуловимого преступника, загорелся шальным желанием изловить его… Но вскоре «потух» — прослужив в милиции достаточно времени, Константин остро понял, что ввязываться в загадочные тайны себе дороже: опасно и для жизни, и для премии. Сенцов больше не лез ловить Буквоеда… до сегодняшнего дня.

Сегодня Константин Сенцов опоздал на работу. Целых пять минут прошло с тех пор, как электронные часы на стене вестибюля явили на экран восьмёрку, постановив, что все работники обязаны быть на местах. А запыхавшийся, малиновый от натуги Сенцов только влетел на невысокое кряльцо и толкнул дверь взмокшим плечом.

В дежурке сегодня торчал пышущий здоровьем Морозов — он даже вытаращился, когда Сенцов, шумно топоча башмаками по плитке пола, спирнтером пронёсся мимо него и даже породил ветер.

— Привет! — крикнул Морозову Константин, сбил себе дыхание и, захлебнувшись этим словом, сошёл с курса и едва не врезался в стенку лбом.

— Всё в порядке? — слегка обалдело осведомился Морозов и высунулся из окна дежурки почти что на полкорпуса.

— Чёрт… — буркнул Сенцов, удивляясь, как это он сумел затормозить в сантиметре от обшитой гипсокатоном стены светло-персикового цвета.

— Проспал, что ли? — пробормотал Морозов, скребя макушку своими пухлыми розовыми пальцами.

Морозов попал в точку: вечером Константин, притащившись домой, пытался выгнать из распухшей головы «Эриков», Асек Колоколок, «блатных баб» и прочих «чудищ». Разыскав в холодильнике свои продукты в количестве одной городской булочки, пачки майонеза, полупалки докторской колбасы, чеснока и кефира, Сенцов сошлёпал гигантский разлапистый бутерброд, схватил в кулак бутылку кефира и лёг на диван перед телевизором. Телевизор развлекал своего единственного зрителя какой-то сумбурной шумной комедией, где все дрались, стреляли, падали… однако никто не умирал. Константин глядел на них на всех одним сонным глазом и лопал свой «сверхбутерброд», стараясь выбросить из мозгов все мысли и представить, что попал на необитаемый остров.

Вскоре «сверхбутерброд» оказалася слопан до крошечки, телевизор показал помехи, и был выключен… однако оказался включен компьютер. Константин подобрался к нему, включил мультфильм «Семейство Симпсонов», влип носом в экран и не отлипал до четырёх утра, пока голова его не склонилась на стол…

— Да, нет, просто… дома дела были… — соврал ему Сенцов, давя одышку, собрал силы и спринтером рванул по лестнице на второй этаж. Побыстрее, лишь бы не видеть, как Морозов ехидно хмыкнет: «Ну да, как же!» — и уставится в кроссворд, довольный тем, что опоздал не он.

Второй этаж встретил Константина пустым коридором с плотно закрытыми дверями кабинетов: все уже давным-давно работают, только Сенцов крадётся в одиночестве на цыпочках, лишь бы не создать по пустому бетонному полу гулкое эхо своих неуклюжих шагов.

Фёдор Фёдорович и Крольчихин снова сидели за общим столом друг напротив друга и усиленно рылись в неких бумагах. Сенцов прокрался в кабинет и мышкою юркнул за свой стол — чтобы не дай бог, не спугнуть Ветеркова. Стажёр был посажен за компьютер и обязан нечто изыскивать в базе — а если он заметит, что Константин явился на десять минут позже положенного — поднимет невменяемый гвалт. Сенцов бухнулся на свой новенький вертящийся стул и выглянул из-за стола будто бы ни в чём не бывало, и он тут уже давно…

— Сенцов! — тут же пригвоздил Константина Крольчихин, и Сенцов вздрогнул от неожиданности. Как же это он заметил его — спиной? Или Сенцов крался, как шумный медведь, что Крольчихин услышал его?

Константин только раскрыл рот, чтобы проронить какой-нибудь звук в ответ Крольчихину, как следователь, не оборачиваясь, громко постановил:

— Мы решили, что нужно поднимать дело Буквоеда!

Сенцов оцепенел за столом: неужели, таинственного «Эрика» подослал Буквоед?? Или «Эрик» — сам Буквоед??

— И не смотри такими глазами, будто бы нахлебался уксуса! — ругнулся Крольчихин. — Мне звонили из сбу насчёт Буквоеда, и сказали, что сегодня пришлют нам в помощь своего уполномоченного!

— Аг-га… — глупо пролепетал Сенцов, не зная даже, что сказать… Кажется, этот «Эрик» действительно, очень опасен… раз за ним охотится даже сбу…

— Сколько можно спать, Сенцов?? — возмутился Крольчихин, видя тот сонный ступор, в котрый впал Константин. — И что ты только по ночам делаешь-то? У тебя и детей-то нет!

— Ы… — пробулькал Сенцов, съёжившись, раздумывая над оправданием, но тут скрипнула, открываясь, дверь кабинета.

Это пришёл хвалёный уполномоченный из сбу, и фантазия Сенцова тут же изобразила некоего «суперагента» в коричневом плаще, в шляпе и в тёмных очках. Такой всегда незаметен, силён и изворотлив. Он сможет поймать любого преступника — даже Буквоеда…

Сенцов ещё сильнее оцепенел, когда увидел, как переступает порог тот самый агент. Нет, он не имел ни плаща, ни шляпы, он выглядел вполне обыденно, и к тому же, Сенцов прекрасно знал его: из-за открывшейся скрипучей двери в кабинет вдвинулся ни кто иной, как Георгий Вилкин! Где-то под ложечкой даже куснул страх: а вдруг «Вавилон» завербовал и Крольчихина, и Федора Федоровича, и Тетёрку тоже?? Завербовали, подсунули к ним своего агента… чтобы извести Сенцова??

— Здравствуйте! — поздоровался Вилкин своим сварливым голосом, широко шагнул и оказался на стуле напротив Сенцова.

— Здравствуйте… — пробормотал Вилкину Сенцов, отодвинувшись подальше на всякий случай.

— Я — уполномоченный сбу по делу дезертиров Новиковых и их сообщника! — скрипуче выдал Вилкин, уложив на сенцовский стол свою серую папку. — И не смотрите на меня так! — прикрикнул он на Сенцова, который, и правда, вытаращился на Вилкина, словно на новые ворота. — Сообщник действительно был! Я могу вам подтвердить это, потому что сам был его заложником!

— Вилкин! — пригвоздил Вилкина следователь Крольчихин, скосив суровый глаз. — Я чего-то не понимаю! Вы то сидите в подвале и заставляете Светлану Новикову врать, то являетесь сюда, и сами говорите всё наоборот!

— Я не знал, поручат мне это дело или нет! — принялся оправдываться Вилкин. — А насчёт Светланы — так я боялся за её жизнь: вдруг он не один, а их там целая банда таких отморозков, они узнают, что Светлана рассказала милиции правду, и пристрелят её??

— А если бы вам не поручили это дело? — саркастически осведомился Крольчихин. — Что бы вы дальше делали? Врали?

— О! — внезапный взвизг Ветеркова прервал ожесточённую беседу и заставил всех повернуть головы.

— Ну, чего ещё? — проворчал Крольчихин, бросив на стажёра строгий взгляд.

— Ответ из Краузеберговки пришёл! — шумно выкрикнул Ветерков. — Вот, письмо…

— А ну-ка! — Крольчихин прекратил терзать Вилкина, пересёк кабинет и выпихнул стажёра из-за компьютера.

Сенцов даже забыл, что опоздал, и про Буквоеда забыл — может быть, уже не придётся поднимать дело этого страшного бандита, потому что нужный им «мусорный киллер» отыскался в глухой деревушке?

— Так… так… — бормотал Крольчихин, неторопливо читая письмо деревенских коллег, а Сенцов уже мечтательно ждал премии.

Письмо пришло из Шацка, из районного ОВД, потому что в Краузеберговке не водилось ни участкового, ни компьютера. Участковый утонул, спасая селян в очередное наводнение, а компьютер утонул, потому его никто не стал спасать. А написали в письме вот, что. Человека, который доподлинно похож на фоторобот «Эрик» в Краузеберговке нет, как нет ни одного жителя, кто носил бы имя Эрик. Зато имеется бандит и мародёр по фамилии Вовк, который приехал в деревню после того, как освободился из тюрьмы, где сидел за разбой и четыре убийства. Во время очередного наводнения Вовк подался в дикие горные леса и, подбно настоящему волку, иногда совершал набеги на деревню, воруя для себя еду, одежду и оружие. Но полгода назад Вовк пропал. Дружинники обнаружили в лесу его землянку — протёкшую и заброшенную, а самого Вовка нигде не нашли. К письму прикрепили фотографию, изображавшую громадного, гориллообразного, заскорузлого мужика, одетого в цветное и грязное тряпьё, покрытого спутанными лохмами. Лицо его заросло клочковатой бородищей пегого цвета, в глазах горела звериная дикость. Глянув на него, Сенцов отметил сходстсво со звероподобными Аськой и Кузьмичом, да с диким полесуном, который до сих пор томился в изоляторе… Только их полесун рыжий, а этот — вообще, непонятно, какой. А так же — Константин понял, что на их «мусороного киллера» этот «йети» не похож. «Эрик» на вид казался интеллигентным и гордым, а этому зверю впору жить в зоопарке. Хотя, со сотороны Вовка это мог быть хитрый ход: бандитствуя в лесу, он оброс, стремясь получше скрыть своё лицо, а когда подался в большой город — постригся и побрился, чтобы не узнали.

— Хорош голубец… — пробормотал Крольчихин, почесав аккуратно причёсанную макушку.

— Слушайте, это — не он! — отказался от Вовка Вилкин, который заглянул в монитор через плечо следователя. — Тот псих нас три дня в заложниках держал, и я прекрасно изучил его внешность! Этот тип на него не похож!

— Возможно, он меняет внешность! — возразил Вилкину Федор Федорович. — Я позвоню в Шацк и узнаю, кто занимался его делом!

Схватив телефонную трубку, Федор Федорович принялся набирать тот номер, который указали в письме, стремясь дозвониться до ОВД Шацкого района.

— А, Федя, выясни, служил ли когда нибудь Вовк в армии! — сказал Федору Федоровичу Крольчихин, вспомнив слова генерала Казакова о том, что «мусорный киллер» мог быть солдатом.

— Хорошо! — отозвался Федор Федорович и тут же громко сказал:

— Ало? — потому что дозвонился до ОВД Шацкого района.

— Та алё вже! — громыхнули на том конце и Федор Федорович невольно представил себе упитанного усатого казака в красных шароварах, с шашкой наголо и в стандартной милицейской фуражке на розовощёкой голове.

— Это Ровд Калининского района, город Донецк, — пояснил Федор Федорович и вооружился бумагой и ручкой. — Скажите, кто занимался делом Вовка?

— А, так щас, я вам голову по Краузеберговке дам! — заверил Федора Федоровича бодрый хохол и громогласно заорал кому-то там, у себя:

— Петро-о! Подь сюды! Донецк кличет, по Вовку!

— Та, йду вже, Мыкола! — отозвался этот самый Петро, и вскоре в трубке послышался его бас:

— Здоровеньки булы, товарищ Донецк! Капитан Перебейнос! — ракатисто представился он, и, не успел Федор Федорович и рта раскрыть, как капитан Перебейнос затараторил:

— Ох, нам з цим Вовко́м мороки — мыкается, шо той лешак! Никак сладу не було, а як пропал — так гадали, помер, а он у вас хулиганничает!

— А… скажите… — смог вставить словцо Федор Федорович. — Вовк в армии был?

— Та був! — согласился капитан Перебейнос. — Десять рокив, почитай, и оттарабанил! И в Чечне той побывал, и ще где-то у душманов каких-то треклятых! Майора по войне своей имел. Но башку они ему отбили, я вам скажу, на всю катушку. Як потом у город приехал — так и у каталажку загремел — прибил когось. А потим — до Краузеберговки нашей подался, а як повинь пройшла — до лесу втик та й звидтеля все цапал и цапал з села все, що бачив! А потим — все, пропав Вовк, мов у воду канул!

— Скажите, у Вовка знакомые какие-то были? — осведомился Федор Федорович, а сам бешено работал ручкой, записывая украинскую речь капитана Перебейноса русскими буквами. — Приятели там, собутыльники?

— Та ни, якие собутыльники, товарищ Донецк?? — удивился Перебейнос и раскатисто по-козацки хохотнул. — Дикой был наш Вовк, шо той вовк у лесу!

— Похоже, ваш Вовк объявился у нас! — строго сказал Федор Федорович, пытаясь по голосу угадать реакцию Перебейноса на эту «сногсшибательную» новость.

— От воно як! — буркнул Перебейнос и, кажется, шмыгнул носом.

— Ага, — настоял Федор Федорович. — Он взял в заложники двоих человек и хотел увезти их в место под названием Краузеберг! Мы подозреваем, что речь шла о Краузеберговке!

— Оце так! — фыркнул Перебейнос, явно не довольный историей Федора Федоровича. — От воно нечистое место! Мы ще предлагали Краузеберговку у Коровы переназвать, так воны не хочут, кажут: «Погано Коровы — так мол, лучше!». А як на меня — то Коровы й лучше: добра назва и наша, не то, шо то немчурство! Слухайте, товарищ Донецк! — гаркнул вдруг Перебейнос, едва не оглушив Федора Федоровича на одно ухо. — Я до вас сейчас пошлю всё, що у меня на Вовка есть, а потим й сам подъеду, ага?

— Хорошо, спасибо! — поблагодарил Федор Федорович, надеясь на то, что Перебейнос из Шацка прольёт свет на загадку «мусорного киллера». Дай бог, чтобы пролил, а то их тут всех за него премии лишат…

— Скажите, Вилкин, — обратился Федор Федорович к Георгию после того, как повесил телефонную трубку. — Вы долгое время провели в заложниках у этого «Эрика». Какие особенности поведения вы у него отметили?

— Он всё время собирался спасти Третий Рейх от русских! — выплюнул Георгий, морщась так, будто уксус пил между делом. — У него вообще, какой-то германский синдром был, или что-то вроде того… Он то по-русски, то по-немецки болтал, а когда я сказал, что он такой же немец, как я — балерина — он меня чуть не придушил! А потом по телику программа какая-то шла, вообще, для второклассников, как Красная армия взяла Берлин — так он прям, расплакался, и чуть пулю не всадил мне в телевизор! А я, его между прочим, на свои кровные купил! Я ему пытался объяснить, что он — псих, и война давно закончилась, а он то бил меня, то пихал, то вообще, чуть не пристрелил!

— Из «люггера»? — уточнил Крольчихин.

— Из «люггера»! — выкрикнул Вилкин, подскакаивая на стуле. — Новиков Александр говорил, что он на наркоте сидит, но я ни разу не видел, чтобы он принимал наркотик! Он сам по себе такой — псих! А ещё — вор. Он у кого-то немецкие награды украл, а мы со Светланой их нашли — так он снова меня чуть не придушил! Честное слово — чуть живьём не слопал — так озверел, когда я уличил его в воровстве!

— О пропаже коллекции наград никто не заявлял! — сообщил из-за компьютера Ветерков.

— Ты по Донецку смотрел? — осведомился у него Федор Федорович.

— По области! — поспешил отчитаться стажёр.

— По республике посмотри! — предписал ему следователь и вернулся к Вилкину.

— Есть! — бодро согласился Ветерков и вновь полез в базу.

— По психушкам надо его искать… — внезапно вырвалось из Сенцова, который до этого дал себе слово не вылезать из-за стола, а сидеть, тихонько молчать и слушать других.

— Я уже прошерстил психушки… — забурчал Ветерков. — Нету…

— Мы в сбу тоже прошерстили психушки! — проскрежетал «вавилонский» Вилкин, сверля Сенцова своими неприятными глазками. — С самого начала и прошерстили, а вы только сейчас зачесались! Да, быстродействие милиции на нуле!

Сенцов заглох. Вилкин так свирепо на него насыпался, что Константину даже показалось, что он его сейчас «УСТРАНИТ». Каким образом — дело десятое, главное, что устранит… Обескураженный Вилкиным, Константин впал в какой-то ступор минут на пять, а когда очнулся — понял, что пропустил часть разговора о Вовке, и услышал лишь обрывок.

— Вовк тот дурацкий — не наш клиент! — угрюмо бурчал Крольчихин, рисуя на чистом листе перед собой свирепые рожи. Следователь всегда клал перед собой чистый лист, чтобы записывать все свои догадки. Но на этот раз он ничего не записал — только намалевал рожи, и их уже набралось десятка два…

— Я могу поверить, в то, что Вовк мог представлять себе, как отстреливает каких-нибудь «душманов» или террористов… и т. д. — продолжал бурчать Крольчихин, перечёркивая свои рожи резкими прямыми линиями. — Но ваш так называемый «германский» синдром в Чечне Вовк никак заработать не мог! Сенцов!

— Что? — осведомился Константин, который решил, что отсидится, когда Крольчихин вцепился в Вилкина, но не тут-то было.

— И что ты скажешь? — осведомился у него Крольчихин таким голосом, будто говорил: «Ты уволен»… Не говорил — рычал…

— А… — пробормотал Сенцов, в голове которого прочно сидела Катя, выветривая работу до такой степени, что Сенцов даже про Вовка ничего не запомнил…

— Бэ! — рявкнул Крольчихин, гневно возя руками по столу. — У нас, вот появился следующий подозреваемый, но при этом в изоляторе — твой полесун! Когда ты будешь заниматься его личностью?

— А… — глупо повторил Сенцов, ёрзая…

— Чёрт! — громыхнул Крольчихин и принялся ездить туда-сюда на своём стуле, шипя. — Я бы его уже в лес давно выкинул — хай бежит себе, полесун чёртов! Но нужно выяснить, кто он и откуда взял милицейскую форму! Когда ты будешь этим заниматься, Сенцов??

— Ну, — пробулькал Сенцов…

— Ну что ты: «А», да «Ну»! Как убогий, точно! — Крольчихин никак не мог отстать, а Сенцов, из-за своих неприятностей с Катей, точно делается убогим, потому что не о чём больше не может думать, кроме как о том, чтобы помириться со своей невестой. Сегодня он хотел снова попытаться — не звонить, звонить бесполезно. Он пойдёт к Кате и краской напишет под её окнами — прямо на асфальте — огромное слово «ПРОСТИ!!»… И купит столько роз, на сколько хватит его зарплаты и рук, чтобы унести…

— Сенцов! — Крольчихин рявкнул снова — громко так, и Константин понял, что следователь подошёл к его столу и навис над его душой, а проклятый Вилкин смотрит на всё это в упор и ехидно посмеивается, даже не скрывая смешков.

— Сенцов, тебе задание! — Крольчихин таращился на Константина в упор, и Сенцов испугался: сейчас он уволит его и возьмёт на работу более расторопного, умного и понятливого оперативника.

— А… какое? — Константин решил «включиться», чтобы не получить на руки трудовую книжку.

— Установить личность полесуна и избавиться от него, наконец-то!! — сурово заключил Крольчихин, топнув ногой. — Ветерков тебе в помощь! А Буквоедом и «мусорным киллером» мы займёмся с Вилкиным!

— И по республике тоже! — вдруг выкрикнул Ветерков, подпрыгнув на стуле так, что его стальные ножки громко стукнулись об пол.

— Чего? — не понял Крольчихин, повернувшись к шумному стажёру.

— Я говорю, что и по республике тоже никто не заявлял о пропаже наград! — объяснил Ветерков, таращась в компьютерную базу, которая ничего толкового ему не дала.

— Чёрт… — пробормотал Федор Федорович. — Гастролёр-международник… Но, если это — Вовк — он мог и в Польше насвинячить, а потом сбежать в Донецк…

— Из Германии сбежал — вечерней лошадью! — хмыкнул Вилкин, перебирая бумаги на общем столе следователей. В другое время Крольчихин бы просто выдворил его в коридор, но Вилкин уполномочен им помогать. Что ж, пусть знакомится с материалами — авось, поможет?

— Стажёр, про задание слышал? — Крольчихин, наконец-то, отстал от Сенцова и напал на стажёра, а Сенцов думал только о том, что если сегодня придётся возиться с полесуном — он не успеет помириться с Катей, и тогда придёт банкир.

Глава 54 Полесун

Крольчихин и Федор Федорович забрали с собою Вилкина и куда-то поехали, оставив Константина в кабинете наедине со стажёром и… с мерзким полесуном, с которым им сейчас предстояло работать. Сенцов решил не сидеть, а действовать — чем дольше он сидит, тем дольше не сможет закончить работу и пойти к Кате…

— Ну, что ж, могу авторитетно заявить вам, уважаемый! — эти слова говорил врач Мышкин, которого Сенцов заставил изучить «лесного гостя». — Ваш дикий человек — людоед!

— Людоед? — удивился Сенцов и испугался одновременно: он боролся с ним один на один, не зная, что полесун мог запросто слопать его!

— Именно! — не оставил сомнений Мышкин, который сидел в кабинете перед сенцовским столом и всё больше пугал их со стажёром — во-первых, людоедом, а во-вторых — своей фантастической невозмутимостью. — Я изучил кости из его берлоги. Так вот: они человеческие! Берцовые и тазовые кости, рёбра и фрагменты черепов!

Константин прослужил в милиции достаточно долго, однако живого людоеда не видел никогда — только на фотографиях, в ориентировках и по телевизору… Кроме Мышкина в кабинете торчал ещё и Овсянкин — как всегда, заваленный тоннами работы, он был нервный и лопал чизбургеры, которые заказал в «Макдональдсе». Овсянкина заставили перелопатить первобытное жильё «лесного человека» — и он перелопачивал до самой поздней ночи, лазал там с фонарём, выискивая то, что может найти только лишь криминалист. Потом ночами сидел за экспертизами и напечатал целую кучу бумаг с результатами. бумаги были сложены в папку, которую нервный Овсянкин зло шваркнул на сенцовский стол и угрюмо пробурчал вместо того, чтобы поздороваться:

— Ну, ты, Костян, блин, «молодец»! Я уже супа горячего чёрт знает сколько не видел! Ты хоть, знаешь, где я ночевал?

— Где? — по инерции спросил Сенцов, жедая только отделаться от полесуна и бегом бежать к Кате.

— На работе, вундеркинд! — рыкнул Овсянкин, скрюченными пальцами терзая свою папку, вырывая листы и кидая их перед Сенцовым. — Вот, читай-ка! Знаешь, сколько лет жизни я потерял, пока сделал всё это?

Овсянкин что-то ещё клекотал, но Константин углубился в чтение, отстроившись от клёкота, чтобы не лишиться рассудка. Да, Овсянкин проделал поистине титаническую работу, на которую у Сенцова никогда не хватило бы ни сил, ни терпения… Криминалист изучил каждую из грязных тряпок, нашвырянных на пол берлоги… Они все принадлежали разным людям — Овсянкин определил это по микроскопическим остаткам волос и кожи, которые нашёл на них неизвестно какими неправдами… Читая, Сенцов чувствовал на спине мурашки — легенда бабули была правдива: наверное, полесун сожрал всех этих людей, отобрав у них одежду. Кости были похоронены в земляном полу берлоги — полесун зарывал остатки своих жертв после того, как поедал их — Мышкин и Овсянкин нашли останки только двоих человек, но может быть, там есть ещё.

— Его психика на зверином уровне, — эти слова Сенцов услышал как сквозь вату, сквозь страх: надо же, людоеда поймал! Говорил врач Мышкин, и Константин отвлёкся от чтения. Хорошо, что Овсянкин печатает свои заключения на компьютере: почерк у него ужасный, похож на кардиограмму, и Сенцов никогда не мог понять, что он написал.

— Я пригласил психиатра из психушки, и он установил, что этот полесун — настоящий маугли! — пордолжал тем временем врач Мышкин — с восторгом каким-то нездоровым. Ну, да, для него это нормально: обнаружил редкий клинический случай и радуется — может быть, ещё диссертацию про него напишет! — Человеческим интеллектом он не обладает и сопособен только на звериный образ жизни! Говорить он не умеет, пользоваться ложкой и вилкой — тоже не умеет. Вгрызается в пищу, как волк — одним ртом, руками не пользуется, опирается на них, как на передние лапы…

Сенцов только хотел сказать, что полесуна нужно забрать в психушку, но тут заверещал из-за компьютера стажёр. До этого момента он тихо сидел, уткнувшись в компьютер, шелестел только клавиатурой, и Константин вообще не знал, что он делает: может быть, даже на сайте знакомств висит…

— Ребята! — выкрикнул стажёр, а Сенцов аж вздрогнул, уставший от криков так, что пухла голова. — Я тут кое-то узнал: пять лет назад в селе Кучеров Яр пропал участковый Хвостов Ярослав, капитан милиции! И у меня есть версия насчёт формы нашего полесуна: он съел Хвостова, а его форму забрал себе! Кстати, ребята, фотография Хвостова — вот!

Стажёр отодвинулся от монитора, и Константин смог увидеть неудачливого участкового, который закончил жизнь в желудке чудовища. Кажется, ему не больше лет, чем самому Константину, он улыбается во весь рот и снабжён небольшими рыжеватыми усиками.

— Рост — сто девяносто, вес — восемьдесят шесть! — Ветерков привычно сообщил антропометрию пропавшего милиционера. — Мышкин, скажите, там, среди костей, есть подходящие?

— К сожалению, нет, — расстроил стажёра «последний врач». — Рост погибших — примерно сто восемьдесят и сто шестьдесят сантиметров, и один из них — женщина.

— Сто шестьдесят? — уточнил Сенцов, по логике полагая, что женщина ниже.

— Нет, уважаемый! — хохотнул Мышкин, разглядывая фотографию почившего Хвостова поверх своих очков от дальнозоркости. — На этот раз женщина оказалась выше своего брата по несчастью на двадцать сантиметров! Хы-хы.

— Хвостов — не первая жертва полесуна! — заявил Овсянкин, сдвигая свои очки на самый нос. — Возраст костей из его берлоги — примерно пять лет! Полесун сначала эту парочку слопал, а потом — Хвостовым закусил! Чёрт, Сенцов, угораздило же тебя его заграбастать!

— Я думал, что он — наш «киллер», — угрюмо буркнул Сенцов, понимая, что за полесуна премию ему не дадут… Хоть бы выговор не влепили… Хотя, может и не влепят: избавил же мир от людоеда, подвиг, всё-таки, совершён!

— Нужно пробить всех пропавших возле Кучерова Яра! — догадался вдруг стажёр и снова полез в компьютер. Все заявления о пропаже людей годами собираются в безразмерную милицейскую базу, скорее всего, он найдёт и опять почувствует себя героем.

— Обрадуем сейчас Крольчихина, блин! — уныло протарахтел Сенцов, ведь у Крольчихина и так работы по горло — ещё людоедом нагрузили…

— Не бойся, Костян, «киллером» твоим этот обезьян быть не может! — ехидно заметил Овсянкин, собирая свои заключения назад в папку. — «Люггер» у него я не нашёл!

— Я понял! — мрачно огрызнулся Константин и сел писать отчёт о проделанной работе, ведь Крольчихин всё равно стребует с него отчёт — лучше заранее нацарапать, пока не мешают, чем потом отвлекаться на всё и вся и переписывать одно и то же десять раз подряд. Овсянкин с Мышкиным разбежались — Овсянкин засядет за свою работу, а Мышкин — будет «общаться» с мертвецами, у него это хорошо получается.

— Вот! — стажёр имеет дурную привычку — взрываться диким криком, когда что-нибудь найдёт. Вот и сейчас он взорвался, подскочив, и Константин понял, что отчёт придётся переписывать.

— Блин… — рыкнул Сенцов, выкинув испорченный отчёт. — Что там у тебя — сенсация?

— Пять лет назад пропали туристы: Марта Агеева и Руслан Щепкин! — торжественно заявил Ветерков, довольный тем, что у него все так быстро находятся. Неужто думает провести классическое «расследование в кабинете»?? Не тут-то было! Сейчас, Сенцов организует ему весёлый «круиз» по следам людоеда! До ночи будет «отдыхать»!

— Рост Агеевой — сто восемьдесят два, а Щепкина — сто шестьдесят три! — продолжал радоваться стажёр. — Они!

— Похоже, — согласился Сенцов. — Давай, связывайся с роднёй — осчастливим!

— Есть! — довольный стажёр поспешил списать из ориентировок телефоны родственников пропавших субъектов и принялся звонить так, что аж телефон у него задымился.

* * *

Дождавшись, пока стажёр закончит лепетать, призывая Агеевых и Щепкиных посетить их Ровд, Константин немного молча посидел, обмозговывая план действий, а потом — твёрдо сказал стажёру:

— Пошли!

— Они меня «гестаповцем» обозвали… — угрюмо протарахтел стажёр, оставляя свой стол, замусоренный шалушками, конфертными фантиками и заляпанный плюхами кофе… Зоя Егоровна его уже ненавидит — даже рапорт написала на имя Тетёрки, и стажёру повезло, что Крольчихин вовремя нашёл его и выкинул, пока начальник не вцепился.

— Ну, что ты ползаешь? — подогнал Ветеркова Константин и широким шагом вышел в коридор.

— Сенцов, это ты дикаря в изолятор затаранил?? — в коридоре на Константина напал сержант Казачук — взмыленный такой, как будто бы у него из изолятора — массовый побег.

— Ну, я… — пробухтел Сенцов. — Я пока ничего не выяснил — он разговаривать не умеет…

— А ты знаешь, что туалетом пользоваться он тоже не умеет?! — завизжал ему в ухо Казачук, нервно подскакивая и моргая красными глазками. — Изгадил так, что даже другие заключённые жалуются! Зоя Егоровна — в трансе, шваброй меня отходила, спину не разогнуть! А чтобы убрать за твоим зверем — его только дротиком нужно усыпить, а то загрызёт! Кидается, блин, на дверь и решётку грызёт! Нары уже обгрыз! Чуть руку мне не отхватил, когда я пытался его накормить!

— Во, блин… — Сенцов больше ничего не смог сказать, прижатый валом информации. Дротика у него нет, и заходить к чудищу в клетку он не станет — не хочет стать очередной жертвой людоеда. Мивину он, скорее всего, не ест — только людей, свеженьких, тёплых…

— Ах вот, кто у нас гадюка! — выпрыгнула из-за поворота Зоя Егоровна, размахивая своей толстой длинной шваброй. — А ну, Сенцов, давай — тряпку в зубы и иди убирай мне! Твой дикарь — ты за ним и ходи! А я не хочу! Во-первых, он меня заразит, а во-вторых, сожрёт!

Сенцов понял, что его обложили. Убирать за людоедом он совсем не хотел — лучше ехать в Кучеров Яр и выискивать родственников убитых и съеденных, чем входить «в клетку к тигру».

— У… у меня много работы… — поспешил отбояриться Сенцов, схватив стажёра за рукав. — Ветерков, идём, — негромко зашипел он ему на ухо.

— А у меня что, мало?? — взвыла Зоя Егоровна и громадными прыжками поскакала к Сенцову, готовая сама его загрызть. — Давай, пока не помоешь — не пущу!!

— Бегом! — скомандовал Сенцов стажёру и понёсся по коридору так, будто бы его лев догонял. Лучше сегодня не возвращаться в отделение — напишет в отчёте, что задержался в Кучеровом Яру до ночи. Крольчихин поверит, ведь с Сенцовым такое случается часто.

* * *

До Кучерова Яра добрались по навигатору — Сенцов тут никогда раньше не бывал, вот ивключил на всякий случай навигатор, чтобы не заблудиться в неизвестных дебрях. Стажёр как всегда понёс за собой ноутбук — ждал всё весточки от родственников бомжей. Сенцов никогда бы не занимался такой чепухой, но стажёру ещё не надоело работать — вот он и работал. GPS-навигатор был холоден и беспристрастен. Он вывел Константина как раз к нужному посёлку, не ошибившись ни разу, когда на пути вставала развилка. Сенцов и на этот раз взял машину под свою подпись, освободив стажёру время для лазания в Интернете.

— Приехали, стажёр, вылазь с машины! — затормошил его Сенцов, как только застопорил служебную «Дэу» на узкой парковке напротив местного опорного пункта — рубленной избы с почернелой крышей, около двери которой висела синяя табличка: «Опорный пункт».

— Уже? — не поверил стажёр — думал, наверное, что Константин будет полдня плутать.

— Всё! — сурово постановил Сенцов и вылез из кабины на покрытый давешним асфальтом пятачок без разметки.

Стажёр недолго копался — вылез наперевес с ноутбуком, и Сенцов поставил машину на сигнализацию. Константин уверенно зашагал к побитому крыльцу и неновой двери, чтобы дёрнуть за приржавевшую ручку и вступить во мглистый, сыроватый коридор. Сенцов мог бы позвонить участковому по телефону, но решил побеседовать лично — всё-таки, пойман людоед, умявший его предшественника. За Константином шагал стажёр, и шаги порождали неприятное эхо. Сенцов отринул ненужные мысли, потому что на двери, к которой он подошёл, было написано: «Участковый уполномоченный капитан Семин В.Д».

— А вот и мы! — определил Сенцов и громко постучал в дверь.

— Войдите! — крикнули по ту сторону, как-то кажется испуганно, что ли?

Сенцов не стал ждать ни секунды — толкнул дверь и вступил в кабинет, мебель которого, похоже, купили по объявлению в газете, где граждане продают то, что им не нужно.

— Здравствуйте! — громко поздоровался он и увидел, как толстощёкий участковый лихорадочно щёлкает компьюторной мышью. Может быть, пасьянс закрывает, а может — на соцсети сидел. Сенцову всё равно, «в чём» он сидел — Сенцов сам иногда сидит — Константина интересовало мнение участкового о местном «лесном чудовище». И вообще, знает он о нём или не знает?

— Здравствуйте, — ответил ему капитан Семин и поднял глаза от компьютера, уставившись на Константина, как на новые ворота. Наверное, не подозревает даже, зачем они с Ветерковым к нему пришли.

— Капитан Вадим Семин… — на всякий случай придставился участковый, а на столе у него пирожки лежали в тарелке. Один надкушен — ел и игрался в компьютер на рабочем месте.

— Оперуполномоченный Сенцов Константин! — ответил ему Сенцов, показав удостоверение. — Калининское Ровд, город Донецк! Это — стажёр Ветерков Сергей! — добавил он, кивнув на стажёра, который семенил позади, удерживая в руках свой ноутбук.

Капитан Семин уставился на Сенцова и стажёра впросительно: мол, зачем пришли?

— Узнаёте? — осведомился Константин и показал Семину фотографию звероподобного полесуна — в полный рост, в милицейской форме.

— А… это что — карикатура? — неподдельно удивился Семин, поглазев на фотографию и вновь уставившись на Сенцова.

— А вы как думаете? — осведомился Сенцов, определив для себя: Семин ни сном не духом о том, какой «зверь» годами водился у него под носом и поедал людей.

— Бомж… — неопределённо пробормотал Семин, оставаясь таким удивлённым, как новорождённый.

— А вот и нет, ошибочка вышла! — пригвоздил его Сенцов, прочно усаживаясь на стул для посетителей так, что его сам чёрт не сгонит до тех пор, пока он не выяснит всё, что ему нужно.

— А? — Семин не прекращал удивляться, а Сенцов удержал себя от того, чтобы сказать ему ехидное «Бэ!» и непререкаемо сообщил:

— Этот человек много лет жил в пещере рядом с вашим посёлком и промышлял охотой на людей!

— Да?? — глазки участкового полезли на лоб, и если бы он ел сейчас — он бы подавился и мог бы умереть вообще.

— Да! — констатировал Сенцов и тут же задал пригвождающий вопрос:

— Товарищ Семин, вы хоть знаете, что случилось с вашим предшественником?

— Пропал без вести, а что? — прокрякал Семин, не прекращая удивляться ни на секунду.

— Не пропал! — Сенцов едва не рявкнул. — Сегодня мы выяснили, что вот этот троглодит его съел и носит его форму вот уже пять лет! А где вы были все эти годы?

— Т…тут… — выдавил участковый. — А… что?

— Неужели, вы его не искали? — вопросил Константин, ёрзая от злости.

— Искали… — робко возразил Семин, напуганный людоедом. — Приезжали следователи из Донецка… Этот, Волк… или Сыч… Звериная фамилия…

— Лис? — поправил Сенцов, думая о том, что да, такой точно найдёт — кукиш с маслом и с сыром.

— А, да, точно — Лис! — согласился Семин. — Лис Анатолий. Только он его не нашёл — они прочесали лес, опросили всех и не нашли…

— А мы, вот, нашли! — строго сообщил Сенцов и снова показал Семину фотографию полесуна. — Смотрите, смотрите! Это — его убийца! У вас есть предположения насчёт того, кем может быть этот человек?

— Н… нет… — булькнул Семин, вертя в руках коротенький тупой карандашик. — У нас в посёлке таких нет…

— Ясно, а как насчёт этих людей? — Сенцов показал Семину фотографии пропавших пять лет назад Агеевой и Щепкина.

— А… понимаете, тут тёмная история была… — залепетал Семин, и Сенцов догадался: он его в чём-то уличил.

— И что за история? — Константин вцепился в него клешнями, так же, как Крольчихин вцепляется в свои «жертвы». — Рассказывайте, вы обязаны помочь нам изобличить преступника!

— А… Хвостов… вы, наверное, уже знаете, что это был наш участковый… — начал Семин. — Он пошёл их искать… туристов этих. Странная была парочка — он маленький такой, кургузый, а она — великанша. Я ещё смеялся, что на свадьбе она его на руках тащила, а не он её. Они что-то пещерами какими-то увлекались или чем… хотели лезть на Чёртов холм, а тогда там оползни были, и Хвостов им об этом сказал, а они взбрыкнули, обозвали его «бюрократом» и полезли на холм… А потом, вечером, они позвонили к нам в опоп и сказали, что где-то потерялись или застряли… Я был у Хвостова помощником, и он мне сказал, чтобы я тут, на телефоне сидел, а сам пошёл их искать. И не вернулся… Я ему звонил, а он не отвечал.

— Вот это да! — зазвучал стажёр за спиной Константина. — Полесун в один день троих человек уписал!

— Дикарь этих туристов тоже съел! — сурово сказал Сенцов Семину. — В его берлоге нашли их кости!

— А… Хвостова вы нашли? — Семин позволил себе робкий вопросик, а Сенцов покачал головой:

— Пока нет, но мы продолжаем раскопки берлоги дикаря. И ещё, скажите, сколько у вас в посёлке пропавших людей?

— А… Хвостов только… — пробормотал Семин. — И эти туристы. А больше никто не пропадал… И я не знал даже, что тут людоед живёт, а легенды эти, про полесуна, тут веками ходят — с Киевской Руси ещё живёт эта легенда! Бабки все верят, дедки, да попы́! А я, всё-таки, милиция… А… товарищ оперуполномоченный… — предложил Семин. — Вы должны поговорить с семьёй Хвостова. Они до сих пор не могут смириться…

— Хорошо, — согласился Сенцов. — Вы адрес дайте!

— Я с вами пойду, — напросился Семин. — Они тут близко живут.

— Ладно, — кивнул Константин, в душе которого селилось всё больше и больше кошек… Уезжая сюда из Ровд, он надеялся раскрыть «дело полесуна» и избавиться от дикаря, скинув с плечей проклятую гору, но гора почему-то не падала. Что-то в этом деле не так, ведь если бы полесун питался людьми — они постоянно бы исчезали, да и Овсянкин бы в его норе нашёл бы больше костей… Сенцов сам видел, какую огромную яму он там разрыл, но больше костей не было… И зачем вообще дикарю крысы и курица, если он кушает свежих людей?? И в другое время, явившись к Хвостовым, Сенцов начал бы терроризировать их вопросами, а сейчас задумался над тем, как он вообще, явится к ним и скажет, что их родственника полесун сожрал??

— Напарник, тебя не тошнит? — осведомился стажёр, заглядывая Сенцову в лицо, когда тот по инерции шагал туда, куда вёл их пухлый Семин.

— Нет, а что? — буркнул Сенцов, шагая.

— Видок у тебя… тошнительный… — пробормотал стажёр, с ноутбуком под мышкой.

— Здесь что-то не так… — глухо протарахтел Сенцов, маршевый шаг которого превратился в глупую семенящую походочку труса.

Хвостовы жили в большом доме — в большом и очень старом, похожем на старый терем, сложенный из толстых брёвен… ещё во времена Киевской Руси. Брёвна от времени уже почернели, а на балкончике, похожем на скворечник, сушились на верёвке синие штаны.

— Вот тут они и живут, — тихо сказал Семин, подкрадываясь к высокому каменному забору, к железным воротам, около которых был привешен звонок. Семин нажал на кнопку, и вскоре за воротами послышались негромкие шаги.

— Кто там? — осведомился женский голос, и Семин поспешил ответить:

— Елена Степановна, это я, Вадим Семин!

Видимо, Елена Степановна хорошо знала Семина, раз так охотно принялась отпирать засовы. Что-то много у неё засовов — Сенцов насчитал аж четыре штуки… странно. Покончив с засовами, Елена Степановна показалась на пороге, и на вид ей было лет сорок. Худая, в домашнем цветастом халате, Елена Степановна казалась уставшей и перегруженной заботами, она тихо поздоровалась с Семиным и вопросительно посмотрела на Сенцова.

— А, Елена Степановна, это из Донецка, оперуполномоченные Сенцов и Ветерков, — сказал Семин каким-то виноватым голосом, словно винил в смерти хвостова себя. — А, товарищи, это Елена Степановна Хвостова, жена… Хвостова.

— Проходите, — Хвостова пропустила их во двор, и Константин увидел ровненькие грядки, засаженные неизвестными овощами, дорожки, вымощенные аккуратной тротуарной плиткой. На качеле, установленной недалеко от дома весело катался румяный мальчишка лет семи, а на подоконнике лениво развалился толстый кот — такой косматый, что даже ушей не видно. А на другом подоконнике сидел ещё один кот — сфинкс.

— Гражданка Хвостова, — Сенцов решил быть бесстрастным, каким на его месте был бы Крольчихин. — Мы приехали насчёт вашего мужа.

— Проходите в дом, — предложила Хвостова, открывая раритетную дверь.

— Спасибо, — поблагодарил Сенцов и вступил под сень просторной прихожей, где всё было, словно сто лет назад — сурово антикварное, давящее разум седой стариной. Если бы в эту витиеватую люстру вставили вместо лампочек свечи — можно было бы решить, что они со стажёром перенеслись во времени в дореволюцинные годы. Хвостова повела их на кухню, которая изумила Сенцова встроенной мебелью и точечным светом, и усадила за стол, наполненный всякими сладостями: вафлями, конфетами, пирожками с вишней… Сенцов сел и не заметил, как перед ним появилась чашка горячего чая.

— Ешьте, — угостила их Хвостова, и Сенцову становилось всё тяжелее сказать ей о том, какой страшной смертью погиб её муж. Еда встала у Сенцова поперёк горла, и он решил не есть, потому что начинало тошнить от нервов.

— Елена Степановна, — осторожно сказал Семин, который тоже ничего не ел — не мог, наверное, так же, как и Сенцов. — Мои коллеги из Донецка нашли Ярослава Федоровича… Вернее, его убийцу.

— Ах, — горько вздохнула Хвостова, присев на стул около Сенцова. — Я уже и не надеялась увидеть мужа живым. Уже смирилась с его смертью. Спасибо хоть на этом — я думаю, он понесёт наказание. Мой сын отца никогда не видел — только на фото…

— Гражданка Хвостова, посмотрите! — Сенцов хотел покинуть этот дом поскорее, потому что его терзало чувство вины. Она накормила их, напоила чаем, а он в свою очередь преподнёс такую свинскую новость.

— Да, да, — Хвостова согласилась, она даже не ругалась, не истерила, как это обычно бывает — да, она полностью смирилась и готова узреть полесуна. Сенцов дал ей его фото, она глянула и тут же вытаращилась, пригвоздив Сенцова взглядом, наполненным отвращением и ужасом.

— Кто это? — полушёпотом осведомилась она, положив страшную фотографию на стол, возле вазы с конфетами.

— Убийца, — Сенцов сделал свой голос бесстрастным, как у робота, чтобы не вуыдавать никаких своих эмоций. — Мы его схватили, он под стражей… — у Константина не хватило сил сказать ей, что Хвостов не просто убит, а съеден, и полесун все пять лет щеголял в его форме.

Хвостова собралась что-то сказать, но вдруг из недр огромного дома появилась старушка. Аккуратная такая, благообразная старушка в косыночке, в старомодном платье и в фартуке — она проковыляла в кухню с палочкой, прищурилась через очки и осведомилась старческим голосом:

— Елена, кто это у нас в гостях…

— А… мама… — Хвостова замялась, не зная, что сказать старушке, но старушка подошла вплотную и спросила — у Сенцова почему-то, а не у Хвостовой:

— Вы по поводу Ярослава?

— Да, — Сенцов решил быть твёрдым до конца, ведь ему ещё не раз придётся сообщать родственникам об убийствах близких. — Он убит. Вот фото убийцы.

Константин вручил старушке страшенного полесуна и отвернулся, чтобы не смотреть… А старушка повертела фотографию в своих худых руках, приблизила к глазам, а потом вдруг охнула и сложила руки на груди в молитвенной позе, выронив фото на пол.

— Ой… — старушка разохалась, будто привидение увидела, и Сенцов подумал, чт она испугалась полесуна… — Сынок, — она аж вцепилась в Сенцова своими пальцами, шокируя всех, включая Хвостову и Семина. — А можно я на него живого посмотрю? — бабуля, буквально, взмолилась, не выпуская Сенцова.

Константин раскрыл рот…

— Мама, вы так не… — Хвостова решила сказать что-то старушке, но та отрезала:

— Молчи, Елена, ты не понимаешь! Я хочу посмотреть на него живого!

— Да, пожалуйста… — протарахтел Сенцов, освобождая свой рукав, который бабушка, буквально, прорывала. — Хоть сегодня…

— Я хочу сегодня посмотреть, — тихо попросила бабуля. — Отвезите меня к нему!

— Поехали! — Сенцов согласился охотно: хорошо бы, она узнала в этом полесуне кого-нибудь. Тогда можно будет вытащить дикаря из перегаженного изолятора, отправить в психушку, а изолятор, так и быть, помыть на радость Зое Егоровне.

— Вы его узнали? — поинтересовался у старушки Сенцов, пока они шли через двор к служебному автомобилю.

— Я должна посмотреть на него живого, — ответила старушка… Ну, живого так живого — будет ей живой, если она так хочет!

Звали старушка Глафира Ивановна, и Елене Хвостовой она приходилась свекровью. Пока ехали в отделение — она красочно пересказала всё детство погибшего Ярослава, и Сенцов теперь знал наизусть, когда, где и сколько раз последний упал и разбил коленку, какие оценки имел он в школе, как заступался в классе за девчонок, которых другие пацаны дёргали за косы, как выбрал профессию милиционера после драки в местном клубе, где Ярослав отделал бандита, решившего кого-то там ограбить…

* * *

В отделении Сенцова поджидала делегация: сержанты Казачук и Морозов, а так же — разъярённая Зоя Егоровна, которая не ушла домой в пять часов, как положено, а терпеливо дожидалась возвращения Сенцова… Чтобы замахнуться шваброю, как разящим мечом, и сурово зарычать, выскочив из-за поворота:

— Ну, что, гадёныш, приполз??

— Та, приполз! — Константин решил огрызнуться и пройти дальше, потому что у него завелись дела поважнее ругани с уборщицей, но Зоя Егоровна прочно заступила ему дорогу, потрясая своей убойной шваброй и изрыгнула, едва ли не дыша огнём:

— Сенцов! Ты мне отсюда не уйдёшь до тех пор, пока за дикарём своим не перемоешь! Я не хочу, чтобы он меня загрыз, да и гадости его убирать тоже не хочу!

— Зоя Егоровна! — сказал ей Сенцов железным голосом. — У меня свидетельница, которая может установить его личность! Как только она это сделает — я его вытурю в психушку! А пока вы тут стоите — он будет торчать в камере и гадить!

— Та, чёрт с тобой, гадёныш окаянный! — выплюнула Зоя Егоровна. — Ну, веди свою свидетельницу! Только я с вами пойду — хочу убедиться, что ты меня не надуешь!

— Та, не надую, пропустите! — фыркнул Сенцов, сдвигая с дороги швабру вместе с уборщицей. — Сейчас, вытурю хищника, блин!

Зоя Егоровна посторонилась, пропуская Константина, за которым хвостиком следовала Глафира Ивановна, и стажёр Ветерков. Как только они прошли — уборщица прочно села на хвост, таща за собой и швабру и своё тяжёлое железное ведро.

— Ну, что, Сенцов, будем убирать? — в изоляторе на Константина насыпались Казачук и Морозов — Морозов пришёл, чтобы сменить Казачука на посту, а Казачук показал ему, как полесун изгадил свою камеру.

— Я, между прочим, сейчас узнаю, кто он, а вы штаны здесь протираете! — огрызнулся Сенцов, ледоколом продвигаясь сквозь них к нужной камере. — Ты хоть раз стрелял, Казачук?

Казачук что-то заклекотал, огрызаясь, а Константин, продвинувшись вглубь изолятора, понял, почему они так переполошись… «Ароматы», из-за которых невозможно было жить, витали уже на подходе к камере полесуна, и Мишак, которому не повезло быть его соседом, нервно выглянул в окошко и дышал ртом, вращая обалдевшими глазками.

— Тьфу ты, чёрт! — плюнул Сенцов, жалея, что изолятор не додумались оснастить противогазами… респиратор бы тоже подошёл — на худой конец, очень худой.

— Фуууу! — закряхтел позади него стажёр, Сенцов понял, что он собрался по девчоночьи выбежать на воздух, и остановил его железным приказом:

— Стоять, Ветерков!

— Та я помру сейчас! — заикаясь, выдавил стажёр, топоча и шаркая своими неуклюжими ногами.

— Ртом дыши! — несокрушимо заставил его Константин, хотя сам помирал…

— Ну, окаянный, понял теперь?? — лаяла в арьергарде Зоя Егоровна, но Константину было совсем не до неё…

Только Глафира Ивановна невозмутимо двигалась вперёд — может быть, у неё от старости отшибло нюх, но она абсолютно не обращала внимание на запахи, и шагала до тех пор, пока Сенцов не сказал:

— Он тут! Смотрите! — он открыл окошко и отошёл, побоявшись даже смотреть на те художества, которые вытворил в камере треклятый полесун.

Глафира Ивановна заглянула в окошко, а потом — вдруг попросила:

— Вы меня впустите, вижу я плоховато…

— Да он дикий… — пробормотал Сенцов, испугавшись, что по его милости эта благообразная старушка может погибнуть жуткой смертью. — Наброситься может…

— Ничего, — покачала головой Глафира Ивановна, которая так и рвалась прямо в пать чудовищу. — Я должна посмотреть, впустите…

— Казачук, ключ! — крикнул Сенцов, а спустя пару минут ему по цепочке передали ключ — Казачук не пожелал приближаться к пенатам полесуна и отдал ключ Зое Егоровне, та — Ветеркову, а стажёр уже передал Константину.

— Спасибо! — рыкнул Сенцов, нехотя отпирая камеру. Он хорошо запомнил, как полесун озверел, когда увидал Евдокию Кошкину, поэтому, победив замок, он вытащил свой табельный пистолет. Если полесун нападёт — он пристрелит его к чертям собачьим и забудет о нём!

Сенцов приотрыл тяжёлую дверь, дыша ртом, и Глафира Ивановна тот час же скользнула за неё… Сенцов похолодел: людоед разорвёт её в клочки… Презрев ужас «ароматов», Сенцов вступил в камеру вслед за ней… Уборки тут действительно, по горло… Константин даже не знает, как переживёт эту адскую уборку, не сбрендив с ума…

Полесун вскинул свою звериную голову, как только заметил, что к нему пожаловали гости.

— Ррррр! — зарычал он забился в угол, как зверь, чтобы на него не напали сзади. — Ррррр! — рыкнул он из угла, тараща тупые глазки.

— Ну? — Сенцов хотел, чтобы Глафира Ивановна быстрее дала показания, чтобы убраться из этого жуткого места, но та почему-то медлила, разглядывала-разглядывала, не боясь даже того, что полесун дико присел на задние лапы, готовясь к звериному прыжку…

— Ярик… — вдруг проскрипела Глафира Ивановна, протянув к страшному зверю свои тощие старческие руки. — Сынок…

Сенцов опешил. Застыл с разинутым ртом, он наблюдал, как полесун, словно бы, подобрел. Из его гориллообразного облика исчезла звериная злоба, сделав его похожим на большого доброго кота. Прекратив яриться и обмякнув, дикарь издал нечто подобное урчанию и немного подался вперёд, чтобы приблизиться к Глафире Ивановне.

— Казачук, Казачук… — едва не задыхаясь, позвал Сенцов, желая, чтобы сержант приготовил на всякий случай шокер — а вдруг монстр вздумает напасть??

— Та я не пойду туда… — проклекотал где-то в коридоре Казачук…

— Тащись давай, трус, или мне придётся его пристрелить! — зарычал Сенцов… но в следующую секунду слова застряли. Полесун, прежде преисполненный агрессивной дикости, встал на четвереньки и по кошачьи подполз к Глафире Ивановне, завертевшись у её ног, словно огромный, ласкающийся кот.

В спину Константина кто-то пихнул, и Сенцов вздрогнул от неожиданности.

— Напарник? — за Константином топтался стажёр, зажимая нос пальцами и дыша ртом.

— Глянь… — прошептал Сенцов, кивнув вперёд, где Глафира Ивановна, обливаясь слезами, гладила полесуна по лешей голове.

— Узнала, что ли? — удивился Ветерков, не приближаясь.

— Ка-кажется, да… — выдавил Константин, топчась…

— Так, что тут происходит…

— Ой, бли-и-и-ин!

— Та, чё-ёё-ёрт! — из коридора раздались скрипучие голоса, среди который взревел мощный голос Зои Егоровны — самый скрипучий:

— Я с Сенцова три шкуры спущу, если он мне тут порядок не наведёт!

— Так, сейчас я тут буду шкуры спускать! — это зарычал голос Крольчихина, а потом следователь, топоча преодолел «коридор ужасов» и оказался возле Сенцова.

— Сенцов! — загремел он, нацелив на Константина громы и молнии, но в следующий миг заглох — заглянул в «жуткую камеру» и увидал, как Глафира Ивановна по матерински приголубила косматое чудище, которое мирно урчало, свернувшись калачиком у её ног.

— Я тут кое-то про полесуна узнал… — тихонько пробормотал Константин на ухо Крольчихина.

— Давай, Сенцов, бухти, а то я сейчас обед тебе свой покажу… — буркнул следователь, которому дикие запахи тоже были явно не по душе.

Сенцов уже заткнул свои внутренние ноздри и абстрагировался от «ароматов», сделавшись бесстрастным и бесчувственным.

— Я установил, чьи кости у него в берлоге, — невозмутимым голосом сказал он. — Пять лет назад в тех местах исчезли двое туристов: Агеева Марта и Щепкин Руслан. Мы со стажёром уже вызвали их родственников, они скоро будут у нас.

— Так, отлично, — похвалил Крольчихин, одобрительно кивая — доволен, небось, что избавится от полесуна. — А этот… хищник… блин, кто? Узнал?

— Почти… — пробормотал Константин. — В посёлке Кучеров Яр пять лет назал пропал ещё и участковый — Хвостов Ярослав, и мы со стажёром нашли его семью. Вот, Глафира Ивановна Хвостова, и как я понял — она решила, что полесун и есть Хвостов Ярослав…

— Ага, — кивнул Крольчихин и расплылся в довольной улыбке. — Сенцов, нужно протокол оформить, и тогда можно будет этого Хвостова отправить на лечение!

— А, Глафира Ивановна! — Константин позвал старушку, но та отказалась выходить.

— Я от своего сыночка не пойду! — запротестовала она, не отпуская голову «зверя». — Я пять лет ждала его, сердце моё чуяло, что жив мой сыночек! Я его, наконец, нашла! Только попортило его… Ой, як попортило! Горюшко моё…

— Так, Глафира Ивановна! — Крольчихин решил взять инициативу на себя и храбро вступил в камеру, не побоявшись ни полесуна, ни его цветистого запаха. — Мы должны оформить протокол опознания вашего сына, и тогда мы сможем отправить его на лечение. Пожалуйста, пройдёмте в кабинет!

Следователь взял старушку под руку и решил вывести, но полесун вдруг оскалился, дико зарычал и решил прыгнуть, чтобы навалиться на Крольчихина, прижать к полу и загрызть…

— Тихо, сыночек, скоро мы домой поедем, — тихонько сказала Глафира Ивановна своим добрым голосом, и полесун, как по волшебству затих и отполз на дальние нары, заскулив, как верный пёс.

— Ну, вот и прекрасно! — обрадовался Крольчихин и повёл старушку в кабинет, чтобы написать протокол и избавиться от зверя по всем правилам. — Стажёр, с нами пойдёшь — протокол будешь писать! — приказал он Ветеркову, и стажёр с готовностью посеменил за ними, довольный тем, что можно выйти из «камеры пыток», и Зоя Егоровна его не тронет, потому что его защищает Крольчихин.

Константин решил выскользнуть под шумок, потащился за ними и увидел, что рядом с изолятором топчатся Федор Федорович и Вилкин. Вилкин, чертыхаясь, затыкал нос, Федор Федорович тоже затыкал нос — только молча, но тут возникла грозная Зоя Егоровна.

— Сенцов, а тебя, гадёныш, я попрошу остаться! — зарычала она, взмахнув шваброй. — Убирай давай!

— Так, Сенцов нам тоже нужен! — вмешался Крольчихин, выручив Сенцова. — А камеру потом уберут — я санстанцию вызову!

Сенцов расплылся улыбкою в безмолвном «Спасибо» и, обогнув рычащую Зою Егоровну, поспешил удалиться. Казачук и Морозов остались рычать вместе с ней, а Константин сидел в чистом тёплом кабинете, где пахло документами — приятно так, почти что по домашнему. Стажёр увлечённо писал протокол, а Крольчихин выпытывал у Сенцова всё, что они со стажёром вызнали про «лесного человека». Сенцов сказал, что сначала они решили, что полесун — людоед — из-за костей в его берлоге…

— Но я подозреваю, что тут другое… — неопределённо пробормотал Константин. — Потому что кроме этих Агеевой и Щепкина там больше никого не нашли. Я сам видел, какую наш Овсянкин яму раскопал, но других костей там не было…

— Понятно… — буркнул Крольчихин. — Что ничего не понятно… Вызвали родственников, говоришь? — уточнил он.

— Ага, — кивнул Сенцов.

— Вот и отлично, — сказал Крольчихин, теребя волосы на своей макушке. — Я с ними поговорю… У нас, на завтра, кстати, следственный эксперимент с Новиковым — Вилкин так решил!

Сенцов был не против экспериментов — Новиков приведёт их туда, где прошёлся неведомый Эрик и где пропал Василий. Может быть, удасться отыскать что-нибудь важное, Константин получит свою премию, котрую до копеечки потратит на подарки для Кати…

* * *

В девять часов вечера Сенцову разрешили пойти домой. Это совсем не поздно для Сенцова, который в последнее время притаскивался домой далеко за полночь, а то и в засаде ночевал в компании комаров, муравьёв и противного стажёра. Полесун был увезен психбригадой — это было нелегко, потому что дикарь решил показать зубы. Он невменяемо рычал и дико нападал на всё подвижное до тех пор, пока сзади к нему не подкрался врач и не всадил пониже спины громадный шприц. В шприце содержалась лошадиная доза снотворного, с помощью которого предполагаемый Ярослав Хвостов погрузился в глубокий, здоровый сон и тяжело обрушился на твёрдый каменный пол камеры. Ловкий врач ликовал, празднуя удачу на «охоте», а плечистые санитары получили возможность взвалить увесистое тело на носилки и унести. Глафира Ивановна плакала, семеня за санитарами, а когда Крольчихин тихонько поинтересовался у ловкого врача, можно ли будет вернуть «лесного человека» в мир людей — тот покачал головой и бросил безликое «посмотрим»…

Санстанция уже был на пороге, и как только дикаря увезли — навела в изгаженной камере блестящий «хирургический» порядок на радость Зое Егоровне, Морозову, Казачуку и Константину. Константин, освобождённый от адской уборки, выпорхнул в прохладный вечер и поплёлся по асфальту улицы Овнатаняна, освещённый оранжевыми фонарями. Другой бы на его месте радовался: как же, отбоярился от такой уборки, разобрался с диким человеком, раскрыв его тайну… Но Сенцов был угрюм: он никак не мог дозвониться Кате — набирал и набирал номер до тех пор, пока батарея не приказала долго жить, отключив сенцовский телефон.

— Чёрт… — мрачно протарахтел Константин, забив «умерший» мобильник в карман.

Он уже ступил на тропку, которой обычно шёл домой, но тут же раздумал. Он не пойдёт к своему телевизору до тех пор, пока не вымолит прощение у Кати. Сорвавшись с привычной тропы, Константин бегом рванул другой дорогой — которой завсегда бегал к Кате. Ворвавшись в её тихий двор, Константин обнаружил множество уютных окон в её доме, горящих светом домашних светильников — у обитателей этих квартир всё хорошо, семья, дети. Они собирались сегодня за ужином, кушали вместе вкусные блюда, читали сказки детям на ночь… Сенцов взглянул на Катины окна и с ужасом обнаружил их тёмными. Неужели Катя спит?? Но только девять часов, и Сенцов прекрасно знал, что Катя по вечерам читает до поздна… Взлетев по лестнице быстрее ветра, Сенцов принялся терзатиь кнопку Катиного звонка — он разбудит, разбудит её и упадёт на колени…

Внезапно к нему жуткое осознание, и Константин отпустил кнопку, попятившись назад. Катя не спит — её нет дома, и в её квартире висит пустая тишина. Страх сковал сенцовские ноги так, что Константин едва не полетел кубарем вниз по лестнице. Катя наплевала на Сенцова и ушла к блистательному банкиру, который подогнал «Порше» и увёз её от Сенцова на далёкие, недосягаемые для Константина Мальдивы…

Глава 55 Следственный эксперимент

Прохладное росистое утро встречало людей ярким солнышком и свежей травкой на газонах. Скворцы жизнерадостно выводили трели, горлицы требовали у бога чекушку. Лазурное небо резали стремительные ласточки… В такие утра всегда кажется, что жизнь прекрасна… только Александр Новиков видел перед собой чёрный могильный крест. Этим утром его позут на следственный эксперимент — выяснять, как именно он застрелил несчастного водителя злополучной «Нивы», который имел несчастье попасться на фатальном пути сумасшедшего Эрика. Следователи не верили Александру и считали Эрика выдуманным… А в семь часов утра к нему в камеру изолятора ввалился упитанный Казачук, больно схватил и поволок… Он запихнул его в микроавтобус «Газель», где уже сидели опера, следователи и противный Вилкин. Его привезли куда-то… Александр не видел, куда именно, он сидел около Казачука, который заснул в дороге и храпел, как подбитый танк. Микроавтобус съехал на обочину дороги и застопорился, а суровый рослый следователь обернулся с переднего сиденья и взорвался львиным рыком:

— Казачук, харэ пузыри пускать! Выводи клиента! Сейчас он нам всё покажет!

— Есть!! — Казачук со сна подскочил и больно пихнул в побитый бок отощавшего Новикова.

— Ой… — прохныкал тот, а Казачук зевнул во весь рот и снова пихнул Александра, требуя, чтобы тот выметался из машины прочь.

Левую руку Александра удерживал стальной браслет, объединивший его с плечистым сержантом Казачуком. Сержант Казачук сонно зевал и мечтал о чём-то, глядя в небо, а Санек мечтал о том, чтобы его оправдали и нашли Васька… Он даже богу начал молиться, хотя раньше его существование никак не замечал.

— Итак! — следователь Крольчихин тут же перешёл к делу. — Новиков, объясните, где именно вы угнали машину марки «Нива»?

Санек огляделся и сразу узнал это место. Да, «Ниву» они останавливали именно здесь… вернее, там, с другой стороны дороги, около раскидистого дерева… Они с васьком выбились из чащи, а потом — их настиг Эрик…

— Он убил водителя… — прошептал Санек, не замечая, как тащит сержанта Казачука через шоссе, как раз туда, к тому месту, где погиб ни в чём неповинный водитель.

— Убил? — переспросил Крольчихин. — Каким образом?

— За-застрелил из автомата… — заикаясь от волнения пролепетал Санек… Они запросто могли свалить это убийство на него. И Вилкин этот не поможет, а только сделает хуже, потому что он терпеть не может ни самого Санька, ни его брата…

— И как это произошло? — сурово требовал подробностей Крольчихин, широко шагая вслед за Саньком и пленённым наручниками сержантом.

Перейдя на другую сторону шоссе, под дерево, Санек застрял и заставил остановиться и сержанта Казачука.

— Мы были тут… — начал Санек, потоптавшись на месте. — Пытались убежать от него, но он нас догнал… И сказал, что ему нужна машина. Мы хотели отказаться, но он навёл автомат и выгнал Васька на дорогу — голосовать. Ваську пришлось голосовать, потому что Эрик угрожал расправой… И он остановил «Ниву». Мы пытались сказать шофёру, что мы заложники, но он нам не поверил и хотел уехать, и тогда Эрик застрелил его и выбросил из кабины на дорогу.

— Где лежал труп? — уточнил Крольчихин.

— Вот тут… — Санек немного отодвинулся от дерева и показал на однообразно-серое асфальтовое полотно дороги. Как раз в то место, куда вывалился из кабины тот бедняга. Его смертные образ, бледнеющее лицо с широко распахнутыми глазами до сих пор чудится Саньку… А вот тут, поодаль, лежала его панамка.

— Так, Ветерков, мне нужна база! — крикнул Крольчихин стажёру. — Посмотри мне все обнаруженные трупы!

— Есть! — бодро ответил стажёр, который, как и всякий стажёр не выключал ноутбук, держа базу наготове.

Стажёр принялся рыться в базе — бодрый такой, как будто он не человек а робот. Сенцов этому всегда удивлялся — когда же стажёр спит-то? Работы у него столько же, сколько у Сенцова… Сенцов вечно сонный — и сейчас он тоже сонный, топчется около стажёра и спит стоя по-слоновьи… А стажёр пощёлка-пощёлкал, а потом бодрым голосом объявил:

— Я проверил по Донецку — тут на трассе не найдено ни одного трупа!

— Новиков! — следователь Крольчихин сейчас же надвинулся на Александра, испепелив его своим взглядом. — Как это понимать??

— Н-не знаю… — пролепетал обескураженный и деморализованный Санек, тупо топчась и пялясь в серый асфальт.

— Не темни мне давай! — заскрежетал Вилкин, куря сигаретку. — Давай, недомерок, говори, как есть! Чёрт, не у брат же Светке достался! Бог наказал…

— Я правда, не знаю… — пискнул Санек, пятясь от пыхтящего Вилкина, до тех пор, пока его движение не отрезала цепь наручников и тяжёлый Казачук на другом её конце.

— Ты хочешь, чтобы тебя освободили, или ты хочешь до конца своих дней в тюрьме гнить?? — оскалился Вилкин, нивисая над хнычущим Александром. — Я не для тебя стараюсь, чугунная твоя башка!!

— Так, Вилкин, не перегибайте палку! — одёрнул его Крольчихин, заметив, что Вилкин так наседает, что Новиков даже слова вставить не может.

— А, тут недалеко посёлок есть, Курочки! — включился вдруг стажёр, заставив всех замолчать. — И, судя по карте, этот участок шоссе входит в ведение Курочкинского опорного пункта! — бодро сообщил он, не отрывая глаза от своего ноутбука, на экране которго мерцала карта местности.

— Отлично! — обрадовался Крольчихин, отступив от Вилкина и от несчастного Санька, который так и корчился под пудовыми взглядами всех этих следаков проклятых… они только и могут, что сажать невиновных, ленясь выяснять правду. — Вот, в Курочки мы сейчас и отправимся! Молодец, стажёр, голова!

Ну, да, конечно, стажёр — голова… А вот, Сенцову Крольчихин никогда не скажет, что он — голова. Только «засоня», «сундук» и «лентяй»…

Следователь Крольчихин проворно запрыгнул за руль «Газели», собираясь самостоятельно вести микроавтобус в посёлок Курочки, а Сенцов был водворён на заднее сиденье, около Овсянкина. Криминалист не отрывался от очередной мобильной игры — у него скоро мания появится, и, попади он на необитаемый остров — повесится без мобильника! Довольный Ветерков жевал бутерброды из своего тормозка, Федор Федорович около Крольчихина что-то чёркал в своём «полевом» блокноте — наверное, составлял план… А Вилкин — тот просто таращился в окно и слушал плеер через наушники.

— Все на местах? — громогласно вопросил из-за руля Крольчихин, с рыком заведя мотор.

— Все! — за всех выкрикнул Ветерков, не успев и куска проглотить… Сенцов раньше тоже был таким старательным и бодрым, но потом — «понял жизнь и работу бросил».

— Отлично! — согласился Крольчихин так же бодро, как и стажёр, и выполнил лихой старт, сорвав газель «с места в карьер». Сенцов едва не стукнулся лбом о переднее сиденье: по-сенцовски не успел сгруппироваться и неуклюжим бегемотом полетел вперёд.

— Чёрт подери… — негромко ругнулся Константин, в последний момент удержавшись от столкновения правой рукой.

— Ёжик — птица гордая… — съехидничал около Сенцова Овсянкин, ни на секундочку не переставая играть.

Не будь на передних сиденьях Федора Федоровича и Крольчихина — Константин обязательно бы подбил Овсянкину глаз — знал бы в следующий раз, как насмехаться над человеком. Но оба следователя прочно заняли передние сиденья — Крольчихин давил на газ, а Федор Федорович на ходу писал в своём блокноте. Поэтому Сенцов только тихо огрызнулся:

— Сам ты — ёжик! — и затих, нахохлившись, как намокший воробей.

— Ветерков! — крикнул Крольчихин стажёру, не сбавляя скорости. — Ты говорил, что эти твои Курочки тут недалеко? Где? — с раздражением вопросил он, видя в лобовое стекло, что кругом — только степь, да степь.

— Восемьдесят километров! — заученно, даже запрограммированно ответил стажёр.

— Чёрт… — проворчал Крольчихин, стремясь побыстрее попасть в эти Курочки и разобраться, находили они труп на шоссе или нет… И почему они до сих пор не занесли его в базу, если нашли?

Восемьдесят километров — это много, почти что, час езды. За час можно очень многое успеть. Например, закончить отчёт, или съездить в «Амстор», или сделать уборку в своей захламлённой квартире… Или самому приготовить вкусный ужин и пригласить Катю… Катя! Сенцов до сих пор не помирился с ней — Катя не хочет поднимать телефонную трубку и двери Сенцову не открывает. Она уже после помойки и Аськи смотрела на него волком, Сенцов едва уговорил её не сердиться… А после этого «мусорного убийцы» в Маяке — когда Сенцов сидел там всю ночь у дачи Вилкина, поставив телефон на беззвучный режим — точно, уйдёт к банкиру, уедет от несчастного Сенцова на «Порше»… А Сенцов будет сам виноват — нечего врать и пропускать свидания…

Вытащив из кармана мобильник, Константин решил позвонить Кате и вымолить прощение, если повезёт, глянул на экран и обнаружил, что в этой глухомани «Киевстар» бессилен.

— Чёрт… — досадливо буркнул Сенцов и достал из кармана сим-карточку «UMC». Константин завозился, меняя карточки, и тут колесо «Газели» с размаху налетело на камень, микроавтобус жёстко встряхнуло, и сим-карточа «Киевстар», которую Сенцов уже успел выковырять из мобильника, выпрыгнула из его неуклюжих пальцев и завалилась под сиденье Ветеркова.

— Блин… — злобно ругнулся Сенцов, нырнул вниз и полез разыскивать пропажу.

— Ну и ну! — скрипучим голосом прокомментировал его действия Вилкин, не убирая из ушей наушники от плеера. — Все здесь как на подбор!

Глава 56 Курочки

Обычный въездной знак, вбитый в землю у обочины дороги, указал, что тут действительно, имееся село под названием Курочки. Крольчихин уверенно прибавил газу, и вскоре Сенцов увидел одноэтажные деревенские дома. Занудный Вилкин всё мытарил бедного Александра, выпытывая у него фамилию «мусорного киллера»:

— Ну, вспоминай, давай, чугунная твоя башка! — скрежет Вилкина действовал Сенцову на нервы, но тот всё не затыкался, а Новиков уныло ныл:

— Да не помню я, чего вы ко мне пристали??

Сенцов пожалел, что не накидал песен себе на мобильник — заткнул бы сейчас уши наушниками и отвлёкся бы от унылых своих дум о Кате и этой надоедливой парочки хоть на полчасика. Константин старался абстрагироваться и смотреть на окружающую природу через окно и видел, как Крольчихин свернул на просёлочную дорогу и направил микроавтобус через посёлок… куда-то. Он несколько раз спрашивал дорогу у каких-то прохожих, ехал туда, куда они показывали… А Сенцов сидел, видел в своё окно гражданина, ведущего рогатую серую козу, и завидовал Овсянкину, который оказался более предусмотрительным и слушал музыку на своём телефоне, прикрыв глаза с довольным видом. Константин несколько раз звонил Кате с сим-карты «UMC», но дозвониться так и не смог: покрытие было, только Катя не желала отвечать. Сенцов корил себя за то, что так и не сподобился приготовить романтический ужин и позвать Катю к себе, не удосужился подойти к цветочному ларьку, который у самого дома его торчит, и купить хотя бы три розочки, чтобы подарить их Кате и попросить у неё прощения…

— Сенцов! — грубый голос Крольчихина ворвался в его сентиментальные мысли и взорвал их, расшвыряв клочки.

— А?? Что?? — вспрыгнул Константин, едва не подавившись воздухом, который от неожиданности заглотнул в огромном количестве.

— Приехали, засоня! — рыкнул Крольчихин, теребя Сенцова, и Константин только теперь заметил, что все кресла вокруг него пусты, потому что все уже покинули «Газель» и топчутся снаружи.

— А, да, конечно… — Сенцов был, словно спросонья — по инерции выбрался под летнее солнышко, которое ощутимо пекло голову и увидал перед собою некое винтажное строение, оснащённое толстыми облупившимися колоннами, гаргульями на лепном карнизе и такими трещинами, что казалось, оно сейчас развалится прямо на глазах.

Крольчихин требовал, чтобы они заходили внутрь, и Константин поплёлся вслед за всеми, заметив на замшелой стене табличку, гласившую, что Курочкинский опоп располагается именно здесь, в этом сыром «замке», где впору жить готическим призракам. Сенцов поймал себя на дурацкой мысли о том, что боится призраков… он с огромным трудом заставил себя пройти через широкий дверной проём, отодвинув в сторону тяжёлую дверь. Даже Ветерков — и тот выглядит бодрее — шагает со своим ноутбуком и, кажется, даже, свистит. Овсянкин не расставался с плеером в ушах Федора Федоровича Константин тоже заметил наушники, а Вилкин всё фыркал на унылого Александра…

Внезапно Сенцов обо что-то жёстко запнулся и едва не упал. Это что-то издало громкий лязг, Константин отскочил в мистическом страхе… На полу было поставлено жестяное ведро, в которое со стуком капала вода. Это об него Сенцов запнулся, а ведро не упало лишь благодаря тому, что в нём уже насобиралось много воды. И откуда тут такая сырость, когда дождя не бывало уже неделю? Ступая ногами по голому бетонному полу, Константин слышал гулкое эхо собственных шагов, а прикованный к Казачуку Александр озирался по сторонам затравленными глазами и спотыкался через раз.

— Какой ты неуклюжий! — тут же прокомментировал ехидный Вилкин, обернувшись и наградив Сенцова уничтожающим взглядом. — Всех распугал уже!

— Я случайно… — пробормотал Сенцов, стараясь идти и не оглядываться. Они уже достаточно углубились в лабиринты этого «могильного» сооружения, но пока что не встретили ни единой живой души. Мертвецы тоже, слава богу, не попадались, но Сенцову всё равно было как-то не по себе, жутковато и холодно… Под потолком, покрытым сыреющими трещинами, носились неясные, приглушённые звуки. Скорее всего, это отзвуки шагов и голосов… но некий голосок из-под ложечки тихонько подсказывал, что это воет призрак… Проклятый «мусорный киллер» исчез из-под носа, как призрак, да ещё пристрелил милиционера на прощание… Сенцова и в этом месяце освободят от премии… По приказу Крольчихина они вдвинулись в какой-то коридор, и Сенцов двигался теперь мимо вереницы дверей. Все двери казались одинаковыми, и табличек на них почему-то не висело… Не в силах различить, куда бы зайти, следователь Крольчихин решил вступить за первую попавшуюся дверь. Протянув руку, следователь и не подумал постучать — сразу же схватился за ручку и спихнул дверь со своего пути, как досадное препятствие.

— Здра… — начал Крольчихин, но тут же напор его иссяк: за дверью висела непроглядная мгла, словно бы пространство за дверью не имело окон.

Крольчихин затих, изумлённо уставился в темноту, и вдруг где-то в её глубине зародился треск…

— Назад! — тут же среагировал сержант Казачук и с ловкостью ковбоя выхватил из кобуры пистолет — даже Александр Новиков на буксире ему не помешал…

ХЛоп! — из мглы неизвестной комнаты вылетела швабра и громко хлопнулась на пол.

— Чёрт! — громко ругнулся Крольчихин, отскочив назад, чтобы швабра не заехала ему по носу. Ветерков едва подавил смешок, а Сенцов был мрачен и угрюм, ведь Кате он так и не позвонил…

— Идёмте дальше… чёрт… — проворчал Крольчихин, пихнув швабру носком туфли. — Мусорник какой-то, а не опоп!

— То-то и оно! — фыркнул Вилкин, разглядывая всё с такой брезгливостью, словно находился на мусоросвалке. — Таскаюсь тут по дырам проклятым из-за тебя, оболдуй!

Он подвинулся к Александру и собрался влепить ему подзатыльник, но Крольчихин перехватил его руку и отпихнул его к стенке.

— Отставить! — рявкнул он, пиная швабру. — Ещё раз выкинете коник — и я позабочусь о том, чтобы вас отстранили от дела!

— Да ладно вам! — фыркнул Вилкин, потирая руку, которую Крольчихин больно заломил. — Мне жалко мою гражданскую жену — наградил её бог братьями: один «лучше» другого!

— Чёрт… — плюнул Крольчихин, а Сенцов поймал себя на том, что был бы рад, если бы Вилкин исчез… Какой-то он странный — только мешает расследованию, будто бы сам причастен тут к чему-то… Надо будет сказать об этом Крольчихину, только не сейчас, а потом, когда Вилкин не выдержит ночных бдений и уползёт к себе домой, спать…

— Здравствуйте! — внезапно где-то позади раздался незнакомый бодрый голос, Сенцов не ожидал, что кто-то может их окликнуть и рывком обернулся, вздрогнув от неожиданности.

Там, сзади, висела сумеречная мгла — светильник не горел — а во мгле угадывался силуэт незнакомца с милицейской фуражкой в руках.

— Здравствуйте! — тут же двинулся к незнакомцу Крольчихин, взяв его в плотный оборот. — Ровд Калининского района города Донецка, подполковник Крольчихин, старший следователь по особо важным делам!

— Лейтенант Сидоркин… — слегка огорошенным голосом ответил незнакомец, выдвигаясь из мглы в свет лампочки. — Помощник участкового…

На вид ему было не больше лет, чем Сенцову, а спереди уже намечалось пузцо. Он держал за козырёк свою фуражку и улыбался во весь рот, словно бы увидел перед собою отряд клоунов… или вообще, находился в цирке.

— Помощник участкового? — уточнил Крольчихин, вперив в Сидоркина всой огненный взгляд. — Отлично! — оценил он, не дав Сидоркину распахнуть рот и проронить какое-нибудь слово. — Скажите, к вам, случайно, пару недель назад труп не поступал? С простреленной головой?

— Та, поступил один! — бодро согласился Сидоркин, помахивая фуражкой, а Сенцов по бодрости догадался, что труп неизвестного повисает у них в опорном пункте «глухарём» — вот он и обрадовался, что за ним хоть кто-то пришёл. — Башка — прострелена… Пойдёмте, я вас к участковому отведу!

— Ну, пойдёмте! — согласился Крольчихин, суровея на глазах… Сейчас, жучить будет участкового, за то, что тот плохо работает!

Участковый сидел в кабинете — Сидоркин подвёл гостей к двери, на которую двумя шурупами прикрутили табличку: «Участковый уполномоченный Прокопенко Вячеслав Борисович. Часы приёма…». Постучавшись, Крольчихин распахнул дверь, сделал шаг в кабинет и увидел его — могло бы показаться, что участковый Прокопенко напряжённо работает, так склонился он над столом… Но, нет — перед участковым лежали пирожки и стояла чашка кофе.

— Приятного аппетита! — заявил с порога Крольчихин таким тоном, словно бы собирался схватить Прокопенко за грудки и выбросить из органов за профнепригодность.

— А… Кха! Кха! — участковый Прокопенко встрепенулся так, что аж подавился и принялся мучительно кашлять, тряся головой.

— Будьте здоровы! — изрыгнул Крольчихин, свирепо надвигаясь на участкового, который никак не мог откашляться.

— Спасибо… — выдавил тот, суча ногами под столом.

— Это из Донецка… — успел булькнуть из коридора Сидоркин, прежде чем был оттеснён и затёрт ввалившейся в кабинет небольшой, но плотной толпой.

— Простите? — изумился, откашлявшись, Прокопенко. — Чем могу…

— К вам труп поступил, а вы шляпите! — рявкнул Крольчихин, отпихнув от себя стул, который оказался на пути. — Почему до сих пор не объявили? Ориентировок нет! Как вы хотите, чтобы его опознали? Экстрасенса вызвали??

— А? — булькнул Прокопенко, вытаращившись на заполнивших его кабинет незваных гостей.

— Бэ! — взорвался Крольчихин и стукнул кулаком по столу участкового с такой сокрушительной мощью, что телефон подпрыгнул на краю столешницы и едва не треснулся на пол.

Прокопенко окончательно обалдел и выпал из реальности, ввергнутый в ступор, а Крольчихин всё добивался от него чего-то, брызжа слюной. Следователь так кипятился, что даже наглый Вилкин, и тот сиротливо топтался в сторонке и глазел в истоптанный пол… так же, как и Сенцов.

— В-вы присаж-живайтесь… — наконец, выдавил из спёртой груди Прокопенко и от стресса спихнул свой кофе локтем со стола.

— Спасибо! — изрыгнул Крольчихин, плюхнувшись на стул, который только что отпихнул.

Федор Федорович тоже занял стул, и Вилкин занял стул… Овсянкин с Ветерковым уселись на старый диванчик, а Сенцову места не хватило — он не успел обогнать проворного стажёра, который плюхнулся у него перед носом, и остался топтаться около флегматичного сонного Казачука и унылого Новикова. Крольчихин продолжал сурово плющить бледного Прокопенко, Федор Федорович исписывал свой блокнот — все заняты делом, только Сенцов один топчется… От нечего делать он снова позвонил Кате, однако та продолжала его игнорировать…

— Его в морг отвезли… — мямлил тем временем Прокопенко, словно кашу жевал. Манную. — Адрес морга — вот… — он протянул Крольчихину бумажку, на которой нацарапал адрес морга, Крольчихин выхватил, прочитал…

— Возьму-ка я Сенцова с Овсянкиным, и съездим мы с ним в морг! — решил Федор Федорович, затолкал блокнот в карман и поднялся со своего стула, жестом показав, кто Константин тоже обязан отлипнуть и ползти за ним в неприятный живому человеку морг и смотреть на труп.

— Окей! — бодрый Овсянкин даже обрадовался тому, что можно будет взглянуть на труп, и поэтому — вскочил со стула попугайчиком и выпорхнул в коридор ещё раньше, чем Федор Федорович успел дойти до двери.

А Константина сейчас этот труп интересовал меньше всего — пускай бы он, хоть, сгорел — Сенцов и не почесался бы. Сенцов думал только о Кате, звонил ей, спрятав мобильник под круглый столик, где высилась пустая комичная ваза в виде кролика с прижатыми ушами, но отвечал ему неизменный голос гнусавого оператора: «Абонент вне зоны действия сети». Константин потопал за Федором Федоровичем по инерции — только потому что надо — небыстро поплёлся к двери, чтобы покинуть этот мрачный мокнущий опоп и ехать в не менее мрачный морг.

— Казачук, поедешь с ними — Новикова тащи на опознание трупа! — определил Крольчихин, когда Овсянкин и Федор Федорович уже были в коридоре, а Сенцов выходил. — А мы с Ветерковым тут останемся, поработем с коллегой!

— Есть! — бесстрастым роботом отчеканил Казачук и дёрнул рукой, к которой был прикован Александр. — Идёмте, Новиков!

Александр уныло вздохнул — какая теперь ему разница, куда идти? Хоть в морг, хоть сразу в могилу — у него теперь нет будущего…

— Ну, что, товарищ участковый, — Крольчихин повернулся к Прокопенко и увидел, как участковый сложил все свои пирожки в пакет и запихивает всё это в ящик стола. — Сырость вы здесь развели — прямо как в аду!

— Та, я и сам не знаю, откуда такая сырость… — пробормотал Прокопенко, с силой задвигая ящик, чтобы спрятать пирожки свои подальше. — Вон, по стенам уже трещины пошли… Холодно, как в гробу… Развалюхе этой уже сто лет!

Крольчихин немного успокоился, пока раздавал приказы, он больше не метал молнии и не изрыгал громы. Он только повернулся к участковому и сказал ему:

— Две недели назад на трассе был застрелен человек. Ваш помощник уже поведал нам, что вы находили на трассе труп с простреленной головой!

— А я уже думал, у нас он тризны повиснет… — Прокопенко даже обрадовался, когда понял, наконец, чего добивается от него Крольчихин. — Никак разобраться не могли: кто? Что? У нас, в Курочках, такого человека нет… — участковый тараторил и едва забивал в глубь себя навязчивую улыбку, которая так и лезла на лицо. — Да ещё студент, дурак, написал статью в «Курочкинские ведомости» про потрошителя какого-то недобитого, так бабки маньяка сами же себе выдумали и стали его бояться — двери-окна захлопывают и не достучишься к ним, даже чтобы пенсию отдать!

— А запрос что, слабо было послать? — закипятился Крольчихин, нервно постукивая пальцами по столу Прокопенко. — Так вы его даже в базу не занесли!

— Так у нас сломалась система вся… — начал оправдываться участковый, топчась около заржавленного зелёного таза, до половины наполненного грязновато-бурой водой. — Две недели уже, как отрезанные сидим — как-то утром прихожу и вижу, что с потолка проклятого столько водищи натекло, что весь компьютер залитый стоит, и розетки дымятся — замкнуло! Нам из Донецка новый обещали прислать, а всё никак…

— Эх, вы! — вздохнул Крольчихин. — Если бы мы так работали — годами бы без премии сидели и висяки копили! Так, Ветерков, ноутбук! — скомандовал он, загоревшись жаждой действовать. — Прокопенко, давайте сюда фотографии трупа — будем сличать с гражданами, пропавшими за последние две недели!

Стажёр вынул ноутбук из сумки, но на стол ставить не стал — стол Прокопенко был сырым, и Ветерков побоялся, что его ноутбук сгорит так же, как иместный компьютер.

— У вас кулёчек есть? — спросил он у Прокопенко, который тем временем откупорил приземистый сейф и извлёк оттуда папку.

— Ага, — кивнул Прокопенко и оттуда же, из сейфа извлёк большой полиэтиленовый пакет, ярко раскрашенный, разрисованный изображениями пёстрых цветов. Взяв папку под мышку, он расправил этот пакет и аккуратно положил на столешницу, которая уже начала портиться от сырости, покрываясь белыми пятнами.

— Спасибо, — сказал стажёр и поставил на пакет ноутбук, открыл его и включил. Он взял для себя стул, придвинул к столу и собрался сесть, но тут вдвинулся Крольчихин.

— Так, стажёр, — произнёс он, отпихнув Ветеркова и заняв его стул своим телом. — Сейчас я выберу пропавших и будем сличать! А ты — пиши протокол!

— Есть, — пробормотал стажёр и взял из папки лист бумаги. Чистый лист — для черновика. Расписав ручку на краешке листа, стажёр сел на оставшийся свободный стул — ему тоже досталась порция воды, и обтянутое тканью сиденье оказалось сырым. Стажёр беспокойно заёрзал, подложил папку под лист — чтобы было удобнее писать.

— Вот фотографии трупа! — Прокопенко обрёл бодрость, увидав компьютер, выложил все фотографии перед Крольчихиным и сел за стол так, чтобы видеть экран ноутбука.

Милицейская база данных показала Крольчихину, что за посление две недели в разных районах города Донецка потерялось пять человек. Их родственники подали заявления о пропаже, и теперь — эти пятеро с фотографиями и приметами оказались обитателями специальной колонки базы. Крольчихин выел их фотографии на экран и принялся по очереди показывать Прокопенко. Перевым шёл некто Блошкин Павел семнадцати лет, который пропал в прошлую пятницу на улице Большой Магистральной. Его мать сказала, что он вечером пошёл за хлебом в ближайший ларёк, до которого ходу минут пять. Но ни через пять, ни через десять минут, ни через час, ни через день Блошкин Павел домой не вернулся, и никто до сих пор не знает, где он может быть.

— Нет. — отказался от Блошкина Прокопенко. — Это не он. Смотрите, — он придвинул Крольчихину фотографию трупа. — Этому лет тридцать — тридцать пять, а ваш — воробышек!

— Ладно, — согласился Крольчихин, взглянув на фотографию и решив, что да, в морг деревни Курочки попал не Блошкин. — Следующий номер! Сурков Николай!

Сурков Николай был оснащён бородой — русской, окладистой, как у боярина. Когда он в последний раз отправлялся на работу — он надел свою любимую чёрную шляпу и взял с собой свой чёрный зонтик-трость, потому что с неба сыпалась промозглая морось. С тех пор прошло ровно две недели, и никто больше не видал ни самого Суркова, ни шляпы его, ни зонтика.

— Нет, — Прокопенко отрицательно покачал головой, потому что его таинственный труп был напрочь лишён и бороды, и шляпы, и зонтика при нём не водилось. — Это тоже не он.

— Так, ищем дальше! — постановил Крольчихин и явил фотографию следующего субъекта — средненького такого, среднего возраста, среднего роста, без особых примет. — Пыжин Дмитрий! Поехал на дачу и не вернулся! Машину нашли на дороге без бензина!

Крольчихин до сих пор не мог забыть Пыжина Дмитрия — всё ещё ныли его бока, по которым пыжинская тётка, бывший прокурор, прошлась своей пудовой сумочкой.

— А этот похож! — расплылся в улыбке Прокопенко. — Гляньте: вылитый!

— Ага! — решил Крольчихин и вытащил мобильный телефон, чтобы позвонить Федору Федоровичу.

— Новиков опознал труп! — заявил Федор Федорович Крольчихину по телефону. — А у вас там как?

— Прокопенко тоже опознал! — ответил Крольчихин, предчувствуя, что гражданка Пыжина будет не в восторге от того, в каком состоянии милиция обнаружила её племянника. — Это Пыжин.

— Племянник прокурорши?

— Он самый, — вздохнул Крольчихин. — Даже как-то страшно вызывать её на опознание…

Глава 57 Прокурорская проверка

Следователь Крольчихин собрал свою волю в кулак и взял телефон. Он выполнял это, словно невыполнимую миссию — следователю Крольчихину предстояло позвонить прокурору в отставке Пыжиной Дарье Максимовне и сообщить о том, что они нашли её племянника… В морге села Курочки с простреленной головой. Сделав глубокий вдох, Крольчихин набрал номер, а трубку отодвинул от уха подальше — чтобы Пыжина не оглушила его своим напором… Голос у неё похож на звук пилы. Бензопилы.

— Алё?? — сурово заскрежетала Пыжина, и Крольчихин невольно отшатнулся: гражданка прокурор была явно не в духе и одно её «Алё» заполнило спину Крольчихина мерзейшими мурашками.

— А-а… э-э… гражданка Пыжина? — уточнил Крольчихин, дабы протянуть время… он отлично знал, что ему ответила гражданка Пыжина — он бы её «фантастический» голос из миллиарда узнал.

— Да, это я! — согласилась Пыжина, а Крольчихину представился в её руках сверкающий смертоносной сталью топор палача. — С кем имею честь?

— Вас беспокоит Крольчихин… — суровый следователь промямлил, наверное, впервые в жизни. — Мы нашли вашего племянника, вам нужно приехать в морг на опознание! — Крольчихин выпалил эти слова на одном дыхании и едва не швырнул трубку, как когда-то в дестстве они делали с друзьями, хулиганя по телефону — набирали номер из любых случайных цифр, представлялись то Фантомасом, то Муссолини, хамили, и, не дождавшись ответа, бросали трубку…

— Что ж! — изрекла на том конце гражданка Пыжина и чем-то грузно бухнула — она бухнула кулаком по столу, Крольчихин отлично это понял, потому что сам так делал… и пожалел, что не бросил трубку, не дождавшись ответа. — Я всегда знала, что современная милиция плохо работает! Вы медлите, вместо того, чтобы спасать человека, и находите его только мёртвым, когда маньяк выкидывает его на помойку! Я растила Дмитрия с десяти лет и никак не ожидала, что вы загубите его! До встречи! — свирепо выплюнув эти слова, Пыжина швырнула трубку, раздушив Крольчихина, и исчезла в гудках…

Крольчихин, раздушенный, обмяк в кресле и со страхом ждал, что прокурор Пыжина — даже в отставке — легко вышвырнет его из органов за профнепригодность.

— Василич, ты чего такой варёный? — этот вопрос взорвался над Крольчихиным, как атомная бомба, и тот подумал, что это уже явилась Пыжина.

— А! — вспрыгнул Крольчихин, едва не спихнув со стола башню папок.

— Ты чего? — это была не Пыжина, а всего лишь, Федор Федорович, который зашёл в кабинет с пакетом пирожков и решил поделиться ими с Крольчихиным.

— А… а… Я вызвал Пыжину… — пропыхтел Крольчихин, отправившись от шока и подавив одышку. — Она, кажется, была не в духе… Но надо же расставить все точки над «i»…

— Угощайся, — Федор Федорович протянул Крольчихину пирожки, но Крольчихин сейчас не мог есть.

— Спасибо, — отказался Крольчихин, решив, что как только Пыжина уползёт под свою колоду — он обязательно поест, потому что работы у него выше крыши.

— Я, пожалуй, тоже поем потом… — пробормотал Федор Федорович, спрятав пирожки к себе в стол. Предстоящий визит Пыжиной не добавлял аппетита — наоборот, отбил. Следователь забился за стол и закрылся журналом «Автомир».

Пыжина возникла на пороге кабинета минут через десять: она ездит на джипе, несмотря на свой возраст, поэтому на расстояния плюёт.

— Я не здороваюсь, потому что здоровья вам не желаю! — выплюнула она с порога… Под такой должен быть не обыкновенный джип, а летучая метла: она сурово смахивает на настоящую ведьму. — И где же мой несчастный растерзанный племянник??

— В морге! — заявил Крольчихин, пытаясь оставаться стальным и не сгибаться под прокурорским напором — всё-таки, Пыжина в отставке. — Мы прямо сейчас туда и поедем!

— Ну-ну! — изрыгнула Пыжина а если бы была драконом — дохнула бы огнём. — В моё время вас бы вообще тут не держали — вы умеете только сидеть и лопать, когда под вашим носом терзают людей!

— Мы ищем преступника! — сухо парировал Крольчихин, поднимаясь из-за стола и взяв в руки толстую зелёную папку. — Едемте, гражданка Пыжина — нам пора!

— Ну-ну! — повтоила Пыжина, пронзая своим ужасным взглядом то Крольчихина то Федора Федоровича, от чего оба просто корчились, однако вида не подавали. — Ну, если выяснится, что это не мой племянник! Я тогда вашу шарашку всю зачищу! — свирепо пообещала она, маршируя к двери и едва ли не высекая из пола искры своими тяжёлыми мужскими ботинками.

Крольчихин и Федор Федорович плелись за нею по столовой ложке в час — Пыжина маршировала по коридору далеко впереди них, поминутно оглядываясь и подгоняя обоих. Из-за поворота внезапно показался начальник отделения Тетёрко, который тоже свирепо маршировал… Однако, увидав Пыжину, свирепый милицейский генерал внезапно стушевался и отпрянул назад, скрывшись за углом, словно какой-то зелёный сержантик.

— Ух ты! — тихонько удивился Крольчихин, подмигнув Федору Федоровичу.

— Ага, — кивнул Федор Федорович, догадавшись, что Тетёрко в былые времена знавал эту даму и тоже, видимо, был ею раздавлен…

«Последний врач» Мышкин встретил гостей со своей обыденной улыбкой некроманта. Длинный острый нос и золотой зуб усиливали это впечатление до невозможности, и даже следователь Крольчихин под холодными мрачными сводами морга ёжился в компании этого жолговязого и сухого патологоанатома, который уверенно шагал вперёд и не прекращал улыбаться. Прокурорша Пыжина, кажется, этой улыбки попросту не заметила, как не заметила в коридоре Тетёрку, а продолжала маршировать до самой двери холодильника, которая чем-то походила на дверь гигантского сейфа.

— Прошу! — пригласил Мышкин, откупорив эту дверь своим длинным «дьявольским» ключом… а под сероватым птолком, среди длинных ламп дневного света, кажется, носились призраки усопших обитателей холодильника и тихонько, зловеще подвывали…

— Так, так, Пыжин Дмитрий, Пыжин Дмитрий… — забурчал под свой бесовский нос «последний врач», переходя от одной блестящей ячейки к другой. — О, «люкс» номер шесть! — радостно заявил он, открыл шестую ячейку и выдвинул холодные носилки из твёрдого металла. На носилках лежал под простынкою недвижимый труп, и не его посиневшей правой ноге белела грустная прямоугольная бирка. Пыжина взирала на эту бирку и простыню непробиваемым прокурорским взглядом, а врач Мышкин, приблизившись, осведомился:

— Так, гражданочка, готовы к опознанию? — и тут же предупредил:

— Только в обморок не падайте!

— Не волнуйтесь, гражданин врач, не такое видала! — стальным голосом отпарировала Пыжина и своей твёрдой прокурорской рукой откинула край простыни. Федор Федорович положил на свою твёрдую папку белый лист — писать протокол опознания, Крольчихин же просто наблюдал, скрестив руки на груди.

— Я исследовал тело, — монотонно говорил врач Мышкин так, словно перед ним был не мёртвый человек, а просто бревно какое-то, которое можно распилить и посмотреть, что внутри. — Скончался от потери крови и черепно-мозговой травмы! Простыми словами — убит пулей в голову!

— Ну, что ж, это мой племянник! — заявила Пыжина, не потеряв ни крупицы своей исключительной суровости — даже её голос не дрогнул… вот это настоящий прокурор!

— Кстати, ваш племянник частенько выпивал! — заметил врач Мышкин, вытащив откуда-то стопочку бымажных листов, скреплённых степлером в тонкую книжицу.

— Что вы несёте?? — возмутилась Пыжина, сдвинув свои прокурорские брови. — Дмитрий вёл здоровый образ жизни! Я лично следила за тем, чтобы он бегал по утрам и ел здоровую пищу!

— Ну, гражданочка, вы его задавили своим авторитетом! — тут же поставил диагноз врач Мышкин, а Крольчихин, наконец-то разобрался, что тут нет призраков — у врача Мышкина в холодильнике стоит радиоприёмник и некая новомодная певичка пискляво тянет заунывную абстрактную песню.

— Его печень переживала не лучшие времена! — заметил врач Мышкин, а Крольчихину показалось, что он хохотнул.

— Мне можно забрать тело племянника? — осведомилась Пыжина — присмиревшая какая-то, обескураженная. Её «бензопильный» голос странно притих, приобретя человеческие нотки, даже слегка дрожал, от чего Федору Федоровичу сделалось жаль её. Возможно, Дмитрий был единственным родственником этой престарелой «грозы маньяков», и смерть его сурово подкосила Пыжину.

— Да-да, конечно! — бодро согласился врач Мышкин, а его радио, не замолкая, выло одну длинную, заунывную песнь. — Все исследования уже проведены! Спасибо за опознание!

Врач Мышкин был так бодр, потому что за свою профессиональную карьеру повидал столько усопших, сколько не снилось ни одному прокурору. Богу одному известно, сколько вскрытий он провёл, и было в нём что-то такое липкое и зловещее, как у некроманта, что заставляло следователя Крольчихина не смотреть ему в глаза. Хотя на вид врач Мышкин обладал стандартными голубыми «гляделками»… но это только на вид…

Пыжина осталась в морге — подписывать какие-то бумаги, а Крольчихин сделал Федору Федоровичу знак, что пра прощаться и уходить. Они могли бы допрашивать Пыжину, выясняя, были ли у Дмитрия враги, но Крольчихин понимал, что он случайно оказался на пути убийцы. Можно было свалить всё на Новиковых… но Крольчихин не станет этого делать: братья не виноваты, они такие же жертвы, как и Пыжин. Нужно искать настоящего убийцу — Эрика, или Вовка, или ещё кого-то, кого им с Федром Федоровичем следует незамедлительно найти. Дав Пыжиной подписать протокол, следователи удалились из морга и возвратились обратно в отделение.

В кабинете уже торчал Сенцов — спал, уткнувшись носом в стол, и сидел Ветерков — ел за компьютером жирные пончики, после чего захватывал страницы детектива под названием «Тень убийцы».

— Сачкуем? — громко осведомился Крольчихин, переступив порог…

— А? — Сенцов выпал из тяжёлой дремоты и поднял свою голову с покрасневшим левым ухом.

— Я сегодня не завтракал… — прошамкал Ветерков, откладывая пончик на одноразовую тарелку.

— Ладно, ребята, расслабьтесь! — примирительно сказал Федор Федорович, располагаясь за своим столом. — Пыжин Дмитрий опознан.

Сенцов совсем недавно заснул — и часа ещё не проспал, как был разбужен вошедшими следователями. Они со стажёром работали — опрашивали родственников погибших Агеевой и Щепкина, и узнали удивительную вещь. Мать Агеевой сказала, что Марта, перед тем как погибнуть, позвонила ей и сказала, что они со Щепкиным застряли на склоне холма под дождём вместе с местным участковым, который приехал их спасать. Агеева плакала от страха, а потом — грохот, хрипы и зловещая тишина… Потом Константин навестил врача, который забрал полесуна, и в психбольнице с ним приключилось вот, что…

* * *

Человек по кличке Плесун лежал в психиатрической больнице, в отдельной палате. С ним работал заведующий отделением для буйно помешанных, по имени Иван Давыдович — человек дородный, черноволосый и обладающий способностями к гипнозу, что придавало ему невообразимое сходство с Мефистофелем из бессмертного произведения Иоганна Вольфганга Гете. Константин Сенцов пришёл в гости к «Лесному человеку» не один, а с большой компанией — привёл целых семь человек. Среди них имелись криминалист Овсянкин, «последний врач» Мышкин, жена Ярослава Хвостова, Дарья, а так — же родители Щепкина Руслана и Агеевой Марты, которые смогли приехать в Донецк только сегодняшним утром, и обрывали телефоны, требуя, чтобы им отдали останки. Крольчихин едва успокоил их, убедив, что они сначала должны будут поехать в психбольницу к Полесуну, а потом уже — в морг за останками. Они топтались, убитые печалью, пока Сенцов дожидался Ивана Давыдовича, но хуже всех было Дарье Хвостовой. Она до последнего не верила в то, что Полесун — это её пропавший супруг, и всё надоедала Сенцову своими странными вопросами:

— Ну, скажите, зачем всё это? Мы уже смирились со смертью Ярослава, похоронили его пустой гроб… Я привыкла каждый месяц приносить туда цветы!

— Придётся отвыкать! — стальным голосом отрубил раздражённый этим нытьём Константин, для которого эти десять минут в компании сумбурных родственников уже казались мучительной вечностью. Стоя в чисто выскобленном приёмном покое больницы, где из живых людей была только медсестра-регистратор, отгороженная от внешнего мира бронированным стеклом и решёткой, Сенцов чувствовал, как сам начинает сходить с ума…

Спокойствие сохраняли только Овсянкин и Мышкин — накануне они проделали невероятную работу с черепами Агеевой и Щепкина, от которых почти ничего не осталось, и совершили чудо — восстановили их лица. Крольчихин сравнил эти восстановленные лица с полученными из базы фотографиями настоящих Агеевой и Щепкина, и пришёл к выводу: в берлоге Полесуна покоились именно их останки. Сенцов решил показать фотографии погибших «вновь обретённому» Хвостову, чтобы проверить: узнает он их или нет…

— Всем доброго утра! — раздался, наконец, густой голос, и Сенцов увидел, как из тёмных хитросплетений таинственных коридоров выдвигает своё крупное тело «мистический» Иван Давыдович, а за ним топает тощеватая медсестра, лицо которой жутковато скрыто под марлевой повязкой.

— Здравствуйте, Иван Давыдович! — поздоровался Сенцов, довольный тем, что психиатр, наконец, пришёл, и можно будет занять стрекочущих родственников делом поинтереснее, чем распиливание Сенцова.

Ну, они тут же накинулись на него, стрекоча, но Иван Давыдович не растерялся.

— Так-так! — основательно произнёс он, окинув всех своим врачебным взглядом, а Сенцов даже невольно подумал, что Иван Давыдович им негласно ставит психиатрические диагнозы. — Сейчас мы проедем в моё отделение и познакомимся с гражданином Хвостовым! Пройдёмте к лифту!

— Да, да, конечно, разумеется, идёмте! — громко застрекотали они наперебой — Агеевы, Щепкины, Хвостова…

Топочущей толпою, как табун лошадей, они рванули…

— Нет, господа, нам направо! — со снисходительной улыбкой остановил их прямолинейно прущее движение налево врач Иван Давыдович, а его сухощавая медсестра, кажется, подсмеивалась над всеми из-за марлевой повязки.

— Ой… — они разом сбились с курса, смешавшись, но быстренько перегруппировались, следуя за врачом-гипнотизёром направо, где ждали их лифты.

— Да, большая компания собралась! — весело оценил количество гостей врач Иван Давыдович, завернув к широким светло-коричневым створкам, ясно виднеющимся на аккуратной стене, покрытой персиковым гипсокартоном. — Поедем в грузовом лифте!

Грузовой лифт был предназначен для перевоза лежачих больных на каталках, и сенцовская компания, казалось, заполнила его до отказа. Сенцов даже решил, что лифт застрянет сейчас между этажами, не выдержав весовой нагрузки… Щепкины были похожи друг на друга, как брат и сестра: оба низкорослые, пухленькие, румяные. Даже пострижены одинаково: у него коротенькая мужская стрижка и у неё — тоже, точно такая же. У них даже куртки оказались одного цвета — тёмно-зелёные, и брюки одинаковые, чёрные. Агеевы же были разведены, и из-за этого, наверное, и оказались такими разными — она — длиннотелая, яркая особа, волосы которой, несмотря на бальзаковский возраст, являлись нестерпимо рыжими. А он — невзрачный, сухонький сморчок, седой, обделённый судьбою и с виду несчастный. Щепкины постоянно болтали между собой, а Агеевы — натянуто молчали, стоя в разных углах. Около Сенцова постоянно крутилась Дарья Хвостова — надоедала вопросами своими, из-за которых Константин даже решил, что у неё с Ярославом всё было далеко не идеальным, и она, с виду бедная овечка, вовсе не радовалась неожиданному возвращению мужа.

— Итак, что я могу сказать вам по Хвостову! — основательный голос Ивана Давыдовича перекрыл все стрекочущие голоса, и Сенцов, выходя из лифта в пахнущее хлоркой неизвестное пространство, даже обрадовался тому, что врач заговорил: замолчала Хвостова.

— Пациент тяжёл, тяжёл! — оценил состояние Полесуна психиатр, а вокруг него были наклеены фотообои, изображающие кадры из мультфильмов — наверное, для психов так положено, чтобы были весёлые слонята, черепашки и зайцы. — Я поработал с ним гипнозом и определил, что гражданин Хвостов страдает ретроградной амнезией в сочетании с так называемым синдромом Маугли! Он не понимает человеческий язык, не знает, как себя вести и не может существовать в человеческом обществе…

— Он сожрал мою дочь!! — неожиданно грозно зарычал Глеб Агеев, отец погибшей Марты, выскочив вдруг из общей толпы и стиснув кулаки так, словно бы собрался колотить Ивана Давыдовича. — Чёрт, будь моя воля — я бы сам придушил эту тварь!

— Спокойно! — ухмыльнулся Иван Давыдович, словно намекая на то, что сейчас из пугающих недр больничных коридоров явятся крепкие санитары, схватят вспыльчивого Агеева под ручки и уведут туда, откуда нет возврата. — А с Хвостовым утешает лишь одно! Его амнезия произошла из-за сильного удара головой — он свалился с высоты и получил гематому головного мозга. А вот синдром Маугли он приобрёл из-за того, что не смог выбраться из леса и пять лет прожил жизнью зверя. Это излечимо, и я почти что его излечил. Итак, Оленька, давайте доставим Хвостова сюда! — распорядился он, а медсестра, кивнув, исчезла, ускользнув в один из таинственных коридоров.

— Сейчас нам доставят пациента, и я могу утверждать: после полученного лечения он сможет с вами пообщаться!

Сенцов ожидал, что Дарья обрадуется, или улыбнётся, хотя бы… Однако она, одетая, как монашка, в рясообразное серое платье и серую косынку, торчала со сжатыми губами, и смотрела вокруг себя странно недовольным волчьим взглядом. Константин сразу же заметил этот взгляд, всё сильнее уверяясь в том, что эта скорбная особа что-то скрывает.

— О, а вот и наш Хвостов! — радостно сообщил врач Иван Давыдович, кивнув своей «чертовской» головой, на которой только рогов недостаёт для полноты картины. Сенцов обернулся туда, куда показал «мистический» врач, и увидел, что из «тёмных глубин» явились два крепких санитара, в компании которых топал хвостов. Да, теперь это не Полесун, а Хвостов — его постригли и отбрили от лешей бородищи, вернув ему тот облик, в котором участковый Хвостов Ярослав был когда-то давно сфотографирован для доски почёта. Только сейчас на нём не было милицейской формы — грустный Хвостов был наряжен в унылую больничную пижаму — сероватую, с выцветшими коричневыми полосками. За Хвостовым следовала попятам медсестра Оленька, и, когда Хвостова подвели — она поспешила вырваться вперёд и громко сообщить:

— Хвостов приведён!

— Отлично! — расплылся в улыбке Иван Давыдович, жестом подозвав санитаров поближе, чтобы те подвели Хвостова.

Константин неотрывно следил за Дарьей, а та, вопреки ожиданиям Сенцова, вовсе не бросилась обнимать «воскресшего» мужа, а всё высилась, сжимая свои губы в тонкую прямую линию.

Щепкины вдвоём вытащились на Хвостова, Агеевы — те впервые за день сегодняшний заговорили друг с другом, сердито фыркая, а побритый Хвостов лишь смущённо улыбался, глядя на многочисленных своих гостей. Он уже не рычал, и не зыркал с волчьей свирепостью, не примеривался никого слопать — а только стоял, переминаясь, между двумя санитарами. Наверное, он всё ещё буйный, раз его охраняют такие здоровяки.

— Итак, гражданин Хвостов, — обратился Иван Давыдович к подлеченному «Полесуну», не спуская с лица «демонической» улыбки. — Расскажите, пожалуйста, о себе! Тихо! — шикнул он на всех остальных. — Он стесняется!

Щепкины были безмолвны — только таращились, Агеевы — заглохли, Мышкин с Овсянкиным тоже перестали общаться, Дарья — не проронила ни слова, и Константин молчал. А Хвостов, потоптавшись, негромко и не очень внятно из-за отсутствия зубов, произнёс:

— Меня зовут Хвостов Ярослав, я — милиционер…

Всё, на большее его не хватило, и Ярослав заглох, переминаясь и теребя свои руки, которые, кажется, мешали ему существовать.

— Ну, вот, что и требовалось доказать! — хохотнул Иван Давыдович и вытащил из кармана диктофон. — Как я уже говорил, я поработал с ним гипнозом, и выяснил некоторые подробности его злоключений. Предлагаю вам пройти в комнату отдыха, где мы прослушаем эту запись!

Комната отдыха оказалась обширной — целый зал, наполненный диванами, креслами, стульями, столиками… Вся мебель оказалась привинчена к полу намертво, да такими болтами, какими привинчивают к опорам рекламные щиты. Привинчен был и телевизор, что высился в самой середине обширного пространства, установленный на кубастую привинченную тумбочку. Стены и тут были весёлые: все в зверушках, Белоснежках, яблочках — как в детском садике. Сенцов устроился в кресле — на одиночном месте, чтобы рядом с ним никто не ёрзал, отвлекая. Агеевы со Щепкиными поместились на одном диване, Мышкин с Овсянкиным — на другом, а странная Дарья — та тоже заняла кресло, самое дальнее от Сенцова, словно почувствовала, что он наблюдает за ней. Довольный собою, Иван Давыдович включил диктофон, и Константин услышал запись, на которой шепелявый хвостов монотонно говорит…

…В тот день погода выдалась дождливая, и участковый Хвостов Ярослав рассчитывал весь день провести в кабинете, заканчивая недоделанные отчёты, оформляя дела, которые нужно было сдать в архив. Его помощник старший лейтенант милиции Семин скучал над кроссвордом — Хвостов не доверял ему писать документы, потому как Семин однажды сделал в одном из отчётов целых четыре ошибки, из-за которых Хвостова вызвали в райотдел и чихвостили там целых полтора часа. Время тянулось, как толстая резина — медленно и неохотно, в закрытые окна барабанил усыпляющий дождь… Как вдруг распахнулась неновая дверь, пропуская неких странных на вид посетителей. Их было двое — гражданин и гражданка, которая казалась выше гражданина раза в полтора. В посёлке Кучеров Яр такие граждане не проживали, и Хвостов тут же догадался, что у нему пожаловали очередные туристы, чтобы выпросить разрешение подняться на Чёртов Холм. Высокая гражданка потребовала это разрешение скрипучим голосом, а кургузый пухленький гражданин молчал, топчась, нагруженный тяжеловесным рюкзаком. Наверное, они в этот рюкзак напихали почти всё, что притащили — потому как у длинной гражданки по имени Агеева Марта, рюкзачок был маленький, символический.

Посмотрев в окно и увидав, что дождь не закончился, и заканчиваться, кажется, не собирается, участковый Хвостов Ярослав покачал головой.

— Вы видите, какая погода? — осведомился он, глядя на Агееву, которая в свою очередь уставилась на него своими огромными «лошадиными» глазами.

— Ну и что? — проскрежетала она. — У нас утверждённый маршрут с расписанием поездов! У вас мы на один день, а потом — должны ехать дальше! Или мы поднимемся на холм, или я полам на вас в суд и отсужу всю стоимость нашей поездки!

Она рявкала, но участковый решил быть непреклонным: выдерживая её злобные взгляды, но спокойно сообщил:

— В мокрую погоду велика вероятность селей и оползней! Если вы решите подняться — вы рискуете жизнью!

— А вы знаете, сколько стоит наша поездка? — ехидно осведомилась Агеева, буквально, испепеляя участкового злыми взглядами. — Вам столько, уважаемый, и не снилось! Вам даже кредита такого никто не даст, когда суд обяжет вас возместить нам стоимость нашей поездки!

Хвостов с раздражением понял, что эта наглая гражданка от него не отстанет. Отложив подальше то дело, которое он писал, участковый с усталым видом вытащил цифровой фотоаппарат.

— Это ещё зачем? — зло осведомилась Агеева, подавшись назад.

— Я обязан всех, кто поднимается на Чёртов Холм, фотографировать для базы, чтобы спасатели в случае чего знали, кого искать! — буднично сообщил ей Хвостов, без энтузиазма поднимаясь на ноги. — Присядьте вот на этот диван, сейчас я вас тоже сфотографирую!

Старший лейтенант Семин, зевая от скуки и низкого давления в природе, наблюдал за тем, как грозная Агеева опускается на видавший виды вишнёвый диван, напротив безликой серой стены, выпячивая вверх свои острые колени. Сделав фотографию, Хвостов пригласил сесть и Щепкина, и тот радостно согласился, так как обожал фотографироваться, «щёлкаясь» всегда и везде, даже на кухне, когда готовил яичницу для Агеевой Марты. Они были женаты, но независимая бизнес-леди Марта оставила девичью фамилию, чтобы не переделывать кипы документов на фирму, абонементы в спортзал, охотничий билет, водительские права…

Ярослав Хвостов подписывал им разрешения с большой неохотой, ведь он обязательно получит по шапке, если с этими сумбурными туристами что-то случится. А они, в свою очередь были очень даже рады опасной возможности подниматься на этот проклятый холм, на котором из-за селей и оползней уже отдало богу душу энное количество таких туристов.

— Вот номер моего телефона! — Хвостов дал Марте свою визитку. — Если что — звоните мне, я вышлю за вами спасательную команду!

— Спасибо, это ни к чему! — огрызнулась суровая Марта, но визитку, всё же, схватила и запрятала в карман своей альпинистской куртки.

Они исчезли за дверью, вернув кабинет сонную тишину, однако спокойствие участкового Хвостова было похоронено. Он нутром чуял, что эти сумбурные туристы обязательно встрянут в беду, а он получит за них по шапке. Писать дела Хвостов уже не смог — сам сделал две ошибки, и пришлось переписывать, и снова переписывать, потому, как снова вышла ошибка…

За мокрым окном уже стемнело, Семин засобирался домой, потому, как рабочий день его подходил к концу… Но Хвостов всё сидел, таращась в незнакомый космос, подспудно ожидая беды. Да и дома у него не ладилось — подозревал, что городская раскованная жена нашла ему замену: кого побогаче, да и на такого занятого, как он…

Его мобильный телефон выплюнул душераздирающий звонок минут через пятнадцать, когда Семин, собрав свои кроссворды, решил выскользнуть за дверь и пойти домой. Рванув мобильник к уху, Хвостов громко осведомился:

— Ало?

— Помогите!! Помогите!! — истошно заверещала из трубки Агеева Марта, едва не пробив Хвостову барабанную перепонку, а вокруг неё что-то ревело, грохотало, хлюпало…

Хвостов понял, что не зря волновался сегодня весь день: туристы, таки, встряли в историю, и вокруг них ревёт бушующий сель… Ярослава пригвоздили страх и ужас, однако он быстро справился с ними и потребовал от Марты назвать, где именно они с Русланом застряли.

— На восточном склоне, примерно посередине! — завизжала Марта, захлёбываясь слезами. — Тут всё течёт! Мы не можем слезть!

— Оставайтесь там! — громко приказал ей Хвостов. — Я пришлю к вам спасателей!

Сбросив этот вызов, Хвостов принялся дозваниваться спасателям, однако из-за дождя и грозы никак не мог до них дозвониться, а потом вдруг грянул страшный гром, и связь пропала совсем, сделав мобильный телефон тихим, словно мёртвый.

— Чёрт! — злобно изрыгнул Хвостов, и в эту секунду принял роковое решение — самому спасать незадачливых туристов. — Семин, подмени меня и жди звонка! — строго приказал он помощнику, который не успел сбежать домой и заклинился у двери.

— Есть, — Семин был явно не в восторге от перспективы сидеть в опопе до посинения, но от двери всё, же, отполз, и вернулся за свой стол.

* * *

Вокруг бесновалась гроза, оглушая грохотом грома, ослепляя вспышками молний, заливая галлонами дождевой воды. Туча была прямо над его головой, но участковый Хвостов решил не медлить. Закрывая голову бесполезной рукой и промокая до нитки, он бежал к вертолёту. Да, у него имелся вертолёт — его приобрели из-за постоянной необходимости снимать туристов с Чёртового Холма. И участковый, забравшись в кабину, бесстрашно поднял вертолёт в воздух, несмотря на то, что тучи были полны электричества, без конца разряжаясь страшными ветвистыми молниями. Он попытался связаться с Семиным, но из-за грозы связи не было совсем, и поэтому Хвостов решил не терять жизненно необходимого времени и направил машину туда, где в дождевом хаосе едва виднелся чёрный Чёртов Холм. По лобовому стеклу потоками стекала вода, Хвостов не видел почти ничего. Он зажёг мощную фару-искатель, чтобы во мгле не врубиться в склон холма на полном скаку. В ярком свете пролетали дождевые струи, выныривали из водяного хаоса острые вершины вековых елей, которым был покрыт этот самый восточный склон. Хвостов мог бы высунуться и позвать горе-альпинистов, но из-за шума дождя и грома его голос будет как комариный писк. Небыстро облетая холм, зависая, Хвостов, не сдаваясь, освещал склон фарой-искателем, пока, наконец, не увидел бедных туристов. Им было ещё хуже, чем предполагал участковый: их, видимо, уже разок смыло, и они, мокрые до нитки, грязные, ободранные, висели на стволе накренившейся ели, зацепившись за него своими рюкзаками. Наполненный до отказа рюкзак Щепкина открылся, и из него вещь за вещью, выпадали все их пожитки, теряясь во мгле и хаосе воды. Ярослав Хвостов завис над ними, осветив обоих фарой-искателем, открыл дверцу и громко — насколько хватило его голосовых связок — рявкнул:

— Эй, внизу!!

— А-а-ааа!! — заверещала ему в ответ Агеева Марта, подняв своё несчастное, исцарапанное лицо, смотря на него умоляющими глазами, как на спустившегося бога.

— Не барахтайтесь!!! — предписал им Хвостов, надевая на себя страховочный трос. — Я вас сейчас по одному подниму в вертолёт!!

Марта отчаянно закивала, а накренившийся еловый ствол, треща, накренялся всё сильнее и сильнее, грозя обрушиться вниз, где бушевала вода. Ярослав Хвостов перелез через бортик кабины, начал осторожно спускаться вниз, нацелившись так, чтобы схватить Марту и начать подъём вместе с ней. Марта рыдала, и Руслан — тоже рыдал, а в лицо Хвостова немилосердно хлестала дождевая вода, порывистый ветер грозил сорвать его вниз, и погубить… Гроза бесновалась, оглушая громом, с грохотом и страшным треском молния ударила в самую высокую из ближних елей, превратив её в огненный столб…

Хвостов был прямо над Мартой, протянул ей руку, крикнув:

— Хватайтесь!

Марта согласно потянулась к нему, и вдруг над головами заревело, зашипело… Мигом подняв голову, Хвостов с ужасом увидел, как бурля, поднимая пену, вздымая толстые брёвна, несётся с вершины ужасная масса грязной воды. Ярослав осознал, что сходит ещё один сель, но сделать ничего не успел — его накрыло водой и грязью, а в следующий миг крепко приложило бревном, сорвав с троса, и наступила холодная смертельная темнота…

* * *

— Ну, вот, граждане хорошие, что я от него узнал! — врач Иван Давыдович торжествовал, довольный тем, что ему удалось победить звериную темноту «Лесного человека», вернуть ему личность и узнать правду.

Никакого людоеда нет — Полесун не ел туристов, а наоборот, пытался их спасти, и пострадал. Сенцов подумал, что эта серая женщина, которой является Дарья Хвостова, сейчас никак не похожа на «раскованную городскую жену», о которой Хвостов рассказал под гипнозом. Или может быть, она специально так одевается, чтобы водить всех за нос??

— Ну, гражданка Хвостова, что вы скажете? — осведомился у неё Константин — специально, чтобы увидеть её реакцию, а Хвостова не удостоила его ответом — только демонстративно топнула ножкой и удалилась нервной походкой.

— Вы простите… — пролепетал Глеб Агеев, прося прощения у кроткого Хвостова, который сидел между санитарами и казался на их грозном фоне мелким, печальным. — Спасибо…

Больной Хвостов только тихо улыбался, а врач Иван Давыдович сделал оптимистический прогноз:

— У него все шансы на выздоровление! Товарищ старший лейтенант, вы доставили его вовремя!

Сенцов встал с кресла, испытав облегчение: тайна лесного человека раскрылась, и он наконец-то сможет предоставить Крольчихину внятный отчёт.

— Вы поняли, Алексей Васильевич! — выкрикнул со своего места стажёр, перебив Константина. — Хвостов не убивал туристов и ел их, как мы сначала решили. Он хотел спасти их с холма, но случился оползень. Туристы разбились, а Хвостов — стукнулся головой и одичал!

— Именно, — подтвердил сонный Сенцов, довльный феноменальным раскрытием. Вот бы дело «мусорного киллера» так же раскрыть! И смартфоны Чижикова отыскать!

— Блестяще! — Крольчихин расплылся в улыбке, довольный тем, что хоть что-то сделали за него и вроде бы, не облажались. — А у нас получается вот, что. Мишак к делу не причастен, полесун — тоже не причастен, и остаётся такое, — следователь взял лист бумаги, ручку и принялся рисовать косоватые схемы из квадратов, эллипсов и стрелок. — Братья Новиковы дезертирую из армии, потому что получают письмо от сестры, в котором она написала, что ей угрожают. Мы выяснили о её работодателе — его фамилия не Тепляков и не Теплов, а Теплицкий, тот самый меценат…

Константин Сенцов знал Теплицкого. Весь город знал Теплицкого, вся страна знала Теплицкого! Человека по фамилии Теплицкий показывали по каналу ТРК «Донецк» едва ли не каждый день — в новостях, в научных передачах, в ток-шоу… даже фильм задумали снимать про Теплицкого — о том, как он своими «серыми» деньгами двигает науку, культуру, архитектуру… Всё на свете может сдвинуть Теплицкий… неизвестно только, где он берёт средства на движение… А может быть, это он двигал «Вавилон», а не нищий профессор, которого упрятали в тюрьму и заьыли, отметив победу и премию??

— Так вот, — продолжал Крольчихин, покрывая схемами уже третий лист, а два первых он смял и выкинул в корзину, потому что ошибку допустил. — Братья Новиковы убегают через лес, и их преследуют их «коллеги» по части, и в этом месте, — он нарисовал жирную кляксу на эллипсе с надписью «урочище Кучерово». — Встречают Эрика! Дальше они идут уже втроём, Эрик убивает Пыжина, они уезжают на его «Ниве», потом бросают её, когда кончается бензин, потом угоняют фуру… И потом кто-то похищает Василия. Я могу предположить, что «люди в чёрном», которых нам втюхивал Александр — люди Теплицкого. А если тут замешан Теплицкий — готовьтесь, друзья, к большой охоте!

— Вы хотите поймать Теплицкого?? — изумился стажёр, выкруглив свои детские глазки.

— Если он виновен — то да! — отрубил Крольчихин, который мог бы поймать хоть Зевса, если тот совершит преступление. Крольчихин никого не боится, он уничтожил кошмарный «Вавилон», который чуть не УСТРАНИЛ Сенцова… Но Сенцов ощутил на своей спине холодок — Теплицкий всесилен, он двигает науку, он может вершить судьбы, и если кто решит с ним драться — из ниоткуда придёт Эрик и даст на орехи… Сенцов даже поспорить может — на всю свою зарплату — что Эрика подослал Теплицкий. Только он может проплатить такого бешеного убийцу…

— Сенцов! — рявкнул Крольчихин, заметив, что Константин болезненно провалился в собственный пупок и ползает там, мучаясь неясными страхами.

— А? — Константин вскинул голову и натолкнулся на суровый взгляд крольчихинаа.

— Ты спишь, что ли? — осведомился Крольчихин, а перед ним лежал лист, весь исчерченный, исчёрканный.

— Та, нет, думаю… — проклекотал Сенцов, елозя ногами под столом. — Я думаю, что Теплицкий мог нанять Эрика…

— Мог! — согласился Крольчихин. — Я решил сделать вот, что: подадим Василия Новикова в розыск! Пускай о нём объявят по телевизору, по радио, в газетах! Этим мы заставим Теплицкого зачесаться — а если он зачешется — он выдаст себя!

Сенцов так и рвался попросить следователя: «А может, не надо?», но мучительно молчал, а Федор Федорович тем временем терзал телефон, названивая на телеканалы, в газеты, и на радиостанции.

Глава 58 Турист нашёлся

Теплицкий был взбешён. Он рычал тигром, дымил паровозом, подпрыгивал, сшибал стулья, наливал в стакан воду из бутылки и тут же выливал её прямо на ковёр персидской работы. Профессор Миркин, доктор Барсук, студент Рыбкин, а так же Геккон и Третий — прижимались к стенке, которая сотрясалась от громоподобных взрыкиваний Теплицкого.

Сегодня Теплицкий решил посмотреть вечерние новости. Он просто уселся в кресло — в чужое кресло, в то, которое нашли в бункере, в котором сидел неведомый и страшный изобретатель «брахмашираса». Теплицкий надеялся, что этому типу недолго осталось сидеть во мраке. Как только Геккон притащит ему Эриха фон Краузе — Теплицкий клешнями вывернет из этого тупого древнего человека, кто же такой подкинул ему такую крутую «игрушку», а главное — как его включить! Но сегодня вечером Теплицкий решил просто посмотреть вечерние новости — его голова уже шла кругом от всех этих «туристов», изобретателей, машин времени и непонятных криптографических записей. Теплицкий просто включил свой громадный жидкокристаллический телевизор с функцией 3D и просто прислушался к диктору, как тот монотонно гудит про баталии на бирже. И вдруг — вся биржа провалилась в тартар, и вместо неё возникло сообщение «Внимание, розыск!». Теплицкий встрепенулся и возжелал услышать, кого же так рьяно разыскивают.

— Новиков Василий… — бесстрастным голосом автомата сообщил невидимый диктор, и на широкий экран выпрыгнула фотография… Кого? Да хоть кого угодно — Теплицкий бы перенёс даже присутствие самого себя в милицейский «таблоидах»… Но только не Василия Новикова, который томился в подвале «бункера Х»… чёрт знает, сколько времени — Теплицкий уже не помнит, когда он его туда спихнул…

Теплицкий вскочил с чужого кресла, и оно рассерженно скрипнуло, мол, уселся слоном и скачешь тут, как бегемот…

Он прилип к огромному телевизору и, как завороженный, взирал стеклянными глазами и ничего не видел, потому что его нос шмыгал у самого экрана, а только слышал, как тот же механический диктор перечисляет приметы пленённого в «бункере Х» Новикова Василия. А потом — начал перечислять приметы его брата — Новикова Александра… «Брат, брат…» — твердил Теплицкому в бункере ненастоящий перепуганный «турист». А вот и брат…

Теплицкий сейчас вызвал к себе в особняк всех, кто был замешан в деле с дурацкими «туристами» и теперь — устраивал им ураганный разнос.

— Геккон!! — взвизгнул Теплицкий, обращаясь к начальнику личной службы безопасности.

— Да, шеф… — подавленно пискнул Геккон, страстно желая сделаться частью стены. Например, статуей.

— «Дяя», «шееф»! — гнусаво передразнил его Теплицкий и придвинулся к Геккону вплотную, вцепившись скрюченными пальцами в его чёрный галстук. — Ну, что «да»?? Что — «да»?? Не «да», а «нет»! — верещал он, дёргая зажатый в кулак галстук.

— Ты брызжешь слюной, — спокойно вставил Миркин, но не был услышан решительно никем.

— Псих, — добавил доктор Барсук, мечтая слопать пару котлет.

— Геккон! — Теплицкий никак не хотел отставать ни от Геккона, ни от его бедного галстука. — Ты дундук и слизняк! Ты до сих пор не поймал мне туриста! Давай, блей оправдания!

— Вы меня задушите… — прокряхтел посиневший Геккон, потому что, дёргая галстук, Теплицкий всё сильнее затягивал узел на шее начальника службы безопасности. — Пустите, пожалуйста…

— Слабак! — постановил Теплицкий и силой швырнул галстук в лицо Геккону.

Геккон кряхтел и развязывал свой галстук, едва не ставший для него удавкой, а Теплицкий, опять набухал полный стакан «Бонаквы» в один глоток выпил половину, остальное выплеснул на чужое красное кресло, и снова пристал к Геккону:

— Ну, давай, мямли, почему ты не поймал моего туриста, а притащил ко мне в «бункер Х» какого-то червяка с улицы, а?

— У фропессора спросите, — Геккон кивнул на Миркина. — Почему его балда показала, что этот ваш «червяк» и есть «турист»?

— Миркин? — Теплицкий отвлёкся от Геккона и надвинул свои громы и молнии на профессора Миркина, который уже устал объяснять ему принцип действия сканера остаточных молекул.

— Я тебе уже говорил, что на объекте, который прошёл через петлю переброса остаётся так называемый «молекулярный след». Мой сканер улавливает его безошибочно. Но проблема в том, что если хронотурист пожмёт кому-то руку, то оставит на нём свои молекулы. Такой человек называется «контактёром», и сканер может принять его за «туриста».

— Дундук! — выплюнул Теплицкий, стиснув кулаки. — Почему ты не построил другую балду, которая показывает только «туристов»??

— Это невозможно… — начал, было, Миркин, переминаясь с ноги на ногу и желая сказать, что остаточные молекулы одинаковы на всех объектах: и на «туристах» и на «контактёрах».

— Вскачете на рыбку! — перебил Теплицкий и плюхнулся прямо в вымоченное «Бонаквой» кресло. — Это я вам заявляю, как работодатель. Уволить вас я не могу по контракту, а перевести на менее интеллектуальную работу — могу!

Теплицкий кипятился, распекая всех за всё, и даже не знал, что «турист», которого он желает отыскать, уже здесь. Он уже приехал, запрятал краденый мотоцикл в кустах и бесшумно подобрался к забору Теплицкого, скрываемый тьмою безлунной ночи. Он притаился у этого забора и глянул вверх. Забор имел метра три в высоту, был увенчан толстыми мотками колючей проволоки, утыкан прожекторами и камерами слежения… Вокруг него кружили и блюли периметр злобные плечистые стражи, оснащённые электрошокерами, дубинками, клыкастыми псами и настоящими автоматами. Эрик даже слышал в ночной тишине рычание свирепых овчарок. Да, точно так же его солдаты охраняли несуществующий на карте «Краузеберг» в его родном сорок втором году…

В руках Эрика был брезентовый мешок — он нашёл его в багажнике у лейтенанта Воробьёва. По дороге сюда он изловил в помойном баке бездомную кошку «черепахового» окраса и посадил её в этот мешок. Кошка — самое лучшее средство для того, чтобы избавиться от парочки сторожевых псов, ведь доподлинно известно: сколько ни воспитывай ты из собаки стража или полицая, а как только на горизонте возникнет природный враг…

Эрик определил для кошки «кодовое имя» — Гретхен — и теперь собирался использовать это небольшое животное для вторжения в крепость Теплицкого. Эрик поднял голову и глянул вверх. Над забором нависали раскидистые, косматые ветви деревьев, среди которых виднелась крыша высокого особняка. Эрик заметил свет в окне: наверное, Теплицкий не спал. Что ж, тем лучше, можно будет и сразу же и поговорить с ним на тему возвращения домой.

Эрик замер и прислушался. За забором раздавалось сердитое собачье ворчание и приглушённые человечьи голоса. Они переговариваются между собой, они близко, почти под самым забором, и их много, Эрик смог выделить пять разных голосов. Всё, пора.

Эрик вытащил из мешка Гретхен и бросил её через забор. Сверкнув в свете прожекторов белым животом, кошка перелетела колючую проволоку и скрылась из виду.

Мгновение всё было тихо. Но едва мгновение прошло — внезапным взрывом раздался жуткий гвалт. Псы басовито взрычали, залаяли, затопотали толстыми ногами.

— Стой! Стой, куда?? — это закричали люди, и тоже затопали.

Все звуки покрыл кошачий визг, а потом — голоса и топот удалились прочь. Эрик понял, что Гретхен сработала: псы погнались за ней и утащили за собою охранников. Набросив брезентовый мешок на колючую проволоку, Эрик ловко перепрыгнул забор и тут же скрылся от молочно-белого света прожекторов в густой тени, которую отбрасывал мезонин особняка. Быстро и бесшумно человек в чёрном костюме и в чёрной маске скользнул к ближайшей стене и притаился около неё. Где-то поодаль слышалась возня: собаки боролись с Гретхен, а охранники боролись с собаками. Они ещё долго будут возиться: попробуй, вылови худую юркую кошечку на просторном, заполненном тенями дворе!

Прямо над головой Эрика на втором этаже светилось окно, за которым то и дело мелькают тёмные силуэты. Ещё там кто-то истерично визжит… Они не ждут гостей? Тем хуже для них. Эрик проворно полез вверх по стене, цепляясь за неровности декоративного камня, которым она была отделана.

— Советую тебе освободить паренька, — советовал тем временем Миркин Теплицкому. — Видишь, его ищут? А если найдут?

— Нет! — отказался Теплицкий, ёрзая в мокром кресле и не замечая, что оно мокрое. — Он раскроет рот, распустит язык! Что мы будем делать, если он кукарекнет в И-нет, и к нам толпами попрут папарацци??

— Никто к тебе и нос не сунет! — пробормотал Миркин, бродя туда-сюда у стены. — Папарацци попрут тогда, когда этого беднягу найдут в твоём подвале!

Теплицкий подскакивал козликом, бесился, давился водой. Он разинул рот, чтобы продолжить визжать, и тут внезапно с грохотом разбилось большое окно. Острые стёкла, звеня, посыпались на дорогой ковёр.

— А? — Теплицкий вздрогнул и так и застыл с разинутым ртом.

Доктор Барсук полез забиваться под кресло, Миркин остолбенел около стены, студент Рыбкин попятился и упёрся лопатками в шкаф, едва не свернув его, Геккон и Третий схватились за оружие.

Окно с треском распахнулось, и из ниоткуда на подоконнике возник некто, рослый, весь в чёрном и в чёрной маске. Своими ботинками он затоптал белоснежный подоконник.

— Что это такое?? — истерически взвизгнул Теплицкий и тоже полез прятаться под кресло, выпихивая Барсука. — Геккон! Геккон!!

Геккон и Третий среагировали мгновенно. Оба, они одновременно вскинули пистолеты и приготовились застрелить незваного и странного гостя. Однако тот оказался проворнее их обоих. Ловко спрыгнув с подоконника, он перескочил за диван, выхватил свой пистолет и тут же выстрелил два раза так, что одна его пуля выбила оружие у Геккона, а вторая — у Третьего.

— Аааааа!!! — верещал под креслом Теплицкий, а доктор Барсук лежал на спине и жучком барахтался рядом, прямо на полу. Миркин присел около тумбочки, на которой красовалась огромная ваза китайского фарфора. А студент Рыбкин до сих пор стоял истуканом, прижавшись к шкафу своей спиной.

Лишившись оружия, Геккон и Третий бросились в рукопашную, надеясь вдвоём скрутить агрессора и прижать к полу. Геккон прыгнул первым, и тут же его поверг на пол тяжёлый кулак. Геккон выплюнул зуб и затих, оглушённый. Третий напал сзади и сразу же получил сокрушительный удар сапогом. Отлетев к стенке, Третий с размаху врезался в неё спиной и выбил здоровенный кусок штукатурки. бух! — кусок штукатурки с глухим стуком бухнулся на пол.

— Привет! — радостно сообщил незваный гость всем, кто его слышал, и наконец-то стащил с себя маску.

— Турист… — прошептал Миркин, отползая к двери.

Тут же раздался выстрел, и прямо у носа профессора в стенку врезалась пуля, выбив искры и камешки.

— Стоп! — настиг Миркина суровый окрик. — А ну, слизняк, ползи назад и говори, кто здесь Теплицкий?!

Профессор Миркин повернулся и на дрожащих коленках пополз назад, едва ли не падая. Конечно, ведь «турист», которого они так долго и тщетно искали, один из опаснейших людей планеты Эрих фон Краузе-Траурихлиген пришёл к ним сам, и, кажется, взял их всех в плен.

— Он — Теплицкий, — обречённо пискнул Миркин, показав пальцем в сторону кресла, под которым и скрывался олигарх.

Эрик спрятал пистолет в кобуру, пригладил ладонью растрепавшиеся волосы и бросил надменный взгляд на Теплицкого, который от ужаса дрожал так, что кресло тряслось и стучало ножками об пол.

— Эй, это же моё кресло! — заметил Эрик и широкими шагами пересёк комнату, подойдя к тому самому креслу, и остановился, едва не наступив на руку доктору Барсуку. Барсук от страха потерял сознание лежал теперь, неподвижен и глух к происходящему.

— Не убивай! — простонал из-под кресла Теплицкий и забился ещё глубже, скорчившись в ничтожный комочек.

— Не хватало мне мараться об тебя! — выплюнул Эрик и отодвинул кресло в сторонку, чтобы не мешало схватить Теплицкого за воротник и водворить на ноги.

— Я умоляю!.. — пищал Теплицкий, когда Эрик поднимал его одной рукой так же легко, как поднял бы мягкую игрушку.

— Чер-рвяк! — рыкнул Эрик и хорошенько встряхнул Теплицкого, чтобы тот пришёл в себя.

Теплицкий перестал визжать, и воззрился на Эрика круглыми, полными страха глазами. Эрик возвышался над ним, Теплицкий был ниже его на целую голову и смотрел на него снизу вверх.

— Давай, заводи свою машину! — сурово потребовал Эрик от Теплицкого и снова встряхнул его так, что богач едва не развалился на части.

— Ба-ба-ба-ба… — проблеял Теплицкий, у которого все слова застряли поперёк горла. Он засучил ножками, потому что грозный «турист» приподнял его над полом всё за тот же воротник, который уже отрывался от смятой рубашки.

— Мне пора домой! — сообщил Теплицкому Эрик и швырнул его в кресло. Бросок получился мощным, Теплицкий снарядом обрушился в кресло, а кресло, не выдержав напора, повалилось назад.

Рыбкин стоял так, что шкаф скрывал его от огненных глаз страшного «туриста». Пока Эрих фон Краузе-Траурихлиген тиранил Теплицкого — студент медленно-медленно достал из кармана телефон и собрался позвонить. Он уже набрал номер, когда Эрик вдруг заметил его и сейчас же выстрелил, разнеся мобильник Рыбкина в мелкие клочки.

— Ай! — Рыбкин отскочил и затряс рукой, по которой ощутимо попал осколок телефона.

— Мозги вывалю! — процедил ему Эрик сквозь зубы и вновь надвинулся на Теплицкого, который лежал в опрокинутом кресле, комично задрав кверху ноги.

— Давай, Теплицкий, поднимайся! — потребовал Эрик, наставив на олигарха пистолет.

Теплицкий осознал, что если он не поднимется — ему придёт конец. Дрожа всем телом, олигарх отковырнулся от кресла и неуклюже встал побитою шавкой, поджав свой виртуальный хвост. Около него вяло ворочался поверженный Геккон, чуть дальше стонал у стенки разделанный под орех Третий. Всё, никакой защиты нет, «турист» победил, а Теплицкий проиграл. Теперь не видать ему ни «брахмашираса», ни Нобелевской премии… Тут хоть бы жизнь сохранить… И «турист» может спокойно прибрать «брахмаширас» себе…

— Так, значит, это ты машину времени сделал? — осведомился Эрик у дрожащего Теплицкого с таким презрением, будто бы разговаривал с глистом.

— Н-нет-т… — выдавил из сжавшегося горла Теплицкий, держась за кресло, чтобы не упасть. — О-он сделал, вернее, они… — олигарх поднял трясущуюся руку и показал на Миркина, который сидел у стенки, и на Барсука, который валялся на полу в глубоком обмороке.

— А ты, получается, всего лишь украл моё кресло? — зловеще пошутил Эрик и нажал на курок, пустив пулю Теплицкому под ноги.

— Ай, не надо! — отскочил в сторону Теплицкий и споткнулся о неподвижное тело доктора Барсука.

— Я тебе за моё кресло башку отстрелю! — пообещал Эрик Теплицкому и подошёл к профессору Миркину, который не вставал с пола и старался не выбивать зубами дробь.

— Я сделал машину вре-времени… — начал Миркин, поправляя очки, которые перекосились и съехали на левое ухо.

— Вот что, очкарик! — перебил его Эрик, поигрывая ужасным пистолетом. — Ты мне точно такую же сделаешь, иначе я и тебе башку отстрелю! Давай, прямо сейчас, говори, где стоит твоя машина?!

Миркин абсолютно не горел желанием дарить свой трансхрон военному преступнику, который мог бы запросто организовать глобальную катастрофу. Профессор лихорадочно соображал, как бы ему обмануть этого бесноватого фашиста, который нависает над ним, клацает зубами и грозит пристрелить. Молодец, конечно, Теплицкий, леевую идейку подкинул — перенести в наше время этого монстра… Но что теперь его винить? У Миркина родилась одна идея: заманить чудовище в ловушку в «бункере Х», как ту «потустороннюю» корову!

— Понимаете, — осторожно начал Миркин, так, чтобы не повергать фашиста в звериную ярость. — Мой трансхрон сломался, когда я испытывал его и случайно перенёс вас в будущее… Нужно время, чтобы отремонтировать его…

— Случайно?? — не поверил Эрик и нацелил пистолет Миркину в лоб. — Просто так взял — хлоп! — перенёс? И этого… Тритона ты тоже случайно за мной посылал, да?

— Геккона… — робко поправил Миркин, ёрзая на полу, как на раскалённой сковородке, потому что ужасная мушка светила ему между глаз. — Это Теплицкий посылал его за вами Геккона, чтобы…

И тут взгляд Эрика упал на толстую тетрадь, которую Теплицкий засунул в журнальный столик. Эрик сразу узнал её — тетрадь в твёрдом кожаном переплёте, с фамильным гербом Краузе-Траурихлигенов в уголке…

— А это ещё что такое? — выплюнул Эрик и схватил тетрадь. — Тоже случайно, да, очкарик? — он помахал тетрадью перед бледным носом Миркина. — Ты просто нашёл мой бункер… Кстати, кресло тоже там стояло, а ты, — Эрик повернулся к Теплицкому, который опять лез под кресло, — его утащил, ворюга! Я, наверное, тебя расстреляю! Ты мне не нужен! Оставлю только очкарика, пускай машину свою чинит!

Теплицкий лежал на спине, потому что, споткнувшись о Барсука, упал. Он безотчётно стучал зубами и скрёб ногтями толстый ковёр, не в силах побороть животный страх, который захлестнул его с головой и, буквально, утопил. Эрик прохаживался по комнате со своей идиотской тетрадью и поигрывал ужасным пистолетом. Рыбкин из-за шкафа видел его, но ничего не мог поделать, даже позвонить теперь не мог, лишённый телефона.

— Давай, вставай! — напёр тем временем Эрик на беспомощного Теплицкого. — Показывай мне машину времени!

— Нет! — отказался Теплицкий, прячась за доктора Барсука. — Нет…

— Придётся показать, — вздохнул из своего угла профессор Миркин, который был напуган не меньше Теплицкого, однако обладал куда более сильной выдержкой. — Иначе он нас всех перестреляет. Давай, Теплицкий, выползай, сажай его в машину и вези в «бункер Х».

— Давай, слизняк! — поторопил Теплицкого Эрик и для верности пару раз стрельнул под ноги олигарха.

Теплицкий подпрыгнул, как ужаленный, с визгом заметался по своей большой комнате и в панике налетел на чужое кресло.

— Если испортишь — точно башку отстрелю! — прошипел в его адрес Эрик. — Давай, вываливай отсюда! — и пихнул Теплицкого в бок тяжёлым кулаком.

Профессор Миркин поднялся сам, хотя его ноги упорно не хотели никуда идти, а грозили обрушить хозяина на пол.

— Молодец, очкарик! — похвалил его Эрик, направляясь к двери. — Давай, подхватил кресло и понёс!

— Но… зачем? — осмелился спросить профессор Миркин, едва удерживаясь на дрожащих ногах.

Доктор Барсук около него ворочался на ковре и стонал, приходя в себя.

— Давай, без разговоров, потащил! — озверел Эрик и снова выстрелил так, что пуля свистнула над ухом профессора и врубилась в экран телевизора. ТРЕСЬ! — треснула, вырвавшись из разбитого экрана, синенькая искра, и дорогой телевизор умолк и угас навсегда.

— Ой! — захныкал Теплицкий, зная, во что ему обошёлся «убиенный» телик. А профессор Миркин за его спиной, обливаясь потом и краснея индюком, отдирал от пола тяжеленное кресло, вырезанное из цельного дуба.

— О-ой… — вторил Теплицкому доктор Барсук, обретя сознание. Он сел на полу и обвёл пространство вокруг себя мутным взглядом.

— Ты — тоже вскочил! — бросил ему Эрик, наблюдая за Миркиным, который никак не мог оторвать кресло от пола. — За работу, ленивый суслик, тащи кресло!

— Что? — не понял Барсук, едва ворочая деревянным от ужаса языком, всё ещё восседая на полу.

— Кресло выпер! — Эрик подогнал его сапогом в бок, и Барсук тоже вскочил, потому что пинок оказался крепким.

Интеллектуальный доктор физических наук Барсук схватился за кресло вместе с профессором Миркиным. Вдвоём они смогли приподнять его и медленно, с видом обречённых на смерть узников, потащили к выходу. За ними плёлся унылый Теплицкий, придавленный грузом вины — он осознал, что всё это случилось из-за его глупой прихоти. Надо же было припереть из небытия группенфюрера СС! Припёр — получи, деревня, трактор!

Довольный собой, Эрик коротко хохотнул, а потом — решил, что ему совсем не нужен Рыбкин. Он навёл на студента пистолет и выстрелил. Пуля прорвала Рыбкину рубашку, отшвырнула назад, стукнув спиною о стенку. Студент рухнул на пол и затих.

— Ой! — взвизгнул доктор Барсук и выронил кресло на ногу Миркину.

— Ай! — заорал от боли Миркин и тоже выронил кресло.

Теплицкий застопорился и пошатнулся. Перед глазами у него поплыло, голова закружилась, к горлу подкатил удушливый комок тошноты.

— Так, чего застряли?? — сейчас же зарычал Эрик. — А ну, живо, или тоже пристрелю!

Устрашившись расстрела, Миркин и Барсук живенько подняли кресло и принялись вытискивать его из комнаты в коридор, Теплицкий же пополз на четверых, потому что на двоих идти уже не мог.

* * *

Как только звуки в комнате затихли — студент Рыбкин шевельнул рукой. Потом — шевельнул ногой, а потом — тяжело, грузно сел, кряхтя, отдуваясь, прислонился спиною к стене.

— Чёрт… — просипел он и раскашлялся, отплёвываясь.

Да, попадание пули в упор — не лучшее из ощущений, даже если она попадает в бронежилет… Да, хорошо, что Рыбкин догадался и не поленился натянуть его. Тяжёло, неудобно и душно, однако порою спасает жизнь!

— О-ой… — пробулькал Рыбкин, хватая воздух ртом, содрал с себя простреленный бронежилет и бросил на пол. Бронежилет тяжело стукнулся о паркет, а Рыбкин, отдышавшись, нашёл в кармане брюк ещё один мобильный телефон. Данному телефону повезло: он ни обо что не ударился, оставался целым и работал. Студент Рыбкин не стал набирать никакой номер — он нажал только одну кнопку, ту, которая пристроилась на боку телефонного корпуса.

Пик! — отозвалась кнопка, и простенький с виду мобильник начал раскладываться, постепенно делаясь похожим на тонкий сенсорный экран.

— База, приём, это — Рыбкин! — заговорил студент, держа этот экран перед своим лицом.

— База слушает! Звонящая на связи! — другое лицо, вынырнувшее на эране, отозвалось практически сразу. Рыбкину ответила девушка, чью голову венчала кепка-«немка» болотного цвета.

— Звонящая! — сказал Рыбкин. — Объект обнаружен! Это Теплицкий привёл его из прошлого!

— Значит, всё-таки, Теплицкий а не Миркин! — уточнила Звонящая.

— Миркин тут тоже засветился, но Теплицкий — главарь! Я знаю, где его бункер! Бункер и все гаджеты принадлежат Теплицкому, а Миркин работает на него!

— Вас понял! — ответила Звонящая. — Сейчас, Репейник пробьёт твои координаты и мы будем тут! Жди!

— Есть! — согласился Рыбкин, уселся на пол и принялся ждать.

— Рыбкин! — голос над головой студента раздался спустя минут пять после того, как он сел на пол.

— А? — встрепенулся Рыбкин, попытался вскочить, но споткнулся о свой же бронежилет и упал.

— Не бойся, это не волк! — хихикнул тот же голос, Рыбкин поднял голову и узнал Звонящую.

— Быстро вы! — выдохнул студент, поднимаясь с пола. — У меня тут…

— Бардак! — сурово перебила Звонящая, видя разгромленную комнату, угасший камин и пулевые дыры в стенах. — Как ты это допустил, а?

— Объект нашёлся сам… — пробормотал Рыбкин, кивнув на простреленный бронежилет под своими ногами. — Он похитил и Теплицкого, и Миркина, и Барсука, а меня хотел пристрелить!

— «Турист» из прошлого? — осведомилась Звонящая, выковыривая из штукатурки одну из застрявших в ней пуль. — Интересное дело… — она поднесла пулю к глазам. — Похоже на… Хотя без экспертизы не узнать, из чего она выпущена! Собирайся, Рыбкин! Ты выяснил, где логово Теплицкого?

— Выяснил! — ответил Рыбкин, подбирая с пола бронежилет. — Только там — охрана и система безопасности — ух! А ещё!..

— Пошли! — Звонящая вытолкнула Рыбкина из комнаты взашей и потащила на улицу. — У стен есть уши! Не забывай, где ты!

Рыбкин выбрался из дома в ночную прохладу, ступил на газон… Под фонарём, в кругу света аккуратно лежали два огромных ротвейлера, усыплённые тонкими дротиками. На каменном сером заборе, в сторонке от колючей проволоки притаилась всклокоченная трёхцветная кошка.

— Это ты? — осведомился Рыбкин, кивнув на спящих собак.

— Это я, — согласилась Звонящая. — Чтобы не поднимали шум! Пойдём, Рыбкин, нам пора на Базу!

Рыбкин поплёлся за Звонящей, выпростался на подстреженную лужайку перед домом, и в полумраке двора наткнулся на что-то, больно ударившись.

— Чёрт! — фыркнул он, глянул вниз, ища препятствие, но ничего не увидел, кроме затоптанной травы. — Что?..

— Моя машина! — Звонящая не дала Рыбкину договорить, и нажала крохотную кнопку на своих наручных часах. — Отойди! — она оттащила студента назад, а на том месте, где ничего не было, начали проступать некие неясные, призрачные очертания. Очертания становились всё чётче, и спустя минуту Рыбкин увидел старый «Кадиллак» чёрного цвета.

— Игрек-тачка! — обрадовался Рыбкин. — Я!..

— За руль не пущу — угробишь! — отрезала Звонящая и затолкнула студента на заднее сиденье «Кадиллака». — Пристегнись, и полетели! — добавила она и села за руль.

Рыбкин поспешно натянул на себя ремень безопасности — толстый и крепкий, как в самолёте. Звонящая впереди него тоже не побрезговала безопасностью и застегнула на себе пряжку ремня.

— Взлетаем, Рыбкин! — предупредила Звонящая и завела мотор.

Старый «Кадиллак» неожиданно подпрыгнул над лужайкой Тепликого, втянул колёса и бесшумно вертикально взлетел в ночные небеса.

Глава 59 Перестановка

Теплицкий лишился своей последней игрек-тачки. Он тщательно скрывал её от опа, от Перевёртыша… от всего мира — только от туриста проклятого скрыть не смог: помешал смертоносный пистолет, направленный прямо в его несчастный лоб. Игрек-тачка стояла в огромном гараже Теплицкого, затерянная среди других его автомобилей: «Бентли», «Ламборджини», «Мазератти», «Феррари», «Майбахов», раритетнух «Лотусов», «Кадиллаков»… Турист быстро нашёл её, потому что игрек-тачка в образе простого «Опеля-Астры» разительно выделялась среди звёздных суперкаров.

Пока Теплицкий, потея и надрываясь, помогал Миркину и Барсуку затаскивать на крышу игрек-тачки адски тяжёлое кресло — Траурихлиген распахнул багажник и без усилий закинул туда связанного по рукам и ногам человека. Лицо незнакомца на миг попало на свет, и Теплицкий узнал его с ужасом: Перевёртыш. Теплицкий наивно полагал, что бывший дознаватель обладает суперсилой, и сможет «законопатить» туриста по оповски, однако турист сам «законопатил» его «по туристически».

Перевёртыш ныл в багажнике всю умопомрачительно тошнотворную дорогу до «бункера Икс», а Теплицкий ныл на заднем сиденье, около Барсука, судорожно заглатывая бедный свой желудок, который мучался, желая вывалить всё, что Теплицкий напихал в него накануне. За рулём сидел Миркин, до боли напоминая сурового робота: его не тошнило ни капельки, хотя скорость приблизилась к субсветовой…

* * *

Теплицкий горько пожалел о своём безрассудном, бараньем желании включить «брахмаширас» любой ценой. Впервые для Теплицкого цена оказалась головокружительно высокой: проброшенный ради «брахмашираса» турист заграбастал его трансхрон.

Похожий на злого пришельца-захватчика, Эрих Траурихлиген обосновался в лаборатории флиппера, куда Миркин и Барсук, обливаясь потом, затащили для него шикарно тяжёлое кресло. Перевёртыша он даже не выпстил из багажника — бывший дознаватель до сих пор мучается там, скрученный в бараний рог толстыми верёвками, забытый…

— Зачем ты это сделал? — Теплицкий жалобно плакал, забившись в угол лаборатории флиппера. — Перевернул весь мой дом вверх тормашками, застрелил студента! Это же на меня всё повесят! Ты меня уничтожил… Я из-за тебя влип в такую кашу…

Эрих Траурихлиген это нытьё не слушал и краем уха. Вместо этого он заставил Миркина и Барсука вынести все чертежи осциллятора и флиппера и рассказывать, каким образом работает трансхрон. Миркин понимал, насколько опасен турист, и рассказывать ему про трансхрон — это всё равно, что разрешить террористу пустить атомную бомбу… Однако Траурихлиген применил очень убедительный аргумент — пустил под ноги профессора очередь из автомата и пообещал, что следующая такая очередь прострелит ему башку. Миркин согласился, решив не испытывать судьбу. Какие там могут быть чертежи и какой там трансхрон, когда своя голова ближе к телу, чем чужой трансхрон!

Эрих Траурихлиген занял почётное место в своём тяжёлом кресле, закинул ногу на ногу и с упоением изучал чертежи трансхрона так, словно бы собирался построить свой такой же.

Профессор Миркин и доктор Барсук обливались потом: после того, как они втащили в бункер тяжеленное кресло, им пришлось двигать всю мебель в лабораториях, потому что Эриху Траурихлигену не нравилось, как она стоит. Часы показывали уже начало пятого утра, однако новый хозяин «Бункера Х» всё не позволял своим свежеиспечённым рабам ложиться спать. Заставив Миркина и Барсука принести для себя стулья, турист усадил их напротив своего стола и изнурял миллионами вопросов, обязав отвечать под дулом пистолета. Миркин понимал, что обучает пришельца перемещениям во времени, но другого выхода он не имел: либо обучает, либо получает пулю в лоб.

— Миркин, ты уменьши мощность потока альфа-частиц в молекулярном преобразователе — тогда намного легче станет настроить точность твоего удлинённого коридора! — ехидно заметил Траурихлиген, изучая исчёрканные расчёты профессора, занесённые в его распухшую тетрадь, пугающим фантастическим образом — перелистывал страницы, просматривая их, будто бы, мельком. Миркин понял, что он знает способы быстрого чтения… видимо, генералы СС в сороковые годы были немного другими, чем их обычно представляют современные люди…

— И поменяй, пожалуйста, полярность стабилизатора бессбойности — коровы с сапогами перестанут пролетать! — Траурихлиген смеётся над ним, злобно ухмыляясь, а профессор был охвачен диким ужасом: турист только что указал ему на две очевидные ошибки, которые в упор не заметил сам Миркин! Он невероятным образом понимает теорию трансхронов, и вполне может сам построить трансхрон… получше, чем Миркин и Барсук вместе взятые…

— Х-хорошо, я поменяю… — проскрежетал Миркин, а его мозг лихорадочно соображал, как выпроводить проклятого туриста из нормохроноса малой кровью… Но придумать ничего не мог — турист их победил…

— Теплицкий! — крикнул Траурихлиген, понукнув олигарха, как осла. — Вызови-ка сюда своих гекконов, чтобы они в оп не поползли! — приказал он, пригвождая Теплицкого своим огненным взглядом поверх голов Миркина и Барсука. — Не моргай так — я от Перевёртыша узнал, что за мной охотится какой-то оп!

— Хорошо… — пискнул Теплицкий, сделал шаг в сторону, поднявшись со своего стула, и тут же получил очередь под ноги от Траурихлигена.

— Ай! — взвизгнул богач, подпрыгнув. — Ты что? Дай мне хоть, к телефону подойти!

— По мобильному звякни! — приказал турист, не убирая автомат. — Он у тебя в кармане лежит!

— Я… забыл… — проклекотал Теплицкий, возвращаясь на стул, который уже прижигал его, как сковорода… он выпустил из бутылки какого-то джинна, которого не сможет запихнуть обратно нинкак… Вытащив из кармана свой смартфон, Теплицкий дрожащими руками принялся тыкать в сенсорный экран, отыскивая номер Геккона среди остальных номеров.

— Геккон! — заплакал он, когда избитый начальник охраны взял трубку и зашамкал, как старый дед из-за выбитых зубов. — Давай, бери Третьего, садитесь во вторую игрек-тачку и летите в «бнкер Икс»! У вас теперь новый начальник — тури-ист! Почему? Не почему — прилета-ай! Он меня убьё-ёт!

— Вторая игрек-тачка? — хмыкнул турист, когда Теплицкий закончил слёзный разговор и положил смартфон мимо кармана. — Хорошо! Давай сюда и вторую игрек-тачку! Будем её разбирать и ставить на конвейер!

— Какой конвейер?? — устрашился Теплицкий, не замечая, как пинает ногою свой уроненный смартфон.

— Самый обыкновенный! — Траурихлиген растянул жуткую кривую усмешку — такую же, какую растягивал, когда сажал на кол партизан. — Я не сказал, что хочу немного поменять пару мелочей во всемирной истории? Так вот, я хочу поменять! — рявкнул он, шваркнув на стол тетрадь Миркина, которую уже прочитал. — И теперь я твёрдо уверен, что смогу это сделать с ближайшее время!

Доктор Барсук вздрогнул от страха, а Миркин — застыл…

— Ты что?? — вспрыгнул Теплицкий, бледнея, и растоптал свой смартфон, врезав по нему бешеной ногой. — Ты, хоть, понимаешь, что я пробросил тебя только для того, чтобы ты включил мой «брахмаширас»?? А потом бы я вернул тебя наза-ад!!

— Это не твой «брахмаширас», а мой! — пригвоздил турист, не теряя абсолютного, устрашающего спокойствия. — И, Теплицкий, спасибо, что пробросил! Я не знаю, что бы я без тебя делал!

— Ой… — Теплицкий заныл под погибельным дулом автомата и врезал ногой по своему смартфону во второй раз, превратив его в жалкие клочки.

— Так, Теплицкий, ты мне не нужен! — сурово постановил Траурихлиген и кивнул олигарху автоматом, отправляя его с глаз долой. — Скройся!

— Ага! — всплакнул Теплицкий и поспешил исчезнуть, дабы монстр не влепил ему пулю в лоб.

Протоптавшись по своему смартфону в третий раз, он выбежал из лаборатории, чтобы спрятаться в жилом отсеке, и столкнулся в коридоре с Гекконом и Третьим.

— Добрый вечер, босс! — поздоровался с ним Геккон своим глупым голосом.

— Добрый вечер, босс! — вторил ему Третий, топая своими гигантскими башмаками. — Мы на месте!

— Я больше вам не босс… — депрессивно вздохнул Теплицкий, сокрушённо таращась в безликий серый пол. — Все претензии к туристу! Он теперь — босс…

Вздохнув во второй раз, Теплицкий уныло утащился, понурив растрёпанную голову, впервые в жизни затонув в липкой пучине суровой депрессии. Он придумал гениальный план, невероятными усилиями добился его осуществления… и что получил?? Этот «гениальный план» сожрал его с потрохами… Хоть повесся…

* * *

Огромный кабинет, где можно было без потерь устраивать Олимпийские игры… Удивительный свет точечных ламп, эксклюзивная мебель в стиле хай-тек, похожая на обстановку звездолёта инопланетян, два подлинника Леонардо да Винчи украсили серебристые стены: «Благовещение» и «Поклонение волхвов». Одна из стен — полностью гигантское окно, за которым синеет пугающая толща воды, глубина окена, в кторой медленно движутся рыбы и исполинские водные млекопитающие — киты и кашалоты. В этом кабинете, за грандиозным столом типа «аэродром» шеф Отдела Предотвращений проводил экстренное секретное совещание. По своему обыкновеню, слушая отчёт дознавателя-стажёра Рыбкина, шеф ходил по столу, а подсыльный Красный, пастух Бисмарк, пробойщик Репейник и старший дознаватель Звонящая молча стояли и ждали приказа.

— Таким образом искомый хронотурист вместе с подозреваемым Теплицким находятся сейчас в означенном «бункере Икс»! — по уставу Рыбкин завершил отчёт и заглох…

— Друзья мои! — произнёс шеф, гуляя туда-сюда по своей широченной столешницы из железного дерева. — Отчёт Рыбкина великолепен, вы справились наславу, и я приказываю вот, что: брать этот «бункер Икс» со всеми потрохами! Репейник, тебе персональный приказ: разработать трансхрон для опа!

— Есть! — они ответили одновременно, все впятером, а Репейник прибавил:

— Я уже почти разработал! Осталось чуть-чуть, и он заработает! Я уже провёл первые испытания!

— На сапогах! — насмешливо добавил Красный. — Ты, Репейник, договаривай и не забывай, что они обуглились!

— Ребята! — в разговор вмешался шеф, и Красный тут же заглох, отодвинувшись. — Чем быстрее вы арестуете «бункер Икс» — тем быстрее исправите хроносбой!

Зловещая интермедия.

Посреди ночи на крыше дома внезапно возникла некая тень. Она вылезла с чердака и теперь топталась по хрупкому шиферу около парапета, больше похожего на жиденький низкий заборчик. Потоптавшись так, тень замерла. Несколько минут она была неподвижна, словно смотрела сверху на расстилавшийся внизу тесный дворик, на лавочку и одинокий детский турник. Потом тень решила, что нигде никого нет, и стащила со спины нечто, похожее на тень рюкзака. Присев на корточки, тень завозилась в своём рюкзаке и кое-что там отыскала. Оставив это кое-что на крыше, тень ретировалась назад, на чердак, и там исчезла, слившись в полной темноте со скоплением других теней.

Глава 60 Убить соседа

Тяжёлый внедорожник «Додж» въехал в тёмный ночной двор и притормозил у подъезда. Дверца распахнулась и из внедорожника, опасливо оглядываясь, выбрался грузный человек в сером дорогом костюме. Это был Эдуард Слимко, в определённых кругах известный, как Буквоед. Кличку ему приклеили отнюдь не за слепое следование законам и правилам, а за то, что Эдуард Слимко очень любил печенье «Азбука». Буквоед начал пробираться к подъезду, сканируя асфальт под ногами, чтобы не вступить в открытый люк. Он не знал, что с крыши соседнего дома за ним зорко следит механический красный глаз. Едва Эдуард Слимко сделал шаг и поставил ногу на бордюр, где-то, рядом с механическим глазом, что-то мягко, практически неслышно щёлкнуло. Буквоед поднял ногу, а сделать шаг уже не смог — он повалился ничком на тротуар, выронив набитую кредитками барсетку. Механический красный глаз пару раз мигнул, а потом — раздался хлопок, такой, будто бы взорвалась петарда. На месте механического глаза взвился небольшой огонёк, а потом — быстро угас, и всё исчезло и умолкло. Только Буквоед до подъезда так и не дошёл, и лежал теперь под окнами дома бесформенной тёмной массой…

Оперуполномоченный Калининского Ровд старший лейтенант Константин Сенцов спал на диване. Константин видел сон о том, как он спит на диване, и внезапно раздаётся сумасшедший гвалт, распахивается входная дверь его квартиры, влетает некий тип и скрипучим голосом орёт, что началась атомная война…

Напуганный войной, Сенцов проснулся и сел на диване, хлопая глазками. В ночной темноте яркой звездою светился экран телевизора и показывал хаос помех. Как всегда — Константин заснул на диване, под «телеконцерт», с тарелкою попкорна на коленках… Это — классика образа жизни Сенцова, и весь попкорн, который он не успел поглотить за вечер, рассыпан по полу — вон, Константин видит в телевизионном «голубом сиянии» как белеет на ковре воздушная кукуруза. И тарелка — вон она, лежит в сторонке донышком кверху. Крольчихин, наверное, так не поступает… А Сенцов ещё собрался жениться на чистюле-Кате.

Константин посидел-посидел, похлопал глазами… и тут же осознал, что гвалт никуда не исчез, и в его дверь действительно, кто-то дико тарабанит и ещё — что-то истошно кричит тонким и скрипучим голосом. «Неужели, началась атомная война?» — с ужасом подумал Сенцов. Но нет, этого не может быть… Скорее всего, он затопил соседей снизу, и они теперь штурмуют его квартиру с целью дать разгильдяю по шапке и обязать делать им ремонт за свой счёт…

— Блин, — пробормотал Константин, отковырнулся от дивана и потащился в ванную — проверять, выключил ли он воду.

В ванной оказалось сухо и тихо — мало того, что Константин выключил воду — он её не включал с прошлого воскресенья. Тогда чего они рвутся-то? Отсидеться, кажется, не удастся: стук становится всё настойчивее, превращается в тяжёлое буханье, а несчастный дверной звонок рвётся на части, заливаясь истеричными трелями.

— Чёрт… — пробухтел сонный Сенцов и, нехотя, пополз в прихожую — разевать дверь нежданным гостям.

По дороге он наступил на собственный шнурок и едва не врезался носом в пол. Устояв на ногах, Сенцов понял, что в стотысячный раз позабыл снять ботинки перед тем, как вдвинуться из прихожей в комнату. Катя не вытерпит такого мужа, сбежит в первый же день, потому что, придя домой после свадьбы, Константин забудет содрать ботинки, проползёт в них через всю квартиру, марая ковры, и завалится дрыхнуть поперёк дивана.

Сенцов справился с замками и отпихнул дверь, впустив весь гвалт к себе в квартиру. На пороге собралась целая делегация из соседей. «Когда же я успел их всех залить??» — ужаснулся про себя Сенцов, который и водой-то как следует, не пользуется…

— Костя! Костя! — галдели они наперебой. — Гражданин Сенцов! Константин Константинович! Костя!

Константин глазел на них слипающимися от недосыпа глазами и различал в их пёстром сборище Римму Петровну, пенсионера Виктора Савича, свою тётку Марию Васильевну… и ещё кого-то кто стоял сзади, наполовину закрытый широким торсом Риммы Петровны… скорее всего, Эрик Хачикянц.

— Костя! — заверещала прямо в ухо Сенцову Римма Петровна и танком ввалилась к нему в прихожую.

— Что случилось? — обалдевшим полушёпотом выдохнул Сенцов, и тут же задохнулся, потому что Римма Петровна вцепилась в воротник его помятой рубашки и сдавила горло, как удавкой.

— Костя! — запричитала она, заглядывая в глаза Константина, выставив на престарелое лицо нечеловеческий дикий испуг. — На улице… труп лежит! — прошептала соседка и выпустила воротник, дав Константину порцию кислорода.

Хватая ртом этот самый кислород, Константин Сенцов вытаращил глазки и воззрился на всех соседей, как на новые ворота.

— Какой труп?? — прошептал он, борясь с одышкой.

— Нового жильца, Гришаничкина! — заявил Виктор Савич, который считался в доме активистом, знал всех соседей и частенько собирал деньги то на ремонт подъезда, то на новую крышу…

Сенцов почти не знал нового соседа Гришаничкина — видел его всего пару раз, один раз — вечером, как он выходил из своего внедорожника и рысил в подъезд, а второй раз — утром, как он выскочил из подъезда, забился во внедорожник и умчался, покрывая всё пылью из-под колёс…

Вслед за соседями Константин слетел вниз по ступенькам и выбежал из подъезда на улицу. Прохладный ночной ветерок забрался под рубашку и заставил поёжиться, над головой горел фонарь, собирая около себя тучки мошкары, где-то среди каштанов распевали цикады, из-под ног вывернулся бездомный кот Матвей.

— Вот! Вот! — соседи тыкали пальцами все в одно место, и Сенцов невольно глянул туда, куда они тыкали. Новый сосед валялся посреди заасфальтированной дорожки носом вниз и не шевелился. Ноги и руки его были разбросаны в стороны, голова — повёрнута точно носом в асфальт. Видимо, он скакал в подъезд, не доскакал пару метров и умер…

Да, Гришаничкин был мёртв, Сенцов пощупал его шею и обнаружил, что у него нет пульса, да и шея уже начала коченеть… Поднеся свою руку к глазам, Константин увидел, что его пальцы в крови.

Что в таком случае может сделать человек? Позвонить в милицию. Что в таком случае может сделать милиционер, которого посреди ночи выковыряли из постели? Позвонить в милицию! Константин Сенцов начал охлопывать свои карманы, в поисках мобильного телефона. Мог бы и не охлопывать — в его карманах мобильного телефона не нашлось, к тому же, он не помнил, куда засунул его вечером. Неужели, опять в холодильник?? Как можно быть таким раззявой? Значит, можно, раз Сенцов ухитряется! Константин решил подняться домой и заняться поисками мобильника, но быстро понял, что путь домой ему отрезало скопление соседей. Да, они ни за что его выпустят — решат, что Сенцов вздумал спрятаться дома и отсидеться.

— Скажите, у кого-нибудь мобильник есть? — осведомился Сенцов с достаточной долей робости.

— Есть! — соседи проявили отзывчивость, и у носа Сенцова оказалось целых пять телефонов разных моделей.

— Звоните же! — настояла соседка Константина слева — дама лет сорока, помешанная на карманных собачках. Даже сейчас она одной рукой протягивала Константину телефон, а другой держала микроскопического пёсика с розовым бантиком на тощенькой головёнке.

— Гав! — микроскопический пёсик гавкнул достаточно басовито и засучил ножками, пытаясь получить для себя свободу. Однако дама держала его как в тисках, и пёсик, повертевшись чуток, кротко затих.

Сенцов протянул руку и схватил первый попавшийся мобильник. Набрав на нём телефон отделения, он приставил трубку к уху и стал ждать.

Сенцов знал, что в дежурной части торчал стажёр Ветерков. Это было его первое дежурство, и Константин подозревал, что Ветерков не выдержал всенощного бдения и сладенько заснул. Сенцов на своём первом дежурстве тоже заснул. Что-то он долго не отвечает — точно заснул…

— Алё?? Алё?? — голос Ветеркова ворвался в трубку как торнадо и на миг оглушил Константина. Как-то стажёр невнятно «алёкает» — точно, спал! А сейчас — встрепенулся, перепугался, что проспал неотложный звонок и дышит, будто бы бегал или грузил!

— Ветерков, — сказал ему Константин, сотворив в голосе статичное спокойствие каменного куба. — Кто там сегодня из следователей дежурит? — Сенцов спросил специально, желая выяснить, помнит ли стажёр фамилию Крольчихина, или забыл так же, как и сам Сенцов, когда был стажёром?

— А-а-а… Эээээ, — тут же замялся Ветерков. Спросонья замялся — факт! — Как-то… Этот… Кроль…

— …чихин, — закончил за стажёра Константин. И распорядился повелительным тоном:

— Давай, Ветерков, по коням. Прикончили кое-кого.

Сенцов продиктовал стажёру адрес своего дома, подождал, пока тот всё запишет, поинтересовался, не ошибся ли он, записывая, заставил стажёра повторить адрес, и только после этого дал отбой.

— Ну? — поинтересовалась «дама с собачкой».

— Гав! — гавкнул микроскопический пёсик.

— Всё, сейчас приедет группа! — авторитетно, как генерал милиции, заявил Сенцов. — Можете идти по домам!

— А расписываться? — вопросила дама с собачкой.

— Гав! — вставил своё «веское слово» её пёсик.

— Где… расписываться? — не понял Сенцов, отдавая мобильный телефон щедрому хозяину.

— В протоколе! — скрипучим голосом взвизгнула дама с собачкой.

— А, нет, спасибо, не надо, — замотал головою Сенцов, желая побыстрее разогнать всю толпу, а главное — избавиться от назойливой собачницы и её гавкающей собаки.

Соседи начали расходиться по домам, но нехотя, медленно, шушукаясь. Собачница уползла самой последней, а её собачонка, которой и не видно даже, всё лаяла и лаяла, казалось, на весь район.

Вскоре Сенцов остался один на один с убиенным соседом. Если бы он курил — он бы нервно выцарапал сигаретку и начал бы подобно Змею Горынычу выпускать дым изо рта и ноздрей. Но Константин не курил, и, вместо курения, лишь крутился взад-вперёд по двору, вспоминая, что он знает про соседа Гришаничкина. Собственно, ничего. Появился он недавно — месяца ещё не прожил в доме, обосновался на втором этаже, в шестой квартире, где до него проживал одинокий бывший архитектор Лев Соломонович, который уехал в Израиль. Гришаничкин ни с кем из соседей не знался, не общался, не просил соли и не выматывал ремонтом. Кажется, поселившись, он вообще не делал ремонта — жил на том, что оставил ему Лев Соломонович. Никаких родственников Гришаничкина Сенцов не видел, где Гришаничкин работал — оставалось тайной для Сенцова. Наверное, этого не знает даже Виктор Савич. Рано утром Гришаничкин выкатывал из гаража внедорожник «Додж», прыгал в него и куда-то смывался. Приезжал поздно вечером, закатывал внедорожник и бежал домой… Стоп. Сенцов оглядел двор и увидел, что внедорожник «Додж» не закачен в гараж, а торчит посреди двора, недалеко от тела почившего хозяина. Кажется, сегодня странный сосед и не собирался в гараж… Спешил, что ли? Он оставил машину «спать» на улице… Почему? Уж не преследовал ли его кто?

Красно-синие блики мигалок сбили размышления Сенцова и заставили обернуться. Во двор въезжала служебная машина Крольчихина, шелестя колёсами по асфальту, который положили тут сразу после войны и с тех пор оставили неизменным.

Крольчихин припарковался Шумахером: лихо въехал на узкую полоску свободного асфальта, что зияла между широким внедорожником и самопальной клумбой, и резко застопорил служебную машину, свистнув тормозами. Константин отскочил в сторонку: передним колесом Крольчихин угодил в лужу и поднял «цунами» грязной, бензиновой воды.

— Сенцов! — крикнул следователь Крольчихин, выпрыгнув из кабины широким скачком.

— Да! — не особенно громко отозвался Сенцов, чувствуя, как его начинает клонить в сон.

— Итак, что там у тебя? — осведомился у Константина Крольчихин, разглядывая двор и дом.

— А, вон! — Константин показал рукою на распластавшееся по асфальту тело соседа. — Кому-то он помешал…

— Ага! — бодренько изрёк Крольчихин и засветил карманный фонарик, потому как посчитал, что свет единственного во дворе целого фонаря слишком тусклый для того, чтобы он мог что-либо увидеть.

Вместе с Крольчихиным приехали ещё три оперативника: Морозов, Кнопочкин и Бочкин. Бочкин зевал во весь рот, выбираясь из машины Крольчихина — наверное, подняли с постели, Бочкин тоже здесь недалеко живёт. Кнопочкин же был свеж и бодр — он засветил карманный фонарик и тут же скользнул к трупу сенцовского соседа.

— Овсянкина бы сюда! — крикнул он, присев на корточки около Гришаничкина и осветив его лучом фонаря. — И Мышкина тоже!

— Это — его машина, — негромко сказала Сенцов Крольчихину и показал на лишившийся хозяина «Додж» соседа. — Он её обычно в гараж заводит, а сегодня почему-то на улице бросил…

— Отлично! — обрадовался следователь Крольчихин. — Экспертизу машины тоже проведём! Бочкин! Не спи — вызывай Овсянкина и Мышкина разбуди!

Сонный Бочкин вздрогнул от неожиданности, вынул из кармана мобильник и принялся медленно набирать номер криминалиста. Морозов топтался около него и тоже зевал, глядя в асфальт.

— Морозов! — рявкнул ему Крольчихин, широко шагая к «Доджу» Гришаничкина. — Не стой! Обследуй место преступления!

— Есть! — ответил Морозов, а сам, словно бы, выпал из сна.

— Сенцов! — голос Крольчихина взорвался над сенцовским ухом, и констатин вздрогнул: тоже засыпал, прямо посреди тёмного двора.

— А?? — продрал внутренние глаза Сенцов и уставился на фантастически бодрого Крольчихина.

— Бэ! — буркнул ему следователь. — Спите все, когда работать надо! Пошли опрашивать твоих соседей!

— А за ними не нужно ходить! — послышался сзади до боли знакомый Сенцову голос Риммы Петровны, заставив Константина вздрогнуть. — Я, например, уже здесь!

— Так, отлично! — обрадовался ей Крольчихин. — Вы у нас кто?

— Римма Петровна Белкина! — бодро заявила Римма Петровна. — Седьмая квартира. У меня бессонница, я вязала и вдруг — слышу шум! Машина подъехала. Ну, я человек бдительный, не какая-нибудь раззипоха, которая дальше носа и не видит. Я — к окну. Глядь: сосед наш новый паркуется! Он обычно часов в десять приезжал и сразу к гаражу, чтобы машинерию свою закатить. А то гляжу: он прямо во дворе паркуется, а потом — выскочил и вприпрыжку в подъезду поскакал! Гришаничкин этот всегда бегом ходил, а сегодня что-то особенно вприпрыжку! И так: скок-скок, до двери чуть-чуть не добежал и тут что-то хлопнуло — и он БУ-БУХ! — и всё, лежит, бедняга носом вниз! Ну, я и побежала соседей собирать!

Вот это — Римма Петровна! Всё видела, всё слышала, всё знает! И что бы милиция без неё делала?? Крольчихину, видимо, её бдительность пришлась по душе. Он прекратил отчитывать Сенцова за сонливость и полностью переключился на Римму Петровну.

— Скажите, до и после убийства в дом кто-нибудь заходил, выходил?

— Вы знаете, нет! — пискнула Римма Петровна. — Только ещё один наш новый сосед, Хачикянц, с работы пришёл — и всё, никого не видала!

— Так, во сколько Хачикянц пришёл с работы? — вопросил Крольчихин, и Сенцов не без злорадстсва отметил, что хоть один Эрик попал под раздачу.

— А, в одиннадцать тридцать пожаловал! — излагала хронологию Римма Петровна. — И после него — никто больше не пришёл!

— Поздновато ваш Хачикянц возвращается… — заметил Крольчихин.

— А, он поваром работает в ресторане — как смена закончится — так и приходит! — объяснила Римма Петровна. — У него и ночные смены бывают.

— Так, понятно! — кивнул следователь Крольчихин. — Римма Петровна, вы кого-нибудь из родственников Гришаничкина видели?

— Да не было у него никого! — отказалась от родственников Римма Петровна. — Лет ему на вид уже за сорок, а живёт — бобыль-бобылём! Ни разу я не видала, чтобы к нему кто в гости пришёл!

— Так, подскажите, в какой квартире Хачикянц живёт? — осведомился Крольчихин. И Сенцов понял, что следователь решил взять этого Эрика в оборот.

— Пятнадцатая! — бодро сдала «логово» Эрика Римма Петровна. — Эрик Томасович он!

— Эрик? — уточнил Крольчихин, делая пометку в своём пухлом красном блокноте. — Отлично, к нему мы с Сенцовым сейчас и пойдём! А вас, Римма Петровна, я ещё в отделение повесткой вызову, как свидетеля!

— Спасибо! — обрадовалась своей нужности Римма Петровна, а Сенцов вспомнил, что Эрик Хачикянц одним из первых уполз со двора домой, когда он сказал соседям расходиться.

Крольчихин уже широко шагал к подъезду, и Сенцов поспешил за ним.

На Константина наседал сон, и он совсем не хотел топать по ступенькам на четвертый этаж к Хачикянцу, но пришлось. Крольчихин топал, перескакивая две ступеньки — Константину тоже пришлось так скакать. «15» — крупные цифры золочёного цвета тут же выдали квартиру Хачикянца, защищённую железной дверью, и Крольчихин безотлагательно позвонил в дверной звонок. Эрик Хачикянц открывать не спешил. Спать он не мог — не успел бы за десять минут так крепко заснуть. Или он думает, что на него могут свалить убийство соседа? Хотя, чего ему бояться, если это не он? Или Эрик Хачикянц уже заимел рыльце в пушку, убив кого-нибудь другого?

Пока Сенцов размышлял, из-за двери донеслись шаркающие шаги ног в домашних тапочках, а потом сонный голос с сильным кавказским акцентом недовольно осведомился:

— Кто там?

— Милиция! — сурово выкрикнул Крольчихин, породив в коридоре эхо.

— Я милицию не вызывал! — решил отбоярться Эрик Хачикянц.

— Гражданин Хачикянц! Это по поводу убийства вашего соседа! — загремел Крольчихин на весь коридор. — Старший следователь по особо важным делам Крольчихин, Алексей Васильевич! — он придвинул к глазку своё удостоверение.

— Оперуполномоченный Константин Сенцов… — протарахтел Сенцов и своё удостоверение тоже придвинул.

— Ох… вах… вах… — закудахтал за дверью Эрик Хачикянц и принялся, как показалось Сенцову, с большой неохотой отпирать свои многочисленные замки.

Хачикянц довольно долго возился — Крольчихин уже начал нервно потирать руки — а когда, наконец, справился и отпихнул в сторону дверь — Сенцов увидел его, обряженного в длиннющую, до пят, ночную рубаху и ночной колпак с помпоном. У Хачикянца был заспанный вид. Или он просто делал заспанный вид.

— Проходите… — растерянно пробормотал этот Эрик, а у его ног крутились весьма странные животные: карманная собачка породы чихуахуа, чьи лапки напоминали четыре спички, и здоровенный, круглый от меха, дымчатый персидский котяра, в чьём теле сидело килограммов семь. Собачка нервно гавкала, а котяра недовольно и сипло мяукал, оставляя свою шерсть на рубашке хозяина.

— Спасибо! — Крольчихин буквально прорычал это слово и вдвинулся в прихожую Хачикянца, словно танк. Сенцов же прошёл аккуратно: чтобы ненароком не затоптать карманную собачку.

В полумраке коридора Хачикянц с своей рубахе был похож на призрак. Он небыстро двигался вперёд, ведя ночных гостей в гостиную. Собачка продолжала гавкать, подскакивая на своих спичечных лапках, а котяра пристроился около аквариума и начал лениво делать вид, что вылавливает золотую рыбку. Между делом Константин узнал, что сухонькую чихуахуа зовут Авраам Линкольн, а котяру — всего лишь, Пушок.

В гостиной Хачикянц, наконец-то включил свет — засветил торшер. Сенцов увидал натяжной потолок, дорогие обои, мебель под заказ и громадный угловой диван, обшитый чёрной кожей. Кажется, на зарплату повара такую роскошь не приобретёшь. Тут нужна, скорее, зарплата киллера. Хачикянц вежливо предложил им сесть на диван, Крольчихин тут же плюхнулся и задал сонному хозяину, который даже не успел устроиться в кресле, свой первый суровый вопрос:

— Гражданин Хачикянц, в котором часу вы сегодня вернулись с работы?

— В одиннадцать тридцать… — невнятно из-за акцента пробормотал Хачикянц.

— А во сколько вы ушли с работы? — напирал Крольчихин, положив одну длинную ногу на вторую.

— В одиннадцать ноль-ноль… — забубнил Хачикянц и установил на следователя вопросительный взгляд, мол, какая разница?

— Кто-нибудь, видел, как вы выходили с работы? — пытался пригвоздить Хачикянца Крольчихин, однако тот не сдавался.

— Все! — на этот раз Хачикянц выкрикнул, заёрзав в кресле. — Повара, официанты, посудомойщики, уборщики…

— Так, хорошо, — не собирался отставать Крольчихин. — Где и кем вы работаете?

— Повар, в ресторане «Баку»… — булькнул Хачикянц. — Проспект Ильича, сорок два-б…

Крольчихин прикинул в уме и понял, что да, для того, чтобы добраться оттуда сюда — нужно не менее получаса.

— Отлично! — заявил следователь. — Скажите, вы знали Гришаничкина?

— Н-нет… — принялся отказываться Хачикянц, мотая своей кучерявой головой. — Я сам тут недавно живу… И почти никого не знаю…

— Так… — кивнул Крольчихин, у которого вопросы к Хачикянцу ещё не закончились. — Скажите мне, гражданин Хачикянц, когда вы подходили к дому — вы не увидели ничего странного? Подозрительного? Может быть, из подъезда выходил кто-нибудь незнакомый?

— Э… э-э-э… — задумчиво протянул Хачикянц, ёрзая в кресле так, словно бы под ним разожгли костёр.

Сенцов был сонным, но всё же, заметил, как Хачикянц ёрзает, и подумал, что последний что-то скрывает, хотя и выглядит невинной овечкой.

— Когда я поднялся по лестнице и подошёл к своей квартире, — начал говорить Хачикянц, не прекращая ёрзать. — Сосед мой по площадке, Мискин, вышел из квартиры и куда-то пошёл…

Сенцов отлично знал Мискина — давно обрюзгший, неспортивный гражданин лет сорока, утяжелённый мешковатым пузцом. Из-за сильной близорукости он вынужден постоянно носить очки, а одышка мешала ему даже подбежать к остановке за троллейбусом. Жены и детей у Мискина не было: он считал, что они ему не нужны и только мешают жить и работать. Мискин работал где-то программистом, часто брал умственную работу на дом, из-за чего в его окне ночами напролёт горел свет, а его любимое блюдо — это пиво… Ясно одно: на роль таинственного убийцы Мискин никак не тянет.

— Вы знаете, куда он пошёл? — не отставал от Хачикянца Крольчихин.

— Без понятия! — пожал плечами Хачикянц. — Я устал, и спать хотел! И мне меньше всего интересно следить за своими соседями!

— Так, отлично! — кивнул Крольчихин и поднялся с дивана. — Сенцов! — сказал он Сенцову. — Идём к Мискину!

Сенцову показалось, что Хачикянц очень доволен тем, что милиция покидает его. Он настоящей птичкой выпорхнул из кресла, чтобы проводить Сенцова и Крольчихина до двери. Хотя, когда провожал в зал, обязанный отвечать на вопросы — тащился тяжёлым сонным пингвином.

— До свидания! — бодро попрощался Хачикянц, закрывая дверь за их с Крольчихиным спинами, хотя здоровался недовольным сонным голосом.

— До встречи! — пообещал Хачикянцу Крольчихин, как показалось Сенцову, зловеще, и оборотил взор на соседнюю квартиру — где и проживал Мискин. Сенцов подробно рассказал следователю, каков из себя Мискин — однако, Крольчихина это не остановило — он решительно поднял руку и надавил на кнопку звонка.

Похоже, что этой ночью Мискин работал — его шаркающие шаги за дверью раздались спустя пару минут после того, как Крольчихин потревожил его звонок.

— Кто там? — послышался мискинский голос. Говорил он не очень внятно, потому что параллельно с разговором что-то жевал.

— Милиция! — по своему обыкновению рявкнул Крольчихин, и невнятный голос сменился кашлем. Кажется, Мискин подавился, когда услышал слово «милиция», да ещё и таким грозным тоном.

— По поводу убийства вашего соседа! — добавил Крольчихин, ещё сильнее пугая Мискина.

Мискин что-то забулькал, громко кашляя при этом, и заклацал замками. Кажется, у него в двери стоит замков пять — так долго он возился, всё не в силах откашляться. Сенцов даже устал ждать его, да и Крольчихин недовольно топтался и шаркал ногами.

— Ждравствуйте… — шепеляво поздоровался Мискин, наконец-то, возникнув на пороге. В его левой кургузой руке сидел бутерброд с колбасой, который он откусывал прямо при Сенцове и Крольчихине. Глядя на бутерброд, Сенцов остро почувствовал, что не поужинал перед сном.

— Здравствуйте! — поздоровался Крольчихин, которого Мискин явно разочаровал. Следователь желал выделить убийцу, а обнаружил рыхлого жующего толстячка, обрудованного очками и сигареткою за ухом.

— Проходите… — пролепетал Мискин, доедая бутерброд, и посторонился, пропуская неожиданных гостей в свою квартиру.

Переступив порог, Сенцов тут же понял, что перед ним — холостяк. Первое, что бросилось Константину в глаза — это наваленная около стенки груда разношенных, изгвазданных башмаков для всех сезонов — у него самого такая навалена. Потом — куртки, напиханные на вешалку — с засаленными рукавами с забрызганным низом. Ковровая дорожка на полу не подвергалась пылесосу месяцами — так же, как и у Сенцова. Мискин поплёлся вперёд, и Сенцов с Крольчихиным последовали за ним. Хозяин вовсю курил в квартире — в воздухе установилось плотное амбре, из-за которого кружилась голова и барахлили мозги. Следуя по коридору, Константин едва не налетел на развинченный системный блок. Перепрыгнув через него, Сенцов встретил «анаконду» из длиннющих толстых проводов, пару мониторов и ещё один системный блок — только целый. Кроме программирования Мискин занимался ещё и ремонтом компьютеров — комплектующие, провода и корпуса занимали в его квартире все места, которые только можно занять. Даже в распахнутой хлебнице, которую Сенцов заметил на кухне, вместо хлеба лежали видеокарты различных моделей.

— Присаживайтесь… — пробулькал Мискин, указав на просиженный старый диван без покрывала, который пристроился в углу заставленной комнаты. — У меня не убрано…

Сенцов сел и почувствовал, что диван просижен основательно: скоро в нём появится дыра, из которой полезут на волю пружины. Крольчихин присел около Сенцова на краешек — не хотел получить укол той самой пружиной. А хозяин устроился на вертящемся кресле со скособочившейся спинкой. За спиною Мискина оказались три стола, на каждом из которых расположился работающий компьютер и пластиковые тарелки со съестным. Похоже, что Мискин ездит на этом стуле от одного компьютера к другому, потому что на краске пола явно виднеются характерные следы колёс.

Крольчихин обвёл квартиру Мискина подозрительным взглядом, отметил четыре двухлитровые бутылки пива «Сармат», которые хозяин припрятал в углу — между облезлой стенкой и неновым шкафом, занятым компьютерной литературой — и задал первый вопрос:

— Гражданин Мискин, ваш сосед видел, как вы около полуночи выходили из квартиры. Куда вы пошли?

— Та, в «Родник», за пивом! — не скрывал Мискин. — Вот — пиво… — его толстенький палец показал как раз на те четыре бутылки, которые притаились за шкафом.

Кажется, не врёт: в полуподвальном магазинчике «Родник» есть ночной отдел.

— Ждёте гостей? — поинтересовался Крольчихин, елозя ногами, под которыми неудобно оказалась жёлтая от времени клавиатура.

— Нет, — покачал головой Мискин. — Я скромный необщительный человек… У меня и друзей-то нет… Это — мне. Я специально покупаю много сразу, чтобы не отвлекаться от работы и не бегать в магазин…

— Ясно… — кивнул Крольчихин. — А вы знаете, что пока вы ходили в магазин — вашего соседа кто-то застрелил?

— Уже да, — булькнул Мискин. — Я когда возвращался назад — тут такое делалось, все высыпали, и я сразу же поспешил домой, чтобы они меня не затоптали…

— Скажите, когда вы выходили из квартиры — вы ничего подозрительного не видели? — осведомился Крольчихин, который уже хотел покинуть жилище Мискина из-за тяжёлого табачного амбре.

— Я видел своего соседа Хачикянца… — пробормотал Мискин. — Вы лучше, к тёте Нине зайдите — она всегда на всех смотрит… А я — человек невнимательный…

Тётя Нина жила в квартире напротив Сенцова — давняя подруга сенцовской тётки. Тётка, бывало, часами и днями просиживала с нею за чаем и картами, болтала о чём-то странном — едва ли не о ду́хах, которых пыталась вызывать тётя Нина. Тётка Сенцова тоже пыталась вызывать духов — вслед за тётей Ниной, даже купила в магазине какой-то «хрустальный шар» из прозрачного пластика… Заходить к тёте Нине Сенцов совсем не хотел — ещё предложит Крольчихину вызывать дух погибшего Гришаничкина и узнавать об убийце «из первых рук», то есть, от духа… Константин в тайне надеялся, что тётя Нина наглоталась снотворного и спит без задних ног, однако эта зыбкая надежда оказалась напрасной: разговорчивая тётя Нина уже стояла на пороге своей квартиры, специально поджидая их с Крольчихиным. И, едва они показались — тётя Нина подпрыгнула и громко позвала:

— Сюда идите, сюда!

— Тётя Нина? — уточнил у Сенцова Крольчихин.

— Тётя Нина, — нехотя подтвердил Сенцов.

— Отлично, идём поговорим! — обрадовался Крольчихин и побежал наверх едва ли не вприпрыжку, чтобы тётя Нина не дай бог, не убежала.

Но тётя Нина убегать не собиралась — она ждала, пока Крольчихин добежит до неё, а у её ног вертелся рыжий косматый Дорофей — котяра, который часто залазит через балконы в чужие квартиры и ворует всякую мелочь. Тётя Нина всегда отдаёт эти вещи назад и крестится при этом, веря в то, что появление у неё чужих вещей — происки духов и дьяволов.

— Я всё знаю! — негромко заявила тётя Нина, когда Сенцов и Крольчихин оказались перед ней.

— Да? — удивился Крольчихин и тут же взял тётю Нину в «клешни».

— И кто же убил Гришаничкина?? — надвинулся он на эту хрупкую старушку, однако, та его ничуточки не испугалась. Тётя Нина, несмотря на свою миниатюрность, полжизни занималась самбо и могла запросто отделать уличного вора. Она боялась только нечистую силу, и вся прихожая её была увешана иконами и чесноком.

— Я по ночам сплю скверно! — начала тётя Нина, воровато оглядываясь, словно бы её рассказ подслушивает… чёрт. — У меня в квартире завелось привидение, и оно мешает мне спать. Я сидела в качалке и вязала при свече, чтобы отогнать его, и вдруг услышала, как кто-то там, на чердаке, ходит! Я подумала, что это привидение моё пришло, и начала молиться, а оно всё ходит и ходит, ходит и ходит… Боюсь, как бы это не колдун ко мне пристал, а то заколдует ещё…

— И в жабу превратит! — не выдержал Крольчихин, скидывая с мозгов дурацкую эзотерику. — Вы, лучше, по делу говорите, а то оштрафую!

— А я по делу и говорю! — заверила тётя Нина, крестя себя и своего котяру, который накануне стянул у Сенцова магазинную котлету, а он даже разогреть её не успел. — Он всё топал и топал, и я поняла, что это не призрак топал, а тролль! А потом я услышала, как наверху что-то бух! — бухнуло! — продолжала она, перейдя на самый настоящий заговорщицкий шёпот, которым во времена трёх мушкетёров договаривались о встрече дворцовые интриганы. — Вон там! — она ткнула «пальцем в небо» и Сенцов машинально поднял голову. Он увидел над собою потолок подъезда, испорченный чёрными писягами копоти, которые получаются, если какой-нибудь пацан зажигает спичку и кидает её вверх. Константин пожал плечами: за потолком начинался тёмный чердак, наполненный хламом, а за чердаком — шиферная крыша.

— Нужно слазить! — решительно постановил около Сенцова следователь Крольчихин и уверенно шагнул к металлической тонкой лестничке, которая вела к деревянной крышке люка, которую привесили к потолку. Замка на крышке не водилось: он потерялся, когда Константин Сенцов ещё был мальчишкой лет тринадцати. Залезь Крольчихин на лестничку и толкни крышку плечом — она откроется и пропустит его на мглистый и сырой чердак.

— Смотрите, там тролль! — шепнула тётя Нина, спрятав лицо в рукав широченного халата, который казался на её сухой фигурке парашютом. — Я на него капкан поставила, а он так и не попался! Пистолет берите, а то выскочит!

Всё, тётя Нина напугала сама себя своими глупыми троллями да колдунами, и захлопнула дверь, создав несильную воздушную волну.

— Чёрт… — пробурчал Крольчихин, дёрнув себя за нос. Он прекрасно знал, что никаких троллей нигде не бывает: ни на чердаках, ни в подвалах, ни в лесу, а вот угодить ногой в тёти Нинин капкан вполне возможно, если не смотреть под ноги…

— Полезли, Сенцов! — постановил он после короткого раздумья. — Фонарик зажжём, и смотри в оба, а то без ноги останешься… — он приблизился к лестничке и полез на зелёные перила, чтобы достать до её нижней ступеньки. — Сенцов, у тебя много таких соседей? — прокряхтел он, подтянувшись на руках и взобравшись, наконец, на высокую, узкую и неудобную для человека нижнюю ступеньку.

— Только тётя Нина… — пробормотал Сенцов, примериваясь, как бы ему лучше залезть и не рухнуть вниз, через лестничные пролёты на бетонный пол первого этажа.

Следователь Крольчихин, держась руками за тонкую перекладину шаткой лестнички, толкнул плечом крышку люка. Крышка оказалась гнилая и лёгкая, она легко распахнулась от крепкого толчка и открыла вход на тёмный чердак. В лицо Крольчихину пахнуло сыростью и холодом. Следователь вытащил фонарик и зажёг его. Посветил во мрачное чрево чердака и сразу увидел перед собою штабель каких-то пожелтевших и подмокших книжек. В сторонке валялась однорукая кукла и тачка для цемента, около тачки стоял продырявленный тазик ржавого цвета… Всё, дальше ничего не было видно из-за нагромождения каких-то досок… или это шкафчик?

Следователь Крольчихин сделал рывок, помогая свободной рукою, и вылез на чердак, его башмаки коснулись подмокшего загрязнённого пола. Выпрямившись, он определил, что потолок чердака достаточно высок для того, чтобы стоять в полный рост. Осветив пространство перед собой, следователь обнаружил горы хлама и… ни одного тролля. Мысленно хохотнув над сумасшедшей тётей Ниной, Крольчихин отметил, что его ждёт тут сногсшибательная работка: снять отпечатки пальцев со всего, что тут навалено, и выделить среди них те, которые бы не принадлежали жильцам дома. Со всех книжек, и с куклы, и с тачки… разглядывая все эти предметы в свете фонарика, Крольчихин заметил, что на чердаке так и не появился Сенцов.

— Эй, Сенцов! — позвал Крольчихин, выглянув с чердака в тёплый и сухой подъезд. — Чего ты застрял?

Сенцов до сих пор торчал на нижней ступеньке и размышлял, как бы ему подняться и не раскваситься о достаточно далёкий и убийственно твёрдый пол.

— Давай, влезай уже! — подогнал Константина Крольчихин, подпихнув куклу носком ботинка. — А то я тут состарюсь, на чердаке этом… Чёрт!

— У-уу… — неопределённо гуднул Сенцов, усилием воли заставил себя подтянуться на руках, и тоже оказался на чердаке, около Крольчихина. — Блин… — пробормотал Константин, увидав свои ладони, покрытые хорошеньким налётом из серой чердачной грязи.

— За работу! — тут же скомандовал Крольчихин, а Сенцов увидел, что следователь уже присел у подслеповатого чердачного окошка и снимает отпечатки с его трухлявой рамы.

— За работу… — вздохнул Сенцов, сделал шаг и наткнулся на капкан.

— А вот и капкан… — буркнул Константин, отодвигаясь подальше от его страшной пасти, наполненной стальными зубищами.

— Медвежий, — оценил капкан Крольчихин, повернув голову. — Хорошо запаслась твоя тётя Нина! Отшвырни подальше, и — не теряй времени!

Константин осторожно взял капканище в руки, поднял. Тяжёлый, гад — килограммов восемь в нём точно будет, а может быть, и больше. К тому же — несёт на себе обрывок толстой цепи. Сенцов отнёс это «произведение» в дальний угол и там бросил, а потом — вернулся к квадратному люку, через который они с Крольчихиным влезли, и закрыл крышку, чтобы не вывалиться ненароком. Константин завозился с крышкой и с капканом, а Крольчихин уже работал — он подошёл к чердачному окну…

— Сенцов! — он вдруг громко заговорил, а Константин вглядывался в темноту: а нет ли там тролля??

— Чего? — пробормотал Константин, не заметив тут ничего, кроме избытка мусора.

— Скажи, тут всегда так разломано было? — осведомился Крольчихин, разглядывая чердачное окно… рама которого была странно разворочена, превращена в дыру, словно маленьким взрывом, стекло расколото на кусочки, которые валялись по полу.

— Н-не знаю… — пробормотал Сенцов, удивляясь. Он на чердаке с мальчишества не бывал, и не знал ничего про это окно…

— Тьфу, чёрт полосатый! — негромко ругнулся Крольчихин, не оборачиваясь. — ты же живёшь здесь! И как ты можешь не знать??

— Простите, я не лазил на чердак… — оправдывался Сенцов, топчась и пиная сломанную куклу, которая лишилась руки и глаза, загрязнилась, запылилась и в зловещем мраке напоминала маленького зомби.

— Так, Овсянкин! — Крольчихин уже вытащил мобильник и звонил эксперту, забыв про Сенцова. — Давай, сюда, на чердак лезь!

— Я дактилоскопирую труп! — сонно проныл в ответ Овсянкин, а Сенцов понял, он ни на какой чердак не желает, а желает домой, в кровать, под одеяло.

— Так, закончишь с трупом — и мухой на чердак! — сурово приказал Крольчихин, стараясь добиться от всех сонных подчинённых чёткой работы.

— Ага, — зевнул Овсянкин, и Крольчихин сбросил вызов и затолкал мобильник назад в карман. — Сенцов! — напал он на Константина. — Соседка твоя хоть и с приветом, но внимательнее тебя в сто раз! Давай, осмотрим окно это и по домам — утром будем разбираться!

Сенцов нехотя пополз к этому разбитому окну, не зная даже, что он должен там найти. Ну, да, окно уничтожено — рама разорвана, стекло расквашено… Кусочки повсюду… Константин случайно выглянул на улицу и увидел труп своего соседа — он лежал аккуратненько перед этим окошком, а вокруг него кишели — соседи, опера и Овсянкин.

— Алексей Васильевич… — пробормотал Сенцов, глазея по инерции на застреленного соседа.

— Чего? — осведомился Крольчихин, разглядывая все эти щепки… едва ли не обнюхивая их, как Мухтар.

— Мне кажется, в него из этого окна стреляли… — вывалил свою догадку Сенцов, а в душу его прокрался страх. — А топал по тёте Нине не тролль, а убийца! — сказав про убийцу, Константин почувствовал, как страх набирает липкую силу: а вдруг он ещё здесь?? И как только они с Крольчихиным зазеваются — он застрелит и их???

— Молодец! — похвалил его Крольчихин, который, кажется, никак не ощущал сенцовский страх. — Скорее всего, ты прав! Сейчас, мы Овсянкина капитально припашем — всё тут облазает мне и всё найдёт! Всё, полезли назад, нечего улики затаптывать! — распорядился следователь, откидывая крышку, чтобы вылезти на хлипкую лестничку и покинуть сенцовский подъезд.

— Алексей Васильевич… — робко обратился к нему Сенцов, тоже вылезая и стараясь не сорваться. — А вдруг это — Теплицкий?

— Что — Теплицкий? — не понял Крольчихин, слезая на перила и спрыгивая на лестничную клетку.

— Нанял убийцу? — уточнил Сенцов, а руки его были холодными как лёд и непослушными. Теплицкий нанял убийцу Сенцову, чтобы тот не лез в его дела…

— Всё может быть! — жизнерадостно сообщил Крольчихин, проворно сбегая вниз по лестнице. — Давай, Сенцов, не стопорись — время не резиновое!

Едва Крольчихин выбрался из подъезда на улицу — нос к носу столкнулся с Морозовым.

— Овсянкин уже дактилоскопировал труп! — выкрикнул он и напугал Сенцова. — Я его пальчики сфоткал, в дежурку послал, а стажёр наш пробил по базе и знаете, что обнаружил?

— Что? — изумлённым голосом выплюнул Крольчихин.

— Человек с отпечатками Гришаничкина сидел в тюрьме, под фамилией Бунько Петр Васильевич…

— И что? — нетерпеливо настаивал Крольчихин, нутром чуя, что убийство заказное и произошло далеко не случайно.

— А его тюремная кличка была Буквоед! — закончил Морозов.

Сенцов побледнел. Он ни за что бы не поверил, что его необщительный сосед и есть тот легендарный бандит, гроза милиции, которого не поймал даже Крольчихин… Он ни за что бы не поверил в то, что «адского» Буквоеда можно убить обычной пулей… Хотя, возможно, это была серебряная пуля…

— Буквое-ед?? — подпрыгнул Крольчихин, отлично зная, какой опасный преступник тот, кто действительно, является Буквоедом. — А ну-ка, дай-ка сюда телефон! — вдруг потребовал он.

— Зачем? — изумился Морозов, глуповатый со сна.

— Камеру хочу твою посмотреть! — настоял Крольчихин. — Если там ерунда на полтора мегапикселя, или дешёвка — так стажёр и ошибиться мог с базой!

— Смотрите! — пожал плечами Морозов и протянул Крольчихину свой смартфон.

Крольчихин схватил телефон, повертел перед глазами, и понял, что это — новая дорогая модель с камерой, как у цифрового фотоаппарата.

— Где ты его взял? — удивился Крольчихин, ведь Морозов был экономный и даже булочки в столовой не покупал — приносил обеды с собой в термосе.

— В кредит купил, — ответил Морозов. — У него хорошая камера — поэтому я и сфоткал отпечатки.

— Ага, — загорелся действием Крольчихин. — Сенцов, мы сейчас едем в райотдел и начинаем работу!

Сенцов чувствовал, как сон берёт над ним верх. Даже имя Буквоеда пробудило его лишь на несколько минут, а потом — мозги вновь погрузились в ватное озеро. Крольчихин сказал, что надо работать, а Константин так хотел спать, что просто на ходу погружался в дремоту… А ему ещё придётся думать… А может быть, и к кому-нибудь поехать… Далеко, в Кировский район.

Машина скорой помощи разгоняла предрассветную мглу красными и синими мечущимися огнями мигалок, а два санитара подняли накрытые простынёю носилки с телом Гришаничкина и собрались грузить их в салон, чтобы отвезти тело убитого в морг.

Глянув на них мельком, Константин вдруг подумал, что пуля, убившая соседа, предназначалась ему, и стрелял загадочный «мусорный убийца», которого теперь прозвали «Эрик Вовк», стремясь отомстить за то, что Сенцов пытался его поймать…

Глава 61 Жизнь и смерть Буквоеда

Стажёр Ветерков этим утром работал — Крольчихин приказал ему влезть в милицейскую базу и отыскать несколько адресов. Во-первых, тот адрес, который Игорь Гришаничкин сменил на квартиру по соседству с сенцовской. Во-вторых, адрес семьи печатьно известного уголовника Петра Бунько… Он бы нашёл эти адреса за десять минут… но потратил на поиски уже два часа, не найдя ничего…

— Ну? — Крольчихин не отставал, требуя ответа через каждые пять минут, но стражёр не мог его дать.

— База висит… — булькнул Ветерков, на экране перед которым крутились вверх-вниз глупые песочные часы, противно указывая, что система недоступна. — Ушла в глубокое подполье, блин!

— Так позвони в ЖЭК! — рявкнул недовольный простоем Крольчихин, который писал отчёт — два часа уже писал, потому что из-за нервов совершал ошибки и помарки, сминал листы, швыряя их мимо корзины и переписывал заново, стараясь не карякать грубыми буквищами, а соблюдать каллиграфию. Тетёрко не терпит в отчётах грубые буквищи — вызывает на ковёр и чихвостит до посинения, как будто бы ему нечем больше заняться.

— Есть! — поспешил согласиться стажёр, подвинулся к телефону и снял трубку, щёлкая пищащими кнопками.

Около Ветеркова сидел Сенцов — он видел, как стажёр нервиничает, набирая номер, ожидая ответа, а потом — скидывая и давя на кнопку повтора. Неужели и телефонную связь отрубили?? Мистика какая-то! Константина мало волновали сейчас эти Буквоеды — настоящие мнимые — Бунько, Слимко, Гришаничкин… Все его мысли занимала только Катя — стояла перед ним, как живая, словно бы тут, в кабинете стояла, перед его столом, зло смотрела, сдвинув бровки и говорила: «Я тебя никогда не прощу!». Сказав, она повернулась, направилась к двери, а в коридоре явился недобрый банкир — улыбнулся, оскалив свои острые зубы, и увёл Катю с собой от Сенцова. Навсегда.

— Во, блин, то занято, то не отвечают! — стажёр, буквально, рявкнул, швырнув трубку на рычаг и принялся с остервенением льва терзать зубами свой остывающий беляш.

— Чего шумишь? — обернулся Крольчихин, который из-за неожиданных восклицаний стажёра едва не испортил помарками свой отчёт… Хотя, отчёт и так испорчен: мало того, что смартфоны Чижикова «в свободном полёте» и «мусорный киллер» бегает на воле — так ещё и убийство соседа подмешалось…

— Та, я в ЖЭК звоню-звоню… — забурчал стажёр набитым ртом, не прожевав беляш. — Хочу узнать, откуда Гришаничкин переехал к Сенцову… А у них то занято, то не отвечает, блин!

— Так, Сенцов! — Крольчихин зачем-то решил пригвоздить Константина, а не шумного стажёра.

— Да… — безрадостно пробурчал Сенцов, который делал то, что под столом дозванивался до Кати и получал лишь однообразные, скучно-заведённые ответы оператора.

— Тебе задание! — сурово постановил Крольчихин, уставившись на него в упор, как булто бы через стол видит, как Сенцов на работе пытается уладить свою личную жизнь.

— Да, — повторил Сенцов, сбрасывая оператора, который всё гнусил и гнусил свою безликую убийственную песню.

— Сбегай в ЖЭК и узнай о перемещаениях Гришаничкина и о последнем месте жительства Бунько Петра! — приказал Крольчихин, дабы нагрузить депрессивного Сенцова работой.

— Есть! — Константин постарался быть бодрым, чтобы стажёр не подумал, что он размазня. Отчеканив это короткое слово, что далось ему с титаническим трудом, Константин отклеился от стула. Разогнуть скрюченные депрессией ноги оказалось непросто, но Константин заставил себя бодро вспорхнуть, как вспорхнул бы Ветерков, получи он задание. Крольчихин потребовал бы от Сенцова поехать в ЖЭК на служебной машине, но Сенцов пойдёт пешком: до жэка рукой подать, и десяти минут ходьбы не будет — это если крейсерским шагом. А Константин пройдётся ещё по парку, воздухом подышит, чтобы выветрить тяжёлые думы.

* * *

Константин притащился в нужный ЖЭК минут через тридцать-сорок. Посидел на лавочке, посмотрел в чисто небо, подумал, подозванивался Кате… А когда, наконец, подполз к низкому замшелому крылечку, утонувшему в буйных клумбах — на его часах было девять утра. ЖЭК помещался в тихом дворе между хрущёвскими пятиэтажками — приземистое здание в два темноватых сырых этажа. Недавно его покрасили, поставили евроокна… но это не спасёт местный ЖЭК — внутри он останется таким же сырым и мглистым до тех пор, пока его не снесут не посроят новый, современный. Сегодня двор был пуст: кроме нескольких прохожих, которые тащились через него на рынок, тут не водилось ни души, и повсюду сиротливо торчали сломанные и целые качели, турники, скамейки… А так же — странная оштукатуренная штука в виде ракеты, назначения которой Константин так и не понял за все те годы, пока ходил через этот двор за мороженым, пока ползал тут же в магазин и на рынок для тётки. В детстве он шутил, что в этой неприглядной ракете спрятали труп или клад… или бог весть что. Постояв минуточку на крыльце под солнышком и зацветающими тополями, которые в скором времени начнут сыпать нестерпимым пухом, Сенцов открыл новую дверь из ПВХ и вошёл под сень жэка, словно бы нырнув холодную тёмную пучину. Он прошёл вперёд, наугад, между вереницами новых стульев к узкому еврооокну, которое уже успели уставить подсохшими цветами…

— Ну, вот, снова всё изгадили, гадюки! — раздался за спиною Сенцова обозлённый скрипучий голос, а потом — на его плечо обрушился тяжёлый мужской хлопок.

— Ай! — взвизгнул Сенцов от неожиданности и боли и рывком повернул голову назад.

За его спиной оказалась неприятного вида престарелая особа, подвязанная цветастой косынкой, слегка похожая на Бабу Ягу. В руках у неё торчала деревянная швабра, и Константин понял, что она хлопнула его по плечу не рукой, а этой увесистой шваброй.

— Ну и что ты, гадюка, вытаращился?? — недружелюбно вопросила эта особа, потрясая шваброй, словно базукой. — Гадить — так вы все горазды — а мыть кто будет??

Сенцов оправился от лёгкого шока, осознал, что перед ним уборщица, а потом — его взгляд машинально переместился вниз, на пол. Желтоватый линолеум был ещё влажным: она только что его помыла, а за чумазыми ботинками Сенцова тянулась цепочка безобразных следов.

— Давай, гадюка, швабру бери! — злобно выплюнула уборщица и попыталась всучить Сенцову свою швабру, с накрученной на неё косматой тряпкой, однако Сенцов успел отгородиться своим удостоверением.

— Простите, гражданка, милиция! — железным голосом сказал он, не собираясь брать никакую швабру и вовсе не собираясь мыть пол, потому что у него на эту ерунду времени катастрофически не хватало.

— Та, хоть, царь-президент! — сварливо огрызнулась уборщица, скалясь, как матёрая волчица. — Раз нагадил — значит, мой! На!

Она снова сделала выпад, пытаясь наградить Сенцова шваброй, однако Константин отпрянул в сторону.

— Где у вас адресный стол? — громко вопросил он, стараясь быть таким же суровым, как следователь Крольчихин — небось, Крольчихина эта уборщица не заставила бы позорно елозить шваброй…

— На бороде! — басом заявила уборщица. — Я тебя ни на шаг не пропущу, пока не помоешь! Вон, мокроступы-то какие перегвазданные! Где ты лазал-то в них, ирод??

Сенцов вроде бы, нигде и не лазал: прошёл по дорожке, ну, ещё по тропинке прошёл… Наверное, это чисто сенцовская черта: всегда и везде находить грязь…

— Мыть будешь, или мне до утра с тобой валандаться? — выплюнула уборщица, глядя на Сенцова так, словно бы собралась его пристрелить, или избить шваброй до полусмерти. — Бери швабру!

Кажется, у Сенцова нет выбора: уговорить эту даму пойти на попятные он не сможет, потому что, прыгая от неё туда-сюда, он своими «мокроступами» изгадил полкоридора… Интересно, как на его месте поступил бы Крольчихин? Вытер бы ноги о тряпку, которая лежала перед входной дверью и через которую Сенцов благополучно, по-сенцовски переступил. Константин уже был готов сдаться и на время подменить уборщицу на страже чистоты, но тут скрипнула дверь и из кабинета номер один выглянуло добродушное пухлое лицо, украшенное высоченной кучерявой причёской.

— Анжелика Никаноровна, чего вы шумите? — осведомилось это лицо, а потом — из-за двери высунулась пухленька рука, унизанная колечками, и поднесла к лицу бутерброд.

— Да, вот, гадюка, натоптал мне, а я только помыла! — излаяла уборщица, не дав Сенцову и рта разинуть, чтобы сказать, что он из милиции. — Та ещё ж и мыть, окаянный не желает! Вертится тут у меня, как уж на сковородке — никак швабру ему не дам!

— Простите, — Сенцов успел-таки вклиниться в тот миг, когда обладательница пухлого лица раскрыла напомаженный ротик, собираясь что-то сказать. — Я из милиции и мне нужен адресный стол!

Пухлолицая дама застыла с открытым ротиком, поморгала накрашенными глазками, а потом — изрекла — уборщице:

— Анжелика Никаноровна, не нужно тиранить человека! — с этими словами она выпросталась из кабинета полностью и повернулась к Сенцову. — Идёмте, я вам сейчас всё покажу!

Благодарный за спасение, Константин проворно потопал вслед за этой пухлолицей и полнотелой дамой, которая не шла, а плыла, потряхивая безразмерной юбкою и на ходу доедая бутерброд. Назад, на уборщицу, Сенцов старался не оглядываться: а вдруг она имеет глаза василиска, и простой смертный Константин, глянув на неё, окаменеет?? Оставаясь позади, уборщица свирепо бурчала — колдовала, наверное, насылая на Сенцова порчу.

— Вот, сюда, пожалуйста, адресный стол! — пропела, наконец, пухлолицая гражданка, доев свой бутерброд без остаточка, и показала пальцем на дверь, которая оказалась у Сенцова перед носом.

— Спасибо… — протарахтел Сенцов, читая табличку на этой новой двери: «4. Адресный стол, приёмные дни… неприёмные дни…».

— Пожалуйста! — пухлолицая гражданка на прощание подарила сытую улыбку и уплыла прочь по коридору в сыроватую мглу.

Константин приблизился к двери, собрался потянуть за ручку, чтобы открыть её и зайти без стука, как настоящий мент…

— Эй, куда без очереди прёшься, паршивец?? — этот голос, преисполненный свирепой скрипучести, застиг Константин в тот момент, когда его рука протянулась к хромированной ручке и собралась дёрнуть за неё. Сенцов замер на месте, повернул голову и увидал ту самую очередь. Очередь обосновалась на стульях вдоль стены: старушек десять облепили эти стулья и каждая прожигала Сенцова озлобленным взглядом из-под очков, а некоторые ещё и палочками грозили… Сенцов бы сдулся под их натиском и отполз бы в дальний тёмный конец очереди, чтобы просидеть там пару часиков, а то и три… Но тут снова вспомнил Крольчихина — он никогда бы так не прозябал, когда повисает дело Буквоеда. И Константин тоже решил не прозябать. Уверенно вытащив удостоверение, он перекричал скрипучие крики старушек, непоколебимо заявив:

— Граждане, милиция! Расследуется дело об убийстве!

Гнев старушек тут же превратился в деморализованное оханье, а грозные палочки сменились испуганным валидолом. И пока они с ним возились, Сенцов распахнул дверь и вступил в кабинет топочущим шагом генерала…

Громко захлопнув за собою дверь, Сенцов обнаружил тут шкаф — его габариты превысили длину стены, оставив для человека узенький проходик, и Константин, не ожидав препятствия, чуть не врубил в него свой лоб. Вовремя отшатнувшись, Сенцов перевёл дух и решил продолжить движение, заглянул за шкаф… А там шла какая-то ожесточённая перепалка, даже маленькая война — габаритная дама сурово наседала на тощую паспортистку, лая на неё, что зачем-то подаст в суд… Паспортистка вяло мямлила неизвестно что, а дама сотрясала её скрипучий старый стол тяжёлыми ударами своих кулаков, заставляя компьютерный мотор и телефон мелко дрождать и сдвигаться к краям.

— Так, граждание, оперуполномоченный Сенцов Константин! — Сенцов вдвинулся в самую гущу событий, возникнув между грозной дамою и вялой паспортисткой.

— А, ну вот и отлично! — изрыгнула дама, уперев тяжёлые кулаки в крепкие бока. — Вы представляете, товарищ опер, эта крыса мне ошибку в паспорте сделала, и у меня из-за неё пропала путёвка в Египет! Сколько лет ей за это дадут??

— На всю катушку дадут! — рявкнул Сенцов, желая побыстрее избавиться от агрессорши и заняться своим Буквоедом. — Вы идите, идите, я разберусь!

— Вот, всегда бы так! — дама обрадовалась, показав, что впереди у неё стоит золотой зуб и мощно двинулась к двери, бросив на прощание, что у неё полно дел поважнее ругани в жэке, и она опаздывает куда-то… не то к зубному, не то в театр…

Проводив её взглядом победителя, Сенцов обратился к паспортистке и увидал, что её длинное костлявое лицо приобрело мертвенный оттенок. А сама она сидит на самом краешке стула с дрожащими руками, и стеклянные её глаза моргают так часто, что их даже и не видно. Её реденькие волосы были собраны в куксочку, которая вся растрепалась, превратив голову в пук соломы… Константину даже жаль её стало — понял, что переборщил с суровостью — поэтому он тихонько присел на освободившийся стул для посетителей и мягко сказал подобревшим голосом:

— А, гражданка…

— Я не хотела… у меня три дочки… — всхлипнула паспортистка всё больше ероша свою куксочку бледными пальцами.

— Та, забудьте вы про её паспорт! — фыркнул Сенцов, раздражённый слезами и канителью. — Переделаете и всё! Никто вас в тюрьму не садит!

— Правда? — оживилась паспортистка, и щёки её стали приобретать румянец жизни.

— Правда, правда! — заверил Сенцов и записал на бумажке адрес убитого Буквоеда. — Гражданка, мне нужно, чтобы вы проверили человека, который вселился в эту квартиру. Откуда он вселился? Когда? Понятно?

— Да, да, хорошо, — закивала паспортистка, в спешном порядке сворачивая электронный пасьянс и открывая базу данных. Сенцов обратил внимание на её телефон: трубка была слегка сдвинута с рычага, из-за чего Ветерков, звоня ей, натыкался на короткие гудки.

— А, простите? — подала голос паспортистка, подняв глаза от монитора.

— Да, — Сенцов приблизился, чтобы заглянуть в её монитор.

— По вашему адресу никто не прописан, — заявила паспортистка, обескуражив Сенцова. — Вот, смотрите, — показала она на одинаковые белые строчки редактора «Excel». — Прошлый жилец выписан, квартира числится, квартира числится пустой, коммунальные счета заморожены.

Константин отлично знал человека, который жил в квартире Буквоеда до того, как последний туда вселился — звали его Ефрем Сундуков, неясного возраста и неизвестной профессии субъект. Он жил по часам, имел на своих руках по два хронометра на каждой, постоянно сверялся с ними и со службой «0-60»… В квартире у него жил кот рыжего цвета по кличке рыжик, и Константин знал: если Сундуков выползает на улицу с ним на поводке — значит, на дворе восемнадцать часов, тридцать минут. Сундуков съехал неизвестно куда по неизвестной причине, забрав своего подневольного кота с собой и… всё…

— Спасибо, — пробормотал Константин, и тут же накарябал на другом бумажном клочке имя и фамилию Петра Бунько. — Вот этот гражданин, посмотрите, где прописан?

— Сейчас, сейчас, — паспортистка взялась за Бунько с таким энтузиазмом, словно от того, как скоро она его пробьёт, зависит её жизнь… Наверное, она благодарна Сенцову за то, что тот спас её от агрессивной дамы и её испорченного паспорта с «пробыкованным» Египтом.

— Так, в Калининском районе он не прописан… — пробормотала она, покопавшись в своей базе. — Но я сейчас пошлю межрайонный запрос…

Сенцов ёрзал на стуле, а дверь кабинета в который раз сотряслась от настойчивого грохочущего стука — это бабули рвутся, решив, что Сенцов в адресном столе засиделся… Паспортистка щёлкала своей клавиатурой, набивая одним пальцем… как показалось Сенцову целую петицию… возилась вечность с половиной, пока, наконец, отправила запрос этот свой несчастный. Она клекотала оправдания, будто ей не пришлют ответ, если она правильно не заполнит все графы, а дверь тряслась и тряслась…

— Ой, ответ пришёл! — заявила она минут через пять после того, как завершила заполнять свои графы, и Сенцов тут же подался вперёд, чтобы самому прочитать то, что она получила. Буквоед забрался в дальнюю глухую даль, в дебри Буденовского района, которые Сенцов не знал, и никогда не бывал там. Улица Милицейская, дом шесть, квартира тринадцать… какая, однако, ирония судьбы: самый разыскиваемый преступник проживал на Милицейской улице… Когда-то туда ездил Крольчихин, сам Тетёрко когда-то туда ездил, но они не поймали Буквоеда… потому что Буквоед отполз в ад… У Петра Бунько на Милицейской улице осталась жена, гражданка Бунько Элла, и двое детей… Сенцов уже морально подготовил себя к тому, что Крольчихин отправит его к ним в гости…

— Всё, спасибо, до свидания! — Константин спешно накарябал адрес Буквоедовой семьи у себя в захватанном блокнотике своим куриным почерком, покинул стул для посетителей и зашагал к двери, чтобы покинуть кабинет, окунувшись в гущу разъярённых старушек. Они колотили в дверь, кажется, каблуками и палками, а когда Сенцов, наконец, выпростался, решили его слопать.

— Ведётся следствие по факту убийства! — рыкнул на них Сенцов, и, не оглядываясь, потопал вперёд по коридору, чтобы не терять зря драгоценное для милиции время.

Топая, Сенцов жалел, что его пухлолицая проводница исчезла — в глубине души боялся снова нарваться на агрессивную уборщицу. Пухлолицей всё равно — она потащилась дожёвывать свои бутерброды, а Сенцов может попасть под адский взгляд обладательницы швабры и получить сглаз, несовместимый с жизнью. Коридор, по которому Сенцов старался быстрее пройти, был блистательно чист — уборщица постаралась наславу… а может быть, припахала какого-нибудь тютю, который неосмотрительно оказался тут в грязных ботинках. Тютя вскоре нашёлся: подойдя уже к самому выходу, Константин натолкнулся на некоего рыхленького гражданина в галстучке, которого уборщица успела оснастить шваброй и обречь на борьбу за чистоту. Гражданин начищал пол, уставившись в него своими очками, а Сенцов, буквально, пропорхнул мимо него, чтобы ненароком не нагадить и не подложить бедняге свинью. Гражданин посмотрел Сенцову вслед с горьким унынием: тот выбегает на свободу, а ему нужно тереть пол…

Адрес бывшей жены Буквоеда Эллы Бунько был у Сенцова в кармане — сообщи Сенцов об этом Крольчихину — следователь неприменёт отправить Константина к ней в гости. Константин не горел желанием путешествовать — он был голоден, потому что утром по-менцовски опаздывал на работу, а его несчастный, вечно нищий холодильник не имел в себе и маковой росинки. Сенцовский желудок надсадно ныл уже часа два, мучая Константина, подкатывая под пищевод. На обратном пути Константин хотел заскочить в магазин агрофирмы «Шахтёр», который стоял тут неподалёку, чтобы кинуть своему «волку» хоть какую булочку и плавленый сырок. Но мобильный телефон остановил Сенцова на полпути к гостеприимно распахнутым стеклянным дверям.

— Алё? — осведомился Сенцов, а телефон заревел ему в ухо:

— Сенцов, давай, дуй на базу! Где ты там ползаешь?? Время не резиновое!

Ревел Крольчихин, поэтому Сенцов поторопился, забросив желудок в долгий ящик. Тот, конечно, гневно протестовал, свирепо урча, но что он может сделать против Крольчихина??

* * *

— Ну? — Крольчихин уже поджидал Сенцова и сразу набросился на него, как только Константин переполз через порог и возник в дверном проёме.

— Я узнал бывший адрес Бунько, — побормотал Сенцов, пробираясь к своему столу…

— Ну и куда ты ползёшь? — осведомился Крольчихин с хорошенькой долей ехидства, заставив Сенцова нервно застопориться между синим сейфом, на крыше которого разрослась шлюмбергера, и компьютерным столиком Ветеркова.

— А? — не понял Константин, глупо таращась.

— Бэ! — буркнул Крольчихин, теребя свой разлохмаченный настольный календарь. — Узнал адрес Бунько Петра? Вот, бери ноги в руки и дуй к нему! Родственники там остались?

— Жена… — булькнул Сенцов, топчась.

— Так поговори с ней! — свирепо настоял Крольчихин, сдвигая брови. — А то спишь, вижу, на ходу? С Гришаничкиным что?

— А… тёмная лошадка какая-то… — бестолково выдал Сенцов, так и не протиснувшись к себе за стол. — В ту свою квартиру он официально не вселялся, не прописывался…

— А кто прописывался? — Крольчихин словно бы батогами подгонял сонного Сенцова, а Константин, впал в какрй-то болезненный ступор: ссора с Катей начала подкашивать его нервы, вызывая мрачную депрессию, и Константин, прямо, физически чувствовал, как погружается в её холодные, бездонные воды…

— Сенцов! — рявкнул рассерженный медлительностью Сенцова Крольчихин, терзая ручку так, что та даже чуть-чуть пищала. — Ты оглох? Кто прописывался-то?

Сенцов решил бороться с дерессией так: начать усиленно трудиться над всеми личностями Буквоеда. Он пойдёт к Овсянкину за баллистической экспертизой, он поедет к Элле Бунько… Он побывает хоть на краю вселенной, лишь бы не поддаться депрессии и не утонуть.

— Никто! — ответил Сенцов, бодрясь. — Раньше там жил Сундуков — я его каждый день видел, как он выгуливает своего кота на поводке. А после того, как он переехал — квартира числится пустой!

— Отлично! — Крольчихин расплылся в хищной улыбке, собираясь навалить на Константина тонны работы. — Ну, что, Сенцов, не теряй времени!

Этими словами следователь отправил Константина в гости к «Мадам Буквоед» — на другой конец города, в дальний-дальний район, который Сенцов не знал.

— А мне можно? — стажёр высунулся из-за компьютера и решил напроситься в «путешествие» вместе с Сенцовым, однако Крольчихин пригвоздил его к стулу:

— Нет, стажёр, ты мне нужен здесь! — постановил он, словно в кандалы заковал, и стажёр, обиженный, ссутулился над компьютерным монитором и пустой тарелкой из-под съеденных беляшей.

— Да, и Сенцов! — голос Крольчихина остановил Константина на пороге, и Сенцов оглянулся. — Пока не уехал — про Овсянкина не забудь!

— Есть! — кивнул Сенцов и изменил свой маршрут к соседнему кабинету, где заседал криминалист Овсянкин.

Константин не выкроил минуточку на то, чтобы постучать в дверь — вместо этого он распахнул её настежь и вступил к Овсянкину тяжёлой поступью, поднимая шум. Криминалист на него даже внимание не обратил — с сосредоточенным видом нобелевского лауреата он что-то синее переливал из одной пробирки в другую, тряс то одну, то вторую пробирку, до тех пор, пока это загадочное синее не начало краснеть… Сенцов замер на пороге и заворожено наблюдал за этим странным действом, очень похожим на колдовство…

— Ну, чего тебе? — Овсянкин оторвался от своих пробирок, аккуратно поставил их в держатель — чтобы не разлить «краснеющее синее».

— А… что это? — глупо спросил Сенцов, неуклюже кивнув на это «синее», которое краснело прямо на глазах и уже приобрело «страшноватый» алый оттенок.

— Да, так, яд для Алехина выделяю, — Овсянкин непринуждённо махнул рукой, будто ничего особенного не происходило, словно он просто мивину в миске разводил. — А тебе чего?

— А… баллистическая экспертиза по Гришаничкину готова? — Сенцов едва удержался от глупого вопроса о том, была ли пуля Буквоеда серебряной, или не была?

— Та… нет, — угрюмо буркнул Овсянкин, постукивая ногой в такт оперной арии, которая звучала из его старого магнитофона. — Там тёмная история получается… Я в спецлабораторию сдал…

Говоря, Овсянкин нервно ёрзал руками по столу, перекапывая свои бумаги, и среди них вдруг выкопал конверт…

— Стой, Костян, ответ от них уже пришёл! — Овсянкин схватил этот конверт так, что едва не свернул на пол свои «колдовские» пробирки. Он принялся рвать и терзать этот плотный, запечатанный конверт, чтобы открыть… А Сенцов чётко и ясно представил, как на крышу его дома взбирается страшенный Эрик Вовк, прицеливается в того, чья одинокая тень движется по направлению к сенцовскому подъезду, и стреляет, решив, что тень принадлежит Сенцову… А может быть, и не Сенцову — может быть, Эрик Вовк зачем-то решил убить Буквоеда… Жаль, что теперь нельзя выяснить, был ли этот «Буквоед» знаком с Эриком Вовком, или нет!

— Почему нельзя? — удивился Овсянкин, когда Сенцов со вздохом сказал ему об этом. — У тебя стажёр сейчас на компе сидит?

— Стажёр… — ответил Сенцов, наблюдая за тем, как криминалист не прекращает терзать конверт. — А что?

— А ты дай ему выяснить, когда в какой тюрьме сидел наш Гришаничкин-Бунько, и когда в какой тюрьме сидел Вовк! Если дата и место совпадут, то выходит — был! — объяснил Овсянкин, а конверт его оказался запечатан так, что он никак не мог его растерзать и уже покраснел от натуги…

— Ну, ты мозг! — обрадовался Сенцов, растянув улыбку аж на пол-лица. — Я бы и не догадался сам…

— А для чего мне по-твоему голова? — плохо скрывая надутое хватсовство, пробормотал Овсянкин на всякий случай сдвигая свои пробирки подальше, чтобы не спихнуть их на пол упрямым конвертом. Осознав, что рвать этот «бронированный» конверт руками бесполезно, Овсянкин выцарапал из ящика стола ножницы и принялся ожесточённо кромсать его ими, пыхтя.

Вовк обладал необычным именем: Давыд, а отчество у него было вообще, примечательное — Рейнгардович. Если человек с такими ФИО решит скрыться — ему придётся первым делом менять паспорт.

Констатин Сенцов схватил клочок бумаги, который затесался на столе у Овсянкина и накалякал на нём два имени: Давыд Рейнгардович Вовк и Петр Васильевич Бунько. Накалякал карандашом — так как в завалах не обнаружил ни одной ручки. Сейчас, он понесёт «петицию» Ветеркову и заставит стажёра тут же пробить, в какой тюрьме сидел каждый из них.

— Ну и свинник у тебя! — бросил Константин, убегая в коридор. — Даже ручку не найти!

— Да у меня ручек пятнадцать на столе! — обиделся Овсянкин, выдирая из конверта толстое, многостраничное письмо. — Глаза разуй! Чёрт, вот бы тебе столько работы, как у меня — так и голову не найдёшь!

Констатин Сенцов его не слышал — он бежал по коридору бегом, как вихрь — он так не бегал, даже когда догонял бандитов. Конечно, ведь догнать премию — куда важнее и приятнее!

— Та смотри же, куда прёшь! — на пути Сенцова возник некто, личность которого Константин даже и не заметил на бешеном бегу. Перепугавшись, этот «некто» отпрыгнул в сторонку и прислонился к стеночке, опасаясь быть задавленным, и остался далеко позади.

— Ветерков! — заорал Сенцов бешеным голосом, когда с грохотом запрыгнул в кабинет, и поскакал к сидевшему около компьютера стажёру, словно резвый скакун, которого долго держали взаперти, а теперь — выпустили. Втерков оказался в кабинете один — Федор Федорович и Крольчихин успели скрыться, пока Сенцов озадачивал Овсянкина…

— Ветерков! — Сенцов заорал во второй раз, а стажёр его появлению совсем не обрадовался.

— О-ой… — захныкал в ответ Ветерков и зачем-то полез под стол.

— Работа! — гаркнул Сенцов, шваркнув на стол стажёра свою неказистую бумажку.

— Ну, вот, я из-за тебя мороженое на пол уронил… — ныл тем временем стажёр, а Константин услышал его лишь тогда, когда он повторил это в третий раз.

— Ну и что? — огрызнулся Сенцов, недовольный тем, что и так сытый стажёр лопает тут и тормозит работу. — Видишь фамилии этих людей?

— И растоптал… — плаксиво закончил Ветерков, выглядывая из-под стола, а руки его были перепачканы мороженым.

— Зоя Егоровна уберёт! — стальным голосом отрезал Сенцов. — А ты должен срочно узнать, когда и в какой тюрьме они сидели!

— Зоя Егоровна мне шваброй башку отшибёт… — продолжал жаловаться стажёр. — У меня «Семейное» было… Весь пол изгадил… Я как-то семечек под стол наплевал — так она чуть не четвертовала меня! Мусорную корзину мне откуда-то принесла и на голову нахлобучила…

— Давай, стажёр, трудись, я жду! — подгонял тем временем Сенцов, от нетерпения ёрзая на том стуле, который решил занять.

Стажёр, наконец-то, уселся на стул, заглянул в бумажку Сенцова, свернул пасьянс и открыл милицейскую базу. Сенцову казалось, что он двигается чрезвычайно медленно, как улитка, к тому же стажёр не прекращал плакаться:

— Если бы оно в корзину упало — да, она бы орала конечно, но меньше… А так — рядом шмякнулось, чёрт… Точно, башку отшибёт!

Сенцов зорко следил за действиями стажёра и видел, как он в строке поиска набирает фамилию Вовка, жмёт «ввод», ждёт… Потом выписывает название и адрес тюрьмы, в которой он сидел, а так же — номер его камеры и даты отсидки. Затем то же самое проделывает с Бунько…

— Напарник… — пробормотал он после того, как закончил. — А получается, что они в одной камере целых три года просидели! Ты это хотел узнать?

— Опа! — выкрикнул Сенцов настолько громко, что стеклянные дверцы шкафа меленько зазвенели. — Находка века!

— Да? — уныло протарахтел стажёр, всё косясь под стол, на уничтоженное мороженое. — Везёт тебе… А мне что делать?

— Сходи в туалет, возьми тряпку и вытри! — постановил Сенцов.

— Та мне некогда… — вновь заныл стажёр, как чёртова зубная боль. — Меня Крольчихин завалил просто…

— Белоручка… — буркнул Константин, торопясь сообщить «сногсшибательную» новость Крольчихину. — Если бы меня так «завалили», как тебя — я бы каждый день на два часа раньше уходил!

— Я не робот… — проворчал Ветерков, пиная под столом своё мороженое. — Я…

— Лентяй! — постановил Сенцов, собравшись галопировать к Крольчихину и показать ему то, что выписал из базы Ветерков.

— Э, Костян! — тут в кабинет заглянул Овсянкин, в очках, косо сидящих на носу и с пухлой, расхристанной папкой в руках. — Ты же ко мне по поводу баллистической экспертизы заходил… и сбежал. Я даже и рот раскрыть не успел…

— Вот, чёрт! — хлопнул себя по лбу Сенцов, осознав, что из-за Эрика Вовка и Буквоеда абсолютно забыл про баллистическую экспертизу.

— Так вот, насчёт пули, которой убили этого Бунько-Слимко — она не совпадает ни с одним известным образцом боеприпасов — это раз. И выпущена из оригинльного ствола неизвестной модели! Баллисты три раза перепроверяли, потом — послали в область, а там то же самое им написали. Так что, та ещё задачка…

— Поэтому так долго? — сухо осведомился Сенцов, стараясь за сухостью скрыть испуг и изумление… Эрик Вовк припас для него особый «подарок» — только достался он другому…

— Угу… — прогудел Овсянкин, поправляя очки, которые никак не хотели садиться ровно из-за того, что он когда-то сел на них и испортил оправу. — Но у меня одна зацепка есть. Я удивился, когда увидел эти результаты, и поднял архивы. А там нашёл вот, что. Несколько лет назад подобные пули использовали при ограблении банка. Тогда в хранилище забрался самодельный робот, вынес деньги и открыл стрельбу по охранникам из портативного пулемёта. Вот такими пулями. Но загвоздка в том, что изобретателем робота был инженер «самородок» по имени Иоахим Кукушников, а он умер в тюрьме два года назад.

— Чёрт! — ругнулся Сенцов. — Этот тоже умер? Блин.

Как странно получается: скинхед Бисмарк умер, Кукушников этот несчастный — тоже умер… Все умирают, но при этом они продолжают действовать! Просто фантастика какая-то…

— Слушай, Овсянкин, у Кукушникова этого сообщники были? — осведомился Сенцов, желая выбросить из мозгов фантастику — а то так и спятить недалеко, если верить в воскрешение усопших.

— Та, он один, как перст работал! — заверил всклокоченный Овсянкин. — Я специально сообщников проверял, потому что сам обалдел от такого открытия. И выяснил, что он робота этого у себя дома сам собрал, и сам запустил. А у него и семьи даже не было…

— Чёрт… — буркнул Сенцов, но тут же его голову посетила светлая мысль. Да, светлые мысли посещают голову Сенцова — особенно когда на носу конец месяца, а на совести — одни «глухари». — Надо стажёра напрячь… пускай выяснит, кто ещё имел доступ к этому твоему роботу!

— Сбу… — протарахтел Овсянкин. — Когда Кукушников отдал концы — сбу засекретила робота…

Сенцов собрался спросить что-то ещё, но тут хлопнула дверь, и в кабинет вдвинулся Крольчихин.

— Ребята! — громко выкрикнул он, перенося ноги через порог. — Чего вы так долго? Сенцов?

— Да вот… — пробормотал Сенцов, обескураженный напором…

— Вовк и Бунько три года просидели в одной камере! — высунулся из-за компьтера Ветерков, а Константин видел, что он пристраивает свои неуклюжие ноги так, чтобы Крольчихин не заметил под его столом мороженое.

— Опа! — подпрыгнул Крольчихин и звонко хлопнул в ладоши. — Значит, Вовк мог или работать на Буквоеда, или же убить его! Сенцов, тебе задание! — тут определил он работу для Константина. — Сегодня ты поедешь к бывшей жене Петра Бунько и задашь ей парочку вопросов! Обязательно покажи ей вот это, — Крольчихин достал из своей папки и всучил Сенцову ксерокопии фотороботов страшенного Вовка и Эрика. — И спросишь у неё, знает ли она про гражданина Гришаничкина и про Эдуарда Слимко!

— Есть! — кивнул Сенцов, сложив оба фоторобота вчетверо и засунув во внутренний карман.

— Овсянкин, что у тебя с баллистической экспертизой? — тут же насыпался Крольчихин на криминалиста, а Овсянкин, раскрыв папку, начал тарахтеть про Иоахима Кукушникова, его смерть в тюрьме и фантастического робота, которого засекретили спецслужбы.

Сенцов уже не слушал Овсянкина — он выпрыгнул из кабинета и рванул вперёд по коридору, собираясь забиться в служебную машину и помчаться в гости к гражданке Бунько.

Глава 62 Буквоедова жена

С районом Сенцов ошибся — но не на много — бывшая жена Гришаничкина-Бунько обитала не в Кировском, а в Будённовском районе… В самой глуши, где потихоньку настаёт конец цивилизации, не вывозится мусор, появляются дебри и заводятся маньяки. Название её улицы и номер дома Константин задал навигатору — сам бы он не нашёл ни за какие коврижки. Сенцов неотступно следовал по тому маршруту, который возникал на сенсорном экране этого спутникового устройства, а за его окном неслись деревья, терриконы, овраги и какие-то щербатые остатки хат из давно сгоревшего частного сектора. Константин ехал вдоль трамвайных путей, и на душе у него было спокойно, но вдруг навигатор предписал съезжать с «накатанной» и по бугристой грунтовке углубиться… куда Макар телят не гонял. Сенцов занервничал: мало ли, что может встретить в таком месте человек??

Катя так и не простила его — сколько раз Константин звонил ей и на мобильный, и на домашний телефон — она не брала трубку. Мобильный у неё был недоступен — скорее всего, она занесла Константина в чёрный список. Сенцов вертел руль и проклинал свою нелепую жизнь. Сегодня он снова не успеет заехать к Кате, потому что проклятая Элла Бунько живёт у чёрта на рогах…

Константин едва не заблудился, пока разыскивал дом семейства Бунько — заехал в дикие дебри, где машина его застряла в грязюке около террикона. Сенцову крупно повезло, что мимо проезжал какой-то триальщик на мощном джипе, подцепил незадачливую служебную машину лебёдкой и вытащил на твёрдую землю, спася. Наверное, прошло больше двух часов, пока изляпанная «Дэу» оказалась в пункте назначения — в очень-очень тихом дворике, деревьям в котором, наверное, скоро стукнет целый век. Константину показалось, что здесь когда-то остановилось время — ничего современного вокруг. Давешние лавочки, покоились на тяжёлых опорах в виде присевших львов были пестры из-за многократных покрасок, древняя детская горка давно лишилась лесницы и покосилась, от реликтового турника ржавчина отъела две нижних перекладины… А забор вокруг двора напоминал крепостные стены — такими заборами дворы обносили ещё при Сталине, а широкие металлические ворота кто-то когда-то открыл и не закрыл, и они так и застыли в вечности, обвитые плющами, намертво прикорев на давным-давно проржавевших петлях. Посреди двора дремал двухэтажный, старый дом, покрашенный когда-то в оранжевый цвет, но посеревший уже давно и поросший снизу зеленью мхов. На первом этаже стояли широкие пыльные старые окна, но на втором Константин заметил стеклопакеты. Припарковав машину, Сенцов вышел, оказавшись в атмосфере чуть жуткой старины, прошёл по тропке, обдуваемый реликтовым ветерком и приблизился к крыльцу. На этом крошащемся от времени низеньком крылечке с разломанными вдрызг перилами восседали три представителя местного «бомонда». Хорошо, Сенцов остался доволен тем, что встретил в этой «музейной» реальности живых соседей, и тут же решил их расспросить.

— А, Буквожор?? — пробухтел первый «представитель», расставляя на газетке одноразовые стаканчики. — Дык, крякнул он, гражданин начальник!

— Ангелов пугает! — добавил второй, у которого в авоське «спала» городская булочка и бутылка «Старки Патриаршей».

— Червей кормит! — излаял третий, толстяк с немытой шеей.

— Ясно, граждане! — согласился с ними Сенцов, потому как прекрасно знал судьбу Буквоеда. Если это, конечно, тот Буквоед. — Вы не видели здесь вот этого гражданина?

Константин чётким движением выпятил фоторобот «Эрика Вовка» перед залитыми глазками этих субъектов и принялся ждать ответа.

— Не, гражданин начальник, такого не видал! — первым отказался толстяк и продолжил уминать колбасу.

— Ды чего ты жрёшь, кабан, это моё! — попытался напасть на него желтушный тип, но Сенцов предостерёг:

— Так, граждане, тихо, или в кутузку запру!

— Да я ничего… — отполз на своё место желтушный. — И этого я тоже не видал. Не тусовался тут такой!

— Ды, такой и водки не нальёт! — по неким своим критериям осудил Эрика Вовка хозяин городской булочки и «Старки». — К нам бы он не затесался!

— Понятно! — отрубил Сенцов. — Так, Элла Бунько в этом доме проживает?

— В этом! — согласился с ним желтушный. — На третьем этаже! Буквожор крякнул, так она, зараза, и вселилась!

— Ага! — кивнул Сенцов, и тут же осведомиося:

— А почему зараза?

— Ды, гоняет нас метлой, кипяток на башню льёт и водки у неё не выпросишь! — плаксивым голосом прохныкал желтушный и перевернул один стаканчик — пустой.

— А раз — то ващще, ментов вызвала, и нас всех закрыли, — поддержал тему толстяк. — А мы ничего ей не сделали — только «Катюшу» пели…

— Ясно! — ответил всем торим Сенцов и двинулся в подъезд, собираясь навестить саму Эллу Бунько. Достав из кармана бумажку с её точным адресом, Сенцов посмотрел на номер квартиры. Гражданка Бунько проживала в седьмой. Поднявшись на первую площадку, Сенцов отметил, что здесь всего четыре квартиры: с первой по четвёртую. Значит, ему нужно ползти на второй этаж. Этот дом не видал ремонта с тех самых далёких времён, как был выстроен здесь, специально для рабочих шахты, которая уже давно закрыта. Шагая по скрипучей деревянной лестнице, Сенцов то и дело втягивал голову в плечи: опасался, как бы с сырого потолка на его макушку не свалился камень. Очень неприятная среда для обитания: похоже на склеп… Иногда даже кажется, что под этими треснувшими сводами обретается призрак…

На втором этаже, среди жалких ободранных дверок, блеском стали выделялась монолитная дверь нужной Сенцову седьмой квартиры. Хорошенькую же дверцу навесил на своё логовище Буквоед: нужна ракета, чтобы выбить такую…

Константин Буквоеда боялся — этот страх ему привили ещё стех давних пор, когда он только пришёл в милицию… Но сейчас не время бояться — сейчас время выяснить правду. Константин храбро поднял руку и храбро нажал на кнопку звонка — это была тут единственная кнопка, которую не сожгли, и она выделялась своей целостью среди чёрных огарков. Наверное, хозяева услышали, как Константин звонит — сам Сенцов ничего не услышал, потому что толщина двери не позволила. А может быть, семейство Буквоеда отключило звонок.

— Кто там?? — вскоре Константин услыхал человеческий голос, весьма и весьма приглушённый дверью. Хозяйка почти кричала, чтобы Сенцов её услышал, и Сенцов закричал ей в ответ:

— Гражданка Бунько, откройте, милиция!

— Я… милицию не вызывала! — Элла Бунько решила пойти на попятные и хотела скрыться в недрах квартиры, защититься дверью и оставить Сенцова с носом. Но Константин решил не сдаваться — не зря же он тащился в такую жуткую даль, лазая по кривым улочкам!

— Гражданка! Я насчёт вашего мужа Бунько Петра, оперуполномоченный Сенцов Константин! — рявкнул Сенцов тоном, не терпящим возражения — так же, как Крольчихин, когда допрашивал нерадивых свидетелей.

— Ой… — Элла Бунько, там, кажется, попятилась и Сенцов испугался, что переборщил с суровостью и спугнул её… Но спустя пару минут она принялась открывать дверь, щёлкая замками.

— Здравствуйте, — она громко поздоровалась, шурша своим огромным шёлковым халатом, в который были завёрнуты её сытые телеса. — Элла, — она представилась, кокетливо моргая накрашенными глазками, но Сенцов принял непробиваемый образ.

— Добрый день, гражданка Бунько! — сухо поздоровался он, показывая ей удостоверение. — Оперуполномоченный Сенцов Константин, мне нужно задать вам пару вопросов про вашего мужа.

— Бывшего мужа! — тут же поправила Элла Бунько, и снова выставила свои кокетливые глазки. — Константин! — заискивающе изрекла она, протискиваясь на кухню через узкий коридорчик. — Прошу вас, садитесь за стол! Вы такой зелёный: ничего, наверное, не ели!

«Мадам Буквоед», буквально, затащила Сенцова за внушительных размеров круглый стол, который занял добрую половину её ординарной кухни. Стол был застлан ужасно яркой, цветастой клеёнкой, а на клеёнке красовалась доверзу заполненная конфетница, целые блюда, блюдца, блюдечка сладкого слоёного печенья с сахаром, пряников, вафель, липких карамелек и зефира…

— Вы какой чай пьёте? — осведомился Элла Бунько, не давая Сенцову и рта раскрыть, чтобы задавать вопросы.

— Ээ… простой… — проклекотал сбитый с толку Сенцов, возя ногами по линолеуму под столом. Продвигаясь вслед за Эллой Бунько, он как всегда забыл снять ботинки, и они до сих пор отягощали его и без того тяжёлые ноги.

Сенцов думал про свои ботинки и не сразу понял, что «простой» чай по-буквоедовски выглядит так: гора заварки и семь ложек сахара, залитые кипятком в поллитровой кружке.

— Спасибо… — Сенцов был в ужасе, но виде не подал, поблагодарив, а Элла Бунько поставила перед ним глубокую суповую тарелку и принялась наваливать в неё сластей изо всех своих блюд и блюдец, заполнив последнюю до краёв. Такое же «изысканное кушанье» она приготовила и себе любимой. Кстати, «Мадам Буквоед» тоже любит «простой» чай.

— Кушайте, Константин! — пропела «Мадам Буквоед», лопая сладости так, будто недедлю пропадала в диких дебрях без еды.

Что-то в Сенцов сладости не лезли — он не взял ни штучки из своей заполненной тарелки и, подумав, решил начать допрос издалека… Сенцов для начала думал выяснить, а тот ли Буквоед попал под пулю? Константин почему-то заподозрил, что слишком уж просто его убили, этого обитателя преисподней, который годами хранил небывалую таинственность, и вдруг так легко и просто пошёл в расход…

— Гражданка Бунько, вы знаете человека по имени Игорь Гришаничкин? — осведомился Сенцов, дабы узнать, слыхала ли эта прожорливая особа другие имена Буквоеда? По идее, должна была слышать, раз годами жила с ним под одной крышей.

— Не-ет? — Элла Бунько так удивилась, что даже перестала таскать сладости из всех своих блюд и блюдец, помимо наполненной тарелки. — А… а кто это?

— Не важно, — отрубил Константин, чтобы не выдавать тайну сладствия. — Забудьте про Игоря Гришаничкина. Лучше скажите, а Эдуард Слимко вам знаком?

— Нет… — Элла Бунько отказалась и от Эдуарда. Она энергично двигалась по кухне: вытащила из буфета наполненный «черноморскими» вафлями пакет, высыпала все вафли на блюдо и тут же принялась уплетать их за обе щёки с каким-то нездоровым азартом. Она уписала вафель шесть, прежде чем Сенцов опомнился и решил, что пора переходить к гражданину Бунько, которого Элла Бунько знала, как своего мужа.

— Я развелась с ним, потому что он — бандит… — Элла Бунько начала жалобно всхлипывать, заедая своё горе шоколадными фигурками человечков, которыми была наполнена её конфетница. — У меня — двое детей, а он каждый вечер приходил пьяный, приводил каких-то жутких дружков… Я думала, что они — вообще, зеки, и поубивают моих детей! Я даже на детскую замок навесила, чтобы не пробрались! У него под столом стояли какие-то чемоданы неизвестно с чем — я боялась в них лезть, потому что Петр угрожал мне расправой, если я сунусь в его «работу»… Он называл это «работой», а я чувствовала, что он кого-то грабит, или что…

— Почему вы не обратились в милицию? — задал дежурный вопрос Сенцов, хотя сам отлично понимал, что при таком «кристальном» муже она никогда бы туда пошла.

— Я боялась… — зарыдала Элла Бунько и осушила свою чайную чашечку залпом. — Я была уверена, что он перестреляет моих детей! А когда я случайно нашла в кармане его куртки пистолет — так сразу же собрала детей и убежала к моей маме, в Богоявленку! А потом его арестовали и упекли в кутузку — тогда только мы смогли домой вернуться. Я с ним тут же и развелась, когда прошёл суд, а потом — письмо прислали, что этот изверг в тюрьме на тот свет отправился. Только тогда мы с детьми вздохнули свободнее, а то я их в школу одних отпускать боялась: думала, подкараулит их кто да не увижу я их больше!

— Постойте… — прервал рыдания Сенцов. — Элла Вячеславовна, вы говорите, ваш муж, Бунько Петр, умер в тюрьме?

— Туда ему и дорога! — бодро согласилась та, вытирая кружевным платочком густо накрашенные глазки. Предусмотрительная дама: пользуется водостойкой косметикой, и те галлоны слёз, которые она испустила при Сенцове, никак не повредили её небывало чёрным ресницам, похожим на лапки крупного паука.

— Вы почему ничего не съели? — скрипучим голосом осведомилась госпожа Бунько, заметив, что предоставленная Сенцову тарелка сладостей осталась наполненной доверху.

— Извините… — пробулькал ей Сенцов, разыскивая по карманам мобильный телефон. Вот стажёр, рыбья его башка! Распинался тут, рассказывая, что Вовк сидел с Бунько в одной камере три года… но про то, что Бунько в этой камере отдал концы — не сказал ни слова! Выходит, что Буквоед не освободился из заключения — он просто подстроил свою смерть и сбежал…

— Алё, напарник, ну что там у тебя? — в трубке раздался бодрый голос стажёра, а Сенцов был готов задушить его.

— Ты чего не сказал мне, что Бунько крякнул? — зло зашипел ему Сенцов, комкая цветастую салфетку у себя на коленках.

— А ты и не просил… — буднично ответил стажёр, таким ненавязчивым, но циничным и наглым способом сваливая свою вину на Константина.

— Чёрт… — Константин от злости едва не плюнул: постыдился гадить на выскобленный хозяйкою паркет. — Ты, хоть, представляешь, что проворонил, стажёр?

— Ничего… — булькнул стажёр таким голосом, будто бы действительно, ничего не случилось. — Бунько же убит…

— Буквоед подстроил свою смерть и сбежал! — железно пригвоздил Сенцов. — За полгода до освобождения, дундук!

— Ну, чего ты кипишь? — заныл на том конце Ветерков.

— Вот как лишат тебя премии — будешь знать, почему люди кипят! — огрызнулся Константин. — Надо узнать, почему он решил сбежать, когда скоро и так бы вышел, где он скрывался и с кем общался в это время, а так же, где он взял деньги на покупку квартиры! Тогда мы найдём убийцу! А ты что? Воронишь?

— Та, я не знал! — начал оправдываться стажёр.

— Ладно, не реви! — примирительно сказал Сенцов. — Лучше узнай, по какому адресу проживал не Бунько, а именно Гришаничкин до того, как заселиться в мой дом! Узнаешь — позвони!

— Хорошо… — буркнул Ветерков. Наверное, у него возле компьютера разложены булки и вафли — разговаривая с Сенцовым, стажёр чем-то хрустел и шуршал, словно бы разворачивал обёртки и грыз… Хорошо ему — сидит на месте, в то время, как Сенцов лазает по богом забытым местам и каждый раз не успевает к Кате…

— Ну, что, что-нибудь нашли? Узнали? — осведомилась Элла Бунько, в тарелке которой остались одни фантики.

— Узнал… — пробормотал Сенцов, окончательно потеряв аппетит. — От вас прежде всего.

— От меня? — удивилась жена Буквоеда, округлив свои кукольные глазки.

— Именно, — согласился Сенцов. — Вы сказали мне, что ваш муж умер в тюрьме, хотя по-настоящему — он только подстроил свою смерть и под этим предлогом сбежал. Причём, за полгода до официального освобождения. У вас есть версии, зачем он это сделал?

— Нас убить… — тут же устрашилась госпожа Бунько, и на её сдобных щеках даже сквозь густые румяна проступила смертельная бледность. — В-вы поймали его? — чуть слышно прошептала она, отодвигаясь назад вместе со стулом, и Константину показалось, что эта яркая дама сейчас хлопнется в обморок прямо перед ним.

— Не волнуйтесь, Элла Вячеславовна, он вам больше не повредит! — твёрдо заявил Сенцов, наблюдая за гражданкой Бунько, как та немного ожила, порозовела и с надеждой в голосе осведомилась:

— Значит, поймали, да?

— Не поймали, — отказался Константин. — Ваш бывший муж застрелен. Позавчера… вернее, уже вчера утром — мы нашли его труп.

— Застрелен?? — встрепенулась Элла Бунько, плохо скрывая широкую улыбку, так и рвущуюся из неё наружу. — А вы уверены, что нашли именно его труп?

— Да, наши эксперты установили, что это именно он, — согласился Сенцов. — Но я вынужден пригласить вас на опознание.

— Я согласна! — с готовностью закивала Элла Бунько, а по её довольному виду Сенцов понял, что она безумно рада гибели бывшего мужа-бандита. Как человек, Константин прекрасно её понимал: попробуй, проживи с двумя детьми под одной крышей с самим Буквоедом, которого боится даже милиция. Однако, ум милиционера настойчиво подсказывал, что Элла Бунько могла узнать о том, что Петр свободен, и специально заказала убийство.

— Мы вызовем вас повесткой! — пообещал ей Сенцов, встал из-за переполненного сладостями стола и зашагал в прихожую, чтобы уйти.

— Да вы хоть, на дорожку возьмите! — засуетилась Элла Бунько, заметив, что Сенцов уходит, не съев ни крошки. — Я знаю, что у милиции за работа — без сна, без отдыха и без еды днями напролёт! Давайте, я вам в кулёк насыплю!

С этими словами Элла Бунько очень проворно для своего веса промчалась на кухню, притащила оттуда полиетиленовый пакетик и тарелку сладостей, которую предлагала Сенцову.

— Возьмите, возьмите! — упорно отрезала она все попытки Константина отказаться и высыпала содержимое тарелки в пакет.

Пакет наполнился до краёв, и Элла Бунько едва завязала его.

— Вот! — она настойчиво протянула пакет Сенцову.

Константин согласился взять: Элла Бунько попала в точку, описывая милициейские будни: ни сна, ни отдыха, и поесть невозможно… Он протянул руку… и тут же вспомнил о Кате, как та отдавала ему пакеты «казнённых» конфет, когда обнаруживала на весах лишние полкило… Катя… Сенцов опять забыл позвонить ей… Чёрт, сколько раз он уже забывает! Бестолочь несчастная… Перед глазами Сенцова тут же, как живая, встала Катя… и ушла к банкиру, который тоже возник, как живой, с «Порше», нагло помахал холёной чистой ручкой и увёз Катю… навсегда.

— Вы что? — скрипучий голос Эллы Бунько разогнал видения, и Сенцов обнаружил себя, тупо торчащим посреди её прихожей с протянутой рукой.

— А… задумался… — невнятно пробурчал Сенцов, взял из полных рук гражданки Бунько тяжёлый круглый пакет, выжал слово «Спасибо» и шагнул в прохладный, мглистый коридор, на стенах которого собрались сырые капли.

— А повестку вы мне точно пришлёте?? — громко напоминала ему Элла Бунько, высунувшись из-за двери.

— Да! — поспешил заверить её Сенцов и быстро пошёл вниз по хилой, прогнившей деревянной лестнице, гулом своих шагов заглушая горькие мысли о Кате.

Едва Константин покинул дом Эллы Бунько и сел в служебную машину, помахав рукой пьянчужкам, как его мобильный телефон дал о себе знать своей скрипучей песней. Константин вздрогнул и выцарапал его из кармана судоржным движением: больные мозги решили, что звонит Катя, и рука едва не разорвала карман…

— Напарник! — голос Ветеркова едва не оглушил Сенцова на левое ухо и Константин глухо пробурчал:

— Чёрт…

Можно было и не спешить так — всё равно стажёр подождал бы, ведь он — не Катя, а всего лишь, наглый стажёр…

— Ну, чего у тебя? — осведомился Константин, заводя мотор и убираясь прочь с этого тесного допотопного двора, чтобы не терять зря время.

— Напарник, тут такое! — заверещал стажёр, как будто бы начиналась атомная война, а Сенцов об этом не знал.

— Та не верещи ты… — зашипел Константин, боясь оглохнуть.

— Я пробил Гришаничкина и вот, что узнал! — стажёр продолжал верещать, пробыковав шипение Сенцова, а может быть, он просто его не услышал. — Человек по имени Игорь Гришаничкин мёртв!

На Сенцова будто ведро воды кто вылил. И этот — мёртв… Одни мертвецы вокруг, как на гигнатском зловещем кладбище, и может быть, в скором времени Сенцов тоже попадёт в их печальный список…

— Гришаничкин в прошлом году погиб от инфаркта в больнице Калинина, куда был доставлен с отравлением грибами! — визгливо тараторил Ветерков, а Константин понял: Игорь Гришаничкин — не настоящее имя Буквоеда, а один из многих его псевдонимов.

— Ясно, — угрюмо отрезал Сенцов, глядя на дорогу одним равнодушным глазом, в то время, как другой его глаз был направлен в собственный пупок. — Знаешь, стажёр, я вообще, думаю, что они прикончили не того Буквоеда… — пробормотал он… и тут же понял, что тупым бараном заклинился на светофоре, и водители тех машин, которым он не даёт проехать, свирепо терзают клаксоны, наполняя улицу оглушительно грозным воем.

— Тю, чёрт… — плюнул Сенцов, трогаясь с места. — Блин…

— Ты чего, напарник? — удивился Ветерков… а Константин считал себя счастливчиком, что по морде ни от кого не получил.

— Та! — фыркнул Сенцов, направляясь к отделению. — Ты Крольчихину скажи, чтобы не обольщался на Буквоеда. Я тут поговорил с этой Эллой, она не знает ни Слимко Эдуарда, ни Битюгова Гектора, ни того же Гришаничкина. Если бы её муж был Буквоедом — она бы хоть раз услышала эти имена!

— Хорошо… — пробулькал в телефонной трубке Ветерков. Ему хорошо — сидит себе на стульчике, кушает, когда захочется, а Константин тут мотается по дырам, и… чуть не сбил кого-то, не посмотрев перед собой.

* * *

Когда Константин Сенцов вернулся в отделение — он увидел, что Крольчихин сатанеет. И орёт почему-то на стажёра, который бледнеет, синеет и зеленеет, спрятавшись за свой компьютер.

— Как это — не того Буквоеда?? — разрывался он, колотя кулаками что попало перед собой, а на столе Крольчихина валялся отчёт, кое-как накаряканный такими буквищами, за которые дотошный Тетёрко его мог запросто премии лишить.

— Та вот… — булькнул стажёр, на всякий случай держа голову за монитором, чтобы Крольчихин не попал по ней своим шальным кулаком.

— Чёррррт!! — зарычал тем временем Крольчихин, скомкал этот свой очередной отчёт и зло шваркнул бумажный шар мимо корзины, под стол, где у него на полу уже валялось три или четыре таких вот шара. — Я столько лет потратил, чтобы вычислить Букоеда проклятого, и на тебе — осечка, чёрт!

— Простите… — крякнул стажёр, пригнувшись, потому что кулак Крольчихина свистнул в сантиметре от его неосторожного носа.

— Так, ладно, хорошо… — успокаивал сам себя Крольчихин, уперевшись руками в столешницу и мысленно считая до десяти. — Сенцов!

— Да, — Сенцов решил не молчать, и сделал шаг вперёд, чтобы следователь не сатанел из-за него зря.

— Тебе задание! — Крольчихин снова решил куда-то его отправить в то время, когда Сенцов уже решил, что свободен и может, наконец-то извиниться перед Катей и не дать ей уйти к хищному банкиру. — Узнай, почему Гришаничкин погиб от инфаркта, отравившись грибами! По возвращении напиши подробный отчёт!

— Есть, — без энтузиазма кивнул Сенцов, развернувшись, чтобы снова впихнуться в измурзаннкю «Дэу» и отправляться в больницу Калинина, где гражданина Гришаничкина в последний раз видели живым.

— А можно, и я тоже? — осведомился Ветерков, решив напроситься вместе с Константином.

— Нет, ты мне нужен здесь! — оставил стажёра Крольчихин — наверное, чтобы снимать стресс, рявкая на него.

* * *

Константин Сенцов решил завершить это задание поскорее — вот и мерял больничный коридор быстрыми широкими шагами, топая так, что аж эхо рождалось. Он находился в токсикологическом отделении, где окончил дни свои Игорь Гришаничкин. Здесь, кроме него, закончили дни свои ещё многие и многие граждане, и Сенцов невольно видел краем глаза, как мимо него пролетают их несчастые, тощие призраки. Или это только сенцовское вообрадение, которое разыгралось из-за голода, недосыпа и расшатанных нервов?? Сенцов мечтал найти тут кого-нибудь живого, чтобы тот подсказл, где в этом мертвенно-зелёном коридоре притаился кабинет заведующего этим отделением, а то сам он, преодолев десятки метров, так и не смог его найти.

— Эй, батенька, а где же ваши бахилы? Где халат? Почему в грязном?? Тут стерильно!! — внезапно Сенцова кто-то начал ругать, возникнув за его спиной, и Сенцов, не ожидав, рывком обернулся, ощутив испуг.

Позади него возвышалась немолодая медсестра, чей рост превышал сенцовский сантиметров на пять-десять. Она глядела него сверху вниз, осуждая, а Сенцов решил быть твёрдым ментом, а не тютей. Нельзя с такими тютей быть — сожрут.

— Я по поводу смерти гражданина Гришаничкина Игоря! — твёрдым голосом произнёс Сенцов, глядя этой особе прямо в глаза. — Он умер в вашей больнице, и мне нужно пообщаться на эту тему с заведующим отделением!

— Нет, батенька, сперва вы у меня наденете халат и бахилы! — сварливо предписала крупная медсестра, знаком приказав Сенцову следовать за собой, к одной из одинаковых дверей. — Нечего заразу таскать, тут и так её хватает!

— Та, ладно, надену я ваши бахилы! — согласился Сенцов — неохотно, потому как время не хотел терять на какие-то дурацкие бахилы.

Медсестра отперла дверь, пропустила Сенцова впереди себя — чтобы не вздумал сбежать от неё без бахил — и Константин увидел перед собою шкаф с дверцами, закрытыми на ключ, стул и письменный стол, на котором лежала толстая регистрационная книга.

— Так, — основательно произнесла крупная медсестра, опредлив своё тело на стул перед столом и раскрывая книгу. — Давайте свой паспорт, сейчас я вам буду выписывать халат и бахилы!

— А… можно как-то… так? — булькнул Сенцов, которого злила идиотская эта волокита…

— Нет, давайте паспорт! — пригвоздила эта крупная медсестра, глядя на Константина из-под своих очков так, словно бы Сенцов, не давая паспорт, наносит ей личное оскорбление.

— Вот, берите… — булькнул Константин, осознав, что если будет артачиться — волокита продлиться ещё дольше.

— Ну, вот так бы сразу! — похвалила Сенцова медсестра, списывая его данные таким почерком, словно бы у неё не руки были, а печатный станок. — А то «не хочу», «не буду» — как малое дитя!

Сенцову показалось, что он провёл «в гостях» у медсестры всю вечность, пока наконец, смог выйти — в белоснежном, накрахмаленном халате и шаркая неудобными бахилами. Она заметно подобрела, видя Сенцова в «правильной» одежде, и даже не отказалась, когда Константин попросил её провести себя к завотделением.

— Скажите, а вы, случайно, не помните такого пациента — Гришаничкина Игоря? — осведомился у неё Сенцов, прежде чем отворить тяжёлую дверь, обитую красным дермантином и снабжённую золочёной табличкою: «Заведующая отделением Янковская Э.В. Часы приёма…».

— Ой, нет… у меня их тучи перед глазами… — отбоярилась эта медсестра и поспешила исчезнуть, скрывшись где-то в населённом грустными призраками коридоре.

Сенцов пожал плечами и решил навестить Янковскую Э.В., после чего — обязательно позвонить Кате. Открыв тяжёлую дверь, Константин очутился в приёмной, где стоял стол с компьютером, и помещалась секретарша, чем-то похожая на Кошкину Евдокию — молодая, дородная, вся такая лощёная, накрашенная, разодетая…

— Ой, мужчина! — она несказанно обрадовалась, увидав перед собою на пороге Сенцова и растянула в лучезарной улыбке свои ярчайшие напомаженные губы. — Проходите, проходите, не стесняйтесь, садитесь! Как вас зовут?

Сенцов садиться не стал, а только показал ей удостоверение на ходу и сурово изрёк:

— Оперуполномоченный Сенцов Константин, мне нужно пообщаться с вашей начальницей!

— Ну, вот, как мужчина — так с начальницей! — обиделась секретарша, надув губки. — Как всегда! Ну, идите!

— Спасибо, что разрешили! — буркнул Сенцов и тут же вступил в кабинет заведующей, не постучавшисть, чтобы не тратить ни секунды.

— Вы живёте в трамвае? — гражданка Янковская была явно не довольна появлением Константина, зыкнула него из-под своих прямоугольных очков. А Константин решил, что глаза её — живой рентген аппарат, она его сейчас просветит, выявит болезнь, и незамедлительно начнёт лечить… Вот это — да, Сенцов и впрямь ощутил себя каким-то больным…

— Оперуполномоченный Сенцов Константин! — Сенцов рявкнул для остастки рявкнул, сбрасывая наваждение и подсунул под её острый нос своё удостоверение.

— Ну и что? — железным голосом осведомилась эта прямая, подтянутая железная леди бальзаковского возраста, не теряя токого спокойствия, котрым не обладал даже сам товарищ Берия…

— Вы должны помнить одного пациента! — Сенцов старался быть не менее железным, он же всё-таки, милиция, а не слизень.

— А я их всех помню! — выплюнула гражданка Янковская, всем своим видом показывая, что страшно занята и должна куда-то бежать, хотя на мониторе её компьютера мирно дремал пасьянс.

— Игорь Гришаничкин! — Сенцов почти что рявкнул, чтобы не поддаваться на её провокацию, и не превращаться в студень. — Вы помните такого пациента?

— А чего ж не помнить? — провочала гражданка Янковская, выложив на стол свои длинные руки с цепкими пальцами. — Нажрался поганок, грибничок, и всё!

— Он умер в вашем отделении от инфаркта! — на всякий случай напомнил ей Сенцов, чувствуя, что железная леди пытается увильнуть от правдивого ответа.

— Ну, да, от инфаркта! — кивнула она своей головой, волосы на которой были почти деревянными от избытка лака. — Но доставлен был с отравлением грибами! Наелся поганок — промывали его три часа! А потом ещё от галлюцинаций корчился — орал, что его черти преследуют, никакого покоя не было от него, всех больных будил своими криками! И умер от инфаркта — от испуга, чертей своих перепугался!

— Да? — Сенцов решил, что больше грибы есть не будет — мало ли, что?

— Да! — подтвердила гражданка Янковская. — Медсестра к нему зашла, когда он снова ночью разорался, а он уже синий! Умер от страха!

— А… у него были какие-нибудь родственники? Приходили? — негромко поинтересовался Сенцов, обескураженный тем, какие последствия могут быть от банального блюда из грибов.

— Нет, он был одинок, — возразила Янковская, машинально перемещая виртуальные карты на своём мониторе. — Никого, жил один!

— Спасибо, — поблагодарил Сенцов и решил уйти, разобравшись, что настоящий Гришаничкин в его деле Буквоеда не причём — Бунько забрал себе его фамилию уже после того, как горе-грибник преставился, и поэтому Сенцов покинул Янковскую, чтобы опять-таки, не терять драгоценное время, закончить рабочий день вовремя, а потом — приползти к Кате, чтобы вымаливать её прощение.

Сенцов хотел разыскать крупную медсестру, чтобы отдать ей халат и бахилы, но она сама нашла его и негромко сказала:

— Постойте.

— Я как раз хотел вам всё это отдать, — Сенцов был рад, что она появиалсь, и ему не нужно ждать. — Я всё узанл, я ухожу.

— Вы знаете, — сказала она негромким голосом, когда впустила Константина в свой кабинет и странно пригтворила дверь, как заговорщик. — Родни-то у Гришаничкина не водилось, но к нему постоянно приходила одна дама, Аграфеной её звали, я запомнила, потому что имя такое, заковыристое! Крутилась около него, вертелась, обхаживала — соленья да варенья ему носила, которые ему нельзя! А потом — как раз после неё — Гришаничкин и видел своих чертей! Говорю вам, неспроста она к нему ходила! Отравила она его!

— А… кто она вообще такая, вы узнали? — осведомился Сенцов, подозревая, что Аграфена эта могла быть связана с настоящим Буквоедом — они специально выбрали одинокого Гришаничкина, чтобы сжить его со свету и отдать его личность и квартиру в распоряжение жестокого бандита.

— Соседка по лестничной клетке! — заявила крупная медсестра, бросая халат Сенцова в одну корзину, с халатами, а бахилы — в другую, с бахилами. — Вы загляните к ним, я думаю, сектантка она! Странная такая!

— Хорошо, — Сенцов согласился, подозревая, что «сектантка» может быть из банды Буквоеда.

Бывший адрес Гришаничкина распечатали ему в жэке, вот Сенцов и избрал его своим следующим пунктом.

* * *

Сенцову повезло с Гришаничкиным — он обитал не так далеко, как семейство Бунько, в Калининском районе, в старых пятиэтажках, и не так далеко от Кати — через дорогу от её дома. Сенцов припарковал машину во дворе, где кроме его «Дэу» машин не водилось, вышел и направился к подъезду, жалея, что лавочки вокруг него пусты — только кот сидит, бесполезно щуря глазищи. У соседей можно многое узнать, а вот, от кота — ничего… Дверь подъезда была стальной, несла кодовый замок, и Сенцов застрял перед нею, размышляя, какую бы квартиру ему «осчастливить» своим нежданным-негаданным звонком. Он только решил «осчастливить» пятую квартиру, как вдруг заметил, что к нему приближается некий тип. Странный такой — молодой, без седины, но одетый как какой-то бомж — во что-то мешковатое, типа парусиновой рясы, подпоясанный верёвицей — куском обчной бельевой верёвки. На грязном лице его топорщилась клочковатая пегая бородёнка, а всклокоченные волосы не мыты, наверное, целый год. Сенцов подумал, что этот тип сейчас полезет «инспектировать» ближайший мусорный бак, однако ошибся — прошествовал мимо него, «дервиш» вытащил из карманов своего дикого одеяния чип-ключ и преспокойненько отпер стальную дверь, ввалившись в подъезд, как хозяин. Сенцов поспешил войти за ним, опасаясь, что этот странный тип захлопнеь дверь у него перед носом и исчезнет. А ведь он заинтересовал Сенцова — выглядит, как бомж, хотя, похоже, и не бомж совсем…Тип оказался обут в тяжёлые берцы. Топая ими по бетонным ступенькам, он поднялся на второй этаж, потом — на третий, а Сенцов поднимался за ним тихой сапой, приотстав, чтобы не спугнуть. Он достиг третьего этажа, когла вдруг сошёл с лестнице и придвинулся к одной из квартир, дверь которой несла тяжёлую девятку. Сенцова словно молния ударила — девятая квартира принадлежала почившему Гришаничкину! Нужно разобраться — это всё очень и очень странно, даже жутко…

Сенцов спрятался на площадке — притаился, пригнувшись за перилами и наблюдал за тем, как этот «скиталец» достаёт связку разных ключей, объединённых огромным железным кольцом, выбрал из них один и принялся откручивать замок! Он быстро открыл дверь, распахнув её, и Сенцов вздрогнул — услышал, как из недр «потусторонней» кватиры вырвался леденящий кровь сдавленный вопль — будто бы, девичий — и зглох внезапно, словно несчастной бысто зажали рот. Сенцову это очень не понравилось, даже на пугало, и он решил вызвать спецназ. Мало ли, что там? А вдруг, кого-нибудь держат в плену?? И убьют сейчас?? Константин на всякий случай сказал Кирпичеву, чтобы тот ехал побыстрее…

Дожидаясь спецназ, Сенцов притаился опять, как вдруг наткнулся на кого-то, кто оказался позади него… Рывком обернувшись, Константин испугался опять — двое рослых, плечистых мужчин, одетых так же, как странный дервиш, молча высились за его спиной, напоминая двух одинаковых тупых Кинг-Конгов.

— Простите… — протранно булькнул Сенцов, в один из них угрожающе протянул к нему свою лапищу, собираясь схватить…

Константин увернулся от клацнувших около свего плеча пальцев, тут же прыгнул вперёд, навернув его ногой в живот, но второй Кинг-Конг мощной оплеухой поверг Сенцова на твёрдый пол. Константин больно ударился, заныл от боли, чувствуя, что башкой приложился хорошо — в ушах зазвенело, перед глазами замелькали противные мушки. «Дикари» надвигались, рыча, а Сенцов, собрав все свои силы, вскочил, бросаясь в драку за собственную жизнь…

Его ударили по голове, и Константин, оглушённый, безвольно повалился на руки «дикарей», они с готовностью подхватили его и проворно понесли прямо в «нехорошую» квартиру. Сенцов провалился куда-то в пучины небытия, барахтаясь там, мучтительно стараясь вынырнуть и прийти в сознание, чтобы драться дальше. Пучина никак не выпскала его, Сенцов балансировал на грани темноты, видя перед безвольными своими глазами старую мебель прихожей — шкафы, антресоли, ковровую дорожечку, сплошь затоптанную, комнату какую-то, задымлённую, душную… Его шваркнули на голый пол, словно неживой мешок, Сенцов ударился так больно, что внезапно протрезвел, распахнул бешеные глаза и увидал над собой десятоки ног, закованные в одинаковые берцы. Воздух был настолько тяжёлым, провонял дымом и чем-то ещё неизвестным, вонючим, что лёгкие просто рвались на свободу, заставляя Сенцова мучительно кашлять. Голова Константина сама собой завертелась, разыскивая для организма толику воздуха, и тут же на глаза ему попалось второе тело, которое лежало рядом с ним. Около него оказалась какая-то гражданка юных лет — связанная по рукам и ногам, дёргающаяся в безуспешный попытках освободиться от пут. Глаза бедняжки были мокрые от слёз, и Сенцов, увидав её, беспомощную, решил быть ментом. Сейчас, приедет спецназ, и всё разрешится… Но вдруг над ним склонилось страшное лицо — в клобуке с прорезями для сверкающих глаз, а из-за лица выдвинулась рука с огромным ножом! Сенцов собрал свои силы, быстро тающие в недостатке кислорода, схватил эту грозную руку, взяв её в суровый захват, вскочил на ноги, прижав агрессора к полу, заставив его заныть, но тут же на него навалилось, кажется, с десяток человек, Константин принялся отбиваться от них, рассыпая тумаки руками и ногами. У его уха свистнул нож, потому что Константину пришлось отпустить его владельца, и Сенцов, увернувшись от смертельного удара, оказался у окна. Окно было заколочено досками крест-накрест, Константин повернулся к нему спиной, прижавшись к этим доскам ноющими от полученных ударов лопатками, и увидел, как на него, выступая из клубов дыма, надвигаются одинаковые из-за балахонов и клобуков серые сектанты, вооруженные кто ножом, кто палкой, кто скалкой… Что-то Кирпичев запаздывает… как бы это запоздание не стало для Сенцова фатальным…. Константин только решил, чью атаку будет отбивать в ближайшие секунды, как вдруг в прихожей раздался шум и грохот — дверь слетела с петель, выбитая, и в следующий миг ворвался спецназ. Чёрные фигуры замелькали в дыму, вмиг уложив всех сектантов на голый пол, освободив их от импровизированного оружия, взяв на мушку. Один из бойцов принёс откуда-то ведро воды и залил дымящий в большой чаше костерок, после чего отодрал доски и распахнул окно, чтобы проверить.

— Жив, старлей? — осведомился он у Сенцова, повернув свою крупную голову, под каской, в балаклаве, и Сенцов по голосу узнал Кирпичева.

— Ага, — выдохнул Сенцов, повернувшись к раскрытому окну, чтобы подышать. Дым быстро выветривался, давая шанс кислороду, и Константин, наконец-то, смог соображать. Повернувшись, он увидел, как бойцы Кирпичева освобождают от пут бледную исхудавшую пленницу, поднимают её на шаткие ноги, а она рыдает навзрыд.

— Вы ничего не понимаете!! — скрипучим голосом орала тётка-сектантка, с которой бойцы стащили клобук. — В ней сатана! Его нужно изгнать! А вы не даёте! Он вселится и в вас, если вы не дадите нам провести экзорцизм!

— Мы сейчас проведём допрос! — рявкнул злобный Сенцов, скрежеща зубами. — И узнаем, зачем вы напали на сотрудника милиции и каким образом сгноили Игоря Гришаничкина! Кирпичев, давайте их — на базу, — вздохнул, отдышавшись, Сенцов и потянулся к выходу, чтобы покинуть нехорошую квартиру и ехать в Ровд, чтобы осчастливить Крольчихина сообщением о том, что разгромил деструктивную секту.

* * *

Крольчихин не горел желанием допрашивать прибацанных чепуховыми суевериями сектантов, но ему всё-таки, пришлось это делать, потому что они собирались в квартире Гришаничкина, и, следовательно, проходили по его делу. Перед его столом на стульях сидели двое из них — гроластая тётка, по имени баба Аграфена, да тот «дервиш», за которым Сенцов — остальные сектанты ревели в обезьяннике. «Дервиша» звали брат Спиридон, он сидел, понурив свою башку, а когда Крольчихину надело за ними наблюдать, и он рявкнул, что «засадит их до конца их паршивых деньков», брат этот раскрыл свою пасть и принялся изрыгать:

— Вы, хоть, понимаете, что конец света грядёт?? Нет?? Если мы не будем собирать людей — они умрут!! Их всех сжжёт сатана! Мы должны были провести эзорцизм, птому что пришёл сатана, но вы не дали! Теперь он во всех вас! Вы все — сатана!!

Он аж пищал — так надрывался, а бабка Аграфена вдруг вдруг влепила ему подзатыльник, заставив захлопнуть пасть, и он захлопнул её, прикусив свой невменяемо высунутый язык.

— М-м-м-м… — брат Спиридон заныл от боли, а бабка Аграфена приняла очень даже вмеяемы й вид и чётко произнесла:

— Мы кино репетировали! А вы чего ворвались? Сорвали нам всё!

— Ну, да, в квартире погибшего Гришаничкина? — ехидно передразнил её Крольчихин, зыркая своими недовольными глазами. — И захватили оперативника! Зачем?

— Так мы подумали, что он — артист! Приехал нам для кино! — бодро отбоярилась бабка Аграфена, мограя. — А Гришаничкин мне квартиру завещал! Я ж ему сестра двоюродная! И не Аграфена я, а Татьяна! Татьяна Гришаничкина, наши с Игорем отцы — братья!

— Да? — опешил Крольчихин, и уже начал стискивать кулаки, чтобы колотить Сенцова… Но тут в допросную проскользнул Ветерков с отпечатанным листом. Тихо прокравшись, он сунул его Крольчихину, и следователь, пробежав его глазами, сурово пригвоздил:

— Так, гражданка, не врите! Мой стажёр узнал, что у Гришаничкина Игоря не было ни сестёр, ни братьев, ни тёток, ни дядек! Какая сестра?? Кстати, потерпевшая Егорова нашему воторому следователю рассказала, что вы её две недели морили в подвале, пристёгнутую к радиатору! Что у вас за секта?

— Чёрт! — выплюнул брат Спиридон, плюнув прямо на пол. — Ведьма! — ругнул он Аграфену. — Какого чёрта было пеньку этому поганки в суп подкладывать???

— Та ты сам хорош! — накинулась на него Аграфена, злобно шипя. — Девчонку эту охмурил, окрутил, а ей всего шестнадцать лет!

— Выглядит на все двадцать пять! — огрызнулся брат Спиридон, топоча своими ножищами в берцах. — Я в паспорт её не смотрел!

— Так, стоп, какую девчонку? — решил разобраться Крольчихин и отрубил перепалку, грозно рявкнув.

— Егорову! — вздохнул брат Спиридон. — И секты у нас никакой нет! Так, собрались с мужиками подпугнуть её, чтобы отстала!

— И Гришаничкина что, тоже подпугнули? — ехидно заметил Крольчихин. — Поганками в супе?

— Ну, положила я ему — не поганки, а сатанинский гриб! Один, чтобы он помучился видениями моих убитых зверюшек! — проскрежетала Аграфена, морщась. — Достал он меня, пень горелый! Всё не давал мне ни собак, ни кошек кормить — звонил постоянно в службу отлова, они приезжали и забирали всех моих зверей! Я ж не знала, что он от инфаркта в больнице окочурится! А секты, правда, нету — мы хотели от Митьки… вренее, от Спиридона Егорову отвадить! Потому что у него из-за неё проблемы начались — она за ним, как хвост таскалась, всё умоляла замуж себя взять, а родители её хотели в тюрьму его упечь! Ну, вот мы и решили…

— Стоп! — снова отрезил Крольчихин, стукнув кулаком по столу, потому что Аграфена тараторила, как трещотка, ни разобрать половину слов. — Митька, или Спиридон?? И почему вы вообще ему помогаете? Кто он вам, только не врите… У меня уже вот такая голова…

— Митька — мой племянник, — вздохнула Аграфена и стащила с головы брата Спиридона всклокоченный парик, явив на свет его реальную причёску — холёную копну, поставленную в форме «кок». — И борода у него — не своя, приклеили! А из-за Егоровой его грозятся из универа отчислить… Ох, дурак он у меня!

— Где ключи взяли от квартиры Гришаничкина? — осведомился Крольчихин, чувствуя, как сильно он устал от этих ненастоящих Буквоедов, сект, убийц.

— Та соседка моя, Мила, кормила его рыбок, пока он за грибами своими на неделю уезжал! — плюнула Аграфена, а Сенцов понимал, что она жалеет, что вообще связалась со свои племянником. — А когда он помер — так вообще ключи никто у Милы не забрал, и я у неё их попросила, чтобы не пачкать свою квартиру! Не, вы не это — я, правда, не собиралась травить Гришаничкина! Думала, в больнице полежит, помучается видениями-то, выпишется и будет к моим зверюшкам получше относиться! Я ж не знала, что он до инфаркта перепугается!

— А для чего вы в больницу к нему ходили?? — не выпускал её Крольчихин. — Чтобы новую дозу яда дать?

— Да нет, что вы? Какой яд?? — закудахтала Аграфена, едва ли не плача. — Я хотела узнать у него, не приходят ли к нему мои зверюшки! А он матом всё крыл, окаянный!

— Так хорошо, а люди все эти — кто? — уточнил Крольчихин, указывая на изловленных сектантов.

— Митькины друзья! — объяснила Аграфена. — А вашего оперативника мы не специально захватили — ребята полумали, что это — брат Егоровой, пришёл бить Митьку!

— Ясно, — Крольчихину они уже порядком надоели, и он решил, что избавится ото всех этих горе-сектантов и идти отдыхать, потому что рабочий день был давно закончен. — Так, Казачук, ты из обезьянника всех этих двинутых повыпускай — они мне там не нужны, штраф им выпишу и всё! А с вас, граждане сектанты, я подписку о невыезде возьму! Набедокурили вы, придётся отвечать!

* * *

Сенцов питался подаренными Эллой Бунько конфетами и пытался позвонить Кате вот уже четвёртый раз… Катя не отвечала — домашний телефон испускал длинные гудки, словно бы её квартира пустовала… Константин думал, что она на работе — замотавшись со своими Буквоедом и Вовком, Сенцов даже забыл её график и не помнил, работает сегодня Катя или нет… Свинтус — Сенцов чётко осознавал это, вновь и вновь набирая номер Катиного мобильника. Катя не отвечала и по мобильному телефону — не просто не отвечала, а вместо Кати вещал оператор своим противным голосом:

— Аппарат абонента выключен, или находится вне зоны действия сети…

Катя могла обидиться настолько, что занесла Константина в чёрный список… Какой же Сенцов свинтус — кто-нибудь другой, нормальный, давно бы уже на коленях приполз к Кате, разрыдался бы, и слёзно вымолил прощение… А Сенцов — мало того, что вторую неделю забывает позвонить, так ещё и тупо торчит дома, обросший лешей щетиной, жрёт дарёные сладости и даже не чешется отлипнуть от дивана и пойти мириться с Катей.

В следующую секунду Константин забил мобильник в карман, решительно встал на ноги и пошёл в ванную. Сейчас он чисто вымоется, избавит свой подбородок от щетины, отыщет в шкафу чистую рубашку, купит в ночном отделе цветы… нет, цветов мало — надо купить что-то ещё. Сенцов купит самые дорогие конфеты, которые только найдёт — пускай, потом будет не на что купить батон, но ведь Катя Сенцову куда дороже, чем какой-то батон! Со всем этим Сенцов приползёт к Кате на коленях, разрыдается и слёзно вымолит прощение… даже если для этого ему придется застрелиться…

Глава 63 Разгром «Бункера Х»

Рассвет ещё только занимался — на востоке горизонт светился бледно-жёлтым, а в редких кустах начинали насвистывать ранние птицы. Лёгкие облака неподвижно застыли в высоком сиреневом небе, ветер стих, на траве блестела роса.

Посреди чистого поля — огромного пространства, незанятого ничем, кроме ковылей, дремало одноэтажное здание, обнесённое необыкновенно высоким и мощным забором, «украшенным» огромными стальными воротами, которые всегла закрыты, и колючей пороволокой сверху. Здание не имело вывески, никто не знал, что там находится, и люди, обитающие в деревушке неподалёку, обходили это место стороной. С давних пор этот обширный пустырь пользовался дурной славой и именовался в народе «Крысы-Мыши»…

Как только ведущий круглосуточной радиостанции сообщил, что стрелки часов достигли четырёх ноль-ноль, в мирном небе внезапно появилась небольшая эскадрилья из двенадцати летательных аппаратов. Построенные на манер журавлиного клина, они вертикально и без малейшего звука опустились перед стальными воротами и замерли на миг. Каждый аппрат внешним видом напоминал крылатый автомобиль цвета небесно-голубой металлик, оснащённый дюзами, словно у реактивного сверхзвукового самолёта. Спустя несколько секунд каждый из «автомобилей», словно по команде, втянул внутрь корпуса и крылья, и дюзы, превратившись в обыкновенный «Фольксваген-Пассат» с кузовом «универсал».

Дверца автомобиля, который стоял во главе клина, открылась не так, как у обычных машин, а поднялась вверх, словно крыло летучей мыши, и из кабины высунулась женская голова в армейской кепке серого цвета. Оглядевшись по сторонам, голова на время спряталась назад. Имя женщины было Звонящая, и именно она руководила операцией по захвату «бункера Х».

Четыре часа утра — это лучшее время для атаки, потому что даже самых стойких полуночников и граждан, страдающих бессонницей в это магическое время неумолимо клонит в сон.

— Начало операции! — объявила Звонящая в микрофон игрек-передатчика, и тут же несколько «Фольксвагенов» превратились в ракеты, взмыв в небо, из них по тросам спустились к забору люди, прикрепив к нему длинные, толстые цепи. «Фольксвагены» были оснащены системой «Игрек», по простому назывались «игрек-тачки» — они одновременно поднялись ещё выше, вырвав из земли забор, дёрн, одноэтажное здание и широкий стальной круг, на котором всё это помещалось, открыв огромную глубокую дыру, на дне которой висела жуткая темнота.

— Проникаем! — таким был следующий приказ Звонящей, после чего она сбросила вниз верёвку, по которой спустилась в дыру, попав на вымощенное тротуарной плиткой пространство, украшенное, словно миниатюрный парк. Кованые фигуры стальных деревьев, статуи ангелочков, каменные птицы, каменные животные, каменные скамейки и огромные стальные ворота, наглухо задраенные, охраняемые сканером, в который нужно вставить карточку.

— Нам сюда! — постановила Звонящая, а в дыру по верёвкам спускалось всё больше и больше людей, готовясь штурмовать «бункер Х».

— Отлично! — оценила обстановку Звонящая и отдала приказ:

— Заходим!

Из общей массы «людей в сером» выделился высокий человек, наделённый широченными плечами и начисто выбритой головой, стремительно и бесшумно юркнул к стальным створкам и укрепил по её периметру пластид.

— Готово! — отчитался он, и тут же отодвинулся на безопасное расстояние, чтобы его ничем не зацепило при взрыве.

— Бисмарк, взрывай! — тут же отдала приказ Звонящая, надвинула шлем и спряталась за статуей гранитного ангела.

— Есть! — рявкнул Бисмарк и нажал на своём пульте красную кнопку.

Тут же разразился страшный грохот, всё вокруг утонуло в дыму и пыли, блеснул яркий злой огонь. Высоченные створки, толщиною в полметра со страшным грохотом вылетели прочь, открыв огромный проход во чрево бункера Теплицкого.

— Начало операции! — крикнула Звонящая. — Вперёд!

— Есть! — Бисмарк первым ворвался в открывшийся коридор и сейчас же вскинул базуку, выпалил и снёс следующую за вортами толстую переборку. — Залетай!

За Бисмарком ворвался инициативный Рыбкин, выхватывая два пистолета «Кольт-анаконда», улучшенные системой «Игрек». За Рыбкиным, топоча, скакал человек по имени Красный, чья должность называлась «подсыльный» — тоже с базукой и нездоровым азартом.

Навстречу штурмующим толпой выбегали охранники Теплицкого, ощетиненные автоматами, они стреляли, рассыпая гильзы… Но неожиданные враги несли на себе непробиваемую игрек-броню, от которой отскакивали обычные пули, они были непобедимы и неумолимо рвались вперёд, захватывая в бункере отсек за отсеком.

— Приказ: стрелять на поражение! — выплюнула Звонящая в игрек-передатчик, сокрушая все закрытые переборки из игрек-базуки. — Ищите Теплицкого и хронотуриста!

Грохот перестрелки потопил все звуки, даже топот шагов.

Ба-бах! — Звонящая влепила ракету в толпу охранников, которые решили её задержать, рванула вперёд через стролбы дыма и пыли.

Натолкнувшись на очередную закрытю переборку, Звонящая церемониться не стала — вскинув игрек-базуку, она влепила в неё суровую ракету, разбив это препятствие вдребезги, подняв тучи пыли, грохот и огонь. Заряды в базуке закончились, Звонящая сгрузила её с плеча на пол и вступила в открывшееся пространство. Выхватив пистолет, она наставила его на неизвестность и громко крикнула:

— Стоять, ни с места!

Ей никто не ответил, пространство казалось пустым, только играла где-то какая-то песня — нет, ария из оперы… Пыль постепенно оседала, и Звонящая смогла увидеть мебель, подгоревший от взрыва ракеты ковёр, покореженные обломки переборки, аквариум, который чудом не пострадал. В этом отсеке не было живых людей — только нарисованные на портретах, которые украшали стены. Звонящая прошла немного вперёд и поняла, что музыка льётся из-за двери, которая торчала в дальней стене и была похожа на ординарную деревянную дверь, какие бывают в домах и квартирах. Звонящая бесшумно прокралась к этой самой двери, рывком распахнула её и вскочила в открывшийся проём, держа перед собой пистолет.

— Стоять, Отдел Предотвращений! — прорычала она, готовая арестовать всех, кого найдёт.

Она не ошиблась: музыка играла именно здесь, ария Аиды, в исполнении Терезы Штольц. Оцифрованный голос давно умершей певицы звучал из динамиков бумбокса, поставленного на круглый столик около тяжёлого письменного стола, за которым в небывалом антикварном кресле сидел человек. Одетый в неприлично дорогой пиждак, шёлковую рубашку с кружевами и галстук с алмазной брошью, этот субъект сохранял невиданное ледяное спокойствие, а перед ним на столе стоял сверхтонкий ноутбук. Субъект сосредоточенно изучал то, что светилось на его высокотехнологичном экране, и когда Звонящая потревожила его — только взглянул поверх ноутбука своими холодными голубыми глазами, наградив её презрительным взглядом, и растянул кривую усмешку сумасшедшего маньяка.

Звонящая тут же узнала его — это и есть турист, которого они ловят, межвременной бандит — это он виновен во всех убийствах, а не те бедные мальчишки, которых заграбастала штатная милиция!

— Стоять, турист! — громыхнула Звонящая, направив мушку пистолета в лоб преступника.

Но турист не подумал стоять. И убегать он тоже не стал. Вместо этого он преспокойно, не спеша, поднялся из кресла, глянул на Звонящую в упор и выплюнул ехидным голосом:

— Опа, девчонка! А ну, отдай пистолетик, а то поранишься ещё!

Растянув дьявольскую улыбку, турист протянул длинную руку, словно собираясь подойти и легко и просто забрать у Звонящей оружие.

— Стоять, турист! — стальным голосом приказала Звонящая, не опуская пистолет. — Ещё шаг — и я стреляю!

Турист хохотнул, сложив руки на груди, и снова выплюнул так же ехидно:

— Ну-ну!

— Руки давай! — потребовала от него Звонящая, одной рукой целясь из пистолета, а другой — протягивая преступнику игрек-наручники, которые нельзя открыть без карточки.

— Ну, ты даёшь! — хохотнул турист, внезапно вскинул левую руку и мгновенно выстрелил из «люггера», который в ней оказался. Свистнув, пуля вырвала пистолет из руки Звонящей, с лязгом отбросив его в дальний угол, где на полу стояла ваза и висела на стене вязаная декоративная мышь.

— Ай! — Звонящая вскрикнула от боли, а турист дьявольски расхохотался, не опуская «люггер», а похохотав, насмешливо осведомился:

— Ну, что, теперь в лоб стреляю?

Звонящая молча, моргая, уставилась на туриста, а тот, ехидно хохотнув, изрёк высокомерным голосом:

— Неужели, ты думала, что поймаешь меня?? Я же — генерал, а ты — блоха!

— На! — Звонящая молниеносным движением выхватила второй пистолет, чтобы выбить пулей «люггер» туриста, но турист выстерлил на секунду раньше неё, лишив Звонящую и этого пистолета.

— Всё, теперь стреляю в лоб! — зловеще прошипел он…

— Стоять, ни с места! — в тот же миг в отсек с гвалтом и топотом ворвались Красный и Бисмарк, окружили туриста со всех сторон, взяв в плотные клещи. Красный наставил игрек-базуку, а Бисмарк, не раздумывая, бросился в драку, собираясь сурово скрутить преступника, уткнуть носом в пол и только тогда натянуть наручники. Турист ловко увернулся от направленного ему в лицо крепкого кулака, попытался ретироваться через запасной выход, но Бисмарк прыгнул ему наперез, схватил, заломил руку, вышибив «люггер»…

Бисмарк думал, что схватит преступника, однако турист оказался неожиданно силён — рванувшись, он освободился, отпихнув его от себя. Бисмарк получил настолько сильный удар, что не устоял на ногах и обрушился, сокрушив круглый столик, Красный, осознав, что турист сбегает, бросил базуку на пол, выхватил пистолет, стрельнул по ногам преступника, но промазал, и его пуля срикошетила о металлическую стену. Вскочив на ноги, Бисмарк снова ринулся к туристу, за ним напал и Красный, прыгнув тигром. Вдвоём они набросились на преступника, вцепились, как сторожевые псы, но турист крепко стукнул Красного кулаком в лицо, отбросив его к дальней стене, а Бисмарку подставил подножку и навернул ногой в живот, заставив согнуться пополам и упасть.

— Слизни… — ругнулась Звонящая, видя, как Красный и Бисмарк катаются по полу, а турист выскользнул за открывающуюся переборку запасного выхода, и тут же чиркнул карточкой по сканеру, заставив её закрыться. Между сталью переборки и полом оставалось около полуметра, когда Звонящая сорвалась с места, пустившись вдогонку, проскочила в эту узкую щель… Вспрыгнув на ноги, она во всю прыть помчалась по длинному темноватому коридору вперёд… Но турист куда-то свернул… или скрылся где-то ещё — она не видела его, но всё равно бежала вперёд, разыскивая.

Внезапно в полумраке безликого кордора мелькнула тень — человек пробежал почти под носом Звонящей, и она решила, что турист попался. Тень скользнула в тупик — три стены без переборок перекрыли ей ход, и тогда Звонящая напала. Напрыгнув на преступника, она жёстко заломила его руку, уткнув носом в металлическую стену. Турист сопротивлялся — вырывался, пытался драться, но Звонящая изо всех сил саданула его в солнечное сплетение коленкой, от чего бандит согнулся пополам, захрипел лишённый возможности нормально дышать. Звонящая выхватила игрек-наручники, надвинула их на руки туриста и резко развернула его лицом к себе и осветила фонариком.

— Чёрт подери… — угрюмо буркнула она, сделав шаг назад.

Перед ней корчился в наручниках и сипел стажёр Рыбкин.

— Ты что здесь делаешь? — зашипела на него Звонящая, открыв карточкой наручники, чтобы Рыбкин смог забрать себе свои глупые руки. — Ты же должен быть в другом крыле!

— Ы-ыы… — ныл Рыбкин, тут же подобрав руки под себя и обхватив ими ударенный живот.

— Дурак! — определила его Звонящая, включила игрек-очки, чтобы просканировать пространство за множеством закрытых переборок. Но проклятые стены бункера были сделаны из чего-то такого, что не просвечивал сканер, и Звонящая увидела только глухую пустоту.

— Я по передатчику услышал, что вы тут ловите туриста… — выдохнул побитый стажёр, морщась от боли. — У тебя удар, как у паровоза, чёрт…

— Будешь знать, как отбыковывать мои приказы! — рыкнула Звонящая, кипя. — Ты тут кого-нибудь видел??

— Да… — прохныкал Рыбкин, едва прыгая на своих полусогнутых ногах.

— Где? Кого?? — насыпалась на него Звонящая, выхватив пистолет, чтобы стрелять под ноги стажёра, если тот вздумает медлить или врать.

— А… там, за поворотом… там есть дверь… туда кто-то забежал… — прокряхтел стажёр, наконец-то разгибаясь.

— Красный, Бисмарк — на мой пеленг! — приказала Звонящая в передатчик и схватила Рыбкина за плечо. — Веди! — она пихнула его вперёд, и Рыбкин, превозмогая боль, двинулся туда, за поворот, где торчала зловещая дверь.

— Тут, — прошептал стажёр, когда они со Звонящей преодолели поврот и оказались у странной здесь обычной желтоватой двери, которая казалась деревянной.

— Точно? — шёпотом уточнила Звонящая, сдвинув брови.

— Ага, — кивнул Рыбкин. — Ты ребят подожди… — опасливо предупредил он, отходя назад.

Но Звонящая решила действовать. Взявшись рукой за круглую металлическую ручку, она подёргала дверь, чтобы осторожно открыть, однако последняя отказалась досадно заперта.

— Закрылся, чёрт… — прошипела она, наградив Рыбкина изничтожающим взглядом. — Ну, погоди!

Звонящая немного отошла назад, а в следующий миг — внезапно прыгнула, со всего маху врезав в дверь своей ногой, затянутой в оповский сапог. От удара дерево издало жалобный треск и дверь, выломав петли, улетела вглубь неизвестной комнаты.

— Стоять, ни с места, руки вверх! — зарычала Звонящая, ворвавшись в неизвестное пространство с пистолетом напеперевес.

Ответом ей была глухая тишина и немая пустота — за дверью оказалась тесная коморка, где приспешники Теплицкого хранили полотёры, швабры, вёдра, тряпки, старый радиатор какой-то заржавленный… Всё это стояло и валялось тут повсюду, однако каморка не содержала ни одного человека — кроме однорукого манекена, наряженного в сине-чёрный странный комбинезон.

— Блин! — ругнулась Звонящая, осознав, что Рыбкин или ошибся или надул её специально, мстя за побои. — Рыбкин! — сурово зарычала она, призывая стажёра на «полевой ковёр».

— Ну, чего? — хныкнул стажёр, отсеменив на безопасное расстояние от суровой начальницы.

Звонящая скорчила зверскую рожу, но тут прибежали Красный и Бисмарк, выручив стажёра от адского строгача.

— Быстро вы, однако, целых семь минут ползли, ниндзя-черепашки! — Звонящая зарычала на них, бросив тиранить Рыбкина, но тут в свете продолговатых ламп дневного света снова возникла тень. Незнакомец откуда-то вынырнул, застопорился…

— Это же Миркин! — Рыбкин узнал в тени профессора и поспешил переключить внимание начальницы на него.

— Стоять! — тут же включилась Звонящая, рванув к Миркину, который тут же задал стрекача.

По коридору разнёсся тяжёлый слоновий топот — за Миркиным вместе со Звонящей ринулись Красный с Бисмарком, и Рыбкин побежал последним, шумно топоча. Профессор испугался не на шутку: в чёрных комбинезонах преследователей он узнал мундиры Отдела Предотвращений. Он уже раз попадался им — и больше не хотел. Не помня себя от страха, Миркин бешено работал ногами. Впереди маячило призрачное спасение — открытая переборка, за которую можно заскочить и закрыть её карточкой. Поддав скорости и наплевав на тягостную одышку, профессор стрижём залетел за эту переборку, вдавил в стенку красную кнопку закрытия и полез в микрокомпьютер, чтобы заблокировать переборку и не дать опу её открыть.

— Миркин, ты рухнул с дуба? — послышался у него за спиной плаксивый, недовольный голос. — Дундук…

В отсеке было кресло, стол, компьтер, телевизор и полная еды передвижная тележка, около которой раскачивался в качалке обросший щетиною Теплицкий, депрессивно объедался, наблюдая по телевизору отупляющее анимэ, и прожигал профессора ужасно недовольным глазом.

— Теплицкий, в твой «бункер Х» ворвался оп! — панически завизжал Миркин, вводя код, чтобы заблокировать переборку.

— Это не мой бункер… — с удушающим пессимизмом проканючил Теплицкий, пихая в рот целую перепёлку. — Это его бункер… Все претензии к туристу…

— Та отклейся ты! — Миркин подлетел к Теплицкому, с силой выдрал его из качалки, перевернув последнюю вверх полозьями. — оп в бункере! Надо бежать!

— Дай мне пистолет — я застрелюсь… — пробухтел Теплицкий и уронил перепёлку на пол, едва плетясь за профессором, который навязчиво пихал его к запасному выходу.

— Та ты пьяный, чёрт! — Миркин принялся сурово ругаться, вырывая из кармана карточку, чтобы чиркнуть по сканеру… карточки в кармане не было — наверное, она вывалилась и запропастилась куда-то.

За заблокированной переборкою громыхали глухие тяжёлые удары — оп ломился, и переборка трещала, не выдерживая. Запас прочности её на исходе — ещё парочка ударов — и она сломается…

— Блин подери… — зарычал Миркин, снова подключая микрокомпьютер. Он принялся взламывать запирающую программу, чтобы открыть переборку без карточки, но как назло забыл код, и на экране у него на красном фоне озлобляюще вспыхивало и гасло проклятое слово «Error!».

Миркин едва справился с проклятыми кодами, но Звонящая по ту сторону заблокированной переборки твёрдо решила:

— Бисмарк, взрывай!

— Есть! — Бисмарк вскинул игрек базуку и тут же влепил ракету в упрямую переборку, с ужасным грохотом разнеся её в исковерканные, раскалённые железяки. Отсек наполнился дымом и пылью, а Миркин уже скакал по запасному коридору, увлекая за собою Теплицкого. Теплицкий немного выпал из апатии бежал, сверкая пятками. За ними гналась взрывная волна, пыль, дым и грозные голоса. оп ворвался в отсек, они взорвали заблокированную Миркиным запасную переборку, и гонятся за ними попятам… Теплицкий на миг затерялся в пыли и отстал от профессора, врезавшись лбом в какую-то стенку, которая окончательно застопорила его ход и сбила с пути. Теплицкий ощутил на лбу суровую шишку, с размаху сев на пол, и тут же осознал: оп близко, в пылевом тумане мелькают их зловещие фигуры.

— Миркин… — жалобно заплакал он, кашляя в дыму.

— Теплицкий, бежим! — из ниоткуда внезапно возник Миркин, ухватил Теплицкого в охапку и поволок за собою неизвестно, куда.

— Миркин, ты сдурел?? — сипел обалдевший Теплицкий, спотыкаясь и вырываясь. — Куда ты меня тащишь??

— Твой «бункер Х» штурмует оп! Неужели ты до сих пор это не понял?? — выплюнул Миркин, не останавливаясь. — Надо к вертолёту бежать!

— Чёрт! — перепугалмся Теплицкий и сразу же прибавил ходу, услышав выстрелы в одном из побочных коридоров. — Как они сюда проникли, блин??

— Рыбкин! — объяснил профессор, стараясь не сбить дыхание. — Я видел его на мониторе! Быстрее!!!

— Он же крякнул! — булькнул Теплицкий, работая ногами. — Как??

Бабаххх!!! — стенку коридора с грохотом разорвало на куски, пыльный столб забил глаза и лёгкие, Теплицкий закашлялся и чуть не упал, Миркин схватил его, обливаясь потом под тяжестью, и скакнул в сторону. Он тут же заметил перед собою открытую дверь и, кряхтя, нырнул за неё. Теплицкий едва тащился, отбивался, как сумасшедший и кашлял, плюясь соплями.

Профессор затащил Теплицкого в одну из просторных лабораторий, свободную от изобретений и нажал кнопку аварийного закрытия дверей. Сразу же взвыла сирена, переборки начали опускаться, а Теплицкий прекратил кашлять, забился в руках профессора и заверещал:

— Зачем закрываешь?? Мы тут как крысы в ловушке!!

— Тут потайной ход! — крикнул профессор, перекрикивая топот и грохот стрельбы в коридоре. — Он ведёт прямо к вертолёту.

— Да! — раздался из угла ещё один голос, профессор и Теплицкий разом обернулись на него и увидели Геккона, как тот прячется под пустующим столом. — Скорее, они будут здесь!

— Геккон!!! — налетел на него Теплицкий, вцепившись в воротник. — Ты чего тут забился, как трусливый сурок?? Кто будет спасать мой бункер??

— Это — оп, шеф! — заплакал Геккон, вырываясь. — Я не хочу в кутузку — я не такой дурак! Лучше, к вертолёту бежим!!

Геккон вскочил с пола, схватил Теплицкого под локотки и поволок к глухой стенке в самом дальнем конце лаборатории.

— Быстрее, проф! — крикнул Геккон запыхавшемуся Миркину. — Мы должны успеть к вертолёту!

Геккон надавил на едва заметную кнопку, что тихо пристроилась на стене, и угол раскрылся, пропустив в узкий мглистый коридор.

— Я первый! — Теплицкий всех отпихнул, вклинился в коридорчик, споткнулся о высоковатый порог и растянулся поперёк прохода.

— Чёрт, ну и увалень! — фыркнул Миркин, поднимая Теплицкого. — Тяжёлый же, чёрт!

— Не чертыхайся, проф! — Геккон помог Миркину поднять Теплицкого и пропихнуть дальше по коридору. — Тише, тут всё слышно.

Миркин заглох и быстро побежал по коридору, видя, как мелькает впереди спина Теплицкого. Геккон позади него засветил карманный фонарик. Вскоре коридор кончился, и луч фонарика упёрся в стенку.

— Тупик! — взвизгнул Теплицкий, едва не влетев в эту стенку лбом. — Что ты наделал?? Ты замуровал нас!!! Геккон!

Теплицкий поскакал назад, столкнулся с Миркиным и они оба едва не грянулись на пол. Их удержал массивный Геккон и тут же протолкался вперёд, к стенке.

— Это не тупик, шеф! — сказал он, разыскав на стенке кнопку. — Тут переборка, а сразу за ней — вертолёты!

— Не, ну вы всё знаете! А почему я не знаю?! — возмутился Теплицкий, пихая локтем Миркина.

— Вы отказались смотреть планы бункера, — напомнил Геккон, нажав кнопку, заставив переборку отъехать в сторону. — А я изучил все запасные ходы! Идёмте, шеф!

Геккон толкнул Теплицкого за переборку, и Теплицкий вылетел на просторный внутренний дворик, который отвели под круглую площадку для вертолётов. Её стены круто уходили высоко вверх, заканчиваясь куполообразной крышей.

— Вертолёт! — обрадовался Теплицкий, увидев на площадке вертолёт. — Быстрее!

Теплицкий рванул к вертолёту, за ним, топоча, поскакал Геккон, а последним бежал Миркин. Теплицкий набросился на вертолёт тигром и тут же заметил, что в кабине кто-то сидит и пытается включить мотор!

— Геккон! — заверещал Теплицкий, отскочив назад. — Кто-то крадёт его, быстрее!

— Чёрт! — перепугался Геккон, сообразив, что их последняя надежда на спасение сейчас взмоет в небеса, а сами они попадутся опу. Выхваив пушку, Геккон распахнул дверцу вертолёта и нос к носу столкнулся с… другой пушкой, направленной ему в лоб.

— Геккон! — выкрикнули из-за пушки, и пушка опустилась. Геккон раскрыл глаза и увидел, что в кабине вертолёта сидит Третий.

— Третий! — крикнул Геккон, запихиваясь в кабину. — Улетаем, оп нас нашёл!

— Я понял! — буркнул Третий, натягивая наушники. — Теплицкий карабкается… — прокомментировал он, видя, как Теплицкий забирается на заднее сиденье и садится около Миркина.

— Лети, лети! — пищал Теплицкий, мотая неуклюжими руками. — Они тут!

Теплицкий едва забрался в кабину, грохнулся на сиденье, и Третий, словно механический робот, завёл мотор. Пропеллер вертолёта завертелся с шумом и ветром, и гранитный пол ангара стал небыстро удаляться, оставаясь внизу.

Доктор Барсук достиг круглой площадки как раз в тот момент, когда вертолёт Теплицкого оторвался от земли и начал медленно взлетать. За штурвалом сидел Третий и направлял летучую машину вверх, к раздвижному потолку, стремясь вырваться наружу из осквернённого Отделом Предотвращений «бункера Х».

— Стойте, стойте, а я??!! — завопил доктор Барсук, панически мотая руками, но его слабоватый писклявый голос потонул в грохоте пропеллера.

Они улетели без него — Теплицкий, Геккон, Третий… и даже Миркин. Миркин, верный друг и соратник по умственному труду — бессовестно запихнулся в кабину и — тоже улетел вместе с проклятым Теплицким. Крики Барсука никто не услышал — с тихим шуршанием раздвинулся потолок, и вертолет, вырвавшись на волю, скрылся в лазурных небесах.

— Подождите… — убитым голосом пискнул доктор Барсук, бесполезно глядя ему вслед. — Меня забыли…

И тут на плечо доктора улеглась тяжёлая рука.

— А, вот ты где! — обрадовался за спиною голос Эриха Траурихлигена, и доктор Барсук вздрогнул.

— А? — обернулся он.

— Не кисни — на радуге зависни! — процитировал рекламу Эрих Траурихлиген и насильно потащил доктора Барсука… куда-то, неизвестно куда.

— Что вы хотите? — осведомился Барсук, безвольно топая за «туристом» сначала — к широким воротам ангара, потом — по обитому сталью блестящему коридору.

— Ты мне нужен! — хищно сообщил Эрих Траурихлиген, не отставая.

— Стоять, ни с места! Отдел Предовращений! — заорали справа, из побочного коридора, а Эрих Траурихлиген в ответ выхватил обрез и засадил очередью.

— Ай-яй, что вы делаете?? — перепугался доктор Барсук, стремясь залечь на металлический пол, потому что пули жутко рикошетили о стальные стены и врубались куда попало.

— Двигай туда! — подпихнув Барсука к тёмному коридорчику, Траурихлиген пустил ещё очередь и побежал вслед за неуклюжим и медлительным доктором. Доктор Барсук застопорился посреди дороги, Траурихлиген налетел на него сзади, и они едва не грохнулись на пол.

— Ленивый слизняк! Шевелись же! — вскипел Траурихлиген и опять толкнул Барсука в спину.

— Потише! — взвизгнул Барсук напуганный приближающейся погоней. Доктор поминутно оглядывался назад, откуда слышались устрашающе громкие шаги… Вон, один дознаватель промелькнул невдалеке и спрятался за простенком.

— Они тут!! — завизжал Барсук, задыхаясь и норовя споткнуться.

— Так, беги быстрее! — рыкнул турист, прочно схватив Барсука за рукав и заставляя его бежать так же быстро, как он сам. — Или хочешь, чтобы тебя заграбастали дознарики эти??

— Не-ет! — заныл Барсук, чьи короткие ноги уже отваливались от непосильного бега, а погоня наседала, оглянувшись, Барсук с ужасом увидел дознавателей, которые выскочили из-за поворота и преследовали, наседая.

Звонящая видела впереди себя две фигуры — неуклюжего, колченогого Барсука, а так же — проклятого туриста, который успел сменить дорогой пиджак на плащ из чёрной кожи и нумолимо тащил бедного Барсука за собой. Поймать туриста стало для Звонящей делом чести, потому что он её оскорбил, обозвав «блохой» и замарал честь дознавателя, позорно лишив оружия.

— Стоять! — Звонящая, буквально, рычала, преследуя эту «кислую» парочку попятам. Она не могла догнать их из-за быстроногости туриста, который бешено галопировал неизвестно куда, заворачивая за каждый угол.

Звонящая пыталась подстрелить их из третьего своего пистолета, но никак не попадала… Они уйдут, если не почесаться, и звонящая решила вызвать подкрепление.

— Я вижу туриста! Красный, Бисмарк, идите на мой пеленг! — в наушнике Красного раздался голос Звонящей, Красный тут же рванул к глазам пеленгатор, взял нужный пеленг и хлопнул по плечу Бисмарка, который, притаившись за углом, отсреливался от наседающей охраны.

— Бисмарк! — крикнул Красный. — За мной! Звонящая засекла туриста!

— Бегу! — отозвался Бисмарк, вскочил на ноги, скосив очередью троих охранников сразу, и побежал туда, куда увлекал его Красный.

Глава 64 Наручный флиппер

Доктор Барсук спотыкался на каждом шагу, его кургузые ножки не позволяли ему бежать с той скоростью, которую развил длинноногий «турист».

— Помедленнее! — попросился Барсук, навернулся о стенку, не рассчитав поворот, споткнулся и упал. Перед его носом тут же врезалась аккуратная очередь пуль, а потом — подскочил Эрих Траурихлиген, отодрал Барсука от пола за шкирку и снова поволок куда-то, неизвестно, куда и неизвестно зачем.

Барсук по инерции топал, боясь за свою жизнь и свободу: Отдел Предотвращений может прситерлить, как перепёлку, а если не пристрелит — так запрёт в кутузку до гробовой доски. Доктор физических наук Барсук себе такой судьбы не желал, поэтому, борясь с одышкой, поспевал за быстроногим туристом. У его уха просвистела смертоносная пуля, другая пуля с искрами врубинась в стенку у самого носа, третья — врезалась в пол, едва не оторвав от правой ноги большой палец.

— Ой-й… — в страхе запищал докор Барсук и проявил тенденцию залечь и спрятать голову в коленках.

— Давай, шевелись, ленивый Барсу́к! — зарычал Траурихлиген, схватил отстающего доктора Барсука за запястье и силой потащил за собой по коридору.

— Они улетели без меня! — сокрушался, подвляя одышку и ужас, толстенький, неуклюжий доктор, но топал, потому что Эрих Траурихлиген не выпускал его.

— А ты улетишь со мной! — постановил Эрих Траурихлиген и завернул за угол, остановился перед наглухо закрытой серебристой переборкой. Доктор Барсук отдувался и пыхтел, уперев в коленки пухленькие ручки, а Эрих Траурихлиген вставил карточку в специальный сканер, и переборка уползла вверх, открыв проход в лабораторию, где Миркин пыхтел над портативным трансхроном. Траурихлиген запрыгнул внутрь, таща Барсука за шиворот и сейчас же надавил на кнопку «CLOSE» — чтобы переборка задвинулась назад.

— Вор! — пискнул Барсук, заметив, что карточка в руках Траурихлигена — его собственная карточка, которая до недавних пор покоилась в кармане его халата.

— А ты — тугодум! — отпарировал Эрих Траурихлиген и зарядил кулаком в стеклянный колпак, под которым лежал бесценный портативный флиппер, законченный Миркиным вчера вечером. Колпак разлетелся на кусочки, по пальцам Траурихлигена потекла кровь — порезался — но он этого даже не заметил, а схватил портативный флиппер, набрал дату: 07.11.1942, 11:00 — и нажал кнопку «flip».

— Что ты делаешь, псих?? — заверещал доктор Барсук, ринулся к переборке, чтобы выскользнуть назад в коридор, но не смог — переборка закрывалась, и между ней и полом оставалось сантиметров пятнадцать.

— Сейчас, мы будем в раю! — зловеще прошипел Эрих Траурихлиген, надевая флиппер себе на запястье.

Пик! — пикнул флиппер, и на его маленьком экранчике замигали красные цифры, отсчитывая время назад. Толстая переборка опустилась до конца, заглушив весь шум и гвалт, который бесновался в коридорах. Они нескоро её сломают — разве что, подорвут. Но всё равно, не успеют: «07.09.1942,11:00» — мигнуло на экране, потом флиппер пикнул опять и явил словечко «flip». Эрих Траурихлиген схватил за локоть блеющего Барсука, оттащил от переборки и подтянул поближе к себе, чтобы проброс зацепил и его. Лишённое окон пространство лаборатории наполнилось прохладным ветром, пол задрожал, расквасилась парочка пробирок…

— Взрывай её, Бисмарк! — выкрикнул Красный, отойдя от закрытой переборки на безопасное расстояние.

— Уши заткнуть! — скомандовал Бисмарк и нажал на кнопку пульта.

— Ба-бахх!! — грянул оглушительный взрыв, с потолка посыпалась побелка, штукатурка и камни, Звонящая запрыгнула за выступ стены, чтобы её не накрыла взрывная волна. Переборка со страшным грохотом и лязгом вылетела, царапая стенку, высекая искры. Аккуратный дверной проём превратился в безобразную, чёрную по краям дыру, воздух забился пылью и едким дымом.

— Фу! — закашлялся Красный, скрываясь за приземистым, толстым и тяжёлым сейфом.

— Вперёд! — закричала Звонящая, выпрыгнула из укрытия и рванула в лабораторию. — Внимание, ребята, он там!

Красный и Бисмарк выхватили оружие, ракетами пронеслись по коридору, ворвались в лабораторию…

— Стоять, руки вверх! — сообщил Красный тому, кто должен был находиться там…

Пыль медленно оседала, клубясь, заставляя чихать и кашлять, являла взглядам столы, компьютеры, всякие ёмкости разнообразных форм и размеров… Толстую высокую тумбу, на которй набросаны какие-то стёкла… Всё, людей тут не водилось — ни живых, ни мёртвых. Видя вокруг себя пустоту, Звонящая опустила пистолет и угрюмо пробурчала:

— Красный, ты же говорил, что видел его!

— Да он только что сюда забежал! И — не один — пёр второго! — оправдывался Красный, разглядывая вокруг себя то, что уцелело от взрыва переборки. Переборка же, искалеченная, измятая, валялась у самой дальней стенки.

— Облом, — заключил Бисмарк. — Зря только шуму наделали! Надули тебя, Красный!

— Да я сам видел! — канючил Красный и заглядывал под столы, словно бы там мог кто-то спрятаться.

— Не совсем надули, — вмешалась Звонящая, разглядывая тумбу и осколки на ней. — Видите, тут что-то разбили? Рыбкин передавал, что Миркин строил наручный флиппер… Помнишь, Красный?

— Ну, помню! — недовольно фыркнул Красный, ползая в пыли под очередным столом.

— Я уверена, что они спёрли наручный флиппер и флипнули… куда-то… — запнулась Звонящая, потому что не знала, куда именно они могли флипнуть.

— Чёрт, теперь нам их точно не догнать! — буркнул Бисмарк, огрев кулаком первый попавшийся стол. — Хоть бы в каменный век залетели, или к динозаврам! Чёрт!

— Не чертыхайся, а ищи осциллятор! — приказала Звонящая. — Если разбить его — колебания континуума прекратятся, и они никогда не вернутся в нормохронос! Давайте, оба — одна нога — здесь, другая — там!

— Э, браточки, стойте! — послышалось со стороны коридора, и в лабораторию шагнул Репейник.

— Репейник? — удивилась Звонящая. — Как ты сюда проник?

— Ну, во-первых, у меня есть игрек-тачка, — ухмыльнулся Репейник, зля Красного. — А во вторых — ваши аларм-маяки передали мне ваши координаты, и я вас вычислил. И в-третьих — Репейник уселся в то из кресел, которое не зацепило взрывом. — Прежде чем вы примените грубую силу — считаю необходимым заявить: нужно изучить осциллятор, а потом уже разбивать!

— Тогда они вернутся назад и спрячутся от нас! — возразила Звонящая. — Колебания же идут! А если Траурихлиген снова попадёт сюда — он начнёт вооружать своих фашистов ракетами класса «земля-земля»! Ты этого хочешь?

— Достаточно просто выключить его! — заявил Репейник. — Я заберу осциллятор себе — думаю, что эта технология нам с вами пригодится!

— Ну, ладно, Репейник, только под твою ответственность! — разрешила Звонящая, пиная какой-то бесполезный серый обломок.

— Ребята, Теплицкий улетел… — просипели в стороне, Звонящая оглянулась и увидела, как в лабораторию ввалился всклокоченный потный Рыбкин. Уперев руки в коленки, отдуваясь, он поднял уставшее лицо и просипел опять:

— Я почти догнал их, а они на вертолёте смылись, чёрт!

— Ничего, догоним! — определила Звонящая. — А сейчас мы пойдём к ним в подвал!

— Это ещё зачем? — удивился Красный.

— Ты не видел милицейские сводки? — изобразила удивление Звонящая. — У них где-то тут томится дезертир Василий Новиков, и мы должны его выковырять!

— Отлично! — весёлым голосом констатировал Репейник, разглядывая всё, что уцелело в искалеченной взрывами лаборатории и ища среди этого что-либо, интересное для себя. — Вы будете искать пленника, а я пока найду трансхрон и постараюсь вычислить траекторию их проброса!

— Ага! — согласилась Звонящая. — Репейник, Рыбкин тебе в помощь — он тут всё знает, а мы пошли!

Глава 65 Доктор Барсук — турист

— А-а-аа!! — отчаянно вопил доктор Барсук, потому что нечто невидимое и тяжёлое сжимало его, словно прессом. А потом его голос будто отключился, доктор Барсук продолжал вопить, но не слышал ни звука. Вокруг рассеялся весь воздух, и показалось, что сейчас вылезут глаза…

Шлёп! — внезапно из «бездны» вынырнула глубокая холодная лужа и покрыла доктора Барсука с головой. Задыхаясь, доктор Барсук устремился наверх, прочь из воды, с шумом и громким плеском выпрыгнул из лужи и принялся жадно, со свистом дышать, хватая воздух ртом, перекошенным от боли и ужаса. Он повалился на спину, в коричневые гниющие листья и катался, отдуваясь, кашляя до тех пор, пока некто не остановил его ногой. Наступив доктору Барсуку на грудь, некто наклонил к нему лицо и злобно шикнул:

— Чш! Хочешь умереть, доктор Барсу́к?

— А! Что? Кто? — заныл доктор Барсук, копошась под сапогом. — Мммм…

— Вставай! — некто ухватил его за воротник и, отодрав от земли, поставил на мокрые замёрзшие ноги. Доктор Барсук заморгал глазками и увидел, что его схватил Эрих Траурихлиген.

— Что тебе от меня надо?? — взвизгнул Барсук, отдирая пальцы Траурихлигена от своего запачканного промокшего воротника.

— Не верещи, Барсук! — зашипел Траурихлиген, не выпуская воротник. — Ты хоть, знаешь, куда мы попали?

— Нет! — буркнул Барсук, приходя в себя. — Я домой хочу и есть хочу!

Эрих Траурихлиген не стал больше болтать — он ухватил Барсука ещё крепче и зачем-то потащил в кусты. Доктор Барсук потерял равновесие и тащился, оставляя ногами две мелкие колеи в грязи. Бросив Барсука под кустом, Эрих Траурихлиген огляделся по сторонам и сказал полушёпотом:

— Сиди здесь, а я пойду, посмотрю!

— Куда посмотришь? Стой! — запротестовал доктор Барсук, поднимаясь на ноги. — Не кидай меня здесь!

Барсук собрался побежать за Траурихлигеном, но тут в ствол дерева над его голосой со свистом врубилась пуля.

— А! — взвизгнул доктор Барсук, побежал назад, у его лица просвистела ещё одна пуля, а потом — ещё одна, которая обожгла щёку.

— Помогите! — заорал Барсук, сбившись с пути. — Спасите! Турист, ты где? Турист??

Доктор Барсук забегал по кругу, споткнулся о какой-то корень и покатился в глубокую яму, больно стукаясь боками о камни.

— Турист! — выкрикнул доктор Барсук и упал на дно, в липкую грязюку, которая там стояла.

— Э, це хто? — раздался над ним незнакомый голос, Барсук распахнул глаза и увидел над собою несколько мурзатых тощих физиономий.

— А! Чёрт, дьявол! — вскочил доктор Барсук, отбиваясь от них, как от настоящих чертей. — Я умер, мама!! — завопил он, устремившись прочь из ямы. Однако его ноги захватили несколько пар рук. Они тянули вниз, стаскивая Барсука назад, на дно, Барсук лягался, но они были сильнее. Доктор опять скатился вниз, а его белый халат стал зелёно-коричневым от грязи.

— Немчур? — удивился второй незнакомый голос.

— Хто то — «турист»? — удивился третий голос.

— Пусти! — засопротивлялся доктор Барсук, отбиваясь от рук, которые не выпускали его. — Турист!

— Гэй! — один из незнакомцев схватил Барсука за плечо и встряхнул, пытаясь стряхнуть с него истерику.

— Пусти! — взмолился Барсук, отползая подальше. — Ты кто?!

— Петро… — буркнул незнакомец, убирая руку. — А ты?

— Ба-ба́рсук… — промямлил доктор Барсук, ёжась от холода. — Доктор Ба́рсук… Меня похитили…

— По-росийски балакае… — шепнула одна физиономия за спиной Петра.

— Не верь, Краузе тоже по-росийски балакае! — шепнула другая. — Немчур! — определила она доктора Барсука. — И одёжка не нашенская! Петро, може, его того?

— Барсу-у-у-ук! — проревело где-то наверху, и доктор Барсук понял, что ревёт турист. Турист зовёт его! Он его не бросил!

Турист хоть знакомый, он спас его от опа, а эти, в яме — вообще, какие-то чумазые черти. Кто знает, чего от них ждать? Кажется, они уже собрались его пристрелить… Поэтому доктор Барсук решил отделаться от них и вернуться к туристу.

— Я ту-у-у-ут! — заревел в ответ доктор Барсук и полез вверх из ямы, сбрасывая те руки, которые хватали его.

— Збожеволив… — комментировали его физиономии, а руки хватали, стремясь стащить назад, на проклятое дно проклятой ямы.

От страха доктор Барсук немножко лишился ума, он ничего не видел и не слышал, только карабкался наверх, отбиваясь от рук.

— Ты тут, Барсук? — внезапно над доктором Барсуком навис турист и схватил его за руку.

— Спаси меня! — взмолился Барсук, а его ноги скользили по размокшей грязи.

— Выбирайся! — прокряхтел турист, дёрнув Барсука на себя, вывовлакивая из ямы наружу.

— Да стий же! — из ямы внезапно кто-то вынырнул с криком, попытался ухватить Басука за ногу и снова стащить туда, в грязь, к «чертям», но в руке туриста возник пистолет. Как только чумазый незнакомец высунул голову — турист нажал на курок. бах! — пуля врезалась чумазому прямо в лоб, сбила его со склона ямы и швырнула на дно.

— Спасибо! — обрадовался доктор Барсук, отделавшись от последней руки. Неожиданно для самого себя, кургузенький неуклюжий Барсук совершил проворный скачок, выскочил из ямы и задал стрекача куда глаза глядят.

— Беги, не падай! — турист тащил Барсука напролом через густые кусты, Барсук, спотыкался, но топал.

Вскоре они выдрались на поляну, посреди которой топталась гнедая лошадка, впряжённая в крепкую подводу.

— Прыгай! — крикнул турист, толкнув Барсука к подводе.

Барсук совершил неуклюжий прыжок, повалился на сено животом. Турист стегнул лошадку поводьями, лошадка взвилась на дыбы и рванула в галоп.

— Шнелль! Шнелль! — подгонял её турист, хлеща, а доктор Барсук едва удерживался за края подводы. Его швыряло на поворотах так, что казалось, оторвутся пальцы, а турист всё погонял и погонял лошадку, упираясь в подводу ногами, словно бы катался на серфинге, и вокруг него безмятежно плескался Тихий океан. Призрачные чуждые деревья, торчащие вдоль дороги, слились для доктора Барсука в одну непрерывную серую пелену, а в нос так и лезло проклятое сено, заставляя поминутно чихать. Подводу жёстко трясло и подбрасывало на кочках, она едва не переворачивалась, налетая на камни, но Траурихлиген каким-то волшебным образом сохранял хрупкое равновесие. Доктор Барсук от страха побелел, как привидение, причитал сопливой девчонкой, но держался, боясь свалиться и размазаться.

Бабах! — подвода снова подскочила, да так, что доктора Барсука едва не сорвало и не швырнуло на летящую назад дорогу.

— Полегче ты, всадник без головы! — взмолился доктор Барсук, чьи пальцы постепенно превращались в ледышки. — Я свалюсь! Я боюсь!

— Лежи тихо! — огрызнулся Траурихлиген, нахлёстывая лошадь, чтобы та ещё быстрее молотила копытами пыльную землю. — А то тебе сейчас башку отстрелят, и сам будешь без головы!

— Давай, Грыць, выводь Зорьку, це вин! — крикнул Петро, выпрыгнул из старого окопа и рванул в кусты, где была припрятана его лошадь и его подвода.

— А Семён? — крикнул Грыць, тормоша застреленного товарища.

— Помер Семён… — буркнул на ходу Петро. — Швыдше, Грыць, мы не должны выпустить их!

Грыць вылез из ямы, отвязал от дерева лошадку, влез на подводу и схватил поводья. Рядом с Грыцем уселся Петро и отдал приказ:

— За ними!

— Но, Зорька, вперёд! — Грыць стегнул Зорьку поводьями и та, взяв стремительную рысь, пустилась в погоню.

— Турист… турист… — заблеял Барсук, случайно оглянувшись назад. Позади, поднимая копытами пыльные облака, неслась лошадь, а за её спиной подскакивала подвода, неся двух человк. Один из них держал поводья, а второй — целился из автомата! Погоня! Эти «черти» выбрались из ямы и теперь преследуют их на подводе! Погоня приближалась, ещё чуть-чуть и чумазый незнакомец сможет выстрелить из автомата и попасть в них!

— Тури-и-ист! — запросился Барсук. — Поверни голову, глянь! Умоляю тебя-а!

— Что там у тебя? — осведомился турист, перекрикивая стук копыт и скрип подводы.

— Погоня, турист! — взвизгнул Барсук, едва удерживаясь немеющими руками.

— Да неужели! — Траурихлиген соизволил оглянуться, увидел несущуюся Зорьку, подводу, Петра с автоматом, и буркнул, недовольно шмыгнув носом:

— Петруха… Старый приятель. Ну, Петруха, держи пять!

Не выпуская поводья, Траурихлиген выхватил пистолет, обернулся и выстрелил два раза.

Одна пуля попала Петру в руку, заставив его выронить автомат на дорогу, а вторая угодила в Зорьку, оцарапав ей бок. Заржав от боли, Зорька прянула в сторону, и подвода налетела колесом на валун. Ось треснула, переломившись пополам, одно колесо отскочило и улетело в траву, подвода завиляла, затряслась, цепляясь за выбоины и кочки, подпрыгивая на трёх колёсах.

— Прыгай, Грыць, сейчас навернёмся! — перепугался Петро и соскочил с подводы в заросли. Там оказался овраг, Петро покатился вниз по склону, царапаясь о колючие кусты. Грыць тоже соскочил, шлёпнувшись в неглубокое болотце, а подвода, перекосившись, завалилась вперёд, ударив Зорьку по задним ногам. Зорька прыгнула, взвилась на дыбы, мотая головой, порвала упряжь и ускакала в лес. Подвода перевернулась, покатилась, вырывая комья земли, с размаху врубилась в толстый дуб и с грохотом разлетелась на части.

— На дорогу смотри-и-и-и!!! — взвизгнул Барсук, видя, что турист смотрит не вперёд, а назад, и его оголтелая лошадь прёт куда хочет. — Они! — доктор заглох, видя, что стало с погоней.

— О, развалились! — хохотнул Траурихлиген, забив пистолет назад, в кобуру. — Лихо, да, Барсук? Теперь они точно слезли с хвоста!

— Ба-ба-ба… — мямлил Барсук, не в силах выдавить ни слова. Ужас заставлял его задыхаться, а руки почти разжались. Барсук вообще, не знал, какими судьбами остаётся на тряской подводе. А Траурихлиген и не думал сбавлять скорость — наоборот, нахлёстывал свою несчастную лошадь, а потом — внезапно и резко свернул с дороги прямо в чащу! Навстречу полетели деревья, Барсук завопил: ему показалось, что смертельный удар неминуем и сейчас они погибнут так же, как и те двое из ямы. Траурихлиген чудом успевал поворачивать, минуя деревья. Колёса подводы перескакивали через ямки, лошадка храпела, устав от бешеного бега. Доктор Барсук таращился вперёд — не мог оторваться от мельтешащего хаоса деревьев, от стволов, котрые то и дело вставали на пути и фантастически пролетали мимо. А потом — стволы остались позади, а впереди забрезжила ровная поляна, окружённая пучками длинной спутанной травы. Доктор Барсук было перевёл дух, но тут понял: поверхность поляны — мёртвая зыбь, а под зыбью — топь… Это никакая не поляна — птичка спикировала на неё, сорвалась и пустила круги… Болото!!!

— Куда ты едешь — там болото! — перепугался Барсук и зажмурил глаза, ожидая, что сейчас сорвётся с твёрдой земли и погрузится в холодную тёмную воду, которая поглотит его навсегда…

Подводу жёстко дёрнуло, и доктор Барсук не удержался. Одеревеневшие пальцы разжались сами собой, и Барсук покатился по траве и листьям. Что-то страшно затрещало где-то там, впереди, Барсук распахнул глаза и увидел подводу, замершую в метре от страшной трясины. Лошадка пыхтела и фыркала, исходя пеной, Эрих Траурихлиген спрыгнул с подводы, подбежал к доктору Барсуку и схватил его за руку.

— Давай, вставай, время не резиновое! — приказал он, дёрнув руку Барсука на себя. Доктор Барсук заторопился встать, поскальзываясь на грязи и листьях, Траурихлиген потащил его за собой куда-то в заросли болотной травы и диких, неопрятных кустов.

— Стойте! — выплюнул он, бросил руку Барсука и подошёл к лошадке, которая не отошла от болота ни на шаг, торчала над самой трясиной и тяжело дышала, раздувая ноздри.

— Пойдём, — сказал ей Траурихлиген и взял под уздцы.

Лошадка нехотя, тяжело ступая, поплелась вслед за хозяином и медленно потащила за собою подводу.

Доктор Барсук стоял и тупо пялился перед собой, переживая испуг и стресс. Его глаза упёрлись в одну точку и… внезапно Барсук осознал, что перед ним не просто дикие дебри — перед ним высится солидных размеров забор, весь заплетенный плющами, заросший кустами, травой и мхом.

— Турист… — робко пискнул доктор Барсук, понимая, что никак не перелезет через этот забор, тем более, с лошадью и подводой.

— Чего? — негромко отозвался Траурихлиген.

— Тут — забор… — пробормотал доктор Барсук, не оборачиваясь в сторону Траурихлигена, пялясь только на забор.

— Мы — дома! — радостно сообщил Барсуку Траурихлиген, приближаясь к этому самому забору.

— Турист? — вопросительно прошептал доктор Барсук, видя, как Траурихлиген щупает руками забор, отодвигает ветки кустов и находит за ними ворота.

— Чего ещё? — буркнул Траурихлиген и три раза постучал в ворота кулаком.

— А кто это были? — тихо спросил Барсук, имея в виду тех людей, которые сидели в яме.

— Парти́заны… — пробормотал Траурихлиген и постучал в ворота ещё два раза. — Их тут развелось, как нестреляных собак, чёрт! Так и норовят взорвать или пристрелить!

— Ой… — испугался доктор Барсук, скользнул к закрытым воротам, и тут же створки их, скрипнув, зашевелились. — Ай! — Барсук отскочил назад, потому что не ожидал.

Ворота распахнулись, пропуская их, Траурихлиген толкнул Барсука вперёд. Барсук сделал один маленький шаг и тут же отбежал назад: перед ним внезапно вырос солдат и наставил шмайссер.

— Ай! — вскрикнул Барсук, забиваясь за спину Траурихлигена.

— Не дрейфьте! — хохотнул Траурихлиген, прошёл вперёд, и страшный солдат перед ним вытянулся в струночку и вскинул руку в приветствии по уставу.

— Припаркуй кобылу! — сказал солдату Траурихлиген и сунул ему в руки поводья.

— Прошу прощения? — промямлил солдат, перепугавшись, что не понял слова «припаркуй» и ожидая за это кола.

— Распряги, поставь в конюшню, вычисти и задай овса! — объяснил Траурихлиген. — Теперь это будет называться «припаркуй»!

— Яволь! — тут же вытянулся солдат и исчез, уведя за собою кобылу.

Барсук всё не решался вдвинуться за ворта и топтался на месте, вымазывая грязью кожаные туфли.

— Вползайте уже, вы же светите меня! — фыркнул Траурихлиген, толкнув Барсука. — Тут же всё видно!

Глава 66 Учёный и тайна призрачного города

Доктор Барсук сделал шаткий и валкий шажок вперёд, едва устояв на ногах, и огляделся, оценивая, насколько бедственным сделалось его положение после проброса. Перед Барсуком расстилалось то, что тут зовётся «город» — унылые, серые, мёртвые развалины кое-где сменялись уцелевшими зданиями с плотно закрытыми окнами, асфальт улиц разворочен огромными гусеницами, избит бесформенными чёрными ворнками. Под ногами валялись куски камней и железа, доктор Барсук осторожно ступал, стараясь не споткнуться и не разорвать туфлю. Эрих Траурихлиген чувствовал себя тут преотлично — шагал себе, гордо вскинув голову, а доктор Барсук семенил и постоянно оглядывался, словно бы ожидал удара или пули. Конечно, разве может человек быть спокоен на искалеченной улочке города-призрака, где из живых душ — лишь одинаковые серые солдаты, закованные в сталь касок, увешанные смертоносным оружием? Солдаты громко топали по тротуарам тяжёлыми сапогами, рождая в докторе Барсуке животный страх и ужас. Барсук старался не отставать от Траурихлигена — кажется, с ним безопаснее, солдаты отдают ему честь и спешат расступиться перед ним…

Траурихлиген свернул с дороги и шагнул под сень парка, от которого почти ничего не осталось — только кованая ажурная ограда с сорванными воротами, две лавочки, одна из которых перевёрнута вврех тормашками, да кучка пораненных засыхающих деревьев. Аллеи и клумбы превратились в стоянку для бронемашин и пушек — они выстроились ювелирно-ровными рядами, их колёса и гусеницы взрыли землю, превратив её в серую грязь. Сломанные деревья то и дело попадались под ноги, Барсук спотыкался о них и порвал левую брючину о толстый корявый ствол. Доктор Барсук уже не глядел под ноги: боялся, что в следующий раз споткнётся не о корягу, а о растерзанный остывший труп.

— Стойте, Барсук! — негромко остановил доктора Траурихлиген, когда они, пройдя через испорченный парк, вновь вышли на какую-то избитую улицу.

Доктор Барсук тут же застопорился и вытаращился вперёд. Прямо перед ним торчала и закрывала обзор низкая кубическая постройка, на которой сохранилась почерневшая от пыли и грязи вывеска: «Магазин ╧3». На «Магазин ╧3» зачем-то навесили монолитную железную дверь, оснащённую тремя замками, единственное узкое окошко закрыли толстой решёткой. Около двери топтался солдат в каске и с автоматом.

— Шагайте налево! — негромко потребовал жуткий «турист», и доктор Барсук машинально выполнил поворот.

Доктор Барсук медленно полз, озираясь, между высоких деревянных столбов, на которых висели прожектора и мегафоны. Из мегафонов вылетал фашистский бравурный марш, однако веселее от такой музыки совсем не становилось — даже наоборот, внутри всё сжималось в комочек от липкого страха и отвращения.

— Краузеберг — столица мира! — громко сообщил Эрих Траурихлиген, очевидно, гордясь тем, в какую жуткую клоаку превратил обыкновенный небольшой городок. — А вот тут скоро будет мой замок! — заявил он, широким жестом показав куда-то вправо.

Доктор Барсук машинально глянул туда, увидел щербатые руины какого-то дома, в который, очевидно, угодила авиабомба. Вокруг искалеченных остатков фасада жутким хаосом валялись кирпичи, камни, брёвна и стёкла. Кроме того, лавируя между всем этим, два солдата, бранясь, тащили какого-то человека, обряженного в ветхие рыжие лохмотья. Незнакомец упирался, нечлненораздельно вопил, однако солдаты всё равно, тащили, иногда награждая пленного тумаками. Вытащив беднягу на открытое место, они застопорились, швырнули его к щербатой стене разбомбленного здания, один солдат набрал в лёгкие воздуха и громко выкрикнул:

— Ахтунг!

Второй же солдат сдёрнул с плеча автомат и выстрелил очередью по несчастному пленнику, пробивая в его теле кровавые дыры. Расстрелянный рухнул на асфальт лицом вниз, а доктор Барсук отшатнулся, едва поборов тошноту, поскакал вперёд вприпрыжку, зная, что стоит ему отстать от Траурихлигена — он тоже получит свинец. Спотыкаясь обо всё, что оказывалось под кургузыми ножками, Барсук плаксиво заныл:

— О-ой…

— Привыкайте! — бросил через плечо Эрих Траурихлиген. — Врагов Нового порядка расстреливают каждый день! Увы, без жертв среди неполноценных нельзя создать идеальное общество.

Доктор Барсук ничего не говорил, потому что страх лишил его речи. Он только судорожно оглядывался по сторонам и быстренько семенил, стараясь не отстать от Траурихлигена. Что-то, что сидит там, под ложечкой, навязчиво твердило доктору Барсуку: если он отстанет от туриста и потеряется в этом зловещем хаосе руин — он сгинет бесполезной смертью и никогда не вернётся назад, в нормохронос.

— За этот город я выиграл такой страшный бой, который вам во сне не снился! — хвастливо заявил Траурихлиген. — Но я собираюсь отстроить город заново — у меня уже есть проекты реконструкции!

Доктор Барсук не особо верил в то, что этот разрушитель может что-либо реконструировать… По крайней мере, пока он торчал у них, в «бункере Х», он ничего не сконструировал — только уничтожал: то стены, то стулья, то статуэтки, которые ему не понравились… Да и его «страшный бой» выглядел приметрно так: Траурихлиген включил «брахмаширас» и фантанстическим образом стёр в порошок всех своих врагов…

Тишина вокруг казалась жуткой: никаких приц, ни привычного шума улиц — словно бы, всё живое умерло и на смену ему пришли лязгающие металлом машины, тоже неживые и несущие только смерть.

Серая, разбитая дорога, бывшая когда-то аллеей, змеясь между развалинами, сломанными деревьями и кучами битых кирпичей, уводила к высокому зданию, «украшенному» штандартами и гербами Третьего Рейха. По обеим сторонам высокой двустворчатой двери, похожей на страшные ворота, возвышались мрачные вооружённые часовые. Траурихлиген толкал его как раз туда, к этому зданию и к этим часовым, доктор Барсук почему-то подумал, что там — тюрьма. Коленки задрожали: как доктор Барсук, привыкший к теплу и мягким булочкам, будет сидеть в тюрьме?? Может быть, сбежать, пока ещё не поздно?? Только, куда? Доктор Барсук, дрожа, оглянулся назад. Позади, за каменным забором, оплетенным сверху мотком колючей проволоки, стеною возвышался тёмный, враждебный лес. Нет, Барсук не побежит в лес — там ему нет спасения — там бродят медведи и волки, там голод и холод, там вылезет из ямы чумазый Петруха и накормит пулями под самую завязку…

Доктор Барсук послушным бараном поплёлся туда, куда его подталкивали. Тюремная камера, пускай даже с крысами — всё равно лучше, чем пуля в лоб… Барсук боялся смерти.

Но Эрих Траурихлиген не стал заходить внутрь высокого здания. Вместо этого он направился к сараю, который безликим серым кубиком торчал из мусора на его заднем дворе. Заболевшее воображение Барсука нарисовало ему внутри сарая расстрельную команду, которая отправляет на тот свет «неугодных» и «неудобных»… Но, подобравшись поближе, Барсук заметил на его фанерной двери амбарный замок. Страх немного отпустил: раз дверь заперта на замок — значит, за ней никого нет… Но, а вдруг жуткие камеры пыток находятся как раз тут, в этом зловещем сарае?? Пока доктор Барсук растерянно переминался с ноги на ногу, Эрих Траурихлиген не спеша вытащил из своего кармана ключ и с его помощью избавился от замка, после чего спихнул дверь в сторону.

— Прошу! — выполнил Траурихлиген театральный жест, пригласив Барсука вступить в сыроватую могильную мглу, которая висела под сволами сарая. В любой другой момент доктор Барсук не пошёл бы туда ни за какие коврижки: в подобных тёмных сараях маньяки любят прятать трупы. Но сейчас, попав в чужое время и шарахаясь от каждой мелочи, пребывая в шоке Барсук полез бы к волку в пасть, лишь бы не получить пулю. Он послушно переступил порог и оказался во мраке, из-за которого ничего не видел.

— Вперёд! — подогнал сзади Траурихлиген, закрывая дверь.

Барсук по инерции сделал первый шаг и тут же наступил на что-то — наверное, это были грабли, рукоятка которых просвистела в сантиметре от его головы.

— Ой… — пискнул от страха Барсук, отступив назад. Когда он убрал ногу — грабли с грохотом рухнули на пол.

— Думкопф! — фыркнул позади него Траурихлиген и засветил карманный фонарик.

— П-простите… — пробормотал Барсук, отодвигаясь подальше от граблей, которые лежали прямо посреди дороги, на дощатом полу. Ещё в свете фонарика он смог различить прислонённые к стене лопаты, тяпки, мётлы, несколько вёдер внизу, около горы каких-то пыльных тулупов. А в самом конце сарая виднелась вешалка, занятая толстыми рабочими комбинезонами.

— Шевелитесь быстрее! — недовольным голосом проворчал Траурихлиген, двигаясь как раз туда, к этим комбинезонам.

Барсук даже предположить не мог, куда он идёт, потому что вешалка была придвинута к глухой стене. Однако ослушаться Траурихлигена не посмел и тоже двинулся вслед за ним… в никуда.

Траурихлиген пробрался к вешалке и сдвинул в сторону большую часть комбинезонов, осветив фонариком таинственную узкую дверь, которая за ними скрывалась. Барсук остановился неподалёку от двери и от Траурихлигена, и наблюдал за тем, как тот зачем-то отходит от двери в сторонку и берёт в левую руку швабру. Когда Траурихлиген отодвинулся — доктор Барсук увидел, что на двери навешен очень странный замок — массивный, снабжённый цифровой клавиатурой. Ясное дело, что Траурихлиген здесь что-то скрывает… Барсук спрашивать не стал: жизнь дороже чужих секретов. Он только с удивлением наблюдал, как Траурихлиген — почему-то не рукой, а черенком швабры набрал на клавиатуре длинный код, дождался громкого щелчка и оттолкнул дверь.

— Прошу за мной, доктор Барсук! — загадочным голосом позвал он и переступил высокий порог, оказавшись за дверью.

По спине Барсука забегали холодные мурашки: а вдруг фашист решил заточить его в подземелье? Однако, мешкать Барсук не стал, потому что Траурихлиген мог застрелить его прямо здесь, а труп выкинуть в ров, к другим трупам. Перебирая неуклюжими от страха ногами и спотыкаясь обо всякую ерунду, которая валялась под ногами, Барсук посеменил за Траурихлигеном и тоже нырнул в потайной ход, с трудом преодолевая мучительный страх. Под ногами оказался пол, мощёный крупными булыжниками, слева и справа — такие же булыжные стены, к которым привинтили светильники в виде решётчатых абажуров. Лампочки в них вкрутили через раз, из-за чего вокруг висел полумрак, и доктор Барсук, сделав несколько вынужденных шагов вперёд едва не сорвался вниз, потому что не заметил ступеней лестницы.

— Осторожней! — укорил его Траурихлиген. — Я не хочу отдирать вас от пола внизу!

— Простите… — пролепетал Барсук, чей взгляд устремился только под ноги: а вдруг на пути снова возникнет опасный подвох?

— За мной! — Траурихлиген повёл Барсука куда-то вниз, и доктор невольно дрожал: они спускаются в ад…

Каменная лестница была крута, как настоящая скала, Барсук рисковал оступиться и поэтому — тащился медленно, а Траурихлиген постоянно оборачивался к нему и подгонял:

— Шевелитесь быстрее, Барсук! Пока вы тут ползёте — на фронте гибнут сотни солдат!

«Да чтоб провалились твои дурацкие солдаты!» — мысленно огрызался доктор Барсук, всматриваясь в узкие, неудобные и опасные ступеньки. Барсук, содрогаясь, понимал, что навсегда застрял в проклятых сороковых годах и, когда Траурихлиген накроется вместе со своими фашистами — его тоже накроют, как предателя и фашисткого пособника…

Ступеньки закончились внезапно, и лоб доктора Барсука едва не столкнулся с массой металла, которая возникла на пути.

— Чёрт! — чертыхнулся Барсук, отползая назад, а Траурихлиген, светя фонариком перед собою, порылся в карманах и отыскал ключи.

Масса металла оказалась дверью — огромной металлический дверью, похожей на переборки в «бункере Х». Траурихлиген вынул из связки большой ключ и завозился с замком. Наконец, послышался громкий щелчок, и огромная дверь начала сама собою отодвигаться в сторону…

Доктор Барсук отошёл назад — мало ли, что может оказаться за таинственной дверью?? Кажется, за ней нет ничего — только мрак висит и заслоняет собою всё…

— Боитесь крыс? — зачем-то осведомился Эрих Траурихлиген, столкнув таинственную дверь с места.

— Вообще-то, да… — признался доктор Барсук, не очень-то желая вступать в холодный мрак, который за ней висел.

— Не бойтесь! Крыс уже всех съели! — сообщил Барсуку Траурихлиген и подпихнул его в спину. — Заходите!

Доктор Барсук постарался забыть про крыс и про расстрелянного прямо на улице незнакомца… Его-то пока не расстреляли. Он сделал шаг и оказался в нешироком пространстве, ограниченного такими же булыжными стенами, в которых обозначились несколько дверей. Траурихлиген включил свет и Барсук увидел, что на каждой из них белой краской начертали номер от «1» до «9». От страха Барсуку на миг показалось, что это — какая-то дьвольская лотерея типа «откроешь неверную дверь — расстрел»… А таких «неверных» дверей здесь девять из девяти!

— Размышляете? — осведомился Траурихлиген, позвякивая увесистой связкою длинных ключей.

— Аг-га… — выжал из себя Барсук, давясь стахом… за любой из дверей могла таиться камера пыток…

— Вам — в шестую! — пропел Траурихлиген, придвинувшись к двери с номером «6» и держа наготове нужный ключ. Как он его выбрал — загадка, ведь на первый взгляд все ключи казались одинаковыми.

Траурихлиген принялся со щелчками откручивать замок, а доктор Барсук невольно содрогнулся: шестёрка — это же число дьявола… Да, в таких обстоятельствах и на прагматичного физика нападают суеверные страхи…

— Входите! — скомандовал Барсуку Траурихлиген, когда справился с замком, и учёный по инерции сделал шаг за «дьявольскую» шестую дверь и застыл… Над ним вспыхнул яркий свет и учёный не увидел вокруг себя ни орудий пыток, ни автоматов, ни палачей… Пространство оказалось просторным, прохладным, мрачноватым и пустым. Только посередине торчал ни чем не занятый металлический стол и единственный стул — тоже металлический. Барсук не мог понять, с какой целью Траурихлиген привёл его сюда, и поэтому — глупо топтался, размышлял и не заметил, как фашист тихонько подошёл к нему сзади.

— Вы должены построить мне осциллятор, доктор Барсук! — зловещим голосом сообщил Эрих Траурихлиген, обняв Барсука за плечи своей тяжёлой рукой.

Барсук под этой рукой покосился, ноудержался на ногах и позволил себе отказаться.

— Я не могу этого сделать… — пробормотал он, ожидая, что в любой момент может повиснуть на остром колу.

— Почему? — осведомился Эрих Траурихлиген — пока ещё не злобно, а с удивлением.

— Понимаете, все расчёты, чертежи и программы для трансхрона остались в ноутбуке… А ноутбук остался в «бункере Х» у Теплицкого… — залепетал доктор Барсук, отодвигаясь от Траурихлигена подальше, замечая, как его интеллигентный взгляд постепенно превращается во взгляд маньяка, орудующего бензопилой. — Видите ли, я строил трансхрон не сам, а вместе с Миркиным…

— Значит, ноутбук? — уточнил Эрих Траурихлиген, спрятав свои руки в карманы плаща.

— Ага, — кивнул Барсук, глядя в серый пол, сложенный из толстых каменных плит.

— Вот этот? — учтиво поинтересовался Эрих Траурихлиген, полез к себе за пазуху и вытащил тот самый тонкий ноутбук, ценой которого так кичился Теплицкий, и в памяти которого профессор Миркин и доктор Барсук сохранили результаты своей работы над трансхроном!

— Как вы узнали?? — изумился Барсук, вытаращив глазки.

— Я сразу его приметил! — хохотнул Траурихлиген, бережно передав ноутбук в трясущиеся руки доктора Барсука. — И не забыл захватить с собой, когда Теплицкого накрыли медным тазом! Он ваш, Барсук! Приступайте, всеми материалами я вас обеспечу!

Доктор Барсук почувствовал себя в ловушке. Его водворили в подземный бункер — ещё более глубокий и страшный, нежели «бункер Х» Теплицкого, и под дулом автомата заставляют построить осциллятор. Если он его построит — Траурихлиген учинит хроносбой. А если не построит — фашист пристрелит его. Подумав минуты три, доктор Басрук понял, что собственная жизнь ему дороже какого-то эфемерного, гипотетического хроносбоя, которого, может быть, и не будет… Может быть, хроносбоя вообще, не бывает — его просто придумал Миркин, чтобы пресечь нездоровое желание Теплицкого прокатиться по временам исторических событий и сфотографироваться на «Титанике»…

— Я согласен! — заявил доктор Барсук, осознав, что сия «демоническая личность» задавила его своим авторитетом, и положил ноутбук на металлический стол.

— Отлично! — просиял Траурихлиген. — Через полчаса вам принесут еду и удобную мебель!

Эрих Траурихлиген скользнул в темноту и исчез, оставив доктора Барсука в подземелье одного. Конечно, сейчас можно было бы порадоваться тому, что он отбоярился от опа, и вообще, остался жив… Однако радости не было ни на грамм: доктор Барсук чувствовал себя подавленным узником, обречённым на рабский труд до конца своих несчастных дней.

Глава 67 Спасение Василия Новикова

Нижний ярус «бункера Х» казался заброшенными катакомбами каких-нибудь вымерших инков: запутанный лабиринт мрачных коридоров, задраенные тяжёлые двери-переборки, высокие потолки, а на сканере биомассы — ноль процентов. Даже муравьи и тараканы — и те не водились в этой пугающей мгле, заключённой в стальные листы. Звонящая, Красный и Бисмарк уже обошли большую часть этого зловещего лабиринта, сканируя каждый сантиметр, но никого живого тут так и не нашли.

— Куда же они его дели? — негромко ворчала Звонящая, видя через игрек-очки одинаковые серые стены вокруг себя.

— Кокнули? — предположил Бисмарк, тихонько насвистывая под собсвенный нос рок-мотив и поправляя на плече толстый ремешок игрек-базуки.

— Не думаю, — отказалась Звонящая. — Теплицкий — трусливый, как домашний кролик! Он лучше будет держать его в боксе до старости, чем кокнет! Продолжаем поиски!

— Есть хочется! — пробухтел Красный, которому до чёртиков наскучило позать в идиотских лабиринтах, а желудок его жалобно ныл и требовал поесть. Если бы Красный знал, что после стремительного штурма «бункера Х» будут такие затяжные, нудные поиски пленников — он бы захватил с собою сэндвичи и пиццу… А так — хоть волком взвой от голода…

— Внимание! — громко сказала Звонящая, нацелив сканер биомассы в одну из безликих закрытых переборок. — Тут есть живой!

— Ура! — обрадовался Красный, который уже подумывал, что они тут до утра пролазают и ни зги не найдут. — А ну-ка! — он подскочил к переборке, глянул на неё и тут же с разочарованным видом отполз назад.

— Тут карточкой открывается… — пробормотал Красный, заметив на переборке специальный скенер с экраном, сообщавшим, что замок заперт, и будет заперт до тех пор, пока не получит карточку.

— Карточкой? — с долей иронии уточнила Звонящая. — Отлично! Бисмарк, действуй!

— Окей! — повеселел Бисмарк, который больше всего любил дествовать. — Братва, в сторонку, а то зашибёт! — предупредил он и вскинул игрек-базуку, нацелив её в переборку.

— Эй, там, в боксе! Отойди в дальний угол! — громко крикнула Звонящая и спряталась за простенок.

— Наконец-то! — буркнул Красный и присел за углом. — А то я уже свой сериал пропустил!

— Чего ты ноешь, Красный? — заворчала Звонящая. — У тебя Интернет-телевидение! Потом посмотришь свой сериал!

— Ахтунг! — заглушил всех Бисмарк, нажал курок и влепил ракету прямо в переборку.

Грохнул взрыв, выплёвывая столбы огня, дыма и металлические куски, в переборке образовалась солидных размеров рваная дыра, из которой летел лёгкий сероватый дымок.

— Прошу! — заявил Бисмарк, опустив базуку. — Дверь открыта!

— Супер! — похвалила Звонящая, приблизилась к дыре, заглянула в неё, увидела на полу сломанную подставку для цветов, а в дальнем углу, под железной койкой без матраса дрожал живой.

— Эй, под койкой! — позвала его Звонящая. — Вылезай, мы тебя освободили!

Обнаруженный некто продолжил дрожать и прятаться, не сказав ни слова в ответ.

— Трус! — фыркнула Звонящая. — Если бы я была такой трусливой — меня бы уже похоронили!

— Хи-хи! — хихикнул Красный, выбрался из укрытия и тоже приблизился к дыре, желая увидеть того, кто сидел в разгромленной камере. — Это ещё нужно посмотреть, кто из нас нервный! — сказал он Звонящей. — Я — так, спокойный, как слон! Эй, брат! — крикнул Красный одинокому узнику. — Ты в безопасности! Та, посмотри, хоть, на меня! У меня бутерброд есть!

По-настоящему у Красного никакого бутерброда не водилось — иначе, он давно бы уже сам его слопал. Это он таким образом решил привлечь внимание «найдёныша», чтобы выковырять его из собственного пупка.

— Ну, чего ты ему врёшь? — укорил Красного Бисмарк. — А вдруг он не ел три дня?

— Та, я хочу с него депряк согнать! — огрызнулся Красный. — Глянь на него — он же рыдает!

— Извините… — вдруг подал голос обитатель камеры, и Красный с Бисмарком враз затихли, повернувшись к нему. — Простите, вы меня убьёте?

Он наполовину вылез из-под койки, и лицо его даже через инфракрасный визор игрек-очков выглядело бледным, словно гипсовое. Стоя на дрожащих коленках, он упирался в сырой пол тощими руками и глазел на них так, будто бы видел не трёх человек, а трёх призраков.

— Вы меня убьёте? — повторил он овечьим голоском.

— Вообще-то, мы тебя освободили! — возразила Звонящая, и тут же принялась допрашивать этого беднягу:

— И за что Теплицкий тебя тут держит?

Найдёныш выполз из-под койки и уселся прямо на голые пружины.

— Понимаете, — негромко начал он. — Я не знаю, точно кто такой Теплицкий — знаю только, что он — бывший начальник моей сестры. Я сначала подумал, что он из-за сестры меня похитил, но потом оказалось, что он даже и знал, что я её брат… Они постоянно говорили мне, что я турист, а я никакой не турист… я в Донецке живу… — лепетал этот тощий найдёныш, привалившись спиною к холодной стенке. — Заставляли меня что-то включать, а я ничего не включил, потому что не знаю, что они от меня хотели!

— Вытаскивай его, Бисмарк! — распорядилась Звонящая, желая, чтобы этого «туриста» вывели из тьмы камеры на свет.

— Окей! — бодро кивнул Бисмарк и широким шагом направился в пленнику, чтобы схватить его за руки и выдворить из мрачного узилища в тускло освещённый коридор.

«Турист» испугался. Жалобно заныв, он свалился на четвереньки, проявив тенденцию забиться в дальний угол.

— Чего это он? — удивился Красный, стоя в сторонке и наблюдая, как Бисмарк, чертыхаясь, гоняется за этим «гостем» едва ли не по всей камере. — Мы же спасаем тебя, чувак!

— Чёрт! — буркнул Бисмарк, ловко выбросил вперёд правую руку и наконец-то изловил этого вёрткого «туриста», перекрыв ему путь к очередному углу.

— Нет! — панически взвизгнул тот, как будто бы его собрались резать, и задёргался, стараясь освободить своё костлявое плечико от толстых пальцев Бисмарка.

— Цыц! — разозлился на него Бисмарк и для острастки встряхнул, как котёнка. — Виси спокойно, а то придушу ненароком!

— Это же Василий Новиков! — воскликнул Красный, когда Бисмарк выпихнул «туриста» в свет лампы. — Похоже, Теплицкий схватил его вместо нашего Траурихлигена!

— Ты — Василий Новиков? — для пущей уверенности осведомилась у «туриста» Звонящая.

— Да! Да! — с готовностью закивал тот. — Я Новиков… Вы мне верите, да?

— Верим, — согласилсь Звонящая. — Мы из милиции.

Васек словно бы выпал из какой-то тёмной пучины. Внезапно воспалённый мозг осознал, что страшное заключение закончилось, впереди свобода, чистый воздух, солнце, нормальная еда… Наверное, Саньку удалось избавиться от Эрика и попасть в милицию. Даже дезертирство из армии показалось сейчас Ваську Новикову детским баловством, в котором можно легко сознаться. Дезертирство из армии — это чепуха по сравнению с чудовищным заключением у преступников, которые похожи на инопланетян…

— Понимаете, я дезертировал из армии… — решился признаться милиции Васек, глядя лишь в пол.

— Дезертировал из армии? — скептически фыркнул Красный. — Не, чувак, это не по нашей части! По нашей части — турист и Теплицкий! Что ты про них знаешь?

— Они похитили меня на дороге… Нет, сначала нас с братом взял в заложники один псих — это он перестрелял наших товарищей по армии, а не мы… Мы не виноваты, — Васек едва ли не плакал. — Он повёз нас в Донецк на угнанном грузовике, а потом — появились они…

— Кто «они»? — уточнила Звонящая, зорко вглядываясь в бледное от голода лицо Новикова.

— Бандиты… — прошептал Васек, ёжась от страха перед одним воспоминанием о них. — В чёрных комбинезонах… Они начали стрелять…

— Ты стрелял? — осведомилась Звонящая, Васек испугался, что они свалят на него стрельбу и чьё-нибудь убийство, поэтому он поспешил отказаться от стрельбы:

— Нет… мы не стреляли — ни я, ни мой брат… Это он, псих, стрелял, а они в него стреляли… А потом схватили меня. И привезли сюда.

— Отлично… — прокомментировала Звонящая, попутно размышляя. — И что они от тебя требовали?

— Я говорил им своё имя, но они всё равно называли меня «Краузе»… — пролепетал Василий Новиков, стараясь рассказать милиции как можно больше правды.

— Отлично… — снова пробормотала Звонящая. — Ты можешь сказать, где он сейчас?

— Кто? — осведомился Василий.

— Краузе! — пояснила Звонящая.

— Траурихлиген! — добавил из-за её спины Красный.

— А кто это такие? — удивился Василий, который не знал ни Краузе, ни Траурихлигена.

— Фамилии человека, который взял вас с братом в заложники — Краузе и Траурихлиген! — объяснила Звонящая. — Какая из них настоящая — мы пока не поняли!

— Его зовут Эрик… — пробормотал Новиков. — А больше я ничего не знаю…

— Ты поедешь с нами! — железным голосом постановила Звонящая и предписала Бисмарку:

— Бисмарк, отвези его на Базу — Репейнику отдадим, пускай выяснит, турист он, или нет!

— Ага! — широко улыбнулся Бисмарк и снова схватил Василия, собираясь куда-то повести.

— За-зачем… — заикаясь, промямлил Новиков, желая, очевидно, просто так пойти домой.

— Мы тебя спасаем, брат! — ответил ему Бисмарк, не ослабляя хватки.

— А… мне можно домой? — слабо попросился Васек, топая туда, куда вёл его этот массивный лысый милиционер без формы.

— Конечно! — весело согласился Бисмарк. — Сначала — к нам, на Базу, а потом — домой!

Глава 68 Заговорщики

…Они прошли мрачный коридор, который привёл их глубоко под землю, они открыли несколько толстых дверей, изготовленных из крепчайшей стали и попали сюда, в этот бункер, заглубленный на десятки метров, тайный, о существовании которых знали лишь они. Как только первый из них шёлкнул тумблером, под высоким потолком включился свет, и в этом свете возник массивный, тяжёлый круглый стол с широкой столешницей, поставленный на четыре толстые резные ноги, антикварные кресла времён Людовика Четырнадцатого, мягкий ковёр, стены, отделанные французским текстилем. Всё, больше тут ничего не поместилось бы из-за аналога британского компьютера «Колоссус» — нескольких громоздких металлических «шкафов», напичканных лампами, проводами и вентиляторами, покрашенных в чёрный цвет, которые гудели и нагревали воздух. «Чудо техники» было призвано разгадывать шифры, и его прятали так же тщательно, как и этот бункер.

…Они собрались здесь в тайне ото всех, окружили крепкий стол, сделанный из морёного дуба, усаживались в глубокие мягкие кресла. Их было трое — майор Баум, комендант Фогель, а так же — смотритель Нижинского излучателя Карл Заммер. Он преодолел опасный ночной лес, не испугавшись партизан, чтобы явиться сюда, в этот секретный бункер на тайный слёт заговорщиков. Они ждали своего начальника — Эриха Траурихлигена, который и придумал весь этот заговор, втянув в него своих подчинённых.

Над их головами горела хрустальная люстра, которая стоит баснословных денег, под ногами лежал настоящий персидский ковёр. Эрих Траурихлиген не скупится на обстановку — его бункеры похожи на салоны самых дорогих отелей мира. Наконец, хлопнула дубовая дверь, и явился Эрих Траурихлиген — широко шагая, вступил в свет люстры в сопровождении своего адъютанта Шульца. Шульц семенил за повелителем мелкими подхалимскими шажками, а Баум знал: как только закончится это совещание, и Эрих Траурихлиген отправится спать — капитан побежит «лечиться» шнапсом. Траурихлиген принёс с собой странную вещь… «Серый прямоугольник» — майор Баум бы так охарактеризовал её, потому что никогда не видел ничего подобного раньше и не мог представить, для чего это нужно. Остальные же просто таращились без мыслей в головах. Шульц быстренько занял свободное кресло, стараясь меньше «светиться». Траурихлиген же положил свой «серый прямоугольник» на стол, после чего полез в карман и вытащил ещё одну вещь — поменьше, тоже прямоугольную… коробочку какую-то странную, со стёклышком вместо крышки. Определив ей место около первого прямоугольника, он отошёл от стола и негромко осведомился, сложив руки на груди:

— Господа, ваше мнение: что это такое?

Заговорщики оказались пригвождёнными этим вопросом: никто из них не знал, что за сюрпризы принёс им Траурихлиген. Они молчали, разглядывая эти странные вещи, и никто не решился отвечать, подозревая, что за неправильный ответ могут получить кол.

— Баум? — Траурихлиген обратился к майору, устав ждать.

— Я не знаю… — честно признался майор, отводя глаза… В углу он видел паутину и небольшого паука в её центре… Кого он там ловит — знает только бог…

— Фогель? — генерал решил проверить коменданта.

— Коробочка… какая-то… — пискнул комендант, ёрзая в своём кресле, как в закипающем масле — ещё не кипяток, но терпеть уже нельзя.

— Заммер? — смотрителя Нижинского излучателя Траурихлиген буквально, пронзил своим взглядом, разочаровавшись в двух неправильных ответах. — Вы что скажете?

Заммер на этот раз совсем растерялся… Он молчал и молча моргал.

— Ясно, Шульца я вообще не спрашиваю! — фыркнул Траурихлиген, вернулся к столу, взял превый «серый прямоугольник», и заговорщики увидели, что это не просто прямоугрльник — он открывается и обладает, кроме странной крышки, какими-то кнопками… Шульц предусмотрительно отодвинулся — чтобы разозлённый недогадливостью подчинённых, генерал не задел его плечом, курсируя по пространству бункера.

— По сравнению с этой вещью вот этот хлам просто куча мятого железа! — громко постановил Траурихлиген, кивнув на «Колоссус», который считался последним словом в вычислительной технике. — Смотрите! — он нажал одну из странных кнопок, и крышка этой странной штуковины засветилась фантастическим светом, показывая какие-то небывалые картинки… Заговорщики смотрели на них, как зачарованные, а для Траурихлигена они были обыденными. Он только сдвигал брови и морщился, видя, что его товарищи захвачены мистическим благоговением.

— Это называется ноутбук! — заявил он, смерив каждого испепеляющим взглядом. — И с этого дня вы обязаны научиться пользоваться им! А вот это — смартфон! — он взял в руки другую вещь, прямоугольник поменьше. — Вместо обычных телефонов у всех вас в скором времени появятся смартфоны! Вы спрашиваете, где я взял их? Спрашиваете?? — рявкнул он, услышав в ответ изумлённое молчание.

— Так… точно… — пролепетал майор Баум, бледнея от страха — этот «ноутбук» выглядел, как порождение ведьмы… как исчадье ада.

— Я был в будущем! — заявил Траурихлиген, отложив смартфон не стол, а ноутбук между тем загрузился и показал заставку в виде острова в лазурном океане.

Услыхав такое заявление, Баум даже подумал, что его начальник окончательно сошёл с ума. Он и так подозревал в нём безумие, а сейчас уверился в этом на все сто процентов.

— И не надо глазеть на меня, будто бы я рехнулся! — сурово предупредил Траурихлиген, намекая на то, что тех, кто не поверит ему, поджидает кошмарная погибель на колу. — Семьдесят лет спустя люди изобретут машину времени! Трансхрон — так она у них называется. Очень скоро я заполучу аналог, и тогда мы станем у власти Рейха и выиграем войну. Нам надо ускорить выполнение плана, потому что в сорок пятом году русские уничтожат Рейх. После войны они сильно продвинулись в технологиях. И вы знаете, кто изобрёл такие штуки?? Знаете??

— Никак нет… — прошептал за всех Баум, жалея о том, что вообще пошёл на этот слёт… что попал в стан заговорщиков, что отправился на войну, а не уехал в Перу, когда это ещё было возможно…

— Евреи! — прогрохотал Траурихлиген и обрушил свой кулак на крепкую дубовую столешницу, заставив её затрещать. — Я даже не ожидал, что всё будет так плохо! Луна будущего — это космолёт, а в их Америке живут одни китайцы! Цыгане расселились по всей планете, и их никто не расстреливает, они торгуют фальшивым золотом прямо на улице! У них высокие технологии — за те семьдесят лет, через которые я перепрыгнул, они далеко шагнули, но они применяют их в основном для игры в какие-то дурацкие игры и для глупых переговоров с другими странами. Как я уже говорил, скоро у нас будет собственный трансхрон, и тогда я найду этим технологиям достойное применение!

— Эта штука не работает… кажется… — Баум нашёл в себе силы подавить мистический страх и загнать подальше в пятки ужас. Он взял в руки дьявольскую штуковину под названием «смартфон», повертел её в руках и обнаружил, что она безопасная, тихая и тёмная, потому что не работает.

— Она выключена, кроме того, для её работы требуется беспроводная телефонная сеть! К тому же, эта штуковина делает цветные фотографии! — пояснил Траурихлиген — уже спокойнее, поняв, что его подчинённые приходят в себя и начинают знакомиться с новинками. Пускай, знакомятся — скоро им придётся освоить технологии будущего в совершенстве!

— Это невозможно… — осторожно заметил Баум, твёрдо зная, что связь возможна лишь посредством телефонных проводов. Их часто повреждают партизаны, что очень мешает всему…

— Нужен только орбитальный спутник, и скоро он у нас будет! — заверил Траурихлиген дьявольским голосом, как может разговаривать только сумасшедший. — Господа, готовьтесь к окончанию войны!

Громогласно объявив об этом, Траурихлиген разразился дьявольским хохотом, сделавшись похожим на настоящего дьявола.

Глава 69 Прыжок для Рыбкина

Репейник не подпускал Рыбкина к трансхрону Теплицкого. Рыбкин всё канючил, что лучше Репейника знает, как работает это чудо техники, потому что видел, как Миркин с Барсуком изобретают его, но Репейник не внял, а допустил стажёра только до примитивной работы грузчика. Рыбкин был обязан очистить лаборатории с трансхроном от выбитых из стен камней и мусора, а так же — изыскивать и приносить Репейнику чертежи, которые сделали преступные учёные.

— Я знаю, как нам догнать их! — пробормотал Рыбкин, когда принёс Репейнику очередную кипу чертежей и толстый талмуд печатных листов, первый из которых нёс жирную надпись «рубленым» шрифтом: «Инструкция».

— Та, прям? — не поверил Репейник, который с головою закопался в чертежах, успел пролить на один из них кофе, однако почти ничего в них не понял.

— Да, трансхрон записывает перемещания в память управляющего компьютера! — пояснил Рыбкин, вывалив все чертежи из своих рук на стол перед Репейником. — И если нажать кнопку повтора — тут есть такая, если ты заметил — мы сможем проброситься туда же, куда и они!

— В влукан мы с тобой пробросимся! — возразил Репейник, отшвырнув залитый кофе чертёж на круглый столик, с которого мощным выстрелом снесли принтер. Принтер, веренее, его останки, покоились в пыли на полу, а Репейник набухал себе из кофеварки полную чашку кофе, отхлебнул «богатырский» глоток и схватил в кулак инструкцию.

— Ты её читал? — осведомился Репейник, тыкая эту инструкцию Рыбкину в нос.

— Читал! — уверенно кивнул Рыбкин. — У меня было время на то, чтобы прочитать! Давай, Репейник, не тяни резину, нажимай «повтор»!

Рыбкин предпринял шаг прорваться к клавиатуре компьютера — протянул руку через плечо Репейника, намереваясь достать эту самую кнопку, но Репейник больно хлопнул его по ладони.

— Ай! — отдёрнул руку Рыбкин.

— Грузи, студент! — осадил его Репейник, листая инструкцию. — А я буду читать!

— Чёрт с тобой! — огрызнулся Рыбкин, который уже устал искать и таскать для Репейника эти инструкции, чертежи, а так же, чай и кофе. Он пустился в бесцельное хождение из угла в угол, изредка бросая косые взгляды в сторону Репейника, который, сдвинув свои очки на кончик носа, делал вид, что поглощён чтением инструкции. Он вертелся в офисном кресле, за столом, за которым раньше сидел профессор Миркин — Рыбкин обнаружил на нём фотографию профессора и пару крышек от пепси-колы и бонаквы. Читая, Репейник отвернулся спиною к компьютеру и к пульту управления трансхроном, который был к нему под ключен. Рыбкин всё это видел много раз, он даже умел включать трансхрон, и поэтому сразу заметил, что та самая кнопка повтора призывно мигает зелёным светом, словно бы говорит Рыбкину: «Нажми, нажми меня!». Рыбкин прекратил крутиться по боксу — мигание кнопки, словно бы, заворожило его, заставив вытаращиться и смотреть, смотреть… Репейник смеётся над ним, а Звонящая редко берёт его на задания… но если Рыбкин сейчас сделает это — пробросится вслед за туристом и Барсуком и приведёт безумного учёного обратно в «бункер Х» — его, наконец-то, переведут из стажёров в дознаватели… Репейник читал, а Рыбкин — сделал широкий шаг вперёд, вмиг оказался у заветной кнопки и нажал её…

— Внимание, повторный проброс! — громким электронным голосом сообщил динамик управляющего компьютера, который тоже оставался включенным, потому что некому было его выключить. — Начинаю обратный отсчёт!

— Рыбкин! — злобно зарычал Репейник, уронил толстую инструкцию на блестящий пол…

Его голос для Рыбкина превратился в невменяемый рёв — стажёр знал, что у него есть десять секунд на то, чтобы добежать до лаборатории флиппера и подняться на платформу, и время для него словно бы, замерло, растянулось…

Стажёр громадными скачками нёсся по коридору, белые стены которого местами несли бурые пятна и разводы копоти. «Флиппер» — на стене около взорванной переборки мелькнула табличка, и ноги сами собой заставили Рыбкина совершить крутой поворот.

— Стой, куда скачешь, сайгак безмозглый?? — разрывался позади него Репейник и пытался догнать. Однако Рыбкин был уверен, что тощий пробойщик ни за что не догонит его, спортсмена.

Плтформа флиппера маячила перед носом, стажёр видел перед собою широкие металлические ступеньки, подошвы его ботинок коснулись нижней.

— Пять, четыре, три… — бестрасстно отсчитывал электронный голос, который лился из динамиков в стенах.

— Стоять, а то я тебя сам казню! — рычал Репейник и копался в карманах, разыскивая пистолет. Он был ещё далеко — только отбежал от переборки, а Рыбкин уже поднялся на платформу флиппера, перепрыгнул через тонкие копьеца, которые выдвинулись из-под блестящего настила, образовав подобие низкого заборчика. Репейник отыскал пистолет и выхватил его, передёргивая затвор, Рыбкин уже стоял на платформе и видел, как на концах обоих излучателей собираются мерцающие сгустки энергии.

— Два, один, прыжок! — закончил отсчёт компьютер, а Репейник поскользнулся на выскобленном, скользком полу и неуклюже рухнул на бок, уронив пистолет.

Бах! — раздался случайный выстрел, и пуля улетела в высокий потолок. Для Рыбкина всё вокруг, словно бы сжалось в тугой жгут, который обмотался вокруг его тела, стискиваясь всё плотнее, перекрыв дотуп воздуха… Рыбкин беспомощно забарахтался, ощутив безотчётный страх, а потом — всё внезапно исчезло, сменившись жуткой, могильной чернотой.

— Ай, чёрт тебя дери… — кряхтел Репейник, который больно навернулся о твёрдый металлический пол. Ворочаясь, он пытался встать, но скользил и неловко падал, отпихивая бесполезный пистолет дальше и дальше от себя. Он с ужасом понимал, что глупый Рыбкин совершил фатальную ошибку — расстроенный трансхрон пробросил его к чёрту на рога… А найти его Репейник сможет лишь тогда, когда сам разберётся в устройстве и принципе работы трансхрона. А на это могут уйти долгие месяцы и даже годы, ведь трансхрон — это не какой-то холодильник…

— Чего валяешься, брат? — сверху до Репейника донёсся голос, и Репейник съёжился: голос принадлежал Звонящей. Если она узнает, что он позволил Рыбкину сделать бяку — жди очереди под ноги, а то и прямо в лоб…

— По-поскользнулся… — выжал из сдавленных страхом лёгких Репейник, и каким-то образом смог сесть на полу по-турецки. Вокруг сильно пахло озоном — из-за выброса энергии.

— А отстреливался от кого? — этот вопрос задал Бисмарк, заметив около Репейника пистолет.

Репейник заглох и замялся, подыскивая нужные слова… Как сказать такую страшную правду Звонящей, которая уже свирепо сдвинула брови, заподозрив неладное…

— На тебя что, напал квейковый монстр? — хихикнул Красный, пробившись вперёд, а за его спиною безмолвно топтался некий блёклый, отощавший тип, в чьих глазах не было ничего, кроме тёмной глухой апатии.

— Заткнись! — рявкнула Звонящая, вперив в Репейника сверлящий взгляд. — Давай, Репейник, только не ври!

— Рыбкин включил трансхрон и пробросился куда попало! — на одном дыхании выпалил Репейник и зажмурился, ожидая от Звонящей пули в голову.

— Допрыгались! — проворчала Звонящая, но стрелять не стала, а строго предписала Репейнику:

— Твоя задача — построить опу трансхрон, разобраться в пробросе стажёра и вернуть его назад! Потом будешь Барсука искать!

— Есть… — проканючил Репейник, всё не в силах покинуть пол.

— Чего сидишь, Репейник? Работай! — подогнала его Звонящая, а потом пихнула Красного:

— Давайте, ведите Новикова на игрек-тачку!

Глава 70 Новый «Бункер Х»

Олигарх Теплицкий избежал ареста чудом. И спасли его две вещи: во-первых, Третий управлял вертолётом, как настоящий ас малой авиации — летал на любом ветолёте, будь то хоть «бумажный» экскурсионный вертолётик, хоть «Чёрная акула». Никто не догонит Третьего в небе — даже игрек-тачки дознавателей, которых Третий легко обманул, и скрылся от них, оставив с носом. Вообще, они могли бы его догнать, если бы получше постарались, однако основные силы опа были отвлечены на Траурихлигена, что так же спасло Теплицкого от ареста.

Миркин решил, что им нужно скрыться на Курильских островах, где у Теплицкого стояла пятиэтажная вилла. Профессор выбрал эту дислокацию не случайно — вилла была оформлена на некоего Владислава Чистоплюева, который загнулся в позапрошлом году, и Миркин был уверен: органы не станут их искать на чужой вилле.

— Я прятаться не стану! — душераздирающе возражал ему Теплицкий, мельтеша в кресле, будто бы снизу его прижигали. — Тем более, так далеко от моего «брахмашираса»!

— Хочешь наручники и небо в клетку? — серьёзно осведомился Миркин, который уже один раз получи это самое «небо» и больше не хотел.

— У меня есть ещё один бункер, повышенной суперзащиты! — заявил Теплицкий, вызвав в наушниках душераздирающий писк. — Я расконсервирую его, и мы с вами продолжим работу! Знаете, знаете, как я назвал его?

— Как? — заинтересовался Третий, не забывая держать штурвал вертолёта.

— «Бункер Икс»! — торжественно объявил Теплицкий, подняв руки кверху. — Я не успокоюсь до тех пор, пока «брахмаширас» не будет включен, не будь я Алексей Теплицкий!

— Этого ещё не хватало! — фыркнул Миркин. — Барсука они уже схватили, а Траурихлиген неизвестно, где! Это был оп, Теплицкий! оп! Даже не менты, не Интерпол, а оп! Они уже закрывали меня в кутузке, потому что я взял на себя твой «Вавилон»! Я не хочу в кутузку по второму кругу! Если они нашли твой первый «бункер Х» — найдут и все остальные! Я считаю, что нам всем пока надо затаиться и пересидеть тихо, пока оп будет всё перекапывать! Потом, когда твой «брахмаширас» и «турист» повиснет у них глухарём — только тогда мы сможем высунуть нос! И то, я рекомендую закрыть «брахмаширас» и оставить его там, где он стоял! От него у нас одни беды!

— Тихо, паникёр! — Теплицкий так разозлился, что влепил Миркину подзатыльник. — Я не знал, что ты такой пессимист! Ты же учёный! Учёный должен рисковать!

— Учёный должен думать! — отпарировал Миркин, глядя не на Теплицкого, а в иллюминатор, видя, как под днищем вертолёта проносятся города и веси. — И я думаю, что лучше стану простым инженером в бюджетной дыре, чем буду строить тебе машины времени!

— Вскачешь на рыбку! — пообещал Теплицкий. — Слушай, Миркин, расслабься и не порть мне настроение! Турист уже был у нас в руках! Что нам мешает поймать его снова?!

— Теплицкий, а по-моему, это мы были у него в руках! — напомнил Миркин, у которого после дубового кресла до сих пор болели и руки, и ноги, и спина. — Он пристрелил Рыбкина, а оп обязательно свалит это на нас! А если оп поймёт, что это — турист — нам влетит вдвойне, потому что мы притащили его!

— Это Барсу́к! — буркнул Теплицкий, нахохлившись в кресле. — Ведь это он там напортачил, да, Миркин?

— Идея была твоя! — заключил Миркин. — Я устал бороться с тобой!

— Так, Третий! — авторитетно скомандовал Теплицкий, напомнив всем, что он тут главный. — Вези нас в новый «Бункер Х»!

— Есть, шеф! — услужливо согласился Третий, который обсуждать приказы не привык, и направил вертолёт по навигартору.

— Вот и отлично! — Теплицкий, буквально, пел, уверенный в том, что оп от него отстанет, Миркин сделает новый трансхрон, найдёт туриста, и «брахмаширас», в конце концов, будет включен.

Теплицкий прилип к иллюминатору и видел, как Третий пролетает над обширным, запущенным пустырём, заполненным бесчисленными свалками. Третий нарезал виток за витком, пока, накнец, не показалась низкая, грязная, щербатая, подмокшая постройка из давешних кирпичей чёрно-ржавого цвета. Увидав её, Третий проворно пошёл на посадку, а когда вертолёт приземлился на мусор прямо перед этим неказистым объектом — включился высокотехнологичный лифт с широкой круглой платформой, который, опустившись вниз, увёз его на себе в «бункер Х», который был отлично скрыт под огромным слоем земли.

Глава 71 «Инопланетяне-террористы»

Василий Новиков считал, что его освободили — в логово этих «инопланетян-террористов» ворвалась милиция, арестовала их всех, а ему, пленнику, вернули свободу… Василий думал, что его выручила милиция до тех пор, пока его не посадили в машину. С виду самый обыкновенный «Пассат» с милицейскими номерами… Они отъехали с пустыря — буквально, пару сотен метров проехали — а потом началось нечто странное. Новиков сидел на заднем сиденье, а около него расположился рослый бритоголовый милиционер — он накинул на Василия толстый тройной ремень с огромными пряжками и сурово повелел пристегнуться.

— Хорошо… — Василий согласился, взял этот ремень ослабевшей рукою, застегнул все пряжки. Голод и моральное истощение не давали ему задумываться — он кротко послушался здоровяка и откинулся на спинку кресла…

Но вскоре понял, что этот ремень на нём не споста. Внезапно обыкновенная машина, как по волшебству, обрела два острых крыла и поднялась в небеса, словно настоящий самолёт!

— А-а! — закричал от страха Новиков, но в ответ получил от здоровяка напутствие:

— Закрой рот — язык прикусишь!

Челюсть сама собою захлопнулась, Василия вжало в кресло, потому что начались некие перегрузки, достаточно мучительные для человека. Желудок Новикова пустовал: «инопланетяне» в последнее время забывали его кормить. Сейчас Василий этому даже обрадовался: горло сжимала изматывающая тошнота и, содержи его желудок обед — последний не удержался бы внутри. Случайный взгляд в окно поверг Василия в дикий ужас — под крылом фантастической машины сверкала бебзрежная гладь океана. Василий даже не заметил, не понял, как их странный летательный аппарат оказался под сенью огромной пещеры, часть которой занимало обширное подземное озеро, а другая часть оказалась закована в металл и плотно заполнена автомобилями разнообразных цветов и моделей. Перегрузки и голод задушили Василия, ввергли в полуобморочное состояние, и, когда машина этой небывалой «милиции» застопорила ход, и рослый бритоголовый милиционер отстегнул ремень и распахнул дверцу — он просто вывалился на твёрдый шершавый пол мешком картошки и остался лежать головою вниз. Сил встать у Василия Новикова не было — он только хватал воздух перекошенным ртом.

— Быкует! — буркнула девушка-милиционер, которую тут называли странно: Звонящая. — Давай, Бисмарк, подними его, а то я состарюсь, пока он встанет сам!

— Есть охота! — вздохнул бритоголовый милиционер-громила, протянул свои ручищи и оторвал Василия от серого металлического пола, поставив на слабые, шаткие ноги.

Василий свои ноги почти не чувствовл: жестокий голод подавил все силы — и едва тащился, ведомый громилой под мышки. Он не мог ни бежать, ни драться, и страх постепенно сдавался перед ватной слабостью. Кажется, его вели по коридору, потом везли на лифте, затем снова коридор, странная широкая дверь, которая не открылась, как обычно открываются двери, а поднялась вверх и исчезла в потолке… Василий даже подумал, что это всё не настоящее, это снится ему в болезненном сне, видится в голодной галлюцинации… а может быть, его уже убили, и он попал в рай или в ад…

— Накормите его, что ли? — раздался над головой голос Звонящей, а потом — Василия усадили в мягкое белое кресло напротив прозрачного стола.

Сидя, Василий позволил себе немного оглядеться и заметил слева от себя пустую подставку для цветов… Странный предмет мебели в этой широкой светлой комнате, уставленной мягкой мебелью с обивкой из белой кожи, столами причудливой формы, оснащённой огромным телеэкраном, привешенным к одной из стен и несущей гигантское круглое окно.

— Ешь! — это слово произнёс третий милиционер по фамилии… или по кличке Красный, который подступил к Василию с широкой улыбкой и поставил на стол тарелку горячего, парующего борща, картофельное пюре с двумя большими котлетами и большой стакан компота с увесистым куском кремового торта.

— Спасибо, — пробормотал Василий, с долей опаски взяв ложку, а милиционер Красный подмигнул левым глазом и выпятил большой палец, показывая «класс!».

Голод на время вырубил мозги, и Василий накинулся на борщ, словно житель голодающего Конго — выел весь за две минуты и вылизал тарелку. Так же он уничтожил и второе, и кремовый торт, и компот… Василий пришёл в себя лишь тогда, когда опустели все его тарелки, а желудок приятно потяжелел. Потяжелела и голова, заявляя о том, что хочет спать…

— Ну, как, понравилось? — тут же осведомился милиционер Красный, придвинув к нему своё лицо, которое он не брил уже дня три.

— Спасибо, — Василий расцвёл благодарной улыбкой и впервые, кажется, за много месяцев почувствовал, как теплеют его руки и ноги…

Наевшись, Василий стал получше соображать, и случайный взгляд в круглое окно поверг его в ужас: пространство за толстым стеклом было заполнено водой, в которой, степенно помахивая исполинским хвостом, вальяжно кружился кит.

— А-ай!! — Василий не смог сдержать крик, испугавшись этого кита… или собственного безумия: где такое видано, чтобы за окнами вместо обыденных городских птиц кружили киты??

— Ну, ну, не дрейфь, братик… — успокоил его милиционер Красный, приблизившись к этому странному окну-иллюминатору и остановившись около него. Рядом с громадным китом он казался комической мелкой сошкой… и эта комическая гротескность ужасно пугала Василия.

— Где я? — прошептал Василий, глотая слёзы. Внезапно к нему пришло шокирующее понимание того, что он не в обычной человеческой милиции, а неизвестно где… и этот Красный не милиционер, а… наверное, тоже инопланетянин, как Эрик и эти странные, которые пичкали его мивиной.

— Ну, ну, в обморок не падай! — предостерёг Красный, заметив, как Василий бледнеет. — Ты на Базе, в безопасности, мивиной тебя больше не кормят, Теплицкий тебя здесь не найдёт! Жизнь, как говориться — малина! Сейчас, Звонящая притащит Репейника, он разберётся, на каком ты находишься свете, и после этого мы отпустим тебя домой!

— Правда? — о опаской уточнил Василий, стараясь не смотреть на страшных китов. Он смотрел в пол, покрытый неизвестно чем, вымытм до белого кристального блеска.

— Правда, правда! — согласился Красный, подкрался к круглому столику и схватил бутылку кока-колы. — Репейник тут у нас самый умный! Он сразу поймёт, что с тобой, и мы выпустим тебя на свободу!

Василий не сразу это заметил, но Звонящая и громила Бисмарк куда-то пропали, оставив его наедине с Красным. Красный вдохновенно болтал, Бисмарк отправился во внутренний дворик Базы — чинить покосившуюся беседку, а Звонящая — вышла из кают-компании, чтобы поговорить с Репейником так, чтобы турист Новиков не слышал разговор. Она подозревала, что дотошный Репейник не выпустит Василия просто так — будет мариновать его до посинения в своих боксах… Звонящая не хотела, чтобы Василий об этом знал: он и так натерпелся от Теплицкого, наелся его мивины, насиделся в казематах. А чем будет его кормить Репейник? Конечно же, то же мивиной…

Отойдя подальше от кают-компании, Звонящая включила видеопередатчик и, наконец, увидала на экране помятое лицо Репейника в перекосившихся очках.

— Репейник, ну мы привезли Новикова на Базу. Что с ним дальше делать? — спросила она, не очень-то желая долго кормить Новикова. Ликвидировали бы ему память и выкинули бы домой — для этого бесполезного «туриста» это наилучший выход…

— Вы куда его поместили? — осведомился Репейник, нервно дёргая волосы у себя на макушке — целый клок уже выдернул.

— Никуда не поместили! — проворчала Звонящая, топчась около видеопередатчика и желая поспать. — Он у нас в кают-компании слопал комплексный обед…

— С ума сошли! — почему-то перепугался Репейник и начал ещё активнее терзать свою шевелюру. — В бокс его! Срочно!!

— Ты себя уже ощипал! — съехидничала Звонящая и пожала плечами:

— А зачем его в бокс-то? Вроде бы, не буйный… Голодный только…

— На нём могут быть остаточные молекулы! — взвился Репейник и даже подскочил, опрокинув стакал кока-колы на какую-то бумагу, которая лежала на столе перед ним. — Я перечитал бумаги Миркина и узнал, что при хронопрыжках на всех объектах, который подвергались перемещениям, остаются молекулы из других временных срезов, из-за которых эти объекты могут спонтанно прыгать неизвестно куда! Это называется спонтанный туризм! Миркин так назвал…

— А чего ты решил, что Новиков прыгал во времени? — зевнула Звонящая и подвинула к себе белое вертящееся кресло.

— Хватит болтать, давай его в бокс! — отрезал Репейник, одной рукой выщипывая себе волосы, а другой — выхватывая чипсы из растерзанной пачки. — Я не знаю, но очень может быть, что Теплицкий испытывал на нём трансхрон! Он забацанный, как… хронотурист! Пока я не разберусь, турист он или нет — он должен в боксе сидеть!

— Та, ладно, не копошись так… — буркнула Звонящая, почесав затылок. — Волос сейчас налопаешься… Ладно, если ты думаешь, что он опасен — сейчас, отведём его в бокс…

— Не сейчас, а сейчас же!! — шумно настоял Репейник и влез рукавом халата в кока-кольную лужу, которая образовалась у него на столе. — Вот, чёрт… блин лопоухий… — проскрежетал он, смахивая кока-колу и размазывая её всё сильнее.

— Хорошо, только не визжи! — отмахнулась от него Звонящая и выключила передатчик, потому что голова начинала болеть от визга. Она нехотя вылезла из уютного сонного кресла и потянулась обратно в кают-компанию, чтобы «осчастливить» Василия решением Репейника — да, он не очень-то обрадуется, но после того, как Новиков займёт своё место в боксе — она, наконец-то сможет отдохнуть и спокойно выпить кофе.

— О, а вот и Звонящая! — шумно выкрикнул Красный, когда она появилась на пороге кают-компании. — Ну, что, каков диагноз? Он может идти?

— Красный, не думай, что всё так просто! — фыркнула Звонящая и тоже схватила бутылку кока-колы. — Репейник подозревает, что Новиков нехрональный и решил посадить его в бокс!

— Чего? — удивился Красный и чуть не подавился своей колой от неожиданности. — Он что, совсем того? Нам ещё в боксе его не хватало!

— Репейник так орал, я даже подумала, что он вскипит! — пробурчала Звонящая, и тут же заметила, что Василий Новиков впадает в болезненный ступор. — Красный, у тебя нашатырь есть? — спросила она, подозревая, что этот хилый «турист» сейчас свалится в обморок от «полного счастья».

— Нету, а что? — пробормотал Красный, который сейчас сорвался бы в Лас-Вегас… а тут с «туристом» этим надо возиться…

— Волоки его в бокс, пока не хлопнулся здесь! — приказала Звонящая, которая хотела в Лас-Вегас не меньше, чем Красный.

— Эх, — уныло вздохнул Красный, приблизился к Новикову и принялся осторожно вытаскивать его из кресла, взяв под локоток.

— Прости, брат, — сказал он Василию, мягко но настойчиво поднимая Василия на ноги. — Но если Репейник сказал «в бокс», значит, в бокс! Давай, поднимайся, в бокс пошли!

Глава 72 Интеллект сильнее мышц??

Место действия: «Бункер «Х-2»» Теплицкого. Время — долгое.

Теплицкий сидел в своём высоком кресле начальника, ёрзал в нём и глотал галлоны пепси-колы, поминутно испуская отрыжку. Он очень нервничал — даже психовал, а перед ним стояли и получали по шапке Геккон, Третий, а так же — профессор Миркин.

— Без Барсука и безмозглого студента я не могу запустить мой трансхрон! — злобно прошипел Теплицкий и подавился пепси-колой.

— Кха! Кха! — громогласно раскашлялся Теплицкий, отплёвываясь от пепси-колы, а профессор Миркин подбежал, чтобы похлопать его по спине — а то ещё задохнётся ненароком…

— Отстань! — заверещал Теплицкий, отбиваясь от Миркина. — Ты же меня убьёшь!!!

— Та я только помочь хотел… — пожал плечами Миркин и отошёл от Теплицкого, опасаясь, как бы последний взмахом шальной руки не опрокинул бутылку пепси-колы на него.

— Найди мне туриста, бесполезный дундук! — взвизгнул Теплицкий, огрев кулаком столешницу своего стола из красного дерева, заставив бутылку пепси-колы опасно подпрыгнуть.

— А… — пикнул Миркин, собираясь сказать, что больше не станет пробрасывать фашистов в нормохронос, но Теплицкий грозно поднялся из-за стола, возвысившись над своими подчинёнными, потому что его стол стоял на возвышении из трёх ступенек.

— Я вот, что решил! — громыхнул Теплицкий и прожёг взглядом всех троих. — Сначала вы мне вернёте моего Барсука́, а потом будете все вместе искать туриста!

— Это невозможно, Теплицкий! — устрашился профессор Миркин, понимая, что соваться в логово Траурихлигена и пытаться отнять у него доктора Барсука — это так же опасно, как пустить себе пулю в лоб.

— А вот и нет! — пропел Теплицкий, а Геккон и Третий попятились: поняли, что самоубийственное задание подготовлено для них.

— Геккон, Третий, можете не пятиться! — объявил Теплицкий, повеселев, когда увидел страх своих охранников. — Вас, дундуков, я туда никогда не пошлю! У меня есть человечки куда умнее и расторопнее вас! Ха-ха!

— И кто же это такие, Теплицкий? — удивился Миркин, переминаясь с ноги на ногу… Даже если Теплицкий нашёл для бредового задания отряд суперменов — кто их пробросит, когда для включения трансхрона нужно минимум два человека??

— Ребята! — позвал Теплицкий, будто бы пропел, и сейчас же дверь за его спиною открылась.

Профессор Миркин увидел «суперменов» Теплицкого и ещё больше удивился: их было всего двое. Ну, один из них ничего: природа наделила его и ростом, и плечами… лобик только низковат, и взгляд гориллий, а так — ничего, может дать сдачи уличному хулигану или грабителю. Второй больше смахивал на клерка, или сидячего инженера — сутуленький, ростиком не вышел, на глазках надвинуты очки. В руке он держал сумку для ноутбука и постоянно улыбался какой-то ненормальной, «маньяцкой» улыбкой.

— Извини, Теплицкий… — начал, было, Миркин, желая сказать, что не будет пробрасывать пушечное мясо на убой — этих двоих в сороковых годах обязательно убьют: если не фашисты, так партизаны расстреляют.

— Это два моих вундеркинда! — весело сообщил Теплицкий. — Знакомьтесь, дундуки: чемпион мира по кунг-фу Олег Ченно и технокиллер Иоахим Кукушников!

— Технокиллер — это я! — хвастливо заявил второй, похожий на клерка. — Я ни с кем не дерусь и ни в кого не стреляю: я работаю с помощью техники, и у меня не бывает проколов!

— Мы убили Буквоеда! — гавкнул крепыш, потирая кулаки. — И турист какой-то от нас тоже не уйдёт!

Геккон и Третий кротко молчали: кажется, Теплицкий подыскал им замену… Он так их хвалит, а их постоянно обхывает «дундуками»… Над головами Геккона и Третьего тяжело нависла «рыбка»…

— Теплицкий! — молчание нарушил профессор Миркин, твёрдо решив: он никого пробрасывать не будет. Этих двоих обязательно прихлопнут, а виноват будет он… — Я не сомневаюсь в заслугах ваших киллеров, но без доктора Барсука я всё равно не смогу включить трансхрон! Мне нужны два человека, чтобы одновременно запустить осциллятор и флиппер, иначе получится хронодыра, в которую может засосать весь ваш бункер!

— Вторым человеком буду я! — выплюнул Теплицкий, вогнав Миркина в холодный пот…

— Послушай… — едва выдавил он и тоже попятился: Теплицкий же в трансхронах ничего не понимает… — Ты, хоть, знаешь, на какую кнопочку нажать??

— А ты мне покажешь! — отрезал Теплицкий, выдвигаясь из-за стола. — Всё, идёмте, время не резиновое! Ребята! — сказал он Ченно и Кукушникову. — Натягивайте экипировку — выполнять задание будете прямо сейчас!

— Но… — Миркин продолжал возражать, но Теплицкий сурово сдвинул брови, схватил со стола пепси-колу, отхлебнул огромный глоток и свирепо рявкнул:

— Рыбка тебя заждалась! Если будешь мне гундеть — я тебя к сазанам запихну, а себе возьму поумнее фропессора!

— Ладно… — уныло вздохнул Миркин и согромной неохотой потащился в лаборатории вслед за Теплицким и его киллерами, которым суждено быть убитыми…

* * *

Олег Ченно и Иоахим Кукушников стояли на платформе флиппера, готовые к пробросу… в ад. Их одежда напоминала форму спецназа, который выехал на задание: чёрные бронежилеты, пуленепробиваемые шлемы, щитки повсюду, тяжёлые ботинки с железными носами… Олег Ченно был вооружён, буквально, до зубов: два автомата, шесть пистолетов, килограммы боеприпасов и даже базука, а на Иоахиме Кукушникове была навешена увесистая дорожная сумка, наполненная неизвестно чем. Ясно только, что тяжёлая: Кукушников сгибался под ней всё больше и больше, а голова его вспотела: из-под шлема текли ручейки.

— Так, на какую кнопочку нужно нажать?? — добивался от Миркина Теплицкий уже в десятый раз, топчать над пультом флиппера и пялясь на него бараном.

— Та, вот на эту… — Миркин даже вспотел от нервов… холодным потом… и терпеливо показывал нужную кнопку, опасаясь сазанов. — Я тебе подпишу её сейчас!

Профессор подошёл столу, схватил с него засаленный блокнотик, нервно выдрал лист и накарякал на нём короткое слово: «Вот!». Потом профессор отгрыз кусок от скотча и приклеил лист прямо на кнопку.

— Запомнишь теперь? — осведомился он, тяжело дыша и ероша рукою свои волосы, которые заметно поредели и поседели.

— О, другое дело! — обрадовался Теплицкий и протянул к кнопке свою руку. — Прямо сейчас и нажму!

— Стой! — Миркин перехватил его руку в полёте и скривился так, будто бы выпил яду. — Нажмёшь только тогда, когда я тебе скажу! А то засосёт тебя в хронокоридор и не выплюнет никогда!

— Та ладно, ладно… — испугался Теплицкий, забрав свою руку. — Только быстрее, я не могу ждать! Мне нужен мой Барсу́к!

— Жди… — вздохнул Миркин и задвинулся за компьютеры, настраивая осциллятор и рассчитывая коридор переброса. Он так и не обнаружил нигде антропометрию своего несчастного коллеги Барсука… скорее всего, Траурихлиген скрывает его где-то в райкоме… Нужно пробросить молодчиков Теплицкого так, чтобы они попали прямо в Еленовский райком… А потом — забрать их обратно вместе с Барсуком…

— Стоп! — вдруг выплюнул Миркин, отскочил от компьютеров и закопался в ящиках стола.

— Бублик потерял? — ехидно осведомился Теплицкий, у которого рука так и чесалась нажать на кнопку.

— Нет! — возразил Миркин, у которого в столе, действительно, лежали бублики — надо же было что-то есть, подкармливая мозги. Около бублика, который давно уже зачерствел, у Миркина лежала небольшая коробка. Он выхватил её, тут же задвинув ящик, чтобы Теплицкий не заметил бублик, и зачем-то помчался на флиппер.

— Эй, ты куда?? — Теплицкий помчался за ним, решив, что профессор решил дезертировать.

— Если ты хочешь, чтобы твои ребята там не окочурились — позволь мне их спасти! — зашипел Миркин, когда Теплицкий догнал его и поймал за шиворот.

— Что там у тебя?? — завизжал Теплицкий, силясь узнать, что же затаил от него Миркин.

— Видеокамеры! — коротко ответил Миркин, вырвав у Теплицкого свой воротник. — Я нашёл способ трансляции изображения сквозь время и укреплю эти камеры на ваших туристах! Как только они найдут Барсука — я это увижу и сейчас же верну их в нормохронос, чтобы их не расстреляли фашисты!

— Ладно, — кивнул Теплицкий, успокоившись. — Цепляй. Только быстрее!

— Иди в бокс! — вздохнул Миркин, отправляя Теплицкого обратно, под защиту бронированных стен бокса управления. — Только кнопку не трогай, умоляю тебя!

— Чёрт… — фыркнул Теплицкий, как фыркают мопсы и нехотя попёрся обратно, в бокс.

Теплицкому показалось, что Миркин привешивает эти свои камеры три часа — он уже устал вращаться на стуле, пока дождался его.

— Ну, всё, готово! — Миркин возник из-за переборки и тот час же её задраил. — Можем приступать.

— Ты где ползал? — осведомился Теплицкий, свирепо подняв бровь над сердитым правым глазом. — Я с состарюсь, пока ты там будешь в столовой лопать!

— Прошло только пять минут! — огрызнулся Миркин и показал пальцем на громадные электронные часы, укреплённые на стенке, над головой Теплицкого. — Давай, Теплицкий, начинаем проброс!

— Нажимать?? — тут же оживился Теплицкий, мигом подпрыгнул и оказался у пульта, готовый в любой момент нажать подписанную кнопку.

— Жди сигнала, — устало промямлил Миркин, подползая к пульту осциллятора. — Начинаю отсчёт: десять, девять, восемь…

Теплицкий поднял руку, готовый нажать, а на экране перед ним стоял огромный флиппер, на платформе которого топтались Олег Ченно и Иоахим Кукушников, горбясь под тяжестью своего оружия.

— Три, два, один… — ныл Миркин, занеся палец над своей кнопкой. — Пуск! — выкрикнул он и вдавил её. — Давай!

— Ай! — взвизгнул Теплицкий, рывком нажимая свою кнопку. — Есть! — обрадовался он, когда нажал, и уставился на экран, на флиппер, где Олега Ченно и Иоахима Кукушникова проглотил сверкающий вихрь.

— Проброс завершён! — сообщил Миркин и придвинулся к компьютеру, принялся щёлкать клавиатурой. — Сейчас, настрою видео с камер…

Теплицкий подобрался к Миркину и принялся отпихивать его, придвигая с его столу свой стул.

— Да не мешай же мне! — отогнал его Миркин, и Теплицкий пристроился за спиной профессора, заглядывая в монитор через его плечо.

— Так, запускаю изображение, — произнёс профессор, включил видеопроигрыватель и Теплицкий удивился:

— Что-то они в лесу в каком-то… ты же сказал, что в райком их отправишь!..

* * *

Место действия: лес… Дата и Время: 1942 год.

Поднявшись на ноги, Олег Ченно огляделся по сторонам и увидел повсюду толстые стволы невиданных дубов, которые росли тут веками… И ничего похожего на райком в радиусе на сколько видел глаз…

— Где это мы, Кукушка? — глупо осведомился он, вертя головой. — Чё-то не то…

— Я тебе не Кукушка, а Иоахим Мстиславович! — огрызнулся Кукушников, который сам понимал, что да, что-то не то… Профессор явно облажался с пробросом, а сказать ему об этом нельзя.

— Язык сломаешь! — буркнул Олег, топчась на месте, в высокой траве, потому что не знал, куда идти. — Буду звать тебя Кукушкой — так короче!

— Чёрт с тобой! — фыркнул Кукушников, поправляя на плече свою сумку, наполненную тяжёлыми роботами-убийцами. Они мелкие, но весят… — Где нам теперь Барсука этого искать?

Олег Ченно пожал плечами и замер: в ближайших густых кустах послышался какой-то шорох. Олег вытащил пистолет: в этих лесах опасность на каждом шагу, у них тут все враги: и немцы — враги, и партизаны. В высоких густых кронах заливались звонкими песными невидимые птицы, лёгкий ветерок приятно холодил щёки… Только в прозрачном воздухе противно попахивало порохом, гарью и ещё чем-то мерзким, от чего начинало даже подташнивать. Кукушников бестолково вытаращился на шевелящиеся ветки куста, Олег взял невидимого врага на мушку, готовясь его пристрелить… И тут из-под куста неуклюже выбрался небольшой, приземистый и плотный зверь, покрытый серо-чёрным мехом, с удлинённой полосатой головой.

— Это чо, скунс? — фыркнул Олег, убирая пистолет: этот «враг» опасности не несёт… воняет только от него.

— А вот и барсук! — негромко определил Кукушников, поставил на землю свою сумку и раскрыл её. — Это не скунс, а барсук! — поправил он Олега Ченно, вытаскивая из сумки нечто металлическое, отдалённо напоминающее угловатую кошку. — Одного барсука мы уже нашли, и сейчас я на нём испытаю устройство!

— Чёрт… — проворчал Олег, отодвигаясь от Кукушникова и от его кошки, потому как знал: она опасна. — Валяй…

Кукушников поставил свою «кошку» в траву на четыре блестящие лапки и нажал кнопку, которая располагась у неё на спине. «Кошка» была роботом, с лёгким жужжанием она сдвинулась с места и ловким галопом поскакала в сторону зверя, который сосредоточенно рыл землю в поисках мышей. Она казалась игрушечной: небольшая, юркая, лёгкая… Барсук не успел и головы поднять, как робокошка Кукушникова стремительно прыгнула, выстрелив в зверя тонким дротиком, а когда барсук обмяк и повалился на бок — подхватила его передними манипуляторами и понесла к хозяину, ступая на задних лапках.

— Видал, молодёжь? — горделиво заявил Кукушников и выключил «кошку», когда та положила барсука у его ног. — Понравилось?

— Ну, да, классная штука — мелочь всякую стрелять… — пробормотал Олег, на всякий случай не спуская глаз с раскидистых зарослей, которые их окружали. Мало ли, кто поджидает их среди жуткой листвы, такой густой, что в ней с успехом спрячестя и слон…

— Дротик отравлен ядом, который убивает человека за семь с половиной секунд! — оскалился Кукушников, убирая робота обратно в сумку. — Есть животное не советую — отравишься первым же кусочком!

— Отлично… — прогудел Олег и пошёл… вперёд, чтобы для начала не торчать столбом. — Идём, что ли, охотник!

Кукушников поплёлся за Олегом… но внезапно он встал, как вкопанный: вклинившись в густые кусты, он нос к носу столкнулся с солдатом. Одетый в серую полевую форму СС, в каске, надвинутой на самые брови, этот солдат сурово наставил автомат на незваного гостя и каркнул сиплым голосом:

— Хэндэ хох, партизан!

— Чёрт! — отшатнулся Олег, и тут же навернул ногой этого немца, выбив из его рук оружие, отбросив его назад. Немец зарычал, поднимаясь на ноги, занёс над головою острый кинжал, но тут же упал навзничь в траву. Из его лба торчал дротик, а обернувшись, Олег увидал позади себя кукушкинскую «кошку», которая стояла на задних лапках и держала наизготовку новый дротик. А около «кошки» довольно ухмылялся Иоахим Кукушников.

— Спасибо… — поблагодарил его Олег, подпихнув немца ногой. Немец был мёртв — отравлен — и уже ничанал синеть.

— Интеллект сильнее мышц! — заявил технокиллер, схватил Олега за рукав и потащил прочь. — Убираемся отсюда, немцы по одному не ходят!

Олег Ченно послушно поплёлся за Кукушниковым: технокиллер прав, им нужно скрываться. Кукушников крался кустами, прячась за ними и заставлял прятаться и Олега: его габаритная фигура и нестандартный для данной местности «прикид» видны за много метров.

— Э, ты хоть, знаешь, куда топать? — шёпотом спросил Олег, который вообще не знал, куда ползёт среди проклятых одинаковых кустов… Кажется, Кукушников заблудился и водит его кругами. Внезапно над ухом Кукушникова просвистела горячая пуля, едва не отхватив ему это самое ухо, и ушла куда-то в гущу листвы.

— Ай! — от неожиданности вскрикнул технокиллер, а Олег набросился на него и пригнул к земле, затаскивая под куст.

— Не визжи же ты, Кукушка! — шикнул он, прячась сам, а Кукушников оказался в какой-то яме, на дне которой плескалась грязь. — Нас засекли!

— Я понял… — прохныкал технокиллер, осознав, что выронил свою сумку и потерял всех роботов. — И что теперь?

— Лежи и молчи! — шёпотом посоветовал Олег, выдвигая из-под куста базуку, чтобы отстреливаться. Он украдкой выглянул наружу, буквально, одним глазом глянул, и тут же спрятался назад. Через лес, сминая кусты, продирался целый отряд. Их было не меньше двадцати — немецкие солдаты выстроились шеренгой и маршировали с автоматами наизготовку, готовые изрешетить всё живое, что рискнёт возникнуть у них на пути.

— Они партизан ищут… — прошептал Кукушников, а его ноги уже промокли в проклятой грязюке. — Я в кино видел, как они их ищут…

— Сейчас я их перестреляю… — ответил ему Олег, добавив к базуке ещё и автомат — для кучности.

Немцы приблизились на опасное расстояние, к тому же — они перерывали все кусты, задирая нижние ветки своими автоматами. Один из них пустил стрекочущую очередь и пристрелил… лисицу. Лисица заскулила и упала в маленький овраг, и Олег Ченно решил стрелять. Продырявив ближайшего солдата, Олег навёл оружие на следующего, прикончил и его, но остальные фашисты разбежались, залегли в траве, попрятались в кустах и принялись гвоздить оттуда кто куда. У носа Олега врезалась очередь из пуль, срезая траву, он залез дальше под куст и стрелял в ответ — тоже наугад, потому что не видел цели.

— Из базуки бей… — плакал около него Кукушников и брыкал Олега ногами в спину.

— Та отстань ты… — отпихнул его Олег, а пуля врага поцарапала ему нос. — Чёрт…

— Бей из базуки я сказал! — настаивал бледный от страха Кукушников, который не мог дотянуться до своей сумки и лез к базуке Олега, отпихивая его.

— Та не мешай мне! — булькнул Олег, а Кукушников изловчился, пролез к базуке и нажал на спуск.

Бабах!! — из толстого ствола с огнём и дымом вылетела ракета, свистя и воя, врезалась в землю и оглушительно взорвалась, далеко вокруг расшвыряв камни, земляные комья, обрывки травы, корни и куски кустов. В грохоте взрыва раздались человеческие крики, а неуклюжий Кукушников не выдержал мощной отдачи и был вышвырнут из-под куста прямо под вражеское чистое небо, забарахтался оглушённый.

— Дурак! — плюнул Олег, залез под куст как можно дальше, но фашисты, кажется, заметили Кукушникова, и его тоже, скорее всего, заметят…

— А-а!! — Кукушников орал, потому что был контужен, и его тут же взяли на мушку — целых четыре фашиста обступили технокиллера, наведя на него автоматы, а четвёртый, тощий офицер в испачканной землёю фуражке, больно пихнул его ногою в бок и противно затрещал:

— Ауфштейн, фафлюхтен швайнен партизан!!

— Ы-ы… — заплакал технокиллер от боли и страха, а в ушах у него играл целый оркестр.

Несколько рук вцепились в него, подняли под мышки и принялись вязать толстой верёвкой.

— Тур-рист!! — каркали над ним и ещё били кулаками, когда Кукушников пытался дёргаться.

Видя, что Кукушников жёстко попался, Олег Ченно затих в кусту — они отвлеклись на технокиллера, и вряд ли станут искать кого-то ещё… У него есть шанс спастись… только Теплицкий не станет возвращать его без Барсука. Здесь ему конец в одиночестве, нужно попытаться спасти этого пузыря и отправляться за Барсуком. Олег Ченно стащил с себя второй автомат, приладил его так, чтобы было удобно стрелять сразу из двух. Фашисты окружили Кукушникова плотным кольцом — они все вокруг него собрались, и Олег Ченно решил стрелять. Но не успел: в спину его упёрлось твёрдое холодное дуло.

— Хэндэ хох, партизан! — предписал ему противный голос, булькающий сытостью, и Олег как лежал на животе, так и поднял руки.

Его выволокли из-под куста и швырнули к связанному Кукушникову.

— Тур-рист! — определил его тощий офицер и заскрипел по-немецки, заставляя солдат обыскивать и связывать Олега. Пока они спутывали ему руки и ноги офицер вертел в сучковатых пальцах его автоматы и пистолеты. Олег Ченно был полностью обезоружен: всё его оружие оказалось в плотном мешке из брезента камуфляжного цвета. Солдат завязал его и взвалил на спину, а другой солдат пригнал откуда-то подводу с одной лошадкой. Офицер кивнул головой, и Олега Ченно скрутили с Кукушниковым спиной к спине, и забросили в подводу.

— Шнелль! — заревел солдат-возница — толстый такой, как бочка пива — стегнул лошадку хлыстом, и та припустила резвой рысью, выскочив на грунтовую дорогу, покрытую потрескавшейся от засухи глиной. Подвода не имела никаких рессор, она жёстко подпрыгивала на каждом камешке, ударяясь о землю и ударяя тех, кто в ней сидел. Больно стукаясь о твёрдые грубые доски подводы, Олег Ченно видел у себя перед носом мешок со своим оружием, а Иоахим Кукушников — сумку со своими роботами.

* * *

Их отвязали друг от друга лишь тогда, когда затащили в некий кабинет. Кабинет отличался роскошью: мебель из морёного дуба, статуи, картины, портьеры из тяжёлого бордового бархата. Солдаты не спешили развязывать им руки — они оставались спутанными — и грубо толкнули обоих вперёд так, что они упали на колени на выдраенный до нездоровго блеска паркет. Чуть поодаль начинался вычищенный ковёр с очень сложным узором, а ещё дальше — упирался в пол массивный письменный стол. Оба понимали, что влипли, горе-спасатели, попались… Их, наверное, сейчас приговорят к расстрелу. И почему Теплицкий не забирает их?? Может быть, пора орать «помогите»?? Кукушников разинул рот, чтобы заорать, призывая Теплицкого на помощь, однако захлебнулся криком: солдат ткнул его дулом, молчаливо намекая на расстрел за плохое поведение. Окно было огромным, но его закрыли плотной зелёной тканью, в кабинете висели зловещие сумерки, разгоняемые светом множества свечей. Подсвечники тут торчали повсюду: на столе, в шкафах, на тумбах… оранжевый свет дрожал, заставляя людей отбрасывать страшные тени. За столом в высоком кресле сидел человек. Разглядывая их, он поднялся и сложил руки на груди. Ченно и Кукушников тут же узнали его: перед ними высился Эрих Траурихлиген — тот самый, который украл у Теплицкого доктора Барсука. Способный, однако, этот турист… кажется, он их победил… А Олег Ченно раньше вообще не верил в этих туристов…

— Так-так, кого я вижу! — Траурихлиген заговорил по-русски и вышел из-за стола, приблизившись к ним. — Ченно и Кукушников! Вас Теплицкий за мной прислал?

— Нет, за Барсуком… — промямлил Кукушников, корчась в путах — руки его затекли и жутко болели. — Эрих, отдай его нам, а? Нас Теплицкий без него назад не заберёт…

— А он вас и так назад не заберёт! — злобно хохотнул Траурихлиген и отдал приказ по-немецки своим солдатам.

Ченно и Кукушников не поняли, что он им приказал: они не знали немецкого. А солдаты, словно заведённые роботы скользнули к ним из углов и принялись снова навязчиво обыскивать, выворачивая карманы.

— Нас уже обыскивали… — тупо булькнул Олег Ченно, подозревая, что Траурихлиген никогда не отдаст им Барсука — он уже расстрелял толстого учёного, потому что он настоящий фашист, и их тоже сейчас расстреляет. А солдаты тем временем сняли с обоих наручные флипперы, а так же — избавили каждого от видеокамеры. Всё, назад им путь заказан…

— Проброс вас совсем лишил ума! — проворчал Траурихлиген, когда флипперы и камеры горе-туристов легли на его стол, а солдаты отдали честь и вернулись в углы. — Ну, ничего, мой карцер поможет вам его вернуть! Посидите, подумаете, а я пока решу, что с вами делать! Кстати, спасибо за гаджеты — они мне пригодятся!

— Отпусти нас… — трусливо запросился Кукушников. — У меня — радикулит…

Но Эрих Траурихлиген больше не разговаривал с ними — он повелительно взмахнул рукой, солдаты тот час же схватили обоих и грубо поволокли прочь из кабинета. Даже не развязали.

Глава 73 Доктор Барсук и его новая жизнь

Доктор Барсук был жив и здоров — расстреливать его никто не собирался. Даже наоборот, учёного прекрасно кормили, поили, да и спал он сколько хотел на мягкой перине из гагачьего пуха. Этой лунной ночью он тоже спал — нежился в тёплой постели на двуспальной кровати с необыкновенной резной спинкой. Кровать, скорее всего, начала свою жизнь ещё до революции и принадлежала каким-нибудь богатым купцам или дворянам, а потом, может быть, в музее стояла… Доктору Барсуку было на ней удобно, как никогда, а около его кровати стоял недостроенный осциллятор. Работы с ним оставалось всего ничего — приладить стабилизатор бессбойности, и всё будет готово — за один день можно сделать. Но ленивый Барсук всё откладывал и откладывал этот день, занимая своё время поглощением вкусных кушаний, которые в нормохроносе больше не готовят да валянием на кровати, на диване и на кушетке. Траурихлиген не особо торопил его — только деликатно интересовался ходом работы, а Барсук всегда сильно преувеличивал, говоря, что работы много, она тяжёлая, и он ещё долго будет работать.

Доктор Барсук видел сон о том, как он сказочно разбогател, похудел и поехал отдыхать на Гаваи. Лежит на пляже в окружении пальм, чаек, красивых девушек, коктейлей, пирожных, тортиков, окорочков, каперсов и отбивных с бифштексами. Всё это подают ему на подносах официанты, а он всё кушает, кушает и кушает… Красотки танцуют ему завлекательные танцы, а одна из них кокетливо приблизилась и… принялась сурово тормошить Барсука стальной рукой и громко кричать резким мужским голосом:

— Да проснитесь же, Барсук! Как можно быть таким засоней! Меня бы уже пристрелили, если бы я так спал, как вы!!

— А? Что? — подскочил толстый учёный и едва не съехал с кровати на пол. Пол в бункере был холодный… И вообще, тут холодно, особенно по ночам. Он уже разобрался, что нет никаких Гаваев, никаких тортиков и никакой девушки — над ним возвышается рослая мужская фигура. Гость тормошит его… и это не просто какой-то гость — к нему пожаловал сам Эрих Траурихлиген… среди ночи… кажется, Барсук влип со своей ленью: Траурихлиген это понял и решил его казнить.

— Э… здравствуйте… — пролепетал Барсук, чувствуя, как роскошная кровать под ним превращается в дыбу. — Как дела?

— Прекрасно! — сообщил Эрих Траурихлиген… кажется, он настроен благодушно: улыбается, шутит, да и мундира на нём нет — обычные гражданские брюки и рубашка.

— Я присяду? — осведомился Траурихлиген, собираясь присоседиться на краешек кровати.

— Пожалуйста… — разрешил Барсук, подвигаясь. — Что-то случилось? — поинтересовался он, ведь Эрих Траурихлиген не имел обыкновения вламываться по ночам.

— Сегодня вас искали! — хохотнул Траурихлиген. — И даже передали подарок!

— Меня?? — опешил Барсук, и его сон моментально слетел. — Кто??

Действительно, кто же мог его искать… в десятилетиях от дома??

— Ваши друзья! — улыбнулся Траурихлиген и кивнул головой куда-то в сторону. — Смотрите: это — вам!

Доктор Барсук посмотрел туда, куда он кивнул и увидел, что на полу стоит брезентовый мешок и увесистая дорожная сумка. Они чем-то забиты — чем-то тяжёлым, что выпирает со всех сторон острыми углами.

— Что это? — посмел спросить Барсук, сползая с кровати, чтобы приблизиться к этим мешку и сумке. Сумка показалась ему знакомой… и где он её видел?

— А вы посмотрите! — разрешил Траурихлиген, не сводя с лица улыбку — добродушную, как у сатаны.

Барсук мелкими шажками придвинулся и раскрыл сначала сумку. Увидав её содержимое, учёный сразу же узнал своих гостей — сумка была до отказа наполнена роботами технокиллера Кукушникова, а в мешке, скорее всего, оружие Олега Ченно…

— А… где они? — поинтересовался Барсук, опасаясь, как бы Траурихлиген не решил его казнить за незваных гостей.

— Я их отправил отдохнуть! — заявил Траурихлиген, сверля Барсука своими змеиными глазами. — Они в безопасности и в полной изоляции. Теплицкий не сможет пробросить их обратно, потому что я отобрал у них трансхроны и вот эти вот игрушки. Они заинтересовали меня, и я хочу, чтобы вы, уважаемый Барсук, сделали мне их чертежи — для массового выпуска! Я дам вам время, тем более, что ваш осциллятор уже почти готов! Вы закончите его за один день, если постараетесь! А потом займётесь чертежами!

Барсук почувствовал себя припёртым к серой холодной стене бункера. Он молча закрыл сумку, отодвигаясь от неё и заодно от Траурихлигена. И вообще, как этот тёмный и отсталый турист разобрался, что осциллятор можно доделать за день??

— Хо-хорошо, — согласился Барсук, чтобы не злить Траурихлигена. — Я завтра же займусь осциллятором.

— Не завтра, а прямо сейчас! — добрым голосом настоял Траурихлиген, усевшись так, что Барсук понял: он уйдёт нескоро.

— Но… сейчас ночь… — пролепетал Барсук, бестолково топчась, потому что подспудный страх не давал ему садиться рядом с Траурихлигеном. — Спать… надо…

— Спать вы будете в гробу, — улыбнулся Траурихлиген. — Трудолюбие — вот главный залог успеха! Поэтому сварите себе кофе покрепче и принимайтесь за работу! Учтите, бездельников я не люблю.

— Ладно, ладно, хорошо, — закивал Барсук, путаясь в ночной рубашке. — Т-только я кофе не умею делать…

— Шульц, сварите ему кофе! — крикнул Траурихлиген куда-то в темноту, а доктор Барсук решил, что он приказывает солдатам тащить его на кол, потому что Траурихлиген крикнул по-немецки.

Коленки Барсука задрожали, под ложечкой заныло, потому что учёный начал готовиться к смерти. Но ничего страшного не произошло — из угла семенящею походкой выбрался кургузый немчик во фраке и понёс турку к элктроплитке, на котрой Барсук кипятил свой чайник. Барсук узнал его — это Шульц, адъютант Траурихлигена. Вообще-то он — офицер СС, но завсегда семенит, как лакей, варит кофе и моет полы…

Шульц включил плитку и принялся деловито варить кофе, Траурихлиген прочно заклинился на кровати, а Барсуку ничего больше не оставалось, как поменять ночную рубашку на костюм и белый халат и, подвляя свой ленивый сон, приняться за работу.

Глава 74 Догоны и Масоны

Доктор Барсук надеялся, что Эрих Траурихлиген поболтает полчасика и уберётся спать… Он же, всё-таки, не робот, а человек — по крйней мере, выглядит, как человек. Но турист прочно закрепился на кровати Барсука, согнав последнего, а Шульц всё варил и варил кофе, от запаха которого у учёного начинала кружиться голова. Доктор Барсук подполз к недоделанному осциллятору и принялся… вспоминать, что же ему следует доделать? Да, у человека, разбуженного посреди ночи, голова тупая, как арбуз. Доктору Барсуку просто необходимо время на раскачку…

— Битте шён! — внезапно под рукой возник Шульц с подносом в кургузых руках, и доктор Барсук увидал крохотную фарфоровую чашечку, наполненную этим особенным кофе.

— Спасибо… — буркнул Барсук, схватив эту горячую чашечку за причудливую ручку.

— Битте шён! — повторил Шульц и скользнул в полумрак, словно заведённый робот-слуга.

— Чёрт подери… — буркнул себе под нос доктор Барсук, вынув из груды ненужных металлических загогулин готовый стабилизатор бессбойности. Его, как и все остальные детали осциллятора, придумал Миркин, и доктор Барсук всерьёз подумывал о том, чтобы порекомендовать Траурихлигену похитить профессора, а его самого — отпустить. Выпив предложенный Шульцем кофе, Барсук принялся привинчивать к осциллятору держатель, в который вставит нежный стабилизатор. Да, кофе этот кургузый немец варит преотличный: с очаровательным вкусом и такой бодрящий, что сон учёного моментально слетел, очистив голову для умственной работы. Барсук иногда оглядывался на Траурихлигена, который за ним наблюдал учёный надеялся, что турист заклюёт носом, потому что из-за войны он и так мало спит, однако последний, наверное, был под завязку налит кофе — он и не думал спать, а принялся болтать, не закрывая рот.

— Вы знаете, как трудно человеку, будучи в уме, стать группенфюрером СС? Нужно либо быть полным кретином, чтобы влезть в этот мундир, либо выполнять действительно, архиважное задание! — Траурихлиген вещал, отвлекая учёного от работы и верменами закатывался бесноватым смехом. — Вы даже не представляете себе, Барсук, сколько сил я кладу на то, чтобы делать вид, что вся эта гитлеровская чушь — смысл моей жизни!

— А… разве это не так? — удивился доктор Барсук, пыхтя над стабилизатором, который никак не хотел становиться на место, а всё висел на боку осциллятора бесполезной соплёю… В школе Барсук по истории имел тройку. В университете тоже. И чтобы получить её и не вылететь с первого курса, студенту Барсуку пришлось прочитать тонкую брошюру, где было написано, что все фашисты были зомби и фанатично заглядывали в рот фюреру — буквально, шагу без фюрера не могли ступить…

— Не совсем! — возразил Траурихлиген, и тут же указал Барсуку на необходимость работать:

— Не отвлекайтесь, Барсук! А то я вижу, вы ушки развесили, а работа стоит!

— Да, ладно, я не отвлекаюсь… — учёный поспешил вернуться с стабилизатору бессбойности, потому как боялся кола за медлительность и лишнее любопытство.

— Битте шён! — под руку ненавязчиво подлез Шульц и в который раз предложил кофе.

— Спасибо… — пробурчал Барсук, но кофе взял: его мозг потихоньку заполняла сонная вата, которая страшно мешала работать, и учёный боялся, что сделает из-за этого ошибку, испортит осциллятор и снова-таки попадёт на кол… Он уже почти закончил собирать стабилизатор бессбойности — вкручивал последний винтик в защитный кожух, когда где-то наверху, у входа в бункер, послышались громкие голоса и тяжёлые, топочущие шаги. Учёный испугался так, что едва не уронил стабилизатор на пол без ламината, где он неминуемо превратился бы в бесполезную груду…

Эрих Траурихлиген вскочил и выхватил пистолет, нацелив его на дверь, из-за которой вдруг явились два человека… Шульц со своим подносом поспешил исчезнуть: забился куда-то за осциллятор и там присел.

— Выйдите оттуда… — Барсук попытался его выгнать, чтобы он ничего там не испортил, но Шульц не понимал по-русски и прочно засел, выглядывая, словно мышь.

— Хайль Гитлер! — громко выкрикнул превый человек, вытянувшись по уставу. Это был майор Баум — он стоял «струночкой» с поднятой рукой, но глазки его виновато бегали, да и лоб вспотел. Второй человек молча возвышался в тени, расправив плечи и пугая Барсука. Что это? Заговор раскрыли, и Траурихлигена сейчас потащат на расстрел?

— Что за балаган?? — рассвирепел Траурихлиген и для острастки выстрелил Бауму под ноги.

— Ой… — заныл майор, отпрыгнув — испугался, как бы не загорелись его брюки, потому что пуля Траурихлигена выбила искру из бетонного пола.

— Отвечай! — сурово наехал на него Траурихлиген и выстрелил снова, выбив из пола вторую искру.

— К вам тут гость… — промямлил Баум, машинально забившись в угол — выстрелы генерала его туда загнали.

— Как это? Ко мне? Что за гость?? — изумился Траурихлиген, но пистолет не убрал — вместо этого он вытащил фонарик, направив его — вместе с пистолетом — в лицо рослого незнакомца, который стоял за спиной Баума и, кажется, похохатывал.

— Он наставил на меня пистолет… — поспешил отправдаться Баум, топчась в углу. Этот тип поймал его в коридоре — напал сзади, надвинул «люггер» и под страхом смерти заставил проводить себя к генералу.

— Наставил пистолет?? На вас?? — ехидно хмыкнул Траурихлиген, пытаясь осветить лицо наглого визитёра. На нём был мундир СС и чёрный плащ, а в руке он держал свою фуражку.

— Это я! — гость придвинулся к свету, и Траурихлиген узнал своего сообщника и друга детства по имени Рудольф Шталь.

— Что ты тут делаешь? — удивился Траурихлиген, зная, что его друг работает в Берлине, в ставке Гитлера и теоретически не должен никуда выезжать. — Ты же должен возле Гитлера сидеть!

— Во-первых, меня отправили тебя инспектировать! — громко заявил Рудольф Шталь, разглядывая всё вокруг себя с удивлением, недоверием. — А во-вторых, командор прислал тебе повестку, — добавил он потише, чтобы не услышали лишние уши.

— Так, Баум, идите спать! — Эрих Траурихлиген понял, что предстоит секретный разговор и на всякий случай отослал майора.

— Яволь! — майор Баум выкрикнул это слово громче обычного: испытал облегчение от того, что Траурихлиген выпустил его. Он не очень-то любил эти его секреты и препочитал в них не встревать. Отдав честь, он выскользнул прочь из бункера и быстро зашагал по мглистому подземному коридору, стараясь, как можно быстрее покинуть «тартар» и оказаться в своей спальне.

— Барсук, не отвлекайтесь — вертите свою машину! — рыкнул Траурихлиген, заметив, что доктор Барсук повернул свое щекастое лицо и смотрит на него в упор.

— Угу, — кивнул Барсук и в который раз принялся за свой осциллятор… Но за прибором продолжал прятаться Шульц. Он засел как раз в том месте, где учёный должен был установить стабилизатор бессбойности, напрочь лишив Барсука возможности туда подобраться.

— Турист… — заныл Барсук, желая, чтобы Траурихлиген как-нибудь повлиял на своего трусоватого слугу. — Он мешает мне!

— Шульц! Сварите Барсуку ещё кофе! — раздражённо фыркнул Траурихлиген, кивнув адъютанту на электрическую плитку, где уже подгорала турка. — И варите ему кофе каждый раз, когда он начнёт засыпать!

Шульц не привык обсуждать приказы — он заставил себя покинуть укрытие и просеменил к плитке, схватив с неё турку специальной прихваткой.

— Вот, зачесался как! — прокомментировал Рудольф Шталь, проводив его взглядом. — И что у тебя тут за сброд?

— Сюда иди! — подозвал его Траурихлиген, пройдя мимо смятой кровати доктора Барсука, направляясь в дальний тёмный угол бункера, где, кажется, ничего не было и быть не могло.

— Всё под землёй, как крот? — ехидно заметил Рудольф Шталь, видя, как Траурихлиген нажал на тайный кирпич, который открывал вход в секретный коридор.

— Не стой! — проворчал Траурихлиген, схватив его за рукав, подтаскивая к зияющему темнотой и пахнущему сыростью лазу. — Залазь и задвинь фальшстену!

Рудольф Шталь скептически пожал плечами, но всё-таки, зашёл во тьму коридора и задвинул фальшивую стену, оказавшись в таком густом мраке, что не видел даже Траурихлигена, который стоял в полуметре от него. Да что там Траурихлигена, он даже носа своего не видел!

— Смотри, не упади — здесь ступенька! — заговорил в темноте Траурихлиген, а Рудольф Шталь на эту ступеньку уже налетел, жёстко споткнулся об неё и едва удержал равновесие, замахав руками, как ворона — крыльями…

— Я понял… — прокряхтел он, устояв, а Эрих Траурихлиген включил карманный фонарик — только сейчас включил, когда отошёл от входа на приличное расстояние.

— Оберфюрер? — пробормотал Траурихлиген, осветив своего друга фонариком. — Когда это тебя повысили?

— А, как в Ставку вошёл, так и повысили! — буркнул Рудольф Шталь, который, споткнувшись о достаточно высокую и крутую ступеньку, больше не двигался с места, до тех пор, пока не увидел свет фонарика Траурихлигена.

— Не понял! — угрюмо буркнул Траурихлиген, направив фонарик перед собой и идя куда-то вперёд. — А меня чего не повысили??

— Не за что, наверное, было! — хохотнул Рудольф Шталь, небыстро двигаясь за ним и тщательно смотря под ноги, чтобы не встретить ещё одну дьявольскую ступеньку. — Или масоны твои не проплатили! Ведь это они заплатили за то, чтобы ты попал в СС?

— Сейчас, глаз подобью! — разозлился Траурихлиген и пошёл назад, чтобы залепить нахалу затрещину. — За СС я сам заплатил… Ладно, — примирительно сказал он, остановившись. — Иди быстрее, а то так до утра будешь ползти!

— У тебя тут одни ступеньки и рытвины! — пробормотал Рудольф Шталь, не отрывая глаз от изрытого пола. Мыши и крысы иногда пробегали по его сапогам, но он не замечал их, потому что был в каком-то тёмном подземелье нос к носу с Эрихом Траурихлигеном… Хотя он и знал его с детства, но вся эта война, путешествия по пустыням, масоны и остальное «счастье» испортили его так, что Траурихлиген, кажется, сошёл с ума… Рудольф Шталь всерьёз опасался: а вдруг Траурихлиген решит, что он перевербован, пристрелит его, выкинет в лес и свалит всё на русских партизан??

— И вообще, неужели ты считаешь, что меня не могут за военные заслуги повысить? — Эрих Траурихлиген болтал, словно бы ничего такого не задумал, и шагал, шагал вперёд до тех пор, пока не упёрся в глухую стену.

— Да ты же не солдат, а махинатор! — фыркнул Рудольф Шталь, подозревая, что Траурихлиген сам заблудился в своих катакомбах… или специально завёл его в тупик, чтобы прикончить без свидетелей…

— Ты — тоже махинатор! — огрызнулся около стены Траурихлиген. — Ладно, дружище, давай обнимемся! — широко улыбнувшись, Траурихлиген расставил в стороны свои длинные руки и в следующий момент схватил, будто придушить собрался…

Похоже, и впрямь, решил придушить: прижал, как медведь — бедняге Рудольфу даже нечем дышать стало. Рудольф Шталь хлюпиком не был, даже наоборот — занимался тяжёлой атлетикой и боксом… Но Траурихлиген, как показалось ему, обладал нездоровой силой боевого робота — ухватил, не давая ни шевелиться, ни даже дышать… Ощутив мучительную боль, Шталь едва сдержался и не заныл только, чтобы Траурихлиген над ним не смеялся… хотя бедные рёбра затрещали.

— Говорим на латыни… — зашипел Траурихлиген ему в ухо, выжимая из бедняги дух, а Шталь в ответ смог только закряхтеть, и закивать головой, соглашаясь.

— Вот и отлично! — просиял Траурихлиген, отпустив наконец-то и позволив другу глотнуть порцию воздуха. — Идём! — он взмахнул рукой и сдвинул эту самую глухую стену так легко, словно она была из пенопласта.

— Фльшстенка! — коротко прокомментировал он и кивнул на ту тёмную дырку, которая за ней образовалась. — Прошу!

— Куда? — Рудольфу Шталю показалось, что за этой фальшстенкой — сырая мгла какого-то нового подвала, куда он совсем не хотел лезть.

— Сюда, сюда! — Траурихлиген вернулся на пару шагов назад и схватил его за воротник. — Не стой, — он зашипел, запихивая друга в эту узкую, неприветливую дырку. — Светишься мне здесь, как ёлка! Это же секретный разговор!

— Да ладно, ладно… — закряхтел Рудольф Шталь, нехотя переступая через какой-то высокий порожек, который оказался прямо под ногами. — Только китель отпусти, а то порвёшь…

— Из чего он у тебя сделан — из соплей? — ругнулся Траурихлиген, зашвырнув друга во мрачную неизвестность. — Тихо! — шикнув, он принялся возиться, задвигая фальшстенку, а потом — юркнул куда-то и совсем пропал, погасив фонарик.

— Ты куда? — шёпотом спросил Рудольф Шталь, повернулся пару раз в темноте и понял: тут тепло и сухо… кажется, даже можно жить, если очень захотеть.

— Сейчас! — прошипел Траурихлиген — приглушённо, будто бы из другой комнаты.

А потом — Рудольф Шталь услышал щелчки, и по ним понял: Эрих Траурихлиген там, во мраке, запер на ключ какую-то дверь, провернув его на целых четыре оборота. Замок защёлкал — зловеще, совсем не так, как щёлкает обыкновенный дверной замок, и Рудольф Шталь насторожился… замок с секретом… Впереди висела темнота — света не было вообще никакого, и Шталь замер в этой темноте, ожидая… удара в спину? Предательской пули?? Ножа? Или его тут схватят и оттащат куда-нибудь?? В лес, к партизанам??

— Света опять нет… — где-то в отдалении Траурихлиген пробормотал эти слова недовольным голосом и приянлся щёлкать зажигалкой, очевидно, чтобы зажечь огонёк свечи.

— А в подвалах твоих — есть… — удивлённо заметил Шталь, не решаясь двигаться, чтобы не налететь тут ни на что. А вдруг перед ним затесался во тьме стул? Стол? Или аквариум, наполненный хищными рыбами?

— Там от генератора свет, а здесь — общий! — пояснил Траурихлиген, а спустя минуту густой мрак разогнал неверный трепещущий свет — Эрих зажёг одну свечу в бронзовом подсвечинике и зажигал все остальные, освещая пространство.

— Партизаны? — поинтересовался Рудольф, оглядываясь и отмечая про себя, что его друг на восточном фронте устроился получше многих жителей Берлина. Пространство вокруг него оказалось обширным, как зал ресторана, обставлено шикарной кожаной мебелью, на стенах — картины, на полу — персидский ковёр, а посередине — роскошный белый рояль, сверкающий в свете свечей.

— Они, — согласился Траурихлиген, подводя друга к кожаному креслу напротив резного кривоногого столика, на котором стояла только хрустальная вазочка, полная конфет.

— Чего не перебил? — осведомился Рудольф Шталь, садясь. Кресло оказалось мягким как пух — буквально проглотило его, уставшего от долгой дороги и заставило мозг погружаться в сон.

— Не могу! На кого я буду спихивать собак? — проворчал Траурихлиген, заняв соседнее кресло. — Не спи — замёрзнешь! — заметив, что друг начинает клевать носом, он вцепился в его плечо и хорошенько встряхнул.

— Ай! — Рудольф Шталь негромко вскрикнул, потому что задремал и даже стал видеть какие-то сны…

— Так что там с командором, засоня? — напомнил Траурихлиген, который не особо радовался «повестке» от «командора»: раз масоны чешутся, значит, он их чем-то не устроил…

— Желает знать, как продвигается выполнение плана, и желает видеть тебя на ужин, — зевая, сообщил Шталь, который с самого начала не хотел связываться с масонами. — Смотри, как бы не прикончили — и тебя, и меня заодно…

— Я на восточном фронте, какой ужин? — сморщился Траурихлиген — брезгливо, будто муха на нос села. — Он хочет, чтобы я из Советов в Америку приехал?

— Не знаю — только ты должен приехать, — настоял Рудольф Шталь без особой радости, и не проявляя абсолютно никакого энтузиазма — даже со страхом: а вдруг, они по-настоящему заподозрили Траурихлигена в недобросовестности и собрались устранить его, пока свинью не подложил??

— Что-то ты перед ними на цырлах распрыгался! — заметил Траурихлиген, не скрывая ядовитого ехидства. — Хочешь циркуль получить на государственный флаг??

— Может быть, это не так уж плохо… — пробормотал Рудольф, которому хотелось поскорее закончить всю эту войну и вернуться домой, к тихой мирной жизни без бомбёжек, стрельбы, фашистов, Гитлера и без Траурихлигена. — Командор обещал, что Германия останется Германией… — негромко прибавил он, помолчав и поелозив пальцами в конфетнице. — И мы с тобой останемся в живых…

Эта история началась задолго до этого дня, ещё до войны, когда ни он сам, ни Эрих Траурихлиген ещё не служили в СС, нигде не воевали, никого не убивали и не затевали заговоры… Рудольф не собирался ничего общего иметь с Гитлером, а Эрих был простым романтиком, вовсе не злым гением, не изобретателем дьявольского «брахмашираса» и тем более не «Дракулой»… Эрих ездил по каким-то дальним диким странам, привозя удивительные сувениры и не менее удивительные истории. Рудольф никуда с ним не ездил — усердно учился в университете, добывая высшее образование — а только слушал истории Эриха, мечтая о том, как закончит университет и тоже поедет. Эрих всего два года проучился в университете — ухитрился сдать экзамены эстерном, выдрав себе диплом с отличием… Можно сказать, что он гений, но скорее всего, главную роль в успешной учёбе сыграли потрясающие деньги — у семьи Траурихлигенов их куры не клюют, отец подарил Эриху на совершеннолетие целый замок…

Как-то в одну из многих ночей, когда они, далёкие от политики бездельники, как обычно заседали в пивной и праздно мечтали о дальних странствиях и великих открытиях. Эрих по своему обыкновению наливался пивом, рассказывая свои нелепые истории о Тикале, диких племенах и пустынях… Опьянев настолько, что начал глотать слова, Эрих, будто по секрету шепнул другу на ушко, что масонская ложа якобы определила для него тайное предназначение: сместить Гитлера и передать Третий Рейх в руки «каменщиков». Рудольф Шталь хмыкнул: его друг Эрих — никакой не масон, а просто богатый, знатный наследник, врун и отменный лентяй, у которого в ближайшем будущем отрастёт пивное пузо…

— Я заню, что ты врёшь… — Рудольф Шталь даже пожал плечами, решив, что Эрих как всегде фантазирует под пиво…

Но Траурихлиген был необычайно суров. Он медленно отставил в сторону свой бокал, а потом — вскочил и схватил Рудольфа за руку, потащив куда-то… Рудольф Шталь не хотел, но топал, потому что Траурихлиген не отставал, тащил его по ночной улице мимо тусклых фонарей… в подвал какой-то, где в сыром воздухе воняло крысами… Шталь попытался вырваться — ощутил животный страх за собственную жизнь, но Траурихлиген с небывалой силой зашвырнул его в странную комнату, стены которой были жуткими, чёрными… Единственная свеча освещала эту мрачную комнату, напоминающую камеру тюрьмы для тех, кто ожидает смертного приговора.

Испуг лишил возможности мыслить, и Рудольф бестолково крутился от одной чёрной стены к другой, пока Эрих не пригнул его к единственному стулу около единственного стола.

— Снимай рубашку и пиши завещание! — зарычал он ему в ухо, удерживая Рудольфа на стуле так, что он не мог встать.

— Ты пьяный… — Шталь позволил себе пропустить эту догадку, глупо таращась в непонятную надпись, сделанную белой краской на чёрной стене: «V.I.T.R.I.O.L». Рудольф только подумал о том, что бы могла означать эта длинная аббревиатура, как Траурихлиген вытащил пистолет и прицелился ему в лоб.

— Ты оглох? — свирепо вопросил он с таким грозным видом, будто бы действительно собрался нажать на курок и вышибить Шталю мозги.

Рудольф спешно стащил свою чистую рубашку, кинув её на сырой пол, склонился над ободранной серой столешницей и обнаружил около дешёвого подсвечника лист бумаги и старую чернильницу с ручкой. Неуклюже обмакнув перо в чернила, он принялся карябать на бумажке какую-то чушь, спуская кляксы, а Траурихлиген всё стоял над ним, как цербер, и держал на прицеле, ожидая, когда друг допишет и положит ручку обратно на стол.

— Всё? — уточнил Траурихлиген, не опуская смертоносный пистолет.

Рудольф Шталь затравленно кивнул, внутренне сжимаясь и ёжась: завещание готово, и Эрих сейчас пристрелит его… Взгляд сам собой опустился в стол, на котором лежало его сумбурное завещание, и, кроме него — гадость какая-то: кусок давешнего хлеба, покрытый синей плесенью, и настоящий человеческий череп.

— Вставай! — Траурихлиген пока не собирался стрелять — только кивнул пистолетом, приказывая шталю отклеиться от скрипучего, побитого крысами стула и снова ползти в страшную неизвестность вслед за ним… Рудольф медленно подошёл к закрытой двери.

— Стой! — приказал ему Эрих и набросил на глаза повязку.

Рудольф вздрогнул от неожиданности, а Траурихлиген зло пихнул его в спину дулом пистолета и прошипел:

— Вперёд, не стопрорись!

Рудольфу ничего не оставалось кроме как взять себя в руки и топать вперёд, выкинув из несчастной головы все мысли… Вокруг было сыро, прохладно… а потом вдруг стало тепло и сухо — наверное, они попали в какое-то отапливаемое помещение… и кажется, были здесь не одни… Рудольф Шталь явственно услышал гул голосов, который тут же стих…

— Левый ботинок сними… — прошептал ему на ухо Траурихлиген, и Рудольф механически разул левую ногу, едва не споткнувшись о собственный ботинок. Левая нога вместо ожидаемого холода бетона ощутила толстый ковёр…

— Свобода, равенство, братство! — за спиной Шталя Траурихлиген громко выкрикнул эти слова, очевидно, обращаясь к кому-то… Рудольф пытался что-нибудь разглядеть сквозь повязку, однако ткань её оказалась черна и настолько толста, что он ничего не смог разглядеть.

— Братство, равенство, свобода! — эти некто неприменули ответить, и их ответ прогремел, потому как их было достаточно много.

— Является ли кандидат должным образом приуготовленным? — громко вопросил какой-то незнакомый Рудольфу голос, а бедняга торчал в одном ботинке с завязанными глазами и молчал, не зная, что сказать.

— Да, является! — ответил за него Траурихлиген, впившись пальцами в плечо Рудольфа, таким образом, видимо, приказывая последнему молчать.

— Согласен ли кандидат стать адептом ложи по доброй воли и без принуждения? — снова вопросил тот же голос, и Рудольф Шталь тогда по настоящему испугался: его в секту какую-то тащат или куда?? Он только раскрыл рот, чтобы сказать, что не хочет, но Траурихлиген вцепился в его плечо с такой силой, что вызвал острую боль.

— Да, согласен! — Траурихлиген снова ответил за него, а Рудольф чувствовал, как от страха подкашиваются его ноги. Голос что-то говорил заунывно, монотонно, словно читал по книге, а Рудольф не разбирал слова, потому как страх поглотил его разум…

— Приведите кандидата для принятия присяги! — потребовал этот страшный голос, а Траурихлиген толкнул Рудольфа вперёд, заставив шатко-валко пройти несколько шагов.

— Тайный мастер, снимите с кандидата повязку! — голос снова отдал приказ, и сглаз Рудольфа наконец-то сдёрнули повязку. Первым, кого он увидел, был этот самый «тайный мастер» — Траурихлиген отходил от него в сторону с повязкой в руке, а кроме него тут, у выской бежевой стены, в шеренгу стояли некие незнакомцы, одежду каждого из котороых дополнял странного вида передник. Такой же передник был надет и на Траурихлигена, а когда Рудольф в замешательсве посмотрел на него — Эрих кивнул вперёд, чтобы Шталь смотрел туда, а не на него. Рудольф машинально глянул и увидел ещё одного незнакомца, который имел на голове устаревшую треуголку и в отличии от остальных сидел за диковинным неустойчивым столом в виде трапеции. Стол был застлан вишнёвым сукном, и Шталь увидел на нём какую-то толстую книгу в напыщенной коричневой обложке, большой циркуль и такую же большую угловую линейку.

— Теперь ты прошёл испытания и достоин света! — заявил незнакомец в треуголке, глядя в перносицу Рудольфа, а кто-то подкрался к нему сзади и ненавязчиво повязал такой же передник, как у всех, и всунул в руки новый чистый мастерок.

— Попривестствуйте неофита рукоплесканием! — громко объявил незнакомец в треуголке и начал усиленно хлопать в ладоши. Вслед за ним захлопали и остальные, а Рудольф с глупым видом топтался среди них в этом переднике, удерживая машинально удерживая дурацкий мастерок и ждал, когда же они отпустят его, и он сможет спросить у Траурихлигена, что всё это означает??

— Аминь! — рявкнул обладатель треуголки, не переставая хлопать.

— Аминь! — другие незнакомцы тоже рявкнули это слово, а Шталь чуть мастерок не уронил: кто-то рявкнул ему в ухо, оглушив…

Рудольфу шталю показались вечностью те полчаса, которые провёл он в странной комнате среди странных личностей, которые делали и говорили странные вещи… Наверное, он постарел на несколько лет, пока они, наконец, сжалились, прекратили хлопать, кричать, отдали ему его рубашку с ботинком, и разрешили выйти на воздух…

Шталь брёл по узкой тёмной улочке и молчал, как дурачок, а около него шагал Траурихлиген, насвистывая фашистский марш.

— Расслабься, дружище! — хохотнул он, прекратив свистеть. — Тебя только что посвятили в масоны!

— Что? — глупо булькнул Рудольф Шталь, споткнувшись о «краеугольный камень», который каким-то образом попал под его замёрзшую левую ногу.

— Руди, тебя посвятили в масоны! — Траурихлиген повторил это прямо в ухо Рудольфа, пихнув его локтем. — Мне помощник нужен! Будем теперь вместе спихивать Гитлера!

— Но, я не хочу… — Рудольф Шталь попытался отбояриться, но Траурихлиген сурово возразил:

— Нельзя не хотеть становиться масоном! И нельзя не хотеть брать предназначение! Я надеюсь ты понял, что я не пьяный?

— Понял… — угрюмо буркнул Рудольф, отопнув «краеугольный камень» в придорожную канаву. — Я понял, что ты полный псих…

— Ты думал, что я бездельник, лишний человек? — Траурихлиген продолжал над ним издеваться. — Но как ты понял, это не так! Я сам избранный и тебя тоже избрал — так что, будем вместе спихивать Гитлера!

И с той самой тихой лунной ночи, и начались все неприятности Рудольфа, которые он до сих пор расхлёбывает…

А через неделю после «лунной ночи» Эрих Траурихлиген подписал со всесильными «каменщиками» зловещий договор: он уничтожает гитлеровскую клику в обмен на красивую и безбедную дальнейшую жизнь для себя и своих последователей. Он улыбался тогда на тайном заседании ложи, которое проходило в тайном бункере под землёй. Зловеще странное заседание проходило в темноте, едва разгоняемой лишь одной свечою, безо всякий ритуалов, которых обычно бывало множество, в присутствии всего четырёх человек. Командор принимал от Траурихлигена обязательство свергнуть фашизм, а за спинкою его «восточного стула», в тени, безмолвно высился лишь один старший офицер. За спиною же Траурихлигена так же безмолвно топтался Рудольф Шталь, стараясь не выдавать волнения. После того, как Траурихлиген со своей «дежурной» улыбкой подписал договор — все тихо разошлись, не сказав ни слова, буквально, исчезли, завершив нестандартное заседание…

По началу Шталь верил, что Траурихлиген — настоящий масон, как и все его великие предки — тамплиеры и обязательные члены масонской ложи. Рудольф тоже стал настоящим масоном — ему пришлось это сделать, чтобы Траурихлиген не застрелил… С подачи масонов они оба вступил в СС, и вскоре организовали заговор, чтобы выиграть войну в пользу масонов.

Вообще, Рудольф Шталь был согласен с масонами: это самый тихий и рациональный выход из войны — заговорщики тихонько, без лишнего шума, избавят мир от Гитлера, а потом — тихонько же уйдут в сторону, пустив в Берлин «вольных каменщиков». Они просто выполнят свою часть договора и будут ждать награды. И тогда никто не пострадает, война тихо сойдёт на нет, а фашизм и коммунизм будут оптять же, тихо, задушены. Ключевые места мировых правительств освободятся, и тогда Ложа назначит своё правительство, а они с Траурихлигеном будут тихонько жить дальше в качестве таких же трудолюбивых каменщиков как и все остальные в этом новом государсте.

— Наградой тебе будет пуля в лоб! — выслушав разумные доводы друга, Траурихлиген, буквально, взорвался, покраснев, сдвигая брови, как умалишённый. — Неужели ты такой тупой, что ждёшь награды от масонов?? Я, кажется, разочаровался в тебе! — Траурихлиген широко замахнулся, и его кулак едва не разнёс стол в клочья — изящная ножка аж затрещала, угрожая переломиться и обрушить круглую столешницу на паркетный пол.

— А Германия как бы останется — марионеточным государством евреев, вроде жалкой Веймарской республики! — продолжал он рычать, всё расшатывая и расшатывая бедный столик тяжёлыми ударами своих кулаков. — Ты же знаешь, кто там в масонах — евреи одни! — Траурихлиген со злости выхватил кинжал, занеся его, словно собрался зарезать, и с размаху всадил в палисандр столешницы почти на половину лезвия. — А если я стану фюрером — будет Рейх, только больше и лучше прежнего! — объявил он, сжимая и разжимая свои пальцы на рукояти кинжала. Рудольф Шталь от него отодвинулся — чтобы не попасть ненароком под горячую руку и не получить суровый фингал.

— Ты тише ори… услышат… — осторожно предупредил он, потому что Траурихлиген ревел так, что стены дрожали…

— Я сделал ремонт… Тут звукоизоляция, как в пыточной камере — ори хоть в мегафон, в упор не услышат… — раздражённо прошипел Траурихлиген и вперил в Шталя такой убийственный злобный взгляд, под которым тот скорчился и невольно решил: он сейчас его в капусту порубит кинжалом своим и сожрёт…

— Да ладно… я хотел как лучше… Но у тебя же всегда свинья за пазухой! — примирительно пробормотал Рудольф Шталь, у которого аппетит испортился на неделю вперёд, а траруихлигеновские конфеты поперёк горла встали, вызывая мерзкую тошноту.

— Тупой слизняк! — изрыгнул Траурихлиген, нервно выкорвыривая кинжал из палисандра, чем бесповоротно портил безупречную отполированную столешницу. — Да если бы всё было так безоблачно — стал бы я мараться?? Я — граф, мне вообще не надо воевать! — спрятав своё холодное оружие обратно в ножны, Траурихлиген тут же успокоился, уселся в кресло, развернул новую конфетку и отправил себе в рот.

— Дружище, я искренне не хочу тебя засыпать, но ложа не терпит отступников… — Рудольф Шталь немного отошёл от шока и осторожно решил на всякий случай напомнить Траурихлигену о могуществе масонов. — Ты неосмотрительно игнорируешь их: у ложи длинные руки!

Рудольф Шталь говорил тихо, не спеша и с расстановкой, он смотрел прямо в бесноватые глаза Траурихлигена, напустил на себя стальное спокойствие, изо всех сил делал вид, что так же несгибаем и суров… Но по-настоящему он совсем не такой: он — маленький человек, обыкновенный сын садовника, боится их, сильных мира сего, зная, что их щупальцы повсюду, они достанут откуда угодно, если кто-нибудь вдруг решит их обмануть… Может быть, они уже слышат их и знают всё, и в следующую секунду из ниоткуда прилетит пуля, которая положит конец их незначительным жизням… Траурихлиген хоть и считает себя богом, но для всемогущих масонов его жизнь так же незначительна, как и все остальные.

— Неужели, ты думаешь, что я буду махать их мастерком?? — Траурихлиген в ответ только огрызнулся, лопая конфеты. — Мне эта масонская чушь так же «дорога», как и гитлеровская! — буркнул он, смяв фантик в кулаке. — Ты же меня знаешь!

— Как хочешь… — Рудольф Шталь тоже съел одну конфетку: раз Траурихлиген лопает, значет, не отравлены, можно есть. — И, кстати, привет от Гоца! — избавив руку от фантика, он вытащил из внутреннего кармана запечатанный конверт и положил на испорченную столещницу около хрустальной конфетницы.

— Что, новая карта? — услыхав о Гоце, Эрих Траурихлиген тут же оторвался от конфет, вскочил из кресла и поспешил сесть за рояль. Разговор обещает быть крайне секретным, ведь человек по имени Герхард фон Гоц, австрийский фашист, был союзником Траурихлигена в заговоре и главной его задачей было выискивать для него редчайшие месторождения родия. Эрих Траурихлиген очень интересно и необычно использовал этот драгоценный металл: родий входил в сплав корпуса «брахмашираса». Не так давно Траурихлиген собрался поставить свою машину-убийцу на конвейер, а для этого нужно очень много родия. Кажется, Гоц что-то нашёл… Но. Уши имеются даже у стен, кто-нибудь может подслушать этот секретный разговор — и чтобы этот кто-нибудь ничего не услышал, Траурихлиген постарался играть как можно громче.

— Да, он сказал, что этого родия тебе на всю жизнь хватит… — Рудольф Шталь пытался перекричать громогласное «Аллегро» Чайковского, но рояль Траурихлигена ревел и громыхал так, что и в рупор не перекричать… — И зачем тебе столько? — пробубнил он, и его голос окончательно утонул в раскатистых аккордах.

— Хочу поставить брахмаширас на конвейер… — просто ответил Траурихлиген, терзая клавиши так, что аж вспотел. — Если я перевооружу свои танковые корпуса — исход войны очевиден! — хохотнул он, зловеще подмигнув левым глазом.

— Брахмаширас?? — Шталь чуть не вывалился из кресла от удивления… неужели ему мало одного брахмашираса?? Если Траурихлиген каждый свой танк заменит таким вот техномонстром — то пугающая «Махабхарата» покажется смешной и наивной по сравнению с той реальностью, которую он устроит… Отдёрнув руку от предложенных конфет, Рудольф Шталь неуклюже зацепил вазочку и свернул её на пол.

— Да, а что? — Траурихлиген не обратил внимание на испорченные конфеты — всё равно Шульц соберёт их и принесёт новые. — У меня даже есть проект конвейера… Только, ты знаешь какая с ним проблема…

— И что за проблема? — Рудольф Шталь постарался осведомиться ехидно, копируя Траурихлигена и тщательно пряча за ехидством испуг. — «Т-5» не становится на паучьи лапы? — он машинально елозил пальцем по «раненой» столешнице и в голову пришла ненужная, глупая мысль о том, что последняя окончательно испорчена, и Траурихлиген сегодня же вечером прикажет выкинуть этот стол, заменив его другим…

— Ты прекрасно знаешь, что паукообразная платформа прекрасно адаптирована для конвейерной сборки! — свирепо возразил Траурихлиген, нещадно заставляя рояль изрыгать громовые ноты. — Проблема с оружием и топливом! И причёт тут вообще твой «Т-5», примитивная железка?

— Так, провёл аналогию… — пространно пробормотал Рудольф Шталь, теряя разум в свирепых аккордах. — Тебе придётся признать, что эти твои зулусы обскакали тебя в машиностроении…

— Не зулусы, а догоны! — с раздражением поправил Траурихлиген. Наверное, он хорошо понимает Бетховена — но как-то по-своему, превращая Пятую симфонию в какую-то ожесточённую битву музыки со здравым смыслом. — Я сделал анализ камня из этого медальона — это не бриллиант, и не какой-либо другой минерал, из тех, которые есть на Земле! Его привезли извне — те, кто нарисовал на скале эту фреску! Они начертили чертёж машины, чтобы поздороваться с будущими поколениями, которые их поймут! Догоны не поймут никогда — зато понял я!

— Ты просто псих… — негромко определил Рудольф Шталь, у которого уже голова опухала от музыкальных децибел, которыми всё тут буквально, заполнилось. Вообще Рудольф Шталь был не против трагической классики — но пожалуйста, немножечко потише…

— А ты — ограниченный раб! — огрызнулся Траурихлиген, который даже и не думал сбавлять громкость: он ужасно боится, что кто-нибудь услышит о его «пауке» и догонах — вот и лупит по клавишам, словно на сцене Берлинского оперного театра. — Не будь таким ограниченным — скоро ты и не такое увидишь! Кстати, я пытался экспериментировать с бриллиантами, с сапфирами… Они абсолютно не годятся для «брахмашираса» — не подошёл ни один, даже «Флорентиец»!

— У тебя есть «Флорентиец»?? — Рудольф едва не выкрикнул свой нервный вопрос. Как же, знаменитый бриллиант семьи Медичи, затерявшийся в неизвестности почти тридцать лет назад, вдруг фантастическим образом нашёлся у Траурихлигена… Хотя было бы удивительно, если бы он вдруг нашёлся у кого-нибудь другого…

— Он мне не нужен! — Траурихлиген скупым не был никогда, но сейчас проявил невероятное расточительство, отказвшись от сказочного богатства. — Бесполезная побрякушка — подарю её девушке…

— У тебя есть девушка? — изумился Рудольф, зная, что Эрих не спешит обзаводиться семьёй до тех пор, пока не выполнит свою чудовищную «программу максимум». На него с благоговением смотрели девицы из хороших богатых и знатных семей, но Эрих их в упор не замечает.

— И да, и нет! — вздохнул Траурихлиген, как показалось Рудольфу, печально. — Как-то раз я увидел одну девушку, и честно скажу, пропал… Только боюсь, что я не в её вкусе — подойду, а она мне в морду даст, а то и чего похуже…

— Тебе? — не поверил Рудольф, в ушах которого уже звенело от катастрофически громогласных аккордов. — Ты же — граф…

— Боюсь, для неё я — досадное недоразумение… — пробормотал Траурихлиген, не забывая терзать рояль. — Так что ты думаешь про конвейер? А то мы отошли от темы! — фыркнул он, сурово оскалившись. — Или ты забыл, что мы обязаны выиграть войну?

— Да нет, не забыл… — кивнул Рудольф. — Только боюсь, что тебе придётся заняться чем-нибудь более реальным, — осторожно посоветовал он, зная про одну особенность траруихлигеновского чудо-оружия.

Непобедимое для танковых армад и эскадрилий самолётов чудовище превращается в бесполезную груду металла, если вынуть одну-единственную маленькую деталь. Небольшой кусочек металла, напоминающий обычную безделушку странной формы, в середине которой как раз и находился драгоценный камень под названием «Глаз Номмо», похожий на синий бриллиант удивительной огранки. Эрих говорил, что металл, из которого сделана деталь — родий, и разделить «Глаз Номмо» со странной оправой невозможно, потому что атомы родия соединились в прочные связи с атомами этого «Глаза» под действием невероятных температур, давлений… которые невозможно создать ни на одном известном человечеству оборудовании. В этом и заключается загвоздка «брахмашираса» — Траурихлиген не может сделать другую такую же деталь, что крепко связало ему руки, а то бы он давно уже напустил на беззащитный мир легионы «брахмаширасов» и… разворотил бы ими всё в пух и прах. Даже порабощать будет нечего и некого. Траурихлиген из-за этого свирепеет до чёртиков, а Рудольф Шталь даже рад загвоздке: планета останется цела.

— Ты знаешь, сколько километров я пешком по пустыне прошёл, чтобы найти эту фреску и «Глаз Номмо»? — со злостью осведомился Траурихлиген, а его азарт пианиста перешёл в остервенение — рояль, кажется, уже дымился. — А ты мне что бухтишь?? Что может быть реальнее «брахмашираса»??

— То, что сделано нормальными людьми, а не найдено безумцем у чёрта на рогах! — рявкнул Рудольф Шталь, который уже осип, перекрикивая бешеное пианино. Он был реалистом, и на месте Эриха не тратил бы свои деньги и мозги на идефиксы, придуманные в пустынях, страдая от обезвоживания и на находки, привезенные от африканских дикарей.

Из одного путешествия Эрих Траурихлиген привёз медальон — массивный, сделанный из белого металла, подвешенный на толстую цепочку и оснащённый великолепным голубым бриллиантом. Рудольф Шталь впервые увидел это чудо в пивной — Эрих как раз вернулся из Африки, где снова что-то искал… и, кажется, нашёл. Выпив достаточно пива, Эрих похвастался странной находкой — выложил её на стол и осведомился:

— Ну как?

— Ничего… — буркнул Рудольф Шталь, не видя в этом украшении ничего сверхъестественного — просто украшение… ну, да, стоит дорого. Но у Эриха Траурихлигена всё стоит дорого…

В ответ на это безликое «ничего» Траурихлиген обиделся и завёл свою очередную историю, наливаясь пивом. Постепенно пьянея, он взахлёб рассказывал, как в одиночку перешёл пешком через пустыню Аукер и попал в плен к дикарям. Дикари ожидали, что в скором времени кним вернётся их дикий бог по имени Номмо, который, по легенде, улетел на звезду «Йизиги Толо», оставив на память совй глаз. Увидав, как к их убогой деревне, спотыкаясь и падая от жары, голода, жажды и усталости, едва подползает Эрих Траурихлиген, они решили, что бог вернулся и… тут же взяли его в плен. Дикари придумали для несчастного гостя десятки мучительных пыток, чтобы убедиться в его божественной сущности — даже грозились сварить заживо и слопать… Наверное, в конце концов дикари решили, что Эрих и есть их бог, отпустили его и подарили вот эту штуковину, которую считали оставленным божественным глазом и называли «Глаз Номмо»… Эрих с энтузиазмом пересказывал, как дикари приносили ему дары и жертвы, прославляя, как своего бога… Но, скорее всего, никаких даров не было, и жертв не было тоже — Эрих просто-напросто сбежал от дикарей, прихватив «Глаз» с собой, на память об Африке.

— Ты хоть, представляешь, сколько шрамов они мне оставили, прежде чем подарили эту вещь?? — возмутился Траурихлиген, схватив друга за воротник рубашки, когда тот назвал его лгуном.

— Думаю, что нисколько — ты, как всегда, холёный! — твёрдо отпарировал Рудольф, сбросив с себя пьяные пальцы Эриха. — И ещё я думаю, что ты слишком много пьёшь! — заметил он, собираясь скрутить его и увести прочь, пока напившийся друг не полез ни с кем драться.

— Ты мне не веришь?? — огрызнулся Траурихлиген, заломив Рудольфу ту руку, которой он ненавязчиво пытался взять его за рукав и начать уводить. — Ну, ничего, скоро всё изхменится! Скоро я кое-что построю, и тогда ты не сможешь не поверить!

Избыток алкоголя заставил Эриха взлезть на дубовый стол и прыгать на столешнице, сотрясая этот предмет мебели так, что послений жалобно стонал и грозил развалиться.

— Ты наклюкался — пора домой… — Рудольф принялся стаскивать дебошира вниз, чтобы увести из пивной до того, как тот её разгромит. Но Эрих почему-то упёрся, влепил Рудольфу ногой по зубам, после чего спрыгнул со стола и пошёл драться со всеми, кто попался под горячую руку. В небольшом пространстве пивной вмиг возгникла жестокая потасовка: каждый из сонных посетителей вдруг проснулся и решил «наградить» соседа оплеухой… В душном воздухе свистели шальные кулаки, стулья, бутылки, даже целые столы пролетали… Один из них едва не накрыл Рудольфа, пока тот пробирался мимо вопящих, копошащихся незнакомцев в поисках Эриха — он задался целью увести друга на воздух, чтобы он там хоть немного пришёл в себя, потому что выпитое пиво пошло ему явно во вред… Какой-то свирепый толстяк промахнулся тяжёлой бутылкой мимо головы Рудольфа — она прошила воздух в паре сантиметров от его виска, а то бы убила насмерть. Потом ещё какой-то пьяный тип пристал, норовя подраться, и Рудольфу пришлось его ударить, чтобы избавиться… Эрих нашёлся у самой барной стойки — торчал там и колотил кулаками направо и налево, а уего ног уже собралась небольшая куча мала из тех, кого он ударил лсишком сильно. Рудольф понял, что лезть к нему сейчас не стоит — может стукнуть. Надоест драться — выползет сам. Бросив Эриха — пускай дерётся себе на здоровье — Рудольф решил спасаться сам. Драться он не любил вообще, и поэтому выбрался из разгромленной пивной через служебный выход и потянулся домой в гордом одиночестве.

Для Эриха было милое дело — разгромить пивную. Он потом долго извинялся перед хозяином, делал ремонт за свой счёт, от чего эта маленькая незаметная пивнушка приобретала всё больше сходства с шикарным рестораном. Но через некоторое время Эрих опять слетал с катушек, затевал очередную суровую драку и от его ремонта опять же оставались рожки да ножки. Кажется, он уже никогда не исправится — до глубоких седин останется бездельником, дебоширом, пьяницей, шулером — промотает графское состояние за каких-то пару лет и пойдёт по миру, никому не нужный, лишний человек… Однако эта драка была последней — отремонтировав пивную в неизвестно какой по счёту раз, Эрих Траурихлиген там больше не появился. Он изменился до неузнаваемости, из дебошира и сорвиголовы превратился в какого-то отстранённого аскета, засел где-то, скупо обмолвившись, что строит какую-то машину… Рудольф Шталь думал, что он вообще не умеет строить машины, а Траурихлиген строил свой «брахмаширас». Взорвав тринаднадцать образцов и уничтожив четыре загородные виллы, Эрих чудом остался в живых сам… За всё это время он ни с кем не общался, никуда не выходил и тем более, нигде не путешествовал, а потом вдруг позвал Рудольфа в гости. Рудольф как-то не хотел идти — думал, что Эрих спятил, может быть, в пустынях своих спятил, а может его в пивной по голове сильно стукнули… Но Эрих пришёл к нему сам и буквально, силой затащил в какой-то свой подвал, огромное какое-то тёмное подземелье, где в свете множества ярких ламп, присев на страшных лапах, возвышалось некое чудовище, походжее на гигантского паука… Рудольф Шталь отпрянул назад, увидав его, решил сначала, что это зверь какой-то…

— Ну, как, нравится? — осведомился Эрих, свысока поглядывая на испуганного друга, переводя насмешливый взгляд с его побледневшего лица на своего «зверя» и обратно.

— Что это? — выдавил из себя Рудольф, разбравшись, что «зверь» сделан из блестящего металла и, кажется, отключен — неподвижно стоит себе и никого не трогает.

— Эта штука поможет нам с тобой осуществить план! — похвастался Эрих, проскользнув к столу и перебирая многочисленные листы с чертежами, которые были на нём навалены. — И ты знаешь, где я её нашёл?

— Неужели на блошином рынке? — мрачно пошутил Шталь, подозревая, что устрашающий «паук» предназначем вовсе не для того, чтобы розы нюхать.

— Нет! — сурово возразил Траурихлиген, развернув один большой чертёж и суя его в нос Рудольфа, требуя, чтобы он в него смотрел. — Этот четёж был сделан на скале, в виде фрески, и нашёл я его в деревне дикарей!

— Этого не может быть! — Рудольф отмахнулся и от Эриха и от его чертежа, перешёл к дальней стене, подальше от чудовища. — Ты псих, ты бы никогда не запомнил чертёж с такой точностью, чтобы по нему что-либо построить!

— Ты не прав! — Траурихлиген опять сурово возразил, отбросив чертёж назад на стол, а потом — выложил около него привезённый из пустынь странный медальон. — И ты знаешь, что это такое? — осведомился он, кивнув головой на эту безделушку. — Чего ты вообще туда забился?? — Эрих вдруг сделал широкий шаг, жёстко схватил Рудольфа за руку, заломив её и насильно подвёл поближе к своему столу и к медальону.

— Да пусти меня! — Рудольф засопротивлялся, вырываясь, но Эрих бросил его, отдав ему его поруганную руку.

— Ты не торчи в углу — мне не удобно с тобой разговаривать! — буркнул Эрих и снова вернулся к медальону, камень в котром зловеще сверкал в свете ламп. Странно так сверкал, ярко, не так, как сверкают сапфиры, ни даже бриллианты…

— Ты знаешь, для чего нужна эта вещь?? — не отставал Эрих, тыкая пальцем в медальон.

— Нет, — скупо ответил Рудольф, отмечая, что его друг какой-то странный, совсем не такой, как обычно — суровый какой-то, вовсе не похожий на обычного себя.

— Она включает эту машину! — радостно заявил Эрих, схватив медальон в кулак. — Прокатиться хочешь? — вдруг спросил он, приглашая друга в кабину чудовищной машины.

— А… оно ездит? — удивился Рудольф, до последнего убеждая себя в том, что его сумасшедший друг с больной головы наваял невесть что, которое и не заведётся никогда…

— Ходит! — довольно кивнул Эрих, влезая в кабину, которая была в полутора метрах над бетонным полом, даже при том, что «паук» сидел. — Давай, залазь, покатаемся!

— Не… взорвётся? — опасливо уточнил Рудольф, сделав один робкий шажок вперёд и абсолютно не горя желаем залезать в машину, все предыдущие образцы которой взлетели на воздух.

— Нет, я уже катался! — Эрих помотал головой, и Шталь увидел, как он взял медальон и вставил его куда-то, в какое-то специальное гнездо в приборном щитке своей машины. Как толко он закончил возться — будто бы чудо какое-то произошло — «паук» вдруг вздрогнул, шевельнув когтистыми лапами, издал жуткое шипение. Лязгнув, когти с силой впились в пол, разрывая бетон в клочья. Рудольф попятился — решил, что стоит ему подойти — и его точно так же разорвёт.

— Залазь, не стой, тебе понравится! — позвал его Эрих, щёлкая чем-то в своей кабине, заставляя свою адскую машину шипеть, лязгать ногами и портить пол, делая в нём рваные ямы.

Рудольф шагнул вперёд, но взлезть на подножку не решился — перед ним, сверкая, лязгали страшные когти.

— Слушай, ты не двигай её! — попросил Рудольф, желая, чтобы Эрих застопорил ноги пока он залезет, потому что когти «паука» могли насквозь проколоть.

— Как хочешь, неженка! — хихикнул Траурихлиген, но заставил своё чудище не шевелить устрашающими ногами, пока Рудольф карабкался в кабину. — Быстрее давай, а то я сейчас засну! — фыркнул он, протягивая руку, и буквально затащил друга внутрь, усадив в свободное кресло около себя. — Дверь закрой!

— Угу, — кивнул Рудольф и поспешил задвинуть тяжёлую металлическую дверь, которая закрывалась не как обычные двери, а сверху вниз, как птичье крыло. Дверь грузно стукнулась, захлопнувшись и закрывшись на специальный автоматический замочек, который держал её на месте прекрепко.

— Поехали! — рявкнул Траурихлиген прямо в ухо друга, а потом — небывалый паук неожиданно сделал широкий скачок и покинул подвал, выпрыгнув под тёмное ночное небо.

Испугавшись, Рудольф судорожно вцепился руками в широкие подлокотники свего удобного кресла. Он ожидал, что машину будет адски трясти — лапы выглядели неуклюжими и странными, однако ход паука оказался неожиданно лёгким и плавным. Выглянув в узкое окошко, Рудольф понял, что машина несётся по улице намного быстрее, чем любой автомобиль, быстро переставляя блестящие лапы, лавируя между закрытыми лавками, деревьями, скамейками, перескакивая канавы и лужи.

— Ну, как? — осведомился Эрих, повернув своё довольное лицо… Кажется, и управлять пауком совсем не трудно — будто бы он сам бегает, как живой…

— Неверноятно… — выдохнул изумлённый Рудольф, убедившись в том, что его друг — никакой не лоботряс, а устрашающий технический гений, которому удалось изобрести невероятную машину.

Траурихлиген дорожит ею куда больше, чем всеми своими заводами, деньгами, золотом, замками, титулами… даже больше, чем собственной головой… Он носит эту штуку на шее, в виде диковинного медальона, чтобы она не приведи господь, не потерялась… Он, скорее всего, застрелится, если лишится этого «Глаза Номмо» в его родиевой оправе, потому что так и не нашёл достойный аналог… А Рудольф Шталь всерьёз подумывает о том, как бы незаметно стащить у друга эту «инопланетную» штуковину, чтобы он ничего больше не сжёг своим «брахмаширасом…

— Может быть, ты прекратишь издеваться над роялем?.. — наконец-то попросил Рудольф, осознав, что умрёт, если вокруг него не наступит тишина.

— Садись ты поиграй! — предложил Траурихлиген, кивнув другу на громогласный инструмент. — А то я устал уже!

— У меня нет слуха… — отбоярился Рудольф, думая о том, как бы ему незаметно заткнуть уши. Траурихлиген прекрасно играет на рояле — не всякий профессиональный музыкант сыграет так, как он… Но громко — уже начинает казаться, что ноты отскакивают от стен и бьют по голове, как камни…

А Траурихлиген всё играл и играл — одно произведение за другим, безо всяких нот, потому как знал их все напамять. Если кто-либо и впрямь пытается их подслушать — услышит превосходный фортепианный концерт и больше ничего, потому что громовая музыка абсолютно потопила человеческие голоса.

— Ты знаешь, сколько времени я бился над бронёй «брахмашираса»? — сурово вопросил траурихлиген, не жалея ни уши, ни мозги друга. — И сколько мне стоило добиться того, чтобы его прекрасная пушка не разрушала его корпус? Годы работы! А ты мне говоришь про какие-то реальные вещи! Прекрати быть таким ограниченным, или мы никогда не выиграем войну!

Рудольф молчал, задыхаясь то музыки, и думал, что всю свою жизнь только то иделал, что догонял Траурихлигена. Сам-то и не жил — всё играл в эти догонялки, стремясь его переплюнуть: самый умный, самый хитрый, самый страшный… Добрый по натуре Рудольф и майора этого не стал бы кошмарить, если бы не имел цели прикошмарить Траурихлигена. Но Траурихлигена не так-то легко прикошмарить, потому как последний имеет чёткую установку: здесь он кошмарит, а не его кошмарят.

— Ты хоть знаешь, что про тебя в газетах пишут? — осведомился Рудольф, чтобы вернуть зазнавшегося Траурихлигена на землю с его напыщенных, самодовольных небес.

— Ну и что может царапать эта жёлтая пресса? — Траурихлиген только отмахнулся, прекратив играть Бетховена на секунду, а потом ударил по несчастным клавишам с новой силой. — Что я чудовище, весь мир закошмарил, хуже Дракулы? Ну это я знаю, это я читал! Может, чего хорошего написали?

— Ничего… ты сморти, не зарывайся со своими кольями — а то рейх твой ещё не захочет вместо Гитлера получить в фюреры тебя! — посоветовал Рудольф, опасаясь, как бы Эрих своим напором не вырыл яму и себе и всем своим сообщникам.

— Если хочешь, чтобы тебя не подозревали — поступай, как отпетый фашист! — громко продекламировал в ответ Траурихлиген, не вняв дельному совету. — Или ты хочешь, чтобы я на всех углах орал, что я против Гитлера?

— Ну, будь немножко гуманнее, что ли? — пробормотал Рудольф, всё ещё надеясь на то, что Траурихлиген прекратит играть на рояле, хотя тот музицировал с маниакальной неутомимостью.

— А зачем? — якобы удивился Траурихлиген, музицируя. — Когда у меня есть технологии из космоса? Кстати, эта штука стреляет так же, как описано в «Махабхарате», и я думаю, что древнюю Индию и догонов посетили одни и те же туристы!

— Ты ещё шутишь… Ну, да, как же, ведь «рыбы обуглились»… — безрадостно пробурчал Рудольф Шталь цитату из поэмы «Махабхарата». — А если и эта твоя штука взорвётся? — предположил он, не замечая, как изминает в руках свою фуражку.

— Ты ещё погрызи её! — Траурихлиген заметил, как друг нервничает и поспешил отпустить ехидную шутку.

— Чёрт… — тихо фыркнул Рудольф Шталь, отложив помятую фуражку подальше от себя. Надо бы и ему завести для себя «стильный аксессуар» для того, чтобы занять пустые руки, вроде траурихлигеновского стека. Вертя в руках стек, Траурихлиген убивает двух зайцев: во-превых, выглядит устрашающе-солидно, а во-вторых — «стильный аксессуар» помогает скрыть волнение и не мусолить что придётся, подрывая авторитет.

— Кстати, Гоц обмолвился по секрету, что хочет посватать за тебя свою сестру… — Рудольф попытался сказать это весело и даже улыбнулся, чтобы разрядить зловещую атмосферу. — И мне пришлось соврать бедняжке, что ты — глуховатый, одноглазый, лысый горбун, и тебе далеко за пятьдесят.

— Молодец! — похвалил Траурихлиген, а потом, выдержав паузу, негромко спросил:

— А она — что?

— Расплакалась… — невесело протарахтел Рудольф Шталь, глядя поверх головы Траурихлигена пространными глазами и видя там привешенный к стене увесистый двуручный меч, рукоять котрого украшена фигуркой распятого Христа. — Мне даже стало жаль её… — он невольно вспомнил нежное личико этой юной особы, всё в таких горьких слезах, будто её связали и тащат на гильотину. Сестре Гоца нет и восемнадцати, она всю жизнь прожила в родительском доме, под крылышком, среди нянек и кукол. Изнеженное хрупкое создание, которому совсем не нужен в спутники жизни престарелый горбун… а человек-акула вроде Траурихлигена нужен ещё меньше… Так что он даже спас её своим враньём.

— Зато не жалко Гоца! — хохотнул Траурихлиген — жутко, в звуках своей громовой инфернальной классической музыки, которая уже истерзала уши и мозги. — Да, кстати, я тут тебе приготовил кое-что весьма интересное!

— Что? Ещё один «брахмаширас»? — Рудольф Шталь прищурил правый глаз и попытался придать своему вопросу ехидство, а у самого голова уже раскалывалась от громогласных симфоний… Он старался отвести взгляд хоть куда, разглядывал мебель, зашторенные окна, картины… Однако глаза, как заколдованные, мучительно возвращались в ту же точку и тупо таращились на меч, зловеще сверкающий в свете свечей. На перый взгляд меч казался декоративным — красивое и стильное украшение для стен — но это не так, повесил на свою стену настоящий меч тамплиера, и декоративная фигурка Христа отлита из родия. Самому мечу уже лет семьсот — он принадлежал одному из траурихлигеновских великих предков — а родиевой фигуркой Траурихлиген заменил прежнюю, латунную — для пущей солидности…

— Лучше! — заверил Траурихлиген, снова подмигнув левым глазом. Когда он так подмигивает — жди беды: либо он кого-нибудь отравит, либо снова какую-то адскую машину изобрёл…

Завершив вагнеровскую «Смерть Зигфрида» блатным окончанием от «Мурки», Траурихлиген быстро встал с красного пуфика и ушёл куда-то в другую комнату… Не топая, как он обычно по генеральски топает, а бесшумно, как кошка прошмыгнул, словно стремился скрыться. Видимо, у него появилась очередная страшная тайна — из тех, которые заставляют седину навязчиво пробиваться и портить шевелюру.

— Сиди тут! — крикнул он Шталю, который собрался было последовать за ним. — Я сейчас!

— Ладно… — Рудольф пожал плечами и вернулся в своё кресло, за стол, на котором, около дыры, задержалась одна-единственная конфетка. Усевшись, он видел на стене перед собой чей-то портрет в напыщенной золочёной рамке, букет алых роз на другом, таком же изящном одноногом столике — только пока что целом, отодвинутом к дальней стене…

— Вот, смотри! — Эрих Траурихлиген вернулся через пару минут и, подвинув рояльный пуфик, уселся напротив него, поставив на стол около дыры и конфетки две странных плоских коробочки.

— Что это? — Рудольф Шталь никогда прежде таких коробочек не видел и удивился… Написано на них что-то, нарисовано… странные слова «Samsung» какой-то и «НТС»…

— Подарок! — Эрих Траурихлиген перешёл на загадочный шёпот. — Шёпотом говорим, — предупредил он, раскрыв одну из них. — Сейчас, вытащу, а ты — молчи! Ни каких мне «Ух ты!» и так далее! Это — секрет!

— Ладно… — проворчал Рудольф Шталь, который уже начинал недолюбливать секреты Траурихлигена… ни к чему хорошему такие секреты не приведут… а если их засекут за секретами масоны — обоих ждёт только одно: безымянная могила в лесу и забвение.

— Смотри! — прошептал Траурихлиген с таким видом, словно уже победил и русских, и Гитлера и ещё кого-то за компанию…

Рудольф Шталь опустил глаза вниз и увидел, как Траурихлиген вытаскивает из своей коробки нечто — другую коробочку: чёрную такую, глянцевитую, тоненькую. Наблюдая за ним, Шталь мучительно проглотил рвавшееся наружу «Ух ты!» и задал тихий вопросик:

— Что это?

— А ты как думаешь? — поинтересовался Траурихлиген, вопрсительно взглянув другу в глаза, безмолвно говоря: Если не ответишь, или ответишь неправильно — вывалю мозги…

Рудольф Шталь выдержал этот взгляд и не отвернулся — чтобы не показывать, что он слабее.

— Штуковина… — пробурчал он, ковыряя пальцем дыру. — Не знаю…

— Называется «смартфон»! — довольным шёпотом сообщил Эрих Траурихлиген и положил этот свой «смартфон», возле оставшейся конфетки. — Сейчас, включу и ты увидишь, как он работает!

— А для чего он вообще нужен-то? — осведомился Шталь, вообще не понимая, куда можно применить такую бесполезную на первый взгляд штуковину??

— Смотри! — приказал Траурихлиген и нажал большим пальцем едва заметную кнопку сбоку странной коробочки.

В ответ на это коробочка засветилась каким-то мистическим светом, являя небывалые картинки, которые фантастически двигались, сменяя друг друга. Рудольф Шталь смотрел на них, как завороженный, не в силах оторвать парализованный страхом взгляд. Кроме того, коробочка испустила странный звенящий звук, после чего движущиеся картинки превратились в одну в виде листьев каких-то…

— Что опять некромантия твоя, что ли? — недовольным голосом пробурчал Рудольф Шталь, отодвигаясь от этой «мистической» штуковины вместе с креслом и подальше. Далеко отодвинуться не смог: кресло оказалось претяжёлым и прочно застопорилось, зацепившись за ковёр.

Эрих Траурихлиген ехидно ухмыльнулся, взглянув на друга и обнаружив, что на его лице отразился страх тёмного троглодита.

— Я уже заметил, что мне часто приписывают эту твою некромантию… — фыркнул он, включив вторую «некромантскую» коробочку. — Но ты же прекрасно знаешь, что эта седая старина не для меня! Мой дедуля Траурихлиген был некромантом, а я — учёный, изобретатель! Это никакая не магия — это технология будущего, и скоро такие вещи появятся у каждого! На! — Траурихлиген щедрым жестом протянул светящуюся невидаль Шталю, но тот рефлекторно отшатнулся…

— Не взрывается — бери! — Траурихлиген рассердился, принялся свирепо пихать свой «смартфон» другу в руки, пока тот не взял её двумя пальчиками с огромной опаской.

— Я долго думал, как наладить между нами сверхсекретную связь, которую никто не сможет прослушать, — говорил тем временем Траурихлиген наблюдая за тем, как его друг недоверчиво крутит смартфон в дрожащих руках. Он всеми силами пытается унять дрожь, но у него не получается — руки предательски выдают его страх… перед тем, чему он радоваться должен!

— И скоро я это сделаю! — заверил Траурихлиген, не забывая говорить шёпотом. — Вот эта штучка — совершенное средство связи, которое можно носить с собой в кармане! И никакое гестапо никогда не поймёт, что это такое! Ты тыкай, тыкай, привыкай к смартфону! — кивнул он, заметив, что Шталь пытается отложить смартфон подальше от себя.

— Да мне он как-то не нужен… Оставь себе… — Рудольф Шталь не горел желанием иметь смартфон и решил отдать его назад, но Траурихлиген не взял, отпихнув, и сердито прошипел:

— У меня есть! А этот — тебе! Второй — Гоцу передай, только смотри, чтобы никто не застукал тебя с ними! И скажи, что я в курсе его плана с сестрой и жениться на ней не собираюсь. Он не сможет меня убить, и не получит ни мой титул, ни мой замок!

— А… как насчёт повестки? — осторожно напомнил Шталь, опасаясь, как бы Траурихлиген не засветил ему кулаком в глаз — настолько он был суров.

— Скажи, что всё идёт по плану, что они не останутся в накладе. Ну, как всегда, наври! — отмахнулся Траурихлиген, включая второй смартфон, чтобы проверить, работает он или нет. — Или ты — масон?? — рыкнул он, брякнув включенным смартфоном о стол.

— Так же притворяюсь, как и ты… — нехотя протарахтел Рудольф Шталь, ёрзая в кресле, которое казалось ему всё жёстче и жёстче. Тяжело всё-таки притворяться и масоном, и фашистом, и гитлеровским адъютантом одновременно… Можно легко спятить.

— Сколько дней тебе дали на командировку? — осведомился Траурихлиген, довольный тем, что Шталь начинает понимать, как пользоваться сенсорным экраном смартфона — в телефонную книгу смог залезть, потом включил игру в какие-то шарики…

— Три дня, и я должен буду написать про тебя отчёт, — сухо ответил Шталь, бестолково тыкая пальцами в экран и вздрагивая каждый раз когда картинки на экране менялись и двигались от его нажатий.

— А чего это они так зачесались? — проворчал Траурихлиген, делая вид, что скребёт макушку.

— Подозревают заговор… — пожал плечами наблюдая за тем, как Траурихлиген встаёт и идёт куда-то во мглу, в какой-то дальний угол, куда забыли поставить подсвечник.

— Меня? — уточнил Траурихлиген и принёс из дальнего угла новую конфетницу, полную до краёв самыми дорогими швейцарскими конфетами, которые только можно достать.

— Вермахт…

— Ты ешь конфеты, чего сидишь? — Траурихлиген небрежно подвигал конфетницу по столу. — И вообще, причём тут я? Вермахт и СС не дружат!

— А шерстят всех… Я много сладкого не ем — моя тётка скончалась от сахарного диабета… — отказался он от чужих конфет: мало ли, а вдруг эти — отравлены?

— Я думаю, ты напишешь правильный отчёт! — это был суровый приказ, и Траурихлиген, буквально, вколотил его в голову… — И ты знаешь, кто этот толстяк, который возится в моём подвале?

— Очередной «кисельный комик»? — пожал плечами Рудольф Шталь, зная, что Траурихлиген находит в затхлых клоповниках каких-то неизвестных циркачей, чтобы те своими фокусами скрывали выстрелы из «брахмашираса». Когда циркачи надоедают или допускают ляп — он садит их на кол, обвиняет в заговоре и находит новых…

— Нет, это учёный из будущего, и он строит для меня машину времени! — в темноте.

— Ты болен… прошептал Рудольф Шталь, качая головой: каждый знает, что никакой машины времени не бывает в природе, и никогда не будет…

— Да нет, я здоров! — со зловещим спокойствием прошипел Траурихлиген, уставившись на друга немигающим взглядом змеи. — Как ты думаешь, откуда я взял эти смартфоны? — он надвинулся, будто пытать собрался. — Молчишь? Так вот, я побывал в будущем и кроме смартфонов нашёл залог нашей победы — этого учёного и машину времени! — что схватил друга за воротник и неистово трясёт, сжимая шею и разрывая китель.

— Полегче, маньяк… — Рудольф Шталь засипел, чувствуя, что Траурихлиген сейчас его задушит, и попытался освободиться, схватил его шальные руки в захват. Он попытался скрутить его и уткнуть в стол, чтобы успокоить, но Траурихлиген ловко увернулся, тут же поймав его и Рудольф Шталь не успел и пикнуть, как его нос больно стукнулся о твёрдую столешницу, а руки оказались жестоко заведены за спину.

— Ой… — побеждённый, он заныл от суровой боли, а Траурихлиген, прижимая, злобно хохотал.

— Я сильнее! — громко объявил Траурихлиген, радуясь маленькой победе, а Рудольф Шталь не видел ничего, кроме блеска столешницы и проклятой конфетки, которая лежала прямо у его носа.

— Пусти, что ли… — закряхтел он, едва дёргаясь и ноя, а из глаз, буквально, звёзды летели: ещё какая-то минутка — и Траурихлиген оторвёт ему обе руки…

— Ладно, живи… — Траурихлиген ослабил стальную хватку, и Рудольф, наконец, смог разогнуться и забрать свои руки. Он откочевал в предложенное ему кресло, потирая жёстко вывернутые запястья и стараясь не охать, плюхнулся туда мешком, страдая от боли.

— Я же тебя ещё в детстве бил! — хохотнул Траурихлиген, а потом — сдвинул брови и серьёзно добавил:

— Ты единственный человек, которому я могу полностью доверять! Если ты подведёшь — весь наш план рухнет, и нас обоих поставят к стене! Научись пользоваться смартфоном, и Гоца тоже научи! Когда я налажу связь — я тебе сам позвоню, а ты будь готов! Мне нужно знать каждый шажок Гитлера — вплоть до того, когда он ходит в ванную! Всё: что он думает, что говорит, где бывает! Напиши правильный отчёт и для Гитлера и для командора, а ещё — постарайся узнать, заподозрили они меня или нет! Я не могу сейчас лишиться поддержки масонов — это означает провал!

— Напишу, если руки не оборвёшь… Болит…

— Не отвалятся! Мы должны победить — и мы победим! Пойдём! Я покажу тебе, где ты будешь жить, но ложиться спать не предлагаю! Сейчас мы сядем и будем сочинять правильный отчёт! Идём?

— Что, опять в подвал? — несмотря на дьявольскую музыку, страх перед «мистическими коробочками» и неуправляемостью Траурихлигена, Рудольф Шталь медленно но верно погружался в мягкий сон. Он будто бы глох и слеп, теряя связь с реальностью, засыпая… Какой он сейчас отчёт напишет, когда мозг перегрелся и требует срочного отдыха??

— Ну, в каком-то смысле — да! В бункер! Я тебе «брахмаширас» покажу! — отрывисто выкрикнув эти фразы, которые для сонного Рудольфа словно потонули в киселе, Эрих Траурихлиген вдруг возник из «сиреневого тумана» и свирепо растолкал, заставив сонную вату улететь в холодный космос, а взбудораженный мозг шталя ответил на толчки головной болью.

— Не стопорись! — Траурихлиген в отличии от него спать совсем не хотел, а бодро вцепился в руку и побежал туда, где торчала его фальшстенка. Наверное, Эрих под завязочку залился кофе, раз такой бодрый в третьем часу ночи. Сонный Шталь потянулся за ним, потому что ему некуда было деться — прошёл сырые подземелья, осклизлые ступеньки… Мыши-крысы снова бегали по его сапогам, но Рудольф сквозь сон уже их не замечал — не тигры же бегают…

Рудольф оказался в полной темноте и застопорился в ней, налетев на что-то твёрдое и чуть не свалившись с ног.

— Диван! — рявкнул в этой густой чернильной тьме Траурихлиген, а потом — громогласно хлопнул в ладоши у самого уха Рудольфа.

Внезапно, словно по чёрному колдовству вокруг вспыхнул яркий свет, заставив Рудольфа зажмурить глаза, а когда он их открыл — увидел, что перед ним действительно стоит диван. Обтянутый натуральной белой кожей, украшенный вставками из редкого палисандра, сей роскошный предмет мебели был достоин дворца, а не бункера. Да и вообще, то пространство, посреди которого они находились, и на бункер-то не было похоже — всюду роскошь: бархат, дорогая мебель, картины, ковры. А под невероятно высоким потолком — целая галарея света: десятки люстр с замысловатыми хрустальными подвесками, в которых фантастическими радугами переливается свет лампочек, отраженный тысячи раз.

— Неплохо устроился… — оценил Рудольф, задрав свою голову и разглядывая эти искусственные радуги.

— Смотри под ноги — упадёшь! — предостерёг Эрих, и Рудольф в следующий миг снова на что-то наткнулся.

— Чёрт… — буркнул он, поняв, что сшиб пустую подставку для цветов, установленную посреди дороги неизвестно из-за чего. — И зачем она тебе, когда тут нет цветов? — поветовал он, а потом — увидал паучью машину, которая присела на своих огромных лапах в отдалении, сверкая страшным светом, отражая радуги.

— Так в будущем делают! — громко пояслил Траурихлиген и заставил Рудольфа сесть в роскошное красное кресло, с подлокотниками в виде позолоченных львов, установленное рядом с кривоногим столиком из красного дерева. — Давай, садись — я буду диктовать, а ты пиши мне правильный отчёт! — приказал он, как генерал солдату.

— Ага, — кивнул Рудольф, попытался придвинуть кресло ближе к столику, однако оно оказалось претяжёлым и не сдвинулось ни на миллиметр.

На столике перед собой он обнаружил чернильницу, выточенную из целого сапфира, ручку в ней, а так же — два набора гербовой бумаги: один с государственными свастиками, а второй — с фамильным гербом траурихлигенов.

— Свастику бери! — приказал Эрих, нависнув над душою Рудольфа. Рудольф ненавидел, когда кто-либо смотрит, как он пишет — начинает нервничать и рисовать кривобокие скачущие каракули.

— Хорошо, ты только над душой не торчи, — попросил Шталь, положив перед собою плотный дорогой лист со свастикой.

— Заполняй шапку по уставу! — предписал Траурихлиген, отодвинувшись, но не сильно, чтобы видеть, что пишет друг.

— Ага, — кивнул Рудольф и без энтузиазма обмакнул перо в чернила.

Только он хотел коснуться пером листа, как где-то высоко над ними раздался чудовищный грохот, а вокруг всё затряслось, загудело, а пол, заплясал под ногами, словно бы они находились на спине ожившего кита. Над головой, звеня, затрепетали хрустальные подвески, коверкая радуги. С пера Рудольфа свалилась жирная клякса, распласталась, вмиг уничтожив девственную чистоту будущего отчёта…

— Ай… — вскрикнул Шталь, когда одна тяжёлая подвеска, сорвавшись, ударила его по голове, а грохот раздался опять, заставив «кита» во второй раз шевельнуться. — Что такое??

— Ты что, сапожник?? Нас бомбят! — рявкнул Эрих и со всех длинных ног.

Своих рванул к сидящему «брахмаширасу», на бегу сдирая с шеи медальон догонов, чтобы с его помощью завести паука и бросить его в бой.

— Давай, садись, поехали! — заорал он из кабины, перекрикивая грохот бомбёжки. — Сейчас покажем им, кто ас!

Спотыкаясь и грозя свалиться с высокой подножки вниз, на бетонный пол, Рудольф Шталь неуклюже вскарабкался в кабину, едва удерживаясь за блестящие поручни, и с трудом устроился в кресле рядом с Траурихлигеном. Вокруг них всё тряслось со страшной силой — в тротуар над их головами врезались авиабомбы, взрывались, оставляя кратеры, убивая солдат, разрушая дома…

— Сейчас, поиграем! — прорычал Траурихлиген, дёргая какие-то свои рычаги, на что адский «паук» отзывался жутким шипением и лязгом. Случайно взглянув в узкое окошко, Рудольф Шталь увидел, как бетонный пол, будто бы проваливается, уходя куда-то вниз — «брахмаширас» поднимался на свои высокие лапы, всатавая во весь свой колоссальный рост. А потолок бункера тем временем открывался, разделившись на две части, уходя в толстые стены, выпуская машину на поверхность.

— Ты пристегнись, а то будешь летать по салону! — выкрикнул Траурихлиген, а в следующий миг в нескольких метрах от открывшегося широченного люка врубилась бомба, потопив его крик в жутком грохоте взрыва.

Рудольф Шталь едва успел застегнуть на себе пряжку толстого ремня, как Траурихлиген заставил свою машину подпрыгнуть и выскочить из бункера наружу, прямо под смертоносный дождь из бомб. В ночном небе ревели самолёты — русские бомбили город, а на крыше каждого дома били зенитки, солаты суетились повсюду — кто стрелял, пытаясь сбить врагов, кто убегал из-под града осколков.

— Держи пять! — рявкнул Траурихлиген, надвигая тёмные очки, а все узкие окошки машины закрылись непроницаемо чёрными заслонками. — Глаза зажмурь! — приказал он Рудольфу Шталю, и тот бесприкословно подчинился, зная, что Эрих сейчас будет стрелять. Он даже закрыл лицо руками, и тут же всё вокруг вспыхнуло так ярко, что по глазам больно резануло несмотря ни на заслонки, ни на прижатые к плотно зажмуренным векам ладони… Рёв и крики затихли, водворив во тьму ночи страшную глухую тишину… это продолжалось минуты две — страх и ужас, пока Рудольф Шталь, наконец, решил открыть свои глаза. Поморгав, он увидел, что заслонки на окошках подняты, а Траурихлиген рядом с ними спокойно сидит и с сумашедшим восторгом наблюдает за чем-то, что происходит на улице. Рудольф Шталь выглянул в одно из окошек и с удивлением увидел, как прямо с неба что-то падает — какие-то фрагменты, куски, которые, летя вниз, разваливались на более мелкие куски, а они в свою очередь, рассыпались в рыжую пыль, и их уносил ветер…

— Понравилось?? — осведомился Траурихлиген, торжествуя фантастическую победу над целой эскадрильей самолётов, одержанную за один-единственный выстрел.

— А… — крякнул Рудольф Шталь, беспокойно ёрзая и с ужасом осознавая: падающие куски — это остатки русских самолётов, которые накрыл смертоносный луч.

— Вот это настоящее оружие будущего! — громко похвастался Траурихлиген, заставив свой «брахмаширас» спрыгнуть вниз и скрыться в бункере. — Не то что танки эти обезьяньи!

Когтистые лапы с лязгом врезались в толстый слой бетона на полу, откалывая куски, и машина замерла, застопоренная, приседая на ногах.

— Работает, как часы! — Траурихлиген продолжал хвастаться, а Рудольф Шталь, пригвождённый к креслу чудовищным впечатлением от выстрела, видел краем глаза, как он забирает свой медальон-деталь, надевает его обратно себе на шею… Как только Траурихлиген вытащил его — дьявольский «паук» будто заснул: оборвалось и шипение, и стук, и лязг, погасли страшные лампы. Неподвижная машина казалась лишь вычурной металлической скульптурой, и даже не верилось, что она вообще может ходить и стрелять.

— Выскакивай давай! — Траурихлиген уже выбрался из кабины и понукал друга, потому что тот застрял, сидя и таращась в собственный пупок.

— Уй… — пробухтел Рудольф Шталь, неуклюже вываливась под высоченный потолок бункера, который уже закрылся, скрыв их в глубине подземелья.

— Тошнит, что ли? — в который раз съехидничал Траурихлиген, сверля друга насмешливым взглядом.

— Нет, просто думаю… — выдавил из себя Шталь, не замечая, как нервно меряет шаткими шагами пространство.

— Ты мне тут не ной! — ругнулся Траурихлиген, залепив другу несильный подзатыльник. — Давай, собирайся и идём писать тебе отчёт! Цирк уехал… главное, чтобы клоуны не остались!

— Я, наверное, не буду сегодня ничего писать… — пробормотал Рудольф Шталь, взяв себя в руки настолько, что мог переставлять ноги и идти с умеренной скоросотью.

— Ладно… — Траурихлиген решил отпустить его спать, видя, что руки друга трясутся, и почерк в отчёте будет таким же трясущимся, как у пьяного. — Сейчас, гляну на Барсука — а вдруг он там со страха умер?? А потом покажу, где ты будешь спать! Но завтра будем писать отчёт!

— Хорошо… — прогудел Рудольф Шталь, приземлившись в первое кресло, которое попалось на пути. «Брахмаширас» высился прямо над его головой, подавляя волю… Неприятное соседство, но делать нечего, приходится терпеть…

— Жди! — приказал ему Траурихлиген и ушёл — бесшумно, как кошка, скользнул в густую тень и исчез.

— Угу… — кивнул Шталь и сам не заметил, как заснул беспробудным сном.

Глава 75 Возвращение Туриста

В чёрных небесах громовыми раскатами бесновалась гроза, и ливень хлестал холодными струями, превращая мощёные городские улицы в бурные потоки тёмной воды. Три зловещие тёмные тени отделились от низкого мокрого сарайчика, что пристроился на заднем дворе около Еленовского райкома, и одна за другой проворно шмыгнули во мрак — туда, где начинались редкие деревья бывшего парка. Небо с треском прочертила сине-фиолетовая молния, и сейчас же над головами разразился страшный грохот. Гроза была вот тут, прямо над городом, и каждый раскат её заставлял прожектора мигать и гаснуть.

Хлюпая кожаными сапогами по размокшей грязи, три человека, затянутые в чёрную кожу пробежали парк и бесшумно нырнули куда-то, будто бы в какой-то лаз или даже нору. Гром и дождевая вода остались за их спинами, они вступили в сухой коридор, продуваемый сквозняками, освещённый огнём. К каменным стенам, похожим на средневековые стены катакомб инквизиции, железными кольцами прикрепили шумящие факела, и огонь в них дрожал от порывов ветра. Коридор наполнился топотом — подбитые железом сапоги и круглые камни пола делали шаги людей шумными. Тот, кто шёл первым, стащил с головы намокшую чёрную фуражку и стряхнул с неё воду. Второй человек поёжился от холода, но, кроме холода, страх заставлял его спину холодеть. Замыкающий же старался быть спокойным и не совершать движений, которые могли бы выдать его тревогу. Они двигались почти бегом, вернее, бежал первый, а остальные поспевали за ним и старались не отстать. Пуговицы на их плащах серебром поблескивали в свете огня, с плеч и голов слетали капли дождевой воды. Коридор закончился массивной металлической дверью и тот, кто бежал впереди, остановился. Остановились и остальные двое, окружили дверь полукругом. Первый рылся в карманах плаща и вскоре отыскал связку длинных ключей, на кольце которой болтался металлический брелок с гравюрой: «BMW». Одним из этих ключей он легко справился с массивной дверью и оттолкнул её в сторону. Дверь открылась с лёгким скрипом и пропустила всех троих в просторное и светлое помещение, посередине которого стояло нечто, похожее на гигантский сверкающий сундук. Около этого циклопического «сундука», который высился под самый потолок, торчала приземистая, мягкая и сонная кожаная кушетка, а на кушетке лениво лежал доктор физических наук Барсук. Перед доктором помещался низкий, но широкий столик, уставленный тарелками с разнообразными угощениями, вазочками с шоколадом, и напитками. Барсук томно поднял пухлую ручку, схватил со столика стакан, наполненный свежевыжатым апельсиновым соком, и принялся медленно пить через соломинку. Барсук даже не заметил, как в его апартаменты вдвинулись трое гостей. Первым шагал Эрих фон Краузе-Траурихлиген, а за ним поспевали его адъютант Шульц а так же верный помощник Баум.

— Добрый вечер, доктор Барсук! — вежливо поздоровался с ним Эрих Траурихлиген и приблизился к кушетке, стряхивая дождевые капли со своего плаща на пол.

— Здравствуйте, — буркнул ему доктор Барсук, который не очень-то хотел на ночь глядя рассусоливать с фашистами, а хотел есть и спать. — И, кстати, — Барсук повернул свою голову на кургузой шее так, чтобы лучше видеть Эриха Траурихлигена, который возвышался перед ним во весь свой неприлично высокий рост. — Когда здесь положат ламинат и ковры, а то мне холодно ходить по бетону?

— Как только вы сможете наладить связь с вашим настоящим — так сразу! — слащавым голосом пообещал Эрих Траурихлиген и улыбнулся так, как скалится тигр, показывая голодные клыки.

— Пожалуйста! — сонным голосом протянул доктор Барсук и небрежно махнул в сторону своего огромного сундука. — Я сделал осциллятор, а флиппер вы уже украли!

— Так-так… — буркнул Эрих Траурихлиген и постучал стеком по ладони, затянутой в чёрную перчатку. Он почувствовал, что в бункере Барсука слишком жарко для того, чтобы находиться в плаще и громко позвал Шульца:

— Шульц!

— Да, ваша светлость! — адъютант незаметно возник рядом со своим повелителем и уставился на него глазами преданной собаки.

Траурихлиген молча сгрузил на короткие руки адъютанта свой мокрый и тяжёлый от воды плащ и остался в одном чёрном кителе, сшитом на заказ, и поэтому идеально сидящем по фигуре. Боевые награды Траурихлигена, сделанные из драгоценных металлов, украшенные бриллиантами, сверкали в свете лампочек, вызывая у алчного Барсука зависть.

— И почему мне не выдали такой? — пробормотал доктор Барсук, съедая шестую конфетку. — Чем я хуже ваших дружков?

Доктор Барсук совсем не боялся Эриха Траурихлигена — он был для него не более чем «туристом», любопытным объектом для изучения и всё. Барсук, лениво развалясь на мягкой кушетке, потягивал апельсиновый фреш и сонными глазками смотрел, как Эрих Траурихлиген и два его помощника бродят около габаритного осциллятора и глазеют на него баранами.

— Барсу́к! — изрыгнул Траурихлиген, насмотревшись на колоссальный прибор, развернулся и сделал быстрый шаг к кушетке ленивого учёного.

— Чего? — вяло осведомился доктор Барсук, выражая апатию.

— Ты хочешь сказать, что вот это, — Траурихлиген вытащил из кармана чёрного кителя наручный флиппер, который похитил из лаборатории Миркина, когда туда ворвался оп. — Заработает, когда ты запустишь эту штуковину?

— Разумеется! — кичливо подтвердил Барсук, высосав весь фреш до дна, потянувшись рукою за шоколадной конфеткой.

— Жрёшь, свинья, когда я с тобой говорю?! — вдруг взорвался Траурихлиген и с размаху огрел Барсука стеком по протянутой руке.

На пухленькой ладони сразу же возник красный рубец, и капнула кровь, Барсук отдёрнул пострадавшую руку, прижал к себе и плаксиво заныл:

— Полегче, что ли?

— Мозги вывалю! — пообещал ему Траурихлиген, заложив стек за спину. — Учти, Барсу́к, тут тебе не твой Донецк! Если твоя балда даст маху — можешь примерять на себя кол! Давай, отлипай от дивана и заводи её, испытаешь мне прямо сейчас, а потом я решу, что с тобой делать!

Доктор Барсук барахтался на кушетке, тёр пораненную руку и всхлипывал от боли и страха. Никогда ещё Траурихлиген не говорил с ним так грубо. Никогда он ещё не бил его! Всегда называл на «вы»… А сейчас?

Едва поднявшись на дрожащие и размякающие ноги, преследуемый тяжёлыми взглядами трёх пар недобрых глаз, доктор Барсук отполз от кушетки и приблизился к сверкающей громаде осциллятора. Обойдя осциллятор, доктор добрался до кривоногого, чуть перекошенного влево стола, на котором спал его выключенный ноутбук. Обернувшись, он наградил не в меру сурового Траурихлигена затравленным собачьим взглядом и принялся подключать ноутбук, готовясь к работе.

— Быстрее! — подогнал его Траурихлиген и пихнул в спину своим стеком.

— «Виндоус» грузится! — объяснил Барсук, не надеясь на то, что эти троглодиты его поймут. Слишком уж примитивен тот мир, куда его насильно притащили — они умеют только пулять из шмайссеров, махать кулачищами, и… казнить…

«Троглодиты» обступили Барсука стеною и неотрывно пялились в экран ноутбука, как там мигает приветствие, появляется панель задач и скринсейвер в виде Моны Лизы.

— Поганишь искусство! — плюнул сквозь зубы Траурихлиген, оценив скринсейвер Барсука.

— Это заставка! — буркнул Барсук, разглядывая свою рассечённую ладонь. Да, травма получилась жёсткая, придётся даже бинтовать… Вон, сколько крови натекло!

— Убери, а то сломаю! — Траурихлиген замахнулся стеком на тонкий и страшно дорогой ноутбук, ужаснув доктора Барсука до самых пяток. Если он снесёт его своей грубой силищей паровоза — пропадут бесценные программы, без которых осциллятор останется металлической грудой, а Барсук попадёт на кол…

Поэтому доктор, не мешкая, залез в меню свойств рабочего стола и сменил «крамольную» Мону Лизу на безликий, дурацкий, синий экран.

— Отлично! — похвалил его Траурихлиген, вперив свой дьявольский взгляд в этот синий экран. — А теперь — крути балду, или повиснешь на колу!

— Да, ладно, ладно! — засуетился доктор Барсук, запуская нужные программы. — Можно тут как-нибудь без кола обойтись?

— Видимо, нет! — отпарировал Траурихлиген, грозя стеком. — Если будешь так медленно ползать — точно, кол обеспечен!

— Пфа! — тихонько сам себе фыркнул доктор Барсук и углубился в мир программ, пытаясь хотя бы мысленно скрыться от этих тупоголовых «туристов», которые не знают и алгебры, а ещё наседают, угрожают… тьфу!

— Ну-ну! — Траурихлиген постучал стеком по своей ладони и установился за спиною доктора Барсука, внимательно наблюдая за тем, как учёный заводит огромную машину.

Повинуясь программе, осциллятор испустил писк и гудение, мигнул некой зелёной лампочкой и меленько-меленько задрожал.

— Готово! — сообщил Барсук, довольный тем, что его интеллект в сотни раз выше, чем у того Траурихлигена, который пристаёт тут с идиотским колом.

— Готово? — уточнил Траурихлиген, вертя перед глазами наручный флиппер, который по-прежнему оставался тих и тёмен, словно бы никогда не работал и не заработает. — Не верю! — он подсунул флиппер под нос Барсука. — Не фурычит!

— Потому что нет осцилляции! — пробормотал доктор Барсук, стараясь не глядеть в лицо Траурихлигена, которое сделалось для него пугающим, как лик сатаны. — Он автоматически включится, когда я создам петлю переброса. А какой сейчас ему смысл включаться, когда никто никуда не летит?

— Ладно… — буркнул Траурихлиген, сделав вид, что всё понял. — Давай петлю переброса! И живее, у меня время не резиновое!

— А куда пробрасываться будете-то, товарищ генерал? — осведомился доктор Барсук, украдкой разглядывая помощников Траурихлигена, которые тараканами расползлись по углам лаборатории и неподвижно стояли там, «подпирая стены». Один из них был коренаст и напоминал небольшой сервант, а второй — судя по характерно разрумянившимся щекам — спивался.

— Герр группенфюрер, — с ехидным смешком поправил Барсука Траурихлиген и тут же сурово приказал:

— Слышь, Барсу́к, ты мне тут не выпендривайся и не копайся, как хомяк! Давай твоё настоящее и твой Донецк! Живо! — он взмахнул стеком, со свистом резанув воздух. Очень возможно, что он может таким вот ударом перебить человеческую шею…

— Не Барсу́к, а Ба́рсук! — шёпотом огрызнулся доктор Барсук и принялся устанавливать параметры петли переброса — «живо», чтобы бесноватый фашист не вывалил ему мозги.

Помощники Траурихлигена так и сверлили спину Барсука своими колючими глазками, Барсук обливался потом, чувствуя на себе их злобные взгляды. Он уже триста раз пожалел, что связался с этим немецким монстром, наивно поверил его лживым обещаниям золотых гор, которых не существует в природе, подарил ему осциллятор…

Пик! — «сказал» наручный флиппер в кулаке у Траурихлигена, и доктор Барсук обернулся, чтобы посмотреть, не выронил ли «троглодит» маленькую машинку на пол. Нет, не выронил — Траурихлиген держал её обеими ладонями и глазел, как по экранчику бегут красные циферки.

— Наденьте на запястье, — посоветовал ему доктор Барсук. — Иначе континуум может скрутить вас так, что переломает кости!

Траурихлиген послушался и быстренько обвернул широкий чёрный ремешок вокруг своей толстой руки и застегнул его.

— Вы пробудете в Донецке полтора часа, а потом, если всё пойдёт, как надо — вернётесь обратно, сюда! — сказал доктор Барсук, мысленно желая, чтобы осциллятор не сработал, и континуум стёр фашиста в порошок, или выплюнул в какой-нибудь вулкан.

— Баум! — крикнул Траурихлиген одному помощнику — тому, который напоминал сервант. — Ты смотри, чтобы этот Барсу́к не выкинул какой-нибудь коник пока меня не будет. Не подпускай его к осциллятору ни на йоту. Пускай все полтора часа сидит вон там! — Траурихлиген поднял стек и определил доктору Барсуку место на одном из кресел в отдалении от осциллятора и от вазочки с шоколадом.

— Яволь, герр группенфюрер! — неприятным голосом каркнул Баум и громко топнул каблуками.

— Дай мне оружие! — приказал Траурихлиген Бауму, и Баум тут же отдал ему свой автомат. Эрих Траурихлиген перебросил через своё плечо автоматный ремень и посмотрел на флиппер, по экрану которого уже бежали красные цифры, показывая отсчёт времени.

— Позвольте, — вмешался доктор Барсук, уставившись на автомат, который этот безумный «турист» решил притащить в будущее. — Неужели вы поедете с ЭТИМ??

— Да, Барсу́к! — согласился Траурихлиген. — Я думаю, что эта игрушечка мне не помешает!

— Но вы же знаете… — начал, было, Барсук, стремясь напомнить туристу о том, что в будущем, а вернее, в настоящем, никто не ходит с автоматами наперевес.

— Цыц! — рыкнул Траурихлиген, кивнув Барсуку автоматом. — Или получишь пулю! Откуда я знаю, что ты не отправишь меня под Сталинград??

— Как хотите! — буркнул Барсук и поспешил устраниться из-под прицела. — Вижу, помогать вам — себе дороже… Кстати, я — Ба́рсук, а не Барсу́к! От слова баРС!

Эрих Траурихлиген рассердился и поднял автомат, собравшись пустить очередь Барсуку под ноги, но не успел.

Пик! — снова «заявил» флиппер на руке Траурихлигена.

— Всё, приготовьтесь! — предупредил Барсук, моля богов о том, чтобы фашист навечно повис в петле переброса вместе с автоматом… или действительно, попал под Сталинград, а лучше — сразу под трибунал в Нюрнберг.

Траурихлиген был спокоен, как статуя, только пялился на флиппер, а Баум летучей мышью скользнул из угла, взял в захват доктора Барсука и силком отволок его в дальнее кресло.

— Сидеть! — выплюнул он учёному, словно собаке, и взял его на мушку другого автомата, отобранного у Шульца.

Делать нечего, Барсуку пришлось сидеть, и он просто сидел, потея под смертоносным «взглядом» фашистского устаревшего шмайссера, который в нормальном времени давно уже рассыпался в ржавый песок.

«Пик!» — в третий раз пикнул наручный флиппер, мигнул красной надписью «flip», и Эрих Траурихлиген как стоял, так с места и исчез.

Тупоголовый фашист Баум суеверно ахнул, подумав, очевидно, что его зверский шеф провалился в тартарары. Пьяненький кургузый фашист пискнул и забился в угол, заподозрив то же самое, что и Баум, и испугавшись, что тоже может провалиться в тартарары, как и шеф. «Жаль, что не провалился!» — пожалел про себя доктор Барсук и решил вздремнуть те полтора часа, пока «питекантроп» Траурихлиген будет мучиться в будущем.

Глава 76 Турист, Буйвол и Буквоед

Пик! — наручный флиппер издал писк, и перед глазами Эриха Траурихлигена всё поплыло, превратилось в размытую массу, потонуло в темноте. Исчезла лаборатория, провалился доктор Барсук, сгинул осциллятор, замолкли звуки, а потом исчез воздух, всё тело сдавило словно бы прессом и на секунду показалось, что сейчас оторвёт руки и ноги. Человек бы заверещал (или захрипел, потому что не мог дышать), но Эрих Траурихлиген лишь сжал зубы и молча, вытерпел до тех пор, пока континуум не отпустил его и не швырнул в просторную неизвестность. Траурихлиген не позволил себе упасть, он устоял на ногах и открыл глаза. Вокруг висела ночь — другая ночь, тихая, сухая, тёплая и лунная, наполненная совиными криками и запахами ночных цветов. Можно было бы решить, что он находится в лесу, однако ноги Траурихлиген упирались в асфальт — в неновый и выбитый щербатый асфальт, сквозь трещины в котором пробивались пучки травы.

— Флюхт… — угрюмо плюнул Траурихлиген, проклиная Барсука с его «флипперами» и перегрузками. Повертев головою, он огляделся и обнаружил, что под его ногами змеится узкая асфальтовая дорожка, которая делает некрутой поворот и убегает куда-то за густые неопрятные заросли кустов волчьего лыка. Траурихлиген прислушался — нет, тут не тихо, где-то там, куда ведёт эта тропинка, кто-то гомонит, и рычат моторы.

Траурихлиген прошел немного по этой разбитой дорожке и вскоре заметил человека. Мгновенно скрывшись за кустом, он разглядел его и отметил, что такой «экземпляр» мог бы ему пригодиться. Как удачно однако, он подвернулся! — отметил про себя Траурихлиген, как на ладони видя этого человека из будущего, который в полном одиночестве сидел в седле мотоцикла, освещённый синим светом равнодушной луны. Вокруг трепетали широкие тихие листья, и человек из будущего, одетый в чёрные кожаные брюки и такую же куртку, в полном молчании глазел перед собою и дымил сигареткой. Он был весь углублён в собственные мысли и не заметил, как из-за кустов скользнула к нему бесшумная тень…

Траурихлиген аккуратно ударил человека из будущего ребром ладони по шее, и тот обмяк и скатился с мотоцикла на землю, даже не пикнув. Всё, человек из будущего очнётся не раньше, чем через час: Траурихлиген ударил его совсем легонько, чтобы только оглушить, а не убивать.

Траурихлиген быстро переоделся в одежду оглушённого байкера, а свой мундир аккуратно сложил и засунул в кожаную сумку, которая висела на седле мотоцикла. Всё, теперь он похож на тех, кто обитает здесь, в будущем. И никто не ткнет в него пальцем и не обзовёт «обкуренным клоуном» или «психом». Байкер остался в одном лишь белье. Лишённый сознания, он пассивно лежал в пыли лицом вниз и даже не ныл. Траурихлиген схватил его за ноги и быстренько оттащил в ближайший густой куст, спрятал там под корнями, чтобы его никто не заметил. Убедившись в том, что байкера не видно, Траурихлиген поправил на плече ремень автомата, оседлал чужой мотоцикл и поехал туда, откуда доносились голоса и шум моторов. Вскоре кривая дорожка окончилась достаточно просторной стоянкой, которая как не странно, была заполнена транспортом: раскрашенными мотоциклами и причудливыми автомобилями, оснащёнными огромными бамперами, лишними фарами и какими-то ещё штуковинами из будущего, назначения которых Траурихлиген пока не понимал… За стоянкой темнел неприветливый лес — такие леса, обычно, наполнены партизанами и их ловушками, по крайней, мере, в его времени леса заполнены партизанами… А на тёмно-синем фоне леса торчало некое здание — типичное для гадкого будущего — обыденное, кубическое, в два этажа. Оно было освещено странными фонарями и несло на крыше огромную вывеску: «ВПЕРЁД! Байкер-клуб». Эрих Траурихлиген поставил свой чужой мотоцикл на стоянку — около другого мотоцикла, испещрённого черепами и нарисованным огнём. Около высокой, тяжёлой двери из тёмного металла, стилизованной под готику, топтался суровый крепыш, обряженный в кожаную куртку, чья голова была гладко выбрита и раскрашена драконами и крестами. Его плечистая фигура была хорошо освещена и заметна, Эрих Траурихлиген понял, что он охраняет вход. Удивившись, что у этого странного часового нет оружия, Траурихлиген широким шагом двинулся прямо к нему. Если часовой из будущего попытается не пропустить его — Эрих Траурихлиген накормит его свинцом.

Суровый крепыш поднял свои бычьи глаза и испытал лёгкий шок, узрев перед собою не менее сурового крепыша, облачённого в рокерский прикид, подпоясанного фашистским поясом, и с антикварным автоматом на плече. В клуб «Вперёд» никогда не приходили с таким заметным оружием, суровый крепыш пару разочков моргнул и нетвёрдым голосом тихо осведомился:

— Пароль?

— На! — выдохнул Траурихлиген и тут же вырубил крепыша жёстким прямым ударом кулака в челюсть.

Бух! — крепыш обрушился на асфальт лицом к звёздам, а Траурихлиген поправил рукою свою интеллигентную стрижку, спихнул с дороги тяжёлую готическую дверь и вступил в недлинный мглистый коридор, наполненный тенями, треском, светом и чадом факелов, а так же — раскатами громоподобной музыки. Услыхав её, Траурихлиген отметил, что гремящий басовитый глас поёт на языке Великого Рейха. Хорошо бы эту песню запустить в мегафон перед атакой — тогда русские точно разбегутся в страхе…

На пути встала ещё одна дверь, оттолкнув её плечом, Траурихлиген вдвинулся в просторное помещение, уставленное грубыми деревянными столами, похожее на какой-то бар, или клуб для низших слоёв населения. В воздухе висел противный табачный туман, перемешанный с гулом подпитых голосов. За столами торчали некие личности, все в железе и в коже, со странными очень неопрятными причёсками, а некоторые — и вовсе, лысые. Они все гомонили, но когда возник Траурихлиген, а вернее — его автомат, который он выпятил впереди себя — разом внезапно заглохли, уставились круглыми глазами. Посидев так минуту, личности разразились перепуганным писком, подскочили и полезли под столы. Вмиг весь зал опустел, и под его высоким тёмно-синим потолком одиноко летали музыкальные звуки. «Чёрт, я даже не стрелял!» — подумал про себя Траурихлиген, отмечая, что в будущем живут одни лишь слабаки и трусы. В гордом генеральском одиночестве он прошёл к барной стойке, опёрся о неё локтем и заметил, что к стенке привешен рейхсштандарт. Поглазев на него минуту, Эрих Траурихлиген повернулся к стойке спиною и осведомился у пустого зала:

— Хайль Гитлер?

Никто ему не ответил: все дрожали под столами, не желая схлопотать пулю. Тишина рвалась лишь музыкальными раскатами, но и сквозь них Эрих Траурихлиген услышал некое безвольное, плаксивое нытьё, которое неслось откуда-то из-за стойки. Заглянув за неё, Траурихлиген заметил, как там, скукожившись на не очень чистом полу дрожит и прячет голову в коленки некий тип, чья спина блестит чёрной кожаной курткой.

— Эй, ты! — Эрих Траурихлиген начинал злиться, потому что не переносил трусов и нытиков, а тут их было полно. Он легко перепрыгнул стойку и скукожившийся тип оказался у него под ногами. Это был бармен, который при виде оружия запрятался за стойку, но не скрылся.

— Подорвался, уродец! — Траурихлиген схватил его за торчащий воротник и рванул вверх, заставив встать.

Бармен легко подчинился, водворился на ноги, его длинные неопрятные космы растрепались по перекошенным плечам. Бармен глазел вниз, малодушно опустив нос, и дрожал, дрожал.

— Да смотри же ты в глаза! — вскипел Эрих Траурихлигена и грубо поднял лицо схваченного человека свободной рукою за подбородок. Тому ничего не оставалось, он наградил Эриха Траурихлигена взглядом избитого крысёнка, его губы тряслись, брови изогнулись «домиком» от страха.

— Не убивай меня… — пролепетал он, сбиваясь, проглатывая слова.

— Доннерветтер… — пробурчал Траурихлиген, но бармена не отпустил, а встряхнул ещё раз и сурово вопросил:

— Слышь, недочеловек, ты, часом, не знаешь, кто мне может подкинуть рулёвые стволы и крутые байки?

— Ыыы… — блеял бармен, суча дрожащими конечностями. — Стволы… Ты что… ты псих, бандит…

— Нет, я пасхальный кролик! — возразил Траурихлиген с улыбкой хищника. — И я подарю тебе жизнь, если ты ответишь на мой вопрос!

— Бу-бу-бу-бу-буйвол… — заикаясь, пролепетал бармен, начиная задыхаться. — У него стволы… Только, он бандюк… он замочит…

— Где Буйвол? — коротко и по существу осведомился Траурихлиген, прижав бармена спиной к холодной стенке.

— Е-его ещё н-нет… — пискнул тот, случайно изминая в кулаке угол рейхсштандарта. — Он в два часа приходит…

— Не смей мять! — зарычал Траурихлиген, обидевшись за штандарт, и швырнул бармена на пол. — Хорошо, я подожду Буйвола, — с этими словами он опять перепрыгнул стойку и оказался в зале вместе со своим автоматом. — Сяду вот тут вот и подожду. А ты мне пока «Отвёртку» сделай — взболтай, но не перемешивай!

Бармен с готовностью раба прыгнул готовить Траурихлигену коктейль, а сам Траурихлиген уселся за один из опустевших столов и оборотил свой взор на дверь, ожидая, когда из-за неё покажется нужный ему Буйвол. Ну и клички в проклятом будущем… Да, все они тут тупые и трусливые — кажется даже, что один хорошенький полк СС мог бы завоевать их всех с потрохами!

— Ваш коктейль… — привидением явился бармен и подставил под руку Траурихлигена высокий стакан, наполненный заказанным коктейлем «отвёртка».

— Данке! — выплюнул Траурихлиген и отпихнул бармена, куда подальше, не заплатив.

Бармен предпочёл отползти и заложить за коктейль свои гроши. Он был тощ и слабоват для сражения с таким крепким клиентом, который, к тому же, имеет грозный автомат.

Внезапно дверь распахнулась, и в зал вдвинулся человек. Колыша широченными плечами, он шагнул вперёд, и сейчас же столкнулся с другим посетителем, который на четвереньках пытался выползти прочь. Эрих Траурихлиген сейчас же опрокинул «отвёртку» в рот, осушив залпом стакан, и повернулся к вошедшему.

— Э, ты чо тут ползаешь? — заревел тот в адрес посетителя, который пытался выползти на четвереньках.

— Там… — ползущий показал рукой как раз в ту сторону, где восседал за освободившимся столом Эрих Траурихлиген.

Вошедший попытался залепить ползущему затрещину, но тут Эрих Траурихлиген решил вмешаться. Приподнявшись со стула, он поднял автомат, громко крикнул:

— Kommando zurück! — и стрельнул короткой очередью.

Пули врезались в стенку за спиною вошедшего, заставив того грянуть на пол. Эрих Траурихлиген опустил автомат, вылез из-за стола и неспешно пошёл туда, где лежал на животе вошедший. Тот закрывал ручищами бритую голову, уткнувшись носом в булыжники пола. Траурихлиген пихнул его сапогом в бок и осведомился:

— Буйвол?

— Буйвол… — прогудел в пол вошедший, пошевелив туловищем.

— Fein! — обрадовался Траурихлиген и приподнял Буйвола с пола за воротник кожаной куртки.

Буйвол уставился на Траурихлигена бычьими глазами, взмахнул кулаком, но Траурихлиген тут же перехватил этот кулак и заломил руку буйвола за его спинищу, прижав того к холодной, шершавой стенке.

— Уууу… — заныл Буйвол, потому что Траурихлиген очень сильно его прижал. — Чо те надо, амбал?

— Мне тут дали рекламу, — весело сказал Траурихлиген, заломив Буйволу руку так, что она издала хруст.

— Ай, полегче! — взмолился Буйвол, трясясь всем телом.

— Не развалишься! — хохотнул Траурихлиген. — Ты можешь достать левые стволы! Так вот, завтра в это же время я вернусь. Если ты приползёшь пустым — сядешь на кол, Буйвол!

— Да ты что, ты псих! — заволновался Буйвол, охая от адской боли в покалеченной руке. — Какие стволы?? Меня за них в кутузку упекут на всю оставшуюся жизнь!

— Ты спрашиваешь, какие стволы? — хохотнул Траурихлиген, не выпуская Буйвола. — левые, современные, в состоянии боеготовности и завтра, усёк?

— Да кто ты к чёрту такой?? — взвизгнул Буйвол и тут же согнулся, опускаясь на пол, потому что Траурихлиген прижал его ещё сильнее, едва не переломив кость.

— Пасхальный кролик! — весело ответил Траурихлиген, «резвяся и играя» переламывая толстую руку Буйвола. — И я подарю тебе жизнь, если ты выполнишь мою мелкую просьбу!

— Я… я не могу… сдавленно закряхтел здоровенный Буйвол, ползая по полу подшибленным слизнячком. — У меня нет…

— А у кого есть? — Траурихлиген не дал ему договорить, бросил заламывать руку, но прижал спину тяжёлым офицерским сапогом с металлической набойкой.

— У… у Буквоеда… — пролепетал Буйвол, глотая слёзы, оплакивая свой несчастный позвоночник. — У Буквоеда… пусти меня, я сейчас коньки откину!

— Давай мне Буквоеда! — настоял Траурихлиген, не выпуская. — Или можешь с позвоночником попрощаться!

— Слышь, кролик, где я тебе его возьму сейчас среди ночи-то?? — Буйвол зашёлся в рыданиях, потому что позвоночник его под сапогом погибал.

— На мобилку набери! — посоветовал Траурихлиген, не убирая сапога. — Или ты мне ещё скажешь, что у Буквоеда нет мобилки?

— Н-никто не знает его номер… — сипел Буйвол, корчась от боли. — У Буквоеда стоит анти-АОН…

— Прекрасно! — Траурихлиген растянул зверскую улыбочку гоблина, снял ногу со спины Буйвола и поднял последнего с пола за шиворот. — Скажи мне, Буйвол, у тебя, наверное, полным-полно дружков, да?

Буйвол молчал, дрожал и сучил ногами, барахтаясь в железобетонном захвате.

— Только не пищи мне, что один как перст! — продолжал между тем Траурихлиген, легко покачивая Буйвола за воротник. — У таких, как ты, всегда полным-полно дружков!

— Ну, есть парочка… — простонал «умирающий» Буйвол, пытаясь как-то ослабить захват, в который попала его несчастная шея.

— Супер! — Траурихлиген опять растянул улыбку. — Сделаем так: ты сейчас набираешь своих дружков и говоришь им, что если они не приведут завтра Буквоеда — я тебя прикончу. И учти, Буйвол — я не просто так за здорово живёшь пущу тебе пулю в лоб, чтобы ты отмучился! Я посажу тебя на кол, где ты будешь издыхать неделю!

Буйвол содрогнулся, потому что испугался впервые за всю свою жизнь. На колу его ожидала мучительнейшая из смертей, от которой он никак не отвертится… Его, Буйвола, прихватил некий псих…

— Нет, стой! — невменяемым голосом заверещал Буйвол, задёргался в крепких руках Траурихлигена, словно червяк, которого собираются насадить на крючок удочки. — Стой! Это всё — понты, ты никуда не посадишь… Тебя заметут!!!

Из-под ближайшего стола высунулось несколько голов, наставили любопытные глазки на корчащегося Буйвола и принялись глазеть, просверливая в нём виртуальные дырки.

— А вы чего вылупились? — буркнул им Траурихлиген, схватил Буйвола за локоток и насильно поволок к выходу. — Этого я заберу, а вы можете дальше жевать!

Буйвол был жёстко выпихнут на улицу и отведен подальше от входа, на стоянку, заполненную мотоциклами и брошен на булыжники около большой лужи.

— Свидетели мне не нужны! — сурово заявил Траурихлиген, наведя на Буйвола оружие. — Так, что там с Буквоедом?

— Я не могу ему звонить! — отказался Буйвол, поднимаясь на ноги… Он раскрыл рот, чтобы сказать что-то ещё, но в его кармане настойчиво заверещал мобильный телефон.

— Отвечай! — приказал ему Траурихлиген. — Только без фокусов!

— О, это Буквоед звонит… — негромко пробормотал Буйвол, увидав на экране мобильника слова «Скрытый номер». Буйвол знал номера всех, кто мог ему звонить, а «Скрытый номер» был только у Буквоеда.

— Поговори с ним! — свирепо рыкнул Траурихлиген, кивнув автоматом. — Или получишь дыру!

— Да, босс, — Буйвол придвинул трубку к подраненному распухающему уху и ответил, стараясь побороть одышку — Буквоед не терпел одышки.

— Утицын! — Буквоед был суров и назвал Буйвола по фамилии — он всех своих подчинённых называл по фамилиям, потому что не терпел кличек. — Что-то ты плохо работешь! Мне нужны клиенты, а ты, как я понял, развлекаешься!

— Босс… — промямлил Буйвол, топчась и не замечая, что топчется в луже.

— Я могу решить, что ты профнепригоден! — отрубил Буквоед, а Утицын невольно представил его с топором… как он рубит ему голову. — С такими, как ты, я разорюсь! Мне нужны клиенты, а если их не будет — отращивай жабры, потому что дно Кальмиуса — оптимальное жилище для тебя!

— Босс, я найду, найду вам клиентов… — затараторил Утицын, от страха позабыв, что Буквоед не терпит, когда тараторят. Если Буквоед обещает — его слово железно, и Буйвол рискует быть убит и утоплен.

— Дай-ка сюда! — Траурихлиген вдруг выхватил у Утицына мобильник и решил сам поговорить с Буквоедом.

— Господин Буквоед? — осведомился он, а Утицын всё топтался в своей луже.

— Да… — ответили на том конце. — А вы кто такой? — Буквоед не ожидал услышать незнакомый голос, поэтому очень удивился, однако своего удивления не выдал: удивляться несолидно для большого босса.

— Я ваш клиент! — произнёс Траурихлиген таким же стальным голосом, каким завсегда разговаривал сам Буквоед. — Считайте, что ваш человек нашёл вам меня!

— Клиент? — уточнил Буквоед, взяв себя в руки… какая, однако, наглость — Буквоед не терпел наглости… — И насколько же вы солидны, как клиент? — Буквоед работал только с солидными клиентами, а остальных, несолидных — снабжал «бетонными сапогами» и топил.

— Я гарантирую вам отличную плату за лучший товар! — зашипел в трубку Траурихлиген так, как шипели мафиози сороковых. — Меня интересуют образцы оружия последних моделей — как можно больше образцов! Следующей ночью я пришлю своего человека с перечнем того, что мне нужно! А вашего Буйвола я заберу с собой — как гарантию, что вы придёте! А отдам его только тогда, когда получу от вас товар!

Буквоед опешил — его всегда боялись, дышать не так не решались при нём, а этот субъект ему нахамил… Буквед помолчал, дабы восстановить самообладание и ответить этому хаму солидно, а заодно решить, что с ним лучше сделать — спрятать на стройке или утопить.

— Послушайте! — изрёк он, вернув себе железный голос. — Я подумаю, работать мне с вами или нет! Но вы должны отдавать себе отчёт о том, с кем вы пытаетесь связаться! Я не терплю, когда не платят, хамят, тараторят, молчат, храпят, свистят и врут! Я посмотрю на вас и всё решу! Учтите, что я очень влиятельный человек, и, если вы мне не понравитесь — я сотру вас в порошок!

— Прекрасно! — улыбнулся Траурихлиген. — Я вам могу то же самое сказать! Ваш человек останется у меня в заложниках! До скорой встречи, господин Буквоед!

Попрощавшись с Буквоедом, Эрих Траурихлиген не стал дожидаться, пока последний повесит трубку, и сбросил вызов первым, чего Буквоед тоже не терпел.

— Держи свою болванку! — фыркнул он и сунул мобильный телефон в трясущиея руки Буйвола.

— Т-ты что?? — перепугался Буйвол, едва ли не роняя телефон в ту лужу, в которой топтался. — Буквоед же меня за тебя прикончит!

— Я думаю, он тебе за меня премию выдаст! — хохотнул Траурихлиген и прочно схватил Утицына, заломив ему руку. — Идём!

— Куда? — опешил Буйвол, разобравшись, наконец, что этот псих не шутил — он действиетльно возьмёт его в заложники и жизнь его зависит от милости зловещего Буквоеда.

— Тебе понравится! — заверил Эрих Траурихлиген и посмотрел на часы: до обратного проброса оставалсь минута.

* * *

Майор Баум терпеливо ждал и смотрел на точные часы, которые висели на стене бункера. Полчаса истекли и, если всё идёт как надо — генерал сейчас вернётся.

— Барсук! — рыкнул майор Баум, дабы устрашить толстого учёного.

— Чего? — канючливо булькнул Барсук, который отсидел себе ногу и корчился, потому что по ней кишели противные мурашки.

— Если ты не вернёшь назад герра группенфюрера — я тебя сам посажу на кол! — свирепо пригрозил Баум, который отлично знал: если с Траурихлигеном случится беда и он погибнет — весь заговор будет неминуемо раскрыт, «брахмаширас» никогда не заработает, и он сам тоже будет убит…

— Да бог с вами! — махнул пухленькой ручкой доктор Барсук, которого собственная отсиженная нога беспокоила куда сильнее, чем рык этого Баума. Траурихлиген дорожит им, как учёным, и если этот Баум вздумает обидеть его — сам же и пойдёт на кол!

Секундная стрелка обошла последний круг по циферблату и щёлкнула на цифре «двенадцать» — куда громче, чем обычно… или это просто так показалось, потто что в эту секунду должен был вернуть генерал. На этот раз доктор Барсук не подвёл — Траурихлиген словно бы вышел из стены, явился из ниоткуда, сделав широкий шаг. Он был не один — тащил какого-то субъекта, заломив ему руку, а вместо мундира на нём была какая-то куртка… мундир же свой он нёс в руке, свободной от хнычущего незнакомца.

— Кто это? — вырвалось у Баума, который не ожидал увидеть генерала в чьей-либо компании.

— В карцер его посадите! — распорядился Траурихлиген, швырнув незнакомца на жёсткий пол.

— Господи… — проворчал доктор Барсук, наблюдая беспредел. — Обалдели…

— Яволь! — поспешил согласиться с генералом Баум и тут же схватил с пола этого странного человека из будущего, поднял на ноги и пихнул, чтобы вывести из бункера и оттащить в подвал бывшего магазина, где захлопнуть в свободный «номер» около коммунистов и партизан.

— Вот так! — расплылся в улыбке Траурихлиген и кивнул Барсуку:

— Зачёт! Твоя железка работает наславу! Всё, Барсук, можешь спать! До встречи, мы уходим!

Махнув ручкой «до свиданья» Эрих Траурихлиген широким шагом последовал к массивной двери, которая закрывала выход из бункера. За ним посеменил пьяненький Шульц, и они исчезли, оставив доктора Барсука в одиночестве гордиться своим интеллектом. До этой минуты он не был уверен в том, что сделает осциллетор без Миркина. Но теперь понял: он отнюдь не глупее хвалёного профессора!

* * *

Майор Баум собственноручно посадил человека из будущего в карцер — чтобы быть уверенным в том, что пленник группенфюрера никуда не денется. Он что-то гнусавил по-русски, однако Баум не слушал и не вдавался в его гудение — это не его дело, он только выполняет приказ. Закрутив замок карцера на ключ, Баум не отдал его солдату, а забрал себе, как приказал ему Траурихлиген. Он выбрался из мрачного холодного подвала, запахнулся посильнее плащом и побежал сквозь ливень к заднему входу в райком. Запрыгнув под крышу, майор стряхнул воду с фуражки и тут же столкнулся с кем-то нос к носу. Первой реакцией майора было достать пистолет. Он выхватил из кобуры свой «люггер», но тут же услышал знакомый голос.

— Вы определили пленника в карцер? — голос принадлежал Эриху Траурихлигену — он поджидал майора и, может быть, наблюдал за ним.

— Яволь, — шёпотом ответил Баум, воровато оглядываясь: не шпионит ли кто-нибудь за ними?

— Прекрасно! — похвалил Траурихлиген, а Баум в темноте видел только его силуэт в плаще и фуражке. — Часа в четыре утра прикажите солдатам выволочь его на улицу и инсценировать расстрел.

— Яволь, — снова кивнул Баум.

— Всё, идите, до четырёх утра вы свободны!

— Яволь, — в третий раз ответил Баум, отдал честь и бесшумно скользнул в темноту.

Глава 77 Ужасы фашизма

1. Зарплата для строителей

Мрачный коридор, освещением в котором служили редкие лампочки, находился глубоко под землёй. Пол, стены и потолок были бетонными, серыми, холодными, и ни единого окошка не было здесь, ни лучика солнечного света. Обычно этот тайный коридор был пуст, но сейчас здесь было многолюдно — люди, обряженные в полосатую рванину, шли шатким неровным строем, босые ноги, шлёпая, ступали по голому холодному бетону. Они смотрели перед собой пустыми голодными глазами и ничего не видели, кроме близкой погибели. Часть из них набрали по разным лагерям, часть попала сюда прямо с передовой, взятая в плен. Исхудавшие, бледные, они долгое время недоедали и тяжело работали, рыли глинистую, каменистую землю, выстраивая на огромной глубине циклопические сооружения. Вчера поздно вечером строительство было закончено, пленные провели в бараке короткую ночь. И этим ранним дождливым утром их снова заставили спуститься под землю. Сегодня они не пошли на стройку — их загнали в этот коридор пинками и пулями, вынудили идти вперёд. Эти люди уже выполнили свою миссию — тайную, жуткую… Миссию, цель которой не несла добра — их под дулами автомата заставили выполнить её, а в конце мглистого забетонированного коридора их ждала «награда за труды»… Вдоль стен коридора через каждые два метра стояли вооружённые солдаты в касках, надвинутых на самые носы — они кивали автоматами тем, кто плёлся слишком медленно, отставал, останавливался. Они прекратили шагать лишь тогда, когда коридор закончился широкими стальными воротами, которые охраняли два рослых, хорошо открмленных солдата. Неровный строй смешался в пространную толпу, люди, нервничая, зашумели голосами, но стрёкот автоматной очереди, выпущенной вверх, заставил их затихнуть. Под мрачными сводами коридора повисла зловещая могильная тишина, а солдаты выгоняли из коридора отстающих, собирая их перед воротами в кучу. Когда в коридоре не осталось ни души, два солдата открыли перед пленными эти страшные, тяжёлые стальные ворота, выкрашенные серой краской, жестами показывая, что людям надо заходить в пугающую неизвестность. Остальные солдаты усердно подталкивали бедняг автоматами, загоняя их в просторное, пустое помещение, ограниченное серыми стенами и высоким серым потолком, снабжённым парой тусклых ламп. Люди послушно заходили: им было некуда деваться. Первые тянулись к дальней стене — чтобы дать дорогу следующим. Вскоре они все собрались здесь, заполнив помещение, толпясь, толкаясь… Солдаты зашли вслед за ними и закрыли ворота изнутри на четыре замка. Створки соединились так, что зазор между ними сделался почти невидимым.

— Фсем есть строить! — на ломаном русском прокаркал оберлейтенант, чьё брюхо едва удерживалось под кителем, требуя, чтобы люди встали в строй. — Никому не есть толькать! Шнель! Бистро! Рас! Два! Тры!

Люди строились медленно и совсем неохотно, зля оберлейтенната, который накануне так объелся, что его аж подташнивало от сала с шоколадом. Кое-как собравшись в шаткое подобие строя, пленные жались к сырым стенам: страх и слабость не давали им больше ничего сделать.

— Ето есть хорошо! — оценил строй оберлейтенант, отдуваясь, а его щёки были красны от натуги и лоснились от пота. — Шисн! — коротко приказал он солдатам, желая поскорее вылезти из подземелья и… ещё покушать, дабы успокоить нервы. Он вообще не знал, что такое коллайдер — не понимал даже этого слова. Он просто старался выслужиться перед Эрихом Траурихлигеном, поэтому, потея, приказывал солдатам расстреливать людей.

По команде оберлейтенанта солдаты, словно роботы, механически повернулись к людям, одновременно подняв автоматы… Ещё одна жуткая секунда — и они начнут стрелять на поражение… По шаткой, волнующейся массе людей прокатились возгласы ужаса: измученные люди цеплялись за жизнь, не хотели умирать, хотели ещё раз увидеть солнце, небо…

Но приказ Эриха Траурихлигена был однозначен: уничтожить. Никто посторониий не должен знать, что он построил два коллайдера, чтобы запитать свой трансхрон — тем более, военнопленные и евреи, набранные из разных лагерей. Повинясь приказу группенфюрера, солдаты надавили на курки почти одновременно, поливая градом смертоносных пуль этих несчастных, которые заметались под унылым серым потолком в тщетной надежде спастись. Но никто из солдат не хотел принять ужасную смерть на генеральском колу, поэтому они стреляли до тех пор, пока в этой страшной камере не осталось никого живого. Убедившись в этом, солдаты стали в строй и маршевым шагом покинули помещение, безраздельной хозяйкой в котором стала смерть. Как только они выйдут отсюда на поверхность — они взорвут заложенный под землю динамит, чтобы обвалить земляной потолок и засыпать коридор, оставив несчастных навечно замурованными в подземелье.

Когда прогрохотал над лесом дьявольский взрыв, нарушив спокойный птичий сон, и массы земли обрушились вниз, уничтожив коридор, оберлейтенант возвращался в штаб, дабы доложить генералу о проделанной работе. Ему приказали зайти с чёрного входа — со страшного, дьявольского чёрного входа, над которым никогда не включали прожектора, котрый утопал в ужасной тьме. Перед тем, как идти к страшному генералу, оберлейтенант основательно подкрепился — нервы требовали «бензин» — и тащился по круглым булыжникам медленно, как толстая улитка. Луна, похожая на рубленный полукруг, освещала всё призрачным светом, заставляя отбрасывать чёрные тени, и воображение невольно рисовало вокруг страшных чудовищ, которые вылезают по ночам из топких болот. Дверь чёрного входа была открыта — Эрих Траурихлиген специально его поджидал — оберлейтенант это понял сразу, потому что эта дверь завсегда была закрыта на замок. Оберлейтенант едва вполз под прохладную сень штаба, подавляя нервную одышку, которая сурово его терзала, мешая идти и думать. Он должен был подняться по крутой лестнице, дойти до генеральского кабинета, а он уже устал, как собака, преодолев всего одну низкую ступеньку.

— Добрый вечер! — этот голос настиг оберлейтенанта на лестнице, и тот едва не погиб от инфаркта — так испугался.

— Вы не бойтесь, это всего лишь, я! — проговорил голос, а оберлейтенант никак не мог открыть кобуру и выцарапать пистолет дрожащей рукой.

— Умоляю вас, не стреляйте! — насмешливо хохотнул голос, и оберлейтенант, наконец, понял, что он принадлежит Эриху Траурихлигену.

— Хайль Гитлер! — крикнул оберлейтенант, подняв эту дрожащую руку вверх, а под высоким потолком згрохотало ужасное гулкое эхо.

— Ну, зачем вы так шумите? — пробормотал Траурихлиген, оберлейтенант видел его силуэт на фоне окна — как он сложил руки на груди в неодобрительной позе.

— Простите… — пробормотал оберлейтенант, осознав ошибку. Если заходишь в штаб с чёрного входа — нужно молчать… Тишина и молчание — залог долгой жизни заговорщика…

— Поздравляю, вы выполнили задание! — негромко и зловеще произнёс Траурихлиген, и кажется, он был здесь не один — кто-то ещё прятался рядом с ним в темноте. — Вы осознаёте, что теперь знаете тайну? — вкрадчиво осведомился он, а по спине оберлейтенанта побежали мучительные мурашки, которые обжигали холодным потом.

— Какую тайну? — пискнул оберлейтенант, шаркая сапогами по бетонному полу… ему даже есть перехотелось от страха, а в горле застрял холодный липкий комок.

— К сожалению, вы не можете её знать! — сурово заключил Эрих Траурихлиген, поднимая руку… Оберлейтенант с ужасом осознал, что в руке у него тускло поблёскивает пистолет, а мушка упирается ему в лоб. Пистолет Траурихлигена был из будущего, с глушителем, и выстрел из него прозвучал, как тихий, грустный хлопок. Оберлейтенант был пристрелен и плавно повалился на руки тех, кто прятался во тьме. Они едва удержали его — он был тяжёл, а Траурихлиген, спокойно спрятав пистолет, коротко приказал:

— Утащить! — после чего развернулся и молча удалился.

2. «Туристический шоппинг»

В этот день, который обещал быть таким же тихим, как все остальные дни, небольшой магазин одежды открылся ровно в девять часов утра, а закроется — в шесть вечера, как всегда, работая по своему неизменному графику. До обеда оставалось пару часов, и солнечные лучи, заглядывая в широкие окна, ставшие пристанищем для тощих манекенов, освещали торговый зал.

Среди лощёных девиц, которые медленно кружились у вешалок, выбирая себе наряды, появился некто, закутанный в чёрную куртку, капюшон которой хорошо скрывал его лицо. Высокого роста, широкоплечий субъект несколько минут крутился у вешалок вместе с девицами, разглядывая тряпки, а потом вдруг полез к себе за пазуху и вытащил громадный полотняный мешок. Раскрыв его, незнакомец сделал широкий шаг к одной из вешалок, протянул свою широкую руку, ухватил целый ворох одежды вместе с вешалками и отправил всё прямо во чрево мешка.

Некий субтильный подросток эмо-типа нёс в примерочную джинсы, собираясь узнать, сойдутся они на нём или нет, однако посетитель в капюшоне заступил ему дорогу, отправил джинсы в свой мешок, а подросток оказался спихнут на пол, где разрыдался. Девицы с криками выскакивали из магазина на улицу, а крепыш в капюшоне продолжал методично загребать всю одежду, которая оказалась перед ним. Аккуратная молоденькая продавщица, увидав, что творит этот странный клиент, испугалась.

— Молодой человек, что вы делаете?? — истерическим голосом вопросила она, в ужасе вытаращив свои намазанные глазки.

— Брысь!! — сурово зарычал на неё субъект в капюшоне, свирепо надвинулся и отпихнул бедняжку к дальней стене.

Продавщица стукнулась головой и лопатками, пискнув от боли, а странный вор невозмутимо продолжил совать в свой «бездонный» мешок всю одежду без разбору, опустошая вешалки.

— Оля, что случилось?? — на вопль продавщицы выскочил из подсобки тощий администратор в огромных очках, прибежал и… тут же забился за ближайший угол, судорожно выцарапывая из кармана мобильный телефон. Администратор собрался вызвать милицию, потому что рослый здоровяк, сопя, продвинулся вглубь торгового зала, распугав всех клиентов, и засовывал в мешок мужскую одежду из новой коллекции, которая продавалась без скидок.

Милиция среагировала быстро: не прошло и пяти минут, как на пороге магазина возник наряд омона.

— Где он? — осведомился у администратора командир группы.

Администратор чуть растерялся от стресса, заглох, но ему на помощь пришла оклемавшаяся продавщица. Выскочив на улицу, она закричала писклявым голосом:

— Быстрее, он в примерочную зашёл!!

— С дороги! — командир группы захвата спихнул продавщицу со своего пути, и бойцы ворвались в магазин, мигом заполнив его.

— Ни с места! — один из них сорвал плотную штору, которая загораживала вход в примерочную… Зеркало, вешалака… Примерочная оказалась пуста…

Бойцы группы захвата зря обшаривали магазин — зря заглядывали в подсобки, на склад, в кабинеты… Зря встали дыбом волосы на голове заведующей, зря следователь просматривал записи видеокамер. Вор в капюшоне, десйствительно, зашёл в примерочную, где спрятаться решительно негде… И больше не вышел оттуда, словно бы из примерочной вёл наружу тайный ход. Но никакого хода в этой примерочной тоже не водилось — её обшаривали, осматривали не один раз — сначала бойцы омона, потом — следственная группа…

«Гостем» в капюшоне был Эрих Траурихлиген. Он не спроста оказался там, в магазине одежды сети «Дженнифер» — Эрих Траурихлиген собирал образцы одежды будущего — для маскировки при пробросах. Набрав то количество, которое показлось ему достаточным, Траурихлиген вернулся в свой кабинет, избавился от чёрной куртки, уселся к себе за стол и теперь — сосредоточенно перебирал «улов» в компании своих соратников. Майор Баум сидел на одном из одинаковых вертящихся стульев из будущего, которыми недавно заменили старый разношёрстный хлам, консервативный комендант Фогель выбрал для себя антикварное кресло, а Шульц — тот нигде не мог усидеть больше минуты, и поэтому топтался в углу. Одежда из будущего повергла Шульца в лёгкий шок — так она была нелепа — и его страх перед всеми этими трансхронами, пробросами и самим будущим лишь возрос. В руках Эриха Траурихлигена была футболка розового цвета, впереди у которой некий странный дизайнер изобразил стилизованную, абстрактную белую мордочку кота. Траурихлиген мял её пальцами, намереваясь понять, из чего она сделана, а потом, чертыхнувшись, швырнул футболку на пол, где уже набралась порядочная куча подобных вещей.

— Что за чёрт… — буркнул он, вынув из мешка очередную вещь — джинсы невероятного покроя, с вышитыми золотистыми цветами, покрытые фальшивыми бриллиантами.

— Герр группенфюрер, — решился заговорить майор Баум, удерживая себя от того, чтобы начать вертеться на своём стуле. — По-моему, это — женская одежда…

— Чёрт! — фыркнул Траурихлиген, швырнув джинсы в кучу на полу. — Если бы у меня была жена, и она натянула бы такую дрянь — я бы её пристрелил!

— А это, вроде, ничего… — майор Баум нашёл в себе смелость придвинуться к вороху одежды и вытащить пиджак — тёмно-синий, в элегантную полоску.

— Действительно, — оценил пиджак Эрих Траурихлиген. — Пожалуй, он сгодиться! Отложите на стул!

— Есть! — Баум поспешно приблизился к свободному стулу и аккуратненько положил на него пиджак из будущего — так аккуратненько, словно его карманы были наполнены гранатами.

— Вам придётся привыкнуть к вещам из будущего! — свирепо пригвоздил майора Траурихлиген, который прекрасно видел его страх. — В скором времени здесь всё будет из будущего и пеняйте на себя, если вы останетесь таким тёмным, как сейчас!

— Извините, герр группенфюрер! — попытался извиниться Баум, попятившись… Он был суеверен, воспитан бабушкой — деревенской ведьмой, которая розгами вколотила в него приметы и веру в чёрта. Нужно избавляться от бабушкиного воспитания — оно сослужит ему плохую службу…

— Я ко всем обращаюсь! — рявкнул Траурихлиген на Фогеля и Шульца, которые тоже устранились к дальним стенкам и даже не подходили к «дьявольским» костюмам. — Вы обязаны научиться обращаться с вещами из будущего, или мне придётся всех вас казнить и заменить теми, кто умнее вас!

— А… мы научимся… — пролепетал комендант, который больше всего боялся быть казненным на колу и попасть в плен к коммунистам. — Мы почти уже научились…

— Ну, да, особенно Шульц! — выплюнул Траурихлиген, не скрывая ехидства. — Давайте, быстрее перебирайте эти тряпки — мне нужно выкинуть ненужное и составить представление о нашей маскировке для пробросов!

Майору Бауму стоило титанических усилий переломить в себе свою бабушку. Благодаря её воспитанию он и сам бы сделался сельской ведьмой… ведьмаком… если бы не война и не школа СС. Ему легче было воспринять какую-нибудь глупую некромантию, нежели чем машину времени, но кол был слишком убедительным аргументом, чтобы торчать на месте. Поэтому Баум принялся с опаской перебирать нехрональные костюмы. Шульц и Фогель тоже подползли к нему, протянув руки, и вскоре выбрали несколько удачных вариантов, а остальное, что не понравилось генералу, сгрузили в кучу на полу.

— Выдавайте эти тряпки пленным коммунистам! — распорядился Траурихлиген, устало кивнув на эту самую кучу, куда его подчинённые сбросили всё женское, розовое и оснащённое стразами. Ему не особо нравилось перебирать одежду, и он был рад тому, что это муторное перебирание закончилось.

— Яволь! — согласился майор Баум, стараясь не смеяться, представляя тех коммунистов, которым достанется «роба будущего». — Сейчас же отнесу это всё в казематы!

— Не торопитесь, Баум! — Эрих Траурихлиген остановил его в тот момент, когда майор собрался сгрести забракованную одежду и взять в охапку. — Для грязной работы я вызову солдата. А для вас у меня особое задание! Сегодня вечером вам нужно будет примерить вот это!

Майор Баум поднял глаза, решившись взглянуть на своего начальника, и увидел в его руке тот самый полосатый пиджак из будущего. По спине майора побежали мурашки: задание, которое приготовил для его Траурихлиген, связано с пробросом… Майор Баум воспитывал в себе образцовую храбрость. Он унял дрожь и отдал группенфюреру честь, громко хлопнув каблуками сапог.

— Фогель, вы можете быть свободны, — отпустил коменданта Траурихлиген, положив пиджак на стол. — Шульц, займитесь уборкой!

Фогель и Шульц уползли, кажется, с облегчением. Фогель пойдёт сейчас считать — это его любимое занятие, можно даже сказать, хобби. До войны он работал не то в банке, не то в налоговой инспекции… возможно, счётом Фогель успокаивает себе нервы… Шульц же был согласен хоть зубной щёткой выдраить здесь всё, лишь бы не сесть на кол.

— Баум, а с вами мы сейчас будем обсуждать подробности вашего задания! — Эрих Траурихлиген не отпустил Баума, хотя тот и надеялся, и майору пришлось остаться.

3. Переговоры с Буйволом

Похожие на боевых роботов солдаты, лязгая железным снаряжением, тащили Утицына под руки, словно два бульдозера. Крепкий бандит никак не мог сопротивляться: хватка их была стальной, и руки его словно бы зажали в тисках. Буйвол даже не успевал шагать — тащился, беспорядочно перебирая испачканными ногами. В лицо били струи дождя, над головой разрывались громовые раскаты, а внутри всё сжималось от безотчётного ужаса. Мозг отказывался соображать: куда он попал, что за солдаты, почему гроза?? Утицын ничего не понимал — он не пьян, не спит, по голове его никто не бил… Он был в байкерском клубе, неудачно встретился там с Терминатором, потом — в камеру какую-то попал…

— Швайн! — рявкнул ему в лицо один из солдат, а потом — Утицына жёстко швырнули вперёд, он ударился головой о твёрдую каменную массу и упал животом в грязную лужу.

— Ай!! — громко воскликнул Утицын, и взвизг его потонул в очередном раскате грома.

Судорожно копошась, Утицын перевернулся с живота на спину, с огромным трудом водворился на ноги, прижавшись к стене лопатками. Глянув перед собой, бывалый «браток» содрогнулся: во вспышке молнии он увидел пятерых солдат, облачённых в блестящие дождевики и надвинутые каски, которые поднимали автоматы, прицеливаясь в него…

Колени Буйвола подкосились от страха: за спиною холодная влажная стена, а в сердце «глядят» пять кошмарных дул.

— Ахтунг! — рявкнул грубый голос, и за ним громыхнул гром.

Солдаты резко вскинули оружие и их пальцы оказались на курках.

— Фойер фрай! — громыхнуло над головой, и автоматы застрекотали очередями…

Тут же боль пронзила всё тело, из лёгких насильно выдавило весь воздух, а последний крик Утицына растворился в оглушительном рёве. Наверное, такая она и есть — смерть. Его тело прошили десятки пуль, он перенёс агонию и уже мёртв…

Бух! — Утицын внезапно упал на что-то сухое и твёрдое, треснувшись спиной. Никакой боли больше не было, прекратился дождь, вокруг был свежий утренний воздух. В глаза что-то светило, Утицын зажмурился…

— Понравилось? — негромко осведомился некто, а потом — левый бок ощутил несильный пинок, словно бы его подпихнули носком башмака.

Страх всё не давал Утицыну открыть глаза, он, зажмурившись, лежал в дурацкой «позе эмбриона», а до его слуха долетал спокойный шелест листьев и птичий щебет. Это и есть «тот» свет — боль прошла, никто не стреляет, не тащит никуда… Но руки и плечи саднят и ноют, под боком ощущается неприятно острый камень, а в висках, словно бы, стучат молотки. Нет, это не смерть — он ещё жив…

С трудом разлепив глаза, Утицын заставил себя посмотреть вверх. Над ним возвышался Терминатор — в той же кожаной куртке, сухой… хотя сам Утицын промок до нитки и мёрз на лёгком ветерке. За спиной Терминатора торчал какой-то сгоревший джип, даже уже не джип, а искорёженный рыже-чёрный остов… А среди зелёных листьев проглядывало беззаботное солнце.

— Э, отморозок, что за косяк ты мне скрутил?? — выдохнул Утицын, вытирая с лица руками какую-то склизкую грязюку… хотя тропка, на которой он лежал, была покрыта сухой, потрескавшейся глиной.

— Хы-хы! — злобно хохотнул Терминатор, сложив на груди свои длинные длинные руки. — Не думай, дружище, что всё так просто! Это реальность — такая же, как этот парк, только пару лет назад! Ты не хочешь по-хорошему вести меня к Буквоеду — тогда останешься там навсегда, и тебя расстреляют! Я легко это устрою — ты даже не поймёшь, как — и не буду забирать тебя назад!

— Ладно, хорошо! — зарыдал Утицын, даже не заметив, как зарыдал — пережитый стресс превратил его в малодушного слизня и выжал бессильные слёзы. Буйвол так и не понял, что с ним произошло — но внутри остался липкий страх, который не позволял мыслить… Терминатор хочет Буквоеда — он его получит. Утицын уговорит его пойти на сотрудничество с Терминатором для того, чтобы спасти свою жизнь, а что будет дальше — его не касается! Поднявшись на промокшие, шаткие ноги, Утицын полез в карман своей кожаной куртки — карман оказался застёгнут на замок, и Буйвол впервые в жизни поблагодарил господа. Мобильный телефон в этом кармане остался сух и цел — Утицын вытащил его, открыл телефонную книжку и позвонил на тот номер, который у него был помечен «Ед». Буквоед никогда не отвечал с первого раза: он считал, что это — несерьёзно: бежать к телефону и тут же выходить на разговор. И в первый, и во второй раз Утицыну ответил оцифрованный голос автоответчика с сообщением, что абонент не может подойти к телефону. А на третий раз в ухо Буйвола ворвался жуткий голос, который, казалось, звучал прямо из ада:

— Ало? — густой бас казался свирепым даже тогда, когда произнёс всего одно коротенькое слово. У Утицына-Буйвола, который с детства занимался кикбоксингом и «таскал железо» от голоса Буквоеда по спине бежали ледяные мурашки — волею судьбы ему пришлось работать на самого страшного бандита, имеющего самые длинные руки, который одним мановением пальца может либо возвысить человека до небес, либо стереть его и обратить в прах…

— Босс, — заговорил Утицын, стараясь не тараторить и не мямлить: Буквоеду не нравилось ни то ни другое. — У меня есть для вас очень солидный клиент — он хочет работать с вами и будет платить за товар золотом.

— Да? — Буквоед так удивился, что позволил себе пропустить непозволительную для большого босса высокую ноту.

— Да, босс, — поспешил согласиться Утицын, стараясь не сопеть в трубку — это Букведу не нравилось тоже. — Он спрашивает, когда можно будет начать работу.

— Ну, что ж, — основательным тоном произнёс Буквоед, солидно помолчав, — Я думаю, что сегодня ночью смогу встретиться с ним. Часа, эдак в два.

Буквоед был алчен, Буквоед был жаден. Всюду, где пахнет наживою, он стремился успеть, идя при этом по головам и по трупам. Клиент платит золотом — почему бы ни продать ему собственную маму?? Буквоед бы продал — он согласен продать что угодно!

— Буйвол, — основательно произнёс Буквоед. — Передай ему, что встреча состоится!

— Да, босс! — ответил Утицын, пытаясь сохранить в голосе спокойстве айсберга — Буквоеду не нравилось, когда подчинённые нервничают — а сам вздохнул с облегчением: пускай теперь Буквоед отдувается перед страшным Терминатором, а он может спокойно сдвинуться в сторонку. Теперь Утицын боялся Терминатора больше, чем Буквоеда. Да, Буквоед силён, он любого достанет даже из-под земли, но и он не может того, что может Терминатор… Скорее всего, это и не человек, а настоящий терминатор из туманного будущего, который пришёл выполнить некую страшную миссию…

— Он придёт… — выдавил Утицын, шмыгая мокрым носом. — Сегодня в два часа ночи…

— Отлично! — ухмыльнулся Терминатор. — Ну, что ж, можешь быть свободен! Когда увидишь Буквоеда — расскажи ему всё, что с тобой произошло и не забудь добавить: с ним случиться то же самое, если он вздумает меня обмануть. Всё, у меня нет времени! Пока!

Ухмыльнувшись во второй раз, Терминатор широким шагом зашёл за толстый ствол ближайшего дуба и… исчез там без следа.

Освобождённый Утицын потоптался немного, огляделся… Он этого места не знал — был здесь впервые, и абсолютно не понимал, куда должен идти… На сгоревшем джипе не поедешь…

4. Майор Баум — турист

Майор Баум отнёсся к новому заданию со всей ответственностью: тщательно выбрал маскировку из одежды будущего — строгий тёмно-серый костюм в вертикальную полоску, чёрную атласную рубашку и «бандитский» галстук золотого цвета. Завязав этот галстук безупречно правильным двойным узлом, Баум и впрямь оказался похож на серьёзного мафиози из клана достаточно крупной руки, а нахлобучив набекрень широкополую чёрную шляпу — принял суровый вид настоящего «крёстного отца»… Посчитав, что произведёт на оппонента достаточный эффект, майор Баум застегнул на запястье ремешок наручного флиппера. Стрелки его золотых часов возвестили о полуночи — именно на это время группенфюрер назначил ему проброс в будущее. Нужно действовать. В кабинете майора горели свечи: из-за бомбёжки снова вырубилось электричество, заставляя освещать помещения свечами, ввергая Краузеберг в мистическое, дьявольское пламя. По лицу майора плясали отсветы, а проброс казался почти что магическим ритуалом…

— Вы готовы? — голос, задавший этот вопрос застиг Баума за набором координат.

Баум вздрогнул от неожиданности — некто явился к нему из самого тёмного угла, в который суеверный майор почему-то забыл впихнуть подсвечник…

— Вы не готовы! — с раздражением заявил визитёр, и из мрака выдвинулась его высокая фигура.

— Хайль Гитлер! — поспешил вытянуться майор, потому что узнал в своём госте Эриха Траурихлигена.

— Отставить Гитлера! — змеем прошипел Эрих Траурихлиген, сдвинув брови. — Сколько можно обожествлять никчёмных слизняков??

— Я приветствую вас по уставу… — пискнул Баум, спеша оправдать свой проступок, ведь Эрих Траурихлиген ненавидит Гитлера и не скрывает этого перед своими сообщниками.

— Чёрт с вашим уставом! — выплюнул Эрих Траурихлиген, усевшись за стол майора, закинув ногу на ногу, и тут же выпив его кофе. — И чего вы глазеете? — фыркнул он, перехватив взгляд Баума. — Вы же пьёте кофе у Фогеля!.. Почему бы мне не выпить у вас??

— Пейте, сколько хотите, герр группенфюрер… — пискнул Баум, чувствуя себя в костюме из будущего нелепым клоуном… кторого сейчас расстреляют…

— Скоро я стану властелином мира! — заявил Эрих Траурихлиген уверенным и страшным голосом… и, кажется, клацнул клыками…

В красноватом дрожащем полумраке он казался дьявольски зловещим. У майора Баума, боевого офицера, который на полях сражений видал саму смерть, по спине поскакали мучительные мурашки, ведь у герра группенфюрера в роду инквизиторы и верволки…

— Всё, удачи вам, а при провале операции вас ждёт кол! — сухо изрёк Траурихлиген, пристально следя за тем, как Баум заканчивает выставлять координаты в пространстве и во времени похолодевшей дрожащей рукой. Майор сжал волю, стараясь скрыть дрожь…

— Вы хоть правильно выставили координаты или вы тоже не знаете, на какую кнопочку нажать? — ехидно пробурчал Траурихлиген и отдал приказ:

— Покажите!

— Яволь! — отчеканил Баум, приблизился к столу и через столешницу протянул группенфюреру руку с флиппером.

Эрих Траурихлиген увидел маленький экран и понял, что его соратник не облажался: координаты выставлены верно… Да, это хорошо, что Баум — один из тех редких индивидуумов, у которых здесь есть на плечах голова… в основном, у всех — бесполезная тыква.

— Пойдёмте, Баум! — Эрих Траурихлиген покинул кресло майора, выйдя на середину его кабинета и повелительно махнул рукою, призывая Баума следовать за собой.

— Куда? — удивился Баум, зная, что идти, вроде, никуда не нужно… нужно пробрасываться…

— Последняя часть вашей маскировки! — загадочным тоном мастера Дроссельмейера заявил Траурихлиген, улыбаясь так, словно собирался сожрать.

Майор Баум пространно кивнул — он и так уже хорошо замаскировался… Ни один поставщик оружия из будущего ни за что не догадается, что перед ним майор СС… Но ослушаться группенфюрера было нельзя, посадит на кол — вот Баум и был послушным, без лишних слов и вопросов пошёл туда, куда звал его Эрих Траурихлиген.

В том тёмном углу, куда уверенной походкой направился Эрих Траурихлиген, был тайный ход. Его сделали тут совсем недавно — Баум помнит, что ещё неделю назад все углы его кабинета были прочны и монолитны, а сейчас — Траурихлиген без усилий сдвинул фальшивую стену и открыл узкий лаз, из которого пахнуло свежим цементом и краской. Находясь в группировке заговорщиков, Баум привык к тайным ходам — он лазал в секретные бункеры, прятался, бывал в потайных кабинетах, которых нет на планах здания… Он шёл за Траурихлигеном обыденным шагом и обдумывал то, что будет говорить при встрече тому, кто продаёт оружие будущего. Тем более, что этот ход совсем не страшный — тут даже свет есть: к потолку подвешены лампочки.

— Прошу сюда! — Эрих Траурихлиген вдруг остановился посреди дороги, повернувшись лицом к стене, и майор Баум увидел металлическую дверь.

Она была заперта и казалась неприступной, но Эрих Траурихлиген достал из карамана связку ключей и без труда справился с замками. Спихнув дверь плечом, он пропустил Баума вперёд. Майор сделал шаг и попал в полную темноту…

— А? — Баум не решился больше шагать, а вдруг он стукнется лбом, споткнётся неизвестно обо что, или рухнет в яму??

— Простите, забыл включить свет! — хохотнул Траурихлиген и хлопнул в ладоши.

Тут же под высоченным потолком вспыхнули лампы, залив белым ярким светом широкое пространство, которое расстилалось впереди. Баум устрашился: пахло колдовством… Траурихлиген занимался каким-то страшным колдовством… он принёс в жертву шестьдесят девять человек, и их черепа прикручены к люстре, которая висит в холле штаба…

— Идёмте! — Траурихлиген снова приказал Бауму следовать за собой, майор постарался забыть о колдовстве и зашагал вслед за своим начальником.

Тут ничего не было — только стены и пол, обшитые блестящими листами металла, а посередине стоял автомобиль — причудливой формы, приземистый и глянцевито-чёрный. Фары его, кажется, были убраны в капот и напоминали закрытые глаза.

— Садитесь в кабину! — приказал Траурихлиген, кивнув майору на этот диковинный транспорт с затемнёнными до черноты стёклами.

— Но… как? — удивился майор, осмотрев автомобиль и найдя, что дверцы его плотно закрыты, едва выделяются на блестящем кузове и не имеют ни ручек, ни замков.

— А, совсем забыл! — растянул улыбку Траурихлиген, вытащил из кармана некий мелкий приборчик с кнопками и нажала одну из них.

Дверца кабины со стороны водителя, словно всё по тому же колдовству, с тихим жужжанием раскрылась, поднявшись вверх, похожая на чёрное крыло гигантской летучей мыши.

— «Роллс-Ройс» из будущего! — поспешил похвастаться Эрих Траурихлиген. — А это — пульт сигнализации и управления дверями! Держите! — он протянул этот пульт Бауму.

Баум влез в диковинную кабину с опаской… машина из будущего невольно вызывала страх.

— Держите же! — Траурихлиген потребовал от Баума расторопности: ему показалось, что майор лезет в кабину слишком медленно и пульт не берёт…

— Да… да… — заклекотал Баум, ёрзая в кресле, которое казалось адски мягким. Он рывком выхватил предложенный пульт из руки Траурихлигена, глянул на него и понял, что не знает, какую кнопку он должен нажать, чтобы открыть или закрыть дверцу.

— Красная! — подсказал Траурихлиген, сложив руки на груди и переступая с ноги на ногу.

Группенфюрер начинал психовать — поэтому Баум быстренько нажал красную кнопку, заставив крылообразную дверцу задвинуться, и оказался замуровал в кабине будущего — среди белой кожи, наедине с рулём в диковинном чехле и странными приборами с сенсорными экранами, которые прикрутили к приборному щитку слева и справа от руля. Если это всё необходимо, чтобы завести двигатель — «Роллс-Ройс» рискует остаться неподвижным и тихим, потому что Баум не разберётся в этих приборах никогда…

Эрих Траурихлиген нетерпеливо постучал по стеклу, приказывая Бауму пробрасываться. Баум поднял к глазам руку с флиппером. Остаётся нажать всего одну кнопку — и он окажется в будущем… Он ни за что никому не признался бы под самыми жуткими пытками — даже если бы попал в застенки гестапо — но майор Баум боялся проброса. Его пальцы были холодными, когда Баум по знаку группенфюрера нажимал на красную кнопку, устанавливая хронокоридор.

* * *

Этой холодной ветренной ночью здесь было пустынно. Перекрёсток двух перекрытых дорог, в микрорайоне, назначенном под снос — кто в здравом уме придёт сюда почти что в полночь, тем более, что весь вечер шёл дождь? Отселённые дома высились молчаливыми серыми громадами — здесь почти уже все дома отселили, жильцы остались только в двух их них — в тех, что находились на самой окраине микрорайона. Эти люди собирали вещи — завтра они съезжают, чтобы вселиться в новые квартиры, а послезавтра этот микрорайон снесут…

Внезапно в щербатый мокрый асфальт упёрлись четыре колеса. Сверкающий новизною «Роллс-Ройс» словно бы взялся из ниоткуда, и покрышки на его колёсах были чистыми. Майор Баум приходил в себя после проброса достаточно долго — не ожидал, что ощущения будут настолько острыми… Откашлявшись, отплевавшись и отдышавшись, майор позволил себе оглядеться. Шокированный ощущениями, он не сразу понял, что пробросился вместе с «Роллс-Ройсом» — в голову тут же полезли глупые мысли о том, что проброс не состоялся, и он не попал в будущее, а попал в партизанский плен…

— Чёрт подери… — угрюмо пробормотал Баум, осознав, что находится в кабине подаренной группенфюрером «адской» машины, и никаких партизан тут нет и в помине. В лобовое стекло, в свете фар, Баум видел пустынный перекрёсток, унылые мокрые деревья невдалеке и какие-то ещё неказистые строения, вроде ларьков… Наверное, это и есть ларьки будущего — металлические, выкрашенные в нелепые пёстрые цвета: сине-жёлтый ларёк, красно-зелёный ларёк и какой-то ещё буро-ржавый, скорее всего, закрытый. Выдержав проброс, майор Баум решил, что все его хрупкие вещи: часы, очки, портсигар, наручный флиппер — бесповоротно сломаны, едва ли не размолоты в порошок… Как он сам ещё остался жив, когда его скрутило в бараний рог?? Подняв левую руку, майор Баум очень удивился: золотые часы с изысканными тонкими стрелками были целы и показывали время: пять минут после полуночи. Визави Баума пока что не приехал, и Баум вспомнил инструкцию: не маячить на перекрёстке и не дожидаться, а завести «Роллс-Ройс» в укромный уголок, и подождать там, а потом — сделать вид, что солидно задержался. Он так и сделал — спрятался в какой-то грязный тупичок, заглушил мотор гротескного и страшного своего автомобиля и принялся ждать. Тут, в тишине и полумраке время тянулось, как будто бы в карцере: медленно, вязко и невыносимо тягомотно скучно. От нечего делать Баум разглядывал послений в этом унылом месте магазин — такой же унылый и старый, как всё здесь. Он дорабатывал свои последние сутки, и там, за витриной, скучал одинокий продавец, который завтра погрузит последние товары в грузовик и переедет на новое место, в новый район. От тягучей скуки Баум зевал. В последний магазин он не пойдёт — что он будет там покупать?.. И майор продолжал тупо таращиться вокруг себя. В темноте неизвестной улицы будущего сверкал огнями игровой автомат. Майор Баум знал, что это игровой автомат, из информационных фильмов о будущем, которые группенфюрер обязал его пересмотреть несколько раз. «Зплатите 10 гривен и выиграйте мягкую игрушку!» — гласила красочная неоновая вывеска, которая весело играла на конической верхушке автомата яркими лампами. Сам автомат представлял собою прозрачный контейнер, к верхней стенке котрого привесили никелированный трёхпалый кран. Контейнер был наполовину заполнен различными игрушками всяких цветов и размеров и нёс впереди небольшой пульт с двумя рычагами, большой круглой кнопкой и щелью для купюр. Майор крутился около этого яркого автомата, словно глупый мотылёк у лампочки и не знал, куда себя деть. Тот, с кем группенфюрер поручил ему встретиться и провести переговоры, задерживался — наверное, решил таким образом подчеркнуть свою солидность… Группенфюрер дал Бауму инструкцию: в непредвиденной ситуации импровизировать. Вот майор и решил импровизировать: спрячется пока за этой вот, серой стеной, к которой и прикрутили «игрушечный» автомат, поиграет немного… С места встречи его не увидят, а он дождётся, пока приедет визави, постоит у автомата ещё чуть-чуть и сделает вид, что так же солидно задержался.

Правой рукой майор Баум полез в карман пиджака и вынул портмоне — его тоже приобрели в будущем, специально для вылазок — раскрыл его и извлёк целую пачку странных цветных банкнот. Да, будущее сумбурно и смешно — одни эти деньги чего стоят, клоунские какие-то, все разные переливчатые. За одну игру автомат требовал «10 гривен», и майор разыскал среди клоунских денег красную смешную десятку. Он не знал, что тремя часами ранее приходил сюда пузатый служащий, не расстающийся с гамбургером, который принёс и повесил на мутноватое стекло «игрушечного аппарата» самодельную табличку. В ней служащий вывел как курица лапой: «Внимание, автомат не работает!». Но скотча у него не оказалось: забыл в своей тесной душной каморке. Назад тащиться служащему не хотелось, его ждала приостановленная компьютерная игра. Вот он и прилепил табличку на жвачку. «Ай, так сойдёт!» — подумал он, плюнув на асфальт, махнул ожиревшею ручкой и удалился… Погода была ветреной. Налетая порывами, ветер трепал афиши, срывал с деревьев листья, пускал рябь по радужной поверхности загрязнённых бензином городских луж. Ветер сорвал с жвачки неказистый листок и понёс по кривым улочкам отдалённого района…

Двумя пальцами Баум впихнул десятку в отверстие для банкнот, и автомат жадно слопал её, засосав в своё металлическое чрево. Алая светящаяся надпись над пультом «10 грн.» погасла, и тот час же ожили рычаги. Майор принялся дёргать их, направляя трёхпалый кран. Он нацелился ухватить за круглое пузо странного зелёного медвежонка, который лежал, кажется, повыше и поудобнее, а из автомата лилась дурацкая бравурная музыка, в поломанном качестве, с огромным количеством «электронных» завывающих нот. Ближе, ближе, ближе… правее… нет, левее, нет, правее… И вдруг — ХЛоп! Пульт отключился, и надпись над ним «10 грн.» вспыхнула опять. Баум не успел доиграть — медвежонок оставался на месте, кран был не наведен. Нервно чертыхнувшись, майор выхватил вторую смешную десятку и скормил её отверстию для банкнот. Оживив автомат, Баум вновь взялся за рычаги… Его лоб уже покраснел и вспотел, автомат сожрал уже шестую десятку, но майор не сдавался — выставив кран точно над медвежонком, он вдавил ладонью кнопку. Кран опустился, раскрыл трёхпалую клешню, обхватив медвежонка, кажется, достаточно плотно, и Баум подумал, что выиграл. Но — нет, клешня была ослаблена — она лишь скользнула по матерчатым бокам игрушки и поднялась абсолютно пустая! И тут же автомат отключился, вновь изрыгнув, что Бауму следует заплатить.

— Тьфу ты чёрт! — громко выругался майор, который давно уже психовал, однако затыкал эмоции в себя, надеясь на приз. — Чёрт бы тебя подрал! Лохотрон какой-то!

Баум осатанел, забыв о задании, позволил своему гневу излиться наружу, выхватил «люггер» и принялся высаживать магзин, пробивая в стёклах автомата дыры, разливая в тишине ночи устрашающий грохот выстрелов. Бравурная музыка стихла, издав короткий металлический рёв, неоновая вывеска погасла наполовину. Как только все восемь патронов оказались выпущены — Баум осознал, что допустил ошибку. Где-то в глубине ночного города, во тьме неизвестности зарождались звуки сирен: некто видел его или слышал бешеные выстрелы, вызвал местных полицаев… А они майору Бауму сейчас никак не нужны.

Визави его всё задерживался — то место, где они должны были встретиться, оставалось пустынным, ветер нёс над лужами скомканную газетёнку… Заметив, как искрятся в темноте мигалки и светят фары, Баум решил бежать. До «Роллс-Ройса» он не добежит незамеченным: нужно выбегать на открытое место. И тогда майор решил бежать на своих двоих… Взяв хорошую скорость, он перемахнул довольно высокий забор, преодолел навалы картонных коробок, которые за ним громоздились, перескочил какой-то открытый забетонированный дворик, через узкое окошко спрыгнул в подвал и там засел. В подвале был свет — под покрытым разводами грязи и ржавчины потолком тлела тусклая лампочка, и вокруг себя майор видел разные трубы: толстые и тонкие, холодные и горячие. На тех трубах, что потолще и потеплей, грели свои пёстрые тела бездомные кошки. Они с удивлением смотрели на своего ночного гостя, заинтересованно нюхая воздух.

«Чёрт был с этим автоматом!» — думал про себя Баум, психуя едва ли не до слёз. Надо же было связаться! Он, всё же, очень плохо знает дьявольское будущее, группенфюрер был прав насчёт того, что он не готов к пробросу. У Баума был шанс отказаться, но он не стал, стремясь показать Эриху Траурихлигену хвалёные «образцовую храбрость» и «рыцарскую доблесть» бойцов СС, которыми большинство из них, увы, не обладает… на словах только. Вот и майор Баум облажался.

Завидев неожиданного гостя, кошки не на шутку заинтересовались им и начали покидать свои трубы, чтобы познакомиться с ним поближе. Кошки нюхали воздух, постепенно приближаясь к майору на своих мягких бесшумных лапках. Внезапно Баум почувствовал лёгкое прикосновение к своей ноге, опустил голову и увидел, что светло-серая косматая кошка трётся об его ногу, электризуя брючину и пачкая её шерстью.

— Брысь! — прорычал Баум, топнув ногой и породив под рыжеватым шершавым потолком звонкое эхо.

Кошка ускакала в угол, зашипев и выгнув спину, а майор Баум решил выбираться из подвала — сколько можно сидеть? Полицаи, наверное, уже убрались, не найдя его, а Буквоед из будущего, скорее всего, давно приехал, ждёт… а может быть уже плюнул и тоже убрался…

Прокравшись к низкой двери ржавого цвета, которую он увидал в одной из подтёкших стен, майор взялся за склизковатую ручку. Подёргал дверь и так и сяк… заперта. Что ж, придётся вылезать в то окошко, в которое он сюда пролез. Майор Баум двигался по пространству подвала тихо и осторожно, как мангуст — чтобы не спугивать с труб кошек. Прикормленные сердобольными бабулями, кошки привыкли просить у всех есть… и начинают тереться о ноги. Продираясь сквозь залежи коробок и всякую дрянь, Баум и так уже запачкал костюм — кошачьей шерсти ему только не хватает. Не спугивать кошек у него не очень получалось: майор огибал трубы, а за ним неотступно вился «хвостик» кошек из пяти-шести. Столило майору остановиться и задуматься — они начинали тереться о ноги, награждая его шерстью и блохами…

— Кыш! Кыш! — ревел Баум, топая ногами, кошки отступали на пару шажков, а потом — снова тёрлись. Майор уже впихнул в свой «люггер» новый магазин. Но он не будет стрелять: хватит уже, настрелялся!

Проворно убежав от кошек, майор Баум оказался под окошком, схватился руками за испачканную уличной грязью раму, подтянулся и выскочил наружу. С неба срывался мелкий моросящий дождик — свежая прохладная пыль. Такой дождик и не замечаешь поначалу, но если постоишь под ним достаточно долго — вымокнешь до нитки, а майор Баум не имел при себе зонта.

— Доннерветтер… — ругнулся майор и злобно плюнул на намокающий асфальт.

Глянув на часы, Баум испугался: уже почти час ночи, а он уже почти на час опоздал… задержался, напуская солидность… Но солидность давно уже пропала, Баум не в лучшей форме — он весь в шерсти и воняет от него, кажется, как от скунса… Баум, как мог, руками стряхнул со своих брюк кошачью шерсть… Чёрт, всё-таки, какая-то блоха на него перепрыгнула — левое плечо кольнуло, словно иголочкой, а потом зачесалось так, что майор не выдержал и принялся лихорадочно чесать ногтями через пиджак.

Баум решил как можно быстрее добраться до своего «Роллс-Ройса», чтобы не вымокнуть под проклятым дождиком. Кажется, это задание ему не по плечу: он позорно провалит переговоры с человеком будущего, вернётся к генералу с позорно пустыми руками и угодит на кол, потому что генерал не терпит провалов и неудачников…

Майору повезло — он отыскал свой «Роллс-Ройс» достаточно быстро. В темноте проклятой ночи он не видел, что тащится прямо по лужам — чувствовал только, что крокодиловые туфли из будущего протекли, и его ноги хлюпают в них, словно в болоте. Расстрелянный Баумом автомат был тих и тёмен, точно мёртв, обтянут жёлтыми лентами, а рядом с ним — ни души. Полицаи уехали, не обнаружив его, и Баум испустил облегчённый вздох. Притаившись около автомата, майор посмотрел на место встречи — пустынный пятачок на перекрёстке двух закрытых дорог — и увидел, как один за другим, гуськом, въезжают на него три автомобиля. Первый и последний из них были массивны, кубасты и тяжелы, а посередине ехал «Кадиллак» будущего — тёмно-вишнёвый сверкающий лимузин с неизменным значком, установленным на фирменную решётку радиатора. Отлично, вот и они! Хорошо задержались, очень солидно — таким образом можно деморализовать любого, только не майора Баума. Он ещё немножко подождёт — пускай они начнут топтаться и нервно курить. Тогда он заведёт «Роллс-Ройс», сделает круг, лихо припаркуется у кого-нибудь из них перед носом и выйдет из кабины неспешной гордой походкой… надо только получше почистить брюки и пиджак.

Забившись в кабину своего солидного автомобился, майор первым делом посмотрел на свои руки и увидел, что они покрыты грязюкою и дурацкой шерстью подвальных кошек.

— Доннерветтер! — в который раз ругнулся Баум, вытащил влажные салфетки и принялся тереть свои ладони, пыхтя и чертыхаясь. Решив, что его руки чисты, Баум ещё раз взглянул на условленный перекрёсток и с удовольствием отметил, что эти люди из будущего покидают свои автомобили, раскрывают зонты и начинают топтаться, ожидая его. Майор Баум только сейчас — поздновато — обнаружил, что в его «Роллс-Ройсе», оказывается, тоже есть солидный зонт-трость, и майор предусмотрительно вытащил его, чтобы тоже раскрыть, когда приедет и выйдет под дождь. Баум знал, что имя человека, с которым ему предстоит встретиться — Буквоед… Вот какие странные имена в этом странном диком будущем, где существуют такие адские машины, вроде этого игрового автомата, который он накануне уничтожил…

Баум пока не спешил направлять «Роллс-Ройс» на условленный перекрёсток — он пока наблюдал за своими топчущимися визави и пытался выделить из них Буквоеда. Скорее всего, это вот тот тип, постарше, с благородной сединою, одетый в дорогой плащ из натуральной кожи поверх элитного смокинга. Он выделяется среди рослых плечистых юношей, которые, скорее всего, прячут оружие под своими кожаными крутками… Буквоед, над которым один из юношей держал зонт, начинал заметно нервничать, поминутно сверлил взглядом циферблат своих золотых часов. Дождь, ветер и неприятная сырая ночь усиливала его нервозность, и Баум решил, что задержался достаточно солидно. Он нажал на педаль газа, преодолел крутой поворотик, проехав мимо «дьявольского» игрового автомата, и уверенно выехал на перекрёсток, затормозив солидно, чтобы не обляпать грязью никого из своих визави.

— Добрый вечер! — солидно поздоровался он с тем, котого выделил, как Буквоеда, и раскрыл свой солидный зонт.

— Добрый вечер! — солидно ответил этот субъект, и Баум понял, что не ошибся. — И какое же у вас ко мне важное дело? — осведомился он, а майор понял: он не слишком доволен тем, что Траурихлиген держал в карцере его человека.

— Мой босс знает, что вы торгуете оружием, господин Буквоед! — майор Баум не стал откладывать цель разговора в долгий ящик, и заявил об этом достаточно сурово. — И он хочет кое-то у вас приобрести! А именно — новейшие модели, по одной штуке каждую! Босс заплатит золотом!

Буквоед слегка удивился: он не знал этого странно одетого субъекта, который разговаривает не менее странно… с акцентом каким-то, что ли… Хотя, невозможно доподлинно сказать, иностранец он или нет… Конечно, он не видел его босса — он прийти не соизволил. И откуда только этот таинственный босс узнал, что он, Буквоед, кроме всего прочего, торгует ещё и оружием?? Надо будет устроить Утицыну суровый нагоняй: скорее всего, это он разболтал им под какими-то пытками про главный нелегальный бизнес Буквоеда.

— Моё имя — Баум! — громко заявил майор Баум, стоя под своим солидным зонтом так, чтобы не вступать в лужу крокодиловыми туфлями из будущего. — И я настоятельно рекомендую вам подумать над моим предложением!

Лицо Буквоеда несло каменную маску несокрушимого спокойствия, хотя внутри он занервничал и от этого — начал сатанеть. Ему крайне не понравилось, как этот никому неизвестный Баум с ним разговаривает — очень уж он напыщен, тем более, что его костюм какой-то… измаранный, словно он валялся в нём где-то. Буквоед чувствовал себя хозяином — и на этой встрече, и во всём этом городе. За ним несокрушимой стеною высились его охранники — четверо бесстрашных силачей, которые и носорога остановят на скаку, лишь бы сохранить безопасность своего шефа. А Баум этот был всего один… Странный он какой-то… И поэтому Буквоед позволил себе поднять правую бровь и осведомиться, поддав ехидства:

— И почему вообще я должен с вами работать? И где гарантия, что ваш так называемый босс вообще заплатит?? Я не хочу рисковать задаром! Вы, конечно, Баум, меня извините, но я вынужден вам отказать! И, кстати, должен вас уведомить! — вколотил он, прежде чем Баум разинул рот, собравшись пикнуть. — Тех, кому я отказываю, никто никогда больше не видит!

Баум почувствовал, как мокрый асфальт под ним превращается в раскалённую сковороду… А он на ней — дурацкий пойманный карась, которого собрались на ней поджарить… Майор видел, как зонты в руках плечистых юношей сменились пистолетами из будущего, как эти пистолеты поднимаются, нацеливаясь на него. Баум заметался: кажется, его деньки сочтены, и ему предстоит погибнуть в будущем, быть прикопанным в неизвестном лесу и создать пресловутую «хронодыру».

— Прощайте, Баум! — леопардом ухмыльнулся Буквоед и поднял руку, собираясь заставить своих бандитов накормить майора тяжёлым свинцом…

Баум уже попрощался с жизнью, и тут внезапно вздрогнула земля. Непонятный гул на минуту обескуражил всех — и Буквоеда, и бандитов, и самого Баума… Буквоед так и не взмахнул рукой. И тут, откуда ни возьмись, словно бы они шагнули из преисподней, за спиною Баума выросли… настоящие солдаты. Их было шестеро — затянутые в мундиры с дождевиками, в надвинутых касках, они держали наперевес автоматы и были готовы в любой момент изрешетить всякого, кто окажется у них на мушке. Майор Баум посторонился — мало ли, а вдруг зацепят? Он давно уже привык к сюрпризам — на фронте видал и похлёстче — но майор понял: Эрих Траурихлиген каким-то образом следит за ним. Увидел, что бандиты из будущего нацелились пристрелить его и послал подмогу…

Буквоед опешил. За свою долгую жизнь он имел дело со всякими «кадрами», но с теми, которые возникают из ниоткуда, не встречался ни разу. Непредставительно попятившись — ужас пронзил его впервые за долгие годы — Буквоед сделал жест рукой, который должен был быть повелительным, призывая своих телохранителей опустить пистолеты. А из последних в строю остался лишь один — самый отъявленный головорез, который, по инерции удерживая в ручище пистолет, таращился перед собою бычьими глазами… Остальные телохранители сделали ноги — не выдержали, и не остановила их даже перспектива получить от Буквоеда «выговор» в виде «бетонных мокасин». Они попрятались в ближайших щелях и за углами, выглядывая, словно трусливые щенки.

— Чёрт… — Буквоед понял, что его положение катастрофически невыгодно: он на мушке… у инопланетян каких-то. — Хорошо, — он решил согласиться с этим странным клиентом, ведь жизнь дороже, чем какая-то напускная солидность. — Передайте вашему боссу, что он получит весь товар, который хочет… Я согласен с вами работать!

— Вот и отлично, господин Буквоед! — ухмыльнулся Баум, потирая руки, как настоящий мафиози. — Знайте, что с моим боссом шутки плохи! — при поддержке солдат страх майора тут же улетучился, дав место уверенности, и он почувствовал себя хозяином положения. — Давайте поговорим о сроках! — Баум плотно взял инициативу в свои руки и начал командовать этим Буквоедом, словно солдатишкой-новобранцем.

— Вот, моя визитная карточка… — проскрежетал Буквоед, протянув Бауму карточку из плотного картона, на которой золотым тиснением было написано: «Битюгов Гектор Гекторович, концерн «Эдельвейс», генеральный директор».

Майор Баум тут же взял её, а Буквоед, нервно откашлявшись под шестью прицелами, продолжил скрежетать:

— Как вы видите, моё имя — Гектор Гекторович Битюгов, а на обратной стороне адрес моего главного склада, с которого вы сможете забирать товар. Ровно через неделю вы сможете забрать первую партию.

Майор Баум перевернул карточку и действительно, увидел на обратной стороне адрес, всё в том же Донецке будущего. Он очень надеялся, что генерал не заставит его заниматься этим… Но Буквоеду он показал только каменную маску «солидного человека».

— Прекрасно! — состроил он хищную мафиозную улыбку, и решил, что пора завязывать это «свидание» и разбегаться по домам. — А теперь прошу меня простить, мне пора!

Кажется, Буквоед вздохнул с облегчением, когда Баум его отпустил. Бандиты, которые минут десять назад казались грозной силой, робко покидали укрытия, возвращаясь назад. Досадуя на их позорную трусость, Буквоед сделал им молчаливый знак садиться в машины, и водитель проворно распахнул перед шефом дверцу «Кадиллака». Скупо попрощавшись сухим «До встречи», Буквоед исчез в салоне, а Баум, довольный очередной своей победой, забился в «Роллс-Ройс».

Гектор Битюгов скомандовал своему водителю трогаться заплетающимся языком, судорожно проглатывая в горле ком. Его никогда ещё никто не брал за жабры — он всех брал за жабры… Но этот Баум оказался устрашающе солидным, устрашающе настолько, что устрашил самого Буквоеда… Гектор Битюгов согласился с ним работать от греха подальше… Сидя в сухом и тёплом салоне, Буквоед приказал водителю включить расслабляющую музыку — чтобы успоить пошатнувшиеся нервы… Он невольно оглянулся назад, на зловещий перекрёсток, тонущий в дождевой дымке, и случайно увидел, как «Роллс-Ройс» Баума сворачивает с него на тупиковую улочку, набирает скорость и… растворяется в холодном тумане, словно автомобиль-призрак… Холодный туман окутал шестерых солдат, оставшихся торчать посреди перекрёстка, и в следущий миг перекрёсток опустел…

* * *

Перетерпев мучительные перегрузки, которые проглотили его с пробросом, майор Баум отдышвлся, выглянул в окошко и понял, что он вернулся в тот же самый бункер, откуда пробросился в будущее. Траурихлиген приглушил белый свет, и теперь здесь висел зловещий полумрак, а часы, будто бы, замерли: Баум не знал, сколько времени провёл он в будущем, но стрелки часов не сдвинулись с места, он вернулся в ту же секунду, из которой отправился. Он вылез из «Роллс-Ройса», чувствуя, как успокаивается его тошнота, и тут же увидел перед собою Эриха Траурихлигена.

— Я понимаю, вас можно поздравить с победой! — заявил он, небыстро приближаясь. — Ваши глаза говорят мне о том, что сделка заключена!

— Яволь! — поспешил отчитаться Баум, по-солдатски вытянувшись, чем вызвал у Траурихлигена улыбку.

— Баум, не тянитесь — вы не на плацу, — хохотнул Траурихлиген, кивнув майору на свободный стул. — Лучше, присядьте и расскажите, как всё прошло!

— Спасибо, герр группенфюрер… — пробормотал Баум и с своём подмокшем костюме поспешил занять предложенный стул.

Он мог бы сказать, что всё прошло блестяще, умолчав про треклятый автомат и про бандитов Буквоеда. Но майору Бауму было стыдно за то, что он едва не провалил переговоры, поэтому он решил не врать генералу и рассказал всё, как есть.

— Вы ещё не до конца освоились в будущем, — хохотнул Траурихлиген, услыхав об автомате. — Но, я надеюсь, вы усвоили этот урок?

— Яволь! — Баум снова вытянулся — комично так, сидя на стуле, а потом — решился и робко спросил:

— Скажите, как вы поняли, что этот Буквоед решил меня пристрелить? Неужели, вы видели меня сквозь время?

— К сожалению, Баум, друг мой, я не мог вас видеть сквозь время, — покачал головой Траурихлиген и сел за стол напротив майора. — Технология находится на стадии разработки, и чтобы завершить её, мне нужно закончить строительство деосциллятора и запустить орбитальный спутник. Вас спасла моя интуиция: я думал, послать вам подмогу или не надо, и пришёл к выводу, что всё-таки, вам не помешает небольшой отряд. Благодаря интуиции я — генерал, и благодаря ей я до сих пор жив, так же, как и вы!

— А… вот, Буквоед дал мне вот это… — майор Баум, наконец-то вспомнил о визитной карточке Буквоеда и положил её на стол перед генералом.

— Ага! — сказал тот, схватив её в руки. — Гектор Гекторович? — Траурихлиген в который раз хохотнул, увидав имя-отчество Буквоеда.

— По этому адресу через неделю нужно будет забрать товар, — объяснил Баум, перевернув карточку и показав адрес Буквоедовского склада.

— Отлично! — улыбнулся генерал, спрятав карточку в карман. — Когда наш план будет доведён до конца — я сделаю вас своим министром! Всё, друг мой, ваше задание выполнено — можете быть свободны! Спокойной ночи!

— Яволь! — Баум вскочил со стула, хлопнул каблуками и вытянулся по уставу, после чего повернулся и проворно зашагал прочь, чтобы быстрее покинуть тайный бункер и избавиться от костюма будущего, который уже начал его прижигать своей дьявольской сущностью. Сегодня он не будет сидеть всю ночь над бумагами и глотать кофе с таблетками — он ляжет спать и позволит отдохнуть своим измочаленным нервам.

Глава 77 Деосциллятор

Карл Заммер плохо спал последние ночи — недели, месяцы, в каждую из ночей башню излучателя словно бы сотрясало из-под земли, и она страшно дрожала, будто собиралась рассыпаться на куски. Толчки и жуткое буханье вселяло в душу человека животный страх, но покинуть башню Карл Заммер не мог: снаружи по ночам ещё страшнее, лес, который местные «недочеловеки» называют «ведьминым» и «чёрным», кишмя кишит разбойниками, они повсюду подкарауливают и убивают немецких солдат… Глухие лесистые места и окрестные мизерные деревушки населены одними партизанами, и покидать территорию излучателя без хорошего гарнизона вооружённых до зубов солдат — смертельно опасно. Карл Заммер дрожал от страха в своей холодной и жёсткой постели, заработал суровый недосып, из-за чего стал ещё больше кушать шнапс и сладости. Но в одну из страшных ночей шум и тряска внезапно прекратились и не повторялись ночи три, позволив Заммеру немного поспать, а ранним утром в его кабинете раздался телефонный звонок. Карл Заммер одну за другой поглощал шоколадные конфеты, которые в огромных количествах привозили сюда гонцы из Еленовских Карьеров — для Эриха Траурихлигена. Сам Траурихлиген никогда эти конфеты не ел — только угощал ими всех, кто оказывался у него в гостях — чтобы сбить с толку, заговорить зубы и тихонечко убить. У Карла Заммера сдавали нервы, и он частенько лечил их конфетами, накрепко затягивая поясом растущее пузцо. Заслышав требовательный звонок, Заммер вздрогнул — типичная реакция типичной «пуганой вороны». И не он один здесь пуганый — бедняга Шульц, будучи в составе группировки заговорщиков, спивался на глазах…

— Ало? — негромко осведомился Заммер, пытаясь сделать свой голос бесстрастным.

— Заммер! — взвизгнули на том конце, и Карл Заммер отвернулся от трубки и издал недовольный вздох: он узнал голос нервного майора Баума, который постоянно что-то требует от него и угрожает казнью.

— Да, — устало выдохнул Заммер, который совсем не был рад звонку Баума.

— Готовьтесь! — оглушительно выкрикнул Баум и чем-то грузно бухнул около себя — неверное, кулаком по столу. — К вам едет герр группенфюрер! Наведите порядок на излучателе и пишите отчёт о партизанах!

— Хорошо, — вздохнул Карл Заммер, не стремясь соблюдать устав. — Спасибо за предупреждение…

— Поторопитесь! — предписал майор Баум и бросил трубку.

Отчётов о партизанах у Карла Заммера уже скопилось штук сто — он царапал их каждый раз, когда на излучатель приезжал Эрих Траурихлиген. Однако генерал эти отчёты никогда не читал — бросив мимолётное «Хай!» — он спешил к камину, к тайному ходу, ведущему вглубь башни, и днями напролёт безвылазно занимался там своими «адскими машинами». Отчёты о партизанах возлежали на столе Заммера высокой пыльной стопкой, однако он не спешил их выбрасывать: а вдруг Траурихлиген, в конце концов, решит их прочитать?

Поговорив с Баумом, Карл Заммер отодвинул подальше конфеты и взял чернильницу с листом бумаги — нужно было писать свежий отчёт, ведь те, которые уже у него имелись, несли старые даты и слой пыли.

* * *

Доктор Барсук только проснулся. На часы он не смотрел — какая разница, который час, если сидишь в задраенном бункере глубоко под землёй и вообще не видишь солнца?? Проснувшись, Барсук прокрался к еде: пора завтракать, поздний ужин, который он принял далеко за полночь, давно переварился, и в желудке звенела, гудела, бурчала пустота. В угол бункера два солдата позавчера вдвинули холодильник «Аристон» — трёхкамерный, внушительного цвета «чёрный металлик» с солидными хромированными ручками. В него можно было поместить мясо добытого на сафари слона — настолько просторными были его камеры — однако доктор Барсук ухитрился заполнить этот холодильник едой до отказа. Фашисты были щедры, никогда не отказывали в еде доктору Барсуку, принося всё, что он попросит. В холодильнике Барсука водились не только странные деликатесы из прошлого — солдаты наприносили ему и гамбургеры из «Макдональдсов» нормохроноса, и пиццу разных сортов, и шоколадные конфеты, и лобстера какого-то запечённого притащили… Барсук вчера вечером отъел от лобстера больше половины — вкусно… Непривычно, правда, но вкусно. Сегодня Барсук поленился накрывать на стол, ставить приборы, выбирать кости… Он набрал для себя бургеров и забросил в микроволновую печь, которую установили на одноногий круглый столик после того, как подключили холодильник. Печь принялась крутить бургеры, разогревая, а доктор Барсук, довольно улыбнувшись, откочевал к плазменному телевизору — решил мультики посмотреть с гамбургерами, всё равно ему пока делать нечего…

Доктор Барсук только вставил флеш-память в разъём телевизора, как вдруг защёлкала, открываясь, входная дверь. Барсук расстроился: только собрался отдохнуть, как пожаловали какие-то незваные гости…

— Сегодня, мой дорогой Барсук, исторический день! — раздался из холла громкий голос. — Наконец-то я смогу запитать свой деосциллятор, и он заработает!

Голос был переполнен нездоровым восторгом и до боли знаком Барсуку — его отдых собрался сбить Эрих Траурихлиген… с очередным своим «историческим днём». Доктор Барсук уже немного устал от этих «исторических дней» — Эрих Траурихлиген заканчивал одно зловещее изобретение за другим, и каждое из которых несло всему сущему начало конца. Фашист был помешан на смертельно опасных играх со временем, всячески пытался обмануть ход истории, изменить нормохронос, искусственно сжимать и растягивать временные промежутки. Доктор Барсук не раз предупреждал Траурихлигена, что его варварские эксперименты могут запросто привести к схлопыванию пространственно-временного континуума и концу света… Однако Траурихлиген не слушал — его безумный «Новый Рейх» был ему дороже собственной жизни — о жизнях миллиардов землян даже и говорить нечего.

— Барсук! — Траурихлиген с топотом вломился в гостиную учёного и принялся широко шагать в своих сапогах. — Вы готовы ехать?

— Куда?? — изумился доктор Барсук, растерявшись… кажется, ему не удасться сегодня ни поесть, ни посмотреть мультфильмы…

— На Нижинский излучатель! — заявил Эрих Траурихлиген, выгнав на лицо инфернальную улыбку ангела смерти Азраила… — Вы не хотите или не можете построить деосциллятор, и вот, я построил его сам и решил проблему энергообеспечения! Остаётся только провести финальные испытания и можно будет подумать о запуске спутника!

Доктор Барсук ощутил на своей спине недобрый холодок: его коллега Миркин не стал строить деосциллятор Теплицкому, потому что боялся конца света. Доктор Барсук осознавал последствия, тоже боялся конца света, и поэтому сказал Траурихлигену, что не может построить деосциллятор… И он построил его сам, по собственным соображениям… доктору Барсуку показалось, что теперь конец света абсолютно неизбежен…

— Послушайте, господин Траурихлиген, — осторожно начал доктор Барсук, изо всех сил подавляя в коленках нервную дрожь. — Я ни на секунду не сомневаюсь в ваших умственных способностях, но смею заметить, что вы… так сказать… в силу того, что живёте не в нормохроносе, можете недопонимать теорию трансхрона…

— Цыц! — рыкнул Эрих Траурихлиген, остановившись и сложив руки на груди. — Я прочитал все ваши материалы и теперь понимаю теорию трансхронов получше вашего. Идёмте, Барсук, не задерживайте ход истории!

Доктор Барсук больше ничего сказать не успел — Эрих Траурихлиген схватил его за шиворот и силой поволок прочь из бункера на поверхность.

* * *

Доктор Барсук ехал на заднем сиденье раритетного кубастого «Мерседеса», рядом с Эрихом Траурихлигеном и старался не смотреть в окно. Водитель, который, посвистывая, вертел баранку, сказал, что в местном лесу полно партизан, вот Барсук и боялся, что последние решат добыть себе трофей в виде головы группенфюрера СС, нападут на кортеж и он, доктор Барсук, тоже попадёт под раздачу, а его отрубленная голова окажется на деревянном медальоне, словно голова оленя…

Иногда выглядывая в лобовое стекло через плечо весёлого водителя, Барсук видел, как едут впереди их машины мотоциклы с солдатами. У Эриха Траурихлигена мощная охрана — впереди и позади «Мерседеса» едет целый гарнизон… но кажется, от партизанской засады они не спасут…

Как много тут заборов — доктор Барсук насчитал уже пять. Но этот кажется, последний: за ним дорога обретает конец, переходя в достаточно обширный чистый двор, немного разъезженный колёсами автомобилей и напрочь лишённый всякой растительности. Во дворе не было решительно ничего — только лишь посередине высилась циклопическая башня, сложенная из толстых брёвен и огромных каменных глыб. Неприятное сооружение, к тому же из-за сырости брёвна и камни покрылись налётом и мхами, из-за которых казались почти чёрными, придавая башне ужасно зловещий, даже инфернальный облик.

— Аусвайс! — из полосатой контрольной будки выдвинулся широкий солдат, скорчил на лице суровую гримасу и каркнул это слово грубым голосом, требуя пропуск для проезда за шлагбаум.

Доктор Барсук вздрогнул — это пятый солдат, который требовал у них пропуск, наставив автомат, но, наверное, привыкнуть к этому невозможно. Учёному опять показалось, что этот свирепый верзила, облачённый в блестящий чёрный дождевик и начищенную каску с незакрашенными декалями СС, попросту пристрелит их, не моргнув и глазом.

— Битте! — Траурихлиген невозмутимо протянул солдату бумагу — уже истрёпанную из-за частого использования — и принялся молча ждать, пока солдат прочитает, поймёт, кто перед ним и наконец-то пропустит их.

Доктор Барсук вопросительно взглянул на Траурихлигена, собираясь осторожно выяснить для чего все эти заборы, солдаты, автоматы…

— Мера предосторожсти, — просто ответил Эрих Траурихлиген, поглядывая на солдата, который особым умом не обладал и читал его пропуск уже целых пять минут. — Тут слишком много желающий попасть на деосциллятор, поэтому приходится от них защищаться.

Эрих Траурихлиген успел разжиться технологиями будущего: массивная дверь деревянной была только снаружи, а открывалась она с помощью карточки-ключа специальным механизмом, и внутри была иготовлена из сверкающего металла. Когда эта дверь отъехала, негромко жужжа, Эрих Траурихлиген посторонился, пригласив Барсука пройти первым. Неужели думает, что учёный побежит? А куда тут бежать, когда кругом — кромешный тёмный страшный лес, набитый чудовищами: хищными зубастыми зверюгами, партизанами и этими чёрными солдатами??? Эрих Траурихлиген нетерпеливо кивнул головой: доктор Барсук застрял на высоком пороге, не решаясь вступить в сыроватую готическую мглу, которая оказалась за тяжёлой дверью и навевала безотчётный страх: а вдруг там водятся привидения?

— Давайте же, входите! — настоял Траурихлиген, сдвигая брови. — Или вы хотите, чтобы партизаны вкатили вам пулю в лоб??

— А-ба-ба… — задрожал доктор Барсук и забился за порог: пуля в лоб от живого партизана куда страшнее эфемерных привидений.

— Тут под каждым кустом партизаны, чёрт… — заворчал Траурихлиген, закрывая дверь. — Сколько не истребляй, а они — как кролики… Было бы у меня столько солдат, как тут партизан… чёрт их всех дери…

Вступив во мглу таинственного коридора, доктор Барсук сделал пару шагов вперёд и увидал в стороне от себя лестницу. Он было собрался пройти мимо и следовать дальше по коридору, но Эрих Траурихлиген удержал его рукою за плечо.

— Поднимайтесь наверх, — предписал он негромко и зловеще, развернув Барсука в сторону лестницы, которая в полумраке казалсь непрочной, тоненькой, хилой. — Этот коридор кончается ловушкой!

— А… да, хорошо… — пропищал доктор Барсук, глотая страх, позволил Траурихлигену подтолкнуть себя в сторону лестницы.

Приблизившись к деревянным ступеням, учёный осознал, что лестница не так уж и тонка: массивные деревянные ступени были широки и оснащены тяжёлыми металлическими перилами, которые покоились на толстых опорах, украшенных коваными свастиками. Поставив ногу на нижнюю ступень, доктор Барсук ожидал, что услышит скрип, но ошибся: ступень оказалась прочна, жёстко укреплена на месте и не издала ни звука.

И вот, настал очередной «исторический день», который поверг доктора Барсука в ужас — Эрих Траурихлиген состряпал деосциллятор и готовится стать всадником апокалипсиса… И он ничем не лучше Теплицкого — такой же тупой и полный идефиксов. Теплицкий постоянно объявлял дни испытаний всяких глупых штуковин, которые ему изобретали, «историческими» и этот турист поступает точно так же.

Размышляя об апокалипсисе, доктор Барсук не заметил, как лестница закончилась, влившись в некое большое, унылое из-за полумрака пространство, которое, судя по мебели, исполняло здесь функции кабинета.

Посреди этого странного кабинета, около массивного стола, похожего на тяжёлый параллелепипед, топтался не менее странный тип, обтянутый мундиром так, что казалось, он вот-вот в нём задохнётся. Увидав Траурихлигена, этот обтянутый тип распрямился так резко, что едва не сломал себе спину, вскинул вверх правую руку и басовито рявкнул:

— Хайль Гитлер!!

— Хай… — сморщился Эрих Траурихлиген, нехотя повернув лицо в сторону этого типа, а потом подошёл к нему поближе и залаял на него, почти что, как собака. Обтянутый тип попятился, а Траурихлиген громко заболтался с ним — судя по интонации, сурово напирал на него, отчитывая за некий проступок… А может быть, и нет — доктор Барсук не знал немецкого. Про него самого турист, кажется, забыл — учёный просто переминался в углу просторного мрачноватого кабинета и не знал, куда себя деть. От нечего делать доктор Барсук принялся слоняться из угла в угол и разглядывать всё, что попадалось на глаза. Но интересного тут было очень мало: широкий камин, в котором почему-то не было ни золы, ни дров, ни огня — только выпуклые рельефы на дальней стене, капканы какие-то по всем углам, пару скучных сюрреалистических картин, больше похожих на мазню шизофреников… Барсук слонялся до тех пор, пока не добрался до самого дальнего угла, который «утешили» весьма интересной вещью. На тяжёлой кованой трёхногой подставке был укреплён крупный, отполированный обелиск, высеченный из чёрного эбонита, в форме усечённой пирамиды. На плоской верхушке обелиска собралась пыль: этот затянутый субъект плоховато следил за чистотой. А передняя грань была испещрена каким-то текстом. Крупные буквы были выбиты или вырезаны в твёрдом камне в виде горельефа и горели в свете керосинок почти что адским огнём.

«Жаль, что тут нет Иванкова!» — Барсук подумал о переводчике с сожалением: интересно было узнать, что же написано на камне? Учёный подобрался поближи и понял: надпись сделана на латыни. Обучаясь в университете в своей далёкой беззаботной юности, доктор Барсук не поленился и изучил мёртвый язык древних римлян. Потом он долго думал, что зря тратил время на ненужную физику латынь… А вот сейчас она ему пригодилась. Устроившись так, чтобы выбитые на блестящей поверхности буквы не отсвечивали, Барсук от нечего делать принялся читать.

«… И придёт день, которого ждали все и все надеялись, что он не придёт. И померкнет свет, и исчезнет солнце, и падёт в руинах всякое творение человеческое. Океаны, что давали жизнь, вскипят и выйдут из берегов. И родится огонь из воды и посеет смерть. И скалы рухнут в море. И волны поглотят скалы.

И посыплются звёзды с небес, и пламя обнимет землю, и будет пылать, пока не польётся вода и не скроет сушу на много-много времён. Свет и Тьма сойдутся в своей последней битве, и решится судьба всего существующего. И придет конец, и всё закончится. И жизни уже не будет и не будет смерти. Не будет ничего: ни неба, ни земли. И не будет ничего: ни глубины, ни вершины, ни света в ней, ни бездны, ни тьмы на дне её. И не будет никакого истока: всему придёт завершенье…».

Доктор Барсук невольно содрогнулся: зловещая надпись на этом увесистом куске эбонита чётко и ясно говорит о конце света. Наверное, здесь, в тёмной таинственной башне, Эрих Траурихлиген скрыл некую апокалиптическую машину, которая разобьёт Землю…

— Нравится сувенир? — осведомились за его спиной, и доктор Барсук содрогнулся опять: не ожидал.

— Вы какой-то пуганый! — с насмешкою заметил тот же голос, а доктор Барсук, наконец-то овладел собственной шеей и смог повернуть голову, чтобы увидеть собеседника. Около него стоял Траурихлиген и усмехался, как показалось учёному, сатанинской усмешкой.

— П-простите, задумался… — пробормотал Барсук, скрывая страх. — Вы правы, да, красивый камень…

— Я нашёл его в Польше, на руинах разбомбленной церкви, — пояснил Траурихлиген. — Он мне понравился, и я решил взять его себе. Как видите, украсил убогий интерьер. Всё, Барсук, у нас нет времени! Пойдёмте!

Обязав учёного таким образом следовать за собой, Эрих Траурихлиген для чего-то полез в камин. Доктор Барсук лезть за ним не стал, а только наблюдал изумлёнными круглыми глазами за тем, как турист перелезает декоративный латунный заборчик и продвигается к самой дальней стене, украшенной рельефными узорами в виде героев и монстров. Оказавштсь около неё, Траурихлиген взялся за стену обеими руками и принялся сдвигать её в сторону. Доктору Барсуку показалось, что турист сошёл с ума, однако эта с виду монолитная стена была фальшивой — Траурихлиген хорошенько налёг на неё своим весом, и она сдвинулась, открыв тёмный потайной ход.

— Нужно заменить рычаг — сломался, — негромко фыркнул турист, кивнув куда-то головой. Доктор барсук проследил его кивок и убедился, что там, действительно, торчит из стены некий обломок…

— Топайте, Барсук, чего застряли? — проворчал турист и скрылся в сырой и зловещей мгле, которая наполняла этот узкий тайный коридор.

Учёный не горел желанием туда лезть: устал уже от тайных коридоров, но Эрих Траурихлиген застопорился где-то в призрачной мгле и сурово пообщал казнить Барсука.

— Иду… — буркнул учёный, следуя за туристом безо всякого энтузиазма и с огромной неохотой.

Коридор завершился маасивной дверью, изготовленной из такого блестящего металла, что Барсук невольно решил, что ослеп, когда луч фонаря туриста упал на неё, и крепко зажмурился, шагая вперёд по инерции. Внезапно нога его сурово зацепилась за что, из-за чего учёный едва не полетел на пол — едва удержал он хлипкое равновесие и устоял на своих ногах, которые уже начинали предательски дрожать.

— Осторожно, порог! — откуда-то спереди прилетел насмеливый голос Траурихлигена, и Барсук с раздражением фыркнул:

— Я понял…

Он уже отважился открыть свои пострадавшие глаза и сквозь плывущие во все стороны раджуные круги увидал какое-то невероятное сборища техники: компьютеры, ноутбуки, планшеты — многие из них не подключены никуда, однако аккуратно размещены на столах и подписаны по-немецки. Глаза невольно поднялись вверх — а там, на головокружительной высоте зависло нечто массивное, что напоминало антенну-«тарелку» для приёма спутниковых телепердач.

— Каждый крупный исследователь испытывал свои изобретения на себе! — заявил Эрих Траурихлиген, встав под самую «тарелку». — И я — один из них! Для начала я устрою в твоём будущем совсем небольшой казус, а потом — я посмотрю, что ещё можно будет устроить!

Эрих Траурихлиген был несказанно уверен в успехе, и доктор Барсук невольно подумал о том, что испытать свой убийственный деосциллятор на себе он решил лишь после того, как загубил им не один десяток военнопленных…

— Садитесь! — суровым голосом приказал глазеющему Барсуку Траурихлиген, и учёный понял, что обязан сесть в кресло, донельзя напоминающее те, которые устанавливают в кабинетах дантистов.

Барсук сел с опаской: с детства недолюбливал дантистов и всё, что связано с лечением зубов. В том числе и такие вот кресла — даже показалось на минуточку, что Траурихлиген схватится сейчас за бормашину и просверлит ему зуб…

— Смотрите! — Эрих выкрикнул это слово специально погромче и нажал какой-то рычаг, который Барсук поначалу вовсе не заметил…

Доктора Барсука швырнуло назад, он едва удержался в этом кресле, которое оказалось намертво привинчены к полу на огромные болты. Вцепившись в подлокотники обеими руками, Барсук пережил шок и ещё сильнее уверился в том, что Траурихлиген и раньше испытывал деосциллятор — в кресле сидели военнопленные, прикованные, скорее всего, их швыряло направо и налево, а потом — Траурихлиген догадался вкрутить эти болты…

Место действия — салон мобильной связи «Алло». Время — ночь, за неделю до нормохроноса.

Уже больше четырёх часов минуло с тех пор, как сотрудница салона мобильной связи «Алло» Евдокия Кошкина заперла склад, закрыла салон, поставив всё на сигнализацию, и ушла домой. Настроение у неё было неважное: очередной кавалер, с которым она познакомилась в социальной сети, узнал, что вес её не бараний, и исчез, отправившись искать даму модельной фигуры. Свидание досадно сорвалось, и Кошкина уныло потащилась домой — наедаться чипсов, шоколадок и тортиков с твёрдым обещанием завтра сесть на адскую диету и скинуть двадцать килограммов за три дня…

Склад салона, на полках которого покоились мобильные телефоны на миллионные суммы, напоминал камеру: окон нет, тяжёлая дверь с тремя замками, серые стены, на одной из которых спал устаревший настенный календарь, одинаковые полки и мгла. Ночью, когда склад заперти около двери бдительно горит красный глаз сигнализации, здесь висит полнейшая ватная тишина, и воздух неподвижен, как в герметичной подлодке. Однако этой ночью что-то произошло: бетонный серый пол словно бы вздрогнул, как от подземного толчка, настенный календарь затрепетал от порыва непонятного ветра… А когда всё это исчезло — во мгле, посреди склада высилась фигура человека. Облачённый во всё чёрное, скрывший своё лицо под чёрной маской, этот человек зажёг карманный фонарик и огляделся. Это был не просто какой-то человек — не вор, не грабитель — на складе оказался Эрих Траурихлиген и, оглядевшись, он понял, что его деосциллятор сработал наславу: он попал как раз туда, куда хотел, без промаха. На руке Траурихлигена были часы — он специально надел их, эти часы с секундной стрелкой — посмотрев на них, фашист остался доволен ещё больше: стрелка не двигалась, земерев на четвёрке, а значит, сверхколебания пошли, и его локальное время остановилось.

Осветив фонариком полки, он увидел аккуратно сложенные коробки, под которыми подклеили бумажки с номерами и определил, что вон ту невысокую пирамидку он заберёт с собой для проверки чистоты эксперимента. Но это будет чуть позже, а сейчас… На стене над полками висела видеокамера — маленькая, чёрного цвета, она была «мертва»: её отключили, посчитав ненужной и зря кушающей дорогое электричество.

Эрих Траурихлиген без труда разобрал её — камера была примитивной, не то, что в бункере Теплицкого. Разрешение неважное, звук не записывает, и снимает только в чёрно-белом спектре. Ничего, это её не портит, тем более, что Траурихлиген сейчас модернизирует её так, что эта крошка утрёт нос любой профессиональной камере из Голливуда! Эрих Траурихлиген поставил в камеру жучок-транслятор, прихваченный им из запасов всё того же Теплицкого. За пару дней до того, как Траурихлиген захватил его бункер, олигарх обязал своих учёных изобрести устройство, которое могло бы передавать информацию сквозь время. Миркин его изобрёл — этот самый жучок-транслятор — и теперь он принадлежит Траурихлигену. В камеру отправилась копия — с помощью обжоры-Барсука Траурихлиген уже успел поставить на поток производство таких «малышей». Собрав камеру, Эрих Траурихлиген прикрепил её обратно, подошёл к одной из полок, на которой аккуратнейшими пирамидками сложили небольшие коробки с мобильными телефонами. Под каждой пирамидкой на дерево полки подклеили номер — напечатанный на одинаково белых бумажных листочках. Осмотрев все пирамидки, Эрих Траурихлиген выбрал ту, которой присвоили номер двадцать три. Взяв в охапку все коробки — их было немного, и нетяжёлые они были — Эрих Траурихлиген включил модернизированную камеру и запустил на флиппере обратный проброс.

Никто никогда бы не узнал, что он побывал здесь — деосциллятор был настроен так, что промежуток времени, пока Траурихлиген раскручивал камеру и забирал смарфоны сжался в нулевой. Зайди кто-нибудь сейчас на склад, он увидал бы на полке коробки со смартфонами, в следующий миг моргнул бы, а, открыв глаза, обнаружил бы пустую серую полку и бесполезный номер на ней.

Доктор Барсук дрожал в проклятом кресле — его снова едва не вышвырнуло на пол, и страх просто приковал пухленького учёного к мощным подлокотникам. Под «тарелкой» в жутком сиянии ускоренных до субсветовых скоростей молекул остаточного следа возник Эрих Траурихлиген с какой-то ношей в руках, а на лице у него сверкала злорадная улыбка победителя… завоевателя. До этого момента доктор Барсук считал, что при таком количестве ускоренных остаточных молекул человек умирает… но выходит, он ошибался… поразительно.

— Что это? — доктор Барсук не знал, что сказать и деревянным от страха и ужаса языком выдавил этот пространный вопрос.

Толстое стекло, которым бокс Барсука был отгорожен от гигантской антенны, поднялось с механическим жужжанием, пропуская Траурихлигена. Он зашёл в бокс и положил свою ношу на стол, около ноутбука. Доктор Барсук увидел, что на столе оказались одинаковые коробки со смартфонами… будто бы украденные со склада салона мобильной связи…

— Трофеи! — довольно изрёк Эрих Траурихлиген и открыл ноутбук, включил его и принялся делать на нём что-то, скрипя клавиатурой. — Смотрите!

Траурихлиген развернул ноутбук так, чтобы доктор Барсук смог видеть экран. А доктор Барсук всё оставался в прикрученном кресле и сидел в нём ни жив ни мёртв, будто бы парализован и оставлен в этом кресле навсегда. Работа деосциллятора повергла его в шок, Барсук по инерции таращился в экран ноутбука и видел на нём некое помещение — темноватое, безлюдное. К серым стенам подвесили одинаковые длинные полки, а на полках лежали небольшие коробки — похожие на те, которых набрал Траурихлиген.

— Это магазин, где продаются средства связи будущего, — объяснил Эрих Траурихлиген, сев за стол, сверля доктора Барсука колючим взглядом. — Через сутки по нашему времени и через неделю по времени будущего этот магазин войдёт в сверхколебания с наложением на срез, предыдущий на семь секунд. Смартфоны я специально взял, для эксперимента. Они останутся у меня, и в то же время — останутся на складе магазина, а местные люди будут вести себя так, словно они не пропадали — для них они не пропадут! К тому же, теперь я могу наблюдать за этим в режиме реального времени с помощью их же видеокамеры и вот этого ноутбука. Завтра, в это же самое время, сейчас у нас тринадцать часов семь минут восемь секунд, — Траурихлиген записал это время в блокноте, вырвал лист и всунул его в карман пиджака доктора Барсука. — Я приду к вам в бункер с этим ноутбуком и мы с вами вдвоём увидим локальный нулевой цикл. Вы уверяли меня, что устроить нулевой цикл невозможно, но я докажу вам обратное!

Глава 78 Крах учёного

Доктор Барсук остро чувствовал, как на него надвигается глыба депрессии. Эту ночь он почти не спал, а проснувшись тут же принялся за еду. Поглощение вкусностей способствует выделению серотонина, и гнетущее чувтсво тревоги отступает… до тех пор, пока не прекратишь жевать… Вот и доктор Барсук жевал в тот момент, когда в его бункер наведался Эрих Траурихлиген — главная причина его депрессии. В одной руке он нёс ноутбук, а во второй — яркий полиэтиленовый пакет с рисунком в виде пушистого пёстрого котёнка, который катает пухлый клубок оранжевых ниток.

— Предлагаю вам посмотреть очень любопытный видеофильм! — объявил он с порога, выбив из доктора Барсука остатки аппетита. — Чего вы застыли? — осведомился он, заметив, что учёный застыл над конфетами. — Берите шоколад, он полезен для мозгов.

— Спасибо… — выдавил из себя Барсук, чувствуя, что его начинает тошнить. Может быть, он съел слишком много конфет… но скорее всего, его тошнит от страха.

Эрих Траурихлиген подошёл к письменному столу Барсука, на котором кроме компьютера, принтера, бумаг, книг и распечатанной коробки конфет, стояла большая тарелка с поеденной порцией картофельного пюре и кусками курицы-гриль.

— Я прервал вашу трапезу, — ухмыльнулся Траурихлиген, открыв ноутбук. — Но, ничего, эта курица всё равно мертва — не убежит. А если остынет — у вас есть микроволновая печь!

— Я, сегодня, кажется вообще теперь есть не смогу… — пробурчал себе под нос доктор Барсук, потеряв малейшее желание доедать «мёртвую» курицу, которая к тому же ещё и остынет.

Учёный отодвинул от себя тарелку. Эрих Траурихлиген хорошо умеет всё уничтожать: аппетит доктора Барсука не восстановить уже ничем… разве что, зверским голодом, который наступает после трёх лишённых пищи дней.

— Смотрите, они уже заявили в полицию, и на склад пришли местные полицаи — вот они! — Траурихлиген уже успел включить ноутбук и тыкал пальцем в экран. Пришлось изображать интерес… курицу-то уже не вернуть…

Доктор Барсук увидел команду милиционеров — скорее всего, среди них есть следователь, оперуполномоченные, и они не только пришли, но и привели милицейскую собаку… А вот и криминалист появился — после того, как собака не нашла след — вдвинулся некий сморчок в очках, натянул на костлявые руки резиновые перчатки и принялся всюду шарить… Потом они все ушли, склад закрыли… Магазин, скорее всего, тоже закрыли — товара пропало на несколько тысяч гривен. Потом все они разошлись, склад опустел…

А потом — словно бы что-то мигнуло, в глаза ударила яркая короткая вспышка… Изображение на миг сменилось помехами, затем — возникло опять, и на полке, на пустом месте, под которым торчала бесполезная табличка с глупыми цифрами двойкой и тройкой, появилась пирамидка коробок — точно таких же, какие Эрих Траурихлиген стащил оттуда вчера…

— Локальный нулевой цикл! — торжественно объявил Эрих Траурихлиген, пританцовывая то на одной ножке, то на другой. — Позвольте заметить, Барсук, что те смартфоны, которые я взял, остались у меня. Смотрите!

Не переставая улыбаться, Эрих Траурихлиген вытащил из полиэтиленового пакета три коробки и поставил их на стол.

— Остальные находядятся у меня в кабинете! — пропел он, а Барсук видел, что перед ним поставлены те же коробки, и те же коробки вернулись на складскую полку! Выходит, что деосциллятор работает! Удивительно! Как учёный, доктор Барсук восхищался…

— Я надеюсь, Барсук, вы признаёте, что, как учёный, я вас обскакал! — похвастался Траурихлиген и вытащил из коробки один смартфон. — Теперь у меня есть все шансы запустить спутник и организовать здесь Интернет и сотовую связь!

— Вы знаете, этот ваш деосциллятор — настоящее чудо! — воскликнул доктор Барсук, не скрывая своего восхищения. Теплицкий как-то требовал от них с Миркиным изобрести нечто подобное… Но Миркин не стал, отбоярился гуманностью, а доктор Барсук — тот вообще считал, что существование такого прибора, как деосциллятор, в природе не возможно… — Даже я, учёный из нормохроноса до этого момента считал, что невозможно сделать ничего подобного! Позвольте мне, как учёному, поинтересоваться: какой источник энергии вы используете?

— Недавно, буквально на прошлой неделе, я завершил строительство двух кольцевых коллайдеров, диаметром три и четыре километра! — ухмыльнулся Траурихлиген, а доктор Барсук заметил, что он сам конфеты не ест, ни одной ещё не съел, только разглядывал краденый смартфон. — Они заглублены под землю на триста метров, и вы даже не догадаетесь об их существовании, потому что прямо над ними стоит местный дремучий лес. Но это не всё — для того, чтобы заработал деосциллятор, нужна маленькая хитрость, которую я, увы, не смогу вам раскрыть. Сейчас я покажу вам кое-что не менее интересное, — с этими словами Траурихлиген повернул ноутбук к себе, снова завозился с ним, а когда Барсуку опять удалось увидеть экран — на нём сияла карта некой местности, скорее всего, отсканированная с бумажного оригинала. На карте были проведены жирные разноцветные линии, а доктор Барсук таращился на неё, как глупый пень — не умел читать карты… да и не понимал, причём здесь карта к деосциллятору.

Заметив замешательство учёного, фашист ухмыльнулся и взял в правую руку стек.

— Вот это — линия фронта в начале ноября сорок второго года при вашем так называемом «адекватном» ходе истории. — Траурихлиген ткнул стеком в линию, проведённую на карте, возможно, толстым чёрным фломастером, Барсук глянул бараном и ничего особенно не понял, потому что мало что знал про линии фронта.

— А вот это, — продолжал тем временем Траурихлиген, показав красную линию, начерченную поодаль от чёрной. — Линия фронта сейчас! Посмотрите, насколько дальше я продвинул свои войска! И это — только начало, Барсук! Я поставлю на конвейер производство новейшей техники и оружия, и, вы не поверите, меньше, чем через месяц я полностью перевооружу свою армию, и создам непобедимое войско, с помощью которого закончу эту глупую войну!

— Вы понимаете, — осторожно обратился Барсук к Траурихлигену, подавив мучительный ужас. — Ваш временной срез — не есть нормохронос. Вы живёте в прошлом…

— И что? — сурово перебил Траурихлиген, не отрываясь от своих непонятных размалёванных фломастерами карт.

— А то, что любые изменения, сделанные в ранних срезах могут повлечь необратимые изменения нормохроноса! — предостерёг доктор Барсук, и даже прекратил кушать — так волновался, пока говорил. — Вы сделаете хроносбой, из-за которого могут не родиться многие сотни людей, в том числе — выдающиеся изобретатели, учёные и так далее! Профессор Миркин может не родиться, и тогда — вы потеряете трансхрон навсегда. Мы с вами можем не родиться, если вы измените свой срез не так, как он уже был изменён!

— Кха! Кха! — откашлялся Эрих Траурихлиген, выключил ноутбук и прошёлся из стороны в сторону в пространстве бункера, в котором доктору Барсуку становилось душно и тесно, словно в микроволновой печи.

Доктор Барсук в страхе надеялся, что турист поймёт хоть что-то из его доводов и не станет атаковать Москву танками из нормохроноса… однако ошибся. Траурихлиген покружил по пространству бункера от холодильника к телевизору, поглазел в окно, а потом — застопорил ход и изрёк, вперившись в лоб Барсука:

— Я знаю, что такое необратимые изменения нормохроноса! И я представляю, что может произойти в том случае, если я выиграю войну! Исчезнет весь тот бардак, который я увидел в твоём нормохроносе, и появится идеальное общество! И ещё: ВЫ да, вы не родитесь, потому что вы — часть гадкого будущего, которое я собираюсь стереть! А вот, со мной будет всё в порядке, потому что я уже родился!

Доктор Барсук боялся смерти, как огня… Да не то, что смерти — он занозу в палец загнать боялся, до сих пор рюмсал, как маленький, когда приходилось ковырять палец иголкой… А тут — Траурихлиген обещает устроить не только ему, а всему живому жуткую гибель в завихрении континуума — это всё равно, что попасть под пресс и в мясорубку одновременно, а потом — последует ядерный взрыв. В каком бы временном срезе ни находился доктор Барсук — ему не спастись, и когда Траурихлиген начнёт изменять нормохронос — он просто сгорит заживо, превратится в пепел и исчезнет, не оставив по себе и следа, будто его и не бывало. Страх сковал доктора Барсука с ног до головы. Ему почудилось, что он падает в обморок… Потолок вдруг взлетел высоко-высоко, а пол вдруг опустился в бесконечную бездну… Ему не спастись, если Траурихлиген не применит деосциллятор и не устроит для доктора Барсука локальный нулевой цикл…

— А… а… — глупо забормотал Барсук, не зная, что ему делать дальше, как спастись от такой страшной смерти… Безвольная рука машинально потянулась и выхватила из коробки конфетку… — Позвольте… Постойте… Вам не кажется, что лучше пусть будет так, как сейчас?

— Знаете, Барсук, вы начинаете бредить! — вдруг постановил Траурихлиген и вернулся за стол. — Пора бы вам отдохнуть, развеяться, посмотреть мир… Кстати, у нас есть отличные курорты: Аушвиц, Маутхаузен, Дахау — выбирайте!

— Эй, вы что, хотите забить меня в концлагерь?? — ещё сильнее устрашился доктор Барсук, побледнел, как мел, и выронил конфетку на пол.

— Ну, вы же хотели свободы? — напомнил Эрих Траурихлиген, прохаживаясь туда-сюда по бункеру. — Жаловались, что Теплицкий вас притесняет, не даёт вам ни жить, ни работать?

— Но вы же хотите забить меня в концлагерь!!! — визгливо зарыдал Барсук, медленно сползая на новый пол, на который не так давно постелили ламинат.

— Арбайт махт фрай! — довольно изрёк Эрих Траурихлиген, остановившись напротив полуобморочного Барсука. — А значит — я вас полностью освобожу! Кстати, работы вам хватит с лихвой!

— Нет, нет, пожалуйста… — заикаясь, залепетал Барсук, задом отодвигаясь к дальней стене.

— Утащить его! — громко приказал Траурихлиген молчаливым солдатам, которые высились вдоль стен. Солдаты повиновались, словно боевые машины — двое из них разом сдвинулись с мест, подступили с двух сторон к Барсуку и ухватили его под дрожащие руки. Доктор Барсук пытался сопротивляться, ползал по полу, но это не спасло его — солдаты легко подняли его, водворили на ноги и насильно повели к тяжёлой стальной двери, которая отгораживала его бункер от жуткого внешнего мира.

— Спасите… — пищал Барсук, а Эрих Траурихлиген не спеша посмотрел на свои золотые часы и произнёс:

— Завтра на рассвете в Освенцим отбывает эшелон. Включите Барсука в список пассажиров!

— Яволь! — выкрикнул один из конвоиров доктора Барсука, а сам Барсук в это время просто плакал.

Солдаты молча вывели его из бункера, потащили по ночному городу, прямо через грязные бывшие газоны… к самой смерти. Барсук сначала еле плёлся, перемазывая брюки грязищей, а потом — не выдержал и рухнул в обморок.

Глава 79 Сенцов и его горе

Константин Сенцов опаздывал на работу. Обычное дело для Сенцова, однако он не спешил галопировать через свой двор к распахнутым дверям Ровд. Отделение милиции не убежит — оно сооружено из прочного кирпича и будет стоять на месте целую вечность, при правнуках сенцовских будет стоять, а Константин Сенцов прямо сейчас может потерять что-то очень хрупкое, но чересчур важное для всей его жизни… Рассекая прохладный утренний воздух, переступая прозрачные лужи, Константин крейсерским шагом шёл мимо покрытые одуванчиками газонов к дому, в котором жила Катя. Первым делом Константин извинится перед Катей, а потом уже будет делать всё остальное! Решив так, Сенцов вступил в Катин подъезд и мужественно преодолел лестничные пролёты, пока не добрался до её этажа и не увидел знакомую дверь. Вот она, такая милая сердцу вишнёвая дверь, за которой и живёт Катя. Теперь надо заставить свою руку протянуться и побеспокоить звонок… Сенцов уповал на Катино прощение, словно на господа бога. И втайне боялся, что ему этого прощения не снискать… Минут десять Константин не решался поднять руку и нажать на белую кнопку, над которой нарисован колокольчик с мультяшными глазами. Он глупо топтался на лестничной клетке, а престарелая Катина соседка разглядывала его в глазок, не отпирая двери. Сенцов об этой смотрящей соседке и не догадывался — он изыскал в себе силы титанов, вытянул размякшую трясущуюся руку и легонько придавил белую кнопку, вызвав в Катиной квартире громкую трель. Константин даже отшатнулся — настолько громкой она ему показалась — целый гудок парохода! Отдёрнув неуклюжую руку, Сенцов затаился: прислушался, что происходит за Катиной дверью? Тихо… а вдруг Кати опять нет дома? В такой важный для Сенцова момент она решила пойти в магазин… или куда-то ещё?? Или Сенцов снова ошибся, и у Кати и сегодняшний день — рабочий?? Нет, Катя дома — Сенцов с облегчением слышит её приближающиеся шаги, она подходит к двери.

— Кто там? — послышался, наконец её голос, и Сенцов поймал себя на том, что от страха жаждет промолчать и убежать вниз по лестнице, пока Катя не успела открыть дверь. По лбу неприятно ползли капельки пота, а слова застряли… неужели, Катя не простит его?

— Кто там? — повторила Катя с ноткой раздражения. — Не молчите, а то позвоню в милицию!

— Не… не надо… — выжал из себя Сенцов. — Это — я…

Страх немного отпустил Сенцова: Катя отпирала дверные замки. Значит, она не очень сердится на него, раз не фыркнула, не выключила звонок и не ушла вглубь квартиры. Внутри у Сенцова засветилась надежда, и тут Катина дверь с треском распахнулась…

— П-привет… — пробормотал Сенцов, стараясь смотреть не в серый пол, а на Катю. — Я…

— Костя, тебе ещё повезло, что Степана нет дома! — выпалила Катя с порога, вместо того, чтобы пригласить Сенцова в свою квартиру.

Сенцов никакого Степана не знал. Он поморгал изумлёнными глазками и глупо выдохнул:

— А… кто это?

— Как это — кто? — якобы удивилась Катя, подперев кулаками бока. — Мой муж! Помнишь, я говорила, что ухожу от тебя? Так вот, я ушла! К Степану!

Сенцов почувствовал на своих плечах гору Говерлу — настолько тяжело ему стало удерживать тело на ногах. Ужасная догадка накрыла бедную голову волною вулканической лавы: Степан… Константин знает, кто такой Степан — он живёт на первом этаже, в квартире, как раз под Катей. Неуклюжий медлительный толстячок, чьи сутулые плечи навеки перекособочила однообразная бумажная работа за банковским столом. Степан работал бухгалтером в Укрсиббанке, учился с Катей в одном классе и доставал её ещё тогда, когда Катя и знать не знала Сенцова… А вот и блистательный банкир, что являлся Сенцову в кошмарных снах — теперь он воплотился в реальное тело и переехал Сенцова «паровым катком», навсегда вырвав у него милую Катю…

Пошатнувшись из стороны в сторону, Сенцов поборол одышку, мучительно выдавил слово «Пока», словно в тумане, пожал Катину руку и потянулся прочь, вниз по лестнице, спотыкаясь через каждую ступеньку… Образ Кати мерк и растворялся в жутком сиреневом тумане. Всё, она ушла к другому — не в мыслях, а в реальной жизни, и Константин Сенцов остался одинок, словно убогий отрезанный палец. У него ничего не осталось — только безликие батоны да противный докучливый телевизор, и просиженный, запятнанный диван. Что в такой ситуации делает человек? Ударяется во все тяжкие? Вешается? Мстит? Сенцов ничего не может: если он задебоширит — его вышибут из милиции с «волчьим билетом», вешаться — больно и страшно… На месть у Сенцова нет сил… Да и кому мстить-то? Разве что, самому себе, ведь он сам виноват, что потерял Катю. Он сам пригласил Катю в театр, но вместо этого проторчал весь вечер и всю ночь под дачей Вилкина, мучаясь с Ветерковым. Он наврал ей, что пойдёт в кино, а сам — вылавливал Аську в проклятом, заброшенном «Трандибуляторном» районе… Катя решила, что больше не нужна Сенцову, вот и ушла.

Сенцов сполз по ступенькам так медленно, словно бы всю свою жизнь был престарелой улиткой. Унылый неприветливый подъезд выбросил его во двор, покрытый бензиновыми радужными лужами да плюхами серой грязи. С бледных небес, покрытых обложными тучами, срывалась промозглая мерзкая морось, и вокруг было так глухо, так тихо, словно бы всё живое повымирало в радиусе десяти километров. Сенцов прошёл мимо забрызганного чумазого «Москвича» и ушёл. Ушёл из Катиного двора навсегда. Ушёл покинутый, ушёл отвергнутый, променянный на кособокого банковского бухгалтера…

Сенцов не замечал, что шагает по лужам, не замечал, что замызгал башмаки и промочил ноги. Он думал, что сейчас притащится домой и напьётся горькой до умопомрачения, хотя раньше никогда в жизни не взял бы в рот ни капли этой отравы. Однако теперь, когда из этой жизни исчезла Катя — можно спокойно отравиться и уснуть вечным сном самоубийцы. Вон там, магазин «Родник» виднеется — Сенцов пойдёт туда и прикупит себе сразу три… нет, четыре… нет, пять бутылок какой-нибудь суррогатной дешёвки и выкушает всё за один-единственный сегодняшний вечер. Потом, дней через пять, когда он не выйдет на работу, не позвонит и не ответит ни на один настойчивый начальственный звонок — к нему наведаются в гости коллеги. Нет, бывшие коллеги — они ещё будут живыми, а он уже будет мёртвый. Коллеги вскроют квартиру, когда Сенцов не откроет им дверь, и обнаружат его на полу под диваном, насквозь проспиртованного и в ботинках — умрёт Сенцов тоже, по-сенцовски, не разуваясь.

Промозглая морось успела намочить куртку — зонтик Сенцов по-сенцовски забыл дома. Каштаны вдоль дороги шевелили намокшими пожелтевшими листьями, в лицо дышал осенний ветер. По шоссе мчались машины, и Сенцов по инерции заклинился на обочине, как добропорядочный пешеход, не подумав о том, что может сейчас бесплатно самоубиться, прыгнув под чьи-нибудь тяжёлые колёса. Рядом с Сенцовым на обочине заклинился другой добропорядочный пешеход — какой-то рослый парень в широченных панковских джинсах и в толстовке, капюшон которой был надвинут на самый его нос. Парень тоже забыл зонтик, и тоже промок, как и Сенцов.

— Дружище, не подскажешь, который час? — осведомился у унылого Сенцова этот незнакомец, не поворачивая к нему своей головы.

Самоубийцы часов не наблюдают — вот Сенцов и не стал выкапывать в своих дырявых карманах мобильник и глядеть на бренное и зыбкое время. Он отбоярился так:

— Не знаю, нет часов…

Потом Сенцов шагнул через бордюр и направился в свой «Родник» — затариваться «ядом».

Когда Сенцов объяснил габаритной продавщице, какого рода товар он желает приобрести — та презрительно хмыкнула, отклеила телеса от складного стульчика, отставила под прилавок тарелку с двумя котлетами и жареной картошкой и с большой ленью и неохотой поползла к виноводочной витрине. Сенцов переминался с ноги на ногу и разглядывал розовые колбасы, которые аппетитно возлежали в застеклённом холодильнике и бередили голодный желудок своей калорийностью. Но, нет — сегодня Сенцов не купит колбасу: если желаешь отравиться, пить необходимо, не закусывая, иначе не подействует и можно всё выпитое вывернуть обратно, на ковёр в комнате.

— Сорок две гривны пятьдесят копеек! — выплюнула продавщица, бухнув бутылками о прилавок и не выбивая чек.

Чёрт, как дорого нынче стоит яд! Сорок две гривны! В другое время Сенцов не стал бы столько отваливать — не на что будет потом купить батон. Но сейчас — зачем бумага, когда впереди вечность?? Да и чек ему тоже не нужен: «левая» водка, ну и хорошо — больше шансов на то, что она окажется отравой. Сенцов молча, вывалил перед продавщицей полтинник, сгрёб все пять бутылок в один пакет и убрался, не дождавшись сдачи.

Сенцов хотел быстрее добраться до своей квартиры — так сильно не желал он оставаться в живых. Поэтому он начал срезать себе путь через чужие дворы, тащился прямо через чужие клумбы с раскисшей от дождя землёй. Сминая цветы, которые он не сажал, Сенцов нацеплял на ботинки килограммы глинистой грязюки, которая тормозила его и без того тяжёлый ход. Сенцов плёлся-плёлся, совсем промок, а когда до его подъезда оставался всего ли лишь одни чужой двор — вдруг заметил за углом чужого дома какое-то странное сборище. Сенцов остановил своё прямолинейное движение к погибели и внимательно всмотрелся в тех субъектов, которые виднелись из-за угла. Они стояли около легковушки с тонированными до черноты стёклами, и рука одного из них сжимала за широкой спиною бейсбольную биту. Кто-нибудь другой не придал бы этому значения, даже может быть, и не увидел бы их вообще… Но только не Сенцов — «алмазный» глаз опера сразу же выделил типа с битой и отметил, что у легковушки нет номеров. Очень похоже на то, что здесь затевается что-то серьёзное с очень криминальным уклоном…

Сработал давний рефлекс мента — Сенцов забыл на время о смерти и на цыпочках рванул туда, за угол — посмотреть, что происходит. Он не подходил близко — присел на корточки около серой стены низкой трансформаторной будки и пристроил аккуратненько свой тяжёлый кулёк, наполненный смертельно ядовитой дешёвой водкой.

Три дома стояли друг к другу торцами, образовав глухой тупик, в который не выходило ни одного окошка. Какие-то любители прекрасного насадили тут клумбовых цветов, придав серому «каменному мешку» боле ухоженный и жизнерадостный вид. Легковушка без номеров стояла как раз на кромке клумбы, её переднее колесо даже испортило самодельный бордюрчик и смяло под собою энное количество цветов. Кроме тех двух субъектов, которых Сенцов заметил, идя по тропинке, в злополучном тупике оказалось ещё четверо — немаленького роста и бандитского вида. Эти тоже торчали возле легковушки. Трое держали руки в карманах, а четвёртый — тот изображал Наполеона, горделиво вскинув свою голову, спрятанную под капюшоном серой, подмокшей под дождём толстовки. Стоп! Сенцов уже видел где-то этого типа и его толстовку… Да это же он спрашивал у него, который час, на обочине дороги!

Сенцов устроился так, чтобы ему было лучше видно их, и стал наблюдать и вслушиваться в то, что они говорят.

— Сейчас я тебя так отхожу, суслик — триста лет грызло будешь собирать! — заявил незнакомцу в толстовке тот бандит, который прятал за спиной бейсбольную биту.

Обладатель толстовки ничуть не смутился, услыхав сие обещание. Он лишь хохотнул и выдал такое:

— Давай!

Бандюга с битой зарычал тигром, рванул вперёд, размахивая «оружием». Человек в толстовке легко перехватил мельтешащую в воздухе биту одной рукой, а второй — навернул бандюгу в челюсть, остановив его прущее движение, повергнув его на твёрдый асфальт. Бандит обрушился кулём и заныл.

Тогда напали все остальные. Состроив бычьи морды, они выхватили из карманов свои руки, оснащённые шипастыми кастетами, и прыгнули все одновременно. Любой человек бы в этом случае сейчас же был сбит наземь и «забуцан» до полусмерти…

Тип в толстовке увернулся от одного сокрушительного удара, ловко блокировал второй, третьему бандиту залепил ногою в живот, заставив того согнуться пополам и отвалиться в чужую клумбу, покрываясь грязью. Ещё один бандит прыгнул, выбросив вперёд ногу, но не попал: противник в толстовке отпрянул в сторону, а этот бандит сокрушил своей ногой другого, который скакал ему на помощь с куском трубы.

«Вот это — панк…», — думал про себя Сенцов, и соображал, что де в этом случае следует делать ему, менту. Наверное, ничего, наблюдать, как незнакомый «панк» месит уголовников. Вон, одного навернул, и бандюга хлопнулся в лужу, подняв брызги. На миг этот «панк» повернул голову свою в сторону Сенцова, Константин глянул по инерции и застыл: «мусорный киллер»! Вот это да! По нему «страдает» вся милиция, а он преспокойно остаётся в городе и ещё с кем-то дерётся…

Лежащий в луже бандит вывернул из кармана здоровенный кинжал и метнул его в «киллера», целясь тому в затылок. А «мусорный киллер» мгновенно выхватил из-под своей толстовки другой нож — ещё длиннее, чем у бандита, обернулся и отбил им летящий кинжал. Кинжал встрял в землю по самую рукоятку, а «киллер» наклонился, схватил бандита за воротник, выловил из лужи и водворил на ноги.

— Драться будешь? — злобно прошипел он ему в лицо, а бандит трусливо заныл:

— Не-не-не-не-нет…

— Тогда давай, поторгуем! — весело предложил ему «мусорный киллер». — Я покупаю — ты продаёшь…

Сенцов не знал, что они продают и покупают, но явно, что-то нехорошее — раз у них такие горячие торги. Наверное, менту нужно выползать из-за угла, выцарапывать удостоверение и арестовывать их всех, раз они бьют друг друга и швыряются ножами… Тем более, что тут — «мусорный киллер». Но Сенцов не забывал о мудрой осторожности: он один, безоружный, убитый горем, да и удостоверение, кажется, оставлено дома… А их тут полным-полно, да ещё и таких серьёзных… И тут глаз Сенцова уловил движение: один из побитых бандитов приподнялся на локте, выглянул из помятых цветов и целится в «киллера» из настоящего «Макарова»! Застрелит, «мусорному киллеру» не спастись! Сенцов хотел крикнуть, но раздумал: иначе бандит застрелит не «киллера», а его самого… Бандит поднялся на ноги и нажимал на курок…

Внезапно «мусорный киллер» обернулся и швырнул свой здоровенный нож так, что выбил у бандита пистолет. Пистолет упал в лужу, бандит затряс рукою и тут же получил увесистый удар в челюсть и упал, смяв капот легковушки своей спиной, скатился в траву.

Нож встрял в стену перед самым носом Сенцова и так и остался в ней торчать. Константин на минуту зарапортовался, он просто глазел на блестящее лезвие, отточенное до остроты бритвы, несущее на себе непонятные латинские слова. Но потом Сенцов, все-таки вспомнил, что он мент, вывернул из своего кулька все бутылки, разбив парочку об асфальт, и накинул его на рукоять ножа. Константин попробовал выдернуть нож из стены. Не вышло — лезвие вошло слишком глубоко и заклинилось в стене слишком плотно. Константин дёргал-дёргал, весь уже вспотел, однако стена не отдавала ему чужой нож.

Сенцов слышал, как ворочаются и ноют в грязюке, в клумбах побитые бандиты, а тип в толстовке говорит им непонятные слова:

— Я не думал, что вы откажетесь… Цена приемлемая… Капут…

Бандиты сипели, ойкали, ныли и бормотали, а Сенцов всё дёргал и дёргал нож, пытаясь забрать его как улику, чтобы потом «пробить».

И тут неслышно приблизился тот самый рослый парень в толстовке, которого Сенцов про себя окрестил «панком», а в Ровд его называли «мусорным киллером». Увидав Сенцова, как тот, пыхтя и потея, выдирает из кирпича его нож, он коротко недобро хохотнул, а потом — несильно толкнул Константина одной рукой. Сенцов не устоял на ногах и повалился навзничь прямо в грязную клумбу. Рослый «киллер» схватил кулёк Сенцова, который повис на рукояти ножа, и сбросил его прямо Сенцову на голову. Потом он без особого труда выдернул нож из стены, забил его в ножны и свернул в переулок.

Константин знал, что раствориться в этом переулке бандит не сможет: переулок был тупиковый. Константин вскочил на ноги, отшвырнув кулёк, залитый водкой, и стремглав ринулся вдогонку за «мусорным киллером». Он завернул в тупик и увидел, что там никого нет. Рослый «киллер» исчез, словно бы испарился, забрал с собою свою толстовку и не оставил по себе ни следа. Сенцов несколько раз оглядел три глухие стены бараньими глазами, задрал голову кверху и вперился в небо. В небе летали птички… Всё, преступник каким-то образом всех надул, и теперь у Сенцова два выхода: либо улизнуть домой и промолчать, либо вызвать оперативную группу и начать работать.

Горе пихало Константина подобрать уцелевшие бутылки, спрятаться дома и тихо отползти в мир иной. Но тут возникла совесть, вцепилась зубами и остановила Константина на полпути к первой бутылке. Сенцов даже не ожидал того, насколько сильной оказалась его совесть!

На совести Сенцова лежали побитые «мусорным киллером» бандиты, и поэтому он не мог просто так убраться домой и там тихо отравиться. Работа требовала от него решительных действий, поэтому Сенцов, не мешкая, разыскал в дырявых карманах мобильный телефон и позвонил в отделение дежурному.

— Да? — не поверил ему дежурный Кнопочкин, а Сенцов слышал в трубку, как он там у себя чем-то щёлкает — рубится, наверное, в компьютерную игрушку… А у Константина тут реальный «Контрстрайк»…

— Да, да! — настоял Сенцов, едва ли не крича, не спуская глаз с поверженных преступников, которые катались в грязи и хныкали от суровых побоев. Ни один из них не попытался встать — видимо, «киллер» разделал их под орех. Интересно, всё-таки, кто он такой, и куда он делся??

— Пришлите группу, и Капитончика желательно — один смылся! — вколачивал дежурному Сенцов, пытаясь удержать в памяти образ ножа, который фантастический «киллер» выдернул из стенки и забрал с собой. С какой же силой нужно было его швырнуть, чтобы нож так прочно ввинтился в кирпичную оштукатуренную стенку?..

— Да что там у тебя — война?? — изумился в отделении Кнопочкин, и Сенцов даже через телефон увидел его выкруглившиеся глазки. Чёрт, какой непонятливый! У Сенцова каждая секунда на счету! Неужели в природе существует кто-то, более медлительный, чем Сенцов?? Видимо, да…

— Война! Скорую, кстати, тоже надо! — едва ли, не рявкнул Сенцов, беспокойно курсируя от побитой чёрной легковушки к трансформаторной будке и назад. — Давай, Кнопочкин, живее шевелись, а то спишь там, как сурок, вместо того, чтобы работать!

Кажется, Сенцов испугал Кнопочкина: тот что-то там себе заблеял, заклекотал и выдавил:

— Ладно, жди…

— Жду, — буркнул Сенцов и спрятал мобильник назад, в карман, раздумывая над тем, что ему делать с разбитыми и целыми бутылками его «ядовитой» водки, которые раскатились едва ли не по всему тупичку? Не будет же он всем подряд резать правду-матку о том, что его невеста вышла за бухгалтера, и он из-за неё решил отдать концы??

Константин аккуратненько, двумя пальцами подцепил кулёк, которым он накрывал рукоять ножа, пытаясь выдернуть его из стенки. Кулёк хватал «мусорный киллер» — на нём могли остаться отпечатки его пальцев! Нужно отдать Овсянкину на «приём» — авось, что выгорит?! Стоп. Не выйдет — кулёк предательски залит водкой… Но не будет же Сенцов всем сообщать, что это его личный собственный кулёк?? Скажет, что он тут и стоял… вместе со всеми бутылками!

Сенцов как раз обдумывал свою тактику, когда из разбитого и наполовину заколоченного досками подвального окна ползком выпростался страшенный бомжара. Обросший грязною, всклокоченною бородищей, обряженный в немыслимое серо-коричневое тряпьё, он на четвереньках, словно партизан, подобрался к раскиданным Сенцовым бутылкам водки и схватил одну крючковатой лапой. В первую секунду Сенцов хотел отогнать его прочь, мол, нечего таскать улики… Но потом раздумал: улики против кого? Против самого Сенцова? Овсянкин обязательно сообщит, что нашёл на них лишь отпечатки Константина, и больше ничьи — и пойдёт тогда по отделению слух, что старший лейтенант Константин Сенцов — не только разгильдяй, но ещё и горький пьяница! Нет, такой славы Сенцов не желал, и поэтому — сделал вид, что не заметил, как бомжара в несколько ходок перетаскал к себе в «нору» все его бутылки, за которые Константин отвалил целых пятьдесят гривен и даже сдачу не взял… Зачем бумага, когда впереди — вечность? Ничего, потом у Константина будет ещё много времени для того, чтобы тихо отравиться — на носу выходные… Вот только зарплата отвалится не раньше понедельника, а в кошельке Сенцова после «тотальной закупки» алкогольным ядом, кажется, остались только вши. Или может быть, ещё повесилась мышь… Ясно лишь одно: теперь не хватит даже на батон, не то, что на новую партию водки. Нужно придумывать другой способ «крякнуть»…

Завывая сиреною, в тесный тупик вдвигались целых три широких автомобиля: скорая помощь, микроавтобус группы захвата и до боли знакомая Сенцову служебная машина, на которой обычно приезжает Крольчихин. Константин посторонился, чтобы грязь из-под колёс до него не достала.

Глава 80 Полтергейст???

Майор Баум был вызван на ковёр. На страшный ковёр, к своему страшному начальнику. Траурихлиген приказал ему срочно явиться, но майор полз, как слизень, потому как знал: если генерал вызывает на ковёр — жди кола. Факела, освещавшие коридор, буквально, жгли Бауму бока — такой сильный терзал его страх перед генералом и его «ковром». Ползя и боясь, Баум и не заметил, как подполз к дорогой и тяжёлой двери генеральского кабинета. Застопорившись, майор не нашёл в себе сил поднять руку и постучать, однако услышал суровый голос Траурихлигена:

— Давайте, Баум, заползайте, чего торчите??

Майор вздрогнул. Могло показаться, что генерал видит сквозь стены, но это не совсем так: над дверью висит эта штуковина из будущего, которая позволяет ему видеть коридор на экране своего моноблока. Рука Баума машинально поднялась, постучав по красному дереву двери, после чего майор набрал в лёгкие побольше воздуха, выгнав страх, открыл страшную дверь и нырнул за неё, чтобы встретить свою смертельную судьбу.

— Приползли… — констатировал Траурихлиген, ухмыльнувшись и смерив майора насмешливым взглядом. — Постучаться не забыли! Вы догадываетесь, зачем я вас вызвал? — осведомился он, не спуская глаз с майора.

Баум проглотил ком, который мучительно перекрыл ему дыхание, и отрицательно покачал головой, хотя из него так и рвался жуткий ответ: «Для того, чтобы посадить на кол…». Он даже «Хайль Гитлер» забыл прокричать от страха…

— Я только что был в будущем, — буркнул Траурихлиген, сдвинув брови. — И узнал кое-что неприятное. Вы догадываетесь, что я узнал?

— Н-никак нет… — едва выжал из себя майор ответ по уставу, потому что тупое молчание подчиненных злит генерала ещё больше.

— Какой вы, однако, недогадливый! — ехидно фыркнул Траурихлиген, сдвигая брови всё свирепее и пугая майора всё больше. — А я узнал, что вы заплатили нашим дорогим друзьям фальшивыми деньгами! — рывкнул генерал, осатанев. — Зачем вы это сделали??

— Я… подумал, что так будет дешевле… — Баум не смог заставить себя чеканить, а лепетал, осознавая, что совершил ошибку, которая очень не понравилась начальнику. — Эти… из будущего, ведь простые бандиты…

— Не простые бандиты, а наши дорогие друзья! — прорычал Траурихлиген, стукнув кулаком по столу. — И вы прекрасно знаете, что мы платим им золотом! Они чуть не расторгли с нами договор! Мне пришлось основательно с ними поговорить, чтобы убедить не делать этого, — генерал левой рукой почесал правый кулак. — Не нужно подрывать мой авторитет! — потребовал он, не крича, но таким тоном, будто обещал пристрелить. — Мы же с вами солидные люди! Я понятно объясняю??

— Т-так точно… — пролепетал Баум, не забывая устав.

— Ну, вот и хорошо! — улыбнулся генерал, не собираясь пока его казнить. — Не нужно самодеятельности! Вы должны в точности выполнять мои приказы, или мы с вами засыпемся по самую сурепку! — рыкнул он, криво усмехнувшись.

— Так точно… — Баум поспешил согласиться и старался не топтаться. Он совсем не знает будущего, не умеет в нём жить, общаться с этими странными людьми, которые там обитают. А генерал взвалил на него эту обязанность — общаться с ними от его имени, вот Баум и напортачил…

— Прекрасно, можете быть свободны! — Траурихлиген подобрел окончательно и великодушно подарил майору жизнь, отпустив его.

Баум только сейчас ощутил свои одеревеневшим носом движение воздуха в кабинете генерала — прохладного, свежего воздуха, летящего из другой штуковины из будущего, которая называется «кондиционер».

— Хайль Гитлер!! — мозг Баума изрыгнул ему устав, и майор решил от него не отступать, крикнув эти слова генералу на прощание.

— Хай… — попрощался с ним Траурихлиген, нехотя соблюдая ненавистный для него гитлеровский устав… Ему бы больше понравилось, если бы кричали «Хайль Траурихлиген», но такое приветствие трудновато выговаривать, да и не каждый запомнит. Хлопнув каблуками, майор обрёл возможность ходить и ушёл, радуясь тому, что остался в живых.

* * *

Джульбарс уверенно завернул в тот тупик, в котором бесследно скрылся «панк», побежал по мокрому асфальту, опустив нос, пользуясь нижним чутьём. Сенцов был уверен в том, что милицейский пёс с помощью фантастического своего нюха сейчас обнаружит дырку, в которую юркнул странный преступник… Пёс никогда ещё не ошибался, не терялся, не… Джульбарс покрутился по небольшому пространству глухого тупика, образованного стенами домов, понюхал то асфальт, то воздух, и внезапно встал, как вкопанный.

— Чего это с ним? — поинтересовался Сенцов у Капитончика, а кинолог в ответ лишь пожал плечами.

Джульбарс минуточку поторчал в тупике, а потом — поджал свой лохматый хвост, словно бы перед ним внезапно вырос медведь, и начал пятиться на полусогнутых лапах. Выйдя таким образом из тупика на чужую клумбу, пёс жалобно заскулил, глянул на Капитончика грустными глазами и скоренько забился в служебную машину Крольчихина.

— Капитончик, как это понимать? — тут же надвинулся на кинолога Крольчихин, видя, как большой служебный пёс, который догонял и ловил зубами бандитов, дрожит в машине, как комнатная болонка.

— Я не знаю! — выдавил изумлённый поведением собаки Капитончик. — Раньше он так никогда не делал…

— Животные очень боятся привидений, полтергейстов, пространственно-временных ворот! — вынырнул из-за спины Капитончика стажёр Ветерков. — А вдруг тут тоже что-то такое есть?

— Ты что, считаешь, что «драчун Сенцова» был полтергейстом? — удивился Фёдор Фёдорович, оторвавшись от изучения следов на клумбах.

— А вдруг? — не возражал Ветерков, разглядывая тупик, который так испугал Джульбарса. — Он же исчез здесь? Исчез…

— Тебе бы уфологом стать! — фыркнул стажёру следователь Крольчихин. — Кстати, всех «братков» пришлось госпитализировать, — заметил он. — Поломанные руки-ноги… Силён, бродяга, твой, Сенцов, «полтергейст»! Говоришь, он был один?

— Один! — подтвердил Сенцов. — Я же говорю, через дорогу вместе со мной переходил, а потом я его заметил тут!

— Так, надо по квартирам пойти! — решил следователь Крольчихин, который совсем не верил в привидения и пространственно-временные ворота. — Идёмте, чувствую, у нас — секунды!

Следователь Крольчихин круто развернулся на своих подбитых железом каблуках и широкими шагами отправился в ближайший подъезд. Фёдор Фёдорович отправился в другой подъезд, в соседний. А вот Сенцов никуда не отправился, хотя должен был пойти во-он туда, в зияющую мглу третьего по счёту и последнего подъезда. Константин вёл себя по-сенцовски: торчал истуканом и верил в полтергейста, который может сожрать человека. Да, а вдруг этот «мусорный киллер» — и впрямь, полтергейст?? Иначе никак не объяснишь его исчезновение…

— Ну, что, напарник? — возник над ухом стажёр Ветерков. — Пошли, а то упустим?

Кажется, стажёр совсем не боится призраков… Сенцов тоже не хотел показаться трусливым зайцем. Поэтому он вытряхнул из головы суеверия, попытался забыть про мистику и бодренько сказал:

— Идём!

Сенцов со стажёром поднялись на самый верхний, пятый этаж, и Константин решил постучать в квартиру, дверь которой очутилась у него перед носом. Дверишка, там, правда, висела паршивенькая, стажёр обратил на этот аспект внимание Константина:

— А вдруг там алкаши тусуются? — сказал Ветерков, глядя на тоненькую, ободранную и даже подгоревшую дверь с недоверием.

— Пошли уже, задерживаешь! — отмахнулся от стажёра Константин и громко постучал в выбранную дверь, потому что так и не смог отыскать рядом с ней звонок — только разлапистое чёрное пятно копоти.

Стук Сенцова раздался громовым грохотом, потому что в подъезде висела странная глухая тишина. Неужели тут никто не ходит, не пылесосит, не включает стереосистему?? Странно, очень-очень странно… «Дом-призрак!» — сообщило Сенцову его сенцовское воображение. «Лучше заткнись!» — посоветовал ему Сенцов, не желая ничего бояться хотя бы сейчас, когда у него перед носом бодрым козликом скачет стажёр.

— Бааа-брррр!!! — внезапно вынырнуло из-за ободранной двери. Это, наверное, спросили: «Кто там?», местное наречие.

— Открывайте, милиция! — сразу же ожил Сенцов, запихав все страхи перед привидениями подальше в пятки.

— Д-дыыы?? — фальцетом осведомились, а вернее, проревели, не открывая двери.

— Давайте, скорее! — поторопил Сенцов, нехотя выцарапывая… его рука потянулась к карману, в котором завсегда покоилось его милицейское удостоверение. Но сегодня же у Константина выходной, он не собирался работать, а собирался отравиться проклятой водкой. Какое удостоверение? Удостоверение — дома валяется, может быть, даже, в холодильнике.

— Чёрт… — выскочило из Сенцова.

— Чего? — переспросил около Константина Ветерков. — Кстати, если бы каждый твой «чёрт» материализовался — в нашем районе их уже бы было больше, чем в аду! — негромко заметил он.

— Заткнись! — прогудел Сенцов, не глядя на стажёра. — У тебя удостоверение с собой?

— А как же? — удивился стажёр.

— Вытаскивай! — генералом приказал Сенцов, всё равно, не глядя на стажёра. — Я своё забыл!

Ветерков тихонько хохотнул в рукав и достал свою красненькую книжечку сотрудника МВД. Чёрт, даже в кино менты и то, носят за собою документы в выходные дни… А Сенцов? Растяпа Сенцов…

Кажется, субъект за дверью и не пытался открывать. Он только скрёбся там, как крыса и вопил непонятно что. По крайней мере, Сенцов не понимал его воплей.

— Может быть, всё-таки, пойдём в другую квартиру? — надсадно просился Ветерков и топтался, шаркая ногами по полу.

— Аааа, быыык! — орали тем временем за дверью и ещё — чем-то бухали, будто бы бились головами о стены. В квартире находился явно не один человек — до Константина долетало минимум три разнообразных голоса. Один вот этот, ревущий. Второй — кажется, женский, с визгливыми и хныкающими нотками. А третий — невнятный, заплетающийся, сбивчивый.

— Ы… ы, бра-братв-ва… — клекотал этот сбивчивый голос. — Ат-тас: менты, да?

— Тьфу! — Константин плюнул прямо на пол и повернулся спиной. — Ты прав, стажёр… — нехотя процедил он, признавая ошибку. — Идём вот сюда, к соседям… у них и дверь получше, чёрт подери!

Ветерков опять хихикнул в рукав и повернулся к соседней двери — железной, как в сейфе Нацбанка, снабжённой двумя ручками и «глазом» сигнализации. «Глаз» спал — значит, кто-то был дома.

— Вот, сюда можно звонить! — с довольным видом определил Ветерков, разглядывая солидный дверной звонок, светившийся в полумраке подъезда оранжевым светом.

Сенцов молча нажал на эту оранжевую кнопку. Он не услышал звонка — так толста оказалась эта дверь. Может быть, звонок только светится, но не работает…

Внезапно над ухом что-то громко и противно захрипело, Константин испугался этого неожиданного звука и вздрогнул.

— Чёрт… — пробормотал он, повернул башку и увидел, что рядом со звонком в стену вделали чёрный динамик — очевидно, для переговоров через дверь.

— Кто там? — вылетел из динамика голос, искажённый хрипатым шипением.

— Милиция! — громко сказал динамику Сенцов и пихнул Ветеркова в бок, чтобы тот не мешкал, а готовил удостоверение на показ.

— Полегче… — обиделся стажёр, но удостоверение выцарапал и показал динамику.

— М-да? — недоверчиво выплюнул динамик и кашлянул хрипами. — Ну-ну…

А потом за дверью раздались щелчки — видимо, хозяин квартиры поверил в милицию и начал откупориваться. Наконец, дверь съехала с места, но тут же застопорилась, удерживаемая толстой блестящей цепочкой. Из неширокой щели высунулся длинный нос и жидкий высокий голос скрипнул:

— Да?

— Милиция, — сказал ему Сенцов и поднёс руку Ветеркова с удостоверением поближе к носу, надеясь на то, что нос имеет ещё и глаза.

— Не открою дверь! — внезапно устрашился нос и даже немного засунулся обратно в щель. — Все говорят: милиция! А сами? Братков подпустят а всё — пристегнут к радиатору и плакали денежки, да?

— Какие братки? — буркнул Сенцов, удерживая удерживая руку стажёра поближе к носу. — Вы видите бумагу?

— Бумагу вижу! — не отрицал нос. — А вот, настоящая ли она? Я не знаю, поэтому я не пущу вас в дом!

— Так, хватит валять дурака! — Сенцов почему-то разозлился на носатого хозяина железной двери, и решил напереть танком. — Оперуполномоченный Константин Сенцов… и стажёр… — добавил он, вспомнив, что удостоверение есть только у Ветеркова.

Нос шмыгнул, дёрнулся пару раз. А потом дверь с лязгом захлопнулась, обдав ердюка лёгким ветерком и запахом новых стройматериалов.

— Ну, вот, приплыли… — обижено протянул Ветерков, забрав у Сенцова свою руку. — С твоим обаянием только крокодилов пугать! Следующий раз…

Стажёр не успел закончить: железная дверь лязгнула опять и на этот раз — широко распахнулась, явив блистательный евроремонт прихожей.

— Ну, что, скушал, крокодил? — ехидно хихикнул Сенцов, выкатив на лицо широченную улыбку победителя. — Бери пример!

— Э-э-э… простите… — долетевший до Сенцова голосок хозяина евроремонта оказался заискивающе робким, поэтому Константин живо прекратил хвастаться перед Ветерковым и повернулся на этот слабенький голосок.

В центре прихожей, поодаль от двери, торчал тощеватый очкастый субъект, наделённый выдающимся носом, одетый в полосатые брючки, белую рубашку и зелёную жилетку с коричневым пятном на груди.

— Понимаете, — начал он, в который раз шмыгнув носом. — Заходите… У меня тут проблема, а я ничего не знаю…

Константин удивился. Увиденный им «Буратино» ничем не напоминал толстосума. Скорее, инженер… Бывший, нищий инженер, сокращённый с какого-нибудь нищего НИИ… И этот евроремонт на тысячи долларов… Что тут думать простому милиционеру??? «Гражданин Корейко» скрывает доходы, или как??

Сенцов молчал. Он только совершил шаг и нырнул под божественную сень кондиционера, в райский свет точечных ламп на гипсокартонном потолке. Ветерков просеменил за Сенцовым, а «Буратино» поспешно захлопнул дверь за его спиной и задраил её на три замка.

Стажёр удивлённо оглянулся: от кого прячется?

— Так что у вас случилось, гражданин? — начал Сенцов, не проходя дальше прихожей, чтобы не терять драгоценное время, необходимое для поимки «панка», или «киллера», или полтергейста… или кто он там ещё??

— Сердюк, — произнёс носатый «инженер», переминаясь с ноги на ногу. — Моя фамилия Сердюк, но это квартира не моя. Брат… сводный… поехал и, вот, попросил присмотреть… Харлампиев он…

Ага, значит, брат! Сенцов ещё раз обвёл взглядом роскошь ремонта. Харлампиев, Харлампиев… Сенцов такой фамилии не знал. В тюрьму наверное, загремел, амбал какой-нибудь… Или растратчик. Надо бы пробить по базе, какого полёта сия таинственная птица Харлампиев. А пока Харлампиева с нами нету — надо нажать на Сердюка…

— Проходите в зал… — предложил Сердюк.

Ветерков изъявил желание пройти — наверное, хотелось сесть, но Сенцов удержал железным взглядом и железно отказался:

— У нас нет времени, ловим бандита. Рассказывайте, гражданин Сердюк, что у вас случилось. Если что — мы вас повесткой в Ровд вызовем.

— Хорошо, — охотно согласился Сердюк, не переставая надсадно топтаться, чем ужасно раздражал Сенцова. — У меня тут история странная… — пробормотал он, робко взявшись за собственный нос.

Опять странная история… Сенцов тут скоро с катушек грохнется от всех этих странных историй! И так уже висяками обвешан — а тут, кажется, повисает ещё один… Константин злился, видя, как загорается энтузиазм на лице Ветеркова. Ну, ничего — как научится работать и поймёт, что к чему — быстренько бросит геройствовать и точно так же будет спрыгивать со «странных историй», как и Сенцов, а то в конце месяца не на что будет купить батон!

— Один раз, ночью, это было на прошлой неделе, — вещал, между тем, Сердюк. — Я захотел попить воды и пошёл на кухню. Прохожу мимо зала — что за чёрт? Стоит, мужик какой-то посередине! Я испугался, думаю: вор! Но драться-то я не умею, и вдруг у него нож? Я спрятался за дверной косяк и вижу: подходит к столу, озирается, а на лице у него — маска!

«Так, значит фоторобота не видать…» — мрачно прикидывал про себя Сенцов, потея. Сенцов и так никого не может найти, и Катю он потерял… А тут — снова маска! Чёрт, зря Константин свернул в этот проклятый переулок, а не потянулся домой, как истинный флегматичный самоубийца!

— Он подошёл к столу, сцапал Ай-пэд и исчез! — блеял Сердюк, заикаясь. — Не ушёл, не убежал, а исчез! Он только оглянулся, шагнул от стола и пропал! Я сам видел!

— Вы уверены? — робея переспросил Сенцов, потому что его таинственный «панк» — тоже, «не ушёл, не убежал, а исчез». Или тут место такое… заколдованное??

— Именно, исчез! — подтвердил Сердюк, усиленно кивая, лишая Сенцова надежды на спокойный отдых. — Пройдёмте, пройдёмте в зал, я покажу вам, где он был и где исчез!

— Пойдёмте… — согласился Сенцов, зачем-то пихнув Ветеркова. — Покажите мне то место!

Константин сделал уверенный шаг к первой двери, которая попалась ему на глаза и взялся за хромированную тяжёлую ручку. А вдруг этот Сердюк врёт? Вдруг он продал Ай-пэт сводного братца, прикарманил денежки, и свалил всё на троллей, которые исчезают? Сейчас, Константин отыщет отпечатки пальцев, потом потрясёт Суслика — если будет время — и хоть одно дело отправится в суд!

— Простите, это — не зал, это — туалет! — остерёг Сенцова Сердюк, не дав Константину распахнуть дверь. — Зал там, дальше по коридору.

— Простите… — пробормотал Сенцов, отлипнув от ошибочной двери.

Ветерков за спиной Константина хихикнул, но Сенцов пока пропустил смешок мимо ушей. Следуя за продвигающейся по коридору спиной Сердюка, он слушал, как тот, икая, рассказывает:

— Потом следущей ночью — он опять приходит — ноутбук забрал, за занавеску шагнул и — всё! Я в окно — глядь! А во дворе — пусто! В подъезд выскочил — и там пусто! Что делать?

Сенцов молчал, потому что не знал, что делать ему самому, не то, что тому Сердюку! Ветерков скакал вокруг и требовал, чтобы Сердюк показал ему, откуда именно таинственный вор стянул оба достижения информационных технологий. А Сердюк почему-то мешкал, топтался и всё время, не замолкая, болтал:

— А потом — я решил подкараулить его. Сделал вид, что лёг спать, а сам — спрятался в зале, за занавеской. Сижу-сижу, никого. Потом, как наступила полночь — я думал, что он или в окно влезет, или дверь отомкнёт… А он — прямо из-за шкафа вышел, как домовой! Я прям перепугался, честное слово: нету-нету и вдруг — есть! Я сижу, а он — подобрался к телику, а телик такой, что на стенке висит, и — хвать! — давай сковыривать! Я сижу, думаю: провороню сейчас и телик, но, а вдруг у него нож?? Я-то драться не умею, а он? Вот, и сижу! Он снял телик и пошёл…

— Куда? — вырвалось из Ветеркова, который так и норовил работать, не давая Сенцову покоя.

— За шкаф! — сообщил Сердюк и, наконец, взялся за хромированную ручку, которая торчала на двери, что оказалась у него перед носом. — Я ещё, дурак, подумал: а как же он телик за шкаф затащит?? Он же туда не пролезет… А он только шаг шагнул и пропал! Вместе с теликом!

Ну и дела! Константина рвали на части три чувства: милицейское чувство долга, простое любопытство и чудовищный страх перд неизведанным. А вдруг у Сердюка и впрямь — домовой?? «Панк» же исчез в тупике… А вдруг и он — домовой??

Покуда Сенцов борол суеверия, Сердюк с Ветерковым уже успели вступить в простор зала, под гипсокартонный потолок. Пройдя мимо дивана с обвкой из белой кожи и хромированными ножками, Сердюк застопорился у книжных полок из чёрного дерева и показал светлый прямоугольник на виниловых обоях и два крючка над ним.

— Вот! — обречённо пискнул Сердюк, шмыгнув длинным носом. — Здесь был телик… Ну и врежет мне за него братец!

— А ноутбук и Ай-пэд? — не унимался Ветерков, вплотную подойдя к проклятому светлому прямоугольнику. — Где они были??

— Тут же! — Сердюк приблизился к журнальному столику из тёмного стекла и показал пальцем на его блестящую пустую столешницу. — Ай-пэд тут лежал, а ноутубук — здесь! — палец Сердюка упёрся в одну из полок, в пустое местечко между стопками комиксов.

Сенцов скинул с себя мистику, заставив голову соображать по-милицейски. Да, Сердюк выглядит подозрительно — похоже, он способен на кражу. К тому же, за его собственной душой, кажется, доходов не наблюдается. Завидует брату, нет денег и так далее… Почему бы и не продать чужие вещи?

У Константина, кроме Сердюка, было множество других важных дел: например, «панк» и битые бандиты. Если он взвалит на себя ещё и «вороватого домового» — не выгребет и до конца года — даже если будет вкалывать сутками и не есть… Поэтому Константин решил предоставить обследование квартиры Сердюка Ветеркову. Хорошо придумал: сразу две горы с плеч: и Ветерков его покинет, и не нужно будет искать домовых… Константин просто сказал Ветеркову, который пытался засунуть свой любопытный нос в мизерную щелку между стеною и шкафом:

— Слышишь, стажёр, хочешь отличиться?

— Да! — тут же согласился Ветерков, вынырнув из-за шкафа.

— Тогда провентилируй здесь всё, и вечером отчитаешься! — предписал Сенцов, не желая связываться ни с каким домовым.

Ветерков сенцовского подвоха не понял: наверняка, решил, что ему доверили его первое самостоятельное дело. Стажёр ветром ринулся разыскивать отпечатки пальцев, а Константин выдал слово «До свидания!» и шагнул в подъезд, подальше от домовых.

Глава 81 Милиция — против призрака??

На стуле перед Фёдором Фёдоровичем и Сенцовым восседал габаритный, бритоголовый детина, которого природа наделила поистине квадратной челюстью, массивными надбровными дугами и малюсенькими бычьими глазками. Он сидел, молча, зыркал по сторонам и даже не возмущался, что ему подсунули трухлявый стул. Под глазом у этого крупного субъекта надулся пребольшой фингал, а на выбритой макушке резко выделялась суровая шишка. Рядом с «трухлявым» стулом детины высился долговязый и худой сержант Казачук, призванный, если что, успокоить задержанного дубинкой. Однако, сей богатырь, похоже, буянить в отделении милиции не собирался: и без того получил по шапке (или по лысине?). Фёдор Фёдорович окинул молчаливого детину оценивающим взглядом, а потом — произнёс с отеческой укоризной:

— Гражданин Утицын, не желаете ли поделиться с нами, по какой причине вы затеяли на улице разборку?

Да, фамилия, а так же имя и отчество «пленённого» богатыря были хорошо известны правоохранительным органам: Дмитрий Владиславович Утицын, по кличке «Буйвол», трижды судимый: за вымогательство, за вооруженный грабёж и за убийство. Говаривали даже, что он каким-то волшебным образом связан с печально известным Буквоедом, которого угробили недавно во дворе у Сенцова. Кстати, для Сенцова Буквоед — ещё один проклятый висяк… Уж не замешан ли тут Утицын «Буйвол»?

Утицын молчал, словно бы сидел в танке и не слыхал ни слова. Только по-бычьи фыркал, сучил скованными руками и выбивал правой ножищей некий ритм.

— Молчите, Утицын? — надвинулся на Буйвола Фёдор Фёдорович, постукивая колпачком ручки по столу.

Да, Утицын продолжал играть в молчанку. Он прекратил фыркать, и молча воззрился в окно, в котором видел улицу Овнатаняна.

— А что вы знаете об этом? — Фёдор Фёдорович взял со стола аккуратно упакованный в пакетик пистолет, из которого Утицын собирался застрелить «мусорного киллера». — На нём — ваши отпечатки!

— Бы! — басом изрыгнул Утицын, поёрзав на стуле, который под ним расседался и жалобно стонал. — А! — и всё, заглох.

Сержант Казачук сбоку от преступника давил смешки, а Сенцов на Буйвола даже не смотрел. Он смотрел в столешницу своего стола, пытаясь как можно лучше вспомнить и удержать в памяти лицо своего «панка», чтобы потом пойти к Овсянкину и составить его фоторобот. Сейчас, вспоминая драку, Константин засомневался: а вдруг этот парень в толстовке — не «мусорный киллер», ему только показалось, потому что Сенцов уже повсюду видит «мусорного киллера»? И может быть, «мусорный киллер» тоже замешан в убийстве Буквоеда? Надо бы найти его… Интересно, справился Овсянкин с отпечатками на кульке, или нет?

— Это всё, Утицын? — уточнил тем временем Фёдор Фёдорович, держа пистолет так, чтобы его было видно преступнику.

— Ну! — быком прогудел Буйвол и снова глухо уставился в окно, за которым по улице Овнатаняна рысила рыжая бездомная собака.

— Значит, вы хотите сказать, что пистолет не ваш? — снова уточнил Фёдор Фёдорович, написав что-то в бланке протокола — наверное, шапку.

— Э, следак! — Буйвол наконец-то перестал плеваться междометиями и начал испускать слова. — Да я его для самообороны взял! — Утицын лязгнул цепью наручников о спинку стула, а сержант Казачук потянулся к своей резиновой дубинке.

— Ы, боится! — гоготнул Утицын, заметив, как сержант сжал рукоятку дубинки. — Правильно, слизняк, дрожи! Я даже в «браслетах» могу отвалить тебе башку!

— Так! — Фёдор Фёдорович стукнул по столу кулаком, желая призвать Буйвола к порядку. — Значит, мы так и запишем: угрожал расправой сотруднику милиции при исполнении!

— Э-э-э, стой, начальник! — испугался Буйвол и хотел замахать руками, но не смог из-за наручников. — Я же просто так сказал!

— Утицын, слово — не воробей! — иронически заметил Фёдор Фёдорович, делая вид, что пишет в протоколе слово «угрожал». — Следите за своими словами, Утицын! Так что вы можете сказать про пистолет? От кого вы собрались защищаться?

— От Терминатора! — заявил Утицын таким серьёзным голосом, словно бы, действительно, на него напал настоящий боевой робот.

Сержант Казачук опять хихикнул, Сенцов прикусил нижнюю губу, стараясь казаться строгим «начальником», хотя хохот рвался и из него.

— Да ну? — не поверил Фёдор Фёдорович и, наверное, написал в протоколе слово «Терминатор», отнеся его в категорию вранья.

— Да! — заявил Утицын, едва ли не со слезами. — От Терминатора! Это чувак такой — ух, как рокеров метелит — аж перья летят! Я ему пару «стволов» загнал, а он мне вместо «капусты» «куклу» подкинул!

— Да, мы нашли у вас в карманах фальшивые деньги, — подтвердил Фёдор Фёдорович и похлопал ладонью по другому пакетику, который содержал пачку американской валюты.

— Ну, я собрал ребят и хотел сказать Терминатору, что он не прав, — продолжал тем временем Утицын и елозил ногами по линолеуму пола. — И «куклу» его я прихватил, чтобы в рыло ему швырнуть! А он — во, как — грызла всем моим пацанам пораздолбал и «перьями» кидаться начал! А потом ещё «стволов» с нас стребовал за бесплатно! И умотал, а потом опер ваш припёрся! Всё! — Буйвол закончил распинаться на убийственно высокой ноте и опять-таки заглох.

— И кто же такой Терминатор? — поинтересовался Фёдор Фёдорович, работая ручкой по бумаге. — Имя? Фамилия? Адрес?

— Нету! — сокрушённо проблеял Утицын и снова лязгнул цепью по спинке стула. — Он вдруг берётся и вдруг смывается! Как его зовут — не сказал. Это рокеры говорят, что он Терминатор, потому что он их месит по чём зря!

— «Отлично»… — угрюмо прогудел Фёдор Фёдорович, не переставая писать. — Как же ты на него нарвался, Утицын?

— Его Кирьяныч навёл! — басом заплакал Буйвол и даже шмыгнул носом, затянув соплю. — Кирьяныч — рокер, тусуется в клубе «Вперёд!», я тоже там раньше тусовался!

«А потом подался в бандюки!» — дополнил про себя Сенцов.

— Терминатор почему-то клуб наш взял в оборот! — не замолкал Буйвол, уставив бычьи глазки в пол. — Всё заставлял ребяток байки ему скидывать за дарма! Кирьяныч сказал, что он раз заявился, запулял из старого автомата и сказал, чтобы ребятки ему «ствол» отстегнули. А у них нет стволов — они от скорости тащатся, а не от стволов! Тогда Терминатор сказал, что подорвёт там всё вместе с ребятками, и Кирьяныч навёл его на меня! Всё!

Сенцов сидел и работал мозгами: что же там за Терминатор такой, что он в одиночку «размесил» целый рокерский клуб?? Хотя, возможно, что громила, который может одной левой столкнуть человека с ног, пожалуй, ещё и не на такое способен…

Пока Сенцов размышлял о Терминаторе, Фёдор Фёдорович «пушил» Утицына, пытаясь выбить из него биографию его дружка Кирьяныча. Утицын очень неохотно делился — рассказал только, что Кирьяныч — это кличка, а больше он про своего дружка ничего не знает. Фёдор Фёдорович отметил про себя: «Врёт!». Пресытившись басовитым гудением Буйвола, следователь положил ручку на стол и сказал сержанту Казачуку:

— Всё, Вова, отведи его в СИЗО!

— Вставай! — буднично сообщил Утицыну Казачук и кивнул дубинкой, показав, что Буйвол должен отклеиться от стула и шагать обратно в камеру.

— Я пойду! — громко, как на дебатах согласился Утицын, тяжело поднимая своё габаритное тело. — Только учтите, что я не виноват, меня заставили! Я бы ни за что бы нос не высунул, мышью бы сидел, если бы не этот псих! Схва́тите Терминатора — упрячьте его на полную катушку!!!

— Обязательно, упрячем! — пообещал вдогонку уходящему в СИЗО Утицыну Фёдор Фёдорович. Следователь подозревал, что этот так называемый «Терминатор» очень может быть причастен к расстрелу бомжей на свалке, к разгрому в Пролетарском районе и ЧП в урочище Кучеровом. Возможно, он — дезертир Василий Новиков, которого так никто и не нашёл… А может быть, тот непонятный незнакомец «Эрик», фоторобот которого передали из Пролетарского райотдела. Кстати, фоторобот по имени «Эрик» так и висит на стене, напоминая о том, что его дело — «висяк»…

Когда Утицын скрылся в коридоре, и за его спиною захлопнулась дверь — Фёдор Фёдорович сразу же повернулся к Сенцову.

— Сенцов, — сказал следователь, перечитывая написанный протокол. — На тебе задание: проникнуть в клуб «Вперёд» и разыскать Кирьяныча. Вотрёшься к нему в доверие и узнаешь от него про ихнего этого… «Терминатора» как можно больше.

Сенцов так и думал: ему «улыбнулась» перспективка напялить косуху, подвязаться чёрным платком и приехать на мотоцикле к настоящим рокерам. Интересно, как быстро они раскусят его подноготную? А что будет, если Сенцову повезёт, и тот бешеный «Терминатор» ворвётся как раз тогда, когда он будет подвизаться, раскручивая Кирьяныча? Что Сенцову тогда делать??

— Как что? — удивился следователь, когда Константин поделился с ним опасениями. — Вызовешь подкрепление! Ты сам это должен знать!

Ну да, конечно, Константин должен будет вызвать подкрепление — как он сам до этого не додумался?? Приедет спецназ, и Терминатору закрутят ручки, каким бы страшным для рокеров и Утицына он ни был! Милиция не боится преступников — милиция их ловит!

* * *

Сенцов уже второй час торчал в кабинете у эксперта Овсянкина и доставал его тем, что говорил:

— Расширь глаза, подвинь брови, уменьши рот… или нет, увеличь…

Овсянкин, весь потный и красный, словно бы он уже второй час колол дрова, сидел за компьютером и тасовал черты лица того, кто должен был стать похожим на «грозу рокеров и бандитов» Терминатора. По мнению Сенцова, виртуальное лицо, которое тут наворотил Овсянкин, нисколечко не походило на «панка» в надвинутом капюшоне, который устроил взбучку «пацанам» Утицына, а потом — пропал. То ли это капюшон виноват, то ли Сенцов такой невнимательный, потому что мечтал малодушно отравиться водкой, а не запомнить преступника?.. Перед мозгами прочно засел «мусорный киллер», выбив все остальные образы, и Сенцов никак не мог отвязаться от него, чтобы беспристрастно «нарисовать» именно того субъекта, которого он сегодня видел в тупике.

— Знаешь, Костян, — сказал Овсянкин, оторвавшись от непохожего фоторобота. — Тот пакет, ну, который ты мне припёр на экспертизу…

— И что с ним? — осведомился Сенцов, делая спокойный и будничный вид, а в душе содрогаясь от мысли о том, что всесильная экспертиза в пух и прах раскусила ничтожную его попытку скрыть намерение выскочить из жизни в «вечность без бумаги».

— Во-первых, весь водкой залит, — сообщил Овсянкин, а Сенцов чувствовал в желудке свинцовую болванку: водка-то была его, он отвалил за неё целый полтинник и не взял ни чек, ни сдачу!

— А во-вторых, — продолжал Овсянкин, свернув свой фоторобот и открыв пасьянс, чтобы успокоить нервы. — «Палёной» водкой с критическим уровнем содержания тяжёлых металлов, фенолов, формальдегидов и даже метанола. Если человек выпьет хотя бы двести граммов того, в чём валялся твой, Костян, кулёк — боюсь, его уже нигде не откачают. Так, где ты говоришь, взял его?

Сенцов не отвечал. Он впал в глухой ступор и сидел на стуле пень-пнём, бестолково теребя пальцами ручку с исписанным стержнем. Двести граммов способны убить человека! А он, Константин, собрался вылакать три литра! Свинцовая гиря в желудке превратилась в комок могильного холода: неужели Сенцов и правда бы расстался с жизнью, отпей он из бутылки, приобретённой в «Роднике»?? Константину стало так страшно, что он едва не свалился со стула на пол. Он понял, что абсолютно не хочет и даже боится умирать, и никогда не хотел, и всегда боялся… И вдруг пошёл в магазин и затарился галлонами яда… Показалось, что из пыльных углов поползли чёрные спруты с липкими щупальцами — вот-вот, и схватят за горло, и задушат, и утащат… Он бы по-настоящему умер, и лежал бы в гробу, не затей Утицын разборку с Терминатором! Бедный бомжик — сколько бутылок он схватил? Кажется, сгрёб все, которые не раскололись…

— Костян? — прогремел над ухом живой голос Овсянкина, и все спруты мгновенно испарились и улетели в раскрытое окошко сизым адским дымком. — Чего заглох? Думаешь, что ли??

— Ага… — глуповато прогудел Сенцов, разглядывая пасьянс Овсянкина — кажется, тот засыпался картами с покрышкой, сейчас, компьютер выкинет сообщение, что ходов больше нет. — Думаю, вот, про Буквоеда…

— Думаешь, эти голубцы причастны? — осведомился Овсянкин, имея в виду Утицына и его «пацанов».

— Возможно, — согласился Константин, душа в себе остатки страха. — Крольчихин когда-то давно крутил Буквоеда и нашёл в его свите Утицына…

— Э, так где ты пакетик-то взял? — Овсянкин напомнил про злосчастный пакет, и Сенцов тут же пустил в ход «тактическое враньё»:

— Валялся на дороге… — пробормотал он. — И бутылка битая рядом… Я не смотрел особо, так, схватил, чтобы ножик выдернуть…

— Ага, — кивнул Овсянкин. — Я уже всё проверил, но боюсь, не обрадую: отпечатки на пакетике только твои. И зачем ты его так облапил? Что нельзя было двумя пальчиками взять, чтобы не пачкать?

— Слышь, умник, а если бы тебя туда? — Сенцов решил перейти в наступление, чтобы Овсянкин не очень-то давил его интеллектом. — Обделался бы, наверное, если бы увидел пистолет??

— Хы-хы! — хохотнул Овсянкин, и сдул пасьянс, как и предсказывал Сенцов.

«Ходов больше нет!» — выдал ему компьютер, и криминалист закрыл пасьянс, вновь явив на экран непохожий фоторобот.

— Да, кстати, — продолжил болтать Овсянкин, надвинув кустистые брови товарища Брежнева на аморфное лицо неизвестного, которое вышло на экране. — Твой «гусёныш» в перчатках был или нет?

Докапывается! Точно, заподозрил-таки, что Сенцов купил себе палёнки неизвестно для чего и нёс её в кульке… Да, кстати, в перчатках ли был «панк-Терминатор» или нет? Константин пытался вспомнить, какие же были у него руки? Он же у него на глазах схватил кулёк и отбросил… Воображение Сенцова нарисовало на руках Терминатора серые замшевые перчатки, которые в сороковых годах носили палачи СС… А может быть, на нём действительно, были такие перчатки?? Нет, Сенцов по-сенцовски ничего не помнит, он просто дундук с пустой головой…

— В перчатках… или нет… — ляпнул Сенцов.

— Блин… — выругался Овсянкин, устав от бормотания и дырявой памяти Константина. — Проехали мимо перчаток… И, кстати, ты там что-то про нож говорил? Что за нож? Я так понял, какой-то музейный, или как?

— Такой, чёрная рукоятка… — начал припоминать Сенцов. — И железка такая сверху… на конце, вернее… И ещё птица такая, — Константин выставил две раскрытые ладони, изображая раскинутые крылья металлического орла, который пристроился на чёрной рукоятке терминаторского ножа. — С крыльями такими.

— Так-так… — пробурчал Овсянкин, скребя макушку. — Похоже на немецкий времён Второй мировой… Кажется, твой «Терминатор» кого-то обобрал…

«Снова обобрал…» — угрюмо подумал про себя Сенцов, разглядывая непохожий фоторобот с лешими бровями. Да, кажется, все эти кражи, которые нагромоздились у Сенцова на плечах, скоро пустят его ко дну… «Мусорный киллер» спёр немецкие награды, этот «панк» — немецкий нож… везёт же Сенцову на всё немецкое!

— Нужно тебе, Сенцов, протрясти коллекционеров и клубы исторических реконструкций, а так же — музеи, скинхедов и «чёрных археологов», — продолжал между тем Овсянкин свои рассуждения, подперев башку кулаком. — Он вполне мог купить ножик у «археологов»!

«Этого ещё не хватало! — думал Сенцов, тоже подперев башку кулаком. — «Археологов» сумасшедших мне только не хватало!». Хотя, теперь можно и археологов, и уфологов, и скинхедов — времени теперь у Константина хватит на всех. Катя исчезла, никаких больше свиданий, кино, прогулок в парке Щербакова. Только унылая жизнь по-сенцовски, чёрствые батоны с пельменями на завтрак, обед и ужин, телик и сон в ботинках…

Сенцову больше не надо спешить к Кате, и поэтому он за милую душу поползёт пушить скинхедов, «археологов» и музеи. А потом поедет в клуб «Вперёд» разыскивать Кирьяныча и Терминатора, лишь бы хоть чем-нибудь себя занять и не думать о возможности накушаться яду и умереть не разуваясь.

Глава 82 Тяжёлая работа

Прежде чем отправиться на поиски таинственного преступника, Сенцов составил для себя небольшой список. Незаметно для Крольчихина выдрав лист из отрывного календаря, дата на котором давно уже не совпадала с реальной датой, ведь Крольчихин сам нещадно терзал его листы, Сенцов нацарапал этот список. Он внёс туда местных скинхедов, которые облюбовали для себя подвал заброшенного дома, Краеведческий музей, Музей военной истории и парочку частных музеев, нескольких «чёрных» копателей, которые в одиночку сами для себя выискивали в каких-то нехоженых дебрях остатки немецкой амуниции и тихонько сбывали их из-под полы на рынке «Маяк». Первым же в сенцовском списке оказался историко-археологический клуб «Звезда». Этот клуб несколько лет назад открылся в одной из съёмных квартир на первом этаже аварийного дома, который давно уже назначили на снос, но почему-то не снесли. Никаких историков или именитых археологов туда не входило: в члены клуба «Звезда» записались всё те же «чёрные» копатели и энтузиасты-любители, которые сами шили себе военную форму и время от времени устраивали неуклюжие подобия боевых действий где-нибудь на пустырях. Милиция пока что клуб «Звезда» не трогала… Поэтому Сенцов и поставил этот клуб первым в списке: наверняка, в криминальных кругах известно, что милиция сюда не заглядывает, и кто-нибудь вполне мог купить в «Звезде» кинжал, считая, что останется незамеченным и неузнанным.

От Ровд до того несчастного, трещащего по всем швам дома, где поместился клуб, ходу минут пять. Прошагав эти пять минут по улице Овнатаняна, мимо каштанов, чужих окон и милицейских гаражей, Сенцов ни на минуту не забывал о Кате. Если бы не его бестолковость — Катя никуда бы от Сенцова не ушла…

Константин едва не врезался лбом в тот дом, который он искал. Его искорёженная годами, больная эрозией конструкция, словно бы, выросла из-под земли, восстала из мрака небытия, преградив Сенцову путь, и тут же вымела из его головы мысли о Кате, заменив их мыслями о работе. Катя всё равно никогда не вернётся к Сенцову, а работа — вот она, насущная, висит на шее тонной висяков и тянет, тянет ко дну…

— Чёрт! — ругнулся Сенцов достаточно громко, стремясь вернуть себя в реальность.

Выбросив из головы всё лишнее, Константин превратился в сурового мента — пускай, хоть на время его отпустит совесть и отстанут проблемы — теперь совесть и проблемы будут у тех, кого Сенцов прищучит! Взяв уверенный крейсерский шаг, Сенцов покорителем земель взошёл на крыльцо, которое от долгих лет и полного отсутствия капитального ремонта крошилось прямо под ногами, и нырнул в сырую сень подъезда, в царство мрачных, облезлых стен, покрытых нецензурными словечками, затёртого пола и высокого потолка, испещрённого рыжими и чёрными разводами, которые дарит всем потолкам текущая крыша. Вот и сенцовскому потолку текущая крыша тоже подарила — пятно становится всё больше и больше, а Константину всё лень ею заняться.

Преодолев низкую лесенку, ведущую на первый этаж, Сенцов остановился и огляделся, выискивая среди прочих нужную ему квартиру. Найти её оказалось проще простого: все двери оказались закрыты, кроме одной, вытертой коричневой двери, к которой прикрепили яркую красно-жёлтую табличку «Звезда».

«А вот и мы!» — обрадовался Сенцов и уверенно вступил за эту самую дверь. Константин ожидал увидеть тут толпы энтузиастов, однако тесная прихожая оказалась безлюдной. На стенах, оклеенных старенькими отсыревшими обоями, развесили плакаты и фотографии времён Второй Мировой, пыльные красные знамёна, гербы: Третьего Рейха и советский. Кроме этого, в прихожую втиснули шкаф и неновый стол, над которым повесили лист с напечатанными словами «Книга регистрации», и положили общую тетрадь. Константин остановился около этой тетради, желая прочитать фамилии членов клуба «Звезда», однако обнаружил только клички: Бомба, Копач, Немец, Бармалей… Константин перелистал тетрадь: а вдруг среди членов историко-археологического клуба «Звезда» найдётся субъект по кличке «Эрик»? Или «Терминатор»?? Проверка оказалась тщетной: никого подобного Сенцов в тетради не нашёл — ни одного ни второго.

— Чёрт бы вас подрал… — негромко ругнулся Сенцов, прошествовал в певую попавшуюся комнату, и заметил там гражданина. Надвинув на самый нос кепку болотного цвета, этот гражданин ссутулился над застланным цветастою коеёнкою столом и раскладывал своими руками блестящие ордена и медали.

— Милиция! — сообщил сему гражданину Сенцов, вдвинув под его козырёк своё удостоверение.

— Раскопками увлеклись, гражданин начальник? — удивился субъект в надвинутой кепке и даже оторвался от немецких крестов, которые сосредоточенно перебирал.

— В каком-то смысле — да! — надвинулся на него Сенцов и как бы невзначай, схватил со стола один крест. Крест был тяжёлый, грамм двести, Сенцов сжал его в кулаке и осведомился у типа в кепке:

— Фамилия?

— Немец! — ответил тип в кепке, надвигая серый козырёк ниже на нос.

— Да неужели? — изумился Константин. — Незаурядно. Слышь, Немец, мне погоняло твоё до лампочки! Ты мне фамилию говори, а то вот, крестик пробью и пройдёшь по делу о военных преступлениях! — прогрохотал Сенцов, потрясая «трофейным» крестом.

«Немец» испугался. Отодвинув от себя подальше все кресты, он дрожащим голосом прохныкал:

— Не-не-не не надо пробивать… Я Комарчук Вадим…

— Прекрасно! — обрадовался Константин, но крест не отдал. — Вот что, Комарчук Вадим, не видали ли вы вот этого гражданина?

Константин поднёс к носу Комарчука карандашный фоторобот «панка-Терминатора», который до сих пор не обрёл человеческого имени, кроме бестолкового «Эрика».

— Он мог кое-что у вас купить, — уточнил Сенцов, ожидая ответа.

Комарчук поглазел на «Терминатора» из-под своей кепки и почему-то подавил смех.

— Не, гражданин, начальник, — отказался он, замотав башкой. — Этот точно ничего у нас купить не мог! Кто-то вас надул.

— А это ещё почему? — не поверил Константин, удерживая фоторобот на столе рукой, свободной от креста. — Вполне мог купить, например, кинжал. Вспоминайте, Комарчук!

— Да нет же! — Комарчук опаять подавился смехом. — Этот тип в сорок третьем крякнул!

— Когда??? — Константин изумился так, что у него глаза едва не вылезли на лоб. — Ты что мне тут метёшь, «Немец»?? Спятил, чи шо?

— Да не, гражданин начальник! — Комарчук опять помотал башкой, надвинул козырёк, и после этого выкатил один из ящиков стола.

Ящик оказался наполнен раритетными чёрно-белыми фотографиями, с которых смотрели некие суровые солдаты и офицеры.

— Что это? — не понял Сенцов, не выпуская крест и фоторобот.

— Я с девяностых копаю, — рассказывал тем временем Комарчук, роясь в сонме фотографий. — Я всех фашей, которые у нас под Сталино подвизались, как облупленных знаю! Кстати, фотки сам нашёл, а не купил! Вот!

Комарчук выгрузил из стола одну фотку, где-то девять на пятнадцать, и шлёпнул рядом с фотороботом Сенцова.

— Не верите, гражданин начальник? — уточнил он. — Смотрите! — и убрал руку от своей фотографии, явив Сенцову того, кто был изображён на ней.

Константин, полный скепсиса, глянул и с ужасом отметил, что да, субъект на фотографии, оснащённый фашистской фуражкой и стеком для погона лошадей, фантастическим образом походит на «Терминатора», как близнец!

— Эрих Траурихлиген, группенфюрер СС, тысяча девятьсот четырнадцать — тысяча девятьсот сорок три! — сообщил Комарчук. — Его взорвали партизаны, когда он в машине ехал! Так что, гражданин начальник, он ничего у нас купить не мог, тем более, что мы ничего не продаём!

Константин застыл и слышал слова копателя, словно сквозь толщу воды. Он своими глазами видел этого человека вот уже несколько раз… Александр Новиков видел его и даже получал от него побои… Новиков обозвал своего странного товарища «Эриком»… И тут — «Эрих»… Но бывают же двойники у Путина, у Ксении Собчак и у Леди Гаги?? Бывают… Сенцову почему-то стало жутко, он невнятно и гнусаво пробурчал:

— Спасибо…

И всё, на большее его не хватило. Он только конфисковал у «Немца» Комарчука раритетную фотку группенфюрера — чтобы показать Фёдору Фёдоровичу и Крольчихину и собрался уползти куда подальше. Но вдруг подумал о том, что не запомнил, как полностью зовут этого «фюрера». В голове вертелся лишь идиотский «Эрик»… Застопорившись, Константин стребовал с Комарчука листок бумаги и приказал:

— Пиши!

Комарчук пожал плечами, очевидно, считая Константина Сенцова сумасшедшим, и коряво нацарапал на косматом сальном клочке четыре длинных слова и одно короткое. Потом подумал и нацарапал ещё одно длинное и кучку цифр.

— Пожалуйста, гражданин начальник, — сказал он, протянув клочок Сенцову.

— Спасибо, — ещё раз прогудел Сенцов и, наконец, уполз.

Выйдя из затхлой сталинки на свежий воздух, Константин смог унять дрожь и одышку. Он постоял немного у подъезда, хватая кислород, переваривая полученную от Комарчука «антинаучную фантастику». Нет, так не бывает… Неужели, ошибся Игорь Ёж?? Ладно, ошибся Игорь Ёж, но Сенцов же собственными глазами видел «мусорного беспредельщика», который и есть «Терминатор», как тот уезжал от него на джипе. Потом видел его же, в наряде панка, как он отделал банду и… растворился в воздухе… и это было сегодня! Без Крольчихина тут не обойтись, поэтому Сенцов пробыковал музеи и крейсерским шагом зашагал к парковке, чтобы забиться в служебную машину и рвать когти в отделение.

Крольчихин и Фёдор Фёдорович снова сидели за одним столом, и Константин испугался, увидев их. Крольчихин и Фёдор Фёдорович садились за один стол лишь в том случае, если город вдруг потрясло ужасающее преступление в стиле Джека Потрошителя, а в обычные времена каждый сидел в своём кабинете. На этот раз «общий стол» принадлежал Крольчихину, был выполнен из красного дерева и завален всякими бумагами. Бумаги громоздились такими «небоскрёбами», из-за которых едва-едва выглядывал компьютерный монитор. Константин чуть не упал, переступая порог, создал шум неуклюжими ногами, и оба следователя тот час же повернулись к нему.

— Что-нибудь есть? — сейчас же «включился» Крольчихин и, нервничая, переломил свою ручку на два куска.

— Е-есть… кое-что… — задыхаясь от стресса, выдавил Сенцов, перелез низкий порог, подполз к «общему столу» и принялся рыться в карманах, разыскивая фоторобот Игоря Ежа и антикварную фотографию Комарчука «Немца».

Фёдор Фёдорович следил за движениями Константина вытаращенными глазками и тоже терзал ручку до тех пор, пока та не приказала долго жить, развалившись на запчасти. Константину казалось, что эти двое просверлят его взглядами насквозь, пока он будет перекапывать содержимое своих карманов. Поэтому Сенцов поторопился, и вскоре на столе, по соседству с кипами бумаг, возникли три крышечки от пепси-колы, два билета в кино, на которое Константин так и не сводил Катю, кучка пятаков и десяток, надкушенный ломтик батона… и, наконец, Константин вспомнил, что положил «подарок» Комарчука во внутренний карман куртки.

— Вот они! — заявил Сенцов с таким видом, словно бы начисто переловил всех донецких бандитов. — Сначала посмотрите сюда, — Сенцов выложил пред выпученные очи Фёдора Фёдоровича карандашный фоторобот «кисти» Игоря Ежа.

— Ну? — не понял Фёдор Фёдорович, а Крольчихин поскрёб макушку остатком ручки и скептически пробормотал:

— Этого я уже видел сто раз, он мне уже мозоль на правом глазу натёр! Что ещё, Сенцов?

— Я был у «чёрных копателей», — невозмутимо продолжал Сенцов, ожидая, что Крольчихин свалится со стула, когда увидит «козырную» фотку, подаренную «Немцем». — Там сидел один кадр, он глянул на этого голубца и выложил мне вот, что! — Сенцов шулерским движением выкинул на стол свой «козырь», и с удовольствием заметил, как округляются глаза Крольчихина.

— Кха! Кха! — откашлялся Крольчихин, потому что почувствовал в горле какой-то недобрый густой ком. — Как это понимать, Сенцов? — на лице следователя возникла улыбка, какая обычно возникает при виде клоунов в цирке, и он хихикнул, однако подавил смех и выкатил серьёзное лицо.

— Я тоже обалдел, — признался Константин, теребя одну из крышечек от пепси-колы, понимая, что клоун в этом «цирке» он сам. — Но вы гляньте — как близнецы!

— Поразительно! — выдохнул тем временем Фёдор Фёдорович, придвинув антикварную фотографию так близко к глазам, что она касалась носа. — «Эрих Иоганн фон Краузе-Траурихлиген, группенфюрер СС, тясяча девятьсот четырнадцать — тясяча девятьсот сорок три»… — прочитал он то, что Комарчук нацарапал на засаленном клочке бумаги, который тут же подсунул ему Сенцов. — Действительно… Новиков сказал, что его друга зовут Эрик… Кха! Кха! — Фёдор Фёдорович тоже закашлялся, подавившись от изумления. — Я… не знаю, что сказать… Нужна экспертиза…

— Нужно притащить Утицына! — воскликнул Крольчихин, перебив Фёдора Фёдоровича. — Пускай опознает этого «фюрера», и скажет, похож он на Терминатора или не похож!

С этими словами вспотевший от умственной перегрузки Крольчихин схватил рацию и крикнул в неё, продолжая натужно кашлять:

— Сержант! Эй, кто там у обезьянника?

— Морозов! — прохрипела рация, тоже кашляя.

— Морозов, Утицына из десятой тащи ко мне! — генералом распорядился Крольчихин и откинулся на спинку кресла с таким видом, будто бы пёр пятидесятикилограммовый мешок из Пролетарского района в Ленинский.

— Есть! — беззаботно ответил Морозов, а Сенцов подумал, как же легко и весело ему живётся: отдежурил и — домой, к дивану с теликом… и никаких тебе «фюреров» с Аськами до посинения!

— Садись, Сенцов, чего стоишь? — Фёдор Фёдорович указал Константину на свободный стул, а сам — всё крутил и крутил проклятую «заколдованную» фотографию, пытаясь выяснить, где же в ней хоть один какой-нибудь подвох.

Константин Сенцов, поёрзав, пристроился на краешке скрипучего старого стула и вперил взгляд в закрытую дверь, за которой уже слышались шаги: Морозов тащил Утицына-Буйвола. Крольчихин чем-то шелестел и щёлкал компьютерной клавиатурой — он рылся в базе беглых заключённых, пытаясь найти хоть кого-нибудь, кто был бы похож на «мусорного беспредельщика» или на Терминатора или на Эрика… Константин подозревал, что он делает это ради того, чтобы развеять неприятный мистический холодок, который кушает душу… Хотя возможно, Крольчихин слишком прагматичен, чтобы верить в мистику… А вот Сенцов, кажется, верит… Интересно, как Терминатор смог выскользнуть из тупика??? Не испарился же он!

Дверь распахнулась с хлопком, и на пороге нарисовался сержант Морозов — рослый такой, розовощёкий, сытый и весёлый. Около Морозова топтался скованный наручниками прямоугольный Утицын, а за их широкими спинами мелькали очки Овсянкина. Константин невольно содрогнулся: неужели Овсянкин раскрыл «тайну палёной водки» и прискакал, чтобы вывалить её Фёдору Фёдоровичу и Крольчихину??

— Заводи! — приказал Крольчихин Морозову, и Морозов пихнул Утицына в бок, заставляя шагать.

Буйвол не очень хотел шагать, однако ему пришлось преодолеть пару метров и приземлиться на стуле, который отвёл ему следователь Крольчихин. Взгляд Утицына был так угрюм, словно бы ему светила гильотина, он ёрзал и сучил ногами, чувствуя под собою не стул, а раскалённые ржавые гвозди.

— Утицын, — обратился к Буйволу следователь Крольчихин, положив правую руку на карандашный фоторобот от Игоря Ежа. — Скажите, вы хорошо видели Терминатора?

— Да, как вас сейчас вижу! — заблеял Утицын, растеряв весь свой пыл и устрашающую харизму злодея. — Но только, что это даст? — сокрушённо простонал он. — Вы — трупы, если попытаетесь…

— Он слишком сильно напуган… Не нравтся мне это… Ух, как не нравится… — невесело буркнул Крольчихин, видя на лице этого матёрого бандюги несвойственный ему животный страх, подавленность и слёзы. — Утицын, — сказал он Буйволу. — Вы сможете узнать его на фотграфии?

— Да! — воскликнул Утицын и даже привстал со стула, фантастически готовый помогать своему заклятому врагу — следователю.

Сенцов помнил, как Утицын-Буйвол попадался в первый раз — он бунтовал и дрался с такой яростью, что Казачуку пришлось успокаивать его электрошоком, а Фёдор Фёдорович допрашивал его не в кабинете и не в допросной, а прямо в камере через окошко… А сейчас? Сейчас опаснейший рецидивист Буйвол смотрит на всех собачьими глазами, виляет воображаемым хвостом и скулит, как подбитый пуделёк… Да, видимо этот Терминатор ну о-о-очень опасен… А ещё он — группенфюрер СС… Глупости!

Константин Сенцов незаметно для себя погрузился в дурацкие небылицы и очнулся случайно, когда на его нос приземлилась муха.

— Кыш! — согнал её Сенцов, возвратился из нирваны в кабинет и увидел, как Крольчихин показывает Буйволу карандашный фоторобот Игоря Ежа.

— Узнаёте? — осведомился Крольчихин у Буйвола.

— Это он! — быстренько согласился Буйвол и затряс своей крупной выбритой башкой. — Он! — панически запищал Буйвол, едва ли не валясь со стула на пол.

— Истерика? — удивился Морозов, положив руку на электрошокер.

— Тише, не пищите! — зажал уши Крольчихин и положил фоторобот обратно на стол. — Теперь, Утицын, гляньте сюда! — Крольчихин поднял смехотворную старую фотографию, и Сенцов почувствовал на щеках жар — слишком уж нелепо выглядело всё это «цирковое» опознание… Нелепо и страшно, потому что бледный с просинью Утицын вытаращил глазки, разинул рот и жутко выдохнул:

— Да-а-а-а…

А потом он закатил глазки так, будто бы умирает, и захрипел, гремя наручниками о спинку стула:

— Он держал меня в камере… какой-то… И одет был точно так же!

Из глаз Буйвола потекли сумасшедшие слёзы, он весь съёжился, пытаясь подтянуть коленки к лицу, лихорадочно трясся и твердил:

— А потом… солдаты тащили меня под дождём на расстрел…

— Где это было? Какие солдаты? — пытался спрашивать у него Крольчихин, но Буйвол не реагировал, а всё рыдал и рыдал.

— Утицын! — это Фёдор Фёдорович покинул стул, приблизился к Утицыну и встряхнул его за плечо. — Хватит тут… — он замолк, потому что Утицын поднял голову и взглянул на него. Фёдор Фёдорович сразу же разобрался, что Буйвол не врёт, а действительно, попал в ужасную переделку… Вот, только, в какую???

Больше всех испугался Сенцов — он сидел неподвижно, и в его голове проносились какие-то солдаты, как они бегут в атаку, как взрываются бомбы и падают города… Сорок третий год, Вторая мировая война в разгаре, и тут появляется Терминатор…

— Сенцов! — сверху свалился Крольчихин, покрыл собою всех солдат и опять возвратил Константина в кабинет.

— Да… да! — вернулся Сенцов, вытряхивая из головы войну. — Да!

— Сенцов, ты видел Утицына? — серьёзно осведомился Крольчихин, уперев кулаки в бока.

— Видел… — пробормотал Сенцов, машинально глянул на дверь и увидел, как пухленький весельчак Морозов помогает раскисшему Утицыну преодолеть порог.

— И что ты скажешь? — напёр Крольчихин, который уже не смеялся и даже не улыбался.

— Мне кажется, он врёт! — сказал Сенцов, успокивая больше себя, чем кого-либо ещё. — Разыграл тут «Камеди Клаб», чтобы нагрузить нам мозги!

— Хм… Врёт? — хмыкнул Крольчихин, кажется, не веря Сенцову. — Не знаю, что он там врёт, но напуган он по-настоящему! Я не знаю, чем этот Терминатор его так напугал — но он, действительно, находится в шоке.

— Ну, я же говорил, что в шоке! — возник из-за двери Овсянкин, и Сенцову сделалось совсем дурно: он и так боится группефюрера СС, так ещё сейчас раскроется его «водочная тайна»…

— Я вот, зачем пришёл! — Овсянкин бодро переступил порог и оказался в кабинете. — Окошко в Костяхином доме разнесено взрывом в день убийства!

— Да? — удивился Сенцов, не спуская глаз с Утицына, как тот капустится и ноет. — Я же говорил, что убийца был на чердаке!

— Ты, братик, прав! Я подозреваю, что убийца установил самострел, который взорвался, как только выстрелил в твоего соседа! — ухмыльнулся Овсянкин, а Сенцов похолодел: прямо над ним бродил таинственный убийца, настроил на его чердаке самострел на него, на Константина, а сосед — случайная жертва… глупая случайная жертва…

— Значит, кто-то охотился на Буквоеда? — уточнил Крольчихин у Овсянкина, однако тот ничего ответить не успел…

— Ваш сосед — не Буквоед! — подал вдруг голос Утицын, ёрзая. — Буквоед — мой шеф, и он торгует чем-то с Терминатором!

— Да? — удивился Крольчихин, и Овсянкин тут же остался забыт и оставлен на пороге.

— Да, — кивнул бандит. — Раз уже вы меня замели — я вам расскажу, потому что нутром чую: Буквоед меня и в тюряге найдёт! Я их боюсь — И Буквоеда боюсь, и Терминатора боюсь.

— Ну, ну, Утицын, поподробнее! — Крольчихин сейчас же зацепился, Федор Федорович приготовился писать, а Ветерков у себя за столом развесил уши.

— Терминатор хотел через меня выйти на Буквоеда, — басом пробурчал Утицын, шелестя наручниками на своих руках. — А я сказал ему, что Буквоед не ответит ему и не станет ничего ему продавать, потому что он — несолидный клиент. И тогда Терминатор отдубасил меня и закрыл в какой-то камере, или подвале, и держал меня там… я не знаю, сколько дней. А потом — меня вытащили оттуда солдаты, или братки терминаторские, наряженные в солдат. Я обалдел, а они — пушки наставили, прикончат сейчас… А потом — они как исчезли куда-то, и Терминатор потребовал, чтобы я снова позвонил Буквоеду и всё это рассказал… И я позвонил, и тогда Терминатор начал торговать с Буквоедом. Я не знаю, правда, чем, но думаю, оружием.

— Так, так, стоп! — перебил Крольчихин, заметно посуровев. Федор Федорович писал не протокол, а черновик — солдаты утицына ему совсем не понравились, и Тетёрке они не понравятся, и прокурору не понравятся… и никому не понравятся.

— Какие солдаты? — уточнил Крольчихин, начиная елозить кулаками по столу.

— Будто, фашистские… — глухо и нехотя прогудел Утицын. — Немецкие формы. Я не сумасшедший, и мне нет смысла врать…

— Клуб «Звезда»! — выкрикнул Сенцов, чью голову пробила устрашающая догадка: он только что побывал в логове зверя, и зверь его пока что отпустил.

— «Звезда»? — Крольчихин поднял правую бровь и прожёг Константина огненным глазом за то, что последний нарушает правила допросов.

— Ну, да, военно-исторический клуб «Звезда», — кивнул Сенцов, подозревая, что президент того дьявольского клуба вовсе не червяк-Комарчук, а Терминатор, который специально напяливает немецкую форму, чтобы сбивать с толку других бандитов и сводить с ума милицию. — Они занимаются реконструкциями боёв Второй Мировой — и вот вам немецкие формы!

— А что, это — мысль! — одобрил Крольчихин, и взгляд его подобрел. — Они выставили тебя, Сенцов, идиотом, чтобы отвадить от себя! А для Утицына — устроили спектакль, чтобы запугать, фашисты чёртовы, чёрт! Вот, что я решил: мы с Федоровичем тихонько пробьём «Звезду» и Буквоеда, а на тебе, Сенцов — клуб «Вперёд!».

Глава 83 «Вперёд!»

Константин Сенцов оказался на окраине города, где-то на самом краешке Будённовского района, вдали от жилого сектора. Вокруг него лишь высились безмолвные толстые деревья, которые росли тут, наверное, ещё до войны. С деревьев жутко пищали, ухали и хохотали совы — тут их водилось на удивление много, вспугнутые светом фар и шумом мотора мотоцикла, на котором ехал Константин, они мягко и бесшумно перелетали с одного дерева на другое. Сенцов старался не смотреть на сов, просто пропускать их над головой и ехать дальше — чтобы не отвлекаться от дороги. Дорога была не из лучших: бугристая какая-то, с давешним асфальтом, к тому же — извилистая, как змей, и узкая, как нитка. Константин впился глазами в её неровности, стараясь миновать их как можно мягче и не слететь с дороги в толстый ствол. Если он разобьёт мотоцикл — Сенцову придётся несладко, ведь мотоцикл был чужой, принадлежал следователю Крольчихину. Перед тем, как Сенцов отправился на это сумасшедшее задание, Крольчихин напутствовал его:

— Не разбей!

Наконец-то неудобоваримая дорога закончилась, все деревья и совы остались позади, а Сенцов выехал на просторный, покрытый асфальтом пустырь, уставленный всевозможными байками и запрещёнными квадроциклами — пёстрыми от тюнинга, сверкающие металлом. В самом конце пустыря виднелось неказистое строение, которое на первый взгляд могло показаться просто нагромождением кирпичей. В его крошечных окошках, похожих на амбразуры средневекового замка, мерцал оранжевый свет, как будто бы горели не электрические лампы, а факела. Константин кротко остановился на окраине этого пустыря и подумал о том, что он, обряженный в тяжёлую кожаную куртку, с головою, подвязанной чёрным платком, выглядит не круто, а просто идиотски. Вдвинься он в этот проклятый клуб, гремя тяжёлыми «солдатскими» ботинками, звеня толстыми цепями и шмыгая носом — его тут же засмеют, а может быть, даже и побьют…

Нет, Константин не может быть таким трусливым — он же мент! Он ловит преступников, а не бегает от них зайчонком! Константин Сенцов надавил на педаль газа, с рёвом завёл мотор и двинул свой мотоцикл туда, на парковку, лихо припарковать рядом с остальными.

Оставив байк Крольчихина на парковке, Константин Сенцов вразвалочку двинулся туда, к неказистому строению, к его тяжёлой входной двери, около которой высится не менее тяжёлый крепыш, весь в пирсинге, обряженный в джинсы и кожаный жилет на голое тело. Руки крепыша пестрели татуировками в виде черепов и огня, а на голове поблескивала лысина. Приближаясь к двери и к этому опасному на вид крепышу, Константин удерживал в памяти пароль клуба «Вперёд!», который выдал милиции «Буйвол» Утицын.

Едва Константин приблизился — крепыш повернул к нему свою толстую бычью голову и изрёк густым, солидным басом:

— Пароль!

— Форсаж! — ответил Константин, стараясь казаться прожжённым «пофигистом», и показал пальцами «козу», как научил его Утицын.

Похоже, крепыш принял Сенцова за своего. Он посторонился, отодвинув свою массу от двери, и Сенцов получил возможность потянуть за толстое железное кольцо, которое служило ручкой. Железное кольцо торчало в зубастой пасти железного льва. Константин взялся за него правой рукой и потащил на себя дверь. Дверь оказалась тяжела и производила впечатление, что её действительно, сняли с какого-то средневекового замка. Высокая, овальная сверху, обитая полосами железа, и толщиною в человеческую ладонь. С Константина хлынул пот, пока он отдирал эту дверь. Однако Сенцов изо всех сил старался показать, что тяжесть двери для него незначительна, словно бы он двигал тонкую фанеру. Крепыш, кажется, не услышал, как закряхтел Сенцов, отдирая дверь — и хорошо, Константин посчитал, что выдержал первый экзамен, и сделал широкий шаг вперёд, в наполненный коричневатой мглою коридор. В коридоре Константин не нашёл ни окошечка, пол его был вымощен круглыми булыжниками, как в настоящем замке, а к стенам в специальных железных кольцах привесили настоящие факела, которые горели горячим пламенем и наполняли воздух запахом чада. До Сенцова долетала тяжёлая музыка и басовитое пение на иностранном языке. Константин вертел головой, пытаясь понять, откуда именно она раздаётся, но так и не понял, из-за эха казалось, что музыка звучит отовсюду.

Коридор закончился пятью высокими и крутыми ступеньками, которые едва ли не отвесно срывались вниз. Константин спустился, преодолел стрельчатый проём и вступил в просторный зал, наполненный той же мистической мглою, диким огнём и чадом факелов. Тяжёлая музыка раскатами отражалась от стен, а за грубыми дубовыми столами сидели дружки Утицына — Константину они показались одинаковыми: все затянуты в чёрную кожу, увешаны металлическими «примочками», пестреющие татуировками. Одни из них обросли бородищами и космами, другие — наоборот, избавились от растительности. Они все галдели на разные голоса, стучали о столы пивными кружками и кулаками, кто-то бренчал на гитаре, двое за дальним столиком сидели друг напротив друга и боролись на руках. В самом конце зала, в клубах искусственного тумана, Константин различил барную стойку, а за ней — длинноволосого, но безбородого субъекта, который мешал коктейли неизвестно из чего.

Константин подумал, что бармен должен знать больше остальных, и поэтому, двинулся как раз к стойке, собираясь приземлиться на один из высоких табуретов, которые вокруг неё стояли. Мимо Сенцова прошмыгнуло некое создание, в мизерных кожаных шортиках, всё в каких-то страшенных бряцающих «веригах», перемазанное чёрной косметикой и с пережжёнными перекисью желтоватыми лохмами. Заметив его, Сенцов усилием воли заставил себя не отпрянуть назад: слишком уж это создание смахивало на вампира. Увидь он подобную сущность в тёмном подъезде или в ночном парке — улепётывал бы, как от волка!

Пройдя через весь зал, Сенцов, кажется, ни у кого не вызвал нездорового интереса. Значит, хорошо, значит, похож на остальных, раз никто не привязался к нему и не выволок на улицу за ноги…

Музыка не прекращалась ни на минуту, а всё давила мозг бесконечным потоком грубых, лающих звуков. Пели, кажется, по-немецки, или ещё на каком-то иностранном языке, Константин не понимал ни слова, однако изо всех сил делал вид, что наслаждается данным видом искусства. Он медленно пил пиво и заводил разговоры с соседями справа и слева. Кажется, кроме мотоциклов, пива, мрака и этой вот, музыки, «местных жителей» увлекает что-то ещё, не сильно хорошее: к барной стойке в качестве дизайна болтами прикрутили фашистскую каску, а за спиною бармена болтался красно-чёрный штандарт Третьего Рейха. Константин потрогал каску рукой и убедился, что она прикручена к стойке намертво — наверное, чтобы не унесли.

Сосед Сенцова справа был соплив: на вид лет восемнадцать. Личико его обсели прыщички, на голове торчал зелёный ирокез, тощие ручки пестрели разноцветными черепами, а на ногах были надвинуты непомерно большие ботинки. Он хвастливо болтал о том, как нашёл на автокладбище разбитый, никому не нужный и ржавый мотоцикл, приволок к себе в гараж и превратил в «конфетку». Соседу Константина слева, видимо, перевалило за сорок, и уже подкатывало под пятьдесят. Его подбородок украшала редкая и седая бородёнка, на голове, около огромной лысины, болтался тоненький пегий хвостик. Чёрная футболка с рогатым черепом обтягивала солидное пивное «пузцо», а в руках торчала кружка всё того же пива. Наверное, этот «заслуженный» рокер глотал пиво галлонами, да и ел не в меру… Похохатывая скрипучим прокуренным голоском, он с сожалением вспоминал «былые времена», когда он был «королём ночных дорог» и вызывал у всех на свете трепет, а не смешки. Ни один, ни второй, ни словом не обмолвились ни про какого «Терминатора», который их якобы «прессует» и бьёт… Сенцов даже усомнился в том, что Утицын вывалил милиции правду. Кажется, наврал Утицын, пустил всех по ложному следу, а сам отбоярился и отбоярил ещё кого-то от чего-то… Может быть, всё это связано с Буквоедом…

Глава 84 «Терминатор-6: Турист»

Сенцов отпил из своей кружки ровно четверть, когда хлопнула тяжёлая входная дверь, и из узкого готического коридора показался человек. Одет он был так же, как и все здесь: косуха, джинсы, бандана… На него никто не обратил бы внимание, если бы пришедший не вскинул самый настоящий автомат и не пальнул самой настоящей очередью прямо перед собой, снеся с ближайшего стола все кружки и всю еду. В зале на миг повисла гробовая тишина — все и всё замерло, словно бы перед бурей. А потом — поднялся страшенный гвалт, посетители клуба «Вперёд» выронили всё, что держали в руках, заголосили сиреной и полезли скрываться под столы, отпихивая друг дружку. Соседи Сенцова тоже упали на пол и поползли под барную стойку, бармен исчез. Спустя полминуты зал уже опустел, потому что все спрятались — один только Сенцов бестолково восседал на высоком табурете, обняв пивную кружку. Под сводчатым потолком металась никому не нужная тяжёлая музыка.

Незваный гость обвёл весь зал недобрым взглядом и тут же выделил Сенцова, который от неожиданности застыл и отвалил челюсть. Ну, вот, дождался — пришёл Терминатор, пора звонить в отдел, вызывать подкрепление… Но, кажется, уже поздно: «Терминатор» широкими шагами приблизился к Сенцову и своей стальной рукой больно ухватил его за плечо. Сенцов узнал его: да, именно этот человек отделал всю шайку Утицына. Да и ножик тот же болтается у него на поясе…

Сенцов попробовал вырваться, но не тут-то было: странный субъект легко приподнял его с табурета и куда-то поволок.

— Фафлюхт! — выплюнул он непонятное слово, вытаскивая Константина из полутёмного зала, скорее всего, на улицу.

Константин топал вслед за этим типом, не в силах вырваться, на ходу уронил пиво, разлив его по полу.

— Да что вам от меня надо?? — возопил Сенцов, рванувшись в который раз. Вообще, как мент, Константин понимал, что «Терминатор» поймал джек-пот: он, конечно же, узнал Сенцова, и схватил его лишь затем, чтобы разделаться со свидетелем, который подсмотрел его разборку с Буйволом! Кажется, Константин погибнет, если не почешется и не спасётся…

— Я из милиции! — твёрдо заявил Константин и попытался застопориться на месте.

Из-под ближнего стола на него взирали несколько пар перепуганных, но любопытных глаз. Кто-то шептал:

— Ну, всё, он труп!

— Штиль! — плюнул «Терминатор», не давая Константину стопориться, и вытащил его в коридор.

— Чего? — не понял Сенцов, стараясь вывернуться и залепить бандиту тумак.

Бандит, молча, встряхнул Сенцова и выпер из здания клуба на улицу. Около распахнутой настежь тяжёлой двери безвольным кулём валялся крепыш-привратник. При свете единственного неяркого фонаря Сенцов различил под его глазом преогромный фингал. Константин вдохнул свежий уличный, воздух, почувствовал себя сильнее, нырнул вниз, одновременно дав «Терминатору» подсечку…

Удар Константина казался безупречным с точки зрения самбо, однако бандит непонятно каким образом блокировал этот безупречный удар, опрокинул Сенцова на спину и поволок за ногу! Поверженный Константин ехал на пятой точке, ударяясь о камни, а бандит тащил его за клуб, туда, где неопрятными пучками торчали переплетенные в беспорядке кусты и деревья, похожие на кикимор и леших из страшных народных сказок. При этом «Терминатор» жутко молчал, как зомби, бряцал автоматом и металлическими «прибамбасами» рокера, а Сенцов пытался просить пощады, но не допросился.

Притащив Константина туда, где растительность сделалась почти непроходимой, бандит грубо бросил ногу Сенцова и повернулся к нему лицом. Из-под его банданы, украшенной черепами, выглядывал пучок светлых волос, по лицу скользила какая-то бесноватая улыбка.

— Та, зачем я тебе?? — пискнул Сенцов, видя, как «Терминатор» выцарапывает из-за спины жуткий автомат — странный автомат, кажется, военных времён…

— Цойге! — каркнул бандит, прицеливаясь.

Константин зажмурился: всё, пропал ни за грош. Как же быстро он «срезался»! Не успел и глазом моргнуть, а его сейчас расстреляет неизвестный милиции беспредельщик…

— Там турист! — раздались поблизости громкие голоса, а потом — кто-то прибежал, ломая ногами хрупкие ветки.

В тишине ночи прогремели два громких выстрела, которые не достигли никакой цели, кроме древесного ствола. Две пули врубились в дерево около носа Константина, а бандит, повернулся куда-то, стрельнул в ответ, на минуту забыв про Сенцова. Константин вскочил на ноги и метнулся прочь через дебри, через заросли, обдирая всё на свете: лицо, руки, одежду. Сзади гремели голоса, хлопали выстрелы — «Терминатора» кто-то настиг и вызвал на «дуэль», спасительную для Сенцова. Константин бежал без оглядки, работал ногами изо всех сил, но за ним, кажется, гнались — шаги за его спиной не смолкали, вдогонку летели пули, врубаясь в деревья, свистя над ухом. Сенцов рефлекторно пригибался и закрывал голову руками, словно солдатик в неравном бою.

— Хальт! — рычал один голос под смертельный «аккомпанемент» автомата.

— Турист! Быстрее! — бесновались другие незнакомые голоса, но все неслись за бедным Сенцовым.

Чёрт, кому же Сенцов мог так насолить?? И кто такой, чёрт возьми, этот самый «турист»??

Под ногу Константина подвернулся предательский корень, он споткнулся об него на полном скаку и с размаху обрушился на сырую, покрытую прошлогодними прелыми листьями землю. Может быть, он тут отлежится, его не заметят во всём чёрном, тем более, что они все там друг с дружкой завязались, а мимо него пронесёт?? Хорошо бы, они перестрелялись сами, или разбежались — тогда Сенцов сможет найти мотоцикл Крольчихина и ретироваться, пока жив… Константин припал к земле и зажмурился — пускай темнота станет укрытием.

Вдруг у самого носа взвизгнули тормоза, перепугав Сенцова, свет фар разбил темноту на куски, чьи-то руки захватили Сенцова поперёк туловища, затащили его в какой-то тёплый салон и погрузили животом на мягкое сиденье. Константин понял, что его водворили в автомобиль, открыл левый глаз, но тут автомобиль выполнил какой-то смертельный разворот, Константина с силой швырнуло назад, он на миг встал на колени, а потом — свалился под сиденье. Его куда-то увозили по бездорожью, неизвестный автомобиль подскакивал, как на копытах, бедный Сенцов бился обо всё, что торчало под сиденьем, и подавлял тошноту, которой отзывался ему его желудок.

— Чего ты там валяешься, садись нормально! — долетел до Сенцова голос водителя, а Сенцов не мог сесть нормально, потому что его адски трясло и постоянно сбивало вниз, на драный парусиновый коврик.

Константин карабкался на сиденье, как на Монблан, вскарабкался, сел, и тут же едва вновь не упал. Водитель резко свернул вправо, в свете фар метнулся плотный куст, автомобиль протаранил его, срезая листья, и выскочил на шоссе. Сенцов едва удержался за спинку, невольно глянул назад, потому что его голову рвануло, и увидел, что вслед за ними мчится «Терминатор» на мотоцикле Крольчихина! Одной рукой он сжимал руль, другой — автомат, и, не переставая, лупил по колёсам. Водитель впереди Сенцова, чью голову, засунутую в кепку, Константин видел перед собой, вилял задом, пули пачками рикошетили об асфальт, высекая страшные искры, Константин зажмурился, чтобы не видеть этого всего.

Временами водитель высовывался из окошка и отстреливался из пистолета. А Сенцов думал о том, что если он застрелит «Терминатора», и бандит свалится с мотоцикла — мотоцикл навернётся об асфальт и от него останутся ножки да рожки, а ведь он — чужой, Крольчихин приказывал Сенцову: «Не разбей!». Разобьёт — не Сенцов разобьёт, так бандюга расколотит…

— Чёрт, опять подкинули тачку без кнопки! — возмутился на переднем сиденье водитель.

Какой ещё, чёрт возьми, кнопки, когда тут убивают Сенцова?? Или похитили Сенцова?? Кому тут нужен Сенцов?? Сенцов не знал, только, зажмурившись, ехал туда, куда его везли. А «Терминатор» не слезал с хвоста и пробил левое заднее колесо. Автомобиль завихлялся, водитель задёргался, монкуя рулём, но спасти положение не смог. Автомобиль соскочил с шоссе и со скоростью аэроплана полетел в кювет. Плюх! — на дне кювета оказалось озерцо — не озерцо, некая мизерная грязная лужа. Автомобиль плюхнулся туда, и Константин почувствовал, что мокнет. Грязная зелёная стоячая вода заливалась и топила салон, дошла Сенцову до самой шеи. Он пискнул мышонком, полез наружу, но дверь заклинило, она не поддавалась толчкам, а воды становилось всё больше и больше… Вот, Константин уже погрузился с головой и пускает пузыри…

Железная рука ухватила воротник косухи Константина, и рванула куда-то к свету. Сенцов уже почти захлебнулся, когда получил возможность глотнуть воздуха. Неизвестный человек поднял его голову над водой и тащил к какому-то тёмному, илистому берегу, что виднелся вдалеке в сизой дымке страшной ночи. С бульканьем тонула машина, по очертаниям похожая на простую советскую «копейку».

Незнакомец вывернул Сенцова из воды на берег и вылез, сам, шумно дыша. Константин видел во мраке ночи его контуры — с него ручьями текла вода, он сидел по-турецки, хватая воздух ртом, стирая тину с лица. На Сенцове тоже висели килограммы тины, но он думал не о тине, а о мотоцикле Крольчихина…

Бах! Бах! Бах! — раздалось сверху, за рядом кустов, и между Сенцовым и его спасителем аккуратным рядочком врубилось с десяток пуль.

— Шухер! — пискнул незнакомец и прыгнул в воду, пригнув голову, Константин тоже залёг, уткнувшись носом в грязь. Наверху опять выстрелили, пуля врезалась у носа Сенцова, едва не оторвав ему нос. Константин замер, как мышка, уткнулся носом в вонючую грязь, его сковал страх.

— Старлей! — прошептал ему незнакомец, подёргав Сенцова за рукав вымокшей косухи.

— А? — отозвался Константин, не поднимая носа.

— Когда он выпалит опять — я брошу в воду этот камень! — сказал незнакомец и показал увесистый булыжник. — А ты — ори, будто бы тебя прикончили, усёк?

— Ага… — пролепетал Сенцов, а наверху опять застрекотал автомат, словно на войне.

ПЛЮХ! — водитель вдруг вскочил и, размахнувшись, зашвырнул каменюку в воду.

— Аааа! — заорал Сенцов бешеным голосом дурацкого примата и случайно хлебнул воды, забулькал.

— Молодец! — похвалил его незнакомец, и на плечо Сенцова обрушился тяжёлый хлопок.

— Фу! Фу! Тьфу! — плевался Сенцов.

— Хватит сидеть, не в гостях! — заторопил его незнакомец и задёргал за воротник. — Давай, сковыривай курточку и кидай в воду!

— Но… она чужая… — попытался отказаться Константин.

— Да вставай же, бежим, у нас секунды, он сейчас будет тут со шмайссером, а ты гол, как сокол!

Вверху раздался шум и треск — кто-то слезал по склону. Сенцов испугался, страх придал ему сил. Он вскочил на ноги, скинул чужую косуху, тяжёлую от воды, и швырнул в проклятое грязное озеро. Незнакомец сделал то же самое — сгрузил свою коричневую кацавейку — и потянул Сенцова за рукав вдоль скользкого берега в заросли камышей. Константин скользил, но не падал, бежал, потому что сзади тяжело шагали, и шагал, скорее всего, «Терминатор».

Пробираясь камышами неизвестно куда, Сенцов спросил незнакомца:

— Вы кто?

— Дед Пихто! — ответил тот, не оборачиваясь. На его левом ухе покачивался солидный клок тины.

— А он кто? — Сенцов имел в виду бандита «Терминатора», который шастал по берегу со «шмайссером».

— Конь в пальто! — буднично бросил незнакомец, двигаясь дальше, потрясая тиною и не оборачиваясь.

— Что происходит?? — не отставал Сенцов, и получил ответ:

— Цыц!

— Чёрт! — ругнулся Сенцов, поскользнулся и едва не загремел в воду… А там на дне — топь…

— Не ори! — шёпотом посоветовал незнакомец. — У туриста уши — как у лиса! Он услышит тебя и пристрелит!

Константину почему-то вспомнился следователь Анатолий Лис, бомжи, пристреленные на свалке… Кажется, тот, кто пристрелил их и есть проклятый «Терминатор» — и лицом похож, и такой же беспредельщик…

— Почему турист?? — осведомился Сенцов, пробираясь зарослями.

— По кочану! — бросил незнакомец. — Старлей, много будешь знать — плохо будешь спать… в ботинках! — добавил он, хохотнув.

Сенцов опять чуть не свалился в воду: откуда он знает его?? Откуда этот «турист», черти бы его пожрали, знает, что Сенцов спит в ботинках?? Он что, свечку держал, или как??

— Откуда вы меня знаете?? — обалдело выдохнул Константин, не отставая.

— От верблюда! — не собирался выбалтывать тайны незнакомец.

— Верблюд бы вас побрал! — обиделся Сенцов.

Незнакомец впереди Константина раздвинул заросли запачканными руками, и явил взглядам ночное шоссе. Неизвестно как — но они опять оказались на шоссе, только без машины, без ничего… Мотоцикл Крольчихина прибрал себе проклятый «Терминатор»… или турист… как он там правильно называется??

— Тачка утонула, чёрт! — пробухтел незнакомец, схватив подбородок на ходу. — Блин, медленно, как два крота, когда я должен летать!

— Эй, эээ… — робко начал Сенцов, пытаясь как-то обратиться к этому незнакомому водителю, который спас его от верной гибели и утопил из-за него свою машину. — Послушайте…

— Чего? — водитель повернул к Сенцову своё перепачканное и мокрое лицо с веснушками на толстом носу.

— Там… — проблеял замёрзший без куртки Константин. — Мотоцикл… ну, он чужой, понимаете?

— Эх! — вздохнул водитель, не переставая работать ногами. — Накрылся твой чужой мотоцикл! Если его спёр турист — пиши, пропало!

Константин поскользнулся и чуть не свалился в зелёную воду. Как он теперь будет отмазываться от Крольчихина?? Байк-то бешеных денег стоит, наверное! «Харлей» был у Крольчихина и, кажется, раритетный… Сенцову за него до конца своих дней не расплатиться! Нет, не отдаст он его никакому «туристу», пусть хоть, лопнет, а отберёт!

— Стой! — взвизгнул Сенцов и остановился, как вкопанный, собираясь повернуться и пойти за своим… чужим мотоциклом. — Чего ты, как заяц?? Давай, накостыляем этому… Чёрт, да я же из милиции! Подожди, куда прёшь??

— Тебя, мент, спасаю! — бросил через плечо водитель, но не остановился. — Турист из тебя шницель сделает, если ты попадёшься ему! Я заметил, что он на тебя вырастил зуб! Ползи, давай, мент. Сейчас, вылезем из «глухой зоны», я звякну своим, тебя вытащат!

Константин тащился по серому асфальту шоссе, глядел вперёд, видел перед собою пегий затылок водителя и ни одной машины, словно бы по этому шоссе никогда никто не ездит. Или может быть, сейчас такое время — почти утро, когда небо начинает сереть, а человека неодолимо клонит в сон. Даже опытные дальнобойщики в такое время съезжают на обочины и там стопорятся, чтобы не заснуть за рулём и не свалиться в кювет…

— Слушай, а почему «турист»? — решил докопаться Сенцов и догнал водителя, пристроился слева от него.

— Прыгает он, вот и турист! — ответил водитель, не поворачиваясь к Сенцову. — Никак его за черти не ухватишь! А ты, мент, дома сиди и к туристу не лезь — умрёшь. Крути свои телефоны, лови своих воров, рэкетёров, хулиганов! Живи, в общем!

— А ты кто такой? — напёр на водителя Сенцов, присматриваясь, как бы поудобнее заломить ему руку и прижать к земле, чтобы допросить «по-русски».

— Я — ангел! — ответил водитель так серьёзно, будто бы действительно, над головой его горел нимб, а за спиною трепетали крылья.

— Да? — Сенцов сделал вид, что удивился.

— Ага! — кивнул водитель, двигаясь и двигаясь вперёд. — Ангел я, беспечный ангел! — и помахал ручками, изображая короткие неуклюжие крылышки.

— Так, ангел! — Константин резко метнулся вправо, захватил левую руку своего странного собеседника, закрутил её за спину и насел, пытаясь повалить водителя на асфальт. Сейчас, Константин узнает, что там за такой ангел и что там за такой турист! Оба будут в отделении перед Крольчихиным отдуваться и за мотоцикл, и за автомат, и за Утицына с его «стволами»!

— Озверел! — пискнул водитель и покосился в сторону. Константин думал, что он сейчас завалится, поверженный, однако водитель извернулся ужом, крутанул Сенцова за руку и сейчас же уткнул носом в шершавое дорожное покрытие. Сенцову не было больно — он просто не мог пошевелить ничем, кроме глазных яблок…

— Старлей, — сказал Сенцову водитель, не отпуская его от асфальта. — Я всего лишь спасаю тебя. Ловить туриста — работка не твоя — пыльная слишком и хлопотная. Я сейчас тебя домой доставлю, а ты будешь там сидеть и благодарить бога за то, что турист упёр только твой мотоцикл, а не издырявил тебя свинцом с головы до ног. Усекаешь?

— Да кто вы все, чёрт вас дери?? — в асфальт завизжал Сенцов и забарахтался, стараясь сбросить с себя проклятого водителя.

— Эх! — невесело вздохнул тот, но не слез. — Визжишь ты…

А потом Сенцов почувствовал себя так, словно бы лишился тела, оставшись всего лишь глазами и мозгом. Водитель пальцем дотронулся до его шеи, видимо, там есть какая-то точка… Обездвиженный, Константин валялся на асфальте тряпкой, видел перевёрнутого кверху лапками жучка и слышал, как водитель говорит неизвестно кому:

— Репейник, подваливай, что ли? Старлей взбесился тут, байк хочет отобрать у туриста! Да, совсем башню снесло! Погрузи его в тачку и положи на ретоподъезд, а то я с ним совсем замучился!

Потом явились какие-то шипящие звуки, будто бы что-то приехало, или даже прилетело… А потом — Сенцов словно бы заснул. Глаза сами собою закатились, голова заполнилась слоями виртуальной ваты, исчез куда-то перевёрнутый жучок, стихли все голоса и звуки…

Глава 85 Назад…

Константин Сенцов проснулся. Он распахнул глаза и увидел свою комнату, свой диван, свой телевизор и свои ноги. Ноги возлежали на диванной подушке, засунутые в испачканные высокие ботинки с пряжками.

— Чёрт… — пролепетал Сенцов и пошевелился. Руки шевелятся, ноги шевелятся, спина есть… Кажется, он пока что, жив. Какой, однако, странный сон приснился. Туристы, Репейники, угроханный мотоцикл…

Стоп! Константин подпрыгнул на диване и свалился на пол, стукнулся лопатками обо что-то твёрдое и неровное. Это не сон — он ездил «на разведку» в рокерский клуб и встретил там «банду Терминатора»… Они спёрли у него мотоцикл Крольчихина, а его самого почему-то не убили, а просто отвезли домой! Надо бежать в отделение, рассказать всё Крольчихину и Фёдору Фёдоровичу…

Где-то в дебрях захламлённой квартиры, не видавшей пылесоса месяцами, раздавался надсадный звон: это надрывался мобильник. Интересно, куда его положили эти «туристы»? Быть такого не может, что в холодильник, хотя звенит он именно на кухне…

Константин знал, что звонить ему мог только Крольчихин либо Фёдор Фёдорович — требуют отчёта о вчерашнем… да, кажется, Сенцов им отчитается… Отчитается по полной программе!

Сенцов встал с пола и обнаружил, что он грохнулся с дивана на пульт от телевизора. Кстати, о телевизоре — визжит тут: «Фруктис — питание и восстановление!».

— Заткнись! — прогудел Константин, схватил с пола пульт и утопил «Фруктис» в обесточенной темноте.

Всё, телик заглох, и в воздухе осталась лишь телефонная мелодия Сенцова: «Новый поворот, и мотор ревёт…». Она вилась, казалось, по всей квартире и не замолкала, заставляя Константина наматывать километраж по комнатам и чертыхаться. Бегая, Сенцов не заметил, как оказался на балконе — ему показалось, что мелодия раздаётся именно оттуда… Его взгляд упал на перила, которые покрасила в белый цвет его тётка. На посеревшей от грязных дождей перекладине перил — на пятом этажей пятиэтажного дома — чётко и ясно различался след автопротектора…

Константин даже забыл про телефон. Он стоял и, как зачарованный, взирал на этот след — аккуратные, можно сказать, идеальные ромбы со скруглёнными уголками… Напоминает след от зимней резины… посреди июня на балконе пятого этажа… И что тут такое приземлялось — летающая тарелка, что ли?? Если Константин расскажет об этом тому же Крольчихину — его ждёт психиатрическая экспертиза? Не обязательно, ведь след — вот он, налицо, и вытирать его никто не собирается! Даже Крольчихину станет нечем крыть, когда он увидит эти ромбики! Сенцов чувствовал, что куда-то влип, но не понимал пока, куда именно. «Турист», «Репейник», «Репейник», «Турист» — в голове Сенцова вертелись эти имена, клички, или что там ещё бывает. Константин пойдёт в отделение, выцарапает из СИЗО Утицына и вцепится в него клешнями, не отпустит до тех пор, пока этот бандит не вывалит ему всё про своих дружков «туристов»!

Телефон! Увидав фантастический след, Сенцов совсем забыл о том, что ему кто-то звонит. Нужно было взять трубку, поговорить, и поэтому Константин вернулся с балкона в комнату и продолжил поиски. Он мог бы не разыскивать мобильник так эмоционально и так тщательно: телефон преспокойненько лежал на кухонном столе около скорлупы от яйца, мигал экраном и показывал, что некто вызывал Сенцова на разговор уже три раза, но так и не дождался ответа. Константин протянул руку, чтобы схватить телефон, едва дотронулся до него, как аппарат заголосил опять. Сенцов испугался и отдёрнул руку от телефона, как от мины.

— Вот, новый поворот, и мотор ревёт, что он нам несёт: омут или брод? — запел из динамика оцифрованный голос Макаревича, а на экране высветилось одно короткое и ёмкое слово: «РАБОТА». Под этим «шифром» у Константина скрывались рабочие телефоны всех его коллег окромя Тетёрки. Начальник отделения был обозначен у него по-другому: «АТАС».

Сенцов схватил мобильник в кулак, нажал на зелёную кнопку и почти что крикнул:

— Алё?

— Сенцов! — выкрикнул ему из телефона Крольчихин. — Ты где?

— До-дома… — пробормотал Константин, разглядывая скорлупу от яйца на столе, грязную сковороду в раковине, и вспоминая: когда это он ел яичницу?

— Полдень! — выплюнул Крольчихин, а Сенцов услышал ещё и громкое «бух!» — это Крольчихин бухнул кулаком по столу.

— Полдень?? — обалдело выдохнул Константин, забыл про яичницу и начал лихорадочно разыскивать глазами хоть какие-нибудь часы.

— Именно! — прогрохотал Крольчихин. — А рабочий день начался в полвосьмого! Неужели ты до сих пор спишь??

— Ааааа, — протянул Сенцов, найдя, наконец, над своей головой круглые настенные часы, которые забыла забрать его тётка, и увидел, что часовая и минутная стрелка через несколько секунд сойдутся у цифры «12».

— Бэ! — почти что, взвизгнул следователь Крольчихин и опять его стол содрогнулся от кулачного удара. — Давай, Сенцов, проснулся — и скачи сюда, будешь писать отчёт о том, как ты погулял в клубе «Вперёд»!

«Сногсшибательно погулял!» — угрюмо подумал про себя Константин, размышляя, как ему оправдать потерю мотоцикла.

«Репейник», «Турист», «Турист», «Репейник», — старался не забыть Константин, пока галопировал из дома в отделение. Он совсем недолго бежал — когда Сенцов скачет сумасшедшим коником — он добирается до работы за три минуты. В дверях он толкнул кого-то, потом ещё кого-то, потом уборщицу Николаевну, а потом — стенку. Вернее, в стенку он едва не врезался лбом — успел вовремя затормозить и только чиркнулся об неё плечом, набрав побелку на рукав рубашки.

— Сенцов летит! — раздался над ухом Константина знакомый голос, и Сенцов, повернув взмыленное лицо, увидел около себя Овсянкина.

— Смотри, а то стену прошибёшь! — насмешливо сказал Овсянкин, растянув ухмылку.

Сенцову меньше всего сейчас нужно было задираться с Овсянкиным — у него водились дела куда более важные, нежели перепалка с этим доморощенным «Задорновым». Поэтому Константин молча отошёл от стенки и поскакал дальше по коридору, стремясь как можно быстрее попасть в кабинет Крольчихина.

— Точно стенку прошибёшь! — крикнул ему вдогонку Овсянкин, но Сенцов старался его не слышать, чтобы не утратить из дырявой памяти «Репейника» и «Туриста».

Вот он, кабинет следователя Крольчихина. Сенцов обеими руками схватился за ручку двери и потянул её на себя. Распахнув дверь настежь, потный, взмыленный Сенцов вихрем ворвался внутрь и остановился посередине, тяжело проглатывая огромные порции воздуха. Следователь Крольчихин тем временем что-то деловито, старательно писал на белоснежном бумажном листе. Когда внезапно хлопнула дверь, и возник Сенцов — Крольчихин даже испугался, его твёрдая правая рука дрогнула и одним лихим росчерком перечеркнула всё, что написала.

— Сенцов? — булькнул Крольчихин, часто-часто моргая округлившимися глазками.

— Я… здесь! — прокряхтел Сенцов, подавляя одышку.

— Ты… чего? — Крольчихин изумился виду Константина, даже выронил на пол ручку и подался вперёд, едва ли не навалился животом на стол.

— Турист и Репейник! — сообщил Крольчихину Сенцов, покачиваясь на ногах, до сих пор несущих тяжёлые ботинки рокера и перемазанные грязями, сырые джинсы.

— Где ты был??? — казалось, что Крольчихин совсем обалдел, его глаза едва не вываливались из глазниц на стол — так сильно он выпучил зрачки.

— Там! — заявил Сенцов, с ужасом понимая, что так и не содрал с себя те промокшие и испачканные «доспехи», в которых ездил к рокерам в клуб. — Я видел «Терминатора»!

— Садись-ка! — Крольчихин обрёл дар речи, сгрёб в кучку силу воли и стальным словом пригнул Сенцова к стулу.

Константин заёрзал на стуле, едва умещаясь на нём, потому что постоянно шевелился, дёргался, елозил.

— Рассказывай! — потребовал следователь Крольчихин, смяв перечёркнутый лист, отправив его в корзину для мусора.

Константин начал пересказывать свои злоключения, как «Терминатор» едва не продырявил его из старинного автомата, как приехал какой-то странный чувак на «шестёрке», а потом ещё прилетел какой-то Репейник…

— Они называли Терминатора «туристом», — говорил Сенцов, скрипя стулом. — Тот тип с «шестёркой» сказал мне, что ловить «туриста» — не моя работа, что я должен дома сидеть…

— Так-так… — поскрёб макушку следователь Крольчихин, сдвигая брови. — Знаешь, Сенцов, не нравятся мне эти твои «туристы»… Как, ты говоришь, звали второго?

— Репейником! — бодро ответил Сенцов. — Тот водила, наверное, позвонил ему на телефон и назвал «Репейником». Я не представляю даже, откуда они узнали, что я — старший лейтенант, и где я живу! — беспокойным полушёпотом выплёвывал Константин, теребя рукою низ чёрной «неформальной» футболки. — Они оглушили меня, а потом — я проснулся у себя в квартире…

— Странно… — пробормотал Крольчихин, и его лицо приобрело какое-то жуткое, «похоронное» выражение. Вообще-то, Крольчихин — оптимист и весельчак, а такое выражение вешает только тогда, когда нависает угроза массового теракта или на город прёт тайфун…

Крольчихин глухо молчал, наверное, напряжённо думал, а Сенцов решил, что пора посвятить его в «тайну автопротектора». Набравшись храбрости и придумав нужные слова, Константин наполнил лёгкие воздухом и произнёс:

— Алексей Васильевич!

— А? — поднял голову Крольчихин.

— Знаете, что? — заговорщицки зашептал Сенцов, чья спина обливалась потом — слишком уж нелепо прозвучит то, что он собирается сказать.

— Что? — заинтересовался Крольчихин.

— Вы обязательно должны глянуть на это, — говорил Сенцов, глядя в серьёзные серые глаза Крольчихина. — Они оставили у меня дома след… но, такой странный. Я даже не знаю, как…

— След, говоришь? — уточнил Крольчихин и поднялся из-за стола.

— След, — подтвердил Сенцов, в душе довольный тем, что Крольчихин не пригвоздил его к стенке вопросом о том, где его мотоцикл.

— Вот, что! — безапелляционно заявил Крольчихин и взял курс на дверь. — Сейчас же, берём Фёдора Фёдоровича, Овсянкина, и — к тебе. Посмотрим на след!

Поднявшись на свой этаж, Константин Сенцов залез рукой в карман и обнаружил, что карман его не содержит ключа, а содержит дыру. «Неужели, выронил?» — испугался Сенцов за ключ и тут же увидел, что его дверь приоткрыта. Нет, он не выронил ключ — он так спешил на работу в полдень, что даже не подумал взять тот самый ключ, а бросил дверь незапертой.

В квартире было всё по-прежнему: классический сенцовский беспорядок, два носка разного цвета валялись под столом…

Вон, как хмыкает и морщится женатый Овсянкин, окидывая квартиру Константина придирчивым взглядом. Наверняка, таким же взглядом жена Овсянкина окидывает его собственную квартиру…

— Ну, и куда тут идти? — осведомился у Сенцова Овсянкин, скрывая в своём тоне язвительное замечание: «Ну и свин же ты, Сенцов!».

— На балкон! — буркнул Константин и пошёл на балкон, опасаясь заходить на кухню, где плавает в раковине жирная сковорода с остатками яичницы и валяется по всему столу яичная скорлупа… И когда же Сенцов, всё-таки, ел яичницу?? Кажется, как вчера, или сегодня утром — яичница на сковородке свежая, не засохла ещё… Но утром Константин дрых до полудня, а вчера… Вчера в холодильнике Сенцова не водилось ни яйца — только хвост от колбасы и чёрствая горбушка батона. Ведь он хотел отравиться водкой, поэтому не купил ничего из еды… Сенцов на миг похолодел: значит, у него на кухне яичницей позавтракали «Туристы» и «Репейники», а объедки оставили Сенцову, понадеявшись, что Константин такой безмозглый, что не заметит. А он заметил! После балкона и «нло» Константин на верёвке затащит Овсянкина на кухню и заставит его изыскать все отпечатки пальцев, которые только там есть, и взять на экспертизу яичницу!

Балкон квартиры Сенцова оказался слишком мал для четырёх человек. Поэтому Фёдор Фёдорович с Крольчихиным остались стоять в комнате, а Сенцов и Овсянкин приблизились к белым перилам.

— Это тебе Да Винчи красил? — саркастически осведомился Овсянкин, вперившись в серо-белые писяги, которые оставляет на слое краски неумелый маляр.

— Тётка, — проворчал Сенцов и направил Овсянкина в нужную сторону, туда, где остался след «летающей тарелки». — Сюда глянь, Гоген!

Овсянкин бросил свой компетентный взгляд и даже отпрыгнул в сторону, пихнув Сенцова локтем.

— Да! Нет! — пискнул он и рванул прочь с балкона, за Фёдором Фёдоровичем и Крольчихиным.

— Гляньте, гляньте! — требовал Овсянкин, таща обоих на тесный балкон за рукава.

— Да что там? — удивился Фёдор Фёдорович.

— У него по перилам кто-то на джипе проехал! — нервничал Овсянкин. — Точно, зуб даю, колесо! Сенцов!

— Чего? — буркнул Сенцов.

— На пятом этаже?? — разинул рот Крольчихин, отпихнул Овсянкина и ворвался на балкон Сенцова первым, уставился на перила, поминутно вопрошая:

— Где? Где?

— Тут, — Сенцов протиснулся мимо мельтешащего Овсянкина и показал Крольчихину на фантастический отпечаток, который оставил ему на память крылатый «джип» «туристов».

Следователь Крольчихин вперил орлиный взор в загадочный «след УФО» и его глаза по-настоящему стали квадратными.

— Ну и ну… — выдохнул прагматичный Крольчихин, который не верил ни во что, кроме фактов, и едва не сел прямо на пыльный пол балкона. Факты прижали его свинцовым грузом. Это невозможно — машины не умеют летать и ездить по балконным перилам… Уж не на вертолёте же летают эти «Репейники»?! Но вертолёт же шумный, если бы тут пролетел вертолёт — все сенцовские соседи бы встали на уши и галдели бы птичьим базаром, сгрудившись на лавочке под окнами. Но на лавочке под окнами всего лишь сидел толстым косматым клубком рыжий кот тёти Нины Дорофей, а под лавочкой серые голуби клевали крошки, которые высыпает им Римма Петровна. Дорофей их никогда не трогал — он был всегда сыт, потому что тётя Нина отваливала ему дорогие корма из зоомагазина…

Всё, никакого вертолёта не было, а Сенцову посчастливилось познакомиться с троицей космических пришельцев: Туристом, Репейником и Шофёром…

— Овсянкин, — Крольчихин взял себя в руки и подозвал эксперта, которого сам же оттеснил плечом. — Давай, обработай этот след и по возможности определи, какому виду транспорта он принадлежит.

— Угу, — пробормотал Овсянкин, стоя позади спин Крольчихина и Фёдора Фёдоровича.

— За работу! — сказал ему Крольчихин, и они с Фёдором Фёдоровичем отправились путешествовать по квартире Константина, изыскивая другие следы «Репейников».

— Сенцов, как ты считаешь, они заходили к тебе, или нет? — поинтересовался Фёдор Фёдорович, разглядывая диван Константина, на котором тот обычно спал в ботинках.

— Заходили! — уверенно ответил Константин и маршевым шагом отправился на кухню. — Я уверен, что они в кухне побывали!

Крольчихин и Фёдор Фёдорович двинулись за Константином, и попали на кухню. Хорошо, что Константин ещё не успел закоптить печку, а то бы он сквозь пол провалился бы со стыда. Сенцов уверен, что ни у Крольчихина, ни у Фёдора Фёдоровича нет такой чёрной печки, которая торчала в его старой квартире.

— Сенцов, Сенцов! — покачал головою Крольчихин, заметив в раковине остатки яичницы.

— Это не я её тут кинул! — сразу же возник Сенцов, поняв, что Крольчихин решил, что это он так обращается с продуктами.

— А кто? — удивился Крольчихин, остановившись посередине небольшой кухоньки, заполнив её собой.

— Они! — заговорщицки прошептал Сенцов, стоя на пороге. — У меня нет яиц, ни одного вчера не было, и сегодня я вообще не успел поесть… Понимаете, это они ели!

— Так, — основательно сказал Крольчихин и приблизился к жирной сковороде в раковине. — Аккуратностью твои, Сенцов, «туристы» не страдают… Следов миллиарды, как раз для Овсянкина. Бьюсь об заклад, что они оставили тут две тонны отпечатков!

— Сковородка твоя? — осведомился у Сенцова Фёдор Фёдорович, тоже приблизившись к сковороде, заглядывая на неё через плечо Крольчихина.

— Моя, — подтвердил Сенцов, потому что сковородка принадлежала ему. — А яичница — нет!

— Так, всё на экспертизу! — железным голосом постановил Фёдор Фёдорович и вытащил из-за газовой колонки Сенцова большой полосатый полиэтиленовый пакет. Этим пакетом следователь ловко подцепил сковороду за чёрную чугунную рукоятку, а потом завернул полиэтиленовые края так, что сковорода оказалась в пакете.

Из комнаты пришагал Овсянкин, и Фёдор Фёдорович тут же всучил ему этот пакет с такими словами:

— Вот тебе ещё задание!

Овсянкин не ожидал, что в пакете покоится тяжёлая сковородка, взял неудобно и едва не уронил всё на ногу Крольчихина.

— А что это? — осведомился он, раскрыв пакет. — Фу-у-у… — сморщился Овсянкин, увидав объедки. — Я же не повар, в конце концов…

— Обследуешь! — приказал ему Крольчихин. — Это оставил тот же, кто оставил след на балконе.

— А это не Сенцов тут уписывал? — не поверил Овсянкин, брезгливо закрыв пакет.

— Нет! — отрезал Сенцов. — Я никогда так не кидаю! Да и не ем как свинья!

— Ладно, — буркнул Овсянкин, вперившись в пол. — И наследил тоже не ты?

— Наследил? — удивился Сенцов и тоже опустил нос. На линолеуме его кухни лежали серые комки засохшей грязюки — такой, которая может быть на болотах, какая была там, на том болоте, в котором Сенцов искупался, прячась от «туриста»… Значит, они потоптались тут в ботинках… Или это Сенцов потоптался в своих ботинках?

— Они наследили! — быстро согласился Сенцов. — Я вообще, на кухню не заходил — на порог только…

— Кажется, тебя, Сенцов, взяли в оборот, — невесело отметил следователь Крольчихин, присев на корточки, чтобы лучше видеть следы на полу. — Не нравится мне это и я думаю, что тебя нужно отстранить от всех дел и отправить в отпуск, а то я вижу, они уже знают, где ты живёшь…

Да, это было бы прекрасно, если бы Сенцова просто отстранили от «Туристов» и от «Репейников»… Отправили бы его в Анапу или в Сочи, или ещё куда-нибудь подальше — в Египет, в Израиль, на Мальдивы… за счёт отделения. Пятизвёздочный отель, номер люкс, вид на море… Круто, что и говорить… но «Туристы» — не найдут ли они его и под землёй?? Вломятся в тот номер люкс с ятаганом и скосят Константину башку! Ничего так сценарий? Вот и отлично! Нельзя Сенцову никуда уезжать, а нужно остаться в деле, под охраной товарищей! Если что-то случится с ним в Донецке — Константина спасут. А кто спасёт в Египте или на Мальдивах?? Точно, что конь в пальто!

— Нет, я доведу это дело до конца! — уверенно отказался от отпуска Константин Сенцов, выпятив грудь, выдвинув вперёд правую ногу, как Геракл.

— М-да? — скептически прищурил левый глаз Овсянкин, подняв голову от грязных следов на линолеуме пола. — Герой?

— Штаны с дырой! — недовольно булькнул Крольчихин, сложив на груди крепкие руки. — Ещё неизвестно, что то за «туристы» его прищучили! Может быть, террористы, может быть, мафия… Я тут что-то вообще, если честно, в ауте!

— А по балкону проехались нехило! — вставил Овсянкин, ползая на четвереньках с лупой в руках. — И по кухне в берцах походили!

— Я считаю, что Сенцов должен остаться! — постановил Фёдор Фёдорович, разглядывая заляпанную яичницей и маслом раковину. — Если мы отстраним его — «туристы» могут залечь на дно. Кроме того, Сенцов встречался с ними, видел, слышал. Пробьём всех Репейников, Овсянкин разберётся в следах. Я сам прищучу этих клоунов, им недолго осталось гарцевать! — зловеще пообещал он. — А тебе, Василич, вернём твой мотоцикл! — сказал Федор Федорович Крольчихину.

* * *

На лавочке у подъезда, под аркою, увитой виноградными лозами, сидели два незнакомых человека, смотрели на окна сенцовской квартиры и разговаривали друг с другом.

— Слушай, Красный, — говорил один человек — тощий такой, длинный, в квадратных очках на пол-лица. — Тебе не кажется, что надо было хоть как-то прибраться?

— Успокойся, Репейник! — махнул рукой второй человек — который и сидел за рулём утонувшей в болоте «копейки». — Ты думаешь, что Старлей нас вычислит?

— Думаю, да! — согласился Репейник, видя фигуры людей, то и дело мелькающие на балконе Сенцова. — Он уже своих дружбанов из ментуры навёл! Вон, ковыряются! Помыть нужно было посудку-то!

— Ну и помыл бы! — огрызнулся Красный. — Тем более, что они там на балконе что-то ковыряют, а не на кухне! Как я помню, ты пришвартовал игрек-тачку к перилам, да? Авось, наследил, Репейник?

— Твой «интерфейс» Старлей в глаза видал, — хохотнул Репейник, закинув одну костлявую ногу на другую. — Авось, срисует, и на всех столбах развесит? Не боишься, Красный?

— Я его «вышибалкой» тогда! — обиделся Красный.

— Не санкционируют! — парировал Репейник, ёрзая на лавочке, как на жаровне. — Помыть надо было посудку, Красный, засветил ты нас! Тут теперь полгорода «вышибалкой» придётся!

— Пошли отсюда, они сейчас выйдут! — Красный отковырнулся от лавочки и отковырнул за собою Репейника за шиворот. — Ползи давай, умник!

— Да, пополз, пополз! — огрызнулся Репейник, разгибая острые коленки. — Круто будет, если я сейчас на тачке флипну, а ты будешь на троллейбусе ковырять, а Красный? — растянув насмешливую ухмылку, Репейник прошествовал к припаркованной неподалёку голубой «Мазде» и отключил сигнализацию, нажав кнопку на брелке.

— Ишь, иномарку выцарапал и — король дороги? — фыркнул Красный. — Да у меня «Ламборджини» есть!

— Без кнопки! — ехидно напомнил Репейник и залез в кабину на почётное место водителя. — «Ламборджини» без кнопки куда отстойнее, чем «кнопочный» «Запор», дружище! Хи-хи!

— Я те хихикну! — угрюмо буркнул Красный и тоже залез в кабину — на место пассажира.

Голубая «Мазда» сорвалась с места, выполнила изящный вираж, завернула за угол и… пропала.

* * *

Кухня Сенцова напоминала место страшного преступления со многими жертвами: повсюду полосатые линейки, вешки с номерами улик, столы и стулья засыпаны графитным порошком для снятия отпечатков пальцев… Овсянкин лазает по сенцовским шкафам и выкладывает оттуда всё, что обнаружит… Криминалист выставил в коридор всех, кто бы мог ему помешать — вернее, остался на кухне в гордом одиночестве, ещё и дверной косяк обклеил жёлтым скотчем. Сенцов поставил себе в коридоре стул — он же всё-таки, в этой квартире хозяин — и думал о том, что жёлтый скотч никогда не отдирается полностью, и на его белом дверном косяке обязательно останутся грязные следы. Федор Федорович и Крольчихин толкались на узком сенцовском балконе, фотографируя таинственный след — Сенцов слышал их голоса, как они спорят о том, откуда он мог взяться. Стажёр же Ветерков лазал у Сенцова в зале — около дивана, на котором Сенцов обнаружил себя, проснувшись от «волшебного» сна. Палас около дивана был весь затоптан: сам Сенцов затоптал его своими берцами, подошвы которых были все в болотной грязюке. Берцы Ветерков тоже исследовал: взял слепок подошвы, чтобы Овсянкин сравнил их со следами, а так же набрал в пробирку грязюку, чтобы отправить в лабораторию.

— Сенцов! — Крольчихин решил притащиться с балкона и насыпаться на Константина.

— А? — Сенцов оторвался от ползающего Овсянкина и вперил в следователя очумелый взгляд испуганного потерпевшего.

— Чего ты сидишь, когда твои «туристы» и «репейники» на воле бегают? — гневно вопросил Крольчихин, сдвинув брови.

— Ну… — поёрзав, булькнул Сенцов. — Это моя квартира…

— Ну и что? Мне кастрюли твои не нужны! — громыхнул Крольчихин, сложив руки на груди, и тут же отправил Сенцова:

— А у тебя другая работа есть, поважнее, чем сидеть тут разутым! Дуйте со стажёром в отделение: во-первых, пересмотрите базу, а во-вторых — у вас там одно заявление лежит!

— Есть! — согласился Сенцов, потому что поступить иначе он не мог, поднялся со стула и потянулся в прихожую, разыскивать для себя другие ботинки, потому что его берцы отныне являлись вещдоком.

— Сенцов! — догнал Константина голос Крольчихина, когда он нашёл для себя кеды и обувался. — Стульчик-то забери!

— Чёрт… — угрюмо буркнул Сенцов и пополз обратно в одном кеде.

Зацепив одной рукою стул, он отволок его в зал, собираясь там бросить, но наткнулся на протест Ветеркова:

— Напарник, ты что? — заскулил стажёр, выглянув из-под сенцовского стола. — Я тут все следы снял, а ты новые ставишь!

— Этот «клиент» чист! — протарахтел Сенцов, задвигая стул в уголок. — Собирайся, стажёр, нас шеф в отделение отправил!

— Наконец-то! — пропыхтел Ветерков, смахивая с лица паутину. — У тебя под мебелью такая пылища — задохнёшься… И пауки с кулак!

— Так, всё! — отрезал Константин, по-сенцовски стыдясь своего хаоса… Как он, когда женится на Кате, приведёт её к себе, когда у него обитают такие «квартиранты» — с кулак?

Ветерков, пыхтя, выполз из-под стола, и Константин увидел, что его рубашка и джинсы в пыли.

— Едем, стажёр, время не резиновое! — подогнал его Сенцов и повернулся, чтобы шагать к двери… а по-настоящему отвернулся от собственной пыли на одежде стажёра.

— Едем, — согласился стажёр и поднялся на ноги, отряхиваясь. — Не, напарник, ты бы хоть, раз в неделю пылесосил! А вдруг бы вместо меня аллергик попался? Помер бы от астмы!

— Заткнись, а? — попросил его Сенцов, от злости топая так, что поднимал шум. — У меня без тебя проблем по горло!

Константин выдвинулся в подъезд, не оглядываясь на стажёра и с каменным лицом потопал во двор. Стажёр скрёбся где-то позади и нудно сетовал на сенцовскую пыль, словно старая бабка. Интересно, как часто он сам убирает? Может быть, даже ещё реже, чем Сенцов! А может быть, за него мама убирает, как за маленьким… Из-под ног Константина вывернулся тёти Нинин кот Дорофей, и Сенцов со злости чуть не влепил ему пинка.

— Брысь! — Константин со злостью отогнал от себя кота, и Дорофей, протяжно, недовльно мяукнув, вспрыгнул на скамейку, провожая Сенцова сверкающим взглядом ярко-зелёных глаз.

— Колбасы бы лучше дал! — хихикнул над Сенцовым Ветерков, оглядываясь и видя на скамейке это откормленное, косматое животное.

— А она у меня есть? — огрызнулся Сенцов, не глядя на стажёра. — Я уверен, что у тебя её тоже нет!

— Жадюга! Это ты от пылюки такой жадный! — определил Сенцова стажёр и бодро потопал, насвистывая.

Глава 86 «Туристы» и «Репейники»

Константин Сенцов восседал за компьютером. Следователь Крольчихин наградил его спецзаданием: обнаружить в милицейской базе данных всех, кто мог бы носить фамилию или кличку «Репейник». В кабинете, кроме Константина, не водилось ни души, висела тишина — только горлица на дереве за окошком нудно тянула свою однообразную песню. На столе, под рукою у Сенцова, возлежал на одноразовой белой тарелочке аппетитный бутерброд с колбасой и с сыром — Коснтантин съест его попозже, когда проголодается. Поиски Сенцова продвигались: Константин уже обнаружил пятерых «Репейников» и пока остановился, чтобы изучить каждого и определиться, кого следует искать, а кого — отринуть.

Потянувшись в кресле и отхлебнув из чашки крепкого горячего кофе, Сенцов открыл дело первого из «Репейников». «Репей, Виктор Павлович» — значилось под фотографией, изображающей некоего невзрачного на вид субъекта с реденькими бесцветными волосиками на тощей головёнке. Репей взирал на Сенцова грустными рыбьими глазками, а в его деле значилось: «27 случаев людоедства».

— Чёрт… — пробормотал Сенцов, отшатнувшись от Виктора Репья. Интересно, это правда — про людоедстсво — или нет? Что-то Сенцов не может представить в ниточных ручках этого слизнячка кровавую бензопилу… Кто его посадил? Крольчихин? Ну и ну…

Отринув тщедушного «людоеда», Сенцов перешёл к следующему кандидату. «Репьёв Николай Романович» — так был обозначен второй из «Репейников». Только взгляд Сенцова упал на экран, как дверь заскрежетала и в кабинет ввалился Ветерков. Не здороваясь и ничего не говоря, стажёр с топотом подбежал к столу и уселся напротив Сенцова, заставив последнего вздрогнуть.

— Слышь, напарник, — зашептал Ветерков, на голове Сенцова зашевелились волосы: чего он такого нашёл, неужели, полтергейст??

— Чего тебе? — поинтересовался Сенцов, напустив на свой испуг ледяное спокойствие.

— Напарник, я никому не говорил, — зашепелявил Ветерков и выхватил из одноразовой тарелки сенцовский бутерброд.

— Это — мой! — встал на защиту бутерброда Сенцов, отобрал его у стажёра и вернул на тарелку.

— Да я с утра не ел… — заныл Ветерков, косясь на бутерброд Сенцова голодным волчьим глазом.

— Хочешь есть — купи себе беляш! — хладнокровно отпарировал Сенцов и накрыл бутерброд кулёчком. — Давай, стажёр, говори, чего тебе надо — у меня тут работы по горло!

— Тебе, напарник, надо ещё раз к Сердюку зайти, — пробормотал Ветерков, глотая слюни. — Там его брат приехал, ночь переночевал, а потом — у него стащили микроволновую печь и Ай-фон… Я там всю квартиру облазал — но прикинь: ни зги не нашёл! Ни отпечатков, ни следов — ничего!! Я туда белую мышь заносил — она сдохла… Я, вообще, не понимаю, что там у них творится!

Можно было сказать стажёру, что он — плохой сыщик, что он — трусливый, суеверный, глупый… Но Сенцов не мог: на днях он своими глазами видел живого группенфюрера, потом его самого едва не утащили «туристы», над его балконом летал нло, какой-то Репейник ел яичницу на его кухне, а после — испарился так же, как и таинственный вор Сердюка… Сенцов боялся. Каким-то чувством без номера он чувствовал, что в милицейской базе он нужного «Репейника» не найдёт. Все эти Репьи и Репьёвы — простые смертные люди, а тот Репейник — некто потусторонний, эфемерный и дьявольский.

Сенцову надо было зайти к Сердюку — чувство милицейского долга требовало зайти. Но страх… Страх кричал, что Сенцов должен спрятаться… Где? Всё равно, где, только не в своей квартире, ведь «туристы» там уже побывали… Однажды ночью они набросятся на него, сонного, вцепятся и утащат… В тартарары…

— Поехали! — вдруг решил Сенцов, выбросив свой страх в окошко, за пределы кабинета и сознания. Константин вырубил компьютер и поднялся из-за стола. Фёдор Фёдорович бы не боялся, Крольчихин бы не боялся тем более — чего бояться Сенцову??

Сенцов потом отыщет Репейника — тем более, что в базе их всего пять. А сейчас — он вместе со стажёром отправился к Сердюку, искать таинственного вора. Может быть, он как-то связан со смартфонами Чижикова? А что, почерк похож: появился, исчез, и никаких следов! Разве что, белую мышь на склад Чижикова никто не заносил…

— Ой, а я вас ждал! — из-за узкой спинки Сердюка выпростался рыхлый толстяк, украшенный огромными усами. Сенцов подумал, что это и есть Харлампиев, и спросил у него:

— Вы хозяин квартиры?

— Я, я! — подтвердил Харлампиев, спихнув Сердюка, вдвинувшись всем своим телом в дверной проём. — Давайте, заходите быстрее: вы знаете, что он у меня вчера вечером микроволновку стырил?? Я уже спать боюсь, кроме того, у меня пропали ценные вещи!

Харлампиев верещал, словно подрезанный поросёнок, а Сенцов едва протиснулся мимо него в квартиру.

— Там, там она стояла! — кричал Харлампиев и скакал на кухню, потрясая габаритными телесами. — Я думал, братец меня дурит, попродавал мои вещи, а я вчера пошёл воды попить, и увидел, как он тащит мою микроволновку! — Харлампиев тыкал пальцем в пустой столик, который, очевидно, был пристанищем похищенной микроволновки, а Сенцов, скидывая с ушей тонны лапши, вопросил:

— Простите, кто тащил микроволновку? Ваш брат?

— Да нет же! — взвизгнул Харлампиев, подпрыгавая. — Если бы брат — я бы ему в лобешник дал! А так — тип какой-то! Схватил и пошёл… В холодильник! Подошёл — и след простыл! Исчез, ей богу, говорю вам, вот вам крест!

Харлампиев панически крестился, а из-за спины Сенцова возник Ветерков и тихо сказал:

— Помнишь, напарник, я заносил сюда белую мышь?

— Чёрт с твоей мышью! — огрызнулся Сенцов, на мозги которого наседали «Туристы» и «Репейники». Константин напустил на себя невозмутимость крутого детектива и выволок из кармана фоторобот по имени «Эрик», который теперь всегда носил с собой.

— Этот человек? — осведомился Сенцов у Харлампиева, выдвинув фоторобот тому под нос.

— Ну, вы чего, там же темно было! — возмутился Харлампиев, никого не узнавая в фотороботе. — И я, честно скажу, сдрейфил! У меня железная дверь, решётки и извещатель, а тут? Кто-то влез и… Исчез! Я даже холодильник три часа открыть боялся, ей-богу!

Козырь Сенцова не сработал. Однако Константин не сдавался. Как настоящий сыщик, он не убрал фоторобот, а осведомился ещё раз:

— Может быть, вы присмотритесь внимательнее и попытаетесь вспомнить?

В душе Сенцов слёзно надеялся на то, что Харлампиев скажет, что его микроволновку стащил кто-то другой. Ведь на фотороботе — Турист, самое жуткое исчадье ада, которое только может быть! Даже не человек, а нечто неуловимое и опасное, как тысяча чертей… Сенцов боялся Туриста… К тому же, турист — группенфюрер СС… Бред! Скинув с кипящих мозгов бред, Сенцов вновь напустил невозмутимость крутого детектива и напёр на Хармлампиева:

— Так вы узнаёте: он или нет?

Харлампиев внимательно изучал фоторобот своими заплывшими глазками, думал о чём-то с отрешённым видом, задирая вверх шарообразную голову, и после этого всего обречённо булькнул:

— Не знаю… — и тут же осведомился, кивнув на фоторобот:

— А это кто?

— Домушник! — небрежно бросил Сенцов, загоняя ужас пред Туристом куда подальше. — В розыске, «поднял» семь квартир. И вы считаете, что у вас побывал не он?

— Он в маске был… — послышался сзади тихий голосок и Сенцов обернулся.

Около двери топтался Сердюк, лузгал семечки прямо на паркет и говорил дрожащим голосом:

— Брат завозился на кухне и разбудил меня. Я вышел и тоже его увидел. На нём была чёрная маска. Я хорошо видел чёрную маску…

— Точно, маска! — тут же подпрыгнул Харлампиев, и сервиз в дубовом буфете задрожал и зазвенел от сотрясения. — А потом — я пошёл в зал, чтобы позвонить в милицию, и не нашёл свой Ай-фон! Он и его тоже спёр!

Турист мог напялить маску. Спина Сеноцва похолодела. А вдруг, всё-таки, Турист? Они там, в своей команде, приметили Сенцова, как жертву, поиздеваются над ним, заставят сойти с ума и пристрелят… Ещё одна глобальная банда, такая же, как «Вавилон», который Сенцова чуть не УСТРАНИЛ… Сенцову ещё повезло, что Фёдор Фёдорович и Крольчихин спасли его от Анатолия Лиса, а то бы сидел сейчас в колонии строгого режима, как настоящий матёрый уголовник… А вдруг, это опять — «Вавилон»?? Вдруг Фёдор Фёдорович и Крольчихин выловили не всех «нумерованных»? Вдруг, кто-то остался свободен и теперь решил отомстить Сенцову??? Кстати, у друга сестры дезертиров Новиковых фамилия — Вилкин… А вдруг и эти Сердюк с Харлампиевым тоже имеют номера????

— Ну, что, напарник? — это к Сенцову сзади тихой сапою подкрался Ветерков. — Идеи есть?

Присутствие живого знакомого человека слегка разогнало панику Сенцова. Если они — «нумерованные», и вздумают напасть — вдвоём с Ветерковым от них будет легче отбиться…

— Идеи есть? — повоторил Ветерков, и Константин окончательно выпал из собственного ужаса, лицо ощутило движение воздуха, уши вновь уловили причитания толстяка Харлампиева об утраченных вещах.

Есть ли у Константина идеи? Вопрос хороший. Да, идеи есть, только такие, выскажи которые, Сенцов моментально загремел бы в психушку! Такие идеи: Сенцова вновь обступает «Вавилон», хозяева квартиры — пронумерованные зомби, а телик с ноутбуком и микроволновку проклятую стащил группенфюрер СС! Нет, это не «Вавилон» Сенцова обступает, а шизофрения! Надо спать побольше и не под телевизор, тогда, может быть, исчезнут «глюки»…

— Ну? — Ветерков всё требовал от Сенцова идей, Сердюк и Харлампиев вытаращились на Константина, будто на святого пророка…

— Пока нет… — разочаровал всех Сенцов, отвернувшись к той стене, с которой стащили телевизор.

— Слушайте, — сказал ему Харлампиев. — Ваши у меня во всей квартире отпечаптки сняли, и… Что?

Сенцов заглох. Ничего. Овсянкин ещё к нему прибегал и божился, что «в этой квартире никого не было, кроме хозяев»! Никто не проникал сюда ни через дверь, ни через окно… Дверь открывали только ключом, грязи с обуви в комнатах нет, отпечатков пальцев — нет… Призрак… И тот же призрак обокрал Чижикова… Тем более, что белая мышь Ветеркова сдохла… Уж не «Вавилон» ли постарался, чтобы того, прошлого стажёра, вышибли из Ровд?? Может быть, он узнал что-то, чего не знал никто?? Надо бы им с Ветерковым попробовать найти этого… Мышкина, Крыскина!.. Чёрт, как же так, Сенцов забыл его фамилию? В этом весь Сенцов — бывший стажёр сейчас нужен ему, как воздух, а всё, что Сенцов сделал для того, чтобы разыскать его — это забыл его фамилию!

Глава 87 Таинственный стажёр

Константин Сенцов сидел у себя в кабинете перед компьтером, но в базу не смотрел. Он занимался тем, что выдавливал из своих заскорузлых мозгов фамилию уволенного стажёра… Выдавливал уже часа полтора, однако стажёр засел наудивление глубоко, и Сенцов так и не вспомнил, что там у него была за фамилия. Кажется, какая-то «звериная» — да, точно, «звериная»: Крыскин, Мышкин… Мелкий зверёк какой-то… Птичкин? Белкин? Стрелкин? Сенцов даже как-то раз бывал у него в гостях — что-то там стажёр вёл какой-то здоровый образ жизни, и кашу какую-то забыл съесть… Нет, Сенцов болезненно не помнит, где жил этот «Мышкин». Надо бы спросить у Федора Федоровича, или у Крольчихина — может быть, у них память будет получше сенцовской??

А вот и сам Федор Федорович — вступил в кабинет своим обыденным широким шагом, брякнул на стол свою привычную для Сенцова толстенную коричневую папку.

— Ну, как успехи, боец? — осведомился он, усаживаясь за стол и раскрывая папку.

Успехи Сенцова равнялись нулю.

— Да, вот… — неопределённо пробормотал Константин, теребя ручку, и решился спросить про уволенного стажёра:

— Федор Федорович, вы, случайно, не помните, что за фамилия была у нашего бывшего стажёра, ну, того, которого за профнепригодность вышибли?

Федор Федорович открыл было рот, и Сенцов подумал, что его проблема с бывшим стажёром обрела законное решение, следователь скажет его фамилию, и тогда — Константин сможет заглянуть к нему в гости…

Федор Федорович подумал-подумал, а потом…

— Вот, чёрт! — ворчливо чертыхнулся Федор Федорович. — Как же так-то? Вылетело из головы!

Вот это — да! И Федор Федорович забыл!

— А зачем он тебе, Сенцов? — осведомился Федор Федорович, смахивая с крышки своего стола крошки, скрепки, гвозди, и другой мелкий хлам, отправляя всё это в верхний ящик.

Сенцов постыдился вспоминать о «Вавилоне», и поэтому пространно буркнул:

— Да, так, в гости сходить…

— В гости сходить! — проворчал Федор Федорович и захлопнул верхний ящик, в котором годами копились те самые скрепки, гвозди, кнопки, крошки… — Ты, наверное, думаешь, что он связан с твоими «туристами»? — следователь не спросил, а констатировал, насмешливо прищурив левый глаз.

Сенцов почувствовал себя пойманным: Федор Федорович попал в самую точку… Может быть, и Сенцов, когда поработает в милиции столько же лет, тоже станет таким прозорливым?

— Да… — растерянно кивнул Сенцов, елозя ногами под столом. — Я думаю, что он что-то про них знает… — пространно пробормотал он, глупо пялясь в неведомое пространство между грязноватым окном и космосом.

Федор Федорович собрался что-то ему сказать, но тут зазвонил его мобильник. Следователь только придвинул трубку к уху, как Сенцов понял: звонил ему Тетёрко и, кажется, собрался впаять строгач. Начальник зарычал так, что Сенцов услышал в трубке Федора Федоровича его страшный голос аж из другого конца кабинета.

— На ковёр пойду сейчас… чёрт… — угрюмо пробормотал Федор Федорович, помрачнев так, будто у него дом сгорел, или соседи пристрелили собаку…

Константин не успел ничего пробормотать ему в ответ — следователь забил мобильник в карман, сгрёб силу воли и айсбергом двинулся в прохладный коридор, готовый выстоять против начальственных громов и молний. Жаль, что он ушёл — может быть, вдвоём они и вспомнили бы про потерянного стажёра…

— Привет! — внезапно раздалось состороны двери, переполошив Сенцова.

— А? — Константин проднял голову и увидал, что к нему в гости пожаловал криминалист Овсянкин.

— Я срисовал их зубы с твоей яичницы! — весёлым голосом сообщил Овсянкин и широкими богатырскими шагами приблизился к сенцовскому столу. — Фу, гадость… — он скорчился так, словно бы его заставили слопать живую мышь, однако Сенцов знал, что это — показуха. Криминалист обладал настолько железными нервами, что даже битва Чужого и Хищника наяву не вывела бы его из равновесия.

— Ну, ладно, проехали, это же не твоя! — беззаботно махнул тощей рукой Овсянкин. — Так вот, я обнаружил четыре разных прикуса!

— Четыре? — пролепетал оглушённый Сенцов, не замечая, как пятится к стенке.

— Четыре, четыре! — подтвердил Овсянкин, отошёл от Сенцова и плюхнулся на стул для посетителей. — На твоей кухне ели яичницу четыре человека! Как их звали?

— Турист и Репейник… — прогудел Константин, чувствуя, что не будет вообще есть яйца ближайшие десять лет. — А остальных я не видел.

— Так вот, чего я пришёл-то! — подпрыгнул Овсянкин, а стул под ним издал душераздирающий скрип.

— Чего? — безрадостно переспросил Сенцов, украдкою глядя в окошко, которое Овсянкин наполовину загораживал своим плечом: а вдруг «Репейники» подглядывают?

— Мне нужен слепок твоих зубов! — пропел Овсянкин и поманил Сенцова пальцем, словно приманивает цыплят… только «цып-цып-цып» не сказал.

— А это ещё зачем? — пробормотал Сенцов, который абсолютно не горел желанием идти в кабинет криминалиста и кусать противный воск, чтобы оставить на нём свои зубы.

— Как, зачем? — пожал плечами Овсянкин и изобразил удивление. — Для экспертизы!

— Хочешь сказать, что я вру, — буркнул Сенцов. — Сам лопал, и вру?

— Я ничего не хочу! — отказался Овсянкин и вынул из кармана белого халата бутерброд, завёрнутый в полиэтиленовый кулёчек. — Это же для бумажки, в обловд надо, а то они могут оспорить, и тогда я по шапке получу!

Овсянкин развернул свой бутерброд и принялся со смаком наворачивать, сыпля крошки на пол кабинета. В какой-нибудь другой день Сенцов бы позавидовал ему: Константин снова не успел позавтракать, и обед не взял, голод уже подступает к горлу комком, а у Овсянкина такой аппетитный бутерброд… Но только не сегодня: после разговора про яичницу и зубы, Сенцова начало подташнивать и воротить от любой еды.

— Ясно… — угрюмо прогудел Сенцов, стараясь не смотреть на жующего Овсянкина, и тут же подумал, что тот может знать злополучную «звериную» фамилию стажёра.

— Слушай, а ты не помнишь, случайно, какая фамилия была у нашего бывшего стажёра? — с напускным спокойствием спросил Константин.

— Козлов! — бодро и уверенно изрёк Овсянкин, не задумавшись ни на секундочку. — Как на духу помню: Козлов!

Нет, не Козлов — наверное, Овсянкин «как на духу» помнил кого-то другого, а там, в фамилии стажёра, «сидел» мелкий зверёк… Коровкин, что ли? И не Коровкин…

— Так что, Сенцов, с зубами подойди ко мне через часик, только не забудь! — предписал Константину Овсянкин и выпорхнул из кабинета, сославшись на то, что Тетёрко «завалил его работой».

— Ладно… — угрюмо пробормотал Сенцов закрывающейся двери, и решил проверить уволенного стажёра в базе сотрудников.

В базе сотрудников стажёр был пропущен. Ветеркова уже занесли, вот он, Сергей Ветерков, должность: стажёр, год поступления — десятый… А того, Мышкина-Крыскина, и в помине нигде не было… Козлова, кстати, тоже не водилось: в Ровд не работает ни один Козлов, это Сенцов и без базы прекрасно знает.

Оставшись наедине с собой, Сенцов откинулся на жестковатую спинку своего просиженного кресла и обхватил руками голову, которая сейчас показалась ему такой бестолоковой, словно дурацкая тыква. Его жизнь, может быть, уже в опасности, а он не помнит, как зовут того, кто ему, возможно, поможет…

— Чёрт возьми… — пробурчал Сенцов, придвинулся к компьютеру и принялся раскладывать электронные пасьянсы. Овсянкину это примитивное занятие помогает думать. Может быть, и Сенцову поможет??

Он так минут тридцать погонял виртуальные карты, однако метод Овсянкина ему не помог — только выветрил последние мысли. Тогда Сенцов решил действовать по-сенцовски — выкинул из башки остатки мыслей, схватил футбольный журнал и принялся читать про взлёты и падения команды «Шахтёр».

И тут память Сенцова изрыгнула ему имя: Миша. Сенцов аж подскочил и уронил журнал, вспомнив, что того, бывшего стажёра, «Крыскина», звали именно Миша. Миша, Миша, Миша… Сенцов даже не подобрал журнал: мозги, словно бы, переступили через барьер. Перед глазами всплыл магазин «Черёмушки» — старинный магазин, который стоял на бульваре Шевченко с незапамятных времён, наверное, его открыли сразу после войны… Когда Сенцов ещё был школьником — он бегал туда за мороженым… Около «Черёмушек» жил Миша, и не просто около — а прямо над магазином! В «Черёмушках» давно нет ни сладостей, ни мороженого — там продают мебель, и даже «историческое» название магазина изменилось на «Мебельный мир»… И тут «виртуальный» взор Сенцова увидел окно — неширокое, уютное окошко с пластиковым стеклопакетом, снаружи оснащённое горшками для цветов. Оно располагалось прямо над первой, заглавной буквой «М» слов «Мебельный мир», и принадлежало как раз ему, бывшему стажёру. Кажется, он снимал эту квартиру и, кроме него, там должна была жить бабуля, и цветы в наружных горшках принадлежали ей.

Константин Сенцов рывком подскочил со стула, едва не перевернув его своей неуклюжей ногой, и, протоптавшись по лежащим на полу журналам, бегом выскочил прочь из кабинета и помчался по коридору, уворачиваясь от тех, кто двигался ему навстречу.

— Куда галопируем?? — пронёсся над ухом голос Овсянкина — Сенцов и от него увернулся на бегу.

— Срочное дело! — задыхась от бега, объявил Сенцов. — Кажется, я сегодня хоть что-то раскрою!

Общаясь с Овсянкиным, Константин едва не пропустил поворот и не вляпался лбом в стену на полном скаку. Лихо завернув в последний момент, Сенцов подскочил к лестнице, съехал вниз по перилам, снискав недоуменные взгляды, выскочил на улицу и забился в служебную машину. От Ровд до магазина «Черёмушки» — рукой подать. Если идти пешком — можно дойти минут за пятнадцать. Но Сенцов жаждал добраться до бывшего стажёра, как можно скорее, поэтому завёл мотор, нажал на газ и даже включил сирену.

Около «Черёмушек» Сенцов появился через пять минут, стремительно влетел на сводобное место в узком дворике, который автомобилисты превратили в парковку, выпрыгнул из машины и бросился в подъезд. Стоп! Перед носом Константина возникла стальная дверь, защищённая от «гостей» кодовым замком и домофоном. Константин во второй раз за сегодня едва не набил себе шишку на лбу, отшатнулся от задраенной двери и беспокойно закрутился по зелёному от старости и мхов крылечку.

— Чёрт, чёрт бы тебя подрал… — злобно ругал он замок, который возникает на пути как раз тогда, когда не надо.

Можно было сейчас набрать номер любой квартиры, сообщить тому «счастливцу», который подойдёт к домофону, что пожаловала милиция, и потребовать от него открыть дверь… Но этот способ, к сожалению, редко срабатывает… Сейчас не сработал: Сенцов тыкнул пальцем в единицу, сообщил слово «милиция» писклявой даме, которая оказалась на другом конце, и получил от ворот поворот:

— Мы милицию не вызывали! — истошно пискнула она. — Убирайтесь вон, или в настоящую милицию позвоню!

Клац! — она швырнула трубку на рычаг, а Сенцов от злости едва не залепил по домофону кулаком.

— Вам кого? — проскрипели за его спиной, Сенцов, не ожидав, рванул голову назад так, что в шее захрустело, и увидал старушку.

Наверное, старушка притащилась из гипермаркета «Обжора», который высился тут, неподалёку, через дорогу. В обеих её руках торчали увесистые пакеты с логотипом данного гипермаркета, под завязочку набитые съестным.

— Ми-мишу… — пробормотал Сенцов… Надо было сказать фамилию, но сенцовская память так и не предоставила её Сенцову…

— Крыскина… или Птичкина… — продолжил мямлить Константин, заставив старушку поднять правую бровь.

— Тут такого нет! — скрипучим голосом излаяла старушка, взяла оба пакета в левую руку, а правой извлекла из кармана чип-ключ. — Не топчитесь! — прогнала она Сенцова, приложив чип-ключ к магнитному датчику. Послышался тоненький писк, красная подсветка датчика угасла, и замок отпустил дверь, позволив ей приоткрыться.

— Милиция! — рявкнул Сенцов, придвинув к старушкиному носу своё удостоверение, распахнул тяжёлую дверь рывком и стремительно перепрыгнул порог.

Испуганная старушка что-то квохтала внизу, а Сенцов уже вздетел вверх по леснице и оказался на втором этаже. Запрыгнув на вымытую с хлоркой площадку — да, в подъезде нестерпимо пахло хлоркой — Константин остановился. Надо было сориентироваться и понять, у какой именно квартиры окно находится над заглавной буквой «М». А, вот же эта «волшебная» квартира — прямо перед сенцовским носом торчит её дверь, с номером «6». Поборов напавшую одышку, Константин выполнил рывок, оказался напротив двери и побеспокоил звонок, с силой надавив его зелёную кнопку. Звонок оказался громким и противным — Сенцов даже взрогнул, услыхав, как он раздался в квартире стажёра за тонкой дверью. Константин убрал руку и принялся ждать. Интересно, кто ему откроет? Стажёр, или хозяйка? Чёрт, Сенцов поймал себя на том, что абсолютно не помнит, какое у стажёра было лицо. За дверью раздались шаги — тяжёлые, шаркающие — и Сенцов понял, что ползёт хозяйка.

— Кто там? — наконец-то послышался её голос, низкий и хрипатый, словно бы эта дама всю жизнь курила «Приму» без фильтра.

— Милиция, оперуполномоченный Сенцов Константин, — Сенцов постарался представиться как можно мягче, хотя вряд ли возможно мягко сказать о том, что пришла милиция. Придвинув к дверному глазку удостоверение, Сенцов принялся ждать, пока хозяйка всё обмозгует и открутит замки.

Хозяйка мозговала недолго, да и много замков она не имела. За дверью что-то громко щёлкнуло, и она высунула свою голову, покрытую крупными красными бигуди.

— Что-то случилось? — осведомился хозяйка, а от неё, действительно, несло табаком.

— Скжите, у вас ещё живёт гражданин по имени Миша? — задал ей вопрос Сенцов, скрывшись под маской бесстрастного сыщика.

— Ах, Мишка! Ох, Мишка! — горестно застонала хозяйка, оттолкнув дверь и пропуская Сенцова в свою квартиру, где ощутимо пахло нафталином.

У Константина от запахов слегка закружилась голова, однако он решил не торчать в подъезде, и вступил в прихожую, оклеенную древними обоями в мелкий бежевый цветочек. Сенцов установился напротив громоздкого полированного шифоньера, несущего на своих коричневых дверцах сонмы отпечатков пальцев, но хозяйка заставила его пройти на кухню, и усадила там на табурет.

— Ой, Мишка, Мишка! — покачала головою хозяйка, сев на соседний табурет. — Бестолковый, беспутный!..

Сенцов удивился: странные эпитеты для бывшего стажёра, который, как вспомнил Сенцов, не просто ел, а «принимал пищу» по часам и специальному меню.

— А когда можно будет с ним поговорть? — поинтересовался Сенцов, которому не терпелось увидеть своего бывшего коллегу, вытянуть из него, что он знает про «Вавилон», и спросить: помнит он Сенцова или не помнит?

— Увы, вы не сможете! — вздохнула хозяйка, а Сенцов по опыту наблюдения за людьми определил, что ей в этот момент жутко хочется курить. — Погиб Мишка! Свалился с мотоцикла окаянного и вдрызг разбил свою башку!

Сенцов вздрогнул от ужаса, однако внешне всё равно выглядел хладнокровным ментом. Вот, как «Вавилон» УСТРАНИЛ стажёра: убили. Наверняка, авария была подстроена специально: а вдруг стажёр сам пытался найти Сенцова и рассказать ему про «Вавилон»??

Вслух Сенцов ничего этого не говорил, а лишь задал сухой вопрос:

— И давно он погиб?

— Полтора года уже! — всхлипнула хозяйка. — Я после этого и квартирантов себе не беру: привыкла я к Мишке, он мне сделался, как сын — и по дому помогал, и на даче помогал, и на рынок мне ходил… Эх! А как погиб — так я и сна лишилась!

— Спасибо… — выдавил из себя Сенцов, подозревая, что и его скоро так же УСТРАНЯТ: подстроят аварию, или что-нибудь ещё… Только что Сенцов на мотоцикле не ездит. Надо бегом бежать к Крольчихину и Федору Федоровичу, рассказать им о гибели стажёра… Сенцов из квартиры вылетел пулей — даже несмотря на то, что ноги его подламывались от подспудного страха, который выгрызал его изнутри. Хозяйка охала ему вслед, запирая дверь, а Сенцов уже скакал вниз по лестнице, во двор, к служебной машине.

* * *

— Ты чего взмыленный такой? — изумился Федор Федорович, когда Сенцов с треском распахнул дверь и, грохоча башмаками и отдуваясь, вбежал в кабинет.

— Федор Федорович! — подскочил к нему Сенцов. — Я вспомнил, что нашего прошлого стажёра звали Михаил, и вспомнил, где он живёт… Он снимал комнату у бабули одной, прямо над «Черёмушками»… Чёрт… — чертыхнувшись, Сенцов заглох: внезапно осознал, что вполне мог выяснить у курящей хозяйки его фамилию, но по-сенцовски забыл…

— Что такое? — осведомился Федор Федорович, видя, как Сенцов застыл, дыша ртом, словно собака.

— Да вот… — пробурчал Сенцов, досадуя на свою сенцовскую сущность. — Я мог у хозяйки спросить, что у него за фамилия была, но забыл… Зато узнал, что он погиб. Попал в аварию на мотоцикле… И я подозреваю, не случайно…

— Не случайно? — переспросил Федор Федорович и даже отложил подальше те бумаги, которые старательно писал — чтобы невзначай не изрисовать их.

— Я думаю, что его угробили эти… «туристы», и я считаю, что они из «Вавилона»! — твёрдо сказал Сенцов. — А меня они пока только предупредили, чтобы не совал нос…

— Так, — основательно произнёс Федор Федорович, выбираясь из-за стола. — Сейчас, я найду Крольчихина, и мы ещё раз заглянем к этой твоей хозяйке, проработаем её от и до а потом — узнаем, кто расследовал это ДТП и к какому выводу пришёл!

Сказав так, Федор Федорович достал мобильный телефон и принялся звонить Крольчихину. Сенцов отлично слышал, как Крольчихин визгливо клекочет в телефоне Федора Федоровича — громковато у него микрофон настроен, все разговоры слышно… А спустя пару минут за дверью раздался такой громкий и тяжёлый топот, будто по коридору нёсся табун диких лошадей.

ХРЯСЬ! — дверь распахнулась, стукнувшись металлической ручкой о стену, и Крольчихин возник на пороге, отдуваясь и всё разговария с Федором Федоровичем по телефону:

— Так, Федорович, ноги в руки берём и туда на всех парах! Сенцову скажи, чтобы в отделении сидел и ни копытом наружу, понял??

— Понял, — пробормотал Федор Федорович, глядя на взбешённого Крольчихина, как тот, сопя, прячет телефон, вдвигается в кабинет и не замечает, что в том месте стены, о которое стукнулась ручка, образовалась внушительная кривая трещина.

— Сенцов, понял? — вопросил Крольчихин, пожирая Сенцова страшными глазами.

— Угу, — прогудел Сенцов, угрюмо осознав, что отмазаться от овсянкинских зубов он сегодня не сможет.

Федор Федорович и Крольчихин лихорадочно запихивали в папки бумаги со своего общего стола — фотороботы, протоколы всякие… Так рьяно запихивали, аж сминали некоторые… Сенцов с радостью бы поехал с ними, всё-таки, он тут «виновник торжества», «Туристы» и «Репейники» за ним охотятся, и он должен сам себя спасать… Он попытался попросить Крольчихина взять и его — лишь бы от зубов увильнуть. Но Крольчихин сурово хлопнул кулаком по столу и пригвоздил Константина к месту:

— Слушай, Рембо, ты мне тут не прыгай, а то, я чувтсвую, пулю схлопочешь! Сиди в компе, бумажки тасуй — только не суйся мне никуда!

— Угу… — гуднул Сенцов, а желудок тошнотой говорил ему изнутри: «Тебя ждут зубы, зубы, зубы!»

— Не «Угу», а «Есть»! — рыкнул на прощание Крольчихин, и они с Федором Федоровичем исчезли за захлопнувшейся дверью.

— Есть… — мрачно гуднул Константин, уткнувшись носом в дурацкий бесполезный футбольный журнал. С одной стороны это даже хорошо, что Крольчихин отстранил его от дела — он сегодня вернётся домой вовремя, сможет позвонить Кате, попросить у неё прощения, пригласить её куда-нибудь… И, может быть, Катя простит ему и Аську Колоколку, и «посиделки» под вилкинской дачей, и все свидания, которые Сенцов «пробыковал»… И что там, всё-таки, за фамилия была у Миши?? То, что «звериная» — Сенцов уверен на все сто: Мышкин, Крыскин, Белкин, Зайкий, Кошкин, Мошкин…

Константин так погряз во всяких мыслях, что не заметил, как дверь кабинета открылась снова, и из коридора «нарисовался» Овсянкин.

— Костян! — заверещал с порога Овсянкин. — Ты что, забыл??

— Чего… забыл? — не понял Сенцов, чей разум всецело принадлежал таинственному стажёру Мише со «звериной» фамилией.

— Зубы, чёрт подери! — сурово изрыгнул Овсянкин, нетерпеливо топоча ногами.

— Вот, чёрт… — уныло вздохнул Сенцов, осознав, что ему всё-таки, придётся тащиться в кабинет криминалиста и унизительно заниматься этими тошнотворными «зубами»… Рановато он вернулся в отделение — лучше бы подольше посидел у хозяйки Мишиной квартиры… И уговорил-таки Крольчихина взять его «на дело»…

— Давай, Костян, шевелись! — напирал Овсянкин. — Мне же в областное ехать сейчас!

— Та, йду! — злобно буркнул Сенцов, нехотя отлипая от кресла. — Не визжи!

* * *

«Срисовывать» зубы — занятие не из приятных. Овсянкин заставил Сенцова кусать гадкий воск целых три раза — ему всё не нравилось, как отпечатываются на нём сенцовские зубы.

— Слушай, я сейчас весь обед тебе вывалю! — огрызнулся Сенцов, когда Овсянкин поднёс к его лицу четвёртую по счёту заготовку и приказал: «Кусай!».

— Хочешь, чтобы в Областном мне по шапке надавали?? — пробубнил Овсянкин, не убирая свою заготовку. — Или напишут сейчас, что это твоя яичница была! Знаешь, позорище какое будет??

— Чёрт… — прогудел Константин и укусил… Гадость воска уже в зубах у него забилась… Точно он сегодня больше есть ничего не сможет!

— Всё? — осведомился он, видя, как Овсянкин придирчиво оглядывает полученный слепок, кладёт его около трёх первых, неудачных.

— Всё, — на этот раз Овсянкин решил, что Сенцов отпахал «программу максимум», и его можно выпустить из лап. — Кстати, Костян, там наши следаки упросили Тетёрку отпустить тебя пораньше! Зубы я твои получил, так что, всё, амиго, иди «нах хаус»!

Сенцов не знал, радоваться ему, или нет… С одной стороны уйти пораньше — для него подарок, ведь он вот уже долгие недели притаскивался заполночь, оставлял следы по всей квартире, падал носом на диван и засыпал, не снимая башмаки. Кате он не звонил, потому что сил просто не было разговаривать — засыпал ещё в подъезде, на ходу, и буровил бы Кате такую чушь, что она ушла бы от него в ту же секунду. Сегодня у него есть возможность сделать Кате приятный сюрприз и вымолить прощение… Она простит его, уйдёт от Степана, и…

Константин, попав в прихожую, первым делом снял ботинки, а вторым — вытащил из пыльных анналов свой пылесос. Пыль оставила на пальцах серые следы, но Константин заставил себя включить прибор в сеть и вычистить свои страшные затоптанные ковры. За окном накрапывал дождь — такой серый, скучный, промозглый… Осенний дождь, от которого хочется спать. Константин хотел ещё вытереть пыль, но решил, что устал, и не будет. Усевшись на диван, Сенцов изучил программу телепередач и обнаружил на канале «Интер» трансляцию футбольного матча. «Отлично!» — обрадовался Константин, собравшись провести дождливый вечер банально, по-сенцовски. Поганый вкус воска улетучился, уступив место сосущему голоду. Желудок, буквально, выскакивал, бурча пустотой, навязчиво требуя, чтобы Сенцов не морил его и наполнил хоть, чем. В такие минуты Сенцову казалось, что он съел бы и собаку. Сырую. Константин побежал на кухню и раскрыл свой злополучный холодильник, который постоянно подкладывает Сенцову свиней: оказывается пустым в тот самый момент, когда его хозяину больше всего нужна еда. Но на этот раз холодильник удружил: в его холодных недрах, в ледяной шубе покоилась вожделенная колбаса, кусок сыра — достаточно большой, полбатона, и даже бутылочка пивка завалялась. Константин тут же сошлёпал себе четыре разлапистых бутерброда, а так же — принёс из холодильника ту самую бутылочку пивка, сел на диван, взял в руку пульт и собрался, было, включить телик и увидеть футбол, как вдруг услышал некий стук где-то в комнате. Константин огляделся: домовых не видно. Сенцов хлебнул пива и хотел возвратиться к футболу, но тут сообразил, что представляет собою «потусторонний» стук. Кап-кап-кап! — крупные капли мутноватой воды срывались с потолка и тяжело шлёпались прямо на его телевизор.

— Чё-ёрт! — испугался Константин, ведь из-за воды в телевизоре могло случиться замыкание.

Поставив пиво на диванный подлокотник, Константин взлетел с дивана и приземлился у заплававшего телика. Отодвинув его в сторонку вместе с тумбочкой, Сенцов воззрился на источник течи — потолок. На светло-кремовых обоях почему-то возник мокрый пузырь, и с него сочится смешанная с побелкой вода. Тётка не говорила Сенцову, что у неё течёт. Наверное, раньше не текло, а потекло только сейчас… Константин помчался в ванную, схватил там металлический эмалированный синий таз и быстренько подставил под подтёкшее местечко, чтобы не вздулся на полу ламинат — а то, вон, ковёр уже подмок.

— Это так везёт только мне… — уныло вздохнул Сенцов, но включил-таки телевизор: не хотелось пропускать любимый футбол.

Турист, турист, прыгает он — вот и турист… — в голове Константина навязчивым роем вертелись слова незнакомого водителя. И куда прыгает «турист»? Куда можно «прыгнуть» из непроходимого тупика, образованного соседними пятиэтажными домами?? Никуда. Можно только улететь на вертолёте, которого не было у «туриста». Или всё-таки, был — откуда тогда следы на балконе у Сенцова? Константин даже футбол не смотрел — наши забили три гола России, а Константин даже не понял, как… И тут все мысли выскочили — даже страшный «турист» куда-то «прыгнул» — их всех прогнала Катя. Катя! Сенцов снова валяет дурака и забывает про неё! Дождь хлестал потоками — ливень с грозой и градом — и град стучал по наружному железному подоконнику градом пуль, скатывался вниз на мокрый асфальт, где таял. Сенцов не съел ни бутерброда. Пивко стояло на ковре закрытым — Сенцов открывашку потерял, сбивал пробку о подлокотники дивана, царапая их, но так и не сбил. Сенцов схватил мобильник и принялся звонить Кате — в дождливый вечер она обязана быть дома. Пускай, около неё даже будет торчать её постылый бухгалтер — Сенцов дозвонится и убедит Катю, что он лучше любого бухгалтера. Но мобильник Кати был непонятно отключён, и на домашний телефон она непонятно не отвечала… Сенцов ощутил дрожь в коленках: воображение нарисовало ему страшного «туриста», который каким-то образом пронюхал про сенцовское слабое место и похитил Катю, чтобы приманить Константина. Холодея, Сенцов случайно задел ногою неоткрытую бутылку, и она легла на бок… Константин лихорадочно разыскивал телефоны Катиных подружек — он не хранил их в мобильном, чтобы ревнивая Катя не устроила ему скандал. Сенцов никогда не изменил бы — даже под дулом автомата — телефоны подруг нужны ему лишь для того, чтобы в таком случае, как этот, узнать, всё ли в порядке с Катей? Выискав в тумбочке засаленный блокнотик, Константин натолкнулся на телефон Алины — это лучшая подружка Кати, и Сенцов остался доволен. Быстренько набрав её номер, Константин принялся ждать ответа.

— Алё? — Сенцов Алинин голос считал противным: ведьминский он какой-то, грубоватый. Алина училась на заочном отделении и много курила, нервничая на экзаменах.

— А, Алина? — уточнил Сенцов, предполагая, что мог набрать номер неправильно и попасть не в ту степь, что с ним частенько случалось.

— Я Алина, — она удивилась и, кажется, не обрадовалась. — А вы кто?

Сенцов только хотел сказать, что он — Сенцов, но тут в их разговор вклинился ещё один голос, мужской:

— Алька, трубку дай! Ало, ало, кто это?? Я её парень, между прочим, а ты кто?? — он, буквально, грохотал, кипя, но Сенцов испугался его не больше, чем охлаждённого пеленгаса на витрине в магазине.

— Так, гражданин, милиция! — Константин рубанул стальным голосом, дабы этот пылкий «Отелло» выпустил свой никому не нужный пар и не мешал ему узнавать про Катю.

— Чёрт… — прогудел «пылкий Отелло», явно испугавшись — видно, рыльце у него в пушку. — На, Алька, поговори… тебе позвонили…

Он устранился, и Сенцов, не теряя строгости, задал Алине милицейский вопрос:

— Вы гражданку Селезнёву Екатерину знаете? — Константину было нестерпимо тяжело выжимать из себя новую фамилию Кати, но он сдержался и выжал её бесстрастно, словно робот-полицейский.

— А… да… а что? — Алина испугалась, стушевалась, замямлила, хотя обычно, была нагловатой и обзывала Сенцова «трусом».

Константин понял, что переборщил с суровостью — он не на допросе «туристов» и «репейников», поэтому решил «сдуться» и признаться, что он — просто Сенцов.

— Алина, это я, Константин, — пробормотал Сенцов. — Ты скажи, с Катей всё в порядке?

— А, это ты! — фыркнула Алина, а вокруг неё играла попсовая песня. — Ты Яшку моего до чертей зелёных напугал! Он аж, блин, сбежал!

— Не развалится! — прогудел Сенцов — какое ему дело до Яшки этого, когда он не знает, где Катя??

— Слушай, Сенцов! — взвизгнула Алина, не выключая песни. — Катя от тебя ушла. И номер свой сменила! Она замужем! Всё, не доставай её! И меня!

Алина со щелчком швырнула трубку, а Сенцов всё сидел столбом с мобильником у уха, слушая дурацкие однообразные гудки… И под эти гудки он тупо, по-сенцовски, заснул, не выключив телевизор… Футбол закончился головокружительной победой донецкого «Шахтёра», но Константин об этом не узнал. Бутерброды остались «в живых» и лежали на тарелке всю ночь. И пивко согрелось у ножки дивана, а телевизор, окончив дневное вещание, начал показывать трещащие, роящиеся помехи…

Глава 88 Сенцов на мушке

Константин не подозревал, что валяется носом в диван, и мобильник его валяется около согревшегося пивка. Ему снился сон — хороший, добрый сон, в котором Катя вовсе не ушла от него. Константин пригласил её в кино, и Катя с удовольствием пошла, как раньше, когда они не ругались, и когда Сенцова не преследовали ни «туристы», ни «репейники»… Фильм был детский — «Хроники Нарнии», которых Константин никогда не видел в жизни. Он не знал, о чём показывали в настоящем фильме, но в «Нарнии» Сенцова жили проклятые «туристы» и «репейники» — с автоматами из сороковых годов, с фантастическими летающими машинами, которые так и разъезжали по балконам мирных граждан. Катя смотрела на них взахлёб — аж подалась вперёд и хлопала в ладоши. А Сенцов заметил, что кроме них, в тёмном зале нет ни души… и холодно тут как-то, словно откуда-то дует холодный сыроватый ветер… Катин смех перекрыл все остальные звуки, а на широком экране «туристы» боролись с «репейниками», с байкерами, с Крольчихиным, и с кем-то ещё, кто всё время держится в тени и возникает лишь тогда, когда опасность грозит всей вселенной…

ХЛоп! — внезапно распахнулась дверь — неожиданно тяжёлая, стальная и толстенная, в тёмный зал хлынул поток дневного света, в лучах которого высился… «турист»…

Константин удивился тому, каким образом он слез с широкого экрана, а «турист» тем временем, маршируя, подошёл к ним…

Катя не замечала его — смеялась, глядя фильм, а «турист» вдруг протянул к ней свою широкую руку…

— Стоять! — Константин вспомнил, что он — мент, выхватил табельный пистолет, но турист его оружие проигнорировал и жёстко схватил Катю за плечо.

— Костя! — истошно взвизгнула Катя, вмиг побледнев, вырываясь. Но «турист» держал, как клещами, взвалил Катю на плечо, потащил прочь…

— Стоять! — грозным голосом повторил Сенцов и выпалил из своего пистолета прямо в «туриста», который, похохатывая, тащил Катю к… широкому экрану.

Но сенцовская пуля со звоном отскочила от широкой груди «туриста», словно бы он нёс на себе слой брони, и «турист», хохотнув, прыгнул вперёд и растворился в глупом фильме…

— А!! — Константин в ужасе заверещал и… вдруг бухнулся на что-то жёсткое.

— Ой… — заныл Сенцов, барахтаясь…

Во сне он свалился с дивана на своё постылое потеплевшее пивко, стукнувшись об пол и о бутылку. Никакого пустого кинозала, никакой «Нарнии», никакого «туриста» и никакой Кати. Только невыключенный телик, «взрывающийся» «Бльшим завтраком» на канале «Интер», нетронутые бутерброды на тарелке, разряженный мобильник и нестерпимое утреннее солнце.

«Чёрт…» — подумал про себя Сенцов, осознав, что запросто мог проспать работу, вскочил с пола, рванул к часам и увидел, что сейчас только полседьмого утра. На сей раз ему повезло — не опоздал — можно даже съесть бутерброды, помыться, переодеться…

Сначала Константин набросился на бутерброды: голод, буквально, душил, лишая разума…

Константин уже собрался выходить, натащив чистую рубашку, как внезапно затрещал дверной звонок. В голове скользнула шальная мысль: это пришла Катя! Алина сказала Кате, что Сенцов про неё узнавал, Катя размякла, простила его, бросила бухгалтера и пришла к нему! Константин полетел к двери, словно на каких-то бешеных крыльях, подпорхнул, буквально, и голос его дрожал, когда он спрашивал:

— Кто там?

— Я из Горгаза! — раздался за дверью женский голос — стальной такой, почти как у Крольчихина. — Мне нужно проверить вашу колонку и тягу в дымоходе!

Грёзы с Сенцова мигом слетели. Нет, Катя не придёт — она выбрала Степана, и Константин для для неё умер… Ну что ж, нужно, так нужно, проверить, так проверить. Сенцов сопротивляться не стал. Он открыл дверь и впустил гостью. На вид ей было лет тридцать пять — сорок. Кучерявая такая крашеная блондинка в брючках до коленок и в какой-то приталенной блузочке. Да, сейчас и бальзаковские дамы наряжаются «як у ш╕стнадцять». Хорошо хоть она не толстая, а достаточно сухощава, чтобы не иметь вислого «пузца» и страшных складок на боках.

— Где у вас колонка?! — выплюнула она, и Сенцову показалось, что у неё есть хлыст, и она сейчас его стегнёт, словно корову.

— Во-вот… — выдавил Константин и повёл её на кухню.

Проходя мимо зала, она бросила быстрый взгляд на потолок. На потолке чудовищным осьминогом распласталось огромное тёмно-рыжее, местами чернеющее пятно. Плачевный результат постоянных протечек.

— Ага! — сказала она сама себе и прошествовала на кухню, где висела у Сенцова колонка.

— Проверяйте… — пробормотал Сенцов, указав пальцем на выключенную колонку.

Обычно, они делали так: просили газету и длинную палку, насаживали газету на палку и подносили всю эту страшную «снасть» к отдушине на кухне и в ванной. Но эта проверяющая не захотела ни газеты, ни палки. Вместо этого она стребовала с Сенцова стремянку, взлезла на неё и засунула свой остренький нос прямо под колпак колонки, туда, где он соединён с гофрированной трубой. Константин Сенцов ей не мешал: мало ли, как сейчас принято работать в Горгазе? Может быть, они теперь всегда будут залезать в колонку носом и обеими руками?? Эта проверяющая совсем не долго рылась в колонке. Покопавшись минуты три-четыре, она высунулась, вперила в Сенцова самодовольные глазки и объявила:

— Всё в порядке! С вас за осмотр семь гривен сорок копеек!

Всё, с этими словами она спустилась со стремянки, кивнув Сенцову, что тот может уносить стремянку куда подальше, и полезла в свою сумку за квитанциями.

«Обдираловка!» — думал про себя Сенцов, пока разыскивал эти несчастные гривны и давал их проверяющей. Действительно, сама навязалась, заставила Константина тягать стремянку, тратить время — и за это он должен ей платить… И на что теперь Сенцов купит батон?? Зарплата же только в понедельник… А с зарплаты придётся раскошелиться на проклятую крышу…

— Нате! — Константин протянул ей деньги: восемь гривен, потому что копеек у него не было совсем. Все копейки заваливаются под подкладку сенцовской куртки, скапливаются там и бряцают, словно горы металлолома.

Проверяющая схватила деньги в кулак и сморщилась: ей лень было выискивать сдачу. Но ничего не попишешь, клиент, которому к тому же, сама навязалась, всегда прав… Она забила восемь сенцовских гривен в карман и отвалила Константину взамен шестьдесят бряцающих копеек.

Сенцов проглотил неприятное слово «Чёрт» поглубже в пустой желудок и пошёл выпроваживать проверяющую за дверь… то есть, провожать до двери. По дороге из кухни в прихожую, проверяющая снова повернула любопытный нос в комнату и кинула быстрый взгляд на циклопическое пятно на потолке.

— Ээээ, — робко обратился к ней Сенцов, когда она отвернулась от потолка и продолжила «шествие» в прихожую. — Вы не подскажете, что с ним можно сделать?

— Это не ко мне, это — в ЖЭК! — каркнула проверяющая скрипучим голосом вороны и всё, исчезла в коридоре.

Какая всё-таки, неприятная личность! Такая вполне могла бы перемазать лицо чёрной краской, натащить кожаные шортики и кушать пиво в клубе «Вперёд!». Её никакой рокер не посмеет тронуть, потому что эта грымза беднягу с костями пережуёт! Сенцова, вот, например, пережевала. Поговорив с ней всего лишь минуточек десять, Константин чувствовал себя так, словно бы его измочалили акульи челюсти. Интересно, как себя чувствует её муж, вынужденный переносить её годами?? Этот несчастный муж либо вырастил себе стальной панцирь, либо совсем «сдулся»…

Константин подождал, пока громкие, цокающие шаги проверяющей затихнут. Он не хотел встретить её в подъезде (а вдруг у этой фурии ненароком отрастут клыки, и она слопает его живьём??). Хорошенько прислушавшись и уловив под сводами подъезда тишину, Сенцов решился высунуть нос из квартиры. Преодолев лестницу, он никого по дороге не встретил. Никого не водилось и во дворе — только голуби клевали крошки, которые кидает с балкона Римма Петровна. Ногастая, однако, дама — успела сбежать по лестнице и уже покинула двор… Хотя, может быть, она просто зашла ещё в чью-то квартиру…

Константин Сенцов сегодня на работу не опоздал — пришёл за пять минут до начала, и решил тут же проскользнуть в кабинет, пока никто не увидел его, топчащегося в коридоре.

— А, Костян, здорово, как отдохнул? — голос застал Сенцова врасплох, и Константин вздрогнул, придумав сказку, что к нему «турист» подкрался сзади.

— Ты чего пуганый? — осведомился голос, и Сенцов, наконец, осознал, что сзади к нему подкрался не «турист», а всего лишь, Овсянкин.

— А, привет… — пространно пробормотал Константин, топчась. — Поспал, вот…

— Зубы на яичнице не твои! — заявил Сенцову Овсянкин. Проверил-таки… в другой раз Константин бы это ему не забыл, но сейчас его приковал к месту ледяной страх… В тайне ото всех Сенцов надеялся, что «дьявольскую» яичницу лопал он сам — только забыл об этом по-сенцовски… Но Овсянкин проверил, и теперь Сенцов уяснил: у него дома были неизвестные люди, они спокойно ели яичницу, и, может быть, специально оставили её для Сенцова, чтобы пугать его и лишать воли к победе над ними…

— Ты, разве, не рад, что это не твои зубы? — весело осведомился Овсянкин, заглядывая в лицо Константина.

— Я… мне надо подумать… — пробурчал Сенцов, утаскиваясь по коридору в кабинет, чтобы засесть там…

— Тю… — пожал плечами Овсянкин и убежал, бросив на прощанье, что у него «работы по горло».

Константин упал в своё кресло, как мешок. Ему повезло, что кабинет был пустым — все утопали куда-то, работают, наверное, и это хорошо — не видят, какой Сенцов потерянный и бледный. Он пространно вертелся в кресле вокруг своей оси, и вертящееся кресло под ним поскрипывало. Да, Крольчихин прав, что отстранил его — ещё одно такое приключение, как в клубе «Вперёд!» — и сенцовские косточки никто не соберёт, потому что на этот раз «туристы» и «репейники» убьют его…

— Сенцов! Сенцов! — раздавался в коридоре голос Крольчихина. — Сенцов, ты где? Иди сюда! Чёрт…

А Сенцов сидел в углу и бестолково пялился на некрупную муху, которая бесцельно кружила под потолком. Сознание Константина витало далеко от этой мухи, далеко от кабинета и далеко от Крольчихина, и было сковано почти что паническим страхом. На Сенцова снова наседали «Туристы», и Сенцов понимал: они решили вцепиться в него мёртвой хваткой, свести с ума и уничтожить, как личность. Они специально подкидывают ему «группенфюреров» и специально обирают Харлампиева — чтобы убедить Сенцова в том, что якобы бывают машины времени и полтергейст, они специально науськали Новикова выдавать бредни про временных путешественников — чтобы сбить с толку следствие, и окончательно вытрясти рассудок из Сенцова… Они уже убили стажёра Михаила, чья фамилия оставалась в списке тайн, а следующим, наверняка, будет Сенцов… И очень может быть, что пуля, поразившая Гришаничкина, предназначалась опять-таки, Сенцову…

— А, вот ты где! — дверь кабинета с треском распахнулась и, топая, через порог перевалили Федор Федорович и Крольчихин. Где-то за их спинами семенил стажёр Ветерков и путался Овсянкин, сверкая очками и бумагами.

— Сенцов, ты чего тут сидишь? — сейчас же насыпался на Константина Крольчихин и затормошил его за плечо.

Константин словно бы вынырнул из трясины — звуки ворвались в уши так же резко и неожиданно, словно бы его голову отпустила болотная топь.

— Та, вот не выспался… — выдавил Сенцов враньё. — С этим потолком дурацким — весь телевизор залило, чуть не замкнул!

— Так, ребята, вы ещё раз сходите к Сердюку и Харлампиеву, — живо постановил Крольчихин. — А мы с Федором Федоровичем поедем к этому Петрищеву, умнику-разумнику, узнаем, что он там нарасследовал!

— У Харлампиева должны быть хоть какие-то следы! — проворчал Федор Федорович и вытолкнул перед собою Овсянкина. — Возьмёте Овсянкина с собой — пускай ещё раз всё осмотрит!

— Он меня в холодильнике лазать заставлял! — канючливо заявил Овсянкин. — Та я даже под коврами у него полазал!

— Полазаешь ещё раз! — отрезал Крольчихин. — Преступник должен был оставить хоть микроскопический след! Хоть волосок!

— Ну, да, а белая мышь Ветеркова там сдохла… — пробормотал Сенцов, ёрзая на стуле.

— Что? Какая мышь? — удивился Крольчихин и повернулся к стажёру. — Ветерков?

— Ну… — протянул Ветерков, не желая светить своей глупой эзотерикой.

— Ясно, — отрубил Крольчихин. — Не знаем, кто вор — так придумаем! Всё, ребята, по коням — времени в обрез! Овсянкин, не ной — тут тебе не детский сад!

Крольчихин и Федор Федорович выскочили из кабинета бегом: эти следователи — как два робота, работают и день, и ночь, постоянно размышляют, думают, узнают… и даже бегают. И никогда не жалуются, что им хочется есть, спать или не начто купить батон… Может быть, скоро таким станет и Сенцов — если его не угробят «туристы» и «репейники».

— Чёрт! — огрызнулся Овсянкин, подпинывая ногою смятую в шар бумагу. — Сколько ещё мне торчать у них в холодильнике, чёрт их дери??

— Пойдём уже! — подогнал его Сенцов тоже следуя к двери. — Лучше уж в холодильнике торчать, чем ездить по моргам! Они, хоть, накормят тебя!

— Та, меня жена с утра гречкой напичкала! — проворчал Овсянкин, нехотя выдвигаясь в коридор. — До сих пор поперёк горла стоит — полную тарелку навалила!

Глава 89 «Мышья эпопея»

Константин почти не заметил, как Ветерков довёл его до злополучной квартиры сводных братьев. Стажёр всю дорогу трещал, и Сенцов вполуха услышал, что дело погибшего Миши вёл следователь по фамилии Петрищев, что он его закрыл почему-то… Что следы на балконе Константина от колёс джипа «Чероки»… но Сенцов никакого джипа у «туристов» не видел — у них только «копейка» была, и та утонула… Ещё Ветерков трещал что-то про мышей своих бредовых, но Сенцов его вообще не слушал — бредовые мыши не интересовали его ни капли. Константина интересовал «турист»…

— Напарник, заходи уже! — голос Ветеркова, словно, отрезвил Константина, и Сенцов вдруг обнаружил себя, стоящим на пороге, а толстый Харлампиев пялится на него, как на прокажённого…

— Иду… — пролепетал Сенцов, задыхаясь… и по инерции переступил порог.

Ветерков тут не на шутку разгулялся — выступил из прихожей уверенной поступью Александра Македонского, а в его ладонях, сложенных лодочкой, беспокойно крутилось нечто живое.

— Что это за пакость? — пискляво выкрикнул Харлампиев и отскочил назад на полтора метра.

— Белая мышь! — тоном специалиста изрёк стажёр. — Я хочу ещё раз посмотреть, в какой из ваших комнат она дохнет!

Сенцов молчал. С одной стороны он стыдился эзотерических «опытов» стажёра, а с другой стороны боялся сам: раз дохнут мыши, то они все тоже отдадут концы??

— Ванька! — возопил тем временем Харлампиев, разыскивая в комнатах Сердюка. — Сюда топай, дурья твоя башка!

— Чего? — раздался обиженный голос Сердюка, а потом вышел и сам Сердюк — в ярком фартуке и в косынке, как у поварихи.

— Что ж ты, придурок творишь? — насыпался на него Харлампиев, притопывая толстой ногой.

— А? — не понял Сердюк и поскрёб свою макушку через косынку.

Сенцов прислушался: возможно в их небольшой ссоре прозвучит разгадка «тайны домушника»? Сенцов давно уже подозревал, что виноват один из них. Скорее всего, Сердюк.

— Бэ! — верещал между тем Харлампиев и одновременно не пускал Ветеркова носить мышь по комнатам. — Что ты творишь, пока меня нет дома?? Позволяешь им приносить всякую дрянь в мою квартиру! И как ты думаешь, куда они дели сдохших мышей??

Сенцов разочаровался. Харлампиев разорался из-за каких-то мышей, которые вовсе не интересуют Сенцова, а ничего по делу не сказал.

— Овсянкин, ну что у тебя? — крикнул Константин в сторону кухни, где копошился криминалист.

— Голяк! — угрюмо буркнул Овсянкин. — Я в прошлый раз всё здесь прочесал и ничего не нашёл! Пускай, лучше твой стажёр таскает мышь — может быть, от мыши больше проку будет??

— Нетушки, никаких мышей! — уверенно запретил Харлампиев, нарисовавшись перед носом Сенцова. — Я ещё думал, почему у меня на кухне на столе нагажено?? А это ваши мыши мне подкинули сюрприз! Давайте, выносите вашу пакость на улицу и выкидывайте в помойный бак!

— Ветерков, отставить мышь! — приказал Сенцов для того, чтобы казаться начальником, и чтобы Харлампиев перестал верещать, как ненормальный.

— Ну, напарник, почему? — заныл стажёр, носясь с мышью, словно с собственной дочкой. — Это же следственный эксперимент!

В ответ на это Константин протиснулся мимо Харлампиева, надвинулся на стажёра, схватил его за воротник и сурово зарычал ему в ухо:

— Слушай сюда, Кашпировский! Мне уже стыдно за твою магию чёртову! Кидай эту хиромантию! Ты не цыганка, а оперуполномоченный!

— Та, ладно, ладно, напарник… — скис стажёр, потихоньку высвобождая из скрюченных злобой пальцев Константина свой измятый воротник. — Не кипи так… Чёрт, испортил мне рубашку… Ладно, пойду мышь вынесу… — угрюмо протарахтел он, ускользнул от Сенцова и потопал через комнату к прихожей.

Константин незаметно испустил облегчённый вздох: с одним справился… теперь остаётся только поймать «Туристов» и «Репейников». Овсянкин копался на кухне, Сердюк глупо переминался в своей смешной коснынке и таращился то на Сенцова, то на Харлампиева…

— Сдохла! — этот ужасный взвизг просто взорвал тишину, заставив Константина вздрогнуть, а Сердюка — подскочить. Издал этот взвизг Ветерков. Повернувшись к нему, Константин увидел, что стажёр застрял около габаритного книжного шкафа и держит на вытянутых руках мышиное тельце. Мышь была явно дохлой: она лежала на боку и не шевелилась.

— Чего??? — первым к Ветеркову ринулся Харлампиев — отпихнув Сенцова переевшим пузцом, он покрыл метра три и тоже застрял около шкафа. Повернув своё лицо, вмиг из багрового ставшее мертвенно бледным, Харлампиев выдал устрашённым шёпотом:

— Сюда он телик затащил…

— Что? — Сенцов грузно приблизился и осведомился у Харлампиева:

— Вы чего?

— Эй, скажите, а у вас есть ещё одна мышь? — дрожащим голосом спросил Харлампиев, выкатив на Константина свои глаза, которые вмиг стали влажными, затравленными.

— Понимаешь, напарник, — затараторил стажёр, во всю размахивая дурацкой своей мышью. — Эта мышь сдохла напротив шкафа, а наш «таинственный грабитель» появлялся как раз тут! Она сдохла как раз на месте его появления!

Ну, всё, очередное дурацкое совпадение сыграло на руку стажёру, и теперь он никогда не отвяжется со своей глупой эзотерикой. Сенцов не удивится, если Ветерков сам придушил свою несчастную мышь — чтобы не признавать себя глупцом.

— Ну, вот, мыши помогают! — пробурчал из кухни Овсянкин.

— У меня есть ещё одна мышь! — бодро заявил Ветерков, полностью захватив инициативу в свои руки, а Сенцова оставив тупо торчать в сторонке. — Напомните мне, где грабитель появился во второй раз?

— Вышел из холодильника! — заявил Харлампиев, на всякий случай отодвинувшись от «мистического» шкафа подальше.

— Из холодильника! — подтвердил из-за сенцовской спины Сердюк, который до сих пор не избавился от поварских «доспехов» и был так же напуган, как и его сводный брат.

— Значит, вторую мышь я понесу к холодильнику! — выкрикнул Ветерков, не теряя бодрости. — Эй, напарник, — сказал он Сенцову. — Ты, хоть, на мобилу снимай, что ли? К делу же надо подшить!

Сенцов внутри кипел так, словно бы его по-настоящему запихнули в котёл и поставили на огромный костёр… Он, скорее, выбил бы себе мозги, чем подшил бы к делу такую дикую чушь. Крольчихин животик надорвёт, когда будет смеяться над ним… Однако сейчас инициатива принадлежит Ветеркову: оба брата искренне поверили в «суперсилу мышей», и теперь наперебой требуют их от Ветеркова. Да, хорошо стажёр умеет дурить простой народ — далеко пойдёт, главное, чтобы штаны не порвал!

Стажёр Ветерков хранил своих мышей в карманах куртки: Сенцов увидел, как стажёр, выбежав в прихожую, достал из одного кармана разрезанную пополам, а потом соединённую воедино пластиковую бутылку, в которой крутились четыре одинаковые белые мыши.

— По десять гривен каждая! — заявил стажёр, вынимая из бутылки одну мышь.

— Компенсируем! — с готовностью заявил Харлампиев.

— Ага! — кивнул Сердюк, а Сенцов уныло признал: да, стажёр «съел» их мозги.

— Ты на мобилку снимай! — распорядился Харлампиев Сенцовым, а Ветеркову предписал:

— Тащи на кухню!

Константин оказался в позорном тупике: ему пришлось достать мобильный телефон, включить режим видеокамеры и снимать идиотскую мышь Ветеркова.

— Ты, умник, её на раскрытых ладонях неси! — суровым голосом приказал стажёру Сенцов, дабы Ветерков не сжульничал опять и не придушил мышь около холодильника.

— Ладно, — пожал плечами стажёр, сложил ладони лодочкой, позволив мыши свободно крутиться в них, и быстрым шагом настоящего следователя потопал на кухню, к следующему «клиенту», холодильнику.

— Ну, что, мне можно идти домой? — фыркнул Овсянкин, увидав, как движется «мышиная процессия». — Я вижу, мыши полностью заменили криминалистов?

— Нет, это только для стажёра! — стальным голосом парировал Сенцов, готовый расхохотаться, когда эта мышь легко переживёт «крестовый поход» к холодильнику. — Учебная работа!

— Ну, давайте, учитесь… — пожал плечами Овсянкин, отодвинувшись от холодильника, чтобы пропустить мышь.

— И ничего не учебная! — огрызнулся стажёр, сделал ещё один шаг к холодильнику… Мышь активно бегала по его ладоням, вертя хвостом, а когда стажёр сделал второй шаг — внезапно легла на бок и испустила дух!

— Ай! — испугался Харлампиев и проворно отскочил назад, подозревая, что сам около холодильника испустит дух.

— Ой! — Сердюк тоже завизжал и тоже отскочил, едва не пихнув Константина.

— Чертовщина! — само собой вырвалось у Сенцова, который собственными глазами видел, что Ветерков к мыши и пальцем не прикасался: она умерла сама собой, у всех на глазах!

— И у холодильника сдохла! — торжественно объявил стажёр, а внутри Сенцова зародился липкий страх: а вдруг Харлампиева и впрямь посетил «серый человечек», или «зелёный чёртик»… Как они там правильно зовутся, эти исчадья ада?

— Слушай, напарник, может, засаду устроим? — предложил стажёр Сенцову так, словно бы не случилось ничего страшного, жуткого, паранормального, а предстоит поймать обыкновенного бандита.

— На кого ты будешь тут засаду устраивать? — огрызнулся Константин, боясь признаться самому себе в том, что испугался… неизвестно чего.

— На него! — таинственным шёпотом объявил Ветерков, протягивая всему миру руку со своей дурацкой сдохшей мышью.

Сенцов застыл: его воображение страшно шептало, что глупый стажёр собирается охотиться на самого дьявола…

— Ну, как, напарник? — не отставал стажёр, монкуя мышью. — Устроим?

— Я же сказал, что мыши умнее криминалистов! — ворчливо сказал Овсянкин и засобирался прочь из «дурдома». — Пойду-ка я: в обществе мышей мне делать нечего!

— Вы устройте, устройте засаду! — затараторил под руку Харлампиев. — А то я тут уже спать боюсь!

— И я боюсь… — вздохнул Сердюк. — А кроме того — братуха лопает по вечерам, как не в себя, а к холодильнику меня гоняет, потому что сам боится к нему подходить! А я, между прочим, тоже боюсь!

— Ну, напарник, давай устроим! — начал проситься Ветерков.

— Нет, мне сегодня домой надо! Срочно! — отказался Сенцов. — Хочешь, стажёр, сам устраивай — Кирпичева только вызови, а то гляди: защекочет барабашка-то! Скажите, Харлампиев, у вас ещё есть, что красть? — осведомился он у хозяина в нажеде на то, что Харлампиев скажет, что «турист» уже всё украл и… ему не придётся его ловить.

— Да у меня ещё полно всего! — запищал Харлампиев, прыгая на месте. — Второй телик, DVD-проигрыватель, посудомоечная машина, сам холодильник, в конце-то концов! Устаривайте, устраивайте свою засаду!

— Давай, напарник! — ныл стажёр. — Видишь, мы можем накрыть его!

— Ладно, — сдулся Сенцов, чувствуя, что этой ночью ему придёт конец — «турист» убьёт его, и Константин, всё-таки, простится с жизнью, как и хотел… — Только будем по очереди дежурить, потому что вдвоём заснём и пропустим!

— Окей! — согласился стажёр, ликуя, что отхватил шанс «упаковать» опасного преступника и даже получить повышение. — Кирпичев будет ждать на улице…

— Да, — согласился Константин, осознавая, что «естеством» «колдовство» не победить, но для моральной поддержки перед смертью Кирпичев, всё же, пригодится… — Я дежурю с девяти до одиннадцати, потому что мне по зарез нужно дома быть, а ты — с одиннадцати до четырёх, окей?

— Окей! — бодро согласился Ветерков, едва ли, не прыгая от счастья. — Как думаешь, напарник, если мы его схватим — нам премию дадут?

— Дадут, — кивнул Сенцов, а его страх шипел: да, вам дадут премию… посмертно…

— Эй, а что вы будете делать с вашими дохлыми мышами? — тихо осведомился Сердюк, тоже стараясь держаться подальше от «дьявольского» холодильника.

— Провести экспертизу! — бодро выкрикнул Ветерков. — Надо узнать, от чего точно они издохли!

— Мне больше делать нечего, как мышей ваших разглядывать! — протарахтел из прихожей Овсянкин и ушёл, громко хлопнув дверью.

Глава 90 Страх и ужас…

Если Сердюка и Харлампиева навещает «турист» — Сенцову надо бояться. «Турист» записал Константина в личные враги… Сенцов лежал в засаде под диваном — в комнате, которую таинственный грабитель ещё не посетил, и куда Сердюк и Харлампиев специально принесли оставшиеся у них ценные вещи. Грабитель вполне мог на них позариться, прийти снова и тогда… Константин или успеет вызвать Кирпичева, или станет жертвой этого странного и страшного… может быть, даже, не человека…

— Ну, что? — внезапно раздалось над сенцовской головой, и Константин содрогнулся: решил, что его настигает «турист»…

— Милиция, вы там спите, или как?? — сердито заскрипел тот же голос, а Сенцов, наконец-то вылез из суеверной паутины и узнал голос Харлампиева.

— Гражданин Харлампиев! — Сенцов постарался сурово крикнуть, но из-под дивана не вылезал, дабы Харлампиев не заметил на его лице нездоровый оттенок бледной поганки. — Пока ничего! Выйдите из комнаты — вы можете его отпугнуть!

— Я переживаю за своё благополучие! — заскрежетал Харлампиев, всё топчась на пороге и раздражая Сенцова.

— Если вы будете здесь торчать — он не придёт, и может заподозрить засаду! — Сенцов снова попытался отогнать Харлампиева в другую комнату. — Тогда мы упустим его, и вы больше не увидите свои вещи!

— Чёрт возьми! — негромко огрызнулся Харлампиев, однако побоялся навсегда лишиться своего колоссального телика и других дорогих вещей, и поспешил скрыться за дверью, оставив Сенцова одного в пустой зловещей комнате, наедине с собственными страхами.

Константин затих под диваном, а вокруг него висела тишина, в которой чудились жуткие шаги «туриста», в чьих руках снова окажется автомат, и на этот раз Сенцову не спастись… В комнате быстро сгущалась мгла: солнце село, и наступила ночь. Константин поминутно смотрел на часы, но время здесь, в пыли, под диваном, тянулось так медленно, словно бы замирало, растягивая минуты на мучительно долгие часы…

Сквозняк колыхал занавески, по улице иногда проносились автомобили, засвечивая своими фарами в окно, создавая на стенах подвижные тени и световые круги. Сенцову всё чудился в них зловещий силуэт «туриста» — он внезапно является из-за занавески, бесшумно скользит по комнате… и расправляется с Сенцовым… Константин почти что судорожно сжал в кулаке рацию — он не должен её выпускать, иначе он не успеет позвать на помощь…

Очередной взгляд на часы принёс Сенцову облегчение — его дежурство закончилось. Всё, на циферблате одиннадцать часов, никакой «турист» не пришёл, и Сенцов может с чистою душою передавать эстафету стажёру и убираться домой. Константин вытащил из кармана мобильный телефон, дабы позвонить Ветеркову и спросить, как далеко тот находится от дома Сердюка-Харлампиева, но вдруг над его головою раздалось приглушённое:

— Привет!

Сенцов вздрогнул от неожиданности, однако сразу узнал голос стажёра и размяк от облегчения.

— Я заступаю! — бодренько заявил Ветерков, который, очевидно, дома поспал и хорошо залился кофе.

— Давай, — согласился Сенцов и поспешил покинуть «дом с привидениями».

Попрощавшись в прихожей с хозяевами, Константин вышел из квартиры и отправился домой, благо тут идти было совсем недалеко…

Наконец-то Константин Сенцов был дома. Притащившись в комнату на ватных от усталости ногах, он плюхнулся на диван, нащупал под боком пульт и врубил телевизор. Ему сейчас всё равно, что смотреть — главное, что телевизор бормочет, светится и весело поёт рекламные слоганы. Сейчас, Константин отправится на кухню, сварганит пару-тройку бутербродов и премило поужинает по-сенцовски. Телевизор демонстрировал некую передачу про Вторую мировую войну — по экрану бежали в атаку чёрно-белые солдаты и катились немецкие и советские танки.

— Одна тысяча девятьсот сорок первый год, Украина, — вещал телевизионный диктор почти что могильным голосом. — Немецкие войска окружили Донбасс…

Сенцову было неинтересно слушать про немецкие войска, поэтому он отправился на кухню делать себе бутерброды. Распахнув холодильник, Константин обнаружил половину батона и ни кусочка колбасы. Чёрт. Он же сегодня хотел купить, но забегался и напрочь забыл о том, что ему нечего есть. Но, слава богу, водится кефир — ура! Выхватив из покрытого ледяной «шубой» чрева холодильника батон и кефир, Константин Сенцов вернулся в комнату. Ничего, что батон зачерствел, Сенцов говорил «спасибо» за то, что он вообще, есть. Константин даже резать его не стал — плюхнулся на диван и откусил от батона порядочный кусок, запив глотком кефира.

— Генерал армии Георгий Жуков предпринял отчаянную попытку контрнаступления… — вещал Константину телевизор. — Но встретил неожиданно сильного противника…

Константин Сенцов благоговейно жевал и запивал, вполуха слушая про того «неожиданного противника» — какого-то малоизвестного немецкого генерала, который внезапно выдвинулся и разгромил Жукова под орех…

Константин зевал от скуки: Вторая мировай война — отнюдь не его конёк, тем более, что у Сенцова каждый день своя война — с Аськами Колоколками и «туристами»… Взяв пульт, Сенцов оторвался от тощего ужина и его палец упёрся в кнопку «ВЫКЛ.».

«ТУРИСТ»!!! — внезапно стукнуло в голову Сенцова, когда его глаза поднялись и увидели на экране лицо этого генерала, которым забивал мозги диктор. Один в один — «турист» — можно хоть зуб отдать, хоть всю челюсть! Отставив далеко в сторонку и кефир и батон, Константин приподнялся, уселся на диване, подался вперёд и уставился в экран телевизора, как баран на новые ворота. Сейчас он не понимал ничего, только слушал, как бесстрастный диктор говорит из динамика:

— Войска под командованием группенфюрера СС Эриха фон Краузе-Траурихлигена за два часа прошли Донбасс, закрепившись в Сталинской области…

Экран плевался чёрно-белыми кадрами исторической хроники, иногда являя того самого генерала-«туриста»… или Константину уже кажется, что он — «турист»?? Не может же быть такого, что у Сенцова на кухне лопал яичницу немецкий генерал сороковых годов?? Нет, так не бывает, это уже глюки — от переутомления, от испуга, от нервов, от Кати, от жизни… Сенцова теперь всегда и везде преследует «турист»!

— Чёрт, у меня глюки, глюки, глюки… — зашептал Константин себе под нос, однако его рука так и не смогла дотянуться и вырубить телевизор, а глаза и мозги оставались прикованными к экрану.

«Прыгает он, вот и «турист»» — говорил таинственный водитель, а Сенцов уже рисовал у себя в голове сумасшедшие картины того, как их «турист» прыгает во времени, являясь то немецким генералом, то бандитом, то чёрт знает кем ещё… Кстати, когда он тащил Константина за ногу в кусты на расстрел — он говорил по-немецки: «шайзе», «швайн», «шисн», «хендэ хох»… И что-то там ещё такое в этом роде… Да, Сенцов отлично помнит, он не мог ошибиться… Но не расскажет же он такие бредни Крольчихину?? Крольчихин уже под столом валялся от хохота, когда Сенцов притарабанил ему фотку, «подаренную» Немцем Комарчуком… Стоп! «Немец» Комарчук! «Чёрный археолог» нацарапал на клочке имя «туристического близнеца», а Сенцов глянул вполглаза, отдал Крольчихину и благополучно забыл…

— Историки так и не нашли ни подтверждения, ни опровержения тому, что в этом бою Эрих фон Краузе-Траурихлиген применил неизвестную науке машину. Многочисленные свидетельства очевидцев… — ухо Константина ловило тирады телевизора, а мозг изгибался, пытаясь переварить информацию, которую диктор выливал на него загадочным голосом.

Да, конечно, эта передача из «утиного» цикла, и диктор этот просто бредит своим загадочным голосом… Но Терминатор-«Турист» так же реален, как и сам Сенцов — тащил его за ногу реальной рукой и чуть не пристрелил из реального автомата… Константин перевернулся на живот, уткнулся носом в диван, чтобы не видеть телевизор. «Применил неизвестную науке машину» — загадочным голосом говорил диктор. «Применил МАШИНУ ВРЕМЕНИ!» — орало что-то внутри Сенцова, а Сенцов отмахивался и затыкал внутренние уши, ведь так не бывает, машина времени только в сказках, в фильмах, в мультфильмах… но никак не в жизни. Ещё какой-то умник на канале «Дискавери» говорил, что невозможно прыгать во времени куда угодно — можно двигаться только в будущее без перспективы возвращения…

На завтра Константин вызвал слесаря из жэка — пускай, глянет на текущий потолок. Уж не из-за потолка ли тётка решила поменять свою квартиру на Сенцовскую? Ловко же она его надула… Но, ничего — Сенцов в свою очередь всучил ей печку цвета вороньего крыла!

Телик Коснтантина был сдвинут в сторонку на метр, а на его извечном законном месте теперь красовался неновый желтоватый тазик, который служил вместилищем для воды. Сенцов специально поставил пластмассовый, потому что о металлический таз капли воды ударялись в два раза громче и не давали ни есть, ни спать, ни смотреть телевизор.

На экране ещё двигались солдаты, но диктор уже вещал про Курскую дугу — когда он успел перепрыгнуть из Донбасса в Курск — Сенцов проворонил, но его это мало волновало, потому что перед глазами торчал «турист». Сенцов выключил телевизор — грохот взрывов на Курской дуге мешал ему думать. Константин думал так: в одной руке — батон, во второй — пакет кефира, но ничего из этого не поглощается, а просто присутствует, чтобы занимать пустое место. Крольчихин его завтра живьём пережуёт, если Сенцов выдаст ему эту передачу — и так уже косится, как на блаженного…

* * *

Стажёр Ветерков сидел в засаде второй час и уже зевал: надо было выпить больше кофе. Усилием воли стажёр отгонял от себя навязчивый сон, однако тот наваливался и почти, что душил, заставляя покрасневшие глаза мучительно закрываться. Ветерков тёр их кулаками, но от этого сон не сдавал позиций — только начинали неприятно чесаться глаза. В комнате было тихо, темно и пустынно — ничего не происходило, и Ветерков уже начал подозревать, что они неправильно организовали засаду, таинственный грабитель раскусил их и сегодня не придёт… Голова становилась тяжелее и тяжелее с каждой минутой — так и норовила упасть на мягкий ковёр, а мозги и уши постепенно словно бы заполнялись ватой.

Ветерков готов уже был сдаться и захрапеть прямо под диваном, однако в следующий миг что-то произошло… Посреди комнаты внезапно возник человек — в темноте показалось, что он вышел из-за тонконогого торшера, хотя физически это было невозможно. Ветерков затаил дыхание, всматриваясь в его высокую, плечистую фигуру. Незнакомец был с ног до головы затянут в чёрное, и на голове его тоже была надета чёрная шапочка-маска. Быстро оглядевшись, он жуткой тенью скользнул к книжному шкафу, достал из кармана чёрный мешок, раскрыл его и принялся сбрасывать туда технические книги и компакт-диски Сердюка! Ветеркова парализовал страх: это же не человек, а и впрямь, призрак, полтергейст, барабашка… Он не залез в окно, не вошёл через дверь — он просто возник из воздуха, словно бы вылез из ада… Стажёру бы сейчас выскочить, наброситься на него сзади, скрутить, повалить… или на худой конец, вызвать на помощь команду Кирпичева… Но страх заставил его сидеть неподвижно и глупо наблюдать за тем, как этот «бес», бесшумно шаря в темноте, набрал себе книг и дисков, юркнул к другой полке, схватил DVD-проигрыватель, тоже отправил его в свой мешок… Потом он огляделся во второй раз и, очевидно, собрался уходить…

И тут стажёр, наконец-то, взял себя в руки. Пулей выскочив из-под дивана, он ковбоем выхватил табельный пистолет, нацелил его в голову странного визитёра и выкрикнул так, чтобы его голос не срывался и не дрожал:

— Стоять, ни с места, ты арестован! — навалиться на визитёра сзади и драться с ним у Ветеркова не хватило смелости: а вдруг этот «потусторонний гость» обладает сверхчеловеческой силой, и придушит его одной левой, словно перепёлку??

«Барабашка» застыл и повернул к нему свою чёрную голову. Ветерков уже подготовил себя к тому, что у него окажутся какие-нибудь горящие глаза, или огромная пасть, полная острых зубов… Однако, его лицо плотно скрывала маска — Ветерков только почувствовал, как он смотрит на него — пронзающе, жутко, насмешливо… А в следующую секунду «демон» хмыкнул, как настоящий человек, выплюнул иностранные слова «думкопф полицай», сделал один-единственный шаг влево и… бесследно пропал за торшером вместе со своим мешком, с книгами, дисками и проигрывателем.

Осознав, что позорно упускает преступника, Ветерков рванул ко рту свою рацию, в панике завизжал:

— Кирпичев, быстрее!!

— Есть! — прохрипела рация голосом Кирпичева, потом в комнате включился свет, бегом вбежали Сердюк и Харлампиев, загалдели, а затем — прискакали бойцы Кирпичева… Ветерков после встречи с «дьяволом» был слегка забацан: видел всех, словно в тумане и слышал их крики, словно через водяную толщу.

— Где? Где? Поймал??? — наперебой бесновались Сердюк и Харлампиев.

— Нету твоего бандита… — сонным голосом гудел Кирпичев…

Ветерков топтался посреди комнаты, глупо подозревая, что «пришелец» ему просто приснился из-за недостатка в организме кофеина…

— Украл! Опять украл! — заорал Харлампиев, уверив стажёра в обратном: «барабашка» есть. — Милиция! — подлетел к он Ветеркову. — Ты понимаешь, что он у тебя из-под носа украл?? Ты его видел?? Кто это был??

— Чёрт… — прогудел Ветерков, обалдевший от страха и громких голосов вокруг себя. — Я Сенцову позвоню…

— Мышь сдохла! — перекричал всех Сердюк, в бешеном «галопе» носясь по комнате, а в его ладони лежала дохлая мышь.

— Ты где мышь взял?? — напал на него Харлампиев, тоже носясь и на ходу теряя тапки.

— Я специально купил мышь! — заявил Сердюк, подставив мышь под самый нос Ветеркова, который выискивал в мобильной телефонной книге номер Сенцова. — Чтобы во всём убедиться! А теперь видите, видите: она сдохла!

Ветерков отходил подальше и отворачивал лицо: Сердюк так активно пихал ему свою мышь, и стажёру показалось, что он его сейчас ею накормит. Забившись в оклеенный обоями угол, Ветерков, наконец-то выделил из сонма других номеров сенцовский, нажал кнопку вызова и поднёс трубку к уху.

* * *

Константин Сенцов уже давно спал, сидя на диване. Справа от него лежал погрызенный батон, слева — осушенный пакет кефира. Телевизор давно прекратил вещать телеканалы и вещал лишь разноцветные шипящие помехи. От избытка информации и шума телевизора Константину снился сон о том, что он на какой-то странной войне неизвестно кого неизвестно с кем, пробирается где-то по серым развалинам в поисках неизвестно чего… Звон мобильного телефона внезапно покрыл всё вокруг, Сенцов рванул трубку к уху, а Эрих фон Краузе-Траурихлиген на том конце истерично заорал:

— Напарник, напарник! Я его видел! Но не поймал!

— А-ва-ва… — промямлил Сенцов, а вокруг него все поплыло, завертелось…

— Напарник, ты дрыхнешь??? — трубка телефона заорала опять, и Сенцов разобрался, наконец, что орёт никакой не Эрих, а всего лишь, стажёр Ветерков. В своём нездоровом сне Константин услышал телефонный звонок и рефлекторно взял трубку, как лунатик…

— Напарник! — в который раз заорал Ветерков. — Ты проснулся или нет??

Константин уже проснулся достаточно, чтобы начать соображать головой, поморгал глазами и чуть шепеляво осведомился:

— Стажёр, что там у тебя??

— Я видел грабителя! — рявкнул Ветерков. — И ты знаешь, Харлампиев прав: он появился и исчез у меня на глазах, а ещё — он говорил со мной на немецком языке! А потом… потом… в этой комнате сдохла мышь!!

— Ты спятил! — пробулькал Сенцов, подозревая, что до сих пор спит, и этот разговор со стажёром всего лишь, часть нездорового сна под телевизор.

— Та, нет же! — бесновался стажёр. — Дуй сюда!

— Нет! — твёрдо отказался Сенцов. — Это ты дуй домой, выспись, а поговорим завтра, в отделении!

Сказав так, Сенцов уверенно сбросил вызов, отключил мобильник и в следующий миг снова заснул…

Глава 91 Пришельцы из…

Слесарь опаздывал уже на полчаса, и Константин Сенцов нервничал: он отпросился с работы всего на час, и от этого часа оставалась всего половина… А пока слесарь будет работать… Если Сенцов опоздает сегодня к «туристам» — его лишат премии за месяц… А может и не лишат — вдруг «турист» попадётся?? Да, неплохо было бы, если бы его схватил Игорь Ёж, Анатолий Лис, или следователи Мешков и Василенко из военной прокуратуры… Тогда Сенцов вздохнёт свободнее, вернётся к пержней жизни — с диваном, телевизором… но, без Кати, потому что Катя…

ДЗЗЗЫННЬ! — противный голос дверного звонка разбил тот хрупкий трепещущий образ, который плавал в воображении Константина и представлял из себя Катино лицо. «Чёрт…» — чертыхнулся про себя Константин, потому что вздрогнул от неожиданности и пролил на себя кока-колу, которой утолял утреннюю жажду.

ДЗЗЗЫННЬ! — напоминал о себе звонок. — ДЗЫНЬ-ДЗЫНЬ!!! — и Константин пошёл открывать дверь, смахивая с футболки коричневые капли колы.

— Кто там? — осведомился Сенцов, потому что дверь не имела глазка.

— Слесарь! — раздался в подъезде непонятно знакомый голос, а потом раздался свист — слесарь насвистывал мелодию из кинофильма «Улицы разбитых фонарей».

«Ну, наконец-то!» — обрадовался Сенцов, распахивая дверь.

В подъезде оказался человек, в руках которого ничего не было. Сенцов же ожидал, что слесарь будет иметь чемоданчик с инструментами… Но этот слесарь запустил правую руку в карман потёртых джинсов и вытащил пачку «Дирола».

— Хотите? — осведомился он, не переступая порог. — Мятная свежесть!

— Нет, спасибо, — отказался Сенцов, помотав головой. — Проходите, — сказал Константин, отодвигаясь в сторонку, чтобы впустить слесаря в квартиру. — У меня потолок в комнате…

— Ага, — кивнул слесарь и прошёл в комнату Сенцова, не снимая тяжёлые грязные ботинки.

— Вот… — растерянно пробормотал Сенцов, показав огромное коричневое пятно-осьминога, которое поселилось на побеленном потолке.

Слесарь бросил на него безучастный рыбий взгляд, покружился по комнате, приблизился к тевизору и застопорился, сложив руки на груди.

— Да, кранты потолочку, — пробормотал слесарь, жуя «Дирол». — Шифер разворотило, вот и течёт.

Константин видел перед собою круглые настенные часы, стрелки которых указывали Сенцову на то, что он опаздывает на работу почти на целый час. Внезапно где-то в голодном желудке взыграла злость, и Константин свирепо стиснул кулаки.

— Так вы будете его ремонтировать, или нет? — надвинулся Сенцов на слесаря. — Я же не могу вечно плавать, я же не рыба, в конце-то концов!

Константин горячился, забыв о том, что даже входную дверь не закрыл, и она так и болтается, распахнутая.

— Потом починим, — хохотнул слесарь. — Стулья будут вечером, а сейчас…

— Когда это — потом?! — вскипел Сенцов. — Какие стулья? Чего вы мне тут мозги пудрите? Я на работу уже на час опоздал…

Слесарь ничего не сказал, а только растянул рот в некой насмешливой ухмылочке. А потом откуда ни возьмись, явилась проверяющая из Горгаза. Сенцов выкруглил глаза и уставился на эту проверяющую, которая, не постучавшись и не позвонив в звонок, просто так зашла к нему в квартиру через распахнутую дверь.

— Э-аа, — протянул он, не зная, что сказать.

Проверяющая из Горгаза окинула Сенцова таким же насмешливым взглядом, как и слесарь, и сказала — слесарю:

— Ну что, Красный, грузим его?

— Ага, — кивнул «Красный» слесарь, и они с проверяющей ударили по рукам.

Сенцов перепугался не на шутку. Похищают, что ли?!

— Ку-ку… — закряхтел он, пытаясь сказать «куда?».

Константин сопротивляться не смог: не успел. Даже пикнуть не успел, как эта «парочка Твикс» его скрутила и потащила прочь из квартиры головой вперёд. Сенцов всё видел и понимал, но почему-то не мог ни пошевелиться, ни позвать на помощь: всё тело прекратило слушаться, и он вынужден был только бестолково ехать у них на руках. Слесарь слегка коснулся пальцем шеи Константина — точно так же, как тот водитель, который ловил «Туриста» и вызывал «Репейника»… Как же всё-таки, они похожи, этот слесарь и тот незнакомый шофёр! Сенцов только сейчас это заметил, поздно, он уже попался, раньше надо было размышлять! Однако Константин теперь мог дать сто процентов за то, что водитель и слесарь — один и тот же человек. Жаль только, что Сенцов не может спастись. И не может потребовать у них назад мотоцикл Крольчихина…

Они очень быстро его вынесли — бегом соскочили с лестницы, вылетели из подъезда и оказались около автомобиля. Старая обшарпанная «шестёрка» встретила Константина гостеприимно распахнутой задней дверцей. Они зашвырнули его туда, так же — головой вперёд. Проверяющая запрыгнула за руль, а слесарь медведем втиснулся около Сенцова.

Шестёрка кашлянула хрипатым моторчиком и ретировалась со двора. Сенцов безвольно лежал, уткнувшись носом в потёртую обивку сиденья.

— Пристегнись, — добродушно сказал ему слесарь и усадил Сенцова. — Сейчас будет игрек-кнопка! — и защёлкнул на Константине ремень безопасности. А потом пристегнулся сам.

Сенцов почувствовал, что к нему возвращается дар речи.

— Че-че?.. — пробормотал он, пыжась вопросить: «Куда вы меня везёте?!».

— Хы-хы! — ответил слесарь, а машина тем временем уже успела развить какую-то нездоровую для «шестёрки» головокружительную скорость.

Константин с трудом повернул чужую деревянную шею и увидел, как проносятся за окном деревья. Слесарь около него сидел, откинувшись на спинку, и свистел. А потом машину ощутимо дёрнуло, и деревья слились в одну сплошную зелёную полоску. А потом… «Взлетели, что ли?!» — Константина прошиб холодный пот. Пристёгнутый к сиденью кожаным и странно толстым ремнём безопасности, Сенцов испытывал, прямо, ракетные перегрузки. Всё, сейчас стошнит…

Но тут «супершестёрка» внезапно и резко застопорилась. Константин отлип от кресла, куда его вдавило, и проныл:

— О-оо-иий…

— Приехали, — весело сказал слесарь, откинув назад свой ремень и отстегнув размазанного Сенцова.

— Ку-ку?.. — Константин хотел сказать: «Куда — приехали?».

— На базу! — хохотнул слесарь. — Тебе сейчас шеф мозги вправит, и как новенький будешь!

А «шестёрка» тем временем небыстро и плавно вертикально опускалась с небес на землю. Вот её колёса коснулись земли. Слесарь выпрыгнул наружу, словно резвый зайчик.

— Выходи, — кивнул он Сенцову.

А Сенцов всё ещё был размазан и не мог сделать ни шагу, а только повалился на бок. Лёжа на боку, он видел, как снаружи слесарь о чём-то разговаривает с проверяющей из Горгаза.

— Ы-ы! — подал голос Сенцов, желая привлечь к себе внимание своих похитителей, ведь его достаточно сильно тошнило.

— Барахтается, — сказала проверяющая. — Тащи его, что ли, пока игрек-тачку не уделал.

Слесарь, молча, выволок Константина из «шестёрки» и опрокинул на асфальт. Константин сидел на твёрдом и шероховатом асфальте, смотрел вниз и глотал свежий воздух. Тошнота постепенно улеглась. Почувствовав себя лучше, Сенцов поднял голову и вперился в странную парочку похитителей вытаращенными глазами.

— Вылупился… — буркнул слесарь.

— Кто вы? — Сенцову наконец-то удалось просипеть членораздельные слова.

— Очухался, значит, будет жить, — поставил диагноз слесарь. — Зови меня Красным, брат арфоло.

«Какой я им, к чёрту брат?!» — возмутился про себя Сенцов, но вслух решил не распространяться, а просто кротко промолчать.

Проверяющая из Горгаза стащила с головы кучерявый белесый парик, накладные брови, щёки и горбинку носа… и сразу помолодела лет на двадцать, обретя короткую торчащую стрижечку. Теперь она стала неузнаваема.

— Ты, брат, не дрейфь, — сказала она, точно так же, как «Красный» слесарь. — Чувствуй себя, как дома и зови меня Звонящей.

— Ага, — глупо кивнул Сенцов.

— Вставай и пошли, — сказала Звонящая из Горгаза и пошла куда-то вперёд.

Сенцов едва встал на пластилиновые ноги. Только теперь он огляделся по сторонам. Куда же его затащили-то террористы эти?! Местности вокруг себя Константин не узнал. Пятачок асфальта оказался круглым и не больше десяти метров диаметром. Всё, цивилизация на этом кончается. Дальше идёт нечто лесистое, или лесостепное… Там, впереди заканчиваются деревья и начинается какое-то поле…

— Тебе сказали: «Иди»! — донёсся спереди голос «Красного» слесаря.

— Глазеет, — вздохнула Звонящая из Горгаза, и они оба потопали обратно.

— Где я? — вопросил у них Сенцов, когда они возвратились к нему.

— На Базе, — устало вздохнул «Красный» слесарь. — К шефу пошли — тогда всё станет тип-топ.

Сенцов покрутился вокруг их старой машины.

— А где он? — глуповато пробормотал он, имея в виду шефа.

— Там, — ответила Звонящая из Горгаза и показала рукой куда-то в чужеродное пространство.

Сенцов посмотрел. Шефа там нет. Там есть холм, а на холме есть дуб. Или не дуб? В общем, некое дерево.

Устав от нытья Сенцова, похитители схватили его под руки и насильно поволокли к тому холму, где росло их некое дерево.

— Сбежать не сможешь, — выплюнул «Красный» слесарь. — Мы на атолле Ихавандиффулу.

Услышав такое, Сенцов обмяк и снова проблеял:

— Че-че?..

— Во-во, — кивнул «Красный» слесарь. — И мне язык ломать неохота. Поэтому и называем просто «ба-ЗА».

Сенцов тащился за своими похитителями и скрипя мозгом, соображал, как же это они за несколько минут из Донецка «флипнули» аж… Куда?

— Мальдивская республика, — добродушно улыбнулась Звонящая из Горгаза.

— Ку? — Константин Сенцов едва не упал лицом в песок. Он знал, что Мальдивская республика где-то за далёкими океанами, что туда летают на самолёте по дорогой путёвке.

— Он до сих пор в галактике Кин-дза-дза… — унылым тоном заключила Звонящая из Горгаза. — Слыхал, Красный, как кукует?

— Эх! — вздохнул Красный слесарь. — К шефу надо его на верёвке переть — иначе будет тут куковать и быковать три года!

С этими словами Красный слесарь прямой наводкой двинулся к беспомощному от избытка информации Сенцову и схватил его за шиворот. Сенцов идти не мог — он только покачнулся, завалив корпус назад, и упал на руки слесаря.

— Раскис! — заключила Звонящая из Горгаза, покачав своей острой головой. — Давай, Красный, тащим, а то мне надоело им любоваться!

«Красный» слесарь подхватил Константина под мышки и поволок так, что ноги последнего потащились по песку, роя две колеи. Сенцов сначала просто ехал, потому что действительно раскис, переваривая те тонны информации, которые на него вывалили эти двое странных «друзей». Да и страх говорил своё веское слово, заставляя ноги размякать киселём и подгибаться, как пластилин. Однако спустя минуту, когда «Красный» слесарь подтащил его к какой-то весьма неприятной и тёмной пещерке, которая торчала в холме как раз под «дубом» — в Константине заговорил инстинкт самосохранения. Ожили суеверные опасения, что в пещерах селится нежить, тролли и так далее, что человеку там по большому счёту делать нечего, да и «Турист» встал перед глазами с автоматом…

Константин Сенцов встал, как вкопанный и рванулся прочь из крепких рук «слесаря».

— Да стой ты! — встряхнул его слесарь. — Мы что едим тебя, или как? — его голос устрашающим эхом пронёсся где-то под сырыми сводами пещеры, и Константину показалось, что в ответ ему кто-то зарычал…

— Не знаю, — буркнул Сенцов, не собираясь заходить в пещеру. — Меня будут искать…

— Да, тебя будет искать «турист»! — вынырнул из пещерной мглы голос Звонящей из Горгаза. — Он тебя найдёт и точно, съест! Ты знаешь, брат, кто такой «турист»??

— Я вам не брат… — пробурчал Сенцов, продолжая стопориться. — Где гарантия, что вы не связаны с «туристом» вашим?

— А, сейчас, к шефу придёшь и всё увидишь! — Красный слесарь больно пихнул Сенцова в спину, и Сенцов не устоял на ногах, сделал пару шагов в устрашающую пещерную глубину, пронизанную сырыми сквозняками, запахами плесени и… машинного масла. Едва не упав, Константин снова застрял и оглянулся. На него надвигались два силуэта: «Красный» слесарь и Звонящая из Горгаза неотступно шли попятам. В руке слесаря засветился карманный фонарик, рассеивая мрак. Луч света устремился вперёд, и Константин невольно глянул туда же. Шероховатые сырые камни, сталактиты, острые, переливающиеся друзы неких прозрачных кристаллов… и за всем этим — необъятная и жуткая тёмная глубина, чернота, уходящая вниз на километры, и леденящий кровь холодный ветер, который из неё вылетает…

— Я туда не пойду! — визгливо запротестовал Сенцов, замахав руками, чтобы отбиться от «Красного» слесаря, который схватил его за плечо и пихал в эту гробовую темноту насильно.

— Как это не пойдёшь? — вмешалась Звонящая из Горгаза, спихивая Сенцова с места стальной рукою. — Не пойдёшь — потащим! — постановила она, напирая. Какая же всё-таки она сильная для девушки её телосложения… Как будто бы робот в виде девушки…

Сенцов не смог сопротивляться, и поэтому овцою потопал в могилу.

— Так, поворотик! — внезапно сообщил Красный слесарь, заставив пещеру изрыгнуть эхо, и достаточно жёстко развернул Константина носом к сырой стенке, покрытой неровностями и каким-то ещё жёлтым налётом, блестящим в свете фонарика, словно драгоценные камни.

— А разве тут можно пройти? — пробормотал Константин, едва не царапая нос о неровности стены.

— А разве нет? — хохотнул слесарь, водя лучом фонарика из стороны в сторону. — Не то что можно, а даже нужно!

— Нужно! — эхом повторила Звонящая из Горгаза и достала из кармана брюк нечто, напоминающее старые часы. Она направила эти «часы» «циферблатом» на серую стенку пещеры и нажала какую-то кнопочку на их корпусе. Константин не мог сказать, что она делает, и зачем нужны эти «часы». Он только молчал и видел, как кусок пещерной стены, размером с грузовик, вдруг задрожал и начал медленно отодвигаться вправо, швыряя по сторонам кусочки камня и водяные брызги. В стене быстро открывался просвет, из которого в глаза Константина ударил широкий сноп ослепительного света. Сенцов зажмурился, а потом ему пришлось шагнуть, потому что спина получила толчок. Константин шагнул и почувствовал вокруг себя сухой, свежий и тёплый воздух, отдающий чем-то сосновым и цветочным. Откуда-то сверху лилась негромкая музыка в стиле «релакс», а сквозь плотно сжатые веки пробивался свет.

— Разуй глаза, «Слепой Пью»! — разорвался сзади голос Звонящей, и плечо Сенцова опять ощутило крепчайший мужской хлопок. Сенцов мог бы с уверенностью сказать, что его плечо «осчастливил» Красный слесарь, но нет, это была Звонящая. Константин распахнул глаза и увидел её перед собой, освещённую каким-то мистическим голубоватым светом. Такой свет вполне мог бы исходить из чрева космического корабля инопланетян… Стоп! Ужасающая догадка внезапно поразила мозг Сенцова, парализовала его руки и ноги, заставила ошалело крутить головой, оглядывая то место, где он оказался. Вокруг — стены и пол, обшитые металлическими пластинами, отполированными до зеркального блеска, вверху — полок, усаженный круглыми точечными светильниками… Похищение…

— Нет! — взбунтовался Сенцов. — Нет! — он рванулся бежать по металлическому коридору, а у него перед носом задвигалась огромная переборка. Вот, зазор стал шириною с «Жигули», с большую собаку, с кошку… с гулькин нос. Всё, Сенцов не успел проскочить: переборка задвинулась, едва не прищемив ему голову, и испустила негромкое шипение.

— Ишь, скакает! — хохотнул сзади «Красный» слесарь, и Константин услышал его приближающиеся шаги. — Давай, брат, возьмись в руки! Чего тебе быковать, мы же не пришельцы и не тигры в конце-то концов!

— Надоел он мне! — фыркнула Звонящая из Горгаза, скользнула к Константину, и в следующую секунду её тонкий прохладный палец слегка коснулся шеи Сенцова пониже правого уха. Константин почувствовал, как его тело немеет, отнимаются руки, ноги, голова…

— Спа! — истошно взвизгнул Сенцов, пытаясь призвать кого-нибудь на помощь, но так и не успел выговорить слово «Спасите»: отнялась речь. Голова быстро заполнилась чем-то вязким, что налилось в глаза и в уши…

— Ну, и зачем ты его подкузьмила?..

— А, надоел своим вяканьем… каньем… ньем… ньем… ем… ем…..

Константин вдруг почувствовал голод, а потом — всё тело вырубилось, заглохли звуки и погас свет…

Глава 92 База

— Мы тащили его за ноги…

— Красный, а ты не подумал, что это негуманно?..

— Он тут кулаки распустил и всё время удирал…

— А носилки принести слабо?..

Какой-то странный монолог… диалог… целый форум незнакомых голосов, стёртых, глухих, будто бы исходящих со дна огромной бочки… Константин слышал их сквозь сон или сквозь забытьё, и больше не слышал ничего. Перед глазами мелькали непонятные цветные чёртики — смазанные какие-то, неясные, расплывчатые. Под поясницей что-то мешало — камень или бугор какой-то…

— Он доставлен? — из «огромной бочки» вылетел новый голос — мощный, как пароходный гудок, и Сенцов будто бы отрезвел.

Цветные чёртики сейчас же превратились в странных личностей. Их было четверо, и Константин выделил среди них Звонящую из Горгаза и Красного слесаря, а остальные — один бритоголовый громила в камуфляжных шароварах и в канареечной футболке с чёрной жирной иностранной надписью «HEIL!», а второй — странноватый длинный очкарик с квадратной головой, завёрнутый в белый халат — оказались Сенцову незнакомы. Они обступили его, лежащего на какой-то кушетке и обсуждали его же, Сенцова. Константин пошевелил корпусом и обнаружил, что под поясницей ему мешает его собственная рука, неловко завёрнутая под туловище. Сенцов рывком выдернул эту руку, которая уже успела занеметь, и принялся энергично шевелить пальцами, чтобы разогнать кровь.

— Очнулся! — внезапно на Константина надвинулся пятый тип — в сером костюме с отливом, в прямоугольных интеллигентных очках на длинном и тонком носу. Седеющие волосы этого пятого были аккуратно зачёсаны назад, а улыбку «украшал» впереди золотой зуб.

— Очнулся… — пролепетал Константин, садясь на кушетке, которая была не очень-то и мягкой. По отлёжанной руке топтались колючие мурашки, и Сенцов по инерции шевелил и шевелил пальцами.

— Скажите, Константин, вы знаете, куда вы попали? — вежливым и довольно приятным голосом осведомился хозяин золотого зуба и присел рядом с Сенцовым на стул, заботливо подставленный бритым громилой в канареечной футболке.

Сенцов глупо озирался по сторонам, видел вокруг себя интерьер спальни в стиле рококо, с розовыми тюлевыми занавесочками и резным трюмо в углу, с люстрой в виде сердец, и ничего не понимал… Кстати, кушетка Сенцова выглядела так: на никелированных перекладинах укреплён жёсткий лежак, застланный не очень белой простынёй.

— Н-нет, не знаю… — пролепетал Сенцов, чувствуя, как сжимается желудок, наполняясь жутким холодком.

«Зубастый» интеллигентно кивнул и задал Константину новый вопрос:

— А слыхали ли вы, Константин, когда-нибудь об Отделе Предотвращений?

Нет, Константин никогда не слыхал про такой — он слыхал про отдел борьбы с бандитизмом, про колбасный отдел, про оперативный, следственный и хлебный, про ОБЭП, наконец, и про отдел закупок тоже — бывают такие в крупных компаниях… Но Отдел Предотвращений оказался для Константина таким же загадочным, как сфинкс на Марсе, поэтому он выкруглил глазки, окунем воззрившись на «хозяина зуба» и проронил тупым голосом:

— Нет…

— Нет, — повторил «хозяин зуба», кивнув головой. — Я знаю, что вы не знаете, вернее, что вы не помните!

— А? — удивился Сенцов, который помнил всю свою жизнь, начиная с детского садика.

— Вы работаете в милиции, — продолжал тем временем «хозяин зуба», не реагируя на замешательство Константина. — Оперуполномоченный, в звании старшего лейтенанта. Живёте на улице Владычанского, дом тридцать пять, квартира девятнадцать, пятый этаж. У вас протекает потолок потому что… Как вы думаете, почему? — он наклонился к Сенцову и выгнал на своё интеллигентное лицо вопросительное выражение.

— Откуда вы знаете, где я живу?? — просипел Константин, задыхаясь, едва ли не падая с жёсткой кушетки.

— Оп всё про всех знает! — добродушно хохотнул «хозяин зуба», дьявольски улыбнувшись. — Такая работа!

— Работа? — не понял Сенцов.

— Работа, — кивнул «хозяин зуба» и снова наклонил голову, обращаясь к Сенцову. — Так, что вы думаете по поводу потолка?

— Прохудился… — буркнул Сенцов, вперившись в носки своих клетчатых тапок, левый из которых имел большую дырку. — Вы убьёте меня? — мрачно осведомился он, шевеля большим пальцем левой ноги, который выглядывал в дырку.

— Не имеем права, — улыбнулся «хозяин зуба». — Вы, Константин, наверняка уже слышали термин «ТУРИСТ»?

— Ага, — кивнул Сенцов, которого «турист» уже достал. — Вы «туристы», да?

— Нет! — внезапно выдвинулся очкарик с квадратной головой и тоже выкатил улыбку до ушей на своё худое лицо. — Кстати, брат арфоло, я — Репейник!

— Репейник! — подскочил Константин и едва не свалился на пол. — Так это ты у меня яичницу наворачивал?? — Сенцов бы вцепился в проклятого Репейника и поколотил его, но побоялся, что остальные «туристы» пристрелят его.

— Прости, брат, — извинился Репейник. — Мы с Красным очень спешили спасти тебя от «туриста»… На твоём безымянном фотороботе — «турист», он из прошлого и опасен, как чёрт! Ты должен помочь нам ловить его, иначе — всем капут!

— Че-че?? — пробубнил Константин, ёрзая на кушетке, как на раскалённых углях… Честное слово, кушетка прижигала ему спину! Что за бред?? Какое прошлое?? Это — сон????

— А ты думал, чего мы тебя законопатили? Мы люди честные, просто так не конопатим никого, — вмешался в разговор «Красный» слесарь, пихнув Репейника в бок. — Даже Бисмарк — и тот не конопатит! — добавил он и тоже расплылся в улыбке.

— Кто? — прошептал Сенцов, теряя остатки сознания. Отто фон Бисмарк жил в начале двадцатого века…

— Как же так, а? — сокрушённо вздохнул «Красный» слесарь, отступив назад на пару шагов. — И Бисмарка забыл. Бедняга… — заключил он и повернулся к «хозяину зуба». — Шеф, может быть, всё-таки, вернём старлея?

— Вернём, — согласился шеф, поправив золотую прищепку, которая украшала его галстук. — Давай, Репейник, приступай!

— Эй, что вы собираетесь делать?? — Константин почувствовал безотчётный страх, потому что этот Репейник вынул откуда-то штуковину, похожую на «терновый венец» из колючей проволоки и прицелился нахлобучить её ему на голову.

Сенцов рванулся спрыгнуть с кушетки и бежать, но вдруг его плечи ухватили две руки. Повернув голову назад, Сенцов увидел бритоголового здоровяка в странной футболке, который схватил его и не пускал.

— Брат арфоло! — басом выдохнул здоровяк, железно удерживая Сенцова на месте. — Кстати, я — Бисмарк! Это — не кличка, это — позывной! Сейчас, чуть-чуть, и ты всё вспомнишь!

— Помогите! — от безнадёги крикнул Сенцов, но помогать ему никто не собирался.

Репейник сделал выпад, и проволочная конструкция оказалась на голове Константина, впившись колючками в лоб. Ощущения не из приятных, тем более, что Репейник нажал кнопочку, и по проволоке пошли колючие электрические разряды.

— Выпустите! — визжал Сенцов, а здоровяк по кличке Бисмарк не выпускал, а только похохатывал.

У Константина чесался лоб, и вдруг в глазах словно бы что-то взорвалось — мигнула ослепительная вспышка, по ушам ударила звуковая волна… Мозги будто бы выпрыгнули наружу… Звонящая, Красный, Бисмарк, Репейник, шеф… и фамилия стажёра не Мышкин, не Зайкин, не Птичкин, а Рыбкин!! Всё это мгновенно всплывало в памяти, разрывая голову на части. Отдел Предотвращений, подсыльный, пробойщик, пастух и ДОЗНАВАТЕЛЬ!! Константин Сенцов — он же и есть дознаватель! И Звонящая — тоже дознаватель! Как же он мог это забыть, когда рука об руку с ними валил «Вавилон» гения зла, безумного профессора Миркина??

— А!! — вскрикнул Константин, спрыгивая с кушетки, сдирая с головы проволоку. — Ребята!

— Узнал? — хихикнул Красный, подбирая с пола проволоку, суя её в руки Репейнику.

— Узнал… — пробурчал Сенцов, приглаживая наэлектризованные волосы, которые встали у него на голове «ирокезом».

— С возвращением, брат! — обрадовался Бисмарк, прыгнул к Сенцову медведем и сгрёб его в охапку, заключив в братские объятия.

Константин почувствовал себя под прессом, задёргался, потому что для него пропал кислород, но радостный Бисмарк не отпустил Сенцова до тех пор, пока не скрутил в бараний рог…

— Ба-ааа… — пробормотал полузадушенный Константин, пытаясь отдышаться ртом.

— Хайль! Хайль! Хайль! — ликовал тем временем Бисмарк и прыгал на месте, сотрясая своими сапожищами паркетный пол. Ажурная мебель подскакивала козликами, трюмо звенело, а романтичная розовая люстра трепетала своими сердцами.

— Эй, брат! — вынырнул из-за Бисмарка Репейник, помахивая своей «колючей проволокой». — Вообще-то раньше ликвидация памяти была навсегда! Я этот реколлектор только вчера изобрёл!

— Я очень рад… — угрюмо прогудел Сенцов, бестолково пялясь на трепещущую люстру. — И зачем вы вообще стирали мне память??

— Ты хотел жениться на гражданской, брат! — напомнила Звонящая. — А это значит, что ты обязан был забыть нас!

— Катя вышла замуж за бухгалтера… — пробормотал Сенцов, привалившись левым боком к жёсткой кушетке. Кушетка оказалась предательски поставлена на колёса, отъехала назад, и Константин едва не растянулся на скользком, натёртом до блеска паркете.

— Чёрт… — буркнул Сенцов, и хотел сказать что-то ещё, но тут вперёд выдвинулся шеф.

Бисмарк сейчас же прекратил кричать и прыгать, Репейник забил проволочный реколлектор в карман. Все расступились, уважительно пропуская шефа, шеф приблизился и навис над сидящим на полу Сенцовым.

— Вставай, Константин! — твёрдо сказал он, и Сенцов тут же повиновался: бодро водворился на ноги, и его рука машинально отдала честь.

— Ты, наверняка, помнишь профессора Миркина? — спокойным голосом осведомился шеф, внимательно разглядывая Сенцова, чтобы определить на глаз, работает ли реколлектор Репейника, или Константин всё ещё забацан вышибалкой.

— Помню, — ответил Сенцов, потому что забыть этого злого гения невозможно. Сколько людей он похитил и зомбировал своим «Вавилоном», и сколько сил Сенцову стоило поймать его и заточить в тюрьму!

— Миркин сбежал из тюрьмы и взялся за старое, — сообщил Сенцову шеф, а Сенцов понял: виновник всех его злоключений с «туристами» — Миркин, злой профессор выдумал новую заумную авантюру, зомбировал кого-то или что….

— Чёрт… — вырвалось из Сенцова, который прекрасно помнил, с каким трудом упаковал этого злого гения в первый раз.

— Главный виновник всего этого не сам Миркин, а гражданин Теплицкий Алексей Михайлович, — сказал шеф, глядя Сенцову прямо в глаза и не моргая, как пугающая змея. — Мы это выяснили, но есть загвоздка: он сбежал!

Сенцов уже слышал эту фамилию — Теплицкого несколько раз показывали в телепередачах, представляя меценатом научных изысканий… и болезная Новикова Светлана тоже упоминала Теплицкого в своих рыданиях…

— А я знаю Теплицкого… — выдал Константин. — Видел по телевизору… он там какую-то науку финансирует…

— Миркин работает на него, — разъяснил шеф, не отрываясь от переносицы Константина, а Сенцов уже под его взглядлм потел и мёрз одновременно — силёнок не хватало выдерживать взгляд шефа. — Мы засылали к ним Рыбкина, и он выяснил, что инициатор всего — Теплицкий, а Миркин — только его марионетка. Теплицкий называет свои затеи наукой, а мы называем преступлением. Теплицкий с помощью машины времени Миркина привёл сюда из прошлого опасного преступника, и наша задача сейчас — поймать его и вернуть назад. Ты уже имел несчастье столкнуться с ним и наверняка осознал, что поймать туриста совсем не просто. Поэтому им и занялся Отдел Предотвращний!

Рассказ шефа был страшным — не всякий мозг может осознать перемещния во времени и не рехнуться, но Константин ощутил прохладное облегчение. Значит, Сенцов не сумасшедший, и где-то действительно, существует машина времени, а «турист» — по-настоящему группенфюрер СС… Да, профессор Миркин способен создать машину времени. Столкнувшись с данным гением в «Вавилоне», Константин поверил в чудеса технологий, которые бывают только в фантастических фильмах. В жизни такие чудеса тоже бывают…

— Мы предлагаем тебе вернуться на должность дознавателя! — заявил шеф, присев рядом с Сенцовым на стул, который для него подставил Красный. — Думай и соглашайся! — с этитми словами шеф поднялся на длинные ноги и исчез, скрывшись за опустившейся переборкой, а Сенцов глубоко задумался…

Когда из его жизни исчезла Катя — Сенцов может занять любую должность, хоть, чёрта, потому что ему больше нечего терять, кроме своих цепей. Да, он вернётся на должность дознавателя, вступит в бой с Миркиным, с Теплицким, с группенфюрером, даже с дьяволом… Константин готов и погибнуть, лишь бы его совесть не твердила по ночам: ты сам виноват, ты бросил Катю, и она ушла к бухгалтеру от безыхдоности и отчаяния, а не потому что так сильно его полюбила…

— Ребята! — вспрыгнул Сенцов, заметив на наручных часах шефа время: одиннадцать утра. — Я опоздал на работу… Мне надо бежать!

— Стой! — удержал его Красный. — Теперь, Старлей, тут твоя работа! Если ты дальше будешь жить по-сенцовски — Турист точно законопатит тебя в Макеевский ставок!

— Меня искать будут… — пробормотал Сенцов, застопорившись, чтобы Красный не отодрал от его рубашки рукав. — Крольчихин всё отделение поднимет на уши…

— А это не проблема! — выкрикнул Бисмарк, стряхивая со своей жёлтой футболки мелкий сухой лист. — Если будут искать — то отыщут в Кальмиусе твой чужой труп, условно по-настоящему похоронят тебя и — всё, дело с концом!

— Да, наши условные трупы уже давно нашли! — вмешалась Звонящая. — Ты, Старлей, это прекрасно знаешь!

— Но… — испугался Сенцов, оседая на неудобную кушетку на колёсах. — У меня есть родные…

— Будет, кому организовать похороны! — обрадовался Бисмарк. — И, если хочешь — даже можешь прийти! Я на своих был!

— Но… моя тётка… с ума сойдёт… — пролепетал Сенцов, сел мимо кушетки и в который раз оказался на полу. — Да и батя не обрадуется…

— Моя тронулась! — объявил Красный. — Я тоже на своих был и видел, как она каталась и выла! Цирк, да и только! Поверь мне! Дай, помогу встать! — Красный протянул Сенцову руку, однако тот оттолкнул его.

— Ничего хорошего! — отпарировал Сенцов, вставая сам. — Я же не такой, как вы… И вообще, я собираюсь жениться…

И тут Сенцов осёкся. Жениться? На ком? У Кати теперь другая жизнь и идиотский бухгалтер. А кроме Кати больше никто не пойдёт замуж за Сенцова! Внутри зародилась глухая тоска — такая, от которой воют на луну. Сенцов бы и завыл, будь он здесь один… Но здесь сгрудились его коллеги по Опу, и надо было что-то решать. Что держит Сенцова в сенцовской жизни? Пустая квартира с пустым холодильником? Просиженный диван, чёрствые батоны и телевизор? Да чтоб они все провалились!

Константин Сенцов принял решение. Выпрямившись во весь рост и расправив обычно сутулые плечи, он окинул всех вокруг себя бесстрашным взором и уверенно заявил:

— Я вступаю в оп!

Константин замолк, и за ним восстановилось гробовое молчание. Оно длилось минуты две — это очень долго для гробового молчания — а потом взорвалось страшенным гвалтом и гулом голосов.

— Ура!

— Давно бы так!

— Годами соплю жевал, тугодум! — загалдели все наперебой, захлопали в ладоши, Красный даже свистнул от полного счастья.

— Отлично! — сказала Сенцову Звонящая, в который раз хопнув его по плечу. — Теперь мы сделаем тебе условный труп и дадим ретоподъезд, Старлей!

— А позывной вы мне дадите? — поинтересовался Сенцов, помня, что в Опе ни у кого нет ни кличек, ни званий, ни даже имён — у всех позывные.

— Дадим! — обнадёжила Звонящая. — Уже дали! Теперь «Старлей» и есть твой позывной!

— Работай так, будто бы ты тусуешься! — отпихнув с дороги Репейника, влез Красный. — Не парься и будь счастлив! Мы тут все не паримся, и все счастливы! Твоё счастливое лицо деморализует врага получше любой базуки! Даже здоровенной, даже с бомбами!

— Но и базуку иметь — тоже не помешает! — вставил Бисмарк, лопая чипсы из ТВ-пачки. — Кстати, о базуке тоже можешь не париться, у нас их много!

— Я научу тебя работать с техникой класса «Игрек»! — перебил всех Репейник. — Можно стрелять из базуки и улыбаться во весь рот, но без игрек-тачки и «вышибалки» ты в жизни не обойдёшься!

— Я тебе живо чужой труп организую! — пообещал Бисмарк, доев чипсы. — Хочешь — даже сегодня, чтобы не тянуть резину?

— Давай… через недельку… — Сенцов выдал неожиданный для самого себя ответ и заглох, впав в глупую прострацию. Он хотел умереть? Теперь у него есть реальный шанс. Константин умрёт тихо, и ему не будет больно, и не будет страшно, потому что вместо него умрёт кто-то другой. Кому-то не повезёт однажды ночью — Бисмарк схватит его и открутит голову, выдав потом бездыханное тело незнакомца за сенцовское…

— Мы тебе, Старлей, паспорток условно настоящий напечатаем и условному трупу подкинем в карманчик! — хихикнул Репейник. — Они у него твою бумажечку найдут и тут же опознают, что это ты! А ты в это время телик будешь смотреть! Ха-ха-ха!!

— А… мне можно домой? — осведомился Сенцов, потому что кроме его квартиры жить ему было негде.

— А вот это, брат, постой! — не пустил Сенцова Красный. — Твой дом теперь холоден и чужд! Завтречка мы тебе ретоподъезд подкинем, а вот сегодня в «каюте» перекантуешься!

Сенцов знал, вернее, помнил, что «каютой» на Базе называется жилое помещение, которое ничем не отличется от элитной квартиры: четыре большие комнаты, евроремонт, кухня с посудомоечной машиной, джакузи, кондиционер… Очень даже неплохо, в такой каюте можно и жить, как дома. Отличие только в том, что все каюты заглублены под землю на полкилометра, вместо деревьев, неба и солнца — трёхмерные картинки, а вместо уличных звуков — запись из динамиков.

— Ладно, — согласился Сенцов, да, одну ночь можно и в каюте, тем более, что там телик форматом метр на два и каналов столько, что за всю жизнь не пересмотреть.

— Пошли, отведу! — предложил Красный. — Пить что будешь: шардоне, божоле, совиньон?

— Эээ… — зарапортовался Сенцов, по инерции топая за Красным в какой-то коридор, вместо отделки покрытый металлическими пластинами, как на звездолётах из фантастических фильмов. — А попроще ничего нет? — наконец, пробулькал он, потому что совсем не пил вино и абсолютно в нём не понимал. — Я не пью вино…

— Отлично! — хохотнул Красный. — У нас на Базе есть только кока-кола!

— Давай кока-колу! — с облегчением согласился Сенцов, а Красный запихнул его в лифт. Константин поймал себя на том, что отлично знает этот лифт: раньше, в своей «прошлой» жизни, когда он впервые попал в Отдел Предотвращений, он не раз на нём ездил. И, кажется, не раз ночевал в этой каюте, дверь которой распахнул перед ним Красный.

— Слушай, Красный, а у тебя вообще, жена была? — негромко спросил Сенцов, переступив порог, оглядывая предложенные апартаменты и думая, что на подобную квартиру ему не заработать за всю свою сенцовскую жизнь.

— Была! — согласился Красный, щёлкая тумблерами, которые запускали трёхмерные облака за «условно настоящим» окном и включали «звуки природы». — Раньше ничего была — убирала и готовила, и стирала, как положено… А с годами такая стала мегера, что около неё мухи дохли! Слова не скажи — руку оттяпает, а может и голову! Ух, аж страшно около неё становилось! Я в пивбар убегал, когда она приходила с работы…

— А когда ты умер — что она? Плакала? — Константин задал этот девчоночий вопрос, предствив, как плакала бы Катя, если бы в один прекрасный день оказалась бы сенцовской вдовой…

— Аж два раза! Это она мне в борщ крысиного яда навалила, а сама в санаторий умотала! — хохотнул Красный, курсируя по роскошной «каюте» и горделиво показав Константину огромный телевизор. Да, за такой красавец при милицейской зарплате придётся лет пять жить впроголодь и выплачивать кредит.

— И… что? — булькнул Сенцов, желая узнать, как же выпутался Красный. Скушай он крысиный яд — ему не понадобился бы условный труп…

— А я уже давно знал, что навалит! — просто ответил Красный. — И мой условный труп от него и крякнул!

— А жена? — поинтересовался Сенцов.

— В тюрьме жена! — выпалил Красный, разинув перед Сенцовым двухдверный холодильник, чтобы показать, сколько в нём еды и кока-колы. — Когда в моём условнике крысиный яд нашли — её закрыли в кутузку! Ещё бы не закрыть — она мне всю пачку вывалила, которая на пятьсот крыс! Милая! — воззвал он, обратив взор к виртуальным небесам. — Ты не учла одного: отравить СТАЛЬНУЮ крысу совсем не просто!

Красный разразился смехом, который Сенцову показался даже несколько зловещим, а вот Сенцов смеяться не стал: боялся смеяться над смертью, пускай, даже над чужой и условной…

Глава 93 Исчезновение Константина Сенцова

Стажёр Ветерков бежал по коридору Ровд, словно резвый рысак — высекал подошвами искры на бетонных ступеньках, хотя стрелки часов едва доятнулись до семи утра.

— Тебя что, ужалили? — осведомился у него сержант Казачук, которого он встретил по дороге и едва не сшиб с ног.

— У меня ЧП! — взвизгнул ему в ответ Ветерков, не сбавляя бешеного хода.

— Тронутый… — пробурчал Казачук, на всякий случай прижимаясь ближе к стенке: а вдруг ещё-кто-нибудь вздумает пронестись мимо него реактивным истребителем??

Ветерков уже был далеко: он промчался по коридору, породив шальной ветер, достиг кабинета Крольчихина и разинул дверь так, словно бы за ним гнался пожар.

Следователи Крольчихин и Федор Федорович сидели за общим столом: они разбирали дело о гибели того, бывшего стажёра, которое в ГАИ почему-то отыскалось в подвале. Дежурный позвонил Крольчихину в час ночи и сообщил, что вечером уборщица случайно наткнулась на эту заветную папку, уже успевшую отсыреть и поеденную мышами и крысами. Когда Ветерков залетел в кабинет ураганом — Крольчихин выронил ручку, которой исписывал свой блокнот, а Федор Федорович упустил саму папку. Папка шлёпнулась на стол, выплюнув листы, а Крольчихин вскинул сонные глаза и осведомился у стажёра:

— Ты чего??

— Здра-здраввствуйте… — выжад из себя стажёр, борясь с одышкой. — Костян пришёл??

— Рано ему ещё! — фыркнул Федор Федорович, досадуя на то, что сумбурный стажёр отвлёк его от работы и сбил все мысли. — К девяти часам жди — он сегодня отпросился, чтобы слесаря дождаться!

— Какой слесарь?? — завизжал стажёр, подпрыгивая так, словно бы сзади его поджигали. — Вот! — Ветерков запусти обе руки в свои карманы и вывалил на стол перед следователями трёх дохлых мышей.

Крольчихин разъярился. Огрев кулаком столешницу, он сдивнул брови и сурово осведомился:

— Ветерков, у тебя с головой всё нормально?

— Да! — воскликнул Ветерков. — Это улики! Мы вчера с Костяном устроили засаду у Сердюка и Харлампиева, и я видел их грабителя!

— А причём тут эта пакость?? — рыкнул Крольчихин, прожигая огненным глазом и мышей, и Ветеркова.

— Это — улики! — горячо повторил Ветерков. — Мы с Костяном вчера к ним ходили и я провёл эксперимент: внёс мышей в те места, где появлялся грабитель, и все мои мыши сдохли! А потом, после того, как грабитель исчез у меня на глазах — Сердюк тоже принёс мышь, и она тоже сдохла!

— Слушай, Ветерков, ты по-моему, плохо работешь! — рявкнул Крольчихин, скидывая с ушей дурацкую лапшу. — Что значит: видел грабителя, но не поймал?? Ты почему его не поймал??

— Это не простой грабитель! — прошептал стажёр. — Это — дьявол…

— Слушай, стажёр, тебе случайно, на больничный не пора? — ворчливо осведомился Федор Федорович, собирая высыпавшиеся из папки листы. — Ты, похоже, гриппуешь!

— Да нет же! — замотал растрёпанной башкою стажёр. — Он исчез у меня на глазах, а ещё — он разговаривал со мной на немецком языке! Он сказал мне «думкопф полицай», это означает «тупой мент» по-нашему… Я на сегодня Сердюка и Харлампиева вызвал повесткой! Они вам сами всё подтвердят!

— Ну, вы, блин, даёте… — прокряхтел Крольчихин, растирая пальцами виски. — Давай, стажёр, выкидывай мышей, они у тебя воняют уже!

— Нет, я выкидывать их не буду! — возразил стажёр, не спеша собирать трупики с документов. — Я их Овсянкину отдам, на экспертизу! Надо узнать, от чего именно они умерли!

— Овсянкин тебе, стажёр, башку отшибёт! — хохотнул Федор Федорович. — У него настоящие экспертизы валяются несделанные, а ты ему будешь мышей каких-то пихать!

— Это не «какие-то» мыши! — Ветерков уже едва не плакал. — Мелкие животные дохнут в тех местах, где есть какие-нибудь аномалии: электрические, магнитные, радиационные, а так же там, где много эктоплазмы! Понимаете, я устроил засаду в той комнате, куда грабитель ещё не заглядывал, и когда я утром приносил туда мышь — она осталась жива! Но после того, как он там побывал — мышь сдохла! Это значит, что после его появления в квартире Сердюка и Харлампиева возникают аномалии!

— Ты, Ветерков, смотри, в протокол это не напиши и прокурору не ляпни! — сурово предупредил стажёра Крольчихин. — А то аномалии появятся в наших трудовых книжках! У всех четверых, включая Сенцова!

— Ну, это же правда! — захныкал стажёр.

— Так, Ветерков, забывай аномалии! — рыкнул Крольчихин. — Тут тебе не журнал «нло»! Значит, сделаем вот, что: хорошенько допросим Сердюка и Харлампиева — это очень хорошо, что ты их вызвал! А аномалии и мышей своих оставь для очевидного-невероятного!

— Я их вызвал на восемь утра… — булькнул стажёр, продолжая торчать истуканом около «общего стола».

— Ну, чего ты торчишь? Иди выкидывай мышей! — поторопил его Федор Федорович. — А то люди придут, а у нас здесь похоронное бюро какое-то!

— Ладно, — угрюмо буркнул Ветерков, собрал мышей со стола, вынес в коридор… Стажёр и не подумал выкидывать их в мусор — он огляделся, не заметил крикливой уборщицы, встал возле подоконника и вытащил из кармана пластиковую бутылку. У Ветеркова имелось две разрезанные пластиковые бутылки: в одной крутились живые мыши, а во второй — покоились мёртвые. Бутылка для мёртвых мышей была пуста: Ветерков вытащил всех её «обитателей» для Федора Федоровича и Крольчихина. Следователи не оценили мышей, не оценит их и Овсянкин. Поэтому Ветерков решил показать их своему другу-ветеринару — пускай, посмотрит на них и напишет заключение! Решившись на собственное расследование, стажёр Ветерков спрятал всех трёх мёртвых мышей в бутылку, бутылку поплотнее засунул в карман и вернулся в кабинет.

— Всё, выкинул! — сказал он, когда вернулся и сел за стол.

— Ты не сиди! — проворчал Федор Федорович и выделил для стажёра бумажный лист. — Ты пиши отчёт о вашей вчерашней засаде! Мы с Алексеем Васильевичем его прочитаем и будем тебе по шапке давать!

— Угу… — угрюмо буркнул Ветерков, взял у Федора Федоровича лист, пополз обратно, к своему столу и осведомился на ходу:

— Про мышей тоже писать?

— Сюда — пиши! — постановил Федор Федорович. — Это будет у тебя черновик — для нас! А что написать в чистовик — мы тебе скажем, когда прочитаем!

— Есть, — согласился стажёр, вырыл на своём столе целую ручку и засел за отчёт.

* * *

Едва стажёр Ветерков завершил писать отчёт и поставил точку — раздался стук в дверь.

— Это — они! — подпрыгнул стажёр, догадавшись, что пожаловали Сердюк и Харлампиев.

— Войдите! — громко крикнул Крольчихин, и в тот же момент дверь распахнулась настежь, пропустив в кабинет двоих субъектов. Их легко можно было описать цитатой из Чехова: «Толстый и Тонкий». Оба не вошли, а впрыгнули в кабинет, вращая глазами, и Толстый, отпихнув Тонкого к стене, ракетой ринулся к общему столу и громко сообщил прямо Крольчихину в лицо:

— Помогите, в моей квартире издыхают мыши!!

— Моя мышь тоже издохла! — вслед за Толстым возник Тонкий и тоже громко «осчастливил» обоих следователей.

Стажёр Ветерков сидел на своём месте и про себя улыбался: теперь этим заскорузлым скептикам придётся отмякнуть и признать его передовой метод.

— Граждане, присядьте! — отмахнулся от обоих назойливых субъектов Крольчихин.

— Ваши имена, фамилии! — грозно потребовал от них Федор Федорович.

— Сердюк! Иван! — отрывисто выкрикнул Тонкий, первым заняв место на расшатанном другими беспокойными субъектами стуле.

— Петр Харлампиев, — сыто пробулькал Толстый, которому достался второй стул, не хуже и лучше первого.

— Отлично! — стальным голосом произнёс Федор Федорович, в руках которого уже возник бланк протокола и чистый лист — для черновика, если будут околесицу нести. А они и будут околесицу нести — услыхав о мышах, Федор Федорович дал бы процентов девяносто пять за околесицу.

— Квартира — моя! — поспешил заявить Харлампиев, беспокойно елозя ногами по полу. — Я вообще, хотел уже вышибить братца — он ко мне только в гости приезжал, а так, пускай, дует в свою Голощаповку!

— Горловку! — пискнул Сердюк.

— А теперь, когда ко мне приходит дьявол — я боюсь! — продолжал жаловаться Харлампиев.

— Так, постойте, какой дьявол? — остановил слёзный рассказ Крольчихин, а Федор Федорович не спешил пока писать протокол — калякал черновик корявым от усталости почерком.

— Я сначала думал, что нас грабят, — прошелестел Сердюк, стараясь не шевелиться лишний раз и не заставлять несчастный стул испускать болезненные скрипы. — Брат просил меня посторожить квартиру, пока его не будет…

— Так, гражданин Харлампиев! — тут же перебил Крольчихин, обратившись к Харлампиеву. — Куда и зачем вы уезжали??

— В Египет… отдыхать… — выплюнул Харлампиев и заглох: какое им дело, где он был, когда у него в доме чёрт завёлся??

— Так, хорошо! — заключил Крольчихин. — Продолжайте, Сердюк!

— А потом… потом украли телевизор, — булькнул Сердюк. — И я видел, как вор затащил его за шкаф и там пропал…

— А потом возде шкафа сдохла мышь! — громко вставил Харлампиев. — И каждый раз, когда он появлялся — он меня обирал, а потом в этих местах мыши дохли! Как вы это объясните??

— Буйная фантазия! — отрезал Крольчихин. — Вы ближе к делу: про вора говорите, а не про мышей дурацких!

— Сам дьявол! — с авторитетным видом заявил Харлампиев. — Вы представьте: его даже «кудесники» ваши не поймали, и он опять меня облапошил! Прямо под носом у вашего опера!

— А потом в этой же комнате сдохла мышь! — истерично добавил Сердюк, разрываясь от панического страха неизвестно перед чем. — Я не фантазирую: она сдохла прямо у меня в руке!

— Вы пишите, пишите в протокол! — каркнул толстый Харлампиев, подозревая, что лист, лежащий перед Федором Федоровичем — девственно чист, потому что эти дубовые следаки им не верят и поднимут на смех, когда они уйдут.

— Пишу! — заявил Федор Федорович, который, действительно, тщательно записывал каждое словечко… в черновик.

— Так, мне нужно всё про вашего вора! — громко потребовал Крольчихин, едва не стукнув кулаком по воему столу. Мыши уже пробили ему мозги до такой степени, что Крольчихин вконец осатанел.

— А если я ещё раз услышу слово «мышь» — закрою на пятнадцать суток за враньё следствию! — сурово пригрозил он напоследок и заглох в надежде услышать от сводных братьев правду.

— Вор был в маске, — пробормотал Харлампиев, припугнутый заключением — как же, он такой солидный, и будет в обезьяннике сидеть около бомжей и алкоголиков…

— В маске, — кивнул Сердюк, который тоже порядком припугнулся. — И во всём чёрном. Чернющий такой… ух!

— Такой? — Крольчихин взял со своего стола распечанного с камеры Чижикова «мобильного вора» с «люггером» и показал его братьям. Хотя, они вполне могли сказать, что к ним приходил именно он — они все одинаковые, в масках своих!

— Точно! — Харлампиев аж подпрыгнул, заёрзав на рассыхающемся, скрипучем стуле. — Здоровяк такой, как этот! Вы его поймали? Поймали?

— К сожалению, не поймали, — вздохнул Крольчихин, осознав, что маска вора перекрыла им всем кислород. — Подпишите протокол, — следователь снова вздохнул, решив, что больше ничего от этих братьев не добьётся: если маска — то пиши пропало…

Харлампиев подписал протокол первым: он был старше и богаче — нарисовал огромную, кучерявую завитуху, словно большой начальник. Сердюк подписался куда скромнее — даже вписался в узкую линеечку для подписей.

— Вы его поймайте! — на прощание попросил Харлампиев и показал просительные «бровки домиком». — А то я боюсь жить в своей квартире!

— Вот, карамба… — прокряхтел Крольчихин, когда за Сердюком и Харлампиевым закрылась дверь. — Федя, ты протокол писал?

— Черновик… — буркнул Федор Федорович, перед которым, действительно, лежал не протокол, а обычный исписанный лист со множеством помарок. — После этих Вилкиных живых и мёртвых я всегда сначала пишу черновик!

— Правильно, — одобрил Крольчихин, и сейчас же насыпался на Ветеркова:

— Ты, стажёр, я вижу, совсем им головы забил своими мышами и дьяволами идиотскими!

— Я?? — удивился Ветерков.

— Ты! — постановил Крольчихин. — Чтобы мышь сдохла — достаточно легонько сжать кулак! И дьяволы тут совершенно не причём!

— А это и необязательно дьяволы… — булькнул стажёр, в спешном порядке свернув пасьянс, в который резался с компьютером. — Мыши дохнут около гравитационных аномалий, пространственно-временных ворот и в местах приземления нло…

— Ветерков! — громыхнул Крольчихин, который из-за Ветеркова никак не мог дочитать черновик Федора Федоровича — кособокие буквы прыгали и сливались в дурацкую абракадабру. — Ещё одно нло мне тут толкнёшь — я тебя уволю!

— Та я хотел как лучше… — прохныкал стажёр, подпихивая носком ботинка конфетную бумажку, которая валялась у него под столом.

— Чёрт, где же Сенцов? — проворчал Крольчихин, случайно глянув на часы и заметив, что они показали уже десять минут десятого, а Константин всё не появляется…

Крольчихин решил, что Сенцов проспал. Вчера он торчал в глупой засаде Ветеркова, лёг, наверное, заполночь, и до сих пор дрыхнет в ботинках. Следователь вытащил мобильный телефон, чтобы позвонить засоне и «осчастливить» его сообщением о том, что рабочий день в разгаре, а он не явился и получит за это выговор и шиш вместо премии…

* * *

Следователь Крольчихин названивал Константину Сенцову уже второй час, но ответа от него всё не получил. Вчера Сенцов отпросился с работы на часик — пока у него будет слесарь… Крольчихин отпустил… Но с тех пор, как миновал этот «льготный» часик, прошло уже три часа, а Сенцов всё не появлялся на работе. Крольчихин не злился, а беспокоился: а вдруг Сенцов-таки попался «Туристам» и «Репейникам», и на этот раз они вывезли его в лес и там зарыли??

— Не дозвонился? — уныло спросил у Крольчихина Фёдор Фёдорович, который сидел тут же, в кабинете и перечитывал заключения, которые сделал Овсянкин по поводу сенцовской яичницы и фантастического следа на его балконе.

Крольчихин только покачал головой. Не может же Сенцов спать до сих пор??? Или та его крыша обрушилась водопадом и смыла Константина в Тихий океан???

— Знаешь, Федя, — пробормотал Крольчихин, положив трубку радиотелефона на подставку. — Собирайся, наверное, и пошли-ка к Сенцову. Что-то у него враги какие-то завелись… Уж не кокнули его часом?

Квартира Константина Сенцова встретила Крольчихина и Фёдора Фёдоровича молчанием могил. Крольчихин минут десять терзал дверной звонок, но не дождался ответа.

— Странно… — взялся за подбородок Фёдор Фёдорович, а потом — сделал шаг вперёд и толкнул дверь.

Дверь оказалась незапертой, издав негромкий скрип, она медленно съехала в сторонку, открыв взгляду часть прихожей.

— Открыто! — постановил Крольчихин, топчась на пороге. — Сенцов! — позвал он Сенцова, но Сенцов продолжал играть в страшную молчанку.

— Молчит… — прошептал Фёдор Фёдорович, украдкой заглядывая за открывшуюся дверь.

— Его нет дома! — решил Крольчихин, натянул на пальцы рукав пиджака, схватил дверную ручку, распахнув дверь настежь и уверенно шагнул в тихую прихожую. — За мной, — скомандовал он, оглядываясь. — Нужно всё проверить!

Фёдор Фёдорович кивнул, толкнул дверь ногой и молча вдвинулся в сенцовскую прихожую вслед за Крольчихиным. В прихожей — ни души, и ботинки Сенцова заняли почётные места: один в одном углу, около шкафа, а второй — в другом, под стеночкой.

— Сенцов? — спросил у пустоты Крольчихин, и пустота ответила глухой тишиной.

— Где он? — пробормотал Фёдор Фёдорович, оглядывая пустые углы, в которых топорщилась серая паутина.

— Нет дома, — угрюмо постановил Крольчихин и вытащил свой мобильник, намереваясь в сотый раз позвонить Константину.

Приложив трубку к уху, следователь стал ждать ответа, и вдруг откуда-то из глубины квартиры раздалась громкая песня:

— Вот, новый поворот, и мотор ревёт!

— Что за чёрт? — пробормотал Крольчихин, слыша в своём телефоне лишь бездушные гудки.

— Мобильник Сенцова! — тут же догадался Федор Федорович. — Это — его мелодия!

— Чёрт! — перепугался Крольчихин и, не прекращая дозвон, пошёл на оцифрованный голос Макаревича.

Пройдя коридор, следователь вступил в зал и сразу же заметил сдвинутый телевизор, переполняющийся мутною водою тазик, огромное мокрое пятно на побелке потолка… А так же — сенцовский мобильник. Последний сиротливо валялся на полу, около ножки дивана, и надрывно так звонил, будто бы оплакивал…

— Телефон на полу! — заметил Федор Федорович, вдвинувшись в зал следом за Крольчихиным.

Время дозвона закончилось, и сенцовский телефон прекратил разрываться, явив на экран тридцать два пропущенных вызова.

— Уронил, выбросили… — бормотал Крольчихин, подкрадываясь к затихшему мобильнику, словно к кобре. — Знаешь, Федя, — вздохнул следователь, вытащил из кармана пакет и подцепил им телефон. — Похоже, мы опоздали, и эти «туристы» показали зубы…

— Думаешь, его похитили? — уныло буркнул Федор Федорович, оглядывая все предметы, что «обитали» в зале у Сенцова.

— Не знаю, — ответил Крольчихин, переместившись от дивана к телевизору. — Может, похитили, а может… Не знаю. Вызовем Овсянкина — пускай работает!

* * *

— Вы ещё мышей сюда не заносили? — ехидным голосом осведомился Овсянкин, переступив сенцовский порог и внося за собою свой неизменный чемоданчик криминалиста.

— Да, нет, не додумались пока… — буркнул Федор Федорович.

— Это уже радует! — ворчливо отозвался Овсянкин и повесил на сенцовскую вешалку свою куртку. Криминалист был обескуражен и даже слегка потерян: ещё вчера он разговаривал с живым и здоровым Сенцовым, а сегодня ему приходится обследовать его квартиру, словно квартиру мертвеца… Здорово будет, если Сенцов заявится домой через часик, застанет там Овсянкина и… надаёт ему по шапке… Дай бог, чтобы получилось именно так: лучше бы Сенцов торчал у своей Кати, забыв про время, чем кто-нибудь в один прекрасный день обнаружил бы его бездыханный растерзанный труп…

— Ты, Овсянкин, пока работай, — сказал криминалисту Крольчихин. — А мы с Федоровичем пошерстим его соседей!

— Есть, — согласился Овсянкин, натягивая на свои пальцы тонкие резиновые перчатки… Дай бог, чтобы Сенцов вернулся домой на своих ногах…

— Да вот, приходил тут один здоровяк! — сказала соседка Сенцова Римма Петровна. — У двери топтался. Я у него спрашиваю: «Вам кого?» А он мне: «Извините, ошибся домом!» — и ушёл!

— Да, да, приходил! — заквохтала вторая соседка, тётя Нина, у ног которой вертелся пушистый рыжий кот. — Гном такой, в ушанке!

— В ушанке? — изумился Федор Федорович, зная, что на дворе август-месяц.

— И… и… стоп! — крикнул за ним Крольчихин. — Здоровяк, или гном?? Я что-то не понял!

— Здоровяк! — каркнула Римма Петровна.

— Гном! — взвизгнула тётя Нина. — В кепке в такой, с ушами!

— В кепке с ушами! — тут же вторила Римма Петровна.

— Тьфу! — разозлился Крольчихин и топнул ногою, породив в подъезде эхо. — От вас никакого проку — только путаете следствие, чёрт!

— И что за люди пошли? — с укоризной сказала тётя Нина коту. — Чистую правду сказала, а они не верят! Пошли, Доронька, нам тут делать нечего!

Схватитв кота на руки, тётя Нина нырнула в квартиру и захлопнула дверь.

— Тьфу! — плюнула Римма Петровна и тоже захлопнула дверь.

— Чёрт! — злобно буркнул Крольчихин, не добившись от сенцовских соседок ни зги. — Идём, поищем кого-нибудь толкового! — проворчал он Федору Федоровичу и угрюмо потянулся по лестнице вниз.

Фёдор Федорович же никуда не пошёл, он остался на площадке и сказал Крольчихину:

— Подожди! Их, наверное, двое было! Я думаю, что они приходили в разное время, и одна одного видела, а вторая — другого!

— Чёрт! — послышалось с первого этажа, потому что Крольчихин уже успел спуститься вниз. — Башка, как тыква! Давай, звони к ним снова, будем выяснять!

Досадуя на себя за то, что глупо опростоволосился, Крольчихин, шаркая, снова потащился наверх.

— Эй, милиция! — Крольчихин с Федором Федоровичем только забрались на площадку, когда их окликнул бодрый громкий голос.

— А? — осведомился Крольчихин, поднял голову и увидел, что тётя Нина со своим котом никуда не ушла, а поджидает их около двери квартиры.

— Вы сюда, сюда поднимитесь! — загадочным полушёпотом попросила тётя Нина. — Я тут знаю кое-что, только я на весь подъезд кричать не стану — вы ко мне в квартиру заходите!

— Сейчас! — тут же согласился Крольчихин, обрадовавшись, что хоть кто-то что-то скажет.

Оба следователя, гулко топая по ступенькам, поднялись к тёте Нине, а та, в который раз поймав кота на руки, громко шикнула:

— Чш! Да не топайте вы так! Тут всюду все всё слышат! Пойдёмте!

Тётя Нина открыла дверь своей квартиры и пропустила следователей в свою чистую прихожую, все четыре тумбочки в которой оказались застланы кружевными салфетками.

— Вы на кухню проходите, — сказала тётя Нина, сама пошла на кухню и понесла туда же своего кота.

— Вы Римму Петровну не слушайте: вруха она старая! — продолжала тётя Нина, взяла с плиты большую кастрюлю, сняла с неё крышку и обнаружила под ней гору котлет. — Как сорока та языком ляпает, а всё без толку! Вы угощайтесь!

Тётя Нина полезла в кухонный шкафчик и вытащила оттуда четыре одинаковых фарфоровых тарелки. Аккуратно расставив их на столе, она в каждую положила по две котлеты. Крольчихин удивился: зачем четыре тарелки, когда их всего трое?? Он только хотел спросить, кто четвёртый, когда тётя Нина около четвёртой тарелки усадила своего крупного кота и сказала так, словно бы разговаривала с маленьким ребёнком:

— Кушай, Доронька, а на дядей этих не гляди: посидят и уйдут!

Кот принялся уплетать котлету, а тётя Нина тем временем пригласила за стол и Федора Федоровича с Крольчихиным:

— Присаживайтесь, гости дорогие! Кушайте, а я вам вот, что скажу! Вы Катьку эту, Катьку допросите! — фыркнула она, а её кот съедал котлетку прямо на её обеденном столе, положив пушистый хвост около тарелки Крольчихина. — Она такая фифа — притворялась всё одуванчиком, а сама? С Костькой нашим шашни крутила, потом ещё с кем-то шашни крутила, и ещё… Замуж, вот выпрыгнула, а сколько у неё таких «овечек» было, как наш Костька — ещё не известно! Вытягивала она из Костьки деньги, а потом — отравила… наверное!

— Стоп, гражданка! — прервал пламенные речи тёти Нины Крольчихин, который ничего так и не съел около кота, чьи толстые лапы были испачканы уличной грязюкой. — Почему вы считаете, что Сенцов мёртв? Мы его пока что, не нашли!

— А такая и отравить, и застрелить может! И труп схоронить! — выплюнула тётя Нина и осведомилась — у кота:

— Правда, Доронька?

Кот протяжно мяукнул довольным сытым голосом и принялся уплетать вторую котлетку, которую тётя Нина подсунула ему на фарфоровую тарелку.

— Вы ничего не путаете? — уточнил Федор Федорович, который прекрасно знал «Катьку» и мог уверенно сказать, что последняя никакая не «фифа» и не обидит и мухи… Хотя, мало ли?

— Вы давайте, быстрее ловите её, а то ещё кого-нибудь отравит! Или пристрелит! — выплюнула тётя Нина и принялась сама кушать котлетку — той же рукою, которой гладила кота. — Это тип человека такой — «чёрная вдова»!

— Ну, вы даёте… — почесал макушку Крольчихин, который сам не раз видел бывшую невесту покойного Сенцова и сказать о ней ничего плохого не мог… Этих самых «чёрных вдов» следователь тоже повидал немало — даже сам поймал трёх… Однако, те «выдающиеся» гражданки были несколько иными нежели бывшая невеста Сенцова…

— Вы давайте, давайте быстрее! — настояла тётя Нина. — Я полагаю, что её в жёны взял тюфячок бесхребетный — такого она живо в могилу сведёт, и квартиру его приберёт к рукам!

— Так, хорошо, мы сейчас прямо к ней и поедем! — постановил Крольчихин, однако ехать пока не собирался: он хотел расспросить тётю Нину про «гнома в ушанке» а так же, побеседовать ещё и с Риммой Петровной — насчёт её «здоровяка». — Только вы ответьте на один малюсенький вопросик!

— Какой? — тут же перебила тётя Нина, а её кот, доев котлетку, довольно мурлыкнул и устроился прямо на столе: свернулся в клубок и принялся таращиться на Крольчихина.

— А, насчёт вашего «гнома в ушанке», — пояснил Крольчихин. — Скажите, сколько раз вы видели его около квартиры Сенцова?

— Один! — бодро отчеканила тётя Нина. — Крутился около двери, а я выглянула, спросила, кто он, что ему нужно… А он отбоярился: сказал, что ошибся домом и ушёл!

— Вы видели его лицо? — осведомился Крольчихин в надежде на фоторобот.

— Да, как сейчас вас вижу! — заявила тётя Нина, одной рукою лопая котлетку, а второй — поглаживая пушистую кошачью спину.

— Отлично! — Крольчихин обрадовался и чуть не разразился громогласным «Ура!»: возможно им с Федором Федоровичем удасться найти Сенцова живым? — Так, гражданка, мы вызовем вас повесткой в наше Ровд, отведём к криминалисту, и вы составите его фоторобот!

— Конечно, конечно! — обрадовалась «активистка из народа» тётя Нина. — Дававйте сейчас же мне вашу повестку!

— Вам её по почте пришлют! — сказал Крольчихин, поднимаясь из-за стола. — Спасибо, вы нам очень помогли! Теперь мы поедем к этой самой Катьке!

— До свидания, Нина Игнатьевна! — попрощался Федор Федорович, тоже поднялся со стула и отправился в коридор.

— Ну, что Федя, к Римме Петровне! — объявил Крольчихин, когда они с Федором Федоровичем оказались в коридоре, и тётя Нина захлопнула за ними свою дверь.

— Ага! — согласился Федор Федорович, и с энтузиазмом позвонил в дверь напротив.

— Одумались? — Римма Петровна высунулась из-за двери, а Федор Федорович даже не успел палец убрать с кнопки звонка… Кажется, всё это время, пока они ползали по лестнице и сидели за одним столом с котярой тёти Нины, эта Римма Петровна наблюдала за обоими в дверной глазок… От этого стало не по себе… даже, как-то, страшновато.

— Аг-га… — выжал из себя Федор Федорович, опасаясь спугнуть Римму Петровну.

— Заходите, не стойте! — протараторила Римма Петровна и юркнула в квартиру с такой проворностью, словно у неё там шла некая срочная операция, при которой следует дорожить долями секунды.

Федор Федорович и Крольчихин юркнули за ней и увидели, что её «операция» происходит на кухне, вернее, на плите. Все четыре конфорки газовой плиты Риммы Петровны полыхали жарким пламенем и несли на себе или сковороду, или кастрюлю. В одной сковороде шкварчали котлеты — восемь штук за раз, в другой — обливались маслом крупные куски рыбы. Открытая кастрюля вмещала бурлящий борщ, а закрытая, кажется, по запаху, вывариваемое бельё…

Крольчихин на этой кухне слегка потерялся: похоже больше на кухню общепита, нежели чем обычной квартиры… Жена Крольчихина предпочитала позвонить в пиццерию, нежели чем «взрывать» плиту готовкой, и на кухне у следователя практически всегда было тихо и темно… Крольчихин поначалу пытался ругаться, но жена заявила: «Я готовлю тебе так же часто, как ты водишь меня в театр!». После этих слов следователь сдулся и умолк, жуя бутерброды… без масла… всухомятку…

Федор же Федорович распахнул рот, силясь задать Римме Петровне вопрос, но последняя тут же его перебила:

— Вы за Сенцова, да?

— Ага… — кивнул Федор Федорович, который тоже потерялся на кухне среди пара и запахов, и глуповато переступал с ноги на ногу.

— А вот, деваха это его, Катька, изменила ему, и он застрелился! — вынесла неопровержимый вердикт Римма Петровна, а в её кастрюле во всю бурлил борщ.

За это длинное утро следователь Крольчихин успел устать от фатализма. Сдвинув брови, он суровым голосом осведомился:

— А почему вы так сразу решили, что он застрелился? Ещё вчера Сенцов был полон желания жить!

— А это вы так думали! — скрипучим голосом возразила Римма Петровна, одною рукой помешивая свой борщ, а другой — переворачивая котлеты. — А я, вот, в одном доме с ним живу и уже которую неделю вижу, что он мрачный ходил, как туча! С такими лицами люди только стреляться и могут! Я, простая женщина, отлично это видела, а вы, милиция, я посмотрю, слепые котята!

Крольчихин почувствовал себя прищученным… Вот это тётка: и пяти минут с ней не поговорили, а она уже всех в пух и прах разнесла… Хорошо что ему в жёны такая не попалась…

— Давайте, шуруйте к Катьке, пока в Сочи не смылась! — подогнала следователей Римма Петровна, схватила деревянные щипцы, подняла тряпкою крышку с закрытой кастрюли и принялась щипцами мешать в ней какие-то простыни, или скатерти…

Глава 94 «Чёрная вдова»

Степан и Екатерина Селезневы этим субботним утром не ждали гостей. По заведённому Степаном жёсткому режиму оба проснулись ровно в восемь утра и готовились принять завтрак из здоровых продуктов: овсяную кашу на молоке и зелёный чай с бутербродами, состоящими из хлебцов с кусочками творога. Умывшись, Степан уселся в кресло читать газету, а Екатерина отправилась на кухню готовить, потому как Степан готовить не умел. Звонок в дверь застал Селезнёвых врасплох.

— Екатерина! — заверещал Степан на такой убойной ноте, что даже хрусталь в серванте вошёл в резонанс и тоненько плаксиво зазвенел.

— Чего? — фыркнула из кухни Катя, не слишком-то довольная тем, что её изящные плечи прижала обязанность готовить здоровую пищу четыре раза в день.

— Ты кого-то ждёшь? — подозрительно осведомился Степан, отвлёкшись от скучной чёрно-белой газеты «Экономический вестник».

— Никого! — поспешила откреститься Катя, которая, действительно сегодня никого в гости не ждала и не желала, чтобы Степан в очередной раз клевал её из-за Сенцова… Как начнёт клевать — так клюёт три дня подряд, поганя настроение…

— Хм… хм… — угрюмо похмыкал Степан, нехотя отложил газету на журнальный столик, вылез из кресла и отправился к двери, желая выяснить, что за гость потревожил их покой?

— Кто там? — без особой гостеприимности осведомился Степан, придвинув свой глаз к дверному глазку. В подъезде перегорела лампочка, из-за чего он увидал лишь густую мглу и два неясных, эфемерных силуэта, похожие на тени.

— Милиция! — из-за толстой двери раздался сухой суровый голос. — Открывайте, гражданин Селезнев!

— Я милицию не вызывал… До свидания… — пробулькал Степан, собираясь отбояриться от незваных гостей и вернуть утро своего выходного дня в привычное скучное русло.

За дверью Селезнёвых топтались в темноте следователи Федор Федорович и Крольчихин. Осознав, что Степан пытается дать им от ворот поворот, Крольчихин ощутил, как его разразила злость.

— Сегодня пропал сотрудник милиции, а вас, гражданин, подозревают в его убийстве! — зарычал он Степану, шумно сопя и нервно топоча ногами. — Если вы не откроете сами — мы снимем дверь и арестуем вас!

Степан устрашился… Сколько он себя помнил — убивал он только пауков и тараканов… ну, мух ещё… и крыс травил.

— Эт-то какая-то ошибка… — пробормотал он, откручивая замки дрожащими руками… Если они снимут дверь — назад же не поставят и придётся ему деньги платить за установку… А Степан деньги любил и жалел. А больше ничего и никого не жалел.

— Здравствуйте… — выдавил Степан, когда следователи ворвались в его тесную прихожую, заполнив её своими широкими телами.

— Позовите вашу жену! — рявкнул в ответ Крольчихин, от недосыпа забыв даже представиться.

— Е-ека-катерина… — давясь буквами, замямлил Степан, отступая к стеночке, чтобы следователи его не задавили.

— Кто там, Стёпа? — удивилась Катя, выглянув из кухни с ложкою в руке — кашу мешала.

— Милиция! — ответил за Степана Федор Федорович. — Граждане Селезневы, проходите в зал и садитесь! — скомандовал он, оттесняя Степана из прихожей в заставленный бесполезной мебелью зал.

Катя от изумления застпорилась посреди коридора, удерживая ложку, забыв о каше, которая давно уже закипела и начинала подгорать на большом огне, который она так и не убавила.

— Давайте, Селезнева, не стойте! — подогнал её Крольчихин, нетерпеливо кивая головой, и Катя по инерции поползла в зал вслед за мужем, села на первый попавшийся стул.

Степан ёрзал в том кресле, которое недавно покинул, корчился в присутсвии следователей, которые решили обвинить его в том, о чём он и знать не знает… Катя молчала, а следователь Крольчихин подпёр кулаками крепкие свои бока и сухо произнёс:

— Сегодня пропал наш оперуполномоченный Сенцов Константин. Вы, гражданка Селезнева, были с ним близко знакомы! Что вы знаете о его исчезновении??

Следователь едва ли не прожигал Катю насквозь, а она съёжилась под его огненным взглядом и едва слышно прошептала:

— Ничего…

— А вы, случайно, не знаете, куда он ходил вчера вечером? — не отставал Крольчихин, а Катя уже чувствовала, как щиплет у неё в носу и наружу рвутся бессильные слёзы. Степан силком заставлял её забыть Сенцова и не упоминать о нём никогда, будто бы его не существует. А этот Крольчихин тут задаёт вопросы, навязывает, не зная, что после его ухода Степан взбелениться и начнёт обгладывать Катины косточки…

— Я не знаю… — зарыдала Катя и залилась слезами, скукожившись на уголке стула. — Я его на прошлой неделе видела в последний раз и всё! Я вышла замуж за Степана, и сказала Сенцову, чтобы он не звонил мне больше!

Степан, теперешний муж Кати, банковский бухгалтер со статичным ленивым пузцом — сидел в кресле, захватив в кулак подбородок, зыркал исподлобья и недовольно ворчал и хмыкал:

— Я же говорил… Мне все говорили, что это всё дурно пахнет… Теперь вот, пожалуйста! Екатерина! — Степан изъявил желание сказать что-то Кате, но вмешался Крольчихин:

— Гражданин Селезнёв! До вас ещё дойдёт очередь! — следователь словно бы резанул сталью и высунувшийся было, Степан сразу же заглох и вдвинулся в кресло поглубже.

— Гражданка Селезнёва, — обратился к Кате Фёдор Фёдорович. — Скажите, после того, как вы видели Сенцова в последний раз — он вам не звонил, не присылал никаких сообщений?..

— Послушайте! — опять возник Степан Селезнёв — на этот раз он не ворчал и не хмыкал, а свирепо подскочил с кресла, стиснул кулаки и танком двинулся вперёд, к Фёдору Фёдоровичу и Крольчихину. — Екатерина — моя жена! С этим… как его… Сивцовым… мы навсегда распрощались! Чего вы от нас хотите??? — Селезнёв взвизгнул так, что в окне задрожало стекло, а тонкий стеклянный стакан на компьютерном столе едва не грохнулся на пол.

— Селезнёв! — на этот раз вскочил Крольчихин. — Повторите-ка, как вы сказали? «Навсегда распрощались»? И как это понимать?

Следователь Крольчихин в который раз прожёг Степана огненным глазом, а Степан осознал, что сморозил глупость. Следователь мог заподозрить, что это он расправился с Сенцовым, которого Степан и в глаза-то не видел… вернее, видел один раз — в окошко. Поэтому Степан, дабы не навлечь на себя неоправдеанный гнев, замолк, извинился и вернулся в кресло.

— Вот и славно! — оценил отступление Селезнёва Крольчихин и тоже сел. — Если вы, гражданин Селезнёв, ещё раз помешаете следствию — я удалю вас из комнаты и оштрафую. Вам ясно?

— Ясно… — угрюмо прогудел Степан, не желая ни встрять в историю с проклятым Сенцовым, ни платить деньги не за что.

— Я вам уже говорил, что скоро будет ваша очередь! — строго напомнил Крольчихин, и снова возвратился к Кате.

— Скажите, гражданка, вы знаете, кто такая «чёрная вдова»? — суровым голосом осведомился он и, кажется, переборщил, потому что Селезнева вдруг зашлась рыданиями, вцепившись руками в свои волосы и истошно запищала:

— Да… да… да какое вы имеете право?? Зачем вы меня кошмарите?? Чего вы от меня хотите?? Я порвала с Константином, потому что нашла человека, который меня не обманывает, который мне во всём помогает, который любит меня, в отличие от него! Я люблю Степана, вот и всё, но я никого не убивала — октуда вы это взяли??

Крольчихину стало неловко: он не хотел никого кошмарить, и по-человечески понимал, что Катя — никакая не «вдова»… Но по-милицейски считал, что допрос в любом случае должен быть жёстким, ведь серийные убийцы тоже плачут…

— Да вы что делаете, волки позорные?? — внезапно взорвался Степан и, отпихнув стул, на которм рыдала Катя, вдруг прыгнул и бросился в оголтелую драку.

— Получай! — выдохнул Селезнев и взмахнул кулаком, целясь Крольчихину в нос…

— Ух ты… — не ожидав, издал Крольчихин, отпрянул назад и наткнулся на стенку. Кулак Степана просвистел в сантиметре от носа Крольчихина, но Селезнев не успокоился, решился на второй выпад, но сзади на него налетел Федор Федорович, жёстко скрутил, заломив за спину руки, и уткнув носом в стол, около пирожков.

— Стоять! — пропыхтел следователь, заключив дёргающиеся руки Степана в наручники. — Василич, ты впорядке? — осведомился он у Крольчихина.

— Ага… — булькнул Крольчихин, видя, как Селезнев с налитым кровью, озлобленным лицом, дёргается на столе, сбрасывая пирожки на пол. — Чего он такой бешеный-то?..

— Вы оскорбили мою жену! — прорычал Степан. — Посмотрите, до чего вы её довели?? А если она после вас в больницу попадёт??

— Не попадёт! — огрызнулся Крольчихин, который успел по горло наесться «безумной семейкой». — Всё, Федя, идём, чёрт с ними!

Крольчихин вскочил со стула и широким шагом потопал в прихожую, собираясь покинуть квартиру Селезнёвых как можно скорее.

— Мы вас к нам в отделение повесткой вызовем! — пообещал Селезнёвым Федор Федорович, освобождая Степана из стального плена наручников. — По одному!

— Это ещё почему? — рыкнул Степан, потирая пострадавшие руки. — Я свою жену одну не отпущу!

— Придётся! — строго постановил Федор Федорович. — Когда вы собираетесь вдвоём — выходит зоопарк!

— Чёрт бы вас побрал с вашим Сенцовым! — проревел напоследок Степан, вместо того, чтобы попрощаться. — Я в ваш свинарник и ногой не ступлю!

— Мы вас тоже очень любим… — тихонько буркнул под собственный нос Федор Федорович и покинул прихожую Селезнёвых, аккуратно закрыв за собою дверь.

— Ты чего так долго возишься? — осведомился у Федора Федоровича мрачный Крольчихин, который ждал его не площадке.

— Мы завтра этих «гусиков» повесткой вызовем, только по одному! — сказал Федор Федорович.

— Отлично, — согласился с ним Крольчихин. — И Степана этого я в обезьянник на сутки забью — пускай, поторчит там, с бомжами и скинхедами — может, успокоится?

— Неужели, ты думаешь, что это — Селезнёв? — изумился Федор Фёдорович, когда они с Крольчихиным вышли из Катиного подъезда.

— Да нет, что ты… — невесело ответил Крольчихин, перешагивая лужи. — Селезнёв визжал, как резаный, кулаки тут распустил… я его приструню слегка… У этого слизня не хватит духу даже курицу зарезать — не то, что человека… Скорее, он будет всю жизнь грызть Катю. Но я не об этом. Скорее всего, Сенцова отыскали эти «туристы» с «репейниками».

— Знаешь, Василич, — буркнул Фёдор Фёдорович, копаясь в карманах в поисках ключа от служебной машины. — Придётся нам с тобой самим навестить этот клуб «Вперёд». Туда приходят «туристы», и у нас с тобой есть верный шанс их накрыть…

— Или накрыться самим… — добавил Крольчихин. — Кстати, ключ у меня… — пробормотал он и нажал на кнопку чип-ключа. Служебная «дэу» мигнула фарами и разрешила открыть свою дверцу.

Крольчихин уселся за руль, а Фёдор Фёдорович бухнулся на место пассажира.

— Ты прав, Федя, — согласился Крольчихин, заводя мотор. — Мой мотоцикл Сенцов угрохал… У тебя случайно, нету?

— У меня «Патрол» в гараже, — сказал Фёдор Фёдорович. — Увлекался раньше джип-триалами. Подойдёт?

— Ты не говорил про джип-триалы! — усмехнулся Крольчихин, выводя машину со двора на побитую зимними снегами и реагентами улицу Владычанского.

— А ты не говорил, что ты — байкер! — отпарировал Фёдор Фёдорович.

— А «Патрол» на ходу? — осведомился Крольчихин, пропустив замечание про байкера.

— А как же! — довольно заявил Фёдор Фёдорович. — Хочешь, секрет открою?

— Хочу, — согласился Крольчихин и нажал на кнопку клаксона, спугивая с дороги серую бездомную кошку.

Кошка шмыгнула к обочине и исчезла в кустах, а Федор Федорович, оглядевшись вокруг себя так, словно бы вместе с ними в машине ещё кто-то сидел, негромко сказал:

— Я и сейчас занимаюсь джип-триалом… Тайком от жены!

— Клёво! — хохотнул Крольчихин, но тут же скис:

— Я тоже бы сейчас был байкером… тайком от жены. Если бы «туристы» проклятые мой байк не угробили с Сенцовым на пару! — вздохнул Крольчихин, отвернувшись к окошку.

— Сегодня же вечером мы едем в клуб «Вперёд!», — постановил Федор Федорович. — Как звали того типа, который «Терминатора» с Утицыным познакомил?

— Кирьяныч, — ответил Крольчихин. — Скорее всего, кличка! Я тоже думаю, что поехать надо сегодня — прищучим этого Кирьяныча по полной программе!

Глава 95 Кирьяныч и…

Местечко оказалось жуткое: лес какой-то, или нечто вроде того — зловещее скопление вековых древ, между которыми змеилась едва заметная в темноте бугристая дорожка. Даже и не дорожка вовсе, а разнообразные островки щербатого асфальта, между которыми проросли высокие травы и стояли глубокие лужи. Не имей «Патрол» Федора Федоровича GPS-навигатора и полного привода — они с Крольчихиным забурились бы в какую-нибудь страшную глушь и, возможно, утонули в болоте…

— Ну и залезли… — ворчал Крольчихин, то и дело выглядывая в окно и видя лишь дикие деревья да неопрятные, косматые кусты, в свете фар и холодном тумане похожие на леших и уродливых болотных кикимор.

— Кажется, осталось немного… — буркнул Федор Федорович, для верности поглядывая на экран навигатора и осторожно проводя машину по ухабам дорожки.

— Чёрт, да в такой глухомани не только туристы заведутся! — фыркнул Крольчихин, в глубине души жалея, что они вообще заехали сюда, да ещё и безлунной ночью. Если мотор автомобиля вдруг заглохнет — они не выберутся к цивилизации до утра…

Следователи уже решили, что заблудились и заехали куда-то не туда, как вдруг Федор Федорович заметил свет между дикими ветвями тёмных деревьев. Свет был явно элктрический, и яркий, и Федор Федорович направил «Патрол» налево, как раз к этому свету. Он не ошибся, и вскоре взглядам следователей открылось двухэтажное здание, стилизованное под подобие средневекового замка. Уже издали Крольчихин заметил высокую дверь, подобную замковым воротам и сурового крепыша, приставленного её охранять. Можно было просто показать крепышу милицейское удостоверение, чем гарантированно сдвинуть его с дороги. Но следователи решили не светиться. Впереди оказался широченный двор, вымощенный каким-то битым «жёлтым кирпичом», был весь уставлен разношёрстными мотоциклами и джипами, изрисованными страшными картинами в виде огня, скелетов, драконов, змей, а так же огнестрельного и холодного оружия. Федор Федорович припарковал «Патрол» поодаль от мотоциклов, чтобы не сбить их, если придётся экстренно уезжать. Пересекая этот двор, следователь Крольчихин выделил для себя парочку транспортных средств и предположил, что на одном из них вполне мог приехать Терминатор. Взять, хотя бы, вон тот тяжёлый «Харлей», оснащённый хромированными «украшениями» в виде длиннющих шипов, покрытый глянцевитой чёрной краской и подобием драконьей чешуи — транспорт, вполне достойный боевого робота… а может быть, Крольчихин ошибся, и он принадлежит просто глупому богатому позёру.

Где-то в близком лесу заливались пением громкие сверчки, а замаскированные следователи широким шагом приблизились к высоким «замковым» воротам и их мрачному стражу.

— Пароль! — лаконично потребовал суровый крепыш с подбитым глазом, скалою заступив вход.

— Форсаж! — уверенно сказал Крольчихин, показав пальцами правой руки «секретную» «козу».

Крепыш молча кивнул и отодвинулся в сторону, пропуская следователей к тяжёлой на вид двери, сколоченной из толстых досок и укреплённой полосками стали. Крольчихин потянул за толстое стальное кольцо, служившее этой двери ручкой, и ощутил всю её тяжесть. За дверью скрывался сыроватый, мглистый коридор, похожий на коридор в настоящем замке из далёкого средневековья. Трещащие факела, вставленные в массивные стальные кольца и привешенные к серым каменным стенам усиливали это впечатление до такой степени, что казалось, вот-вот из-за угла покажется бледный измученный призрак, или же грозный прямоугольный инквизитор с топором… Продвигаясь вперёд по коридору, Федор Федорович заставлял себя не оглядываться по сторонам: несолидно как-то, да и зачем, ведь никаких призраков в природе не бывает. Крольчихин шагал широкими шагами, выбивая берцами гулкий топот и ворчал под свой нос:

— Ну и нагородили! Чёрт, у меня от этих факелов аллергический насморк!

Следователь и правда, чихнул уже раза четыре, громко сморкаясь в носовой платок. К счастью для него коридор оказался недлинным, и вскоре на пути возникла ещё одна дверь — такая же, как и предыдущая, и тоже снабжённая металлическим кольцом. Крольчихин спихнул эту дверь со своего пути ногой — хотел как можно быстрее избавиться от чада и проклятого насморка, из-за которого он уже почти не мог дышать.

За дверью следователей поджидал обширный полутёмный зал, наполненный раскатистым грохотом тяжёлой музыки, уставленный тяжёлыми столами из неструганного дерева, заполненный удушливыми облаками табачного дыма.

— Тьфу ты, чёрт! — фыркнул Крольчихин, который не курил и которого от проклятого дыма тошнило. — Из одной камеры в другую, чёрт, фашисты!

— Василич, а они, кажется, правда, фашисты! — негромко проворчал Федор Федорович, который обратил внимание на барную стойку, увидал за ней весьма косматого бармена, а за спиною бармена — огромный яркий флаг, изобразивший толстую чёрную свастику на красно-белом фоне.

— Сейчас мы их прошерстим! — громыхнул Крольчихин, пропадая от навязчивого насморка.

Следователь двинулся к ближайшему столику, за которым торчали два субъекта. Одному было далеко за пятьдесят. Отяжелённый пивным пузцом, обтянутым вылинявшей футболкою с зубастым черепом, он продолжал глотать пиво и громко рассказывать полуфантастическую итсторию о том, как в лучшие годы он победил целую банду байкеров. При этом он старчески покашливал и мотал своей башкой, которая на макушке имела блестящую лысину, а на затылке — несла тощий поседевший хвостик. Сосед его был «зелёный» подросток с прыщиками на лбу и огромной гривою, как у льва. Подросток пиво не пил — перед ним стояла кока-кола. Он с вдохновенным видом слушал пожилого соседа, а Федор Федорович подумал, что возможно, это его папа… а может быть и дедушка…

— Так, а Кирьяныч здесь кто? — перекричав музыкальный «рык», осведомился Крольчихин у «зелёного» подростка, в один шаг покрыл полтора метра и придвинулся к их столику вплотную.

— А, вон он! — ответил тот срывающимся подростковым голоском и кивнул растрёпанной башкою на барную стойку, в сторону бармена.

— Спасибо! — сухо поблагодарил Крольчихин, и они с Федором Федоровичем уверенно двинулись как раз к тощему длинноволосому бармену, который держал в руке серую тряпку и старательно протирал фашистскую каску, привинченную к барной стойке.

— Будут бить! — Федор Федорович услышал, как пацан шепнул эти слова своему соседу по столику, и едва подавил смешок.

Барная стойка в клубе «Вперёд» была устроена так: сама стойка, стилизованная под булыжную стену, аппарат для коктейлей, а на стене, за спиною бармена висит яркий чёрно-бело-красный флаг Третьего Рейха.

— Кирьяныч? — осведомился у косматого бармена Крольчихин, опершись локтем о фашистскую каску, которую Кирьяныч начистил до блеска.

— Ки-ки… — принялся заикаться бармен, потрясая своими длиннющими, жирными волосами, которые он моет, наверное, раз в год. — Кирилл Кириллович — это мои имя-отчество, а Кирьяныч — это кличка…

— А где у вас пожарный выход? — Крольчихин задал неожиданный вопрос, сбив Кирьяныча с толку, и тот, поморгав рыбьими глазками, показал рукою на неширокую деревянную дверцу коричневого цвета, которая ютилась за его спиной, около рейхсштандарта.

— Так, идём, Кирьяныч! — Крольчихин внезапно шагнул за стойку, накинулся на бармена, словно лев, тут же заломил ему руку и повёл к этому самому пожарному выходу.

Федор Федорович ногой спихнул с пути деревянную дверь и вышел из прокуренного зала в сырую и прохладную мглу ночи. Вслед за ним Крольчихин выволок Кирьяныча, завёл последнего за толстый дуб и поставил на коленки прямо на грязную, сыроватую землю.

— А-айй… — ныл бармен, слабо дёргаясь в милицейском захвате. — Не бейте меня… Умоляю… Вчера только били…

— Мы тебя бить пока не будем, — сообщил ему Крольчихин, не ослабляя захват. — Только зададим несколько вопросов.

— Я… я… отвечу… — проблеял Кирьяныч, едва не пуская слезу. — Только умоляю, отпустите руку: мне её недавно вывихнули!

— Не убежишь? — уточнил Крольчихин.

— Некуда мне бежать! — хныкнул Кирьяныч, скользя в грязи своими дурацкими кожаными брюками.

— Ладно… — проворчал Крольчихин и бросил руку бармена.

Кирьяныч схватил покалеченную руку здоровой, трепетно прижал её к телу и взглянул на следователей затравленными овечьими глазами.

— Вы думаете, легко мне работать тут барменом? — плаксиво осведомился он, весь перемазавшись в грязи. — Кто вы вообще, такие?

— Я — пасхальный кролик! — заявил Крольчихин, не желая пока выдавать, что они с Федором Федоровичем из милиции.

— Пасхальный кролик! — Кирьяныч почему-то страшно перепугался, задрожал весь, схватился за дуб, а Федор Федорович даже в неверном свете из мизерного окошка увидел, как его тощее носатое лицо покрылось синеватой бледностью трупа.

— Вы чего? — удивился Федор Федорович.

— Вы от него, да? — прошептал Кирьяныч, чуть ли не срываясь на истеричные рыдания.

— От кого? — с удивлением уточнил Крольчихин.

— От Терминатора… — прошептал Кирьяныч. — Он тоже всем говорил, что он — пасхальный кролик…

— Ясно! — Крольчихин даже обрадовался. — Значит, вы хорошо знаете Терминатора! Расскажите-ка нам, кто он такой?

— Та, не знаю я, кто он такой! — пробулькал Кирьяныч, рюмсая, словно маленький мальчик небольшого ума. — В один прекрасный день он пришёл в клуб с автоматом и начал требовать от нас оружие…

— И вы познакомили его с Утицыным, — закончил за Кирьяныча Крольчихин.

— Да, не… — пролепетал Кирьяныч. — Я не знакомил… я просто показал ему Буйвола… то есть, Утицына, когда он зашёл в зал… и дальше я не знаю…

— Не врёшь, Кирилл Кириллович? — надвинулся Крольчихин, несильно пнув бармена для острастки.

— Нет, ей-богу, вот вам крест! — залепетал Кирьяныч, держась за дубовый ствол так, словно бы тот его спасёт. — Мы в клубе Терминатора все боимся, а Буйвол… то есть, Утицын — он бандит, часто приходил с пистолетом, поэтому я и сказал про него Терминатору… Я испугался, что он меня пристрелит… и отбоярился…

— Понятно! — отрубил Крольчихин, повернулся и зашагал назад, к пожарному выходу, чтобы вернуться в клуб. — Трусло! — определил он Кирьяныча. — Мать родную продаст, чёрт!

— Давай, посидим тут, подождём — может быть, «Терминатор» и сегодня заявится? — предложил Федор Федорович, когда они с Крольчихиным вновь оказались под каменными сводами клуба «Вперёд», обошли барную стойку и попали в просторный, и донельзя прокуренный зал.

— Давай, — согласился Крольчихин, широко шагая мимо занятых дубовых столов. — Сейчас, только Кирпичёву позвоню — пускай, подтянет сюда своих: как только придёт «Терминатор» — мы его упакуем!

Следователи выбрали для себя самый дальний стол, в углу, который оказался свободным. Усевшись за него, Федор Федорович принялся для отвода глаз изучать меню, а Крольчихин достал мобильный телефон и позвонил командиру группы захвата Кирпичеву — пускай, присылает свою усиленную команду, для Терминатора-Туриста Крольчихину ничего не жалко!

— Что будете заказывать? — тощая официантка, обряженная в дурацкие коженые шортики не подошла, а вдруг возникла, задав этот вопрос неожиданно низким и скрипучим голосом.

— Кружку пива! — тут же нашёлся Федор Федорович. — Вернее, две! — он заказал пиво и Крольчихину, чтобы эта неприятная особа с устрашающе накрашенными глазами и чёрными от нестандартной помады губами поскорее исчезла.

— Спасибо за заказ! — официантка, оснащённая редкими от перекиси белесыми волосиками, накалякала что-то в засаленном блокноте и ушагала, жутковато передвигая своими ногами, похожими на две кости и закованными в огромные тяжелющие ботинки.

Она потопала к барной стойке, Федор Федорович проследил взглядом за её перемещанием и увидел, что Кирьяныч уже притащился назад и занял своё место бармена.

Следователь Крольчихин зорко следил за входом: Терминатор мог показаться в любую минуту. Тяжёлая музыка, котрая, не умолкая, носилась от стены к стене, усиливаемая страшным эхом, ужасно мешала сосредоточиться и думать. Из-за неё Крольчихин часто отвлекался на разную ерунду, вроде снующих официантов и горящих в стенах факелов… Силой возвращая свой взгляд туда, куда нужно, Крольчихин видел тех, кто отодвигал готическую дверь и проходил через стрельчатый проём. Однако следователь их всех отмёл: не те, не похожи, не «Терминатор». Федор Федорович боролся со сном — прошлой ночью он спал ужасно из-за своих соседей, которые шумно скандалили до утра и чем-то бросались в стены, и эта ночь тоже оказалась бессонной.

Готическая дверь в который раз громко заскрипела, пропуская через себя очередного любителя мотоциклов и рейхсштандартов… И тут же сон следователей мгновенно улетучился. Оба — и Крольчихин, и Федор Федорович — вперили в него свои глаза, мигом растеряв из голов «виртуальную» вату. Светлые волосы, «орлиный» нос, колючий взгляд, кожаный «прикид» байкера, а главное — немецкий пистолет-пулемёт «МР-38», из которого в сороковых палили настоящие фашисты… Этот человек распахнул дверь ногой и шагнул в полутёмный зал широким генеральским шагом. Федор Федорович и Крольчихин сразу поняли: это он, пришёл сам «Терминатор», «Эрик Вовк», «мусорный киллер», «турист», опаснейший преступник, который, возможно, убил Сенцова, и которого нужно срочно брать!

Следователь Крольчихин незаметно поднял к уху мобильник, дозваниваясь командиру группы захвата.

— Да! — лаконично ответил тот.

— Внимание, — негромко сказал Кирпичеву Крольчихин. — Объект здесь.

— Понял, — тут же ответил Кирпичев. — Действую!

Терминатор тем временем огляделся, покивал оружием, заставив других посетителей притихнуть и пригнуться под защиту столов. Заметив для себя какую-то цель в глубине зала, он взял уверенный крейсерский шаг, двинулся туда, громко топая…

— Стоять, ни с места! — спустя несколько минут готическая дверь вылетела, шумно грохнувшись об пол, и в зал ворвались бойцы Кирпичева.

Посетители тут же побросали всё, что у них было, принялись падать на пол, панически лезть под столы на четвереньках… Бойцы брали их на мушку, а трое из них, под командованием Кирпичева, мгновенно навалились сзади на Терминатора.

— Ай! — Терминатор вскрикнул от неожиданности, а двое бойцов схватили его под локотки, Кирпичев двинул ногой и выбил из его рук грозное оружие.

Пистолет-пулемёт треснулся о бетон, бойцы жёстко заломили Терминатору руки и уложили бандита на бетонный пол.

— Не рыпаться: пристрелю! — прорычал Кирпичев, приставив к белобрысой голове преступника свой автомат.

— Отлично! — обрадовался Крольчихин, выбираясь из-за высокой спинки дубового стула, закоторую он запрятался от случайной пули.

— Грузим его, ребята! — приказал Федор Федорович, перекрикивая басовитые раскаты тяжёлого рока.

— Есть! — согласился Кирпичев, а двое из его бойцов легко оторвали Терминатора от пола, водрузили на ноги и бегом повели в сторону выхода, чтобы запихнуть в служебную «Газель».

* * *

Крольчихин и Федор Федорович быстро шагали по пустынному коридору Ровд к допросной номер два, куда запихнули пойманного Терминатора-Туриста. С точки зрения безлюдности работать в отделении лучше ночью: никто не налетает на тебя, не обливает кофе и не сшибает с ног, словно сумасшедшая ракета… Но с человеческой точки зрения нестерпимо хочется спать…

Оба следователя героически боролись со сном: у Крольчихина прошлая ночь тоже была «варфоломеевской» — из-за «военного конфликта» с собственной женой. Допросная номер два встретила унылыми стенами без обоев, одиноким столом и голым полом. За столом сидел Терминатор, елозил скованными за спиной руками, а около него зевал дежурный сержант Казачук.

— Охраняешь? — осведомился у него Крольчихин, вступив в допросную широким шагом.

— Ага, — зевнул Казачук, переминаясь с ноги на ногу.

— Сейчас, мы его быстренько расколем и пойдёшь назад, в дежурке спать! — сказал ему Крольчихин, и они с Федором Федоровичем прошли в допросную и уселись за стол, напротив Терминатора.

— Я не сплю… — принялся оправдываться Казачук, однако, Крольчихин сказал ему:

— Цыц! — и тут же обратился к Терминатору:

— Ну, что, гражданин… кхе-кхе… Терминатор, вы попались!

— Та я не Терминатор! — зарыдал вдруг Терминатор и принялся лить слёзы и бесновато сучить своими кулаками, затянутыми в чёрные кожаные перчатки без пальцев.

— А кто? — не поверил Крольчихин, пакетиком удерживая пистолет-пулемёт МР-38, который Кирпичев выбил у этого самого «Терминатора».

— Сёма… — пискнул «Терминатор», а его щёки были все красные, нос распух от литров слёз, которые он пролил за пару минут.

— Итак, гражданин Сёма «Терминатор», — надвинулся на него Крольчихин, брякнув пистолет-пулемёт на стол перед ним. — Вы знакомы с этим человеком? — следователь выпятил вперёд фотографию горемычного Сенцова.

Терминатор вытаращил свои заплаканные глазки, поморгал немного, хлопая мокрыми ресницами и выдал ответ:

— Нет…

— Ну, как же это — нет?? — сурово вопросил Крольчихин, постукивая по столу костяшками пальцев. — А кто тащил его за ногу из клуба «Вперёд!», чтобы пристрелить? Кто преследовал его с вот этой вот игрушкой??

— Я… никого не преследовал… — устрашённым шёпотом выдал Терминатор, дрожа и ёжась на стуле под «прицелом» дубинки сержанта Казачука. — Я… просто…

— Так, зададим вопрос попроще! — драконом изрыгнул Крольчихин. — Гражданин Терминатор! Где вы пукалку-то взяли? И зачем?

— Ку-ку-купил… — прокудахтал этот «Терминатор», задёргивая сопли своим распухшим носом. — В клубе этом… «Звезда»… историческом… Там копачи эти, «чёрные» иногда торгуют…

— Так, ясно… — Крольчихин отрубил рыдания, потому что они его, полусонного, только раздражали. — Говори мне быстро: зачем ты купил этот пистолет-пулемёт?

— Мне… мне… Я хотел Кабана напугать… — промямлил Терминатор, пытаясь вытереть нос кулаком, однако наручники не давали ему поднести руки к лицу.

— Какого ещё Кабана? — изумился Крольчихин и даже утерял на миг свою суровость. — Может быть, Буйвола? — уточнил он, не замечая, как несолидно скребёт макушку.

— Кабана… — плаксиво настоял Терминатор. — Буйвола я бы не решился пугать… Кабан — это байкер, тусуется у нас, в клубе. У него кличка — Кабан, он — Максим Кабанов, постоянно меня в универе опускает и лупит…

— В универе? — Крольчихин изумился ещё больше, а Федор Федорович начал подозревать, что они схватили не того «Терминатора»…

— Ага, — кивнул Терминатор Сёма. — Мы учимся в доннту, на третьем курсе, в одной группе, и Кабан мне так уже надоел, я из-за него ни с одной девушкой не могу познакомиться… И я решил его напугать: сделал себе причу, как у настоящего Терминатора, косуху купил и эту штуковину… Я подумал, что если Кабан узнает, что Терминатор это я — он испугается и прекратит издеваться надо мной…

— Чёрт с тобой, Терминатор чёртов! — разозлился следователь Крольчихин и огрел кулаком поцарапанную столешницу, чётко осознав, что этот Сёма — совсем не тот страшный «Терминатор», а всего лишь прыщавенький студент-дурачок.

— Сколько лет-то тебе, «Терминатор»? — осведомился Федор Федорович, усилием воли стирая с лица ненужную сейчас улыбку.

— Девятнадцать… — всхлипнул Сёма. — А что мне за это будет?

— «Игрушку» конфискуем и назначим штраф! — постановил Федор Федорович и вышел из допросной вслед за Крольчихиным.

— Чёрт, как лоханулись! — злобно прорычал Крольчихин и стукнул кулаком в гипсокартонную стену коридора. — Терминатор этот чёртов, чёрт! Это же надо было так испортить всё! Группу захвата притаранили, засветились, как ёлка новогодняя! А поймали этого пескаря, чёрт!

— Насчёт клуба «Звезда», — напомнил Крольчихину Федор Федорович. — Наш Сенцов туда ходил, когда искал, у кого настоящий Терминатор купил свой нож. Так вот, я думаю, что в «Звезде» этой и купил! Они тогда отбоярились от Сенцова — подсунули ему того козла в фуражке, а он проглотил!

— Стоп, а это — мысль! — Крольчихин тут же перестал извергать молнии и задумался. — Может быть, он у них — постоянный клиент, и Сенцов не первый, кто пытался его искать! А может быть, они специально сговорились подсовывать «козла» в фуражке — ну, чтобы сбивать с толку следствие… и нас тоже сбили! Сенцов же говорил нам, чёрт, а мы забыли!

— Утром пойдём в «Звезду»! — определил Федор Федорович.

— Ага, а сейчас — по домам! — зевнул Крольчихин. — Спать охота, как чёрту!

— Э, Федорович, Васильевич? — выдвинулся из допросной Казачук. — Что мне с этим «клиентом» делать? — он имел в виду «Терминатора» Сёму, который до сих пор ныл за столом.

— Выпусти из наручников и забей в обезьянник! С бомжём Шуркой посади — пускай помучается с его вшами! — буркнул Крольчихин. — Пускай, ночку перекантуется, а утром мы его оштрафуем и отпустим! «Игрушку» его в сейф для вещдоков запри — в музей потом пойдёт!

— Есть! — зевнул Казачук, и через пару минут выпихнул «Терминатора» в коридор и поволок к обезьяннику.

Глава 96 Сенцов встречается со смертью

— Тебя ищут, Старлей! — крикнул Сенцову Репейник. — Я твоего Крольчихина по спутнику видел!

— Пора условный труп делать, а то не отстанут! — констатировал Бисмарк, отложил в сторнку чипсы и поднялся из кресла — собрался отправиться на поиски условного трупа для Сенцова. — Давай, Старлей, санкционируй труп, а то твой Крольчихин будет до морковкиного дня шерудить!

— Ладно, делайте! — сдался Сенцов, горестно вздохнув о безвозвратно утерянной Кате. Раз уж он решил вступить в оп — надо вступать до конца — и наконец-то умереть для всех своих родных и близких…

— Ну, наконец-то снёсся! — обрадовался Бисмарк. — Я уже думал, что ты сто лет соплю гонять будешь! Не парься Старлей — сегодня вечером тебя выловят из Кальмиуса, похоронят и забудут!

— Молодец! — похвалила Сенцова Звонящая, ощутимо хлопнув его по плечу. — Из нас ты думал дольше всех!

— Махнём сегодня вечерком в Лас-Вегас? — расплылся в довольной улыбке Красный. — Надо же отметить это дело!

Они все такие весёлые — хохочут, чокаются кока-колой, анекдотики травят про милицию и ещё про ерунду всякую… Плечи Сенцова то и дело отхватывают тяжёлые хлопки — это они его поздравляют. Про Лас-Вегас тут клекочут, чуть ли не танцуют… А Сенцов слышит их голоса, как из огромной ржавой трубы — противные такие голоса, глухие, неясные… Словно бы он уже по-настоящему мёртв и сброшен в Кальмиус. У них, наверное, нету невесты, которая вышла замуж за другого… Сенцов даже бы по-настоящему умер, если бы мироздание дало ему шанс возвратить себе Катю. А они смеются — они не знают горя Сенцова…

— На похороны свои пойдёшь, или по спутнику показать? — осведомился Репейник, а колонки его компьютера играли похоронный марш и ремиксе диджея Хоббита — с бешеным ритмом и «кваканьем» грампластинок.

— Л-лучше со спутника… — ошарашено пролепетал Сенцов, скукожившись, словно бы его избивали.

— Хлебни! — Звонящая впихнула в его правую руку стакан кока-колы, и Константин начал машинально пить, давясь и колой, и горем… и всем остальным. Как вообще, может нормальный человек идти на собственные похороны?? Никак. НОРМАЛЬНЫЙ человек в это время лежит в гробу…

— Идти интереснее! — возразил Сенцову Красный. — Я на своих был — вот это рулёвая тема! Давай, Старлей, сходи, не пожалеешь! Лучше любого цирка — даже в Лас-Вегасе такого нет!

— Нет, — Сенцов отказался очень твёрдо и твёрдо решил не ходить, чтобы доказать всем, что он — не слизень и имеет своё непоколебимое мнение.

Глава 97 Условный труп

Телевизор воркует, из открытого окна доносится птичий щебет. Если закрыть глаза — можно представить, что ты — дома… Ведь рептоподъезд по сути — та же квартира. Только ретоподъезд…

Сенцов откинулся на мягкую спинку «ретокресла» и задремал так, как дремал дома в выходные дни. Во сне к Сенцову пришёл его «родной» диван и сказал…

Диван так и остался без слов, потому что где-то под высоким потолком разразился страшный вой. Вой смёл Сенцова с кресла и поверг на пол, носом вниз.

— А!! — от неожиданности Сенцов заголосил на весь свой ретоподъезд, вскочил на ноги и тут же увидел, что экран его видеотелефона светится красным, а динамик разрывается, испуская громогласный аларм-звонок.

— Чёрт! — ругнулся Сенцов, сообразив, что на Базе что-то случилось, и его срочно вызывают.

— Алё! — Сенцов нажал кнопку принятия вызова, и тут же на экран выплыла физиономия Репейника.

Сенцов удивился: с какой стати Репейник, да ещё и с такой довольной моськой, занимает аларм-частоту??

— Ты что? — изрыгнул Сенцов, осознав, что ничего такого не произошло, просто наглый Репейник решил подарить ему пару троек седых волос и нервный тик…

— Привет, Старлей! — заболтал Репейник, а улыбка его расползлась до ушей и даже мешала ему болтать. — Открывай спутник! Мы смотрим, как тебя в Кальмиусе ловят! Быстрее, а то пропустишь!

Репейник веселился молодым козликом, а Сенцов словно оказался на дне гигантской замшелой бочки, и ноги перестали держать его. Всё, Бисмарк уже кого-то «законопатил» и сбросил в тёмные воды городской реки, чтобы объявить Сенцова мёртвым и вырвать из привычного мира обывателя в фантастический мир Отдела Предотвращений. В эту самую секунду Константин Сенцов навсегда утратил себя, и превратился из милиционера в агента секретной полиции… Из рядового человека — в таинственного героя, чья жизнь отныне — невидимое спасение человечества… И в эту самую секунду Сенцов навсегда утратил Катю…

Потеря Кати придавила Константина тонной свинца, Сенцов собрался фыркнуть и прогнать Репеника с экрана видеотелефона, но вдруг раздумал. Он сам решил вступить в оп — никакой чёрт не тянул его на верёвке! Чего он тогда ноет? Да и глянуть просто интересно: всё-таки, не каждый день тебя ловят в Кальмиусе!

— Ч-чего аларм-частоту занял? — выдохнул Сенцов Репейнику и потянулся за пультом, чтобы переключить свой новый телевизор с канала «Интер» на игрек-спутник.

— А, так! — хохотнул Репейник. — Позвонишь тебе на простой — так ты и трубку не снимешь, спать будешь… в ботинках! Всё, брат, приятного просмотра!

Репейник сделал ручкою и исчез с горизонта, сделав видеотелефон тихим и тёмным. Как хорошо, когда он тих и тёмен! И сколько можно припоминать Сенцову сон в ботинках??? Небось, Репейник так не устаёт на работе пробойщика, как уставал Сенцов, будучи милицейским оперативником!

— Чёрт! — снова чертыхнулся Константин и прилепил на экран телефона жвачку — как раз в том месте, где минуту назад глаголил Репейник.

— На́ тебе! — усмехнулся Сенцов и уселся перед телевизором — смотреть, как находят его условный труп.

Константин увидал на экране своего игрек-телевизора уединённую тихую речку — узкую такую, заключённую в беспорядочные бетонные плиты давным-давно сломанной набережной. Тут не ходили люди, не тревожили одиночество здешней природы, и всё здесь было, есть и всегда будет таким уединённым, спокойным…

Мерно покачивались на несильном ветру высокие речные травы. Где-то там, среди них заливисто квакали лягушки, в воздухе проскакивали мелкие птички.

Константин отлично знал это место, заброшенное, дикое, даже зловещее: за шлюзом Кальмиусского водохранилища, где речка постепенно превращается в извилистый тонкий ручеёк. По берегам его произрастают дикие дебри, про которые в народе ходят пугающие легенды. Константин часто слышал от своей суеверной соседки тёти Нины, что там, в дебрях, бесследно теряются люди и бродят неведомые звери, которые, якобы, пролезают из параллельного мира через паранормальные ворота… Сам Сенцов, будучи оперативником не раз выезжал в эти места, когда тут находили чей-нибудь труп…

В этот солнечный день тут снова нашли труп — некий грибник, который выискивал в здешних зарослях грибы, которые и есть-то нельзя, случайно увидал в неглубоких мутных водах человеческое тело, и тут же позвонил в милицию. Константин Сенцов утопал в неприлично мягком диване и видел служебную машину, из которой грузно выбирались сонные Федор Федорович, Крольчихин, Овсянкин и сержант Казачук, таща за собою видеокамеру. Кроме них тут уже собралась небольшая толпа: местный участковый с помощниками, врачи и санитары, грибник этот топчется, показывая пальцем вниз, под свои ноги, закованные в высокие резиновые сапоги. Константин по инерции посмотрел туда, куда он показывает. А там, на мокром и грязном, покрытом тиною пологом бережке лежал человек с аккуратно простреленной дыркою прямо во лбу. На его неподвижном распластанном теле Константин сразу узнал свою одежду: свои любимые джинсы, свою красную футболку и свою же куртку, которую он обычно надевал, отправляясь на работу. На кануне он отдал их Звонящей: и джинсы, и куртку и футболку — а теперь они натащены на этого убиенного незнакомца, которого выловили из Кальмиуса, положили сюда, на бережок и обступили, разглядывая. Константин нажал кнопку «приближение», чтобы хорошенечко разглядеть лицо того, кого оп решил выдать за него, Сенцова. Так, причёска его — незнакомца даже успели постричь — точь-вточь так же, как был пострижен Сенцов. Константин даже удивился, настолько точно неизвестный парикмахер из опа скопировал его отросшую стрижку… Наконец-то Сенцов смог увидеть лицо. Нос, брови, уши… Константин даже испытал шок: на грязном берегу лежал не некто незнакомый, отдалённо похожий, а он сам, Константин Сенцов — застреленный, утопленный и уже посиневший! До боли знакомый криминалист Овсянкин дрожащими руками обыскивал карманы сенцовской куртки. Он что-то нашёл, извлёк на свет и показал в камеру, которую держал сержант Казачук. Через игрек-спутник Сенцов отлично видел, что в кармане условного трупа Овсянкин обнаружил его милицейское удостоверение, которое Константин тоже отдал Звонящей. Бисмарк подбросил убиенному это потрёпанное удостоверение, а Овсянкин повертел его перед камерой Казачука и положил в пакет для вещдоков. Другой рукою криминалист нащупал в промокшем кармане что-то ещё, и тоже вытащил, показывая в камеру. На этот раз Овсянкин обнаружил паспорт. Не какой-нибудь, а его, сенцовский паспорт, который Константин, ещё будучи подростком семнадцати лет, случайно облил напитком «Спрайт».

Федор Федорович перехватил у Овсянкина этот паспорт, приблизил к глазам, потом — протянул Крольчихину, который нервно топтался прямо над условным трупом с таким выражением на лице, из-за которого казалось, что он сейчас укусит локоть. Топчась, следователь не замечал, как по скользкому илу съезжает к воде, и спохватился только тогда, когда его правый ботинок окунулся так, что речная вода промочила ногу насквозь.

— Чёрт бы всё это сожрал! Чёрт! Чёрт! — свирепо зарычал он, высоко подпрыгнув. — Туристы чёртовы!

Увидав, что Федор Федорович протягивает ему сенцовский паспорт, Крольчихин схватил его, полистал, вытаращив глаза, злобно чертыхнулся и затолкал паспорт в другой пакет. Со стороны, как если бы Константин смотрел кино, это могло бы показаться комичным, если бы не было так жутко… Даже для Сенцова, который по-настоящему жив… Всякие там околонаучные фантасты говорят, что душа наблюдает сверху за умершим телом — так и Константин наблюдал сейчас за своим условным трупом, испытывая почти что мистический ужас.

— Увозите! — громко распорядился Крольчихин и отошёл на низкий пригорок, к огромной толстой иве, чьи длинные ветви, усеянные узкими листочками, опускались к самой мутной воде. Опершись рукою о её толстый ствол, не так давно перетерпевший удар молнии, следователь отвернулся ото всех и принялся пустыми глазами смотреть, как тонкая речка, извиваясь, огибая упавшие деревья, несёт грязноватые свои волны в туманную неизвесноть…

Два санитара проворно погрузили якобы сенцовское тело на каталку, быстренько вкатили в салон микроавтобуса с красными крестами на боках и захлопнули дверцы. Всё, теперь Константин Сенцов официально отправился в морг. Скорее всего, он сделается пациентом врача Мышкина, а потом — ему выдадут свидетельство о смерти — не условное, а самое настоящее, последний документ, который навсегда вычеркнет Константина из списка живых…

— Ну, как, брат Старлей, понравилось? — весёлым голосом осведомился Репейник, возникнув на экране сенцовского «супертелика», как только его условный труп повезли в морг.

— Аг-га… — кивнул Сенцов, слегка ошарашенный увиденным. — Э-э-э, Репейник, ты можешь сказать, кто это был?

— У меня от родни нет секретов! — хохотнул Репейник, уплетая пирожок. — Это маньяк. Вернее, был маньяк, задушил сорок две торговки с рынка. Водился в городе Серпухов, Российская Федерация, официально работал мусорщиком, в две тысячи пятом году пойман опом! Тридцать лет, ФИО — Кусков Иван Иваныч, кличка — Хлам. Понравился?

— Поразительно… — выдавил из себя Сенцов. — Меня от него мать родная не отличит…

— Мы старались! — с гордостью заявил Репейник. — Ты видал, Старлей, как чисто получилось: мы никого «лишнего» не законопатили, а нашли тебе маньяка! Круто?

— Круто! — согласился Сенцов, а на душе у него отлегло: как хорошо, что из-за него не пострадал невинный человек, а маньяка того Сенцов бы сам задушил. Но облегчение быстро сменилось гнётом депрессии: теперь, когда нашли труп этого Кускова-«Хлама» — он перестал быть привычным для себя Константином Сенцовым, перестал принадлежать своему привычному миру и навсегда выпал из Катиной жизни… Привычный мир и жизнь по-сенцовски особо не жалко: а что он сделал, живя по-сенцовски? Ничего, только спал в ботинках… Жалко только Катю… На миг в голове Сенцова родилось видение: Катя не признаёт в Хламе Сенцова… Но это невозможно: Хлам похож на него, как две капли воды, сам Сенцов узнал бы в нём себя…

— Старлей! — Сенцов так погряз в своих мыслях, что голос Репейника показался ему громогласным рыком хищного зверя.

— Ай! Ой! — взвизгнул Константин, вздрогнув так, будто бы на него действительно, скачками нёсся лев.

— Ты чего? — удивился Репейник. — Не рад, что ли?

— Рад… специфичеки… — выжал из спёртой груди Сенцов. — Просто… я не каждый день умираю…

— Бывает! — согласился Репейник и весело подмигнул Сенцову левым глазом. — Ну, что, брат, спи спокойно, теперь тебя искать никто не будет!

Глава 98 Закат «Звезды»

Внутри здесь всё было так, как написал в своём отчёте покойный Сенцов. Крольчихин поглазел немного на исторические фотографии и глупые плакаты, которые теперь могли служить лишь сувенирами, и генеральским шагом продвинулся вперёд, туда, где под табличкой «Книга регистрации» лежала на столике общая тетрадь. Схватив её, следователь быстро перелистал страницы, обнаружил одни лишь дурацкие клички и со злостью швырнул терадку назад.

— Вон он сидит! — негромко произнёс Крольчихин, кивнув головою в ту сторону, где в тесной комнатке сидел за столом тип в кепке болотного цвета, надвинутой на самый нос. Из-за громкой военной музыки, которая лилась из колонок старого музыкального центра этот тип не слышал, что к нему пожаловали гости. Он торчал из-за стола и раскладывал перед собою какие-то потемневшие от времени медали, записывая каждую из них в амбарную книгу.

— Сейчас, возьмём за жабры! — сурово постановил Крольчихин и вступил в эту узкую комнатку, оставляя на полу следы.

— Ой, а вы кто?? — вздрогнул от неожиданности субъект в кепке, вытаращив на незваных гостей свои глаза, под каждым из которых синел фингал.

— Милиция! — рыкнул Крольчихин, придвинув к искривлённому давней поломкою носу субъекта своё удостоверение. — А вы, я полагаю, Комарчук??

— Ко-ко… — закудахтал Комарчук, пытаясь закрыться кепкой. — Ва-ва-вадим Комарчук… кличка — Немец… президент клуба…

— Президент? — уточнил Крольчихин, забив удостоверение назад в карман. — Отлично! Значит, вы тут всё и всех знаете! Вы видели этого человека?? — следователь показал Комарчуку фотографию Сенцова.

— Ну, да… — проблеял Комарчук, заметно побледнев. — Это ваш опер, приходил ко мне недавно… А что?

— Его убили! — сталью полоснул Крольчихин. — И у нас есть подозрение, что это — вы!

— А-ва-ва… — Комарчук перепугался до такой степени, что едва не свалился под стул. Уронив ту медаль, которую он по инерции сжимал в кулаке, президент клуба «Звезда» вскочил из-за стола и предпринял неуклюжую попытку к бегству. Однако, шагнув пару раз, он споткнулся о скатанный ковёр и повалился на пол носом вниз.

— Попался! — констатировал Федор Федорович и наступил ногою на спину Комарчука — чтобы ешё больше напугать его и заставить говорить правду. — Ну, что, пожалуйте в камеру, гражданин Комарчук?

— Я никого не убивал… — разрыдался Комарчук, пустив настоящие слёзы ужаса. — Это не я… не надо меня в камеру…

— А кто же убил? — уточнил Крольчихин, встав так, что Немец-Комарчук видел его тяжёлый ботинок.

— Не зна-аю… — слёзно заявил Комарчук, корчась под ногою Федора Федоровича. — Отпустите меня — мне бо-ольно!

— Вот, плакса! — саркастически выплюнул Крольчихин. — Может быть, тебе подгузник поменять??

— Ы-ы-ы… — тупо ныл «Немец», уткнувшись носом в пол.

— Похоже, мы переборщили, — постановил Федор Федорович, стараясь подавить улыбку. — Ну, что, Василич, может, поднимем его?

— Давай! — согласился Крольчихин. — А то он до морковкиного дня мне будет тут рыдать!

Следователи ухватили Комарчука под руки, оторвали от пола и сгрузили в красное кресло, которое пристроилось в углу. «Немец» распустил циклопические нюни и плакал навзрыд до тех пор, пока Крольчихин не расщедрился и не протянул ему свою собственную бутылку пепси-колы.

— Попей, что ли? — размякшим голосом предложил следователь, Комарчук выхватил бутылку и принялся судорожно глотать, давясь и громко всхлипывая.

— Я никого не убивал… — выдавил бледный с просинью Комарчук, когда отпил из бутылки Крольчихина больше половины. — И я точно знаю, что в моём клубе никто никого не убивает!

— А вы хоть знаете настоящие фамилии членов своего клуба? — осведомился Крольчихин, не скрывая ехидства, и отобрал у «Немца» пепси-колу, пока тот не выпил всю.

— Фамилии не важны — важен энтузиазм и поиск! — завил Комарчук, глотая сопли. — Я никогда не требовал от членов моего клуба называть свои фамилии…

— Плохо! — определил Крольчихин и показал Комарчуку фоторобот «Терминатора-Туриста». — Ладно, а этот человек вам знаком?

— Ну, что же вы? — булькнул Комарчук, ёрзая в кресле и заставляя его, далеко уже не новое, сыпать на пол труху. — Я про этого человека всё рассказал вашему оперу…

— Нашему оперу вы подкинули вот эту фотку и написали на ней какую-то чушь! — отрезал Крольчихин и выпятил «Немцу» ту самую историческую фотографию типа в немецкой форме, который сбил с толку несчастного Сенцова.

— Ну, так это он и есть! — рогом упёрся Комарчук. — Как только ваш опер показал мне этот фоторобот — я сразу понял, что его кто-то надул!

— Вы и надуваете! — постановил Крольчихин и допил свою пепси-колу сам. — Я не спорю, что на этой фотографии некая историческая личность, которой я, например, не знаю… Да, наш эксперт подтвердил подлинность фотографии… Но с этим фотороботом вы нас надуваете, гражданин Комарчук! Вы хоть, знаете, что торговать оружием незаконно?

— Я не торгую оружием… — отказался Комарчук. — Да, мы находим фрагменты вооружений, но всё идёт в музей… У нас в другой комнате — музей! Хотите, покажу?

— В музей у вас идут обломки! — уточнил Федор Федорович. — А вот то, что получше вы восстанавливаете и продаёте. Вот, например, ему! — он показал «Немцу» фотографию «Терминатора» Сёмы и прибавил для убедительности:

— Семён Дроздов, студент третьего курса! Купил у вас пистолет-пулемёт «МР-38», в боевом состоянии. Он сам нам в этом признался! И что вы теперь скажете, гражданин Комарчук? Мы можем прямо сейчас закрыть ваш клуб, а вас отправить под суд!

— Не надо под суд… — всхлипнул трусливый Комарчук. — Я знаю, кто торгует! Это Копач торгует своими находками — орденами, касками — всем, что найдёт! Я ему сто раз говорил, чтобы не продавал ножи и пистолеты, потому что виноватым всё равно я буду! А он из-под полы начал торговать! Всё, я больше покрывать его не стану — берите, арестовывайте его, делайте с ним что хотите!

— Так, прекрасно! — оценил эмоциональное признание «Немца» Крольчихин. — Только скажите, настоящие фамилия, имя, отчество у Копача как?

— Ы… а я не знаю… — икнул Комарчук. — Копач и всё… Слушайте, может быть, я вам позвоню, когда Копач придёт?

— Да, нет уж! — отказался Крольчихин. — Отбояриться у вас, гражданин Комарчук, не выйдет! Откуда мы знаем, что вы не свернёте вашу лавочку и не исчезнете, когда мы уйдём?

— Сегодня придёт… — пискнул Комарчук. — По крайней мере, он так сказал…

— Мы его подождём! — определил Крольчихин. — А вы, Комарчук, занимайтесь тем, чем обычно, и не вздумайте предупреждать вашего Копача о нас!

— Я этого Копача давно хотел прогнать из клуба! — прогудел Комарчук, а Федор Федорович под ручку проводил его обратно к столу и усадил на стул перед медалями.

— Продолжайте, Комарчук! — приказал он, кивнув на медали и на тетрадь, в которую тот их заносил. — Когда придёт Копач — вы нам кивнёте!

— Хорошо! — всхлипнул Комарчук, с трудом хватая толстую ручку дрожащими пальцами. — Чёрт бы побрал этого Копача с его пистолетами!

Глава 99 Копач

На стене за спиною Комарчука, над ковром, висели круглые настенные часы — такие можно было купить в любом хозяйственном магазине гривен за восемьдесят. Их стрелки замерли на трёх часах дня, когда Комарчука решил навестить некто. Крольчихин и Федор Федорович услышали в нищей прихожей грузный топот, и Крольчихин даже подумал, что там топчется несколько человек, по крайней мере, двое точно есть. Следователи притаились на диване, взяли по самодельному каталогу, притворяясь, что изучают занесённые туда ордена и медали. Они терпеливо ждали, пока гость Комарчука не войдёт в комнату. Размеров он был внушительных: старенький шкафчик, который присоседился у дальней стены, казался даже поуже, чем его плечи… Толстые руки визитёра пестрели от татуировок: черепа, свастики, кресты какие-то — мальтийские и надгробные. Вытирая запятнанные шоколадом пальцы о край безрукавки цвета хаки, этот здоровяк слоновьим шагом приблизился к Комарчуку, топая своими тяжёлыми берцами, которые несли на подошвах пудовый слой земли. Сдвинув на затылок серую кепку, разрисованную оскаленными черепами, здоровяк подёргал свою козлиную бородку, а потом — запустил ручищу в один из многочисленных карманов своих широченных камуфляжных брюк и извлёк нечто, что брякнул на стол.

«Немец» Комарчук кивал и строил рожицы — пытался подмигнуть, и следователи догадались, что этот «тяжёленький» субъект и есть Копач.

— Здорово, Немец! — забулькал Копач сытым голосом. — Сколько за такую цацку дашь? Боевой! — гордо заявил он, бросил прямо на пол бумажку от батончика «Сникерс» и тут же достал из кармана другой «Сникерс».

Крольчихин скосил взгляд на стол Комарчука и увидел, что Копач предлагает последнему пистолет Вальтера.

— Копач, я же тебе говорил, что я в клубе оружием не занимаюсь! — вздохнул Комарчук, с сожалением глядя на уродливые грязные следы на старом ковре, который он накануне старательно вымел. — И сколько раз я говорил тебе: вытирай ноги! На входе же тряпка постелена!

— Э, слизняк, я тебе не клуха, чтобы тряпки твои разглядывать! — разгневанно рыкнул Копач, хищно терзая «Сникерс» зубами. — Берёшь цацку или нет??

Копач сурово надвинулся на тщедушного Комарчука, опершись ручищами о его стол. Стол жалобно скрипел, не выдерживая нагрузки, а Комарчук покрылся бледностью поганки, поставил «бровки домиком» и молчал…

— Гражданин, вы задержаны за нелегальную торговлю оружием! — следователь Крольчихин решил больше не мытарить Немца, встал с дивана и стальныи голосом произнёс эти слова, положив руку на здоровенное плечо Копача, чтобы потом захватить его лапищу в милицейский захват.

— Ыыыррр! — Копач издал медвежий рёв, швырнул «Сникерс» в лицо Комарчука и попытался рвануться в сторону, но Крольчихин тут же заломил его ручищу за массивную спину…

— Убью-юю! — зарычал Копач и рванулся так, что легко сбросил с себя следователя, отпихнув его к самому шкафчику и громадными прыжками помчался прочь.

— Стоять! — закричал Крольчихин, презрев боль синяков и вскочив на ноги.

Наперерез Копачу мчался Федор Федорович, но стоило им столкнуться — следователь получил медвежью оплеуху в челюсть и был повергнут на твёрдый пол. Копач схватил свой трофейный пистолет, нацелив его в Крольчихина, принялся неистово давить на курок, однако «Вальтер» давал осечки.

— Чёрррт! — взрычал Копач и метнул бесполезный пистолет в угол, разбив им невзрачную вазу.

Не переставая рычать, верзила одним ударом сшиб и перевернул стол Комарчука, а потом — затопотал к двери, намереваясь сбежать. Но стоило ему распахнуть дверцу и вывалить своё тело в подъезд — здоровяк тут же столкнулся с командой Кирпичева и был в считанные секунды схвачен, прижат к серому полу подъезда и взят на мушку.

— Готово, шеф! — весело сообщил Кирпичев, а Копач рычал изловленным зверем и мощно дёргался, но освободиться не мог.

— Тарань на базу, — прокряхтел Крольчихин, помогая Федору Федоровичу подняться на ноги.

— Жив? — осведомился он, когда Федор Федорович встал, потирая подбитую челюсть, на которой уже расплылся колоссальный синяк.

— Жив… — буркнул Федор Федорович, оценивая тяжесть ранения. — Вроде не сломал и не вывихнул… Вот это бык — запрячь его в плуг вместо битюга!

Бойцы Кирпичева тем временем водворили Копача на толстые ноги, забив в наручники его запястья, и уводили арестованного к «Газели», чтобы отвезти в Ровд… три шага провезти. Копач плевался слюной и ругательствами, посылая всех далеко и надолго и обзывая «мусорами вонючими» и «позорными волками».

— Цыц! — цыкнул на него Крольчихин. — Сопротивление аресту у тебя уже есть — лет пять дадут!

* * *

— Ну что, Копач, а вернее — Ершов Петр Петрович — сознаётесь, что продавали оружие? — сурово осведомился следователь Крольчихин, выложив руки на стол и сцепив пальцы в замок, как когда-то делали инквизиторы, допрашивая еретиков.

Оказавшись во мрачных стенах допросной комнаты, Копач заметно сдулся, растерял всю свою медвежью ярость и сделался каким-то рыхлым, студенистым и нестрашным. Он сидел на жёстком стуле ссутулившись, с потухшим взглядом снулой рыбы и бормотал гнусавым голосом:

— Ну, пистолетик один… я его сам нашёл… откопал… ну, вы же сами видели, что он не стреляет… это я Немцу наврал, что он боевой, потому что у меня бабок совсем нету… а у него мох один внутри… и гнилой он весь… Немцу бы и гнилой пошёл: он в пистолетах ни бум-бум…

— Ясно! — следователь Крольчихин стальным голосом отрубил нытьё: боялся, что разболится голова. Пистолет Копача был отдан на милость Овсянкина — когда эксперт закончит «колдовать» над ним, тогда и узнаем, какой он: гнилой или боевой! Крольчихин вытащил из папки фотографию покойного Сенцова и положил на стол перед Ершовым.

— Итак, гражданин Ершов, вам знаком этот человек? — вопросил следователь, подозревая, что здоровенный и злобный Копач мог запросто убить Сенцова… А Сенцов мог запросто выйти на Копача и его пистолеты…

Копач вытаращился на фотографию, поморгал заплывшими своими глазками, а потом — начал отрицательно мотать башкой.

— Нет, начальник, я не знаю… — отказался он от Сенцова, а Крольчихин для себя постановил: врёт. Копачу Крольчихин об этом не сказал: много будет знать — скоро состарится. Следователь решил задать другой вопрос, про Сёму «Терминатора», и положил её рядом с фотографией Сенцова.

— А как насчёт вот этого? — осведомился Крольчихин, сдвинув брови и дописывая в протокол: «Подозреваемый Ершов П.П. погибшего Сенцова К.К. по фотографии не опознал.».

— Сопляк этот чёртов… — вздохнул Копач с заметным сожалением и задёргался в наручниках. — Чёрт бы его подрал… Попался вам, да?

— Вы продали ему пистолет-пулемёт «МР-38» в боевом состоянии! — уточнил Крольчихин. — Зачем?

— Я продал ему боевой, потому что у него бабла хватило! — выкрикнул Копач срывающимся голосом с нотками истерики. — А если бы не хватило — тоже гнилой бы впарил… А знал бы, что меня заметут из-за него — так шиш бы ему скрутил и в морду бы дал, а не пистолет-пулемёт!

— Ага, — кивнул Крольчихин, не забывая интенсивно работать ручкой, записывая протокол. — А как насчёт вот этого гражданина?

На этот раз следователь предложил Копачу фоторобот таинственного «Терминатора-Туриста», нового грозы милиции и бандитов, чьё лицо до сих пор оставалось в фотороботе. Зловещий фоторобот лёг около Сёмы и Сенцова, а Копач почему-то пошёл в отказ…

— Нет, — булькнул он, снова мотая своей начисто выбритой, но бородатой башкой. — Впервые вижу!

— Вы врёте, гражданин Ершов! — заявил Крольчихин хладнокровно, как робокоп. — Вы продали этому человеку кинжал СС, пистолет системы Люггера в боевом состоянии и тоже — пистолет-пулемёт «МР-38» опять же, в боевом состоянии! Признавайтесь, гражданин Ершов, из ваших «трофеев» были убиты люди, в том числе сотрудник милиции!

— Э, начальник, вы мне мокруху не шейте! — обиделся Копач, опять задёргался, агрессивно лязгая наручниками, и сержант Казачук приготовил дубинку: мало ли что, а вдруг вырвется? — Вы хоть, знаете, сколько времени и сил стоит найти такой кинжал?? Они целыми бывают раз в сто лет! Та они все на трофеи пошли в Америку! Та если бы я такой целый нашёл, стал бы я его гусю какому-то левому продавать?? Я бы через И-нет порядочного коллекционера нашёл, богатого, и меньше чем за штуку баксов кинжальчик бы не скинул! А гусь этот ваш на полного лоха похож, инженеришка… та, вообще, самшитик какой-то! Я бы ему и ложку ржавую не продал бы, не то что кинжал!

— А если бы у него была штука баксов? — уточнил Крольчихин, начиная сатанеть от высказываний Ершова… тихо сатанеть… пока что тихо…

— Подумал бы, — изрёк Ершов, а его крупная голова, вместо волос несущая татуировки, была вся в поту, будто бы он виноват в чём-то очень серьёзном, а Крольчихин подобрался к его тайне слишком близко… — Хотя, нет, — передумал Копач. — У таких самшитиков не бывает баксов — у них до зарплаты мыши вешаются!

— Понятно, — кивнул Крольчихин, определив для себя, что правды от Копача просто так не дождётся, нужно его припугнуть и получше. — А кто ещё в вашем клубе может торговать оружием?

— В этом «нашем» клубе, — процедил Копач, сморщив свой широкоий нос. — Такие же самшитики, как ваш инженеришка! Они только железки перебирают там, да песенки поют! А крутые находки из них только у меня, потому что я овчарок не боюсь и через любой забор могу перелезть! Все «раскопки» наши менты… простите, милиция огородила и охрану приставила! А я всё равно копаю там, где есть, а не там, где металлохлам один остался! А они пуговку найдут и радуются!

— Послушайте, гражданин Ершов! — рыкнул следователь Крольчихин и, не удержавшись, стукнул кулаком по столу от злости. — Я давно понял, что вы темните! К тому же, вы сами признались, что находите и продаёте боевое оружие времён Второй мировой! Такое же, из которого за последние пару месяцев было убито и ранено около пятидесяти человек! Вы хоть осознаёте, что натворили?? И если вы, Ершов, не признаетесь, кому вы продали эти «игрушки» — я повешу всех этих людей на вас, и вас упрячут лет на двадцать! Сколько вам сейчас лет, Ершов?

— Хорошо, я вам всё расскажу! — сдался Копач и даже всхлипнул, как сопливая девчонка. — Я хотел себе помощника пристоить… ну, чтобы пистолетики чистил, проверял, в общем, приводил в товарный вид! Ну, студентика нашёл в Интернете, ничего вроде такой, не заявит, и с пушками на «ты». Я его к себе в логово привёл, посадил и пошёл… пивка попить… Он сам застрелился, вы понимаете??

— Кто?? — опешил Крольчихин, который никак не ожидал подобного развития событий…

— Сам! — слёзно возопил Копач, предчувствуя, что за его деяния светит ему срок. — Студент этот чёртов! Но я его и пальцем не тронул. Я сидел там, в соседней каморке, телик смотрел под пивко, а потом там у студента как бахнет! Я на уши вскочил, забегаю, а он там лежит… и весь в крови! «Люггеру» в ствол, ослина, заглянул и вышиб к чёрту себе глаз… Ну, я, значит, испугался: заявлю сейчас, а мне пришьют, что я его кокнул… да и пушек у меня тогда много было — тоже стрёмно, заберут всё и оштрафуют, а я эти пушки две недели корячился — выискивал…

— И что же вы сделали? — следователь Крольчихин уже до такой степени осатанел, что сам взял бы пистолет и пристрелил этого Копача, будь его воля. Свой вопрос Крольчихин просто прорычал, и выражение лица его напомнило львиный оскал.

— Я взял его за ноги, вытащил из логова и зарыл… — просто ответил Копач, бестолково пялясь в исцарапанную столешницу. — Я не знал, что мне ещё сделать.

— Избавились, значит… — констатировал Крольчихин, а из его ушей уже пар валил, как из трубы паровоза. — И от нашего сотрудника вы тоже избавились!

Крольчихин шипел яростным змеем, а Копач из бешеного медведя превратился в настоящую трепетную лань.

— Вы что… от какого сотрудника?.. — заблеял он каким-то несвоим тоненьким голоском. — Я сотрудника даже в глаза не видел… начальник, не губи, я не виноват…

— Человека по кличке Терминатор вы знаете? — пригвоздил Копача Крольчихин, надесь поймать его хоть на чём-то и запихать в кутузку за убийство Сенцова… или хотя бы за студента.

— Нет, — отказался Копач, тряся головою и бородою, словно архар.

— А человека по кличке Турист? — Крольчихин всё пытался выглядеть разъярённым и страшным, а сам уже устал и сдулся… к тому же, понял, что Копач не трогал Сенцова. И оружие Терминатору не продавал. Продал кто-то другой, кого он пока что не нашёл.

— И Туристов никаких не знаю… — булькнул Копач, и всё смотрел и смотрел в стол, не решаясь поднять глаза и посмотреть на Крольчихина.

— Казачук, забей его в изолятор, — вздохнул Крольчихин, вставая из-за ободранного, старого стола, а голова его раскалывалась от боли. — Убери с глаз моих этого бегемота! Пойду выпью кофе, у меня вот такая голова…

Глава 101 Сенцов работает дознавателем!

Константин только начал эту самую работу, а его мозги уже тихо пищали, пробитые насквозь докучливым Репейником.

— Тебе надо изучить теорию, брат! — заявил Репейник и сунул в руки Сенцова тонкий ноутбук. — Зацени модель! — похвастался он ноутбуком. — Таких даже в Пентагоне нету, и в ФБР нету, и в ЦРУ нету!

— «Игрек», что ли? — осведомился Сенцов, вертя ноутбук в руках и не находя ни единого способа открыть последний. — Закупорен хорошо…

— Та не надо его так дёргать! — испугался Репейник, решив, что неуклюжий медведь Сенцов сейчас придушит тонкую технику. — Положи на коленки и нажми кнопку!

— На какую? — удивился Сенцов, успевший осмотреть ноутбук Репейника со всех сторон и не обнаружить ни кнопочки.

— На вот эту! — Репейник выхватил ноутбук из рук Сенцова, устроил машину на коленках Константина и несильно нажал… Сенцов так и не заметил, куда нажал Репейник, однако странный ноутбук с тихим свистом выбросил лучик света, который тут же развернулся в голографический дисплей.

— Вау… — вырвалось из Сенцова, который сроду не видывал таких чудес нигде кроме мультиков. — Раньше у тебя такого не было!

— А я его только вчера закончил! — довольно сообщил Репейник, мол, полюбуйтесь на мой интеллект! — Так, сейчас я тебе открою, и ты обязательно мне всё прочитаешь!

Константин ожидал увидеть у ноутбука Репейника клавиатуру — как обычно бывает у ноутбуков… однако у этой модели клавиатуры не водилось. Репейник принялся махать руками у сенцовского носа, и Константин заметил, что он елозит пальцами прямо по голографическому дисплею, а его фантастический ноутбук слушается этих команд и с негромким писком выдаёт на экран какие-то окна, в которых что-то написано…

— Читай! — крикнул Репейник в сенцовское ухо и наконец-то убрал руки.

Сенцов машинально взглянул на дисплей и увидел печатный текст.

— Хочешь, я тебе увеличу? — громко осведомился Репейник и потянулся за съестным, которое в большом количестве возлежало на отдельном от компьютеров столе.

— Увеличь… — согласился Сенцов, понимая, что шрифт мелковат и он не разбирает половины слов.

— Окей! — весело согласился Репейник, успев уже что-то откусить и жевать. — Айн момент! — он вновь провел пальцем по экрану — кажется, прочертил диагональ — и голографический дисплей на глазах у Сенцова увеличился в два раза.

— Устраивает? — осведомился Репейник.

— Аг-га… — процедил Сенцов, поражённый фантастическим прибором.

— Читай! — предписал Репейник и откуочевал к своим лакомствам. — А я пока поем!

Сенцов в целях безопасности водворил чудо-ноутбук на стол — а вдруг соскользнёт с его неуклюжих коленок и размажется о пол? Репейник громко чавкал (а Сенцову не предложил), и Константин перевёл взгляд с него на предложенный текст.

«Поведение странное, «мультяшное», может скандировать рекламу и повторять реплики героев кино — к месту и не к месту…» — прочитал Сенцов и удивился: как Репейник это узнал?

— Слышь, брат, а откуда ты знаешь, как должен вести себя турист? — спросил Сенцов, отвернувшись от фантастического экрана.

— Ну, это результат многолетних наблюдений и тонкого психологического анализа! — в который раз похвастался Репейник, уминая пирожок — пятый за полчаса. И как он только остаётся таким худым, когда лопает не меньше динозавра?? Дневной рацион Репейника Сенцов и за неделю не осилит! Вон, сколько у него ещё пачек чипсов по кабинету разложено!

— Многолетних наблюдений… за кем? — снова удивился Сенцов, с опаской думая о том, сколько же тут ещё туристов кроме Траурихлигена??

— Ну, — пробормотал Репейник, не теряя спокойствия Софокла. — В разные времена в нормохронос попадало энное количество туристов… Но все они, как правило, клеили ласты, — добавил он, немного помолчав. — С ними вообще проблем не было…

— А что это вообще такое — нормохронос?? — вопросил Сенцов, чувствуя, что все эти фундаментальные знания придавили его, словно настоящий бетонный фундамент.

— Нормохронос — это величина переменная, развивающаяся с интегральной прогрессией! — пропел Репейник, не забывая поглощать пирожки.

— А время туриста, если я туда попаду — для меня это не нормохронос? — тупым голосом спросил Сенцов и вернул игрек-ноутбук Репейника на свои коленки, потому что на столе неважно видел печатный текст на его экране.

— Нет, это один из шагов или срезов континуума, который нормохронос уже перешагнул — они остались позади. И вот, секунду назад, ещё один временной срез остался позади! Туда можно попасть посредством трансхрона, а ты из того среза будешь считаться в нормохроносе туристом! И если ты встретишься с ним — вы оба аннигелируете! Объяснил Репейник, наливая себе кока-колу из двухлитровой бутылки в фирменный стакан, который выдают за восемь акционных крышечек. — Ты, Старлей, лучше, почитай — в своей статье я всё изложил! Я уверен, что тебе будет интересно! Прочитаешь, как художественную фантастику! — соловьём заливался он, а сам лопал бутерброды, заедая чипсами.

Сенцов бараном вперился в экран — может быть там действительно, более понятно написано, чем тут тараторит Репейник? Однако дурацкий Репейник, который прекрасно видел, что Сенцов читает, не замолкал, а всё тараторил и тараторил… чепуху всякую…

— А знаешь, какой у нас как-то случай был? — набитым ртом трещал Репейник, не давая Сенцову сосредоточиться на «туристах» и понять, наконец, что же такое нормохронос.

— Какой? — пробухтел Сенцов, желая, чтобы Репейник побыстрее высказался, замолк и не мешал ему читать.

— Ловили мы маньяка! — довольным голосом сообщил Репейник и придвинулся поближе к бутербродам. — Такой, как леший, полудикий человек, но в чате знакомился с несовершеннолетними Лолитами, назначал встречу на скамейке в парке и — хлоп! — всё, пиши пропало! Так вот, я ночи не спал, пока вскрыл его переписку! Я отслеживал каждое его письмо — прикинь, Старлей, если он их сто штук высылает — я все должен отследить! Это же титан загнётся, а я — даже не Драйвер — я простой смертный! Ну, вот, наконец, я его поймал — назначил он встречу на скамейке очередному юному дарованию! Думаю, ну, всё, наконец-то, я посплю и поем, как человек! Ну, я туда наряд отправил — брать же надо, пока тёпленький, да и малявку спасать, пока не вляпалась! И вот, картина маслом: приезжает наряд — Бисмарк выскакивает и т. д… Вижу я в камеру скамейку, а на ней никакой малявки нет, а рядышком — два маньяка! И как только нашли друг друга?? Ну, мы их тут же и законопатили! Ну, как, Старлей, клёво?

— Фу! — сморщился Сенцов, стараясь хоть как-то не слушать Репейника, а читать мелкий печатный текст, который светился на фантастическом экране. — Мог и промолчать!

Говорят, что технически одарённые личности молчаливы и нелюдимы… Но из этой личности почему-то бьёт неиссякаемый фонтан!

— И, не, ты прикинь: он наживку Звонящей не заглотил — он второго маньяка поймал! Ха-ха! — Репейник залился хохотом, пару раз хлопнул в ладоши и громко осведомился у Сенцова:

— Ну, чем не парадокс?!

— А как ты узнал, что второй — тоже маньяк? — удивился Сенцов, чья голова совсем опустела и превратилась в звенящий медный таз… Какой тут может быть турист и нормохронос, когда проклятые маньяки выбили последние мозги??

— А мы этого тоже ловили, и тоже поймать не могли! — пояснил Репейник, вращаясь в кресле вокруг своей оси. — А тут — два в одном! Мне шеф даже двойную премию выписал! Потому что я поймал сразу двух маньяков! — хвастливо заявил он. — Прикинь, какое меню было на банкете??

— Да ты меня совсем запутал, чёрт, Репейник! — подскочил Сенцов и замотал головой, пытаясь вытряхнуть из ушей и мозгов всю эту «лапшу». Маньяки эти идиотские Сенцову ещё в простой милиции надоели, а тут ещё и Репейник с ними лезет.

Репейник довольно хохотнул: радуется, что у него есть интеллект, а у Сенцова — нету.

— Ничего, понять теорию пространства-времени совсем легко! — заявил он, тут же позабыв про маньяков. — Для дознавателя не составит труда! Скоро и ты разберёшься!

— Ну, да, как же! — буркнул Сенцов, невольно оглянувшись назад: а вдруг «тот» срез и «Сенцов-турист» всё ещё тут?

— Хы-хы! — насмешливо хохотнул Репейник: очевидно, сообразил, зачем Сенцов оглянулся назад. Теперь ясно, откуда взялось выражение «искать вчерашний день»!

— И как всё это поможет мне ловить туриста? — не унимался Сенцов, предчувствуя, что на его долю выпал эпохальный бой, едва ли не за жизнь человечества.

— Не знаю! — развёл руками Репейник. — С таким объектом дополнительные знания не помешают! Информация для нас — залог успеха, а старый добрый Шерлок Холмс безнадёжно устарел!

— Чёрт! — буркнул Сенцов. Да, на своём веку Константин переловил солидное количество разных преступников: убийц, грабителей, и тех же маньяков… Однако среди них не водилось ни одного хронотуриста.

— Ты же говорил, что годами наблюдал за ними! — напомнил Сенцов Репейнику, а сам не шевелился, опасаясь, как бы игрек-ноутбук не соскользнул с его коленей и не расквасился об пол… а то Репейник тут разрыдается.

— Другие туристы впадали в прострацию и клеили ласты! — пробормотал Репейник набитым ртом. — А этот вдруг стал на широкую ногу! Это — атипичный турист, Старлей, поэтому методы борьбы будем вырабатывать в процессе!

— «Отлично»! — угрюмо буркнул Сенцов, подозревая, что «эпохальный бой» будет позорно сдут, и турист расколошматит Землю на мелкие и крупные астероиды…

— А оп всегда так делал! — весело заявил Репейник, а Сенцов заметил, что он двухлитровую бутылку кока-колы уже допивает. — Если бы мы ничего не вырабатывали в процессе — нас давно бы уже редуцировали!

— А… если мы проиграем? — осторожно спросил Константин, желая выяснить, имеет ли он шанс выжить, если вдруг этот страшный турист победит?

— Не имеем права! — тут же отсёк Репейник. — Кстати, брат, завтра тебя хоронят — пойдёшь?

— Н-нет… — отказался Сенцов, изо всех сил стараясь, чтобы Репейник не заметил, как он содрогнулся и, задыхаясь, выжимает буквы.

— А чего? — удивился Репейник таким будничным тоном, словно бы Сенцова хоронят каждый божий день, а он почему-то отказывается идти и смотреть…

— Не хочу, чтобы меня узнали… — отбоярился Сенцов.

— Слушай, в игрек-тачке на невидимом режиме тебя не узнает ни бог, ни дьявол! — заверил Репейник, вертясь на стуле вокруг своей оси. — Ты же знаешь, что такое невидимый режим — это когда тебя не видно!

— Ну, ладно, хорошо! — согласился Сенцов только для того, чтобы от него отцепился Репейник. — Пойду, только недолго, а то с ума сбренжу!

— Так, господа могильщики, работаем? — над головой Сенцова вдруг раздался голос, и Константин от неожиданности вздрогнул, от чего игрек-ноутбук опасно накренился, готовый съехать с его кленок на пол и превратиться в груду.

— О, Звонящая! — тут же разулыбался Репейник, а Константин, удержав игрек-ноутбук в последний момент перед крушением, понял, что он заискивает перед начальницей.

— Репейник, скажи-ка мне, какой отчёт ты обязан был на сегодня подготовить? — сурово осведомилась Звонящая, пригвоздив Репейника нчальственным взглядом… Ему влетит, если он этот самый отчёт пробыковал.

— Пожалуйста! — Репейник протянул Звонящей пухлую кипу листов, скреплённых пружиной в подобие растрёпанной брошюры.

— Ты в этот отчёт пирожки заворачивал, или таранку? — громухнула Звонящая, переворачивая отпечатанные страницы и видя на них жирные пятна.

— Та, нет, это машинное масло… — отбоярился Репейник, таращась поверх сенцовской головы в монитор наружного наблюдения, в который ничего не было видно, кроме крупного клювастого тукана, который скакал там, снаружи перед камерой, косясь на неё то одним круглым глазом, то другим.

— Репейник, ты тут много настрочил, — заметила Звонящая, листая и листая. — И термины твои эти… болотные… Давай мне популярно расскажи, чтобы я хоть знала, что мне искать!

— Ладно, — Репейник сделал вид, что сжалился над человеком, чей уровень интеллекта недосягаемо ниже его собственного, поднялся из кресла, бросив Сенцова наедине со своим ноутбуком, и бодро завёл, заложив руки свои за костлявую спину:

— Итак, я могу предположить, что найденный Теплицким «брахмаширас» — это универсальный излучатель концентрирующего типа, способный распознавать, улавливать и концентрировать любой тип излучения: световое, тепловое, СВЧ, радиоактивное, магнитное и так далее, далее, далее! Любое излучение, которое эта штуковина найдёт — она обязательно сконцентрирует в сверхмощную ударную волну, а часть этой энергии она берёт для себя, чтобы ездить! Этим и объясняется отсутствие её потребности в каком-либо топливе и боеприпасах! Круто?

— Круто, — кивнула Звонящая, листая и листая толстый отчёт нервными механическими движениями. — Теперь — о Траурихлигене!

— Ну, что я могу сказать… — пробормотал Репейник, а Сенцов уже смотрел на него умоляющими глазами, потому что из-за игрек-ноута у него вся нижняя половина тела затекла. — Та поставь ты его на стол! — Репейник сжалился над Сенцовым и освободил несчастного от ноута, шваркнув последний на стол, как потрёпанный старый журнал. Ноуту от этого хуже не стало — как показывал голографический дисплей — так и показывает.

— О том, что он хрупкий — я пошутил! — просмеялся над Сенцовым Репейник, глядя так, будто бы всех маньков на свете переловил. И всех туристов впридачу. — Я вообще не знаю, как и обо что его можно сломать!

— «Супер»! — угрюмо гуднул Сенцов, по ногам которго уже начинали скользить жгучие колючки. — А я сидел тут, как тукан на току, чёрт!

— Так, отставить, увальни! — вмешалась Звонящая, которой надоели пустопорожние лясы. — Давай, Репейник, объясни мне и Старлею за одно, кто такой Траурихлиген!

— Ну, кто, кто… — прогудел Репейник, топчась. — Просто, обычный фриц, Эрих Иоганн фон Краузе, граф фон Траурихлиген, группенфюрер СС, существо серое, без особого интеллекта и духовных потребностей… Получив эту штуку, оно решило доказать, что лучше других серых существ. Всё, ничего интересного… Теплицкий и пробросил его сюда только потому, что он знал, как включать «брахмаширас». И о теории трансхронов этот «фон» не имеет ни какого понятия! Он даже мобилку не видел никогда, не то, что трансхрон!

— Так, Репейник, нестыковочка! — тут же придралась Звонящая, взмахнув отчётом, который весил не меньше килограмма. — Если Траурихлиген такой тупой, как ты мне здесь сказал — как он смог разобраться в работе «брахмашираса»?? Учёные Теплицкого — и те не поняли, ты — тоже не понял, хотя говоришь, что в твоём лбу целых десять пядей, а не семь, а такое серое существо как Траурихлиген могло его включать! Почему?

— Ему кто-то показал! — поспешил отбояриться Репейник. — Та я даже не уверен в том, что именно Траурихлиген ездил на «брахмаширасе»! Я провёл аналогию с когда-либо известными науке технологиями и пришёл к выводу, что этот «брахмаширас» ни к одной из них не относится! Ни шасси, ни способ энергообеспечения, ни вооружение… да у нас на Земле такого ещё не изобрели! Это технология других планет…

— На которой разъезжало тупое серое существо! — отрубила Звонящая, не скрывая ехидства. — Давай, Репейник, про Траурихлигена: личность, хобби, увлечения! Я должна составить его полный психологический портрет, а по твоему описанию у меня получается баран!

— Та какая тут личность! — отмахнулся Репейник, фыркнув носом. — Мелкий человечек, ограниченный и тупо злой! Хобби нет, увлечений нет — только сидит у кормушки, как и остальные ему подобные.

— На тебя очень похож! — мрачно пошутила Звонящая, хлопнув толстый отчёт на столешницу около работающего игрек-ноута. — Ты, Репейник, давай работай, и я не отстану от тебя до тех пор, пока у меня не будет психологического портрета! Я загляну попозже, и если у меня опять получится баран — всю ночь будешь работать, понял?

— Та, понял! — огрызнулся Репейник, плюхнувшись в кресло и толкнув Константина. — Давай, увалень, помоги мне, что ли? — буркнул он, уставившись в переносицу Константина. — А то я зашьюсь…

— Ладно, — прогудел Константин, подвигаясь к компьютеру вместе с Репейником. Катю он потерял навсегда — и уже для неё умер. Почему бы не поискать Траурихлигена, который тоже, вроде бы, умер? Или не умер…

— Старлей, похороны свои не пробыкуй! — рявкнула на прощание Звонящая и скрылась за опустившейся переборкой.

— Бе-бе-бе! — передразнил Репейник, скорчив рожу. — Блин… — буркнул он, разорвав пачку чипсов, чтобы напихиваться ими по самую сурепку. — Старлей, ты любишь работать ночью? — осведомился Репейник, уставившись на Сенцова так, словно хотел, чтобы Константин всю работу за него сделал сам.

— Не… очень… — проклекотал Сенцов, который отлично знал, что такое ночная работа. Всенощная работа, которая осточертела ему в обыкновенной ментуре — это значит всю ночь сидеть, налившись кофе… и ещё повезёт, если сидеть в кабинете за компом или просто над бумажкой, размышляя, а вообще, чаще всего, сидеть приходится в холодной, сырой засаде. А утром потом голова — как колокол с арбузом вместе взятые — и гудит, и тупая, глаза слипаются так, что засыпаешь на ходу, а нужно работать, потому что новый рабочий день в разгаре…

— Ну, я тоже ночью работать не люблю… — пробормотал Репейник, жуя чипсы, загребая их одной рукой из пачки целыми пригоршнями, а другой рукой — щёлкая компьютерной клавиатурой. — Но по характеру моей работы мне приходится работать в основном по ночам — потому что тихо, никого нету, никто не мешает! Хочешь присоединиться?

— Не очень… — глупым голосом повторил Сенцов, который ничего не понимал в работе Репейника, да и ночью поспать хотел, а не работать. — Но я кое-что знаю про туриста! — Константин вдруг «включился», осознав, что Репейник поймёт и оценит всё, что он скажет, а не отмахнётся, как Крольчихин.

— А, давай, повествуй! — Репейник тут же заинтересовался, продолжая жевать, отлип от компа и уставился на Сенцова, хлопая своими глазищами из-под очков.

— Ты вообще, в машинах этих… времени… разбираешься? — на всякий случай осведомился Сенцов, в желудке у которого снова завывало так, будто там сидела волчья стая, но Константин к этому привык, так было всегда…

— Конечно, конечно! — поспешил заверить Репейник, бешено кивая. — Скоро я построю свой трансхрон для опа — я на грани прорыва, а ты спрашиваешь, разбираюсь я или нет! Давай, вываливай, что ты знаешь про туриста!

Репейник так таращился на Константина, что Сенцов невольно ощутил на себе его виртуальные клешни, которыми он вцепился в его душу, чтобы встряхнуть её и вытряхнуть информацию.

— Та не глазей ты так, а то меня стошнит… — огрызнулся Сенцов, отворачиваясь и видя перед собою стенку, от которой откололся кусок штукатурки, оставив дыру. Константин догадывался, что стало причиной аварии: приходила Звонящая, стреляла в Репейника из пистолета и покалечила стену.

— Какие мы нежные… — съехидничал Репейник, сморщив нос. — Старлей, ты кота за хвост-то не тяни, а то я состарюсь, пока дождусь от тебя пользы!

— Вот, что, — Сенцов решил сразу перейти к делу, а ещё — решительно схватил пачку чипсов и принялся за еду, потому что желудок его уже изводил, как настоящий живой волк. — Мы с моим милицейским напарником попали в одну квартиру — расследовали ограбление, у них кто-то воровал по мелочи, то телик, то мобилку, и мы поняли, что это ворует турист!

— Да? — не поверил Репейник, вытаращиваясь.

— Смотри, глаза не потеряй… — пробормотал Сенцов, которому было совсем не до смеха, когда они со стажёром мышей этих таскали и видели их смерть у холодильника. — Мой стажёр притащил туда белых мышей, и они все сдохли! Что ты об этом скажешь?

— Больные мыши? — насмешливо предположил Репейник, щурясь поверх своих очков. Интересно, какой у него минус по зрению?

— Та я серьёзно! — ругнулся Сенцов. — В тех местах, где появлялся турист — умирают белые мыши. Я знаю, что они не переносят радиацию, там, газы…

— И излучение трансхрона! — поддержал Сенцова Репейник, ободрившись на глазах. — А ты, старичок, голова, я от тебя не ожидал! Кстати, я не знал, что излучение трансхрона кого-то убивает… Нужно будет на мышах проверить… И ты что это хочешь сказать? — Репейник вдруг выразил какой-то непонятный страх и даже отъехал от Константина вместе со стулом. — Что у туриста свой трансхрон?

— Похоже, да… — клекотнул Сенцов, который ничего такого в виду не имел, и в трансхронах этих ничего не понимал… — И что ты можешь об этом сказать?

— А то, что я прошляпил! — прорычал Репейник, кинув пачку с недоеденными чипсами на пол. — И Звонящая меня пристрелит! Слушай, Старлей, иди-ка спать, завтра тебя хоронят, а я буду работать всю ночь!

— Ладно, — пожал плечами Сенцов, уходя от Репейника вместе с чипсами. — Если понадоблюсь — звони!

— Ты только игрек-тачку не расколоти, когда будешь на ретоподъезд лететь! — предупредил его Репейник, обернувшись и наградив Сенцова многозначительным взглядом через плечо.

— Блин… — буркнул Сенцов, зная, что игрек-тачка — вовсе не его конёк. Его в ней тошнит, и водить он её совсем не может — на автопилоте летит, как подопытная собачка в космической ракете…

* * *

У Сенцова была четырёхкомнатная квартира в пентхаусе на крыше двадцатипятиэтажного дома. Через окно, которое представляла из себя целая стена в просторном зале, Константин видел завораживающие огни ночного Донецка, зеркальную воду реки Кальмиус, по которой протянулась сказочная дорожка из света полной луны. Сенцов смотрел, как зачарованный, почти прилипнув носом к сверхтолстому бронированному стеклу рето-окна, ведь это не просто квартира, это — ретоподъезд дознавателя с повышенной степенью защиты. Тут все стёкла бронированные, стены — «умные», двери с секретами, а полы — с подогревом. Отлипнув от «космического» окна, Константин протащился мимо большого аквариума, котрый разделял его дивный зал на две зоны. Вообще, это не настоящий аквариум — это двухсторонний дисплей, который показывает плавающих рыб, развевающиеся водоросли, пузырьки воздуха, декоративных улиток и глиняный замок. Для Сенцова так даже лучше, потому что с таким хозяином, как он любые живые рыбки через недельку-другую повсплывали бы кверху брюшками, погибнув от голода. Он и себя не в состоянии нормально накормить, не то что рыбок.

Константин плюхнулся на свой новый новый диван — широкий, супермягкий, обтянутый белой кожей, включил свой новый телевизор — сверхтонкую плазменную панель, увидел футбол и… окончательно упал духом. В эдаком современном дворце можно было ощутить себя олигархом, ведь коктейли здесь смешивает и подаёт рука-робот, но Константин ощутил себя потерянным, никому не нужным и нищим, потому что с ним не было Кати. Сенцов с удовольствием отдал бы этот пентхаус богу за то, чтобы он вернул ему Катю…

— Ну, что, брат, нравится квартирка? — внезапно кто-то осведомился прямо у Сенцова над душой и Константин от неожиданности решил, что с ним говорит бог…

— А? — булькнул печальный Сенцов, подняв башку, потому что смотрел он даже не на фубол, а на свои ботинки, которые забыл снять.

— Ну, ты тюфяк! — хохотнул «потусторонний» собеседник, и Сенцов, наконец, понял, что над ними смеётся всего лишь Репейник, башка которого смотрела и ухмылялась с той самой плазменной панели, заслонив собой футбол. Оказывается, это не просто телик — это ещё и игрек-передатчик.

— А… привет… квартирка — класс… — пробулькал Сенцов, давя в себе депрессию. Надо же Репейнику позвонить именно сейчас, когда Сенцов вспоминает Катю и морально готовит себя к условно настоящим похоронам!

— Я вот чего звоню! — затараторил Репейник, который как обычно что-то ел, а Сенцов забыл зайти в магазин — это тоже обычно, по-сенцовски… да ещё и игрек-тачка эта аппетит отбила…

— Чего? — угрюмо буркнул Константин, а глаза возвращались в одну и ту же точку — на мак-чикен Репейника.

— Я покопался в игрек-нете, — прошамкал Репейник, со смаком пережёвывая мак-чикен, заставляя голодающего сенцовского «червяка» разверзать пасть и выть. — И вот, смотри, что нашёл! Это про нашего туриста! Оказывается, при жизни Эрих фон Краузе-Траурихлиген входил в рыцарский орден тамплиеров, в одиночку перешёл пустыню Аукер туда и назад, пятигодичный курс университета закончил за два года, в СС он служил в специальном элитном подразделении, которым и командовал, а так же — не нашёл этот «брахмаширас», а изобрёл его!

— Круто… — буркнул Сенцов, ёрзая на диване. — Я и так знал, что не поймаю его сам, а тут ещё столкнулся с живым тамплиером…

— Нос к носу! — кивнул Репейник, а его жевательные движения стали походить на остервенелую трапезу акулы. — Ты, хоть, понял, как я ошибся с психологическим портретом?

— Ну, да, не так уж и серо твоё существо, — подтвердил Сенцов, нутром чуя, что эта новая напасть в тысячи раз хуже «Вавилона» Теплицкого и может принести за собою любые катастрофические последствия, вплоть до конца света.

— Да это настоящий гений зла! — фыркнул Репейник. — И знаешь, что мне за это Звонящая отстрелит всё, что пониже пояса? — пожаловался он, терзая зубами уже не мак-чикен, потому что он его уже съел, а банальный бутерброд с колбасой.

— Догадываюсь… — проворчал Константин, недовольный тем, что ему мешают отдыхать в последний вечер перед тем, как гроб его опустится под землю. — Только что я могу сделать? — Сенцов начал огрызаться, чтобы Репейник отключился и дал ему отдохнуть, однако тот не поддался на провокацию.

— Работать дознавателем! — воскликнул Репейник, шваркнув покусанный бутердброд на одноразовую тарелку. — Знаешь, что ты сейчас будешь делать??

— Спать! — отрезал Константин, твёрдо решив спать этой ночью, перед своими похоронами.

— Не угадал! — возразил Репейник, ухмыльнувшись ну, точно, как Крольчихин, когда отправлял на всенощное задание. — Пока ты был в «астрале» — мы обнаружили одно логово Теплицкого, «бункер Икс», я там провёл энное количество ночей и на основе трансхрона Миркина избрёл свой трансхрон. Вернее, почти изобрёл… мне только угол преломления континуума осталось вычислить, и трансхрон у нас в кармане!

— Ну, вот и прекрасно! — Сенцов попытался отбояриться от Репейника, но тот оказался настойчив, как назойливая муха, которая попадает в компот.

— Так я не закончил про «бункер Икс»! — продолжал Репейник, таращась в переносицу Сенцова и заставляя последнего тихо психовать. — Когда Миркин пробрасывал Траурихлигена — он зачерпнул его хронокоридором, руководствуясь его антропометрией. И я больше чем уверен, что прихвосни Теплицкого, кроме антропометрии, выяснили про нашего с тобой туриста и другую информацию! Ты, Старлей, у нас — дознаватель, и поэтому — отправляешься в «бункер Икс» и выкапываешь нам эту информацию!

— Да ты что, того?? — перепугался Константин, и даже икать начал… — Та я даже не знаю, где этот бункер твой…

— Звонящая тебя отвезёт! — хохотнул Репейник. — Да и вообще, это только одни раз, пока ты реабилитируешься после «вышибалки», а потом — я тебе буду карту на игрек-ннавигатор скидывать, и ты сам будешь на игрек-тачке долетать! Ферштейн?

— Ага, — кивнул Сенцов, чувствуя, как к нему подбирается душная угрюмость. Он никак не мог подружиться с этими «игреками» — ни с тачками, ни с навигаторами, ни с передатчиками этими, которые похожи на «доисторические» мобильники, а потом выпускают голографический экран…

— Эй, брат! — внезапно до Сенцова долетел чей-то голос — приглушённый такой, будто бы кричали из-за толстой стены. Репейник уже убрался с экрана его телевизора — по нестерпимо зелёному газону крутились эти глупые футболисты, пиная мячик… Сенцов даже испугался, не поняв, кто это с ним разговаривает…

— Ты что, оглох? — повторил этот фантастический голос, Константин, наконец-то догадался поднять голову и увидел, что прямо перед его огромным окном зависла игрек-тачка с отрытой крышей. В тачке на месте водителя сидела Звонящая и махала Сенцову рукой, призывая его выйти прямо в окно и присоединиться к ней…

— Послушай, — Сенцов приблизился к прохладному стеклу, открыл форточку, и на него тут же пахнуло свежим ночным ветром. — Ты, давай, во дворе припаркуйся — я выйду…

— Ты дознаватель, или черепаха?? — ругнулась Звонящая, сдвинув брови. — Давай, запрыгивай — время не резиновое!

— Но?.. — Сенцов попытался отбояриться от бесполезных подвигов каскадёра, но Звонящая вдруг нажала у себя в тачке какую-то кнопку, и пластиковые оконные рамы перед ним начали открываться сами, убирая барьер между Константином и бездной.

— Эй, ты чего делаешь?? — перепугался Сенцов, потому что шальной ветер высоты начал сдувать его с ног…

— Не тормози — сникерсни! — рявкнула Звонящая, и в следующий миг выпрыгнула из-за руля, ловко перепрыгнув через бездну, оказалась около Сенцова и схватила Константина в милицейский захват, заломив ему руку.

— Ты что?.. — Сенцов заныл от боли, а Звонящая просто швырнула его вперёд, перебросив через двадцатипятиэтажную пропасть, и Константин сдавленно взвизгнул, ожидая, что сейчас полетит вниз и расквасится об асфальт.

— Ай! — Сенцов упал в игрек-кресло, небольно стукнувшись лопатками и копчиком, пришёл в себя, пережив шок, а Звонящая уже была рядом с ним в кресле водителя.

— Пристегнись! — приказала она, пристёгивая свой ремень, и Сенцов принялся шёлкать тяжёлой пряжкой, прижимая себя к креслу, адаптированному специально для игрек-полётов.

— Полетели! — объявила Звонящая, лихо выкрутила штурвал, и крылатая машина, выполнив головокружительный вираж, взмыла на жуткую высоту, ветер на кторой был просто ледяной.

— А! Та я сейчас льдом покроюсь… — всхлипнул Сенцов, чувствуя, как его бедный нос уже отваливаться начинает — так больно защипал.

— Упс! Забыла крышу закрыть! — хихикнула Звонящая, а над Сенцовым уже закрывалась герметичная игрек-крыша.

— Чёрт… — икнул Константин, проглатывая желудок, который на игрек-тачки реагировал весьма своеобразно. — Это ж надо было…

* * *

Константин Сенцов был в похожем месте лишь однажды — когда воевал с «Вавилоном». Но этот «бункер Икс» был в несколько раз больше, чем тот, в котром Сенцов первый раз поймал злого учёного Миркина. У Константина даже дух захватило, когда он увидел эти страшные выские потолки, широченные лаборатории, наполненные какими-то приборами, о назначении который Сенцов даже не догадывался, компьютерами, большинсво из которых даже не было под ключено. Они просто стояли — дорогие, последних моделей, для красоты, наверное и удовлетворения злой кичливости Теплицкого. Звонящая маршировала твёрдым шагом, и Сенцов видел перед собой её безупречно постриженный затылок. Причёска Звонящей больше похоже на офицерскую, чем на девичью, да и вообще, она — настоящий солдафон.

— Так, вот это — компьютер Миркина! — рявкнула Звонящая, когда привела Константина в одну из одинаковых белых лабораторий, где на длинных столах стояли компьютеры и лежали какие-то штуковины вроде толстых браслетов. Одни из них были подключены к компьютерам USB-соединением, а другие просто так лежали и пылились.

— Ага, — Константин кивнул, а Звонящая тем временем включала все эти компьютеры — не только Миркина, но и все остальные, которые тут были.

— Садись! — она вдруг пригнула Константина к креслу, на котором раньше сидел за своим компьютером Миркин, и Сенцов машинально сел, не зная пока, какую именно работу он будет за ним делать. Звонящая же прикатила для себа второй стул и уселась рядом с Сенцовым, подключая к миркинскому компьютеру игрек-ноутбук.

Сенцов же сидел баран-бараном, и машинально елозил руками по блестящей столешнице в стиле хай-тек, и таращился бараньими глазами, как Звонящая включает игрек-ноутбук, что-то ищет в нём…

— Ты давай, не сиди! — пердписала Звонящая Константину, а Сенцов, взглянув в миркинский монитор увидел, что Звонящая через игрек-ноутбук открыла на комьютере преступного учёного некую программу…

— Ага, — Константин решил делать хоть что-нибудь, повёл мышкой… как вдруг кто-то больно схватил его за плечо и выбросил из вертящегося кресла на холодный металлический пол.

— Блин! — Сенцов больно стукнулся, забарахтался, не понимая, зачем Звонящей понадобилось его швырять… — Ты полегче… рука, как у робокопа, чёрт… отбил себе всё…

— А это и была рука робокопа! — Звонящая посмеялась над ним, ноющим и показала пальцем куда-то вверх. — Вставай давай и не лапай что попало! Миркин — левша, и его мышь — слева от компа! А ты своей правой рукой схватил пульт управления роботом!

— Да? — Сенцов поднляся на свои неуклюжие ноги и обнаружил прямо над своей всклокоченной башкой блестящий манипулятор-клешню — здоровенный такой, силы его хвата наверное, достаточно, чтобы сжать автомобиль… — Чёрт подери роботов ваших…

Сенцов вернулся в кресло Миркина без особого желания — он хотел спать, и мозги, забитые всякой всячиной, выключались, делая мир ватным, сонным… Он обнаружил слева от себя мышь Миркина и отметил, что она — фирмы «Логитеч», такую мышь обожают геймеры за точность. С левой рукой Сенцов не очень дружил — закоренелый правша, чья левая рука была почти что, деревянной. Схвати вэтой деревянной рукой мышь, Константин пару раз промахнулся по папке, которую Звонящая заставляла его открывать. Открыв её в третий раз, он увидел какую-то таблицу, в которую оказались занесены непонятные для Константина цифры.

— Так, антропометрию мы нашли! — определила Звонящая, буквально, тыкая Сенцова носом в эту таблицу.

Рост, вес, возраст — Сенцов заставил себя взяться в руки и читать, чтобы не выглядеть слизнем.

— Ты, хоть, понимаешь, что это не просто циферки, а параметры хронопоиска? — осведомилась у Сенцова Звонящая, а Константин вдруг действительно, что-то понял…

— Послушай… — пробормотал он, повернувшись к Звонящей. — Если Миркин нашёл Траурихлигена хронопоиском, то мы тоже можем?

— Ну ты даёшь! — просияла Звонящая, обрадовавшись так, словно бы выиграла в лотерею миллион долларов и яхту впридачу. — Голова! Я уже думала, что — тыква! Так, давай, Репейнику звонить — согласуем хронопоиск!

Поняв, что случайно подал дельную идею, Сенцов изобразил радость и согласно кивнул, чтобы не возражать суровой начальнице. А Звонящая установила у него перед носом игрек-передатчик и включила его, развернув голографический экран.

— Алё? — спустя пару минут на этом экране возник электронный «призрак» заспанного Репейника, который, зевая во весь рот, осведомился, шамкая спросонья:

— Ну?

— Репейник, ты кофе себе сделай! — приказала ему Звонящая, намекая на долгое бдение.

— Зачем? — перепугался Репейник, от испуга тут же проснувшись.

— А затем, что есть работа! — пригвоздила Звонящая. — Наш Старлей наконец-то втянулся в работу и сказал вещь! Миркин ведь нашёл в прошлом Траурихлигена с помощью хронопоиска по антропометрии, а мы в его компе нашли параметры этого хронопоиска — они их не стёрли до сих пор. И наш Старлей подал идею повторить хронопоиск и найти нашего туриста по второму кругу!

— Вау! — выдохнул обрадованный Репейник, растянув свою длинную улыбку. — Сейчас, сейчас, не спешите… — потирая ручки, он принялся включать свои гудящие компы, собираясь выпонить на них какую-то работу. — Я сейчас настрою удлинённый коридор так, что турист после повторного проброса попадёт не…

— В лес! — закончила за него Звонящая, подколов. — Ты забыл, что Траурихлиген попал вместо бокса в лес? Ты, давай, сделай себе кофе, а то он у тебя тоже в тот же лес загремит!

— Та я уже понял, где Миркин облажался! — громко заверил Репейник, щёлкая клавиатурой. — Я перемещу его в мой новый бессбойный бокс, откуда он не денется до тех пор, пока мы не восстановим континуум и не отправим его в прошлое навсегда!

— Ты угол преломления континуума вычислил? — сурово осведомилась Звонящая, боясь прокола. — А то твой трансхрон не фурычит!

— А ты миркинский включи! — клекотнул Репейник, чьё самолюбие Звонящая только что больно куснула. — Параметры удлиненного коридора я тебе на игрек-ноут скину, и ты их введёшь!

— Ты сам знаешь, что я не буду этого делать! — сурово отказалась Звонящая, стукнув кулаком по столу преступного учёного, отчего его тяжёлый монитор едва ли не подпрыгнул.

— Боишься? — подловил её Репейник, а сам тем временем стучал по клавиатуре с такой скоростью, что из-под его бешеных пальцев дым летел.

— Опасаюсь! — поправила Звонящая. — Так что, хронопоиск отменяется!

— Та чёрт с тобой! — окрысился Репейник, фыркнув. — Я, вот, всё уже рассчитал, и сейчас к вам прилечу! Сам буду вводить параметры, если вы там такие трусливые!

Сенцов в этот яростный разговор не лез — просто сидел и молчал, а потом — появился Репейник. Сенцов даже испугался его проворности — наверное, летает на своей игрек-тачке со скоростью света… Не дай бог, он заставит Сенцова так же летать!

— Привет, засони! — громко поздоровался Репейник и подключил к компьютеру Миркина ещё один игрек-ноутбук — свой. — Сейчас, я сделаю вам чудо!

— Смотри, чудовище не сделай! — буркнула Звонящая. — Кстати, кто у тебя в пробойной остался?

— Рыбкин! — коротко ответил Репейник, ненавязчиво откатив Сенцова от компьютера вместе со стулом, после чего подвинул себе другой стул, на кторый сел. — Я заставил его следить за прогрессом перемещания и боксом, который я подготовил для туриста. Он нам сообщит, когда всё будет тип-топ!

— Ну, давайте, действуйте, Кулибины! — нехотя разрешила Звонящая, сложив руки на груди. — Только если сдуешь — я тебя аннигелирую в игрек-генераторе! Ты, Репейник, за это дело ответственный — не Рыбкин!

— Та, знаю я! — огрызнулся Репейник, а Сенцов видел, как он снова стучит по клавиатуре, и на мониторе перед ним стремительно открываются и закрываются всякие окна, после которых вдруг появилась зелёная шкала.

— Всё! — довольно улыбнулся Репейник, включив игрек-передатчик, на экране которого теперь торчал «призрак» Рыбкина. — Рыбкин! Как там у тебя?

— Слежу за прогрессом перемещения! — с готовностью ответил Рыбкин, видимо, очень довольный тем, что Репейник поручил ему такую ответственную работу. Как они, оданко, с Репейником спелись — он ему даже не возражает!

— Удлинённый коридор открылся в нашем бессбойном боксе! — сообщил Рыбкин. — Я открыл одну защитную пластину, чтобы установить коридор!

— Молодец! — похвалил его Репейник. — Сейчас, дело будет в шляпе!

— Я надеюсь! — мрачно пробурчала Звонящая, а Сенцов снова-таки молчал и не лез. Он только смотрел на зелёную шкалу, и на цифры рядом с ней — процент готовности. Турст перемещён в бокс Репейника на сорок пять — сорок шесть — сорок семь процентов… Интересно, как он при этом себя чувствует?

— О, вуаля! — Репейник, буквально, расцвёл, когда эта шкала сообщила, что турист уже весь перемщён. Наверное, предвкушает премию и новый банкет за раскрытие дела туристов, а Сенцов какой-то совсем не весёлый — во-первых, он потерял Катю, а во-вторых и вовсе, умер…

— Рыбкин, как там? — весело осведомился Репейник у стажёра.

— Супер! — улыбнулся довольный Рыбкин. — Турист в боксе! Сейчас, протранслирую!

Физиономия Рыбкина с голографического дисплея на время пропала, а появилось мрачное чрево бессбойного бокса — там даже свет не включили, и в этом мраке, около подставки для цветов, сидел некий крупнотелый тип, ссутулив свои широкие плечи, с которых свисала непонятная одёжа. Из-за темноты Сенцов не разобрал его лица, но уже испугался: тот человек, которого он безуспешно искал с Крольчихиным, оказался настоящим группенфюрером СС, он перепрыгнул сквозь время и, наконец-то, пойман…

— Ну, как? — осведомился Рыбкин, вновь появившись.

— Летим! — постановил Репейник, вспорхнув со стула, словно рябчик. — Ребята, по коням, скоро будем праздновать! Ну, надо же, какой я умный! — негромко похвастался он, удаляясь по длинному коридору.

* * *

Константин Сенцов двигался с опаской — они были на самом нижнем ярусе Базы, который тут негласно называли «Ад» за то, что он заглублен на несколько километров под землю. Тут Репейник поместил свой бессбойный бокс, решив, что тонны земли предотвратят любые сбои. Тут был только искусственный свет — неприятный, белесый, от длинных ламп, одна из которых противно гудела. Справа и слева от Сенцова бесконечно унылыми рядами тянулись одинаковые пронумерованные двери, за которыми были боксы, и на одной двери вместо номера написали слово: «Бессбойный».

— Он тут… — мистическим полушёпотом сообщил позади Сенцова Рыбкин, который продвигался неслышно, как кошка, а Константин даже вздрогнул, потому что внутри себя боялся этого туриста, как огня.

— Давай, Репейник, отдраивай — поговорим! — грозно приказала Звонящая, а Сенцов невольно подумал, что она его так торопит, потому что хочет спать.

— Сейчас! — Репейник выдвинулся вперёд, достал карточку из кармана своего белого халата, похожего на врачебный, и чиркнул ею по специальному сканеру, который, пискнув разок, включил зелёную лампочку.

Тяжёлая дверь-переборка вздрогнула, поднимаясь с негромким жужжанием, а Сенцов — рефлекторно сделал шаг назад.

— Мне кажется, или ты боишься? — возник из-за плеча Рыбкин, посмеиваясь.

— Глаз подобью! — негромко пообещал ему Сенцов.

— Я прав! — констатировал Рыбкин, а переборка поднялась, открыв вход во мрак.

Там кто-то словно бы плакал, забившись в самый дальний угол… Наужели, это Эрих Траурихлиген так плачет? Протяжно, жалобно, испугано? Неужели этот монстр уже побеждён и загнан в угол? Сенцов, наконец-то, переступил себя и решил на него посмотреить… Он бесстрашно вошёл в бокс Репейника первым, обскакав даже Звонящую, вытащил из кармана фонарик и направил на скорчившегося в углу туриста. Он был какой-то странный — мало того, что сидел, забившись, так ещё и зарос какой-то непонятной, клочковатой бородой… С его широких плечей свисал какой-то драный тулуп непонятного цвета — не то коричневый, не то грязно серый, низ которого валялся на полу, под ногами туриста… Сенцов ещё удивился, почему граф так плохо одевается?

— Эй? — Константин негромко позвал туриста, чтобы тот повернул к нему своё лицо. Тот повернул, и Константин отступил, поражённый, напуганный. Не лицо, а один сплошной синяк — так сильно этот турист был избит. К тому же, с его подбородка свисала редкая пегая борода, а на голове — вместо ожидаемых светлых волос — какие-то редкие клочки и лысина.

— Слушай, Репейник, это — не он… — Сенцов догадался, что Репейник пробросил какого-то не того туриста. Ошибся…

— Ты что? — изумился Репейник, до этого уверенный в собственной кристальной непогрешимости.

— Да, — кивнул Сенцов и отодвинулся, потому что его отпихнула Звонящая.

— Ну, и что это за горилла? — осведомилась она таким недовольным голосом, будто бы вместо норковой шубы получила шубу из скунса. — Репейник, ты, кажется, попал в игрек-генератор!

— Да ты что? — засуетился Репейник, отдвигаясь подальше от начальницы, которая плотно схватилась за пистолет. — Да я…

— Последняя буква в алфавите! — пригвоздила его Звонящая, выхватив пистолет и выстрелив Репейнику под ноги два раза.

— Ай! Ай! — Репейник заплясал, уклоняясь от пуль. — Да неужели ты не поняла?

— Чего я не поняла?? — надвигалась на него Звонящая, не забывая стрелять. — Что мы пробыковали приказ шефа о невключении трансхрона, а получили эту гориллу?? Тут всё ясно, что ты — самшитик какой-то! Сейчас я тебя! — она наверное, решила отдубасить Репейника — так агрессивно прыгнула, а Репейник, снова отбежав, залепетал, ловя спадающие свои очки:

— Ты понимаешь, что он подготовился к тому, что мы будем искать его хронопоиском?? Траурихлиген просчитал наши ходы не знаю на сколько вперёд! Вот и подсунул нам субъекта, который совпадает с ним по антропометрии! Мы должны венуть этого туриста назад и забыть про хронопоиск, потому что ничего хорошего мы всё равно не зачерпнём!

— Ясно, твоё серое существо тебя обскакало! — поставила устрашающий диагноз Звонящая, и Сенцов понял: дело туристов затянется очень и очень надолго… Да, он никогда не поймал бы его сам — он сошёл бы с ума от этих трансхрональных выходок безжалостного группенфюрера, получил бы профнепригодность и отправился бы на биржу труда, а то и в запертую палату, обитую войлоком…

— Я его выкину сейчас… — булькнул Репейник, задраив свой поруганный бокс. — Чёрт…

Чертыхнувшись, он утащился прочь по коридору, а Звонящая зарявкала, распугивая их с Рыбкиным:

— Ну и чего вытаращились?? Давайте, по ретоподъездам, пока не пристрелила!

— Пока, — устранился Рыбкин.

А Сенцов так спешил устраниться, что вообще, исчез по-английски, не прощаясь.

Глава 102 Крольчихин и Федор Федорович начинают потеть

Крольчихин и Федор Федорович снова сидели в одном кабинете. Исчезновение и смерть Сенцова стали для Ровд настоящим ЧП, и оба следователя работали почти всю ночь, поспали часика по два, однако пока что, кроме «Терминатора» Сёмы, не нашли ни зги. Федор Федорович решил ещё раз допросить Буйвола — этот бандит хорошо знаком с загадочным «Терминатором» — возможно, что он хорошо знает и тех «туристов», которые могли охотиться за Сенцовым. Крольчихин зевал глушил кофе — он уже седьмую чашку допивал, а сон всё не разжимал свои клешни, превратив голову в ватный шар.

— Эх… топаем в дпросную… — зевнул Крольчихин, растирая пальцами виски. — А то сейчас прямо за столом отрублюсь…

Выпив залпом весь свой кофе, следователь отклеился от кресла и подошёл к стажёру Ветеркову, который посапывал, уткнувшись носом в стол около включённого компьютера.

— Давай, стажёр, проснись и пой! — сказал он и хлопнул Ветеркова по плечу.

— Ай! Ой! — раскричался Ветерков, рывком вскочил и замахал руками, будто бы отбивался от стаи ворон.

— Та, не вопи ты — голова болит… — пробормотал Крольчихин. — В допросную с нами пойдёшь: протокол будешь писать!

— Есть! — отчеканил Ветерков, стараясь не зевать. — А то мне тут сон приснился… про радиоактивную улитку…

— Чёрт с твоей улиткой! — зевнул Крольчихин. — Всё, стажёр, кидай свой бред — работа ждёт!

По утрам в допросной бывает особенно зловеще: зябко, тихо и сумеречно, словно в застенках гестапо, где недавно прикончили ещё одного шпиона. Вон, Ветерков оглядывается по сторонам, словно бы собирается увидеть призрак… Сонный Федор Федорович просто зевает на ходу, а суровый Крольчихин, настроенный допросить Утицына с пристрастием, уже поборол сон, широко шагает и ни на что не обращает внимание.

Заполнив допросную своей широкоплечей персоной, Крольчихин вдвинулся за стол, снова и снова растирая пальцами виски, чтобы прогнать навязчивый сон, а Федор Федорович уселся в углу, чтобы писать протокол. Стажёр Ветерков примостился в другом углу и дремал, навалившись спиною на холодную стену.

На столе перед Крольчихиным находился служебный телефон, плотно привинченный к столешнице на случай, если вдруг допрашиваемый бандит взбесится и решит навернуть следователя по голове.

Бухнув около телефона свою увесистую папку, Крольчихин схватил в кулак массивную телефонную трубку и принялся звонить в изолятор, чтобы ему притащили Утицына-Буйвола.

— Да? — на том конце послышался сонный голос, и следователь Крольчихин свирепо рыкнул:

— Что, Казачук, спим на службе?

Дежурный по изолятору сержант Казачук тут же встрепенулся, потому что действительно, спал, устроив себе постель на четырёх стульях.

— Не сплю, товарищ подполковник! — поспешил оправдаться он, вытряхивая из ушей сонную вату. — Там Копач ваш всю ночь ревел и бился в стены… голова болит.

— К чёрту Копача! Давай, Казачук, просыпайся и тащи Утицына в третью дпросную! — распорядился Крольчихин, с трудом подвляя зевок.

— Есть! — громко ответил Казачук, пытаясь казаться бодрым и повесил трубку.

— Сейчас, поработаем… — вздохнул Крольчихин, откинувшись на спинку стула и выбирая из папки нужные бумаги.

Сержант Казачук втащил Буйвола в допросную, закованного в наручники и дубинкой заставил его сесть на стул. При этом сержант вспотел и покраснел так, словно бы не человека вёл, а тащил настоящего буйвола, который лягается копытами и грозит поднять на рога.

— Сажай на стул! — распорядился Крольчихин. — Только не убирай пока наручники — вдруг взбесится?

— Есть! — бодро согласился сержант Казачук и своей резиновой дубинкой толкнул Утицына к свободному стулу.

Буйвол, громко сопя, заёрзал на стуле, Федор Федорович отметил, что преступник выглядит холёным. Конечно, ведь Буйволу хорошо: дрых себе в тёплой камере, и еду ему принесли — а они с Крольчихиным всю ночь ломали головы и маковой росинки не видали со вчерашнего вечера.

— Итак, Утицын, теперь вы нам расскажете всё, что видели, слышали, узнали от вашего «Терминатора», понятно? — сказал Крольчихин, заглядывая в бегающие испуганные глазки Буйвола.

— Му-уу… — прогудел Буйвол, отворачиваясь от огненных глаз следователя. — Н-нет…

— Так, не хочет признаваться! — константировал Фёдор Фёдорович, которому и в протокол-то было пока что, нечего писать. — Так и запишу: «Отказ от дачи показаний»!

Буйвол дёргался на стуле, как стреноженный бык, Крольчихин пока не разрешал сержанту Казачуку освобождать бандита от наручников.

— Странно он себя ведёт… — пробормотал Крольчихин, схватив свой подбородок. — Как зачарованный, ей-богу… Как мне все эти «туристы» с «репейниками» не нравятся! Бедный Сенцов!

— А он не зачарованный — он в шоке! — внезапно из-за двери раздался голос, и в допросную вступил Овсянкин, в руках которого торчала какая-то разлохмаченная зелёная папка студенческого вида.

— В шоке? — удивился Крольчихин, повернув голову.

— В шоке, в шоке! — подтвердил Овсянкин. — И когда вы его брали — он тоже был в шоке!

— Да ну? — не поверил следователь Крольчихин, а Федор Федорович удивлённо поскрёб макушку.

— Ему могли вколоть наркотик… — пробормотал Федор Федорович. — Специально, чтобы он тут ерунду молол, а мы с тобой психовали!

— Ага! — кивнул Крольчихин и снова схватил в кулак трубку служебного телефона. — Сейчас, вызову сюда бездельника Мышкина — пускай прошерстит этого голубца с головы до ног! Чёрт, как он мне надоел… — прошипел следователь, вращая диск и набирая номер.

Мышкин долго не отвечал на звонки: два раза оператор противным голосом ныл:

— К сожалению, абонент не может подойти к телефону…

— Чёрт с тобой! — проворчал Крольчихин, посмотрел на часы и увидел, что они показывают всего лишь полшестого утра. Врач Мышкин, наверняка, спит… Хорошо ему…

— Да, ребята, зачем я пришёл! — напомнил сам себе Овсянкин и поднял свою зелёную папку. — Во-первых, я разобрал пистолетик Ершова. Ребята, он уже лет семьдесят, как отстрелялся, и в руках прямо разваливается на куски. А во-вторых, я закончил экспертизу логова нашего бедняги Сенцова и обнаружил, что там не пылесосили три года!

— Шутки в сторону! — разозлился Крольчихин и даже сотряс свой стол ударом кулака, от чего испуганно звякнул привинченный телефон. — Сенцова убили… туристы какие-то, а ты тут шутки шутишь!

— Извините… — сокрушённо промямлил Овсянкин, шмыгнув носом. — Просто Костька до сих пор перед глазами, как живой…

— Чёрт… — буркнул Крольчихин, постукивая по столу костяшками пальцев. — Давай, Овсянкин, не томи — что ты там нашёл?

— Я изучил все следы, которые могли бы остаться, — начал Овсянкин, раскрывая папку. — И обнаружил, что в Костькиной квартире, кроме него самого, его тётки, соседского кота и нескольких соседей, которых я тоже всех установил, побывали ещё не меньше, чем два неизвестных человека! Пальчиков они не оставили, зато я нашёл на ковровой дорожке следы их обуви! Из всех следов я чётко выделил следы мужских ботинок, размер сорок три, и женских босоножек, размер тридцать девять!

Утицын на слова Овсянкина никак не отреагировал — торчал на стуле, как пень, и строил бычьи рожи. А вот Ветерков вдруг проснулся, выглянул из своего тихого угла и негромко пискнул:

— Селезнёвы?

— Чёрт! — ругнулся Крольчихин, услыхав фамилию бывшей сенцовской невесты и её теперешнего мужа. — Рыдали тут, квохтали… А сами?

— К ним! — тут же постановил Федор Федорович и вскочил из-за стола, едва ен раскидав бумажные «барханы». — Казачук, уводи Буйвола!

— Есть, — зевнул Казачук и принялся поднимать со стула Утицына, тыкая в бока дубинкой.

— Сначала мы с тобой в прокуратуру поедем! — решил Крольчихин, тоже вскочил, но неуклюже задел край стола, из-за чего «барханы» с тихим кротким шуршанием взвились в воздух и осели на помытый Зоей Егоровной пол. — Овсянкин! Давай, с нами, только результаты экспертизы не забудь! — приказал он эксперту и, невзирая на разбросанные по полу бумаги, стрелой метнулся к двери.

— Есть! — Овсянкин обрадовался тому, что не придётся весь день задыхаться в кабинете со сломанным кондиционером.

— Одна нога здесь, другая там! — поторопил эксперта Крольчихин, вылетая в коридор.

Федор Федорович тоже поскакал к двери, но потом вдруг застрял на полдороги.

— Помните, Сенцов там всё какую-то «бабу» рисовал?! — подпрыгнул он так шумно, что испугал даже Крольчихина, заставив его застыть на месте.

— Помню… — отозвался Крольчихин, потоптался на месте, а потом — сказал Овсянкину:

— Да, Овсянкин, фоторобот сенцовской «бабы» тоже не забудь — покажем Селезнёвым!

— А я? — осведомился Ветерков, украдкой подбирая с пола раскиданные бумаги и пристраивая их на столе.

— А ты разыщи в базе всё про Селезнёвых! — приказал ему Федор Федорович. — Когда закончишь — отзвонишься! А мы — побежали!

— Ага… — зевнул стажёр и уткнулся в компьтер, довольный тем, что сможет поспать, пока они будут колесить по городу.

— Эх, ты! — раздался со стороны двери скрипучий голос, и Ветерков аж вздрогнул — до того он показался ему громким и страшным. — Накидал бумажек и спишь!

Стажёр рывком вскочил со стула — задремал уже, а когда раздался скрипучий голос — решил, что начался пожар. Разинув рот, но воззрился в ту сторону, откуда этот голос раздавался и увидал Зою Егоровну. Техничка вдвинулась в кабинет с ведром и шваброю и, увидав бумажный развал вокруг стола следователей, пришла в ярость.

— Убирай, давай, ленюга! — приказала она, как настоящий фельдмаршал и пригрозила шваброй так, словно бы это был пулемёт.

— Эт-то не я раскидал… — пробулькал Ветерков, который боялся Зою Егоровну даже больше, чем Крольчихина.

— Но сидишь-то тут ты! — отрезала Зоя Егоровна и указала пальцем на разбросанные листы. — Давай, лодырь, потрудись хоть раз! А то заспанный весь, как медведь в берлоге!

Ветерков с сожалением осознал, что поспать не удасться. Он подполз к столу следователей и принялся сгребать в кучу окаянные бумаги. Зоя Егоровна не спускала с него сверлящих своих глазок — почти что просверлила на затылке дырку. Ветерков не торопился — нутром чуял, что стоит ему сложить бумаги, как Зоя Егоровна наградит его шваброй и заставит драить пол. Ей бы боцманом быть, а не уборщицей…

Глава 103 Очная ставка

— Опять вы! — фыркнул Степан Селезнев, внезапно нарисовавшись посреди прихожей с чайником в кулаке. — Екатерина! — рявкнул он, повернувшись к Кате. — Зачем ты их впустила?? Сколько раз я говорил тебе, не открывай дверь, не спросив «Кто там?»! А ты? Балда Ивановна!

— Я спросила «Кто там?»! — твёрдо возразила Катя. — И впустила их специально, потому что чувствую себя виноватой в смерти Константина! К тому же, я не такая трусливая, как ты, и готова помочь следствию, чем могу!

— Екатерина, об этом мы поговорим позже… — зашипел Степан, но на него тут же надвинулся Федор Федорович и сурово предписал:

— Так, гражданин Селезнев, пройдёмте со мной на кухню — я допрошу вас отдельно от вашей жены!

— Это ещё почему?? — запротестовал Степан, но Федор Федорович не стал разглагольстовать, а потащил Степана на кухню под руку, как арестованного преступника.

Крольчихин же велел Кате пройти в гостиную и выключить телевизор, который навязчиво демонстрировал рекламу поясов для похудения.

— Да, конечно же, — согласился Катя и выдернула из разетки штепсельную вилку. Телевизор умолк и угас, и следователь Крольчихин, измученный бессонными ночами, подумал, как без него, всё же, хорошо и уютно!

— Хотите чаю? Кофе? — предложила Катя, отойдя от телевизора. — У нас есть пряники…

— Нет, — отказался Крольчихин, усаживаясь на мягкий диван… Нет, диван, пожалуй, слишком мягкий — на таком он забудет все вопросы и заснёт. Поэтому следователь покинул диван и выбрал для себя старый стул советских времён — деревянный с твёрдым сиденьем.

Екатерина Селезнева заметно нервничала — она вообще не знала, куда сесть, а потом — попросила Крольчихина отпустить её на кухню за кофе и пряниками для себя.

— Хорошо, идите… — вздохнул Крольчихин, подозревая, что у Селезнёвых, действительно, рыльце в пушку.

Катя скользнула в прихожую, а Крольчихин откинулся на твёрдую спинку своего стула и… выпал из реальности, провалившись в сон.

— А… товарищ следователь… — откуда-то из ватной массы, которой тут же наполнилась его голова, Крольчихин внезапно услышал голос и встрепенулся, едва не опрокинув стул.

Екатерина Селезнева высилась около него, заглядывая в лицо, а на журнальном столике уже стояла чашка ароматного кофе и тарелка с пряниками.

— Извините… — пробухтел Крольчихин, мучительно подавив зевок. — На чём мы с вами остановились?

— Пока не на чём… — ответила Катя, садясь на диван. — Может быть, вы, всё-таки, будете кофе? Я вам заварила на всякий случай…

— Давайте, — согласился следователь, чувствуя, что одной силой воли не придушит в себе проклятый сон. Небось, Селезнева заметила, что он поминутно зевает и трёт кулаками свои покрасневшие глаза.

Следователь Крольчихин взял предложенную Селезнёвой чашку, придвинулся вместе со стулом к столу, накрытому салфеткой ручной вязки, и вытащил из своей папки бланк протокола и ручку. Отхлебнув из чашки сразу половину кофе, он положил бланк на салфетку и принялся надписывать шапку.

— Что вы пишете? — осведомилась Катя, сгрызая уже третий пряник — точно, рыльце в пушку: люди так грызут, когда сильно нервничают и не без повода.

— Протокол, — сухо ответил Крольчихин. — А вы думали, я просто послушаю и пойду?

— Н-нет, наоборот, я думала, что вы не будете писать протокол, а напишете черновик и выкинете его… — пробормотала Катя, жуя. — Я помню, когда вы расследовали этот «Вавилон» — вы черновик писали…

Крольчихин был огорошен слегка: какая наблюдательная, однако, бывшая сенцовская невеста… И черновик заметила…

— Не волнуйтесь, не черновик! — сухо заверил Крольчихин и допил кофе вторым глотком. — Так, как, гражданка Селезнева, у вас есть версии по поводу убийства Константина Сенцова?

Катя ёрзала на стуле и пряники больше не брала. Крольчихин ясно видел, как её нервозность переходит в какой-то нездоровый страх — даже коленки Екатерины странно задрожали… будто бы за его спиною внезапно встал медведь…

— И я думаю, что это, всё-таки, сделал «Вавилон»… — прошептала Селезнева, потирая руками свои побледневшие щёки. — Когда вы приходили тогда — Костя пытался что-то там расследовать, в «Вавилоне»… И я боюсь, что они доберутся и до нашей семьи…

— Так, и что вы знаете про компанию «Вавилон»? — танком наехал на перепуганную и бледную Катю следователь Крольчихин… кажется, придётся вставить между веками спички, иначе сон задушит…

— Ни-ничего… — заикаясь от страха, прорыдала Катя. — Я только… только… через Интернет с ними работала… как подработка, понимаете… Сайты для них писала… и всё.

— Ладно… только не ревите… — сморщился сонный Крольчихин, сдался перед аппетитностью пряников и тоже один схватил. — Кто из них с вами связывался?

— Ди… Диана… — пролепетала Катя и замялась, вспоминая фамилию. — Лапшина. Диана Лапшина… А потом — она исчезла, по телефону не отвечала… Тот адрес, на который я отправляла свою работу, закрыли… И я только в новостях узнала, что их всех посадили в тюрьму…

— И всё? — уточнил Крольчихин, в тайне завидуя Федору Федоровичу, которому достался более спокойный Степан: он хоть не плачет…

— Всё! — подтвердила Катя, размазывая по щекам слёзы вместе с косметикой. — Я уже и забыла про тот «Вавилон»… А тут… Бедный Костя.

— И в квартиру Сенцова вы не заходили? — в который раз повторил Крольчихин, обливаясь потом — иногда допрос бывает тяжелее, чем выгрузка кирпичей из товарного вагона.

— Нет! — взвизгнула Катя. — С тех пор, как я начала встречаться со Степаном — я не общалась больше с Сенцовым! А его убили!

— Хорошо… — вздохнул Крольчихин, стараясь разборчиво писать протокол, а не раскручивать свою ручку на запчасти. — Вы видели когда-нибудь этого человека? — следователь показал Селезнёвой фоторобот, который Александр Новиков окрестил «Эриком», а Сенцов назвал «Терминатором-Туристом».

Катя внимательно всмотрелась в незнакомое ей лицо, стараясь припомнить, могла ли она когда-нибудь, где-нибудь видеть этого человека, или не могла? Нет, кажется, он ей не встречался — нигде, ни на работе такого не было, ни среди соседей — ни у неё самой, ни у Сенцова такого соседа не водилось, даже в магазине Катя никого и отдалённо похожего никогда не встречала.

— Нет, — отказалась от «Эрика» Катя. — Никогда.

— Ясно, — пробормотал Крольчихин, вернул фоторобот в папку и поднял фоторобот сенцовской «бабы». — Это — Диана Лапшина? — осведомился он у Кати.

Какая же была Диана Лапшина? Катя ни разу не видела её уже больше года, и совсем забыла, какая она была… Кажется, блондинка… Да, у Лапшиной были светлые волосы, а та незнакомка, которую показал следователь — брюнетка…

— Я не… не знаю… — поспешила отказаться Катя и от этого фоторобота. — Я не помню…

— Ладно… — усталым голосом пробормотал Крольчихин, чувствуя, что даже сидя на твёрдом стуле и напившись крепкого кофе, неудержимо засыпает, и потребовал от Кати телефон загадочной Дианы Лапшиной.

— Телефон… — пробормотала Катя, уставившись в кухонный стол, который Крольчихин успел заполнить разными бумагами — исписанными и чистыми. — У меня есть… В мобильнике сохранился!

Катя вспомнила, что не чистила свою телефонную книгу с позапрошлого года, в ней накопилось множество ненужных номеров: со старой работы, перетяжка мебели, ЖЭК и… Диана Лапшина!

— Я нашла! — объявила Катя, почувствовав даже облегчение от того, что нашла. Ещё тогда, давно, год назад, когда она встречалась с Сенцовым — он говорил ей, что с этим «Вавилоном» что-то нечисто, пытался разоблачить их… А вдруг у Константина получилось узнать что-то, за что его лишили жизни? Катя и себя винила в этом: ведь Сенцов тогда спасал её…

Увидав в телефонной книжке имя «Диана Лапшина», Катя тут же открыла контакт и продиктовала следователю Крольчихину номер своей бывшей начальницы. Крольчихин тщательно записал, перепроверил, и сказал Кате:

— Так, вашей Лапшиной я обязательно позвоню… Чего медлить — прямо сейчас позвоню!

Следователь Крольчихин решил не медлить. Ну, да, скорее всего, номер Дианы Лапшиной давно перестал существовать, ответит опреатор… так бывает в большинстве случаев. Но Крольчихин всё равно вытащил свой мобильный и принялся деловито набирать предоставленный Селезнёвой номер. Придвинув трубку к уху, следователь Крольчихин весьма удивился. Он ожидал услышать бесстрастный электронный голос автоответчика, однако телефонная трубка преподнесла следователю длинные гудки: номер Дианы Лапшиной работал! Екатерина Селезнева выставила на Крольчихина вопросительный взгляд, а следователь приложил палец к губам: гудки кончились, и таинственный женский голос на том конце радиоволны чуть удивлённо осведомился:

— Алё?..

…

* * *

— Итак, гражданин Селезнев, вы уже догадались о чём, а вернее, о ком я собираюсь с вами говорить, — с расстановкой произнёс Федор Федорович и занял место на табурете напротив стола.

— Вы меня уже достали! — плюнул Степан, суча ногами под столом, да так усердно, что Федор Федорович слышал, как его разношенные тапки скрипят о линолеум.

— Тело нашего оперуполномоченного Сенцова Константина выловили из реки Кальмиус, — сурово разъяснил Федор Федорович, сверля Степана глазами. — Он был застрелен из пистолета системы Люггера и сброшен в реку. Что вы можете об этом сказать?

— Я же вам давно уже сказал, что моя семья с вашим Сенцовым не общается! — каркнул Степан Селезнев и схватил с тарелки целую очищенную луковицу, которую Екатерина, видимо, приготовила для супа. — Что вы тут вообще, устроили?? Ещё скажете, что я его убил??

— Возможно! — сухо отрубил Федор Федорович. — Вы знали, что ваша жена работала на компанию «Вавилон»?

— Ну, работала! — буркнул Степан, вгрызаясь в пахучую горькую луковицу, словно в сладкий сочный персик. — А я ей ещё тогда говорил, что это — ерунда, а не работа, надо закончить курсы бухгалтеров и бросить того Сенцова, потому что от него тоже никакого проку нет!

— Вы когда-нибудь вступали в конфликты с Сенцовым? — уточнил Федор Федорович, в голове которого уже возникла версия о том, что Степан Селезнев воевал с Сенцовым за Катю, и мог убить его, чтобы, наконец, устранить конкурента.

— Да вы что? — подпрыгнул Селезнев, громко стукнув о пол ножками своего табурета. — С вашей милицией куда-либо вступать — себе дороже! Я его только в окошко видал. И из рассказов своей жены понял, что он — полный болван! Поэтому я и говорил Екатерине, что от Сенцова нет проку, он не умеет готовить, убирать, экономить, планировать бюджет, и мужем он будет никаким! Слава богу, что она послушалась и вышла замуж за меня!

— Понятно… — пробормотал Федор Федорович и показал Селезневу фторобот «Эрика Вовка», который теперь стал ещё и «Терминатором». — Вы когда-нибудь, где-нибудь видели этого человека?

— Нет, не видел! — уверенно заявил Селезнев. — Моя жена со мной честна и откровенна… по крайней мере, я хочу так думать!

— Ваша жена тут не причём! — Федор Федорович отрубил попытки Селезнева свалить всё на Катю. — Что вы сами можете сказать про этого человека?

— Да ничего! — огрызнулся Степан. — Я работаю бухгалтером в банке, и ваших рецидивистов знать не знаю!

— А почему вы решили, что он — рецидивист? — осведомился Федор Федорович, подозревая, что Степан знает «Эрика Вовка», но не хочет признаваться, а сейчас, нервничая, слегка оговорился.

— А кого вы ещё можете показывать? — фыркнул Степан, догрызая луковицу, из-за которой у Федора Федоровича щипало в глазах и в носу. — Хороших людей же не покажете!

— А как насчёт вот этого? — в руках следователя возник тот фоторобот, который Константин при жизни составлял для того загадочного водителя, который спасал его от Терминатора в клубе «Вперёд!».

— И этого я тоже не знаю! — Степан Селезнев отказался и во второй раз, а потом обрушил на Федора Федоровича неожиданный вопрос:

— Вы что, видели этих бандитов в компании моей жены??

— Нет, мы видели их в компании Сенцова! — отрезал Федор Федорович, опасаясь, что разозлённый допросами Степан навешает Екатерине незаслуженных лещей. — И предполагаем, что они тоже работали на «Вавилон» и могли убить Сенцова за то, что он пытался разрушить их бизнес!

— А я-то тут причём?? — Степан захлёбывался словами от злости и дышал на следователя умопомрачительным луковым «драконом». — Я был против Катькиных идефиксов и всегда ей об этом говорил! Мне даже сейчас её работа не нравится! Но я могу авторитетно заявить, что тех людей, которых вы мне показали, я нигде и никогда не видел!

— А где вы сами были двенадцатого числа этого месяца с семи вечера до полуночи, а? — Федор Федорович изобретал всё новые и новые каверзные вопросы, пытаясь поймать Степана хоть на чём-нибудь, но Селезнев выкручивался каждый раз, пищал, изрыгая ароматы лука.

— На работе! — пискнул он, громко шмыгая носом и утирая кулаком луковые слёзы. — У нас была инвентаризация! До двух ночи копался, чёрт подери! Домой пришёл, а Катька мне шиш с дырой сварила, а не ужин! Скандалил с ней до четырёх, а потом плюнул и лёг спать! Достаточно? — осведомился он и сноа потянулся к той тарелке, с которой утащил луковицу, но другой луковицы там не водилось, и его крюковатые пальцы клацнув в пустоте, стиснулись в кулак.

— А алиби у вас есть? — не отставал Федор Федорович, который поначалу нацелился слопать из вазочки пряник, однако из-за лука Степана потерял всякий аппетит. — Кто может это подтвердить?

— Есть конечно! Все мои коллеги подтвердят, что я был на работе до двух ночи, проводил инвентаризацию… чёрт, я бы раньше ушёл, но они документы, гады, все перепутали — чёрт ногу сломит в их отчётах, олухи! А у меня всегда всё по порядку! — Степан подскочил к буфету вынул оттуда чашку и упаковку чёрного чая, шваркнул всё это на стол, а потом — вытаращил на Федора Федоровича психические «квадратные» глаза.

— А вы что?? — выдохнул он, захлёбываясь кислородом, и метнул чайный пакетик мимо чашки. — Неужели вы думаете, что я застрелил вашего Сенцова из пистолета Люггера?? И где я по-вашему взял этот пистолет Люггера??

Злобно отправив чайную упаковку в мусорную корзину, хотя в ней ещё оставалось много пакетиков, Селезнев упёрся руками в обеденный стол и навис над следователем, выдыхая ему в лицо убийственные луковые ароматы и свирепо брызжа слюной.

— В историческом клубе «Звезда», у человека по кличке Копач! — сурово настоял Федор Федорович, стоически перенося этот лук и слюну, чтобы не показаться бухгалтеру трусом. — Мы его уже поймали, и он вас опознает!

— Вы что метёте?? — выдохнул Степан, отшатнулся от Федора Федоровича, и лицо его сморщилось в гримасе испуга. — Какой Копач?? Какая «Звезда»?? Да я ни за какие коврижки не стал бы покупать пистолет!! Нет, ну вы все какие-то сумасшедшие с Сенцовым с вашим! Катька моя дура — так её можно понять: все бабы дуры! Но вы то — милиция!

Степан бесновался, громко сопя и раздувая ноздри, мерил шагами небольшое пространство кухни, натыкаясь на все табуреты, которых тут насчитывалось почему-то целых шесть. Нервно покрутившись от стола к плите и назад, он схватил из тарелки лимон, содрал с него кожуру, растерзал на дольки и принялся жадно поглощать этот кислый цитрус, словно сладкий апельсин. Странные у него, однако, гастрономические пристрастия… это может быть симптомом душевной болезни…

— Я и стрелять-то не умею!! Не вешайте его на меня! — Селезнев, буквально, отбрыкивался от Федора Федоровича, воинственно махал руками, утверждая, что не трогал Сенцова… Но следователь не верил ему: вспыльчивый, злобный, взвинченный конкуренцией с Константином — такой вполне может оказаться убийцей.

Федор Федорович размышлял над тем, как бы его поймать, но тут на кухню ввалился Крольчихин, поглотив и уничтожив всё свободное место на ней. Задев плечом забавные часы в виде глазастого кота, чьи глаза передвигались из стороны в сторону в такт тиканью, Крольчихин испепелил взглядом Степана, заставив его присесть на табурет и пригнуться к столу, а после этого свирепо произнёс:

— Селезнев, вам и вашей жене пришлют повестку! — а после этого глазами показал Федору Федоровичу, что прора уходить, и это срочно.

— До свиданья! — попрощался со Степаном Федор Федорович, покинув свой табурет и радуясь тому, что можно уйти из тесной кухни и не дышать ужасным луком.

— Прощайте! — выплюнул Степан, наливая себе в чашку кипяток для чая… Нервничая, он хватил через край, и кипяток полился на стол, подтапливая упаковку черноморских вафель и чайный пакетик, который в чашку так и не попал и оставался на столе.

Глава 104 Похороны. Условно настоящие

Сенцов не желал идти на них. Настолько сильно, словно бы его по-настоящему хоронили… Константин решил скрыться ото всех в дальних лабиринтах Базы, чтобы отсидеться… Кто-нибудь другой взял бы игрек-тачку и выскользнул с Базы куда подальше, но Сенцов не умеет водить игрек-тачки, до чёртиков боится игрек-скоростей… и тошнит его сильно от игрек-перегрузок.

— О, привет брат! — этот голос внезапоно возник за сенцовской спиной, когда Константин крался по коридору и думал, что его никто не видит и его шаги бесшумны.

— Ай! — вскрикнул Сенцов, не ожидав, что-то кто-нибудь сможет его обнаружить и прянул назад так, что с кем-то жёстко столкнулся, отпрыгнул и увидал Красного.

Красный хохотал над ним во всё горло, а позади Сенцова грузным медведем топтался Бисмарк — это с ним Константин жёстко столкнулся.

— Ты чего тут слоняешься, как привидение? — этот вопрос Сенцову задали женским голосом, и он понял, что Звонящая тоже здесь…

— Игрек-тачка ждёт, брат! — из-за спины Красного сверкнули очки Репейника.

Все в сборе…

— Я не поеду… — угрюмо буркнул Сенцов, стараясь бочком протиснуться мимо Красного, чьё лицо превратилосьв одну огромную улыбку, и раствориться где-нибудь.

— Нет уж, брат Старлей, у нас план! — весомо возразил ему Бисмарк и ухватил за плечи своими ручищими, лишив Сенцова какой-либо возможности двигаться.

Всё, больше они ничего ему не говорили — только молча тянулись по коридору к стоянке, а Бисмарк молча тащил Сенцова, никак не раегируя на его протест.

* * *

— Вы толкаете меня… я даже не знаю, как это назвать! — пробурчал Сенцов, а по обе стороны от него салон игрек-тачки заняли два грузных тела: Красный и Бисмарк заблокировали его на сиденье, заставляя смотреть, как бывшие товарищи по Ровд выносят из до боли знакомого, родного подъезда открытый гроб. Сенцов узнал всех четверых «носильщиков»: Капитончик, Морозов, Кнопочкин и Ветерков. Овсянкин, сверкая очками, поставил прямо на сыроватый асфальт две табуретки, на которые товарищи установили гроб и отошли, отдуваясь. Вслед за ними выбрался грузный батюшка, оснащённый окладистою бородой и кадилом. Дымя и басовито напевая, батюшка три раза обошёл вокруг гроба и принялся размахивать кадилом над головою покойника. Сенцов прекрасно знал, что труп в гробу — не его, это казнённый опом маньяк Хлам… Но, видя его со свечкою в закоченевших руках, Константин ощущал под ложечкой нечто, что больно кусало и неприятно подсасывало… Наверное, это была его совесть: мучала за то, что родители и тётка убиваются сейчас над гробом, считая, что он мёртв в расцвете лет… а он не может отпихнуть Бисмарка, выйти и сказать им, что всё в порядке, и в гроб положили всего лишь, УСЛОВНЫЙ труп…

— Репейник, поехали отсюда, что ли? — Сенцов не выдержал и плаксиво попросился домой, как какой-то маленький мальчик.

Звонящая на переднем сиденье издала ехидный смешок, безмолвно говоря Сенцову: «Трус!». А Репейник даже не собирался заводить мотор и убираться прочь — он только наградил Сенцова взглядом через плечо и громко заявил:

— Нервы у тебя, брат, ни к чёрту! Чтобы работать в опе — нужно вырабатывать стальные нервы! Учись прямо сейчас, а то так и останешься слизнем!

— Чёрт с тобой! — огрызнулся Сенцов, ёрзая и пихая то Бисмарка, то Красного.

— Мы все видели свои похороны! — отрезала сенцовские мольбы Звонящая. — И ты смотри — до тех пор, пока гроб не закидают землёй!

— Господу помолимся-а-а!! — толстым голосом тянул батюшка, пытаясь отпеть грехи маньяка Хлама… Если где-то на небесах и есть бог — эти песни, скорее всего, Хламу не помогут, ведь место маньяка — только в аду…

* * *

— Ты куда собралась?? — грозным голосом взрычал Степан, выскочив в прихожую и увидав, что Катя обувает туфли, готовясь покинуть квартиру и куда-то идти.

— На похороны Константина! — громко огрызнулась Катя, схватив сумочку.

— Да у тебя совсем пустая голова! — вспылил Степан и постучал кулаком по собственному лбу. — В доме — грязища, а ты тащишься на похороны чужого человека! Я тебе запрещаю!

Степан двинулся к двери, собираясь загородить для Кати выход, однако та его опередила. Катя схватилась за дверную ручку, выскользнула в коридор, и, бросив вместо прощания:

— Это у тебя голова пустая! — быстро побежала вниз по лестнице.

— Стой!.. — заорал, было, Степан, но быстро захлебнулся и замолк, осознав, что привлечёт внимание соседей и снищет на свою голову кривотолки.

— Ты мог бы и сам уборку сделать! — заявила снизу Катя. — Хоть раз в жизни!!

Степан хотел броситься за ней вдогонку и затащить жену в квартиру насильно, однако снова испугался соседей, засунулся в прихожую и запер дверь на все замки.

— Сухарь! — обругала его Катя, быстро шагая через двор к улице Владычанского, стараясь пройти быстрее, чтобы Степан не высунулся в окно и не принялся невменяемо кричать гадости ей вслед.

— Стой, дура, куда ты лезешь?? — послышался за Катиной спиною озлобленный голос Степана — так и есть: она не успела минуть двор, и её муж высунулся в окно, позоря её перед всеми соседями… Вон, как старушки на лавочках сверлят её пристальными глазками!

— Я к маме пойду ночевать! — Катя разозлилась так, что рявкнула эти слова тигриным голосом, заставив старушек вздрогнуть. — Хватит меня на цепи держать — я тебе не собака!

Степан там, позади, в окне, рычал и захлёбывался своим рыком, а Катя едва ли не бежала по залитой асфальтом дорожке. Если бы не высокие каблуки — она бы и побежала, чтобы не ощущать на своей спине испепеляющие взгляды Степана и навязчивых старушек. Сейчас она пожалела, что бросила доброго Сенцова — Сенцов не стал бы орать на неё на весь двор…

* * *

Пятиэтажный дом, в одной из квартир которого проживал Сенцов, становился всё ближе — Катя двигалась по асфальту улицы Владычанского крейсерским шагом, опасаясь опоздать… Цветочный ларёк, хлебный ларёк… Катя десятки раз проходила этим путём, когда шла в гости к живому Константину… Она видела эти тополя, которые каждую весну сбрасывали облака пуха, знала в асфальте под ногами каждую щербинку, дырочку, ямку… Почти автоматически Катя свернула в знакомый двор… и её сковал страх. Она — предатель, она бросила Константина, ни разу не навестила Сенцова живого, и может быть, даже не имеет морального права навестить его гроб…

Уже издалека Катя заметила, что во дворе Сенцова собрались люди — много людей, в основном, затянутые в серую милицейскую форму, а прямо посередине двора установили трибуну. Сенцовские коллеги по очереди поднимались на эту трибуну, впереди украшенную деревянным гербом, и изрекали громовые слова. Катя давно забыла про свой «крейсерский» шаг — она едва семенила мимо самодельных клумб, а потом — застопорилась в стороночке, за толстым стволом старого трухлявого каштана. Отсюда Катя видела только гроб — чёрный, с белыми лентами, вместо покрывала накрытый государственным флагом. Лица Константина она не могла разглядеть… и это, может быть, к лучшему: Катю терзали страх и стыд. Идя сюда, она хотела поговорить и с родителями, и с соседями Сенцова… Но передумала. Пускай лучше никто из них не узнает её, не заметит и не подойдёт к ней — она ничего хорошего не сделала для Константина — только предала его в тот момент, когда, возможно, больше всего была нужна ему. Она лишь тихо посмотрит, мысленно попрощается с Сенцовым, а потом — исчезнет… Поедет ночевать к своей маме, потому что видеть Степана и выслушивать его вопли она хотела бы в этот пасмурный вечер меньше всего…

Мимо неё проползли три грузные женщины, наградили Катю убийственно злобными взглядами и остановились в отдалении, разговаривая о чём-то. Катя почувствовала здесь себя крайне неуютно: это сварливые соседки Сенцова, они собрались в недобрый кружок и время от времени прожигают её своими ехидными глазками… Из-за громкой скорбной музыки, которая иногда срывалась с тональности, она не могла слышать, что они говорят, однако понимала, что ничего хорошего — возможно даже, что они именно её обвиняли в смерти Константина. Сейчас на ободранной трибуне высился широкоплечий, усатый начальник Калининского Ровд и громогласно рычал в пищащий фонами микрофон:

— … собрались здесь, чтобы проводить в последний путь одного из наших лучших оперуполномоченных, который за время своей службы доказал, что существуют на земле такие смелые и разумные люди, которым под силу борьба с несправедливостью…

Так происходит всегда: когда человек умирает — все поют ему диферамбы, расхваливают, произносят речи… А пока он жив — гоняют в хвост и гриву, заставляя работать днём и ночью… Сейчас, стоя в сторонке от сенцовского гроба, Катя остро ощутила на себе свинцово-тяжёлую вину: Константин пропадал на работе, выполняя опасные задания, а она эгоистично кричала на него, требуя внимания только к себе и отключала телефон — тоже только из собственного эгоизма, не желая понимать, как мучается Сенцов…

Вокруг грохотали выстрелы: коллеги Сенцова подняли в воздух ружья и производили в его честь последний салют. Этот салют вполне мог звучать в честь их свадьбы, если бы Катя хоть немного прикрутила свой эгоизм…

* * *

Тетёрко самозабвенно грохотал и грохотал в микрофон, но Сенцов отвернулся и заткнул внутренние уши. Он не мог более созерцать условно свой проклятый гроб, поэтому — бестолково пялился поверх головы Красного на разлапистую липу. Липе этой, наверное, уже лет сто — Константин лазал по ней ещё будучи мальчишкой, а во вдоре ходила легенда о том, что некий умирающий солдат во время Второй Мировой нацарапал на её толстом стволе послание своей невесте… Это послание давным-давно стёрло беспощадное время, однако липовый ствол хранит другое послание — сам Сенцов, в один из мрачных дней без Кати, дождался вечерних сумерек, вышел из квартиры с перочинным ножиком и написал на дереве письмо для утраченной своей невесты, лелея странную надежду на то, что она когда-нибудь пройдёт здесь, прочитает неказистые строчки и разведётся с окаянным своим бухгалтером… придёт к Сенцову, и всё у них будет по-прежнему… Даже отсюда, из окна игрек-тачки, из-за башки Красного, Константин прекрасно видел буквы, которые старательно, до мозолей, вырезал на шершавой плотной коре. Он знал это письмо напамять, слово в слово…

— Эй, брат! — внезапно Красный разинул рот, схватил сенцовское плечо своей лапищей принялся бесцеремонно трясти Константина, вышибая из его головы все мысли.

— Эй, та чего тебе? — разозлился Сенцов на то, что Красный встревает в его личную жизнь — пускай даже и в мысленную.

— Ты не туда смотришь! — сообщил ему Красный и расплылся в непонятной улыбке, оснащённой по-американски отбеленными зубами. — Ты повернись и туда смотри! — с этими словами он нагло схватил голову Сенцова обеими руками и насильно повернул её в другую сторону, к Бисмарку.

— Во! — изрыгнул Бисмарк и ткнул пальцем куда-то за окошко.

Сенцов сначала не понял, зачем всё это нужно, стряхнул со своих ушей руки Красного… Но минуту спустя его взгляд вырвал из безликой толпы разевающих рты соседок тонкий силуэт в чёрном траурном платье. В тот же миг для Сенцова исчезло всё остальное — и его коллеги по опу, и соседки, и горластый Тетёрко… У каштана неподвижно стояла Катя — вся в чёрном, в чёрной кружевной косынке, с бледным заплаканным лицом. Она, казалось, закрывалась носовым платком, но Сенцов узнал бы её из сотни миллионов! Катя пришла на его условные похороны! Она не забыла Сенцова… и вырвалась от постылого бухгалтера!

Его милицейские коллеги палили из ружей, заставляя грохотать похоронный салют, а Сенцов внезапно рванулся в неистовой попытке выпрыгнуть из игрек-тачки и поскакать к Кате…

— Стой, куда намылился? — удивился Красный, а Бисмарк ухватил Сенцова поперёк туловища и не дал больше пошевелиться.

— Я скажу ей, что я жив! — неумолимо постановил Сенцов, пытаясь вырваться из стальных объятий, в которые заключил его могучий Бисмарк.

— Ты что, рухнул с липы? — громыхнула впереди Звонящая и обернулась, свирепо сдвинув брови. — Башкой вниз, на камень, точно!

— Катя! Катя! — завопил Сенцов, словно бы враз лишился ума. — Катя, ты меня слышишь???

Игрек-тачка звуконепроницаема — как бы в ней ни кричали, ни стучали, ни гремели — с улицы никогда и никто этого не услышит. Но Константин Сенцов об этом словно бы забыл — он безумно копошился и орал, не слыша сам себя, до тех пор, пока Звонящая не плюнула на пол и не зарычала так же сурово, как рычит уссурийский тигр:

— Всё, Репейник, мы уезжаем! Слизень этот меня задолбал за десять минут!

— Зря мы ему её показали! — негромко заметил Красный, заламывая Сенцову правую руку, в то время, как Бисмарк молчаливо вцепился в левую.

Репейник завёл мотор и заставил игрек-тачку подняться в воздух. Едва Катя исчезла из поля зрения Константина — последний будто бы вернулся «с небес на землю». Он осознал, что устроил глупейшую истерику, и товарищи решили увезти его прочь из-за этого, не дав ни похороны досмотреть, ни насмотреться на Катю. Константина буквально, задушили слёзы, он весь обмяк, затих и негромко плаксиво попросил:

— Репейник, вернись, а?

— Нетушки! — строго отказалась за него Звонящая, агрессивно сопя. — Ты нам чуть фингалов всем не налепил! Мы летим на Базу, и ты будешь весь день в боксе сидеть, понял?

— Пожалуйста… — тихо пискнул Сенцов…

— А если выползешь — я сама влеплю тебе фингал! — завершила тираду Звонящая и отвернулась к окну.

— К тому же, мне ещё Рыбкина этого искать! — угрюмо пробурчал Репейник, таращась на сверкающие воды Тихого океана. — Чёрт, угораздило же его нажать эту дурацкую кнопку!

— Надо было смотреть за ним! — рычала ему Звонящая, а на Сенцова они больше не обращали внимание — решили игнорировать, гады… Репейник, наверное, сичтает, что Сенцов таким образом успокоится. Сенцов же сидел, зажатый с двух сторон и кипел так, что из его ушей, буквально, пар валил, как из парового котла. Он бы разнёс тут всё на части… если бы все его попытки шевельнуться не заблокировали Красный и Бисмарк. Подёргавшись пару минут, Сенцов почувствовал, как из него, словно бы, вышел обжигающий пар, и он тут же «сдулся», обмяк и затих, впав в апатию.

Глава 105 Репейник делает трансхрон

Сенцов был настолько подавлен своими условными похоронами, что даже есть не стал. Сидеть одному не хотелось до пули в лоб… Перед глазами навязчиво маячило заплаканное лицо Кати под чёрной косынкой, и сенцовская совесть впивалась своими острыми зубами в душу: она носит траур и плачет, потому что он, Сенцов, её бросил. Пытаясь утихомирить хищную совесть, Константин забрёл в пробойную к Репейнику. Репейник уж точно поможет ему забыть о совести — будет травить какие-нибудь невероятные истории или заставит читать свои «околонаучные» труды про то, как нужно путешествовать во времени и ловить хронотуристов. Хорошо бы Сенцову почитать труды — совесть «заблудится» в трёхэтажных терминах и страшных формулах, и отстанет…

Репейник сидел, угрюмо таращась в экран наружного наблюдения, и даже не ел свои жареные пирожки со сгущёнкой, щедро наваленные в глубокую тарелку. Экран показывал джунгли, и по ближайшей пальме хаотично крутилась серая мартышка.

— Ты чего такой смурной? — осведомился Сенцов, украдкой поглядывая на стол Репейника, невероятно заваленный исписанными листами. Такие же листы, покрытые фантастическими цифрами, громоздились и вокруг стола, и на каждом компьютере, и на подоконнике, словно Скалистые горы. Даже золотые рыбки Репейника — и те едва виднелись в бумажном хаосе. Самая внушительная гора высилась в мусорной корзине под столом.

— У меня сейчас башка треснет… — вздохнул Репейник, обтирая своё покрасневшее потное лицо обширным платком в сине-зелёную клетку.

— Изобретаешь вечный двигатель? — попытался пошутить Сенцов, хотя сам был не менее угрюм, чем Репейник.

— Нет, трансхрон! — буркнул Репейник, заталкивая платок во внутренний карман куцей кожаной жилетки. Кажется, Репейник вырос из своей жилетки ещё в средней школе — настолько коротенькой кажется она на его долговязой фигуре, чуть ли не под мышками болтается.

— Если бы сейчас на моём месте был Драйвер — он бы живо всё рассчитал! — плакался Репейник, переключая экран наружного наблюдения с одной камеры на другую. — А я? Я — сундук-сундуком!

Каждая из камер снимала джунгли — Репейник яростно переключал, а Сенцов видел лишь пёстрые тропические деревья, цветных пернатых, разнообразных обезьян… Константин рассматривал их с интересом: в Донецке не бывает ни обезьян, ни туканов с вьюрками. А вот, Репейнику, кажется, всё это набило не одну оскомину — он сердито плюнул, выключил экран совсем и обречённо бухнулся за свой заваленный стол.

— Эх, жаль, что я — не Драйвер! — снова вздохнул Репейник, схватил самый большой пирожок и откусил от него сразу две трети.

Когда у Репейника что-то не получается — он завсегда вспоминает своего предшественника, носившего компьютерный позывной «Драйвер». Сенцов этого Драйвера не видел ни разу — тот трагически погиб в некой суровой заварухе задолго до того, как Константин присоединился к Отделу Предотвращений. Однако Репейник постоянно и с благоговением утверждал, что Драйвер являлся неслыханным гением, изобрёл формат «игрек», запустил спутник и построил бы тот трансхрон за пять минут…

— А я не могу! Я ничего не могу! — пищал Репейник, наворачивая остывшие пирожки. — Шеф приказал мне обнаружить Барсука, а я никак не могу настроить сканер, потому что не могу рассчитать угол преломления континуума!

Сенцов молчал. Он ни зги не смыслил в континууме, и не знал ничего об угле его преломления. Опасаясь при специалисте сморозить глупость, Константин украдкой взял один из испещрённых листов, поднёс к глазам, испугался трёхэтажных дифференциальных уравнений и подумал о том, что гением надо быть даже для того, чтобы написать такие… А уж чтобы решить их — надо иметь вместо мозгов эвм…

— Ты их сам сочинил? — выдавил Сенцов, положив лист на стол перед Репейникм.

— Сам, но они все неправильные! — воскликнул Репейник и подавился пирожком. — Я полный сундук, я тебе это уже говорил, Старлей! Ты видишь, что я пишу тут ахинею, и не могу придумать ничего путного??

Репейник, жуя, выскочил из кресла, покурсировал по «Пробойной», толкая Сенцова, потом — вновь забился за свой компьютер и опять включил экран внешнего наблюдения, потому что его нельзя выключать. Угрюмый взгляд Константина машинально переместился с беснующегося Репейника на пёстрые джунгли — как-никак, умиротворяет, в отличие от истерики, которой тут пышит Репейник…

На ветку перед камерой уселся крупный тукан, скосил правый глаз, скосил левый глаз… постучал по объективу своим крепким пёстрым клювом и улетел. Сенцов не удержался от смешка, а Репейник злобно буркнул себе под нос:

— Поставлю электрическую проволоку!

— Зачем? — удивился Сенцов.

— Да они расклёвывают камеры, а мне потом — ползай по зарослям и прикручивай новые! — возмутился Репейник, смахнул со стола целую кипу бумаг и принялся заталкивать их в переполненную мусорную корзину, уминая ногами.

— Чёртова курица! — ругался Репейник. — Кстати, Старлей, западную камеру расклевали — не хочешь заменить? — осведомился он, подняв потную голову и кулаки с зажатыми в них бумажками.

— Э-э-эээ… — глупо протянул Сенцов, не зная, как ответить на предложение Репейника — он нигде и никогла не заменял камер… А вдруг, поломает?

— И, представляешь? — сетовал Репейник, продолжая уминать бумаги. — Они клюют камеры, а у меня — сирена! И — поди, разберись, что это: курица клювом долбанула, или шпионы прут?

Решив, что его бумаги уже достаточно умяты — не вылазят за края корзины и не падают на пол — Репейник скользнул к своему столу и принялся выдвигать ящики и рыться в них, разыскивая нечто, что никак не мог разыскать. Константин торчал столбом, а Репейник, порывшись в ящиках едва ли не двадцать минут и вышвырнув на под их содержимое, обнаружил небольшую видеокамеру, предназначенную для наружного наблюдения. Камера была новая — в полиетиленовой упаковке с воздушными пузырьками-амортизаторами — и Репейник протянул её Сенцову.

— Сползай-ка, брат, поменяй, а? — запросился он, состроив детские «бровки домиком». — С меня шоколадка… Туканы проклятые просто достали…

Сенцов взял эту камеру с долей опаски — боялся поломать, помолчал пару минут, соображая, сжал пальцами пару пузырьков, заставив их с хлопками лопнуть… А потом решил: он выйдет в джунгли и заменит расклёванную камеру вот этой, новой… Вылазка поможет ему развеиться и выгнать воспоминания о своих условных похоронах.

— Удачи, — вздохнул Репейник, заметно погрустнев. — Тупой я, брат Старлей, как пробка… Драйвер бы на моём месте давно бы построил трансхрон… А я — самшит.

Сенцов даже начал подозревать, что у Репейника проблемы с самооценокй, раз он так гордится Драйвером и так ненавидит себя…

Глава 106 «Экскурсия по Вавилону»

Следователь Александр Петрищев работал в транспортном отделе Ворошиловского Ровд и не видал премии вот уже четвёртый месяц. К тому же, товарищи приклеили ему обидную для милиционера кличку — «Уфолог» — и подтрунивали, говоря, что ему летающие тарелки надо искать, а не автомобили. Он уже всерьёз подумывал уволиться из милиции, но начальник сурово стукнул кулаком по столу и дал понять, что не даст расчёт до тех пор, пока Петрищев не отыщет дело, которое не так давно потерял…

Следователь Александр Петрищев совсем не пил алкоголь, потому что в студенческие годы, питаясь чем попало на переменках, заработал суровый гастрит. Он даже бросил курить, когда в один прекрасный день внезапно обнаружил, что дело, которое он собирался сдать в архив… кануло. Тем летним солнечным утром Петрищев обыденно вошёл к себе в кабинет — он тысячу раз так входил — приблизился к столу, чтобы взять эту картонную папку блеклого цвета, на которой сам же чёрным маркером проставил жирный номер. Накануне вечером он специально оставил её на видном месте, поближе, чтобы не тратить время на её поиски. Папка лежала на углу стола, около кактуса и глупой пластмассовой фигурки ушастого зайца с крупной головой, качающейся на пружинке. Взглянув на свой стол, Петрищев обнаружил кактус, обнаружил зайца… а папки след простыл. Александр Петрищев сначала удивился. Подумал, что по инерции запер папку в сейф, к другим папкам, с более важными делами. Откупорив этот самый сейф — здоровенный, с толстыми стенами, который не оторвут от пола и шесть человек — Петрищев отыскал свои «более важные» дела, все они были на месте… А нужной папки не было. Александр Петрищев перерыл весь кабинет, уничтожив образцовый порядок, однако папку так и не нашёл… Не нашёл он её и на следующий день, и ещё на следующий не нашёл, и в архиве не нашёл… Бедняга даже решил, что сходит с ума.

Исчезнувшее дело было обычным для следователя Петрищева — парень по имени Михаил лихачил на мотоцикле, не справился с управлением на мокрой дороге, залетел под фуру и расстался с буйной головой. Здесь не было криминала, и водитель фуры правил не нарушал — обыкновенный несчастный случай, каких Петрищев за свою карьеру следователя уже десятки повидал — вот и суждено было этой тоненькой папке отправиться в архив…

А потом вдруг выяснилось, что дело бедняги Михаила лежит в подвале, на горячих трубах, по нему пробегают мыши и крысы, обгрызая края… Потерянную папку внезапно нашла уборщица, которая спустилась в подвал, чтобы положить крысиный яд. Она включила свет и увидела, что папка лежит на трубе, и на ней сидит крыса.

Следователь Петрищев в подвале никогда не бывал — а что ему делать в подвале? Туда спускалась лишь эта пожилая грузная уборщица тётя Клава, да престарелый дворник Семёныч, ну, газовщик ещё Петрович, средних лет, и юный электрик Стас. Этим рабочим гражданам дело и вовсе ни к чему… Александр Петрищев вновь почувствовал, что сходит с ума.

— Так что там с нашим стажёром? — сурово осведомился у Петрищева следователь Крольчихин, который вместе с другим следователем, по имени Федор Федорович, приехал к нему как только узнал, что дело мотоциклиста Михаила нашлось. Оказалось, что этот Михаил когда-то был стажёром в Калининском Ровд, а потом его выгнали…

— Дело нашлось в подвале… — пробормотал Петрищев, по инерции возя вспотевшими ладонями по столешнице, а перед ним лежало то самое дело — подмокшая папка со следами мышиных и крысиных покусов и помёта.

— Да, хорошо побили… — заметил Федор Федорович, разглядывая пострадавшую папку. — И вы, всё-таки, считаете что это был несчастный случай?

— Да, — утвердительно кивнул Петрищев и раскрыл разлохмаченную грызунами папку. — Вот, Рыбкин Михаил, восемьдесят восьмого года рождения, на мотоцикле марки «Кавасаки» столкнулся с грузовиком марки «Камаз». Летальный исход — бортом фуры голову отрезало.

— Вы его родственников нашли? — Крольчихин решил выяснить всё про бывшего стажёра, по крайней мере, фамилию его он уже выяснил — Рыбкин, такая простая, лёгкая фамилия… как они могли её забыть?

— У него не было родственников, — отказался Петрищев, не замечая, как постукивает пальцами по желтоватым листам из злополучной папки. — Рос в детдоме, пока учился — жил в общаге, потом — снимал комнату у Захаровой Василисы Дмитриевны, по адресу…

— Мы знаем, по какому адресу, — перебил Крольчихин, который уже этой Василисе Дмитриевны успел мозоли натереть на глазах — три раза они с Федором Федоровичем к ней приходили, пытались выяснить фамилию стажёра, а она её тоже забыла… Странно как-то это всё… Неужели и правда, «Вавилон» проснулся??

— Вы, лучше, скажите: при Михаиле не было ничего необычного? — спросил Крольчихин и стал ждать, обмолвится ли Петрищев про «Вавилон»?

— Стоп! — вдруг выдохнул Петрищев, бледнея… кажется, он понял, для чего похищали дело Михаила Рыбкина. В папке лежал его блокнот — криминалисты нашли в кармане байкерской жилетки погибшего — захватанный такой маленький блокнотик, с виду ничего особенного. Однако, когда Петрищев перечитал его — подумал сначала, что этот Михаил пишет фантастический роман. И вот, перебрав все подпорченные листы дела, чтобы отыскать и показать Крольчихину этот самый «фантастический» блокнотик — он его не отыскал. Вот, что исчезло из папки — блокнотик!

— Его нет! — выкрикнул Петрищев, хлопнув по столу ладонью и сам удивился — из его горла вырвался истеричный крик гиббона, а не голос человека.

— Чего… нет? — в один голос удивились Федор Федорович и Крольчихин, одновременно уставившись на Петрищева большими глазами.

— Блокнот, — вздохнул Петрищев, опустив глаза свои в стол. — У Рыбкина был блокнот… очень странный… — добавил он, немного помолчав. Не очень-то хотелось рассказывать всё этому Крольчихину: именно за этот блокнот товарищи и прозвали следователя Петрищева Уфологом…

— И что же в нём было странного? — Крольчихин прочно вцепился в блокнот и принялся выспрашивать, заметив, что Петрищев молчит.

— Ну… — пробормотал Петрищев и заелозил ладонями по столешнице от нервов. — Я несколько раз перечитал его — думал, что найду кого-нибудь, кто знал Рыбкина… А там про машину времени какую-то написано и про Вавилон… Ну, город такой был раньше… А, скажите, вы знаете человека по фамилии Миркин? — спросил он для того, чтобы не молчать с бараньим видом… Вон, как они на него вытаращились — ещё психом сочтут, тогда точно придётся попрощаться с работой…

— Миркин? — вопросительно буркнул Крольчихин, подняв правую бровь.

— Безумный учёный! — выкрикнул Федор Федорович и даже подскочил, заставив свой стул заскрипеть и стукнуться ножками о пол, с которого не так давно удалили линолеум, а обещанный ламинат так и не постелили.

— Автор «Вавилона»… — выдавил Крольчихин, схватившись пятернёю за свой подбородок.

— Что? — изумился Александр Петрищев, подозревая, что он уже бредит, и это всё чудится ему в бреду…

— Кажется, мы близки к разгадке… — бурчал тем временем Федор Федорович, дёргая свои усы — то правый ус дёрнет, тот левый… — Но Миркин умер в тюрьме!

— И этот умер! — громыхнул Крольчихин, а Петрищев даже испугался его и вздрогнул.

Петрищев сидел, переводя квадратные от удивления глаза с Крольчихина на Федора Федоровича, а Крольчихин тем временем громогласно изрыгал:

— Фёдорыч, давай, пиши: Иоахим Кукушников, Бисмарк, Михаил Рыбкин и… Миркин этот… как его там звали… и ещё: выяснить настоящие ФИО Бисмарка!

Федор же Федорович левой рукой яростно ерошил усы, а правой — карякал почти неразборчивые слова на засаленном фантике от вафельной конфеты, который выхватил из своего кармана.

— Что вы ещё помните из блокнота Рыбкина?? — надвинулся Крольчихин на Петрищева, словно танк на куропатку…

— А? — пискнул Петрищев, который от всего происходящего впал в какой-то дурацкий транс и созерцал реальность глупыми глазами.

— Вы помните что-либо ещё из блокнота Рыбкина?? — повторил Крольчихин, сатанея и едва заставив себя сдержаться и не сказать этому медлительному пеньку «Бэ!».

— Машина… времени… — булькнул Петрищев, глотая комок нервов, который перекрыл ему доступ кислорода.

— Чёрт возьми… — протарахтел Крольчихин, не замечая, как терзает свои волосы — разлохматил уже себе всю голову. — Фёдорович, помнишь, нашему Сенцову они втюхивали бред какой-то про генералов немецких?

— Ага, — кивнул Федор Федорович. — «Звезда» эта постаралась чёртова. Надо арестовать их всех и допросить с пристрастием…

— Точно! — рявкнул Крольчихин, вырвал из кармана мобильный телефон, едва не порвав себе пиджак, и принялся лихорадочно набирать номер, иногда тыкая толстыми пальцами мимо кнопок. — Морозов! — заревел он, когда услыхал в трубке ответ, не обратив внимание на то, что ему ответил женский голос.

— Да вы псих! Маньяк! — заверещал этот самый женский голос, пропуская устрашённые петухи, потому что Крольчихин рычал настоящим львом.

— Ах, чёрт подери! — взрыкнул Крольчихин, разобравшись, что, психуя, нащёлкал не тот номер и побеспокоил чужого человека.

Сбросив вызов, Крольчихин принялся набирать снова, а Федор Федорович добавил на конфетный фантик к своим «мертвецам» ещё и Вадима Комарчука, чтобы заставить стажёра пробить его по базе и выяснить, жив ли этот «Немец» официально, или тоже коньки отбросил, как и они??

— Морозов! — Крольчихин опять заревел, когда понял, что дозвонился в дежурную часть и слышит голос Морозова. — Давай, лентяй, срочно засылай группу Кирпичева в клуб «Звезда»! Ты уже знаешь, где он находится!!

— Есть… — выдавил спёртый голос Морозова, который тоже испугался рёва Крольчихина… тем более, что он снова спал на посту, храпя нал кроссвордом.

— Быстро, не спать!! Одна нога — здесь, другая — там!! — суровым генералом приказал Крольчихин, топая ногами по голому полу.

Следователь Петрищев глупо моргал глазами, не в силах вставить ни словечка, а Федор Федорович позвонил стажёру Ветеркову и отправил его из столовой за компьютер — выяснять личность «Немца» Комарчука. Ветерков был явно недоволен тем, что получил задание, потому что не ел с утра и не успел купить себе беляш. Но Федор Федорович был суров почти так же, как и Крольчихин, поэтому Ветерков уныло вздохнул, вышел из очереди, где стоял за беляшом, и потащился в кабинет, к постылому компьютеру… Проклятый кусок железа — ничем не накормит, а только поглощает отрицательные ионы, отбирая здоровье…

— Я… могу вам чем-нибудь ещё помочь? — вставил словцо Петрищев, когда Федор Федорович и Крольчихин на минуточку заглохли…

— Дававйте, вспоминайте, вспоминайте!!! — тут же напал на него Крольчихин, заставляя вспоминать сумбурные записи покойного Рыбкина.

— Кра-краузе… — прокрякал Петрищев, чья спина уже была потной, словно бы он бежал, а не сидел зе столом. — Фамилия чья-то…

— Ветерков! — крикнул Федор Федорович, снова побеспокоив стажёра звонком.

— Ну, чего ещё? — обиделся голодный Ветерков, который только и успел, что сесть за компьютер и выбросить пустую упаковку от печенья мимо корзины… — Я ищу…

— Отставь пока Комарчука! — распорядился Федор Федорович. — Человека с фамилией Краузе найди мне срочно!

— Ладно… — буркнул Ветерков, и Федор Федорович услышал, как тот скрипит клавиатурой.

Стажёр набирал это короткое слово, казалось, целую вечность, а потом — выдал недовольным голосом:

— Их тут много…

— Судимых давай! — приказал Федор Федорович.

— Ни одного… — пробормотал стажёр, глотая слюни и слыша, как бурчит его пустой желудок.

— Распечатку сделай! — предписал стажёру Федор Федорович, удивляясь, откуда в Донецке столько немцев-однофамильцев? — Женщин исключи… Вернее, нет, в отдельную распечатку вынеси!

— Есть, — вздохнул стажёр, подозревая, что сегодня ему не удасться покушать. Так и до язвы желудка недалеко…

— А потом — Комарчук! — напомнил Федор Федорович и на время оставил грустного стажёра в покое, дав ему время на работу.

— Что там с Краузе?? — тут же насыпался на Федора Федоровича Крольчихин, ожидая сенсационных результатов.

— Стажёр сказал, что их много, — угрюмо буркнул Федор Федорович, немало огорчив Крольчихина. — Я приказал ему распечатать всех, потом проверим.

— Хорошо… — пробормотал Крольчихин и наконец-то перестал прыгать на месте и топотать, вернулся на стул. — Краузе… чёрт… Краузеберг… Краузеберговка… Фёдорыч, помнишь бредятину Новиковых?

— Помню, — кивнул Федор Федорович и тоже закрепился на стуле, прекратив мерить кабинет Петрищева гигантскими нервными шагами. — Дурота…

— Нет, не дурота! — возразил Крольчихин. — Давай, стажёру позвони — пускай поищет Краузеберг хоть где-нибудь! Интересно всё-таки, что это за место!

— Ага… — согласился Федор Федорович без особого энтузиазма и вновь оторвал Ветеркова от работы.

Стажёр уже нашёл скучную биографию президента исторического клуба «Звезда» и собрался откочевать в столовую и купить-таки беляш, но не успел…

— Краузеберг мне поищи! — настоял Федор Федорович на поиске таинственного города Александра Новикова. — Давай, запиши по буквам: КРА-У-ЗЕ-БЕРГ! Первая буква «К», последняя — «Г»! А то нашлёпаешь мне ещё чего попало и скажешь, что не нашёл!

— Есть, — в который раз вздохнул стажёр, записал это глупое название по буквам, ввёл в поисковое окно базы данных, потом ещё в «Гугл» ввёл… И сообщил Федору Федоровичу результат:

— Такого города нет…

— Чёрт… — рассердился Федор Федорович. — Ты точно правильно записал??

— Правильно, — проворчал стажёр, котрый перепроверил название города четыре раза, четыре раза повторил поиск и всё равно ничего не нашёл. — Я биографию Комарчука вашего отыскал… У него образование — всего девять классов…

— Дата смерти есть? — осведомился Федор Федорович.

— Он ещё жив… — пробулькал стажёр. — Вернее, он жив — ему двадцать один год только…

— Хорошо, стажёр, пока отбой, — Федор Федорович пока что оставил Ветеркова в покое, и тот, наконец-то потопал в столовую — хоть бы там ещё остались беляши… или, хотя бы, сосиски…

— Ну, что там с Краузебергом? — вопросил Крольчихин, как только Федор Федорович сбросил вызов.

— Такого города нет… — без особой радости сообщил Федор Федорович, думая о том, что ему самому не мешало бы поесть.

— Чёрт возьми! — ругнулся Крольчихин и тут же вспомнил о Петрищеве, который продолжал сидеть без дела над погрызенной, замаранной папкой, и глазеть на них карасиными глазками. — Что вы ещё помните из блокнота Рыбкина?

— Я… вообще, думаю, что этот Рыбкин фантазёр, или фантаст… — Петрищев даже решился высказать своё мнение. — В его блокноте бред какой-то… Ну, вы сами подумайте: машина времени!

— Вы играли в игру «Смертельная битва»? — осведомился Крольчихин, в упор уставившись на Петрищева, в чьих глазах прочитался испуг: поймали… Да, он грешил видеоиграми на досуге. И в «Смертельную битву» тоже играл…

— Играл… — сказал правду Петрищев. — Затягивает… Три дня подрял играл и ничего не ел. Потом испугался и бросил…

— Вам повезло! — рубанул Крольчихин и стукнул кулаком по столу. — Игра «Смертельная битва» — продукт компании «Вавилон»! «Классная» вещь — порабощает человеческий разум! Вы играете-играете, а потом превращаетесь в безмозглогого зомби, и вами можно манипулировать как угодно! И не смотрите так! — фыркнул он, перехватв недоуменный взгляд Петрищева. — Я раньше думал, что это невозможно — до тех пор, пока не столкнулся с «Вавилоном»! Вы, хоть, знаете, сколько таких вот «зомби» мы спасли, когда разрушили «Вавилон»?? Рыбкин вместе с другим нашим оперативником, Сенцовым, пытался вывести эту компанию на чистую воду! Его она тоже чуть не засосала — мы вовремя вмешались! И Сенцов, между прочим, тоже недавно погиб! Застрелен! Я думал, что «Вавилон» уничтожен, но похоже, они вернулись и отомстили Сенцову и Рыбкину! «Вавилон» в блокноте Рыбкина — это никакой не город, а та самая компания! А дурацкой машиной времени они пытаются свести нас всех с ума! Сенцова свели!

— Ужас… — это единственное слово, на которое отважился Петрищев, пропадая под убийственным взглядом Крольчихина… Или это сон такой кошмарный?? Надо меньше смотреть телевизор… и кофе много пить тоже нельзя.

— Ужас! — передразнил Крольчихин, скорчив неприятную рожу. — Так что, не сидите тут столбом, а вспоминайте!

— Я… больше ничего не помню… — глупо пробулькал Петрищев, в башке которого вдруг поселилась вата, забив мозги и лишив памяти… Напрочь лишив. Петрищев почувствовал себя каким-то тупым и сонным. — Ничего… — выдавил он, а усталость давила его вниз, заставляя голову склоняться к столешнице, а глаза — закрываться.

— Не спите же! — громыхнул Крольчихин и стукнул кулаком по столу Петрищева. — Если вы ничего не помните — то скажите, ваше мнение: кто мог похитить дело Рыбкина и зачем??

Мысли из головы Петрищева куда-то выветрились. Неужели этот Крольчихин — энергетический вампир и за эти полчаса высосал из бедняги все силы?? Да, он похож на вампира — напористый такой, крикливый, наседает…

— Я не представляю, — выжал из себя правду Петрищев. — Дело было предназначено в архив… Криминала нет — простой несчастный случай… Я до сих пор удивляюсь…

— А вы не удивляйтесь! — свирепо фыркнул Крольчихин. — Я просто уверен, что гибель Рыбкина подстроена! Так что, коллега, не спешите сдавать дело в архив! Тем более, что ваши крысы над ним уже поработали!

— Ав-ва… — Петрищев хотел бы сказать что-то умное, но крысы его окончательно сбили, поэтому он не нашёл умных слов и ограничился нелепым детским лепетом.

— Ясно! — отрезал Крольчихин и встал из-за стола. — Нам пора идти, а вы, коллега, думайте, соображайте, ищите! Если появятся результаты — сообщите! Вот номер!

Следователь Крольчихин метнул в растерявшегося Петрищева свою суровую визитку, освободил свой стул и широко зашагал к двери.

— До свидания! — попрощался Федор Федорович — вежливо, но тоже очень сурово — тоже покинул свой стул в одиночестве и исчез за закрывшейся дверью.

Глава 107 Диана Лапшина

Крольчихину не терпелось увидеть членов исторического клуба «Звезда» — Морозов уже отзвонился и сообщил, что все, кто в это неудачное утро оказались в стенах клуба, с помощью бойцов Кирпичева перекочевали в стены изолятора. Крольчихин бы схватил проклятого Комарчука за мятый воротник и выбил бы из него признание «фейсом об тейбл» — руки так и чесались. Уверенный в том, что клуб «Звезда» связан с проклятым «Вавилоном», Крольчихин отправился прямиком в допросную комнату, прихватив с собою сержанта Казачука. Следователь вменил сержанту в обязанность поочерёдно приводить и уводить всех задержанных, а сам набрал пачку листов — не для протоколов, для черновиков, потому что «звездисты» эти обязательно будут много врать и, возможно, попытаются сбить его с толку своим «потусторонним» бредом. Федор же Федорович решил заглянуть к Ветеркову — интересно было, сколько обладателей фамилии Краузе обнаружил стажёр, и кто из них заслуживает пристального внимания? Когда Федор Федорович вошёл в кабинет — стажёр со смаком уплетал беляш, а перед ним в одноразовой тарелке лежал ещё один беляш, пирожное «Наполеон», а так же — высилась бутылка кока-колы.

— Приятного аппетита! — сказал ему Федор Федорович, а стажёр почему-то испугался и едва не выронил свой беляш к себе на колени.

— А… здравствуйте… — прошамкал он набитым ртом, стремясь как можно быстрее прожевать и проглотить пищу.

— Как там наши Краузе? — осведомился Федор Федорович и подкатил к столу Ветеркова первый попавшийся вертящийся стул.

— Вот, — Ветерков протянул Федору Федоровичу два листа принтерной бумаги, на которых в виде таблицы были распечатаны все данные нужных субъектов.

Следователь взял, пробежал глазами… Интересно… Настоящих немцев среди них было лишь два — Ганс и Ульрих, туристы из Дрездена… Остальные же — местные: пару Петров, три Николая, Анатолий и Вадим. Откуда они получили нестандартную фамилию — никто никогда не узнает, но можно выяснить их отношение к «Вавилону»!

— Так, придётся их всех обойти, — постановил Федор Федорович, свернул лист вчетверо и положил к себе в карман. — Ими займёмся мы с Василичем: нутром чую, опасное это дело.

Затем Федор Федорович взялся перечитывать биографию Комарчука «Немца» и случайно вспомнил про «Эрика Вовка». До сих пор они не обнаружили ни Эрика, ни Вовка… А может быть, Эрик и не Вовк?

— Слушай, стажёр, — пробормотал Федор Федорович, отложив пока что биографию Комарчука «Немца». — Ты в базе не встречал Краузе по имени Эрик?

— Неа, такого не было, — оказался стажёр, и схватил пирожное не в силах побороть свой голод. — Если бы был — я бы его распечатал. Но я встречал это сочетание в другом месте. Сейчас, подождите…

Стажёр облизал свои пальцы, которые попали в крем и оказались основательно измазаны, и принялся шарить по ящикам своего стола, засыпанного крошками.

— А, вот, нашёл! — Ветерков выхватил некую бумагу и положил её на стол перед Федором Федоровичем.

— Чёрт, — чертыхнулся следователь, увидав, что стажёр выпятил ему проклятую «исторческую» фотографию, которой «Звезда» пыталась свести с ума беднягу Сенцова. — Будь моя воля — сжёг бы эту гадость ко всем чертям!

— Нет, вы подождите сжигать! — возразил стажёр, не прекращая поедать своё пирожное и измазал кремом и лицо тоже. — Смотрите!

Он перевернул фотографию изображением вниз, и Федор Федорович увидал надпись на пожелтевшей от времени фотобумаге. Корявым почерком Комарчука было нацарапано пропускающей ручкой: «Эрих-Иоганн фон Краузе-Траурихлиген, 1914–1943». Похоже, Рыбкину забивали мозги тем же самым, чем и Сенцову… Кстати, за что выгнали этого Рыбкина? Нужно будет добиться аудиенции у Тетёрки и поговорить с начальником о бывшем стажёре…

— Чёрт… — чертыхнулся Федор Федорович в стотысячный раз, догадываясь о том, что никакого Краузе не существует, эта фамилия не настоящая, а распечатку Ветеркова следует просто смять в шар и отправить в мусорный бак. «Вавилон» пытается пустить их по ложному следу, но Федор Федорович на эту уловку не клюнет! Следователь молча вынул распечатку из кармана, смял в шар и отправил в корзину для бумаг под столом Ветеркова.

— А? — удивился стажёр, выпучившись на Федора Федоровича: то рычит, требуя срочно искать и печатать, жертвуя слизистой своего желудка, то выкидывает…

— Ложный след! — пояснил Федор Федорович, машинально разглядывая те бумажки, которые стажёр бросил мимо корзины. — Чёртов ложный след. Они думают, что я куплюсь… чёрт, ну и кавардак ты развёл, стажёр! Смотри, Зоя Егоровна таки стукнет тебя шваброй!

— А кто эти «они»? — спросил вдруг стажёр с долей страха.

— Ты только мышей больше не носи! — ворчливо посоветовал стажёру Федор Федорович и собрался уже идти к Крольчихину — может быть, ему больше повезло со «Звездой», чем ему самому с Краузе?

— Подождите! — вдруг воскликнул Ветерков, скрипя своим неновым стулом. — Диана эта ваша Лапшина — я пробил её номер и всё про неё узнал! Она существует, Федор Федорович!

— Не может быть! — удивился следователь и даже вернулся за стол Ветеркова. — А ну-ка, выкладывай!

— Вот! — стажёр нашёл на своём столе ещё одну распечатку… Интересно, как он их находит, когда его стол больше похож на пункт приёма макулатуры вперемежку с отходами кухни??

— Её настоящее имя, — продолжал между тем Ветерков, выложив захватанный лист перед следователем. — Виктория Сушко, проживает по улице Коммунистической, дом тридцать, квартира тридцать шесть! Фотография тоже имеется! Вот!

Перед Федором Федоровичем возникла и фотография — круглолицая рыженькая гражданка с улыбкой до ушей… Она совсем не похожа на преступницу, скорее, на студентку.

— Учится на бухгалтера, — добавил стажёр. — По крайней мере, тут так написано!

— Отлично! — обрадовался Федор Федорович и схватил фотографию и распечатку с адресом этой «Дианы-Виктории». — Сейчас мы поедем прямо к ней!

* * *

Квартира Дианы Лапшиной несла стальную дверь, Крольчихин стоял перед ней и всё никак не мог поверить в существование этой почти мифической Дианы Лапшиной. Обычно преступники, скрываясь, меняют номера телефонов, но эта Диана почему-то изменила только имя…

Федор Федорович тем временем протянул руку и нажал кнопку звонка, которая несла внутри себя небольшую оранжевую лампочку. За дверью раздалась трель, и следователи принялись ждать ответа. Они слышали в квартире возню: хозяева были дома — шуршали чем-то в самой прихожей, а потом — женский голос с удивлением поинтересовался:

— Кто там?

— Милиция! — сообщил хозяйке Крольчихин, стараясь прикрутить пока что свою суровость, чтобы не пугать её.

— Милиция? — переспросила хозяйка, но, всё же, решила открыть. Доверчивая она какая-то для преступницы… странно.

Стальная дверь отъехала в сторону, и следователи, наконец, увидали перед собой таинственную и немного жуткую Диану Лапшину, служительницу «Вавилона», которая неким «колдовским» образом заманивала в опасную ловушку новые и новые жертвы. Почти каждый из спасённых от «Вавилона» бедняг вспоминал Диану Лапшину…

— Здравствуйте, — поздоровалась эта щекастая толстушка в таких плотных, обтягивающих джинсах, из-за которых невольно казалось, что она вот-вот задохнётся.

— Гражданка Сушко? — уточнил Крольчихин, старательно вытирая ноги о постеленную в коридоре тряпку, потому как в квартире этой «вавилонской ведьмы» царил сверкающий порядок.

— Д-да, это я… — негромко пробормотала эта «Лапшина», робко отодвигаясь в сторонку, чтобы пропустить незваных гостей мимо себя в прихожую. — А… что? Что-то случилось?

— Пока ничего, — временно успокоил её Крольчихин. — Скажите, гражданка Сушко, это ваш номер телефона? — осведомился он, показав «Диане-Виктории» листок, на котором были записаны цифры из мобильной телефонной книги Екатерины Селезнёвой.

— Мой… — согласилась Сушко и тут же проявила любопытство:

— А что?

— Пока ничего, — повторил Крольчихин, а хозяйка квартиры, попереминавшись с ноги на ногу неуверенно, вопросительно предложила:

— Может быть, на кухню пройдёте? Присядете?

Крольчихин замешкался: с одной стороны это могла быть простая вежливость. Но с другой — коварная «вавилонянка» собралась заманить их в ловушку. Он подмигнул Федору Федоровичу левым глазом, что значило «Будь начеку!», и небыстро двинулся в кухню. Чистота этой кухни поражала — ни пылиночки нигде, ни шерстинки, ни кусочка никакого на столах. Раковина сияет, будто её только что купили и плита сияет так же… Кошки у Лапшной не водилось, а на столе, за который хозяйка усадила гостей, на белоснежной скатерти стояло широкое блюдо, наполненное мучными сладостями.

— Чайку? — предложила Виктория Сушко, выхватила из тарелки одну сладость и принялась с аппетитом грызть.

Крольчихин «вавилонский» чай пить не стал — а вдруг там яд? Федор Федорович так же воздержался, ограничившись сухим «спасибо». Сушко же пожала плечами и набухала себе целую кружку — поллитровую, мужскую, с изображением полосатого мужского галстука на боку.

«Диана Лапшина» с увлечением грызла очередную мучную сладость, запивая чаем, а Крольчихин задал ей вопрос:

— Скажите, вам знакомо имя «Диана Лапшина»?

— Нет, а кто это? — Виктория Сушко отказалась от Дианы Лапшиной… Ну, ничего, это не надолго, Крольчихин решил припереть её к стенке.

— А Екатерину Селезневу вы знаете? — спросил он, стараясь не смотреть на мучные сладости — в его желудке с утра не было и маковой росинки, и последний заявлял об этом навязчивым воем и противными голодными болями.

— Нет, а кто это? — Сушко и от Селезнёвой отказалась, а на лице её и в голосе читалось неподдельное удивление.

— А это мы сейчас вам разъясним! — сурово сообщил ей Крольчихин, а толстушка Сушко даже перестала жевать.

— А? — в который раз удивилась она, а Крольчихин снова удержался от того, чтобы не сказать «Бэ» и ей.

— Гражданка Екатерина Селезнёва была жертвой компании «Вавилон»! — Крольчихин эти слова вколотил, а Федор Федорович удивился, как это он при этом не стукнул кулаком по столу?

— А? — повторила Сушко, по инерции возя ногами под столом.

— Вы играли в игру «Смертельная битва»? — наводящий вопрос Крольчихина заставил «вавилонянку» отодвинуться от стола вместе со стулом.

— Ну, пару раз поиграла… у друзей… А что? — эти слова Сушко выдала устрашённым шёпотом. Игра была запрещена. Она решила, что милиция собралась оштрафовать её за то, что играла.

— Эта игра — продукт компании «Вавилон»! — Крольчихин рубанул стальным голосом. — А ваш номер телефона, гражданка Сушко, записан у потерпевшей Селезнёвой под именем Дианы Лапшиной, и гражданка Селезнёва утверждает, что именно вы заманили её в «Вавилон»! Мы всё знаем, гражданка Лапшина!

Крольчихин решил, что припёр «вавилонянку» к стенке, выкатил на лицо выражение каменной непобедимости, а толстушка почему-то скисла… Она не стала изворачиваться, отправдываться, пытаться убегать… Она пару раз моргнула своими густо накрашенными глазками и… малодушно разрыдалась!

— Вы чего? — удивился Федор Федорович… Кажется, это — не та Диана… А может быть, она притворяется…

— Это — не я… — пропищала сквозь слёзы Диана Лапшина, а по её напудренным щекам текли чёрные ручейки, потому что слёзы смывали тушь и тени. — Вы меня с кем-то перепутали… Я в университет опаздываю…

С этими словами Лапшина отклеилась от стула и решила выскользнуть из кухни, но её задержал Федор Федорович.

— Извините, — сказал следователь, мягко но настойчиво возвращая неудавшуюся беглянку за стол. — Наша беседа с вами не закончена. Лучше скажите нам, откуда у вас сим-карта?

— Понимаете, — зарыдала «Диана Лапшина», нещадно размазывая свою яркую косметику вместе со слезами. — Мне мой парень подарил телефон вместе с симкой… А я её на себя перерегистрировала, потому что мне нужно было роуминг подключить… Господи, я не знаю никакой Дианы, никакой Екатерины… Отпустите меня!

— Значит, парень? — уточнил Крольчихин. — Имя парня?

— Вадим… — всхлипнула Виктория Сушко, топчась около стола.

— Вадим… Краузе? — Федор Федорович решил узнать фамилию этого таинственного «парня», а так же убедиться, следует им отсеивать Краузе или нет?

— Да нет, что вы? — отказалась от Краузе Виктория и даже плакать перестала от удивления.

— А может быть, Комарчук? — вставил Крольчихин, желая связать таинственный мобильник Виктории Сушко с историческим клубом «Звезда».

— Да нет же! — снова отказалась Сушко, мотая головой с растрепавшимися волосами. — Грищенко Вадим! Я познакомилась с ним на дискотеке… Но недавно мы расстались… Я очень переживаю из-за этого и постоянно что-то ем… Семнадцать килограмм уже набрала, господи… — она принялась горестно щипать свои «бройлерные» бока, дабы показать, как пострадала её фигура.

— Адрес Вадима Грищенко! — найдя зацепку, Крольчихин по своему обыкновению начал громыхать, стремясь быстрее всё разузнать и убраться от этой плаксы, которая, конечно же, не та Диана Лапшина, а просто случайно оказалась под горячей рукой… кого? А вот это нужно узнать от Вадима!

Виктория Сушко испугалась внезапного напора следователя, попятилась, но сзади её передвижение ограничил Федор Федорович.

— Вы расскажите нам про Грищенко и мы осавим вас в покое! — сказал он, не выпуская Викторию из кухни.

— Он мой сосед… — пролепетала Виктория, желая, чтобы эти гости поскорее исчезли из её квартиры. — Через этаж, восемнадцатая квартира…

— Спасибо! — обрадовался Крольчихин. — Но вынужден вас огорчить: мобильный телефон, который вам подарил Грищенко, мы вынуждены изъять! Он принадлежал преступнице!

— Но… — опешила Сушко, топчась. — Как я звонить теперь буду?

— Я сожалею, — выплюнул Крольчихин без тени сожаления. — Но это улика. Принестие его, пожалуйста и не задерживайте следствие!

— Хо-хорошо… — Виктория согласилась без особого энтузиазма и поползла за телефоном с такой кислой миной, словно бы у неё кто-то умер — например, любимый хомяк.

Федор Федорович на свсякий случай пошёл за ней — а вдруг чего-нибудь учудит: сбежит или сломает телефон? Но Виктория ничего такого не сделала — просто взяла свой телефон с тумбочки и с унылым видом протянула следователю.

— Вот, — вздохнула она с обречённым видом, словно бы ей предстояло прыгнуть в вулкан.

— Спасибо, — сухо поблагодарил Федор Федорович, аккуратно перехватил телефон двумя пальцами и отправил в полиэтиленовый пакет для вещдоков.

— До свидания! — попрощался с Викторией Крольчихин, и они широкими шагами направились в прихожую, к двери, желая поскорее увидеть таинственного Вадима.

Глава 108 Вадим из «Вавилона»

Спустившись ниже на два этажа, следователь Крольчихин тут же подступил к нужной квартире и с силой вдавил в стену кнопку звонка. За дверью разразилась громовая трель, а Крольчихин не отпускал кнопку до тех пор, пока дверь не отворилась и из-за неё не выглянул растрёпанный ошарашенный парень.

— А? — осведомился он, часто моргая глазками — спал.

— Вадим? — убрав палец с кнопки, уточнил Крольчихин, готовый захватить Грищенко и выбить из него правду.

— Нет, я его брат… — пробормотал этот парень, растирая кулаками свои заспанные глазки.

— Чёрт… — прошипел Крольчихин, недовольный простоем. — А Вадим дома?

— Нет… он уехал… в гости в другой город… — пробормотал этот брат, нервно топчась, из-за чего Крольчихин решил, что он врёт.

— Хорошо, мы зайдём в следующий раз! — пообещал он брату, а сам решил подкараулить Вадима в подъезде.

— Он недалеко! — сказал он Федору Федоровичу, когда брат закрыл дверь и закрутил замки.

— Подождём, — согласился Федор Федорович.

Следователи поднялись на этаж выше и затаились на лестничной клетке, и вскоре пожаловал ещё один парень. Он поднимался по лестнице с пакетом и особо не спешил, словно бы не чувствовал опасности… Ну, тем хуже для него. Скорее всего, это и был Вадим — увидав его лицо, Крольчихин заметил явное сходство с братом.

Парень направлялся прямиком в квартиру Грищенко, и тут Федор Федорович решил действовать. Внезапно напав, он прыгнул вперёд и тут же заломил руку визитёра специальным милицейским захватом, лишив последнего возможности шевелиться.

— А-ай… пустите… — закряхтел от боли этот субъект, а его кепка свалилась на пол.

— Значит, Вадим это вы? — осведомился у него Крольчихин. — Быстро же вы вернулись из «другого города»!

— Нет… я не Вадим… я его брат… Станислав, — выдавил пойманный, едва трепеща в милицейском захвате Федор Федоровича. — Я за хлебом и за сигаретами вышел — какой город?

— И вы — брат? — удивился Крольчихин, заглянул в его пакет и увидел булку хлеба. — Сколько же у него братьев?

— Один, я только, а что? — промямлил этот «брат», корчась и пуская слезу.

— Понятно! — отрезал Крольчихин и сурово предписал Станиславу:

— Стучите в квартиру!

— Зачем? У меня ключи есть… — плаксиво заныл Станислав. — Прошу вас, отпустите, мне больно…

— Отлично! Открывайте! — позволил Крольчихин, а Федор Федорович ослабил хватку. — У нас к вашему брату есть парочка интересных вопросов!

Отпущенный, Станислав принялся ковырять замок, и руки его после милицейского захвата двигались медленно и неуклюже. Как только он приоткрыл дверь — следователь Крольчихин прыгнул, отпихнул Станислава и ворвался в прихожую первым, опасаясь, что этот брат сейчас войдёт, захлопнет дверь перед их носами и закупорится так, что и дьявол не откроет.

— Ай! — Станислав вскрикнул от неожиданности, и тут же столкнулся с Федором Федоровичем. Следователь мгновенно захватил его руку, в которой были ключи, и не успел Станислав и пикнуть, как он запихнул его в квартиру, закрыл дверь и перегородил путь к отступлению своим телом. Станислав испугался — заметался от старого рассохшегося шифоньера к закрытой сероватой двери туалета и назад…

— Что там? Стас, это ты? — из глубины квартиры послышался голос, и Крольчихин тут же мощно рявкнул:

— Давайте, Вадим, выходите, ваш брат с нами! Милиция!

— Чёрт, — голос чертыхнулся, а затем послышались ленивые шаги — Грищенко с большой неохотой тащился на встречу с милицией.

— Значит, всё-таки, вы Вадим? — пригвоздил его Крольчихин, как только Грищенко вышел в прихожую, засаливая руками низ своей грязноватой майки.

— Прости, брат, я не хотел… — пискнул около шифоньера Станислав, пряча глаза.

Вадим что-то пробормотал, терзая майку, и вызывающим тоном заявил:

— Ну и зачем я вам нужен? Я ничего не сделал!

— А чего же врали-то? — проворчал Крольчихин, сложив руки на груди. — Я вполне могу вас оштрафовать или даже посадить в изолятор за сопротивление правоохранительным органам!

— Та вот, в морду залепил… типу одному… Губанову, — Вадим быстро растерял боевой пыл и начал мямлить. — Он к моей девушке пристал, и я сломал ему шнобель… извините, нос. Я думал, что это он вас вызвал…

— К вашей девушке Виктории Сушко? — уточнил Крольчихин, не проявив никакого интереса к этому Губанову, чем заставил Вадима заметно успокоиться. Пока не проявил.

— Нет, это моя бывшая девушка, сейчас у меня другая, Галюня… вернее, Галина… — Вадим отказался от Сушко, а потом сделал шаг в сторону и предложил незваным гостям пройти в комнату.

— Быстро же вы их меняете! — заметил Крольчихин, следуя за Вадимом в небольшую комнату, почти всё пространство которой заняли две тахты, два компьютерных стола и шкаф-стенка. Братья здесь жили вдвоём, но убираться, видимо, не любил ни один из них — повсюду лежали разные вещи — одежда, скетборд, разные книги, тарелки, чашки, футбольный мяч на одной из кроватей.

— А теперь скажите: вам знаком вот этот мобильный телефон?

— Это Виткин… — Вадим сразу узнал телефон, и тут же на его лице отразилось беспокойство:

— С ней что-то случилось? — обычно так убийцы интересуются здоровьем своей жертвы, делая вид, что убили не они. Ожидая от Крольчихина ответа, он схватил футбольный мяч и принялся крутить его в руках.

— К счастью, она жива-здорова — вся цветёт! — громко заявил Крольчихин, меря тесноватую комнату братьев широкими шагами победителя. — А вот, с телефоном проблемка вышла! Вы решили его сбыть, но почему-то не позаботились о том, чтобы избавиться от сим-карты! Скажу вам честно, гражданин Грищенко, подобной глупости я ещё не видел!

— Да я не собирался его сбывать! — буркнул в ответ Вадим, всё теребя в руках свой футбольный мяч. — У Витки спёрли старый мобильник, я подарил ей этот… Я не крал его, а купил на радиорынке у одного типа.

— Вместе с сим-картой? — не поверил Крольчихин, замедлив ход у шкафа-стенки, на полке которого стояли разные фотографии… фотографии Вадима Грищенко с разными девушками. На каждой фотографии девушка была другая, и Крольчихин подумал: а нет ли среди них Дианы Лапшиной?

— Он сказал, что она больше не нужна ему… — пробурчал Вадим и тупо уставился на футбольный мяч, заметив, что Крольчихин разглядывает его фотографии.

— Что за тип? — осведомился Крольчихин, повернувшись к Вадиму, и тот почувствовал, как следователь, прямо, расплавляет его своим взглядом, желая выбить какие-то показания… может быть, ещё дубасить начнёт?

— Да, стоял там, у самого входа… Худой такой, голова, как огурец… Одет средне: джинсы простые и футболка… Он дёшево продавал, и я купил…

Голова, как огурец… Знакомая картина… Сенцов составлял фотороботы своих «туристов» «мусорных киллеров», и встречал среди них одного такого — с головой, как огурец. Крольчихин носил все эти фотороботы с собой, и его папка была переполнена бумагами. Отыскав среди них нужный, следователь рывком схватил его и придвинул к курносому носу Вадима Грищенко.

— Этот тип? — осведомился он, не очень-то надеясь на успех — мало ли, сколько народу имеет на плечах голову, похожую на огурец?? Полно!

— Похож, — пробормотал Вадим, разглядывая этого «туриста». — Только ваш лысоватый, а у того были длинные волосы… и кепка такая, старая, вишнёвая, с надписью «USA».

— На радиорынке, говорите? — уточнил Крольчихин местоположение подозрительного тоговца телефонами.

— Да, — подтвердил Вадим.

— Вот что, надо бы показать его нашему Суслику! — предложил Федор Федорович, не выпуская Станислава, который так и выискивал лазейку. — Авось, видал?

— Скорее всего! — согласился Крольчихин. — Этого Вадима мы с собой возьмём — Суслик покажет нам этого гуся, а мы к нему сначала Вадима зашлём — пускай, поговорит!

Вадим решил, было возразить — не хотелось больше соваться на рынок к этому странному типу: похоже, он преступник, и мобильник этот украден… а хозяин его, скорее всего, убит…

И тут у Крольчихина зазвонил мобильный телефон.

— Цыц! — сурово отрезал следователь нытьё Вадима и взял трубку.

Звонил ему стажёр — тараторил так запыхавшимся голосом, что Крольчихин не мог понять ни слова.

— Стажёр! — осадил его Крольчихин, у которого аж в ухе застреляло от децибел Ветеркова. — На полтона ниже и всё с начала!

— Алексей Васильевич, я пробил по базе не номер телефона, а именно саму Диану Лапшину! — затараторил Ветереков так, словно перестань он говорить — забудет всё, что хотел сказать. — Так вот, что я там нашёл: она мертва!

— Мертва?? — рявкнул Крольчихин, едва не оглушив Ветеркова и, подпрыгнув от изумления, гулко топнул по полу своими тяжёлыми ботинками.

Вадим наблюдал за следователем с удивлением и только глазами хлопал, никак не в силах понять: влип он или нет…

— Погибла в прошлом году — попала под поезд, — уточнил Ветерков, дыша так, будто бы штангу таскал, а не сидел на стуле. — Тело нашёл утром на рельсах путевой обходчик Смирнов Николай.

— Чёрт… — буркнул Ветеркову Крольчихин, размышляя и при этом топчась…

— Кстати, Диана Лапшина тоже росла в детдоме, — добавил стажёр.

— Уж не в том ли детдоме, что и Рыбкин? — осведомился Крольчихин, подозревая, что эти двое были как-то связаны и погибли из-за одного и того же. Из-за «Вавилона»…

— Нет, она из Великого Устюга… — возразил Ветерков, собираясь ещё что-то сказать, но нервный Крольчихин перебил его своим свирепым рычанием:

— Каким чёртом её только сюда занесло? — прорычал он, терзая пуговку на своём пиджаке, едва ли не вырывая её с мясом.

— Приехала в Донецк учиться. Здесь же и осталась, — негромко пояснил Ветерков, тоже ошарашенный рычанием следователя.

— Хорошо… — буркнул Крольчихин и спрятал мобильник, переведя свирепый взгляд с пустой стены на Вадима.

— Грищенко, вы слышали о гражданке Диане Лапшиной? — тут же пригвоздил Вадима следователь и сделал огромный шаг к нему, будто собирался наступить на него и раздавить.

— Нет… — огорошено пикнул Вадим, отодвигаясь всё дальше и дальше к стене.

— Неужели? — не поверил Крольчихин и выдрал из переполненной папки фоторобот сенцовской «блатной бабы». — Сейчас, посмотрим! — объявил он и широким шагом двинулся к шкафу-стенке, к той самой полке, на которой стояли фотографии девушек Вадима, собираясь сличить с ними свой фоторобот.

— А? — Вадим не понял что он делает. Понял только, что ковёр уже весь покрыт его внушительными следами.

— Бэ! — отрезал Крольчихин и принялся сравнивать фотографии с фотороботом. Кажется, ни одна из них не похожа… Но что вообще такое — фоторобот? Тем более, составленный гориллообразной «героиней из трущоб»?? Бумажка…

— Вы видели эту гражданку? — Крольчихин решил узнать о ней непосредственно от Вадима — это проще, чем рассматривать мизерные личики на фотографиях формата «десять на пятнадцать».

— Неа… — отказался от «блатной бабы» Вадим, мотая косматой головой и начиная паниковать, как показалось Крольчихину.

— Точно? — снова надвинулся на него Крольчихин, и спина Вадима упёрлась в угол.

— Точно… — кивнул Вадим, застопорившись, потому что некуда стало отступать. — Вы лучше у того… с рынка… спросите. Ну, у которого голова, как огурец… это же он мне мобилку продал…

— Так, поедешь с нами — фоторобот будешь составлять! — решил Крольчихин и выпихнул Грищенко из угла своей тяжёлой рукой.

— Но… — решил отказаться Вадим.

— Не поедешь — напишу, что отказался сотрудничать со следствием и повешу смерть Лапшиной на тебя! — злобно пообещал Крольчихин, а Вадим, услыхав слово «смерть» — трусливо попятился и решил больше не сопротивляться.

— Ну, вот и славно! — ухмыльнулся Крольчихин. — Идём, Грищенко!

Вадим понурил голову и медленно потащился в коридор, шаркая по полу своими тапками.

— Быстрее! — пологнал его Крольчихин. — Обувайтесь!

— Станислав нужен? — осведомился Федор Федорович, которому этот брат казался подозрительным.

— И Станислава бери! — кивнул Крольчихин, а Вадим тем временем надвигал на свои ноги старые разношенные кроссовки.

Следователь Крольчихин широко распахнул дверь и вышел из квартиры. Настроение у него было препаршивое: похоже, что этот «турист» с головой, как огурец, и столкнул Диану Лапшину под поезд. Нужно поскорее схватить его — возможно, он причастен к смерти Сенцова.

* * *

Братья Грищенко не горели желанием куда-либо ехать. Вадим ёрзал на сиденье, прижигаемый возможным обвинением неизвестно в чём, а Станиславу декан позвонил и пообещалд отчислить, если последний срочно не примчиться в стены «альма-матер» и не отрубит хвост по теоретической механике.

— Гражданин, вы под следствием! — отрубил мольбы Станислава следователь Крольчихин, никуда последнего не пустив.

— Но я ни в чём не виноват… — проблеял бледный Станислав, боясь отчисления, как огня. Его в армию забреют, если он вылетит из универа, а он не хочет…

— А это мы сейчас узнаем! — громыхнул Крольчихин и больше с ним не разговаривал, а вцепился в Вадима.

— Гражданин Грищенко, где стоял ваш продавец? — осведомился он, выходя из служебной машины неподалёку от радиорынка. Он специально припарковался поодаль — чтобы преступник не заметил Вадима и не задал стрекача.

— Он стоял у самых ворот… — проклекотал Вадим, едва выползая на мокрый асфальт и задерживая всех своей медлительностью.

— Быстрее! — поторопил его Крольчихин, а Вадим споткнулся в то время, как все уже стояли снаружи, даже бедный студент Станислав.

— Ведите себя естественно, гражданин Грищенко! — посоветовал Вадиму Федор Федорович, а Крольчихин тем временем направлял его движение — прямо к широко распахнутым воротам, ведущим на запруженный людьми радиорынок Маяк. Почему этот рынок назвали Маяк — историческая загадка, ведь тут, в Донецке, отродясь не бывало ни морей, ни кораблей, ни маяков…

— Кивните, когда увидите вашего продавца! — прогудел в самое ухо Крольчихин, намереваясь взять последнего наскоком врасплох — чтобы не убежал.

— Угу, — согласился Вадим, желая, чтобы они схватили продавца, а их с братом оставили в покое, потому что они действительно, не виноваты. Он смотрел во все глаза, страясь заметить в пестроте человеческой массы нужную голову, похожую на огурец. Мимо высоких створок ворот туда-сюда сновали люди — покупатели, а так же — неподвижно стояли торговцы всякой ерундой, которые не желали раскошелиться на легальное место на рынке. Перед ними на одеялах и пленках лежали книги, устаревшие плёночные фотоаппараты и новые цифровые, детали телевизиров, телефонов, пылесосов, сами телефоны, домофоны, дрели, сапоги… Вадим зорко всматривался в их угрюмые лица, пытаясь выделить своего знакомого, но, к сожалению, его тут не оказалось.

— Его тут нет… — пробурчал Вадим Крольчихину, который мерял мокрый тротуар широкими шагами справа от него. — Он стоял вон там, где сейчас толстая тётка торгует…

— Блин… — ругнулся Крольчихин, морща нос и щёки. Он судорожно соображал, что ему делать: отпускать «вавилонских» братьев, или задержать на сутки, чтобы не сбежали, а завтра снова идти искать этого «огурца»??

Вадим теперь шагал по инерции, потому что вели, глаза его случайно натыкались на незнакомые лица в толпе… И вдруг… Вадим вздрогнул — он случайно заметил поодаль от ворот радиорынка, под нетолстым клёном, серую личность в старой куртке, в капюшоне на голове, похожей на огурец! Это он! Вадим узнал типа, который продал ему проклятущий мобильник, и дёрнул Крольчихина за рукав.

— А? — осведомился Крольчихин, тут же повернув к нему своё суровое лицо.

— Он тут… — прошептал Вадим, кивнув головой как раз туда, на клён, под которым топтался этот мрачный тип. Изредка он распахивал полы своей старой куртки и предлагал прохожим что-то купить, что лежало у него во внутренних карманах.

— Граждане Грищенко, стойте тут! — тихо приказал Крольчихин братьям, а Федору Федоровичу сделал знак глазами двигаться вперёд, к этому типу, чтобы притвориться его покупателями.

Нужный следователям человек нервно топтался под моросящей сыростью на своих худых ногах, засунутых в затёртые джинсы, шмыгал своим острым носом и воровато посматривал по сторонам. Такой, естественно ничего не платит: ни налогов, ни за место… Похож на вора. На мелкого бездомного вора. Федор Федорович и Крольчихин небыстро приблизились к нему, стараясь не выделяться среди других, обычных людей. Перед ними шли какие-то подростки, которые громко обсуждали, хватит ли у них денег, чтобы прикупить бэушный смартфон, и мрачный тип неприменул распахнуть свою куртку, чтобы показать, какие смартфоны имеются в его внутренних карманах. Подростки заинтересовались, потому что тип своим сипатым голосом назвал за дрогие гаджеты смехотворно низкую цену, а Федор Федорович с Крольчихиным остановились рядом с подростками, деля вид, что тоже заинтересовались «дармовыми» смартфонами. Крольчихин подмигнул Федору Федоровичу левым глазом, указывая на то, что они должны незаметно стать по обе стороны от мрачного продавца, чтобы взять его в клещи и схватить. Подростки прочно обступили серого типа, разобравшись, что за свои деньги, сэкономленные на булочках и проезде, смогут купить у него не один, а целых два смартфона, и теперь — увлечённо выбирали два из двадцати. А следователи тем временем заняли позиции слева и справа от незнакомца, им оставалось только схватить его под ручки и всё, ловушка захлопнется, он не сможет вырваться и будет схвачен!

— Так, гражданин, милиция, вы задержаны! — сухо и сурово рыкнул Крольчихин, и схватил незнакомца под левую руку, в то время, как Федор Федорович жёстко схватил за правую. Мрачный продавец был скручен, Крольчихин полез за наручниками, а подростков как ветром сдуло — они разбежались в разные стороны, как вспугнутые воробьи, как только услышали слово «милиция». Выхватив наручники, Крольчихин собрался надвинуть их на тощие запястья преступника, но внезапно получил от него такой удар, что был резко отброшен назад, не устоял на ногах и с размаху сел в лужу, ударившись об асфальт. Опомнившись, следователь вскинул голову и увидел, как преступник, ударив Федора Федоровича ногой, ринулся бежать напролом через мокрые газоны, втаптываясь в грязь своими берцами и оставляя следы.

— Чёрт! — прошипел Крольчихин, осознав, что преступник сбежит от них сейчас, затеряется в близком частном секторе и поминай, как звали.

— Стоять!! — рявкнул следователь, выскакивая из лужи и бросаясь в погоню со всех ног, превозмогая боль.

Мрачный тип припустил быстрее, но Крольчихин не отставал. Перемахнув через низкий заборчик, он со всего маху смачно вступил в густую грязь и поскакал вперёд, поскальзываясь, набирая на подошвы туфель килограммы мокрой, липкой земли, едва вырывая из неё ноги.

— Стоять!! — за Крольчихиным поспевал Федор Федорович, с пистолетом в руке. Он бы пальнул по ногам беглеца, но вокруг были люди — двигались по близкому тротуару, и следователь боялся, что, промазав, ранит кого-нибудь из них.

Незнакомец проворно работал длинными ногами, перебежал через газон, вырвавшись на проезжую часть. По асфальту шоссе с шумом и рёвом неслись автомобили, а он нёсся скачками прямо перед ними… Чёрный джип внезапно выскочил из-за поврота и наверняка сбил бы беглеца но тот вдруг выполнил фантастический молниеносный скачок, совершив в воздухе невероятное сальто, перемахнул через капот автомобиля и помчался дальше, всё больше отрываясь от запыхавшихся следователей. Водитель джипа не ожидал подобного фокуса, вывернул руль, стремясь уйти от столкновения с бегущим пешеходом, выехал на встречную полосу, где неприяно встретил маршрутное такси. Два автомобиля столкнулись, создав пробку, а Крольчихин и Федор Федорович, боясь упустить проворного преступника, лавировали между вставшими машинами, пересекли трамвайные пути перед самым трамваем и оказались в частном секторе…

Следователи оглянулись по сторонам и нигде не увидели беглеца — он, будто бы испарился в хаосе разнообразных домов и, похоже, оставил их с носом…

— Блин!! — Крольчихин принялся, было, ругаться, но Федор Федорович краем глаза заметил движение во дворе низкой согбенной избы. Быстро повернувшись, он увидел, как через бурьяны заросшего огорода продирается их продавец.

— Он там! — крикнул Федор Федорович, сорвавшись и поскакав туда, в покосившему ся забору, чтобы перемахнуть его и догнать преступника. Крольчихин ринулся за ним, преодолел забор, неуклюже зацепившись брюками за гвоздь и едва из-за этого не упав…

Быстро обернувшись и увидав погоню, беглец ускорил движение, ломая бурьяны, и принялся ломиться в запертую дверь избы. Дверь не поддалась, когда он её подёргал, и тогда преступник сокрушил её мощным ударом ноги. Дверь с грохотом вылетела, беглец заскочил за неё, скрывшись в тёмных сенях.

— За ним! — скомандовал Федор Федорович и тоже ринулся туда, в эти сени, наобум… Жестоко споткнувшись там в потёмках о пустое ведро, он полетел на твёрдый пол, гремя этим ведром и своим телом. Крольчихин с размаху налетел на него и тоже обрушился, сшибая какие-то грабли, лопаты… ржавые, которые годами никак не использовали.

Беглеца звали Перевёртыш. Бывший дознаватель никогда не опустился бы до ощипывания карманов прохожих и торговлей крадеными мобильниками — только кушать ему нечего было. Проскочив насквозь всю эту прогнившую, вонючую хату, наполенную жутким хламом, Перевёртыш в самой дальней комнате обнаружил хозяина — несчастный, одинокий, вечно пьяный алкоголик спал на полу, окружённый стеклотарой, и даже не проснулся, когда незваный гость, сбрасыая с обуви комья земли, ворвался к нему, топоча, пиная стеклотару…

— Стоять! — позади бесновались голоса, топот, грохот, и Перевёртыш решил не медлить. Перепрыгнув спящего алкоголика, он рванул к пыльному, захватанному окну, чтобы распахнуть его и вырваться на улицу. Сорвав засаленные шторки вместе со ржавым карнизом, Перевёртыш вспрыгнул на грязный подоконник, дёргая створки окна. Они, наврное, были прикрашены, или намертво залипли грязью — только не поддавались, не открывались, а погоня был близко, они преодолели захламлённые сени и уже в соседней комнатёнке топали, готовые ворваться с секунды на секунду…

ХРЯСЬ! — Перевёртыш ломанулся в проклятое окно всем своим телом, вышиб прогнившие рамы и буквально, вывалился на улицу, рухнув в мокрую траву.

— Он выскочил в окно! — рявкнул Крольчихин, тоже перемахнул через распластавшегося на дороге хозяина, и скакнул к окну, взгромождаясь на узкий подоконник.

Метаясь по заднему двору алкоголика, Перевёртыш понял, что попал в западню: справа путь отрезало проклятое разросшееся дверо, позади — халупа и погоня, а впереди и слева — высоченный, монолитный кирпичный забор, принадлежащий соседнему крутому коттеджу. Прянув влево-вправо, Перевёртыш ощутил панику, и вдруг — почти столкнулся с неким рослым незнакомцем, затянутым в чёрный кожаный плащ, в широкополой шляпе на голове.

— Перевёртыш! — прорычал этот незнакомец, немного сдвинув шляпу на затылок.

— Траурихлиген! — узнал Перевёртыш, изумившись неожиданной встрече.

— Идём, дело есть! — лаконично сообщил Перевёртышу Траурихлиген, схватил его за воротник, повернулся…

— Стоять! — Крольчихин и Федор Федорович, пихаясь, выскочили на задний двор, уверенные в том, что беглец от них не денется, выхватили пистолеты… Задний двор был жутко, непонятно пуст, а через забор, из соседних дворов, перепрыгнули три кошки: две полосатые и одна рыжая. А потом — ещё одна, чёрная.

Глава 109 Оп находит доктора Барсука

Красный сидел во вращающемся кресле и смотрел в монитор компьютера, привешенный на кронштейн над головой Репейника и видел там какую-то скучную вертящуюся шкалу. Слева от него сидел Бисмарк и лопал свои любимые чипсы «Лэйз Стронг», попутно играя в шахматы со своим мобильным телефоном.

— И чего вы тут собрались? — осведомился у них Репейник, повернув очкастую башку. — Это, вообще-то, мой кабинет, а вы тут играетесь!

— Потому что ты Барсука не ищешь, а сам играешься! — внезапно в пробойной возникла Звонящая и с порога принялась пригвождать, топая сапогами.

— Та, не играюсь я, а работаю! — возразил Репейник а сам усмехался «в усы»: определил, наконец-то свой угол преломления и прекратил ныть.

— Ну и чего ты ухмыляешься? — фыркнула Звонящая, подойдя к нему вплотную и нависнув, чтобы увидеть, что у него на мониторе. — Барсук не найден до сих не найден! Шеф уже грызёт меня! А скоро начнёт грызть и тебя!

— Пространственно-временное сканирование работает на всю катушку! — заверил Репейник, чьё настроение не могло испортить ничьё нытьё. Пускай даже это ноет Звонящая. — Подождите вы — закончится, тогда и скажу, где Барсук! У меня тут на руке извещатель! Как только поиск закончится — он меня известит!

— Хм… а я думал, что твой наворот только сапоги разыскивает! — хмыкнул Красный.

— Это не наворот, а трансхрон! — обиделся Репейник. — И вообще, он ищет то, на что его настроишь! А сапоги только для тест-драйва были нужны!

И тут поднялаясь переборка — небыстро и, будто бы, как-то лениво, и из коридора в кают-компанию вполз Сенцов. Выглядел он потрёпанным — словно только что выпростался из-под одеяла и даже не умылся и не причесался.

— А… ребята… доброе утро… — зевнул Сенцов и нетвёрдою сонной походкой проследовал к первому же свободному креслу. Плюхнувшись, Константин зевнул и… задремал.

— Утро? Уже полдень, сурок! — сообщил Сенцову Красный. — Если ты и дальше так спать будешь — из тебя не выйдет дознаватель!

— Сам ты сурок! — огрызнулся Сенцов и снова зевнул. — Я до трёх ночи заснуть не мог!

— А что ты делал? — ехидно уточнила Звонящая, по инерции терзая компьютерную мышь Репейника. — С компом в игрухи резался??

— Я не резался — я скорбил! — огрызнулся Сенцов, а Репейник ненавязчиво забрал себе свою мышь, отложив её подальше от Звонящей.

— Ага, я видел, как ты там в Контр-страйк… «скорбил»! — съехидничал Красный, который накануне не забыл просмотреть записи камер наблюдения и увидел, как Сенцов от невозможности заснуть из-за нервов до трёх ночи гонял по компьютерному монитору виртуальных террористов, наделённых невероятно широкими плечами.

— Да я сейчас тебе врежу! — зарычал Сенцов и замахнулся кулаком, целясь Красному в глаз.

— Ну, давай, хомячок! — ухмыльнулся Красный, готовясь отразить атаку Сенцова, которая, как он считал, будет неуклюжей и смешной…

— Эй, братцы, а я нашёл Барсука! — вдруг подал голос Репейник, преравав горячий спор.

— Да? — тут же подпрыгнул Красный, прекратив тиранить Сенцова. — А ну-ка, покажи, где?

— Где? — придвинулась к Репейнику Звонящая. — Давай, быстрее!

— Давай, брат, включай! — прыгнул Бисмарк. — Интересно до чёртиков!

— Быстрее, все в пробойную! — рявкнул Красный, и галопом понёсся прочь из кают компании.

Когда Репейник, пыхтя, только достиг переборки, за которой скрывалась пробойная — Красный уже ждал его.

— Ползёшь, как улитка! — проворчал он, чиркая своей карточкой по сканеру на переборке, но ничего не получая — переборка оставалсь задраенной. — Что-то не так… Размагнитилась, наверное… Глянешь, а, брат?

— Неужели ты думал, что твоей карточкой можно открыть пробойную? — ухмыльнулся Репейник, отдуваясь после спринтерской пробежки. — Нет! Только моей! В сторонку, братуха!

Празднуя небольшую победу над Красным, Репейник прошествовал к переборке, чиркнул по сканеру своей карточкой и та послушно поднялась вверх, открыв путь.

— Хы-хы! — хохотнул Репейник, вошёл в пробойную и тут же отправился за компьютер.

Товарищи уже были тут как тут — обступили его со всех сторон, стрекотали, подгоняли, тыкали кулаками в бока.

— Давай, Репейник, не копайся! — настаивала Звонящая.

— Ты глянь: его наворот и впрямь фурычит! — бурчал Красный, кажется даже, с долей зависти.

Сенцов молча зевал и пялился в мониторы, не зная, на какой из многих ему глазеть… Его взгляд заметил на столе Репейника большой сендвич, и пустой навязчивый желудок тут же указал, что пуст.

— Где же этот старый чёрт?? — навис над самой головой Репейника здоровенный Бисмарк, засыпая стол Репейника крошками чипсов, которые тут же и уплетал.

— Эй, не все сразу! — забеспокоился Репейник, свободной от мышки левой рукою защищая свой сендвич от чужих пальцев. — Мне нужно чем-то дышать!

— Быстрее, Репейник! — подогнал его Сенцов, лишь бы не выглядеть в глазах товарищей тупым голодным соней, неуклюже повернулся и сбил на пол подставку для цветов.

— Медведь! — тихо фыркнула Звонящая, глядя не на Сенцова, а на монитор через плечо Репейника.

— Понаставили! — огрызнулся Константин, пнув подставку ногой. — И зачем они вам, если у вас нет цветов?

Монитор Репейника показывал карту некой местности — размытую такую, с расплывчатыми контурами, неясную и призрачную. По карте скользил красный квадратик, пересеченный двумя диагоналями.

— Что это? — осведомилась Звонящая, а Сенцов тем временм пыхтя, подбирал с пола куски подставки и соединял их воедино.

— Карта! — просто ответил Репейник и откусил от своего сэндвича солидный кус, опасаясь, как бы этого не сделал кто-нибудь другой. — Я сканировал всё, что только можно и наткнулся на Барсука в неожиданном месте! Вы представдяете, — тараторил Репейник, жуя. — Польша, город Освенцим! Где-то на окраине… Я не могу определить точнее, потому что не даёт временной барьер.

— Что? — Звонящая буквально набросилась на Репейника, выхватила его сэндвич и шваркнула в тарелку. — Жуёшь тут коровой. Год какой, Репейник?

— Сорок второй! — заявил Репейник, проглотив тот кусок, который встал у него поперёк горла. — Видимо, Траурихлиген захватил его с собой, когда флипнул к себе!

— Лагерь! — выкркнула Звонящая, нервно теребя пуговку на куртке. — Он запихнул Барсука в концлагерь! Неужели ты не понял этого, Репейник?

— Как-то не подумал… — пробурчал Репейник, запуская руку, чтобы снова захватить сэндвич.

— Давай, Репейник! — Звонящая пихнула его, выбросив из кресла. — Включай трансхрон, определяй точные координаты Барсука и делай нам проброс! Мы должны его спасти! Они могут пришить его хоть сейчас!

— Да не кипи ты! — пробурчал Репейник, шагая к флип-отсеку. — Сейчас!

— Сейчас же! — настояла Звонящая. — Ребята, вооружайтесь! — приказала она. — Мы идём в Освенцим за Барсуком!

— Постреляем, постреляем! — обрадовался Красный, потирая ручки так, словно бы собирался сейчас не рисковать собственной шкурой в страшном чужом времени, а готовился поскакать в «Макдональдс» и налопаться от пуза.

— Вот это будет «Контр-страйк»! — довольно хохотнул Бисмарк, вылезая из кресла. — Давай, Старлей, в арсенальную — там такие базуки имеются — пальчики оближешь!

— «Супер»… — прогудел Сенцов, чувствуя внутри себя только страх. Про Освенцим он знал из исторических передач то, что оттуда вернуться живым также тяжело, как научиться летать, размахивая руками.

Глава 110 Герои Освенцима

Топая в арсенальную, Сенцов старался освободить голову от любых мыслей. Так легче, так лучше: в сознание не вклинивается глупая жалость к себе, бессмысленная сентиментальность и малодушный страх, которые так мешают работать дознавателю. Звонящая, наверное, тоже так делает — вон, как бодро шагает она по металлическим ступеням винтовой лестницы и даже что-то свистит. Наверное, легче всех Бисмарку: природа великодушно избавила его и от синтементальности, и от трусости, он никого не жалеет и не боится… Для любой тайной полиции Бисмарк — идеальный сотрудник. Да и Красный тоже — бодро топает позади Сенцова… Небось, оба только рады пострелять по живым мишеням, а вот Сенцов так и не выкинул из головы ни сентиментальность, ни страх — в его мыслях безраздельно господствовала Катя, и Сенцов боялся, что его пристрелят в проклятом Освенциме, и он её больше никогда не увидит…

— Катя… — тихонько, под собственный нос пробормотал Сенцов, задёргивая виртуальные сопли…

И пробормотал, наверное, достаточно громко, потому что Красный внезапно выполнил рывок и схватил Сенцова рукою за плечо.

— Э, ты Старлей, эти дела бросай! — ворвался в сенцовскую голову голос Красного. — Смотри, как на задание «для больших» тебя возьмут — так сразу же и растерзают, если так будешь ныть! Этот Освенцим, тра-ля-ля, и так далее — это детский лепет, для начинающих! А ты что думал?

— А… почему? — изумился Сенцов — больше прозорливости Красного, нежели чем лёгкости задания в Освенциме.

— Технические возможности не те! — весело сообщил Красный. — У нас — «игреки», а у них — пукалки!

Сенцов едва удержал себя, и не послал Красного к чёрту — его интересуют «игреки» с пукалками, а у Сенцова — жизненная драма!

— Вот скажи мне, брат, как они со своими автоматиками, где всего патронов тридцать, справятся с мультизарядной игрек-базукой? — продолжал рапространяться Красный, в жизни которого, скорее всего, не было драм, а были лишь комедийные боевики. — Да никак! Поэтому я и говорю, что Освенцим — это детский лепет!

Сенцов бы залепил Красному в глаз — так раздражал его треск — да не успел: перед носом выросла задраенная переборка, сбоку от которой висел специальный сканер и требовал пластиковую карточку-пропуск.

— Открываю! — железным голосом сообщила Звонящая, достала из кармана карточку и точным движением провела ею по сканеру.

Пик! — «сказал» сканер, считав информацию, и красная надпись «CLOSE» вмиг сменилась зелёной «OPEN». С тихим шелестом переборка, толщиною в полметра, отъехала и скрылась в стене, словно бы её и не бывало, и над словом «OPEN» загорелась стрелка: система безопасности на время отключилась, можно смело проходить, и пушка, спрятанная в потолке, никого не убьёт.

Этот отсек назывался «арсенальная» по одной простой причине: он был до отказа набит оружием. Оно тут повсюду было — на стенах, на стендах, в сейфах, на тумбах… Ординарные автоматы и пситолеты хранились вместе с «игреками» — супероружием Отдела Предотвращений, которое использовали в борьбе с суперзлодеями. Сенцов даже как-то неуютно себя почувствовал, очутившись среди тяжёлых гранатомётов, игрек- и обычных автоматов, боеприпасов, ножей, кастетов…

Звонящая, Красный и Бисмарк накинулись на эти штуковины, как осы на варенье, а Сенцов тупо торчал и моргал глазами, словно имбицил.

— Лови, Старлей! — Звонящая бросила Сенцову гранатомёт, а Сенцов едва не упустил его на пол. А вдруг эта рискованная операция с треском рухнет, и в проклятый Освенцим попадутся они сами??

— Звонящая? — тихо пробормотал Сенцов, видя, как та засовывает пистолеты во все свои четыре кобуры.

— Чего тебе, Старлей? — закончив вооружаться, Звонящая застегнула все ремни и поспешила наверх, к Репейнику, во флип-отсек.

— Ты уверена, что получится? — осторожно осведомился Сенцов, думая о том, как бы не показаться малодушным трусом.

— Да! — уверенно заявила Звонящая, шагая обратно, к толстой переборке.

— Иди уже, ковбой! — сзади Сенцова подпихнул Красный, и Константин, отринув ненужный страх, укрепил гранатомёт на поясе и широкими шагами последовал за Звонящей, стараясь не думать вообще, ни о чём.

— Сейчас, мы их всех так распушим! — радовался позади Сенцова Бисмарк, лязгая базукой. Для Бисмарка пострелять — милое дело… Ничего, скоро и Сенцов тоже станет таким же — на то он и вступил в оп!

— Ты знаешь, куда мы сейчас идём? — осведомился у Сенцова Красный, потрясая некой штуковиной, похожей на гибрид автомата и телеантенны.

— Нет… — пробулькал Сенцов, действительно, не зная, куда Звонящая подталкивает его вперёд по коридору.

— Мы идём на флиппер, — с довольным видом объяснил Красный. — Репейник, наконец-то, его сделал, а мы сейчас испытаем!

— А… это, как его… — заклекотал Сенцов, осознав, что сейчас их будут перемещать во врменеи… Репейник будет перемещать, который рыдал, что ничего не понимает в этих самых перемещениях. — Он уже испытывал его… на ком-нибудь другом? Или как?

— На сапогах только! — «успокоил» Сенцова Красный так, что у Константина подкосились ноги. — Я сам видел, как они у него выскакивют и дымятся!

— А… мы? — не понял Сенцов и испугался ещё больше: а вдруг он тоже задымится и ненароком превратится в антрекот?

— А мы посмотрим! — хохотнула Звонящая и поторопила Константина, подпихнув ладонью в спину. — Топай, ниндзя-черепашка, время не резиновое!

Константин чувствовал на себе вес гранатомёта, которым «наградила» его Звонящая, а ножки у него не топали. Если он в агрегате Репейника не задымится — так в Освенциме пристрелят… Сенцов был совсем не уверен в том, что он — ниндзя… А вот, что черепашка — так на все сто…

— Ребята, чего вы возитесь, как мыши?? — Сенцов даже не заметил, откуда вылез Репейник и внезапно возник на его пути. — У меня всё давно готово а вы? Тормозите только!

— Та, идём мы уже! — проворчала Звонящая и толкнула Сенцова. — Топай, Старлей, это ты тормозишь!

Сенцов двинулся вперёд — для того, чтобы больше не тормозить. Репейник велел идти за собой, и удалялся куда-то по недлинному узкому коридорчику, в конце которого брезжил яркий свет.

— Так, ребята, — сказал Репейник, войдя в этот свет, остановившись в нём и повернувшись ко всем лицом. — Сейчас я сяду в бокс управления, а вы — идите к двери с табличкой «Бессбойный бокс»! Понятно?

— Ага… — по инерции кивнул Сенцов, а сам почему-то подумал о том, что у Репейника слишком много боксов.

Продвинувшись ещё на пару шагов, Константин упёрся в развилку из трёх дверей. «Бокс управления», «Бессбойный бокс» и просто — «Бокс»… Сенцов застопорился: страх отбил разум и заставил забыть, за какую из трёх дверей ему надлежит зайти за… погибелью.

— Шагай, Старлей! — в сапину его подипихнули, и Сенцов, обернувшись, увидел позади себя Звонящую.

— А-ва… — глупо про мямлил Сенцов, не двигаясь.

— Сюда шагай! — сурово приказала Звонящая и мощно пихнула Сенцова к той двери, где на табличке начертали «Бессбойный бокс».

Константин к этой самой двери буквально, прилетел — на ногах едва устоял, чудом не навернувшись носом о её толстую никелированную ручку. Взявшись рукою за эту ручку, Сенцов распахнул дверь и подумал, что Звонящая — настоящий робот-начальник: она никогда не хочет ни поспать, ни поесть, никого не любит, ничего не боится, не ленится, не страдает, и не тормозит…

Опять же по инерции вступив за дверь, Сенцов невольно зажмурился, и открыл глаза только из-за того, что Звонящая опять пихнула его сзади. «Бессбойный бокс» Репейника оказался огромным, можно было даже подумать, что он не имеет границ. Белые стены страшно отражали яркий свет огромных ламп, подвешенных к потолку на страшной высоте, а посередине бокса, на белоснежном полу, высилась габаритная круглая платформа, сверкающая металлом, а справа и слева в неё «целились» две одинаковые гигантские антенны-«тарелки», снабжённые множеством разноцветных лампочек и длинными суставчатыми «ногами».

— А вот и флиппер! — обрадовался за спиною Сенцова Красный и крикнул куда-то в необозримое пространство:

— Ну, ты, Репейник, даёшь! Крутой гаджет смастерил! Хвалю!

— Ага! — согласился с ним Бисмарк. — Даже круче игрек-базуки!

— Я старался! — откуда-то из-под потолка раздался громогласный рёв, в котором Сенцов едва узнал голос Репейника.

— Я вас отлично вижу и слышу! — хватсливо заявил Репейник. — Ребята, поднимайтесь на флиппер!

Сенцов взирал на этот филиппер завороженными глазами, потому что в жизни не видел и даже не мог себе представить, что когда-нибудь увидит такое чудо… нет, скорее — чудовище… А его товарищи уже поднимались по широкой металлической лестнице на грандиозную платформу, становились между «тарелками».

— Старлей! — строго позвала Звонящая, Сенцов опомнился, шагнул вперёд и споткнулся о толстенный провод, который удавом протянулся по полу от белоснежной стены к платформе.

— Увалень… — громыхнул под потолком Репейник, давясь смехом.

— Не смешно! — огрызнулся Сенцов и, подавляя страх и ужас, медленно потянулся по сверкающим ступеням к платформе… Сейчас, он встанет между этими «тарелками», Репейник запустит какие-нибудь лучи, и все превратятся в одну большую запеканку…

— Рассредоточились? — осведомился Репейник, когда Сенцов, наконец, вполз на платформу и установился в сторонке, чтобы никто не заметил, какая у него потерянная и испуганная физиономия.

— Да! — за всех ответила Звонящая, а Красный вполголоса рассказывал Бисмарку, как побывал в Лас-Вегасе и отыграл в казино у игрового автомата целый милиион долларов.

— Я незаметно подсоединил к нему игрек-комп, и он мне все денежки отдал! — хвастался Красный, а Бисмарк, похохатывая, осведомился:

— Тебе за это вышибала по кумполу не съездил?

— Не успел! — хихикнул Красный. — Я денежки забрал и — в игрек-тачку!

— Отставить, нас пробрасывают! — сурово прикрикнула на них Звонящая, а Репейник уже вёл обратный отсчёт:

— Десять, девять, восемь, семь…

Плечо Сенцова тянула увесистая игрек-базука, которой его «наградила» Звонящая, а сам Константин мысленно прощался с Катей. Он ни за что не вернётся с этого задания, он останется там, в сырой земле чужого времени… а может быть, и вовсе — не долетит никуда, а сгорит в жуткой неизвестности и превратится в прах…

— Два, один! — закончил считать Репейник, и громко объявил:

— Внимание, проброс! Не шевелимся и не гомоним!

Вокруг Сенцова установилась зловещая тишина, которую нарушало лишь неживое электрическое гудение. Страх почти что парализовал его: до гибели осталась секунда…

Ж-ж-ж… — с едва слышным жужжанием из платформы по окружности выдвинулись тонкие острые копьеца, а потом — мигнула такая вспышка, которая затмила всё и всех и едва не вырвала глаза…

— Нет, не надо, я не хочу, не хочу!! — панически заверещал Сенцов, замахал руками… А в соледующий миг на него словно бы навалилась многотонная скала, подмяла, скрутила, разорвала в клочки… Кричать Константин уже не мог: воздух исчез и он задыхался, хрипел, пускал слюни…

ХЛоп! — оглушительно, словно взрыв бомбы, хлопнуло что-то прямо над ухом, едва не вышибив мозги, и Сенцов пребольно треснулся о землю. Мновенно появился воздух, вспыхнуло солнце — его лучи ударили в глаза сквозь судорожно зажмуренные веки, заверещали каке-то звуки… Сенцов был живым и целым… а пару секунд назад ему казалось, что его размазало о сверкающую платформу, и его остатки уже не соскребут…

— Старлей, вставай! — сверху разразился суровый крик, Сенцов вздрогнул, захныкал, а впотом — спустились откуда-то сильные руки, ухватили под мышки и водворили на ноги. бах! — в лицо врезался кулак, и Сенцов, наконец-то ожил окончательно…

Он лежал на спине, в сырой траве, а ноги его попали в какую-то липкую грязь. Разлепив свои глаза, Константин осознал, что они у него есть, увидал над собою жёлтые колоски сорняков, толстые ветви деревьев и далёкое, тяжёлое, серое, страшное небо, на котором в разрывах туч зловеще сверкало чужое призрачное солнце.

— Из нашей комадны тебя расколбасило больше всех! — объявил Сенцову Красный, внезапно нависнув над ним и ухватив своей жёсткой лапою его левую руку.

Вторая рука Сенцова оказалась в «лапе» Бисмарка, вдвоём с Красным они сурово дёрнули Сенцова вверх и водворили на ноги.

— Ай! — вскрикнул Сенцов и удивился, что у него остались ноги, которые он чувствует, и которые у него даже не болят.

— Чш! — позади него вдруг возникла Звонящая и залепила жёсткий подзатыльник, призвав к тишине.

— Больно… — негромко проканючил Сенцов, а Звонящая дёрнула его за ухо, строго пообещала:

— Оборву!

Бросив Сенцова с красным ухом, она вытащила из кармана и запустила свой игрек-планшет. На экране Константин увидал какую-то карту и красную точку на ней.

— Что это? — осведомился он, не поняв в этой карте ни зги.

— Наше местоположение! — ответила Звонящая, указав на точку. — Мы тут, в лесу. А вот это, — её палец упёрся вкакой-то чёрный прямоугольник, — лагерь. Репейник промазал — нам придётся проникать на территорию самим.

— Чёрт! — фыркнул Бисмарк, проверяя, впорядке ли его оружие. — Намылю шею стручку очкастому!

— Отставить! — присекла разговоры Звонящая. — Всем включить игрек-очки и передатчики! Будем проникать!

— Ребята, как вам проброс? — вдруг захрипел передатчик Звонящей, и Сенцов аж вздрогнул от неожиданности — с ними связался Репейник, из настоящего. Вот это да — Константин считал, что позвонить, пронзая время, невозможно.

— Отличный проброс — только ты нас в лес отправил! — ответила Репейнику Звонящая. — Придётся нам пробиваться в лагерь своими силами!

— Упс… — буркнул Репейник. — Пролетели… Надо корректировку проверить…

— Старлей, вообще, думал, что мы поджаримся! — влез со своим комментарием Красный. — Он видел твои жареные сапоги, и подумал, что с нами будет тоже самое!

— Я всерьёз подумал про корректировщик сознания для Старлея, — хохотнул Репейник. — Кстати, ребята, классная новость — Рыбкин нашёлся! Когда я запустил вам проброс — он выкатился прямо на флиппер! Я понял уже, что он висел вне времени… Пробросился, змеёныш, без осцилляции! Ладно, ребята, шутки в сторону. Сейчас я определю точные координаты объекта и передам их вам! Счастливого прорыва! Конец связи!

— Конец связи! А Рыбкину я потом чертей наваляю, когда вернёмся! — завершила разговор Звонящая и снова подняла игрек-планшет, на экране которого вертелось 3D изображение забора, отделившего страшный лагерь от внешнего мира, на котором красным цветом вырисовывались выходы и входы, пути подъездов, и даже стихийные тропки тех, кто пытался бежать или освобождать заключённых партизанским способом. Это Репейник присылал им информацию через игрек-нет — сеть, подобную Интернету, которая работает даже сквозь время.

— Эй, а что там с Рыбкиным такое? — осторожно поинтересовался Сенцов, который, как любой обыватель, боялся «очевидного-невероятного»… а вдруг и с ним произойдёт нечто подобное?

— Выговор получит! — ворчливо отозвалась Звонящая, глядя не на Сенцова, а на модель забора на экране планшета. — Всё, Старлей, не гомони — шумишь! Наушник надень — как мы с тобой общаться будем?

Сенцов вспомнил, что да, ему следует засунуть в ухо игрек-наушник — иначе товарищи могут запросто потерять его в этих «диких дебрях»… Опасаясь сгинуть тут от рук фашистов, Сенцов схватил в кулак свой наушник, который свисал на тонком проводке ему на плечо, и поспешно впихнул его в своё ухо.

— Ребята, вы лёгких путей не ищите! — внезапно заговорил сенцовский наушник голосом Репейника. — Я тут пробил, что все входы над землёй охраняли так, что расстреливали даже мышей!

— И что? — сурово спросила Звонящая. — Ты сам закинул нас в лес — сам и решай, как нам попасть внутрь!

— Предлагаю идти по канализации! — сказал Репейник. — Посмотрите на карту, триста метров к северу от вас будет ручей, туда выходят из лагеря канализационные трубы.

— Ну, что ж, поиграем в черепашек-ниндзя! — невозмутимо изрекла Звонящая, но Сенцов понял, что она совсем не довольна перспективой лезть под землю. — Все за мной! — приказала она, выскользнула из густых кустов и, пригибаясь среди высоких сорных трав, проворно двинулась куда-то… Сенцов не знал, куда она двинулась. Потому что не видел её игрек-карту — он только смотрел вперёд, по инерции шевеля ногами, чтобы не отстать от остальных, и видел, что там маячит тёмно-синяя полоска леса, прикрытая, словно неким мистическим флёром, неким сероватым туманом. Под ложечкой тут же «включилось» неприятное чувство, которое подсказало Сенцову, что в этом сером тумане его подстерегает смерть… Наверное, это не случайно, ведь вокруг висит зловещая тишина — ни птиц не слышно, ни насекомых, словно бы тут никто не живёт — они все умерли от чего-то очень страшного, с чем не справится и Сенцов… и тоже умрёт.

— Стралей! — наушник Сенцова рявкнул ему в ухо, и Константин, испугавшись, едва не споткнулся о камень, который, будто специально подполз под правую ногу.

— А… а? — проблеял Сенцов, разобравшись, что на его голову пока что не прыгают монстры, а всего лишь Звонящая решила ему что-то сказать.

— Ты карту в игрек-очки загрузил? — осведомилась Звонящая, которая успела отойти от Сенцова так далеко, что Константин уже едва различал впереди её контуры.

— Н-нет… — выдавил правду Сенцов, сообразив, что да, надо было подключиться к игрек-планшету Звонящей и скачать себе карту местности — чтобы не потеряться… а Сенцов по-сенцовски этого не сделал.

— Так в чём же дело, Старлей?? — загрохотала Звонящая. — Если ты отстанешь — мы искать тебя не будем!

— Та, сейчас, сейчас… — промямлил Сенцов, натужно вспоминая, какую кнопочку нужно нажать, чтобы его игрек-очки подключились к беспроводной сети и скачали карту.

Из всей команды Сенцов тащился самым последним: тормозили его не только высокие косматые травы, которые наматывались на ноги, не только камни, о которые Сенцов спотыкался, но и страх. Чем больше Константин углублялся в туман, погружался в его холодную липкую сырость — страх становился сильнее и, буквально, выключал ноги, пихая забиться под ближайший куст и сидеть там безвылазно до тризны.

— Старлей, ползи быстрее, все уже на месте, кроме тебя! — каркнула в наушик Звонящая, и Константин заставил себя ускорить шаг. Под ногами его хлюпало: началось какое-то мелкое сырое болото, полное противной серой грязюки, которая воняла и налипала на ботинки килограммами. Меся эту грязюку, Сенцов выбился из сил, но не заметил в ней ни одной лягушки, ни птички… Жутко…

Вскоре их нелёгкую дорогу перерезала вода — среди грязных берегов протекал какой-то безымянный мутный ручеёк. В ширину ручеёк был метра три — не больше, и холодная вода его, ржаво-коричневого цвета, плескалась на камнях грязно-бурой пеною. Стоя на крутом каменистом берегу, Константин Сенцов старался дышать ртом: носом было невозможно из-за того, что вода нестерпимо воняла неизвестно чем, и от этого запаха запросто можно было потерять сознание.

— Нам туда! — негромко пояснила Звонящая, и её палец направился куда-то вниз, под грязный склон.

Константин машинально глянул туда и увидел, что прямо в мелкую воду выходят две огромные круглые грязные трубы.

— Точно? — осведомился около него Красный, которому тоже не хотелось лезть в эту кошмарную вонь и грязь.

— Точно, — твёрдо кивнула Звонящая. — В какую именно трубу — неважно, они соединены в одну. Полезли!

Звонящая действовала молниеносно — не успев даже договорить, она ловко спрыгнула с низкого обрывчика и заскользила по грязному склону к воде. Вторым поборол отвращение Бисмарк — с абсолютно «отмороженным» видом он последовал за Звонящей, и спустя пару минут уже хлюпал по воде к трубам. Звонящая уже скрылась в трубе и махала оттуда рукой, призывая остальных.

— Чёрт, подери, я же не крыса! — тихо фыркнул Красный перед тем, как спрыгнуть вниз вслед за Бисмарком. — Давай, ползи уже, Старлей! — негромко позвал он Сенцова, когда влез в трубу.

Видя, как ловко спускаются другие, Сенцов подумал, что это не так уж и трудно — скользи себе, приседая… Но едва его ноги коснулись размокшего грунта — он поехал с некой нездоровой скоростью, неуклюже махнул руками и сам не заметил, как оказался в вонючей воде, почти что затонул в ней, пуская пузыри.

— Кха! Кха! Тьфу ты, чёрт! — вынырнув, Сенцов начал отплёвываться — на вкус водища оказалась отвратительно горькой, жгучей, словно настоящая отрава. Консатнтин судорожно махал руками, но тут же услышал в наушнике голос Красного:

— Старлей, ты сбрендил? Заткнись, а то фашисты тебя живьём сожрут!

Услыхав его, Сенцов словно бы проснулся: захлопнул свой сумасшедший рот, нащупал под ногами твёрдую почву и заковылял к трубе, где уже скрылись все его товарищи… только он один остался — торчит в воде, измазанный грязью. Выкинув из глупой башки ненужные мысли, Сенцов юркнул в трубу и тут же увидел товарищей — выстроившись гуськом, они тянулись куда-то вперёд, куда вела их карта Звонящей.

— О, Старлей причапал, — тут же заметил его Красный, заставив остальных оглянуться и вытаращится на Константина, как тот неуклюже ползёт по пространству трубы, страясь не поскользнуться и не упасть опять.

— Что это с ним? — проворчала Звонящая, увидав покрытого грязищей Сенцова.

— Хлюпнулся носом вниз… — тихо хихикнул Красный, спрятав нос в воротник спецкостюма.

— Я другого от него не ожидала… — буркнула Звонящая, и сурово предписала Сенцову:

— Старлей, ты ладошкой почистись — игрек-комбинезон не пачкается!

— Угу, — пробормотал Сенцов ни на кого не глядя и потёр правой рукою левый рукав, не очень-то надеясь на успех. Однако, вопреки всему, камуфляжного цвета ткань, как по волшебству, отдала всю грязь, сделавшись поразительно чистой, словно из стиральной машины. Константин легко избавился от грязи… но на душе лучше не стало: страх душил, насмешки товарищей угнетали…

— Воняет тут, как в аду! — пробормотал Красный. — Надо было скафандры захватить!

— Научись отключать органы чувств! — посоветовала ему Звонящая, не отрывая глаз от карты. — Дальше будет ещё хуже! Старлей, ты только в обморок не падай! — сказала она Сенцову, котрый, да, готов уже был грянуть в обморок от страха, гадкой темноты, умопомрачительных «ароматов» и жуткой смерти, которая затаилась там, впереди, в таинственном мраке. Может быть, едва они покинут канализационные сети — они наткнутся на смертоносные дула фашистких автоматов и будут покрыты дырами, сброшены в ров и зарыты там, вместе с сотнями других расстрелянных бедняг, имевших несчастье угодить в Освенцим…

— А я и не падаю! — огрызнулся Сенцов — для того, чтобы стряхнуть страх и ужас с самого себя. — Это Красный там трясётся!

— Сейчас, глаз подобью! — огрызнулся Красный, и полез бы драку, но тут их прямой широкий путь преградила огромная ржавая решётка, состоящая из толстенных заскорузлых прутьев, привинченная к замшелым кирпичам стены здоровенными болтами.

— Придётся выкручивать! — постановила Звонящая, видя за решёткою мглистый коридор, свет в котором создавала пара лампочек, подвешенных к потолку на серых проводах, и суровую тень часового, который прятался за поворотом и что-то там охранял.

— А если базукой её? — Бисмарк предложил быстрый выход, но Звонящая отрицательно покачала головой.

— Если будем шуметь, — шёпотом сказала она. — Все солдаты будут наши. Там, за поворотом один есть, а может быть, и не один. Будем сковыривать, и тихо.

Репейник заставил включить в снаряжение универсальные отвёртки — и, кажется, не зря. Чтобы сбросить с себя позорную славу слизня, Константин первым вынул свою отвёртку и принялся ковырять ближайший к нему болт.

— Чего стоите? Вперёд! — подогнала остальных Звонящая и тоже достала отвёртку, набросившись на соседний болт.

Похоже, что эта решётка торчит тут давно — болты успели заржаветь, покрыться коркой и застрять в своих гнёздах намертво. Константин ощущал на себе жар и пот — на затылке, на спине, на щеках. Но нужно было вывинчивать, и он изо всех сил старался — но не ради того, чтобы снять решётку любой ценой, а чтобы товарищи не подсмеивались над ним, мол, рохля, вахля, тютя.

СКРИП! СКРИП! — противно скрипел толстый болт под его отвёрткой, однако уже начинал тяжело проворачиваться. Из-под болта сыпалась сырая рыжая труха, пачкая Константину перчатки, но Сенцов уже победил — болт сорвался с мёртвой точки и медленно выходил из гнезда, продолжая скрипеть. Наверное, он совсем и не громко скрипел: тепнь часового в конце булыжного коридора оставалась неподвижной — фашист ничего не слышал и торчал на месте.

ХРЯСЬ! — решётка соскользнула с места и всем своим весом легла на руки Сенцова и его товарищей. Она оказалась так тяжела, что Сенцов едва не уронил свой край. Он едва удержал его, понимая, если решётка ударится о булыжный пол — их тут же заметят и пристрелят.

— Оттаскиваем! — скомандовал Бисмарк, они вчетвером двинулись влево, а Сенцов, обливаясь потом, боялся, что оступится, упадёт, уронит… Звонящей, кажется, и то, не так тяжело тащить эту массу ржавого железа, как Сенцову.

— Ставим! — постановил Бисмарк, и Сенцову пришлось присесть одновременно со всеми и аккуратно опустить решётку на осклизлый пол так, словно бы она была хрустальной.

Тень солдата в коридоре так и не шелохнулась: он не услышал, как лазутчики возятся с решёткой, и продолжал неподвижно торчать.

— Нужно его убрать! — прошептала Звонящая, приложив палец к губам, призывая товарищей соблюдать тишину.

Сенцов затих, поддерживая ржавую решётку, чтобы она не обрушилась и не породила под этими вонючими сводами адский грохот. Притаившись, Константин отлично видел, как Звонящая скользнула к часовому, словно бесшумная тёмная тень. Как она ударила его по голове — Сенцов даже не заметил. Оглушённый часовой не издал и писка — вывалился в середину коридора тряпичной куклой и затих лицом в потолок. Часовой здесь был один — он охранял некую стальную дверь, ведущую неизвестно куда. Когда же он оказался обезврежен — Звонящая вытянула руку и большим пальцем показала «класс». Других часовых нигде не было видно: фашисты не спешили особо охранять канализацию, и Звонящая махнула рукой, призывая товарищей дальше следовать по коридору, по пути, который прокладывал для них Репейник.

— Ребята, придётся открывать! — сообщила она, кивнув в сторону этой двери, одинокой без своего охранника.

Часовой был оглушён — он бессильно лежал в мелкой ржавой воде, а на его поясе висела связка ключей. Звонящая сняла с него эту связку, забрав её себе, а Сенцов невольно содрогнулся: теперь этот солдат, которому на вид нет и двадцати, неминуемо отправится под трибунал и будет казнён — у фашистов жестокие нравы…

В связке солдата было ключей десять, но Звонящая не стала подбирать к замку нужный ключ методом «нучного тыка» — она просто просканировала ключи с помощью своих игрек-очков, и микрокомпьютер подобрал этот самый ключ на полторы секунды. Звонящая крутила ключ в замке, заставляя последний громко щёлкать, а Сенцов в тайне от всех надеялся, что за этой дверью будет полчше, чем в канализации. Ему надоело поскальзываться на склизком налёте, который покрывает здесь весь пол: Константин уже пару раз едва не рухнул носом вниз…

— Давай, ползи уже! — внезапно его негромко окликнули, и Константин вздрогнул от неожиданности…

— Заснул? — осведомился Красный, установившись прямо у него перед носом. — Не спи — замёрзнешь!

Красный хихикал, а Сенцов, словно бы, вывалился из своего пупка — он только что заметил, что Звонящая уже открыла дверь, продвинувшись за неё, Бисмарк тоже продвинулся и исчез в жутковатом мраке, Красный тоже откочевал, стоит на невысоком грязном порожке и машет ему рукой.

— Я… иду… — выдавил Сенцов, давясь каким-то нехорошим предчувствием… Кажется, сегодня он будет убит…

Сенцов заползал во мглу коридора на ватных ногах… Из-за этой гадкой мглы он почти ничего не видел, потянулся за фонариком, но услышал в своём наушнике приказ Звонящей:

— Никаких фонарей! Смотреть в игрек-очки!

— Есть… — пробормотал Константин и обнаружил, что его игрек-очки опять отключены… Они ему почему-то мешали — не привык Константин Сенцов к игрек-очкам.

— Включай давай, Старлей! — фыркнула в наушнике Звонящая, а Сенцов аж покраснел… Звонящая его насквозь видит, а он ещё называется дознавателем…

Включив свои игрек-очки, Константин увидал вокруг себя узкий коридор, стены которого были сложены из грубых сырых камней. На камнях рос неприятный холодный мох, а сверху капала какая-то вода… Больше на склеп похоже… Константин по инерции шагал вслед за своими товарищами, которые были куда храбрее его и шагали быстро и уверенно, пока, наконец, замшелый коридор не оборвался, преграждённый глухою сыроватою стеной. Через свои игрек-очки Константин увидел на этой стене тонкие ступенечки-скобы, которые казали эфемерными, хлипкими. Они уводили наверх, где различалась круглая крышка люка.

— Ребята, Барсук в карцере! — сообщил в наушнике голос Репейника. — Я локализовал его антропометрию, сейчас, скину карту, и вы найдёте его!

— Отлично! — ответила Репейнику Звонящая. — Мы быстренько его найдём! Старлей, тебе — «дикарей» отвлекать! — сурово распорядилась она Сенцовым, и Константин с ужасом осознал, что его задание — выскочить перед фашистами, выполнить роль приманки и… погибнуть, потому что приманка гибнет всегда…

— Базуку отдай — тяжёлая! — потребовал Бисмарк, протянув Константину взамен автомат оглушённого часового.

Константин молча протянул Бисмарку тяжёлое оружие — зачем оно тому, кому предстоит умереть? Бисмарк молча забрал базуку, навесил её на своё плечо, а похолодевшие руки Сенцова сомкнулись вокруг автомата.

— Давай! — Звонящая отдала суровый приказ, и Константину ничего больше не оставалось, как вцепиться в ступенечки-скобы и взлезать наверх, к страшному люку, который неумолимо приведёт к погибели.

Приоткрыв крышку, Сенцов осторожно выглянул и ощутил дурной запах горелого — словно еда какая-то подгорела на плите. Он знал, что это никакая не еда воняет — это в лагерном крематории жгут трупы… В пятках слипся ужас, охватив бедное сердце свроими лапами, но Сенцов долго бояться не мог — он подведёт товарищей, провалив операцию. Выглядывая из люка, он увидал вокруг лишь грязную землю — остальное не давала увидеть крышка на голове. Константин аккуратно вылез, бесшумно, как ему показалось, осторожненько задвинул за собою тяжёлую крышку… Он отошёл к какой-то высокой серой стене, которая отбрасывала густую тень. Скрывшись в этой тени, Сенцов позволил себе взглянуть прямо перед собой и увидел печальную, страшную до колик картину — ровные, чёткие ряды одинаковых низких бараков, грязь, копоть, дым, горы чего-то чёрно-коричневого по углам…

Сенцов отвернулся и небыстро потянулся вперёд, стараясь дышать ртом, чтобы не вдыхать удушливый, вонючий воздух.

Под ноги Константина внезапно врезалась очередь, Сенцов прянул вниз, откатился под защиту стены ближайшего барака. Осторожно выглянув, Константин понял, что его заметили со сторожевой вышки — плечистый солдат в сурово надвинутой каске выпятил автомат, оперев его о стальные перила. Потеряв цель, он крутил своей большой головою, зорко оглядывая окрестности и поворачивал автомат, в надежде снова поймать Сенцова на мушку. Константин понял, что выполнить директиву безопасных пробросов ему не удасться — солдат не отвяжется, и, если он вздумает выбраться из-за стены — тут же пристрелит. Сенцов пошёл на крайность — поднял своё оружие и пустил по солдату короткую очередь. Его выстрелы оказались точны: убитый солдат взвизгнул от боли, грузно перевалился через перила, выронив автомат, и грохнулся в грязь. Сенцов испытал, было облегчение, решил выбраться из укрытия, но тут же понял, что слишком рано. На вышке оказался не один солдат, а целых три. Взбудораженные убийством товарища, двое оставшихся солдат выкатили здоровенный чёрный пулемёт, и едва не срезали Сенцова такой суровой очередью, которой можно было бы перестрелять небольшой отряд.

— Ай! — перепугался Константин, пальнул в ответ наугад и пустился наутёк. Он слишком далеко отошёл от барака, и ни за что не успел бы запрятаться обратно, за его стену — нужно было добежать до следующего и укрыться там. Главное — не упасть. Позади продолжал гвоздить пулемёт, и пули свистели над ухом, рождая в Сенцове животный страх. То, что в него пока не попали — всего лишь жуткое везение новичка, и следующая секунда окажется смертельной…

— Ахтунг!! — орал на вышке второй солдат, пока первый стрелял в Сенцова. — Партизан! Ахтунг!

Его крики были услышаны — прямо перед носом Сенцова вырос ещё один солдат, собрался выстрелить, однако Константину удалось его опередить. Пристрелив фашиста, Сенцов вообще, помчался наобум, расшвыривая берцами грязюку, силой воли стараясь унять дрожь в руках и ногах. Да, у него отлично выходит роль приманки: «дикари» слетаются на него со всех сторон, словно на бочку мёда… Вон, они, выпрыгивают из-за заборов и бараков, выхватывая на бегу оружие и тут же стреляя…

— Та, чёрт с вами! — Константин выжал из своих ног последнюю скорость, отстреливаясь на ходу. Он, кажется, в кого-то попадал — за его спиною раздавались крики, кто-то падал, но у Сенцова не было времени оглядываться и смотреть. Сенцов молил бога, чтобы ему не попался по дороге тупик, однако, в чужом времени бог его не услышал. Пробежав пару сотен метров, вконец запыхавшись, Константин, буквально, налетел на огромную груду мёртвых тел. В ужасе отшатнувшись, Сенцов едва подавил тошноту — исхудавшие, почти скелеты, избитые, покрытые коростой мёртвые люди были свалены в груду, словно дрова. На адском солнце они начинали разлагаться, распространяя такой жуткий запах, от которого мутился разум и в болезненных судорогах корчился желудок. Застряв около них, Константин потерял драгоценное время и оказался окружён.

— Хальт, хендэ хох! — раздался за спиною злобный скрипучий голос.

Оглянувшись назад, Константин увидел, что серые фашисты подступают к нему полукругом, поднимают автоматы, готовые стрелять… Страх и ужас вдруг придали фантастические силы. Сенцов даже не заметил, как совершил титанический прыжок, перемахнул через погибельную груду, но, приземляясь, поскользнулся и растянулся на мягкой грязи носом вниз. Мгновенно вскочив, Сенцов подхватил оружие и снова побежал, однако от погони отделаться не смог — «дикари» вскочили на уши и пёрли изо всех щелей, поливая Константина градом пуль. Сенцов мельтешил, прыгая в разные стороны, пули врубались в миллиметрах от его мягкого тела, одна едва не зацепила руку. Константин потерял автомат, завернул за некий угол и вновь побежал, куда глядели глаза. Пули свистели ему вдогонку, а он всё бежал и бежал, пока не наткнулся на глухую серую стену, заляпанную жуткими тёмно-коричневыми пятнами. Сенцов едва успел застопорить ход — а то бы с размаху врубился в эту стену головой и раскроил себе череп…

— Чёрт! — тихо чертыхнулся Сенцов, развернул корпус и прижался к стене спиной, оглядывая окрестности. Он пока что оторвался, однако отовсюду были слышны выкрики: за Сенцовым гнались, и Сенцов скоро будет настигнут. Топот шагов приближался… Коснтантином овладела паника, он принялся ощупывать стенку в поисках лаза. Но лаза не было, руки скользили по кирпичам, пачкаясь в то бурое, чем они были перемазаны. Глянув на свои пальцы, Сенцов понял, что кирпичи перемазаны кровью, и его едва не стошнило. Удержавшись на ногах, Коснатантин обернулся назад, на нарастающий гвалт и понял, что погоня настигла его…

Солдаты скакали со всех сторон, солдаты махали оружием, Сенцову показалось, что всё, его изрешетят, и он покойник.

— Шисн! Лё-ос! Лё-ос! — каркали их неприятные голоса, кто-то успел пальнуть, и очередь раскалённых пуль врезалась в землю у ног Сенцова.

Тут же Константин заметил под стеной какую-то яму, нырнул в неё и затаился на её склизком дне. Солдаты топали прямо над ним, гомонили, и из их гомона Сенцов понимал, что они разыскивают его, но не находят…

Сенцов открыл один глаз и увидел их над собой — человек семь двигались у самой стены, грозя автоматами, а один почему-то глазеет вниз…

Заметил! Сенцов застыл — даже не дышал — и видел, как солдат наклоняет свою голову в каске и заглядывает… Сенцов начал задом-задом отодвигаться подальше — бесшумно отползал туда в глубину ямы, где скопились тёмные холодные сырые тени. Неприятная густая жижа промочила Сенцову ноги, но Константин терпел и отползал всё дальше и дальше. Отползал до тех пор, пока промокшие ноги не потеряли опору и не повисли в зыбкой пустоте. Испугавшись, Сенцов едва не взвизгнул, но заставил себя промолчать и замер: мало ли, какой глубины та дыра, в которую он угодил? Солдаты сгрудились у сенцовской ямки, и их недобрые колючие глаза так буравили невидимого в темноте Константина. Сенцов машинально подался назад, и вдруг не удержался на склизкой грязюке, поехал по ней животом, вывалился в сырую мглу и обрушился на что-то холодное и мягкое. Константин забарахтался, пытаясь хоть как-то опереться на это руками и поднять, хотя бы, голову, но руки скользили по неким неприятным склизким буграм, проваливались, натыкаясь на что-то твёрдое и даже острое.

— Чёрт… — негромко мямлил Сенцов, стараясь не разевать рот. Здесь полно какой-то гадкой вонючей дряни, и Сенцов не хотел бы, чтобы она попала ему в рот.

Солдаты скопились над головою Константина — их уже стало семь или восемь. Один из них перезаряжал автомат, другой — вытащил из кармана фонарик и включил его, направив в дыру, чтобы выявить в ней съёжившегося Сенцова. Луч скользнул вперёд, вдаль от него, и Константин с ужасом увидел в его свете искалеченную, посиневшую голову убитого незнакомца, с жутким разинутым окровавленным ртом, с мутными вываливающимися глазами. Титаническим усилием подавляя мучительный приступ тошноты, который мгновенно перевернул желудок вверх дном, Сенцов скукожился ещё сильнее и замер. Под Сенцовым и вокруг него находились бесчисленные трупы расстрелянных, отравленных и ещё бог весть как казнённых бедняг. Наверное, Константин попал в местный «отстойник» — такой же был под «бункером Х» у Теплицкого, только этот в десятки раз больше… Солдат не переставал водить фонариком из стороны в сторону, освещая то один жуткий труп, то другой. Сенцов скрючился в нелепой позе, стараясь придать себе «трупный» вид, закрыл глаза и замер, притворившись мёртвым. Луч фонаря пару раз скользнул по сенцовскому лицу. Сквозь опущенные веки Константин прекрасно видел его злой свет. Но, кажется, фашист не распознал в Сенцове живого человека, убрал фонарь и убрался сам, уведя товарищей. Константин понял, что над ним никого нет: стихли каркающие немецкие голоса и удалились топочущие шаги их тяжёлых сапог. Надо как-то выбираться отсюда — он пока ещё живой, и стновиться таким, как те граждане, которые его сейчас окружают, вовсе не спешит. Оглядевшись, Сенцов оценил обстановку. Ничего хорошего: вокруг — горы трупов, а та дырка, через которую он упал в эту клоаку, зияет слишком высоко, чтобы дотянуться до неё… И другого выхода, тут, кажется, нет… Неужели придётся позорно признаться в том, что срезался на первом же задании, и звать на помощь? Хотя, для новичка это не так уж и позорно…

* * *

Звонящая, Красный и Бисмарк стояли у толстой, бронированной двери камеры, за которой, по информации Репейника, и томился нужный им доктор Барсук. Дверь несла на себе замок, который фашисты считали надёжным, но Бисмарк справился с этим замком минуты за две — на поверку замочек примитивный, паршивенький, что агенту опа с ним возиться?

— Залетаем, братья! — сообщил он, сдвинув дверь, и широким шагом вступил во мрачный тесный карцер, в углу которого на тряпке для собак скукожился человек.

— О, а вот и наш клиент! — обрадовался Красный — наверное, немножко громко, потому что чевек в углу, который и был толстеньким учёным, испугался.

— Не убивайте меня… — тоненьким мышиным голосочком захныкал доктор Барсук, уткнувшись носом прямо в сырой каменный пол. — Я обыкновенный учёный… Я ничего не делал!

Барсук так верещал, что под потолком забесновалось эхо, разносясь далеко по коридору. Его услышали обитатели других карцеров, заскреблись, застучали в стенки…

— Барсук! — Звонящая попыталась одёрнуть его, но у неё не вышло, и Барсук продолжал бесновато верещать.

К стуку и скрежету других заключённых прибавились ещё и громкие топочущие шаги, а так же — свирепое немецкое карканье, и Звонящая поняла: дикие крики Барсука подняли на уши всю охрану, и фашисты скачут, чтобы посмотреть, не бегут ли узники?

— Ну, что, придётся их отвлекать! — определил Бисмарк и дёрнул Красного за рукав. — Идём, увалень, постреляем! — хохотнул он, вскинув свою игрек-базуку.

— Та йду я! — без особого энтузиазма фыркнул Красный и тоже поднял игрек-базуку. — Куда уж без меня!

— Не казните меня, пожалуйста! — доктор Барсук был невменяем: верещал и верещал, пока Звонящая не задвинула ему затрещину.

— Барсук! — Звонящая разозлилась на безвольное нытьё и на необходимость терять время, которого и так нет. — Давай, подрывайся! — она схвавтила доктора за шиворот драного тулупа и силою оторвала от пола.

— Не-ет! — зашёлся Барсук невменяемым плачем, а его глазки оказались заплаканными, как у какого-то эмо-боя.

— Ты убегаешь! — зашипела Звонящая. — Я тут, чтобы тебя освободить! А чтобы ты отрезвел, я тебе скажу: Отдел Предотвращений!

— Ой-й… — Барсук снова захныкал, но наконец-то пришёл в себя и срывающимся голосом осведомился:

— Вы из нормохроноса, да? Из настоящего?

— Ага! — согласилась Звонящая и, не теряя зря времени, схватила доктора Барсука за локоть и потащила прочь из карцера, наверх, где из мизерного окошка лился тусклый свет. Барсук ныл и спотыкался о крутые ступеньки, пару раз навернулся носом вниз, но Звонящая не отпускала его, а всё тащила и тащила — по ступенькам, по серому мрачному коридору с низким довлеющим потолком. Где-то раздавалась стрельба и ухали взрывы: Красный и Бисмарк боролись с фашистами. Звонящая за них не волновалась: они обязательно победят. Главное, чтобы не перестреляли лишних людей и не изменили ход нормохроноса, а так — пускай развлекаются, тем более, что доктор Барсук тянется за ней на буксире.

— Хальт! — внезапно раздалось сзади, породив неприятное эхо.

— Ы-ы-ы… — захныкал Барсук, поняв, что их засёк часовой. — Я — труп!

— Сюда! — Звонящая не растерялась, юркнула за первый угол и вытащила автомат. — Тихо!

Солдат мгновенно схватил свой «шмайссер», юркнул за другой угол, и тут же выстрелил очередью.

— Чёрт! — пискнул около Звонящей Барсук, втянув в жирненькие плечи свою голову. — Он убьёт… Стреляй, чего сидишь?

Звонящая сжимала в руках автомат, но не стреляла в немца, помня «директиву безопасных пробросов». Пока противник один — его можно обмануть: притвориться убитой и нанести внезапный удар, который сокрушит его на продолжительное время, но не убьёт.

— А-а-аа!! — истошно заверещала Звонящая и пихнула перепуганного криком доктора Барсука.

Барсук потерял равновесие и шумно бухнулся на холодный бетонный пол.

— За что? — заныл он. — Че?..

— Цыц! — отрубила Звонящая и провела большим пальцем по шее. — А то — кирдык!

Барсук испугался кирдыка и затих, а солдат решил, что противник повержен, закинул автомат за спину и небыстрой походкой победителя потянулся, чтобы посмотреть на трофей. Едва он завернул за угол, Звонящая выскочила из засады, стукнув солдата по каске прикладом автомата. Солдат отлетел назад, и Звонящая оглушила его точным ударом кулака в лоб.

— Готово! — обрадовалась она. — Пойдёмте, Барсук!

— Застрели его! — плакал Барсук, барахтаясь на полу. — Он убьёт нас!

— Нельзя, я изменю историю! — отказалась Звонящая, помогла Барсуку встать и снова потащила его по коридору, к выходу. — Это же ваши собственные теории, неужели вы их забыли?

— Мне на них плева-ать! — заплакал Барсук, едва поспевая за быстроногой Звонящей. — Они хотели казнить меня! Почему я должен их жале-еть??

Впереди брезжил свет, и Звонящая понимала, что это — спасительная дверь. Сейчас, они выберутся из карцеров, и впереди останется только забор… Звонящая пробежала ещё метра два и вдруг заклинилась на месте. Барсук налетел на неё сзади, но Звонеящая устояла и удержала его от шумного падения.

— Тише! — шикнула она, когда доктор, ударившись носом, заныл. — Смотрите! — палец Звонящей уткнулся вдаль, и глаза Барсука различили тёмные тени, что длинною вереницей скользили в этом расплывчатом свете и исчезали в нём.

— Прячьтесь! — Звонящая прильнула к холодной стенке и заставила Барсука сделать то же самое.

Лопатки доктора стукнулись о шершавый влажный камень, за шиворот потекла противная холодная вода.

— Ммм… — сморщился Барсук, но промолчал, различив среди движущихся теней несколько вооружённых.

— Ведут на казнь… — прошептала над ухом Звонящая, и Барсук едва не хлопнулся в обморок прямо тут, на бетонный пол.

Да, там полно солдат, и вдвоём через такую «стену» не пробиться — это однозначно. Если они попробуют сунуться к ним — солдаты изрешетят обоих!

— Барсук, видите, там, над полом окошко? — Звонящая снова затормошила, и доктор Барсук даже вздрогнул.

— Н-нн-м… — промямлил он, начиная от всего происходящего впадать в тяжёлую апатию.

— Да не спите же! — Звонящая залепила Барсуку несильный подзатыльник, отрезвив его, и доктор Барсук воззрился туда, куда она показывала. Да, над полом, в стороне от двери имеется полукруглое окошко, сквозь чумазое, пожелтевшее стекло которого пробивается эфемерный свет. Это даже не окошко — это отдушина, через которую с подземных этажей, где газовые камеры, выходят наружу ядовитые газы…

— Слушайте, — залепетал доктор Барсук, визуально оценив размеры лазейки. — Вы хотите, чтобы я вылез через него?

— Именно! — кивнула Звонящая. — Я отвлеку их, а вы тем временем выскользнете, поняли?

— Я т… туда не пролез-зу… — заволновался доктор Барсук, понимая, что ему никогда не удасться выскользнуть так, чтобы не схлопотать хорошую пулю вслед… — Оно узкое!

— Постарайтесь, другого пути нет! — отрубила Звонящая. — Или вы лезете туда, или вас зароют! Вопросы есть?

— А? — пикнул Барсук, чьё сердце обрушилось в пятки и там засело.

— Вопросв нет! Вперёд! — скомандовала Звонящая и крепко пихнула Барсука в спину. Вылетев на середину проклятого коридора, Барсук больно стукнулся коленкою об пол и увидел, как эта безумная Звонящая сделала гигантский шаг вперёд и подняла автомат…

Доктор же Барсук малодушно застопорился, вжавшись в холодный и влажный угол. Силы и желание жить почему-то покинули его в этот ответственный момент, и всё тело превратилось в беспомощный студень, коленки подкосились, заставляя Барсука оседать…

Внезапно оглушительными очередями затрещал автомат, разнося по пустым бетонным коридорам зловещее эхо. Грохот стрельбы отрезвил, сбросил ступор, и ноги сами понесли Барсука прочь. Он прыгнул наугад, вперёд и сам не заметил, как оказался у нужного окошка. Быстро оглянувшись по сторонам и поняв, что его не замечают, доктор Барсук обеими руками схватился за липкую ручку, покрытую непонятной грязюкой, и потянул на себя… Окно не открылось — рамы прочно застряли, приклеились друг к другу и не желали отдираться, как бы Барсук ни старался.

— Чёрт! — Барсук заплакал от бессилия, и тут около его мизинца в пол с лязгом врубилась пуля.

— А! — воскликнул Барсук, и страх придал ему сил. Он стащил с правой ноги разбитый лагерный башмак и с размаху зарядил им в проклятое грязное стекло. С глухим звоном стекло раскололось на острые куски, высыпалось наружу и открыло Барсуку заветный проход. Не помня себя, учёный выкинул башмак и полез наверх, цепляясь так, словно бы срывался с вершины скалы…

Страх и ужас придали невероятную силу, доктор Барсук подтянулся на своих слабеньких рыхлых ручках и в один момент вылетел из душного подвала.

Позади него, в бараке, из которого он только что выбрался, с рёвом вспыхнул страшный пожар. Поддавшись истерической панике, Барсук пустился наутёк, рванул со спринтерской скоростью напролом через изрытые ямами, захламлённые какой-то чёрной дрянью дворики за бараками, перелез через кучу вонючего тряпья, нашвырянную прямо на грязную землю, и упёрся в монолитный бетонный забор, увенчанный сверху толстым мотком колючей проволоки. Доктор Барсук в ужасе отшатнулся, увидав на проволоке кровавые ошмётки чьего-то тела, над которыми роились мухи. Он попятился, опустив глаза в землю, споткнулся обо что-то и тут же увидел, что под его разутую правую ногу попался пробитый и закопченный человеческий череп.

— Ой… господи… — застонал Барсук, прыгнул назад и стукнулся лопатками о стену.

Доктор Барсук прижался к этой стене, в истерике царапая пальцы о шершавый камень. Его глаза панически бегали, осматривая то небольшое пространство между забором и крематорием, где он сейчас ноходился один, и где его сейчас поймают… Доктор Барсук обеими запачканными руками зажимал себе рот, чтобы не кричать от животного ужаса, который обуял его в этот сатанинский момент… Всё, его уже никто не спасёт, Звонящая, скорее всего, погибла в неравной схватке — куда ей одной справиться с этими жуткими полчищами??? Они разорвали бедняжку на части и сожрали без соли и масла… Нет, они тут все не люди, они людоеды, демоны, они жаждут только крови и свежего сырого мяса… Они скоро настигнут и Барсука, и тоже — разорвут и отправят к себе в алчные желудки…

— Барсук! — внезапно на плечо опустилась тяжёлая рука, и доктор Барсук чуть не умер от страха на месте: ему почудилось, что его схватил жуткий чёрный чёрт и вото-вот отгрызёт голову своими страшными клыками…

— Барсук, мы еле нашли вас! — прогрохотал «чёрт», Барсук приготовился к смерти… Каков же он, его страшный палач?

— Я не говорила вам убегать так далеко! — нет, это не палач, это — спаситель! Это — Звонящая, и на плече Барсука — её рука, затянутая в чёрную перчатку.

— Ура! — в сумасшедшем телячьем восторге выдохнул Барсук, срываясь на нестерпимый фальцет.

— Заткнитесь! — тут же рассердилась Звонящая и встряхнула доктора Барсука за воротник. — Мы пробрасываемся в нормохронос!

— Уже? Ура! — доктор Барсук от страха и ужаса немного спятил, закричал отрадости, сделал шальной шажок назад, и столкнулся с кем-то…

— Ай! — Барсук вскрикнул, испугавшись, а Звонящая тут же отбросила его в сторону, схватив за плечо и наставила пистолет прямо в лоб тому, кто топтался за спиною учёного. Она бы пристрелила незнакомца, окажись он фашистом, однако дуло её игрек-пистолета упиралось в неумный лоб чумазого Сенцова.

— Фу-у, Старлей! — сморщилась Звонящая, опустила пистолет и закрыла рукою рот и нос. — Ты где ползал?

— Я… не хочу это вспоминать… — выдавил Сенцов, стараясь не нюхать свою одежду и руки.

— Ясно, что не в розах! — пробормотали за спиною Сенцова, он рывком обернулся и увидел Красного, а около Красного — и Бисмарка.

— Меня чуть инфаркт не хватил! — буркнул Сенцов, решив, что его догнали фашисты.

— Ааа, кто вы?! — воскликнул доктор Барсук, увидав их — одного здоровенного, плечистого и страшного, и второго — обычного, но… тоже очень страшного.

— Свои… — буркнула Звонящая, не забывая тащить Барсука за собой. — Или вы думали, что я вытаскиваю вас в гордом одиночестве??

— А… — промямлил доктор Барсук, чувствуя во всём теле свинцовую слабость — от нервов и непривычно быстрого бега.

— Бежим! — внезапно сорвалсь Звонящая, Сенцов невольно оглянулся и с ужасом, понял, что пока они тут рассусоливали с трусливым доктором — их окружили фашисты.

— Туда! — Красный нашёл узкую лазейку между заляпанной кровью стеной и забором и тут же юркнул в неё, скрывшись в погибельной неизвестности… Сенцову бы тоже юркнуть за ним, тем более, что была его очередь, и сзади напирала Звонящая… Но Константина пригвоздил душераздирающий страх, и он встал как вкопанный, заставив Звонящую врезаться в свою спину.

— Та ползи ты, слизняк!! — грозно взрычала Звонящая и вцепилась в сенцовский воротник, сурово протаскивая за собой. Другой рукой она протаскивала погрязшего в панике учёного, который барахтался дурацкой медузой, тормозил движение и злил Звонящую ещё больше. Константин оказался в какой-то мгле, где воняло удушливым дымом… Потеряв равновесие, он неуклюже качнулся в сторону и наткнулся на что-то небольшое, что валялось под ногами. Константин едва не упал, наклонился вперёд и понял, что под его ногами валяется серая немецкая каска. Сенцов решил, что она пригодится ему, как защита и спешно нахлобучил её на свою запачканную ударенную голову. Последним в лазейку протиснулся Бисмарк, поминутно оборачиваясь и отсреливался от погони из гранатомёта. Константин слашал, как грохотали за спиною страшные взрывы, поливая дождём из мелких осколков кирпича и песка — хорошо, что он нашёл для себя каску, а то бы его голова обязательно получила дыру. Константин, задыхаясь от дыма, скакал вперёд, за силуэтами товарищей, которые уже далеко убежали. Над его ухом жутко просвистела убийственная пуля, врезалась в стенку, отбив осколки кирпича Сенцову в лицо.

— Ой… — Константин вынужден был заныть, спрятав глаза в локоть…

— Та, шевелись! — это Бисмарк на него налетел, пихая. — Брат, ты что, хочешь нас угробить??

— Та, нет… — прохныкал Сенцов, потирая оцарапанную щеку. — Просто…

— Сложно! — огрызнулся Бсимарк и в который раз надавил на курок гранатомёта… клац! — ответил гранатомёт, потому что в нём кончились снаряды.

— Чёрт… — пробухтел Бисмарк, отшвырнул гранатомёт и схватил с плеча немецкий «шмайссер», который нашёл здесь же, в лагере, и приберёг на «чёрный день». — Старлей, помогай, что ли? — громыхнул он и впихнул в глупые сенцовские руки второй «шмайссер», заставив вступить в войну.

Пальцы Константина сомкнулись вокруг стального дула, но в следующий миг ему пришлось «включиться»: фашист возник прямо перед носом, наставив «люггер», каркая что-то на немецком языке.

— Поучай, гадина! — прошипел Сенцов, вскинул «шмайссер» и пальнул очередью прямо в его липкую рожу.

— О-оой… — фашист захлебнулся криком и умер, повалившись Сенцову под ноги, а Константин, на бегу перепрыгнув через тело, пристрелил другого фашиста, который скакал на помощь первому.

— Молодец, брат! — до Сенцова долетел довольный голос Бисмарка, Константин обернулся и увидел, как последний в клубах дыма из расшвырянного костра отсреливается разом от целого отряда. Немцы окружили Бисмарка и нападают со всех сторон, а он вертится, как мельница, поливая их шквальным огнём. Вокруг Бисмарка уже выросла небольшая груда тел, но тут у него закончились патроны. Клац! Клац! — заклацал его автомат, и Сенцов понял, что товарищ в опасной ловушке. Страх так и лез, чтобы сковать Сенцова, заставить бояться и торчать, как пень, но Константин нашёл в себе силы и побежал навыручку, стреляя на бегу, как настоящий солдат на поле боя. Пристрелив того фашиста, который нацелился убить Бисмарка, Сенцов прицелился в другого… клац! — его автомат тоже досадно опустел, а перед Сенцова стеною высились свирепые фашисты, злобно скаля свои серые зубы.

— Хальт! — взревел один из них, а второй, офицер, протолкался вперёд и пискляво заверещал, перекрыв все звуки:

— Шисн! Фафлюхтен швайнен!!

Сенцов испугался смерти, но этот страх толкнул его вперёд, заставил прыгнуть… Константин даже не заметил, как врубил приклад пустого автомата офицеру в лицо… и тут же напоролся на целый частокол из автоматов, которые разом остановивли его, взяв на десяток прицелов.

ВЖЖ! ба-бахXX!! — откуда-то спереди раздался страшный вой, и тут же прилетела ракета, врубившись в грязную землю недалеко от Сенцова. Взрыв поднял столбы земли и огня, раскидал фашистов и сбил с ног Константина, который, упав, закрыл голову руками.

Решившись взгляднуть, Константин увидел огромные клубы дыма, языки пламени и Звонящую, которая вернулась за ними с игрек-рекетомётом и пустила вторую ракету, разбив следующий отряд, который рвался на подмогу первому.

— Бисмарк, базуку держи! — Звонящая швыркнула ракетомёт Бисмарку, и тот поймал его, сейчас же нацелил в серое скопление фашистов и снова пустил ракету.

ВЖЖ! ба-бахXX!!! ВЖЖ! ба-бахХ!! — он стрелял и стрелял, наполняя всё вокруг адским грохотом, а Звонящая подбежала к лежащему носом в грязь Сенцову, схватила его за руку и рванула вверх, заставляя Константина подскочить на ноги.

— Бежим, сурок! — рявкнула она и побежала, увлекая Сенцова за собою в дым.

Проклятые фашисты не отставали даже несмотря на ракетомёт — они подняли всю лагерную охрану — сирена всё ещё выла, сзывая всех, кто имел тут право носить оружие. Они сбегались тараканами, выскакивая из щелей, и Бисмарк поминутно давил на курок, заставляя игрек-базуку выплёвывать ракеты и разить, взрывать всех, забыв про «директиву безопасных пробросов», которую Репейник вколачивал в мозги едва ли не два часа.

— Направо, там выход! — раздался сквозь шум и гром голос Красного. — Мне Репейник карту скинул!

— Направо! — приказала Звонящая, и ноги Сенцова машинально понесли его направо…

Однако карта Репейника имела ошибку, и они попали в тупик. Выхода не было — прямо перед носом выросла монолитная непроходимая стена, высотою метра четыре. Отовсюду сбежались солдаты, вскинули оружие.

— Шисн! — каркнул один, залязгали затворы.

— Спасите!!! — истерически заверещал доктор Барсук.

Сенцов выставил вперёд руки, чтобы не удариться о стену головой, сейчас же обернулся, прижавшись к стене лопатками… Лицо чувствовало сырой ветерок. Около Сенцова отдувался Красный, целился из «шмайссера» Бисмарк и разрывался в рыданиях доктор Барсук. Звонящая тыкала пальцами трансхрон, но, кажется, он не работал… Солдаты были повсюду, и все они целились — кто в сердце, кто в голову…

Ещё мгновенние, и песенка спета! Спина Сенцова ощутила могильный холод… Стрекотнул автомат — раз, второй… И тут — невероятно — Константин Сенцов различил полёт пули… Пули замедляли движение, замирали прямо на лету, одна зависла у сенцовского носа… Серые стены вокруг словно бы поплыли, деформируясь, скручиваясь, рассыпаясь на части, звуки стали тягучими, словно из поломанного магнитофона…

— Проброс! — взорвалось где-то у уха, а потом — навалилась страшная тяжесть, что-то сорвало ноги с земли и с силой швырнуло в темноту…

Нарушители исчезли внезапно, будто испарились, пули с искрами и скрежетом поцарапали стену…

Глава 111 Нехрональный

Сенцов обрушился на что-то убийственно твёрдое, спина отозвалась мучительной болью. Константин начал кашлять, кататься, подтянув коленки к подбородку, судорожно хватать воздух перекошенным ртом. Где-то что-то ревело и бахало по мозгам так, что в ушах жутко звенело, долетали обрывки каких-то невнятных фраз, и Сенцов корчился, потому что они оглушали его.

— Не приспособлен к пробросам…

— Ну, да, я понимаю, проброс аварийный, но чтобы так колбасило…

— Врежьте ему, что ли, чтобы очухался?..

Вдруг сверху прилетело нечто и шваркнуло по лбу, Сенцов словно бы вылетел из ревущей трубы и оказался на обычном паркетном полу, под обычным потолком, а справа выросла обычная подставка для цветов.

— Старлей? — спросил знакомый голос, и Сенцов увидел над собой лицо Звонящей.

— А? — промямлил Сенцов и поднялся на локте.

— Жив, — заключила Звонящая и отошла от Сенцова в другой угол.

Константин насилу отлип от пола — ноги казались свинцовыми, а рёбра ломило так, словно бы по ним отходили железной трубой.

— Старлей, ну ты и кисель! — заявил позади него Бисмарк и хлопнул по плечу пудовой ручищей.

— Не думал, что проброс так раскапустит тебя! — хохтнул в сторонке чумазый Красный и тоже отправился в тот угол, где стояла Звонящая и рассматривала что-то, что лежало на полу.

Приблизившись, Сенцов понял, что на полу лежит тот самый доктор Барсук, учёный Теплицкого, которого они спасали из Освенцима. Кажется, Барсука проброс «раскапустил» ещё сильнее, чем Сенцова — Барсук уткнулся носом в угол и не шевелился.

— Ему кирдык, чи шо? — осведомился Бисмарк, скребя макушку под немецкой каской.

— А, сейчас проверим! — заявил Красный и шагнул к Барсуку, толкнув Сенцова.

— Осторожнее! — буркнул Сенцов, потому что рёбра на толчок ответили болью.

— Да ну тебя! — отмахнулся Красный и повернулся к неподвижному Барсуку.

В руках у Красного оказалась швабра, он протянул её и несколько раз несильно подпихнул доктора в бок. Барсук шевельнулся, заныл, но поворачиваться не стал.

— Кисель! — определила его Звонящая, присела на корточки и силой перевернула Барсука лицом ко всем, и затылком в угол.

— Ну, и что вы скажете? — серьёзно осведомилась она у перепуганного синюшно бледного учёного.

— Заточите меня в бронированную камеру… — рыдая, запросился доктор Барсук, скукожившись на полу.

— Куда?? — изумился Красный, сморщив нос. — Ты чё, проф, дурку склеил, чи шо?

— Я — турист… — лепетал Барсук, суча ножками. — Я никогда не вернусь домой, я нехронален…

— Как??? — изумился Красный, скребя макушку. — Репейник, пойди-ка, разберись, что такое «нехронален»?

— И ходить не надо! — хохонул Репейник, подпирая собою подставку для цветов. — Нехронален — это значит, что после временно́го проброса на нём остался след из молекул того времени, в которое он попадал. Пробросившись, он нарушил баланс биомассы в тех временных срезах, в которых он побывал, а из-за этих молекул сам континуум может расценить его как пришельца и закинуть обратно, откуда он вернулся, восстановив тем самым нарушенный баланс. Но может получиться сбой, и вместо того среза, из которого он флипнул, его выкинет в другой срез, например в Юрский период! Он тут долго не задержится, если не снабдить его собственным трансхроном!

Доктор Барсук сидел в углу и сучил ножками, забиваясь в этот угол всё глубже, водил безумными глазками и мычал, как больной телёнок.

— Э, а может, выбросить его обратно? — осведомился Бисмарк, подозревая, что «нехрональный» доктор Барсук может ещё и взорваться.

— Нельзя! — отказалась Звонящая. — Барсук много знает про тот трансхрон, который похитил турист! А ещё — он знает, где может скрываться Теплицкий! Куда ты будешь его выбрасывать, Бисмарк?

— Да я просто предложил… — пробормотал Бисмарк, отойдя подальше. — Авось, взорвётся?

Репейник подавил жёлчный смешок, подошёл к доктору Барсуку и тихо сказал:

— Взорваться он не может. Он может только скакать по различным временным срезам, а вам, друзья, придётся гоняться за ним.

— Эй! — обиделся Сенцов, не жалая более лезть ни в какие дыры с грязью и падать на трупы. Он хотел пойти домой и съесть батон.

— Не дрейфь, Старлей! — хохотнул Репейник и вынул из кармана небольшой прибор, похожий на громоздкий наручный компас. — По чертежам Рыбкина я изготовил наручный флиппер со стабилизатором бессбойности. Если прицепить его к нему и настроить на нормохронос — он никуда отсюда не денется!

— Так надевайте, надевайте же скорее! — подпрыгнул с пола доктор Барсук, растирая слёзы по грязному лицу. — Не дайте мне умереть! Я не хочу!

— Да не дёргайтесь! — прикрикнул Репейник, желая, чтобы доктор Барсук перестал махать конечностями и стоял спокойнее. — А то я сам вас выброшу назад и забирать не буду!

— Извините… — доктор Барсук испугался и замер, позволив Репейнику надвинуть на своё похудевшее запястье спасительный наручный флиппер.

— Так, отлично… Вот, какой я молодец! — комментировал Репейник сам себя, пока застёгивал и настраивал флиппер на нормохронос. — Ну, вот! — радостно сообщил Репейник, закончив возиться. — Теперь доктор Барсук никуда отсюда не денется, и вы можете допрашивать его, сколько влезет!

— Допрашивать? — испугался Барсук и засучил толстенькими ножками, отползая дальше в угол. — Я… Ничего не знаю…

— Для начала расскажите нам, доктор Барсук, как вы, обитатель нормохроноса, оказались в Освенциме сороковых годов? — потребовала Звонящая, глядя на заплаканного учёного сверху вниз.

— Я… Я не знаю… — промямлил доктор Барсук, глотая слёзы. — Я…

— Помогали Эриху Траурихлигену, а потом — он решил от вас избавиться! — закончила за Барсука Звонящая и прибавила — не вопрос, а утверждение:

— Не так ли?

— Нет… Нет… — доктор Барсук, похоже, ушёл в «глубокий отказ», и только мотал головой, отрицая всё, что ему говорили.

— Слышь, Репейник, — тихо спросил Сенцов, неслышно переминаясь с ноги на ногу. — А что значит, «нехрональный»?

— Нехрональный? — выкрикнул Репейник Сенцову в ухо так громко, что обернулся Красный. — Ты какой-то глухой, Старлей! Я же сказал, что любой, кто совершит хронопроброс — выпадет из своего временного среза, потому что нахватается чужих молекул! Континуум может расценить его, как туриста и пробросить куда попало, потому что точность спонтанного проброса до того низка, что погрешность составляет миллион лет! Хи-хи!

— Слушай, Репейник, — ещё тише спросил Сенцов. — А я — нехрональный?

— Очень возможно! — весело изрёк Репейник, вперившись в сенцовский нос. — Вы нахватались остаточных молекул так же, как и доктор Барсук, поэтому и ты и все остальные не застрахованы от спонтанных пробросов!

— А… а что мы будем делать с Барсуком? — Красный неожиданно внёс резонное замечание, и Репейник замолк, с разинутым ртом, так и не сказав то, что собирался сказать. Сенцов тоже застыл и повернул голову в тот угол, куда до сих пор забивался учёный Теплицкого.

— Барсук сделал трансхрон Траурихлигену! — с суровым начальственным авторитетом заявила Звонящая. — А теперь сделает его и Репейнику! Изолируйте его, чтобы не сбежал!

— Я умею строить трансхроны! — обиделся Репейник.

— Барсук умеет лучше! — отрезала Звонящая. — Теперь вы работаете в команде! Всё, мне надо поесть и принять душ!

Красный и Бисмарк тем временем отлепили доктора Барсука от пола под мышки и подняли на ноги.

— В каземат не тащите! — вмешался Репейник, зная, что Бисмарк потащит пленника прямо туда, на нижний уровень Базы, заполненный камерами и боксами повышенной защиты.

— А куда? — удивился Бисмарк.

— Ко мне, в бессбойный отсек! — ответил Репейник. — Я тут уже предусмотрел и постороил специальную клетку для него — туда посадите! — рапорядился он и бросил Красному связку ключей.

— Отлично! — обрадовался Красный тому, что не придётся через всю Базу тащиться в каземат, открывая энное количество защищённых переборок.

— Позвольте… — попытался вмешаться доктор Барсук, слегка напуганный тем, что его из одной клетки — лагерной — пересаживают в другую — оповскую.

— Поволокли! — Бисмарк проигнорировал причитания Барсука, и они с Красным бодро потащили учёного в бессбойный отсек лаборатории Репейника, чтобы определить ему место в клетке.

Глава 112 Откуда берутся «лишние туристы»?

— Придётся снабдить трансхронами всех вас — это пока я не изобрету такую штуку, которая счищала бы с вас остаточный след! — вздохнул Репейник. — По чертежам Миркина, которые мне передал Рыбкин, я сделал несколько моделей наручных трансхронов. Придётся раздать их вам.

— Репейник, а они испытаны? — осторожно осведомился Сенцов, опасаясь, что его, таки, затянет в какой-нибудь «аномальный» коридор, где сначала хорошенько прожарит, а потом — испепелит, он погибнет и отправится в ад. А куда ещё попадают «нехрональные»? Только в ад — за то, что нарушили законы физики…

— На сапогах! — хихикнул Репейник, а Сенцов с ужасом вспомнил, как последний зачем-то брал кирзовые сапоги, надвигал на их голенища какие-то толстые браслеты чёрного цвета, после чего сапоги исчезали и больше не появлялись. Сенцов только сейчас понял, что это и были его наручные трансхроны… А в другом углу лаборатории у Репейника валялась куча обгоревших, а то и оплавленных и обугленных сапог…

— А… на живых? — этот вопрос Сенцова прозвучал писком, насмешил Репейника и заставил его соврать:

— На живых — пока не успел! Вот сейчас и испытаю!

У Сенцова заболело в животе — от страха обильно выделяется желудочный сок, так недалеко и до язвы… Константин разинул рот, собираясь попросить Репейника не надевать пока что на него трансхрон, а испытать его, хотя бы, на мышах, и тут в лабораторию зашла Звонящая.

— Эй, чуваки, видали, что в «кубрике» творится? — хихикнула она. — Я как в иллюминатор глянула — чуть не обалдела!

— Э, а что там, в «кубрике»? — тут же заинтересовался Красный и подбежал к огромному окну лаборатории. «Кубрик» из него виден не был — окно выходило в океан, и перед глазами Красного, в синевато-зелёной толще воды, вальяжно крутились огромные киты.

— Чёрт… — буркнул Красный. — И зачем тебе, Репейник, такой здоровый «аквариум»?? У тебя, по-моему, и маленьких предостаточно!

— Рыбы помогают мыслить! — сообщил Репейник. — А ты — только мешаешь! И вообще, вы тут не толпитесь, я ещё ничего не рассчитал! Как только закончу работать — я вас позову, а то тут просто дышать нечем!

— А ну, Репейник, покажи «кубрик»! — это была не просьба, Звонящая начальственно отдала приказ, а Сенцову показалось, что она потянулась к пистолету.

— Да ну вас, с «кубриком» вашим! — возмутился Репейник и даже поднял голову от своих многочисленных и дорогих мониторов. — Идите, в иллюминатор гляньте!

— Включай тут! — настояла Звонящая, сложив руки на груди. — Не нравится мне этот «кубрик» до ужаса!

— И что там такое может быть? — сварливо заворчал Репейник, и нехотя включил большой дисплей — может быть, тогда они от него отстанут?

Дисплей пару раз мигнул цветной таблицей, и тут же показал внутренний дворик Базы, который молва обозвала «кубриком». А в «кубрике», и впрямь, творилось странное, даже невероятное… По всему его обширному пространству громоздились жуткие навалы: целые и поломанные автомашины, садовые скамейки, старые телевизоры и радиоприёмники, сапоги, калькуляторы, саксофоны, телефоны и кресла… Невероятный хлам рассыпа́лся, загородив собою клумбы, которые так лелеял шеф, а на крыше беседки, в которой шеф завсегда медитировал, торчала высокая клетка с тремя пёстрыми крикливыми попугаями. К тому же, между громоздкими штабелями разнообразных машин с басовитым мычаним носилась крупная рыжая рогатая корова, а в воздухе в огромных количествах крутились денежные купюры разных стран.

— Чё-ёрт! — в изумлении выдохнул Красный, зная, что сохранение идеальной чистоты «кубрика» вменено всем одним из «сверхприказов» шефа. — Кто же это навалил-то??

— И кто будет убирать? — добавил Бисмарк, нутром чуя, что бремя уборки прижмёт именно его плечи.

— Э… позвольте? — вдруг из-за решётки подал голос доктор Барсук, и все автоматически затихли, повернув головы к нему.

— Ну… можно было так не глазеть… — тихонько возмутился Барсук, довольный тем, что сыт, а толстые прутья решётки отгораживают от него любую опасность. — Я хотел сказать, что всё это — нехрональное!

— То есть, как? — удивился Репейник, забыв все подсчёты. — Объясните?

— Скольких человек вы пробросили? — сытым голосом осведомился Барсук и присел на мягкий диванчик.

— Ну, четверых, — пробормотал Репейник, разводя руками. — Ну и что?

— А то, коллега, — сообщил Барсук, схватив с тарелки пирожок. — Что ваш стабилизатор бессбойности никуда не годится! Вы создали слишком обширный коридор проброса, сквозь который континуум заместил ваших четверых «туристов» всем этим хламом! Все предметы набраны из тех временных и пространственных срезов, которые ваши «туристы» преодолели, пробрасываясь! Вот и всё!

— И корова? — уточнил Красный, пока Репейник мучился замешательством.

— И корова! — подвердил из-за решётки доктор Барсук. К тому же, Барсук узнал корову — именно она пробросилась в «бункер Х» вместо задуманной кошки, разнесла половину приборов и стала причиной побега Траурихлигена из запасного бокса.

— Так, значит, это Репейник нагадил в «кубрике»? — сдвинула брови Звонящая и стала ещё страшнее шефа. Сенцов предусмотрительно отступил в угол — он не понимал в теории трансхронов ни зги, и не являлся начальником — чего высовываться?

— Позвольте, мадам, — учтиво возразил доктор Барсук. — «Нагадил» — понятие, не совсем подходящее для объяснения парадоксов хроноперебросов. Скорее, ваш коллега Репейник ошибся в расчетах параметров коридора проброса, из-за чего все эти предметы и оказались в переделах вашей базы. Если вы позволите мне вмешаться в процесс ваших расчетов — я помогу открыть обратный коридор, с помощью которого все вещи пробросит обратно, и они займут места в своих временных срезах.

— Он нам сюда Траурихлигена вызовет, если мы выпустим его из клетки! — фыркнула Звонящая, не теряя суровости. — Барсук, неужели вы думаете, что мы вам поверим, выпустим из клетки и подпустим к трансхрону?

— Может, выпустим? — негромко возразил ей Красный, косясь на дисплей, на чудовищные завалы, которые он показывал. — А то шеф нас всех на губу спихнёт за «кубрик»…

— Трус ты, Красный! — проворчала Звонящая, наблюдая за коровой, как та курсирует в лабиринте навалов и разевает рот, испуская мычание. — Репейник и сам прекрасно может строить трансхроны! Я вообще не понимаю, зачем он держит тут этого Барсука — спихнул бы в каземат, и дело с концом!

Доктор Барсук в их спор не лез — зачем ему? Какая разница, помогать им, или нет, когда денег они всё равно, не заплатят? Алчный Барсук тихо сидел за своею решёткой и поедал пирожок, благо на тарелке перед ним оставалось ещё солидное количество — со сгущёнкой и с мясом.

— Он только пирожки тут лопает! — возмущался Красный. — А так — они вдвоём быстрее всю гадость выкинут, а то корова та вон уже лепёх навалила на фуксиях!

Сенцов тоже в этот спор не лез — только из одного Освенцима выцарапался, сразу в другой впрягаться? Нет уж, дудки!

Репейник тоже молчал — придавленный криками о собственной некомпетентности он кротко запрятался за компьютеры и делал вид, что напряжённо работает, хотя по-настоящему раскладывал пасьянс.

— Ладно, Красный, — сдалась Звонящая. — Пускай Барсук помогает Репейнику, только безопасность тоже не помешает! У меня тут кое-что осталось, ещё от Перевёртыша — классная, штучка! — она полезла рукою в карман и вытащила нечто, похожее на толстый браслет чёрного цвета с двумя какими-то кнопками на корпусе.

— Что это? — Сенцов и доктор Барсук изрыгнули этот вопрос одновременно, Сенцов — потому что плохо разбирался в «игрек-гаджетах», а Барсук — потому что просто испугался.

— Он будет выключать вам нервную систему в тот момент, который микрокомпьютер расценит, как общеопасный! — сообщила доктору Барсуку Звонящая. — Вы можете ходить по бессбойному отсеку, работать на компьютерах, но если попытаетесь занести вирус, или выйти за эту красную черту — сработает ваш браслет, и вы упадёте обездвиженный! По началу я думала выбросить его в генератор для утилизации, но потом — раздумала, и теперь очень этому рада!

— А у меня от него инфаркт не случится? — с опаской осведомился доктор Барсук, боясь вообще покидать свою клетку из-за Бисмарка, который следил за ним неусыпным оком пастуха.

— Для вашего организма он безвреден! — ответила Звонящая. — Так что, переставайте есть и принесите пользу!

— Руку давай! — Бисмарк выдвинулся из своего угла, молниеносным движением поймал доктора Барсука за пухленькое запястье и вытянул его руку за пределы клетки так, что Звонящая смогла нацепить учёному глянцевитую чёрную коробочку и застегнуть её толстый ремешок, пленив его правую руку. Доктор Барсук уткнулся носом в толстый железный прут и осведомился ноющим голосом:

— Полегче нельзя?

— Это — чтобы вы не отказались! — объяснила Звонящая, а Бисмарк проверил прочность крепления приборчика-ловушки и резко выпустил Барсука, из-за чего последний оступился и сел на пол клетки.

— Ну, неужели нельзя аккуратнее? — попросился Барсук, поднимаясь на ноги. — Я чуть голову себе не разбил!

— Всё в порядке с вашей головой! — заверила Барсука Звонящая, которая отлично видела, что учёный упал совсем не на голову. — Необходимые меры мы приняли, теперь ваша очередь помочь нам усовершенствовать трансхрон и обезвредить Траурихлигена!

Глава 113 Бадминтон

Технокиллер Иоахим Кукушников всерьёз поменял работу. Покинув сумбурного Теплицкого, Кукушников перешёл к более серьёзному и богатому работодателю — к Эриху Траурихлигену. Технокиллера не испугала даже необходимость переезда: зашлышав об оплате золотом, Кукушников без лишних слов «переехал» во времени на семьдесят лет назад, сменив стандартную городскую квартиру на бункер, заглубленный под землю на двадцать метров. Его не волновало, что вокруг идёт война, стреляют, взрывают убивают — в бункере у Траурихлигена технокиллер был в полнейшей безопасности, накормлен, напоен, и спал хорошо.

В отличие от Теплицкого Эрих Траурихлиген оказался фантастически щедрым: предоставил Кукушникову любые материалы и позволил изобретать что угодно. Для Иоахима Кукушникова, который всю свою жизнь терпел нищету и считал горькие копейки, такое раздолье показалось раем. Он не считал себя в закупоренном бункере заключённым и во всю проводил самые смелые технические эксперименты. Тем более, что за условно настоящим пластиковым окном весело сверкало виртуальное солнце, а из кондиционера веяло, почти что, морским бризом.

Кукушников как раз съел деликатесного лобстера с картофелем по-савойски, запил вином, которому почти сто лет, встал из-за стола, чтобы продолжить изобретать, когда к нему пришёл гость.

— Добрый вечер, господин Кукушников! — он вежливо поздоровался, пройдя и усевшись за стол, напротив технокиллера.

— Добрый вечер! — поздоровался с ним Кукушников, не боясь глядеть ему в глаза. Перед технокиллером сидел Эрих Траурихлиген в своём жутком мундире палача, в перчатках. В одной руке он держал свою чёрную фуражку, которую водрузил на стол, около еды Кукушникова, а в другой — сжимал свой неизменный страшный стек. Со свистом рубанув им воздух у самого носа технокиллера, он произнёс свирепым голосом:

— Приятного аппетита!

— Спасибо… — пискнул Кукушников, едва успев убрать свой бедный нос, а то бы последний, отрубленный, валялся бы на полу под ногами Траурихлигена.

— Пожалуйста! — отрезал Траурихлиген таким голосом, словно бы уже выносил Кукушникову смертный приговор. — А теперь — перейдём к делу! И побыстрее — у меня мало времени!

— Да, да, хорошо… — Кукушников засуетился, суетливо выбравшись из-за стола, спотнувшись о ножку стула, который перевернулся и со стуком упал на пол.

— Ну-ну! — произнёс Траурихлиген, тоже поднимаясь и следуя за технокиллером пугающей чёрной тенью.

В тишине бункера его тяжёлые шаги в генеральских сапогах, подбитых кованым железом, отдавались громким эхом, которое путало Кукушникову все мысли. Технокиллер заблаговременно заготовил речь для кровожадного генерала, чтобы представить ему свои изобретения в наилучшем виде, однако забыл её начисто, как только столкнулся с Траурихлигеном лицом к лицу.

Порывшись в мозгах и не обнаружив в них ни словечка из заготовленной речи, Кукушников верно решил не клекотать чушь, и шагал в гробовом молчании…

— Ну? — Траурихлиген громко потребовал ответа, а технокиллер только икнул в ответ, показав пальцем на первое своё изобретение.

Эрих Траурихлиген повернул свою аристократическую, идеально постриженную голову и увидел вот, что. На невысоком бетонном постаменте были установлены два одинаковых странных механизма, составленные из двух кубических корпусов: нижнего большего и верхнего меньшего. Кроме того, каждый из механизмов имел по одному длинному никелированному манипулятору, снабжённому ракеткой для игры в бадминтон. Кубические «роботы» попеременно совершали мерные махи манипуляторами, перебрасывая друг другу пластсмассовый воланчик зелёного цвета. Верхний куб каждого из них нёс по три видеокамеры, объективы которых время от времени выдвигались и западали, снимая траекторию полёта того же воланчика.

— Нравится? — из полумрака вдруг возник Иоахим Кукушников и задал этот дурацкий вопрос.

— Хлам! — презрительно фыркнул Эрих Траурихлиген, всерьёз раздумывая над тем, что Кукушников только зря тянет на себя еду и деньги… и пора бы ему уже покинуть бункер и отправиться на кол.

— Они идеально сбалансированы! — продолжил хвастаться Кукушников, взяв себя в руки и не давая Траурихлигену больше ничего сказать. — Я давно мечтал создать их, и вот, я их создал! Воланчик никогда не упадёт…

— «Отлично»… — с явным недовольством процедил Траурихлиген, смерив этих бесполезных кубических роботов испепеляющим взглядом. — А что ещё вы можете мне предоставить?

— Ну, конечно же! — подпрыгнул Кукушников, позабыв про свой механический бадминтон. — Это лишь писк моей души, а для вас я приготовил кое-что поинтереснее!

— И что же? — уточнил Траурихлиген, окинув скептическим взглядом лабораторию Кукушникова и то, что в ней находилось. — А то я уже ненароком подумал, что зря потратил на вас мощности трансхрона и лабораторию!

— Ваши ожидания будут оправданы с лихвой! — попытался подлизаться Кукушников, скользнул к приземистой металлической тумбе и схватил с неё некое устройство, которое словно бы объединило в себе гранатомёт, сенсорный смартфон, небольшую антенну и компьютерную мышь. — Игрек-базука! — с гордостью объяснил технокиллер. — Пробивает броню любой оповской игрек-тачки! Самонаведение, индикатор движения, мультизарядность… встроенный радиоприёмник! Чтобы завоевать нормохронос — вы, прежде всего, должны избавиться от Отдела Предотвращений, а с этой «малышкой» сделать это станет гораздо проще!

— Я не хочу завоёвывать нормохронос — я хочу его стереть! — страшным голосом уточнил Траурихлиген, выхватил у Кукушникова игрек-базуку и взвесил её на руке. — Лёгенькая! — радостно оценил он, прицелившись в стену, но не выстрелив, дабы не портить собственную лабораторию.

— Двадцать два килограмма, — сообщил Кукушников, для которого этот вес был не так уж и мал.

— Супер! — ухмыльнулся Траурихлиген, вернув базуку на назад, на тумбу. — Поставим её на конвейер! Итак, господин Кукушников, продолжим!

Иоахим Кукушников мало интересовался последствиями — он больше интересовался деньгами. Исстрадавшийся от бедности в годы перестройки, Кукушников был рад тому, что Траурихлиген ему платит, а сотрёт он нормохронос, или нет — этот аспект алчного инженера не интересовал совсем. Когда Траурихлиген сказал «продолжим» — Кукушников бодро и с готовностью скользнул вглубь лаборатории, где рядами стояли высокие и низкие тумбы для образцов.

— Роботаракан! — торжественно объявил Кукушников, указав на высокую узкую тумбу, прикрытую сверху кубом из толстого прозрачного стекла.

— Роботаракан? — Эрих Траурихлиген приблизился к этой высокой тумбе и взглянул на то, что лежало под стеклом.

— Идеальный наноробот размером с простого таракана! — заявил Кукушников, лебезя вокруг грозного повелителя. — Я мечтал всю жизнь его построить, но у меня не было возможности! И теперь — моя мечта осуществилась!

— Ваша мечта! — ухмыльнулся Траурихлиген, угрожающе постучав стеком по ладони. — Вы поосторожнее, а то я решу, что вы только тем и занимаетесь, что осуществляете свои мечты за мой счёт!

— Ну, как вы могли такое подумать? — заклекотал перепуганный Кукушников, едва сгребая воедино крупицы сомообладания. — Это ведь очень полезные изобретения…

— Особенно ваш «бадминтон»! — ехидно заметил Траурихлиген, не отрывая взгляд от кукушниковского роботаракана. — Что-то вы какой-то квёлый! Шульц, налейте ему кофе! — крикнул Траурихлиген куда-то в темноту, и оттуда тот час же выскользнул его кургузый адъютант с туркой в руке, затянутой в такую же перчатку, как у генерала.

— Яволь! — вытянулся он, щёлкнув каблуками, подбежал к обеденному столу Кукушникова, взял маленькую чашечку и наполнил её крепким ароматным кофе.

— Битте! — Шульц ловко подлез под руку технокиллера, всунул в эту руку свой кофе и тут же исчез в темноте.

Кукушников машинально глотнул, и, кроме изумительного вкуса, почувствовал, как мгновенно светлеют его мозги, как уходит сонливость, непонятливость и страх… Какой странный кофе… а вдруг в него что-то подмешано, гадость какая-то вроде настойки для берсерков??

— Нравится? — осведомился Траурихлиген, кивнув на кофейную чашечку Кукушникова.

— А… д-да… — выдавил Кукушников, чтобы не злить генерала. — Прекрасный кофе!

— Милликано! — пояснил Траурихлиген с улыбкой, в которой не было и тени доброты. — Тогда вернёмся к делу! — напомнил он, а Кукушников заметил, что сам он этот кофе не пьёт. — Продолжайте!

— Вы можете отправить его в любую точку планеты, управляя им с помощью компьютера! — Иоахим Кукушников продолжил, попивая «берсерковксий» кофе из мелкой аристократической чашечки китайского фарфора. — Сюда можно установить что угодно: видеокамеру, бомбу, ампулу с ядом…

— Он пройдёт хронокоридор? — осведомился Эрих Траурихлиген — роботаракан заинтересовал его больше всего.

— Разумеется! — поспешил заверить Кукушников, зная, что его новый босс помешан на хронокоридорах. — Я тестировал его семь раз!

— Мне нужны его чертежи! — сурово потребовал Эрих Траурихлиген, заставив Кукушникова попятиться к дальней стене.

— Все чертежи — на моём компьютере… — пролепетал технокиллер, стараясь выглядеть как можно большим подхалимом — на всякий случай.

— Скиньте на флэшку! — приказал Траурихлиген и всунул в руки Кукушникова USB-карту флэш-памяти, чёрного цвета на шестнадцать гигабайт.

— Есть! — поспешил согласиться Кукушников, удерживая генеральскую флэш-память так, словно бы та была из хрусталя.

— Я собираюсь строить ещё один завод! — сообщил Траурихлиген Кукушникову, который уже юркнул за свой компьютер и подключил к нему пожалованную флэшку. — В скором времени вы отправитесь туда и станете моим главным инженером! Я буду поставлять вам технические образцы, и ваша задача будет ставить их на конвейерное производство! Я дам вам право самому подбирать кадры, оборудование и производить необходимую перепланировку помещений. А от вас требуется скорость и безупречное качество!

— Спасибо… спасибо… — квочкой заквохтал Кукушников — давешний неудачник, который даже до конца и не верил, что судьба решила побаловать и его.

— Платить за работу буду золотом — это единственная валюта, которая не боится времени! — щедро пообещал Траурихлиген. — Но смотрите, господин Кукушников: подкачаете — отправитесь на кол!

Иоахим Кукушников подавился порцией «берсерковского» кофе, которую собрался проглотить. Подавляя мучительный кашель и моргая слезящимися глазками, он едва ли не грохнулся на колени прямо за компьютером, стремясь клятвенно заверить сурового генерала:

— Не волнуйтесь, босс, клянусь вам: всё будет в наилучшем виде!

— Дай бог! — скептически выплюнул Траурихлиген. — Сегодня ночью я предоставлю вам новые образцы! Вы должны будете разобраться в их устройстве, сделать чертежи и по возможности — усовершенствовать! Уяснили задачу, господин Кукушников?

— Да, босс! — подхалимски кивнул Иоахим Кукушников, который пока не пил кофе — чтобы снова не подавиться.

— А потом вас ждёт ещё одно испытание! — предупредил Траурихлиген, самодовольно прохаживаясь. — Финальное, по результатам которого я решу, годны вы или не годны!

— Я не подведу! — изрёк Иоахим Кукушников, которому «берсерковский» кофе добавил небывалой уверенности.

— Готовьтесь! — предписал ему Траурихлиген и покинул лабораторию, на прощание взмахнув стеком и едва не сшибив технокиллеру голову с плеч. За генералом усеменил и адъютант с туркой, а Иоахим Кукушников, взбудораженный визитом Траурихлигена и «отравленный» его кофе, остался наедине с собой и своим «бадминтоном».

Глава 114 «Гости извне»

И звёздное небо раскинулось над тихой уснувшей землёю. Медленно и плавно покачивались под тёплым ветерком летней ночи листья деревьев и травы. Где-то, скрытые темнотою, пели цикады, под луною стремительно и бесшумно носились летучие мыши, вылавливая ночных насекомых. В отдалении, за дорогой, дремали приземистые и широкие постройки — склады, крепко запертые на ночь. И лишь в одном из них, в маленьком подслеповатом окошке, теплился оранжевый свет. Там находился человек — рабочий по имени Василий Семёнчик. Василий попал на склад недавно — после неудачной сессии его спихнули с третьего курса физико-математического факультета донну, и он пошёл искать работу. Искал недолго — всего месяц. А потом — нашёл вакантное место на частном продовольственном складе, обозначенном, как ЧП «Бондаровский Б.Б.». Господин Бондаровский Б.Б. - юркий такой, тощенький и нервный — взял у Василия трудовую книжку, не спросив о санитарной, и тут же постановил, что Семёнчик может выходить на работу с продуктами прямо с завтрашнего дня. Василий обрадовался, что всё произошло так легко и быстро, и «с завтрашнего дня» вышел на работу.

А потом оказалось, что господин Бондаровский Б.Б. вовсе не начальник, и склад целиком и полностью принадлежит некоему Гектору Битюгову. Гектор Битюгов приезжал на склад лишь однажды — когда привезли какие-то огромные деревянные заколоченные ящики, на которые вкривь и вкось навесили этикетки: «Мятная карамель». Василий изумился тогда: в таких ящиках впору перевозить винтовки, а не карамельки, да и Бондаровский суетился вокруг них, как вокруг писаной торбы… Гектор же Битюгов — он был грузен, солиден, усат и полон денег — держался по-начальственному гордо и степенно. Он осмотрел все ящики, проверил, нет ли в них дыры, а потом — отозвал куда-то Бондаровского и долго-долго беседовал с ним неизвестно, о чём…

Склад — совсем небольшой по сравнению с другими подобными складами — хранил в себе ассортимент супермаркета. На полках и прямо на полу возлежали хлеба, куски мяса, толстые колбасы, пакеты с крупою, мешки сахара, кошачья еда… Гектор Битюгов считал, что запросто может хранить рыбу и конфеты в одном помещении в соседних ящиках безо всяких стен и перегородок. Сейчас, например, Василий сидел на самодельном табурете, разгадывал кроссворд на самодельном столе, и видел перед собою картонную коробку с этикеткой «Ирис Кис-Кис», а рядом с ней — просторный аквариум, в котором вальяжно кружились большие судаки…

Вообще, по ночам склад не работал, но вчера вечером к Василию подобрался всклокоченный Бондаровский и отозвал его к себе в каморку, намекнув на некий секретный разговор. Василий о смысле разговора не догадывался. Он лишь пожал плечами и, лавируя между коробками, ящиками, холодильниками и… телевизорами, последовал в тот закуток, который служил кабинетом директору Бондаровскому. В закуток втиснули только массивный письменный стол советских времён — тёмно-коричневый такой, толстый, весь в тумбах и ящиках; неновое кресло с ободранными подлокотниками; и тощий, хилый стульчик.

— Садись! — взвизгнул Василию неизвестно чем взвинченный Бондаровский, а сам — в мизерном пространстве протиснулся за стол и бухнулся в кресло. Не сел, не плюхнулся, а бухнулся — кресло было претвёрдым. Василий как-то раз сам в него сел и… ударился…

Василий примостился на стульчике с осторожностью — слишком уж хлипко он выглядел, ещё развалится ненароком.

— Слушай, — начал Бондаровский, выложив на стол худые жилистые руки, сцепив в замок свои крючковатые пальцы. — За тройную оплату ты сегодня останешься на ночь. Ты знаешь ящики с мятной карамелью. Ночью за ними придёт покупатель. Он оставит деньги, унесёт ящики и всё. Как только унесёт — ты пойдёшь домой.

Василию тройная оплата бы совсем не помешала: он жил с матерью-медсестрой и младшим братом-школьником, денег не хватало… Ну, не придёт же тот их покупатель в три часа ночи?? Наверное, покажется не позже полуночи. Василий покажет ему нужные ящики, он заберёт их, оставит деньги и испарится. Всё путём, можно соглашаться, и Василий согласился без колебаний.

Загвоздка была лишь одна: мать сегодня шла на ночное дежурство, и Василию пришлось взять одиннадцатилетнего брата Виталика на склад…

— Васька, я пойду, погуляю… — попросился Виталик, которому до чёртиков надоело разглядывать скучных судаков и конфеты, которые нельзя съесть.

Василий глянул на часы: полвторого ночи, детское время давным-давно иссякло. Можно было не пустить братишку на улицу, однако Василий знал: когда брату скучно он начинает развлекаться, и всегда что-нибудь оказывается раскокано вдребезги. Раскокать вдребезги имущество Гектора Битюгова не хотелось, поэтому Василий с неохотой, но согласился выпустить брата из здания склада на улицу.

— Ладно, иди, только не ходи далеко! — строго сказал он и опять уткнул нос в кроссворд, чтобы убить время. Что-то покупатель задерживается… И почему нельзя приехать днём?

Виталик приоткрыл дверь, образовав неширокую щель, и выскользнул в ночную прохладу. Вокруг не водилось ничего, что могло бы заинтересовать ребёнка одиннадцати лет: только скучная растительность, пыль и другие склады, задраенные, словно подводные лодки. Тишину нарушали лишь цикады, ветер стих. Скучно… Но не Виталику: он вышел из склада лишь затем, чтобы вынуть из кармана чужой мобильный телефон, который сегодня по дороге в школу похитил у какого-то толстого растяпы. Растяпа тянул килограммов на сто двадцать. А дорогой смартфон с сенсорным дисплеем и операционной системой «Андроид» заманчиво торчал из заднего кармана его парашютообразных брюк. Виталик лишь протянул тоненькую ручку, и телефон сделался его. Показать его брату он не решился бы ни за какие коврижки: Василий бил его за кражи. Однако с удовольствием похвастался новым «приобретением» перед своими друзьями. А друзья у семиклассника Виталия Семёнчика были такие: странная компания не самых законопослушных личностей разного возраста, куда затесались трудные подростки, какие-то домушники, чёрные копатели, скинхеды, и, кажется, угонщики машин… Друзья восхитились ловкостью Виталика, подняв его самооценку, и Виталик, подвернись возможность, обязательно стянет что-нибудь ещё — например, ноутбук…

Вынув новый телефон, Виталик отошёл от склада подальше — а вдруг брат заметит его в окошко?? — и скрылся в высоких зарослях амброзии, что кустились вдоль дороги. Виталик принялся беспорядочно тыкать пальцами в экран, не зная, как запустить игры, случайно включил видеокамеру…

Внезапно налетел порыв странно холодного ветра и раздался какой-то непонятный гул, словно бы дрогнула земля. Виталик не удержался на корточках и упал назад, едва не выронив телефон. Мальчишку сковал страх — непонятный, животный страх неизвестно перед чем. Он встал на четвереньки, подполз к обочине дороги…

Дорога уже не была пустынной — в шершавый и щербатый асфальт плотно упирались крепкие ноги, к ночным небесам поднимались головы, увенчанные блестящими шлемами. Их было не меньше пятнадцати — рослые, широкие, прямые фигуры, напоминающие фигуры людей, затянутые в одинаковые серые одежды, похожие на скафандры, перетянутые глянцевитыми ремнями. Они стояли неподвижной шеренгой, и их головы были повёрнуты в одну и ту же сторону — они все смотрели ещё на одну фигуру, которая внезапно взялась из ночного воздуха и теперь широко шагала по асфальту, зажав в верхних конечностях длинную тонкую блестящую палку. «Гуманоиды!» — решил про себя любитель фантастики Виталик и сейчас же направил на них включённую видеокамеру украденного смартфона. Да, безусловно, перед ним возвышались космические пришельцы — они материализовались из межпространственного коридора, и теперь… зачем бы они ни явились — Виталик снимет их на видео!!! Четыре гуманоида удерживали над асфальтом массивный металлический ящик, а тот, что появился последним — это, конечно же, капитан: у него и шлем не такой, как у всех, а похож на фуражку с какой-то серебристой птицей впереди — вдруг застопорил ход и выплюнул неизвестное короткое слово.

Гуманоиды вытянулись и топнули каблуками блестящих сапог. А потом — все разом сорвались с места и чёткой спортивной ходьбой устремились вперёд… прямо к складу, где сидел Василий! Виталик испугался: а вдруг они похитят его брата и увезут в космос?? Тихим мышонком Виталик, скрываясь в амброзии, прополз поближе к приземистому кубику склада и зорко всмотрелся, видя, как капитан гуманоидов замедлил бег около складской двери и поднял конечность, свободную от «палки». Кажется, он звонит в звонок…

Василий уже почти заснул: он вообще, очень мало спал в последнее время, накопил чудовищный груз недосыпа и теперь, в эту вялую ночь, недосып его придавил. Голова опустилась на высокий ящик, нос уткнулся в недогаданный кроссворд… В ушах засела вата, глаза слиплись, начала сниться какая-то ерунда про университет…

ДЗЗЗЗЫНННЬ!!! — громом раздалось где-то в высоте, и Василий встрепенулся, разом замёрз и свалился с ящика на пыльный бетонный пол.

— Блин… — пролепетал он, потому что стукнулся достаточно больно, и тут же в его голову ввинтилась догадка: «Покупатель!!». Да, он пришёл и теперь рвёт звонок трелями. Надо бежать и открыть…

Василий подскочил с пола и, спотыкаясь обо всё на свете, поскакал к высокой металлической двери, похожей на дворцовые ворота, чтобы отдраить её. Ах, да, дверь не заперта — Виталька гуляет где-то поблизости… Василий толкнул дверь руками, она медленно отъехала.

— А? — Василий изумился, увидав тех, кто пришёл к нему за мятной карамелью. У двери стеною стоял взвод неких солдат в серых мундирах и в касках, а прямо перед ним возвышался странный рослый офицер в кожаном плаще и со стеком для лошадей в правой руке. Что за маскарад???

— Добрый вечер! — изрёк этот самый офицер и проявил тенденцию вдвинуться в дверной проём, отпихнув Василия очень могучим плечом.

Василий отошёл в сторонку, а офицер смерил его взглядом падишаха и выплюнул:

— Ну?

— Вы за карамелью? — пролепетал Василий, дурацки топчась на месте.

— Йа-а! — протянул офицер, как немец из фильмов про Вторую мировую, и растянул какую-то страшную «маньяцкую» улыбку.

— Вот… — Василий бестолково показал на указанные Бондаровским ящики с «карамелью», или с чем-то другим.

Офицер кивнул головой, а потом — развернулся и громко выкрикнул неизвестное резкое слово. Тут же все солдаты, как роботы, сорвались с места, забежали на склад, едва не сбив Василия с ног, ухватили ящики с карамелью — по двое, за ручки с обеих сторон — и проворно вынесли их на улицу, оставив взамен один-единственный грузный ящик из серого металла. И ни копейки денег!!

— Данке шё-он! — ухмыльнулся офицер, развернул корпус и убежал вслед за солдатами, оставив Василия глупо торчать посреди склада и таращиться на дверь, которая медленно закрывалась сама собою под тяжестью собственного веса…

Стоп! А как же деньги?? Василию необходимо взять с них деньги! Он ринулся к двери, выскочил на улицу и увидел… пустынную дорогу, что змеясь, убегала в ночную даль.

Тут же Василий вспомнил о брате.

— Виталька! — осторожно позвал он, опасаясь, как бы эти «аномальные солдаты» не прихватили мальчишку с собой.

— А? — Виталик вынырнул из амброзии и одиноким столбиком застыл под луной, бледный, как мел.

— Сюда иди! — буркнул Василий, пялясь в асфальт. Интересно, сколько стоит эта карамель?? И что лежит в том железном ящике, который оставили эти «ряженые»? И куда они исчезли так быстро???

— А… тебя не похитили? — тихо спросил Виталик, выползая из травы на дорогу.

— Нет! — отказался Василий, делаясь всё мрачнее. — Сюда иди!

Виталик вышел из травы и встал перед братом, засунув руки в карманы брюк — он боялся, как бы Василий не пронюхал про украденный смартфон.

— Скажи-ка мне, братуха! — Василий внезапно налетел на Виталика и ухватил его за плечи. Виталик струсил, что «засветился» смартфон, ещё больше побледнел и отпрянул назад, но Василий не дал ему хода, а встряхнул и перепуганным, срывающимся на визг полушёпотом вопросил:

— Ты видел, куда они поехали??

Виталик сразу сообразил, кого имел в виду брат: инопланетян! Да, Виталик видел, куда они «поехали» — они выстроились в шеренгу прямо перед его носом, с ящиками в верхних конечностях. Потом капитан что-то каркнул, и все «гуманоиды» растворились в ночном воздухе.

— Он-ни не поехали… — выдавил Виталик, едва двигая оцепеневшим от ужаса языком. — Они… они испарились… Стали вон туда, — он направил дрожащую руку на пустынное шоссе, что серо-чёрной змеёй убегало в ночь. — И всё…

Виталик едва не плакал, и Василий понял, что он не врёт, заглянув брату в глаза. Виталик был смертельно перепуган, и в его глазах застыл страх. Он дрожал и хватался похолодевшими пальцами за ладони Василия. Василий прекратил сжимать плечи брата, отпустив его, изумлённо поморгал и наконец, выдал:

— Всё, мелкий, пошли домой, спать пора!

Василий схватил брата за руку и потащил за собой — сейчас, он запрёт склад и просто отправится домой, словно бы ничего не было… По крайней мере, эти «инопланетяне» оставили свой ящик, и господин Битюгов не будет считать, что его надули и ограбили…

— Это были пришельцы из космоса… — тихо прошептал Виталик, тащась на буксире за братом. — Они…

— Купили всю мятную карамель! — пробормотал Василий, не желая ввязываться в истории. — Пойдём, закроем склад и — домой!

Сначала Василий хотел просто достать ключи, запереть двери склада и отправиться домой, забыв обо всём. Мятная карамель куплена, он выполнил задание Бондаровского… Но… Интересно, а что же они оставили взамен карамели?? У Василия вдруг проснулось любопытство, и он, вместо того, чтобы запереть двери склада, толкнул одну дверь и протиснулся внутрь.

— Ты же сказал, что мы пойдём домой… — прохныкал Виталик, дёргая руку Василия.

— Пойдём, только я должен посмотреть, что там, — Василий показал пальцем на тот металлический ящик, который оставили после себя «инопланетяне».

Ящик был около тридцати сантиметров в высоту и около полуметра в длину. Небольшой, однако, Василий, когда попытался поднять его, так и не смог оторвать ящик от пола. Тяжёлый… Интересно, что же внутри? Василий поискал крышку, которую он мог бы открыть, но и это у него не вышло: ящик оказался прочно запаян со всех сторон.

Василий пожал плечами и встал с коленок на ноги. Да, «пришельцы» постарались на славу: чтобы откупорить их ящик нужен автоген, которого не было у Василия. Наверное, они сделали это специально, чтобы никто не смог ничего утащить из ящика.

— Ну, Васёк, когда мы домой пойдём? — хныкал под рукой Виталик.

— Всё, выходим! — скомандовал Василий, круто развернулся и потопал к двери.

А Виталик почему-то заинтересовался ящиком — всё-таки, его оставили «уфонавты»! Он присел на корточки и осторожно дотронулся до холодной полированной стенки ящика указательным пальцем. Почувствовав металлический холодок, Виталик отдёрнул руку, а потом — дотронулся вновь — только до крышки, до витиеватой гравировки, которая украшала её.

Внезапно в палец впилась маленькая игла, причинив короткий неприятный укол, а потом — где-то внутри ящика что-то с жужжанием повернулось…

— Васька! — взвизгнул Виталик и отскочил назад, споткнулся о низкую коробку и упал на какое-то тряпьё.

— А? — обернулся Василий.

Тем временем стенки ящика с негромким жужжанием и шипением разошлись в стороны, крышка раскрылась двумя створками, и в свете электрических лампочек засверкало то, что покоилось внутри.

Виталик замер на тряпье, Василий — тоже замер. Казалось, что застыли даже судаки в просторном аквариуме. Всё и все застыли, уставившись на инопланетный ящик, потому что внутри него зловеще сверкали прямоугольные слитки золота.

Вот сколько нынче стоит мятная карамель… Василий никак не находил в себе силы сдвинуться с места, а мозг пропадал от навязчивых идей: схватить пару слитков и бежать, бежать, бежать… неизвестно, куда… Или переложить все слитки в мешок, закинуть на багажник старенького скутера и уехать… ехать, ехать, ехать… неизвестно, куда. Или стащить со склада что-нибудь получше и сказать, что это купили за золото «инопланетяне» вместе с мятной карамелью…

— Пошли отсюда… — прошептал Виталик, нарушив смертельную тишину, что заполнила воздух.

— Разве ты не хочешь взять один? — негромко спросил Василий, поддавшись алчности.

— Они ИХНИЕ… — шёпотом отозвался Виталик, пятясь к выходу. — ОНИ убьют нас… Я боюсь…

Василий отлип от места и медленно приблизился к загадочному кладу, опустился перед ним на колени и дрожащей рукою вынул один слиток. Слиток блестел, как дар сатаны, а на его боку чётко виднелся герб: лев, несущий две головы и два хвоста, дышащий огнём. Под гербом читались латинские буквы: «Während Sie lebend sind — können Sie kämpfen». Василий из иностранных языков знал английский. Неплохо знал, в университете имел четвёрку… Но это был не английский язык, другой… Латынь? Нет. Скорее, немецкий.

— Положи… — прошептал над левым ухом Виталик, и Василий тут же выронил слиток на пол, потому что внезапно почувствовал страх. Да, всё это чужое, и покупатели у этого Гектора какие-то… странные. Очень мягко говоря, странные… Одеты артистами исторического фильма и богатые, как арабский шейх…

— Всё, пошли! — Василий схватил младшего брата за шиворот и потащил со склада прочь. Пускай, приезжает Гектор Битюгов, забирает своё «пиратское» золото, а они тут не причём…

Глава 115 Мятная карамель

Этой ночью Иоахим Кукушников впервые покинул подземный бункер и выбрался на свежий воздух. Он сделал это далеко не сам — его под конвоем вывели солдаты, которыми руководил один из помощников Эриха Траурихлигена, по фамилии Баум. Сначала Кукушников испугался: подумал, что где-то успел напортачить, и суровый фашист решил его казнить.

— Сейчас вы увидите образцы! — монотонно и бесстрастно, словно механический, Баум проронил эти слова по-русски и дал молчаливый знак солдатам выводить инженера наверх.

Иоахим Кукушников вздохнул свободнее: казнь пока что ему не грозит, а взглянуть на эти самые «образцы» будет очень даже интересно, тем более, Траурихлиген заплатит за работу золотом.

Воздух был сырой и холодный — типично осенний, а чёрное ночное небо усеивали огромные звёзды. Можно было подумать, что он просто вышел из квартиры побродить в парке, если бы в этом холодном чуждом воздухе не воняло порохом. Выбравшись из бункера через какой-то узкий лаз, похожий на звериную нору, Кукушников заметил вокруг множество столбов с укреплёнными на них мегафонами и прожекторами, однако каждый прожектор был тёмен, а каждый мегафон — тих. Показалось даже, что их выключили специально для того, чтобы вывести его — за невысокими домами, что чернели в отдалении, Кукушников прекрасно видел яркий свет других прожекторов.

— Лёс, герр инженир! — тихо сказал Баум, легонько подпихнув Кукушникова в спину, и инженер понял, что ему следует двигаться быстрее.

Кукушников послушался, потому что боялся казни за непослушание, и ускорил свой неуверенный шаг. Солдаты не удерживали его — а куда тут бежать безоружному и трусоватому «туристу»? Только в гроб… Они лишь шагали маршевым шагом, держа наизготовку грозные автоматы. Скорее всего, они боятся партизан — даже Кукушников, который плоховато разбирался в истории, знал, что именно партизаны были главными врагами оккупантов в тылу.

По разбитой мостовой, круглые булыжники с которой были вывернуты и расшвыряны во все стороны, Иоахима Кукушникова вели прямо к большому особняку, по виду которого было ясно, что он построен задолго до войны, кажется, даже до революции, и принадлежал богатым помещикам. В свете узкой луны Кукушников различил каменную гаргулью на широком, ступенчатом карнизе особняка, а около неё — двух пухлых ангелочков. Вообще, он мог видеть только лишь вычурных форм черепичную крышу, потому что фасад особняка загородил монолитный, высоченный забор с острыми копьями и мотками колючей проволоки наверху. Скорее всего, этот забор поставили фашисты, потому что его урбанистическая, тюремная громада никак не вязалась с романтичными очертаниями особняка.

Солдаты подвели Кукушникова к высоким стальным воротам серого цвета, задраенным, непроходимым. Как только эти ворота выросли на пути — солдаты застопорились, а Баум приложил руки ко рту и высоко, протяжно закричал-засвистел, как свистят болотные птицы. Скорее всего, у них был такой пароль — за воротами прятался часовой, который, услыхав этот свист, тут же принялся со стуком и лязгом откупоривать замки. Он откупорился проворно — минуты не прошло, как в монолитной махине ворот отворилась неширокая калитка, через которую без труда смог бы пройти один человек.

— Хайль Гитлер! — прошептал часовой, вскинув правую руку.

— Хайль! — прошептал в ответ Баум и остался стоять, пропуская вперёд солдат и Кукушникова.

Инженер оказался в середине: впереди него топали два слодата и позади — два солдата. Баум подождал, пока они прошли, и только потом юркнул в тёмный проём сам и жестом показал часовому задраивать калитку. Часовой подчинился, а Кукушников различил во мраке стволы деревьев, клумбы, дорожки, скамейки… Он попал в просторный двор-парк, который раскинулся перед особняком, сделал один шаг и тут же обо что-то спотнулся. Увидав, что инженер едва не упал ничком, Баум громко щёлкнул языком, и первый солдат тут же засветил карманный фонарик. Из темноты тут же вынырнули булыжники, которыми аккуратно вымостили дорожку, кусты с крупными яркими розами, цветущие тут, несмотря на неприятно холодный воздух — наверное, какой-то особый сорт… Высокий бордюр, украшенный каменными вазами, статую купидона с луком и стрелой, вознесённую на невысокий тонкий постамент-колонну с ионической капителью. Солдаты маршировали по этой мощёной дорожке, заставляя двигаться и Кукушникова, луч света фонарика падал то на огромный булыжник, оставленный для красоты, то на современного и гротескного тут садового гнома, то на крупную продолговатую табличку, которая была откуда-то снята и прислонена к одному из древесных стволов. Табличка была красная, несла на себе герб СССР и размашистую надпись тяжёлыми «рублеными» белыми буквами: «Районная библиотека». Наверное, раньше этот особняк и был библиотекой, пока его не захватил Эрих Траурихлиген…

Оглядываясь, словно бы вокруг выли чудовища, Иоахим Кукушников не заметил даже, как оказался перед новой дверью. Этой дверью закрыли вход в особняк, она напоминала дверь хранилища банка и в свете фонарика сверкала так, что на неё больно было смотреть. Над дверью Кукушников различил видеокамеру, которая поворачивалась на сто восемьдесят градусов, снимая окрестности. По бокам двери виднелись два высоких стрельчатых окна, вместо стёкол закрытых сплошными металлическими пластинами.

— Ого… — невольно вырвалось у Кукушникова, и он закрыл рот руками.

Солдат ещё раз навёл фонарик на дверь, и Кукушников увидал на ней белые клавиши — кодовый замок. Баум молча подошёл к этим клавишам и принялся проворно нажимать их своими быстрыми пальцами. Кукушников даже не смог сосчитать, сколько именно раз он нажал — казалось, не меньше двадцати, весьма сложный код — а в двери что-то тоненько пискнуло, потом громко щёлкнуло, и она с лёгким жужжанием открылась. Проходя мимо этой двери, Кукушников обратил внимание на её толщину — не меньше метра. Да, такую дверь сдвинуть вручную непросто — её открывает и закрывает специальный механизм. Едва они прошли за дверь — темноту вокруг разорвал яркий белый свет — к потолку привинтили три продолговатых светильника, которые, по видимому, снабдили датчиками движения. Кукушников увидел, что они попали в небольшое помещение, размерами три на три метра, стены, пол и потолок которых были обшиты блестящими листами металла. Тут не было никакой мебели, только на противоположной двери стене висел прибор, похожий на сканер пластиковых карт. Метровая дверь с таким же жужжанием закрылась после того, как мимо неё продвинулся Баум, распихал топчащихся солдат и оказался у сканера. Кукушников удивился, зачем сканер пластиковых карт нужен на глухой стене, а Баум молча выхватил из внутреннего кармана карточку и провёл ею по этому сканеру. Красный индикатор над ним сменился зелёным, и глухая стена начала бесшумно подниматься, уходя в потолок. Кукушников от изумления едва держался на ногах: у фашистов из сороковых годов — и вдруг такие стены, двери, переборки… Хотя, это не удивительно для фашистов, которые имеют машину времени… Переборка ушла в потолок, скрывшись там бесследно, и Кукушников был обязан перейти в следующее помещение, размерами раз в пять побольше первого, обшитое такими же металлическими листами и такое же болезненно освещённое. Из мебели тут находилось только два белых стола и два белых кресла, которые занимали два незнакомца в белых халатах.

— Хайль Гитлер! — громко выкрикнули они, одновременно встав и изобразив фашисткое приветствие… достаточно неуклюже. Выправки не хватает.

— Хайль! — ответил им Баум, а солдаты молчаливыми истуканами установились у стен и застыли.

— Простите… — Кукушников робко попробовал обратиться к Бауму, однако тот поднял руку и велел молчать.

Иоахим Кукушников заглох: с ЭТИМИ фашистами шутки ещё хуже, чем с обычными… А спустя несколько минут металлический пол под ногами, будто бы, вздрогнул, как из-за подземного толчка, в лицо ударила воздушная волна, и из ниоткуда возник целый отряд. Солдаты в полевых мундирах и касках выстроились в колонну по двое, в руках у каждой пары солдат были тяжёлые продолговатые ящики. Солдаты одновременно присели, поставив ящики на пол, оставили их и тоже откочевали к стенам, вытянувшись и застыв. Последним явился Эрих Траурихлиген — он словно бы вышел из воздуха, и все солдаты тут же хлопнули каблуками, вскинули руки и почти оглушительно крикнули:

— Хайль Гитлер!

— Хай… — пробормотал в ответ Траурихлиген, смерил Кукушникова своим колючим взглядом и негромко констатировал:

— Привели.

— Яволь, герр группенфюрер! — поспешил отчитаться Баум, механическим движением отдав честь.

— Супер! — ухмыльнулся Траурихлиген, кивнул Бауму на ящик и приказал:

— Открыть!

Один из солдат передал Бауму длинную монтировку с загнутыми концами, Баум схватил её и двинулся к тому ящику, который поставили к нему ближе всех. Кукушников прочитал этикетку, которую кое-как прилепили к боку ящика: «Мятная карамель». Кукушников удивился: какое вообще отношение мятная карамель имеет к этому техническому великолепию и к нему самому… Но тут Баум сломал и сбросил дощатую крышку. Иоахим Кукушников отступил назад: в ящике, помеченном «Мятная карамель» возлежали новёхонькие, ещё в смазке гранатомёты — новые, экспериментальные модели, не запущенные пока в серийное производство. Победив крышку, Баум попятился к стенке: из-за заскорузлого своего суеверия, которое приходилось тщательно скрывать под страхом казни, он считал всё из будущего дьявольским.

— Господин Кукушников, — негромко сказал Эрих Траурихлиген, кивнув на открытый ящик. — Накануне я объяснил вам вашу задачу. Вам необходимо разобрать, изучить и поставить на серийное производство данные образцы. Знакомьтесь, — он кивнул на белые столы и субъекты в белых халатах снова поднялись на ноги и слегка поклонились. — Ваши помощники: доктор технических наук, профессор Джонатан Марлоу, Йельский университет, и доктор технических наук, профессор Франц фон Гофман, Берлинский университет, оба из нормохроноса. В соседнем помещении, за переборкой, которая находится за моей спиной вы найдёте передовое оборудование, информационные технологии, литературу — в общем всё, что вам может пригодиться. Господин Кукушников, ваш пропуск! — Траурихлиген вынул из кармана пластиковую карточку и всунул её в руки Кукушникова. — Открывает здесь любые двери, кроме входной, но это только для вашей безопасности. Внутри особняка находится коробка из сплава титана с родием, которая не разрушается под воздействием любого вида оружия, поэтому здесь вы в полнейшей безопасности, а на улице — сами понимаете, война! Кроме того, мои рабочие только завершили строительство подземного сообщения между этим особняком и вашим бункером. Так что, господин Кукушников, вы сможете свободно перемещаться туда и обратно.

— Спасибо… — решился выдавить Кукушников, топчась.

— А, да, чуть не забыл! — ухмыльнулся Траурихлиген и сделал Бауму знак пройти и открыть дальнюю дверь, торчавшую между столами приглашённых профессоров. — Приведите!

— Яволь! — согласился Баум, солдатским шагом промаршировал к этой самой двери и исчез за ней.

— Ещё один ваш партнёр, господин Кукушников, — пояснил Траурихлиген, а секунду спустя явился Баум с неким типом, наряженным в фашистский мундир.

Кукушников этого «гостя» узнал и попятился — Перевёртыш, опаснейший преступник, который никому не подчиняется, а использует всех, кто вздумал взять его на работу только в своих корыстных целях.

— Это — Перевёртыш, — ухмыльнулся Траурихлиген, а Баум подвёл бывшего дознавателя поближе. — Вы, понимаете, зачем я вас тут вместе собрал? Мне нужна игрек-технология, и вы мне её дадите!

* * *

Место действия: Предприятие «Информационные спутниковые системы» им. Академика М.Ф. Решетнёва, г. Железногорск, сборочный цех. Дата — недавно. Время — ночь.

Несмотря на то, что за окнами висела ночь, и в высоком холодном небе сияли звёзды, здесь, под белоснежным потолком, вознесённым на многометровую высоту, кипела работа. Предприятие в ускоренном порядке выполняло частный заказ, и в сборочном цеху номер пять работа шла в три смены. Пару месяцев назад сюда явился заказчик — очень странный тип, обряженный в кожаный плащ, а на лице его сидели тёмные очки типа «матрица». Размахивая стеком для погона лошадей — зачем он ему вообще нужен, когда все на машинах ездят?? — этот заказчик явился прямо к директору и по-немецки через переводчика заказал орбитальный спутник связи. Директор испытал лёгкий шок, пытался заверить этого типа, что предприятие не выполняет частных заказов… Однако заказчик был не один — вместе с ним явились двое крепких людей с увесистым ящиком в руках. Странный немец молча махнул рукой, и они поставили ящик на пол, сняли крышку… Под крышкой зловеще сияли золотые слитки — ящик был, буквально, наполнен ими — и директор тут же передумал, отвёл под частный заказ пятый цех и пообещал, что заказ будет выполнен как можно скорее и в наилучшем виде. Заказчик жутко ухмыльнулся, пронзая директора взглядом, одобрительно кивнул и проследовал к двери…

Спутник был уже почти готов — рабочие натягивали теплоизоляцию: специальную фольгу жёлтого цвета. Начальник производства Смирнов и разработчик спутника профессор Стрелкин нервно бегали вокруг аппарата, и Смирнов пару раз едва не задел своим боком леса, заполненные инженерами и рабочими, которые корректировали солнечные батареи. Оба не спали уже пятую ночь — проводили это время на работе, глотали кофе лошадиными порциями, Смирнов постоянно подгонял механиков, химиков, электронщиков, швей, а профессор Стрелкин — проверял, перепроверял и выверял чертежи, боясь допустить малейший ляп… Сейчас Смирнов тиранил сборщиков — по его мнению они работали, как медлительные слизни, теплоизоляция до сих пор не натянута, а заказчик приедет с минуты на минуту. Сегодняшней ночью заказ должен быть выполнен, и странный немец собирался забрать аппарат.

И тут за спиной Смирнова раздался визгливый голос:

— Герр генераль сказать вам: добрый вечер!

Смирнов не ожидал, что некто подкрадётся к нему сзади, и поэтому — вздрогнул и обернулся рывком, как будто бы на него волк напрыгнул.

— Добрый вечер! — повторил тот же визгливый голос, и Смирнов увидал его хозяина — улыбающегося розовощёкого толстяка в полосатом костюме и в широкополой шляпе с ленточкой. Смирнов сразу же узнал этого субъекта: переводчик заказчика. А возле переводчика высился и сам заказчик — всё в том же плаще, в тех же очках и с тем же стеком в левой руке. Около заказчика топтался ещё один тип — кургузый такой, в костюмчике с галстуком, он смотрел в пол и словно бы ждал приказа. Из-за их спин выглядывал бледный, как мел Стрелкин, с одним из своих чертежей в левом кулаке… Заказчик свирепо закаркал по-немецки, пугая Смирнова напором, а переводчик растянул улыбку ещё шире и вдохновенно запищал:

— Герр генераль спросить: когда он мочь забрать свой спутник?

— Э… — залопотал Смирнов, зная, что отстал от графика и боясь, что немец заберёт своё золото назад, если узнает об этом. — Часика через полтора… Скажите вашему начальнику, что часика через полтора… — сказал он переводчику, вытирая пот со лба своим синим клетчатым платком.

Переводчик принялся переводить, но руководитель сборщиков, по фамилии Гуськов, сурово сдвинув брови, громко заявил, перегнувшись через перила лесов:

— Ну, нет, шеф, так не пойдёт! Три часа — не меньше!

— Поторопитесь! — взвизгнул Смирнов… если заказчик заберёт золото — директор съест его с потрохами, даже не посолит перед едой…

— Шеф, вы прекрасно знаете, что три часа — это потолок! — возразил Гуськов, топчась. — Так и скажите ему! Пусть подождёт, если хочет иметь спутник!

— Герр генераль есть зол! — запищал тем временем переводчик, уставившись на Смирнова точно так же, как его начальник — прожигающе-свирепо. — Ви сказать герр генераль забрать спутник сейчас! Зачем ви врать? Если ви врать — ви есть сесть не коль!

— Ой… — Смирнов испугался ещё больше: раз заказчик угрожает — он может забрать золото… — Простите… мы отстаём от графика… технологии новейшие… с ними пришлось хорошо поработать… — залепетал он, однако эти иностранцы понимать его не стали.

— Герр генераль сказать платить вам шиш, если он не забрать спутник сейчас! — пропищал переводчик после того, как заказчик прекратил рычать.

Смирнов похолодел: так и есть, немец забирает золото, отправляя его на биржу труда…

— Пожалуйста, вы должны понять: спутник не готов… — взмолился Смирнов, бледнея… казалось, его сейчас хватит инфаркт — так он нервничал из-за немецкого золота и своего рабочего места.

— Герр генераль сказать: он так и знать, вы есть безмозглый слизень! — громко объявил переводчик, посмеиваясь так же, как и его босс. — Герр генераль рассчитать время на три час вперёд! — закончил он и хихикнул так же гаденько, как и его «генераль», который и на военного то не похож, а похож на какого-то очень зажравшегося бизнесмена, почти бандита. Военные — они такие бравые… да и богатством не выделяются — а этот какой-то кошелёк на ножках!

— Герр генераль ждать, пока зольдатен собрать трансхрон! — заявил переводчик и тут же ехидно осведомился:

— Где тут есть присесть и пить кофе?

— А… а… вот тут… у нас есть комната приёма пищи… — промямлил Смирнов и хотел провести туда заказчика, но он вдруг что-то сказал, а переводчик объяснил:

— Герр генераль сказать нести ему сюда кресло и кофе! Он есть смотреть!

— Но… сюда нельзя… — попытался отказаться Смирнов, но переводчик злобно каркнул за своим генералом:

— Шнелль! Бистро! Столь, кресло и кофе! Или́ герр генераль платить вам шиш!

— Ладно, хорошо… — поспешил согласиться Смирнов, помня о том, что вылетит с работы, если «генераль» заплатит «шиш». — Давай, Гаврила… неси! — приказал он одному из рабочих, простецкому такому парню в комбинезоне, чьей работой было грузить тяжёлые детали.

— Ага! — простецки ответил Гаврила и широким шагом отправился в комнату приёма пищи, чтобы притащить оттуда «столь, кресло и кофе».

Смирнов собрался вздохнуть свободнее, но тут откуда ни возьмись, явились солдаты… Настоящие солдаты — в мундирах и касках… как они только прошли на охраняемую территорию завода в количестве целого взвода?? Солдаты, надрываясь и потея, тащили здоровенные тяжёлые ящики. Оттащив их на незанятое пространство сборочного цеха, где не было ни людей, ни техники, солдаты поставили свою ношу на пол так, словно в ящиках лежали хрустальные вазы, и принялись открывать их отмычками. Смирнов попятился, чтобы им не мешать… наблюдая, как эти солдаты быстро откупорили все ящики, принялись вытаскивать из них какие-то громоздкие железяки непонятного назначения. Солдаты эти какие-то аномальные — похожи на натуральных фашистов из Германии сороковых годов… будто бы вышли из исторического фильма. Солдаты растащили свои железяки по разным сторонам и принялись с ловкостью роботов сооружить из них некую циклопическую штуковину — огромную вертикально стоящую окружность, укреплённую на мощной подставке, снабжённую какими-то странными круглыми антеннами и какой-то блестящей платформой. Они собрали её меньше чем за час на радость своему генералу, который тем временем сидел за столом в кресле и медленно пил кофе, не предлагая Смирнову ни капли.

Рабочие Смирнова поглядывали на эту окружность с опаской… Они давно прозвали этого странного заказчика «Фаустом» и «Гитлером», называли его так за глаза. Они старались держаться от его штуковины подальше и между собой шептались, говоря, что «Фауст» притащил «звёздные врата»…

Смирнов сам таращился на эту окружность со страхом — он, будучи инженером, соорудив немало космических аппаратов, такой аппарат видел впервые. Он глазел и сам не замечал, как пятится назад, проходит мимо пухленького переводчика, мимо стола, кресла и генерала… «Генераль» же пил самый дорогой кофе, который здесь только смогли найти, и мерил Смирнова насмешливым взглядом — таким, как зоолог мог бы наблюдать за действиями лабораторной макаки. Смирнов одним взглядом спрашивал у топчащегося с корвалолом Стрелкина, что есть эти «врата», но профессор лишь отрицательно качал головой, глотая корвалол, как водку — из гренёного стакана, залпом, отдуваясь…

— Э… извините, а что это? — позволил себе осведомиться Смирнов, который отвечал за этот сборочный цех головой и побаивался, что сооружение генерала ненароком может взорваться.

— Дас ист трансхрон!! — взвизгнул переводчик, который тоже хотел кофе до чёртиков, но ему никто его не давал.

— А… что такое — трансхрон? — Смирнов решил уточнить… а вдруг эта штука, действительно, рванёт, подняв на воздух весь его цех??

— Ви не есть знать трансхрон!! — отказался разъяснять переводчик, подскакивая от нервов. — Герр генераль сказать не спрашивать вопрос!

— Да, ладно… — пробормотал Смирнов, нервничая так, что готов был отобрать у Стрелкина его корвалол и опрокинуть в рот весь пузырёк. — Я подумал, он взорвётся… а оборудование стоит… понимаете ли…

Аномальный «генераль» вдруг громко расхохотался, отставив в сторону чашеку кофе, и Смирнов вздрогнул, пихнув Стрелкина, который глотал корвалол за его вспотевшей спиной. Переводчик молчал — кажется, этот «генераль» понимает по-русски…

— Шеф, аппарат готов! — донеслось до Смирнова, словно из-за толстой стены… бедняга от нервов даже стал тугой на ухо…

— Да? — тупо дакнул Смирнов, разобравшись, наконец, что сборщики уже убрали леса, и их начальник Гуськов смотрит на него в упор.

— Да! — подтвердил Стрелкин, дакнув в лицо Смирнова и окатив его своими корвалоловым духом.

— А… скажите вашему генералу, что аппарат готов… — нервно попросил напыщенного переводчика Смирнов, переминаясь на месте, а готовый спутник возвышался, сверкая золотом теплоизоляции.

— Йа-йа! — бодро согласился переводчик и принялся громко каркать, лебезя перед своим грозным Боссом, едва ли не танцуя перед ним балет на цырлах.

— Зер гут! — кратко оценил заказчик, поднявшись из-за стола и сурово отпихнул Гаврилу, который неловко оказался на его дороге. — Стартен айн трансхрон!! — заорал он рычащим голосом, заставив своих аномальных солдат закопошиться около «звёздных врат»…

— Эй, стойте! Стойте! — перепугался Смирнов, когда солдаты что-то там всё-таки, включили, и где-то раздался вой какой-то, а пол вздрогнул, заставив подпргынуть стол, на котором остался генеральский кофе.

— Аллес ист ин орднунг! — рявкнул в лицо Смирнова аномальный «генераль» и помаршировал туда, где светились злым и страшным светом эти включенные «врата».

— Всё окей! — бодро перевёл переводчик и побежал за ним… Смирнов не без страха понял, что они все туда идут: и аномальные солдаты, и тот кургузый молчаливый немчик, и даже Стрелкин протоптался…

— Вы куда? — осведомился у профессора устрашённый Смирнов…

— Туда… — булькнул Стрелкин, и Смирнов увидел на его бледном лице страх и ужас… Стрелкин устроился к ним недавно — и почти сразу этот немец пожелал обрести орбитальный спутник… Неужели, он — с ними?? Такой же аномальный?? А Смирнов уже успел к нему привыкнуть… это же надо — к инопланетянину привык…

— А… что они делают? — решил узнать у него Смирнов, машинально семеня за профессором.

— Пробрасывают… — пролепетал Стрелкин. — Вы отойдите, чтобы вас не зацепило…

— Форт! — Смирнова тут же отогнал прямоугольный солдат, потому как последний приблизился к чудовищному трансхрону слишком близко…

Смирнов едва не упал, потому что солдат слишком крепко его пихнул, поднял глаза и со страхом увидел, что эти солдаты отпихнули от спутника всех сборщиков, конструкторов, грузчиков… и окружили его кольцом. В закованных в кожаные перчатки руках каждого солдата торчала какая-то штука, похожая на смартфон, наколотый на пику…

— Ахтунг верфе! — рявкнул аномальный генераль, и тут же его «врата» закрутились на подставке, выбросив некий страшный разряд, который с грохотом перекинулся на «пики» в руках молчаливых солдат, и огорошенный Смирнов с ужасом почувствовал, как пол уходит у него из-под ног…

Ба-бахXX!! — где-то в вышине под потолком зародился гром, похожий на взрыв, пол словно бы, подпрыгнул, сбросив Смирнова с ног и ударив его своей твёрдостью, а «трансхрон», неистово вращаясь, выплюнул столб яркого ревущего пламени, в котором разом утонули и солдаты, и «генераль», и переводчик, и кургузый немчик, и несчастный истеричный профессор Стрелкин…

Смирнов пришёл в сознание на полу. Он лежал на спине, лицом в потолок, а около него так же лежал Гуськов, чьё лицо иктеричного цвета так же обращено было в тот же потолок… Падая, Смирнов решил было, что цех вокруг него разрушается, рападаясь на куски, однако сейчас он понял, что ошибся: стены на месте, пол на месте, потолок — тоже на месте… Аппаратура — на месте, цела, невредима… Люди — тоже, поднимаются с пола, ползая и хватаясь за головы… Недоставало тут только спутника — он бесследно исчез вместе со всеми аномальными личностями и их жутким трансхроном, от которого тоже в пространстве цеха не осталось ни следа…

Глава 116 Что мы знаем об UFO?

Школа маячила впереди серой глыбой, вставала непобедимой громадою, как адское узилище… А учителя, высовываясь в окна, махали громадными сияющими топорами, клацали челюстями, сделанными из арабской стали…

Виталик не хотел идти туда, где ему ставят двойки, ругают за плохой почерк, обзывают «отстающим» и заставляют батогами заучивать нудные стихи про скучную природу… Алгебра была для него хуже ицыха с гвоздями, история превратилась в экзекуцию, физкультура — в муштру. Нет, он не пойдёт сегодня туда, где из него делают придурка — он пойдёт туда, где его считают крутым, Виталик пойдёт к своим друзьям и покажет им видео с пришельцами, которое снял сегодня ночью!

До школы оставалось всего двести метров, когда Виталик повернул назад и припустил бегом по выбитой асфальтовой дорожке, мимо пятиэтажных домов и деревьев, к высокой и широкой арке, которая уводила на проспект Ильича.

Виталик нашёл убежище в двухэтажном заброшенном задании, которое одиноко торчало посреди пустыря и выглядело убогими щербатыми развалинами. Эту постройку соорудили ещё до войны, и она стояла тут почти сто лет, побывав под бомбами, обдуваемое всеми ветрами. В этом одиноком нагромождении старого кирпича нашёл приют не один только Виталик — сюда постоянно приходили околокриминальные серые личности, которые планировали в неуютных стенах ограбления, угоны машин, торговали наркотиками, оружием и всякой иной гадостью…

Пол второго этажа провалился посередине, и произошло это ещё до Всемирного потопа. Но трудолюбивые руки околокриминальных личностей быстренько превратили его в самопальный галерейный балкон, на котором собираются благодарные зрители в том случае, если на первом этаже происходит бой. Сегодня боя не было (или пока не было), и на втором этаже водилась пустота. Только лишь в углу восседал суровый скинхед Бисмарк, который лупит всех по поводу и без. Свесив вниз свои длинные ноги, закованные в огромные ботинки, Бисмарк со смаком грыз копчёную ножку курицы. Он уже седьмую догрызал, а кости просто сбрасывал, не боясь, что угодит в чью-либо башку. Этому громиле нечего бояться — если кто пискнет, что его зашибло костью — Бисмарк ему ещё добавит кулаком и ботинком. Как зовут Бисмарка — никто не знает, потому что он никому своего имени не сообщал — все только расступаются, когда Бисмарк широко шагает: опасаются ещё раз получить кулаком и ботинком. Виталик боялся скинхеда Бисмарка как огня — слишком уж он суров и огромен — и завсегда обходил его подальше.

Заметив на втором этаже Бисмарка, Виталик шмыгнул в тёмный угол, и тут же столкнулся со своим другом по кличке Лысый. Лысому было лет восемнадцать, его голова несла густую шевелюру — кличку от противного дали — и настоящего имени этого субъекта Виталик не знал. Хотя, зачем ему знать имя Лысого? Главное, что Лысый покупает краденое!

— Ты чего тут делаешь? — удивился Виталик, заметив в полумраке, что Лысый сидит на мешковине в самом углу.

— Прячусь от Бисмарка, а ты не шуми! — шёпотом фыркнул Лысый, уставившись на что-то, что сжимал в кулаке.

— Что там у тебя? — Виталик заинтересовался этим таинственным предметом и приблизился к Лысому, пытаясь рассмотреть, что же он, всё-таки, держит?

— Отойди, не пали меня! — отпихнул его Лысый и спрятал кулак за спину. — Бисмарку только покажи — больше не увидишь!

— Украл? — буркнул Виталик, обижено отодвинувшись в сторонку.

— Нашёл! — шепнул Лысый, подмигнув левым глазом так загадочно, будто бы нашёл Атлантиду. — Зацени!

Лысый вытащил руку из-за спины и раскрыл ладонь, приковав к ней изумлённый взгляд Виталика. Виталик невольно ахнул, потому что на грязной ладони его недавнего друга возлежал и тускло поблёскивал в полумраке крупный женский кулон в форме капли, снабжённый толстым прозрачным камнем, подвешенный на массивную цепочку из прямоугольных звеньев… Кажется, этот кулон и его цепочка сделаны из золота, а камень, кажется — бриллиант…

Нет, такие вещи на дороге не валяются! Невозможно просто так идти и найти такую толстую цепочку, да ещё и с такими камнями… Виталик почувствовал на спине злобный холодок: а вдруг Лысый не только покупает краденое, но ещё и кого-то убил и ограбил? У мелкого перекупщика Лысого точно уж не найдётся лишняя куча денег, чтобы купить такую поразительную краденую вещь у какого-нибудь рецидивиста!

— Что ты будешь с ним делать? — осторожно спросил Виталик, отодвинувшись от Лысого подальше: мало ли, что?

— Скину! — плюнул Лысый сквзь свои редкие зубы, жёлтые и крошащиеся от мириадов выкуренных сигарет. Вот и теперь Лысый лезет в оттопыренный карман и достаёт оттуда… Виталику показалось, что Лысый достанет пистолет и пристрелит его, как куропатку за то, что тот узнал секрет кулона… Однако нет, Лысый вынул всего лишь мятую пачку «Лаки Страйка», выбил из неё одну вонючую сигаретку и запихал в свой лягушачий рот.

— Курить будешь? — осведомился он, протянув вторую сигаретку и Виталику.

Виталик не курил: боялся, что брат унюхает от него запах табака. Поэтому он помотал головой и негромко отказался:

— Неа…

— Я эту цацку под лавкой нашёл! — хвастливым, но опасливым шёпотом заявил Лысый, вертя фантастическим кулоном перед коротеньким детским носом Виталика. — Шёл по Набереженой, а она — там…

Виталику же всё это представлялось так: да, Лысый шёл по Набережной, но кулон не валялся под лавкой среди бутылок, обёрток и прочей дряни… Лысый усмотрел сию вещь на женщине, которая одиноко и беззащитно шагала во тьме страшного вечера… Может быть, бедняжка обогнала Лысого и прошла вперёд… Тогда же Лысый бухнул её по голове, сорвал кулон, а может быть, и ещё что-то сорвал… И скинул не нужное более ограбленное тело в тёмную, грязную воду Кальмиуса.

— А я смартфон спёр… — тихо пролепетал Виталик, опасаясь, как бы Лысый не сообразил, что он заподозрил его в убийстве, и тоже не убил.

— Дай, гляну! — привычно клюнул на смартфон Лысый и обыденно протянул свою костлявую испачканную руку.

Да, в темноте, кажется, не видно, как Виталик побледнел — и это хорошо. Виталик выцарапал из кармана смартфон, но Лысому не дал, а прижал его к груди и сказал:

— Я на камеру пришельцев снял…

— Что? — изумился Лысый и даже подпрыгнул на мешковине.

— Пришельцев… — тихим полушёпротом повторил Виталик, понимая, что Лысый сочтёт его психом и даже тот смартфон не станет покупать, не то, что «космическое» видео…

— Каких пришельцев? — вопросил Лысый, повернув к Виталику своё угловатое лицо, наполовину скрытое разлапистым козырьком бейсболки.

— И-из космоса… — пробормотал Виталик, чувствуя, что выглядит сейчас полнейшим идиотом.

— А, ну, дай, позырю! — Лысый заинтересовался и и кивнул Виталику головой, призывая отдать ему телефон и показать видео.

— На, смотри… — Виталик отдал смартфон другу и стал ждать, когда же тот включит его вчерашнюю загадочную запись.

Лысый недолго возился со смартфоном: через его грязные руки проскочило столько ворованных «Андроидов», что он уже наизусть знал, как в них что включается.

Телефон издал хрипы: снимая, Виталик и звук тоже записывал. Лысый уставился в экран, на котором двигались таинственные пришельцы — и даже разинул рот: никогда не видел инопланетян, наверное.

— Ахтунг! Верфе! — каркнул динамик смартфона голосом инопланетного капитана, а после этого Лысый вырубил видео и сказал Виталику:

— И где тут инопланетяне? Больше похоже на фильм про фашистов! Кто скинул-то?

— Никто… — почти что шёпотом ответил Виталик, чувствуя страх — нет, Лысого он не боялся ни капли, он боялся «пришельцев». — Они были вчера ночью возле Васькиного склада. Купили у него… карамель какую-то… за золото…

— Брешешь! — не поверил Лысый, попутно оценивая на глаз, сколько стоит смартфон, и на сколько можно надуть малого червяка, если тот предложит купить его.

— Тише: Бисмарк! — остерёг Виталик, опасаясь, как бы здоровенный скинхед не услышал их разговор, не спустился к ним и не отобрал телефон себе. — И я не брешу. Я их сам на видео снял!

— Да ну тебя! — отмахнулся Лысый, не веря в таких странных «инопланетян». — Я немецикй в школе со второго класса учил, а ты тут мне про пришельцев гонишь!

— И… что он сказал? — едва слышно пролепетал Виталик и протянул руку, чтобы получить свой смартфон назад.

— Не продаёшь, что ли? — сиплым голосом осведомился Лысый, сунув смартфон обратно, Виталику.

Виталик отрицательно покачал головой — он и сам не знает, почему решил не продавать смартфон, лучше было бы продать, пока не увидел брат. Да и денег за такой можно получить прилично. Однако Виталик выхватил смартфон из руки Лысого, забил в карман и повторил:

— Ты понял, что он сказал?

— «Внимание»… — перевёл Лысый слово «ахтунг». — «Переброс» какой-то! — фыркнул он, встал с мешковины и пошагал куда-то в хитросплетение комнат заброшенного дома.

Виталик остался в углу один, перед его носом на затоптанный пол шлёпнулась очередная куриная кость Бисмарка.

— А ну, покажи, что там у тебя? — внезапно раздалось сзади, и плечо содрогнулось от крепкого хлопка.

— А! — Виталик испугался и даже вскрикнул дрожащим голосом, от неожиданности решив, что это Лысый вернулся и убивает его сзади?

— Чего шуганный такой? — удивились сзади, Виталик рывком обернулся и увидел, что это не Лысый, а ещё один его друг, Лёха Бородач — неряшливый трудный подросток из неблагополучной семьи, который тоже любит утащить у кого-нибудь мобильный телефон. Бородач — это фамилия Лёхи, где он живёт — Виталик не знает, знает только, в каком подвале Лёха прячется от отчима, который, напившись водки, обожает распускать кулаки…

— Чего ты? — в который раз спросил Лёха, изумлёнными глазами разглядывая взъерошенного и вспотевшего Виталика, как тот нервно переминается с ноги на ногу и дышит ртом.

— Видео… снял… — выдавил из себя Виталик, теребя руками украденный смартфон.

— Бьют кого-то? — буднично изрёк Леха и зевнул. — Мне вот, Толян вчера показывал — дубасили придурка какого-то…

— Неа… — возразил Виталик, отлично понимая, что вчерашнее его приключение было круче любой драки, и, кажется, намного опаснее…

— А что тогда? — осведомился Лёха, словно бы интереснее уличной драки ничего не бывает.

— Пришельцы… — прошептал Виталик, который отлично помнил, как эти страшные гуманоиды явились извне и исчезли там же, забрав у его брата мятную карамель и расплатившись за неё инопланетным золотом.

— Да ну? — Лёха не поверил Виталику так же, как и Лысый, и вытаращил свои голубые глазки. — Глянуть можно?

— Смотри! — без энтузиазма согласился Виталик, протягивая Лёхе краденый смартфон — обидно всё-таки, когда сам побывал в эпицентре космического вторжения, а дураки всякие над тобой смеются!

Лёха поглазел на видео минуты две, выдохнул слова: «Ух ты», а потом — почти незаметно махнул правой рукой, призывая кого-то, кого Виталик пока что не видел в полумраке. Виталик удивился: зачем звать кого-то ещё, а из дальнего угла тем временем выкарабкался субъект лет тридцати. Неопрятная колючая щетина покрывала его очень загорелый подбородок, на голове торчала старинная, потёртая шапка-носок, какие подростки носили ещё в девяностых годах, а из-под затемнённых очков, сдвинутых на самый кончик носа, сверкали вороватые глазки. Виталик испугался, прошептал Лёхе:

— А это что ещё за ворюга?

— Космонавт! — пояснил Леха, остановив воспроизведение видео. — Он не ворюга — он летающие тарелки изучает! Кличка у него — Космонавт, а зовут…

— Валентин Петрович! Доктор физических наук, профессор… бывший, — сипловатым голосом закончил за Лёху этот самый Космонавт, подобравшись к ним в своих разваленных башмаках. — А вы, молодой человек? — интеллигентно осведомился он, протянув Виталику свою грязноватую руку в драненькой коричневой перчатке без пальцев.

— Ви-виталик… — пробормотал Виталик, опасаясь пожимать руку этого «профессора… бывшего»… мало ли что?

— Вы не шумите, — предостерёг Лёха, искоса поглядывая на жующего Бисмарка. — Гляньте сюда! — он отдал Валентину Петровичу смартфон, а Виталик всё боялся: вдруг украдёт?

— Любопытно, любопытно… — бормотал под свой красноватый алкоголический нос «профессор Космонавт», с неподдельным интересом просматривая видео Виталика. — Очень любопытно, молодой человек… Я бы сказал, что эти пришельцы явились из параллельного мира… А судя по их костюмам, я могу сделать предварительный вывод: вы, молодой человек, стали свидетелем перемещения во времени! Очень, очень любопытно! — Валентин Петрович улыбнулся, показав, сколько металлических коронок заменили его зубы, и к огромному удивлению Виталика возвратил смартфон обратно, Лёхе. — Вот, что я вам скажу, молодой человек, — продолжал он, глазея в далёкий тёмный потолок. — У меня остался друг в Институте искусственного интеллекта, где я раньше вёл научную работу. Я свяжусь с ним и вы сможете представить ваше видео научному сообществу!

— Спасибо… — выдавил Виталик, нежелая светиться ни в каком сообществе со своим краденым смартфоном… С ним, скорее, в колонию можно попасть, чем в научное сообщество!

— До скорой встречи, друзья мои! — попрощался бомжеватый профессор и так же бесследно исчез в полумраке, как и появился.

— Супер! — Леха радовался и весело хлопал Виталика по плечу, считая, что это самое «научное сообщество» отвалит им на двоих кругленькую сумму…

— Я не могу, — грустно отказался вдруг Виталик, заставив широченную улыбку Лехи убраться и уступить место удивлению.

— Ты чего? — осведомился он, скребя свою растрёпанную макушку.

— Это краденый смартфон… Я стащил его у жиртреста какого-то… — буркнул Виталик, собираясь отправиться домой и там отсидеться до прихода брата, а потом соврать, что сегодня был в школе. — Пока, — проронив это слово, Виталик побрёл к дырявой двери, собираясь покинуть это мрачное пристанище и выйти под тёплое солнышко…

И тут сверху спрыгнул Бисмарк. Его ботинки ударились о бетон пола, выбив искру, и Виталик едва не свалился с ног, потому что огромный, тяжёлый скинхед приземлился как раз напротив него. Скованный страхом, Виталик глупо торчал, дрожал и бледнел, подозревая, что Бисмарк сейчас двинет ручищей и от него останется мокрое место…

— Привет… — булькнул ему Леха и поспешил забиться в щель…

— Э, червяк, ты знаешь, что кое-что у меня спёр?? — зарычал Бисмарк и надвинулся на низкорослого щуплого Виталика так, словно бы собрался сбить его на пол и растоптать.

— А… а? — заблеял Виталик, который точно ничего не крал у Бисмарка — и не стал бы даже под угрозой пистолета.

— Придётся отдать! — постановил Бисмарк, демонстрантиво жую жвачку: мол он каждого может пережевать.

— А… что? — пискнул Виталик, не предствляя даже, что из своих пожитков бедного школьника он может отдать?

— Вот это!! — рявкнул Бисмарк голосом льва, протянул ручищу, украшенную шипастым браслетом и страшной татуировкой в виде зубастого черепа в фашистской каске, и ловким движением выхватил у Виталика злополучный смартфон.

— Ой! — испугался Виталик, даже и не думая отстаивать смартфон: страшно за собственную голову, которую Бисмарк мог прошибить и простым щелбаном.

— Клёвая штука! Я теперь сам загоню его и получу капусту, а тебе, малой слизняк, будет шиш с дырой! — радовался тем временем Бисмарк, играя со смартфоном. — Ну, что, здесь есть ещё мелкие воры? — сурово осведомился он, окинув захламлённое пространство вокруг себя огненным взглядом и выискивая, у кого ещё тут можно что-нибудь «конфисковать». Виталик крупно дрожал перед грудой его мышц и обливался холодным потом. Другие же обитатели заброшенного дома предусмотрительно попрятались в щели, лишив Бисмарка новой «добычи», и громила, впихнув смартфон Виталика в карман, издал довольную отрыжку после чего, громко топая, удалился к той доске, которая заменила дверь. Спихнув её со своего пути, Бисмарк вышел в заросший бурьянами двор, снял с сигнализации свой мотоцикл, нахлобучил на выбритую голову шлем, сделанный из фашистской каски, уселся в седло и шумно уехал, подняв мотоцикл на заднее колесо. Когда поднятые Бисмарком клубы удушливой пыли осели, Виталик, наконец-то, выпал из шока, обрёл снова своё тело и дар речи, пошатнулся на ногах, едва не упав.

— Ты в порядке? — испуганным голосом спросил у него Лёха, выбравшись из той щели, в которой скрывался от Бисмарка.

— А… Д-да… — выжал из сдавленных ужасом лёгких Виталик, пятясь. — Я, пожалуй, домой пойду… Пока…

Пролепетав всё это, Виталик, не оглядываясь, застегнул до подбородка свою куртку и стремглав выскочил на улицу, взяв курс к автобусной остановке.

Скинхед же Бисмарк выезжать на шоссе не стал — вместо этого он повернул свой мотоцикл в другую сторону, и попал в тупик, ограниченный высоким бетонным забором. Забор забрезжил на пути несокрушимой громадой, однако Бисмарк не сбавлял скорости. Любой мотоциклист, попав подобный переплёт, неуклонно врезался бы в забор и расшибся бы в лепёшку, но Бисмарк нажал красную кнопочку, которая торчала на приборном щитке мотоцикла около спидомерта. Мотоцикл на ходу вздрогнул, трансформируясь, обретая контуры автомобиля-малолитражки небесно-голубого цвета. До смертоносного забора оставалось метра три, когда автомобиль выпустил два острых крыла, ракетные дюзы и лихо взмыл в небо, словно реактивный самолёт.

Под личиною сурового скинхеда скрывался агент Отдела Предотвращений Бисмарк. Посещая сходки трудных подростков и мелких преступников, Бисмарк пугал последних своим немалым ростом, страшной силой и наглостью, попутно отслеживая их связи с крупными преступными группировками… и сегодня обнаружил что-то интересное. В камеру смартфона, который этот глупый школьник, скорее всего, стащил, попал проброс хронотуристов. Эрих Траурихлиген — именно он командовал пробросом — что-то купил на одном из складов, что-то тяжёлое, для переноса которого потребовался отряд солдат. Видеозапись Бисмарк покажет Звонящей и Репейнику. Репейник определит, что это за склад, а когда Траурихлиген снова придёт туда — он будет арестован…

— База! База! База! — объявил навигатор игрек-мотоцикла Бисмарка, а потом — в эфир ворвался робот-диспетчер:

— Позывной! Позывной! Позывной!

— Бисмарк! — сытым голосом проронил Бисмарк, наевшийся куриных ног.

— Принято! — ответил ему робот. — Разрешаю посадку!

— Репейник, я что-то обнаружил! — сообщил через передатчик Бисмарк, заводя игрек-мотоцикл в открывающийся шлюз.

Репейник тем временем напряжённо работал — весь засыпанный печатными и исписанными вычислениями от руки листами, он подключил к своему компьютеру ещё два, которые уже гудели от натуги и жарищи в пробойной… Репейник сидел, закинув ноги на стол и уплетал чипсы. Уже третью пачку опустошил и отбросил её мимо переполненной бумагами и сгоревшими компьютерными комплектующими корзины для мусора.

— Так значит, вот как мы ищем туриста! — внезапно кто-то рявкнул за его спиной и Репейник, перепугавшись, вздрогнул и подскочил со стула, крепко поддав ногою свою мусорку и опрокинув её на бок. Мусор высыпался на пол, захламив его окончательно, а Репейник повернул голову и увидал, что к нему незаметно подкралась Звонящая.

— А… я… так, решил перекусить, пока компьютер обрабатывает данные… — прошамкал Репейник, давясь чипсами. — К тому же, там Бисмарк что-то нашёл! Сейчас, он уже на Базе…

— Ясно, — буркнула Звонящая, взглянула на здоровенный монитор, которым Репейник оснастил свой компьютер, и увидала открытое окно: «Всемирный поиск видеоигр». — Не наигрался?

— Ребята! — тут же в пробойную ввалился Бисмарк, Звонящая забыла про ленивого Репейника и тут же насыпалась на него.

— Репейник говорил, ты что-то нашёл? — осведомилась она, подозревая, что пора обоим вкатить выговор: Бисмарк мог запросто найти всего лишь очередное казино, где можно было бы спустить очередной ленивый вечер и кучу денежных знаков… условно настоящих.

— Вот! — довольным голосом заявил Бисмарк и жестом победителя выложил из одного из своих необъятных карманов смартфон — не особенно дорогой и не очень новый. Обычная устаревшая модель, которая вполне могла бы принадлежать обычному обывателю. Смартфон оказался на столе Репейника, около его гудящих компьютеров, один из которых уже начинал дымиться.

— Репейник, у тебя тут по сети перегрузка — отключи, — заметил Бисмарк и тут же вернулся к своей находке, которая пока что, не выглядела сенсационной. — Сам телефончик так себе, паршивенький… Но вы видео посмотрите!

В единственную розетку, торчащую из стены, Репейник подключил тройник и три сетевых фильтра, которые были полностью загружены штепселями от разных приборов — нескольких мощных компьютеров, а так же электрочайника, холодильника и романтического розового торшера, который освещал здесь неизвестно что. Розетка уже искрила и дымилась, Репейник метнулся к ней со скоростью молнии и тут же выдернул тройник, разгоняя ладонями удушливый дым.

— Кха! Кха! Чёрт… — Репейник закашлялся, потому что вдохнул этот сизый дым, и из покрасневших глаз его брызнули слёзы.

— Ты, хоть бы, проветрил тут! — проворчала Звонящая и взяла со стола смартфон Бисмарка.

— Видео — точняк! Ты посмотри, посмотри! — поспешил похвастаться Бисмарк и включил в пробойной кондиционер. — Репейник тут совсем засыпался со своими видеоиграми…

— Ладно, глянем, — кивнула Звонящая, полезла в меню смартфона и запустила видео. Сначала она ничего оосбенного не увидела — какая-то туманная тёмная ночь, режим ночной видеосъёмки позволил различить какие-то высокие сорные травы, дорогу, покрытую истрескавшимся асфальтом, серые, приземистые нежилые строения… Звонящая только собралась хмыкнуть и пожать плечами, когда когда в объективе неважной камеры появились «туристы». Целый взвод бойцов СС под началом рослого офицера внезапно возник из ниоткуда и маршем отправился к одной из этих серых построек, над стальною дверью которой горела единственная тусклая лампочка.

— Интересное кино… — пробормотала Звонящая и тут же поняла, что взводом командует не просто офицер, а сам Эрих Траурихлиген. — Где нарыл телефончик-то?

— Отжал у одного соплёныша — случайно снял, наверное… — ухнул Бисмарк, играя мускулами. — Вы всё говорили, что с ними зряшная возня, но иногда помогает!

— Ага, — согласилась Звонящая и протянула смартфон Репейнику. — Что скажешь, вундеркинд?

Репейник только откашлялся и теперь заливал щиплющее горло галлонами пепси-колы из двухлитровой бутылки. Все компьютеры, холодильник, электрочайник и торшер его отключились, обои вокруг розетки слегка обуглились, из-под стола изрыгал дым сгоревший системный блок.

— У меня тут катастрофа… — сипло выдавил Репейник, булькая пепси-колой. — Проводку менять придётся… Три недели уйдёт, чёрт подери!

— Давай, ремонтируйся и запускайся! — громыхнула Звонящая, сжав рукою пистолет. — Соплёныш Бисмарка Траурихлигена заснял! Тебе надо отсмотреть всё это кино и найти это место! Двадцать минут на поиски!

— Та, ладно… — вздохнул Репейник, взял лишившийся розетки чёрный тройник и понёс его куда-то за свои технические нагромождения. Оставив его там, Репейник через пару минут явился вновь и налёг весом своих костей на огромный рубильник, который торчал из стены и казался бесполезным атавизмом. И тут же, словно по волшебству, ожили все его компьютеры, бодренько завёл мотор холодильник, забурлил кипятком электрочайник и засветился розовый торшер.

— Ты весь этот хлам выкинь к чёрту! — фыркнула Звонящая, окинув суровым взглядом и чайник, и холодильник, и торшер. — От него перегрузки одни — ещё свет на Базе вырубишь! В столовую надо ходить, а не чаи гонять в пробойной!

— Ничего, тут автономное обеспечение… — отказался Репейник, подключая смартфон к одному из своих уцелевших компьютеров. — К тому же все эти предметы мне нужны! Когда я работать буду, если мне придётся постоянно через всю Базу в столовую гонять?? Сейчас, я быстренько найду точку его появления через спутник, отслежу траекторию его пробросов, и тогда — можно будет поймать туриста на горяченьком! — хвастливо заявил он, закончив возиться с подключением, и выставил вперёд правую ногу, словно супергерой.

— Ты Теплицкого нашёл? — сурово осведомилась Звонящая, наблюдая за тем, как Репейник загружает видео из смартфона в память компьютера. — Или ты только игры ищешь?

— Теплицкий хитро прячется… — пробормотал Репейник, растерял боевой пыл и кротко отодвинулся к столу. — Я выбивал из Барсука его дислокацию даже через игрек-сканер, а он не знает!

— Да быть такого не может! — возразила Звонящая, а её рука, как всегда, снова сжала рукоять пистолета. — Наверное, Миркин заблокировал ему память!

— Наверное… — пролепетал Репейник, опасаясь быть застреленным на месте… Да, Звонящая суровый начальник — даже шеф и тот, не такой суровый…

— Не наверное, а точно! — постановила Звонящая, не выпуская пистолет. — Давай, Репейник, работай! У тебя есть всё, чтобы определить это и снять блок! У тебя неделя на то, чтобы разыскать Теплицкого — приказ шефа! А Траурихлигена мне сейчас ищи!

— Ладно, ладно, хорошо, только не пристрели! — угрюмо буркнул Репейник и задвинулся за стол, уткнувшись в монитор компьютера. — Найду сейчас через игрек-спутник.

Бисмарк же с довольным видом лопал чипсы Репейника. Репейник не обеднеет, если он съест одну пачку — у него их полно, повсюду валяются среди аквариумов и пустых грязных тарелок.

Глава 117 Турист запускает спутник

Этой ночью технокиллер Иоахим Кукушников спал хорошо. Мягкая постель, сытная еда и хорошая зарплата — всё это способствует хорошему сну без кошмаров и лишних пробуждений. Он бы так спал до самого утра — Кукушников очень любил поспать — если бы внезапно его не разбудил громкий голос:

— Доброй ночи, Кукушников! — громогласно раздалось где-то под потолком, сбило крепкий сон…

Однако Кукушников так и не проснулся до конца. Поворочавшись с боку на бок в сладком полусне, он пробормотал что-то про маму и конфеты, после чего вновь захрапел, провалившись в глубокий сон.

— Я говорю: доброй ночи! — голос рассердился и заговорил громче, наполнив подземную спальню технокиллера настоящим громом.

— А? Что? — подскочил тот, будто бы его ужалил шершень — едва с кровати не слетел от неожиданности.

— Если вы и дальше будете таким засоней — я вплотную подумаю о том, чтобы заменить вас! — прогрохотал голос, становясь всё суровее. Он исходил из микрофона передатчика, подвешенного под самым потолком, и принадлежал Эриху Траурихлигену.

— Босс, я не сплю…. - прошамкал Кукушников, едва ворочая сонным языком.

— Я вижу! — зло хохотнул Эрих Траурихлиген, а Кукушников осознал, что допустил ошибку, и теперь ёрзал в кровати, которая из мягкой и пуховой вмиг превратилась в раскалённую, утыканную виртуальными гвоздями.

— Сегодня у нас с вами исторический день, вернее, историческая ночь! — сообщил Кукушникову Траурихлиген. — Я запускаю свой спутник, и на вас ляжет ответственность за то, чтобы его переброс через хронокоридор в наш временной срез прошёл хорошо! Когда спутник начнёт функционировать — мы сможем убрать локальные телефонные вышки, поставить одну «тарелку», а так же — развернуть полноценную сеть, идентичную Интернету нормохроноса!

— Есть! — ответил Кукушников, довольный тем, что босс, наконец-то, доверит ему управление трансхроном… Наверное, раньше управлять трансхроном должен был толстый Барсук… Ну, раз уж он попал в концлагерь…

— Прекрасно! — улыбнулся Траурихлиген, довольный услужливостью Кукушникова. Этот кадр, пожалуй, даже лучше мятежного Барсука: интеллектом он ему не уступает, и характер у него идеальный — выполняет приказы и не буровит природозащитную чушь.

— Через несколько минут майор Баум проводит вас в бункер трансхрона! — предписал Траурихлиген. — А я уезжаю на деосциллятор и буду держать с вами связь посредством передатчика! Готовьтесь сегодня ночью хорошо поработать, господин Кукушников, и если всё пройдёт успешно — ваша награда не разочарует вас!

— Есть… — пробормотал Кукушников, с которого сон мигом слетел. Передатчик щёлкнул, отключившись, а кукушников покинул постель, которая враз сделалась жёсткой, и принялся поспешно одеваться: когда Босс отдаёт приказы — нужно быть готовым. Едва технокиллер застегнул последнюю пуговку своего пиджака — к нему в бункер ворвался крикливый майор Баум. Отдав фашистскую честь, майор громко топнул каблуком и по своему обыкновению принялся рявкать:

— Вы уже поднялись! Отлично! Я думал, придётся вас будить!

— Нет, спасибо, — отказался от помощи Баума Иоахим Кукушников, поправляя пиджак. — Я уже знаю о задании Босса.

— Тем лучше! — рявкнул Баум, который, кажется, не спит никогда — такой нервный. — Идёмте!

Сонный Кукушников не горел желанием идти — организм навязчиво требовал возвращения в постель и продолжения здорового сна. Но Баум рявкал и рявкал, Кукушников грешным делом даже подумал, что этот тупой солдафон расстреляет его за медлительность. Поэтому технокиллер решил не мешкать, и взял крейсерский шаг, следуя за майором. Баум не пошёл к выходу — он летучей мышью юркнул в угол и сдвинул фальшивую стену — повёл технокиллера в подземный ход, и последний знал: ему предписано шагать в особняк-лабораторию, где его ожидают профессора Джонатан Марлоу и Франц фон Гофман. Интересно, почему они сами не могут запустить трансхрон?

Преодолев зловещее подземелье, Иоахим Кукушников оказался в выдраенном пространстве ультрасовременной лаборатории, устроенной Траурихлигеном в старинных стенах купеческого особняка. Даже ему, продвинутому жителю нормохроноса, инженеру по образованию, изобретателю, жутко было видеть сверхновую аппаратуру здесь, посреди Второй мировой войны, в оккупированном, полуразрушенном фашистами городишке. Баум около него шагал, громко топая, и походил на деревянного щелкунчика: рубленые движения, зубастая улыбка, а в глазах — никаких эмоций, кроме ледяной сдержанности и преданности генералу.

Иоахим Кукушников не ошибся: профессора Марлоу и Гофман уже ждали его. Они пришли сюда раньше, чем он, и уже занимались делом: протирали антистатическими салфетками экраны компьютеров и излучатели трансхрона.

— Хайль Гитлер! — оба вытянулись, как фашисты, завидев Кукушникова в компании немецкого майора.

— Хайль Гитлер! — ответил им Баум, щёлкнув каблуками, а Кукушников только пробурчал:

— Привет! — приблизился к компьютеру и осведомился:

— Всё готово?

— Конечно же, всё! — улыбнулся немецкий профессор Гофман, и Кукушников невольно подумал, что последний очень похож на фашиста. — Пора занимать места!

Гофман кивнул головой куда-то вперёд, и Кукушников увидел, что там уже приготовлены три места: два обыкновенных компьтерных стола с обычными моноблоками, а между ними — тяжёлый металлический столище, заключённый в квардрат из толстых блестящих перил, поставленный на некую высокую ступеньку — около полуметра над полом. Возле монолитного стола было прикреплено разлапистое кресло с большими подлокотниками, подголовником — как сиденье пилота в авиалайнере, а на металлической столешнице стоял ноутбук в титановом корпусе и лежал передатчик типа «Хэндз-фри». Гофман и Марлоу проворно заняли обыкновенные столы, предоставив ужасный столище Кукушникову, и технокиллер осознал: для него заготовили главный пульт управления трансхроном, с помощью которого откроется сверхширокий коридор для спутника. Открыв тяжёлую калитку, Иоахим Кукушников не без опаски вошёл в «загон» и потянулся к «самолётному» креслу…

— Уважаемый коллега, закройте калитку на замок! — заметил профессор Гофман, улыбаясь, ну, в точности, как фашист перед тем, как повесить партизана. — Опасно оставаться в открытой платформе!

— Спасибо… — ворчливо поблагодарил Кукушников, пожав плечами: зачем закрываться, если до пола полметра всего? Чай, не упадёт…

Технокиллер на всякий случай защёлкнул этот самый замок, котрый был наредкость велик и сложен, будто рассчитан на суровые перегрузки. Замок насторожил Кукушникова всерьёз: наверное, особняк сильно встряхнёт, когда заработает трансхрон… Усевшись в массивное кресло, технокиллер напялил на ухо передатчик, придвинув микрофон ко рту, включил ноутбук и стал ждать сигнала от Босса.

* * *

Эрих Траурихлиген приехал на Нижинский излучатель с кортежем из двадцати вооружённых мотоциклистов. Проезжая через опасный ночной лес, мотоциклисты остервенело палили по кустам, убивая партизан, чтобы те не тормозили движение генерала. Когда достигли излучателя — солдаты покинули мотоциклы и окружили башню кольцом, охраняя, а Эрих Траурихлиген заскочил внутрь, открыв дверь-переборку карточкой, и бегом побежал по тёмным, извилистым коридорам, по винтовой лестнице, через кабинет всполошённого Карла Заммера.

Карл Заммер решил не путаться у него под ногами: когда Эрих Траурихлиген так бежит — он занят чем-то архиважным, и своей горячей рукой может и казнить… Заммер тихонько устранился в уголок и сделал вид, что перебирает свои отчёты. Траурихлиген же птичкою впорхнул в камин, сдвинул фальшивую стену, которая закрывала тайный ход, и исчез там. Заммер за эту стену никогда не заходил: Траурихлиген под страхом казни запретил ему сдвигать фальшстену, да и страж излучателя сам боялся её сдвигать.

Тайный ход был широк и мглист, Эрих Траурихлиген включил карманный фонарик, чтобы осветить себе путь и не упасть. Булыжный пол, булыжные стены, потолок из толстых перекрытий — башня излучателя была построена наславу, чтобы выдерживать суровые хроноперегрузки. Мглистый коридор был недлинным — луч фонарика Траурихлигена упёрся в сверкающий металл. Впереди встала тяжёлая запертая дверь, но Эрих Траурихлиген повернул направо, где высилась ещё одна дверь, такая же, как и первая. Для пущей надёжности она была задраена на замок с серкретом и оснащена пушкой, которая убивает всех, чья ДНК не понравится сканеру. Траурихлиген положил на сканер свою ладонь, и дверь, как по волшебству, вздрогнула и начала небыстро открываться, уходя в толстую стену, сдвигаемая специальным механизмом. Эрих Траурихлиген скользнул в пространство за дверью, наполненное непроглядною тьмой, и хлопнул в ладоши. Тут же вспыхнули яркие лампы, осветив всё вокруг него белым светом — ещё одно ноу-хау из будущего: свет включается по хлопку.

Здесь был пульт управления зловещим деосциллятором, и Эрих Траурихлиген собрался запустить его на полную мощность — для проброса спутника. Просторное помещение было наполнено невероятно свежим озонированным воздухом, стены и пол сверкали чистейшей белизной, а у дальней стены, на столах стояли компьютеры — много, разных моделей, хотя деосциллятор управлялся всего одним моноблоком «Эппл», который стоял отдельно на узком столе. Перед этим столом помещалось специальной кресло — тяжёлое, с широкими подлокотниками, прочно привинченное к белоснежному полу на десять толстых болтов. Эрих Траурихлиген в несколько шагов пересёк белоснежное пространство и устроился в этом кресле поудобнее, включил мноблок, ожидая, когда загрузится операционная система. Высокий потолок над ним терялся в кормешной темноте, Траурихлиген поднял голову, бросив вверх быстрый взгляд, а потом — вернулся к моноблоку, запуская программы для работы с деосциллятором. Сенсорный экран моноблока испускал мистический свет, запустив все необходимые программы, Эрих Траурихлиген надел передатчик «Хэндз-фри» — для того, чтобы отдавать приказы Кукушникову и на космодром.

— Внимание! — громко сказал он, нажав на экране моноблока виртуальную кнопку и заставив высоченный потолок озариться страшным светом. — Я начинаю!

Из толстой стены над головой Траурихлигена вышло прочное бронированное стекло-экран, призванное защитить человека от погибельного излучения деосциллятора. И за этим стеклом из стен и потолка со зловещим жужжанием выдвигались тонкие конструкции из сверкающего металла и тянулись вверх, соединяясь в единое целое — в деосциллирующую мачту. На её конце оказлась гигантская антенна-тарелка, и потолок над ней раскрылся, позволяя мачте устремиться в ночное тёмное небо, усыпанное мириадами звёзд. Спустя несколько минут, антенна-тарелка поднялась высоко над башней, готовая в любой момент выпустить сверхсильный пучок антиэнергии.

— Байконур, приём! — Траурихлиген был готов включить деосциллятор, и связался с космодромом, чтобы отдать приказ к запуску спутника.

* * *

В командном пункте космодрома «Байконур» этой пасмурной ночью находился незваный гость, которого провели туда с помощью трансхрона. Профессор Стрелкин был уволен из Института Искусственного интеллекта за взятку, долгое время работал на радиорынке, продавая всякую ерунду, но в один прекрасный день его нашёл странный работодатель. Он предложил оплату золотом за очень странную работу — изобретение и строительство частного орбитального спутника. И вот теперь, когда спутник был готов — его предстояло запустить — нелегально, с космодрома «Байконур»! «Но как я туда попаду??» — ужаснулся накануне профессор Стрелкин, подозревая, что проникнуть на космодром просто так невозможно и срок за попытку это сделать достаточно солидный, чтобы окончить деньки свои в тюрьме. Но странный работодатель по имени Босс, ухмыльнулся и спокойно заявил: «Не беспокойтесь, у вас не возникнет проблем!». Стрелкина испугал его тон: очень уж зловещий, будто бы после запуска спутника ему предстоит умереть. Профессор даже попятился… но перечить Боссу не посмел. И вскоре узнал, что значат слова Босса и как работает трансхрон, пробрасывая человека. Оправившись от шока, профессор Стрелкин услышал голос Босса:

— Вы на месте, профессор? — осведомился этот зловещий голос.

— Д-да… — проканючил Стрелкин, топчась посреди полутёмного помещения.

— Приступайте к заданию! — сурово приказал Босс. — Отчитывайтесь о каждом своём шаге — мы должны идеально синхронизировать наши действия!

— Есть, — по-военному ответил профессор Стрелкин — работая на этого Босса он приучился отвечать по-военному, как и все остальные, кто работал на Босса.

Профессор пробросился сюда не один: Босс приставил к нему «овчарку» — своего человека, беспощадного головореза с бандитской кличкой Перевёртыш. Пробросившись, Перевёртыш тут же приставил к голове профессора пистолет, и не опускал его даже тогда, когда Стрелкин включил главный компьютер, готовый запустить спутник Босса.

Боссом был Эрих Траурихлиген. Убедившись, что очередная его марионетка заняла своё место, он взглянул на экран, привинченный к толстой стене. Экран показывал темноту ночи — пустынное пространство космодрома, где не горел ни один фонарь… Штатные электромонтёры в это время не могли понять, в чём дело — в поту чинили проводку, но ничего у них не выходило. Посередине тёмного космодрома высилась ракета-носитель, призванная вывести в космос его спутник. Скоро Стрелкин запустит её и тогда настанет время включить деосциллятор. Эрих Траурихлиген поудобнее устроился в своём высоком кресле и принялся ждать, пока учёный раскачается — времени у последнего совсем немного, минуты, пока служба безопасности космодрома разберётся, что закрался чужак и добежит до командного пункта, чтобы его схватить.

— Четыре, три, два, один… — профессор Стрелкин быстро взял себя в руки, уселся за компьютеры и уже вёл обратный отсчёт, готовый нажать последнюю кнопку и заставить ракету-носитель взмыть в ночные небеса. Перевёртыш кивнул пистолетом, призывая профессора не медлить, и Стрелкин, произнеся чёткое слово:

— Пуск! — надавил большим пальцем на красную кнопку.

Из дюз ракеты вырвалось бушующее пламя, и мрак ночи разогнало алое зарево. Вокруг стартовой площадки поднялись чудовищные облака пыли и дыма, и ракета-носитель «Атлас-5» оторвалась от земли и с грохотом полетела вверх, преодолевая земное притяжение.

— Босс, спутник запущен на околоземную орбиту! — громко сообщил профессор, когда «Атлас-5» вырвалась за пределы атмосферы и оказалась в космосе, а экран над головой Траурихлигена показывал, как ракета-носитель, выведя спутник в околоземное пространство, отстыковала его, а сама, исчерпав запасы топлива, медленно закружилась, постепенно падая назад, на Землю.

— Запускайте трансхрон! — приказал ему Траурихлиген. — Я включаю деосциллятор!

— Есть! — кивнул профессор Стрелкин, уткнувшись в свой ноутбук, запуская тот трансхрон, который установили на космдроме. Эрих Траурихлиген рассчитал его так, что коридор переброса откроется в космосе и затянет в себя только спутник.

— Трансхрон запущен! — быстро отчитался Стрелкин, как только экран его ноутбука выдал сообщение: «Запуск произведён!».

— Отлично! — ухмыльнулся Траурихлиген и свою очередь нажал кнопку — включил деосциллятор. Антенна-тарелка тут же выбросила сверхплотный пучок антиэнергии, синеватый луч с рёвом прочертил ночной воздух, над лесом пошёл грохот, а земля, словно бы, вздрогнула и жутко загудела, будто из её недр поднимался вулкан.

Иоахим Кукушников впал в ступор — стол перед его носом, стул и пол под ним заходили ходуном, стеклянный стакан свалился со стола и расквасился о металлические листы, покрывавшие пол. Под ноги технокиллера потекла вода, а он и не заметил этого — его взгляд был прикован к часам: время! Его большой палец машинально нажал на кнопку, и пол задрожал ещё сильнее. Технокиллер оказался на платформе, где кроме него самого торчал ещё и его столище с ноутбуком. Платформа поползла вверх, и потолок над головой Кукушникова открылся, образовав люк, через который виднелись огромные нехрональные звёзды. Платформа Кукушникова поднялась высоко над черепичной крышей, и его редкие волосы зашевелил страшный ветер высоты. Кукушников высоты боялся: навернулся в детстве с соседской груши и сломал себе ногу. Но технокиллер держался: он обязан был выполнить приказ Босса, потому что в противном случае, за провал, его могли высадить на кол. Платформа замерла в десяти метрах над тёмной землёй, и Кукущников уткнулся в экран ноутбука — дабы абстрагироваться от высоты.

— Запускай! — тут же разразился передатчик страшным голосом Босса, и Кукушников вздрогнул: сигнал!

Тут же он рванулся к ноутбуку и судорожно нажал «Включение» своим холодным пальцем.

— Начинаю колебания! — противным голосом заговорил прибор. — Смыкаю петлю! Открываю коридор!

Иоахим Кукушников почувствовал облегчение: он запустил трансхрон точно по сигналу Босса, теперь можно отдохнуть. Кукушников откинулся на спинку кресла, а спустя секунду — едва не свалился с платформы вниз, в далёкую, страшную темноту. Под ним, вокруг него, всё затряслось с какой-то сатанинской силой, земля, словно бы, содрогнулась в конвульсиях, что-то где-то устрашающе завыло, заревело, волна воздуха ударила так, что едва не свалила вниз тяжёлый трансхрон. Кукушников невольно испустил крик ужаса: испугался внезапного землетрясения, схватился обеими руками за толстые стальные перила.

Напуганный Карл Заммер вжался в угол, а вокруг него падала с потолка штукатурка, поднимая облака удушливой цементной пыли. От страха Заммер не мог пошевелиться, хотя ему впору было вскочить на ноги и галопировать на улицу: башня жутко тряслась и гудела так, будто бы из недр земли её сотрясал сам дьявол. Ещё парочка таких толчков — и она развалится на куски, похоронив под ними всех, кто рискнул остаться внутри…

Профессор Стрелкин сидел за пультами и слышал за запертой дверью шаги: за ним гнались. После нелегального запуска ракеты «Атлас-5» на уши вскочил весь космодром, подняли тревогу, включили сирену. Ещё минута — и чужаку не спастись — он попадёт в лапы службы безопасности, а потом… Вот они уже ломают дверь, а сирена разрывается так, что ломаются мозги.

Пик! — толстый чёрный браслет на правом запястье профессора издал писк, и в нём «ожил» малюсенький экран, показывая цифры.

Пик! — сказал браслет на запястье Перевёртыша.

ХРЯСЬ! — сломанная дверь не выдержала напора десяти человек, сорвалась с петель, обрушилась на пол…

— Стоять, ни с места! — сотрудники службы безопасности ворвались в командный пункт, ощетинившись оружием, но за пультами уже никого не было.

В небе звездою мерцал только что запущенный спутник, а генерал Канарейкин, который в эту ночь оставался на космодроме за главного, нервно мерил шагами пространство командного пункта, не отрываясь от экрана радаров.

— Запуск нелегальный… Все под трибунал отправимся, чёрт… — бормотал он, психуя, не в силах взять в толк, кто же это позволил запустить этот частный спутник без какого-либо разрешения… Откуда на космодроме вообще взялся этот частный спутник… когда его никто туда не привозил?? И кто же, собственно, произвёл его запуск??

— Придётся его сбить! — наконец генерал поборол замешательство и решился отдать радикальный приказ.

И тут мигнула лампочка на странном кубическом ящике, который был установлен на крыше приземистого ангара, торчавшего в отдалении от стратовой площадки. Под ангаром вздрогнула земля, и напротив спутника тот час же будто бы открылась чёрная дыра. Это был хронокоридор, он крутился тёмной воронкой, испуская миллиарды заряженных частиц. Спустя минуту спутник затащило в воронку хронокоридора, и он тут же исчез из виду и с экранов всех радаров.

Иоахима Кукушникова на опасной небольшой платформе швыряло в разные стороны. Платформа дрожала и страшно скрипела, грозя развалиться на части и обрушиться на далёкую землю грудой обломков и похоронить под собою Кукушникова. Технокиллер глотал страх и ужас, а в чёрных небесах над его головой, словно бы, зажглась Вифлеемская звезда: на огромной высоте, может даже в космосе, нечто вспыхнуло так ярко, что на секунду озарило ночной город, будто внезапно запылало второе солнце. Внизу послышались крики людей, а жуткий свет угасал, вспышка уменьшалась, постепенно достигнув размеров Луны. Земля тряслась и гудела, от сотрясения падали деревья, осело, превратившись в груды камней, несколько домов. В небесах всё горела страшная «звезда», а шальной ветер срывал Кукушникова с платформы, и пальцы его уже начинали коченеть. Нажать рычаг и заставить платформу опуститься вниз он не мог: когда Босс подаст сигнал — он обязан отключить трансхрон. Технокиллер вцепился в поручень изо всех сил и увидел, как со стороны леса во второй раз ударил в небо толстый жуткий луч. Земля вздрогнула особенно сильно, и тут же всё замерло и стихло: прекратилось землетрясение, улёгся ветер, утих рёв…

— Отключай! — гавкнул передатчик, и Кукушников мучительно заставил себя оторваться от перил: это Босс, он приказал отключить трансхрон, и он, Кукушников, обязан подчиниться и отключить его даже в том случае, если сам не удержится, грянет вниз и размажется о твёрдую землю…

— Есть! — пискнул замёрзший на ветру Кукушников, из последних сил подполз к ноутбуку и нажал иконку «выключение».

— Закрываю коридор! Размыкаю петлю! — принялся вещать электронный голос. — Прекращаю колебания! Отключаю питание!

Прошло минут десять, прежде чем трансхрон умолк и угас, а платформа принялась автоматически опускаться, чтобы снова скрыться в глубоком бункере. Никакой «Вифлеемской звезды» больше не было: вспышка погасла окончательно, и на её месте медленно двигалась белая точка, чуть больше первой звёздной величины. Это и был спутник, который запустил для себя Эрих Траурихлиген. Иоахим Кукушников чувствовал адскую усталость и жуткую боль в голове. Щёки его горели, а руки и ноги были холодными, как лёд. Кукушников не сидел, а валялся в кресле, чувствуя своим измученным телом, как платформа плавно скользит вниз, однако на душе у него светилась радость и гордость: он в точности выполнил приказ Босса, спутник успешно прошёл хронокоридор, и теперь Эрих Траурихлиген наградит его золотом!

— Задание выполнено! — весело заговорил передатчик над головою Кукушникова, и инженер обрадовался ещё больше — раз Босс сам заговорил об этом, значит, награда, действительно, ждёт его и, скорее всего, обломится не маленькая. Профессора Марлоу и Гофман радостно скакали вокруг полуобморочного Кукушникова, взрывали сорящие хлопушки, чокались какими-то бокалами, совали бокал и ему, но технокиллер так и не смог его взять. По всему его телу разлилась усталость и тяжёлая слабость, он не мог поднять веки, чтобы оглядеться… Что это — последствия сильнейшего стресса, или просто заявляет о себе прерванный сон? Кукушников уже не думал об этом, а мертвецки заснул прямо в кресле, засыпанный конфетти.

Пыльный Карл Заммер едва выбрался из угла: его руки и ноги были ледяные от страха и едва ворочались, почти не слушались его. Едва Заммер смог встать — до его слуха долетел гулкий топот — это Эрих Траурихлиген возвращался из своих тайных комнат, и спустя пару секунд в камине зашевелилась фальшивая стена.

— Вы неважно выглядите, Заммер! — заметил Эрих Траурихлиген, когда вылез из камина и широкоим шагом прошествовал мимо Заммера к выходу.

— Голова болит… — прокряхтел Заммер, незаметно держась рукой за стенку. Ещё бы не болеть его голове, когда десять минут назад под ним разверзся ад!

— У вас слабое здоровье, Заммер! — сурово постановил Траурихлиген, заклинившись на минуточку напротив стража излучателя и прожигая последнего сатанинским взглядом. — К тому же, вы боитесь технологий! Наверняка вы думали о демонах, пока работал деосциллятор, а я вам скажу, что никаких демонов в природе не бывает. С помощью деосциллятора я создал колебания сверхмалой амплитуды, необходимые для открытия коридора, достаточного для проброса спутника!

— Аг-га… д-да… — мямлил Заммер, нутром чуя, что над ним нависла казнь. Он ничего не понял, потому что не знал, зачем вообще нужны все эти колебания, осцилляторы, спутники… Соглашался с суровым начальником лишь для того, чтобы сохранить себе жизнь.

— Заммер! Если вы останетесь таким тёмным, каким вы являетесь — боюсь, я не смогу оставить за вами вашу должность! — пригрозил Траурихлиген, постучав по ладони своим стеком. — Я вам даю особый личный приказ: повысьте уровень вашей научной и технической осведомлённости! Эра игрек-технологий наступит, буквально, через пару недель — я максимально ускорю процесс — а вы, Заммер, при вашей должности, абсолютно не готовы! Всё, я спешу, а вы — мотайте на ус — я проверю!

— Яволь! — постарался отчеканить Карл Заммер, хотя страх душил его так, что вряд ли справились бы сердечные капли… Нужно ещё накапать их дрожащими руками и залить в сдавленное гороло…

— До свидания! — громко попрощался Эрих Траурихлиген и убрался с излучателя… обратно, в ад…

Профессор Стрелкин подумал, что его сейчас убьют. Пробросившись сквозь время, он оказался в какой-то тёмной камере, и из темноты снова явился этот мерзкий Перевёртыш со своим страшным пистолетом. Смертоносное дуло снова смотрело профессору в лоб, заставляя последнего корчиться, обливаясь холодным потом.

— Зачем всё это? — Стрелкин впервые решился заговорить с этим головорезом, попросить убрать оружие…

— Приказ Босса! — гавкнул Перевёртыш, не опуская оружие.

— Убить меня? — промямлил профессор, дрожа от страха.

— Слизняк! — посмеялся над ним Перевёртыш. И больше ничего не сказал до тех пор, пока дверь тёмной камеры не отворилась со скрежетом.

В свете, который горел снаружи, возникла высокая фигура в длинном плаще, грозно вдинулась, широко шагая длинными ногами.

— Отличная работа, поздравляю! — сообщил этот страшный человек. Это был Босс, и испуганный профессор Стрелкин пискнул:

— Босс, пожалуйста, скажите ему, пускай уберёт пистолет…

— Перевёртыш! — Босс кивнул, заставляя бандита опустить пистолет, и убрал оружие, сложив руки на груди.

— Турист, — сказал он со своим обычным ехидством. — Прости, что не кричу тебе «Хайль Гитлер», но ты же меня знаешь!

— Вот именно! — хохотнул Эрих Траурихлиген, в руках которого возник приборчик, похожий на смартфон. — Я знаю тебя очень хорошо! — он нажал на какую-то кнопку на своём небольшом устройстве, и трансхрон Перевёртыша издал писк.

— Что это? — удивился Перевёртыш, приблизив трансхрон к глазам и увидав цифры на его экране.

— Я знаю тебя слишком хорошо! — криво ухмыльнулся Траурихлиген. — Пока!

— А? — Перевёртыш только и успел выплюнуть превую букву алфавита, как вокруг него сомкнулся континуум, уничтожая перегрузками.

Профессор Стрелкин был рад тому, что его голове больше не угрожает оружие, он смог хоть плечи расправить и отдышаться… Что-то негромко хлопнуло где-то недалеко от него, и из ниоткуда вдруг вылетел наручный трансхрон, который пару минут назад сидел на руке бандита Перевёртыша.

— Але оп! — улыбнулся Траурихлиген и поймал этот трансхрон на лету, спрятав к себе в карман. — Профессор! — обратился он к Стрелкину. — Вы блестящий специалист, я буду рад дальнейшему сотрудничеству!

— А что с ним… с Перевёртышем? — решился спросить профессор, которого до чёртиков пугали все эти фантастические трансхроны, и этот Босс…

— Я его уволил! — просто ответил Траурихлиген, кивком головы призывая профессора выйти из камеры и следовать за собой. — А вас я хочу познакомить с вашими новыми и постоянными коллегами!

* * *

В полумраке комнаты работал плазменный телевизор, бросая блики на ковёр, обои, окно, книжный шкаф и диван. Показывали новости — скучно-обднообразные новости в жанре монотонных разговоров, а Константин Сенцов ждал футбольный матч. Вернее, его продолжение, потому что этот самый матч прервали новостями на самом интересоном месте, когда донецкий «Шахтёр» забил мюнхенской «Баварии» гол, и счёт сравнялся: два — два.

— Сегодня в двадцать один час тридцать минут с космодрома «Байконур» был запущен частный орбитальный спутник, который быстро прошёл зону ПВО и оказался в околоземном пространстве, — тараторил диктор, широко разевая рот и поминутно обтирая платком свой потеющий лоб. — Выйдя на орбиту, нелегальный спутник странным образом бесследно исчез с радаров, так же стало невозможным его визуальное наблюдение. Запуск состоялся с законсервированной части космодрома, и военное ведомство отказывается комментировать этот случай. Данных о том, кому принадлежал этот спутник, пока нет, так же неизвестно, каким образом произошло его исчезновение. По данному факту ведётся следствие…

Константин Сенцов сидел на диване, лопал поп-корн и чипсы одновременно, а на ногах его торчали ботинки… У Константина сегодняшний день был выходным, и он провёл его по-сенцовски: спал до полудня, лопал бутертброды, играл в компьютерные «стрелялки», пялился в телик, и не разулся, притащившись из магазина с батоном, чипсами и палкой колбасы. Вечер Сенцова тоже прошёл бы по-сенцовски, если бы вдруг не зазвонил телефон.

— Алё? — прошамкал Сенцов, проглатывая те чипсы, которые торчали у него во рту и мешали внятно говорить.

— Ты не спишь?? — зарявкали из трубки, и Константин даже испугался: зачем рявкать в такой тихий вечер?

— Н-не сплю… — выдавил оглушённый и огорошенный Сенцов, не заметив, что выронил пачку чипсов, загадив ковёр.

— Не спи, сейчас работать будешь, засоня! — из трубки вылетел стальной голос, и Сенцов, наконец-то узнал, что он принадлежит Репейнику.

— Ну, чего? — недовольно пробормотал Сенцов, которому совсем не понравилось, что Репейник нарушает его спокойный выходной и не даёт посмотреть телевизор по-сенцовски.

— Спутник видал? — заорал Репейник так, что Константин едва не уронил трубку на пол.

— Та, не визжи ты так! — огрызнулся Сенцов, отодвинув телефон подальше от своего пострадавшего уха, в котором теперь звонили колокола. — У меня сейчас башка взорвётся!

— Не развалишься! — постановил Репейник и тут же повторил свой вопрос:

— Видал спутник, или нет??

— Ну, видал, ну и что? — заныл Константин, беспокойно ёрзая на диване и дожидаясь, когда этот глупый допрос закончится, и проклятый Репейник отползёт обратно в ад… хотя бы, на сегодняшний вечер — выходной же всё-таки, у Сенцова…

— Ты тетёха! — вскипел Репейник, стукнув кулаком по столу. — Это — спутник Траурихлигена, и он пробросил его во времени к себе! Только тупой баран не догадается об этом! Давай, Старлей, дуй на Базу — все уже в сборе!

— Чёрт! — злобно плюнул Сенцов, когда Репейник отрубил связь. Этой ночью он собирался элементарно поспать… А нужно прыгать в проклятую игрек-тачку, лететь как угорелому… за тридевять земель в тридесятое царство, глотать выпрыгивающий желудок и отхватывать строгачи от Звонящей и от шефа…

* * *

Сенцова в игрек-тачке жестоко мутило, и он считал, что никогда к ней не сможет привыкнуть. Это выше человеческих сил — носиться на таких скоростях… Иногда даже кажется, что проклятые игрек-тачки легче лёгкого превышают скорость света.

Припарковав тачку на стоянке, Сенцов вывалился из неё, как пузырь, и торчал, оперевшись на капот, хватая воздух перекошенным тошнотою ртом и опасаясь изрыгнуть свой желудок на блестящий металлический пол у себя под ногами.

— Старлей, ты чего шатаешься?? — набросился на него Репейник, едва Сенцов оказался в «кают-компании». — Алкоголизм у нас под запертом, брат!

— Сам ты алкаш! — угрюмо огрызнулся Сенцов, которого до сих пор тошнило… — Это игрек-тачка твоя — все кишки перетрясла! Чёрт, сейчас ты увидишь всё, что я сегодня съел!

— Ничего, привыкнешь! — беззаботно хихикнул Репейник, заметно повеселев, когда не услышал от Сенцова спиртного запаха. — У нас все летают на игрек-тачках, как миленькие, и ты тоже скоро залетаешь!

— Чёрт, ты мне поспать не дал, ты это знаешь? — проворчал Сенцов, перемингаясь с ноги на ногу. — У меня, кстати, сегодня выходной день!

— Старлей, а ну-ка, быстро садись! — за спиною Репейника раздался суровый приказ, и только теперь Сенцов осознал, что в кают-компании, кроме наглого пробойщика, сидит Звонящая, и Красный с Бисмарком тоже пожаловали.

— Ты приехал последним, брат! — заметил Бисмарк и вытащил из кармана батончик «Сникерс — Кинг сайз». Сенцова от одного такого начинало подташнивать — слишком сытный, а Бисмарк за вечер «уговорит» штук семь…

— Всё, ребятки, садимся поудобнее — я покажу вам интересное кино! — предписал Репейник и вставил карту USB-памяти в игрек-проигрыватель.

Константин опустился в то кресло, которое было задвинуто в угол, и без особого интереса уставился в широкий экран, привешенный к белоснежной стене. Репейник ничего нового Сенцову не показал — Константин увидел тот же выпуск новостей, который смотрел вполглаза пятнадцать минут назад.

— Ну и что? — пробормотал он, думая лишь о том, что ему испоганили выходной.

— Ш-шшш! — свирепо шикнула Звонящая, и Сенцову пришлось умолкнуть: начальница была не в духе, и могла использовать пистолет.

— Это показали сегодня в новостях на всю страну! — прокомментировал Репейник, нажав на кнопку «Пауза» и заставив лицо диктора замереть с раскрытым ртом. — А вот сейчас я покажу вам то, что снял в космосе наш игрек-спутник. И ребята, приготовьтесь, это будет не комедия!

— Давай уже, хватит болтать! — сдвинула брови Звонящая, и Репейник поспешно нажал пару кнопок, убрал замершего диктора, и вывел на экран чёрное околоземное пространство, истыканное чёткими белыми точками разного размера. Сначала там ничего не было, кроме черноты и точек, а потом — оставляя огненный хвост, прилетела ракета, отстыковала от себя орбитальный спутник — вполне обычный, на солнечных батареях. После этого ракета утратила хвост, вздрогнула и вскоре исчезла, опустившись в правый нижний угол экрана, а спутник немного повисел в черноте, качнулся влево и тут же исчез из виду.

— Понравилось? — осведомился Репейник у всех сразу, выключив игрек-проигрыватель.

— Нет! — громыхнула Звонящая. — Траурихлиген этот проклятый делает своим фашистам спутниковую связь, и я бы не сказала, что это хорошо!

— И мне тоже не понравилось, — заключил Репейник, разинул рот, собравшись дальше болтать, но Звонящая стукнула кулаком по столу для закусок и свирепо изрекла:

— Репейник, ты у нас ответственный за трансхроны! Почему ты не предотвратил этот проброс??

— А я и не думал, что он запустит спутник… — пискнул обескураженный Репейник и принялся мусолить подол халата.

— Отлично, пробойщик у нас на уровне! — пригвоздила Репейника Звонящая, сложив руки на груди. — И что ты только здесь делаешь днями и ночами напролёт, Репейник? Играешься в компьютерные игры?

— Я… пробил, у кого турист покупает современное оружие… — пискнул Репейник, желая замять неловкую ситуацию.

— Ну и у кого же? — рявкнула Звонящая, прожигая Репейника свирепым взглядом.

— Господин Битюгов Гектор Гекторович… — начал Репейник.

— Хы! Гектор Гекторович! — хихикнул Красный, услыхав нестандартные имя-отчество траурихлигеновского сообщника.

— Цыц! — шикнула Звонящая и снова напала на Репейника:

— Давай, Репейник, бухти дальше и я, возможно, тебя не пристрелю!

— Да, ладно тебе… — попросил Репейник, словно бы действительно, боялся смерти от рук Звонящей. — Гектор, значит, Гекторович… Предприниматель, владелец нескольких складов, адреса у меня в компе все есть. Потом, нескольких магазинов разной направленности: продуктовые, бытовой техники, магазин «Рай охотников-рыболовов». Так вот, около одного из складов полным-полно хронокоридоров! К тому же, есть свидетельства того, что Битюгов Гектор Гекторович — это всемирно известный преступник Буквоед!

— К чертям Буквоеда! — отказалась от последнего Звонящая. — За последние пять лет оп поймал семерых Буквоедов — и каждого из них считали настоящим, пока не выяснилось, что это — двойник!

— Та, ладно, хорошо, к чертям! — буркнул Репейник. — Не собираюсь я больше ловить Буквоедов! Нет, вернее, собирался поймать Гектора, проследил за ним чуть-чуть и узнал, где он назначил деловую встречу своему покупателю!

— Его покупатели мне тоже не нужны! — Звонящая, было, принялась изрыгать, но Репейник остановил её, сказав:

— От этого покупателя ты не сможешь отказаться! Я знаю, где Буквоед назначил встречу нашему туристу!

* * *

Перевёртыш осознал, что ему снова не повезло. Пережив адские хроноперегрузки, он снова обрёл свои органы чувств и обнаружил себя на свалке — сидел прямо на мусорных кучах, а вокруг него собиралось всё больше и больше помойных котов.

— Чёрт подери! — Перевёртыш принялся громогласно ругаться, размахивая кулаками и разгоняя котов, которые посыпались от него во все стороны, распушив хвосты, выгнув спины и шипя.

Перевёртыш сделал всё для того, чтобы Эрих Траурихлиген взял его к себе на работу, оставил в своём времени и избавил от проклятого, вездесущего опа. Он подарил наглому фашисту игрек-технологии, обучив его и его глупых прихвостней строить игрек-тачки, игрек-пушки, игрек-телефоны, ноутбуки, очки… Перевёртыш был уверен, что Траурихлиген воздаст ему по заслугам, наградив красивой жизнью и свободою от опа, но… жестоко ошибся. Фашист, словно бы, видел его насквозь — каким-то волшебным образом он понял, что Перевёртыш решил для себя: как только попадёт в окружение Траурихлигена — подсидит его и уничтожит, заняв место властелина времени собственной персоной. Разогнанные кошки снова возвращались, окружая Перевёртыша плотным кольцом, тёрлись о его тощие, испачканные бока, урчали прямо в ухо, тыкаясь мокрыми мордочками едва ли ему не в лицо. Сидя на мусоре, Перевёртыш понял, что сурово недооценил Траурихлигена, решив, что сможет справиться с ним так легко, как ему казалось. Ну, ничего, этот бой он позорно сдул, однако, война далеко не закончена. Он ещё возьмёт реванш и жестоко отомстит этому нахальному, самовлюблённому, надутому остолопу! Ой, как отомстит!!

Поднявшись на ноги, Перевёртыш потянулся со свалки прочь, собравшись спрятаться, чтобы местные бомжи над ним не смеялись.

Глава 118 Сделка отменяется

Ровно в час дня, за два часа до встречи с клиентом в кабинете Гектора Битюгова разразился звонком радиотелефон. Гектор Битюгов в этот час проверял бумаги: собираясь встретиться с самым солидным из своих покупателей, господин Битюгов стремился к идеальному порядку в документах. Услыхав телефонный звонок, Гектор Битюгов вздрогнул: ещё утром он приказал своей секретарше никого с ним не соединять… И кто же это смог подключиться к его телефону напрямую??

— Ало? — осведомился в трубку Гектор Битюгов, стараясь сделать свой голос основательным и изгнать несолидную дрожь. А в ответ под свист и хрипы он услышал такое:

— Покупатель сегодня не придёт. Придержите товар. Не появляйтесь в городе. Вас ищут спецслужбы. Ждите моего звонка. Отбой.

Гектор Битюгов замер с трубкой в левой руке и с ручкою в правой: срывается очень выгодная сделка. Как человек, находящийся в не совсем легальном бизнесе, Гектор Битюгов имел множество информаторов, которые предупреждали его о «хвостах» и спасали его шкуру… Гектор Битюгов был благодарен этим тёмным личностям за свою свободу и благодарил их материально… Но только не сегодня: этот покупатель пополняет его банковский счёт золотыми слитками, и вдруг его вычислили какие-то спецслужбы…

Загадочный голос из телефонной трубки уже давно растворился в хрипах и утонул в гудках: информаторы никогда не рассусоливали, чтобы их не обнаружили. И Гектор Битюгов, подавив досаду, принял стратегическое решение: встречу с покупателем отменить, вызвать свой самолёт и махнуть на недельку в Буковель. Позвонив из кабинета личному пилоту, господин Битюгов отправился на лимузине в свой коттедж — собирать лыжный инвентарь.

Глава 119 Герои и злодеи

Эрих Траурихлиген даже из уважения к самому себе никому не назначил бы встречу в таком чудовищном месте. Ну, раз Гектор Битюгов решил опозориться — пускай, это его право, флаг ему в руки. Олег Ченно топтался на щербатом полу, не выпуская из крепкой руки рукоять пистолета — мало ли, кто-нибудь решит устроить покушение на Босса? А технокиллер Иоахим Кукушников сидел на пыльной балке около некоего картонного ящика, который пробросил вместе с собой. Кукушников горячо утверждал, что содержимое ящика может пригодиться — Траурихлиген не возражал ему: пускай, таскает! Все втроём, они топтались на пятнадцатом этаже недостроенного двадцатипятиэтажного дома, окружённые другими такими же домами, в новом, строящемся районе Донецка и ожидали, когда же, наконец, пожалует Буквоед с новой партией товара. Он опаздывал уже на два часа, чем ужасно злил Траурихлигена.

— Где этот Гектор, чёрт его дери?? — Эрих Траурихлиген уже начинал сатанеть и бесноваться, нетерпеливо крутясь по бетонным перекрытиям, которым суждено было стать полом элитной квартиры. — И что за привычка в будущем — назначать деловые встречи в каких-то дырах?? Нет, чтобы в офисе, чёрт! Я вам клянусь: пристрелю его, когда увижу!

— Босс, кажется, у нас с вами незваные гости, — заметил Иоахим Кукушников, уставившись в лазурное небо через игрек-очки.

— М-да? — осведомился Эрих Траурихлиген, включив свои игрек-очки. — Сейчас, глянем, кого тут чёрт принёс!

В высоком чистом небе, ярко освещённом летним солнцем и напрочь лишённом туч неслись крылатые машины Отдела Предотвращений — три штуки, через игрек-очки похожие на чёрных коршунов. оп каким-то образом узнал, что они здесь и решил взять их врасплох.

— Я подготовился и к этому! — пропел технокиллер, довольный тем, что не зря тащил за собой тяжёлый ящик с новым оружием, и сможет угодить Боссу. — оп такой приставучий, что без туза в рукаве его не отвадишь! Ну, теперь-то мы их пощекочем!

Хохотнув, Иоахим Кукушников вынул из картонного ящика увесистую базуку и передал её в крепкие руки Олега Ченно, кивнув на другой ящик, наполненный снарядами.

— Эта штуковина пробьёт броню игрек-тачки! — горделиво похвастался технокиллер. — Меня Перевёртыш научил их делать! Но я ещё и усовершенствовал этот образец!

— Заряжай! — приказал Эрих Траурихлиген Олегу Ченно, видя, как игрек-тачка Отдела Предотвращений приближается к стройплощадке. — Классная штука — эти игрек-очки!

Олег Ченно включил свои игрек-очки, поднял базуку и прицелился в приближающуюся крылатую машину.

Иоахим Кукушников тоже включил игрек-очки, глянул в небо и, заметив, что к ним приближается не одна игрек-тачка, а целых три, негромко сказал:

— Пойду, поставлю самострел! А то, они, вижу, закишели!

Кукушников поднял с пола перевёрнутую на бок строительную тачку синего цвета и принялся деловито складывать в неё нужные ему детали от механической пушки.

— «Мерседес» у тебя — супер! — насмешливо прокомментировал Олег Ченно, не спуская глаз с приближающегося врага. — В каком салоне взял?

— Вот тут! — буркнул Кукушников, показал пальцем в пол и утащился, увезя за собою кособокую скрипучую тачку.

— Хватит пререкаться! — сурово оборвал их разговор Траурихлиген. — Огонь! — негромко скомандовал он, когда игрек-тачка поравнялась с их недостроенной многоэтажкой.

Олег Ченно спустил курок, базука выплюнула столб пламени и специальную бомбу. Отдача едва не повалила крепкотелого киллера с ног, а бомба, издав противный свист, рассекла воздух и врезалась в бок игрек-тачки, взорвалась, рассыпая мириады ярких искр.

— Попал! — довольно похвалил его Эрих Траурихлиген.

Крылатая машина быстро загоралась, в кабине у Звонящей натужно выла аларм-сирена, предупреждая, что игрек-тачка долго не протянет, и водителю нужно катапультироваться как можно скорее. Она выходила из режима невидимости по частям — начиная с подстреленного бока — и виляла то вверх, то вниз, теряя управление. Звонящая вцепилась в руль обоими кулаками, однако удержать машину ровно уже не могла, и тачка вихлялась, как подбитый жук на верёвочке, грозя свалиться в штопор, обрушиться вниз и взорваться, врубившись в далёкую землю.

— Здорово бомбанул! — обрадовался через передатчик Иоахим Кукушников, который, устанавливая под крышей свой самострел, отлично видел, как Ченно подбил игрек-тачку.

— Из брахмашираса всё равно бы круче получилось! — пробурчал Эрих Траурихлиген, уверенный в том, что его сверхмашину никогда не побьёт никакая базука.

— Это одна передовых технологий опа! — заныл Иоахим Кукушников, обижаясь на то, что Босс не хвалит его достижения, а хвалит только свой жуткий «брахмаширас».

— До технологий Нового Рейха этой пукалке далековато! — хохотнул Траурихлиген, наблюдая за тем, как загорается подбитая игрек-тачка. — Ты бы окочурился от зависти, если бы увидел, как стреляет мой «Брахмаширас»!

Звонящая едва нащупала кнопку катапульты, чтобы спастись из задымлённой, горящей машины, которая за какую-то минуту превратилась в неуправляемый летающий гриль. Она никак не ожидала этого выстрела… Кажется, их поджидали… Кто же мог устроить ловушку, когда операция опа была сверхсекретной?? И как они увидели её тачку, когда она летела в невидимом режиме??

— Меня подбили! Катапультируюсь! — крикнула Звонящая в микрофон игрек-связи и вдавила кнопку аварийного выброса кресла.

— Ловлю! — ответил Красный, и Звонящая сквозь сизый дым увидела на экране, как его игрек-тачка спешит к ней на помошь.

Клац! — «сказала» кнопка, но катапульта почему-то не сработала — Звонящая оставалась в кабине, среди гаснущих экранов.

— Чёрт! — ругнулась Звонящая, видя в лобовом перед собою языки пламени, которые пожирали светло-голубой капот.

— Сбой питания! — прохныкал бортовой компьютер, и все экраны мигом угасли, умолкла аларм-сирена, и Звонящая погрузилась в удушливую темноту. Она попыталась включить автоматическую катапульту, но её почему-то заклинило, Звонящая нажимала кнопку, но и тут слышала только «клац!» и всё. Она оказалсь в горящей машине, огонь нещадно подбирался к топливу, кабина быстро наполнялась едким дымом.

— Чёрт, где же тут резервное питание?? — бормотала Звонящая, наощупь нажимая все кнопки, которые рука находила на приборном щитке.

Звонящая уже прощалась с жизнью, когда её рука, наконец, добралась до нужной кнопки.

— Резервное питание включено! — бесстрастным голосом сообщил бортовой компьютер, перед Звонящей вновь загорелись экраны, лампы освещения, заорала аларм-сирена..

— Давай! — выдохнула Звонящая и вновь нажала кнопку катапульты.

— Выброс! — сообщил голос компьютера, объятая пламенем крыша с треском сорвалась с места, и кресло Звонящей выплюнуло в небесные просторы.

Отстегнув его от себя как балласт, Звонящая дёрнула кольцо парашюта. Взмыв в воздух, удерживаемая стропами, она оказалась лёгкой мишенью на виду у врагов.

— Девчонка! — буркнул Эрих Траурихлиген, видя, как Звонящая спускается вниз под куполом парашюта. — Сожги её парашют! — тут же постановил он. — А то сбежит!

— Есть! — ответил Олег Ченно и зарядил базуку зажигательной гранатой.

— Стреляй! — приказал Траурихлиген, опасаясь, что Звонящая сейчас опустится за высотный дом и исчезнет за ним.

Олег Ченно тщательно прицелился и нажал на курок, выпустив гранату, которая, просвистев в воздухе, угодила в стену дома, взорвавшись, и поджгла парашют дознавательницы.

— Попал! — прокомментировал Ченно, видя, как разгорается на куполе парашюта огонь.

Звонящая отстегнула загоревшийся парашют и камнем понеслась к земле…

— Сейчас, расквасится! — говорил в микрофон «хэндз фри» Иоахим Кукушников и потирал ручки. Он уже успел установить самострел, и включил его, настраивая на игрек-излучение.

— Она нужна мне живой! — решил вдруг Эрих Траурихлиген…

— Поздно, извините, Босс, — пожал плечами Олег Ченно, и тут же заметил ещё одну игрек-тачку, которая вдруг выскочила из-за дома и полетела… вытанцовывая какие-то дикие кульбиты. — О, ещё одна! — отметил он, прицелившись. — Сейчас, Босс, будет фейерверк!

За рулём тачки сидел Красный, а рядом с ним — Бисмарк, они пытались отыскать сбитую Звонящую, чтобы подхватить её на борт, но Красный никак не мог заметить её среди недостроенных домов.

— Я не могу её поймать! Я её не вижу! — пискнул Красный, лавируя игрек-тачкой, словно ракетным истребителем, однако не находя Звонящей.

— Кисель! — ругнул его Бисмарк и отпихнул от штурвала. — Вот так надо!

Перехватив управление, Бисмарк бросил игрек-тачку в крутой вираж, и тут же получил снаряд в бок.

— Попал с первого раза! — коротко хохотнул Олег Ченно и поспешил укрыться за ближайшим простенком, чтобы искры с горящей игрек-тачки не подожгли его костюм.

Подбитая машина потеряла управление, завиляла, Бисмарк сжал непослушный штурвал в кулаках. В кабину попёр дым, заволакивая всё и заставляя кашлять.

— Сам ты — кисель! — раскричался Красный, проявив тенденцию вклиниться за штурвал и напортачить ещё больше. — Мы горим!

— Вот, чёрт! — ругнулся Бисмарк, поняв, что срезался. — Выскакиваем!

Тут же Бисмарк нажал кнопку катапульты, и их кресла отстрелило в небо.

— Красиво падает! — оценил Олег Ченно, наблюдая за сбитой машиной врагов.

— Бежим, придурок! — заорал ему в ухо Траурихлиген, поняв, что загорающаяся тачка не просто падает, а настоящей бомбой несётся прямо на них. Не дожидаясь, пока его накроет, Траурихлиген громадными прыжками помчался к временному лифту для рабочих, схватился правой рукой за трос, а левой — выстрелил из «люггера», сбив противовес. Лифт с грохотом разбился о землю, подняв пыльные облака, а Эрих Траурихлиген заболтался на тросе, рискуя стукнуться о стену.

— Упс! — испугался Олег Ченно, до которого осознание опасности только что дошло, отбросил базуку и запрыгал по балкам, пытаясь спрятаться, хоть куда.

Полыхающая игрек-тачка промчалась шальной ракетой, чертя по небу дымные хвосты, и тут же врезалась в стену, за которой они стояли минуту назад. Тачку проглотил взрыв, в стене образовалась рваная дыра. Во все стороны брызнули камни, горящие ошмётки, куски расколотого стекла и фигурки нэцкэ, которые Красный часами приклеивал к приборному щитку. От взрыва недоделанный пол провалился, превратив этаж в одну большую дыру, на стенах загорелась свежая краска, забивая воздух удушливым дымом.

Взрывной волной Олега Ченно швырнуло вперёд, горячий ветер опалил спину и затылок, уши заложило. Он свалился ниже на этаж, больно стукнувшись о бетон, в последний момент закрыл руками свою голову, прежде чем его завалило мелкими камнями, металлическим хламом и фигурками нэцкэ, которые ударялись о тело, словно пули. Олег ныл от боли, а его наушник разрывался свирепым рычанием и руганью по-немецки: Босс был им очень недоволен.

— Простите, Босс, я вас не понимаю… — прохныкал Олег Ченно, а одна фигурка нэцкэ попала ему в глаз и набила фингал.

— Безмозглый самшит! — взрыкнул Эрих Траурихлиген и больше ничего не сказал.

— Психи! — коротко прокомментировал на чердаке Иоахим Кукушников, а его самострел снова выстрелил и сбил… ворону.

Над головой Звонящей бесновалось пламя: синтетический парашют полыхал, отравляя дымом, и огонь уже спускался по стропам, собираясь зацепить комбинезон. Отстегнув сгорающий парашют, Звонящая, беспомощно кувыркаясь, полетела вниз. Никто не поймал её, и она уже решила, что погибнет сейчас, разбившись… Но внезапно внизу мелькнул какой-то человек, и Звонящая жёстко грохнулась прямо ему на голову, за секунду до того, как ударилась бы о выступ соседнего здания. Стараясь удержаться, Звонящая изо всех сил вцепилась руками в его плечи, сминая на нём одежду… Она не сразу заметила, что её спаситель сам висит, удерживаясь руками за трос, раскачиваясь над пропастью в пятнадцать этажей.

— Сгинь, сгинь, отстань! — незнакомец принялся отбиваться, пытаясь сбросить Звонящую с себя, потому что она намного увеличила общий вес, который ему нужно было держать.

Но Звонящая не собиралась отпускать — она вцепилась в плащ незнакомца обеими руками, всё сильнее раскачиваясь вместе с ним на стальном тросе в десятках метров от заполненной строительным мусором земли. Борясь со звонящей, незнакомец схватил её за воротник, и они на миг оказались лицом к лицу друг к другу. Увидав лицо того, кто одновременно оказался её спасителем и оппонентом, Звонящая поняла, что обрушилась на голову Эриху Траурихлигену.

— На связь не выходи — или я тебя действительно, скину! — прошипел он, дёрнув Звонящую. — Давай, держись — попробую назад залезть!

— То «сгинь», то «держись»… — проворчала Звонящая и попыталась влезть Траурихлигену на спину, чтобы получше ухватиться, но неуклюже соскользнула и едва не полетела к земле. В послений момент Траурихлиген поймал её за лодыжку, а Звонящая болталась дурацким пойманным паучком.

— Чёрт, худей! — закряхтел Траурихлиген, чувствуя, что поймал её явно неудачно, и даже может уронить.

— Пусти меня! — задёргалась Звонящая, дёргаясь в попытке занять более удобное и безопасное для себя положение.

— Ага, отпущу и размажешься! — фыркнул Траурихлиген, удерживая Звонящую так, чтобы она не вывернулась и не упала. — Не дёргайся мне тут — я тебе не спайдермен!

Звонящая подтянулась и с трудом вскарабкалась на спину Траурихлигена, обхватив его руками. От высоты начинала кружиться голова, а трос болтался на холодном ветру, от которого немели руки. Подъёмный механизм лифта начинал ломаться — канатоведущий шкив медленно прокручивался сам собой, опуская людей на тросе всё ниже и ниже.

Из дыры в стене прямо под ногами с грохотом вырывалось пламя: сгорала застрявшая в стене игрек-тачка Красного и выгорала вонючая краска на стенах. Стоит им опуститься хоть на пару метров — и они сгорят заживо…

— И что дальше? — булькнула Звонящая, видя, что внизу ничего хорошего не ждёт.

— Не ной, зануда! — угрюмо буркнул Траурихлиген, а сам раскачивался, чтобы достать до будущего балкона, который торчал буквально перед носом, и влезть на него… Но Звонящая на спине мешала ему, сковывая движения, Траурихлиген никак не мог дотянуться до швеллеров, и они болтались на тросе над пропастью, как дурацкое йо-йо на верёвочке. Трос был дешёвый и уже заржавел, под весом двух человек он перетирался — неудачно лёг на стальную балку, елозил по ней, становясь всё тоньше и тоньше.

Звонящая стиснула зубы и изо всех сил вцепилась в плащ Траурихлигена, чтобы не сорваться вниз. И тут трос не выдержал. Издав жалобный писк, он оборвался и упал вниз. Траурихлиген успел уцепиться за торчащий швеллер, который должен был превратиться в балкон, за секунду до того, как трос, сверкнув своей ржавчиной, ушёл вниз и исчез за пламенем. Звонящая барахталась, обхватив его за плечи, и сама ни за что не могла уцепиться — только висела грузом и тянула вниз.

— Ну и тяжёлая же ты — целый бегемот! — выдохнул Траурихлиген, чувствуя, как немеют его пальцы, и удерживать на себе вес Звонящей становится всё тяжелее. — Сейчас грохнемся…

— Отпусти меня — я сама зацеплюсь, — попросилась Звонящая, тут же выдумав план, в котором она освобождается и арестовывает «туриста».

— Сбежишь… — пропыхтел Траурихлиген. — Лучше держись крепче — я залезаю!

Собрав все силы, Эрих Траурихлиген подтянулся на одной руке, зацепился за швеллер ногами и вскарабкался на неширокую бетонную площадку, удерживая Звонящую на своём плече. Они оказались в том же здании, только на несколько этажей ниже — на пятнадцатом, а не на двадцатом. Траурихлиген с этой площадки перепрыгнул на другую и зашёл в пустую будущую комнату через дырку, которая должна была стать балконным проёмом. Сгрузив Звонящую через плечо, он швырнул её на пол, словно мешок картошки.

— Отпустил! — фыркнул Траурихлиген, отдуваясь и вытирая поцарапанные и испачканные руки. — Чёрт, плащ испортил! — проворчал он, заметив, что подол его кожаного плаща обгорел.

— Стой, руки вверх! — вскочив на ноги, крикнула Звонящая и выхватила пистолет.

Эрих Траурихлиген замер на секунду, а потом — начал поднимать руки. «Попался!» — весело подумала Звонящая, однако Траурихлиген просто так не сдался. Незаметно для Звонящей он вдруг обернулся с «люггером» в кулаке, и тут же выстрелил. Пуля Траурихлигена выбила пистолет из рук Звонящей и тот, лязгая, отлетел в угол.

— Ты в своей усиленной команде — самое слабое звено! — довольно сообщил Звонящей Траурихлиген, не опуская «люггер». — Теперь ты мой заложник! Сейчас, я брошу твоим товарищам сигнал, они сбегутся на тебя, и я их всех перестреляю! Пошли!

— Не смей! — зарычала Звонящая, прыгнула тигром, пытаясь лишить противника пистолета, однако Траурихлиген легко отбил её атаку и швырнул Звонящую на пол.

— Не копошись — оглушу! — пообещал Траурихлиген и, схватив Звонящую за шиворот, потащил за собой. — Кстати, я так и не услышал от тебя «спасибо»!

— Та, чтоб тебя чёрт сожрал, тупоголовый турист! — огрызнулась Звонящая, которой приходилось тащиться за Траурихлигеном, потому что тот не выпускал её воротник.

— Ты фыркаешь, потому что осталась жива! — хохотнул турист, встряхнув Звонящую за воротник, как куклу. — Если бы ты размазалась в лепёшку — ты бы молчала! Мертвецы, они все такие молчаливые! А мне нужен живой заложник, а не мёртвый!

Глава 120 Сенцов и его бой

Досчитав до десяти, Красный дёрнул за кольцо, и ранец за его спиной шумно выплюнул оранжевый парашют. Хлопнув, парашют раскрылся и дёрнул Красного вверх, а его кресло, отстёгнутое, понеслось к земле. Красный поочерёдно дёргал стропы, отворачивая от торчащих из близкой стены кирпичей и швеллеров и параллельно разыскивал глазами Бисмарка. Он его нигде не видел, и к тому же — проворонил одну балку. Порыв ветра бросил Красного в сторону, к балке, и стропы его парашюта как раз за неё и зацепились.

— Чёрт! — Красный забарахтался, освобождаясь. Ремни не пускали, поэтому Красный справился с ними лезвием ножа. Отпущенный парашютом, Красный на секунду оказался в «свободном полёте» в стиле топора и бухнулся на бетон, не устояв на ногах.

— Чёрт возьми… — заныл он от боли, потому что ударился, и тут же краем глаза заметил движение справа от себя.

Осознав, что он тут не один, Красный моментально заглох и отполз за угол, притаившись на полу, засыпанном цементом. Осторожно выглянув из укрытия, Красный присмотрелся и увидал человека — неуклюжего, низкорослого, который присел на корточки и что-то ковырял в некоем приборе, очень похожем на самострел. Красный присмотрелся к этому «клиенту» и тут же понял, что ему пора нападать: перед ним копался в самостреле Иоахим Кукушников!

— Ни с места, Отдел Предотвращений! — громко сообщил ему Красный, покинув укрытие и нацелив на Кукушникова табельный пистолет.

— Ой! — булькнул Кукушников, быстро огляделся и тут же юркнул в некую щель в полу, которая как на зло оказалась как раз у него под ногами.

— Стоять! — заревел Красный, раздосадованный побегом преступника, и тут же поскакал вдогонку.

Он без труда обнаружил щель, только собрался спрыгнуть в неё, как оттуда прямо ему под ноги вылетела бомба.

— Ах ты ж, чёрт! — перепугался Красный и отскочил за превый же простенок. Бомба закрутилась на полу и тут же взорвалась с громким хлопком, выпустив облако ужасного удушливого запаха.

— Фу… Тьфу… — Красный принялся плеваться, разобравшись, что это была всего лишь, бомба-вонючка. Для жизни она неопасна… но воняет… Пока вонь не выветриться — Красный не сунется в проклятую щель… А Кукушников чёртов за это время уйдёт! Эх, зря Красный не захватил с собой респиратор!

* * *

Освободившись от своего парашюта, Бисмарк спрыгнул на неведомый по счёту этаж недостроя и первым делом включил игрек-очки. Прямо перед ним высился щербатый простенок, который светил какими-то подозрительно щербатыми, побитыми кирпичами. Игрек-очки показали Бисмарку, что тут не пусто: за простенком прячется человек. Сканер отметил красным его правую руку, и Бисмарк понял, что у незнакомца есть оружие. Но стоит он в какой-то странной позе — сгорбившись, левой рукою потирая макушку.

— Стоять, Отдел Предотвращений! — рявкнул Бисмарк, выхватив пистолет, и тут же запрыгнул за простенок, спихнув могучим плечом того, кто за ним скрывался. Незнакомец не успел защититься, рухнул на пол, выронив автомат, заныл…

Бисмарк опустил глаза, вглянув на него и увидал, что среди кирпичных и бетонных осколков барахтается Олег Ченно. Выглядел он странно и жалко: весь в синяках, с огромным «фонарём» под правым глазом, на макушке — шишка, джинсы и куртка драные, грязные… Где он валялся?

— Ты арестован, брат! — хохотнул Бисмарк и достал из кармана наручники, собираясь заковать в них преступника.

— Ой… — Олег хныкал, потому что его синяки и так болели, подбитый глаз заплывал, а Бисмарк ему ещё добавил. Он понял, что не справится с таким здоровяком, как Бисмарк, поэтому решил сбежать с поля боя.

— Босс, забери меня отсюда… — запросился он в микрофон своего передатчика, но ответ был суровее стали:

— Ты смотри, куда бомбишь, пустоголовый болван! Попадайся теперь дознарикам, бесполезный слизняк!!

— Руки, руки! — подогнал Бисмарк, сверкая наручниками.

— Ладно… — прокряхтел Олег, едва вставая на раненые ноги и протягивая Бисмарку свои руки, все в синяках и ссадинах.

Бисмарк только собрался застегнуть на нём наручники, но Олег в последний момент решил реабилитироваться перед Боссом. Он вдруг подпрыгнул, навернув Бисмарка ногой в живот, а потом — скакнул к краю балки, уцепился за обрывок стального троса от упавшего лифта и исчез из виду.

— Чёрт! — зарычал Бисмарк, разозлённый тем, что его надули… Удар раненого Олега был слаб и неуклюж — Бисмарка даже с ног не сбил. Злило то, что преступник ушёл.

— Я до тебя доберусь! — рыкнул Бисмарк и громадными прыжками помчался вслед за беглецом.

* * *

Увидав, что товарищи сбиты, Сенцов отвёл свою игрек-тачку подальше от опасного дома и затаился за углом другого недостроя, включив невидимый режим.

— Ты, напарник, трус! — фыркнул Рыбкин, который всё рвался в глупый бой и был недоволен тем, что Сенцов ретировался.

— А ты — дурак! — огрызнулся Сенцов, соображая, как ему следует поступить. — Хочешь, чтобы и нам вмазали?? Неужели ты не понял, что они видят наши тачки?? Давай, включай сканер и ищи, откуда стреляют!

— Ага… — пробулькал Рыбкин и без энтузиазма нажал кнопку, вызвав спецклавиатуру.

Сенцов напустил на себя небрежиный вид старшего по званию, а сам судорожно ворочал мозгами, измышляя хоть какой-нибудь план… Он уже раз пятьдесят вызывал Звонящую, но она почему-то молчала… Неужели, разбилась?? Константин всё острее чувствовал себя деморализованным.

— Я засёк их, они из того дома палят! — закричал Рыбкин, щёлкая спецклавиатурой, Константин увидел на экране пеленгатора недостроенную многоэтажку, этажей в двадцать пять, со щербатыми стенами, без крыши, с торчащими фрагментами металлического каркаса. Сканер обнаружил врагов на верхнем этаже, с южной стороны дома, и отметил их на экране красным кружком.

— Туда! — крикнул ему в ответ Сенцов, схватил штурвал и повернул свою машину к указанному Рыбкиным дому. — Сейчас, обогну их, и они в клещах! — Константин был абсолютно не уверен в том, что сам не окажется в клещах — полетел лишь для того, чтобы не казаться безмозглым увальнем.

Константин «уронил» игрек-тачку на правое крыло, совершив крутой поворот и оказался прямо над дырявой крышей недостроя. Там торчал какой-то самострел, он тут же сработал, и на игрек-тачку Сенцова тут же обрушился смертоносный град.

— Чёрт! — зарычал Константин, вцепившись в штурвал двумя руками.

Сенцов лихо уворачивался от летящих снарядов и столбов каркаса, выполнил мётвую петлю, влетел под свод недостроенной крыши и… получил снарядом в корму. Машину тряхнуло, в кабину потянулся противный запах гари.

— Чёрт! — снова ругнулся Сенцов, поняв, что тачке конец. — Выпрыгивай, Рыбкин! — скомандовал он и нажал кнопку катапульты.

Кресла резко выбросило из горящей кабины, и Константин съёжился, чтобы не удариться в потолок головой. Голова всё-же чуть-чуть пострадала — Сенцов несильно стукнулся о торчащий из стенки кирпич, и упал на пол. Избавившись от кресла и ненужного теперь парашюта, Сенцов тут же юркнул за штабель кирпичей, и оттуда увидел, что Рыбкин лежит на боку и барахтаясь, не может спихнуть с себя своё кресло. Под пустыми потолочными балками вертелась пылающая игрек-тачка, разбрызгивая снопы искр и металлические куски.

— Кисель! — пробормотал Сенцов, вынырнул из-за кирпичей и обеими руками вцепился в рыбкинское кресло. Собрав все свои силы, Константин затащил стажёра в укрытие за несколько секунд до того, как неуправляемая машина, оставляя дымные хвосты, совершила неуклюжий вираж и на полном скаку врубилась в щербатый простенок, укреплённый металлическим столбом.

— Башку закрой! — успел крикнуть Сенцов, уткнув собственную голову в коленки…

Тачка с грохотом взорвалась прямо под крышей, взрывной волной откололо огромный кусок, который вылетел высоко в небо и обрушился вниз, рассыпаясь на части.

Константин едва успел пригнуться — а то бы получил в затылок острый кусок арматуры, а потом ещё и каменюкой по лбу. Рыбкин вместе с креслом ныл что-то, чтобы его отпустили, однако Сенцов прятал голову, потому что сверху всё ещё сыпались осколки кирпичей, куски кладки, арматура, и ещё какая-то мелкая дрянь. Когда Константин понял, что дряни осталось немного — сверху летела только грязная пыль и сыпался сырой песок — он поднял голову и глянул на стажёра, который копошился и мычал справа от него.

На Рыбкине заклинило ремень безопасности. Стажёр сучил ногами и руками, но расстегнуть его не мог.

— Застрял? — осведомился у него Сенцов, стараясь казаться спокойнее гранита, однако на деле — до полусмерти боялся схватки с Траурихлигеном и его приспешниками.

— Сними его с меня! — прохныкал Рыбкин.

— Ага! — кивнул Сенцов, вытащил складной ножик и перерезал толстый упрямый ремень, освободив стажёра.

— Чёрт… — пробухтел Рыбкин, поднимаясь с грязного пола, и поддал дурацкое кресло ногой.

— Где мы? — осведомился у Рыбкина Константин, оглядываясь и видя вокруг себя лишь серые, безликие стены, дыры вместо окон, цементные плюхи, грубо сколоченные козлы, временные лестницы и хлам.

— Включи игрек-очки и просканируй здание! — буркнул Рыбкин, заметив, что на его джинсах сзади прогорела небольшая дырка.

— Сломались! — Сенцов нехотя признался в том, что когда катапультировался — навернул игрек-очки о кирпич, и им пришёл конец.

— Мастер-ломастер! — фыркнул Рыбкин, оглядываясь по сторонам в поисках опасности. — И почему Звонящая назначила старшим тебя?? Ты же увалень и у тебя растёт пузцо!

— Поговори мне ещё! — мрачно огрызнулся Сенцов, потирая свои синяки. — Как ты там насканировал, что я прямо под обстрел попал?? И, кстати, Звонящая не выходит на связь! Прекращай ныть и идём её искать!

— Ладно… — протарахтел Рыбкин, и они с Сенцовым небыстро потащились по унылому серому коридору, который в будущем станет подъездом.

* * *

Казалось, что прошла целая вечность, пока Красный дождался того момента, когда у Кукушникова иссякнет запас вонючих бомб и он перестанет ими швыряться. Гоняясь за технокиллером, Красный загнал его на самый верх, на чердак. Кукушников спрятался где-то за балками и метал оттуда свои вонючки, казалось, десятками, в надежде отогнать от себя назойливого Красного. Однако Красный не сдавался — он затаился возле одного из будущих окон, где было больше свежего воздуха, и терпеливо ждал, когда же технокиллер прекратит кидаться. Кажется, счастливый момент наступил: Кукушников растратил «ароматные» боеприпасы и затих где-то… неизвестно где. Красный зорко высматривал врага, но не мог различить его среди балок, перекрытий, серых стен и дырок в недостроенной крыше. Он держал наготове игрек-базуку — на всякий случай, если технокиллер вдруг появится и решит выкинуть коник.

— Ой, а это вы, а это — я! — Красный услышал этот жидковатый скрипучий голосок где-то вверху, над своей головой, и рывком поднял глаза, выискивая там, среди серых металлических балок того, кто мог бы крикнуть.

— Привет! — во второй раз скрипучий голос раздался у Красного за спиной — его обладатель спрыгнул откуда-то и клацнул затвором.

Осознав опасность, Красный тут же обернулся и вскинул игрек-базуку. Его оппонент имел кургузый рост и неуклюжую фигурку сидячего инженера из НИИ.

— Кукушников! — тут же узнал его Красный и решил действовать, пока технокиллер не начал стрелять. — Ну я тебя сейчас законопачу!

Выкрикнув эти слова как можно агрессивнее, Красный прыгнул вперёд и выстрелил — под ноги Кукушникова, дабы вышибить у него почву взрывной волной и опрокинуть технокиллера на спину. Ракета Красного врубилась в бетонный пол и тут же взорвалась — оглушительно в маленьком пространстве будущей малогабаритной кухоньки. Кукушников не устоял на коротких ножках, упал на спину, однако мигом поднял своё диковинное оружие и несколько раз нажал на широкий длинный курок.

ХЛоп! ХЛоп! ХЛоп! — его пушка издала короткие негромкие хлопки, но из толстого дула вылетели не снаряды, а три прочные капроновые сети. Красный понял, что технокиллер не так уж и прост, отскочил назад и спрятался под защиту какого-то выступа, который в скором времени должен сделаться перегородкой между кухней и ванной. Две сети Кукушникова просвистели мимо и легли на ободранный пол, а третья — едва не попала в цель и не закрутилась вокруг Красного — в последний момент Красный спрятался, и сеть повисла на выступе.

— Давай, выходи, поиграем! — скрипел Кукушников, поднявшись на ноги и приближаясь к укрытию Красного.

— Сейчас, выйду… — пробормотал Красный, размышляя, как бы ему лучше выскочить и врезать технокиллеру по первое число. Красный попал в невыгодное положение: за его лопатками начиналась глухая стена, которая ограничивала для него и движения, и время. Красный мог наблюдать за противником одинм глазом: щербатый выступ нёс в себе подходящую дырку. Он видел, как технокиллер приближается, дёргая затвор своей пушки, и Красный решил не мешкать, иначе окажется пойман.

— Держи пять! — выплюнул он, птичкой перемахнул выступ, выбросив вперёд правую ногу.

Красному повезло: его удар оказался точным, толстый каблук берца вышиб из коротких ручек Кукушникова его пушку, отбросив последнюю далеко в сторону.

Иоахим Кукушников понял, что для него запахло жареным. Рванув к глазам трансхрон, технокиллер судорожно вдавил кнопочку «RE». Тут же на него налетел Красный, закрутил руки за спиною и громко крикнул в правое ухо:

— Сдавайся, пузырь, ты арестован!

Кукушников был уткнут носом в захламлённый строителями пол, и начал громко чихать, потому что имел аллергию на цементную пыль.

— Чёрт! — чертыхался Красный, выискивая по карманам наручники, чтобы заковать в них руки преступника.

— Вот, блин, а! — Красный понял, что наручники вывалились и где-то потерялись, пока он гонялся за проклятым технокиллером и дрался с ним.

Пик! — издал звук трансхрон Кукушникова, подарив тому надежду освободиться от не в меру докучливого агента.

— Не уйдёшь! — кряхтел Красный, в собственном кряхтении не слыша, как пищит на преступнике трансхрон. Он дотянулся до куска толстой верёвки, который забыли на полу, и схватил его свободной от Кукушникова рукой.

Насев на технокиллера верхом, Красный принялся вязать ему руки. Кукушников булькал, или плакал, или продолжал чихать — Красный не особо прислушивался к нему. Он больно скрутил его и собрался рывком водворить на ноги.

— Пик! — снова «сказал своё веское слово» наручный трансхрон, и тут верёвочные путы распались в руках Красного, а сам он преодолел полметра и шлёпнулся на бетон.

— Чёрт! — с досадой фыркнул Красный и злобно плюнул на пол, осознав, что Иоахим Кукушников пробросился во времени и сбежал от него.

— Блин! — Красный поднялся на ноги и с силой швырнул на пол пустую бесполезную верёвку.

* * *

Сенцов и Рыбкин обшаривали очередной щербатый этаж, когда в бетонной глубине недостроя зародился непонятный звук.

— Стой! — шепнул Сенцову Рыбкин. — Я что-то слышал! Пойду, проверю! Ты пока здесь сиди!

«Ладно, кузнечик!» — подумал про себя Сенцов, который тоже слышал — отчётливые шаги — только совсем с другой стороны. Рыбкин, крадучись, откочевал за угол и там исчез, а Сенцов присел за широкими низкими козлами и прислушался. Вроде бы, пока тихо — нет шагов — только лишь посвистывает прохладный ветер, который врывается сюда через зияющий в стене провал, который рабочие огородили зыбкими временными перильцами. На козлах Сенцов видел толстый болт тёмно-коричневого цвета, на полу — плюхи цемента, куски кирпичей и грязь.

Топ! Топ! — кажется, слух не подвёл Сенцова — он снова услышал шаги, и раздавались они оттуда, из-за стены, а вернее, из-за занозистой временной двери, которой прикрыли грубый проём в этой самой стене. Сенцов замер — еле дышал, чтобы не создать лишний шум.

Дверь распахнулась с резким противным скрипом, и из-за неё широким шагом выступил Траурихлиген, таща за шиворот живую Звонящую! Как хорошо, что она не разбилась!.. И как плохо, что попала в плен к Траурихлигену…

Кажется, Константин получил реальный шанс стать героем… Второй Мировой войны…

Рыбкин ушёл искать вчерашний день, и они тут — один на один: Константин Сенцов против Эриха Траурихлигена. И лишь от Сенцова зависит, начнётся битва, или нет…

Не сидеть же ему за проклятыми козлами всю жизнь?? Трусливую жизнь слизняка!

— А ну-ка, отпусти её! — Сенцов выступил вперёд с яростью средневекового крестоносца… Только руки его вместо меча содержали пустоту… И тут Константин вспомнил про толстый ржавоватый болт на козлах, незаметно взял его и зажал в кулак, создав себе хоть какое-то оружие.

— Ладно! — усмехнувшись, кивнул Траурихилиген, схватил Звонящую за руку и швырнул через временные перила в пропасть из четырнадцати этажей.

— Ой… упала… — пробормотал Траурихлиген, изобразив виноватую физиономию.

— Не-ет!!! — взвизгнул Сенцов, сделал молниеносный скачок, одновременно выбросив кулак, утяжелённый болтом.

— Вот тебе, за Звонящую! — выдохнул он, собравшись врезать туристу оплеуху, повергнуть на пол и изловить.

Турист ловко увернулся от сенцовского кулака, заломил Константину руку и шваркнул его на пол. Спина Константина треснулась о бетон, ощутив мучительную боль, но Сенцов отринул её, мгновенно вскочил на ноги и вновь устремился в бой. Сенцов применил приём самбо, направленный на то, чтобы швырнуть противника через себя и отправить четырнадцатью этажами ниже… Однако, Траурихлиген оказался быстрее: он перехватил правую руку Константина в полёте, выкрутил её так, что у Сенцова искры из глаз посыпались от боли, а потом — подставил подножку и жёстко толкнул туда же, куда выбросил Звонящую.

Константин покрыл метра три, проломал грудью временные перила и почти что, вывалился наружу. Сенцов едва удержался над пропастью, схватившись за некую загогулину, которая торчала из щербатой стены. В лицо ему дунул шальной ветер, дыхание пехватило от страха, ведь земля маячила далеко внизу и была погибельно тверда, заполнена кирпичами, машинами, щебнем и гравием.

Вися в десятках метров над развороченной стройплощадкой, Сенцов увидел Звонящую. Она не разбилать, потому что успела зацепиться за торчащий металлический каркас, и теперь — висела на нём, держась обеими руками.

— Я в порядке! — до Сенцова долетел её бодрый голос, Звонящая ловко подтянулась, взобралась сначала на каркас, потом — переместилась на бетонное перекрытие и исчезла из виду, зайдя на этаж.

— Тебе всё мало, глупый тур-рист?? — разразился за спиною львиный рык, тяжёлые руки вцепились в плечи, причиняя боль, и втащили Сенцова назад, в развороченную дракой будущую комнату.

Константин рванулся, стремясь сбросить с себя эти руки, однако они оказались сильнее, швырнули Сенцова на бетон пола, а потом — его грудь прижала тяжёлая нога.

— Я схватил Звонящую, чтобы приманить тебя! — довольным голосом сообщил Эрих Траурихлиген, кому и принадлежала эта нога, обутая в тяжёлый военный ботинок. — А теперь ты умрёшь, потому что ты мешаешь мне, слизняк безмозглый!

Почувствовав, что Траурихлиген его сейчас задушит, Сенцов собрался с силами, сбросил с себя ногу, пополз, вскочил, метнулся к пожарному щитку и сдёрнул с него лопату. Взмахнув ею, словно боевым шестом, Константин прыгнул вперёд, нацелившись залепить Траурихлигену сокрушительный удар, сбить с ног, а после — скрутить наручниками. Эрих Траурихлиген невозмутимо выбросил кулак, одним ударом перешибив сенцовскую лопату надвое. А потом — пока Константин замешкался — прыгнул, отнял у Сенцова кусок лопаты и с размаху задвинул ему такую затрещину, что бедняга отлетел на пару метров, выронил свой кусок и с размаху треснулся об пол, заныв от боли.

Траурихлиген, кажется, даже не вспотел, пока дубасил Сенцова. А Константин — уже выдохся, сбил дыхание, ощущал боль тумаков всё сильнее и сильнее. В глазах засверкали злые звёздочки — кажется, он теряет сознание…

— И чего я с тобой вожусь? Наверное, мне нужно было сбросить нервное напряжение! — изрёк Траурихлиген, отшвырнул лопату и выхватил блестящий кинжал — тот самый, который Сенцов пытался вытащить из стены залитым водкою кульком. — Я сбросил! Прощайся с жизнью, турист!

В тот же миг Сенцов осознал, что этот бой может стать для него последним. Турист поиграл с ним, как кошка с мышью, и приготовился напоследок наградить сквозной дырой, а то и перерезать пополам… Константин с небывалой для себя прытью отпрыгнул под защиту бетонного простенка, и тут же обнаружил в щели автомат, уроненный Олегом Ченно… Нет, это не бой — Константин Сенцов судорожно цепляется за жизнь…

— Всё, ты попался, слизняк! — внезапно над Сенцовым вырос турист наперевес со своим огромным и жутко смертоносным кинжалом.

Константин отпрянул назад, и его лопатки больно стукнулись о стену: тупик! Турист расхохотался и поднял кинжал, собираясь одним ударом прикончить Сенцова. А Константин в неистовой жажде жизни метнулся вниз, схватил автомат и нажал на курок…

Автомат выстрелил очередью, рёв которой оглушил Сенцова, а отдача больно стукнула прикладом в плечо…

— Э, да ты убил меня, слизняк безмозглый! — услышал Константин сквозь этот рёв и сковзь звон в собственных ушах.

— А? — Сенцов поднял голову и увидел, что турист опустил кинжал и медленно отсупает назад, прижав правую руку к груди. Между его пальцами сочилась кровь и капала на бетонный пол.

Константин торчал на месте и бестолково глазел на туриста как тот, кашляя, выронил на пол кинжал, оступился и рухнул навзничь, сокрушив своим весом верстак.

— Старлей… Что ты натворил? — позади себя Сенцов услышал испуганный голос и вздрогнул, выронив автомат. За его спиною стояла Звонящая и взирала на застреленного туриста с таким ужасом, будто бы Сенцов прикончил её родного брата.

— А ты… не рада? — пробормотал Сенцов, пихая правой ногой автомат.

— Ты что, не слушал Репейника?? — налетела на него Звонящая, схватила за воротник и залепила суровый подзатыльник.

— Ай! — вскрикнул Сенцов, стараясь удержать равновесие и не рухнуть рядом с туристом.

— Ты же сделал хроносбой! — пригвоздила его Звонящая и выхватила пистолет, собравшись стрельнуть Константину под ноги. — Кисель!

— Да он ещё жив! — это появился Красный и увидел, что Траурихлиген ещё дышит и дёргает рукой.

— Вызывай скорую! — за Красным явился Бисмарк, топая ботинками, увидел побежденного туриста и добавил негромко:

— Хотя, наверное, поздно уже, под ним лужа крови натекла…

— Я уже вызвал! — сообщил Рыбкин, который пришагал вслед за ними с мобильником наперевес.

Быстро он, однако… Небывалая скорость стажёра немного пугает Сенцова… И где они все раньше были??

— А где вы раньше были? — возмутился Сенцов, пиная мелкие камни. — Тумаки раздаёте, а сами?

— Кукушников смылся, чёрт! — проворчал Красный, вытирая со лба пот и пыль стройки. — У него был трансхрон!

— И нам тоже пора! — сказал Бисмарк. — Штатные приехали и загребли Олега Ченно!

Рыбкин сидел на козлах и громко говорил в игрек-фон:

— Репейник! Пробей проброс Кукушникова! Жду! Отбой!

— Погоди — отбой! — отпихнула Рыбкина Звонящая, придвигаясь к игрек-фону. — Репейник, пришли нам игрек-тачку! — вздохнула она.

— У вас же три было! — взвизгнуло в экране лицо Репейника. — Что, все угрохали, хроносбойщики?

— Давай, Репейник, живее! — строго приказала Звонящая, сжимая кулак. Стой Репейник вот тут вот, под сводами недостроенного потолка, она достала бы пистолет.

— Ладно! — угрюмо буркнул Репейник. — Пришлю, одну, последнюю! Тачек не напасёшься, чёрт!

— Что, одну на всех, что ли? — влез Красный, желая ехать с комфортом.

— Хватит вам, вы не толстые! — отрезал Репейник. — А тебе, Красный, я вообще больше игрек-тачку не дам! Ты скоро все тачки повзрываешь, бомбермен!

— Всё, отставить разговоры! — рыкнула на обоих Звонящая. — Репейник, шли тачку! — приказала она и выключила игрек-фон. — Нам бы хоть убраться отсюда, чёрт! Леший забодай, нам Олег Ченно как воздух нужен!

— Мы потом сбушниками прикинемся и выцарапаем его! — пообещал Красный. — Только бы Репейник успел тачку прислать!

— Ты, Красный, ментовскую ксиву готовь! — приказала Звонящая, а в небесах уже раздавался рёв: игрек-тачка Репейника резала воздух.

— Это ещё зачем? — удивился Красный, который стремился залезть в спасительную игрек-тачку первым.

— Прикинешься ментом, когда скорая приедет, и сопроводишь до могра наш «груз двести»! Как только он будет доставлен и устроен — отзвонишься! Усёк? — распорядилась Звонящая таким тоном, что посмей Красный ослушаться — она пришибёт его первым попавшимся кирпичом…

— А если они спасут его? — проблеял Сенцов, надеясь, что сделанная им бяка не так велика.

— Он мёртв! — сталью резнула Звонящая, и Константин почувствовал себя ударенным. — Глаза разуй, автоматчик!

Константин решил не возражать: и так виноват, ещё лезет… Он отвернулся к искалеченной стене с огромной сквозною дырой и воззрился ввысь, наблюдая, как приближается игрек-тачка типа «мини-вэн».

— Так, Красный, работай! — приказала Звонящая, а игрек-тачка выполнила красивый разворот и приземлилась точно перед ней. — Остальные — внутрь! Старлей, ты тоже — сейчас, прилетим и будем тебя чехвостить!

Глава 121 Стрелы Робин Гуда

Сенцова прочехвостили до косточек, и он сидел в кают-компании подбитый и удручённый, уныло взирая на носки своих запылённых башмаков. Вокруг него гудели недовольные голоса товарищей: Константин сидел в кают-компании совсем не один, Звонящая, Репейник и Бисмарк тут тоже сидели и всё обсуждали что-то, ругаясь и фыркая. Они ждали, когда отзвонится Красный, а Сенцову было всё равно: он пристрелил туриста плотной очередью, после которой не выжил бы и робокоп, не то что обычный земной человек из земной плоти и земной крови. Пускай, даже, он — турист… но не железный же он! Звонящая с Репейником глотали галлоны кофе и кока-колы, к тому же, Репейник нервно прожёвывал жвачку за жвачкой… Бисмарк же набрал в пиццерии десяток разных пицц и уминал их за обе щёки, чавкая и запивая всё той же кока-колой. Сенцов не ел ничего — его тошнило от глупых приключений, а совесть сдавила желудок свинцовой гирей, не давая и маковой росинки проглотить. Он всё сидел и болезненно не шевелился до тех пор, пока не включился игрек-передатчик. Его негромкий писк прозвучал для Сенцова, словно жуткий рёв, перепугавший его до чёртиков. Константин вздрогнул, вывалившись из мучительной апатии, а Звонящая уже подошла к большому экрану и включила громкую связь, чтобы все услышали то, что скажет Красный.

Красный появился на экране с сэндвичем «макчикен» — жевал его, откусывая огромые кусы.

— Ты где был? В «Макдональдсе», или на работе?? — загрохотала Звонящая, сурово топая — почти, как Траурихлиген… наверное, начальники все такие… Тетёрко тоже грохочет и топает…

— Да в том-то и дело, что на работе… — прошепелявил Красный, едва прожёвывая «макчикен». — Есть охота, как чёрту!

— Ну, как там турист? — осведомилась Звонящая, казалось, свирепо, чтобы испортить Красному аппетит, но Сенцов догадался, что суровая начальница тоже надеется на то, что Траурихлиген проявит фантастическую жизнеспособность и пока что не умрёт…

— Помер турист! — вздохнул Красный, вытирая нос рукой. — Его со скорой сразу в морг, в тринадцатую ячейку затаранили. Я ему условно настоящее ФИО подкинул — Антон Антонович Васильев — чтобы эскулапы не задавали вопросы. Завтра мы сможем его забрать!

— Ты сказал, чтобы не вскрывали? — уточнил шеф, который тоже зашёл в кают-компанию и взглядом своим дал Сенцову понять, что безнаказанным он не останется.

— Да, шеф, сказал, — кивнул Красный. — Там такой патолог весёлый — обещал, что они его до завтра придержат!

— Хорошо, — кивнул шеф. — Красный, возвращайся на Базу. — Сейчас устроим экстренное совещание и решим, что нам делать дальше.

— Есть! — Красный отдал шефу милицейскую честь, засунув остаток «макчикена» в рот целиком.

— Я ему тачку вышлю, чтобы на троллейбусе не ехал! — буркнул Репейник, без особой охоты отправляя Красному тачку через совй игрек-ноутбук. Он специально выбрал самую старую, которой до утилизации остался всего один, последний полёт, чтобы не жалко было, если Красный её раскокает.

— Эй, брат, ты мне покруче тачку отстегни! — попросил Красный, шатаясь из одного угла экрана в другой.

— Ага, сейчас, выпишу тебе «Мазератти»! — пробормотал Репейник, накачиваясь кофе так, что казалось ему уже некуда воздух вдыхать. — На «Запоре» будешь ковылять! — тихонько прибавил он, потому что задумал выслать тачку, которая была оформлена в виде неказистого беленького «Запорожца».

Репейник отправился в пробойную — тачку отправлять, а Сенцов хотел стать невидимкой, чтобы его никто сегодня не видел. Над ним всё нависала Звонящая — до такой степени свирепая, что Сенцов ждал, когда она его изобьёт. Звонящая скрежетала зубами от ярости, громко топая сапогами по полу, а тут ещё Красный притащился и принялся бухтеть:

— Ты, Старлей, и впрямь, непроходимый слизень! Прав был турист, когда обзывал тебя слизнем! Подкинул ты нам свинопотама по самое нельзя!

— И… и куда мне деваться теперь?.. — булькнул Сенцов, опасаясь, как бы его за «эпохальный» прокол не засунули в игрек-генератор.

— В Бу́ркину Фасу́! — выплюнул Красный, отвернувшись в угол. — Я хоть и упустил Кукушникова, но не убил — мы ещё можем его поймать! А что с твоим туристом делать?

— Хочешь — убей теперь меня! — протарахтел в ответ Сенцов и тоже отвернулся.

— Э, нет, брат, убийством ты легко отмажешься! — пробурчал Красный, топчась в углу. — Тебе шеф сейчас такое придумает… Эх, не завидую я тебе, брат Старлей! И как тебя угораздило вляпаться так?

— А он у нас — Робин Гуд! — выплюнул Репейник, возникнув вдруг на игрек-экране и морщась, как гриб-сморчок в очках. — Всегда суперметко стреляет!

— Робин, Робин, где твой лук? — ехидно пошутил Красный и посмотрел на Сенцова, насмешливо подмигнув левым глазом.

Константин скукожился в кресле в сутулый комочек, и лицо его несло печать такой тяжёлой скорби, что Красный даже испугался, отшатнулся и, оглядываясь на товарищей, вопросил полушёпотом:

— Эй, что это с ним?

— Депрессия, — проворчал Бисмарк. — Пойдём, Красный, пускай депрессует — это не смертельно.

— Да, не смертельно! — фыркнула Звонящая. — Он просто будет дальше капуститься!

— Давайте отвезём его в Лас-Вегас — пускай расслабится! — предложил Красный. — А то я что-то боюсь за его здоровье!

— Спать надо ложиться — завтра нам его из морга забирать! — зевнул сонный всклокоченный Рыбкин, чьи лицо и одежда до сих пор оставались в саже.

Константин почувствовал, что сегодняшней ночью не сможет спать. Совесть вцепилась в него с такой силой и болью, что казалось, ещё немножко — и она просто перегрызёт ему горло… Если Сенцов поедет в ретоподъезд и останется один на один со своей совестью — то очень возможно, что он среди ночи перережет себе вены, выпрыгнет из окошка, или откроет газ… Нет уж, лучше не пытаться сегодня спать, а поехать в их хвалёный Лас-Вегас и утопить проклятую совесть в вине и азартных играх.

— Я поеду в Лас-Вегас… — пискнул Сенцов, с ужасом обнаружив, что его голос дрожит.

— И я — в Лас-Вегас! — поддержала Сенцова Звонящая.

— Я тоже поеду! — отказался от сна Красный.

— И я! — гаркнул Бисмарк.

— Э, ребята, а спать? — изумился Рыбкин, который всё ещё оставался помешан на здоровом образе жизни.

— Хочешь — спи! — фыркнула Звонящая, поднялась с дивана и широкм шагом двинулась к переборке, собираясь открыть её и выйти в коридор.

Повинуясь карточке, переборка полушно поднялась, Звонящая шагнула в коридор, и тут же столкнулась с Репейником.

— Я тоже поеду в Лас-Вегас! — Репейник вдвинулся в кают-компанию и развалился один на свободном на кожаном диване, с аппетитом тигра уплетая гигантский бутерброд из целого батона с толстыми кружками клбасы. — А то мозги скоро выскочат!

— Ты проброс Кукушникова пробил? — надвинулась на него Звонящая — хорошо, что она сдала пистолет.

— Та, пробил, пробил! — фыркнул Репейник. — Он в сорок втором, в Еленовских Карьерах!

— «Домой» вернулся! — прокомментировал Красный, а сам думал о том, какой из своих сорока смокингов ему сегодня нацепить в Лас-Вегас?

— Я ещё и не такое пробил! — бурчал Репейник, не забывая откусывать. — И вообще, чем больше я пробиваю, тем сильнее хочется стереть себе память, чёрт!

— Ладно, хватит ныть, поехали! — постановила Звонящая. — А то так всю ночь здесь проторчим!

* * *

Красный был прав: Лас-Вегас, действительно, лечит больные нервы. Неоновый свет фантастических вывесок — просто фонтаны света, буквально, заливали душевные раны, превращая боль в апатию. Товарищи привели Сенцова в небывалое казино, построенное в виде египетского сфинкса, усадили за зелёное сукно игрового стола… Смерть туриста как-то отползла на десятый план, сделалась каким-то второстепенным, неинтересным событием, вроде перемены погоды. Тут было много пёстрых людей, а Сенцов никого из них не знал. Он просто уныло бросал карты и думал о Кате. Катя безраздельно занимала его мозги, оттеснив куда-то за пределы сознания и совесть, и неинтересную смерть никому не нужного Траурихлигена, и дурацкий хроносбой, который, якобы, может из-за неё произойти. Глаза Сенцова были устремлены в стол — он словно бы внимательно следил за игрой: проиграть Красному — это же просто позор! Однако перед его глазами стояла только лишь Катя — такая, какой она приходила на похороны его условного трупа — заплаканная, в чёрной косынке и без Степана. Похоже, Кате всё ещё не безразличен Сенцов, раз она плакала, идя за гробом… И как она там? Мучается со своим жирным бухгалтером…

Глава 122 Как Теплицкий заполучил туриста

У приземистого и длинного, похожего на гроб, здания морга тихонько остановились две машины. Они выключили фары и почти слились с темнотою ночи, потому что обе были выкрашены в чёрный цвет. В благородных очертаниях первой машины угадывался «Кадиллак». А вторая представляла собою кубастый микроавтобус. «Кадиллак» распахнул глянцевитую дверцу, и из-за неё выбрался человек. Выбрался неуклюже, подолом длинного плаща зацепившись за сиденье, и едва из-за этого не упал.

— Чёрт! — он ругнулся довольно громко и рукою сдвинул на затылок широкополую чёрную шляпу, которая была велика ему и постоянно сваливалась на глаза.

— Тише, Теплицкий! — шёпотом предостерёг его второй человек, который вылез следом и аккуратно, негромко захлопнул дверцу. Он был одет не так экстравагантно, не имел ни плаща, ни шляпы — только короткую чёрную куртку, брюки и маленькую чёрную шапочку-маску.

— Дурацкий плащ! — пробормотал Теплицкий, оправляя складки плаща, который был ему велик так же, как и шляпа. — Миркин! — зашипел он на своего спутника. — Хватит копаться, идём!

— И зачем тебе всё это?.. — скептически пробормотал Миркин, почесав под маскою нос.

Около микроавтобуса тем временем кипела работа: два человека, похожие в сумерках на две тени, открыли его заднюю дверь и выкатывали из-за неё больничную каталку, на которой что-то или кто-то лежал под белой простынёй. Простыня резким квадратом выделялась в ночи, что разозлило Теплицкого и заставило его подойти и сказать:

— Геккон! Неужели нельзя было найти другую простынь??

— Шеф, в моргах только белыми накрывают, — пробухтел Геккон, выкатив каталку из машины, плавно опустив её на пыльную дорожку, мощённую красной плиткой, которая в темноте казалась чёрной.

— Ладно, покатили быстрее! — распорядился Теплицкий и королём пошёл впереди всех. За Теплицким топал Миркин, а за Миркиным Геккон и Третий катили каталку с заметной белой простынёю. Едва они приблизились к двери морга, что выделялась на его серой стене тёмным прямоугольником — дверь немного приоткрылась, и из-за неё высунулся тощий длинный нос.

— Заходите, всё готово! — прошептал этот нос, который принадлежал подкупленному Теплицким санитару.

Санитар впустил их во мглистый, унылый коридор, по которому людей вперёд ногами вывозят в последний путь. По светло-зелёному потолку тянулся однообразный ряд белесых ламп дневного света, из которых горело всего три — чтобы не создавать лишней иллюминации. Вдоль стен, «украшенных» жутковатым, «мёртвым» белым кафелем, стояли длинные скамьи для тех, кто ожидал выдачи покойников. Сейчас, глубокой ночью, все скамьи пустовали, в коридоре висела зловещая тишина смерти, и Теплицкий даже ёжился, слыша эхо собственных шагов. Интересно, есть ли тут привидения? Кажется, да… Кто-то там, непонятно где, бормочет что-то гнусавым голосом…

— У вас свой покойник? — буднично осведомился санитар, идя впереди и не оглядываясь. — А то у меня лишних нету.

— Свой! — обнадёжил его Теплицкий, кажется, слишком громко, потому что его выкрик эхом пролетел по коридору и замер под потолком.

— Ты очень шумный, Теплицкий! — заметил профессор Миркин, стянув с лица маску, от которой у него страшно чесался нос и обе щеки.

— Всё, цыц! — шепнул Теплицкий и заглох.

Они преодолели коридор в полном молчании и санитар — худой, длинный, завёрнутый в халат стерильного цвета, застопорил свой монотонный ход у тяжёлой металлической двери, что походила на дверь сейфа.

— Холодильник, — безучастно бросил он. — Он тут.

— Давай, откупоривай! — нетерпеливо проворчал Теплицкий, потирая ручки. — Сейчас, сейчас!

Санитар достал связку здоровенных ключей и принялся воевать с замками. Геккон и Третий высились около каталки несокрушимой стеной, а профессор Миркин схватил рукою подбородок.

— Эрих Траурихлиген мёртв, — наконец произнёс он, разглядывая стену рыбьими глазами. — Что теперь тебе от него толку?

— Миркин! — в который раз взвизгнул Теплицкий и даже подпрыгнул. — Ты забыл о проекте «Воскрешение»! Мы же крутили его в позапрошлом году!

— И прокрутили! — напомнил Миркин о крахе проекта. — Оживают только простейшие, а другие формы жизни нам восстановить не удалось!

— Сейчас ты мне починишь Траурихлигена или вскачешь на рыбку! — безапелляционно заявил Теплицкий, топнув ногой.

— Это невозмо… — начал, было, Миркин, зная, что человек, убитый автоматной очередью и пролежавший в морге целых шесть часов может отправиться только на кладбище, в крематорий или в мавзолей — всё, другой путь ему заказан.

— Рыбка! — напёр Теплицкий вагонеткою, и Миркин заглох, чтобы олигарх не орал.

— Проходите, — подал свой шелестящий голосок тощий санитар, который успел победить все замки и отвалил тяжёлую дверь холодильника, открыв тёмное неизвестное пространство.

— Свет вруби, я не крот! — пробурчал Теплицкий, сделав широкий шаг через высокий металлический порог холодильника.

— Ага, — кивнул санитар и щёлкнул невидимым во мгле тумблером.

Внутреннее пространство комнаты-холодильника сейчас же озарил молочно-белый, неживой свет, отобрав у мрака все уголки. Теплицкий увидел стены, утыканные одинаковыми металлическими ячейками, каждая из которых несла на себе номер.

— Он в тринадцатой, — безучастным голосом сообщил подкупленный санитар и пошёл открывать тринадцатую ячейку.

Какой уверенный, однако… Не перепутал?

— Не перепутал? — выплюнул Теплицкий, поёжившись, потому что в холодильнике действительно, висел арктический холод… или это холод смерти?

— Я тут пять лет работаю… — протарахтел санитар и выдвинул из тринадцатой ячейки металлические холодные носилки, на которых под такой же белой простынёю покоилось чьё-то тело. Геккон и Третий тем временем впёрли в холодильник каталку и придвинули её поближе к ячейке. Они готовились поменять тело убитого Эриха Траурихлигена на то тело, которое привезли с собой.

Сначала Теплицкий увидел две босые ноги, которые торчали из-под простыни, на левой ноге висела бумажная бирка, на которой кто-то что-то кособоко нацарапал от руки. Теплицкий попытался прочитать, но не понял ни каракули и кивнул санитару:

— Раскрой, я должен убедиться!

Санитар с каменным лицом сдёрнул с неподвижного тела на металлических носилках простыню и раскрыл его по грудь. Теплицкий глянул и восторжествовал — на металлических носилках лежал нужный ему «турист», за которым он так долго и тщетно охотился. Неестественный свет ламп освещал точёное лицо Эриха Траурихлигена, подёрнутое синеватой мертвенной бледностью, его светлые «арийские» волосы, неопрятно убранные за уши санитарами из морга. На груди Траурихлигена явно виднелся ряд огнестрельных ран и засохшие ручейки крови.

— Он! — воскликнул Теплицкий и подпрыгнул — теперь уже от радости. — Давайте, Третий, Геккон, меняйте мне поживее и убираемся — я не люблю морги!

— Кто ж их любит-то? — пробурчал себе под нос Геккон и сдёрнул простыню с того тела, которое они привезли с собой.

На каталке лежал бомж — коричневый от алкоголя, весь чумазый, вонючий, с ужасным «жабо» из пегой блохастой бородищи, к тому же — облачённый в немыслимый серо-коричневый, залатанный тулуп без пуговиц, дырявые перепачканные джинсы… На одной его ноге торчал грубый, косматый сапог, а на другой — висел продырявленный разноцветный кед. Теплицкий затаил дыхание: около бомжа нельзя было дышать из-за немыто-водочно-табачного амбре, которое сейчас же распространилось, заполнив собою весь холодильник.

— Теплицкий, ты, я вижу, совсем разум потерял, — угрюмо буркнул Миркин, увидав того, кем олигарх собрался заменить благородного, аристократичного немецкого генерала, погибшего в бою с опом.

— Это ещё почему? — удивился Теплицкий и сказал Геккону:

— Давай, Геккоша, живее!

— Да посмотри на Траурихлигена и на эту обезьяну! — фыркнул Миркин и отвернулся, чтобы не дышать «ароматами» бомжа. — Он же не похож на него!

— Да кто там будет смотреть? Они же все одинаковые! — небрежно бросил Теплицкий и махнул рукой.

— Может быть, его раздеть? — осведомился санитар, зная, что «клиенты» холодильника никогда не бываю одетыми.

Теплицкий посмотрел на золотые часы из Швейцарии и постановил:

— Нет, так пихайте, время не резиновое!

Санитар только плечами пожал.

Геккон и Третий тем временем свалили страшенного бомжа с каталки на пол и взяли с носилок Эриха Траурихлигена — Геккон за плечи, Третий — за ноги.

— Чёрт, ну и туша! — прокряхтел Третий, определив, что Эрих Траурихлиген весит не меньше девяноста килограммов.

— Понесли… — отозвался Геккон, обливаясь потом, и они убрали «туриста» с металлических носилок.

Перенеся его на каталку, они уложили погибшего и остывшего «туриста» так, чтобы его конечности не свисали по краям, и Геккон заботливо накрыл его простынёю, спрятав с глаз. Рост бомжа составлял метра полтора, может, метр семьдесят — не выше. Он был куда легче громилы-Траурихлигена, поэтому Геккон и Третий без особого труда запихали его в ячейку вместе с тулупом, сапогом и кедом.

Да, точно, тут есть привидения: стоя посреди холодильника, Теплицкий вновь услышал непонятное гундосое бормотание…

— Так, — изрёк Геккон и пристроил на тощую грудь бомжа бирку, снятую с ноги Траурихлигена.

— Задраивай, готово! — довольно приказал Теплицкий санитару и повернулся, чтобы уходить.

Санитар вновь пожал плечами, скользнул к ячейке и собрался задвинуть носилки с бомжём обратно, в стену.

— Фу, весь холодильник изгадили… — проворчал он тихонько, слыша запах, который распространял проклятый бомж.

Закрывая ячейку, санитар наступил правой ногою на что-то мягкое, глянул вниз и увидал, что под носилками валяется клетчатая, драная шляпа бомжа.

— А это куда? — осведомился он у Теплицкого, подняв сию находку двумя пальчиками, потому что последняя кишела блохами, как блошиный цирк.

— Туда же запхни! — постановил Теплицкий и ретировался из холодильника в сравнительно тёплый коридор.

Санитар опять пожал плечами, впихнул шляпу бомжа в ячейку, задвинул её и запер.

Теплицкий быстро пробежал коридор и выскочил на улицу. За ним поспевал Миркин, за Миркиным катили драгоценную теперь каталку Третий и Геккон. Олигарх собственной персоной наблюдал, как его охранники закатывают каталку в микроавтобус и надоедал им наставлениями:

— Осторожнее!

— Не тряси!

— Быстрее!

Наконец, Эрих Траурихлиген занял почётное место в грузовом отсеке микроавтобуса, Геккон захлопнул заднюю дверь, и они с Третьим исчезли в кабине.

Убедившись, что всё путём, Теплицкий тенью скользнул к «Кадиллаку», забился на заднее сиденье и сказал Миркину, который давно уже сидел на месте водителя:

— Поезжай!

— Чёрт, я — учёный, а не шофёр! — угрюмо огрызнулся Миркин и завёл мотор.

«Кадиллак» Теплицкого выскользнул с территории морга и направился к проспекту Ильича, чтобы раствориться в ночных огнях. Геккон завёл микроавтобус и теперь следовал попятам за «Кадиллаком», не отставая.

— Слышь, Геккон, кажется, твой бомж бухтел, когда я поднимал его… — пробормотал Третий, глядя в окошко мимо Геккона.

— Да? — задумался Геккон, вертя баранку, а потом махнул рукой:

— Ахь, главное, чтобы шеф не узнал!

— И что шеф сделает? — скептически поинтересовался Третий, разыскивая по карманам сигаретку.

— Разорётся! — снова махнул рукою Геккон и отвернулся, уставившись на дорогу впереди себя, чтобы не слететь в кювет.

Глава 123 Сильнее смерти…

За телом погибшего «туриста» Эриха Траурихлигена в морг приехал даже шеф. Широкими шагами начальника следовал он мимо унылых стен, выложенных однообразным кафелем, ярко освещаемый длинными белыми лампами. Константин Сенцов семенил за шефом, видел его ровную спину, затянутую в серый пиджак, и уныло прикидывал, насколько велика та бяка, которую он сотворил, пристрелив Эриха Траурихлигена? Кажется, бяка циклопически велика: Константин видел Звонящую, которая шагала рядом с ним, и отмечал, что на её лице висит волчья угрюмость. Звонящая глядела под ноги, в серый пол, и глухо молчала, впихнув руки в карманы кожаной куртки. Красный и Бисмарк, которые тянулись в арьергарде, за спиною Сенцова, тихонько бурчали что-то друг дружке.

Толстый, цветущий патологоанатом с угловатой «дьявольской» стрижкой и с угольно-чёрными усиками круто завернул за ободранный угол, и сказал оттуда сытым голосом:

— Прошу вас в холодильник!

Шеф завернул следом за «последним врачом» и застопорил ход у тяжёлой и блестящей «сейфовой» двери холодильника, нужной для того, чтобы не выпускать холод.

— Вы же не делали вскрытие? — осведомился он, в упор разглядывая патологоанатома и попутно отмечая, что последний думает о том, как бы сейчас заточить бифштекс.

— Конечно, нет! — поспешил заверить шефа растолстевший «король мертвецов», возясь с ключами, отпирая холодильник.

— Хорошо, — кивнул шеф и принялся ждать, пока патологоанатом отопрёт дверь. По лицу шефа и сам Ломброзо не прочитал бы никаких эмоций — не то, что по жалкой физиономии бледнеющего и потеющего Константина, чьи ноги начали сами собою дрожать…

— Доброе утро, Степан Михайлович! — внезапно послышалось откуда-то из темноты, и Константин вздрогнул от неожиданности.

— Здравствуйте, Ларочка! — добродушно ответил толстый врач, отвалив тяжеленную дверищу холодильника в сторонку, щёлкнув тумблером, наполнив просторное помещение холодильника неприятным мёртвым светом.

Из мрачной неизвестности какого-то бокового коридора вынырнула медсестра — сухощавая такая, в коротком халатике выше костлявых коленок. Можно было бы подумать, что ей лет двадцать, но — нет, медсестра обладала скрипучим сварливым голосом, длинным крючковатым носом и возрастом лет в сорок пять. Она выдвинулась из темноты на свет и вывела за собою некоего прыщеватого, «зелёного» субъекта, на чьём лице косовато сидели смешные круглые очки, а над головою возвышалась всклокоченная огненно-рыжая шевелюра. Белый халат сидел на нём неопрятным мешком, словно на тощей корове, а в руках торчал захватанный, исчёрканный каракулями блокнот.

— А, и Кирилл здесь! — довольно отметил патологоанатом, кивнув на этого странного очкарика. — Кирилл у нас заканчивает интернатуру, — сказал он всем вокруг себя. — Отличник!

Кирилл рассеянно улыбался и, кажется, боялся входить в холодильник так же, как и Сенцов. В Сенцове внезапно ожили какие-то суеверные страхи, ему везде чудились чёрные черти и серые призраки, которые выползали и вылетали из углов, протягивали свои корявые холодные руки и хватали человека за горло… Сенцова, кажется, уже кто-то схватил: сделав шаг к высокому металлическому порогу, он почувствовал на своей шее чьё-то холодное липкое прикосновение… Или это просто страх? Кстати, отличник Кирилл тоже топтался у порога около Сенцова, в то время, когда все уже зашли и рассеялись по пространству холодильника. Константин видел множество ячеек-холодильников, и они казались ему зловещими, как гнёзда вурдалаков. Что-то он совсем не горит желанием идти туда и видеть мёртвого, посиневшего Эриха Траурихлигена…

— Старлей, а ты чего застрял? — ворчливо осведомилась Звонящая, повернувшись и наградив Константина недовольным взглядом через плечо.

— Иду… — буркнул Сенцов, глядя в пол и, перешагивая порог, споткнулся о него и едва не громыхнул носом об пол.

— Осторожнее, — прошелестел позади него интерн Кирилл и точно так же споткнулся.

— Он в тринадцатой, — это произнёс патологоанатом, называя «временный адрес» Эриха Траурихлигена.

— Открывайте, мы его забираем, — вздохнул шеф, приближаясь к той самой тринадцатой ячейке, где покоилась самая большая бяка Сенцова — застреленный хронотурист, которого он обязан был взять живым.

Константин Сенцов тихо приблизился и встал позади Звонящей так, чтобы никому не мешать и не привлекать к себе никакого внимания. Он бестолково глазел, как врач открывает ячейку, а в нос ему навязчиво лез какой-то неприятный запах… не то водочный, не то сигаретный, не то как от протухшей курицы… Странно, тут не должно быть ничего такого… Вон, Звонящая тоже морщится, да и Красный принюхивается… Что-то не так…

Патологоанатом открыл тринадцатую ячейку и выдвинул специальные носилки на которых покоился… весьма странный труп. Во-первых, одетый… Одетый в лохмотья, которые обычно носят обитатели помойки. На левой ноге его торчал драный сапог, а на правой — навинтили такой же кед… По пегой клочковатой бородище того, кто должен был быть Эрихом Траурихлигеном, прыгала крупная блоха…Очень странно, ведь в холодильнике — минусовая температура… Да и лежит он задом наперёд: врач выдвинул его из ячейки вперёд ногами, хотя первой должна идти голова.

Увидав сие «явление», патологоанатом застыл в замешательстве, медсестра вскрикнула и заплескала руками, а интерн Кирилл заткнул рукою нос: странный запах, который всех беспокоил, исходил именно от этого «существа» — классический «аромат» классического бомжа…

— Что это? — хихикнул Красный. — Нет, ну, док, это же не наш клиент, вы что?

— М-да, не он… — протянула Звонящая, отодвигаясь подальше, чтобы не нюхать распластанного на носилках бомжа. — Вы, кажется, перепутали?

— Ларочка! — завизжал тем временем врач медсестре, стиснув кулак. — Почему он одет, кто его припёр, и что он вообще, делает в тринадцатой ячейке??

— Не знаю… — ошарашено шептала медсестра, пятясь.

— А кто знает? — надвигался на неё врач.

И тут Звонящая заметила на груди бомжа белую бумажную бирку, которую обычно привешивают на ногу покойнику. Она протянула руку и схватила эту бирку так, чтобы не дотронуться до изгвазданного неизвестно чем тулупа.

— Антон Васильев… — разобрала Звонящая те каракули, которые были нацарапаны на бирке. «Антон Васильев» — именно так шеф распорядился назвать Эриха Траурихлигена, чтобы не привлекать к нему лишнего внимания… Бирка должна была висеть на ноге «туриста»… Но сейчас лежит на груди этого вонючего «примата»…

— Гляньте, — Звонящая протянула бирку шефу.

— Странно, — заметил шеф, прочитав имя Антона Васильева. — Степан Михайлович? — обратился он к врачу, требуя от него ответа на фантастический вопрос.

Глаза врача сделались размером с полтинник, Константину Сенцову даже показалось, что они сейчас вылезут и упадут на пол. Врач отступил на пару шагов, глазея на бомжа, и прошептал:

— Я… не знаю… не знаю… Ларочка!

Медсестра Ларочка кралась вдоль стенки к выходу, но дорогу ей перекрыл Бисмарк.

— Прошу вас вернуться, — сообщил он и оттеснил медсестру назад, к злополучной тринадцатой ячейке, странным образом сменившей «жильца».

— А я что? — скрипучим голосом взвизгнула немолодая медсестра, засаливая руками подол коротенького халатика. — Что я? Не я же его подложила??

— Разберёмся! — сухо заявил шеф. — Давайте, не стойте! — громыхнул он на Красного и Бисмарка. — У нас тут большая работа! Надо выяснить, кто, когда и зачем подменил тело «туриста» на эту… тушу… чёрт бы его побрал!

— Хы-хы, и шлемофон имеется! — хохотнул Красный, заметив грязную шляпу в ногах бомжа. — Полный комплект!

— Ты мне тут не умничай! — надвинулся на него шеф, Красный отпрянул…

И тут произошло… Мёртвый бомж вдруг заелозил конечностями, уселся на носилках, раскидывая блох, разинул рот, обдав страшенным перегаром и запахом испорченных зубов, и заревел гориллой:

— Ээээээ-ааа-ыы!!

— Аааа!!! — выплюнула истошный вой медсестра Ларочка и ракетой вылетела из холодильника в коридор, отпихнув Бисмарка к стенке. бух! — послышалось из коридора — это медсестра упала в обморок от избытка чувств.

— Чёрт! — чертыхнулся Бисмарк, потому что потерял равновесие и едва не упал.

Константин зашатался, ему стало плохо. Это же как в фильме ужасов… Ожил… труп… Вот-вот, он вырастит клыки и перегрызёт глотку…

— Проспался… — буркнул Красный, сжимая кулаки. — Тьфу ты, чёрт, бомжара! Пьянючий, как олень!

— Значит, он даже не мёртв, — надвинулся шеф на врача. — И что вы об этом знаете? — он сдвинул брови и стал похожим на шефа гестапо.

— Богом клянусь: ничего! — заблеял врач, крестясь. — Я…

— Быкиии!! — изрёк «воскресший» бомж, ёрзая на носилках. — Задуб весь, козлыыы! Грызло развалю! — он замахал грязными кулаками, колотя воздух.

И тут же к бомжу придвинулся Бисмарк, несильно ткнул кулаком в плечо, заставив замолчать и задал ему первый суровый вопрос:

— Ты кто??

— Э, бык, ты чо?? — гнусаво огрызнулся живой бомж, дёрнув подбитым плечом. — В грызло захотел, сайгак?? Катись отсюдова, пока не долбанул! Я жрать хочу, бо не жрал три дня, козлы вонючие, заразы!! Водки дай, а потом скажу!

— Так, ты мне не копошись! — Бисмарк разозлился, схватил бомжика за черти, жёстко скрутил и забил в браслеты наручников его костлявые руки. — А то сам грызло не подберёшь! — злобно хохотнул он, по-скинхедски выпятив массивную нижнюю челюсть.

— Ыыыы, — плаксиво заныл бомжик, уставив на Бисмарка свои затравленные, пропитые, покрасневшие глазки рыбьего цвета.

— Продолжаем разговор, — заявил Бисмарк, отряхивая широкие ладони и волнуясь о том, как бы на него не перепрыгнула блоха. — Так, кто ты?

— Бублик я! — захныкал бомж, дёргая скованными руками. — Погоняло моё — Бублик!

— А фамилия? — к допросу присоединился шеф, отстав от врача. — Мне погоняло твоё до лампочки, фамилию гони, какая в паспорте написана!

— Ууууу, — умственно отстало ухнул Бублик, состроив «бровки домиком». Он всё ещё сидел на холодных носилках и всё больше ёрзал, потому что мёрз. Красный подошёл к двери холодильника и задвинул её, никого не выпуская в коридор.

— Фамилия, фамилия? — это уже напёрла Звонящая, а её рука полезла в тот карман, где она держала пистолет.

— Жуков! — выдохнул бомжик Бублик, и Бисмарк отшатнулся от него.

— В сторону дыши, Жуков! — буркнул он, разгоняя вокруг себя воздух рукой. — А то задохнусь сейчас!!

— Да я спал! — загнусил Бублик Жуков, дрожа от холода. — И проснулся… тут! Всё!! Чёрт, опохмел дайте, а то загнусь! Блин, быки, в глаз дали! — заревел он, подмигнув тем глазом, под которым расплылся синий фингал.

— Мы не пьём! — стальным голосом отрубила Звонящая, сложив руки на груди. Сенцов облегчённо вздохнул: это хорошо, Звонящая пока что, не будет стрелять…

— Ты помнишь, как тебя сюда принесли?? — Звонящая продолжала общаться с Бубликом Жуковым, всё больше давя своим дознавательским авторитетом.

— Не! — буркнул Бублик, глядя на свою измятую, прохудившуюся шляпу в серо-чёрную «маклерскую» клетку. Шляпа лежала у правой ноги бомжика, и он никак не мог дотянуться до неё закованными руками.

— И что с ним делать? — ворчливо поинтересовалась Звонящая, уперев руки в бока.

— Пытать! — изрыгнул Бисмарк, заставив задрожать интерна Кирилла.

— Выкинуть! — буркнул Красный, пропадая от амбре, что вилось вокруг Бублика.

— Нет, — отказался шеф, покачав головой. — Возьмём его на базу и там допросим. Всё, время не резиновое, пошли! Бисмарк, тащишь нашего Бублика, Старлей с Красным остаются здесь работать. Ребята, — шеф обернулся и вперил начальственный взгляд в Сенцова. — Прокопайте тут всё, потом отзвонитесь. Звонящая, едешь с нами, у меня для тебя особое задание!

— Есть! — согласилась Звонящая, а Бисмарк с большой неохотою, копыря нос, сгрёб Бублика с холодных носилок, скинул на пол и подтолкнул перед собой.

— Топай! — сказал он. — Сейчас, тебе мо́зги прокупоросят — сразу пить бросишь!

— Э, я не пойду! — испуганно запротестовал Бублик Жуков и попытался заклиниться перед порогом холодильника, но Бисмарк выпихнул его в коридор и сурово пообещал:

— Давай, волоки булки, или грызняк по всему Донецку раскидаю!

— Да вы чё, менто́сы, чи шо?? — бухтел «захваченный» Бублик, нехотя топая по коридору, подталкиваемый Бисмарком.

— Не ментосы, а милиция, — спокойно, как дьявол «исправил ошибку» Бисмарк и едва не споткнулся о бесчувственную Ларочку, которая растянулась на полу поперёк коридора.

— Увалилась тут… — угрюмо пробурчал Бисмарк, обходя её так, чтобы не наступить на руку.

— Усадить нужно, — Звонящая задержалась, подхватила Ларочку под мышки и втащила на одну из длинных скамей, что тянулись вдоль стен.

— Какая заботливая! — заметил Бисмарк, пихнув Бублика в грязный бок. — А мне так всё подзатыльники!

— Если бы ты упал в обморок — я бы и тебя усадила! — парировала Звонящая, убирая ноги медсестры с прохода. — Бисмарк, иди уже, время не резиновое!

Глава 124 Охота за привидениями

— Чёрт, холодрыга тут! — фыркнул Сенцов, поёжившись, потому что холод холодильника начал протягивать его до косточек.

— Научись отключать физиологию! — посоветовал ему Красный, который уже успел «срисовать пальчики» с дверной ручки и теперь — трудился у тринадцатой ячейки, посыпал крышку и носилки специальным тёмно-серым порошком. — Я, вот, свою прикрутил и пашу! — разглагольствовал он с видом Робокопа, кисточкой размахивая порошок так, чтобы он покрыл металл тоненьким слоем — И ты давай, Старлей, не спи, замёрзнешь!

— Да я уже замёрз! — буркнул Сенцов, глядя в пол, потому что не хотел смотреть на проклятые ячейки, где хранятся мёртвые тела.

— Эй, а сколько нам тут стоять? — подал обиженный голос цветущий «последний врач», который тоже успел порядочно замёрзнуть в своём белом халатике, и даже пританцовывал то на одной, то на второй ножке.

— Пока не закончим! — заявил им Красный, который никого отпускать не собирался. — Давай, Старлей, допроси эту парочку, а то я вижу, ты совсем тут прокис! — сказал он Сенцову и чихнул, потому что лёгкий тёмно-серый порошок угодил ему в нос.

— Будь здоров! — буркнул Сенцов и сам чихнул. Потому что замёрз.

Пухлого врача Константин не подозревал: позитивный толстячок, любит крепко выспаться и хорошо поесть. Он вполне доволен жизнью и не станет шататься тут по ночам, проворачивая странные афёры с заменой трупов на живых бомжей. А вот «зелёный» интерн в дешёвеньких очках — тот вполне мог испытывать нехватку финансов и/или избыток амбиций… Ему кто-то заплатил, или он возомнил себя «доктором Зло»…

— Вот вы! — надвинулся на интерна Сенцов и задал ему неожиданный вопрос:

— Знаете, сколько ещё живых бомжей мёрзнет в вашем холодильнике??

Услыхав его, даже Красный перестал копаться с пальчиками и разогнулся, уставился на интерна, чтобы по лицу его определить: врёт или нет?

— Не-не знаю… — залепетал интерн Кирилл, отползая к стенке, выронив всё, что держал в руках. Красный тенью скользнул вниз, подобрал «пожитки» интерна и принялся придирчиво рассматривать.

— Не знаете? — напёр Сенцов и сделал шаг вперёд. — Куда трупы-то деваете?

Интерн оказался в жёстком тупике, потому что не знал ответа ни на один вопрос Сенцова. Он попятился, но натолкнулся поясницей на каталку и чуть не рухнул на пол, потому что каталка отъехала назад. Он теребил пальцами низ мятого халата и затравленно озирался вокруг, быстро-быстро мигая глазками.

Константин выдерживал психологическую паузу, а Красный разглядывал и перечитывал блокнот, который нашёл в уроненных вещах. В блокноте ничего особенного не нашлось — только студенческие записи корявым почерком, крестики на полях и цифры: «17:30».

— Эй! — высунулся Красный, ткнув пальцем в загадочные цифры. — А это что, а, студент??

— Эт-то… — пролепетал Кирилл, выглядывая из-за Сенцова. — Врем-мя… Мне к зубному идти было… Вот, пломба… Я записался на семнадцать тридцать… Это в прошлую среду было… — он разинул рот и стал показывать всем свои запломбированные зубы.

— Проверим! — сурово пообещал Красный и выхватил из блокнота бумажку достоинством в двадцать гривен. — А это что? Мама на пирожки дала? Не верю!

— Красный! — осадил его Сенцов. — Ты что, думаешь, что он за двадцатку тут бомжами манковал?

— Остальное спрятал! — заявил Красный и помахал двадцаткою перед собственным носом. — Давай, студент, колись!

Интерн затравленно молчал, и тут вмешался врач Степан Михайлович:

— Позвольте, — сказал он Красному. — Кирилл приходит на практику с восьми до четырёх, а сегодня ночью дежурил Муханов!

— Кто? — перебил его Красный, отложив все вещи интерна на пустую каталку.

— Санитар наш, Муханов Пётр, — продолжал врач, заметно нервничая. — Ночью дежурил, а в шесть часов ушёл, Ларочка пришла…

— Прекрасно! — обрадовался Красный, бросив отпечатки пальцев. — Давайте мне адрес вашего Муханова, сейчас мы слётаем к нему и всё узнаем. И, Старлей? — он повернулся к Сенцову. — Ларочка та ещё в обмороке?

— Ага, — согласился Сенцов, видя через щель между дверью холодильника и стенкой Ларочкины ноги, которые бессильно вывалились в проход.

— Тяжёлый случай, — постановил Красный — Однако, пёс с ней! Нам нужен Муханов! Степан Михайлович? — стребовал он с врача адрес санитара.

— Пожалуйста, — быстренько согласился врач, чтобы сбросить внимание милиции с себя на кого угодно. — Улица Гамарника, дом семь…

— Спасибо! — весело поблагодарил Красный, собрал все свои инструменты, порошок, тапок и очки, впихнул всё это в сумку для ноутбука и пошагал к тяжёлой двери. — Эй, Старлей, а где это? — осведомился он у Сенцова.

— Без понятия, — пробормотал Сенцов, впервые слыша подобную улицу. — Да и ехать на чём? — Константин вспомнил, что на микроавтобусе шеф утащил Бублика Жукова… А другой машины у них как бы, сегодня нету…

— А я уже тачку вызвал! — заверил Красный. — Моя тачечка, никто не свезёт под бомжа!

— Ну, тогда всё путём! — кивнул Сенцов и тут же напомнил:

— Красный, ты же говорил, что у тебя джипиэска — «на зависть богам»? Или понтил Репейнику?

— Не, Старлей, правда-матка! — с довольным видом заверил Красный и вышел из холодильника в коридор. — И ещё кое-что есть, на улице скажу!

Сенцов был рад тому, что Красный уходит — можно будет наконец-то попасть в тепло. Он проворно перешагнул порог, затопал по коридору и споткнулся о ноги Ларочки. Едва не растянувшись, Константин проглотил слово «Чёрт» и потопал дальше, не глядя на кафельные стенки, на улицу.

Выскочив, наконец-то, на свежий воздух, на солнышко, к птичкам, Константин Сенцов вздохнул полной грудью, набрав в лёгкие кислорода и ароматы цветов с ближайшей клумбы. Избавившись от паров формальдегида, трупного яда и тяжких впечатлений от пропажи трупа Траурихлигена, Константин почувствовал себя бодрым и сильным. Он поискал глазами ту тачку, которую так нахваливал Красный, но не нашёл. На узкой и замшелой парковке присоседился какой-то ржавенький зелёный «Москвичик» и всё.

— Ну, Красный, и где же твоя тачечка? — поинтересовался Сенцов, глядя в небо, в облака и вспоминая о Кате, которая теперь живёт своим домом с дурацким бухгалтером и в ус не дует…

— А вот она! — Красный кивнул головою прямо на ржавенький «Москвичик» и выкатил на физиономию слоновье удовольствие и гордость такую, будто бы пригнал «Инфинити» цвета индиго.

— Слышь, братан — это же размазня… — Сенцов усомнился в том, что данная пародия на автомобиль вообще умеет ездить.

— Ну, на первый взгляд всем так кажется! — хихикнул Красный, выудил из кармана свой мобильник и нажал на нём некую клавишу. Тот час же дверца «Москвичика» распахнулась, словно бы по волшебству, а фары мигнули, словно бы говоря:

— Прошу!

— Ладно, — пожал плечами Сенцов и недоверчиво забрался в кабину, с изумлением отметив, что кресла обиты крокодиловой кожей.

— Нравится? — осведомился Красный, проскользнув за руль. — Кстати, сенсорная магнитола — CD, DVD, mp-3, mpeg-4, AVI, VMV… и т. п. И пятое-десятое, полный климат-контроль, коробка-автомат, программное управление, автопилот, джипиэска и — угадай, что? — Красный прищурил левый глаз и с загадочно-шпионским видом уставился в переносицу Сенцова.

Сенцов же обалдел от избытка информации: Красный напихал в «Москвичик» всякой хай-тек всячины, не подумав даже о том, чтобы покрасить кузов… зачем? Можно было за такие деньги новую тачку в салоне выцапать…

— Ну, угадывай! — требовал Красный, заводя мотор. — Что ещё?

— Не знаю! — сдался Сенцов, пялясь в окошко мимо Красного. — Смотри, как бы у тебя по дороге колёса не отвалились!

— Сдаёшься? — уточнил Красный.

— Сдаюсь, едь давай, время не резиновое! — пробурчал Сенцов, который уже проголодался да и вообще, хотел домой. — Пока дотащимся до той ихней улицы — так уже ночь наступит!

Красный почему-то и не думал ехать. Он поклацал «джипиэской», установив маршрут, врубил на магнитоле рок-концерт… И, вместо того, чтобы наконец, поехать, обернулся к Сенцову и спросил:

— Старлей, может хочешь в ресторан зайти, покушать, а?

— Некогда! — отказался Константин, хотя его желудок сжимался, умоляя о еде. — Потом, как Муханова найдём так и поедим! Свет клином на еде не сошёлся!

— Значит, не хочешь угадывать, что у меня в тачке есть? — вздохнул Красный, небыстро выводя «Москвичик» с парковки. — Ну, ладно, раскрою страшную тайну! Только под кресло не свались… И ещё — пристегни ремень!

— Ахь! — отмахнулся Сенцов, не думая, что «Москвич» может поехать быстрее, чем семьдесят километров в час.

— Как хочешь! — хихикнул Красный. — А в тачке у меня есть ИГРЕК-КНопКА! — объявил он, как конферансье объявляет выход мировой звезды. — Мне Репейник тачку с кнопкой отгрузил! — радовался Красный и даже сидя, подпрыгивал. — Он сам не знает, что в этой рухляди кнопка есть! А она есть! Сейчас, как птички долетим! И покушаем, и потанцу-уем!! — запел Красный. — Пристёгивайся, взлетаем!

Сенцова пробрала холодная нервная дрожь: он так и не привык летать на игрек-тачках, его тошнило и вообще, в игрек-тачке Сенцов чувствовал себя так, словно бы попал в чей-то кишечник. Он поспешно схватил ремень безопасности и защёлкнул его на своём пузце, опасаясь залетать по салону, когда Красный вздумает писать «бочки», «мёртвые петли» и «сухие листья».

Красный уже успел выехать на проспект Ильича, и Сенцов видел за окном потоки машин.

— Слышь, Красный, ты тут не разгоняйся особо, а то… — начал Константин, но понял, что опоздал: Красный выжал из «Москвичика» скорость в сто километров, а потом — Сенцов увидел, как за окном всё сливается в бесконечные полоски…. Рёв двигателя на секунду стих, машина пёрла по инерции… И вдруг «Москвичик» с силою рвануло вперёд, над ухом что-то странно зазудело, и Сенцова вдавило в кресло словно бы гирей. Он даже перестал дышать, потому что не смог вдохнуть, да и выдохнуть тоже.

— На спящий город опускается туман… — подпевал магнитоле Красный.

Машину тряхнуло вверх-вниз и, если бы ремень безопасности не впивался в пузцо — Константина бы прижало к потолку и не отпустило бы до тех пор, пока бы Красный не снизил скорость.

— Прорвёмся, ответят опера! — весёлый голос Красного вызывал смертельную тошноту.

И тут перегрузки пропали. Сенцов отвалился от спинки кресла и согнулся пополам, обхватив руками живот. Тошнота была адская, он едва глотал тощий завтрак, опасаясь уделать крокодиловый салон. В голове били молотки и барабаны, а ещё звенели медные тарелки. Казалось, что в черепе кто-то заложил динамит, и теперь он взрывается…

— Аааа… — закряхтел Сенцов, чувствуя, что его несчастное тельце распадается на куски.

— Приехали! — громыхнул над ухом Красный. — Давай, выскакивай, улица Гамарника! Здорово движок тянет, да, Старлей? Конфетка!

— Ыыыы… — Константин всё кряхтел, глотая протестующий желудок. — Я… я…

— Дас ист фантастиш! — закончил за Константина Красный и из кабины выпрыгнул на улицу. — Давай, выбегай, а то я с тобой сигналку не врублю!

Константин чувствовал себя так же хорошо, как свиная отбивная. Он неподвижно сидел, хватал ртом воздух, опасаясь явить содержимое желудка, и думал о том, что посмей он вылезти на улицу — вывалится носом в землю.

Сенцов выбрался на улицу и обнаружил, что перед ним стоит не «Москвич», а светло-голубая блестящая ракета с двумя длинными и острыми крыльями, с тонированными стёклами и с настоящими дюзами.

— Наконец-то, выкарабкался! — фыркнул Красный, нажал кнопочку на пульте, и на глазах Константина «ракета» утратила «космические» очертания, втянула дюзы, сложилась вся, как-то скукожилась и обрела вид «Москвичика».

— И как же это Репейник не заметил, что она с кнопкой? — рассуждал про себя Красный.

— Ничего, Красный, я его просвещу! — пообещал Сенцов, не желая больше видеть ни одной игрек-тачки и ни одной игрек-кнопки.

— Да ты что?? — перепугался Красный, отпихнув Сенцова от «игрек-Москвичика». — Я тебе тогда по голове!

— Да пошутил я! — пробормотал Сенцов, отстраняясь от Красного, который тряс его за рукав. — Давай лучше седьмой дом искать! И ты уверен, что это — улица Гамарника?

— А какого ещё? — удивился Красный и зашагал вперёд, по давешнему асфальту дорожки, проходя мимо частных домов. Вдогонку ему залаяли собаки и собачки — учуяли чужого. Константин подобрался к одному дому и украдкой взглянул на номер, который к нему прикрутили. На табличке значилось: «ул. Гамарника, дом 2». Значит, нужный дом близко, нужно только на другую сторону улицы переползти.

— Красный! — крикнул Сенцов Красному, который просто шёл вперёд и насвистывал.

— Чего? — отозвался Красный, обернувшись.

— На другую сторону пошли, эта чётная! — сказал Сенцов и пошёл на другую сторону улицы.

На другой стороне так же, рядами, стояли разнообразные дома — от избёнок и мазанок до замков. Людей не было видно, только по монолитному каменному забору вальяжно прогуливался персидский рыжий кот, помахивая косматым хвостом. На шее кота был надет розовый ошейник с блестящей металлической биркой в виде сердечка. Константин прошёл кота и тут же напал на нужный седьмой дом — одноэтажный, но широкий, с новенькой красной черепичной крышей. Он стоял в глубине двора, огороженного хорошим каменным забором и железными воротами коричневого цвета. Да, хорошо устроился санитар из морга.

— Надо брать! — внезапно над ухом возник шёпот Красного, который тоже оценил, что подобное жильё не по карману скромному санитару.

— Пойдём, — кивнул Константин, направился к калитке и тут же заметил, что к Муханову пришёл ещё какой-то гость. У калитки стоял и терзал кнопку домофона некий молодой человек в джинсах и в футболке, с толстой сумкой через плечо и ещё с какой-то папкой. Красный остановился и остановил Сенцова.

— Посмотрим, — сказал он. — Что за гусик подкабанился. Авось, сообщник?

— Ага, — кивнул Сенцов и отступил за раскидистый куст.

Молодой человек потоптался, позвонил в звонок, не дождался ответа и решил откочёвывать прочь, но за спиною у него вдруг возник Красный, закрутил ему ручки и уткнул носом в камень забора. Незнакомец заныл и выронил папку. Сенцов даже не заметил, когда это Красный выскользнул из-за куста… да, не слишком он внимателен для дознавателя — не может выследить подсыльного…

Сенцов тоже покинул засаду, придвинулся и поднял из травы уроненную папку.

— А ну, Старлей, глянь, что там у него в загашнике! — сказал Красный, не выпуская мухановского гостя. Гость затравлено ныл и даже не пытался драться, только отворачивался, чтобы не царапать нос о шершавый камень.

Константин раскрыл папку и увидел толстую пачку пёстрых страховых полисов компании «Аска-страх», какие-то ещё бумаги с печатным текстом и парочку белых листов.

— Красный, у него страховок куча! — сказал Сенцов, осмотрев содержимое папки. — Больше ничего.

— Где спёр? — осведомился у незнакомца Красный, посильнее прижав его к забору, от чего тот ещё надсаднее заныл и даже заворочался.

— Я… я… агент… — залепетал мухановский гость, строя несчастные физиономии. — Я собирал…

— Агент? — переспросил Красный, не отпуская. — Какой агент? сбу? Интерпол? Мировая мафия, может быть?

— Страховой… страховой… — пролепетал незнакомец, а Сенцову показалось, что он сейчас расплачется. — Я тут ОСС…

— СС? — уточнил Красный, прижав «агента» ещё сильнее. — А ты случайно, не в курсах, где твой группенфюрер, а, СС?

— Ыыыы… — пролепетал захваченный агент, едва двигая скрученными руками.

— И всё? — настаивал Красный. — А как же «Моя честь зовётся верность», а?

— Красный, пусти его! — вмешался Сенцов, разобравшись, что им попался не эсбэушник и не эсэсовец, а всего лишь страховой агент, который выклянчивает у домовладельцев плату за страхование. — Это не наш клиент, это страховщик…

— Да? — Красный даже удивился и тут же освободил руки мухановского гостя. Тот шлёпнулся на коленки и заплакал про беспредел.

— Чо, точно, страховщик? — наклонился к нему Красный.

— Да-а-а… — всхлипнул мухановский гость, растирая вывернутые тощенькие ручки. — Я тут, к улице прикреплён, хожу по обязаловке… А вы меня… Этот Муханов никогда не платит, только гавкает, а меня из-за него премии лишают! Раз в год у него пятьдесят гривен, а он жилится, чёрт!

— Прости… — пробормотал Красный, а Сенцов сунул страховщику его папку.

— На… — с виноватым видом сказал он. — Прости…

— Да, ладно, — фыркнул страховой агент, поднимаясь на худые ноги, счищая с коленок траву и землю. — Меня уже третий раз менты хватают: думают, вор!

Страховой агент взял под мышку папку и живенько потопал прочь, скрылся за углом и исчез.

— Эх, ты! — фыркнул Сенцов Красному. — А ты сразу: «СС», да «группенфюрер»! Чуть что, сразу секреты на бочку!

— Ты думаешь, он что-нибудь понял? — огрызнулся Красный, разглядывая тяжёлую металлическую калитку, что перекрывала путь во двор Муханова. — Старлей, ты заметил, что Муханов не открыл ворота? — спросил он.

— Ну, заметил. — согласился Сенцов, тоже разглядывая калитку, а заодно и домофон. — Не хотел валандаться с этим «страшным агентом»! Давай, позвони и придвинь ментовскую ксиву — авось, откупорится?

— Уговорил! — пробормотал Красный и нажал на кнопку, которая на сером домофоне выделялась своим красным цветом и надписью: «Звонить сюда».

Ответом было «молчание ягнят», Муханов не ответил и не вышел — напрасно Красный держал у камеры «условно настоящую» ментовскую ксиву.

— Затихарился! — буркнул Красный и с досады пихнул калитку башмаком. — Чёрт!

— Эй, Красный! — прошептал вдруг Сенцов и дёрнул Красного за рукав. — Смотри!

Калитка медленно и со скрипом открывалась, потому что была незапертой. Во дворе — тихо, безлюдно и как-то пустынно, словно в другом измерении, где вымерли все люди.

— Зайдём, что ли? — предложил Красный, не заметив за калиткою намёка на собаку.

— Псины нету… — буркнул Сенцов, отодвинув калитку так, чтобы можно было войти.

— А я о чём? — пробормотал Красный и вдвинулся во двор впереди Сенцова. — Спасибо Старлей, дверцу распахнул! — хихикнул он, оглядывая двор.

— Я тут не швейцар! — угрюмо буркнул Сенцов, пропихнул Красного дальше во двор, вдвинулся сам и прикрыл калитку.

— Не пихай… — начал, было, Красный, но тут же заметил около будки крупную собаку песочного цвета. Собака неподвижно лежала на боку у полной миски. — Глянь, Старлей, псину того…

Сенцов медленно приблизился к лежащей собаке. Нигде ни крови, ни следов борьбы… Константин присмотрелся. А это что? В толстой собачьей шее торчал короткий оперённый дротик.

— Красный! — позвал Константин, не зная, вытаскивать ли этот дротик, или пока не надо?

— Чего? — приблизился Красный.

— Глянь! — Сенцов показал пальцем на собаку и дротик. — Кто-то в неё запулял…

— Снотворное! — определил Красный, присев на корточки возле собаки. — Видишь, дышит? Не выдирай пока, потом заберём! А то выдернешь, а она проспится и отгрызёт тебе башку. Знаешь, что за порода?

— Неа, — покачал головою Константин, который в собаках разбирался так же хорошо, как в тормозных колодках для тепловозов.

— Стаффордширский терьер! — заявил Красный, выпятив вперёд правую ногу. — Перегрызает человеческую шею с одного укуса!

— Не бреши! — буркнул Сенцов. — Что-то тут не так… Надо в дом пойти!

— А я и не брешу! — обиделся Красный, поднялся с корточек и пошёл в сторону дома. — Стаффордширский терьер может отгрызть тебе башку!

— Не боюсь! — пробормотал Сенцов, пересёк двор, бросив быстрый взгляд на высокий капитальный гараж, и поднялся на крыльцо. — Видал гаражик, Красный? — осведомился он, обернувшись.

— Ага, — подтвердил Красный и тоже поднялся на крыльцо. — Нехило обосновался. Надо бы потрясти клиента… Если он ещё жив!

Сенцов собрался постучать в дверь — в тяжёлую, металлическую дверищу, навешенную на толстые петли. Он уже поднял руку, когда дверь внезапно начала открываться.

— Скакай! — скомандовал Красный, свалил Сенцова под крыльцо, залёг сам и выхватил пистолет. Сенцов тоже выхватил пистолет, нацелил на дверь… Дверь приоткрылась совсем немножко, и из-за неё не спеша, выплыло белоснежное создание кошачьей породы. Создание потёрлось о дверной косяк косматой щекою и начало медленно спускаться с крыльца.

— Чёрт, блин, котяра! — разразился, вскакивая, Красный. — Брысь! — он молнией взлетел на крыльцо, затопал ногою, спугнув кота.

Кот выгнул белую спину, пару раз щёлкнул и смылся куда-то в куст.

— Да не шуми ты! — пробормотал, поднимаясь Сенцов. — А то всё тут пораспугаешь!

— Нервы ни к чёрту, вот те крест, Старлей! — пробурчал Красный, забив пистолет в кобуру. — Если бы не соседи — ей богу, запулял бы в это чудище! Достали!

— Не копошись! — хохотнул Сенцов. — И, видел, эта дверь тоже открыта!

— А, точно, — мигом успокоился Красный и дёрнул дверь, распахнув её. — Кажется, у Муханова побывали интересные гости. Работка тут, кажись, выгорит. Надо шефу отзвониться, как дом облазаем!

Константин Сенцов вошёл в дом санитара Муханова с опаской. А вдруг, они с Красным «вовремя зашли», и тот, кто наградил дротиком собаку, ещё находится в доме?? Запрятался за какой-нибудь угол, и теперь — целится?? Красный шёл впереди с легкомысленным спокойствием, а вот Сенцов — тот едва ли не затылком чувствовал слежку и прицел…

— Эй, Красный! — шёпотом позвал Сенцов, сбавляя шаг. — Постой-ка…

— Чего ещё? — фыркнул Красный, но остановился и подошёл к Сенцову. Под ногу ему попался башмак, Красный споткнулся и чуть не упал на красную ковровую дорожку, которая устилала пол. Сенцов прижался лопатками к обшитой вагонкою стенке, спрятавшись за шкаф для верхней одежды, и серьёзно спросил у Красного:

— Тебе не кажется, что тут кто-то есть?

— Паранойя? — Красный поднял левую бровь и вопросительно уставился на Константина.

— Нет, логика! — отказался Сенцов, оглядываясь по сторонам. — Если мы застукаем тут кого-нибудь — они захотят прикончить нас! Так что, ты тут не свисти, а ходи потише. И пистолет достань!

— А, не, они давно смылись! — возразил Красный и запихал в рот две подушечки «Дирола», обдав Сенцова мятной свежестью. — Ты коху видал? — Красный напомнил Сенцову про белоснежного кота, который выплыл из-за двери и так напугал их обоих.

— Ну, видал, ну и что? — не понял Константин. — Кот и всё…

— Нет, он не просто кот, а белоснежный кот! — настоял Красный, усиленно жуя «Дирол». — Домашний кот, который боится чужих! Он под диваном должен был сидеть до тех пор, пока не разойдутся «гости»! А раз он вышел — значит всё, все флай эвэй!

— Я бы не был таким уверенным, — скептически пожал плечами Сенцов, не очень-то веря в сверхспособность Красного по одному лишь коту определить, ушли «гости» или нет…

— Да и следы уже засохли! — Красный показал пальцем на пол, Сенцов глянул и увидел, что красная ковровая дорожка вся заляпана серыми следами грубых сапог. Да, кто-то тут порядочно натоптал и, похоже, он был не один — Константин научился быть внимательным и заметил, что следы оставлены по меньшей мере, двумя разными и дико грязными подошвами. Однако грязь была сухой — натоптали не меньше двух часов назад. Да, Красный прав, они ушли, можно спокойненько курсировать по дому и никого не бояться. Сенцов немного успокоился, отлип от стенки, двинулся вперёд и увидел первую дверь — деревянную, сплошную лакированную дверь жёлтого цвета.

— Открываем! — сказал Красный и потянул за металлическую ручку.

Дверь открылась, Сенцов заглянул за неё и увидел кухню. Встроенные шкафы, варочная поверхность вместо плиты, барная стойка и посудомоечная машина… Да, так не живут санитары… так не живут даже милиционеры. Сенцов так не жил, когда был обычным ментом. Что-то с этим Мухановым очень и очень не так. И вот, теперь — он пропал.

— Ну, Старлей, и что ты скажешь? — осведомился Красный, вдвинувшись в кухню хозяином.

— Ты не снял ботинки! — съехидничал Сенцов и тут же добавил:

— Интерьерчик бизнес-класс… Уж, не ошиблись ли мы домом?

— Ты — тоже не снял ботинки! — тут же обиделся Красный, пройдясь по песочной плитке пола, подойдя к обеденному столу. На столе высилась горка объедков: поеденный батон, кружки колбасы, грязные тарелки и пакет из-под апельсинового сока.

— Ели! — заметил Сенцов. — Я узнаю этот почерк! — напомнил он Красному о том, как когда-то они с Репейником поужинали яичницей в его собственной квартире и не убрали за собою.

— Кто старое помянет — тому глаз вон! — обиделся Красный, вытаскивая из внутреннего кармана носовой платок, чтобы подцепить им одну тарелку и отправить её в пакет для вещдоков.

Константин тем временем открыл холодильник, заглянул в него… Холодильник оказался пуст — даже воды в нём не оказалось, словно бы этот холодильник только привезли из магазина и подключили. Никакой колбасы, никакого хлеба.

— Красный, они хавчик с собой принесли! — заметил он, закрыв пустой холодильник. — У Муханова в холодильнике мышь повесилась!

— Супер! — обрадовался Красный и взял в вещдоки ещё и батон. — Я вот, что думаю, брат Старлей, — заявил Красный, пихая к себе в пакет и пакет из-под сока тоже. — Всю эту катавасию затеял Теплицкий!

— Теплицкий? — удивился Сенцов, бестолково крутясь по захламлённой кухне. — И зачем Теплицкому, скажи на милость, понадобился ТРУП «туриста»?? Я понимаю, живой — для «брахмашираса». Но труп…

— Эх! — вздохнул Красный и плюхнулся на один из стульев, развалился на нём, как сытый хозяин. — У Теплицкого есть пара трюков в кармане. Нужно найти его новое логово и устроить хорошенькую облаву. Давай, брат, шефу звоним!

— Ты сначала Репейнику позвони, — посоветовал Сенцов. — Пускай, посмотрит на следы. А потом — вместе решим, вызывать шефа, или пока не надо?

— Ты прав, — кивнул Красный, опасаясь злить шефа, и достал игрек-передатчик, собираясь вызывать Репейника.

* * *

Санитар Муханов пришёл в себя в багажнике автомобиля. Он понял это не сразу — придя в себя, он увидел вокруг темноту и услышал рёв мотора. Муханов испугался ни на шутку: отдежурив ночь, он, как обычно, пошёл домой… Как он оказался в этом тесном, тряском пространстве, где нестерпимо воняет выхлопным газом? К тому же, он связан в очень неудобной позе: руки притянуты к ногам и прикручены верёвкой… Муханов не мог размышлять: под ложечкою затаился смертельный ужас. Этой ночью он впустил в морг бандитов и продал им один труп, позволив обменять его на труп бомжа… Они решили, что он, Муханов — ненужный свидетель, и решили избавиться от него, убив…

Тем временем «автомобиль смерти» остановился: Муханова перестало трясти, да и шум мотора затих. «Ну, всё, отпрыгался…» — Муханов похолодел от страха, сейчас они пристрелят его, а труп утопят, или просто выбросят.

Крышка багажника с треском и скрипом откинулась, в глаза ударил яркий свет дня, и из этого света вынырнула холёная физиономия, оснащённая квадратным подбородком, улыбкою до ушей и вставным передним зубом.

— Третий, вываливай его! — прозвучал в отдалении страшный голос, и холёная физиономия тут же обрела толстую руку с широкой ладонью, затянутой в кожаную перчатку. Широкая ладонь легко схватила тощего санитара за верёвки, приподняла, вытащила из багажника и швырнула в траву.

— Ай! — вскрикнул Муханов, больно стукнувшись позвоночником обо что-то твёрдое, что оказалось в этой высокой траве, покрытой утренними росами. В панике замотав головой, он увидел, что около его правого виска оказалась бурая полевая мышь. Пискнув от страха, мышь исчезла, а сверху нависла всё та же холёная физиономия и коротко хохотнула.

— Привезли? — где-то там, вверху, раздался ещё один голос, а потом — быстрые топающие шаги.

— Да, шеф! — изрекла холёная физиономия.

— Отлично! — над Мухановым нависла вторая физиономия, и он тут же узнал, кому она принадлежит. Это и был тот бандит, который менял труп застреленного очередью субъекта на бомжа. Он тоже улыбался, а воротник его рубашки украшал галстук-бабочка вишнёвого цвета.

— Не убивайте меня… — с ужасе заныл Муханов, плача горькими слезами. — Я про вас никому не скажу… Я скажу, что ничего не знаю, я скажу, что он там и лежал, этот бомж… Пожалуйста, я буду молчать!

— Ага! — довольным голосом изрёк бандит в бабочке, потирая свои чистые руки. — Я не уверен, господин Муханов, что вы сможете сохранить молчание, оставаясь на свободе. В милиции они, знаете, какие хитрые? Самому чёрту язык развяжут, ей-богу! Убивать я вас не собираюсь, вы пригодитесь. У меня есть отличные доктора и профессор, а так же, имеются прекрасные приборы! Вы будете жить у меня, в подвале бункера и работать подопытным кроликом! Вы согласны?

— Нет… нет… — взмолился Муханов, который не по наслышке знал о незавидной судьбе подопытных кроликов — любого рода: и кроличьего, и человечьего.

— Вы согласны! — настоял бандит в бабочке, и его улыбка стала ещё шире. — Отлично, контракт подписан! Геккон, Третий, тащите его в «бункер Х»!

— Есть, шеф! — Муханов услыхал над собою громовые голоса, потом над ним склонились два гориллоподобных типа, ухватили своими огромными руками… Муханов страшно закричал:

— Кто-нибудь, спасите!! Помогите, ради бога, убивают!

— Геккон! — фыркнул бандит в бабочке. — Ты слышишь: он вопит? У меня болит голова!

— Сейчас, успокою! — ответил громила по имени Геккон, а секунду спустя в лицо Муханова врезался тяжёлый кулак, и санитар потерял сознание…

* * *

Сидя на просторной кухне, обставленной по евростандарту, но не содержащей ни капельки еды, Константин Сенцов уже начал жалеть, что они с Красным не заехали поесть перед тем, как разыскивать Муханова на улице Гамарника. Желудок плакал, зияя своей пустотой и мучил Сенцова сосущим чувством голода. Красный был бодрее: слопал, наверное, что-то перед тем, как поехать в морг. Поговорив с Репейником, он отключил свой игрек-телефон и сел на стул — ждать. И тут в прихожей скрипнула дверь.

— Ш-ш! — шикнул Красный, приложив палец к губам. — Кажется, у нас появился живой…

Сенцов тут же умолк и затаился: прийти мог как Муханов, так и его похититель…

— Конопатим! — шёпотом распорядился Красный, скользнул к дверному косяку и притаился за ним, собираясь схватить и скрутить визитёра, когда тот вздумает вдвинуться на кухню.

Константин встал с другой стороны косяка — чтобы помочь Красному.

— Мурка, марш в дом! — разразился в прихожей незнакомый и сварливый голос, потом по паркету затопали ноги, пару раз мяукнула кошка…

Потом незнакомец зашуршал и заскрипел дверцами шкафа, видимо, вешая одежду… Топ! Топ! — его шаги приближались, и Красный кивнул Сенцову: «клиент» идёт на кухню.

— Чёрт, да ты совсем обнаглела! — это незнакомец ругал кошку, которая громко мяукала и, кажется, вертелась у него под ногами. — Я же тебе только насыпал, прорва ушастая! Да что с тебя проку? Мышей в доме — два вагона! Гадишь только, чёрт!

— Мяу! — первой на кухню вбежала белая кошка — та же, которая напугала Красного. Кошка рванула прямо к большому холодильнику и принялась тереться о него, громко мяукая. Вслед за кошкою переступил порог и хозяин — низкий коренастый тип, обряженный в яркий полосатый свитер, с полиэтиленовым пакетом в руках.

— Вперёд! — громко скомандовал Красный, сорвался с места, напрыгнул на незнакомца и тут же заломил за спину его правую руку.

— А-а-а!!! — заорал тот, вырываясь, уронив свой пакет, но тут же подскочил и Сенцов, вцепился во вторую руку незнакомца, которой тот неистово махал, и они с Красным уткнули «преступника» носом в пол.

Белая Мурка жутко шипела, выгнув пушистую спину, а Красный, заключив руки незнакомца в наручники, смахнул пот со лба и, отдуваясь, осведомился:

— Гражданин Муханов?

— А-а-а!! Что?? За что?? — продолжал реветь этот «Муханов», шумно ворочаясь на полу и суча толстыми ногами. — Вы кто??

— Милиция! — стальным голосом сообщил Сенцов, убедившись, что руки Муханова надёжно скованы, и поднявшись на ноги. — Так, что вы скажете в своё оправдание, гражданин Муханов? Или вы не Муханов?

— Та, не Муханов я! — отчаянно запротестовал хозяин Мурки, дёргаясь всё сильнее. — Отстаньте от меня!

— А кто? — уточнил Красный, установившись около Сенцова. — Давайте, колитесь, гражданин, а заодно не забудьте сказать, зачем вы похитили гражданина Муханова?

— Та вы что, оборзели?? — громогласно возмутился незнакомец. — Какой Муханов?? Шапкин я, Валентин Дмитриевич! Я никого не похищал! Это мой дом!! Я только что вселился в этот дом! И кошку впустил — на счастье, и чтобы мышей жрала!! Отпустите же меня!!

— Э-э… — пробормотал Красный и почесал свой затылок. — Что будем делать, напарник? — повернулся он к Сенцову.

— Ну… — удивлённо выдавил Константин и ногой перевернул Шапкина с живота на спину.

— Что вы себе позволяете?? — Шапкину не понравилось такое обращение со своей персоной, и он решил возмутиться снова.

Сенцов же внимательно всмотрелся в его лицо: пухленькие щёчки, нос картошкой, маленькие глазки рыбьего цвета… Нет, лицо незнакомое…

— Говорите, ваш дом? — уточнил Сенцов.

— Мой! — воскликнул Шапкин, пытаясь сесть на полу, но всякий раз возвращаясь на спину.

— А гражданина по фамилии Муханов вы знаете? — спросил Красный, пока что, не спеша освобождать Шапкина от наручников.

— Сосед мой — Муханов! — булькнул Шапкин. — Рядом со мной, седьмой дом!

— Подождите, — перебил его Сенцов, который отлично видел семёрку на стене именно этого дома. — А у вас тогда какой дом??

— А у меня — семь-А! — заныл Шапкин. — Только «А» отпала, и ко мне его страховщики шляются, гости какие-то… Вон, собаку мою пристрелили, заразы какие-то… Я вообще, подумал, что это вы пристрелили… Вы пристрелили?

— Не мы! — заверил Красный. — Как давно вы тут живёте?

Красный всё допрашивал Шапкина, не снимая с его рук наручники, а Константин стоял в сторонке, молчал и соображал. «А» отпала — значит, похитители, а возможно, и убийцы Муханова тоже могли перепутать дом и вломиться к Шапкину, затрелить его собаку, сломать замки, натоптать в кухне… Шапкину повезло, что его в этот «счастливый» момент не было дома, иначе бы они и его похитили, а может быть и убили бы… Они походили, поискали, никого не нашли и ушли, оставив на кухне свои следы.

— Красный, освободи его! — начальником распорядился Сенцов, собираясь уходить отсюда и идти в соседний дом.

— Зачем? — не понял Красный.

— Мы ошиблись домом! — ответил Сенцов. — Давай, Красный, шевелись, время не резиновое!

— Чёрт… — досадливо буркнул Красный, вынужденный освободить Шапкина и извиниться за нападение. — Извините… мы перепутали вас с Мухановым…

— Ну и натоптали же вы мне здесь! — фыркнул Шапкин, неуклюже встав с пола и усевшись на стул. — Хоть бы ноги вытирали… Милиция, чёрт вас дери с вашей милицией!

— Это не мы натоптали! Это они натоптали! — быстро сказал Сенцов, желая, как можно скорее покинуть дом Шапкина и отправиться к Муханову. Стыдно всё-таки, за вторжение…

— Кто? — удивился Шапкин, потирая свои руки.

— Те, кто похитил вашего соседа Муханова! — объяснил Сенцов. — Они тоже ошиблись домом и попали к вам! Вам ещё повезло, что вы уходили — иначе бы они похитили вас, а может быть и убили!

— Ох, господи, господи… — застонал от страха Шапкин и даже схватился за голову. — Только переехал… господи… за что?

— Так что, вы привесьте «А» назад, — посоветовал Красный. — А мы у вас ещё задержимся — надо снять слепки следов!

— «Отлично»! — угрюмо буркнул Шапкин, который абсолютно не был рад таким «гостям», как Сенцов и Красный. — Вы только скажите, кто мне новую собаку купит? Знаете, сколько я за моего Киллера отдал?

— Жив ваш «пушистик»! — буркнул Красный. — Это — дротик со снотворным, и ваш любимец просто впал в глубокий и здоровый сон!

— Хоть на том спасибо! — вздохнул Шапкин и тут же сварливо осведомился:

— Вы надолго?

— Часик! — жизнеутверждающе пропел Красный. — Я эксперта вызвал, сейчас, он быстренько приедет, сфоткает следы и мы исчезнем!

— Поскорее бы! — фыркнул Шапкин, сморщив нос. — У меня уборки — непочатые края!

— А вот и я! — раздалось со стороны двери, Сенцов и Красный обернулись и увидели Репейника.

— Привет! — весело поздоровался Репейник и шагнул на кухню. — Ну и грязища! — оценил он, увидав следы. — Муханов? — Репейник кивнул в сторону Шапкина, который всё сидел на стуле и охал.

— Нет, это Шапкин, — покачал головой Красный. — У него тут «А» отпала, и мы подумали, что это — дом Муханова.

— Любопытно… — пробормотал Репейник. — Зачем натоптали-то в чужом доме? И собаку чужую усыпили? Вы что? Кстати, я — эксперт! — представился он Шапкину.

— Это не мы натоптали, а похитители Муханова! — выпалил Красный. — Они тоже домом ошиблсь!

— Вы случайно джек-поты не срываете? — осведомился у Шапкина Репейник.

— Нет, а что? — удивился Шапкин.

— Вы чудом остались в живых, гражданин! — весело сообщил Репейник. — Вас могли пристрелить! Вы не расстраивайтесь, мы вам мешать не будем — часик побудем и уйдём!

С этими словами Репейник выхватил из внутреннего кармана мобильный телефон неновой модели, но Сенцов знал, что это не телефон, а игрек-сканер. Он отсканирует им следы и все отпечатки, передаст в базу данных… и всё станет ясно. Дай бог, чтобы всё стало ясно.

— О, Репейник, кстати, вот вещдоки! Они тут лопали! — Красный протянул Репейнику свой пакет с объедками похитителей, Репейник хмыкнул, хотел взять, но вмешался Шапкин.

— Простите, — пробормотал он со свего стула. — Это я ел… Я только вселился в этот дом… Холодильник ещё не подключил даже… Купил себе в магазине перекус… Мурке, вот, «китикет» притащил… — кивнул он на тот пакет, который выронил, когда Сенцов и Красный скрутили его.

Репейник, не спеша, приблизился к пакету, который валялся на полу, и достал из кармана шариковую ручку. С помощью ручки раскрыв пакет, он увидел, что там нет ничего, кроме двух упаковок кошачьего корма — с курицей и с рыбой.

— Ага! — кивнул Репейник, отстал от пакета и вернулся к следам. — Сразу скажу, гражданин Шапкин: по вашей кухне походили в берцах!

— Я очень рад… — уныло вздохнул Шапкин.

— Чёрт возьми… — проворчал Красный, недовольный тем, что не прошли его вещдоки. — Давай, Репейник, завязывай со следами и пошли к Муханову!

— Не копошись, брат! — хохотнул Репейник. — Я уже закончил! Извините, пожалуйста, гражданин Шапкин, до свидания, мы пошли! Кстати, дротик уберите — и ваш пёс проснётся!

— А-а… — приподнялся со стула Шапкин, желая выяснить, не будут ли на него больше нападать, похищать, убивать и так далее.

— Вы не беспокойтесь, — заверил его Красный. — К вам больше никто не пристанет — вы только «А» привесьте назад!

— Я привешу… — булькнул Шапкин. — Чёрт подери… теперь не наубираешься…

Глава 125 Сенцов и игрек-тачка

Санитар Муханов жил одиноким бобылём, не имея никакой семьи. Его бедный печальный домик чем-то напоминал будку старого пса, и Константину даже жаль его стало. Такой кавардак, в кастрюлях — заплесневелые останки макарон и пельменей, окна от пыли уже непрозрачные… Сенцов всерьёз подумал, что его поджидала такая же несчастная холостяцкая судьба, не попади он в оп…

Не застав санитара дома, Красный и Репейник с остервенением накинулись на всё, что находилось в тесном пространстве его загаженного жилища, пытаясь обнаружить хоть что-то, что указывало на тех, кто его забрал. То, что забрал — очевидно: скрипучий пол был весь истоптан грязными ботинками, и Репейник, просканировав эти явные следы, громко сообщил:

— Размеры сорок шесть и сорок семь! Габаритные, однако, граждане!

— Следы ДНК! — громко сообщил позади него Красный, обнаружив на заляпанном пивными лужами кучку окурков. — Сейчас, выясню, чьи они!

— В игрек-комп отослать не забудь! — напомнил Репейник, возясь около раковины, в которой упокоились тарелки и кружки. — О, следы крови! Кажется, ему кто-то здесь в морду дал!

Оба были заняты — увлечённо искали, перебираясь из каморки в каморку, а Сенцов опять торчал. Санитар Муханов для него отпоз на какой-то последний скучный план, а перед глазами в который раз встала Катя — как живая, появилась, помахала ручкой и уехала со скаредным своим Степаном на его подержанной «восьмёрке»…

— Ну, Старлей, мы, тут, между, прочим трудимся! — Красный решил его понукать, возникнув вдруг между Сенцовым и Катей и состроив ехидные глазки.

— А… я тоже… — прокрякал Сенцов, вынув руки из карманов… Он только сейчас понял, что его руки в карманах торчат.

— Я вижу, вижу! — Красный не преминул подколоть, ухмыляясь… — О, а вот и ответ! — вдруг обрадовался он, включив игрек-ноут. — Сейчас, гляну, чья тут ДНК!

— Ну и чья? — Сенцов решил включиться в работу, чтобы не торчать и не мешать работаь товарищам… Да и призраки эти достали — невольно кажется, что Степан и Катя решили свести его с ума, являясь постоянно и в любое время суток.

— Ля-ля! Ля-ля! Ля-ля! — напевая вальсовую мелодию, Красный открыл письмо с Базы и принялся громко читать: так, ДНК номер один, Муханов Станислав Борисович, одна тысяча девятьсот восемьдесят третьего года, санитар в морге! Отлично, Муханова выделили, дальше у нас кто? У, мадам! Кротова Ольга Дмитриевна, восемьдесят восьмого года, не работает… Девушка у него появилась! Хы-хы! — Красный хохотнул, а Сенцову стало как-то обидно: даже у затрапезного Муханова была девушка… А у Сенцова — только призрак.

— Давай, Старлей, протоколируй: вызвать Кротову! — заставил его Красный. — И — смотрим дальше!

Сенцов вытащил блокнотик, которым пользовался ещё в те древние времена, когда в штатной милиции служил, ручку, которой писал тогда же, и принялся карябать в нём: «Вызвать Кротову…». А Красный не отставал со своим ноутом — требовал от Сенцова, чтобы он, «протоколируя» ещё и в экран смотрел…

— И чего ты на этом клочке елозишь? — придрался он к сенцовскому блокнотику. — Пора уж планшетник завести! Тоже мне, дознаватель из каменного века!

— Я… привык… — отбоярился Сенцов, завершив «протоколировать» своим кривобоким почерком и вновь уставившись на экран Красного.

— О! — воскликнул тот, едва не оглушив Сенцова на левое ухо. — А это уже кое-что! Наконец-то в этом кислом деле цимис появился! Смотри!

Константин по инерции взглянул и увидел фото — мордатый такой тип с угрюмым взглядом… к тому же, знаком Сенцову! И где он мог его видеть?? Чёрт, Сенцов принялся натужно вспоминать, ожидая, что Красный пожелает его спросить об этой мрачной личности, но Красный громко сообщил ему в ухо:

— Геннадий Вениаминович Грушкин, кличка «Геккон»!

— Геккон! — Сенцов, буквально, рявкнул это недлинное слово, мгновенно вспомнив, как сражался с этим Гекконом, пытаясь вырвать свою Катю из мерзких лап «Вавилона»! Геккон работает на Теплицкого, а значит…

— Муханова Теплицкий свистнул! — изрыгнул Сенцов, подпрыгнув и пихнув Красного так, что тот едва свой ноут на пол не уронил. — И туриста нашего — тоже!

— Ну, вот, гений, я давно хотел тебе это сказать! — ухмыльнулся Красный, вворачивая ноут. — Полетели, братики на Базу — обрадуем нашего «капрала»!

— И зачем только Теплицкому дохлый турист? — пробурчал позади них Репейник, собирая свои «причиндалы» в специальную сумку с жёсткими стенками. — Спятил этот Теплицкий по полной программе!

— Сейчас, Звонящая заставит нас искать его логово! — пробурчал Красный, направляясь к выходу. — Нутром чую!

* * *

Сенцов был не в духе. Красный с Репейником парковали тачку, треща без умолку, а Константин их даже не слушал, чувствуя себя беспросветно виноватым во всех неприятностях, в которые они уже вляпались и потом вляпаются из-за гибели туриста. Константин уныло плёлся, ощущая внутри себя холодный мерзкий ком… да и игрек-тачка эта все кишки перетрясла. Любят они лихачить, не замечая, как Сенцова тошнит…

— Старлей, что-то ты мне не нравишься, — проворчал вдруг Репейник, Сенцов повернул позеленевшее лицо и увидел, как тот оглядывет его со всех сторон.

— Это ещё почему? — огрызнулся Сенцов, машинально пятясь подальше, в угол: не любил, когда на него так таращатся.

— Ну, тебя до сих пор тошнит в игрек-тачке… — буркнул Репейник, схватив себя за подбородок. — А дознаватель, знаешь, как должен летать? Как ракета! А ты?

— Я не люблю игрек-тачки! — честно признался Сенцов, вообще не понимая, как можно вести машину на такой скорости, которую развивает игрек-тачка?? Тут никакой здоровой реакции не хватит — вляпаешься в ближайший столб и поминай, как звали!

— Ну, люблю — не люблю… Это всё глупые эмоции, брат Старлей! — хохотнул Репейник и зачем-то схватил Сенцова за руку повыше локтя. — А ты у нас дознаватель, значит, должен сам водить игрек-тачку! Но я вижу, что сам ты учиться не станешь, потому что твой страх сильнее твоей воли! И поэтому я кое-что решил!

С этими словами Репейник настойчиво потащил Сенцова куда-то, вперёд по коридору однако Константин встал, как вкопанный и сурово осведомился:

— Это что ты ещё там решил??

— Поправить твои мозги! — весело ответил Репейник, спихивая Сенцова с мёртвой точки и заставляя идти дальше. — Посидишь минутку на корректировщике сознания — уберётся твой страх, да и вестибулярный аппарат станет получше! Будешь тачку водить, как миленький! И забудешь даже, что тебя когда-то в ней тошнило!

— Эй, постой-ка! — вмешался Красный, и Сенцов понадеялся, что он отрезвит Репейника и спасёт его от страшного корректировщика. — А кто капралу будет докладывать про Теплицкого?? Или ты отбояриться решил??

— Да, нет! — возразил Репейник, не выпуская Сенцова. — Я его быстро поправлю — за десять минут, и пойдём к капралу вместе!

— Ну, ладно! — нехотя согласился Красный. — Я пока в столовку сгоняю — жрать хочу, как волк в зоопарке!

— Ну, брат Старлей! — пропел Репейник, наставив не Сенцова свои хищные глазки. — Теперь нам никто мешать не будет, и мы с тобой поколдуем!

Репейник был несказанно счастлив, что заполучил в своё распоряжение сенцовкие мозги, а Константин заметил в этом прожорливом, но тощем очкарике явное сходство со злобным марсианином, который проводит на людях страшные эксперименты…

— Идём идём, брат, не застревай! — Репейник ненавязчиво ускорял улиточное движение Константина по освещённому коридору к своей пробойной наполенной дьявольским машинами, а Сенцов пытался отказаться:

— Та зачем мне корректировщик твой? — бурчал он, вырываясь. — Я и так привыкну к игрек-тачке!

— Если бы ты мог сам — ты бы уже привык! — возразил Сенцову Репейник, впихивая его, слизня, в пробойную и закрывая переборку. — Я тебе авторитетно заявлю: природа тебя обделила, ты к игрек-тачке не приспособлен, но я тебя поправлю! Ещё спасибо мне скажешь!

Репейник вёл Сенцова мимо многочисленных своих компьютеров, штуковин каких-то невообразимых, которые Репейник изобретал на досуге… доктор Барсук этот в клетке проводил Константина презрительным взглядом, а потом — Репейник отдраил ещё одну переборку и определил Сенцова в клетушку какую-то без единого окошечка, мглистую… Только включённый монитор создавал в ней неприятный призрачный свет, от которого глаза болят.

— Садись! — Репейник щёлкнул тумблером, включил ещё более противный свет — белесый такой, как в гипермаркетах — и пригнул Константина к тяжёлому креслу, похожему на самолётное. Сенцов инстинктивно подумал, что его будет очень сильно трясти… Только желудок прекратил истерику — снова трясти… Константин не стал садться и остался стоять.

— Ну, чего стоишь? — подогнал Репейник, нависнув над сенцовской душой. — Время не резиновое…

— Ладно… — нехотя согласился Константин и осторожненько присел в это дьявольское кресло, которое, к тому же, оказалось сатанински мягким.

Руки и ноги Сенцова тут же пленили толстенные браслеты из сверкающей стали, жёстко притянув Константина к креслу. Сенцов не мог даже поёрзать, так надёжно его зафиксировало, а Репейник подкрался к нему и прилепил на лоб одну-единственную холодную, противную присоску.

— Режим облегчённой коррекции! — сказал он не Сенцову, а своему компьютеру, оснащённому голосовым сенсором, и компьютер, повторив его слова, выплюнул на монитор какое-то цветное окно.

— Эй, Репейник, я не загнусь? — осторожно спросил Сенцов, которому присоска на лбу ничего приятного не несла, а несла только раздаражение, и всё тот же страх.

— Через коррекцию сознания в облегчённом режиме проходит девяносто пять процентов наших сотрудников! — елейным голоском пропел Репейник, выставляя в цветастом окне некие параметры, заданные в цифрах и графиках. — Характер человека имеет слабые стороны, а у сотрудника опа все стороны должны быть сильными. И поэтому ещё Драйвер изобрёл этот корректировщик, чтобы помочь нашим сотрудникам искоренить свои слабые стороны!

— А противопоказания есть? — уточнил Сенцов, которого от страха уже тошнило… А вдруг он не переносит эти корректировщики, и останется дурнем на всю жизнь??

— Абсолютно никаких! — заверил Репейник, не теряя бодрости и весёлости. — Всё, Старлей, расслабься, сейчас ты научишься водить игрек-тачку!

Сенцов бы сейчас с радостью встал и ушёл, однако стальные браслеты не позволяли ему встать, не оставляя выбора. Поэтому Сенцов зажмурил глаза и умолк — что теперь, отупеет и отупеет… умрёт и умрёт… Всё равно Катя замужем за бухгалтером — чего ради теперь жить Сенцову?

— Старлей, ты чего? — голос Репейника вдруг вклинился в сенцовские мозги, и Константин, судорожным рывком распахнув глаза, увидел последнего, как тот висит над ним и машет рукой перед глазами.

— Жду… — неопределённо ответил Сенцов, щурясь из-за люмисцентной лампы, направленной ему в глаза.

— Чего? С моря погоды? — пошутил Репейник, растянув свою усмешку суперучёного… суперпсиха.

— Когда ты мне будешь мозги курочить… — буркнул Сенцов. — Давай, не томи!

— Так уже всё! — захихикал Репейник, насмехаясь над сенцовской несообразительностью. — Сейчас, выключу, и можешь вставать!

— Да? — удивился Сенцов… как быстро, однако… он и не почувствовал ничего…

Репейник указательным пальцем картинно ткнул в одну-единственную кнопу, и монолитные браслеты с жужжанием отпустили сенцовские конечности, убравшись в подлоктники и подножку.

— Репейник, скажи, а Звонящая тоже на корректировщике была? — негромко спросил Сенцов, освобождаясь от «сатанинского» кресла и с удивлением отмечая, что его не парализовало, не превратило в идиота…

— Чего ты так решил? — хихикнул над ним Репейник, отключая компьютер.

— Суровая слишком — прямо, робот какой-то… Я ещё таких не видел… — пояснил Сенцов, переступая с ноги на ногу и отмечая, что с его ногами тоже ничего плохого не случилось.

— Неа, — возразил Репейник. — Она всегда такая была. Я даже хотел заманить её на корректировщик, чтобы человечности подбавить… Пускай бы, хоть, влюбилась в кого-нибудь! Жаль, устав запрещает личную жизнь, чёрт! А то, действительно, капрал какой-то — как-то раз чуть не пристрелила меня!

— Ужас… — буркнул Сенцов, которого Звонящая тоже как-то раз чуть не пристрелила…

— Ну, что, Старлей, давай, попробуешь сесть в игрек-тачку! — предложил Сенцову Репейник, желая убедиться в том, что режим облегчённой коррекции сработал, и Константин избавился от глупого страха.

Сенцов задумался. Раньше при упоминании игрек-тачки у него потела спина, а желудок начинал мучительно вздрагивать, словно бы физиологически предчувствуя экзекуцию. Сейчас же, стоя под люминисцентной лампочкой бокса, Константин ничего такого не почувствовал: спина оставалась сухой, желудок — спокойным… Будто ему предстоит сесть не в сатанинскую игрек-тачку, а в обыкновенную служебную машину, которая не летает ракетою в стратосфере, а ездит по обыкновенной автостраде…

— Ладно, — согласился Сенцов, не испытывая никаких особых эмоций… кажется, корректировщик Репейника сработал, и его страх исчез…

— Отлетаешь пару минут — пойдём к капралу на ковёр! — пообещал Репейник, провожая Сенцова назад, на стоянку, чтобы тот показал, на что способен в игрек-тачке. Раньше Сенцов занервничал бы, сопротивляясь… но сейчас — он поймал себя на том, что… ничего, как будто к себе домой направляется…

— А вот и тачка! — Репейник торжественно сообщил Сенцову, о том, что ему предстоит стать водителем «семёрки» — неприметной такой, тусклой, бежевой. — Я с тобой полечу — проконтролирую!

— Хорошо, — кивнул Сенцов, открывая дверцу водителя, которая выглядела, как обычная дверца простой «семёрки».

Константин сел в водительское кресло, застегнул на себе ремень безопасности — тройной, толстенный, как в самолётах. Игрек-кабина всегда вызывала в Сенцове страх… а теперь — вроде бы, ничего…

— Ну, что, Старлей? — не отставал от него Репейник, ёрзая в кресле пассажира.

— Ничего… — пробормотал Сенцов, который по-настоящему ничего не чувствовал. Он просто завёл мотор — как заводил он много раз мотор обыкновенных машин, снял ручной тормоз и повёл игрек-тачку со стоянки к шлюзу. На полу, покрытом специальным нескользким настилом, провели красную черту — преодолев её, следует нажать игрек-кнопку. И Сенцов нажал — без эмоций, просто надавил большим пальцем и почувствовал, как машину встряхнуло, она немного сбавила скорость, шум двигателя на минуту заглох. Обыкновенная «семёрка» трансформировалась: покрывалась пластинами голубовато-серебристой брони, выпускала дюзы и крылья. Обычный двигатель отключился, и вместо него включился игрек-двигатель, ракетный — из дюз вырвались огненные струи, машина рванула вперёд с головокружительной скоростью… Сенцов видел перед собой створки шлюза, которые быстро раскрывались, чтобы пропустить игрек-тачку, а когда его тачка пересекла вторую красную черту — потянул штурвал на себя, будто бы поднимал в воздух самолёт. Игрек-тачка вырвалась под лазурное небо, просвистев над искусственной лагуной, а Сенцов просто держал штурвал и думал… о Кате.

— Ну, что, брат? — в который раз осведомился Репейник, сверля Сенцова придирчивым взглядом: не зеленеет ли, не трясётся?

— Ничего, — пожал плечами Сенцов, выполнив несколько витков над Базой, поднявшись в стратосферу, лихо пролетев над самой водой… Константин «уронил» тачку на бок — заставил чиркнуть крылом по водной глади, подняв облако брызг. Когда Звонящая раньше выполняла этот трюк, а Сенцов сидел на месте пассажира — страх едва не опрокидывал Константина в обморок…

— Ну, что? — не отставал Репейник.

— Та, ничего! — проворчал Сенцов, начиная сердится на его докучливость… и на корректировщик этот… Если человек не боится полётов — у него должна быть хотя бы небольшая эйфория, хоть маленький восторг, как на американских горках. В Сенцове же сидело каменное спокойствие — как бы он ни летал: «петли», «бочки» и кульбиты… Константин даже заставил тачку на лету нырнуть под воду. А эмоции в нём были те же, словно бы он сидел дома в кресле и таращился в телевизор… на какое-нибудь глупое ток-шоу.

— Ну, что? — в который раз каркнул Репейник, а Сенцов уже кипел.

— Ты перестарался! — выплюнул Константин, направляя тачку обратно, к шлюзу.

— Это ещё почему? — удивился Репейник, а Сенцов ловко завёл игрек-тачку в шлюз, посадил на посадочную полосу, отключил игрек-режим — всё машинально, словно бы его руки жили своей жизнью.

— Мне скучно на ней летать! — заявил Сенцов с капризной ноткой, потому что ожидал от полётов чего-то другого, получше. Да, Репейник отбил сенцовский страх… но зачем же заменять его непробиваемо-каменной апатией??

— А ты чего хотел? — проворчал Репейник, а Константин уже припарковал тачку и сбросил ремень безопасности. — Это, Старлей, работа, а не Диснейленд! Если ты будешь вылетать на задание и испытывать щенячий восторг — ты совсем соображать разучишься! Как ты террористов ловить будешь??

— Я теперь стану таким же капралом, как Звонящая? — угрюмо осведомился Сенцов, покинув кабину и направляясь прочь со стоянки. Теперь его не интересовало ни природное подземное озеро под каменным потолком, покрытым сталактитами, ни игрек-подлодка, которая висела в серой воде.

— Ну, ты что, не приведи господь! — хохотнул Репейник и поставил игрек-тачку на сигнализацию. — Ты, брат, останешься собой — я только научил тебя правильно водить игрек-тачки и не более! Это же был режим облегчённой корректировки!

— Репейник, ты просто монстр! — выплюнул Сенцов и потащился… куда-нибудь, лишь бы подальше от Репейника.

— Э, брат, а капрал? — напомнил Репейник, догнав Константина и впившись в его локоть. — Ты мне тут не отбояривайся — все на ковёр пойдём!

— Я не капрал — я полковник! — громовой глас прогремел под высокими сводами стоянки, и Репейник с Сенцовым вздрогнули почти одновременно. — Гора, я вижу, к Магомету не идёт! — громовой глас вколотил, Сенцов рывком повернул свою откорректированную голову и увидел Звонящую, да не одну — начальница притащила и Красного. Вытащила, наверное, прямо из столовой, и в руке Красный удерживал надкушенный бутерброд.

— Мне что вас, батогами гнать на отчёт? — сердито осведомилась Звонящая. — Бисмарк, кстати, свою работу уже закончил и спать давно пошёл! А вы?

— А я Старлея учил игрек-тачку водить! — принялся оправдываться Репейник. — Вот, научил!

— Потом мог научить! — рявкнула Звонящая, пихая Красного. — Этот ест! Эти развлекаются! Тут вам цирк? Я тоже спать хочу!

— Да ладно, не сердись… — примирительно сказал Репейник. — Мы тут домик Муханова пропушили и узнали, что его Теплицкий свистнул! — сообщил он, чувствуя себя в этом раунде победителем: небось, Бисмарк ничего не выколотил из Бублика-Жукова — так выкинул. — И туриста свистнул тоже Теплицкий!

— Это я уже знаю! — отрубила Звонящая. — Мы с Бисмарком этого Бублика на считыватель засунули, и он нам считал из его памяти физиономии его амбалов! Вы логово Теплицкого нашли?

— Нет… — жуя, прошамкал Красный. — Мы искали, но…

— Так! — основательно постановила Звонящая, сложив руки на груди и возвышаясь над всеми, как колосс над мышатами. — Репейник — в пробойную! Будешь сканировать нормохронос — машину времени искать, она у Теплицкого есть — я уверена! Как только Миркин её включит — сразу следы появятся! Старлей и Красный — домой, до вызова!

— Ура! — Красный запихнул остатки буртеброда в рот целиком и потащил Сенцова за рукав. — Радуйся, брат, нас отпустили домой!

— Ага, — кивнул Сенцов, топая за Красным.

— Ну, вот, всем спать, а мне горбатиться! — прохныкал Репейник, обязанный тащиться в пробойную и машину времени искать до второго пришествия…

— Я тоже спать не буду! — фыркнула Звонящая, утаскиваясь вслед за Репейником. — Не засну, пока не найдёшь!

Глава 126 Неуловимые

Красный и Репейник были очень заняты. Так заняты, что не могли оторваться ни на секунду от своего всепоглощающего дела. Всё утро они торчали в кают-компании Базы и резались в виртуальные гонки на мотоциклах, не отрываясь от большого экрана и выпуская джойстики из рук. На столе перед ними стояла еда — бургеры, чипсы, сэндвичи, пицца… Но они так и не притронулись, потому что руки были заняты джойстиками, а мозги — мотоциклами, которые на экране жгли колёсами ненастоящее шоссе, пытаясь обогнать друг друга.

— А, Репейник, я тебя сделаю! — пыхтел вспотевший Красный, терзая джойстик и наклоняясь из стороны в сторону в такт лихому движению своего мотоцикла.

— Я в этом си-ильно сомневаюсь! — возразил ему Репейник, сохраняя спокойствие боевой машины и нажимая на кнопки джойстика сухими твёрдыми пальцами.

Они так сильно увлеклись, что не заметили появления Звонящей — она уже минут пятнадцать наблюдала за гонками, стоя на спинами «лихих мотоциклистов».

— И что вы, бездельники сидите? — наконец, она рявкнула, заставив обоих вздрогнуть. Оба едва не свалили свою мотоциклы с дороги в кювет — так испугались её рыка.

— Ой… — Красный даже ойкнул, а его мотоцикл выполнгил неуклюжий вираж, повинуясь его дрожащим ркуам.

— Новое задание! — громко сообщила Звонящая, приблизившись к экрану — вот-вот и она закроет его собой, лишив гонщиков обзора. — Вернее, хорошо забытое старое! — ехидно добавила она, сложив руки на груди.

— Ты о чём? — Репейник позволил себе оторваться от игры, и Красный тут же его «сделал».

— Я же сказал, что сделаю — вот и и сделал! — хвастливо заявил он, радостно помахивая джойстиком. Кто ас?

— Оба слизни! — отрубила радость Звонящая. — И впадаете в детство! Кто прошляпил Олега Ченно?

— Ну, мы, — честно признался Репейник без энтузиазма выключая проигранную игру. — Кстати, Красный! — сказал он Красному, повернув свою очкастую голову. — Твоя победа — пиррова! Берегись, вечером переиграем!

— Так вот, асы! — Звонящая грозно громыхнула и установилась между ними и потухшим экраном, шваркнув на стол около джойстиков какие-то корочки, вроде удостоверений. — Задание такое! Вы — агнеты сбу! Приходите в штатную ментуру и требуете забрать Олега Ченно! Вам ясно? Условно настоящее разрешение и санкция прокурора — вот! — рядом с корочками возникли белоснежные бумаги, упакованные в файл, и Красный с Репейником чётко поняли, что их праздные плечи прижала срочная работа.

— Слушай, Звонящая, я — пробойщик, моя работа — умственная… — Репейник попытался отбояриться и остаться на Базе, но Звонящая рявкнула:

— У Бисмарка — выходной! Придётся, тебе, киборг, поиграть в жизнь, а не в комп!

— А можно с вами? — со стороны двери-переборки послышался сонный голос, а через пару секунд порог переступил Рыбкин, зевая.

— Выспался? — осведомилась у него Звонящая. — Ты, хоть, часы наблюдаешь?

— А… что? — сонный Рыбкин ничего не понял — а протащился через всю кают-компанию, шаркая, и плюхнулся в кресло, засыпая и клюя носом.

— В Лас-Вегасе, наверное, торчал! — догадалась Звонящая, и тут же насыпалась на Красного и Репейника:

— Чего сидим? — рявкнула она, свирепо выпучив глаза. — Время не резиновое!

— Ну а мне можно? — промямлил Рыбкин глупым спросонья языком.

— Ты там уже был! — ехидно пошутил Красный, вставая и засовывая во внутренний карман пиджака то удостоверение, куда вклеили его фотографию. — Блокнотик забрал?

— Давно! — пробормотал Рыбкин, отвернувшись к иллюминатору, за которым магической спиралью кружился в синей толще воды косяк трески. — А что? Ну, забыл я его в жилетке, что теперь?

— Видел бы ты, как штатные балдели от твоих откровений! — заметил Репейник, забрав своё удостоверение и бумаги. — Просто угорали!

— Ну, и что там такого? — обиделся Рыбкин. — «Краузе» и «трансхрон»? Да в глазах обывателей это полный бред!

— Вот от этого они и обалдели! — хихикнул Красный, шагая к переборке вслед за длинноногим Репейником. — Всё, Рыбкин, пока, можешь ещё поспать!

— Так, в «Макдональдсы» не заезжать! — строго пердупредила Звонящая, провожая обоих грозным начальственным взглядом. — Мне Ченно немедленно нужен — я должна его допросить!

— Ты допрашиваешь, как тираннозавр! — заметил Красный на прощание. — Смотри не слопай его между делом!

— Давай, шевели батонами! — поторопила его Звонящая, топнув ногой. — А то я слопаю тебя!

* * *

Следователь Игорь Ёж, как обычно, был на работе. Он сидел у себя в кабинете, за своим обыденным столом и скрупулёзно выписывал отчёт, выверяя в нём каждое словечко. В этом месяце он обязан был получить премию — у жены юбилей, нужно подарить что-то ещё кроме цветов… Игорь Ёж всерьёз опасался, что висяк с «мусорным киллером» серьёзно урежет его доход… Ну и что, что Крольчихин забрал себе это дело? Суровое начальство сделает всё, чтобы не переплачивать сотрудникам…

Игрь Ёж находился где-то на середине своего основательного отчёта, когда в его дверь некто постучал.

— Войдите, — будничным голосом произнёс Игорь Ёж, не отрываясь от своего отчёта, который нужно сдать сегодня до обеда, иначе…

Скрипучая дверь его кабинета, которую давным-давно пора было менять, в десятый раз за день издала свой «фирменный» душераздирающий скрип, и из-за неё явились двое. Игорь Ёж пока что, их не видел — его взгляд был устремлём в отчёт, а мозги заняты нужными словами. Топоча башмаками, гости продвинулись вглубь кабинета, один из них аккуратненько затворил дверь — чтобы не заскрипела — а второй горомогласно объявил, выпятив впереди себя некий документ:

— Товарищ следователь, сбу!

— А? — Игорь Ёж так удивился, что дёрнул рукой и едва не перечеркнул свой каллиграфический отчёт.

Вскинув голову, следователь увидал двух субъектов, наряженных в одинаковые строгие костюмы чёрного цвета, снабжённых чёрными галстуками и тёмными очками. Один из них был длинён и тощ, а второй — пониже и покоренастей. Тощий показывал Игорю Ежу удостоверение в красной обложке, а его товарищ — просто ухмылялся, поглядывая из-под очков.

— Здравствуйте… — бестолково поздоровался с ними Игорь Ёж, отложив свой отчёт от себя подальше — на всякий случай, чтобы случайно не нарисовать в нём чёртиков.

— Сбу, агент Бычков! — громко представился длинный гость и убрал удостоверение, звонко захлопнув его.

— Агент Сидоренко! — второй гость представился, словно бы промурлыкал и тут же перешёл к делу:

— У вас в изоляторе находится опасный преступник! — уверенным голосом сообщил он, без приглашения усевшись на стул для посетителей. — Ченно Олег, задержан на стройплощадке. Мы давно его разыскиваем!

— Вот санкция на выдачу его нам! — агент Бычков тоже сел на стул для посетителей, ближайший к столу следователя Ежа, и придвинул к его носу плотный белоснежный лист, покрытый чётким печатным текстом, под которым сверкали печати и подписи.

Игорь Ёж, обескураженный визитом сбу, по инерции прочитал печатный текст, понял, что сбу основательно нацелилась на гражданина Ченно… Начальники всякого ранга подписались под требованием… И тем лучше для Игоря Ежа! Догадка свалилась на него внезапно: месяц заканчивается, а Олег Ченно висит на его шее грузом, нужно распутывать все его делишки, разыскивать сообщников, заказчиков, выяснять, кого и когда он убил… Премия может кануть в Лету, обязав его брать кредит на подарок жене: Игорь Ёж ни за какие коврижки не успеет всё это перелопатить за ту ничтожную пару дней, что осталась до подачи ведомостей на зарплату и премию. А если он отдаст Олега Ченно сбу — с него автоматически снимется обязанность заниматься его делами!

— Он в изоляторе! — бодро сообщил он двоим агентам. — Сейчас, я позвоню, и его приведут!

— Спасибо! — агент Сидоренко растянул улыбку почти что до самых торчащих своих ушей.

Игорь Ёж взял телефонную трубку, набрал номер изолятора и громко заговорил, дождавшись ответа:

— Сержант! Ченно из седьмой приведите ко мне!

Игорю Ежу каждый раз приходилось почти что кричать, когда он звонил в изолятор: внутренняя связь в Ровд почему-то барахлила, и голос сержанта в трубке прозвучал так тихо и хрипло, словно бы он находился на Мадагаскаре.

— Есть! — прохрипел сержант и потонул в громком шипении.

— Подождите пять минут, — сказал Игорь Ёж обоим агентам, внутри себя радуясь тому, что за этот месяц, всё-таки, получит премию и жена не будет его пилить за то, что снова откладывается в долгий ящик ремонт… чёрт бы подрал этот ремонт.

— Хорошо! — весело согласился агент Бычков…

А спустя пару минут дверь кабинета разразилась скрипом, на пороге возник сержант… почему-то один… с каким-то побледневшим, вытянувшимся, не своим лицом… моргает стеклянными глазами…

— Ну? — не понял «юмора» Игорь Ёж.

— П-понимаете… — едва выдавил из себя сержант, борясь с нездоровой одышкой, хотя поднялся по лестнице всего на один этаж. — Я открыл камеру… а его там нет…

— Чего? — Игорь Ёж сначала подумал, что это просто глупая шутка и прибавил ехидным голосом:

— Первое апреля давно прошло!

— И-извините… — пробулькал сержант, пытаясь провалиться под землю, или испариться, или раствориться… — Можете сами посмотреть… Я не виноват…

Игорь Ёж заметил, как взгляды агентов Бычкова и Сидоренко сделались сверлящими… Однако сверлили они не дрожащего сержанта, а самого Игоря Ежа.

— Ты точно седьмую камеру открыл?? — напал на сержанта Игорь Ёж, до конца не веря в то, что преступник пропал из изолятора… Этот новенький сержант умом не выделяется, его единственное хобби — сайт «Одноклассники»… он вполне мог перепутать камеру.

— Товарищ следователь, это как? — поинтересовался агент Сидоренко, закинув ногу на ногу.

— Камеру перепутал! — буркнул Игорь Ёж. — Пенёк! Третий день работает только, чёрт! Идёмте!

Следователь поднялся из кресла, немереваясь пойти в изолятор собственной персоной, своими руками открыть нужную седьмую камеру и убедиться, что задержанный Олег Ченно на месте.

— Ключи давай! — потребовал он от сержата, и последний дрожащей рукою передал следователю эти самые ключи, едва не выронив их на пол.

Игорь Ёж, буквально, выхватил ключи, прожёг сержанта огненным глазом и сказал обоим агентам:

— Идёмте в изолятор, сейчас я сам вам его выдам!

— Хорошо! — кивнул агент Бычков, и они с агентом Сидоренко поднялись со стульев.

— Топай! — прикрикнул Игорь Ёж на сержанта, который топтался на пороге, дрожал и мешал пройти.

— Есть… — чуть слышно пробормотал сержант и поплёлся вслед за всеми, спотыкаясь через каждый шаг. Работая в Пролетарском Ровд всего три дня, сержант Дмитрий Булкин старался так, как не старался за всю свою жизнь: он мечтал о карьере в милиции, закончить в будущем ДИВД, стать следователем… Булкин никак не мог перепутать камеру — он выучил все камеры ещё в самый первый день…

Следователь Игорь Ёж широким шагом направлялся к изолятору и едва ли не метал молнии из глаз. Агенты Бычков и Сидоренко еле поспевали за ним — так он нёсся по лестнице, по коридорам. Дверь, что пристроилась под табличкой «ИЗОЛЯТОР» Игорь Ёж отпер сам — ключами Булкина — и вступил в неширокий, мрачноватый коридор, с рядами стальных дверей по обе стороны. Каждая из дверей несла на себе номер — чёткую жирную цифру, написанную белойкраской в тёмно-сером прямоугольнике. Семёрка на двери седьмой камеры была была начертана с горизонтальной чертой — её никак невозможно перепутать ни с единицей, ни с какой-либо другой цифрой… Агнеты Бычков и Сидоренко вошли во мрачный коридор вслед за Игорем Ежом и остановились у двери седьмой камеры, наблюдая за тем, как следователь пытается отомкнуть эту самую дверь, однако, нервничая, промахивается ключом мимо замочной скважины, громко чиркает им по стальному полотну и сварливо ворчит. Сержант же Булкин остался топтаться у входной двери, которую нервный Игорь Ёж даже не запер. Обязательный сержант знал, что в изоляторе не должно быть открыто больше одной двери, и поэтому вытащил запасные ключи и запер входную дверь сам.

— Смотрите! — Игорь Ёж, буквально, выкрикнул это слово, когда его ключ, наконец, попал в замочную скважину и заставил стальную дверь открыться… Он даже не смотрел во чрево камеры, уверенный, что задержанный Ченно на месте.

Агент Бычков не спеша, подошёл к двери, заглянул и пожал плечами.

— И? — осведомился он, сложив руки на груди.

Игорь Ёж этот вопрос не понял, заглянул за открытую дверь сам и обмер: седьмая камера была пуста…

* * *

Киллер Олег Ченно сидел на жёстких нарах в тесной камере следственного изолятора. Он тут был один — наверное, специально запихнули в одиночку, как «особо опасного»… Уронив голову на руки, он угрюмо размышлял над тем, как бы ему ускользнуть из этого «обезьянника» до того, как наступит тот интересный момент, когда милиция доподлинно установит его личность и разнесёт по всему миру весть о том, что он жив-здоров и несколько лет назад просто сбежал от правосудия, а вовсе не покончил с собой. Жаль, что Босс не дал ему трансхрон — он бы сейчас пробросился в сорок второй год, как Кукушников, а так…

Пока что к нему в камеру никто не заходил — наверное, у них были друние дела, но это спокойствие продлится недолго — максимум пару часов. Олег Ченно поднялся с нар и собрался подойти к мизерному зарешенному окошку, чтобы подышать воздухом посвежее… И тут его словно бы кто-то жёстко толкнул в спину — Олег Ченно завалился вперёд и будто перевернулся через голову…

Открыв глаза, Олег Ченно увидал вокруг себя достаточно плотный мрак. В его камере было куда светлее, он удивился, и тут же услышал над собою голос, переполненный ехидной жёлчью:

— Ну, хорош Гаврош! Хвастал всё, хвастал, какой неуловимый! Понравилось в обезьяннике?

К Олегу Ченно уже вернулось сознание, а его глаза привыкли к темноте. Олег Ченно различил вокруг себя мебель: компьтерный стол с выключенным компьтером, пару стульев, невысокий комод и книжную полку. Сам Олег Ченно сидел на толстом ковре, а над ним стоял и похохатывал Иоахим Кукушников.

— Я едва зачерпнул тебя хронокоридором! — выплюнул близорукий технокиллер, наклонившись к Олегу Ченно. — Но мог бы этого не делать. Тебя спас приказ Босса!

— Если бы не Босс — я бы тебя давно уже пристрелил, пузырь дурацкий! — проворчал Олег Ченно, вставая на ноги. — И почему Босс тебе дал трансхрон, а мне нет??

— Потому что ты тупой! — выплюнул Иоахим Кукушников, щуря свои крысиные глазки.

— Башку расколочу! — пригрозил ему Олег Ченно, откочевав на первый попавшийся стул. — Жрать хочу, как волк, чёрт возьми!

— Шульцу позвони — приготовит! — пробулькал Кукушников, не убирая ехидную улыбочку.

— Твой Шульц только по-немецки базарит! — отказался Олег Ченно, шаркая ногами по полу. — Неужели тут нету никого нормального??

— Здесь, дорогой мой, Германия! — в который раз хихикнул Кукушников. — Поэтому — учи язык, иначе Босс тебя казнит!

— Чёрт! — фыркнул в ответ Олег Ченно и больше с Кукушниковым не разговаривал.

— Как хочешь, сиди голодным, я тебе не повар! — пожал плечами Иоахим Кукушников и куда-то ушёл, бесшумно прикрыв за собою деревянную дверь.

* * *

Игорь Ёж сверьёз задумался о том, какой банк ему следует выбрать, чтобы взять кредит? Руки сами собой потянулись к клавиатуре компьютера, чтобы спросить об этом у Гугла… Хотя сейчас для этого было совсем не время: эсбэушники потребовали от Ежа отдать им дело Ченно, он отправил их в архив, и сам обещал подойти через пять минут, чтобы расписаться…

— Блин! — угрюмо буркнул Ёж, жалея в этом во всём только свою погибшую премию, поднялся из-за своего стола… собрался проползти к двери, как вдруг был снова застигнут стуком. Он решил, что это эсбэушники вернулись, потому что он слишком долго торчит в кабинете.

— Войдите! — вздохнул Игорь Ёж, решив сослаться на то, что ему нездоровится.

— Здравствуйте! — громко поздоровался тот, кто размашисто распахнул старую дверь и генеральским шагом вступил в его скромные владения. Это были не эсбэушники, а новый, не менее нежданный гость — Крольчихин. Крольчихин топал в гордом одиночестве, что удивило Игоря Ежа.

— Здравствуйте… — выдавил Ёж, машинально усевшись на свой стул и ёрзая на нём. — Чем могу…

— А вы не знаете? — ехидно осведомился Крольчихин, топчась перед носом Ежа и, кажется, сатанея.

— Олег Ченно? — уныло догадался Ёж, вперившись в свой отчёт, выведенный каллиграфическим почерком специально для начальства. Настроение его совсем испортилось — сбежавшисй бандит оказался наредкость популярным… Стройные буквы в отчёте начали казаться Игорю косыми и уродливыми.

— Именно! — вколотил Крольчихин, застопорившись напротив его стола и уставившись на Ежа своими огненными галащами. Крольчихин жаждет активных действий, а тут…

— И вы — тоже… — механическим голосом проскрипел Игорь Ёж, чувствуя, как впадает в мучительную депрессивную апатию и вообще ничего делать не хочет. А что толку от того, если он что-то сделает? Всё равно премию ему не дадут, и придётся выклянчивать в банке кредит…

— А что, есть кто-то ещё?? — тут же включился Крольчихин, свирепо надвинувшись. — Кто?

— Да вот, из сбу по его душу пожаловали… — пожал плечами Игорь Ёж, угрюмо перебирая папки.

— Сбу? — удивился Крольчихин и даже уселся перед Ежом на стул для посетителей.

— Ага, — кивнул Ёж. — Их двое, сидят сейчас у дежурного по архиву, ждут его дело. Я не смог им отказать — вы же сами понимаете: сбу!

— А вы отдадите его мне! — гневно постановил Крольчихин, стукнув кулаком по столу Ежа и заставив его вздрогнуть. — Они посадят его в клетку и засекретят, а я должен расследовать!

— Простите… — буркнул депрессивный Ёж, который решил уже: будь что будет… всё равно он ничего не может сделать… — К сожалению… Я не могу его отдать… Чёрт, я даже не представляю, как он мог сбежать…

— Та куда вы смотрите, вороны, блин?? — разъярился Крольчихин, вскочив со стула для посетителей, как ужаленный. — Говорите, у вас сбу??

— Сбу, — кивнул Ёж, который даже обрадовался тому, что инициативу захватил в свои клешни Крольчихин.

— Так, сейчас я с ними поболтаю! — решительно сообщил Крольчихин, развернулся, собравшись широко шагать к архиву, но тут же застрял, потому как абсолютно не знал, где в Пролетарском Ровд мог находиться архив.

— Простите… — сказал Крольчихин Игорю Ежу, потоптавшись немного на месте. — А где он?

— Кто? — не понял Ёж.

— Да архив у вас где? — фыркнул Крольчихин, нетерпеливо топчась у двери.

— А! Так сейчас, я вас туда отведу! — Игорь Ёж выпрыгнул из-за стола проворно пересёк кабинет и вышел в коридор, увлекая за собою Крольчихина.

— Давай, Игорек, быстрее! — предписал Крольчихин Ежу, который, видимо не считал нужным торопиться в архив и двигался по коридору прогулочным шагом.

— Ладно, — пожал плечами Игорь Ёж и ускорил шаг. — Архив — на четвёртом этаже, — сказал он, подводя Крольчихина к лестнице.

— Отлично! — кивнул Крольчихин и поскакал по ступенькам вприпрыжку. — Давай, Игорек, ускоряйся — я должен их увидеть!

Крольчихин взлетел на четвёртый этаж ракетой, а Игорь Ёж — заработал одышку и вспотевшую спину. Натужно отдуваясь, он шагал вслед за ним и думал, каким образом Крольчихин сохраняет такую восхитительную форму?

— Где? — Крольчихин не отставал от Игоря Ежа с вопросами, порываясь как можно быстрее разыскать архив.

— Вот… — пропыхтел Игорь Ёж, вытирая потный лоб, и показал пальцем коричневую дверь с табличкой «Архив».

— Ага! — обрадовался Крольчихин, скользнул этой самой «волшебной» двери и немножко приоткрыл её, заглянув внутрь одним глазом.

— За… — начал, было Игорь Ёж, но Крольчихин рывком обернулся, приложил палец к губам и шикнул:

— Чш! Я хочу посмотреть!

Игорь Ёж пожал плечами, но промолчал — жираф большой, ему виднее. А Крольчихин снова заглянул за дверь и увидел в креслах для посетителей двоих человек. Вот они, те самые агенты — дожидаются, когда им выдадут дело Олега Ченно! Один сбушник сидел к Крольчихину спиной, и следователь не видел его лицо. А вот второй — Крольчихин узнал его мгновенно: водитель-«турист», который лопал яичницу на сенцовском балконе! Это не сбу, они не расследуют дело Олега Ченно — они убили Сенцова и заметают следы! Нужно срочно вызвать группу захвата!

Следователь тут же захлопнул дверь и рывком повернулся к Игорю Ежу.

— А? — снова не понял Игорь Ёж и удивился странному поведению Крольчихина.

— Это — не сбу! — шепнул ему Крольчихин. — Это и есть бандиты, которые убили Сенцова! Давай срочно группу захвата!

— Ага… — булькнул Ёж, ещё не до конца осознавая, что же такое страшное обнаружил Крольчихин у них в архиве, но за мобильным телефоном, всё же, полез.

— Ну, вот, брат, я же говорил, что Старлей твой интерфейс срисовал! — с раздражением пробурчал Репейник, готовый в любой момент засветить Красному подзатыльник. — Надо Старлея засылать — пускай, зашибёт «вышибалкой» этого следака!

— Да он крякнет, когда увидит Старлея! — отказался Красный. — Он же ловил в Кальмиусе его условный труп!

— А так он решит, что это ты его убил! — напирал Репейник. — Твой интерфейс у них в ментуре! Ты и виноват! Мне что ещё раз заставлять Бисмарка тебе условный труп делать, а, Красный?

— Сейчас, глаз подобью! — разозлился на Репейника Красный и даже сжал кулак, целясь тому в глаз…

— Проситие… — раздался из окошка срывающийся голосок стажёра, который подвизался на месте дежурного. — Вот дело Олега Ченно…

— Спасибо, — учтивым тоном поблагодарил Красный и театральным жестом протянул руку, чтобы взять толстую картонную папку, завязанную матерчатыми завязками.

— Пожалуйста… — пробулькал стажёр, но пальцы Красного клацнули в воздухе, потому что Репейник вылетел из кресла и молниеносто перехватил папку «на лету».

— Дуем отсюда, Красный, а то он сейчас группу захвата наведёт! — заторопился Репейник, схватив дело Олега Ченно под мышку, а другой рукою вызывая игрек-тачку.

— Да ты копошишься, как девчонка! — пробурчал Красный, больше недовольный тем, что Репейник забрал у него дело, и, скорее всего, не пустит за руль… как всегда.

— Бежим! — скомандовал Репейник, схватил Красного за рукав и потащил к окошку. — А почему, на твой взгляд, следак отсюда дунул, как ошпаренный кальмар, едва увидав тебя? — осведомился он на бегу.

— Та, ну тебя! — фыркнул Красный, нехотя поспевая за Репейником. — Ты только позоришь меня!

Стажёр всё торчал в окошке и во все изумлённые глаза наблюдал за тем, как получив нужное дело, два агента сбу внезапно сорвались с мест и поскакали не к двери, а почему-то к окну… Взобравшись на подоконник и уронив цветок, они раскрыли рамы и… Этаж был четвёртый, дежурный испугался, что эти двое сумасшедших расквасятся об асфальт… Стажёр выпрыгнул из картотеки, скачками пронёсся к распахнутому настежь окну, перевесился через подоконник, глянул вниз… И не обнаружил и следа таинственных агентов! Они не разбились, не шагали и не бежали по улице внизу — оба агента просто исчезли! Стажёр от удивления обалдел, и всё висел на подоконнике, пачкая туфли в земле, рассыпавшейся из опрокинутого горшка…

— Стоять, ни сместа! — секунду спустя дверь распахнулась и в архив ворвались бойцы омона, в масках, с автоматами. Держа оружие наизготовку, они быстро рассеялись по небольшому пространству, а один из них навалился, мигом скрутил стажёра и уткнул его носом в чистый пол.

— М-м-м… — заныл стажёр, перепугавшись и дрожа от испуга.

— Лежать! — рявкнули у него над головой, а мимо болтающейся двери в архив небыстро прошествовали Крольчихин и Игорь Ёж.

— Одного схватили! — тут же отчитался командир группы захвата, указав на прижатого к полу стажёра.

На пороге картотеки стояла, прижав руки к груди, и охала архивариус Варвара Тарасовна.

— Вася! — выдохнул Игорь Ёж, разглядев, кого захватили бойцы омона.

— Что? — удивился Крольчихин.

— Да это Васька, стажёр наш, дежурит по архиву! — объяснил Игорь Ёж.

— Не понял! — прогрохотал Крольчихин. — А где эти двое??

— Н-нм… — плаксиво заныл стажёр Вася, елозя по полу бесполезными ногами.

— Отпустить! — приказал бойцу Игорь Ёж, и стажёр был тот час же отпущен, и сел на полу, тяжело дыша.

— Где они?? — тут же налетел на беднягу Крольчихин и навис над ним так, словно бы собирался слопать его живьём.

— Там… — булькнул стажёр, указав дрожащей рукою на распахнутое окно, под которым валялся расколоченный вдребезги цветочный вазон, земля со следами обуви и цикломен.

— Там?? — Крольчихин бросился к окну, развметав руками трепещущие на ветру шторы, выглянул, обнаружил высоту четвёртого этажа и, обернувшись, грозно выкрикнул:

— Врёшь!

— Н-не… — замотал растрёпанной головой стажёр.

— Нет… — всхлипнула на пороге картотеки Варвара Тарасовна. — Я их видала: они в окошко сбежали, а он посмотреть пошёл.

— С делом сбежали? — уточнил Игорь Ёж.

— С делом… — кивнула Варвара Тарасовна.

— Чёрт вас дери! — разозлился Крольчихин. — Да вы, хоть, их фамилии запомнили??

— Бычков и Сидоренко! — выпалил стажёр. — Я помню!

— Бычков, говоришь? — Крольчихин немного успокоился, перестал топать ногами. — Ёж! — набросился он на Игоря Ежа. — Что у тебя со связью с сбу?

— Да есть пара сокурсников… — пробормотал прижатый происшествием Игорь Ёж.

— Бычков и Сидоренко! — пригвоздил его Крольчихин. — Ты сможешь узнать, существуют такие в природе, или это так, фикция??

— Аг-га… — выдохнул Игорь Ёж, напрочь обескураженный невиданным напором Крольчихина.

— А ещё — снять здесь все отпечатки! — распорядился Крольчихин, раздувая ноздри, словно взбесившийся носорог. — Василий! Это их следы? — вопросил он, указав пальцем на растоптанную землю из горшка.

— И… их… — пролепетал стажёр, сидя на полу и потирая вывернутую бойцом руку. — И… и мои тоже… Я случайно втоптался, когда смотрел на них в окно…

— Чёрт, неуклюжий увалень! — проревел Крольчихин и тут же заглох: он случайно увидал свой правый ботинок — ботинок оказался перепачкан землёй, и следователь осознал, что сам втоптался.

— Давай, Игорек, криминалиста! — приказал он Ежу. — Пускай исследует те следы, которые мы не успели испортить…

* * *

Красный и Репейник не спешили возвращаться к Звонящей, потому что с ними не было Олега Ченно. Они сидели в «Макдональдсе» в центре Донецка, лопали фаст-фуд в виде сэндвичей «биг-мак» с картошкой фри, запивали мак-шейком и сочиняли отмазку…

— Ну и что тут сочинять? — фыркнул Репейник, набивая щёки. — Мы пришли, а он уже утёк… Что мы могли?

— Не знаю! — фыркнул Красный, оглядевшись вокруг и увидав только пустые столики и печальную уборщицу с рыбьими глазами, которая без интереса тёрла пол пластмассовой шваброй. — У нас есть его дело… И шанс, что Звонящая нас не слопает! Чёрт, как не хочется туде тащиться! — прокряхтел он, потягиваясь, откинувшись на спинку стула. — Может, зависнем где-нибудь до конца дня?

— Нельзя, — вздохнул Репейник, поднимаясь и собирая свои объедки на пластмассовый поднос. — Полетели, будем получать!

— Угу, — прогудел Репейник и тоже встал. — Будем получать…

Когда Красный и Репейник подошли к кают-компании — Звонящая поджидала их на пороге. Глаза её метали молнии, и Красный не успел и пикнуть, как она прорычала:

— Я ваше меню могу наизусть пересказать! И я даже не спрашиваю у вас, где Олег Ченно?

— Ну, мы приехали к ним, а он уже… того… — протараторил Красный, топчась.

— Убежал? — Звонящая сделала вид, что не поверила, изобразив удивление. — А вы что?

— А мы сходили в «Макдональдс», чтобы… — начал Красный…

— Сочинить отмазку! — закончила за него Звонящая, кипя. — Я начальник, потому что вижу вас насквозь! Ваше мнение: как он сбежал?? — она тут же потребовала ответов, а у Красного их не водилось… Он молча протянул Звонящей худую папку из архива и пискнул:

— Вот…

— И? — осведомилась Звонящая, взяв её и помахав ею у Красного перед носом.

— Это его дело… — пробормотал Красный. — Мы его забрали…

— Можете выкинуть его в мусорный бак! — рявкнула Звонящая, рубанув воздух этой самой папкой, а Красному показалось, что она сейчас их обоих ей накормит. Разделит на двоих и накормит…

— Я думал, оно понадобиться… — Красный вставил словцо, но Звонящая, метнув папку в корзину для мусора с надписью «Рыбу не бросать!», грозно приказала:

— Репейник! Ты — марш в пробойную — следы сканируй, а ты, Красный, найди Старлея и вызови Бисмарка из отпуска… — она прекратила рычать, уныло вздохнув. — Шеф назначил собрание — будет нашего Старлея разносить. С нами вметсе.

— А… какие следы? — уточнил Репейник, встав поперёк коридора.

— Остаточные! Какие ещё?? — фыркнула Звонящая, подперев бока кулаками. — Или ты думаешь, что он так испарился, без трансхрона??

— Так кто ж его пробросил, когда турист крякнул? — огрызнулся Репейник.

— А вот это ты и выяснишь! — пригвоздила Звонящая. — По местам! Чёрт… Старлей этот… чувствую, плачет по нему генератор!

Глава 127 Теплицкий собирает команду

Место действия: Пролетарский район Донецка, жилые кварталы. Время: днём.

— Слушай, Теплицкий, мне кажется, что нашего «туриста» уже хватился оп, — сказал Миркин, оглядываясь по сторонам и видя лишь пустынный двор, сиротливую сломанную лавочку под раскидистым деревом и двух ворон, которые ходили по асфальту и искали пропитание.

— Не парься, Миркин! — беззаботно махнул рукою Теплицкий и направился к первому попавшемуся подъезду. — Я же заменил его, неужели ты не помнишь?

— Теплицкий! — фыркнул Миркин, идя за Теплицким, чтобы не торчать столбом. — Неужели ты всерьёз считаешь, что твою подмену никто не заметил?! Нужно быть я не знаю… слепым или идиотом, чтобы перепутать «туриста» с тем бомжём!

— Остынь, проф! — хохотнул Теплицкий, довольный тем, что «турист» теперь принадлежит ему. Ну и что, что мёртвый? Ерунда какая! Сейчас, отыщется врачебный гений доктора Пищенко, потом кое-кого нужно будет выковырять с «рыбки» — и сразу всё станет «путём»! Перед глазами Теплицкого снова неслись безумные мечты о том, как он едет на шашлыки в кабине «брахмашираса», а другие богачи на своих никчёмных джипиках распадаются по сторонам…

Теплицкому пришлось «включить стопор»: дверь избранного им подъезда оказалась стальной, задраенной и несущей кодовый замок. Просто так внутрь не попасть: необходимо дождаться кого-нибудь из жильцов и прокрасться вслед за ним, отвечая на вопросы: кто? Куда? К кому?

— Эй, Миркин! — Теплицкий отвернулся от негостеприимной двери и уставился на профессора, который остановился в нескольких шагах позади него.

— Чего? — осведомился Миркин, думая о том, что затея с воскрешением «туриста» — протухший номер.

— Что-то Пищенко твой совсем опустился! — проворчал Теплицкий, выглядывая, не идёт ли сюда кто из жильцов, чтобы открыть ему дверь. — Живёт в «хрущобе», как отстой…

— Ты его выгнал — вот и перебивается, — вступился за доктора Пищенко Миркин, и хотел добавить что-то ещё, но тут откуда ни возьмись, притащилась старушка. Грузная такая, обряженная в тёмно-зелёный плащ-хламиду, она пёрла в кулаках три хозяйственные сумки, доверху набитые белыми булками, салом, картохой, печеньем и конфетами, которые ей нельзя. Охая и ахая, старушка подкатилась к двери и зашарила по карманам, выискивая ключи. Увидав сквозь толстенные пластмассовые очки двух незнакомцев, которые топтались у подъезда, она подарила им взгляд агента НКВД и осведомилась скрипучим голосом:

— А что вы тут торчите, окаянные?

Теплицкий хотел, было, вскипеть, но Миркин выбился вперёд и вежливо сказал:

— Мы — друзья вашего соседа Пищенко Игоря Петровича. Хотели бы навестить его, но дверь заперта…

— Тьфу ты, чёрт, бомжары, ироды! — сварливо выругалась старушка в лицо Миркину, и профессор явно различил запах табака. — Пить до ночи будете, а потом — драться?? Не пущу!

— Простите? — изумился Миркин, который отлично знал, что доктор Пищенко — настоящий фанат ЗОЖ, и не позволит себе ни капельки даже в праздник.

— А что тут «простите»? Что тут «простите»?? — завелась старушка, потрясая сумками. — Пищенко, чёрт паршивый, квартиру в сарай превратил, пьёт, бомжей таскает, хлама какого-то с помойки напихал! Воняет — не подойти, а я с ним на одной площадке живу! В квартире вонь стоит — не могу спать! Милицию сто раз вызывали, а он — никак! Чуть не зарубил меня топором!

Старушка изрыгала непонятные вещи. С её слов доктор Пищенко являлся каким-то асоциальным монстром, страдающим синдромом Диогена, хотя Миркин знал, что последний — образец интеллигентной порядочности. Может быть, они нашли не того Пищенко?

— Так, мы заберем его себе! — отпихнул Миркина Теплицкий. — Давайте, пропускайте нас!

Старушка замялась под напором, а Миркин шёпотом сказал Теплицкому:

— Ну вот, теперь ты всё испортил! Она нас не пустит и вызовет ментуру по наши души. Я тогда уйду и скажу, что я тебя не знаю!

— Остынь! — огрызнулся Теплицкий, отойдя от Миркина, который навис над ним гнётом. — Сейчас…

— Забирайте! — внезапно согласилась старушка. — Если вы заберёте его — весь дом отдохнёт! Лучше бы вы навсегда его забрали!

— А мы так и сделаем! — довольно пропел Теплицкий, продвигаясь, чтобы вступить в подъезд, через дверь, которую старушка деловито, со скрежетом отпирала. — Вы больше никогда его не увидите!

Это обещание звучало зловеще, однако старушке понравилось. Справившись с замком, она спихнула дверь и предложила Теплицкому и Миркину входить.

— Пожалуйста! — фыркнула она. — А то я ночи не сплю, думаю: вломится сейчас и повбивает тут нас всех! На четвёртый этаж пожалуйте, шестнадцатая квартира! Там торчит, чёрт окаянный!

Получив информацию, Теплицкий взлетел на четвёртый этаж, словно райская птичка. И только заклинившись у нужной двери заметил, что стенки да и сама дверь, исписаны кудрявыми нечитаемыми словами.

— Чёрт, ну и грязища! — проворчал Теплицкий, видя грязь и мох у основания двери и в углах. — А воняет!

Воняло табаком, сыростью, мышами и чем-то ещё, чем обычно воняет на свалках. Теплицкий наморщил носик и позвал Миркина:

— Миркин! Ты где ползёшь? Иди сюда!

— Да, здесь я! — отозвался Миркин из-за спины Теплицкого. — Вот только, я думаю, что тут живёт не наш Пищенко, а кто-то другой. Слишком уж тут грязно, — заметил профессор, видя окурки, палочку от мороженного и гнилую картофелину у себя под ногами. — Наш Пищенко не торчал бы в такой помойке!

— Звони! — потребовал от Миркина Теплицкий, пялясь на деревянную дверь непонятного цвета, за которой, он считал, схоронился от них доктор медицинских наук Пищенко, который когда-то работал над проектом «Воскрешение».

— Не выйдет! — отказался Миркин, видя вместо дверного звонка разлапистое пятно сажи: кто-то когда-то сжёг звонок доктора Пищенко… возможно, что он сам. И скорее всего, он — не доктор.

— Стучи тогда! — не отставал Теплицкий, нервно бродя туда-сюда, пихая носками крокодиловых туфель гнилую картофелину.

— Блин… — буркнул Миркин и негромко постучал в дверь, которая затряслась и задребезжала под его рукой.

— Громче стучи! — фыркнул Теплицкий, спихнув картофелину с площадки вниз. — А то елозишь, как слизняк! Мало каши ел, чи шо, Миркин??

— Эй, кто там кидает?? — послышалось откуда-то снизу, куда улетела спихнутая Теплицким картофелина.

— Уже зарядил кому-то… — пробурчал Миркин и постучал во второй раз — погромче.

— Заткнись! — крикнул Теплицкий вниз, перегнувшись через перила.

— Э, да я сейчас поднимусь! — заревели Теплицкому в ответ и породили под сводами подъезда недоброе эхо.

— Ты, Теплицкий, извинись лучше, а то ещё поколотит, — предостерёг Теплицкого Миркин, потому что закричали басом.

— Разбежался! — огрызнулся Теплицкий. — Поставился там, видите ли! Давай, стучи опять! — надвинулся он на Миркина.

— Эх, — невесело вздохнул Миркин и опять побеспокоил тонкую грязную дверь настойчивым стуком.

За дверью висела тишина, однако, после того, как Миркин в третий раз постучал — тишина сменилась вознёй и ворчанием.

— Проснулся! — буркнул Теплицкий, переминаясь с ноги на ногу. — Эй, там, чешись давай, а то я тут засну! — крикнул он двери.

За дверью раздавались тяжёлые шаркающие шаги, словно бы там, в прихожей, медленно тащился слон. Теплицкий замер и стал ждать, когда дверь откроется и покажется доктор Пищенко. Миркин тоже замер, но на доктора Пищенко не надеялся — скорее всего, выпростается некий алкаш…

— Хто?? — выдавили там, за дверью, едва ворочая языком.

— Пищенко!! — сразу же выкрикнул Теплицкий скрипучим голосом. — Распахивайся, я пришёл!

— Хто там пришёл? Хто там пришёл?? — медведём заревел тот, кто там, за дверью шаркал и сопел.

— А то ты не знаешь! — хохотнул Теплицкий. — Давай, Пищенко, выволакивай зад, а то я устал ждать тебя!

— Это даже не его голос… — буркнул Миркин, собираясь оттащить Теплицкого в сторону и увести из этого дома куда подальше, чтобы он не нарвался на неприятности. Вон, уже задвинул картошкой кому-то по голове…

Тем временем тот, кого Теплицкий принял за доктора Пищенко, решил «выволочь зад» и залязгал засовами, откупоривая свою хилую дверь. Возьми Теплицкий с собою Геккона с Третьим — они давно бы уже вышибли эту дверцу сапожищами, и Пищенко лежал бы у ног Теплицкого, придавленный тяжёлой ногой. Однако Теплицкий посчитал, что Геккон и Третий должны сторожить труп Траурихлигена, и оставил их в «бункере Х». Миркин так и не понял, зачем сторожить покойника — чай, не убежит — но не стал разубеждать Теплицкого: без Геккона и Третьего куда лучше и безопаснее. Теплицкий становится осторожнее и не творит беспредела…

— Ну? — сипло вопросили со стороны двери, и профессор Миркин с Теплицким одновременно повернули головы, взглянув на того, кто считался доктором Пищенко.

Увидав его, Миркин смог описать его лишь одним словом: «Двуногое». Не очень лестно для доктора медицины, однако из-за тонкой двери выпростался некто, покрытый клочками свалявшейся сальной бородищи и комками грязи, закутанный в какую-то серую тряпку вроде старой портьеры. Покрасневшие, тупые глазки пускали пьяные огоньки, амбре сводило с ума. На немытой, кудлатой башке его торчала турецкая феска — она когда-то была ярко-красной, а теперь сделалась непонятно, какой. Однако, несмотря на потерю цвета, Миркин эту феску мгновенно узнал: феска доктора Пищенко! Доктор как-то ездил в Турцию, привёз её сувениром и с тех пор носил, не снимая! Да, «Двуногое» являлось именно тем Пищенко, который помогал Миркину с «Воскресителем»… Как же он опустился, чёрт подери! За спиною отощавшего, подпитого доктора живописно раскинулись целые «барханы» из пёстрого, прокисшего хлама, который Пищенко выцарапал из мусорных баков.

— Видишь, Миркин, как моё наказание подействовало на него? — хвастливо осведомился Теплицкий, поняв, что после того, как он выгнал Пищенко, доктор так и не смог нигде устроиться и превратился в «Двуногое».

— Угу, — угрюмо буркнул Миркин, глядя не на бедного Пищенко, а на носки своих туфель. Ярый гуманист, профессор был резко против издевательства над личностью.

— Чё, братаны, выпивос на нуле! — проревел тем временем Пищенко, босою ногою затолкнув назад в прихожую пустую бутылку, которая, звеня, выкатилась в подъезд.

— Пищенко, ты прощён! — заявил бывшему доктору Теплицкий тоном господа бога. — Поехали, ты возвращаешься в «бункер Х» и продолжаешь работу!

— У? — осведомился Пищенко, разинув рот, словно человек из неолита.

— Живее! — Теплицкий бы ухватил доктора за локоть и поволок бы его силой, однако побоялся паразитов, которые могли на нём гнездиться. Сейчас Теплицкий пожалел, что не взял с собой Геккона, для Геккона блохи — ерунда…

Теплицкий бросил грязнючего Пищенко и позвал Миркина:

— Миркин!

— Чего? — проворчал профессор, заглядывая через перила вниз, чтобы не пропустить тот момент, когда тип, которому Теплицкий заехал картошкой по башке, решит подняться.

— Помоги мне вести его, я один не могу! — скрипучим голосом заявил Теплицкий, отряхивая ладонь о ладонь, чтобы счистить грязь Пищенко.

— Я тоже не могу! — отказался Миркин и пошёл вниз по лестнице, собираясь убраться от этого дома подальше. — А то я вижу, я тут тебе не только учёный, но ещё и шофёр, и кроме того — вышибала? Я не буду никого тащить, вызывай Геккона!

— Лентяй… — проворчал Теплицкий и, презрев всё, заставил свою руку протянуться и опять ухватить доктора Пищенко повыше локтя. — Идём, дружище, — сказал он доктору. — Сейчас у тебя будут золотые горы, чистые шмотки, лаборатория, личный парикмахер и щётка зубная тоже будет!

— Э, а выпивос будет?? — тупо заревел доктор Пищенко, тащась за Теплицким баржою, спотыкаясь на каждой ступеньке.

— Мерло, пина-колада, Шардоне, «Бонаква»! — приговаривал Теплицкий, стаскивая Пищенко на первый этаж. — Да, кстати, поедем на «Кадиллаке»! Согласен?

— А закусон?? — на весь подъезд осведомился доктор, свободной от Теплицкого рукой вычёсывая блох из своей циклопической бороды.

— Авокадо любишь? — поинтересовался Теплицкий, выпихивая Пищенко на площадку. — А рябчиков?

— Макарон! — изрыгнул Пищенко и опять споткнулся.

— Фу, как примитивно! — фыркнул Теплицкий. — Рябчиков будешь жевать! С ананасами!

Профессор Миркин уже вышел из подъезда на улицу и поджидал Теплицкого у «Кадиллака». Теплицкий почти уже вывел Пищенко на улицу, он уже протянул руку, чтобы открыть дверь подъезда, когда на его плечо легла нелёгкая рука.

— А? — изумлённо пискнул Теплицкий, обернувшись.

— Бэ! — заявили басом и дыхнули перегаром.

— Фу! — Теплицкий едва не задохнулся. — Чего?

— Ты мне шишак набил, пузырь! — шевеля губищами, заявил невесть откуда взявшийся толстяк в громадном комбинезоне, чью раздувшуюся башку украшали разлохмаченные мелкие косички и яркая полосатая шапка.

— Да я тебя не трогал даже! — отказался Теплицкий, трижды пожалев, что рядом нет верного Геккона. — Помогите! — он начал рваться в закрытую дверь, стремясь выпрыгнуть на улицу.

— Во! — в пухлой ручище толстяка возникла гнилая картофелина, которую Теплицкий спихнул с четвёртого этажа. — Хош сказать, шо то не ты?? — возмутился он, размахнувшись. — На!

Толстяк с размаху запустил картошку в полёт и угодил ею Теплицкому в лоб. Картошка отскочила, набив олигарху шишку, и покатилась по полу.

— Нравится? — осведомился толстяк. — Да? Ну, тогда я ща кулаком!

Теплицкий задрожал, понимая, что сам с таким мастодонтом не справится — слишком толст. Триста раз пожалев, что нет Геккона, Теплицкий начал лепетать извинения, и тут вперёд выдвинулся доктор Пищенко.

— Ты чо, Кузякин?? — возмущённо вопросил он у толстяка, сжимая костлявые кулаки. — Ща грызло развалю, жиросвин!

— Шоооо??? — тираннозавром заревел толстый Кузякин и стал широкими шагами надвигаться, целясь своим опухшим кулаком в лоб не то Пищенко, не то Теплицкому.

Теплицкий не на шутку струхнул, совершил размашистый скачок к двери, распахнул её рывком и заверещал подбитым поросёнком:

— Миркин!! Миркин, спаси меня!! Помогииии, Миркин!!!!

— Ща накостыляю! — выдвигался позади него толстый Кузякин.

— Чёрт! — перепугался Миркин и сейчас же побежал к машине. Вскочив за руль, он лихо развернул блестящий чёрный «Кадиллак» и, подняв тучу серой пыли, резко затормозил прямо у подъезда, перед носом Теплицкого.

— Теплицкий, прыгай! — скомандовал Миркин, нажав кнопку автоматического открытия дверей.

«Кадиллак» распахнул заднюю дверцу, Теплицкий не медлил, потому что за ним гнался динозавр, и белочкой вскочил в крокодиловый салон, втащив за собою доктора Пищенко, который в свою очередь задумал провести с Кузякиным смертельный бой. Спившийся доктор тяжело забрался на заднее сиденье с ногами, потеряв по дороге свою феску. Феска шлёпнулась в лужу, Пищенко решил подобрать её, но Теплицкий не выпустил его.

— Дундук, жизнь дороже! — буркнул он, заметив, как гонится за ними Кузякин.

Кузякин вырвался из подъезда, тряся необъятным телом и дурацкими косичками, попытался бежать, но не тут-то было ему догнать проворный «Кадиллак». Миркин сейчас закрыл все двери, нажал на газ и понёсся прочь со двора, оставив Кузякина досадливо махать кулаками в далёком арьергарде.

Место действия: рыбозавод Теплицкого. Время: вечером.

Доктор медицинских наук Ольсен вкалывал на рыбозаводе Теплицкого. В прошлом году он «вскакал на рыбку» за то, что провалил проект с оживлением погибших жизненных форм, и ему до сих пор не удавалось «выскочить». Когда Теплицкий приходил за Миркиным и призывал его к включению «Брахмашираса» — доктор Ольсен трепетно надеялся, что суровый начальник выручит и его, однако, тщетно. Теплицкий уволок Миркина, а доктор Ольсен так и остался в вонючем разделочном цеху — скоблить техническую «рыбку».

Год назад доктор Ольсен втроём с профессором Миркиным и доктором Пищенко изобрели так называемую «колбу-воскреситель», которую заполняют специальным очень сложным веществом и помещают в это во всё кого-нибудь, кто испустил дух. Сама колба принадлежала «перу» Миркина, а вот вещество в ней — густая, тягучая масса, похожая на пересыщенный крахмалом кисель — являлась «шедевром Ольсена — Пищенко». Создав этот «кисель», Ольсен напропалую хвастался тем, что «приблизился к создателю, выделив первичный бульон». Пищенко же добавлял, что в их «бульоне» можно не только восстанавливать организмы, но и создавать абсолютно новые. По замыслу безумного доктора Ольсена, «первичный бульон» полностью восстанавливал погибшие и уничтоженные клетки, вызывал немедленную регенерацию всех типов тканей и возвращал умершие организмы к жизни. Однако очень скоро выяснилось, что к жизни успешно возвращаются лишь погибшие амёбы, полипы и кольчатые черви. Всё, дальше этих несложных организмов процесс не пошёл. «Всемогущий бульон Ольсена — Пищенко» не справился даже с навозным жуком — последний просто опустился на дно колбы и остался там, лежать на спинке, кверху скорченными смертию лапками. Увидав этого скорченного жука, Теплицкий пришёл в ярость: на колбу и бульон было угрохано состояние. Он целых три часа драл свои поредевшие волосы и давился минеральной водою, изрыгал проклятия, а потом — вынес страшный вердикт и сразу же бросил Ольсена «на рыбку». Доктору Пищенко повезло чуточку больше: Теплицкий просто выгнал его прочь и захлопнул дверь со словами: «Ползи, куда хочешь, ленивый дундук!» Миркину посчастливилось остаться в ранге учёного лишь потому, что Теплицкий задумал строить трансхрон — иначе бы и он тоже «вскакал». В принципе, Ольсен ожидал Миркина на «рыбке», потому как верил в трансхрон не более, чем в черепаху, поддерживающую плоскую Землю…

Прежде, чем вступить по металлический потолок разделочного цеха, Теплицкий предусмотрительно взял у директора Красикова респиратор и тут же натянул на свой курносый носик, опасаясь нюхать вонючую рыбку. Директор же Красиков хранил молчание — лучше не возражать Теплицкомиу, дабы самому не оказаться в разделочном цеху, около наказанных учёных.

— Где у нас Ольсен? — глухим голосом сквозь респиратор осведомился у Красикова Теплицкий.

— Седьмой стол, — лаконично и кротко ответил директор и заглох, опасаясь поменяться с Ольсеном местами.

— Отлично! — довольным голосом пропел Теплицкий и проворно поскакал туда, к металлическому столу, установленному под большой синей семёркой. За столом торчала фигура человека, с головы до ног затянутая в серый защитный костюм. Лицо сего субъекта скрывала маска-респиратор, правая рука была снабжена стальным скребком, а левая — удерживала крупного сазана.

— Ольсен! — громко заявил Теплицкий установившись напротив этого человека, который, в свою очередь, старательно соскребал с толстых сазаньих боков чешую.

— А? — голос доктора Ольсена сквозь респиратор звучал глухо, Теплицкий едва расслышал, как тот откликнулся, и поэтому — повторил снова, погромче:

— Ольсен!!!

— Я вас отлично слышу! — рявкнул доктор Ольсен в самое ухо Теплицкого, и тот аж отскочил назад — не хотел, чтобы Ольсен перепачкал рыбьей чешуёй и кишками его костюм.

— Вот и прекрасно, — улыбнулся Теплицкий, стараясь не вляпаться в рыбу. — Кидай тухлятину — ты отправляешься в лабораторию — будешь лечить мне одного клиента!

Доктор Ольсен оказался куда сговорчивее, чем доктиор Пищенко. Живо забросив свою рыбу — одну рыбину швырнул так, что промазал мимо стола и она шмякнулась на кафельный пол — Ольсен выпорхнул из узилища и бегом побежал вслед за Теплицким.

Глава 128 Приговор для Сенцова

— Проанализировав все аспекты данного дела, я решил, что место убитого «хронотуриста» в его времени займёт Константин Сенцов, — заключил шеф таким тоном, каким третейский судья выносит обвинительный вердикт.

Вердикт шефа прозвучал, как смертный приговор. Услыхав его, Сенцов едва ли не умер на месте. Титаническим усилием сдержав крик ужаса, Константин пошатнулся в кресле и скосил перепуганный глаз на Звонящую, которая спокойненько восседала в соседнем кресле. Он искал у неё помощи, однако Звонящая совсем не собиралась ему помогать.

— Сорри, Старлей, иначе нельзя, — буднично сказала она, глядя не на Сенцова, а прямо перед собой, на шефа. — Ты слышал, что сказал шеф: хроносбой обеспечен, если место Эрика останется пустым.

— Но… почему я? — с трудом выдохнул из сжавшихся лёгких Константин, удерживаясь обеими руками за подлокотники кресла.

— А кто его ухлопал? — мрачно ответила Звонящая вопросом на вопрос. — Ты. Значит, тебе и расхлёбывать, Старлей.

— Н… но я н-немог-гу… — пролепетал Константин, всё больше кренясь вперед. — Я не умею, не знаю… У меня по-английски в школе «тройбан» был… А немецкий я вообще никогда не учил…

— Зря копошишься, Старлей, — «успокоила» Звонящая. — Наш корректировщик сознания мигом заполнит все пробелы в твоих знаниях. Красный тебе весь немецкий язык загрузит в башку за полторы минуты!

Услыхав вторую сногсшибательную новость, Сенцов совсем не успокоился, а устрашился ещё пуще прежнего. Он весь съёжился — что-то внутри него заставило тело сжаться в комочек — и подобрал под себя ледяные, непослушные ноги. Константин чувствовал себя котёнком, которого понесли топить. В сорок первом году он не выживет ни минутки, его там сразу укокошат — не свои, так чужие, не чужие, так свои. Он не умеет воевать, он плохо бегает, у него растёт пузцо — куда старшему лейтенанту милиции Сенцову Константину тягаться с группенфюрером СС Эрихом Иоганном фон Краузе-Траурихлигеном?? Это же смешно, невозможно, абсурд! Траурихлиген одной рукой подбрасывает меч, который Сенцов не отдерёт от земли и двумя, Траурихлиген командует армиями, а Сенцов не может даже Аську Колоколко допросить, как следует! Лучше бы этот шеф сразу назначил Сенцову расстрел, нежели такую жуткую и мучительную смерть…

— Давай, Старлей, сползай, сейчас я буду тебе мо́зги промывать! — откуда-то сверху внезапной лавиной сорвался голос Красного, а Сенцову показалось, что с ним говорит сам Сатана.

— Ээээ… — пробухтел Сенцов, но так и не встал: тело, словно бы, приросло к креслу и не отрывалось от него ни за какие коврижки.

— Ну, отковыривайся! — настоял Красный и начал спихивать Сенцова с кресла руками и коленкой.

— Не хочу… — пискнул Сенцов, чувствуя себя обречённой жертвенной овцой.

— Что значит «не хочу»? — удивился Красный и пихнул сильнее, из-за чего Константин не удержался и свалился на чисто вымытый пол. — Приказ шефа, разве ты не слышал?

— Я не хочу умирать… — захныкал Константин, сидя на полу и глядя куда-то в пространство, где ему мерещились голодные демоны, клацающие акульими челюстями.

— Подскакивай, время — деньги! — рассердился Красный и схватил Сенцова за шиворот. — Ну, ты и инертный, Старлей! — он рванул Константина вверх и поднял на ватные ноги. Константин колыхался тростинкой на ветру, но Красный заботливо поддержал его под локоток.

— Но, я не хочу умирать!! — панически взвизгнул Сенцов и задёргался в руках Красного, словно бы тот его не поддерживал, а душил.

— Дурак! — вскипел Красный и залепил Сенцову звонкую пощёчину. — Кто тебе сказал, что ты будешь умирать??

— Я там не выживу… — хныкнул Сенцов, потирая подбитую левую щеку.

— Ну, не раскисай, — миролюбиво протянул Красный и настойчиво повёл Сенцова куда-то неизвестно куда. — Сейчас мы тебя апгрейдим, подгоним, подправим — и как новенький будешь! Даже мать родная не отличит тебя от него!

Сенцов безвольно топал за Красным, потому что всю его волю без остатка слопал страх. Красный направлял Константина вперёд через некий полутёмный коридор, очень похожий на коридор больницы, или нет, скорее, хосписа… Или даже не хосписа, а морга… Как жутко смотрят с белого потолка одинаковые бездушные длинные лампы! Каким могильным холодком веет откуда-то оттуда, где маячит скрытый мраком конец коридора, в котором Сенцова поджидает ужасная смерть! Красный всё ведёт и ведёт и при этом разговаривает со Звонящей, которая вышагивает рядом. Слов Константин не понимает — не слышит, потому что ужас заложил ему уши. Лишь обрывки фраз долетают до его отупевшего от страха мозга:

— … и новую забить?

— … перегрев…

— … не срежется?… тогда?

— … не знаю… кол, наверное…

А потом коридор кончился. Красный погрузил Сенцова во мрак и там внезапно бросил. Константин остался одиноким «истуканом» посреди тёмной неизвестности, торчал там, как пень, и не знал, что он сможет сейчас сделать: закричать? Убежать? Или просто — умереть?

— Блин, лампочка перегорела! — фыркнул Красный где-то слева от него и шумно, полязгивая, завозился с чем-то, вроде как, с ключами.

— Так замени! — напутственно изрёк голос Звонящей. — Это же твой отсек!

— Потом! — буркнул Красный и тут же отпер какую-то дверь, из-за которой в лицо Сенцову хлынул бурный поток недоброго электрического света.

Константин закрыл глаза рукой: он и так приговорён, и не хотел сделаться к тому же ещё и слепым.

— Давай, проходи, Старлей, не стопорись в дверях! — тяжёлая рука Красного толкнула Сенцова в спину так, как рука палача толкает на плаху несчастного осуждённого.

Константину ничего не позволили больше сделать, и он совершил фатальный шаг и споткнулся о порог.

— Ты что, не видишь порог, тут же светло?? — сейчас же укорил его Красный.

— Он с закрытыми глазами топает! — фыркнула Звонящая и хлопнула Сенцова по плечу. — Давай, увалень, разуй глаза!

— А если бы тебя так — в сорок первый год вкинули, что бы ты тогда запела? — огрызнулся Константин и «разул» глаза, потому что на пути у него попалось ещё одно препятствие, об которое он тоже споткнулся.

— Это же не навсегда! — отказалась «петь» Звонящая. — Официально Эрик погиб в сорок третьем. Тебе всего полтора годика продержаться, а потом — мы заберём тебя назад.

Теперь Сенцов споткнулся на ровном месте. Какие «полтора годика»?? Он и дня там не проживёт! Константин так и выпалил Звонящей, что умрёт сразу же, как только завершиться проброс.

— Траурихлиген был длиннее меня аж на полголовы! — добавил Константин, машинально оглядывая то место, куда затолкал его Красный.

— Не проблема! — сейчас же отпарировал Красный. — Мы тебе такие клёвые сапоги подкинем, что и не видно, и сразу же выше станешь!

— Он белобрысый был, а я — шатен! — продолжал «войну» Сенцов и упрямо не шёл в ту сторону, в которую вёл его Красный.

— Перекрасим! — весело парировал Красный, и тут же добавил:

— Всё, Старлей, приплыли, садись!

Константин должен был сесть на стул, который выглядел обычным. Стул стоял посреди некоего помещения, стены и пол вокруг Сенцова были сплошь из блестящего металла, со всех сторон электронными глазами глядели компьютерные мониторы. Под ногами Константина возлежал толстый кабель, сразу же напомнивший тропическую анаконду.

— Садись! — Красный железной рукой пригнул ослабевшего Сенцова к проклятому стулу.

Константину ничего больше не оставалось, как подчиниться, и он послушно сел на стул и уронил на грудь свою горемычную голову. Прямо над ним в потолок ввинтили устрашающего вида лампу, которая бросала на все четыре стороны почти что белый свет и не допускала тени. Константин оказался освещён, как подопытный кролик, он безвольно сидел под надзором Звонящей и пялился в стенку невидящими глазами. Если бы тут водилось окно — он бы воззрился в окно, однако в камерах пыток окон не делают, оставалась только эта отполированная до блеска стенка, выполненная из неизвестного металла…

Около Сенцова молча высилась Звонящая, а Красный приблизился к самому обычному столу и включил самый обычный ноутбук, который на нём лежал. По экрану ноутбука поплыли заставки «Виндоус», а Красный схватил со стола некий железный обруч диаметром с десертную тарелку, и вместе с ним широким шагом подошёл к съёжившемуся Сенцову.

— Так, сказал бедняк, — процитировал он «бородатую» поговорку и нахлобучил неприятно холодный обруч на голову Константина.

— И что это будет? — осведомился у него Константин, подозревая, что эта штуковина приведёт его к гибели во цвете лет.

— Корректировщик сознания, — объяснил Красный и отправился назад, к ноутбуку, насвистывая мотивчик песни «День Победы».

— Больше похоже на кольцо для прищепок… — попытался пошутить Сенцов, однако голос его звучал мрачно, как на похоронах… На собственных похоронах.

— Ты, Старлей, не умничай, а лучше расслабь мозги! — посоветовал Сенцову Красный и уселся на вращающийся стул перед ноутбуком. — Мы сначала хотели тебе вообще, всю твою старую личность выгрузить, а новую забить. Но потом решили, что у тебя будет перегрев мозга от избытка информации, и ты крякнешь, как утак! — с таким «развесёлым» сообщением Красный повернулся к Сенцову и расплылся в драконьей улыбке. — Поэтому я забью тебе только язык, уставы СС — потому что там в них чёрт ногу сломит — и навыки инженера сороковых годов — потому что ты в том деле ни в зуб ногой. А этикет, манерки и остальную муть сам будешь зубрить!

— Аааа, — протянул Сенцов, желая поинтересоваться тем, что они там со Звонящей говорили про кол, но Красный больше не разрешил ему говорить.

— Цыц, Старлей! — отрезал Красный и отвернулся от Сенцова к ноутбуку. — Расслабь мозги и досчитай до десяти.

«А потом ты крякнешь, как утак!» — мысленно дополнил тираду Красного Сенцов и закрыл глаза, как будто бы в него целился из винтовок взвод солдат. «Один, два, три…» — начал считать Сенцов, стараясь забыть о том, что как только он дойдёт до десятки — то неизбежно «крякнет, как утак».

Красный шелестел клавишами, Звонящая молчала, а Сенцов дошёл до «роковой» десятки. «Десять!» — похоронным звоном отдалось в мозгу… но ничего особенного не произошло. Только что-то тоненько зазудело над левым ухом и по лбу пробежали электрические «иголочки».

— Всё! — радостно сообщил Красный. — Старлей, можешь продрать глазки, если ты не спишь!

— Всё? — изумился Сенцов и открыл один глаз, левый. Вокруг него ничего не изменилось. Не было ни святого Петра, ни Врат Рая, ни чертей, ни ангелов. Сенцов был жив, а Красный подсунул свою плохо выбритую физиономию под самый его нос.

— Фу, от тебя рыбой несёт! — брезгливо фыркнул Сенцов и отпихнул Красного подальше.

— Работает! — сообщила Звонящая, тоже наклонилась к Сенцову и сдёрнула с его головы дурацкое «кольцо для прищепок». — Видишь, совсем не больно, а ты ныл тут, как слизняк!

— В смысле? — глуповато переспросил Константин и поморгал глазами, потому что не понял, что там у них заработало.

— Ты что, до сих пор невъездон, что по-германски клекочешь?? — расхохотался Красный и выкинул из кармана сушёный хвост от таранки в мусорную корзину под столом.

— Не-нет… — обалдело замотал головою Сенцов, а у него непроизвольно вышло: «Найн».

— Красный! — сейчас же насыпалась на Красного Звонящая, и её палец упёрся в «осквернённую» мусорную корзину, на которой кто-то большими чёрными буквами начертал: «РЫбу НЕ БРОСАТЬ!!!». — Читать умеем??

— Чай, не развалится! — отказался «ловить» таранку Красный и опять переключился на Сенцова:

— Траурихлиген знал двадцать три языка, — сказал он Константину. — Но я тебе только «инглиш», «френч» и «дойч» вконопатил, иначе у тебя мозги вскипят.

Сенцов разинул рот, чтобы выдохнуть слово «ОГО», потому что для него и три языка слишком много, не то, что двадцать три, он тут опять влезла Звонящая, возвратив Красного к его «несанкционированно выброшенной» таранке.

— Красный! — сурово рыкнула она и сдвинула брови. — Сейчас же выцарапал и вывалил на улицу!

— Нууу, — недовольно замычал Красный, передвигая виртуальные карты по экрану ноутбука. — Кто там её видит?

— Шеф! — отрезала Звонящая. — Давай, давай, живее, порыбачил!

— Бисмарк выгребет! — отказался Красный, проигрывая пасьянс за пасьянсом. — Тьфу, холера! — обругал он ноутбук, который оказался куда лучшим игроком.

— Давай, лови! — Звонящая рассердилась, и её рука скользнула в кобуру и схватила рукоять пистолета.

— Ну, ладно, ладно… — тут же согласился Красный и медленно, с огромной неохотой полез в корзину, искать свою рыбу. Он нашёл её и приподнял за хвостик двумя пальцами, брезгливо наморщив носик, словно граф, которого заставили поймать мышь.

— Молодец! — оценила Звонящая, не отпуская пистолет, но и не вынимая его из кобуры. — А теперь — вынес на улицу!

— Эй, рыбаки! — выкрикнул Сенцов, стараясь напомнить о себе, однако выкрикнул как-то не так, как положено, странно как-то…

— Ой, а вот и «френч» появился! — обрадовался Красный и как бы невзначай снова упустил таранкин хвост назад в корзину тайком от Звонящей.

«Я говорю по-французски??» — изумился про себя Сенцов. Но снова не успел никому поведать свою догадку, потому что Звонящая выхватила свой пистолет и два раза стрельнула под ноги Красному.

— Красный, рыбка! — взрычала она пантерой и стрельнула ещё два раза.

— Ай! Ой! — подпрыгнул Красный и затанцевал, увёртываясь от пуль, что врезались в металлический пол и высекали сверкающие искры. — Застрелишь, инквизитор!

— Рыбка! — громыхнула Звонящая, дулом пистолета указав Красному на мусорную корзину, где до сих пор покоилась «недопустимая» таранка.

— Блин, допёк меня ваш дурацкий устав! — фыркнул Красный и по второму кругу нырнул под стол за «рыбкой».

— Не «ваш», а наш! — поправила Звонящая, довольно улыбаясь. — Видишь, Старлей, как трудно заставить Красного эволюционировать из свинюки в человека? — вопросила она у Константина и наконец-то забила грозное оружие назад, в кобуру.

— И какая разница, куда бросать ту рыбу? — удивился Сенцов, и снова как-то не так.

— А вот и «инглиш»! — довольно заключила Звонящая, услышав ответ Сенцова. — Давай, Красный, вынес рыбку, и будем его шефу демонстрировать!

Красный «вернулся с рыбалки» с «уловом»: в его правом кулаке была зажата «крамольная» таранка. Он, не спеша, с лицом бульдога, продвинулся вперёд и помахал таранкой перед лицом Звонящей.

— Лучше б ты так отчёты писала, как я рыбу ловлю! — заявил он, выпятив грудь, как герой войны. — А то вон, уже четырёхнедельной давности валяются!

— Иди, выкидывай! — огрызнулась Звонящая, и снова полезла за пистолетом.

— Ладно, пошёл! — сдался Красный и исчез за дверью.

Дверь захлопнулась за спиною Красного, оставив Сенцова наедине со Звонящей. Звонящая, кажется, была очень и очень не в духе, глядела вокруг себя волком… И… что-то Сенцов не припомнит, чтобы Звонящая так строго блюла устав и тиранила Красного пустяковой рыбой…

— Чего расселся, Старлей? — надвинулась на Константина Звонящая, и ему показалось, что в него она тоже пальнёт. — Поднимайся, и пойдём к шефу!

— Ты чего такая злобная сегодня? — осведомился Сенцов обиженным голосом и отковырнулся от стула, проверяя руками, на месте ли его голова.

— Да потому что ты нам чуть хроносбой не подкинул! — сварливо пробурчала Звонящая и повернулась лицом к двери, спиной к Сенцову.

«Раньше она никогда так не заморачивалась…» — удивился про себя Константин и тоже пополз к двери, тяжело ступая и боясь упасть, потому что его голова ощутимо кружилась. Уж не вскипят ли у него мозги от избытка информации?? Что-то он как-то странно себя чувствует, и в разум врубаются какие-то бредовые идеи: например, стрелять коммунистов…

Кабинет шефа всегда внушал Константину Сенцову благоговение. Даже в кабинете у Тетёрки не было столько благородного начальственного простора, такого хорошего кондиционера с ароматом свежей хвои, такого огромного окна и стола типа «аэродром», по которому можно прогуливаться сразу втроём и взявшись за руки. Шеф сидел в своём кожаном кресле, глядел в монитор компьютера, а за его спиною гордо висел всё тот же средневековый гобелен, изобразивший стычку двух крестоносцев с выцветшими серыми сарацинами. Около шефа топтался Красный и что-то шептал ему на ухо. Шеф хмыкал, кивал, отвечал что-то вполголоса.

— А вот и Старлей! — это Красный заметил появление Константина и сообщил об этом, как глашатай, на «всю ивановскую».

— Так-так… — произнёс шеф, окинул Сенцова оценивающим взглядом и схватил рукою подбородок. — Ну, давай, Старлей, скажи что-нибудь по-немецки!

Сенцов внезапно поймал себя на том, что не знает по-немецки ни словечка, и решил сейчас же поделиться проблемою с шефом, прибавив при этом:

— Напортачил что-то Красный! Не знаю я немецкого!

— Превосходно! — почему-то обрадовался шеф и покинул своё кресло, приближаясь к Сенцову.

Звонящая прыснула в рукав, потому что Сенцов снова не понял, что говорит по-немецки. Сенцов же бросил на неё угрюмый взгляд и отодвинулся подальше: хорошо ей посмеиваться, когда в погибельный сорок второй год отправляют не её!

Между тем к Сенцову приблизился шеф, одетый в костюм, который, наверное, стоил ещё дороже, чем костюмы эксцентричного «вавилонянина» Теплицкого. И почему обычная милиция не имеет такой зарплаты, как этот ихний оп?? Ведь по сути своей оп — та же милиция…

— Старлей, — сказал Константину шеф, и Константин сделал два непроизвольных шага назад: голос шефа показался ему торжественно-прискорбным, словно бы Сенцов уже погиб, и он его хоронит. — Я думаю, что ты уже осознал, какая миссия на тебе лежит.

— Да, — кивнул Сенцов, решив, что сейчас — самое время ему просить о «помиловании». — Я думаю, что не справлюсь, потому что я не тяну на уровень Траурихлигена! — выпалил он на одном дыхании и зажмурился, ожидая, что шеф сейчас метнёт в него пучок молний громовержца.

— Я подозревал, что ты так скажешь, — вздохнул шеф и прошёлся из стороны в сторону по простору своего кабинета. — Но я могу тебе ответить лишь то, что ты обязан справиться. Мы и так сделали тебе поблажку в виде того, что не стали форматировать твои мозги, а просто добавили информацию…

— И, кажется, добавили что-то ещё… — протянул Сенцов, перебив шефа. — Я не знаю, что это, к чему и почему, но мне хочется стрелять коммунистов и душить жидов!

Шеф замер посреди кабинета около пустующей подставки для цветов и обратил взор на Красного. Ему, скорее всего, не понравилось последнее заявление Сенцова, и он решил выяснить, в чём дело.

— Красный? — строго вопросил шеф.

— Понимаете, шеф, — начал оправдываться Красный и засунул руки в карманы брюк. — Старлей — он слишком позитивный для роли фашиста. Поэтому я подумал и решил немножечко подбавить ему злости и нацизма, чтобы он не особо переживал, когда ему придётся кого-нибудь казнить!

— Что? — выдохнул Сенцов, который, вообще не собирался никого казнить.

— Хм… — хмыкнул шеф, кажется, неодобрительно, чем добавил Константину сил для моральной борьбы. — Хм… хм… Красный, как бы мне ни хотелось полностью сохранить личность Старлея, но я вынужден признать, что ты прав. Старлей не выживет в сорок втором году, если будет таким мягкотелым, как всегда. Ответь мне, Красный, на такой вопрос: это обратимо?

— Думаю, да! — одобряюще кивнул Красный. — Когда он через полтора года вернётся обратно, я думаю, что смогу восстановить все черты его характера так, как было…

— Ты уж, постарайся! — напутствовал его шеф. — А то наш Старлей сделается социально опасным, как и «турист»!

— Я не хочу! — вырвалось из Сенцова.

— Правильно не хочешь, — одобрил шеф. — Потому что тогда нам придётся тебя дезинтегрировать.

— Ы! — пискнул Сенцов и опять покачнулся на ногах. Дезинтегрировать — это же убить! А шеф говорит об убийстве так спокойно, словно бы собрался выносить мусор! А ведь Сенцову, действительно, хочется стрелять коммунистов и душить жидов… Да и цыгане почему-то рождают в нём лютую ненависть, хотя раньше он их замечал, лишь как потенциально криминальный элемент…

— Не, шеф, сейчас в сознании Старлея сидит «гибрид» Сенцова с Траурихлигеном, но когда он оттарабанит свою «лямку» — я расщеплю гибрид, вытурю Траурихлигена и оставлю одного только Сенцова! — весело и непринуждённо объявил Красный, выкатив на лицо выражение победителя армий и завоевателя земель.

Ишь, как легко ему болтать языком! Конечно, на уровне пустого трёпа можно решить любой вопрос! А на деле?? Если Сенцов целых полтора бесконечных года проведёт на войне в роли оголтелого беспредельщика, настреляется коммунистов, надушится жидов, а потом — вдруг вернётся домой, в спокойное мирное время… Что он будет делать, если Красный не сможет «вытурить» из его головы всю «свою» злость и весь «свой» нацизм? То же самое, что и «турист» — стрелять всех, кто движется?? Нет, тогда лучше пускай дезинтегрируют, чем оставить в городе такого монстра!!

— Красный! — сказала Звонящая, которая всё это время молчала. — Скажи примерно, сколько процентов готовности у него сейчас есть?

— Ну, если навскидку, — Красный подкатил глазки к потолку и поскрёб пятернёю макушку. — Процентов семьдесят наберу! То, чего он напрочь не знал — он знает, а этикет и манеры — это же раз плюнуть!

— Для Старлея? — скептически хмыкнула Звонящая, оглядев Сенцова с ног до головы: его по-сенцовски неуклюжую футболку, замызганные по низу джинсы, пухлые растоптанные кроссовки. — Эрика Траурихлигена годами муштровали по этикету, он никогда не позволит себе даже шнурок завязать не так, как надо! А вот наш Старлей до сих пор в ботинках спит!

— Да! — согласился Сенцов, в тайне надеясь на то, что они передумают заменять «туриста» им, а лучше пошлют Бисмарка. Бисмарк куда больше подходит на роль фашиста: он и скинхед, и агент, и ростом повыше Сенцова будет, и в плечах пошире, и меч тот наверняка, поднимет, а как хорошо он кричит «Зиг Хайль!» — просто заслушаешься! Сенцов никогда в жизни не крикнет так вдохновенно — будет что-то там в нос гнусить с рязанским акцентом!

— Мы его тоже денька три промуштруем — и он, как новенький выскочит! — пообещал Красный шефу, а не Сенцову и не кому-нибудь ещё. — И шнурки будет вязать, и даже научится снимать ботинки перед сном!!

— Не смешно! — буркнул Сенцов, разглядывая свои растоптанные кроссовки — Эрик фон Краузе-Траурихлиген ни за что не натащил бы такие, даже если бы ему грозил пулемёт…

— У нас нет трёх деньков! — серьёзно заметил шеф. — Если Старлей не появится на месте «туриста» завтра же — опасность возникновения хроносбоя возрастёт до критической отметки в пятьдесят один процент!

— Это Репейник, что ли, насчитал? — поинтересовался Красный и повернулся так, что Сенцов заметил в заднем кармане его недешёвых брюк хвост от той же злополучной таранки, за которую Звонящая его едва не пристрелила. И почему он до сих пор не выкинет её куда подальше и не забудет о ней??

— Нет, не Репейник, — возразил шеф и сделал очередной широкий круг вокруг необъятного своего стола. — А Сектор вычислений. Они всю ночь моделировали континуум и прогнозировали его поведение на месяц вперёд. Так вот, Красный, если Старлей не заменит «туриста» завтра к полудню — число спонтанных схлопываний достигнет ста в час. Знаешь, сколько невинных людей пробросит неизвестно, куда?

— Упс… — пробормотал Красный, нечаянно сделал неуклюжее движение и уронил свои полтаранки прямо на паркет и прямо перед шефом. Таранка нагло шлёпнулась, и шеф сейчас же просверлил незадачливого Красного огненным взглядом.

— Это что такое? — вопросил он, сдвинув густые брови так сурово, что Сенцов даже подумал, что шеф сейчас уволит Красного на месте.

— А я что, виноват, что тут ни в одну мусорку нельзя рыбу выбрасывать? — пробухтел Красный, подпихивая рыбий хвост носком башмака. — Я хотел выкинуть, а Звонящая меня чуть не пристрелила!! Прямо, по всему отсеку бегала за мной с пистолетом и пуляла по чём зря!

— Не бреши, Красный! — огрызнулась Звонящая и зачем-то пихнула Сенцова. — Подбери свою таранку и давай думать, как нам нашего Старлея до завтра натаскать, а то будет тебе откат в каменный век! Тогда и таранку можно будет разбрасывать повсюду, и спать в ботинках!

— Она права, — серьёзно сказал шеф, собственноручно поднял таранку Красного и выбросил её в мусорную корзину, что стояла под его огромным столом. — И я решил так: Старлей не обойдётся там в одиночку, и поэтому на первое время я отправлю вместе с ним тебя, Красный, и Бисмарка.

— А? — перепугался Красный и отодвинулся в уголок. — Но…

— Вы поможете Старлею адаптироваться, — настоял шеф. — А мы тут пока подумаем, как справиться с последствиями этого «хронотуризма». Нужно как можно быстрее арестовать Теплицкого и изъять у него трансхрон и тот, так называемый «брахмаширас». Старлей, вот твои задания! — шеф протянул Сенцову плотный лист качественной бумаги, на котором чернел печатный текст.

Константин машинально взял этот лист, поднёс к глазам и начал читать. Да, шеф выкатил ему солидный список… невыполнимых миссий. Выглядел он так:

1. Найти «брахмаширас».

2. Найти и арестовать Кукушникова.

3. Найти и уничтожить осциллятор Траурихлигена.

4. Разобраться в принципе работы «брахмашираса» и уничтожить его.

— Прочитал? — осведомился шеф, когда Сенцов отдёрнул от лица список своих заданий и сделался похожим на подваренного судака.

— Прочитал… — кивнул Сенцов.

— Эта работа — тебе, а с заводами Траурихлигена в нормохроносе мы сами разберёмся! — постановила Звонящая. — Смотри, Старлей не срежься, а то тебя не игрек-генератор дезынтегрирует, а сам континуум, когда схлопнется и не откроется!

Глава 129 Гибрид

Константина Сенцова сегодня не отпустили домой. Когда он изъявил желание собраться и пойти к себе в ретоподъезд, чтобы отдохнуть по-сенцовски — путь ему задвинул Красный и сообщил:

— Старлей, на улицу — ни-ни! В боксе будешь ночевать!

— Это почему ещё?? — перепугался Сенцов, отшатнувшись от Красного, как от голодного льва.

— А, по кочану! — расплылся в довольной улыбке Красный, не пуская Сенцова проскользнуть к двери. — Помнишь, что я про гибрид говорил?

— Ну и что? — никак не понимал Сенцов, выискивая лазейку между боком Красного и серой стеной. — Причём тут гибрид к моему дому?

— Хочется стрелять коммунистов? — осведомился Красный, задвигаясь так, чтобы лишить Сенцова любой лазейки.

— Ну, немного… — признался Константин, глуповато пялясь поверх головы Красного на безликий потолок, увешанный рядами люминесцентных ламп.

— А прикинь, ты выйдешь на улицу, и к тебе подойдёт коммунист?? — выпалил Красный, уставившись колючими глазками Сенцову в лоб. — Помнишь, что вытворял настоящий Траурихлиген??

Константин содрогнулся: да, Траурихлиген творил беспредел, перестрелял и задавил автомобилем толпу народу… Не хотел бы Сенцов натворить то же самое из-за проклятого «гибрида», которым Красный испортил ему психику! Да, Сенцов действительно испытывал непонятное желание стрелять коммунистов, душить евреев и даже посадить на кол партизана… А что, если гибрид вдруг возьмёт верх, и Константин слетит с катушек?? Да, Красный прав, ему нельзя ходить по улице одному без присмотра. Подумав обо всём об этом, Константин угрюмо, медленно повернулся и потянулся назад по коридору, пялясь в дурацкий чистый пол и чувствуя себя почти что прокажённым.

— Э, ты чего такой смурной, брат? — осведомился Красный где-то позади, из другой, счастливой реальности.

— Я прощаюсь с жизнью! — сообщил ему Сенцов, черепашьим шагом переставляя тяжёлые ноги.

— Эй, откуда такой пессимизм?? — не отставал Красный, поминутно выглядывая из своей другой реальности и сталкиваясь с Константином нос к носу. — Полтора годика пролетят, как один день, брат! Ты и глазом не моргнёшь, как тебя заберут домой!

— Я и глазом не моргну, как меня пристрелят! — фатально пробурчал Константин и уселся на пол посреди коридора. — Мне и бокс твой теперь ни к чему. Буду тут доживать. Как собака!

— Депрессняк, я понимаю! — поставил диагноз Красный и принялся поднимать Константина с пола, таща вверх под мышки. — Это нормально, когда проходят глобальные перемены… Но, соберись, брат, ты же в опе!

— Я бы тебе сказал, где я! — отпарировал Сенцов и, вместо того, чтобы вставать, улёгся на бок. — Можешь заказать венки и место на кладбище! Всё, я умер!

— Кисель… — пробурчал Красный, бросив Сенцова валяться. — Ничего, как придёшь в себя — звякни, я покажу тебе твой бокс!

Константин Сенцов не ответил. Он словно бы провалился в какую-то глухую яму, из которой ничего не видно и не слышно. Константин скукожился на её дне, наедине со своей страшной бедою и лежал, лежал, лежал… Сенцов не слышал, как удалился от него Красный, не знал, сколько времени он так вот, лежал… Он только почувствовал, что его бок отмерзает, а шея болит — только тогда поднял он голову, а потом — сел. В коридоре ничего не изменилось: на Константина равнодушно смотрели стены, а над его головою довлел душный потолок. Последний денёк жизни, и то, испорченный переменой личности. Он не сможет отсюда уйти и поспать по-сенцовски… А завтра — всё, завтра он погибнет.

— Красный! — крикнул Сенцов, встав на ноги, крутясь вокруг своей оси, потому что вдруг прекратил ориентироваться и не знал, в какую сторону ему идти по коридору. — Красный!! Красный!!

Коридор «подарил» Сенцову эхо, а потом за спиною возник негромкий голос Красного:

— Ну, что, брат, хочешь в бокс?

— Нет! — отрезал Сенцов и резко обернулся, поймав Красного руками за плечи. — Я хочу ДОМОЙ!

— Нельзя! — спокойно запретил Красный, скинув с себя руки Константина. — Жилой бокс ничем не отличается от простой квартиры. Там есть телик, холодильник и сортир — всё, что нужно человеку! Кстати, кока-кола там тоже имеется! Пойдём, не пожалеешь! — Красный взял Сенцова под локоток и мягко, но настойчиво потащил по коридору туда, где помещались жилые боксы. — Бокс, конечно, герметичный и заглублен на километр под землю, но ты включишь кондиционер и звуки живой природы — будешь, брат, как дома! Даже свет в окошке тебе покажут! Идём, не стопорись, никто не хоронит тебя!

Сейчас Константин Сенцов сидел в жилом боксе. Да, Красный не соврал, всё здесь было, как в обыкновенной трёхкомнатной квартире, даже как в трёхкомнатной квартире элитного дома. И мебель, и сквозняк, и шум на улице. Даже солнышко заглядывает в окна, хотя Константин отлично знал, что это и не окна и не солнышко, всего лишь, живые обои на мультимедийном экране… Сидя на казённом диване, который ничем не отличался от его собственного, разве что, не такой просиженный, Константин пялился в казённый телик, а видел только свою будущую могилку. Такую: маленький земляной холмик, а над ним возвышается вместо креста деревянная конструкция, похожая на большую стрелку. Красный показал ему такую на картинке и сказал, что она называется «Тир». Её воздвигали над могилами погибших эсэсовцев, веря в то, что деревянная стрелка повторяет очертания руны Тора и помогает душе воина попасть в Валгаллу. Товарищи из СС вырезают под «стрелкой» всякие высокопарные слова типа: «Герой», «Погиб геройской смертью»… И всё, уходят, оставляя погибшего покоиться с миром. Вот и Сенцова так же оставили…

Перед носом Константина в стакане шипела, выдыхаясь, кока-кола. Красный просто жить без неё не может, а вот тётка Сенцова отмывала ею кастрюли от копоти. Получалось… Константин хлебнул немного, поморщился от колючих пузырьков, которые сразу же устремились в нос. Интересно, что пил Эрих Траурихлиген? Пиво? Водку? Молоко? Что там пьют демонические личности? Скорее всего, кровь… Красный навалил перед Сенцовым кучу каких-то книжек и бумажек, где всё это должно быть написано. Константин обязан проштудировать всё это до завтрашнего утра и ещё что-то там запомнить. Один вид бумажной горы внушал стойкое отвращение, Константин даже не думал ничего открывать. Прочитает он или не прочитает — какая разница? Он не Траурихлиген, а Сенцов, Сенцов совсем не демоническая личность. Он не умеет творить невероятные дела, он не разговаривает хриплым голосом и по-немецки… он не растворяется в воздухе, как только высосет чью-нибудь кровь…

Призрак Траурихлигена словно бы, маячил у Константина за спиной, бесновался, хлопая серо-чёрными крыльями, клацая клыками, хватая за горло. Константин прямо, чувствовал на себе его смертоносную волю, которая начинает захватывать его разум. Сенцов побежит не туда, куда побежал бы он сам, а туда, куда побежал бы Траурихлиген, сделает не то, что сделал бы он сам, а то, что сотворил бы тот же Траурихлиген! «Стрелять коммунистов!»… «Душить жидов!»… «Набрать оружия в будущем и пробросить в Рейх для удара по СССР!»… «Вывести из бункера «брахмаширас» и дать сокрушительный залп по городу Донецку!»… «Нет никакого Донецка, и его не будет, вместо Донецка столицей мира будет Краузеберг!!!!». Все эти мысли демонами выли в сенцовской голове, раскалывая её на куски. Константин ощутил чудовищный порыв вскочить, схватить автомат, выпрыгнуть на улицу и застрелить всякого, кто не истинный ариец…

— Нет! — пискнул Сенцов, вскочил, схватив руками голову, но на улицу не побежал, а привалился к стенке и бессильно съехал на пол. Нет, что-то не так с его гибридом — виртуальная личность Траурихлигена, кажется, берёт верх над его собственной, сенцовской личностью… Правильно Красный не пустил его домой — Константин становится чудовищем, и самое место для него — это задраенный бокс глубоко под землёй. Константин никогда не ощущал в себе такой дьявольской злости на всё на свете только за то, что оно бывает. Он всё ещё держался за свою бедную голову, пытаясь вытряхнуть оттуда всех ревущих демонов, которые глушили разум и понукали к беспределу. Сенцову хотелось то ворваться в какую-нибудь деревушку и развесить всех её жителей по окрестным деревьям, то завалить тоннами бомб какой-нибудь город, а потом проехаться по нему на кабриолете…

Но Константин никогда не станет этого делать. Он сейчас встанет с пола и будет смотреть телевизор по-сенцовски. А ботинки не стащит принципиально, в пику призраку Траурихлигена, чтобы не умничал особо!

Подумав так, Константин отлип от пола, стащил с себя мерзкий мундир, который его заставили таскать, напялил свои собственные джинсы, свою же футболку и свои же кеды. Проделав всё это, он бухнулся на диван, взял на коленки попкорн, да так и уснул.

Глава 130 Проброс дознавателя

… Константин Сенцов в скудной одёжке пещерного троглодита пробирался по диким доисторическим джунглям в поисках съедобных и не очень агрессивных животных. Космы свисали с низколобой башки на глаза, руки сжимали тяжёлый каменный топор, нос улавливал запахи, а уши — ловили звуки. Шлёпая босыми ногами по илистому доисторическому болоту, скрываясь в зарослях гигантских плаунообразных перворастений, Константин вдруг выбрался из джунглей на светло-зелёную поляну. Инстинкт подсказал, что соваться туда нельзя: не поляна это, а топь, и если ступить ногою — засосёт с покрышкою и поминай, как звали. Константин начал искать обходные пути, но тут где-то поблизости разразился чудовищный рёв. Константин замер, сжал в руках шершавую рукоять топора: ясно, что рычит саблезубый медведь амфицион — все два метра в холке, клыки по двадцать сантиметров — та ещё зверюга, даже саблезубые тигры перед ним поджимают хвосты. Нужно убираться подобру-поздорову, иначе Константин Сенцов рискует стать лёгкой добычей.

Константин повернулся, чтобы бежать, но вдруг зверь исполинским скачком выпрыгнул из зарослей и приземлился прямо перед его носом, упёрся толстыми лапами в землю и зарычал так, что Константин оглох. Рыжая шерсть свешивалась с его боков клоками, острые уши были по-волчьи прижаты к затылку, огромная голова сидела на мощной шее на высоте в полтора человеческих роста.

Сенцов стоял, как вкопанный — если он побежит, то будет тот час же настигнут и загрызен бритвенно острыми клыками. Ему не спастись, ведь хищник бегает куда быстрее человека. Хищник сделал шаг, разинув пасть… Всё, Сенцову конец…

— Проснись, Старлей! — вдруг раздалось сзади и чья-то рука затормошила Сенцова за плечо.

Константин рывком обернулся и увидел, что у него за спиною откуда ни возьмись, появился Эрих Траурихлиген в своём чёрном мундире, в фуражке и с неизменным стеком. Его рука в кожаной перчатке лежала на плече Константина и тормошила.

Медведь амфицион тот час же поджал толстый хвост, заскулил подбитою болонкой, попятился, и след его простыл. Только лишь задние лапы сверкнули, исчезая в кусту…

— Хы-хы, дрыхнешь, Старлей! — громко хохотнул Траурихлиген, не убирая руки, больно сжав плечо Сенцова. — Вставай давай, валенок несчастный, пора пробрасываться, а то будет тебе хроносбой!

— Ты же умер… — пискнул Сенцов, скидывая тяжёлую руку.

— Как ты мне надоел, засоня! — обиженно фыркнул Траурихлиген и с силой швырнул Константина об землю.

Сенцов обо что-то больно навернулся лопатками и копчиком, забарахтался, заныл и… распахнул глаза. Траурихлиген куда-то скрылся, а вместо него над Константином нависали Красный и Бисмарк.

— Ну, наконец-то! — пробормотал Красный, подбоченившись. — Не добудишься, хоть из пушки бей!

— Петух пропел! — сообщил Бисмарк, поправляя чёрный воротник с чем-то белым.

Константин присмотрелся и понял, что на Бисмарке надет эсэсовский чёрный китель с белыми петлицами, да и на Красного тоже натянули такой же.

— Поднимайся! — Бисмарк наклонился, ухватил Константина за руку и помог ему встать.

Сенцов поднялся и понял, что совсем не готов к пробросу: на нём джинсы, серая мятая футболка и разношенные чумазые кеды. На голове топорщится переполох, в желудке — воет пустота.

— У, Старлей, что-то ты опять капустишься! — оценивающим тоном протянул Красный, оглядев Сенцова с головы до ног. — Разве так ты должен был спать?

— А как? — мрачно прогудел Сенцов, обтирая руки о футболку. — Вчера я жил последний раз!

— Старлей, у тебя десять минут на то, чтобы привести себя в порядок! — из-за спин Бисмарка и Красного вдруг выдвинулась Звонящая и дёрнула Сенцова за ухо. — Я надеюсь, ты прочитал всё, что мы тебе предоставили! И, Красный, — она повернулась к Красному, но ухо Сенцова так и не выпустила. — Называй его «группенфюрером», а не «старлеем»! Пора привыкать! Давай, Старлей, не стопорись! — она наконец-то выпустила покрасневшее ухо Сенцова и крепко хлопнула Константина по плечу.

— Задолбали! — прогудел под собственный нос Сенцов, сообразив, что ему никак не отбояриться от проклятого проброса. — Вы хоть, выйдите, что ли? — попросил Константин, глядя исподлобья на тех, кто его обступил. — Или я должен тут стриптиз показывать?

— Выйдем, — постановила Звонящая и пихнула Красного к выходу. — Он у нас нежный. Через десять минут мы вернёмся! — пообещала она Сенцову, и всё, все трое скрылись за дверью-переборкой.

Константин потоптался на месте, пялясь в стенку. Никогда он ещё не чувствовал себя таим обречённым — даже тогда, когда приходилось пробыковывать свидания с Катей или сражаться с Траурихлигеном один на один…

Прижатый тяжким фатумом, Константин Сенцов сжал в кулак свою волю и поплёлся принимать душ. Потом он напялил свежую, выглаженную рубашку и мундир, который вчера стянул и бросил в угол. Надвинул на ноги сапоги «для роста» и застрял: нужно было приблизиться к зеркалу и глянуть, что получилось… А Константин не может, он боится, что призрак Траурихлигена слопает его живьём.

— Ты готов?? — вылетел из-за толстой переборки вопрос Звонящей и стукнул Константина по голове.

— Не-нет… сейчас… — пролепетал Сенцов, разыскивая расчёску.

— Пять минут! — пригвоздила из-за двери Звонящая и заглохла.

Усилием воли Константин заставил себя подползти к зеркалу, и ещё большим усилием заставил себя взглянуть на того, кто там отражался. А отражался там мешок — на ссутуленных плечах Константина гордый мундир сидел неопрятными пузырями, руки сами собою влезли в карманы брюк, смяв полы кителя, мокрые волосы неестественного белесого цвета торчали на лбу рогами, а в глазах отразилась грусть больной собаки. Нет, так нельзя — в таком виде Сенцов похож на нюню, а не на генерала, нужно взять себя в руки. Потому что единственный для Сенцова шанс выжить — это добиться полного сходства с Эрихом Траурихлигеном. Сенцов расправил плечи, вынул ладони из карманов, оправил пузыри и складки, потом взял расчёску и причесался на устаревший пробор, который носил настоящий Траурихлиген. Взглянув в зеркало ещё раз, Константин отметил, что да, сходство с Траурихлигеном в нём всё же, есть — несмываемая штукатурка Красного заставила его нос обрести аристократичную горбинку, которой у него не было никогда в жизни, изменила форму нижней челюсти, щёк, глаз… Константин перестал быть похожим на себя… И за его спиною в зеркале возник призрак Траурихлигена, скорчил злобную гримасу смерти и тут же пропал, потому что с треском раскрылась переборка и к нему в бокс снова ввалились Красный, Бисмарк, Звонящая и к тому же ещё и шеф… А вон и Репейник выглядывает из-за широкого Бисмарка… Все в сборе.

— Обалденно! — оценил теперешний вид Константина Красный и подпихнул его в спину на выход. — Ну что, группенфюрер, готов?

— Уу, — гуднул Константин, пялясь в пол.

— Идём уже! — Бисмарк стальною ручищей выбросил Константина за переборку… и за пределы жизни.

Лучше бы его сразу вывезли вперёд ногами… Константин чувствовал себя жертвенным агнцем и плёлся к трансхрону в час по чайной ложке. Он понимал, что чем ближе он к машине времени — тем ближе к гибели. Стоит ему флипнуть в сорок первый год — и всё, он тут же, на месте, погибнет. За Сенцовым похоронной процессией двигались его товарищи — бывшие товарищи. Которые обрекли его на смерть. Сенцов беспредельно одинок, и жить ему осталось всего ничего. Перед глазами неслась вся жизнь — диван, телевизор, следователь Крольчихин, Фёдор Фёдорович, начальник Ровд Тетёрко, стажёр Ветерков, пропавший Рыбкин и Катя. Катя встала и заслонила собою всех остальных, даже диван и телевизор. Всё, Сенцов больше никогда не увидит её, он не может даже попрощаться с нею… «Прощай, Катя…» — мысленно сказал Сенцов, и в носу у него защипало. Следя за тем, чтобы никто не заметил, как на его глаза навернулись слёзы, Константин Сенцов пошёл вперёд быстрее, стараясь смело смотреть в бездну, которая раскинулась перед ним. Наверняка, Эрих Траурихлиген смело смотрел в бездну — смотрел прямо в глаза смерти, когда воевал на фронте, лицом к лицу с любым врагом… Сенцов должен быть похож на него и так же смело смотреть… тем более, что ему недолго осталось — каких-то десять минут — и всё.

Перед Константином поднялась ещё одна переборка, и он переступил высокий порог флипотсека и увидел сверкающую никелем платформу, которую называют «флиппером». Стоит встать на неё, между двух круглых излучателей, как тебя пробросит сквозь континуум, и ты окажешься в любом времени.

— Я сделал стабилизатор бессбойности, — говорил тем временем Репейник шефу.

Сенцов сделал пару шагов к жутко сияющей платформе, и тут ноги подвели его — он завихлялся и пошёл в сторонку — туда, где пристроились стул и стол. Константин бы уже сел на стул, забился бы за стол, но его ненавязчиво, мягко под локоток направили как раз к флипперу.

— Не быкуй, брат! — раздался над ухом голос Бисмарка. — Мы вот, тоже с Красным летим — не один ты!

— Да, между прочим! — подтвердил Красный, смахнув пылинку с чёрной ткани своего условно настоящего мундира. — Кстати, как я выгляжу? — осведомился он и засунул в правый глаз классический немецкий монокль.

— Стрижка «полубокс» выглядит по-дурацки! — угрюмо буркнул Сенцов, улиткою вползая по крутым ступенькам на платформу флиппера, которая сейчас убьёт его. — Хорошо, что вы мне не додумались такую сделать!

— Ну, спасибо! — обиделся Красный, тряхнув головой, где торчала та самая «дурацкая» стрижка, глобально популярная во времена Третьего Рейха. — Я думал комплимент услышать, а ты что?

— Фашистом выглядишь, Красный! — хохотнул Бисмарк и застопорил ход посередине платформы, повернулся кругом, уставившись на шефа, который что-то говорил Репейнику. — Молодец, брат, настоящий национал-социалист!

Да, они шутят, им это легко — вот так шутить, когда погибают не они! А Константину было не до шуток — он снова скукожился, торчал под прицелом излучателей и видел только одну Катю, которая взяла да и ушла к бухгалтеру…

Константин даже не заметил, как на платформу поднялись Звонящая и шеф. Он даже вздрогнул, когда шеф заговорил серьёзным голосом:

— Итак, на вас возложена ответственная миссия — не допустить хроносбой и спасти настоящее от фатальных изменений. Константин, — обратился он к Сенцову не по позывному, а по имени, от чего по спине Сенцова хлынул холодный пот: как в последний путь провожает…. — Тебе необходимо закрыть хронодыру. Поклянись, что будешь повторять все поступки Траурихлигена так, чтобы не нарушить ход истории!

Константин не хотел делать то, что делал фашист. Да хоть бы тот континуум весь в тартар полетел и сгинул там с чертями вместе — Константина мало всё это занимает, да и вообще, не волнует… Его выдрали из привычной жизни и собираются превратить неизвестно, в кого… Но если Константин не полетит в ад и не заменит сатану — может не родиться Катя. И только это заставило его выдавить:

— Клянусь.

— Прекрасно! — шеф хлопнул Константина по плечу и добавил:

— С богом! — всё, шеф спустился с платформы и пошёл к Репейнику, который колдовал над компьютерами, выстраивая правильный коридор переброса.

На платформе осталась одна только Звонящая, она смотрела с сожалением только на одного Сенцова, потому что в Бисмарке и Красном была уверена на сто процентов.

— Каждую пятницу Репейник будет качать континуум, — сказал она, и тут же её перебил Константин:

— И я смогу попадать домой?? — выдохнул он, полный надежды.

— Нет! — сурово отрезала Звонящая, сдвинув брови. — Эрих Траурихлиген должен быть на месте! В нормохронос будут перемещаться Красный и Бисмарк, получать всё необходимое и пилить назад, к тебе, группенфюрер, чтобы ты без них не загнулся!

Всё, для Сенцова отрубили последнюю надежду. Он ещё больше скукожился, уставился на носки сапог для роста и даже не шевелился.

— Удачи! — пожелала Звонящая и тоже спустилась с платформы.

— Внимание! — в микрофон объявил Репейник, и его голос разнёсся чудовищно диким эхом. — Приготовились-лись-лись-лись! Начинаю обратный отсчёт!!

Сенцов приготовился. Он уже вчера приготовился умирать, у него холодели пальцы, сжимался желудок и потела спина. Красный и Бисмарк стояли неподвижными скалами. Они не нервничали, не боялись и не тряслись, как трясётся сейчас Константин…

— Пять! Четыре! Три! — раздавалось похоронным звоном, металось под высоченным потолком флипотсека. — Два! ОДИН-дин-дин-ин! Всё!

Слово «Всё» прозвучало выстрелом в лоб, и тут же мир начал переворачиваться. Всё вдруг поплыло, как на подмоченной картине, стёрся флип-отсек, Звонящая, шеф, Репейник, компьютеры… Ноги утратили почву, повисли… Воздух сделался плотным, его невозможно стало вдохнуть, и в следующую секунду сжал тело, как прессом. Константин хотел закричать, потому что подумал, что его стирает в порошок, но не смог выдавить крик — настолько сильно был стиснут. Он заболтал конечностями от боли и нехватки воздуха, в глазах потемнело…

Внезапно всё кончилось. Константина вытолкнуло, как пробку и бросило обо что-то жёсткое. Мигом появился воздух, «включился» свет, зашумели звуки… Константин ворочался на каком-то полу, покрытом толстым ковром, хватал воздух, боролся с головной болью, которая на него навалилась. Да, проброс оказался жёстким… и посадка — тоже…

— Ты как, брат? — над головою возник участливый голос Бисмарка, и тут же Константина взяли под мышки и подняли на ноги.

— Ничего… — прокряхтел Сенцов, приходя в себя. — Только соберу все свои куски…

Константин пошатывался, перед глазами мелькали «мушки» и «круги», желудок мучился голодом и тошнотой одновременно. Кажется, человек не приспособлен к временным скачкам. Как же Траурихлиген выдерживал по нескольку пробросов в день??

Отдышавшись, Сенцов, наконец, смог окинуть взглядом то место, куда они попали. Вокруг висел полумрак — это первое, что увидел Сенцов. Какое-то помещение, довольно просторное, но лишённое света. На полу — толстый ковёр, Константин сделал по нему несколько шагов и сейчас же наткнулся на угол стола и чуть не повалился, потому что сильно наткнулся и больно ударился. Стол же, приняв на себя вес Сенцова, даже не качнулся: он был капитален, массивен, высечен из цельного дуба. Наверное, этот стол весил больше, чем Сенцов… По краю широкой лакированной столешницы Константин заметил витиеватую резьбу, он почему-то начал её разглядывать, наклонившись носом вниз, и вдруг понял, что резьба представляет собою узор из переплетённых свастик и черепов.

— Блин! — отшатнулся Константин и опять на что-то налетел.

— Осваивается, — негромко сказал Красный Бисмарку, пихнув того кулаком в бок.

— У нас тут будет много работы, — заметил Бисмарк, наблюдая за Сенцовым, как тот мечется среди мебели, натыкаясь на неё и чертыхаясь.

— Мандраж… — вздохнул Красный.

Константин крутился-крутился, а потом — налетел на кресло и с размаху уселся в него. Оказавшись в мягком кресле, обитом красной кожей, Сенцов немного успокоился, глянул вокруг себя спокойнее. Прямо у него перед носом оказалось высокое стрельчатое окно, плотно затянутое толстой маскировочной шторой болотного цвета, наполовину задвинутое двумя тяжёлыми бархатными портьерами. Откуда-то с высокого карниза свешивались толстые кисти, на подоконнике лежала пухлая книга.

— Сел… — прокомментировал действия Сенцова Красный.

— Ну, как, брат Старлей, понравились хоромы? — осведомился у Константина Бисмарк, неожиданно возникнув на фоне окна.

— Слишком мрачно, — прогудел Константин, ёрзая в чужом кресле. — Могло бы быть и посветлее. Нельзя окошко открыть?

— Неа! — отказался Бисмарк. — Если маскировочную штору снимешь — тебя увидят с самолётов и закидают бомбами!

— Упс… — съёжился Сенцов, почувствовав страх. — Это что, правда, или ты так шутишь? — полушёпотом уточнил он, непроизвольно вжимаясь в кресло.

— Какие шутки? — хохотнув, отказался Бисмарк. — Тут, братуха, война! А ты думаешь, чего Траурихлиген эту тряпку навесил сюда?

— Для свайки… — буркнул под нос Константин, уставившись в пол. — Я не умею воевать…

— Ну, умеешь, не умеешь! — скептически протянул Красный, возникнув около Бисмарка, и сунул что-то Константину в руки. — На, возьми стильный аксессуар, а то тебя без него запалят!

Константин машинально взял и увидел, что Красный всучил ему стек, который всегда и везде таскал за собою покойный генерал Траурихлиген. Рукоятка стека была сделана из обсидиана, украшена настоящим золотом, стек оказался тяжёл — около полукилограмма, и Сенцов едва не выронил его.

— И что, я должен постоянно с этой гадостью таскаться? — пробурчал он, уперев тяжёлый стек в подлокотник кресла.

— А ты как думал? — фыркнул Красный. — Траурихлиген с ним не расставался! Давай, Старлей, носи, мускулы будешь качать!

Константин собрался огрызнуться, но тут раздался негромкий и какой-то робкий стук в тяжёлую дубовую дверь. Сенцов замер и затих: он не ждал гостей.

— Что мне делать? — шёпотом спросил он, забравшись на кресло с ногами.

— Скорее всего, это Шульц, — подсказал Красный и шагнул за портьеру.

— Кто? — не понял Сенцов, скукоживаясь.

— Адъютант твой — Шульц! — проворчал Бисмарк и тоже шагнул за портьеру к Красному. — Вернее, Траурихлигеновский адъютант. Давай, кисель, спроси, кто там? Только сурово спроси, а не как всегда!

Константин набрал в лёгкие воздуха и громко крикнул, пытаясь крикнуть сурово:

— Кто там??

— Ээээ, ваша светлость… — заблеяли из коридора, и кроме этого — чем-то залязгали. — Я уже помыл полы во всех комнатах, только эта осталась…

Сенцов впал в замешательство, не зная, что отвечать, и заглох.

— Можешь прогнать его! — подсказал из-за портьеры Красный. — Рыкни, и он испарится!

— Спроси, помыл ли он коридор! — громко зашептал Бисмарк, колыша свою сторону портьеры.

— А коридор?? — попытался громыхнуть Сенцов, а сам вспотел весь, натужно размышляя, правильно ли он копирует интонацию Траурихлигена, и жалея, что не читал те бумажки, которые навалила перед ним Звонящая.

— И коридор помыл, ваша светлость! — поспешил отчитаться Траурихлигеновский адъютант, гремя за дверью жестяным ведёрком.

— Тогда проваливай! — загрохотал Сенцов, сжав стек в кулаке. — Я занят, и я устал! Давай, Шульц, топай, и не копайся мне тут, как хомяк!

Про «хомяка» Константин когда-то слышал от самого Траурихлигена, запомнил это его выражение и сейчас выдал «на-гора».

— Так точно, ваша светлость! — плаксиво ответил Шульц и, шаркая, отправился прочь от двери.

— Молодец! — похвалил Красный, расцветая голливудской улыбкой. — Сто баллов из ста!

— Ну, вот! — радовался Бисмарк. — А ты говоришь: «Не могу», «Не могу»! Да всё ты можешь! Настоящий генерал!

На плечо Константина обрушился сокрушительный хлопок ручищею Бисмарка, и Константин даже пошатнулся в кресле. Рассеянно улыбаясь, Константин перевёл взгляд с Бисмарка на Красного и спросил:

— А теперь мне что делать?

— Играй на рояле! — просто ответил Красный и показал рукой в ту сторону, где высился сверкающий белоснежный рояль.

Сенцову этот рояль показался страшнее, чем танк, потому что он абсолютно не умел играть на рояле.

— Э, да мне медведь на ухо наступил, — пробормотал Сенцов, отказываясь от рояля. — Я не знаю даже, как на кнопочки нажимать!

— У рояля — клавиши! — скептическим тоном поправил Бисмарк, выбрался из-за портьеры и развалился в соседнем с Сенцовым кресле.

Красный тоже выбрался из-за портьеры и теперь — зажигалкою зажигал свечи, торчавшие из подсвечника, который стоял на сверкающей крышке рояля.

— А ты знаешь, что герр Траурихлиген знал на память двести семь произведений? — сообщил Красный с такой радостью, словно бы отхватил джек-пот в «Семейное лото». — Из них шестьдесят опер, восемьдесят три сонаты, сорок пять симфоний…

— Заткнись! — зарычал Константин. — У меня слуха нету, так что, никаких опер!

— Стоп, стоп, стоп! — прикрутил его Красный, зажигая свечи во втором подсвечнике. — Ты Траурихлиген? Да. Так что, не отставай, учи оперы!

— Да у меня башка взорвётся! — огрызнулся Сенцов. — И вообще, я есть хочу, я не завтракал!

— Батонами не обойдёшься! — заявил Бисмарк, встал с кресла и отправился к роялю, чтобы подкурить сигару от свечи.

Однако, едва он протянул к свече свою сигару — Красный пихнул его в бок и отогнал.

— Эрих Траурихлиген не курил и не выносил, когда курили при нём! — фыркнул он так, словно бы Бисмарк нанёс ему личное оскорбление своей сигарой. — Если хочешь подымить — ползи на улицу и дыми там!

— Не очень-то и хотелось… — угрюмо проворчал Бисмарк и спрятал сигару обратно, в платиновый портсигар.

— И ты знаешь, Бисмарк, прекрасная новость для курящих? — продолжал подсмеиваться Красный, примостив своё тело на винтовом табурете перед роялем так, словно бы собрался грянуть симфонию. — Японцы изобрели электронные сигареты! Ты берешь её в рот, включаешь, и вместо огня загорается лампочка! Тебе кажется, что ты куришь, а дыма нету! И себе не вредишь, и других не травишь! Попробуй, Бисмарк, тебе понравится!

— Да я уже не курю… — буркнул Бисмарк и отполз от рояля обратно, в кресло, забился в него и уставился в пол точно так же, как и Сенцов.

— Ага, как же! — съехидничал Красный и тихонько заиграл «Собачий вальс». — Вон, сколько табака сразу в рот запхнул: сигара — это же как пачка сигарет сразу!

— Слышь, Красный, тут твой «Собачий вальс» не покатит — не на караоке! — хихикнул Бисмарк, мстя Красному. — Ты лучше Баха забомби или Шуберта — во то клёвая тема будет! А это что? Попса!

— Ну и забомби! — огрызнулся Красный, закончил игру фальшивой сипатой нотой и выскочил из-за рояля, как ужаленный пчелой. — Ну, Бисмарк, давай, покажи свою гениальность!

— Всё, Красный, не пудри мне мозг! — фыркнул Бисмарк. — И к тому же — нам пора кормить Старлея, а то он сам ничего тут не найдёт!

Константин же сидел в кресле, как декоративная подушка — тихо и неподвижно, только занимал объём. Слушая спор товарищей, он совсем позабыл про стек, перестал сжимать в кулаке его рукоятку. И в конце концов, стек перекосился и треснулся об пол.

— Ну, я же говорю! — буркнул Бисмарк, встал с кресла и поднял сенцовский стек. — Он элементарные вещи забывает! — На, и держи крепче! — он сунул стек в руки Сенцова и широким шагом проследовал к тяжёлой входной двери из красного дерева, взялся за массивную металлическую ручку. — Сейчас, найду, где у них кухня!

Сенцов по инерции схватил стек поперёк, и так и остался сидеть, глупо моргая, а Красный вдруг прыгнул тигром и заступил Бисмарку путь в коридор.

— Стой! — сказал он, не давая Бисмарку открыть дверь.

— Ты что, брат? — удивился Бисмарк, и даже отошёл, чтобы Красный, мельтеша, не заехал ему в глаз.

— И как ты тут будешь кухню искать?? — вопросил Красный, сморщил нос, и монокль из его глаза вылетел птичкой и заболтался на серебряной цепочке.

— Блин… — буркнул Красный, вправив монокль назад. — А, Бисмарк, как?

— Пойду и найду! — простенько и со вкусом отпарировал Бисмарк, порываясь открыть дверь и вырваться в коридор. — Ногами!

— Не ногами надо, а головой! — шумно возразил Красный, и его монокль снова совершил прыжок. — Разве Траурихлиген бродил тут в поисках кухни??

— А я шо, Траурихлиген? — огрызнулся Бисмарк.

— Нет, — кивнул Красный, повторно впихивая монокль в свою глазницу. — Ты не Траурихлиген, это правда. Ты, Бисмарк — ТУРИСТ! — взорвался он и сунул монокль в карман. — И ты здесь на птичьих правах! Если кто застукает тебя — сразу же накачает свинцом! Всё, отойди от двери! — Красный попытался отпихнуть Бисмарка назад. — Старлей позовёт Шульца, и Шульц сварганит нам шлюмпимпинеллу!

— Такого блюда не бывает, Красный! — проворчал Бисмарк, но от двери не отошёл. — У меня реальные запросы, брат: кусок мяса и картоха. Можно пиво. И вообще, это ещё надо посмотреть, кто кого накачает свинцом!

— Э, а как я позову Шульца? — вдруг подал голос Сенцов, соображая, что вообще-то, главный герой здесь — он сам, а не Бисмарк, и тем более, не Красный.

— Включился! — отметил Красный, повернувшись к Константину. — Знаешь, брат Старлей, я не в курсах, как Траурихлиген звал Шульца раньше, но в последнее время он ему по мобильнику звонил!

— Да? — удивился Сенцов.

— Да, — согласился Красный. — Давай, брат, копни по ящикам стола — авось найдёшь там «трубу»!

Константин пожал плечами и сполз с кресла, не зная, куда бы ему задевать дурацкий стек, который дьявольски загромождал руки. Да, Траурихлиген сделался в настоящем «своим в доску», таскал косухи и берцы, бил из базуки, плевался сленгом. Почему бы ему и мобильник не завести??

Константин Сенцов приблизился к столу с опаской — он сам не знал, почему этот стол внушает ему непонятный страх.

— Как к тигру подходит, — негромко прокомментировал Бисмарк и даже отошёл от двери, чтобы понаблюдать за Сенцовым.

— Укротитель! — хохотнул Красный и тоже уставился на Константина во все свои хитрые глаза.

Константин их не слушал. Он просто протянул руку и попытался открыть первый попавшийся ящик. Полированная ручка наградила сенцовские пальцы неприятным враждебным холодком. Константин дёрнул за неё и… получил отворот-поворот: ящик был заперт.

— Чёрт… — буркнул Сенцов и попытался «уговорить» другой ящик, пониже, но и тот «отказался сотрудничать».

— Ну, давай, звони Шульцу! — подгонял Бисмарк. — А то мне тут с тобой самому уже лопать охота — слоняру бы заточил, так навозился!

— Закрыты они! — фыркнул Сенцов, отползая от стола прочь. — На ключ!

— А ключ где? — вопросил Красный.

— Не знаю, это не мой ключ! — отказался от ключа Сенцов и вознамерился откочевать в кресло. Однако Красный поймал его за поясницу и пихнул назад.

— Ты должен знать тут всё: где лежат его ключи, носки, штаны — всё! — напутственным тоном сказал он, подставив Константина обратно к столу.

— Да откуда я всё это узнаю-то?? — возопил голодный, как волк Сенцов и ненавязчиво отодвинулся от чужого стола к креслу.

— А ты посмотри! — просто ответил Бисмарк, ковыряясь в носу толстым пальцем. — Метод научного тыка! Работает безотказно!

— Посмотри, посмотри! — Красный в который раз подпихнул Сенцова в спину, заставляя порыться в столе Траурихлигена, найти ключи, телефоны, и… штаны.

Сенцов оказался в тупике: с одной стороны монолитный стол, с другой — Красный. Делать нечего — Константин уселся в кресло, где обычно восседал Эрих Траурихлиген, и принялся неспеша перебирать все вещи, которые занимали столешницу. Ручки — старые перьевые и шариковые из нормохроноса, бумаги — карты какие-то, рисунки… Среди прочих рисунков — треугольников каких-то, вписанных в идеальные окружности, неизвестных графиков, карт — Сенцов обнаружил портрет, нарисованный тушью на каком-то клочке. Женское лицо, чётко и правильно выписанное, скорее, твёрдой рукой чертёжника, а не рисовальщика… Всмотревшись в него, Сенцов отшатнулся: внезапно обнаружил в чужом нехрональном рисунке зловещее сходство со своей коллегой по опу, Звонящей, только таинственный автор добавил ей длинные волнистые волосы, которых у Звонящей никогда не было… Заметив, что Красный и Бисмарк глазеют на него в упор, Константин сунул портрет в кипу и наугад выхватил два чертежа… Сенцов не умеет читать чертежи… Или умеет? Взгляд Константина случайно упал на один из них, и Сенцов с удивлением для себя отметил, что понимает: чёткие чёрные линии, вычерченные тушью, изображают сочленения механической ноги… Это же чертежи «брахмашираса»! Траурихлиген не уставал совершенствовать своё изобретение! Да, кажется, «личностный гибрид» Красного начинает действовать… И не так уж он и плох, даже наоборот…

— Красный! — выкрикнул Сенцов, и вскочил, схватив в руки один из плотных белых листов. — Иди сюда!

— Он что, нашёл еду? — лениво осведомился у Красного Бисмарк и зевнул. — А то мне уже не есть охота, а спать!

Красный оказался проворнее — он подобрался к Сенцову и заглянул в чертёж через его плечо.

— Любопытно… — оценил он. — И что же это, Старлей?

— Чертежи «брахмашираса»! — выпалил Сенцов, гордясь собой… Хотя, нет, гордиться нужно не собой, а тем «гибридом», который Красный вставил ему в мозги. Зря Сенцов от него отказывался!

— «Брахмашираса»? — удивился Красный, вертясь около стола, разглядывая другие чертежи. — Но… как ты узнал, Старлей?

— Твой гибрид помог… — буркнул Сенцов, мрачнея от того, что приходится признать «волшебную силу» гибрида.

— Ага! — обрадовался Красный. — Видишь, Старлей: действует! А ты? Ныл всё, ныл!

— Красный! — Константин хлопнул Красного по плечу, чтобы тот замолк и не вспоминал о том, как ныл Сенцов. — Знаешь, что?

— Ну, и что? — проворчал Красный, пялясь в другой чертёж, а Бисмарк в это время вообще, спал.

— Мы должны найти бункер «брахмашираса» и сломать «брахмаширас»! — заявил Сенцов, помня о приказе шефа. — Помнишь, Красный, что шеф говорил? Давай, буди Бисмарка и — за дело!

— А есть мы когда будем?? — Бисмарк сам проснулся и в который раз возжелал поесть, зевая при этом во весь рот.

— Хватит спать! — подбежал к нему Красный и затормошил за воротник. — И поешь потом! Старлей дело говорит! Надо «брахмаширас» искать, а ты тут дрыхнешь, как сурок!

— Э, а чего ты сразу не сказал? — потянулся Бисмарк и встал с кресла грузным сонным медведем.

Сенцов постарался забыть о портрете и никому о нём не говорить — мало ли что учудит Красный? Скорее всего, лицо нарисовал Траурихлиген — больше некому рисовать в его бумагах.

— Да, так… — пространно буркнул Сенцов, топчась…

— Молодец! — оценил Константина Красный, бодро шагая к двери. — Поздравляю, брат, ты уже почти освоился!

Красный выпрохнул в коридор, словно находился у себя дома — легко так, беззаботно. За ним, топая, «выпорхнул» Бисмарк — он уже проснулся и был так же бодр, как и Красный. Один только Сенцов тащился, будто впряжённый в тяжёлый воз — медленно так, спотыкаясь…

— Его проброс колбасит! — прокомментировал Красный состояние Сенцова, удаляясь всё дальше по коридору.

Плетясь по инерции, Сенцов даже не заметил, как вышел за товарищами в просторный холл с высоченным потолком, спустился вниз по широкой лестнице… Красный решил за него, что им нужно за «брахмаширасом» спускаться в подвал, и Сенцов безропотно согласился: у Красного есть опыт в подобных делах, а Константин кто? — простой, обыкновенный опер…

Случайный взгляд вверх заставил Сенцова застопориться посреди дороги. Константин застрял, едва не сбив высокую напольную вазу, и оказался прикован к месту: он увидел люстру, привинченную к потолку огромными болтами, и страх заставил Константина похолодеть. Хрусталь и подвески этой люстре заменили человеческие скелеты: черепа, позвоночники, кости, прикрученные к стальному каркасу толстыми проволоками, составляли тяжёлый зловещий узор. В черепа вместо лампочек были вставлены толстые свечи — для Сенцова они выглядели жутко, но вообще, были вполне обыденными при том, что партизаны портили провода, и в городе постоянно отключался свет…

— Смотрите… — пробормотал Сенцов, пялясь на эти черепа и кости, показывая на них пальцем.

Бисмарк только хмыкнул, не останавливаясь: он был голоден, к тому же, обязан работать на пустой желудок, а его природная толстокожесть вообще не пропускала эмоций. Красный же поднял нос, пожал плечами…

— Это, наверное, постмодернизм! — хихикнул он — над Сенцовым хихикнул, как тот таращится и тупо моргает глазками. — Клёво, мне нравится!

— Шевелите булками! — подогнал обоих Бисмарк, скептично удаляясь. Красный, похохатывая, зашагал следом, а Сенцов едва заставил себя отлипнуть от дьявольской люстры, на котрою пошло человек пятнадцать, как минимум, сделал пару робких шагов, и тут же заметил ещё один «писк»… Прямо посреди холла раскинулся огромный бассейн-вольер, стилизованный под тропическое мангровое болото, отгороженный от внешнего мира мощными коваными решётками и частой стальной сеткой, по которой пробегали трещащие электрические искры. В зеленоватой воде, которая казалась густой из-за ряски, и на условно настоящем берегу, среди корней мангровых деревьев, возлежали крупные пёстрые крокодилы. Двое из них держались на поверхности воды, озирая искусственные окрестности хищным взглядом, трое — «загорали», а ещё один, пожалуй, самый крупный, наполовину вылез на берег и терзал зубастой пастью тушу копытного, наверное, телёнка. Скорее всего, это экзотическое «украшение интерьера» тут устроили недавно: для стандартных советских райкомов подобные изыски нетипичны, а вот, настоящий Траурихлиген обожал всё жуткое и зловещее.

— Круто заложили! — оценил сей «террариум» Красный, на всякий случай держась от него подальше.

— Надо бы и в опе такой сделать! — хохотнул Бисмарк, которому, видимо, тоже импонировали крокодилы.

А шокированный «великолепием» Сенцов кротко промолчал и подумал про себя, что не завидует тому бедняге, которого Траурихлиген обязал чистить этот бассейн.

— Старлей, теперь всё это твоё! — громко заметил Красный, хлопнув Сенцова по плечу, а самый крупный крокодил бросил на время убитого телёнка и громко щёлкнул пастью, повернув страшную морду к живому и тёплому Константину.

— Я рад… — угрюмо буркнул Сенцов, который всю жизнь только об этом и мечтал — завести питомцев, которые надвое перегрызут его с одного укуса, и тут же сожрут.

Константин с опаскою ступал по мраморному полу, стараясь не глядеть на кровожадных «зверюшек» настоящего Траурихлигена. Взгляд его устремился в пол — пол казался монолитным, безопасным… Но, приглядевшись, Константин отшатнулся и от пола, начав смотреть «в себя» — пёстрый мрамор нёс на себе сложный многоцветный узор из всячески переплетающихся свастик, фашистских рун и каких-то непонятных, но всё равно, пугающих знаков. Наверное, этот мрамор тоже лежит здесь недавно, а советские стены райкома настоящий Траурихлиген планировал в скором времени снести, и построить на фундамете нечто более масштабное и зловещее… Сенцов не будет ничего сносить и ничего строить тоже не будет — он не вселенский диктатор, а простой милицейский опер… Хотя от крокодилов он бы с удовольствием избавился… Да и от люстры этой маньяцкой тоже…

Бисмарк уже исчез из виду, спутистившись вниз по узкой темноватой лестничке, а Красный упрямо дёргал Константина за рукав условно настоящего мундира, навязчиво требуя, чтобы он прекратил фантазировать, вспомнил про работу и устремился на поиски «брахмашираса».

— Та, йду! — раздражённо фыркнул Сенцов, решив больше не смотреть по сторонам, а прямой наводкой следовать в подвал…

Красный и Бисмарк знали, где тут подвал, потому что они прочитали «инструкцию», а Сенцову пришлось тащиться за ними, потому что он ничего здесь не знал. Красный подпихивал его к той самой лестничке, по которой миниту назад спустился Бисмарк. Бисмарк стоял внизу, в полумраке, и ковырял большой замок, навешанный на низкую замшелую дверцу. Замок был амбарный, а ключа от него не было, и Бисмарк пытался отомкнуть его игрек-отмычкой. С низкого серого потолка на тонком проводке свисала единсвенная лампочка ватт на сорок, которая освещала эту каморку достаточно для того, чтобы Константин смог разглядеть серые стены со следами подтёков, булыжный пол и низкий, довлеющий потолок. Замок казался примитивным, однако Бисмарк возился с ним минут тридцать, не меньше, пока замок, наконец, не сдался и не открылся, дав возможность Бисмарку снять себя, положить в карман, и сдвинуть с дроги низкую дверь, которая оказалась в толщину сантиметров пятнадцать и тяжёлой, как чёрт.

— Нехилая дверишка… — пробормотал Бисмарк, вступая в темноту, которая за ней висела. Сделав первый шаг, он тут же включил мощный фонарик, дабы рассеять мрак и не попасть в ловушку, которая могла бы в нём таиться.

Красный, хохотнув в который раз, тоже включил фонарик, а Константин пополз, спотыкаясь в своих сапогах «для роста», и свой фонарик так и не достал, потому что его руки были заняты проклятым стеком Траурихлигена. Красный твердил, что настоящий Траурихлиген постоянно таскал этот стек, сроднившись с ним навеки, а вот Сенцов никак не мог привыкнуть к постоянно занятым руками и забывал сей «стильный аксессуар» то тут, то там…

— О, выключатель! — обрадовался впереди него Красный, заметив, как торчит из стенки порыжелый тумблер. — Да будет свет!

Как только мистический сырой мрак рассеялся, Константин, наконец смог нормально оглядеться по сторонам. Что он ожидал увидеть? Неужели, «брахмаширас», который Траурихлиген просто так поставил в подвале за дверью, которую можно запросто открыть отмычкой?? Нет, Сенцов размечтался — не было тут никакого «бразмашираса». В подвале громоздились поломанные столы со стульями, какие-то железяки, книги… Поодаль виднелись контуры примуса, одиноко торчавшего в кучке золы. А в углу, под огромной паутиной набросаны какие-то картонные коробки — большие и маленькие… Сенцов направил на них свой фонарик. Стоп! Константина как молнией поразило! Коробки от смарфонов, ноутбуков, компьютеров… Смартфоны из магазина Чижикова! Сенцов ланью подскочил к коробочным навалам и принялся разбирать их. Да, маленькие коробки принадлежали смартфонам Чижикова! Константин, как мантру зазубрил их опись и знал наизусть каждый смартфончик! И вот, теперь, загадка «супермыши» разгадана! Вот, кто стащил их, не оставив следа! Репейник втюхивал Сенцову про парадокс проброса, при котором турист может угодить раньше и позже нормохроноса! Траурихлигену всё равно, где стаскивать смартфоны — вот он и стащил у Чижикова и исчез! Флипнул назад, вот и всё! А Сенцов тогда ещё думал, думал! Пушкова этого ненормального шерстил, да Кошкину…

— Чего застыл, Старлей? — хлопок по плечу обрушился на Сенцова грудой камней, и Константин, даже отскочил в строну, опасаясь быть заваленным. Хлопнул по плечу Сенцова Красный, и теперь — Красный стоит и хохочет над тем, как Сенцов от неожиданности вытаращился.

— Пуганый ты какой-то, Старлей! — ехидно заметил Бисмарк, разглядывая подвал через свой монокль. — Дознаватель должен быть храбрее…

— Я нашёл смартфоны, за которые меня Тетёрко весь месяц песочил, — прогудел Сенцов, отбросив одну пустую коробку. — Да и другого барахла тут полно…

— А «брахмаширас» нашёл? — спросил Красный, подсунувшись под нос Сенцова. — Нет! — ответил он сам себе, прежде, чем Константин успел пикнуть. — Так что, хватит валять дурака и пошли дальше искать!

— Да, а то есть охота! — вставил Бисмарк, отыскав среди железок увесистый кусок трубы. — Классная, кстати, штука — башку проломить! — оценил он, взвесив трубу в руке. — Возьму!

— Плюшкин! — тихо ругнул его Красный и повернулся к Сенцову:

— Ну, Старлей, где тут ещё подвалы? Ты тут всё должен знать! Давай, веди!

— Я не знаю, где тут ещё подвалы! — отмахнулся Сенцов, досадуя, что смартфоны Чижикова нашлись слишком поздно, а «брахмаширас» вообще, не нашёлся. — Я не экстрасенс! Искать надо, потому что я и не Траурихлиген тоже!

— Чш! — шикнул Красный, влепив Сенцову неприятный подзатыльник. — Никогда нигде не говори, что ты не Траурихлиген! Даже сам себе, усёк? У стен есть уши, и если тебя кто-то услышит — готовься к колу, Старлей!

— Заткнись! — буркнул Сенцов, оглядывая унылые одинаковые серые стены, по которым медленно стекали капли влаги. — Я ищу потайной ход!

— Ты глянь, Бисмарк! — хохотнул Красный. — Он думает, что в этом углу потайной ход! Ну, надо же!

— Правильно думает! — вступился за Сенцова Бисмарк, вдвигаясь в тот угол, в котором шарил Константин. — Я тоже думаю, что тут должен быть тайный ход! Заговорщики не станут хранить свои секреты на виду! Давай, Старлей, ищи! Эх! — Бисмарк выполнил широкий замах и со всей своей силищи навернул куском трубы о стенку. Раздался громогласный и противный лязг, откоторого Сенцов едва не оглох, из-под трубы вылетела яркая трескучая искра, однако стена осталась на месте. Либо тут попросту не было хода, либо Бисмарк неправильно открывает.

— Осечка… — прокомментировал Красный, стоя в сторонке.

— А ты чего лынды бьёшь? — насыпался на него Бисмарк. — Помогай давай, ленивый суслик!

— Я так бабахать не умею! — отказался Красный. — Я умею думать! — он зашёл в другой угол — дальний от того, в который лупил Бисмарк — и внимательно всмотрелся в неровности стены. Ничего — обыкновенная штукатурка на кирпичах. Никакого «ключика», «кирпичика», ничего…

— Ничего… — пробормотал Красный, досадуя на то, что его идея вылетела в трубу. — Блин… Бисмарк, хватит ломиться, надо дальше идти!

— Да, я тут, кажется, что-то пробил! — пропыхтел Бисмарк, орудуя трубой, высекая из стенки осколки камней и страшные искры. Кирпич под его трубой ломался, крошился, выпадал кусочками, а за ним — открывалась тёмная загадочная дыра.

Сенцов медленно отполз от своей глухой неподдающейся стенки и приблизился к Бисмарку на безопасное расстояние, наблюдая за тем, как последний расширяет дыру.

— Везёт Бисмарку… — пробормотал Красный, закинув в рот две подушечки «Дирола». — Мне бы так повезло!

Бах! бах! ХРЯСЬ! — обливаясь потом, Бисмарк сокрушил стенку, кирпичи с грохотом осыпались, подняв пыльные клубы, на Сенцова пахнуло сыростью подвала.

— Чёрт! — закашлялся Сенцов, потому что от пыли стало нечем дышать.

— Вау! — выдохнул над его ухом Красный. — Подземный ход! Ну, Старлей, держись, тебя ждёт готическое приключение!

Пока Сенцов мешкал, откашливаясь и плюясь, Красный прочно вцепился в его рукав и куда-то за собою поволок. Сенцов ничего не видел, потому что зажмурил глаза, топал, спотыкаясь неизвестно обо что и чувствовал, как его постепенно накрывает неприятный холод склепа.

— Куда? — промямлил Сенцов, споткнувшись в сотый раз.

— За «брахмаширасом»! — загадочным голосом заявил Красный, и добавил, больно пихнув Сенцова в бок:

— Глаза-то разуй! А то идёшь, как крот! Мне что, тебя на горбу тащить??

Ощутив неприятный тычок, Сенцов распахнул глаза и тут же увидел темноту.

— Кра! — начал Константин, но тут Красный слева от него засветил карманный фонарик, в свете которго возник булыжный пол.

— Не спотыкаться! — предупредил Красный, отпустив сенцовский локоть.

Константин оказался в «свободном плавании», ступил один шаг и споткнулся.

— Чёрт… — тихонько пробормотал Константин, чтобы Красный не услышал.

Устояв на ногах, Сенцов небыстро потянулся вперёд — туда, где маячил свет фонарика Бисмарка. Широко шагая, Бисмарк быстро удалялся, унося за собою фонарик. Он ничего не боится, а Сенцова всё преследуют дурацкие кошмары… Пол состоял из осклизлых булыжников, и каждый шаг порождал гулкое эхо. Сенцов невольно оглядывался назад — а вдруг, это не эхо, а кто-то идёт следом, наблюдает… Позади Сенцова виднелась лишь физиономия Красного.

— Ну, чего ты дёргаешься? — каждый раз вопрошал тот, когда Сенцов поворачивал лицо и вытаращивался на него. — Тут нет призраков, Старлей, расслабься!

Похохатывая, Красный направлял свой фонарик Сенцову в глаза, и Константин спешил отвернуться, чтобы не ослепнуть. Да, Красному хорошо, он может откалывать шуточки! А Сенцову плохо — его, может быть, прямо сегодня расстреляют, потому что он не Траурихлиген, и спит в ботинках!

Булыжный пол коридора постепенно спускался вниз, превращаясь в пологую горку, корая из-за мрака казалась бесконечной. Может быть, она спускается до самой преисподней, и именно оттуда, из чертогов Сатаны, Траурихлиген и выводит «брахмаширас»… Константин побаивался туда идти — мало ли, что? Может быть, Траурихлиген насажал повсюду ловушек, и, стоит сделать ещё пару шагов, и из стенок полетят отравленные копья и горящие стрелы??

— Ну, чего ты так трясёшься? — скрипучим голосом выкрикнул Красный из-за спины Сенцова.

Константин вздрогнул от неожиданности, потому что ему показалось, что рухнул пототолок, а Красный, жёлчно хохотнув, осведомился:

— Ну?

— Холодно! — соврал Сенцов, смахивая с плеча паутину.

— Страшно! — поправил Красный, снова хохотнув. — Старлей, я же тебя насквозь вижу! И зачем тебе брехать?

— Ну, я тебе наваляю! — рассердился Коснатнтин, застопорился, стиснул кулаки…

— Эй, братья, конец пути! — крикнул впереди Бисмарк, и Коснатнтин невольно повернулся на голос.

Бисмарк стоял и светил фонариком на дверь.

— Хлипковата для «брахмашираса»… — пробормотал позади Коснтантина Красный, скребя макушку.

Да, он прав: дверца деревянная… Кажется даже, что её наспех сняли с какого-то чулана и напялили сюда… неизвестно для чего. От сырости серая краска на ней в нескольких местах отвалилась и свисала косматыми хлопьями, ручка покрылась шершавой ржавчиной. Наверное, выбить такую ничего не стоит — даже Сенцов бы выбил с одного удара…

— Открываю! — сообщил Бисмарк, и тут же навернул тощую дверцу тяжёлым сапогом.

ХРЯСЬ! — в стороны полетели сырые щепки, ручка стукнулась о пол. Дверь рухнула, поверженная наповал, Бисмарк отошёл в сторонку и Сенцов увидел «чёрную дыру». За дверью висел непроницаемый мрак… Зловещий и сырой, как мрак могилы… Не хочется входить, честное слово, даже милиционеру — и тому не хочется!

— Залетаем! — обрадовался Красный и рванул вперёд, толкнув Сенцова.

— Подожди! — пискнул Сенцов, а Красный уже прыгнул к «чёрной дыре» и разогнал её мрак светом своего фонарика.

— Э, братва… что-то не то… — голос Красного звучал разочарованно и капризно, как голос ребёнка, получившего вместо торта манную кашу. — Бисмарк, ты свалку нашёл!

— Свалку? — удивился Сенцов и осторожно подкрался к Красному, заглянул в таинственную комнату через его плечо.

«Таинственная комната» имела габариты четыре метра на четыре — не больше — и была вся заполнена. Красные коммунистические флаги, бюсты и портреты Ленина и Сталина, какие-то плакаты, транспаранты «Да здравствует КПСС!», сырые бумаги, книги, парочка сломанных стульев и неказистый колченогий стол… Всё это громоздилось скалами, и уже покрылось вонючей плесенью и какими-то противными белесыми грибами…

— Фу! — отшатнулся Сенцов.

— Чёрт! — с досадой проворчал Бисмарк.

Фашисты Траурихлигена собрали по всему райкому и сбросили сюда всё, что считали мусором и хламом. А Сенцов уже размечтался, что ему отвалится «брахмаширас»! Траурихлиген слишком хорошо его спрятал для того, чтобы его нашёл Сенцов.

— Братья, есть идея! — внезапно оживился Бисмарк и сдвинул в сторонку несколько поломанных стульев.

— И что за идея? — безрадостно осведомился Сенцов, не потому что ему было очень интересно, а чтобы не торчать столбом и не погружаться в пучину депрессии.

— Мы с Краснысм устроим здесь ретоподъезд! — объявил Бисмарк. — Нацепим на Старлея микрофон и камеру, а сами будем базироваться тут! И Старлея не засветим, и сами не срежемся!

Довольный идеей, Бисмарк подбоченился и выставил вперёд левую ногу, как герой, который только что кого-то победил. Красный обвёл его недовольным взглядом, пнул ногою кусочек от расколотого бюста и переспросил:

— Да?

— Ага, — согласился Бисмарк, хохотнув. — Как тебе идейка, Старлей?

— Сидите где хотите… — уныло пробормотал Сенцов. — А я всё равно никогда не найду ваши «ширасы», и никогда не вернусь домой, потому что меня здесь убьют…

— Тьфу ты, чёрт, в мусорке сидедть! — громко возмутился Красный, оглушив Сенцова на левое ухо. — Докатились! У всех офисы — тип-топ, а тут? Крысятник!

Сенцов аж вздрогнул — так громко визжал Красный — и отодвинулся подальше, в угол, к пыльным знамёнам, чтобы не оглохнуть полностью.

— В эти мусорки никто не лазит! — шикнул на Красного Бисмарк. — У них — бункера, а про эту коморку они забыли! Мы с тобой можем тут спрятаться и сидеть, как нужно! А где ты ещё спрячешься?

— Убрать бы хоть! — фыркнул Красный, поддав ногою подставку от большого глобуса. Сам глобус валялся поодаль и нёс дыру там, где должен был нести СССР.

— Сам убирай! — отказался Бисмарк. — А мне и тут клёво!

— Ладно, я тут генератор поставлю! — определил Красный назначение для пустого пространства в дальнем углу комнатушки. — А то тут ни в одну розетку электрочайник не включишь!

— С твоим генератором мне сидеть будет негде! — ворчливо отказался Бисмарк. — В коридоре впихнёшь свой генератор — там ниша какая-то есть!

Сенцов просто топтался около продырявленного глобуса и молчал, иногда подпихивая его ногой. Скорее всего, его Траурихлиген прострелил, когда захватил город и ворвался в райком. А может быть, и нет, может быть, его просто кинули и пробили…

Глава 131 «Воскреситель»

Теплицкий приехал в «бункер Х» в шесть часов утра. Он никогда не вставал так рано — обычным временем его пробуждения был полдень. Но сегодня стукнул очередной исторический момент — Ольсен заявил, что готов «воскреситель», и они с Пищенко и Миркиным будут помещать туда тело Траурихлигена. Всю ночь Теплицкий ворочался на своей широкой кровати, скомкивая шёлковое бельё, вскакивал, поглощал гектолитры воды, бежал на верхний этаж, раскладывал телескоп, глазел на звёзды, потом — спускался обратно в спальню, хлопался в постель, вертелся… А потом всё повторялось снова и снова пока, наконец, не начало светать. Светать начало в пятом часу, Теплицкий, как только увидел сквозь портьеры неверный сиреневый утренний свет, в тридцать пятый раз вскочил, выбежал из спальни в коридор. И увидел, что Геккон, вместо того, чтобы нести неусыпную службу под дверью — присел в бархатное кресло, подложил под голову красную подушку с кушетки и преспокойненько уснул.

— Геккон!! Геккон!! — бесновато завопил Теплицкий, подскочил к храпящему Геккону, затряс его за воротник пиджака.

— А?? Что? Где?? — всполошился Геккон и свалился с кресла на блестящий паркет.

— Ты дрыхнешь! — взорвался Теплицкий, подскакивая на месте, футболя уроненную Гекконом подушку. — А на меня постоянно покушаются! Все! Все на свете на меня покушаются!

— А, это вы, шеф… — пробормотал Геккон, без интереса созерцая скачущего Теплицкого. — А я думал, что обвалился потолок…

— Давай, слизняк, собирайся, я еду в «бункер Х»! — приказал Теплицкий и побежал вниз по лестнице прямо в пижаме. — Я вижу, ты уже выспался?

— Шеф, вы, хотя бы, оденьтесь, — посоветовал Теплицкому сонный Геккон, неуклюже отковыриваясь от паркета. — А то холодно по утрам…

— Ой, блин! — ругнулся Теплицкий, который уже успел спуститься с лестницы и выпрыгнуть в пустынный сумеречный холл, где спали неподвижные холодные статуи ангелов и бесов.

Теплицкий побежал обратно, наверх, чтобы сменить пижаму на костюм, и на бегу приказал Геккону:

— Ползи и готовь машину! Я сейчас!

— Эх-х, — тяжело вздохнул Геккон и поплёлся вниз по лестнице, чтобы выйти из дома, заползти в гараж и подогнать «Кадиллак» шефу.

Теплицкий заскочил в свою гардеробную, захлопнул дверь и принялся рыться в своих дорогих костюмах, выбирая, какой бы ему надвинуть в честь знаменательного события. Рылся минут сорок, пока не отыскал ни разу не надетый итальянский костюм светло-коричневого цвета, который когда-то купил в Милане за полторы штуки евро…

Когда Теплицкий выскочил из дома во двор — его уже поджидал вымытый до блеска чёрный «Кадиллак». За рулём восседал Геккон, а Третий учтиво распахнул дверцу, приглашая его садиться. Теплицкий вскочил в салон вихрем, Третий сейчас же захлопнул дверцу и запихнулся в кабину около Геккона.

— Геккон, поезжай! У меня время не резиновое, я состарюсь, пока ты доедешь! — зашумел Теплицкий, ворочаясь в кожаном сиденье «Кадиллака», словно бы его посадили в ядовитый плющ и без штанов.

— Шеф, вы надели разные туфли, — флегматичным голосом заметил Геккон, выводя «Кадиллак» со двора, подъезжая к автоматическим воротам.

— Да? — воскликнул Теплицкий и сейчас же нырнул вниз, поглядев, какие же туфли он в дикой спешке навинтил на свои «царские» ноги?

Геккон оказался прав: левая нога получила чёрную и лаковую остроносую штиблету, а на правой оказался коричневый замшевый туфель с закруглённым английским носком.

— Блин побери! — пробурчал Теплицкий, поняв, что с туфлями дал маху, но возвращаться назад уже не стал — ему бы всё равно не хватило терпения на то, чтобы разыскать для себя одинаковые туфли.

Снаружи «бункер Х» выглядел так: посреди пустыря торчит щербатая и хлипкая на вид постройка с заколоченными слепыми оконышками и с дырявой крышей. Тут вполне могли бы завестись бомжи, если бы не система безопасности, которую по приказу Теплицкого установил Геккон. Суть её заключалась в следующем: бомж подбирается к ободранной двери, толкает её и получает мощный удар током, прожариваясь до готовности. Потом в земле открывается дыра вроде автоматического люка и он, кипя, падает вниз, в специальную зацементированную яму-отстойник. Всё, бомжа нету, следов бомжа нету, и ничего нету. Теплицкий считал эту систему идеальной, а вот Миркин не одобрил: слишком негуманно и жестоко. Профессор даже советовал Теплицкому убрать её, но Теплицкий отказался, и система стоит до сих пор. Никто не считает число прожарившихся бомжей, да это никому и не надо…

Геккон припарковался около щербатого строения, Теплицкий проворно выпрыгнул из «Кадиллака» в ковыли и достал из кармана пульт, который отключал систему безопасности. Нажав зелёную кнопку и получив на экранчик ответ «Можно», бегом направился к ободранной двери, на которой специально белой краской написали «ЛОХ». Спихнув дверь с пути плечом, Теплицкий поскакал по каменному полу, высекая туфлей и штиблетой гулкий топот, добежал до серой заляпанной грязью стены и застопорился. Над его головой на проводке болталась разбитая лампочка, прямо напротив в стене торчало окошко, забитое толстыми занозистыми досками. Теплицкий пнул камень, который попался под ногу в остроносой штиблете, поднял пульт и направил его на пустую серую стену, обрисованную нецензурными словечками и кособокими черепами. Нажав кнопочку, под которой подписали «GO», Теплицкий уставился на пустую стенку и стал ждать, когда приедет скоростной лифт. Геккон и Третий молчаливыми колоссами возвышались за его неширокой спиною, готовые в любой момент защитить шефа от опасности.

Стенка отъехала в сторону с негромким скрипом, открыв кабину лифта, обшитую блестящими металлическими пластинами, освещённую белым светом точечных лампочек. Теплицкий первым шагнул в этот свет и сразу же изучил своё отражение, которое возникло в широком зеркале, привешенном на одну из стенок кабины. Отметив, что полосатый галстук никак не подходит к коричневому пиджаку, Теплицкий стащил этот галстук и кинул на пол, фыркнув:

— Блин погорелый!

Геккон и Третий уже стояли в кабине, поодаль от Теплицкого и ждали, когда шеф прикажет спускаться.

— Давай, Геккоша, жми! — приказал Теплицкий, топчась у поруганного галстука. — Сегодня они покажут мне, как оживлять туриста! А я не должен это пропустить!

Геккон молча нажал одну из серебристых кнопок на панели управления, кабина бесшумно задраила свои створки и начала плавно опускаться под землю.

Выскочив из лифта, Теплицкий бегом поскакал в лабораторию, где «заумное трио» учёных билось над доработкой колбы-воскресителя. Если у них не выйдет и на этот раз — все трое со скоростью света вылетят на рыбку…

— Миркин! Миркин! — заверещал Теплицкий, подбегая к переборке, которая перекрывала вход в лабораторию. — Давай, откупоривай, я пришёл!

Теплицкий собрался забарабанить по переборке кулаками, но тут переборка чуть отъехала в сторону, и из-за неё выполз сонный и похудевший профессор Миркин с каким-то засаленным блокнотиком в руках.

— Тише, — прошептал он, приложив палец к губам.

— Мешаю спать? — скрипучим голосом перебил Теплицкий, сложив руки на груди.

— Рекавер-среда не терпит сотрясения и шума! — шёпотом сообщил Миркин, отгораживая Теплицкого от лаборатории.

— Что? Что? Как называется? — тут же проявил интерес Теплицкий и изъявил стойкое желание прорваться в лабораторию, отпихнув Миркина плечом.

— Рекавер-среда, — скептическим голосом повторил Миркин, засунув руки в карманы халата. — От слова «рекавер» — восстановление. Теплицкий, — сказал он, уставившись Теплицкому в переносицу. — Начало шестого. Я позову тебя, когда всё будет готово.

— Тоже мне ещё! — фыркнул Теплицкий, не прекращая попыток прорваться в лабораторию. — Суп сварили и трясутся над ним… Копаются, как хомяк… Ну и сколько мне ждать?? — выкрикнул он в нос Миркину, подпрыгнув на месте.

— По моим расчётам мы закончим к полудню, — спокойно ответил Миркин, железно перекрыв проход.

— Эй, да мне аж шесть часов ждать! — шумно обиделся Теплицкий, дёргая дорогой пиджак за золотую пуговку. — Да я тут с ума сойду, пока дождусь тебя! Побыстрее нельзя?

— Теплицкий, если ты не хочешь, чтобы Траурихлиген повторил судьбу жука — тебе придётся подождать и не шуметь! — серьёзно сказал Миркин. — Необходимо исключить малейший сбой, иначе ничего не выйдет!

— Ну, можно мне хоть глянуть?? — Теплицкий нетерпеливо пихнул Миркина, пытаясь просунуть нос в щель между плечом профессора и дверью лаборатории.

— Нет, нельзя! — оттеснил его Миркин. — Почитай пока журнал, или поищи себе одинаковые туфли! Когда будет готово — я тебя позову!

С этими словами профессор проворно заскочил в лабораторию и задраил дверь на кодовый замок.

— Чёрт, чёрт бы вас пожрал! — рассвирепел Теплицкий и в сердцах огрел металлическую дверь-переборку кулаком, ударил руку и плаксиво заныл.

— Вишь, как копошится? — негромко пробормотал Геккон, устроившись в одном из мягких уютных кресел, поставленных вдоль стены.

— Ага, — кивнул Третий, устроившись в соседнем кресле, листая журнал «Автомир». — Мы тут хоть выспимся за шесть часов! — он накинул журнал разворотом на лицо, чтобы в глаза не лезли лучи света и почти сразу задал храповицкого.

Геккон поступил точно так же — закрыл лицо другим журналом — «Мажордом» — и тоже заснул.

Теплицкий потоптался-потоптался около задраенной двери, а потом — бросил унылый взгляд на свои разнообразные туфли и тоже пополз в зону отдыха. Плюхнувшись в кресло рядом с Гекконом, он схватил с низкого стеклянного столика глянцевитый «Космополитен», послюнил пальцы, перекинул несколько страниц, дошёл до статьи «Я влюбилась в друга своего парня!!! Что делать??», закрыл журналом лицо и также откочевал на время в гости к Морфею.

Глава 132 Турист и рекавер-среда

… Солнце только-только показалось над шпилями замка, позолотило верхушки вековых елей, луч его упал на зеркальную воду пруда, заставил её засиять… В прохладном воздухе зарождались птичьи трели и тихий-тихий шелест ветвей и листвы. Лёгкий ветерок прошёл…

ЛЯЗГ!! ХЛоп!! бах!! Тишь и покой вмиг оказались похоронены в металлическом гвалте, птички заглохли и разлетелись, а на первом этаже замка распахнулись высокие и широкие стальные ворота, выпуская механическое чудовище о восьми паучьих лапах, чей полированный корпус пускал на солнце блики. Острые стальные когти рвали землю и расшвыривали траву, а за рулём восседал король всего мира Алексей Михайлович Теплицкий. Он направил свой «брахмаширас» к лесу, потому что возжелал с утра отведать шашлык в компании других олигархов… Хотя, какие они теперь олигархи, эти «другие», когда Теплицкий уже завоевал Вселенную?? Они все так, шестёрки на побегушках, чтобы Теплицкому было не скучно сеть шашлык. А так — Теплицкий всеми и всем безраздельно повелевает — и нефтью, и газом, и прессой, и заводами, и банками, и кораблями, и прошлым, и будущим и настоящим…

— Теплицкий, просыпайся, пора! — откуда-то назойливой мухой прилетел профессор Миркин, уселся Теплицкому на плечо и принялся докучливо тормошить.

— Кыш! Кыш! — запротестовал Теплицкий, сгоняя профессора с плеча. — Я…

— Рекавер-среда и воскреситель готовы! — Миркин не улетал, а теребил всё докучливее. — Ну, если не хочешь — не смотри, мы сами!

Что-то щекотное вдруг забилось в нос, Теплицкий громогласно чихнул, вылетел из кабины «брахмашираса» и шлёпнулся на твёрдый пол. Кресло, в котором он спал, опрокинулось и теперь лежало на боку, а у своего носа Теплицкий видел журнал, распахнутый на дурацкой, неинтересной статье «Я влюбилась в друга своего парня!!! Что делать???».

— Ужас, прям перевернулся… — заметил Геккон, перелистывая «Мажордом».

— Псих, — поддержал его Третий, а потом — его толстый палец упёрся в картинку на странице «Автомира», изображающую серебристый седан «Ауди А-6 Квадро». — Рулёвая тачка, ага?

— Ага, — согласился Геккон, заглядывая в журнал через крепкое плечо Третьего. — Сам бы такую прикупил!

— Так, всё! — Теплицкий подпрыгнул с пола, отшвырнул журнал ногой и вагонеткой попёр в лабораторию, где с минуты на минуту должно было произойти историческое оживление «туриста». — Давай, Миркин, верти свою балду, мне надоело тут торчать!

— Верчу! — угрюмо отозвался Миркин, недовольный тем, что Теплицкий так неграмотно и пренебрежительно отзывается о достижениях интеллекта.

Профессор шмыгнул в лабораторию за секунду до того, как за переборку вдвинулся Теплицкий — не хотел, чтобы последний с размаху налетел на что-нибудь и испортил.

Теплицкий ожидал, что ему сразу же откроется пространство лаборатории, напичканное сверкающим оборудованием, загадочная «рекавер-среда», которой тут кичился Миркин, и, наконец — «турист», который сейчас должен будет ожить, словно по волшебству…

Но, сделав свой эпохальный шаг, Теплицкий угодил в тесную и душную каморку метр на метр на два.

— Эй, Миркин, что за забегаловка?? — сейчас же возмутился Теплицкий, ошарашено озирая стороны «августейшими очами». — Где лаборатория?? Куда ты дел моего «туриста»???

— Дезинфекция, — обыденно сообщил профессор Миркин и для чего-то закрыл глаза. — Зажмурься, Теплицкий, или ослепнешь!

— Чёрт, насовали! — пробурчал Теплицкий, но глаза зажмурил и ещё — задраил ладонями, потому что зрение своё считал драгоценным.

— Раз! Два! Три! — сосчитал справа от Теплицкого Миркин, и тот час же спина ощутила настоящий адский огонь. Теплицкий испугался, что из него решили сварганить жаркое, подпрыгнул на месте и заверещил:

— Миркин! Ты — псих! Изжарить меня решил??

— Молчи и не открывай глаза! — спокойно сообщил Миркин, всё ещё оставаясь справа от Теплицкого. — Дезинфекция длится три минуты пятьдесят две секунды!

— Чёрт! — снова буркнул Теплицкий, не открывая глаз. — Неужели без этой дурни никак???

— Микробов хочешь нанести? — недовольно пробормотал профессор Миркин. — Здесь тебе, Теплицкий, медлаборатория, а не супермаркет! Здесь всё стерильно!

Теплицкий стоически перенёс дезинфекцию, после чего Миркин приказным тоном потребовал:

— Надвинь халат!

— А? — разлепил глаза Теплицкий и увидел перед своим носом плотную белую ткань. — Ты… — булькнул он, не поняв, что это Миркин протягивает ему тот самый халат.

— Надвигай, надвигай! — Миркин пошевелил халатом. — Время не резиновое! Каждая секунда твоего простоя уменьшает шансы «туриста» на воскрешение в десятки раз!

— Чёрт! — испугался Теплицкий, который во что бы то ни стлало, хотел заполучить живого туриста. Выхватив халат из рук профессора, Теплицкий проворно натащил его на свои плечи и осведомился, видя перед собой четыре металлические стены:

— И куда мне идти?

— А, вот! — Миркин повернулся к одной из одинаковых стенок и вдавил некую маленькую кнопку, которую Теплицкий и вовсе не заметил.

Теплицкий вытаращился на эту кнопку, как Миркин убирает с неё палец, а стенка вдруг вздрогнула и небыстро поползла вправо, открывая широкий проход в некое «неизведанное пространство», наполненное ослепительным светом. Теплицкий даже зажмурился, потому что свет больно ударил ему в глаза, сделал первый шаг и споткнулся неизвестно обо что.

— Аккуратнее! — обиделся Миркин, потому что Теплицкий покосился на ногах и навалился на него своим весом, схватился руками за его спину. — Я тебе не поручень! Топай!

— Чёрт… — ругнулся Теплицкий восстанавливая равновесие. — Понаставил тут под ноги…

Миркин тем временем, не слушая нытья Теплицкого быстро и безмолвно вдвинулся туда, в пространство за стенкой и исчезал там, растворяясь в свете.

— Эй, не бросай меня! — всполошился Теплицкий и последовал за профессором вприпрыжку. — С этими твоими лабораториями… Чёрт…

— Так иди быстрее! — крикнул из света профессор, а Теплицкий снова споткнулся, переступая порог.

Глаза, наконец, привыкли к яркому свету и Теплицкий увидал далёкие стены и высоченный потолок гигантской лаборатории, посередине которой высилось нечто, похожее на огромную зелёную бутылку, обрамлённую сверкающими металлическими пластинами, оплетенную множеством проводов и неких шлангов. Кроме всего прочего эта конструкция была водворена на онстанти трёхногую подставку и окружена компьютерами.

— Вот это — наваяли… — пробормотал Теплицкий себе под нос, подавляя благоговение, которое насильно втюхивала в его мозги эта гигантская «бутылка» и все эти провода, и все компьютеры…

Где-то под потолком витало мерное гудение, источник которого Теплицкий так и не нашёл, а потом — из-за белой ширмы, которая торчала поодаль от «бутылки» выдвинулся доктор Ольсен.

— Ага! — обрадовался ему Теплицкий. — А теперь — рассказывай, что же вы такое мне тут натворили?

— Колба воскресителя! — лаконично сообщил Ольсен, махнув пухлой рукой на «бутылку». — В неё будет помещён «турист», а все эти эвм нужны для отслеживания процессов восстановления!

— Ладно, давай, загружай! — разрешил Теплицкий, удовлетрившись объяснением Ольсена. — И быстрее, а то я есть хочу!

— Тут есть нельзя! — вслед за Ольсеном из-за ширмы явился доктор Пищенко, приодетый в белый халатик, с чистым лицом и абсолютно трезвый. Теплицкий аж зрачки выпучил, видя глобальные перемены, которые случились со спившимся доктором всего за одну какую-то недельку…

— Э, а как?? — выплюнул Теплицкий, кивнув головой в сторону преобразившегося Пищенко. — А?

— Бэ… — буркнул Миркин. — Мы тестировали воскреситель на нём. Как видишь, Теплицкий, машина — что надо! Всё, не теряем времени, идём!

— Вау… — вырвалось из Теплицкого вместе со вздохом восхищения. — Теперь «брахмаширас» — мой… — негромко пропел он, потирая алчные ручки.

Ольсен вновь спрятался за белую ширму, туда же исчез и Пищенко, а Миркин, уходя, кивнул Теплицкому головой, показывая, что и ему тоже надо за ними идти.

— Иду! — бодро ответил Теплицкий и королевским шагом вступил туда, на «секретную территорию», которую скрыли с глаз… неизвестно зачем. Он ожидал увидеть… Теплицкий сам не знал, что именно он ожидал увидеть, однако увидел всего лишь полутёмную клетушку с каким-то большим шкафом у дальней стены.

— Блин горелый… — плюнул он, потому что после света лаборатории опять оказался в полумраке слепым кротом. — Ну и что это опять за сарай?? — проворчал он, бестолково глазея на дурацкий шкаф с единственной дурацкой дверцей.

— Это не сарай, а холодильник! — поправил «воскресший» Пищенко. — Мы там хранили «туриста», пока Воскреситель проходил последние испытания!

— А теперь мы собираемся его достать! — сообщил доктор Ольсен и включил компьютер, который стоял на узком столе.

— Верно! — согласился Миркин и встал за громоздкий пульт, укреплённый в нише стены.

— Начинаем! — громко объявил доктор Пищенко, и сел за компьютер, запустил некие программы, которых Теплицкий не знал и знать не желал — он желал видеть лишь результат в виде живого туриста.

— Вывожу криокамеру из режима полной заморозки! — сообщил профессор Миркин, передвигая рычаги на пульте перед собой. — Стадия первая!

— Господин Теплицкий, прошу вас пройти с нами назад, в лабораторию! — сказал Теплицкому доктор Ольсен и мягко взял его под локоток, намереваясь вывести из-за ширмы.

— Это ещё зачем? — попытался отстраниться Теплицкий, однако, по другую сторону от него возник доктор Пищенко и возразил:

— Лучше нам покинуть холодильник! Процесс выхода криокамеры из режима полной заморозки займёт около получаса, потом — дезинфекция, чтобы объект не подвергся атаке микроорганизмов…. Наш коллега Миркин справится с этим сам, а мы пока покажем вам воскреситель и попытаемся разъяснить принцип работы рекавер-среды!

Оба доктора ненавязчиво выпроваживали Теплицкого из холодильника прочь, а Теплицкий не сопротивлялся. Он хорошо запомнил первую дезинфекцию, которой подверг его Миркин, и больше не хотел поджариваться. Кроме того, Теплицкий заинтересовался тем, как же, всё-таки, работает рекавер-среда… и можно ли превратить её в эликсир бессмертия для себя?

— Коллега, готовьте колбу! — сказал доктор Ольсен доктору Пищенко, а сам — удалился в холодильник, помогать Миркину извлекать оттуда тело туриста.

— Сейчас, сейчас! — пропел доктор Пищенко, подошёл к длинному столу, загруженному компьютерами и какими-то ещё гудящими «ящиками» с проводами и лампочками. Хрюкнув носом, доктор Пищенко вцепился чистой рукой в какой-то длинный рычаг и потянул его на себя.

Колба воскресителя сейчас же ответила лёгким жужжанием и начала небыстро опускаться, постепенно ложась на бок. Металлические пластины по её бокам складывались и уходили куда-то вниз, под колбу, в подставку.

— Хы-хы… — булькал Теплицкий и потирал ручки, предвкушая оживление «туриста» и «брахмаширас»! Да, теперь Теплицкий включит «брахмаширас» — и об этом никакой оп не узнает!

— Давайте, вывозите клиента! — сообщил между тем доктор Пищенко в микрофон, который высился перед ним на тонкой серебристой ноге.

— Принимай! — ответил голосом Миркина закреплённый около микрофона динамик и тут же из-за ширмы показались два человека в белых халатах и масках, которые толкали перед собою носилки. Носилки были закрыты белоснежной простынёй, но Теплицкий знал: на носилках покоится его «турист», и Миркин с Ольсеном везут его к воскресителю, чтобы оживить!

Колба легла горизонтально, её гладкая сверкающая стенка откинулась и из-за неё выдвинулось некое подобие жёсткой кушетки с ремнями посередине и по бокам.

Теплицкий хмыкнул: он не знал, для чего они нужны. Миркин подтолкнул к колбе носилки, а Ольсен сдёрнул простыню.

— Отлично, — прокомментировал Миркин. — Кладём его в колбу!

Теплицикй заставил себя посмотреть на «туриста», неподвижно лежащего на носилках, застывшего в смертельном молчании. Можно было подбодрить себя и сказать, что мёртвый «турист» выглядит жалким, но нет, Теплицкий не мог смотреть на это лицо без содрогания и жжения под ложечкой. Даже посиневшее и холодное, лицо Эриха Траурихлигена несло отпечаток сверхчеловеческой силы, внушало обычному человеку безотчётный страх, заставляло взгляд смертного опускаться в пол… Взгляд Теплицкого уже давно вперился в пол, а Миркин и Ольсен тем временем флегматично подняли «туриста» с носилок и размещали его бессильное тело на «жёсткой кушетке» внутри колбы воскресителя. Миркин держал за ноги, а Ольсен — за плечи. К тому же, Ольсен всё время плаксиво охал:

— Ну и тяжёлый же, целый динопитек! Сто килограмм, ей-богу! Я — доктор медицинских наук, а не штангист!

— Вы правы… — вторил Миркин, обливаясь потом, примостив ноги Траурихлигена в специальных нишах, пристёгивая их ремнями. — Даже не динопитек, а настоящий стегодонт!

— Эй, динопитеки! Вы там скоро? — прикрикнул на обоих Теплицкий, которому никак не терпелось запустить «брахмаширас». — А то я тут состарюсь!

— Мог бы и повежливей! — обиделся Ольсен, закрепляя ремнями руки Траурихлигена.

— Я уже привык… — пробормотал Миркин и сказал Теплицкому:

— Максимум пять минут — больше времени у нас нет!

— Скорей бы! — буркнул Теплицкий, неприятно угнетаемый ярко освещённым пространством лаборатории, размерами воскресителя и мёртвым «туристом».

— Коллега! — сказал доктор Ольсен доктору Пищенко, когда труп туриста был укреплён в вколбе воскресителя по всем правилам. — Объект готов к помещению в рекавер-среду!

— Окей! — кивнул доктор Пищенко, и нажал на кнопку, заставив гигантскую колбу закрыться над телом туриста.

Зеленоватая колба, поблескивая, медленно заняла своё место. Где-то там, в ней что-то тихо щёлкнуло, и колба застопорилась в вертикальном положении. Металлические пластины вокруг неё сомкнулись, став в специальные пазы, и на самом верху колбы зажглась зелёная лампочка. Прозрачной оставалась лишь одна, передняя стенка колбы, а «жёсткая кушетка» внутри неё сейчас превратилась в некое подобие креста, на котором «турист» висел, раскинув руки и ноги, удерживаемый толстыми ремнями.

— Готово! — сообщил доктор Ольсен тоном Франкенштейна, а доктор Пищенко за пультом упёр большой палец в красную кнопку. Колба начала медленно наполняться густой жидкостью, которая сквозь толстые стенки казалась зелёной.

— Рекавер-среда! — горделиво пояснил доктор Пищенко, высунувшись из-за компьютеров. — Мы с вами, коллеги, победили создателя! Гордитесь!

— Буду рад, если победили! — буркнул Теплицкий, не забывая про не ожившего жука.

— Спасибо, коллега! — поблагодарил доктор Ольсен, пританцовывая вокруг воскресителя, наблюдая за тем, как густая рекавер-среда постепенно покрывает тело «туриста». Сначала — ноги, потом — доходит до пояса, до плечей, и, наконец, покрыла макушку…

— Жизненные показатели в норме — то есть, никаких! — громко объявил доктор Пищенко, бросив взгляд на мониторы. — Пока что! — прибавил он и заглох, погрузив лабораторию в гробовую тишину…

— Сколько мне ждать? — нарушил тишину Теплицкий. — Когда он сможет включить «брахмаширас»?

— У, ну вы, батенька, спешите! — заметил доктор Ольсен тоном онколога. — Он же мёртв, вы что, не видите? — он показал пальцем на воскреситель и на «туриста» внутри него. — Понадобятся годы, чтобы довести его до ума!

— Сколько точно? — не отставал Теплицкий, не желая смотреть туда, куда показал доктор Ольсен. — Мне нужен «брахмаширас», а не шо зря!

— Года три! — постановил доктор Ольсен. — А то и больше! Он же мёртв, это вам не простуда!

— Да вы что, окосели??? — подпрыгнул Теплицкий, услыхав такую непреодолимую цифру. — Да я состарюсь! Да «брахмаширас» за это время поржавеет! Да ты спятил док, ты что??

— Бесится… — буркнул Миркин. — Сейчас, все на рыбозавод загремим!

— Так! — встрял доктор Ольсен, схватил Теплицкого за плечи и принялся выдворять прочь из лаборатории. — Нужна стерильность и полный покой! Если вы нарушите эти условия — «турист» может не воскрсенуть никогда! Всё, концерт окончен, все на выход!

— Куда вы меня пихаете?? — отбивался от Ольсена Теплицкий, но Ольсену на помощь пришёл доктор Пищенко. Он тоже схватил Теплицкого за плечи и толкнул.

— Идёмте, шеф! — сказал он. — Когда будет сдвиг — мы вам позвоним!

— Ну и наглость! — начал, было огрызаться Теплицкий, но руки отпустили его только тогда, когда он оказался вытолкнут из лаборатории в коридор.

— Да вы!.. — Теплицкий сделал попытку снова ворваться в лабораторию, но толстая герметичная переборка опустилась у него перед носом.

— Чёрт… — проворчал Теплицкий, повернулся к переборке спиной и потопал прочь. Ждать, так ждать, что поделаешь? Теплицкий не любил ждать.

Глава 133 Сенцовские страхи

Сенцов чувствовал себя жестоко битым. После лазания по дурацким бесполезным подвалам ныли ноги и саднила спина, а после того, как Константин обнаружил украденные смартфоны Чижикова — горько подвывала совесть. Он никогда бы не нашёл их, они бы повисли глухарём, и глухарь этот закостенел бы на Сенцове, навечно лишив его премии…

Наконец-то Красный с Бисмарком отпустили Сенцова поспать, удалились в неизвестность и Константин остался один. Он был в просторной, начисто выдраенной комнате, которую Эрих Траурихлиген когда-то объявил своей спальней. Сейчас спальня принадлежала Сенцову, а Сенцов всё никак не решится подойти и лечь в широкую кровать, на простыни из японского шёлка… Сенцов в тяжёлом замешательстве топчется около белого гипсового ангела, глазеет по сторонам и… не может сделать ни шагу.

Напротив кровати, к стене привесили огромный плазменный телевизор — тот самый телевизор, который «ночной призрак» стащил у Сердюка и Харлампиева. И Сенцову жутко видеть его здесь — современный плазменный телевизор с функцией «смарт-ТВ» на стене спальни группенфюрера СС в сорок первом году. Какой же он жуткий, гротескный, вульгарный… И бумбокс на резной тумбочке, около старинной табакерки — тоже вульгарный… Да и все эти статуи по углам — ангелы с венками на кучерявых головках — сейчас, в дрожащем тусклом свете свечей Сенцову кажется, что они скалят длинные острейшие клыки, страшно шипят, готовые вцепиться в горло и отгрызть голову… В них вселился призрак Траурихлигена, который жаждет мести и сенцовской крови…

Нет, Сенцов не может тут спать!

— Чёрт! — громко ругнулся Сенцов, рванул к двери, спихнул её со своего пути и выскочил в коридор. Тут прохладно, тихо, нет никаких телевизоров, никакх ангелов и никаких Траурихлигенов… Можно побродить, а потом… суп с котом.

— Старлей! — окрик пригвоздил Сенцова к ковровой дорожке и заставил оцепенеть.

— Чего ты тут слоняешься? — второй окрик вынудил Сенцова судорожно повернуть голову…

Взгляд напорлся на вездесущего Красного, но легче Сенцову от этого не стало: лучше встретить тигра и быть загрызенным, чем оправдываться перед Красным…

— Старлей, ты спишь? — Красный вытаращился и помахал перед сенцовским носом раскрытой ладонью.

— Отстань… — буркнул в ответ Константин, бестолково пялясь на носки своих сапог «для роста». — Я не могу спать…

— Должен! — констатировал Красный и пихнул Сенцова к той двери из-за которой тот только что выскочил в холодном поту. — Траурихлиген не слонялся по ночам так, как слоняешься ты! Они вычислят тебя! Прячься!

Красный волоком потащил Сенцова назад, к страшным призракам, жуткому «нехрональному» телевизору и противным злым ангелам, от которых Константина тошнило.

— Идём, кисель, чего застрял?! — подгонял Красный, потому что Сенцов полз улиткой и плаксиво мямлил:

— Я там спать не могу… не хочу… не буду…

— Старлей, не быкуй, а? — попросил Сенцова Красный и отдраил перед онстантиновым носом проклятую дверь, за которой поджидал его кровожадный призрак Траурихлигена. — Я, вот, из-за тебя совсем заснуть не могу! Кто будет смотреть за тобой?

— Чёрт! — проворчал Сенцов и нехотя переступил высокий полированный порог, потому что Красный напирал на его спину, как танк.

Нога коснулась персидского ковра и почувствовала настоящий адский огонь — ковёр словно бы жёгся, как раскалённые угли, Сенцов не мог стоять на нём…

— Иди! — снова пихнул Красный и Константин проплёлся жертвенным агнцем, мимо белого рояля, камина и кресел с высокими царственными спинками.

Константин старался на них не смотреть: дрожащий тусклый свет свечей превращал чопорную мебель в чудовищ. У кресел чудились оскаленные клыки, в камине сидел рогатый чёрт, а у рояля будто появился зловещий глаз и хищно подмигнул…

Сенцов вообще не любит свечи, огонь, камины и всё такое. Если погас свет — включи фонарик, холодно — купи электрообогреватель! Но только не огонь — Сенцов огня боится…

Красный затащил Сенцова обратно, в спальню, где Сенцов не может спать. Подтолкнув дрожащего Константина к страшной чужой кровати, он властным голосом приказал:

— Давай, Старлей, ложись и спи! Как ты дальше будешь жить? Тебе придётся привыкнуть спать тут, как Траурихлиген!

— Чёрт… — пробормотал Сенцов, который порядочно замёрз, блуждая по коридору. Да, тёплое одеяло не помешало бы его гусиной коже… Опустив взгляд вниз, на собственные ноги, Сенцов понял, что стоит на полу босиком.

— Уйди, что ли? — проворчал Константин, желая, чтобы Красный скрылся и не мешал ему жить.

— Как хочешь! — пожал плечами Красный и развернулся, чтобы удалиться. — Мне уже самому спать охота, а я тут с тобой нянчусь! — бросил он на ходу и захлопнул дверь.

Сенцов остался в тишине и полумраке один, наедине с собой и призраком Траурихлигена, который так и хохочет, метаясь в углу чёрной злою тенью. Свечи делают эту тень ещё более зловещей, хищной, жуткой… Сенцов никогда не станет таким, как он. И всё, что он заработает на фронте — это пулю в лоб.

Константин медленно приблизился к кровати и залез под одеяло. Кажется, оно на каком-то пуху — ледяные ноги и плечи почувствовали приятное сонное тепло… Если бы не эти свечи и маскировочная штора на окне — простой обычный человек мог бы выспаться. А ещё лучше было бы, если бы над головой не висела война…

Сенцов прижал голову к подушке и вдруг — распахнул глаза. Взгляд влип в одну точку… Там, в углу… Свечи колышутся словно бы на сквозняке… Двери закрыты, окна — тем более… Сенцов замер. По лицу его скользнул неприятный сквозняк. Что это? Призрак? Константин всмотрелся в бурый полумрак. Никого нет, он тут один, дверь всё ещё закрыта, и открывать её никто не собирается. Шаги Красного в коридоре давно стихли, Шульц не показывался. Сенцов медленно обвёл комнату взглядом. Вообще, тут нет ничего страшного: кровать удобная, обыкновенный телевизор — Сенцов бы сам купил себе такой, да зарплата накинула платок на роток… Ковёр лежит на полу, картины какие-то, и ангелы эти совсем не живые, а каменные, они не шевелятся, ничего не едят и молчат… Ну, да, электричесва нет — где-то оборвались провода. И всё. Единственное, что тут по-настоящему страшно — это бомба на голову и фронт… До сенцовских ушей долетают откуда-то издалека приглушённые расстоянием звуки бомбёжки… Но это — где-то там, неизвестно где, а Сенцов тут, в тепле, под одеялом. Крыс тут тоже нет — Шульц позаботился о том, чтобы они все вымерли — иначе бы вымер сам Шульц. Стоп. А это что? Глаза Сенцова, попривыкшие к сумеркам, различили в дальнем левом углу таинственную тёмную щель. Около неё свечи особенно сильно дрожат, одна погасла даже. Вот, откуда в комнату приникает сквозняк… Интересно, что там?

Страх почему-то пропал. Сенцов встал с кровати и медленно прокрался в угол из которого действительно, тянуло сырым промозглым сквозняком. А вдруг тут — тот самый ход, который приведёт Константина к заветному «брахмаширасу»?? Красный не нашёл, Бисмарк не нашёл… Никто не нашёл, а Сенцов найдёт! Константин приблизился к странной щели и попытался заглянуть в неё. Узкая — он не видел ничего, кроме темноты. Поворачивая голову то так, то сяк, Сенцов начал приглядываться… Чёрт, нос страшно мешает заглянуть обоими глазами — приходится коситься, как дурацкий фазан… Сенцов весь прижался к стене, ощущая её холод, впился в обои пальцами. И вдруг под его весом стена дрогнула и немного отодвинулась назад. Есть! Отлипнув от стены, Константин отошёл назад и посмотрел. Да, стена фальшивая, а за ней — кроется потайной ход. Интересно, сдвинет ли Сенцов её в одиночку, или придётся звать Красного и Бисмарка на помощь? Сенцов не хотел никого звать — начнут тут рассусоливать, подсмеиваться, подкалывать! Константин хотел отдохнуть от обоих — надоели, и поэтому — решил, что сдвинет фальшивую стенку сам. Уперевшись в неё двумя руками, Сенцов вдохнул в лёгкие воздух и поднажал. Откуда-то из-за стены раздался неприятный скрежет, и её тяжёлая прохладная масса отъехала назад ещё немного. Сенцов отпрянул: побоялся, что скрежет кого-нибудь тут разбудит. Кто-нибудь проснётся, притащится сюда, заглянет к Сенцову и застукает его за поисками тайных ходов! Хотя нет, Сенцов же Траурихлиген, никто не заглянет к нему без спроса, и Сенцов может кого угодно прогнать! Отдышавшись и поняв, что под личиной Траурихлигена он в безопасности, Константин успокоился и снова навалился всем весом на стену. Сантиметр, ещё, ещё… Да, стена тяжела, Сенцов весь покрылся потом и заработал одышку, пока толкал её. Бисмарк бы справился быстрее, а если бы подключился ещё и лентяй-Красный — то быстрее втройне… Но Сенцов решил, что будет один… Страшно, конечно, он этих ходов не знает, может заблудиться, нарваться на ловушки… Или найти ещё одну свалку… Ещё сантиметр… Нет, всё, на большее у Сенцова нету сил. Константин не сдвинет проклятую стену ни на йоту, и поэтому, он сдался и отполз назад, поверженный. Глянув на свою работу, Сенцов понял, что сдвинул стену где-то на полметра — в образовавшийся узкий проход запросто можно протиснуться! Надвинув на босые ноги сапоги «для роста» и взяв подсвечник побольше, чтобы разогнать мрак и не угодить в яму, Константин презрел все страхи и отправился в загадочное путешествие…

— Старлей! — страшный голос раздался как раз оттуда, из-за фальшивой стены, и Сенцов, устрашившись, отпрыгнул назад, выронил подсвечник…

— Кто здесь… — едва выжал он из себя, а ковёр за его спиною занимался жарким огнём.

— Ты чего тут лазаешь? — осведомился страшный голос, который казался ещё страшнее из-за эха.

Сенцов молчал, а спина его залилась холодным потом… Он не мог и предположить, кто там, в этой тёмной щели, может разговаривать с ним??

— А… — мямлил Сенцов, задыхаясь, а его пальцы вмиг стали ледяными, словно бы угодили в холодильник.

— Ну, ты увалень! — ругунулся страшный голос, а потом — в зловещей щели сверкнул луч карманного фонарика, и фальшивая стена сдвинулась ещё сантиметров на десять, и Константин, издав визг, отпрыгнул снова, попав левой ногою в разгорающийся на ковре кастёр.

— Ужас! — страшный голос превратился в обычный, а из-за фальшивой стены выдвинулся не монстр, не призрак, не тролль, а снова приставучий, надоедливый Красный.

— Так и сгореть недолго! — фыркнул Красный, затаптывая огоньки на ковре. — Ты что?

А Сенцов едва ли не падал в обморок — надо же было так испугаться Красного!

— Как ты сюда проник? — бешеным голосом осведомился Сенцов, ведь Красный двадцать минут назад отправил его спать и сам ушёл…

— Живём мы там, Старлей! — хохотнул Красный, взял с резного столика хрустальный графинчик и выплеснул из него всю воду на левую ногу Сенцова.

— Ой! — вскрикнул Сенцов, и только сейчас понял, что его левая брючина горела.

— Прожарился бы, как курица! — буркнул Красный, вернув графинчик на место. — Кстати, до нашего ретоподъезда через этот твой лаз — самый короткий путь! Нога хоть не болит?

— Не болит… — булькнул Сенцов, осознав, что его открытие Красный совершил задолго до него… И Красный вовремя успел его потушить… ожогов, вроде бы, нет…

— Вот, тебе, Старлей, ещё инфа! — радостно сообщил Красный, вынул из-за пазухи папку, набитую белыми принтерными листами, и шваркнул её на стол Траурихлигена, который Сенцов никак не мог считать своим. — Мы на игрек-связи были, Репейник передал! Давай, брат, трудись! Прочитаешь — кукарекни! Всё, пока, я пошёл, спокойной ночи!

Крутнувшись на одной ножке, Красный юркнул в лаз и там исчез, задвинув за собою фальшивую стенку, а Сенцов, поняв, что загадочное путешествие отменяется, пополз к столу — изучать бумажки.

* * *

Константин, сонный, постепенно тупеющий от невозможности нормально выспаться, пялится в бумажки пустыми глазами… За фальшивой стеной, которую аккуратно задвинул Красный, во тьме и сырости покоится подземный ход. Он уводит куда-то, во мглистую глубину, тянется на десятки метров под землю, разветвляется… и хранит страшные тайны. Красный сказал, что в нём ничего нет — только дурацкие каморки, подобные их с Бисмарком ретоподъезду — пустые каморки и наполненные хламом. Но они с Бисмарком дальше своего ретоподъезда и не ходили — поленились или побоялись — неизвестно, но даже они не знали, что где-то там, в холодной глубине подземелья, в тайном бункере, скрытом не одной фальшивой стеной, собрались заговорщики. В числе томились адъютант Шульц и комендант Фогель — суровый майор Баум под страхом казни заставил этих малодушных субъектов посреди ночи шагать по полу из осклизлых булыжников и сидеть среди мятежных офцеров, слушая тайные планы. С недавних пор пространство бункера заметно увеличилось: крупногабаритный аналог британского компьютера «Колоссус», похожий на десяток больших шкафов, был отправлен на свалку — а для чего он нужен, если группенфюрер Траурихлиген приобрёл в будущем моноблоки, ноутбуки, планшеты и смартфоны?? Один из таких моноблоков стоял сейчас на круглом дубовом столе, и на его экране в виде слайдов появлялись и исчезали спутниковые карты местности.

— Русские отброшены к Москве! — ликовал тем временем Баум, едва ли не пританцовывая на одной ножке. — В то время, как в адекватно-историческом срезе они наступали нам на пятки! Вы видите, насколько танки из нормохроноса эффективнее наших собственных танков?

Заговорщики ликовали вместе с Баумом — боготворили группенфюрера… который почему-то отсутствовал на этом собрании, хотя никогда раньше не пропускал ни одного… Только Карл Заммер торчал на своём вертящемся стуле с постным лицом и глазами глупого карася. Он боялся русских, потому что их партизаны постоянно стреляли его солдат… но сейчас он ещё больше боялся стула, на который Баум усадил его насильно, потому что будущее страшило Заммера куда сильнее, чем партизаны. Перед лицом Заммера торчала в стене большая металлическая решётка, за которой начиналась вентиляционная шахта. Шахта ведёт на улицу, и в ней всё время воют сквозняки… и сейчас тоже воют… и что-то там ещё скрежещет, наверное, мусор попал.

— Тс-с!! — внезапно Баум перестал восхищаться танками и громко зашипел, призывая водворить под потолок бункера тишину.

Все постепенно затихли — глаза майора расширились, устремившись в сторону решётки, он заметил там что-то… что могло быть опасным для заговорщиков.

— Тише, — прошептал тем временем Баум и на цыпочках подкрался к решётке, пугая Шульца и Фогеля. Оба боялись расстрела — если кто-нибудь увидел их и подслушал — заговор раскрыт. А если раскрыт — всех его участников, пускай даже и невольных, расстреляют…

— Там кто-то есть… — констатировал Баум, сдвинув брови. — Снимайте решётку — мы должны его поймать!

Заговорщики вскочили на ноги, едва не посбивав на пол свои стулья, подбежали к решётке, принялись сбивать её кто чем… Тот, кто прятался там, в вентиляционной шахте, шумно зашевелился, загремел чем-то — он пытался убежать, вскочил на ноги, подняв пыль.

— За ним! — взревел Баум, явно различив в полумраке шахты высокий силуэт незнакомого человека.

Майор вскочил в шахту первым — выхватил пистолет и фонарик и со всех ног помчалася вперёд, стремясь во что бы то ни стало догнать лазутчика и застрелить его. Перед его глазами мелькали тени — незнакомец оказался быстроног, стремительно удалялся, и майор ловил его в круг света лишь на миг, заставляя отбрасывать тень.

— Стой! — Баум свирепо выкрикнул это слово, но тут же затих, потому что шахта кончалась, и его мог услышать тот, кому не нужно было слышать. Поэтому Баум и не стрелял — не хотел лишний раз шуметь.

Беглец и не думал стоять — он всё бежал и бежал вперёд, очень быстро бежал, и майор Баум в конце концов потерял его из виду.

— Чёрт бы тебя подрал! — злобно ругался Баум, бестолково топчась посередине шахты и не зная, что ему делать — бежать дальше, искать лазутчика, или уже не бежать, а поднять по тревоге солдат и заставить прочёсывать город, разыскивая… вчерашний день??? И как отнесётся ко всему этому гшруппенфюрер?? То чувство, которое обычно грызёт под ложчкой, противным голоском зудело, что майору Бауму обеспечен кол…

Глава 134 Охота на лешего

Константин Сенцов зевал в тишине пустой комнаты, над скучными одинаковыми бумагами, в которых его сонный мозг уже не видел ни слова, ни буквы — лишь безликие белые прямоугольники. Он хотел поползти спать — свинцовой голове стало всё равно, что широченная кровать принадлежит настоящему Траурихлигену, главное, что она есть, эта кровать, и он, Сенцов, может лечь на неё и уснуть. Константин бросил бумаги — пускай валяются, он прочитает их потом — заставил себя вылезти из кресла и откочевать к кровати… За стеной слышалась какая-то возня: шаги, стук, скрип… Константин не придал ей значения, ведь тут повсюду солдаты, охраняют безопасноть генерала, не ведая о том, что на месте их обожаемого генерала торчит старший лейтенант милиции Сенцов…

Константин как раз тащился мимо того угла, где настоящий Траурихлиген сделал вход в подземелье, когда фальшивая стена внезапно соскочила с места, издав ужасающий грохот, и из-за неё размашистым скачком выпрыгнул… лешак! Сенцов так и застыл от изумления и страха, когда прямо перед его носом возник рослый и плечистый незнакомец, снабжённый страшенной дикой бородищей и наряженный в немыслимое тряпьё, чем-то похожее на «туалеты» Аськи Колоколки и «Барибала» Кузьмича.

— А-вва… — вырвалось из сжавшейся груди Сенцова, а леший бородач изрыгнул звук, похожий на рык гориллы, совершил ещё один скачок, пихнув Константина своей толстенной «передней лапой».

Удар оказался тяжёл — Сенцов был отброшен к дальней стене и больно стукнулся о неё спиной, а «лешак» громадными прыжками помчался к широкому окну. Рыкнув во второй раз, он звериным рывком содрал маскировочную штору, швырнул её на пол и взлез на подоконник. Подоконник заскрежетал под ним, расседаясь, словно под медведем…

— Стой! — прокряхтел Сенцов, забыв о боли: инстинкт милиционера, задремавший из-за стресса вдруг проснулся и заставил его ловить странного визитёра.

Страшенный мужик словно бы расхохотался — басовито заухал, разевая большой рот — а потом — ножищей высадил оконное стекло и выскочил на улицу. Сенцов рванул к поруганному окну и увидал на улице свалку: все прожектора зажглись, ревела сирена, бегали патрульные. Они кого-то ловили — скорее всего, этого лешего — а сам обладатель дикой бороды вдруг куда-то скрылся. В ярком свете прожекторов Сенцов отлично видел улицу разгромленного города — все развалины, щербатые дорожки, танки, мотоциклы, воронки от бомб, толпы солдат… но «ночного призрака» не видел. Сенцова, кажется, тоже никто не видел — все метались «на своей волне», кричали, стреляли, спускали с поводка собак. Будь на месте Сенцова настоящий Траурихлиген — он бы живо прекратил эту свалку, встав колоссом, распугав всех и, возможно, пристрелив «лешака». Но Сенцов на такое не способен — Сенцов только торчал у выбитого окна и пялился на происходящее дурацкими глазами.

— Ну, как успехи, брат Старлей? — сенцовский наушник внезапно заклекотал, и Сенцов чуть не вывалился на оживлённую улицу от «полного счастья».

— Ку-ку… — пробормотал Константин, переминаясь с одной деревянной ноги на вторую. В голове всплыли дурацкие слова: «Прочитаешь — кукарекни!». Вот Сенцов и пытался «кукарекнуть».

— Ты там что, спишь? — заворчал в наушнике Красный. — Я тебя вообще не пойму — ты то спишь, то не спишь!

— Та не сплю я! — Сенцова, словно бы, прорвало, и он проревел эти слова страшным голосом, стукнув ладонями по затоптанному лешим мужиком подоконнику. — У меня тут ЧП… какое-то… чёрт, приходи, что ли? Я тут сам ничего не пойму!

— М-да? — булькнул Красный, который явно ленился тащиться к Сенцову в энный раз. — Ну, ладно, жди, посмотрим…

— Жду… — всхлипнул Сенцов, а его вспотевшую голову обдувал прохладный ночной ветерок, колыша растрепавшиеся волосы, подожжённые лошадиными дозами пергидроля.

— У тебя тут фугас пролетел? — этот вкрадчивый голос раздался за спиной Константина пару минут спустя, и Сенцов снова испугался и впал в ступор.

— А? — настоял на своём впросе вкрадчивый голос.

Обернувшись на него, Сенцов увидал в полумраке до боли знакомый силуэт Красного — подсыльный выпростался из подземелья и приблизился к нему и его разбитому окну. В глазах Красного сквозило удивление, когда он разглядывал осколки, обломки и скомканную маскировочную штору на полу.

— Слушай, а что там ещё, в подземельях? — осторожно спросил Сенцов, опасаясь, как бы оттуда не выскочило ещё какое-нибудь «потустороннее диво».

— Хлам! — обыденным голосом бросил Красный, подняв с пола штору. — А что?

— Мужик оттуда какой-то выскочил… — хриплым голосом буркнул Сенцов, выглядывая на улицу и видя, что солдаты всё носятся, стреляют, мотоциклы ревут, бороздя закоулки. — А потом в окошко сиганул. Это его они все ищут.

— А ты? — осведомился Красный, небрежно кинув штору на кожаный диванчик-рекамье, поставленный у окна, чтобы отдыхать.

— А что я? — пробулькал Сенцов. — Я не успел за ним… Здоровенный он был, как шкаф, а борода… Чёрт, Красный, вы что с Бисмарком дальше каморки своей и не ползали?? Я вижу, там у вас кадры водятся — умереть не встать! Он меня и пристрелить мог!

— Не пристрелил? — уточнил Красный, подняв правую бровь.

— Н-нет… — пролепетал Сенцов, догадываясь, что ему крупно повезло остаться в живых после встречи с «лешаком».

— Ты, брат Старлей, всё-таки, увалень! — определил Красный, укоризненно покачав головой.

— Это ещё почему? — обиделся Сенцов, который уже начал отходить от шока и понемножку соображать.

— А потому что как увидел мужика — его надо было сразу к стенке припереть! — пояснил Красный, переступая с ноги на ногу — Если бы Траурихлиген думал так же долго, как ты — его бы уже зарыли!

— А его и так зарыли! — огрызнулся Сенцов. — А меня пока что не зарыли! Это ты увалень, Красный, а не я! Сейчас нам надо в подземелье идти и смотреть, что там, а не рассусоливать! Пошли!

С этими словами Сенцов отлип от окна, позабыв про бегающих внизу солдат, и уверенной походкою направился к распахнутому подземному ходу. Страх его куда-то скрылся — скорее всего, заработал личностный гибрид — Сенцов жаждал действовать и непременно добиться результатов. Неважно, каких именно — лишь бы добиться.

— Стоять! — Красный ухватил Сенцова повыше локтя и застопорил его движение.

— Та ну!.. — Константин начал было огрызаться и вырываться, но Красный его не отпустил, а свирепо постановил:

— Ты, брат, в подземелье не пойдёшь — тебя пристрелить могут! Тут же заговорщиками всё напихано — вот они и бегают по подземельям! Мы с Бисмарком сами посмотрим, а ты без пистолета спать не ложись, у тебя сейчас горячая пора!

— Та я скоро вообще не буду спать ложиться! — уныло пробормотал Константин.

— А ты тренируй силу воли! — напутственно произнёс Красный и толкнул Сенцова к широкой кровати. — Всё, пока, брат, мы во всём разберёмся!

Сделав ручкой, Красный по-кошачьи прокрался по комнате и скрылся во тьме потайного хода.

* * *

Майор Баум нетерпеливо шагал из одного угла своего кабинета в другой, а на лице его чётко виднелись багровые пятна, вперемежку с пятнами смертельной бледности. Заговор был подслушан, а проклятого лазутчика так и не нашли. Майор не знал, что ему делать — бежать докладывать генералу или пока молчать и ждать, когда солдаты приведут лазутчика? А если не приведут? И кто вообще такой этот лазутчик?? Откуда он взялся в вентиляционной шахте сверхсекретного бункера, надёжно скрытого под массой земли??

— Хайль Гитлер, герр майор! — раздалось со стороны двери, и майор Баум с его накрученными нервами решил, что в здание угодила авиабомба, на него с потолка посыпалась масса тяжёлых камней.

— Да чёрт с тобой… — прошипел Баум, разобравшись, что нет никаких камней и бомбы, а около двери всего-навсего возник вспотевший солдат, стоит навытяжку и намеревается что-то ему доложить.

— Разрешите доложить, герр майор! — выкрикнул солдат, пытаясь скорчить из себя увлечённого службиста… Они все корчат службистов, хотя по-настоящему — все отъявленные лентяи и трусы.

— Давай, мямли! — раздражённо протарахтел майор, топчась около стеклянного столика из нормохроноса. — У меня уже вот такая голова… Надо выпить кофе…

Бормоча, Баум потащился к кофеварке, встроенной в ультрасовременную стенку — из тех, которые человечество создаст из стекла и металла лишь через семьдесят лет — взял стеклянную чашку и налил в неё огненно-горячий кофе.

— Герр майор, в городе было задержано трое неизвестных без документов! — отчеканил солдат… Чеканит, потому что боится казни, а так бы — дрых где-нибудь и ус не дул бы!

— Всех расстрелять… — прокряхтел Баум, глотая кофе и не замечая, что проглатывает кипяток. — Всех, всех… допрашивать не надо: зряшная потеря времени… Давайте, не стойте! — отослал майор солдата.

— Яволь! — тот с готовностью отдал честь, громко стукнул каблуком о каблук и поспешил удалиться.

— Да, всех задержанных расстреливайте! — крикнул ему вдогонку Баум, снова скользнув к кофеварке и набухав себе ещё одну чашку кофе.

— Яволь! — согласился в коридоре солдат, и его голос вызвал среди серых стен эхо.

— Эх, хоть бы прошло… хоть бы прошло… — забубнил Баум себе под нос, плотно прикрывая дверь за солдатом, который сделать это забыл. Майор не горел желанием посвещать генерала в проблему с лазутчиком… Но если солдаты не выловят его — у Баума другого выбора не будет…

Часа три майор Баум мучился: лезть в эпицентр погони не хотелось, опасно, страшно, да и это не его работа… Солдаты докладывали о задержаниях и расстрелах, но Бауму легче от этого не становилось. Майор понимал, что пока не увидит убитого шпиона своими глазами и точно не определит, что это он — покоя ему не будет.

— Хайль Гитлер, герр майор! — около двери снова топтался солдат — встрёпанный, потный, с поднятой рукой. Нервничая, он забыл её опустить и всё держал и держал на весу.

— Хай! — выплюнул Баум, глотая и кофе и таблетки. — Расстреляли ещё или нет?

— Так точно, герр майор! — поспешил отчитаться солдат, всё не в силах совладать со своей рукой.

— Так, вы их складываете всех в одном месте?? — осведомился Баум, пряча за напускной суровостью страх перед генералом и возможным колом.

— Так точно, герр майор! — выкрикнул солдат настолько звонким голосом, что в декоративном шкафу у Баума задрожали хрустальные бокалы. — В подвале бывшего магазина!

— Ведите меня туда… — пропыхтел Баум, мучаясь от головной боли. — Мне надо их видеть…

— Яволь, герр майор! — солдат чеканил заученные слова из уставов, а глаза его были словно у рыбы… у снулой рыбы. Таким, как он, война до лампочки — ленивый сонный сурок.

Солдат побежал вниз по лестнице, Баум едва успевал за ним — оступался, спотыкался… Всё-таки, гадость какую-то они кладут в эти таблетки «от головы» — голова от них, как чугунная, мысли глупые, да и реакция не лучше, чем у медлительного слизня…

Выйдя в ночную прохладу, майор почувствовал себя лучше — воздух положительно действует на мозг человека… Вокруг гремела суета: поиски лазутчика шли на всю катушку, да Баум и не станет прекращать их до тех пор, пока не убедится, что последний пойман и расстрелян. Проходя мимо штаба, майор поднял нос и взглянул на окна генеральского кабинета. Темно — скорее всего, генерал спит и не знает, как он напортачил с лазутчиком. Это хорошо… у Баума есть шанс отбояриться от кола. Пробегавшие мимо патрульные в поспешном порядке отдавали Бауму честь, а загруженный недобрыми мыслями майор отвечал им далеко не всегда… Вот бы все они провалились сквозь землю — сразу стало бы тихо, темно и спокойно… Майор Баум не мог нормально выспаться почитай уже второй год.

— Хайль Гитлер, герр майор!! — часовой у входа в здание бывшего магазина включил «патефон», выкрикнув стандартное приветствие, но углубившийся в себя Баум угрюмо буркнул ему:

— Чёрт… Давай, не стой, увалень, открывай дверь!

— Есть! — часовой проворно отомкнул замок, а солдат, хлопнув каблуком о каблук, посторонился, и выкрикнул в ухо Баума:

— Прошу вас, герр майор!!

— Спасибо… — пробормотал Баум, заходя внутрь.

Перед ним оказалась достаточно крутая лестница, которая вела вниз, в тёмный сырой подвал. В подвале устроили казематы для схваченных партизан и расстрельные «плацы» для тех, кого надо было тихо казнить. Тусклые лампочки, подвешенные к потолку на пыльных проводах, освещали острые ступени и пространство внизу. Майор шёл осторожно, чтобы не свалиться, а оттуда, снизу, тянуло противным запахом затхлости и тлена. Солдат тащился в арьергарде — тоже осторожно, чтобы не загреметь самому и не сшибить свей массою старшего по званию…

— Пожалуйте налево, герр майор! — как только Баум спустился с лестницы, солдат тут же подсказал ему, куда направить движение, и майор по инерции завернул налево — во мрачный кривоватый коридор. Раньше тут хранились овощи и соленья для продажи, а теперь — коридор вёл именно туда, к расстрельным плацам, где погибло много неизвестных, которые не пришлись ко двору кровожадному генералу. Баум ёжился — воздух был сырым и холодным, словно в склепе, а напичканный таблетками и кофе мозг подкидывал «сюрпризы» в виде тёмных силуэтов, притаившихся по углам… может быть, тут действительно, водятся призраки…

Задумавшись о глупостях — конечно, второй год не спать нормально — майор Баум едва не споткнулся о распростёртое на полу тело человека. Устояв на ногах, майор опустил взгляд вниз и увидал перед собою мёртвого субъекта, замотанного в какие-то лохмотья, и драный лисий тулуп, в ушанке, нахлобученной на самые глаза. Его расстреляли только что, он ещё не успел посинеть, но майор понял, что это не тот человек, который прятался в вентиляционной шахте бункера. Тот шпион был огромного роста, наделённый широченными плечами, заросший страшной клочковатой бородищею непонятного цвета и пегими космами. Он не имел ушанки, да и лисьего тулупа на нём не было… «Не теми» оказались и все остальные восемь казнённых, которых уложили на заляпанном кровью полу ровненьким рядочком и снабдили номером — положили на грудь по белому листу с цифрой. Все они не вышли ни ростом, ни телом, ни бородками… скорей всего, это были партизаны, которые зачем-то проникли в город. Хорошо, конечно, что их казнили, но настроение майора Баума оставалось на нуле: тот, кто узнал о сверхсекретном заговоре, оставался на свободе. Может быть, даже он выскользнул из города… или затаился, дожидается удобного момента, чтобы нанести удар…

— Продолжайте поиски! — сухо распорядился Баум, морщась от неприятного живому человеку запаха смерти.

— Яволь, герр майор! — рявкнул солдат, создав под зловещими сводами полутёмной вонючей каморки мерзкое эхо.

— Работай! — пробормотал майор и поспешил отсюда прочь, на улицу, пока его не вырвало.

Вырвавшись под ночное небо, майор Баум в одиночестве зашагал обратно, к штабу, не сводя внимательных глаз с окон генеральского кабинета. Сейчас, когда он допустил прокол — майор боялся куста, и ему казалось, что Эрих Траурихлиген наблюдает за ним, погасив свет, он уже всё знает, и, стоит Бауму переступить порог кабинета — он уже будет там, схватит его и казнит…

Хватая воздух ртом, потому что начали сдавать нервы, Баум поспешил убраться из-под прожекторов — он обогнул штаб и нырнул в темноту его заднего двора. Это хорошо, что генерал не включает тут прожектора — во тьме спокойнее…

Внезапно майор Баум почувствовал на своей шее каменно-твёрдые пальцы незнакомца. Некто вдруг выскользнул из «безопасной» тьмы и набросился на него, отпихнув в угол, вцепившись в горло. Подавив навалившиеся страх и ужас, Баум попытался драться — пинался ногами, пытался кулаком заехать в невидимое в темноте лицо. Его удары не попадали в цель: противник душил Баума, и от нехватки воздуха движения майора стали неуклюжими. Незнакомец оказался наредкость силён: сжимал горло Баума всего одной рукой, а второй в это время обшаривал карманы его мундира. Так настойчиво обшаривал, что даже порвал китель: Баум услышал, как затрещала плотная ткань. Баум всё пытался сопротивляться, но неведомый противник вдруг отпустил: разжал свои длинные толстые пальцы, с силой оттолкнул майора от себя и совершил длинный скачок, подобный скачку крупного примата. Баум шлёпнулся в кучу мусора, тут же выхватил из кобуры пистолет, который враг почему-то не забрал, и высадил в его удаляющийся силуэт всю обойму. Хлопки выстрелов разнесло гулкое эхо, но Баум промахнулся: враг исчез в темноте, и разыскивать другую обойму было бесполезно, некуда стало стрелять. Баум мог бы ему крикнуть «Стой!» или «Ни с места!», но какой смысл разрываться бесполезными криками, когда незнакомец всё равно не остановится… и догнать Баум его не сможет: потерял из виду. Натренированная за годы войны интуиция офицера подсказала, что напал на него не просто некто, а именно тот, кого он ищет, «вентиляционный шпион», и напал далеко не просто так, попугать. Он целенаправленно что-то выискивал, и майор Баум не удивится, если окажется ограбленным. И что же он мог взять? Что-нибудь секретное… чего у Баума в этот момент не было с собой… Нечего тут раздумывать — нужно со всех ног скакать к себе в кабинет, запирать дверь и тщательно осматривать поруганные карманы. Баум так и сделал: включил спринтерскую скорость, превозмогая нервную одышку, пулею взлетел по лестнице, заскочил в кабинет, трижды повернул в замке ключ. Только тогда он решился зажигалкой зажечь свечи и приступить к осмотру карманов. Левый нижний карман его кителя оказался нещадно разорван. Враг не пожалел его мундир… мундир — это тряпка… портмоне на месте, футляр с очками, платиновый портсигар, именные наручные часы остаются на руке, оружие, зажигалка, золотые часы с гравировкой тоже с цепочки никто не сорвал… Майор выложил все эти вещи на стол перед собой и задумался: странный грабитель, ничего не взял… И тут его молнией пронзил смертельный ужас. Баум даже задохнулся, едва не потеряв сознание. Да, дурацкие побрякушки на месте и пистолет этот… дурацкий… тоже на месте. Таинственный грабитель спёр кое-что гораздо более ценное. Подозревая, что сейчас погибнет от инфаркта, майор Баум осознал: враг забрал у него смартфон, и дрожащие колени его подкосились…

Глава 135 Теплицкий побеждает Траурихлигена

Профессор Миркин не верил в то, что рекавер-среда этих Ольсена и Пищенко хоть как-то на кого-то подействует. Он не очень-то верил в то, что эти хвстливые субъекты настоящие учёные — просто авантюристы, чьи головы переполнены нелепыми идеями… Нет, не идеями — идефиксами. Миркин даже подтрунивал над коллегами, ехидно вспоминая скрюченного жука, говоря, что их рекавер-среда и его не стоит… Пока в один прекрасный момент сурово не убедился в обратном: рекавер-среда стоит не только этого копеечного жука, но и всего золота мира… Когда он помогал Ольсену и Пищенко готовить труп Траурихлигена к помещению в рекавер-среду — он достаточно хорошо изучил его, чтобы понять: труп несёт на себе немало особых примет. Кроме страшных дыр, пробитых пулями Сенцова, на трупе оказалось несколько приметных татуировок на фашистскую тематику, одна из них, самая крупная — прямо на груди — орёл со свастикой, испорченный грубым шрамом. На трупе было достаточно подобных шрамов — при жизни Эрих Траурихлиген получил хорошее количество ранений различной степени тяжести, которые, зажив, оставили ему заметные следы. Каждый день Миркин приходил к воскресителю, чтобы записать в журнал прогресс восстановления туриста, и каждый день замечал, как с тела исчезают особые приметы — дыры уменьшаются, шрамы разглаживаются, татуировки бледнеют… По началу Миркин удивлялся, думал даже, что ему кажется. Но сегодня компьютер сообщил: восстановление завершено! То есть, Траурихлиген жив! Миркин позвал «лже-докторов» — всё-таки, это их рекавер-среда…

— О! — объявил вечножующий Ольсен, проверив показатели. — Пора вынимать! Коллега, — обратился он к доктору Пищенко, который не расставался со своей любимой феской. — Запускайте слив рекавер-среды!

— Хорошо, коллега! — весело согласился Пищенко, празднуя свою победу над Миркиным, и засеменил к компьютеру, чтобы слить зеленоватый «кисель» и открыть колбу.

Миркин вглядвался в тело сквозь толстое стекло, стремясь заметить признаки жизни. Но турист был неподвижен, будто бы оставался мёртвым, как раньше. Рекавер-среда постепенно уходила из колбы, а когда она вылилась вся — колба легла горизонтально, открываясь.

— Ура! Ура! Ура! — радовался Ольсен, жуя зефирину за зефириной, чем немного напоминал Барсука, тот тоже всё время ел.

— Извлечение подопытного завершено! — электронным голосом сообщил компьютер, и трое учёных подбежали к раскрывшейся колбе бегом, чтобы оценить результат.

Миркин приготовился язвить, ожидая, что подопытный так и не ожил, и никогда не оживёт, потому что это не возможно, но… Миркин застопорился на бегу, разинув рот, потому что турист был жив! Он будто спал, ровно и мерно дыша, на его теле не осталось и следа от нанесённых Сенцовым смертельных ранений, а так же — исчезли и татуировки, и старые шрамы, кожа туриста оказалась чистой, как у новорождённого!

— Он должен очнуться! — авторитетно заявил доктор Ольсен, гордясь победой. — Сейчас, мы оденем его в пижаму и положим в бокс!

Определив аномального живого туриста в бокс, доктора Ольсен и Пищенко удалились, а профессор Миркин остался — решил своими глазами увидеть, как очнётся турист. Даже если ему придётся несколько суток над ним просидеть — он дождётся его пробуждения, чтобы убедиться в небывалой эффективности страшного воскресителя. Профессор присел на стул около занятой туристом кровати, всматриваясь в его живое румяное лицо. Раньше на левой щеке Траурихлигена был едва заметный шрам, но теперь исчез и он, щека была гладкой и розовой, напоминая щёку младенца. Миркин даже привстал со стула, разглядыая туриста, и тут же увидел, как он пошевелился! Миркин застыл стоя, а оживший турист приоткрыл глаза и остановил взгляд на изумлённом Миркине.

— Как вы себя чувствуете, господин Траурихлиген? — осведомился у него Миркин, снова опустившись на стул около кровати.

Эрих Траурихлиген медленно повернул на подушке свою голову, уставился на Миркина пустым болезненным взглядом и издал хриплый звук, нечто среднее между «Аааа», «Ээээ» и «Рррр». Профессор Миркин не на шутку обеспокоился: а вдруг слишком долгое отсутствие кислорода погубило мозг «туриста», и он теперь навсегда останется безумным «помидором»?? Да, Теплицкий тогда всех живьём сожрёт, и «рыбка» обеспечена…

— Простите? — переспросил Миркин, надеясь вызвать у «туриста» искру разума, хотя внутри себя понимал: «турист» для всех потерян…

— Аааххьь, — пробормотал Траурихлиген, ворочаясь. — Wie Beefsteak… — прошептал он, возя руками по простыне. — Рррр, доннерветтер…

Так, по-немецки болтает, это уже что-то. Миркин успокоился: кажется, эксперимент удался, и «турист» получил шанс на вторую жизнь…

— Чёрт… — кряхтел тем временем Траурихлиген, а потом — рывком сел на кровати, больно пихнув Миркина в бок, вперился в профессора безумными глазами и потребовал:

— Миркин! Дай воды!

— Пожалуйста, — Миркин быстренько налил в стакан воды из стеклянного кувшина и протянул стакан Траурихлигену.

Эрих схватил стакан в кулак, начал пить громадными глотками, подавился, закашлялся и расколотил стакан, швырнув его об пол.

— Ррррр… флюхт! Ааааа! — зарычал он и вскочил с кровати на длинные ноги. — Вас фюр айн… Шайзе… — плюясь всем этим, он подобрался к окну нетвёрдой шаткой походкой и опёрся руками о подоконник. — Миркин! Моя голова… — Траурихлиген оторвал руки от подоконника и схватился за свою голову, растрёпывая волосы.

Профессор Миркин сидел на стуле, его ноги утопали в разлитой «туристом» воде. Но Миркин этого не видел, потому что был поражён и оцепенел: эффект оказался неожиданно, фантастически быстрым! Доктор Ольсен сказал, что «турист» будет выздоравливать три года, а он вон — уже крутится по комнате, колотит стаканы и ругается!

Эрих Траурихлиген развернул свой могучий торс, сделал большой шаг, а потом — вдруг как-то странно глянул вниз, прижал руки к своей груди.

— Миркин! — выплюнул он, безумно вытаращив зрачки. — У меня был медальон… — произнёс он жутким шёпотом и стиснул свои тяжеленные кулачищи. — Где он, Миркин?? Где?? — Траурихлиген сделал скачок, ухватил профессора за воротник халата и приподнял над полом.

— Ииии… — запищал Миркин от боли и страха, а воротник халата угрожающе затрещал, отрываясь. Ноги профессора бестолково дёргались, не находя опоры.

— Пусти… — проблеял профессор, чувствуя жёсткую нехватку воздуха.

— Где мой медальон?? — с расстановкою повторил Траурихлиген и встряхнул профессора Миркина, как куклу. На миг Миркин даже решил, что куда лучше бы было, если бы Траурихлиген остался «овощем».

— Я не знаю… — просипел Миркин, теряя сознание.

— Что??? — взорвался Эрих Траурихлиген и с силой швырнул несчастного Миркина в дальний угол бокса.

Профессор Миркин больно навернулся о стенку головой и плечами, упал, забарахтался на полу. Да, поведение воскресшего «туриста» — типичное поведение герра Эриха Траурихлигена: он ругается по-немецки, всё крушит и кидается людьми. Кажется, смерть и воскрешение никак не повлияли на него, Эрих Траурихлиген остаётся собой и, возможно, включит «брахмаширас»…

— Миркин!! — ревел тем временем «турист», бегая по боксу, как волк по клетке. — Где?? — он всё ещё искал медальон, которого не было на нём в тот момент, когда его утащили из морга. Очевидно, тот медальон достался опу — они забрали его, когда Траурихлигена раздели в морге.

Миркин встал на ноги, чувствуя набитые шишки, отковылял в дальний угол бокса, подальше от беснующегося Траурихлигена, и спокойно сказал ему:

— Вы знаете, что с вами произошло?

— Меня обокрали! — выплюнул Траурихлиген, ломая стул, на котором недавно «базировался» Миркин. — Вы стащили мой медальон, который стоит в три тысячи раз больше, чем все ваши никчёмные жизни! — Траурихлиген внезапно скакнул к Миркину и вцепился скрюченными пальцами в воротник его рубашки, затянув его. — Отдавай, или придушу, как таракана… — зашипел он, снова лишая профессора кислорода.

Профессор Миркин раскашлялся, замахал руками, желая выпросить пощады, замычал, не в силах выжать из сдавленной глотки слова. Траурихлиген вперился прямо в его глаза, а профессор зажмурился, потому что не мог переносить его взгляд и удушье.

— Отдавай! — настоял Траурихлиген, пригнув худого Миркина к полу тяжёлой рукой.

Профессор согнулся в три погибели на коленях, у ног рычащего от злости «туриста» и уже начал прощаться с жизнью, ведь отдать медальон он всё равно не мог из-за опа. А попробуй-ка, растолкуй причину бешеному медведю!

— Что за шум, а драки нет? — это отворилась тяжёлая переборка, и в бокс ввалился доктор Ольсен, увидал живёхонького «туриста», и его улыбка расплылась ещё шире.

— Успех! — воскликнул доктор Ольсен и даже подпрыгнул, сообразив, что избавился от проклятой рыбки, которой успел провонять насквозь за этот жуткий, почти погибельный год.

— Чего скакаешь?? — тут же надвинулся на него Эрих Траурихлиген, выпустив Миркина. Профессор был даже благодарен Ольсену за то, что тот так вовремя возник — ещё чуть-чуть, и колба воскресителя потребовалась бы уже ему самому.

— Получилось! Получилось! — подскакивал весельчак Ольсен и попутно откусывал булочку с повидлом. — Вот это — да! А темпы!

— Где мой медальон, слизнячок?? — Траурихлиген налетел на Ольсена ураганом и залепил доктору звонкий подзатыльник. Доктор покосился вперёд, выронил булочку и обижено прохныкал:

— Эй, я же вас не бью!

— Мозги вывалю, если будешь жрать в моём присутствии! — пригрозил Ольсену Траурихлиген, отпихнув искусанную булочку за дверь своей босой ногою. — Давай мне мой медальон, и я пошёл! Мне ваши рожи уже во сне снятся!

— Не так быстро, турист! — порог бокса переступил Теплицкий, а за ним несокрушимою стеной вдвинулись его постоянные спутники — Геккон и Третий.

— Чего? — удивился Траурихлиген, отстав от Ольсена. Ольсен тихой сапою отполз подальше, как только Траурихлиген от него отвернулся.

— Зелёные калоши! — победителем хохотнул Теплицкий, поигрывая чем-то вроде дистанционного пульта. — Помнишь турист, я просил тебя завести мне «брахмаширас»? — осведомился олигарх, глядя на «туриста», словно царь — на холопа.

— Ты думаешь, что я отдам тебе «брахмаширас», Теплицкий? — язвительно осведомился Эрих Траурихлиген, сложив руки на груди. — Ты, наверное, съехал крышей, брат!

— Неа! — просиял Теплицкий, видя, как Геккон и Третий играют кулаками, изображая непобедимую силу. — В прошлый раз ты водил меня за нос и стянул мой флиппер и моего Барсука. Но теперь у меня есть вот это! — он выпятил вперёд маленький пульт с одной кнопкой и довольно подкатил глазки под потолок.

— Ну и что это — тамагочи? — скептически хмыкнул Траурихлиген, не думая, что эта маленькая вещичка может как-либо на него повлиять.

— Увидишь, если не будешь слушаться! — пообещал Теплицкий. — И к тому же — я отдам тебе медальон, когда ты включишь «брахмаширас»! Надо же тебя как-то приструнить, а то ты, турист, совсем распоясался!

Профессор Миркин знал, что Теплицкий соврал насчёт медальона — специально, чтобы подцепить «туриста» на крючок. «Турист», кажется, тоже заметил враньё Теплицкого, потому что сжал кулак и прошипел:

— Понтишь ты, Теплицкий, нет у тебя медальона! И, к тому же — я для тебя не «турист», а «ваша светлость»! Соблюдай субординацию, лягушонок, иначе ты у меня в лагерь загремишь!

— А с чего ты решил, что это понты? — буркнул Теплицкий, обидевшись на «лягушонка» и на «лагерь».

— А потому что я не замечал за тобой тяги к правде! — огрызнулся Траурихлиген, параллельно думая о том, кого бы ему вырубить первым: Третьего или Геккона? — И вообще, Теплицкий, я тебе не верю — ты беспонтово понтишь, поэтому я сейчас сам пойду и найду свой медальон!

С этими словами Эрих Траурихлиген отпихнул от себя Теплицкого и попытался покинуть бокс в одной пижаме.

— Стой! — Геккон и Третий заступили ему путь, остановив в полуметре от порога.

— Да, щас! — фыркнул Траурихлиген и тут же залепил сокрушительную затрещину Геккону, заставив того врезаться в пол. Геккон обрушился, сверкнув подошвами ботинок, Траурихлиген перешагнул порог и направился из бокса прочь, шлёпая по полу босыми ногами. Третий пустился вдогонку, схватил Траурихлигена за локоть, однако взбесившийся «турист» отшвырнул его к стенке, словно котёнка. Третий стукнулся спиной и затылком и осел на пол.

— Миркин, он убегает, Миркин!! — заверещал Теплицкий, поскользнулся на полу и упал в расплёсканную «туристом» воду.

— А я что могу сделать? — фыркнул в дальнем углу бокса Миркин, не желая, чтобы Траурихлиген снова его душил. — Я учёный, а не боксёр…

— А вот, что! — просиял лишённый булочки доктор Ольсен, подобрался к лежащему в луже Теплицкому и взял из-под его носа маленький пульт с единственной кнопкой. Падая, Теплицкий выронил его, а Ольсен выпрямился и тут же надавил на кнопку большим пальцем, заляпанным повидлом.

Эрих Траурихлиген бодро и уверенно шагал по серому коридору, обшитому металлическими пластинами. Его не смущало ни то, что из одежды на нём лишь пижама, ни то, что он идёт босиком — сейчас, он выберется, и получит себе ту одежду, которую захочет!

— Та не сработает это, Ольсен! — Теплицкий вскочил с пола и выскочил в коридор, видя удаляющуюся спину туриста.

— Проверено! — весело возразил розовощёкий сытый доктор, и в тот же миг бодрый турист вдруг как-то съёжился, сложился пополам, будто бы его внезапно сразил приступ радикулита. Схватившись руками за собственное туловище, Эрих Траурихлиген надрывно закашлял и обрушился на серый пол.

— Вау! — обрадовался Теплицкий и захлопал в ладоши. — Класс! Он дрессированный, ура!

— Хы-хы! — настоящим злодеем хохотнул доктор Ольсен и протянул пульт Теплицкому. — Прошу! Его чип вызывает настолько сильный болевой синдром, что он ничего не может делать — только лежать и кашлять!

Эрих Траурихлиген даже пошевелиться не мог — так жёстко его скрутило. Он сидел на полу и пялился в дальний серый угол, потому что честь и гордость не позволяли ему ни на кого смотреть снизу вверх. Теплицкий, доктор Пищенко, доктор Ольсен и профессор Миркин надвинулись на него стеною и что-то бормочут, мерзко похохатывая.

— Ну вот, «турист», ты и попался! — из-за «стены» явился Теплицкий и сейчас же оглушил гвалтом. — Неужели, ты думал, что я тебя просто так отпущу?? Нет! Геккон с Третьим, конечно, хорошая охрана, но не против тебя! Я решил перестраховаться и заставил Миркина запхать тебе под кожу чип!

— Спасибо… — пробормотал Траурихлиген, корчась от непонятной боли.

— На здоровье! — просиял Теплицкий, поигрывая пультом. — Когда ты отбиваешься от моих рук — я жму на кнопку и ты сейчас же делаешься беспомощным слизняком! Выбирай, «турист»: либо ты включаешь мне «брахмаширас» и я выкидываю тебя назад, в твоё средневековье, либо — ты отказываетшься и я тебе — КХ! — Теплицкий приставил к своей голове указательный палец и выполнил жест, будто стреляет из пистолета. — Пулю в лоб!

— Доннерветтер! — рыкнул Траурихлиген, ворочаясь на полу. — Ладно, Теплицкий, ты победил… — нехотя просипел он, поняв, что влип до тех пор, пока не найдёт и не выковыряет чип. — Я включу тебе «брахмаширас»!

— Хы-хы!! — возликовал Теплицкий, вспрыгнув до самого потолка — едва башкой об него не ударился! — Наконец-то! Я столько ждал, что уже состарился! Ура, у меня будет «брахмаширас»! Будет, будет «брахмаширас»! — он даже петь начал и хлопать в ладоши. — Турист, ты начинаешь работу над «брахмаширасом» прямо сейчас!

— Угу… — угрюмо прогудел Эрих Траурихлиген, поднимаясь на ноги. Теплицкий командует им… И как только можно было так влипнуть? Слизняк Сенцов и тот бы так не влип… Чёрт! Но, ничего, в этом тоже есть свои плюсы: «брахмаширас» давно требует современного апгрейда!

Глава 136 В гостях у духов подземелья

Сенцов тысячу раз пожалел, что прочитал принесённые Красным бумаги. Чёрт, зря он, вообще, брал в руки эту гадость! Теперь тёмные коридоры проклятого штаба кажутся наполненными мерзкими серыми троллями, которые пожирают человеческие кости… А кривые сыроватые улочки этого нехронального Докучаевска — кишащими оборотнями и всякой противной склизкой нечистью… Да, Сенцов тут теперь не заснёт — хоть спускайся в подвал и забейся в тесный «ретоподъезд» Красного и Бисмарка! У Траурихлигена вон, сколько много подвалов — даже тут, в его зловещем кабинете, и то, есть подземный ход! А вдруг, Траурихлиген — сам тролль??

Шорох, внезапно раздавшийся у дальней стены, напугал Константина едва ли не до полусмерти — ужас сковал его руки и ноги, заставил капли холодного пота выступить на лбу…

— Не спится? — уши уловили знакомый голос, и страх отполз, позволив онемевшему лицу почувствовать движение воздуха. Нету здесь троллей, и нету здесь нечисти — это Красный явился из своего «ретоподъезда» с очередным электрочайником в руках и навис над испуганной сенцовской душою с дурацким вопросом:

— Развлекаешься?

Сенцов ему в ответ едва не нахамил… Как тут, вообще, можно развлекаться?? Когда не танк тебя задавит — так бомба подорвёт, от бомбы убжишь — так монстры загрызут??

— Читаешь! — определил Красный и установил свой сиреневый чайник на стол перед Сенцовым.

— Интересно? — осведомился он, плюхнулся на свободный офисный стул и подъехал вместе с ним поближе к Константину.

— Чёрт! — угрюмо буркнул Сенцов, бросив на стол листок, который только что читал. — Мне тут и так не санаторий, а вы ещё сюда всякой дряни про монстров напихали!

— Это же бред! — шумно выкрикнул Красный, подавляя хохот. — Я сам как прочитал — так чуть со смеху не помер!

— Чёрт! — повторил Сенцов и даже стукнул по чужому столу кулаком.

— Старлей! — крикнул Красный в ухо Сенцову, и Константин от него отодвинулся — ещё оглохнуть не хватало для полного счастья. — Мы тут с Бисмарком на игрек-связь выходили, и Репейник тебе ещё одно задание опустил!

— Что, без меня выходили что ли?? — оскалился Сенцов. — Хоть бы позвал меня, Красный! Или всё, вы решили меня списать?

— А тебе на игрек-связь нельзя! — отрубил Красный, налил из элекрочайника кипящую воду в кружку, которую тоже притащил с собой, а затем опустил в кипяток чайный пакетик. — Ты же Траурихлиген — какая тебе игрек-связь?

— Чёрт… — процедил сквозь зубы Константин. — Чайку, хоть, налей, жадюга! — попросил Сенцов и придвинул Красному массивный металлический кубок в виде черепа на ножке.

— Не пыльный? — осведомился Красный тоном домохозяйки, схватил кубок за толстую ножку и шумно дунул в него.

— Да нет, вроде бы… — пробормотал Константин.

— Ну, тогда давай, налью! — согласился Красный, наполняя кубок кипятком. — Так вот, Старлей, Репейник нам вот, что опустил: нужно срочно найти в здешних дебрях Иоахима Кукушникова!

— Ух-х! — раздражённо фыркнул Сенцов, который про того Кукушникова вообще уже забыл… кто там упустил Кукушникова? По-моему, Красный и упустил!

— Надо, надо! — настоял на Кукушникове Красный. — Он где-то тут прячется, и может подложить свинью!

— Ладно, пойдём, только не плачь! — протарахтел Сенцов, придвигая к себе до верху наполненный чаем кубок. Да, неудобная посудина: широкая и очень толстостенная. И Сенцов с его удачей, обязательно разольёт чай на себя.

Красный же залпом опустошил свою кружку — оранжевую, с огромной надписью толстыми буквами «BIG BOSS», вытер рот кулаком и слопал целиком конфету «Мишка». Сенцов ужасно хотел пить, да и есть тоже хотел — он взял в руку зловещий кубок Траурихлигена, придвинул к лицу…

— На кого я с этим похож? — шутливо спросил Сенцов у Красного, а в глазницах золотого черепа зловеще сверкали рубины.

— На музейного вора! — хохотнув, определил Красный и слопал ещё одного «Мишку». — Так что, Старлей, не сидим, а подбираем телеса и работаем! Пошли, увалень, Бисмарк нас уже заждался!

Сенцов почувствовал себя обескураженным: Красный сам только что подтвердил, что он на уровень Траурихлигена не тянет: «Похож на музейного вора»… Да и сон одолевать начал — идти на поиски почти что, призрачного технокиллера совсем не хотелось… Попробуй, найди его тут, в жутком лабиринте из подземных ходов и бункеров! И нарваться можно неизвестно на что…

Константин тяжело и сбольшой неохотою отлип от кресла-трона, на котором обычно пил чай Траурихлиген… Скорее, он не пил из этого кубка — он пил из обычной чашки, а кубок просто пылился в шкафу. Красный же вручил его Сенцову «для крутости» — сам Сенцов слизняк, так пускай хоть его кубок выглядит круто…

— Идём, Старлей! — прыгал около двери Красный, а карманы его брюк были набиты конфетами. — А то от твоей физиономии заснуть охота!

Сенцову просто так было заснуть охота, однако он стряхнул с себя сон и потянулся вслед за Красным в их с Бисмарком тесный, сыроватый «ретоподъезд».

— Конфетку хочешь? — осведомился Красный, протягивая Сенцову одну из своих конфет.

— Нет аппетита, — отказался Сенцов, пройдя вперёд и отодвигая фальшивую стенку для того, чтобы хоть что-то делать, а не спать стоя, как жираф.

— Не хочешь — как хочешь! — пожал плечами Красный и слопал конфетку сам.

Константин уже привык к мрачным подземным коридорам и шагал по инерции, отбивая гулкие шаги по сыроватым холодным булыжникам, засунув в карманы свои мёрзнущие руки. Красный насвистывал у него за спиной, шаря своим фонариком по стенам, чем немного раздражал Константина.

Бисмарк их уже поджидал — он внезапно выскочил из темноты, словно призрак, и громко сообщил на всю ивановскую:

— Ну, наконец-то, приползли! Я тут уже соскучился!

Сенцов вздрогнул от неожиданности, резко направил вперёд свой фонарик, узнал в мечущемся тёмном силуэте Бисмарка и испустил облегчённый вздох: их никто не накрыл, и монстр не напал — просто Бисмарк соскучился в одиночестве и решил пошутить, напугав всех до полусмерти…

— Тише, Бисмарк! — прошептал Красный, приложив палец к губам. — Тут эхо — как иерихонская труба! Оглохнуть можно!

— Та не копошись, брат! — хохотнул Бисмарк. — Тут никто никого не слышит! Глухо, как в танке!

— Идёмте, братья! — Красный зачем-то схватил за рукав Сенцова и насильно поволок в их с Бисмарком подземную коморку, на которую они навесили сверкающую стальную дверь из нормохроноса. — Старлей, мы тут выходили на игрек-связь с Репейником…

— И узнали, что нужно искать Кукушникова… — мрачно перебил Сенцов. — Красный, ты мне этим Кукушниковым уже мозги проел!

— Да, нет, тут интереснее! — отказался Красный, вступил в чрево коморки, вдвинулся за компьютерный стол — обычный, тоже из нормохроноса — и открыл ноутбук. — Мне Репейник карту местных подземелий скинул! — радостно объявил он, поглаживая неживой ноутбук, как любимого кота.

— Супер, ага? — хохотнул Бисмарк, устроившись рядом с Красным.

— А… где он её взял? — осведомился Сенцов, переступая с одной ноги на другую, потому что Красный и Бисмарк заняли оба стула.

— Скачал… откуда-то… — неопределённо буркнул Красный и повернул ноутбук к Сенцову. — Нам сейчас надо будет проверить вот это помещение, это и это! — его палец бодро скользил по экрану, показывая полоски и квадратики, в которых Сенцов ничего не понимал. Сенцов вообще не умел читать карты — никакие, ни туристические, ни пиратские… Если бы Сенцов не стоял посреди коморки, а успел занять стул — начал бы уже клевать носом.

— Слушай, Красный, — Сенцов вдруг вспомнил про своего недавнего «лешего» гостя и решил выяснить, нашли они с Бисмарком его следы или не нашли?

— Не знаю, брат, — Красный в ответ пожал плечами: они с Бисмарком обшарили здесь все тёмные замшелые сырые закоулки, однако не нашли ничего, кроме плесени. — Духа ты какого-то поймал…

— Этот «дух» мне чуть башку не пробил… — мрачно огрызнулся Сенцов, и тут же спросил:

— Слушай, Красный, а где они собираются, заговорщики эти?

— А ты что, ещё ни разу с ними не собирался?? — Красный аж подпрыгнул от изумления, едва не спихнув ноутбук со стола на погибельно твёрдый булыжный пол.

— Нет… — выдохнул Сенцов, топчась. — Я даже не знаю, собираются они вообще, или нет…

— Тьфу, ну ты даёшь! — взорвался Красный, выхватил из шкафа рюкзак и принялся яростно пихать в него бутерброды, уминая ладонями…

— Эй, полегче! — вступился за бутерброды Бисмарк и отобрал у Красного рюкзак. — А то нам есть нечего будет!

— Старлей, ты просто уникальный слизняк! — зверствовал Красный, пока Бисмарк аккуратно складывал в рюкзак уцелевшую провизию. — Ладно, всё, пошли — время не резиновое! Найдём Кукушникова, потом — если будет время — и заговорщиков твоих поищем!

Собираясь, Красный нацепил на себя целых четыре кобуры: две наплечных и две на пояс. Запихнув в каждую по пистолету, Красный потянулся к верхней полке за игрек-базукой, но Бисмарк схватил его за руку.

— Хочешь обвалить на нас потолок? — хохотнул сытый Бисмарк, отпихнув Красного в сторону. — Тебе вполне хватило бы и одного пистолета!

— Мало ли что там водится? — фыркнул Красный, проверяя надёжность крпеления своих пистолетов, а Сенцов невольно вспомнил противных троллей и зубастых вервольфов из проклятых бумаг. — Старлей уже видел какого-то типа! Я не хочу, чтобы нас убили!

— Ты Старлея не пугай! — осторожно посоветовал Бисмарк, кторый, как и говорил, взял себе всего один игрек-пистолет. — А то он тут трясётся, как мышь!

— Тебе показалось! — раздражённо рыкнул Сенцов, топчась. — Идёмте уже, а то я с вами засну!

— Я загрузил все карты в игрек-очки! — протараторил Красный и протянул Константину какой-то мелкий предмет. — На-ка, Старлей, тебе сегодня можно надеть игрек-очки.

— А что это вообще? — осведомился Сенцов, взяв «подарочек» Красного и увидав, что это никакие не очки, а штучка непонятная, похожая на заколку-невидимку. — И очки твои где?

— А это и есть — очки! — весело пояснил Красный, подсмеиваясь над непонятливостью Сенцова. — Новые, голографические, Репейник опустил! А это — клипса-поектор, включается силой мысли! Надевай за правое ухо!

— Угу, — машинально кивнул Сенцов и приколол игрек-невидимку к своим пережжённым волосам, которые уже перестали быть похожими на арийскую копну Траурихлигена, а приобрели неприятное сходство с паклей или мочалом.

— Выдвигаемся! — скомандовал Красный и бодро двинулся вперёд по мрачному коридору. — Очки включаем — там темно!

Сенцов никогда ничего раньше силой мысли не включал — не верил даже, что такое возможно. Ну, раз Красный говорит, значит, Репейник изобрёл крутой гаджет. Сенцов представил себя в игрек-очках, и вдруг перед глазами у него что-то вспыхнуло, и быстро угасло. Константин зажмурился, не ожидав вспышки, а когда открыл глаза — понял, что его новые игрек-очки включились, и сами настроились на режим ночного видения. Кстати, отличные очки вышли у Репейника — в кромешной темноте они позволяли Константину видеть в полноцветной гамме так, словно тут горел яркий свет.

— Хорошие очки… — неопределённо пробурчал Сенцов, не особо разглядывая всякие углы и щели, дабы не увидеть там монстра из бумажек Красного.

— А то! — хохотнул впереди него Красный, бодро шагая. — На карту настройся и иди по ней, а то потеряешься!

— Угу, — кивнул Сенцов и только подумал о карте, как она мигнула у него перед глазами, показывая точку — его собственное местоположение.

Очень непривычно, но удобно — Сенцов двигался вперёд и виде, как двигается за ним его точка, показывая, что ему следует повернуть направо, пройти вперёд, повернуть налево, снова пройти…

— Много думаешь! — заметил впереди Красный, который уже прилично оторвался.

— А? — удивился Сенцов, застопорившись и заставив замыкающего Бисмарка жестко налететь на себя.

— Брат, ты поосторожнее, зашибу, — Бисмарк успел заклиниться и не сшибить Сенцова с ног.

— Прости… — пробормотал обескураженный Константин, небыстро двинувшись вперёд. — Красный, у тебя что, миелофон тоже имеется?

— Скажешь тоже! — Красный едва не взорвался гомерическим хохотом, услыхав от Сенцова слово «миелофон», а Константин просто не мог подобрать дугого слова, чтобы объяснить, каким образом Красный понял, сколько он думает.

— Ты детскую фантастику меньше читай, скатываешься на выдумки! — подсмеивался Красный, шагая. — Не миелофон, а сканер сознания! Он встроен в игрек-очки, а все очки Репейник в сеть соединил, ферштейн?

— Ага, — кивнул Сенцов, а его очки вдруг выдали сообшение: «Впереди биомасса!».

Воспалённый мозг Константина тут же изрыгнул ужасный образ чудовища, наделённого акульими зубами, паучьими лапами и волчьм хвостом, Константин толкьо решил его испугаться, как снова услыхал ехидный голос Красного:

— Ну, да, у страха глаза велики!

— Та выключи ты наконец свой сканер сознания! — возмутился Константин, осознав, что образ его чудовища передался Красному по сети. — Ты нарушаешь неприкосновенность моей личности! — а сделав два шага, Сенцов понял, что Красный ещё и прав — никакого монстра нет, а по коридору им настречу трусцой бежит обычный серый кот, который попал сюда неизвестно как. Может быть, он нехрональный.

— И слежу за твоей безопасностью! — заявил Красный, сканируя коридор и передавая все эти образы через сеть Сенцову и Бисмарку. — Мы, ксатати, Старлей, пришли! Вот, дверь!

Красный посторонился, и Сенцов увидал эту самую дверь — огромную такую, стальную дверищу, зарытую на замок со сканером, который открывается карточкой.

— И кажется, нашли кое-что интересное! — заметил Бисмарк, выдвигаясь из-за сенцовской спины и приближаясь к этой монолитной дверище на разумное расстояние. — Видите, как задраили?

— А я о чём! — радовался Красный, отпихивая кота, который навязчиво тёрся об его правую ногу. — Надо было базуку взять!

— А я взял! — объявил вдруг Бисмарк, и Сенцов удивился: в ручищах его габаритного товарища не было никакой базуки… — Карточку, которую вы оба забыли!

— Вот, чёрт! — Красный хлопнул себя по лбу, а Бисмарк с довольным видом прошёл к двери и легко победил её, чиркнув по сканеру своей карточкой.

— А что, по-вашему, делает пастух? — хохотнул он, а тяжёлая дверь тем временем открывлась сама, сдвигаемая потайным механизмом.

— Ну, да, ты ас, — согласился Красный и повернулся к открывшейся двери.

Они ожидали увидеть за ней всё, что угодно: склад траурихлигеновского оружия, жилище Иоахима Кукушникова, «брахмаширас» в конце-то концов, кторый давно пора было найти… Но то, что они увидели, оказалось просто изумительным… невероятным, завораживающим… За тяжёлой дверью раскинулось обширное помещение — раз в семь, а то и в восемь больше, чем на карте Репейника. Далёкие стены, высоченный потолок, который весь составлял один огромнейший дисплей, изображавший свободное, свотлое лазурное небо и почти настоящее летнее солнце. А под этим небывалым потолком, в свете мощных ламп, насколько видел глаз, цвели невероятные розы. Их тут были тысячи… нет, тысячи тысяч, и море их казалось бескрайним, безраздельным и просто фантастическим, как в волшебной сказке! Красный, Бисмарк и Сенцов просто застыли, вступив в это сказочное море цветов, и сенцовская голова даже кружилась от чарующего тонкого аромата, который вился тут повсюду. Вот откуда, оказывается, Шульц берёт розы, чтобы украшать суровый штаб, а Сенцов поймал себя на мысли, что срезал бы все эти розы и бросил бы к Катиным ногам ради того, чтобы она простила его и ушла от проклятого Степана…

«Внимание, впереди биомасса!» — снова выдали его очки, и Сенцов вздрогнул, представив себе сначала монстра, а потом — ещё одного нехронального кота. Прогнав эти нелепые образы, пока они Красному не передались, Константин решил не гадать, а просто оглядеться и увидеть эту «биомассу» своими глазами. Сначала он ничего не увидел из-за «миллиона алых роз», от которых рябило в глазах, но потом вдруг заметил человека. Некто, присев на корточки, самозабвенно окапывал один розовый куст за другим, скрупулёзно следя за тем, чтобы вокруг каждого из них оказались абсолютно одинаковые горки земли. Сознание тут же нарисовало для Сенцова кровожадного головореза, однако, приглядевшись, Константин понял, что это всего лишь, Шульц увлечённо ухаживает за генеральскими розами. Неожиданная встреча, а главное — абсолютно ненужная сейчас Сенцову. Вообще, этот Шульц какой-то странный для гауптштурмфюрера СС отлично и безропотно — выполняет работу слуги, и абсолютно негодный воевать.

— Добрый вечер, ваша светлость, — негромко поздоровался Шульц, увидав в отдалении Сенцова, и Константин удивился, почему этот офицер не соблюдает устав…

— Привет, — пространно буркнул Сенцов, сбитый с толку неуставным поведением своего… траурихлигеновского адъютанта, и остро осознал, что срезает миссию свою с потрохами.

«Прогони его!» — вспыхнули на очках мысли Красного, и Сенцов, включившись, тут же рявкнул:

— Вон!

— Яволь! — пискнул Шульц и поспешил сбежать, а Сенцов, вздохнув с облегчением, разыскал глазами Красного и Бисмарка, которые притаились среди колючих роз, опасаясь оказать демаскированными.

— Хоть рявкнуть смог, — прокомментировал Красный, выбираясь из роз. — Чёрт, поколося весь…

— Красный, а почему он мне «Хайль Гитлер» не сказал? — спросил Сенцов, топчась и невольно нюхая розы, от запаха которых голова кружилась и даже болезненно клонило в сон.

— Ну, ты, Старлей, точно был в прошлой жизни бараном! — рассердился Красный, фыркнув носом, как гигантский ёж. Имей он колючки — он бы уклол ими Сенцова… — Такое впечатление, что ты всё время смотришь в книгу, а видишь… чёрт-те что! Он же не офицер, а камердинер! Траурихлиген купил ему звание!

— Я — баран, — согласился Сенцов, развернувшись чтобы уйти. Нечто подспудное, что всегда больно и страшно кусает под ложечкой, шепнуло страшным голосоком, что они тут найдут и цветы, и котов, и Шульца, и лешака, и каморки, забитые мусором… только того, что нужно, не найдут никогда. Их кишка — слишком тонка для того, чтобы разгадать тайны Траурихлигена, и Константин остро ощутил, что не стоит и мизинца настоящего генерала.

— Я — спать, — угрюмо буркнул Сенцов, повернул свой сонный корпус и утащился, чтобы лечь спать — на раскладушке и в ботинках.

* * *

Майор Баум не находил себе места и совсем не спал. Он уже взял себе новый смартфон, вставил в него твин-карту, сохранив свой номер телефона, но украденный аппарат не давал ему покоя. Дай бог, если похититель не разберётся, как его использовать. Но очень может быть, что в темноте заднего двора райкома-штаба Баум встретил не партизана, не беглого коммуниста и не русского шпиона, а агента спецслужб будущего, которые пытаются отобрать у них трансхрон. Он отнял у Баума смартфон, как доказательство их технического развития, и теперь следует со дня на день ждать непрошенных гостей и потерпеть поражение в неравном бою, ведь у спецслужб будущего оружие намного лучше, чем у них…

Глотая успокоительные, майор Баум в десятки раз превысил дозу и стал даже чуток невмеяемым: спать не мог совсем; не говорил, а орал; не ходил, а бегал; не брал предметы, а хватал их, словно клешнями… Потолок и стены кабинета давили на взвинченную психику, и поэтому Баум решил подышать воздухом, а заодно — наведаться в комендатуру к Фогелю. Выпив стотысячную по счёту чашку кофе, майор сгрёб со своего стола всё в верхний ящик и бегом побежал вперёд по коридору к лестнице, чтобы спуститься вниз.

Меряя расстояние огромными шагами, майор Баум аж запыхался — и очень удивился, увидав Фогеля, как тот мирно сидит за своим столом и со спокойствием удава что-то пишет ручкой на бумажке. Он даже не обратил внимание на то, как Баум распахнул дверь его кабинета и застрял на пороге с разинутым ртом.

— Фогель! — рявкнул майор, не в силах больше выдерживать спокойствия коменданта.

— Ай-яй! — подпрыгнул тот, уронив от неожиданности ручку. Если бы у него была не шариковая, а перьевая ручка — он бы испортил кляксами всё, что старательно выводил на своём листе в течении нескольких часов.

— Как вы можете сидеть?? — завизжал майор, а на столе Фогеля тоненько зазвенела фарфоровая кофейная чашечка, из которой комендант спокойно пил кофе.

— А… что? — изумлённо пробубнил Фогель, по старой привычке откладывая бумаги подальше от себя, а главное — подальше от Баума.

— Чем вы вообще тут занимаетесь?? — Баум визжал, а комендант от его голоса едва ли не глох.

— Считаю потери и пишу отчёт… — пробулькал Фогель, ёрзая в кресле и злясь на то, что взбалмошный майор отвлёк его от работы. — А что?

В кабинете Фогеля почти ничего не было из нормохроноса — только компьютер с принтером и вычурная рогатая ваза в углу. А так — консервативный комендант оставил всю свою старую мебель, которая в глазах Баума выглядела невозможным хламом. Компьютер и принтер Фогеля были выключены — комендант не пользовался ими, они просто стояли и собирали пыль. Комендант по старинке писал отчёты ручкой — спасибо, господи, что шариковой, а не перьевой…

— Да как вы можете так спокойно сидеть?? — негодовал Баум, сорвавшись с порога и принявшись неистово курсировать из угла в угол, сбивая сапогами ковровую дорожку.

— А… что?? — недоумевал комендант, таращась на Баума круглыми от удивления глазами.

— Вы нашли шпиона, или вы не нашли шпиона?? — напал на него Баум, подступая, чтобы схватить коменданта за воротник скрюченными пальцами.

— Да вы с ума сошли! — испугался комендант и пулей выскочил из кресла, отбежал в дальний угол, дабы сумасшедший майор не измял ему мундир. — Какой шпион??

— Ну, как это — какой?? — Баум почти что взвыл, обливаясь потом. — Который подслушал наш заговор! Так поймали или не поймали??

— Солдаты всё прочёсывают: город, лес… ему не уйти, имейте терпение, Баум! — пробормотал комендант, стараясь не приближаться к майору — а вдруг схватит за воротник, когда он только что выгладил мундир??

— Вы просто ленивый слизняк! — выплюнул майор, сделал широкий шаг к столу Фогеля и залпом выпил остатки его кофе. — Вы постоянно рисуете цифры и думаете, что я не понимаю, что это для того, чтобы больше ничего не делать??

— Вам нужно поспать, — вздохнул комендант, видя, что под покрасневшими глазами майора расплываются страшные тёмные круги — прямо, как у вампира.

— И вы ещё можете спать?? — разразился Баум, от негодования подпрыгивая на месте: как же, его смартфон попал неизвестно в чьи руки, а Фогель тут спит, как ни в чём не бывало…

— Если бы я не спал — я бы загнулся уже… — проворчал комендант. — Попробуйте сохранить здоровье, когда вокруг вас одни безумцы! Мне, например, очень помогает регулярный сон! Вам я тоже советую сон: это лучшее лекарство от стресса. Да, Баум, не пейте столько таблеток и кофе — это вредно для сердца.

— Чёрт бы вас побрал… — пробурчал Баум. — Скажите, генерал знает о шпионе?

— Нет, — покачал головой Фогель. — Вы же не хотите, чтобы я докладывал — и я молчу. Хотя считаю, что лучше бы доложить — он быстрее его найдёт!

— Он перекрутит нас на колбасу… — эти слова майор Баум прошептал болезненным шёпотом. — Молчите, Фогель, я вас умоляю… Я попытаюсь сам…

— Как хотите… — пожал плечами комендант и, видя, что Баум сдулся, решился вернуться за свой стол. — Но я, всё же, советую вам поспать — вы превращаетесь в зомби… Вы так и до конца войны не доживёте, а я, например, ещё хочу увидеть своих детей — у меня, например, их четверо. А у вас?

— Ни одного… Я холостой… — пробормотал Баум, почувствовав, что его ноги стали чужими, словно два протеза. Майор покосился вправо и занял своим телом свободный стул для посетителей напротив стола коменданта.

— Вот и плохо, — постановил Фогель, снова придвинув к себе бумаги. — Человеку с детьми есть ради чего жить! А вы поэтому и нервный такой, что у вас ни жены, ни детей — вы лишены смысла жизни.

— Я живу ради рейха, как наш генерал! — заявил Баум, пытаясь сказать гордо, но промямлил, как слизняк, потому что его мозг одолела каменная усталость. — Он идеальный лидер!

— Смоется за границу ваш «идеальный лидер»! — фыркнул Фогель, глазами выискивая ошибки в своих расчётах и каллиграфических записях. — Поймёт, что весь этот рейх — тухлый номер, плюнет на него и смоется! А вы до конца своих дней будете за него отдуваться, потому что всё равно кому-нибудь придётся отдуваться! Я об этом знаю, поэтому и не лезу на рожон и вам не советую!

Баум молчал. Взглянув на него, Фогель увидел, что голова майора опустилась на край его стола, а сам Баум безмятежно спит, посапывая. Комендант не стал его будить — судя по его состоянию, майор будет долго спать, а он, Фогель, в это время закончит все свои отчёты в тишине и покое.

Глава 137 «Общество Слепых»

Встроенный в стенку телевизор был настроен на канал «ТРК Украина», и на его широком экране шли новости.

— В центре города Докучаевска завершилось новое строительство, — бодро вещала холёная толстушка, строя глазки на всю страну. — Здание высотой в четыре этажа будет отдано Обществу слепых…

За покатыми плечами толстушки, обтянутыми кокетливым розовым пиджачком, высилось современное белое здание с зеркальными окнами, с красной черепичной крышей и башенками на замковый манер. На шпиле самой высокой из башенок вертелся яркий металлический флюгер в форме парусной лодки. Кованые фигурки и клумбы украшали его просторный двор, а на открытых воротах висела пока что неразрезанная лента из красного атласа.

— Новое здание Общества Слепых будет сдано к шестому июня, — распиналась эта тупая накрашенная курица, которую назначили диктором новостей, и которая даже не могла представить своим скудным мозгом, насколько грандиозная машина скрывается там, глубоко под землёй. Да и никакого Общества Слепых тут не будет — здание нужно лишь для того, чтобы скрыть бункер.

Теплицкий был доволен этим «Обществом Слепых», которое построил для него прораб Ивановский. Вокруг здания не видно и следов того, что под ним находится бункер, а прораб Ивановский никогда никому не раскроет тайны: с лёгкой руки Геккона он на веки вечные почил на одиноком тёмном дне реки Кальмиус.

— Ну, как? — поинтересовался Теплицкий у Траурихлигена, который сидел напротив телевизора в кресле, не смотрел на экран, игнорируя пламенные речи толстушки, а рассматривал картинки в журнале «Автомир».

— Отстой! — буркнул Траурихлиген, отодвинул от глаз журнал, вперился в Теплицкого и осведомился, подняв правую бровь:

— И чего ты припёрся?

— Сегодня ты переезжаешь, турист! — весело сообщил ему Теплицкий, едва удержав себя от того, чтобы несолидно крутнуться на одной ножке. — И начинаешь работу над «брахмаширасом»! Радуешься?

— Кисну! — ответил Траурихлиген кислым голосом и снова отгородился ото всех «Автомиром».

— Чёртов турист… — раздражённо пробормотал Теплицкий, схватив рукою свой подбородок. — Только хамить умеет, ей-богу! Геккон, Третий! — тут же обратился он к своим верным стражам. — Давайте, отковыривайте его от кресла, время не резиновое!

Геккон и Третий установились по обе стороны от туриста, как конвой, Теплицкий растянул улыбочку и отдал приказ:

— Пошли!

Геккон и Третий ухватили Траурихлигена под мышки и с готовностью сделали первый шаг, а турист нехотя отлепился от кресла с огромной неохотой поплёлся за ними.

— И почему ты такой смурной? — с раздражением осведомился Теплицкий у туриста, когда Геккон и Третий сводили того вниз по лестнице. — Ты же первый турист, пойманный человеком! Наше достояние! Я тебя поймал, и ты должен гордится этим!

— Мне больше делать нечего, как гордиться тобой! — пробурчал в ответ Траурихлиген и едва удержал себя от того, чтобы плюнуть на выдраенный до блеска паркет.

Погода стояла прекрасная: на небе — ни тучки, прохладно, ветра нет. Дороги за ночь подсохли, на траве и деревьях исчезала роса. Теплицкий выскочил во двор со щенячьим восторгом: сегодня очередной историчнский день, оп его пока потерял, Буквоед убит, да ещё и погода такая хорошая.

Турист же выперся мрачным, словно подстреленный волк, смотрел себе под ноги и изредка бурчал ругательства на немецком языке.

Внедорожник «Хаммер» поджидал хозяина и сверкал на солнышке начищенными боками, а турист — подпусти его к нему поближе — кажется, плюнул бы на капот.

— Пихайте его в машину! — скомандовал Теплицкий, раздражаясь тем, что Траурихлиген не радуется вместе с ним. — Чёрт, он нудит и портит мне весь праздник!

Геккон поднял руку, собираясь привычным движением схватить туриста за макушку и впихнуть в салон внедорожника. Но Эрих Траурихлиген не пожелал это терпеть — он схватил руку Геккона, жёстко вывернул её, заставив того взвизгнуть, и ударом колена в живот отправил Геннадия в ближайшую клумбу. Геккон шлёпнулся на спину, около статуи грустного мраморного купидона, а Траурихлиген плюнул и сел в машину без помощи.

— Чёрт! — ревел Геккон, кашляя и катаясь по земле.

— Вымажешь пиджак! — хохотнул над ним Третий.

— Ужас! — прокомментировал Теплицкий и на всякий случай вынул из кармана пульт управления чипом туриста — а вдруг тот вздумает сбежать??

— Блин, достали! — бурчал Геккон, поднимаясь с травы и цветов на нетвёрдые ноги. — Туристы ваши, чёрт!

— Давай, поднимайся, слабак! — вскипел Теплицкий. — Всю клумбу изгадил! Вернёшься и будешь мне цветы пересаживать, а то тут скоро помойка будет!

Третий при всём этом молча сел за руль — его работа не болтать, а безмолвно выполнять приказы. Теплицкий впорхнул на заднее сиденье и пристроился около угрюмого туриста.

— Ну, как, удобно? — осведомился он, больно пихнув Траурихлигена в бок своим локтем.

— Рыдван! — выплюнул Эрих Траурихлиген, глядя не на Теплицкого, а в окошко, за которым грузно ползал по клумбе Геккон.

— Эй, да это «Хаммер» последней модели! — обиделся Теплицкий, отбросив от себя подальше ремень безопасности — чтобы не помять костюм.

— Да у меня «Бугатти Атлантик» есть и «Майбах-62С»! — буркнул Траурихлиген, так и не повернувшись к Теплицкому. — Но я же не кукарекаю об этом, как ты!

— Да с тобой вообще разговаривать нельзя! — обиделся Теплицкий. — У меня сегодня праздник, а ты сбиваешь мне весь настрой!

— Сейчас я тебя ещё и придушу! — зловеще прошипел Траурихлиген и потянул к Теплицкому свои страшные длинные руки. — Учти, что твоих амбалов я боюсь не больше, чем обычного геккона!

Теплицкий ввергнул руки в карманы, чтобы разыскать пульт управления чипом туриста, однако понял, что маленький пульт завалился в ничтожную дырку, что прорвалась в подкладке. Испугавшись, что остался наедине с туристом без надёжной защиты, Теплицкий поспешил ретироваться.

— Эй, да я боюсь его! — пискнул он и быстренько выскочил из салона под тёплое солнышко. — Я лучше впереди поеду — так безопаснее!

Забившись в кабину около Третьего, Теплицкий беспокойно заёрзал и отбросил в сторонку ремень безопасности — чтобы не болтался перед носом.

— Пристегнитесь, шеф! — буднично посоветовал Третий, заводя мотор.

— Ай, ну его! — фыркнул Теплицкий, с раздражением царапая обивку кресла. — Весь праздник испортил, чёрт!

— Сейчас я тебя самого испорчу! — зловеще хохотнул на заднем сиденье турист, не поворачиваясь к Теплицкому, а мрачно глазея на Геккона, как тот выползает из клумбы и влазит в машину около него.

— Смотри, не испорти мне пиджак! — предупредил Траурихлиген начальника службы безопасности, который грузно устроился в кресле, а комбинезон его был покрыт клочками травы и землёй.

— Чёрт! — буркнул Геккон и отвернулся к окну.

— Третий, заводи! — нетерпеливо проворчал Теплицкий, ёрзая так, словно бы его поджаривали. — Рассусолили тут сусоль, а у меня время не резиновое!

— Есть, шеф! — флегматично ответил Третий, повернул ключ зажигания и нажал на газ.

* * *

Эрих Траурихлиген мрачно сидел, молчал и пялился неизвестно, куда суровыми глазми. А Теплицкий — тот беспрестанно дёргал плечами и руками в такт попсовой песенке, которая навязчиво лилась из динамиков автомагнитолы, и едва ли не подпевал — такой восторг переполнял его всю дорогу от Донецка к Докучаевску.

— А, ты — дважды турист! — пропел Теплицкий, повернув голову назад. — Ты иностранец и инопланетянин одновременно!

Посчитав свою шутку суперостроумной, Теплицкий разразился смехом, заставив засмеяться Геккона и Третьего, а Эрих Траурихлиген так и остался угрюмее грозовой тучи. Ну, да, как тут веселиться, когда внутри у тебя чип, и ты стал рабом Теплицкого?? Лучше всего схватить пистолет и вышибить себе мозги… но даже и это не даёт сделать проклятый чип.

— Знаешь, какой интерес для науки ты представляешь?? — веселился Теплицкий, шумно подпрыгивая на сиденье. — Да каждый учёный душу продаст, чтобы вскрыть первого живого туриста!

— Я бы с удовольствием вскрыл тебя! — огрызнулся Траурихлиген и заглох, не проронив ни слова до тех пор, пока серая однообразная полоса шоссе не подошла к концу, сменившись разветвлением дорог города Докучаевска.

Траурихлиген продолжал молчать, зля Теплицкого, а Третий, повинуясь указаниям навигатора, уверенно вёл «Хаммер» туда, где над загадочным бункером «брахмашираса» прораб Ивановский возвёл «Общество слепых». Очень скоро этот бункер перестанет быть таким загадочным — с чипом внутри туристу некуда деться, и он откроет перед Теплицким тайну своей чудесной машины. Перспектива проехать на «брахмаширасе» в ближайшее время вытесняла из головы Теплицкого всё, даже злость, заставляя его подскакивать в кресле и хлопать в ладоши, как ненормальный.

— Кстати, Геккон, не забывай про цветы! — объявил Теплицкий, не в силах запрятать лучезарную улыбку и выкатить оскал лютого шефа. — О, кстати, мы уже приехали! — весело отметил он, увидев, что Третий уже въехал на широкую стоянку перед фиктивным «Обществом слепых» и аккуратно пристраивает внедорожник на одном из многочисленных свободных мест.

— Я пересажу… — пробухтел Геккон, спеша покинуть салон и не сидеть около туриста, который опозорил его. Он выпрыгнул под ласковое солнышко, как только Третий застопорил машину и топтался, подавляя дикое желание закурить.

Теплицкий тоже выскочил, любуясь творением усопшего прораба и дыша свежим воздухом, потому что в джипе его порядочно укачало.

А Траурихлиген — тот вообще не спешил вылезать — сидел, пялясь в окно и всё молчал.

— Вот тут теперь ты будешь жить! — пропел Теплицкий и широким жестом показал на «шедевр» безвременно почившего прораба Ивановского, призванный скрыть под собою бункер.

— Общество Слепых? — скептически хмыкнул Траурихлиген, кинув косой взгляд на фонтан, розы и кованых эльфов. — Ну, да, тут есть всякая всячина… Но я пока что не слепой!

— Ты не узнаёшь это место? — удивился Теплицкий.

— Помойка! — глухо отозвался Траурихлиген, вперившись в пол.

— Та, ну, как это? — возмутился Теплицкий. — Это же твой Краузеберг! Вон там, где магазин, был твой райком! А вот тут, где Общество Слепых — твой бункер!

— Ну и отстой! — плюнул Траурихлиген, нехотя вываливаясь из салона. — Краузеберг должен был стать столицей мира, а ты превратил его в базар! Здесь только цирковых медведей не хватает… чёрт!

— А по-моему, миленько! — возразил Теплицкий, шагая по круглым булыжникам, мимо карликовых ив, остриженных и превращённых в шары, мимо искусственного пруда, в который поселили живых рыб и черепах. — Красота! Я бы сам с удовольствием тут жил! И чего ты артачишься?

— Лучше жить в цирке! — в который раз огрызнулся Траурихлиген, нехотя тащась за Теплицким под конвоем Геккона и Третьего. — А ещё лучше — в гробу! Ты прекрасно знаешь, что я не горю желанием служить тебе!

— Придётся! — радостно воскликнул Теплицкий. — Ты же знаешь, что я пробросил тебя к нам только затем, чтобы ты включил мне «брахмаширас»! Потом я на время тебя потерял, но сейчас нашёл, и ты обязан включить мне «брахмаширас»!

— Теплицкий, ты хоть знаешь, зачем нужен «брахмаширас»? — осведомился Траурихлиген, размышляя лишь о том, как ему избавиться от чипа, заполучить трансхрон и вернуться домой.

— Ты мне скажешь! — уверенно заявил Теплицкий, поднялся на нарядное крыльцо, обрамлённое перилами художественной ковки и вытащил ключ, чтобы отпереть пластиковую дверь с зеркальными стёклами и вступить под сень нового убежища «брахмашираса». — И для чего же, турист? — ему так не терпелось узнать, что он никак не мог попасть ключом в замочную скважину.

— Груши околачивать! — буркнул Траурихлиген, уныло пялясь в пол, облицованный гранитной плиткой.

— Чёрт, наглость вперёд тебя родилась! — в который раз обиделся Теплицкий, случайно попал ключом в замочную скважину и отпер «волшебную» дверь. — О, супер! — обрадовался он тому, что дверь открылась. — Ну, что, Турист, прошу тебя в твой новый дом!

— И что ты меня всё «Туристом» обзываешь?? У меня есть имя! — огрызнулся Траурихлиген, потянувшись вслед за Теплицким в просторный холл, посреди которого сделали декоративный бассейн с живыми лилиями. И зачем слепым вся эта красота? Они всё равно ничего не видят…

— Пока твоё имя скажешь — язык переломается! — фыркнул Теплицкий, следуя куда-то мимо бассейна. — А «Турист» — это лаконично и просто, к тому же — отражает твою сущность!

— В таком случае я буду называть тебя «Ослом»! — отпарировал Траурихлиген. — Тоже лаконично и просто, и сущность твою отражает в полной мере!

* * *

Фантастическая машина-паук оставалась на месте — такая же тихая и тёмная, как тогда, когда Теплицкий впервые увидал её среди невероятной роскоши подземного жилища Эриха Траурихлигена. Она гордо возвышалась, грозя такой козявке, как Теплицкий, своими когтями, и молчаливо говоря: ты меня не достоин, ты меня никогда включить не сможешь!

Профессор Миркин посторонился, пропуская мимо своей скоромной персоны угрюмо марширующего Траурихлигена, кторый не стал веселее даже тогда, когда увидал свой «брахмаширас» в целости и сохранности. Настроение его было мерзким по двум веским причинам: во-первых, он потерял свой медальон, а во-вторых, он стал у Теплицкого чипированным рабом… как проклятая какая-то собачка… Он же граф, и генерал, а должен слушаться этого дундука, у которого в худой головёнке мозгов не больше, чем у тупого барана, а он ещё командует им и обзывает «туристом»…

— Ну, скажи, скажи, как его завести? — не отставал Теплицкий, вертясь под ногами Траурихлигена, словно голодная, надоедливая кошка.

— С первого взгляда не скажешь, что в нём сломалось… — пробормотал в ответ Траурихлиген, бросив на фантастическую машину оценивающий взгляд. — Но я могу сказать только одно: все механизмы очень устарели, и в первую очередь необходимо на каждую ногу установить контроллер, и оснастить машину бортовым компьютером и системой электронной навигации. Теплицкий, если ты хочешь, чтобы он сдвинулся с места — придётся потратиться!

— Ужас, как дорого! — фыркнул Теплицкий, который порядочно поиздержался, финансируя утопические трансхроны с воскресителями… Да и бункера стоят тоже недёшево… ещё гад какой-то купил в фирменном магазине Теплицкого рыбную консерву, в банке с которой содержалась мышь, увидал на этикетке фирму-производителя и в суд на него подал.

— Миркин! — крикнул он профессору, который топтался около пыльного стола и не знал, куда себя деть. — Скажи, всё это нужно, или он водит нас за нос??

— Я… не знаю… — правдиво ответил профессор Миркин, который так и не смог разобраться в устройстве «брахмашираса», как бы ни пытался. — Возможно, он прав…

— Дундук! — плюнул Теплицкий. — У меня бюджет не резиновый, чтобы выполнять все его капризы!

— Ну, Теплицкий, я вижу, ты — держиморда… — небрежно бросил Траурихлиген, глядя не на Теплицкого, а на свой поломанный «брахмаширас». — Зажилил, да, денежки? Ну, тогда не поедешь — заказывай самосвал и сдавай в металлолом…

Теплицкий шаркал ногами по полу и молчал: желание выехать в свет на «брахмаширасе» горело в нём сильнее желания жить… Да, он потратит на «брахмаширас» столько денег, сколько понадобится для того, чтобы вновь оживить машину!.. А того «мышиного» клиента можно и пристрелить, чтобы не отравлял существование!

— Ладно, турист, ты победил! — выплюнул Теплицкий, потирая алчные ручки так, чтобы этого никто не заметил. — Ты составляешь список всего, что тебе нужно, а я беру все расходы на себя!

— Прекрасно! — хохотнул Траурихлиген. — Теплицкий, готовься: список будет длинным!

Место действия: особняк Теплицкого, Дата: через месяц, Время: не важно.

Теплицкий отдыхал в своём коттедже — сидел в шезлонге, около бассейна у себя во дворе, пил коктейль через соломинку и слушал тяжёлую музыку, которая раскатами неслась из динамиков бумбокса. С неба на него светило солнышко, заставляя кожу загорать, пригревало, Теплицкий разомлел было, задремал, но внезапно встрепенулся, вспомнив, что сегодня — исторический день… И как он мог забыть, что сегодня турист должен был включить «брахмаширас».

— Вот, чёрт! — Теплицкий ругнулся, потому что встрепенувшись, пролил коктейль на шорты.

Выскочив из шезлонга с таким проворством, будто бы последний горел, Теплицкий скачками помчался в дом, чтобы связаться с профессором Миркиным и выяснить, как продвигается ремонт таинственного паука.

Геккон и Третий вытянулись в струночку, как солдаты, увидав, как шеф мчится по коридору, поскальзываясь в своих тапках.

— Осторожнее, шеф, — негромко заметил Геккон, когда Теплицкий, мчась, зацепил боком витиеватый декоративный столик, отчего несчастный предмет мебели опасно накренился и сбросил со своей столешницы авангардную рогатую вазу. Ваза треснулась о твёрдый паркет, превратившись в невысокую груду осколков, а Теплицкий только фыркнул:

— Хлам! — и ухватил Геккона за рукав пиджака.

— Идём, Геккон! — приказал он, таща. — Сейчас, будем на выходить на видеосвязь!

В доме Теплицкого видеосвязь недавно повилась — Миркин установил видеофон, работающий через Интернет, в одной из больших комнат, и Теплицкий, буквально, прилип к обширному монитору, вызывая профессора на «исторический» разговор. Геккон и Третий механически встали по обеим сторонам от двери, которую заведомо никто посторонний никогда не откроет, а Теплицкий, как только увидел на большом экране профессора Миркина — тут же принялся громогласно изрыгать:

— Миркин! Турист включил мой «брахмаширас», или нет?? Почему ты мне не звонишь и не сообщаешь??

— Во-перывых, добрый день… — проскрежетал Миркин, унылый какой-то… странно, неужели турист не включил «брахмаширас»??

— Так что, турист не включил «брахмаширас»?? — рявкнул Теплицкий, подпрыгнув, а Геккон на всякий случай отодвинул низкую глянцевитую тумбочку, на которой пылилась ваза китайского фарфора. Ваза стоила больше, чем две зарплаты Геккона и Третьего вместе взятые, а Теплицкий, скинув её, или не заметит, или снова фыркнет: «Хлам!»…

— Извини, Теплицкий, тут заминочка вышла… — пробухтел Миркин, чьё лицо исходило нервирущими клеточками из-за медленной работы сети Интернет.

— Ты что?? Какая такая заминочка?? — перепугался Теплицкий, размахивая шальными руками так, что задевал вокруг себя решительно всё, что только можно было задеть. — Вы что, сломали «брахмаширас»?? Позови-ка мне туриста!

— Боюсь, что это невозможно… — отказался унылый Миркин, покачав невыспавшейся своей головой. — Во-первых, «брахмаширас» он не включил, и я подозреваю, что он это специально делает. А во-вторых, ты обалдеешь, когда увидишь счета…

— Не, ну тут не наглость! — психически возмутился Теплицкий, и принялся расхаживать взад-вперёд по комнате, шаркая своими тапками по персидскому ковру, а на экране видеофона перед ним вздыхал несчастный профессор Миркин, стоя где-то, где и не должен стоять, около окна. — Он не включает мне «брахмаширас», а только доит меня! Геккон!

— Что? — отозвался Геккон. — Шеф, я в этой во всей механике не смыслю ни зги!

— Чёрт… — буркнул Теплицкий. — Миркин! — призвал он профессора, опрокинув в рот стакан бонаквы.

— Теплицкий, прекрати визжать… — устало пробормотал Миркин, который тоже очень хотел пить и буквально пожирал глазами бонакву Теплицкого. — Он выгнал меня из бункера и задраил дверь. Я не могу к нему попасть!

— Протараним дверь! — постановил Теплицкий, опрокинув ещё стакан, но не в рот, а на рубашку. — Чёрт! — ругнулся он, вытирая воду кулаками. — Геккон может взорвать её — у него достаточно динамита, да, Геккон?

— Угу… — гуднул Геккон, который ничего не хотел взрывать, а хотел спать.

— Геккон, взврывай дверь прямо сейчас!! — требовал Теплицкий, подпрыгивая на месте, расплёскивая воду в радиусе трёх метров вокруг себя. — Мне надо сказать «туристу» пару слов без протокола! Он меня уже достал!

— Та, ладно, ладно… — согласился Геккон, потому что Теплицкий начал выпихивать его за дверь обеими руками. — Взорву… Только смотрите, шеф, чтобы не взорвался ваш этот… как его… ну, штуковина…

— А ты аккуратнее! — настаивал Теплицкий, не переставая пихать. — Если сломаешь «брахмаширас» — вскачешь на рыбку!! — пообещал он, схватил в правую руку стакан бонаквы, оступился, споткнувшись о ковёр, и вся вода выплеснулась из стакана на спину Геккона.

— Как прикажете, — поспешил согласиться Геккон, чтобы Теплицкий отстал от него и не верещал в ухо.

— Всё, мы собираемся! — решил Теплицкий, вырубил видеофон ударом кулака и бегом побежал вниз, к гаражам, где стояли его автомобили.

Глава 138 «Включаешь — не работает!»

Теплцикий психовал так, что не шёл по новому коридору, а скакал, как сайгак, выбивая каблуками громкий топот и шальные искры. Геккон и Третий едва поспевали за ним, а Теплицкий, добежав до конца коридора, понял, что его душит жестокая одышка.

В конце коридора, где разместили аквариум с вуалехвостами и кресла для отдыха, Теплицкий заметил живую душу. В одном из кресел сидел без дела профессор Миркин и с безучастным видом перелистывал журнал.

— Миркин, ты, вообще, что здесь делаешь? — осведомился Теплицкий, давясь кислородом, увидав профессора в коридоре, где он не должен был находиться.

— Я тут живу… — булькнул Миркин, перелистывая журнал. — Я уже сказал тебе, что Траурихлиген вышвырнул меня из бункера и закрылся. Что мне ещё остаётся?

— Так, идём! — приказал ему Теплицкий, потея от злости. — Сейчас этот турист у меня так получит! Так получит! И вообще, Миркин, где твой пульт управления его чипом??

— Через его новую дверь он не действует… — пробормотал профессор, без энтузиазма откладывая журнал и вставая на ноги. — Я пытался активировать чип, но бесполезно… Вот…

Миркин вытащил из кармана пиджака тот самый пульт, пару раз нажал на красную кнопку, однако приборчик лишь жалобно запищал и выкатил на маленький экран сообщение: «Связь не установлена!».

— И что за дверь?? — изрыгнул Теплицкий, неуклонно двигаясь по коридору к леснице, которая ведёт в подвал, из которого попадают в бункер «брахмашираса».

— Турист недавно заказал новую дверь… — пискнул Миркин. — Сказал, что старая не обеспечивает должный уровень безопасности… С вашего позволения, я считаю, что эта новая дверь излишне прочная и дорогая… старой двери было вполне достаточно…

— Ужас! — прокомментировал Теплицкий, взглянув на сию дверь. — Я просто в шоке…

— Такими закрывают ракетные шахты… — начал, было, Миркин.

— Взорвать! — лаконично приказал Теплицкий, не желая больше никого слушать, а желая лишь попасть в бункер.

Теплицкий нервничал так, что уже рвал на себе волосы — рванув раз-другой, выдернул целый клок и швырнул его на пол.

— Быстрее копайтесь, клухи несчастные! — невменяемым голосом орал он на Геккона и Третьего, пока те цепляли к толстенной сверкающей дверище динамит.

— Да, сейчас, шеф! — пропыхтел Геккон, сединяя провода. — Вы отойдите, а то зашибёт!

— Я вас сам сейчас позашибаю! — кипел Теплицкий, дёргая туда-сюда свой смятый галстук и пропотевшую рубашку. — Мне нужно дать чертей проклятому туристу!!

— Кха-кха, Теплицкий! — откуда-то сверху раздался некий громовой голос, и Теплицкий, вздрогнув от неожиданности, на пару минут застыл.

— Привет! — прогрохотал тот самый голос, который, как оказалось, доносился из динамика, привешенного над дверью для переговоров. Турист в нём что-то явно переделал: раньше этот динамиг так не гремел, а всего-лишь негромко похрипывал и выплёвывал свист.

— Турист, впусти меня! Я взрываю дверь! — выплюнул Теплицкий, топчась под динамиком. — Динамит готов, турист, лучше не брыкайся!

— Да ладно тебе! — прогрохотало из динамика примирительным тоном. — Я по тебе даже соскучился!

Теплицкий решил, что Траурихлиген испугался динамита и довольно потёр ручки, услышав, как за дверью раздаются щелчки: турист отпирал замки.

— Турист, я что-то тебя не понял! — заявил Теплицкий, как только тяжёлая дверь с жужжанием отъехала, и из-за неё показался Эрих Траурихлиген.

— Хы-хы, ну и видок у тебя! — презрительно хохотнул турист, оглядев Теплицкого с головы до ног.

— Не заговаривай мне зубы! — отрезал Теплицкий, врываясь в бункер. — Я к тебе не в гости пришёл, а узнать: ты включаешь «брахмаширас», или нет??

Несмотря на то, что он находится в плену, и под кожей у него торчит чип, Эрих Траурихлиген выглядел безупречно: чистые руки, белоснежная шёлковая рубашка, выглаженные брюки, идеальный пробор, новый белый халат… Кажется, вместо «брахмашираса» он занимается только собой… или всё дело в национальности? Не зря же говорится: «немецкий порядок»!

— Халат надвинь, а то изгадишь мне здесь всё! — предписал Теплицкому турист, кивнув в сторону вешалки, на которой ровнейшими рядами висели одинаковые белые халаты. — Чёрт возьми, ты пахнешь, как ишак! — сморщился он, когда Теплицкий пронёсся мимо него к вешалке, чтобы схватить халат.

— Тебе бы такие нервы! — проворчал Теплицкий, застегнув халат вкривь и вкось, через две пуговицы.

— Стоп! — задержал Траурихлиген Геккона и Третьего, которые собрались проникнуть к «брахмаширасу» без халатов, в одних комбинезонах.

Геккон и Третий молча закутались в халаты — не хотели портить себе нервы, Теплицкий и так уже испортил. Профессор Миркин натащил халат без подсказки: будучи учёным, он прекрасно знал, насколько важной является в лабораториях чистота.

— И вообще, где мой «брахмаширас»?? — кипятился Теплицкий, крутясь по небольшому пространству, содержащему лишь вешалку, тумбочку, два стула, картину Репина «Приплыли» и коврик. — Куда ты его дел?? И вообще, где бункер??

— Я открою переборку только тогда, когда вы все приведёте себя в порядок! — отрезал турист, не двигаясь с места до тех пор, пока Геккон и Третий не застегнут все пуговки на своих халатах.

— Чёрт с твоим порядком и с твоим халатом! — буркнул Теплицкий, придвинувшись к той стенке, на которой висела картина. Это и была переборка, и под картиною чётко и ясно виднелся сканер для пластиковых пропусков.

— Ну, и чего ты ломишься, как ненормальный? — осведомился Траурихлиген, подняв правую бровь. — Что, не видишь: я занят, я работаю!

— Я тебя контролирую! — заявил Теплицкий, постукивая по переборке костяшками пальцев. — Давай, откупоривай свои засовы! Я хочу видеть свой «брахмаширас»! И вообще, сделай мне пропуск — это же всё моё!

— Нет, пропуск не получишь! — отказался турист, придирчиво оглядывая своих незваных гостей с головы до ног. — Ты не инженер, ты мне всё испортишь. Ладно, проползайте! — наконец-то позволил он, увидав, что Геккон с Третьим справились с халатами и стоят у стеночки, вытянувшись в струнку.

Эрих Траурихлиген провёл по сканеру карточкой, которую он сделал себе сам, и переборка стала небыстро уходить в соседнюю стену.

— Поразительно! — выдохнул Теплицкий, едва ступая по полу, который под ним блестел. — Кто тебе убирает-то?

— До тех пор, пока он меня не выставил — убирал я… — вклинился Миркин. — Я убирал, готовил, выносил мусор… А больше ничего и не делал…

— Миркин и убирал плохо! — сообщил Траурихлиген. — Я решил, что его не стоит подпускать к «брахмаширасу»!

Взмыленный, нервный Теплицкий сделал шаткий-валкий шаг вперёд, желая задвинуть наглому туристу подзатыльник, но споткнулся о железную конструкцию, которая оказалась под ногами, и едва не шлёпнулся носом вниз. Геккон едва подоспел, чтобы ухватить шефа поперёк туловища, а Теплицкий, вырываясь из его рук и лягаясь, словно дикий лосёнок, завизжал невменяемым голосом:

— Я ОБЯЗАЛ тебя сотрудничать с Миркиным! Почему ты выставил его прочь и задраил дверь?

— Он мне мешает! — не теряя железобетонного спокойствия, изрёк Траурихлиген и уселся в кресло, закинув ногу на ногу.

— А я тебе не мешаю?? — взвизгнул Теплицкий, отобрал у Третьего бутылку «бонаквы», глотая воду «лошадиными» глотками.

— Мешаешь! — криво ухмыльнулся Траурихлиген. — Топаешь тут, психуешь, пачкаешь… Мне лучше всего работать одному, в тишине!

— Ладно… — плюнул Теплицкий. — Турист, ты хоть, знаешь, почему он не заводится?? В чём там дело, в конце-то концов??

— Теплицкий, я не знаю, в чём дело, — сказал Траурихлиген, выставив удивлённые глазки. — Ты видишь: он сломался! Вот это — кнопка «Пуск», — он показал пальцем на большую кнопку и нажал её пару раз. Машина не шевельнулась — а только «сказала»: «Клац!». — Я ничего не могу сделать, — вздохнул Траурихлиген, изобразив глубокую скорбь. — Простите, микроклимат, который я создал здесь, когда построил этот бункер, нарушился лет тридцать назад. Машина слишком долго сырела и мёрзла.

— Чёрт тебя дери! — подскочил Теплицкий, споткнулся во второй раз и едва не навернулся головой о согнутую ногу «брахмашираса». — Ты меня уже достал, турист! Сколько всячины я тебе купил! Вон, гляньте: он прикрутил к этой балде Дж-Пи-Эс-навигатор, и компьютер! И магнитолу за две штуки! А она у него до сих пор не заводится! Дверь эта чёртова стоит, как десять хороших квартир!! Геккон, ты видишь, что тут — Дж-Пи-Эс-навигатор?? — заверещал Теплицкий, схватив Геккона за голову, заставляя его заглядывать за распахнутую дверцу кабины «брахмашираса».

— Ну, вижу, вижу… — просипел Геккон, высвобождаясь из «лап» Теплицкого. — Только не душите меня!

— Тьфу ты! — Теплицкий бросил Геккона и запрыгнул в кабину. — Блин! — вскрикнул он, наткнувшись коленкой на подлокотник нового мягкого кресла. — И кресло запхал! Всё запхал, только не завёл! Чёрт возьми, ты хоть тот турист?? — Теплицкий вынырнул из кабины и уставился на Траурихлигена свирепыми глазами.

— Я не знаю, какой турист вам нужен! — буркнул Траурихлиген, уставившись на Теплицкого. — Я думал, что эти приборы помогут починить его, но не вышло! Надо полностью разбирать его! Я не знаю пока, что там испортилось!

— Чёрт! — ругнулся Теплицкий, усаживаясь в кресле. — Мне уже не терпится проехаться на нём по Донецку! — он схватился руками за первые попавшиеся два рычага и начал дёргать их в разные сторны, представляя, как управляет гигантскими ногами, а ничтожные внедорожники рассыпаются по обочинам. — Давай, турист, напряги мозги, если они у тебя есть! А потом я выпущу тебя назад, в твоё время! — Теплицкий выкатил на лицо ангельскую доброту, а про себя думал: «Ага, раскатал губу! Кукиш тебе будет и дырка в голове!».

Теплицкий подёргал рычаги минут пять, и ему надоело: всё равно, ничего не происходит, рычаги всего лишь, клацают, а больше ничего не делают.

— Мне кажется, что ты — не тот турист! — заключил Теплицкий, отстав от рычагов. — Скажи мне правду: ты его включал когда-нибудь?

— Включал! — согласился Траурихлиген, схватил со столика «бонакву» Теплицкого и выпил сразу полбутылки.

— Эй…й… — сморщился Теплицкий, желая напомнить, что вода принадлежит ему.

— На! — фыркнул Траурихлиген и всунул полупустую бутылку в руки Теплицкого.

— Чёрт с тобой! — ругнулся Теплицкий, но тут же вернулся к «брахмаширасу».

— Скажи мне пожалуйста правду, — попросил Теплицкий, аккуратно отставив «Бонакву» обратно на столик. — Как другу, который тебя воскресил и подарил тебе трансхрон! Кто изобрёл эту штуку?

Теплицкий был уверен в том, что Траурихлиген это знает — каким образом тогда такая замечательная эксклюзивная вещь попала к нему, если он не знал её автора лично?

— Я не знаю! — Траурихлиген глубоко разочаровал Теплицкого, к тому же — допил его воду и бросил пустую бутылку в корзину для мусора.

— Как??? — подскочил Теплицкий, позабыв и про воду, и про всё на свете. — Ты не знаешь?

— Нет! — пригвоздил Траурихлиген. — Я случайно его нашёл!

— Миркин! — взвизгнул Теплицкий, напав на профессора, который пространно топтался около антикварного стола и ждал, когда же это закончится и Теплицкий уберётся туда, от куда приехал.

— Что? — осведомился Миркин.

— Вот, ты сидел в архивах! — напомнил ему Теплицкий. — И что: он нашёл его, или не нашёл?? Или он брешет мне в глаза??

— В архивах этого нет… — выдавил правду Миркин, который в чёртовых архивах нашёл только клопов и нервный срыв.

— Чёрт… — рыкнул Теплицкий, нервно скрежеща зубами. — Ладно, турист, я дам тебе второй шанс! Но учти: когда приеду к тебе снова — «брахмаширас» должен завестись! Ясно??

— Ну, естественно! — выплюнул Траурихлиген, явно издеваясь над Теплицким. — Как можно не завести?

— Турист, через месяц я приеду! — пообещал Теплицкий, развернувшись, чтобы уйти. — Геккон, Третий, Миркин, за мной, мы пока уходим! Но через месяц — чтобы всё работало!

Глава 139 «Лешак» из подземелий

На толстом пне сидел человек, лицо которого было основательно скрыто страховитой, непонятного цвета бородищей, которую никак не поправляли, кажется, годами… Одежду этого человека составляла красноармейская форма — вытертая вся, заношенная и грязная, лишённая всяких нашивок. Она сидела на его широченных плечах комичными складками, потому что изначально принадлежала другому человеку, давным давно погибшему на полях сражений… Ухая и почёсывая макушку, оснащённую лешачьими космами и прикрытую пегой ушанкой, человек держал в широкой ладони небольшой предмет, чёрного цвета, и пытался понять, что это такое и для чего нужно было тому немцу, на которого он пару недель назад напал из темноты и ограбил. Прозвище сего человека звучало, как Змей, и раньше он шпионил то на русских, то на немцев… до тех пор пока не попал в плен к Эриху Траурихлигену. Змей потерял счёт времени, пока сидел в застенках, в карцере метр на метр на полтора, в полной темноте и адской звенящей тишине, которая любого сведёт с ума. Только не Змея — обладателя стальных нервов и настолько холодной головы, какая бывает не у каждого командира военного крейсера. Змей выдержал все пытки, которые применяли к нему фашисты, которые оставили на его теле глубокие шрамы, однако не сказал им ни слова. Последний эсэсовец, который пытался допросить его с паяльником, выскочил из допросной, невменяемо воя, потому что потратил пять часов своего веремени, взвинтил себе нервы до умопомрачения, но не добился от Змея ничего, кроме шишей и издевательской ухмылки. Шпиона снова бросили в карцер, а потом — из Германии с повязкой на глазах привезли сюда, в один из захваченных советских городков, поселили опять-таки, а карцер, а потом… В один из дней — Змей не знал ни даты, ни дня недели, попробуй, определи это во тьме карцера — в его тёмный карцер ворвался луч света. Два солдата вдвинулись к нему из этого света, схватили под мышки, водворили на затёкшие ноги и тут же замотали по рукам толстой верёвкой. Змей не дёргался и сурово молчал — дёргаются и вопят только желторотые глупые воробьи. Если эти фашисты начнут его пытать — он будет только издеваться над ними. Змей был обучен силой воли выключать болевые центры, стоически переносил утюг, паяльник и всё остальное, заставляя своих палачей психовать…

Но на этот раз никто пытать Змея не собирался — солдаты вывели его на середину просторного помещения, в некий зеленоватый свет. Глаза его, привыкшие к мраку, не сразу различили некий громоздкий прибор, который торчал перед его носом и имел наверху нечто, похожее на крупную металлическую тарелку, проткнутую штырём, к которому бичёвкой прикрутили обыкновенный карманный фонарик.

— Ого, ну и Кинг-Конг! — некто сбоку от Змея выдохнул эти слова на английском языке, Змей обернулся и увидал низкорослого, щупловатого субъекта в белом халате, который дёргал на своём носу пенсне и корчил глупые рожи.

— Куда его, герр профессор? — басом осведомился один из широкотелых солдат, которые крепко удерживали Змея на месте.

— Ставьте туда, где мы начертили крестик! — пискнул этот «герр профессор» — теперь уже по-немецки, а солдаты пихнули Змея вправо.

Змей сдвинулся, не удержав равновесия, а «герр профессор» скорчил очередную рожу и кивнул кому-то, кто, очевидно, находился в отдалении, слева от него. Змей по инерции повернул голову и увидал ещё одного тощего «червяка» в белом халате и в старых очках на длинном носу. «Червяк» стоял за широким столом и передвигал пёстрые рычаги, которые казались бутафорскими.

— Подопытный помещён под излучатель! — выкрикнул «червяк» в пенсне громким писклявым голосом — неизвестно для чего вообще, потому что под выскоим потолком топтались только дубоватые солдаты, да второй «червяк», в очках.

— Запускаю! Господа солдаты, прошу выйти за красную черту! — пропищал «червяк» в очках и нажал на толстый красный рычаг. Солдаты боязливо отодвинулись… наверное, этот странный прибор, около «тарелки» на котором булькало в прозрачном резервуаре нечто густое зелёного цвета, был вреден для здоровья…

Змей уже решил, было, что этих «червей» обязали казнить его таким вот, странным способом — он приготовился к смерти. Ну, умрёт и умрёт… какая разница? Над головой его мигнула ослепительная вспышка, пол, словно бы, вылетел из-под ног… но Змей почему-то пока не собирался умирать — он провалился в какую-то яму и больно стукнулся спиной и боками о её стенки и дно. Перед глазами мелькнула дырка… которая тут же закрылась задвижной крышкой. Змей вновь оказался в темноте, принялся дёргаться, пытаясь сбросить путы. Внезапно дно ямы осыпалось — оно было песчаным — и змей провалился ещё глубже, попал в какую-то прохладную пещеру. Змей упал на живот, носом вниз — не очень удобное положение для человека, особенно, для связанного человека. Ему пришлось приложить немало усилий, прежде чем верёвочные путы ослабли, и Змей получил возможность сдёрнуть с себя верёвку. Получив свободу и отбросив верёвку в сторону, шпион поднялся на ноги и осмотрелся. Ничего особенного он пока что не увидел — по обе стороны от него тянулся необозримо длинный коридор, наполненный густым сырым мраком и запахом плесени. Наверное, фашистская «адская машина» не сработала или сработала как-то не так… Никто его не казнил, не покалечил, не лишил ума. Только спустили в подземелье и… подарили свободу! Он может идти на все четыре стороны, и ни и о чём не думать! Змей и не задумался о том, в какую бы сторону ему двинуться по коридору — повернулся только и быстро побежал направо.

— Эй, Луи, а где это он? — до Змея долетел приглушённый расстоянием голос, и он замер, притаившись за сыроватым земляным выступом. Никак очкастые «черви» спохватились и принялись разыскивать его?? Змей затих и прислушался. Голоса говорили по-английски.

— Эй, Луи, когда это ты вырыл такую глубокую яму? — удивился этот голос, снова-таки, по-английски, а за голосом послышалась какая-то возня…

— А я совсем и не глубокую вырыл… — отозвался второй и затих. — Слышишь?

Наверное, услышали, как в пещере ворочается и сопит Змей. Змей постарался не сопеть — почти не дышал. Наверное, в этой проклятой дыре дьявольское эхо. Пора убираться отсюда: голоса не стихают, профессора эти поганые его ищут…

— Слышишь, Френк, а что мы им покажем? — заскрежетал под сводами пещеры один из голосов. — Они нас самих поджарят за «Кинг-Конга» этого! Тебе что, больше делать было нечего, как проверять на нём??

— Я хотел убедиться, что яма для него подходит! — огрызнулся второй. — Чёрт, я же не знал, что он в ней сгинет!!

— Ладно, заткнись, не верещи! — со скрежета фашист-учёный перешёл на свистящий шёпот. — Поманкуем кроликами, а потом — скажем дуболомам притащить партизанчика какого-нибудь! У них много партизанчиков! На нём же нет печати, тот это или не тот!

— Молись! — скрипнул воторой голос, а потом они затихли, будто бы спрятались.

Змей понял, что бежать ему надо быстро — вот и побежал, тем более, что впереди забрезжил свет… Змей надеялся, что нашёл выход из пещеры, но досадно ошибся — на бегу он едва не налетел на широкую металлическую решётку, которая перекрыла проход… Не на улицу — улицей тут и не пахло. Змей притаился во тьме, присмотрелся и увидал за решёткой просторное светлое помещение, в центре которого располагался круглый стол. Помещение оказалось не пустым: каждое кресло вокруг стола занимал фашист, а на столе стоял странный прибор — небольшой, глянцевито-чёрного цвета, словно бы экран, на котором светились, сменяя друг друга, цветные карты местности. Змей заинтересованно вперил взгляд в эту фантастическую вещь — что это вообще такое? Змей не понимал — никогда раньше не видел ничего подобного — поэтому решил просто посмотреть. Вокруг стола широкими шагами расхаживал Баум — самый ярый из приспешников Траурихлигена. Он громко хвастался победами рейха, время от времени показывая пальцем на странный прибор на столе, а потом вдруг остановился. Его взгляд упал как раз на решётку, за которой притаился Змей. Змей понял: он замечен. В первую секунду шпион надеялся на то, что его скроет темнота, и поэтому просто затаился, но Баум оказался наредкость глазаст. Он шагнул к решётке и велел остальным фашистам снять её. И тогда Змей побежал. Во всю свою прыть, наугад. Он слышал за собою шум погони — Баум просто так от него не отстанет. Оружия у Змея нет, отстреляться от погони он не может, поэтому единственный шанс для него — найти выход. А они топочут, бегут за ним целой оравой. Кто-то один раз выстрелил, но промахнулся: пуля зловеще свистнула мимо уха шпиона и унеслась в тёмную даль. Путь шпиона пролегал по прямой: на его беду ход не имел ответвлений, свернуть, чтобы спрятаться, было решительно некуда. Змей надеялся лишь на быстроту своих ног, и тут впереди снова забрезжил свет. Неверный такой, будто бы тлеющий огонёк — Змей никогда не побежал бы туда, имей он выбор. Но выбора у шпиона не оказалось: сзади наседает проклятый Баум, впереди этот свет, и ни одной лазейки. Гигантскими прыжками Змей вырвался из подземелья в… какую-то комнату — сухую чистую и тёплую, освещённую свечами, установленными в подсвечник. Опасности тут Змей не нашёл — только очередной тощий слизняк отпрянул от него и задрожал коленками. Наверняка это какая-нибудь сошка Траурихлигена — лакей там, или паж… знатному графу и на войне необходимы слуги — вот он и содержит их целые полчища. Змей мгновенно оценил обстановку: слуга для него неопасен — он почти уже умер от страха — зато за его спиною торчит широкое окно, через которое Змей мог бы выскочить на улицу. Дрожащий слуга встал у него на дороге — поэтому Змей просто отпихнул его рукой и прыгнул к окну. Сорвав светомаскировочную штору, Змей полез на трухлявый подоконник. Слуга зачем-то решил его преследовать: пропищал слово «Стой»… Змею стало смешно: слабак какой-то высунулся ни с того ни с сего… Не удержавшись от смеха, Змей высадил оконное стекло и спрыгнул вниз. Этаж был второй, Змей попал в густые кусты и тут же прижался к сыроватой стене: тут полно патрулей, его могли заметить, нужно прятаться…

Внезапно над головой Змея что-то страшно завыло, заверещало… Повсюду зажёгся яркий свет. Змей не дрогнул: понял, что Баум поднял тревогу. Ну, ничего, паника и суматоха будет только на руку Змею. Все будут бегать в пене, а он под шумок выскользнет из города в лес и исчезнет. Скрываясь за кустами, Змей небыстро двинулся вперёд, а мимо него уже бегали солдаты с автоматами, пистолетами, собаками… Они не найдут его ни за что — они тупые, медлительные олухи, для Змея одно удовольствие обманывать их. Кустами Змей продвинулся чуть дальше и тут же увидел неподалёку скопление солдат — они в беспорядке шныряли по ближайшим кустам, а их собаки вынюхивали в них что-то. Змей затих — принялся наблюдать за ними, как они не обращают на него внимание, а роются в том кусту, в котором его нет. Здоровенные овчарки обнюхивали листья и раскатисто лаяли в пустые небеса, и тут один из солдат вытащил из куста некоего субъекта, на голове которого косо сидела типично партизанская ушанка — с красной ленточкой. Так, хорошо, один готов, может быть, поймав его, они успокоятся? Солдаты куда-то потащили этого партизана, который пытался драться с ними, убегать… до тех пор, пока не получил по башке прикладом автомата. Партизан затих и обвис на солдатских руках, а для Змея освободился путь. Он только хотел покинуть укрытие и бежать к лесу, как вдруг заметил одинокого солдатика, который небыстро двигался прямо к нему, сжимая автомат двумя руками. Змей вгляделся в его лицо. Лет этому «воину» не больше восемнадцати, «образцовой храбростью» он не выделяется, и его руки с автоматом дрожат. Змей мигом сообразил: это не хищник, это — жертва. Он специально зашевелился, чтобы приманить к себе этого одинокого солдатика. Солдатик клюнул быстро: приказ обязывал его либо клюнуть, либо отправиться на расстрел за неповиновение и бунт… Змей терпеливо выжидал, когда солдатик продвинется достаточно близко. Шаг за шагом, за шагом, за шагом… Вот он просунул свою дубовую голову и заглянул прямо туда, где таился Змей. Выпад шпиона был молниеносен: он стремительно прыгнул, ухватив солдатика за горло так, что тот не мог ни шевелиться, ни кричать. Слабачок закряхтел: Змей схватил больно, а кричать нельзя. Он мотал своими бесполезными руками, выронив автомат в лужу, а Змей хладнокровно затащил солдатика в куст и, убедившись, что их никто не видит, задушил его. Убедившись, что солдатик испустил дух, Змей быстро переоделся в его мундир, запихнув бородищу за воротник и низко надвинув каску на глаза, поднял из лужи автомат и поспешил покинуть куст, пока не подоспели другие солдаты и не нашли задушенного товарища. Суматоха вокруг него не улеглась: они устроили масштабную облаву, проверяли документы у всех, кто им не нравился. Оглядевшись по сторонам, Змей заметил среди яркого света прожекторов густую тень — на заднем дворе того высокого здания, из окна которого он выскочил. Не мешкая, Змей направился туда — сначала он скроется, а потом — ускользнёт в близкий лес. Среди солдат Змей ходил уверенно: он один из них, у него такой же мундир, у него, наверняка, есть документы, и к тому же, он старательно делает вид, что ищет сам себя. Притворяясь занятым поисками, Змей вскоре достиг тёмного места, тут же юркнул в гусутую тень и затих. Похоже, никто не увидел, что он там: солдаты носятся, офицеры орут, мотоциклы ездят, собаки лают… До Змея никому нет никакого дела, и тем хуже для них: они его искали? Его. Всё, они его упустили. Змей бесшумно скользнул в темноте в ту сторону, где виднелись выезды из города и тёмно-сизою массою высился лес. Но в следущий миг Змей вынужден был остановиться и спрятаться за первый попавшийся выступ: он был тут не один, во мгле быстро двигалась фигура человека. И не просто человека: Змей сразу узнал коренастый силуэт Баума. Что делать? Застрелить его из автомата убиенного солдатика? Или пропустить «кабана» мимо? Нет, ни то, ни то не подходит: первое шумно и опасно, а второе — невыгодно. Поэтому Змей совершил тихий скачок вперёд, вмиг оказавшись возле фашиста и захватил его за шею одной рукой. Захват был идеальным: Баум освободиться не мог и кричать не мог — только сипел и дёргал «ложноножками», так же, как и солдатик. Сожми Змей его горло чуточку сильнее — фашист отдаст свою душонку дьяволу. Но Змей не собирался его душить — он тщательно обыскал карманы фашиста, обнаружил портмоне, круглые часы на толстой цепочке, обоймы для пистолета, носовой платок… тьфу, кажется, несвежий… плоский портсигар, зажигалку, и что-то ещё, что он не смог узнать — плоский, достаточно тонкий предмет, словно бы коробочка, но не коробочка из непонятного на ощупь материала… Вроде бы, стёклышком закрыта… Решив, что из всего содержимого карманов фашиста именно этот предмет может ему пригодиться, Змей рывком выхватил его, отпихнул Баума в огромную кучу мусора и скачками побежал в сторону леса. Снова выпрыгнув в свет прожекторов, Змей замедлил ход, впихнул украденный предмет в карман и опять притворился солдатом. Выезды из города были перекрыты — у опущенных шлагбаумов так и кишели фашисты, стояли автомобили, мотоциклы. Змей понял, что они формируют группы, чтобы прочёсывать лес, и тут же решил, что ему хорошо бы на время присоединиться к одной из групп. Они вывезут его из города, а потом — Змей тихонько отколется в «одиночное плавание» и растворится в лесной глуши и во мраке ночи. Хороший план, главное, чтобы они не заметили его бородищу. Застегнув поплотнее ворот кителя и ещё ниже надвинув каску, Змей шагнул к одной из крытых машин. Солдаты как раз усаживались в кузов, и Змей запрыгнул, словно один из них, и занял место на узкой жёсткой лавке.

— Что это с тобой? — осведомился тот солдат, который оказался его соседом слева.

Какой любопытный, однако…

— Насморк… — в нос пробурчал Змей, сопя. — Совсем замучил…

Немецкий язык Змей знал так же хорошо, как и свой родной — и читал, и переводил, и разговаривал. Немец не понял, что рядом с ним враг — только сочувственно кивнул и занялся установкой магазина на свой автомат. Пускай копается, сурок несчастный — побольше бы фашистам проклятым таких солдат, как этот! Мало того, что он тупой, так ещё и толстый — сдобные щёки солдата тряслись, как желе, а рыхлое пузо норовило выскочить из-под мундира. Змей почувствовал, как завёлся мотор автомобиля, как завертелись колёса, увозя их из города. Крикливый угловатый офицер, снабжённый воистину орлиным носом, объяснял, кого и где следует искать. Ну что ж, пускай ищут эфемерную тень — хоть всю ночь лазают по дебрям, распугивая сов и енотов. Если кто-нибудь из них пристрелит сову — это будет более чем достойный трофей… А енот — так ещё лучше: мех. Машина неслась по грунтовой дороге… нет, отъехала она от города совсем недалеко — контрольные будки только миновала и застопорилась, светя фарами.

— Вперёд, рассредоточиться! — офицер тут же принялся приказывать, солдаты посыпались из кузова прочь, щёлкая оружием.

Захлёбываясь басовитым рыком, у деревьев закрутились собаки. Такая псина вполне успешно могла бы вынюхать белку… или барсука… или рябчика… или скунса. Но только не Змея! Змей старался не отличаться от солдат — тоже делал вид, что что-то прочёсывает, что-то обыскивает… Крутился у кустов, постепенно отдаляясь и отдаляясь в заросли. На него никто не смотрел, а зря — таким соплежуям только шпионов и искать. Вскоре они все исчезли из виду — Змей углубился в плотные тёмные заросли, посидел немного в каком-то густом кусту, который цвёл удушливым цветом, а потом, осознав, что за ним гнаться никто не собирается, задал стрекача…

Сейчас Змей жил в партизанском лагере. Блуждая по лесам, он наткнулся на двоих глупых мальчишек, которые считали себя «народными героями». Мальчишки ныли, что не смогли поймать «языка» — и это не удивительно: такие воробьи только дохлую крысу смогут поймать. Змей решил влиться в партизанские ряды — на время, для отвода глаз. Он помог воробьям раздобыть немчика — и они замолвили за него словечко перед командиром. Быть партизаном совершенно нетрудно для Змея — он даже с некой радостью подкладывал свиней фашистам, которые мариновали его в треклятом карцере. И водить за нос дубоватых мужиков из окрестных деревень, которые составляли отряд — легче лёгкого. Они не понимают тонкой игры шпиона — только по-детски рады тому, что в их скудеющих рядах появился двухметровый великан, обладатель тяжёлых кулаков, который понимает немецкий язык и умеет делать бомбы. Лицо своё очищать от бороды Змей пока что не спешил — лучше не светиться лишний раз перед гостями с «Большой Земли», которые иногда прилетали на «кукурузниках» и привозили оружие, патроны, оджеду, еду… В СССР Змей был в розыске, как враг народа, поэтому и не высосвывался.

Сегодня он впервые решил вытащить из кармана и рассмотреть похищенную у Баума интересную вещицу. Для этого Змей углубился в лес, подальше от лагеря. По дороге он изловит немчика — на случай, если командир поинтересуется, где он был — Змей скажет, что ходил за «языком». Он разглядывал замысловатый предмет вот уже второй час — и не мог понять, что это и зачем оно нужно. «Стёклышко» которым была закрыта непонятная коробочка, казалось чуть ли не волшебным: случайно взявшись за него пальцем, Змей запустил какие-то картинки. Испугавшись, Змей даже выронил эту штуку в траву — а вдруг это новая немецкая бомба?? Но взрываться эта «бомба» тоже не спешила — тогда Змей поднял её и принялся разглядывать опять. Коробочка слегка вибрировала и издавала странный писк, когда пальцы Змея касались стёклышка, по стёклышку мелькали картинки — какие-то деревья, виды на море, загорелые улыбчивые люди… Они как по волшебству слушались пальца: появлялись и исчезали, когда на них слегка нажмёшь. Похоже на какую-то игрушку… очень странную игрушку…

— Ну и чего ты скис, Старлей? — осведомился Красный, видя, как Константин, пробежав глазами письмо, уселся в кресло Траурихлигена и уставился в камин пустыми глазами.

— Вы меня достали… — угрюмо буркнул Сенцов, подобрав под себя холодные ноги. В зловещем жилище проклятого Траурихлигена ноги Сенцова всегда были холодны: микроклимат, наверное, не подходил.

— Кока-колы хочешь? — предложил Красный, присел в соседнее кресло и протянул Константину стакан — такой, который в супермаркетах выдают за десять акционных крышечек.

— Спасибо, — Сенцов взял стакан, отпил немного шипучей, пузырящейся колы, и снова вытаращился в камин.

— Та хоть скажи, что они тебе написали? — потребовал Красный, хлебая кока-колу прямо из горлышка литровой бутылки. — А то я даже не знаю, как тебе помогать!

— К нам приезжает Гитлер… — вздохнул Сенцов так горестно, словно бы Гитлер привезёт с собою гильотину, на которой отрубит сенцовскую голову.

— Да ты что? — удивился Красный и выхватил из рук Сенцова измятое письмо.

— Ага, — обречённо кивнул Сенцов. — Будут дезинтегратор какой-то испытывать!

— Какой дезинтегратор? — заинтересовался Красный и принялся сам читать письмо: от Сенцова, кажется, тут маловато толку, он сразу же впадает в панику и превращается в какого-то отрешённого слизня…

— Лучевой дезинтегратор… — буркнул Сенцов. — А я не знаю, что это такое. Сейчас ты скажешь мне, что я тупой и инертный, но я в этом не виноват — вы сами решили, что я должен тащить лямку Траурихлигена!

— Ты, Старлей, действительно, тупой и инертный, — хохотнул Красный, допивая кока-колу залпом. — Но жизнь на этом не кончается. — Про твой дезинтегратор мы с Бисмарком узнаем у Репейника, а потом тебе расскажем! А от тебя требуется только не дрожать и вести себя, как Траурихлиген!

Глава 140 Что такое «Лучевой Дезинтегратор»?

Константин боялся этого дня, как эшафота: он же не отличит Коха от Гитлера, «прогонит пургу» и капитально срежется…

— Давай, группенфюрер! — пихнул Сенцова Красный, обдавая мятной свежестью «Дирола». — Наушник я тебе вконопатил, камеру — тоже! Мы тебя видим, мы тебя слышим и, если тебя запрёт — я всегда выручу! Не дрейфь, брат, выкрутишься!

Да, Сенцов хотел не дрейфить, но… не мог. Их слишком много, они все знают Траурихлигена в лицо и не только… Сенцов не выкрутится, если не так шмыгнет носом… Сенцов не выкрутится, если сморозит глупость. Константин дрейфил так, что тряслись поджилки и мерзко сосало под ложечкой, но не скажет же он Красному: «Пойди вместо меня!»??? Нет, не скажет. Поэтому Константин сжал в кулак остатки храбрости, стряхнул с рукава мундира паутину и сделал решительный шаг вперёд…

* * *

… — Мы доработали и усовершенствовали наш «Лучевой Дезинтегратор» и готовы показать вам, господа, как он дезинтегрирует живые организмы, — выкрикивал взмыленный субъект в белом халате учёного, а по спине Сенцова в это время скакали сонмы муравьёв. — Сейчас мой многоуважаемый коллега, профессор Людвиг фон Вик, принесёт подопытного кролика. Профессор?

В обширном пространстве, отгороженном светло-зелёными стенами, находился ещё один субъект, в таком же халате, он, громко топая разбитыми башмаками, подбежал к высокой клетке, наполненной большими кроликами, и распахнул её решётчатую дверцу. Вынув одного кролика, белого, на заднюю лапку которого зачем-то навязали короткую ленточку, он суетливо поскакал обратно, к странному прибору с аквариумом на макушке. Подсадив кролика прямо под подобие спутниковой антенны-тарелки, он засеменил назад и встал за спиною первого, около стола, утыканного разноцветными рычагами.

Сенцова по бокам «душили»: справа от него восседал гауляйтер, слева высился рослый плечистый офицер. А за спинкой сенцовского стула могильным призраком маячил вездесущий, опостылевший Шульц. Константин ёрзал на своём стуле, как на битом стекле: воображение рисовало вокруг одних телепатов, которые видят и слышат Сенцова насквозь, которые давно знают, что он не Траурихлиген… Они казнят Константина сразу же после того, как эти два психа закончат фокусничать с кроликами…

— Готово, профессор фон Рейс, готово, господа, — объявил тот из психов, которого назвали «профессором Людвигом фон Виком», и воздел руки к далёкому бледному потолку, словно камлающий шаман.

— Итак, господа, — обратился он к страшной публике, среди которой Сенцов дрожал коленками и потел холодным потом. — Сейчас вы увидите, как наш «Лучевой Дезинтегратор» уничтожит его!

Взгляд Константина блуждал, перескакивая с одного психа на другого, на кролика и обратно, на первого психа. Первый псих, по имени профессор Фридрих фон Рейс, дёрнул зелёный рычаг, в аквариуме забурлил зелёный «кисель», кособокая «антенна-тарелка» внезапно выбросила сноп ослепительного света и кролик, сидевший под её «прицелом», исчез, как испарился!

Фашисты вокруг Сенцова, топоча, повскакивали со своих стульев, заволновались, загалдели, захлопали в ладоши. Кто-то оглушительно свистнул…

Константин же силой воли заставил себя не вздрогнуть. Что это за штука?? Неужели эти двое испытали при нём «брахмаширас»?? Вот, кто оказывается, изобрёл «брахмаширас», а вовсе не Траурихлиген! Они назвали его «Лучевой Дезинтегратор»… Сенцов вот тут, вот здесь, поймал джек-пот! Он нашёл то, что они с Красным и Бисмарком безуспешно разыскивали целую неделю! Жаль, что он вынужден молчать из-за проклятого гауляйтера справа, из-за дурацкого офицера слева, из-за Шульца и из-за Гитлера, который, потирая ручки, требует от Людвига фон Вика растворить в спёртом воздухе лаборатории ещё одного кролика… Скорее бы это закончилось — тогда Константин сможет выскользнуть из душного бункера, раскрыть тайну «брахмашираса» и, может быть, остаться в живых…

— Сейчас вы вновь станете свидетелями огромной разрушительной силы «Лучевого Дезинтегратора»! — с пафосом произнёс профессор Фридрих фон Рейс, а Людвиг фон Вик тащил из клетки второго кролика.

Сенцов замер, а на соседний стул со слоновьим грохотом бухнулся гауляйтер. Константин слышал, как за его спиной скребётся Шульц, а Фридрих фон Рейс снова дёрнул рычаг. «Лучевой Дезинтегратор» выстрелил во второй раз и стёр бедного кролика с лица Земли.

Сенцов выпучил глаза и выронил на пол стек Траурихлигена. Стек звонко стукнулся о бетон, и снова вокруг Сенцова поднялся громоподобный гвалт аплодисментов, выкриков и свиста. Даже Шульц и тот свистнул, оглушив Сенцова на левое ухо.

— Теперь мы выиграем войну!

— Придушим иванов!

— Захватим Союз!

— Сначала — иванов, а за ними — янки! Что нам один Союз?? — загремели голоса, давя на уши Сенцова.

— Хайль Гитлер! — выкрикивали они хором до тех пор, пока сам фюрер их не остановил властным взмахом руки.

Фюрер произносил речь — громко кричал по-немецки, размахивая руками. Все, кто находился в этом зале, с благоговением смотрели ему в рот, ловя каждое словечко. Кроме Сенцова. Снаружи Константин казался каменным колоссом: напустив на своё лицо «маску» Траурихлигена, он сидел с прямой спиной, изображая графскую осанку… Но внутри себя Сенцов обливался потом: стоит ему не так шелохнуться — он труп…

— Стралей! — в ухе Сенцова раздался голос Красного, а Сенцов молчал. — Давай, брат, насупься, поиграй стеком и скажи: «А это не калорифер у них стоит?».

Сенцов испугался: «Зачем?? Ведь этот аппарат всем понравился — зачем ему высовываться — чтобы срезаться??»

— Давай, давай! — не отставал Красный. — Настоящий Траурихлиген никогда не сидит столбом! Или ты не помнишь??

Сенцов же решил «сидеть столбом» — так безопаснее… Фюрер уже закончил речь, уселся, а плечистый офицер справа от Сенцова хлопал в ладоши и восхищённо расхваливал этот их «брахмаширас» и ум этих «кроличьих» учёных… Всё отлично, сейчас, они поклекочут часик и уйдут… Зачем высовываться?

— Ну, чего сидишь, пенёк?? — Красный был явно не доволен Сенцовым и начинал рычать на него через наушник. — Червяк!

Сенцов едва удержал себя от того, чтобы фыркнуть Красному: «Да ладно тебе, зануда!». Посидев ещё пару минуточек во всеобщем восторженном гвалте, Сенцов собрал свою волю в кулак. Изыскав в себе титанические силы, которых в нём никогда не наблюдалось, Константин скептически поднял правую бровь — ему показалось, что этот жест сделает его похожим на Траурихлигена…

— Господа! — громко произнёс Константин, показав стеком Траурихлигена на диковинный прибор. — А вам не кажется, что у них там калорифер?

Гвалт мгновенно стих… Муха, которая вилась под высоким сероватым потолком, издавала неприлично громкое жужжание…

— Где? — испуганным голосом, задыхаясь, выплюнул профессор Людвиг фон Вик, бледно-зелёный, словно выпил яду.

Сенцов замялся… перед ним стоит величественный и жуткий «брахмаширас»… Действительно, где там калорифер?

— Ну, не срезайся же ты! — заволновался в сенцовском наушнике голос Красного. — Ткни палкой наугад и скажи: «Вон там!»!

— Вон там! — заявил Сенцов, по совету Красного бестолково ткнув стеком куда придётся. Эхо сделало его голос звонким и громким, как у настоящего генерала.

Второй профессор, фон Рейс, совершил какой-то неуклюжий прыжок, заслонив своей неширокой спиной бледного фон Вика, и тут же принялся странновато, безумно смеяться.

— Это надо же такое сказать! — выдавил он сквозь смех, который показался Сенцову каким-то деланным, вымученным… — «Калорифер»! Как вы вообще держите у себя такого идиота?? Он же у вас лыка не вяжет! Ха-ха, вундерваффе от калорифера не отличит!

— Натуральный калорифер! — пискнул Шульц из-за спины Сенцова, боясь перечить своему генералу.

Командиры молчали — они не знали, что говорить, и словно бы ждали, что будет дальше… Сенцова эта ситуация выбивала из колеи… Если бы не корректировщик сознания Репейника — он бы уже в обморок рухнул… Тут сам Гитлер сидит, а он высунулся со своими замечаниями… Зачем?

— Вот вы! — профессор фон Рейс тем временем прыгнул к Сенцову и прочно впился в его предплечье своими тощими пальцами. — Хотите испытать его?

Сенцов выпучил рыбьи глазки: испугался. А вдруг «брахмаширас» аннигелирует его? Тут и игрек-генератор не понадобится…

— Соглашайся! — строго предписал Красный. — Скажи: «Разумеется!»!

— Разумеется… — проклекотал Сенцов, стараясь не показать, что его генеральская уверенность улетучилась и остались только страх и ужас.

— Пойдёмте! — профессор танком потащил Сенцова к «брахмаширасу» и пихнул его в центр грубого круга, начерченного мелом на бетонных плитах пола.

Сенцов стоял ни жив, ни мёртв… И пол под ним, казалось, ходил ходуном и вылетал из-под холодных, вспотевших ног… Надо же — под «брахмаширас» поставили… Возможно, что это конец… И Сенцов не может попросить помощи у Красного…

— Запускайте, коллега! — выкрикнул фон Рейс фон Вику, который забился за громоздкий пульт с огромными рычагами.

— На счёт три! — пробулькал профессор фон Вик, передвинув первый из рычагов, скрипучий такой, нелепый, зелёный.

— Стойте! — внезапно Сенцова спас сам фюрер, остановив этих двух психов взмахом руки.

Учёные застыли, а фюрер, отыскав глазами топчащегося Шульца указал на него:

— Испытайте лучше на нём! — и тот час же Шульца прочно схватили два плечистых эсэсовца.

— Яволь! — согласились учёные нестройным дуэтом, а Красный наставительно повелел застопорившемуся от страха Сенцову:

— Давай, увалень, чего стоишь? Выползай из-под него и держи достоинство!

Сенцов внутри себя вздрогнул: да, он тормозит. Солдаты уже подпихивают Шульца, а он всё торчит, как дурацкий истукан. Приосанившись, чтобы не потерять сходство с настоящим Траурихлигеном, Сенцов сделал пару шагов в сторону, покинув смертельный круг, и тот час же на его место был поставлен Шульц. Шульцу не обязательно было показывать образцовую храбрость, и коленки его, обтянутые смешными брюками-галифе, заметно дрожали. Эсэсовцы благоразумно отошли подальше, чтобы их не зацепило ненароком.

— Запускайте, коллега! — весело воскликнул профессор фон Рейс. Кажется, он даже рад аннигелировать человека — пританцовывает на одной ножке… живодёр…

— На счёт три! — повторил профессор фон Вик, а жуткая зелёная субстанция так и пузырилась внутри прозрачного резервуара на макушке «брахмашираса».

— Не надо! — устрашенно пискнул Шульц, а на галазах его появились бессильные слёзы ужаса.

Командиры, которые наблюдали за происходящим суровыми глазами, разразились гомерическим хохотом, и затопотали сапогами, породив такой ужасный шум, словно бы в этом замкнутом пространстве резвились африканские слоны. Сенцов тоже выжал хохот из сдавленной груди, чтобы не выглядеть белой вороной…

— Как видите, уважаемые господа, наше оружие внушает раболепный страх малосильным! — хвастливо заявил профессор фон Рейс, который, очевидно, очень гордился собой.

— Ладно, уберите этого труса! — сквозь смех распорядился фюрер, испепелив взглядом рыдающего под «брахмаширасом» Шульца. — Господа учёные, ваше оружие идеально! Оно обеспечит великой Германии абсолютную победу! Когда можно будет принять его на вооружение?

— Нужно провести ещё пару испытаний, и вундерваффе может отправиться на фронт, мой фюрер! — заискивающе пропел профессор фон Рейс. — Максимум через три недели!

Сенцов видел, как все они несказанно обрадовались, старался радоваться сам, но при этом натужно скрипел мозгами: зачем они решили раскрыть «брахмаширас»? Что-то здесь явно не так, а он прошляпил… Может быть, заговор уже провален?

— Ну, чего ты снова торчишь? — запыхтел через наушник Красный. — Давай, увалень, спроси, остаются они на банкет, или нет?

Сенцов снова поймал себя на том, что бестолково торчит и пялится в одну точку. А фюрер со своими прихвостнями, между тем, уже собрался уезжать. «И зачем им тот банкет? — раздражённо подумал про себя Сенцов. — Пусть уберутся побыстрее, и я отдохну от них, наконец!».

— Давай! — подгонял Константина занудный Красный, и он, слушаясь, снова притворился Траурихлигеном.

* * *

Майор Баум был строго проинструктирован: как только кортеж фюрера покинет Краузеберг — он должен будет позвонить на пост охраны номер пять и отдать приказ: расстрелять кортеж из базук, похитить фюрера и заменить его подготовленным двойником. Этот план Эрих Траурихлиген назвал «Операция «Капкан»» и продумывал его целых два месяца. Его заранее предупредили о намерении Гитлера посетить Краузеберг и увидеть «Лучевой дезинтегратор» — якобы грозное оружие, изобретённое пленёнными в подземном бункере учёными, которое с одного выстрела сбивает эскадрилью самолётов. Всё командование в Берлине было уверено в непобедимости «Лучевого дезинтегратора» и в том, что это «вундерваффе» станет техническим прорывом и поможет выиграть войну… И лишь немногие знали, что грозный на бумаге «Лучевой дезинтегратор» представляет собой лишь бесполезную железку, плацебо, призванное скрыть существование «брахмашираса»…

Дотошно выполняя инструкцию, ведь иначе ему грозил погибельный кол, майор Баум вытащил из кармана свой смартфон и собрался звонить на пятый пост. Уже пора — кортеж несётся по лесной дороге. Едва палец майора коснулся сенсорного экрана, как раздался звонок. Майор с удивлением взглянул на экран и обнаружил, что звонит Рудольф Шталь — сообщник Траурихлигена в Берлине, фантастическим образом продвинутый в адъютанты Гитлера и призванный следить за каждым его шагом.

— Ало? — вопросительно произнёс Баум, придвинув трубку к уху.

— Баум, срочно передайте Эриху, что у вас не настоящий Гитлер! — полушёпотом затараторил Рудольф Шталь и, кажется, подавлял одышку. — Я только что видел настоящего Гитлера в «Волчьем логове»! Отмените операцию «Капкан»! Конец связи!

— Есть! — поспешил согласиться с ним Баум и сбросил вызов, намереваясь тут же позвонить Траурихлигену…

ПИЛИК! ПИЛИК! — громко «сказал» его смартфон, возвещая о том, что аккумулятор разрядился.

— Чёрт… — пробухтел Баум, с ужасом понимая, что забыл поставить смартфон заряжаться на ночь…

ПИЛИК! — снова издал смартфон и на время «умер», замолкнув и потушив экран…

— Да, чёрт! — плюнул Баум, забил бесполезный гаджет поглубже в свой карман и со всех ног понёсся по коридору, чтобы вовремя предупредить группенфюрера и не дать совершить фатальную ошибку.

Глава 141 Сенцов и его «Брахмаширас»

Проводив страшных гостей до автостоянки, Константин Сенцов вернулся в апартаменты Траурихлигена. Забравшись с ногами в удобное мягкое кресло, он сидел, бестолково таращился на пламя в камине и оправлялся от шока: это же надо простому человеку — живого Гитлера увидел! Громкий стук в дверь заставил Константина вздрогнуть — он никого не ждал… тем более, тех, кто стучится…

— Кто там? — осведомился он, стараясь грозно рявкнуть, а не мямлить перепуганным тоненьким голоском.

— Баум! — лаконично сообщили из-за двери таким голосом, словно бы не желали быть услышанным.

— Войдите, — позволил Сенцов, тут же приняв грозный вид. Экзекуция на день сегодняшний не закончена — ничего, он потерпит. Главное, что впереди его ждёт глубокий здоровый сон до самого утра…

Майор Баум ввалился к нему с таким видом, будто бы за ним гнался медведь.

— Что с вами, Баум? — осведомился Сенцов, сдвигая брови, как настоящий Траурихлиген… похоже, он уже начал привыкать к этому…

Баум же мангустом скользнул вдоль стены и мигом оказался возле Константина, воровато оглядываясь по сторонам.

— Это — не Гитлер, это — двойник! — шепнул Баум на ухо Сенцову, не заметив в кабинете ничего опасного для себя. — Что нам делать, ваша светлость?

Сенцов не знал, что задумал делать Траурихлиген. Может быть, он готовил Гитлеру ловушку? А может, и нет… Константин замялся, мучаясь раздумьями, но тут затрещал его наушник.

— Старлей! — зашептал Красный. — Скажи так: «Отменяем операцию. Двойника надо выпустить живым!».

— Отменяем операцию. Двойника надо выпустить живым! — повторил Сенцов, стараясь точно скопировать интонацию Красного. Спасибо, Красный — настоящий друг! Что бы Сенцов делал, не будь Красного?? Болтался бы на колу, около попавшихся партизан!

— Есть! — тут же согласился Баум, скользнул в угол и исчез в потайном ходу.

Как только за широкой спиной майора задвинулась фальшивая стена, Сенцов с облегчением откинулся на спинку высокого кресла и выпустил из себя воздух. Ура… Наконец-то это закончилось и Сенцов сможет спокойно отдохнуть. Наверное, за день сегодняшний он сбросил килограмма четыре — от нервов. Да, с такой жизнью никакого пузца не останется, это гарантировано. И почему Траурихлиген каждый раз так рвался сюда из нормохроноса?? Поселился бы в тихом двадцать первом веке… Сенцов бы точно поселился в двадцать первом веке…

— Красный, Бисмарк… — шепнул Сенцов в невидимый игрек-микрофон, который запрятали в воротник его кителя. — Приём, можем поболтать.

— Приём, Старлей! — тут же отозвался Красный. — Что там у тебя?

— Красный, я нашёл «брахмаширас»! — зашептал Сенцов, поминутно оглядываясь то на дверь, то на фальшивую стену.

— Да ну! — не поверил Красный. — Когда это ты успел?

— Да ты же видел всё через камеру! — фыркнул Сенцов. — Двое учёных в бункере — они демонстрировали «брахмаширас»! Они решили слить его гауляйтеру, Гитлеру и всем остальным. Всё, нету секретов, Красный. И что это значит, ты можешь мне сказать?

— Расслабься, Старлей! — хохотнул Красный, прыская в рукав, чтобы подавить смех.

— И что тут смешного? — не унимался Сенцов, подспудно чувствуя, что Баум выявил в нём самозванца, решил «свернуть лавочку» с заговором, а после — прикончить Сенцова и свалить его смерть на партизан.

— Неужели, ты решил, что эта штука — «брахмаширас»?? — Красный уже смеялся в открытую, заставляя Сенцова кипеть. — У твоего гибрида — инженерные мозги, а ты не понял, что они пихнули им обогреватель, аквариум и железный круг? Да не, Старлей, я тебе не верю, ты шутишь!

— Нет, не шучу! — разозлился Сенцов и тут же осёкся. — Как это — не «брахмаширас»? Он же от двух кроликов мокрого места не оставил!

Красный давился смехом, и Сенцов слышал, как около Красного заливается Бисмарк. Они просто поднимают его на смех… Неужели Сенцов такой глупый, что не отличил обогреватель от «брахмашираса»?

— Да эти два клоуна просто надули всех кретинов и радуются! У них карманный фонарик приделан и дырка в полу! — весело болтал Красный, а Бисмарк всё гоготал на заднем плане. — Мне в камеру, Старлей, всё видно! Я думаю, они этой балдой прикрывают и «брахмаширас», и заговор! А то, представь, как их тут будут жучить, если что-то заподозрят?

— Чёрт! — буркнул Сенцов, ёрзая в кресле. Неужели он такой непроходимый дурень?? Даже гибрид чёртов не помог…

— Не парься, Старлей! — говорил тем временем Красный. — Сейчас, Баум выпустит всех из города, и ты сможешь поспать! Только чур, сними ботинки, а то прищучат!

Чёрт, пока Сенцов был ментом — он сам и жучил, и прищучивал! А теперь что? Он дурацкая подсадная утка, и ему ничего тут не разгрести и вовек!

— Достал ты меня со своими ботинками! — пропыхтел уставший и сонный Сенцов. — Спать хочется, как чёрту!

Будь Сенцов у себя дома — он бы просто закрыл глаза и заснул бы прямо в кресле. Но настоящий Траурихлиген так не спал, и поэтому Сенцов, злою неволей вынужденный делать всё, как настоящий Траурихлиген, заставил себя оторвать телеса от кресла и уползти в чужую спальню. Красный не разрешил Сенцову ничего тут поменять, и Константин каждый раз с большим трудом засыпал в зловещей компании мраморных ангелов и огромного нехронального телевизора, который висел прямо напротив кровати и, словно бы, прожигал его насквозь своим «лазерным взглядом». Константин стащил сапоги и поменял мундир на пижаму — так было положено настоящему Траурихлигену. Задвинув тяжёлые бархатные портьеры — для успокоения собственных нервов, потому что окно и так защищала непроницаемая светомаскировочная штора — Константин задул свечу и улёгся в кровать.

Сенцов закрыл глаза и замер на подушке, укрылся одеялом с головой. Всё, наконец-то, этот день закончился, его никто не убил, он не срезался, не провалил задание и… не нашёл «брахмаширас». Ладно, Сенцов и так выпрыгнул из кожи вон, «брахмаширас» можно оставить на завтра. Или на послезавтра, или на после дождика в четверг. У Сенцова вечность впереди, чтобы найти дурацкий «брахмаширас», и ещё одна вечность для того, чтобы разобраться, как он работает. А на сегодня всё, Сенцов отпахал «программу максимум», и может спать. Маскировочная штора не давала свету с улицы проникать в комнату, и над спящим Сенцовым сгустилась полная темнота. Тишина набивала мозги ватой, и Константин погрузился в тёплый и густой сон.

«Привет!» — сказал сквозь бездну времён сенцовский телевизор, а над телевизором летал батон, и кружила колбаса, потом из кухни пришагал холодильник, распахнул дверцу и показал, что на его оледенелых металлических полках лежит пакет кефира и мобильный телефон. Мобильный телефон вдруг засветил экран и издал громкий, протяжный звонок, похожий на гудок паровоза. Сенцовский диван внезапно скинул Сенцова на жёсткий пол, а потом — с топотом прибежали люди и начали кричать, что их бомбят…

Константин вскочил и распахнул глаза. Темно. Сбоку высится широкая кровать Траурихлигена, и что-то громко гудит и воет, как воет сирена при учебной тревоге… С улицы прилетал гул и топот, а в следующую секунду что-то жутко врезалось, кажется, прямо в крышу, грохот лишил слуха, а страх загнал Сенцова под кровать. Спрятавшись, Константин слышал, как сыплется с потолка штукатурка, чувствовал, как дрожит под ним пол, слышал, как трескаются стены, и кто-то ошалело барабанит в дверь и что-то орёт…

Бабахх!!! — на улице что-то взорвалось, со звоном вышибло оконное стекло, сорвало маскировочную штору. Осколки забарабанили по кровати, Константин забился поглубже, душа его устремилась в пятки… Что это? Бомбы? Только бомб ему не хватало посреди ночи! Сон моментально растаял, зато пришёл леденящий страх.

— Ваша светлость, нас бомбят! — вопил в коридоре голос Баума, а дверь сотрясали удары его тяжёлых кулаков.

За Баумом слышался голосок Шульца и визг Фогеля. За окном метались шальные лучи прожекторов, стрекотали зенитки, и тянулся едкий удушливый дым. Вой двигателей самолёта потонул в грохоте взрывов, пол под Сенцовым вздрогнул, едва не расседаясь пополам. Фогель всё визжал, но Сенцов, казалось, оглох. В комнате занялось пламя: горячий осколок попал в окно и поджёг персидский ковёр.

— Старлей, ты жив?? — внезапно над Константином кто-то навис, ухватил под мышки и выволок из-под кровати. — Давай, действуй, а то всем каюк!

— А? — промямлил Сенцов и узнал в том, кто его вытащил, Бисмарка. За спиною Бисмарка Красный огнетушителем тушил ковёр.

— И что я сделаю?? — взвизгнул Сенцов, дрожа и забиваясь в угол. — Посъедаю бомбы, или как?? Чёрт, я же не бог!

— Организуй оборону! — прискакал Красный с огнетушителем наперевес и тут же залил пеной маленький огонёк у ног Сенцова. — Ты же генерал! Вон, как Баум к тебе ломится!

— Я??? — перепугался Сенцов, дёргаясь в руках Бисмарка. — Да я вам что? Да я вам кто??

— Ты — Траурихлиген! — настоял Красный, помогая Бисмарку выводить Сенцова из комнаты. — Траурихлиген бы такую атаку за раз отбил! А ты?

— А у меня нет «брахмашираса»! — ныл Сенцов, проявляя стойкую тенденцию заползти назад и скрыться ото всех под своим ватным одеялом. — У меня — куча хлама с киселём на макушке! Чем я буду отбивать атаку??

— Мозгами! — отрезал Красный, а Бисмарк выпихнул Сенцова прочь из комнаты в коридор.

В коридоре Сенцова встретили «старые друзья»: Баум в пижаме кричал, широко разевая рот, встрёпанный Фогель запихивал в рот таблетки, Шульц скакал в дальнем углу коридора, на ходу надвигая сапоги не на ту ногу… Кажется, их жёстко подкузьмили: бомбы сыплются, оглушая, Сенцов не может устоять на ногах, пол под ним ходит ходуном… Нет, это не их подкузьмили — это Сенцова подкузьмили! Они все молятся на Сенцова, как на спасителя, и ждут от него невероятных чудес… Которых у Сенцова нет!

— Ваша светлость! — вынырнул из грохота крик Баума. — Они разнесут город на куски!

— Я понял! — мрачно буркнул Сенцов и потащился вперёд по коридору, лишь бы куда-нибудь тащиться. Шульц с двумя вёдрами воды заскочил в его комнату и принялся деловито заливать горящий персидский ковёр, потому что Красный так и не загасил все огоньки, а ринулся в тайный ход, когда ворвался Баум.

— Скорее, ваша светлость! — мимо Сенцова галопом пронёсся Баум и исчез где-то во мгле, увлекая за собою и Фогеля.

Бабаххх! — бомба врезалась в брусчатку во внутреннем дворике райкома, и пол под Сенцовым снова задрожал. Константин не устоял на ногах, завалился вперёд, а около него бухнулся солидный кус штукатурки — такой мог и прибить, упади на голову.

— Чёрт… — чертыхнулся Сенцов и тут же понял, что навалился животом на подоконник окна, завешенного светомаскировочной шторой.

Там, за окном, громыхало и вспыхивал яркий свет, который проникал сквозь штору и бросал зловещие блики на стены. Сенцов слегка отогнул уголок плотного зелёного хлопка и выглянул наружу через грязное стекло, стремясь оценить размеры постигшего его бедствия. А за окном пылало пламя, носились и погибали солдаты, гремели взрывы, на крышах разрывались от стрельбы зенитные орудия, ближайший дом разнесло на куски… А в чёрном ночном небе драконами носились самолёты и всё скидывали и скидывали бомбы, стремясь не оставить от города камня на камне… Константина даже затошнило от всего этого, он отвалился от окна, опёрся о подоконник и принялся дышать ртом, подавляя тошноту. Тошнота только усиливалась, а ещё — появился звон в ушах…

— Чёрт! — Сенцов замотал головой, и тут что-то произошло. Стихли все звуки на улице. Он оглох? Нет, что-то другое: Константин слышит, как потрескивают факела в коридоре, слышит, как он сам сопит… А на улице — тихо! Заткнув за пояс страх, Сенцов снова выглянул на улицу… и остолбенел от изумления! Самолёты прекратили сыпать бомбами — теперь они сыпались вниз сами! Зенитчики пытались стрелять из орудий — но и те не работали тоже, встали поперёк дороги автомобили и мотоциклы, танк заглох посреди разнесенной клумбы… Солдаты переговаривались, теребя автоматы. Что это? Сенцов не знал… Глянул на золотые часы Траурихлигена и увидел, что их секундная стрелка недвижимо застыла на цифре «12».

— А? — спросил Сенцов у мироздания, и тут около него возник Красный.

— Не парься, Старлей! — весело заявил он, жуя любимый свой «Дирол». — Мы с Бисмарком твою проблемку решили!

— Как?? — изумился Сенцов, оправляясь от тошноты. — Неужели вы догадались, как запустить «брахмаширас»??

— Почти! — хихикнул Красный. — Я запасливый и притащил из нормохроноса игрек-тачку с генератором магнитного поля! Я только сегодня узнал, что он там есть! Мы с Бисмарком включили его на полную катушку и всё здесь намагнитили! Даже часы! Тут теперь ничего не работает! Тот же «брахмаширас», только в другом флаконе! Нравится?

— И долго оно так будет? — тупо вопросил Сенцов, имея в виду, как долго всё здесь останется намагниченным?

— Завтра пройдёт! — обнадёжил Красный. — Иди, Старлей, спать! Тебя считают героем!

— «Диролом» угостишь? — буркнул Сенцов, довольный тем, что не разнесен в клочки и не казнён.

— А как же? — согласился Красный, достав нераспечатанную пачку. — Бери всю, у меня таких много!

— Спасибо! — поблагодарил Константин, взял «Дирол» и угрюмо потянулся по коридору туда, где ночевал Эрих Траурихлиген, а теперь и он сам.

Красный, хохотнув, исчез в темноте, а Сенцов приблизился к высокой двери, обитой красной кожей, и вытащил из кармана ключи. Наконец-то он научился не терять их и не забывать… Константин хотел взять нужный ключ, но не смог: все семь ключей на связке оказались неотделимо примагничены друг к другу.

— Блин… — пробормотал Сенцов, так и не отодрав от общей массы ни ключика. Толкнул дверь — не открывается. Взялся за ручку, собираясь сдвинуть — не вышло и это.

— Чёртов магнит! — ругнулся Константин, сел на пол, на ковровую дорожку и задремал около двери.

Глава 142 Незваные гости… Опять…

Константин Сенцов сидел на диване и мирно жевал попкорн, выхватывая его из широкой пластиковой миски. По экрану прыгали спортсмены — показывали олимпийские игры, а очень скоро — Сенцов посмотрел на часы и увидел, что осталось всего лишь пять минут — к нему в гости придёт милая Катя. Стол на кухне у Константина уже накрыт: он купил Катины любимые конфеты, приготовил салаты и поставил пепси-колу… А вот и стук в дверь: Катя пришла! Константин вскочил с дивана и побежал открывать дверь.

— Старлей, ты что?? — внезапно ворвалось в сознание, отогнав прочь и телевизор, и попкорн, и даже милую сердцу Катю вытеснил прочь, вернув Сенцова в презренную реальность.

Константин вздрогнул, мучительно сбрасывая сладкий сон, распахнул глазки и увидел перед собой лицо.

— Доброе утро, человек без адреса! — добродушно изрекло лицо. — Спишь тут, как крот, а тебе письмо!

— Что? — пробухтел сонный Сенцов, чувствуя теперь свою отлёжанную ногу, нелепо скрюченную шею и прижатую руку, по которой гарцуют колючки.

— Письмо! — торжественно объявило лицо, а потом — из-за лица выдвинулась рука и помахала перед носом Константина бумажным прямоугольником.

— Ой-й-й… — прокряхтел Сенцов, пытаясь повернуться, но бока отозвались саднящей ломотой. — Где я?

— Заснул в коридоре, в ботинках! — поморщилось лицо, и только теперь Сенцов, скинув сон, понял, что лицо принадлежит Красному.

— Красный? — пробормотал Сенцов, ворочаясь.

— Синий… — вздохнул Красный, всунув в руки Константина плотный конверт. — Тебе повезло, Старлей, что я первый тебя тут обнаружил, а не Шульц! Разве Траурихлиген дрых в коридоре, а? Ну что ты творишь, Старлей??

— Это не я, а твой магнит! — огрызнулся Сенцов, вытаскивая из-под поясницы связку намагниченных ключей. — Если бы не он — я бы смог открыть дверь!

— Если бы не он — ты бы смог узреть Святого Петра, Старлей! — хохотнул Красный. — Не надо наводить панику: скоро всё размагнитится! Давай, читай письмо и думай, как выкручиваться!

— Чёрт, мои бока… — закряхтел Константин, пытаясь встать с твёрдого пола и откочевать куда-нибудь подальше от коридора и от Шульца, который постоянно драит его. — Который час, Красный?

— Четыре часа, двадцать минут утра! — объявил Красный, потягиваясь перед закупоренным окном. — Можно представить, что там — вид на чудесную солнечную долину! — зевнул он, показав пальцем на плотную ткань светомаскировочной шторы.

— Хотелось бы… — уныло вздохнул Сенцов и поднёс конверт под дрожащий свет ближайшего факела, чтобы разобрать витиеватые буквы, выведенные на нём чёрными чернилами.

— «Группенфюреру Эриху-Иоганну фон Краузе-Траурихлигену…» — начал читать Сенцов то, что написали на конверте. — Чёрт, когда это закончится?

Константин разорвал конверт и вытащил письмо двумя пальцами. Изначально это письмо предназначалось совершенно не ему, а настоящему Траурихлигену, который был намного умнее, чем Сенцов — даже чем Сенцов с гибридом… Но Сенцов обязан был его прочитать. Текст был напечатан на печатной машинке — тем лучше для сонного Сенцова, чья шея и мозги одеревенели, проведя всю ночь на твёрдом полу, привалившись к холодной стене. Читая, Константин не в первый раз признал: личностный гибрид в нелёгкой жизни генерала ему помощник. Благодаря гибриду Сенцов понимал чуждый немецкий язык так же, как и свой родной, поэтому справился с письмом меньше, чем за пять минут. Некий тип по имени Рудольф Шталь писал из Берлина, сообщая настоящему Траурихлигену, что сегодня к полудню к нему в Еленовские Карьеры приедут некие гости — уполномоченные, едва ли, не от самого Гитлера, призванные проверить, насколько хорошо Эрих Траурихлиген строит и поддерживает «Новый порядок»? Сенцов удивился: сколько можно проверять? Делегация приезжала только вчера… Или это специально так сделано — чтобы сначала морально вымотать, а потом уже узнать все тайны… Настоящий Траурихлиген, наверное, бы выдержал и ничего никому бы не рассказал, а вот Сенцов… Константин боялся.

— Переварил? — осведомился Красный после того, как Сенцов прочитал письмо и застыл.

— Ага… — глупо кивнул Сенцов, стараясь не выпускать на лицо подлый страх. — А кто такой Рудольф Шталь?

— Чёрт, ну ты и увалень, Старлей! — рассердился Красный и даже хлопнул себя ладонью по лбу. — Такое впечатление, что ты даже не открывал инфу! Рудольф Шталь — это же сообщник Траурихлигена в Берлине! И ты обязан знать это имя так же хорошо, как свой позывной, усёк??

— Усёк… — пробурчал Сенцов, который слышал это самое имя в первый раз.

— Идём собираться! — постановил Красный, схватил Константина за руку и уверенно повёл за собой. — Да и вообще — скажи Бисмарку «спасибо»! Это он конвертик-то нашёл! Курьера партизаны прищучили, он письмецо твоё выронил, а Бисмарк подобрал!

— Спасибо… — по инерции выдавил Сенцов, которого эти незваные гости уже достали — только бледнел и потел с одной делегацией, теперь присылают вторую… Так может и инфаркт хватить…

* * *

— Отправь Баума инспектировать деревни! — монотонно гудел над сенцовским ухом Красный, наставляя Константина на истинный путь, по которому раньше шагал Траурихлиген. — А Фогеля — нагрузи бумажной работой! Отбоярься от них, чтобы эти кадры не лезли к тебе доколупываться!

Сенцов кивал, а сам натужно вспоминал то, что было написано в спасительных бумагах, «подаренных» Звонящей… и не помнил. Как настоящий Траурихлиген принимал гостей? Что он им говорил? Чем кормил? Сенцов не мог вспомнить ни зги… Вспомнил только, что самых опасных гостей Траурихлиген угощал вином… каким-то… зачем-то…

— Отправь Шульца выдраить пол! — продолжал напутствовать Красный. — Пускай тоже займётся, и не лезет к тебе!

«Чёрт, они хоть в нормохронос летают, а я??» — возмущался про себя Сенцов вместо того, чтобы слушать гудение Красного.

— Ребята! — перебил Красного Сенцов, сбросив с ушей всё, что тот ему навесил.

— Чего? — Красный аж подпрыгнул, не ожидав от Сенцова такого громкого оклика.

— Можно мне в нормохронос? — взмолился Константин — не к месту и не ко времени, просто потому, что нахлебался уже генеральских проблем и просто хотел «выходной».

— Нет, — коротко и ясно отрубил Красный, привычно и буднично впихнув в рот две подушечки «Дирола».

— Почему? — Сенцов позволил себе возмутиться: настоящий Траурихлиген летал в нормохронос, когда хотел. А почему они не пускают Сенцова?

— Траурихлиген же летал… — добавил Константин, в тайне надеясь, что Красный прислушается и разрешит ему флипнуть к себе в ретоподъезд и хоть бы денёк поесть то, что хочется, и поспать так, как хочется.

— Мы до сих пор не пробили все его махинации! — воскликнул Красный — наверное, слишком громко, потому что Бисмарк невозмутимо и молча вдвинулся за рояль и грянул громогласную симфонию, которую, наверное, нередко играл Траурихлиген, и которую Сенцов впервые слышал.

— Как ты туда флипнешь, когда ты ни в зуб ногой??? — продолжал голосить Красный, не замечая, что схватил воротник Сенцова и трясёт его.

— Отстань! — сбросил Красного Сенцов, который вовсе не хотел лететь в нормохронос, как Траурихлиген и проворачивать дурацкие махинации, а хотел всего лишь поспать без бомбёжки.

— Вот, когда Репейник пришлёт нам разнорядку — тогда ты её выучишь, и мы тебя пустим в нормохронос! — Красный проявил твёрдость гранита и напёр на Сенцова танком, из-за чего Константин встал из кресла и откочевал к окну — солнце там всё-таки, и воздуха побольше.

— Ты должен будешь закрыть все его дела и распустить все его банды! — добавил из-за рояля Бисмарк, не переставая лупить клавиши и извлекать давящие готические звуки.

Сенцов никакую разнорядку учить не хотел — как и распускать какие-то там банды… Банды Сенцову уже в кошмарах снятся — ещё с тех пор, как он в простой милиции работал!

— Но для этого Репейник должен всё пробить и прислать нам разнорядку! — настаивал Красный, одновременно изучая мундир Сенцова: достаточно ли он вычищен, выглажен, и правильно ли приколоты к нему ордена?

— Конфетка! — Красный, наконец-то, оценил мундир и посмотрел на часы. — Без пяти десять! — выдохнул он. — Давай, Старлей, соберись, они будут здесь через полчаса!

Глава 143 Генеральская гостеприимность

Красный заставил Сенцова стоять на крыльце райкома-штаба — он сказал, что тут так принято, вот Сенцов и стоял, глупо таращась, как водитель проводит машину гостей через широкие кованые ворота — новые ворота, их поставили недавно, по приказу настоящего Траурихлигена, и их тяжёлые ажурные дверцы несли на себе изображение свастики. Константин вспоминал про себя те слова, которые скажет гостям при встрече, а сенцовские мозги натужно кипели… точно, Сенцов что-то забыл и перепутал — по-другому не может Сенцов. Сверкая в лучах солнца, «Мерседес» гостей подъехал к райкому и остановился точно напротив Константина. Сенцов был слегка обескуражен: они уже здесь, сейчас, они покинут салон, и ему придётся приветствовать их…

— Не дрейфь, Старлей, мы с тобой! — невидимый игрек-наушник в ухе Сенцова заговорил знакомым голосом Красного, и Сенцов немного ободрился: если что — ему помогут, подскажут… если успеют…

Водитель заглушил мотор, вышел из кабины и распахнул заднюю дверцу, выпуская гостей. Первым вылез не очень высокий, но коренастый офицер с ужасно суровым лицом — крючковатый нос и выдающийся волевой подбородок этого гостя Сенцову не понравились сразу… Если он напрёт на него как следует — Константин может «пустить слизняка» и срезаться… Второй гость был повыше и потоньше, лицо его не несло выделяющихся черт, он шёл немного позади первого, и званием и возрастом был помладше.

— Хайль Гитлер! — выкрикнули эти гости, когда поднялись на крыльцо и приблизились к Константину. У них получилось выкрикнуть почти что, хором, Сенцов тут же вспомнил, что должен сделать то же самое, набрал воздуха и тоже крикнул:

— Хайль Гитлер! — и поднял правую руку.

— Оберфюрер Курт фон Хольц фон Дрехшлер! — громогласно отрекомендовался первый из гостей, едва не оглушив Сенцова на оба уха. Константин даже испугался его — этот обладатель волевого подбородка и впрямь, слишком напористый и, наверное, дотошный как чёрт, ушлый и хитрый.

Усилием воли заставив себя не вздрогнуть и не отшатнуться, Сенцов повернулся ко второму гостю — высокому и худому, но с такими сверлящими глазками, что лазерная пушка им в подмётки не годится.

— Оберштурмбанфюрер Вилли Даннер! — рявкнул тот, и Сенцов и его тоже испугался.

Да, непросто ему придётся «воевать» с этими уполномоченными — попробуй, обмани их, когда они так и смотрят, к чему бы прицепиться??

Сенцов едва справился со своим замешательством — и тут же заметил, что один из гостей суёт ему бумажку. Сенцов машинально протянул руку, взял бумажку, раскрыл, прочитал…

За спинами гостей торчали гаражи, и Константин краем глаза видел, как водитель заводит блестящий чёрный «Мерседес» в один из них. Потом он вышел наружу, начал закручивать ворота на винтовой ключ…

Константин тут же перепутал их — из-за одинаковых фуражек и мундиров оба казались близнецами, а различать их по дурацким звёздочкам в петлицах Сенцов пока не приловчился. Константин замялся и уже бы срезался, если бы не помощь верных товарищей.

— Дрехшлер — справа! — заявил сенцовский наушник голосом Красного. — Давай, Старлей, не торчи пнём! Веди их в штаб!

Сенцов воспрянул духом: хорошо, что Красный его видит — если Сенцов начнёт срезаться — он ему поможет, подскажет… Главное, чтобы эти уполномоченные не сунули носы в тот подвал, куда Красный накидал сгоревшие электрочайники… Хорошо бы сказать Красному, чтобы он по-быстрому выгреб их и утопил в Сухой Волновахе, но поздно — Константин не может разговаривать с Красным при гостях.

Сенцов повернулся и последовал к распахнутым дверям райкома, жестом пригласив гостей следовать за собой. Соладты-часовые поспешно отдали Сенцову фашистскую честь, а Сенцов уже привык бросать им небрежное «Хай!» и проходить мимо. Сенцов и на этот раз так поступил, а часовые торопливо скользнули к внутренним дверям и тоже распахнули их настежь перед ненастоящим генералом. Дрехшлер с Даннером пока не заподозрили в Сенцове Сенцова — они спокойно прошли мимо часовых и вступили за Константином в прохладную сень райкома.

Проходя просторный холл, Дрехшлер едва ли не по стеночке обогнул зловещий бассейн, кишащий крокодилами. Он глядел себе под ноги — боялся, наверное, до колик, потому что крокодилы поворачивали свои зубастые морды, словно бы следили за ними и собирались слопать. Сенцов по-сенцовски его понимал: крокодилы следили и за ним, когда он вынужден был мимо них проходить… Очень может быть, что их размеры скоро позволят им перепрыгнуть через решётки и схватить неосторожного человека… Оказавшись на широкой лестнице, которую Шульц три дня подряд покрывал дорогим лаком, Дрехшлер с весьма странным видом покосился на жуткую люстру, прикрученную к высокому потолку, а потом — пробормотал Даннеру:

— Никогда не понимал вкусов богачей!

Константин хотел заявить, что люстра пластмассовая, однако Красный опередил его и зашипел в наушник:

— Таращатся на люстру? Скажи, что её сделали из местных евреев и партизан!

Сенцов в который раз замялся: пластмассовая люстра казалась ему безопаснее, однако Красный упорно настаивал:

— Давай, кисель, не будь амёбой! Эсэсники любят настоящие кости! Говори уверенно и зловеще — тогда они испугаются тебя и быстрее слиняют!

Константин решил не перечить Красному… к тому же, в сороковых годах, кажется, ещё не изобрели пластмассу… Сенцов в который раз мысленно поблагодарил Красного и принял такой же важный вид, какой принимал Воланд из фильма о мастере и Маргарите. Константин смотрел этот фильм у Кати раза три, запомнил Воланда, и теперь — старательно копируя его взгляд и интонацию, говорил гостям:

— На следующий день после взятия Еленовских Карьеров я приказал солдатам собрать всех евреев на площади перед райкомом и немедленно расстрелять их на глазах у русских. После того, как последний еврей оказался расстрелян — я приказал поставить там же огромный котёл и сбросить в него их тела…

Дрехшлер и Даннер переглядывались, изредка косясь, то на Сенцова, то на люстру, а Константин, с удовольствием отмечая, как округляются их рыбьи глазки, невозмутимо продолжал:

— Они кипели три дня, пока мясо не отвалилось от костей, и тогда — я приказал выловить их, мясо отправить в мыловарню, а из костей — создать это произведение! — Константин широким жестом указал на люстру, однако оба уполномоченных таращились в пол и ускоряли шаг.

— Молодец! — тут же разразился в наушнике Красный и даже захлопал в ладоши. — Да у них поджилки трясутся! — радостно объявил он. — У-ух! Даже меня напугал!

— Видишь, Старлей: можешь, когда хочешь! — добавил Бисмарк.

Кажется, больше всех Сенцов напугал самого себя — его собственная спина покрывалась мурашками, пока он рассказывал фашистам «страшилку». Хорошо, что он только придумал всё это, и никого не кипятил ни на какой площади…

— Строительство Нового Порядка подчас требует огромных затрат! — хрипло заявил Дрехшлер, а Сенцов с удовольствием отметил в его голосе дрожащие нотки страха. — Сколько техники и солдат мы ежедневно теряем на фронтах! И — вы правы — всё это из-за евреев! Будь моя воля — я бы всех их сварил в котлах!

— Веди их в актовый зал и корми! — ненавязчиво подсказал Красный, шипя в сенцовском наушнике, и Сенцов повернул в тот коридор, в конце которого и был актовый зал. Шульц уже позаботился о том, чтобы там накрыли невиданными деликатесами богатые столы. Адъютант уже поджидал своего повелителя у высоких створок двустворчатой двери, украшенных резными фигурами драконов и рыцарей в окружении свастик.

Шульц вытянулся, крикнул положенное по уставу «Хайль Гитлер» и учтиво распахнул эти звещие двери, пропуская Сенцова и гостей в актовый зал, который Траурихлиген превратил для себя в неприлично просторную гостиную буржуя. Откуда-то приволокли сюда полированный до блеска стол, длина которого составляла метра три, резные кривоногие стулья с высокими спинками, гипсовых ангелов и демонов, а окна завесили бордовыми портьерами из тяжёлого душного бархата. Стол был поставлен на самую середину гостиной, окружён стульями и закрыт плотной алой скатертью с золотыми кистями. Стены, «украшенные» рейхсштандартами и венками из лавровых листьев, казалось, принадлежали замку Сатаны, а не тривиальному актовому залу райкома. Кроме венков и штандартов повсюду висели картины маслом и акварелью — в основном пейзажи и мадонны в стиле «классицизм» и «ренессанс». Похоже, Дрехшлеру и Даннеру такая помпезность не понравилась: они раздражённо переглядывались и шептали что-то типа «Фюрер и тот скромнее живёт!». Сенцов их слышал, однако сделал вид, что не слышал.

— Господа, прошу к столу! — заявил он и первым шагнул к этому самому буржуйскому столу, на котором солдаты в парадных чёрных мундирах уже расставили фарфоровую посуду и спешно удалились, исчезнув в коридоре.

В сторонке, словно официант в ресторане, торчал Шульц с белоснежным полотенцем на левой руке и ждал, когда хозяин изволит послать его за вином.

В любом другом случае Константин Сенцов бы скромно примостился на краешке, однако, помня поведение настоящего Траурихлигена, напыщенно уселся во главе стола в вычурное кресло, которое донельзя напоминало трон. Дрехшлер и Даннер заняли соседние стулья, Шульц тут же раздал им салфетки и мигом вернулся на своё место официанта. Эрих Траурихлиген отлично выдрессировал своего адъютанта прислуживать. Сенцов, конечно, бывал в ресторанах — один раз, на премию, повёл Катю в Донбасс-Палас, потом ещё преступников приходилось выслеживать в ресторанах… А по сему Сенцов знал, что даже профессиональные официанты не всегда бывают так расторопны и ловки как этот капитан СС.

Солдаты, проворно лавируя, расставляли на столе угощения — слишком богатые для сурового военного времени голода и сухих пайков. Двое из них притащили зажаренного целиком поросёнка, следующий — поставил запеченного осетра, потом появились салаты, гарниры… которые Константин до этого момента не видал ни разу в жизни — даже на картинке. От аромата роскошных кушаний сенцовский рот наполнился голодной слюной — нервы нагоняли голод, да и не завтракал сегодня Сенцов.

— Угощайтесь! — щедро объявил Сенцов гостям, удерживая свою сенцовскую сущность от того, чтобы наброситься на еду и есть руками.

Едва Дрехшлер и Даннер положили на колени салфетки — солдаты-официанты, словно по неслышной команде, скользнули к столу и принялись раскладывать по тарелкам закуски. Наверное, эти солдаты тут ничего больше не делают, кроме как накрывают столы, разносят еду и убирают тарелки. Конечно, у графа должны быть слуги… а как же иначе?

«Вино, вино! Ты что, забыл??» — затрещал в наушник Красный, и Сенцов от неожиданности едва не попал рукою в салат у себя на тарелке. Кстати, он, действительно, забыл про вино — не почесался бы даже, если бы Красный не напомнил!

— Шульц, принесите из погреба лучшее вино! — распорядился Сенцов, делая вид, что всё нормально, так и должно быть, а Красного в природе вообще нет. Адъютант же, отчеканив уставное «Яволь!» поспешил удалиться за вином.

— Вижу, в вашем регионе отлично налажено снабжение! — жёлчным тоном заметил Дрехшлер, ковыряя вилкой свою порцию блюда, которое Сенцов впервые в жизни видел, однако его запах так и соблазнял голодный желудок наброситься и есть, как ни в себя.

— Да, я забочусь о том, чтобы создать на оккупированной территории все условия для проживания немецких солдат и строительства Нового порядка! — стальным голосом повторил Сенцов то, что подсказывал ему Красный, а его руки стали словно деревянные — он не мог банально взять вилку и приняться за еду. Константин всё ждал, когда же эти двое перейдут к сути своего визита, но они всё кушали на халяву, морщили носы и говорили какие-то отвелечённые вещи, осуждая помпезность и роскошь вокруг, когда на фронте солдаты умирают от голода.

«Махни ручкой и отошли прислугу!» — снова затрещал в наушнике голос Красного. Константин бы спросил: «Зачем?», однако его рот держался на замке из-за гостей. Для Сенцова крайне невыгодно отсылать «прислугу»: она здорово отвлекает на себя внимание гостей. Однако Красный почему-то упорно настаивал: «Давай, Старлей: типа, секретный разговор, и всё такое! Они сидят и молчат до тех пор, пока не останутся с тобой наедине! Махни же ручкой, валенок несчастный!».

Сенцов промолчал, едва удержавшись от того, чтобы сказать Красному пару ласковых, напустил на себя графскую чопорность и повелительно взмахнул своей неуклюжей рукой, показав, что третьи лишние лица должны уйти.

— Яволь! — хором выкрикнули солдаты, вытянулись и скрылись за дверью, Шульц — тоже вытянулся и упорхнул, а Сенцов остался, словно ободранная липка. Дрехшлер и Даннер буравили его глазами навылет, а Константин взял в руки холодную глиняную бутылку и решил разлить вино, чтобы хоть что-нибудь делать, а не сидеть пнём, как он обычно сидит. Хорошо, что Шульц выдернул пробку — Сенцов бы сам не справился с этим ни за что: он не умел откупоривать вина.

Константин бухнул порцию изысканного вина в элегантный бокал так, словно бы наливал пиво в кружку. Нет, не пиво, а скорее, кока-колу наливал бы в чашку у себя дома. Даже едва не пролил на скатерть немного, но вовремя успел отдёрнуть бутылку и поднять её горлышком вверх. Похоже, что он сделал что-то очень не так, потому что Дрехшлер и Даннер озадаченно переглянулись, один из них хмыкнул, а второй пожал плечами. Сенцов старался улыбаться, слушаясь Красного, который советовал ему в наушник: «Траурихлиген всегда улыбался, и ты давай!». «Чёрт, хоть бы не забыть, кто из них Дрехшлер, а кто — Даннер, — думал про себя Сенцов, наполняя остальные бокалы. — Они одинаковые, как цыплята!».

Сенцов был уверен, что Красный с Бисмарком скрываются где-то недалеко, что они всё видят… Кажется, они недовольны Сенцовым, потому что Константин в свой наушник постоянно слышал их беспокойное шушуканье. Он хотел спросить у них совета, хотя бы вопросительно буркнуть: «Ну?». Но не мог из-за этих проклятых гостей…

— Старлей, ты неуклюжий, как индюк! — каркнул в наушник Красный. — Давай, соберись, Траурихлиген никогда бы так не линул вино! Давай, скажи что-нибудь, а то они глазеют на тебя!

Только теперь Сенцов осознал, что в разговоре повисла неудобная пауза. Дрехшлер (или это Даннер??) Кашлянул в кулак и вперил в Сенцова свои колючие немецкие глазки. Блин, как же дурацки Сенцов выглядит в этом устаревшем мундире! Галстук на шее сдавливал горло и мешал дышать. По лбу Константина медленно ползла капелька пота…

— Давай, Старлей, поставь бутылку и повторяй за мной! — «включился» в наушнике голос Красного. — Говори: я считаю, что герр гауляйтер спокойно может…

— … Приехать в Еленовские Карьеры… — глуповато цедил Сенцов, повторяя то, что диктовал ему Красный. — Я уверен, что смогу гарантировать его безопасность…

— Вы уверены, Эрих? — уточнил Даннер (или Дрехшлер, чёрт подери их обоих!). — А как же лесные разбойники? Насколько я знаю, они нагло срывают строительство вот уже третьего лагеря! Что вы об этом думаете?

— Я об этом позаботился, — стальным голосом заявил в наушнике Красный, а Сенцов, кажется, промямлил всё это неуверенно, как амёба. И тут же обнаружил, что до сих пор удерживает в руке проклятую бутылку.

Сейчас же отставив её в сторонку, Сенцов быстренько уселся в кресло с высокой спинкой, в котором раньше восседал настоящий Эрих фон Краузе-Траурихлиген.

— И что же у вас за вино? — поинтересовался Даннер (или опять же Дрехшлер??), рассматривая содержимое бокала в свете свечи. — Какой изысканный цвет!

Сенцов вспотел: понял, что длиннющее название вина напрочь выветрилось из его дырявой сенцовской башки. Всё, срезался… они его казнят!

— Трокенбиренаушлезе! — Красный снова выручил Сенцова, произнеся в наушник это мудрёное слово.

Сенцов повторил его, как мог, заикнувшись пару раз, а Красный никак не хотел замолкать и болтал, заставляя болтать Сенцова:

— Виноградника в семь гектаров хватает всего на одну бутылку…

— Это вино сделал ещё мой дед, — говорил за ним Сенцов, а сам — пристально наблюдал за реакцией этих уполномоченных, как они восхищаются вином и в то же время — изумляются странноватому поведению… не Сенцова, а Траурихлигена, которого он пытался из себя корчить.

Константин подумал, что, наверное, пора выпить то, что он налил себе в бокал. Он схватил свой бокал за ножку. Красный в засаде, узрев это, хлопнул себя по лбу, а Бисмарк издал стон: «О-ой» и отвернулся. Сенцов же собрался отправить вино в рот. Бисмарк и Красный в засаде похолодели. Они изучили «легенду о Траурихлигене» куда лучше, нежели Сенцов, и поэтому знали: редкостным вином «Трокенбиренаушлезе» настоящий Траурихлиген травил неугодных и неудобных…

— Нет… — просипел Сенцову Красный. — Не смей!!

Но Сенцов, видимо, не услышал, он уже приложил хрусталь бокала к губам и нацелился отпить. Медлить было нельзя, Красный высунул из-за бархатной портьеры дуло своего пистолета и выстрелил.

Пуля свистнула у лица Сенцова, и вдребезги разнесла его бокал, заляпав мундир Константина красным вином. Осколки полетели во все стороны, один оцарапал Сенцову щёку.

— Покушение! — заорал Дрехшлер, вскакивая с кресла, выхватывая оружие.

— Покушение! — это слово повергло Константина в настоящую панику, он, не помня себя, грянул под стол и закрыл голову обеими руками.

— Спасите!! — перепуганным зайчиком заверещал он, а Дрехшлер и Даннер палили из пистолетов, куда попало, и дырявили стены.

— Чёрт! — Красный плюнул прямо на пол, который весь день натирал Шульц, и выстрелил ещё раз, разбив светильник, который болтался под потолком. Светильник разлетелся на части, выпуская снопы искр, гостиная погрузилась в кромешный мрак, лишь виднелись две сизые бесноватые тени: сбитые с толку темнотой, Дрехшлер и Даннер больше не палили, только лишь мельтешили конечностями и плевались немецкими словами.

Красный выскользнул из засады, словно ниндзя, и тут же набросился на «тень» Даннера, оглушил его и уложил на пол. Рядышком Бисмарк уложил Дрехшлера. Оба немца не успели пикнуть, как оказались лежащими на лопатках и без сознания.

— Старлей! — позвал Бисмарк, засветив карманный фонарик.

— Покушение… — раздался под столом дрожащий голос Константина.

Он перепугался, как самый обычный человек, на которого никто никогда не покушался. Бисмарк направил под стол свет фонаря и выхватил из мрака ноги Сенцова, обутые в специальные сапоги «для роста».

— Старлей! — к Сенцову приблизился Красный и оторвал одну его руку от зажмуренного глаза. — Что ты натворил?? Разве Траурихлиген так голосил, как ты??

— Меня чуть не убили… — всхлипывал Сенцов, до сих пор не распахнув глаза. — Покушение…

— Ты сам себя чуть не убил! — буркнул Красный, а Бисмарк поднял Сенцова с пола и сгрузил в кресло.

— Ну и туша у тебя, Старлей! — прогудел он, освещая своим фонариком бледное лицо Константина. — Разожрался на графских харчах!

— Этим вином Траурихлиген травил врагов! — напирал Красный, тряся Константина за воротник. — Там был жуткий яд, а ты бы выглушил его залпом и помер бы на месте, дурачина!

— Ээээ, — плакал Сенцов, отдирая воротник от Красного. — Ыыы…

— Я специально разбил твою рюмку, чтобы ты не выжрал яд! — цедил сквозь зубы Красный, стараясь глядеть Сенцову в глаза. — Не было никакого покушения, я спас тебе жизнь! Да приди же ты в себя! — Красному надоело безвольное нытьё Сенцова, и он залепил ему подзатыльник.

«Терапия» помогла: получив подзатыльник, Константин заткнул ноющий фонтан и установил на Красного «протрезвевшие» глазки.

— Что? — выдохнул он, ошалело моргая.

— Куриное капшто! — вздохнул Красный и наконец-то отдал воротник Сенцову. — Кажется, ты, Старлей, сурово демаскировался… Эти два гуся, — он показал на неподвижные тела Дрехшлера и Даннера, которые вытянулись на ковре и казались мёртвыми. — Такого про тебя насобачат, что мы тут все костей не соберём!

— Эй, вы что, зажмурили их? — устрашённым шёпотом выдохнул Сенцов, руками смахивая сладкие винные капли с чёрной ткани мундира. Кажется, последний бесповоротно испорчен…

— Оглушили, — вставил Бисмарк, освещая Сенцова фонарём. — А вот, что с ними дальше делать? Может, и зажмурить…

— Нет! — вспрыгнул Красный. — Фашистюги тогда сразу же смекнут, что их зажмурил Траурихлиген, нагрянут сюда и сделают «тёмную» Траурихлигену, то есть, Старлею! — Красный встал с корточек и забегал туда-сюда, иногда спотыкаясь, то о Даннера, то о Дрехшлера. — Нужно хитрить! Мы выкинем их из города в лес, и пускай сами телёпают домой, как знают! Если их схомячат мишки — это уже не наша забота, врубон, камерады??

— Но, как? — не понял Сенцов.

— Ты же у нас генерал — ты и давай тактику! — проворчал Сенцову Красный и опять споткнулся — о ножищу Бисмарка.

— Сапоги мне изгваздаешь! — обиделся Бисмарк и отошёл подальше.

— Не развалятся твои сапоги! — огрызнулся Красный. — Ну, Старлей, как у тебя с тактикой? — надвинулся он на Константина, который только-только выпал из липких лап паники.

— Никак! — честно признался Сенцов. — Я не генерал, и не фашист, а всего лишь милицейский опер! Ты на меня не облокачивайся, Красный!

— Мы вместе сотворили эту бяку, — вмешался Бисмарк. — Я вот, что предлагаю: погрузим этих отморозков в их же «Мерс», Старлей нас с ними выпустит из города, мы вывезем их в лес и бросим, пускай сами думают, куда им копыта волочить!

Глава 144 Как генерал прячет улики

Красный притащил откуда-то керосинку и водрузил её на отполированный стол, за которым полчаса назад Сенцов принимал Дрехшлера и Даннера, как гостей. Видимо, в ней заканчивался керосин, потому что оранжевый огонёк за мутным стеклом дрожал и норовил потухнуть.

— Ну, куда припёр? Столешницу испортишь! — проявил недовольство Бисмарк и стащил керосинку со стола на пол.

— Чай не развалится! — выплюнул Красный своё любимое выражение, схватил за ногу Дрехшлера и попытался волочить.

Дрехшлер был крепок, и поэтому — тяжёл. Красный продвинул его метра на полтора, а потом — бросил.

— Жирный! — фыркнул он. — Давай, Старлей, соберись и помоги мне! Бери его за плечи, и потащили!

Сенцов всё ещё торчал в кресле, в которое его закинул Бисмарк, и никак не мог от него оторваться. Слишком уж он струхнул, когда пуля Красного разнесла его бокал… Не годится Константин Сенцов в генералы, а тем более — в генералы СС.

— Старлей, ты оглох? — фыркнул Красный, топчась около неподвижного немца. — Давай, амёба, становись человеком! Время не резиновое!

Бисмарк тем временем сгрёб с пола Даннера и перевалил его через своё могучее плечо. Даннер был помоложе Дрехшлера, подлиннее и потщедушнее. Он казался легче, Бисмарк смог поднять его в одиночку. Немец бессильно повис, его руки и ноги болтались верёвками. Бисмарк, придерживая его рукою за ремень, двинулся вперёд, к двери.

Сенцов поднялся на ноги и потянулся к Красному, чтобы помочь ему поднять Дрехшлера, но тут же подумал о том, что их кто-нибудь может заметить в коридоре, как они выпирают на улицу два тела, затянутые в офицерские мундиры СС.

— Хм… — хмыкнул Красный, услыхав заявление Сенцова. — Чтобы нас не засекли — нужно двигаться живее! Давай, Старлей, на раз-два — схватил и попёр!!

Красный больше годился в генералы, нежели Сенцов. Он хоть что-то делает, а Сенцов ведёт себя по-сенцовски: вопит, как потерпевший и торчит, как пень. А ведь настоящий Траурихлиген нередко сам выдвигался на передовую… И рано или поздно Сенцову придётся поступить так же — приехать на фронт под град из бомб и дождь из пуль и… оставить там свою несчастную жизнь, потому что сокрушать врагов «брахмаширасом», как настоящий Траурихлиген, Сенцов конечно же, не умеет…

Константин подцепил холодными пальцами обмякшие плечи немца Дрехшлера и помог Красному приподнять его над полом. Да, тяжёл, гад — все восемьдесят кило в нём засели, туша фашистская! С Сенцова брызнул пот, он весь взмок под мундиром, пока выпирал Дрехшлера через дверь во мглистый коридор. Сенцов молился всем богам, которых знал, чтобы они не пустили Шульца выпростаться туда же… Хоть бы ему не приспичило скоблить пол! Иначе будет им всем на орехи, Шульц обязательно кукарекнет, куда не надо — хотя, это мнение Красного, это он считает, что адъютант отрастил на своего шефа зуб…

В коридоре гуляли прохладные сквозняки, обдувая Сенцову потное лицо. Красный пыхтел не меньше, чем Сенцов — тоже, не Геракл… А впереди — лестница…

— Эй, Красный… — прокряхтел Константин, переводя дух. — На выходе часовые торчат — как мимо них, а?

— Ты что, какой выход?? — шёпотом «заорал» на него Красный и едва не выронил толстые ноги Дрехшлера. — Надо к чёрному ходу переть, а потом — на карачках ползти к гаражам! Иначе нам капут, ферштейн, группенфюрер?

— Чёрт, у меня тут точно грыжа будет! — огрызнулся Сенцов, едва удерживая над полом плечи Дрехшлера. — Он же, как слон!

— Я тоже его несу! — напомнил Красный и замолчал, опасаясь шуметь.

Бисмарк шёл в арьергарде, волок на плече худого Даннера и глухо молчал.

Около чёрного хода было темно, потому что тут никогда не зажигали свет. Сенцов пару раз ощутимо споткнулся и едва не покатился кубарем вместе с проклятым Дрехшлером. Он достаточно громко чертыхался, из-за чего Красный раздражённо шикал.

— Слоняра! — фыркнул Красный, пробираясь во тьме неизвестно куда.

— А я что, виноват, что тут под ноги поналожили?? — не выдержал морального прессинга Сенцов и даже бросил ношу. Дрехшлер глухо стукнулся головою об пол, однако не пикнул: до сих пор был оглушён. Вспотевший от тяжкой работы, Сенцов избавился от кителя: стащил его и отшвырнул в темноту, чтобы не мешал и стеснял движения.

— Ты что?? — взвился Красный и бросил ноги Дрехшлера. — Я тебе, группенфюрер, кажется, навешаю лещей!

Сенцов в темноте не видел Красного, однако слышал, как тот шумно шагнул: наверное, поднимает кулаки, готовый поколотить Сенцова.

— Это была ваша идея пихать меня сюда на место Траурихлигена! — сказал Константин. — Если что не нравится — я умываю руки! Вернусь домой и…

— Будешь спать в ботинках? — жёлчно отозвался Красный где-то над самым ухом.

— Ах, ты ж… — начал Сенцов и тоже стиснул кулаки, собираясь надавать Красному по ехидной морде.

— Девочки, не ссорьтесь! — вынырнул из мрака бас Бисмарка. — Лучше подберите фашиста и пошли, а то скоро рассветёт, и мы тут как лохи окажемся!

— Ладно, я тебя потом отхожу! — прогудел Красный, наощупь разыскивая Дрехшлера.

— Это я тебя отхожу! — буркнул Сенцов, опять обо что-то споткнулся и упал на что-то мягкое и, кажется, живое.

— Ай! — вскрикнул Константин, но потом понял, что упал на нужного им Дрехшлера и протарахтел обиженным голосом:

— Можешь не возиться, Красный, я нашёл!

— Тогда подбирай — и ходу, а то действительно, срежемся с этими гусиками и схлопочем бо-ольшую бяку! — отозвался Красный, подбираясь поближе к Сенцову.

Они Дрехшлера почти не видели и подобрали его так: Сенцов за ногу и за руку и Красный за ногу и за руку. Отодрав его от пола, Константин и Красный отправились в рискованный путь.

Наконец-то они добрались до единственного окна, которое тут не загромоздили маскировочной шторой. Окно выделялось на чёрном фоне темноты сизым пятном, бросало на пол квадрат света и чуть-чуть освещало часть стены.

Напротив окна внезапно вырос крупный силуэт Бисмарка и произнёс полушёпотом:

— Я нашёл дверь!

— Отлично! — обрадовался Красный. — Старлей, ключ!

Да, у Сенцова должен был быть ключ от пожарного выхода из штаба — у настоящего Траурихлигена был ключ от пожарного выхода… Траурихлиген всегда носил этот ключ с собой, а вот Сенцов… Сенцов как всегда выгрузил его где-то, сам не знает где — и благополучно про него забыл.

— Эээээ, — сказал Сенцов и поскрёб макушку правой пятернёй, выпустив на время толстую руку Дрехшлера.

— Что — «Эээээ»? — удивился Красный. — Я говорю: ключ давай! Или потерял??

— Забыл… там… наверху… — пробормотал Константин, глупо пялясь в окно и видя, как за ним, по мокрой улице, марширует патруль.

— Блин, ну, ты Старлей, и раззипоха! — рассердился Красный, от раздражения дёргая неподвижного Дрехшлера то за руку, то за ногу. — А голову ты случайно нигде не забыл??

— Я пойду, найду… — мямлил Константин, удерживая тяжёлого немца из последних сил.

— Поздно, Клава! — влез в разговор Бисмарк и тут же навернул дверь богатырским плечом. Раздался треск и скрежет. Дверной замок сломался, и дверь со скрипом отворилась.

— Потом заделаю, идём! — распорядился Бисмарк и сделал шаг наружу, под промозглую морось, которая сыпалась с серых небес, подсвеченных лучами прожекторов. Патруль уже скрылся из виду, завернул за какой-то угол. Константин шёл в полный рост, но потом Красный налетел на него сзади и толкнул так, что он не устоял на ногах и рухнул лицом прямо в грязную бывшую клумбу. Падая, Сенцов не удержал «тушу» Дрехшлера, и фашист тяжёлым мешком увалился на него.

— Чёрт… — фыркнул Сенцов, глотая землю. — Красный!

— Чш! — шикнул Красный, который тоже лежал на земле и полз на пузе. — Ты же сам видел, что тут всюду патрули! Хочешь, чтобы они застукали нас с ними?? Ползти нужно, брат, как партизаны, хоть ты и считаешься Траурихлигеном!!

— Ты мне прикид испачкал! — прохныкал Сенцов, спихивая с себя Дрехшлера, который начал приходить в себя, ворочался и надсадно, гугниво ныл.

— Тебе это не впервой! — прошептал Красный, пихая Дрехшлера вперёд. — Всегда ходил, как свинтус!

— Тише! — посоветовал обоим Бисмарк, который тоже полз на пузе и волоком пёр Даннера на шкирку. Даннер тащился по размокшей земле, оставляя глубокий и широкий след.

Сенцов заглох, отвернулся от надоедливого Красного и посмотрел вперёд. Перед ним расстилался небольшой задний двор бывшего Еленовского райкома, за которым начинался тёмный парк. Там, за парком, будут гаражи. Нужно пошевеливаться: небо начинает сереть, скоро утро…

Константин ухватил Дрехшлера за воротник, пополз сам и потянул его за собой, что было сил. Перевалив через бордюр, Константин очутился на сырой тротуарной плитке, что покрывала задний дворик. Упав на неё носом вниз, Сенцов опять пополз, не жалея живота, продвигая тяжеленного немца, преодолевая страх. Где-то неподалёку опять марширует патруль: слышны их тяжёлые шаги и каркающие негромкие разговоры. Сзади пыхтел и потел Красный: полз и подпихивал Дрехшлера перед собой, помогая Сенцову волочь. Дрехшлер уже почти очнулся, он стал громче ныть и временами лягался правой ногой, попадая Красному по голове.

— Чёрт! — ругался Красный, желая вскочить и снова задвинуть немцу по башке.

Сенцов миновал задний дворик с небывалой ловкостью, словно бы заполучил второе дыхание. Он буквально прыгнул через высокий парапет, отделявший этот дворик от парка, и сейчас же затаился в обширном кусте. Сенцов устал, как сталевар, шумно дышал ртом, с него ручьями бежал пот. Шёлковая рубашка Траурихлигена, которая была на нём надета, превратилась в уродливую грязную тряпку. Около Сенцова отдувался Красный, возле Красного «отдыхал» Даннер, ворочался Дрехшлер и сидел Бисмарк. Константин глядел сквозь ветви куста в тёмную глубину парка, стараясь разглядеть там засаду, патруль, или ещё какую-нибудь опасность. Внезапно он заметил шевеление — неясное, странное шевеление… Нет, это шевелятся не листья куста — это с другой его стороны прячется кто-то ещё… Кажется, с лопатой? Или это воображение играет с Константином такую шутку?

— Нн-м! Нн-м-м! — подал голос Дрехшлер и закрутился в траве, суча ногами.

— Замолк! — сурово рыкнул Красный и огрел немца по голове кулаком.

— М! — пискнул Дрехшлер и снова заглох, потеряв сознание по второму кругу.

— Сильно ты его! — шёпотом заметил Бисмарк. — Не убил?

— У него череп — как у носорога! — проворчал Красный, потирая кулак. — Я об него чуть руку не сломал!

— Не утрируй! — буркнул Бисмарк и повернул взор вперёд, туда, где за парком виднелись продолговатые и низкие здания гаражей. — Ползём, некогда рассиживаться, не на именинах!

С этими словами он железной хваткой вцепился в воротник Даннера и с новой силою попёр его за собой. Сенцов сжал всю свою волю в кулак и попёр Дрехшлера. Красный пополз просто так, потому что считал себя усталым. Уползая из-за куста, Сенцов на секунду оглянулся и увидел, как в другую сторону панически, расшвыривая грязь ногами, уползает ещё кто-то — странный такой, наряженный в некий халат, нагруженный двумя кирками и двумя лопатами. Что за леший, что за тролль?? Похож на одного из тех сумасшедших учёных, которые наворотили в подвале безумную штуковину с аквариумом на покрышке…

Константин, следуя за Бисмарком, покрыл ещё метра три, как вдруг прямо над головой чёрным вороном каркнули:

— Хальт!

Сенцов остолбенел. Он поднял нос и увидел прямо над собою кошмарного серо-чёрного немца, который прочно упирался в землю толстыми ногами и наводил автомат… Вот это поймал! Прямо, уму непостижимо! Застукал такую ползущую «процессию»: Сенцова в идиотской грязной рубашке, Бисмарка с Красным и плюс двух оглушённых офицеров!

— А? — пискнул Сенцов, потому что больше ничего не мог сделать, страх вдавил его в грязь, рука разжалась и выпустила воротник Дрехшлера.

— Ауфштейн! — приказал солдат и раскрыл рот, чтобы видимо, позвать остальных, но не успел: над ним скалою навис Бисмарк и в следующую секунду поверг наземь медвежьим ударом.

— Уф! — облегчённо выдавил Сенцов, когда солдат обрушился прямо перед ним и выронил страшный автомат. — Спасибо, Бисмарк!

— Это — моя работа! — довольно хохотнул Бисмарк и снова лёг на пузо. — Что ещё, по-твоему, делает «пастух»?

— Ага, да, да… — согласился Сенцов, суча похолодевшими ногами. — Да…

— Дознаватель тоже должен что-то делать! — буркнул в арьергарде Красный. — А ты только боишься и орёшь, как ишак! Давай, тащи этого скунса, он мне уже надоел!

— Красный, ты тут не командуй, а помогай мне тащить! — огрызнулся Сенцов, который давно заметил, что Красный отлынивает от работы и ползёт налегке. — А то у меня тут точно грыжа будет!

— Не шуми! — шепнул Красный и схватил Дрехшлера за воротник левой рукой. — Я потащу, так быстрее будет, хомячок!

Гаражи маячили впереди унылою серой полосой. Их было много, стояли они одним рядом — все одинаковые, низкие, бесцветные. Прямо над плоскими крышами гаражей торчали яркие прожектора, вырывая из темноты и тайны всё, даже мышь, даже букашку. Если кто-нибудь застукает их у гаражей — пиши, пропало, ведь там некуда спрятаться и некуда спрятать эту дурацкую «сладкую парочку», которая двумя булыжниками повисла у них на шее.

Сенцов и Бисмарк остались в засаде под сенью раскидистых деревьев и плотных кустов парка, а юркий Красный выпростался к гаражам на разведку. Если всё будет о» кей — он помашет ручкой. Если что-то будет скверно — молча нырнёт назад, к ним, под защиту мокрой зелени.

Сенцов ждал, и, несмотря на промозглый холод ночи, потел в одной чужой и грязной рубашке. Бисмарк лежал неподвижно и молча, орлом вглядываясь в фигуру Красного, который, крадучись и пригибаясь, бесшумно двигался вдоль ряда гаражей. Даннер и Дрехшлер пока что лежали тихонько и не шевелились.

Тут Красный застопорился, поднял правую руку и пару раз махнул.

— Пора! — флегматично сообщил Бисмарк, поднялся с мокрой травы и взвалил на плечо Дрехшлера, оставив более лёгкого Даннера Сенцову.

Бисмарк лёгенькой газелью выпрыгнул из-за кустов на мощёную дорожку и проворно зашагал к гаражам. Дрехшлер у него на плече болтался безвольной куклой. Сенцов же выбрался из засады тяжёлой черепахой. Для него и Даннер оказался неподъёмным грузом. Константин обеими руками волок худого немца по земле, как волокушу, отрывая от его кителя воротник. Сенцов старался тащить быстрее: Бисмарк вон, уже куда ускакал, догонять надо, да и небезопасно тут…

Сенцову повсюду мерещились всякие злобные глазки, которые наблюдают, и липкие щупальца, которые норовят схватить. Константин не был Траурихлигеном, он плохо знал здешние «понятия», он срезался на каждом шагу…

— Ну, что, Старлей, в каком гараже стоит их тачка? — вопросил у Сенцова Красный, незаметно подкравшись сзади.

Константин едва сдержал крик, потому что голос Красного в мёртвой ночной тиши показался ему смертоносным выстрелом. Сенцову чудом удалось не уронить Даннера, он повернул к Красному перепачканное грязюкой лицо и понял, что напрочь забыл, в какой гараж эти «гусики» забили свою тачку.

— Чёрт, — пробормотал Сенцов, скребя макушку. — Кажется…

— Ну? — настойчиво требовал Красный, топчась в луже. — Давай, собери мозги! Или они у тебя все в дырьях??

Каждый гараж нёс на своей серой двери номер. Число, написанное по трафарету белой скучной краской. Дрехшлер закатил «Мерседес» за дверь с номером… С каким же? Пятым? Нет, кажется, двузначный был… Пятнадцатым? И чего это Сенцов упёрся рогом именно в пятёрку?? Нет, кажется, его мозги и впрямь, в дырьях… Он не помнит, как бы ни прискорбно это было для Красного.

— Я не помню! — честно признался Сенцов, и в этот самый момент воротник от кителя Даннера оторвался, и немец плюхнулся головой в лужу.

— Блин! — вскипел Красный, едва ли не обдирая волосы на своей голове. — Когда ты хоть что-то запомнишь, а, Старлей?

— Я стал хуже запоминать после того, как ты мне свои языки и уставы вконопатил! — угрюмо буркнул Сенцов, подхватив намокшего Даннера под мышки. — У меня, наверное, перегрев мозгов!

— Нет, ты просто ленивый, как дьявол! — возразил Красный, бегая от одного гаража к другому. — Давай, Старлей, ты же у нас дознаватель, ну, вспомни, заклинаю, в какой гараж, а то мы все тут крякнем! Они нас расстреляют!

— Не копошись, Красный, — это подошёл Бисмарк, спокойный, как спящий Будда. На его плече мерно покачивался «спящий» Дрехшлер.

— Я видел, что они забили тачку в тринадцатый номер! — обыденно сообщил Бисмарк, поддерживая бесчувственного немца, чтобы тот не свалился. — Сенцов потерял ключ, а я подобрал. И уже дверь вам открыл. Заходите, не стесняйтесь!

Вот это Бисмарк! И что Сенцов бы без него делал?? Пропал бы уже давным-давно!

Из гаража пахнуло сыростью, Константин, молча, вдвинул в его сухую и прохладную мглу Даннера и так и остался стоять, дожидаясь, пока Красный разыщет фонарик. Руки Сенцова тряслись и болели так, словно бы он весь день грузил какие-то страшные тяжести, голова кружилась как у пьяного, ноги подкашивались. Бисмарк свалил с плеча Дрехшлера и задвинул тяжёлую железную дверь, опасаясь светиться.

Наконец-то Красный щёлкнул тумблером и разогнал темноту, вырвав из неё серый «Мерседес» без верха, на котором и приехали в Еленовские Карьеры Дрехшлер и Даннер.

— Бинго! — обрадовался Красный, обведя фонариком всё небольшое помещение и найдя, что всё в нём давным-давно устарело и нуждается в утилизации.

Потом луч фонарика упёрся в грудь Сенцова и Красный почему-то, сразу же перестал радоваться.

— Слушай, группенфюрер, — серьёзно сказал он. — Как же ты повезёшь нас из города, когда ты такой замараха?

— Ты тоже — замараха… — буркнул Сенцов, разглядывая сверху вниз свою рубашку, покрытую жирным слоем хорошего плодородного чернозёма. — Не знаю, как я куда кого повезу!

— Солдаты на выезде досмотрят нас и нам крышак! — заключил Красный. — Всё, даже ты, Траурихлиген так называемый, не сможешь разрулить, потому что они не узнают в тебе Траурихлигена!

И тут в несчастной и дырявой голове Сенцова возникла идея! Блестящая, гениальная идея, словно бы какой-нибудь древний мудрец на небесах сжалился и сбросил её Константину, как бонус!

— Я знаю! — прошептал Сенцов и едва не запрыгал от радости.

— Знаешь? — не поверили ему ни Красный, ни Бисмарк.

Дрехшлер опять начал приходить в себя и гнусаво хныкать то «мама», то «папа». Бисмарк навернул его носком сапога по макушке, и немец снова кротко затих.

— Да! — настоял Сенцов. — Мы погрузим этих голубцов в «Мерс», накроем их вон той тряпкой, — он показал пальцем на кусок брезента размером с хорошую скатерть, который валялся в углу гаража. — И выедем из города не через главные ворота, а в ту дырку, через которую настоящий Траурихлиген проезжал на свою «Чёртову мельницу»! Там никогда не бывает никаких часовых, потому что Траурихлиген их там не ставит. И мы попадём в лес!

— Старлей, ты гений! — признал Красный. — Только давай, быстрее шевелимся, а то скоро петушок пропоёт!

Бисмарк схватил с пола Дрехшлера и забросил его на заднее сиденье «Мерседеса». Немец упал головой вниз, и Сенцов видел только его правую ногу, которая комично торчала вверх.

— Давай, Красный, кидай малого! — распорядился Бисмарк и сел за руль.

Сенцов был даже рад, что за руль сел Бисмарк, потому как знал, что придётся ехать по узкой и неровной лесной тропке, огибая деревья. Красный впихнул Даннера так, что последний неловко увалился животом на спину Дрехшлера, и — тоже головой вниз. Сенцов подхватил из угла брезентовый отрез и проворно набросил на торчащие ноги Дрехшлера и Даннера, скрыв их с глаз. Красный повертелся вокруг, подоткнул брезент, чтобы не слетел при езде и забился на пассажирское сиденье около Бисмарка.

— Эй, а я? — осведомился Сенцов, разглядывая автомобиль, думая, куда бы ему вместиться. Кажется, некуда: Красный и Бисмарк плотно заполнили передние сиденья, на задних обширным пластом развалились два проклятых тяжеленных немца…

— А ты обратно в штаб ползи, группенфюрер! — отослал Константина Красный, ёрзая в кресле, чтобы устроиться поудобнее. — А то, как там Шульц без тебя?

— Опостылел мне ваш Шульц! — проворчал Сенцов, однако совсем беззлобно, потому что в тайне был ужасно доволен идеей Красного. Пускай, они с Бисмарком асы, проезжают по ухабистой тропке, натыкаясь на толстые корни, лавируют между деревьями, а потом — улепётывают от партизан в лесу и лезут назад в город на карачках! А Сенцов поспит — на то он и группенфюрер!

Бисмарк завёл двигатель и вывел «Мерседес» из гаража на улицу, под свет прожекторов. Константин вышел сразу же после того, как выехала машина, и запер дверь гаража на ключ. Он вдел, как «Мерседес» проворно уезжает, как он выскочил из-под прожекторов и исчез в ночном мраке. На заднем сиденье бесформенной массой покачивались закрытые брезентом Дрехшлер и Даннер.

Константин потоптался на месте… Стоп! Чего это он топчется, когда бежать нужно?? Патрули так и рыщут — если что — застукают его тут, всего в грязище и будет ему тогда! Константин проворно повернулся, перемахнул парапет и исчез в тени парка.

ПРЫГ! — прыжок Константина получился не особо удачным: Сенцов попал сапогами в глубокую лужу, поскользнулся и упал. Как раз вовремя упал, потому что перед самым его носом, шлёпая, оставляя глубокие следы и разбрызгивая грязь, шагали тяжеловесные патрульные, гремели амуницией, потрясали грозным оружием и тихо покаркивали неизвестно, о чём.

Константин лежал, уткнувшись носом в землю, и ждал, пока они пройдут и исчезнут. Наконец, последние толстые ноги, прошлёпав, скрылись из виду в тени кустов, и Константин позволил себе ползком продвинуться вперёд. Он уже не жалел рубашку — он вернётся в штаб и выкинет её в мусор — Сенцов хотел только спасти свою жизнь и попасть в безопасный и тёплый кабинет Траурихлигена, в котором модно высушиться и согреться у камина, а потом — лечь и тихонечко вздремнуть. Дождик закончился, ветерок разрывал тучи, иногда являя полную круглую луну. Луна освещала всё мистическим светом и рождала повсюду чёрные зловещие тени. Константин полз, видел перед собой кусты, которые ночью казались целящимися фашистами, и дрожал, как маленький мокрый котёнок. Он уже почти переполз парк, видел перед собою высокий тёмный горком и низенький кривобокий сарайчик, который присоседился рядом… Сенцов нырнул в куст, выглянул из-за него, огляделся. Кажется, опасности нет, патруль прошёл мимо. Нужно выбираться и скоренько прыгать за приоткрытую дверь пожарного выхода…

Константин не медлил. Он выскочил из засады, шмыгнул вперёд и обо что-то споткнулся. Наверное, это был корень или камень или неизвестно что, но Сенцов споткнулся так жёстко, что не удержался на ногах и полетел в какую-то непонятную тёмную яму.

Сенцов пролетел метра полтора, прежде чем стукнулся лопатками обо что-то твёрдое и поехал ещё ниже, как с гигантской горки. Он ужасно боялся, но не кричал, потому что знал, что обязательно кто-нибудь услышит тут и поймает. Впереди себя он видел мглу, удержаться ни за что не мог, потому что его руки скользили, и ехал всё дальше и дальше. А потом «горка» резко кончилась, и под спиною Константина остался только воздух. По инерции он покрыл в полной темноте небольшое расстояние, а затем — пребольно шлёпнулся на какой-то твёрдый пол.

— Ой-й-й-й… — сдавлено проныл Константин, ворочаясь беспомощным жучком. Бока саднили, а брюки, кажется, протёрлись сзади до дыры…

Повалявшись недолго, Сенцов сел. Вокруг него висел непроглядный мрак, а где-то впереди что-то странно гудело и ещё — непонятно булькало, будто бы варился густой наваристый суп. Константин на ощупь встал и наугад двинулся вперёд. Внезапно руки упёрлись во что-то тёплое, железное и дрожащее. Константин отпрянул, в который раз споткнулся и упал. Подняв нос, Сенцов увидел прямо перед собой светящийся «глаз» зелёного цвета, а над «глазом» — поблёскивало что-то большое, металлическое или стеклянное. Что это? Неужели Сенцов попал в один из тех бункеров, где настоящий Траурихлиген держал пленных учёных? Если это так — то Константину тут задерживаться не стоит. Круто, конечно, но ему тут не место. Освобождать учёных он не имеет права — так же, как и пленных красноармейцев, которых Траурихлиген засадил в подвал бывшего магазина. А по сему — Сенцову нужно сгрести остатки воли к победе и выцарапаться из этой «ловушки» наружу.

Сенцов опять встал с пола и опять пошёл, только в другую сторону, ощупывая ногами пол, выставив руки вперёд. Внезапно раздался какой-то шум — вроде как, чьи-то шаркающие шаги появились во тьме. Сенцов замер. Прислушался. Да, шагает, и шагает сюда, к нему… Вот, будет здорово, если кто-нибудь зайдёт и лицезрит Сенцова, который лазает тут, где не нужно, весь в грязи с вытянутыми, как у зомби, грязными руками! Константин не знал, куда ему деться, он заметался во тьме, опять споткнулся и рухнул на живот.

Шаги приблизились и замерли, что-то громко щёлкнуло, и вспыхнул яркий свет, который залил Сенцову глаза и лишил зрения. Константин услышал звук, похожий на смачный зевок. Он испугался, на ощупь пополз вперёд и свалился куда-то, где было относительно темно. Сенцов скатился кубарем и упал на спину, как жучок, бестолково воздев конечности кверху. Руки и ноги упёрлись во что-то твёрдое и неподвижное. Константин распахнул глаза и увидел, что вокруг него светло, а он сам лежит в небольшом углублении под… чем-то. Снаружи, на уровне его глаз, установились две ноги, засунутые в устаревшие лаковые туфли. Некто подошёл к той штуке, под которую скатился Сенцов, и что-то там с нею возится, вызывая шорохи и лязг. Константин осторожненько, стараясь не издать ни звука, перевернулся со спины на живот и свернулся калачиком, как большой кот, подобрав под себя ноги и руки, чтобы ненароком не высунуть ничего из укрытия. Минуту он лежал неподвижно, прислушивался и ждал, что некто в туфлях наклонится и заглянет к нему «на огонёк». Но, нет, кажется, этот тип не заметил Сенцова. Он занимался своими делами, а потом — пришёл второй тип и принёс лопату.

— Давай, Фрэнки, надо копать! — сказал тот, кто пришёл, и протянул лопату первому.

— Знаешь, Луи, я опять видел их! — со страхом воскликнул первый, которого назвали «Фрэнки». — Когда я зашёл — они были здесь! А потом — пропали! И, знаешь, мне так показалось, что у них куда больше, чем две конечности! Представь себе, тут лазает гигантская сороконожка!

— Бред! — выплюнул второй, которого назвали Луи, и буквально впихнул лопату в руки первого. — Спать надо побольше, а не копошиться и не выслеживать по ночам Ганса! Давай, копай, а то скоро утро! Белоснежка нас живьём сожрёт, если завтра же «Киселитель» не покажет фокус!

— Но, я видел их! — настаивал Фрэнки, и стучал лопатою в пол прямо перед носом Сенцова. — Они ползали вокруг «Киселителя»! А потом — исчезли!

Константин давно уже понял, что этот Фрэнки видел не «сороконожку» и не чёртика, а видел его, Сенцова, как он копошился, а потом — упал в маленькую яму и пропал… Кажется, Константин скрывается сейчас именно под «Киселителем»…

Странные однако, парни — Фрэнки и Луи, да и говорят они по-английски! Константин только сейчас осознал, что они говорят по-английски… Кто они? Учёные из Англии или из Америки? Странно, вокруг одни немцы… Как только настоящий Траурихлиген терпел у себя в городе «янки»? Впрочем, это не важно, пускай копают, сидят, ищут «сороконожек» — только бы не обнаружили под «Киселителем» Сенцова. Константин лежал и думал, как долго ещё они будут рыться и когда смотаются. Хоть бы не очень долго, ведь ему пора вылезать…

Выглядывая временами из-под «Киселителя», Сенцов видел, как эти двое англоязычных разбили кирками одну каменную плиту на полу и вдвоём выгребали её остатки и сваливали в мешок. Зачем? Загадка. Когда Сенцов приходил сюда впервые — под видом Траурихлигена — эти двое представились немецкой профессурой и долго рассусоливали про «Лучевой дезинтегратор», который убивает всё на свете подобно «брахмаширасу», показали какой-то странный фокус с кроликом… А сейчас — вон, как: «Киселитель», «сороконожки», «Фрэнки», английский язык… что-то здесь не то, однако Сенцов считал, что всё это не его дело. Свались сюда Траурихлиген — он, скорее всего, нанизал бы обоих на кол. Но Сенцов ничего не будет с ними делать, а только дождётся, когда они исчезнут, и тихо уберётся восвояси.

Фрэнк и Луи очень долго ковыряли пол, выкапывали в нём какую-то яму, а потом ещё зачем-то открыли клетку с кроликами и ловили их по всей своей лаборатории, потому что кролики разбежались. Сенцов наблюдал за ними и не заметил, как заснул сном младенца.

Сенцов видел себя дома — в своей квартире с текущим потолком, закопченной плитой, рявкающим теликом и пустым холодильником. Он спал на диване, около него ворковал футбольный комментатор, выкрикивая: «Куда кидаешь, дурачина, ты мне ногу отдавил!!». Потом футбол подошёл к логическому завершению, которого Сенцов так и не увидел сквозь сон, телевизор зашипел помехами, потом заглох… А потом пришла Катя и начала как-то противно и сварливо кричать Константину в ухо:

— Ну, чего ты тут разлёгся? Опять в ботинках спишь, Старлей?? Подскакивай, и убираемся отсюда, пока нас не застукали, как куря́т!

Какой, однако, у Кати неприятный и толстый голос! Как только Сенцов не замечал этого раньше? Константин пошевелил ногами, которые у него и правда были закованы в ботинки, потом — подвигал челюстями, словно бы что-то ел… Лишь после этого он разлепил глаза и увидел над собою лицо Кати… небритое, заляпанное чем-то тёмно-коричневым, похожим на банальный шоколад.

— Старлей! — каркнула Катя и жёстко тряхнула Константина за плечо широкой волосатой рукой.

— А!! — взвизгнул Сенцов, который и не подозревал, что у утончённой и милой Кати такая страшенная ручища…

— Да не ори ты! — шикнуло небритое лицо, и только теперь Сенцов проснулся окончательно и понял, что и это лицо, и «медвежья лапа» принадлежат совсем не Кате, а Красному.

— Поднимайся! — Красный устал уговаривать Константина словами, и с силой дёрнул его на себя.

Сенцов рывком сел и ударился головой обо что-то, что нависало над ним.

— Да осторожнее ты! — фыркнул Красный. — Давай, вылазь, бежим, они заснули!

Наконец-то Константин вспомнил, что вчера, возвращаясь в штаб из гаражей, свалился в яму и попал в бункер к странным англоязычным учёным, и заснул под их машиной. Помотав ушибленной головой, Сенцов начал на четвереньках выползать из-под машины. Красный уже вылез и ожидал его, стоя в позе Наполеона.

— Вылез? — осведомился он, когда Сенцов смог выпростаться и встать на ноги.

— Ага, — кивнул Сенцов, возя руками по перепачканной рубашке. Грязь на ней засохла и отваливалась грубыми комьями.

— Бежим! — Красный схватил Сенцова за руку и поволок и глухой угол, загромождённый толстыми мешками, набитыми неизвестно чем.

— Куда? — не понял Константин, тормозя движение, чтобы не вбиться в этот угол лбом.

Красный отпустил запястье Сенцова и скомандовал голосом генерала:

— Давай, Старлей, отваливай мешки!

— Но, зачем? — изумился Константин. — Нам наверх надо, а не мешки тягать!

— Давай! — настоял Красный и схватил первый мешок. — Мы с Бисмарком тебя всю ночь искали! Все их казематы обшарили, думали, что тебя замели! А ты тут дрыхнешь себе и ус не дуешь! Собирайся, Старлей, а то всё на свете продрыхнешь!!

Красный начал деловито разваливать толстые мешки в разные стороны, очищая от них глухой угол неизвестно зачем. Сенцов же вёл себя по-сенцовски: торчал, как пень и скрёб макушку. Интересно, что бы на его месте сделал Траурихлиген?? Посадил бы Красного на кол? Нет, он бы скорее посадил на кол Сенцова…

Наконец, Красный в одиночку расчистил себе проход и пробился к самой стенке, сложенной из больших прямоугольных плит.

— Чего торчишь? — обернулся он к Сенцову. — Идём!

— Куда? — опешил Сенцов, видя, как Красный лазает в глухом углу и глупо щупает непреодолимую стену. Внезапно под его рукой одна плита заскрежетала и отошла назад. А потом — так же отошёл назад и кусок стены, открыв тёмную дырку, из которой тянуло сыростью и плесенью.

— Сюда! — гостеприимно отозвался Красный и показал рукою в дыру. — Подземный ход отсюда ведёт прямо в кабинет Траурихлигена! Мы с Бисмарком уже прошлись по нему! Быстрее, Старлей, время — деньги!

Константин Сенцов пожал плечами и с опаской двинулся в прохладную мглу коридора, игнорируя неприятный запах плесени. В коридоре Константина поджидал Бисмарк. Он схватил его за рукав своей тяжёлой ручищей и потащил куда-то вверх по крутым и узким ступенькам. Сенцов на них спотыкался и оступался, но топал, потому что Бисмарк тащил и ускорял шаг. Константин поднимался всё выше, на минуту нырнул в полную темноту, а потом — попал куда-то, где было просторно и светло. Бисмарк бросил рукав Сенцова, и Константин, оставшись без буксира, едва не упал на спину. Сенцова вывели из бункера прямо в кабинет Эриха Траурихлигена — а Сенцов даже и не понял, как так получилось? Какой-то подземный ход там, что ли? Но… зачем он?

— Э, а зачем он? — глуповато осведомился Константин Сенцов и у Красного, и у Бисмарка одновременно, бестолково кружа по богатому пространству кабинета, огибая антикварные и современные офисные кресла.

— Кто? — не понял Красный, разъезжая туда-сюда на одном из офисных кресел, которое Траурихлиген когда-то зачем-то похитил из некоего офиса.

— Ну, ход этот… — буркнул Константин, видя, как Бисмарк задвигает фальшивую стенку, скрывая за ней странный ход.

— А, черти разберут! — проворчал Красный и зачем-то придвинулся к Константину вплотную, схватил его за волосы своими руками.

— Э, ты что делаешь?? — возмутился Константин, отбросив Красного. — Хочешь, чтобы я стал ещё и лысым??

— Хы-хы! — хохотнул в сторонке Бисмарк.

— Старлей, — сказал Красный, бросив на Константина оценивающий взгляд. — Что-то ты оброс. Пора бы тебя покрасить, а то твои «косы цвета вороньего крыла» приведут тебя на расстрел!

— Да? — побледнел Сенцов, пятясь, перебирая руками свои растрёпанные волосы. — Но… как?

— Как мы тебя покрасим? — уточнил Красный. — Очень просто! Мы закрываем дверцу, я сажусь во-он туда, — его кургузый палец указал на белый рояль, на котором торчал подсвечник с тремя свечками. — А Бисмарк берёт «Палетт фито-линию» и ваксонит тебе башку!

— Но… — дальше Сенцов не успел пропищать: Бисмарк схватил его голову под мышку и пригнул к тазику, который неизвестно как оказался на полу.

Красный уселся за рояль и воздел руки кверху, как заправский пианист, а потом — ударил по клавишам и «врубил» некую убойную классику. Сенцов сипел — Бисмарк держал его так, что у него отнялся голос — и махал ручками, видя внизу лишь розовый круглый тазик. Бисмарк протянул левую руку, схватил с низкого резного столика кофейную чашечку, наполненную чем-то, похожим на замазку, и начал намазывать эту холодную и липкую «замазку» Сенцову на голову.

— Я уже размешал её, — объяснил Бисмарк, вымазывая Сенцова. — Чтобы не терять зря время. Сейчас, наваксоню, заверну тебя в кулёк и будешь сидеть три минуты. Больше нельзя, а то у тебя от причи объедки останутся!

Красный вдохновенно бил по клавишам рояля, извлекая готические звуки, на его лице выступил пот — так сильно он старался. Бисмарк посчитал, что голова Сенцова уже достаточно «наваксонена», и отпустил Константина. Сенцов вырвался из его медвежьих рук и отбежал в самый дальний угол. Константин зяб, потому что холодная краска на голове отбирала у него тепло, и хотел закутаться во что-нибудь.

— Эй, Старлей, а кулёк? — напомнил Сенцову Бисмарк и вытащил из внутреннего кармана обыкновенный полиэтиленовый пакетик, в который в современном магазине запросто могли бы положить батон.

Однако в этом пакетике оказалась голова Сенцова, потому что Бисмарк придвинулся и нахлобучил его на Константина, как ушанку.

— Сиди теперь! — заключил Бисмарк, довольный тем, как пакетик обхватил башку Сенцова. — Я засекаю, Красный! — крикнул он Красному, а Красный кивнул, не переставая греметь роялем.

— Это — Бах, — провёл ликбез Бисмарк, кивая своей крупной головою в такт музыке Красного. — Иоганн Себастьян. «Страсти по Матфею». Траурихлиген всегда играл эту мессу накануне казни!

— Чего?? — Сенцов аж похолодел, услышав слово «казнь». Ему показалось, что казнить собрались его самого — за то, что он такой бездарный неудачник и никуда не годится…

— Там, пока ты спал в бункере, — говорил тем временем Бисмарк, пританцовывая под музыку Красного. — Попался один партизанчик. Тебе придётся приговорить его к колу, а потом — выехать на пустырёк за городом и глянуть, как его будут протыкать. Всё, больше от тебя никто ничего не требует!

— Что? — прошептал Константин, пятясь, пока не упёрся в твёрдую неподвижную стенку. — Что… Ч-что?? — больше он ничего не мог сказать, потому что всё его существо рвалось прочь из этого ужасного мира, из проклятого фашистского тела, чтобы никогда больше не видеть всех этих ужасов, а просто спокойно себе жить с текущим потолком, лопать батоны и искать краденые смартфоны! Константин Сенцов никогда, никогда, никогда в жизни не сможет никого казнить, тем более, таким жутким способом, как высадить на кол…

— Нет! — отказался Сенцов и выставил вперёд обе руки.

— Как — нет? — удивился Бисмарк и глянул на часы. — Старлей, пора смывать «Фито-линию»!

Константин попытался отбежать, но Бисмарк опять ухватил его за шею и потащил к тазику. Красный не замолкал со своими «Страстями», а Бисмарк, удерживая Константина над тазиком, свободной рукою снимал пробку с пятилитровой пластиковой бутыли с этикеткой «Чистая».

— Старлей, не копошись, а то пролью на паркет! — попросил Бисмарк Константина, ощутимо пихнув его в бок.

Сенцов замер: у Бисмарка тяжёлая рука, он может заехать в челюсть и повышибать львиную долю зубов. Бисмарк подхватил пятилитровую бутыль, до краёв наполненную водой так же легко, как если бы она была пуста. Пригнув Константина ниже над тазиком, он перевернул бутыль горлышком вниз и вывернул всю воду Константину на башку. При этом он грубовато елозил рукою Сенцову по голове, вымывая краску.

— Волосы выдерешь! Вода холодная… — кряхтел Константин, пока Бисмарк проводил экзекуцию. — Осторожнее, я тебе не мочалка!

— Тише! — шикнул Бисмарк, не переставая вымывать. — А то твои вопли заглушают «Страсти по Матфею»! Сейчас, Шульц услышит! Он и так всю ночь по коридору крутился!

Константин заглох: не хотел, чтобы его кто-либо слышал. Он и так тут на птичьих правах, позорится при чужих гостях, носит чужую одежду, пытается командовать чужими солдатами… Красный и Бисмарк из кожи вон лезут, чтобы покрыть его пробои, а он разорался тут, как потерпевший…

Наконец-то Бисмарк закончил тиранить бедные волосы Сенцова, и отпустил его несчастную шею. Константин отполз в сторонку, однако Бисмарк не собирался от него отставать.

— Куда пошёл? — осведомился он, приближаясь. — А мыться кто за тебя будет? Ты же вчера весь вывалялся, как чушка! Давай, назад, сейчас, я тебя отмою, отбрею, а потом — ты натащишь это! — Бисмарк кивнул головой вправо, где на одном из кресел лежала аккуратно сложенная одежда.

Константин совсем замёрз, пока Бисмарк отмывал от него краску холодной водой. Всё его тело пестрело «гусиной кожей», а зубы выстукивали чечётку. Он ни за что бы больше не полез под воду, а просто натащил бы сухую и чистую одежду на себя, замаранного, и лёг бы спать… в ботинках…

Но Бисмарк не позволил Сенцову поступить по-сенцовски: он схватил его поперёк туловища и погрузил ногами в проклятый тазик, наполненный холодной водой. Пришлось Константину добровольно отдирать от себя и сдавать грязную одежду, и, дрожа, отмывать от себя грязюку до тех пор, пока Бисмарк не постановил:

— Теперь покатит, вылазь!

— Спасибо! — филином прогудел Сенцов, выбираясь из тазика на пол. — Я тут скоро пневмонию заработаю и… глухоту!

Красный, не переставая, терзал рояль. А так как Константин вопил — ему приходилось ляпать по клавишам с бешеной силой, вызывая ураганные звуки. Так играть можно на концерте в Сиднейском театре, но не в пространстве кабинета. Барабанные перепонки Константина отвечали болью.

— Напяливай прикид! — Бисмарк вручил Сенцову одежду, которую тот должен был надеть. Константин впервые оделся в чужую одежду с такой огромной радостью: он замёрз ледышкой и едва мог говорить трясущимся голоском.

Красный наконец-то завершил «страдать по Матфею», и бешеный рояль умолк, водворив под гипсокартонный потолок желанную для Сенцова тишину. Сенцов облачился в чистые брюки, чистую рубашку и надвинул сверху чистый халат вишнёвого цвета, который носил Траурихлиген.

— Чего косынку на шею не повязал? — осведомился Бисмарк, протягивая Сенцову ту самую косынку, которую Константин попросту проигнорировал, не зная, куда её пристроить.

— Нужна она мне! — отказался Константин.

— Траурихлиген всегда завязывал! — настоял Бисмарк и затянул злополучную косынку на замёрзшей шее Сенцова. — Иначе ты будешь не похож, и Шульц тебя сразу вычислит! — заключил он, затыкая концы косынки под рубашку Сенцова. — А вот теперь — в самый раз, конфетка!

— Мне неудобно! — буркнул Сенцов, дёргая косынку, которая мешала ему дышать. — И похож на идиота!

— Похож на Траурихлигена! — резонно возразил Красный, выбираясь из-за рояля. — Да, Старлей, что там с казнью-то?

— Ребята! — взмолился Константин, искренне желая, чтобы проклятый партизан провалился в тартарары или сбежал. — Я не могу казнить! Пожалуйста, давайте освободим его!

— Ты свалился с дуба! — перепугался Красный и хлопнул себя по лбу. — Траурихлиген никогда бы не выпустил ПАРТИЗАНА!

— Я — не Траурихлиген! Я — СЕНЦОВ! — уверенно заявил Сенцов и даже выставил вперёд правую ногу, как герои… вернее, как памятники героям. — И я не буду никого казнить!

— Ой, дура-ак! — сморщился Красный. — Точно, свалился с дуба! Я знаю, что ты — Сенцов, а не долгоносик, но тебе всё равно придётся казнить, иначе тебя тут самого казнят, и мы накроемся вместе с тобой!

— Ну, неужели ничего нельзя придумать?? — не унимался Сенцов, дёргая пуговку на чужом халате. — Ну, там, хорошее настроение, бонусы, акции… Неужели, тут ничего этого не бывает??

— Старлей, тут тебе не гипермаркет! — Красный остудил пыл Константина звонкой пощёчиной, а потом — ещё и залепил ему по руке, чтобы Сенцов не рвал пуговицу. — Не торгуйся мне тут, а то глаз подобью! И не порти одежду — не твоя! Либо ты приговоришь партизана, либо приговорят тебя!

— Нет! — отказался Сенцов, потирая щёку. — Можешь убить меня, Красный! Я тебе не палач, а человек!

— Стойте, ребята! — вмешался Бисмарк, убирая краску для волос в ящик стола. — У меня идея вот, какая. Старлей приговаривает партизана, мы с тобой, Красный, вывозим его в лес и там кидаем, пусть ползёт, куда хочет! Кто там узнает, казнили его или нет?

— Вынеси тазик, гений! — заметил Красный, а потом задумался.

— А что, Бисмарк, для Старлея это выход! — наконец решил он. — Если он у нас из Партии Зелёных — мы можем ему помочь!

— Вот-вот, — заметил Бисмарк и уселся в кресло. — Красный, — сказал он Красному, — сегодня, кстати, твоя очередь выносить тазик!

— Достал! — пробормотал Красный, схватил тазик и вместе с ним поплёлся прочь.

Глава 145 Каша

Константин Сенцов в чёрном мундире группенфюрера СС спускался куда-то вниз по узкой каменной лестничке. Вдыхая сырой и холодный воздух узкого тёмного коридора, он думал о том, что скажет, когда будет приговаривать к колу пойманного партизана. Нужно будет выдумать что-нибудь пострашнее, достойное вселенского суперзлодея, и сказать таким голосом, от которого по спине мурашки бегут… Жаль только, что Сенцов так не умеет!

Над головой Константина нависал, довлея, серый потолок, а за спиною, сопя, шагали его «ангелы-хранители» Красный и Бисмарк. Бисмарк держал в руке фонарик и освещал путь, а Красный шёл налегке и бурчал, что уделал мундир грязной водой, когда выливал тазик.

— Да прекрати ты ныть! — буркнул Бисмарк и пихнул Красного в бок. — Тут же солдаты торчат, а ты всё: «Тазик», да «Тазик»! Хочешь, чтобы тебя накачали свинцом, а, Красный?

— Не пихайся, Бисмарк, мне больно! — огрызнулся Красный. — Новый мундир был, а теперь — пятно дурацкое! Чёрт, зря я «Вапороне» не захватил!

— Ну, да, может быть, ещё DVD-плеер возьмешь и соковыжималку? — процедил сквозь зубы Бисмарк, стараясь светить на крутые склизкие ступеньки, а не в лицо Красному. — Красный, ты иногда бываешь так же гениален, как бык!

— DVD-плеер бы не помешал! — мрачно вздохнул Красный. — А то скучища здесь, как в карцере, ей-богу! Кстати, Бисмарк, ты всегда гениален, как бык!

— Да не, в местных карцерах — веселуха! — возразил Бисмарк. — Только послушай, как там орут на пытках — обхохочешься!

— Слушайте, заткнитесь вы оба! — вмешался в интересную беседу Сенцов, заметив, что ступеньки кончаются и начинается коридор, в конце которого маячит тень солдата.

— Слыхал, Красный, прекрати клекотать — а то заметут! — хихикнул Бисмарк и заглох, светя фонариком под ноги Сенцова.

— Ну, я тебе… — начал Красный, замахнувшись кулаком, но тоже заглох, заметив, как тень солдата в конце коридора перевесила автомат с одного плеча на другое.

Константин взял под мышку тяжёлый стек Эриха Траурихлигена и гордо поднял голову, чтобы во всём походить на него. Эрих Траурихлиген никогда не сутулился и не глядел на носки сапог, как это любит делать Сенцов… Нужно что-то менять в себе, иначе действительно, заметут…

Подбитые железом сапоги гулко стучали о каменный пол, а Константин слышал в собственном топоте топот несуществующей погони, и собственная тень казалась ему тенью Эриха Траурихлигена, которая вынырнула из небытия и тянет холодные мёртвые руки к беззащитному горлу, стремясь безжалостно задушить…

Солдат в конце коридора, не заподозрив ничего дурного, вытянулся в струночку и крикнул:

— Хайль Гитлер! — приветствуя ненастоящего группенфюрера.

— Хай! — ответил ему Сенцов, стараясь бросить это коротенькое словечко так же небрежно, как завсегда бросал его Эрих Траурихлиген.

Где-то в глубине души Константина грызла хладнокровная слепая совесть. Он не имеет права ни за кого вершить историю, пусть даже ему приказал сам шеф Отдела Предотвращений… Сенцов не может вести за собой никакие войска, не может никому здесь приказывать и не может приговаривать партизан — это не его участь и не его роль… Так говорила совесть, впиваясь зубами во что-то, что есть у человека в глубине души…

— Герр группенфюрер! — внезапно выскочил из-за поворота другой солдат и тоже вытянулся с поднятой рукой. — Арестованный в шестой камере!

Сенцов удержался от того, чтобы вздрогнуть от неожиданности, и холодным тоном палача изрёк:

— Веди!

— Яволь! — отчеканил солдат и маршевым шагом двинулся вперёд, мимо вереницы одинаковых дверей и чадящих, трещащих факелов.

Сенцов зашагал следом, а Бисмарк потушил фонарик — чтобы не разряжать зря аккумулятор. Все двери были наглухо задраены, за ними висела мёртвая тишина и пустота, и лишь одна дверь, впереди, была открыта. Наверное, это и была шестая камера, в которую запихнули партизана. Обречённого партизана, которого Константин Сенцов должен был приговорить к казни…

В дрожащем свете факелов плясали бесноватые тени, похожие на древних демонов, и казалось, что где-то в глубине коридора рождается чудовищный адский рёв. Константин ощущал на спине чей-то тяжёлый взгляд — наверное, это призрак Траурихлигена явился из пекла, чтобы посмотреть «комедию», в которой Сенцов сыграет палача.

Солдат продвинулся вперёд, застопорился около открытой двери и снова вытянулся, словно бы приглашая Сенцова внутрь. Поравнявшись с солдатом, Сенцов бросил на него пренебрежительный, брезгливый взгляд, по-графски небрежно взмахнул свободной от стека рукой и приказал:

— Убирайся!

— Яволь! — будто бы с облегчением выдохнул солдат и исчез где-то в коридоре.

— Супер! — шёпотом восхитился Красный и выпятил вперёд большой палец, показывая «Класс!».

— Убери это! — возмутился Бисмарк и заломил Красному руку.

— Полегче, сломаешь, зубробизон! — заныл Красный, вырываясь.

— Да прекратите вы! — осадил обоих Сенцов. — Тут вам не Донецк! Тихо, а то прогоню!

— Ты глянь, прыть проснулась! — буркнул Красный, потирая «поруганную» руку. — Наконец-то, зачесался!

— Цыц! — сурово цыкнул Сенцов и широким генеральским шагом вдвинулся в ту самую шестую камеру.

В шестой камере было электричество, и под потолком тускло светила единственная лампочка, подвешенная на пыльный проводок. Под лампочкой, на рахитичном, шатком стульчике, съёжился человек. Он не был связан, его руки схватились за ободранное сиденье, а ноги в дырявых сапогах упёрлись в пол. Пленного держал на прицеле всего один солдат. Когда вошёл Сенцов — солдат вытянулся в струночку и крикнул как можно громче:

— Хайль Гитлер!

Константин вспомнил, что должен только небрежно кивнуть в ответ, кивнул, а потом — снова перевёл взгляд на пленного. На вид ему было лет восемнадцать — молоденький худой парнишка с рыжим чубом, одетый в испачканные лохмотья. Сначала он угрюмо глазел в серый пол, но потом — тряхнул головой и уставился прямо на Сенцова. Уставился так, будто бы обвинял Сенцова в конце света. Константин и впрямь почувствовал себя виноватым, отвёл взгляд и начал глазеть на бурую стену над головой партизана.

— Ну? — прошептал сзади Красный и пихнул Сенцова в спину кулаком.

Константин сообразил, что создаёт неловкую паузу — Траурихлиген никогда не стал бы тянуть время и отворачиваться от партизана, он никогда бы не осознал вины…

— Да конопать его уже! — бесился в коридоре Бисмарк, шумно сопя.

Солдат в углу камеры выглядел безучастным. Он молча удерживал партизана на мушке, хотя его глазки так и стреляли за спину Сенцова — разглядывали Красного и Бисмарка.

— Дойч швайн! — внезапно подал голос пленный партизан, распрямив плечи, и вперил в переносицу Константина взгляд, наполненный испепеляющей ненавистью.

Сенцов даже испугался — ему на миг показалось, что этот пленный соплячок продырявит его глазами навылет.

— А? — переспросил Константин, и его голос на миг уподобился мышиному писку.

— Чёрт! — фыркнул в коридоре Бисмарк. — Да не срезайся же ты! Давай, суровее — приговаривай и шагай!

— Я пришёл отомстить тебе за Чижи, гад! — сквозь зубы процедил партизан, ёрзая на скрипучем, рассохшемся стуле. — Помнишь Чижи?

Константин впал в замешательство. Вместо того, чтобы читать подсунутые Звонящей бумажки, он пялился в телик и тупо спал. Он не знал, что это ещё за Чижи, и поэтому снова пискнул:

— А? — только на этот раз — изумлённо.

— Дура-ак! — протянул в коридоре Красный, хлопая себя по лбу. — Ой, дурра-ак!

— Блин, Старлей, ты что, рявкнуть не можешь, или как? — вскипал Бисмарк, почёсывая пудовые кулачищи.

А Сенцов торчал пнём — опять же, по-сенцовски, по-другому не умеет Сенцов… И вдруг что-то произошло. Грызущая совесть внезапно куда-то пропала, а на её месте из небытия возникла испепеляющая ярость. Сенцов чувствовал, как она вскипает внутри него, заполняет, распирает… «Убивай! Убивай! Убивай!» — кричали над ухом страшные голоса, а несчастный тощий партизанишка показался смертельным врагом. Константин скосил на него глаз, неожиданно вспыхнувший адским огнём, и партизан отшатнулся, будто бы увидел во рту Сенцова метровые клыки. Этот животный страх никчёмного человечка ещё больше подогрел ярость, и Сенцов, не понимая даже, что творит, взмахнул чужим стеком и залепил партизану затрещину. Пленный сжал зубы и не пикнул ни звука, удержался на стуле и вновь заговорил, потирая разбитую щеку:

— Я заминировал твой дом, потому что ты там живёшь! Твоя фашистская жизнь в обмен на Чижи!

Ярость внутри Константина забурлила убежавшим молоком, Сенцов замахнулся во второй раз, но раздумал. По-злодейски заложив руки за спину, он вальяжно и напыщенно прошёлся мимо пленного туда-сюда и уверенно заявил:

— Ну, конечно, заминировал! Да, ты герой, но жаль, что безымянный и бесполезный! Завтра ты узнаешь, как у нас награждают героев! — Сенцов перевёл огненный взгляд с партизана на молчаливого солдата и выплюнул:

— Завтра с утра высадить эту амёбу на кол! Всё, я пошёл спать! — сказал Константин Сенцов сам себе, развернулся и покинул шестую камеру, отпихнув с дороги надоедливого Красного.

— Ну, ты, брат и врезал! — восхищался Красный, пока Сенцов шагал по сырому подвальному коридору. — Я даже поверил на секундочку, что ты — фашист! Круто, Старлей!

— Думаю, что скоро ты научишься генералить на фронте, и мы тебе больше не понадобимся! — добавил Бисмарк. — Э, Красный, — он повернул голову назад, потому что Красный шагал в арьергарде и поминутно наступал на пятки. — А чего это такое нашло на Старлея? Чи, правда, генералит?

— Гибрид! — шепнул Красный, уставившись себе под ноги. — Вот только работает он как-то не так…

— Чего? — не понял Бисмарк, и тут же споткнулся, потому что смотрел назад. — Чёрт, ну и пол… Блин… Сапог не напасёшься!

— Личностный гибрид! — повторил Красный, не забывая освещать фонариком свой путь, чтобы не спотыкаться, как Бисмарк. — Я забил ему личность Траурихлигена, чтобы он тут не крякнул, а оно как-то коряво работает…

— Слышь, а ты его часом не попортил? — Бисмарк недоверчиво покосился на Красного и споткнулся во второй раз. — Блин… — ругнулся он, опасаясь, как бы его правый сапог не «разинул пасть» от полного счастья.

— Выкарабкается! — Красный небрежно сделал ручкой и потопал вперёд, украдкой похохатывая над тем, как рослый Бисмарк спотыкается на каждом шагу.

— Думаешь? — пожал плечами Бисмарк, усердно высматривая на полу трещины и камни, чтобы не споткнуться. — Какой-то он странный…

А Сенцов тупо двигал ногами и перемещался вперёд, не слыша того, что о нём говорят, не видя перед собой ничего кроме пустоты. Злость и ярость исчезли, оставив за собою апатию и ещё что-то, что грызло, глодало где-то под ложечкой — наверное, это проснулась совесть. Константин Сенцов не замечал, что держит стек за кожаную петельку для запястья, и последний по-идиотски беспомощно тащится по полу. Из апатии выплывала то Катя, то её бухгалтер, то диван с телевизором, то чёрствый батон… Всё, к чему Сенцов привык за годы жизни, теперь долбило опустевшие мозги кувалдой и кричало басом в самые уши:

— Ты монстр, Сенцов! Ты нас бросил!

Константин отмахивался от них от всех виртуальными руками, но никак не мог одолеть диван: последний напирал вагонеткой и норовил раздавить… А где-то в конце коридора — там, где брезжит размытый свет — заливался адским хохотом подмокший сенцовский телевизор.

— Эй, брат! — вдруг разорвалось над ухом, и Константин едва не упал назад от неожиданности.

ХЛоп! — очень крепкая рука с размаху огрела по плечу, и Сенцов едва не упал назад во второй раз.

— Чего? — гнусаво простонал он, вскинув мутные глазки.

— Старлей, ты как? — пророкотал мощный басовитый глас, и в лицо Константина ударил плотный столб света.

— Боже? — растерянно пискнул Сенцов, забыв на минуточку, что собственно происходит.

— Э, ну, ты кисель! — угрюмо буркнул басовитый глас, а очень крепкая рука хорошенько встряхнула за шиворот.

Константин даже на ногах не удержался, хлопнулся на пол и тут же сообразил, что он до сих пор в подземелье, а над ним нависает Бисмарк и светит в лицо дурацким фашистским фонариком.

— Да ты чего, Бисмарк?? — возмутился Сенцов, копошась на полу червяком, перемазывая мундир Траурихлигена мхом, плесенью и сырой грязюкой.

— Видишь, Красный, — говорил тем временем Бисмарк, отвернувшись от Сенцова. — Он с твоим гибридом по полу начал валяться. Не крякнет?

— Не знаю… — поскрёб макушку Красный, приблизившись к Сенцову на два шага. — Слышь, Бисмарк, подними его, что ли? А то как-то не удобно: Траурихлиген и вдруг разлёгся посреди дороги…

— Ага, — кивнул Бисмарк и сомкнул ручищи поперёк сенцовского туловища.

— Да я сам встану! — отмахнулся от него Константин, суча ногами. — Вы что, ребята, того?

— Да, не! — хохотнул Бисмарк, насильно отдирая Константина от пола. — Это у тебя в мозгах — «ку-ку»! Пошли уже, киселёк!

Хохотнув ещё разочек, Бисмарк лёгонько приподнял Сенцова и взвалил на своё широкое плечо. Константин повис вниз головой, заболтал руками, требуя, чтобы Бисмарк опустил его на пол, но тут приблизился Красный. Константин видел его вверх тормашками, а Красный, ослепляя проклятым фонариком, поднял указательный палец и чуть заметно провёл им по сенцовской шее.

— Поспи, Старлей, — сказал он тихо, как сквозь вату. — Убираемся отсюда, Бисмарк!

Сенцова что-то мягко всколыхнуло, и он будто бы полетел сквозь тёплые плотные облака… А потом и облака исчезли куда-то, пропустив кромешную тьму.

— Заснул… — вырвалось из тьмы.

— Правильно, а то он шумный, как бомбовоз… — прошелестело где-то далеко и снова нырнуло во тьму…

Глава 146 Турист Катя

Екатерина Селезнёва открыла глаза. Рывком сев, она судорожно повернула голову и огляделась вокруг. Нет, этого не может быть, она спит, и ей снится сон! Катя спала на улице — не то, что на улице, а посреди какого-то парка или даже леса, и над ней нависали длинные колючие ветки куста…

— А? — в страхе пискнула Катя, пытаясь ущипнуть свою лодыжку…

Ущипнула уже четыре раза, а сон не таял — она оставалась сидеть на сырой, поросшей травою земле, а прохладный ветерок лесного утра забирался под одежду и пересчитывал косточки… Где-то в далёких кронах заливались птицы и ещё — что-то странно шумело где-то вдали, ухало, а земля едва заметно вздрагивала непонятно от чего.

Катю пронзил ужас. Как так получилось?? Вчера она пришла с работы. Готовить не стала, потому что чувствовала себя неважно: заболевала, наверное. Приняла анальгин и прилегла на диван, не переодеваясь…

Катя опустила нос и оглядела себя. Да, на ней всё те же синие узкие джинсы и розовая блузка, в которых она ходила на работу, в которых пришла домой и в которых прилегла на диван… Только вот вместо дома лес, а вместо дивана — колкая трава…

— Спасите! — закричала Катя, не понимая, что такое с ней случилось, где она… Нет, такого не может быть…

Топ! Топ! Топ! — за спиною послышались грузные шаги, треск и ещё — голоса людей, которые гомонили непонятно, что.

— А? — Катя тут же обернулась и увидела, что к ней не спеша приближаются четыре человека.

— Кто?.. — пискнула Катя, намерившись спросить: «Кто вы?», но тут же осеклась и заглохла, потому что различила незнакомцев. Все четверо оказались затянуты в одинаковые серые мундиры, на их головах торчали каски, а на плечах висели автоматы! Один даже сдёрнул свой автомат и прицелился в неё!

Катя словно бы впала в ступор, сидела недвижимо и только глазела, как эти четверо, похожие на немцев из исторической хроники, надвигаются и впиваются в неё своими страшными глазами.

— Вер ист дас? — прокаркал один, скребя макушку под каской.

— Ихь вайс нихт… — пробормотал второй. — Партизан?

— Туррист! — выплюнул третий и протянул к Кате ручищу, засунутую в перчатку из серой замши.

— А-а-а-а!!! — в ужасе заверещала Катя, отмахиваясь от жуткой ручищи, однако отмахнуться не смогла: кроме это ручищи к ней протянулось ещё три таких же. Катя была скручена и схвачена, водворена на размякшие от страха ноги. На ногах оказались одни лишь носки, Катя наступила на что-то колючее и, кажется, проколола палец.

— Ком мит вир, фрау! — подпихнул её один из этих страшных людей и навёл автомат.

— Пустите меня! — запротестовала Катя, но оказалась слишком слаба, чтобы справиться с ними. Руки Кати оказались закрученными за спину, и ей ничего не оставалось, как покорно плестись туда, куда её повели.

Сенцов дремал на балконе. Всю ночь он мучился кошмарами про оживших мертвецов и массовые расстрелы, потом Красный зачем-то разбудил его в пять утра и заставил заниматься идиотским фехтованием, а потом ещё загнал под ледяной душ.

— Зачем это всё? — проныл тогда уставший, сонный и продрогший Сенцов, мучаясь, как в камере пыток.

— Траурихлиген так каждое утро делал! — объяснил Красный, впихнув в руки Сенцова махровое полотенце. — Давай, растирайся, а то сопатый будешь!

Константин закутался в полотенце и начал под ним дрожать, потому что холод нестерпимо грыз кости.

— Давай, я жду тебя в ТВОЁМ кабинете! — пропел Красный и вышел из ванной, оставив Сенцова мёрзнуть в одиночестве. Он специально уарил на слово «ТВОЁМ» — чтобы напомнить Сенцову, что он больше не Сенцов, а проклятый Траурихлиген. Чертыхнувшись, Константин вытер с себя холодную воду, быстренько оделся и побежал в свой чужой кабинет, чтобы поскорее нырнуть под плед.

— Пришёл? — тут же насыпался на Константина Красный, стоило тому появиться на пороге. — Ну, что с тобой? Как ты напялил на себя прикид, ну, Старлей?

Красный принялся тормошить Сенцова, оправляя его чужую одежду, которую Константин успел возненавидеть. А Сенцову это надоело, он отпихнул Красного и ускакал от него на балкон. Красный, шумно сопя и топоча, погнался, было за Сенцовым, но его остановил Бисмарк.

— Слышь, брат! — сказал Бисмарк. — Если хочет спать — пусть спит! Мы и сами найдём «брахмаширас»!

Сенцов дремл на балконе уже почти что, час, и тишину вокруг него нарушал только ветерок и неясные голоса на улице. Гомон, гул, гвалт и визг! Константин встрепенулся так, что едва не свалился с кресла-качалки на пол.

— Костя!!! — разорвал тишину истошный, искорёженный ужасом взвизг.

— А! — это уже вскрикнул Константин: голос был знаком до боли под ложечкой. К тому же — назвал его имя — его НАСТОЯЩЕЕ имя, которе он должен был забыть!

— Костя, спаси меня!!! — взвизг раздался опять, теперь — громче и ближе.

Перепуганный вусмерть, Сенцов подскочил с качалки и едва не рухнул на пол, заметив на улице крикуна, а вернее, крикунью…

— Мне это снится… — задыхаясь, прошептал Константин, зажав пальцами собственный рот.

— Костя! — где-то внизу под балконом истошно кричала Катя!!!

Константин Сенцов почувствовал, как холодеют его пальцы — на руках, потом на ногах… Впившись в деревянные перила этими холодными пальцами, Сенцов заставил себя глянуть вниз. По развороченной бомбёжками улице патрульные тащили его бывшую невесту! И это был не сон, не бред, не наваждение: под прицелом автомата, зажатая в крепких руках, по битой брусчатке тянулась именно Катя в джинсах и розовой блузке! Константин остолбенел и застыл — Катю, скорее всего, случайно пробросило, потому что он, Сенцов, оставил на ней остаточные молекулы в тот день, когда видел её в последний раз! Он пожал ей руку, прощаясь… а на его немытой руке после «нехронального» склада Чижикова, после Аськи этой и «мусорного киллера» этих молекул осталось больше, чем микробов…

— Костя! Костя! Что здесь происходит?? Костя?? — верещала Катя, поднимая вверх стеклянные от ужаса глаза, глядя прямо на него, на Константина!

Сенцов испугался, что патрульные разоблачат в нём самозванца и пригнулся так, чтобы его не было видно, спрятался за сплошной бортик балкона, лихорадочно соображая, что ему делать дальше. Они расстреляют Катю, если захотят… А если Сенцов высунется — они тут же сорвут с него личину Траурихлигена — и тоже расстреляют!

— Костя! Костя! — верещала тем временем Катя и дёргалась, пытаясь освободиться от солдата, который её удерживал.

— Швайн! — загремели под балконом грубые голоса. — Шисн!

Точно, собрались расстрелять! Константин представлял себе, как один из этих монстров, не спеша, сдёргивает автомат и нацеливает на Катю страшное дуло! Внутри Константина что-то болезненно опустилось вниз, он впал в абсолютный ступор и сидел на корточках, прижавшись к холодной стенке…

— Что за шум, а драки нет?? — это на балкон грузно вдвинулся Бисмарк, потягиваясь, хрустя своими толстыми суставами, зевая во весь рот.

Константин тут же вернулся к жизни, потому что Бисмарк своей ножищей наступил ему на руку.

— Полегче, слон… — начал было Сенцов, но тут же под балконом вновь раздался Катин вопль.

— Бисмарк! — возопил Сенцов, ёрзая на пыльном полу.

— Чего? — удивился Бисмарк, вглядываясь в бледного Константина сверху вниз. — Тошнит, чи шо?

— Катя! — пискнул Сенцов, стараясь не высовываться.

— Кто? — удивился Бисмарк, скребя бритую макушку.

— Моя невеста! — затараторил Сенцов, едва ли не плача. — Спаси её, Бисмарк! Сделай…

— Кисель! — буркнул Бисмарк, залепив Сенцову крепкую затрещину. — Ты же Траурихлиген! Прикажи им убраться — они уберутся! Вот и всё!

Чёрт, как же Сенцов сам не додумался?? Он же — Траурихлиген, а он сидит…

— Отпустить! — заявил Сенцов стальным тоном стального генерала, храбро высунувшись из-за перил, встав в полный рост.

Патрульные тут же вскинули вверх свои чугунные головы, а тот головорез, котогрый1 собрался продырявить несчастную Катю, опустил автомат.

— Хайль Гитлер! — выкрикнули они хором, увидав на балконе группенфюрера.

— Хай! — бросил Сенцов, небрежно махнув рукой. — Выпустить эту свинью и прочь отсюда! Выполнять!

— Яволь! — тут же отчеканил командир отряда, вытянувшись по стойке смирно.

— Офицер, — повернулся Сенцов к Бисмарку. — Приведите её сюда!

— Яволь, — хихикнул Бисмарк и ушёл с балкона.

Катя дрожала в своих узких джинсах и тихо попискивала от страха, а Сенцов с балкона видел, как солдаты-патрульные передали её Бисмарку и строем убираются прочь. Бисмарк протянул к Кате свою ручищу, собираясь направить её к открытой двери райкома и привести к Сенцову, а Катя, не выдержав стресса, повалилась в обморок и грохнулась в лужу.

— Тьфу ты, ещё один кисель! — ругнулся Бисмарк. — Стоят друг дружки! — он наклонился, поднял Катю из лужи и водрузил к себе на плечо. Грязная вода уже успела впитаться в Катину блузочку, и теперь текла ручейком по рукаву Бисмарка.

— Чёрт, опять мундир уделал… — сварливо ворчал Бисмарк, поднимаясь по серым выщербленным ступенькам, скрываясь за дверью.

Константин наблюдал за ним до тех пор, пока Бисмарк не зашёл в холл райкома и не исчез из виду. Катя болталась у него на плече мешочком, и голова её едва не стукнулась об дверь.

— Э-эх, наконец-то я выспался! — смачно зевнули над ухом Сенцова, и Константин увидел, что к нему на балкон приплёлся Красный. — Ну, Старлей, как дела? — Красный наклонился к Сенцову, а Сенцов отпрянул: видимо, Красный уже успел слопать таранку, и нестерпимо пахнул рыбой.

— Старлей, принёс! — отпихнув Красного, на балконе возник Бисмарк, с плеча которого свешивались Катины ноги.

— Зайдите в комнату! — буркнул Сенцов. — А то балкон тот сейчас отвалится к чёрту!

Перевалив через балконный порог, Бисмарк запутался в тюлевой занавеске, сорвал её широким плечом и отбросил в сторону.

— Конан Разрушитель! — недовольно буркнул Красный, переступил порог следом за Бисмарком, протоптался по той занавеске и тут же бухнулся в первое попавшееся кресло.

— Варвары… — пробормотал Сенцов, поднял с пола занавеску и пристроил её на подоконник в скомканном виде.

— Двери закрывай! — заметил Бисмарк, захлопнул балконную дверь, «украшенную» маскировочной шторой, и сгрузил Катю с плеча на ковёр.

Катя приходила в себя, ворочалась с боку на бок и жалобно хныкала:

— Воды… Воды…

— Чего вы стоите? — подскочил Сенцов. — Принесите ей воды!

— И чего ты так копошишься? — проворчал Красный и достал из-под сенцовской кровати полупустую бутылку кока-колы, которую накануне притащил из нормохроноса. — Вот и вода… Только скажи ей, чтобы не пила много, а то…

— Отдай! — Константин выхватил колу из рук Красного и протянул её Кате.

Катя оправлялась от обморока, поднялась на локте, разглядывала всё вокруг изумлёнными глазами.

— На… попей… — пробормотал Сенцов, отдавая Кате колу Красного.

Катя по инерции взяла бутылку, отпила глоточек…

— Вы… кто? — едва слышно пролепетала она, едва проглотив.

Сенцов заглох, удививнись, почему же она его не узнала?? Но тут всё понял: «штукатурка» Красного изменила его лицо до неузнаваемости, превратив «призрак» Траурихлигена. Вот Катя и таращится на него, как на призрак, давясь кока-колой…

— Катенька, это я, Костя… — пробормотал Сенцов — тихо, чтобы Красный и Бисмарк не услышали, как он раскрыл свою тайну. — Не бойся меня, это просто грим такой…

— Костя! — выкрикнула она, выплюнув всю колу в лицо Сенцова. — Костя! — Катя уронила бутылку, и коричневая жидкость потекла по дорогому ковру, который Траурихлиген привёз из Ирана.

— «Вапороне» бы пригодилось! — заметил Красный, откинувшись на спинку кресла. — К тому же, это была моя последняя кола. Наблюдательная, однако, особа! — заметил он, разглядывая ноющую Катю. — И как она только узнала его в моей «штукатурке»??

— Катя, тише… — выдавил Сенцов, вытирая с лица кока-колу. — Чёрт… — кола щипала глаза не хуже мыла. — Тише…

— Что здесь происходит, Костя?? Что с тобой?? Кто все эти люди?? — верещала Катя и, кажется, порождала эхо в коридоре.

— Ну, тут не всё так просто… — промямлил Сенцов, моргая покрасневшими глазами. — Понимаешь…

— Костя! Сделай что-нибудь, Костя!! — Катя, наверное, сильно испугалась этих патрульных, да и сам проброс, скорее всего, не принёс ей радости… Катя панически елозила ногами, отползая от Сенцова к дальней стенке, наткнулась спиною на одноногий круглый столик и сбила с него высокую фарфоровую вазу. Ваза треснулась о бронзовую статую орла и расквасилась вдребезги, а Катя, плеща исцарапанными руками, вскочила на ноги и отбежала в самый дальний угол.

— Костя… — прохныкала она, забившись в этот сырой и холодный угол. — Пожалуйста…

— Точно, кисель! — прокомментировал Бисмарк. — Я же говорил!

— Скучно, спать охота! — зевнул Красный и тут же заснул в кресле.

— Катя, понимаешь, — бормотал тем временем Сенцов, приближаясь к Катиному углу. — Сейчас я не Костя…

— Что? — взвизгнула Катя, распахнув испуганные, полные слёз глаза. — Костя?

— Пожалуйста, Катя, у меня очень важное задание… — Константин старался говорить шёпотом, чтобы его не слышали в коридоре. — Катя, пожалуйста, называй меня «Эрик» хотя бы сейчас, пока мы тут…

— Что? — Катя снова взвизгнула, вжимаясь в угол. — Костя, что происходит? Опять этот Эрик! Кто такой этот Эрик?? Что всё это значит?? Где я, Костя??

— Катя… — замотал руками Сенцов, призывая Катю к тишине. — Тише, не кричи, пожалуйста…

Катя сидела в углу и рыдала, закрыв ладошками перепачканное размазавшейся косметикой лицо, и ничего не слышала. Константин отлично понимал её и думал, что точно так же расплакался бы, попади он без подготовки в прошлое, на растерзание эсэсовским головорезам… Хорошо, что они не успели её расстрелять…

— Э-э-эх! — Бисмарк вылез из кресла, потянулся до хруста в костях и что-то достал из внутреннего кармана своего «условно настоящего» кителя. — Старлей, тебе не кажется, что пора её «вышибалкой»?

— Нет! Нет! — запротестовал Сенцов, подскочил к Бисмарку, ухватил его за ручищи, не позволяя вытереть Катину память.

— Да отвяжись ты! — Бисмарк стряхнул Сенцова, как букашку, и опять потянулся. — Я предложил… Подумал, что так она не будет мучиться…

— Да ты уделаешь её по полной этой гадостью! — пробормотал Сенцов, глянул на Катю, как она рыдает, свернувшись в позе эмбриона и горько вздохнул:

— Хотя она и так уделана…

— Тоска! — зевнул Красный, подпрыгнул на ноги, подбежал к Кате и потряс её за плечо:

— Поднимайся, дорогуша! — крикнул он ей в ухо. — Тут тебе не сонные двухтысячные! Тут — ревущие сороковые!

— Аа! — истерично завизжала Катя, залепив Красному пощёчину.

— Э, мы так не договаривались… — обиделся Красный, потирая щеку. — Точно «вышибалкой» надо!

— Лучше сделай ей чаю, умник! — выплюнул Сенцов, взял с кровати одеяло и укрыл им Катю — пускай хоть согреется, тогда, может быть, поднимется с пола и начнёт соображать… Хотя врядли: спонтанные «туристы» соображают очень плохо.

— Давай, Бисмарк, не ленись! — хихикнул Красный. — Кстати, я электрочайник тоже захватил!

— Вот, спасибо, брат! — обрадовался Бисмарк. — А то я с этим самоваром совсем запарился!

— Блин… — ругнулся Сенцов, отошёл от всхлипывающей под одеялом Кати, вытянул из-под кровати коробку с электрочайником. Коробка была вся в пыли — видимо, до того, как сделаться «туристкой», она неделями валялась под кроватью Красного. Константин раскрыл её, достал новенький блестящий чайник и собрался включить его в сеть.

— Евровилка в эти ризетки не влезет! — заметил Красный, поглядывая то на Катю то на вазочку с шоколадными конфетками. — Иди в подвал — я там поставил запасной генератор!

— Чёрт… — вздохнул Константин и отправился в подвал.

— Слышь, Старлей! — внезапно над ухом раздался голос, и Константин едва не повалился назад вместе с полным до краёв чайником.

— Чего? — обиделся Сенцов, узнав в голосе голос Красного.

— Ты, кстати, чайник переполнил! — заметил Красный, видя, как вода выплёскивается из чайника через край. — Поставишь его, а он — бабах!

— Чай, не фугас! — буркнул Сенцов, пихая «евровилку» в одну из «ризеток», которые аккуратным рядочком торчали на полированном боку генератора.

— Дай, хоть отбавлю! — Красный отнял у Константина чайник и выплеснул часть воды на серый бетонный пол. — Ворт теперь — ништяк! — заявил он, всунув полегчавший прибор назад в руки Сенцова. — Да, кстати, Старлей, зачем я пришёл… — продолжил разговор Красный, наблюдая за Сенцовым, как тот подключил чайник и бродит вокруг генератора, разглядывая его бараньими глазами. — Партизана помнишь?

— Ну, помню! — нехотя ответил Сенцов, застопорившись, потому что вдруг почувствовал вину за то, что огрел его стеком по зубам.

— Так вот, ночью мы с Бисмарком выкинули его в лес и он утёк, — сказал Красный и достал из кармана жвачку. — «Дирол» хочешь? — осведомился он, кивнув Сенцову.

— Красный, — проворчал Сенцов. — Пообещай мне, что не будешь больше ничего притаскивать из нормохроноса! Ты же шокируешь местных!

— Ну, да, естественно… — пробормотал Красный, достав две подушечки и отправив их в рот. — Траурихлигену, значит, можно тащить ракеты и танки, а мне нельзя принести жвачку? Так, ладно, проехали… — Красный поскрёб затылок, обошёл генератор кругом, чтобы отыскать за ним Сенцова, нашёл его и сказал:

— Так вот, я думаю, что личностный гибрид, который я тебе впаял, выходит из-под твоих мозгов, Старлей!

— И что мне теперь делать? — промямлил Сенцов, потому что по-настоящему испугался. А вдруг он теперь с этим гибридом никогда не сможет вернуться домой?? А вдруг единственный путь для него теперь — это аннигиляция в игрек-генераторе??

— Придётся вытурить его из тебя! — заключил Красный. — И ты, Старлей, будешь жить здесь своим умом! Готов к приключениям без правил?? — он навис над Константином довлеющей громадой и фатально подмигнул ему левым глазом.

— Нет… — пискнул Сенцов, прорываясь к чайнику, который закипел и бурлил, выплёвывая пар из короткого треугольного носика.

— Придётся! — объявил Красный и добавил:

— Чайник выключится сам. А вот вытурить гибрид из тебя нужно прямо сейчас, иначе можешь спятить!

— И крякнуть, как утак?? — дрожащим голосом уточнил Константин.

— Верно, — согласился Красный. — И крякнуть, как утак! Так, что, готовься, Старлей, мы с Бисмарком слетаем в нормохронос, возьмём всё, что надо, и я выбью из твоих мозгов эту гадость!

ЩЁЛК! — щёлкнул чайник и выклюлся сам.

— Я же сказал! — довольно ухмыльнулся Красный, имея в виду чайник.

— Отлично… — уныло вздохнул Сенцов, глядя мимо чайника в далёкое пространство, куда уходят те, кто умер. — Скажи, Красный, а я выживу?

— Так, дай прикинуть! — Красный схватил себя за подбородок и сделал вид, что снедаем тяжкими думами. Заметив, что глаза Константина медленно но верно расширяются, превращаясь в полтинники, он спрятал усмешку за указательным пальцем.

— Красный? — почти что прошептал Сенцов, усилием мысли заставляя свои ноги не подкашиваться.

— Где-то процентов семьдесят! — весело ответил Красный, щёлкнув пальцами. — Идём, Старлей, а то твой кипяток тут остынет и испарится, пока будешь торчать!

Сенцов чувствовал, как его ноги болезненно прилипли к полу. Он не мог ими шевельнуть, а только дрожал коленками и пялился глазами в потолок. Семьдесят процентов… СЕМЬДЕСЯТ… А остальные тридцать тогда что?? Крякнет, как утак??

— А?.. — начал Сенцов, пытаясь узнать, что с ним будет, если он попадёт в те несчастливые тридцать процентов.

— А тридцать процентов я отпустил на то, что ты, возможно, погибнешь на войне! — ответил Красный на незаданный вопрос. — Тут же всё-таки, не рай! Пули, бомбы, гранаты, партизаны и всё такое… Мало ли, что может случиться с солдатом?

— Я — не солдат! — отрезал Сенцов, схватил бурлящий чайник за пластиковую ручку и поплёлся вслед за Красным, который уже бодро шагал вверх по лестнице и насвистывал какую-то чепуху.

— Генерал на войне — тоже солдат! — сообщил Красный, на минутку прекратив свистеть. — Ревущие сороковые, Старлей, не конфетка, я согласен! Однако, тебе продержаться только полтора годика, а потом — можешь ехать домой и спать в ботинках! Ты уже всё это знаешь!

Глава 147 Горе хронотуристов

Катя до сих пор находилась в углу — она сидела, прижавшись спиною к холодным кирпичам, подтянув к подбородку коленки и рыдала в три ручья, а то и во все четыре. Бисмарк же невозмутимо играл на рояле, не глядел на Катю и не глянул даже на Сенцова с Красным, когда те вошли в комнату с чайником.

— Бисмарк! — возмутился Сенцов, увидав, что Бисмарк не удосужился поднять Катю с пола и усадить в кресло.

— Чего? — осведомился Бисмарк, не переставая играть.

— Что ты делаешь? — пробурчал Сенцов, поставил чайник на полированный круглый столик и подошёл к рыдающей Кате.

— Ну, надо же заглушить её вопли, вот я и играю! — легко и просто ответил Бисмарк, терзая клавиши. — А то тут сейчас все прибегут! И Шульц! Кстати, это — Моцарт, «Реквием»! — добавил он, наполняя комнату раскатами музыки. — Траурихлиген любил это произведение!

— Блин, да тут скоро мебели не останется! — буркнул Красный, поспешно сняв горячий чайник с блестящей столешницы.

— Да ну тебя! — отмахнулся Сенцов и повернулся, к Кате, попытался дотронуться до её плеча.

— Ааа!! — пронзительно взвизгнула Катя, замахала руками, целясь Константину в глаз. — Прочь, прочь! Нет!

Константин отпрыгнул, чтобы не получить синяк, а Катя всё махала и махала, колотя воздух.

— Ну и дела! — хихикнул Красный, заваривая в фарфровой чашке пакетированный чай «Липтон». — И долго ты собираешься её тут держать, Старлей?

— Вы с Бисмарком отвезёте её назад, когда шеф раскачает континуум! — твёрдо сказал Сенцов. — И, Красный, когда отвезёте — сотри ей память, чтобы не тронулась, ладно? — добавил он, видя смертельно перепуганную Катю — дрожащую, дёргающуюся, всю в слезах.

— Да, похоже, она уже тронулась! — хохотнул Красный, залпом выпив весь чай, который заварил. — И, Старлей, позволь напомнить! — заявил он, налив в чашку ещё порцию кипятка.

— Чего? — перебил Сенцов, пытаясь снова подобраться к Кате.

— А того, что твоей подружке тут не место! — выплюнул Красный, а Бисмарк всё играл и играл на проклятом рояле, создавая дьявольский аккомпонемент.

— Шеф не заявлял её в программе экскурсии! — продолжал между тем Красный. — Трансхрона у неё нет… Скажи-ка, Старлей, когда это ты сподобился наградить её остаточным следом, а?

— Я пожал ей руку и пожелал удачи, когда узнал, что Катя вышла замуж за проклятого бухгалтера… — угрюмо буркнул Сенцов, глядя в пол. — А до этого я возился с «туристами»… Я тогда ни сном ни духом, что они там все «туристы»… Вот и заразили… А что? — удивился Константин.

— А то, что твоя красотка теперь нехрональна! — вмешался Бисмарк, а его пальцы не забывали бегать по белым и чёрным клавишам. — Как тот докторишка Барсук, которого мы выдрали из концлагеря!

— И что теперь? — вздрогнул Константин, подозревая, что «экскурсия» в прошлое «наградила» Катю чем-то очень нехорошим.

— Мы выбросим её в нормохронос, а через пять минут её спонтанно закинет в юрский период! — выдал Бисмарк вместе с отрыжкой. — Да не, какой нормохронос! — расхохотался он, и «Реквием» Моцарта превратился во «Владимирский централ». — Её может закинуть в юрский период даже сейчас! Или через час — когда континуум расценит её, как чужую!

— Да, и, Старлей! — подал голос Бисмарк, не обрывая раскатистой музыки. — Я, кстати, понял, почему она так подбесилась, когда увидала тебя!

— Почему? — удивился Сенцов, застряв с чашкой в правой руке.

— Да потому что ты для неё крякнул! — словно бы кувалдой вколотил Бисмарк и постучал кулаком по собственному лбу. — Она же была на условно твоих похоронах, а тут — бах! — и ты опять в строю! Усёк?

Чёрт! Как же это Сенцов забыл-то?? Он же вступил в оп, когда понял, что его свадьба канула в тартар! Да, они сделали ему смерть, и похоронили… неизвестно кого, и Катя там тоже была! Конечно, она испугалась… сам Сенцов испугался бы до полусмерти… Бедная Катя: сначала континуум её скрутил, потом — фашисты, а потом — ей пришлось лицезреть воскрешение Сенцова…

— Катя… — тихо сказал Сенцов, приблизившись к ней с чашкой чая. — Попей — легче станет…

Сенцов протянул Кате чашку, однако та ещё была невменяема.

— Нет! — взвизгнула она, словно бы ей протянули не чай, а кобру. — А-ааа!! — Катя в который раз замахала руками, заехала по чашке и выплеснула весь чай на Сенцова.

— Блин! — Константин отпрыгнул назад, потому что чай огнём жёг кожу через шёлковую рубашку. — Катя… — он повернулся к залитой слезами Кате, однако близко не подходил, дабы не схлопотать в глаз. — Понимаешь, я жив… Просто так нужно было…

— Цыц! — вмешался Красный, отпихивая Сенцова к роялю. — Если ты выдашь ей тайну опа…

— Вы её вышибалкой… — вздохнул Сенцов, не сопротивляясь. — Красный, ты глянь на неё: ей же после этого проброса чёртового придётся полгода в психушке лежать!

— Ну, это ты наградил её остаточным следом, — напомнил Красный. — Хотя, что уже теперь рядить? Нужно привести её в себя и деть куда-нибудь, чтобы не визжала!

— Что значит, «деть»?? — возмутился, было, Сенцов. — Красный, это тебе не кошка! Катя — человек!

— Эх, ты! — проворчал Красный, задвинув Сенцову несильный подзатыльник. — Человек! Если фашисты её найдут — вкатят пулю и скинут в яму! Будет тогда тебе человек!

— Так что, прячь! — настоял Бисмарк, хлебая чай огромными глотками. — Пить хочется, как чёрту! С тобой, Старлей, все нервы вымотаешь!

— Я придумал, куда мы спрячем твою Катю! — просиял Красный и подобрался ближе к Сенцову. — Давай, брат, выковыривай её из угла и — пошли!

— И куда же? — осведомился Сенцов, не трогаясь с места.

— У меня в подвале, около ретоподъезда, где генератор, есть комнатка, в которую никто не лазает! — выкрикнул Красный в ухо Сенцову. — Она там может пересидеть, пока я не уговорю Репейника пробросить её домой! Стралей, не стой столбом! Только ты можешь выковырять её — нас с Бисмарком она кусает!

— Кусает! — кивнул Бисмарк, налив для себя очередную чашку чая — шестую по счёту. — Вон, аж до крови прокусила! — буркнул он и показал руку, на которой чётко краснел укус.

Катя всё ещё оставалсь в углу, а около неё лежали на боку четыре пустые чашки. Сенцов аккуратно приблизился к Кате и заглянул в её лицо. Катины глаза были закрыты, голова — склонилась на бок. Наверное, она уснула или потеряла сознание от страха, и Сенцов, тихонько присев на корточки около Кати, подсунул руки под её колени и спину, чтобы поднять с пола.

— Куда вы меня несёте? — едва слышно пролепетала Катя, когда Сенцов осторожно поднял её с пола и тихо пошёл туда, куда вёл его Красный.

— Всё будет хорошо, это — я… — негромко сказал ей Сенцов, хотя человека, пережившего спонтанный проброс и встречу с живыми фашистами слова вряд ли успокоят.

— Господи, ведь ты же мёртв, Костя! — бледнея от страха, заплакала Катя. Хорошо, что она, хоть, не вырывается — иначе Сенцов не удержал бы её и выронив, треснул бы об острые каменные ступени.

— Нет, что ты, Катенька… — пытался убедить её Сенцов, однако Катя, вымачивая слезами его рукава, всхлипывая, продолжала:

— Я сама видела, как тебя похоронили! У тебя голова прострелена! Костя!

Катя припёрла Сенцова к стенке… Нужно было выкручиваться, поэтому Сенцов, стараясь крепче держать Катю, выплюнул глупым голосом:

— Это не по-настоящему, Катенька… Так нужно было для расследования… Меня под прикрытием заслали в банду, как Шарапова…

Константин преодолел крутую, склизкую лестницу и очутился в сыроватом и холодном подвале. За ним неотступно следовал Красный, освещая мощным фонариком тернистый путь, дабы Сенцов, утяжелённый Катей, не споткнулся и не ухнул вниз, на погибельно твёрдые булыжники. Сенцов был рад, что лесница кончилась: Катя принялась недобро дёргаться, размахивая руками, и Константин боялся её упустить. Луч фонарика скользил по стенам, по углам, по полу, порождая недобрые тени, которых Сенцов подспудно пугался и отводил глаза в другую сторону.

В дальнем углу снова поблескивал электрочайник — видимо, в который раз сгорел. Сенцов бы обязательно заставил Красного выкинуть его — но не сейчас, когда на его руках лежит несчастная беспомощная от страха Катя. Какой-то паршивый чайник может и поваляться, а вот Катя не может ждать — её нужно срочно спрятать.

— Старлей, не забывай, что у нас с тобой ещё башня! — шепнул под руку Красный. — Дававй, брат, возись быстрее — работы непочатые края!

— Подождёт башня твоя! — негромко огрызнулся Сенцов, чтобы не пугать Катю. — Лично для меня дороже Катя!

— Ну, да, — съехидничал Красный. — Так дорога, что ты насадил на неё столько проклятых молекул, что континуум расценил твою зазнобу, как туриста!

— Заткнись, Красный! — прикрикнул Сенцов. — Я нечаянно… Чёрт, с молекулами этими твоими! Я и подумать тогда не мог про эти молекулы проклятые! Чего ты меня клюёшь??

— А потому что ты срезался, брат! — ворчливо заметил Красный. — Нам сейчас надо идеально работать, а тут — твоя зазноба! Мне даже кажется, что ты специально её подкузьмил, чтобы она бухгалтера бросила!

— Сейчас подобью глаз! — сурово пригрозил Сенцов, в котором мучительно поднималось негодование.

— Та, ладно, Казанова, молчу… можешь соблазнять её, сколько захочешь — мне-то что? — хихикнул Красный, не посмотрел под ноги и споткнулся обо что-то, что оказалось на полу.

— Чёрт… — пробормотал он, освещая свой пострадавший сапог: а вдруг последний «разинул пасть» после лобового столкновения с торчащим из пола камнем?

— Так тебе и надо! — заявил Сенцов, оглядываясь в потёмках, разыскивая ту самую комнату, которую «рекламировал» Красный. — Где же твоё убежище-то? Я тут кроме камней проклятых ничего не вижу!

— Та, сейчас! — пробормотал Красный, убедившись, что сапог цел. — Сюда топай! — он двинул фонариком, осветил дверь, которой они с Бисмарком закрыли ретоподъезд, осветил сверкающий генератор, а за генератором обозначилась ещё одна дверка — невысокая, узенькая, деревянная.

— Мы с Бисмарком искали «брахмаширас», — начал Красный, уверенно двинувшись как раз к этой самой дыверце, которую Сенцов ни разу раньше не видал. — И случайно прорубили тут ещё один ходик… а вместо «брахмашираса» ещё одну помойку нашли. Мы хотели за её счёт расширить ретоподъезд, вынесли весь хлам… Но, раз уж такое дело — мы пока не будем рушить перегородку, а определим сюда твою зазнобу!

Красный бодро протиснулся к дверце, вытащил ключ и начал вертеть его в замочной скважине. Сенцов же стоял столбом: ему эта дверца не понравилась. Кажется, за нею нет условий для жизни человека: так же темно, сыро, холодно и противно, как и в остальном подвале. Может быть, там даже крысы есть, а Катя до смерти боится грызунов — она испугалась даже пушистую песчанку, которую Константин неосмотрительно подарил ей в самом-самом начале, когда они едва познакомились… Сенцов до сих пор помнит, как бедняжка, увидав, как по небольшой клетке вертится подвижная буроватая мышка, снабжённая длинным лохматеньким хвостом, внезапно побледнела, громко взвизгнула и забралась с ногами на высокую скамейку. Песчанку пришлось подарить соседским детям, потому что Сенцову было жалко её выбрасывать… и с того дня Константин твёрдо уяснил, что Катя несовместима с любыми грызунами. А гадостный Красный вынуждает её жить в этом подвале, где крысищи, скорее всего, размером с бойцовского пса, и зубищи у них, как у питбуля…

— Стралей, чего застрял? — осведомился Красный, который давно уже отпер замок и торчал около распахнутой дверцы, поджидая Сенцова.

— Я не уверен… — начал Сенцов, желая заставить Красного искать другое убежище для Кати.

— Если будешь так медленно ползать — фашисты твою Катю расстреляют! — пригрозил Красный. — Давай, топай сюда и не забывай про башню!

— Чёрт с тобой! — изрыгнул Сенцов, испугавшись, что фашисты, действительно, застрелят Катю, и нехотя потащился к дурацкой дверце, за которой висела мгла, и теплом из-за неё ни капельки не веяло.

— Там хоть, свет есть? — осведомился Константин, опасаясь оставлять Катю одну в темноте… и, возможно, в крысиной компании.

— Есть, мы лампочку вкрутили! — хохотнул Красный и щёлкнул невидимым во тьме выключателем.

Мгла убралась прочь — под потолком засияла лампочка, ватт в шестьдесят, и осветила небольшое пространство, в котором находились лишь стол и стул.

— Нет… — собрался отказаться от комнатки Сенцов…

— Да! — настоял Красный. — Ты не думай, что она здесь будет только сидеть — мы с Бисмарком после разведки притащим сюда кровать!

— Крысы есть? — пригвоздил Красного Сенцов.

— Ты не поверишь — ни одной! — заверил Красный, ладонью смахивая со стула пыль. — Мы с Бисмарком даже удивились, но крысы — ни одной!

— Ладно, — кивнул Сенцов и усадил Катю на предложенный стул — деревянный, с твёрдым сиденьем… Не самый лучший стул для того, кто неподготовленным пережил шок проброса и встречу с живыми фашистами. Но сейчас Сенцову не приходится выбирать…

Катя закопошилась на стуле, моргая заплаканными глазами.

— Костя, где мы? — тихо спросила она, испуганно оглядываясь по сторонам, видя серые голые стены, которые ей явно не нравились.

— В безопасности, — расплывчато ответил Сенцов. — Мне пока что нужно тебя спрятать… А потом ты поедешь домой.

— Костя, это преступник? — всхлипнула Катя, слабо кивнув на Красного растрёпанной головою.

— Нет, Катя, это — Красный, — ответил Сенцов непозволительную правду, а потом — спохватился и добавил враньё:

— Фамилия у него — Красный, зовут — Петя… Коллега по райотделу.

— Похож на преступника… — оценила Красного Катя, на всякий случай отодвигаясь от него подальше вместе со стулом, который, кроме всего прочего, оказался скрипучим.

— Он маскируется, — объяснил Сенцов. — Красный хороший, не бойся его, Катенька.

— Старлей, не забывай про башню… — прошептал Сенцову Красный, бесшумно подкравшись к его уху. — Время, брат, не резиновое. Давай, прощайся, и — за работу!

— Ладно… — отмахнулся Сенцов и тихо сказал — Кате:

— Катенька, я сейчас ненадолго уйду, а ты постарайся не шуметь: тут всюду преступники. Я скоро вернусь, только надо немного поработать.

— Костя… — Катя схватилась за сенцовский рукав. — Не уходи… мне страшно…

Сенцов едва выдержал её умоляющий взгляд — наверное, и в этом ему помог личностный гибрид, иначе бы не выдержал.

— Катенька, — сказал он, пытаясь быть спокойным. — Я ненадолго… очень ненадолго. Красный тебе поесть принесёт, а ты не отказывайся, а то ослабеешь. Всё, Катенька, ничего не бойся, ты в безопасности.

Выжав из себя эти слова, Константин ненавязчиво высвободил рукав и покинул каморку, не оглядываясь.

— Молодец! — похвалил его Красный, запирая каморку на ключ. — Наконец-то воспитал себе железные нервы! А я думал, ты больший слизень, а ты — во, кремень!

— Хоть сейчас заткнись… — выдохнул Сенцов, чувствуя внутри себя тяжёлый свинец: если бы он был кремень — он бы сначала придушил Красного слегка, а потом — батогами заставил его отправить Катю назад, в нормохронос. А Сенцов? Блеет всё, блеет… чепуху какую-то — настоящий слизень, по-другому не скажешь!

Глава 148 Разведка… почти что, боем

Тёмная башня, сложенная из толстенных брёвен и каменных глыб, возвышалась над зелёными лесными верхушками зловещей громадой, заслоняла солнце.

— Что за чёрт? — пробормотал Красный, разглядывая сверху вниз её острый шпиль, который, словно бы, дырявил низкие облака.

— Не знаю… — угрюмо буркнул в ответ Бисмарк. — Я все бумажки Репейника перекопал — ни про какую башню он не пробил… Надо бы ближе подобраться и глянуть!

— Давай, — согласился Красный. — Кстати, развилка впереди.

Бисмарк поднял голову, глянул вперёд и увидел, что да, ухабистая грунтовка вскоре разделится на два пути, один из которых ведёт в Еленовские Карьеры, а другой — через лес убегает в таинственную неизвестность. Тот, другой путь кажется заброшенным и диким: тропинка едва виднеется из-за тяжеловесной зелёной массы кустов, ветви которых нависают над ней.

— Сворачивай! — сказал Бисмарк Красному, когда их скрипучая подвода достигла развилки.

— Окей! — согласился Красный, дёрнул поводья, и гнедая лошадка послушно оставила привычный путь, свернув на загадочную извилистую тропку, которая, кажется, вела прямо к странной башне.

— По ней ездят! — определил Бисмарк, заметив на сухой, растрескавшейся глинистой земле отчётливые следы лошадиных копыт и колеи.

— Ага, — кивнул Красный, осторожно ведя лошадку через кусты, стараясь не зацепить телегу за толстую ветвь. — И как это мы раньше всего этого не видели? Мы же тут сто раз проезжали??

— Ночью, — поправил Бисмарк. — Видишь, тропа замаскирована? Они специально не срезают кусты, чтобы её меньше замечали!

— Чёртовы секреты! — фыркнул Красный, отгоняя от себя назойливых мух и москитов, котрые, почуяв тёплую кровушку, тучками кружили около лица и пикировали на нос и на уши.

— Красный! — Бисмарк зачем-то выбрался из сена, перебрался вперёд и затормошил Красного за плечо.

— Чего? — изумился Красный, снедаемый комарами.

— Во-первых, надо было спреем набрызгаться, — заметил Бисмарк. — А во-вторых — тормози и прячь телегу!

— Это ещё зачем? — не понял Красный.

— Прячь, тут может быть какая-то ловушка! — настоял Бисмарк, вырвал у Красного поводья и натянул их, заставив лошадку заклиниться посреди дороги.

Лошадка негромко фыркнула, пару раз ударив в землю копытом, и утихла, защипала ближайшую траву.

— Псих! — обиделся Красный. — Ты что? Я думал — облава!

— Заштормило море… — пробормотал Бисмарк, спрыгнув с телеги на тропинку. — Давай, Красный, слезай, заводи лошадь в заросли и привязывай! Дальше пойдём пешком и в кустах! Не нравится мне всё это! Сцапают тут нас!

— Эй, а почему это я должен привязывать? — возмутился Красный, неуклюже слезая с сена. — Может, ты привяжешь?

— Привязывай, привязывай! — отозвался Бисмарк, зачем-то лёг на пузо и пополз под кустами вперёд. — Я пока осмотрюсь! Я тихо проползу, а ты будешь шуметь, как бомбовоз!

— Чёрт! — обиделся Красный, взял лошадку под уздцы и повёл её прочь с дороги в густые тёмные заросли. Лошадка мотала головой, не желая ступать по ухабинам и ямам, а телега скрипела, задевая бортами за деревья. Обвязав подводья вокруг нетолстого клёна, Красный принялся глазами разыскивать Бисмарка, но тот успел уползти и потерялся.

— Блин горелый… — ругунулся Красный и включил рацию.

— Чего? — выплюнул динамик недовольный голос Бисмарка и хруст веток.

— Ты где? — зашептал в микрофон Красный, вертясь на месте, оглядываясь. — Я тебя не вижу! Хочешь пропасть?

— Вдоль дороги ползи и выключи эту бормоталку! — огрызнулся Бисмарк. — Они могут засечь нашу частоту и запеленговать нас по ней!

Красный ползти не хотел — неудобно и медленно. К тому же, можно запросто испортить одежду. И какая тут опасность, когда кругом — одни тупые приматы, а у Красного — техника класса «Игрек»??

Бисмарк полз недолго — проползя метров двести, его нос уткнулся в забор. Он ещё вовремя остановился и отпрянул — забор оказался под током, и травинка, которая слегка прикоснулась к его решётке, тут же вспыхнула и сгорела.

— Чёрт возьми… — проворчал Бисмарк и включил рацию сам. — Красный, приём, дальше не ползи! — зашептал он, отползая подальше от проклятого забора.

— Чего ещё? — огрызнулся из динамика Красный. — Сам же говорил мне: «Выключи бормоталку»! «Выключи…».

— Цыц! — шикнул на Красного Бисмарк. — Я наткнулся на забор, а заборчик-то под током! Хоть пальцем дотронешься — и всплывёшь кверху брюхом! Так что, стой на месте и — ни гу-гу!

— Черти… — выплюнул Красный и застопорился, упав в траву. — Я себе весь прикид чистотелом замарал!

— Скажи спасибо, что ты ещё жив! — хохотнул Бисмарк и небыстро пополз вдоль смертоносного искрящего и трещащего забора. — Красный, я ползу вдоль забора влево! А ты — осторожно доползаешь до забора и ползёшь вправо! Усёк? Докладывай, если что!

— Усёк, — пробормотал Красный и осторожно двинулся вперёд, зорко всматриваясь в растительность перед собой, дабы не наткнуться на забор и не поджариться.

Забор оказался странно высок — метра два в нём точно было. Он возвышался непреодолимой электрической преградой — не то, что партизаны — мыши не пролезут! Красный, чертыхаясь про себя, полз и полз вдоль смертоносной решётки, но конца ей всё не находилось — только почерневшая, обугленная трава вокруг, да прожаренные птички кое-где попадаются. Крепость ещё та — интересно, зачем всё это? Безусловно, башня принадлежит Траурихлигену — кто ещё может тут что-либо построить и огородить электрозабором?? Вот, только что скрывается в ней — тайна. Ну, ничего — как только они с Бисмарком проберутся внутрь — тайне настанет конец!

— Красный, приём! У меня пост! — сообщила рация, и Красный понял, что Бисмарк дополз до поста охраны и где-то там скрылся, чтобы его не заметили.

— Кто? — осведомился Красный, затаившись на время — а вдруг тут неподалёку ещё один пост?

— Фрицы, — буркнул Бисмарк. — Ворота, будки, пушки и фрицы. Чёрт, похоже, Репейник облажался с пробоем!

— И что теперь делать? — проворчал Красный, страдая от муравьиных и комариных атак.

— Самим пробивать, а то срежем Старлея! — ответил Бисмарк. — И теперь — ты ползёшь вперёд, а я ползу назад, за тобой. Как только я тебя догоню — возвращаемся к нашей лошади и дуем на ретоподъезд. Усёк?

— Усёк! — невесело отозвался Красный, смахнул со лба пот и грязь и пополз дальше, страясь не шуметь и не трещать сучьями.

Продвигаясь на пузе, Красный и Бисмарк покрыли приличное расстояние, прежде чем на их «брюхоногом» пути возникла преграда. Кто-то натянул колючую проволоку, запретив продвижение в этих кустах, и Бисмарк решил выглянуть на дорогу, чтобы всё проверить.

— Ты здесь сиди! — определил он место для Красного, а сам почти бесшумно двинулся туда, где все кусты «сбрили», обезопасив дорогу от партизанских засад.

— Э, а чего я должен сидеть? — обидился Красный, который считал, что Бисмарк отнюдь не ловчее его. — Может быть, ты посидишь?

— Цыц! — лаконично отрезал Бисмарк и не свернул со своего прямого пути.

Вынырнув из-за зевесы кустов, Бисмарк обнаружил неприятную картину: полосатые контрольные будки и шлагбаум поста, на ктоором дежурили вооружённые фашисты.

— Снова пост… — недовольно пробормотал Бисмарк, привалившись к толстому сволу векового дерева и спрятавшись за ним.

— Муравьи… — фыркнул Красный, привалившись к тому же стволу и заметив, как по нему шныряют сонмы чёрных муравьёв.

— Я же сказал тебе сидеть… — недовольно пробормотал Бисмарк, вытаскивая игрек-пистолет, чтобы освободить проход от живых врагов, но Красный не дал ему выстрелить.

— Ты что, Робин Гуд? — зашипел он, призывая к тишине. — Сейчас, как начнёшь ляпать — весь Третий Рейх сбежится! Я знаю, как нам по-другому пробраться!

— Ну и как? — осведомился Бисмарк, пряча пистолет без желания: пострелять очень хотелось, как заядолму курильщику покурить.

— Идём назад! — Красный мощно потащил Бисмарка обратно, где была колючая проволока, Бисмарк потащился, стараясь не шуметь… Он прекрасно видел, что проволока тянется куда-то очень далеко — насколько видел глаз, может быть на километры… Неужели Красный, решил обходить?

— Мы её тут вниз подкусим и протиснемся под ней! — изложил свой план Красный и вытащил кусачки, чтобы сделать прореху в колючем металиичском заслоне.

— Ты смотри, чтобы пузцо не застряло! — ехидно заметил Бисмарк, потому что нижиние витки проволоки были натянуты над самой землёй — наверное, для того, чтобы не пробрались даже мыши.

Красный решил не огрызаться, чтобы не портить себе нервы. Вместо этого он молча приблизился к колючей проволоке и принялся методично терзать её кусачками. Металл проволоки был твёрд — необычно твёрже простой колючей проволоки, плохо поддавалась, но неастойчивый Красный, всё же, её разгрыз, вспотев и покраснев от натуги.

— Вуаля! — радостно сообщил он, приглашая Бисмарка прильнуть к земле и протиснуться в узкий лаз под колючками проволоки.

— Ну-ну… — скептически хмыкнул Бисмарк. — Давай, ты первый: потому что если застряну я — ты меня вовек не выковыряешь!

— Как скажете, товарищ генерал! — огрызнулся Красный, улёгся спиною на траву и медленно-медленно, аккратно прополз вперёд, подлезая под страшную проволоку, в которой уже запутались многие птицы, зайцы, белки… даже олень. Все эти несчастные здесь так и висели, потому что хозяевам проволоки не было до них дела, Красный не хотел закончить, как они. А Бисмарк тем временем распутал оленя, дав ему уйти, чтобы последний не дёргался и не выдавал их своим криком. Благодарный олень весело умчался, скрывшись в листве, а бледнеющий от страха Красный, шевеля одними лишь плечами, проползал и проползал, пока, наконец, не оказался на той стороне.

— Есть! — обрадовался Красный, поднимаясь на ноги. — А ты: «пузцо», «пузцо»! Кто у нас ас?

— Ты — ас, — кивнул Бисмарк, разобравшись, что да, метод Красного лучше стрельбы. Он ловко прополз до половины корпуса… а потом… Внезапно Бисмарк осознал, что прочно застрял, зацепившись мундиром за предательскую колючку, которая висела так низко, что поймала его за пузцо…

— Эй, ас! — шёпотом позвал он Красного, который, притаившись неподалёку, вглядывался в листву, чтобы не прозевать появление фашистов.

— Чего? — Красный повернул голову, но подходить не спешил.

— Сюда дуй… — попросил Бисмарк, бесполезно дёргаясь. Игрек-ткань его комбинезона не разрывалась, а колючка — не отпускала, ввергая Бисмарка в позорную патовую ситуацию.

— Ты что, застрял? — негромко осведомился Красный, подойдя и нависнув над Бисмарком, разглядывая его, застрявшего.

— Нет, блин, просто отдыхаю! — шёпотом огрызнулся Бисмарк, понимая, чем дольше он будет тут торчать — тем быстрее их заметят и застрелят. — Давай, принеси пользу — вытащи меня!

— Окей, айн момент! — согласился Красный, взял свои кусачки и принялся за колючку, которая удерживала Бисмарка.

Колючка была жёсткая — едва поддавалась, Красный перекусил её наполовину, когда в отдалении послышалась какая-то возня. Прекратив копаться, Красный превратился в слух — а вдруг это немцы к ним крадутся?

— Чего застрял? — пробурчал Бисмарк, ёрзая. — Давай, освобождай меня, а то я здесь состарюсь!

— К нам гости, — прошептал Красный, дёргая колючку. — Давай, брат, вылазь и к бою!

ХЛоп! — колючка, наконец-то, сломалась и отпустила Бисмарка, он вскочил на толстые ноги и выхватил игрек-пистолет, готовый в любой момент пустить его в ход. Красный тоже ощетинился оружием, встав вбоевую стойку…

Топ! Топ! — топот был грузным, наверное, к ним подбирается много врагов…

Красный уже приготовился выстрелить по во-он тому кусту, из-за котрого и разадаавался топот, как вдруг… в кусту не было никаких фашистов — из лиственной гущи выбрался олень — тот самый, которого высвободил Бисмарк… Вернулся, наверное, чтобы сказать «Спасибо», не понимая, что перепугал обоих до чёртиков…

— Блин… — тихо ругнулся Красный, пряча свои пистолеты. Он едва удержался от того, чтобы топнуть ногой и сказать животному злобное «Кыш!»…

— Идём дальше, — Бисмарк дёрнул его за рукав и поволок за собой, чтобы не терять драгоценное время.

Лес становился всё гуще, заполнен буреломом, Красный и Бисмарк насилу продрались, оцарапываясь, как вдруг чаща, будто бы, оборвалась, отрезанная новой преградой. На этот раз перед ними вырос не пост, не проволока… Намного хуже забор, сложенный из огромных булыжников с толстенными брёвнами, а по четырём углам — высокие, массивные сторожевые вышки, оснащённые прожекторами, пулемётами и свирепыми солдатами, которых на каждой вышке стояло по двое. Они смотрели вокруг во все глаза, и на плече каждого висел автомат, направленный на предполагаемого врага. Перед высокими стальными воротами, опять же торчали полосатые будки и такой же шлагбаум, как и на других постах — только фашистов вокруг было в два раза больше.

— Тише! — шикнул Бисмарк, осознав, что дальнейшее продвижение невозможно: убьют. — Надо выбираться. Днём мы не попадём сюда!

Бисмарк бесшумно развернулся и пополз обратно, в гущу листьев, чтобы немец, курящий у будки, не заметил. Красный минуту поглазел на немца, примериваясь, как его можно было бы оглушить и куда лучше затащить. Но потом обнаружил на вышке, прямо над ним, другого зорокого немца, решил не рисковать, а исчезнуть так же, как и Бисмарк.

Отлипнув от ствола, Красный медленно лёг на пузо, пополз… И вдруг под правую ногу попалась корявая ветка. Зацепившись за неё штанами, Красный застопорил ход и пару раз дёрнул ногой, чтобы сбросить преграду. Но не тут-то было: ветка отцепляться не пожелала, только прорвала на штанине дыру.

— Чёрт! — тихо буркнул Красный, дёрнулся снова… ХРЯСЬ! — проклятая ветка шумно треснула — показалось даже, что треск эхом разлетелся между сырыми стволами…

— Красный… — хлопнул себя по лбу Бисмарк, а куривший немец тут же выплюнул сигаретку и ухватил автомат.

Красный замер, следя глазами за худым немцем, как тот нацеливает дуло на кусты, буравя их недобрым взглядом.

— Ползи! — шептал ему Бисмарк, а Красный лежал: проклятый фриц держал его на мушке и, если бы не густые пёстрые заросли — уже бы пустил очередь…

— Чего застрял? — шёпотом недоумевал Бисмарк и делал Красному знаки рукой: «Двигай сюда!».

— Он в меня прицелился! — шепнул Красный, не шевелясь.

— Чёрт… — Бисмарк понял, что Красный попал в переплёт: стоит ему шевельнуться — немец заметит его и пристрелит, как рябчика.

— Вас ист лёс? — осведомился второй немец, перегнувшись через хлипкие перильца вышки.

— Партизан! — неприятно каркнул первый. — Дорт! — и кивнул дулом автомата как раз на тот куст, в котором замер Красный.

Второй немец почесал под каскою потный затылок, забрался обратно, в вышку. А минуту спустя — снова высунулся и тоже с автоматом!

— Тотен партизан! — громко объявил он и пустил по кустам короткую плотную очередь.

Пули срезали листья как раз над головой Красного. Не уткнись он носом в мягкую грязь — был бы уже продырявлен.

— Блин, Бисмарк!.. — обречённым шёпотом взмолился Красный, едва не набрав в рот земли.

Бисмарк бесшумно скользнул в сторонку, притаившись за деревом, нырнул вниз и отыскал под своими ногами увесистый камень. Взвесив его на руке, Бисмарк обрадовался удаче, размахнулся и запустил каменюку в полёт. Немец на вышке опустил автомат, поморгал глазками… баЦ! — камень Бисмарка обрушился на его каску, громко лязгнув, немец зашатался на ногах, потерял равновесие и мешком полетел вниз.

— А? — перепугался немец около будки.

— Бежим, Красный! — тут же подпрыгнул Бисмарк, схватил Красного за воротник куртки и потащил за собой. Загребая ногами землю, Красный неуклюже вскочил и что было прыти припустил за Бисмарком.

— Партии-изан! — ревели позади громовые голоса — немец у будки быстро опомнился от потрясения и кричал, стреляя вслед, поднимая на уши остальных немцев. Одна пуля свистнула над ухом Красного и улетела в чащу.

— Чёрт! Он палит, Бисмарк, быстрее! — взвизгнул Красный, развивая бешеную скорость.

— Осторожнее, тут начинаются болота! — пропыхтел Бисмарк, сбавляя ход. — Ещё утонуть не хватало!

— К чёрту болота! — огрызнулся Красный, совершил прыжок и… хлюпнулся в воду.

— Блин, я тону! — забулькал он, отчаянно гребя руками, расшвыривая брызги, а вода оказалась грязной и вонючей, как в коллекторе.

— Встань на ноги! — долетел до него приглушённый голос Бисмарка, и Красный почему-то послушался. Прекратив барахтаться, он упёрся сапогами в илистое дно… Воды оказалось едва ли по колено, мокрый Красный поднялся во весь рост, с его рукавов свисала грязь и тина.

— Молодец! — похвалил его Бисмарк, развернулся и побежал в лес вдоль кромки воды. — Давай, выбирайся, а то нас сейчас тут обоих издырявят! — крикнул на бегу, не оборачиваясь, чтобы не споткнуться.

— Чёрт, картуз потерял! — фыркал Красный, едва поспевая за быстроногим Бисмарком. — Да подожди ты, я запыхался! — кряхтел он, отдуваясь.

Впереди показалась дорога, заметив её, Красный понял, что они правильно бегут, к городу, и где-то недалеко привязана их лошадь. Красный поддал ходу, видя, что Бисмарк быстро удаляется вперёд на своих длинных крепких ногах. Лошадка привязана к клёну, Красный ещё приметил кусты малины, взяв их за ориентир. Да, а вот и малина, и клён растёт неподалёку… только лошади почему-то не видно. Или это был другой клён?

— Ну, где же Феррари?? — заныл Красный, видя множество одинаковых нетолстых клёнов, у которых не было ни одной лошади.

— И зачем ты назвал лошадь Феррари? — пробурчал Бисмарк, угрюмо думая о том, что их лошадку мог кто-нибудь отвязать и увести — те же партизаны. И это плохо: они здесь не одни, и те же партизаны легко могут принять их за немцев.

— Чтобы не забывать отчий дом! — пафосно огрызнулся Красный, бегая от одного клёна к другому. — Чёрт, Бисмарк, ты случайно не в курсах, как лошадей подзывают: «кис-кис», или там свистом?

— Нет! — отказался Бисмарк. — Только не вздумай кричать, а то все фрицы наши будут!

— Нашу лошадь спёрли! — заволновался Красный, судорожно вертя головой и видя лишь однообразную массу листьев. — Фашисты проклятые!

— Ты просто забыл, где её привязал! — проворчал Бисмарк, прислонившись спиною к ближайшему дереву и достав из кармана жвачку. — Лучше жевать, чем курить! — продекламировал он и отправил в рот две подушечки.

А Красный поддался панике, метался от одного «не того» клёна к другому, топча синие колокольчики, даже кусты разгребал… Внезапно его хаотичный ход остановило дерево, выросшее на пути. Красный едва не врубился в него лбом, но успел затормозить, поднял глаза… А около дерева тихо и мирно дремала лошадка.

— Нашлась! — обрадовался Красный, отвязал вожжи от ствола и вскочил в подводу. — Давай, Бисмарк, не стопорись, поехали отсюда, пока не замели!

Бисмарк окинул лошадку странным взглядом: подозрительным, словно бы смотрел на вора, однако всё же, подошёл и влез в подводу около Красного.

— Быстрее гони! — сказал он, всматриваясь в ближайшие заросли.

— Да, я давно хотел убраться отсюда! — согласился с Бисмарком Красный и стегнул лошадку вожжами. — Вперёд, Феррари, покажи скорость!

Лошадка испустила негромкое ржание и рванула сквозь редкие кустики резвой рысью.

— Слышь, братуха, ты инфу Репейника читал? — зачем-то спросил Бисмарк, пихнув Красного локтем в спину.

— Ты знаешь, — проворчал Красный, не оборачиваясь, потому что боялся сбиться с тоненькой извилистой тропки, полной «ловушек» в виде ямок и корней. — Я читал инфу Репейника даже не три раза, а все сорок три — потому что наш группенфюрер не читал её вообще! А что?

— Ты знаешь, что в этом лесу есть Ведьмина поляна? — хихикнул Бисмарк, бестолково пялясь на разнообразные деревья, мимо которых проносилась их подвода.

— Бред всё это! — буркнул Красный, нахлёстывая лошадку вожжами чтобы быстрее бежала. — Разве ты в это веришь, Бисмарк?

— Да, не! — замотал Бисмарк своей крупной головой. — Просто запомнил, потому что смешно! Кстати, брат, мы сейчас едем прямо через Ведьмину поляну!

Бисмарк зашёлся гомерическим хохотом, пугая птиц, и даже чуть не соскользнул с подводы. А Красный покрепче сжал вожжи и посмотрел вокруг себя с долей опаски… «Ведьмина» поляна должна быть зловещей… Однако вокруг их подводы зеленели обычные кусты, обсаженные крупными фиолетовыми ягодами ежевики и красными ягодами малины, трава, деревья. Сквозь густые кроны сочились солнечные лучи, где-то в листве свистели, пищали, пели разнообразные птицы. Тут вполне можно поставить палатку и устроить отличный отдых от городской суеты и вонючих выхлопов… если бы не фашисты.

Тропка закончилась, и подвода, ощутимо подпрыгнув, выскочила на пересохшую от отсустствия дождей грунтовую дорогу. Глинистая почва потрескалась, словно в пустыне, из-под колёс подводы и копыт быстроногой лошадки летела удушливая пыль.

По бокам узкой дороги зеленели густые кусты — они разрослись так, что их длинные ветки, покрытые широкими листьями, висели над самой грунтовкой и иногда хлёстко ударяли по бокам подводы.

— Бисмарк, там кто-то есть! — шепнул Красный Бисмарку, отчётливо заметив среди кустов впереди некое движение — не мерное колыхание ветвей, а резкое движение вооружённого человека.

— Чёрт подери! — фыркнул Бисмарк, осознав, что в кустах засели партизаны, которые считают их с Красным немцами и собрались обстрелять. — Сбавляй скорость, дурья башка! — пихнул он Красного, видя, что тот мчит вперёд, очертя голову и рискует попасть прямо под пули.

Красный, чертыхаясь, стал натягивать вожжи, заставляя лошадку тормозить, а Бисмарк снял с плеча лёгкую игрек-базуку, приготовившись к бою.

Бах! бах! — тут же из кустов ударила винтовка, и две пули, угодив в борт подводы, срикошетили о жесть, которой она была обита. Человек в кустах передёрнул затвор и выстрелил опять, заставив пулю просвистеть над головою Красного.

— Ай, чёрт возьми!! — перепугался Красный, со страшной силою хлестнув вожжами спину лошади, а тот, кто сидел в засаде, снова принялся стрелять — на этот раз из пистолета.

Лошадь, неистово заржав, вскочила на дыбы, ринулась в бешеный галоп, страшно раскачивая подводу. Красный вцепился в вожжи едва ли не зубами, но проехать опасный участок было не просто: партизаны плотно обсели обочины, они гвоздили по подводе из чего попало, и лишь некое чудо уберегло Красного и Бисмарка от неминуемой смерти… может быть, даже мистическая избавлень-трава…

— Бисмарк, чего сидишь, стрельни хоть разок! — Красный, буквально, взмолился, остервенело хлеща лошадку. — Они же издырявят нас!

Бисмарк понял, что просто так они не отделаются, и вступить в бой, всё же, придётся…

— Щас как жахну! — громко крикнул Бисмарк, привстал с сена, вскинул базуку и нажал на курок.

Бах! — грохнул страшный выстрел, в кусты полетела тонкая ракета и оглушительно взорвалась, выбрасывая столбы огня и дыма.

В кустах возникло паническое шевеление, раздался чей-то визг, а Красный с размаху стегнул лошадь так, что та снова взвилась на дыбы и не просто поскакала — полетела гоночным болидом, стуча подковами о дорогу.

— Что это было? — осведомился Красный, стараясь удержать в руках шальные вожжи.

— Партизаны… — буркнул Бисмарк, опуская базуку. — Расползлись — так им и надо!

— Круто ты их! — заметил Красный, а лошадка галопировала со скоростью хорошего автомобиля… запросто обогнала бы среднестатистический «Бумер».

— Та ну, это же не бомба — так, петарда! — пробормотал Бисмарк, немного жалея о том, что по партизанам нельзя пальнуть, как следует… Репейник почему-то вообще не одобряет игрек-базуку в этом чужом времени.

Партизаны проиграли бой и остались позади — в подводу никто больше не стрелял, Бисмарк опустил базуку и закинул её за спину, а Красный, судорожно оглядываясь, пробормотал, подавляя одышку:

— Вот это номерок… И как они только промазали? Так можно и в избавлень-траву чёртову поверить!

— Лучше верь в игрек-базуку! — ухмыльнулся Бисмарк. — И тормози уже, а то понесёт ещё животина эта!

— Я пытаюсь… — пропыхтел Красный, натягивая вожжи изо всех сил, однако лошадь, войдя во вкус безумного галопа, и не думала слушаться — неслась вперёд по дороге, рискуя пронестись мимо Еленовских Карьеров и ускакать в овеянную байками деревню Светлянка.

— Дай мне! — Бисмарк спихнул Красного в сторонку своим богатырским плечом, перехватил у него вожжи и потянул их на себя со всей своей медвежьей силищей.

Испустив истошное ржание, кобыла замотала гривастой головою и тут же встала, как вкопанная. Подвода по инерции пролетела вперёд, поддав лошадку под зад, однако та уже не сдвинулась с места — только обиженно фыркнула и осталась стоять.

— Вот так тормозить надо! — хвастливо заявил Бисмарк, бросив Красному вожжи. — Учись, студент!

— Чёрт, я с тобой чуть в лошадиный зад не влетел! — проворчал Красный, который едва удержался за край подводы и чудом не упал.

— Я понимаю, почему Репейник не даёт тебе рулить игрек-тачкой! — хохотнул Бисмарк, усаживаясь поудобнее на сено. — Давай, ковбой, поехали дальше!

— Игрек-тачка и эта зверюга — две разные вещи! — огрызнулся Красный, тихонечко похлёстывая лошадку вожжами, стараясь заставить её, хотя бы, шагом пойти — надо же было вернуться в город.

— Давай, Феррари, едь… — Красный, буквально, упрашивал кобылу идти, но безуспешно.

Лошадка капризно фыркала, однако идти не спешила — надоело ей выполнять нелепые команды «скачи-стоять», и она, наверное, решила отдохнуть.

— Не заводится! — буркнул Красный, бросив вожжи. — Курица чёртова! Феррари, а хуже «Запорожца»!

— Сдвинься, Шумахер, — вздохнул Бисмарк и снова забрал у Красного вожжи, перебравшись в переднюю часть подводы и прочно там усевшись.

— Та, ладно… — согласился Красный, отодвинувшись в сторонку. — Флаг тебе в руки…

— Но! — Бисмарк адресовал это слово лошадке, хорошенько хлестнув её вожжами.

Лошадка фыркнула, однако послушалась команды и проворно зарысила, пыля копытами.

— Эх! — зевнул Бисмарк, несильно ткнув Красного локтем в бок. — Выдержки тебе не хватает, брат! Ты на корректировщике Репейника был?

— Не хочу! — отказался Красный, нахохлившись на краю подводы справа от Бисмарка. — В отличии от Старлея, у меня есть сила воли!

— Ну, да, конечно, — съехидничал Бисмарк, видя впереди развилку, которая делила грунтовую дорогу на две тропы. — В какую сторону ехать? — осведомился он, подозревая, что «волевой» Красный забыл.

— Направо… — выплюнул Красный, ёрзая. — Или налево… Чёрт подери, стресс…

— Невнимательность! И выдержка хромает! — хихикнул Бисмарк, направляя лошадь по нужной тропе, налево, а правая тропа вела как раз в Светлянку, по ней ещё не смог проехать ни один немец, ни один полицай — всех их кривая «заколдованная» тропка свела то в болото, то в лесную чащу, то в глубокий овраг… в могилу, в общем…

* * *

А вот и город — Красный увидал вереди полосатый шлагбаум с немецкой табличкой «HALT!», контрольные будки и проклятых немцев, которые уже успели ему опостылеть.

— Ну, вот мы и дома! — негромко заметил Бисмарк.

— Чёрт бы побрал этот «дом»! — ворчливо ответил ему Красный, с невозмутимым видом генерала подводя лошадку к постам.

Перед шлагбаумом вырос крупный часовой с автоматом в ручищах, скосил на Красного и Бисмарка свирепый невыспавшийся глаз и сурово пробурчал сонным голосом:

— Аусвайс!

— Битте! — расплылся в улыбке Красный, вытащил из-за пазухи свой условно настоящий пропуск и любезно протянул часовому — пускай, глянет, если так хочет!

Часовой глянул на пропуск, не понял, что он всего лишь, УСЛОВНО настоящий и, не мешкая, впустил Бисмарка и Красного в Еленовские Карьеры.

— Без бумажки ты — букашка! — хохотнул Красный, хорошенько пряча условно настоящий «аусвайс» во внутренний карман, чтобы не потерялся.

— Точняк! — согласился Бисмарк. — Часовые эти просто лохи ослоухие!

— Бараны! — хихикнул Красный, лихо, словно спортивный кабриолет, подводя лошадку к конюшням. — Ну, да, конечно, они же не знают про игрек-технологии!

— Если у них есть трансхрон и излучатель там ещё какой-то — то знают, — возразил Бисмарк, едва удерживаясь за края подводы, которая писала крутые виражи. — Смотри, не переверни нас, Шумахер! — ворчливо заметил он, когда Красный жёстко натянул вожжи, заставив лошадку встать, как вкопанную.

— Чёртов Траурихлиген! — ругнулся Красный, спрыгнув с подводы. — Я вообще не знаю, что нам делать с ихними трансхронами!

— Шеф разрулит! — уверенно заявил Бисмарк и принялся распрягать лошадку. — Главное Старлея сохранить в живых!

— Старлей наш — кисель-киселём! — фыркнул Красный и повёл распряжённую лошадь в конюшню.

Бисмарк распахнул перед ним широкие ворота, а Красный, разыскивая свободное стойло, продолжал ворчать:

— Репейник его корректировал-корректировал но не выкорректировал!

— Да ладно тебе брюзжать, Брюзгильда! — ехидно хохотнул Бисмарк, стоя в сторонке и наблюдая, как Красный заводит лошадку в стойло и привязывает к перекладине. — Старлей у нас — нормальный парень — скоро он заскорузнет и тоже превратится в робокопа, как и мы!

— Ты вот тут стоишь и жуёшь, а я пашу, как конь! — выплюнул Красный, надвинув на лошадиную морду сумку с овсом. Кобыла благодарно махнула хвостом и принялась жевать.

— Так жуй! Кто тебе не даёт?! — Бисмарк уже покатывался со смеху, привалившись спиною к деревянной колонне и вместе с этим внимательно разглядывал лошадь, которую Красный очищал от пота специальной щёткой.

— Как видишь, я чищу коня! — огрызнулся Красный, елозя щёткою по крутым лошадиным бокам и потея от натуги.

Лошадь же, довольно фыркая, жевала овёс.

— Знаешь, Красный, что я хотел тебе сказать? — проворчал Бисмарк, когда они с Красным сменили «партизанские» лохмотья на форму фашистов, покинули конюшню и заперли ворота.

— Что? — осведомился Красный и наконец-то засунул в рот жвачку.

— Это была не наша лошадь! — постановил Бисмарк и тоже засунул в рот жвачку — снова, чтобы не было пусто. Правильно говорят: «Лучше жевать, чем курить». Бисмарк уже почти что бросил, переключившись на жвачки.

— Ну и что? — хохотнул Красный, подумав пять минут. — Они нашу спёрли, а мы — ихнюю! Эту я тоже Феррари назову!

— А ты хоть, знаешь, кто её спёр? — осведомился Бисмарк, небыстро шагая в сторону райкома, приосанившись, как настоящий офицер СС.

— Фашисты! — выпалил Красный. — Или партизаны… Та, чёрт его знает! Мы-то смылись!

— Смотри Репейнику так не скажи! — буркнул Бисмарк.

— Чёрт! — воскликнул Красный и хлопнул себя ладонью по лбу. — Мне же на игрек-связь сегодня вы ходить, а я забыл! Башка уже как пень стала с фашистами этими… Если бы ты не сказал: «Репейник», я бы и не вышел!

— Ну, вот, — довольно хохотнул Бисмарк. — Я всегда говорил, что пастух в опе важнее подсыльного!

— Ну вы и хроносбойщики! — недовольным голосом процедил Репейник, отложив от себя крупный сендвич — чтобы Красный не сверлил его глазками и не истекал слюнками.

— Это ещё почему? — удивился Красный. — Мы же всё по инструкции делаем!

— Да, вот, смотрел сегодня вечером простые советские новости! И представляешь, Красный, что там показали? — осведомился Репейник. — Ну, угадай с трёх раз!

— Не знаю! — фыркнул Красный, который не едал сендвичей уже третий месяц, и поэтому — проглатывал литры слюней. — Рассказывай, Репейник, время игрек-связи не резиновое!

— Ладно! — согласился Репейник, вероломно для Красного схватил сендвич обеими руками и отъел от него солидный кус. — Так вот, там показали пионеров каких-то, которые подвизаются на раскопках артефактов за бесплатно, и один из них сказал, что нашёл около Сухой Волновахи электрочайник военных времён! Твоё художество, Красный?

— Траурихлиген тоже чайники таскал, и телики таскал, и танки с ракетами! — возразил Репейнику Красный. — Это не я — это Траурихлиген кинул чайник, у меня вообще ни одного чайника нет!

— Прямо-таки, нет? — не поверил Репейник, не удержавшись и отъев от сендвича второй солидный кус. — А это у тебя что стоит? — вопросил он, кивнув на стол Красного, в углу которого торчал электрочайник.

— Что, мне уже чай нельзя попить? — обиделся Красный. — На ихних керосинках можно только чёрта вскипятить, чёрт! Он же у меня на столе стоит, а не в речке валяется!

— Сгорит — заваляется! — огрызнулся Репейник, и снова откусил кусок от сендвича, положив его остаток в тарелку, которая находилась в «мёртвой зоне» его веб-камеры.

— Ты, Репейник, про башню пробил? — осведомился Красный, досадуя на то, что Репейник заберёт весь сендвич себе, а ему не пробросит ни крошечки.

— Пытался… — угрюмо буркнул Репейник, подперев голову руками. — Только про неё ничего нету! Какие я только базы ни поднимал: и археологов, и музейные, и «чёрные», и архивные, даже немецкие! Нигде ни зги! Где ты только эту башню выкопал-то??

— Эта башня высотой с девятиэтажный дом! — фыркнул Красный и налил себе чаю — хоть нормального родного чаю можно попить, пока никем не притворяешься! — Стоит за городом, около деревни Нижинцы! Тебе что-нибудь слово Нижинцы говорит?

— А ты думаешь, что я проделал свою огромную работу и до сих пор не знаю про Нижинцы? — проворчал Репейник. — Про Нижинцы твои я уже всё знаю, а вот про башню ту проклятую — ни зги! Вы же там рядом! Сходите и гляньте! А я потом в базу занесу!

— Ишь, какой хитрый! — заметил Красный, придвинув к себе тарелку раритетных конфет, которые раньше лопал настоящий Траурихлиген. — Ладно, брат, сходим!

— Чайники убери! — напомнил Репейник. — А то так сделаешь мне хроносбой — как я буду его исправлять?

— Ты не боись за чайники! — хохотнул Красный с удовольствием жуя конфетку — вкусные, всё-таки у Траурихлигена были конфетки — совсем не хуже современного «Рошена»! — Мы сами в разведку не пойдём — мы скажем Старлею, чтобы заставил своих дундуков ему отчёты писать! Они напишут, а мы — почитаем!

— Отлично! — согласился Репейник, посмотрел на электронные часы над своим монитором и обнаружил, что время игрек-связи подходит к концу. — Всё, Красный, пора давать отбой! — сообщил он. — Завтра выхожу в это же время!

— Окей! — кивнул Красный. — Везёт тебе Репейник: ешь, что хочешь! А у нас тут одни дефициты!

— Я не сплю уже четвёртую ночь! — буркнул Репейник. — Конечно, мне надо есть! Всё, Красный, выясните завтра про башню!

— Выясним, — пообещал Красный. — Всё, отбой!

— Отбой! — вздохнул Репейник, и вырубил игрек-связь, заставив экран ноутбука Красного угаснуть.

Красный отключил ноутбук, доел конфеты и отправился спать. Будить Сенцова в такое время и давать ему задания бесполезно — он спит богатырским сном и не проснётся, даже если около него пальнуть из базуки и взорвать автомобиль… Утро вечера мудренее…

* * *

Константин Сенцов ходил по конференц-залу Еленовского райкома, заложив за спину свои руки и громко, свирепо кричал то, что Красный подсказывал ему в наушник:

— Лесные бандиты совсем обнаглели! Они постоянно убивают немецких солдат и портят наши объекты! Мне нужны отчёты Заммера о ситуации вокруг Нижинцев! Срочно! Баум!

— Да, ваша светлость! — майор Баум тут же вскочил с расшатанного стула и вытянулся в струночку.

— Поедете к Заммеру и заставите его написать мне подробный отчёт сегодня же! — громыхнул Сенцов, заодно испепелив взглядом Фогеля и Шульца, которые дрожали на соседних с Баумом стульях. «Молодец!» — через наушник похвалил работу Сенцова Красный, и Константин понял, что он на правильном генеральском пути.

— Яволь! — мгновенно согласился коренастый Баум, выкрикнув так, что под высоким потолком заметалось звонкое эхо.

— Выполнять! — отослал Баума Сенцов и майор, ещё раз выкрикнув: «Яволь!», бегом покинул конференц-зал и исчез, захлопнув за собою дверь.

Как только простыл след Баума, Красный шепнул Сенцову: «Наедь на Фогеля!».

— Фогель! — Константин тут же надвинулся на коменданта, и Красный снова сказал: «Молодец!», потому что Фогель, расширив глаза, отъехал назад вместе со стулом.

— Пересчитать мне все резервы! — рыкнул Сенцов, потрясая стеком так, что почти задевал комендантский нос. — Вечером у меня на столе должен лежать ваш отчёт!

«В печатном виде!» — подсказал Красный.

— В печатном виде! — свирепо заключил Сенцов, стараясь зверски вращать глазами.

— Яволь! — пискнул Фогель, пытаясь казаться невозмутимым воином, однако на его вспотевшем лице отчётливо выступали страх и ужас. К тому же, он не умел печатать, не знал компьютер и даже боялся его.

— Выполнять! — сурово отправил Фогеля Сенцов, взмахнув стеком. — Или на кол!

— Яволь! — ответил ему Фогель и тоже поспешил скрыться, как и Баум.

Перед Сенцовым остался дрожать один только Шульц. Кажется, он боялся больше, чем остальные… Такие глазки состроил и «бровки домиком»… Сенцов невольно подумал, что Шульц сейчас расплачется, а то и намочит штанишки…

— Шульц, вымыть пол! — избавился от него Сенцов и, когда Шульц уполз, сказал Красному:

— Ну, как?

— Великолепно! — заслуженно оценил Красный. — Зал аплодирует! Видишь, как тебе пригодился личностный гибрид?

— Я сам их разносил! — отказался от гибрида Сенцов.

— Да ну? — насмешливым голосом не поверил Красный.

— Я знаю, когда сам, а когда не сам! — огрызнулся Сенцов. — И зачем вам вообще эта башня понадобилась?

— Мы должны пробить все делишки Траурихлигена! — сердито заговорил Красный и, кажется, он там что-то ещё жуёт. — А про эту башню мы ни в зуб ногой! Как ты будешь Траурихлигеном, если ты не знаешь, что он творил?

— Можно просто приказать им развалить её! — снова огрызнулся Сенцов и сел на тот стул, с которого вскочил майор Баум.

— Ты рухнул! — рассвирепел Красный. — Траурихлиген эту башню как зеницу ока хранил, вон, сколько там фрицев тусуется! А ты? Развалить! Если ты её хоть пальцем тронешь — они сразу пробьют, кто ты — и нанижут тебя на кол, усёк, Старлей??

— Чёрт с вами! — буркнул Сенцов, которому башня эта дурацкая была до лампочки. Константина больше волновала судьба Кати, а Репейник всё не присылает «добро» на её проброс домой. — Красный, скажи мне, лучше, вот, что: когда Репейник вернёт Катю домой? Ты, хоть, знаешь, что она боится фашистов? Или не знаешь?

— Я тоже боюсь фашистов! — пробурчал Красный. — Но работа для меня важнее каких-то фашистов! И для тебя — тоже! Когда мы поймём, для чего нужна башня — появится время на твою Катю!

— Для меня Катя важнее вашей башни! — угрюмо огрызнулся Сенцов и пошёл прочь из конференц-зала.

— Эй, ты куда? — удивился Красный. — Я хоть и сижу в ретоподъезде — мне в камеру всё видно!

— Я иду к Кате! — уверенно заявил Сенцов, наплевал на то, что он Траурихлиген, и отправился именно к Кате.

— Чёрт с тобой! — буркнул Красный и вырубил игрек-связь.

Глава 149 Издержки прогресса

— Лесных разбойников тут столько развелось, что я не знаю, куда от них деваться… — негромко пожаловался Карл Заммер, втайне надеясь, что Баум поймёт его верно и пришлёт гарнизону «Рейхсваффе» подкрепление из Еленовских Карьеров. — Только вчера лазали вокруг излучателя и ранили камнем моего часового!

— И чего вы ноете? — буркнул Баум. — Пишите всё, как есть!

— На кол не хочется… — заворчал Заммер, втягивая пузцо.

— Если будете врать его светлости — вы скорее окажетесь на колу! — жёлчно заметил Баум и скушал ту конфетку, на которую нацелился Карл Заммер. — Пишите про разбойников, пишите про траву — всё пишите, иначе и я на кол загремлю!

— Не орите, голова раскалывается… — тихо попросил Заммер, оседая на стул. — Я каждый день таблетки ем… — он достал из кармана пузырёк и отвинтил крышечку, собираясь в сотый раз выпить таблеточку от головы.

— Если не выловите бандитов — будете есть свинец! — громыхнул Баум, отобрал у Заммера таблетку и выпил её сам, залив лошадиной дозой горячего кофе.

— Псих… — тихо буркнул Заммер и вытащил другую таблетку.

— Финал «Плана Триста семь» близко! — прошептал майор Баум и воровато огляделся по сторонам: а вдруг тут где-то притаился некто, кто подслушивает? В камине, например — там тень какая-то…

Карл Заммер же только вздохнул: все эти тайные «Планы» с секретными номерами лишь портили ему нервы, вызывали изжогу и нездоровое желание лопать калорийную пищу.

— Скоро мы выиграем войну! — надвинулся на Заммера Баум, громко ударяя кулаком по столу, от чего вазочка с конфетками подпрыгивала и звенела. — Ещё какой-то месяц, и мы станем властелинами!

Карл Заммер вздохнул опять, потому как не верил в эти нумерованные «Планы», и считал, что скоро все дурацкие заговоры накроет Берлин, и Баум вместе с сумасшедшим Траурихлигеном станут не властелинами, а трупами, потому что их расстреляют.

— Вы слушаете меня, Заммер, или нет?? — взвизгнул майор в ухо Заммера, заставив того вздрогнуть.

— Слушаю… — глухо отозвался Заммер, а в камине нечто вдруг шевельнулось и громко зашуршало.

— Стоять! — Баум тут же лихо подскочил, выхватил из кобуры свой «люггер» и несколько раз выпалил в камин — туда, где шевелилось нечто тёмное и, кажется, опасное…

— Ни с места! — бесновался Баум, стреляя, а тень из камина бросилась наутёк и скрылась, нырнув в некую дыру.

— Заммер! Заммер! — заверещал Баум и поскакал туда, где скрылось нечто, с пистолетом наперевес. — Держите!

Карл Заммер продолжал флегматично торчать из-за стола. Он даже не подумал никуда бежать и никого держать тоже не стал. Таких «теней» на Нижинском излучателе водилось премного: из леса постоянно лезли всякие звери — лисицы, зайцы, мыши и крысы… Они поселялись на излучателе, потому что у Заммера имелся продовольственный запас. Животные жили во всяких щелях и вылезали поживиться даже днём. Карл Заммер уже прекратил отстреливать их — это бесполезно, придут другие звери. Вот и сейчас — в камине не было ни монстра, ни лазутчика, Карл Заммер сразу же понял, что там копошится примитивная дурацкая лиса.

— Заммер, идите же сюда, чего вы там застряли??? — скрипучим голосом закаркал из-за угла Баум, и снова выстрелил неизвестно куда.

Карл Заммер нехотя отклеился от стула и пополз к взбалмошному майору только затем, чтобы тот заглох.

— Не кипятитесь так, — пробормотал Заммер майору и в который раз испустил вздох, заметив, какой Баум потный и красный из-за банальной лисы. — Это лисица, Баум, их тут много.

— Чёрт! — ругнулся Баум, опустил пистолет и зло плюнул на пол. — Всё, Заммер, садитесь за отчёт. Вечером я должен привезти его, иначе…

— Что ж поделаешь… — в который раз вздохнул Карл Заммер, вернулся к столу, взял из ящика стопку бумаги, чернильницу и свои очки.

— Шапку надписывать? — осведомился он, надвинув свои круглые очки на орлиный нос и склонившись над первым пока ещё чистым листом.

— Надпишите! — Баум, скорее, посоветовал, а не приказал — чтобы не злить и так не в меру злого генерала.

Заммер обмакнул перо ручки в чернила, стал выводить шапку…

— Заммер! — каркнул ему под руку Баум, и Карл Заммер едва не спустил с пера кляксу.

— Что? — ответил он, отодвинув на всякий случай перо от листа.

— У вас нет шариковой ручки? — насмешливо осведомился Баум, подперев кулаками свои бока. — Елозите этим хламом, когда у нас тут техническая революция!

— Простите, нет, — отказался от шариковой ручки Карл Заммер. — Только эта…

— У вас нет ручки?? — взвился Баум, схватил со стола чашечку Заммера и опрокинул весь его кофе в разинутый рот. — Кха! Кха! Тьфу! — майор подавился кофе, раскашлялся, а потом — сдавленно просипел, проглотив комок:

— У вас нет ручки… А игрек-связь у вас есть?? Где ваш планшет?? Где ваш смартфон??

— Да здесь всё у меня… — прогудел Карл Заммер и без особого рвения выдвинул верхний ящик своего стола.

Баум заглянул внутрь и увидел, что да, у Заммера имеется и смартфон, и планшет… Оба прибора возлежали в ящике, молчаливые и тёмные, так как были выключены и покрыты пылью.

— Кха! Кха! — снова кашлянул Баум, выхватил из внутреннего кармана кителя носовой платок и принялся вязать на нём узлы.

— Почему всё выключено, Заммер?? — выплюнул майор, не скрывая сатанинский гнев. — А если с вами свяжется герр группенфюрер?? — Баум разорвал платок и впихнул его назад в карман так, что его белые хвосты остались торчать наружу.

— Я не умею это включать… — пробормотал Заммер, жалея, что ему стало нечем запить таблетку.

— Вы же проходили инструктаж! — взвизгнул Баум, снова вырвал свой многострадальный платок из кармана, швырнул на не очень чистый пол и начал затаптывать сапогами.

— А я всё равно не умею! — фыркнул Заммер, бестолково пялясь поверх головы майора на негорящий камин. — Я не учёный, я до вашей войны работал булочником, и в технике этой ничего не смыслю.

— Чтобы включить смартфон, я считаю, умному человеку не нужен инструктаж! — рявкнул Баум и отопнул свой изгвазданный уличной грязюкою платок под стол Заммера. — Тут все кнопки подписаны!

— Я же говорю вам, что я не учёный… — пробормотал Заммер, думая о том, что майор насорил у него в кабинете, а убираться станет чёрта с два.

— Да, вы не учёный, Заммер, вы — осёл! — выкрикнул Баум, всё не в силах откашляться.

— Я умоляю вас, Баум, не визжите… — тихонько попросил Карл Заммер и проглотил таблетку, ни чем не запивая.

— А вы научитесь пользоваться игрек-связью! — жёлчно предписал Баум, шаркая сапогами по доскам пола. — За этим — будущее, а вы всё в каменном веке ползаете! Так вы дождётесь, что вас снимут, казнят и заменят тем, кто поумнее! Герр группенфюрер скоро обяжет всех офицеров быть продвинутыми пользователями ПК!

— Я не знаю, что такое — ПК! — отказался развиваться Карл Заммер, однако, устрашившись казни, робко попросил:

— Ладно, покажите, где эта ваша кнопка?

— А вот она! — торжественно объявил Баум, выхватил из ящика пыльный планшет и нажал на его корпусе кнопку питания. Планшет начал загружать операционную систему, пару раз мигнул экраном, а потом — явил заставку «Виндоус 8».

— Вас снабжают лучшими технологиями! — продолжал сетовать Баум, впихнув планшет в руки Заммера. — А вы скидываете их в долгий ящик!

— Ясно… — пробормотал Заммер, несмело удерживая в руках эту странную и страшную вещь, которая явилась сюда из странного и страшного будущего…

— Держите их включёнными! — отдал приказ Баум, скосил ехидный глаз на Заммера и осведомился:

— Надеюсь, подзаряжать вы умеете?

— Нет, — покачал головой Заммер и предусмотрительно отложил «страшный» планшет на стол: а вдруг взорвётся?

— Чёрт бы вас побрал! — снова взвился Баум и навернул тяжёлым кулаком поцарапанную столешницу Заммера.

— Извините, я вам говорил, что я — не учёный… — буркнул Заммер, отодвинувшись от стола, чтобы ему не попало от Баума.

— Я обяжу вас предоставлять все отчёты в печатной форме! — рыкнул Баум, достав из кармана другой платок и вытирая им пот с раскрасневшегося лица. — Да, да, я привезу вам принтер, и вы будете распечатывать мне все ваши отчёты! — Баум и на втором платке успел навязать узлов. — Иначе вы здесь в лесу совсем деградируете, а скоро настанет новая эра!

— Псих… — тихонько определил Баума Карл Заммер, зная, что никакая эра никогда не настанет, а все смартфоны, планшеты и принтеры накроются медными тазами вместе с будущим и безумным Траурихлигеном. Все заговоры всегда накрываются тазами, не зависимо от того, какими пользователями ПК были их авторы.

Глава 150 Излучатель для Сенцова

Красный заставил Сенцова зачем-то спускаться в подвальный ретоподъезд в семь часов утра, и Константин вовсе не был этому рад. Он бы ещё пару часиков поспал, потом повалялся бы на нехрональной перине… А так — пришлось подрываться, натягивать проклятое обмундирование по полной прогорамме, чтобы никто не догадался, что он — Сенцов, и топать по осклизлым ступенькам вниз, в страшный подвал, похожий на склеп…

Красный и Бисмарк не спали — Сенцов иногда думал, что они никогда не спят, как два робокопа. Константин увидел их сквозь щель между приоткрытой дверью и стеной, как они там сидят на разношёрстных стульях, и услышал, о чём они болтают.

— И так ясно, что туриста нашего Теплицкий свстнул… — фыркал Красный, ёрзая и лопая — то чипсы, то биг-мак.

— Ну и в чём проблема? — шамкал Бисмарк, который тоже лопал. — Пойди, да отбери!

— Та наши до сих пор не пробили, где его гнездо, чёрт! — Красный аж искрил — так злился. — И вообще, я неврубон: живой он ему нужен был, чтобы эту балду с лапами включить! Но дохлый-то зачем??

— Чтобы утереть нам нос! — постановил Бисмарк, и тут же шикнул на Красного:

— Ты, брат потише клекочи: наш увалень уже пришёл!

— Да? — удивился Красный, отложил биг-мак и подался к двери.

— Ах, вот, значит, как: увалень! — беззлобно заметил Сенцов, вдвигаясь к ним в ретоподъезд и плотно прикрывая за собой дверь. — А сами — нараспашку, как в троллейбусе!

— А наш группенфюрер на посту! — улыбнулся Красный, довольный тем, что медлительный Сенцов так быстро пришёл. — Хайль Гитлер!

— Замолкни… — буркнул сонный Константин, у которого Гитлер этот давно уже засел в печени и в почках — так достал. Ну, да ему приходтся по работе носить чужую личину, но Константин твёрдо решил: не растворяться в ней и не терять себя.

— Зачем я вам? — осведомился Сенцов, жалея в потерянном сне. Сев на свободный стул, он не сразу заметил, что на столе товарищей, кроме бургеров и чипсов, лежит ещё и кипа отчётов, которые траурихлигеновские немцы стрательно выписывали своему фальшивому генералу.

— Слышь, Старлей, а что это у тебя за излучатель в Нижинцах? — осведомился у Сенцова Красный. — Мы тут почитали каракули Заммера, и что-то неврубон…

— Что за излучатель? — икнул изумлённый Сенцов, который сам был ни сном ни духом ни про какой излучатель… Впервые слышал про какой-то излучатель… он проснулся только, а тут — излучатель… Красный ведь должен лучше знать про излучатель… А он не знает…

— Братья, башня та, возле деревни, кажется, излучатель… — буркнул Бисмарк, не бросая лопать чипсы «Эстрелла» со вкусом сыра. — А я-то думаю, чего они её так огородили?

Вот, что это за башня такая оказывается — излучатель! А Красный ещё на пузе ползти не хотел, и лошадку прятать не хотел! Молодец, Бисмарк — настоящий пастух, а то бы лежал уже Красный хладным трупом с дырками в башке!

— А… что он излучает?.. — решил подать слабый голосок Сенцов, чувствуя, что погряз в страшных тайнах Траурихлигена, как в болоте, и скоро они его засосут…

— Это ты должен знать! — надвинулся на Сенцова Красный. — Ты же у нас Траурихлиген, ты строишь все эти примочки, «ширасы» и гадость всю! Ты и должен знать!

— Отстань от меня, Красный! — огрызнулся Сенцов. — Я же не пророк, чтобы знать то, чего не знаю!

— Да ты даже бумажки Репейника не читал! — рассердился Красный. — Кстати, о Репейнике — он мне там что-то про деосциллятор втюхивал по игрек-связи!

— Читал! — отпарировал Сенцов, перебив Красного. — Там ничего нету ни про излучатели, ни про осцилляторы! Я не знаю…

— Эй, а что за деосциллятор? — вмешался Бисмарк, доедая чипсы за обе щеки.

— Штука такая… — выплюнул Красный и заглох, всё нависая над Сенцовым. — В общем, у Репейника спроси — я забыл… — пробормотал он, отойдя от Сенцова.

— Чёрт… — буркнул Бисмарк. — Мне надо самому выходить на игрек-связь! С тебя Красный, толку, как с козла — молока!

Красный разинул рот, чтобы возмущённо затараторить, но тут что-то запищало у него на руке, и Сенцов понял: Красного срочно вызвают на игрек-свзяь.

— Ну, вот, — буркнул Красный, закатывая рукав условно настоящего мундира. — Репейник всё узнал и теперь жди от него нудной пропесочки!

— А можно мне?? — Сенцов обрадовался, что оказался в нужное время в нужном месте — может быть, ему удасться поговорить насчёт Кати и убедить Репейника пробросить её домой прямо сейчас?? Сенцов надеялся на это всеми фибрами души.

— Нельзя! — зашипел Красный, включая передатчик. — Да! — протарахтел он, прикрывая передатчик рукой и отвернувшись, чтобы Репейник ненароком не увидел у них в ретоподъезеде Сенцова.

— Слушай, Красный, меня не обманешь! — громко заклекотал из передатчика Репейник странным голосом «электронным» из-за хронопомех.

— Ты о чём? — осведомился Красный так, будто не понимает, о чём он… Но Сенцов прекрасно знал: Репейник понял, что он тут.

— А я о двух вещах! — заявил Репейник, не скрывая электронного ехидства. — Во-первых, Красный, ты не обманешь меня, что нашёл «брахмаширас»! Те чертежи, которые ты мне скинул, не стоят сухого таракана! Я их в игрек-комп зарядил, обсчитал и выяснил, что это полная белиберда! Ты, небось, сам накарякал и за «брахмаширас» выдал!

— Чёрт… — огрызнулся Красный, всё стоя спиной и к Сенцову, и к Бисмарку. — Это не я накарябал — Старлей нашёл их на столе у Траурихлигена… Наверное, он сам «куклу» подкинул, чтобы никто не свистнул у него настоящие чертежи!

— Ишь, какой продвинутый! — хмыкнул Репейник, шурша… или это хронопомехи шуршат… — Но со Стралеем-то ты меня не проведёшь! Кстати, это хорошо, что он тут оказался — я хотел с ним поговорить!

— Да? — удивлся Красный и даже невысоко подпрыгнул, вздрогнув. — Ты же сам сказал, что Старлею нельзя на игрек-связь!

— Форс-мажор! — рявкнул Репейник, пугая Сенцова… Какой форс-мажор?? Воспалённому разуму Сенцова на миг предстал всепожирающий игрек-генератор, который безжалостно проглатывает Катю…

— Так, Красный, дай мне поговорить! — Константин даже сам не ожидал от себя того тигриного прыжка, который он совершил, прорываясь к игрек-передтчику через крепкое плечо Красного.

— Та, ладно… чего уж там… — негромко протарахтел Красный, подвигаясь и давая Сенцову проход к своему игрек-передатчику, над которым призрачным светом светилось голографическое лицо Репейника. — Не убей только…

— Что случилось, Репейник?? — зарявкал Сенцов, едва получил доступ к игрек-связи. — Это из-за Кати, да?? Из-за Кати??

— Та не верещи ты… — отшатнулся Репейник, оглушённый сенцовским напором. — Ты хоть, знаешь, какие у меня тут помехи на линии?? А какие твой визг создаёт фоны?? Хоть глохни тут, ей-богу…

— Ты… извини… — негромко извинился Сенцов, поняв, что переборщил с напором. Репейник, как всегда, весел и жуёт — значит, ничего особенного не случилось… — Так что, собственно, произошло? — уточнил он, внутри себя надеясь, что Репейник позвонил именно затем, чтобы отправить Катю домой.

— Старлей, ты своих Сердюка и Харлампиева помнишь? — осведомился Репейник, кушая свой обыденный сэндвич — тройной, с целой кучей разных начинок, соусов, которые аж капали из толстых хлебных кусков. Сенцов разочаровался. Даже обидился… Сердюк этот с Харлампиевым… мало того, что в простой ментуре ему уши прожужжали — так теперь и в опе покоя не дают…

— Ну, помню, — угрюмо буркнул Сенцов, сев на первый попавшийся стул и не замечая даже, что он из «диких» — древний, прогнивший от подвальной сырости. Стул зашатался, натужно выдерживая вес Константина, а Сенцов, таращась в голографическое лицо, вопросил глупым голосом:

— А что?

— Ты на мне дыру просмотришь… — Репейник заметил сенцовский глупый взгляд даже через помехи. — Ты выпустил их из виду, а я тут сканировал остаточные следы Траурихлигена, и они привели меня в их квартирку!

— Ну, да, Траурихлиген воровал у них вещи… — закивал Сенцов, которого эти типы с их следами вообще мало интересовали — их сурово вытесняла Катя. Сенцов, кроме неё, вообще ни о чём думать не может и безобразно заваливает всю свою работу.

— Там, мыши ветерковские дохли… — Сенцов продолжал механически кивать, но перед его глазами и мозгом стояла только Катя. — Ну и что теперь, Репейник? Ты когда Катю домой отправишь?

— А вот, с Катей твоей заминочка вышла! — отказался Репейник, продолжая жевать — теперь уже чипсы. — Проклятый трансхрон Траурихлигена мне тут такие помехи создаёт, что барахлит даже игрек-связь и игрек-нет! Я боюсь, как бы твоя Катя не повисла в межсрезовом пространстве, если я вдруг решу её пробросить! Вы бы поторопились с поисками, а то я так вас тут потеряю и больше не найду!

— Чёрт… — Сенцов осознал, что его нерасторопность и глупость может навредить не только работе дознавателя, но и Кате… Сейчас, в этот миг, молча, он дал себе слово: во что бы то ни стало отыскать проклятый фашистский трансхрон Траурихлигена и отключить его, чтобы дать Кате возможность попасть домой…

— Вот тебе и «чёрт»! — передразнил Репейник, а его голографическое лицо то расплывалось, становясь эфемерным, как призрак, то обретало почти материальную плотность — из-за помех этих, наверное… — Так вот, вернёмся к твоим Сердюку и Харлампиеву! Я просканировал траурихлигеновские остаточные следы и пришёл по ним в их квартирку! Я понаблюдал за ними немного через игрек-спутник и обнаружил, что эти следы — аномальные! Каким образом, я, к сожалению, не понял, но обнаружил, что в жизни этих двух граждан произошли перемены! Они хотели свою квартиру продать, но сделка два раза сорвалась, знаешь, из-за чего?

— Ну, не томи! — Сенцов нервно поторопил Репейника, потому что из-за его противной привычки рассусоливать упускает суть вопроса.

— К ним в квартиру собираются все соседские и уличные коты! — хохотнул Репейник. — Орут под дверями, перелезают через балкон, через окна по карнизу… Просто спасу от них нет! Все углы заметили, повсюду шерсть, подранная мебель, сорванные шторы — ну, ты, Старлей, понимаешь, что такое — коты!

— Угу… а я тут причём? — осведомился Сенцов, который-таки упустил суть вопроса, и слушал по инерции, потому что Репейник болтал.

— А притом, что на нормальные остаточные следы не собираются ни коты, ни собаки, ни мухи — никто! — настаивал Репейник, размахивая своими длинными руками. — А собаки, кстати, от них бегут! Они пытались собаку завести, чтобы котов гоняла, а она тут же сбежала от них, как только попала в квартиру. И даже соседские собаки все посбегали! Тебе это о чём-то говорит?

Вот, пристал со своими собаками… Хотя… Сенцов внезапно вспомнил, как их разыскной Джульбарс, бесстрашный пёс с феноменальным нюхом, поджимал хвост и убегал, когда пытался преследовать «мусорного киллера» в проклятом тупике… и когда вынюхивал таинственного грабителя Чижикова! Вот и «аномальные» следы!

— Говорит, — кивнул Сенцов, внезапно осознав, чего хочет от него сумбурный Репейник. По аномальным следам можно выследить траурихлигеновский трансхрон. Константин понял это ясно, как никогда — наверное, в нём сейчас говорит личностный гибрид, иначе бы он не был таким умным.

— По аномальным следам можно выследить траруихлигеновский трансхрон! — зловещим эхом повторил сенцовские мысли Репейник. — И у меня нет другого выхода, кроме как поручить это задание тебе, Старлей!

— Но… — Сенцов не ожидал для себя такого счастья, ведь Красный убедил его, что он не может попадать в нормохронос, чтобы не потерять личину Траурихлигена… и Сенцов даже с этим смирился…

— Я не хочу, но придётся! — упрямо настоял Репейник, отчаянно жестикулируя. — И ты должен понимать, что тебе нужно будет совершить проброс сквозь помехи! Риск осознаёшь?

— Ага, — Сенцов снова кивнул, готовый ради Кати чем угодно рискнуть. — А может быть, ты и Катю заодно пробросишь — вместе со мной?

— Не, ну ты непроходимый самшит! — раздражённо фыркнул Репейник. — Я же говорю тебе: помехи! Если я тебя одного проброшу — я рискую, а если я начну пробрасывать вас двоих — вы сто процентов зависнете и больше никогда не вернётесь! Ты сначала отключи траурихлигеновский трансхрон, а потом — поговорим о Кате, окей?

— Окей, — невесело кивнул Сенцов. — Ладно, давай, пробрасывай, я готов рискнуть!

* * *

Константин Сенцов ожидал, что окажется в квартире Сердюка и Харлампиева тихой тёмной ночью, когда хозяева будут крепко-крепко спать. Он выполнит свою работу дознавателя под покровом темноты и тишины, в гордом одиночестве и вернётся назад, дав Кате шанс вернуться к нормальной жизни…

Однако, Константин жестоко ошибался, и ошибка едва не выбила его из колеи… Очухавшись после жутких перегрузок, отдышавшись, оплевавшись… Сенцов увидел дневной свет. Не ожидав, Константин испугался, отпрянул от незашторенного окна, в которое грозно било яркое солнце, и тут же услышал истошный жуткий визг.

— Ай! — испугавшись ещё сильнее, Сенцов отпрянул во второй раз, а из-под его ноги, обутой в оповский сапог, вывернулся крупный кот полосатой масти. Сенцов в сердцах наступил ему на хвост, а кот от боли заорал…

— Блин… — ругнулся Сенцов, со страхом осознав: своим криком и топотом он поднял на уши хозяев, они сейчас прибегут, узрят его и попадают в глубокие обмороки от «счастья»…

Константин даже «вышибалку» приготовил, чтобы лишить Сердюка и Харлампиева воспоминаний о себе… но в квартире было удивительно тихо. Только на дорогом обеденном столе сидел и облизывал лапы обиженный Сенцовым крупный кот, да и на диване пристроилась пара котов, и на подоконнике, и на шкафу, и в шкафу, и просто на ковре… Да и запах тут стоит умопомрачительный… Сенцов такой запах слышал только раз, в квартире у одной безумной гражданки, которая, страдая синдромом Диогена, тащила к себе в однушку, буквально всё на свете: хлам с помойки, окурки, палки, камни, кошек, собак, крыс, птиц и прочее, прочее, прочее… Соседи к ней постоянно вызвыали милицию, и Сенцов как-то попал на один такой «весёлый» вызов…

— Ну, чего ты тут торчишь, как глупый пингвин?? — резкий голос внезапно раздался у Сенцова за спиной, и Константин отпрянул в третий раз, топчась по ковру, распугивая проклятых котов.

— Настоящий пингвин! — подтвердил резкоий голос, Сенцов обернулся на него и увидел перед собою Звонящую с игрек-ноубуком под мышкой.

— Ты ещё скажи «безмозглый слизень»! — огрызнулся Сенцов, от злости пнув кота… Кот поспешил сбежать, а хозяева злополучной квартиры всё не появлялись…

— Безмозглый слизень! — стальным голосом рубанула Звонящая, сдвинув свои начальственные брови. — Давай, Старлей, начало операции!

— А… что мне делать? — тупо осведомился Сенцов, топчась… к нему навязчиво липли коты, отираясь о брюки мундира, поднимая свои головы и безмолвно говоря Константину: «Покушать дай!».

— Сюда смотри! — буркнула Звонящая, прошествовала к кожаному дивану Харлампиева, уселась на него, закинув ногу на ногу и включив игрек-ноубук.

— Ладно, — Сенцов пожал плечами и осторожно пробрался через кошачий «прайд» к Звонящей, стараясь больше не наступать на животных и не заставлять последних шуметь.

— Кстати, хозяев дома нет! — сообщила Звонящая, водя пальцами по голографическому игрек-экрану, вызывая какие-то картинки, которые двигались, крутились, сдвигались, раздвигались… — Вот это — их квартира в режиме игрек-съёмки! — громко сказала она, показав Сенцову очередную картинку, которая расплылась на весь экран, а Сенцов с трудом узнал в схематичных кубиках-квадратиках элитную мебель, заполняющую эту самую квартиру. — А вот это — остаточные следы Траурихлигена! — Звонящая показала своим острым пальцем, а Сенцов увидел какие-то яркие линии, которые прочерчивали кубическую квартиру насквозь и заканчивались где-то за её пределами. — Особенно много их около их холодильника и книжного шкафа! Там он выходил из коридора и возвращался! Ты видишь, куда идут эти коты? — Звонящая громко осведомилась, а Сенцов который только начал разбираться в схемах на игрек-экране, заставил себя мучительно отвлечься и смотреть туда, куда показывала Звонящая. Да, «аномальные» коты навязчиво льнут к заполненному пыльными книгами огромному шкафу — буквально, на каждой полке пытаются гнездиться, а так же — бегут на кухню, очевидно, пристраиваясь у холодильника.

— Мы должны пройти через эти коридоры! — хладнокровно определила Звонящая без тени страха. — Только тогда мы сможем найти штуковину, которая их создала!

Вот оно, что! А Сенцов ещё удивился, почему Звонящая увешана игрек-пистолетами?? Ведь в пустой квартире, кроме котов, опасностей никаких… Оказывается, она решила проброситься в нехрональный мир, к фашистам на завтрак…

— Ты понимаешь, почему Репейник выбрал для этой миссии тебя? — вопросила Звонящая, уставившись на Сенцова своим страшным суровым взглядом, до боли похожим на взгляд Траурихлигена.

— Н-нет… — выдавил правду Сенцов, собирая все силы, чтобы не отвести свои несчастные глаза. Большой рыжий кот тем временем запрыгнул ему на колени и принялся тереться головой о сенцовскую грудь, громко урча прямо в лицо.

— Потому что ты — Траурихлиген! — пояснила Звонящая, что-то усердно вычисляя на игрек-ноутбуке. — С кем ещё к фашистам соваться, как не с Траурихлигеном!

— Понятно… — угрюмо буркнул Сенцов, поняв, что ему предстоит отвлекать фашистов на себя, пока Звонящая будет портить траурихлигеновский гаджет. Он — никакой не Траурихлиген, он — подсадная утка.

— Идём, кошачий брат! — поторопила Константина Звонящая, поднявшись с дивана и перемещаясь поближе к нехрональному шкафу. — Я рассчитала проброс — осталось только нажать на «Старт»!

— Ага, — Сенцов отлип от дивана, разгоняя котов, и нехотя потащился… на верную смерть.

* * *

Сенцов как обычно, сделал глубокий вдох перед тем, как Звонящая надавила на этот самый «Старт»… И дьявольские перегрузки сдавили его тело, скрутили в бараний рог, буквально, разорвали на части, стремясь прикончить… Константин пытался кричать от дьявольской боли, но только беззвучно разевал свой рот, а перед глазами мигали острые злые искры, ослепляя, едва ли не вырывая глаза…

Бабаххх!! — жуткий грохот разорвался в ушах, и Константин, будто бы, со всего маху напоролся на бетонную стену, размазавшись в лепёшку, теряя руки, ноги, голову… Он даже подумал, что пробросился прямо на мину, и его разорвало в клочья…

ПЛЮХ!! — какая-то противная жижа заглотила его с покрышкой, и сенцов в ужасе решил, что это — смерть… Погружаясь всё глубже, Сенцов задыхался, инстинктивно стремился вынырнуть, и находил сначала руки, потом ноги… Мины не было, он уцелел — только вылетел из петли переброса чересчур жёстко, и, кажется, куда-то не туда… Вокруг была страшная подводная мгла, а воздуха в лёгких не осталось ни грамма, и Сенцов, судорожно копошась, ринулся туда, куда ему показалось «наверх». Вырвав свою бедную голову из цепких лап погибельной жижи, Константин принялся хватать воздух перекошенным ртом, кашлять, плеваться, всё копошась и копошась, пока, наконец, не понял, что этой жижи ему всего лишь по колено, опустившись на противное, вязкое дно. Разлепив глаза, вытирая их руками, Константин обнаружил вокруг себя жёлто-коричневые камыши и осоку, грязную воду, длинные ветки ивы, свисающие откуда-то сверху… И тут же Константин осознал, что противное дно под ним — трясина, она засасывает его, и если Сенцов не поторопится её покинуть — ему придёт ужасный конец.

Продираясь сквозь камыши, Константин едва выбрался на грязный, склизкий бережок, вымотавшись так, что просто плюхнулся на него лицом вниз и лежал до тех пор, пока не отдышался и не смог ощутить свои руки и ноги. Вместе с конечностями к нему вернулся разум. Константин, наконец, вспомнил, что пробросился вместе со Звонящей… и осознал, что её рядом с ним нет… Неужели, утонула в болоте?? Да, нет, Сенцов скорее бы утонул, чем Звонящая — наверное, их разбросало, нужно установить игрек-связь…

— Звонящая, приём! — заговорил он, включив свой передатчик. — Приём, это Старлей!

Но передатчик изрыгал только какой-то вой и хрипы, шипел, зудел… но Звонящая почему-то не отвечала…

— Чёртовы помехи… — Константин нашёл объяснение молчанию Звонящей, поднялся с коленей на ноги, сделал пару шагов вперёд. И тут же наткнулся на автоматное дуло, которое смотрело прямо ему в лицо…

— О, а ось и вин! — незнакомый скрипучий голос вырвался из-за дула, и Сенцов вздрогнул, посмотрел поверх автомата и увидел некоего субъекта, обряженного в грязный тулуп, шаровары и картуз.

Сенцов не успел и пикнуть, как к нему сзади подкрался второй незнакомец и принялся вязать руки верёвкой.

— Гэй-но, Петро, мы словили Краузе! — крикнул этот субъект из-за сенцовской спины, и Константин понял: проклятая «штукатурка» Красного сыграла с ним злую шутку, придав сходство с Траурихлигеном, а эти типы — местные партизаны. Они считают, что действительно, «словили Краузе», и они его расстреляют, а то и нанижут на кол…

Резко развернувшись, Константин залепил жёсткий удар ногой тому, кто вязал ему руки, а потом — второй ногой выбил направленный на него автомат, скользнул в сторону и тут же столкнулся с тем, котого звали Петром. Петро попытался его ударить, но Сенцов опередил его, залепив тяжёлую затрещину, и помчался, куда глаза глядят, лишь бы избавиться от этих партизан, найти Звонящую и продолжить миссию. Сорвав на бегу со своих запястий дурацкую верёвку, Сенцов отшвырнул её в траву и тут же столкнулся с целым десятком таких вот, пратизан, которые обступили его и напали все разом, осыпая тумаками. Сенцов защищался от них, отбиваясь, но кто-то навернул его в затылок прикладом автомата, и для Константина наступила темнота…

Мир Сенцова был тих и тёмен, а потом в него вторглась мучительная головная боль, рассечённое левое ухо, из которого сочилась тёплая кровь… Потом появилось что-то сырое, холодное и твёрдое, на котором покоилось сенцовское тело, и только после этого — больно связанные за спиною, затёкшие руки. Сенцов лежал на боку в каком-то месте, где царила мгла и сырость, но он пока что был жив, хоть и поколочен так, что едва дышал…

— Блин… — прокряхтел Сенцов, с огромным трудом поднявшись с отлёжанного замёрзшего бока на расквашенные колени. Бедные руки — если Сенцов о них не позаботится — они у него отсохнут к чёрту… Превозмогая дикую боль, Константин с трудом просунул нижнюю часть тела через скрученные руки, поднёс запястья ко рту и принялся зубами терзать верёвку, пытаясь освободиться от неё и для начала восстановить кровоток, а уж после этого хоть как-нибудь действовать.

— Приём, Старлей! — это заговорил сенцовский передатчик, и Константин узнал голос Звонящей. — Где ты, Старлей, приём, это — Звонящая!

— Та у меня заминка тут… — закряхтел Сенцов, мочаля верёвку зубами изо всех сил. Перегрызть он её не сможет — он не бобр — он вот немного расслабить узлы ему удалось.

— Что ты там жуёшь?? — рассердилась Звонящая. — Ты что, лопать пробросился или что??

— Та я не ем! — принялся оправдываться Сенцов, не переставая работать челюстями. — Я развязываюсь! Меня тут партизаны прихватили, чёрт!

— А меня — фрицы! — фыркнула Звонящая, и Сенцов только сейчас услышал, что она тоже жуёт. — Сейчас, объясню им, что я — из опа — и продолжим миссию, ясно?

— Угу, — прогудел Константин, давая челюстям каторжную работу, которая, кажется, получила награду: верёвка отпускает руки, и по ним бегут острые мурашки.

Звонящая сидела в подводе, которой управлял толстый фашист в очках. Погоняя пегую лошадь, он свистел маршевый мотив, отчаянно фальшивя, а, прекращая на минуточку свистеть — брал вожжи в одну руку, а другой — подносил ко рту «Сникерс Кинг-сайз», откусыавл от него большие куски. Рядом с ним сидел ещё один фашист — тощий такой, носатый, в надвинутой каске, который ничего не ел и не свистел, а только развлекался тем, что палил куда придётся из своего пистолета-пулемёта. Они разоружили Звонящую, положив её игрек-пистолеты сюда же, в подводу перед ней, глупо надеясь на то, что она не сможет развязаться и взять их. Но путы Звонящей уже лежали около неё, а сама она неслышно собирала своё оружие, рассовывая его по кобурам. Они даже не обратили внимание на то, как Звонящая разговаривает с Сенцовым по игрек-связи — решили, что она молит их о пощаде по-русски — и продолжали заниматься своими обезьяньими делами: один ел, второй — тупо стрелял.

Вооружившись, Звонящая встала на подводе в полный рост. Одним точным ударом ноги она сшибла вниз, на жухлые листья, сначала толстого возницу, а потом — и его тощего товарища, который, замешкавшись от неожиданности даже стрелять перестал, застыв с МР-38 в скрюченных руках.

ЛЯП! — получив сокрушительную оплеуху, он свалился вниз, а Звонящая, схватив вожжи, изо всех сил стегнула лошадку, бросив её в сумасшедший галоп.

— Но! — крикнула она, нахлёстывая, и лошадь, молотя копытами землю, понеслась через неприветливый лес.

Включив игрек-очки, Звонящая настроила их на сенцовский пеленг, без труда обнаружив местоположение Константина.

Сенцов почти стащил с себя верёвку, когда в его тёмный мир некто впустил луч света. Консатнтин вздрогнул, а к нему, мимо распахнувшейся двери небыстро вдвигались люди. Их было шестеро, все вооружены, шли грозной стеной. Сенцов понимал, что от партизан ему ничего хорошего не следует ждать. Они люто ненавидят Траурихлигена за то, что тот подверг их товарищей ужасной смерти, сжёг их деревни, поработил их города… Сейчас, эти люди придвинутся, схватят его и поволокут на казнь.

— Ну, що, Краузе, допрыгався, поганый фашист? — осведомился один из этих грозных субъектов, хватая Сенцова за шиворот.

Сенцов так и хотел им сказать, что он — никакой не Краузе, а всего лишь Сенцов… Но они бы ни за что не поверили: лицо Константина обезобразила «штукатурка».

Крепкий партизан оторвал Сенцова от сырого пола и толкнул, требуя, чтобы тот шёл к этой самой распахнутой двери, а пятеро его товарищей свирепо надвинули на Константина свои автоматы. Сенцову ничего больше не оставалось, как плестись под прицелом, и он поплёлся, выходя из тьмы на свет, под серое осеннее небо. Его вывели из землянки и поставили в плотный круг, составленный из многих людей. Они все таращились на него, как на чудо какое-то… или как на пойманное чудовище. Лица их были озлоблены, брови сдвинуты, кулаки — стиснуты. Кажется, ещё секунда — и они набросятся на Сенцова и забьют до смерти. Руки Константина оставались связанными, но он изо всех сил старался скинуть проклятые путы, растирая запястья в кровь. Свирепый крепыш пихнул Сенцова, заставив повалиться на колени в этом дьявольском кругу. Кто-нибудь другой уставился бы в грязную землю, но Сенцов не мог так раскапуститься — он смотрел и искал в плотном кругу крепышей слабое звено, которое можно будет сокрушить и вырваться.

— Ну, шо, Краузе, зараз мы тебя в луне искупаем! — сообщил Сенцову тип по имени Петро, которому Константин на кануне засветил «фонарь» под глазом.

— Нарешти мы тебя словили! — обрадовался другой тип, оснащённый пышными казацкими усами. — Житья тут никому не давал, проклятущий ирод!

— Ну що, товарищи, на кол его, чи как? — осведомился Петро у остальных, а они загудели, наперебой предлагая для Константина страшные казни.

Кажется, они сошлись на том, что Сенцову следует усесться на кол — двое даже пошли дерево рубить, чтобы сделать из него этот самый кол. Другие плевали на него, кто-то подходил, чтобы дать тумака… говорили гадости, обзывали, а Сенцов не мог сказать им, что он — Сенцов…

Внезапно ближайшие кусты затрещали, будто сквозь них ломилась стая медведей, Сенцов услышал грузный топот, скрежет, гвалт…

— ИИ-ГО-ГО-ГО-ГО!!! — с диким ржанием в круг партизан вломилась лошадь, смяв людей под своими копытами, а за лошадью неслась бешеная подвода, на которой, стоя, мчалась Звонящая. В одной её руке был игрек-пистолет, она нажимала на курок, меткими выстрелами прикончив тех, кто вздумал стрелять в неё из автоматов.

— Давай, Старлей, прыгай! — свирепо приказала она, несясь на своей подводе прямо через смешавшуюся толпу к Сенцову. И Константин приготовился к судьбоносному прыжку. Опомнившиеся партизаны стреляли очередями, пытаясь подбить лошадь, подводу, Звонящую… Звонящая по-ковбойски отстреливалась, а Константин изо всех сил прыгнул. Он едва достал до высокого края подводы, ударился носом о её жёсткое, занозистое дно, а Звонящая выполнила суровый разворот, направив подводу обратно в кусты. Сенцов не сорвался только чудом — успел сбросить верёвку и уцепиться обеими руками, удержавшись на вираже. Позади грохотали взрывы: партизаны, кажется, бросались гранатами, и пустились в погоню, вскакивая на лошадей.

— Ну ты и встрял, блин, Старлей!! — ругала Сенцова Звонящая, убивая партизанских лошадей, чтобы отделаться от погони. Две первые лошади покатились по земле, застреленные, остальные спотыкались о них и тоже падали… Погоня смешалась в ужасную кучу-малу и слава богу, отстала, а то Сенцов уже решил, что прощается с жизнью. А Звонящая хлестала и хлестала лошадь, заставляя её ломиться через заросли кустов куда-то вперёд.

Убедившись в том, что за ними никто не гонится, Звонящая натянула вожжи, сбавляя бешеный ход, а Сенцов, наконец-то смог усесться на дне подводы и принять более удобное положение. Запястья болели страшно — были растёрты в кровь верёвкой, и несчастные руки были, словно чужие.

— Давай, Старлей, кончай капуститься — миссия продолжается! — сурово приказала Звонящая. — Я уже вычислила наш маршрут — нам туда! — она махнула рукой вперёд, где змеилась едва заметная в кустах и листьях тропка.

— Угу, — прогудел Сенцов, счищая болотную грязюку с игрек-комбинезона.

— Ты, хоть, понял, что произошло?? — осведомилась у него Звонящая, направляя лошадь.

— Нас раскидало… — пробормотал Сенцов, наконец-то расслабившись после страшных злоключений.

— Штука Траурихлигена создала барьер для хронокоридора! — постановила Звонящая, повернувшись к Сенцову. — Ты, хоть, понимаешь, насколько он обскакал нас в технологии трансхронов??

— Я ничего не понимаю в технологии трансхронов, — честно признался Сенцов. — Из меня плохой Траурихлиген…

— Твоя самокритичность достойна похвалы! — заметила Звонящая. — Хорошо, что ты верно оцениваешь свои силы! Давай, причешись, хвост пистолетом — и никому ни слова, что ты — не Траурихлиген! Будем брать наскоком! Осознал задачу?

— Ага, — вздохнул Константин, опасаясь, что с треском эту задачу провалит…

— Не «ага», а «есть»! Соблюдать устав! — рявкнула Звонящая — для того, чтобы Сенцов собрал свои силы и прекратил капуститься.

— Есть, — вздохнул Сенцов, причёсывая свои прежжённые волосы неуклюжей пятернёй.

* * *

Сенцов не знал, правильно ли Звонящая рассчитала маршрут, но вскоре на пути вырос шлагбаум. Константин вздрогнул, осознав, что ему сейчас придётся быть Траурихлигеном…

— Хайль Гитлер! — рявкнули солдаты-постовые, вытянувшись в струночку, потому как сразу приняли Сенцова за Траурихлигена. Они даже пропуск у него спрашивать не стали, и Сенцов почувствовал облегчение, когда молоденький солдатик принялся крутить ручку, поднимая шлагбаум. Если они и дальше так минуют посты — миссия будет легче лёгкого. Лицо Звонящей было бесстрастно, как у статуи, когда они проезжали мимо суровых немецких солдат, которые, не задумываясь, расстреляют любого, кого сочтут врагом.

Внезапно Сенцов узнал то место, где они находились — впереди над лесными верхушками замаячила страшная чёрная башня, которая, казалось, высилась до самых мокрых небес. «Излучатель» — сказал об этой штуковине Красный, и Сенцов невольно подумал, что эта штука, действительно, какой-то излучатель, который и создаёт эти аномальные коридоры… И если они его не сломают — он не сможет отправить Катю домой.

Сенцов никогда не вошёл бы в замок с призраками. И в ядерный реактор он бы тоже не сунулся… А то место, где он оказался сейчас, напоминало ужасный гибрид замка с привидениями и ядерного реактора — тёмные булыжные стены, широкие каменные ступени, сырость и холод в сочетании с высокотехнологичными дверями, которые открываются карточкой, уходя вверх с лёгким жужжанием… Константин никогда бы не открыл эти двери сам — им со Звонящей повезло, что возник этот тип, затянутый поясом, который не задавал вопросов — только крикнул «Хайль Гитлер!» — и принялся открывать двери, как робот.

— Его зовут Заммер, — Звонящая на всякий случай подсказала Сенцову его фамилию, чтобы он, пустоголовый, не перепутал его с кем-нибудь другим. И Сенцов мысленно сказал ей спасибо, потому что фамилия затянутого напрочь вылетела из его головы, изгнанная партизанами, Катей и нервами.

Здесь было очень много таких дверей, и Заммер их всё открывал, молча пропуская Сенцова всё дальше и дальше по страшным коридорам, до тех пор, пока они не попали в некий просторный кабинет. Слишком просторный — как зал кинотеатра, с очень скудной мебелью: компьютерный стол и вертящееся кресло. На компьютерном столе стоял выключенный тихий компьютер, а в стороне Константин заметил вычурный, огромный камин, украшенный статуями драконов, героев, злодеев, зверей… Странное место — только никакого трансхрона или осциллятора тут нет — только обыкновенный компьютер.

Сенцов взглянул на Звонящую, а она, повернув к нему своё лицо, приказала по-французски:

— Прогони Заммера!

Сенцов кивнул и напустил траурихлигеновскую суровость, сдвинул наштукатуренные брови и постарался рыкнуть:

— Заммер, вон!

— Яволь, — послушно кивнул Заммер и исчез, растворившись в хитросплетении коридоров.

— Класс! — похвалила Звонящая, подняв большой палец, и вытащила игрек-ноутбук. — Не думаю, что этот комп — причина помех… — негромко сказала она, включая игрек-ноутбук, и запуская на нём программы, не известные Сенцову. — Сейчас, я это место просканирую — думаю, тут есть тайные ход…

И откуда она всё знает? Сенцов удивлялся, бродя от одной пустой стены к другой до тех пор, пока Звонящая не одёрнула его.

— Ты что? Ты же — Траурихлиген! — ругнулась она, пригвоздив Константина к месту. — А ты бродишь тут, как суслик! Давай, подходи к ноуту, я что-то нашла!

— Угу, — Сенцов приблизился, взглянув на голографический экран, увидел снова эти кубические схемы, светящиеся линии и ничего в них не понял…

— Камин проверь! — приказала Звонящая, выключив ноутбук, и широким шагом проследовала к этому самому камину, переступила латунную решётку, приблизилась к испещрённой барельефами дальней стене.

Сенцов последовал за ней, занёс ногу, переступая эту самую витиеватую решётку. Правой нргой он перелез благополучно, а левой — сурово споткнулся, не удержал равновесие, влетел в камин как пуля, стукнувшись об эту самую стену лбом.

— Та осторожнее ты, увалень! — услышал Сенцов сквозь звон в ушах. — Стоп, молодец! Ты нашёл ход!

— Какой ход? — удивился Сенцов, приходя в себя, и тут же заметил, что эта дальняя стена, казавшаяся монолитной и толстой, сдвинулась, открыв тёмный коридор неизвестной длины.

— Вот этот! — постановила Звонящая, отодвинув фальшивую стенку настолько, что за неё смог бы протиснуться человек. — Пошли, нам сюда!

— Хорошо, — кивнул Сенцов, заходя за страшную стену вслед за Звонящей. Там висела полнейшая жуткая темнота, и Константин первым делом натолкнулся в ней на что-то.

— Режим ночного видения включил? — оведомилась невидимая во тьме Звонящая впереди него.

— Чёрт… — Сенцов совсем забыл включить в своих игрек-очках режим ночного видения, вот и натыкается на что не попадя…

Включив этот самый режим, Сенцов смог увидеть коридор, который, казалось, тянется на километры вперёд — даже страшно становилось от его небывалой длины… Мурашки бежали по сенцовской спине, пока Константин неслышно крался вслед за бесстрашной Звонящей. А что, если этот ход ведёт прямо в ад? В ад, откуда выполз настоящий Траурихлиген??

— Стой! — внезапно Звонящая заклинилась, и Сенцов увидел, что она стоит у двери, похожей на переборку корабельного водонепроницаемого отсека.

— Что это? — осведомился Сенцов, остановившись около неё. Дверь была задраена, а около неё висел сканер. Она открывается карточкой, которой у Сенцова нет. У Заммера её, тоже, наверное, нет — такая карточка была только у настоящего Траурихлигена, а теперь её нет ни у кого.

— Дверь! Давай ключ! — потребовав, Звонящая протянула руку, а Сенцов в ответ только вздохнул:

— У меня нет…

— Как это — нет? Ты же — Траурихлиген! — разозлилась Звонящая. — У тебя должны быть тут ключи от всех дверей!

— А от этой — нет… — проканючил Константин, чувствуя, что завалил операцию. Нужно было получше копаться в траурихлигеновском столе, а он не копался — ленился…

— Ну, ты, Старлей, даёшь! — свирепо фыркнула Звонящая, сложив руки на груди. — Я уже поверила, что ты похож на него! А ты? Чёрт… ладно, по карманам копни — тебе Красный там карточек напихал…

Сенцов глупо полез своими глупыми руками в карманы и действительно, что-то там нащупал… Вытащив, он понял, что это — портмоне, а в нём — полно всяких карточек: визитных, кредитных, дисконтных… Неужели Траурихлиген ими пользовался?? Или просто тащил и складировал, как Плюшкин?

— Ну, давай карточку, Старлей, чего застрял? — Звонящая несильно пихнула его локтем, заставив включить мозги и выбрать ту карточку, которая, на его взгляд, смогла бы открыть эту дверь.

— На… — булькнул Сенцов, протянув Звонящей эту саму карточку, а Звонящая, вместо того, чтобы взять её и справиться с дверью, вдруг отскочила к дальней стене и оттолкнула туда же Сенцова.

— Ай, ты чего?? — изумился Константин, восстанавливая хрупкое равновесие.

— Сканер ДНК с системой удалённого сканирования! — рыкнула Звонящая. — Ты понимаешь, что для того, чтобы открыть — мало одной карточки??

— Ага… — промямлил Константин, догадываясь, что Звонящая только что спасла его от чего-то страшного. — И… что?

— Куриное капшто… — вздохнула Звонящая, держась около стены. — Мы бы эту дверь не открыли никогда, а если бы попытались — нас бы убило из этой пушки! — она кивнула головой, показав куда-то вперёд и вверх, Сенцов глянул и увидел, что она права: над дверью, действиетльно, висит пушка устрашающего вида, и если сканеру ДНК они не понравятся — пушка выстрелит…

— Пойдём дальше по коридору, посмотрим, хотя бы, что там… — настроение Звонящей заметно подпортилось, она без энтузиазма отправилась вперёд, в страшную темноту коридора, в которой — Сенцов уверен — скрываются другие пушки, ещё похуже этой.

— Ага, — Сенцов кивнул в десятый раз за этот страшный день и уныло потянулся за Звонящей, до тех пор, пока она не уперлась в новую дверь… Дальше хода не было — задраенная дверища превратила коридор в непроходимый тупик.

— Чёрт! — Звонящая, было, зарычала, потому что и эта преграда несла такой же сканер ДНК, как и предыдущая, но быстро взяла себя в руки и сказала Сенцову:

— Так, Старлей, он запер свои двери, но я вычслила: источник хронопомех находится здесь! Я передам Репейнику эти координаты, параметры дверей и полей вокруг них — пускай, пробивает — мы потом сюда вернёмся!

* * *

Сенцов думал, что Звонящая пробросится на Базу, и его мучения подойдут к концу, но — нет, она вместо Базы решила навестить Красного и Бисмарка в Еленовских Карьерах. Константина пронзил ледяной страх: Звонящая ничего не знала про Катю, и дай бог, чтобы Красный не проболтался ей… Репейник молодец, не проболтался…

Сейчас Звонящая сидела в кабинете Траурихлигена, за его зловещим столом, а Красный, Бисмарк и Сенцов стояли перед ней «на ковре».

— Мы нашли источник помех! И он действительно, находится в этой башне! — вколотила Звонящая, стукнув по столу Траурихлигена кулаком. — Мы со Старлеем попали внутрь, но у нас возникли проблемы! Траурихлиген защитил свои пожитки сканером ДНК! Наша задача — узнать, что создаёт помехи! Красный, идеи есть?

— Ну, это надо у Старлея спросить, — отбоярился Красный. — Он же у нас тут голова!

— Теплицкий похитил тело Траурихлигена у нас из-под носа! — сурово напомнила Звонящая, нервно роясь в бумагах, которые лежали на столе сенцовскими россыпями. — Старлей, у тебя свинник на столе! — заметила она, выхватив из хаоса одну бумажку. — Я ни за что не поверю, что у Траурихлигена был такой свинник на столе!

Сенцов решил отмолчаться — и так уже за сегодняшний день натерпелся… Но Звонящая посмотрела на выхваченную бумажку. Сенцов грешил тем, что вместо генеральской работы писал Кате неуклюжие стихи. Он испугался, что Звонящая такой его стих прочитает…

— О, Старлей, это ты меня нарисовал? — осведомилась она, помахав бумажкой. — Неплохо! Не знала, что у тебя такая ловкая рука!

— Это не он — это турист тебя нарисовал! — поспешил хихикнуть Красный, уводя Звонящую от украденного тела и навечно запертых дверей.

— Так! — Звонящая снова стукнула кулаком по столу, и прожгла Красного свирепейшим начальственным взором… наверное, даже Траурихлиген не был на такой способен… — Ты мне тут не заговаривай зубы, а работай получше, а то уволю! Ты тело Траурихлигена нашёл?

— Следы теряются… — неопределённо пробормотал Красный, осознав, что его жучат.

— Смотри в отчёте так не напиши! — рявкнула Звонящая, сатанея. — Я вот, что решила: припашу Репейника на всю катушку — пускай, выискивает Теплицкого хоть в аду! Чёрт… — она посмотрела на часы, увидала время и поняла, что задержалась в нехрональном срезе слишком долго — перебрала остаточных молекул, придётся в бессбойном боксе сидеть.

— Так… — буркнула она, поднявшись из траурихлигеновского кресла-трона, и сурово, сухо приказала:

— Значит, так! Мы со Старлеем всё там просканировали, и я передам это Репейнику — пускай, работает! А вам приказ такой: пока Репейник не выдаст мне результат — в башню ни ногой, и за Старлеем глаз да глаз!

— Есть, — протарахтел Красный.

— Есть! — отчеканил Бисмарк, а Звонящая смяла злополучный рисунок в кулаке.

— Старлей, тебя это тоже касается! — рявкнула Звонящая, а Сенцов вздрогнул. — А то ещё крякнешь, и твоя Катя тут зависнет навечно!

Сенцова прошиб холодный пот… Откуда она узнала про Катю?? Неужели, проболтался Репейник??

— Ну и чего ты застыл?? — наехала на Сенцова Звонящая, сунув рисунок Траурихлигена в карман своего мундира. — Тебя это дело касается в первую очередь, как и все остальные дела!

— Есть, — выдавил из себя Сенцов, мучительно топчась.

— Другое дело! — оценила Звонящая и включила свой игрек-ноут, чтобы связаться с Репейником.

— Алё? — Репейник пробухтел сонным голосом, продирая заспанные глазки, и Звонящая окрысилась и на него:

— Дрыхнешь, Репейник??

— Та я же не робот… — зевнул Репейник, надвигая очки. — Тебе чего??

— Обратный проброс в нормохронос и чашечку кофе! — рявкнула Звонящая, прожигая его глазами через игрек-нет.

— Я, между, прочим, дома… — буркнул Репейник, зевая во весь свой большой рот.

— Я знаю, что ты торчишь в пробойной! — отрезала Звонящая. — Режешься в онлайновые игры, детский сад, вторая четверть! Давай, запускай мне проброс, я все данные собрала — теперь твоя работа! И её столько будет, что на игрушки времени не будет!

— Та ладно, не зверись так… — зевнул Репейник. — И какая муха тебя укусила?

— Видимо, цеце… — негромко пошутил около Сенцова Красный, а Сенцов видел, как он рад тому, что начальница их покидает.

Репейник на экране зашевелился, защёлкал клавиатурой, на которой до этого покоилась его голова. На руке Звонящей запищал флиппер, начав обратный отсчёт, и все вздохнули с облегчением: разнос закончен, начальница улетает, и всё будет в шоколаде.

— Я проверю вашу работу! — рявкнула на прощание Звонящая, после чего исчезла в коридоре переброса, унеся с собой свой игрек-ноутбук.

— Фу, пойдёмте спать! — предложил Бисмарк, который давно уже зевал, как и Репейник.

— Ага, давно пора! — согласился Красный, и направился прямиком к фальшстенке, чтобы покинуть кабинет и вернуться в ретоподъезд. — Слушай, Старлей, — сказал он на прощание Сенцову. — Я, кажется, понял, какая муха укусила нашего «капрала»!

— Цеце? — механически, без интереса осведомился Сенцов, зная, что Красный не оставит его в покое до тех пор, пока не расскажет свой бред. — То, что у меня своя ДНК, а не траурихлигеновская?

— Да нет же, индюк ты! — хихикнул Красный, отодвигая фальшстенку. — Её же турист нарисовал — вот она и озверела! Ты видел, она клочок этот себе забрала! Всё, Старлей, ложись спать, ты у нас сегодня ас!

— Спокойной ночи… — зевнул Сенцов, прощаясь с друзьями и снова оставаясь один в этом месте — жутком и ужасном, где до скончания времён будет обитать зубастый призрак Траурихлигена…

Глава 151 Сенцов и Катя

Из одного чайника в дальнем углу подвала снова выросла небольшая груда — чайников в семь, а может быть, и в восемь. Сенцов бросил на неё унылый взгляд и тут же заметил Красного. Красный сидел на корточках и сосредоточенно рылся в своём хвалёном генераторе.

— Чего ты их опять сюда накидал? — невесело осведомился Сенцов и кивнул на дурацкие разноцветные чайники. Красный недавно топил их в реке, и снова — они появились здесь, словно грибы появляются от сырости.

— Горят… — буркнул, не оборачиваясь, Красный. — Вот, генератор смотрю — перепады, наверное!

— У тебя тут уже весь месяц перепады! — фыркнул Сенцов, легонько попинывая ногой блестящую заслонку генератора, которую Красный снял и положил рядом с собой. — Я же говорил тебе, выкидывать чайники в речку!

— Некогда мне бегать! — огрызнулся Красный. — Мне ещё твою зазнобу надо кормить, а ты, я вижу, про неё уже и забыл!

— Не забыл! — разозлился Сенцов. — Где она??

— Как это, где? — якобы удивился Красный, продолжая ковыряться в генераторе, чем начинал раздражать Сенцова. — Там же, где и всегда! В подсобке!

— Чёрт! — злобно плюнул Сенцов и ушёл вглубь подвала, где торчала тесная каморка, которую Красный обозвал «подсобкой».

В тесном пространстве «подсобки» оставался стол и колченогий стульчик, который фашисты Траурихлигена вообще вышвырнули на помойку, а Красный приволок и поставил сюда. Кроме того, Константин заметил в углу железную койку — её, наверное, Бисмарк вчера притащил — неизвестно даже, где он её отыскал. На ободранной столешнице столика стояли чашки — с чаем и пустые — и фарфоровый шарообразный чайник.

— Слышь, брат, твоя подружка кусается — поэтому я ей каждый раз новую чашку приношу — чтобы не укусила! — раздался за спиною Сенцова голос Красного. — Я сегодня на игрек-связь выйду и уговорю Репейника, чтобы он её пробросил в нормохронос, а то она здесь скоро коньки склеит!

— Ясно… — пробормотал Константин, с сожалением глядя на Катю — как она сидит на краешке койки, у самой ободранной стены, сжалась вся в несчастный комочек, обхватила руками свои коленки и затравленно смотрит в одну точку.

Да, Красный прав — Кате не место в сорок первом году, под бомбами и среди фашитстов. Невеста Траурихлигена, небось, сидит в тепле, в каком-нибудь коттедже в Швейцарских Альпах… Если, конечно, у Траурихлигена была невеста…

— Костя? — пискнула Катя, протянув к Сенцову бледную руку, однако, заметив за спиною Сенцова Красного — отдёрнула руку и сильнее закуталась в пегий тулупчик.

— Уйди, Красный! — шепнул Сенцов, видя, с каким страхом Катя смотрит на его коллегу. — Ты пугаешь её!

— Ладно, не смею мешать! — согласился Красный и исчез, вернувшись к своему генератору.

— Катенька… — пробормотал Константин с виноватым видом и попытался сделать шаг в подсобку, поближе к Кате.

Катя продолжала сидеть на краешке койки, поэтому Сенцов сделал ещё один шаг.

— Где мы, Костя? — пролепетала Катя, всё сильнее съёживаясь под драным тулупчиком, который дал ей Бисмарк.

— Ты скоро поедешь домой… — выдавил из себя Сенцов, стараясь по возможности не смотреть в Катины заплаканные глаза.

— Мы… мертвы? — всхлипнула Катя, вытирая слёзы рукавом тулупчика.

— Нет, нет, что ты… — возразил Сенцов. — Всё в порядке… ты случайно сюда попала… ты скоро поедешь домой… Может быть, даже сегодня вечером…

— А ты? — спросила Катя, подняв на Сенцова огромные умоляющие глаза, от которых Константину сделалось дурно.

— А я останусь… — сказал правду Сенцов и тут же соврал:

— Крольчихин дал мне задание…

— Увольняйся, Костя… — попросила Катя, снова проливая слёзы. — Так невозможно, Костя! Все думают, что ты мёртв — нельзя так жить! Они думают, что тебя пристрелили и утопили в Кальмиусе! Сколько ещё таких заданий тебе даст этот… этот… этот… Крольчихин??

Катя зашлась рыданиями, уронив на коленки растрёпанную голову. Сенцов же сидел напротив неё на дурацком колченогом стульчике и тоже — едва ли не рыдал. Полумрак подвала ввергал разум в пучину депрессии: осклизлые, холодные стены, сложенные из давешних кирпичей, так напоминали стены склепа, где покоятся мертвецы. Константину захотелось выйти на солнышко, ведь он пока ещё жив… Но, первым делом надо помочь Кате — не будет же Сенцов вечно прятать её в подвале, около проклятых чайников Красного??

— Красный, надо вытащить её отсюда! — решительным голосом сказал Красному Сенцов, а Красный едва ли не подпрыгнул от возмущения:

— Ты что??? Хочешь, чтобы они все нашли её, да? Ты знаешь, что тогда тут будет??

— Ничего! — буркнул в ответ Сенцов, понимая, что в этом «склепе» бедняжка Катя спятит или, не дай бог, получит туберкулёз. — Если Катя будет жить в апартаментах Траурихлигена — её никто не найдёт!

— А ты где будешь жить? — заметил Красный, задвигая на своём генераторе заслонку. — Кажись, починил!

— Да у него там целый этаж! — огрызнулся Сенцов. — А человек не может жить в подвале! Катя тут — как узник в карцере! Тем более, тут сыро!

— Ладно… — нехотя буркнул Красный, завинчивая на заслонке винтик универсальной отвёрткой. — Переселяй, если тебе больше нечего делать! Только выколупывать её из подсобки будешь сам — не хватало ещё, чтобы она меня покусала!

— А я и не ждал от тебя помощи! — мрачно прогудел Сенцов и приблизился к плачущей Кате, собираясь взять её на руки и отнести наверх, туда, где раньше на мягких подушках спал настоящий Траурихлиген, и где он кушал шоколад возле камина.

— Костя… — всплакнула Катя и отодвинулась так, что оказалась в самом дальнем углу, дотянуться до которого было труднее всего. — Эти твои коллеги из отдела… Вот этот, кажется, маньяк, — кивнула она в сторону Красного. — Не подпускай его ко мне…

— Ну, спасибо! — разозлился Красный. — Спасаешь её от смерти, кормишь, а она ещё и обзывается! Слышь, Старлей, какая наглость?

— Красный, цыц! — отмахнулся от него Сенцов и попытался придвинуться к Кате.

— Катенька, — ласково сказал он. — Не бойся, я тут…

— Маньяк… — всплакнула Катя, вжимаясь в угол.

— Почему? — осведомился Сенцов, желая узнать, чем же Красный так её напугал?

— Он страшный… — пискнула Катя, размазывая по щекам слёзы. — Пусть он уйдёт…

— Красный, пожалуйста? — попросил Константин, осознавая, что Катю напугал не Красный, а внезапный проброс, фашисты, подвал этот дурацкий… Но если Красный не исчезнет — ему не удасться уговорить Катю выбраться из угла и выйти из подвала.

— Как скажете! — ехидно хмыкнул Красный и исчез. Пошёл, наверное, в свой «ретоподъезд» — чипсы лопать.

— Катя, пойдём отсюда… — Сенцов попытался попросить Катю выбраться из угла, чтобы взять её на руки и отнести наверх, в апартаменты Траурихлигена, положить в нормальную кровать и накормить до сыта.

— Домой? — спросила Катя, подняв на Константина свои глаза — огромные от страха и полные слёз.

Сенцов едва выдержал этот взгляд — как бы сильно он ни хотел, у него нет тарнсхрона, потому что он не настоящий Траурихлиген, а только смехотворная копия, и он не может отправить Катю домой…

— Пока нет… — выжал из себя Сенцов. — Мы домой попозже поедем… Я тебя из подвала выведу… на солнышко…

— А там не будет маньяков? — со слезами спросила Катя, а Сенцову было страшно, потому что он никогда не видел её такой заплаканной, такой испуганной…

— Никаких маньяков там не будет! — твёрдо заверил Сенцов. — Катя, вылезай из угла, пойдём.

Катя была похожа на небольшого котёнка, которого зачем-то отходили веником, и он от страха забился подальше. Она недоверчиво огляделась по сторонам, словно бы там, в дальних сырых и мрачных углах, сидят чудовища и собираются слопать её… Но чудовищ не было. Красного тоже не было, поэтому Катя робко подалась из угла к Сенцову.

— Костя… — всплакнула она, подавая Сенцову руку, чтобы тот помог ей встать с кровати.

Сенцов взял Катину руку, которая была холодной, как ледышка. Катя с трудом поднялась на шаткие от холода и страха ноги, сделала пару неуверенных шагов, оступилась и чуть не упала. Константин вовремя поддержал её, а то бедняжка обязательно ударилась бы о заплесневелый булыжный пол.

— Костя, — всхлипнула Катя, обеими руками удерживаясь за условно настоящий мундир Сенцова. — Тут так страшно… Скажи мне, наконец, что это за место?

— Тут живут преступники, — в который раз соврал Константин, уверенно направляя шаткий Катин ход к лестнице, собираясь вывести её из подвала наверх. — Мне нужно их поймать, а тебе, пока что, нужно спрятаться. Ты не бойся Красного — он тебе поможет попасть домой…

— Костя, что на тебе надето? — сквозь слёзы спросила Катя, с долей ужаса разглядывая кресты и свастику на немецком мундире, который Сенцов обязан был носить. — Зачем тебе ужас такой? Скажи Крольчихину своему, что ты увольняешься!

— Тише, — попросил Константин, потому что Катя так громко закричала, что под сводами подвала прокатилось эхо. — Они могут услышать тебя.

— Господи, Костя!.. — всплакнула Катя и беспомощно уткнулась в плечо Константина, вымачивая слезами его чужой мундир.

Сенцов поддерживал Катю изо всех сил: она едва шагала, спотыкаясь через каждый робкий шажок и могла в любой момент оступиться на многочисленных ступеньках и покатиться вниз по лестнице…

Константин едва довёл дрожащую бедняжку до апартаментов Траурихлигена, отпустил её лишь тогда, когда оказался внутри и запер дверь дверь на ключ два раза. Очутившись в незнакомой, очень просторной комнате, Катя ошарашено огляделась вокруг и тут же забилась в одно из кресел с высокими спинками, вжалась в него, свернувшись в «позе эмбриона» и принялась затравленно озираться, пугаясь проклятых ангелов, которые обсели тут все углы, словно вампиры. Сенцов затоптался на месте, не зная, что ему делать… Красный с Бисмарком напрочь запретили Константину что-либо менять в интерьерах покойного группенфюрера, дабы его ушлые приспешники не улучили в Сенцове самозванца. А то бы Сенцов выкинул их в первую же ночь — до того они были противны ему… Взгляд Константина случайно упал на стену, выхватив из прочей помпезной роскоши нехрональный телевизор…

— Включить тебе телевизор? — участливо спросил Сенцов, желая, чтобы Катя хоть немного успокоилась и не вжималась так в это кресло, словно её собираются пристрелить.

— Вклю-включи… — прохныкала Катя, вытирая кулачками слёзы. — Пить хочется…

— Я тебе апельсиновый сок принесу, — пообещал Сенцов, перебирая DVD-диски, которые стояли в специальной металлической полочке под огромным «нехрональным» телевизором. В основном полочка содержала документальные и технические передачи, видеосъёмки каких-то полевых испытаний оружия, описания всяческой техники — от самолётов с танками до компьютеров и каких-то чипов, в которых Константин ничего не понимал… Траурихлиген, скорее всего, «жадно глотал» всё это на досуге, стремясь поднять уровень своих знаний до современности… вернее, до НОРМОХРОНОСА, ведь «современность», как сказал Репейник, понятие относительное…

— Костя? — Катя оторвала Сенцова от размышлений, Константин поднял голову и увидел, что она смотрит на него в упор своими мокрыми глазами.

— Сейчас… — пробормотал Сенцов, отыскав диск комедий с Луи де Фюнесом и засунув его в проигрыватель… В этот момент Сенцов впервые глянул на этот нехрональный проигрыватель и испытал мистический ужас: проигрыватель Сердюка и Харлампиева! Когда Ветерков таскал своих мышей — Сенцов прекрасно видел этот проигрыватель на тумбочке в квартире сводных братьев. А слабые, сверхчувствительные белые мыши дохли из-за хронокоридоров, которые Траурихлиген оставил в их квартире… Стереосистема, которую Траурихлиген подсоединил к проигрывателю и телевизору, издала весёлые аккорды, по экрану побежали титры, а Сенцов отодвинулся к шкафу и отыскал там кружевной платок. Каким образом использовал сей платок Траурихлиген — Константин не знал и не задумывался об этом. Он предложил его Кате, чтобы та вытерла им слёзы, Катя выхватила платок и прижала к своим покрасневшим глазам. А Сенцов отправился за обещанным соком к зеркальному бару, резные дверцы которого сделаны из красного дерева и открываются и закрываются по хлопку. Константин мог бы взять из холодильника апельсин и выжать сок сам, но его руки от нервов дрожали так, что он боялся: нехрональная соковыжималка отхватит ему палец. Поэтому он хлопнул в ладоши, заставив дверцы бара раскрыться, издавая звенящую колокольчиками мелодию «Весна» из цикла «Времена года». На одной из полок стоял обыденный в НОРМОХРОНОСЕ апельсиновый сок в коробоке, под названием «Садочек». Выхватив его, Сенцов открутил пробочку и налил оранжевый сок в тонкостенный хрустальный стакан, на котором алмазным резцом начертали узоры в виде листьев и птиц.

— Ну, что, ты всё целуешься?? — грохотом ворвался в наушник скрипучий голос Красного, и Сенцов даже вздрогнул от неожиданности, чуть не расплескав апельсиновый сок и не уронив хрупкий стакан на паркет.

— Красный, ты бы ей поесть принёс! — строго сказал Сенцов в скрытый микрофон, предусмотрительно поставив стакан с соком на антикварный полированный столик, рядом с бумбоксом. — И не мивину — она её не ест!

— Борщ устроит? — капризным голосом осведомился Красный, нервно фыркая, явно недовольный Сенцовым.

— Устроит! — согласился Сенцов, бестолково рассматривая бумбокс… ему навязчиво казалось, что он где-то видел этот неновый бумбокс фирмы «Филлипс». — Мне тоже принеси!

— Ладно, — добродушно ответил Красный. — Подожди чуток — сварить надо!

— Жду… — пробормотал Сенцов и заглох… Он, наконец-то, осознал, чей это бумбокс и где он стоял до того, как Траурихлиген стащил его. Бумбокс принадлежал Кате — Сенцов тысячу раз видел его, когда приходил к ней в гости. Бумбокс стоял у Кати на кухне, и Константин запомнил эту трещинку на крышке дисковода для компакт-дисков. Катя ещё просила Сенцова найти, кто его украл, и удивлялась, что таинственный вор не взял ни драгоценностей из шкатулки на трюмо, ни денег из тумбочки… только этот бумбокс, который за свою долгую «жизнь» успел свалиться на пол и получить «травму». Сенцов нашёл «аномального» грабителя Кати, и ему сделалось жутко от того, что у Кати побывал именно Траурихлиген, почти такой же таинственный и страшный, как мистическая чупакабра…

* * *

Телевизор немного ободрил, и Катя решилась, наконец, вылезти из кресла и осмотреться немжко. Передвигаясь на цыпочках по толстому ковру, который был покрыт пёстрыми узорами из разных цветов, она приблизилась сначала к круглому столику с бумбоксом фирмы «Сони», потом к одному из мраморных ангелов, постучала согнутым пальцем по его жёсткой холодной макушке… Когда-то у неё был точно такой же бумбокс — только его кто-то украл, кого так и не нашёл Константин… Подмокшая, грязная одежда сильно удручала её… к тому же, джинсы были Кате маловаты: она купила их во время одной из своих спартанских диет, когда бёдра её приблизились к костям. А Степан в последнее время усиленно пичкал её картохой с отбивными, изводя одновременно устрашающими и скучными лекциями об анорексии. Катя не скрывала от себя, что поправилась, стремилась сесть на диету, но не могла из-за дотошного Степана, который скрупулёзно подсчитывал все отбивные и замерял уровень борща в кастрюле, словно фармацевт. Желая разыскать для себя более удобную одежду — сухую, хотя бы, Катя осторожно приблизилась к громоздкому кубическому шкафу, установленному в одном из углов, чьи отполированные дверцы были покрыты причудливой сложной резьбой, в которой переплетались цветы, листья, ветки, птицы, тигры, свастики, черепа и древние руны. Аккуратно повернув в замочной скважине тяжёлый латунный ключ, Катя с долей опаски приоткрыла толстую дубовую дверцу и заглянула во чрево шкафа. В шкафу установили подсветку: небольшие точечные лампы включались автоматически, когда открывалась дверца. Катя даже вздрогнула, когда они включились, отпрянула назад, однако быстро поняла, что подсветка совсем не опасна, это даже удобно, когда что-нибудь ищешь в шкафу. Переворошив одежду, которая висела в шкафу, аккуратно повешенная на вешалки, Катя обнаружила лишь широкие мужские пижамы, тёмные халаты, мужские рубашки и футболки, в которых такая хрупкая девушка, как она, бы просто утонула. Решив, что с этой стороны шкафа она ничего подходящего для себя не найдёт, Катя открыла вторую дверцу и наткнулась на несколько одинаковых мундиров чёрного цвета и опять же мужские костюмы внушительных размеров — тёмные, светлые, клетчатые и полосатые. Если они принадлежат Константину — то это странно: Константин никогда не носил костюмы…

Пожав плечами, Катя закрыла шкаф и вернулась в кресло — смотреть телевизор. Сенцов запустил ей комедию про Фантомаса — в детстве Катя смотрела их, не отрываясь, и теперь тоже засмотрелась, отстроившись на минуту от этого страшного места и представив себя дома, маленькой девочкой, и вокруг неё нет бандитов, которых пытается изловить Сенцов, а её мама на кухне готовит борщ…

* * *

Сенцов, оглуплённый обнаруженным тут Катиным бумбоксом, сидел в каком-то лёгком плетёном стульчике, который случайно подвернулся ему под бок и… боялся. А вдруг бы Катя вернулась домой раньше и столкнулась бы там с Траурихлигеном, когда тот крал её бумбокс??? Он бы пристрелил её в упор, Сенцову пришлось бы расследовать её таинсвенное и жуктое убийство.

СТУК! СТУК! СТУК! — внезапно кто-то принялся стучать во входную дверь — загробно так, громко и с перерывами, как гвозди в гроб заколачивают… Сенцов на миг испугался, но тут же вспомнил, что он — Траурихлиген, и бояться должен не он, а его должны бояться все, даже сам дьявол. Поэтому он уверенно покинул стульчик и приблизился к двери суровым генеральским шагом — чтобы все слышали, что он — генерал.

— Кто? — спросил Константин, не забывая, что спросить надо сурово и по-немецки.

— Ваша светлость, я уже помыл все полы, только у вас помыть осталось… — проканючили за дверью, и Сенцов догадался, что приполз услужливый Шульц. Капитан собрался мыть сенцовские полы — увлечённо, методично уничтожать любую грязиночку до тех пор, пока всё здесь не засверкает стерильным блеском. Он будет возиться часа два, не меньше, очищая все щёлки… а Сенцову сейчас это как-то не нужно.

— Ступай прочь — я занят!! — рявкнул Сенцов так, как мог рявкнуть настоящий Траурихлиген, а послушный, услужливый Шульц с пугающей покорностью булькнул «Яволь» и поспешил уползти.

Поселив Катю в апартаментах Траурихлигена, Сенцов решил больше не впускать сюда Шульца. Константин как-нибудь проживёт без его уборки и без кристального «немецкого порядка», ведь этот пьяноватый, но ушлый капитан обязательно обнаружит Катю, и она может пострадать.

— Костя, кто это? — Катин голос застал Сенцова врасплох над стаканом сока и с нехрональным бумбоксом в кипящих мозгах. Прогоняя Шульца, Константин рявкнул так, что породил под потолком свирепое эхо, Катя услышала его фашистский рёв, и в голосе её звучал испуг.

Константин поспешил схватить стакан с соком и ринулся к Кате, стремясь успокоить её очередным «враньём во спасение».

— Катенька… — пробормотал он, сжимая стакан. — Всё хорошо…

— Нет… — всхлипнула Катя, и Сенцов понял, что его неуклюжее «враньё во спасение» может постигнуть трещащий провал. Катя капитально отвлеклась от «Фантомаса» и уставилась на него сверлящим взглядом ревнивой жены.

— Я никогда не слышала у тебя такой страшный голос… — прошептала Катя, вытирая слёзы. — Почему ты такой злой? И вообще, сними этот дурацкий костюм — ты в нём выглядишь нелепо, как свадебный генерал!

— Катенька, это просто роль, маскировка… — глупо пробулькал Сенцов, топчась на месте и всё не догадываясь, что должен отдать Кате сок. — Я совсем не злой, это просто так нужно…

— Увольняйся! — капризно настояла Катя, сжав кулачки. — Твой Крольчихин сведёт тебя в могилу!

— Я… уволюсь после этого задания… — соврал во спасение Сенцов и наконец-то протянул Кате стакан. — Попей сок… Он полезный…

— Спасибо, — поблагодарила Катя, взяв стакан. — Знаешь, Костя, Степан никогда мне ничего не приносил…

— Не за что, — буркнул Сенцов, беспомощно думая о том, как хорошо было бы уволиться после этого «задания», вернуться домой и жениться на Кате… жаль, что это невозможно…

* * *

— Старлей, впусти меня, а? — в наушнике Сенцова раздался голос Красного, и он вздрогнул от неожиданности: засмотрелся на то, как полиция не может изловить Фантомаса и на минуточку выпал из реальности… Наверное, настоящий Траурихлиген тоже вроде Фантомаса… был.

— Костя, что такое? — Катя тут же заметила, что он заволновался и посмотрела на него изучающим взглядом.

— Мне нужно… отойти… — промямлил Сенцов и заставил себя выползти из комнаты, чтобы открыть дверь Красному. Красный вызвал его, чтобы отдать борщ, и Сенцов поспешно открыл ему дверь.

В воздухе разлился райский аромат, который заставил сенцовский желудок мучительно сжаться и натужно завыть, прося покушать. В руках Красного торчали две фарфоровые тарелки, наполненные настоящим домашним борщом, заправленным зеленью и желтоватой деревенской сметаной.

— Не растворимый? — на всякий случай уточнил Сенцов, забрав у Красного одну тарелку.

— Неа! — покачал головой Красный. — Шульц твой сварил — из свеклы!

— Шульц? — удивился Сенцов и едва не вывернул тарелку на пол. — А ты как заставил его тебе готовить?

— Ну, как, как? — пробормотал Красный, поставив свою тарелку на стол. — Позвонил ему на мобилу, сказал, что я — Траурихлиген, и приказал ему сварганить борщ! А он ответил мне «яволь», и побежал готовить, вот и всё! Ты тоже так можешь, только не хочешь!

— Круто, — согласился Сенцов, и тут же попросил:

— Красный, ты, лучше, иди: она боится тебя.

— Подумать только, какая цаца! — беззлобно фыркнул Красный. — Ладно, брат, нянчись, я пошёл!

С этими словами Красный помахал Сенцову ручкой и исчез во мрачном коридоре, а Константин тихонько прокрался вдоль стеночки и украдкою взглянул на Катю: как она там? Сенцов обрадовался тому, что Катя не плачет, а сидит и увлечённо смотрит «Фантомаса», скомкав в правой руке кружевной платок. Константин придвинул к её креслу стеклянный журнальный столик, поставил на него тарелку с борщом и негромко сказал:

— Катенька, поешь.

Катя отвлеклась от телевизора, взглянула на Сенцова, потом на предложенный борщ, помешала его серебряной ложкой…

— А… он не жирный? — серьёзно осведомилась она, а на душе Сенцова немного отлегло: это обыденный вопрос для Кати, которая ревностно блюдёт фигуру. Раз она задала его — значит, ей лучше, шок проходит, и она сможет вернуться к нормальной жизни.

— Нет, не жирный, — тихо ответил Сенцов. — Очень вкусный. Ты поешь — тебе надо.

— Спасибо, — поблагодарила Катя, размешивая сметану. — А ты будешь?

— Буду, — согласился Сенцов, придвинул поближе второе кресло и поставил на журнальный столик и свою тарелку.

* * *

— Катенька, тебе нужно поспать, — сказал Сенцов, когда фильм закончился, и Фантомас надул всех, уехав на велосипеде.

— Я… не могу… — отказалсь Катя, скребя ложкою опустевшую тарелку. — Давай ещё посмотрим…

— Нет, — возразил Сенцов, видя под Катиными глазами слёзы, следы размокшей косметики и серые круги усталости. — Идём, я тебя устрою.

— Спасибо, — Катя слабо улыбнулась и выбралась из своего кресла и послушно поплелась за Сенцовым в спальню Траурихлигена.

— Теперь ты будешь спать здесь, — негромко сказал Сенцов, показав Кате кровать, на которую с успехом можно было поместить человек пять, а то и семь.

— Спасибо, — чуть слышно проронила Катя, разглядывая свою новую постель с удивлением. — Какая огромная…

Из-за необъятных размеров эта кровать казалась жуткой — Сенцов до сих пор спал на ней очень плохо. Он привык к своему бугристому дивану, который не раскладывался, потому что поломался, и на широченной кровати, на перине с натуральным пухом и на шёлковой простыне он чувствовал себя, словно на горошине, или даже на булыжниках. Он лучше постелит себе на полу, а Катя пускай спит удобно, ей это больше нужно.

— Где мы сейчас, Костя? — спросила Катя, с недоверием щупая пуховую перину и расшитую белоснежными кружевами подушку. — Пожалуйста, скажи мне правду…

— Это конспиративная квартира, — соврал Сенцов, помогая ей улечься. — Я пока что здесь живу… вернее, прячусь…

— Большая квартира… — оценила Катя. — Даже рояль есть, и телевизор такой… Костя, ты умеешь играть на рояле?

— Не умею, — сказал правду Сенцов и впервые пожалел, что не удосужился научиться и не позволил Красному вконопатить себе умение музицировать с помощью корректировщика сознания.

— Я тоже не умею, — вздохнула Катя. — Зря я устроила истерику, когда родители хотели записать меня в музыкальную школу…

— Сейчас, я налью тебе воды, — сказал Сенцов, отошёл от кровати и приблизился к резному столу, на котором стояла вазочка с фруктами, конфетница и высокий графин с водой. Константин налил из хрустального графина в стакан прозрачную фильтрованную воду и поставил стакан на полированную прикроватную тумбочку, чтобы Катя, проснувшись, смогла попить. Сенцов давно заметил, что на этой антикварной тумбочке торчит какая-то штука, небольшой пластиковый цилиндр какого-то странного серебристого цвета. Сенцов её не трогал — не знал, что это такое, а неизвестные вещи в жилище Траурихлигена лучше не трогать: так безопаснее для жизни.

— Включи мне его… — вдруг попросила Катя, протянув руки как раз к этой странной штуковине на тумбочке.

— Что? — не понял Сенцов.

— Вот, — Катя дотянулась и схватила штуковину с тумбочки, протянув её Сенцову.

Константин испугался, что «подарок» Траурихлигена может взорваться, отпрянул назад, а Катя нашла в себе силы смеяться. Сенцов присмотрелся в «бомбе» и почувствовал на своих щеках краску: это никакая не бомба, а безобилный проектор звёздного неба, который по нескольку раз в день предлагают купить в телемагазине за целых двести гривен. Сенцов никогда не купил бы такую бесполезную вещь за такие деньги, да и никто бы не купил… И настоящий Траурихлиген, скорее всего, не купил, а стащил из чьей-нибудь квартиры — наверное, у тех же Сердюка и Харлампиева.

— Хорошо, — Сенцов согласился включить Кате этот проектор — может быть, с ним она не будет так бояться всего вокруг?

Константин встал и выключил свет — тут постоянно горит электрический свет, потому что окна намертво загорожены маскировочными шторами, которые не пропускают солнце. Вернув проектор на тумбочку, Сенцов нажал единственную маленькую кнопку на его подставке, и просторная комната наполнилась фантастическим светом звёзд. Звёзды роились, клубились, завихряясь в галактики, в целые туманности, превращая потолок и стены в фантастические просторы сказочного космоса.

— Красиво, — улыбнулась Катя, ёрзая на шёлке, чтобы поудобнее лечь. — Я давно хотела такой купить, но Степан сказал, что это бесполезная трата, и не разрешил. Знаешь, Костя, иногда я даже его ненавижу за то, что он такой сухарь и жадина!

— Хочешь — забирай его себе, — распорядился Сенцов чужим проектором, в мыслях соглашаясь с Катей: он тоже ненавидит Степана — за то, что жадный бухгалтер украл его счастье.

— Спасибо! — обрадовалась Катя, наблюдая за движением ненастоящих звёзд.

— Катенька, поспи, — сказал Сенцов, укрывая Катю тёплым одеялом. — Отдохни, скоро ты поедешь домой.

— Увольняйся, Костя… — в который раз попросила Катя, закутавшись в одеяло почти что, с головой оставив «на свободе» одни только глаза. — Тут просто ужас какой-то… Крольчихин твой тебя в гроб загонит, Костя!

— Хорошо, Катя, я поговорю с Крольчихиным, — выдавил из себя Сенцов для того, чтобы Катя только не плакала, а легла и уснула.

— Пожалуйста… — настояла Катя, а по украшенному лепниной потолку плыли завораживающей красоты «виртуальные» звёзды, чем-то похожие на те, которые показывают экраны в подземных боксах и «каютах» на Базе. — И, Костя, позвони, пожалуйста, Степану — скажи ему, пусть не волнуется.

— Хорошо, Катенька, позвоню, — Сенцов дал обещание, которое всё равно бы не выполнил: он не мог позвонить отсюда в нормохронос, потому что Красный и Бисмарк не давали ему пользоваться игрек-связью… Подоткнув Кате одеяло, Константин поймал себя на кровожадной мысли: пробросся вместо Кати Степан — он не смог бы контролировать свой гибрид, выпустил бы зловещую личность Траурихлигена на волю и посадил бы ненавистного бухгалтера на кол…

— Ты не забудь… — зевнула уставшая Катя, устраиваясь на шёлковой подушке, которая была настолько мягкой, что её голова тонула в ней.

— Не забуду… Ты спи, спи… — выдавил Сенцов, раздумывая над тем, для чего Траурихлигену понадобилось «условно настоящее» звёздное небо? Вряд ли «воплощённый дьявол» боялся темноты… Скорее всего, он стащил эту вещицу, чтобы потешить своё гигантское самолюбие. Что же ещё делает человек, который любит только себя? Дарит себе подарки.

Отвернувшись к стеночке, Катя впервые за всё это время мирно заснула на мягкой перине, под пуховым одеялом, на кровати Траурихлигена.

* * *

— Ну, что, справился?? — как только Сенцов покинул спальню и вышел в коридор, чтобы дать отдых своим мозгам — Красный схватил его под локоток и припёр к стенке.

— Дай мне спокою! — огрызнулся Сенцов, вырываясь.

— Да, нетушки! — отказался Красный, сильно дёрнув сенцовскую руку и заставляя Константина плестись за собой. — Тут работы непочатые края, а ты соплю жуёшь со своими невестами! Какого чёрта она вообще сюда попала??

— Я пожал ей руку, когда прощался! — угрюмым голосом пробормотал Сенцов, тащась туда, куда настойчиво тащил Красный, потому что не мог вырваться.

— Дундук! — «похвалил» его Красный, и только теперь Сенцов осознал, что они движутся по мрачному подземелью к той каморке, которую Красный и Бисмарк избрали себе ретоподъездом. — Неужели ты не знал про остаточный след??

— Я тогда вообще ничего не знал! — фыркнул Сенцов, спотыкаясь через каждый шаг, потому что плохо видел в этом проклятом «мистическом мраке», который висел здесь повсюду и успел засесть Константину в печёнки. — Вы мне мозги отшибли вышибалками вашими, и я чуть с ума не сбрендил с туристом проклятым!

— Не ври! — хихикнул Красный, подставив Сенцова к прочной металлической двери, которую они с Бисмарком приволокли из нормохроноса, чтобы скрыть за нею свой ретоподъезд. — Я за тобой наблюдал: ты держался, как огурчик!

— А я и не вру! — буркнул Сенцов, глупо топчась около двери, таращась под ноги и подпихивая носком генеральского сапога мелкий сырой камень. — У меня уже галюники начались от всего этого, и я даже отравиться хотел!

— Эх, ты! — вздохнул Красный, с разочарованным видом покачав головой, и три раза позвонил в звонок, который привесили около двери.

— Пароль! — рыкнул приглушённый массой стали голос Бисмарка.

— Не словишь — у нас нет пароля! — весело крикнул Красный, породив в тёмном коридоре очередное зловещее эхо.

— Проходи, Красный, я тебя в камеру увидел! — расхохотался за дверью Бисмарк, а потом — защёлкали отпираемые замки.

— Хорошо закупорились… — заметил Сенцов, насчитав в двери не меньше шести замков.

— А то! — хвастливо заявил Красный, пропуская вперёд себя Сенцова.

— Здорово, брат! — шумно обрадовался Бисмарк, больно хлопнул Сенцова по плечу и тут же задраил дверищу за спиною Красного.

— Хорошо тут у вас! — определил Сенцов, увидав, что его товарищи по опу успели сделать в каморке евроремонт, навесить кондиционер и пристроить к глухой стене условно настоящее окно с экраном, который показывал виртуальное небо, виртуальное солнце и такие же виртуальные деревья. Человек, который зашёл бы сюда впервые, мог бы подумать, что в каморке, действительно, есть окно, но Сенцов знал, что они под землёй…

— Хочешь нормальной еды, брат? — осведомился Бисмарк, вынимая из микроволновки пиццу — такую, которую можно было заказать в любой пиццерии Донецка.

— Не откажусь, — кивнул Сенцов, протянул руку и взял один кусочек. — Вкусно, — оценил он, попробовав, а душу сжали горькие воспоминания о доме: проживая в нормохроносе обычным холостым опером, Константин Сенцов не раз заказывал и ел такую пиццу.

— Насытился? — осведомился Красный, когда пицца была съедена и сытый Константин уселся в кресло.

— Спасибо, — сыто пробулькал Сенцов, откинувшись на мягкую спинку. Он разглядывал каморку и не мог подавить улыбку: Красный и Бисмарк набили её классной современной техникой — один холодильник чего стоит, притащили стол в стиле хай-тек для игрек-ноутбука, сделали это окно и «романтичный» точечный свет… Но при этом оставили по углам навалы хлама, шкаф, который давно рассохся и оборатился в рухлядь, книги эти коммунистические, покрытые плесенью…

— Красный, а зачем вам это всё? — спросил Сенцов, удивляясь, почему они не избавились от хлама?

— Чтобы они не увидели и не замели нас! — пояснил Красный, упиваясь кока-колой. — Расскажи нам лучше, Старлей, про излучатель! — настоял он, заметно нервничая — наверное, Репейник устроил ему строгач по игрек-связи.

— Я ничего не знаю про ваш излучатель… — выдавил правду Сенцов, ёрзая в кресле и чувствуя, что переел пиццы — надо было не пихать в себя шесть кусков, а ограничиться четырьмя.

— Так, и про что вы ещё не знали, товарищ горе-генерал?? — вскипел Красный и забегал по каморке, пиная ногами пыльные плакаты, которые они с Бисмарком не выбросили, а спихнули в дальний угол.

Поднятая яростными пинками, пыль с них вздымалась в воздух, клубилась страшными тёмно-серыми облаками.

— Не пыли, Красный! — проворчал Бисмарк, смяв пачку от чипсов, засовывая её в щель между старым рассохшимся шкафом и стенкой. — Дышать нечем!

— Он нас угробит, ей-богу! — суетился Красный и махал руками, гоняя пыль. — Мы тут из штанов выскакиваем, чтобы закрыть его пробой, а он? Ест да спит!

— Сядь, а то глаз подобью! — Бисмарк поднялся, поймал Красного и насильно пригнул к скрипучему стулу. — Я так решил: сегодня Старлей будет спать, а мы с тобой снова пойдём на разведку, пролезем в башню и узнаем, что за излучатель! Сечёшь, Красный? Если что — я их там по башкам уговорю нас пропустить! — объяснив свой план, он включил кондиционер на полную мощность — чтобы очистить воздух от проклятой удушливой пыли.

— А почему Старлей сам не съездит? — возмутился Красный, смахивая со своих плечей ручищи Бисмарка. — Он же у нас — Траурихлиген, его все пропустят! А ты кто?

— Срежется Старлей! — отказался Бисмарк. — Я решил: сначала — мы, потом — Старлей!

— Сначала мы срежемся, потом Стралей срежется… И всё, гроб, могила! — запричитал Красный, скукожившись на стуле. — Репейник, чёрт, пробойщик чёртов! Не мог пробить! Чёрт с вашими секретами!

— Ты такой трусливый, Красный! — сморщился Бисмарк. — Как только шеф санкционировал тебя?

— Я не трусливый, я осторожный! — возразил Красный. — И умный! К тому же, я не распихиваю мусор по щелям! Бисмарк, нам шеф приказал следить за безопасностью Старлея, а не вгонять его в гроб!

— Всё верно! — живо согласился Бисмарк. — И вот поэтому на разведку пойдём мы!

— Ребята! — решился подать голос Сенцов. — А меня вы не спросите?

— А зачем тебя спрашивать? — огрызнулся Красный. — Ты же всё равно ничего не знаешь! Что ни спросишь — «Я не знаю!»! Ты, Старлей, лучше, нянчись с Катей своей — у тебя это лучше получается, чем в разведку ходить, а с разведкой мы, правда, сами!

Внутри у Сенцова всё кричало, просто разрывалось — так кричало о том, что ни Катин уход, ни её дурацкий бухгалтер, ничего не помешает ему до сих пор её любить. Константин в лепёшку расшибётся, даже вышибет себе мозги, но сделает так, чтобы Кате было хорошо, чтобы она не нуждалась и не плакала… Но им этого не понять, этим роботам, которые в опе своём заскорузли так, что вообще разучились любить… Сенцов сидел перед ними с каменным лицом, и слушал то, что они варнякали про разведку вполуха.

— Ладно, — скупо буркнул Константин, разрешая: пускай они делают, что хотят — ходят в разведки, пусть хоть к чёрту в пасть лезут — только чтобы спасли Катю и отправили её домой.

Глава 152 Побег туриста

Сегодняшний день Теплицкий объявил для себя историческим: месяц назад он установил Траурихлигену условие: закончить ремонтировать «брахмаширас» до сегодняшнего утра, «иначе будет плохо». Теплицкий свято верил в то, что турист его условие выполнил: чип не давал последнему воли, какими бы дверями ни отгораживался от него турист. На кануне вечером Теплицкий нервничал так, что никак не мог перестать лопать конфеты «Белиссимо» — пихал и пихал их в рот до тех пор, пока все пять купленных Гекконом коробок не опустели. Отбросив в сторону последнюю бумажку — Теплицкий не очень заботился о чистоте, горничная уберёт — богач почувствовал, что набрался сладким с перебором: тошнит. Тогда Теплицкий нахлестался воды и отправился спать — чтобы ночь быстрее прошла и быстрее наступил «исторический» день. Этой ночью сон богача был беспокоен и страшен: конфеты не давали организму спокойного отдыха, подкидывая переслащённому мозгу пугающие сны про чертей и людоедов. Теплицкий вскакивал с одышкой и в холодном поту, чувствуя в своём желудке словно бы тяжёлый камень, который больно распирал изнутри. Теплицкий крутился с боку на бок, кушая левомицетин, но-шпу, мезим-форте и фестал… Ночь прошла в мучениях, Теплицкий встал в половине пятого утра разбитый, словно после сокрушительной «тусовки» и решил тут же отправляться в бункер к Траурихлигену — поездка на «брахмаширасе» обязательно развеет мрачное настроение. За окном висели сизые утренние сумерки — ещё не рассвело, а Теплицкий уже натащил на себя первый попавшийся костюм, схватил «в зубы» мобильный телефон и принялся набирать номера, нарушая сон тех, кого ему приспичило взять с собой. Профессор Миркин, доктор Ольсен, доктор Пищенко и Геккон с Третьим — бедняги не успели досмотреть десятый сон, они были разбужены требовательными звонками и обязаны ползти на работу, в коттедж Теплицкого, после чего — ехать в Докучаевск, в бункер Траурихлигена…

Пробежав бегом пустынные мглистые коридоры липового «Общества Слепых», спустившись в зловещий подвал, преодолев подземный ход, игнорируя одышку, Теплицкий очень удивился: дверища в бункер была не заперта и даже приоткрыта. Неужели наглый турист сбавил обороты и превратился в покладистого котёнка?? Вряд ли — скорее всего, он заготовил некий сюрприз, и поэтому Теплицкий на всякий случай приготовил пульт управления чипом. Его большой палец лежал на красной кнопке, готовый в любой момент её нажать… Теплицкий продвигался всё дальше вглубь бункера — мимо анткикварной мебели туриста, Геккон и Третий неотступно следовали за ним, вскинув пистолеты. В левой руке Геккона, свободной от пистолета, был фонарик: турист зачем-то выключил весь свет, погрузив чрево бункера во тьму, а под ноги то и дело попадались препятствия в виде неких железяк, двух пуфиков, палка какая-то непонятная… И ни единой живой души… Может быть, турист опять умер??

— Может быть, он опять умер?? — выкрикнул Теплицкий скрипучим голосом и оглянулся через плечо, туда, где в недалёком арьергарде тянулись доктора Ольсен и Пищенко, а так же профессор Миркин.

— Видите ли, шеф, — вежливо заговорил доктор Пищенко — самый храбрый из троих. — Просто так во второй раз умереть объект не может — разве что, он специально покончил с собой!

— Этого ещё не хватало! — рассердился Теплицкий. — Дундуки, вы ему пистолет давали?? — напал он на Геккона и Третьего.

— Никак нет, — отказался Геккон, по-армейски, но со вздохом.

— Ему вовсе необязательно стреляться, — негромко заметил доктор Ольсен. — Он мог просто вскрыть себе вены или повеситься…

— Вот, блин, чёрт лохматый! — злобно выплюнул Теплицкий, топнув ногой. — Неужели вы не можете за ним наблюдать??

— К сожалению, нет, — вздохнул профессор Миркин, который прекрасно знал, что Траурихлиген смог отключить все камеры наблюдения и лишить его любой возможности наблюдать за собой…

Они препирались до тех пор, пока не прошли весь огромный бункер до конца и не оказались в его последнем, самом дальнем помещении, где Эрих Траурихлиген десятилетиями держал смертоносную «стрелу Брахмы» — самое страшное оружие всех времён и народов.

«Брахмаширас» высился под высоченными сводами бункера, по-прежнему нерабочий и тихий, а на столе, около толстостенной хрустальной пепельницы, белела записка. Теплицкий рывком схватил её, прочитал и едва не хлопнулся на пол от изумления, злости, ужаса… и всего остального, что переполнило его с головы до ног и едва ли не заставило взроваться. Записка была лаконична и пугающе точна. «Подавись своим чипом!» — вывел Эрих Траурихлиген на аккуратном белом листе бумаги, швырнул его на стол, и после этого испарился без следа!

— А вот и чип! — заметил профессор Миркин, залез пинцетом в хрустальную пепельницу и выхватил из неё мизерный чёрный квадратик.

— Так! — громовержцем изрёк Теплицкий и грозно сдвинул брови. — И кого же из вас он подкупил?? — надвинулся он на докторов Ольсена и Пищенко, которые топтались тут же, у кожаного дивана.

— Нет… нет… — запищали оба, отодвигаясь подальше от гнева Теплицкого и от галлонов «Бонаквы», которые тот повсюду разбрызгивал.

— Он сам… — выдохнул белый, как мел, Пищенко и чуть не грохнулся на пол, потому что споткнулся о толстую книгу, которая как-то попала на пол.

— Са-а-а-ам????! — взревел Теплицкий и стиснул кулаки, швырнув бутылку воды на пол. — Вы же в один голос мне клялись, что ваш чип сам чёрт не вынет!! Почему??

— Не… не знаю… — выдавил доктор Ольсен, опасаясь, что снова отправится в разделочный цех рыбозавода, за седьмой стол, сазанов отскребать.

— Миркин?? — Теплицкий решил напасть на Миркина, и доктора Ольсен и Пищенко с облегчением осели на диване.

— Что? — осведомился профессор Миркин, разглядывая вынутый чип через увеличительное стекло.

— Это ты вытащил, да? — плюнул Теплицкий, начиная сатанеть и краснеть от злости.

— Ты спятил? — спокойно осведомился Миркин, не оборачиваясь.

— А кто? — рявкнул Теплицкий, футбольнув полупустую бутылку правой ногой так, что она подпрыгнула в воздух, разливая остатки воды.

— Вполне возможно, что и сам! — ответил Миркин и положил чип назад, в пепельницу. — Поверхность чипа грубо повреждена… словно бы лезвием ножа…

— Ладно, чёрт с твоим чипом! — перебил Теплицкий, нервно переступая с ноги на ногу. — Как далеко он мог убежать?

— Смотря, как давно он вынул чип… — пробормотал профессор Миркин, оглядывая бункер.

— Так просканируй! — каркнул Теплицкий скрипучим голосом. — Я же цветные камеры купил, чтобы всё видно было!

— Он поснимал все камеры, разобрал некоторые, а остальные — выбросил, — буркнул Миркин, изучая стол, на котором стояла пепельница с чипом.

— Ну, вы и увальни! — прорычал Теплицкий и забегал по бункеру из одного угла в другой. — Я вам покупаю новейшие технологии, а вы не можете приструнить какого-то туриста! Кстати, Миркин! — он снова напал на профессора и даже сделал поползновение схватить последнего за воротник. — Я тебя назначил помогать туристу! А ты??

— Он так и не впустил меня в бункер, — объяснил Миркин. — А ещё я могу сказать, что выследить Траурихлигена техническими средстсвами невозможно: чип он уничтожил, а остаточный след — растерял. И это, Теплицкий, кстати, твоя вина: я тебя предупреждал, что Эрих Траурихлиген опасен, а ты настоял не его пробросе в нормохронос!

— А ты, Миркин, был обязан изобрести то, что удержит его на месте! — взорвался Теплицкий. — Давай, увалень, если ты не найдёшь мне туриста и не вернёшь его в бункер — встретишься с сазанами! Они донельзя симпатичны и пахнут сущими розами!

— Я попробую, — вздохнул Миркин, всерьёз подумывая о том, чтобы убедить докторов Ольсена и Пищенко снабдить подкожным чипом самого Теплицкого… Может быть, тогда удасться вколотить в последнего толику здравого смысла??

Глава 153 Турист находит сообщника

Перевёртыш отдыхал. Он уже нашёл для себя новый дом — комнату с заколоченным окном в недостроенном и заброшенном здании, которая отапливалась только костром, который Перевёртыш разводил в железной бочке. Лучшего жилища бывшему дознавателю не полагалось: оп найдёт его хоть на Ямайке, вздумай Перевёртыш прикупить себе квартиру, и тогда он снова отправится в постылую игрек-тюрьму.

Несмотря на исключительную бедность, бывший дознаватель имел телевизор — единственное благо в его беспросветной жизни беглеца. На фоне дырявых, грязных стен и отсутствия нормальной мебели этот прибор выглядел сиротливо и грустно, даже несмотря на юмористическую передачу, которую он показывал. А тумбочкой для него служил деревянный ящик из-под апельсинов — даже с наклейкой, изобразившей два круглых оранжевых апельсина с подписью толстыми зелёными буквами: «ORANGES».

Перевёртыш обнаружил этот телевизор в мусорном баке, вытащил его, принёс в свою сверхскромную обитель и с помощью отвёртки и паяльника подарил ему новую жизнь. Благодарный за спасение, сей прибор исправно ловил целых три канала на самодельную антенну из скрученной проволоки, и сейчас, в этот тихий вечер пятницы, развлекал своего мрачного хозяина передачей «Поле чудес». Сам Перевёртыш сидел на единственном в своей каморке ободранном табурете непонятного цвета и забивал желудок поп-корном — единственным съестным, которое удалось ему сегодня стащить из магазина.

Тишину одинокого вечера внезапно разметал страшенный гвалт: дверь, сооружённая из крепкой доски и краденого замка вдруг сотряслась неимоверным стуком. Перевёртыш не шелохнулся, продолжив скудный ужин. Он уже привык к такому, ведь соседями его являлись бомжи. Перевёртыш же был в их компании единственным владельцем телевизора — вот они и ползали под его закрытой дверью, ноя, чтобы он разшил им хоть одним глазком глянуть на футбол. Перевёртыш своих соседей никогда к себе не впускал: отгородившись от них довольно крепкой дверью, он сидел в своём любимом гордом одиночестве и даже никогда не разговаривал с ними. К тому же Перевёртыш на дух не переносил футбол.

Гость постучал-постучал, а потом — заглох, Перевёртыш решил, что он убрался — бомжи всегда отползали к чёрту, потоптавшись минут пятнадцать-двадцать. Но на этот раз Перевёртыш ошибся: спустя минутку после того, как стих стук, спокойствие вечера разорвала автоматная очередь. Пули, прошив доску двери, полетели в разные стороны, заставив Перевёртыша нырнуть на пол. Выбитый замок с лязгом свалился вниз, дверь с грохотом открыли и по голому бетонному полу загрохотали тяжёлые шаги.

Перевёртыш, неспеша, поднялся на ноги и вновь уселся на табурет — он не очень-то и боялся настырных гостей и мог запросто справиться с любым из них, нисмотря на то, как тот был вооружён.

Вскоре хозяин заметил гостя — в полумраке каморки, освещённый призрачным светом телевизионного экрана, двигался Эрих Траурихлиген, с автоматом на правом плече и с игрек-базукой на левом.

— Кха! Кха! — делано покашлял Перевёртыш, дабы обратить на себя внимание.

— Всё прячешься от опа, да, Перевёртыш? Или от меня?? — свирепо заревел Эрих Траурихлиген, перекричав Якубовича, и тут же выпалил очередью под ноги Перевёртыша.

— Во-первых, не сломай мне телевизор… А во-вторых, я ни от кого не прячусь… — злобным змеем прошипел потревоженный Перевёртыш, выдвигаясь из-за колченогого инвалида-столика, поднимаясь с расшатанной подгнившей табуретки. — Зачем ты вообще сюда приполз, туристический червяк?

— Фу, как некультурно… — наморщил свой аристократический нос Эрих Траурихлиген и врезал крепким кулаком по потемневшей столешнице так, что несчастный столик-инвалид тут же с грохотом разрушился. — Мне нужно в оп и срочно! — постановил он, шагнув через груду досок к Перевёртышу.

Вскинув автомат, он собрался снова выстрелить, чтобы снести с ящика проклятый крикливый телевизор, однако автомат ответил щелчком, потому что в нём закончились патроны.

— Шайзе! — негромко ругнулся Траурихлиген и отшвырнул бесполезное оружие в дальний угол, где у Перевёртыша ютилась пустая крысоловка.

— Ясно, что ты имбицил! — фыркнул Перевёртыш и вернулся на табурет, абсолютно не жалея ни свой погибший столик, ни дурацкую крысоловку, в которую никогда не попадаются крысы. — Все туристы — имбицилы! Хочешь, чтобы они тебя законопатили и выкинули назад в твою помойку? Они это сделают! — хохотнул он, закинув одну тощую ногу на другую, словно бы восседал на троне, а не ютился на шатком гнилом табурете.

— Кажется, сейчас конопатить буду я! — разозлился Эрих Траурихлиген и засучил рукава, одновременно сжав кулаки. Он мог и базуку применить, не стал только потому что это грозное оружие нужно для борьбы с опом — жалко ракеты тратить на этого Перевёртыша.

— Остынь! — бросил Перевёртыш — с виду небрежно, а по-настоящему — испугался кулаков туриста: слишком уж они тяжелы, даже для бывшего дознавателя. — У меня завалялась игрек-тачка. Но, если тебя законопатят — я не виноват…

Глава 154 Перевёртыш и База

Перевёртыш назвал эту кучу хлама гаражом. Он показал пальцем на нечто бесформенное, что торчало в самом конце захламлённого цветным мусором двора и уверенно произнёс:

— Там мой гараж.

Эрих Траурихлиген по началу никакого гаража не увидел — между двумя высоченными тополями присоседилась словно бы груда гнилых досок. Он даже переспросил:

— Где?

— Я же говорю, что все туристы — имбицилы! — агрессивно выплюнул Перевёртыш, который имел дело с туристом только из-за того, что турист имел базуку.

— Чёрт с тобой! — буркнул Траурихлиген, который не пристрелил Перевёртыша лишь из-за игрек-тачки. Турист потопал следом за бывшим дознавателем, и наконец, они оказались около этого плесневеющего сырого навала. Вблизи Эрих Траурихлиген даже заметил, что этот навал имеет дверь, запертую на новенький блестящий замок.

— Вот — гараж! — ехидным голосом определил Перевёртыш, ткнув длинным и тощим своим пальцем в гнилую доску, которая заменила дверь этому «прекрасному» гаражу.

— Я понял, откупоривай! — проворчал Траурихлиген, нетерпеливо подпихивая небольшой камень носком тяжёлого башмака. — Время не резиновое!

— Ноешь, как девчонка! — постановил Перевёртыш, вызвав у Траурихлигена испепеляющую ярость. Однако турист испепелил Перевёртыша лишь взглядом: пока что бывший дознаватель был ему нужен. А убить его он всегда успеет.

Перевёртыш ковырял блестященький замок длинным ключом, а Траурихлиген торчал позади него и думал о том, что будь у него в Краузеберге такие райончики, как этот — он бы просто застрелился, чтобы не позориться.

Наконец, Перевёртыш смог отомкнуть замок и ввалился в ту холодную, пахнущую гнилью темноту, которая висела за доской. Правда, доска была символическая: снаружи — просто доска, однако внутри она представляла собою толстую стальную пластину.

— Игрек-дверь? — осведомился Траурихлиген.

— Ага, — Перевёртыш с гордостью произнёс это короткое слово, щёлкнул выключателем и внёс в тёмное пространство луч света.

Под потолком, который превратился в одно большое поле плесени, на синем проводке сиротливо висела круглая лампочка ватт на шестьдесят. Около неё тут же залетала мелкая блеклая бабочка, а её слабоватый свет вырвал у мрака неновый ржавенький «Москвич» красного цвета — со всех сторон обычный, лишь сзади его кузова торчали голубоватые ракетные дюзы. Машина была вся покрыта отходами, словно бы она валялась на мусоросвалке вверх колёсами, да и пахло в гараже соотвестсвенно — мусором.

— Ну и ведро! — Эрих Траурихлиген невысоко оценил игрек-тачку Перевёртыша, сморщив своё аристократическое лицо в презрительной гримасе. — Трэш-мобиль какой-то! Тебе вообще не стыдно? Помыл бы её, что ли?

— А тебе что, нужна супер-бупер-новая? — мрачно огрызнулся Перевёртыш, который никогда бы не давал свою тачку Траурихлигену… турист обязательно угробит её, ввязавшись в глупый бой с опом… Бывший дознаватель согласился только потому что не хотел умирать от рук туриста… жизнь дороже, чем какая-то игрек-тачка, тем более, давно устаревшая.

— Ключи — вот… — буркнул Перевёртыш и отдал Траурихлигену игрек-ключ. Он просто устранился от обязанности рулить — пускай турист сам рулит, если ему это так приспичило!

— Спасибо! — турист выхватил игрек-ключ, едва не оторвав Перевёртышу руку своей клешнёй, и тут же открыл перепачканную красную дверцу, собираясь лезть в кабину.

Перевёртыш хотел вернуться домой — игрек-тачку отдал… последнюю оторвал от сердца… зачем ещё он нужен Траурихлигену? Мог бы и отпустить…

— Стоять! — внезапно пригвоздил его турист, хотя Перевёртыш ещё и шаг не успел ступить к своей лачуге.

— Чего ещё? — уныло прохныкал Перевёртыш, которому пришлось заклиниться, потому что Траурихлиген из кабины наставил на него базуку. Перевёртыш отлично знал, что турист не просто машет оружием — он может влепить ракету, если ему что-то не понравится…

— Полезай! — Траурихлиген кивнул на заднее сиденье, заставляя Перевёртыша ехать вместе с ним.

— Зачем? — проканючил Перевёртыш, желая вернуться к своему телевизору и забыть о туристе.

— Давай, шевели ластами — пригодишься! — Траурихлиген не отставал и кивал базукой, поэтому Перевёртыш вынужден был подчиниться.

Бывший дознаватель молча влез на заднее сиденье, зафиксировал свое худощавое тело ремнями безопасности и глупо уставился в почти что непрозрачное от грязищи окно.

— Навигатор рабочий? — осведомился Траурихлиген и завёл мотор, заставив игрек-«Москвич» выплюнуть свирепый басовитый рык.

— Пойдёт! — глухо отозвался Перевёртыш, стараясь меньше слушать свой желудок, который изводил его голодными болями. Доесть свой попкорн он не успел из-за туриста… Да и вообще, что это за еда для человека — попкорн??

— Ну, пойдёт, так пойдёт! — хохотнул Эрих Траурихлиген, выводя машину из гнилого гаража.

— Ты постой — я запру его! — Перевёртыш запросился выйти, однако турист не выпустил его — едва «Москвич» покинул сырую плесневую сень — он нажал игрек-кнопку и заставил машину из москвича трансформироваться в фантастический «ракетомобиль», снабжённый острыми крыльями.

— У тебя там нечего красть! — постановил турист и поднял игрек-тачку в воздух, как много раз за свою жизнь поднимал обыкновенный «мессершмитт».

— Чёрт! — негромко буркнул Перевёртыш, а его гараж с распахнутой настежь дверью уже остался далеко позади. Игрек-тачка стремительно мчалась по воздуху, и уже не над Донецком, а неизвестно над какими городами и весями…

Эрих Траурихлиген включил игрек-навигатор и искал в его памяти нужный маршрут — до Базы опа. Найти его оказалось нетрудно — он был первым в группе часто используемых. Турист заставил автопилот вести крылатый «Москвич» к атоллу Ихавандиффулу и включил первую игрек-скорость — чтобы быстрее долететь.

Города и веси остались позади — не прошло и минуты, как под крылом игрек-тачки заблестел удивительный океан, ярко освещённый огромным солцем. После противной мглы в жилище Перевёртыша на сверкающую воду было больновато смотреть, однако гладь океана нравилась Эриху Траурихлигену куда больше, нежели чем вонючая плесень, которую развёл бывший дознаватель. Вроде бы, он и не алкаш — водочных бутылок не видно в его берлоге… Просто беспросветный, заскорузлый лентяй. И, скорее всего, лень не позволила ему стать настоящим злодеем — из-за неё он и сделался обыкновенным рядовым бомжём и дальше не пошёл.

Потом словно бы из сверкающего тумана появились острова — россыпь мелких островков и атоллов, в беспорядке рассыпанных по лазурной воде, а на экране бортового компьютера появилась надпись «Мальдивская республика».

— База! База! База! — противным электронным голосом заверещал игрек-навигатор, а потом в динамике передатчика раздался другой голос, не менее противный и такой же электронный:

— Позывной? Позывной? Позывной??

— Мы у цели! — негромко сообщил на заднем сиденье Перевёртыш.

— Позывной?? — монотонно повторяли из передатчика, словно бы там у них каркал заведённый скучный дятел.

— Красный! — Траурихлиген небрежно бросил в игрек-эфир первый попавшийся в памяти позывной — он уже понял, что голос в динамике принадлежит тупому роботу, одурачить которого — раз плюнуть.

— Принято! — робот одурачился легко и просто — для него достаточно только игрек-частоты и запрограммированного набора звуков.

Тут же условно настоящая лагуна посреди атолла обмелела — чистая вода уходила из неё в океан, открывая шлюз.

— Пропарить репу — и то, труднее! — хохотнул Траурихлиген и направил игрек-тачку Перевёртыша к гостеприимно распахнувшимся створкам шлюза.

— Ну, смотри, как бы они не заготовили ловушку! — поддал желчи Перевёртыш, а Траурихлиген прожёг его злобным глазом и свирепо фыркнул:

— Не порть настроение — выкину!

— Да, ладно, можешь не кипеть! — проворчал Перевёртыш, глядя в окошко, на экзотические пальмы, что проносились под крылом. — Это я так, для себя сказал!

— Да ну тебя! — фыркнул Траурихлиген, задав игрек-тачке скорость «Конкорда» и направив её прямо к шлюзу, собираясь пролететь сквозь гостеприимно распахнутые створки и попасть на Базу.

Створки захлопнулись с лязгом, и так резко, что Траурихлиген едва не врезался в них. Он рванул штурвал на себя в последний момент, игрек-тачка резко взмыла ввысь, чудом избежав фатального столкновения, а из гладкой металлической стенки шлюза выдвинулась тонкая пушка. Повернувшись вслед за игрек-тачкой, снабжённая системой автонаведения пушка выпустила тонкую ракету, пытаясь сбить непрошенного гостя.

— Внимание, опасность! — заговорил бортовой компьютер, Эрих Траурихлиген бросил быстрый взгляд на экран и увидел, что к ним приближается ракета.

— Чёрт подери! — фыркнул он, повернул штурвал, и крылатая машина «упала» на левое крыло, выполняя крутой разворот перед самой скалой.

Бах! — самонаводящаяся ракета оказалась устаревшей, не успела выполнить манёвр вслед за целью и врезалась в каменную массу, откалывая острые куски. Камни посыпались в воду, поднимая брызги, а Эрих Траурихлиген тут же выровнял тачку, направив её обратно к шлюзу, выстрелил ракетой и взорвал эту дурацкую пушку, которая вовсю вертелась, стараясь взять нарушителя на прицел.

Из металлической стены уже выдвигались другие пушки — на смену испорченной, каждая из них пыталась навестись на цель, но Траурихлиген заставлял устаревший «трэш-мобиль» лавировать так, что наводящий компьютер не успевал вовремя реагировать. Пушки пускали ракеты, но все они мчались «за молоком» — сшибали скалы, пальмы, дюны… Траурихлиген не обращал особого внимания на эти пушки — его целью было попасть в шлюз. Ну и что, что он закрылся — для этого в арсенале игрек-тачяки есть ракеты!

— Смотри, они подобьют тебя! Это же — База! — вещал под руку Перевёртыш и недобро хохотал, подбирая момент, когда можно будет катапультироваться и убраться от этого никому не нужного, дурацкого боя.

— Заткнись! — рявкнул на него Траурихлиген, чтобы не мешал глупым нытьём. — Чтобы не подбили — нужны мозги!

Вся металлическая стена оказалась обсажена пушками — они выдвинулись наружу все до единой, и стена словно бы, ощетинилась ими, сделавшись похожей на смертоносного ежа. Ракеты так и рассекали безмятежное тропическое небо, испуская жуткий свист, а искусственную лагуну быстро возвращалась вода — дознаватели решили хорошенечко закрыться, испугались, наверное, такого гостя, как Эрих Траурихлиген! Ну, ничего, недолго им прятаться!

— Сейчас мы его откроем! — радостно сообщил Траурихлиген сам себе и выстрелил ракетой по закрытому шлюзу.

Прочертив в чистом воздухе белый след, ракета с грохотом врезалась в блестящие задраенные створки. бах! — мощный взрыв разбил обе створки вдребезги, они рассыпались на рваные куски, тут же освободив проход на Базу.

— Ну и что? Кто ас? — тут же начал хвастаться Траурихлиген, вцепившись в штурвал и заставляя игрек-тачку писать «бочки».

— Тыыы… — уныло гуднул Перевёртыш, которому совсем не хотелось соваться на свою бывшую базу, откуда его вытащили в наручниках и бросили в проклятую игрек-тюрьму.

Пальмы мигом остались позади, под крылом сверкнула водная гладь, а потом — на мгновение настала темнота, потому что игрек-тачка залетела в шлюз и попала в тень. Вокруг оказался широкий коридор, покрытый блестящими листами металла. Игрек-тачка спокойно пролетала по нему, не задевая крыльями ни стен, ни пола, поэтому Траурихлиген не спешил приземляться, а уверенно вёл её вперёд с крейсерской скоростью, намереваясь обнаружить того, кто украл у него самую ценную вещь, и задать ему головокружительную взбучку. На полу коридора на миг сверкнула широкая красная черта, впереди и сзади от которой нарисовали жирный «игрек».

— Отлючи игрек-режим — тут уже нельзя летать, скоро стоянка! — предупредил Перевёртыш, не желая, чтобы глупый турист случайно вбился в стену или в другую игрек-тачку.

— Окей! — согласился Траурихлиген, нажал игрек-кнопку, и тачка приземлилась на посадочную полосу, сбавляя скорость, втягивая крылья… Втянуть дюзы она не смогла — из-за недавнего падения заклинило механизм — и так и осталась: красный обшарпанный «Москвич» с ракетными дюзами. «Стоянка» — возвестила встретившаяся по пути крупная светящаяся табличка. Широкий пустой коридор влился в обширное пространство, заполненное разнообразными автомобилями. Под потолком, вознесённым на многометровую высоту, словно бы сверкали искусственные звёзды, а посередине — раскинулся рукотворный водоём, размером с хорошее озеро. В неподвижной воде тихо висела крупная тёмно-серая подлодка. На отвесных берегах водоёма тускло поблёскивали неподвижные серые роботы… И во всём этом пространстве не водилось ни души, словно бы всё это великолепие забросили, или на Базе опа и должны быть одни роботы…

— Слышь, будущее, у тебя — крутая база! Я бы её купил! — восхитился Траурихлиген, припарковав игрек-тачку около тёмно-серого «Вольво».

— Заткнись, турист! Ты здесь и шагу не ступишь… — пропел Перевёртыш и, помолчав, самодовольно прибавил:

— …Без карточки!

— Что за карточка? — осведомился Траурихлиген, отстегнул ремень и вышел из игрек-тачки прочь.

— Вуаля! — в правой руке Перевёртыша возник пластиковый прямоугольник, белого цвета, с одной строны которого стояла жирная буква «Y», а с другой ничего не стояло. Превёртыш покинул тачку вслед за Траурихлигеном и придвинул карточку к его носу.

— Кусок пластмассы? — недоверчиво поморщился Траурихлиген. — Хлам! — оценил он карточку Перевёртыша. — Ты меня дурачишь!

— Ладно, молчу… — пожал плечами Перевёртыш и кротко спрятал карточку в карман — до тех пор, пока хвастливый турист не «срежется» на оповской Базе, не попадёт в плен и не взвоет о помощи.

— Вот и молчи! — предписал бывшему дознавателю Траурихлиген и двинулся вперёд — пока что, наугад.

Обходя припаркованные повсюду игрек-тачки, Эрих Траурихлиген с минуты на минуту ожидал жестокого боя — как же, База самой крутой мировой полиции, сейчас, они с Перевёртышем сделают ещё один шаг и будут окружены так, что не смогут даже дышать. Как боевой генерал, Траурихлиген был полностью готов к любому бою — для этого он и взял с собой мультизарядную базуку, собранную на основе игрек-технологий. Ему не нужна никакая карточка — пускай Перевёртыш не надеется на то, что он попросит у него помощи — Эрих Траурихлиген пойдёт на прорыв — он много раз так делал на настоящей войне, с настоящими врагами. А если придётся воевать с глупыми жестянками — победить будет нетрудно…

— Направо иди, — проканючил за спиною Перевёртыш, нехотя тащась дурацким хвостиком. Можно было пристрелить его прямо сейчас — чтобы не ныл над ухом, однако он ещё может принести пользу, ведь он раньше тут работал и знает все лабиринты, а Траурихлиген — не знает.

— Окей! — согласился с ним турист и повернул направо. Обойдя ещё пару тачек, он оказался перед широким проёмом, над которым горела яркая неоновая табличка: «Вход на Базу». Вот и польза от Перевёртыша — с ним он быстрее отыщет медальон и уберётся отсюда. Эриху Траурихлигену давно пора домой — пока он возился с Теплицким и его проклятым чипом — глупые дундуки вроде Фогеля и Заммера запросто могли напортачить и слить весь заговор, который он продвигал годами, коту под хвост.

Вокруг висел сонный полусвет и какая-то нездоровая глухая тишина — тот коридор по которому они с Перевёртышем сейчас быстро шагали, порождал лишь гул их собственных шагов. А бой всё никак не начинался, и Эрих Траурихлиген даже начал скучать — конечно, можно заскучать, если некуда применить базуку!

— Что-то нам тут не рады! — зевнул Траурихлиген, не глядя не Перевёртыша. — Когда они выйдут, коллеги твои?

— Когда запустишь аларм-сирену тогда и выйдут! — угрюмо буркнул Перевёртыш, который всю жизнь до гроба прожил бы в вонючем бомжатнике, лишь бы никогда больше не видеть этих своих «коллег».

— Ты не умничай лучше, а показывай дорогу! — буркнул Эрих Траурихлиген, видя перед собой развилку из трёх одинаковых коридоров.

— В средний ползи! — сообщил Перевёртыш. — До первого поворота налево! Потом — заворачивай!

— Отлично! — согласился Эрих Траурихлиген и уверенным шагом проследовал в средний коридор…

А бой до сих пор почему-то не начинался — коридоры оставались пустыми, рождая сомнения в том, что это и есть та самая База, гнездо Отдела Предотвращений. Может быть, подлый Перевёртыш заманил Траурихлигена в ловушку?

— Заворачивай, куда попёр?? — скрипучий голос Перевёртыша заставил туриста обернуться — бывший дознаватель зачем-то застопорил свой ленивый ход и тыкал пальцем в бестолковую глухую стену.

— Чего торчишь? — фыркнул турист, не желая терять драгоценное время на пустопорожние разговоры с глупым Перевёртышем.

— Тебе туда нужно! — пояснил Перевёртыш, снова показав пальцем на глухую стену, которая выглядела непролазной и толстой, как тысяча чертей. — Только тут переборка закрыта!

— Да? — буркнул Траурихлиген, начиная тихо психовать из-за того, что так и не пришлось вступить в бой. Бестолковое хождение по пустынным одинаковым коридорам действует на нервы…

Турист вернулся назад, приблизился к Перевёртышу и внимательно вгляделся в стену. Какая качественная переборка — подогнана так хорошо, что её почти не видно.

— Тут она, — Перевёртыш кивнул длинной головой, показывая, что переборка устроена как раз напротив него.

— Крепкая! — оценил Траурихлиген переборку и стукнул по ней кулаком. — Ну, ничего, сейчас я её… — раз нет живых людей — хоть переборку-то можно разнести??

Турист вскинул своё грозное оружие, чтобы устранить переборку ракетой, но вдруг сработала сигнализация. Переборка оказалась снабжена местной системой безопасности — над головами пару раз пискнула противная сирена, а потом — в ближайшей стене открылась невидимая до сих пор дверца, выпустив целый отряд одинаковых боевых роботов из тёмного пространства, которое она скрывала за собой. Поставленные на гусеницы, выкрашенные в красный цвет, роботы встали несокрушимой стеною, выставили вперёд свои манипуляторы, снабжённые пулемётами и пушками, собираясь превратить непрошенных гостей в решето.

— Железяки! — буркнул Эрих Траурихлиген и поднял базуку, приготовившись к бою.

А Перевёртыш вальяжно провёл карточкой по едва заметному на закрытой переборке сканеру, и тут же все роботы замерли, опустив пушки, а переборка поднялась, приглашая вступить за неё.

— Карточка! — пропел Перевёртыш и хвастливо помахал своей карточкой у носа Траурихлигена. — Надо знать правила — тогда и базука не нужна!

— Я бы эти склянки и так взорвал! — проворчал Траурихлиген, вместо того, чтобы сказать элементарное «спасибо».

— Варвар… — негромко прокомментировал Перевёртыш, обходя заглохших роботов, небыстро вступая за открытую переборку.

— Слушай, тут у тебя живые вообще имеются? — с раздражением фыркнул Траурихлиген, ударом ноги сбив одного тихого робота на пол. — А то я уже начинаю психовать! Сейчас пристрелю тебя и всё — надо же мне как-то сбросить стресс!

— Тебе надо Репейника найти — он брезгует ретоподъездами, и всегда сидит на Базе! — посоветовал Перевёртыш, опасаясь, что турист распсихуется так, что воплотит угрозу в жизнь.

— Найдём! — согластлся с ним Траурихлиген и тут же спросил, оглядываясь по сторонам:

— И почему тут нет ни одного дознавателя? Только железки?

— Воскресенье — все по ретоподъездам расползлись! — небрежным тоном бросил Перевёртыш, осторожно ступая по блестящему полу коридора, зная, что этот пол обязательно таит в себе смертоносный сюрприз для чужаков.

— Воскресенье? — удивился Траурихлиген. — Что, по восресеньям никто не охраняет вашу Базу??

— А боевые роботы тебе — не охрана? — буркнул Перевёртыш, зная, что роботы, созданные гениальным Драйвером — наглядный пример непобедимости.

— Роботы — это тупые банки! — огрызнулся Траурихлиген, водя базукой из стороны в сторону: а вдруг где-нибудь покажется робот — тогда можно будет его взорвать. — Они делают только то, на что настроены, а думать они не умеют!

— Кстати, Репейник работает над искусственным интеллектом! — будто бы невзначай заметил Перевёртыш, на всякий случай скрываясь от роботов за спиной Траурихлигена. — Смотри, как бы «банки» не оказались умнее тебя!

— А ты где-нибудь видел искусственного генерала? — хохотнул Траурихлиген и снёс из базуки ещё одного робота.

Робот отлетел и шлёпнулся на пол, превратившись груду горящих обломков. Синяя и красная краска на остатках робота быстро чернела, съдаемая языками пламени, а за пламенем обозначилась закрытая переборка — странная, выполненная из стали в виде старинной деревянной двери. «Пробойная» — значилось на металлической табличке, которую прикрутили к этой комичной переборке, словно бы к двери директорского кабинета.

— Нам сюда! — показал Перевёртыш на дверь и полез за карточкой…

— Сдвинься! — спихнул его турист.

Прежде чем Перевёртыш успел пикнуть, Траурихлиген схватил базуку и влепил ракету прямо в дверь. Грянул взрыв, брызнули горящие ошмётки, Перевёртыш едва успел спрятаться за угол, а то бы получил куском двери по голове.

На месте аккуратной переборки, выполненной в стиле «игрек-ретро», оказалась огромных размеров рваная дыра. Повсюду рассыпались разноцветные клочки, в сторонке пристроился смятый компьютер, воздух был забит удушливой пылью. Где-то в этой пыли красным глазом мигала лапочка-оповеститель, а под высоким потолком воем разрывалась аларм-сирена.

— Ну и натворил! — презрительно фыркнул Первёртыш и засунул свою карточку в карман.

Перешагнув остатки тостера, Траурихлиген вдвинулся в развороченную «Пробойную» и широко зашагал вперёд, мимо целых и сломанных компьютеров, неких пробирок разных размеров, столов, кресел и прочей чепухи. Пыль мешала смотреть по сторонам — да, кажется её здесь многовато… И тут до чуткого уха долетел жалобный писк… или это — плач? Или что? Голос — человечий, кажется, этот Репейник забился где-то недалеко… Вот тут! Траурихлиген пинком отбросил в сторону небольшой стол, и обнаружил под ним субъекта, обряженного в заляпанный белый халат, на длинном носу которого перекосились квадратные очки. Стол обрушился, сшибив своей массой один из компьютеров, а субъект попытался отползти назад, однако лопатки его встретили стенку.

— А вот и Репейник! — обрадовался Траурихлиген, направив на сего очкарика свою базуку. — Я угадал?

— Турист! — пискнул Репейник, снова попытался отползти и угодил в угол. Траурихлиген выбросил вперёд свободную от базуки левую руку и схватил его за воротник халата.

— Мне тут одна птичка кукарекнула, что ты — воришка! — сообщил Репейнику Траурихлиген, сменив дьявольскую злость на деланное добродушие. — Где мой медальон, а, Репейник!

— А… — промямлил Репейник, собравшись «прикинуться шлангом» и протянуть время до тех пор, пока на аларм-сигнал не съедутся все пастухи и дознаватели. Они сильнее, чем устаревшие роботы, по-быстрому законопатят наглого туриста, спасут мир, а заодно и спасут самого Репейника…

— Бэ! Раз не знаешь — значит ты бесполезный, а раз бесполезный — можно уничтожить! — оскалился Траурихлиген, с силой швырнул Репейника обратно, в угол и наставил на него жутко чёрное дуло базуки. Репейник треснулся спиной, вызвав облако пыли, поднял побитую голову, увидал базуку и понял, что молчание партизана может принести ему лишь смерть, и поэтому решил сдаться.

— Слушай, твой медальон — у Старлея! — заныл Репейник, вжавшись в свой пыльный угол, словно мышонок, которого настигла грозная неясыть.

— А где Старлей-то? — уточнил Траурихлиген, не опуская грозное оружие. — У тебя на Базе одни жестянки!

— Он в твоём срезе, на твоём месте! — запричитал правду Репейник, думая, что ему тоже бы не помешало оказаться в другом срезе, подальше от сумасшедшего Туриста и его базуки.

— Что??? — вскипел Траурихлиген. — Да он мне там все дела перепортит! — от злости он вскинул базуку и выстрелил ракетой куда попало.

Ракета Траурихлигена начисто снесла внутреннюю стенку и открыла проход в секретный бессбойный отсек, где Репейник прятал осциллятор опа и доктора Барсука.

— Спрашивали — отвечаем… — буркнул Репейник, побелев от страха, который тут же навалился на него и придавил: «турист» нашёл трансхрон… а значит, пиши пропало, и виноват этом только он, Репейник, потому что не усилил охранную систему… За такие дела можно и в игрек-генератор загреметь…

Траурихлиген широким шагом переступил торчащий из пола остаток стены и оказался в бессбойном отсеке. Перевёртыш следовал за ним безмолвной тенью и для чего-то постоянно глядел на часы.

Впереди, поблёскивая в мутном из-за пыли свете лампы, возвышался крупногабаритный и уже устаревший осциллятор, а в сторонке, отгороженный решёткой, забивался за диванчик какой-то человек. Траурихлиген сразу же заметил его, как тот бестолково сучит ножками и ноет, тщетно стараясь скрыться.

— Вылезай! — приказал этому человеку Эрих Траурихлиген и погрозил базукой.

— А? — пискнул незнакомец, повернул своё перепуганное личико, и Траурихлиген узнал его.

— Барсу́к! — злобно выплюнул он, узнав в пленнике решётки доктора Барсука. Это он помог проклятому опу постороить трансхрон — кто же ещё?? — Это ты меня сдал!

— А ты меня чуть не убил! — огрызнулся доктор Барсук, радуясь, что его защищают толстые прутья игрек-решётки, которые не пробьёшь из базуки. — Кстати, не Барсу́к, а Ба́рсук! От слова «баРС»! Я устал уже об этом твердить!

— Чуть? — переспросил Траурихлиген, наводя дуло базуки прямо на доктора Барсука. — Сейчас, исправлю!

— Нет… — мышонком пискнул Барсук, вжимаясь в прохладную стену и чувствуя, как отнимаются его похолодевшие ноги.

— Да! — возразил Траурихлиген и нажал на курок.

Клац! — базука отказалась стрелять, растратив все снаряды, Траурихлиген злобно выплюнул слово «Чёрт!» и отшвырнул бесполезную железку подальше, в угол.

— Фу-ух! — издал вздох облегчения Барсук, вытирая испарину с бледного лба холодной рукой.

— Чёрт! — сквозь зубы повторил Траурихлиген, оглядывая бессбойный отсек в поисках другого оружия.

Да, а вот и оно — взгляд туриста упал на невысокий крепкий постамент, на котором, прикрытая стеклом, возлежала пушка, снабжённая длинным толстым дулом и оптическим прицелом. Траурихлиген схватил с пола тяжёлый камень, выбитый ракетою из толстой стены, и со всего маху запустил в короткий полёт, расквасив стекло в мелкие осколки.

— Ты плохо охраняешь ос‏циллятор! — проворчал Эрих Траурихлиген и схватил с приземистого постамента эту увесистую пушку сине-серебряного цвета. — Пора ломать! — заявил он, взяв на прицел сверкающий бок осциллятора. — Сейчас, будет бах!

Палец Траурихлигена лёг на широкий курок…

— Эй, это — не базука! Это — магнетрон! — поспешил предупредить доктор Барсук, зная, что никакой «бах» не получится, а получится только сбой магнитного поля.

— Это — магнетрон? — уточнил Эрих Траурихлиген и почему-то обрадовался ещё больше, чем если бы схватил базуку. — Тогда — держи пять!

Ничего особенного не произошло: ни фантастических лучей, ни страшного грохота — ведь магнитное поле невидимо и абсолютно тихо… Только вот, осциллятор, попав в него, натужно рыкнул, как сломавшийся холодильник, и заглох навечно.

— Вот так! — обрадовался Траурихлиген и нацелил магнетрон в лоб рыдающего от страха доктора Барсука. — А сейчас — твоя очередь!

— Быстрее, Турист! — заволновался вдруг Перевёртыш, дёрнув Траурихлигена за рукав и помешал ему нажать курок.

— Кыш! — отогнал его Траурихлиген. — Ты что, не видишь: я казню??

— Думаешь, эта дрянь просто так воет? — осведомился Перевёртыш, имея в виду противную сирену, которая, не замолкая, металась под сводами потолка. — Она запустила сигнал в игрек-эфир! Сейчас, ты увидишь дознавателей! И пастухов заодно, и подсыльных!

— М-да? — коротко проворчал Траурихлиген, выкинул ненужный более магнетрон и постановил:

— Тогда пошли!

— Побежали! — поправил Перевёртыш, птичкою выпрыгнул из бессбойного отсека назад в разгромленную «Пробойную» и помчался через неё к вышибленной переборке со всех своих ног.

Траурихлиген убегать не спешил — он поднял ещё один камень, разбил купол над второй тумбой и схватил с неё наручный трансхрон, быстро застегнув его не своём запястье.

— Спасибо, Барсук, клёвый презент! — обрадовался он и только тогда покинул пробойную.

Доктор Барсук ничего ему не ответил: пускай ворует из опа всё, что хочет… главное, что Траурихлиген оставил его в живых.

Глава 155 В полёте асы

Траурихлиген проворно бежал впереди, а Перевёртыш едва поспевал за ним — настолько быстроногим оказался турист.

— «Стоянка»! — громко прочитал Траурихлиген на встретившейся по дороге табличке, не показав и признака одышки. — Отлично!

Вскоре коридор закончился опущенной переборкой, и Траурихлиген вынужден был остановиться, досадуя на то, что у него нет базуки. Если бы была — он, не задумываясь, снёс бы эту «ненужную» переборку ракетой.

— Открыть можешь?? — напал турист на подоспевшего Перевёртыша, который, синея, стрался не показать, что запыхался на бегу.

— Карточка! — пропыхтел Перевёртыш и тут же чиркнул карточкой по сканеру — он открывал переборку для себя, а не для туриста, ведь если оп его поймает — ему светит игрек-тюрьма, а может быть и игрек-генератор.

— Супер! — обрадовался Траурихлиген, а побеждённая переборка быстро отодвигалась в стену.

Едва проём стал достаточно широким — турист проскользнул через него, отыскал среди других тачку Перевёртыша и забился в кабину, заводя мотор игрек-ключом.

— Давай, Перевёртыш, ползи, а то я тебя оставлю! — пригрозил он бывшему дознавателю, который, на его взгляд, тянулся слишком медленно.

Перевёртыш решил не мешкать: турист мог улететь без него — и прибавил ходу, влез на заднее сиденье. Едва он захлопнул дверцу — даже ремень не успел пристегнуть — как турист нажал на газ и заставил машину с места сорваться в шальной аллюр. Взревев мотором, игрек-тачка выбросила из дюз огненные столбы и рванула вперёд, преодолев звуковой барьер, оставляя на металлическом полу чёрные следы колёс. Дознаватели уже успели задраить дополнительные створки шлюза, надеясь перекрыть лазутчикам ход, однако Траурихлиген вновь выстрелил ракетой. Взорвав створки, турист заставил тачку выскочить под свободное небо.

— Пристегнулся? — осведомился он у Перевёртыша, не оборачиваясь.

— Почти! — прокряхтел Перевёртыш, застёгивая пряжку на своём отощавшем животе. — Кстати, ковбой, у нас хвост!

Бывший дознаватель старался изобразить иронию — для туриста — но сам боялся хвоста почти панически.

Траурихлиген бросил взгляд в зеркало заднего вида. Небольшой атолл стремительно оставался позади, но со всех сторон из него, словно гигантские пчёлы из дьявольского улья, вылетали игрек-тачки, бросаясь в погоню. Их было столько, что небо, казалось, пестреет, при виде такого «пушистого хвоста» человек мог бы впасть в панику, однако Эрих Траурихлиген не привык ни паниковать, ни сдаваться… станет ли тот, кто разгромил самого Жукова, сдаваться какому-то опу?? Эрих Траурихлиген включил первую игрек-скорость, и океан мигом промчался, словно синяя полоска, и под крылом оказался какой-то город — достаточно большой, наполненный небоскрёбами, парками, водоёмами… На крыше одного небоскрёба разбили зимний сад с искусственным озером, там находились люди, которые таращились на рассекающую небо крылатую машину большими глазами и тыкали в неё пальцами.

Эрих Траурихлиген внимательно смотрел вперёд, облетая препятствия, и тут же увидел, как навстречу их игрек-тачке стремительно летит некий тёмный объект.

— Опять тачка! — фыркнул Траурихлиген, тщательно отлавливая этот объект в кружок прицела, чтобы взорвать.

— Турист, это не тачка, это истребитель! — заверещал Перевёртыш, разобравшись, что им навстречу на сверхзвуковой скорости мчится самолёт «F-22», и уже выпускает ракеты. — Тебя ПВО засекли — сейчас собьёт!

— Не успеет! — стальным голосом заявил Траурихлиген, единственным движением пальца нажав красную кнопку. Игрек-тачка совершила точный выстрел, и ракета вмиг превратила истребитель в огненное облако.

— Супер! — похвалил себя Траурихлиген, видя, как ошмётки самолёта, горя, падают вниз. — Что-то я забыл про невидимость!

— Давно пора! — огрызнулся Перевёртыш.

Траурихлиген включил режим невидимости, и для всех, кто не обладал игрек-очками и игрек-радаром, крылатая машина мгновенно исчезла. А спустя миг над нею промчалась целая эскадрилья истребителей, построенная боевым клином. Их пилоты и радары больше не видели нло, поэтому самолёты понеслись дальше, со страшным свистом рассекая голубые небеса.

— Я бы и эти посбивал! — сказал Траурихлиген с таким спокойствием, будто бы не находился сейчас на волосок от смерти, а сидел на диване и играл в компьютерную игру.

— Ты, лучше, глаза разуй, терминатор! — пробурчал Перевёртыш, через плечо Траурихлигена показывая на радар. — Дознаватель летит — сейчас, подобьёт!

— Настырный чёрт! — выплюнул Траурихлиген, видя на радаре, как их преследует ещё одна игрек-тачка. Она подлетела близко — её можно было увидеть и в зеркало заднего вида, а на её капоте и крыше торчали ракетницы и пушки. Их дула двигались: дознаватель целился в них.

— Держи пять, зараза! — прошипел Траурихлиген, тут же поймав вражескую тачку на прицел, выпуская по ней ракету за ракетой.

Ракеты взрывались, ударяясь об обшивку вражеской машины, однако фантастическим образом не причиняли ей вреда.

— Защитное поле, чёрт возьми… — пробормотал Траурихлиген, видя, что проклятый дознаватель не отстаёт, а упрямо преследует, обстреливая.

Одна ракета взорвалась прямо над крышей, толкнув игрек-тачку взрывной волной. Траурихлиген резко направил её вниз — иначе бы вторая ракета разнесла её на части.

— Меня тут уже тошнит… — изрыгнул Перевёртыш, который готов уже был в любую секунду изрыгнуть и свой тощий ужин, однако удерживал его внутри усилием воли.

Лавируя, Траурихлиген параллельно изучал приборный щиток и иконки бортового компьютера и увидел красный кружок с лаконичной подписью: «YY».

— Интересно, — пробурчал он себе под нос, пальцем одной руке нажав иконку, а второй — повернув штурвал, заставив тачку круто обогнуть стену небоскрёба. Одна из двух тачек смогла пройти эту ловушку, выскочив над крышей, а вторая — с размаху налетела на здание и исчезла в огне.

— «Игрек-Игрек» — это Репейник новую пушку изобрёл! — подсказал сзади Перевёртыш, который больше всего не хотел возвращаться в игрек-тюрьму. — Ты давай, стрельни — увидишь, что будет!

— Да? — не поверил Траурихлиген, однако, нашёл кнопку с двумя игреками, прицелился в навязчивую тачку и вдавил эту кнопку в приборный щиток до упора.

Тут же на крыше тачки появилась маленькая пушка и выпустила тонкий белый лучик. Он врезался точно в игрек-тачку дознавателя, и тут же на капоте тачки вспыхнул яркий огонёк, который разрастался, перекидываясь на крышу, крылья… Через минуту тачка уже вся горела, и дознаватель, отстрелив пылающую крышу, выпрыгнул наружу с парашютом за спиной. Траурихлиген поймал его в кружок прицела, собираясь выстрелить ракетой и разнести врага на части. Дознаватель дёрнул за кольцо, выпустив из ранца парашют, поток воздуха поднял его вверх, к освещённым солнцем облакам, Траурихлиген разглядел его лицо и не стал стрелять.

— Отличный пленник! — прошипел он, поняв, что из сбитой тачки выпрыгнула Звонящая.

— Ты что, зачем нам пленник?! — заклекотал Перевёртыш, который совсем не хотел брать в плен дознавателей — лучше их отстреливать.

— Сейчас, я её поймаю! — заявил Траурихлиген, лавируя тачкой так, чтобы подхватить Звонящую на крышу.

— Та зачем тебе она?? — заревел Перевёртыш, желая как можно скорее отделаться от погони и запрятаться куда подальше. — Кидай, пусть падает!!

— Не дрейфь, брат! — хохотнул Траурихлиген и нажал кнопку, заставив крышу игрек-тачки открыться.

— Чёрт, да ты помешан на ней! — ругнулся Перевёртыш, желая лишь вернуться в свой скромный дом — смотреть свой скромный телевизор.

Звонящая парила на парашюте в нескольких метрах от них, Траурихлиген направил игрек-тачку вниз, а потом — вертикально вверх, и она оказалась в салоне, бухнувшись на заднее сиденье, к Перевёртышу. Едва оказавшись в салоне игрек-тачки, Звонящая выхватила пистолет, нацелив его Перевёртышу в лоб и громко, агрессивно заявила:

— Сдавайтесь, вы арестованы за вторжение на Базу!

— Э, да ты в курсах, что мы тебя поймали? — изрыгнул Перевёртыш, испытав секундный шок от небывалого бесстрашия Звонящей.

— Руки давай! — зарычала Звонящая, уперевшись коленом в живот Перевёртыша.

— Ай, сумасшедшая! — взвизгнул, корчась от боли Перевёртыш, а Звонящая не собиралась его отпускать, чудом удерживая равновесие а болтающейся в разные стороны игрек-тачке.

Из-за высотных зданий выскакивали преследователи — Звонящая через свой передатчик связалась со всеми дознавателями и передала координаты тачки беглецов. Они пытались сбить их, и ракеты летели, кажется, со всех сторон, однако Траурихлиген с нордическим спокойствием поворачивал штурвал, увёртываясь от смертоносных ударов, и ракеты летели мимо, взврывались, врубаясь в стены домов.

Бах! — ракета врубилась в угол ближайшего здания, разбив его на рваные куски.

В бок ударился большой осколок стены с арматурой, раскололся на части, жёстко толкнув машину в сторону, однако на броне игрек-тачки не осталось и следа. Звонящая качнулась, на секунду выпустив врага, и Перевёртыш улучил момент, смог сбросить Звонящую с себя под сиденья. Она обрушилась, набив синяк, и Перевёртыш получил шанс навалиться на неё и скрутить, однако толстый ремень безопасности не дал ему подняться. Звонящая мгновенно вскочила на ноги, и снова оказалась на животе Перевёртыша, заламывая ему руку и наводя пистолет.

— Давай, вяжи её — я же рулю! — зарычал Перевёртышу Траурихлиген, заставляя игрек-тачку вилять между высотными домами и выписывать такие петли, что Перевёртыш судорожно проглатывал желудок.

— Чёрт с тобой! — булькнул Перевёртыш, борясь со Звонящей, которая лягалась и била кулаками так, что от боли можно было потерять сознание. — Она меня оглушит сейчас!

— Сдавайся, Перевёртыш! — кряхтела Звонящая, которой удалось заломить руки бывшего дознавателя за спину, уткнуть последнего в обивку кресла и вытащить наручники. — Внимание, всем машинам, приём! Я сейчас их задержу!

— А-а-а… турист!! — взмолился Перевёртыш, которого Звонящая прижимала настолько больно, что у него из глаз летели искры.

— Трусло! — буркнул Траурихлиген, выпустил ракету и сбил ту тачку, которая попалась ему на прицел. — Девчонку скрутить не может! Слизняк безмозглый!

Облетая дома и минуя ракеты, Траурихлиген заставил тачку вращаться вокруг своей оси, непристёгнутая Звонящая упала на потолок кабины, выпустив Перевёртыша, и больно стукнулась головой.

— Ай! — вскрикнула она, чувствуя, что сейчас потеряет сознание. Наручники выпали из её рук и завалились куда-то…

Траурихлиген двинул штурвал, огибая очередную многоэтажку, тачка закончила вираж, перевернувшись крышей вверх, и Звонящая кулём свалилась на колени кряхтящего Перевёртыша, снова навернувшись головой — о бронированное окно. Перевёртыш понял, что его противница оглушена и тут же прочно связал её парашютными стропами и отбросил на соседнее сиденье — чтобы не мешала.

— Ну, что, скрутил? — осведомился через плечо Траурихлиген, видя, что им на хвост село аж две игрек-тачки.

— Ага… — плюнул Перевёртыш, усаживаясь поудобнее и потирая свои синяки.

Связанная Звонящая беспомощно покачивалась на сиденье, и Перевёртыш накинул на неё ремень безопасности — чтобы не летала по салону.

— Турист, а что дальше? — осведомился Перевёртыш, оглянувшись назад и увидав, что за ними мчится, плюясь ракетами целая эскадрилья игрек-тачек. Облетая высотные дома, они заходили справа и слева, а одна ракета врубилась в стену в нескольких метрах от них, вызвав взрывную волну и турбулентность.

— Прорвёмся — ответят опера! — весело пропел Траурихлиген. — Не дрейфь, братуха!

— Во-первых, я тебе не брат, — мрачно огрызнулся Перевёртыш, скукожившись в кресле и недобро предчувствуя, что их сейчас либо отловят, как двух павианов, либо разнесут ракетой на мелкие кусочки. — А во-вторых — нам не уйти: смотри, сколько их!

— Ничего! — беззаботным голосом отказался Траурихлиген, зачем-то повернулся к задним сиденьям и правой рукой вцепился в парашют Звонящей.

— Что ты де??. - начал, было, Перевёртыш, испугавшись, что Траурихлиген бросил штурвал как раз в тот момент, когда впереди замаячил монолитный небоскрёб…

— Пока, братуха! — попрощался Траурихлиген, помахал свободной левой рукой… И только теперь Перевёртыш заметил у него работающий трансхрон — тот самый, который лежал в пробойной у Репейника…

Пик! — издал трансхрон, и в ту же секунду Траурихлиген пропал вместе со Звонящей, оставив Перевёртыша одного в неуправляемой машине.

— Та, чёрт тебя дери! — перепугался Перевёртыш, нажал аварийную кнопку, открыв отсек, из которого выпадает парашют. Парашют выпал ему на колени, Перевёртыш тут же напялил его на себя и покинул игрек-тачку зе секунду до того, как она врезалась в небоскрёб и с жутким грохотом взорвалась, расшвыривая пылающие обломки, ошмётки, искры…

Над его головой пылало, а Перевёртыш плавно опускался вниз под зелёным куполом парашюта. Там, внизу, на сером асфальте, собирались какие-то зеваки, тыкали вверх своими пальцами. Визжали сиренами пожарные машины, которые вызвал кто-то очень шустрый, бежали полицейские… Перевёртышу не очень хотелось садиться в эту всё растущую, волнующуюся толпу, он дёрнул левый строп, чтобы ветер отнёс его подальше, туда, где зеленел достаточно обширный парк. Ж-Ж-Ж!! — около его лица внезапно промчалась ракета, врезалась внизу в какую-то будку, разметав её и превратив в пожар. Перевёртыш судорожно задрал голову и обнаружил, что прямо над ним кружатся, словно гигантские разъярённые пчёлы, целых четыре игрек-тачки, ощетиненные пушками. Ж-Ж-Ж!! — вторая ракета незамедлила появиться, однако, тоже промахнулась, взорвавшись о землю и образовав на шоссе кратер. Вон оно как: бывшие коллеги расстреливают его ракетами! До земли оставалось метров пять — высоко, можно запросто свернуть шею, однако ракеты страшнее, поэтому Перевёртыш решился на риск. Выхватив нож, он чиркнул им по стропам и оказался в свободном падении. Вовремя сгруппировавшись, Перевёртыш приземлился на четвереньки, и тут же увидал напротив себя узкое окошко. бах! — третья ракета взорвалась почти что у него под ногами, и Перевёртыш, не мешкая, ласточкою нырнул в это окошко, не задумываясь особо, куда оно его приведёт. Упав с небольшой высоты, Перевёртыш скатился в некий грязный вонючий подвал и затих там, провозмогая боль набитых шишек. На него во все свои круглые залитые глазки таращился обитавший в подвале бомжик, а над головой рассекали воздух игрек-тачки… но это уже не его забота — пускай ловят Траурихлигена, ведь это он похитил Звонящую. А Перевёртыш будет прятаться… что ещё ему остаётся??

Глава 156 Плен для Звонящей

На несильном, но сыром и промозглом вертру качались промокшие на недавном дожде ковыли. Остатки степи, превращённые в городской пустырь, и вокруг — ни единого древца — только сорняки и покрытое асфальтом пространство, на котором ровными рядами торчат одинаковые кубические постройки, безликие безмолвные склады. В воскресенье все склады закрыты — на воротах замки и ни единой живой души вокруг, а что делать людям здесь, в этом сером, унылом районе, запоненном лишь складами да пустырями? Внезапно на пустыре, среди высоких сорных трав, появился человек. Он был не один — тащил второго, связанного. Тем, кто тащил, был Эрих Траурихлиген, а тащил он Звонящую, связанную стропами парашюта. Траурихлиген не проронил ни слова — тащил Звонящую через пустырь к складам в абсолютном молчании, а Звонящая — ожесточённо вырывалась и свирепо мычала: говорить и кричать ей мешал кляп. Эрих Траурихлиген направлялся прямо к тому складу, на табличке которого было написано: «ЧП Бондаровский Б.Б.», и который Траурихлиген сделал своим, бесплатно «купив» у Гектора Битюгова.

У Эриха Траурихлигена не было времени на то, чтобы долго возиться со Звонящей. Он жаждал вернуться домой, в своё время — нужно было найти медальон, отобрать его у Сенцова и спасать Новый Рейх, который сейчас методично разрушает этот безмозглый слизняк. Перебросив докучливую дознавательницу через плечо, он приблизился к стальной двери склада и три раза нажал кнопку звонка.

— Пароль?! — из динамика, подвешенного к одной створке, вылетел хрипатый голос.

— Давай, распахивай, а то пристрелю! — зарычал в ответ Траурихлиген, сопя и топчась с ноги на ногу от злости.

— Принято! — щёлкнул хрипатый голос: слова, произнесённые Траурихлигеном, действительно, являлись паролем.

Тот, кто находился внутри склада в поспешном порядке откручивал замки: знал, что лютый босс не любит ждать.

За дверью оказались два бандита: один из них явно переедал — пузо аж вывалилось из-под свитера и висело колышащимся мешком, а второй, похоже, начал курить в младшей школе, и ростом был всего лишь, метр шестьдесят.

— Малой, Толстяк, кто там припёрся? — послышалось из недр склада, а потом, свирепо топая берцами, явился Олег Ченно, на всякий случай вытащив из кобуры пистолет.

— Это всего лишь, я! — выплюнул Эрих Траурихлиген, а бандит по кличке Малой спешно закрывал стальные двери.

— Ой, доброе утро, Босс! — заискивающе пролепетал Олег Ченно, заметно изменившись в лице и поспешно спрятав пистолет: Эрих Траурихлиген стреляет куда быстрее и метче него… зря злить Босса не стоит…

— Заковать в наручники и изолировать! — коротко приказал Траурихлиген, не здороваясь, и швырнул Звонящую на бетонный пол перед бандитами.

— Настоящий дознаватель?? — обрадовался тощий Малой, проявив телячий восторг. — Вау! — выдохнул он, схватил Звонящую за пленившие её путы и, кряхтя под весом, водворил на связанные ноги. — Ну, скажи хоть слово! — бандит решил посмеяться над дознавателем и вытащил кляп изо рта Звонящей.

— Держи пять! — разозлилась Звонящая и изо всех сил укусила подставленный к её лицу указательный палец бандита.

— Кусается! — заныл Малой, потирая укушенный палец, разжал руки, и Звонящая снова повалилась на пол, не удержав равновесия из-за проклятых строп парашюта.

— Стукни по башке! — бросил Эрих Траурихлиген, не оборачиваясь, и исчез за дверью.

— Есть! — сыто отозвался Толстяк, схватил с низкого диванчика резиновую дубинку, пихнув ноющего Малого, размахнулся, и для Звонящей наступила темнота…

* * *

Звонящая очнулась в некой тесной каморке с ободранными стенами серого цвета, прикрытой тонкой деревянной дверцей. Она сидела на стуле, её освободили от строп парашюта, но руки были в стальном плену наручников. Стул был жёстким, как камень, у Звонящей уже затекли ноги, и руки в наручниках страшно болели. Она сидела тихо: прислушивалась к голосам, что долетали из-за деревянной двери её каморки. Кажется, их там двое, и они играют в карты. Один голос, сытый такой, толстый, солидно и основательно говорил:

— Туз пик! Ты проиграл!

А второй голосок, прокуренный и жиденький, визгливо огрызался:

— Рано радуешься, Толстяк! Сейчас, мой ход!

Они слишком заняты игрой — ставки, скорее всего, велики. Им всё равно, что делает в каморке пленница — авось, не убежит, связанная по рукам и ногам! Звонящая пока затихла, тихонько повернула голову и выплюнула скрепку. Поймав её правой рукой, она немного разогнула скрепку, нащупала на левом наручнике замочную скважину и принялась отмыкать замок.

— Всё играетесь, да Малой? — вмешался за дверью третий голос, и Звонящая замерла, сжав скрепку пальцами.

— А что ещё делать? — вопросил Толстяк. — И кстати, я выигрываю! Хочешь — присоединяйся, Ченно!

Ченно! Олег Ченно, киллер, за которым охотится оп! У Звонящей появился шанс схватить его? Нет, сейчас не до обычного киллера — какой может быть Олег Ченно, когда Траурихлиген разгромил Базу?? Сначала — обезвредить Траурихлигена, а потом уже возиться с Ченно!

— Нет, я не хочу деградировать! — отказался от карт Олег Ченно. — Лучше звякну боссу!

Боссу… Интересно, кто же у них — босс? Неужели, Траурихлиген?? Надо разобраться… Но для начала — надо выпутаться! За дверью послышались шаги и затихли — Олег Ченно ушёл. Ушёл — хорошо… Звонящая продолжила ковырять замок. Со лба на глаза стекал пот — в каморке висела жара, да и открывать вслепую крошечный замочек — дело нелёгкое… Звонящая начинала чертыхаться: проклятые наручники не поддавались. Дознаватели не паникуют, поэтому Звонящая продолжала методично ковырять замочек до тех пор, пока он не издал щелчок и не отпустил её левую руку.

— Есть! — шёпотом обрадовалась Звонящая, сбросила один браслет и принялась распутывать свои ноги.

Развязав узлы и ослабив верёвки так, что этого не видно со стороны, но их можно будет сбросить в любую секунду, Звонящая завела руки за спину, чтобы они казались скованными, и громко запела:

— Взвейтесь кострами, синие ночи! Мы — пионеры, дети рабочих!

При этом она раскачивалась на стуле, заставляя его скрипеть и биться ножками о бетонный пол.

— Что там ещё?? — обладатель жидкого голоска по кличке Малой оторвался от карт, привлечённый шумом пленницы и подходит, чтобы заглянуть в каморку!

Звонящая не прекращала петь:

— Радостным шагом, с песней весёлой мы выступаем за комсомолом!!

В дверном замке повернулся ключ! Он открывает дверь! Раздался скрип, и дверь отъехала в сторону, пропустив тощего гангстера в соломенной шляпе и кожаном жилете, прорванном на плече. Он всё ещё держал карты в охапке, и Звонящая заметила у него два туза.

— Ну, чего шумим, мадам? — осведомился он, помахав картами. — Разве вам неудобно?

Звонящая прыгнула. Стукнув бандита по голове, она ухватила его под мышки и быстро затащила в каморку.

— А? — удивился Толстяк, видя, как ноги товарища словно бы запрыгнули за открытую дверь и там исчезли.

— Что за чёрт? — Толстяк поднялся со своей бочки, раскидав карты.

Звонящая притаилась у дверного косяка, стараясь не спотыкаться о неподвижное тело Малого.

— Малой! — позвал Толстяк.

Звонящая молчала, выжидая. И Малой молчал, «отдыхая» носом вниз.

— Малой, я не понял! — Толстяк просунул голову за дверь и заглянул в каморку.

— Держи пять! — Звонящая прыгнула снова, выбросив вперёд левую ногу.

Бах! — каблук попал в голову Толстяка и тот, булькнув, рухнул поперёк порога.

— Отлично! — Звонящая заметила выпавшие из его кармана ключи, схватила их и затолкала жирные ноги Толстяка в каморку. Выйдя прочь и захлопнув дверь, Звонящая закрутила обоих бандитов на замок и притаилась в темноте — где-то там, в глубине неизвестности раздавался голос Олега Ченно. Слов не разобрать — далеко и, кажется, за закрытой дверью… Можно и его законопатить и прикрутить, скажем, к вон той колонне, очертания которой виднеются во мраке… Звонящая подняла свою скрепку, аккуратно расстегнула второй браслет, сняла наручники и опустила в карман: пригодятся!

Звонящая включила игрек-очки ночного видения и огляделась. Пространство вокруг неё большое, однако всё заполнено: мешки, ящики, хлебные буханки, толстые и тонкие колбасы… Продовольственный склад! Хотя, не совсем продовольственный: около большого аквариума, наполненного скользкими зеленоватыми судаками, стояли разнообразные телевизоры, а около телевизоров — ноутбуки и компьютеры. А с другой стороны от аквариума высились широкие и длинные коробки со странными наклейками «Мятная карамель». Звонящая сделала несколько шагов вперёд, стараясь не споткнуться о картонные ящики с бело-розовым зефиром, обошла штабель автомобильных шин и заметила, что в самой дальней стене есть дверь с прямоугольным зарешеченным окном. В окне мерцал свет, и в этом свете двигался силуэт Олега Ченно с силуэтом телефона. Ченно до сих пор болтал, можно накрыть его врасплох и хорошенько допросить про это место! Звонящая бесшумно скользнула за нагромождения коробок и двинулась прямо к двери.

Олег Ченно не знал, что пленница сбежала. Он болтал по телефону и не слышал, как дверь с окном за его спиной медленно приоткрылась. Он не заметил и быструю тень, которая проскользнула в его освещённый кабинет и спряталась за шкафом.

— Вы сейчас будете, да, босс? — спрашивал Ченно в телефонную трубку. — Хорошо, всё, жду!

Всё, на этом разговор Олега Ченно с таинственным боссом был закончен, и Ченно положил трубку на подставку. Повернувшись к шкафу спиной, он схватил со стола шоколадку, развернул обёртку и собрался отгрызть большой кусок…

Звонящая тихо скользнула к нему из укрытия и аккуратно лишила сознания, дотронувшись двумя пальцами до его толстой шеи. Олег Ченно обмяк и сел на пол в абсолютной тишине, не пикнув. Шоколадка упала на пол.

— Супер! — Звонящая обрадовалась победе, ухватила Ченно под мышки, сцепив руки в замок на его груди, и принялась затаскивать на массивное кресло.

— Туша! — буркнула Звонящая, потому что Ченно весил немало, но всё же, запихнула его тело в кресло, завела его руки назад и вытащила из кармана те наручники, которыми была скована сама. Перекинув их цепочку через трубу, что проходила как раз за креслом, она застегнула браслеты на запястьях Ченно, и пихнула Олега ногой, убеждаясь, что тот всё ещё в отключке. Ченно не среагировал — «сон» был глубок, и Звонящая принялась шарить по ящикам стола, отмыкая их теми ключами, которые отняла у Толстяка. В ящиках валялись пыльные накладные, а в одном оказался вообще, пепел. Это скорее, для обэпа, чем для опа, и Звонящая, без интереса перебирая накладные, чихала от клубящейся пыли.

— Нннн… м-м-мм… — подал голос Олег Ченно и заворочался, лязгая наручниками о трубу.

— Ожил! — констатировала Звонящая и повернулась к нему.

Ченно разлепил глаза, глянул вокруг себя шальным взглядом и, заикаясь, пробулькал:

— То-то-чи-лось!

— Гражданин Ченно, милиция! — заявила Звонящая и поставила напротив Олега тощенький шаткий стульчик. Усевшись на этот стульчик и стараясь не шатать его, она заглянула в побледневшее от неожиданности лицо Ченно и сказала ему:

— Вам лучше не молчать, а рассказать мне, что это за место.

Олег Ченно пришёл в себя. Он больше не булькал и не заикался, а свирепо выкрикнул:

— Волки позорные! Как вы меня нашли??

— Вы окружены, — блефовала Звонящая, листая накладную. — Так что, гражданин Ченно, лучше вам не оскорблять правоохранительные органы!

— Чёрт… — буркнул Олег Ченно, уныло вперившись в белый, покрытый мелкими трещинками потолок. — Я знаю только, что это склад! Телики вместе с судаками торчат!

— Это я уже видела! — сказала Звонящая. — Для санстанции и обэпа тут будет много работы. А как насчёт похищенных людей, а, гражданин Ченно? Я уже не говорю о том, чем вы зарабатывали на жизнь последние пять лет! И с Буквоедом вы знакомы.

— Да кто вам это сказал?? — подпрыгнул в жёстком кресле Олег Ченно, лязгнув наручниками о трубу. — Да вы что, смеётесь, какой Буквоед???

— Вы бледнеете, — спокойно заметила Звонящая. — Верный признак вашего страха перед тем, что вас раскусят!

— Чёрт… — пробормотал Олег Ченно, ёрзая, потому что ему было неудобно. — Кругом — одни психи! Сначала — Теплицкий со своими идефиксами, потом — турист этот недорезанный! Я…

Он не успел договорить, потому что за хилой дверцею раздался жуткий гвалт. Гвалт приблизился с грузным топотом, а секунду спустя — дверца с треском вылетела, разломившись на два куска. Звонящая едва успела отскочить — а то бы её зашибло одним.

— Та, чёрт бы вас подрал! — с рыком динозавра, расшвыривая всё, что попадалось на пути, в тесный кабинетик ввалился разъярённый Толстяк, с огромным куском арматуры наперевес.

— Стой! — приказала ему Звонящая, тут же выхватив пистолет Олега Ченно и нацелив ему в лоб.

Замахнувшись оружием, Толстяк издал ещё один рык и… внезапно ухнул и тяжело увалился носом вниз.

— А? — удивилась Звонящая, опуская пистолет.

— Фу-ух, вовремя успел! — выдохнул некий незнакомец в плаще, который вдруг явился из темноты склада с куском водопроводной трубы в правой руке.

Звонящая собралась его подстрелить, однако незнакомец вдвинулся в свет лампочки.

— Рыбкин? — изумилась Звонящая, узнав в неожиданном помощнике коллегу. — Как ты меня нашёл?

— Взял пеленг! — отдуваясь, пропыхтел Рыбкин, помахивая трубой. — Ещё я знаю, где тут трансхрон! Пойдём быстрее, а то сейчас Траурихлиген притащится!

— Супер! — оценила Звонящая способности Рыбкина, обыскивая карманы Олега Ченно. — И где же трансхрон?

— В подвале! — отозвался Рыбкин, разглядывая аквариум с судаками. — Это я у Миркина потихоньку чертежи остаточного сканера утащил, и Репейник мне такой же сделал! Им я засёк трансхрон!

— Ну ты даёшь! — выдохнула Звонящая, раскладывая на бетоне пола два пистолета, мобильный телефон, жвачку, сигареты и зажигалку из карманов Олега Ченно. — И чего ты в стажёрах до сих пор бегаешь? Давно пора назначить тебя дознавателем!

— Не знаю… — пожал плечами Рыбкин и тут же обратил внимание на вещи Олега Ченно:

— Никаких прибамбасов… — сказал он, разглядывая обыкновенный мобильник, простые пистолеты и банальную жвачку. — Ни «игреков», ни трансхронов… Странно…

— Траурихлиген не спешил оборудовать его гаджетами! — постановила Звонящая, запихнула сигареты, зажигалку и жвачку назад, в карманы Олега, а мобильник и пистолеты забрала себе. — Пошли, Рыбкин, пора искать трансхрон и спасать наших!

Звонящая поднялась с корточек и, перешагнув распластавшегося посреди дороги Толстяка, пошла в ту сторону, куда показал Рыбкин.

— Там, за судаками, под теликами, есть вход в подвал, — сказал он, обходя аквариум. — А в подвале Траурихлиген поставил трансхрон.

— Разбираем телики! — тут же постановила Звонящая, схватила с пола один телевизор и отставила его подальше, в сторону.

— Чёрт, ну и навалили… — прокряхтел Рыбкин, оттаскивая в сторону громадный, тяжеленный «ящик» — кубический такой, давно устаревший. — И зачем ему всё это?

— Чтобы ты спросил! — буркнула Звонящая, и со следующим теликом церемониться не стала — кинула об пол и расквасила. — О, а вот и люк! — определила она, увидав, что под теликом существует тяжёлая крышка, задраенная на замок для люков подводных лодок.

— Хороша крышечка… — оценил Рыбкин, поднимаясь с коленок на ноги. — И как мы её откроем?

— Там «Мятная карамель» стоит! — Звонящая показала пальцем вперёд, где высились массивные продолговатые ящики, определённые, как мятная карамель. — Пойди-ка, глянь, что там за карамель? Что-то мне подсказывает, что она нам поможет!

— Ладно… — Рыбкин пожал плечами, не особо уверенный в успехе, и откочевал мимо судаков к ближайшему ящику со странной карамелью. Изучив крышку, Рыбкин понял, что она приколочена к ящику длинными, толстыми гвоздями — не открыть без хорошего рычага… Рыбкин принялся оглядывать заставленное пространство вокруг себя, в поисках подходящей отмычки.

— Ну, чего озираешься? Время не резиновое! — поторопила его Звонящая, топая у задраенного люка.

— Сейчас… — протарахтел озадаченный Рыбкин, но тут же его взгляд вырвал из хаоса вещей нужный предмет. Около батонов валялась стальная фомка, и Рыбкин проворно скользнул к ней, выхватил из хлебов и вернулся к ящику. Засунув сей инструмент под крышку, он навалился на неё всем весом и, поднажав, сумел оторвать её от ящика и сбросить на пол…

— Э, сестра, ты экстрасенс! — присвистнул он, обнаружив под занозистой крышкой совсем не карамель… В ящике возлежали новёхонькое ракетомёты, аккуратно уложенные, покрытые маслом. — Класс! Только чем бы зарядить… — недолго думая, Рыбкин сорвал крышку с другого «карамельного» ящика и нашёл там новые боеприпасы. — Супер! — обрадовался Рыбкин, заряжая базуку. — А ну-ка, сестра, сейчас, сшибу эту крышечку!

Звонящая отодвинулась на безопасное расстояние — взрыв обещал быть мощным. Она даже залегла на холодный пол, чтобы не попасть под град осколков маллической крышки и бетона с пола, а Рыбкин, прицелившись, нажал на спуск.

Ж-ЖЖ! — из широкого раструба, жутко воя, вылетела крылатая ракета и врубилась в крышку, с грохотом разворотив её на части, которые брызнули во все стороны…

— Чёрт! — перепугался Рыбкин, прянув на пол, выронив грозное оружие в навалы телевизиров.

Закрыв руками голову, он ощутил жар огня, услышал хлопок. Открыв один глаз, Рыбкин решился посмотреть и увидал, что крышка разворочена вдрызг вместе с куском пола, из рваной дыры вьётся лёгкий дымок, а рядом — с треском подгорает взорвавшийся телик.

— Ну ты и устроил! — раздалось над его головой — это Звонящая поднялась на ноги и стоит над Рыбкиным, оглядывая размеры бедствия. — Армагеддон какой-то! Молодец! Спускаемся вниз!

Отдав приказ, Звонящая скользнула к образовавшейся огромной прорехе и ловко спыгнула вниз, оказавшись в подвале.

— Давай, Рыбкин, не стопорись! Мы сорвали джек-пот! — крикнула она оттуда, понукая Рыбкина шевелиться быстрее.

— Иду! — Рыбкин решил не стоять, а действовать, потому что нужно было опередить туриста и спасти Сенцова, который там в фашистов играется, не подозревая, какая страшная беда над ним нависла. Траурихлиген устроил кровавую охоту на свой медальон и, скорее всего, убьёт Сенцова, когда найдёт свою безделушку на нём…

Рыбкин спрыгнул в подвал, потому что каменная лесница была наполовину уничтожена взрывом, и его взгляд тут же упал на внушительных размеров прибор, который возвышался во мглистой глубине. Широкий, как сервант, бессбойный осциллятор, объединённый с платформой флиппера и подключённый к компьтеру, работал — гудел и мигал лампочками, приглашая потенциальных туристов совершить хронопереброс.

— Клёвая штука, ага? — обрадовалась Звонящая, скользнув к этому трансхрону, чтобы настроить его на проброс в сороковые годы. — Сейчас, спасём Старлея и будем вместе ловить Траурихлигена!

Рыбкин приблизился к Звонящей, заглядывая через её плечо в компьютерный монитор, и вдруг за их спинами раздался топот тяжёлых ног. Некто спрыгнул в подвал вслед за ними, затопотал, и тут же злобно осведомился ехидным голосом:

— Ну и что тут у меня за туристы?

— А? — Звонящая и Рыбкин одновременно обернулись и увидели, что позади них стоит Эрих Траурихлиген в фашистском плаще, таращится прожигающим взглядом и ухмыляется так, будто бы уже победил, и они убиты.

— Бэ! — рявкнул Траурихлиген, надвигаясь. — Сейчас я, кажется, кого-то придушу!

— Давай, сестра, включай трансхрон, я с ним разберусь! — Рыбкин храбро выдвинулся на бой с Траурихлигеном, а Звонящая бросилась к компьютеру, собираясь пробросить их с Рыбкиным к Сенцову.

— Только не пристрели его! — предупредила Звонящая, заметив в руке у Рыбкина игрек-пистолет.

— Не бойся! — заверил её Рыбкин и приказал туристу, взяв его на мушку:

— Руки вверх, фашист! Сейчас мы восстановим континуум, а тебя вернём на место!

— Ну, червяк! — прошипел Траурихлиген, и Рыбкин даже не заметил, как он оказался возле него, вывернул руку, вышибив пистолет, и припёр к стенке. — Я же говорил, придушу!

Рыбкин почувствовал, что сурово проигрывает и может быть убит, собрал все силы, вырвался, навернув врага коленом в живот. Турист согнулся, зарычав, а Рыбкин собрался ударить его ногой с разворота, чтобы сбить с ног, но Траурихлиген быстро пришёл в себя, перехватил в полёте его ногу и с размаху стукнул о холодную стенку, почти лишив сознания.

— Ай! — Рыбкин сдавленно вскрикнул, оседая на пол, а Траурихлиген вытащил пистолет, прицелившись.

— Казню! — пообещал он, а Рыбкин уже заметил около себя железную трубу, выбитую из потолка взрывом ракеты.

Турист только собрался нажать на курок, чтобы прикончить его меткой пулей, как Рыбкин вдруг вскочил и, замахнувшись, навернул его трубой по голове, труба переломилась надвое и её кусок отлетел в сторону. Траурихлиген зарычал подстреленным львом и всем своим весом обрушился на каменный пол.

— Фу-ух! — выдохнул Рыбкин, выронил трубу и сам бухнулся около Траурихлигена.

— Рыбкин! — раздался над его головой голос Звонящей, а Рыбкин от побоев и усталости слышал его словно бы сквозь вату.

Звонящая подбежала к трансхрону и увидела, что случилась беда. Кусок от трубы Рыбкина протаранил сверкающий бок прибора, вокруг него заплясали яркие трескучие искры. От внезапного перепада напряжения в подвале замигал свет, лапочки начали с грохотом лопаться, рассыпая мелкие острые стёкла.

— У нас — секунды! — крикнула Звонящая, прыгнув к пульту трансхрона. — Он сейчас вырубится, Рыбкин, иди сюда!

Повреждённый, трансхрон ещё работал, однако на экране управляющего компьютера мелькали зловещие красные буквы: «ALARM!». Пальцы Звонящей забегали по клавиатуре, она настраивала коридор переброса.

— Шестьдесят секунд до отключения питания! — приятным голосом произнёс управляющий компьютер, намекая на то, что трансхрон сейчас вырубится и никого никуда не пробросит.

— Рыбкин! — крикнула Звонящая, устанавливая на временной шкале нужный день, месяц и время. — Быстрее!

— Ползу… — прокряхтел побитый Рыбкин, перевалил через тело Траурихлигена, но споткнулся о его руку и повалился носом вниз.

— Чёрт! — ругнулась Звонящая, метнулась к Рыбкину, подхватила его под мышки, поднимая. — Вставай, валенок! — подгоняла она, а на экране управляющего компьютера шёл обратный отсчёт.

— Тридцать секунд до отключения питания! — безучастно сообщил электронный голос, Звонящая взвалила Рыбкина на плечи и, кряхтя, потащила под генератор коридоров.

— Худей, Рыбкин! — буркнула Звонящая, свалив Рыбкина в очерченный на полу белый круг. — Весишь, как слонопотам!

— Траурихлиген! — взвизгнул Рыбкин, Звонящая подняла голову и увидела, что Эрих Траурихлиген пришёл в себя, успел взбежать по лестнице, столкнул с пути дверь и выпрыгнул из подвала наверх.

ХЛоп! — под серым потолком взорвалась последняя лампочка и помещение подвала погрузилось в зеленовато-оранжевый полумрак. По экрану управляющего компьюрета бежали красные цифры: «1950, 1949, 1948, 1947…», около дыры в боку трансхрона и по торчащей из неё трубе бесновались сонмы искр.

— К чёрту Траурихлигена! — пробухтела Звонящая, поняв, что всё, «турист» сбежал, и догнать его она не сможет…

— Десять секунд до отключения питания! — прокомментировал электронный голос.

«1946, 1945, 1944…» — сообщал экран.

«Успеем, или нет??» — билось в голове Звонящей, а Рыбкин вяло ворочался у её ног и плаксиво ныл.

«Flip» — мигнуло на экране…

— Выключаю пита-а-а-а-а!!!.. — приятный электронный голос превратился в жуткий рёв, искры вспыхнули водопадами света, а потом — в ушах словно бы разорвалось по фугасу, свет померк, воздух из лёгких выжал страшный пресс. Ноги оторвались от землии понеслись неизвестно куда…

Бабаххх!!! — грохот взрыва вспорол тихий ночной воздух, вспугнув уснувших птиц, заставив припаркованные поодаль машины протяжно взвыть сигналиацией. На месте склада «ЧП Бондаровский Б.Б.» взметнулась ввысь огненная волна, подожгла ближайшее дерево, упала и превратилась в ревущий пожар…

Глава 157 Возвращение

Накануне вечером Константин Сенцов во второй раз за всё время заставил себя лечь в траурихлигеновскую кровать и заснуть в ней. Съёжившись в темноте на убийственно мягкой перине палача, Константин решил, что его сейчас по-настоящему чем-нибудь убьёт — казнит… И зажмурился, ожидая смерти. Сенцов не заметил, как провалился в глубокий, здоровый сон, ведь широкая кровать с невероятной периной и шёлковым постельным бельём была куда удобнее скрипучей сенцовской раскладушки, на которую Константин шатко-валко наваливал прохудившийся спальник с покрывалом. В соседней комнате мирно посапывала на диване Катя — она почти привыкла тут жить, ела, спала, и смотрела телевизор без страха. И Сенцова она больше не боялась… Константин продолжал надеяться на то, что она бросит Степана и вернётся к нему. Только это невозможно: Константин — агент опа, и жизнь его теперь засекречена. Ото всех, даже от Кати. Сенцов давно бы уже отправил её домой, но Репейник почему-то не спешит включать трансхрон… Константин проспал бы так целую вечность — вымотался, нервничая, мучаясь на раскладушке, изображая генерала и подозревая, что все эти фашисты давно догадались, что перед ними не их генерал, а всего лишь нелепый, комичный самозванец. Они смеются над ним, а потом, когда им надоест его глупый цирк — просто казнят.

— Старлей! Ну, ты, брат, и засоня! — откуда ни возьмись, над сенцовской головой раздался громкий голос, а Сенцов спросонья решил, что это сказала ему нехрональная кровать.

Испугавшись, Константин встрепенулся, рывком оторвавшись от мягкой перины и заморгал своими глупыми глазами, впав от неожиданности в сонный ступор…

— Ну, ты даёшь! — продолжала разговаривать с ним кровать Траурихлигена… или его призрак, вселившийся в кровать. — Так можно и атомную войну проспать, и Армагеддон проспать!

— Та я не сплю! — Сенцов решил ответить кровати, чтобы не молчать, а кровать вдруг отрастила руки и затормошила Константина, как куклу.

— Ну, да, не спишь — просто задремал! — ехидно заметила кровать, а Сенцов, наконец-то, отошёл от суровых сонных уз и раскрыл глаза, увидав, что не кровать его тормошит, а всего лишь, Красный. Расфуфыренный такой, как на парад.

— Ты чего врываешься? — свирепо зашипел на него Сенцов, опасаясь, как бы этот Красный своим шумом и гвалтом Катю не разбудил. — Неужели, забыл, что она боится тебя??

— Послушай, Старлей, — Красный примостил свою персону, засунутую в брюки-галифе, на край траурихлигеновской кровати рядом с Сенцовым, и уставился в его переносицу, как гипнотизирующий питон. — Я тебе на передатчик звонил-звонил, а ты молчишь! Что мне оставалось делать? Парадный мундир Траурихлигена уже пришёл, парад начинается через полтора часа, а ты всё спишь!

Да, точно, парад! Его придумал Траурихлиген ещё четыре месяца назад, и запланировал на сегодня, специально заказав себе мундир, а Сенцов должен отдуваться и строить из себя генерала.

— Давай, отлипай от подушки, будем мундир мерять! — приказал Сенцову Красный, спихивая его с кровати, а Константин чуть на пол не упал — так интенсивно взялся за него Красный.

— Та ладно, я уже встаю! — огрызнулся Сенцов, поднимаясь на ноги, и чувствуя спросонья головокружение и слабость.

— Вот! — Красный всунул в руки Константина тяжёлый свёрток и твёрдо предписал:

— Старлей, переодевайся, а я через пять минут зайду и гляну, нормально тебе, или как всегда!

— Ага, — прогудел Сенцов, зевая так, что из глаз катились слёзы.

— Поторопись! — Красный помахал ручкой, но нырнуть в коридор не успел, потому что из соседней комнаты вышла Катя и, всплеснув руками, воскликнула:

— Костя, что здесь делает этот маньяк??

— Ладно, я пошёл… — угрюмо пробормотал Красный, удаляясь. — А то твоя зазноба выклюет мне глаз. И мозг.

— Катенька… — Константин попытался её успокоить и попросить вернуться к себе, ведь у него мало времени, а мундир, сшитый по фигуре Аполлона, слизняку явно не сгодится, придётся перешивать, а это — время…

— Костя! — взвизгнула Катя, оглушая Сенцова. — Ты же обещал мне, что тут не будет маньяков!

— Да не маньяк он! — крикнул Сенцов — не от злости, а чтобы перекрыть децибелы Кати. — Красный — мой товарищ, и никакой не маньяк! Он очень хороший, и спас тебя от смерти!

— Правда? — удивилась Катя, не веря.

— Правда, Катенька, — Сенцов старался говорить потише, чтобы не пугать Катю, а успокоить и убедить спрятаться в другой комнате. — Катенька, у меня сейчас важное задание, пожалуйста, иди у себе. Когда всё закончится — я к тебе зайду…

— Костя, я хочу, чтобы это всё сейчас закончилось! — попросила Катя, начиная плакать. — Я так устала, Костя, мне страшно, ты на себя не похож, а на бандита какого-то! Я даже знаю, на какого, мне Крольчихин показывал этот фоторобот, и я сразу поняла, что тут творится что-то страшное!

— Катенька, — Сенцов лепетал, как настоящий слизняк, хотя должен был увести Катю в комнату силой и запереть дверь на ключ. — Тебе опасно тут находиться, пожалуйста, иди к себе…

— Что это у тебя? — Катя вдруг нацелилась на сенцовский свёрток, выхватила его из рук Константина и развернула до того, как Сенцов успел что-либо ей пролепетать.

Сенцов увидел дорогую чёрную ткань мундира, украшенного разными нашивками, кантами, аксельбантами…

— Это мне… — булькнул Сенцов, забирая мундир у Кати. — Я должен переодеться…

— Опять в этот ужас! — Кате мундир явно не понравился, и она забраковала его…

— Пожалуйста, Катенька, это по заданию… — попросил её Сенцов…

— Делай, что хочешь! — рявкнула Катя и убежала к себе, сурово навернув дверью о косяк.

Сенцов мог бы обидиться, но у него отлегло от сердца: Катя выздоровела, ведёт себя, как Катя — сердится, хлопает дверью, значит, хронопереброс не повредил её мозг, и она сможет вернуться к нормальной жизни. На всякий случай заперев на ключ Катину дверь, Константин быстро натянул на себя новый мундир. Он ещё к зеркалу не подошёл, как понял, что выглядеть в нём будет погано — в одном месте жмёт, в другом — висит…

— Ну, что, натащил? — это вернулся Красный с какой-то коробкой средних размеров, которую удерживал в руках.

— Ага, — кивнул Константин, приближаясь к зеркалу, потому что Красный толкал его туда силой.

Установив коробку свою на столик, около вазы без роз и бумбокса, Красный пристал к Сенцову, вцепившись клешнями в его сонную душу.

— Ну, посмотри на себя! — рявкнул он ему в ухо, а Сенцов и без Красного видел, что траурихлигеновский мундир в плечах провис, а на пузце вообще не застегнулся. — Как мешок какой-то на ножках! Брюхо, как барабан! Ты, брат, конфеты лопаешь, Траурихлиген столько не ел!

— Красный! — Сенцов рявкнул в ответ, чтобы заткнуть этот фонтан. — Я и сам вижу, что я мешок, слизняк, и так далее. Что делать будем?

— Ну, о пузце твоём я позаботился! — пропел Красный, погладив Константина по выпирающему из-под кителя животу, как кота.

— Блин! — Сенцов зло оттолкнул его руку. — Не издевайся, хоть!

— А я не издеваюсь, я показываю тебе твои ошибки, брат! — хохотнул Красный и, проследовав к своей коробке, вынул из неё нечто, снабжённое морем шнурков. — Вот, заготовил специально для тебя корсет — подтяну твоё пузцо, и китель в талии расширять не придётся!

— Та я задохнусь в нём! Я лучше старый мундир надену! — Константин пытался протестовать, но Красный чуть в глаз ему на залепил.

— Ты, наверное, хочешь на кол! — фыркнул он, суя корсет свой Сенцову в нос. — Давай, стаскивай всё, будем тебе талию делать!

— Угу, — Константину пришлось согласиться, потому что время поджимало. Была бы его воля, он бы вообще не устраивал парадов — какие парады, когда у него — жуткое горе?? Но его воли нет, он должен быть Траурихлигеном… Поэтому Константин спешно скинул с себя жмущий китель и такую же жмущую белоснежную рубашку, предоставив своё сытое пузцо на растерзание жестокому Красному.

— Итак, посмотрим, что я могу для тебя сделать! — Красный не прекращал издеваться над Сенцовым, накинув на него корсет свой, словно сбрую для коня и принялся затягивать толстые шнурки, выжимая из бедняги дух.

— Эй, полегче, а то я уже не могу дышать… — прокряхтел Сенцов, чувствуя, что каждый новый вдох даётся ему всё тяжелей.

— Ты, братец, у нас, пузырь! — отпарировал Красный, затягивая. — А генералу быть пузырём не положено! Давай, выдохни, последний рывок!

— Чёрт! — выдохнул Сенцов вместе с остатками кислорода, а Красный рванул так, что у Константина перед глазами поплыли круги. — Чёрт… — поркряхтел он, понимая, что вдохнуть свой кислород назад уже не сможет.

— Ну, вот, братуха, супер-пупер! — Красный остался довольным своей работой, оглядывал Сенцова, как Пигмалион — Галатею. — Натаскивай мундир, я тебе ордена наколю!

— Ладно… — пропыхтел Сенцов, едва шевелясь в лапах корсета. — Слушай, этот парад надолго?

— Нет, не очень, так, пару часиков! — хихикнул Красный, вынимая из коробки и раскладывая на столе все ордена, которые до недавних пор украшали широкую грудь настоящего Траурихлигена. — Ну, вот, другое дело! — оценил он теперешний вид Сенцова. Ну, да, теперь, действительно, лучше, с корсетом застегнулись все пуговки кителя, осанка у Сенцова улучшилась, он больше похож на генерала… Только вот, в плечах всё равно, висит…

— Так, небольшая корректировочка! — сообщил Красный, разложив ордена и рванув к шкафу, где у Константина были всяческие вещи. — Подложу под плечики тебе полотенец, тряпок всяких, глядишь, и выйдет что!

Красный принялся пихать Сенцову под китель что попало, напихал довольно много, пока наконец, не отошёл, довольный.

— Класс! — сообщил он, потирая ручки. — Давай, ордена наколю… — он пошёл за орденами, а еле дышащий Сенцов, отдуваясь, смотрел на свои новые плечи и думал, что не будет много двигаться, потому что не может.

— Надо бы тебя покрасить скоро! — заметил Красный, обвешивая Константина тяжёлыми побрякушками, количество которых казалось Сенцову даже неприличным.

— А можно меньше перикиси? — осведомился Константин, который давно уже заметил, что у него остаётся всё меньше и меньше волос. Скоро он облысеет, и придётся надеть парик. До конца своих дней. Пока его не убьют.

— Нет, нельзя! — отказался Красный, протирая сенцовские ордена тряпочкой, чтоб сильнее блестели. — У Траурихлигена был нордический цвет волос! А ты у нас кто? Жгучий брунэт?

— Я шотен… — буркнул Сенцов, потея со всеми этими тряпками под кителем и в душном корсете.

— Так, пошли, шатун! — Красный пихнул Сенцова, требуя, чтобы тот куда-то тащился.

— Куда? До парада сорок минут! — затянутый Сенцов попытался отбояриться, но Красный не пустил, жёстко взявшись за его рукав и таща как на буксире.

— Сейчас, покажу тебе гвоздь программы — обалдеешь от счастья! — зловеще пообещал Красный, проводя Константина по мрачному коридору, по широкой лестнице, через холл мимо крокодилов, по разбитой бомбами улице…

— Какой ещё гвоздь? — пытался добиться Сенцов, но Красный хранил какую-то тайну, молчал партизаном, пугая Константина.

Тащась, Сенцов и не заметил, как Красный привёл его к конюшне, где фашисты держали своих лошадей.

— Открой рот, закрой глаза! — весело пошутил Красный, улыбаясь до ушей, а Константин чувствовал в его улыбке жестокий подвох.

— Не буду, лучше так, без сюрпризов… — прогудел Сенцов, которому душно было даже в осенней прохладе сырой улицы.

— Вуаля! — радостно сообщил Красный, и Сенцов увидел, как из конюшни выходит Бисмарк, с поводьями в руках, а за ним гордой поступью следует белоснежный жеребец благородных кровей, на котором сверкает золочёная сбруя.

— Это что — лошадь?? — перепугался Сенцов, пятясь. Бисмарк подвёл жеребца поближе, и Сенцов осознал, что он огромен, услышал, как страшно он фыркает и увидел, как бьёт землю тяжёлыми острыми копытами…

— Конь, — поправил Красный, ухмыляясь. — Зовут — Буцефал! Радуйся, брат, будешь на нём гарцевать!

— Да вы что, спятили?? — Константин, буквально, взвыл, когда этот Буцефал, цокая подковами, подошёл к нему и фыркнул в лицо. — Да этот зверь меня живьём сожрёт!

— Конь травоядный! — громко сообщил Бисмарк, подталкивая испуганного Сенцова в спину. — Давай, генерал, садись в седло и проедь кружок, посмотрим, как ты смотришься на коне и как гарцуешь!

— Та, никак! — Сенцов отбежал подальше и от Красного, и от Бисмарка, и от их страшенного коня, который так и косит своим «лиловым глазом», примериваясь, какой кусок лучше откусить от Константина. — Я в седле никогда не сидел! Я боюсь лошадей!

— Придётся отринуть страх! — настаивал Красный, пихая Сенцова в бок локтем. — Сценарий парада Траурихлиген четыре месяца назад придумал, и решил, что будет ехать на этом коне впереди всех! Держи марку, брат!

— Эта зверюга мне не нравится! — Сенцов решил быть твёрдым. — И как Траурихлиген, я меняю сценарий и говорю: никаких лошадей!

— Поздно! — не согласился с ним Красный, а Бисмарк подвёл коня, кивая, чтобы Сенцов ставил ногу на стремя и громоздился в седло. — Давай!

— Я не умею садиться на лошадь! — Сенцов снова отказался и отбежал. — Я шлёпнусь вниз и сверну себе шею!

— Ну, ты трус! — укоризненно покачал головой Бисмарк, осуждая Сенцова. — Смотри, как надо гарцевать! Это ведь совсем нетрудно! Чего бояться?

Лихо вскочив в седло, Бисмарк пришпорил Буцефала каблуками, чтобы заставить гарцевать, однако конь, кажется, был таким же гордым, как настоящий Траурихлиген. Гарцевать он не стал, а взвился на дыбы, жутко заржав, после чего мощно взбрыкнул, выбив подковами искры из мостовой, и Бисмарк, не удержавшись в бешеном седле, свершил в воздухе неуклюжий кульбит и обрушился в грязную разъезженную бывшую клумбу.

ИИ-ГО-ГО-ГО!! — рявкнул на прощанье оскорблённый Буцефал и, взяв хороший галоп, ускакал в неизвестном направлении, сшибая тех солдат, которые пытались его поймать.

— Тьфу ты, чёрт! — ревел в клумбе перепачканный Бисмарк, вылезая из мокрой грязюки, размазывая её по перекошенному злостью лицу. — Этот зверь какой-то дикий, чёрт! Я бы его пристрелил ко всем чертям!

— А я что говорил? — резонно заметил Сенцов, по инерции таращась на подбитых солдат, которые, вставая, хромали и ныли. — Давайте менять сценарий!

— Я — за! — согласился Бисмарк, чей мундир был похож на «латы» бродяги. — Пойду, сменю прикид, блин…

— Чёрт, я тоже за… — оценив размеры бедствия, Красный решил, что Сенцову не стоит садиться на такой опасный «транспорт», а то липовый генерал ещё свернёт себе шею, свалившись. — Зверюгу эту к чёрту, пускай бегает, пока не надоест, а ты будешь на платформе стоять и махать ручкой! Понял, брат?

— Ага, — кивнул Сенцов, чья спина потом просто обливалась — корсет был кожаный, воздух не пропускал ни капельки, да ещё и китель сверху напялен… Стоять на платформе куда лучше и безопаснее, чем ехать на коне, который либо вообще не объезжен, либо слушается одно только настоящего Траурихлигена, и больше никого.

* * *

Спустя полчаса Константин Сенцов стоял на этой самой платформе и без интереса пялился на совершенно дурацкий, на его взгляд, парад. Мимо него, стуча сапогами, проходили солдаты, затянутые в парадные чёрные мундиры, подпоясанные белыми ремнями. Каски сверкали на солнышке, бряцали автоматы системы «Хеклер-Кох 417». За шеренгами солдат тянулись танки — фееричная колонна суперсовременных машин из разных стран: Леопард-2, Т-90, «Абрамс», «Меркава Симан»… Замыкала же процессию шеренга лёгких танков «Патагон», снабжённых тепловизионной камерой. В небе выписывали пируэты самолёты СУ-35, F-22 и «Стелс». Ко всему этому только «брахмашираса» не хвататет… Будь сейчас на месте Сенцова настоящий Траурихлиген — обязательно бы вывел «брахмаширас» из бункера, который неудачник-Константин пока ещё не нашёл… Сенцов смотрел на эту жуткую «солянку» с ужасом — Траурихлиген вооружил своих фашистов лучшим оружием из нормохроноса, и какая Советская армия теперь устоит против них??

— Э, Старлей, чего торчишь истуканом?! — Бисмарк возмутился слева от Сенцова и пихнул его локтем в бок. — Приветствуй их!

— Как?? — опешил Сенцов, выскочив из праздных размышлений.

— Как Красный! — заявил Бисмарк, показав большим пальцем на Красного, который, гордо подняв голову, вскидывал вверх правую руку так, как когда-то делал Гитлер.

— А-аа, — разобрался Сенцов и тоже поднял руку, вялую, как макаронина.

— Не похож! — заключил Красный, повернув лицо к Сенцову. — Гитлер ликовал, когда видел свои войска, а ты? Сутулый, как крюк, и ноешь вечно! Распрямись, давай!

Красный врезал Константину по спине, но Сенцов так и остлася «сутулым, как крюк». Он мрачно думал о Кате, которую приходилось всё время прятать, об утраченном доме, о потерянной старой жизни, о Крольчихине, и ещё почему-то — о Звонящей, почему она не прилетает к ним?

— Кисель! — буркнул над ухом Бисмарк и отвернулся, глазея на ровные шеренги марширующих солдат.

Но Сенцову было всё равно, что он там буркнул: перед его глазами не двигались солдаты, не ползли танки и не сверкал металл — перед глазами Константина всплывала заплаканная испуганная Катя. Да, Катя теперь всё время плачет и шарахается от Сенцова, как от чёрта. Бедняжка никак не может понять, почему «похороненный» Константин сейчас жив… Да и что вокруг неё творится — тоже не понимает…

Вдруг дунул сильный ветер, который едва не сорвал фуражку с головы Сенцова — Константин удержал её, ухватив рукою за козырёк. Дрогнула земля, будто бы поехала тектоническая плита, ровный строй солдат смешался, кто-то застопорился, кто-то столкнулся… Внезапно над серым асфальтом задрожал воздух и откуда ни возьмись явились семь грузных деревянных ящиков и две нелепые человеческие фигуры, что буквально упали с неба и забарахтались, пытаясь встать на ноги. По небу поползли серые тучи, спрятав солнышко, и вдруг хлынул дождь из зелёной воды и крупных скользких судаков.

Солдаты с воплями разбегались в стороны, лезли в любые укрытия, кто-то пальнул… Бисмарк и Красный около Сенцова тоже заволновались вытянули автоматы, Бисмарк едва не стрельнул, но вовремя различил в одном из «пришельцев» — чумазом, в пропаленных джинсах — Звонящую! Звонящая встала на ноги и помогала встать Рыбкину, вытягивая его за руку. Рыбкин тоже был весь покрыт какой-то сажей, а ещё — синяками и ссадинами. Его тельняшка в нескольких местах прорвалась насквозь.

— Наши!! — заревел Красный в ухо опешившего, остолбеневшего Сенцова. — Свои, старлей! Шеф наконец-то качнул континуум!!

— Что? — пискнул Сенцов. ЛЯП! ЛЯП! ЛЯП! — судаки ляпались на голову и плечи. Один повис на сенцовской чёрной фуражке, вернее, на фуражке Траурихлигена…

— Хайль! Хайль! Хайль! — радовался Бисмарк, а потом — спрыгнул с платформы и побежал по опустевшей площади туда, где громоздились ящики. Судаки всё падали и падали, валялись под ногами, засыпали асфальт и газоны. По сторонам летели выстрелы — это немцы расстреливали «летающих рыб» из «НK-417».

Бисмарк подскочил к ближайшему ящику и прочитал наклеенную на него косую бумажку: «Мятная карамель».

— Опа, конфетки! — обрадовался он и ручищей легко сорвал толстую дощатую крышку. Под крышкой, проложенные мягкими полосками поролона, возлежали три базуки.

— Вау! — выдохнул Бисмарк, схватил одну и выпалил вперёд.

Бах! — из широкого дула вылетело пламя, и граната вдребезги разнесла старую машину, что пристроилась у руин разбомбленного дома. Вспыхнул пожар, расшвыривая искры и металлические куски, а Бисмарк довольно поднял базуку дулом кверху и выдохнул вместе с отрыжкой:

— Класс!

ЛЯП! — ляпнулся ему на голову крупный судак.

— Чёрт… — Бисмарк скинул судака на асфальт и отопнул ногою в яму. В яме прятался немецкий солдат, и судак попал ему в лицо, сбив с ног.

— Ты что творишь! — к Бисмарку подскочила Звонящая и отобрала у него базуку.

— Рулёво ты возникла, чувиха! — весело сообщил ей Бисмарк и схватил другую базуку. — Крутые стволы, сестра!

— Старшая сестра, — заметила Звонящая, бросив быстрый взгляд на горящую, разнесенную машину. — Ты, Бисмарк, тут не пуляй, тут тебе не полигон!

— Э, Звонящая, чего нам шеф хронос не раскачал? — это подбежал Красный и схватил из ящика третью базуку. — Суровая вещь! — оценил он, передёрнув затвор. — Где купила?

— Борода, ребята! — серьёзно сказала Звонящая, не выпуская из рук базуку. — Эрик жив и раздолбал наш осциллятор.

— Да? — пискнул Красный, а Бисмарк аж выронил базуку, и она треснулась об асфальт.

— Но, Старлей же вальнул его конкретно… — пробормотал Бисмарк, скребя макушку.

При слове «жив» Константин Сенцов едва не свалился с помоста на асфальт. Он нашёл в себе силы двигать ногами, спрыгнул и побежал туда, где собрались его товарищи.

— Что ты сказала?? — едва выдавил он деревянным языком, выпучив остекленевшие глазки. Ужас в нём сейчас боролся с чем-то ещё, что Сенцов пока не осознал. Траурихлиген умер по дороге в больницу, потому что он, Сенцов, издырявил его пулями, как сито… А что теперь??

— У тебя рыбец не плече затусовался… — достаточно мрачно буркнула Звонящая, сбросив с сенцовского плеча судака. — И, Старлей, борода. Эрик живёхонький поскакал, и раздолбал наш осциллятор, Старлей!

Константин топтался-топтался, а потом…

— Жи-и-и-ив!! — внезапно заревел он, осознав, что всё, стоит вернуть Эрика назад — как для него кончится вся война, пройдут все кошмары и можно будет дальше жить по-сенцовски. — Ура! Жив, жив! Ес! Ес!

Сенцов прыгал, как козлик и смеялся, как ненормальный, несмотря на то, что его душил этот ужасный корсет. Звонящая хлопнула его по подложенному плечу и сурово осведомилась, потянувшись к пистолету:

— А чего ты, собственно, радуешься?

— Домой! Домой! — прыгал Сенцов, позабыв про тот корсет, не в силах протрезветь от свалившегося счастья. Домой! Как же чудесно звучит для него это слово: спасительно, как шлюпка для утопающего в океане!!

— Слышь, Звонящая, Старлей прав! — выпалил Красный и тоже запрыгал. — Мы ловим «туриста», конопатим его сюда, а Старлея изымаем! Всё, праздник!! — он закатился хохотом и выпалил из базуки в воздух, зарядив громогласный и жуткий фейерверк. Немцы в щелях кидали оружие и уползали прочь. Судаки всё сыпались и сыпались, засыпая всё и всех.

— Дай сюда! — рассердилась Звонящая, дала Красному подсечку и отобрала оружие. Теперь у неё стало две базуки. Сгрузив их назад, в ящик с поролоном, она серьёзно напомнила:

— Его ещё ловить надо! Эрик-то ножки состроил и испарился куда зря! Вон, как Рыбкина отметелил — живого места не найти! — она ткнула пальцем в сторону побитого Рыбкина, который, кашляя, шатался в сторонке.

— Э, Рыбень! — подобрался к нему Бисмарк. — Чапаешь «туриста» конопатить, чи как?

— Уф… — прокряхтел Рыбкин и упал животом на один из заколоченных ящиков.

— Слабак! — заключил Бисмарк и получил судаком в нос. — Тьфу! — отшвырнув рыбину, он принялся плеваться. — И где ты надыбала этих крокодилов?? — напёр он на Звонящую.

— На бороде, — буркнула Звонящая. — Собирайтесь, камерады, у нас секунды! Наш осциллятор в кусках, но у Траурихлигена есть другой здесь. Найдите его.

— Я, я поймаю туриста! — подскочил к ним Сенцов, героическим добровольцем вызвавшись на неравный бой. — Я знаю, где осциллятор Траурихлигена, я нашёл его уже! Я «туриста» мигом законопачу!

— Ты остаёшься ЗДЕСЬ, герой! — отрубила Звонящая, и Сенцов почувствовал себя так, словно бы на него из-за угла выплеснули дёготь и обсыпали перьями.

— Но… — пискнул он, прекратив прыгать и опустив вялые руки.

— И будешь изображать Эрика до тех пор, пока мы с Красным и Бисмарком не притащим его сюда за черти! — генеральским тоном продолжала Звонящая, не видя состояния, в которое впадал Сенцов.

— Что значит это «МЫ»??? — перепугано прошептал Сенцов и едва не повалился животом на ящик около побитого Рыбкина. — Что ты хочешь этим сказать, Звонящая??

— Бисмарк и Красный уезжают со мной в нормохронос, а ты остаёшься тут сам на сам, ферштейн, группенфюрер? — жутко для Сенцова объяснила Звонящая и Сенцов зашатался, падая на ящик. Он не представлял себе, КАК ОН буДЕТ ТУТ САМ????

— Ку-ку?! — вырвался из Сенцова дикий вопль, означающий: «Эй, ребята, я же тут не выживу!!!!».

— Давай, кисель, подбери нюни! — Бисмарк поддержал его поперёк туловища, и только это и помогло Сенцову не оказаться рядом с кряхтящим Рыбкиным. — Покажи нам осциллятор Траурихлигена, мы флипнем и всё уладим! Старлей, тебе тут только ночку продержаться! И всё, можешь спать в ботинках!

— Э, ребята! — Звонящая огляделась по сторонам, и её рука скользнула в тот карман, где покоился нейтрализатор памяти. — Мы тут вытворили толстую бяку… — заметила она, видя повсюду брошенное оружие, скинутые чёрные каски и расползающихся, перепуганных немцев. К тому же, эти судаки… — Я даже не знаю, сколько мозгов нам придётся хакнуть, и справится ли с ними мой нейтрализатор? — она выволокла этот небольшой приборчик из кармана и повертела в руках, оценивая его возможности.

— У меня тоже есть вышибалка! — заявил Бисмарк. — Да, рыбка некстати… — отметил он, а судаки всё сыпались и сыпались с посеревших небес.

— Надо собрать всю биомассу и отшибить им ремембер! — постановил Красный и тут же ухватил за локоток одного немчика, который пытался уползти на четвереньках и забиться в какую-нибудь щель. Немчик вяло дёрнулся и заныл, как девчонка, обмяк в сильных «лапах» Красного, потому что Красный больно заломил ему руку.

— Бросай его! — приказала Звонящая, выхватив немчика из лап Красного. — Вышибалкой ты их всех не вышибешь! Репейник потом им сделает нулевой цикл! Давай, Старлей, показывай, где стоит осциллятор!

Звонящая резко развернулась и уверенно собралась куда-то идти, но её догнал Сенцов.

— Послушай, Звонящая, — Константин приблизился к ней и положил руку на её плечо, затянутое в потрёпанную джинсовую куртку.

— Чего? — обернулась Звонящая. — Стоп, а это что ещё за «бровки домиком»? — удивилась она, заметив молитвенное выражение на лице Константина.

— Тут, в городе, моя невеста… то есть, бывшая невеста, из нормохроноса… — пролепетал Константин, надеясь на то, что Звонящая проявит милосердие и не вкатит ему пулю в лоб.

— Какая ещё невеста?? — глаза Звонящей расширились и сделались, как два круглых пятака. — Что ты натворил, Старлей?? — она даже забыла про осциллятор и застопорилась посреди площади под непрекращающимся дождём из судаков.

— Вот это — да! Можно рыбную ферму открывать! — вставил комментарий Красный.

— Я случайно наградил её остаточным следом… — выдавил Сенцов, глотая ком, который перекрыл горло. — Пожалуйста, Звонящая, возьми её с собой!

Звонящая задумалась. Она даже убрала руку от рукояти пистолета, а взгляд её перемещался с Сенцова на райком и назад.

— Ты знаешь, Старлей, что я не могу, — сказала она, наконец. — Безопасный проброс предполагает перемещение максимум четырёх человек единовременно в день. А мне необходимы бойцы, чтобы изловить Траурихлигена. Поэтому я возьму с собой Рыбкина, Красного и Бисмарка, а Кате придётся подождать до тех пор, пока мы его не привезём. Иначе нельзя. Всё, Старлей, покажи мне осциллятор, и мы поехали!

— Вот это — полетаем! — обрадовался Бисмарк и схватил из ящика две базуки. — держи, брат! — одну он бросил Красному. — Пригодится!

Красный поймал базуку, потряс ею и довольно заявил:

— Рулёвая штука!

Сенцов не радовался. Даже, напротив: во-первых, его снова не берут в нормохронос, а во-вторых — не спасают бедную Катю. Красный и Бисмарк широко шагали к райкому — собирались спуститься в секретные подвалы, где предатель доктор Барсук построил для настоящего Траурихлигена персональный осциллятор. Сенцов нашёл его только с подсказкой доктора Барсука, а без доктора Барсука он бы только кукиш нашёл в проклятых лабиринтах!

Константин тащился в унылом арьергарде, задыхаясь в корсете и избегая судаков, которые всё валились и валились… из какой-то идиотской прорвы. В небольшом отдалении, на разъезженных танками остатках клумб гордо гарцевал норовистый конь Траурихлигена, вскидывая свою голову, тряся гривой так, словно бы смеялся над Сенцовым, который никогда не удерджался бы в его седле. Его так никто и не поймал — солдаты вообще сторонились этого зверя, будто знали, что он им не дастся, а только врежет копытом…

Глава 158 Сенцов в беде

Намучившийся за всё это страшное время, уставший собакою Сенцов готовился лечь и спокойно поспать. Впервые СПОКОЙНО поспать, не боясь, что его казнят, или пристрелят на фронте. Бисмарк и Красный очень быстро законопатят «туриста» и притащат его сюда, спасут Сенцова. И может быть, даже завтра, Сенцов сможет вернуться к себе в ретоподъезд и нормально, по-сенцовски съесть чёрствый батон с кружком колбасы, запить холодной минералкой и выспаться по-сенцовски в ботинках перед милым и родным телевизором. Всё, это его последняя страшная ночь в мягкой, но до боли в спине неудобной постели Траурихлигена. В последний раз Сенцов слышит взрывы и грохот канонады… В последний раз боится, что его разорвёт в клочки. И завтра фронт для Сенцова отменяется — на фронт попрётся Траурихлиген, а Сенцов поедет домой отдыхать! Никогда ещё Сенцов так не радовался тому, что бандюга Траурихлиген остался в живых, он всегда хотел, чтобы последний сгинул втуне… Но только не теперь — теперь Траурихлиген просто обязан быть живым и бодренько подменить Константина на войне! Сенцов немного повертелся в чужой постели, к которой так и не смог привыкнуть и закрыл глаза, готовый погрузиться в сладкий сон. Всё, завтра они притащат Траурихлигена и спасут и Сенцова, и Катю… Кажется, Катя изменила своё отношение к Сенцову — Константин даже в тайне надеялся, что она покинет статичного и ленивого бухгалтера, и у них всё будет по-прежнему, как раньше. А потом — Катя выйдет замуж за Сенцова…

В комнате висели плотные сумерки — маскировочная штора не пускала с улицы свет прожекторов. Константин не различал даже собственных ног — так, лишь смутные сизые очертания где-то вдали. Сон наваливался ватной подушкой, затыкал уши, глаза, мозги… Стрельба и взрывы на улице постепенно тонули, стихали…

Бух! — внезапно раздался странный грузный звук, словно бы сверху на пол обрушилось что-то тяжёлое. Сквозь наплывшую дремоту он показался Сенцову грохотом бомбы, Сенцов мгновенно распахнул глаза и рывком сел в широкой кровати, тут же облившись потом, борясь с нахлынувшей одышкой. Слава богу, бомбы не было, зато кто-то вдруг очутился в комнате! Константин глядел перед собою и во мгле различал высокий человеческий силуэт, который маячил тёмной тенью и приближался широкими шагами, рождая топот!

— Кто тут?? — перепугано выдохнул Сенцов, в чьей голове не завелось ни одной догадки насчёт того, кто бы мог пожаловать к нему посреди тёмной ночи…

— Удобно? — осведомился из тьмы знакомый голос, и Константин Сенцов невольно похолодел и покрылся мурашками. Голос принадлежал доселе покойному, но вдруг воскресшему Эриху Траурихлигену — Сенцов узнал бы его из миллиона! Но где же Бисмарк?? Где же Красный??

— Аааа-ааа, — пробормотал Сенцов, ёрзая, как на муравейнике.

— Бэ! — отрезал Эрих Траурихлиген, приблизившись к кровати и, видимо, разглядывая Константина в упор, потому что Сенцов чувствовал, как недобрый взгляд пробирает его до самых косточек. Взгляд ожившего мертвеца, взгляд настоящего вампира!!!

— Неужели ты, червяк, решил, что достоин моего места? — хохотнул Траурихлиген, остановившись у изголовья кровати, возвышаясь над скукожившимся Константином несокрушимой скалою.

— Понимаете… — начал Сенцов, пытаясь проканителить время.

— Нет! — тут же отрубил Траурихлиген и протянул свою толстую руку, намереваясь схватить Константина за плечо и выбросить из-под одеяла на жёсткий паркет.

И тут в Сенцове проснулось нечто, что заставило его не отпрянуть, не заныть, не подчиниться, а насмерть схватиться с Траурихлигеном, как со смертельным врагом! «Я подбавил ему немного злости и нацизма… — вихрем пронеслись в голове Сенцова слова Красного. — Теперь в нём сидит гибрид-брид-брид…». И в следующую секунду Константин разогнулся, как пружина, и прыгнул. Он вцепился в Траурихлигена мёртвой хваткой, стараясь повалить его на пол. Константин почувствовал, насколько силён его противник — он налегал изо всех сил, но Траурихлиген казался сделанным из стали. Сенцов не смог ни спихнуть его, ни дать ему подсечку — Траурихлиген с силой швырнул Константина на пол, и атака его захлебнулась.

Ударившись, Сенцов почувствовал боль, но его боевой пыл не прошёл — он вскочил и опять набросился на противника, одновременно выбросив кулак. Траурихлиген перехватил кулак Константина в полёте и жёстко заломил его руку за спину. В руке что-то хрустнуло, пронзив Константина болью так, что бедняга заверещал. Сенцов дёргался, вырываясь, но битва оказалась сурово неравной, как бы он ни пыжился. Сенцов оказался позорно побеждён и уложен носом в пол, его спину придавила тяжёлая нога.

— Прыгаешь… — процедил Траурихлиген по-русски, но с неприятным немецким акцентом.

— Руку сломал… — кряхтел Сенцов, перебирая ножками, хватаясь за пульсирующий болью пострадавший локоть.

— Не сломал! — возразил Траурихлиген, не убирая ноги. — Не развалишься, пройдёт твоя рука! Пока что я оставлю тебя в живых, посидишь в подвале и подумаешь о вечном. Гляну, насколько ты напортачил, и тогда решу, что мне с тобой делать!

Сенцов дёрнулся — да, напортачил он порядочно — одни Дрехшлер с Даннером чего стоят… Да и отпущенные в лес партизаны, и тот корявый безумный план атаки, который он накарябал на проклятой карте, чтобы хоть что-нибудь накарябать… Хорошо ещё, что никто не успел воплотить этот план в жизнь, а то бы Траурихлиген совсем озверел и слопал бы Константина на месте, не посолив…

— Убери ногу… — пробурчал Сенцов. — У меня позвоночник не железный…

— А у меня не железные мозги! — отпарировал Траурихлиген и нагнулся к Сенцову так, что Константин различил его лицо, искажённое дьявольской оскаленной улыбкой и его безумные глаза, поблескивающие в темноте.

— Ты спёр мою вещь, — выдохнул он, жуя мятную жвачку. — Не стыдно?

— Нннмм… — проныл Сенцов, потому что нога Траурихлигена ещё жёстче пережала ему позвоночник.

— Ноешь… — прошипел Траурихлиген и своей рукою ухватил цепочку, на которой держался странный тяжёлый медальон, который Сенцов обязан был носить на шее.

— Вот это! — обрадовался Траурихлиген и резко дёрнул за цепочку, едва не отрезав Сенцову голову.

Цепочка порвалась, причинив Константину боль, и всё — его шея оказалась свободна.

— Забирай бесплатно… — прохныкал Константин, стремясь отделаться от Траурихлигена как можно меньшей кровью… Но где же, всё-таки, Красный и Бисмарк, черти их дери?? Отправились тут сами, а его, Сенцова, бросили… Что за шуточки??

— Забрал! — довольно заключил Траурихлиген, убрал тяжёлую ногу и рывком поднял Константина с пола за воротник пижамы. — И пижама моя… — пробормотал он, толкнув Константина неизвестно куда. — Придётся отдать. Напялишь тряпьё из мусорки, тебе дадут, а это, между прочим, японский шёлк и стоит денег, потому что я не сплю в дешёвой пижаме!

Траурихлиген пихнул Сенцова, и Сенцов, не устояв, снова рухнул на пол.

— Давай, сковыривай мою пижаму! — распорядился Траурихлиген, достал из кармана фонарик и выпустил луч света прямо Сенцову в лицо. Сенцов сопротивляться не мог. В правой руке фашиста торчал фонарик, а левой он держал пистолет, мушка которого так и искала, где у Константина сердце. Опасаясь быть пристреленным, как куропатка, Сенцов скоренько избавился от злосчастной пижамы и остался в одних плавках — своих собственных, современных плавках, которые он из дома принёс. Аккуратно повесив пижаму на полированную спинку широкой кровати, Сенцов встал неподвижно, опустив руки вдоль туловища.

— Всё, — обречённо буркнул он, уставившись в тёмный, почти невидимый пол.

— Супер! — обрадовался Траурихлиген, не выключая фонарика, убрал пистолет и бульдожьей хваткой вцепился Сенцову в плечо. — Пойдём, тебя ждёт подвал! А потом, скорее всего, кол!

Сенцов содрогнулся и решил попросить пощады — он боялся кола до чёртиков, совсем не хотел так умереть… Кол снился ему по ночам в жутчайших кошмарах, заставляя вскакивать в холодном поту…

— Заблеял… — фыркнул Траурихлиген и выпихнул Сенцова в прохладный коридор. Константин шлёпал босыми ногами по холодному и сыроватому полу, покрывался гусиной кожей от сквозняка, дрожал и в полной тишине тянулся туда, куда тащил его злобный фашист. Внезапно тишину разорвал гвалт. По лестнице, к которой пихал Траурихлиген Сенцова, затопотали шаги, и испуганный девичий голос взвизгнул:

— Костя!!

Траурихлиген тот час же повернул фонарик и поймал в его свет дрожащую Катю, которая скакала вверх в одной ночной рубашке.

— Нет… — прошептал Сенцов.

— Костя!! — выдохнула Катя, сделав ещё один шажок наверх.

— Цыц! — выдохнул Траурихлиген и залепил бедняжке Кате жуткую оплеуху кулаком в лицо. Катя пискнула раздавленным мышонком и полетела навзничь на ступеньки. Траурихлиген схватил её в падении и перебросил бессильное Катино тельце через своё мускулистое плечо.

Сенцов же вёл себя по-сенцовски: отпущенный, он застопорился в оцепенении и глазел, как фашист поднял Катю, как её обмякшие белые руки бессильными верёвочками заболтались в воздухе, как повисли русые волосы. Ему бы опять прыгнуть и вырвать Катю из лап чудовища, но то, что заставило его драться в первый раз, либо уснуло, либо было убито…

— Что это ещё за привидение, Сенцов? — осведомился Траурихлиген, и снова его рука впилась в плечо Константина.

— Ка-катя… — пролепетал Сенцов, спотыкаясь на каждой ступеньке и больно ударяясь босыми ногами.

— На кол пойдёт твоя Катя! — сурово рыкнул Траурихлиген, подгоняя Сенцова. — Быстрее топай, слизняк безмозглый!

Сенцов повиновался — шевелился живее, чтобы не злить Траурихлигена. Топая вниз по лестнице, он видел в призрачном свете фонарика тонкую Катину шею, маленькую серёжку в её беленьком ушке, и видел, как сочится кровь из разбитого Катиного носа. Катина голова качалась в такт широким шагам Траурихлигена, который нёс её, как несут мешки. Сенцов уже не чувствовал собственной боли: все его мысли заполонила судьба несчастной Кати — надо же было ей выскочить именно сейчас! Пускай бы погиб Сенцов, но Катя бы спаслась, когда Красный с Бисмарком удосужились бы прилететь — они бы вытащили её! Но — нет, Катя выскочила и попалась в лапы сатаны…

Траурихлиген подтащил Сенцова к пожарному выходу, через который попадают на задний двор райкома-штаба. Пригнув Константина к голому бетонному полу, который просто обжигал незащищённое тело арктическим холодом, фашист извлёк из кармана ключ и забил его в замочную скважину, открывая запертую дверь. Катя свисала с его плеча, и её носик поминутно стукался о его широкую спину. Сенцов едва не заплакал от своей беспомощности — он не может освободить Катю, если он дёрнется — Траурихлиген его пополам переломает! Он же тамплиер и эсэсовский спецназ одновременно… а кто такой Сенцов? Сенцов — слизняк безмозглый…

Траурихлиген быстро откупорил замок, приоткрыл дверь и осторожно высунул голову на улицу. Он не заметил опасности — снаружи оказалось прохладно, тихо и безлюдно. Прожектор стоял выключенным — Траурихлиген специально держал его выключенным, чтобы утопить во мгле сарай, через который попадают в бункер «брахмашираса». Поправив на плече недвижимую Катю, он вернулся за Сенцовым и пнул его сапогом в голый бок.

— Встал! — плюнул он, пряча ключ.

Сенцов послушно встал: неприятно было переносить пинки, да и Катя, Катя не давала ему бунтовать. Взбунтуйся Сенцов — и фашист безжалостно прикончит Катю…

Сенцов тяжело водворился на ноги и кротко позволил Траурихлигену толкнуть себя на улицу, в холодную для раздетого человека ночь. Ноги Константина попали в мягкую, липкую и скользкую противную грязь, он сразу же замёрз ещё больше, зубы завели чечётку.

— Лё-ос! — подогнал его Траурихлиген и грубо толкнул в ту сторону, где за задним двором виднелся низкий силуэт бывшего магазина, в подвале которого гноили пленных и неугодных.

Придётся и Сенцову поселиться там на неопределённый срок. Ну, ничего, Сенцов выдержит, он же мент… Ментов часто ловят братки и приковывают к батареям… Но Катя… Сенцов не уверен, что она выживет в подвале — у неё хрупкий иммунитет, она легко простужается и не выносит холода и сквозняков…

Траурихлиген рассекал грязь массивными сапогами — в таких сапогах и море станет по колено. Он выключил фонарик, чтобы раствориться во мгле ночи, и ему это удавалось: одетый во что-то чёрное, он почти сливался с темнотой… Только светлая Катя, да и Сенцов — они могли его выдать… Только вот, кому? Он — настоящий Траурихлиген, его не только патрульные боятся, но и черти…

Приблизившись к бывшему магазину, Сенцов содрогнулся — ему предстояло по тонкому мостику перебраться через ров, на дне которого в свете луны виднелись жуткие, синие закоченевшие тела расстрелянных людей. На некоторых различались чёрные кровавые пятна, широко распахнутые недвижимые глаза равнодушно уставились в небо. Константин ступил на мостик, и мостик под ним качнулся. Сенцов застопорил ход — испугался, что мостик хлипок, не выдержит, и он сорвётся туда, к ним, к этим убитым, остывшим, ужасным…

— Шагай! — буркнул сзади Траурихлиген, и замёрзшая спина Сенцова опять ощутила болезненный тычок.

Пришлось опять шагнуть на проклятый мостик и идти по нему, дабы не оказаться одним из тех, кто покоится во рву… Константин шёл и не глядел вниз, словно бы под ним зияло ущелье устрашающей глубины. Он смотрел вперёд и видел тяжёлую стальную дверь, которую «подарили» магазину фашисты, и двух широкоплечих, рослых, одинаковых солдат в полевых мундирах и надвинутых жутких касках, что стояли неподвижно, удерживали на плечах автоматы и сторожили вход. Увидав, что к ним приближается сам группенфюрер Траурихлиген, солдаты на миг вздрогнули и вытянулись, мгновенно вскинув правые руки.

— Хайль Гитлер! — выдохнули оба, повинуясь уставу.

— Хай… — пробормотал Траурихлиген. — Давай, откупоривай: партизаны!

Один рослый солдат послушно достал увесистый ключ и начал ковырять замок. Сенцов наблюдал за ним и дрожал, потому что продрог на ночном ветерке в дурацких плавках, сучил ногами, перемазываясь грязюкой. Второй рослый солдат неподвижно придерживал автомат и изучал Сенцова рыбьими глазками.

— Чего глазеешь? — осведомился у него Траурихлиген, заметив, что солдат изучает Константина. — Одет не по погоде? А где ты видел, чтобы русские свиньи нормально одевались??

Солдат с ключами победил замки, оттолкнул тяжёлую дверь и отошёл в сторонку, вытянувшись в струночку.

— Свободные «номера» есть? — осведомился Траурихлиген, толкнув Сенцова в полную мглу.

— Так точно, герр группенфюрер! — поспешил заверить начальника солдат с ключами.

Константин же, войдя под сырую сень магазина-тюрьмы, в темноте не увидел, куда должен ставить ногу, влетел в некую ямку и шлёпнулся назад. Удар был ощутимый — ничем не покрытый каменный пол жёстко приложил неодетую сенцовскую спину, заставив Константина пискнуть.

— Неуклюжий хомяк! — тут же ругнулся Траурихлиген и снова засветил свой фонарик.

Он вырвал из тьмы каменную лестницу, что круто обрывалась вниз острыми ступеньками. Лестница начиналась у самых ног Сенцова — сделай он шаг на пару сантиметров длиннее — грянул бы вниз, покатился бы кубарем и не собрал бы костей.

— Мне нужны две отдельные камеры! — говорил между тем Траурихлиген солдату, и Сенцов понял, что в одну камеру он затолкает его самого, а во вторую заточит несчастную, ни в чём не повинную слабенькую Катю…

— Поднимайся! — Траурихлиген в который раз футбольнул Сенцова сапогом, и Сенцов поднялся, дабы не навлечь гнев на Катю. Теперь впереди шёл солдат с ключами — показывал группенфюреру свободные камеры для Сенцова и Кати. Сенцов затесался в середину, а замыкал Траурихлиген, освещая дорогу и таща Катю. Катя всё не приходила в себя, а по затылку Константина ползли пугающие мурашки: а вдруг «паровоз» Траурихлиген не рассчитал страшной своей силищи и проломил бедняжке череп???

Наконец, солдат с ключами «финишировал» около тяжеловесной, позеленевшей ото мха, задраенной на огромный замок страшной двери и показал на неё пальцем.

— Вот первая, — бездушно сказал он. — А вот — вторая, — и показал на соседнюю страшную дверь.

Да, из-за такой двери не убежишь просто так — её не выбить и не открыть без ключа… Сенцов застрял.

— Отлично! — расплылся в сатанинской улыбке Траурихлиген и бросил луч света в глаза Константина. — Пожалуйста, герр Турист, — сказал он Сенцову. — Ваш номер люкс! Распахивай! — приказал он солдату.

Солдат послушно отодвинул тяжёлую дверь, и из-за неё потянуло затхлой сыростью. Сенцову пришлось шагнуть туда, за эту дверь, утонуть в кромешной тьме, погрузиться в сырой холод могилы. Они обещали ему одежду, но так и не дали — наверное, Траурихлиген захотел, чтобы Константин Сенцов отбросил коньки от пневмонии…

Во вторую камеру не занесли, а загрузили Катю — Траурихлиген просто сбросил её с плеча, и Катя упала кулём. Всё, Сенцов слышал, как солдат захлопнул его бывшую невесту в камере и возится с лязгающими дверными замками. Константин готов был просто сесть на пол и залиться горючими слезами — хуже вляпаться он просто уже не может, к тому же — он подставил Катю, и оп, и весь мир.

— Лови, турист! — прогремел под подвальными сводами голос Траурихлигена, и в Сенцова запустили неким свёртком. Константин не успел его поймать, и свёрток навернул его по носу. ЛЯП! — свёрток ляпнулся на пол перед Сенцовым, а сам Сенцов едва удержал равновесие, чтобы не ляпнуться рядом с ним.

— Напяливай! — повелел Траурихлиген и разразился хохотом.

Сенцов был освещён фонариком, Траурихлиген и проклятый вооружённый солдат во все злобные глазки наблюдали, как Константин развернул свёрток и начал торопливо облачаться в дырявые штаны и серую рубаху, которые там лежали. Продрогший от сырости, Сенцов сейчас напялил бы что угодно, лишь бы не сидеть голышом на бетоне. Хоть бы с пугала огородного тулуп ему отгрузили — закутался бы с удовольствием! Надвинув на себя предложенный Траурихлигеном «прикид», весьма похожий на ветошь для вытирания пыли, Константин почувствовал себя лучше: суше и теплее. А к тому же — не так унизительно, ведь хоть какая, а всё же, одежда, он не голый, как примат, и психологически защищён…

— Ну что, натащил? — осведомился Траурихлиген после того, как Константин заправил рубаху в штаны.

— Угу, — угрюмо буркнул Сенцов, подозревая, что Красный с Бисмарком никогда больше не прилетят, и они с Катей вдвоём обречены на кол.

— Прекрасно! — оценил Траурихлиген. — Теперь — сиди! — всё, на этом разговор окончился, и группенфюрер дал солдату молчаливый знак задраивать дверь.

Солдат повиновался, схватил за ручку и задвинул толстую стальную дверь-переборку, отгородив Константина от внешнего мира и от Кати, погрузив его в одиночество и в сырую подвальную тьму. Сенцов провалился в яму депрессии и позволил себе пустить горькую бессильную слезу. Всё, Сенцов фатально срезался, погубил и своё задание, и самого себя и Катю, и возможно, всю Землю, потому что теперь Траурихлиген обязательно повалит Советский Союз, свергнет Гитлера, сделается властелином мира и вырежет добрую половину мирового народонаселения… Катастрофа, и всё это — из-за Сенцова! Чувствуя, как горячие слёзы щекочут его нос и щёки, Константин Сенцов лёг на бок на полу своей камеры, желая сейчас заснуть и больше никогда не проснуться. Лучше бы он отравился палёной водкой и тихо скончался бы по-сенцовски, ни в чём не виноватый, нежели теперь пропадёт от рук бесноватого фашиста и убьёт вместе с собою полпланеты…

Глава 159 Генерал и ошибки Сенцова

Устранив Сенцова и получив назад медальон, Эрих Траурихлиген остался доволен: сделано два важных дела. Однако ложиться спать Эрих Траурихлиген не стал. Возвратившись из магазина-тюрьмы обратно в штаб, Траурихлиген заперся в своём кабинете и занял письменный стол, за которым несколько месяцев держал своё бесполезное тельце Сенцов. Грязнуля Сенцов, кажется, не думал открывать ноутбук — его крышка была покрыта слоем пыли, как и столешница. Проведя пальцем по её полированной поверхности, Эрих Траурихлиген брезгливо сморщился: палец оказался в пыли, а по столешнице пролегла широкая «взлётно-посадочная» полоса. К тому же, Сенцов основательнейшим образом, который, кажется свойственен лишь ему и характеризует его личность, завалил весь стол измаранным корявыми записями бумажным хламом, уборки тут — на несколько часов! И что он тут делал? Траурихлиген взял первую попавшуюся бумажонку, согнутую в четыре раза и смятую в кулаке, развернул, пробежал глазами то, что нацарапали неважной, пропускающей ручкою кривобокие сенцовские руки. Глазам Траурихлигена открылась трогательная картинка в виде двух схематичных человечков, которые словно бы идут куда-то, взявшись за ниточные ручки, «освещённые» искривлённым, дрожащим полумесяцем. Под человечками Сенцов накарябал коротенький глупый стишок про лунный свет с поруганной любовью.

— Чёрт! — «оценил» стишок Траурихлиген и, скомкав бумажку, отправил её в пустую мусорную корзину, которая пристроилась под столом.

Ясно, что из Сенцова никакой генерал: вместо того, чтобы командовать войсками этот глупый слизень рисовал корявых уродцев и сочинял какие-то глупые памфлеты в честь какой-то Кати? В общем, страдал от безделья, потому что больше ни на что не способен! Мусорная корзина ведь под столом девственно чиста — зачем нужно было складировать весь этот хлам НА столе?? Эрих Траурихлиген схватил кипу сенцовских бумажек в охапку, собрался смять всё в шар и зашвырнуть как раз в эту корзину, которую от злости пинал ногами. Но из безликой кипы выпала на покрывшуюся пылью столешницу одна бумажка. Траурихлиген хотел схватить её в кулак и присоединить к мусору, однако заголовок того, что было в ней написано, нёс слово «отчёт». Поразительно! Сенцов ещё и заставлял этих увальней писать ему какие-то отчёты… Отложив в сторонку смятую кипу, Траурихлиген присмоторелся внимательнее к этому «отчёту». Почерк Карла Заммера — стража излучателя зачем-то обязали написать, что происходит в районе Нижинцев. Заммер накарябал, почему-то чернилами, а не шариковой ручкой, что-то про нижинского тупоголового страросту, про дуроватого начальника полиции — как тот пытается разыскивать в лесу и уничтожать разбойничьи землянки… «Партизаны постоянно пытаются влезть на излучатель…» «Каждый день убивают или ранят одного часового»… Снова эти глупые жалобы на их проделки! Ну, да, что они ещё могут при таком командире, как Сенцов? Только жалобы писать! Эрих Траурихлиген вытащил из тумбочки стола стальное ведёрко для шампанского, собрал все проклятые «жалобные» отчёты, смял их и бросил туда, оставив на столе только один — на плотном белом листе, с обратной стороны которого дурень Сенцов наваял свой очередной криволапый «шедевр». Хмыкнув, Траурихлиген сложил сие творение веером, после чего достал из кармана тяжёлую зажигалку с рельефным рисунком в виде «мёртвой головы», поджёг этот неказистый веер, подождал, пока он хорошенько загорится и засунул полыхающую бумагу в ведёрко, сжигая лежащие там бумаги. Над краем ведра взметнулось, потрескивая, горячее пламя, и Эрих Траурихлиген отставил всё это подальше от себя — на огнеупорную подставку, оставив ненужные бумаги догорать и превращаться в лёгкий чёрный пепел. Когда догорят отчёты — Траурихлиген «подкормит» огонь сенцовскими карикатурами — он уже собрал их в стопку, которая оказалась достаточно увесистой. Неужели глуповатый автор этих кособоких рисунков пытался управлять его людьми, заставляя их подробно отчитываться перед собой?? Да нет же, это — не Сенцов! Сенцов — просто глупый турист! Это оп из будущего таким образом пытался выведать тайны, чтобы сорвать заговор и уничтожить Новый Рейх! Да, человечки с примитивными памфлетами — это работа Сенцова, в них — весь Сенцов. А вот отчёты — это уже постарался проклятый оп! И куда только смотрел лентяй Баум, когда у него под носом торчал шпион??

Злобно швырнув сенцовские каракули в огонь, от чего языки пламени снова взвились над краем ведра, Эрих Траурихлиген вытащил смартфон и позвонил майору Бауму, собравшись вызвать последнего на ковёр и впаять уничтожительный выговор.

— Баум на проводе! — сейчас же отчеканил майор — по старинке, словно бы пользовался примитвным проводным аппаратом.

— Баум, зайдите ко мне! — голос Траурихлигена не выражал никаких эмоций: он не хотел преждевременно пугать майора. Он напугает его потом, когда этот слизень приползёт — и пускай он радуется, если не поседеет от испуга!

Стук в дверь на применул раздаться: «слизень» приполз минут за пять. Эрих Траурихлиген слышал, как он сопит — бежал, наверное, бегом, чтобы подхалимски посмотреть и выплюнуть свое заведённое «Хайль Гитлер!». Ему кувалдой вколотили это приветствие на курсах СС, и он тупо талдычит его из раза в раз.

— Войдите! — разрешил Траурихлиген, пока не проявляя эмоций. Пускай вползает, сейчас получит!

— Хайль Гитлер! — тут же вытянулся Баум, роботом вскинув руку и хлопнув каблуками.

— Хай! — буркнул Траурихлиген и показал майору одну из сенцовских карикатур, которую он специально «оставил в живых», для Баума. Этот болван Сенцов пытался тут изобразить сердечко и корявые фигурки, которые, будто бы, сидят, обнявшись, на мосту через лужу какую-то. — Дружище, вы это узнаёте?

— Никак нет… — удивлённо пробормотал Баум, всматриваясь в неуклюжую картинку и не понимая, что это вообще такое и для чего оно нужно генералу.

— Плохо, Баум, очень плохо! — определил Траурихлиген с таким смертельным ехидством, что Баум тут же стушевался, и по лицу его поползли пятна. Майор заглох, топчась, а Траурихлиген не спеша встал из-за стола и всунул ему в руки сенцовский «шедевр».

— Вы посмотрите повнимательнее! — предписал он, вернувшись за стол. — Давайте, давайте, смотрите!

Баум наклонил голову, уткнув глаза в эту мятую бумажку, не увидел в ней ничего примечательного и вопросительно посмотрел на генерала.

— Баум, мне начинает казаться, что я вас перехвалил! — сурово постановил Траурихлиген, со злорадным удовольствием отмечая, что на лбу майора выступают капли пота. — Сейчас вы напомнили мне двух животных: слепого сурка и медлительного слизня! А вы прекрасно знаете, что я недолюбливаю этих животных! Неужели вы в последнее время не замечали во мне никаких странностей?? Я ни за что не поверю, что не замечали!!

Генерал начал агрессивно орать, а Баум рефлекторно попятился… Да, в последнее время он вёл себя странно: странно ходил, странно разговаривал, странно выглядел и почему-то не пришёл ни на одно собрание заговорщиков… Баум, было, подумал, что генерал злоупотребил хроноперебросами и заболел. Майор даже испугался: если Траурихлиген умрёт о своей болезни, они без него ни за что не потянут заговор, засыпятся с покрышкой, и будут расстреляны. Сегодня Траурихлиген выглядел получше — только злился на что-то, чего Баум пока не понимал.

— Я думал, что вы заболели… — пробормотал майор, забиваясь в угол, словно бы генерал уже наставил на него пистолет и спускает курок. — Вы даже не приходили на наши собрания…

— Сенцов просто не знал, куда идти! — злобно выплюнул Траурихлиген, прожигая своим сатанинским взглядом в Бауме дыру. — Зарубите себе на носу: ещё один подобный прокол — и я буду просто вынужден вас казнить! План близок к завершению, я уже перевооружил войска, и мне не нужны безмозглые слизни и слепые сурки! Ваша внимательность должна быть на пределе, а вы вороните коренным образом! Что с вами, Баум? Уж не контузило вас часом??

Баум топтался и молчал, потому что не знал, что мямлить в своё оправдание… Он внимательно смотрел… но даже и предположить не мог, что место генерала занимал кто-то другой, неизвестно кто, кто мог выведать все тайны и… Лоб Баума покрылся потом, и спина его, буквально, обливалась… Успокаивало лишь то, что Траурихлиген психует и злобно орёт, а не благодушно предлагает шоколад. Баум знал генерала достаточно хорошо, и давно заметил: если он орёт, значит, просто впаивает строгач, а если улыбается и предлагает шоколад — значит, дни оппонента сочтены.

— Молчите! — рявкнул Траурихлиген и стукнул кулаком по столу так, что Бауму на минуту показалось, как этот тяжеленный стол разваливается на части и с грохотом обрушивается на пол, пробивая паркет. — Смотрите у меня — я могу подумать, что вы глупец и трус! Ладно… Сейчас я поеду на излучатель, а вы, Баум, чтобы не смели Заммера предупреждать! Если узнаю, что вы ему позвонили — отправитесь на кол! Вам ясно??

— Яволь! — поспешил согласиться с начальником Баум и втайне пожалел тёмного Заммера: этой ночью ему придётся ух, как несладко! Бедняга Заммер никак не освоит компьютер… как бы он не закончил свои дни на колу…

Стукнув кулаком по столу ещё раз, Траурихлиген выскочил из кресла и вознамерился срочно ехать на Нижинский излучатель, дабы узнать, на напортачил ли Сенцов с его бесценным деосциллятором?? Траурихлиген хлопнул дверью, и на Баума дунул шальной ветер — так сильно хлопнул… майор продолжал тупо торчать посреди генеральского кабинета, изминать в руках проклятую бумажку и размышлять над тем, кто такой этот Сенцов, и каким образом вообще мог сюда попасть… Перед ним на столе догорал костёр: огонь сожрал все «казнённые» бумажки, и свирепый сизый дым заполнил генеральский кабинет, заставляя майора мучительно кашлять и тереть слезящие глаза, в которых адски щипало.

Глава 160 «Лесные разбойники» и «дорожный призрак»

Стрелки настенных часов, которые подвесили к тонкой стене контрольной будки, через пять минут должны были показать полночь. Единственный солдат-часовой, приставленный охранять эти тайные ворота, вскипятил кипятильником воду и заварил себе кофе. Его сильно клонило в сон, потому что, как и все в Краузеберге, этот молодой солдатик плохо спал и боялся казни за участие в заговоре. Чтобы не заснуть на посту, солдат налил воду в поллитровую пивную кружку и набухал туда же целых десять ложек кофе и пять сахара. Невкусный напиток и вредный, но засонь здесь сажают на кол…

ТУК! ТУК! ТУК! — некто три раза постучал по стене будки, заставив часового встрепенуться. Он едва не пролил свой огненно-горячий кофе на мундир — это был условный стук, означавший, что он должен выйти из будки и открыть секретные ворота. Кто-то из заговорщиков решил выехать из города с некоей секретной миссией. Отставив кофе с сторону, на неновый стол, столешница которого была испорчена несколькими кругами от горячих чашек и кружек, солдат напялил каску, надвинув её на нос, и вышел прочь из будки в ночную прохладу. Около тайных ворот стояла лошадь с подводой, а на подводе сидел один человек, одетый в чёрное и в чёрной вязаной шапочке-маске, натянутой на лицо. Солдат двигался в гробовом молчании: инструкция секретного поста гласила, что он должен всё делать молча. Подойдя к воротам, он быстро отпер замок длинным и толстым ключом, после чего распахнул створки и махнул рукой: проезд открыт. Чёрный возница несильно хлестнул лошадку вожжами и заставил её проехать через ворота, за которыми начинался страшный лес и топкие болота… Как они только ездят тут по ночам? Так и сгинуть недолго…

Заперев ворота, солдат обязан был стоять снаружи: уехавший должен был вскоре вернуться и постучать в ворота. Встав на специально отведённое для этого место, под старым ветвистым клёном, часовой уныло вздохнул: выпить сверхкрепкий кофе горячим не удастся, кофе остынет и станет ещё гаже…

* * *

На толстой дубовой ветви сидел, свернувшись плотным клубком, и поджидал некрупную добычу дикий лесной кот. Эрих Траурихлиген мог бы запросто застрелить лесного кота и заставить его свалиться вниз, на пыльную дорогу, однако не стал стрелять, чтобы не шуметь.

С чистого неба ярко светила почти что полная луна, освещая косматые придорожные кусты. Луна заставляла беспорядочные ветви и листья отбрасывать странные тени, похожие на кикимор и злых лесовиков, тянущих к ночному путнику скрюченные костлявые руки… Кажется, Сенцов совсем не принуждал никого обрезать эти кусты — какая Сенцову разница, водятся в кустах партизаны, или не водятся? А лентяям Заммера так даже лучше: можно валяться на боку и лишний раз не высовываться в опасный лес.

Лесные цикады выводили громкие песли, а в развесистых кустах сновали тени — пытались сновать бесшумно, но всё равно под их ногами трещали сучья и скрипела сухая трава. Нет, это не звери, не птицы — это лесные разбойники, попрятались за кустами и поджидают, норовя пристрелить или взять в плен. Они, наверное, каждую ночь здесь сидят… Сенцов и Антипа не посылал ездить — а зачем ему это нужно… Ясно, что разбойники уже нацелились на добычу: шепчутся, лязгают затворами. Траурихлиген не хотел с ними сражаться — хлестнув вожжами лошадь, он бросил её в галоп, намереваясь уехать с поля ненужного боя.

— Стреляйте! Смотается сейчас! — приказал Петро, видя, как враг уносится у него из-под носа.

Грыць тут же вскинул ППШ, прицелился в удаляющуюся подводу и нажал на курок, надеясь подстрелить фашиста и сбросить его с подводы на пыльную дорогу.

Позади загремели выстрелы, в ствол ближайшего дерева ударила пуля, отбив щепу. Траурихлиген пригнулся и лёг на подводу, чтобы его не зацепило. Пуля царапнула лошадиный загривок, лошадка фыркнула, шарахнулась в лес, но тут же её настигла вторая меткая пуля и она, заржав, упала, как скошенная. Подвода по инерции пёрла вперёд, под тяжестью упавшей лошади она перекосилась на бок, пошла юзом и с размаху врезалась в толстый древесный ствол. Траурихлиген едва успел соскочить на землю до того, как подвода с грохотом разбилась в дребезги, рассыпая доски.

— Ось, немчур, попался!

— Стоять! — заросли тут же наполнились звуками: криками, топотом, шорохом.

Нет, стоять ни в коем случае нельзя — они окружили его. Траурихлиген мигом нырнул за куст и тут же выстрелил в первого, кто выскочил из темных зарослей в свет луны. Убитый повалился носом вниз, но на его месте возникли другие — их было штук семь, или больше. Лесные разбойники ощетинились оружием, рыскали, лазали, кто-то выпалил за молоком… Траурихлиген прекрасно видел их в свете луны — суетящиеся тени, серые и глупые лёгкие цели. Он бы легко переловил их по одному, будь у него чуть больше времени. Но Эрих Траурихлиген спешил на Нижинский излучатель, к тому же ловля партизан — не его работа, а тупого Носяры и его полицаев.

— Руки вверх! — внезапно за спиною Траурихлигена раздался шёпот, он повернул голову и увидал своего «заклятого приятеля», партизана Петра, который каким-то фантастическим образом сумел подкрасться к нему сзади и наводил автомат.

— Давай, швыдше! — грозил, кивая автоматом, Петро, предписывая Траурихлигену вставать с корточек и поднимать руки. — Зараз мы тебе у языки во́зьмем, и всё про тебе вызнаем!

Петро решил, что победил — «дорожный призрак» отыскан, взят на прицел, и уже подчиняется: поднялся на ноги, повернулся… и тут же выстрелил из пистолета, одновременно прыгнув вперёд. Петро отскочил, но спастись не успел: пуля угодила в руку, партизан вскрикнул от боли, выронил автомат и поспешил отползти подальше, под защиту кустов. Спрятавшись, он видел, как в ночи убегает от него проклятый «дорожный призрак». Листья мешали смотреть, но Петро, всё же, смог различить, как этот замаскированный враг перепрыгнул пышный кустарник и… тут же попал в ловушку. В кустах спрятались товарищи Петра — они, словно поджидали «призрака» — и напали на него все сразу, тут же взяв его на мушку. «Призрак» и сейчас попытался сбежать, но быстро понял, что не сможет: пять смертоносных автоматов отрезали для него любуй путь, перекрыв всякую лазейку. Зажимая рану ладонью, Петро покинул укрытие, где было неудобно и сыро, и направился к ним, вытаскивая из кобуры пистолет.

В овражке неподалёку прятался Грыць. Он видел, как товарищи дали ему знак выскакивать, но… Суеверный страх не дал ему двинуться с места… бедняга и себе не мог признаться, что боится «дорожного призрака», словно бы он действительно, призрак, или чёрт, или лешак… Притаившись за кучами жухлой травы, которая копится в этих диких местах годами, Грыць видел, что страховитый «призрак», кажется, пойман… И лишь тогда Грыць смог собрать в кулак свою смелость.

— За Родину!! — Грыць выпрыгнул из овражка, схватив автомат и поскакал вперёд, туда, где в лунном свете его товарищи дрались с врагом. Враг не очень-то хотел драться — он скакал туда-сюда, норовил юркнуть в тёмные кусты и раствориться в них, но его уже обступили и взяли на мушку.

— Руки вврех! — это раненый Петро здоровой рукой навёл на незнакомца пистолет и тут же потребовал:

— Давай, снимай маску, чертяка!

Грыцю так и не удалось сразиться: он опоздал и прибежал уже тогда, когда враг был пойман и поднял руки, окружённый со всех сторон.

— Соня ты! — хохотнул над ним усатый дядька Тарас, не спуская с пленника оружие. — Самый смак проспал!

— Та, я споткнулся… — пробормотал Грыць, глядя в сырую землю. Ему стало стыдно за трусость — торчал в кустах, боялся там каких-то дьяволов в то время, когда его товарищи схватили языка! Хорошо, что во тьме ночи не видно, как он краснеет…

— Снимай маску! — повторил Петро, кивнув трофейным пистолетом.

— Стаскивай, стаскивай! — вторил ему дядька Тарас. — Зараз, зробим тебе гудок с проволо́кой — живо балакать научишься!

Пленник же топтался на полусогнутых ногах, будто какой-то полузверь, по-птичьи крутил головой… Наверное, он паниковал, но снимать маску не спешил — бормотал что-то непонятное гнусавым голосом и приседал всё ниже, всё больше похожий на лешака.

— Чего? — не понял бормотания Петро..

— Давай его у лагерь! — фыркнул дядька Тарас. — Клоун, вишь ли! Ну, ничого — как прижгём, так одраз забалакает! Ну-ка, Грыць, чего стоишь — вяжи!

Нащупав на поясе толстую верёвку, заготовленную как раз для языков, Грыць схватил её и сделал шаг вперёд. Не бывает никаких чертей, дьяволов, призраков… Этот «дорожный призрак» уже дрожит от страха…

— Руки давай! — потребовал от него Грыць, готовясь заломать толстые руки пленника за его широкую спину и прочно скрутить их, чтобы не сбежал.

Пленник подчинился — неуклюже повернувшись на своих «звериных» ногах, медленно опуская ручищи, он протягивал их Грыцю. Решив, что враг побеждён и напуган, Грыць накинул верёвку на его крепкие запястья. Внезпно в руке врага сверкнула сталь — у него оказался пистолет, который он взял словно бы из ниоткуда. Он вскинул его молниеносным движением и несколько раз выстрелил прямо в Грыця. Почувствовав боль, Грыць понял, что ранен, а в следующую секунду его сбил с ног тяжёлый удар кулаком, и Грыць покатился по каменистой земле, набивая шишки.

— Стой, стой, стоять, окаянный! Бандюга! — партизаны тут же бросились вдогонку, дядька Тарас собрался стрельнуть, но его остановил Петро.

— Не пали! — предостерёг он, опустив дуло дядькиного автомата в землю. — Вин нам живым нужен!

— Та, хай йому грэць! — ругнулся дядька Тарас, не забывая бежать впереди всех, догоняя врага. — Та, стой ты, чертяка, всё одно не уйдёшь!

Но враг и не думал стоять — побежал так, что даже засверкали пятки. На бешеном бегу он перепрыгнул через распластавшегося в грязи Грыця, стрелою рванул к кустам и скакнул в их гущу, стремясь затеряться.

— Шукай его, Петро! — дядька Тарас вломился в кусты тяжёлым лосем, помчался, спотыкаясь, наугад, но дальше начинался тёмный лес. Дядька Тарас видел перед собой лишь одинаковые чёрные ветки, листья, кусты… а потом и они скрылись во мраке. Плотные древесные кроны напрочь закрыли луну, дьдка Тарас закрутился на месте, ничего не видя, а потом — засветил фонарик, чтобы не споткнуться и не рухнуть носом вниз.

— Не свети, Тарас, — из мглы вынырнул Петро — без фонарика — и положил руку ему на плечо. — Вдруг он тут не один?

— Чёрт! — буркнул дядька Тарас, пряча фонарик. — Утёк, гад!

— Утёк, — вздохнул Петро. — Грыця подбил — давай вернёмся.

* * *

Эрих Траурихлиген выскочил на небольшую полянку, покрытую запутанными сорняками, затерянную в лесной чаще, среди непроходимых болот. Там, дальше, около раскидистой ивы, чьи длинные ветви в свете луны похожи на зелёные косы русалок, полянка плавно и незаметно переходит в погибельную топь — начинается трясина, в здешнем народе известная, как «Русальная елань». Достаточно одного шага, чтобы угодить ногою в тёмную воду, в топкий ил под ней, и уже не выбраться никогда… Эрих Траурихлиген прекрасно знал это место — много раз прятал тут своих лошадей и подводы, когда тайно пробирался на Нижинский излучатель и заставлял пленного Антипа возвращаться назад вместо себя. Он осмотрелся и прислушался. Со всех сторон высятся молчаливые вековые деревья — высоченные, разлапистые Прохладный воздух напоен ночными звуками — филин низко ухает где-то там, на сухом дереве, чьи скрюченные ветки поднимаются к небу как чёрные рога страшного чёрта, заливисто поют разнообразные цикады, громогласно покричала выпь. Он понял, что погоня отстала: эти лесные звуки не были топотом приближающихся людей и гомоном их голосов. Можно смело двигаться к излучателю… Хотя, нет, он тут не один… Траурихлиген замер на месте и прислушался снова — звук, который заинтересовал его, доносился во-он оттуда, из дальних кустов, едва видневшихся в темноте на фоне чёрных деревьев. И это не просто звук: где-то за кустами громко ржала партизанская лошадь. Отлично: вот и транспорт! Путешествие на излучатель станет быстрым и комфортным! Спрятавшись за толстым стволом огромного дуба, который рос тут, казалось, с первобытных времён, Эрих Траурихлиген осторожно выглянул и увидел, что лошадь привязана к берёзе и впряжена в крепкую подводу. У подводы топтались человека три… хотя, нет, четыре — четвёртый сидел в подводе на куче сена и вертел в руках незажжённую цигарку.

— Та, тихше, Зорька, не вопи! — один из них успокаивал лошадку, поглаживая её по шее и по морде, однако та всё прядала ушами, вертела головой и фыркала, словно бы чуяла нечто неладное.

— Где же Петро? — бурчал второй, топчась поодаль, засунув свои руки в карманы широченных шароваров.

— Може, вже й сцапали того призрака! — фыркнул третий, плюнув в траву.

— Тихше балакай — на весь лес тараторишь… — шикнул тот, который сидел в подводе, и приложил палец к губам.

— Вот, шо, товарищи! — решил тут первый разбойник, который гладил лошадку. — Ходимо, пошукаем их — може в беду встряли?

— Гаразд, — согласился тот, что сидел в подводе с цигаркой, спрыгнув в траву.

— Останься тут, Мыкола, — сказал первый разбойник товарищу в шароварах.

— Ага, — кивнул тот и принялся бродить вокруг подводы с поднятым автоматом, охраняя её. Смешная охрана из одного человека, который даже не замечает, как неслышно, кустами, подкрадывается к нему Эрих Траурихлиген.

Полная луна опускалась к синей полоске деревьев, собираясь нырнуть за неё, утопив лес в кромешной темноте. Трое партизан потопали прочь, скрылись в кустах… Эрих Траурихлиген прекрасно видел этого Мыколу, который, оставшись один, бродил вокруг подводы всё неувереннее, пугаясь лесных звуков. В кого они там верят? В лешаков? Русалок? Привидений? Ничего, этому партизанчику недолго осталось бояться! Скользнув вперёд бесшумной тенью, Траурихлиген внезапно возник за спиною Мыколы, и тут же свернул ему шею так, что партизан умер мгновенно, не успев и пикнуть, и молча осел в росистую траву, как безвольный мешок. Бросив его, Траурихлиген прыгнул к подводе, но тут громогласно заржала лошадь, испугавшись неизвестно чего. В ночной тишине её ржание прозвучало страшным громом, и партизаны решили вернуться назад. Они поскакали вприпрыжку и спустя несколько секунд выскочили из ближних кустов, перекрыв врагу путь к подводе.

— Стий-но! — приказал один из них, заметив в траве убитого товарища и разобравшись, что наткнулся на «дорожного призрака».

Но на этот раз Эрих Траурихлиген не станет стоять: их мало, не поймают. Влепив кулак в лицо первого, кто оказался на его пути, Эрих Траурихлиген выхватил его автомат и запрыгнул в подводу, тут же пристрелив партизана, который рискнул его задержать, и что было сил хлестнул лошадку вожжами. Лошадь взвилась на дыбы, испустила истошное ржание и понеслась резвой рысью, перепрыгивая корни, кусты и бурелом. Разорвав грудью плотные заросли, лошадь вырвалась на дорогу. Кобыла храпела, металась, ржала, но Траурихлиген жёстко держал поводья, не давая ей прянуть в сторону или понести.

* * *

Грыць пришёл в себя и обнаружил, что лежит лицом в грязи, а ноги его попали в глубокую лужу. Худой правый сапог промок насквозь, вымочив портянку, и нога начинала замерзать. Кроме того, сильно болела левая рука. Сев на земле, Грыць осмотрел себя и увидел, что рукав запачкался кровью, но рана была нетяжёлая: пуля врага только оцарапала плечо. Перевязав царапину куском своей серой рубашки, Грыць встал на ноги и решил разыскать товарищей, но внезапно услышал страшный треск в кустах и грузный топот за своей спиной. Рывком обернувшись, он увидел, как бешено зашевелились ближние кусты, а миг спустя — ломая ветки, с громким ржанием и страшным треском вырвалась из-за них взмыленная храпящая лошадь. Увлекая за собою тряскую подводу, лошадь мчалась прямо к нему, поднимая тучи пыли… ещё секунда — и сомнёт и задавит…

В последний момент Грыць отпрыгнул в сторону, неудачно приземлившись на каменюку, покатился кубарем в пыли дороги, выронив автомат… Он стоял, упираясь ногами в край подводы и сжимал вожжи, хлеща ими лошадь, заставляя её ускорять галоп. И тут же Грыць осознал, лошадь несётся прямо на него! Кажется, «дорожный призрак» собрался его задавить! Лошадь стремительно приближалась, высекая подковами искры из камней, и тут же Грыць узнал её: это же их, партизанская лошадь!

— Зорька! — взвизгнул Грыць и тут же лошадиное копыто врезалось в пыльную землю у самого его носа.

Грыць замер, обхватив голову руками, а над ним пронеслась шальная подвода, едва не зацепив колесом и покрыв пылью с головы до ног. Заднее колесо подводы чиркнуло о камень, выбив искру, Грыць закашлялся в облаке пыли…

— Гэй, стой-ка! — внезапно из леса выпрыгнул Петро, стрельнул из пистолета, но промазал, и тут же его зацепило краем подводы, отбросив и швырнув на дорогу.

Захваченный досадой поражения, Грыць вскочил, рванулся вперёд, намереваясь преследовать уезжающего врага или хотя бы, пальнуть ему вслед из автомата… Однако неуклюжая атака молодого партизана захлебнулась: глянув вниз в поисках оружия, он увидал в призрачном свете луны свой автомат разломанным на две части. По нему проехало колесо тяжёлой подводы и превратило ППШ в бесполезный хлам. Чуть поодаль, у обочины под раскидистым дубом ползал в пыли подбитый Петро.

— Ты живой? — осведомился у него Грыць, небыстро приблизившись.

— Та, живой! — прокряхтел Петро, прижимая раненую руку здоровой. — Смылся, чёрт окаянный… Никак не словим…

— Повязку трэба наложить… — заметил Грыць, кивнув на руку Петра, из которой сочилась кровь и капала на пыльную дорогу. — Гад этот нашу Зорьку спёр… Как думаешь, Петро: и впрямь он — призрак?

— Фашист — какой тебе ещё призрак? — фыркнул Петро, поднимаясь. — Хитрый только… Ну, ничего, на другой раз не смоется!

* * *

За окнами стояла глухая тёмная ночь, и смотритель Нижинского излучателя Карл Заммер безмятежно спал в своей постели. Вокруг него висела тишина — никто не позвонил ему по телефону и не предупредил, что этой тихой сонной ночью к нему пожалует Эрих Траурихлиген. Группенфюрер миновал последний пост, а Карл Заммер, не подозревая, что начальник приближается, видел сон: он снова дома, в родном городке, работает в своей светлой уютной булочной, наполненной упоительными ароматами свежего хлеба и булочек. За широкими вымытыми до идеальной прозрачности окнами сверкало прохладное и солнечное, мирное майское утро — никакой войны, и Карл Заммер в белоснежном фартуке раскладывал булочки на витрине, готовясь к открытию…

Внезапно раздался какой-то грохот, который заставил булочника испугаться… Выронив на пол румяную булочку, Карл Заммер рывком обернулся и… свалился с постели на жёсткий дощатый пол. Больно ударившись лопатками, Заммер впал в сонный ступор — уселся на полу с вытаращенными глазами и не шевелился до тех пор, пока на его спину, подмерзавшую в ночной рубашке, не обрушился болезненный хлопок.

— Ай! — вскрикнул Карл Заммер и вскочил на ноги. На голове его перекосился ночной колпак, закрыв левый глаз… Свободным же правым глазом Карл Заммер увидел, как в его неуютной мрачной спальне вспыхнул свет, и в свете этом появился некто, одетый в неизвестные лохмотья, в волосах которого застряли сухие листья и лесные травинки…

— Партизаны!! — спросонья возопил Карл Заммер, осознав, что к его ночной рубашке не пристёгнута кобура, и он оказался наедине с незнакомцем безоружным и слабым…

— А вы, я посмотрю, отменный трус! — сообщил Карлу Заммеру незнакомец, подперев кулаками свои крепкие бока.

Карл Заммер ожидал, что гость его пристрелит и, когда этого не произошло — он получил толику времени на то, чтобы окончательно проснуться. Почувствовав, что мозг растерял всю сонную вату и просветлел, Карл Заммер осознал: перед ним не лесной разбойник, всё гораздо хуже. Если группенфюрер приезжает среди ночи без предупреждения — дела ужасно плохи… чёрт бы подрал этого группенфюрера вместе с его войной…

— Хайль Гитлер! — Карл Заммер попытался реабилитироваться, отчеканив приветствие заплетающимся спросонья языком. Его ночной колпак перекосился ещё больше и в конце концов оказался на полу, под ногами.

— Ну, да, продрали всё-таки, глаза! — сердито буркнул Эрих Траурихлиген, по инерции пиная что-то сапогом и не видя, что это ночной колпак Карла Заммера. — И как у вас тут дела?

— Хорошо… — булькнул Карл Заммер, едва выжав из себя это недлинное слово.

— Хорошо?? — вскипел Траурихлиген и взмахнул своим стеком, словно собирался с размаху огреть им Карла Заммера.

Заммер перепугался, отпрянул в сторону и наткнулся на свой новый стол, на котором теперь стояли компьютер и принтер.

— Как вы смеете говорить, что у вас всё хорошо, когда партизаны по дороге к вам устроили мне засаду??? — продолжал рычать Траурихлиген, сотрясая стены кабинета своим страшным голосом и топотом своих сапог. — Ваша прямая обязанность — охранять территорию около излучателя и обеспечивать МОЮ безопасность! А вы??

Нервно шагая, Траурихлиген пару раз наступил на белоснежный ночной колпак, вконец перепачкав его глинистой лесною землёй.

— Баум заставил меня учиться работать на этом… на нём… — пискнул Заммер, показав дрожащим пальцем на свой новый компьютер.

— И как, успешно?? — свирепо осведомился Траурихлиген.

— За три дня я напечатал четыре отчёта. — пробормотал Карл Заммер, теребя подол ночной рубашки.

— Значит, всё, чему вы научились за это время — это тыкать в обезьяньи кнопки! — стальным голосом постановил Эрих Траурихлиген, взмахивая стеком и заставляя Заммера поминутно увёртываться, потому что путь к отступлению отрезали компьютерный стол и стена.

— Но… — пискнул Заммер, чувствуя, что над его неумной головою нависла казнь. Печатать отчёты на этом компьютере он научился с огромным трудом… Баум часами сидел над ним, по сто раз показывая, какую кнопочку нажать — какие тут могли быть партизаны, когда адский компьютер проглотил всё время и все силы?? Но, безумный Траурихлиген, похоже, хочет, чтобы Карл Заммер прыгнул выше головы… А он не может. Конечно, Траурихлиген казнит его, объявив «тупицей».

— В Новом Рейхе мне не нужны тупицы! — злобным голосом выплюнул Траурихлиген, убрав, наконец-то от лица Заммера свой стек и усевшись за компьютерный стол.

Ну, вот, объявил «тупицей»… Карл Заммер бестолково топтался, подозревая, что его сейчас выведут с излучателя под локотки и отправят прямиком на «Весёлую поляну»…

— Ладно, тест на интеллект вы пройдёте потом! — отрезал Траурихлиген, включив компьютер Замера. — А сейчас — расскажите мне про партизан! Откуда тут их столько??

— Партизаны приходят из Светлянки… — негромко пояснил Карл Заммер, машинально перебирая руками свои печатные отчёты. — Говорят, они старосту убили… Они сами, или их ведьмы… Полицейский начальник чокнутый всё время говорит Фогелю про ведьм… Фогель говорит Бауму… а Баум мне говорит…

— Испорченный телефон какой-то! — взорвался Траурихлиген, выхватил пистолет и пристрелил лисицу, которая в этот опасный миг рискнула выбраться из укрытия за пищей. — Достали меня уже эти ваши партизаны…Ведьмы эти задолбали, чёрт! Завтра же сожгу её ко всем чертям — она мешает мне выполнять мой план! Чёрт! Чёрт!

— Псих… — тихонько буркнул Заммер, незаметно для Траурихлигена впихнув в рот таблетку. Кто будет убирать из камина тушу лисы? Конечно же, Траурихлиген не будет! Хорошо, хоть, это лиса, а не барсук — хоть не воняет так…

— Заммер, если вас не интересует судьба Великого Рейха — я вас пристрелю, чтобы вы не мучились! — настиг Заммера голос Траурихлигена и заставил вздрогнуть. — Вы какая-то вещь в себе! Вам что-то говорят, а вы, наверное, жуёте соплю??

— П-простите, ваша светлость… — Заммер не знал, куда себя деть… надо же было именно сейчас появиться этой проклятой лисе! — Я подумал, что через болота надо строить плавучий мост… Иначе все ваши каратели снова утонут…

— Я не буду ничего строить! — отмахнулся Траурихлиген. — Я разберусь с ними по-другому! И, я вам клянусь: на этот раз во всём лесу не останется ни одного разбойника! А вы можете сколько угодно разводить лисиц и тыкать в кнопки, раз вы больше ни на что не способны! Я ещё удивляюсь, как вы научились включать принтер!

— Баум пригрозил мне казнью, если не научусь… — тихонько признался Заммер, запивая таблетку от головы солидной порцией чёрного кофе.

— Между кнутом и пряником лучше выбрать кнут! — свирепо постановил Эрих Траурихлиген, вскочил из-за стола и скользнул к дубовой двери, словно гигантская зловещая летучая мышь.

— Где Антип? — осведомился он, остановившись на минуту.

— Здесь, герр группенфюрер! — поспешил отчитаться Карл Заммер.

— Действуйте по плану пять, я поеду другой дорогой! — приказал Эрих Траурихлиген и исчез за дверью, прежде чем Карл Заммер успел сказать: «Яволь».

Как только дубовая дверь громко захлопнулась за ним — Карл Заммер ощутил себя во временной безопасности: не казнил — это уже хорошо. Взяв смартфон, которым научился пользоваться только вчера он позвонил на пост охраны и приказал выпускать Антипа. Затем, посидев пару минут и отдышавшись, Заммер отлип от своего стула и потащился к камину — вытаскивать из него тушу невинно убиенной лисицы, чтобы потом освежевать и зарыть… Из шкуры Заммер сошьёт себе шапку… или воротник на шубу — он ещё подумает, что ему больше нужно.

Глава 161 «Ошибка резидента»

Змей разобрался в устройстве, которое не так давно похитил у фашиста Баума. Осознав, для чего в действительности нужна эта «волшебная коробочка», шпион подумал, что ему больше нечего делать среди полудиких, необразованных мужиков, и пора выбираться в люди. «Коробочка» Баума не была ни игрушкой, ни волшебной, ни музыкальной шкатулкой — это универсальное средство связи со встроенными фото и видеокамерами, диктофоном и возможностью откуда-то получать карты военных действий. Если продать её американцам — можно разжиться громадной денежной суммой, махнуть на экзотические острова и больше не кормить своим телом паразитов, не минировать железные дороги, и спать не на грязном сене, а на шёлке и перинах. В общем, приобрести для себя персональные покой и волю… Но Змею этого мало — Змей должен сначала отомстить Эриху Траурихлигену, который безжалостно унизил его и заставил сидеть в нечеловечески мизерном карцере, наплевав на Женевскую конвенцию… Заполучив приспособление Баума, Змей решил, что у него есть все шансы свершить месть. И тогда Траурихлиген отправится в карцер — в ещё меньший, чем тот, в котором прозябал Змей, а Змею за это возможно даже дадут какую-нибудь бесполезную звезду жалкого героя, однако ему не нужна эта железка, ведь лучшая награда для Змея — это позор и муки Траурихлигена!

Методом «научного тыка», вернее, нажимая пальцами на все картинки, всплывающие на «волшебном» экране фашистского сверхтелефона, Змей обнаружил, что он имеет список телефонных номеров, по которым можно тут же позвонить. Да, советским АТС, «мыльницам» и рациям бесконечно далеко до изобретений фашистов, Змей не удивится, если СССР скоро сдует войну и исчезнет с лица Земли. Но он уже будет далеко ото всей этой мышьей возни, а его месть Траурихлигену свершится прямо сейчас!

Среди других номеров, которых у Баума было не так уж и много, Змей разыскал тот, который принадлежал его врагу и нажал «вызов».

В ухо ударили странные гудки — Змей даже отодвинул фашистское устройство от своей головы — а вдруг взорвётся ненароком, мало ли, чего выдумали эти фашисты?? Но телефон Баума не взорвался — на его большом экране сначала крутилась фантастическая объёмная картинка, а потом — появился голос и сказал:

— Ало?

Этого которткого слова было достаточно, чтобы Змей из миллиарда узнал голос своего врага. Сидя посреди леса, на берегу безымянного водоёмчика-лужи, под длинными ветками раскидистой ивы, Змей ощутил злорадство: его враг тут, и он клюнул…

— Привет! — сказал ему Змей. — Ты догадался, кто тебе звонит?

Эрих Траурихлиген был в своём кабинете — сидел за ноутбуком и просматривал новые фотографии окрестностей, переданные со спутника. Хорошая всё-таки вещичка, этот спутник: все партизанские дырки и позиции русских — как на ладони, можно хоть сейчас послать ракету «земля-земля» и взорвать парочку. Эрих Траурихлиген как раз собирался взорвать — ему не понравился большой лагерь партизан в лесу, западнее Еленовских Карьеров. Телефонный звонок отвлёк его, Траурихлиген поднял трубку и несказанно удивился: номер принадлежал Бауму, но голос, заговоривший с ним, оказался невероятным. Человек, которому он принадлежал, во-первых, должен был томиться в карцере, а во-вторых — вряд ли умел пользоваться смартфоном…

— Узнал, — согласился Траурихлиген, одной рукой держа смартфон, а второй — через ноутбук настраивая спуиник на пеленг сигнала, который посылал смартфон его собеседника.

— Вот и хорошо, что узнал, — прошипел Змей, криво ухмыляясь. — А я узнал, что ты предатель, Траурихлиген! Твои люди болтали про заговор, но я-то знаю, что управляешь ими ты! И очень-очень скоро об этом узнает весь Берлин и тебя, дружище, пустят в расход!

Разговаривая с Траурихлигеном с помощью диковинного фашистского телефона, Змей чувствовал себя в полной безопасности. Он далеко от города, никто его не поймает, он может говорить, что хочет. Да, Змей продаст в Берлин информацию про заговор Траурихлигена, но не сейчас, и не очень скоро… Пускай Траурихлиген помучается страхом, не поспит пару ночей, попотеет, понервничает, попытается разыскать его, Змея, остановить… Но ничего не добьётся. Пойди, найди человека в непролазной глуши леса, который раскинулся на сотни, тысячи гектаров, который наполнен хищными зверями, усажен гиблыми болотами и утыкан лагерями партизан??

— Ой, как я испугался! — с сарказмом протянул Траурихлиген. — Дрожу — не могу!

Ладно уж, он позволит Змею немножко почувствовать себя победителем. Змей любит поболтать, и это совсем не плохо: чем дольше он болтает — тем точнее будет пеленг! Скоро глупый Змей, не знающий технологий, снова окажется в карцере. Как всё-таки, хорошо, что он позвонил… И к Бауму будет отдельный, серьёзный разговор.

Пик! — из динамика ноутбука раздался писк, извещая хозяина, что пеленг закончен, спутник обнаружил искомый объект и готов отметить точку на карте. Эрих Траурихлиген радостно нажал кнопку «Энтер», заставив ноутбук выдать на экран карту с той самой точкой — красным кружком, которым было отмечено «укромное» место, где сейчас сидел Змей. Кстати, от города недалеко, достаточно обычного бронетранспортёра и парочки солдат, чтобы схватить шпиона — врасплох и с поличным.

— Дрожи, дрожи! — шипел тем временем Змей, считая себя неуязвимым. — Ты рано обрадовался, подумав, что уничтожил меня! Я порылся в кармашке твоего человечка — увалень, признаться, твой человечек — и нашёл этот телефон. Кстати, его я тоже продам в Берлин! Ты понял, Траурихлиген, что теперь тебе пора бояться?

— Понял, понял! — согласился Траурихлиген, а сам уже послал электронное письмо на ближайший пост, чтобы приготовили отряд и бронетранспортёр. — Похоже, Змей, ты победил…

— Жди гостей, Траурихлиген! — пообещал Змей зловещим шёпотом, намекая на то, что в скором времени по душу Эриха Траурихлигена притащится гестапо, схватит его под белы рученьки и навсегда утащит в тёмные застенки, где казнит…

Змей сбросил вызов, посидел ещё немного на берегу — красиво всё-таки, здесь, чисто, много деревьев, вода, птицы — радует глаз. Даже и не хочется, чтобы такую красоту разъездили на танках, да разнесли бомбами. Как человек интеллигентный, Змей умел ценить красоты природы, даже испытывал восторог… Но не забывал всегда и везде оценивать обстановку вокруг себя — война требует предельной осторожности. И сейчас, услыхав в отдалении шум мотора и лязг металла, Змей понял, что ему пора скрываться. Проворно вскочив с невысокого песчаного обрыва, шпион обогнул толстый ствол огромной ивы и решил исчезнуть, однако не успел. Сделав несколько прыжков в высокой траве, которая обычно растёт у воды, Змей увидал необычную машину — бронированную, с узкими щёлками вместо окон, покрашенную в фашистский серый цвет. Оснащённая гусеницами, машина быстро двигалась по бездорожью, объезжая деревья, маневрируя, поворачивая. Змей попытался уйти от неё, но и это не вышло — неуклюже выскочил прямо перед её тупым серым носом и оказался в ловушке. Змей не успел и глазом моргнуть, как в корпусе машины открылся люк, из него выпрыгнули два солдата в немецких мундирах с надвинутыми касками и тут же взяли его на мушку.

— Хэндэ хох! — гавкнул один из них, передёрнув затвор.

Змей попытался сбежать, да не успел: тёмный люк изрыгнул ещё двоих солдат, которые в пару скачков оказались за его спиной и тоже прицелились из автоматов.

— Хэндэ хох! — повторил другой солдат — из тех, которые оказались позади Змея.

Делать было нечего — если Змей попытается сделать шаг в сторону — его издырявят перекрёстным огнём. Он поднял вверх свои толстые руки, раздумывая, что ему делать дальше.

— Ну, что, дружище, ты попался! — сообщил Змею громкий голос и последним из люка показался Эрих Траурихлиген.

Змей удивился: как он быстро его нашёл! Он даже не обнаружил в дырявых карманах нужных слов.

— Ты отвалил челюсть! — заметил Траурихлиген, картинно сдвинув брови.

Змей понял, что его рот глупо разинут и прикрыл его — чтобы муха не влетела.

— Ты спросишь, как я тебя нашёл? — хохотнул Траурихлиген, глядя на Змея сверху вниз, потому что стоял на броне машины. — Теперь это называется «пропасти по симке»! — произнеся эти странные слова, фашист кивнул своим солдатам:

— Ребята, загружай его, поедем!

— Яволь! — хором крикнули те солдаты, которые стояли за спиною Змея, и тот час же руки шпиона оказались скручены за спиной и застёгнуты в наручники. Солдаты затащили Змея в люк машины и водворили в кресло — тут было много кресел, как в автобусе, а около руля помещались некие светящиеся экраны… Змей смотрел на них с опаской: за свою долгую интересную жизнь он побывал во многих странах, видел технологии, в том числе передовые и секретные… но такого не видел никогда и нигде. Кажется, всё это чревато для СССР.

* * *

Змей был скован. Солдаты не спешили освобождать его толстые руки — только бросили на колени перед проклятым Траурихлигеном и взяли на прицел. Траурихлиген был рад видеть сурового Змея у своих ног — высокомерно прохаживался, награждая его своими противными самодовольными ухмылками, а в Змее вулканом кипела тёмная ярость. Он бы разорвал этого проклятого фашиста на части голыми руками, если бы он ему попался, а Траурихлиген нагло так вещал, глядя на него сверху вниз:

— Помнишь, когда ты свалился с корабля в ледяную воду — ты простыл, заболел, умирал… Мы же тебя нашли, спасли, вылечили, кормили, прятали ото всяких спецслужб… А тебе примитивно и просто не понравился карцер, в который я тебя определил! Но поверь мне, мой друг, это был не худший карцер: без крыс! Однако сегодня я понял, что бесполезно быть добрым, и тот карцер, в который ты отправишься на этот раз, будет населён самыми крупными экземплярами, каких только найдут мои солдаты!

Змей не плюнул Траурихлигену в морду только потому что все солдаты, которые сгрудились в этом проклятом кабинете, норовили изрешетить его автоматными очередями. Корчась на десяти мушках, Змей только злобно рычал, пытаясь порвать оковы. Оковы были стальные — не под силу разорвать человеку… Змей снова был в ловушке.

— Не думай, что я буду просто так бесплатно тебя кормить! Я придумал, как мне использовать тебя! — «пел» тем временем Траурихлиген, оперевшись о свой письменный стол…

— Я никогда не стану тебе помогать! — выкрикнул скованный толстыми наручниками Змей, агрессивно лязгая цепями. — Можешь хоть вообще не кормить меня! Я буду жрать твоих крыс, но служить тебе не буду!

— А я у тебя не спрашиваю — я ставлю перед фактом! — Траурихлиген не сказал это, а вколотил, мигом заставив Змея «заткнуть фонтан» и молчаливо воззриться перед собою глупыми глазами. — Я тут увидел одну хорошую технологию — подкожное чипирование. Есть такое место, где она очень распространена и помогает решить множество проблем. С домашними животными, например — чтобы не сбегали от хозяев.

Траурихлиген болтал в своё удовольствие, улыбаясь так, что улыбка растянулась до ушей, а Змей вообще не понимал, о чём он говорит. Слово «чипирование» он слышал впервые, что оно означает — не знал. Он понял, что Траурихлиген заготовил ему новую унизительную пытку. Может быть, ещё худшую, нежели мизерный карцер.

— Чип не даст тебе сделать шаг в сторону, и тебе придётся выполнить то задание, которое я придумаю для тебя! — заявил Траурихлиген и махнул рукой своим солдатам. — Утащить его!

— Яволь! — дуэтом выкрикнули два плечистых здоровяка в серой форме, подступили к Змею и больно схватили его за скованные руки. Третий здоровяк свирепо надвинул на пленника автомат.

— В карцер его, пока что! Побольше крыс ему насобирайте! — распорядился Траурихлиген, и солдаты, как роботы, повиновались, выпихивая Змея прочь из кабинета во мрак коридора.

Глава 162 Похищение Буквоеда

Гектор Битюгов посмотрел на массивные золотые часы, сыто вздохнул и утонул в пухово-мягком кресле бирюзового цвета. Покупатель задерживался уже на пятнадцать минут, чего раньше не бывало никогда — он всегда появлялся секунда в секунду. Гектор Битюгов был не один — по углам его кабинета высились целых восемь охранников — бывших «краповых беретов», каждый из которых одним ударом мог отшибить голову человеку. С недавних пор Гектор Битюгов стал побаиваться покупателя — слишком уж тот был странный и всегда приходил с оружием и отрядом неких головорезов. Охранники высились недвижимыми колоссами, готовые среагировать на малейшую опасность, которая могла бы угрожать их шефу. В руках у них торчали автоматные обрезы, направленные на высокую тяжёлую дверь, из-за которой и должен был появиться покупатель.

Гектор Битюгов от нечего делать включил ноутбук, лежавший у него на столе, и принялся складывать пасьянсы. Пасьянсы не сходились, потому что Гектор Битюгов ужасно нервничал, томился ожиданием.

Внезапно где-то там, в сплетении коридоров, что-то скрипнуло так, словно бы отворилась старинная заржавленная дверь. Дунул непонятный ветер, который никак не проник бы в кабинет Битюгова через стеклопакеты… И дрогнул пол, от чего Гектору Битюгову показалось, что весь его трёхэтажный офис сейчас развалится по кирпичику и уйдёт под землю. Гектор Битюгов чуть не вылетел из кресла на отполированный паркет — его сильно тряхнуло. Он схватился руками за ноутбук и повернул голову в сторону двери, уставился на поблескивающую ручку затравленным взглядом голодной и битой дворняги. Под потолком висела люстра, и все пять лампочек в ней мигали, то угасая, то вспыхивая молочно-белым светом.

Гектора Битюгова посетил страх: вокруг него что-то было очень, и очень не так… Он обвёл испуганным взглядом охранников — те сохраняли неподвижность и каменность лиц…

Внезапно дверь с треском распахнулась, и на пороге возникла высокая фигура человека. Незнакомец сделал широкий шаг длинной ногою, обутой в тяжёлый кожаный сапог и оказался в кабинете. С широких плеч гостя лохмотьями свешивался красно-чёрный, изрезанный плащ с высоким стоячим воротником, а лицо его закрывал чёрный клобук с прорезями для глаз.

— Что это такое?? — взвизгнул Гектор Битюгов и тут же слетел с кресла и треснулся об пол.

Странный и страшный гость медленно надвигался, а изрезанный плащ развевался зловещими красно-чёрными крыльями. За его спиной вставали другие фигуры — облачённые в чёрные балахоны с надвинутыми капюшонами, они входили в кабинет из коридора, скользили дьявольскими тенями.

— Помогитеееее!!! — истошно заверещал Гектор Битюгов и забарахтался на полу, стараясь отползти подальше от чудища в изрезанном плаще, чья крепкая рука уже протянулась, чтобы схватить его…

Охранники мигом вскинули обрезы, однако ни один из них не успел пустить ни одной пули: «тени» выхватили из-под балахонов «МР-38» времён Второй мировой и тут же скосили всех очередями. Забрызгивая кровью белые стены, охранники Битюгова свалились на пол, оставив шефа одного против сонма чудовищ.

— Нет… нет… Пожалуйста, не трогайте меня… Что вы делаете?? — завизжал Гектор Битюгов, теряя всякое самообладание от дикого первобытного ужаса, который заполнил его с головы до ног, убил волю, убил личность… Гектор Битюгов попытался ползти, судорожно перебирая конечностями, но чудовище в изрезанном плаще жёстко схватило его за воротник пиджака, дёрнуло и приподняло над полом. Гектор Битюгов висел безвольным мешком и уже даже не елозил конечностями — только тихо хныкал.

— Попался! — жутко прошипел монстр в изрезанном плаще, и Гектор Битюгов узнал его по голосу, несмотря на клобук: покупатель, Эрих Траурихлиген… Он пришёл вот так — понятно, что ничего хорошего не стоит ждать от ТАКОГО визита.

— П-пожалуйста… — заикаясь, лепетал Гектор Битюгов, рыдая в три ручья.

Эрих Траурихлиген не разговаривал с ним и не выпускал. Он бросил быстрый взгляд на небывалые часы, которые торчали не его запястье, и заревел страшным голосом:

— Ахтунг! Верфе!

Все «тени» мгновенно спрятали оружие, вытянулись и взялись за руки, образовав нечто вроде дьявольского хоровода. Эрих Траурихлиген со схваченным Гектором Битюговым оказались в центре этого «хоровода», а потом внезапно перевернулся мир. Всё поплыло, закрутилось, и вдруг перестало существовать, воздух стал горячим, как в духовке, сжал железными тисками, Гектор Битюгов не смог даже закричать, потому что его сдавило непонятно чем до такой степени, что невозможно было даже сделать вдох.

Железная рука грубо швырнула, и Гектор Битюгов треснулся о твёрдый, холодный и сырой пол, мощённый круглыми булыжниками. Перевернувшись с живота на спину, он увидел, как в зловещем свете факелов чудовища надвигаются на него.

— Нет… что вы делаете?? — взвизгивая, залепетал Гектор Битюгов, задом отползая в угол. — Пожалуйста…

— Ты сдал меня опу, — бесстрастным голосом заключил Эрих Траурихлиген, не снимая клобука. — А теперь ты узнаешь, что за это бывает!

Гектор Битюгов сразу понял, что этот Траурихлиген какой-то странный… Но не настолько же!

Из колодца с жутким рёвом полыхнуло пламя, Гектор Битюгов отпрянул, потому что искры обожгли ему лицо и упали на воротник, заставив ткань рубашки заняться и обуглиться.

— Ай! — взвизгнул Гектор Битюгов, пытаясь рукой затушить горящий воротник.

Они обступали его всё плотнее и плотнее, выли какую-то странную и страшную гнусавую песню и протягивали к нему свои длинные руки, торчащие из мешковатых рукавов балахонов.

И они все разом подхватили Гектора Битюгова, потащили к колодцу. Он понял, что они собрались бросить его в бушующее пламя, закричал, забился, словно схваченная курица. Однако руки оказались слишком крепки. Они держали, как в тисках, их было слишком много для того, чтобы отбиться от них.

— Та что вы творите?? — в истерике завизжал Гектор Битюгов страшным голосом подрезанного поросёнка. — Я даже не настоящий Буквоед… Помогите!!

Эрих Траурихлиген стоял позади и молча наблюдал за тем, как Гектора Битюгова всё ближе и ближе подносят к дьявольскому колодцу, пламя в котором ревело так, что у «Буквоеда» даже закладывало уши, а горячий ветер, буквально, поджаривал заживо…

Внезапно палачи разжали руки. Битюгов заорал, решив, что сейчас сгорит, однако в пламя он так и не попал. Его отпустили за пару метров от колодца, и «Буквоед» треснулся на булыжники пола, больно стукнувшись о них спиной.

— Ай… — заныл он от боли, а от страха из глаз его лились бессильные слёзы…

— Вы испугались? — Траурихлиген приблизился к нему, шурша своим страшным плащом и осведомился, не снимая с лица капюшон.

— Ы-ы-ы… — продолжал ныть Гектор Битюгов, а его пиджак, оплавляясь, начинал вонять жжёной синтетикой.

— Оттащить его от колодца! — приказал своим «теням» Траурихлиген. — А то загорится ещё, лысый чёрт…

Барахтающегося Битюгова ухватили под мышки двое и грубо отволокли подальше от жуткого пламени, бросив в дальнем углу.

— Отлично! — похвалил их Эрих Траурихлиген, всё ещё оставаясь в палще и в капюшоне из огнеупорной ткани. — Гражданин Битюгов, пока что я вас не трону. Уточню: пока что!

— Я не знаю, где настоящий Буквоед… — залепетал в своём неудобном и холодном углу Гектор Битюгов, решив, что Траурихлиген наказал его именно за то, что он назвался Буквоедом. — Это я так, чтобы быть страшнее… Простите…

— Мне ваш настоящий Буквоед не нужен! — заявил Траурихлиген и вытащил из-за пазухи плаща какие-то бумаги. — Теперь вы будете жить здесь, а весь ваш бизнес — склады, поставщики, производства — теперь станет моим! Подпишите этот договор в обмен на жизнь!

Траурихлиген подсунул бумагу под нос Битюгова, а тот слегка помешался от страха — поморгал безумными глазками, охлопал дрожащими руками свои карманы и едва слышно пискнул:

— У меня нету ручки…

— Пожалуйста! — Эрих Траурихлиген вежливо предоставил ему свою.

— Спасибо… — всхлипнул Гектор Битюгов и нарисовал неуверенную, трепещущую закорючку под печатным текстом, который он даже не читал.

— Благодарю! — обрадовался Эрих Траурихлиген и спрятал договор, и так же свою ручку, отобрав её у Битюгова.

— Извините… — решился подать ослабевший голос Гектор Битюгов. — А жить «здесь» — это где?

— В карцере! — довольным голосом сообщил Эрих Траурихлиген и отдал громкий приказ:

— Утащить!

К Гектору Битюгову снова подступили молчаливые «тени», заставив его отползать всё дальше в угол… Его лопатки уткнулись в твёрдую стену… Отползать больше некуда, и «тени» ухватили его.

— Я не хочу в карцер… — пролепетал Гектор Битюгов заплетающимся от ужаса языком. Он страдал клаустрофобией, и даже в туалете не мог долго сидеть…

Но вокруг него воцарилось молчание. Траурихлиген молчал, а его «тени» утаскивали Гектора Битюгова всё дальше и дальше…

Глава 163 Партизаны и ведьмы

Петро и Грыць ходили в эту непроглядную безлунную ночь в разведку — лазали возле Нижинцев, пытались пробраться на «Чёртову мельницу», но так и не смогли. На первом же посту их каким-то образом заметил часовой и, кажется, бросил гранату… Взрыв вспугнул спящих птиц, заставив их панически закрутиться в неподвижном ночном воздухе, поджёг ближние кусты. Спасаясь от огня и новых взрывов — солдат бросался и бросался, не жалея гранат — партизаны припустили бегом через прохладные тёмные заросли, проскочили болотистую низину и оказались вблизи дороги. Грыць выскочил, было на грунтовку, собираясь перебежать её и скользнуть в тёмные кусты на той стороне, но Петро схватил его за драный рукав.

— Стий! — зашептал он, пригибая голову за дорожную насыпь. — И цыц! Есть тут хтось!

— Да? — удивился Грыць, прислушиваясь и слыша лишь скрипучие крики вспугнутых птиц, шорох ветвей да собственное сопение.

— Цыц! — шикнул Петро, осторожно выглядывая и даже приготовив автомат.

Грыць тоже выглянул, но пока ничего не увидел…

— Дывысь! — вдруг шепнул Петро, указав куда-то, на дорогу, которая, змеясь, убегала в кромешную темень.

Грыць присмотрелся и насилу различил во мраке ночи, как небыстро плетётся по пыли лошадка, впряжённая в увесистую подводу. Завидев её, он невольно похолодел: это же дорожный призрак едет!

— Дорожный призрак! — прошептал Грыць и тоже приготовил автомат: появился отличный шанс взять его «языком», если получится.

— Трэба брать! — решил Петро, а «призрак» приближался вместе со своей подводой и лошадкой.

Грыць боялся: «призрак» был неуловим и опасен, как чёрт с Чёртовой поляны — он каждый раз уходил, убивая партизан, и растворялся в ночи без следа. Их было всего двое — он и Петро, а «призрак» ухитрялся обмануть и десятерых…

— Насчёт три! — невозмутимо приказал Петро, встав наизготовку, нацеливсшись напасть на «призрака», схватить его и стащить с подводы.

— Ага, — ктвнул Грыць, страясь преодолеть страх…

— Раз! Два! Три! — быстро сосчитал Петро и тут же выскочил из засады, внезапно напав на возницу «призрака», схватив его, пока тот не успел и пикнуть. К Петру тут же присоеднилися Грыць, и они вдвоём сбросили врага на землю удивительно легко.

— Не шевелись! — приказал пленнику Петро, взяв его на мушку, и «призрак», плаксиво заныв, поднял свои длинные руки.

На «призраке» была чёрная маска, Петро стащил её и… не поверил глазам. Он ожидал увидеть немца — любого из приспешников Краузе… Но под маской «призрака» скрывался кум нижинского старосты Егора — хромоногий, бородатый Антип. До недавнего времени Антип был партизанский связной — выведвал у кума немецие секретики — но потом исчез, и Петро считал, что фашисты казнили его.

— Антип? — изумился Петро, отходя назад с маской в кулаке.

— Антип… — заныл Антип, копошась в пыли.

— А що ты тут робишь? — Петро принялся расспрашивать, а Антип, вставая на хромые ноги, сказал так:

— Краузе гоняет меня туды-сюды от Карьеров до «Мельницы» та назад…

— Бежим до лису! — предложил Антипу Грыць, который хотел убраться с дороги как можно скорее: а вдруг Антип тут — не единственный «призрак»??

— Не можу… — мрачно отказался Антип, мотая своей бородатой башкой. — Якщо сбегу — Краузе усих вас до кола посадит…

Грыць боялся кола страшно. Петро тоже, наверное, боялся — только вида не подавал, потому что не так давно сделался командиром отряда. А какой же он будет командир, если станет трястись, как глупый кролик??

Антип не знал, зачем немцы заставляют его ездить, и Петро решил так: Антип будет ездить и дальше, но при этом постарается вызнать секрет. Партизаны будут поджидать его на дороге, а Антип расскажет им всё, что узнал. Пришлось Антипу согласиться: иначе нельзя, надоело ходить под врагом… да и свои расстреляют, если откажется.

— Держи, — Петро отдал Антипу маску, и тот сейчас же натащил её на свою бороду. Антип весь трясся, влезая назад на подводу: авось, немцы следят за ним и видели, как он разговаривал с партизанами?

Петро и Грыць скрылись в ночи, а Антип, несильно хлестнув вожжами немецкую лошадку, продолжил свой невесёлый путь, размышляя о горькой своей доле. Наверное, он не доживёт до конца войны: либо немцы его прикончат, либо свои же, партизаны, расстреляют…

Начальник полиции Евстратий Носяро привычно направился к бывшему театру — именно там заседал комендант Фогель, у которого он собирался просить подкрепление для отлова партизан. Носяро ждал от Фогеля милости: партизан развелось столько, что опасно стало выходить за ворота. Ну, поорет комендант, постучит ногами, а потом — разрешит Носяре взять карателей — для чего же тогда он его вызывал? К тому же, за этих партизан Фогеля самого казнят…

С небес сыпалась противная дождевая пыль — с самого утра погода подбросила неприятный сюрприз: хмурое небо, гадкий ветерок и вот этот мелкий дождик. Евстратий Носяро успел намокнуть, пока семенил от стоянки к комендатуре, а на пороге его остановили: вместо привычных двух часовых вход перекрыли целых шестеро. Начальник полиции испугался: он и так боялся фашистов, а теперь — пятеро из них охлопывают и вытряхивают карманы его полицейского мундира, а один — внимательно изучает своими колючими, придирчивыми глазками его документы. Носяро ёжился от холода: мундир успел промокнуть насквозь, а ветерок — пробирал до косточек и щекотал слабые носярины лёгкие.

— Ви есть пройти! — каркнул, наконец, тот солдат, который рассматривал его «аусвайс», а остальные фашисты посторонились, пропуская Носяру через высокие двери. Забив пропуск в свой промокший карман, начальник полиции, ругаясь и стуча зубами, поднялся по широким мраморным ступеням к бывшей костюмерной. Костюмерную комендант Фогель избрал для себя кабинетом, по его приказу все театральные костюмы вынесли на помойку, и вместо них припёрли стол, стул и шкаф. «Gerr Kommandant» — по-немецки сообщала позолоченная табличка, которую прикрутили к белой двери бывшей костюмерной двумя винтами. В который раз за свою трусливую жизнь поборов животный страх перед фашистами, Евстратий Носяро постучал в дверь, а потом — легонько приоткрыл её и зашёл в кабинет Фогеля. Едва его нога пересекла порог — начальник полиции застопорился и невольно подался назад. Комендант Фогель был в кабинете не один: Носяро увидел последнего в углу, около большого аквариума с фиолетовыми зубастыми рыбинами. За столом же коменданта сидел Эрих Траурихлиген и зачем-то рылся в документах, а около Траурихлигена стоял его спивающийся адъютант и держал в руках поднос с напитками и конфетами. Носяро попятился, однако Траурихлиген тут же остановил его.

— Здравствуй, Евстратий! — сказал он по-русски. — Как добрался?

Евстратий Носяро не знал, что генерал говорит по-русски, испугался ещё больше и по инерции промямлил:

— Хорошо…

— Проходи, садись! — приказал ему Траурихлиген, сложив стопкой те документы, которые до этого смотрел. — Это я тебя вызвал!

Носяро заподозрил, что его собираются казнить. Раньше Траурихлиген никогда не беседовал с ним лично… и подспудный страх подсказывал, что из комендатуры Носяру поволокут прямо на кол… Евстратий Носяро проглотил ком, который душил его, собравшись в горле и, повинуясь приказу генерала, небыстро подполз к столу, стянул с лысеющей башки форменную кепку и смял её в пальцах.

— Кушай шоколад, Евстратий! — добродушно предложил Траурихлиген, кивнув на Шульца. — И расскажи мне про деревню Светлянка.

Евстратий Носяро судорожно сглотнул: есть ему не хотелось совсем, тут как бы не вывалить обед от страха… Проглотив ком во второй раз, Носяро разинул рот и негромко, шепеляво пробормотал:

— Страшное это место, господин… Гиблые там леса вокруг…

— Это ещё почему? — скептически хмыкнул Траурихлиген, в упор уставившись на Носяру, от чего у начальника полиции задрожали тощие колени. — Партизан слишком много, а вы их не ловите?

Сейчас бы хорошо попросить у него карателей, однако волю Носяры слопал страх. Переминаясь с одной дрожащей ноги на другую, начальник полиции монотонно гудел:

— Растёт там избавлень-трава. Никого туда не пускает — всё в чёрный лес, да в болото гонит. А ещё — в чёрном лесу есть ведьмина поляна…

— Ты что? — изумился Траурихлиген и постучал стеком по столешнице Фогеля. — Какая трава? Какие ведьмы?

— И-избавлень-трава… — пискнул Носяро, по инерции пятясь назад — мимо стола, Шульца, Фогеля, аквариума… Комендант оставался на месте — топтался возле аквариума, искоса поглядывая на фиолетовых рыбин, которые крутились в толще воды и двигали своими челюстями, усеянными множеством острых зубов. Не так давно Траурихлиген приказал установить этот аквариум, сказав Фогелю, что «эти удивительные и совершенные создания станут прекрасным украшением кабинета»… А вот сам комендант почему-то недолюбливал пираний… К тому же, одна из этих «милашек» как-то раз едва не оттяпала ему палец…

Лопатки Носяры упёрлись в закрытую дверь, и он, вздрогнув остановился. Форменная кепка выпала из похолодевших рук и шлёпнулась на пол.

— Подними! — приказал Траурихлиген и поднялся из-за стола.

Носяро проворно нырнул вниз, подхватил с пола кепку и снова принялся изминать. Траурихлиген же широкими шагами приблизился к нему и осведомился:

— Неужели ты думаешь, что я испугаюсь какой-то травы и ваших дурацких побасенок??

Носяро вздрогнул и вжался лопатками в дверь: на миг ему показалось, что суровый генерал сейчас схватит его за шиворот и с головою засунет в аквариум с хищными рыбами.

— Там танки ваши утонули… в озере… — пискнул Носяро, обтирая жёсткую прохладную дверь своей спиной.

— Хватит рассказывать сказки! — отмахнулся от Носяры Траурихлиген. — Ты мне лучше скажи про партизан!

— В Светлянке полно партизан! — выдал Носяро в надежде на отряд карателей. — Избавлень-трава не трогает их, поэтому они и селятся там! Светлянка — главное партизанскиое логово!

— Отлично! — ухмыльнулся Траурихлиген, потирая руки. — Сегодня же никакой Светлянки не станет — и ведьмы сразу исчезнут, и сказки! Всё, Евстратий, можешь ехать домой и радоваться, что я сделаю за тебя твою работу!

— Яволь… — пролепетал Носяро, нашаривая рукою дверную ручку.

Открыв, наконец, дверь, он собрался покинуть комендатуру и убраться восвояси, сделал робкий шажок за порог… Внезапно некто налетел на него, больно ударил и едва не сшиб с ног на пол. Носяро с криком отскочил и увидел, как в кабинет коменданта вбегает потный, покрасневший солдат. Задыхаясь, опершись руками о коленки, солдат принялся мямлить нечто по-немецки…

Эрих Траурихлиген сурово сдвинул брови.

— Рядовой! — изрыгнул он, взмахнув стеком.

Солдат невнятно взвизгнул, попытался вытянуться по стойке «смирно», однако одышка душила его так, что он продолжал судорожно дышать ртом.

— Выйдете за дверь, приведите себя впорядок, а потом — доложите по уставу! — стальным голосом потребовал от расхристанного солдата Траурихлиген, и тот, испугавшись возможного кола, скачком выпрыгнул обратно, в коридор, закрыв за собою дверь. В коридоре он снова едва не сшиб Носяру и от нервов замахнулся на него кулаком.

— Та, ухожу я вже, собачонок! — плюнул Носяро, повернулся и пошёл прочь из этой комендатуры, которая с недавних пор стала напоминать приют для умалишённых.

Солдат же застегнул воротник, оправил китель, отдышался, восстанавливая психическое равновесие, а потом, решив, что восстановил — интеллигентно постучался в дверь, вошёл и отдал честь по уставу.

— Докладывайте, рядовой! — разрешил ему Эрих Траурихлиген, а комендант Фогель не решался выйти из угла и всё торчал около страшных пираний.

— Герр группенфюрер, к вам герр гауляйтер! — выкрикнул солдат, страясь не смотреть ни на пираний, ни на Траурихлигена. — Дожидается в холле штаба!

— «Супер», чёрт возьми! — досадливо фыркнул Траурихлиген. — Можете идти, рядовой! — отослал он солдата. — Шульц, за мной!

— Яволь, — вздохнул Шульц, который никуда не хотел идти, а хотел забиться туда, где темно, тихо и тепло и не вылезать оттуда до самого гроба.

Комендант Фогель, наконец-то, получил возможность отстраниться от тесного соседства с рыбами убийцами и вернуться за свой стол. Грозный генерал убрался из его кабинета, значит, для коменданта временно наступило затишье…

Глава 164 «Мокрый цыплёнок»

Капитан СС Отто Шульц боялся высоких начальников. За то недолгое, но жуткое время, пока его насильно держали в составе группировки заговорщиков, у Шульца выработался такой условный рефлекс: бояться. Траурихлиген пытался заговорить гауляйтеру зубы, а Шульц — кротко молчал и топал сзади, как полагается адъютанту… Он уже научился скрывать эмоции: лицо Шульца не выражало ничего, кроме преданности своему генералу, хотя неподготовленный человек, окажись сейчас на его месте, мог запросто погибнуть от инфаркта… Шульц стоял на высоком крыльце райкома — за широкой спиной своего генерала — и видел, как Баум встречает кортеж гуляйтера, отдаёт по уставу честь, когда гауляйтер покинул свой «Мерседес». Да, гауляйтер очеь поправился за последнее время… Либо его жизнь очень спокойна, размеренна и изобильна, либо он переживает каждодневный тяжелейший стресс…

— Хайль Гитлер! — Траурихлиген поздоровался с гауляйтером по уставу, и Шульц за ним сделал то же самое.

— Хай… — пробурчал гауляйтер сытым голосом, переваливаясь на ходу, следуя за Траурихлигеном и Шульцем под сыроватую сень райкома. Траурихлиген в скором времени снесёт этот старый, проплеслевелый насквозь райком и построит на его месте новый штаб, похожий на штабы будущего. Его макет в масштабе стоит в бункере заговорщиков на видном месте — Баум нахваливает его, а Шульц — боится, как и всего, что связано с будущим…

Эрих Траурихлиген выкатил гостеприимную улыбку — «дежурную», за которой скрывалась только лютая ненависть к очередному врагу, который неосмотрительно пожаловал к нему в гости. Гауляйтер же был явно чем-то недоволен: сердито сдвигал брови, морщил лоб и нос, оглядываясь вокруг себя. Видя его неважное настроение и слыша, как он бурчит в ответ на приветствия, Траурихлиген начал подозревать, что Сенцов, таки, напортачил где-то и, видимо, очень серьёзно…

— Мне здесь у вас совсем не нравится! — выплюнул гауляйтер, проходя через холл, «украшенный» люстрой из настоящих человеческих черепов и костей, прикрученных проволокой к толстым цепям.

Мимо крокодилов он двигался мелкими шажками, стараясь не шуметь, а хищники поворачивали свои оскаленные морды, надеясь пообедать либо самим гауляйтером, либо его щекастым адъютантом, похожим больше на молочного поросёнка, нежели чем на человека. Адъютант гауляйтера от страха хотел прижаться к стене, но ему не позволяло служебное положение. Поэтому он плёлся в арьергарде и заметно, комично дрожал.

— В нашем регионе намного лучше и безопаснее, чем в остальных! — заискивающим тоном произнёс Траурихлиген, который уже принял радикальное решение: гауляйтер ему не нужен, и сегоня же его не станет.

Преодолев «холл ужасов», гауляйтер размашисто зашагал, отбивая топот, за ним спешно засеменил его адъютант, на котором форма трещала по швам — очень уж он поправился за последнее время, как его начальник.

— Шульц, бегите и прикажите подать гостям изысканный обед! — громко распорядился Траурихлиген, а Шульц едва не споткнулся на бегу. Слова «Изысканный обед» были кодом и означали, что гости снискали опалу повелителя, и каждое блюдо, которое им подадут, будет нести смертоносную «начинку».

— Яволь! — отчеканил Шульц и поспешил исчезнуть, стараясь ничем не выдать свой испуг: иначе, Траурихлиген напичкает «изысканным обедом» его самого.

Столовую в райкоме переделали кардинально — всё советское давным-давно пошло на помойку. Траурихлиген считал убогими простые советские столы, стулья, светильники, посуду, стены, полы, потолки… И всё это без жалости выкинул, заказав в каких-то дальних странах настоящий мрамор, бархат, подлинные картины, изысканную резную мебель, венецианский фарфор вместо обычных сероватых тарелок и бокалы из богемского хрусталя вместо простых гранёных стаканов… На высоком потолке художник из Флоренции целый месяц выписывал фрески, достойные Сикстинской капеллы, а сам Шульц и несколько солдат целый день подвешивали хрустальные люстры, превращая банальную столовую в ослепительный обеденный зал, достойный лучших ресторанов мира. Денег на всё великолепие было угрохано столько, сколько никому здесь не снилось, а Траурихлиген, взгляднув на отремонтированную столовую проронил скупое:

— Ну, вот, теперь совсем неплохо!..

Шульц корпел над «изысканным обедом», в меню которого, кроме прочих невиданных вкусностей, прочно вошли напичканные смертельным ядом фисташки, убийственный шоколад, конфеты с «сюрпризом», а так же — главный козырь, редчайшее вино «Трокенбиренаушлезе», переполненное кардиотоксинами. Если кто откажется от фисташек, не позарится на шоколад и останется равнодушным к конфетам — мимо «Трокенбиренаушлезе» он не пройдёт и попадётся в смертельную ловушку. Проигнорировать траурихлигеновское вино никто ещё не смог — поэтому оно и считалось главным оружием в арсенале отравителя. Сервируя роскошный стол серебряными приборами, Шульц отправил в погреб солдата — сам он боялся заходить туда, где хранится страшный яд — а вдруг он случайно пролился на пол, и его ядовитые пары отравят его и убьют?? Солдат же был подвергнут муштре и от этого — туп, по-солдатски выполнял приказы, не обсуждая. Безобидного Шульца он считал суровым офицером, который мог рассрелять его за любую провинность — вот он и поскакал в погреб вприпрыжку, дабы выполнтиь очередной приказ…

Эрих Траурихлиген не спускал с лица дежурной улыбки — всю дорогу, пока ненавязчиво вёл гауляйтера в обеденный зал, он дежурно улыбался и ложно заискивал, заговаривая зубы. Гауляйтер фыркал, с недовльством зыркая по сторонам и видя вокруг себя помпезную роскошь, которая злила его до чёртиков.

— Могу я узнать, на что вы потратили средства? — ехидно осведомился гауляйтер, нехотя топая за Траурихлигеном по расширенному коридору, снабжённому подсветкой из будущего.

— Я за обедом предоставлю вам все документы! — пропел Траурихлиген, делая вид, что заискивает перед начальником, хотя сам думал, отом, что если гауляйтера удасться отравить — станет намного меньше проблем… Он спокойно умрёт за рулём, и можно будет его смерть списать на плохие дороги, невнимательность, дерево… Ну, врезался, с кем не бывает такого, тем более на разбитых войною дорогах?

— Хотите фисташек? — предложил Траурихлиген, стараясь изобразить предельную вежливость, на которую только был способен.

— Нет, мне не до этого! — сварливым голосом выплюнул гауляйтер, отпихнув от себя солдата-офицанта, который услужливо поднёс к его глазам блюдце, наполненное редкими на войне солёными орешками.

Шульц в это время молча ютился в углу: он отлично знал, что все изысканные угощения его хозяина снабжены смертоносным «сюрпризом»… А если Траурихлиген кого-либо усиленно пичкает ими — значит, решил избавиться.

Гауляйтер проявил завидную стойкость: отказался и от фисташек, и от швейцарского шоколада, и от самого дорого и редкого вина… Интересно, он пронюхал про «сюрприз», или он просто на диете? Лучше, если бы он просто был на диете — иначе, Шульц тоже будет расстрелян: за то, что не сказал про «сюрприз»…

— Я не буду ничего есть! — сурово отказался гауляйтер от всех предложенных ему угощений. — Я позавтракал! Не пытайтесь заговаривать мне зубы! Я вижу, вы тут всем заговариваете зубы, а потом — неизвестно, что делаете!

— Простите? — уточнил Траурихлиген, стараясь быть учтивым с гауляйтером, хотя внутри себя едва подавлял дикую ярость.

— Отправьте, наконец, вашего адъютанта куда-нибудь! — фыркнул гауляйтер, всё больше и больше морща нос. — Я приехал разговаривать с вами, а не с третьими лишними лицами!

— Шульц, идите мыть коридор! — нехотя распорядился Траурихлиген, и Шульц, довольный тем, что ему можно уйти, бочком продвинулся к тяжёлой двери из красного дерева и выскочил в прохладный и безопасный коридор. Лучше уж мыть полы, нежели принимать на себя чей-либо смертоносный гнев. Шульц бы всю оставшуюся жизнь мыл полы — лишь бы не видеть сумасшедших заговоров и заговорщиков.

— И о чём же вы хотели поговорить лично со мной? — осведомился Траурихлиген, когда Шульц исчез.

— Кхе-кхе… — озлобленно откашлялся гауляйтер, чьё лицо начинало багроветь. — Мне уже доложили о вашей так называемой «образцовой храбрости»! — сварливо каркнул он, расхаживая взад-вперёд по кабинету Траурихлигена, затаптывая бесценный персидский ковёр. — Делегаты были у вас на прошлой неделе, и я узнал, как вы верещали, когда кто-то устроил на вас пустяковое покушение! Настоящий мокрый цыплёнок!

Эрих Траурихлиген удивился. Никто из местных партизан ещё так не наглел, чтобы устраивать на него покушения в штабе… Стоп, на прошлой неделе на его месте торчал слизняк Сенцов! Вот Сенцов и верещал… Кто же ещё?? Гауляйтер не замолкал ни на минуту — он уже не расхаживал, а бегал, и бесценный ковёр под его сапогами жалобно трещал.

— А вы, Траурихлиген, ничего не предприняли в борьбе с партизанами! — визжал он, захлёбываясь слюною и яростью. — К тому же, по дороге из города лесные бандиты напали и на моих делегатов! Они чудом остались в живых, и это всё по вашей вине! — гауляйтер покраснел злобным индюком и заламывал свои растолстевшие руки. — А вы опять сидите и протираете штаны! И что, после всего этого вы — немец?? Нет! Вы — червяк!!! Я даже не уверен, что именно вы совершили те подвиги, которые вам приписали! Я понял только, что вы — махинатор! Знаете что, Траурихлиген? — гауляйтер позволил себе подскочить к Траурихлигену и схватить его за воротник пятернёй. — Я полечу в Берлин и собственноручно позабочусь о том, чтобы вас лишили всех наград и званий и отправили в лагерь! Всё, можете со всем этим попрощаться, до свидания! — гауляйтер оттолкнул Эрика Траурихлигена в угол, где сплёл паутину толстый паук, демонстративно развернулся, махнул ручкой своему упитанному адъютанту, чтобы тот подал ему пальто. Адъютант быстренько зашевелился, затопотал к вешалке, сдёрнул с неё пальто и надвинул на хозяина. Застегнувшись, гауляйтер фыркнул носом и понёсся прочь, хлопнув дверью.

Эрик Траурихлиген расправлял поруганный воротник и сатанел. Он ещё думал, что ему сделать с Сенцовым…. А что тут думать, когда этот ничтожный слизняк успел обгадить всё, чего он, Эрих Траурихлиген, добивался годами! Сейчас же, как только проклятый гауляйтер уберётся к чёрту — Сенцов сядет на кол!!

— Шу-ульц! Шульц!! — заорал Траурихлиген, призывая своего адъютанта. — Шульц! — он рванул к двери, распахнул её ударом ноги и выскочил в коридор.

Шульц в это время выдраивал полы. Услыхав гневные окрики хозяина, он выронил швабру и затрясся в нервной дрожи: а вдруг генерал собрался его казнить?

— Шу-ульц! — громыхал Траурихлиген, и Шульц решил не медлить: генерал не любит долго ждать и может казнить только за то, что Шульц слишком медленно ползает.

— Да, ваша светлость! — ответил Шульц и поскакал на голос хозяина, бросив недомытые полы.

— Ползи сюда, пока я не усадил на кол тебя! — прорычал Траурихлиген, выцарапывая из внутреннего кармана кителя свой смартфон. — Надо же мне на ком-то сбросить стресс!

— Я здесь, ваша светлость! — Шульц, отдуваясь, возник из глубины коридора и тут же вытянулся в струночку, по уставу отдав командиру фашистскую честь.

— Топай! — предписал ему Траурихлиген и для острастки хлестнул стеком по спине, свободной рукою держа около уха смартфон.

— Яволь! — пискнул Шульц и послушно засеменил туда, куда приказал ему повелитель.

— Баум! — громко крикнул Траурихлиген, когда гудки в трубке сменились чётким ответом майора. — У нас ЧП! Быстро идите в седьмой кабинет!

— Есть! — быстро ответил Баум, и Траурихлиген услышал, как майор вскакивает со стула и бегом бежит к двери своего кабинета.

«Хорошая марионетка!» — довольно отметил про себя Траурихлиген и позвонил коменданту Фогелю.

— Фогель, в седьмой кабинет! — рявкнул Траурихлиген, когда тот ответил. — Галопом!!

* * *

«Седьмым кабинетом» здесь назывался никакой не кабинет, а тесная каморка со звуконепроницаемыми стенами, скрытая тайной дверью. Эрих Траурихлиген устроил «седьмой кабинет» недавно, и Отдел Предотвращений его, слава богу, не нашёл. Теперь здесь обсуждались самые секретные дела — чтобы никто не подсмотрел и не подслушал. Мебель тут была самая скромная: круглый стол, кресла и настоящая тигровая шкура. В одну из стен вбили стальные крюки и навесили на них огромный жидкокристаллический экран, соединённый с компьютером скрытыми проводами, а посреди стола красовалась антикварная ваза, куда Шульц был обязан каждый день ставить свежие розы. Про тигровую шкуру уже выдумали несколько легенд: в одной из них Эрих Траурихлиген сам убил тигра на сафари, в другой — по приказу Траурихлигена пристрелили тигра из местного зоопарка ради шкуры, а в третьей — и того проще: шкура была куплена на рынке в одной из восточных стран, а может быть, и в Польше.

Комендант Фогель боялся ходить в седьмой кабинет: по своей сути он был заурядный клерк, а не заговорщик. Но Траурихлиген и его втянул в свои тёмные дела… и Фогель обязан был из клерка превратиться в заговорщика…

Фогель занял тот стул, который больше других был задвинут в угол, и просто пялился в «легендарную» шкуру безвременно погибшего тигра. Он просто отсидится здесь, а потом — поползёт назад, в свою тёплую комендатуру — считать боеприпасы, провиант и живые резервы.

— Поехали, черти! — ругнулся Баум, видя на огромном экране то, что транслировали камеры наружного наблюдения. — Нужно не пустить их никуда! — громко зашипел майор прямо в ухо Фогеля, заставляя последнего морщиться. — Видите, проклятый гауляйтер что-то заподозрил!

— Можно оглушить их, а потом — выбросить в чаще, чтобы их съели дикие звери… — робко предложил Фогель, стараясь лишний раз не высовываться из угла.

— Здесь из хищников остались только драные кошки! — возразил Баум. — Всех волков и медведей отпугнуло излучение трансхрона! Даже лисицы, и те — сбежали!

— Я знаю, как я с ними разделаюсь! — зловеще прошипел Эрих Траурихлиген, неожиданно вклинившись в спор и испугав обоих. — А заодно и с проклятой Светлянкой! А потом и с Сенцовым этим недорезанным! Баум, Шульц, идёмте за мной! Чёрт, эти букашки ещё смеют мне дерзить!..

С этими словами Эрих Траурихлиген выскочил из кресла, едва ли не извергая молнии из глаз, и стремительно рванул прочь из седьмого кабинета. Баум и Шульц рванули за ним, а комендант Фогель, довольный тем, что ему идти не надо, небыстро поднялся на ноги, вышел в коридор, задвинул тайную дверь и отправился к себе в комендатуру.

Эрих Траурихлиген заставил Баума и Шульца спускаться вниз, к пожарному выходу. Он перескакивал через две-три ступени, Баум тоже старался перескакивать, чтобы не отстать, а Шульц на каждом шагу спотыкался, грозя покатиться кубарем. Сатанея и рыча от злости, Эрих Траурихлиген три раза промахнулся ключом мимо замочной скважины, пока пытался открыть пожарный выход. Раньше он так никогда не психовал, и Баум с Шульцем тихо тряслись: а вдруг он усадит обоих на кол от злости?? Промазав в четвёртый раз, Траурихлиген размахнулся и высадил несчастную дверь ногой. Дверь сорвалась с петель, вылетела на улицу и разбилась на куски о булыжники, которыми был вымощен задний двор райкома.

— Меня этот гауляйтер уже достал! Индюк надутый, дебильный бабуин! — дико рычал Траурихлиген, широкими шагами пересекая задний двор и направляясь прямо к неказистому сараю, который торчал в самом его конце. — Позавтракал он, видите ли! Сейчас, я угощу его коронным блюдом — и он подавится, жирный чёрт!

— Вы хотите вывести «брахмаширас»?? — устрашился майор Баум, который отлично знал тайну этого сарая и боялся…

— Другого он не заслужил! — рявкнул Траурихлиген, высекая сапогами из булыжников искры. — Свинорылый баран, чёрт бы его сожрал! В бараний рог скручу!

Шульц едва поспевал за ними: ноги коротки, и выспался неважно, потому что этой ночью снова заливал свои страхи шнапсом и заедал хозяйскими эклерами.

Эрих Траурихлиген вытащил из кармана ключ, отпер замок и переступил низкий порог, зайдя во мглистую сень сарая, где прятался садовый и уборочный инвентарь, несколько «издохших» аккумуляторов, рабочие комбинезоны, в которых механики ремонтировали подбитые танки… Следующим майор Баум пропустил пьяноватого Шульца, а сам зашёл последним, хорошенько затворив за собою прочную дверь, дубовую снаружи и стальную внутри. Эрих Траурихлиген, освещая свой путь карманным фонариком, уверенно двигался туда, где на вешалке висели комбинезоны, а добравшись до них, протянул руку и сдвинул все комбинезоны в сторону. Луч его фонарика упал на узкую дверь, которая скрывалась там, за комбинезонами и несла на себе кодовый замок. Траурихлиген набирал запутанный код не пальцами, а рукоятью стека, потому что каждая из кнопок несла в себе сметроносный «сюрприз». Майор Баум и Шульц стояли за его спиною и молчали, потому как знали, что их свирепый командир замыслил что-то страшное…

Узкая дверца послушно отворилась, пропуская в сырой и холодный подвал — в подземный ход, тёмный, жуткий, стены которого были выложены одинаковыми круглыми булыжниками. Ход плавно спускался вниз, и где-то там, в его могильной глубине зловеще выли сквозняки… Эрих Траурихлиген пригнул голову и нырнул прямо туда, в сырость и холод подземного хода, подав своим спутникам молчаливый сигнал следовать за собой. Майор Баум всегда входил в этот ход с долей опаски: слишком уж много тайн он скрывал. А человек, который знает тайну, всегда в опасности, тем более тот, который знает тайну Эриха Траурихлигена… Майор снова толкнул перед собой Шульца: так приказывал ему генерал. Шульц споткнулся о высокий порог, заныл, потому что больно ударил палец…

— Тихо! — шикнул майор Баум, оглядываясь по сторонам так, словно бы кроме их троих тут был кто-то ещё, таинственный и страшный…

— Простите… — пробулькал Шульц и заглох, семеня туда, куда подталкивал его Баум.

Траурихлиген всё двигался вперёд, светя фонариком, мимо запертых стальных дверей по обеим сторонам коридора. Он не остановился ни у одной из них, а всё двигался вперёд и вперёд, в самое тёмное, глубокое подземелье, самое зловещее, где скрывается самая страшная тайна…

Вскоре коридор кончился — впереди выросла широченная, тяжёлая дверь, сделанная из блестящего металла, с таким замком, которые обычно вешают на сейфы. На сейфы будущего. Шульц и Баум разом замерли, видя в свете фонарика дьявольский блеск металла двери.

— Мы пришли! — страшным полушёпотом сообщил им Траурихлиген, отпирая этот замок, сконструированный на заводе будущего, замок, который никто, кроме него, не умел отпирать.

Майор Баум подспудно боялся всего из будущего — боялся и этой монолитной двери, и этого замка… старая дверь была намного лучше. Пускай, не такая надёжная, зато нестрашная…

В замке что-то громко щёлкнуло, потом щёлкнуло снова и снова, а спустя несколько минут дверища стала с тихим жужжанием и шелестом открываться — там был установлен механизм, который открывал её, потому что эту дверь не сдвинули бы с места и шесть человек, и семь, и десять.

— Очень многое заставляет меня ставить под сомнение вашу профпригоность! — проворчал Эрих Траурихлиген, следя за тем, как жуткая дверь из будущего послушно открывается, чтобы пропустить хозяина к своей страшной тайне.

Майор Баум похолодел: генерал узнал про лазутчика в вентиляционной шахте… К тому же, если он ставит под сомнение эту самую профпригодность — значит, того, кого он посчитает непригодным, в будущем ждёт только кол. Вот и над Баумом навис кол.

— В подземной камере у меня сидел заключённый под кодовой кличкой Змей! — суровым голосом продолжал Траурихлиген, вступив за дверищу и шагая по красной ковровой дорожке мимо диванов и картин. Потолок над его головой становился всё выше: в конце пути ждал «брахмаширас», и крышу бункера специально вознесли на многометровую высоту, чтобы машина поместилась под ней. Баум и Шульц едва ползли: оба знали про лазутчика, оба промолчали, генерал выведет их на чистую воду и заменит более расторопными и честными кадрами…

— И недавно я узнал, что мой заключённый больше не в камере, а на свободе! — Траурихлиген рычал, громко топая сапогами, а Баум и Шульц съёживались после каждого его свирепого слова всё больше. — Вы представляете: он мне по телефону позвонил! — ехидно хмыкнул он, а потом вдруг остановился и развернулся, бросив луч света в лицо майора. — С вашего аппарата, Баум!

Майор почувствовал во всём своё несчастном теле могильный холод — генерал узнал всё, что они попытались от него скрыть, он в ярости и сейчас начнёт казнить… Он едва проглотил неуставное слово «Упс», которое прицепилось к нему с недавних пор. Вытянувшись в срунку, как положено перед начальством, он ожидал, что Траурихлиген сейчас выхватит пистолет и выбьет ему мозги.

— Что вы скажете в своё оправдание??? — Траурихлиген надвинулся на Баума, с такой силой сжимая в кулаке свой фонарик, что последний, стальной, начинал коробиться.

— А… — Баум забулькал, а перепуганный Шульц, пятясь, отползал всё дальше в темноту.

— Стоять, Шульц! — Траурихлиген пригвоздил его свирепым приказом, и Шульц застрял, будто бы окаменев. — Ну что вы блеете, Баум! — он снова насыпалася на майора, требуя от последнего вразумительных ответов, а у Баума словно кость в горле застряла — он даже задыхаться начал…

— Чёрррт… — прорычал Траурихлиген, вспомнив про гауляйтера — если тот успеет доехать до аэродрома — то может спасти свою жизнь от «брахмашираса», добраться до Берлина и погубить его генеральскую карьеру. — Ладно, Баум, не стойте! Я потом поговорю с вами про Змея! Сейчас у меня есть более важные дела, чем вы!

Выплюнув эти слова, Траурихлиген отстал от полуобморочного майора и продолжил двигаться дальше по коридору.

— Идёмте! — позвал он Баума и Шульца, которые едва могли ноги поднимать, выходя из жуткого ступора. По щекам Баума текли бессильные слёзы, и он прятал их в кромешной темноте, чтобы никто не увидел, насколько он испуган.

Коридор уже закончился, и Эрих Траурихлиген остановился возле колоссального «брахмашираса» — машины, которая была страшнее любого танка, самолёта, даже крейсера… «Брахмаширас» зловеще сверкал в рассеянном свете странных лампочек, которые Траурихлиген принёс из того же будущего, а сам Траурихлиген свирепо морщился, сдвигая брови и уничтожал похолодевшего Баума своим страшным взглядом. Шульца он пока не трогал: а что с него взять, с этого «инакоспособного» слизня, который только и может, что прислуживать за столом и драить пол??

— У беглеца был ваш смартфон! — Траурихлиген всё свирепел, не отставая от Баума даже тогда, когда снимал с шеи свою деталь от «брахмашираса». — Что вы об этом знаете, Баум?? — громыхнул он, стиснув кулаки.

— Я… потерял телефон… — промямлил майор, задыхаясь от страха. Это никакое не оправдание: когда генерал выдавал всем эти «телефоны будущего» — он строго предупреждал, что терять их нельзя. За потерю телефона майор Баум мог запросто поплатиться жизнью, тем более, что его «волшебная трубка» бесследно исчезла именно после схватки с таинственным бородатым лазутчиком.

— «Отлично»… — сурово прошипел Траурихлиген, едва удержавшись и не пристрелив Баума на месте. — Мы можем ускорить выполнение Плана Триста Семь в четыре раза! И я его ускорю, потому что у нас есть все условия для этого! Я удивляюсь, как эти условия только остались… при таких «вундеркиндах», как вы! Мало того, что Сенцов тут напортачил, так ещё и вы, Баум, от кого я меньше всего ожидал подвоха! А если бы ваш аппарат нашёл не Змей, а гауляйтер??? Как бы вы после этого заплясали?? Заёрзали бы! — выплюнул генерал, прямо намекая на кол для майора.

— Я… не заметил, как он выпал… — соврал майор на некоем автопилоте, который, похоже, ничего хорошего ему не принесёт.

— Вы обязаны смотреть во все глаза! Стать ради «плана триста семь» сверхлюдьми, если я от вас это потребую!! — рявкнул Траурихлиген, топая так, что его каблуки высекали из бетонного пола искры. — А вы?? На моём месте четыре месяца торчал Сенцов! Змей сбежал прямо у вас из-под носа!! И куда вы только смотрели, ленивые слепые сурки??

— Турист был неотличим от вас, ваша светлость… — промямлил майор Баум, всё острее чувствуя под собою виртуальный кол. — Он всё делал, как вы… мне и в голову не могло прийти, что он — это не вы… А про Змея я не знал…

— Я не удивлюсь, если вы проморгаете Журавлева! И зарубите себе на носу, что наши враги — не только Гитлер и русские, но и спецслужбы будущего — тоже! Ладно, всё, всем молчать! — отрезал Траурихлиген и вскочил в кабину «брахмашираса». — Я выезжаю, отдраить верхний люк! Шульц, поменяете вдерь пожарного выхода! — приказал он и захлопнул за собою дверцу.

— Есть! — выкрикнул Шульц, стараясь не заикаться. Он бы поменял все двери во всём штабе, лишь бы никогда больше не видеть ни кол, ни «брахмаширас», ни эти смартфоны-телефоны… из ада, от чертей…

— Есть, — согласился Баум, который где-то, в глубине себя, боялся «брахмашираса», как чёрта, и подошёл к рычагам, которые открывали и закрывали верхний люк.

— Ахтунг! — громко крикнул он на всякий случай, и нажал на длинный рычаг, торчащий из стены и предназначенный для того, чтобы люк открылся.

Потолок бункера — толщиною в семь метров — начал медленно разделяться на блоки, отъезжая в специальные ниши, открывая широкий проход наверх.

На месте заднего дворика райкома образовалась тёмная, прямоугольная зловещая дыра.

Шульц прижался к холодной стене: «брахмаширас» внушал ему невменяемый животный страх. Бедняга готов был забиться в любую дыру, лишь бы не видеть, как машина-чудовище поднимает свои блестящие лапы, словно бы разминая их перед прыжком, как с лязгом и искрами вырывает она из бетона свои смертоносные когти, заточенные до остроты бритвы. Майор Баум тоже прижался к стене — обозлённый генерал мог не посмотреть под ноги своей адской машины и случайно искромсать его на мелкие кусочки. Ужасная лапа просвистела перед носом майора и жутко щёлкнула острейшей клешнёй — точно искромсал бы, если бы Баум не отошёл с дороги.

Как только потолок раскрылся достаточно для того, чтобы выпустить «брахмаширас» на волю — сверкающая машина, весящая несколько тонн, выполнила изящный кошачий прыжок и мигом очутилась на поверхности, распугивая тех, кто оказался вблизи от неё. Эрих Траурихлиген настроил модем бортового компьютера на частоту камер наблюдения и увидел, как по лесной дороге уезжает из города «Мерседес» гауляйтера. Траурихлиген повернул штурвал, и «брахмаширас» легко и проворно зашагал через город в сторону тёмного леса. Заслышав, как лязгают об асфальт его лапы, патрульные прижимались к стенам домов, чтобы чудовище не превратило их в свежий фарш. Проезжая на «брахмаширасе», Траурихлиген редко когда обходит препятствия — в основном он их уничтожает. Город закончился, впереди начиналася тёмный лес. Шлагбаум, как всегда, был закрыт, никого не впуская и не выпуская, около него неусыпно дежурили часовые, охраняя выезд из города. Они досматривали каждый автомобиль, каждого человека, которые оказывались перед полосатым шалагбаумом, но как только перед ними показалось механическое чудище Траурихлигена — разбежались в разные стороны и попрятались, кто за корягу, кто в кусты, кто за древесный ствол, опасаясь, как бы стальные когти «брахмашираса» не искрошили их в капусту. Перешагнув шлагбаум и контрольные будки, машина-монстр ступила в сторону от дороги и попёрла напрямик через лес, легко снося толстые деревья своими страшными когтями. Эрих Траурихлиген не спешил беречь природу — сейчас он собирался наказать того, кто его оскорбил и собрался сорвать его планы. Древесные стволы валились на землю, поднимая тучи пыли, а из окна высокой кабины Эрих Траурихлиген уже видел разъезженную грунтовку, по которой двигался автомобиль — чёрный «Мерседес». На нём и пытался сбежать гауляйтер, а до аэродрома оставалось чуть менее полукилометра, поэтому Траурихлиген решил не не медлить, чтобы не упустить. Механический паук совершил громадный скачок и тут же оказался поперёк дороги, напрочь перекрыв ход «Мерседесу» гауляйтера. Заметив неожиданное препятствие, водитель судорожно вдавил педаль тормоза, и «Мерседес» с визгом застопорился, поднимая вокруг себя тучи пыли.

— Что это такое?? — в ужасе выдавил из себя гауляйтер, взирая на фантастическую машину, которая высилась над ними и сверкала в лучах солнца.

Водитель впереди него диким поросёнком верещал от страха, забросив руль, а гауляйтер, осознав, что машина-паук опасна, затряс его за плечи и закричал:

— Отворачивай, чего стоишь, ослиная голова??

Суеверный и набожный водитель был невменяем от ужаса — он мог только верещать, решив, что перед автомобилем вырос сам дьвол. Ища спасения, гауляйтер судорожно оглядывался по сторонам, случайно взглянул на своего адъютанта и увидел, что тот молится богу, уткнув голову в колени. Гауляйтером окончательно овладела дикая паника, он заметался по салону, стремясь выскочить наружу и бежать куда глаза глядят — пускай даже через гиблые болота и заросли — только подальше от этого блестящего чудища… Паника отключила разум — вместо того, чтобы повернуть ручку и открыть дверцу, гауляйтер невменяемо колотил кулаками в стекло, в кровь разбивая себе пальцы.

— Ну, всё, братец, держи пять! — свирепо прошипел Траурихлиген, насладившись паникой врага, и сдвинул один из рычагов.

Механический паук взмахнул передней лапой, как игрушку сгрёб с дороги автомобиль гауляйтера и швырнул его в дерево. Треснувшись о толстый ствол, «Мерседес» заставил дерево переломиться, тут же с грохотом взорвался и исчез в огне.

— Вот так! Теперь займёмся следующим «клиентом»! — хохотнул Эрих Траурихлиген и направил свою машину дальше, напролом через лес, к деревне Светлянка.

Глава 165 «Чёртова таратайка»

Два партизана — Грыць и Петро — спрятались в кустах за поворотом дороги. Оба имели при себе гранаты и автоматы ППШ: они подкарауливали автомобиль гауляйтера, чтобы обстрелять его и закидать гранатами. За их спинами — совсем недалеко — начинались гиблые болота, а народе имевшие дурную славу обиталища чертей, кикимор, русалок… Когда дело будет сделано, и автомобиль гауляйтера превратится в большой костёр — Грыць и Петро уйдут через болота по тропинке, известной только тем, кто жил тут издавна, и спрячутся в деревне Светлянка. В Светлянке партизаны будут в безопасности: с самых древних времён, когда ангелы и бесы ходили по земле, защитила богородица эти места, посадила тут чудесную избавлень-траву, которая изведёт всякого, кто с мечом пришёл. Ни разу ещё немцы не прорвались в Светлянку — в местных озёрах тонули их танки, гибли в болотах целые полки солдат, колонны автомашин бесследно терялись в лесах.

Автомобиль гауляйтера всё не показывался: задержался, поганец, в гостях у Колосажателя. Погано будет, если гауляйтер решит заночевать в Еленовских Карьерах — тогда придётся им всю ночь торчать в сырых кустах, лежать на мокрой земле, мокнуть и мёрзнуть самим.

Внезапно затихли крикливые птицы, создав на секунду странную для леса тишину. Петро и Грыць не заметили этого сразу — были увлечены ожиданием гауляйтера, вглядывались в пустынную грунтовку, чтобы не пропустить его автомобиль. Оба спохватились лишь тогда, когда в этой тишине зародился непонятный механический звук, словно бы лязгала некая тяжёлая масса металла.

— Ш-ш-ш… — шепнул Петро Грыцю, прислушиваясь. Прежде он не слыхал в лесу таких звуков… Помимо воли появился страх.

— Немцы? — прошептал Грыць, вертя головою по сторонам.

— Не знаю… — ответил Петро. — Ты башку-то не высовывай — мало ли?

Грыць опустил голову под куст — чтобы ненароком не угодило что-нибудь ему в лоб… Однако долго так пролежать не смог, ведь странный звук никуда не исчез — наоборот, он будто приближался — стал громче, отчётливей. Лязгало словно бы там, позади них, где болота, непролазная трясина… И что там такое может быть? Грыць повернулся так, чтобы смотреть туда, и тут же увидел блеск металла.

— Дывысь! — выдохнул Грыць, показывая пальцем туда, на толстые деревья, на камыши среди них, которые росли на болотных берегах.

Петро рывком обернулся и замер, увидав, как лязгая своими длинными, когтистыми лапами, расшвыривая когтями тину и грязь, шагает через болото неведомое чудище.

— Що то таке? — перепугался Грыць, который раньше ничего подобного не видел, и решил, что к ним шагает сказочный лешак.

— Чёртова таратайка… — прошептал Петро. — Мне новенький балакал, шо их чёртовой таратайкой раскидали… Вона плюётся огнищем прямо из пекла…

— У Светлянку йде… — заметил Грыць, видя, как паукообразный монстр легко прошагал гиблое болото и выбрался на пологий, низкий берег, выдирая избавлень-траву огромными металлическими когтями.

— Бижимо! — закричал Петро, выпрыгнул из камышей и как ошпаренный понёсся в сторону деревни — предупредить и спасти людей, потому что появление «чёртовой таратайки» ничего хорошего не сулит.

«Таратайка» шагала своим лапами куда быстрее, чем бежали люди. Лапами своими она без труда рассекала непроходимые елани, словно вела её дьявольская сила. Петро знал, что на «чёртовой таратайке» катается сам Колосажатель — а кому ещё под силу вести такое чудище? Колосажатель — это дьявол, он не боится избавлень-травы, а на таратайке своей обязательно сожжёт Светлянку.

Петро бежал изо всех сил, насколько позволял густой лес и болота. Там, впереди — немного ещё осталось пробежать — запрятана партизанская лошадь. Грыць, отдуваясь, поспевал за ним, а Петро уже прыгал по кочкам, перебираясь через Русальную елань. «Таратайка» ножищами своими взбаламутила древнее болото, подняла со дна его илистую, топкую грязь, куда веками засасывало всех и всё. Хорошо, что она прошла в стороне и не уничтожила партизанскую переправу — а то они с Грыцем оказались бы отрезаны от деревни, и пришлось бы им делать гигантский крюк, обходя болото стороной. Елань осталась позади, и Петро услышал, как ржёт за деревьями Зорька. Лошадке тоже повезло, чудовище её не растоптало — напугало только, и Зорька с громким ржанием прыгала в стороны, становясь на дыбы, дёргая скрипучую подводу. Грыць хорошо её привязал, а то бы она уже сорвалась и понесла, вскочила бы в болото на бешеном ходу и утопла бы, несчастная.

— Давай, Грыць, прыгай! — скомандовал Петро, на бегу заскакивая в подводу и хватая вожжи, чтобы вести Зорьку к Светлянке.

Грыць справился с узлом, освободив лошадку и присоединился к Петру, вцепившись обеими руками в край подводы, потому как знал — поездка будет опасной. Недалеко и свалиться.

— Но! Но! — Петро дико погонял лошадку, нахлёстывая её хлыстом и вожжами, и она неслась, как бешеная, перескакивая через коряги, ухабы, сминая кусты. Подвода страшно подскакивала, жёстко стукаясь о землю, с каждым прыжком набивая пассажирам всё больше синяков. Но Петра и Грыця синяки не волновали — им бы в Светлянку успеть до того, как там окажется Колосажатель на своей «таратайке». У Грыця аж дух захватывало от скорости, а глянув вперёд, он увидал деревенские хаты, дремлющие в утренней дымке, и страшное чудище, которое уже перешло Чистое озеро, преодолело бережок, расшвыривая избавлень-траву когтистыми лапами, и неумолимо надвигалось на деревню, готовясь крушить.

— Пррру! — Петро натянул вожжи, едва Зорька влетела в деревню, и спрыгнул с подводы, таща за собою Грыця к первой на пути хате — к хате бабки Заряны. Бабка Заряна слыла в деревне химородницей — вроде колдуньи — и Грыць её даже немного боялся. Но Петро уже был возле двери её хаты и колотил кулаками в дверь… Бабка Заряна медленно ходит, стара уже, говорят, что ей за сто, поэтому Петро распахнул дверь и вихрем влетел в её старые сени, увешанные сухими травами. Грыць эти травы обошёл стороной — а вдруг они колдовские, и он, столкнувшись с каким-нибудь сушёным пучком, сам на себя наложит страшное заклятье??

Бабка Заряна хлопотала у печи — пирожки пекла, и чудесный аромат заполнил всю хату. Грыць с утра не ел — ждали с Петром гауляйтера, и съеденная на рассвете пустая картошка переварилась давным-давно. Но на улице щёлкало лапами жуткое чудище, грыць увидел его в окно, как оно скачет, ломая заборы…

— Беда, Заряна Светозаровна! — закричал Петро, переполошив бабку Заряну до умопомрачения — они аж пирожки свои раскидала…

— Матушки, светопреставление! — в стархе охнула Заряна Светозаровна и побежала к образам — вымаливать прощение у Богородицы.

— Та не к образам беги, баба Заряна! — Петро схватил её за руку и поволок в сени. — На улицу выбегай, а то растопчет тебя в хате-то!

Баба Заряна, охая, побрела в сени, а Грыць поскакал в соседнюю хату, к деду Матвею, на бегу распахнул дверь, ворвался, словно бешеный вихрь.

— Дед Матвей, выводи всех из деревни! — закричал с порога Грыць, испугав Алёшку, который сидел на лавке у окна и выстругивал ложку из сучка. — Чёртова таратайка едет! Не держит её избавлень-трава!

— Ох, горюшко! — выдохнул дед Матвей, поднимаясь с лавки. — А ну, Алёшка, хутко во двор!

Алешка забросил вырезать ложку, вскочил с лавки и бегом рванул во двор.

— Сынку, веди Пегашку! — крикнул ему вдогонку дед Матвей, неуклюже выбираясь из хаты.

Алешка выскочил во двор, но привести Пегашку не смог. Лошадь деда Матвея по кличке Пегашка бесновато взвивалась на дыбы, беспорядочно скакала, водя за своей спиной пустую подводу, громко испуганно ржала. Алешка побоялся подступить к ней и схватить под уздцы: а вдруг двинет копытом и поминай, как звали??

— Не можу, деда! — заплакал Алешка, поняв, что не может выполнить просьбу деда.

— К лесу беги, несмышлёныш! — заголосил дед Матвей, хромая в сторону дальней окраины, где начинались непролазные леса.

Алешка, не помня себя от страха, вприпрыжку помчался к далёкой окраине, за которой темнели высокие лесные деревья. Мимо него, рядом с ним, бежали односельчане. Они толкались, шумели, кричали, кто-то тащил пожитки, даже кур в клетке тащила баба Клава, а кто-то ничего не тащил — выскочили налегке, чтобы спасти хотя бы, свою жизнь.

— Скорее, дед Матвей! — Грць торопил старика, но тот копался в сенях — что-то там искал, искал…

— Убегай, дед Матвей! — это в сени залетел расхристанный, потный Петро, а дед Матвей, наконец, нашёл, то что искал и выпрямился, подняв находку на обеих руках. Дед Матвей обнаружил в своём скарбе противотанковое ружьё, протянув его Петру.

— Во, тоби, Петрик, ружжо! — дед Матвей едва поднял это длиннющее ружьё, которое стреляло бронебойными снарядами и взвалил его в руки Петра. Проворно схватив это противотанковое ружьё, Петро нырнул вниз, прополз за плетнём, взобрался по стенке хаты и попал на чердак. Отличная позиция — отсюда можно подбить врага! Пристроившись у чердачного окошка, Петро выставил дуло наружу и попытался взять страшную машину на мушку. «Чёртова таратайка» гарцевала, подбивая хаты и разоряя огороды, словно бы направлял её сам дьявол.

Петро замер за ружьём: «таратайка» стремительно приближалась, двигаясь пугающе быстро, несмотря на свои размеры. Она легко перескочила через соседнюю хату, врезавшись в огород так, что из-под её чудовищных лап во все стороны полетели камни и комья земли. Размахнувшись передней лапой, машина-чудовище саданула ею хату и напрочь снесла чердак и крышу. Всё, пора стрелять: «таратайка» оказалась в переделах досягаемости противотанкового ружья… Но Петро не успел нажать на курок: «чёртова таратайка» вдруг прыгнула опять и оказалась почти что вплотную к нему. В следующий миг она выбросила вперёд жуткую лапу, смертоносные когти врубились прямо над его головой, выломав кусок стены, Петро отпрянул назад, прижался к стене, опасаясь быть изрезанным. Но один из гигантских коготей, таки, зацепил левую руку. Он оказался острым, словно бритва, распорол кожу так, что Петро даже не почувствовал боль — только увидел, как хлынула кровь. Ещё секунда — и от хаты останется груда камней. Петро на время забыл про раненую руку, собрался с силами и совершил невероятный прыжок в узкое окошко, в последний момент увернувшись от чудовищных когтей. Когти лязгнули в сантиметре от лица, Петру показалось, что ему сейчас отрежет голову, однако ему повезло: не попав под коготь, Петро рухнул в кормушку для птицы, распугивая своим телом уток и гусей, а рядом с ним бухнулось тяжёлое ружьё. Перевернув кормушку, Петро выкатился на испачканный птицей песок заднего двора и присел за поленницей — спрятался, чтобы посмотреть, насколько тяжёлую рану он получил от «чёртовой таратайки». Вокруг сыпались камни, палки, солома, в переполохе крутились вспугнутые птицы, роняя перья, носилась, пыля и поднимая визг, свинья. Оторвав залитый кровью рукав, Петро понял, что дела его плохи: коготь распанахал руку до самой кости, рану обязательно придётся зашивать, но это — потом. Сейчас нужно разыскать Грыця и спасти деревню от постылой «таратайки». Кое-как намотав рукав на рану, Петро здоровой рукой поднял ружьё и, пригибаясь, огородами поспешил прочь, пока «чёртова таратайка» не снесла вконец хату, и его самого не пришибло камнем. Петро перемахнул плетень, а за его спиной раздался жуткий грохот: взмахнув лапою, адская машина разбила хату на куски, превратив её в бесформенную кучу, и прыгнула в сторону — крушить следующую. Вокруг сыпались камни, палки, один чуть не грохнулся Петру на голову. В дыму и хаосе руин он отыскал Грыця, который от страха забился в ямку и скукожился там, обхватив рукми коленки.

— Грыць, не сиди! — Петро стал дёргать его за рукава, чтобы вытащить на свет.

— А? — Грыць поднял свою голову, и Петро увидал у него под глазом синяк.

— Вылазь! — Петро даже ружьё кинул, чтобы здоровой рукой вытащить Грыця из ямы. Быстро оглядевшись, Петро заметил на окраине уцелевшую хату, которая принадлежала колаборанту по имени Федька Куроцап. Петро подумал, что таратайка обойдёт стороной хату немецкого приспешника и потянул Грыця туда.

— Давай, Грыць, к Куроцапу в хату! — скомандовал Петро, подняв ружьё. — Хватай ружьё — я не боец!

Здоровой рукой Петро бросил Грыцю тяжеленное противотанковое ружьё, а Грыць едва не упустил его. Не ожидав, что оружие будет тяжеленным, Грыць ухватил его двумя руками, а Петро всё тащил его на окраину деревни, где торчала куроцапова гнилая хата, которую этот ленивец не ремонитировал с тех пор, как мамка его померла. Под ногами носились чужие куры, гуси, утки, хрюкая, убегала в лес чья-то толстая свинья. Грыць споткнулся о какую-то мелкую живность — об утку, что ли, повалился на пыльную дорожку, и тут же над его головой лязгнули жуткие когти «таратйки» — машина переступила через него, направляясь к очередной целой хате, чтобы резнести её. Грыць собрал свою храбрость, ухватил ружьё, стрельнул… Но чужая курица, внезапно проскочив, задела его руку и сбила прицел, из-за чего пуля просвистела в сантиметре от чудища и ушла в высь.

— Грыць! Грыць! — это из клубов пыли вынырнул Петро и затормошил Грыця, пытаясь поднять его на ноги и снова заставить бежать в хату Куроцапа. — Живой?

— Та, живой… — пропыхтел Грыць и закашлялся, протому что вдохнул злополучную пыль, встал, споктыкаясь о беснующихся кур…

Гнилая дверь Куроцаповой хаты была открыта — Федька, наверное, как всегда, пьяный, не закрыл на засов, и Петро и Грыць закскочили в его замшелын сени. В сенях был накидан всякий хлам, который так и лез под ноги, Грыць скакал, чтобы не споткнуться, а там, на улице, чудовище с горохотом рушило очередную хату. Оно могло бы выстрелить и сжечь разом всю деревушку, но вместо этого почему-то бесновалось, превращая её в развалины. Проскочив сени, Грыць вырвался в захламлённую пропахшую плесенью комнатёнку и налетел на целую батарею бутылей — пустых и полных самогонки. В окружении бутылей, нахлебавшись спиртоного пойла, храпя, дрых хозяин — запущенный, вороватый наглый тип, который, вместо того чтобы в лес партизанить идти, якшается с Носяриными полицаями и ещё чёрт знает с кем.

Грыць, перескакивая через бутыля, совершил неуклюжий скачок и прыгнул на руку спящего Куроцапа.

— Та вы шо, черти! — заорал спросонья пьяный Куроцап, подскочив на нетвёрдые ноги и тупо крутясь на одном месте.

— Замолк! — рыкнул на него Петро, и Куроцапова челюсть получила удар кулаком.

Лишившись ещё одного зуба, Федька-Куроцап потерял сознание и обрушился назад, на прохудившийся соломенный матрас.

— На чердак! — постановил Петро и метнулся к шаткой лесенке, по которой Куроцап взбирался на чердак, чтобы посылать голубей-предателей Евстратию Носяре. — Подобьём её!

Грыць покарабкался вслед за Петром, закинув ружьё за спину, однако тяжесть оружия тянула вниз, из-за чего он пару раз едва не сорвался и не упал. Собрав в кулак свою волю — он же партизан, а не девчонка — Грыць одолел лестничку и вывалился на пыльный чердак, захламлённый всякой всячиной и заставленный тюками соломы.

Петро сидел на полу, около дыры в соломенной крыше, а разодранный когтём «таратайки» рукав его сорочки промокал от крови.

— Ты как, братка? — спросил у него Грыць, подбираясь к чердачному окошку и пристраивая тяжеленное ружьё.

— Пока жив… — прокряхтел Петро, корчась от боли.

— Я стрелять буду! — пропыхтел Грыць, пристроив, наконец, ружьё и высматривая удобный момент, когда «таратайка» приблизится на расстояние выстрела.

Петро возился со своей рукой, но тут прямо рядом с ними залязгали лапы. Грыць схватился за ружьё, целясь. «Таратайка», распинывая развалины, двигалась к хате, которая стояла к ним ближе всех — вот, ещё пару шагов сделает, и можно будет подбить её, как фашистский танк. Даже дед Матвей подбил один танк — неужели Грыць не справится с «таратайкой»??

— Бей в неё! — закричал Грыцю Петро, прижимая к телу располосованную руку, пытаясь перевязать её куском своей сорочки. Из раны ручьями хлестала кровь, и Петро перетянул свою руку так, что от боли потемнело в глазах.

Грыць схватился за противотанковое ружьё, приник к глазом к прицелу, хорошенько скрывшись за объёмистым тюком. Его пока не заметили — это хорошо, можно прицелиться получше и бить! Вот она, чёртова таратайка, гарцует по Светлянке, раскидывая хаты своими когтистыми лапами… Ну, держись! Грыць замер за тюком соломы и тщательно прицелился — прямо в одно из трёх узких чёрных окошек, за которым должно находиться лицо водителя…

Машина-чудовище снова взмахнула когтистой лапой, её когти с грохотом, выбивая большие камни, врезались в соседнюю хату, из которой с криками выскакивали люди. В стене образовалась громадная сквозная дыра, а механический паук рванул свою лапу назад, доломав стену и заставив хату развалиться на куски.

— Стреляй, чего засел?? — закричал Петро, видя, что Грыць впал в ступор и глупо таращится на то, как «чёртова таратайка», вдребезги разворотив хату, шагает по её остаткам прямо к ним… Ещё пара минут, и их хата тоже будет сбита, а они — похоронены под завалами…

— Та чтоб ты сгнил, чертяка! — громко ругнулся Грыць, перекричав лязг металлических лап, и тут же нажал на курок, выпустив снаряд.

Он ожидал, что бронебойная пуля пробьёт чёрное стекло и убьёт Колосажателя, остановив «таратайку». Но к его ужасу снаряд только чиркнул по чёрному стеклу, выбил искру, но не оставил на нём ни царапинки!

— Та, хай тоби грэць! — с испугом выдохнул Петро, осознав, что противотанковое ружьё против «чёртовой таратайки» не поможет…

— Петро! — закричал ему Грыць, в страхе обхватив обеими руками бесполезное ружьё. — Що теперь робить??

— Тикай! — скомандовал Петро, чувствуя, как из-за потери крови теряет силы. Собрав последние, он подполз к дырке в крыше и заставил своё тело выпасть наружу.

Грыць хотел выскочить на улицу через чердачное окно, но застыл, как вкопанный: «чёртова таратайка» высится прямо перед его носом и, словно бы прожигает дьявольским взглядом трёх бездушных чёрных «глаз». Грыць поспешил нырнуть на пол, пока его не застрелили, а из-за блестящей кабины быстро выдвинулась непонятная штуковина, которая словно бы раскрылась, тут же превратившись в некое подобие блестящей тарелки с длинным остриём. На конце острия собрался светящийся шарик, а спустя миг ослепительная вспышка резнула по глазам. Грыць зажмурился, опасаясь ослепнуть, и тут же лицо, руки, всё тело ощутило нестерпимый жар, вокруг знялась пламенем солома. Грыць сейчас же бросил огненно-горячее ружьё и проворно выпрыгнул в чердачное окошко. Падая, Грыць видел, как хата утонула в волнах белого «адского» пламени, которое, рассыпая искры, взметнулось чуть ли не до самых небес. От лошади мигом остались одни кости, они тут же рассыпались в прах, крепкая, обитая железом телега развалилась на небольшие куски и исчезла. Грыць упал неудачно, на спину, больно стукнулся о землю, однако тут же перевернулся на живот, попытался зарыться в солому из лошадиных кормушек, но солома горела прямо в руках, а в месте с соломой с дикой болью горели и руки, плечи, лицо…

— Петро, спаси меня!! — невменямо зарыдал Грыць, а слёзы тут же испарялись прямо на обгорающих щеках…

Петро едва успел запрыгнуть в глубокий сырой овраг, а там было нечем дышать — водяной пар облаками летел с мигом высыхающей травы, небольшая лужа на дне оврага закипела, лягушки в ней сварились заживо, а потом — обуглились. Земля расплывалась прямо под руками, превращаясь в какую-то белесую жидкость, боль была настолько сильной, что Петро уже не чувствовал ничего, кроме неё, а в следующую секунду для него всё покрыла тьма…

На месте хаты, огорода, овражка, соседней разрушенной хаты и ещё одной, чудом уцелевшей, за несколько секунд образовалось небольшое озерцо расплавленного стекла, которое постепенно застывало, зеленея. Стены ближних хат оплавились, заставив хаты словно бы «присесть», а дальние хаты с рёвом сгорали. Вода в сельском колодце кипела, словно в гигинатской кастрюле, выплёскивалась за его каменные борта, которые, оплавляясь, тоже превращались в расплавленное стекло.

От деревушки не осталось ничего, кроме зловещего стекла и пламени, а через всё это невозмутимо шагал «брахмаширас». Огонь был ни по чём машине-чудовищу — на её корпусе не оставалось даже копоти.

— Вот так! — сказал сам себе Траурихлиген, довольными глазами глядя на искорёженные, догорающие остатки хат и стеклянные «лужицы» там, где когда-то были чужие огороды. — И какая тут трава? Какие ведьмы? Хы-хы! Мне же нужно было на чём-то снять стресс!

Злобно хохотнув, Траурихлиген нажал на рычаг и повернул свою адскую машину назад, в Еленовские Карьеры, чтобы поставить её обратно в бункер до тех пор, пока не пригодится опять.

Глава 166 Казнь Сенцова

Сидя в проклятом холодном подвале, Константин Сенцов уже потерял счёт времени. Ему никто не «подарил» окно, Константин не видел внешний мир, сидел в постоянной темноте и даже не догадывался, сколько времени он просидел. Кормили Константина дёшево и в то же время очень сердито — растворимой вермишелью «Мивина», банальной в две тысячи десятом году, но фантастически нелепой здесь, в сороковых. Константина уже не волновал ни холод, ни крысы. Сенцов думал лишь о Кате, как она там, мучается в соседней камере? Катя никогда не ела «Мивину»… Константин иногда даже сомневался, жива ли она, или уже всё? Сенцов пытался перестукиваться с соседними камерами — молотил в стенку кулаками и миской. Но стенка, кажется, была претолстой — все его попытки молотить отзывались глухим и пустым стуком, который вряд ли бы услышали соседи…

Но внезапно тяжёлая дверь, что отгородила Константина от внешнего мира, заскрежетала и отодвинулась. Сенцов вздрогнул, потому что сквозь освободившийся дверной проём в него хлынул плотный поток яркого света. Константин ожидал, что к нему пожалует Траурихлиген и начнёт мерзко глумиться, уничтожая сарказмом и угрозами… или просто пристрелит. Но — нет, Траурихлигена не было — из потока света вдруг выросли грубые руки, схватили Константина под ослабевшие локти, и сейчас же скрутили толстой верёвкой. Сенцов попытался спросить: «Что выделаете??» но от голода, холода, одиночества и страха смог пробормотать только безликое:

— Ку-ку?

В ответ послышался басовитый хохот, а потом — Сенцова выбросили из камеры в коридор, освещённый светом карманных фонариков. Константин зажмурил глаза — этот свет был слишком ярок для его глаз. Подобно кроту Сенцов привык к кромешной тьме…

— Лё-ос! — прикрикнул грубый голос, и что-то больно пихнуло Сенцова в спину — скорее всего, дуло.

Константин послушно потопал — а что ещё делать? Вырваться он не сможет никогда — он не в той форме, чтобы драться, он связан, да и оружия у них полно, а у него — ёк.

Сенцова заставили подняться вверх по лестнице и выдворили на улицу жёстким толчком. Константин не удержался на ногах, зашатался и упал на колени, закрыв глаза. Он с удовольствием бы вернулся обратно в темноту, однако ему не дали — руки подхватили его под мышки и потащили. Прохладный ветерок сейчас же продул до косточек, вызвав неприятную дрожь. Сенцов содрогнулся и тихо заныл, потому что верёвка больно впивалась в тело и руки.

Глаза немного освоились со светом, и Сенцов смог различить, что тащат его к крытому серому грузовику, утыканному поникшими кленовыми ветками. Вокруг Константина топтались вооружённые солдаты в серо-пятнистом камуфляже и в фашистских касках. Двое из них выглядывали из кузова, готовые схватить Константина и затащить к себе наверх. Они так и поступили: Сенцов был больно схвачен, неприятно подброшен, грубо затащен, и вскоре лежал на дне кузова, носом в сырой и грязный пол. Солдаты над ним возились, елозили сапогами и негромко разговаривали о еде, выпивке и драке. Ни слова о Сенцове, ни слова о Траурихлигене, ни слова о Кате…

Грузовик тронулся, Сенцова швырнуло назад, он покатился кубарем, но солдаты удержали его на месте, подставив ноги. Константин стукнулся о сапоги и остался лежать на боку, стараясь не двигаться, чтобы ни обо что больше не стукнуться. Куда его увозят? Зачем? Для чего? Привезут ли назад?? В мозгу Сенцова роились биллионы вопросов, однако не прилетело ни единого ответа. Может быть, это уже конец? И Константина везут на казнь?? На КОЛ!!! Наверное, Траурихлиген придумал, что ему делать с Константином — усадить на кол. Ладно, Константин погибнет, сам виноват. Но Катя?? Что же будет с Катей?? Нет, Сенцов не отдаст им Катю! На Константина нахлынул некий порыв, он вдруг вскочил, несмотря на связанные руки, увидел перед собою бычье лицо фашистского солдата, сбил его ударом ноги и ринулся к выходу, собравшись выпасть на улицу, а потом — сбежать в лес.

— Хальт!! — взревели фашисты у него за спиной, затопотали, а потом — ухватили все сразу.

Они были слишком сильны, чтобы сражаться с ними в одиночку, Константин не устоял и по второму кругу загремел на грязное дно кузова.

— Шайзе…

— Швайн…

— Доннерветтер… — ругали его фашисты.

Сенцов ощутил пару несильных тычков сапогами в бока, а потом — всё, они опять расселись по лавкам и заклекотали то про карты, то про женщин, то про ту же водку…

Грузовик застопорился, и Сенцов услышал, как заглох мотор. Фашисты опять в него вцепились и опять толкнули.

Сенцова никто не развязал. Его просто схватили и грубо вышвырнули из кузова, словно какой-нибудь мешок. Константин врезался в мягкую, сырую землю, кое-где покрытую реденькой, пожухлой, вытоптанной травкой. Будь его руки свободными — он бы успел подставить их и не навернуться носом. Но руки пленила верёвка. Сенцов увалился вниз головой и случайно набрал в рот немного земли.

— Тьфу! — принялся отплёвываться Константин, поднявшись на коленки. На вкус земля отдавала противной сыростью и червяками.

Не успел он отплеваться, как те же два солдата опять подхватили его под мышки и с силой рванули вверх, сейчас же поставив на шаткие, ослабевшие от голода ноги. Сенцов, пошатываясь, оглядел окрестности. Первое, что он заметил неподалёку — рослый, суровый солдат, что высился скалой и держал его на мушке «шмайссера». Стоит Сенцову сделать неосторожный шажок вправо или влево, как солдат «срежет» его плотной очередью…

— Давай, пошёл!! — брызжа слюною, рявкнул на ухо Константину один солдат и пихнул его куда-то вперёд.

Сенцов послушно поплёлся вперёд. Он не мог ослушаться: рослый солдат кивал ему автоматом, руки были связаны так, что он не мог и шевельнуть ими… Да и куда тут бежать? Кругом лес, позади — идиотский «Краузеберг»…

Под ногами Сенцова вилась узенькая и каменистая тропка, которая поднималась по склону высокого и достаточно крутого холма. Константин обязан был ползти наверх — именно туда его и толкали. С серых обложных небес срывался мелкий промозглый дождик, в лицо дул холодный ветерок и приносил с собою какой-то странный, не очень приятный запах. Серая рубаха, которую «подарил» Константину Траурихлиген, успела промокнуть насквозь, Сенцов ёжился от холода, потому что ветерок пробирал его едва ли не до костей. Сенцов спотыкался о камни, а солдаты рычали проклятия каждый раз, когда он спотыкался.

— Давай, шевелись!! — солдат, казалось, озверел, ревел на немецком языке, а Константин с его «апгрейдом» понимал каждое словечко…

Константин старался смотреть вперед, а не на солдата со «шмайссером», который вышагивал слева от него и грозил пристрелить. Впереди он видел вершину холма, что медленно приближалась. А там, на вершине, различались какие-то странные столбы — повыше и пониже, прямые, как мачта, и покосившиеся. И на каждом столбе, вроде бы, что-то висит… Сенцова обуял страх: он понял, что это не простые столбы, а колья, и висят на них человеческие тела… «Не знаю, кол, наверное!» — вспыхнули в мозгу слова, которые говорила Красному Звонящая, пока они тащили Сенцова по коридору на «апгрейд». Вот, какой зловещий сюрприз приготовил несчастному Константину этот фашистский монстр: он вздумал посадить его на кол!!! Константин непроизвольно пошатнулся и опрокинулся ничком.

— Ленивая свинья! — сейчас же зарычали над ним конвоиры, а солдат со «шмайссером» пальнул короткой очередью.

Пули врезались в грязь около лежащего Константина, тот вздрогнул, но сил встать не имел: они покинули его в тот момент, когда Сенцов осознал, что его ведут на кол. Солдаты устали «уговаривать» Константина подняться и опять схватили его. От страха Сенцов потерял все чувства, сделался почти что зомби…

Насилу Сенцов одолел склон ужасного холма и поднялся на его вершину. Он ничего вокруг себя не слышал, и почти ничего не видел… он стоял, окружённый кольями, с которых прямо ему в душу жутко смотрели мертвецы, ветер развевал лохмотья, что свешивались с их почерневших рук и отощавших ног. Дождик усилился и превратился в дождь, руки совсем онемели, Константин не чувствовал пальцы… Озноб колотил его, как при высокой температуре. Всё, песенка спета, перед глазами начала с головокружительной скоростью проноситься вся жизнь и бедная Катя, которая осталась там, в проклятом «Краузеберге»…

Солдаты, молча, стояли, сбившись в кучку. Они смотрели только в землю, опасаясь взглянуть вперёд, или в сторону, где непременно увидели бы кол и того, кого на нём казнили. Скоро и Сенцов так же будет висеть и никогда больше не позавтракает, не пообедает, не поужинает и не поспит по-сенцовски…

Неподалёку раздался рокот автомобильного двигателя, а минуту спустя, с другой стороны холма показался кортеж из трёх пугающе чёрных автомобилей. Казалось, Сенцов не сможет испугаться больше, чем он уже испугался. Однако, увидев автомобили, он почувствовал, как его голодный желудок наливается свинцовой тяжестью и опускается куда-то вниз, к самым коленкам. На крыле среднего автомобиля золотом сверкал орёл с раскинутыми крыльями — личный «Мерседес» Траурихлигена! Значит, этот кошмарный враг народа собственной персоной пожаловал сюда, чтобы посмотреть, как обречённого Константина нанижут на кол…

Кортеж остановился неподалёку, и украшенная орлом дверца «Мерседеса» распахнулась. Из-за неё мячиком выпрыгнул адъютант Шульц, оббежал «Мерседес» кругом и открыл другую дверцу. Траурихлиген вышел из машины, не спеша, гордо глядя прямо перед собой. Кажется, его не волновали ни колья, ни мертвецы, он смотрел на них с жутким спокойствием и ухмылялся кривой усмешкой сатаны. Шульц сейчас же раскрыл зонт над своим повелителем и потопал туда же, куда шагал Траурихлиген — через «лес» кольев к приговорённому к смерти Сенцову. Шульц тоже глядел в землю, как и солдаты, а рука, которой он держал зонт, заметно дрожала.

Траурихлиген приблизился к съёжившемуся Константину и поднял левую руку, в которой сжимал стек. Сенцов зажмурился: ожидал сокрушительного удара по лицу. Однако Траурихлиген не собирался его бить. Он только упёр стек в грудь Сенцова и заговорил дьявольским полушёпотом:

— Ты получишь то, что заслужил, Сенцов! Сейчас, ты повиснешь на колу и будешь ещё три дня охать, пока сдохнешь! — он шипел, как змей, а Сенцов всё ниже и ниже опускал голову, устремил пустой от безысходности взгляд туда, в сырую землю, куда уходит всё, что жило…

— Смотри в глаза, трусливый пёс! — взорвался Траурихлиген, недовольный тем, что Сенцов глазеет вниз, и поднял подбородок Константина рукоятью стека.

Сенцов вздёрнул нос кверху, потому что ему больше ничего не оставалось, и встретился глазами с глазами Траурихлигена. В них ничего не было, кроме сверхчеловеческой злобы, от чего Сенцов невольно попятился назад. Траурихлиген уже один раз умер и воскрес, что-то в нём изменилось, но далеко не в лучшую сторону — он стал настоящим чудовищем. За спиною Траурихлигена два солдата притащили из близкого подлеска высокое молодое деревце, отрезали ему все ветки и аккуратненько заостряли верхушку, подготавливая для Константина погибельный кол. Константин невольно сделал ещё два маленьких шажка назад, и упёрся поясницей в дуло автомата.

От страха Сенцов немного тронулся умом, он даже не заметил, как малодушно разрыдался и залепетал:

— Не надо, пожалуйста, не убивай меня, я не хочу умирать… Я… исправлю… я… я…

— Да, исправишь! — прошипел в ответ Траурихлиген, глядя Сенцову прямо в глаза. — Я уверен. Только тогда исправишь, когда сдохнешь!

Всё, на этом разговор Траурихлигена с Сенцовым закончился.

— Тащите его! — распорядился Траурихлиген и отошёл в сторонку, чтобы не замарать свой чёрный кожаный плащ кровью Константина.

Трусоватый Шульц попятился и споткнулся о корень, выронив зонт.

— Подобрал! — рыкнул на него Траурихлиген, уперев руки в бока. — Или отправишься вслед за Сенцовым!

— Аааа… — проблеял побелевший Шульц и нырнул вниз, подбирая зонтик.

Кол уже был готов. Солдаты схватили Константина под локотки и потащили прямо туда, к нему, чтобы казнить. «Три дня будешь охать…» — прошипел ему проклятый фашист, и Сенцов дрожал всем телом, подозревая, что смерть его будет ужасной.

— Прощай, турист! — крикнул Константину Траурихлиген и взял под козырёк своей эсэсовской фуражки. — Кол устроен так, что ты будешь о-о-очень медленно умирать. Тебе будет ужасно больно, ты будешь кричать, когда тебе разорвёт кишки! Тебя специально усадят так, что кол не заденет сердца — и даже когда тебя проткнёт насквозь, ты будешь ещё жив! А я буду стоять здесь, и смотреть, как ты умираешь, Сенцов!

Траурихлиген хохотал, как сумасшедший, а в ушах Константина гремели похоронные колокола. Он шёл туда, куда его толкали, видел перед собой только свой кол и чувствовал, как горят его щёки и как леденеют его пальцы. Дьявольский взгляд Траурихлигена сверлил обречённую спину Сенцова, и Сенцов едва переставлял отяжелевшие ноги и проклинал всё на свете. И как это он только согласился на эту афёру с заменой??? Он пророчески знал, что не продержится в этом страшном времени и умрёт…

Два солдата приподняли с грязной земли кол. Третий солдат толкнул Константина дулом автомата. Всё, другого выхода нет, как сесть на заточенное до игольной остроты остриё и повеселить кровожадного группенфюрера… Со всех сторон тёмными глазницами глядели мертвецы, Сенцов закрыл глаза, стремясь не видеть их, его щёки горели, а холодные дождевые капли стекали по голове, по плечам и падали вниз. Позади него закатывался бесноватым хохотом Траурихлиген и тихонько плакал робкий Шульц…

Внезапно что-то случилось — Константина жёстко швырнуло куда-то, а потом сжало так, будто бы он попал в тиски. Сенцов не понял, что произошло, он заверещал поросёнком, выпучил глаза и увидел, как мир перед ним плывёт, стирается, переворачивается. Исчез кол, исчез Траурихлиген, исчез дождь, свалилась с рук верёвка, заглохли звуки…

Бух! — Сенцова выбросило, как выплюнуло, и он с размаху треснулся обо что-то твёрдое.

— Он здесь! — взорвался над ухом чей-то голос, который показался знакомым.

Сквозь сжатые веки Сенцов видел свет, плечами и спиной чувствовал, что ему тепло, а то твёрдое, на чём он лежал носом вниз, было сухим…

— Да вставай же! — проревел тот же голос, и что-то пихнуло Константина в бок.

От стресса Сенцов перестал соображать, он и не подумал вставать, а лишь перевалился на бок и свернулся в позу эмбриона, залился горькими слезами.

— Что это с ним? — поинтересовался всё тот же голос.

— Кол… кол… — невнятно и гнусаво ныл Сенцов, не двигаясь, подтянув коленки к подбородку.

— Разве не видишь, Красный? — ответил другой голос, женский. — Траурихлиген чуть не усадил его на кол! Поэтому он так разнюнился! Надо было хотя бы тебе остаться с ним!

— Э, кисель, давай, соберись! — явился сверху грудной бас, а потом — сильные руки сгребли Константина с пола и посадили в мягкое кресло.

— Ну, да, и тогда Траурихлиген и меня бы усадил на кол! — огрызнулся самый первый голос.

Сенцов сидел ни жив, ни мёртв, дрожал, всхлипывал и не мог выдавить ни одного коротенького словечка.

— И долго он так будет?

— Ничего, сейчас очухается!

— Погано ему! — переговаривались вокруг него знакомые голоса, но Сенцов никак не мог понять, чьи они.

Вдруг нос Константина почувствовал приятный и тёплый запах ароматного чая.

— На, хлебни! — участливо сказал женский голос, и Сенцов услышал звон ложечки о края чашки.

Открыв один глаз, Константин наконец-то увидел, что сидит в кресле в кабинете у шефа опа, а прямо перед ним стоит Звонящая и протягивает ему чашку, наполненную зелёным чаем. Сенцов выхватил чашку, как дикий примат, пролив чай на свою замаранную рубаху, и начал громадными глотками пить, захлёбываясь, причитая.

— Фу, дикарь! — поморщился Красный, который стоял неподалёку, около голографической карты мира.

— Зря мы учили его манерам! — согласился Бисмарк, одетый в элегантный серый костюм.

Шеф же просто, молча, возвышался позади всех и ждал, пока Сенцов, наконец-то придёт в себя.

— Кажется, мы успели вовремя, — заметила Звонящая, отойдя в сторонку, потому что Сенцов разбрызгивал чай в радиусе двух метров вокруг себя.

Напившись чаю, Сенцов немного успокоился. Он отдышался, выдохнул слово «Спасибо»…

— Пожалуйста, — проворчал ему в ответ Красный.

И тут же мозг Константина молнией поразила жуткая догадка: Катя! Катя осталась в Краузеберге, Траурихлиген, наверное, озверел, как чёрт, когда Сенцов вдруг исчез у него из-под носа… И может вместо Сенцова проткнуть своим кошмарным колом несчастную Катю!!!

— Катя!!! — выкрикнул Сенцов и подскочил на кресле. — Катя!! Катя, надо вернуться и забрать Катю!!!

— Какая Катя? — удивился шеф, который ничего не знал про Катю. — Старлей, объясни-ка мне: что там у тебя за Катя завелась?

Шеф приблизился к Константину вплотную и заглянул в его побелевшее лицо.

Константин вскочил, рвался неизвестно куда и кричал сумасшедшим голосом:

— Катя… это моя невеста, которая… вышла замуж за другого… Ну, её пробросило… случайно пробросило туда… Я её спрятал, пока Бисмарк и Красный не вернутся… Они опоздали, Траурихлиген посадил меня в подвал, и её в подвал! Она там… Он её на кол, на кол…

Сенцов словно бы взбесился, он панически орал и даже не замечал, что схватил шефа за воротник и трясёт его, пихая к закрытой входной двери. Шеф аккуратно выскользнул из медвежьих лап Сенцова и отошёл подальше. Константин хотел ломануться в дверь, но его перехватил Бисмарк и вернул в кресло, из которого Сенцов выскочил.

— И что теперь делать? — осведомился Бисмарк у шефа, удерживая дёргающегося и голосящего Сенцова на месте.

— Спасать Катю! — в один голос постановили шеф и Звонящая.

— Но для начала — успокоить Старлея! — добавил шеф и схватил со стола тоненькую трубочку, похожую на авторучку. Он дунул в неё и выпустил маленький дротик. Дротик попал в шею Сенцова, и тот сразу же утих и обвис.

— Пускай, отдохнёт, — сказал шеф и положил трубочку на стол. — Красный, позови-ка мне Репейника!

— Есть! — кивнул Красный, наполнил лёгкие воздухом и ка-ак рявкнул:

— Репейник!!!! — аж задрожало оконное стекло, и зазвенел фарфоровый сервиз, который «спал» в невидимом встроенном шкафу.

— Я думал, ты воспользуешься селектором… — проворчал шеф, потирая уши.

Репейник явился из коридора неспешным прогулочным шагом, застопорился у подставки для цветов и коротко осведомился:

— А?

— Скажи мне, Репейник, — сразу же надвинулся на него шеф. — Ты можешь прямо сейчас устроить нам полипереброс?

— Зачем?? — перепугался Репейник и даже попятился, едва не спихнув подставку для цветов.

— Эй, а что тут такого? — осведомился Красный. — Чего ты так копошишься, Репейник?

— Красный, ты никогда не знал физику! — огрызнулся Репейник, руками удерживая подставку для цветов от обрушения на пол. — Я тебе уже говорил, что одновременно можно пробрасывать не больше двух человек в сутки! Сенцова я уже пробросил, так что, сегодня я смогу пробросить только одного человека! Эй, шеф, а зачем вам полипроброс? — поинтересовался Репейник, но тяжёлую подставку удержать не смог и она с грохотом врезалась в пол.

— Репейник, нам необходимо срочно спасти человека! — твёрдо сказал шеф, проигнорировав то, что его подставка рухнула и развалилась. — Скажи мне, чем грозит срочный полипроброс?

— Кошмар!! — всполошился Репейник, подбирая с пола остатки подставки, собирая её заново. — Вы представляете, какой мощный коридор мне придётся создать для полипроброса? Для этого придётся раскачать континуум жуткими темпами! Сколько человек нужно пробросить?? — Репейник то краснел, то бледнел, его руки стали неуклюжими, и наполовину собранная подставка всякий раз рассыпалась.

— Нас всех! — заявила Звонящая. — И побыстрее!

— Нет! — пискнул Репейник, и в который раз развалил подставку. — Мне не хватит мощности, перегорит моё оборудование! И выгорит вся проводка! А вы можете застрять в коридоре переброса навечно, если сломается флиппер!

— Так, Репейник, ты мне тут не ной! — разозлилась Звонящая и схватила Репейника за воротник, оторвав его от подставки, которая развалилась опять. — Траурихлиген наручной малышнёй пробрасывал сюда и обратно роты солдат, да ещё и с кучей пукалок, и ничего нигде не застряло! А ты здоровенной балдой не можешь бросить пять человек?? Давай, Репейник, качай континуум, или я сама нейтрализую тебе память и вышибу из отдела работать дворником!! — она здорово пихнула Репейника, и тот опрокинулся на спину.

— Во, даёт! — тихонько заметил шеф. — Даже я бы так не смог…

— Соскучилась по Траурихлигену! — хохотнул под свой нос Красный.

— Слушай, Звонящая, — проблеял Репейник, сидя на полу среди обломков подставки. — А что если зачерпнуть этого вашего человека, как Старлея? Дёшево и сердито, а?

— Не выйдет, — вздохнул ему в ответ шеф. — Мы не знаем её точной антропометрии. Ты можешь совершить ошибку.

— Во, блин! — буркнул Репейник, уставившись в пол. — Ну, а если попробовать?

— Забей фонтан, Репейник!! — громыхнула Звонящая и вынула из кармана нейтрализатор памяти, нацелив его Репейнику в лоб. — Если ты профнепригоден — мы тебя уволим!

— Ну, ладно, ладно… — захныкал Репейник, уползая на четвереньках от грозной Звонящей. — Идите в флип-отсек, сделаю я вам полипроброс!

Глава 167 Полипроброс

Под ногами вздрогнул пол, а потом — белые стены флип-отсека превратились в бесконечную череду сырых древесных стволов, покрытых широкими листьями, а яркий свет померк и превратился в мглистую сень. ХЛЮП! — хлюпнуло под башмаками, потому что Сенцов попал ногами в грязь, а лицо ощутило недоброе дыхание чуждого нехронального ветра. Ветер принёс запах палёного и какие-то хлопки, Константин вздрогнул и судорожно огляделся по сторонам. Кусты, деревья, листья… Природа встретила взгляд человека хладным безмолвием, и Константин Сенцов испугался: кажется, он оказался тут один..

— Ребята!! — заорал Сенцов в идиотском и неистовом порыве. — Ре!..

— Чего горланишь? — осведомились слева, и Константин вздрогнул, едва не повалившись назад.

— Тихо нужно, — сказал тот же голос, Константин рывком обернулся и увидел Красного у себя за спиной. — А то тут фрицев — две тонны! — сказав так, Красный выдвинулся из-за куста, в котором сидел и приблизился к Константину. — Видишь, Старлей: проброс неточный! — сказал он, хлопая ладонями по листьям.

— Ага, трансхрон апгрейдить надо! — возник из неизвестности Бисмарк. — Траурихлиген апгрейдил и — квас! А мы? Репейник всё соплю гоняет, как кисель!

— Да неужели Репейник тупее Траурихлигена? — удивился Красный, расхаживая взад-вперёд мимо Сенцова.

— Да не, Репейник — ленивый, как тысяча чертей! — фыркнула Звонящая, выходя из-за толстого ствола. — Говорит: сделаю, сделаю! А сам — пиво пить ползёт!

Константину сделалось легче, когда он увидел товарищей: слава богу, что их не раскидало за тридевять земель друг от друга. Пускай, Красный с Бисмарком обсуждают Репейника, машут ручкой и хихикают — главное, что они тут, рядом и защитят Сенцова в любой момент…

— Всё, братва, некогда тупить! — Звонящая рассеяла возникшее было замешательство и достала электронный компас-навигатор. — Нам туда! — заявила она, глянув на жидкокристаллический экран. — Еленовские Карьеры, ныне — Докучаевск!

Сказав так, она невозмутимо двинулась в ту сторону, куда показала.

Сенцов не видел там ничего, кроме стволов, но знал, что компас Звонящей — класса «Игрек», а класс «Игрек» никогда не ошибается.

— И, Старлей! — добавила она, обернувшись к Константину. — Мы втроём проберёмся в Докучаевск за Катей. А ты — отправишься к Траурихлигену на его «Весёлую поляну» и задержишь его, пока мы не справимся. Понятно?

Сенцов хотел на «Весёлую поляну» ещё меньше, чем в оповский игрек-генератор. Он даже попятился, услыхав такой приказ…

— И чья это идея? — возмутился Сенцов, отмахиваясь от мокрых веток и кусачих назойливых мошек. — Баран бы лучше придумал!

— Чш! — за спиною внезхапно встал Бисмарк, ухватил Сенцова за плечо и зажал ему ладонью рот. — Не ори — тут все всё слышат!

— М-мм… — мукнул Сенцов, силясь сказать «Отпусти».

— Старлей, эта идея — моя! — шёпотом заявила Звонящая и тут же нырнула в куст. — Прячьтесь! — шепнула она, а то попадёмся!

Прижатый Бисмарком, Константин лежал в кусту и видел, как мимо его носа движутся ноги, вставленные в тяжёлые грязные сапоги, слышал, как они хлюпают по раскисшей грязи и понимал, что это — немецкий патруль. Они прочёсывают лес — кого-то ищут, и автоматы их наставлены вперёд, на возможного врага. Сенцов затих — не шевелил и пальцем, ведь если его услышат — расстреляют всех!

— Так, Старлей, план меняется! — прошептала Звонящая, прячась около Сенцова.

Константин поспешил испустить вздох облегчения — они не отправляют его на кол… Но.

— Включай наручный флиппер! — сурово приказала Звонящая, и Сенцов испугался ещё сильнее — Репейник строго-настрого наказал не включать наручные флипперы до тех пор, пока не запахнет жареным по-настоящему, а то хроносбой какой-то будет.

— А? — булькнул Сенцов, желая напомнить Звонящей про наказ Репейника, но та, наверное, решила, что жареным уже запахло, и сдвинула брови.

— Давай, слизняк, не сиди! — шёпотом «крикнула» она, а прямо перед их носами хлюпали по мокрой траве тяжёлые сапоги патрульных. Их оружие напоминало пистолеты-пулемёты МР-38, но именно — напоминали: Траурихлиген уже перевооружил своих фашистов игрек-автоматами, замаскировав их под ординарные, немецкие.

— Та, ладно… — тихо фыркнул Сенцов, включая наручный флиппер дрожащей рукой: боялся, что обуглится, как сапоги Репейника.

— Сейчас мы тебя на «Весёлую поляну» пробросим! — заявила Звонящая, и Сенцов понял, что она не отказалась от идеи его угробить.

— Та они убьют меня… — Сенцов попытался отказаться сам, но Звонящая снова сдвинула брови.

— Ты дознаватель или слизень? — теперь она не крикнула шёпотом, а рявкнула, и Сенцову пришлось подчиниться начальнице.

— Есть, — булькнул он, мысленно прощаясь с жизнью. Его флиппер был уже включен, и показывал на экране красные цифры — дату и время, где сейчас находился Константин.

— Все включили флипперы? — осведомился Звонящая у Красного и Бисмарка, которые были веселы и бодры — им понравилась идея прокатиться на наручном флиппере… Плохая идея, одинако… безрассудная.

— Да, — ответил за обоих Красный. — Может, перестреляем этих патрульных? — осведомился он, маясь от временного безделья.

— Нет! — запретила Звонящая, а сама включила игрек-ноубук, загрузила карту местности, выискивая что-то. — Сейчас, я найду эту Катю по антропометрии, и мы к ней пробросимся!

— А… я? — решился спросить Константин… может быть, она передумает отправлять его к Траурихлигену, а разрешит спасать Катю вместе со всеми?

— А ты будешь Траурихлигена развлекать! — отрезала Звонящая, глядя не на Сенцова, а в экран игрек-ноутбука. — О, есть, нашла! — обрадовалась она, видя на виртуальной карте красную точку. — Всё, ребята, не теряем времени — проброс!

— Угу, — угрюмо кивнул Сенцов, нажал стартовую кнопку и погрузился в погибельный хаос хроноперегрузок.

* * *

Катя сидела в холодном подвале — в полной темноте, взаперти и одна. Кутаясь в прорванную местами ночную рубашку, она в панике и страхе вжималась в сырой угол и каждую секундочку ждала смерти. От голода она не могла подняться на ноги, а от холода — начала хлюпать носом. Иногда в толстой железной двери, которая отгородила её от свободы, с лязгом открывалось широкое и низкое отверстие и рука в перчатке заталкивала в него миску. По запаху Катя понимала, что это — макароны «Мивина», но от страха не могла подползти, схватить еду и поесть. Бедняжка никак не могла понять, куда она попала, что это за безумный мир — гибрид настоящего и прошлого, наполненный ожившими мертвецами??? Может быть, это чистилище? Катя умерла и попала сюда, а тот человек, Траурихлиген — это дьявол!

— Помогите! — закричиала Катя, собрав последние силы. — Спасите, я здесь! Кто-нибудь, на помощь!!!

Вокруг было безлюдно и тихо — ответило только глухое бездушное эхо. И холодная вода — её капли, стекая по булыжникам стены, противно капали за шиворот и заставляли мёрзнуть.

— Костя?.. — пискнула Катя и затихла, прислушиваясь. Тихо, нету Кости. Никого нету. Она одна и она тут просто погибнет… Почувствовав холодное приближение смерти, Катя уронила на коленки растрёпанную голову и залилась горькими слезами.

* * *

Звонящая освещала ступени фонариком и неслышно опускалась вниз, в могильный мрак подвала, где в одну из камер была заточена туристка Катя. Красный и Бисмарк следовали за ней, вооружённые автоматами — на всякий случай.

— Фу, сыро тут, как в гробу! — угрюмо буркнул Красный, хлюпая носом. — Схвачу тут с вами ринит!

— Цыц! — цыкнула на него Звонящая, не оборачиваясь, чтобы не оступиться. — Тут часовой!

Часовой торчал около последней, самой нижней ступеньки и, кажется, клевал носом, привалившись к шершавой сырой стене.

— Спит! — оценил Бисмарк. — Я спрошу у него дорогу!

— Валяй! — согласилась Звонящая, пропуская Бисмарка вперёд.

Часовой сопел и всхрапывал, поводя плечами и посучивая ногами во сне. Голова его, одетая в металлическую каску, падала на грудь — он даже не дремлет, а спит, ещё немного и он осядет на пол.

— Привет! — громко крикнул Бисмарк прямо в его сонное ухо и тут же столкнул часового с ног увесистой затрещиной.

— А? Что? Кто?? — испуганно заблеял сбитый часовой, барахтаясь руками и ногами, отталкивая всё дальше от себя свой автомат.

— Итак, — начал Бисмарк, поигрывая оружием. — В какой камере сидит туристка?

— А? Что? Не знаю… — спросонья залепетал часовой, дрожа и гулко стукаясь о пол своей каской.

— Какая из них камера туристки Кати?? — сурово напёр на часового крупногабаритный Бисмарк, указал толстым пальцем вперёд, на аккуратные ряды камер, и прижал его бедное горло к полу тяжёлым сапогом.

— Во-вот эт-та… — заикаясь и задыхаясь, просипел часовой, беспомощно ёрзая под ножищей Бисмарка, и слабо кивнул на ту дверищу, которая высилась по правую сторону.

— Отлично! — обрадовался Бисмарк и крикнул в темноту коридора:

— Братья, я нашёл!

— Супер! — отозвалась Звонящая, и они с Красным бесшумно выскользнули из мглы и приблизились к тяжеленной, запертой стальной двери, похожей на корабельную переборку.

Часовой попытался отползти в сторонку, чтобы скрыться с глаз, а потом — доложить о вторжении какому-нибудь начальнику, но получил от Звонящей удар по голове и тихо осел на каменный пол.

— Чего не оглушил, Бисмарк? — осведомился Красный, разглядывая замок. Кажется, открыть такой можно обычной скрепкой.

— Боялся проломить башку, — басом отозвался Бисмарк, ковыряя ботинком жвачку на полу. — Помнишь указ шефа про «безопасные экскурсии»? Кстати, Красный, твоё художество? — кивнул он на жвачку.

— Неа, Траурихлигена, наверное, — отказался Красный. — Он тоже «Дирол» любит!

— Так, братва, не мешаем — я открываю замок! — полушёпотом ругнула обоих Звонящая, возять в замке шпилькой для волос. — Шумите, как носороги, когда работать надо!

* * *

Катя сквозь собственный плач услышала за дверью чьи-то приглушённые голоса и затихла, слушая, что говорят. Очень странно говорят: что-то про «Дирол» и художество… Кто это? Неужели, они пришли убить её?? Катя ещё глубже вжалась в угол. Тут совсем негде спрятаться! А они уже ковыряют замок!

— Не-е-ет!!! — закричала Катя, закрывая перепачканными ладошками заплаканное личико. — Не трогайте меня!!

Дверь со скрипом и лязгом отъехала в сторону, впустив в тёмную камеру Кати яркие лучи страшного чуждого света. И в этих лучах двигались три жуткие фигуры, они приближались…

— Не-е-е-ет!!! Пожалуйста, не надо! — заливаясь слезами, умоляла Катя, а одна из фигур наклонилась к ней и сказала:

— Ну, чего нюни распустила? Давай, соберись, ты убегаешь!

Катя не шевелилась и тихо плакала, повернувшись лицом в угол.

— Кисель! — сообщила вторая фигура, принадлежащая Бисмарку. — Ну и нюня!

— Поднимайте её, время не резиновое! — скомандовала третья фигура, Звонящая. — Нас тут сейчас посцапают всех, пока она ныть будет!

— А поднимай — это я, — вздохнул Бисмарк, наклонившись, чтобы поднять Катю с пола и взвалить на плечо.

— Прочь! — взвизгнула Катя и замахала руками, отгоняя чудовище.

— Чёрт! — отшатнулся Бисмарк. — Да она мне чуть глаз не выбила! Чёрт!

— Так, отдохни немного, сестрёнка! — вмешалась Звонящая и оглушила Катю лёгким прикосновением к её похудевшей шее.

Катя всхлипнула, выпучила зрачки и бессильно осела на пол.

— Да, так лучше, когда она не двигается и молчит! — прокомментировал Красный, стоя в стороне.

— А от тебя вообще, один вред! — огрызнулся Бисмарк и взвалил Катю на плечо.

— Тихо! — шикнула Звонящая и медленно, бочком приблизилась к раскрытой двери. — Там кто-то есть!

— Блин! — шёпотом ругнулся Красный и прижался лопатками к стенке.

— Дошумелись! — константировал Бисмарк и тоже — затих.

Кажется, часовой что-то кому-то доложил, и теперь — во мраке коридора с фонарями шарили три фигуры, чьи руки заканчивались смертоносными МР-38. Игрек-МР-38.

— Так, придётся разделиться! — шепнула Звонящая, задвинулась в камеру Кати и бесшумно прикрыла дверь. — Вы вдвоём отвлечёте солдат, а я — вытащу Катю!

— Есть! — тут же согласился Бисмарк, вскинув автомат.

— Грязная работа — мне… — пробормотал Красный. — Но я, всё равно, не жалуюсь…

— Ребята, я что-то не понял! — в игрек-нушниках загремел обозлённый голос Репейника.

— А тебе чего? — осведомилась Звонящая, удерживая оглушённую Катю от падения холодный, грязный пол.

— Что я говорил про наручные флипперы? — рявкнул Репейник, беснуясь у себя в пробойной. Ему легко бесноваться — сидит на пятой точке и в ус не дует, а они под пули лезут, да едва не садятся на колья…

— Ты сначала настой точность на своей балде, и не пробрасывай нас в лес! — огрызнулась Звонящая. — А потом будешь давать вредные советы! Ты хотел, чтобы мы на карачках в Краузеберг чёртов ползли??

— Еленовские Карьеры… — поспешил поправить Репейник…

— Нет, здесь — Краузеберг! — настояла Звонящая, сатанея. — У них одни игреки да брахмаширасы, а мы должны сюда на карачках лезть! Мы с тобой прошляпили, и Траурихлиген проклятый превратил Еленовские Карьеры в Краузеберг! Сейчас, мы опять включаем наручные флипперы и пробрасываемся в нормохронос — хочешь ты этого или нет! — постановила она, решив закончить миссию сейчас и спасти всех и сразу. Кроме Сенцова — они его потом пробросят и тоже спасут.

— Постойте, ребята, не прыгайте… — Репейник на том конце, буквально взмолился, не давая им проброситься.

— Это ещё почему? — удивилась Звонящая, настраивая свой наручный флиппер на нормохронос.

— У меня тут с осциллятором проблемка… — нехотя пояснил Репейник. — В межсрезовом пространстве повиснете…

— Мой флиппер с осциллятором! — сурово отрезала Звонящая. — А сейчас, я вижу, аварийная ситуация!

— Нет! — устрашённо вспищал Репейник и даже скинул у себя что-то на пол, что зазвенело, рождая в передатчике противный свист. — Твой осциллятор недоработан! Помнишь мои сапоги??

— Чёрт… — огрызнулась Звонящая, отключив на время игрек-связь. — Ребята, придётся делиться. Мы пока что не можем вернуться домой.

— Блин… — буркнул Красный. — А я только подумал о том, какой сэндвич съем, когда вернусь…

— Всё, пошли! — Звонящая отдала приказ, и Красный с Бисмарком пошли вперёд, чтобы вступить в бой с фашистами.

Их было много — целый отряд, и Красный, который шёл впереди, притаился около высокой прохладной стены, подав знак Бисмарку, чтобы тот тоже замер. Бисмарк притаился, держа наготове тяжёлую базуку, чтобы пустить её в ход в любой нужный момент. Фашисты их искали — они не маршировали, как обычно маршируют, а крались, будто прочёсывая всё в поисках врагов.

— Бисмарк, ты стрельни в них разок и бежим! — решил Красный, высунувшись немного и наблюдая за ними, как они крадутся со своими игрек-автоматами. — мы должны отвлечь их от Звонящей!

— Не вопрос! — бесшабашно согласился Бисмарк, выпрыгнул из укрытия и пустил игрек-ракету в самую гущу серых солдат!

ВЖЖ! бахХ!! — ракета с воем просвистела в воздухе, врубившись в асфальт, взорвалась, расшвыряв немцев в разные стороны. Те, что выжили в этом взрыве, переполошились, разорались, принялись палить куда придётся.

— Вперёд! — крикнул Красный, выскочил из-за простенка и побежал вперёд, куда глаза глядят, мимо беснующихся фашистов, а за ним и Бисмарк побежал, стрельнув ещё один раз.

Немцы клюнули на них — паля из автоматов, пустились в погоню, а Красный и Бисмарк перебегали от одного дома к другому, убивая тех фашистов, которые оказались у них на пути. А их становилось всё больше и больше — услыхав выстрелы и взрывы, на них сбегались и съезжались на мотоциклах все патрули. В одной руке Бисмарк держал игрек-базуку, во второй — игрек-шмайссер и стрелял то из одного оружия, то из другого, отбиваясь от наседающих врагов. Красный был точно так же вооружён и тоже стелял, взрывая солдат, здания, дороги, машины…

* * *

Звонящая прислушалась и услышала рядом с собой только тишину и плаксивые всхлирывания очухавшейся Кати. Немцы клюнули на Красного с Бисмарком и гонялись за ними, бросив караулить и обыскивать магазин, и Звонящая решила потихоньку выбираться и уводить Катю.

— Так, Катя, пошли! — скомандовала она, взяв сенцовскую невесту за руку и таща её за собой, по осклизлым холодным ступенякам, вврех, к дневному свету. Она была одета в глупую ночную рубашку, а ноги Кати оказались босыми — неприглядный костюмчик для побега от фашистов, и Звонящая решила так: она найдёт немчика, сдерёт с него мундир и сапоги, и отдаст его Кате, чтобы та всё это надела.

— Куда мы идём? — спросила шатающаяся Катя, едва поспевая за быстро шагающей Звонящей.

— Домой, — негромко ответила Звонящая, выводя Катю из магазина на воздух. Катя зажмурилась, оказавшись на солнце — просидев в подвале, она отвыкла от света — и споткнулась обо что-то своей босой ногой.

— Ай… — Катя всхлипнула и захромала, застряв.

— Ну, что ещё? — фыркнула Звонящая, которая, присев за стеной магазина, уже высмотрела немчика для того, чтобы отобрать у него мундир. Немчику было лет восемнадцать-двадцать, и он шатался в одиночестве у подбитого мотоцикла. Наверное, но сурово навернулся с него и стукнулся головой — забацанный был, и весь в крови.

— Я не могу идти… — прохныкала Катя, показав на разбитый большой палец.

— Тьфу ты, чёрт! — ругнулась Звонящая, бросив немчика произвол судьбы. Зачем этой Кате мундир, когда она не может бежать? Чтобы тяжелее стала?? В рубашке её легче будет нести!

— Иди сюда! — Звонящая фыркнула и взвалила Катю к себе на плечо, чтобы донести её вон до того приземистого здания с высокими воротами, передохнуть там и так далее, пока не достигнет леса.

Катя заныла, повиснув, а Звонящая, пригибаясь под её весом, проворно выскользнула из укрытия и побежала по развороченной ракетами Бисмарка дороге к намеченному зданию. Тут не было живых немцев кроме того, забацанного — только трупы, горящая техника, воронки и камни. Живые немцы гонялись за Красным и Бисмарком, и Звонящая слышала в отдалении их стрельбу и голоса.

— Мне страшно… — проныла на её плече Катя, ворочаясь.

— А мне тяжело! — огрызнулась Звонящая, пробегая мимо полыхющего мотоцикла и задержав дыхание, чтобы не вдыхать мерзкий удушливый дым. Вверх вздымались языки горячего пламени, превращая воздух вокруг в духовку, а до намеченной постройки оставалось метров пять, когда за спиной послышался злой голос, похожий на лай:

— Партизан! Хальт! Хэндэ Хох!!

Рывком обернувшись, Звонящая поняла, что их заметил забацанный немчик и решил остановить, прицеливаясь из автомата.

— Сгинь! — ругнулась Звонящая, выхватила пистолет свободной от Кати рукой и тут же пристрелила проклятого фашиста, заставив его повалиться носом в грязь и умереть. Она прибавила скорости, пыхтя под весом Кати, и быстро оказалась около приземистой постройки, притаилась возле неё, переводя дух и оглядываясь в поисках врагов. Не увидев последних, Звонящая заскочила за высокую дверь и прикрыла её за собой, чтобы никто не заметил её и тяжёлую, ворочающуюся Катю.

Здание являлось конюшней — пространство врнутри него оказалось поделено на стойла, в которых храпели и фыркали потревоженные лошади. «Отлично!» — обрадовалась Звонящая вновь обретённому транспорту и направилась к ближайшему из стойл, где топталась крупная гнедая кобыла. Катя вяло ворочалась на плече Звонящей и тихо, жалобно стонала.

— Сейчас, сестрёнка, мы отсюда уедем! — сказала ей Звонящая и погрузила Катю животом на спину кобылы.

Убедившись, что Катя не свалится, Звонящая сама вскочила в седло, схватив поводья, и пришпорила лошадку каблуками.

— Вперёд, лошадь! — крикнула она, а кобыла взвилась на дыбы, рванула вперёд, сокрушив непрочные ворота конюшни, и понеслась через двор, расшвыривая всё, что попадалось ей под копыта.

Выскочив из здания конюшни, лошадь Звонящей налетела на кого-то и смяла под копытами, едва не сбросив седоков. Звонящая поняла, что это — немец попал под копыта лошади, его каска с лязгом покатилась по выбитому асфальту.

— Но! — Звонящая пришпорила лошадь, увидав, что смятый немец тут был не один — к конюшне подтянулся целый отряд. Лошадь поскакала быстрее, Катя, взвизгнув, вцепилась в ногу Звонящей своими холоными руками.

— Партизанен! Партизанен! — орали немецкме солдаты и мельтешили муравьями, палили, один швырнул гранату, промазал мимо быстроногой лошадки и попал в стенку полуразрушенного дома.

Граната взорвалась с огнём и громом, осколки едва не зацепили лошадку, а Звонящая всё пришпоривала и пришпоривала её, гоня к воротам. Оглушённая взрывом, Катя заболталась беспомощной куклой и это хорошо: не мешает направлять лошадь и отстреливаться. Пули свистели над головой, одна даже сшибла со Звонящей игрек-очки. Но Звонящая не сбавляла ход — бросив кобылу в сумасшедший галоп, она неслась через изувеченный парк к городским воротам. Позади ревели мотоциклы — немцы преследовали и палили, пытаясь подбить лошадку. Катя стукалась руками в крутые лошадиные бока и опасно качалась, грозя свалиться. Над головой снова просвистела очередь, а за спиной послышался рёв мотора — немцы гнались за ней на мотоцикле и стреляли, и тогда Звонящая вызватила свой автомат и пальнула назад ответной очередью, вышибив из коляски стрелка. Стрелок, убитый, покатился кубарем, но водитель остался в седле, продолжал погоню, лихо поворачивая мотоцикл попятам за лошадкой Звонящей. А кроме того — он вытащил пистолет и принялся с хлопками палить, пытаясь пристрелить лошадь и сбросить Звонящую с Катей на каменистую землю.

— Чёрт… — фыркнула Звонящая, пустила вторую очередь, не глядя. Мимо водителя она промахнулась, зато пробила переднее колесо мотоцикла, из-за чего он завихлялся, съехал в кювет, опрокинулся и загорелся. Впереди показались контрольные будки и шлагбаум — выезд из города, к которому и направляла Звонящая свою быстроногую лошадь. У выезда собрались часовые — решили их задержать, но Звонящая только пришпорила лошадь, заставляя её скакать прямо сгрудившихся солдат. Закинув автомат за спину, Звонящая сжала поводья лошади одной рукой, а второй — придерживала Катю, чтобы та не слетела и не размазалась о дорогу. Лошадь мчалась бесноватым галопом, храпя и потея, смяла ещё солдата и ещё…

— Опускай! Не дайте им уйти! — бесновались часовые на выезде, расхватывали оружие, поняв, что Звонящая не остановит лошадь, а будет переть до тех пор, пока не передавит их всех и не вырвется в лес. Один часовой в бешеном темпе вращал ручку, опуская полосатый шлагбаум, чтобы создать бешеной лошади суровое препятствие.

— Ха-альт! — другой солдат, наверное, храбрый, выскочил вперёд и заревел бешеным голосом, выпятив впереди себя автомат, надеясь остановить беглецов.

Звонящая не собиралась сдаваться — она обязана спасти сенцовскую Катю.

— Но! Пошла! — закричала она, крепко пришпорив кобылу каблуками.

Лошадь заржала, ускорила галоп, смяла под собой этого бесполезного героя и ринулась дальше, давя и разгоняя других часовых — скакала прямо на опущенный шлагбаум…

— Но! Вперёд! — подгоняла её Звонящая, кобыла испустила истошное ржание, на скаку перемахнула шлагбаум широким прыжком и рванула прочь по раскисшей грунтовке. Сбитые немцы катились по грязи и исчезали в хаосе растительности.

— Догнать, расстрелять! Стоять! — свирепствовали позади крики фашистов и тонули в рёве мотоциклетных моторов.

Бросив быстрый взгляд назад, Звонящая поняла, что отставать они не собираются — будут преследовать до тех пор, пока не схватят или не застрелят! Главное, чтобы они не зацепили Катю!

— Держись, сестра! — сказала Звонящая неподвижной Кате, перехватила поводья левой рукой, а правой подняла автомат.

Немец на головном мотоцикле так и гвоздил, пули свистели под копытами кобылы, врубались в дорожную грязь…

— Получай! — выдохнула Звонящая, вдавила курок и одновременно повернула кобылу с дороги в лес.

Автомат Звонящей прострекотал очередью, и переднее колесо головного мотоцикла получило пулю, с грохотом лопнуло, сбив мотоцикл с пути. Он выполнил неуклюжий вираж, слетел с дороги и покатился кубарем, расшвыривая грязь. Загорелся, пуская снопы пламени и на лету врубился в два следующих мотоцикла, накрыв их огненной волной. Над лесными верхушками грохнул взрыв, жгучий ветер опалил Звонящей спину и затылок… Несомый ветром, горячий пепел поджигал листья. Кобыла, храпя, неслась вперёд, рассекая густые заросли, Звонящая оглянулась снова и увидела посреди дороги ревущий пожар и немецкие мотоциклы, которые, не успевая затормозить, влетают в него и тут же взрываются, наполняя воздух адским громом и вонью горелой резины. Всё, погоня захлебнулась — они нескоро расчистят этот полыхающий завал — можно дать отдых и кобыле, и Кате, и самой себе.

— А… а… — блеяла, приходя в сознание Катя и слабенько возила руками по крутому кобыльему боку.

— Тихо, сейчас, мы тебя домой пробросим! — сказала ей Звонящая, натягивая вожжи, чтобы кобыла сбавила ход.

— Кто вы такие? — пролепетала Катя, сделав попытку сесть, но не смогла и осталась лежать животом поперёк лошадиной спины.

— Мы — друзья Стралея, то есть, Сенцова, — негромко ответила ей Звонящая, не забывая смотреть по сторонам и выискивать возможную погоню. Кажется, погони нет, и лес вокруг спокоен. Мирно шевелятся на утреннем слабом ветерке разлапистые древесные ветви, птицы свистят, чирикают, выкрикивают и напевают…

Небыстро рыся, лошадка удалялась в заросли, переступая ямки, перескакивая узкие, быстрые ручьи которые то и дело попадались на пути. На толстую ветку сосны выпрыгнула рыжая белка, понюхала воздух, сгрызла орех и спряталась вновь.

— Куда вы меня везёте? — спросила Катя — уже громче.

Звонящей не очень нравилась разговорчивость туристки — шумит, её могут услышать.

— Тихо! — шикнула на Катю Звонящая, не опуская автомат: а вдруг гомон туристки уже услышан, и немцы потихоньку окружают их?

— Куда?.. — начала Катя, барахтаясь ногами.

— Цыц! — отрубила Звонящая, едва удержав себя от оплеухи, которая бы оглушила туристку и заставила бы её замолкнуть.

— С-скажите… — Катя не желала замолкать, а всё тиранила своими глупыми вопросами. — Эрик — это Траурихлиген?

— Как ты мне надоела… — тихо фыркнула Звонящая и легонько доторонулась указательным пальцем до Катиной шеи. — Поспи, сестрёнка, тебе полезно, — сказала она, видя, как Катя обмякла и повисла в седле, на время вернув тишину.

* * *

Константин Сенцов боялся. Звонящая дала ему умопомрачительное задание — проброситься на «Весёлую поляну», появиться перед разъярённым Эрихом Траурихлигеном и отвлечь его на себя до тех пор, пока товарищи не вызволят Катю. Он никогда не вернулся бы к Траурихлигену после того, как чудом спасся с самого кола, но ради Кати он был готов вернуться хоть, в ад, лишь бы она осталась жива. Он морально приготовился к встрече с дьяволом и, пробросившись… Застопорился, стоя в высокой жухлой траве по колено, потому что адский проброс дезориентировал его. Сенцов не понял, куда попал — трава повсюду, а когда улеглась боль и тошнота — вдруг увидал перед собою солдата. Сенцов вздрогнул от страха, и тут же осознал: солдат стоит к нему спиной, смотрит на утыканный кольями «весёлый» холм, а сам Сенцов попал на самую окраину страшной поляны Траурихлигена и оказался под защитой куста. Он видел и Траурихлигена — кровожадный генерал бесновался, а солдаты, которые готовили Константину кол испуганно озирались, не понимая, куда делся приговорённый. Траурихлиген в отличии от них прекрасно понимал, что Сенцова пробросили в нормохронос — и от этого всё сильнее злился. Сенцов собрал в кулак всю храбрость — Эрих вытаскивает из кармана смартфон, чтобы звонить своим приспешникам и требовать привести на кол бедную Катю — чтобы она приняла мучительную смерть вместо Сенцова. Константин этого не допустит, и поэтому он выпрыгнул из куста, навернул ногой ничего неподозревавшего солдата и громко крикнул, наступив на его оглушённое тело:

— Эй, фашист, я здесь!!

— А? — Траурихлиген поднял свою злобную голову, скрежеща зубами, заметил Сенцова, как тот пинает солдата… — Ну, сейчас я с тобой разберусь! — зарычав, он моментально отобрал у ближайшего к себе фашиста автомат и принялся стрелять в Сенцова очередями, пытаясь убить. Пуля угодила Сенцову в руку, больно оцарапав, Константин решил бежать, и следующая пуля ударила его между лопаток, задержавшись в игрек-броне.

— Ай! — Сенцов сбил дыхание, ощутив тяжёлый удар и с размаху рухнул в грязь, едва её не нахлебавшись.

— Хватайте этого слизня! — рычал позади него Траурихлиген и бежал громадными скачками, стремительно приближиясь. За спиною Константина собрались солдаты, ухватили его за руки, оторвали от земли, водворив на ноги. Но Сенцов решил им не сдаваться — навернув одного кулаком, он вырвался, саданул второго ногой в живот и побежал, куда глаза глядят. Впереди были кусты, высокие травы, снова кусты… С размаху Константин врубился в заросли и забился в куст, скрылся в его густой листве и затих.

— Так, сейчас поохотимся на партизанчиков! — долетел до него хищный смешок Траурихлигена, Сенцов чуть выглянул и увидел, что фашист продирается сквозь кусты туда, к нему, с пистолетом-пулемётом «МР-40-игрек» в руках…

Сенцов замер, прижавшись к земле, однако знал, что земля всё равно его не спасёт — Сенцову надо снова бежать…

Константин вскочил на ноги и рванул куда-то, куда смотрели его вытаращенные глаза.

— Он здесь! За ним! — неприятно заорал за спиною его Траурихлиген, лязгая оружием — Догнать! Расстрелять!

За спиною топотали десятки шагов — солдаты бежали за Константином по пятам и стреляли, стреляли, не переставая. Сенцов чувствовал, что не сможет так долго удерживать сумасшедшую скорость: выдохнется, да и корней здесь полно — можно запросто споткнуться и сделаться лёгкой добычей. Ботинки утопали в илистой грязи, Константин бежал всё медленней, потому что становилось трудно отдирать ноги от земли. Сшибая грудью и поцарапанными руками высокую осоку, Константин выполнил прыжок и… ПЛЮХ! — проревела грязная вонючая вода и Сенцов погрузился с покрышкой, наглотался, пошёл к далёкому погибельному болотному дну… «Русальная елань!» — пронеслось в бедной утопающей голове.

— НЕЕЕТ!! — заорал Сенцов, пуская в густой жиже пузыри, растерял последний воздух и принялся судорожно болтать конечностями, стремясь всплыть. Коленки коснулись холодного мокрого ила на дне, а голова… вдруг выпрыгнула на поверхность! Воды оказалось по колено, Константин ощутил дно и какой-то камень, который неприятно впился в ногу. Встав, Сенцов отплевался от противной горькой жижи и огляделся вокруг. Деревья, камыши, камыши, деревья, какая-то птица выскочила из-за ближайшего косматого куста… Неужели они отстали?? Решили, что Сенцов утонул? Испугались елани? Или прячутся?? Константин вдруг понял, что возвышается по колено в воде, как на ладони — его заметят и за километр, если он и дальше будет так торчать… Пригнувшись ниже, к самой воде, Константин осторожно встал на четвереньки. Затхлая тина вокруг него отвечала негромким чавканьем и Константин замер, чтобы не создавать лишний шум. Птицы свистят, лес шумит… Плещет дурацкое болото…. Кажется, человечьих звуков нет — безопасно, можно тихонечко ползти во-он к тем камышам: они достаточно густы для того, чтобы в них скрыться… Загребая воду руками, Константин медленно-медленно, как могла бы ползти большая черепаха двинулся через болото туда, в густую заросль, которая скроет его с вражеских глаз и спасёт… На время. Скоро Бисмарк и Красный отобьются от преследования и придут за ним. А пока Сенцов пересидит тут, под защитой длинных толстых листьев.

Ноги скользили по дну, и Сенцов, передвигаясь, рисковал плюхнуться и снова уйти под воду с покрышкой. Аккуратно удерживая зыбкое равновесие, он добрался до кромки воды и вылез на низкий грязный бережок, густо усаженный камышом и осокой. Под ногами торчали утиные гнёзда, и Константин обходил их, как мог, но дикие утки, которых тут оказались миллионы, с гвалтом и свистом вырывались в воздух, хаотично кружились, выдавая его, а некоторые даже больно клевались.

— Кыш! Да кыш ты, господи! — гонял их Сенцов и махал руками, как бешеная мельница.

Забравшись поглубже, мокрый и поклёванный Константин уселся в гуще болотной зелени, пристроился, где посуше, чтобы поменьше мёрзнуть, и затих. Утиные стаи кружились над осквернённым своим убежищем и голосили, свистели крыльями, трещали. Да, кажется, Сенцову недолго тут сидеть — из-за проклятых уток его могут обнаружить, поэтому надо тихонько выбираться и искать остальных самому.

И вдруг Константин Сенцов заслышал шорох. Нет, это не утки и не ветер, это — кто-то пробирается к нему, ломая камыши! Человек! Только человек мог издавать такой тяжёлый шум, вламываясь в заросль! Чёрт! Сенцов не на шутку испугался: неужели, это солдаты Траурихлигена так быстро вычислили его по уткам??? Надо бежать! Или прятаться?? Или бежать??? Бежать!

Константин выскочил из засады, рванул вперёд наугад и… Столкнулся нос к носу с человеком.

— А-а-а!! — взвизгнул Сенцов, потому что в руках человека ему сразу же представился погибельный автомат.

Человек отшатнулся от Константина, как от волка и застыл, оглядывая его круглыми глазами. Сенцов тоже застыл, ожидая расстрела, и в свою очередь, оглядывал незнакомца. Нет, это не Траурихлиген, и не солдат Траурихлигена — кто-то другой, хотя и затянут в какой-то серый мундир, но он и не немец и вообще, какой-то странный. Тощий, высохший, обветренный, глазки прищурены, а носик крохотный, будто бы у первоклассника.

— Ру-ру-русалка… — этот тип шепелявил по-русски и ещё — его костлявые руки тряслись, а острая нижняя челюсть дрожала.

— Русалка? — Константин удивился. Он ожидал услышать: «Стой!», «Руки вверх!», «Расстрелять!», но никак не о русалках. — Послушайте… — пробормотал он и поднял руку, чтобы поскрести затылок. На мокром и грязном рукаве Сенцова повис косматый клок тины.

Глаза незнакомца расширились ещё больше. Казалось, он даже перестал дышать, вперившись в эту тину. Он только вздрагивал и булькал, бледнея, а его трясущаяся рука никак не могла нащупать на поясе кобуру.

— Не… — начал Сенцов, попытавшись сказать: «Не бойтесь», но незнакомец отпрянул назад, намереваясь сбежать.

— Русалка-а-а-а!!! — истошно завопил он и задал такого стрекача, что Константин даже не заметил, когда его пятки скрылись в ближайшем кусту.

— Чёрт! — ругнулся Константин, стряхивая с себя дурацкую тину и грязь.

Сенцов решил выбраться из камышей и отыскать хотя бы Красного, но вдруг в его воротник кто-то жёстко вцепился и с силой дёрнул, из-за чего Константин потерял равновесие и едва не полетел в воду.

«Русалка!» — выдал дурацкую информацию закипающий мозг, и Константин рывком обернулся, силясь увидеть, что это за такая «русалка».

Некто дёрнул воротник ещё раз и сильнее, Сенцов опрокинулся на спину, больно навернувшись о какой-то камень. А тот, кто его поймал, проволок Константина по грязи, выпер из камышей и швырнул, словно мешок. Константин зажмурил глаза, чтобы их не залепила грязь, и тут же услышал над собой знакомый голос:

— Думал, что удрал, да? Евстрат тупой, решил, что ты — русалка! А что ещё можно ожидать от деревенщины? Но я-то сразу понял, что этот обрубок обнаружил тебя!

Смахнув ладонью грязь с лица Константин разлепил глаза и понял, что попал в беду. Оказалось, что он лежит на спине, на дне неглубокой сырой ямы, а над ним скалою возвышается Эрих Траурихлиген. В руке Траурихлигена сверкал автомат, но он не целился, а просто держал его и говорил:

— Я и не ожидал, что ты решишь вернуться, слизняк! Видимо, не такой уж ты и ничтожный… Ну что ж, я с удовольствием уничтожу тебя! Выдрать это чучело из ямы и отвести обратно, на кол! — приказал он кому-то, кто стоял за его спиной, и тот час же над Сенцовым нависли два солдата. Они схватили Константина под мышки, грубо выволокли из грязи и грязной воды и водворили на ноги.

— Шагай! — каркнул один, и Сенцов поплёлся послушной марионеткой, потому что в спину упёрлось твёрдое металлическое дуло.

— Наверное, ты хотел спасти Катю? — со злорадной улыбкой осведомился Траурихлиген, поигрывая автоматом перед сопливым носом Сенцова.

— Да! — храбро ответил Сенцов, выпятив грудь, потому что понял, что ему больше нечего терять. Он отвлечёт на себя Траурихлигена, а его верные товарищи пока проберутся в Еленовские Карьеры и спасут Катю. Сенцов пожертвует собой, но Катя сможет оказаться дома и… Вернуться к бухгалтеру… Вот, что значит «искупить вину», ведь Константин сам наградил свою бывшую невесту остаточными молекулами!

— Да? — ухмыльнулся Траурихлиген. — Так вот! — сказал он, будто вколотил. — Сначала на кол отправится Катя, а ты посмотришь, как она мучается и послушаешь, как она кричит! И только после этого на кол отправишься ты сам! Понял, турист?

— Нет! — взвизгнул Сенцов, рванулся в крепких руках солдат и тут же почувствовал что-то внутри себя, что заставило его рывком присесть, дать одному солдату подсечку, сшибить второго кулаком и накинуться на проклятого Траурихлигена, с абсолютно неестественной для себя адской злобой. Победить или погибнуть! Константин прыгнул, одновременно выбросив вперёд правую ногу.

— За Катю! — выдохнул он, и тут же был схвачен стальной рукой и повергнут в ту же холодную грязь, из которой его недавно подняли. Траурихлиген легко перехватил ногу Константина в полёте и опрокинул Сенцова на лопатки. Перед своим носом Константин увидал два автомата, и сдался окончательно.

— Что-то в тебе не так! — проворчал Траурихлиген, глядя на побеждённого Константина сверху вниз. — Раньше ты был куда слабее и трусливее… Что-то ведь оп запихал тебе в мозги… — Траурихлиген схватился за свой подбородок, а потом вдруг растянул страшную ухмылку и злорадно сообщил:

— Вот что, турист, я передумал! Я не буду сажать тебя на кол!

Стыдно признаться, но, услышав о помиловании, Константин Сенцов испустил незаметный ни для кого вздох облегчения.

— Ты посмотришь, как протыкают Катю, а потом — я поставлю на тебе пару троек занимательных опытов! — радостно говорил Траурихлиген с видом победителя и властелина. — Поднимите его! — приказал он солдатам и достал из кармана смартфон.

Траурихлиген набирал какой-то номер, а Константин, во второй раз поднятый на ноги и взятый на прицел, тупо смотрел в землю, на бесполезные жёлтые лютики, слышал, как свистят над его бедной головою злые птицы и ни о чём не думал. Всё, он погубил Катю — что теперь думать о собственной жизни? Зачем она, эта жизнь? Чтобы прожить её с вечным позором?

— Баум! — бодро сказал Траурихлиген в трубку навороченного своего смартфона. — Выволоки из подвала туристку, и пускай её привезут на «Весёлую поляну»! Кстати, можешь и сам приехать! Обещаю тебе, что будет очень весело!

Сенцов растерялся. Он тупо топал и не знал даже, что делать. Если он набросится на кого-нибудь на «Весёлой поляне», когда привезут Катю? Из этого ничего не выйдет — Сенцова просто оттащат, а Катя погибнет… Но, стоп! Кажется, Траурихлиген не знает, что Сенцов тут не один! Хоть бы Звонящая успела забрать Катю! Только Катю, ведь Сенцов и так уже потерян… Кажется, для опа это нормально — сколько раз Красный трещал про гибель дознавателей!

Глава 168 Операция «Хамелеон»

— Фух-х! — отдувался Красный, запрятавшись под кучей тряпья. — Ну и ну, давно я так не бегал!

— Мы с тобой два метра пробежали, Красный! — огрызнулся Бисмарк, перезаряжая немецкий пистолет-пулемёт. — Только хвост мохнатый! — определил он, на минуту высунув нос на улицу и увидав, как по всем заулкам шныряют солдаты, обшаривают, обыскивают!

— Толпа? — осведомился Красный.

— Толпа, — кивнул Бисмарк, шёлкая оружием. — Нахрапом не прорвёмся — надо пустить хамелеона!

— Давай искать клиентов! — бодро согласился Красный и тоже аккуратно выглянул наружу, высмаривая какого-нибудь одинокого солдата, который мог бы оказаться недалеко от них.

«Клиент» был налицо: высунувшись, Красный заметил, как вдоль стены конюшни, оглядываясь, и прижимаясь к ней лопатками, небыстро крадётся солдатик. Судя по его прыщавенькому личику, сопливому шмыгающему носику и дрожащим тощим коленкам — ему едва исполнилось лет восемнадцать, и «образцовой храбростью» эсэсовца он явно не выделялся. Продвигаясь и зачерпывая сапогами грязь, он то и дело резко вскидывал автомат, направляя его на несуществующие цели, а его бледные ручки при этом тоже дрожали, как и коленки.

— Ага! — кивнул Красному Бисмарк, тоже заметив этого трусливиго новобранца, для которого, очевидно, этот небольшой бой был первым в жизни. — А вон второй! — Бисмарк кивнул головою вперёд и слегка влево, Красный проследил его взгляд и заметил, что недалеко от солдатика крадётся высокий и тощий лейтенант с суровым лицом, на котором сильно выделялся длинный нос. Сейчас, они подойдут поближе, и можно будет начинать операцию «Хамелеон»…

И тут на левой руке Красного меленько завибрировал игрек-передатчик, специально поставленный на беззвучный режим. Быстро глянув на маленький экран, Красный увидел, что его вызывает Звонящая, и забился в самую глубь конюшни — чтобы солдат и офицер не услышали, как он разговаривает.

— Приём! — строго сказала Звонящая, едва Красный нажал кнопочку приёма вызова.

— У нас тут небольшая засада, сестра! — пропыхтел Красный, а Бисмарк тем временем настиг сопливого солдатика и врезал ему кулаком по голове.

— Удирайте, я вывезла Катю! — сообщила Звонящая. — Включите маяк, когда выберетесь из города! Конец связи!

— Включим, если нас не издырявят! — фыркнул Красный, отключая игрек-связь.

Бисмарк уже «оприходовал» и вторую жертву — напал на носатого лейтенанта, и тому врезал кулаком по голове. Лейтенант охнул и растянулся на песке, а Бисмарк повернул голову и шепнул Красному:

— Готово!

— Звонящая отзвонилась! — шепнул в ответ Красный, подбираясь ближе к Бисмарку, а Бисмарк ухватил лейтенанта за ноги, оттащил с глаз и присоединил к неподвижному солдату.

— Туристка спасена! — продолжал Красный, осматривая обоих пленников и выбирая, в чей мундир ему лучше нарядиться?

— Так чего мы ждём? — проворчал Бисмарк, стаскивая сапоги с ног лейтенанта. — Давай, переодевайся, время не резиновое! Кстати, этот — твой! — кивнул он на лейтенанта, под глазом которого расплывался фингал. — У него лапки, как у Золушки, а у меня — сорок седьмой размер!

— Окей! — согласился Красный, переместился к офицеру и принялся стаскивать с него китель.

— Чёрт, лапти жмут! — фыркнул Бисмарк, отшвырнул сапоги солдата и надвинул обратно свои берцы. — Чай, не заметят!

— Мне тоже жмут! — проворчал Красный и тоже вернул берцы своим ногам. — Кажется, здесь у всех фрицев мелкие лапки!

Немецкие мундиры сороковых годов и современные берцы с толстенной подошвой — да, видок экстремальный, но тут это ничего, тут многие в берцах — это же дурацкое хноросбойное время!

Оба пленника — и солдат, и офицер — оставались оглушены, и неподвижно, тихо лежали, пока Бисмарк с Красным освобождали их от формы и вязали им конечности толстой верёвкой. Прикрутив пленников спинами друг к другу, Бисмарк отволок их в дальний тихий угол, а Красный присыпал сеном для лошадей.

— Ну, как там, снаружи — путём? — осведомился он у Бисмарка, который осматривал окрестности, выглядывая из-за стены конюшни, и видел перед собою задний двор райкома, сарай для всякого хлама, бывший магазин в отдалении, а так же сонмы снующих фашистов.

— Путём! — отозвался Бисмарк и призывно махнул рукой. — Пошли!

Красный тоже осторожно выглянул из конюшни и внимательно осмотрел пыльную улицу, где под злым солнышком так и шныряли фашисты.

— Можно! — решил он и выбрался из укрытия вслед за Бисмарком.

— Притворяйся одним из них! — предписал Красному Бисмарк, снял с плеча «дарёный» автомат и тоже принялся шнырять и заглядывать в окна подвалов, словно бы пытался там кого-то найти. Красный сделал то же самое: неплохая маскировка — он даже чертыхался по-немецки, как чертыхаются фрицы.

— Ахтунг! Партизан! — внезапно под злым солнышком загремел трубный и очень сытый глас.

Красный рефлекторно поднял голову и тут же заметил неподелёку невысокого перекормленного эсэсовца, который поднял сдобную руку с вытянутым указательным пальцем и уверенно указывал… прямо на них с Бисмарком!

— Бисмарк! — заволновался Красный, чуя, что их маскировка провалилась и пора прятаться, иначе обоих сейчас превратят в решето…

— А? — буркнул Бисмарк, обернулся и понял, что дело дрянь: толстяк орёт, сдирая с ожиревшего плеча автомат, и на его вопли отовсюду тараканами лезут другие немцы!

— Бежим! — Бисмарк дёрнул Красного за рукав кителя, завернул за первый попавшийся угол и задал стрекача, куда глаза глядят.

— Как он нас узнал? — ныл Красный и топал, спотыкаясь, так как не имел таких же длинных ног, как Бисмарк.

— Чёрт его знает! — огрызнулся Бисмарк и выстрелил из автомата, потому что из переулка возник фриц и тоже собрался стрелять.

Убитый, фриц рухнул, однако за ним уже топотали ноги и гвоздили автоматы: немцы пустились в погоню. Бисмарк, не сбавляя шага, петлял по узким улочкам, среди уцелевших и разрушенных домов, стараясь затеряться в их хаосе. Однако это оказалось непросто: немцы, словно из-под земли возникали то слева, то справа — Бисмарк и Красный только и успевали стрелять, вовсю нарушая Директиву безопасных пробросов только для того, чтобы кровожадные фашисты не застрелили их самих!

— Хальт! — раздался офицерский голос, и Красный с Бисмарком застопорили ход. Отряд из десяти фашистов внезапно заступил им путь, и комаедир его, в ранге капитана, приказывает обоим бросать оружие и сдаваться в плен.

— Вы арестованы! — раздалось за спиной, Красный обернулся и полнял, что их окружили. Позади тоже вырос отряд, напрочь отрезав путь к отступлению.

— Красный, в подвал, быстро! — Бисмарк вцепился в воротник Красного словно клешнёй, и со всех ног побежал к полуразрушенному дому, к чёрной дыре, которая зияла в его сером ободранном фундаменте.

Красный и пикнуть не успел, как Бисмарк своей силищей поднял его за шиворот и, буквально, закинул в эту дыру, запрыгнув за ним и сам.

— Ай! — пискнул Красный, потому что в темноте не успел сгруппироваться и больно стукнулся обо что-то неровное и твёрдое.

— Да не ной ты, бежим! — рявкнул Бисмарк и снова потащил Красного — к пятну света, что маячило где-то впереди.

Красный топал по инерции, то и дело спотыкаясь о какой-то невидимый во мраке хлам, наваленный под самыми ногами.

Проскочив подвал насквозь, они оказались на неширокой, мощёной булыжниками площади, окружённой домами. Тут пока не видно было немцев — только в стороне маячил рынок, а неподалёку дремал неказистый ослик, впряжённый в большую грубую телегу, гружёную сеном.

— О, а вот и джип! — обрадовался Красный, рванул прямо к этому ослику и ловко запрыгнул в телегу, заставив её заскрипеть. За Красным грузно впрыгнул Бисмарк, а ослик даже не шелохнулся — продолжал безмятежно дремать.

— Не думаю, что мы на нём далеко уедем! — скептически фыркнул Бисмарк, отстреливая из автомата тех фашистов, которые лезли за ними через подвал.

— Смотри, как ездят настоящие ковбои! — хвастливо заявил Красный и, издав громогласный клич, с размаху хлестнул вожжами ослиную спину.

— Иа-аа!! — бешеным голосом заорал осёл и помчался по мостовой, вышибая подковами трещащие яркие искры.

— Ай! — вскрикнул Красный, не ожидав такого фантастического эффекта, не удержался и полетел на дно телеги, выронив вожжи.

— Вожжи хватай, «ковбой»! — крикнул Красному Бисмарк, а сам, едва держась за занозистый бортик, поднял автомат и пустил очередь по бегущим за ними фашистам.

— Окей! — отозвался Красный, сумел подняться на ноги, схватил вожжи… но тут же понял, что управлять этим сумасшедшим ослом не так-то просто… Не слушаясь ничего, испуская истошные вопли, осёл галопом скакал прямо к торговым рядам, что маячили впереди.

— Куда ты прёшь?? Отворачивай! — в ужасе завопил Бисмарк, обернувшись на секунду и увидев, что их неказистая повозка, распугивая всё живое, прёт прямо на рыбную палатку.

— А-аа-аа! Я не могу-ууу! — взвизгнул Красный и закрыл голову руками, потому что осёл на полном скаку снёс палатку и помчался дальше, едва не подбив копытом визжащую в испуге торговку.

Вонючая скользкая рыба посыпалась прямо на головы. ЛЯП! ЛЯП! — Красный только и успевал отбрасывать от себя карпов и карасей, потому что надо было смотреть на дорогу… которой не было. Позади чертыхался Бисмарк и, кажется, выронил автомат, а перед Красным маячили лишь ряды, палатки, и кричащие, мечущиеся люди… Изо всех сил Красный тянул вожжи, но проклятый осёл и не думал слушаться — скакал напролом и лишь крушил и подбивал людей, среди которых попадались и вооружённые автоматами немцы.

— Ха-а-альт!! — заревел один из них, отпрыгнув в сторону и схватив с плеча автомат, а вокруг него катились яблоки, валились прилавки, капуста, лопаты, гробы и вдребезги разбивались бесчисленные яйца…

— Да выводи же его!! — рычал Бисмарк, пригибаясь за ободранный бортик телеги, потому что окаянный подбитый фриц невмеямо палил, расстреливая всех, кто рискнул выскочить под его прицел. Позади уже ревели моторы: это через развороченный рынок мчалась на мотоциклах шальная погоня. Немцы стаскивали с плеч автоматы и принимались гвоздить… куда попало. Они никак не могли прицелиться в беснующуюся по торговым рядам мишень, однако над ухом Красного жутко свистели пули.

— Стреляй в них!! — орал он Бисмарку, дёргая бесполезные вожжи.

— Нечем… Чёрт… Рыба проклятая!! — огрызался Бисмарк, пригибаясь и шаря руками по дну телеги и в сене — авось, что найдёт? — Рули давай, Шумахер!

— Да я пытаюсь… — оправдывался Красный, ведь их безумный транспорт никак не подчинялся «рулю».

Осёл всё носился, сея хаос разрушений, а потом вдруг вылетел с рынка и с бешеным гвалтом помчался неизвестно куда.

— Ура! — вдруг обрадовался позади Красного Бисмарк. — Вот это — другое дело!

— Ты что, выиграл лимон баксов в «Семейное лото»? — осведомился Красный, даже не пытаясь направлять шальное движение безрассудного осла — всё равно тщетно.

— Пулемёт! — довольно заявил Бисмарк и водрузил на хилый бортик тяжёлое оружие. — Хватайте пять! — крикнул он тем немцам, которым удалось на своих мотоциклах вырваться из развалин рынка и продолжить погоню. Они палили из автомата, а в крепких руках Бисмарка застрекотал немецкий пулемёт «MG-34».

ТРА-ТА-ТА-ТА!! — и относительно ровный строй мотоциклов смешался, один из них, объятый пламенем, завихлялся, повалился на бок, заставив остальные врезаться в себя.

Бах! — прогремел взрыв, а заним — ещё один, и Бисмарк довольно хохотнул, видя, как все мотоциклы свалились в полыхающую кучу, взрываясь один за другим.

— Супер! — одобрил Красный, тщась укротить строптивого осла.

Осёл пёр к лесу, и впереди уже показались полосатые контрольные будки поста и разломанный в щепки шлагбаум, вокруг которого сгрудились фрицы.

«Кто-то до нас тут же побывал!» — подумал Красный.

— Пригнись! — тут же заревел ему Бисмарк.

И, едва Красный упал на гниловатое дно телеги и прикрыл голову руками, Бисмарк развернул пулемёт и пустил плотную очередь, скосив всех немцев, кроме одного, который стоял скраю. Немец потянулся, было, за автоматом, но тут же получил удар крепким подкованным копытом и отлетел в кусты.

— Иа-аа-аа! — продолжал вопить осёл и по ухабам грунтовки мчался в лес.

— Держи-ись! — Красный вцепился в бортик изо всех сил, потому что на камнях и выбоинах скрипучую телегу швыряло, как парусник в девятибалльный шторм.

— Чем ты его стукнул, Красный? — пыхтел Бисмарк и тоже едва держался.

— Да ничем! Вожжами, и несильно! — заныл Красный, а ослу вдруг надоело скакать по дороге, и тот решил свернуть с неё в лес. Совершив стремительный скачок рысака, он спрыгнул в заросль кустов, сминая их копытами. ХРЯСЬ! — задними колёсами телега жёстко налетела на упавший ствол, перекосилась и перевернулась. Осёл прянул в сторону, освободившись от упряжи, Красный с Бисмарком не удержались, вылетели из разрушающейся телеги и покатились в глубокий овраг, больно ударяясь и набивая шишки.

ПЛЮХ! — подняв столбы брызг, Бисмарк с размаху плюхнулся в неглубокое стоячее озеро, что покоилось на дне оврага. ПЛЮХ! — рядом с ним плюхнулся туда же и Красный.

Осёл же, выскочив на широкую поляну, застопорил бешеный ход и принялся мирно щипать траву.

— Фу! Фу! Тьфу! — плевался Красный, плещась в неглубокой грязной воде, густой от тины и ряски.

— Чёрт! — барахтался неподалёку Бисмарк и тоже плевался, разбрызгивая грязь на метры вокруг себя.

— К берегу плыви… чёрт… — пробулькал ему Красный, пытаясь взлезть на склизкую кочку, поросшую болотной травой. Кочка же оказалась не только склизкой — под весом Красного она резко ушла под воду, и тот, сыпля проклятиями, вновь плюхнулся, разгоняя крупных, степенных лягушек. Бисмарк же оказался проворнее — сумел добраться до берега и шлёпнулся пузом в камыши, переводя дух.

— Ну, где ты там, Ихтиандр? — крикнул он Красному, когда отдышался и решил взползти по пологому склону наверх.

— Чёрт, попадись мне этот ишак — на колбасу перекручу! — ругался Красный, шумно шлёпая по воде грязными руками.

— Тише ты! — шикнул на него Бисмарк, пригнув пониже голову. — Фрицы!

— Чёрт! — плюнул Красный, грузно ввалившись на берег, сбрасывая с немецкого мундира тину и грязные капли.

— И партизаны! — добавил Бисмарк и стащил с себя немецкий китель. — Сейчас, увидят наши «бальные платья» — как им объяснить, что мы из опа?

— Да никак! — фыркнул Красный и вновь принялся плеваться, потому что хлебнул солидную порцию грязной воды:

— Чёрт, тьфу! Воды наглотался, блин!..

— Раздевайся тогда! — буркнул Бисмарк. — И не шуми: я что-то слышу!

Негромко чертыхаясь, Красный принялся стаскивать грязный китель, вонючий из-за болотной воды. А Бисмарк припал к сырой земле и зорко всматривался вперёд, в зелёный хаос кустов и деревьев, за которыми слышалась некая тяжёлая поступь и приглушённые расстоянием голоса.

— Ну, что там, Бисмарк? — осведомился Красный, с треском подползая поближе.

— Тс! — шикнул Бисмарк и приложил палец к губам, ведь тяжёлая поступь приблизилась…

Красный тоже замер, потому что в кустах раздался треск, и ветки их зашевелились.

— Чёрт, а я потерял пулемёт, — сокрушённо пробормотал Бисмарк и заглох.

Ветки кустов раздвинулись и из-за них показалась ослиная башка. Осёл, неспеша, преодолел кусты, фыркнул, подобрался к травке помоложе, и принялся есть, словно бы никуда и не бегал, а проживал тут, в лесу, всю свою ослиную жизнь.

— О, а вот и сатана… — проворчал Красный, осторожно выбираясь из камышей. — Цып-цып-цып… — попытался он приманить осла, словно курицу…

Осёл же должного внимания к Красному не проявил, а продолжал невозмутимо щипать траву.

— Чёрт! — рассердился Красный на осла. — Было бы у меня лассо! И шампуры!..

— Красный! — шепнул из камышей Бисмарк.

— Сейчас! — отмахнулся Красный. — Я ловлю это исчадье!

— Прячься! — настоял Бисмарк. — Тебя, кажется, заметили!

— Чёрт! — фыркнул Красный. — Ослиная башка! — он еле удержал себя от того, чтобы наградить осла пинком, и, пыхтя, полез в камыши.

Осёл же обнаружил потрясающую флегматичность: стоял себе, помахивал хвостом и жевал!

— Ну, что там? — громко прошептал Красный, жалея, что Бисмарк потерял пулемёт — а то бы этот мерзкий осёл получил бы от него не меньше десяти пуль!

— Чш! — Бисмарк снова шикнул и замер, словно бы перед ним находился не наглый жующий осёл, а хороший отряд разъярённых фашистов.

Красный тоже замер и вскоре понял, почему так волнуется Бисмарк. В лучах полуденного солнца, что струились сквозь древесные кроны, вдруг появился крупный длинноногий скакун. Раздвинув ветви широкой грудью, он вышел из неизвестности и замер, неся на спине одного седока. Незнакомец сидел прямо, озирая окрестности, а скакун под ним пофыркивал, прядал ушами и махал хвостом, отгоняя мух.

— Бинокль дай? — шёпотом попросил у Бисмарка Красный.

— Нету: утонул… — отказался Бисмарк. — Пускай, поближе подъедет!

Незнакомый седок покрутил головой, после чего, не заметив слежки, заставил своего коня небыстро продвигаться вперёд…

Нет, на этом коне — не один седок: их двое. Один сидит и направляет коня, а второй — безвольно лежит поперёк седла, свесив вниз свои руки и ноги. К тому же — это не конь, а кобыла… И тот седок, который управляет — женщина… на лице которой чётко различаются игрек-очки!

— Красный! Это — Звонящая! — тут же узнал Бисмарк.

— А второй кто? — недоверчиво осведомился Красный, не торопясь покидать укрытие.

— Катя! — буркнул Бисмарк, поднимаясь на ноги. — Пошли, увалень!

— Сам — увалень! — беззлобно огрызнулся Красный, встал на ноги и двинулся за Бисмарком.

Они выбрались из камышей — мокрые, грязные, покрытые прошлогодними листьями — не люди, а два лешака, но Звонящая вовсе не удивилась их появлению.

— Встали? — проворчала она, спрыгнув с седла. — Я думала, что стрельну по вам пару раз, если будете лежать!

— А… как ты нас нашла? — удивился Красный, обирая листья со своих потрёпанных рукавов.

— Игрек-очки имеют инфракрасный сканер и сканер биомассы! — невозмутимо ответила Звонящая и негромко прибавила:

— Я уже не спрашиваю, в чём вы сидели!

— Та мы ехали на этом… вот на том! — закипел Красный, стискивая кулаки.

— На осле! — уточнил Бисмарк.

— А он нас в болото скинул, гад! — суетился Красный. — Эх, был бы у меня майонез! И свинокол! У тебя, Звонящая, вижу, транспорт получше!

— Отличная кобыла! — похвалила Звонящая быстроногую лошадку, и тут же решила:

— Назову её Феррари!

— Эй, да я уже назвал её Феррари! — огрызнулся промокший до нитки и грязный, как лешак, Красный. — Это же моя лошадь! Чёрт, скоро авторские права покупать придётся!

— А как ты осла назвал, Красный? — поинтересовался Бисмарк и тут же поднял из травы уцелевший пулемёт. — Крутая вещь! — оценил он.

— Сатаной назвал! — буркнул Красный. — Другого имени он не заслужил! Звонящая, может, возьмёшь его себе, а мне лошадку, а? — заискивающим голосом добавил он, выжимая низ рубашки, стряхивая в траву коричневые от грязи капли.

— Отставить! — Звонящей надоел сумбур, она призвала к тишине и отдала приказ:

— Ищем Старлея, и — домой!

— Та вот он, двести метров к северу! — определил Красный, включив пеленгатор и запеленговав аларм-маяк Сенцова.

— Вперёд! — согласилась Звонящая, и они втроём двинулись на сенцовский пеленг.

* * *

На двести метров севернее болота, которое в народе носило недоброе название «Русальная елань», находилось место, избранное Эрихом Траурихлигеном для казни неугодных и названное им же «Весёлой поляной». По-настоящему там никакой поляны отродясь не бывало, а торчал большой пологий холм, усилиями жителей ближайших деревень освобождённый от лесных деревьев. За полтора года оккупации здешних мест склоны холма оказались сплошь усеяны острыми кольями — столько неугодных выявил для себя Эрих Траурихлиген. И сейчас, в этот самый страшный момент на «Весёлую поляну» приволокли Константина Сенцова. Выкупавшись в болоте, Сенцов был мокр до нитки, дрожал на промозглом злом ветерке и думал лишь о Кате. Траурихлиген уже позвонил в свой «Краузеберг» и распорядился, чтобы Катю тоже тащили сюда — на казнь. «Хоть бы они успели спасти её! Хоть бы успели!» — эти мысли яростно таранили сенцовский мозг, заняли его весь, и Сенцов даже не замечал, что продрог до костей и начинает хлюпать носом. Его самого казнить пока не собирались — два солдата просто удерживали его под руки, а третий — на мушке автомата. Траурихлиген с довольным видом расхаживал поодаль, шелестя своим зловещим плащом, а Сенцов тихонько прощался с жизнью. Что сделает Траурихлиген, если его фашисты не обнаружат Катю в подвале? Отыграется на Сенцове, казнив его. И Сенцов уже был готов принять мучительную смерть…

— Старлей, беги, я их задержу! — внезапно раздалось над ухом Константина, и последний аж подпрыгнул от неожиданности.

Обернувшись резким рывком, Сенцов ухитрился глянуть через плечо и с изумлением увидел Рыбкина, в правой руке которого сверкала базука. Рыбкин замахнулся свободной левой рукой и навернул богатырскую оплеуху солдату, который удерживал Константина.

— Беги! — повторил Рыбкин, вскидывая базуку. — Я справлюсь!

Сенцов от удивления застрял. Он глупо торчал посреди дурацкой «Весёлой поляны» и пялился перед собой, в неизвестную точку макрокосма.

— Ещё турист?! — взорвался неприятный голос Траурихлигена, и потом — Рыбкин спихнул Сенцова в небольшой пологий овражек, и прямо над головой Константина прострекотала автоматная очередь. Пули врезались в землю перед лицом Сенцова, в глаза брызнули мелкие камни.

— Чёрт возьми! — Сенцов, наконец, очнулся, высунул нос и решил бежать.

Выпрыгнув из овражка, он что было прыти, понёсся прочь. А Рыбкин поднял базуку и влепил ракету как раз в то место, где стоял и палил из автомата Эрих Траурихлиген. Траурихлиген совершил гигантский прыжок и залёг где-то за лесом кольев, ракета взорвалась, на миг оглушив Константина, в разные стороны полетели комья земли, несколько кольев сорвало с мест, расшвыряло, и они покатились куда-то в кусты. Солдаты бросились в рассыпную, тоже залегли, попытались стрелять, но Рыбкин пустил вторую ракету, и их выстрелы утихли.

Борясь со звоном в ушах, Сенцов на бегу звал Рыбкина, но не мог услышать, отзывается тот или нет. Константин пёр вперёд, а когда лёгкие устали хватать воздух, а ноги размякли — скатился в какую-то вымоину и затих. Он отсидится тут, пока не отдохнёт, а потом…

— Старлей! — кто-то хлопнул Сенцова по плечу, а Сенцов испугался так, будто бы на него набросился волк.

— А! — взвизгнул он, отшатнувшись, а по телу пробежала неприятная дрожь.

— Да не дрейфь, это я! — хихикнул знакомый голос, Константин разлепил зажмуренный глаз и вновь узрел Рыбкина и его базуку.

— Я их там здорово распушил! — сообщил Сенцову Рыбкин, поигрывая грозным оружием. — Кажется, вальнул парочку… И, кстати, Звонящая забрала Катю, я им координаты скинул, сейчас, они и тебя заберут!

Константин Сенцов переваривал информацию. Вот это Рыбкин прыткий — мало того, что отделался от докучливого шефа, выдрал где-то базуку, выручил Сенцова из лап монстра, так ещё и координаты скинул! Может быть, это Рыбкину следует сделаться дознавателем, а не Сенцову?? А Рыбкин у них всё в стажёрах бегает…

Шорох в кустах отвлёк Сенцова от Рыбкина и заставил прислушаться. Ветер колышет? Птица? Нет — кто-то раздвигает руками упругие колючие ветки… раздвигает осторожно, чтобы не наделать шума… Их ищут!

— Ш-ш-ш… — зашипел на ухо Рыбкин, тоже пригнувшись.

— Да знаю я! — шёпотом огрызнулся Сенцов и залёг на самое дно вымоины, на илистую, грязную землю. — У тебя же базука — чего ты трусишь?

— Нельзя тут базуку! — шепнул Рыбкин, улёгшись около Сенцова, пихая его в бок. — Я стрельнул только чтобы они от тебя отстали, а так — нельзя стрелять, а то получишь хроносбой!

— Тише, не вопи! — шикнул на Рыбкина Сенцов и пихнул его локтем. — Спрячься!

Рыбкин там ещё что-то возился со своей громоздкой базукой, а Константин затаился, как тихий мангуст, выжидающий кобру. Изредка высовывал он нос из укрытия, из-за высокой травы, и видел, как серыми тенями шныряют вокруг солдаты Эриха Траурихлигена, как раздвигают автоматами ветви кустов, как зорко ловят каждое движение, каждый шорох. Прямо над вымоиной, в метре от Сенцова, нависла коренастая фигура того самого майора Баума, фанатично преданного Траурихлигену и глупого, как индюк. Сенцов боялся Баума: у него уши, как радары, и, если он услышит, как пыхтит с базукой Рыбкин — никому не сдобровать…

Баум медленно поворачивался вокруг своей оси с пистолетом в правой руке, озирал окрестности, искал, прислушивался. Но Рыбкин, наконец-то затих, Баум слышал только птичий гомон да шорох ветра в высоких раскидистых кронах.

— Нашёл? — это к Бауму придвинулся Траурихлиген и тоже озирает окрестности и прислушивается…

— Никак нет, — ответил Баум, и Сенцов уловил в его бесстрастном солдатском голосе тщательно скрытое сожаление: не может выслужиться.

— Продолжайте искать! — выплюнул Траурихлиген. — Они мне нужны оба! Второй нехрон обязательно должен знать, куда дели туристку Сенцова!

Константин Сенцов упёрся в самое дно вымоины, если бы он мог — зарылся бы в грязь. Он вдыхал прохладную сырость с земли, и в носу у него начинало противно чесаться. Хоть бы они уползли куда подальше, пока Сенцов не чихнул… Чёрт! Так всегда бывает с Сенцовым: когда нужно сидеть тихо — предательски свербит в носу. И не просто так себе, чуть-чуть почёсывается, а дерёт так, как могли бы драть саблезубые тигры… И почесать же нельзя: если Сенцов пошевелит рукой — его услышат…

— Прочесать здесь всё! — приказывал тем временем Эрих Траурихлиген, грозно сверкая злобными глазами. — Не стойте, за работу!

Слава богу, солдаты начали шевелиться и уходить дальше, в чащу. Но Баум и Траурихлиген всё ещё торчат над Сенцовым и о чём-то тихонько болтают… А Сенцов уже не может терпеть…

— А-А-АПЧХИ!!!! — проревело над лесом, разнеслось эхом, многократно отразилось от древесных стволов.

— Блин! — сморщился Рыбкин, а Баум и Траурихлиген скакнули к ним, ощетинились оружием. Баум откинул дулом косматую ветку и тут же обнаружил обоих.

— Попались! — обрадовался Траурихлиген и крикнул солдатам:

— Сюда! Взять их на прицел!

Сенцов тёр нос и понимал, что испортил всё на свете, а позади него вскочил на ноги отважный Рыбкин.

— Ну уж, нет! — крикнул он с храбростью Геракла, вскинул базуку, его палец упёрся в курок. Сейчас, он выстрелит Траурихлигену в лоб… ракетой…

Эрих Траурихлиген тут же схватился за свой автомат и нажал на курок секундой раньше, чем это сделал бы Рыбкин. Треснула короткая чёткая очередь, вспугнув крикливых птиц.

— Ай! — истошно взвизгнул Рыбкин, его клетчатая рубашка покрылась кровавыми пятнами, рука выпустила базуку, а спустя миг храбрый стажёр рухнул навзничь и скатился в вымоину.

— Нет! Рыбкин! — панически заверещал Сенцов, ринулся к другу…

— Стоять! — резкий голос остановил Константина, пригвоздил к месту.

Сенцов застыл и медленно поворачивал голову, тупо таращился то на Траурихлигена, то на Баума.

— Сколько же с тобой возни! — плюнул Траурихлиген, опустив автомат. — Но базука пригодится, спасибо!

— Ты… убил Рыбкина… — пискнул Сенцов, давясь комком, который собрался в горле. Ведь это он, Сенцов виноват: расчихался тут, слизняк безмозглый!

— Вылезай! — приказал Траурихлиген, Сенцов занёс ногу, чтобы послушно выползти из ямы и сесть на кол, как вдруг из-за кустов за его спиной стрекотнул автомат, очередь горячих пуль разогнала солдат, заставила Баума забиться за дерево, Траурихлигена — нырнуть в какую-то трещину.

— Жив? — осведомилась Звонящая. — Еле нашли тебя! Повсему лесу колесишь! Бежим отсюда, а то они очухаются и настреляют нам!

— Там… — булькнул Сенцов, пытаясь сказать про Рыбкина, но Звонящая поволокла его за рукав.

— Кисель! — сказала она. — Давай, шагай, мы Катю нашли!

— Рыбень где? — вылез из хаоса листьев Бисмарк. — Чёрт, Рыбню в бубен дам!

Константин открыл рот, но тут у его ног землю рядочком прошили пули, Сенцов отпрянул, побежал, потому что Звонящая толкнула его. Позади Сенцова прыжками мчался Красный, оборачивался временами и гвоздил из МР-38 в ответ на те очереди, которые летели в него и в Сенцова.

— Стоять, букашки! — ревел, преследуя, Траурихлиген. — Теперь я вас всех поймал!

Он стрелял, не переставая и пули свистели над несчастной головой Константина. Сенцов так и не признался, что угробил Рыбкина… бах! бах! бах! — и ствол дерева в сантиметре от его груди покрылся круглыми дырками, Сенцов нырнул вниз, оступился и покатился кубарем под какую-то крутую горку, больно ударяясь боками.

— Кисель!

— Стоять!

Бах! бах!

— Да ловите его! — закружилось над головой, а потом — Сенцов плюхнулся в мелкую воду.

Бока болели, кажется, пострадала нога, да и голова тоже не на месте… Сенцов, кряхтя и охая, тяжело поднялся. Вода капала с его измочаленной одежды, башмаки хлюпали. Он оказался на мокром берегу какого-то большого озера, над его головой, на высоком отвесном берегу стояли толстые ивы, ветки которых опускались к самой воде.

— Старлей! — рявкнули над его головой, и Сенцову от боли и страха показалось, что рявкну Траурихлиген, наставив игрек-шмайссер.

— А? — булькнул Сенцов, решив, что будет до последнего драться с проклятым фашистом. За товарищей. За Катю!

— Бэ! — рявкнули сверху, и Сенцов увидел над собой свирепую Звонящую. Начальница была так свирепа, что казалось, она сейчас сама усадит Сенцова на кол и не поморщится даже при этом. — Подрывайся, давай, слизняк безмозглый, хватит мокнуть, чёрт!

Прорычав, Звонящая жёстко схватила Сенцова за ободранный воротник, дёрнула, водворив на ноги и поволокла за собой, всё дёргая и злобно рыча. Сенцов никак не мог вырваться, чтобы пойти самостоятельно, а Звонящая тащила его, заставляя натыкаться на острые ветки, пеньки и листья.

— Стоять! — в который раз рявкнула она, швырнув Сенцова, и Константин устоял только благодаря тому, что налетел на унылого Бисмарка. Бисмарк только вздохнул, таращась куда-то вниз, и Константин понял, что они нашли беднягу Рыбкина, обступили его и горюют над ним… Кроме Бисмарка тут топтался и Красный, шмыгая разбитым носом, а Звонящая рычала, виня в смерти Рыбкина Константина.

— Вот, смотри, что ты наделал!! — рыкнула она, схватив Сенцова за затылок и силой заставив его посмотреть на бедное пристреленное тело Рыбкина.

Несчастный стажёр лежал неподвижно, наполовину скрытый высокими лесными травами и синими цветками-колокольчиками, но вдруг Сенцов заметил, как он слабо шевельнулся, приоткрывая глаза…

— Звонящая… — прошептал Сенцов, не отрывая завороженных глаз от дрожащего в траве стажёра. — Он живой…

— Да? — булькнула Звонящая, вперив взгляд свой в Рыбкина… Мимо её уха просвистела пуля, врезавшись в стол ближайшей ивы.

— Саид, стреляют… — уныло пошутил Красный. — Пойду, проверю…

— И я пойду… — вздохнул Бисмарк, потащившись за Красным, лишь бы не видеть бедного Рыбкина, который уже был не жилец. Да, легче фашистов бить, чем смотреть, как беспомощно умирает бедный Рыбкин… Константин хотел было, пойти с ними на войну, но Звонящая впилась в него, не пустив.

— Ты виноват! — постановила она, оскалившись и став похожей на Траурихлигена.

— Эй, он что-то говорит… — Сенцов решил отвлечь её от себя и обратив внимание на Рыбкина.

— Я узнал тайну настоящего Буквоеда… — выдавливал Рыбкин, ворочая головой. — Буквоед… Буквоед… — горя в агонии, стажёр не говорил, а булькал, Сенцов не мог понять ни слова…

— Костенька, кто это? — слабым, перепуганным голоском спросила Катя, топчась поодаль и смотря то на Сенцова, то на умирающего Рыбкина своими глазами, полными слёз. — Что это?

Сенцов замялся, не зная что отвечать, а Катя разрыдалась от страха, едва держась на ногах.

— Катенька… — Сенцов попытался поддержать её, однако шокированная происходящим, Катя зло отпихнула его, выкрикнув:

— Прочь! — и замахала руками в отчаянной истерике.

— Старлей!! — взорвалось над сенцовским ухом и Константин от страха аж подпрыгнул, решив, что его догнал Траурихлиген и сейчас на кол потащит.

— А?? — взвизгнул Сенцов, когда на его плечо обрушился хлопок, сродни взрыву гранаты.

— Бэ!! — над Сенцовым стоял не Траурихлиген, а Звонящая, но рычала она ещё свирепее Траурихлигена. — Слизняк безмозглый! Как ты Рыбкина-то угробил??

— А… он сам… — пробулькал Сенцов, а Рыбкин у его ног испустил дух.

— Застрелился?? — съехидничала Звонящая, больно ткнув Сенцова кулаком в бок. — Какого чёрта ты его вызвал?? Мы его с собой на задание не брали!!

— Он… сам пришёл… — тупо протарахтел Сенцов, а между кустами уже строчили горячие пули, ссекая листву. Не выдержав ужасающей реальности, Катя охнула и упала в обморок, осев в траву рядом с мёртвым Рыбкиным.

— Дурень! — плюнула Звонящая, отвесив Сенцову подзатыльник не хуже Бисмарка. — Тащись уже — на Базе прочихвощу так, что костей не соберёшь!!

— А… Звонящая, я слышал, что твой флиппер с осциллятором, — осторожно напомнил Сенцов, опасаясь, как бы Звонящая не осатанела и не пристрелила его за Рыбкина.

— Да! — рубанула Звонящая и включила игрек-передатчик, чтобы спросить у Репейника, починил он там свой шкаф или нет ещё? Если нет — она запустит свой, недоработанный осциллятор…

— Ну, как там, Репейник? — осведомился она, когда тот ответил.

— Не починил, он искрит… — проныл в ответ Репейник, и его голос кряхтел вперемешку с каким-то треском, похожим на треск короткого замыкания.

— Так, я включаю свой осциллятор! — гневно постановила Звонящая. — Траурихлиген загнал нас в угол и Рыбкина угробил! Я не могу дальше подвергать команду опасности!

— Стой! Стой! — запищал Репейник. — Я тебе говорил: твой осциллятор недоработан!!

— А твой — искрит! — огрызнулась Звонящая, тыкая пальцами кнопки на своём наручном трансхроне, запуская его в режиме осцилляции и обратного проброса.

— Братья, у нас гости! — эту новость принёс на хвосте Красный, вынырнув из-за куста, а вслед за ним вынырнул и Бисмарк с автоматом. На бегу он обернулся и пустил очередь в того, кто за ними гнался, невидимый в хаосе листвы. Наткнувшись на Катю, здоровяк прекратил палить, присел и взял её на руки, перебросив через плечо.

— Ты Старлей с ней поосторожней, — остерёг он, придерживая Катю одной рукой, свободной от оружия.

— Ребята, готовьтесь к пробросу! — скомандовала Звонящая, набирая на трансхроне координаты обратного перемещения. — Сейчас немножко встряхнёт…

Бах! — раздалось в воздухе, из ниоткуда прилетела одна-единственная пуля и угодила точно в бесценный трансхрон, не зацепив Звонящей даже палец. Из маленького чёрного приборчика выскочила белая искра и он замер, сломанный, с дыркою посередине.

— Чёрт! — воскликнула Звонящая, замотав рукой. — Что за???

— Никто никуда не полетит! — голос Траурихлигена звучал сталью, Траурихлиген вышел из-за толстой ивы, забил в кобуру «люггер» и прочно установился на отвесном берегу, спиной к обрыву, скрестив руки на груди. — Я хотел изловить одного туриста, а поймал всех сразу! Сдавайтесь, нехрональные черви, вы все окружены! — фашист засмеялся злобным сумасшедшим смехом, а по спине Сенцова поскакали холодные мурашки.

Красный тут же вскинул автомат, но Звонящая пригнула дуло к земле.

— Его нельзя убивать! — шепнула она, а из трансхрона снопиками били искры, лишая надежды на возвращение.

— А что делать? — удивился Красный.

— Хитрость! — шепнула Звонящая. — Эй! — крикнула она Траурихлигену.

— Костя, спаси меня… — слабеньким голосом перебила её Катя, безвольным мешочком болтаясь на плече у Бисмарка.

— Спасу, — пообещал Сенцов, глупо и не к месту позабыв свой страх перед Траурихлигеном. Да, Сенцов любой ценой спасёт Катю, даже если умрёт, погибнет на колу, или на войне, но спасёт! Константин Сенцов решил стать героем. Для Кати.

— Сдохни! — Сенцов выдрал автомат из рук Красного до того, как Звонящая успела помешать ему, и, скрежеща зубами, пустил очередь в проклятого смеющегося фашиста. Пускай, Сенцов навечно застрянет в сороковых годах, пускай он пропадёт тут от голода, пускай пристрелят его немцы, партизаны… но Рыбкин не будет считать его жалким предателем!

Неожиданно для самого себя Сенцов попал, Траурихлигена швырнуло назад, он выпустил автомат, не удержался на краю обрыва и свалился в озеро.

ПЛЮХ! — взревела вода, приняв тяжёлое тело.

— Старлей! Опять?? — рявкнула Звонящая, отобрав у Константина оружие.

— Да я не убил его! — оправдывался Сенцов, с тут которого слетела слепая ярость, уступив место здравому смыслу. — Он вылезет… — Константин сам для себя надеялся, что вылезет, потому что в противном случае ему придётся «мотать генеральскую лямку» до тризны…

— Чёрт с тобой… — зарычала Звонящая, терзая сломанный трансхрон. — Не пашет, железяка!

— Когда мы полетим домой? — подала слабый голосок голодная и испуганная Катя.

— Скоро! — ободряюще кивнул Бисмарк, удерживая её на плече. — Что там, Звонящая?

— Турист, чёрт с ним, сломал мне трансхрон! — тигром прорычала Звонящая и тут же пристрелила очередью солдата, который прицелился из-за ивовых веток. — Погоня! — сказала она. — Рыщут! Дуем отсюда!

— А кто-то говорил про «безопасные экскурсии», — пожал плечами Красный, видя, как пристреленный Звонящей солдат скончался в конвульсиях.

— Аварийная ситуация!! — прогрохотала Звонящая, снова и снова пытаясь связаться Репейником, но на этот раз у неё не выходило — передатчик изрыгал свист и хрипы. — Чёрт, бежим отсюда! Старлей, ты, как всегда, в своём репертаре!!

Сенцов работал ногами изо всех сил — скакал как бешеный, сминая собою кусты, траву, цветы… Прямо перед ним громадными прыжками двигался Бисмарк, унося на своём могучем плече бедную Катю, закошмаренную до чёртиков, дрожащую от холода и страха. Да, Сенцов зря вмешался и начал стрелять — он во второй раз застрелил Траурихлигена, но все его солдаты теперь гонятся за ними, как за врагами народа, чтобы неприменно казнить за их страшное преступление — убийство группенфюрера СС. Звонящая бежала впереди, на ходу пытаясь наладить игрек-связь, но вдруг застопорилась, развернулась, вскинув автомат.

— Стоять! — приказала она, подняв вверх свободную руку. — Дальше хода нет — болото!

Сенцов застопорился у самой болотной жижи — на грязном бережке, попав ногою в грязюку едва ли не по щиколотку, а сзади на него налетел замыкающий Красный. Они бы повалились вдвоём в стоячую, вонючую водищу, если бы Константин в последний момент не ухватился рукой за толстую ветвь ивы и не задержал падение.

— Спасибо, брат! — поблагодарил Красный, не прекращая отстреливаться от погони из шмайссера, отобранного у убитого немца.

— Прячемся! — отдала приказ Звонящая, и Сенцов немедленно залез под корни той самой ивы, прижавшись к её толстому стволу. В голове его гранатой взрывалась лишь одна мысль: Катя! Сможет ли Бисмарк её защитить от этих диких зверей?? Он не видел ни Кати, ни Бисмарка — только Звонящую, которая направо и налево поливала свинцом из автомата и игрек-пистолета, убивая тех фашистов, которые вылезали из-за кустов. Вот вам и «безопасная экскурсия»!

— Репейник, приём, ответь! — стреляя, Звонящая не переставала вызвать пробойщика, но тот продолжал ужасно молчать. Неужели он бросил их в самый ответственный момент?? Или осцилляция континуума прекратилась навсегда, заперев их тут до тризны??

Константин тоже стрелял из своего шмайссера — тот аж нагрелся — так усердно высаживал он обойму по шевелящимся от фашистских полков кустам. Клац! Клац!! — оружие заклацало, опустев, и Сенцову пришлось отшвырнуть его в траву. Со шмайссера летел лёгкий дымок, а под иву Сенцова залезла Звонящая, оттеснённая напором врагов.

— Мы были классной командой, Старлей! — сказала она, словно прощаясь по солдатски, и тоже отшвырнула свой опустевший автомат. А за ним и пистолет, потому что он тоже опустел.

— Увидимся на небесах! — вздохнула она, вытаскивая свой последний пистолет и понимая, что бой проигран, и их сейчас отправят к архангелам.

Ощущая на спине холодный пот, Сенцов только собрался подумать о смерти, начал мысленно прощаться с Катей со Звонящей, с Красным, с Бисмарком, с Репейником, с тёткой, Крольчихиным, Федором Федоровичем… даже с Траурихлигеном, как внезапно подал признаки жизни трансхрон.

— Пик! — «сказал» он, и Звонящая тут же перестала стрелять, скрылась за толстым стволом и начала нажимать на ожившие кнопки. Сенцов сидел рядом с ней, под ивой и видел, как она набирает исходную дату.

«Reflip» — мигнуло на маленьком экране около пулевой дыры. Грохот автоматных очередей оглушал, Сенцов едва не глох.

— Ребята, держитесь, посадка будет немягкой! — раздался в гвалте голос Звонящей, Сенцов поднял голову и увидел её сквозь дым, как она тыкает в кнопки наручного трансхрона.

— Старлей, зажми голову в коленках! — пропыхтело над ухом, и Константин заметил Красного, который змейкой юркнул к нему за иву и притаился, обхватив автомат. Несколько пуль прилетело ему вдогонку и врезалось в ствол над головой Константина.

— Чёрт, Красный! — обиделся Сенцов, потому что отколотая пулей щепка едва не выбила ему глаз. — Они же так и меня пристрелят!

— Спокуха! — хохотнул Красный, собираясь дать ответную очередь. — Сейчас они узнают, что ковбой не сдаётся!

— Выкинь его! — это в хаосе листьев возник Бисмарк, принялся отбирать автомат у Красного. — Тоже мне ещё, ковбой! Сейчас, нас пробросит и ты выкатишься с этой рухлядью!

— Тише! — шептал Сенцов, стараясь слиться с природой.

— Стреляйте, они там! — орали где-то в камышах, и ещё — палили, отсекая листья.

Слыша их, Константин забился как можно дальше, в самые корни ивы, свернулся там калачиком… А потом почувствовал, как что-то его насильно вытаскивает, отрывает от земли, переворачивает вверх тормашками и сжимает, сжимает… Проброс! Подстреленный трансхрон Звонящей заработал, и все они спасены!

Константина подняло куда-то за облака, где не было ни капли кислорода, а потом — с силой швырнуло, он покрыл небольшое расстояние и стукнулся о землю. Грохот перестрелки разом скрылся и сменился на городской гвалт. Фырчали машины, топали люди, кто-то бубнил… почти что над ухом разорвался звонок трамвая…

Стоп! Константин рывком поднял голову и распахнул сумасшедшие глаза. Сначала он не мог понять, где находится, потому что узрел над собою море лиц, перекошенных разными эмоциями: удивлением, непониманием, страхом и даже — диким ужасом. Лица переглядывались, переговаривались, хлопали глазищами… Но откуда они взялись? Да ещё и в таком количестве?? Константин никогда не видел на Базе такую толпу… Над лицами с рёвом, стуком и лязгом пронёсся красно-жёлтый старый трамвай, и Константин, наконец, сообразил, в чём, собственно, дело. Проброс оказался неточным, он не попал на Базу, а выпрыгнул где-то в центре Донецка!

Сужасом Сенцов опустил нос и оглядел себя. Солдатская форма сороковых годов плюс болотная грязища, лесные ветки и автомат МП-40… да, хорошенький видок, ничего не скажешь — настоящий герой войны. Единственное, что для двадцать первого века не годится — могут запросто отправить в психушку, а то и вообще — привлечь за хранение оружия… Стоп, Сенцов же мент! Нет… официально Сенцов погиб, потому что вступил в оп… Хватит тут раздумывать — надо бежать!! Сообразив, что надо бежать, Константин Сенцов подпрыгнул с асфальта ракетой и поскакал в первую же сторону, расталкивая тех, кто взялся на его пути.

— Держи!

— Псих!

— Милиция! — вопили позади бешеные голоса, и кто-то ещё собирался преследовать…

Но Сенцов «включил пятую передачу» — он нёсся, сшибая головою какие-то листья, а ветер бешено завывал в ушах. Позади ещё раздавались голоса, но вскоре они все пропали — погоня отстала, наверное, все плюнули на Сенцова: кому он нужен, убежал — и ладно!

Можно было остановиться, но Константин по инерции покрыл ещё десяток метров, а потом — встретил торчащий корявый корень. Его нога подлетела точно под него, и бег Сенцова прервался — Константин шлёпнулся носом в какую-то незнакомую высокую траву и на время затих.

Эй, а чего это он лежит, когда вокруг полным-полно коммунистов??? Внезапно Сенцов осознал, что окружён врагами, поднялся с пуза на четвереньки и отполз за ближайший куст. Устроившись там поудобнее, Константин осмотрел своё снаряжение. Автомат в порядке — это хорошо, кинжал на месте, две гранаты, пистолет… Должно на первое время хватить… А потом? Потом суп с котом — настоящий солдат не станет ныть и раздумывать — он отберёт оружие у врага!

Константин Сенцов поднялся из грязи на ноги и крепко сжал в руках своё оружие. Куда идти? Неважно: тут везде одни враги!

— Чего ты тут крутишься, Старлей?? — на плечо внезапно навалилась рука, и откуда-то возник неизвестный голос. — Давай, подтягиваться — на базу пора!

— А?? — встрепенулся Сенцов, не ожидав нападения сзади.

Он рывком обернулся и увидел, что перед ним стоит… Кто это? Коммунист? Нет, стоп, это же — свои, Звонящая, Бисмарк… там Катя виднеется, около Красного… Что это творится с Сенцовым? Какие враги? Какие коммунисты?? Чёрт… Об этом не нужно говорить Красному, иначе его сегодня не выпустят из бункера…

— Ребята… — пробормотал Константин и бросил «доисторический» автомат себе под ноги. — Я только что вылетел…

— Подбери, Старлей! — Звонящая кивнула на автомат. — Идём, его Репейник потом обратно закинет!

Константин наклонился и взялся обеими руками за прохладное дуло автомата… Да, кажется, его гибрид пошаливает… Надо больше воли, чтобы затыкать его… Но только не говорить Красному.

Катя едва переставляла ноги — ослабела от голода и страха. Она, пошатываясь, ступала по траве, поддерживаемая Красным, и Сенцов видел, что подол её ночной рубашки изорван и измочален. Бедняжка постоянно боролась с крысами… Чёрт, ну и уделал её Сенцов… Да лучше бы Сенцов сразу провалился в ад, чем «наградил» Катю идиотским остаточным следом!

Звонящая маршировала куда-то через заросли… а Сенцов не знал, куда она направилась. Он поймал себя на том, что совсем не помнит, каким образом он вообще тут оказался, и зачем засел в кусту, вместо того, чтобы разыскивать товарищей?? Или его сюда же и выкинуло?

— Звонящая, а куда ты? — посмел поинтересоваться Константин, стараясь не отстать и идти бодрее, чем мог бы, не будь рядом Звонящей.

— На Базу, — просто ответила Звонящая и даже не обернулась в сторону Сенцова. — А ты думал, куда? На карнавал?

— Но… — не понял Сенцов: ведь База-то на каком-то атолле у чёрта на рогах, и топать так до неё можно три года…

— Игрек-тачку сейчас вызову… — буркнула Звонящая, и Сенцов уныло застопорился около неё. Как же он вообще мог забыть про игрек-тачку? Наверное, страсс превысил предел его мозгов… Константин старался таращиться только вниз, в траву, среди которой торчали блеклые цветочки. Внензапно где-то вверху, над макушками высоких деревьев, раздался шум и свит — это летела игрек-тачка, Сенцов уже привык, что игрек-тачка появляется мгновенно, но он рефлекторно поднял глаза и тут же встретился взглядами с Катей.

— Костенька… — всхлипнула Катя, качнувшись вперёд, чтобы приблизиться к Константину. — Когда мы поедем домой?

— Мы… уже дома… — едва выжал из себя Сенцов, чувствуя внутри себя свинцовый куб — это чувство вины за то, что заставил Катю страдать. На бедняжку больно смотреть — она стала просто прозрачной в траурихлигеновском подземелье… да и крысы её покусали.

— Тут нет Траурихлигена? — со страхом в дрожащем голосе всхлипнула Катя, вдруг подскочила к Сенцову, обхватив его руками, и расплакалась, уткнувшись носомв его перемазанный грязюкой игрек-комбинезон. Сенцов даже забыл, что он незагрязняемый и не стряхнул грязюку, и теперь — Катя запачкала свой нос.

— Что он тебе сделал?? — Сенцов перепугался, что Траурихлиген обидел Катю, пока она сидела в его карцере, и буквально, рявнкул эти слова страшным голосом, вытаращив на неё свои дурацкие круглые глаза.

— Напугал… — всхлипнула Катя, заливая слезами сенцовский игрек-комбинезон. — Зашёл, схватил за волосы и сказал, что посадит тебя на кол, а я в этом виновата… И что повезёт меня смотреть, как ты умираешь…

— Успокойся, Катенька… — пробормотал Сенцов, собрался обнять её, как раньше, когда она ещё была её невестой…

— Старлей! — вдруг раздалось сзади, и кто-то дёрнул Константина за рукав, таща.

— Чего? — Сенцов обернулся и увидел, что игрек-тачка уже прилетела, приземлилась, и его товарищи залезают внутрь, занимая места. За рулём сидела Звонящая, а дёрнул Сенцова Красный.

— Идём, Катенька, — Сенцов осторожно подтолкнул Катю к игрек-тачке, которая оказалась не совсем обычной: Репейник выслал им условно настоящую игрек-маршрутку, выполненную в виде микроавтобуса «Газель» жёлтого цвета. Даже номер на ней имелся: сорок шестой, который существует в реальности и курсирует между Центральным рынком и улицей Большой Магистральной.

— Мы поедем на маршрутке? — спросила Катя, удивлённо моргая глазами — действительно, какая маршрутка в глухой лесопосадке, из которой единственный выход к людям — по крутой узенькой лестничке?

— Да, Катенька, — кивнул Сенцов, помогая Кате взобраться на высокую подножку. — Сейчас, ты будешь дома. Ничего не бойся, никакого Траурихлигена ты больше не увидишь.

Сенцов помог Кате занять место в кресле — в самом удобном, впереди и возле окна. Кресло было оснащено суперкрепким, толстым ремнём — для того, чтобы пассажир не летал по салону.

— Старлей, ты чего не пристегнул её? — осведомился позади Сенцова Красный, и вдруг — протянул руку к Кате, дотронулся до её шеи, заставив бедняжку потерять сознание и бессильно обвиснуть в кресле.

— Ты её до инфаркта доведёшь! — рассердился Сенцов, сжав кулаки. — Сколько можно её оглушать??

— Она схватит твой инфаркт, если узнает, что это игрек-тачка! — хохотнул Красный, скрупулёзно пристёгивая свой ремень. — Ты крепи свою зазнобу и сам пристегнись — Звонящая взлетает!

— Угу, — невесело пробормотал Константин, прочно укрепляя Катю на игрек-сиденье, после чего сел рядом с ней и тоже пристегнулся, чтобы не летать по салону.

— Вас много, вот я вам и подкинул классную тачку! — болтал тем временем Репейник, углушая Сенцова через наушник. — Поедете, как на маршрутке!

Константин едва не рыкнул ему «Заткнись!» — настолько Репейник его разозлил — своим осциллятором, который ломается в смертельно опасный момент, и своими дурацкими шуточками.

* * *

— Ну, что, хроносбойщики, напакостили? — этими словами Репейник встретил их, когда они всем составом ввалились в пробойную, приведя с собой и Катю.

— Костя? — Катя уже пришла в себя, шла сама, пошатываясь, и разглядывала пробойную с таким страхом, словно тут Траурихлиген сидел, а не Репейник.

— Всё в порядке, — соврал Константин, зная, что никакого порядка нет и быть не может, он опять пристрелил Траурихлигена, и ему предстоит за это чем-то заплатить. Неужели снова — собой?? Сенцов не переживёт ещё одну поездку на войну…

— Твой осциллятор сделан из соплей! — зарычала ему Звонящая, и Репейнику повезло, что у последней не осталось патронов, а то бы получил под ноги очередь из игрек-пистолета. — И какого чёрта ты Рыбкина туда отправил?? — она даже кулак занесла, чтобы навешать Репейнику чертей, а тот отбежал от неё подальше, скрывшись за своим холодильником, и оттуда пробурчал:

— Рыбкин сам пробросился — спёр базуку и пробросился, пока я чинил осциллятор! А где Рыбкин?

— А ты только сейчас это заметил?? — громыхнула Звонящая, широким шагом промаршировала к холодильнику Репейника, выволокла пробойщика из-за него за шиворот и определила в вертящееся кресло с таким видом, словно сажает на электрический стул, а то и на кол.

— А… да… — промямлил Репейник, выкатив квадратные глаза. — Я думал, он с вами на игрек-тачке прилетел…

— Индюк тоже думал… — прогудел Бисмарк, вклинившись в жаркий разговор. — Рыбня нашего Турист прикончил.

— Что? — испугался Репейник, и нервно заездил на своём кресле туда-сюда. — Вы… шутите…

— Нет! — грозно рубанула Звонящая. — Ты должен пробросить на Базу его тело! Следить нужно было за Рыбкиным, рыбья твоя башка!!

Рявкнув, Звонящая стряхнула Репейника с кресла и швырнула к компьютеру, который управлял его хромоногим трансхроном.

— Так, так, подождите! — затараторил Репейник, опомнившись от шока. — Во-первых, отведите туристку в бокс, а во-вторых, почему она в сознании?? Вам не говорили, что чужакам не положено разглядывать Базу??

— Упс… сорри… — сконфузился Красный и тут же оглушил Катю, прямо на глазах у Сенцова.

Подхватив на руки её обмякшее тельце, Красный развернулся и, бросив:

— Я сейчас, отнесу в бокс! — исчез за переборкой.

Сенцов даже рассердиться не успел — так быстро он обернулся — да и не было у него сил на злость. Апатия какая-то появилась, забив мозги, и Сенцов просто тупо сел на первый попавшийся стул и принялся таращиться на Репейника, как тот уткнувшись, в монитор, разыскивает по антропометрии тело Рыбкина в диких нехрональных дебрях. Он пока что его не нашёл, и карта нехрональной местности мигала на него мониторе, пространная и пустая.

— Я ничего не пропустил? — это Красный вернулся без Кати, и Сенцов ощутил внутри себя кроме апатии глухую тоску.

— Нет пока, — раздражённо проворчал Репейник. — Мёртвых искать труднее, чем живых!

— Давай, ищи! — понукнула его Звонящая, которая заняла соседнее с Сенцовым кресло и смотрела на Репейника, как злобный надзиратель смотрит на подневольного лагерного раба. Сейчас она даже стала чем-то похожа на Траурихлигена, и на Сенцова с новой силой навалилась глухая тоска: как он скажет Репейнику, что пристрелил Траурихлигена?? Репейник наябедничает шефу, а шеф опять загонит беднягу Сенцова на военную каторгу…

— В каком боксе туристка? — осведомился Репейник с таким безразличием, словно спрашивал о картошке какой-нибудь, или кирпичах.

— Второй бессбойный! — сообщил Красный, топчась около сидящего Бисмарка, потому что не нашёл для себя свободного кресла.

— Отлично! — кивнул Репейник, усиленно щёлкая клавиатурой, подставляя какие-то параметры в пустые графы сложной таблицы. Сенцов на эту его таблицу пялился тупым бараном — ни за что бы не разобрался, куда там что нужно подставлять. А Репейник бодренько так щёлкает, и кажется, уже добился результата.

— О, есть, — вздохнул он. — Сейчас, проброшу… — весёлость Репейника как рукой сняло, он был уныл и кисл, без энтузиазма включил большой экран, и Сенцов увидел на нём колоссальную платформу флиппера с излучателями.

— Вставайте, увальни, нужно поминать! — сурово приказала Звонящая, освободив своё кресло. Бисмарк кивнул и молча встал, Красный и так стоял, и даже Репейник отклеился, выйдя из-за компьютерного стола.

На мониторе горела карта с красной точкой, обозначающей местонахождение тела Рыбкина, а Репейник стоя нажал на «Энтер».

— Пробрасываю, — буркнул он, снова вздохнув. — Бедный стажёр, так и не перевели его в дознаватели…

Печальный Репейник стоял около компьютера, а Сенцов видел на большом экране, как между излучателей на платформе флиппера зарождается небольшое светлое облачко, как оно растёт и становится размером с хорошую лошадь. В центре облачка появляется чёрная точка, а потом — на блестящий металл платформы плавно опускается обессиленное смертью тело несчастного Рыбкина. Континуум отдал погибшего «туриста» назад, в нормохронос, и тихо разомкнулся, закрыв коридор.

Все стояли неподвижно и молча, опустив головы вниз в негласной минуте молчания. Константин же чувствовал себя угрём на сковородке: в смерти стажёра виноват только он и больше никто — даже тот Траурихлиген — и тот не виноват.

— Слушайте, ребята! — Сенцов вдруг загорелся дурацким желанием исправить положение и поэтому подал голос. — Траурихлигена же как-то оживили! И мы Рыбкина…

— Заткнись! — отрезала Звонящая и больно ткнула Сенцова локтем в бок. — Рыбкина похоронят с воинскими почестями в некрополе, и объявят сегодня день скорби! Пойдёмте — ещё надо Катю эту несчастную вышибалкой забубенить и отвезти домой!

Звонящая маршировала по коридору, словно робокоп, а Сенцов тащился прибитой медузой. Как он мог позволить им убить Рыбкина? И не нужна Сенцову тайна Буквоеда! Сенцову нужны живые друзья!

Катя всё ещё оставалась в боксе на самом нижнем ярусе Базы — шеф приказал нейтрализовать её память, поэтому выпускать Катю никто не собирался.

— Сейчас, мы сотрём память! — напевал Красный, бодренько шагая взатылок к Звонящей. — Сейчас, сейчас, и можно будет отдохнуть!

Глава 169 Возвращение Кати

ДЗЫННЬ! — негромкий звонок возвестил о прибытии лифтовой кабины, и Константин шагнул в её металлическое чрево, словно в огненную бездну. Звонящая справа от него казалась роботом — механическим движением нажала нужную кнопку и застыла. А Красный — тот рылся в карманах, как неловкий вор: ищет свою любимую «вышибалку», не терпится прокомпостировать ещё одни несчастные мозги — Катины…

Скоростной лифт мчится быстрее тепловоза, но для Константина спуск на нижний ярус затянулся на ещё одну вечность. Вечность давила на его плечи неподъёмным грузом, и Сенцов всё больше ёжился, не в силах выносить его. Он потерял Рыбкина, сейчас потеряет Катю, и всё — можно считать себя пропащим, горьким предателем.

— Вываливайся! — это Звонящая пихнула Сенцова локтем, выталкавая из лифта, и Сенцов понял, что застрял перед открытыми дверями, загородив выход всем остальным.

— Та, сейчас… — пробурчал Константин, выползая под тяжестью вечности. Ноги едва слушались его, сделались какими-то чужими, словно их ампутировали уже и заменили неподходящими протезами. Он до сих пор не сказал Репейнику, что пристрелил Траурихлигена, и не знает даже, как ему сказать. Скорее всего, за него скажет Звонящая, и тогда Сенцова вызовут на ковёр к шефу…

Звонящая стальным шагом прибилизилась к переборке, что отгородила Катю, и рубанула карточкой по сканеру. Переборка с лёгким жужжанием ушла вверх и скрылась в потолке.

— Работайте! — Звонящая отдала железный приказ и удалилась, а Сенцов сделал робкий шаг вперёд, переступил низкий порожек и оказался на несколько сантиметров ближе к Кате.

— Пропихивайся! — недовольно фыркнул за его спиною Красный, толкая Сенцова в бока. — Чего застряёшь всюду? Время не резиновое! Я ещё в Лас-Вегас хочу успеть! Бедняга Рыбкин, чёрт! Так и тянет проиграть все деньги в рулетку, а потом — застрелиться!

— Хватит паясничать! — ругнулся Сенцов, робкими шагами подходя к своей чужой невесте. — Здравствуй, Катя, — осторожно поздоровался он, чтобы не напугать её.

Катя оставалась в том же кресле, где оставила её Звонящая. В её худеньких бледных ручках торчала японская чайная чашка, и Катя пила из неё мелкими глоточками. На Катином носу красовался белый лейкопластырь, разбитую правую бровь измазали зелёнкой.

— Катя, — повторил Сенцов и присел на корточки поодаль от Кати.

— Ко-костя… Ты, всё-таки, живой? — пролепетала Катя, едва удерживая чайную чашку трясущимися руками.

— Живой, — кивнул Сенцов, держась от Кати подальше, чтобы не пугать её ещё больше. — Это так надо было… Крольчихин приказал… — Константин буровил эту чушь, чтобы отвлечь Катю от Красного, который со смаком настраивал нейтрализатор памяти.

Катя с усилием заствавила себя отхлебнуть глоточек чая и внимательно посмотрела на Сенцова большими глазами. Какая же всё-таки, она стала худая… Скорее всего, Траурихлиген её в подвале совсем не кормил… Сенцов едва сдерживал себя, потому что всё внутри него так и рвалось обнять Катю крепко-крепко и разрыдаться тут же и попросить прощения…

— Так, всё! — вмешался Красный и грубым вихрем сдул все нежные чувства, которые внезапно захватили Сенцова. — Давай, Старлей, в сторонку, сейчас я исправлю ей мозги!

Красный нахально надвинулся, спихнул Сенцова с дивана и устроился прямо напротив Кати, подняв стиратель памяти на уровень глаз.

— Аккуратнее, Красный! — огрызнулся Сенцов, потому что едва не сел на пол. — И…

— Выйди-ка из комнаты! — перебил Красный, прицеливаясь излучателем в Катину голову. — А то и тебя зацепит, и ты станешь обормотом безмозглым!

— Что вы делаете? — осведомилась тем временем Катя, расплёскивая чай, потому что её руки задрожали ещё сильней.

— Чая не напасёшься! — проворчал Красный, ёрзая на диване. — Давай, Старлей, покинь помещение!

— Не надо этого делать! — Сенцов почему-то налетел на Красного, желая отдубасить его по чём зря, но Красный железной рукою пригнул Сенцова к полу и авторитетно заявил:

— Ты, Старлей, ещё плоховато дерёшься, но, ладно, к Бисмарку на курсы походишь — он из тебя мигом сотворит ниндзя! Хотя, речь не об этом…

— Пусти… — засипел Сенцов, ворочаясь на ковре. — Ты меня душишь, Красный!

— Ой, прости… — кашлянул Красный, убрал тяжёлую ручищу с сенцовского горла, и Константин смог подняться на ноги. — Так вот, я о том, что Катю просто необходимо ОБЯЗАТЕЛЬНО!!! Ты слышишь меня??? — Красный навалился на Сенцова, схватил его за воротник и прижал к жёсткой прохладной стене. — Вернуть ДОМОЙ! Сейчас, я уберу ей память, потом — Репейник снимет с неё остаточный след, а потом — мы отвезём её обратно, в её квартиру, и там оставим!

— Это тебе шеф приказал? — осведомился Сенцов, пытаясь освободить свой воротник от цепких пальцев Красного.

— Нет, это мне приказал здравый смысл! — отказался Красный, не выпуская Сенцова. — Или ты хочешь, чтобы твоя подружка навсегда осталась туристкой, сбрендила с ума и попала на кол??

— Та, убери ты грабли! — ворочался Сенцов, высвобождаясь… Но потом вдруг перестал ворочаться. Да, Красный прав: если Катю не вернуть домой — она пропадёт. Или тронется умом от «полного счастья» с воскресшим Сенцовым и Траурихлигеном с колом, или континуум пробросит её в докембрийский океан…

— Нужен ты мне! — буркнул обиженным голосом Красный, бросив Константина на пол. — Что-то ты, Старлей, совсем раскис!

— Ты прав, Красный… — нехотя, признал Сенцов, не вставая с пола.

— Так, чего ты сидишь? — осведомился Красный, поняв, что Сенцов осознал ошибку и больше не полезет в дурацкую драку. — Давай, погуляй по коридорам! А я пока ей мо́зги вправлю, а потом позову тебя!

— Ладно… — мрачно прогудел Сенцов, пялясь в бестолковый однообразный пол. — Пойду.

Сенцов открыл переборку и выбрался в коридор. Ватные ноги не желали нести его никуда, и поэтому Константин сделал два шага и сполз в одно из красных кожаных кресел для отдыха, которые длинной чёткою шеренгой стояли вдоль белоснежной стены. Кресло приняло его в свои набитые войлоком, мягкие объятия, и Сенцов растёкся, словно квашня. Переборка задвинулась, закрыв санитарный отсек, где Красный, наконец, дорвался до Катиных мозгов и вытирал бедняжке воспоминания о сороковых годах, о карцере, фашистах, Траурихлигене, а так же — о Сенцове. Очнувшись у себя дома, Катя решит, что просто спала, не покидая своей комнаты, а Константин для неё снова будет мёртв…

— Готово! — прокричали над сенцовским ухом, и Константин вздрогнул.

— А? — булькнул он, всполошившись и бестолково пялясь вверх, на люминесцентные лампы под потолком.

— Вставай, проклятьем заклеймённый! — пропел весёлый голос, и Сенцов, наконец-то понял, что это Красный закончил терроризировать Катины мозги и выпростался из санотсека в его поисках.

— Я… не спал… — ляпнул Сенцов, отлипая от красной кожи кресла. — Просто, задумался…

— Всё, память твоей голубки девственно чиста! — сообщил Сенцову Красный и больно хлопнул его по плечу, которое и так несло на себе кучу синяков. — Давай, Старлей, загружаем её в игрек-тачку и везём домой!

— Аг-га… — пробормотал Сенцов, по инерции направляясь вслед за Красным в санотсек, чтобы поднять Катю на руки, посадить в игрек-тачку и… навсегда лишиться её во второй раз.

— Ползёшь, как слизняк! — фыркнул Красный, повернув голову. — Давай, Старлей, включай передачу — нам ещё Рыбкина хоронить!

Сенцов ничего не ответил на этот выпад: он видел перед собою на кушетке Катю — она лежала с закрытыми глазами, будто бы спала. Константин знал, что Красный вырубил её специально — чтобы лишний раз не пугалась и не мучалась. Сенцов подошёл к ней, аккуратно взял на руки и молча понёс к выходу, по прохладному светлому коридору. Пронувшись, Катя обязательно встанет на весы и обязательно удивится и обрадуется: в карцере Траурихлигена она потеряла килограммов пять, Сенцов чувствовал это, неся её на руках.

— Репейник дал мне игрек тачку! — хвастался Красный до тех пор, пока они не дошли до парковки, до отказа заполненной этими самыми тачками. — Клёво, да, Старлей?

— Клёво… — протарахтел Сенцов, готовый хоть все эти тачки обменять на один лишь денёк с Катей…

— Тра-ля-ля… — бодро напевал Красный, снимая с сигнализации тачку, сделанную в виде «шестёрки». — Давай, Старлей, загружай! — распорядился он, и Сенцов по инерции усадил Катю на заднее сиденье и накрепко пристегнул сверхтолстым ремнём, чтобы она, не дай бог, не ударилась, когда Красный начнёт писать мёртвые петли.

— Запрыгивай! — крикнул ему Красный, который уже успел устроиться за рулём и завести мотор. — Вот это я сейчас нажму! Ты, Старлей, пристегнуться не забудь, а то тебе пересоставит скелет!

— Ага, — прогудел Сенцов и влез не на переднее сиденье, к шумному Красному, а на заднее, к Кате.

— Поехали! — весело объявил Красный, настроил автопилот, запустил игрек-двигатель и режим невидимости.

Сенцов словно бы провалился в тяжёлый сон, граничащий с комой, и очнулся только тогда, когда Красный впереди объявил:

— Приехали!

Часы показывали, что с момента старта прошло три минуты две секунды — Красный включил первую игрек-скорость. Сенцов выпал из себя, выглянул в окошко и увидел, что их игрек-тачка зависла напротив Катиного балкона. Катя была неподвижна и тиха: она оставалась без сознания и безвольно висела в ремнях безопасноти.

— Отсоединяй! — распорядился Красный и выскочил из кабины прямо на балкон.

Сенцов, как во сне отстегнулся сам, тоже вылез на балкон, и только потом расстегнул ремень безопасности на Кате и осторожно вынес её из игрек-тачки на свежий воздух. Константин бывал на этом балконе много раз, и всё, что было здесь, вызывало в душе щемящую току. Вот этот облупившийся комод был приговорён к «балконной ссылке» ещё Катиной бабушкой, а этот зелёный табурет Катя выносит из кухни для того, чтобы развешивать на лесках постиранное бельё. В уголке, у стенки, примостились ржавенькие санки, на которых Катя каталась ещё в детстве. Сенцов прекрасно помнил эти санки и рассказ Кати о том, как она на зимних каникулах каталась на них целыми днями, до тех пор пока не замёрзнет ледышкой…

Константин осторожно обошёл эти санки, приблизился к балконной двери и наткнулся на Красного.

— Ой! — обиделся Красный, когда Сенцов случайно пихнул его. — Ты разве не видишь: я здесь стою!

— А чего ты стоишь? — надвинулся на него Сенцов. — Давай, открывай дверь, а то нас заметят и подумают, что мы — воры!

— Застряла! — буркнул Красный, дёргая проклятую дверь из ПВХ. — А если кто заметит — мы их вышибалкой! — добавил он.

— Давай, я открою! — Константин сделал попытку отодвинуть Красного плечом, но тот не сдвинулся, а огрызнулся:

— Ты, лучше держи эту Катю, а то она тут башкой навернётся, а открывать буду я! Я умею это делать, а ты — нет!

Красный так прочно установился около двери, что Сенцов не стал спихивать его, а просто отодвинулся сам, чтобы этот медведь не зацепил Катю. Катя пока не приходила в сознание, а безвольно болталась на руках Константина…

Константин прекрасно знал двор, который расстилался под балконом — тысячу раз уже сюда приходил. На глаза наворачивались слёзы, но Сенцов всё же, глядел вниз и видел, как одиноко болтается на цепях меж двух шелковиц самодельная качелька. Видел жестяную голубятню с зарешеченными окнами, как голуби то вылетают оттуда наружу, то заскакивают назад… Виноград увивает арку перед подъездом, а древние лавочки-развалюшки заполнены древними бабулями…

ЩЁЛК! — щёлкнула дверь и тут же перед Сенцовым выпрыгнул довольный Красный.

— Открыл! — сообщил он счастливым голосом и пихнул Константина. — Давай, Старлей, заскакивай, а то застукают нас!

— Ты бы ещё года три повозился! — угрюмо буркнул Сенцов, понимая, что путь к Кате для него заказан навечно. Сейчас, он оставит её дома и больше никогда не увидит. Он для неё умер, а она для него…

— Да топай! — сердился Красный, и Константин послушно потопал прочь с балкона через открытую дверь в Катину квартиру.

Тут оказалось пусто и тихо — бухгалтер Катин ещё не вернулся от родственников. Занимался прохладный серый рассвет, мгла раннего утра утопала в углах, цветы в вазе на пианино засохли. Откинув гардину, чтобы не содрать её неуклюжей ногой, Константин вступил в прохладную комнату и медленно подошёл к дивану.

— Быстрее, Старлей, на Базу пора! — подгонял сзади Красный, кружа вокруг круглого Катиного стола, зарясь на её конфеты, лежащие в хрустальной вазочке.

Константин осторожно положил бессознательную Катю на диван и отошёл в сторону. Как жаль, что ему, Сенцову, придётся раствориться в небытии, а её оставить тут, на милость природы! Её бухгалтер уехал к кому-то в деревню — тем лучше, будет меньше проблем… Меньше проблем у Кати… Но не у Сенцова. Катя уже забыла Сенцова, но Сенцов-то всё помнит…

— Прощай, Катя… — пробормотал Сенцов, окинув последним грустным взглядом до боли знакомую Катину комнату, кожаное кресло в углу, в которое Катя всегда сажала Сенцова, когда тот приходил в гости, вазочку конфет на круглом столе… Конфеты Катя обязательно бы «казнила», всучив их Сенцову. Она всегда так делала: накупала конфет и вафель, а потом пугалась за фигуру и отдавала все эти сладости Константину. У Константина они долго не залёживались: приползя домой с очередного «суперсекретного сверхзадания», Сенцов не обнаруживал в холодильнике ни зги и набрасывался на конфеты… Интересно, кому теперь Катя отдаёт конфеты? Алине? Нет, Алина конфеты не возьмёт, у неё тоже фигура…

— Ну, идём, чего застыл, как пингвин перед бурей?? — внезапно на Константина холодным водопадом обрушился Красный, начал тормошить его плечо и тащить обратно, к балкону.

— Да отстань ты! — отпихнул его Сенцов. — Я прощаюсь!

— Светает! — настаивал Красный, не отходя от Константина. — Она сейчас проснётся, увидит тебя и крякнет от полного счастья! Пойдём уже, увалень несчастный!

Красный выпихнул Сенцова на балкон, а Сенцов прекратил сопротивление. Всё, Катя должна вернуться к обычной жизни, дождаться возвращения бухгалтера, а о Сенцове говорить только хорошее, как говорят о покойниках…

В последний раз оглянувшись на Катину комнату, Сенцов вскочил на балконные перила и влез в игрек-тачку Красного. Красный уже ёрзал за рулём, собираясь выжать газ, а Сенцов распластался по сиденью киселём, захлопнул глаза и затих. Константин думал, что в последний раз простился с Катей в тот день, когда уходил от неё в дурацкий «Родник» за палёной водкой, а Катя простилась с ним на условно настоящих похоронах… А тут сам хронос подтолкнул Катю назад, к Сенцову, он даже уверовал, что она откажется от бухгалтера и выйдет замуж за него… И опять-таки приходится расстаться навсегда из-за сверхсекретности миссии опа… На глаза лезли горькие слёзы — точно такие же, как и в тот день, когда Сенцов решил отравиться водкой…

— Кисель и есть! — подтвердил Красный, завёл игрек-мотор, и тачка, выполнив изящный разворот, вошла в невидимый режим и полтела к Базе.

Вот только Константин даже всплакнуть не может, потому что тут Красный — сидит довольным слоном и вертит баранку, руля к Базе по воздуху через Тихий океан. Радуется, что Репейник выдал ему тачку с кнопкой… А Сенцов ничему не радуется — хоть бы ему десять таких тачек Репейник выдал! Кажется, Сенцову никогда не сделаться настоящим дознавателем, таким, как например, Звонящая. Даже до того Рыбкина и то — далеко. Рыбкин вон, сколько успел сделать, пока Сенцов дрожал в яме и попадался Траурихлигену! Эх, Рыбкин, Рыбкин! Рыбкин столько всего успел, да ещё и погиб из-за Сенцова! Где-то в душе Константина опять проснулась слепая совесть, вгрызлась зубами куда-то под ложечку и начала терзать. Хорошо бы, Сенцова сегодня не выпустили из бокса — а то дома он засядет у телика с палёной водкою в зубах и поминай, как звали…

* * *

Константин сидел в столовой Базы и ничего не мог запихнуть в себя из еды — настолько совесть его давила — прямо, как настоящая верёвка на шее. За круглым столом рядом с ним сидели его товарищи и тоже почти не ели — только Репейник один наворачивал, сказав, что ему еда нужна для мозга. В этот вечер они поминали Рыбкина, рассказывали разные истории из жизни безвременно ушедшего стажёра, и никто не смеялся, хотя истории были смешными. Рыбкин нашёл своё последнее пристанище в некрополе Отдела Предотвращений — огромном, печальном здании, построенном на отдельном мизерном безымянном островке, рядом с атоллом Ихавандиффулу. Там было много склепов, занятых незнакомыми Сенцову убитыми дознавателями, подсыльными, пастухами… Их всех убили тайные враги цивилизации, с которыми испокон веков борется оп, и Сенцову в этом некрополе сделалось страшно — дознавателей тут было больше всего, и Константин представил себя в одном из склепов. Среди безмолвных мертвецов, всё-таки был один, которого Сенцов знал понаслышке — единственный убитый пробойщик Драйвер, о котором постоянно вздыхал Репейник. Он и сейчас вздохнул о нём, горюя над Рыбкиным. Специальный кран задвинул массивную гранитную крышку, замуровав Рыбкина в скдепе, и Звонящая пихнула Сенцова на выход — чтобы не стопорился и мешал расходиться остальным. И Сенцов послушно двинулся прочь из этой жуткой обители смерти, холодной, мглистой и пугающей живого человека до такой степени, что начинают призраки мерещиться…

— Давайте, хоть, мороженого поешьте… — негромко предложил Репейник, который три тарелки опустошив, запихнув в себя столько калорий, что и на слона хватило бы.

— Тащи «Чебурашку»! — мрачно приказала Звонящая, возя пальцем по столешнице.

— А чего я то? — оскорбился Репейник. — Я вам что, Золушка, что ли??

— Давай, Золушка, действуй! — рыкнула Звонящая, потянувшись к пистолету, и Репейник послушно потянулся за мороженым.

Сенцов тупо сидел, когда Репейник притащил это самое мороженое и начал раздавать всем, как настоящая Золушка. Хорошо Звонящая умеет постороить — ей до генерала один шаг, она уже полковник.

— Спасибо… — буркнул Сенцов, машинально взяв… Но совесть не дала ему поесть — сдавила так, что Константин чуть не взвизгнул.

— Чего не ешь? Тает! — осведомился Звонящая, покосившись на Сенцова недовольным глазом.

— Я опять пристрелил Траурихлигена… — Сенцов решился сказать об этом потому как знал: или он признается, или совесть его загрызёт. — Прости, Репейник…

Репейник раскрыл, было рот, чтобы что-то пробулькать пережёвывая мороженое, но его сурово перебила Звонящая.

— Не бери в голову! — неожиданно отрезала она, изумив Сенцова. — Сто процентов даю, что на этом гаде был бронежилет!

— Ты считаешь? — уточнил Сенцов, получив шок от того, что Звонящая не стреляет ему под ноги за новый хроносбой.

— Он не такой баран, чтобы два раза наступить на те же грабли! — рубанула Звонящая, невозмутимо жуя. — Ты бы, Старлей, наступил! А Траурихлиген из другого теста!

Сенцов заглох. Товарищи посмеивались над ним, пряча смешки за жеванием, а Константин сейчас почувствовал себя безмозглым слизнем так остро, как никогда, и Звонящая это ему доступно объяснила. У его товарищей стальные нервы — они съели по две порции мороженого, третью доедают, а «Чебурашка» Константина уже растаял, оплыв на тарелке, и он не нашёл в себе сил откусить ни кусочка. Нет, тут не место для слабачков, слизнячков, хилячков, середнячков… В оп принимают только лишь самых-самых: самых умных, самых сильных, самых хитрых, ловких, смелых… И как только «безмозглый слизняк» Сенцов затесался в их ряды??

— Слушай, Репейник, — тихонько сказал Константин Репейнику, который торчал к нему ближе всех. — Скажи, как вы все попали сюда из простой ментуры?

— Из простой ментуры? — нарочито громко хохотнул Репейник, насмешливо подмигнув Красному, который сидел слева от него с третьей порцией мороженого «Чебурашка». — А кто тут из простой ментуры-то?

— А у нас тут никто не из ментуры! — хихикнул за ним Красный, доедая мороженое. — Я, например, чёрный риелтор, а Репейник — хакер!

— Сам ты хакер! — обиделся Репейник. — И ешь много! Я — киберанархист! — объявил он, подбоченившись так, будто бы являлся Иваном Грозным.

— А ты мне в рот не заглядывай! — огрызнулся Красный. — И, Старлей, кстати, Бисмарк был террористом, а не просто скином. Он самолёт стырил в Чечне и умотылял в Сирию!

— Точно! — подтвердил Бисмарк, пугая Сенцова блеском глаз. — Клёво полетали!

— Но… — пробормотал Сенцов, отваливая челюсть. — Так не…

До этого момента Константин считал, что в спецслужбы принимают только образцовых полицейских с кристальными биографиями… а тут…

— Так что, Старлей, ты в нашей компании единственный мент! — хихикнула Звонящая. — А теперь — всё, идём спать — завтра нам вставать чуть свет!

Звонящая помахала ручкой и исчезла за толстой титановой переборкой. Сенцов же застрял и торчал посреди столовой, как дурацкий истукан, изучая блестящие стены.

— Кстати, Старлей! — это к нему подкрался Красный и шепеляво зашептал, прикрыв рот ладонью. — Мы тут всё про всех знаем, я даже в курсе, что Рыбкин в тинейджерстве обирал электронные счета, а вот, что сотворила Звонящая — не знает никто! Кстати, «Рыбкин» — это у него не фамилия, а тоже позывной!

— И что теперь? — проклекотал Сенцов, стоя. — Я думал, вы… А вы?

— Идём уже! Индюк тоже думал! — Бисмарк сгрёб Константина в охапку и выпер из столовой, взвалив на плечо. — Кисель!

* * *

Катя внезапно проснулась. Широко распахнув изумлённые и испуганные глаза, она рывком села на диване и почувствовала, как её сердце колотится в бешеном ритме, норовя едва ли не вывалиться на пол. Вокруг висела темнота и тишина безлунной ночи, в квартире было пусто, потому что муж гостил у родственников… Спать почему-то совсем не хотелось, хотя электронные часы на телевизоре извещали о двух часах после полуночи. И как она могла заснуть на диване? Катя даже удивилась: она никогда в жизни так не делала, каждый вечер она старательно расстилала постель в спальне… На диване обычно спит Сенцов… Спал Сенцов. Внезапно в памяти всплыли похороны Константина. Гроб, венки, рыдающая тётка, соседки эти, галдящие галками… Бедняга погиб в какой-то перестрелке с какими-то бандитами… Ночью, под дождём… Его застрелили, а потом — вывезли на набережную и утопили в Кальмиусе… Катя винила в этом себя, потому что раньше Сенцов был осторожен, берёг себя… А когда узнал, что Катя выходит замуж за Степана Селезнёва — мог пуститься во все тяжкие… вот и погиб.

На Катины большие глаза навернулись слёзы, она свернулась клубочком, уткнувшись носом в шершавую диванную обивку…

Внезапно в прихожей раздался шорох. Катя вздрогнула, потому что шорох походил на звук осторожных, крадущихся шагов. Вмиг забыв про рыдания, она вновь села на диване, замерла, превратившись в слух. Тихо. Показалось? Да, показалось, ведь Катя дома одна, дверь закручена на два замка… Никто не может пройти… СКРИП! — скрипнула расшатанная половица в старой прихожей. Катю сковал страх: она не одна, тут есть кто-то ещё, он ходит по прихожей, он не скрывается, не крадётся, а топает, и его тяжёлые шаги приближаются!

Секунда — и дверь комнаты с треском распахнулась. На пороге показалась высокая фигура, вспыхнул свет, потому что незнакомец щёлкнул выключателем…

— Траурихлиген!! — взвизгнула Катя и отшатнулась к стенке. Внезапно в её голове вспыхнули воспоминания: она попадала в какой-то страшный мир, где до сих пор идёт Вторая Мировая война, где живёт живой Сенцов, и где живёт Траурихлиген! Она сидела в подвале, где кишели крысы, и не ела «Мивину», которую ей просовывали в мизерное окошечко у самого пола…

— Траурихлиген! — довольно подтвердил Траурихлиген, вдвигаясь в подметённую комнату в грязных сапогах. — Я очень рад, что ты меня узнала!

— Где Сенцов?? — залепетала Катя дрожащими губами, вжимаясь худыми плечиками в холодную твёрдую стену.

— На бороде! — хохотнул Траурихлиген и устроился в кожаном кресле Степана, закинув одну длинную ногу на другую. — Ты думаешь, что я пришёл к тебе просто так, в гости? — осведомился он, в упор глядя на Катю своими страшными глазами.

— А… — блеяла Катя, холодея и цепенея от ужаса. Как он мог сюда попасть?? А вдруг он её сейчас убьёт???

— Нет, не в гости! — оскалился Траурихлиген, покинул кресло и широким шагом направился к Катиному дивану. — И не думай, что я просто так тебя им отдал! Я поставил на тебе небольшой и интересный эксперимент! — говорил он, приближаясь. — Интересный для себя!

Он подошёл вплотную к дивану, протянул ручищу и ухватил Катю за голову, прежде чем та успела пикнуть. Катя замерла, ожидая смерти, а Траурихлиген схватил её за волосы на затылке, больно дёрнул, а потом — отпихнул обратно, к стенке.

— Магнит! — довольно сообщил он, показав то, что оказалось у него на ладони. — Я нашёл брешь в игрек-системе ликвидатора памяти и решил проверить, действительна ли она для туристов. Ты всё помнишь, а значит — да! Спасибо, Катя, ты мне очень помогла! Теперь — можешь спать дальше!

С этими словами Эрих Траурихлиген вынул из внутреннего кармана кителя оповский ликвидатор памяти и нажал маленькую красную кнопку.

— Ай! — вскрикнула Катя и упала на диван без чувств.

— Пока, Катя! — попрощался с нею Траурихлиген, распахнул дверь и шагнул в прихожую.

Дверь медленно, с лёгким скрипом закрывалась по инерции, а Катина прихожая была пуста.

Глава 170 Рекавер-среда Сенцова

Константин Сенцов бродил по городу. Бесцельно бродил, как бродят люди, убитые горем. Забрался в какой-то тёмный глухой проулок, уставленный мусорными баками, захламлённый какими-то объедками, остатками. Перед носом выросла стена нежилого офисного здания, и Константин застопорил ход. Всё, кажется, дальше ему не пройти, да и идти не хочется — Кати нет, Рыбкина тоже нет… И в этом виноват он, Сенцов. Можно улечься прямо на мусор и так заснуть — зачем куда-то ещё идти? Кому это нужно, если Сенцов куда-то ещё пойдёт??

— Эй, Сенцов! — раздалось сзади, и Константин вздрогнул. Унего больше не было имени и фамилии — у него остался оповский позывной — его теперь все называли «Старлей»…

— Сенцов, ты глухой? — недовольно осведомился голос позади, и Константин всё же обернулся.

В сумерках двора возвышался какой-то человек — стоял, уперев кулаки в бока и глазел на Сенцова, ожидая от него ответа.

— Вы кто? — удивился Сенцов, никак не понимая, кто это такой узнал его настоящую фамилию…

Незнакомец не ответил, а только сделал шаг вперёд. Неясный свет из ближайшего окна упал на его лицо, и Константин невольно отпрянул назад.

— Траурихлиген! — вырвалось из Сенцова. — Я же прикончил тебя… опять… — пробормотал он, упираясь лопатками в стену дома.

— Увы, Сенцов, ты плохо стреляешь, — ответил Траурихлиген, ухмыльнувшись. — Но я пришёл к тебе не за разбором полётов! Ведь тебе же нужна рекавер-среда? — осведомился он, недобро подмигнув левым глазом.

— А? — изумился Сенцов, глупо стоя посреди переулка. Он не знал, что такое рекавер-среда… И не знал, зачем она ему нужна…

— Ты страдаешь от чувства вины, не так ли? — подмигнул Траурихлиген. — Ты думаешь, что Рыбкин погиб из-за тебя? Я прав?

Константин икнул. Траурихлиген словно бы прочитал его мысли: Сенцов мучался так, что готов был влепить себе пулю в мозги, лишь бы только хищница-совесть не глодала его.

— А… Откуда ты знаешь? — простонал Константин, борясь с давящей одышкой.

— Ты проще пареной репы, — сообщил Траурихлиген, прожигая Константина взглядом. — Пообщавшись с тобой немного, я это понял. Так, Сенцов, тебе нужна рекавер-среда? — повторил он свой вопрос, вперившись в Сенцова так, что тот чуть не задохнулся.

Сенцов глухо молчал, моргая, торча около перевёрнутого мусорного бака. Что за среда? Сенцов не знал, поэтому выдавил из себя такое:

— А… что это? Среда?..

— Ты не знаешь? — ухмыльнулся Траурихлиген, потирая ладони. — А я тебе скажу! Рекавер-среда оживляет мертвецов! Восстанавливает повреждённые ткани, и человек возвращается к весёлой жизни! Ты ломал мозги над тем, как я смог воскреснуть? Благодаря рекавер-среде! Я знаю, где её берут, а у тебя есть техподдержка! Если ты поможешь мне её достать — я помогу тебе оживить твоего Рыбкина!

Если враг дарит подарок — он замышляет козни. Константин Сенцов прекрасно знал об этом. А такой враг, как Эрих Траурихлиген — точно замышляет, даже если ничего не дарит… Но фантастическая возможность спасти Рыбкина с того света затуманила разум. Сенцов, окрылённый заведомо ложной надеждой, сделал шаг вперёд позабыв об осторожности суперагента.

— Где она? — спросил он, готовый поехать на рога к любому чёрту, лишь бы отцепилась проклятая совесть.

— В бункере у Теплицкого! — небрежно бросил Эрих Траурихлиген, довольный тем, что Константин заглотил наживку. — Если поедем на троллейбусе — приедем послезавтра… — пробормотал он, скрыто жалуясь на отсутствие подходящего транспорта.

— Я… могу игрек-тачку вызвать! У меня есть! — выпалил Сенцов. Траурихлиген упомянул про Теплицкого, и Сенцов окончательно воспрял: если повезёт, ему удасться накрыть Теплицкого с его профессурой, и «дело туристов» окажется закрыто! Сенцов сделается дважды героем… может быть, тогда совесть разожмёт зубы??

— Отлично! — весело улыбнулся Траурихлиген. — Я отвезу тебя туда, мы свистнем всё, что нам нужно, и уберёмся. Только… кроме игрек-тачки нам понадобится ещё и игрек-пушка, — предупредил он, намекая на серьёзную охрану бункера. — У тебя есть такая?

— Есть! — согласился Сенцов, вытаскивая из кармана дистанционный пульт от игрек-тачки, надавив пальцем на красную кнопку вызова. — Сейчас, прилетит!

— Будем ждать! — кивнул Траурихлиген и подошёл к Сенцову. — Как тебя всё-таки, тянет к мусору и мусоркам… — пренебрежительно заметил он, оглядывая замусоренный тупик. — Почему во всём городе ты остановился именно здесь?

— Ты — тоже! — отпарировал Сенцов, ехидно подмигнув. — Тоже к мусоркам тянет?

— Я просто вычислил твой остаточный след, турист, чтобы найти тебя! — заметил Траурихлиген, а секунду спустя в ночном воздухе раздался свист и поднялся лёгкий ветерок.

Ветерок дунул у самых лиц и что-то невидимое пронеслось по мокрому асфальту, расплескав лужу. Под фонарём появилось некое облачко, которое становилось всё плотнее, и вскоре превратилось блестящую чёрную машину, несущую по бокам два острых крыла.

— Класс! — оценил Траурихлиген, показав большой палец. — Чур, я за руль!

Он рванул к игрек-тачке, но Сенцов никуда не рванул и сказал:

— Постой-ка, Турист! Я тебя за руль не пущу! А вдруг ты тачку свистнешь и сбежишь в свой каменный век? Я не знаю! Поэтому я поведу! — Константин сделал шаг и достал из кармана ключ. — К тому же, ключи — у меня, а тебе я их не дам!

— Ну ладно, хозяин — барин… — пожал плечами Траурихлиген. — На переднее сиденье-то хоть, пустишь?

— Посмотрим! — железным голосом отрезал Сенцов, отключил игрек-сигнализацию, отпер дверцы и вдвинулся за руль.

Траурихлиген пристроился около него — не очень приятно, когда враг сидит так близко, но ради Рыбкина и собственной совести Сенцов терпел.

— Сразу видно, что ты не умеешь водить игрк-тачку! — ехидно сообщил Траурихлиген, застёгивая на себе ремень безопасности.

— Это ещё почему? — рассердился Сенцов и запустил бортовой компьютер.

— А, вот, почему! — хихикнул Траурихлиген и помахал перед носом Сенцова его расстёгнутым ремнём. — Пристегнись, будущее, а то будешь летать по салону!

— Чёрт… — проворчал Сенцов и тут же застегнул ремень. От нервов и нападок злобной совести Сенцов абсолютно забыл о том, что прежде, чем взлетать, следует пристегнуться… Иначе, залетал бы по салону и угрохал игрек-тачку и собственную жизнь.

— И вообще, я, точно, подстрелил тебя… — пробормотал Константин, проверил надёжность ремня и завёл мотор.

— В бронежилет попал! — довольным голосом сообщил Траурихлиген, похохатывая. — Только тупой баран не натащил бы бронежилет! — и тут же поспешил похвастать:

— Сейчас у меня каждый солдат имеет бронежилет!

— Отлично… — филином прогудел Сенцов, остро понимая, что Траурихлиген скоро перевооружит всех своих фашистов современным оружием, нападёт на СССР, победит и изменит историю. Если оп не почешется и не схватит его — ему удасться провернуть это дело. А чего тогда турист такой радостный? Сенцов бы хоть сейчас его скрутил — да не может: по-сенцовски надеется, что турист покажет ему логово Теплицкого, оживит Рыбкина и облегчит сенцовскую совесть…

— Ваше будущее, конечно, технически развилось классно! — продолжал разглагольствовать Траурихлиген, поглядывая в окошко. — Но люди соображают всё туже и туже.

— Чёрт с тобой! — огрызнулся Сенцов. — Куда лететь-то?

— Давай, настрою! — вздохнул Траурихлиген и придвинулся ближе к игрек-навигатору Сенцова.

— Давай! — Константин с готовностью согласился: игрек-навигатор запоминает все заданные ему маршруты так, что удалить их никак не возможно. Сенцов скажет потом туристу, что всё удалил, а сам — покажет карту Звонящей, и тогда они накроют и Теплицкого, и его «бункер Х». А сенцовская совесть, наконец-то, отвяжется от Сенцова.

Глава 171 Константин Сенцов в «бункере Х»

Константин Сенцов был за рулём игрек-тачки почти что, формально: автопилот направлял её в заданные Траурихлигеном координаты, а Сенцов только сидел, поворачивал руль, облетая редкие препятствия, и ждал, когда, же наконец, они долетят. Ночной город оставался позади, Константин глядел в лобовое стекло, видел непроглядную тьму безлунной ночи, свет в чужих окнах да грустные огоньки фонарей.

— Слушай, Сенцов, как ты думаешь, пень в разведке помогает? — весёлым голосом осведомился на пассажирском сиденье Траурихлиген и противно захихикал неизвестно над чем.

Сенцов замялся, по инерции раздумывая о пне и разведке, а Траурихлиген, ехидно хмыкнув, заявил:

— Ни один разведчик, если он в своём уме, ни за что не взял бы с собой тебя!

— Заткнись! — не выдержал Сенцов. — А то законопачу тебя и память отшибу!

— Ну, давай! — весело разрешил Траурихлиген. — Если не боишься!

— Отвяжись ты от меня, а то врежусь! — Сенцов почти взмолился, потому что постоянные насмешки туриста, действительно, мешали ему вести машину, и Константин пару раз едва не врезался в многоэтажные дома.

— Я же говорил, что ты не умеешь водить игрек-тачку! — постановил Траурихлиген и принялся громко насвистывать мотив бравурного марша.

— Чёрт с тобой! — пробурчал Сенцов под собственный нос и постарался представить себе, что едет в машине один.

— Внимание, пункт назначения! — заскрипел электронный голос игрек-навигатора, и автопилот начал снижать скорость за Сенцова. Константин через лобовое стекло уже ничего не видел, кроме ночи и того небольшого простарнства, которое освещали фары. Ясно одно: они давно уже не в Донецке… а неизвестно, где…

Игрек-тачка плавно снизилась и приземлилась не на асфальт, а, наверное, в траву. Сенцова давно уже не тошнило, когда он летал в игрек-тачке: корректировщик сознания Репейника действует на ура. Константин украдкой глянул в сторону туриста — как он себя чувствует? Но турист уже распахнул дверцу и выпрыгнул наружу — вон он, стоит в свете фар и ждёт, когда же выползет Сенцов.

— Слушай, турист, где мы? — осведомился Сенцов, вылезая из кабины. Его ноги попали в росистые травы, которые доходили ему до самых коленей и вымачивали брюки.

— Чёрт… — буркнул Сенцов, поняв, что надел неподходящие туфли, и его носки и ноги тоже вымокли.

— «Бункер Икс»! — сообщил Траурихлиген и пошёл куда-то вперёд.

— Где? — тупо пробормотал Сенцов, не видя вокруг ничего кроме травы и ночи.

— Фары погаси! — посоветовал Траурихлиген. — А то сейчас тебя система безопасности превратит в гуляш!

— Ладно… — согласился Сенцов, поплёлся к игрек-тачке, вырубил двигатель, фары, запер дверцы и включил сигнализацию. Никакого бункера около себя он всё ещё не видел, и в мозгу, вместе со страхом, начали рождаться мысли о том, что Траурихлиген надул его, вывез в дикие дебри и собрался прикончить без свидетелей.

— Чего копаешься, как хомяк? — ворчливо поторопил его турист, топчась около какой-то замшелой развалюхи, которая торчала из травы, накрытая дырявой крышей.

— Та я готов! — фыркнул Сенцов, на всякий случай держа руку на рукояти пистолета.

— В «бункере Икс» тебе пукалка не поможет! — Траурихлиген тут же заметил, что Сенцов хватается за пистолет, и скептически покачал головой.

— А… что поможет? — удивился Сенцов. — Да и вообще, тут нет никакого бункера!

— Поможет карточка! — сообщил Траурихлиген. — А «бункер Х» — вот он! — он махнул рукой и показал на развалюху, из-за которой выскочил тощий чёрный кот, и тут же скрылся в темноте.

— А? — в недоумении булькнул Сенцов, а Траурихлиген нашёл где-то в траве камень, поднял его и швырул в ту гнилую доску, котрая заменила развалюхе дверь. Тот час же с грохотом сверкнула электрическая искра, поразив камень, расколов его на кусочки, земля под ногами Константина задрожала, начала сдвигаться…

— Прыгай, опёнок! — крикнул Траурихлиген, Сенцов совершил прыжок, поскользнулся на грязи, рухнул на живот, случайно набрав в рот травы.

Со своего неуклюжего местоположения, с травою во рту, Константин увидел, как перед этой самой дверью-доской открылась широкая дыра. Из дыры пахнуло чем-то гадким, и Сенцов невольно съёжился:

— Фу! Что это? — пробулькал он, плюясь травой.

— Система безопасности Теплицкого и отстойник для бомжей! — весело пояснил Траурихлиген. — Если бы ты хоть пальцем дотронулся до этой «волшебной» двери — был бы уже обжарен и валялся бы на дне отстойника! Хы-хы!

— Чёрт… — ругнулся Сенцов, поднимаясь на ноги. Его брюки и рубашка полностью вымокли и покрылись зелёными пятнами травы. Встав, Константин отлично видел, как задвигается крышка — стальная снизу и сверху поросшая травой. Крышка задвинулась быстро, и настолько качественно, что спустя пару минут от ямы не осталось и следа.

— Поэтому мы полезем в люк! — предписал Траурихлиген и включил фонарик, бросив луч себе под ноги.

— В какой люк? — буркнул Сенцов, пытаясь руками счистить с одежды траву и землю.

— Я был прав насчёт пня! — ругнулся Траурихлиген, и тут же луч его фонарика упал на круглую стальную крышку, чистую, сероватого цвета. — А вот и люк! — обрадовался он. — Дававй, Сенцов, не стой — отдраивай!

— А меня не… того? — испугался Сенцов, не забывая о печальной судьбе камня.

— Неа! — отказался Траурихлиген, продолжая освещать люк. — Теплицкий ничего не поставил в этот люк, потому что ему и в голову не пришло бы, что кто-либо в него полезет!

— Ладно, — согласился Константин, вернулся к игрек-тачке и открыл её багажник, чтобы найти монтировку.

Монтировка нашлась быстро — Сенцов даже удивился, что она вообще оказалась в его багажнике, обычно он по-сенцовски забывал положить нужное, а пихал то, что вообще не надо. Выхватив её, Сенцов осторожно приблизился к люку — а вдруг тут, всё-таки, есть какая-то система, и Траурихлиген специально заставил его открывать, чтобы самому не попасться?

— Давай, Сенцов, живее! — подогнал Константина Траурихлиген, нетерпеливо кивая фонариком. — Я тут состарюсь тебя ждать!

— Ладно… — прогудел Сенцов, подцепил крышку люка загнутым, раздвоенным кончиком монтировки, приподнял… Крышка была тяжела, однако смертельной ловушки в себе не несла. Константин без особого труда сдвинул её с места и сбросил в траву, открыв зловещую тёмную дыру.

— Не развалился? — в который раз съехидничал Траурихлиген, бросив в дыру луч света и осветив стальные ступени-скобы, прикрученные к каменной стене, которая отвесно срывалась куда-то вниз, может быть, на многие десятки метров.

— Чёрт с тобой! — огрызнулся Сенцов, вернулся к игрек-тачке и положил ненужную теперь монтировку назад в багажник.

— Лезем! — постановил Траурихлиген и принялся бодро спускаться в тёмное чрево, подсвечивая себе фонариком.

Сенцов не горел желанием лезть в эту неизвестную тёмную глубину. Но совесть — она вцепилась так, что казалось, будто бы его горло грызёт настоящий живой тигр — Сенцов даже задыхался. У него появилась реальная возможность спасти Рыбкина, а он отказывается от неё из-за сенцовской трусости. Траурихлиген уже успел глубоко спуститься — Сенцов видел в дыре только свет его фонарика. Приблизившись, Сенцов согнулся в три погибели, взялся рукой за верхнюю скобу, спуская вниз свои ноги, ища опору… Руки и ноги его предательски дрожали: подспудный страх трвердил, что он обязательно наткнётся на скобу с «сюрпризом», запустит ловушку и погибнет. Сенцов несколько раз оступился и едва не упал. Нет, надо перестать слушать страх: а то он сам сделает себе ловушку, сорвавшись и размазавшись о невидимый в темноте пол.

— Ты там заснул что ли? — прилетел снизу искажённый эхом голос Траурихлигена, Сенцов опустил глаза и увидел, что турист уже преодолел все скобы и ходит там, внизу, освещая фонариком бетонный пол.

— Лезу… — буркнул Сенцов, осознав, что здесь нет ловушек — просто он сам себя пугает ими.

Ускорившись, Константин за пару минут достиг дна этой зловещей шахты, где было холодно, словно в Крымских пещерах. Знал бы Сенцов — захватил бы с собой хоть куртку…

— Идём! — махнул рукой Траурихлиген, двинулся вперёд и осветил фонариком то, что маячило впереди, в таинственной и опасной неизвестности. Сенцов заставил себя посмотреть туда и увидел развилку из трёх круглых ходов, похожих на гигантские трубы.

— А… ты знаешь, куда идти? — осведомился Сенцов, подозревая, что с его удачей он точно попадёт в тупик, не сможет выбраться и сгинет смертью глупых.

— В средний! — сообщил Траурихлиген так, словно бы ходил тут тысячу раз, и уверенно двинулся в тот самый средний ход, сверкающий неизвестным Сенцову металлом.

Константин двинулся за ним, потому что другого выхода у него не оставалось: он по-сенцовски не запасся фонариком, и, если Траурихлиген уйдёт без него — он останется в этом зловещем подземелье в полной темноте.

— Идём, идём, тут недалеко! — похохатывал турист, уходя всё дальше и дальше.

Сенцов тянулся по инерции, не заметил, как чуть не наступил на толстую крысу, не заметил толстый стальной болт и споткнулся об него… Крыса всё вертелась под ногами — наверное, присмотрела Сенцова себе на обед…

— Всё, приплыли, лезем сюда! — вдруг раздался под угрюмыми сводами голос Траурихлигена.

Крыса прибавила ходу и исчезла, а Сенцов застопорился, поднял свою неумную от стрессов голову и задал дурацкий вопрос:

— Куда?

— Чёрт, какой ты тупой! — проворчал Траурихлиген, направил фонарик немного вперёд, и Сенцов увидал недалеко от себя точно такие же скобы, по которым они спускались вниз.

— Понял? — осведомился Траурихлиген, а Сенцову показалось, что он собрался постучать по его лбу кулаком. — Идём, чугунный лоб! — начальственно распорядился он и полез по скобам вверх.

Сенцову больше ничего не оставалось, как следовать за ним, и вскоре он увидел, что Траурихлиген взял фонарик в зубы и обеими руками поднимает некую квадратную крышку. Из-за крышки забрезжил мягкий свет, а Траурихлиген отодвинул её в сторонку и проворно вылез туда, в свет, погасив фонарик. Сенцов не без опаски последовал за ним: мало ли, куда может привести человека Эрих Траурихлиген? Доверять ему нельзя: можно попасть в смертельную ловушку… Сенцов покинул тёмное подземелье, однако ничего страшного с ним не случилось, тут было тепло, и тут был воздух… Траурихлиген справа от него ногою задвигал обратно крышку — стальную снизу, а сверху покрытую блестящим, лакированным паркетом.

Константин огляделся и увидел вокруг себя самую обычную комнату, которая могла бы быть в гостинице, да и в обычной квартире могла быть. Стены оклеены обоями в мелкий цветочек, красный ковёр на паркетном полу, полированный сервант, наполненный фарфоровой посудой, книжная полка, круглый стол, окружённый тремя кривоногими антикварными стульями. На столе высился сервиз… однако не водилось ни капельки съестного.

— Нравится? — осведомился Траурихлиген, прикрывая лаз крышкой.

— Не знаю… — пожал плечами Сенцов, оглядываясь.

— Тут каждый миллиметр напичкан датчиками! — предупредил Траурихлиген и осторожно двинулся так, чтобы не наступать на красный ковёр. — Иди, как мышка, или тебя за одну секунду превратят в дуршлаг!

— Хорошо… — пробормотал Константин, небыстро продвигаясь вслед за туристом и стараясь сделать свои шаги бесшумными.

Траурихлиген прошёл мимо стола с сервизом, подобрался к двери и вынул из кармана карточку.

Сенцов наблюдал за ним тупыми глазами: зачем эта карточка, когда тут — обычная дверь, её можно просто взять за ручку и открыть… Вдруг сенцовская поясница на что-то жёстко наткнулась, получив болезненный удар, Сенцов вздрогнул от неожиданности и тут же осознал, что, вперившись в дурацкую карточку, позабыл про стол, стукнулся об него… От сотрясения сервиз задрожал и зазвенел, а одна полупрозрачная тонкостенная чашечка, которая оказалась ближе всех к краю, вдруг соскользнула и, прежде чем Сенцов успел взмахнуть руками, свалилась на пол и покатилась по ковру…

Сенцов зажмурился, ожидая, что сейчас из стены выдвинется лазерная пушка, и испепелит его с потрохами… Но пушки не было: чашечка мирно лежала у ножки одного из стульев, а под белым потолком висела тишина…

— Сенцов, чего ползёшь? Шевели плавниками! — свирепо прикрикнул турист, и вдруг его голос потонул в жутком рёве какой-то сирены, которая включилась вместе с красными лампами и теперь — уничтожала тишину гвалтом…

— Сенцов… — сморщился Траурихлиген, увидав сбитую чашечку, и стукнул себя кулаком по лбу. — Ты — дурень и увалень!

— Я не хотел… — промямлил Сенцов, неуклюже возвращая чашечку на место, но при этом отлично понимал, что ничего этим не исправит, их засекли и сейчас убьют…

— Держи оружие! — проревел турист, швырув Сенцову автоматный обрез. — Будем идти на прорыв!

Сенцов по инерции поймал автомат, во второй раз выронив чашечку и расколотив последнюю вдребезги о твёрдый паркет. Идти на так называемый «прорыв» он совсем не хотел — страшно… Да и рекавер-среду они, кажется, не получат. Скорее всего, получат пулю. Оба.

* * *

Геннадий Геккон мирно дремал в мягком кресле в дежурной комнате «бункера Х» и видел очень приятный сон — о том, как он дремлет на пляже и не знает, что такое работа. Устав разгадывать кроссворды, Геккон даже не заметил, как дремота одолела его и мозг подарил этот вот сон — про тёплое море, горячий песок, солнце, чаек, теплоход, который покачивается на мирных волнах и… ревёт гудком так, что раскалывается башка…

— Ай-ай! — вскрикнул Геккон, не в силах терпеть погибельный гудок, встрепенулся, рывком выскочив из шезлонга и… обрушился на жёсткий стальной пол…

— Блин… — прохныкал он, потому что больно ударил спину, и тут же понял, что никакого пляжа нет, и теплохода нет, воруг него бешено мигают красные лампы опасности, а гудок издаёт не теплоход, а динамик аларм-сирены.

Подняв голову, Геннадий глянул перед собой и увидел, что стряслась неприятность. НАРУШИТЕЛЬ! — крупными красными буквами сообщал Геккону экран наблюдения, а аларм-сирена всё выла и выла так, что барабанные перепонки в ужасе стонали и щипали, грозя лопнуть.

— Чёрт… — пробухтел Геккон, натужно стряхивая сон. — Ну и влетит же мне за него от шефа!

Подобравшись к микрофону внутренней связи, Геккон набрал побольше воздуха и громко крикнул, стараясь не зевать:

— Пост шесть, как слышно??

— Слышу вас, шеф! — бодрым голосом начальника поста ответил динамик.

— Нарушитель в двенадцатом отсеке! — зевнул Геккон. — Как понял?

— Понял отлично, высылаю команду! — отчеканил начальник шестого поста и вырубил связь, чтобы не занимать экстренную линию. Интересно, что он делает по ночам, чтобы не спать? Геккон — тот каждое дежурство разгадывает кроссворды до посинения, а потом — погружается в сладенький сон до утра.

Услышав о том, что команда выслана, Геккон вернулся в кресло. Зачем ему нервничать, когда этот жалкий нарушитель сейчас будет схвачен и принесен ему на блюдечке, перевязанный подарочной лентой??

* * *

Константин видел, как прямо в стенах аккуратной комнаты открываются тёмные проходы, из которых страшными пауками вырывают одинаковые охранники в чёрных комбинезонах, каждый из которых сжимал в ручищах автомат. Заметив их, они вскидывали оружие, готовясь жать на курок.

— Бежим… — пробулькал Сенцов, рванув поближе к Траурихлигену, чтобы успеть сбежать, когда тот откроет карточкой красивую дверь.

— Бежим! — согласился льтер иген, но вместо того, чтобы цивилизованно воспользоваться карточкой, он вдруг развернулся, ногой высадил эту красивую дверь и громадными прыжками вырвался в коридор.

— Прорываемся, турист! — заорал он Сенцову. — Стреляй, чего быкуешь??

Константин же глупым бегемотом вывалился вслед за Траурихлигеном в коридор, но про автомат словно бы, забыл… Чёрные охранники не собирались отставать — они тоже высыпали в коридор всей своей оравою, и пустились в топочущую, страшную, вооружённую погоню. Сенцов ощутил страх, когда перед носом вдруг выросла стена.

— Тупик! — взвизгнул он, а охранники почти уже догнали, в руках у них — автоматы…

Сенцов должен был от них отстреливаться… Траурихлиген определил, что Сенцов должен отсреливаться… Однако Сенцов, теребя в руках автомат, тупо торчал и глазел… По узкому коридору, страшно топоча, скакала разъярённая толпа. Охранники Теплицкого, затянутые в чёрные комбинезоны, кажется, выпрыгивали со всех сторон, пускаясь за ними в погоню…

— Вперёд, вперёд, вперёд!! — подгонял Константина Траурихлиген, рубанул карточкой по сканеру, заставив открыться очередную переборку, и буквально, закинул оглупевшего Сенцова за неё.

Перелетая порог, Сенцов споткнулся, чуть не упал, а надо было снова бежать — пятки Траурихлигена так и сверкали впереди. Константин решил не отставать от него: в одиночку он обязательно попадётся, и проклятые бандиты пристрелят его и скинут в вонючий отстойник для бомжей…

— Стоять! — прямо перед носом в который раз возник охранник, крикнул это слово, почти что, оглушив Константина.

Траурихлиген впереди свернул в какой-то узкий побочный коридор, Сенцов поспешил за ним, а охранник вскинул оружие и пустил им вдогонку плотную очередь. Мимо Сенцова засвистели страшные пули, врезаясь в металлические стены, высекая снопы искр… Константин, работая милицейским оперативником, ни раз бывал в перестрелках с бандитами… Да, было страшно, но почему-то не так… Быстро оглянувшись, Константин увидел, что к этому охраннику присоединились ещё трое, и каждый из них готовится стрелять! Страх придал какие-то бешеные силы, Сенцов поднял автомат Траурихлигена и ошалевшим пальцем судорожно вдавил курок. Грохот очереди раскатился эхом, заглушив топот погони, раздались крики боли, и Константин понял, что в кого-то попал. Обернувшись снова, Константин увидел, что подстрелил тех, кто бежал впереди, и они упали посреди узкого коридора, заставив остальных охранников спотыкаться и стопориться на полдороги…

Траурихлиген всё бежал в каком-то бешеном темпе, а лёгкие Сенцова уже рвала одышка: он не привык к марш-броскам с преодолением высоких лестниц, и его ноги предательски слабели.

— Постой… — закряхтел Сенцов, чувствуя во рту жуткий вкус крови.

— Остановишься — издырявят! — вынес вердикт Траурихлиген, а потом впереди выросла задраенная переборка.

С размаху налетев на неё, Сенцов застрял и едва не умер от накатившего удушья и жара. За ними уже гнались новые охранники — их тут были тучи, такие же, как тучи москитов в тайге. Сенцов должен был их перестрелять, он выстрелил, но его разум падал во тьму, он, наверное, терял сознание от непосильного бега, и поэтому выстрелил в пол.

— Ты не умеешь стрелять! — разорвался над бедной головою рык Траурихлигена, и тут же утонул в жутком гвалте: охранники ощетинились пушками и стреляли в ответ на неуклюжую атаку Сенцова.

— Что? — глупо переспросил Сенцов, потому что в грохоте выстрелов и взрывов практически ничего не слышал.

— Хватай карточку, а я буду стрелять! — зарычал Траурихлиген, вырвал у Сенцова автомат, и впихнул в его неуклюжие ручки эту самую карточку.

Константин схватил карточку в кулак, но тут же растерялся и застрял с нею, словно с букетом цветов…

— Открывай дверь! — заорал над его ухом Траурихлиген то и дело нажимая на курок автомата. Он в кого-то попадал — Сенцов слышал, как они вопят и видел, как падают, роняя оружие, однако, сам впал в какой-то созерцательный транс.

— Давай, быстрее, открывай, у тебя же карточка! — подогнал Сенцова Траурихлиген, отстреливаясь от погони и свободной от оружия рукой задвинул ему оплеуху. Константин же ещё сильнее обалдел: кажется, за ними гонится человек сто… И все с автоматами! Пуля просвистела у носа Сенцова, срикошетила о непробиваемую стену, выбив искру, и ударила куда-то в сторону. Искра из-под пули немного отрезвила его, Сенцов ринулся к огромной задраенной двери-переборке, около которой мигал красной лампочкой нужный ему сканер.

— Чёрт… — чертыхнулся Константин, промахиваясь карточкой мимо сканера. — Сейчас… Он даже вспотел, и холодная противная капля надвигалась на правый глаз.

— Держите их! — вырывались из длинного коридора скрипучие голоса и тонули в грохоте выстрелов.

— Давай, шевелись! — Траурихлиген пихнул Константина сзади, отобрал у него карточку, провёл ею по сканеру и переборка у носа Сенцова начала отодвигаться в сторону.

— Топай! — Траурихлиген затолкнул Константина в образовавшуюся небольшую щель и втиснулся сам, надавив за собою на кнопку «CLOSE».

— Хватайте их, они там! — слышал за собою Сенцов, бежал вперёд, не оглядываясь, пока не влетел лбом в стену.

— Ай! — взвизгнул Сенцов, отскочил назад и увидел, что находится в тесной клетушке, а перед ним высится новая переборка. — Куда ты меня привёл? — возмутился Константин, потирая набитую шишку. — Ты хоть, сам знаешь, куда идти??

— Вперёд иди! — Траурихлиген не ответил, а приказал, отпихнул Константина, продвинувшись к сканеру на стене переборки. — Это — карточка Миркина, она тут все двери разевает — и эту тоже!

— Взрывайте её! — бесновались голоса за опустившейся первой переборкой, а толчки в неё походили на грохот тарана.

— Отойдите, бомба готова! — раскатился густой бас.

— Они взрывают! — пискнул Сенцов, упав грудью на ту переборку, о которую только что стукнулся лбом.

— Да отойди, ты мне мешаешь! — взревел Траурихлиген, спихивая Константина со сканера. — Они же схватят нас!

Сенцов свалился в угол, а Траурихлиген с помощью карточки заставил переборку убраться в сторону, и схватил Константина за шиворот.

— Давай, туда, слизняк безмозглый! — Траурихлиген буквально, запихнул Сенцова за переборку, как кучу мусора.

Сенцов ворвался в открывшееся перед ним пространство и замер. Он едва успел затормозить свой бешеный бег — а то бы врезался носом в гигантское сооружение из блестящего металла и стекла, которое вдруг перед ним возникло.

— Мы нашли его! — заявил за его спиною Траурихлиген, а толстая переборка за его спиной задвигалась с лёгким жужжанием. За переборкой ещё слышались выстрелы и топот, но вот — она лязгнула о пол, и все звуки стихли.

— Что — нашли? — не понял Сенцов, разглядывая странное сооружение бараньими глазами.

— Воскреситель! — довольно заявил Эрих Траурихлиген. — Они даже не удосужились перенести его в другую лабораторию! Вот она, эта машина! — он приблизился к сверкающему перед Сенцовым агрегату и дотронулся рукой до его полированного бока. — Рекавер-среда находится внутри этой колбы. Для того, чтобы вернуть Рыбкина к жизни — нам нужно всё: и среда, и колба.

— Ну, и на каком Титанике ты собираешься вывозить эту бандуру?? — обалдел Сенцов, видя, как громадная колба воскресителя возвышается над ним до самого потолка. — Она же тонну весит, умник!

Бух! бух! — неслось со стороны толстенной переборки, Сенцов оглянулся, и ему показалось, что эта тяжеленная масса металла сдвинулась с места, и раскачивается соломинкой, готовая сорваться в любую секунду.

— Ну, что? — повернулся он к Траурихлигену, который невозмутимо рылся в кнопках своего трансхрона. — Они сейчас сломают её и накроют нас, как цыплят! Ты думаешь, как нам унести ноги, или ты глухой!

— Не верещи! — оборвал крик Константина Эрих Траурихлиген. — Мы унесём её отсюда прямо сейчас! Я заблокировал все двери — они так до завтрашнего дня ломиться будут! Иди сюда и обхвати колбу руками!

— Ты сдурел — я не подниму её! — отказался Сенцов, переводя обезумевшие глаза с Траурихлигена на трещащую по швам переборку и назад. — Надо бежать!

— Отставить панику! — сурово приказал Траурихлиген и задвинул Сенцову крепкий подзатыльник. Сенцов зашатался, а Траурихлиген схватил его за шиворот и подтащил к воскресителю.

— Хватай! И держи покрепче! — крикнул он. — Сожми зубы, сейчас, нас пробросит…

— Куда? — успел пискнуть Сенцов, и тут же на его плечи навалился Траурихлиген, а в следующий миг — серебристый пол лаборатории вылетел из-под ног, погас яркий свет, какая-то гора выжала из лёгких весь воздух…

— Не отпускай! — прилетел «с Луны» голос Траурихлигена, а потом — и он затерялся в давящей звенящей тишине.

— Сенцов! — вырвалось из небытия, расколов больную голову Сенцова едва ли не надвое.

Константин понял, что где-то лежит — в его мир явилась спина и что-то мокрое под ней, потом — руки, уши…

— Да, поднимайся же ты! — рявкали где-то вверху, а плечо, за которое его усиленно тормошили, словно бы, существовало отдельно от него.

— Я… умер? — тупо пролепетал Сенцов, разобравшись, что у него есть глаза, и он может их открыть.

Открытым глазам явилось чистое небо, полное звёзд и… растрёпанная башка Эриха Траурихлигена — это она рявкала вверху.

— Кисель! — рявкнула башка Траурихлигена, а его рука затормошила Сенцова за плечо. — Умер он! Если не поднимешься сейчас — то точно умрёшь — я тебе помогу!

— А-ва-ва… — пробухтел Сенцов так, будто бы его рот был до отказа наполнен манной кашей.

— Вставай! — Траурихлиген ухватил Сенцова за шиворот и дёрнул на себя. Константин был рывком поднят из глубокой лужи, в которой он лежал, и посажен… в другую лужу, поменьше. — Проснись! — рявкнул Траурихлиген, и щека Константина получила болезненную оплеуху.

— Ай! — взвизгнул Сенцов, вспомнив, наконец, что произошло, но, не понимая, как он попал сюда, на пустырь, возле какой-то серой стены.

— Где рекавер-среда?? — встрепенулся Константин и в свою очередь схватил Траурихлигена за воротник.

— Воскрес! — недовольно буркнул Траурихлиген, сбрасывая запачканную руку Константина со своей шёлковой рубашки, которая неизвестным образом осталась чистой. — Ты хоть, понял, что произошло? — осведомился он у Сенцова.

— Не-а… — замотал башкой Константин, стремясь водвориться на ноги. — И… где рекавер-среда? — выкрикнул он, стряхивая с брюк грязь. — Или я за зря лез под пули??

— Это я за зря лез под пули! — негромко огрызнулся Траурихлиген, повернув голову Сенцова к той серой стене, которая над ними возвышалась. — Воскреситель в этом ангаре. Нужно проверить его — проброс мог его испортить и — бежать за твоим Рыбкиным, пока не поздно его воскрешать!

— А, куда бежать? — осведомился Сенцов, которому уже удалось выпростаться из лужи и укрепиться на ногах.

— Как это, куда? — удивился Траурихлиген, шагая к широким воротам своего ангара. — Это ты знаешь, где похоронили Рыбкина — ты его и найдёшь! А я пока настрою аппарат!

Сенцов стоял — он не доверял Траурихлигену. По-милицейски Сенцов не доверял Траурихлигену. А по-сенцовски просто не знал, где он находится, как отсюда добраться до могилы бедняги-Рыбкина, и как вернуться назад…

— Чего застрял? — Траурихлиген уже распахивал тяжёлые широкие ворота. — Шагай, время не резиновое! А то Рыбкин так по-настоящему крякнет!

Константин поднял ногу и сделал шаг вперёд.

— Слушай, — сказал он Траурихлигену, вновь застопорившись. — А где мы?

— Тут нас никто не найдёт: ни Теплицкий, ни милиция, ни оп, — сказал Траурихлиген и включил в ангаре свет. — Ты скажи мне, где похоронили Рыбкина, и я тебя туда отправлю… Стой! — он вдруг оборвал разговоры, подскочил к Сенцову и затащил его в ангар под локоток.

— Ты… чего? — удивился Константин, оказавшись под лампочкой Ильича. Около Константина готической башней возвышалась колба воскресителя, наполненная тем, что называется «рекавер-среда».

— На улице об этом не говорят! — загадочно прошептал Траурихлиген и вытащил из кармана небольшую вещь, похожую на обыкновенные часы. — Я дам тебе флиппер и просто проброшу к Рыбкину, иначе ты три года будешь добираться! На!

Траурихлиген собрался надвинуть на запястье Сенцова свой гаджет, но Константин шагнул назад и запрятал обе свои руки за спину.

— А без него нельзя? — буркнул Сенцов, не желая принимать от Траурихлигена никаких подарков.

— Где похоронен Рыбкин? — вопросом на вопрос ответил Траурихлиген.

— В некрополе Отдела Предотвращений, — ответил Сенцов, понимая, что да, до атолла Ихувандиффулу ему неделю ехать, где бы он ни находился.

— Мы в Донецке, Сенцов! — сообщил Константину Эрих Траурихлиген. — И об игрек-тачке не думай: там же у вас пеленгуется всё, да?

— Да… — беспомощно кивнул Константин. Да, каждая игрек-тачка, которая влетает на территорию Базы, не только попадает под объектив камер Репейника, но и получает от диспетчера запрос, на который пилот обязан назвать свой позывной. А если позывного не будет — игрек-тачка немедленно взрывается ракетой класса «земля-воздух»… Нет, Сенцов не хочет ни засветиться, ни попасть под ракету. Кажется, ему придётся-таки примерить на себя флиппер…

— Ладно, — согласился Сенцов и подставил левую руку. — А как мне потом домой вернуться?

— Очень просто! — ухмыльнулся Траурихлиген, застегнув на запястье Сенцова толстый чёрный ремешок. — Видишь маленькую красную кнопку?

— Да, — кивнул Сенцов, заметив на гладком чёрном корпусе прибора круглую кнопочку красного цвета, под которой красными буковками подписали: «RE».

— Когда найдёшь Рыбкина — схватись за него как-нибудь и нажми эту кнопку! — сказал Траурихлиген. — Ты попадёшь в отправную точку — то есть, сюда.

— Ага, — кивнул Сенцов, чувствуя себя пленником.

— Что «ага»? — рыкнул Траурихлиген. — Ты, хоть, понял, на какую кнопку нажимать, или ты мне сломаешь флиппер??

— Та, вот на эту! — огрызнулся Сенцов, ткнув пальцем в ту самую красную кнопочку «RE». — Я что, по-твоему, совсем не дружу с головой?

— Честно говоря, да! — ехидно хохотнул Траурихлиген.

— Слушай, у тебя фонарик есть? — попросил Сенцов, зная, что в некрополе висит непроглядная мгла, а стоит щёлкнуть тумблером и включить свет, как на диспетчерский пункт Базы полетит сигнал, и противный робот потребует позывной.

— Держи! — ответил Траурихлиген и протянул Сенцову тяжёлый немецкий фонарик сороковых годов.

— Спасибо, — сказал Сенцов и прицепил фонарик на пояс.

— Готов? — осведомился Траурихлиген и больно схватил Константина за ту руку, к которой намертво прицепился проклятый трансхрон.

— Ай! — вскрикнул Сенцов, а Траурихлиген разозлился, обозвав Константина «девчонкой» и защёлкал маленькими кнопками, в которых тот ни зги не понимал.

— Поехали! — наконец Траурихлиген бодро процитировал Гагарина и отпихнул Сенцова подальше от себя.

Сенцов удержал равновесие, опасаясь повалиться на пол, случайно взглянул на свою руку и увидел на экранчике трансхрона красные буквы «flip». Константин прекрасно знал, что означает это слово и поэтому — набрал в себя воздух и зажмурил глаза, приготовившись терпеть жуткую боль и асфиксию.

Да, трансхрон Траурихлигена работает куда лучше, нежели чем у Репейника. Сенцов, конечно, почувствовал перегрузки, но куда более слабые, чем если бы его пробрасывали на бандуре Репейника. Константин пришёл в себя сразу, хотя обычно ему требовалась оплеуха, чтобы обрести себя. Вдохнув порцию воздуха, Сенцов распахнул зажмуренные глаза и увидел вокруг себя кромешную тьму. Без фонарика не обойтись — поэтому Константин ощупал себя и обнаружил, что фонарик никуда не делся, и по-прежнему висит у него на поясе, куда он прицепил его перед тем, как проброситься.

Когда тебя скручивает континуум — кажется, что стирает в порошок и тебя самого и всё, что у тебя есть. Но наверное, это только так кажется, потому что фонарик остался цел, а, щёлкнув тумблером, Константин убедился, что он не утратил работоспособности. Константин вздохнул свободнее и, желая сориентироваться в пространстве, направил его свет прямо перед собой.

Свет фонарика упал на стену, Сенцов различил каменную кладку, гранитные таблички с надписями готическим шрифтом, засохшие букеты почерневших цветов и пустоту — унылую, скорбную пустоту могилы… Траурихлиген, безусловно куда лучше Репейника настраивает коридры переброса: Константин сразу же понял, что попал имеено туда, куда нужно: в некрополь Отдела Предотвращений. Сенцов сделал несколько робких шагов в этой пустоте, остро чувствуя, что мог бы сам в ней оказаться… не спаси его несчастный стажёр… Внезапно Константин застыл с фонариком наперевес: в дальнем углу, за чередой могильных плит возвышался тёмный, силуэт человека, закутанного в подобие длинного плаща. Сенцова пронзил страх: неужели, попался? В Некрополе, вроде бы, нет охраны: каждый может посетить могилы товарищей, когда захочет… Кто же это его подкараулил??

— Кто тут? — устрашённым шёпотом вопросил Константин, стараясь не заикаться.

Мрачный незнакомец не удостоил его ответом — он остался молчалив и неподвижен, чем ужасно пугал Сенцова. Окажись этот тёмный истукан хотя бы, Бисмарком — Сенцов отбоярился бы тем, что депрессия загнала его пообщаться с могилой Рыбкина…

— Вы кто? — повторил Сенцов, однако, в ответ услыхал лишь собственное эхо.

Поборов ненужный страх — он всё-таки, дознаватель — Константин шевельнул рукой, медленно наводя фонарик на этого странного молчуна… Что он только делает тут, среди склепов? Луч скользнул по плащу незнакомца, его длинным рукам, сложенным на груди… Сенцов силой заставил себя посмотреть на лицо и тут же понял, что этот «монстр» состоит из камня. Кто-то когда-то установил в этом дальнем и пустом углу статую скорбящего ангела в человеческий рост, чтобы занять пространство. Конечно, он никогда ни с кем не заговорит — ждать от такого «собеседника» ответа придётся сотни лет…

— Чёрт… — пробормотал Сенцов с досадой на собственную трусость и вытер со лба холодный пот. — Блин…

Отвернувшись от этого бесполезного ангела, Константин решил не мешкать, а побыстрее забрать Рыбкина и убраться из этого холодного и сыроватого жилища мертвецов. Мертвецам нет разницы, где лежать, а вот, живой человек тут может запросто схватить ринит, а то и бронхит. Освещая фонариком свой скорбный путь, Константин небыстро двинулся вперёд, между унылыми рядами одинаковых гранитных плит, обозначивших последнее пристанище тех, кто когда-то отдал свою жизнь, спасая мир… Никого из них Сенцов не знал — они служили в Опе задолго до того, как он пришёл… Интересно, сколько времени существует Отдел Предотвращений? Иногда кажется, что с самого средневековья — кто же тогда такие те таинственные «чёрные рыцари», которые внезапно появляются во всех легендах, как не агенты Опа?? Заполнив свою голову глупыми мыслями про рыцарей, Константин не заметил, как сбился с курса, споткнулся об одно из надгробий и увалился на него животом. Не удержав фонарик, сенцовская рука выпустила его, заставив с лязгом покатиться по толстой сверкающей плите.

— Чёрт… — чертыхнулся Константин, потому что больно ударился о гранит коленкой. Подобрав фонарик, Сенцов направил его на крупные тёмные буквы, выгравированные перед самым его носом. На отполированной до зеркального блеска массе гранита Сенцов разобрал единственное слово: «РЫБКИН». Ни имени, ни отчества — только смешная фамилия стажёра попала на его надгробие, остальное же было странным образом забыто — «забыли» даже даты, когда бедняга родился, и когда отправился к праотцам…

«ДРАЙВЕР» — прочитал Сенцов на соседней с Рыбкиным плите. «А вот и предшественник, которым так гордится Репейник!» — догадался Сенцов, и тут же отметил, что Драйвер тоже лишён даты рождения и даты смерти. Константин прекрасно знал, что «Драйвер» — это позывной, а как по-настоящему звали сего почившего гения — не знал… В Опе даже на могилах пишут позывные… А вот Рыбкину почему-то оставили фамилию…

Сенцов уже давно ломал голову, почему у Рыбкина до сих пор нет позывного? Или стажёрам не положено иметь позывные? Интерсно, был ли у Рыбкина условный труп? Хотя, какая теперь разница, когда у Рыбкина есть труп настоящий и, если бы не Рыбкин — тут лежал бы Сенцов, и на этой вот, тяжеленной гранитной плите выгравировали бы его… позывной.

И тут Сенцов осознал жуткую правду: ему ни за что на свете не сдвинуть плиту. Даже если упереться ногами в этого печального гранитного ангела, который скорбно «присел» на полу, а плечами — в плиту и разогнуться… Да нет, тут у любого громилы пупок развяжется, не то что у слизня Сенцова, который годами не брался за себя! Как же ему пробросить Рыбкина в ангар Туриста? Да, никак! А если Сенцов вернётся с позорно пустыми руками — только подтвердит своё нелестное звание «слизняка безмозглого»…

И тут у Сенцова возникла идея. Он пробросит Рыбкина вместе со склепом, а потом — они вдвоём с Траурихлигеном откроют его!

Константин обхватил руками холодную, сыроватую надгробную плиту Рыбкина, и подбородком нажал кнопочку «RE» на своём трансхроне. Зажмурив глаза, Сенцов принялся ждать проброса… Но прошло минут шесть или даже семь, а континуум — или что там? — даже и не думал куда-либо пробрасывать Константина. Сенцов лежал в глупой позе — животом на рыбкинском склепе… и всё, никуда не двигался ни в пространстве, ни во времени…

— «Супер»! — угрюмо буркнул Сенцов, несильно стукнув по плите кулаком. Не хватало ещё, чтобы проклятый трансхрон отдал концы в сей ответственный момнет, и Сенцова кто-нибудь застукал в этом Некрополе… И с Траурихлигеном ему никак не связаться — всякая связь на Базе пеленгуется игрек-пеленгатором, и передаётся шефу. Чёрт, ну и влип же! Так только он, Сенцов, может влипнуть: безответственно и тупо, хоть вышибай себе мозги!

— Чёрт, да работай же ты, безмозглая железка! — с досады Сенцов начал ругаться, занёс правый кулак, намерваясь огреть им проклятый сломанный трансхрон.

— Пик! — внезапно небольшой чёрный приборчик «ожил», издал писк и показал на экране красные цифры. Сенцов не ожидал и едва не свалился со склепа на гранитный пол, однако вовремя взял себя в руки, разобрался, что трансхрон работает, и поспешил обхватить тяжёлую плиту обеими руками, дабы проброситься вместе со склепом.

«Flip!» — сообщил льтер трансхрон, и в следущиий миг невероятная сила прижала Константина к плите, едва ли не размазывая его мягкое тело по граниту. Сенцов по инерции заверещал… но весь воздух из него внезапно выжало тяжелейшим прессом. Воздух вокруг словно бы скручивался в тугой жгут, который душил, душил, душил…

Внезапно всё прекратилось — Сенцов словно бы повис в пространстве, а потом — жёстко рухнул и ударился коленями и локтями. Больно… ещё и голова пульсирует мучительной болью, сквозь которую Сенцов ничего не видит и не слышит… Разинутый, перекошенный рот с жадностью глотает появившийся кислород, а руки и ноги почти что не слушаются. Кислород помог Сенцову: головная боль начала потихоньку стихать, в мозгах появились мысли. Сенцов даже понял где находится: сломанный трансхрон сработал наудивление точно: Сенцов лежал пузом на надгробной плите Рыбкина точно в ангаре туриста.

Траурихлиген думал о красе ногтей. Да, в буквальном смысле — заметив его, Константин увидел, что фашист сидит и подпиливает ногти обыкновенной маникюрной пилкой. Ну, да, он же — граф, ему, наверное, можно… А вот, Сенцова бы засмеяли, рассядься он в Ровд за своим столом и начни подпиливать ногти…

— Притащил? — осведомился у Сенцова Траурихлиген, услышав, как Константин шумно топает по пространству сарая и сопит, отдуваясь после мучительного проброса.

— Притащил! — согласился Константин, размышляя над тем, как Траурихлиген будет выцарапывать тело Рыбкина из склепа? Кажется, тут нужен подъёмный кран…

— Отлично! — ухмыльнулся Траурихлиген, отложил пилку и приблизился к Сенцову.

— Где? — вопросил он, оглядевшись и не заметив нигде никакого тела.

— Здесь! — сообщил Сенцов, тщательно скрывая жёлчь и ехидство, и показал большим пальцем на гранитный склеп, который весил не меньше тонны, где и было запечатано несчастное тело стажёра Рыбкина.

— Ну что ты мне тут камней навалил? — недовольно проворчал Траурихлиген, кивнув на склеп. — Что, не мог вытащить?

— Попробуй! — разрешил Константин. Да, пускай попробует, если он такой умный! А Сенцов посмеётся, глядя на «цирк»!

— Ладно! — согласился Траурихлиген и упёрся в край плиты плечом и руками.

— Взяли! — выдохнул он и нажал на плиту своим весом.

Кажется, он не очень-то и сильно нажал… Но плита, издав характерный грузный звук, фантастическим образом съехала с места, открывая тёмную щель, из которой потянуло затхлостью. Константин сморщился: запах тлена не самый приятный… А турист нажал ещё раз, и плита сдвинулась на край склепа, потеряла равновесие, треснулась об пол и раскололась на куски.

Ого… Сенцов опешил: он не ожидал от Траурихлигена такой силы… он вообще ни от кого не ожидал такой силы… Наверное, в те времена были другие люди… Или это рекавер-среда на него так повлияла?

— Слабак! — прокомментировал способности Сенцова Траурихлиген, и тут же добавил, бросив взгляд на тело Рыбкина:

— Свеженький! Давай, доставай его и клади в колбу!

Чёрт, как же Сенцову надоели все эти комментарии: «слизняк», «слабак», «дурак»!.. И почему это он должен его доставать?

— А почему я? — запротестовал Сенцов.

— Я бы мог заставить тебя пихать крышку, но побоялся, что ты пустишь слезу! — пробурчал Траурихлиген и вернулся к своим ногтям. — Давай, турист, время не резиновое! Чем больше ты торчишь — тем сильнее он умирает!

— Чёрт… — угрюмо буркнул Сенцов, но возражать не стал: Траурихлиген был сильнее и мог запросто навалять ему лещей.

Стараясь не смотреть на туриста, как тот жеманно пилит свои ногти, Сенцов с головою нырнул в гранитный склеп. Подавляя животное отвращение к трупу, он обхватил Рыбкина руками поперёк туловища и, негромко прокряхтев:

— Раз-два взяли… — попытался рывком поднять его остывшее тело вверх. Рыбкин оказался тяжёлым, как слон. Сенцов даже сам удивился, как худой стажёр может иметь настолько солидный вес? С Сенцова семь потов сошло, пока он поднимал его под мышки и затаскивал на старенький диванчик. Траурихлиген иногда поглядывал на страдания Сенцова и, когда увидел, что тот водрузил Рыбкина на диванчик целиком, подобрав ноги и руки — отложил свою пилочку и громко осведомился:

— Справился??

— Да, чёрт тебя подери! — выдохнул Сенцов, ладонью вытирая пот со лба.

— Тогда я запускаю воскреситель! — заявил Траурихлиген, покинул табурет и приблизился к этой циклопической зелёной колбе, заключённой в сверкающие стальные пластины. Оказывается, пока Сенцов страдал в некрополе — турист успел подключить к воскресителю сверхтонкий нетбук чёрного цвета. Константин заметил его только тогда, когда Траурихлиген взял его с верстака и раскрыл. Сенцов переводил дух — он едва не сорвал себе спину, пока тащил стажёра из склепа, а Траурихлиген с профессорским видом включил свой нетбук, нажал пару клавиш, а потом — громко сказал:

— Внимание!

— Та, я смотрю… — буркнул Сенцов.

— Ты отойди подальше! — предписал ему Траурихлиген, нетерпеливо переступая с ноги на ногу. — А то она сейчас опустится и по башке тебе заедет!

— Чёрт… — буркнул Сенцов, осознав, что он по-сенцовски торчит под самой колбой и, действительно, рискует получить по сенцовской башке.

Константин нехотя отполз в сторонку — позорно было признавать свою неправоту перед туристом — и там застыл, наблюдая за тем, как Траурихлиген нажал ещё одну клавишу… А потом — вся грандиозная конструкция колбы вздрогнула, стальные пластины начали отползать назад — туда, где были прикреплены провода. Воскреситель с едва слышным жужжанием наклонялся под углом, быстро меняя своё вертикальное положение на горизонтальное. На гладкой зеленоватой поверхности колбы чётко обозначилась прямоугольная дверца и, когда аппарат улегся параллельно полу — дверца сама собою распахнулась, откинулась в сторону и из-за неё выдвинулся обтянутый клеёнкою коричневый лежак.

— Действуй, Сенцов! — кивнул Траурихлиген, намекая, что Сенцов — богатырь, и должен сейчас снова подхватывать Рыбкина и укладывать его на этот лежак.

— Помоги, что ли? — почти взмолился Константин, чуя, что если поднимет Рыбкина хоть раз — его поджидает грыжа.

— Ну и хилый у вас в будущем народ! — ворчливо заметил Траурихлиген, широким шагом подошёл к Рыбкину, без особого труда оторвал его от дивана и перебросил через плечо, словно бы тот весил килограмм восемь, а не восемьдесят.

— Ну, вот и всё! — проворчал он, сгрузив стажёра с плеча на лежак и пристёгивая его специальными ремнями. — А ты тут ноешь! Девчонка!

— Чёрт… — ответил ему Сенцов, с удивлением отмечая, что на лбу туриста не появилось ни капельки пота. Да, точно, в те времена были другие люди, не отравленные генномодифицированной соей и добавками «Е»…

Сенцов всё торчал на месте, а Траурихлиген с помощью нетбука уже заставил воскреситель задраить дверцу и подниматься опять.

— Ты, хоть, понял, как он работает? — с ехидной насмешкой сопросил у Сенцова Траурихлиген, дожидаясь, пока аппарат снова примет вертикальное положение и закроет стальные пластины.

— Понял! — соврал Сенцов, хотя по-настоящему чувствовал себя рогатым, твердолобым бараном.

— Отлично! — усмехнулся Траурихлиген, следя за тем, как колба с висящим в ней Рыбкиным заполняется густой массой непонятного цвета. — Значит, будешь его выключать!

* * *

Место действия — «бункер Х». Время — через полчаса.

Там, где величаво высился «Воскреситель» осталось обширное свободное пространство, начисто выскобленное, обеззараженное, бесполезно освещённое множеством самых ярких ламп. И тут же, в осиротевшей лаборатории Теплицкий собрал всех воих подчинённых на сокрушительный разнос.

— Вы — дундуки! — верещал Теплицкий, прыгая на месте и терзая волосы на своей покрасневшей голове — Все, абсолютно все знают, где мой бункер! И всё из-за Барсука! Стукач… НЕ, вы видели: они спёрли у меня мой воскреситель! И это был оп! Я узнал их!

Профессор Миркин, доктора Ольсен и Пищенко, а так же, Геккон и Третий стояли перед ним навытяжку, словно новобранцы перед генералом. И все они молчали, словно бы их действительно, разносил генерал.

— Вот что… — решил Теплицкий, обливаясь минеральной водой. — Сегодня мы переезжаем в Докучаевск и консервируем этот бункер! В Докучаевске у меня есть другой бункер, и вы знаете, как он называется?

— «Бункер Икс», — пробормотал Миркин, зная предсказуемость Теплицкого.

— Верно! — Теплицкий стукнул стаканом по столу, едва не попав в ноутбук. — Ты, я вижу, Миркин, поумнел! Изобрети-ка мне штуку, которая поймает туриста и удержит его до тех пор, пока он не включит «брахмаширас»!

— Да, шеф, — согласился Миркин, чтобы не молчать и не злить Теплицкого, хотя сам отлично понимал, что такой волшебной «штуки» вообще в природе не может существовать.

— Вот и отлично! — постановил Теплицкий. — Начинаем переезд!

Глава 172 Рыбкин и его второе рождение

Константин Сенцов сидел на перевёрнутом деревянном ящике, пялился на заколоченное занозистыми досками окно и видел в узком просвете, как в чёрном ночном небе сияет звезда. Перегруженный стрессами мозг выдал Сенцову воспоминание о том, как они с Катей ходили в поход — выехали на первом попавшемся дизеле куда-то за город, где торчали немногочисленные дачи, и пошли по узкой, зарастающей тропке, туда, где заканчивались чужие дома и высился тёмно-зелёный лес… Шли напрямик, по траве, мимо деревьев, продираясь через густые низкие кустики, перескакивали тоненькие ручьи, которые сверкали на солнце и бежали неизвестно куда. Где-то, на высоких ветвях заливались трелями неизвестные Сенцову птицы, а Катя весело болтала о своём детстве, о двух кошках, Муське и Дуське, которые жили у её бабушки… Потом они добрались до озера и решили поставить палатку, потому что солнце уже спускалось к горизонту, и небо было удивительным, лилово-розовым. Катя раскладывала на подстилке припасы, а Константин натаскал хвороста и пытался развести костёр… У него не очень-то получалось — огонь никак не хотел гореть, хворост только противно дымился. Катя начинала ворчать на Сенцова за то, что он такой безрукий, но Константин догадался поджечь газетку. Наконец-то костёр весело затрещал, согревая озябшие руки, а солнце уже давно село, наполнив всё вокруг таинственной мглою, странными звуками ночи, которые рождаются где-то в непролазной глубине леса, в болотах, из-под земли… И вдруг изо всех этих звуков вырвался протяжный вой голодного волка. Услыхав его, Катя испугалась и заплакала от страха, запросилась домой, а Сенцов понимал, что в полночь они никак не смогут пройти обратно к станции, да и дизеля уже не ходят…

Катя жалобно плакала, и Сенцов тогда сказал ей, что у него есть табельный пистолет, и он пристрелит волка, хотя, по-настоящему никакого пистолета у него не водилось — только туповатый перочинный ножик. Катя успокоилась и заснула, с головой зарывшись в спальный мешок, а Сенцов до утра сидел возле костра, поддерживал огонь, боялся волка и смотрел на такие же звёзды, яркие, не засвеченные наглыми фонарями, фарами автомашин и глупыми огнями многоэтажек…

— Кстати, турист, твой трансхрон плохо работает! — заметил Сенцов, отгоняя от себя терзающие душу мысли о Кате. — Я пытался проброситься вместе с Рыбкиным, а он у тебя включился далеко не сразу!

— Это — не трансхрон, а флиппер! — проворчал Траурихлиген, в гордом одиночестве наворачивая огромную пиццу, а Сенцову не предложив ни кусочка. — Ты даже не понимаешь разницу!

— Чёрт… — буркнул Сенцов, который эту хвалёную «разницу», действительно, никогда не понимал. — Ты только дурачишь меня! Нет никакой разницы!

— А ты ещё пытаешься убедить меня в том, что имеешь интеллект! — хохотнул турист, не расставаясь с пиццей. — Трансхрон — это прибор, включающий в себя и флиппер, и осциллятор! Осциллятор создаёт колебания континуума, а флиппер — петлю переброса! Ясно? Флиппер без осциллятора не работает!

— Ясно… — угрюмо буркнул Сенцов, остро чувуствуя, как подсасывает его голодный желудок, воет, точно так же, как тот волк в лесу. — Поделись, а? — малодушно попросил он, не в силах смотреть, как Траурихлиген лопает один.

— Хочешь есть — купи себе беляш! — сурово отпарировал просьбу Траурихлиген, и Константин невольно содрогнулся: точно так же он сам когда-то отказал Ветеркову, когда ещё был простым опером в простом Ровд… А вдруг Траурихлиген тоже там был? Видел и слышал всё, что говорил Сенцов?

— Кстати, твой… вернее, мой флиппер включился не сразу, потому что стихают колебания континуума! — Траурихлиген продолжал бодро вещать, а Сенцов застыл на своём ветхом ящике, глупо вспоминая, кого он видел около кабинета в Ровд, когда сказал голодному Ветеркову про беляш. — Интервал между ними становится больше, и флипперу создать петлю переброса удаётся не сразу! Ты об этом, естественно, не знаешь, и поэтому — перепугался, как чёрт, я прав?

Траурихлиген был прав на все сто: Сенцов, в самом деле ни капельки не знал про угасание колебаний и действительно, перепугался так, что едва не намочил штаны… Однако, до чего же стыдно признаваться в своей слабости врагу!

— Я твои колебания не измерял! — огрызнулся Сенцов. — Я просто подумал, что ты — турист, и поэтому не умеешь правильно строить трансхроны! Кстати, где моя игрек-тачка? — осведомился Константин, вспомнив, что его крылатая машина осталась около бомжеватого «бункера Х». Если Звонящая узнает, что он оставил собственность Опа Теплицкому — наверняка, запихнёт Сенцова в игрек-генератор.

— Чего? — не понял Траурихлиген, шамкая из-за пиццы. Граф — а разговаривает с набитым ртом, как обыкновенный студент…

— Ты пробросил нас из «бункера Х» трансхроном своим! — зло напомнил туристу Сенцов. — А моя тачка осталась там!

— А, ты про свой драндулет? — проворчал Траурихлиген, доел последний кусочек пиццы и смял картонную коробку в шар.

— Дран!.. — начал рычать Сенцов…

— Ты не копошись! — хохотнул Траурихлиген и поднялся из старого скрипучего кресла. — Пошли, мне надо выкинуть коробочку!

Турист потянулся к широким воротам, но Сенцов никуда за ним не пошёл, а встал посреди заполненного хламом пространства, подпёр кулаками бока и почти что закричал:

— Ты мне машину мою отдай!

Траурихлиген не отвечал и не останавливался — отпихнув одну створку ворот, он шагнул в тёмный двор. Сенцов был вынужден за ним бежать — перехватив створку до того, как она задвинулась назад, Константин тоже выскочил в ночную прохладу, наполненную песнями сверчков и цветочными запахами. Траурихлигена нигде не было — наверное, завернул за угол, зато под одним из широких заколоченных окон сарая стоял чёрный «Кадиллак» старой модели. Сенцов узнал его сразу: это и была его потерянная игрек-тачка.

— Видишь, Сенцов, а ты плакал! — возник за спиной Константина бодрый голос, Сенцов обернулся и увидел туриста, который уже избавился от коробки и широким шагом возвращался обратно, в сарай.

— Чёрт… — буркнул Сенцов, однако на душе у него стало легче: тачка здесь, и путь к бункеру Теплицкого записан в памяти её навигатора.

— Когда ты ныл в луже, — с упоением рассказывал турист. — Я взял у тебя из кармана вот это! — он помахал перед сенцовским носом его собственным дистанционным пультом и сунул его Константину в руки. Сенцов тупо взял, а турист продолжил, открывая ворота:

— Я нажал кнопочку и вызвал сюда твою игрек-тачку!

— Спасибо… — прогудел Сенцов и тоже запрятался в сарай, чтобы не торчать во дворе дурацким истуканом и не привлекать лишнего внимания.

Закрыв ворота, Константин спрятал пульт в карман и потянулся… неизвестно куда, чтобы найти хоть какой-нибудь стул и посидеть. Взвинченные нервы отбирают силы и желание жить… Сейчас Сенцов едва держался на ногах.

— Та, куда ты тащишься! — Траурихлиген снова застиг Константина врасплох и ухватил его за руку, удержав от очередного бездумного шага. Константин выпал из глупого транса и увидел, что едва не спихнул тот верстак, на котором стоял нетбук туриста.

— Чёрт… — прогудел Сенцов, чувствуя, что ему обязательно надо поспать. — Я… пойду… — пробормотал он, высвободил руку, обогнул колбу воскресителя и потащился к дырявой синей двери, за которой торчал тот самый диванчик, на каковой он укладывал мёртвое тело стажёра Рыбкина. Сейчас, он приляжет на этот диванчик и прикорнёт хотя бы, пару часиков, а то… крякнет, как утак.

— Внимание, слив рекавер-среды! — откуда-то раздался монотонный компьютерный голос, и тут же колба раскрылась, сливая из себя зелёную слизь прямо на дощатый пол сарая.

— Чёрт… — буркнул Сенцов, видя, что его крокодиловые туфли вляпались в эту дрянь на всю катушку, и их, наверное, уже не спасти…

— Чего ты не сказал, что она на пол сливает? — разозлился Сенцов на Траурихлигена, который предусмотрительно отошёл подальше и в слизь не попал.

— А я что, видел, есть у них там сток, или нет?? — мрачно огрызнулся турист и швырнул Сенцову жёлтый полиэтиленовый пакет с толстой надписью: «Амстор»! Низкая цена — удачная покупка!». Константин рефлекторно поймал его и раскрыл — на дне пакета обнаружились обычные синие джинсы и серая футболка, не очень дорогие и не новые… Турист мог бы и получше найти.

— Вытащи своего Рыбкина оттуда и напяль на него вот это! — предписал Сенцову турист, а сам двинулся прочь из сарая, заявив:

— А пока погуляю!

— Чёрт… — Сенцов чертыхнулся наверное, уже в сотый раз и тут же припомнил слова стажёра Ветеркова: «Если бы каждый твой «чёрт» материализовался — их бы тут было больше, чем в аду!». Попробуй тут не чертыхаться, когда Траурихлиген сидит, наворачивает пиццу, гуляет, когда хочет, а у Сенцова и маковой росинки во рту не бывало, да ещё и Рыбкина этого вытаскивай!

Сенцов отлично помнил, как легко турист перекинул мёртвого стажёра через плечо, уложил на лежак…

Теперь Рыбкин был явно живым: он не лежал безвольным неподвижным кулём — он подёргивал руками и ногами, шмыгал носом и громко, но неразборчиво мямлил… неизвестно что.

— Рыбкин! — пихнул его Сенцов, в тайне надеясь на то, что стажёр успел воскреснуть до такой степени, что сам поднимет свои телеса и уберётся прочь с лежака.

— Н-нм! — громко ответил ему Рыбкин, но вставать не спешил — он находился, словно бы, в таком болезненном полусне, какой бывает у пьяных в стельку граждан, которых Сенцову приходилось раньше тащить в вытрезвитель в огромных количествах. Те тоже ворчали, бурчали, мотали руками, но ходить сами не могли.

— Чёрт с тобой! — прорычал Сенцов и снова обхватил стажёра поперёк туловища.

Живой Рыбкин оказался ещё тяжелее мёртвого — Сенцов, приподняв его на сантиметр над лежаком, тут же разжал руки и бросил стажёра назад, почувствовав, что не преодолеет три метра до другой комнаты и не дотащит его до диванчика.

— М-м! — обиделся Рыбкин и снова задёргал своими бесполезными руками.

— Та не дёргайся ты! — разозлился Сенцов, перехватил правую руку стажёра и взвалил его к себе на спину.

Нести Рыбкина таким образом оказалось немножко удобнее, и Сенцов, шатко доковыляв до диванчика, грузно свалил на него свою тяжёлую ношу. Рыбкин грузно бухнулся на бок, согнав с потёртой обивки пыльную тучу, и снова заворочался, заныл и заёрзал ногами, грозя скатиться на пол.

— Только упади мне… чёрт… — прорычал Сенцов, шумно отдуваясь и отирая пот. — Ещё грыжи мне с тобой не хватало!

Рыбкин снова ответил мычанием, а Сенцов схватил жёлтый пакет и вытряхнул из него ворох одежды, которую турист стащил, скорее всего, из сэконд-хенда.

С Константина сошло уже не семь потов, а все десять, пока он ворочал лягающегося Рыбкина и натягивал на его размякшее, подвижное тело подаренное туристом тряпьё. Джинсы оказались Рыбкину маловаты. К тому же — несли на пятой точке заплатку.

— М-м! — громко протестовал Рыбкин и лягнул правой ногою так, что едва не заехал Константину пяткой в нос.

— Да очнись ты, наконец! — Сенцов осатанел и задвинул стажёру крепкую оплеуху, и тот, наконец-то, вылез из транса.

— Эй, Старлей… а где все эти… немцы?? — недоуменно осведомился воскресший Рыбкин, хлопая изумлёнными круглыми глазами.

— Немцы? — буркнул потный и красный Сенцов, из своей мягкотелой дурацкой жалости не желая напугать Рыбкина смертью. — Шеф пробросил нас назад, а немцы остались… там.

Рыбкин приподнялся на локте, поднимая с обивки оставшуюся пыль, обвёл взглядом ангар и снова спросил:

— Эй, а куда нас пробросило-то?

Да, похоже, Сенцов никогда не дождётся от этого чурбака благодарности. Вместо этого ему придётся два часа отвечать на идиотские вопросы: «А куда? Куда? Куда?». На кудыкину гору!

— В… сарай какой-то… — глупо пробормотал Сенцов, пялясь поверх головы Рыбкина на дурацкую закрытую дверь. Дверь вдруг распахнулась, из-за неё выглянул Траурихлиген и тут же обратил на себя внимание вопросом:

— Ну, что, прекратили целоваться?

— А? — булькнул Сенцов, не ожидав, что турист так быстро вернётся со своей прогулки.

— Траурихлиген! — перепугался Рыбкин, вскочил с пропылённого насквозь диванчика, зашарил по своим карманам в поисках пистолета. Пистолета не нашлось нигде — только дырки. Рыбкин замешкался.

— Вижу, всё о» кей! — хохотнул Траурихлиген. — Тогда — не поминайте лихом!

Он захлопнул за собою дверь, и тут же Сенцов понял, что «турист» собирается удрать.

— Стой! — Сенцов вскочил, пустился в погоню, побежал к двери, схватил ручку и с силой дёрнул на себя, распахнув. Тут же Константина сшиб с ног толчок из-под земли, Сенцов покатился по грязному полу, а когда вскочил и глянул перед собой — в тусклом свете единственной лампочки под потолком ангара увидел пустоту и вьющиеся облачка лёгкой пыли. Траурихлиген ускакал в прошлое, прихватив с собою воскреситель Теплицкого вместе с разлившейся рекавер-средой, а Сенцов, похоже, остался с носом. Как всегда.

— Да чтоб тебя чёрт сожрал! Чёрт! — громко ругнулся Сенцов, топая ногою по пыльным доскам пола, и тут же натолкнулся на недоуменный вопрос Рыбкина:

— Ты чего?

— Чёрт! — ответил ему Сенцов, хлопнув себя кулаком по коленке. — Давай, порулили на Базу! Сейчас, я тебя Звонящей покажу — она в обморок завалится!

Константин схватил Рыбкина за шиворот и насильно, подпихивая коленкой под зад, потащил во двор, где была припаркована его игрек-тачка.

— Ты чего, Старлей, одичал? — залепетал Рыбкин, семеня. — Ну, да, я выдвинулся без задания, потерял базуку… Ну и что?

— Ты умер! — безапелляционно заявил Сенцов, не желая более беречь психику воскресшего.

— Чего??? — перепугался Рыбкин и даже побелел.

— Именно! — настаивал Сенцов, распахнул ворота, вырвался на улицу. — Полетели, полетели! — Константин схватил Рыбкина за руку и с силой дёрнул, потому что Рыбкин застрял в замешательстве и принялся тупо глазеть в пол. — Ты умер, а я тебя воскресил!

— А? — блеял Рыбкин, тащась за Сенцовым.

— Бэ! — отрезал Сенцов, летучей мышью рыская по двору. Где-то во дворе «отдыхает» его игрек-тачка. Сейчас, он найдёт её, запихнёт туда Рыбкина и предъявит его Звонящей и шефу. Вокруг висели сумерки, Сенцов не видел дальше носа, и поэтому засветил карманный фонарик. Яркий луч упал на грязную землю, и Константин различил следы колёс. Игрек-тачка стояла именно здесь, у него перед носом… Вернее, когда-то стояла…

— Чёрт! — в бессильной злобе прорычал Сенцов, понимая, что игрек-тачку Траурихлиген тоже прикарманил. — Чёрт тебя забодай!!!

— Ты что? — вынырнул из-за спины Рыбкин.

— Слышь, Рыбкин, ты не знаешь, сколько сейчас стоит билет на Мальдивы? — осведомился у него Сенцов, чувствуя, что постепенно сходит с ума.

— С тобой что-то не так… — забормотал под руку Рыбкин, и Сенцов едва не врезал ему в глаз кулаком — так разозлил.

— Заткнись и сядь! — рыкнул на него Сенцов и сам уселся в пыльное продавленное кресло, из которого на пол сыпалась жёлтая труха. Видимо, воскресший Рыбкин пока не обзавёлся интеллектом и думать о дальнейших действиях ему не поможет… Будет только кудахтать под руку… как сейчас:

— Да, брат, ты скажешь мне, наконец, что произшло?? — Рыбкин крутился вокруг Сенцова назойливой мухой и всё требовал от него каких-то ответов.

Отстроившись от мычания Рыбкина, Константин Сенцов начал размышлять и понял, что единственный способ выбраться отсюда и попасть на Базу — это вызвать другую игрек-тачку. Какая теперь разница, засветится он или нет? И так уже сотворил такую каку, которую, всё равно, не сможет сам расхлебать… Придётся сдаваться Звонящей и Репейнику и «с повинной головою» во всём признаваться. Тем более, что живой Рыбкин — вот он, налицо.

Глава 173 Возвращение на Базу

Это мог бы быть безмятежный райский островок — идеальный курорт для бесконечно уставших скитальцев… таких, как Сенцов — не будь тут Базы Опа. Тихий океан, искрящийся на солнце, остался позади, Константин ожидал, что скоро робот-диспетчер стребует с него позывной. А тут Рыбкин этот заунывно ноет со своим дурацким комиксом:

— Включи музыку! Ну, включи!

— Сейчас, Звонящая нам всем включит! — угрюмо огрызнулся Сенцов, не оборачиваясь.

Под крылом уже показались горы, что окружали искусственную лагуну, и Сенцов был морально готов к тому скрипучему электронному голосу, который должен ворваться в тихий эфир и запросить позывной. Ведь именно под этими горами и скрыта База, да, вот сейчас и должен включиться робот…

— Старлей! — внезапным громом взорвался в динамике суровый голос Звонящей, оттеснив робота неизвестно куда. — Где тебя черти носят?? Зачем вторую тачку вызывать?? Кого ты на них катаешь, чёрт тебя дери???

Сенцов едва не оглох и испугался так, что потерял управление игрек-тачкой и едва не впечатался в ближайшую кокосовую пальму.

— Э-ааа-ыы… — заблеял Сенцов, отвернув машину от погибели в последний момент и получив на капот кокосовый орех.

— Рулишь, как барбос! — заметил на заднем сиденье Рыбкин, томно перелистывая комикс в пятидесятый раз.

— Заткнись! — зарычал на него Сенцов, судорожно переводя дух.

— Чтооо?? — снова взорвалась в динамике передатчика Звонящая, решив, что слово «заткнись» от Сенцова адресовано ей.

— Это я не тебе… — принялся оправдываться Сенцов, зорко следя за тем, чтобы на пути не возникли другие пальмы, а то катастрофа неизбежна… — Тут есть один клиент…

— Чёрт с тобой! — изрыгнула Звнонящая, лязгая чем-то и создавая в динамике свист. — Давай, рули на Базу, а то я тебя пристрелю!

— Так точно! — захлёбываясь, выкрикнул Константин, чувствуя, что за все его похождения Звонящая никак не похвалит его… Она вообще, редко кого хвалит — в основном, стреляет под ноги… Звонящая же, фыркнув: «Быстрее!» — исчезла из эфира.

— Позывной! Позывной! Позывной! — тут же разорался этот мерзкий скрипучий робот… Сколько раз Сенцов просил Репейника сменить его противный голос на более приятный, а Репейнику хоть кол на голове теши!

— Старлей… — вздохнул в микрофон Сенцов, лишь бы только этот робот заглох.

— Принято! — скрипнул робот и правда, заглох, сливая воду из искусственной лагуны.

Сенцов без энтузиазма направил игрек-тачку к открывающемуся шлюзу, и кокос, скатившись с капота, плюхнулся в неглубокую воду… Да, сегодня ему не стоит ждать милости от Звонящей… Хоть бы не покалечила, а то и не пристрелила… Хотя, она наверняка впадёт в шок, когда увидит около Сенцова живого Рыбкина…

— И чего ты такой нервный? — пробурчал тот самый живой Рыбкин, забросив наскучивший комикс назад под сиденье.

— Заткнись! — в который раз осадил его Сенцов, чувствуя на своих плечах Говерлу, и снова чуть не погубил игрек-тачку, задев крылом открывающуюся створку шлюза.

— В кают-компанию топай! — вновь раздался из передатчика голос Звонящей. — Я, кстати, видела, как ты паркуешься! Ещё раз так влетишь — лишу тебя прав на игрек-тачку!

— Есть… — пролепетал Сенцов, будто был обречён на погибель.

Поставив игрек-тачку на сигнализацию (зачем их вообще ставить на сигнализацию на парковке? Кто будет угонять их с атолла Ихавандиффулу???), Константин Сенцов испустил тяжкий вздох и тяжело потащился по обшитому металлом коридору туда, где маячила перед ним кают-компания. Рыбкин, гулко топая, шагал позади и насвистывал дурацкую песню, фальшивые ноты которой рождали в Сенцове дикую ярость… Сенцов прямо, сатанел, едва подавляя в себе безумное желание схватить автомат и вышибить Рыбкину мозги… Кажется, это сатанеет не сам Сенцов — это проклятый гибрид Красного отравляет ему жизнь, временами вбуравливаясь в сознание и обрекая на сумасшедшее поведение. Сенцов бы давно попросил Репейника выбить из его головы эту гадость… мешал только страх… А вдруг у него что-нибудь снова работает неправильно, и Сенцов от полного счастья крякнет, как утак??

Недолгий путь в кают-компанию показался Сенцову дорогой на Голгофу. Он даже вспотел, пока преодолел те несколько десятков метров до скоростного лифта и от лифта к той переборке над которой адским огнём горела золочёная табличка «Кают-компания». Рыбкин позади него размеренно чеканил шаг и не переставал свистеть, а Константин едва запихивал в себя тот нездоровый сатанинский гнев, который рождало в нём его треклятое синтетическое льтер-эго…

— Чего застрял, напарник? — подал вдруг голос Рыбкин, а Сенцов словно бы выпал из толстой ваты — обнаружил внезапно, что тупо торчит напротив переборки с карточкой в кулаке и не шевелится, как последний трус. Звонящая, наверняка, видит его на мониторе наблюдения… да и Бисмарк видит… и наглый Красный… и ехидный Репейник — сто из ста процентов можно дать за то, что и он там же, с ними сидит!

— Стой тут, пока я буду отдуваться! — сурово предписал Рыбкину Сенцов и решительно, как самоубийца, провёл карточкой по сканеру, убирая со своего пути эту страшную переборку.

ХЛоп! — тут же грянул внезапный выстрел, смертоносная пуля врубилась в пол у ног Сенцова и выбила искру, заставив его растерять напускную храбрость и взвизгнуть поросёнком. Со всех сторон на голову Константина посыпались ехидные смешки, и лишь суровый глас Звонящей заствил их заглохнуть и пригвоздил Сенцова:

— Давай, Старлей, не стой! Тащи Рыбкина сюда — будем думать, что с ним делать!

— А? — пискнул Сенцов, чувствуя себя посреди кают-компании расплющенной вдрызг медузой.

— Бэ! — сдвинула брови Звонящая вновь нацелив под сенцовские ноги свой грозный пистолет. — Я эту ситуацию начала оценивать с того момента, как ты припарковался!

В глухом молчании, которое повисло под высоким белым потолком кают-компании — поперёк Звонящей боялся сказать даже Бисмарк — её слова звучали, как молот, который, ударяя по голове Сенцова с бешеной силой, уже вколотил его по колено в пол.

— А… — больше Сенцов ничего не смог из себя выдавить — только зажал рот ладонями, чтобы не изрыгнуть при всех дебильное «че-че» или «ку-ку» — и выпрыгнул за дверь из-под огненного взгляда свирепой начальницы, который его, беднягу, уже почти испепелил.

За дверью глупо торчал Рыбкин и Сенцов с размаху едва не сшиб его с ног.

— Кажется, они тебе не рады? — осведомился Рыбкин, пережёвывая жвачку, которую обнаружил в кармане своих дарёных джинсов.

— Топай! — жёстко пихнул его Сенцов, в закипающем мозгу которого страх перед Звонящей превращался в небывалую свирепую ярость. — И не жуй мне тут коровой, а то пристрелю!

— Нервный! — пискнул Рыбкин, случайно проглотив жвачку, и буквально влетел в кают-компанию, споктнувшись о порог и едва не растянувшись на блестящем чистотою полу.

— И в какой бокс мне тебя поместить? — задумчиво изрёк Репейник, покинув своё место на диване. Словно коршун над зайчонком закружился он вокруг Рыбкина, а из-под его очков сверкали глазки учёного-психа.

— Эй, я пока ещё живой! — отпихнул его Рыбкин, жалея, что вообще ввязался со своей базукой и дурацкой бравадой, которая больше смахивает на кретинизм.

— Ну, это как сказать! — жутко хохотнул Репейник, размышляя, очевидно, над тем, каким же сверкающим страшным инструментом он будет трепанировать Рыбкину череп?

— Отставить! — изрыгнула Звонящая, как настоящий дракон, и взглядом отправила Репейника назад, на диван. — Сначала мы внимательно выслушаем Старлея и решим, что делать с ним, а потом уже перейдём к Рыбкину!!

— Посади его в бокс! Он сегодня нервный! — фыркнул Рыбкин и отошёл ото всех подальше.

— Старлей! — Звонящая решила терроризировать Сенцова, а Сенцов пожалел даже о том, что не расквасил игрек-тачку вдребезги о пальму и не взорвался вместе с ней.

— Ну… — неопределённо начал Сенцов, переминаясь с одной ноги на другую.

— Баранки гну! — тихонько хихикнул Красный, но тут же заглох, потому что Звонящая подняла кулак.

А Сенцов кроме «Ну», не знал, что сказать… Не может же он признаться, что просто купился на приманку Траурихлигена и подарил ему и воскреситель, и свою игрек-тачку… А где Теплицкий прячет свой новый бункер — так и не узнал, хотя и провёл там целых десять минут — отвратительных минут…

— Давай, давай! — подгоняла тем временем Звонящая, крепко сжав рукоять пистолета. — Время не резиновое!

— Могу воспользоваться сканером памяти! — влез Репейник, и Сенцов почувствовал, как чешутся его кулаки… Так бы и врезал по очкам… и по почкам.

Но, нет, бить Репейника не имеет смысла, и врать тоже нельзя… набрав в лёгкие побольше воздуха, словно бы собрался нырнуть в воющую бездну, Сенцов решился вывалить Звонящей правду.

* * *

— Ну, ты и «молодец»! — угрюмо фыркнул Красный и даже отвернулся к иллюминатору, за которым зеленели джунгли и беззаботно порхали глупые экзотические птицы.

Бисмарк только вздохнул и тоже уставился в иллюминатор, а Звонящая стукнула кулаком по журнальному столику и свирепо выплюнула:

— Игрек-генератора на тебя нет! Чёрт, жаль, шеф не санкционирует!

— Ребята! — примирительным тоном изрёк Репейник и вновь принялся курсировать по кают-компании, как преподающий профессор. — Наш с вами Старлей из-за личностного гибрида стал таким тупым! Я вчера проверил все параметры и пришёл к выводу, что гибрид надо срочно удалить из мозгов Старлея, а то он превратится в гриб!

— Старлей! — тут же пристал к обалдевшему Сенцову Красный. — Чего ты молчал про гибрид-то?? Я вот уже ненароком подумал, что ты мне не друг!

— Я… боялся, — честно признался Сенцов, решив, что ему больше нечего терять… А что можно ещё потерять, когда тебя собрались аннигелировать в игрек-генераторе??

— Чего боялся-то? — хохотнул Красный и ненавязчиво обнял Сенцова за плечи, собираясь куда-то повести — наверное, в игрек-генератор.

— Превратиться в гриб… — пробормотал Сенцов, подспудно чувствуя, что гриб — это для него ненаихудший выход: живой, всё-таки, хоть и неподвижный и безмозглый… А Сенцов тут скоро превратится в плазму, а не в гриб!

— Правильно боялся! — возник Репейник, хлопнул Сенцова по плечу и прибавил:

— Идём, брат, поместим тебя пока что в бокс, а я разработаю программу по очистке твоих мозгов без последстсвий! Не бойся, брат! — заверил он, не дав Сенцову и рта разинуть. — Я быстренько — завтра с утречка уже готово будет!

— А ты чего застрял?? — это Звонящая напала на Рыбкина, который бестолково топтался у журнального столика и не знал, куда бы ему деться с глаз. — Топай!

— Куда?? — слабо запротестовал Рыбкин, испугавшись, что и его тоже превратят в гриб, а потом — скормят генератору.

— Мы и тебя, Рыбкин поместим в бокс! — весёлым голосом сообщил Репейник, пританцовывая на одной ножке и аккуратно, но неотвратимо направляя движение Сенцова в хитросплетениях коридоров. — До выяснения способа, которым тебя воскресили! Кстати, Рыбкин, мы твой позывной уже изъяли из обращения!

— Обрадовал… — угрюмо буркнул Рыбкин, шаркая чужими башмаками.

— А… что у Рыбкина был позывной? — глупо вопросил Сенцов, бараном следуя туда, куда вели его Репейник и Красный.

— «Рыбкин» — это и был его позывной! — хохотнул Репейник. — А ты что думал, Старлей, он у нас под паспортной фамилией до сих пор гуляет??

Они затолкнули Сенцова с Рыбкиным в скоростной лифт и повезли на самый нижний, страшный этаж, который негласно называли «ад». Тут находились боксы повышенной защиты для содержания страшных злодеев и нехрональных туристов, а так же — в самом конце, где тупик — помещался всепожирающий игрек-генератор.

Когда Сенцова вытолкнули во мрачный коридор, где было всего градусов пятнадцать тепла, по его телу пробежала мучительная дрожь. Он украдкой повернулся к Рыбкину и вообще не заметил в нём ни страха, ни даже замешательства. Его куда-то вели под конвоем — возможно, даже на смерть, а он невозмутимо свистел. Возможно, Рыбкин после смерти сделался кретином… а может быть, просто такие железные нервы у Рыбкина…

— Рыбкин, вам направо! — крикнул Репейник у самого уха Сенцова, и пугающее эхо унесло его громкий голос куда-то туда, к генератору…

Константин машинально повернул направо свою больную голову и увидел, как Репейник проводит карточкой по сканеру, отпирая для Рыбкина вход в бокс.

— Чёрт… — угрюмо чертыхнулся Рыбкин, который не особо рвался сидеть взаперти до того морковкиного дня, когда Репейник соблаговолит выпустить его на свободу.

— Прошу! — Репейник не терпел возражений. Мягко, но настойчиво он дал Рыбкину понять, что тот от бокса не отвертится, и поэтому Рыбкин с неохотой шагнул за переборку и позволил Репейнику себя «замуровать». Переборка бесшумно опустилась и всё, Рыбкина не стало… Они оставили его в боксе и отвязались от него — Рыбкин может быть счастлив… а вот Сенцова уводили всё дальше и дальше… И чем дальше его уводили — тем сильнее потела сенцовская спина, намекая на то, что Репейник, таки, решил скормить его генератору. Константин уже молился и прощался с жизнью и с Катей, когда Репейник пихнул его локтем и заявил:

— А вот и «люкс» для Старлея!

Сенцов застыл… Его подпорченное гибридом воображение явственно нарисовало ему жерло игрек-генератора, откуда не будет возврата даже супермену…

— Ну, чего застрял пень-пнём? — нетерпеливо подогнал Сенцова Репейник и дёрнул его за рукав, пытаясь заставить идти туда, куда надо, а не торчать посреди коридора и отнимать время. Константин обречённо повернулся и сделал первый шаг навстречу судьбе… Которая предстала перед ним в виде бокса повышенной защиты — того самого, где ездит по стенам суррогатное солнышко, а скрытые динамики разрываются, стараясь воспроизвести звуки улицы, которые должны доноситься из открытого окна. Сенцов терпеть не мог этот бокс — его сюда забили, когда хотели поменять местами с Траурихлигеном, и суррогатное солнышко едва не свело Константина с ума… А теперь — опять… только на душе у Сенцова отлегло: его пока не казнят, а всего лишь, отправили в бокс. Значит, у Сенцова есть шанс сохранить свою жизнь…

Репейник карточкой открыл переборку, и Константин почти что, впорхнул за неё, кажется, удивив Звонящую, которая вытаращилась на его внезапную жизнерадостность и пожала плечами.

— Счастливой медитации! — пропел Красный и помахал Сенцову ручкой.

— Не дрейфь, брат! — приободрил его Репейник. — Ночку перекантуешься — и я тебя освобожу!

Да, хотелось бы верить, что Сенцова ждёт здесь всего одна ночка… Но Константин всё равно был доволен: его оставили жить, здесь нет никакого Траурихлигена, Рыбкин вырван из лап смерти, и самое главное — спасена Катя. Она оставлена у себя дома, в безопасности, и никогда больше не вспомнит про фашистский карцер, где ей пришлось сидеть по вине Сенцова.

Совесть разжала свои клешни и убрала зубы. Почувствовав, что его душа обрела свободу, Сенцов повернулся спиной к переборке, широким шагом прошествовал к дивану, плюхнулся перед телевизором, схватил дистанционный пульт и поп-корн. Наконец-то у Константина появился шанс пожить по-сенцовски! И Сенцов будет жить по-сенцовски до тех пор, пока Репейник не вернёт ему свободу!

Глава 174 Сенцов и его гибрид

Телевизор гонял по экрану каких-то скучных роботов и унылых монстров, а Константин Сенцов зевал, сидя на диване и жуя попкрон. Солнце медленно сползало к горизонту… Стоп, какое может быть солнце в яме километровой глубины? Это не солнце, а всего лишь 3D модель, сделанная для того, чтобы Сенцов не рехнулся в проклятом боксе. Да нет, виртуальное солнце не поможет — Сенцов действительно, скоро рехнётся — ведь он человек, а не тупая курица на птицеферме! Сенцов торчал в мерзком боксе дней десять — если судить по суррогатному солнцу… Курица на птицеферме и та бы сдохла, проведи столько времени взаперти. Нет, Сенцов обязан выйти на свежий воздух, а то он не рехнётся, а тоже сдохнет, как и курица.

Птичкою вспорхнув с казённого дивана, Константин даже не выключил плазменный телевизор — так рванул он прочь из бокса, по коридору к лифтам, чтобы наконец-то подняться наверх.

На Базе всегда свободные лифты — это не дурацкая девятиэтажка, где рано утром, опаздывая на работу не дождёшься ни шиша… Константин Сенцов ехал наверх, видел в отполированной до блеска стенке своё комично искажённое отражение и умиротворённо отмечал, что на пороге бокса не возник Красный и не запихал его обратно, под гадкое виртуальное солнце, от которого уже начинает тошнить.

«ГАРАЖИ — НАПРАВО» — гласила табличка, и Константин направился в правый коридор. Куда там ездил Красный разгонять тоску? В Лас-Вегас? Отлично. Сенцов всего один раз был в Лас-Вегасе, а Красный уже, наверное, раз триста.

— Старлей, видать, в Лас-Вегас намылился! — заметил Красный и довольно прибавил:

— Я же говорил ему: Лас-Вегас — лучшее место для снятия стресса!

— Точно, — согласился Бисмарк. — Спустит парочку лимонов — и успокоится!

Сенцов не знал, что Красный и Бисмарк за ним наблюдают. Он беспрепятственно вылетел с территории Базы и, плюнув на то, что его будут искать, рванул через океан, на ходу выставляя на навигаторе координаты… Внезапно рука Константина дрогнула. Как он только додумался оказаться на середине океана, ведь вокруг него — враги… отдёрнув руку от навигатора, Константин судорожно сжал руль обеими руками, вдавил педаль газа и рванул… неизвестно куда, лишь подальше от открытого пространства…

Под днищем игрек-тачки искрилась водная гладь, а в сенцовской голове словно бы произошло замыкание и появился навязчивый и противный внутренний голос, который упрямо твердил: «Вокруг — одни враги, враги, враги…». Повинуясь ему и утратив волю, Сенцов припал к рулю, как сумасшедший, и летел лишь вперёд и вперёд. Водное пространство осталось позади, сменившись некими лесами, полями, городами… они мелькали, пестрели, электронный голос навигатора сообщал их названия, а сенцовские уши слышали только гул…

— Донецкая область! — внезапно Сенцов отчётливо услышал сообщение навигатора и даже глянул на экран, где светилась электронная карта. Отлично, тут можно спрятаться… Потеряв всяческий контроль над собой, Константин в порыве безумия направил игрек-тачку вниз — туда, где виднелись одноэтажные дома какого-то мелкого посёлка. Он выберет себе один — лучше на окраине — спустит хозяев в погреб, а сам — затаится пока…

Сенцов не успел придумать, что «пока» — под крылом замаячил домик, который он — или безумный личностный гибрид — посчитал подходящим: небольшой, окружённый густым садом и большим запущенным огородом. Знакомый? Нет, сейчас Константин ничего не узнавал. Он даже имя своё не назвал бы сейчас… Совершив на игрек-тачке не очень изящный, болезненный вираж, Сенцов опустился на пыльную тропку, которая начала зарастать пышными кустами амброзии. Выключив мотор, Сенцов, обливаясь потом, выпрыгнул наружу, под прохладный вечерний ветерок и выволок оба своих автомата. Оглядев окрестности затуманенными гибридом глазами, Константин понял, что вокруг него нет ни души. Повсюду зеленела пышная растительность, среди которой напевали цикады, а невдалеке высился и сам дом. Константин бесшумным змеем скользнул к нему и притаился около неказистой ободранной двери, держа наготове оба автомата. На миг Сенцов превратился в слух. Тихо — в сенях тоже никого: всё, пора заходить. Сенцов несильно толкнул дверь плечом. Он ожидал, что дверь будет запетра, и его первый, «проверочный» толчок останется без ответа… Но ошибся: непрочная дверь поддалась сразу и с негромким скрипом отъехала вглубь дома. Нет, Сенцов не стал заходить сразу: это могла быть предательская ловушка врагов. Надо сначала всё проверить. Медленно, крадучись, Константин вступил в тёмные сени. Стремясь разогнать этот мрак, в котором так легко скрываться, он включил фонарики на обоих своих автоматах. лучи света вырывали из темноты лишь хлам: заржавленные лопаты, грабли, тяпки, вёдра и капкан. Капкан диверсантом валялся прямо под ногами, а Сенцов не стал отпинывать его подальше, как сделал бы по своему обыкновению прежний, нормальный, Сенцов. Этот Сенцов бесшумно переступил через капкан в продвинулся дальше, к двери в комнаты. Воспалённый мозг нарисовал за этой дверью притаившихся врагов. Неизвестно, кто они, какие они — ясно только одно: их будет много.

Вышибив дверь ногой, Сенцов ворвался за неё оголтелым вихрем. Выставив вперёд смертоносные дула автоматов, держа пальцы на курках, Константин крикнул страшным голосом:

— Стоять! Ни с места!

Незнакомое пространство вокруг ответило гробовым молчанием. Оно не содержало людей — ни друзей, ни врагов — и, по всей видимости, являлось кухней, которой никто не пользовался, по меньшей мере, несколько месяцев. Стол, табуреты — всё в пыли, плита заляпана давешнми пятнами пригоревшего жира. В углах — косматые клоки серой паутины, на полу — пыли слоем в палец, да сухие листья, что налетели через выбитое окно. Похоже, Сенцов нашёл бесхозный дом! Прекрасно, тем лучше для него, ведь ни один враг не знает, что он уже здесь — пробрался, затаился и измышляет безукоризненный план победы!

Решив, что здесь не в кого стрелять, Сенцов опустил автоматы и уселся на табурет, который пошатнулся под ним и жалобно заскрипел, словно застонал. Глянув в подслеповатое окно, котрое месяцами не мылось и превратилось в обитель пауков, Константин увидел ярко-красное солнце, что стремительно сползало с неба к близкому лесу. Скоро оно закатится, и вся эта деревушка нырнёт во мрак. Тогда-то тайный одинокий боец и отправится на разведку… А заодно и поищет для себя съестные припасы, ведь желудок его давно уже воет и способен переварить и крокодила… Хотя, на худой конец подойдёт и чёрствый батон с кружкой кефира. Посмотрев на свои электронные часы, Константин Сенцов отметил, что сейчас — двадцать часов тридцать пять минут. Можно поспать ещё часика четыре с половиной — чтобы были силы на возможную битву с врагами. Устроившись на табурете поудобнее, Сенцов с помощью самовнушения настроил свой организм на сон и крепко заснул.

* * *

Ровно в полпервого Сенцов проснулся. Он давно уже научил себя засыпать и просыпаться в нужное время — иначе бы его давно уже истребили враги. Вокруг висела мгла. Лишь яркая, почти что, полная, луна разгоняла её, делая всё здесь сизым и слегка зловещим. Нагрузив свои плечи автоматами, Сенцов не стал включать фонарик. При луне всё прекрасно видно, а лишний свет лишь выдаст его. Летучей мышью Константин скользнул через сени на улицу и тут же юркнул в буйную растительность, что покрыла огород. Затаившись между исполинским лопухом и чертополохом, он внимательно осмотрелся. «Не лопух, а репейник» — пришла в больную голову дурацкая мысль. Но Сенцов тут же отринул её, покинул засаду и направился мимо расшатанной распахнутой калитки прочь со двора… к соседнему двору.

Соседний двор был тих и тёмен, так же, как и соседний дом, двухэтажный, что маячил впереди высокой серой массой. Ни единого окошка не светилось в нём, и, если там и были люди — они все крепко спали.

Спрятавшись у забора, Константин зорко оглядел двор. Ухоженные, ровненькие грядки, свободные от сорняков, выдавали присутствие людей. Поэтому Константин ловко и бесшумно перепрыгнул забор — чего раньше не бывало с прежним, нормальным Константином Сенцовым — и спортивной ходьбою двинулся к дому.

Никто не заметил, как скользнула среди грядок стремительная тёмная тень. Да и собаки, видимо, эти враги не держали. Не встретив опасных препятствий, Сенцов вскоре оказался возле двери — стальной, монолитной, крепко запертой на два замка. Кто-то другой, тот же прежний, нормальный Сенцов, отполз бы назад с пустыми руками. Но для теперешнего Сенцова и эта дверь не стала препятствием. Подняв голову вверх, Константин тут же увидел на втором этаже открытое окно. Толстые виноградные лозы, которые эти странные люди посадили прямо перед домом, послужили отличной лестницей. Сенцов проворно добрался по ним на второй этаж и ступил ногами на неширокий карниз. До открытого окна оставалось метра два. Прежний Сенцов запросто бы сорвался с этого карниза вниз, прямо на высокие розовые кусты. Но личностный гибрид не дал ему этого сделать: заставил проявить обезьянью ловкость и быстроту куницы. Спустя минуту Сенцов уже перепрыгнул подоконник и оказался в тёмной комнате. Едва его ноги коснулись толстого ковра, Константин замер, вслушиваясь в тишину, вглядываясь в темноту. Нет, в этой комнате нет людей. Скорее всего это гостиная: тут диван и телевизор, лосиная голова приколочена к деревянному щиту и повешена на стену, около репродукции картины «Сватовство майора».

В двухэтажных домах кухни, обычно, бывают на первом этаже. Поэтому следующей задачей для Сенцова стало разыскать лестницу и спуститься вниз.

Кухня встретила Сенцова гостеприимно: она не имела двери, неся на входе гипсокартонную арку, и находилась как раз около лестницы, по которой Константин спустился. Огромный двухдверный холодильник занял в этой кухне целый простенок. Дверцы его сплошь усеивали глупые цветные магнитики, а крышу венчала ваза с усохшими коричневыми хризантемами. Сенцов протянул руку, распахнул одну дверцу и отступил, поражённый. На одной из просторных полок сиротливо пристроился обезжиренный фитнес-йогурт и всё… Холодильник пустовал. Он не имел в себе даже колбасы и банальных магазинных пельменей… Да и батона в нём тоже не водилось.

— Руки вверх! — вдруг неподлёку раздался негромкий жидкий голосок, и застал Сенцова врасплох…

Решительность и готовность вступить в смертельный бой вдруг оказались вытеснены из больной сенцовской головы диким страхом… Что Сенцов, вообще тут делает, на этой чужой кухне? Что он вообще забыл в чужом холодильнике, когда собирался лететь в Лас-Вегас?? Голова его сама собою повернулась, и Константин увидел под сводом арки низкорослого тощего субъекта, наделённого сухой головёнкой, в руках которого торчало претолстое ружьё. Съедаемый ужасом, который никогда не съедал даже прежнего, нормального, Сенцова, Сенцов попятился и забыл про свои автоматы. Чёрт, он не помнит, как он вообще угодил сюда!!

— Руки вверх! — повторил тощий субъект и кивнул ружьём.

— Я… из милиции… — сдавленно залепетал Сенцов, осознавая, что вляпался в какую-то скверную историю. — Старший лейтенант…

— Давай, давай! — субъект не внял его лепету и заменил свой жидкий голосок свирепым рыком.

Сенцов заглох и застрял на месте, скованный ледяным страхом, который уже слопал всю его волю, а тощий субъект тут же пригрозил:

— Пристрелю!

Это слово стало для Константина разрядом тока. Он принялся поднимать руки… И тут некая чужая оголтелая воля отняла у него правую руку, заставив её метнуться к автомату и пустить плотную очередь по этому тощему врагу. Субъект заверещал, а некто непобедимый и властный заставил Константина схватить табурет и швырнуть его в окно. Стекло со звоном разлетелось в мелкие клочки, а этот некто уже заполучил сенцовские ноги. Константин с ловкостью кенгуру перескочил через подоконник, спрыгнул во двор и понёсся к забору со скоростью автобуса. Птичкою перемахнув этот высокий забор, Сенцов рванул через улицу к тому заброшенному дому, который он избрал для себя базой.

Сенцов не помнил, как он перелетел сени и оказался на кухне. Попав на неё и наткнувшись на печь-буржуйку, Константин почувствовал себя обескровленным и обессильнным, словно бы на него навалилися пресс и выжал всё, что только можно, включая мозги. Ноги сделались мягкими и шаткими, словно незастывшее желе, Сенцов пошатнулся, рухнул носом вниз и впал в абсолютное забытьё.

Глава 175 Капитан Петькин начинает действовать

Участковый капитан Петькин видел десятый по счёту сон, когда его мобильник издал бесноватую трель и заставил его свалиться со своей холостяцкой кровати на жёсткий дубовый пол.

— Ай! — взвизгнул капитан Петькин в страшном полусне и вскочил на ноги, вытянув перед собою руки, как лунатик.

Мобильный телефон продолжал разрываться, светя экраном и испуская громогласные и жуткие в ночной тиши звонки. Проснувшись окончательно, капитан Петькин метнулся к нему и ошалелым голосом выкрикнул:

— Слушаю!

— Террорист! — взвизгнули в трубке, едва не лишив участкового правого уха.

Капитан Петькин от неожиданности испугался так, что едва не выронил мобильный телефон в круглый аквариум с двумя вуалехвостами, что занимал место на приземистой тумбочке около его кровати. Однако, капитан Петькин вовремя вспомнил, что он милиционер, взял себя в руки и относительно спокойным и твёрдым голосом потребовал:

— Расскажите подробнее!

— Террорист! — повторил некто, срываясь на писк и пуская петухи. — У меня в доме! Спасите! Помогите! Террорист!

Сердце капитана Петькина решило провалиться в пятки, ведь он никогда и в глаза не видел живых террористов. Однако он снова взял себя в руки и снова потребовал:

— Назовите ваш адрес и фамилию!

— С автоматами! Двумя! — завершили верещать на том конце радиоволоны, а потом, помолчав и отдышавшись, добавили:

— Рыженко! Улица Красных Партизан, дом три!

— Еду… — отозвался капитан Петькин усталым голосом и нажал кнопку «Отбой».

Рыженко — сумбурный дачник, который и мышь может принять за террориста. Верить ему совсем не обязательно, но съездить надо. Террориста в его доме не будет на все сто процентов, хотя, вполне возможно, что к нему забрался вор.

Капитан Петькин действовал незамедлительно. Взяв свои заслуженные «Жигули», получившие в бока немало бандитских пуль, участковый отправился к даче Рыженко.

Ехал недолго — минут пять — больше в посёлке Маяк и не требуется. А Рыженко и вся его колоссальная семья уже ждали Петькина в широком дворе, у распахнутых настежь ворот. Завидев неказистые шумные «Жигули», они все загалдели, высыпали и обступили машину Петькина, не дав тому и припарковать её, как следует. Участковому даже выходить наружу расхотелось — а то ещё затопчет его эта огромная толпа.

— У нас был террорист! — первой к Петькину прорвалась жена Рыженко, отпихнув в арьергард двух его дородных сестриц.

— Та дайте мне, хоть, из машины выйти! — разозлился на них капитан Петькин.

— Он стрелял у нас в доме из автомата! — заходилась истошным писком жена Рыженко, а позади неё квохтали дородные сестрицы, мать, тёща, дочери и невестки… Сам же хозяин дома и главный свидетель разразившихся событий давным-давно был оттеснён подальше и скромно ютился около забора, переживая стресс.

— Граждане, сохраняйте спокойствие! — сурово предписал семейству Рыженко капитан Петькин, с трудом отодвигая дверцу и выбираясь из душных «Жигулей» в ночную прохладу.

Гвалт голосов на пару секундочек стих…

— Да как тут… да что тут можно сохранять?? Мы все умрём! — нарушила хрупкую тишину громогласная жена Рыженко, и вслед за ней все остальные загалдели с новой силой. Даже в окнах соседних домов стали зажигать свет: полпосёлка перебудили!

Капитан Петькин понял, что сегодня ему предстоит работка не из лёгких… Ночь бесповоротно испорчена, и досматривать свой десятый сон ему сегодня не придётся. Поэтому капитан Петькин набрал в лёгкие побольше воздуха и основательно взялся за работу.

— Как выглядел ваш террорист? — задал он госпоже Рыженко резкий сухой вопрос, целью которого было заглушить невменяемые вопли и заставить последнюю вещать на три тона ниже.

— А? — выплюнула та и, действительно, заглохла. — Я… не видела… — пробормотала она, и тут же выдала, вернув громогласность:

— Вовик видел! Пропустите Вовика! — ещё громче завизжала госпожа Рыженко. — Клавдия Степановна! Позовите Вовика!!

— Вовик!! — заревела мать Рыженко, словно пароходный гудок. — Подь сюды — милиция кличет!

— Та, йду! — зло плюнул в отдалении сам Рыженко и начал пробираться к Петькину мимо толпящейся своей родни. — Куры несчастные… С квохтанием вашим… Чёрт…

— Вы видели человека, который влез к вам в дом? — капитан Петькин тут же встретил Рыженко вопросом, чувствуя своим милицейским чутьём, что горячим следам преступника ни в коем случае нельзя давать остыть.

— Террорист! — взвизгнул Рыженко почти так же, как и его жена. — Глаза бешеные, зубы оскаленные, щетина — шо у того волкодава! Я услышал внизу шум и взял ружжо, бо думал, шо вор! А он в меня как из автомата запуляет! Так я думал, прибьёт, да повезло, шо промазал! Пьяный, наверное, был!

— Гражданин Рыженко, пройдёмте в дом! — постановил капитан Петькин. — Я должен увидеть следы его пуль!

— Пройдёмте, пройдёмте! — живо согласился Рыженко и направился к воротам проворной рысью. — Он мне всю стену на кухне испоганил, гад! И кружку пивную разбил сувенирную!

Капитан Петькин уже бывал в доме у граждан Рыженко — как то раз, в апреле к ним залезли воры и… что-то украли. Петькин уже и не помнит, что именно, зато отлично помнил дорогу из их просторного холла на кухню — ходил туда-сюда тысячу раз, пока, наконец, не нашёл несчастного вора-бомжа и не отобрал у него всё, что тот украл. В углу холла помещался шкаф-купе такого размера, от которого Петькину невольно казалось, что в этот шкаф можно поместить весь его кабинет. Огромное зеркало на его дверце отражало нервного Рыженко, самого капитана Петькина, низкую тумбочку для обуви, а так же — люстру, из-за чего в холле становилось светло до слёз. Петькин невольно прикрывал глаза: после ночной темноты невероятный свет прихожей щипал глаза.

— Кухня у меня там! — издал Рыженко скрипучим голосом и показал Петькину направо, где проделали в стене полукруглую дыру и превратили последнюю в арку.

Петькин по инерции буркнул «Спасибо», привычно завернул направо и попал на кухню. Взгляд участкового тут же приковал к себе распахнутый настежь холодильник с баночкою йогурта в глубине, а так же — охотничья двустволка на полу, около раскрытой дверцы.

— Ваше ружьё? — осведомился Петькин у гражданина Рыженко, который нетерпеливо топтался на пороге кухни, ожидая от участкового немедленных действий.

— Моё, — согласился тот и скользнул к холодильнику. — Я им от террориста защищался! Но вы лучше сюда гляньте! — тощий палец хозяина упёрся в противоположную холодильнику стенку, к которой прикрутили декоративные полочки для всякой ерунды, которая не несёт практического смысла, а лишь собирает пыль.

Петькин по инерции перевёл взгляд, и тут же увидел, что на этой блестящей лакированной полочке никакой ерунды не имеется, только на стене, за ней, ясно и чётко виден след автоматной очереди — зловещий рядок круглых отверстий. На полу же, под полочкой Петькин различил горку осколков и обломков — среди них и осколки сувенирной кружки. Петькин и раньше видал эту кружку на кухне Рыженко — сине-жёлтую, с логотипами футбольной сбороной Украины. После обстрела уцелела только её витая ручка и толстое донышко — оно валялось около осколков глиняного зайца и куска деревянного кораблика.

— Видали? — плаксивым голосом пожаловался Рыженко. — Я собирал сувениры несколько лет, а он всё угробил!

— Скажите спасибо за то, что он не угробил вас! — без преувеличений заявил Петькин и решительно двинулся к холодильнику, собираясь снимать с него отпечатки пальцев.

— Он открывал холодильник? — уточнил участковый, чтобы не снимать отпечатки пальцев зря.

— Так я его у холодильника и застукал! — взвизгнул Рыженко, скорбно оглядывая погибшие свои сувениры. — Искал, чем поживиться, свинюга! А я ему: «Руки вверх!». А он как выпалит! Я от испуга упал, а он все мои сувениры снёс и — бежать в окошко!

— Отлично! — отрезал Петькин, посыпая ручки холодильника серым порошком для снятия отпечатков. — Сейчас, мы глянем, что за гусик!

— Хоть бы вы побыстрее его нашли! — бурчал под руку Рыженко, переминаясь над душою Петькина. — Мы же сюда на отдых приехали, а получается какая-то война…

* * *

Капитан Петькин закончил возиться с отпечатками часа, примерно, через два, и вышел из дома Рыженко уставшим, как чёрт. Нет, он не особо напрягался, когда выделял отпечатки пальцев на холодильнике, окне, дверях и перилах Рыженко, не устал, ползая по полу в поисках следов и не сильно и потел, снимая отпечатки у многочисленных и шумных рыженковских домочадцев. Уставшим участкового делали нервы: такого на его участке ещё не бывало, к тому же, сумбурный преступник, который может быть и сумасшедшим, до сих пор здесь, он скрывается где-то неподалёку… может быть, даже наблюдает за ним…

— Извините… — донёсся до капитана Петькина негромкий голос незнакомца. К тому же, последний отчаянно шепелявил, из-за чего участковый и вовсе не понял, что он ему сказал.

Петькин не ожидал, что к нему может кто-то подкрасться, и вздрогнул от неожиданности, когда на его плечо легла рука.

— Иж-жвините… — повторил некто, участковый обернулся и узнал в новоиспечённом собеседнике пьянчужку Семёнова — соседа семейства Рыженко и коренного обитателя посёлка Маяк. Участвуя во многочисленных битвах, изрядно подогретых алкоголем, Семёнов порастерял свои пожелтевшие от дешёвых сигарет зубы — поэтому и шепелявил. Капитану Петькину не раз приходилось определять Семёнову ночлег в обезьяннике опорного пункта, и тот боялся участкового почти что, как огня. А тут вдруг сам приполз и пытается что-то сказать… Петькин заинтересовался.

— Чего тебе? — вопросил участковый, не теряя милицейской суровости.

— Гражданин начальник… — пробухтел Семенов, утирая свой переломанный нос кулаком. — Вы сейчас у Рыженков были, а я, вот, видел, как от них один тип выскочил через забор и туда, к брошенному дому побежал!

— Не врёшь? — громыхнул на тощего алкаша капитан Петькин, прекрасно зная, что Семенов наделён даром видеть даже ангелов и бесов, когда уровень водочной «заправки» в нём перехлынет через край.

— Ей-богу! — Семенов аж перекрестился, чтобы Петькин не счёл его упитым и не отвололк в каталажку.

— Проверим! — постановил капитан Петькин и свирепо приказал Семенову:

— А ты домой иди и спи! А то как пить дать — будешь сегодня у меня в клетке дрыхнуть!

— Да ладно вам… — обиделся Семенов и, хлюпая носом, скрылся в темноте кривой улочки, лишённой фонарей.

Капитан же Петькин остался сиротливо торчать посреди дороги, около своих «Жигулей». Дом, который, по мнению Семенова, являлся брошенным, принадлежал дончанину по фамилии Вилкин. Не прошло и года с тех пор, как туда пробралась банда, взяв в заложники самого Вилкина и его невесту. Тогда всё обошлось: банду обезвредили, а заложников освободили. Но с тех пор Вилкин больше в Маяке не показывался: боялся, наверное, что его снова кто-нибудь захватит… И, видно, справедливо боялся…

Капитан Петькин не медлил и теперь. Забившись в кабину «Жигулей», он нажал на газ и помчался к себе в опорный пункт.

Сна как не бывало — спустя пять минут участковый бодро шагал по пустынному коридору к своему кабинету, где в эту ночь дежурил его новый помощник, лейтенант Рябчик. Рябчик приступил к службе лишь на прошлой неделе, и капитан Петькин не мог доверить ему опасное задание. Распахнув дверь, участковый вступил под свод кабинета и обнаружил Рябчика мирно спящим лицом на столе. Когда-то давно, в молодые годы, когда Петькин сам бегал в помощниках, его ныне покойный начальник, майор Порох, тоже застал его спящим на первом дежурстве. Майор Порох обладал рыжими усами и крутым нравом — завидев, как Петькин безмятежно посапывает, уткнувшись носом в газетёнку, начальник достал табельный пистолет и бухнул в воздух у его уха. Петькин тогда от страха грохнулся со стула и покатился кубарем по бетонному полу, а памятная дыра от пули майора Пороха красуется на потолке и по сей день…

Капитан Петькин стрелять не стал: рассудительность не позволила ему портить потолок и шокировать помощника перед ответственной работой. Он просто затормошил Рябчика за плечо и сердито проворчал:

— Солдат спит, а служба идёт!

— А? Что?? — тут же встрепенулся лейтенант Рябчик, словно обычный пёстрый рябчик, которого спугнули в поле.

— Эх, ты, служака… — вздохнул капитан Петькин, усаживаясь за свой видавший виды стол.

— Борис Сергеевич… — сонным голосом промямлил Рябчик и захлопал своими мальчишескими глазками.

— Работа у нас, дружище! — сказал Петькин, разыскивая на своём столе ручку. — В дом Вилкина опять кто-то влез, затем он забрался к Рыженко и пытался их ограбить… — Петькин, наконец-то, нашёл ручку и записал на листке отрывного календаря фамилию, имя, отчество и телефон владельца злополучного дома, Георгия Вилкина.

— На-ка, лейтенант, трудись! — Петькин протянул листок Рябчику — пускай, узнаёт милицейскую работу.

— Есть! — бодро откликнулся Рябчик, выхватил листок и живо засел за телефон.

Сейчас он выглядит бравым огурчиком, а если бы не приехал начальник — храпел бы до утра.

Глава 176 Выходной Георгия Вилкина

Георгий Вилкин не собирался сегодня рано вставать: у него намечался законный выходной. Он безмятежно отдыхал под одеялом, когда телефон на прикроватной тумбочке решил подать свой пронзительный голос. Вмиг растеряв весь сладкий сон, Вилкин вспрыгнул вверх, обливаясь холодным потом, и едва не обрушился мимо кровати.

— Кто там?? — заорал он не своим голосом, решив спрососнья, что некто тревожит его дверной звонок.

Ответа не последовало — лишь бесноватый звон хоронил ночную тишину.

— Чёрт… — зло чертыхнулся Вилкин, разобравшись, что его спокойствие возмущает телефон. Схватив трубку в кулак, Вилкин не смог побороть злость и буркнул тому, кто решил растерзать его спокойный сон:

— Чёрт!

— Гражданин Вилкин? — серьёзно осведомились на том конце, видимо, пропустив «чёрта» мимо ушей.

— Да… — тихо согласился Вилкин, начиная подозревать, что стряслось нечто скверное.

— Вас беспокоит опорный пункт посёлка Маяк, — бесстрастным голосом сообщил невидимый собеседник. — В ваш дачный дом проникли неизвестные вооружённые лица…

Вилкин встрепенулся и сел на кровати, сжав трубку. Чутьё агента сбу подсказало ему, что, возможно, у него на даче затесалось не просто неизвестное лицо — это вернулся проклятый Эрик. Он, Вилкин, обязательно должен приехать туда — у него появился шанс оправдать Александра и найти пропавшего Василия!

— Я сейчас приеду! — коротко заявил Вилкин, и, не дожидаясь, пока на том конце закончат с ним разговаривать, швырнул трубку и вскочил с постели, намереваясь натащить первую попавшуюся одежду и на всех парах лететь в злополучный Маяк.

* * *

Как только его автомобиль въехал на территорию посёлка Маяк — Георгий Вилкин направился в опорный пункт. Свирепо нажимая на газ, Вилкин проносился мимо частных домов, дремавших в сизых предрассветных сумерках, капот его джипа рассекал сырой туман. Вилкин отлично знал, где находится опорный пункт — уверенно вписавшись в нужный поворт, он тот час же достиг приземистого кирпичного здания, табличка на котором огромными буквами гласила: «опоп». Нажав на тормоза, Вилкин со свистом застопорил джип на неширокой парковке, около «Жигулей» шестой модели, выскочил из кабины, не забыв включить сигнализацию и бегом направился к невысокому крыльцу. В подслеповатый окошках опопа горел свет — капитан Петькин и его помощник работали, опрашивая всех свидетелей, которых смогли найти. Свидетели занимали твёрдые скамейки в коридоре, и Вилкин, пробегая, случайно отдавил кому-то ногу.

Когда Георгий Вилкин на скаку ворвался в кабинет участкового — капитан Петькин сидел за своим столом и пытался чего-то добиться от некоего поддатого на вид субъекта. Субъект помещался напротив участкового, на одном из стульев для посетителей, и плаксиво мямлил что-то неразборчивое, а помощник Петькина, лейтенант Рябчик — тот был посажен на место стенографиста и обязан писать протокол.

— Я здесь! — выпалил Вилкин с порога, забыв поздороваться. — Давайте, поехали, поехали! — Вилкин, запыхавшись, выдыхал бессвязные слова, требуя от участкового, чтобы тот немедленно бросил всех своих свидетелей и ехал с ним к его даче.

Шокированный внезапным появлением Вилкина, лейтенант Рябчик подпрыгнул, шумно стукнув ножками стула о пол, и сделал в протоколе помарку: пририсовал букве «Р» огромную ножку, на полстраницы. Тихонько чертыхнувшись, Рябчик полез за корректором, а капитан Петькин тем временем сохранял гранитное спокойствие (или только делал вид, что сохраняет — дабы протянуть время, заставить Вилкина вызвать группу захвата и не соваться лишний раз в логово террориста). Посмотрев на часы, участковый негромко сказал:

— Гражданин, Вилкин, присядьте.

— Зачем?? — вскрикнул Вилкин, нетерпеливо шаркая башмаками о порог.

— Полшестого утра, — спокойно отозвался Петькин. — Я думаю, нам сначала следует опросить свидетелей, а потом, как полностью рассветёт — ехать к вашей даче! Я считаю, что вы тоже должны участвовать в опросе свидетелей — чтобы установить личность преступника.

Георгий Вилкин фыркнул — так ему не хотелось ждать, но в кабинет, всё же, зашёл и уселся на свободный стул, мысленно обозвав капитана Петькина трусом. Сидя, Вилкин корил себя за то, что попёрся к медлительному Петькину слишком рано, и мог бы поспать ещё часа полотора, а капитан Петькин тем временем продолжал прерванную работу.

Фамилия человека, которого Петькин терзал допросом, была Тишкин, он жил недалеко от пострадавшего семейства Рыженко, и являлся закадычным другом пьяницы Семенова, который, якобы, видел, как на дачу Вилкина забегает незнакомец. Как недавно выяснил Петькин — в ту ночь Семенов с Тишкиным не спали — они сочинили для себя какой-то собственный праздник и шумно отмечали его в лачужке Семенова, в кругу колбасы, водки и ещё одного приятеля — Пантелейчика — который ожидал своей очереди в коридоре.

Тишкин, вырванный из туманной атмосферы пьяного праздника, смотрел вокруг себя влажными, красноватыми глазами приболевшего пса, и плаксивым голосом цедил:

— Ну, праздник у нас был… А тут…

— Что, не дали бутылку раздавить? — ехидно заметил Петькин. — Давай, Тишкин, рассказывай, что ты видел?

— Ну, как… — пробухтел Тишкин, растирая грязными руками свой красный нос. — Ну, отмечали мы… мало ли… все люди отмечают! Дык нет же, услыхали вдруг шум какой-то за окошком. Мы в окошко глядь — а там тип какой-то вприпрыжку скачет. От Рыженков от этих, к заброшенному дому. Он меня, видать, заметил — чуть я только в окошко высунусь — он мне автоматом так кивнул мол, застрелю… А у меня сразу же сердце в пятки: пожить-то ещё хочется, бо молодой ещё, дык я и затих там, у батареи… А потом — вы нагрянули!

Вилкин корчился на стуле и слушал пьяные бредни вполуха. Ему было абсолютно не интересно, что видели залитые глазки этого Тишкина, да и сумбурные показания Пантелейчика ни капельки не заинтересовали Вилкина. Казалось, капитан Петькин медлит специально, задавая этим собутыльникам какие-то наводящие вопросы, на которые те бухтели невразумительные, дурацкие ответы. А у Георгия Вилкина уже сказывался сверхранний подъём: он зевал и клевал носом, проваливаясь на время в сонную яму… В который раз проснувшись, Вилкин внезапно вперился в настенные часы и увидал, что время уже — десять утра, а Петькин всё терзает этих убогих алкоголиков.

— Товарищ капитан! — Вилкин решил влезть в этот глупый допрос и добиться-таки от Петькина настоящей работы.

— А? — Петькин акнул и заглох, тупо уставившись на Вилкина… кажется, он всю ночь не спал: глаза у капитана были словно у больной совы…

— Бэ! — фыркнул Вилкин, ёрзая от нетерпения. — Я, между прочим, сотрудник сбу, и ваше теперешнее прозябание могу расценить, как трусость и нежелание работать!

— Ладно, Рябчик, отпусти их пока! — сдался Вилкину участковый, вздохнув и кивнув головой на двух грустных алкоголиков. — Сейчас, съездим к дому, а потом — посмотрим!

— Граждане, вы свободны! — объявил свидетелям лейтенант Рябчик, который даже был рад тому, что не придётся больше писать длиннющий и бесполезный протокол. — Распишитесь! — предписал он, поднеся этот самый протокол под красные носы Тишкина и Пантелейчика.

— Ага, гражданин начальник! — пробухтел Пантелейчик, рисуя на бумаге загогулину, дрожащей рукой. Тишкин же нарисовал свою загогулину молча, после чего оба поспешили скрыться.

— Поехали же! — подогнал Петькина Вилкин, встав со стула и топчась около двери, а лейтенант Рябчик уже позвал дружинников, троих местных жителей: прямоугольного Кузьму, бородатого Тихона по кличке Лешак и тощего Гаврилу по кличке Гаврик. Дружинники были пьяноваты, но сейчас это никого не интересовало: в борьбе с таинственным бандитом подойдут и такие. Петькин заставил всех троих садиться в машину и ехать к «проклятому» дому. Машина у дружинников была особенная: чёрный «Запорожец». Раньше он был обычный, оранжевый, но однажды Гаврик слетел на нём в овраг, после чего машину пришлось экстренно красить. В местном сельсовете нашлась только чёрная краска, и «Запорожец» приобрёл свой теперешний примечательный цвет. Дружинники впихнулись в свой примечательный автомобиль с великой неохотой: лом Вилкина в посёлке и впрямь, считался проклятым. Особенно суеверный Гаврик боялся: перевернулся уже на «Запорожце» около этого самого брошенного дома, за которым расстилался травянистый, сырой овраг.

* * *

Они оказались у вилкинского дома минут через пять: собирались дольше, чем ехали. Дружинники держались поодаль, не отхтдя от «Запорожца», а капитану Петькину с лейтеннатом Рябчиком, всё-таки, пришлось приблизиться к воротам из-за которых в любой момент мог выскочить… Петькин с Рябчиком не знали, кто мог выскочить из-за вилкинских ворот, а вот сам Вилкин был на все сто процентов уверен, что в его доме опять поселился сумасшедший Эрик. Своего дома у него нет — вот и перебивается случайными углами.

Заглянув во двор через дыру в заборе, о которой знал лишь он один, Георгий Вилкин осознал: его дачный дом не пуст. Кто-то притаился там, в его мглистой глубине… К тому же, во дворе, плохо спрятанная в глуши сорняков, торчит незнакомая чужая машина, марки «BMW».

— Он здесь! — прошептал Георгий Вилкин капитану Петькину, который прятался за кустом недалеко от него. — Вы сами с ним не справитесь — он вас, как цыплят перестреляет!

— Ой… — пробормотал капитан Петькин, в опорном пункте которого числился он сам, его помощник лейтенант Рябчик, да добровольные дружинники из местных мужичков.

— Я сейчас в Донецк, Крольчихину позвоню! — сказал Вилкин, отлично понимая, что смешные дружинники Петькина ни за что не справятся с настоящим преступником. — Он спецназ пришлёт!

— А… когда? — осведомился Петькин, осторожно отходя от куста к своим заслуженным «Жигулям». Кажется, он крепко влип, и у него в тихом мирном посёлке, и впрямь, завёлся террорист… Дружинники — те вообще не приближались ни к нему, ни к забору.

— Сейчас и пришлёт! — уверенным голосом заявил Вилкин, достав из кармана мобильный телефон. — У меня с этим отморозком личные счёты!

Петькин что-то себе клекотал, но Вилкин ничего не слушал. Быстро набрав нужный номер, Вилкин придвинул трубку к уху и стал ждать от Крольчихина ответа.

— Может быть, отойдём? — робко предложил капитан Петькин, устрашившись наличия террориста на своём небольшом участке.

— Я должен за ним следить! — отказался Вилкин. — И вы тоже! Никуда не уходите — ждём группу захвата!

* * *

Следователь Крольчихин тем временем писал отчёт и потел. Он уже не первый десяток лет разменял, работая в Калининском Ровд, и за всё это времня на его совести не повисло ни одного глухаря, а тут… Проклятый «мусорный душегуб» уже почти год торчит в «глухом» разделе, из-за чего Крольчихин не видал премии как своих ушей. А вчера ещё ввалился к нему в кабинет Тетёрко и полтора часа грохотал, сурово грозясь снять Крольчихина с должности старшего следователя и отправить участковым в отдалённый район. Кроме всего этого Крольчихина запилила жена — за то, что из-за безденежья он не свозил её в Египет этим летом…

Просмотрев свой нынешний отчёт на предмет орфографических ошибок, Крольчихин хмуро подумал, что ему пора собирать чемоданы. «Мусорный киллер» до сих пор на воле, а ещё прибавился загадочный убийца Сенцова. Крольчихин подозревал, что это — один и тот же человек… Но Тетёрко подозрениями сыт не будет.

Телефон дал о себе знать в тот интересный момент, когда Крольчихин отлип от стула, схватив в охапку свой отчёт и с обречённым видом собрался ползти на ковёр к свирепому начальнику. Мгновенно застопорившись, следователь схватил трубку.

— Да? — буркнул он, не ожидая услышать ничего утешительного для себя.

— Подполковник Крольчихин? — громко осведомился в трубке голос Георгия Вилкина, и Крольчихин аж подпрыгнул, едва не столкнув на пол горшок с бегонией.

— Что у вас, Вилкин?? — буквально, заорал он, оглушая Вилкина на одно ухо.

— В моём доме снова ваш Эрик! — с уверенностью паровоза заявил Георгий Вилкин. — Он вернулся и ночью влез к моим соседям! У вас есть группа захвата??

Ещё бы у Крольчихина не было для такого «ВИП-клиента» группы захвата! Да, для того, чтобы схватить «мусорного киллера», Крольчихин вызовет группу захвата хоть, с луны!

— Едем! — взвизгнул Крольчихин, крутнувшись на одной ножке. — Ждите нас и не смейте заходить в дом! Докладывайте обстановку!

— Есть! — согласился Георгий Вилкин и сказал капитану Петькину:

— Остаёмся здесь! Группа захвата уже в пути!

Капитан Петькин тщательно подавлял икоту. За всю его бытность участковым группа захавата в Маяке была лишь однажды, почти год назад, когда ловили… террориста в доме Вилкина (какое совпадение!). И тогда же случилась беда: некто в упор из автомата пристрелил его прежнего помощника, старшего лейтенанта Зайцева… Петькину не хотелось новых жертв… Петькин боялся новых жертв… как огня.

* * *

Репейник только что поменял видеокамеру: старую вдрызг расколотил клювом проклятый тукан. Репейник боролся с ними, словно с фашистами под Москвой: ставил силки и самострелы, сыпал отраву, вешал электрические сети… Однако, ничего из этого не помогло: в его ловушки не попалось ни тукана, а расклёвывать камеры они стали, кажется, ещё яростнее.

Репейник весь кипел от злости, когда вернулся обратно, в пробойную, к тому же, он был весь в грязи и листьях: сорвался со стремянки в болото… И огромные рыжие муравьи, которых Репейник нацеплял, выползая на сушу, изводили беднягу своими укусами.

— Чёрт! — чертыхнулся Репейник, расчёсывая свои тощие бока прямо, до крови. — Чёрт бы подрал этих паршивых куриц!

Отправив свой комбинезон на дезынфекцию и надев свеженький, Репейник решил, что пора поесть. Удобно устроившись в кресле, он включил кофеварку, запустил себе мультфильм «Ну, погоди!» и поставил в микроволновую печь пиццу «Каприччоза», которой хватило бы прокормить трёх человек. Но Репейник не собирался ни с кем делиться своей пиццей. Он слопает её в гордом одиночестве, а потом привезёт из Рима ещё штук восемь.

— Развлекаемся? — вдруг на пороге пробойной возникла Звонящая и сурово осведомилась, сжимая пистолет.

Репейник едва не подавился: чего она на него насыпалась, когда он уже заменил систему безопасности?? Да и ту видеокамеру несчастную — тоже заменил??

— А… а что? — пролепетал Репейник, мучительно проглатывая кусок пиццы, который встал у него поперёк горла.

— Куда Старлей намылился из твоего бокса? — гневно вопросила она, не убирая пистолет.

— В Лас-Вегас! — ответил Репейник, справившись, наконец-то с пиццей и запивая её кофе, чтобы лучше прошла.

— Да, неужели? — съехидничала Звонящая и сдвинула брови ещё более грозно, чем шеф. — А почему тогда маяк его игрек-тачки определяется в Донецкой области?

— Где? — подскочил Репейник и вновь подавился — теперь уже кофе.

— Донецкая область, посёлок Маяк! — настояла Звонящая, готовая в любой момент выстрелить Репейнику под ноги. — Ты хоть, за данными следишь? Или ты всё время жуёшь, как бык??

— Кха! Кха! — кашлял тем временем Репейник, плюясь горячим кофе, который тоже застрял поперёк горла и выжигал изнутри, словно напалмом.

— Репейник, проверь мне Старлея и доложи! — отдала суровый приказ Звонящая и скрылась в коридоре.

Репейник прокашлялся, отплевался и подполз к компьютеру. Монитор до сих пор демонстрировал погоню волка за зайцем, но у Репейника, кажется, сейчас будет другая погоня. Он поспешно вырубил мультфильм и настроил игрек-радар на режим поиска.

«Старлей обнаружен!» — выскочило на монитор спустя минуты три, не позже, после того, как Репейник задал антропометрию Сенцова.

— Покажи местоположение! — вздохнул Репейник в микрофон приёма голосовых данных. Невозможность поесть, как человек, сильно удручала… Едва ли, не лишала смысла жизни…

Компьютер же был железен — ему не нужна еда, и у него нет эмоций — он послушно выплюнул нужную точку на карту и издал писк, сообщая, что задание выполнено. Репейник, уверенный в том, что Сенцов — в Лас-Вегасе, а Звонящая просто проверяет его на вшивость от нечего делать, взглянул на монитор вполглаза. И остолбенел: Звонящая оказалась права — и сам Сенцов, и его игрек-тачка каким-то образом оказались в Донецкой области, в посёлке Маяк… Сенцов зачем-то торчит в чужой обветшалой хате, а его игрек-тачка покоится в захламлённом дворе!

— Чёрт… — пробормотал Репейник, отлично понимая, что Сенцову там, в этой избушке, решительно нечего делать… А раз он там завис — значит, с ним что-то не так. Вернее — с его гибридом.

Репейник нехотя включил передатчик: опасался, что суровая начальница Звонящая начнёт стрелять ему под ноги.

— Приём, ребята… — негромко сказал он (а вдруг Звонящая уже забыла про него и занялась другими делами?).

— Ну, что, Репейник, убедился? — первым в динамик ворвался свирепый голос Звонящей, и Репейник понял, что она и не собиралась про него забывать, а специально поджидала, когда он выйдет на связь. — Не нужно было вообще выпускать Старлея из бокса! — громыхнула Звонящая, а Репейник ничего не ел, чтобы не подавиться. — А ты ещё и проворонил! Когда будет готова твоя программа по уничтожению гибрида?

— Уже готова, — сказал правду Репейник, ведь он закончил её как раз перед тем, как заменил расклёванную туканом видеокамеру.

— Отлично! — наконец-то, похвалила Звонящая. — Подключай, а я вызову Красного с Бисмарком — пускай, законопатят эту перелётную пташку и тащат к тебе!

— Есть! — поспешил согласиться Репейник, и Звонящая вырубила передатчик, переключившись на Красного и Бисмарка.

* * *

Константин Сенцов очнулся. И первое, что проникло в его сознание — это его спина. Спина Сенцова противно ныла, пропадая на чём-то бугристом и жёстком. Рук и ног словно бы никогда не бывало, а перед глазами маячили грязновато-серый потолок и круглый, засиженный мухами светильник красного цвета. Поморгав безумными, слегка испуганными глазами, Сенцов вдруг решил, что лежит в каком-нибудь боксе Репейника, и тут неподалёку обязательно окажется подставка для цветов…

— Репейник! — негромко позвал Сенцов, в надежде, что Репейник слышит его хотя бы, через передатчик.

В ответ ему звенела тишина. Репейник молчал, хотя, кажется, находился совсем не далеко… Шуршит чем-то слева от Сенцова.

— Репейник, я знаю, что ты здесь! — пробормотал Сенцов глухим голодным голосом, ведь его желудок был пуст, как чёрная дыра, и настойчивым урчанием требовал поесть.

Репейник продолжал играть в молчанку, зато неподалёку что-то негромко ударилось об пол, после чего послышались лёгкие частые шажки… «Странная походка у Репейника!» — успел подумать Сенцов, и тут над его лицом склонилась усатая кошачья мордочка рыжего цвета. Лёжа на полу, Сенцов остолбенел: нигде на Базе он ни разу не видел ни одной кошки. Кошка же обнюхала сенцовскую щёку влажным розовым носом, негромко мурлыкнула и тут же устроилась на груди Константина, свернувшись толстым пушистым клубком. Страх сдавил Сенцову горло. Где он?? Что за кошка?? И где Репейник??

Кошка мирно урчала, сонно щуря зелёные глаза, а из груди Сенцова вырвался невменяемый вопль, он в ужасе вскочил, закружился по ниезвестному пространству, натыкаясь на мебель. Кошка с громким шипением взлетела на подоконник, выгнула спину, взъерошив свою пушистую шерсть, и выпрыгнула на улицу через разбитое окно.

Внезапно Сенцов заглох. За окном послышадся шум. Нет, это не кошка — она слишком лёгкая, чтобы создать такой грузный топот. Слух Сенцова обострился до предела, и он отлично слышал, что к нему подкрадываются враги. Со скоростью молнии Константин метнулся к своим автоматам и тут же схватил их наизготовку. Враги уже близко, сейчас, они ворвутся — и он будет стрелять…

— Привет, Турист! — резкий голос словно бы вырвал Сенцова из забытья, Константин тут же вспомнил про Лас-Вегас и даже выронил оба автомата на дощатый пол.

— А? — булькнул Сенцов, с изумлением не обнаружив вокруг себя никакого Лас-Вегаса.

— Бэ! — оборвал резкий голос, и на плечо Константина легла тяжёлая рука.

— Эй! — Сенцов испугался неожиданного нападения, попытался сбросить наглую руку, однако та впилась вампиром и тут же с силой развернула Сенцова вокруг оси.

— Узнаёшь? — осведомился резкий голос, Сенцов поднял глаза и увидел… В полумраке он различил лишь смутные черты человека, однако узнал его сразу. В том непонятном месте, где оказался Сенцов вместо Лас-Вегаса, непостижимым образом появился Эрих Траурихлиген.

— Твои штучки? — зло изрыгнул Сенцов, сбросив со своего плеча постылую руку туриста… Кстати, это Траурихлиген — турист, а не Сенцов — турист…

— Нет, — беззаботно отказался Траурихлиген. — Не мои. Ты не знаешь, где находишься, верно?

Сенцова словно кто ледяной водой облил. Из ведра. С ужасом Константин осознал, что Эрих Траурихлиген прав: интерьер убогой сельской кухоньки не был знаком Сенцову. Он никогда не видел этого старого стола, разношёрстных табуреток, керогаз этот проклятый… или как там такая штука называется?..

Константин споткнулся об автомат, который сам же и выронил, и испугался: откуда он взялся?

— Я заметил, что с тобой что-то не так ещё тогда, когда забирал свой медальон, и ты попытался со мной драться! — объявил Сенцову Траурихлиген и Константин внутри себя похолодел: турист догадался о личностном гибриде…

— Я тебя больше не боюсь! — Константин постарался казаться храбрым и не давать туристу спуску.

— Я нашёл тебя по твоему оповскому маяку! — хохотнул Траурихлиген, прохаживаясь туда-сюда… отогнанная Сенцовым кошка почему-то вернулась, подобравшись к туристу поближе, а за ней показалась ещё кошка и ещё…

— Хорошая штука — твой оповский маяк! — Траурихлиген продолжал издеваться над Сенцовым, а Сенцов невольно подумал, что кошки льнут на нехрональное излучение. Дурацкая память Сенцова изрыгнула ему глупый рассказ Репейника о том, что нехрональное излучение отгоняет всех животных без разбору, даже рыб, но кошки на него так и липнут…

— Надоели мне ваши дознаватели до чёртиков! Пора от вас избавиться! — вздохнул Траурихлиген, непринуждённо гуляя туда-сюда по захламлённому полу, словно знал, что забацанный проклятым гибридом Сенцов не имеет сил, чтобы с ним драться. — Знаешь, Сенцов, почему из тебя никогда не выйдет генерал? — осведомился он, застряв напротив Константина и уставившись на него, требуя на свой вопрос ответа.

— Я тупой… — буркнул Константин, у которого гибрид проклятый уже всё сожрал: и интеллект, и силу воли, и даже память начал отнимать.

— Нет, ты не тупой! — возразил Траурихлиген, насмешливо покачав головой. — Ты — душный пессимист! Я бы тебя убил, потому что своим пессимизмом ты душишь даже меня! Но убить тебя — это всё равно, что никого не убить, — пожал он своими широкими плечами, а рыжая кошка так и крутилась у его ног, мурлыкала, как будто бы Траурихлиген сейачас будет её кормить. — Поэтому я решил избавиься сразу от всех вас!

— Ты то помогаешь нам, то… — недоумевал Сенцов, мучительно включившись и осознав, что турист затеял какую-то опасную игру. — Когда я, наконец, тебя пойму??

— Я? Помогаю? — изобразил удивление Траурихлиген. — Я никому не собирался помогать! Это был эксперимент! — довольно объявил он. — Я хотел узнать, работает ли рекавер-среда после проброса? Да, работает! Я счастлив!

— Получай… — рыкнул Сенцов и, вновь почувствовав себя дознавателем, стиснул кулаки и прыгнул вперёд…

Траурихлиген на этот выпад среагировал мгновенно: не успел Сенцов и приземлиться — выбросил кулак, залепив ему такую оплеуху, что Константин грохнулся навзничь и потерял сознание…

Внезапно сознание вернулось. Константин распахнул глаза и увидел вокруг себя кромешную тьму.

— А! — от неожиданности Сенцов громко вскрикнул, однако его крик оказался приглушённым, словно бы вокруг него высились претолстые стены.

Поддавшись сводящей с ума панике, Константин принялся судорожно елозить руками вокруг себя и вскоре узнал, что эти стены находятся совсем близко от него и окружают со всех сторон… Кроме того, всё вокруг ходит ходуном, заставляя сенцовские бока то и дело встречать твёрдость этих стен.

После тяжёлой оплеухи Сенцов начал кое-что понимать… Он понял, что лежит на дне багажника и жёстко стукается боками о его стальные стенки. Распахнув глаза, Сенцов увидел вокруг себя мглу и осознал, что некто забил его в багажник автомобиля и куда-то везёт…

— Выпустите меня! Помогите! — заорал он в неистовом порыве дурацкой паники и заколотил руками по твёрдому металлу. Его удары отозвались жутким глухим стуком, словно бы стенки багажника имели толщину в несколько метров. Звуконепроницаемый багажник игрек-тачки! Вот, куда заточил Сенцова… Эрих Траурихлиген. Сенцовская память изрыгнула последнюю драку с Траурихлигеном… В какой-то мрачной избе, среди замшелой мебели… Траурихлиген внезапно появился, что-то сказал, а потом — залепил Сенцову в глаз. Что за изба? Как Сенцов туда попал? Где Траурихлиген откопал игрек-тачку? Константин не помнил.

Эрих Траурихлиген поступил примитивно и просто: взял игрек-тачку Сенцова, которую Константин бросил во дворе заброшенного дома. Выследил он Сенцова тоже очень просто: по его оповскому аларм-маяку. Перевёртыш разболтал ему аларм-технологию Отдела Предотвращений, и Эрих Траурихлиген сделал у себя такую же, испытав систему отслеживания на Сенцове. Система отслеживания сработала наславу, а Эрих Траурихлиген давным-давно уже покинул Донецкую область, и тачка его мчалась над Тихим океаном, рассекая воздух с первой игрек-скоростью.

— База! База! База! — закричал игрек-навигатор, и Эрих Траурихлиген увидел впереди острова. Навигатор указывал на один из них — самый маленький — и Траурихлиген направил тачку к нему. На островке различились горы, лагуна, зелень экзотического леса…

— Позвыной? Позывной? Позывной? — робот-диспетчер тут же заверещал, заставляя «гостя» идентифицировать себя.

— Старлей! — Эрих Траурихлиген забросил в эфир позывной Сенцова и остался доволен:

— Посадку разрешаю! — сообщил робот-диспетчер, клюнув.

«Уронив» тачку на правое крыло, Эрих Траурихлиген лихо завёл её в открывшийся шлюз, после чего аккуратненько поставил на стоянку. Сенцов ныл у него в багажнике, открыв его Траурихлиген увидел, что Константин скорчился там на дне, как настоящий слизняк.

— Вылазь уже, увалень безмозглый! — фыркнул он, вываливая Сенцова из багажника свободной от игрек-базуки рукой.

Константин впал в болезненную прострацию: личностный гибрид блокировал ему мозги, не давая делать вообще, ничего. Траурихлиген пихал его куда-то, и Сенцов тащился, не осознавая даже, где находится…

— Быстрее! — Траурихлиген свирепо подгонял, а Сенцов ковылял, будто на костылях и ускориться никак не мог.

Там были какие-то коридоры, наполненные неизвестно чем, неизвестно, кем… Константин вяло плёлся, а Траурихлиген зачем-то бил из базуки, взрывая тишину… По бокам от Сенцова что-то загоралось, горело, дымило, а Сенцову было так всё равно, что он даже не замечал, что Траурихлиген методично взрывает боевых роботов, которые охраняли Базу опа.

— Сюда! — рыкнул свирепый турист и втолкнул Константина куда-то, где почти всё было белое… Гибрид слегка отпустил больные мозги, и Константин с ужасом осознал, что это кают-компания у них на Базе. Тут никого не было, а Траурихлиген запустил игрек-передатчик и потребовал от Сенцова, наведя толстое дуло базуки на его несчастную головёнку:

— Давай, звони и зови своих товарищей сюда!

Константин буркнул нечто похожее на безликое «Бу-бу» и решил устраниться в сторонку, потому что гибрид его опять навалился и лишил способности мыслить.

— Чёрт с тобой! — зарычал Траурихлиген и снова пихнул Константина, заставив последнего сесть на пол.

Сенцов, сидя на полу, слышал, как Траурихлиген сам разговаривает через игрек-передатчик, однако, не понимал ни единого слова, будто бы турист бубнил что-то длинное невнятное… Потом послышались шаги, а Константину было всё равно, чьи они…

Глава 177 «Вышибалка»

Следователь Крольчихин примчался в посёлок Маяк со скоростью настоящего «Конкорда» — гнал «Газель» по автобанам Донецка, по ухабистым грунтовкам, не соблюдая правила движения, игнорируя светофоры, знаки… Сирена дьявольски завывала, оглушая и самого Крольчихина, и Фёдора Фёдоровича, и Ветеркова, который едва удерживал свой ноутбук, и бойцов группы захвата, которые заняли в «Газели» все места — Крольчихин взял побольше людей, чтобы изловить «мусорного киллера» наверняка. Крольчихин был уверен в том, что Сенцова убил именно он, и сегодня они узнают всю правду. И кем бы ни был убийца — бесноватым Вовком, странным «Туристом»… хоть бы, самим Буквоедом — он будет схвачен и наказан!

Впереди замаячил тот самый дом — Крольчихин даже не заметил, как просчкочил весь посёлок и домчался до него. Зелёные ворота были закрыты, но около забора собрались целых три машины: джип Вилкина, который Крольчихин узнал, а так же — потрёпанные «Жигули» местного участкового и невероятный «Запорожец» чёрного цвета. Крольчихин дал по тормозам — вот именно, ДАЛ — взвизгнув, «Газель» застопорилась, подняв столбы грязных брызг из ближайшей лужи. Следователь остановил микроавтобус поодаль от «заколдованного» дома — чтобы «мусорный киллер» не заметил, что его обложили.

Заглушив мотор, Крольчихин вытащил мобильник и позвонил Вилкину.

— Да! — Вилкин, буквально, взвизгнул, едва не оглушив Крольчихина, а следователь сделался суровым и приказал:

— Вилкин! Уходите оттуда и уводите ваш «хвост»! Мы сейчас будем штурмовать!

— Ага! — тут же согласился Вилкин. — Мы уезжаем!

Вилкин разобрался, что «хвост» — это Петькин с его тщедушным помощником и неказистыми дружинниками, которые топтались у своего дурацкого «Запорожца» и со скуки обсуждали рыбалку.

— По машинам! По машинам! — заволновался Вилкин, призывая всех смываться куда подальше. — Крольчихин приехал! Сейчас будут штурмовать!

Капитан Петькин не медлил: он был рад тому, что не придётся ему вылавливать террористов — этим займётся Донецк, а он спокойно посидит в сторонке и тихо напишет отчёт.

— Кирпичёв! — скомандовал Крольчихин, видя, как разъезжаются с «объекта» лишние автомобили. — Давай своих бойцов — штурмуем дом!

— Есть! — бодро отчеканил Кирпичев, натянул шлем на свою щекастую голову и выпрыгнул из «Газели», махнув рукой своим бойцам.

Крольчихин, Федор Федорович и Ветерков наблюдали за ними и видели, как бойцы рассредотачиваются вокруг вилкинского забора, снимают с петель тяжёлые ворота.

* * *

Красный и Бисмарк тоже подкрадывались к дому, надеясь опередить всех и забрать Сенцова тихо и незаметно. Звонящая сурово подгоняла обоих через передатчик, Бисмарк готовился перемахнуть через забор, когда увидел, что штатная милиция оказалась проворнее.

— Штатные менты, прячься! — заметив команду Кирпичёва, Бисмарк дал Красному знак, и они оба нырнули в игрек-тачку.

Включив невидимый режим, Красный откинулся на спинку кресла, открыл банку кока-колы и сказал Бисмарку:

— Как думаешь, брат, штатные заметут Старлея?

— А тут нет Старлея! — неожиданно для Красного сообщил Бисмарк. — Старлей уже на Базе!

— Что? Откуда ты знаешь? — подпрыгнул Красный и едва не расплескал свою кока-колу на кашалотовую обивку.

— А, мне Репейник только что кукарекнул! База приняла у Старлея позывной! — хохотнул Бисмарк и достал ТВ-пачку чипсов из бардачка.

— Так чего ты сидишь? — изумился Красный и тут же протянул руку, чтобы выхватить из пачки Бисмарка чипс.

— А, хочу цирк посмотреть! — Бисмарк отодвинул чипсы подальше от Красного и указал пальцем вперёд, где за окном группа захвата окружала дом Вилкина.

— Чёрт… — буркнул Красный, обидевшись, что не получил ни чипса. — Зря мы с тобой Старлея из бокса выпустили! Я думал, он в Лас-Вегас полетит, а он?

— Надеюсь, Репейник вправит ему мозги! — пробормотал Бисмарк, не отрывая глаз от бойцов спецназа и видя, как те высаживают окошки, выбивают дверишку и вторгаются в опустевший дом.

— Приём, Бисмарк, Красный! — передатчик внезапно взорвался суровым голосом Звонящей, заставив обоих вздрогнуть.

— Приём! — ответил ей Красный и тихо чертыхнулся, потому что кашалотовая обивка, таки, получила порцию кока-колы.

— Чего вы там сидите?? — громыхнула Звонящая (если бы она могла — то залепила бы обоим по оплеухе через передатчик. Хорошо, что не может!). — Дуйте на Базу — у нас ЧП!

— ЧП? — не поверил Красный: разве на Базе может быть ЧП, когда Репейник полностью обновил систему безопасности?

— Одна нога здесь — другая там! — свирепо рыкнула Звонящая, а около неё что-то недобро щёлкнуло, будто бы она передёрнула затвор. — Или я вас на месте расстреляю!

— Та, летим… летим… — заволоновался Красный, быстренько завёл мотор, задав бортовому компьютеру трансформацию на полёт. — И чего так нервничать?

— Ты пристегнись, Красный! — Бисмарк заметил, что ремень безопасности Красного болтается, расстёгнутый, и решил предупредить товарища, дабы тот не выпал из сиденья и не впечатал тачку в ближайший высотный дом.

— Чёрт! — буркнул Красный, поняв, что едва не угробил обоих, и живо застегнул ремень, пока игрек-тачка не выдвинула дюзы и не взлетела.

— Держись, сейчас, прокатимся, как настоящие ковбои! — бодро выкрикнул он, схватил штурвал и вдавил педаль газа в пол.

— Сейчас, тебе Звонящая настучит по… сомбреро! — проворчал Бисмарк. — Надо было нам сразу хватать Старлея, а не заезжать в «Макдональдс» по дороге! А ты всё «есть», да «есть»! Обжора!

— Ты, лучше, глянь, с какой скоростью мы летим! — хохотнул Красный, а Бисмарк, глянув в иллюминатор, с изумлением отметил, что они уже проскочили города и веси, и мчатся над океаном.

— Крутую Репейник ей игрек-скорость вконопатил! — хвастливо заявил Красный, а робот-навигатор уже объявил, что впереди База, приятным женским голосом.

— Новая тачка? — осведомился Бисмарк, а Красный уже заводил тачку в шлюз.

— Ага! — весело согласился Красный, выполнив лихой «ковбойский» вираж. — Репейник даже не знает, что отгрузил мне такую тачку! Я тут новую коллекцию нэцкэ купил — приклею, как в старой, на приборный щиток!

— Смотри, стоянку не прозевай! — буркнул Бисмарк, подозревая, что на Базе и впрямь, случилось неладное. Он заметил под крылом тачку Сенцова — чёрная «BMW» идеально вписалась в отмеченное на металлическом полу парковочное место, в то время, как Сенцов всегда парковался через пень-колоду.

— Ты садись — и аккуратно! — предписал Красному Бисмарк и на всякий случай приготовил игрек-баузуку.

— Ты что, готовишься к смертельной битве? — пошутил Красный кружась над стоянкой, а Бисмарк сурово шикнул и угрюмо проворчал:

— Тебе всё хиханьки, а я нутром чую: тут засада! Давай, увалень, садись и готовь базуку, а то тебя сейчас свинцом накормят!

— Та ну тебя! — огрызнулся Красный, но, всё-таки, аккуратненько втиснул свою игрек-тачку между очень подержанным «Вольво» и ярко-красными «Жигулями».

— Глуши мотор! — повелел Бисмарк, десантируясь из игрек-тачки на металлический пол. Несмотря на свой внушительный вес, он спрыгнул бесшумно и сейчас же вскинул игрек-базуку, пригнувшись за условно настоящую игрек-маршрутку, с которой забыли снять номер «сорок шесть».

— И с каких это пор тебя назначили начальником?? — негромко пробурчал Красный, вытаскивая свою базуку. — Ладно, «Бонапарт», если ты так хочешь — сейчас, повоюем!

Красный продвигался вслед за Бисмарком, а тот, в свою очередь, вздумал красться понад стеночкой, будто бы, тут изо всех щелей враги сыплются… Красный похохатывал над ним и прятаться не спешил, но тут заработал его передатчик:

— Красный! Приём! — из динамика раздался сипатый шёпот, и Красный узнал Репейника.

— И тебе — приём! — хихикнул Красный. — Ты не заболел, брат?

— В кают-компанию ползите, олухи! — прошипел Репейник, скрипя чем-то у себя в пробойной. Красный сначала решил, что он ест, но потом понял: пацифист-пробойщик передёргивает затвор пистолета… значит, они, действительно, вляпались…

— Слыхал, Бисмарк? — Красный тоже перешёл на шёпот вслед за Репейником и прижался к стенке, как и Бисмарк.

— Чего? — осведомился Бисмарк, заглядывая за угол в тёмный коридор и не оборачиваясь.

— Идём в кают-компанию — там Репейник наш уже стреляет в кого-то! — прошептал Красный, продвигаясь вперёд с базукой наперевес.

— Я же говорил тебе, клоун! — огрызнулся Бисмарк и изменил направление в сторону кают-компании. — А ты всё чепухой страдал!

Сказав так, Бисмарк заглох, а вслед за ним заглох и Красный… Продвигаясь, они ожидали увидеть неких врагов, которые каким-то образом атаковали Базу, однако таковых не встретили… Повсюду валялись взорванные роботы, остатки разнесенных ракетами переборок, железяки, камни. И над всем этим висела жуткая тишина и пустота. Таинственный противник тут явно побывал… но куда он скрылся?? Красный и Бисмарк даже включили игрек-очки, чтобы ненароком не прошляпить нападение, но на них никто так и не напал…

Переборка кают-компании была жестоко разнесена, и широкий дверной проём представлял собою здоровенную рваную дыру с закопчёнными краями, с торчащими кусками толстой арматуры. Вокруг ужасно воняло горелым, дым мешал дышать и смотреть. Под ногами валялись острые каменюки, и Красный часто спотыкался, с трудом удерживая равновесие и сохраняя спецназовскую тишину. Бисмарк продвигался впереди, Красный видел его через игрек очки, как он поднял руку, призывая остановиться. Красный замер и заглох — едва-едва, ведь под левую ногу в который раз затесался проклятый камень. Ясно было, что враг осел именно тут, в кают-компании, и нужно взять его по горячим следам…

— Залетаем! — громко скомандовал Бисмарк и громадными скачками понёсся в кают-компанию, вскинув базуку и приготовившись к страшному бою. Красный поскакал вслед за ним и… чуть не налетел на товарища, который вдруг засторпорился, как вкопанный и никуда больше не двигался…

Красный поднял глаза и увидал перед собою сначала жалкие ошмётки переборки, затем — насчастного Сенцова, который в собачьей позе сидел на захламлённом полу… На белом кожаном диване присоседилась Звонящая, а над ними грозно высился Эрих Траурихлиген с игрек-базукой, который деражл обоих под прицелом. Как только Бисмарк и Красный оказались в кают-компании — он вскинул свою базуку, но стрелять почему-то не стал…

— Вау! — выдохнул Красный, увидав неожиданного гостя.

— Ух ты! — присвистнул Бисмарк, а сканер его игрек-очков показывал, что турист донельзя покрыт остаточными молекулами — аж «светится», как радиоактивный.

— Чёрт! — буркнул Траурихлиген и опустил базуку. — Не возникайте же так — чуть ракету не влепил!

Сенцов же просто сидел на полу побитой болонкой. Понимая, что вляпался сам и вляпал товарищей, он боялся подавать голос.

— Наконец-то собрались! На вашем месте я бы сменил систему безопасности! — заметил Траурихлиген и больно подпихнул Сенцова носком сапога. — Будете лечить его, или можно пристрелить, чтобы не мучился?

— Ты, кстати, арестован! — Звонящая, наконец, выпала из ступора и нашла, что сказать агрессору, так нагло вломившемуся на Базу… уже во второй раз. Молниеносным движением она выхватила из кобуры пистолет, тут же взяв туриста на мушку.

— Ну-ну, полегче с игрушкой! — хохотнул Траурихлиген, ни капельки не испугавшись: он стреляет куда быстрее и метче Звонящей… к тому же, у него оружие лучше. — Бросай её, а то придётся пристрелить Сенцова — он мне нужен меньше всех!

— Блин… — прошипела Звонящая, разжав пальцы и выпустив пистолет на пол под зловещий смешок туриста.

— Слышьте, братаны, я тоже непрочь вступить в секретное агентство! — вдруг заявил Траурихлиген, в упор разглядывая Красного и Бисмарка, которые топтались и глупо удерживали в руках свои базуки. Стрелять в туриста им нельзя из-за хроносбоя… к тому же, никто из них не хотел повторять «подвиг» Сенцова и занимать место Траурихлигена в дурацком прошлом.

— Насколько я понял — я вашу работу умею делать куда лучше, чем вы! — ехидно заметил Траурихлиген, снова пихнув Сенцова тяжёлым сапогом со стальным носом.

— Ой… — плаксиво заныл Константин, остро ощущая боль и свою вину… Из-за широких спин Красного и Бисмарка притащился Репейник со своим пистолетом и тоже застрял, не стреляя.

— Вообще-то нам здесь не очень нужны глобальные злодеи… — пробурчал Репейник, переминаясь в своём углу…

— Нам здесь совсем не нужны туристы! — выплюнула Звонящая, чья рука уже дотянулась до второго пистолета. В любую секунду она была готова выхватить пистолет и выстрелить в туриста…

— Вообще-то, я пришёл сдаваться… — пробормотал вдруг Эрих Траурихлиген и, опустив глаза, принял вид покорнейшей овечки.

— Да?? — изумился Репейник и от изумления едва не выронил свой пистолет. Как же нелепо: турист почти что их всех победил, они не могут стрелять в него из-за хроносбоя… и тут вдруг он решил сдаться…

— Извините… — булькнул между тем Траурихлиген, опустил свою базуку и кротко отдал её в руки удивлённого Бисмарка. Тот по инерции взял её и застыл… Сенцов смотрел на всё это снизу вверх, лупал глупыми глазами и просто поражался неадекватному поведению туриста… Он почти захватил Базу в одиночку, и вдруг непонятно сдаётся… Константин подозревал, что тут что-то нечисто, но молчал, потому что и так «засветился», набедокурив в посёлке, и привлекать к себе лишнего внимания совсем не хотел…

— Ну, что вы будете меня конопатить, или нет? — с раздражением спросил Эрих Траурихлиген, топая по кают-компании, подходя ко всем по очереди. — Я сдаюсь! — громко объявил он и поднял руки вверх.

— Но… почему? — булькнул Репейник, неуверенно приближаясь к туристу, который был выше его почти на голову.

— Скажем так: я всё осознал, и не хочу больше изменять историю, — проворчал Эрих Траурихлиген, глядя в пол, под свои ноги. — Давайте, я согласен сдуть войну — стирайте мне память! Давайте, — разрешил он и мрачно заглох.

— Э, вы как, можно ему верить, чи нет? — осведомился Красный у всех сразу, покрутив головою.

— А где ты видел чувака, который мог бы обмануть «вышибалку»? — вопросом на вопрос ответила Звонящая и поднесла нейтрализатор памяти к лицу Траурихлигена, собираясь заставить «туриста» забыть о том, что он — «турист». — Сейчас, мигну, и всё будет путём. Давай, Репейник, качай континуум! — сказала она Репейнику, выставляя на шкале нейтрализатора нужный режим.

— Подождите, подождите! — замахал руками Репейник. — Звонящая, убери вышибалку, а то ты нас всех сейчас вышибешь!

— Это ещё почему? — фыркнула Звонящая, но нейтрализатор опустила — пока опустила.

— Надо посадить Старлея в бокс безопасности! — распорядился Репейник. — А туриста — сначала отвести к трансхрону, а потом уже — вышибать!

— Ладно, — согласилась Звонящая. — Убедил! Тащите его! — приказала она Бисмарку и Красному.

Бисмарк и Красный тут же скользнули к туристу и установились с обеих сторон от него, как заправский конвой. Бисмарк закинул на плечи обе базуки — чтобы не мешали конвоировать.

— Руки давай! — негромко сказал ему Красный и Эрих Траурихлиген послушно дал свои руки, позволив им взять себя под локотки.

— Так, к трансхрону его! — распорядился Репейник. — Во второй бессбойный отсек! Старлей, чего сидишь? — подпихнул он Сенцова, а Сенцов впадал в апатию и только плаксиво замычал. Может быть, это гибрид так над ним издевается, что Константин раскапустился настолько, что даже идти не может??

— Давай, Старлей, в бокс безопасности шагай! — нетерпеливо фыркнул Репейник, очевидно, очень довольный тем, что так легко и просто поймал туриста. — Или мне тебя волоком волочь? За ногу??

— Та, йду! — выдавил из себя Сенцов и едва поднялся на ноги, которые были тяжёлыми, как две бочки огурцов.

— Быстрее! — подогнал Репейник, и Константин пристроился в самый хвост, за плетущимся под конвоем Траурихлигеном. Кажется, Траурихлиген — пойманный и приговорённый к «вышибалке» — чувствует себя куда лучше чем дознаватель Сенцов… Он невозмутимо шагал твёрдой генеральской походкой, в то время, как Константин тащился слизнем и титаническим усилием подавлял противную дрожь в коленках.

Звонящая зорко наблюдала за Траурихлигеном — как бы он не выкинул коник, когда все решат, что он сдался, и потеряют бдительность. Этот турист всегда так делает — сначала вроде бы, сдаётся, а потом — вдруг выкидывает коник… Но на этот раз Эрих Траурихлиген покорно тянулся под конвоем Красного и Бисмарка, словно белый агнец тянется на алтарь для жертвопроношений. Иногда, когда их взгляды случайно встречались — Траурихлиген награждал Звонящую виноватой улыбкой, после чего тут же опускал глаза в скучный пол. Сейчас он был какой-то пришибленный и нестрашный, растерянный, спотыкался через шаг, сбив свою генеральскую походку… тоже, наверное, капустится, как и Сенцов. Он растерял всю свою свирепость и дьявольский флёр, который окружал его до этого странного момента, и выглядел, как глупый маленький мальчик, заблудившийся в новой школе.

Репейник мягко, но настойчиво направлял движение туриста к своему новому бессбойному отсеку, обозначенному, как «бессбойный отсек ╧2». Сюда Репейник поставил свой новый трансхрон, а в старый бессбойный отсек, рагромленный Траурихлигеном, сгрузил разнообразный металлохлам и оставил там жильё доктора Барсука.

Турист оставался послушным — плёлся, понурив голову, и оружия у него никакого не было. Звонящая всё размышляла, какой же у него секрет, но, похоже, секрета тоже не было, и их давний противник и впрямь, решил сдаться! Порвнявшись с бессбойным отсеком номер один, Эрих Траурихлиген принялся бормотать извинения за то, что разнёс его стены ракетами.

— Ладно, не грызи себя… — буркнул ему Репейник. — Сейчас, полчасика — и ты всё забудешь. А мы как-нибудь сами твои пакости разгребём…

Открыв карточкою переборку своей пробойной, Репейник сказал Красному и Бисмарку:

— Так, ребята, тащите туриста на трансхрон! — после чего занялся Сенцовым.

— Так, Старлей! — Репейник жёстко взял размякшего Сенцова под локоток и направил в узкий проём, за которым лежала тесноватая тёмная каморка. Константин по инерции шагнул, а Репейник щёлкнул тумблером и наполнил каморку режущим белесым светом, откоторого Сенцов зажмурился.

— Садись! — приказал Репейник и пригнул Сенцова к креслу.

Константин просто согнул ноги, и его тело погрузилось в его сонную мягкость. Перед носом Сенцова помещалось широкое прямоугольное окно — оно бронированное и толщиною в метр, но настолько прозрачное, что Сенцов отчётливо видел сверкающую платформу флиппера, как Красный и Бисмарк заводят на неё мрачного Траурихлигена и ставят его между исполинских излучателей. Потом появилась Звонящая, тоже зашла на флиппер вслед за ними, вытащив из кармана свою страшную «вышибалку». Она предназначена для мозгов туриста, но Сенцов подозревал, что после туриста «вышибанию» подвергнутся и его мозги. Над головой Константина висели огромные динамики, и Сенцов отлично слышал, как они топают, как Звонящая связывается с шефом через игрек-передатчик. В желудке Константина заледенел страх: раз звонит шефу — дела плохи, и Сенцова, возможно, ожидает не простая «вышибалка», а игрек-генератор…

Чувствуя, как апатия уступает место страху и ужасу, Сенцов видел, как в бессбойный отсек вошёл шеф — Константин думал, что шеф сейчас пойдёт к нему в бокс и назначит ему казнь, однако шеф не спешил, а оставался около флиппера внимательно разглядывая флегматичного Траурихлигена. Турист что-то бормотал ему, кажется, извинения…

— Ну же, запускайте его! — шеф санкционировал обратный проброс туриста, и Репейник, пыхтя, завозился с трансхроном, а Бисмарк приготовился забросить Траурихлигена в петлю переброса, когда Звонящая справится с его памятью. Шеф стоял позади всех, внимательно глядел на «туриста» и пытался определить, действительно ли он согласен на обратный проброс, или же просто ловко блефует? Однако лицо группенфюрера Траурихлигена оставалось неподвижным, как лицо статуи, не выражало ни эмоции и напрочь лишало всякой возможности определить степень вранья. Шеф так и не понял, почему Эрих Траурихлиген согласился потерять технологии будущего и вернуться обратно на уровень сороковых годов.

— Три, два, один! — провела обратный отсчёт Звонящая, и тут же вспыхнула в её руках «вышибалка», уничтожив Траурихлигену все воспоминания о будущем.

Бисмарк, как по команде, толкнул «туриста» вперёд, тот сделал пару пространных шагов и исчез, затянутый петлёю переброса, которую сотворил для него хитроумный Репейник.

— Задраиваю! — сообщил всем Репейник и сейчас же отключил трансхрон, наглухо закупорив коридор переброса, по которому бывший «турист» улетел восвояси.

Всё, с ним покончено, Эрих Траурихлиген никогда больше не вспомнит о будущем, о технологиях и о Сенцове, он навсегда останется там, у себя, и погибнет в сорок третьем году, как положено.

— Ну, что, мне можно идти домой? — спросил через передатчик Сенцов, едва расклеивая сонные, уставшие от всех злоключений глаза.

— Конечно! — елейным голоском разрешила Звонящая. — Прошу! — и показала пальцем на тяжёлую дверь. — Только не забывай, что мы на атолле Ихавандиффулу, и тебе придётся переплыть океан, чтобы угодить домой!

Сенцов торчал в том кресле, куда определил его Репейник. Гибрид потихоньку сдавал позиции, отползая куда-то в тёмные глубины сознания, и давал волю робкой личности Сенцова. Константин, потихоньку прозревая, осознавал, какую бяку сотворил, поэтому ожидал самой страшной кары. Теперь ему светит либо увольнение из опа с ликвидацией памяти навсегда, либо аннигеляция в игрек-генераторе. Они пока что разбирались с Траурихлигеном и не подходили к Сенцову… Но вот, около его плеча возник Репейник… Сенцов съёжился: сейчас он его казнит…

— А ты брат, молодец! — неожиданно для Сенцова расплылся в улыбке Репейник и хлопнул по тому плечу, которое больше болело.

— Ай! — взвизгнул Сенцов от боли.

— Ты поймал туриста! — сообщил ему Репейник. — Сейчас, я выкину из твоей головы гибрид, и будем представлять тебя к награде!

Сенцов сидел, ни жив, ни мёртв. Ног своих он вообще, не ощущал, да и руки куда-то скрылись… Репейник воркует про награду, а Константин уже приготовился к смерти.

— Ты чего смурной, как крот? — хохотнул Репейник и проявил тенднцию спихнуть Сенцова с кресла. — Ты до потолка прыгать должен!

— Траурихлиген мне про эксперимент говорил… — почему-то выдал Сенцов, не вставая, а только ёрзая в кресле. — С Рыбкиным и рекавер-средой Теплицкого…

— Теперь он ему не понадобится! — весело заверил Репейник, отрывая Константина от кресла за плечи. — Никто ещё не смог обмануть старую добрую «вышибалку»! А тебе гибрид просто перегрел мозги! Ну, не бойся, брат, сейчас я тебя избавлю!

Сенцов встал — потому что Репейник буквально, стащил его с кресла обеими руками.

— Идём, идём, сейчас всё будет тип-топ! — пританцовывал Репейник, ненавязчиво направляя движение Сенцова. — Я спасу твои мозги! Я в этом — спец!

«Дай бог…» — уныло подумал Сенцов, послушно плетясь за Репейником, кротко садясь в страшное кресло корректировшика сознания… Кресло пленило сенцовские руки и ноги толстыми «инквизиторскими» ремнями, и Константин мысленно попрощался со своим разумом, уверившись, что сейчас превратится в гриб.

* * *

Эрих Траурихлиген, буквально, вылетел из хронокоридора в свой кабинет в Еленовском райкоме. Из последних сил он сумел устоять на ногах, шатаясь, подполз к креслу с высокой спинкой и рухнул туда, как мешок. Голова Траурихлигена дико болела, он схватился за неё обеими руками, уткнувшись лицом в полированную столешницу.

— Доннерветтер… — прорычал он, чувствуя, что его голова сейчас взорвётся…

Да, оповский нейтрализатор памяти действует жёстко: Эрих Траурихлиген пропадал от головной боли, ломоты в костях, озноба и холодного пота. В ушах стоял кошмарный звон, в глазах двоилось, троилось, четверилось, к горлу подкатывала ужасная, мучительная тошнота… Корчась, он едва не свернул на пол монитор компьютера, ноутбук, подставку для карандашей и все свои бумаги… В дверь скрёбся Шульц — Траурихлиген сквозь шум в ушах слышал, как он ноет, просясь к нему убирать. Страдая от боли, Траурихлиген с такой злобой зарычал адъютанту проклятия, что бедняга уронил ведро и убежал по коридору бегом, задав сумасшедший кросс, потому как решил, что генерал сейчас выскочит и его живьём сожрёт… Эрих Траурихлиген начал приходить в себя лишь через два часа. Выпив три литра воды и отдышавшись, он почувствовал себя чуть-чуть получше. Траурихлиген запустил пальцы в волосы на своём затылке и снял небольшой магнитик, который спрятал накануне обратного проброса. Магнитик блокировал работу нейтрализатора памяти. Попав обратно, в своё время, Эрих Траурихлиген помнил всё и оставался «Туристом». Он сделал это специально, поняв, что оп не отцепится от него до тех пор, пока не «законопатит» — что ж, Траурихлиген дал им такую возможность. Они радуются, искренне считая, что избавились от него и восстановили свой глупый нормохронос. Пускай, порадуются перед смертью — Траурихлиген даст им и такую возможность, а потом с радостью уничтожит!

Боль ушла, улеглась тошнота и исчез шум в ушах, сменившись страшной усталостью. Зевнув, Эрих Траурихлиген откинулся на спинку кресла и тут же заснул — по-сенцовски, в ботинках.

Глава 178 Смерть гибрида

— Ну, что, крякнул, как утак?

— Э, братья, да Репейник съел ему мозги!

— Да не, он просто в шоке!

— И что ты будешь делать, если он превратится в гриб??

— Да бросьте вы!

— О, анекдот вспомнил!

— Иди ты, знаешь, куда со своими анекдотами!

— Ты не копошись, клёвый анекдот!

Над Сенцовым скопились физиономии, а Сенцов не знал, чьи они. Он даже не мог понять, где находится и что это такое мешает ему двигать руками.

— Очухался! — радостно заявила одна физиономия, которая нависала аккурат над головой Константина.

— Ы-ы… — выжал из себя Сенцов, вяло ворочаясь на чём-то неудобном и жёстком, как самшитовое бревно.

— Точно, съел мозги! — констатировала физиономия в правом верхнем углу.

— Да отвалите вы все от него! — третья физиономия распихала остальные и отодвинулась сама. — А то он точно, крякнет — от страха!

— Я, кстати, сегодня побрился! — хихикнули справа.

— Придурок! — возмутились слева, а потом — раздался звонкий хлопок оплеухи.

— Потише, медведь! — обиделись справа, а потом всё стихло, потому что решил заговорить Сенцов.

— А-а-а… — Константин сначала закряхтел, потому что руки и ноги оказались словно деревянными — нельзя ни согнуть, ни разогнуть.

— Кряхтит… — прокомментировали справа.

Чёрт, да хватит комментировать! Сенцов возмутился лишь мысленно, а вслух его непослушный язык выдал только:

— Че-че?

— Точно, превратился в гриб! — заявили справа.

Какой вам ещё гриб?? Сейчас, Сенцов им наваляет лещей… Стоит только почувствовать свои ноги…

— Старлей! — рявкнули сверху, отчего Сенцов едва не оглох на левое ухо — аж звон пошёл.

— Ты гриб?? — пытались добиться слева, и ещё — навязчиво тормошили за левое плечо жёсткой широкой рукой.

В любой другой миг Сенцов бы взял эту наглую руку в болезенный захват и не выпустил бы до тех пор, пока не услышал бы извинения, но только не сейчас, когда его собственные руки были, словно сломанные протезы.

— Отстаньте от меня… — наконец-то смог взмолиться Сенцов. — Я в порядке. Не орите, а то оглохну!

— Ну, вот! А ты говорил: «Гриб!», «Гриб!»! Я знаю, что делаю! — хвастливо заявили справа, и Сенцов наконец-то узнал голос Репейника.

— Ну, как, Старлей, не хочешь больше душить жидов? — осведомился голос Красного, и Сенцов, наконец-то начал припоминать, зачем он вообще, лежит на этой дурацкой твёрдой кушетке и чувствует себя препарированной жабой. Они пытались уничтожить личностный гибрид. Интересно, получилось, или нет? Сенцов прислушался к себе. Желудок ощутимо пуст, голова — тоже… Сенцов бы с удовольствием наелся пиццы, посмотрел бы телик, потаскал бы штангу… Нет, кажется, нездоровое желание убивать и рушить оставило в покое сенцовскую голову. Никаких жидов, никаких коммунистов… война для Сенцова закончилась и он, наконец-то, вернётся к нормальной жизни.

— Братья, отстегните его, что ли? — раздался над Константином голос Звонящей, и Сенцов вспомнил, что его руки и ноги пристегнули к кушетке ремнями — на всякий случай, если грибрид в Сенцове расцветёт пышным цветом и начнёт неистово крушить лабораторию Репейника. Кажется, ничего такого не произошло… По крайней мере, Сенцов этого не помнит…

— Есть хочется! — наконец, Сенцов смог осмысленно выразить свои мысли, и Репейник перестал нависать над ним — отодвинулся в сторонку, а Красный расстёгивал ремни, выпуская из плена руки и ноги Сенцова.

— Выздоровел! — хохотнул где-то голос Бисмарка.

— Выздоровел — значит, хватит с ним возиться! Пошли есть! — постановила Звонящая, повернулась и пошла к переборке, которая заменяла лаборатории Репейника дверь.

Сенцов ясно видел её — Звонящая нажимает конопку, переборка начинает открываться, за ней топают все остальные и болтают про деликатесы в ресторане отеля «Рицци». Для них это просто — раз, и оказаться в отеле «Рицци», или в Лас-Вегасе, или… на Северном полюсе. А вот, Сенцов никогда раньше не был в отеле «Рицци»…

И тут Константин вспомнил о Кате. Как хорошо было бы повезти и её куда-нибудь, в далёкие страны — в Италию, во Францию… Кажется, Катя мечтала увидеть Париж… или Рим… или Флоренцию… Сенцов по-сенцовски забыл, о каком именно городе мечтала его бывшая невеста, но, имей он возможность — показал бы ей весь мир! Жаль, что он не может позвонить ей и пригласить на фантастическую экскурсию…

— Ну, Старлей, ты едешь или нет?? — скрипучий голос Репейника влетел в сенцовские мозги, сдув призрачную Катю, и Константин вздрогнул от неожиданности.

— А? Что? — глупо заклекотал он, едва не вывалившись из кресла на пол.

— В Лас-Вегас едешь?? — рявкнула Звонящая, вклинившись в реальность Сенцова рядом с Репейником. — Сфинкс заждался!

— Эээ… ребята… — промямлил Сенцов, ёрзая, но не вставая.

— Поехали, брат, там тебе споёт настоящий Элвис! — пропел Красный, нарезая круги в прдвкушении выигрышей… Он всегда ставит условно настоящие копейки, а выигрывает вполне реальные деньги, подключая к автоматам свой игрек-комп…

— Я, пожалуй, не поеду… — булькнул Сенцов, отлипая от кресла и пространно двигаясь вперёд, к выходу.

— Ты чего? — удивилась Звонящая. — Даже Репейник — и тот едет! А ты?

— Я… устал… — пискнул Сенцов, тащась по длинному коридору в месте со всеми — к стоянке. Они поедут развлекаться, а он поедет спать. — Я в ретоподъезд поеду…

— Ладно… — пожал плечами Красный. — Ты только смотри, от скуки не свались!

* * *

Заперевшись на все замки, которых тут оказалось целых шесть, Константин плюхнулся животом на кушетку и вытащил из пакета игрек-ноутбук Репейника. Сейчас, в этот тихий безоблачный вечер Константин Сенцов впервые в жизни лежал на кушетке, обитой белой кожей, около пульта от огромного жидкокристаллического телевизора, который он тоже впервые в жизни видел не на витрине магазина, а тут, на низкой тумбочке перед собой… Стащить у Репейника игрек-ноутбук оказалось на удивление легко и просто: Сенцов подошёл и взял его с тумбочки, ничем не закрытой… да и роботов вокруг не оказалось… Можно было удивиться, задуматься… Но голова Сенцова была занята другими мыслями.

Установив ноутбук на журнальном столике из чёрного дерева, Сенцов включил его, и связался с игрек-спутником Репейника. «Украина, город Донецк, улица Владычанского, дом 82» — Сенцов набрал критерий поиска, и тут же голографический экран показал ему до боли знакомые места. Перекрёсток двух узких улиц, где Сенцов бегал ещё ребёнком, крыши пятиэтажных домов, тополя… Голубятни в почти что, родном дворе — одна из них огромная, в два этажа, на нижнем из которых обитают холёные куры, а на верхнем — поселили голубей. А вот, и тихий квадратный дворик, где под аркою, увитой виноградными лозами, прячутся лавочки, заполненные бабулями. Сенцов десятки раз проходил под этой аркой и знал всех бабуль по имени-отчеству… Сенцов проходил под аркой, когда шёл в гости к Кате. К милой Кате, милой, несмотря ни на бухгалтера, ни на что на свете…

Константин нажал «приближение», и Катин двор приблизился настолько, что Константин различил играющих детей. Трое лазали на турниках, один раскачивался на цепочной качеле — на той самой, на которой Сенцов когда-то катал Катю…

Спутник Репейника — клёвая штука, скорость трансляции с него фантастическая, и Сенцов видит, словно по телевизору, как бегают и играют дети, как ходят по дорожкам взрослые, летают птицы, серый кот запрыгнул на крышу одной голубятни.

Сенцову невероятно повезло: как раз в тот момент, когда он решил увидеть её двор — Катя вышла из-под виноградной арки и небыстро пошла… наверное, в магазин или в хлебный ларёк. Она была одна, без кособокого Степана, одетая в синее платье, которое так нравилось Сенцову…

И вдруг, внезапно, словно бы кто-то смыл её, Катя исчезла, голографический игрек-экран почернел, а секунду спустя из черноты выпрыгнул Репейник. Сенцов никак не ожидал, что он появится, и опешил настолько, что свалился с кушетки на ковёр и забарахтался на нём подбитой черепашкой.

— Ну, что, Старлей, развлекаешься? — осведомился Репейник, довольный видеть Константина барахтающимся на ковре под кушеткой.

Константин прекратил бестолково барахтаться, встал на ноги и сжал кулаки.

— Как ты узнал? — рыкнул Сенцов, разозлившись на то, что Репейник вторгается в его личную жизнь.

— Ты думал, что я не замечу, как ты тыришь мой игрек-ноут? — хихикнул Репейник, улыбаясь «в усы», потому что на физиономии Сенцова предательски задержались испуг и замешательство.

— Чёрт… — буркнул Сенцов, чувствуя, что виноват. — Я верну…

— Дарю! — расщедрился Репейник. — Я специально наделал копий и положил их на видных местах! Я давно заметил, как вы заглядыватесь на мой игрек-ноут! Звонящая себе тоже один сцапала! И Красный, и Бисмарк! Тоже, думали, что я не замечу, а они у меня все с маяками, и в сеть соединены! Я специально так сделал, чтобы вы мой не испортили! Мой у меня в сейфе лежит, я не лопух!

Сенцов пробухтел нечто неразборчивое, потому что так и не нашёл в карманах слов, а Репейник, подмигнув левым глазом, весело сообщил:

— Ну что, брат, дело сделано! Мы отделались от туристов, можешь праздновать! — с этими словами Репейник погрузился в темноту, позволив Катиному двору вновь явиться перед Сенцовым. Пока Сенцов рассусоливал с Репейником — Катя успела куда-то уйти, и двор без неё казался пустынным, словно Сахара.

— Чёрт… — тихо проворчал Сенцов, разозлившись на докучливого Репейника. Он хотел найти Катю с помощью навигации по антропометрии, но передумал: совесть больно куснула, подсказав, что тайно следить за человеком нехорошо. Траурихлиген тайно следил за Сенцовым — но не будет же Сенцов опускаться на уровень глупого туриста? Нет, конечно! Поэтому Константин выключил игрек-ноутбук и уныло откочевал к телевизору.

Глава 179 Братья Новиковы и их новая жизнь

Место действия — военная тюрьма в Донецкой области. Дата — недавно. Время — ночь.

Александр Новиков съёжился на жёстких нарах, всем телом ощущая холод, который сгустился вокруг него, пробирал до последней малюсенькой косточки… Сегодня у него снова отобрали нож, который он стащил в столовой и четыре дня точил о каменную стену, в надежде разрезать себе вены тихой тёмной ночью и умереть так, чтобы никто не заметил этого и не стал откачивать. Присутствие у Санька этого «оружия» здесь расценили, как попытку к бегству, за которую его и водворили в эту тесную одиночную камеру без окон, отгороженную такой дверищей, которую и динамитом-то не вышибешь… Ужин Санек получил через узкую дыру, проделанную в двери у самого пола, а жуткая тишина так давила на мозги, что впору было взвыть и расколотить себе голову о ближайший угол. Пять минут назад в тесном пространстве камеры погасили свет: знак к тому, что одинокому узнику пора спать… Как тут вообще, можно спать, когда сидишь пожизненно за те убийства, которые совершил не ты, а некто странный и страшный, кто исчез, не оставив следа, и навесил на тебя все свои злодейства? Когда твоего брата так и не нашли, а решили, что и его тоже ты прикончил, и спрятал где-то в том месте, которое ты скрыл и не желаешь показывать?? Никак — больной мозг Санька буравили кошмарные видения, нары под его спиной, словно бы, прогибались, превращаясь в зыбучий песок, котрый засасывал, душил, давил…

Бах! — где-то над ухом раздался некий взрыв, который оглушил, из-за которого Санек едва не полетел на холодный голый пол.

Рывком вскочив, Санек обнаружил себя в холодном поту. Одышка мучила, сердце колотилось так, будто бы Санек сейчас не спал, а выигрывал золото в соревнованиях по бегу с препятствиями… Судорожно хвататя воздух, Новиков мотал своей больной головой, но глаза не видели в тесной камере ничего, кроме темноты и близких стен…

— Привет! — вдруг раздалось над ухом, и Санек, не выдержав кошмара, невменяемо завопил:

— Ааааа! — и замахал руками, стремясь отбиться неизвестно от чего.

— Заткнись! — ругнулся суровый голос, затылок Санька внезапно получил затрещину, а потом — в глаза ударил яркий свет.

Санек отполз к самой стене и прижался к ней спиною, растирая по лицу слёзы ужаса…

— Совсем они тебя запугали! — определил тот, кто непонятным образом оказался в задраенной на огромные замки камере Санька и светит ему в глаза карманным фонариком.

— К-кто т-ты?.. — выжал из себя Санек, дрожа от страха так, что больно стукался лопатками о камень стены.

Свет фонарика переместился: тот, кто держал его, направил луч на себя, и Санек оторопел: перед ним возвышался Эрик, глядел на него сверху вниз и скалил зубы… Каким образом он прошёл все посты охраны и отпер все стальные двери, что отгородили Санька от внешнего мира?? Санек решил, что сошёл с ума: это воображаемый друг, он ему снится, и на нём опять надвинута та же фашистская форма…

— Как ты сюда попал?? — выдохнул Санек, ёрзая на нарах, словно на раскалённой печи, мысленно твердя себе ахинею типа «Изыйди, демон» и «Чур-чура, чур-чура».

— Когда у тебя есть трансхрон — тебе не надо думать, сколько дверей перед тобой закрыто! — довольным голосом сообщил Эрик, зачем-то придвинулся к Саньку и крепко обнял его за плечи своей тяжёлой рукой.

— Пусти! — Санек задёргался в попытке освободиться, однако рука «воображаемого друга» оказалась слишком крепкой для того, чтобы он смог избавиться от неё…

— Не копошись! — Эрик сжал ещё сильнее, вызвав боль. — Добро пожаловать в Диснейленд! — весело пропел он, поднял свободную руку, и Санек увидел на ней некий прибор, похожий на большие электронные часы, по экрану которого бежали красные цифры — какой-то отсчёт.

— Пусти… пусти… — рвался Санек, не подозревая даже, что этот сумасшедший собрался с ним делать. Нет, это просто сон — жуткий, кошмарный сон, который может присниться человеку в одиночной камере военной тюрьмы… Сейчас, закончится отсчёт, и сон исчезнет…

«Flip» — мигнуло на странных «часах», и тут же Санька придавило к нарам так, словно бы тонна свинца опустилась сверху и легла на плечи.

— Помогите… — простонал Санек, и его голос, будто исчез, поглощённый жутким рёвом, который внезапно ворвался в бедные уши.

Рёв внезапно сменился полной тишиной, а потом неожиданно заиграла песня — военный марш на немецком языке. Санек судорожно вздохнул, дав болящим лёгким порцию живительного воздуха, распахнул глаза и увидел над собой высокий потолок, покрытый фресками в виде героев, которые побеждают чудовищ, и оснащённый точечными лампочками — для подсветки фресок. Справа возвышалось стрельчатое окно, «одетое» в бархат тяжёлых красных портьер с золотыми кистями, а слева — упиралась в пол высокая резная ножка одногого антикварного столика, несущего на себе вазу с букетом алых роз и бумбокс.

— А? — Санек удивился: куда же он попал-то? Умер, что ли, и вокруг него — рай? Или это ад?

Он повернулся на саднящий от тюремных побоев бок, чтобы встать, и тут же увидел перед собою чёрный, глянцевитый, начищенный до блеска, кожаный сапог.

— Очухался? — осведомились сверху, Санек поднял глаза и увидел, что в этот самый сапог засунута длинная и толстая нога Эрика. Эрик, не переставая улыбаться, прошестовал по блестящему паркету к массивному столу из морёного дуба, вернулся к Саньку и осведомился:

— Ну, как посадка?

— А! — крикнул Санек, суча ногами и руками… Он всё пытался убедить себя в том, что спит, и всё это — сон… Однако, тщетно: страшный сон не таял, а становился всё страшнее и страшнее.

— Вставай уже, будущее! — буркнул Эрик и протянул Саньку руку, на безымянном пальце которой оставалось то же кольцо в виде мёртвой головы.

Санек схватился за руку почти инстинктивно, словно бы эта рука спасала его из топи болота. Поднявшись на шаткие ноги, Санек рывком огляделся и застыл на месте…

— Где я? — тупым голосом изрёк он, остановив изумлённый взгляд на Эрике, который, возвышаясь около антикварного стола в своём устаревшем чёрном мундире, действительно казался похожим на генерала СС.

— В столице мира! — серьёзным голосом ответил Эрик, вперившись в Санька, словно бы собрался просверлить его насквозь.

— А? — удивился Санек, разглядывая то удивительное пространство, в котором оказался. Прямо перед ним был письменный стол, в центре которого высился монитор компьютера, а чуть поодаль от него пристроилось громоздкое сооружение, похожее на чемодан с какими-то ручками, лампочками, выдвижной антенной, парой динамиков и наушниками на длинном проводе. Санек знал, что это старая рация — видел такую на картинке в унивесрситетском учебнике… Гротескная такая рация рядом с профессиональным монитором… Или это монитор рядом с ней гротескный… Санёк разглядывал всё здесь с долей ужаса и пошатывался на ногах, потому что никак не мог понять, каким таким образом он вообще, возник здесь… А может быть, но уже перерезал свои горемычные вены и действительно, умер?

— Ну, чего застыл? — сурово осведомился около него Эрик и залепил Саньку несильный подзатыльник, вытолкнув последнего из «собственного пупка» в странную реальность. — Сейчас будем твоего брательника вылавливать!

— Вылавлилвать? — выжал из себя Санек, глупо переминаясь с ноги на ногу на толстом ковре, который заглушает любые шаги.

— Он сидит в бессбойном боксе! — будничным тоном изрёк Эрик и вытащил из кармана своего эсэсовского кителя смартфон. — Чтобы зачерпнуть его оттуда — мне понадобится деосциллятор. Он у меня есть, и сейчас мы туда поедем!

Пока Санек тупо переваривал непонятную информацию, Эрик бодро набрал на смартфоне некий номер, поднёс трубку к уху и сурово крикнул:

— Шульц! Подать мне плащ и машину!

— Яволь! — мгновенно отчеканил Шульц, а через пять минут уже стучался в дверь, словно бы стоял наготове и ждал, когда хозяин отдаст приказ.

Шульц усилием воли заставил себя не удивляться, когда увидел, как генерал пихает перед собой какого-то заморыша в робе. Он решил, что это партизан, которого Траурихлиген собрался казнить.

— Пожалуйста, ваша свтелость! — услужливо пролепетал Шульц, подавая хозяину его тяжёлый плащ.

* * *

На улице было промозгло, с серых небес срывалась холодная морось, промачивая плохо одетого человека до самых его бедных костей. Когда Эрик выпихнул его на улицу — Александр тут же продрог, потому что его нищая роба моментально пропиталась водой. Эрик же вышагивал в кожаном плаще, в фуражке, да ещё и под зонтом, который нёс над ним его кургузый помощник. Александра проняла мучительная дрожь, из-за которой он застопорился прямо на крыльце, напротив машины, которую, наверное, из музея взяли — кубастый, устаревший кюбельваген… интересно, ездит он вообще, или нет?

— Садись! — приказал Эрик, кивком головы показывая Саньку, что тот обязан открыть антикварную дверцу кюбельвагена и лезть в его салон.

Санёк был бы рад залезть в машину — там нет дождя и ветра, теплее, чем на улице… Но дверца — не оторвётся ли она, когда он потянет её на себя, чтобы открыть?

— Ну? — Эрик подогнал его недовольным голосом, и Александр решил не медлить — с долей опаски влез в салон раритета и очень удивился, заметив, что внутри машины всё обито белой кожей. Устроившись в небывало мягком и удобном кресле, Санек выглянул в окно, увидел устрашающую свастику и табличку «STAB» над широкой дверью, и вновь вздрогнул, чувствуя, что лишается рассудка. Кургузый тип по имени Шульц проворно распахнул дверцу кабины перед Эриком, подождал, пока тот сядет, а потом — уселся сам около него, на место пассажира, завозился, усердно закрепляя на своём животе ремень безопасности. Эрик сидел за рулём — повернув ключ зажигания, он завёл мотор и крикнул Саньку:

— Ты, будущее, пристегнись: сейчас будет игрек-кнопка!

— А? — булькнул Санек, не зная, что это вообще, такое — «игрек-кнопка».

— Будешь летать по салону! — строго предупредил Эрик, заставив дворники смахнуть с лобового стекла мелкие дождевые капли. — Ты видишь, что я сам за рулём? Потому что мой водитель до сих пор не умеет водить игрек-тачки! Чёрт, точно казню этого увальня!

Услыхав про казнь, Санек почти что, инстинктивно надвинул на себя ремень безопасности, который оказался толст и тяжёл, как на американских горках, и проворно захлопнул увесистую стальную пряжку. Ремень жёстко прижал Санька к креслу, а Эрик впереди него, не оборачиваясь, похвалил:

— Молодец! Научу-ка я тебя водить игрек-тачки!

Санек распахнул рот, собираясь пробулькать, что не умеет водить, но Эрик громко отрезал:

— Будущее, закрой рот, а то язык себе откусишь! — а потом крикнул:

— Внимание, старт!

Место действия — Нижинский излучатель (деосциллятор), время — полдень.

То место, где они оказались, напоминало заброшенное кладбище, где никто не показывался годами, а могилы обрушились и заросли высокой травою. В воздухе висела жуткая тишина и холодная сырость, будто бы тут неподалёку стояло болото. Санек едва вывалился из салона в эту росистую прохладную траву, мучимый тошнотою, головокружением и ознобом. Несколько минут он просто смотрел в тёмную землю, по которой не пробежало ни жучка, ни муравья… а потом вдруг поднял лицо и увидел, что прямо перед его носом возвышается устрашающая башня, сложенная из невероятно толстых брёвен, словно бы огромные деревья рубили под корень и сооружали из них эти мрачные зловещие стены, что покоились на мощном фундаменте из колоссальных чёрных булыжников. Башня поднималась на головокружительную высоту и упиралась своим острым шпилем в тяжёлые серые тучи.

— Вставай уже, хватит позорить меня! — громыхнул над головою Эрик, и его сапог больно врезался в бок Санька.

— Та, встаю… — прогудел Санек, едва водворяясь на свои ноги, которые шатались под ним, как две хлипкие тростиночки.

— Ничего, скоро привыкнешь к игрек-тачке! — хохотнул Эрик и направился к широкой деревянной двери, которая загораживала собою вход в башню. Шульц неотступно топал за ним, а дверь вдруг отъехала в сторонку и из-за неё показался рослый субъект, весь такой прямой, вытянутый, обряженный, как и все здесь, в фашистскую форму. Ремень на нём, казалось, затянут так туго, что он едва дышал, однако над и под ремнём заметно выступало пузцо.

— Хайль Гитлер! — крикнул Эрику этот незнакомец и вытянулся в струночку, как настоящий солдат.

— Хай… — буркнул ему Эрик с явной неохотой, и они о чём-то затараторили на немецком языке.

Санек шатался у нетолстого засыхающего деревца и никак не понимал, зачем они разыгрывают этот «солдатский цирк»… Санек вообще, не до конца понимал, где именно он находится…

— Эй, будущее! — заголосил Эрик, требуя, чтобы Санек топал за ними под мглистые своды зловещей башни. — Давай, не стопорись! Копаешься, как хомяк!

Санек топать туда совсем не хотел — то чувство, которое живёт под ложечкой, неприятно щекотало нервы и нашёптывало, что в башне таится смерть. Санек с радостью побежал бы прочь, однако, в руке Эрика возник пистолет. Испугавшись расстрела, Санек отвалился от деревца, превозмогая тошноту и цветных мушек перед глазами, и, покачиваясь поплёлся за ними — за Эриком, Шульцем и этим незнакомцем, который вышел из башни.

— Будущее! — крикнул Саньку Эрик, показав пальцем на того самого прямого незнакомца, который шагал чёткими шагами робота. — Это — Карл Заммер, он тут всё охраняет! Понял?

— Понял, — гуднул Санек, от страха не глядя ни накого, а глупо пялясь в булыжный пол.

— Заммер! — рявкнул Эрик Карлу Заммеру. — А это — человек из будущего! — и тот час же плечо Санька получило болезненный хлопок.

Санек вздрогнул, а Эрик продолжал весело рессказывать:

— Он поднимет наш технический уровень до такой степени, что ни Советы, ни янки никогда не доплюнут до Нового Рейха!

Санек топал почти по инерции и слышал, как этот самый Карл Заммер около него горестно вздыхает. Кажется, он тоже топает по инерции, а Эрик этот — настоящий псих…

* * *

Винтовая лестница уводила куда-то, в зловещие сумерки, а ступени её были такими узкими, что Санек пару раз жёстко оступился и едва не полетел вниз. Ему помогли перила — они оказались наудивление толстыми, крепкими, сделанными из какой-то стали. Санек ухватился за них обеими руками и не отпускал до тех пор, пока опасная лестница не закончилась и не вывела его в некое прохладное, мрачное пространство. Мрак был настолько густ, что Санек не мог различить в нём и собственных башмаков… Но вдруг вспыхнул свет — это незнакомец из башни протянул руку, щёлкнул тумблером и включил светильник, привешенный к потолку. Увидав этот красный светильник, сделанный в виде ромашки и укреплённый на растягивающейся и сжимающейся подвеске, Санек почувствовал жжение под ложечкой: точно такой же светильник висел на кухне в квартире их матери, когда они, все втроём были маленькие и ходили в школу…

Кроме светильника тут был ещё письменный стол и кресло, размещённые прямо на сером бетонном полу и казавшиеся сиротливыми и мелкими из-за простора этой странной пустой комнаты. Они все остановились: и Эрик, и Шульц, и этот незнакомец около выключателя — поэтому застыл и Санек, неловко переминаясь с ноги на ногу.

— Будущее, за мной! — приказал Эрик, заставив Санька вздрогнуть.

— Быстрее! — ворчал Эрик, потому что от страха Санек стопорился и полз сонной черепахой.

Санек немного просеменил вперёд и увидел, что тут имеются ещё два массивных кресла, небольшой круглый столик, на котором торчала вазочка с конфетами и вычурный, покрытый выпуклыми лепными рельефами, камин. Огня в камине не разожгли, и герои с чудищами, вылепленные на рельефах были отсыревшими, с них стекали капли влаги.

— Сюда! — повелительно махнул рукою Эрик и переступил через низкий латунный заборчик, отделивший камин от пола комнаты.

Санек удивился: зачем нужно лезть в камин он, хоть убей, не понимал. Он собрался спросить у Эрика: зачем? Но раздумал: перечить Эрику не стоит. И задавать лишних вопросов ему не надо… Поэтому Санек послушно отклеился от места и потянулся к камину, перелез через заборчик точно так же, как и Эрик.

— Приполз? — задал Эрик риторический вопрос, и тут же определил:

— Отлично! Сейчас ты увидишь самое гениальное творение интеллекта!

Санек молчал — не знал, что сказать, а Эрик, ухмыльнувшись, нажал левою рукой рычажок, едва заметный среди серых лепных фигур. Задняя стенка камина, на которой почему-то не было следов копоти, с грузным каменным скрежетом отъехала назад, открыв неширокий потайной ход.

— Иди вперёд! — сухо приказал Эрик, опасаясь, как бы трусливый Санек никуда от него не убежал…

А Санек и не собирался никулда бежать… Куда можно бежать, если повсюду — только смерть?? Он безропотно потащился в тёмную неизвестноть, шагая наобум в своей промокшей робе, а Эрик позади него нёс фонарик и освещал странный путь.

— Поворот! — приказал Эрик, Санек механически повернул и упёрся носом в сталь.

Вздрогнув, он осознал, что перед ним запертая дверь, а Эрик грубо схватил его за трещащий воротник робы и оттащил к дальней стене.

— Ты тут не разгоняйся! — зло пробурчал он, придвигаясь к своей двери поближе. — Тут сканер ДНК только меня пропускает, а таких, как ты — убивает из пушки!

— Ой… — Санек съёжился, прижавшись лопатками к стене, которая казалась ему ещё холоднее из-за промокшей робы. Над здоровенной дверищей действительно, висела пушка, снабжённая толстым стволом и инфракрасным датчиком для точного прицеливания. И чем только она стреляет из такого стволищи? Гранатами? Или ракетами??

Эрик что-то нажимал — кнопки какие-то, которые торчали там же, на двери, а потом — где-то электронный голос проклекотал по-немецки, и тяжёлая дверь начала отъезжать в сторону, отодвигаемая жужжащим мотором.

— Проходи! — рявкнул Эрик и снова толкнул Александра перед собой, в тёмную неизвестность. Санек послушно сделал шаг и оказался не только в непроглядной мгле, но и в густой, абсолютной тиши, в которой не слышался ни один звук. Будто бы он умер, и для него всё померкло и заглохло. Да и воздух тут какой-то другой — озонированный, что ли?

ХЛоп! — Эрик громко хлопнул в ладоши, и в жутком пространстве вспыхнул нестерпимый свет, ослепив Александра на несколько ужасных секунд. Открыв глаза, он увидел, что вокруг него — обширное помещение, наполненное непонятными приборами, компьютерами, лампами какими-то, прикреплёнными к белоснежным стенам… Санек машинально посмотрел наверх и понял, что потолок не содержит ни единой лампы, он мглист и вознесён так высоко, что даже теряется там, в темноте…

— Садись! — Эрик определил Саньку место на вертящемся стуле с хромированными подлокотниками и велел ни за что с него не вставать.

— Поднимешься — умрёшь! — вот как аргументировал сию необходимость Эрик.

Санек застыл, вцепившись в подлокотники холодными и бледными от липкого ужаса пальцами.

— И чего ты так выпучился? — удивился Эрик, посмотрев на него через плечо. — Ты же из будущего и должен прекрасно знать, что такое игрек-технологии! Кстати, здесь скоро в каждом доме будут игрек-технологии!

Санек же про игрек-технологии знал не больше, чем дубовое бревно — таблицу умножения… В университете у них как-то не проходили летающие автомобили и машины времени… Санек просто затих на стуле и сидел, как мышь, только чтобы выжить. Эрик пожал плечами и откочевал за многочисленные компьютеры, большинство из которых здесь стояло просто «для красоты» и даже не было подключено в сеть. Шульц — тот вообще исчез, да и Карл Заммер не показывался. Наверное, они тоже ничего не знали про игрек-технологии и боялись их так же, как и Санек.

— Подними башку и посмотри: твой это брат, или нет! — приказал Эрик, показав Саньку на огромный монитор, висящий над его головой.

Санек от сраха таращился в пол — он казался ему монолитным и безопасным. Но вопреки страху, он решил не спорить с Эриком и заставил себя поднять глаза и посмотреть. Да, это был Василий, Впервые за всё это время, которое Александру показалось вечностью, он смог увидеть своего потерянного брата. Василий сидел на каком-то сером полу, обнимая руками подставку для цветов, и, кажется, был где-то заперт. Лицо и руки его совсем отощали, Васек не шевелился, и даже немного казался мёртвым.

— А… он жив? — решился подать голос Санек, потому что страх в нём усилился так, что вызвал мучмтельную тошноту.

— Депрессия! — лаконично ответил Эрик. — Сейчас, я его проброшу, и он мигом исцелится!

— Ты скажешь им, что мы не виноваты? — пролепетал Санек, в тайне надеясь, что Эрик пойдёт в милицию и сознается в том, что беспредел — его рук дело, а они с Васьком не виноваты…

— Не думаю! — отказался Эрик, клацая некими блестящими рычагами. — Они вас больше никогда не найдут!

— Почему? — из Санька вырвался какой-то дикий рёв, потому что он решил, что Эрик собирается прикончить их обоих и зарыть.

— Они не смогут найти вас в сорок втором году! — бодро заключил Эрик, нажал на красную кнопку, и где-то там, в тёмной вышине над головой Санька раздалось некое механическое жужжание.

Санек вздрогнул, по инерции задрал голову… А там, в необозримой вышине — ещё выше, чем мог представить себе Санек, вдруг вспыхнул ослепительный свет, разогнав мглу. Санек испугался и зажмурился, на прямо над его головой из стен выдвигались металлические конструкции, соединялись между собой, образовывая агрегат, похожий на гигантскую антенну, снабжённую отражателем. Антенна поднялась вертикально вверх и застыла. Санек почувствовал, как вокруг него запахло озоном, а к горлу почему-то подскочила тошнота, голову сжала мучительная боль, словно бы он куда-то летит на огромной скорости и терпит тяжёлые перегрузки.

— Сечйас, купол опущу! — сковозь вату в ушах до Санька долетел голос Эрика, Санек разлепил глаза, увидел антенну, на самом кончике которой собирался светящийся шарик, и огромный толстый пласт прозрачного стекла, который небыстро выезжал из стены и отгораживал верхнюю половину пространства, с антенной, от нижней, с людьми.

Помотав головой, Санек, вроде, начал приходить в себя: тошнота угомонилась, шум в ушах утих…

— Лучше? — осведомился Эрик, пристально разглядывая позеленевшее лицо Санька.

— Угу… — гуднул Санек, проглатывая удушливый ком, который собрался у него в горле.

— Ты познакомился с работой деосциллятора! — заявил Эрик с громадной долей напыщенного хвастовства. — Сейчас он создаёт обратные колебания, а потом — искривит участок континуума и позволит мне пробросить твоего брата из бессбойного бокса!

Александр только хотел пискнуть, расрыл рот, как всё вокруг жёстко встряхнуло, едва не вышвырнув его из вертящегося кресла. Санек едва не прикусил язык, испугавшись, что началось землетрясение — так сильно задрожал стол, который поставили у него перед носом, а вазочка с конфетами кувыркнулась с него на пол и раскололась на две части.

Над головой что-то ярко сверкнуло — так, что Санек решил на миг, что ослеп. Вспышка больно резнула по глазам, а потом — моментально угасла, свет, словно бы, рассеялся между угрюмыми стенами. Где-то под полом, или может быть, под потолком, раздавался низкий, протяжный гул, будто бы вся башня ожила и пошла куда-то, переступая массивным фундаментом, словно каменными ногами. Пол жутко дрожал, Санек рефлекторно вцепился в подлокотники кресла: где-то глубоко в нём рождался суеверный страх, который неприятно шептал: «Свалишься с кресла — ввергнешься во ад…». Эрик же стоял напротив компьютеров прямой статуей, словно бы ничего особенного вокруг него не происходило, или он так делал каждый божий день…

Санек сидел ни жив ни мёртв — всё, что происходило вокруг пугало его едва ли не до полусмерти… И тут гигантская антенна плавно повернулась на своей толстой суставчатой ноге, наклонилась вниз и испустила толстый молочно-белый луч. Луч с грохотом и треском ударил в круглую металлическую площадку, расположенную перед носом Санька, за полотном стекла толщиною метра в полтора.

— Ай! — вскрикнул Санек, потому что на миг ослеп, и принялся тереть руками глаза.

— Не шевелись — аннигелирует! — жизнерадостный голос Эрика в который раз заставил Санька вздрогнуть и вновь вцепиться в подлокотники холодными руками, мокрыми от слёз. По круглой площадке бегали электрические разряды, а собеих сторон от неё опустились ещё две антенны — поменьше.

— Пуск! — сообщил Эрик, нажал очередную кнопку, и Санек с изумлением и всё нарастающим страхом увидел, как между этими антеннами собирается вихрящееся белесое облачко, которое слегка светилось почти что мистическим светом. В центре облачка возникла небольшая тёмная точка, которая всё росла и росла, постепенно принимая очертания человека.

ХЛоп! — где-то в неизвестности раздался громкий хлопок, облачко разом пропало, а на площадку из ниоткуда вывалился живой Васёк.

— Брат! — увидав его, как он ворочается на площадке, Санек от радости потерял разум, подлетел к стеклу, словно ошпаренный и принялся колотить в него кулаками. — Васька! Ты меня слышишь??

— Всё, пробросил! — проворчал Эрик. — Чёрт, хроносбойный он, как чёрт!

— Выпусти его оттуда!! — затребовал Санек, не прекращая колотить. — Открой!!

— Та, подожди ты! — отмахнулся от него Эрик и закричал в микрофон, установленный около компьютера:

— Эй, за стеклом! Браслет надень, а то взорвёшься!

Санек сначала не понял, какой такой браслет должен натащить его брат по требованию Эрика, однако, присмотревшись, заметил около площадки металлический столик. На котором и правда, лежал массивный браслет чёрного цвета.

Васек же пока требованию Эрика не внял: он уже поднялся на ноги, глупо вращался вокруг своей оси, кашлял и озирал всё вокруг затуманенными, оглупевшими глазами.

— Та, направо посмотри!! — заорал Эрик в микрофон. — Быстрее давай — взорвёшься же!

— А? — Васек замер, выдавил глупую букву «А», и Санек услышал её из динамика, привешенного к свободной стене.

— Бэ! — разозлился Эрик. — Надевай браслет, или пристрелю!!

Васек, словно зачарованный, повернул голову и подполз к металлическому столику, схватил с него тот самый браслет и принялся вертеть перед глазами…

— Что это? — осведомился он притихшим и, кажется, голодным голосом.

— Твой шанс выжить! — буркнул Эрик. — Быстрее копошись!

Васек дрожащими руками напялил на себя этот браслет, застегнул ремешок, потом приблизился к стеклу и принялся ощупывать его так же, как и Санек.

— Выпусти его… — взмолился Санек, готовый заплакать от перегрузки мозгов и безотчётного страха перед всеми этими машинами, лучами, антеннами…

— Отойди, а то пришибёт! — предупредил его Эрик и опять нажал на кнопку… неизвестно какую по счёту.

Санек рефлекторно отполз назад и вернулся в кресло, а страх почти не давал ему дышать. В толстом стекле появился проём — часть его, где-то два метра на полтора, словно бы исчезла, выпуская Васька из «зазеркалья». Васек пошатнулся на слабых ногах, сделал шажок и повалился навзничь прямо на пол.

— Васька! — Санек рванул к нему и принялся поднимать под мышки, а Васек плакал горькими слезами и глупо возил своими руками и ногами.

— Ты… жив? — промямлил Васек сквозь слёзы.

— Жив, — ответил Санек. — Ты не плачь…

— Так, слизняки, встаём на ноги и маршируем! — Траурихлиген схватил обоих за воротники и водворил на ноги силой, потому что вставать сами они не спешили. Тупо сидели на полу и ныли, как два младенца, раздражая его всё больше и больше.

— Мы поедем домой? — малодушно проныл Василий, едва плетясь туда, куда пихал обоих братьев суровый Траурихлиген.

— Можно и так сказать! — рявкнул Траурихлиген прямо в его ухо, выпихивая братьев за фальшстенку и выдворяя их из камина.

В простоном кабинете Карла Заммера их ждали: сам Заммер топтался, а с ним — четыре прямоугольных рослых солдата, оснащённые бездушными каменными лицами и смертоносными автоматами. Они механически топнули сапогами и крикнули: «Хайль Гитлер!», когда увидали генерала, а Траурихлиген, пихнув братьев, сухо приказал:

— В камеру их, около Антипа! Я их потом заберу!

— Яволь! — роботами отчеканили солдаты, двое из них схватили Александра, а двое — занялись Василием, уводя обоих прочь. Братья пытались сопротивляться и ныть, но на солдат это никак не повлияло. Исполнительно следуя приказу генерала, они спихнули братьев с узкой лестницы и потащили ещё ниже — по другой узкой лестнице — во тьму и сырость адских подземелий…

Глава 180 Несчастный случай

— О, братва, новость! — бодрым голосом сообщил Репейник, который по своему обыкновению каждое утро копался в игрек-нете в поисках этих самых новостей.

— Какая? — удивился Красный, отвлёкся от джойстика и тут же сдул десятый уровень игры «Вольфенштайн». — Чёрт… — угрюмо протарахтел он, отключив игрушку, а Репейник, хохотнув, продолжал:

— Степан Селезнев заявил о пропаже жены! — «обрадовал» Репейник, не отрываясь от экрана своего нового компьютера, на ктором светилась милицейская база, скачанная через игрек-нет. — Екатерина Селезнева пропала вчера!

— Селезнева? — уточнил Красный. — Да это же — наша туристка!

— Она! — кивнул Репейник и тут же поправил Красного:

— Бывшая туристка! — поправил Репейник, гордясь тем, что разгадал одну из тайн мироздания и научился снимать остаточные следы. — Я освободил её от следа и отправил восвояси!

— И чего она пропала-то? — осведомился Бисмарк, который сидел в самом мягком кресле, ничего особенного не делал, а только доедал чипсы из пачки Репейника.

— А, с работы за хлебом зашла, домой притащилась и — ёк! — пожал плечами Репейник. — Селезнев так в заяве накатал!

— Так не бывает, чтобы просто — ёк! — не поверил Красный, забыл проигранную игру и принялся играть в сыщика. — У неё враги были? — осведомился он тоном Эркюля Пуаро.

— А это надо у Старлея спросить! — пробормотал Репейник, бесцельно водя мышкою по коврику.

— А Старлей где? — уточнил Красный.

— А, в Лас-Вегасе! — с долей зависти ответил Репейник. — Ему шеф ещё две недели к отпуску подогнал, вот он и отвисает!

— Звякни-ка ему в Лас-Вегас! — серьёзным голосом сказал Красный, усевшись на стол, где у Репейника жили в аквариумах золотые рыбки. — Не нравится мне это!

— Думаешь, он её с собой утащил? — осведомился Репейник, которому пришлось открыть новую пачку чипсов, потому что старую дочиста выел Бисмарк.

— Кто? Наш киселёк?? — расхохотался Бисмарк, протянул ручищу и выхватил целую пригоршню чипсов у Рпейника из новой пачки.

— Объедают… — начал, было протестовать Репейник, но Красный перебил его своей настойчивой просьбой:

— Звякни, звякни!

— Ну, ладно! — согласился Репейник, оставил чипсы на прожорливую милость Бисмарка и включил игрек-передатчик.

Сенцов что-то долго не отвечал, Репейник уже елозил руками по столу, когда на экран передатчика выплыло его загорелое, потолстевшее лицо.

— Да ты, брат, лихой гусар! — весело сказал Репейник Сенцову, едва Константин сытым голосом выдал слово «Алё».

Сенцов сейчас сидел в своём номере «люкс», на террасе, возле собственного бассейна, загорал под жарким солнышком и пил ледяной свежевыжатый сок из апельсинов.

— Что? — не понял Сенцов, зашевелившись в шезлонге. — Какой гусар?

— А кто туристку Селезневу у мужа в Лас-Вегас утащил? — Репейник подмигнул левым глазом и уставился в экран передатчика, пристально следя за реакцией Константина.

Сенцов же выразил полное недоумение (или это он притворился??).

— Что? Кого? — перепугался он и даже разлил фреш себе на плавки. — Чёрт… — заскрежетал Константин стряхивая оранжевые капли на сверкающий чистотою пол.

— Катю, Катю! — встрял Красный, отпихнув Рпейника от передатчика.

— А с чего это ты взял, что я её утащил? — осведомился Сенцов, отставив стакан фреша на низкий стеклянный столик.

— А почему муж её заяву накатал?? — крикнул в ответ Репейник и взял с тарелки бутерброд.

— Что? — Сенцов аж подпрыгнул, от чего его шезлонг затрясся, затрещал и едва не сложился пополам. — Какую заяву??

— Ну, ты дундук! — фыркнул Репейник и чуть не плюнул. — Она пропала!

— Кто пропала?? — выдавил Сенцов, бледнея и цепляясь за подлокотник шезлонга похолодевшими пальцами свободной от передатчика руки. — Катя??

— Вылез из пупка! — прокомментировал Красный.

— Катя, Катя! — настоял Репейник и тут же задал вопрос:

— И что ты об этом знаешь?

— Ничего… — ошалело выдохнул Сенцов, чувствуя, как номер люкс с собственным бассейном вокруг него превращается в тёмный, душный каземат, вонючий, кишащий крысами…

— Ничего? — переспросил Репейник, как будто бы, он плохо слышит или тупой, как пень.

— Ничего! — едва ли, не крикнул Константин.

— Ну, тогда дуй на Базу — она пропала! — рыкнул Репейник и отключил игрек-связь.

Ну и дурень Сенцов! Видел Катю в последний раз чёрт-те когда, да ещё и влез Репейник! Проклятый Лас-Вегас засосал его с покрышкой, Сенцов абсолютно забыл про реальность… Он ни разу не глянул игрек-почту, ни разу не включил игрек-спутник, пока просаживал тут апокалиптические деньги на всякую собачью чушь… и ни разу не посмотрел на Катю… И тут Катя пропала. А Сенцов — в своём репертуаре: Сенцов пробыковал! Так у него под носом начнётся атомная война, а он и войну пробыкует…

Выскочив из шезлонга, как ошпаренный, Константин в судорожном порядке принялся собирать свои вещи. Пихал их в чемоданы, уминая едва ли, не ногами… Чёрт, сколько же много у него вещей — прямо, как у дурацкой киноактрисы, которая, собираясь за город на пару дней, тащит за собою едва ли, не полдома. И зачем он вообще покупал все эти сувениры?? Оглядев багаж, Константин понял, что в его три чемодана не вмещаются пёстрые флажки, сувенирные карты в количестве восьми колод, керамическая бутылка текилы ручной работы, сомбреро, плавки с изображением Рональда Макдональда, поющая фигурка Майкла Джексона, резиновый пончик, который выглядит, как настоящий, и целая россыпь разнообразных магнитиков на холодильник.

— Да пропадите вы пропадом! — разозлился на все эти бесполезные вещи Сенцов, похватал чемоданы и бегом покинул номер, оставив их валяться на кровати в хаотичном беспорядке.

Выскочив из коридора на лестничную клетку, Константин едва не сшиб с ног полнотелую горничную, которая небыстро двигалась, везя перед собою тележку, наполненную тряпками, щётками, швабрами, вёдрами…

— Простите… — пробормотал на бегу Сенцов, а горничная почему-то застопорилась и принялась верещать каким-то нездоровым тонким голоском, перемешанным с «петухами».

Сенцов уже был около лифта. Вдавив пальцем крупную кнопку зелёного цвета, он принялся ждать, случайно глянул на себя и понял, что скакал по коридору в одних плавках, с чемоданами и облитый фрешем…

— Блин! — злобно плюнул Сенцов прямо на красный ковёр, которым были покрыты полы, и угрюмо поплёлся назад, в номер, чтобы натянуть на себя любую одежду, которую вытянет из чемоданов… А то они, чего доброго, вызовут по сенцовскую душу полицию и психушку…

Сенцов недолго занимал себя выбором туалета: за пять минут натащил на своё дрожащее тело строгие чёрные брюки от английского смокинга и яркую пляжную рубашку белого цвета, с рисунком в виде множества мелких красных клубничек. Не замечая, что правый кармал брюк вывернут наизнанку и свисает белым «заячьим ухом», Константин во второй раз захватил в кулаки свои чемоданы, выпрыгнул за дверь номера и загалопировал по коридору, желая быстрее добраться до своей игрек-тачки.

* * *

На дорогу от парковки до пробойной Репейника обыкновенный человек, шагая не спеша, потратит ровно двадцать две минуты. Сенцов это время никогда не засекал — ему сказал об этом сам Репейник, имеющий технократическую привычку всё и вся измерять приборами. На этот раз Константин преодолел это расстояние за шесть минут и одну секунду — скакал бешеным рысаком, как не скакал никогда, даже догоняя премию…

— Шесть минут, одна секунда! — такими словами встретил Константина Репейник, когда тот, безумно отдуваясь и вращая глазами, возник на пороге пробойной и пытался, сквозь одышку, выдавить: «Привет».

— Где Катя?? — наконец-то, одышка слегка ослабла, и Константину удалось выкрикнуть бешеным голосом.

— Ну и видок у тебя! — укоризненно покачал головою Репейник, оценивая брюки и рубашку Сенцова. — Карман торчит… Ты что?

— Где Катя?? — повторил Сенцов, которому с колокольни наплевать было на тот карман — пусть хоть сгорит тот карман, ведь главное сейчас — найти Катю.

— Та, успокойся ты! — прикрикнул на Сенцова Репейник. — Ты сейчас похож на маньяка — как тебя только полиция не замела??

— Чёрт с твоими маньяками! — огрызнулся Сенцов, натужно дыша ртом и стискивая кулаки, готовый со злости засветить Репейнику фингал. — Ты мне Катю ищи, а не болтай, как попугай недорезанный!

— Та, не копошись ты! Я нашёл её! — торжественно объявил Репейник, а внутри Сенцова всё болезненно сжалось: он мог найти Катю, где угодно, даже убитую, сброшенную в канализационный коллектор…

— Где? — выдавил из себя Константин, и его голосок тут же стал слаб и робок, словно мышиный.

— Она вне времени! — заявил Репейник, не отрываясь от своих мониторов. — Флипнула и никуда не пробросилась, потому что нет осцилляции!

— Зачерпнуть сможешь? — осведомился Сенцов, душа которого смогла выглянуть из пяток, ведь есть шанс на то, что Катя осталась в живых.

— Попробую, — согласился Репейник, и тут же потребовал от Сенцова:

— Давай, Старлей, её точную антропометрию! А то я, может быть, и не её нашёл!

Сенцов замялся. Раньше он наизусть знал Катину антропометрию. Потому что она каждый божий день измеряла себя и горестно отчитывалась за каждый прибавленный миллиметр… Дай только бог памяти, и Константин сможет её спасти…

— Антропометрию говори! — настаивал по мозгам Репейник, мешая Сенцову сосредоточиться. — А то потеряется сейчас!

— Ну, рост сто шестьдесят семь, — пробулькал Константин, шаркая по полу пляжными вьетнамками. — Вес… кажется, пятьдесят два…

Да, пятьдесят два килограмма — это был идеал веса, который пыталась поддерживать в себе Катя. Константин точно вспомнил, что Катя «казнила» конфеты и вафли, когда обнаруживала на весах пятьдесят два с половиной… Сенцов бухтел Репейнику остальные Катины параметры, какие помнил, а Репейник — бодро щёлкал клавишами и, наконец, заявил:

— Отличненько! — и потянулся, откинувшись на спинку кресла.

— Это — Катя? — с надеждой спросил Сенцов, стараясь не выдавать ехидному Репейнику своих переживаний.

— Катя, Катя! — бодро согласислся тот. — Я зачерпнул её коридором… Только не мешай мне, Старлей!

Сенцов утих и молча уставился на монитор через тощее плечо Репейника. На мониторе он видел Катю — она словно бы висела в толще воды, бессильно покачиваясь в каком-то пегом тумане, и не шевелила ни рукой, ни ногой. Катины глаза были закрыты, а дышит она, или нет — Сенцов не мог понять из-за тумана и недостаточного качества видео. Неизвестно, сколько она провела вне времени… Интересно, она ещё живая?

— Живая! — неожиданно для Сенцова Репейник ответил на его немой вопрос, и Константин невольно подумал: а не изобрёл ли Репейник игрек-гаджет для чтения мыслей?

— Внимание, Стралей, я её перемещаю! — сообщил Репейник и нажал красную кнопку на пульте управления трансхроном.

Сенцов, словно зачарованный, вперился в толстое бронированное стекло, которым Репейник отгородил свою «Пробойную» от бессбойного отсека номер два, и увидел, как заработал трансхрон. Два излучателя на флиппере создали белое аморфное облачко, которое начало расти, достигло размеров автомобиля, завихрилось, словно небольшой смерчик. В центре смерчика возникла тёмная точка, она всё приближалась, словно бы двигалась откуда-то издалека, и, наконец, приняла знакомые очертания: Катя выплыла из неизвестности и повисла над блестящей платфомой, окружённая светящимися, кружащимися облаками.

— Отключаю! — сам себе сказал Репейник и дёрнул крупный зелёный рычаг.

Где-то что-то щёлкнуло, пол под Сенцовым словно бы вздрогнул. Светящиеся облачка прекратили кружиться, утратили свечение и растворились, выпустив Катю. Катя свалилась на платформу флиппера безжизненным мешочком, и Сенцов рванул прочь из бокса, чтобы как-то помочь ей. бух! — его лоб встретил переборку, а Репейник за компьютером коротко хохотнул и осведомился:

— Больно?

— Пусти меня к ней! — рыкнул Сенцов и стукнул в переборку кулаком.

— Придержи коней! — осадил его Репейник, не отрывая взгляд от мониторов. — Туда нельзя без скафандра! На ней — атипичный след, и будет борода, если ты его тоже схватишь!

— Но… как… Как же — она так и будет лежать там?? — забулькал Сенцов и возмущённо замахал руками… А вдруг Кате уже нужна реанимация??

— Остынь! — тут же посоветовал Сенцову Репейник, и его острый палец указал на толстое бронированное окно. — Сейчас, её заберут! И где такое было, чтобы у меня на флиппере туристы лежали? Смотри!

Сенцов уставился в окно и увидел, как к вяло ворочающейся Кате спешат две фигуры в оранжевых скафандрах повышенной защиты. Это были Красный и Бисмарк, они проворно подхватили Катю с платформы и куда-то понесли.

— Куда они её? — осведомился Сенцов, глупо пялясь в экран, который показывал лишь безликий пустой флиппер.

— В бессбойный бокс! — торжественно объявил Репейник, запустив удивительно тощую руку в пачку чипсов и выволок чуть ли не десяток, тут же отправив все чипсы в рот. А на фальшивом подоконнике у него ещё две пачки лежат — он их слопает за сегодняшний вечер.

— Но… — попытался возразить Сенцов, который сам просидел в бессбойном боксе, и не желал сидеть в нём и врагу.

— А как же, батенька, вы хотели? — ехидненько пропел Репейник, жуя. — Я должен изучить её феномен, выяснить, почему она до сих пор нехрональна, и вернуть её в нормохронос! А если она не будет находиться в бессбойном боксе — с ней может опять произойти казус!

— Можно её увидеть? — попросил Сенцов, отвернувшись от скучного экрана.

— Ни в коем случае! — замахал руками Репейник и даже раскидал свои чипсы по полу. — Туристка должна быть изолирована до тех пор, пока она — туристка! Ясно?

— Да она в твоём бессбойном боксе с ума сойдёт! — запротестовал Сенцов, который отлично помнил, что в бессбойном боксе Репейника есть только подставка для цветов и голый, твёрдый, холодный бетонный пол… — Что там за мебель?? Подставка для цветов?

— Две! — выпалил Репейник.

— Да хоть десять! — взвился Сенцов и даже подпрыгнул от негодования. — Это — не мебель для человека! Я сам там чуть не рехнулся! А Катя?

— Там она в безопасности! — отрезал Репейник. — А заходить к ней нельзя! Или хочешь заполучить неснимаемый атипичный след??

— Н-нет… — смутился Сенцов, который прекрасно знал, что значит — оказаться в чужом времени без возможности вернуться назад.

— Так вот, когда сниму — я очищу ей память, и она забудет, что сидела у меня в боксе! — тожественно объявил Репейник.

— Да она спятит раньше, чем ты поймёшь, что с ней! Я за два дня чуть не спятил! А Катя??

— Всё, Старлей! Твой отпуск продолжается! — решил отвязаться от Сенцова Репейник. — Она надёжно задраена, у меня в боксе ей ничего не грозит! А ты — лети в Лас-Вегас, развлекайся дальше!

— Не могу! — отказался от отпуска Сенцов почти что, со слезами. — Я должен помочь ей…

В любой другой момент Константин ускакал бы в отпуск на всех парах — подальше от туристов, Теплицких, фашистов, бандитов и прочих «радостей жизни»… Но сейчас — нет. Сейчас в беде Катя… Неизвестно вообще, что с ней сделали в проклятых катакомбах Траурихлигена, раз она до сих пор нехрональна… И что-то непонятное, что живёт под ложечкой, шепчет Константину неприятным голосом о том, что ему ещё не раз предстоит встретиться с Траурихлигеном и вступить с ним в бой…

— Не хочешь — как хочешь! — пожал плечами Репейник. — Только ты ей не поможешь — тут надо новую штуковину изобретать, а я пока и сам не знаю, что это будет!

— Деосциллятор… — внезапно вырвалось из Сенцова, и Сенцов сам испугался: как он смог такое выдать без личностного гибрида?? Или гибрид из него тоже не выгнали??

— Чего? — удивился Репейник и его глазки выползли на лоб из-под очков.

— Деосциллятор… — неуверенно повторил Сенцов и на минуту заглох. — У Траурихлигена был такой… Он мне что-то про него говорил… А я ляпнул…

— Деосциллятор невозможен! — громко возразил Репейник, покрутив пальцем у виска, дабы показать, что Сенцов спятил. — Я прочитал все миркинские бумажки и узнал, что деосциллятор невозможен!

— А?.. — булькнул Сенцов, желая сказать Репейнику о том, что Траурихлиген мог обмануть «вышибалку»… Константину очень не понравилось, как турист им сдался — как будко специально разыграл «спектакль».

— Бэ! — фыркнул Репейник. — Турист вышиблен! Что ты ещё хочешь??

— Репейник? — вдруг заговорил передатчик Репейника, и тот нехотя буркнул:

— Ну, чего?

— Это Красный… — пробормотали из передатчика таким голосом, словно бы тот Красный обнаружил где-то в лабиринтах Базы чёрную дыру. Сенцов даже испугался… А вот Репейник — тот невозмутимо жевал бутерброд и только проворчал:

— Красный, тебе что, делать нечего? Вы отвели туристку в бессбойный бокс?

— Да, отвели… — согласился Красный, не меняя своей пугающей Сенцова интонации. — Слушай, Репейник, ты этого, Новикова, сегодня из бокса выковыривал?

— Нет, — отозвался Репейник и тут же осведомился, отложив бутерброд:

— А что?

— Его там нет… — сообщил Красный, а Репейник подавился куском, который жевал, и кашляя, заорал в микрофон:

— Как это — нет?? Где он? Красный? Бисмарк??

— Не знаю… — пробормотал из передатчика Красный. — Вся его мивина на месте…

— Сколько порций?? — ошалело моргая, выдохнул Репейник, а Сенцов с диким ужасом видел, как по его перекошенному лицу разливается мертвенная бледность.

— Раз… два… три… четыре… — принялся считать Красный, и тут же выпалил:

— Семь!.. Э, Репейник, тебе не кажется, что тут что-то не так? — осторожно спросил он после недолгой паузы.

Репейник заглох с выпученными глазами, а вот в Сенцове вдруг «включился» дознаватель, позволив тому осознать, что пустота в бессбойном боксе и семь несъеденных порций мивины означает лишь то, что дезертир Новиков Василий пропал из бокса три дня назад… И, где он сейчас, знает лишь господь бог, а может быть, и он не знает…

— Репейник проворонил Новикова! — стальным голосом заявил Константин в освободившийся микрофон. — Давай, Красный, ищи улики! Я сейчас приду!

* * *

Сенцов топтался посреди бессбойного бокса и видел около себя осиротевшие подставки для цветов, миски с нетронутой мивиной и Красного с Бисмарком, которые ползали по полу на четвереньках, выискивая неизвестно, чьи следы. Сенцов и не подумал присоединиться к ним — он вдруг включил передатчик и связался с Репейником.

— Репейник! — Константин крикнул так, что Красный и Бисмарк прекратили ползать и повернули головы. — Спускайся сюда, в бокс, и сканер этот… свой захвати!

— Зачем? — спросил Репейник безжизненным голосом живого трупа.

— Будем эти… как их… молекулы хроносбойные искать! — выжал из себя Сенцов. — Мне кажется, Новикова во времени переместили!

— Из бессбойного бокса? — не поверил Репейник и, скорее всего, подпёр щеку кулаком. — Сразу видно, что ты профан в теории трансхронов! На то бессбойный бокс и бессбойный, что оттуда во времени переместить никого нельзя!

— А как по-твоему он оттуда исчез? — Сенцов и не думал сдаваться: в нём капитально проснулся дознаватель, и Константин жаждал действовать, как никогда.

— Ногами… — уныло протарахтел Репейник.

— Я уже пытался ногами! — возразил Сенцов и едва не наступил на руку ползающему Красному.

— Полегче, слонотоп! — обиделся тот, а Сенцов хладнокровно продолжал:

— У тебя там такая переборка, что и базукой не прошибёшь! Как он открыл её?

Поняв, что переупрямить Сенцова ему не удасться, Репейник горько вздохнул и нехотя согласился:

— Ладно, возьму твой сканер! Но учти: если там ничего не будет — будешь две недели наружные камеры менять!

— Хорошо! — ответил Сенцов с невозмутимостью эскадронного миноносца. Кто-то упрямый вдруг поселился внутри него, твердил, что Константин непременно окажется прав, Новиков проброшен… а Траурихлиген ещё появится, ведь избавиться от него далеко не просто…

— Ну, я здесь! — Репейник оказался в боксе минут через пять после того, как Сенцов позвал его. В правой руке его торчал вычурный прибор с ажурной антенной и тремя сенсорными дисплеями.

— Где тут сканировать? — угрюмо буркнул он, подпихнув ногой одну миску с мивиной.

— Та, всюду! — директорским тоном распорядился Сенцов, сам от себя этого не ожидав.

— Гибрид тебя попортил¸Старлей! — огрызнулся Репейник. — Ты становишься наглым! Ребята, ну, как, нашли чего-нибудь? — спросил он у Красного и Бисмарка, которые уже исползали весь пол, и теперь шарили по стенам.

— Шиш с дырой нашли! — прокряхтел Красный. — На полу — ни зги!

— Чёрт! — обиделся Репейник и включил сканер.

Сенцов молчал и лишь думал про себя: «Сканируй, сканируй, вот увидишь: я буду прав!». Репейник взмахнул своим сканером лишь однажды., и глаза его вылезли на лоб.

— Чего ты застрял, брат? — поинтересовался Красный, потому что Репейник застопорился посреди бокса со сканером в руках и не шевелился, даже не моргал.

— Увидел крысу! — пошутил Бисмарк.

«Нашёл!» — обрадовался про себя Сенцов.

— Да тут… — прошептал Репейник, обливаясь холодным потом. — Полно остаточных следов… Я даже не знаю, как вообще в моём бессбойном боксе смогли открыть коридор… да в него бы гиппопотама засосало, и жирафа… и Годзиллу… и целый зоопарк, чёрт подери!

— А… почему? — булькнул Красный. — Ты же сам говорил, что это — бессбойный бокс…

— По кочану! — сокрушённо проблеял Репейник, опустив сканер. — Я вообще, ничего не понимаю… Драйвер бы сразу понял! А я? — он почти что, плакал и уселся на пол около подставки для цветов.

— Ну, брат, ну ты же пробойщик… — подошёл к нему Красный. — А ты капустишься, как наш Старлей! Давай, брат, соберись!

— Легко тебе говорить! — отмахнулся Репейник и едва не хватил сканер о блестящий металлический пол. — Поползал тут и — в Лас-Вегас! А я? Без отдыху, без продыху!

— Пора выносить! — заключил Бисмарк, подошёл к рыдающему Репейнику и схватил его в охапку. — Пошли, брат, в медсанчасть!

— Нет, пусти меня! — вдруг ожил Репейник и начал вырываться. — Я придумал! — заявил он, когда Бисмарк разжал ручищи. — Мы притащим сюда доктора Барсука! Это он изобрёл все эти штуки — он и скажет, почему у меня в бессбойном боксе такая гадость!

— Видишь, как быстро придумал! — обрадовался Красный. — А ты плакал! Одно слово: голова!

— Давай, Старлей, займись! — предписал Сенцову Репейник, от депрессии которого не осталось и следа. — Только забей Барсука в наручники — а то ещё свинью подкинет!

— Угу… — пробурчал Сенцов, которому после сытного обеда в ресторане Лас-Вегаса лень было возиться с толстым Барсуком, и отправился прочь из бокса, к лифтам.

Доктор Барсук принимал свой третий завтрак… или это был уже обед — Барсук постоянно что-то грыз.

— Добрый день! — интеллигентно поздоровался он, жуя. — Как дела?

— Давай, подскакивай! — мрачно буркнул ему Сенцов, не здороваясь и выпятил вперёд наручники, угрожающе помахав ими у курносого носика Барсука.

— Мало вам, что навесили на меня эту гадость, — Барсук обиделся, прекратил есть и помахал перед Сенцовым своей правой рукой, закованной в этот приборчик, который подкинула ему Звонящая. — Так ещё и наручники в нос суёте! Вам не стыдно??

В другой раз Сенцов по-сенцовски пожалел бы пухленького учёного, но сейчас, когда Катя опять пострадала от проклятого трансхрона — Константин был зол, как чёрт.

— Разговорчик в сторону! — сурово рявкнул он, насильно пригнул доктора Барсука к столу и заковал в наручники.

— Ай, да вы чего?? — плаксиво запротестовал Барсук и заелозил своими мягкими конечностями, чуть ли не скидывая на пол свои полные тарелки.

— Топай! — приказал ему Константин и вытолкнул из клетки, подпихнув коленкой.

— Куда? — решил поинтересоваться Барсук, одарив Сенцова донельзя обиженным взглядом.

— В бессбойный бокс! — стальным голосом постановил Сенцов, запихнув Барсука в скоростной лифт.

— Та вы чего?? — возмутился Барсук, порываясь выскочить из лифта обратно в коридор, но Сенцов нажал кнопку, заставив лифт задраить дверцы и поехать вниз. — И так держите в этой штуке, в наручниках и в клетке, как зверюку, так ещё и в бокс?? Неужели вам этого мало??

— Да нетушки, вас мы в бокс не посадим! — возразил Сенцов, а лифт уже достиг нужного этажа, издал писк и распахнул дверцу. — Мы хотим, чтобы вы объяснили парадокс! — пояснил Константин, выводя Барсука из лифта в коридор.

— Какой такой парадокс? — тут же заинтересовался пухленький учёный и даже перестал дёргаться, шагая по коридору около Сенцова.

— А я вас сейчас приведу в бессбойный бокс, и Репейник вам точно скажет, — отбоярился Сенцов, потому что не до конца понимал суть этого самого парадокса.

— Любопытно, любопытно… — начал Барсук, пытаясь потереть ручки, но не мог из-за наручников.

— Заходите уже! — Сенцов втолкнул Барсука в бокс со злостью, потому что ему показалось, что учёный над ним смеётся.

— Да ладно вам пихаться! — обиделся Барсук, перелетев через порог так неуклюже, что споткнулся и едва не загремел носом вниз.

— О, а вот и доктор Барсук! — обрадовался появлению учёного Репейник и тут же взял его в оборот. — Вы сейчас находитесь в бессбойном боксе! Но из него недавно бесследно пропал человек! Ваше мнение, доктор Барсук?

— Сейчас, скажу, уважаемый коллега! — пропел учёный, стоя так, чтобы не спихнуть подставку для цветов. — Подскажите, мне уважаемый, вы остаточные молекулы сканировали?

— А как же? — согласился Репейник и показал Барсуку свой сканер. — Смотрите, сколько насканировал!

— Да, обширный коридор! И подставка для цветов у вас имеется! — оценил Барсук. — Сейчас будем выяснять!

Учёный сделал попытку отправится в некое «турне» по пространству бокса, однако Константин схватил его под локоток и никуда не пустил.

— Та, пусти уже его! — буркнул Репейник. — Чай, не улетит!

— Чёрт… — огрызнулся Сенцов и отпустил руку Барсука.

— Неандертальцы! — тихо проворчал Барсук и зачем-то подошёл к одной из стен, постучал по ней ногой, приложил ухо, снова постучал, потом попрыгал по полу и задал Репейнику вопрос:

— Уважаемый коллега, вы не подскажете, из каких конкретно материалов сделаны стены и пол?

— Свинцовые и родиевые пластины, пенопластовые блоки, слой цемента, магнитные листы, стекловата, арматура, слой цемента… — забухтел Репейник, недовольный тем, что учёный-преступник устраивает ему экзамен.

— Отлично! — ухмыльнулся доктор Барсук. — А насколько он заглублен под землю?

— На километр! — фыркнул Репейник и нервно пробухтел:

— А вам-то что?

— Это очень важно, уважаемый коллега! — заявил доктор Барсук. — Я хочу определить, правильно ли вы защитили бокс!

— Правильно! — отрезал Репейник. — Вы, лучше, скажите, каким образом отсюда мог пропасть человек?

— Уважаемые коллеги! — произнёс доктор Барсук, неуклюже жестикулируя скованными руками. — Я бы мог с уверенностью заявить, что вашего подопытного пробросил мой уважаемый коллега, профессор Миркин, по приказу Теплицкого… Но ваш бокс по всем критериям бессбойный. Ни один хроносканер не смог бы нащупать подопытного в вашем боксе! И поэтому теория у меня лишь одна: Траурихлигену удалось изобрести деосциллятор. Только с его помощью он смог бы искривить локальный участок континуума таким образом, что образовалась брешь в защите вашего бокса!

— Барсук, а почему вы думаете, что это — Траурихлиген? — осведомился Репейник, как заправский следак. — Разве Миркин не мог изобрести этот ваш… как его…

— Деосциллятор! — тут же подсказал Сенцов, который впервые услышал это слово именно от Траурихлигена.

— Спасибо… — обиженно пробухтел Репейник, ведь это он должен помнить научные термины, а Сенцову это совсем необязательно. И лезть тоже необязательно.

— Видите ли, уважаемый коллега! — доктор Барсук бы вежлив, потому что был сыт, защищён и прекрасно выспался. — Мой уважаемый коллега, профессор Миркин, не собирался изобретать деосциллятор для Теплицкого, так как данный прибор очень опасен при любом использовании. А вот, Траурихлиген просто грезил им! Поэтому, я склоняюсь к версии, что это — Траурихлиген, а не мой коллега профессор Миркин.

— Да будет вам известно, коллега, — передразнил пафосный тон доктора Барсука Репейник. — Что Траурихлиген давно пойман, лишён памяти, избавлен от остаточного следа и проброшен к себе домой! Что вы на это скажете?

— Коллега, — улыбнулся доктор Барсук. — Траурихлиген упорно работал над системой, позволяющей обмануть ваш ликвидатор памяти! И я уверен, что с его умом и талантом учёного он в этом преуспел!

— Никто не может обмануть «вышибалку»! — влез Красный. — Если бы они могли её обмануть — оп давным-давно бы уже рассекретили, коллега!

— Не обольщайтесь, уважаемый! — съехидничал доктор Барсук. — Я давно заметил, что уровень ваших разработок очень далёк от совершенства, и Траурихлиген вас намного опередил! И не смотрите на меня так! — обиделся он, перехватив свирепеющий взгляд Репейника. — Я не собираюсь вам хамить — я просто констатирую факт!

— Почему ты раньше нам не сказал, Барсук? — налетел на доктора Барсука Сенцов и даже сжал кулаки, дабы напугать последнего тем, что стоит ему промолчать или соврать — его будут бить.

— А вы и не спрашивали… — отбоярился доктор Барсук, на всякий случай отодвинувшись в сторонку от Сенцова.

— Чёрт! — буркнул Сенцов, дознаватель в котором неудержимо желал взять инициативу в свои руки. — Надо связаться со Звонящей. Может быть, придётся съездить в «бункер Х»!

— Ну, звони, — согласился Красный и тут же предостерёг:

— Только смотри, чтобы она не отстрелила тебе ноги в порыве радости! Чёрт… наш Старлей начал работать! Неужели, это гибрид вправил ему мозги??

Сенцов его не слушал. Он настроил игрек-передатчик на частоту Звонящей и стал ждать ответа.

* * *

— Ну? — Звонящая ответила минут через пятнадцать — глядела волком, и Сенцов даже через игрек-передатчик чувствовал, как она прижигает всех взглядом.

— А, Звонящая, у нас тут кое-что произошло, — осторожно начал Репейник, опасаясь, как бы начальница не скушала его, выпрыгнув из голографического экрана.

— У Репейника из бокса кто-то выкрал подопытного, пробросив его через хронокоридор! — доктор Барсук внезапно вывернулся из-за спины Красного, прокрался к передатчику и стукнул Звонящую пыльным мешком из-за угла…

— Ай! — Репейник хлопнул себя по лбу в ужасе, Барсук потирал ручки, довольный.

— Ну! — злобно рыкнула Звонящая, злобным движением вырубив связь…

Скорее всего, она сейчас примчиться на крыльях молний и начнёт всех испепелять…

— Зачем вы влезли, Барсук?? — Репейник насыпался на толстого доктора, сжав кулаки.

— Ваше ЧП размером со слона! — ехидненько заметил Барсук, отойдя на пару шажков назад, чтобы бесноватый Репейник его не зашиб. — Я решил, что нужно немедленно о нём сообщить, чтобы не терять драгоценное время и не увеличивать масштабы вашего ЧП!

— Та это вообще не ваше дело! — взорвался, было, Репейник…

— Он прав! — Сенцов внезапно решил влезть, рубанув стальным голосом, и встал между Барсуком и Репейником, как рефери между сцепившимися боксёрами. — Брэйк! Репейник, я думаю, в «бункере Икс» сохранились записи Миркина, которые помогут нам привести в порядок твой бокс — и чем раньше тем лучше!

— Много вы понимаете! — огрызнулся Репейник, но тут в поруганный бокс вдвинулась суровая Звонящая.

— Ну? — осведомилась она, рыча, а в руке её сверкал игрек-пистолет, нацеленный под ноги Репейника… или Сенцова, который топтался около Репейника. Сенцов на всякий случай отошёл от него подальше, и убедился, что Звонящая, всё-таки, избрала мишенью Репейника, а не его.

— Ну, Барсук, тебе, кажется, всё уже сказал… — пролепетал Репейник, пытаясь выбраться из-под прицела, но Звонящая прочно держала его на мушке.

— Твой бессбойный бокс — ни к чёрту, а ты — просто офисный планктон! — постановила Звонящая и пустила под ноги Репейника одну-единственную пулю, которая оторвала подошву от его ботинка, не задев ноги.

— Ой! — заныл Репейник, отсткочив, а Звонящая, выстрелив под его несчастные ноги ещё пару раз, отогнала пробойщика от Барсука и пригвоздила учёного, приперев его к стенке.

— Так, насколько я поняла, вы разбираетесь в проблемах с трансхронами лучше Репейника! — рявкнула она. — Объясните мне, Барсук, почему наш Репейник потерял Новикова?

— Никого я не потерял… — попытался влезть Репейник, но Красный ненавязчиво отпихнул его подальше и тихо сказал:

— Не буди собаку — её и так уже разбудили…

— Потому что тот, кто его забрал, применил метод деосцилляции! — тоном крупного специалиста изрёк доктор Барсук, заложив пухленькие ручки за спину и приняв профессорскую позу. Словно на кафедре стоит, а не под прицелом игрек-пистолета и огненных очей Звонящей.

— То есть, вы считаете, что его кто-то забрал?? — Звонящая сейчас же выхватила суть вопроса и надвинулась на учёного ещё свирепее, а тот словно не замечал её, продолжая самозабвенную лекцию:

— Спонтанно проброситься из бессбойного бокса никто не может — для этого и существуют бессбойные боксы! А здесь я пронаблюдал такую остаточную дыру, что невольно содрогнулся от мысли о методе деосцилляции!

— Что за метод? — осведомился Звонящая, как допрашивающий гестаповец.

— Деосциллятор создаёт обратные колебания сверхмалой амплитуды, которые вызывают хроносбои в различных точках пространственно-временного континуума! — сообщил Барсук, улыбаясь, как заумный декан, ставящий студенту жирный «неуд.» и отчисляющий его. — Всегда существует по две точки деосцилляции, в которых возникают симметиричные хроносбои!

— Послушайте, Барсук, — Звонящая, наконец-то сдулась, убарала пистолет, и принялась искать место, куда бы ей присесть, однако в бессбойном боксе Репейника из мебели были только бесполезные подставки для цветов.

— Принеси ей стул… — шёпотом сквозь зубы попросил Красный Репейника. — Видишь, выпустила пар?

— Нельзя! — шёпотом отказался Репейник, выпинаясь из цепких рук Красного. — Тут и так уже прошёл один хроносбой! Хочешь второй?

— Из-за стула? — неповерил Красный.

— Та даже из-за булавки! — настоял Репейник. — И вообще, всё, что тут несёт этот колобок — полнейшая профанация и чушь!

— Так, вяжи шушукаться! — шикнула на них Звонящая, развернув корпус. — Я с Барсуком разговариваю, а вы мне мешаете!

— Всё, я — могила… — шепнул Репейник, который уже у самой дальней стены топтался, лишь бы под пулю не попасть.

— Вот-вот, ловлю на слове! — сурово фыркнула Звонящая, вернувшись к Барсуку. — Барсук, в срезе Траурихлигена мы видели башню посреди леса, но не смогли пробраться внутрь. Вы что-нибудь о ней знаете?

— Знать доподлинно я не могу, потому что турист держал меня в подземельях! — пропел Барсук, не теряя своего страшного, ледяного спокойствия. — Но моё предположение таково: вы нарвались на деосциллятор! Это хорошо, что вам не удалось туда попасть! С вашими дилетантсткими замашками вы примитивно и просто нажали бы не на ту кнопку, вызвав схлопывание континуума и конец света!

— «Супер»! — оценила Звонящая, сложив руки на груди, нервно закрутилась по пространству бокса. — Старлей, какие животные были поблизости от владений Траурихлигена? — внезапно она набросилась на Сенцова, а Константин, который совсем этого не ожидал, даже отпрыгнул.

— Давай, Старлей, напряги мозг, или там у тебя стюдень со слизняками?? — Звонящая принялась напирать, хватаясь за пистолет, и Константин заставил свои мозги работать быстрее — он же всё-таки, дознаватель, а не «стюдень со слизняками»…

— Кошки… — вспомнил Сенцов. — Точно, кошки! Лесные кошки, и просто — кошки… А других зверей, вроде не видно было…

— Олени с зайцами ещё! — напомнил Красный. — И — кошки тоже!

— Я нашла вторую точку деосцилляции! — вдруг постановила Звонящая, громко хлопнув в ладоши. — Репейник, ты понял, как Траурихлиген надул тебя??

— А… где эта вторая точка? — глупо булькнул Сенцов, топчась, а страх уже терзал его, кусая изнутри. Ему ещё придется встретиться со страшным Траурихлигеном… и Траурихлиген не этот раз не оставит его в живых…

— В квартире Сердюка и Харлампиева! — вколотила Звонящая, надвигаясь на Репейника. — Видишь, я сделала твою работу за тебя!

— Стоп! Стоп! Стоп! — Репейник вышел из себя, замахал руками, чтобы призвать всех к тишине. — Во-первых, вы сейчас заведёте наше следствие в тупик! А во-вторых, мою работу за меня невозможно сделать! Эрих Траурихлиген был обработан игрек-ликвидатором памяти, из-за чего выбыл из игры! Навсегда! А ваш деосциллятор — это штуковина, невозможная в природе из-за хроносбойного коэффициента единица! То есть, при каждом его запуске случается необратимый хроносбой! И любой инженер, если он не полный идиот, никогда не пошёл бы на запуск деосцилляции континуума!

— Репейник, ты отстал от жизни! — грозно отрубила Звонящая, топнув ногой. — Я это поняла, когда услышала про хроносбой в твоём бессбойном боксе! Я согласна только с «вышибалкой», а вот вопрос деосциллятора я поставлю ребром! Барсук, Миркин мог построить Теплицкому деосциллятор?

Звонящая так прочно вцепилась в деосциллятор, что Репейник решил ей не мешать — пускай, побарахтается в болоте, в котором ничего не знает, срежется и сама прибежит к нему за верном решением!

— К сожалению, это исключено! — Барсук принялся отрицать, мотая головой. — Теплицкий очень хотел деосциллятор, но мой уважаемый коллега Миркин первоклассный упрямец, и не пойдёт на такой риск даже если Теплицкий снова сошлёт его «на рыбку»!

— А кто ещё мог построить деосциллятор? — осведомилась Звонящая, пугая всех своим неуёмным напором.

— Только Траурихлиген! — неумолимо настаивал Барсук, смотря на неё в упор, как на глупую куклу.

— Траурихлиген — забацанный обормот! — Звонящая попыталась отрубить, но Барсук только ехидно хмыкнул.

— Хы! Не обольщайтесь, мадам! — хохотнул он, прохаживаясь.

— Так! — Звонящая пропустила смешки мимо ушей, твёрдо решив работать. — Действуем так: я возвращаюсь в «бункер Икс» и ищу в миркинских «опусах» информацию о деосцилляторе! Репейник — ты топаешь в свою пробойную, ищешь информацию о деосцилляторе в игрек-нете и ловишь сообщения, которые я буду тебе присылать! Мы должны составить полнейшее и точнейшее представление о деосцилляторе и процессе деосцилляции, и по возможности построить свой деосциллятор! Ясно тебе, Репейник??

— Но?.. — огорошенный Репейник попытался, было, возразить, но Звонящая ясно дала понять, что избежать деосциллятора он не сможет, наставив на пробойщика пистолет.

— За дело! — приказала она, топнув ногой.

— А мы? — Красный задал этот вопрос за троих: за себя, за Бисмарка и за Сенцова, чтобы выяснить, какая дурная и опасная работа на сей прижмёт их плечи?

— Все в Лас-Вегас! — выгнала их Звонящая. — Вы, пока что, только мешаете! Я вызову вас, когда найду работу для амбалов!

— Мы, значит, амбалы? — хихикнул Красный, довольный тем, что сможет сегодня обчистить энное количество игровых автоматов с помощью своего игрек-компа.

— Амбалы, амбалы! — кивнула Звонящая, развернувшись, чтобы отправиться в «бункер Икс». — А ты, Репейник, давай, дуй работать! Сейчас на тебя свалится очень много тяжёлой умственной работы, которую ты любишь!

— Чёрт… — пробормотал Репейник, уныло уползая.

— Так, амбалы! — улыбнулся Красный, потирая свои алчные ручки. — Айда! Нас ждут тонны счастья и веселья!

— Я… не поеду, — отказался Сенцов, который уже придумал для себя на эту ночь другие планы.

— Чего? — удивился Красный, моргая глазками. — В Лас-Вегасе так классно, а ты будешь на пыльной Базе торчать?

— Я поспать хочу… — отбоярился Сенцов.

— Ну, ты и засоня! — возмутился Красный. — Ты смотри, всю жизнь проспишь!

— Идём, амбал! — Бисмарк схватил Красного за рукав и потащил прочь из бокса, к стоянке, чтобы лететь в Лас-Вегас и не разводить праздных разговоров, теряя время. — Ночь коротка, а завтра — на работу!

— Старлей, ты об этом пожалеешь! — пообещал Сенцову Красный, утаскиваясь вслед за Бисмарком.

Глава 181 Сенцов и деосциллятор

Поздно ночью, когда Звонящая вернулась в «бункер Х», утащив с собою Репейника, чтобы тот не пробыковал ночную работу, а Бисмарк с Красным смылись в Лас-Вегас, когда уснули все туканы, а Рыбкин был насильно отправлен в сверхпрочный бокс для маньяков — Константин Сенцов возник на пороге пробойной. Он решил навестить доктора Барсука и спросить у него… У Сенцова к этому мозговитому преступнику накопилось множество вопросов, и он надеялся этой тихой звёздной ночью вытянуть из Барсука ответы на каждый из них.

Проведя карточкой по сканеру, Сенцов заставил тяжёлую переборку подняться и пропустить его в пробойную — обитель Репейника. Пробоины в стенах от бешеных ракет Траурихлигена давно заделали и восстановили евроремонт. Взглянув на их позитивный персиковый цвет, Сенцов уже и представить себе не мог, что в них зияли рваные дыры, а в чистом кондиционированном воздухе с запахом хвои носились тучи пыли, как во время жестокой бомбёжки.

Пройдя мимо компьтерных столов, перегруженных техникой, приблизился ко второй переборке, за которой находился бессбойный отсек Репейника. Там покоились отринутые изобретателем модели новых трансхронов и ночевал нужный Константину доктор Барсук.

«Волшебная» игрек-карточка открыла для Сенцова и эту переборку, и, зайдя за неё, Константин тут же споткнулся и едва не рухнул носом вниз.

— Чёрт… — проворчал Сенцов, восстановив равновесие, и засветил карманный фонарик. Он не включал свет, чтобы не тревожить зря датчики — поэтому и запасся фонариком. Луч света скользнуд по полу и выхватил из мрака неуклюжего робота, состоящего из кубического корпуса и четырёх колёс. Робот, видимо, был сломан и валялся на боку прямо под ногами. Сенцов не стал пинать его и отбрасывать в угол — он просто переступил через него и двинулся дальше, вглубь бессбойного отсека, к толстой решётке, которой был отгорожен от мира доктор Барсук. Учёный спал — как и все нормальные люди по ночам — и в бессбойном отсеке висела гробовая тишина. Ну что ж, придётся этого толстячка разбудить — Сенцов ни за что не уползёт отсюда несолоно хлебавши!

Подкравшись к решётке, Константин заглянул за её прутья и увидел, что Барсук спит на правом боку, лицом к нему и во сне что-то жуёт.

— Барсук! — позвал Сенцов достаточно громко и направил в холёное лицо учёного луч света своего фонарика.

— А-ня-ня… — пробормотал во сне Барсук, словно большой ребёнок и… отвернулся на другой бок.

Звонящая в таком случае начала бы стрелять, но Сенцов этого делать не стал: могла сработать аларм-сигнализация. Он мягко, но настойчиво повторил:

— Барсук!

Учёный пошевелился, но просыпаться не стал — наверное, налопался на ночь и видел сны про… еду.

— Да просыпайся же! — не выдержал Сенцов и свирепо рявкнул, вызвав в недрах тёмного бессбойного отсека жутковатое эхо.

— Ай-яй! — взвизгул доктор Барсук, заплескал жирненькими конечностями и с размаху навернулся со своей узкой «девичьей» кроватки на пол.

— Ой-й… — плаксиво заныл он и забарахтался гигантским перевёрнутым жуком.

Сенцов же терпеливо ждал, когда же всё это закончится, учёный проснётся и обретёт разум.

— Что вам от меня надо?? — подал Барсук испуганный голосок и водворился на кургузые ножки, потирая те части тела, которые получили ушиб.

— Не кричите! — предостерёг Сенцов, приложив палец к губам. — Вопросы касаются спасения мира, поэтому, чем правдивее и полнее вы ответите — тем больше шансов у человечества выжить!

Доктор Барсук устрашился. В свете фонарика Сенцов отлично видел, как он боледнел и отполз вглубь своего тесноватого узилища, наткнувшись на кровать.

— Спрашивайте… — пискнул доктор Барсук, остро чувствуя свою вину — за то, что подарил Траурихлигену трансхрон.

Сенцов разыскал для себя «табурет» — жёсткий стальной ящик о четырёх ногах, который Репейник использовал неизвестно для чего. Очевидно, ноги ящика были разной длины: придвинув его поближе к Барсуку, Константин сел и закачался.

— Чёрт возьми… — ругнулся Сенцов, потому что короткие стальные ножки гулко стукнулись о металлический пол.

Найдя зыбкий баланс, Константин постарался устроиться поудобнее и задал доктору Барсуку первый вопрос:

— Расскажите мне про деосциллятор.

— Зачесались! — проскрежетал доктор Барсук, зевая во весь рот и одёргивая полосатую пижаму, которая была ему маловата. — Я рассказывал про деосциллятор раз сто, а ваш умник смеялся и бухтел, что это невозможно!

— Барсук! — перебил Сенцов, опасаясь, как бы его не застукала тут какая-нибудь «ловушка» Репейника. — Не тяните время!

— Ладно! — фыркнул Барсук, усаживаясь на мягкий диванчик. — Деосциллятор — это генератор и излучатель сверхсильных потоков энергии. С его помощью можно замедлить, а так же, вовсе остановить колебания континуума, создать обратные колебания, а так же — сверхколебания! Я знаю, что вы не знаете, что такое обратные колебания, вы даже не понимаете их физический смысл, и поэтому я расскажу вам только основное, чтобы вы хоть чуть-чуть осознали, что вас ждёт, если вы не остановите Траурихлигена. Если простые колебания распространяются по синусоиде — они не вызывают ощутимых перемен нормохроноса, потому что математически точка нормохроноса постоянно находится в начале координат. А вот, обратные колебания распространяются по косинусоиде, и это значит, что точка нормохрноса накладывается на какую-то другую точку континуума, в зависимости от амплитуды колебаний. Из-за этих наложений возникают спонтанные пробросы органической и неорганической материи, локальные схлопывания и хроносбои небольшого значения! А вот сверхколебания чреваты глобальной катастрофой, потому что точки, подвергающиеся наложению не просто накладываются одна на другую, а выбиваются и взаимозаменяются, уничтожая друг друга! И, если количество таких наложений достигнет критического — произойдёт схлопывание континуума, то есть, второй первородный взрыв! Траурихлиген же хотел создать сверхколебания и наложить свой временной срез на нормохронос! Вот, зачем ему деосциллятор — он устроит глобальный хроносбой, и тут всюду получится один большой Рейх! А подопытных ваших он ворует просто так, чтобы провести испытания перед тем, как запустит режим сверхколебаний! Ясно?

— А… популярнее… — попросил Сенцов, чувствуя, что ничего не понимает в этих «колебаниях», «срезах» и «хроносах», а ему надо точно знать, что задумал Траурихлиген, и может ли он обмануть «вышибалку».

— То есть, если бы у него вышло это сделать, — проговорил Барсук с видимым раздражением из-за того, что Сенцов не даёт ему спать, заставляя повторять одно и то же по двадцать пять раз. — Всё, что есть в нашей с вами реальности — в этой самой реальности, в которой мы с вами живём и в которой есть всё, что нам дорого, уважаемый — исчезло бы басследно, полностью заменившись реальностью Траурихлигена! — почти что крикнул учёный, чьи сытые щёки покраснели и облилвались потом. — А все научные достижения, которые Траурихлиген у нас украл, остались бы у него! Понятно? Его фашисты будут ходить с ракетомётами и летать на Юпитер, а нас с вами не станет! Этот процесс, уважаемый, называется «нулевой сверхцикл», в результате которого его временной срез станет нормохроносом!

Сенцов сидел на железном ящике, баран-бараном, а Барсук, распалившись до предела, продолжал, размахивая руками:

— Вы думаете, почему Траурихлиген отправил меня в Освенцим?? Да потому что я хотел помешать ему сделать нулевой сверхцикл! Я сказал ему, что нормохронос исчезнет, и я исчезну, а он только ухмыльнулся и ответил, что только этого и добивается, потому что нормохронос, видите ли, ущербный, а он хочет создать другой нормохронос, получше! Чёрт возьми, я пытался отговорить его, а он — решил сгноить меня в Освенциме!!

— Не кричите вы так! — сдавленно прошипел Сенцов, опасаясь, как бы секретная «ловушка» Репейника не реагировала на звук. — Говорите тише!

— Вы хоть что-нибудь поняли? — осведомился Барсук, едва ли, не плача. — Для того, чтобы осознать опасность, которая нам всем грозит, нужен настоящий учёный, а у вас, видимо, такого нет! Ваша «мадам Робокоп», и то посообразительнее будет, чем ваш учёный!

— Я, конечно, не учёный… — пробормотал Сенцов, прекрасно зная, что не понял больше половины из того, что ему втюхивал Барсук. — Но я уже уяснил, что Траурихлиген собирается закончить войну в свою пользу и устроить нам Армагеддон! Вернее, собирался устроить, потому что мы ликвидировали ему память, сняли остаточный след и пробросили домой! Скажите мне вот что, Барсук: Траурихлиген мог обмануть нейтрализатор памяти?

— И если вы уверены, что победили его — не обольщайтесь! — зашипел Барсук, словно змей, которому тяжёлый сапог грибника отдавил хвост. — Я просто уверен, что он обманул вас, и сейчас во всю готовится закончить войну в свою пользу! Вы тут байдыки бьёте, ищете Теплицкого… А вам нужно отложить Теплицкого, и сражаться с Траурихлигеном в самую первую очередь! Репейник ваш — непробиваемый самшит! Сколько раз я твердил ему об этом, а он не слушает! Может быть, хоть вы прислушаетесь, уважаемый Старлей??

Сейчас, слушая Барсука, как зачарованный, Константин осознавал, что понимает… почти всё! Во-первых, Траурихлиген собирается стереть весь настоящий привычный мир и заменить его своим омерзительным фашизмом… А во-вторых, «вышибалка» Репейника не подействовала на него, Траурихлиген специально согласился пройти её, чтобы лишить бдительности оп… А времени на то, чтобы его обезвредить, у опа остаётся всё меньше и меньше! Вон, как усердно разрывается Барсук — кипятится, прямо весь кипит, будто бы прорицает конец света уже к завтрашнему дню…

Раньше Сенцов никогда не чувствовал себя настолько умным — он ни за что бы не расшифровал тех терминов, которыми плюётся упитанный учёный через каждые два-три слова… А теперь они поразительным образом стали ясны ему, словно бы его мозгу вдруг включился… дополнительный мозг! Неужели Репейник, когда промывал сенцовские мозги от гибрида, вкатил ему нечто для повышения интеллекта??

В «дополнительном» мозгу Сенцова разворачивались устрашающие картины катастрофы, которую собирался устроить Траурихлиген, и у Константина сами собою дрожали коленки. Хорошо, что тут темно, и заносчивый Барсук не видит сенцовского страха… Сколько глобальных катастроф уже случилось на Земле? А вдруг они были не случайны, и уже находился такой «Траурихлиген», который угробил динозавров, взорвал плиоценовое солнце, затопил Атлантиду и организовал Всемирный потоп??

— Я всё понял… мы во всём разберёмся… — сухо выдывил Сенцов, поднявшись на ноги с железного ящика.

Константин потянулся прочь походкой робота, потому что обе ноги его сделались, будто из… самшита. Доктор Барсук что-то булькал ему сзади, а Сенцов, бросил ему через плечо:

— Спокойной ночи! — и потянулся дальше, прочь из пробойной, в прохладный коридор.

Константин жутко не хотел ночевать на базе, хотя и «каюты» для отдыха тут получше многих квартир. Он бы взял игрек-тачку и улетел бы в ретоподъезд, подальше от атолла Ихавандиффулу, в родной Донецк, купил бы пива и глазел бы в телик… Но проведи Сенцов эту ночь по-сенцовски — он проспит до полудня, не побьёт Репейника, и не спасёт Катю… Поэтому Константин выбрал себе «каюту» поудобнее и остался ночевать там…

Глава 182 «Поле Z»

Едва только циферблат часов показал восемь утра — Сенцов ураганным вихрем влетел в пробойную, собираясь надавать «самшиту» Репейнику лещей…

— Здорово, брат! — встретил его постоянно весёлый голос Репейника, Сенцов застрял, а Репейник, который восседал на своём обычном месте за компьютерами, отгрыз кус от аппетитной пиццы и довольным тоном сообщил:

— Слушай, Старлей, я установил в бессбойном боксе твоей Кати видеотранслятор и передатчик — можешь глянуть на неё и даже поговорить, если хочешь!

Услыхав эти слова, Сенцов мгновенно забыл про Траурихлигена, про его деосцилляторы и глобальные катастрофы. Какой-то гипотетический Траурихлиген, который, может быть, уже погиб, подождёт, ведь Константин, наконец-то сможет поговорить с живой Катей!

— Покажи мне её… — взмолился Константин. — Пожалуйста… — он даже забыл, что собирался вешать Репейнику лещей.

— Один момент! — кивнул Репейник, отгрыз от пиццы ещё один кус и затрещал на одной из своих клавиатур. — Туда смотри! — его падец упёрся в здоровенный монитор, повешенный на стену, и взгляд Сенцова машинально переместился к нему.

Тёмный монитор «ожил» и засветил заставку в виде двух котят и огромного клубка зелёных ниток. Константин таращился на этих котят и видел, как они сменились скучной вереницей белых букв на синем фоне, а потом — монитор отразил унылое мглистое помещение с серыми стенами и металлическим полом. Посреди помещения торчала одна ободранная кроватка с железными ножками, а на кроватке ютилась Катя, поджав под себя обе ноги и понимутно оглядываясь по сторонам.

— У неё в боксе такой же монитор, а у тебя над башкой — видеокамера! — сказал Сенцову Репейник, небольно ткнув его локтем в бок.

— Ты что, не мог ей нормальную кровать принести? — рыкнул Сенцов. — Она же спятит на такой развалюхе! Это же не карцер в конце-то концов!

— Эта кровать хроностабильна! — непоколебимо отпарировал Репейник. — Я установил это на опытах: советские железные кровати индифферентны к колебаниям континуума, а современные, из ДСП — пробрасываются вместе с туристами куда попало! Не мешай мне, Старлей, сейчас, я передатчик включу — сможешь поздороваться!

Репейник вновь завозился с клавиатурой, а Сенцов взглянул на монитор и увидел, что Катя повернула лицо и смотрит прямо на него.

— И не глазей так — она в монитор смотрит, а камера прямо над монитором висит! — объяснил Репейник. — Дававй, здоровайся — я включил!

Константин набрал в лёгкие воздух и… заглох. Его лицо покрылось потом, а слова застряли — из-за чувства вины он даже буковки выдавить не мог.

— Костя… — первой заговорила Катя — её голосок, заплаканный, слабенький зазвучал из динамика и даже испугал Сенцова.

— Что со мной? — вдруг спросила Катя, глотая слёзы. — Мне кто-нибудь скажет?

— Ты, сестрёнка, нехрональна! — закаркал Репейник, отпихнув от передатчика Сенцова. — И будешь в боксе сидеть!

— Репейник! — разъярился Сенцов и едва не задвинул Репейнику затрещину — побоялся лишь того, что последний обидится и больше не покажет ему Катю.

— Что? — огрызнулся Репейник, всё не подпуская Константина к передатчику. — Я ей правду сказал, потому что она будет сидеть у меня в бессбойном боксе до тех пор, пока я не пойму причину её нехрональности!

— Можно мне? — Сенцов всё рвался к передатчику, но Репейник ненавязчиво пихнул его и сказал:

— Я установил эту систему, потому что так удобнее её допрашивать: скафандр-то мешает! Я позавчера так намучился, что плюнул и решил через передатчик допрашивать!

— Так ты её ещё и допрашивать будешь? — возмутился Сенцов, ведь Катя и так сидит в боксе, как в тюрьме, боится тут всего, а ещё и допрос…

— А как же? — удивился Репейник. — Что я узнаю, если не буду допрашивать? Ты же хочешь, чтобы я её скорее выпустил?

— Хочу, — признался Сенцов и осведомился:

— Ты её хоть кормил?

— Четыре раза в день кормлю! — проворчал Репейник. — Я ей мивину уже не даю — не ест — из отеля «Рицци» приходится везти ей шлюмпимпинеллу! Да и посуду за ней знаешь, как тяжело убирать? Она же у тебя кусается, как лев! Я уже и сам хочу избавиться от неё поскорее!

— Ладно, допрашивай… — вздохнул Сенцов, жалея бедняжку Катю и всё больше злясь на проклятого Траурихлигена.

Репейник поёрзал в кресле, доел пиццу, не предложив Сенцову ни миллиграмма, и потребовал от Кати голосом следователя Крольчихина:

— Расскажите последнее, что вы помните перед тем, как оказались здесь!

Сенцов неотрывно смотрел на монитор видеотранслятора и видел, как Катя зябко ёжится, примостившись на краешке своей старенькой кроватки.

— Я… — всхлипнула она, вытирая глаза руками. — Я… пошла в ларёк, за хлебом… Я только двор прошла… А потом очнулась тут… Что со мной?

Репейник проигнорировал Катин вопрос. Он поглядел в потолок, а потом опять начал спрашивать:

— А что с вами было накануне? Вы не помните ничего необычного?

— Я… ходила на работу… — пролепетала Катя. — Пришла домой, приготовила ужин… Я уже давно чувствовала себя неважно… Подозревала, что беременна… — она вдруг проявила откровенность: уверовала, видно, что Репейник её спасёт, а Сенцов чувствовал, как в нём поднимается непонятная злость… На самого себя, ведь только лишь сам Сенцов виноват в том, что Катя ушла к Степану…

— Ей мозги обработали каким-то полем, от которого её тошнит! — негромко сказал Репейник Сенцову. — Возможно, оно и сейчас на неё дествует и является причиной её нехрональности! Я должен разобраться, что за поле — только тогда я уберу её остаточный след!

— Когда я смогу пойти домой? — пропищала из передатчика Катя, заставив Константина вздрогнуть. Он бы сказал ей, что завтра, или даже сегодня, но не может, потому что это — наглое враньё…

— Отлично! — просиял Репейник, сбив Сенцова с мыслей, и показал Кате через видеокамеру фотографию Сенцова.

— Вы знаете, кто это? — осведомился он, прекрасно зная, что Катя сейчас видит Сенцова у себя на мониторе так же хорошо, как и эту фотографию.

— Костя, — ответила Катя. — Он же около вас сидит… Зачем фотография?

— Отлично! — снова просиял Репейник. — Соображать не разучилась. А кто я такой?

— Милиционер… какой-то… из Костиного отдела… — неуверенно протянула Катя, не зная, куда деть свои руки. — Я вас раньше не видела… Вы, наверное, новенький?

— Новенький, — согласился с ней Репейник, и снова спросил и выставил к камере ещё одну фотографию — теперь уже — Траурихлигена:

— А это кто?

— Бандит… — проронила Катя. — Этот… как его… Буквоед… или Суслик… Извините, я не помню точно, кто это…

— Хорошо, — похвалил её Репейник. — Спасибо, гражданка Селезнева, на сегодня хватит!

Репейник, наконец-то, дал Кате покой, вырубил передатчик и повернулся к Сенцову.

— Она помнит Траурихлигена! — выкрикнул он в самое ухо Константина, чуть не сдув его с кресла на пол.

— Не уверен… — пробормотал Сенцов, злясь на то, что не может вставить слово и рассказать Репейнику про доктора Барсука.

— Ну и что, что она назвала его Сусликом? — взвился Репейник. — Она всё равно его помнит, и мой диагноз таков: после того, как я пытался снять с неё след, а Красный поработал «вышибалкой» — ей ничего из этого не помогло, потому что на неё действовало это поле, назовём его «полем Z», она была усыплена, поэтому ничего не могла нам сказать. Вы с Красным оставили её дома, а потом, уже после этого с ней снова поработали «вышибалкой»! Но на неё всё ещё дествовало «поле Z», поэтому её память стёрлась не до конца!

— И кто же это приходил к ней после нас? — тупо пробухтел Сенцов, сбитый с толку трещанием Репейника.

— Траурихлиген! — заявил Репейник и тут же хлопнул себя по лбу, едва не свалившись на пол.

— Чё-ё-ёрт! — заголосил он, взмахивая руками. — Да Барсук мне это две недели твердил! Чёрт, вот это я самшит! Чёрт! Он мне твердил, а я? Упёрся рогом, как лось, и всё блеял, что это невозможно! Старлей! — Репейник схватил Сенцова за воротник рубашки так, что затрещали несчастные нитки.

— Что? — выплюнул Сенцов, начиная задыхаться, потому что Репейник сдавил ему шею.

— Я — лось! — всхлипнул тот и выпустил изрядно смятый воротник.

— Я всё утро хотел тебе это сказать… — пробормотал Сенцов, расправляя воротник.

— Что? — воскликнул Репейник, плотно вдвинувшись за компьютер и начав что-то на нём усердно делать.

— Что ты — лось… — по инерции выдал Сенцов и тут же запнулся:

— А-а о-о ы-ы… Тьфу! Нет… То есть, что Траурихлиген надул нас с «вышибалкой». Он специально сдался, чтобы мы от него отвязались… А сам…

— Вот это я сейчас и проверю! — отрубил Репейник и заглох, полностью погрузившись в виртуальную реальность.

Репейник копался вот уже полтора часа и даже ничего при этом не ел. Сенцов всё не уходил, ожидая, что потный, покрасневший Репейник выдаст ему какой-нибудь результат, однако Репейник всё молчал и лазал в каком-то Интернете или игрек-нете… Константин не знал, где именно лазает Репейник.

— Ну, нашёл что-нибудь? — осторожно спросил Сенцов, заметив, что Репейник прекратил терзать клавиатуру и уставился в монитор, надув щёки.

— Ничего! — выдохнул Репейник вместе с воздухом. — Ни зги!

— И… что теперь? — осведомился Сенцов, глупо ёрзая в кресле и от голода поглядывая на сэндвичи Репейника.

— Если за три дня ничего не найду — придётся запускать осциллятор и включать вам коридор переброса! — постановил Репейник и схватил один сэндвич правой рукой. — Съездите туда и глянете, что там творится, а потом, когда доложите — будем думать дальше!

Глава 183 Турист поневоле

Вся общага буквально, скакала на ушах. Последний сданный зачёт подарил её обитателям шальные крылья и поселил в их буйные головы вольный ветер. «Мученики науки» позволили себе шумно расслабиться и проявить неземную радость за десять дней до того, как на них громадой надвинется всепоглощающая сессия, после которой выживут далеко не все. Из окон в светлое майское небо вылетали музыкальные раскаты, и даже коменданты в этот день были не так уж и злы. Многие оболтусы не сегодня-завтра уедут по домам, и целых десять дней общежитие будет стоять сиротливым, опустевшим и тихим.

— Зачем она тогда о чувствах соврала?? — разрывались не очень голосистые исполнители поп-музыки в магнитофонных динамиках.

В комнате номер двадцать два на втором этаже, где жил третьекурсник Максим, тоже праздновали. Его соседи по комнате — отличник Вадик и бородатый рокер Карабас — пригласили каких-то своих друзей, которые заполнили собой всё небольшое пространство. Максим их не знал, хотя, какая разница? Он уже проглотил почти, что литр пива, и сидел, умиротворённый, как сытый дипломат. Кто-то принёс водки, завели музыкальную «карусель», и понеслась веселуха до самого утра… Танцы, водка, колбаса — кажется, копчёная, а может быть, и нет… Кто-то звонит кому-то с чужого телефона, девчонки хохочут. Ваты в голове Максима становилось всё больше.

— Береги, береги моё сердце… — ныли какие-то тоненькие и противные голоса не то в бумбоксе, не то в ушах.

А потом — мир сделался зыбким, как речная вода, перевернулся вверх дном… Максим, перебрав «кислоты», обрушился под развороченную кровать Карабаса, на которой восседало и покачивалось в спиртовом тумане человек восемь, и там мертвецким сном заснул…

Сознание возвращалось по частям, и первой в хаосе возникла дикая головная боль. Потом в пустоту ворвалась отлёжанная рука, потом — загнутая в неудобную загогулину левая нога, помятые бока, некий зябкий сквозняк и яркий свет… Максим распахнул глаза и сразу же зажмурился — до того ярким этот свет оказался. Он лежал на чём-то твёрдом, неровном, колючем и — вниз головой. Максим открыл глаза во второй раз — только осторожненько, по одному, и ужаснулся: он лежал животом на каком-то большом камне, что торчал посреди незнакомого поля, покрытого дикими ковылями. Что это?? Сон?? Ветерок подувал и приносил с собой очень странный запах чего-то, что подгорало, горело, или сгорело…

На кухне горит?? Но, нет, нет кухни. Максим протёр глаза: авось это всего лишь видение от избытка спиртного, и оно сейчас исчезнет?? Но — нет, не исчезло. Максим действительно, проснулся в поле, на камне, в пугающем одиночестве. Страх придал ему сил, он поборол головную боль и слабость, и вскочил на ноги. Его сразу же повело в сторону, Максим потерял равновесие и рухнул на коленки, около камня, что с недавних пор послужил ему жёсткой постелью. С неба на Максима светило солнышко и пекло ему макушку. Над ковылями порхали беззаботные белые капустницы. Максим понял, что это, скорее всего — прикол Карабаса — дружок всего лишь пошутил над ним, подговорил кого-то испугать Максима. Пока Максим был в отключке — его, возможно, взяли за ноги, выперли из комнаты и притащили на какой-нибудь пустырь неподалёку от общаги. За ним, наверное, сейчас наблюдают несколько пар глаз: попрятались, придурки, в кустах и смотрят, как он тут медузой ползает и кипит мозгами, соображая, где находится.

— Карабас, я всё понял! — крикнул Максим, снова водворившись на нетвёрдые и шаткие ноги. — Вылазь, давай, сайгак, щас костылять буду по тыкве!

Карабас молчал. И кто-либо другой — тоже, молчал. Глухо так молчали, словно вокруг никого не было — только вот этот вот суслик, который высунулся из норы, пару раз свистнул, а потом — почему-то припустил прочь прямо через открытое поле неизвестно, куда.

— Карабас? — неуверенно спросил Максим у пустоты.

Пустота откликалась лишь щебетом ласточек и свистом стрижей, что ракетами проносились над головой.

— Карабасыч?? — испуганно позвал Максим, всё чётче осознавая, что все кусты пустые, никто там не сидит, не наблюдает, и вообще, его все бросили.

Кроме щебета ласточек и шума ветра откуда-то издалека долетал до слуха какой-то неясный грохот, словно бы там вовсю запускали петарды. Максим не понял, что это грохочет, он повернул голову и глянул в ту сторону, где грохотало, и увидел, что там сгущаются тёмные тучи, пронзаемые белесыми и оранжево-жёлтыми вспышками. Гроза? Какая странная гроза… А земля под ногами меленько дрожит, будто где-то вблизи валится что-то тяжёлое…

— Эй? — Максим уже не надеялся на Карабаса — ему бы хоть какого человека тут найти.

— Ты чего стоишь, как пень? — за спиной раздался резкий чужой голос, и тяжёлая рука больно хлопнула по плечу, едва не повергнув больного с похмелья Максима в траву. — Здесь сейчас фашисты будут! Давай, рой окоп!

Незнакомый парень в чём-то драном, грязном и зелёном сунул в руки Максиму странную лопатку и показал пальцем вниз.

— Копай! — настаивает. — Тьфу, стиляга! — презрительно плюнул он, критически осмотрев футболку и джинсы Максима.

Максим опешил. Нет, он просто остолбенел. Какие фашисты?? Какой окоп?? Это… розыгрыш?..

— А… где Карабас? — промямлил Максим, глупо держа врученную лопатку на раскрытых ладонях.

— Тунеядец! — оценил его незнакомый парень и повернулся, чтобы куда-то идти. — Сейчас, товарищу комроты про тебя доложу, будешь знать, как валять дурака!

Парень куда-то убежал, сверкая запачканными неказистыми сапогами, а Максим всё ещё торчал около камня, на котором проснулся, и тупо разглядывал лопатку.

— Этот? — вопросил поблизости другой чужой голос — более низкий, авторитетный, как у препода.

— Он! — ответил парень в зелёном.

Перед Максимом вырос немолодой человек в какой-то военной форме, но без погон, с красной звездой на странной надвинутой фуражке. Он просверлил Максима крайне недоверчивым взглядом из-под опущенного козырька, потом — подёргал его футболку, синюю с надписью «I ♥ Rock», и пробормотал под свой крупный нос:

— Шпион? Нет…

— Я… студент… — робко начал Максим, не выпуская из рук лопатки.

Незнакомец в фуражке хмыкнул, отцепился от Максимовой футболки, схватил рукой свой подбородок и задумался.

— Взять под стражу, товарищ комроты? — осведомился парень в зелёном, пристраивая на голову пилотку такого же зелёного цвета.

— Глущиков, продолжить рыть окоп! — отослал парня «товарищ комроты», не спуская с Максима удивлённых голубых глаз.

— Есть, продолжить рыть окоп! — Глущиков едва не потерял пилотку, когда вытянулся, отдавая честь.

Глущиков испарился, а «товарищ комроты» потоптался немного на месте, а потом сурово вопросил у растерявшегося Максима:

— Ты знаешь, кто у нас по правому флангу??

— А-а, — покачал головой Максим.

— Отвечать по уставу! — надвинулся на него «товарищ комроты» и даже стиснул увесистый кулак.

Максим съёжился, перепугавшись того, что этот маньяк сейчас, чего доброго, его поколотит. К тому же, он не знал никакого «устава», и понятия не имел о том, как по нему отвечать.

— Из-звините, — принялся, заикаясь, извиняться Максим и даже выронил лопатку — до того он был огорошен всеми этими странными типами и их «приколами». — Я, тут, из общаги… Из Технического… Ну, улица Ватутина, это недалеко, наверное…

Максим так лепетал, что этот суровый «товарищ комроты» разжал кулачище и уставился на него со страшным изумлением в глазах. Потом он поскрёб рукой макушку под фуражкой, подобрал с земли лопатку и, процедив:

— Контузило, что ли? — словами:

— Пойди, там вон, посиди… — отправил Максима на его «постельный камень».

— Я пока… подумаю, — пробормотал «товарищ комроты» и, прихрамывая, отошёл в сторонку.

Максим был рад тому, что этот «товарищ» его не поколотил, ведь драться он не умел совсем. Он послушно сел на камень, хотя последний был твёрд и неудобен, и решил всё же, определить, где же он находится-то? Он неплохо знал Донецк, и на пустырях они с друзьями много раз бывали, ездили на шашлыки… Нет, это незнакомый пустырь. Ни одного кострища, ни одной бумажки — только ковыли. Кроме странного Глущикова и маньяковатого «товарища» тут было ещё много других не менее странных субъектов, одетых точно так же, как Глущиков. Каждый из них имеет лопатку, и каждый из них что-то роет. Неужели, окоп? Что это? Военные учения? Вот это молодец Карабас! Вот это прикололся! Сейчас бедного Максима ещё под трибунал какой-нибудь отправят за то, что он сюда припёрся… Супер! Ну, просто отпад!

Сидя на камне, Максим вдруг решил, что для него ещё не всё потеряно. А что, если попытаться тихонько улизнуть от них, пока они копаются и не смотрят на него? Пожалуй, да, это — вариант! Максим осторожно встал с камня, стараясь не наступить на сухую ветку, тихо прокрался и нырнул за куст. Всё, он их не видит, они его не видят — можно бежать! И Максим побежал. Пустырь закончился и начался какой-то запущенный… сквер? Парк?? Лес??? Больше на лес похоже — так густо и беспорядочно торчат тут древесные стволы… Он старался бежать туда, где тихо и светло, а не туда, где вьются тучи и лупят некие выстрелы, потому что инстинктивно понимал, что там небезопасно. Вскоре ему пришлось продираться, потому что начались какие-то дебри. Над головой летали потревоженные птицы и кричали так надсадно, так жалобно…

Внезапно дебри закончились, и Максим вырвался куда-то, где снова росли ковыли. Он ещё вовремя застопорил ход, потому что прямо перед ним мир обрывался вниз крутым речным берегом. Речушка внизу текла тонюсенькая — тоньше Кальмиуса раза в два, а то и во все три. Противоположный берег, который отлично виднелся с высоты, был пологий, утыканный камышом и осокой. Над спокойной водой носились большие стрекозы и какие-то мелкие пичужки. Нет, Максим и этого места не знает. Это не парк Щербакова, не парк Ленинского комсомола, не Кальмиус… ничего! Он попал неизвестно, куда, и там заблудился! Назад надо идти, там какие-никакие, а люди. Они на худой конец, могут позвонить в универ, и его заберут… Ну и что, что потом всыплют? Зато — домой вернётся… И Карабасу башку отшибёт…

Он стоял и размышлял на крутом берегу реки, не замечая, что на другом, пологом, берегу топчутся группкой какие-то люди, одетые в одинаковые серые костюмы. Они смотрели на него, для них Максим был, как на ладони, они даже тыкали в него пальцами… А потом один из них достал пистолет.

Максим спохватился лишь тогда, когда грянул выстрел, и у самого его уха просвистела страшная пуля.

— А! — перепугано взвизгнул Максим, не разбирая под собой дороги, попёр обратно, в густые заросли. — Спасите!

Вторая пуля врубилась в ствол около его виска, и отколотая щепка едва не угодила в глаз. Максим чуть не упал, споткнувшись о какой-то дурацкий корень. Ну, Карабас, чёрт бы его побрал! Кто это? Бандиты? Или учения? Да они тут зажмурят его и не подавятся!

Максим опять оказался на берегу речки, только в каком-то другом месте, где, слава богу, не было ни маньяков, ни бандюг, ни сумасшедших. Максим был рад, что остался в одиночестве. Да, лучше выбираться отсюда одному, чем попасться в лапы психу, которому некий сайгак вручил оружие…

Грохот становился громче, словно бы то, из чего стреляли, приближалось. На горизонте, за рекой вставали какие-то сизые дымные столбы, топорщились страшные чёрные тучи, а вспышки попадались такие, что порой бывали и поярче солнца. В воздухе плыла желтоватая дымка, воняющая чем-то палёным. «Тут сейчас фашисты будут…» — проорал ему на ухо тот странный Глущиков. «Фашисты будут…».

Внезапно Максим услышал в кустах какой-то шум, похожий на гомон голосов. Там кто-то есть, и они разговаривают. Громко, однако, Максим ни слова не понял… Он осторожно сдвинул с места раскидистую ветвь с волчьими ягодами и сразу же отпрянул назад. В лицо ему целилось чёрное, бездонное дуло какой-то пушки.

— Чёрт… — вырвалось из Максима, наверное, от страха.

Тут же к нему повернулись десятки голов, ведь кроме пушки в кустах пряталась какая-то большая компания…

— Хальт! — кашлянул кто-то, кто-то другой громко пальнул, и Максим побежал, закрыв голову руками. Нет, здесь что-то очень и очень не так…

Позади что-то часто-часто стрекотало, а над ушами Максима — жутко свистело, древесные стволы вокруг покрывались дырками. Он бежал куда попало и вскоре — провалился в яму, покатился вниз по камням, упал в воду.

— Русиш! — презрительно выплюнули у него над головой.

Максим повернулся и увидел, что его окружили. Их было много — человек десять, может, пятнадцать, или ещё больше. Они стояли полукругом, а он — лежал перед ними в какой-то стоячей, вонючей воде, мокрый, с тиной на голове и на плечах. Они были одинаковые, одеты в серое, кажется, в какие-то мундиры… милицейские? Нет, не такие мундиры у милиции. Иностранные? Максим не знал, как выглядят иностранные мундиры. А они смотрели на него, как какие-то пришельцы из фантастического фильма — пустыми зомбированными глазами, но у каждого на плече висел автомат. «Фашисты будут…» — громыхнули в несчастной, больной голове жуткие слова Глущикова. Нет, это страшный сон, кошмар по пьянке, такого не бывает в природе… Вот это — Карабас, вот это — прикололся! Один жутик уже поднимает автомат и под дружный невнятный гомон других приготовился стрелять…

Вдруг откуда ни возьмись, загремели другие выстрелы, отдаваясь звоном в ушах Максима, и эти жуткие монстры один за другим полегли. Те, кто остался в живых — бросались наземь, поднимали автоматы, оглушительно стрекотали в ответ.

Максим перепугался почти до полусмерти и, как страус, сунул башку свою прямо в тину.

Бах! бах! — его уши уже почти не слышали, так громко они бахали. Страх отнял у бедняги ноги, Максим лежал лицом в вонючем иле, а вокруг него врубались пули. От дикого ужаса он рыдал. Всё, ему пришёл конец…

— Эй, стиляга! — знакомый голос пробудил к жизни, и Максим зашевелился.

— Да поднимайся ты! — чьи-то руки схватили его и усадили.

Максим сидел, как мешок, ссутулившись, и глотал сопли. Он был весь мокрый, в грязи, в иле, в тине, в листьях, в ветках — во всём, что только мог нацеплять на себя неудачник. У него перед носом маячила физиономия Глущикова, который всё теребил его, и много других физиономий, которые что-то ему говорили.

— Жив?! — сквозь физиономии протолкался «товарищ комроты» вместе со своей фуражкой. — Ну, стиляга! Засаду немецкую нашёл!

На Максима обрушился хлопок по плечу, настолько крепкий, что он едва не плюхнулся назад в болото, из которого его только что выловили.

— Немецкую? — пробормотал он, не веря ни тому, что слышал, ни тому, что сам сказал. Неужели, Карабас экстази притарабанил?? Или чего похуже надыбал?? Слишком уж суровые у Максима глюки…

— Ну, стиляга, как с луны свалился! — вклинился Глущиков и подтолкнул к пересохшим губам Максима флягу. — Пей, что ли?

Максим понял, что он жутко хочет пить: сушняк с перепоя был дикий. Он припал к этой фляге, которая имела неприятный железный вкус, и принялся жадно глотать, обливаясь.

— Ка-какой сейчас год? — выдавил он, напившись.

Физиономии вокруг него подняли хохот.

— Не знаешь?

— Забыл!

— Ну и стиляга!

Они принялись кидать насмешки, но Максиму абсолютно не хотелось смеяться.

— Я серьёзно, — сказал он, разглядывая тех, кто вокруг него собрался. — Скажите мне, какой сейчас год?

— Сорок первый с утра был! — выдавил сквозь хохот Глущиков. — Немчуры тут — что собак, а ты лазаешь по кустам, как одичалый! Ты кто вообще?

— Студент… — пискнул Максим, чей взгляд остановился на унылом пареньке в сером, которого скрутили, связали, освободили от оружия и посадили поодаль, держа на мушке пистолета.

— Рабфак? — осведомился Глущиков, закручивая изрядно облегчившуюся флягу.

— Нет, физический… — бросил Максим и кивнул в сторону связанного:

— За что вы его так?

— Пленного никогда не видел! — взорвались смехом физиономии. — Ну, стиляга, чудной! Это же фриц, язык, чтоб его!

— Вставай, стиляга! — Глущиков подцепил воротник Максима и потащил на себя, желая, чтобы Максим водворился на ноги. — Окопаться надо — немцы уже Кальмиус переплывают!

Максим по инерции поднялся, по инерции потопал туда, куда все, по инерции взял предложенную лопатку. Это что ж такое?? Прикол?? Карабас?? Наркотиков объелся на проклятой вечеринке?? Или…

Максим не успел ничего сообразить, не успел начать копать, хотя ему все тыкали в каменистую землю и требовали: «Рой, рой, рой!». Над верхушками деревьев показалось нечто — сверкающая металлом, непонятная штуковина надвигалась, широко шагая длинными ногами, похожими на лапы гигантского паука. Она механически жужжала и лязгала, выворачивала с корнями деревья, и приближалась… приближалась!

— Что это такое?? — Максим едва не повалился, потому что у него подкосились ноги, выронил лопатку.

— Бежим, стиляга, это — смерть! — показался перекошенный ужасом товарищ комроты и потащил куда-то Максима за рукав.

Максим потопал, спотыкаясь на каждом шагу, около него ошалело скакали остальные, роняли ружья, кто-то забивался в куст.

— Нет, не лезьте — бежим! — вопил голос Глущикова — От неё не спрячешься, это — «чёртова таратайка»!

— Это — смерть… — бормотал товарищ комроты и пёр напролом через колкие заросли сорняков, волоча за собой и Максима.

Максим пару раз едва не грохнулся, потому что спотыкался о большие камни. «Чёртова таратайка» шагала куда быстрее, чем бежали люди, она подошла практически вплотную, людей скрывала лишь узкая полоска деревьев. Вслед за этой страшной машиной пыхтели, ревели немецкие танки, везя на броне свирепых гренадёров…

Плетясь следом за товарищем комроты, который, кажется, впал в тяжёлую панику, Максим позволил себе роскошь: он оглянулся. «Чёртова таратайка» неумолимо наседала, выдирая деревья, расшвыривая землю и делая рваные ямы своими когтистыми металлическими лапами. Максим был не из пугливых, он смотрел современную фантастику… Да, машина впечатляющая, он раньше таких не видел, но всё же — это просто машина, а не какая не «чёртова таратайка», и в её кабине, под прозрачным куполом торчит не рыло чёрта, а башка белобрысого фрица в надвинутой серой фуражке. И тут в Максиме вдруг проснулся герой. На бруствере недоделанного окопа он заметил длиннющее противотанковое ружьё с набалдашником на дуле. Нужно только взять это ружьё…

Максим рванулся, вырвав свою руку из «лап» товарища комроты и прыгнул вперёд, оказавшись у окопа и ружья. У них в универе была военная кафедра, Максима учили стрелять, и он думал, что справится и с противотанковым ружьём…

— Ты что делаешь?? — заревел ему вдогонку товарищ комроты, перекричав все громкие звуки, что лились со всех сторон.

— Надо застрелить фрица! — гаркнул ему в ответ Максим, схватив тяжёлое ружьё. — Вон он в кабине! Если я сниму его — она остановится!

Да, ружьё тяжело. Максим присел на корточки, кое-как прицелился в голову проклятого фашиста, который движет страшную штуковину и давит всех, кого увидит. Всё, можно стрелять. Он нажал на курок, грянул выстрел. Отдача оказалась неожиданно сильна, Максим получил жёсткий удар прикладом в плечо, не устоял на корточках и скатился на дно окопа. С рыхлых стенок на его башку осыпалась земля, закопав Максима под собой. Кроме того — он промазал, снаряд не попал в голову фашиста — чиркнул по сверкающему корпусу машины, выбив искру.

Максим пытался выкопаться, но земля осыпалась всё больше, он барахтался, как беспомощный жучок.

«Чёртова таратайка» сделала ещё один широкий шаг, лязгнув «ногою» об огромный камень и расколов его на части. А потом — остановилась, потому что немец застопорил её. На самой верхушке странной машины торчало нечто, похожее на высокую острую антенну. И вот, на конце этой «антенны» собрался небольшой светящийся шарик, а потом — всё вокруг озарил ослепительный голубоватый свет. Вспышка была настолько яркой, что Максим едва не ослеп даже под слоем земли, даже плотно зажмурив веки. Внезапно ему стало горячо и душно, словно бы воздух разогрелся до двухсот градусов. Земля сверху придавила его ужасным неподъёмным многотонным гнётом, спина, казалось, попала в раскалённую духовку. Максим закричал от боли и страха, а потом — не выдержав всего этого, потерял сознание…

Он не знал, что невдалеке, за лесочком на помощь своим поспевала колонна советских танков. Смертоносный луч, выпущенный «чёртовой таратайкой» достал и до них. Все танки разом потеряли управление, некоторые завертелись, иные — воткнулись носом в землю, третьи — попёрли куда попало. Сбившись с курса, одни танки с размаху наскакивали на другие, загорались, взрывались, или просто разбивались на части и рассыпались в песок. Те, которые избежали столкновения, разваливались на куски и рассыпались в песок прямо на ходу. Не прошло и десяти минут, как от танковой колонны осталась лишь бесформенные груды покорёженных дымящихся ошмётков да кучки ржавой трухи…

Когда Максим очнулся — он увидел только темноту. Он даже подумал, что ослеп-таки, не перенеся яркость вспышки. Земля давила, дышать было трудно. Максим начал выкарабкиваться из ловушки, изо всех сил гребя руками, барахтаясь ногами. Сверху падали какие-то большие камни, которые больно ударяли по голове. Максим отбрасывал их назад и упорно лез наверх, туда, откуда сочился свежий воздух. Спина и руки саднили, как будто бы он заснул на пляже под летним солнцем. Ноги были какие-то ватные, как чужие. Наконец-то он выбрался из земляного плена и увидел, что над его бедной головой расстилается необъятно широкое звёздное небо, посреди которого висит яркая луна. Максим обрадовался тому, что не ослеп и тут же заметил, что земля вокруг него спеклась, превратившись в твёрдые обломки и куски зелёного стекла. Сначала Максим не разобрался, к чему бы это, он выбрался из окопа… Вокруг всё оказалось в чёрной копоти, изрыто огромными следами «когтей» ногастой машины, а местами в холодном и страшном лунном сиянии блестели неровные участки, полностью покрытые гладким стеклом. А ещё — повсюду валялись кости, человеческие кости с остатками искорёженного и расплавленного снаряжения. Максим случайно наступил на одну такую кость, и она оказалась настолько хрупка, что мгновенно обратилась в лёгкий прах. Испугавшись, Максим взвизгнул поросёнком и отпрянул назад. Тут же он наткнулся на противотанковое ружьё, из которого хотел пристрелить фашиста в «таратайке». Ружьё было целым, Максим схватил его, стремясь вооружиться. Но едва его пальцы сомкнулись — дуло ружья рассыпалось в песок — а за дулом и ложе, и приклад. Разжав испачканные пальцы, Максим медленно выпрямился, тупо уставившись перед собой невидящими глазами. Он похолодел, потому что понял, что рассерженный его неумелым выстрелом, фриц «засветил» из «чёртовой таратайки»… Вот это Карабас! Вот это прикололся!..

Глава 184 Возникает Невидимка

Место действия: Секретный завод нанотехнологий, США. Дата: воскресенье. Время: секрет.

Протянулась рука, в чёрной перчатке и схватила чип. Человек, с головы до ног затянутый в чёрное, ловко нырнул под лазерный луч сигнализации, перепрыгнул через другой луч и тенью скользнул к бронированной двери. Он нажал кнопку, которую вделали в стену, и тяжёлые створки двери отъехали в стороны. Засунув похищенный чип в карман, человек бесшумно выскочил в коридор, быстро побежал, то и дело, поглядывая на левую руку так, словно бы смотрел на часы. Внезапно он наткнулся на охрану.

— Стоять! — охранники, всполошённые появлением чужака, выхватили оружие и пустились в погоню.

Похититель на миг остановился, а потом — повернулся и побежал в другую сторону, вертя головой, ища себе лазейку.

— Внимание, всем! Нарушитель в двенадцатом квадрате! — проревел один охранник в миниатюрный микрофон, что висел на проводе около его воротника.

Все посты охраны были подняты на уши, нарушителя решили взять в клещи. Он не останавливался, стремясь вперёд, но навстречу ему тоже бежали охранники. Лазеек не было, нарушитель оказался в ловушке. Четверо сзади, семеро впереди.

— Попался! — обрадовался какой-то охранник, сзади других.

Охранники набросились на нарушителя, решили его скрутить, однако тот не пожелал сдаваться. Неожиданно прыгнув вперёд, он залепил ногой в первое попавшееся лицо, потом сокрушил кого-то кулаком, прорвал окружение и снова молнией метнулся прочь. Побитые охранники ворочались на полу, остальные же вознамерились, во что бы то ни стало, изловить нарушителя. Они ринулись в новую погоню, стреляя резиновыми пулями и дротиками со снотворным. Нарушитель на бегу вилял, и они промахивались, попадая в стены, отсылая свои «снаряды» за молоком. Нарушитель почему-то глянул вверх и тут же заметил люк в сером потолке. На бегу он высоко подпрыгнул, уцепился руками за трубу, что проходила от стены к стене поперёк коридора, ловко подтянулся на руках и выбил длинными ногами крышку люка. Открывшийся лаз вёл на крышу. Нарушитель выскочил под голубое небо, побежал по рубероиду, ярко освещаемый солнцем. Охранники вытискивались за ним, стреляли, а нарушитель бежал прямо к парапету, за которым заканчивалась крыша и зияла пропасть в двадцать этажей. Он бросил быстрый взгляд на левую руку, а потом — перемахнул через парапет…

— Он разбился! — все охранники разом застопорились, чтобы не рухнуть за парапет вслед за потерпевшим фиаско нарушителем.

Один охранник осторожно подкрался к парапету и глянул вниз.

— Его нет! — изумлённо выдохнул он.

Стена — гладкая без единого окошечка, отвесно срывалась вниз. А на твёрдом асфальте, о который расквасился бы любой, кто бы свалился с крыши, не было разбитого тела. Там было пусто!

Глава 185 «Невидимка» снова наносит удар

Место действия: полигон «Апач», пустыни Аризоны. Дата: вторник. Время: тайна.

Мрачные серые стены ограничили от внешнего мира квадратное пространство три на три метра, в середине которого находился металлический стол, привинченный болтами к серому полу. На металлическом стуле, установленном около этого стола и тоже привинченном, сидел унылый человек, подпирая подбородок руками, и исподлобья смотрел на своего недоброго оппонента, сидевшего напротив него на таком же привинченном стуле. Оппонент носил американсткую военную форму и испепелял мрачного человека своим взглядом, заставляя того делать то, чего он совсем не хотел.

Мрачный человек был учёным — русский профессор по фамилии Коршунов, который из-за своего изобретения попал в беду. Он уехал из России в Америку, надеясь, что там его получше оценят, профинансируют работу над его новым устройством, однако, его разработками заинтересовались не учёные, а военные. Прошло уже три года с тех пор, как в дом профессора Коршунова вломились военные, переломали всю мебель, а его самого — оглушили прикладом и отвезли сюда, на полигон, посадили под замок и заставили изобретать оружие.

Напротив унылого Коршунова восседал суровый генерал по фамилии Старкс, и профессор впервые за годы нашёл в себе силы, чтобы сказать этому надменному человеку «нет» в лицо, собрать свои вещи и уехать домой, в Москву.

— Вы можете отказываться, не работать, дерзить, — спокойно сказал генерал Старкс, испепеляя профессора взглядом. — Но вы отлично знаете, что если вы не будете с нами сотрудничать — мы убьём вашу дочь!

— Я согласен… — , уныло вздохнул профессор Коршунов, чья решительность мгновенно испарилась, ведь у него на всей планете был единственный родной человек — дочь, которая жила далеко отсюда, училась в колледже на адвоката… Много лет назад профессору пришлось развестись с женой и исчезнуть из родного дома, чтобы спасти семью от разведок, военных, мафии и террористов, которые безумно охотились за его изобретениями. Но это не помгло: военные вцепились в него клешнями и подстроили автокатастрофу его жене, требуя, чтобы профессор изобретал всё новое и новое оружие…

— Не подведите меня! — выплюнул генерал Старкс и вышел в коридор, сурово хлопнув дверью.

Декоративный кролик профессора, по имени Томми, от испуга забегал по клетке, а из ободранной стены, прямо над дверью, вывалился большой кусок штукатурки и грузно бухнулся на пол.

— Ну, что, Томми, придётся нам с тобой продаться военным, — уныло вздохнул профессор Коршунов, обратившись к кролику, и выпустил его из клетки — побегать по старому письменному столу. — Иначе нам не жить…

Декоративный кролик был далёк от человеческих проблем. В силу незначительности своего мозга он не понимал, что такое «продаться», кто такие «вонные», что значит «не жить». Не знающий о смерти — бессмертен, и профессор иногда завидовал своему кролику: кролик абсолютно счастлив, а он сам — не очень.

Кролик прыгал по столу, по документам, которые генерал назвал «жизненно важными». Ну и пускай, прыгает — зачем вообще что-либо изобретать, когда всё равно вторгнется какой-нибудь генерал и силой заставит превтатить любое избретение в пушку??

* * *

Установленная на массивную станину, весом в тринадцать тысяч фунтов, новая пушка профессора Коршунова шириной и высотой была почти что с туристический автобус. Толстое «дуло» её было направлено вертикально вверх и заканчивалось антенной-излучателем, диаметром футов в шестнадцать, начищенной до зловещего блеска. Грандиозную конструкцию намертво прикрутили к бетонному полу испытательного полигона номер два — непонятно, зачем: не то генерал Старкс боялся, что на испытаниях пушка перевернётся, не то — что некто её украдёт.

— Давайте, сержант, включайте камеру! — майор Смит пихнул локтем двадцатилетнего сержанта Митчелла, обязанного снимать испытание «объекта «Гроза»» для секретного военного архива.

— Есть! — поспешил выполнить приказ молоденький сержант, сдёрнул с объектива пластмассовую крышечку и нажал на кнопку записи. Камера издала писк и принялась бесстрастно фиксировать всё происходящее на карту памяти.

Профессор Коршунов сидел на том стуле, куда определил его конвой, и молчал, потому что заговорил генерал Старкс.

— Испытание номер сорок три, «объект «Гроза»», эксперимент с разогревом атмосферы для уничтожения авиации и кораблей противника! — громогласно заревел он в микрофон, порождая писк. — Внимание! Запускайте в ионосферу беспилотный самолёт! — Если эксперимент пройдёт удачно, — продолжал хвастаться генерал Стракс, а с аэродрома взлетел беспилотный самолёт-камикадзе и отправился в лазурное небо. — В ближайшем будущем мы планируем строительство антенного комплекса площадью в тридцать два акра, состоящего из ста восьмидесяти антенн высотой в восемьдесят футов! Это поможет нам начать климатическую войну с врагами Америки!

Профессор Коршунов содрогался от этих слов: в самом начале своих исследований, ещё в московском университете, он планировал разогревать участки атмосферы в регионах с суровым климатом лишь для того, чтобы увеличить урожаи овощей и злаков… ни о какой климатической войне добродушный и гуманный Коршунов не мог и подумать… Профессор давно уже подумывал о самоубийстве — лучше умереть самому, чем убить сотни, а то и тысячи ни в чём не повинных мирных жителей.

Беспилотный самолёт был прекрасно виден в безоблачном небе — рассекал воздух, оставляя за собою белый хвост.

— Рядовой, проводите профессора к управляющему компьютеру! — негромко потребовал от солдата капитан Симпсон.

— Есть! — рядовой послушно спихнул Коршунова со стула и под локоток повёл к широкому столу, на котором и стоял тот самый компьютер.

Профессор отлип от стула с тяжёлым вздохом и нехотя потащился за солдатом. Он никогда бы не включал проклятую излучающую пушку… если бы не дочь…

Солдат впихнул профессора за компьютер, а сам — встал позади его стула: охранять.

— Профессор, запускайте «Грозу»! — в микрофон приказал Коршунову генерал Старкс.

Профессор Коршунов в который раз вздохнул — как хорошо было бы, если бы его в этот момент хватил удар… Однако смерть не хотела его забирать — здоровью профессора Коршунова могли завидовать спортсмены и космонавты… Профессор Коршунов без энтузиазма снял блокировку опции запуска, ввёл пароль в специальном окне и собрался нажать кнопку «START»…

И тут около пушки появился человек. Некто во всём чёрном и в чёрной маске на лице внезапно вышел из-за её массивной станины. Он показался всего на секунду — обхватил руками станину и… бесследно исчез, а вместе с ним исчезла и станина, и пушка! Солдаты тут же подскочили и ощетинились оружием, однако стрелять было бесполезно: фантастический нарушитель словно бы испарился, «испарив» вместе с собою и бесценный для армии «объект «Гроза»».

— Как это понимать?? — генерал Старкс бешеным галопом соскочил с трибуны, налетел на профессора и схватил его за воротник белого халата.

В воротнике затрещали нитки, а профессор был ни жив, ни мёртв — стоял, дрожал и молчал. Судьба смертоносного оружия, которое его заставили сделать под автоматным дулом, его мало интересовало: пускай, хоть взорвётся. Даже лучше будет, если взорвётся. Горе профессора состояло в другом: кролик Томми, его неизменный спутник и единственный друг, бесследно исчез с плеча вместе с проклятой пушкой и небывалым похитителем. Генерал орал ему в ухо, и профессор Коршунов ответил ему, чтобы не оглохнуть:

— Я не знаю… В природе вообще, такое невозможно!

— Чёрт вас подери! — выплюнул генерал Старкс, бросив воротник профессора. — Я должен это расследовать! И если я узнаю, что в этом виноваты вы — я вас самолично расстреляю!

* * *

Эрих Траурихлиген внимательно прослушал всё, что орал с трибуны генерал Старкс, наблюдая за этим нервным человеком через игрек-нет с помощью своего спутника и деосциллятора. Этот Старкс в генралы не годится — он психует по-настоящему даже в мирное время а на войне просто сошёл бы с ума: человеку с эмоциональным выгоранием вообще в армии не место. Ему несказанно понравился объект «Гроза», и Эрих тихонечко его присвоил, перенеся в один из своих огромных бункеров, на радость Иоахиму Кукушникову, который уже ждал его в компании профессорв Джонатана Марлоу, Франца фон Гофмана и русского Стрелкина.

Пробросив пушку профессора Коршунова в Еленовские Карьеры Траурихлиген уже принял решение: как только его инженеры «объект «Гроза»» на запчасти и выяснят принцип его работы — подневольные жители ближайшей деревушки расчистят участок леса неподалёку от города, где в скором времени и появятся все сто восемьдесят излучающих антенн!

— Вы уяснили свою задачу, господин Кукушников? — осведомился Траурихлиген у технокиллера, который на фоне габаритного «объекта «Гроза»» казался низкорослым смешным колобком.

— Так точно, Босс! — радостно заявил Иоахим Кукушников, который просто загорался, когда в его очумелые ручки попадалась новая техника и новые технологии.

— Вот и отлично! — похвалил трудолюбивого раба Эрих Траурихлиген. — Доложите мне, когда будут готовы чертежи!

— Так точно! — выкрикнул Кукушников, демонстрируя неуёмную бодрость — не то, что ленивый Барсук, которого работать можно было заставить, разве что, кнутом.

— Работайте! — предписал на прощание Траурихлиген и удалился, предоставив рабам возможность работать.

* * *

Небольшое белое животное перемещалось по столу, перебирая короткими лапками, а потом — замерло у подставки для карандашей и свернулось в клубок. Подставка была сделана из настоящего человеческого черепа, зубы которого заострили напильником, и живой белый кролик, шевелящий мягкими ушами, выглядел рядом с нею гротескно, даже немного жутко. Когда на него упала зловещая тень хозяина стола — кролик инстинктивно почувствовал себя в опасности. От страха он присел на лапках и прижался животиком к дубовой столешнице, следя круглыми испуганными глазами за тем, как надвигается на него Эрих Траурихлиген. Вот-вот он схватит бедолагу и задушит…

Траурихлиген приблизился к столу, посмотрел на незваного гостя и понял: да, хроносбой очевиден: кролик принадлежал профессору Коршунову, сидел у него на плече, и вдруг был затянут в хронокоридор и появился на его столе. Эрих Траурихлиген не стал выкидывать это небольшое животное, и душить его тоже не стал.

— Шульц! — призвал он своего адъютанта.

— Да, ваша светлость, — Шульц не замедлил явиться — прибежал бегом, бросив завтрак.

— Шульц, найдите небольшую клетку получше, вычистите и принесите сюда! — распорядился он, когда адъютант возник перед ним и отдал честь.

— Яволь! — быстро ответил Шульц и поскакал разыскивать клетку — пускай, ему придётся перерыть все свалки, или зубами отгрызть её у кого-нибудь — он выполнит прихоть повелителя и принесёт ту самую клетку.

Шульц явился минут через сорок, и в руках у него торчала бамбуковая клетка с прямоугольным донышком. Прутья клетки сверкали: вычищая её, Шульц постарался наславу.

— Отлично! — похвалил адъютанта Эрих Траурихлиген, забрал у него клетку и определил туда кролика, который до этих пор оставался на его столе. — Теперь принесите мне морковь и можете быть свободны!

— Яволь! — Шульц поспешил согласиться и отправился за морковью, не особо задумываясь над тем, для чего его хозяину, который признаёт только крупных и опасных хищников, понадобился этот безобидный белый кролик.

Глава 186 «Пасхальный кролик»

Звонящая заняла ретоподъезд — не слишком роскошную, обыкновенную двухкомнатную квартиру на седьмом этаже девятиэтажного дома в Пролетарском районе Донецка. Она могла бы поехать в Лас-Вегас, в Нью-Йорк или в Лондон… в Париж, в Рим и на Карибские острова могла бы полететь… Но она хотела провести этот вечер в тихом покое, тем более, что завтрашний день у неё — выходной. Она оставила свою игрек-тачку на парковке перед домом, около других, обычных машин, чьи обычные хозяева и слыхом не слыхивали ни об игрек-кнопках, ни об Отделе Предотвращений. Игрек-тачка Звонящей выглядела, как обычный «Фольксваген-Пассат», и ни один обычный человек ни за что не догадается, что перед ним высокотехнологичная игрек-тачка. В руках Звонящей была увесистая дорожная сумка — она втащила её в квартиру и взвалила на тумбочку. Скинув в угол ботинки и сгрузив на вешалку куртку, она раскрыла эту сумку и вздохнула. Сумка была доверху полна одежды — грязной, которая давно требовала интенсивной стирки. Придётся сегодня подключать стиральную машинку… интересно, Репейник оснастил этот ретоподъезд стиральной машинкой или придётся менять дислокацию? Оставив на время свою сумку, Звонящая отправилась в обычную ванную, стены которой были обшиты обыденным современным пластиком желтоватого цвета. Ванная была тесновата: не джакузи с бассейном, как в элитных квартирах-ретоподъездах Лос-Анджелеса или Мадрида… Но эта простенькая ванная даже уютнее, более домашняя, что ли… К своему облегчению, Звонящая обнаружила в этой домашней ванной стиральную машинку «Самсунг» — без наворотов, игрек-гаджетов и прочего, обыкновенную машинку на пять килограммов белья. Но для стирки футболок, джинсов, курток и кепок сойдёт и такая. Вернувшись в прихожую, Звонящая взяла в охапку свою одежду и потащила в ванную, чтобы запихнуть в барабан машинки и запустить стирку. Да, тут не пять, а все десять килограммов, но Звонящая поднатужилась и «накормила» машинку до отвала, впихнув в её металлическое чрево всё, что у неё было. Засыпав машинке порошка под завязку — чтобы лучше постирала — она поставила температуру в девяносто градусов и запустила стирку. Машинка натужно взвыла, стараясь справиться со своей миссией, а Звонящая поползла разбирать продукты и размышлять над тем, что можно было бы приготовить из целой каменно-замороженной курицы, фасоли, хлебного батона, немытой моркови в оранжевой сетке, двух бутылок кока-колы без сахара, майонеза и корицы. Она понесла всё это на обычную кухню, сгрузила в металлическую раковину и… села на кухонный угловой диванчик, за стол перед широкой тарелкой с одним пластиковым яблоком. Выглядит оно красиво: румяное такое, аппетитное… Только не настоящее — оно всегда свежо, не портится, и может пролежать в этой пыльной тарелке целую вечность. Жаль, что его нельзя съесть, ведь желудок Звонящей от голода воет так же, как и стиральная машинка. В раковине лежала заиндевелая курица, а за прикрытым шторками окном светил толстый ясный месяц, подсвечивая лёгкие тучки. Пустой холодильник был молчалив и отключен — зачем включать холодильник в квартире, где живые люди появляются всего пару раз в год? Звонящая чуть задремала, сидя в кухне без света и проснулась лишь от навязчивого писка стиральной машинки, которая завершила сеанс интенсивной стирки и требовала, чтобы её, наконец, освободили от бремени. Зевнув, Звонящая нехотя отклеилась от уютного диванчика и потащилась в ванную — спасать машинку, а то сломается ещё, а Репейник не станет её ремонтировать — бросит поломанной. Что-то не ладилось у неё с домашним хозяйством: вытащив вещи из стиральной машинки, Звонящая обнаружила, что всё полиняло, и белые футболки приобрели какой-то нездоровый серо-бурый оттенок…

— Чёрт… — пробубнила Звонящая себе под нос и отправила все полинявшие вещи в мусорное ведро… Ведро тут же переполнилось, и футболки повисли, доставая до пола.

Испортив футболки Звонящая решила больше не хозяйничать. Готовить она тоже сегодня не будет — вместо кухни она пошла в комнату, уселась на диван перед телевизором, взяла радиотелефон и позвонила в пиццерию. Заказав пиццу, Звонящая включила телевизор и принялась щёлкать каналы, выбирая, что бы ей посмотреть этим унылым одиноким вечером. Каналов здесь несколько сотен, но показывают по всем зелёную тоску: какие-то примитивные детективы, где убийства раскрывают за полчаса, ужастики про ведьм, которые крутятся на мётлах и дерутся, как Джеки Чан… С телевизором сегодня тоже что-то не ладилось: дойдя до последнего канала, Звонящая ничего интересного не нашла и вырубила телевизор, чтобы не кукарекал зря и не наводил головную боль. Она решила посидеть в тишине, пока курьер не доставит ей пиццу, после чего она слопает её на ночь и залезет под одеяло, чтобы проспать до полудня, а остаток дня провалять дурака. Тишины особо не получалось: в квартире за стеной шумно скандалили соседи — жена гневно пищала, обзывая мужа ленивым мешком, а муж басовито гудел, обзывая жену крикливой селёдкой… Звонящая радовалась, что эта двухкомнатная квартира — всего лишь, ретоподъезд, и ей не придётся прожить тут всю жизнь. Курьер что-то задерживался, Звонящая начинала дремать…

Внезапно её разбудил какой-то шум… Звонящая вздрогнула, проснувшись, и тут же замерла на диване, прислушавшись. Соседи давно замолкли — спать, наверное, пошли… Кто же шумит? Курьер? Нет, курьеры не скребутся на балконе… кошки у неё нет… мышей — тоже нет… Остаётся одно: кто-то решил ограбить ретоподъезд… неосмотрительный, однако, поступок. Ничего, сейчас Звонящая поймает вора! Балкон находился как раз у неё за спиной, Звонящая незаметно повернула голову и увидела, как колышется тяжёлая штора — сейчас, он отодвинет её и влезет в комнату… Штора полностью загораживала окно и балконную дверь — вор не видел, как Звонящая тихонько встала с дивана и неслышно подкралась, готовая поймать его, как только он окажется в комнате. Незваный гость схватил штору и отдёрнул её, перелезая через подоконник, Звонящая сделала быстрый шаг, собираясь применить захват… и тут же попятилась, ахнув. Звонящая была готова изловить любого вора, который рискнул бы к ней пожаловать… только не такого. Перед Звонящей на подоконнике сидел, свесив ноги, Эрих Траурихлиген — одетый почему-то не в мундир, а в старомодные гражданские брюки и такую же старомодную рубашку из белого шёлка, украшенную кружевами… Он мог бы наставить на Звонящую автомат, пистолет… или пристрелить её сразу же, однако в руках Траурихлигена не было оружия — вместо этого он держал какие-то странные для себя предметы: длнноногую красную розу и небольшую клетку из бамбука, в которой перебирал толстыми лапками белый декоративный кролик ангорской породы.

— Привет… — пробормотал Траурихлиген, слезая с подоконника вместе со своей розой и клеткой. — Прости… меня вместо подъезда на балкон пробросило…

— А?.. — булькнула в ответ Звонящая, которая от изумления глупо застопорилась около пустующей подставки для цветов и бесполезно таращилась в пол вместо того, чтобы ловить преступника…

— Это — тебе… — Траурихлиген попытался вручить Звонящей свою розу и кролика… однако та не взяла: в СС и гестапо существовал такой метод допроса — шок. Жертву сбивают с толку неожиданным поступком, а потом — выведывают всё, что нужно. Первое, что Звонящая решила сделать — вызвать Красного и Бисмарка, чтобы они поймали туриста и повезли на Базу…

— Послушай, я уже давно хотел тебе сказать… — Траурихлиген начал бормотать, воспользовавшись замешательством Звонящей, и его голос становился всё увереннее. — Я даже не знаю, как тебя по-настоящему зовут… Мне очень одиноко, и я подумал, что мы можем быть вместе. Бросай свой Оп, поехали со мной!

Звонящая от неожиданности попятилась и вздрогнула, когда её спина коснулась стены, оклеенной обычными виниловыми обоями. Сердце её, словно оборвалось вместе со страхом и заколотилось где-то в пятках… Она неуклюже зацепила ногой подставку для цветов, которая с грохотом обрушилась на пол.

— Я… не могу… — пролепетала Звонящая, изминая руками подол своего толстого халата. — Мне… тут… надо работать… и вообще…

— Это не имеет значения! — возразил ей Эрих Траурихлиген…

«Какая, однако, наглость…» — зло подумала Звонящая, беря себя в руки и стараясь его не слушать… Игрек-передатчик лежал неподалёку от неё, на столике — стоит только руку протянуть, и он окажется у неё. Тогда она сможет вызвать товарищей и обезвредить туриста.

— Я тебя люблю! — внезапно объявил Траурихлиген, окончательно сбив бедняжку с толку и загнав её в угол… Стукнувшись о стенку во второй раз Звонящая почувствовала, как мучительно горят её уши, и дышать она почти не могла. Траурихлиген продолжал что-то говорить страшным голосом, а Звонящая слышала только болезненный звон в своих ушах.

— Но мы же с тобой… враги, к тому же, нехрональные… — проблеяла, наконец, Звонящая, жутко краснея, топчась и не зная, куда себя деть, лишь бы не торчать тут и не корчиться под убийственным взглядом Траурихлигена, который с невозмутимым видом продолжал громко говорить:

— Это тоже не имеет значения! — заявил он, махнув клеткой и испугав кролика. — Скоро я закончу войну, и никаких врагов не будет! Давай, бросай свой оп, и не пей столько кока-колы — «спрыгнуть» с неё так же тяжело, как с кокаина!

— А… что я шефу скажу? — глупым голосом булькнула Звонящая, изучая рисунок на паласе пространным взглядом… Поднять глаза она не решалась… почему-то.

— Скажешь, что встретила свою судьбу и оп тебе больше не нужен! — легко и просто ответил Траурихлиген и протянул ей свою холёную чистую руку с перстнем каким-то. — Идём, поехали со мной!

Звонящая тоже подняла, было, руку, механически протянула её, словно зачарованная, или под гипнозом… но тут же отдёрнула, отпрянув в сторону, к игрек-передатчику. Она же дознаватель, а не глупая девчонка — обязана работать, как часы, а она стоит тут и булькает какую-то чушь в то время, когда должна вызывать подкрепление и заканчивать с туристами проклятыми… Кролик в клетке расправился с морковкой и остановил свой кроличий взгляд на Звонящей. И тут она решила, что не станет никого вызывать: если Красный вдруг увидит этого кролика и её красные щёки — завтра вся База будет об этом трещать, и Звонящей только и останется по-настоящему уволиться из опа, зашибив вышибалкой саму себя… Звонящая вдруг осознала, что должна прогнать его… чтобы сделать вид, что ничего особенного не произошло…

— Убирайся! — злобно рыкнула Звонящая, топнув ногой, надеясь, что этот турист, наконец, исчезнет и заберёт с собой своего дурацкого кролика… — Ты меня слышишь? — осведомилась она, потому что турист не собирался уходить, а всё стоял у неё перед носом со своим кроликом, топтался с ноги на ногу, а его кролик догрызал второй кусок морковки.

— Я, наверное, не вовремя? — турист замямлил, опустив глаза, будто бы ему тринадцать лет и он признаётся в любви учительнице. — Извини…

— Да, уж, точно, не вовремя! — отрубила Звонящая стальным голосом, сурово сдвинув брови. — Давай, давай! Проваливай, пока я не вызвала подкрепление!

Звонящая так кипятилась, что Траурихлиген, кажется даже испугался её… Сделав робкий шажок назад, он тихонько пролепетал:

— Прости… я пошёл… пока…

А потом — кротко поставил клетку со своим нехрональным кроликом на тумбочку, пристроив её около магнитофона и духов, положил рядышком нехрональную розу и, спотыкаясь, просеменил обратно, на балкон.

— Топай, давай! — подогнала его Звонящая, широким генеральским шагом вышла за ним, чтобы убедиться, что турист уберётся восвояси… За пластиковым окном висела тёмная ночь, освещённая луной, а балкон встретил её пустотой и молчаливыми широколистыми цветами.

Звонящая вернулась в комнату словно во сне, подавляя одышку… да, шок Траурихлигену удался наславу. Хорошо, что она догадалась прогнать его. А может быть, это всё и есть сон? Кошмар от недосыпа и постоянных нервов? Да, и никакого кролика на тумбочке нет? Ущипнув себя за бок — побольнее, для убедительности — Звонящая рывком подняла голову и посмотрела на ту самую тумбочку, куда Репейник давным-давно определил магнитофон, который там уже запылился. Кролик уже сжевал морковку и каким-то образом ухитрился дотянуться до розы, методично обгрызая её красные лепестки.

— Чёрт возьми… — фыркнула Звонящая, убрав розу подальше — чтобы кролик не испортил её окончательно. Что ей делать с этим глупым «богатством»? Ей абсолютно не нужен ни кролик, ни роза… Розу нужно подсунуть соседке — «крикливой селёдке», а кролика — её мужу — может быть, они тогда помирятся и не будут допекать Звонящую своими ежевечерними скандалами? Да, она сделает это завтра, а сегодня — будет отдыхать, тем более, что курьер уже семь минут рвёт её дверной звонок дичайшими трелями, намереваясь отдать пиццу, получить деньги и исчезнуть…

Горячая пицца распространяла упоительный аромат, лёжа в коробке на журнальном столике перед Звонящей, а Звонящая не спешила есть. В горле у неё собрался комок, который не давал ей ничего проглотить и окончательно отбил аппетит. Она дала курьеру на сто гривен больше, и сдачу не взяла, захлопнув дверь перед его курносым носом… Около пиццы поскрёбывал в клетке белый кролик, и Звонящая только сейчас заметила, как странно и страшно сверкает на нём необычный ошейник. Находясь в шоке, она особо не присматривалась к нехрональному кролику — глянула только сейчас и тут же протянула руку к клетке, чтобы открыть её, вытащить это небольшое животное и рассмотреть его ошейник поближе. Кролик был ручной — Звонящая вытащила его из клетки без труда — он запросто дался ей в руки и даже облизал её пальцы, как примерное домашнее животное… Звонящая взяла кролика на колени, рассмотрела поближе… Да, на нём и впрямь, необычный ошейник: на тонкую шейку животного в несколько витков было намотано колье, сплошь усыпанное настоящими бриллиантами, в цетре которого фантастически сверкал один, особенно большой, с небывалым желтовато-зеленоватым оттенком… Звонящая таращилась на него, как настоящий тупой баран мог бы таращиться на ворота… прошло минут десять пока она, наконец, догадалась снять это сказочное колье с кроличьей шеи и положить перед собою на журанальный столик… Пицца остыла, и Звонящую она не интересовала. Она забыла о своём голодном желудке, схватила свой игрек-фон, быстро сфотографировала желтоватый камень и, спрятав колье под диванную подушку, включила игрек-ноутбук, дозваниваясь Репейнику.

— Ну, чего? — помятый Репейник спал, положив башку свою на твёрдый стол. Около него Звонящая увидела пустую пачку из-под чипсов и бутылку кока-колы, из которой Репейник отпил половину и бросил, не закрутив пробку. Кола выдохлась, а Репейник моргал заспанными глазками, пошатывался и всё никак не мог понять, зачем Звонящая вызывает его посреди тёмной ночи, когда нормальные люди спят??

— Чего? — повторил он, надвигая свои очки, которые перекосились на нём, как на алкоголике.

— Камешек пробей! — стальным голосом приказала ему Звонящая, напустив на своё лицо суровую маску начальницы, чтобы Репейник ни дай бог ничего не заподозрил.

— И чего тебе среди ночи приспичило?? — возмутился Репейник, скребя свою встрёпанную макушку.

— Отставить! — рыкнула Звонящая, чтобы Репейник заглох и молча выполнял свою работу. — Сейчас, скину фотку по игрек-нету!

— Завтра пробью… — заклекотал Репейник сонным голосом, икая спросонья…

— Нет, давай, немедленно мне результат! — сурово закаркала Звонящая, и стукнула кулаком по журнальному столику, едва не вляпавшись в пиццу.

— Та ладно, ладно, только не стреляй! — примирительно пробубнил Репейник, зевая во весь рот. — Фотку хоть, скинула?

— Скинула, скинула! — настояла Звонящая. — Давай, сачок, я жду!

— Всё, пробиваю! — зевнул Репейник и принялся копаться в своих базах, выискивая бриллиант, похожий на её «кроличий камень».

Звонящей показалось, что Репейник роется целую вечность — медлительный слизень, ленится работать… Драйвер пробил бы в три раза быстрее. Она уже зевать начала и поедать холодную пиццу, не замечая, какая она невкусная, когда остыла…

— Слушай! — Репейник вдруг прервал это поедание и громко вскрикнул, заставив Звонящую вздрогнуть.

— Чего? — осведомилась она, доедая кусок.

— Сестра, ты знаешь, кажется, твой камешек — пропавший «Флорентиец»! — объявил Репейник, удивлённо моргая. — Ты где взяла его?

— Да… так… Спасибо, спи дальше… — пробормотала Звонящая, порываясь выключить связь и отвязаться от Репейника, который спать совершенно расхотел, начал навязчиво задавать вопросы.

— Да, нет, ты что-то скрываешь! — не отставал Репейник, вмиг согнав свой сон. — Давай, сестра, начистоту!

— Увидела фотографию в газете! — отбоярилась Звонящая и рывком выключила игрек-ноутбук, утопив лицо Репейника в темноте и тишине. Ей пришлось наврать, чтобы не вываливать проклятую «кроличью правду»… Что ей теперь делать с таким подарком? И какой нормальный человек станет наматывать музейную ценность на кроличью шею и дарить всё это врагу?? Если бы Звонящая заметила это колье на кролике раньше — швырнула бы нехрональный подарочек Траурихлигену в лицо, прежде чем прогнала бы его прочь.

— А в какой газете? Я тут пощёлкал и ни в одной газете не нашёл… — до Звонящей долетел голос, и она вздрогнула. Решила сначала, что вернулся Траурихлиген, и схватила нехрональное колье в кулак, чтобы швырнуть…

— Сестра, ты чего такая нервная? — голос принадлежал Репейнику — он связался с ней через другой передатчик и продолжал задавать свои занудные вопросы.

— Спать охота… — пробурчала Звонящая, забив нехрональные бриллианты подальше в диван. — Тебе разве неохота?

— Твой «Флорентиец» отбил у меня сон! — заявил Репейник, а около него стояла поллитровая кружка, до верху наполненная кофе. Звонящая знала, что кофе Репейника сварен «по-оповски»: сверхкрепкий и переполнен сахаром — чтобы убить сонливость. — Я давно уже ищу этот камешек! Давай, сестра, колись: что за газета?

— Нехрональная газета! — отпарировала Звонящая, желая, чтобы на солнце произошла катастрофа и вырубила бы игрек-связь. — Ей уже лет восемьдесят! Репейник, не думай, что я нашла твой «Флорентиец»! Мне не до игрушек! У меня дел с туристами по горло!

— А в какой стране его в послединий раз видели? — Репейник никак не желал отставать, всё глотал свой кофе, и из глаз его от жуткой горечи бежали слёзы.

— В Зимбабве! — выплюнула Звонящая, надеясь, что Репейник не полезет в африканские пустыни и, наконец-то, отправится спать.

— А это уже интересно! — Репейник спать совсем не хотел, допил почти уже свой «оповский» кофе и так прочно уселся на телефон, что казалось он никогда с него не слезет, и Звонящей придётся до самого утра с ним болтать. — Точку на карте покажешь?

— Да успокойся ты, это копия! — пробурчала Звонящая, теребя в руках пластмассовое яблоко. Жалко, она не купила настоящих. — Так, хотела проверить тебя на вшивость!

— Тьфу ты, чёрт! — обиделся Репейник и сморщился, словно лука съел. — Ну и шуточки у тебя — как у туриста! Всё, пока, я с тобой не разговариваю!

Репейник, наконец-то исчез, и Звонящая осталась в тишине и покое. Она сползала на кухню, наполнив водой пустую бутылку из-под колы и поставила в неё побитую кроликом розу — чтобы не засохла окончательно. На кухне она ещё и руки помыла, потому как выяснила: с пластмассового яблока берётся краска. Странно смотреть на семидесятилетний цветок… Звонящая надеялась, что эта катавасия с туристами скоро закончится.

Семидесятилетний кролик так и не был посажен в клетку — он прыгал по ковру и смотрел большими грустными глазами, выпрашивая еду. Звонящая решила отдать ему свои морковки — всё равно она не будет ничего из них готовить. Она не стала ловить кролика и запирать его — лень было ползать. Бросив помытые и почищенные морковки прямо на ковёр, к кролику, она вытащила из дивана «музейный» подарок и зачем-то решила примерить его на себя. Её зелёный махровый халат смотрелся смешно и нелепо рядом с баснословными бриллиантами. Звонящая разглядывала себя в мутноватом зеркале в прихожей и думала, что для таких украшений нужно какое-то особенное платье, а Звонящая платьев вообще не носила. «Флорентиец» зловеще сверкал в свете энергосберегающей лампочки, вкрученной в простенький светильник… и Звонящая испугалась, поймав себя на мысли о том, что Эрих Траурихлиген совсем не такой уж и страшный, когда не надевает мундир… даже симпатичный… очень. И, может быть, зря она его прогнала?

ДЗЗЗЫННЬ!! — громогласный звонок в дверь напугал Звонящую так, что она едва не взвизгнула, словно малодушная бабёнка. Она даже не знала, что Репейник поставил тут такой громкий и противный звонок.

— Откройте! Я ваша соседка!! — истошный вопль заставил Звонящую сорвать с себя нехрональное колье, сунуть его в карман халата и скользнуть к дверному глазку.

Простые круглые часы в её простой прихожей показывали, что время перевалило за полночь — двенадцать часов пять минут. А соседка прекратила терзать кнопку звонка и принялась стучать в дверь. Каблуком.

— Да, сейчас… — пробормотала обескураженная Звонящая и принялась откручивать замки, потому что соседка шумела так, что на её буханье и вой могли сбежаться все остальные соседи.

— Здравствуйте! — заявила с порога эта соседка громким скрипучим голосом — полнотелая такая, вся в огромных бигуди, в ярко-красном цветастом халате. Губы её были ярко накрашены красной помадой… несмотря на то, что висит глубокая ночь. Навероное, она спит в помаде…

— Здравствуйте… — пробормотала Звонящая, для верности держа руки в карманах.

— Ах, вот, вы какая! — проскрежетела яркая соседка, уперев свои большие мужские руки в крупные бока. — Давно хотела на вас посмотреть! Милочка! — рявкнула она, сверля Звонящую своим взглядом гаргульи. — Во-первых, вы меня заливаете! Что у вас там на кухне — Ниагара???

Соседка сделала боксёрский выпад, намереваясь прорваться в квартиру Звонящей, но та застопорилась на пороге в замешательстве. Вроде бы, воду она не включала…

— Ну, что вы, милочка, торчите?? — соседка принялась её понукать, сдвинув свои брови, выщипанные в тонкие ниточки.

— Из-звините… — пробормотала Звоняща, пропуская соседку и по инерции вползая за ней.

Соседка поскакала на кухню Звонящей лошадиными скачками и заверещала, когда достигла цели…

— Что там?? — перепугалась Звонящая, глянула на пол и всё поняла. Она не закрутила воду, когда набирала бутылку для розы, а мёрзлая курица перекрыла сток. Из-за этого, действительно, образовалась настоящая Ниагара: раковина переполнилась и из неё водопадами хлестала на пол вода. Стулья, столы, угловой диванчик и холодильник уже заплавали: вода в «Ниагаре» доходила до щиколоток.

— Из-звините… я не нарочно… — пролепетала Звонящая, осознав, что набедокурила. У соседки вполне мог быть хороший ремонт, который она должна будет восстановить за свой счёт.

— А, ну, да! — свирепо выплюнула соседка, «выплывая» из «Ниагары» в коридор. — Парни у вас какие-то на балконе! Воду то хоть закрутите, милочка!

— Что, какие парни? — Звонящая слегка опешила, но воду, всё-таки, закрыла, вымочив себе ноги.

— А как же? Такой хлыщеватый блондин с цветочками и водосвинкой! Обнимались там! Мне подруга всё рассказала! — прокаркала соседка, уставившись на Звонящую, как на врага народа. — В смежной квартире с тобой живёт моя подруга!

— А… крикливая селёдка… — по инерции пробормотала Звонящая, осознав, что подруга соседки заметила на её балконе проклятого туриста, как она выпихивала его прочь.

— Что? — оскалилась соседка, выпятив свои зубы, словно собиралась слопать живьём…

— Простите, вам показалось… здесь никого нет… — Звонящая поняла, что сморозила глупость и поспешила извиниться. — Я сегодня очень устала…

Пора выпровадить наглую соседку восвояси, а то Звонящая с ними со всеми вообще сегодня спать не ляжет…

— А мой ремонт? — осведомилась та, прочно застряв у Звонящей между прихожей и кухней и не желая никуда двигаться до тех пор, пока не получит своё.

— А, ну, да, возьмите деньги… — Звонящая едва протиснулась мимо габаритов соседки к своей сумке, вытащила кошелёк и извлекла оттуда пачку условно настоящих банкнот, предназначенных для проигрывания в казино. Никакой банковский сканер не отличит их от настоящих… да они и есть настоящие — только условно.

— А? — соседкины глазки стали квадратными, когда она увидала сумму. — Но…

— Этого хватит, — заверила её Звонящая, суя деньги ей в руки. — Пожалуйста, возьмите деньги.

— Ну, спасибо! — соседка заметно подобрела… денег Звонящей вполне хватит, чтобы превратить банальную квартиру в музей дизайна.

Схватив деньги, она тут же отправила их в карман своего халата и, попрощавшись, выпорхнула в подъезд. Звонящая слышала её громкие шаги, как спускается она к себе на этаж в своих пластмассовых тапочках с комичными бантиками, на тонком каблучке.

Звонящая почувствовала облегчение: наконец-то она избавилась от всех докучливых собеседников и может спокойно поспать. Она наплевала на затопленную кухню — всё равно это — ретоподъезд, и потащилась в кровать, чтобы плюхнуться туда и проспать до утра. Нехрональный белый кролик, доев морковки, тихо пристроился на одеяле около неё.

* * *

По мрачному коридору в свете факелов неуклюже двигалась фигура человека, с лязгом переставляя жестяное ведро, методично и увлечённо натирая пол тяжёлой деревянной шваброй. Паркет блестел, как новенький — Шульц исключительно заботился о его зеркальном блеске. Он уже заканчивал свою рутинную работу — пол блестел во всех коридорах, во всех кабинетах, даже в подвале, в подсобках и на чердаке. Остался только кабинет группенфюрера, и Шульц, закончив начищать коридор, застопорился перед его тяжёлой дверью и поднял руку, намереваясь постучать. Шульц всегда испытывал почти что мистический страх, когда стучался к своему начальнику — было в нём что-то дьявольское, что пугало Шульца до чёртиков… Около ноги Шульца торчало неуклюжее ведёрко, а в другой руке он удерживал швабру с клетчатой тряпкой. Набрав в лёгкие достаточное количество воздуха, чтобы хоть чуточку успокоиться, Шульц робко постучал — еле слышно, будто поскрёбся. За дверью висела тишина: скорее всего, начальник не услышал, как он скребётся — слишком уж робко получилось, поэтому Шульц поскрёбся ещё разочек.

— Ну, заходи, чего скребёшься? — Шульц услышал мрачный голос генерала и легонько приоткрыл дверь, чтобы просочиться в кабинет самому и протащить свою нехитрую утварь.

— Ваша светлость, — начал Шульц, гремя своим ведёрком и цепляясь шваброй за всё, включая собственный китель.

— Ну, мямли! — угрюмо буркнул Траурихлиген, и Шульц увидел, что он сидит в кресле с ногами, теребит в руке полупустой бокал и выглядит несчастным.

— А… ваша светлость, я уже помыл полы во всех комнатах… только эта осталась… — промямлил Шульц, всё больше пугаясь… кажется, случилось что-то очень плохое: например, заговор раскрыт…

— А в коридоре? — вздохнул Траурихлиген, водя пальцем по краю бокала, извлекая страшные «готические» звуки. Шульц сначала подумал, что он напивается, но разве можно напиться пустой диетической колой из будущего, в которой даже сахара нет?

— И в коридоре помыл, ваша светлость, — кивнул Шульц, окунув тряпку в ведёрко, чтобы не терять времени, и чтобы генерал не решил, что он сачкует. — А… что-то случилось? — Шульц позволил себе робко осведомиться, боясь, что заговор действительно, раскрыт, и им всем грозит расстрел…

— Представляешь, она прогнала меня! — пробормотал Траурихлиген с такой кислой миной, как будто бы сейчас возьмёт пистолет и пустит себе пулю в лоб. — Я подарил ей «Флорентиец», а она меня прогнала!

— А… простите, ваша светлость… — пролепетал Шульц, явно успокоившись, накручивая тряпку на свою швабру. — Я подумал, что заговор раскрыт…

— Ты видишь только этот заговор, потому что ты — ограниченный трус! — заявил Траурихлиген, залпом допил всю кока-колу, и шумно бухнул свой бокал на низкий резной столик. — И вообще, даже если они и раскрыли наш заговор — что они смогут сделать? Только молить о пощаде, потому что у меня есть трансхрон и «брахмаширас», а у этих мокрых куриц — шиш с дырой! Так что, дружище, не парься и будь счастлив!

— А… — пискнул Шульц, усердно натирая паркет около генеральского кресла.

— Бэ! — сурово отрезал Траурихлиген, ероша себе волосы рукой. — Давай, быстрее скреби свой пол и спать ложись — ты мешаешь мне страдать!

— Да, ваша светлость! — поспешил согласиться Шульц и принялся тереть пол ещё усерднее, стремясь побыстрее закончить и убраться — мешать странному генералу опасно для жизни, можно запросто угодить на кол или на фронт.

Закончив с полом, Шульц засеменил прочь, потому что генерал смотрел на него волком. Взяв под мышку швабру, а в кулак — ведро, капитан открыл дверь, и тут же на него налетел вихрь. Шульц едва устоял, потому что жёстко столкнулся с кем-то лоб в лоб и уронил ведро, разлив по полу грязную воду.

— Шульц! — зарычал Траурихлиген, видя, как подмокает его персидский ковёр. — Ты что, рехнулся??

— Я не нарочно… — принялся оправдываться Шульц, застряв около ведра, которое валялось на боку в луже воды…

— Хайль Гитлер! — выкрикнул неожиданный гость, толкнув Шульца, когда отдавал честь.

— Ну, я сейчас вас всех высажу на колья! — Эрих Траурихлиген аж подскочил от злости, сжав кулаки. — Чего вы все тут собрались??

— На нас напали русские… — неожиданным гостем оказался майор Баум — вспотевший, в фуражке набекрень он вдруг ворвался, подавил одышку и сообщил неожиданную новость.

— На нас? Русские?? — Траурихлиген так удивился, что даже прекратил рычать и заморгал глазами, уставившись на Баума. — Они что, совсем спятили, что ли?..

— Да я и сам удивился… — пробормотал майор, затаптывая сапогами намокший ковёр.

— Танки есть? — осведомился Траурихлиген, который уже перестал страдать, заинтересовавшись предстоящим боем.

— И танки, и самолёты, и пехота! — заверил Баум, подавляя мучительные зевки. Кофе выпить сегодня не удасться — он это уже понял. Хотя, бой продлится недолго — генерал выкатит «брахмаширас», стрельнет разок и поедет домой.

— Ну, хорошо, поехали, поговорим! — кивнул Траурихлиген и широким шагом проследовал к двери, футбольнув ведро Шульца. — Шульц, убери тут, хорошо? — он не спросил, а приказал, пнув ведро ещё раз. — Чтобы к моему приходу сверкало!

— Яволь! — поспешил отчеканить Шульц, довльный тем, что не поедет на передовую, а будет тихонько убирать в тылу.

Глава. 187.

Испытание.

Эрих Траурихлиген был убийственно мрачен, когда выходил из штаба и садился в свой модифицированный автомобиль, снабжённый игрек-кнопкой. Майор Баум следовал за ним, неся над головой генерала зонтик, чтобы последний, не приведи господь, не промок под противной моросью, которая сыпалась с безобразно унылого, серого неба. Траурихлиген не сказал ни слова, бросая вокруг себя мрачные взгляды.

— Вперёд! — урюмо приказал он водителю, который с абсолютной флегматичностью занял положенное ему место за рулём.

— Яволь! — заученно проскрежетал этот самый водитель и послушнейшим образом завёл мотор, заставив генеральский «Мерседес» сдвинуться с места и поехать по мокрой дороге в сторону выезда из города. На востоке бесновалась канонада — безумные русские решили на них напасть, ну, ничего, придётся им горько расхлёбывать и жалеть, что помешали Эриху Траурихлигену страдать.

— Перехожу в режим игрек-полёта! Всем пристегнуть ремни безопасности! — буднично сообщил прошедший коррекцию сознания водитель и приготовился нажать на игрек-кнопку, но Эрих Траурихлиген его остановил.

— Не нужно мне игрек-полёт! — мрачно отказался он. — Хочу проехаться немного с открытыми окнами!

— Но на нас напали русские, — поспешил напомнить Баум, который привык к тому, что на войне каждая секунда дорога.

— Баум, ну, что вы, как маленький… — вздохнул Траурихлиген, отвернувшись от майора и глядя в окно, на серый дождь. — Сейчас у нас другая война: у них — пукалки, а у нас — игреки! Ничего не произойдёт, если мы задержимся на пару минут!

— Как прикажете… — Баум решил лишний раз не возражать генералу, он ведь «продвинутый», как говорят в его любимом будущем, ему виднее…

Игрек-«Мерседес» вырвался из города и проворно поехал по раскисшей грунтовке, направляясь через лес туда, где горело зарево пожаров и взрывались снаряды. В такую мерзкую погоду в кустах даже партизан не было — прятались в своих примитивных землянках, чтобы не промокнуть до нитки в худых своих одежонках.

Впереди мелькнул свет фар, и Эрих Траурихлиген удивился, через плечо флегматичного водителя заметив, как недалеко перед его «Мерседесом» двигается, рассекая капотом дождевую пыль, другой автомобиль. Офицерский кюбельваген «Фольксваген» — таких тут полным-полно, можно было не обратить внимание, но Эриха Траурихлигена этот «экипаж» насторожил.

— Странная какая тачка… — буркнул он, видя, как кюбельваген неуклюже подпрыгивает на местных кочках. — Не понял… — Траурихлиген включил свои игрек-очки, сканируя этот транспорт. — Стоп, это же не игрек-тачка! — тут же определил он. — Пост семь! — рявкнул Траурихлиген в свой передатчик «Хэндз фри», связываясь с ближайшим постом, будки которого уже виднелись впереди. — Задержать автомобиль «Фольксваген», он к вам подъезжает!

На связи были какие-то помехи — шипело, да трещало… Из-за дождя, наверное, плохо ловился сигнал со спутника, а может быть из-за того, что проезжали мимо деосциллятора. На посту, наверное, плоховато расслышали суровый приказ, переспрашивали…

— Я сказал «Фольксваген» задержать! — зарычал Траурихлиген, стискивая кулаки. — Что? Спрашиваете, кто говорит? Сейчас, на кол посажу, узнаете, кто говорит!! Чёрт! — фыркнул он, глядя в лобовое стекло через плечо водителя и видя, как тугодумы на седьмом посту зачесались, выскочили из будок под мерзкий дождь и спешно опускают шлагбаум.

— Оперативно, как улитки-ниндзя! — оценил Траурихлиген действия часовых. — Или как их там… черепахи-ниндзя… Сейчас, подъедем — устрою им весёлую жизнь!

— Яволь, — негромко и послушно ответили Баум и тихий водитель, понимая, что суровый начальник серьёзно не вдухе и, если пытаться вставить слоцо — полетят буйны головы.

«Фольксваген» замер перед шлагбаумом — как показалось Траурихлигену, неизвестный шофёр остановил его с большой неохотой. Часовые окружили автомобиль, один из них заглянул к водителю, требуя документы.

— Тормози! — приказал Траурихлиген своему водителю, требуя, чтобы тот застопорил игрек-«Мерседес» перед постом, и водитель послушно сбавил скорость.

Дождевые капли стекали по стёклам, давая работу дворникам, и часовые были по уши закутаны в дождевики. Один из них заглянул в окошко «Мерседеса», требуя у Траурихлигена документы.

— На, — буркнул Траурихлиген, протянув очкастому солдату бумагу.

— Хайль Гитлер! — тут же вытянулся очкарик, осознав, кто перед ним, а Траурихлиген распахнул дверцу и вышел под дождь, выгнав за собою Баума. Майор нехотя выбрался в сырость и съёжился, потому что холодная крупная капля свалилась ему на нос. Эрих Траурихлиген, не спеша, широкими шагами подошёл к застопоренному в окружении часовых «Фольксвагену» и знаком показал солдатам заставить его пассажиров выйти наружу. Дождь только усиливался: промозглая морось превращалась в крупные капли, которые падали всё чаще и чаще, наполняя лужи. Майор Баум рад был, что успел на бегу натянуть плащ, а Эрих Траурихлиген, молча, изучил незнакомцев, которые вышли из «Фольксвагена» и топтались, сутуля промокающие плечи. Их было трое, и каждый из них был одет в полевой мундир СС: два офицера и солдат-водитель — кажется, всё в порядке, это свои…

— Почему у вас такая развалюха? — строго осведомился Эрих Траурихлиген сразу у всех троих, не спуская с них пригвождающий взгляд.

Они стояли навытяжку — как положено по уставу стоять перед генералом — но внутри себя они корчатся, едва выдерживая присутствие такого страшного начальника, как Эрих Траурихлиген. Эрих Траурихлиген прекрасно видел их страх.

— Почему же развалюха? — удивился за всех один офицер, штурмбанфюрер. — Новый автомобиль.

— Уточню вопрос! — с ледяным спокойствием казнящего палача произнёс Траурихлиген, игнорируя и дождь и необходимость ехать не передовую — атаку русских отбивать. — Почему не игрек-тачка, когда я давно заменил простые автомобили игрек-тачками?

Они изо всех сил пытались сохранить спокойствие, однако глаза всех троих чуть заметно расширились, заморгали. Они лихорадочно соображают, что нужно говорить — кажется, они вообще не знают, что такое игрек-тачка!

— Ну? — Траурихлиген поторопил с ответом, однако эти субъекты молчали, как мокрые рыбы.

— Дайте мне их документы! — потребовал Траурихлиген от часового, в руке которого оставался подмокший пропуск этих серых личностей, которые, кажется, окончательно посерели — поняли, что попались, и страх их сожрал.

— Пожалуйста, герр группенфюрер! — часовой услужливо протянул Траурихлигену бумагу и отступил, чтобы не мешать.

Эрих схватил пропуск в кулак, покрутил перед глазами, прочитал. Да, на вид — настоящий, по форме, но Эрих Траурихлиген решил просмотреть эту филькину грамоту в игрек-очках. Пропуски нового образца выглядят точно так же, как и старые, но к ним добавлены голографические вставки, которые видно только в игрек-очках. Трое шпионов невольно отсупили на шаг назад, увидав, как лице немецкого начальника вдруг появилось фантастическое подобие очков — нечто среднее между широкими очками и призрачным свечением. Мигнув голубоватыми искрами, эти устрашающие очки исчезли, и генерал смял пропуск в кулаке, выкинув его в ближайшую лужу.

— Я так и знал! — постановил Траурихлиген, кивнув солдатам, чтобы те окружили шпионов, отрезав им путь к отступлению. Часовые, как роботы, сделали механический шаг, подступив к этим троим, и взяли их на прицел, наставив автоматы. Шпионы испугались не на шутку — побледнели, как поганки, топтались, сглатывали. Правильно боятся — их ждёт казнь.

— Увести в лес, расстрелять и зарыть! — лаконично определил судьбу шпионов Траурихлиген, развернувшись и возвращаясь к игрек-«Мерседесу», чтобы продолжить свой путь.

— Яволь! — вытянулись солдаты, принялись тыками автоматов подгонять арестованных с дороги, к лесным деревьям. Те нехотя топали, переглядываясь, но эта игра в гляделки им не поможет, придётся есть свинец!

— Стоять! — Траурихлиген ненавязчиво остановил начальника поста, который решил ускользнуть на расстрел вместе с солдатами. Тот вытянулся, хлопнув каблуками, а Траурихлиген ехидно заметил:

— Вы бы пропустили их, если бы я не вмешался!

Начальник поста пытался отвести глаза, а Траурихлиген сурово рявкнул:

— Я упростил задачу по отлову шпионов до уровня репы! Достаточно просканировать их хлам, чтобы всё понять! Всё оборудования для этого у вас есть! Почему вороним?

Неподалёку в лесу застрекотали автоматы, разрывая шелест дождя. Сдавленные крики пронеслись над деревьями и смолкли, сменившись шорохом, топотом — солдаты казнили шпионов и возвращались обратно на пост..

— Так, вот, если вы продолжите в том же духе — мне придётся вас заменить! — пригвоздил Траурихлиген начальника поста, взмахнув стеком перед его длинным носом. — Мотайте на ус! — предписал он на прощание. — Всё, до свидания, мне некогда!

Траурихлиген, наконец-то, вернулся в автомобиль, позволив майору Бауму, наконец-то, залезть в сухой и тёплый салон. Усевшись на переднее сиденье, Баум стряхнул в окошко свою фуражку, с которой стекала ручейками дождевая вода. Напялив фуражку на свою мокрую голову, майор нахохлился, как воробей, а Траурихлиген раздражённым голосом приказл водителю:

— Давай, жми на игрек-кнопку и полетели! Надоело валандаться со слизнями!

— Яволь! — флегматично согласился водитель, пристегнул ремень…

— Баум, пристегнитесь, а то будете летать по салону! — фыркнул Траурихлиген, заметив, что майор напрочь забыл застегнуть на животе своём массивную пряжку толстого ремня.

— Яволь! — поспешил отрапортовать Баум и поспешно пристегнулся, опсаясь злить генрала.

Водитель большим пальцем надавил на игрек-кнопку, и генеральский «Мерседес» из стандарного кюбельвагена трансформировался в острокрылую ракету, стремительно набрал скорость, поднялся в воздух и исчез над тёмным лесом.

* * *

Карл Заммер мерял пространство блиндажа нервными шагами, а над его взлохмаченной головою грохотали взрывы снарядов.

Иииии! бахХ! Иииии! бахХ!! — жуткие звуки холодили кровь и заставляли Заммера дрожать, свет мигал и гас после каждого взрыва, а пол под ногами прыгал так, будто бы там, далеко внизу рос вулкан. Русские решили применить гвардейский реактивный миномёт, и вой трассирующих снарядов просто сводил Карла Заммера с ума.

— Ну, что за шум, а драки нет? — осведомился у него Траурихлиген, а Баум запер дверь, войдя вслед за генералом.

— Хайль Гитлер! — Заммер поспешил выкрикнуть уставное приветствие, и тут же неподалёку грянул взрыв, потопив его голос, пошатнув вселенную. Заммер едва не повалился на пол, с трудом удержав равновесие на ватных ногах, а Траурихлиген, у которого с равновесием было получше, прошествовал к столу и поставил на него сверхтонкий ноутбук. Открыв его и включив, Траурихлиген уселся на стул и поинтересовался у шатающегося Заммера:

— Ну, и как продвигается ваша работа?

Заммер хлопнул каблуками, соблюдая устав и громко доложил:

— Наши силы удерживают оборону! Я отправил к ним разведчиков, они уже вернулись!..

— Камеры воткнули? — перебил Траурихлиген, водя пальцем по сенсорному экрану ноутбука, на котрый Заммер глядел с опаской — до сих пор боялся этих штуковин из будущего, суеверно считая их порождением дьявола.

— Яволь! — кивнул Заммер, и поспешил добавить:

— И взяли карту! — он протянул Траурихлигену мятоватую, исчёрканную карту русских, которую подосланный разведчик утащил со стола их командира, пока напарник его отвлекал их всех на себя.

— Зачем мне эта липовая бумажка? — хмыкнул Эрих, на экране перед которым светилась только что сделанная спутниковая фотография ближних окрестностей, где торчали русские. — Хомяк поймёт, что они подсунут фальшивую карту! Они нашу тактику подставной разведки давно уже раскусили! Вот! — Траурихлиген поднялся на ноги, приблизился к Заммеру, забрав у него добытую карту, а потом — схватил его за рукав и подвёл к столу, повернув ноутбук так, что Заммер смог видеть экран. — Посмотрите на спутниковую карту и сравните с этой! Совпадает?

Карл Заммер отлично видел, что нет, русские подложили свинью в виде этой фальшивки, и, не будь спутника над их головами — они бы обманулись и могли проиграть бой…

— Чёрта с два совпадёт! — ехидно фыркнул Траурихлиген, криво усмехнувшись. — Так, сейчас посмотрим, что на ваших камерах! — спокойно сказал он, нажимая клавиши ноутбука, запуская проигрыватель. — Присоединяйтесь, кино посмотрим! — подозвал он Баума и Заммера. — Хватит бояться ноутбуков — они не кусаются!

Баум и Заммер послушно придвинулись к генеральскому столу и заставили себя смотреть это самое «кино». Они увидели блиндаж русских, где сидел над кипами карт мрачный полковник в расхристанном кителе, а радист, склонившись над архаичной рацией, держал наушники обеими руками и громко орал в микрофон, перекрикивая грохот взрывов:

— Земля! Земля! Я — Бурундук! Приём! Я — Бурундук, ответьте, Земля!

— Скучь! — оценил это видео Траурихлиген, зевая. — Настоящий бурундук… Их мусором только со слизнями воевать… Точно, у них проблемы с головой, раз решили на нас напасть… Что там со следующей камеры, может, получше?

Эрих Траурихлиген переключился на видео со второй камеры, уставился в экран, закинув ногу на ногу, как в кинотеатре. Во второсортном кинотеатре. Вторая камера показала весёлый потрескивающий костёр, который прикрыли от дождя плащ-палаткой, укрепив её на длинных ветках, воткнутых в землю. Вокруг костра собрались люди в безвкусных русских формах — они ели что-то из металлических мисок, а один — растягивал меха баяна и громко пел:

— Пусть фриц помнит русскую «Катюшу», Пусть услышит, как она поёт. Из врагов вытряхивает души, А своим отвагу придаёт!

И, словно бы в подтверждение этих страшных слов по-русски, коммунисты с новой силой принялись стрелять из реактивного миномёта, вытряхивая душу из Карла Заммера.

— Ой… — заныл Заммер, в который раз чуть не упал на качающемся полу.

— Вас не тошнит? — в который раз съехидничал Траурихлиген, просматривая видео с других камер и бормоча себе под нос:

— Ну, да, худо-бедно они расположились… Могу подарить им ракету — сразу сыграют в ящик… Через спутник наведу, и поминай, как звали…

Заммер и Баум кивали — согласно и благодарно — ракета генерала спасёт им жизни и лишит необходимости воевать, рискуя жизнью…

— Но мне надо сбросить стресс! — сурово постановил траурихлиген, громко хлопнув в ладоши и заставив Баума с Заммером вздрогнуть, как от взрыва…

— Но ракетой ведь будет быстрее… — осторожно заметил Баум, заикивающе глядя на свирепого генерала, которого не так давно «укусила муха». Не дай бог, он будет «сбрасывать стресс», отослав их на погибельный фронт, под адские «Катюши»?

— Мне нужно сбросить стресс! — вколотил генерал, стукнув кулаком по столу, и в тот же миг прогремел новый взрыв, словно бы вызванный его громовым рыком. — Заммер, сколько у них танков?

— А-ба-ба… — пролепетал Заммер, корчась от воя снарядов «Катюш» и пригибаясь, чтобы удержать равновесие в этом шатком мире, сотрясаемом взрывами.

— Вас точно не тошнит? — уточнил траурихлиген, который даже в постоянно мигающем свете лампочки под потолком увидел, какое у Заммера зелёное лицо — не то он мучается желудком, не то просто трусит.

— Никак нет… — проклекотал Заммер, проглатывая желудок, который подкатился под самый подбородок, изводя тошнотворными позывами. — Просто… То есть… Двести двадцать девять танков и САУ, сорок самолётов, пятьдесят реактивных миномётов БМ-13…

— Отлично! — отрезал Траурихлиген, поправляя игрек-передатчик на своём ухе. — Двадцати «Абрамсов» и четырёх «Стелсов» будет предостаточно! Спровоцирую их на танковую атаку! Баум, вызовите танковый корпус «Рейхсваффе»!

— Яволь, — Баум решил не мешать генералу бороться со стрессом и тихо устранился, чтобы выполнить приказ и не получить лещей.

* * *

— Приём, я — Константинов, ответьте, Бурундук! — раздалось вдруг в наушниках бледного радиста, заставив того вскинуть веснушчатую голову и изо всех сил прижать наушники к ушам, чтобы не взрывы слышать, а командный голос Константинова — Жукова.

— Константинов, приём, я — Бурундук! — залепетал радист, быстро-быстро могргая своими мальчишескими глазками, после чего лихорадочным рывком обернулся и громко сообщил пыльному полковнику:

— Товарищ полковник, на связи товарищ Жуков!

— Жуков?? — полковник этот аж подпрыгнул, перевернув свой хлипкий стул и помчался к рации огромными смешными скачками.

— Так точно, — кивнул радист, а полковник нервно сдёрнул с его башки наушники, надвинув на свою, поверх пыльной фуражки.

— Приём, приём, Константинов! — заклекотал он, а Эрих Траурихлиген приекрасно видел его на экране своего ноутбука, как он мельтешит, нервничая, и отчётливо слышал в наушнике игрек-передатчика его взволнованный, срывающийся, шепелявый голос.

— Бурундук! — сказал ему Эрих Траурихлиген, тщательно скрывая ехидство. — Отправляйте танки — нападаем в двенадцатом квадрате!

— Есть напасть в двенадцатом квадрате! — бодро купился русский полковник, готовый напасть хоть как и хоть на кого, лишь бы выполнить приказ этого Жукова. Как всё-таки удобно притворяться именно Жуковым…

— Действуйте, Бурундук! Конец связи! — предписал на прощание Эрих Траурихлиген и освободил частоту, довольный собой.

* * *

Место, называемое двенадцатым квадратом, выглядело так: узкий каменистый перешеек, метров двести — триста, между двух высоких, обрывистых холмов-кряжей, на которых даже не росли деревья — только трава, колышимые всеми ветрами ковыли. Через першеек строем проходили танки — русские Т-34, и танкисты с минуты на минуту ожидали увидеть танки врага. Но здесь было тихо и пусто — только дождь шелестел, поливая броню. Кажется, тут и никакого боя не будет — они просто приедут в Еленовские Карьеры…

Неожиданно, где-то высоко вверху, вспыхнул почти что ослепительный свет, на миг лишив механиков-водителей способности видеть дорогу… Потреяв управление, они побросали штурвал, и чёткий строй вдруг смешался, превратившись в непонятную металлическую толпу…

Бах! бах! — сверху посыпались снаряды, и стреляли с холмов, попадая и взрывая танк за танком, озаряя дождливую унылую долину заревом страшных пожаров. Горящие танки мгновенно стопорились, заставляя остальные врезаться в себя и загораться тоже. Огонь быстро перекидывался с одной машины на другую, а сверху, из кромешной мглы, всё стреляли и стреляли, методично уничтожая всю дивизию танк за танком. Из полыхающих машин вываливались кричащие люди в горящей одежде, пытались бежать, но гибли, подмятые взрывающимися грудами брони, раздавленные гусеницами неуправляемых в суматохе машин. Спокойная спящая долина за каких-то десять минут превратилась в сплошное пожарище, ревущее пламя взметнулось до самых дождевых небес. Выполнив устрашающее задание с холмов спускались, возвращаясь на базу, танки «Абрамс», выкрашенные в традиционные цвета немецких бронетанковых войск, украшенные традиционными крестами и эмблемами дивизии «Рейхсваффе».

— Классное кино про войну! — хохотнул Траурихлиген, наблюдая за жутким неравным боем, сидя перед ноутбуком, на который всё происходящее транслировалось со спутника через Интернет. — А главное — документальное! Понравилось? — осведомился он у зеленоватого Заммера, который топтался слева от него. — Слышите, как тихо стало?

— Яволь, — Заммер согласился по уставу, выдавив это короткое слово сквозь тошноту и ужас перед оружием будущего, которое приносит только жуткую смерть.

— Я — Бурундук, приём, Гвоздика! — конопатый радист всё булькал, вызывая командира перебитой танковой дивизии, надеясь на чудо, которое вернёт их, взорванные, к жизни. — Ответьте, Гвоздика…

— Вызывай! — пыльный полковник едва ли, не плакал, стоя над ним, поздно осознав, что с ними говорил никакой не Жуков, а проклятый радиофантом, который заманил Гвоздику в погибельную ловушку. Снова.

— Баум, прикажите пилотам разбомбить их, чтоб не мучились, — сказал майору Траурихлиген, зная, что над этим пыльным блиндажом давно кружатся самолёты «Стелс», ожидая приказа сбросить бомбы, а заодно снимая на видео всё, над чем пролетали.

— Яволь, — согласился Баум, дожидаясь, когда же генерал, наконец-то, сбросит свой стресс и просто взорвёт всех русских ракетой, после чего вернётся в город и ляжет спать, оставив всех в покое.

— Я почти сбросил стресс! — улыбнулся Эрих Траурихлиген, а на экране его дьявольского ноутбука сверхзвуковые самолёты из будущего превращали русские блиндажи в хаос из ям, обломков, окровавленных тел и груд земли. Обращённые в искорёженные железяки сверхновыми бомбами затихли русские «Катюши», и в дождливой ночи устанавливалась страшная гробовая тишина, которая бывает как раз после смертельного боя, в котором почти что все убиты.

Бахх! — невдалеке раздался один взрыв, наверное, последний на сегодня, который ощутимо всколыхнул блиндаж, а с земляного потолка вдруг свалился увесистый камень. Он тяжело обрушился прямо на стол Траурихлигена, расшатав этот предмет полевой мебели и досадно размазав в лепёшку генеральский ноутбук, заключённый в дорогой титановый корпус.

— Вот, блин! — разъярился генерал, гневно вскочив со стула на длинные ноги. — Это ж надо… Чёрт…

— Ой… — съёжился Баум, сделав испуганный шажок назад — незаметный такой, чтобы Траурихлиген не сильно ругался.

— Так, ладно, успокоились! — громко объявил Траурихлиген, включив наручный трансхрон. — Сейчас, схожу в будущее за новым ноутом и продолжим смотреть фильмы про войну! — сказал он и исчез, пробросившись во времени.

Глава 188 Турист в тылу врага

Вчерашний студент Максим привыкал к своей новой жизни… Если сущестование среди кошмарного бреда и постоянных смертей можно жизнью назвать. Он делал лишь то, что боялся и прятался — они все постоянно прятались, воюя с очень странными фашистами… В смертоносной технике врагов Максим всё чаще узнавал машины из своей современности, но молчал об этом, боясь, что его новые товарищи сочтут его лишённым ума. Он и сам считал себя лишённым ума, ведь скачки во времени до недавних пор существовали только в фильмах и книгах жанра «фантастика». Максим почти потерял себя здесь, среди постоянных пожаров, взрывов, стрельбы и оглушительной канонады, думая временами, что его сшиб автомобиль на оживлённом проспекте, и он в коме лежит в одной из больниц Донецка. Скоро он выйдет из комы, и кошмар пройдёт, развеется, как сон…

— Максим! — внезапно в «сон» ворвался твёрдый настойчивый голос, Максим поднял свою бедную голову и увидел командира, который глядел на него сверху вниз, потому что Максим сидел, а тот над ним стоял.

Вывалилмвшись из «своего пупка», Максим поспешно вскочил и отдал честь, а командир, взглянув на него грустными глазами, негромко произнёс:

— Ты знаешь, что наша часть здесь осталась одна. Ставка дала нам задание: выяснить, что у них за оружие, которым они наших косят. Собирайся, боец, ты идёшь в разведку!

Максим испугался — одну штуковину этих врагов он уже видал: чёртову таратайку, похожую на огромного паука. Он неплохо знал историю Великой отечественной войны, однако о том, что фашисты имели такие «гаджеты», никогда и не знал…

— Есть! — Максим нашёл в себе силы ответить по уставу — он научился уже отвечать по уставу, потому что иначе в этом невероятном мире-коме невозможно остаться в живых.

— Товарищ командир, «язык» доставлен! — за спиною Максима раздался голос, кторый пытался быть борым, но в нём ясно ощущался страх.

Максим рефлекторно оглянулся и увидел своего товарища по несчастью, по имени Павел, со смешной фамилией Пеструшко. Он вернулся из разведки и стоял, как всегда навытяжку перед командиром, и глазами показывал в сторону, куда усадили пленного немца — «языка».

«Язык» Пеструшки выглядел, как сумасшедший. Он сидел на толстом вывернутом с корнями древесном стволе, ссутулив серую костлявую спину и вертел в грязной руке какой-то маленький камень. Временами он что-то гугниво и шепеляво бубнил под свой разбитый нос, не видя ничего кроме этого дурацкого камня и своих мыслей.

Сидели в полной темноте — после того, как фашисты нашли и уничтожили все остальные части, командир запретил разводить костёр, чтобы фашисты не заметили дым и не закидали эту последнюю позицию своими страшенными бомбами, от которых нет спасения даже в блиндажах. Пеструшко обыскивал «языка», отобрал у него всё, что нашёл. У фашиста была коричневая папка из кожи, а в папке — небольшая стопочка листов, испещрённых печатными немецкими буквами. Пеструшко, глянув на них в свете фонарика, который достался ему от того же «языка», решил, что это — важные документы, и отдал все листы командиру. Командир пробежал глазами чёткие ровные строчки и немедленно вызвал Пильчикова, который до войны учился на языковеда. Пильчиков был нагружен работой: переводить всё, что напечатали немцы, на русский язык. Пильчиков сидел недалеко — на валуне — и уже успел вспотеть: в темноте особенно не прочитаешь ничего, а буковки мелкие, слов много, строчки сидят густо. Над Пильчиковым нависал командир — его больше всех интересовало содержание бумаг «языка».

Максим собирался в разведку, и задание, которое ему дали, было не из лёгких. Он должен будет проползти через линию фронта в немецкий тыл и узнать, куда фашисты стягивают танки. На тёмно-сером горизонте, над сизой полосой деревьев, временами полыхали некие вспышки и что-то низко, басовито гудело. Максим знал, что там — бомбёжка, однако уже не боялся бомб, привык, смирился, превратился из студента в солдата. Он натянул маскировочный халат, специально перемазанный грязью и покрытый листьями — чтобы слиться с землёй. Иногда Максим поглядывал на «языка» Пеструшки — как тот уныло сидит и корчит умственно отсталые физиономии. Пеструшко то и дело освещал его фонариком — опасался, как бы в темноте фашист не вздумал сбежать. Похоже, он пока не думает бежать — только варнякает, ковыряет в носу и сплёвывает под ноги, засунутые в грязные сапоги.

Командиру надоело глядеть на то, как Пильчиков пыжится переводить. Он хмыкнул и сказал ему:

— Пильчиков, пойди-ка, допроси «языка». А эти бредни потом, с утреца прочитаешь!

Пильчиков был рад освободиться от букв, которые уже начали подпрыгивать и рябить у него перед глазами.

— Есть, — отчеканил он командиру и положил листы на песок.

Пильчиков подобрался к немцу, который ёрзал на коряге, а командир потребовал:

— Спроси у него, в каком полку он служит!

Пильчиков залопотал по-немецки, а «язык» воззрился на него так, словно бы перед ним поставили новые ворота, и глупым голосом пробормотал неизвестно что. Пильчиков не понял, что он такое пробормотал и поэтому — заглох.

— Ну? — вопросил командир.

— Я… не знаю… — пискнул Пильчиков, вперившись в землю.

— Как это — не знаю? — рассердился на него командир. — Ты же языковед! Что значит — не знаю??

Пильчиков переминался с ноги на ногу, мусолил руками гимнастёрку, испуганно глядя то на «языка», то на суровое лицо командира.

— У н-него какой-то диалект… — выдавил он, стараясь не глядеть командиру в глаза. — Мы на факультете такой не изучали…

— Не изучали! — презрительно выплюнул командир, скрестив на широкой груди тяжёлые руки. — Чего ещё вы не изучали??

— Э… — пискнул Пильчиков.

— Так, хватит дурака валять! Спроси у него что-нибудь ещё! — приказал командир, в упор разглядывая жалкого, побитого и рюмсающего фрица, съёжившегося, дрожащего.

— Как тебя зовут? — выдавил Пильчиков, потому что больше у него вопросов не нашлось. Может быть, хоть на это пленник даст вразумительный ответ.

Фриц же лишь поднял свою неумную, выпачканную землёю башку, тупо пожевал губами, словно бы во рту у него торчала жвачка и, пуская слюни, выдал некий невообразимый лепет.

— Ну и? — уточнил командир, прожигая взглядом несчастного Пильчикова, который так и не разобрал, что именно пролепетал изловленный фриц.

Пильчиков был уничтожен, как переводчик: он до сих пор не мог понять ни словечка из того, что изрыгал проклятый «язык». Он только пожал плечами в ответ на вопрос командира и больше ничего не сказал.

— Ясно… — пробормотал командир. — Ты не понимаешь по-немецки.

— Он не по-немецки… — начал, было, Пильчиков, но командир его перебил:

— Давай, Пильчиков, трудись — если не развяжешь ему язык, мы так и не узнаем, что они задумали. Если они обойдут нас с правого фланга — мы угодим в кольцо… В общем, Пильчиков, трудись!

Командир не вернулся к своим картам — вместо этого он остался наблюдать за «языком» и Пильчиковым, который всё пытался и пытался выудить из этого пленника хоть одно понятное человеку словечко.

Поодаль, около подбитого танка, возился лейтенант Быстров. В части он был недавно — немного больше, чем Максим. Весь его старый полк немцы разбили наголову, выжили всего два счастливца: он, Быстров, и ещё кто-то, кого Максим не знал.

Лейтенант Быстров прислушивался к бормотанию пленного немца, а потом — оставил танк, который так и не смог починить, подошёл поближе и ворчливо сказал:

— У нас, вон, тоже в старом полку раз так было. Взяли «языка», а он кривлялся-кривлялся, а потом — стратегическую карту упёр и ноги сделал вместе с ней!

— А ну-ка! — заинтересовался командир. — Пошли-ка, отойдём от них, — он сказал это полушёпотом, чтобы не услышал пленный немец.

Максим закончил собираться в разведку и поднял с земли рацию — увесистый такой ящик, похожий на чемодан. Да, тяжеловато — современный мобильник легче в сотню раз, да и спрятать его можно, а этот чемоданище — ни туда, ни сюда… Максим видел, как командир отвёл лейтенанта Быстрова к танку — и подошёл к ним, чтобы доложить, что он готов идти.

— … точно так же гнусил и мямлил… — тихо говорил тем временем Быстров командиру. — Я допрашивал его сам, через переводчика, а потом — пришёл наш полковник Соловьёв…

— Товарищ полковник, — сказал Максим командиру. — Рядовой Максим Ковалёв идти в разведку готов!

— Вольно, — тихо и грустно сказал ему командир и хлопнул Максима по плечу. — Ну, давай, боец, иди! Только, смотри в оба, чтоб вернулся мне!

— Есть вернуться, товарищ полковник! — бодро ответил Максим, который тут, в этом прошедшем для него времени успел отринуть страх и сделаться почти что, героем.

Максим научился общаться по-уставному. Он отдал честь и повернулся, чтобы идти в разведку. Он ещё слышал приглушённый разговор командира и лейтенанта Быстрова, вернее, до него долетали конкретные фразы:

— …сказал, держать его… вскочил… стрелял… сбежал…

Максим передвигался в полной темноте, которая скрывала его от всех глаз. Он поравнялся с палаткой командира… Чёрт, все собрались около этого непутёвого «языка», а командирскую палатку бросили!! Даже Максим знал, что часовые не имеют права покидать пост…

Он застрял посреди дороги, потому что не знал, что делать, и вдруг из палатки командира выскользнула тёмная зловещая тень. Максим скрылся за деревом. Темнота и маскхалат спасали его, незнакомец его не замечал. Максим зорко всматривался в высокую фигуру, что маячила в ночи, как недобрый призрак. По очертаниям — на незнакомце красноармейская форма и пилотка… Но он не наш! Как пить дать — не наш!

Максим всё ещё не знал, что делать. Крикнуть? Тогда враг заметит его и пристрелит, как зайца. Самому стрелять? Можно промазать, ведь темно…

Незнакомец быстро огляделся по сторонам, а потом — три раза громко, протяжно свистнул, как свистит не человек, а болотная птица чомга. Это какой-то сигнал! Максим догадался: странный человек подаёт сигнал… кому? Да тому языку, который «быковал» у них на допросе! В голове внезапно всплыл рассказ лейтенанта Быстрова про «экстремальных диверсантов», которые сдаются в плен специально, а потом — сбегают и уносят секретные сведения… Максим решил быть героем. Отринув всё, что могло мешать, он покинул засаду и набросился на тёмный силуэт свистнувшего врага.

Максим вцепился в гимнастёрку незнакомца мёртвой хваткой и тащил, задумав повалить его на землю. Враг сохранял глухое, даже зловещее молчание. Так молчали зомби в ужастиках, которые смотрели соседи Максима по общаге…

Незнакомец вдруг резко развернулся и без труда сбросил с себя Максима. Максиму не хватило сил удержаться, и он с размаху врезался носом в землю.

— Товарищи, здесь — враг! — громко заверещал Максим и выхватил свой пистолет.

Враг же выхватил пистолет ещё раньше Максима и выпалил, прорезав воздух хлопком и искрой. Пуля врага лязгнула о пистолет Максима и с силой вырвала его из рук, едва не сломав Максиму палец.

— Ай! — Максим взвизгнул от боли, а странный человек снова три раза свистнул и побежал куда-то туда, к полю, где начиналась линия фронта, за которой стояли немцы.

С той стороны, где товарищи мучились над «языком», уже раздавалась пальба: стрекотал автомат, громыхали пистолеты. Видимо, пленный фриц решил убежать по сигналу этого, тёмного. Максим повернул голову и увидал, как в его сторону резво, чёткими спортивными прыжками бежит высокий человек и изредка отстреливается. Да это же «язык»!

Максим припал к сырой земле, вытащил из кобуры свой второй пистолет и замер: сейчас, фриц подбежит ближе, и он будет стрелять… Немец скачками мчался к нему, силясь догнать того, который свистел. Максим дождался, пока он приблизится, и нажал на курок. бах! — раздался выстрел, и фриц упал, как подкошенный.

— Ура!! — закричал Максим, и вскочил на ноги. — Товарищи, я попал в него!!

К Максиму бежали люди — товарищи, которые догоняли сбежавшего фашиста.

— Попал?? — из общего гвалта вырвался голос командира.

— Попал! — ответил Максим. — Вот он, — и показал на неподвижное тело, что вытянулось в луже почти что под ногами.

— Убил! — с укоризной протянул голос лейтенанта Быстрова.

А над полем снова раздался громкой, призывный «свист чомги» — второй фашист не сбежал, а призывал первого откуда-то из зарослей бурьяна.

— Там — второй! — быстро сказал Максим. — Он из палатки вышел!

— Надо поймать! — определил командир. — Я так понял, жирный гусь выгорит!

— За ним! — крикнул лейтенант Быстров и молнией метнулся туда, к полю, откуда раз за разом раздавался «крик чомги».

Максим видел, как за Быстровым бегут товарищи, чтобы помочь ему отлавливать фашиста, и тоже хотел побежать за ними, однако его остановил командир.

— Ковалёв, — сказал он, положив руку на плечо Максима. — У тебя — задание. Иди, а этих мы поймаем. И — я приказываю: вернись!

— Есть, товарищ полковник! — бодро ответил Максим, а у самого мелко дрожали коленки. Он ещё ни разу не ходил в такую разведку… И командир смотрит такими глазами… И ещё все постоянно твердят, что по правому флангу у них не немцы, а едва ли не рогатые черти, а командир у них — целый Завулон…

Максим юркнул в высокие травы и почти что превратился в невидимку: его маскхалат полностью слился с землёй. Всё, закончились те времена, когда рядом с ним были товарищи, он мог рассчитывать на чью-то помощь. Теперь он один полз в «логово Завулона»…

Полковник повернулся и подошёл к тому месту, где лежал застреленный Максимом фриц. Он решил ещё раз обыскать все его карманы — а вдруг там что-нибудь, да найдётся? В темноте едва различались контуры… земли и камней, а «убитого» немца и след простыл!

Глава 189 Турист попадает в плен

Максим полз по грязной земле, прижимаясь к ней, стараясь не издать ни звука. Впереди, за кучкой чахлых кустов виднелись немецкие окопы. Казалось, что там нет ни души — так тихо, темно и пусто было с той стороны. Однако Максим знал, что враг не дремлет, знал, что они просто притаились и так и смотрят во все свои злые глаза, так и ждут того, кто подойдёт к ним, забыв осторожность… ждут, чтобы пристрелить.

Ветер стих, ничего нигде не шевелилось, кривыми тёмными силуэтами замерли редкие сутулые деревца на фоне тёмно-серого безлунного неба. Где-то вдалеке разрывалась надсадными криками ночная птица. И всё, больше ни звука не слышал Максим, потому что затихла и канонада, бой на время прекратился, но в любой момент он может вспыхнуть вновь…

Максим искал глазами танки — в прошлый раз, когда в разведку ходил Пеструшко — Пеструшко же говорил, что узнал: немцы ударят именно отсюда. Значит, и танки стянуть они должны были именно сюда… Но глаза Максима не различали ни одного танка — только молчаливые окопы и эти сутулые деревца. Всё, больше ничего, даже часового Максим нигде не заметил. «Вымерли, что ли? — удивился про себя Максим — Или как?». Он бесшумно подполз чуть ближе к окопам и тут же пригнул голову к земле, слившись с нею. Максим прислушался: не подходит ли к нему кто-нибудь, кто его заметил? Нет, вокруг — пугающая тишина, только та же ночная птица снова разразилась неприятным громким свистом… Или это другая птица? Что-то она слишком громко прокричала, будто бы сидит где-то тут, совсем рядом…

Чёрт, что-то Максим отвлёкся на дурацких птиц и совсем забыл о том, что он ползает посреди вражеского стана. Нужно дальше ползти, туда, за окопы, где блиндажи… Может быть, они там спрятали свои танки? Максим опять прижался животом к земле и медленно, осторожно пополз дальше, к окопам.

Он не ошибся, окопы были пусты. Они торчали в земле, словно ненужные чёрные ямы, и ни одного солдата, даже вещей нет… Ничего, пустота, будто все немцы вымерли, или куда-то ушли… Да, неплохо было бы, если бы все немцы вымерли! Проползая мимо окопов, Максим думал, как ему лучше поступить? Может быть, специально сдаться в плен, буровить чушь, как тот немецкий «язык», а потом — сделать ноги и что-нибудь у них утащить? Нет, они были вдвоём, а Максим — один как перст, да и дерется он не очень хорошо, и сил у него столько нет, как у того здоровенного шпиона, который выпростался из палатки командира…

Крик ночной птицы снова прокатился в неподвижном ночном воздухе… Так близко, словно бы над головой, и тут же — не успела птица умолкнуть — над головой раздался другой звук:

— Хальт! Хэндэ хох! — прокаркал хриплый голос фашиста, и в спину упёрлось твёрдое дуло. Максим замер. Его сковал страх. Он не мог ни думать, ни говорить, ни драться ни с кем… Он просто лежал до тех пор, пока чужие грубые руки силой не оторвали его от земли и не подняли на ноги.

— Русиш! — каркнул прямо ему в лицо немец в чём-то серо-камуфляжном, с автоматом в руках, а за его спиной высился другой немец, и ещё один…

Максима толкали, заломив его руки ему за спину, он шёл, скользя сапогами по мягкой, развезенной грязи. Немец позади Максима хищно наставил автомат на его затылок, лишённый каски. Кругом высились боевые машины, но они уже не пугали вчерашнего студента, он привык к их грозному виду. «А вот и танки, которые я должен был найти…» — уныло подумал про себя застуканный разведчик. А вокруг него туда-сюда шныряли немецкие солдаты, напоминающие серых крыс.

Максима втолкнули в полутёмный блиндаж, на серых стенах которого висели красно-чёрные фашистские штандарты. Посреди блиндажа торчал колченогий, подбитый письменный стол, на столе высился антикварный телефон и настольная лампа, которая гасла каждый раз, когда поблизости с грохотом разрывалась бомба. По углам блиндажа так же стояли солдаты с автоматами наперевес, в надвинутых касках. Едва они заметили пленного Максима в запачканном маскхалате — они уставились на него злобными глазками, а один жёлчно хохотнул.

А потом — невесть откуда явился человек, закутанный в кожаный плащ, на воротнике которого страшно поблёскивали эсэсовские петлицы.

Незнакомец застопорился с другой стороны стола от Максима, очень радостно объявил:

— А, руссо туристо — облико морале! — и опёрся о поцарапанную столешницу своими длинными руками.

Максима как молнией ударило: «Руссо туристо — облико морале»! Это же…

— Постойте! — выдохнул Максим, забыв про страшный конвой, потому что его переполнила надежда вернуться домой. — Вы сказали… а-а… эээ… — от волнения у него стал заплетаться язык, и слова сами собой прыгали в карман, откуда их приходилось мучительно выцарапывать. — Это же цитата из фильма… Ну, «Руссо туристо»…

Солдаты всё ещё крутили Максиму руки, а незнакомец в плаще взирал на него сверху вниз с высокомерной брезгливостью. Видя, как пленный корчится в ручищах солдат, человек в плаще жеманно махнул рукой, засунутой в чёрную перчатку, и сказал что-то, неизвестно, что. Солдаты тот час же ослабили хватку и убрались прочь из блиндажа. Максим повалился на затоптанный пол и тут же нашёл в кармане нужные слова.

— «Руссо туристо — облико морале» — это цитата из фильма «Бриллиантовая рука»! Вы из будущего? — выдохнул он с надеждой на то, что этот тип его спасёт от…

Человек в плаще скосил на Максима светло-голубой надменный глаз, раза три моргнул, а потом — прекратил так усердно кутаться в плащ, приосанился и твёрдо, уверенно заявил:

— Ну, разумеется, из будущего! А ты как думал?

Плащ незнакомца немного распахнулся, и Максим увидел, что на нём надета современная тёмно-синяя футболка с логотипом спортивной фирмы и надписью: «NIKE», а так же — джинсы с карманами.

Максим стоял и глупо улыбался, представляя, что наконец-то вернётся обратно в общагу и сможет без приключений сдать свою сессию и даже, может быть, остаться в универе. Сколько там, кстати, до сессии осталось? Два дня, как думал Максим. Да, кажется, два. Никто и не заметит, что он пропадал…

— Помогите мне… — жалобно попросился студент.

— Да? — переспросил человек в плаще. — Подожди-ка, подожди-ка… — он уселся на стул и забросил на стол свои ноги, обутые в современные военные ботинки. — Насколько я понял, ты попал сюда случайно?

— Случайно, — кивнул Максим, ёжась под прицелом автоматов двух свирепых охранников, что возвышались за спиной человека в плаще. — У нас в общаге была вечеринка, я напился и…

Где-то опять прогремел чудовищный взрыв, всё вокруг загудело, настольная лампа мигнула, норовя угаснуть. Максиму показалось, что бомба упала в нескольких сотнях метров от блиндажа… Ну, что этот хилый блиндаж против тонн смертоносного металла, напичканного взрывчаткой?? Карточный домик, который просто сотрёт в порошок, если в него врежется бомба. Максим икнул от страха быть разбомбленным и замолчал.

— И попал в петлю переброса, — невозмутимо закончил за Максима человек в плаще, который не моргнул и глазом, заслышав жуткий взрыв. — Это обыденный случай, так происходит со многими… Тебе естественно, очень хочется домой?

— Да, — кивнул Максим, чьи коленки захватила предательская дрожь. — Вы мне поможете?

— Ты хочешь, чтобы я пробросил тебя бесплатно? — уточнил человек в плаще и покинул стул, прошёлся взад-вперёд по мрачному сырому блиндажу, освещённый тусклым светом настольной лампы.

— У… у меня есть деньги… — пробормотал Максим. — Я заплачу вам… Ещё у меня есть мобильный телефон, могу его отдать…

— У меня тоже есть мобильный телефон, — хохотнул человек в плаще, перебив стенания Максима. Он полез в карман плаща, и в руке его возник смартфон «НТС Wildfire» с огромным сенсорным дисплеем. — Заметь, дружище, оригинальный, не китайский, — похвастался хозяин блиндажа. — Тебе придётся немного поработать на нашу фирму, — сообщил он и опять водворился на стул. — Совсем чуть-чуть, и это неопасно и нетрудно. А потом — прыгай на все четыре стороны, я тебя освобожу.

Ба-бахXX!!! — новый взрыв потряс окрестности, всадив в несчастную землю массу железа, пробив кратер. Пол заходил ходуном, Максим не удержался на ногах и упал. Где-то выскочила искра, издав электрический треск, и лампа, наконец, отказалась светить.

— Фафлюхтен шайзе! — фыркнул в наступившей темноте хозяин блиндажа и, судя по звуку, закопался в ящиках стола. Максим видел во мгле его сизые контуры: какой же он, однако, высокий, здоровенный — настоящий вышибала… Что у него тут за фирма в сорок первом году? Да и антураж у них такой… фашистский: свастика повсюду, лозунги какие-то по-немецки, Гитлер этот, с противными усиками, на портрете в углу… И у «быков» местных на воротниках написано: «SS».

— Извините, отключили свет, — пробормотал человек в плаще, а потом — с треском чиркнул спичкой, выбив снопик искр, и зажёг длинную и толстую восковую свечку. — Вот, так лучше, — он накапал воска в стакан, который пристроился возле телефона и поставил свечку туда. «Быки», одетые, как солдаты, не шевелились. Они стояли безмолвными манекенами, но автоматов не опускали.

Свет свечи был неверным, дрожащим, по стенам запрыгали страшные тени, похожие на Чужого и Хищника. Да и хозяин блиндажа в своём чёрном зловещем плаще, с таким колючим взглядом и орлиным носом, тоже казался чужим и хищным.

— А… как вас зовут? — решился на вопрос Максим, сминая воротник собственной гимнастёрки.

Хозяин блиндажа повесил на лицо улыбку и миролюбиво так изрёк:

— Ты можешь называть меня, скажем, БОСС. Вот так.

— Босс, — повторил Максим, окончательно помяв несчастный воротник. — А почему вы… тут, ну, где бомбят?

— Скажем, мне так удобно, — спокойно ответил Босс, устанавливая на столе свечку, которая постоянно опрокидывалась, пачкая жидким воском столешницу. Да, пожалуй, он даже страшнее, чем Гитлер на портрете… Конечно, не такой мерзкий, но более зловещий, что ли?

— А-а, вы точно, не немцы? — решил уточнить Максим, напуганный беснующимися тенями, постоянными взрывами и чёрным плащом Босса.

— Ну, как можно? — Босс не раздражался и не терял дружелюбного тона. Он, вообще был такой спокойный, словно бы не торчал в хлипенькой постройке среди бомб и снарядов, а лежал в шезлонге на Гавайских островах. — Нет, конечно. Это — наша мимикрия. Так, ты согласен поработать?

— Да, — согласился Максим, ведь иного выхода он не имел.

Глава 190 Двоюродный дедушка

Иоганн Риттенхоффер натянул ночной колпак на самые глаза и собрался выключить ночник, когда услышал неясный тихий шум где-то в тёмной глубине старинного дома своих славных предков. Отдёрнув руку от выключателя, Иоганн Риттенхоффер схватил ночной колпак в кулак, сдёрнул его с полысевшей головы и прислушался. Вроде как, что-то тихо шуршит где-то в коридорах… Мыши? Крысы? Или снова забралась бездомная собака? Невозможно — «гостей» ловили и травили только в прошлый четверг…

Между тем шум приближался — теперь он напоминал негромкие осторожные шаги. Вор? Иоганн Риттенхоффер испугался. «Чёрт, где же мой пистолет??» — закричал взбудораженный мозг и тут — вздрогнула латунная дверная ручка. «Она не заперта!!!» — тут же запаниковал мозг, а дверная ручка медленно повернулась и старая рассохшаяся дверь стала медленно отползать в сторну, открывая дорогу тому, кто за ней стоял.

— А! — Иоганн Риттенхоффер заметался на антикварной скрипучей кровати, сминая в ком протёршиеся простыни. В панике напал он на прикроватную тумбочку, выдвигая все её ящики. Пистолета не оказалось ни в одном — наверное, забил его куда-то ещё… непонятно, куда. Вытряхнув из тумбочки все таблетки и газетные вырезки, Иоганн Риттенхоффер метнулся к стенке и прижался к ней вспотевшей и холодной своей спиной.

Вытаращив остекленевшие от ужаса глазки, он, трепеща взирал, как мимо открытой двери продвигается рослая фигура незнакомца, как вдвигается в спальню, выходит в свет ночника…

— Вы-вы… кто?? — дрожащим голосом осведомился Иоганн Риттенхоффер, видя, как незваный страшный гость, облачённый в кремовый костюм старинного покроя, проходит по вытертому ковру и устраивается в кривоногом пыльном кресле.

— Как звали вашу бабушку? — осведомился незнакомец, закинув одну длинную ногу на другую.

— А? — пискнул Риттенхоффер, в душе желая провалиться под пол и там сгинуть.

— Бэ! — ругунулся незнакомец, покачав головой. — Я спросил: «Как звали вашу бабушку?»!

— Эльза… Эльза… Мария… Риттенхоффер… — заблеял Иоганн Риттенхоффер, елозя лопатками по стене, сдирая обои. — А… что?

— Девичья фамилия вашей бабушки — Краузе-Траурихлиген! — выдал страшную тайну семьи Риттенхофферов незваный гость. А Иоганн едва не заработал инфаркт на месте: его родители, да и бабушка свято хранили эту тайну, оберегали ото всех, кто не был членом семьи…

— Я же родной брат вашей бабушки, значит, прихожусь вам двоюродным дедом! — этим заявлением «пришелец» буквально растерзал Иоганна Риттенхоффера, повергнув его в невменяемые слёзы.

— В-вы в своём уме? — заплакал Риттенхоффер. — Это что, какой-то розыгрыш??

Да, вполне мог быть розыгрыш: люди в деревне ненавидят его, и могли разыграть такую злую шутку для того, чтобы выжить «верволка» из дома и заставить вернуться обратно в Берлин…

— Я этот стол и это кресло ещё с детства помню! — проворчал странный гость, пугая Иоганна Риттенхоффера до такой степени, что тот готов был в любой момент лишиться чувств, свалиться под кровать и там скончаться.

— П-призрак… — пискнул Риттенхоффер, напяливая ночной колпак на глаза и моля бога о том, чтобы это всё оказалось лишь кошмарным сном, который может присниться человеку от голода.

— У меня есть трансхрон! — страшный голос раздался прямо над головой Риттенхоффера, а потом — ночной колпак был сдёрнут с его головы совсем и отброшен в угол.

Тот, кто находился сейчас перед Иоганном Риттенхоффером, призраком не был — он состоял из плоти и крови и имел очень тяжёлую руку. А когда Риттенхоффер заставил себя поднять голову и взглянуть на незваного гостя — его молнией пронзил непереносимый ужас. Он много раз видел фотографии своего двоюродного деда — изобретателя машин, полководца, рыцаря и… тирана. Иоганн Риттенхоффер много раз разглядывал их специально, долгими часами, словно бы надеялся на то, что двоюродный дед подскажет ему, как выбраться из удушающей нищеты… И этой страшной ночью, кажется, бредовые мечты сбылись — замерев от испуга, Иоганн Риттенхоффер бараньими глазами взирал не на некого незнакомца, а на своего легендарного двоюродного деда Эриха Траурихлигена… Он вдруг ожил и явился к нему!

— Ты мой потомок, поэтому заслужил жить в Новом Рейхе! — весёлым глосом заявил вернувшийся с того света двоюродный дед, который выглядел моложе самого Риттенхоффера минимум лет на пять, и вернулся обратно в кресло. — Я пришёл не просто к тебе в гости — я хочу забрать тебя с собой!

Иоганн Риттенхоффер задыхался от страха и пытался убедить себя, что всё это ему снится в кошмаре. Жизнь его тяжела, идефиксы с замком и машинами двоюродного деда терзают мозг… Тут недалеко и тронуться умом, не то что страдать кошмарами… Или дедушка пришёл, чтобы забрать его в могилу??

— Собирайся, Иоганн! — приказал этот молодой «дедушка», выпрыгнув из кресла. — Тебе больше нечего делать в этом порочном мире-помойке, который я очень скоро уничтожу!

— Э-это невозможно… — пискнул Риттенхоффер, пытаясь незаметно себя ущипнуть. — Никакого Рейха нет… Это всё сон, сон…

— Тебя здесь зомбировали, но я это быстро исправлю! — хохотнул двоюродный дед и прочно вцепился в руку Риттенхоффера, рывком подняв последнего с пола.

Риттенхоффер трясся и тащился за своим дедом, спотыкаясь на каждом шагу, просился, чтобы тот отпустил его и сгинул, оставив в покое. Но дед оставлять его в покое не собирался.

— Прямых наследников у меня нет! — громко заявил этот двоюродный дедушка, вытащив обряженного в ночную сорочку Иоганна в прохладную прихожую. — Только ты есть! Давай, вдохни побольше воздуха — мы пробрасываемся!

— А? — Риттенхоффер успел лишь сдавленно пискнуть, прежде чем увидел на руке бесноватого «дедушке» некую штуковину, вроде больших электронных часов, по экрану которой бежали странные цифры. «flip» — непонятное короткое слово сменило цифры, а в следующий миг Иоганна Риттенхоффера скрутила жуткая боль и удушье, он закричал, решив, что умирает…

«Рабочее место» для потомка Эрих Траурихлиген уже подобрал. Как только Иоганн Риттенхоффер пройдёт корректировщик сознания — Траурихлиген избавится от раскапустившегося недоумка Заммера, который умеет только затягивать поясом пузцо и разводить лисиц там, где должна царить идеальная чистота. Стражем деосциллятора и командиром гарнизона «Рейхсваффе» станет Иоганн Риттенхоффер — человек будущего, к тому же, потомок величайшего рода, станет идеальным маршалом Нового Рейха. А корректировщик сознания поможет ему приобрести те качества, которыми обделила его природа.

На утро сортировщик писем Риттенхоффер не явился на работу, и начальник почты решил ему позвонить, чтобы выяснить, почему. Он вызвал полицию, когда не смог добиться от него ответа, выслушивая лишь однообразные, глухие гудки… Дверь старого особняка Риттенхоффера вскрыли не сразу: суеверные деревенские полицейские боялись проклятий, вервольфов, некромантов… А когда, наконец, преодолели страхи и попали в «мистический» дом — обнаружили внутри безлюдную пустоту…

В полиции решили, что сумбурный «верволк» снова подался в разбитый замок своих «великих предков» и сгинул там, провалившись в какую-нибудь яму. Искать его никто не стал — шеф Маттиас Вальтер даже обрадовался про себя, что отделался от «Безумного Ганса», и написал в отчёте: «упал в ущелье на скале Траурихлигенов».

Глава 191 Работа для туриста

Место действия — секретный завод нанотехнологий. Время — ночь.

То, что Босс называл «континуумом» выплюнуло Максима в некую странную клетушку с серыми гладкими стенами, высоченным потолком и без единого окошка. Максим не устоял на ногах — так сильно его толкнула… масса воздуха? Силовое поле? Гравитация? Что-то такое толкнуло, и вчерашний студент повалился на колени на пол, покрытый каким-то материалом, который поглощал звук. Максим не услышал, как он упал, зато почувствовал: пол оказался твёрдым, как гранит, и если бы не брюки, бедные коленки были бы уже расквашены в кровь.

Максим встал и огляделся. Не темно: под потолком натыкали точечных лампочек. Свет тусклый, словно бы приглушённый и в этом свете — на самой середине клетушки — торчит толстый металлический постамент. Постамент невысок: едва достаёт Максиму до пояса. А вот на постаменте — под стеклом — лежит микросхема размером со спичечный коробок. Вот, что нужно Боссу — эта микросхема, на вид безделушка, однако для этого странного человека она бесценна. Максим недолго думая, приблизился к постаменту и поднял стекло. Делать это было нельзя — едва стекло отделилось от металла — где-то под потолком жутким громом заревела оглушительная сирена, противно замигали красные лампы, за запертой дверью раздались гулкие шаги. Это бегут охранники — они уже нацелились схватить нарушителя, а может быть даже и пристрелить. Максим их не боялся: он знал, что Босс в любом случае вернёт его обратно, и он ускользнёт прямо из когтей. Он схватил микросхему в кулак и сразу же опустил стекло. Сирена заглохла, лампочки угасли, но шаги не затихли: охрана поднялась на уши и теперь — толпа мускулистых отморозков бороздит здесь всё в поисках того живого, кто влез сюда без их согласия.

Максим понимал, что этот «живой» — это он, и ему нужно срочно смываться, пока дверь не открыли. Кстати, там уже копаются в замке — открывают. Ещё секунда… Максим прижался к стенке с микросхемой в руке. Если ворвутся — его увидят, ему некуда прятаться, он не умеет драться…

Дверь с лёгким шумом отъехала в сторонку и скрылась к стене. Максима проняла нервная дрожь, породив на спине мириады мелких мурашек…

И тут подал признаки жизни его трансхрон. Пик! Тоненько пискнула небольшая чёрненькая машинка, которую Босс прицепил к его правому запястью. Максим невольно взглянул на её маленький экранчик и увидел, как по нему бегут ярко-красные цифры, отсчитывая время назад. Через открытый дверной проём в клетушку вдвигались крупные силуэты — пришла охрана. Они заметили его, вскинули страшенные автоматы.

— Стой, стреляю!! — рявкнул раскатистый бас…

Но Максим услышал его словно издалека. «flip!» — мигнул трансхрон — и всё вокруг превратилось в палитру размытых красок, а потом — в чёрное пятно. Тело сжали ракетные перегрузки, выжимая из лёгких остатки воздуха. Максим едва не задохнулся, захрипел, но вдруг — его выбросило из «тисков» и швырнуло на дощатый пол. Максим кашлял и судорожно хватал воздух распахнутым ртом. Он лежал на полу не в силах подняться на дрожащие ноги, а у его лица возвышался начищенный до блеска чёрный кожаный сапог.

— Достал? — осведомился над ухом голос Босса, а потом — железная рука оторвала от досок пола и водворила на ноги. Максим зашатался и едва не упал опять.

— Да… — прохрипел он сквозь мучительный кашель. — Я больше… больше…

Он хотел выдавить из себя, что больше никогда не позволит «пробрасывать» себя сквозь континуум, однако Босс залепил ему звонкую пощёчину и прошипел сквозь стиснутые зубы:

— Терпи, казак, атаманом будешь! Хы-хы! Завтра снова отправишься в небольшой вояж.

Пощёчина Максима отрезвила, он, наконец, вдохнул в себя нужную для жизни порцию воздуха, перестал шататься и схватился рукою за подбитую щёку.

— Давай улов! — Босс тем временем стребовал с него добытую невыносимым трудом микросхему.

— Вот… — угрюмо буркнул Максим и запустил руку в карман.

Он боялся, что микросхема потерялась или поломалась, пока его сжимал «континуум». Но — нет, микросхема оказалась целенькой. Максим молча, протянул её Боссу.

Тот с довольным видом схватил, кивнул и живо отправил её за пазуху своего эсэсовского кителя. Максим давно уже хотел узнать, почему этот Босс так странно одевается, но спросить у него напрямую боялся: авось пристрелит, как курёнка?? Тут, в этом страшном времени переполохов, криминальное право бессильно, и любой может укокошить любого, не моргнув и глазом. И если этот Босс принадлежит к мафии — он очень удобно тут устроился: никто не посадит его в тюрьму, если он вздумает избавиться от ненужного свидетеля… Например, от Максима.

Глава пропущенная.

Ромео и Джульетта.

Звонящая могла бы полететь на Багамы, в Майами, в Сидней, или в Париж. Но непонятно почему выходной за выходным проводила в обычной квартире в Пролетарском районе Донецка, где не было ничего интересного, кроме скандалов Крикливой Селёдки с её гундосым мужем, и той любопытной полнотелой соседки, которая с недавних пор решила набиться к ней в подруги… Она напрашивалась к ней в гости, за один визит выпивая галлоны чая и съедая большую часть тортика, который сама же и приносила в подарок Звонящей. Звонящая подозревала, что снискала благосклонность этой склочной особы, по имени Анжела, благодаря условно настоящим деньгам, на которые та сотворила в своей двушке потрясающий евроремонт «от кутюр». Поэтому Анжела так интересуется местом работы Звонящей — чтобы выяснить, где она получает такую солидную зарплату… Звонящая уже решила не приезжать больше в этот ретоподъезд, чтобы не встречаться со своей «условно настоящей» подругой, но шеф дал ей новый выходной, и Звонящая, как привязанная, опять приехала в эту обыденную квартиру. Она знала, что готовка — не её конёк, поэтому даже не покупала ничего, а сразу заказала пиццу, слопала её перед теликом и легла спать на неразложенном диване, забывшись крепким сном без сновидений.

Она спала до полудня, отсыпаясь после трудовых будней, и разлепила глаза, когда в окно, которое она вечером даже не закрыла шторами, во всю били лучи полуденного солнца.

— Вот, чёрт… — это были первые слова, которые Звонящая пробухтела, проснувшись… Солнце било своими лучами ей прямо в глаза, и Звонящая сморщилась, заставляя себя встать.

Нехотя выбравшись из-под одеяла, Звонящая напялила тапки не на ту ногу и потащилась на кухню, намереваясь бросить что-нибудь в желудок. На кухне Звонящей водилась только кока-кола и чипсы, но ей и этого было достаточно для завтрака, и Звонящая, лопая чипсы на ходу, вспомнила про кролика. Она могла бы избавиться от него давным-давно: продать, отдать, подарить, пробросить куда-нибудь… Но она почему-то оставила нехрональное животное себе, назвала Пушок, и кормила… чем попало. На этот раз кролик Пушок получил от хозяйки чипсы, и принялся грызть их, благодарный за то, что вообще получил пищу. Звонящая без толку таращилась на жующего кролика, а потом вспомнила о своей вчерашней покупке. Вчера после того, как ей удалось вырваться с работы, она залетала в Милан. Зашла там в какой-то бутик и купила вечернее платье длинною до пят, умопомрачительного перламутрового цвета, сшитое из натурального шёлка и украшенное настоящими бриллиантами. На эту неординарную для себя вещь она потратила целую тонну денег — условно настоящих, какие Красный и Бисмарк спускают в казино не тоннами, а мегатоннами… Высокомерные продавщицы, завидев у скромной на вид клиентки денежный мешок вместо кошелька, тут же встали на задние лапки, и продали ей к платью ещё и босоножки — все из тонюсеньких блестящих ремешочков, замысловато переплетённых между собой, вознесённые на острые каблуки-шпильки. Выбросив на эти удивительные босоножки вторую тонну денег, Звонящая упаковала всё это в бумажный пакет и привезла сюда, в эту небогатую примитивную квартиру, положила на обычную тумбочку в тесной прихожей, и оставила там. Вспомнив о том, куда она вчера потратила космическое количество условно настоящих денег, Звонящая первым делом подумала, что надо вернуть эти не нужные ей вещи обратно, в бутик. Однако, приблизившись к тумбочке, на которой всю ночь пролежал её дорогой пакет, она почему-то раздумала хватать его, возвращаться в Милан и извиняться перед высокомерными продавщицами, отдавая назад свои баснословные покупки… Звонящая протянула руки в пакету с опаской — сама удивилась: чего бояться, не бомба же?? Но страх застрял где-то в глубине её души — страх не перед пакетом, а перед тем, для чего она всё это купила, а вренее — для кого… Не в силах отбросить этот неясный страх, который она сама себе и выдумала, Звонящая сняла с себя пижаму — смешную такую, с изображением большого розового зайца впереди — и надела своё удивительное платье. Покупая, она даже не примерила его, и теперь думала, подойдёт ли оно ей вообще? Или окажется курьёзно мало или нелепо велико?? Звонящая с трудом застегнула потайную молнию — не умела такие застёгивать и не любила, от чего никогда не покупала ничего с потайными молниями. Встав на тонкие каблучки своих босоножек, она едва подкралась на них к зеркалу. Звонящая плоховато ходила на каблуках — привыкла к берцам да кроссовкам, в которых удобно бандитов догонять. Едва она заставила себя взглянуть на своё отражение — решила, что в наряде принцессы выглядит смешно — в мундире ей получше будет… Отвернувшись от зеркала, Звонящая вернулась в спальню, громко цокая по полу своими острыми металлическим каблуками. Она старалась на носочках идти, чтобы не протыкать ретолинолеум острыми шпильками, на носочках подобралась к ординарному комоду из ДСП, какой в любой обычной квартире мог бы иметься. Выдвинув ординарный ящик, Звонящая запустила туда руку, нащупав разную ерунду, которую она сама туда накидала — карандаши, ручки, ложки, гайки, флеш-память, конфеты, очки от солнца и… шкатулка. Рука Звонящей впилась в эту шкатулку, извлекла её на свет и поставила на комод. Захлопнув ящик, Звонящая немного постояла возле комода, пошатываясь на невероятных каблуках, после чего раскрыла эту простую штампованную шкатулку с нарисованной кошкой на крышке. Внутри дешёвой шкатулки зловеще сверкнули нехрональе бриллианты — колье, украшенное фантастическим «Флорентийцем», которое пришло к Звонящей вместе с кроликом. Набрав в лёгкие побольше воздуха, Звонящая одним точным движением выхватила колье из шкатулки, зажав его в кулаке. Вернувшись к зеркалу, она впервые решилась примерить этот небывалый подарок, не без страха надела колье на свою шею, с трудом застёгивая хитрый замочек… Пальцы почему-то сделались, как чужие, похолодели, не слушались… Едва ей удалось справится с ним, как внезапно заголосил дверной звонок. Звонящая вздрогнула, замерев в своём сказочном наряде на миллионы настоящих долларов. Она сегодня не ждала никаких гостей. Четыре часа дня — кто бы это мог пожаловать к ней?? Быстро перебрав возможные варианты, Звонящая поняла, что её в который раз решила навестить неугомонная Анжела. Сейчас, вдвинется к ней, в тесную прихожку, с новым тортиком, начнёт рассказывать небылицы про своих кавалеров, пичкать этим самым тортиком и выспрашивать, откуда у такой скромной, «мышиной» соседки как Звонящая, имеются небесные денежные суммы… Звонящая скользнула было к глазку, но раздумала: что тут будет, если Анжела увидит, во что она одета?? Наверное, погибнет на месте от инфаркта… Звонящая затаилась, решив сделать вид, что её нет дома — пускай Анжела звонит, а она отсидится до тех пор, пока она не уйдёт. Звонок повторился несколько раз, после чего затих, Звонящая испустила вздох облегчения, но тут с ужасом заметила, что её дверь приоткрыта. Вчера, притащившись уставшая, она забыла запереть замки, и спала всю ночь с открытой дверью. Удивительно только, как за это время никто не утащил её платье с босоножками?? Звонящая решила притянуть дверь и запереть её, но тут же с поняла, что незваный гость не ушёл, а взялся за дверную ручку с той стороны и собрался сам открыть дверь и вдвинуться к ней в прихожую!

— Анжела? — Звонящая была уверена в том, что в коридоре топчется условно настоящая подруга.

Она хотела выглянуть, чтобы наврать последней, что ей нездоровится, она лежит, температурит и может заразить её гриппом… Но вспомнила, что на ней — платье. Решив замаскироваться, Звонящая прошмыгнула в ванную и обнаружила там толстый банный халат зелёного цвета. Накинув его на платье, Звонящая скользнула к своей безолаберно открытой двери и высунула в коридор одну только голову, набрав воздуха, чтобы выдохнуть только что выдуманную дежурную фразу…

Однако за дверью оказалась совсем никакая не Анжела — вернулся Эрих Траурихлиген. Он будто скрывался от кого-то — на нём был длинный чёрный плащ и чёрная шляпа, поля которой практически закрывали лицо, но Звонящая всё равно узнала бы его, нацепи он хоть балаклаву… в руках Траурихлигена едва помещался огромный букет фантастических алых роз, и он стоял с ними в обнимку в подъезде, не решиясь ни зайти, ни исчезнуть.

Ужас пронзил, как молнией, уведя душу в пятки, Звонящая даже вскрикнуть не смогла, захлебнувшись от этого ужаса… Первое, что пришло ей в голову — захлопнуть дверь перед носом своего незваного гостя, закрутить все замки, и убежать… Куда только, этаж-то седьмой… Но страх лишил её способности шевелиться — огорошенная, Звонящая впала в страшный ступор, застряла на пороге и торчала, отпустив дверь, которая медленно открывалась сама собой.

— Вот это — да! — выдохнул Эрих Траурихлиген, теряя свои розы, которые падали на пол, к похолодевшим от испуга ногам Звонящей. — Ты знаешь, когда ты громила бункер Теплицкого — ты была просто супер! Я в тебя влюбился с первого взгляда! А сейчас — ты восхитительна!

— А?… — Звонящая всё торчала, не могла выдавить ни слова, чувствуя, как все слова, будто испарились… даже буквы скрылись куда-то… Только мучительно горели щёки, и уши словно кололо иголками…

— Я даже не думал, что найду силы подойти к тебе, — Эрих Траурихлиген, будто выдавливал слова, мучаясь, изредка бросая на Звонящую смущённые взгляды, и снова опуская глаза в пол. — Я срезал все свои розы… я даже не знаю, как тебя по-настоящему зовут…

— А-Арчибальд Брэдли… — засыпанная цветами, Звонящая оглупела от испуга, зачем-то выдала свой давний Интернет-псевдоним, который годами уже не использовала…

— У нас с тобой много общего! — заметил Траурихлиген, не прекращая смущённо улыбаться и глядеть в пол. — Ну а какое твоё настоящее имя? Я же не могу называть свою невесту Арчибальдом!

— А… к-какую невесту?? — прокудахтала Звонящая, чувствуя, что не может дышать от испуга и чего-то ещё, что собралось у неё внутри страшным комком. Сердце колотилось так, что чуть ли не выпрыгивало и не падало вниз, и даже голова кружилась от недостатка кислорода…

— Я тебе не говорил? — улыбнулся Траурихлиген, уронив все свои розы, засыпав ими почти всю площадку. — Ты моя невеста! Может, теперь мы наконец-то познакомимся?

— Я… Ко-коринна… — едва выдавила Звонящая, и тут же ужаснулась, тому, что сказала своё настоящее имя, которое не говорила никому за все годы своей службы в опе…

— А я — Эрик… — сообщил Траурихлиген и сделал шаг вперёд, решив поцеловать Звонящей руку…

А Звонящая внезапно вывалилась из лап страха, вернувшись назад, на порог, между прихожей ретоподъезда и коридором… Отдёрнув руку, которую она было протянула для поцелуя, Звонящая вспомнила, что она из опа, отпрянула обратно, вглубь квартиры, чтобы разыскать там игрек-пистолет… Перед ней же стоит опаснейший хронотурист, а она кудахчет квочкой, вместо того, чтобы его законопатить. Под ногами путалось проклятое платье, а пятки соскакивали с каблуков, подворачивая ноги, но Звонящей повезло: кобура висела на вешалке для одежды, рядом с кожаной курткой. Подскочив к ней, Звонящая привычным рывком выхватила оружие и, нацелив его в лоб туриста, громко приказала:

— Руки вверх!

Бах! — турист выстрелил первым, выбив у Звонящей игрек-пистолет, после чего спрятал свой люггер под плащ и виновато пробормотал, опустив глаза:

— Прости… давай не будем сегодня стрелять…

Лишённая оружия Звонящая не знала, что ей делать, а дверь её так и осталась открытой, и в подъезде торчала, отвалив челюсть, условно настоящая подруга Анжела…

Эрих Траурихлиген вдвинулся в квартиру, пройдя прямо по рассыпанным розам, и захлопнул дверь перед курносым носом Анжелы. Он её наверное, даже не заметил.

— Ми-ми… милиция… — прохлюпала перепуганная выстрелами Анжела и в обморок упала, распластавшись на площадке.

— Прости… — повторил Траурихлиген, остановившись напротив шокированной Звонящей. — Я не хотел в тебя стрелять… Я не для этого пришёл… ты надела «Флорентиец»… он тебе очень идёт…

— Не бормочи! — Звонящая попыталась отрезать его бред и выгнать туриста прочь. Если она не может его поймать, так хоть избавится от него.

— Хорошо! — вдруг согласился Траурихлиген, и в следующий миг вдруг схватил Звонящую за холодную руку и потащил куда-то через всю комнату… бегом, вприпрыжку, к окну… Она и не заметила, как он вскочил на подоконник, поднял за собой и её, неуклюжую из-за каблуков и длинного платья, а потом — толкнул куда-то вниз…

— Ай! — Звонящая вскрикнула от поглотившего её страха, и внезапно оказалась на мягком сиденье, осознав, что это салон автомобиля… кабриолета. Вокруг неё возникли сиденья, руль, и… крылья! Это была игрек-тачка, она висела в воздухе на высоте седьмого этажа, а Эрих Траурихлиген оказался рядом с нею за рулём, нажимает кнопки, закрывая игрек-крышу…

— Что это такое?.. — Звонящая выдавила глупый вопрос, машинально теребя руками бриллианты на своём дорогом платье.

— Майбах Эксцелеро-игрек! — довольно сообщил ей турист, заводя игрек-двигатель. — Нравится?

Звонящая глупо заглохла, умом дознавателя понимая, что проклятый турист спёр у опа даже секретную игрек-технологию. А потом прикупил сверхдорогую машину и нагло превратил её в игрек-тачку… Над головой Звонящей задвинулась игрек-крыша, а потом — тачка совершила головокружительный вираж, поднимаясь всё выше.

— Куда ты меня тащишь?? — испугалась Звонящая, осознав, что похищена туристом. Она ничего не смогла сделать против него, выдала своё засекреченное имя, поддавшись на его метод шока… Сейчас, он отвезёт её чёрт знает куда, а потом — вызовет её товарищей и перебьёт…

— К звёздам! — улыбнулся турист, направляя свою тачку сквозь облака в высокое небо. Земля уже осталась так далеко внизу, что исчез из виду огромный Донецк, превратившись в один из многих цветных квадратов, прикрытых страшной дымкой. На такую высоту не летают и самолеты — только метеозонды, да космолёты какие-то… Небесная лазурь вверху рассеивалась, постепенно сменяясь жуткой чернотой близкого космоса, и Звонящая поняла, что они покидают атмосферу…

— Ты… что?? — она чуть не разрыдалась от страха — ни одна игрек-тачка опа не могла летать в космос… — Нас же сейчас на части разорвёт…

— Не бойся, Коринна! — турист снова улыбнулся, глядя не вперёд, в на неё, заставляя Звонящую ёжиться под своим страшным взглядом. — Посмотри, какая красота!

Звонящая едва решилась перевести взгляд со своих дрожащих коленей на лобовое стекло, за которым уже не было ни неба, ни земли — расстилался ужасный открытый космос, бескрайнее чёрное пространство, наполненное злыми немигающими звёздами, какими-то далёкими галактиками, похожими на белые светящиеся облачка. Игрек-крыша над её головой стала прозрачной, а за ней проносились яркие метеоры, вспыхивая отражённым светом и теряясь из виду.

— Её же бомбардирует гамма-частицами… — пролепетала Звонящая, боясь, что этот сверкающий новизною и дороговизной «игрек-Майбах» сейчас получит пробоину, разгерметизируется, и они погибнут. — Из чего она сделана?

— Это не важно! — Траурихлиген отмахнулся от гамма-частиц и поставил тачку на автопилот, заставив медленно крутиться на земной орбите. — Ты знаешь, куда мы сейчас опаздываем?

— Нет… — Звонящая покачала головой, потому что никуда сегодня не опаздывала, не спешила, вообще не собиралась…

— Полетели, а то правда, опоздаем! — Траурихлиген посмотрел на свои часы — золотые, дорогие, фирмы «Ролекс», схватил руль двумя руками, и направил свою тачку круто вниз. Звонящая вздрогнула, увидав, как перед капотом летят языки пламени. Тачка жёстко вошла в атмосферу, кажется, сгорая в ней… Но в салоне оставалась приятная прохлада, несмотря на то, что за окнами всё полыхало, искрило…

— А… куда мы, всё-таки, летим? — попыталась добиться Звонящая, видя как быстро этот игрек-Майбах приближаются к сверкающей голубыми океанами Земле, разрывая капотом лёгкие облака.

— Скоро узнаешь! — улыбнулся Траурихлиген, направляя свою тачку круто вниз. — Я бы даже завязал тебе глаза, чтобы не портить сюрприз!

— Я не люблю сюрпризы! — Звонящая невольно насторожилась, не забывая о возможной ловушке.

— Поверь мне, это будет очень приятный сюрприз! — пообещал ей Траурихлиген, а потом вдруг машину встряхнуло так, словно бы она провалилась в воздушную яму… Звонящей на миг показалось, что она вообще сломалась и падает вниз, во многокилометровую пропасть, собираясь взорваться, стукнувшись о страшную землю…

— Ай! — Звонящая взвизгнула от страха, зная, что игрек-взрыв оставит от сверкающего «Майбаха» только искорёженные железки…

Но взрыва не было — игрек-тачка выпустила из днища колёса и плавно коснулась тротуарной плитки, мягко приземлившись.

— А… твоя игрек-тачка… очень даже ничего… — Звонящая решила, что нужно о чём-то говорить, чтобы разогнать неудобную тишину.

— Примитивная железка! — отмахнулся Траурихлиген, вылезая из кабины. Там, снаружи, он стащил свои шляпу и мешающий плащ, и Звонящая увидела на нём старомодную шёлковую рубашку с кружевами, и вишнёвую атласную косныку, обвязанную вокруг шеи. Захлопнув дверцу водителя, Эрих быстро обошёл машину кругом, распахнул перед Звонящей дверцу пассажира, впустив в кабину какой-то странный воздух — безветренный, неподвижный, наполненный абсолютной тишиной, и подал ей свою руку.

— Прошу! — Траурихлиген попросил Звонящую выйти, и она машинально взяла его нехрональную руку — тёплую, как у обычного человека…

Одну ногу поставила на плитку без приключений, но вторая нога предательски подвернулась, наступив на тонкий каблук, и Звонящая неуклюже покосилась вперёд, не удержав хрупкого равновесия, и упала бы, ударилась. Но Траурихлиген нежно поддержал её, спася от падения, Звонящая вздрогнула, на миг оказавшись в его обьятиях…

— Чёрт… Это платье дурацкое… — пробормотала она, чувствуя, как мучительно горят её уши и щёки. — Я в нём на корову похожа…

— Очень красивое платье, — улыбнулся Траурихлиген, помогая Звонящей восстановить равновесие. — Оно тебе идёт гораздо больше, чем мундир!

— Спасибо… — пискнула Звонящая, отворачиваясь, чтобы Траурихлиген не видел, как она краснеет.

Над их головами раскинулось чудесное небо, подсвеченное лучами заходящего солнца золотым и розовым, и на головокружительной высоте замерли лёгкие перистые облачка. Они стояли на Испанской площади, у подножия Испанской Лестницы, и Звонящая видела перед собой, на самом верху её, на расстоянии ста тридцати восьми ступеней, как сверкают два купола церкви Святой Троицы.

А за спиной её шумели водяные струи фонтана Баркаччо, в круглом бассейне которого покоилась полузатопленная лодка, высеченная из камня. Солнечные лучи преломлялись во многочисленных каплях чистой воды, и в фонтане появлялись яркие радуги.

— А… турист… — пробормотала оглушённая происходящим Звонящая, с изумлением и страхом озираясь по сторонам. — Зачем ты меня сюда привёз?

— Пожалуйста, называй меня по имени! — улыбнувшись, попросил её Траурихлиген, и взял Звонящую за руку, намекая на то, что она должна подниматься с ним вверх по лестнице, мимо цветов, которыми она была украшена. — Разве тебе тут не нравится?

— Ничего… — выдавила Звонящая, едва ворочая языком, а Траурихлиген уже шёл наверх, ведя её за собой. — Очень красивое место… Я тут ни разу не была… — негромко прибавила она, проходя мимо кустов алых и белых роз, ступая по рельефным лилиям Бурбонов, орлам, коронам, которые украшали эти ступени вот уже три столетия.

Всё вокруг неё казалось нереальные, сказочным, будто во сне… Звонящая незаметно ущипнула себя, чтобы наверняка проснуться от боли… Сон растает, и придёт неразложенный диван, вчерашняя пицца… Она достаточно больно себя ущипнула — но ничего не случилось с этим волшебным сном — только внезапно в глаза бросил застывший в солнечном воздухе голубь — низко, прямо на уровне глаз.

— Ой, смотри, турист… Эрик… — булькнула Звонящая, застряв где-то посередине лестницы, понимая, что эта солнечная безветренная реальность — нехрональная…

— Хроносбойчик… — пожал плечами Траурихлиген, ненавязчиво заставляя Звонящую сдвинуться с мёртвой точки и подниматься выше. — Прости, это преобразователь барахлит… чего то… Я уже вернул нас в нормохронос, и, видимо, получился маленький сбой…

— Маленький? — не поверила Звонящая, а застывший голубь вдруг шевельнулся, замахал сизыми крыльями и круто ушёл вверх, улетев прочь. — Репейник бы с ума сошёл, если бы увидел этот «маленький» сбой! — заметила она, машинально поднимаясь, потому что Траурихлиген двигался вперёд.

— Кстати, твой маяк с экранов Репейника просто пропал, — в который раз улыбнулся Траурихлиген, подводя Звонящую к высоким воротам церкви, перед которыми возвышался античный обелиск, привезенный сюда из садов Саллюстия. — Я специально летел сюда в режиме деосцилляции, чтобы сбить с толку игрек-нет твоего Репейника, и он никогда не поймёт, где ты! Прошу! — он открыл одну стрельчатую створку, пропуская Звонящую вперёд.

Она машинально прошла, оказавшись в прохладе под позолоченными сводами церкви. Удивительно, но здесь никого не было — ни единой души — только статуи ангелов из белого мрамора. Звонящая слышала лишь негромкий стук своих высоких каблуков, двигаясь между рядами высоких белых арок, украшенных золочёными иконами и статуями, дремали пустые скамьи… Звонящая заклинилась на месте, топчась на белом полу, оглядываясь с изумлением и страхом… Казалось, что всё вокруг неё — просто поразительный сон… Далеко впереди, у богато украшенного колоннами и лепниной алтаря, стоял священник в золотом облачении, с библией в руках, страшно застывший в нехрональной реальности.

— Турист, то есть, Эрик… пожалуйста, верни нормальное время… — негромко попросила Звонящая, чувствуя себя крайне неуютно в нехрональности… Репейник постоянно твердит, что нахождение в нехрональном срезе вредно, почти что вызывает рак…

— А это и есть нормальное время! — негромко сообщил Траурихлиген, в который раз улыбнувшись. — Всего на одну сотую долю секунды раньше нормохроноса!

— А… — Звонящая хотела сказать что-то ещё, но Траурихлиген вдруг повернулся к ней лицом, остановившись, и она заглохла, молча моргая, вопросительно уставилась на него.

— А, я забыл тебе сказать! — негромко произнёс Траурихлиген, глядя Звонящей прямо в глаза, и опустился перед нею на одно колено, протянув на раскрытой ладони маленькую коробочку. — Выходи за меня замуж!

— А… — похолодевшая от внезапного страха Звонящая с трудом перевела взгляд с улыбающегося лица Траурихлигена на его коробочку. В ней сверкало кольцо — широкое золотое кольцо, усыпанное горящими бриллиантами.

— Оно в нашей семье уже четыреста лет, — добавил Траурихлиген, продолжая стоять на одном колене с кольцом на вытянутой руке. — Теперь оно твоё! Ты согласна?

Нехрональная реальность будто бы закружилась вокруг неё, Звонящая со страхом поймала в себе мысль о том, что ей хорошо рядом с ним, и она согласна, по крайней мере, нестерпимо хочет согласиться — мешает только нехрональность, и то, что она — из опа, а он — хронопреступник…

Звонящая была в шоке, словно во сне…она не замечала, что топчется с раскрытым ртом. У неё мучительно перехватило дыхание — да она едва не умерла на месте! Почти ничего не соображая, она молча кивнула, кажется, даже рот не закрыв, а обрадованный её согласием Траурихлиген проворно вскочил и повёл её дальше, к алтарю, у которого ожил священник, выйдя из нехронального ступора.

Едва дыша, Звонящая Спотыкаясь, едва преодолела три широкие ступени из белого мрамора, прошла мимо низкого декоративного заборчика с замысловатыми балясинами, и оказалась перед самым алтарём. Оживший священник улыбался, поздоровавшись по-итальянски, Траурихлиген ему негромко ответил, сказав несколько итальянских слов, которые Звонящая абсолютно не поняла, потому как по-итальянски знала только «пиццу», «си», «равиоли» и «бонджорно». Её руки и ноги были такими холодными, будто бы она провела на морозе много часов, Звонящая их почти что не чувствовала, стояла, как деревянная кукла, сквозь звон в ушах слыша, как священник, читает длинную проповедь опять же на итальянском языке… Он смотрел в свою библию, обложка которой несла на себе золотые украшения и драгоценные камни, а вокруг, кроме его монотонного голоса не слышалось ни звука. Звонящая снова ущипнула себя ледяною рукой, чужой такой, едва чувствительной, потому как думала, что продолжает спать…

— Se accetta di prendere questa ragazza in mogli? — осведомился священник у Траурихлигена, а тот с невозмутимым видом громко ответил:

— Si, certamente!

Потом священник спросил нечто похожее и у неё, а Звонящая, не поняв ни словечка, знала только то, что нужно кивнуть и кивнула, подсознательно убеждая себя в том, что всё ещё спит. Траурихлиген взял её за холодную руку, и осторожно надел на её безымянный палец своё четырёхсотлетнее семейное кольцо, и оно, кажется, было как раз на этот её ледяной палец. Звонящая стояла с поднятой рукой, видела, как Траурихлиген сам надевает второе кольцо себе на палец — понимал, что она, шокированная, вообще не может шевелиться.

— Puo baciare la sposa! — добрым голосом предписал священник и застыл с поднятыми руками, погрузившись в нехрональный ступор.

Звонящая продолжала стоять, а Траурихлиген вдруг повернулся к ней, обнял за талию, резким движением притянув к себе, и поцеловал с неожиданным и пугающим рвением и страстью. У Звонящей аж в глазах потемнело, и подкосились её холодные ноги, она не упала только потому что Траурихлиген её держал, целуя. Из первый поцелуй, который произошёл уже после венчания… Звонящая думала, что он будет как-нибудь более сдержанным, что ли…

— Побежали! — отпустив её, Траурихлиген громко выкрикнул это слово и, взяв её за руку, сорвался с места, чтобы покинуть церковь бегом.

На ногах Звонящей оставались босоножки на высоких тонких «шпильках», а она и не замечала, как бежит на этих шпильках-ходулях, будто летит по воздуху — даже на подол ни разу не наступила.

Солнце скрывалось за верхними этажами ближайших домов, а Звонящая, выскочив в прохладу нехронального вечера, легко сбегала по Испанской лестнице вслед за Траурихлигеном.

Перед фонтаном, на бассейне, на каменной лодке оказалось очень много живых и подвижных голубей, которые клевали разбросанные крошки. Вспугнутые бегущими людьми, они все разом шумно взмыли в вечерний воздух, разлетались, свистя неуклюжими крыльями.

Звонящая удивлялась, как это у неё получается держаться на каблуках, на которых она раньше с трудом ходила, а Траурихлиген вдруг схватил её за обе руки и принялся кружить, и она кружилась вместе с ним среди разлетающихся голубей. Звонящая ни разу не оступилась, ловко переступая с ноги на ногу, а потом вдруг жёстко споткнулась, окончательно лишившись равновесия и размаху полетела прямо в фонтан, рискуя искупаться в нём с головой. Траурихлиген буквально, поймал её в полёте, остановив неуклюжее падение, а она обняла его за плечи, чтобы вернуть потерянное равновесие, их взгляды на миг пересеклись, но она, стесняясь, отвела глаза, уставившись на этих голубей, которые летали тут повсюду, создавая крыльями своими ветерок.

— Ты осторожнее, — предупредил Траурихлиген, не отпуская её. — Бросим монетку на счастье! — сказал он, приблизившись к круглому бассейну, и вынул из кармана ту самую монетку.

— Давай! — весело согласилась Звонящая, а Траурихлиген ловко подбросил свою монетку большим пальцем. Нехрональный пфенниг, сверкнув в последних лучах заходящего солнца, опустился на дно бассейна, продолжая сверкать среди других монет.

— Ты желание загадала? — спросил у неё Траурихлиген.

— Ага, — согласилась Звонящая, и влезла на бортик бассейна собираясь пройти по нему, как когда-то в детстве ходила по бортикам фонтанов с воём родном городе. — Только я не скажу, а то не сбудется!

— Ну, вот, когда сбудется — тогда и скажешь! — улыбнулся Траурихлиген и осторожно повёл её, поддерживая за руку, чтобы Звонящая чего доброго не оступилась и не оказалась в воде.

— Ты знаешь, я думала, что ты другой, — заметила Звонящая, понимая, что ей становится настолько легко разговаривать с Траурихлигеном, будто бы она знает его всю жизнь… Словно они играли в одной песочнице, учились в одном классе…

— И какой же? — насмешливо осведомился Траурихлиген. — Ограниченный и тупо злой?

— Ну, да, как все остальные бандиты! — весело кивнула Звонящая, спрыгнула с бассейна, и впервые обняла его сама, первая, отринув страх перед ним и ненужную теперь стеснительность.

— А теперь ты знаешь, что я не бандит! — нежно улыбнулся ей траурихлиген, и, поцеловав её в щёчку вдруг спросил:

— Скажи, тебе нарвится Венеция?

— Я… там никогда не была… — пискнула Звонящая, чуть дыша. Из-за всепоглощающей работы она почти нигде не была — только в тех городах, куда должна была лететь по заданию опа. А Венеция так в этот список так и не вошла.

— Прекрасно! — обрадовался Траурихлиген, и, подбежав к своей игрек-тачке, пригласил Звонящую внутрь, открыв дверцу пассажира. — Прошу!

— Спасибо! — Звонящая охотно полетела бы в Венецию, и в Париж… даже в Арктику, только чтобы он был рядом.

Заведя игрек-двигатель, Траурихлиген вновь нацепил на себя свой плащ и шляпу.

— Зачем? — удивилась Звонящая, пристёгиваясь. — В Венеции тепло…

— Мы возвращаемся в нормохронос, а там — твой Репейник! — пояснил Траурихлиген, направляя игрек-тачку вертикально вверх, к облакам, которые на глазах темнели, потому что красное солнце исчезало за горизонтом.

— Надо же, а я забыла уже про него… — пробормотала Звонящая, чувствуя, как ей не хочется вовзвращаться ни к Репейнику, и в оп… Она увидела под острыми чёрными крыльями небывалой тачки, как в дымке облаков проносятся незнакомые ей города и веси. Эрих Траурихлиген отпустил руль, и тачка на автопилоте летела над домами лесами, полями, морями… Он не смотрел ни в окно, ни вперёд — только на неё, и всё улыбался, а Звонящая поняла, что ей приятен его взгляд и его улыбка…

— В моём времени тут ужасно — проклятый Муссолини превратил Венецию в гетто — повсюду колючая проволока и эти пленные… — пробормотал Траурихлиген, снимая машину с автопилота, потому что пора было заходить на посадку. — Испортили всю красоту!

Тачка уже опустилась достаточно для того, чтобы видеть, как искрятся на ярком солнце знаменитые каналы, через которые переброшены чудесные мосты. Дворцы, церкви, старинные дома мелькали далеко внизу, оставаясь позади. А потом Траурихлиген вдруг нажал на тормоза, и игрек-Мабах резко завис на месте — прямо над собором Святой Марии, в нескольких метрах от белой куполообразной крыши. У пристании прямо перед собором были привязаны голндолы, и в одной из них гондольер неспеша перебирал струны мандолины, поджидая туристов, чтобы прокатить их по сто евро за полчаса…

— А у нас хорошо! — объявила Звонящая, разглядывая эти гондолы, на которых мечтала прокатиться с детства, даже рисовала себя в виде принцессы, плывущей в гондоле. — Все каналы вычистили, обновили набережные — красота! Это я в новостях смотрела!

Солнце уже зашло, и Венеция зажигала ночные огни, над городом вальяжно вставала полная луна, оставляя на спокойной воде сказочную серебристую «дорожку».

— Хочешь, высадимся на крышу? — спросил у Звонящей Траурихлиген, заставляя тачку нарезать круги над куполом собора.

— Н-нет… я боюсь, — Звонящая отказалась, потому как опасалась оступиться на каблуках и упасть с крыши вниз.

— Хорошо, тогда, может быть, приводнимся, или нырнём под воду? — Траурихлиген весело болтал, опуская игрек-тачку вниз, на пристань, а Звонящая никак не могла оторвать от него глаз. Раньше она считала Эриха Траурихлигена мерзким чудовищем — таким же, как те маньяки и убийцы, которых оп ежедневно вылавливает в больших количествах. Но сейчас поняла, что он другой, к тому же, он красивый…

Игрек-тачка выпустила из днища колёса и плавно коснулась тротуарной плитки, оказавшись на широкой пристани, украшенной клумбами, и разными скульптурами, поставленными тут десятки лет назад. Слева от себя Звонящая видела широкое пространство воды, лодки, туристов, которые хотели прокатиться, не жалея за это по сто евро, а справа — возвышался фантастический белый собор…

— Ладно, не буду тебя кошмарить! Я придумал кое-что получше! — сообщил вдруг Траурихлиген и выскользнул из кабины, отправившись прямо туда, где в свете фонарей покачивались привязанные лодки. Около них толпились туристы, но Звонящая, сидя в тачке, видела, как Траурихлигена протолкался вперёд — к гондольеру с мандолиной и всунул в его свободную от инструмента руку пачку купюр. Несомненно, тут было больше, чем сто евро, и гондольер, положив мандолину на сиденье, сошел на берег и удалился размашистой матросской походкой. Неужели, Эрих эту лодку купил??

— Прошу! — сказал он Звонящей, вернувшись к машине и приглашая её выйти и пересесть в водный транспорт.

— Я в эту лодку не сяду… Она перевернётся… — залепетала Звонящая, понимая, что с её платьем и каблуками перебраться через низкий бортик и удержаться в утлом судёнышке — титанический труд, на который она, увы, не способна. Вот так каблуки проклятые не дают ей осуществить детскую мечту…

— А ты не бойся! — улыбнулся Траурихлиген, перешагнул через бортик лодки и подал ей руку. — Ты же хотела на ней покататься. Давай, смелее, не утонешь!

— Ну, хорошо! — Звонящая решилась, сгруппировалась, будто бы ей предстояло перепрыгнуть не каких-то полметра, а целую широкую пропасть… с вагона на вагон несущегося во весь опор поезда…

Сделав широкий скачок, Звонящая тяжело приземлилась, заставив стремительную гондолу покачнуться, распуская по воле широкие круги.

— Ой… — она тут же ухватилась за руку Траурихлигена, чтобы не свалисться в воду, и почти сразу устроилась на сиденье — мягком, обитом красной тканью.

— Ну, вот, видишь! — Траурихлиген взял оставленное гандольером весло, отталкивая лодку от берега и направляя её вперёд. — Не страшно?

— Ни капельки! — бодро отказалась от страха Звонящая, разглядывая красивые окрестности — дома, кованые фонари, мост, людей, гуляющих по набережной.

— Ты была права — в нормохроносе Венеция гараздо красивее, чем у меня! — оценил Траурихлиген, не забывая грести. — Даже стихи на ум приходят!

— А ты расскажи! — попросила Звонящая, чувствуя, как лодка покачивается на маленьких волнах. — Вернее, прочитай… — поправилась она, вспомнив, что стихи не рассказывают, а читают.

— Хорошо! — согласился Траурихлиген, и начао бодрым голосом:

— Wandrers Nachtlied!

— А? — удивилась Звонящая, заморгав глазами…

— Нет, лучше так! — Траурихлиген положил весло, опустившись на соседнее сиденье — напротив Звонящей и взял мандолину, которая лежала рядом с ним. — Wandrers Nachtlied! — повторил он, перебирая струны своими длинными пальцами, наигрывая «К Элизе» Моцарта. — Über allen Gipfeln

Ist Ruh In allen Wipfeln Spürest du Kaum einen Hauch Die Vögelein Schweigen im Walde Warte nur balde Ruhest du auch…

Слушая, как Траурихлиген читает ей стихи, Звонящая поняла, что заблуждалась в нём, считая его просто тупым бездушным зверем, который злобно рычит и пожирает всех, кого видит. По настоящему он совсем не такой, он хороший человек, у него приятный голос, красивая улыбка, добрые глаза, и наверное, даже есть душа… Он из тех, «других» людей, которые исчезли после войны…

— Ну, как? — осведомился Траурихлиген, остановив на Звонящей свой взгляд, а она, не выдержав его, смущённо отвела глаза, уставившись на свои неудобные блестящие босоножки.

— Ты здорово говоришь по-немецки… — выдала она первое, что пришло ей в голову. — И на этой штуке тоже классно играешь…

— Спасибо… меня ещё никто за это не хвалил… — хохотнул Траурихлиген, наигрывая на мандолине что-то современное, из Селин Дион, что ли?

— Только я не поняла ни слова… — соварала Звонящая, которая знала немецкий язык, просто хотела ещё и ещё слышать его голос и смотреть на него. — Прости, я Гёте только по-русски читала… Может, переведёшь?

— А я не знаю литературный перевод… — покачал головой Траурихлиген, отложив мандолину и пристроив её так, чтобы инструмент не свалился в воду. — Но можно перевести просто так, без рифмы! Называется «Ночная песнь странника».

— Красиво, — кивнула Звонящая, а над ней в быстро чернеющем небе горели большие звёзды.

— Над вершинами всех гор — покой, в верхушках деревьев ты не чувствуешь никакого дыхания, — продолжал переводить Траурихлиген, подгребая веслом, заставляя лодку двигаться дальше. — Птички молчат в лесу. Подожди только — скоро и ты обретёшь покой.

— Вау! — выдохнула Звонящая, а впереди показался большой мост, наполненный огнями, арками.

— Красивое стихотворение. А это — мост Риальто! — Траурихлиген кивнул вперёд, и начал причаливать. — Хочешь прогуляться?

— Конечно! — Звонящая согласно кивнула, протянула руку, взяла мандолину, пару раз чиркнула пальцами по струнам, получив смешное «Брям!»…

— Видишь, я ещё помню, как называются мосты! — говорил Траурихлиген, заставив лодку пристать к берегу, накинув швартовый канат на специальную тумбу. — Я сюда не приезжал, чтобы не видеть все эти загоны для евреев… Да и столько времени прошло! Я в Венеции не был уже семьдесят лет… Да, если хотите увидеть человека, который ограниченный и тупо злой — обратитесь к Муссолини!

Звонящая не смогла удержаться и рассмеялась, потому что Траурихлиген очень смешно прошёлся по Муссолини.

— У тебя чудесный смех! — заметил Траурихлиген, помогая ей выбраться из зыбкой лодки на твёрдую землю. — Как у ребёнка! Работа в опе сосвсем не повлияла на тебя!

…Они стояли на мосту, взявшись за руки, а мимо них проходили разные люди, разговаривали… Но они никого больше не видели, кроме друг друга, смотрели, не отрываясь и молчали…

Неподалёку шаркал башмаками некий тип, девушка которого отлучилась в магазин, а плащ и шляпа на нём оказались почти такие же, как у Траурихлигена. В другое время Звонящая обязательно заметила бы его, но только не сейчас, когда все её мысли были заняты одним лишь человеком. Звонящая не заметила даже, как прошло время, и супеперчный вечер сменился глубокой ночью… Завтра же ей на работу, а она…

— Эрик, прости, я должна идти домой… — печально вздохнула Звонящая, осторожно забрав у него свою руку. — Мне завтра на работу… в семь вставать…

— Ты за свою работу совсем не волнуйся! Ты на неё успеешь! — пообещал ей Траурихлиген, и вдруг неожиданно громко щёлкнул пальцами на правой руке. Звонящая не ожидала, и испугалась, когда, разоравав тихий ночной воздух, откуда ни возьмись, примчалась его игрек-тачка и приземлилась неподалёку, мигнув фарами, сообщив, что она уже здесь.

— Интеллектуальное управление! — пояснил Траурихлиген, приближаясь к тачке.

— Это что — силой мысли, что ли? — удивилась Звонящая, ведь у Репейника и близко не водилось таких техночудес.

— Почти! — улыбнулся Траурихлиген, помогая Звонящей устроиться на месте пассажира. — Сенсоры на пальцах — нанотехнология! Полетели! — сообщил он, и игрек-Майбах, повинуясь хозяину, взмыл ввысь, рассекая неподвижный ночной воздух.

— Куда? — Звонящая решила уточнить, потому как на экране навигатора видела какой-то странный курс.

— Домой! — просто ответил Траурихлиген, а потом вдруг что-то вспыхнуло, на миг ослепив, и машина задрожала, как будто бы попала в полосу турбулентности.

— Ай! — Звонящая испугалась, осознав, что Эрих пробросил тачку во времени… Только вот, куда?? Там, за окном неслись какие-то тёмные горы, страшные отвесные скалы, изрезанные глубокими ущельями, вершины, покрытые вечными снегами… Какое жуткое, неприветливое место, и небо над всем этим такое… ненастное, снежное… серое…

— Где мы? — шёпотом устрашилась Звонящая, не в силах оторвать глаз от этих бесконечных скал и вершин. Где-то в недосягаемой дали возникла какая-то светлая точка, вроде света в окне — в тысяче окон. Точка росла, становясь всё ярче, и вскоре превратилась в какой-то фантастический замок, с высокими острыми башнями, которые, словно бы являлись продолжением огромной скалы, на вершине которой стояли. На снежном ветру бешено развевались длинные флаги, а вокруг широченного, громадного искусственного плато, высеченного прямо в скале, высились острые игольные пики, которые словно бы резали ветер, заставляя его вихриться и выть так, что слышно было даже в звуконепроницаемом салоне игрек-тачки.

— Дома! — просто ответил Траурихлиген, и и направил тачку вниз, прямо к этому широкому плато, которое, казалось, был размером с целый район среднего города.

— А как же мой ретоподъезд? — прошептала Звонящая, прижимаясь к креслу, потому что шальные вихри заставляли тачку подпрыгивать и падать вниз, как какой-то кукурузник.

— Какой ретоподъезд? — якобы удивился Траурихлиген, крепко держа штурвал, а тачка тем временем, выскользнула из вихря и понеслась над громадным плато. Удивительно, но тут почти не было ветра — зато под крыльями мелькнул обширный лесопарк, скульптуры, озёра, мосты, аккуратно припаркованные автомобили, белые беседки, увитые вьющимися розами… — Это замок Траурихлиген, наш дом!

— Ну и домик — не наубираешься… — по инерции пробормотала Звонящая, отмечая, что этот замок Траурихлиген просто громаден — больше, чем любой многоквартирный дом… Намного больше, выше, шире…

— Знаешь, сколько слуг здесь убирают? — похвастался траурихлиген, лихо заводя тачку под своды широкой пещеры, в которую был проведен электрический свет.

— Не знаю… — по инерции ответила Звонящая, всё ещё не отдавая себе адекватный отчёт о том, что только что стала графиней, фантастический замок принадлежит теперь и ей тоже, и из опа она может с успехом уйти… только вот, что будет дальше???

— А я и сам не знаю! — хохотнул Траурихлиген, застопорил тачку, а по обеим сторонам уже стояли нарядные лакеи, распахивая дверцы.

— Припарковать! — коротко приказал Траурихлиген, швырнув одному из них ключи, и послушный слуга, ловко поймав их, скользнул в кабину, завёл двигатель, чтобы отогнать хозяйсткую игрек-тачку на парковку.

Звонящая оглядывалась по сторонам, понимая, что очутилась в каком-то совершенно сказочном месте. Это была естественная пещера, но тронутая человеческими руками, освещённая десятками хрустальных люстр, яркий свет которых, отражаясь в подвесках, играл на природных сталактитах, которые свисали в низ с бесконечно далёкого, высоченного потолка. Воздух — сухой и тёплый, пропитан ароматом каких-то цветов. А на полу — среди друз природных кристаллов, постелены толстые, мягкие тёплые ковры.

— Нравится? — осведомился Траурихлиген, держа Звонящую за руку, проводя её мимо этих кристаллов к таким дверям, через которые мог бы без потерь проехать грузовик.

— Господи, мне всё это за всю жизнь не обойти… — выдавила из себя Звонящая, которая ничего подобного раньше не видела, и от изумления едва плелась, не смотрела под ноги, спотыкалась…

Высокие двери охраняли два лакея — в старомодных париках, а отливающих золотом старомодных костюмах — они проворно распахнули огромные створки, пропуская их дальше…

Звонящая раньше совсем по другому представляла себе замки — в них непременно должны были быть узенькие тёмные, сырые коридоры, тесные лестнички, каморки, сквозняки и… призраки… Но кажется, она ошибалась — в этом замке всё было огромное, потолки такие высокие, что можно было с успехом надстроить и второй, и третий этаж… Повсюду — беломраморные статуи, бархат, золото, причудливая мебель из самых дорогих пород дерева, картины а так же — море света и такие высокие стрельчатые окна, что почти не видно даже, где они заканчиваются… Звонящая обратила внимание, что в каждом окне стоят стеклопакеты из нормохроноса… Жутко… эклектика какая-то… нехрональная эклектика…

— Я окна поменял — из старых безбожно дуло! — объснил Траурихлиген, перед которым слуги распахнули очередную фантастическую дверь.

— Ага… — кивнула Звонящая, видя перед собою длинный и широкий стол, изысканно сервированный персон на сто… звонящая заметила, что сам стол — тоже из нормохроноса, хай-тек с хромированными ножками под столешницей из тёмно-серого оргстекла. На него накрыты искусно сложенные салфетки в специальных антикварных подставках, хрустальные бокалы, букеты роз в причудливых вазах, белоснежные фарфоровые тарелки, рядом с которыми аккуратно уложены многочисленные вилки, ложки, ножи… Их так много — полный набор наверное, для разных блюд, а Звонящая многими из них и пользоваться-то не умела… Впервые видела…

Как только они вошли сюда, ступили на начищенный до блеска паркетный пол — заиграла живая музыка, в дальнем конце этого зала размером с поле для мини-футбола, не меньше, помещался целый симфонический оркестр, оснащённый разными инструментами — от скрипки до гигантского органа. Орган грянул громом инфернальной классики, Звонящая вздрогнула, и осознала, что они с Эрихом здесь одни — если не считать многочисленных суетящихся слуг, которые с проворством и слаженностью роботов ставили на хай-тек стол невиданные угощения.

— А где все?.. — выдала Звонящая пространный вопрос, оглядываясь, видя статуи, картины, дорогую отделку, зеркала, круглый фонтан посередине зала, и современный многоуровневый натяжной потолок.

— Все здесь! — удыбнулся Эрих, приглашая Звонящую сесть во главе стола, в кресло, похожее на королевский трон. — Ты и я! А нам больше никто и не нужен…

— Я столько не съем…. - перепугалась Звонящая, видя, что весь стол уже покрыт угощениями, и слыша их ароматы… Она вспомнила, что не ела сегодня ничего, кроме чипсов, и поняла, что зверски голодна… Однако она переживала шок за шоком, из-а чего кусок в горло ей лез из рук вон плохо — почти не лез.

Звонящая размышляла о том, как она будет здесь жить… Да она же заблудится в исполиснком пространстве, ничего здесь не найдёт… Просто лабиринт какой-то…

— А как ты тут ориентируешься? — удивленно осведомилась Звонящая, по инерции кушая то, что подкладывали в её тарелку заботливые и почти незаметные слуги. — Здесь без компаса нельзя — потеряешься…

— Я здесь вырос, — ответил ей Траурихлиген. — Знаю тут каждый уголочек, каждую трещинку! Я тебе всё покажу, тебе понравится тут жить!

— Если я не потеряюсь… — добавила Звонящая, не забывая кушать.

— Приглашаю вас на танец! — Траурихлиген встал из-за стола и, поклонившись, предложил ей танцевать. Звонящая как-то и не умела танцевать — прошла курс подготовки в опе, но танцы так и не использовала…

— Ладно… — Звонящая с опаской согласилась, взяв Траурихлигена за руку, и они закружились в вальсе. Траурихлиген очень ловко танцевал — ни разу не наступил на ногу Звонящей, а она ему да, наступила, потому что под ноги не сморела, а всё крутила носом вокруг. Она с изумлением отметила, что вокруг них — абсолютно фантастический зал — объёмная фигрура из стекла и стали, сплошные окна — даже в высоченном потолке зияют восьмигранные окна, в которые видно страшное серое небо, и в блестящем полу — такие же окна, только видно сказочную долину, покрытую деревьями и зеленью травы. Танцуя, они наступали прямо на эти окна, и Звонящая каждый раз вздрагивала — земля была далеко внизу, на несколько киломестров, наверное, и провались это окно — от них не останется и мокрого места. К тому же здесь повсюду розы — их посадили прямо тут, в клумбы, устроенные в нишах в стенах и в полу, и Звонящая наконец-то поняла, что это пахнут именно розы.

— У тебя здесь столько цветов, — заметила она, оторвав взгляд от фантастического интерьера и взглянув в глаза траурихлигена. Какие же у него красивые, глубокие глаза — прсто сказочные какие-то… а она считала его злодеем…

— Посмотри в глаза цветов — и тебе откроются глубины мироздания, — полушёпотом произнёс Траурихлиген, наклонившись к её уху, и рукой показывая своим музыкантам, чтобы те играли медленнее, постепенно сбавляя темп. — Это сказал Платон. Вообще, в те времена люди были куда мудрее, ближе к природе, и знали намного больше, чем современные люди, кторые привыкли к этим машинам и разрушению!

Звонящая даже не нашлась, что ответить — да разве злодей способен на такие слова, на такие мысли?? Звонящая даже решила, что уволится из опа — нет, просто сбежит, чтобы не попасть под безжалостную вышибалку. Междутем они кружились всё медленнее, в такт замирающей музыке. Траруихлиген нежно обнял её за талию, а звонящая положила руки на его плечи…

— Мне нужно попить воды… — прокряхтела она, чувствуя, что в горле у неё пересохло от пережитых эмоций.

Эрих молча кивнул и повёл её обратно к столу, Звонящая взяла бокал, а слуга тут же наполнил его чем-то, похожим на яблочный сок.

— И… воздухом подышать… — добавила Звонящая, ощущая одышку — тоже, наврное, из-за эмоций…

— Идём! — Траурихлиген вывел её на балкон, который выдавался далеко от стены, вонесённый на головокружительную высоту над едва различимыми деревьями далеко внизу.

Они остались здесь наедине — исчезли и музыканты, и слуги, воцарилась тишина и серебристая мгла полнолунной ночи. Далеко внизу расстилалась фантастическая тёмная долина, тихая, прохладная, как в сказке. Звонящая опёрлась рукою о мраморный бортик перил, а во второй руке у неё оставался полный бокал, из которого она так и не отпила ни глоточка — машинально держала, не догадавшись оставить на столе. Траурихлиген внезапно приблизился к ней сзади, обняв за талию неожиданно крепко.

— Какая прекрасная ночь… По-моему давно уже пора сорвать цветок, — прошептал он ей в саое ухом каким-то несвоим хриплым шёпотом и куда-то потащил насильно.

Звонящая вздрогнула от захлестнувшего её ужаса, машинально разжала руку, и бокал её ушёл вниз, исчезнув в головокружительной пропасти, разбившись там об острые скалы.

— Да ты с ума сошёл, маньяк! — она принялась отбиваться, потеряв над собой всякий контроль. — Мне домой пора…

— Почему же маньяк? — якобы удивился Траурихлиген, не выпуская её. — Ты — моя жена, твой дом здесь! — он вдруг подхватил её на руки и понёс в неизвестность, быстро шагая.

— Ты ку-куда? — пролепетала Звонящая, от страха едва не падая в обморок, вися.

— К звёздам! — прошептал ей в ответ Траурихлиген, пронося Звонящую через фантастический стеклянный зал, где уже погасили свет, заглушили музыку — оставили только трепетные свечи, горящие мистическими тусклыми огоньками.

— Да ладно тебе с твоими звёздами… — икнула Звонящая, пугаясь всего этого настолько, что у неё аж руки отнимались. — Ты пугаешь меня…

— А ты не бойся! — ласковым шёпотом попросил её Траурихлиген, удерживая Звонящую аккуратно, но при этом — крепко, так, что вырываться она не могла.

Здесь повсюду повисла полумгла — электрический свет погас, сменившись готическими сполохами свечей. Звонящая даже не знала, куда он её вообще несёт — темно, всё незнакомое, да и страх…

«К звёздам!». Он поставил её на ноги, а Звонящая оступилась, неловко подвернув правую ногу… Сохранив шаткое равновесие, она огляделась с огромнейшей долей опаски и увидела… Звёзды. Не звёзды — море свечей, которые были тут повсюду — на полу, на стенах, вставленные в миллиарды невидимых во тьме подсвечников, а вокруг — только мгла… Звонящая застыла посреди этого бесконечного моря, не решаясь ни вздохнуть, ни шевельнуться. Страх и ужас собрались внутри, не давая дышать… Чувствуя, как Траурихлиген медленно целует её шею и плечи, Звонящая вздрагивала всякий раз, когда он прикасался к ней…

— Н-нет, отпусти меня… — едва пролепетала чуть слышно, сдела единственный робкий шажок в сторону…

Но Траурихлигена её слабенькое сопротивление только подстегнуло, разожгло его страсть настолько, что он больше не смог себя контролировать. Он тут догнал её и обнял за талию — нежно и в тоже время крепко, давая понять, что она никуда от него не денется. Их взгляды встретились, а губы сомкнулись в горячем поцелуе. Она обвила дрожащими руками его шею, не забывая целовать в ответ. Внезапно он рванул её дорогое платиье, разорвав его, камешек с порвавшейся шлейки больно царапную её плечо, оставив ощутимый след — даже, кажется, капнула кровь… Но Звонящая быстро забыла про боль и про кровь…

Эрих что-то шептал ей по-немецки между поцелуями, а потом вдруг приподнял над полом почти что силой, и Звонящая ощутила под собой дивный шёлк простыней. Страх и ужас внутри неё сменились чем-то другим, приятным, что не дало ей вырываться. Закрывая глаза и отдаваясь ему, Звонящая подумала отлько о том, что она — всего лишь маленькая слабая женщина. А Эрих — и есть тот сильный мужчина, рядом с которым она прожила бы всю жизнь…

* * *

Он вернул её назад — в ту же секунду, из которой забрал, и Звонящая, стоя перед своим комодом у себя в ретоподъезде, видела время на электронных часах — шестнадцать — ноль пять, и впереди — целый унылый вечер под магазинную пиццу… Ноги её не держали — отнимались просто, и Звонящая осела в кресло, шелестя тем платьем, которое Траурихлиген подарил ей вместо того, которое испортил. Оно принадлежало его бабушке, но изумительно сохранилось в веках, оставаясь похожим на только что купленное. Шикарное светло-кремовое платье с длиннющим шлейфом и рукавами-фонариками. Зевая, Звонящая вернула «Флорентиец» обратно в шкатулку с кошкой, и тудаже положила семейное кольцо, самый крупный бриллиант в ктором нём в себе гемму с изображением фамильного герба. Прощаясь, Эрих сказал Звонящей, чтобы завтра она ждала его тут, в это же время, в четыре часа, и он заберёт её навсегда… Весь оп, просто на ушки вскочит, когда она, старший дознаватель, вдруг исчезнет без следа и нигде никогда не найдётся… Сон просто отключал на ходу мозги, подкашивая ноги, и Звонящая решила не медлить — сменив шикарное бабушкино платье на ординарную пижаму в вертикальную «тюремную» полоску, она забралась с головою под одеяло, и сейчас же выключилась, заснув богатырским сном.

* * *

Прекрасный сон грубо прервал звонок будильника, и Звонящая, выпав из его цепких лап, обнаружила себя на половинке своего неразложенного дивана, под обыденным своим клетчатым покрывалом. Она ненавидела этот будильник — его звонок гнусавый и гнусный, нечеловечески противный, словно гиена какая-то воет. Она бы снесла этот гиений будильник с тумбочки метким выстрелом, но под такой легче просыпаться, он чудесно отгоняет сны и возвращает в реальный мир. Продрав глаза, Звонящая села на своей одинокой половинке, как садилась каждый раз, когда заканчивался выходной день и начиналось суровое утро сурового будня. Это был всего лишь сон — романтический кошмар, он закончился, развеянный гиеной-будильником, и ей пора на работу — пришла обыденная реальность будней. Она быстро собралась, сменив полосатую пижаму на мундир — привыкла собираться быстро за годы службы в Отделе Предотвращений — покинула ретоподъезд, привычно села в игрек-тачку и поехала на работу.

Глава 192 Пробои пробойщика

Сенцов пришёл в пробойную к Репейнику только по одной причине: хотел узнать, как поживает Катя. Репейник обещал отпустить её домой, но Константин боялся за свою бывшую невесту: а вдруг с ней снова случится хронобеда?? Траурихлиген коварен — Сенцов начал подозревать, что он специально затеял эту страшную историю с Катей… только, зачем? Нужно припахать Репейника, чтобы он разобрался.

— Привет! — Сенцов буднично поздорался с Репейником, однако тот повернул к нему небывало бледное и перекошенное лицо.

— Старлей… — пролепетал Репейник, и Сенцов устрашился: пробойщик чуть ли, не рыдал.

— Чего? — выжал он, стараясь сохранять спокойствие, но у него выходило из рук вон плохо.

— Ты даже не представляешь, какой я лось! — всхлипнул Репейник и дрожащей рукою показал на один из своих экранов.

Сенцов посмотрел и ничего не понял: он подумал, что Репейник смотрел кино и нажал на «Паузу». Экран являл некоего типа, который собирался зайти за некую дверь.

— И? — уточнил Сенцов, глуповато моргая и переводя удивлённый взгляд с Репейника на экран и обратно.

— Не узнаёшь? — плаксиво осведомился Репейник, теребя волосы на своей голове.

— Не-а… — покачал головой Сенцов, потому что действительно, никого не узнавал в этом застывшем гражданине, который стоял к нему спиной.

— Это твой Ветерков! — воскликнул Репейник, стукнув кулаком по своему столу, удивительно свободному от съестного. — И ты знаешь, где он стоит?

Сенцов решил не выглядеть бараном, всмотрелся в экран… Да, гражданин похож на Ветеркова — его куртка, его затылок… А вот, где он стоит? Около какого-то подъезда. Подъезд явно не видал капитального ремонта: дверишка вшивенькая, без замка… Нет, Сенцов, наверное, баран: он не может узнать, перед каким именно подъездом Репейник ухитрился заснять Ветеркова.

— Не знаю, — честно признался Сенцов, осознав, что дальше скрипеть мозгами бесполезно.

— Эх, ты! — мрачно вздохнул Репейник, вперив в Константина слёзный взгляд. — Твой Ветерков идёт к твоему же Пушкову, у которого ты пытался выведать про украденные смартфоны!

— А… зачем? — глупым голосом изрёк Сенцов, ведь баран и тот, поймёт, что этот ленивый горе-поэт может грабить только собственный холодильник и таскать кошачий корм, когда больше ничего нет.

— За свайкой! — рассердился Репейник, сдвинув брови. — Где ты нашёл свои смартфоны?

— В подвале у Траурихлигена… — пробормотал Сенцов. — Ну, он их спёр… А что?

— Когда они пропали? — не отставал Репейник, ёрзая в своём кресле, как на решётке для барбекю.

— В июне… — буркнул Сенцов, никак не понимая, чего Репейник пытается от него добиться. Сенцов давно установил, что ни Пушков, ни остальные сотрудники салона не причастны к краже смартфонов, и отчитался об этом Крольчихину… Зачем стажёру снова тащиться к увальню Пушкову??

— А когда Траурихлиген получил свой трансхрон?? — Репейник уже почти рычал и сжимал кулаки, словно перед боем… Неужели решил поколотить Сенцова за твердолобость? Пускай, колотит… лоб у Сенцова действительно, твёрд…

— В сентябре… — ответил Сенцов. — Ты сам сказал, что это парадокс перебросов, потому что у Траурихлигена этот… как его… стабилизатор тот барахлил…

— Нет! — голосом обречённого на казнь возразил Репейник. — Нет парадоксов! И ты должен вдолбить, что твой Ветерков идёт к Пушкову по второму кругу знаешь, зачем? Он идёт к нему вместо тебя, потому что я ещё раз говорю: нет парадоксов! Траурихлиген испытал свой деосциллятор: похитил смартфоны на несколько месяцев раньше нормохроноса, а потом — создал частный нулевой цикл! Смартфоны, которые он спёр, остались у него, и у Чижикова они тоже остались! Абсолютное количество этих смартфонов стало в два раза больше — в нормохроносе и в срезе Траурихлигена! Траурихлиген сделал нулевой цикл первой степени, который позволяет ему украсть одну и ту же вещь два раза! Ты понимаешь? — Репейник схватил Сенцова за воротник и дёрнул, но Сенцов устоял на ногах и бараньим голосом ответил:

— Нет. Я сам видел его склад и пустую полку!

— Траурихлиген запустил обратные колебания, сделал Чижикову локальный нулевой цикл, и для него кражи не стало, а для твоего Крольчихина не стало висяка! Он только их вырубил, а нас с тобою и себя любимого — нет! Для этого нужен деосциллятор! А теперь — он обобрал твоего Чижикова по второму кругу! Поэтому Ветерков и тащится к Пушкову — он работает вместо тебя, усёк?

Сенцовский воротник оставался у Репейника в плену, а Сенцов понял только то, что без опа ни за что бы эту фантастическую кражу не раскрыл, она засохла бы на нём до самой пенсии и премии он бы не увидел, как своих ушей.

— А я — лось! — продолжал плакаться Репейник. — Я должен был подумать о деосцилляторе ещё тогда, когда ты нашёл смартфоны! А я?

Сенцов не подумал бы про деосциллятор даже тогда, когда его бы поставили ему под нос…

— Если шеф узнает, как я срезался — он меня к игрек-генератору приговорит… — всплакнул Репейник и, наконец-то, вернул свободу измятому сенцовскому воротнику.

— Не переживай… — поддержал Репейника Сенцов. — Я раньше вообще такого слова не знал: «деосциллятор»…

— Это моя работа… — сокрушался Репейник. — Если тебе необходимо и достаточно побегать и пострелять, то мне надо мыслить, и не просто, как обыватель: сколько хлеба купить, и сколько колбасы — а мне надо сверхмыслить! Я обязан угадывать действия противника на десять ходов вперёд! А я? Я пробыковал, пролосил… Чёрт… я даже Барсука не слушал, когда он мне кувалдой втемяшивал про деосциллятор! Был бы на моём месте Драйвер — он бы сразу всё понял! А я — лось!

— И… что теперь делать? — глупым голосом булькнул Сенцов, балансируя на подлокотнике кресла, словно между раем и адом.

— Раньше надо было делать! — изрыгнул Репейник, закатывая глазки так, будто бы его сейчас хватит удар. — Когда ты был там, на месте Траурихлигена — тебе надо было догадаться, что у него есть деосциллятор, найти его и вывести из строя! Тогда бы всё было окей!

— Я тогда и слова такого не знал — «деосциллятор»! — мрачно огрызнулся Сенцов. — И вообще, ты у нас по технической части, а я…

— Ты — дознаватель! — заплакал Репейник, заедая своё горе тремя пирожными сразу, попеременно откусывая от каждого из них. — Ты должен сочетать в себе качества и подсыльного, и пастуха, и пробойщика сразу!

Что-то Репейник от него слишком много хочет… Сенцов даже и представить не сумел себе человека, который сочетал бы в себе силу Бисмарка, хитрость Красного, ум Репейника, и ко всему прочему, умел командовать, как Звонящая… Это должен быть какой-то супермен… ну, ни в коем случае не Константин Сенцов…

— Эй, Репейник! — внезапно из передатчика Репейника вылетел сиплый голос, который испугал Сенцова и заставил вздрогнуть.

— Чего тебе? — возмутился Репейник в микрофон, а Константин из-за сипатости никак не мог понять, кто это решил с ним поговорить.

— Когда ты выпустишь меня отсюда? — возмутился сиплый голос. — Я скоро загнусь тут, в боксе твоём! Хоть в игрушку на компе поиграться дай!

— Нельзя! — сурово отрезал Репейник. — Я ещё не до конца исследовал твой феномен!

— Неужели для этого нужно в боксе сидеть? — заныл сипатый голос, и Сенцов, наконец-то узнал нытьё Рыбкина. — У меня тут крыша едет среди твоих подставок для цветов!

— Да, нужно сидеть в боксе! — настоял Репейник, стукнув кулаком по столу. — Рыбкин, ты, вообще, понимаешь, что я тебя изолировал от общества?? Мне ещё тут зомбовирусов не хватало!

— Какие тебе зомбовирусы?? — заплакал в динамике голос Рыбкина. — Да ты сам тут меня зомбируешь! Я жить хочу, а не прозябать в твоих четырёх стенах!!

Репейник слушать его вообще не стал, а только прикрутил громкость передатчика до минимума. Выключить его совсем он не имел права — чтобы не пропустить, если с Рыбкиным вдруг что-то случится, а вот превращение его воплей в шелестящий шёпот Репейник выполнил с удовольствием.

— Ты что, до сих пор Рыбкина в боксе маринуешь? — удивился Сенцов.

— Я до сих пор не понял, в каком он состоянии! — отрезал Репейник, вертясь на стуле, а Рыбкин всё вопил, заставляя приглушённый передатчик шипеть.

— Мне кажется, в нормальном, — пожал плечами Сенцов, вспоминая, как Рыбкин листал комиксы и просил включить музыку в игрек-тачке — такое поведение типично для Рыбкина… кажется, Репейник зря приписывает ему «зомбовирусы».

— Твоя Катя тоже казалась нормальной! — проворчал Репейник. — А на деле что? Вся покрыта атипичными следами! И знаешь, что, Старлей? — он почему-то перешёл на свистящий шёпот и придвинулся поближе к сенцовскому уху. — Следы-то я снял, а вот, каким образом она обманула вышибалку — я до сих пор не понял! Я просто забацал её по второму кругу и выпустил под игрек-спутник для наблюдений! Пока ничего, нормально…

— Ты что следишь за Катей?? — в Сенцове почему-то вскипела глупая злость, и он зарычал на Репейника голосом дикого тигра, протянул руки, чтобы схватить его за воротник и пару раз стукнуть о стенку.

— Да ты чего? — Репейник перепугался «одичавшего» Константина и на всякий случай покинул кресло, отбежав в дальний угол. — Никто не следит за твоей Катей! Игрек-спутник передаёт мне только её хроноположение, а разглядывать её я не собираюсь! К тому же, это ей во благо!

— Знаю я тебя! — протарахтел Сенцов, а злость в нём «сдулась», заставляя его самого «сдуваться» и вернуться в кресло. Репейник прав, что наблюдает за Катей — Траурихлиген мог сотворть с бедняжкой всё, что угодно… проводил на ней какие-то свои фашистские эксперименты… А вдруг она до сих пор покрыта каким-нибудь дурацким полем??

— А… она ещё не рассталась со Степаном? — глупым голосом изрыгнул Константин, почувствовав в своей бедной голове неясную надежду на то, что он ещё сможет стать Катиным мужем…

— А я почём знаю? — каркнул Репейник в сенцовское ухо и схватил с фальшподоконника пачку чипсов. Подоконник считалсь «фальш-», потому что за ним начиналось не окно, а огромный дисплей. — Я же тебе говорю, что отмечаю только её хроноположение, а разглядывать твою Катю не собираюсь! К тому же, ты стырил мой игрек-ноут — настрой себе спутник и глянь сам, если тебе так интересно! Или ты уже расколотил мой игрек-ноут? Знаю я вас, бегемотов! Красный, вон, уже расколотил!

— Н-нет… — выдавил Константин, который тоже хотел поесть, но когда Репейник спросил про игрек-ноут — тут же перехотел… Как-то раз он вернулся в свой «ретоподъезд» и нигде его не обнаружил… Перевернул все вещи, залез и за диван, и даже в холодильник, и в стиральную машинку… Не нашёл…

— Спёр его кто-то… кажется, — решился сказать правду Сенцов, осознав, что да, молчание, конечно, золото, только не теперь, когда повсюду прыгают хронотуристы. Теперь это «золото» смертельно опасно…

— Траурихлиген спёр! — гавкнул Репейник, смяв опустошённую пачку и выкинув её мимо корзины.

— А… чего ты так решил? — поинтересовался Сенцов, а в его желудке начал собираться тяжёлый холодный страх: Траурихлиген побывал в него дома… а Сенцов и не знал об этом? А вдруг в следующий раз он прикончит его во сне??

— А кто ещё мог пролезть к тебе в ретоподъезд? — ехидно хмыкнул Репейник. — Ведь дверь не взорвана? Нет? Окна не вывернуты? Тоже нет, наверное?

— Нет… — кивнул Сенцов… в ретоподъездах двери и окна только выглядят обычными, а по-настоящему — сделаны из сверхпрочных материалов, а разрушить их можно действительно, разве что, взрывом.

— И что теперь? — спросил Константин, чувствуя за собою вину… Траурихлиген обязательно поставит игрек-ноуты на конвейер и раздаст своим фашистам…

— Ну, что — «что»? — буркнул Репейник. — Теперь у Траурихлигена будет игрек-ноут, а у тебя — шиш с дырой!

— Я ни на секундочку не сомневаюсь, что вы оба — лоси! — внезапно над головами разразился грозный голос, и Репейник заглох, решив, что это шеф пришёл, чтобы строгач впаять за всё хорошее. — Ну, Репейник, как продвигается изобретение деосциллятора??

— А? — обернувшись, Репейник шефа не увидел, а увидел Звонящую, которая нависала над ним, меча молнии почти как громовержец-Зевс.

— Бэ! — изрыгнула Звонящая… Вообще, она всегда сурова, но этим утром, просто воспламеняет одним взглядом… Что с ней?

Репейник деосциллятор не изобрёл — сидел над ним по ночам — даже в компьютерные игры перестал играть… Но рассчитать необходимые параметры никак не мог — ума, наверное, не доставало. Он уже всерьёз подумывал о том, чтобы наступить на горло гордости и попросить о помощи толстого Барсука…

— Я над ним как раз работаю! — отбоярился Репейник, отвернувшись, чтобы Звонящая по выражению его лица не разгадала враньё.

— Я уже не говорю про Старлея! — фыркнула Звонящая. — Он не только игрек-ноут — он скоро голову потеряет! Так, работать, я проверю! — приказала она и развернулась, чтобы уйти. — Да, кстати, Репейник! — она повернула голову, застряв на проге. — Ты вышибалку переделал?

— Ага, — соврал Репейник, для которого тайна обмана вышибалки была так же страшна, как тайна деосциллятора.

— Мне-то, хоть, не ври! — вздохнула Звонящая. — И я тебе приказываю: обратись к Барсуку! И Рыбкин в боксе?

— В боксе, — кивнул Репейник, пялясь только в экран, на котором замерла приостановленная игра.

— Выпусти его — он в норме! — рявкнула Звонящая на прощание и скрылась за переборкой.

— Ну, да, ещё чего — выпусти ей зомбовирусы гулять по Базе! — тихо огрызнулся Репейник сам себе. — Кстати, Старлей, как думаешь: вышибалку обмануть, вообще, можно?

— Ага, — кивнул Сенцов, напуганный тем, что Траурихлиген вломился в его ретоподъезд и спёр игрек-ноут, буквально, из-под носа у него… И это совсем недавно приключилось — на прошлой неделе, когда турист официально считался забацанным.

— Ну, вот, и ты туда же, подставляешь меня! — фыркнул Репейник, без толку елозя мышкой по коврику, на котором был изображён какой-то сказочный замок для Золушки. — Чёрт, был бы жив Драйвер — я бы у него спросил!

— А ты пробросся к нему и спроси! — выдал авантюрную идею Сенцов и сам себе удивился…

— Меня шеф сгноит… — отказался Репейник. — И я боюсь мертвецов — я не некромант…

— Слушай, а ты мой игрек-ноут пробить можешь? — Сенцов подал очередную неожиданную идею и снова удивился. Обычно, его мозги забиты ватой и залипшие неизвестно, чем… А сегодня как-то странно просветлели…

— Могу, а что? — поднял свои брови Репейник, таращась на Константина из-под очков.

— Если он у Траурихлигена будет — поработай над вышибалкой… — проклекотал Сенцов, боясь сам себя ещё больше, чем Траурихлигена. — Что-то мне не по себе…

— Слушай, брат, ты — гений! — оживился Репейник и влез в игрек-нет, чтобы отследить маяк, который сам же установил в игрек-ноут. — У меня тут с этими трансхронами совсем крыша съехала, а ты — просто ас! Умнеешь, брат, на глазах!

Сенцов наблюдал за Репейником, как тот запускает какие-то поиски по игрек-нету, хрональные и нехрональные… Он в эти дела не лез — не понимал, и поэтому просто молча ждал, когда Репейник закончит и выдаст результат…

— Слушай, из твоего ноута маяк кто-то выкрутил… — пробурчал он, когда все его шкалы стали страшно красными, и нечто злобно пискнуло, испугав Сенцова. — Маяк за городом, на свалке, а игрек-ноута нету!

— Траурихлиген выкрутил… — зачем-то брякнул Константин, замерев в ступоре — а кто ещё мог выкрутить маяк из игрек-ноута?? Траурихлиген только — он ас…

— Слушай, Старлей, я сейчас к Барсуку пойду… — прошептал Репейник, отрываясь от кресла. — А то мы завалимся так по самую сурепку, чёрт… Ну, я лось… Ну, самшит… Блин…

Бормоча всё это под свой длинный нос, Репейник утащился в тот отсек, где проживал за прутьями бессбойной клетки доктор Барсук, оставив Сенцова одного напротив монитора с замеревшей компьютерной игрой… Похожей на затсывший временной срез в режиме деосцилляции…

Глава 193 Братья Новиковы вступают в СС

Александр и Василий Новиковы снова были вместе. Они сидели рядом… на холодном полу, в жуткой темноте, сырости и непритном промозглом холоде, который пробирал их до самых несчастных костей. Александр хотел отсюда сбежать, попытался ковырять дверь, стены… Но дверь и стены тут были сделаны наславу: не желали поддаваться его усилиям, и Александр, вернувшись на пол, начал впадать в мучительную, безысходную апатию. Василий и вовсе был невменяем — плакал, рассказывал что-то про летающие автомобили… Александр боялся — а вдруг брат сойдёт с ума? И он тоже тогда сойдёт с ума, потому что всё вокруг так и говорило: «Сойди с ума!»…

— Санек? — голос брата вывел Александра из мучительного ступора, вернув в тёмное пространство между мрачными стенами, и тот вздрогнул — брат впервые назвал его по имени.

— Где мы? — спросил Василий, впервые поднявшись на шаткие ноги, небыстро передвигаясь по страшному узилищу от одной его стены к другой.

Александр заглох: он не знал, что ему отвечать. Что они в камере? Неизвестно где? И над ними снова навис их «воображаемый друг»??

— Где мы? — Василий приблизился и уставился на Александра своими испуганными глазами.

Александр мучительно искал слова в пустых карманах серого мундира, ловя взгляды Василия. Брат рассматривал его с недоверием и страхом… Но вдруг со стороны двери донеслись некие звуки. Звонкие щелчки и скрип — ясно одно: кто-то к ним пришёл из стршной неизвестности и отпирает замок.

— Спрячься за меня! — Александр протянул руку, заставляя похудевшего Василия встать за своей спиной, и сам попятился, отодвигаясь ближе к стене.

Эта дверь несла на себе столько замков, что с ними копались, наверное, минут десять, пока, наконец, смогли открыть. Дверь сдвинулась, впустив в тёмноту луч злого света от которого заболели глаза. Александр рефлекторно зажмурился: привык сидеть в темноте. А когда заставил себя разлепить веки и посмотреть на того, кто тяжело топал по полу — попятился ещё и упёрся лопатками в булыжники стены. Василия рядом с ним тоже тоже топтался у самой стены, а перед ними, хищно улыбаясь, высился их «воображаемый друг».

— Привет! — он громко поздоровался, сложив свои длинные руки на широкой груди. — Ну, как вам «номер-люкс»?

— Эрик… — угрюмо буркнул Александр, абсолютно не радуясь его визиту.

— Эрик, — довольно кивнул «воображаемый друг», скаля все свои зубы, которых у него, кажется, намного больше, чем тридцать два. — Эрих Траурихлиген! Я сичтаю, что вы должны больше узнать об этом месте и обо мне в частности!

— Отпусти нас домой! — Александр попытался настоять на своём, сделав один шаг вперёд. — Мы пойдём в настоящую милицию — мы уже решили!

— Это невозможно! — Траурихлиген отмахнулся от Александра, и кивнул головой в сторону освещённого коридора, который виднелся из-за открытой двери. — Пошли!

Он хотел заставить братьев Новиковых выйти в этот самый страшный коридор, но Александр застопорился, застопорив и Василия тоже.

— Отпусти нас домой! — повторил Александр, решив, что не пойдёт туда, куда зовёт его этот бандит, а пойдёт только домой и заберёт с собой брата.

— Так, тащите этих слизней! — Траурихлиген с ними не церемонился, а сурово приказал двоим рослым, широкотелым солдатам вдвинуться в сырое пространство камеры и скрутить братьев по рукам. Послушные «роботы» солдаты быстро подчинились, заполнив собой всё тесное пространство, без труда оторвали братьев от стены и заломили им руки, толкая куда-то перед собой.

— Ваши остаточные следы исчезли — пор приниматься за работу! — постановил Траурихлиген, покидая камеру широкими шагами. — Я не буду вас зря кормить!

Ни Александр, ни Василий, не могли сопротивляться — солдаты оказались настолько сильны, что ни один из братьев даже пошевелиться на смог. А Траурихлиген, вышагивая впереди, очень довольным голосом вещал им что-то про светлое будущее, которое их, якобы ждёт.

* * *

Александр знал, что никакого «светлого» будущего не будет — только тёмная трясина преступлений. А куда ещё может погрузить человека такое чудовище, как этот Эрик?? Они были в подземелье — солдаты толкали несчастных братьев по булыжному полу длинного коридора, заглублённого под землю на десятки метров. Это не просто коридор — это настоящая мрачная могила, где они будут похоронены заживо…

— Прошу! — Траурихлиген остановил неуклюжее движение братьев и направил их к тяжёлой, металлической двери, которая перекрыла проход… куда-то…

Новиковы замерли, изучая эту дверь со страхом — такая могла бы загораживать хранилище крупного банка… и стоит целого состояния. Что там, за ней?

— Вы в своём будущем, ребята, сильно размякли! — с сожалением произнёс Траурихлиген, отпирая ключами тяжёлую дверь и пропуская Новиковых в незнакомое для них широкое пространство, залитое ярким светом. — Но у меня есть для вас и хорошая новость! Один гражданин, по имени Константин Сенцов — вы, наверняка, знаете его — подал мне отличную идею! Я как-то понаблюдал за ним и за его коллегами, и построил вот этот великолепный аппарат!

Аппарат Эрика Траурихлигена, запертый за страшной дверью, выглядел так: обыкновенный компьтерный стол, на стол поставлен ноутбук, соединённый тонкими проводками с двумя сверкающими стальными кольцами диаметром с суповую тарелку. А справа и слева от стола стоят два вертящихся офисных кресла, со спинками, опущенными в лежачее положение.

На вид это всё не внушало эмоций, и Александр удивлённо осведомился:

— А что это такое?

— Вы спрашиваете, что это такое? — дьявольски ухмыльнулся Траурихлиген, скользнул к столу и включил ноутбук. — Это — корректировщик сознания, и с его помощью вы за пару часов превратитесь из трусливых медлительных слизней в настоящих солдат, достойных жизни в Новом Рейхе!

Александр и Василий тупо застопорились, не решаясь подойти к этому «страшному» прибору ни на миллиметр. Что-то внутри, наверное, инстинкт самосохранения, упрямо твердило, что ничего хорошего корректировщик сознания их жизни и здоровью не принесёт… Как бы не погибнуть…

— Проходите, не стесняйтесь! — строгим голосом подогнал обоих Траурихлиген, нажимая клавиши ноутбука. — Вы же не хотите остаться тупоголовыми туристами, которые клеят ласты от глупого стресса?

— А… если я хочу остаться собой? — подал робкий голос Александр, догадавшись, что Траурихлиген решил их обоих зомбировать, как делали злодеи в фантастических фильмах… Вот только это — не фильм, а жуткая реальность…

— Не выйдет, брат! — возразил ему Траурихлиген, на время покинул ноутбук и сурово подтолкнул Александра к одному из офисных кресел. — Тут слизни не выживают! Если рискнёшь остаться собой — тебе вкатят пулю в лоб, как только выйдешь на улицу! Так что, садись! — приказал он и железной рукою пригнул Александра к тому креслу, которое стояло справа.

Александру пришлось подчиниться — иначе Траурихлиген сломал бы ему шею. Василий уселся сам — в левое кресло: страх не дал ему бунтовать, он сел и сложил на животе трясущиеся руки, будто бы, приготовился к казни.

— Отлично! — похвалил его Траурихлиген, и тут же голова Василия получила тугое стальное кольцо. — После коррекции сознания вы прекратите быть такими трусливыми и безвольными. Вы станете универсальными солдатами, но при этом научитесь беспрекословно подчиняться приказам командира! Ясно? — осведомился он и нацепил такое же кольцо и на голову Александра.

— А… мы не умрём? — снова решился на вопрос Александр, ёрзая под кольцом так, словно бы по нему пускали электрический ток.

— Исключено! — уверенно заявил Траурихлиген и вновь приблизился к столу и к ноутбуку. — Прибор прошёл максимальное количество испытаний различного уровня сложности. Я даже забыл, сколько именно пленных коммунистов посидело тут до вас и позволило мне идеально отладить мой корректировщик!

Санек замер в кресле так, словно бы над ним летал сверкающий стальной топор. Страх и ужас возросли в нём на столько, что он не мог шевельнуть даже языком… Траурихлиген испытывал эту штуковину на других людях… И убил их на ней… Сколько их, этих несчастных людей, которые насильно отдали свои жизни в угоду этому Траурихлигену, который, и впрямь, настоящий фашист?.. Траурихлиген, наверное, их и не считал… Если бы Александр немного раньше осознал, насколько Эрик Траурихлиген опасен для общества — он не стал бы бояться, а позвонил бы в милицию, или на худой конец, сам застрелил бы его во сне… Но тогда Александр проявил трусость, а теперь уже слишком поздно…

— Внимание, запускаю! — громко сообщил Траурихлиген, остановив свой длинный палец на клавише «Энтер». — Не двигаемся, а то попревращаетесь в грибы!

Александр рефлекторно замер, и Василий около него — тоже замер. Оба старались даже меньше дышать, не зная, чего ожидать от прибора, который угробил бесчисленное количество народу. Траурихлиген бодро нажал кнопку, и Александр подумал, что сейчас их головы разлетятся на куски…

Но ничего смертельно опасного пока не случилось: по лбу лишь побежали мелкие электрические «колючки», захотелось одновременно есть и спать… Вскочить на ноги и бежать до изнеможения… закончить институт экстерном и пойти работать киллером в мафию… почистить автомат, застрелить автоинспектора, выстричь из куста перед домом голову Микки Мауса, поиграть в теннис и подарить любому детскому дому компьютерный класс… Все эти сумбурные желания пронеслись сумасшедшим вихрем, едва не расколов голову на части, потом подступила мучительная тошнота, Александру показалось, что он громко кричит, хотя по-настоящему он сидел в полной тишине, плотно сжав посиневшие губы. Потом перед глазами засияли объёмные звёзды, словно бы он смотрел фильм в формате 3D, а потом — сознание окутала полнейшая тьма и тишина…

Тишина таяла, пропуская в себя странные звуки, вроде бульканья или ворчания. Александр Новиков медленно приходил в себя, обретая слух, зрение, осязание. Он оставался в кресле, сидел там, как безвольная тряпичная кукла, с опущенными руками и глупой головой. Спустя минуту он уже смог пошевелить пальцами на руках, на ногах… но желудок внутри него прямо взрывался, пропадая от тошноты… Александр запросто мог бы показать всё, что накануне съел — его выручило лишь то, что он ничего не съел. Голова Александра была свободна от кольца — Траурихлиген снял его и аккуратно положил на стол, возле ноутбука. Александр поднял свои глаза, в которых темнело от головной боли, и встретил требовательный взгляд Траурихлигена. Эрих кивнул головой, заставляя беднягу отклевать своё несчастное тело от кресла и водворяться на ноги.

— Как тебя зовут? — осведомился Траурихлиген у Александра, который встал, но едва держался на ногах после тотальной обработки мозгов.

— Новиков Александр… — едва выдавил Александр, подавляя тошноту и превозмогая мучительную головную боль.

— Я буду звать тебя Алекс! — постановил Траурихлиген, краем глаза наблюдая за тем, как отлипает от кресла Василий.

— Яволь! — нечто, что теперь жило внутри Александра, заставило его ответить именно этим словом, а тошнота и головная боль быстро проходили, позволяя сознанию проясниться.

— А тебя как зовут? — вопросил Траурихлиген у шатающегося, зеленоватого Василия.

— Новиков Василий… — икнул Василий, едва не вываливая из себя весь свой обед.

— «Василий» не годится! — забраковал его имя Траурихлиген, сдвинув брови. — Отныне тебя зовут Вилли!

Внутри Василия теперь тоже жило нечто, оно заставило его признать, да, имя «Василий» не годится. Не важно, почему, просто не годится и всё, и теперь он обязан быть Вилли…

— Яволь! — сам собою повернулся его язык, а разум даже не бунтовал, полностью согласный с тем, что генералу надо беспрекословно подчиняться…

Глава 194 Звёздные войны

Эпизод 1

Следователь Крольчихин работал. Окружённый тяжёлыми серыми стенами допросной комнаты, он восседал за массивным поцарапанным столом над бумагами, а перед ним в ряд поставили семь стульев. Каждый из этих стульев был занят, и перед следователем сидели «звёзды» — захваченные члены военно-исторического клуба «Звезда». Все, как на подбор: разношёрстые, вороватые серые личности, промышляющие подпольной торговлей военным антиквариатом. Немец, Бомба, Бармалей, Чувак, Киев, Спрут, Овчарка… и т. д. — такие странные имена-фамилии значились в «Книге регистрации членов клуба», которая возлежала перед мрачным Крольчихиным в развёрнутом виде. Следователь перелистал её, окинул «звезд» испепеляющим взглядом сурового робокопа и осведомился свирепым голосом:

— Итак, с кого начнём?

— Я ничего не знаю… — поспешил пискнуть тощий зеленоватый тип в здоровенных берцах, который занимал крайний правый стул.

— Фамилия?? — заревел Крольчихин, пригвоздив беднягу к стулу, а зеленоватый тип заныл, съёжившись. Федор Федорович за дальним столом усиленно исписывал бланк протокола, заполняя его показаниями.

— А… — заблеял зеленоватый, а коленки его дрожали так, что Крольчихин видел эту дрожь несмотря на широченные штаны, переполненные мешковатыми карманами. Все эти карманы накануне обыскали и обнаружили только жвачку «Дирол» и две сигареты.

— Фамилия ваша как?? — повторил Крольчихин, начиная сатанеть. Если бы он мог — пытал бы этих «звёздных» отморозков электротоком, чтобы выжечь из них правду про зверское убийство несчастного Сенцова.

— Овчарка его зовут! — буркнул тип, который сидел около зеленоватого — габаритный такой, объевшийся толстяк, на котором лопался по швам бутафорский немецкий мундир.

— Молчать! — злобно осадил толстяка Крольчихин. — До вас, гражданин, дело ещё дойдёт! И судя по вашему облику, срок вам ломится на всю оставшуюся жизнь!!

Толстяк устрашился, отодвинувшись назад вместе со своим скрипучим стулом — даже похудел от страха, а Крольчихин продолжил тиранить зеленоватого сморчка:

— Так как ваша фамилия, гражданин?? Я до сих пор не услышал!!

— Ку-ку-кусков… — закудахтал, наконец, синеющий от страха сморчок. — Николай… кличка — «Овчарка»…

Сморчок скулил, как избитый пёсик, елозил ногами по линолеуму пола и ни разу не взглянул никуда кроме носков своих увесистых ботинок, земля с которых уже перепачкала пол. Зоя Егоровна будет в восторге, когда увидит это «художество», но Крольчихину было не до неё — он продолжал допрос.

— Итак, гражданин Кусков, вы знаете этого человека?? — Крольчихин придвинул к собачьим глазам Кускова фотографию убитого Константина и стал ждать правдивого утвердительного ответа. Он не может не знать — это они, «звёзды», переодеваются в фашистов, чтобы сбивать с толку следствие. И они убили Сенцова, потому что он подобрался к ним ближе, чем они могли допустить!

— Н… не знаю… — заныл Кусков, корчась под жутким взглядом следователя, который, буквально, пожирал его глазами, почти откусывал…

— Хорошо, — прорычал Крольчихин, весь красный от злости. — А этот-то вам знаком?? — следователь выпятил фоторобот «мусорного киллера», которого считал настоящим «звёздным» предводителем.

— И этого я тоже не знаю… — Кусков, почти что плакал, потому, как боялся, что его «прямое попадание» в милицию станет известно декану факультета, с которого он и так вылетает за неуспеваемость, а так его и вовсе исключат без права восстановления. Николай Кусков учится на платном отделении, и платит за его хромую учёбу мама. Если он вылетит из университета — мама отправит его работать грузчиком или разнорабочим… и тощий Кусков на такой работе просто пропадёт…

— Ладно, перейдём к вам! — Крольчихин решил оставить в покое слёзного Кускова и заняться толстяком, который ёрзал рядом с ним. Фигура толстяка чрезвычайно заинтересовала следователя из-за немецкого мундира. Интересно, он только что «ходил на дело» и не успел его снять? Или как?

— Фамилия?? — следователь мощно напёр на толстяка, и тот тут же сыто забулькал:

— Бомба… Борис Бобарев… Бомба — это кличка…

— Ясно, похож! — констатировал Крольчихин. — А что вы скажете по поводу граждан, которых я показывал вашему подельнику??

— Ничего… — пробулькал толстяк, всё ёрзая и ёрзая. Он ёрзает, потому что его мундир нестерпимо врезается в его телеса, и сидеть ему из-за этого больно. И нервничает он, потому что ждёт, когда ему позволят встать, уйти домой и переодеться из тесного мундира в его привычный комбинезон-хламиду, в который можно без потерь поместить слона.

— Так, Бобарев! — осатанел Крольчихин, и хлопнул-таки кулаком по столу, сотрясая его. — Я прекрасно знаю, что вы врёте! Я прекрасно знаю, что вы все в вашем так называемом клубе напяливаете фашистские тряпки, чтобы пугать людей, путать оперативников, грабить и убивать! Вы даже снять эту дрянь не успели, Бобарев! И вы ещё смеете отпираться??

— Та… та… вы ошиблись… — Бобарев снова принялся булькать, часто-часто моргая своими малюсенькими глазками, едва видными из-под солидного слоя жира, покрывшего всю его краснощёкую физиономию. — Этот мундир… я его сам пошил для реконструкции… мне нужно быть немецким капитаном… а вы понимаете… я пока его шил — вытолстился, надел его сегодня в первый раз, а он мне очень маловат… Мы скоро будем реконструировать битву за Донбасс… ну, там, Жуков против Траурихлигена… а я даже свои слова ещё не выучил…

— Что вы буровите, Бобарев??? — Крольчихин, буквально, взорвался, зарычал…

— Правду… — простенько булькнул Бобарев, изминая в своих сдобных пальцах серую фашистскую фуражку, которая уже успела превратиться в серый засаленный блин. Бобареву, скорее всего, придётся новую шить, потому что эту он уже испортил.

— Вы простите, гражданин следователь… — из-за покатого бобаревского плеча выглянул ещё один представитель «звёзд», чья голова обладала блестящей лысиной, а подбородок с трудом нёс чёрную, окладистую бородищу священнослужителя.

— Так! — Крольчихин поспешил его пригвоздить, но бородач робко извинился ещё разок и сказал удивительную вещь:

— Я кое-что видел…

— Фамилия? — следователь тут же решил его определить, чтобы Федор Федорович увековечил ФИО свидетеля в протоколе.

— Зубков, — негромко представился бородач, дёргая себя за бороду. — Геннадий Геннадьевич. Кличка — Бармалей… Я, кажется, понимаю, о ком вы говорите… Я их видел, но поверьте, гражданин следователь, это не наш клуб…

— О, а вот это уже интересно! — довольно оценил Крольчихин и даже улыбнулся, потирая руки. — Ну же, Зубков, продолжайте, чего заглохли? Где и когда вы их видели?

— Ночью… — Зубков Бармалей перешёл на заговорщицкий шёпот, а его лице отчётливо проступал из-под бороды страх.

— Громче говорите! — заставил Крольчихин, потому что заговорщицкий шёпот Зубкова был шепеляв и неразборчив.

— На прошлой неделе, — выдавил из себя Зубков, ёрзая. От страха ёрзал Зубков, потому что те граждане, которых он увидел однажды ночью, почти неделю назад, около складского здания в нежилом районе, и впрямь, были страшны… Геннадий Зубков лазал на террикон, потому что один из его товарищей чернокопателей как-то обмолвился за бутылкой пива, что в шахтном отвале видели останки фашистских солдат при наградах. Зубков решил раскопать парочку «железных крестов» и продать их через Интернет, чтобы заработать копеечку на новый мобильник, но в ту роковую ночь его постигла досадная неудача. В разноцветной земле террикона никаких останков не оказалось — только собачий череп и хлам какой-то, которому грош цена. Кроме того, спускаясь, Зубков неуклюже провалился в какую-то узкую яму, где застрял, зацепившись сумкой копателя, и выбирался до самой поздней ночи. Далеко за полночь ему удалось выпростаться из коварной ловушки, лишившись и сумки копателя, и ремня, и шапки, и правого ботинка… Всё это сгинуло навечно, провалившись в глубокие узкие недра, куда сам Зубков просто чудом не сорвался, а то бы сгинул и сам. В адской темноте спустился Геннадий с террикона и попал в нежилой район, где понастроили множество низких серых складов, где частники хранят свои товары… Склады давно уже закрылись, и все низкие здания были наглухо закупорены и темны. Зубков перешёл широкий пустырь, заросший древовидными бурьянами, вступил на территорию нежилой застройки и… тут же попятился, стремясь скрыться. Один из складов был открыт. В низком кубическом здании горел яркий свет, створки ворот — распахнуты настежь, и около них бродят какие-то непонятные личности… Зубкова пронзил страх: он заметил у каждого из них оружие, да непростое, а пистолет-пулемёт МР-38, из которых стреляли немецкие солдаты времён Второй мировой войны. Скрывшись в темноте, Геннадий осторожно выглянул и принялся за ними наблюдать, ожидая, когда эти типы «свернут лавочку» и исчезнут. Возясь, они не давали Геннадию пройти через нежилую территорию к шоссе, где он оставил свой скутер, поэтому Зубков оказался в ловушке между ними и терриконом. Наблюдая, Геннадий заметил в этих типах ещё одну пугающую странность: немецкие мундиры. Каждый из них был одет в полевой мундир СС, оснащён надвинутой каской, вооружён МР-38… Они таскали там какие-то ящики — одни ящики на склад, другие — со склада, выстраивая их прямо на асфальтовом пятачке перед воротами. Все они казались одинаковыми, поразительно похожие на настоящих солдат СС, и двигались точно, чётко, слаженно, словно запрограммированные роботы… Но один из них выделялся — он ничего не таскал, никуда не бегал, а просто возвышался в чёрном кожаном плаще, теребя в руках какую-то плётку. Кажется, это был их начальник — он изредка поднимал свободную от плётки руку и показывал, куда «аномальные солдаты» должны были поставить очередной ящик. На голове начальника красовалась фуражка — чёрная, опять же эсэсовская, намётанный взгляд чёрного копателя Зубкова тут же выделил её, заставив Геннадия испугаться. Наверняка, это какой-то военно-исторический клуб, вроде их «Звезды», но какой-то другой, потому как оружие их было настоящим, боевым! И в ту ночь они сделали нечто ужасное. Притаившись за остатком мёртвого, полусгоревшего от удара молнии одинокого дерева, Геннадий Зубков заметил, как через пустырь семенит незнакомец, обряженный в косматые лохмотья бомжа. Загребая грязь своими разными ботинками, бородатый, всклокоченный бродяга выбрался из бурьянов на асфальт и потопал прямо к ним, к этим «аномальным», очевидно, собираясь попросить у них милостыни какой… Наверное, этот бомж едва видит или страдает расстройством психики, потому что ни один нормальный человек не решился бы подходить к такой устрашающей армии… А он подобрался, и даже принялся болтать с ними… Высокий начальник в фуражке рубанул воздух плёткой, сдвинув свои острые брови, и тут же один «аномальный солдат» молча вскинул МР-38 и лишил бродягу его жалкой жизни, пристрелив короткой очередью. В тишине ужасной ночи стрёкот пистолета пулемёта разорвал воздух, а страшный начальник указал плёткой куда-то в бурьяны, прокаркав невесть что свирепым голосом. Тут же два «аномальных солдата» подхватили бездыханное тело за руки за ноги и оттащили туда, во тьму…

Геннадий Зубков не выдержал чудовищного напряжения, вскочил на свои бешеные ноги и рванул оттуда прочь, сминая бурьяны… Разутая нога больно накалывалась на что-то во тьме, но Зубкову было на неё начихать — жизнь дороже, чем какая-то нога… Начихал он тогда и на свой оставленный скутер — поймал попутку на другом шоссе и добрался до дома… Нога Зубкова болела, израненная, он до сих пор хромал, залечивая раны йодом и пластырем… Но, похоже, к врачу, всё же, придётся пойти…

— Они убили его, вы понимаете?? — Зубков, буквально, пищал, а его большие глаза, сидящие на худом лице, были до краёв наполнены липким страхом. Он даже Крольчихина слегка припугнул своими дикими воплями, и Федор Федоровича — тоже. Федор Федорович на огромной скорости выводил мелкие буквы, успевая записывать всё, что пропищал Зубков, но запись об убийстве бомжа напомнила корявую кардиограмму… Тут практически ни слова не разобрать, да ещё и орфографических ошибок полно… кажется, придётся портить этот протокол и переписывать, отвалив за перечёркнутый бланк собственные деньги из собственной кровной зарплаты…

— Зубков, пишите адрес! — Крольчихин метнул в Бармалея лист бумаги с ручкой и заставил написать адрес «аномального склада».

Бармалей молча взял ручку в левую руку, потому как являлся левшой и коряво нацарапал несколько слов с наклоном в другую сторону.

— Вот… — прошептал он, а остальные «звёзды» взирали на него с трепетом — надо же в такую историю вляпаться…

Крольчихин рьяно выхватил из костлявой руки Бармалея лист, пробежал глазами, хмыкнул «Угу!», после чего напал на уже известного милиции Комарчука Немца:

— Гражданин Комарчук! — рявкнул он, нечаянно смяв лист в кулаке. — Как президент своего клуба вы должны были общаться с другими клубами!

— Д-да… — крякнул огорошенный Комарчук, который в серых стенах допросной уже попрощался со своей свободой.

— С какими?? — Крольчихин вцепился в него своими виртуальными клешнями, не оставляя шанса соврать.

— Ну, «Вымпел», «Энтузиаст»… это у нас, в Донецке… — Комарчук принялся перечислять, подкатив глазки под унылый сероватый потолок. — Потом, в Киеве, «Костёр», во Львове, «Прапор», в Москве «Память», и в Финляндии этот… забыл… к нам оттуда ещё волонтёр приедет, сыграть роль Траурихлигена на нашей реконструкции…

— Этот волонтёр?? — уточнил Крольчихин, показав Комарчуку фоторобот печально известного «мусорного киллера».

— Да, нет, что вы, это не волонтёр… — Комарчук принялся отказываться, мотая головой.

— Стойте, — в разговор влез главный свидетель Зубков, подавшись на своём стуле вперёд.

— Так, Комарчук — цыц, Зубков, говорите! — Крольчихин вцепился в Зубкова — авось, Бармалей видал у своего «аномального склада» их «киллера»?? Вот это будет номер!

— Вот этого, на фотороботе, я видел… — прошепелявил Зубков, во рту которого, точно, зубов недостаёт — сильно шепелявит. — Вы знаете, он и есть начальник этих… бандитов… и, поверьте, гражданин следователь, это не наш клуб!

— Верю… — буркнул Крольчихин, в голове которого уже зрел план по захвату этого «аномального» клуба. — Комарчук, вы подозреваете какой-либо из ваших знакомых клубов??

— Да нет же, я их не знаю, — принялся отказываться Комарчук, чуть ли не плача так же как его «Овчарка». — Ни в одном из известных мне клубов нет боевого оружия.

— А как насчёт вашего Копача?? — Крольчихин тут же уличил его во лжи, ведь пойманный ранее Копач торговал боевыми находками…

— Копач их только продавал, а я никогда не позволял ему заниматься боевыми образцами! Я всё время говорил ему, чтобы он сдавал всё боевое в милицию! — «Немец» снова пошёл в отказ, а Крольчихин уже не сатанел — у него родился гениальный план и следователь подобрел, желая осуществить его прямо сегодняшней ночью.

— Так, вот, что я решил! — основательно постановил Крольчихин, поднявшись со своего жёсткого стула и возвышаясь над всеми несокрушимой скалой. — Вы, голубцы, проведёте сегодняшнюю ночку у нас, в СИЗО, а мы устроим на ваших «аномальщиков» небольшую засаду!

— Да вы что, я не могу, у меня сегодня поезд до Киева… — возмутился один из «звёзд», который до этого молча сидел — этот тип имел кличку «Киев» за то, что часто ездил в столицу к родным и близким.

— Придётся менять билеты, гражданин Киев! — не выпустил его Крольчихин. — Поедете потом, когда я поймаю убийц!

Киев сдулся и очень загрустил от невозможности поехать и необходимости платить неустойку за билеты, которые ему придётся менять просроченными. А Крольчихин, заставив всех «звёзд» оставить автограф под протоколом и удалив их из пространства допросной, подошёл к Федору Федоровичу.

— Придётся портить этот протокол… — прогудел Федор Федорович, насчитав в своих записях целых двадцать три смешных и досадных ошибки.

— Протокол — это бумажка! — громко заявил Крольчихин, едва ли подпрыгивая от радости. — У нас с тобой, Федорович, сегодня, великая ночь! Мы схватим «мусорных убийц»!

Эпизод 2

Ночь выдалась студеная, туманная. Небо было серым от туч, не видно ни одной звезды. На высоких сорных травах собиралась холодная роса, которая промачивала брюки насквозь и заставляла мёрзнуть. Следователи Федор Федорович и Крольчихин притаились на пустыре около показанного Зубковым серого здания «аномального склада» и ждали, когда покажутся около него «аномальные солдаты». Следователи были не одни в этом зловеще безлюдном по ночам, неприветливом месте — неподалёку притаились целых две группы захвата: их собственная под командованием Кирпичева и группа следователя Игоря Ежа, под руководством старшего лейтенанта Смирнова. Игорь Ёж прятался тут же, около Крольчихина и изредка поглядывал на здание склада, которое, закупоренное, казалось абсолютно бесхозным, запертым много-много лет. Они просидят здесь всю ночь до рассвета, а если «аномальщики» не появятся — поползут домой, несолоно хлебавши, чтобы следующей ночью тоже здесь засесть. Около Федора Федоровича затих стажёр Ветерков. Стажёр кажется, плоховато оделся — замерзал на промозглом ветерке, в сырости и начинал хлюпать носом, простужаясь. Ноги его уже сделались ледяными, стажёр бы домой потащился, но сейчас для него обратный путь заказан: этой ночью он либо поймает «киллера», либо будет им убит, либо отправится домой вместе со всеми под утро, простуженный вдрызг.

Одиннадцать часов, двенадцать, половина первого — вокруг словно бы всё вымерло — так было тихо и пусто. Наверное, сегодня уже никто не придёт, но Крольчихин не сдавался, а всё держал и держал всех в сырой холодной засаде. Включая Ветеркова, у которого правую ноздрю заложило окончательно, а сопли вытекали сами собой, заставляя беднягу мучительно чихать «в себя», и закрываться обширным платком.

Крольчихин злился на беспечность стажёра и иногда тихо фыркал:

— Что не мог ещё одни штаны натащить, салага? Ты же демаскируешь нас своим чохом дурацким!!

— Та я не знал, что так холодно будет… — пытался оправдываться стажёр…

А Игорь Ёж в который раз выглянул из высокой пожухлой травы, чтобы взглянуть на таинственный склад и… Из-за приземистой стены, покрытой серой штукатуркой, безмолвным строем маршировали настоящие солдаты! Их было много, и казалось, что они ни на чём сюда не приехали — они просто выходили из-за стены и собирались на асфальтовом пятачке, выстраиваясь в чёткую армейскую шеренгу. В руках «аномальщиков» были какие-то увесистые металлические ящики и они, выстраиваясь, ставили их перед собой.

— Василич… — прошептал Ёж, положив руку на плечо Крольчихина. — Смотри.

Крольчихин заглох, оставив простудившегося стажёра в покое, и посмотрел туда, куда показывал Игорь Ёж. А там… «Аномальщики» уже выстроились в шеренгу, поставив перед собой все свои загадочные ящики, а кроме них на пятачке появились целых два субъекта в форме офицеров СС! Оба — рослые, облачены в одинаковые чёрные кожаные плащи, в одинаковые фуражки… Только один из них в правой руке нёс стек для погона лошадей, а второй — ничего не нёс. Тот, что был со стеком, горделиво вышагивал впереди и говорил что-то, чего не было слышно, а «аномальщик» с пустыми руками поспевал немного позади и молчал. Крольчихин едва челюсть не отвалил, увидав их, а вернее того, со стеком: этот странный человек был, как две капли воды похож на фоторобот «мусорника», и ещё больше — на «антикварную» фотографию, которую Сенцову подсунули в «Звезде»… И что за мистика такая??

— Тихо… — прошептал Крольчихин, медленно и осторожно вытаскивая из кармана мобильный телефон, чтобы с его помощью вызвать сюда группы захвата и приказать им немедленно брать эту «аномальную армию» со всеми её командирами. Стажёр Ветерков даже чихать перестал: это он, «киллер»… и он сейчас попадётся!!

— Немедленно брать! — говорил в свой мобильник Крольчихин, а «аномальщики» тем временем открывали свои ящики и выгружали из них некие блестящие детали неизвестно от чего. Сидя в мокрой засаде, стажёр Ветерков забыл про холод. Он много раз представлял себе, как они ловят этого «киллера», как он играет в поимке решающую роль, набрасываясь на убегающего преступника, побеждая его в отчаянной схватке и скручивая его руки за спиною, застёгивая в наручники… Только в мечтах у «киллера» не водилось целой армии «аномальных солдат», как сейчас… Стажёр понял, что ему сейчас нет смысла высовывать нос из травы: пристрелят. Он молча сидел в натекающей под ним луже грязной воды и смотрел, как бойцы обеих групп захвата, вооруженные, в надвинутых шлемах, бесшумно лавируют в траве, стремительно подбираясь ближе к «аномальщикам», готовые в следующий миг их схватить… «Аномальщики» что-то спешно собирали из своих блестящих деталей, осветив «стройплощадку» двумя мощными прожекторами. Это что-то становилось похожим на мачту радиовещания, только странную какую-то… «аномальную»…

— Стоять, ни с места! — бойцы обеих групп внезапно выскочили из травы, запрудив пятачок, собравшись крутить «аномальщикам» руки… Крольчихин ожидал, что последние сейчас побросают все свои дела, начнут разбегаться тараканами и будут пойманы… Но…

«Мусорный киллер» был спокоен, как айсберг. Он никуда не побежал, а только схватил стек обеими руками и заревел львиным голосом:

— Зольдатен! Цу гефехт! Фойер фрай!!

«Аномальщики» мгновенно сомкнулись в несокрушимый страшный строй, схватились за оружие и в следующий миг открыли огонь, паля сумасшедшими очередями, целясь так, чтобы убить. Атака спецназа тут же захлебнулась, бойцы падали убитые неизвестными пулями, которые прошивали их бронежилеты, словно масло… Они пытались стрелять в ответ, но аномальщики, как оказалось, несли на себе непробиваемую броню — пули бойцов пробивали ткань мундиров, но не причиняли вреда этим странным солдатам.

— Форватс! — зарычал «мусорный киллер», невозмутимо подняв руку со стеком, и смертоносная шеренга «аномальных солдат» двинулась вперёд, как расстрельный взвод настоящих фашистов, не прекращая стрелять, уничтожая вокруг всё живое.

Оставшиеся в живых бойцы спецназа отошли на пустырь залегли на землю, скрываясь в канавках, как солдаты в окопах, стреляли оттуда, целясь в головы аномальщиков, в незащищённые лица. Нескольких убили, и они остались лежать под серым небом, но остальные двигались, всё стреляя и стреляя…

Крольчихин от неожиданности застыл, испугавшись внезапного сокрушительного напора «аномальщиков», Федор Федорович — тоже, залёг, закрыв голову обеими руками. А вот Игорь Ёж заметил, что солдаты, отойдя, оставили «киллера» и его сообщника одних около склада.

— Ветерков! — шепнул он стажёру. — Пробираемся к складу. Мы должны взять в клещи этих двоих — тогда остальные сдадутся…

Стажёр Ветерков презрел страх: кажется, его мечты пророческие… Он лёг на мокрую грязь и пополз на пузе, как настоящий солдат, вслед за бесстрашным Игорем Ежом, пробираясь через поле аномального боя вперёд, где виднелся освещённый прожекторами склад и два «киллера» возле него. Вокруг кипел настоящий бой, как передовой, шальные пули жутко свистели, грозя впиться в мягкое тело в любой страшный момент… Но Ветерков полз и полз, видя перед собою ноги Игоря Ежа, который, удачно обогнув поле боя, уже выбрался на асфальт и подбирался к складу, около которого неподвижно стояли оба «аномальных киллера», свысока поглядывая, как их жуткие солдаты с методичностью боевых роботов отстреливают ОМОН. Стажёр прополз ещё немного леденящих кровь метров, в ушах его гремели выстрелы… и упёрся во влажную холодную стену складского здания.

— Стажёр… — зашептал ему Игорь Ёж, который притаился рядом, высматривая бандитов. — Давай, я беру того, с палкой, он поздоровее, а на тебе — второй!

— Ага, — кивнул стажёр, чувствуя, как его переполняет страх… Но надо брать себя в руки, потому что там, на кровавом пустыре остались Крольчихин и Федор Федорович — аномальщики могут запросто пристрелить их, если уже не пристрелили….

Следователи были живы — отползли к самому террикону, затаившись под его массивным подножием, и названивали в Ровд, срочно вызывая подмогу. Напуганный внезапным звонком дежурный Морозов поднял по тревоге целых четыре группы. Они уже в пути, и, возможно, удастся одолеть эту аномальную армию, которая рвётся в бой, словно на настоящей войне, беспощадно убивая всех, кто рискнёт сунуться под их шквальный огонь. Их оружие выглядело, как пистолеты-пулемёты времён Второй мировой, но кажется, это только вид такой, потому что скорострельность их смертоносных пушек, мультизарядность и сами патроны уже давно догнали и перегнали даже современные автоматы, превратившись в какое-то ужасающе непобедимое оружие будущего…

Из своего укрытия стажёр Ветерков видел, как по недалёкой улице несутся «Газели» — без сирен и мигалок, чтобы не спугнуть бандитов, но это «Газели» омона — Федор Федорович и Крольчихин смогли вызвать подмогу!

— Давай, стажёр! — тихо скомандовал Игорь Ёж и покинул укрытие, тенью скользнув и… Стажёр Ветерков покинул укрытие вместе с ним, набрал в лёгкие побольше воздуха, прыгнул вперёд и тут же напал на «своего» киллера, захватив его сзади в крепкий милицейский захват…

Игорь Ёж попытался схватить «киллера» со стеком, но тот оказался настолько проворен, что успел встретить Ежа сокрушительным ударом за пару секунд до того, как тот его схватил. Повергнутый на асфальт кошмарной зуботычиной, Ёж ощутил неимоверную боль и понял, что лишился нескольких зубов… Выплюнув их вместе с кровью, он попытался вскочить и снова напасть, врезав бандиту в лицо кулаком, но аномальный генерал тут же перехватил в полёте его руку и вывернул так, что сломал в локте, заставив Игоря Ежа невменяемо завопить. Но его вопль оборвался почти сразу, потому что киллер одним движением свернул ему шею…

Ветерков испугался, но лишь на миг, потому что его киллер тоже вырвался, бросился в оголтелую драку…

Стажёр начал защищаться от его страшных ударов, но он долго не простоит — киллер казался сильнее паровоза — он сотрёт его в порошок… Киллер со стеком бросился ему на помощь, собрался прибить стажёра одной левой, но тут же набежали бойцы подмоги, принялись стрелять на поражение, как приказал им Крольчихин. Бандит со стеком заскочил под защиту складской стены, отстреливался оттуда, а Ветерков, дерясь, слышал, как он рявкал непонятные слова:

— Зольдатен!! Командо цурюк! Цурюк! Верфе цурюк!!

«Аномальщики» сбегались сюда со всех сторон, неся свои страшные пушки, не прекращая стрелять и убивать… Вокруг стажёра падали убитые и раненые, а второй киллер вдруг рванул наутёк, когда одна пуля оцарапала его щёку.

— Стоять! — закричал стажёр, пустился в погоню, шлёпая ногами по лужам, по грязи…

— Ахтунг верфе! — рявкнул где-то позади киллер со стеком и… ожесточённый бой вдруг закончился.

Все аномальщики вытянулись и разом словно бы испарились, унеся за собою своих убитых, раненых и ту штуковину, которую они так и не успели достроить. Бойцы спецназа остались с носом, прекратили стрелять… только бестолково бродили среди оставшихся на мокром асфальте тел своих товарищей…

— Бедный Ёжик… — заметил выживший в мясорубке Кирпичев, наткнувшись на убитого страшным киллером Игоря Ежа…

Стажёр тоже мог бы остановиться и вернуться назад, но перед ним стала сверхзадача: поймать второго киллера, который всё убегал от него. Этот тип никуда не делся, он был точно впереди, и стажёр гнался за ним, как рысь, прыгая, чтобы схватить… прыгнув снова, Ветерков настиг аномальщика, напрыгнул на него и постарался сбить, но не смог — «фашист» схватился с ним на смерть, почти душил, и задушил бы, если бы не подоспел Крольчихин — навернув бандита сзади рукоятью пистолета, он сбросил его крепкое тело со стажёра, навалился, но киллер дал ему затрещину, отбросив, вскочил, но столкнулся лицом к лицу с Федором Федоровичем. Следователь прыгнул, мгновенно выбросив правую ногу, влепив бандиту страшный удар, который отбросил его назад, заставил упасть, и тут же поднялся из лужи стажёр, вырвал наручники, поспешив к бандиту, который уже успел очухаться, встать и напасть… Челюсть стажёра получила тяжёлый удар, но Ветерков не упал, зацепившись за сломанное дерево. Помотав головой, он побежал вперёд, выполнил скачок, навернув преступника коленкой в живот изо всех сил. Киллер захрипел, жёстко сбив дыхание, согнулся пополам, и тут стажёр навалился на него, заломил за спину руки и упаковал-таки в наручники, сбросил с ног и сам упал, натужно отдуваясь…

— Попался? — это над ним собрались Крольчихин и Федор Федорович, обступили. Крольчихин пнул рычащего бандита ногой в бок.

— Так тебе и надо, урод! — рыкнул он, плюнув. — Ответишь за убийство Сенцова!

— Гад! — добавил Федор Федорович и тоже пнул «мусорного киллера» ногой — только в другой бок. — Жив, стажёр??

— Жив! — Ветерков был счастлив несмотря на жестоко выбитый зуб. Как же, он поймал «мусорного киллера», отомстил за убийство напарника и теперь получит и премию, и отпуск! И может быть, даже медаль! — Я его поймал!

— Отлично! — расплылся в улыбке Крольчихин, и стажёр увидел, что и ему тоже проклятый киллер вышиб зуб. — Тащим на базу этого гада, сейчас я его сотру в порошок!

Эпизод 3

Следователь Крольчихин вдвинулся в допросную, словно огромный ледяной торос — несокрушимою походкой и с таким суровым лицом, будто бы сейчас слопает и не подавится. На шатком стуле перед его массивным столом сидел человек, а над ним, стояли, охраняя, Казачук и Морозов. Крольчихин специально приставил к этому гаду двоих — чтобы не сбежал. Казачук и Морозов грозили захваченному бандиту шокерами, а тот сидел и молчал, угрюмо таращась на носки своих солдатских сапог. Это был чрезвычайно странный тип — одетый в чёрный мундир СС, в чёрный плащ и закованный в милицейские наручники… Перед тем, как усадить его сюда, все его карманы тщательно обшарили и выложили обнаруженные там предметы на стол, за который невозмутимо уселся Крольчихин. Следователь увидел перед собой странный набор: смартфон «НТС-Титан», пистолет Люггера, тяжёлую зажигалку с выгравированной свастикой, связку ключей на цепи, патроны для «люггера», раритетный кинжал бойцов СС, кожаный бумажник из которого, вместо денег, торчали какие-то странные бумажки, и нечто вроде белой книжечки с напечатанным на ней фашистским орлом и словами по-немецки.

— Так-так! — сурово покачал головой Крольчихин, изучив пожитки «мусорного киллера». — Сейчас ты нам, гадюка всё расскажешь!

Федор Федорович уселся на место писаря, взяв бланк, а стажёр Ветерков — просто наблюдал, высясь около Морозова. Он даже про выбитые зубы забыл, настолько интересен был для него допрос изловленного «мусорника».

— Так как же тебя зовут-то, уродина?? — Крольчихин плохо скрывал свирепость, сверля бандита убийственным взглядом. Была бы его воля — он бы сам его казнил…

«Киллер» молчал — нагло таращился, сидел тут и молчал! Вообще, это был не совсем тот киллер — похожий, но не тот. Русые волосы, голубые глаза, прямой острый нос, эдакий Штирлиц в молодости — Ветерков уже пробил его по базе и… не нашёл! Такого гражданина, вроде бы, нигде не водилось — ни среди живых, ни среди мёртвых… Очень странно…

— Ну и чего молчим, убийца?? — наехал на него Крольчихин, бухнув кулаком по столу около телефона. — Я тебя, гад, всё равно, расколю! Знаешь, сколько тебе светит за твои художества??

Крольчихин рычал, сатанел, багровел… но «киллер» продолжал молчать — таращиться своими наглыми глазами и молчать, словно глухонемой партизан.

— Мне что тебя, зараза, в «слоник» запхать?? — Крольчихин вышел из себя, начал брызгать слюной, рявкая в лицо преступника, но тот оставался пугающе спокойным — молчал. Ни звука не произнёс он за те два часа, пока над ним рычал Крольчихин.

— Так я запхаю! — продолжал рычать Крольчихин, свирепо вращая глазами. — Давай, Федорович, без протокола запхаем его в слоник — пусть похрипит там! Авось, поумнеет, образина чёртова!

— Давай, — миролюбивый Федор Федорович на этот раз согласился на «слоник» для «мусорного киллера», потому что такой урод, как он, и не заслужил другого обращения! Убил Сенцова, убил Игоря Ежа, убил бойцов омона… ещё кучу невиновного народа перестрелял, и сидит себе, молчит!

— Так, давай, гадина, последний раз! — Крольчихин надвигался на киллера, давя его своей свирепостью. — Давай, говори, как ты убил Сенцова, или я тебя пихаю в «слоник»!!

Ответом Крольчихину и на сей раз стало глухое молчание этого «аномального эсэсовца», его наглый, насмешливый взгляд и всё. Он ни слова ему не сказал. Даже почти не моргал.

— Василич, давай глянем, что у него в бумажках написано, — предложил Федор Федорович, оторвавшись от своего бланка, который пока что так и не стал протоколом.

— Ладно, — сдулся Крольчихин, вернулся за стол и раскрыл чудную белую книжечку киллера. Это безусловно был документ — но до чего странный… Не по-русски во-первых, во-вторых, написано чернилами, а в третьих — абсолютно непонятная дата выдачи — 1938 год. Из всего, что было написано в этой «филькиной грамоте», Крольчихин понял только год, потому что он был выведен цифрами, а всё остальное кто-то по-немецки нацарапал, а Крольчихин этот язык не знал.

— Федорович, глянь-ка… — Крольчихин понёс «филькину грамоту» Федору Федоровичу, который, вроде бы, умел читать по-немецки…

— Давай… — Федор Федорович взял, просмотрел и выдал результат:

— Тут написано, что этот документ был выдан некоему Рудольфу Шталю в одна тысяча девятьсот тридцать восьмом году… Это паспорт Третьего Рейха. Хорошо сохранился!

— Ну и где ты это нашёл?? — Крольчихин опять вернулся к молчаливому киллеру и принялся душить его свирепым своим рыком. — Спёр где-то или откопал там где нельзя?? Кому продавать собирался, крыса??

Гневная атака Крольчихина вновь захлебнулась, напоровшись на глухое молчание преступника. Крольчихин едва не подавился словами и злостью, видя совершенное спокойное лицо «киллера» и не слыша от него ни звука.

— Как фамилия твоя, отморозок?? — Крольчихин опять пристал, требуя от пойманного хоть какого ответа, а тот, взглянув на него, мрачно прогудел:

— Рудольф Шталь, — и заглох.

— Не, ну он надо мной издевается!! — взорвался Крольчихин, побагровев, как индюк. — Сейчас, сейчас я тебя в слоник забью!! Похрипишь мне и узнаешь, как брехать мне на допросе!!

С этими словами, которые следователь прошипел бешеной змеёй, Крольчихин вихрем вырвался из допросной и, сурово шаркая, зашагал к себе в кабинет — за противогазом для слоника. «Рудольф Шталь» на стуле спокойно посмотрел ему вслед и отвернулся, разглядывая безликую серую стену.

— Слушай, дружище, — спокойно обратился к киллеру Федор Федорович, отвернувшись от протокола, состоящего из шапки и двух неправдивых слов «Рудольф Шталь». — Тебе лучше не злить Крольчихина, а то он тебя сгноит!

Преступник безэмоционально взглянул на следователя и вновь отвернулся, продолжив играть в молчанку и созерцать собственный пупок. Стажёр Ветерков около сонного Морозова хохотнул, представив, как Крольчихин запихивает гордую, безупречно постриженную голову этого «Рудольфа» в противогаз и перекрывает ему кислород. Крольчихин влетел в допросную на крыльях молний, таща в своём оцарапанном кулаке старый потёртый противогаз, куда не раз запихивал самых отъявленных головорезов. После такой «процедуры» эти дикие свирепые твари тут же превращались в рыдающих овец и как по волшебству вываливали правду, умоляя на коленях, чтобы Крольчихин не применял к ним больше свой мучительный «слоник».

— Так, товарищ молчаливый партизан! — сурово изрыгнул Крольчихин, шваркнув противогаз на стол около антикварного паспорта. — Ты знаешь, какой сюрприз я тебе принёс??

Преступник продолжал упрямо молчать, и кроме этого — уставился прямо на Крольчихина, не моргая, как удав.

— Ну, всё, сейчас… — Крольчихин вцепился в «слоника», намереваясь натащить его на гадкую башку преступника, но тут у Федора Федоровича появилась ещё одна идея.

— Василич, — сказал он Крольчихину, который уже вцепился свободной от противогаза рукой в шею бандита и собрался нахлобучить «слоник».

— А? — Крольчихин на минуточку отвлёкся от слоника и вытаращился на Федора Федоровича, держа бандита за воротник кителя. Тот глядел на его руку с явной брезгливостью, а Федор Федорович спокойно предложил:

— Давай покажем его нашим «звёздам» — авось, узнают?

— Это мысль! — просиял Крольчихин, отцепившись от бандитского воротника и отложив противогаз на стол. — Казачук, тащи «звёзд» по одному!

— Есть, — зевнул Казачук и утащился в коридор, чтобы вести первую «звезду».

Крольчихин взял себя в руки — им нельзя показывать свою слабость, нельзя психовать при них, а правда навсегда останется под замком. Успокоившись, следователь вернулся за стол, поёрзал на стуле и спокойно заявил:

— Твоё молчание тебя не спасёт! Чем дольше ты молчишь — тем дольше тебе сидеть, приятель!

Бандит ни словом не обмолвился — молчит и смотрит, нервируя.

— Блин… — буркнул Крольчихин, а Казачук тем временем притащил Бармалея Зубкова.

Зубков уже спал давно, поэтому был сонным как сурок. Зевнув, он поморгал глазками…

— Вы видели когда-нибудь этого человека?? — Крольчихин разбудил его суровым вопросом и Зубков, проснувшись, пробухтел:

— Неа…

— Что, правда?? — уточнил Крольчихин, изо всех сил запихивая свою ярость внутрь. Ночами не спишь из-за них, сидишь в воде, да помираешь от пуль… а они или молчат, или клекочут чушь или выдают вот это вот «Неа!»…

— Да, гражданин начальник, я не видел… — зевнул Зубков, у которого выбитых зубов было больше, чем «живых».

— Казачук, в камеру его, тащи другого! — рыкнул Крольчихин, шумно возя под столом своими промокшими грязными башмаками.

— Есть! — Комарчук в десятый раз зевнул, утащив Зубкова…

Но каждый из разбуженных и притащенных «звёзд», как заведённый автомат, твердил одно и то же «Неа!». Они не знали этого «киллера», даже Копач — и тот пробуровил «Неа!»!!

Усталый Крольчихин уже не мог даже сатанеть — настолько спать хотел. На часах стояло четыре утра, и следователь так решил: завтра они вызовут дальнобойщиков, Новиковых Светлану и Александра, а так же — Вилкина. Пускай, они опознают этого гуся, а сегодня пора по домам — хоть сколько-то поспать, а то так и загнуться можно от вечно давящего на мозги недосыпа.

— Казачук, Морозов, — Крольчихин зевнул так, что стали видны все его здоровые и запломбированные зубы. — Утащите от меня подальше этого гадёныша — глаза б мои его не видели, а то задушу и не поморщусь, блин!

— Есть, — Казачук в который раз зевнул, а Морозов подогнал бандита резиновой дубинкой.

— Отлипай, в камеру идём! — фыркнул он, таща преступника за скованные руки. Тот молча встал и пошёл за ним, опять же молча… Казачук, держа наизготовку свой шокер, потащился замыкающим, чтобы стукнуть киллера током если тот вздумает вырваться и побежать. Преступник плёлся как баран — покорно так — и всё молчал, таращась по сторонам.

— Ну и что пялишься? — осведомился Казачук, когда холодный взгляд бандита заклинился на нём. — Схлопочешь «вышку» — попялишься тогда! Нечего было убивать Сенцова, отморозок!

Морозов тем временем открывал двери — входную в изолятор, первую внутреннюю, вторую внутреннюю, дверь камеры…

— Шагай, спать охота! — Казачук больно пихнул преступника дубинкой в спину, загоняя в камеру, как барана… Но тут что-то случилась… Камера, в которую они собрались засадить «мусорного убийцу» была пуста, но тут — пол под ними будто вздрогнул и в замкнутом пространстве без окон повеял странный ветерок… Казачук удивился, на минутку выпустив локоток бандита, и тут — странная рука, в перстнях и без тела, высунулась, буквально, из ниоткуда, ухватила киллера за другой локоток и утащила его, буквально в никуда!

Казачук и Морозов, обалдевшие, заклинились на месте, не зная, что им делать, а распахнутая дверь демонстрировала страшно пустую, холодную камеру.

Зевающий Крольчихин медленно уползал из Ровд последним — как самый главный, он должен был всё проверить, просмотреть, закрыть на ключ… Он только собрался сдать этот самый ключ на вахту Морозову, когда заметил, что дежурная комната странно темна…

— Эй, Морозов! — усталым голосом рыкнул следователь, постучав в бронированное стекло кулаком. — Давай, откупоривай, мне спать охота!!

Крольчихин решил, что ленивый Морозов решил грешным делом вздремнуть, разложил в дежурке свою раскладушку… Да, он давно уже прячет у себя раскладушку, Крольчихин заметил её с первого дня, когда она появилась — он только ничего никому о ней не говорит, пускай Морозов спит, когда всё спокойно.

— Морозов, мне ключ нужно сдать и домой идти, сонный суслик!! — Крольчихин осатанел в последний раз за сегодняшний нелёгкий день-ночь, так как думал, что Морозов сейчас продерёт глазки и заберёт у него мерзкий ключ ко всем чертям.

Но Морозов странно молчал. Кажется, его даже на месте нет…

— Морозов!! — рявкнув, Крольчихин перегнулся через невысокую стойку, прилип носом к бронированному стеклу, заглядывая в злополучную дежурку, и тут же осознал: там пусто!

— Чёрт бы тебя задрал, чёртов лодырь!! — злобно ругаясь, Крольчихин затопотал обратно, намереваясь вторгнуться в изолятор и надавать чертей и Морозову и Казачуку — режутся, наверное, гады в города или в карты, а про то, что Крольчихину ключ надо сдать, и забыли! Куриные их мозги!

Оказавшись рядом с изолятором, следователь Крольчихин с удивлением и страхом заметил настежь распахнутую входную дверь… Правила гласят, что, войдя в изолятор с преступником или без, нужно тут же задраивать за собой дверь… Даже так: перед тем как открыть вторую дверь — первую закрой. Но и первая и вторая дверь оказались открытыми, за ними виднелся пустой светлозелёный коридор, начисто вымытый скрупулёзной Зоей Егоровной… Казачук часто кидает открытые двери, потому что ему лень их каждый раз закрывать, потом снова открывать и снова закрывать… И Крольчихин с ужасом понял: беспечный парень поплатился, и этот аномальный «Рудольф» уговорил их с Морозовым по башкам и вырвался на волю!! Корльчихину меньше всего сейчас нужен ещё один «мусорный киллер»… Надо же, впридачу к Эрику получили ещё и Рудольфа!

— Казачук!! — заревел Крольчихин и громадными психическими прыжками понёсся вперёд по этому проклятому светлозелёному коридору в самый его конец, до упора, где сам же и назначил «номер-люкс» для Рудольфа… Добежав до этого самого упора, Крольчихин никакого Рудольфа там конечно же, не обнаружил, зато обнаружил очерендную распахнутую дверь — дверь камеры, а возле неё неподвижно, странными и страшными истуканами торчали Казачук и Морозов. Они не валялись на полу, оглушённые, а именно, стояли, таращились, а Рудольфа проклятого и след простыл!!

— Та что вы увальни, придурки!! — диким медведем заревел Крольчихин, вцепившись сначала в Казачука, потом в Морозова, тряся обоих своими взбесившимися руками.

— А-аа! — они закричали нестройным дуэтом, вырываясь.

— Ну, и где он?? Где?? — Крольчихин кинул их смятые воротники и принялся гневно вопрошать, топая своими ботинками, запачканными грязью с бандитского пустыря.

— А… Алексей Васильевич… — тупо проклекотал бледный Казачук, шатаясь как-то нездорово, как пьяный, хотя он был трезвый…

— Ну, чего?? — зарычал Крольчихин, беснуясь. — Где арестованный??

— Вы понимаете, он исчез… — булькнул Морозов, отодвинувшись к самой светлозелёной стене, чтобы Крольчихин не зашиб его своим бешеным кулаком.

— Что значит исчез, дундуки?? — не поверил Крольчихин, с которого сон слетел, будто бы его ошпарили кипящим маслом из-за угла. — Проворонили, да?? Двери нужно было закрывать, вороны чёртовы!!

— Та вы не поняли… — продолжил клекотать Казачук, тупо топчась и моргая, как дурачок. — Я даже наручники с него не успел сковырнуть — только камеру открыл, чтобы его туда запихнуть, а там — рука…

— Какая ещё тебе рука?? — Крольчихин было взрычал, но потом — заглох, подавившись, раскашлялся, плюясь.

Казачук начал стучать ему по спине, чтобы спасти от удушья, Крольчихин от него злобно отмахнулся и зарычал с новой силой, громко откашливаясь через каждое слово:

— Что ты буровишь, Казачук?? Есди уж врёшь — так не выдумывай басни!!

— А он и не выдумывает… — вставил словцо Морозов, не отходя от стены. — Я сам её видел… Тут сначала как-то затряслось всё, а потом — эта рука вдруг возникла и утащила вашего Рудольфа с собой…

— Куда? В окно, что ли?? — Крольчихин изо всех сил пытался удержать здравый смысл, но прекрасно видел: в камере, куда должны были поселить Рудольфа окон нет. Сам Крольчихин выбрал для «киллера» эту камеру, потому что в ней нет окон… Тут впору было спятить и вызвать Ветеркова, чтобы тот носил своих мышей и колдовал над ними, как шаман…

— Эй, вы чего? — послышался чей-то притихший, испуганный голосок, словно писк мышиный…

Крольчихин унял рык, повернул побагровевшую голову и увидал в некотором отдалении от «места происшествия» стажёра Ветеркова. Лёгок на помине оказался стажёр… Неужто он и впрямь шаман??

— Ветерков, ты сегодня домой не пойдёшь! — «обрадовал» его Крольчихин, стискивая свои тяжеленные кулачищи.

— А… почему? — стажёр совсем не обрадовался, а предпринял попытку попятиться и улизнуть.

— Стоять! — сурово пригвоздил его следователь Крольчихин. — Наш Рудольф ноги сделал!!

— Он исчез… — негромко добавил Казачук. — Его рука утащила…

— Рука… — сокрушился Крольчихин, чувствуя, как остатки его разума улетучиваются в проклятый открытый космос, вытесняемые тёмными суевериями древних троглодитов.

— Ой, так у меня есть белая мышь!! — тут же оживился стажёр, мгновенно проведя дьявольскую параллель между этим исчезновением, исчезновением «аномальной армии» и потусторонним грабителем Сердюка и Харлампиева.

— Тащи мышь… — Крольчихин совсем сдулся, не рычал уже, а горько вздохнул, всё глубже погружаясь в пучину липкого безумия. Что-то произошло в этом мире ужасное, что не вписывается больше в законы милицейской логики, физики и здравого смысла, и милиция теперь, наверное, станет не нужна, уступив место колдунам и экстрасенсам…

— Сдохла!! — панический выкрик Ветеркова вырвал Крольчихина из «космоса» и стукнул об пол… Следователь вздрогнул и обнаружил, что раскапустившись, уселся прямо на выскобленный Зоей Егоровной бетон пола.

— Что-то плохо ему… — пробормотал Казачук Морозову. — Надо кофе ему сделать…

Он собрался было выползти за кофе, но Крольчихин уже ожил, покинул пол и перекрыл ему дорогу.

— Так, стоять! — он никого не выпускал, и приблизился к Ветеркову, в руках кторого неподвижно лежала усопшая мышь.

— Так, стажёр, ты мне другую неси! — сурово приказал Крольчихин, кивнув стажёру в сторону выхода. — Я не видел, как она дохнет! А вдруг ты дохлую спросонья притащил??

— Да нет, живую… — протарахтел стажёр, держа трупик на вытянутой руке. — Но у меня есть другая… сейчас, принесу…

Стажёр выскользнул в коридор и бегом затопотал к кабинету, где висела его забытая куртка, в кармане которой и лежала пластиковая бутылка с мышами. Он поэтому и вернулся назад в Ровд, потому что забыл в кабинете куртку — хотел забрать её, чтобы накормить своих мышей, но увидел переполох в изоляторе и попался в лапы Крольчихина, вляпавшись во всенощную работу.

Крольчихин дожидался его в изоляторе в компании Казачука и Морозова, тираня обоих пристрастным допросом.

— Неужели вы верите в мышей? — протарахтел Казачук, топчась у «аномальной» камеры.

— Так же, как и вы — в свою руку! — громыхнул Крольчихин. — И стажёр будет таскать мышей до тех пор, пока я не разберусь с рукой!! Или вы всё-таки сбрехали?? Рудольф этот вам по башкам надавал? Я прав??

Крольчихин всё пытался уличить эту «кислую парочку» во лжи, чтобы избавиться от мистического ужаса, расставить всё полочкам и излечить разум… Да, конечно, Рудольф надавал этим умникам лещей, украл ключ от наручников, освовободился и сбежал через распахнутые двери, а никакой руки не было, они придумали её, чтобы Крольчихин их не уволил…

— Алексей Васильевич, я принёс мышь, смотрите, как она сдохнет сейчас! — это на пороге возник Ветерков, но к «аномальной» камере пока не пошёл, чтобы его мышь не сдохла раньше, чем её смерть зафиксирует Крольчихин.

— Давай, тащи! — Крольчихин пока что отстал от Казачука с Морозовым и переключился на ветерковскую мышь. Он навис над стажёром, словно инспектор, и шёл за ним всю дорогу до камеры, не отрывая взгляда от этого мелкого хвостатого зверька, покрытого белым мехом, который беспокойно крутился на ладонях Ветеркова, перебегая с одной руки на другую, обнюхивая их своим малюсеньким носом. Мышь казалась вполне здоровой, подвижной, жизнерадостной и дохнуть не спешила… до тех пор, пока Ветерков не поднёс её к настежь распахнутой «аномальной» двери. Повернувшись в последний раз, животное, словно бы впало в оцепенение, вытянулось как-то жутковато и улеглось на бок, лишившись жизни…

— Сдохла! — константировал стажёр, пошевелив мышь большим пальцем правой руки и не добившись от неё признаков жизни.

— Угу, — невесело признал Крольчихин, снова сдуваясь и впуская в себя страх и безумие. — Слушай, стажёр, ты видел, куда сегодня делись остальные бандиты? — осведомился он у Ветеркова, который дрался с «адским» Рудольфом один на один…

— Я не видел, я за Рудольфом бежал… — сказал правду Ветерков. — Вы у Кирпичева спросите — он там, с ними остался, и они его не пристрелили…

— Чёрт… — фыркнул Крольчихин… — Ладно, Кирпичева я завтра вызову… Я вот не знаю, как мне жене нашего Ежа в глаза смотреть… Блин, зачем я его взял с собой?? Пожалел, что у него премия из-за киллера горит… Блин…

— А… что нам дальше делать? — стажёр решился на вопрос, втайне надеясь, что сдувшийся Крольчихин отпустить его домой, хоть сколько-то поспать перед завтрашним ратным трудом.

— Стажёр, Рудольфа этого перед допросом сфоткали? — осведомился Крольчихин, стискивая свою подмокающую волю в стальные кулаки.

— Ага, — согласился Ветерков, горько осознав, что одеяло и подушка в эту ночь ему не светят.

— Так не стой, давай, поищи его по базам и разошли ориентировку по всем отделениям! — приказал Крольчихин, не собираясь никуда его отпускать.

— Так я его уже искал! — стажёр попытался отбояриться, но Крольчихин его пригвоздил:

— И как ты его искал? — ехидно уточнил следоваетель. — По имени «Рудо льф Шталь»?

— Да, — угрюмо буркнул стажёр, осознав свою ошибку.

— Так поэтому и не нашёл! — фыркнул Крольчихин. — Ты по физиономии поищи! Рудольфа никакого в природе нет! Эх, зелёный ты ещё, стажёр!

— Угу, — кивнул Ветерков и без энтузиазма поплёлся в кабинет, взяв у Крольчихина ключ, который тот так никуда и не сдал. Над его головой опять же нависла работа, а перед глазами пугающим призраком стоял убитый Игорь Ёж. Он храбро взял на себя бандита со стеком, и тот придушил его одной ручищей и не поморщился даже при этом… Настоящий какой-то фашист, а не просто бандит, и — Ветерков точно знает — это и есть их «мусорный киллер», который убил бомжей, пристрелил Пыжина, солдат, и всех остальных… Это он вломился к Сердюку и Харлампиеву, обирая их… Он убил Сенцова, потому что храбрец пытался его изловить… И Ветеркова бы тоже придушил, если бы тот рискнул с ним сразиться… Ветерков боялся. Со страхом сел он за компьютер «пробивать» аномального Рудольфа. Рудольф этот тоже не прост, силён и страшен… Но бандит со стеком — просто настоящий дьявол…

Эпизод 4

Эрих Траурихлиген сатанел. Но, как настоящий генерал, сурово держал себя в руках и сидел за столом, сцепив в замок свои пальцы и просверливая испепеляющим взглядом Рудольфа, который сидел напротив него и не знал, куда бы ему деться, чтобы скрыться с глаз Траурихлигена.

— Ну, как, понравилось в обезьяннике? — сурово осведомился он, не спуская глаз с ёжащегося друга.

— Где? — булькнул Шталь, ёрзая на стуле, куда Траурихлиген его насильно усадил.

— То место, где тебя держали, называется «обезьянник»! — свирепо констатировал Траурихлиген, поднявшись на ноги и снова сев, топая ногами под столом. — Я ещё думал, забирать мне тебя или не надо?

— А… — Рудольф не нашёл в своих карманах слов, чтобы ответить, но в будущем ему не понравилось — местные полицаи только оскорбляли его, и он решил вообще не разговаривать с ними…

— Руди, ты хоть, понимаешь, что они помешали нам установить деосциллирущую мачту?? — гневно прошипел Траурихлиген, сдвигая брови и едва удерживая себя от того, чтобы вскочить и навалять другу тяжёлых тумаков.

Рудольф плохо понимал, что это вообще такое — деосциллирующая мачта — и только хмыкал, кивая своей побитой головой. Полицаи из будущего жестоко отделали его, когда хватали, и синяки всё сильнее давали о себе знать, отзываясь болью, почти что, на каждое движение.

— Они караулили нас, ты понимаешь?? — Траурихлиген с шипения перешёл на устрашающий рык, но Рудольф к этому рыку уже привык и не спешил бояться — его больше заботили вещи, которые у него отобрали эти полицаи, а они у него всё отобрали — и паспорт, и именное оружие, и даже проклятый смартфон. Только машина времени осталась, потому что полицаи не смогли её сковырнуть.

— Эрих, они меня обобрали, — буркнул Рудольф, незаметно для Траурихлигена потирая свои руки, которые тоже болели из-за наручников. Эрих снял с него эти наручники, но на запястьях остались болезненные красные полосы.

— И что же они у тебя украли?? — оскалился Траурихлиген, свирепо стукнув кулаком по крепкой дубовой столешнице.

— Всё, — угрюмо пробормотал Шталь, выдерживая жуткий взгляд Траурихлигена, который так и говорил: «Пополам переломаю».

— Хорошо, хоть трансхрон не забрали! — ехидно фыркнул Траурихлиген, встав с кресла. — Надо вернуть, а то эти недолюди твои вещи распродадут через Интернет! По всему городу их придётся собирать!

Рудольф только кивнул и тоже встал — понял, что Эрих сейчас заставит его снова прыгать во времени к полицаям. Что такое «Интернет» он тоже плохо понимал, но вернуть паспорт и именное оружие ему просто необходимо, а то ещё к расстрелу за трусость приговорят, если узнают, что он всё потерял.

— Давай, готовься, мы пробрасываемся! — приказал Траурихлиген, и Рудольф увидел, как он настраивает свой трансхрон. Эрих с трансхроном не расстаётся никогда, потому что всё время прыгает во времени — когда надо и когда не надо… Так и заболеть, наверное, можно, если постоянно прыгать…

— Три, два, один, пуск! — сурово посчитал Траурихлиген и больно схватил Рудольфа за выкрученный полицаями локоть, чтобы зацепить его коридором переброса.

Стажёр Ветерков зевал, потому что ватный сон забивал мозги и мешал сосредоточиться на работе, которой жестоко нагрузил его следователь Крольчихин. А работы было по самое горло, нет, даже по уши. Во-первых, перелопатить базу в поиске тех, чьё лицо совпадает с лицом Рудольфа, а во-вторых, пробить, откуда Рудольф мог бы взять раритетные вещи. Всё в отличном состоянии — значит, он не выкопал их и не купил у копателей. Всё это хранилось в коллекции или в музее, которые мог запросто ограбить Рудольф. Ветерков сделал себе кофе — десять ложек набухал в большую кружку и сахара столько же положил, чтобы хоть как-то вычистить и прояснить свои засыпающие мозги. Попробовав глоточек, стажёр обнаружил, что его суперкофе тошнотворен, он чуть не выплюнул на пол ту толику, которую взял в рот. Но выпить эту гадость всё равно придётся, потому что сон работать вообще не даёт — даже читать и писать. Пытась обнаружить заявления об ограблении коллекций, он по сонной иронии судьбы зачем-то нашлёпал в строке поиска тупое слово «бутерброд», задал компьютеру его найти, и тот, стальной и послушный, полчаса искал по базам бутерброд, отнимая время и нервы. Осознав ошибку, Ветерков её исправил, однако ограбленных коллекций не нашёл так же, как и бутербродов, расстроился и задал новый поиск — искать людей, похожих на Рудольфа… Компьютер завис, уйдя в глубокий поиск, а стажёр, чтобы окончательно не заснуть и не свалиться со стула на пол, принялся разглядывать странные вещи, вычищенные из эсэсовских карманов «аномального» Рудольфа. Кроме паспорта у Рудольфа был кинжал — эсэсовский, точно такой же, какой его покойный напарник видел у «мусорного киллера», может быть, даже тот же самый, раз они из одной банды… Повертев его в руках, стажёр вынул из начищенных ножен отточенное лезвие, и на одной стороне прочитал: «Meine Ehre heisst Treue!», «Моя честь — верность», девиз СС, такой гравировали на всех кинжалах СС… Перевернув это раритетное оружие, Ветерков обнаружил другие слова, и, всмотревшись, прочитал: «SS-Oberführer Rudolf Stahl». Точно, эти вещи были в чьей-то ограбленной коллекции, раз принадлежали одному и тому же человеку, странно, что никто не до сих пор не написал заявление… Отложив кинжал, Ветерков потянулся к пистолету «Люггера», взял его и вздрогнул: парабеллум оказался заряжен, а на его дуле — снова гравировка: «SS-Oberführer Rudolf Stahl»! Вот это да! Дорогостоящая коллекция, но почему-то её никто не хватился… Стажёр осторожно отложил пистолет на стол и решил залезть в смартфон преступника, чтобы сложить хоть какое-то впечатление о его таинственной личности, как вдруг услышал рядом с собою чьи-то шаги. Осознав, что он в кабинете не один, Ветерков решил, что это пришёл Крольчихин, чтобы проконтролировать его работу и убедиться, что он не спит…

— Алексей Васильевич… — Ветерков хотел сказать, что обнаружил в вещах Рудольфа похищенную коллекцию антиквариата, поднял голову и… застыл. Перед ним был не Крольчихин, Крольчихина в кабинете вообще не было, а вместо него прямо перед носом Ветеркова зловеще возвышались два жутких эсэсовца. Они устрашающе таращились прямо ему в душу, и стажёр узнал обоих: один из них — сбежавший Рудольф, а второй, с нордически белыми волосами и со стеком в правой руке — «мусорный киллер», Эрик Вовк, Терминатор и Турист, которого они так долго искали, страшный убийца Сенцова! Ветерков так и не понял, каким образом они попали в кабинет, но ясно одно: храброму стажёру осталось жить всего пару минут, потому что эти «аномальные» твари, из-за которых дохнут мыши, пришли за ним — они собрались убить его так же, как и Сенцова, отомстить за то, что он пытался их ловить, и стажёр приготовился к неминуемой смерти. Он не сможет защититься от них, они ведь чудовища, они несоизмеримо сильнее его, и у Ветеркова нет шансов…

Стажёр почувствовал, как холодеют его руки, ноги… Это холод смерти, а жуткие монстры стоят и каркают неприятными голосами — они разговаривают на немецком языке, решают, наверное, кто из них прикончит Ветеркова, а потом — страшный Рудольф сделал шаг вперёд. Стажёр пискнул нечленоразденьный бред, чуть ли не сползая со стула — понял, что Рудольф будет мстить ему за то, что он избил его и арестовал. Рудольф тем временем не спеша подошёл к столу, пройдя мимо бледного с зеленцою стажёра и принялся методично собирать со столешницы те вещи, которые изъяли у него при обыске. В несколько минут он вернул себе похищенную коллекцию антиквариата, а потом — повернулся к стажёру и забрал свой смартфон прямо из его похолодевшей руки! Пальцы стажёра не слушались, поэтому Рудольф без труда получил смартфон, спрятал его в карман, а потом — опять таки не спеша, со зловещим спокойствием вытащил пистолет Люггера и с кошмарным щелчком взвёл курок, после чего приставил холодное дуло к бледному, вспотевшему лбу Ветеркова… Стажёр понял, что его несчастные секунды сочтены: беспощадный Рудольф сейчас пустит пулю и размажет его бедные мозги по оклеенной старыми обоями стене… «Эрик Вовк» в отдалении улыбался злобной улыбкой психопата, а потом — вдруг каркнул что-то свирепое, заставив Рудольфа обернуться и подарить Ветеркову лишнюю парочку тошнотворных секунд… Ветрков не понял, что он сказал, решил, что они хотят не просто пристрелить его, а замучить до смерти невероятными фашистским пытками… Сердце Ветеркова бешено колотилось, грозя ёкнуть, а Рудольф почему-то отошёл от него, спрятал пистолет…

Эрих Траурихлиген сказал вот что:

— Пойдём, Руди, пускай этот опарыш ещё побарахтается! Скоро я сделаю нулевой сверхцикл, и он всё равно умрёт, как и все остальные! У нас нет времени с ним возиться!

Рудольф кивнул и отполз, выпустив жертву, Ветерков дрожал, от ужаса икая, а Эрих Траурихлиген взял Рудольфа под локоток, повернулся к стажёру спиной, повернув и Рудольфа тоже, а потом — они сделали один шаг к закрытой двери и пропали, будто бы шагнули в ад! Они не открыли дверь и не вышли, а просто исчезли, растворившись в неподвижном, душном воздухе кабинета, унеся с собою все вещдоки и психическое здоровье стажёра Сергея Ветеркова.

— Эй, а стажёр что-то нашёл! — спустя минуту после исчезновения чудищ дверь кабинета распахнулась и из-за неё ввалились суровый Крольчихин и сонный Федор Федорович. Федор Федорович зевал, а Крольчихин сделал широкий шаг к компьютеру стажёра и посмотрел на монитор. Поиск был завершён, и беспристрастная машина показала лицо и анкету. Виктор Павлович Репяшков — так звали того человека, лицо которого эта глупая железяка посчитала идентичным лицу Рудольфа Шталя. Работал он в Донецком краеведческом музее, в отделении военной истории!.. Крольчихин обрадовался находке, затараторил, что прямо сейчас нужно бежать, вышибать дверь квартиры гражданина Репяшкова, крутить ему руки, тащить в Ровд и допрашивать в «слонике» до тех пор, пока он не расколется и не вывалит правду…

— Федя, помнишь, Сенцов называл кличку своего похитителя — Репейник?? — суетился Крольчихин, не обращая внимание на полуобморочного Ветеркова, который торчал на стуле ни жив ни мёртв с таким бледным лицом, словно действительно был уже мёртв…

— Ага, — кивнул Федор Федорович, так же замечая критического состояния стажёра. — Ты думаешь, это он?

— А как же? — не отставал Крольчихин. — Фамилия — Репяшков, кличка — Репейник! К тому же, сотрудник музея! Вот мы и нашли и нашего Рудольфа, и нашего Репейника! Всё, пора по коням, надо брать! — постановил он, схватив телефон, чтобы выбить для себя в срочном порядке группу захвата.

— Стажёр, не сиди! — следователь затормошил Ветеркова, зажав изрыгающую гудки трубку между плечом и правым ухом.

А Ветерков был словно безвольная амёба. Пережитый жуткий стресс почти лишил его ума. Он не слезал со стула, а только механически твердил срывающимся голосом:

— Они тут были… были… были…

— Стажёр, ты чего? — на этот раз испугался и Крольчихин, и Федор Федорович даже проснулся и тоже испугался. Только сейчас оба заметили, что бедняга Ветерков на грани гибели от страха. Что же с ним случилось, пока они вдвоём терзали этих увальней Казачука и Морозова??

— Они здесь были… — бестолково булькал стажёр, не реагируя на внешние раздражители.

— Кто?? Кто?? — пытался добиться от него Крольчихин, но стажёра как заколдовали.

— Василич, смотри! — Федор Федорович показал Крольчихину на стол, тот взглянул и понял: отобранные у «Рудольфа Репяшкова» исторические вещдоки куда-то пропали…

— Ну и куда делась вся эта требуха?? — Крольчихин задал этот раздражённый вопрос одновременно и зачарованному стажёру, и космосу, и собоственному пупку, надеясь получить ответы хоть откуда.

— Могу предположить, что Рудольф возвращался, — ответ поступил от Федора Федоровича, и он был тоже напуган, наверное, впервые в жизни. — И, возможно, он был не один, — предположил он, пугая и Крольчихина тоже.

— Чёрт… — прошипел Крольчихин, с новой силой тормоша стажёра. — Та давай же, Ветерков, проснись! Работы с головой, а ты сидишь!

Но стажёр был невменяем, Крольчихин так и не смог растормошить его, и Федор Федорович предложил вызвать неотложную помощь.

— Та сейчас я ему неотложно помогу! — рявкнул Крольчихин и удалился в неизвестном направлении, громко хлопнув дверью.

Федор Федорович решил изучить стол и определить, что именно пропало. Оглядев предметы, которые занимали столешницу, следователь понял, что пропали все вещи сбежавшего преступника, а кроме этого… Ветерков, наверное, решил кормить своих мышей прямо здесь, на столе — около компьютера стояла его разрезанная бутылка, где стажёр обычно держал грызунов, и лежала хлебная краюха. Ветерков не успел раскрошить её и дать мышам, а каждая мышь в его бутылке была мертва. Федор Федорович раньше не верил в эти «мышиные опыты», считая их полнейшей чепухой, но сейчас, настороженный ненормальным состоянием Ветеркова, приблизился к бутылке и открыл её, вытащив одну мёртвую мышь. Она была тёплая и мягкая, будто умерла только что, следователь положил её на стол, взял другую мышь — тоже мягкая и тёплая, как и предыдущая… Все мыши стажёра были живы до определенного момента… Интересно всё-таки, почему они умерли, да ещё и все сразу??

— Ну, сейчас я ему помогу!! — в кабинет с шумом и треском ворвался Крольчихин, таща в правой руке жестяное ведро Зои Егоровны, до краёв наполненное холодной водой из туалета. Пыхтя, Крольчихин подтащил это ведро к безумному Ветеркову, который всё не отлипал от стула, схватил это ведро обеими руками и с рыком вывернул из него всю воду на отупевшую башку стажёра.

— А-кха! Кха! Кха! — Ветерков раскашлялся, отплёвываясь от воды, замахал руками, вскочил на ноги и, кажется, пришёл в себя. Он промок до нитки, водища лилась с него потоками, залила пол, стол, стул…

— Кха! Кха! Тьфу! — стажёр всё кашлял и плевался, а потом глянул вокруг себя просветлевшими глазами и, давя одышку, громогласно выпалил:

— Вы не представляете, что здесь было!

— И что же? — уточнил Крольчихин, радуясь, что его «неотложное лечение» помогло стажёру не хуже настоящих докторов.

— Та они чуть не пристрелили меня! — стажёр вдруг разрыдался настоящими слезами, добавляя сырости, грохнулся на стул и сквозь рыдания прошамкал:

— Я тут работал, искал, искал, а потом — Эрик Вовк этот появился и Рудольф с ним тоже…

— Эрик Вовк?? — изумился Крольчихин и даже ведро выронил. Ведро с хрипатым лязгом грохнулось на бок, разливая остатки воды, а стажёр продолжал рыдать, размазывая кулаками слёзы по лицу:

— Да, они были вдвоём: Рудольф и Эрик Вовк! Они забрали все эти штуки, а потом — Рудольф меня чуть не пристрелил!

— А куда же они делись? — удивился Федор Федорович, который прошёл весь коридор от входной двери до изолятора, и от изолятора до кабинета, но никого не встретил кроме унылых Казачука и Морозова, да разгневанного Крольчихина.

— Федор Федорович, — всхлипнул мокрый Ветерков, не в силах унять дрожь и рыдания. — Они повернулись и испарились, как привидения. Это правда, я не вру, Федор Федорович! Я сам видел, как они испарились! Все мои мыши мертвы! Они не люди!

— Вот те на! — фыркнул Крольчихин, пнув ведро ногой. — Стажёр, ты знаешь, что чудес не бывает?? — он попытался съехидничать, хотя самого душили страх и безумие.

— Чудес — нет! А инопланетяне — да!! — заревел стажёр, топоча своими промокшими башмаками. — Я понял теперь, почему их называли «туристами» — они не отсюда, они чужие, другие!

— Так, стажёр, бросай капустится — поехали ловить Репяшкова! — сурово постановил Крольчихин, горя жаждой хоть какого-нибудь действия, чтобы не сидеть, не созерцать дохлых мышей и не слушать несуразные вопли Ветеркова, которыми тот сводил его с ума.

— Кого? — пикнул стажёр, который наверное, даже и не видел результат своих поисков.

— Мы нашли твоего Рудольфа и установили его личность! — настоял Крольчихин, поднимая Ветеркова со стула за рукав свитера. — Если нам повезёт — мы схватим и его и Эрика этого, будь он неладен!

— Я весь мокрый… — прохныкал стажёр шатаясь на ногах. — И я боюсь!

— Блин… — Крольчихин понял, что ему нужно оставить стажёра в покое — ночь очень холодная, а у бедняги сухой одежды и вовсе не осталось. Сам Крольчихин только что лишил его сухой одежды. По хорошему нужно было отвести стажёра домой и уложить спать… Но тот почему-то гневно запротестовал.

— Я не хочу быть дома один… — захныкал Ветерков, не желая ехать домой и тормозя задержание Репяшкова. — Мои все в Крым умотали, а я не поехал из-за работы, и я буду дома один, а ко мне опять придёт Рудольф!

— Заглохни, зануда! Если хочешь — сиди! — отмахнулся от него Крольчихин и решил оставить нытика в покое, пускай Морозов с Казачуком дадут ему что-нибудь, у них имеются свитера про запас, шаровары какие-то, носки из собачьей шерсти… Они натаскивают всё это, когда в отделении отрубают отопление зимой и сидят, как два медведя… А Крольчихин и Федор Федорович возьмут пока группу захвата и навестят «аномального» Репяшкова!

Эпизод 5

Сторудник музея Виктор Павлович Репяшков был просто в шоке, в страхе, в ужасе… Группа захвата вытурила его прямо из постели, из-под ватного одеяла, которым последний был укрыт с головой. Одежда Репяшкова состояла из семейных трусов жёлтого цвета, и майки с портретом Губки Боба, когда его швырнули на пол, придавив коленом, и надвинули на руки стальные браслеты наручников. Репяшков был одинок и холост — жены не водилось, собаки тоже, группа захвата никого больше не напугала вусмерть, кроме самого Репяшкова, впавшего в истерику от полного счастья. Под дождём его протащили к милицейской «Газели» — ему даже тапки не дали нацепить, и бедный Репяшков шлёпал по грязным лужам босыми ногами. Крольчихин довольно потирал руки, отмечая, что захваченный «Репейник» как две капли воды похож на «аномального» Рудольфа. Скорее всего, он только что домой попал и только что улёгся в эту свою постель, чтобы притвориться давно спящим, а сам только что чуть не вышиб дух из стажёра и обокрал милицейское отделение! Ну, ничего, сейчас, обыщем его конуру, обнаружим и мундир, и похищенные вещи и ещё может быть, что-нибудь интересное!

— Пихайте его в машину! — приказал бойцам Крольчихин, и рыдающий от ужаса Репяшков был водворён в служебную машину и повезён в милицию.

В допросной Репяшков сидел с таким лицом, будто бы его сварили заживо. Он что-то неслышно бормотал побелевшими губами, а Крольчихин высился над ним и грозил забить в «слоник». «Конура» Репяшкова оказалась удивительно скромной: однокомнатная, оснащённая продавленным диваном и книжным шкафом-стенкой «Бином», куда были до отказа напиханы всякие старые, подмокшие книги. Крольчихин собственноручно перелопатил все эти книги, вываливая их на давешний протоптанный коврик, но ничего, достойного Рудольфа Шталя, в них почему-то не нашёл… На кухне следователи уидали самодельные разделочный и обеденный столы, раковину, которую в этом неновом доме устновили ещё строители и двухкомфорочную мелкую плитку, установленную на большой табурет. В мусорке прессовались тонкие до прозрачности картофельные очистки и яичная скорлупа, а мундира у Репяшкова не нашлось так же, как и похищенных вещей. Висели в рассохшемся шифоньере в прихожей какие-то заношенные до дыр костюмы, тулупчик, курточка серая да пострелянная молью норковая шапка, которой уже лет тридцать. Такие находки разочаровали Крольчихина, но следователь успокоил себя: эта убогость лишь для отвода глаз, и все свои «аномальные» пожитки Рудольф Шталь держит в другом месте, котрое он сейчас им и покажет.

— Итак, гражданин, мы выяснили, что вы причастны к серии преступлений! — грозно рыкнул Крольчихин, испепеляя арестованного взглядом люцифера. — Мы установили ваши прозвища: Репейник и Рудольф Шталь!

— А? — клекотнул Репяшков, моргая круглыми от страха глазами…

— Бэ! — разъярился Крольчихин. — Если вы не выдадите вашего сообщника — я повешу всю вину на вас и упрячу до конца ваших дней! Вам ясно, гражданин Репяшков??

— А? — снова повторил Репяшков, а его глаза из круглых сделались квадратными.

— Бэ, чёрт вас дери!! — не унимался Крольчихин, свирепо вращая глазами, как казнящий палач. — Вы только что здесь были, обокрали Ровд, лишили рассудка человека, едва не убили его, а ваш сообщник совершил целую серию жестоких убийств, включая убийства сотрудников милиции! Давайте, Репяшков, не молчите: кто ваш сообщник??

— А? — Репяшков акал, как заведённый, всё расширяя и расширяя глаза. Волосы на его голове прямо дыбом встали, и даже седина начала проступать…

— Та что вы всё «А» да «А»?? — рявкнул Крольчихин, стукнув кулаком по столу и едва не снеся прикрученный к столешнице телефон. — Давайте, Репяшков, мне тоже нужно спать!!

— Василич! — это Федор Федорович решил вставить слово в озлобленный допрос Крольчихина и повернул голову, оторвавшись от бланка, который ничем пока не заполнил. Буква «А» для протокола не годится, и следователь решил не писать её вообще.

— Ну, чего? — раздаржённо осведомился Крольчихин, а Репяшков перед ним дрожал на стуле весть промокший, с босыми грязными и мокрыми ногами и в наручниках. Казачук и Морозов зевали над ним с дубинками и шокерами — засыпали уже.

— Василич, это не Рудольф, — пробормотал Федор Федорович, разобравшись, что они опять жестоко прокололись и схватили абсолютно не того человека. Да, он лицом на него похож, но это не он… Пока Крольчихин уничтожал несчастного сотрудника музея своим зверским допросом, Федор Федорович бесстрастно сличил отпечатки его пальцев с отпечатками пальцев сбежавшего Рудольфа и выяснил невесёлый факт: они разные. Репяшков — никакой не Рудольф, он мирно спал этой ночью, и не ходил ни в Ровд, ни на тот склад вместе с Эриком Вовком…

— Как не Рудольф? — удивился Крольчихин, выбравшись из-за стола, нервно расхаживая взад вперёд мимо стола, стульев, Казачука, Морозова и дрожащего Репяшкова.

— А так… — буркнул Федор Федорович. — Мы с тобой ошиблись, Василич, у него другие пальчики. Нужно отпускать Репяшкова и извиняться, а то он жалобу на нас накатает.

— Та чёрт! — злобно плюнул Крольчихин, хлопнув себя кулаком по колену. — Блин!

— Отпустите меня… Я… на работу опоздаю… — Репяшков заблеял впервые за те три часа по его держали в допросной. Уже давно наступило утро и взошло солнце, а Крольчихин с Федором Федоровичем ещё не ложились спать.

— Какой позор… — протарахтел Крольчихин, бессильно опустившись на стул и обхватив руками свою горемычную голову. Каждый раз, когда они пытаются схватить этих «Туристов» или аномальщиков — они получают один и тот же досадный пробой. Хватают не тех, а настоящих преступников позорно упускают, оставляя для себя всё меньше шансов поймать их снова. Премия, как всегда, сгорает синим пламенем, а над головами тяжёлым дамокловым мечом нависает позорное увольнение… Наверное, Крольчихину нужно поспать трое суток кряду, чтобы не быть таким тупым.

— Гражданин Репяшков, извините, — нехотя и сухо выдавил из спёртой груди Крольчихин, с неприятным осознанием того, что Репяшков имеет полное право пожаловаться на него Тетёрке и даже в прокуратуру, из-за чего Крольчихина могут запросто отправить на биржу труда без права возвращения и обязать выплачивать моральный ущерб.

— А? — забацанный Репяшков даже не понял, почему рычащий монстр вдруг перестал рычать и начал блеять ему извинения. Он моргал своими квадратными глазами и даже от стула не мог отлипнуть, чтобы убраться восвояси. Сонный Казачук избавлял от наручников его бедные руки, а они были холодны и тверды, как закоченевшие.

— Гражданин Репяшков, вы можете идти! — раздосадованным голосом повторил Крольчихин, желая только одного — чтобы этот бесполезный слизняк, наконец, уполз и скрылся с глаз.

— А? — Репяшков, наверное, все буквы позабыл со страху, кроме «А», и ходить тоже разучился. Казачук и Морозов подняли его со стула под руки и поволокли прочь отделения, как парализованного. Репяшков тащился и даже не переставлял свои босые ноги, а Казачук с Морозовым фыркали, что он тяжёлый, мокрый и грязный, а они только постирали и выгладили свои мундиры…

— Всё, я на боковую… — пропыхтел Крольчихин, поднявшись на сонные ватные ноги и решив, что с него хватит, нужно дать себе заслуженный отдых, а то он так свихнётся и не на биржу пойдёт, а в психушку, к Полесуну.

— А, Крольчихин, вот ты где??? — этот разъярённый скрипучий голос прилетел со стороны двери, заставив Крольчихина вздрогнуть от испуга. Рывком повернувшись, следователь не без страха увидел, как в дверной проём вдвигается крепкая фигура Зои Егоровны со шваброй наперевес.

— Я тут с утра до ночи горбачусь! — рычала Зоя Егоровна, изрубая воздух своей шваброй, словно секирой. — А вы мне только нагадить норовите! Мало того, что я своё ведро целый час по всему отделению искала — так он мне ещё на пол воды налил! Давай, Крольчихин, бери швабру и мой пол!

— Нет, что вы, мне спать пора… — попытался отбояриться от неё Крольчихин и хотел бочком протиснуться мимо её габаритов и выскользнуть в коридор, чтобы убежать на улицу, но Зоя Егоровна мощно загородила дорогу и выпятила вперёд свою длинную швабру с накрученной тряпкой.

— Давай, Крольчихин, нагадил — убирай! Я прекрасно знаю, что это ты воды налил! — рявкнула Зоя Егоровна, пытаясь всучить Крольчихину швабру и погнать его на уборку кабинета.

— Да нет же, не я… — пробулькал Крольчихин, проскользнул между свистящей шваброю и стенкой и со всех ног помчался вперёд по коридору, неся перед собой свой ключ, чтобы метнуть его Морозову и покинуть суровые стены Ровд. Он думал, что Зоя Егоровна плюнет и пойдёт сама собирать свою воду, но последняя почему-то осатанела и погналась за ним, громко топоча своими огромными валенками.

«Чёрт!» — про себя перепугался Крольчихин и ускорил бег, видя, как маячит впереди дежурная комната Морозова. Сейчас, он избавится от ключа и будет свободен для того, чтобы откочевать домой и поспать.

— Морозов! — рявкнул Крольчихин, подбегая, чтобы вынудить этого засоню проснуться и протянуть свою руку за ключом. Но Морозов, наверное, очень крепко заснул — он не показал и носа, а Крольчихин, остановленный этой неприятностью, впился рками в хромированный бортик и, сотрясая его, принялся свирепо рычать в закрытое окошко:

— Морозов, чёрт бы тебя подрал! Забери у меня этот ключ проклятый к чёрту!!

Позади рассекала Зоя Егоровна, стремительно приближаясь, а голос Морозова почему-то раздался из-за спины Крольчихина.

— А, я тут… — проклекотал сонный дежурный, зевая и роясь в своих карманах, чтобы отыскать ключи и отпереть дежурку.

— Где тебя черти носят?? — гневно осведомился у него Крольчихин, потрясая перед носом Морозова своим ключом, зажатым в кулак.

— Та, у Ветеркова ветер в голове… — загудел Морозов, проворачивя свой ключ в замочной скважине. — Нашёл в И-нете того фашиста, который по-настоящему был Рудольф Шталь, и заставил нас с Казачуком узнавать, похож он на нашего беглеца или не похож…

— Давай, быстрее возись! — подогнал этого медлительного слизня Крольчихин, свирепо топая по полу, потому что Морозов так и не открыл дверь, а Зоя Егоровна уже вырвалась из-за поворота и громадными скачками неслась к нему, чтобы лишить сна ещё на часа на два.

— Ну, — булькнул Морозов, отпихнув открытую дверь и вползая в дежурку прямо, как черепаха какая-то — едва ноги волочил. — И мы с Казачуком сидели там, как идиоты и узнавали!

— И что, узнали?? — прорычал Крольчихин, метнув в Морозова свой ключ и уже убегая, чтобы не попасться Зое Егоровне.

— Вы представляете, Алексей Васильевич, одно лицо… — тихо протарахтел Морозов, вешая крольчихинский ключ на гвоздик с номером его кабинета. — Ветерков нам все уши прожужжал, что у них одно лицо и я, кажется, ему поверил…

Огорошенный мистической новостью, Крольчихин замешкался, а Морозов продолжал гудеть, зевая:

— Нет, ну так можно совсем затуркать человека, если ему такие фантасмагории показывать… Ведь не бывает же на свете живых фашистов…

— Крольчихин!! — Зоя Егоровна применила обманную тактику и настигла Крольчихина, зайдя сзади. — Давай, шуруй мне убирать! — приказала она, как живой фашистский генерал, и всунула-таки свою тяжёлую швабру в сонные руки следователя.

Крольчихин понял, что попался, застряв тут с этим Морозовым — надо было не слушать его бредни, а бежать домой, как только освободился от ключа. Но теперь поздно, он настигнут и ему не отвертеться — придётся елозить тряпкой по полу до тех пор, пока Зоя Егоровна не кивнёт с довольным видом и не исчезнет, растворившись в хитросплетениях коридора. Заграбастав обратно свой ключ, чтобы открыть злополучный вымокший кабинет, Крольчихин с унылой миной потащился назад, мыть, похоронив мечту о десяти часах спокойного сна.

Моя пол, Крольчихин был угрюм, как туча — елозил проклятой шваброй по вымоченному линолеуму, прожигая испепеляющим взглядом всё на свете — и пол, и стол, и стены, и сейф, и окна… Всё бы уже давно обуглилось — так агрессивно Крольчихин зыркал и испепелял. Зоя Егоровна загородила выход своим могучим торсом, пресекая для Крольчихина попытки к бегству, а за компьютерным столом всё торчал стажёр, укутанный в шаровары и свитер Морозова, похожий в этом во всём на пухлого серого медведя. Ему бы уже домой уползти да поспать, но он всё торчал и торчал за своим тупым компом и щёлкал, щёлкал, действуя на взвинченные нервы Крольчихина.

— Стажёр, шёл бы уже… домой… — прорычал Крольчихин, свирепо возя шваброй, ударяя ею ножки стульев и столов.

— Ты аккуратнее, Крольчихин! — Зоя Егоровна тут же сделала Крольчихину ехидное замечание, сдвинув свои толстые, кустистые брови. — Мне разгром не нужен!

— Тьфу… — Крольчихин беззвучно плюнул, а Ветерков из-за своего компьютера монотонно, гугниво прогудел:

— Я не могу, я боюсь домой… И, Алексей, Васильевич, гляньте сюда, я тут в И-нете нашёл…

— Ну, и что ты там нашёл? — буркнул Крольчихин, отложив презренную швабру и приблизившись к стажёру и его монитру, на котором светилась какая-то статья про Третий Рейх со старыми чёрнобелыми фотграфиями каких-то фашистов в формах и видов на разбомбленные города.

— Википедия, что ли? — хмыкнул следователь, узрев в статье Ветеркова желтизну и негодность для следствия.

— Нет, научный журнал, — опроверг подозрение следователя Ветерков, тыкая пальцем в одообразные мелкие буквы и фотографию около них. — Гляньте сюда!

— Давай, Крольчихин, не отлынивай! — Зоя Егоровна тут же включилась, заметив, что следователь отложил швабру в долгий ящик, бросив пол мокрым и истоптанным, и откочевал за компьютер к стажёру.

— Не развалится! — отмахнулся Крольчихин, а его ботинки с ночи были грязны — пройдя к стажёру по чистому, он снова натоптал, что вызвало у Зои Егоровны ехидные смешки. — Так что ты там нашёл, стажёр?

Крольчихин был готов читать даже жёлтые Интернет-статейки, лишь бы пол не тереть, как уборщик. А Ветерков с серьёзным лицом объявил следуюшее:

— Вот, гляньте, сюда, — Ветерков показал на одну фотографию, сделанную очень давно, аж в сорок первом году. — Это…

Крольчихин уже не услышал, что бормотал стажёр своим осипшим от простуды голосом, потому что одного взгляда на преждложенное фото было достаточно для того, чтобы понять: в сорок первом году сфотографировали их «мусорного киллера». Сегодняшней страшной ночью Крольчихин своими глазами его видел — в фуражке и в форме — в таких же, как на показанной стажером фтографии… Он уже был готов поверить, что эти «аномальщики», действительно могут прыгать во времени. Сегоднящняя ночь, буквально, перевернула все его представления о логике, здравом смысле, о физике, о жизни вообще. Они с Федором Федоровичем, Казачуком и Морозовым уже просмотрели записи видеокамер из изолятора и от увиденного содрогнулись. Казачук и Морозов тащили Рудольфа по коридору, Казачук, открыл камеру, а потом… Потом записи были словно подтёрты — замигали цветные квадратики, полосы, чернота… А после этого всё наладилось — они снова увидали тот же коридоры, ряды спокойных запертых дверей других камер и распахнутую дверь камеры, приготовленной для Рудольфа… Казачук и Морозов топтались, только самого Рудольфа след простыл, будто бы он действительно, провалился в тартар или… прыгнул во времени, воспользовавшись той штуковиной, которая торчала на его руке. Никто так и не смог снять её, пристёгнутую толстым ремешком, Крольчихин решил, что это на нём часы такие, вроде как с калькулятором или с чем-то ещё… Сейчас Крольчихин пялился на глупое фото в Интернете, и его не на шутку разгулявшееся воображение рисовало на страшной руке Рудольфа часы не с калькулятором, а с машиной времени! И те аномальные солдаты не разбежались, не уехали, а опять-таки, переместились во времени… Крольчихин даже не заметил, как схватил со стола стоявшую около мышиной бутылки кружку Ветеркова и залпом выпил весь его ужасный кофе, даже не заметив, насколько он ужасен. Любого другого человека на его месте тут же вытошнило бы, но Крольчихин невозмутимо поставил чашку назад, присоседив к опустевшей бутылке — мыши Ветеркова лежали под столом, в его мусорной корзине, стажёр выкинул их, сдохших. Одной мышью он промахнулся мимо корзины, и она лежала кверху лапками просто на полу — на радость Зое Егоровне.

— …А Рудольф Шталь был его сообщником… — сквозь страх и ужас, которые буквально, сдавили Крольчихина в тисках, следователь услышал обрывок сумбурной речи Ветеркова, который уже поменял Интернет-страницу и показывал исторический персонаж по имени Рудольф Шталь — «близнеца» их аномального Рудольфа.

— Вы понимаете? — со страхом и дрожью в голосе проблеял белый стажёр, нездорово моргая и пиная под столом свою умершую мышку.

— Та что ты тут буровишь, Ветерков?? — в жуткий разговор вмешалась Зоя Егоровна, своим скрипучим голосом вмиг разогнав весь зловещий флёр и ворвавшись в ужасную реальность со шваброй, пытаясь вновь всучить её не Крольчихину, а на этот раз стажёру. — Под столом у тебя — свинник, а в голове — ветер! Давай, прекращай сочинять, а лучше убери конюшни свои, пока тут крысы не забегали!

— А? — Ветерков неловко вздрогнул на своём скрипучем стуле, махнул ногой и выпихнул из-под стола дохлую мышь так, что она улеглась прямо перед носом Зои Егоровны…

— Упс… — стажёр заметил, что сотворил бяку и решил, что Зоя Егоровна сейчас ему уши надерёт, однако крепкотелая, злая уборщица внезапно переменилась в лице. Её сдвинутые брови встали устрашённым домиком, злой блеск в глазах погас, сменившись страхом…

— А-а-а-а!!! — истошно заверещав, Зоя Егоровна выронила швабру и как ужаленная помчалась прочь из кабинета, распахнув дверь.

— Мышь!! Мы-ы-ышь!! — изрыгала она фальцетом, пуская петухи, и уносилась всё дальше.

— Я и не знал, что она так мышей боится… — прошамкал удивлённый поведением суровой уборщицы стажёр. — А я ещё думал, чем её отпугнуть…

— Решение пришло само собой, — заметил Крольчихин, который был даже рад, что этот «капрал» исчез и больше над ним не нависает. — А знаешь, что я придумал? — спросил он, двигая компьютерную мышку Ветеркова туда-сюда по столу.

— Что? — осведомился Ветерков и полез под стол, чтобы подобрать мышиный трупик и ввергнуть его в мусорную корзину, к другим мышам.

— А мы их всё равно поймаем! — сумасшедшим голосом изрыгнул Крольчихин, стукнув кулаком по столу стажёра и едва не опрокинув пустую кружку.

— Сенцова они уже убили… — дрожащим голоском проблеял Ветерков, испугавшись безрассудной идеи Крольчихина. — И меня чуть не убили… Может, не надо?

— Надо, Серега! — грозно постановил Крольчихин, отринув все страхи и решив для себя: он поймает этих «аномальщиков», кем бы они ни были, хоть чертями! — Сенцов полез к ним водиночку, а мы навалимся все сразу! Давай, стажёр, выгребай своих мышей! Ты говорил, у тебя есть знакомый эксперт?

— Ветеринар… — пробухтел стажёр, подозревая, что из сумасшедшей затеи Крольчихина ничего не выйдет — они просто все умрут, потому что аномальные туристы их убьют…

— Хватит капуститься! — рыкнул Крольчихин, пережевав и переварив всё случившееся, взяв себя в ежовые рукавицы и снова обретя свои титанические силы. — Давай, выгребай мышей, дуй к своему ветеринару! Мы должны составить о них представление, чтобы понять, как их ловить!

— Ла-ладно… — согласился Ветерков, раздавленный напором следователя. Он снова полез под стол, унеся за собой свою бутылку, принялся собирать в неё погибших своих мышей…

— А вдруг меня убьют? — осведомился он, вынырнув из-под стола с бутылкой, полной дохлых мышей.

— Не убьют! — рявкнул Крольчихин, нацепив на свой страх суровую маску. — Давай, стажёр, дуй к ветеринару! Одна нога здесь, другая там!

— Ла-ладно… — повторил обескураженный Ветерков, поднялся со стула, нацепил свою забытую куртку на медвежий свитер Морозова и потянулся в коридор, унеся с собой своих мышей.

— Отлично! Постановил следователь Крольчихин, полностью совладав с собой — со своими страхами, ужасами, опасениями, он снова был несгибаемым следователем и решил работать. Сделав себе ещё одну чашку тошнотворного кофе «по-ветерковски», следователь выпил его залпом, чтобы не заметить мерзкий вкус, уселся к себе за стол и взялся за работу, позвонив в военную прокуратуру, чтобы выбить для себя свидетеля Новикова Александра. Проклятому Мешкову удалось спихнуть на беднягу всю чудовищную вину «туриста», и забить в военную тюрьму строгого режима, где несчастного Александра до сих пор гноят…

— Ало? — на том конце некто каркнул скрипучим голосом, и Крольчихин тут же узнал ненавистного Мешкова. Надо же было нарваться…

— Старший следователь Крольчихин, Ровд Калининского района, город Донецк! — прорычал ему Крольчихин, сделав вид, что не узнал его. Интересно, а Мешков узнает Крольчихина? И что он ему скажет?

— Во-первых, здрасьте… — нехотя проскрежетал Мешков, по своему обыкновению чиркая чем-то там у себя. — А во-вторых, что вам нужно?

— Новиков Александр! — рявкнул Крольчихин, сходя с ума от этого чирканья проклятого. Наверное, он это специально делает, чтобы всех нервировать.

— Извините… — неприятным голосом извинился Мешков, не переставая чиркать — даже сильнее зачиркал, занервничал! — Он сбежал из тюрьмы, прямо из карцера.

Крольчихин на минуту заглох — его опять поразил ледяной страх: Александра забрал из карцера аномальный «турист». А как же ещё можно сбежать из карцера?? Но Мешкову Крольчихин не выдал испуга. Вдохнув побольше воздуха, он вернул суровость и громко заявил:

— Плохо охраняли! Это во-первых! А во-вторых, Новиков Александр не виновен, и я только что это доказал! Мне он необходим, как свидетель!! Блин…

— Неужели, нашли настоящего преступника? — ехидно хмыкнул Мешков, поднимая в Крольчихине ярость.

— А как же! — грозно похвастался Крольчихин, зажав трубку между ухом и могучим плечом, а сам в это время перечитывал сумбурные показания самого Александра, дальнобойщиков, Новиковой Светланы, Вилкина… Кстати, Вилкина нужно будет тоже позвать, зря Крольчихин отказался от его помощи.

— Ну и кто же это? — поспешил выяснить Мешков и поставил Крольчихина в тупик. Если он скажет про «аномальных туристов» — Мешков поднимет его на смех и в психи запишет…

— Гастролирующая банда! — выкрутился следователь. — Причём, очень опасная! Они уже убили одного моего оперативника, одного следователя из Пролетарского Ровд, а так же — бойцов омона! Я пытался их арестовать, но они устроили бойню при задержании и скрылись! Я должен найти всех свидетелей, чтобы снова попытаться их поймать!

Мешков вместо ответа икнул в трубку, а Крольчихин испытал злорадное удовольствие: наступил ему на хвост и больно прищемил!

— Так что вы скажете, Мешков?? — Крольчихин решил добиться от него ответа, чувствуя своё превосходство. Во-первых, он хорошо напугал Мешкова, во-вторых, задел его наглое самолюбие, показав, что из Мешкова следователь никудышный.

— Новиков сбежал… — проквакал Мешков, и даже чиркать перестал — так испугался. — Мы его искали, но не нашли…

«Это не удивительно…» — позлорадствовал про себя Крольчихин. Как Мешков может «туристов» найти, когда он вообще вставать не привык??

— Перешлите мне протоколы его допросов! — потребовал Крольчихин — с паршивой овцы хоть шерсти клок…

— Все? — зачем-то спросил Мешков, чиркнул разок и заглох.

— Конечно, все! — с раздражением прогрохотал Крольчихин. — А вы как думали??

— Ну, ладно, ждите… — булькнул Мешков, сопя.

— Спасибо! — строго поблагодарил Крольчихин. — До свидания! — и повесил трубку, чтобы заняться более важными делами, чем беседовать с этим тупым Мешковым, которого в следователях по блату держат.

Эпизод 6

Стажёр Сергей Ветерков взял служебную машину под свою подпись. После смерти Сенцова он не раз уже брал служебную машину под свою подпись, сам рулил, сам нёс ответственность… Добираясь до своего знакомого ветеринара, который работал далеко, в центре города, в частной клинике «Счастливый питомец», стажёр Ветерков вспоминал Сенцова с особенной смесью чувств: со страхом, ужасом, скорбью, сожалением…. Сенцов — единственный, кто понял ужасную сущность «туристов» и решился вступить с ними в бой один, потому что никто не верил ему, и из-за этого погиб… Как живой, встал Константин перед глазами стажёра…

— Что ты делаешь, дебил?? — кто-то зарычал откуда-то с улицы, и только сейчас Ветерков понял, что чуть не сбил какого-то типа на пешеходном переходе.

— Из-звините… — промямлил стажёр сам себе, потому что этот переход и этот тип давно уже остались позади, а стажёр на служебной машине мчался дальше, по проспекту Ильича, к площади Ленина. Его знакомый был уже не далеко — клиника «Счстливый питомец» пристроилась на первом этаже жилой девятиэтажки, которая торчала прямо тут, на площади, осталось немного проехать… Ветерков решил быть внимательнее за рулём — думая о смерти Сенцова, он чуть не врезался в маршрутку номер сорок шесть, в одиннадцатый троллейбус, в четырнадцатый автобус… Миновав эти три столкновения только чудом, стажёр вывел служебную машину на площадь Ленина и по-быстрому припарковал у минимаркета «Обжора», чтобы ни в кого не вляпаться на своём бешеном скаку… И вообще, пешочком надо бы пройтись, воздухом подышать, зайти в ближний «Макдональдс», хоть гамбургер какой перехватить, а то не ел со вчерашнего дня ни крошечки. Выйдя из служебной машины и поставив её на сигнализацию, Ветерков вдохнул воздух, дурно пропахших автомобильными выхлопами и поплёлся, чихая, вперёд по тротуару, мимо пёстрых бутиков, к заветному «Макдональдсу», чтобы кинуть кусок изголодавшемуся, рычащему «червячку». На площади этим прохладным утром было многолюдно, Ветерков решил, что там происходит очередной митинг и по началу не обратил внимание… Но, покрыв ещё пару метров небыстрым простуженным шагом, он понял, что митинга нет — посередине площади возвышается некая скульптура — не скульптура… Высоченная, выше памятника Ленину раза в два, металлическая конструкция, похожая на изящную ажурную башню, которая сверкала на скупом осеннем солнце так, что аж глаза болели… Сверху её венчал острый шпиль, окружённый четырьмя такими же острыми «лепестками», а в тротуарную плитку она упиралась четырьмя мощными подпорками-ногами. Удивительная какая-то архитектурная форма, странная, «аномальная»… Вокруг неё и сгрудились все эти люди — бродят, задирая головы вверх, рассматривают, фотографируют телефонами и фотоаппаратами… засмотревшись на это новое украшение города, стажёр едва не столкнулся с каким-то грозным бородачом, который, отпихнув его от себя, свирепо зарычал:

— Смотри куда прёшь, слепой дундук!!

— Извините, — прогнусавил Ветерков в свой заложенный сопливый нос, попятившись. — Я… засмотрелся…

— Глаза разуй, нарик! — рыкнул на прощание бородач, удалившись быстрым шагом, а обескураженный Ветерков тупо подумал, что из-за бессонных ночей, засад и драк, действительно похож на наркомана, и а то и на бомжа… И тут Ветеркова осенила ужасная догадка: это не просто архитектурная форма украшает площадь — это зловещая башня аномальщиков. Им не удалось воздвигнуть её на пустыре, и они зачем-то перенесли её на площадь Ленина, поставив на глазах у всего города!! Какая же она всё-таки, здоровая… И, кажется, нужна не просто для того, чтобы на неё глазели и фоткали… В страхе и ужасе Ветерков принялся выцарапывать из кармана мобильник, чтобы огорошить Крольчихина сногсшибательной новостью… Пару раз уронил его на асфальт своими крючковатыми дрожащими руками. Выбирая среди других номеров номер Крольчихина своими похолодевшими, отнимающимися пальцами, стажёр не видел и не знал, что в толпе праздных зевак затесались два человека. Они не выделялись из толпы — одеты в ординарные джинсы, обычные куртки, они вели себя так же, как и другие люди — ходили, смотрели, разговаривали. Глаза каждого из них скрывали тёмные очки, а разговаривали они на немецком языке. Каждый, кто оказался близко к этим субъектам, считал, что перед ним два иностранных туриста, и отчасти были правы. Эти два гражданина, действительно, являлись туристами, но на украшение площади смотрели отнюдь ни как на достопримечательность.

— Ну, и как тебе моя деосциллирующая мачта? — довольным голосом спросил один турист — со светлыми волосами, повыше товарища.

— Класс… — неуверенно пробормотал этот самый товарищ, поправив очки. — А зачем ты её именно сюда поставил? Её же видно…

— Ты думаешь, я похвастсться решил? — хмыкнул первый турист, по имени Эрих Траурихлиген. — Ты, дружище, ошибся. Я вычислил две точки деосцилляции: одна там, на пустыре, куда вторглись полицаи, а вторая — здесь, на этой площади. Красиво смотрится, не правда ли? Только Ленина надо убрать.

— Да, ты прав, красиво… — пробормотал второй турист, по имени Рудольф Шталь. — Только я не пойму: зачем она нужна?

— Скоро увидишь! — хохотнул Траурихлиген. — Всё, нам пора!

Туристы повернулись и растворились в толпе, исчезнув…

Глава 195 Гестапо

Эрих Траурихлиген как всегда был рад успеху — никто не смог ему помешать установить деосциллиующую мачту, и победа теперь у него в кармане. Завтра пятница, многие люди не любят пятницы, считая их дьявольскими и так далее, но для Эриха Траурихлигена завтрашняя пятница будет звёздной, потому что он убьёт всех своих зайцев и наконец-то создаст на Земле Новый Рейх.

Сейчас они вернулись обратно, в свой штаб, проходили отремонтированный холл, и Рудольф Шталь стрался делать вид, что его совсем не интересуют крокодилы, отдыхающие по берегам искусственного водоёма. Они отдыхади до определенного момента — пока мимо них не прошёл Эрих Траурихлиген — как только он поравнялся с вольером — все чудовища вдруг покинули лёжки и скрылись в глубокой воде. Рудольф Шталь вздрогнул и решился задать другу вопрос:

— Слушай, Эрих, мне показалось, или от тебя бегут животные?

— Считаешь меня дьяволом? — насмешливо осведомился Траурихлиген, скорчив кривую усмешку.

— Не знаю… — буркнул Рудольф, который ужасно спать хотел, подавлял зевки, а в сонной голове звенели колокола, настойчиво требуя: «Спать! Спать! Спать!».

— Темноват ты ещё! — вздохнул Траурихлиген, дружески похлопав Рудольфа по плечу. — Не бойся, я не дьявол! Это всё из-за остаточных следов — животные чувствуют отклонения магнитного поля, гравитацию, радиацию! И остаточные молекулы тоже чувствуют! Ты видел на столе опарыша дохлых мышей?

— Ну? — буркнул Шталь, который не заметил даже этих мышей — так был одержим жаждой мести, что ничего вокруг себя не видел.

— Они сдохли из-за остаточных следов! — громко заявил Траурихлиген, остановившись на верхней ступени широкой лестницы, обернувшись и глядя другу в глаза. Рудольф попятился и чуть не оступился и не покатился вниз кубарем — взгляд Траурихлигена был адским, словно говорил: «Мыши сдохли, и ты сдохнешь, как и мыши». Кажется, он вовсе не хочет спать, хотя не спал даже дольше, чем Рудольф…

— Ты когда-нибудь спишь? — Шталь задал отвлечённый вопрос, чтобы как-то разрядить зловещую ситуацию.

— Сплю все положенные нормальному человеку восемь часов! Кстати, не только сплю, — хохотнул Траурихлиген, продолжив путь. — Только этого никто не видит, потому что я научился спать, не теряя на это ни секунды драгоценного времени!

— А… как? — удивился Рудольф, следуя за ним, как на верёвочке.

— Поспав, я каждый раз возвращаюсь в начальную секунду, — объяснил Траурихлиген. — Поэтому кажется, что я вообще не сплю!

— Ты не заболеешь? — поинтересовался Рудольф, думая, может быть, ему следует спать так же, как и Траурихлиген? Или он при этом сдохнет, как мышь??

— Абсолютно безопасно! — хохотнул Траурихлиген. — Причём, очень удобно! Ты пойди поспи, а потом я верну тебя в эту же секунду — и отдохнёшь, и не потеряешь время! И — радуйся: сегодня мы мучаемся последний день!

— Хорошо, — согласился Рудольф Шталь, потому что сон, просто-напросто выключал его разум, а заливаться кофе ему было невмоготу — тошнило уже от проклятого суперкрепкого кофе, да и не помогал он больше. Шталь даже простой кофе больше пить не сможет — будет тошнить. Едва его голова коснулась мягкой подушки — мозг тут же выключился, погрузив хозяина в крепчайший сон без снов.

* * *

Евстратий Носяро переступил порог райкома с удивлением и страхом — раньше его никогда сюда не вызывали, да и вообще, как и всякий суеверный житель маленькой деревни, он боялся и подходить к немецкому штабу. Часовые пропустили его даже без проверки документов — наверное, им заранее приказали его пропустить. Носяро поставил дрожащую ногу на высокий порог, а недоброе предчувствие смерти терзало его так, что он едва перенёс через этот порог вторую дрожащую ногу. Часовые смотрели ему вслед, прожигая своими сатанинскими глазами, и Носяро ёжился, потея. Немцы выползли из пекла — а откуда ещё могут взятся эти ироды? А взгляд исчадий пекла для человеческой души смертелен…

Новые двери, сделанные из чего-то белого, с вычищенными зеркалами вместо стёкол пугали Носяру так, что начальник полиции не решался взяться за широкую круглую ручку минут десять. Он топтался перед этими дверями, машинально разглядывая жалкое своё отражение в зловещем зеркале, а руки его были словно деревянными. Открыть дверь и запрыгнуть за неё Носяру снова-таки вынудил страх: адское зеркало могло вынуть из него душу. Поэтому Носяро приоткрыл страшную дверь, проворно юркнул в образовавшуюся щель и замер, оказавшись в полумраке. Пройдя недлинный мрачный коридорчик, евстратий открыл ещё одну новую дверь — такую же, как первая, и вступил в обширное, хорошо освещённое пространство. Сделал один-единственный шажок и попятился, едва не сев на пол. Жуткая люстра, сделанная из человеческих костей его просто шокировала, повергнув в тёмный мистический ужас, выжав из сдавленной груди страшный вскрик… Мигом опустив глаза, Носяро попятился снова — его шокировали зубастые чудища, разевающие пасти в просторном загоне, устроенном прямо посреди просторного холла.

— Ой… — Евстратий от страха чуть не заплакал, но тут его окрикнули:

— Носяро, проходи, не стой!

— А? — Евстратий поднял свой намокший от бессильных соплей нос и увидал Эриха Траурихлигена, который стоял на высокой лестнице и прожигал его своим дьявольским взглядом.

Носяро не решился продвинуться ни на миллиметр: люстра пугала, крокодилы пугали, и Эрих Траурихлиген тоже пугал — пожалуй, сильнее, чем крокодилы и люстра.

— Гора не идёт к Магомету… — угрюмо вздохнул Траурихлиген и начал не спеша спускаться с лесницы, зловеще надвигаясь на Носяру, который всё топтался у новой двери. — Кстати, мусульман я тоже скоро избавлю от страданий! — хохотнул он, спустившись, приближаясь к своим крокодилам.

Носяро прижался лопатками к двери — ему казалось, что перед ним сам дьявол, с копытами, рогами, страшным хвостом — заболевшее воображение рисовало Носяре хвост у Траурихлигена. Едва Эрих Траурихлиген приблизился к зловещему вольеру — все крокодилы поспешили убраться с бережка и поспешно спрятались в воду, виляя толстыми, зубчатыми хвостами. Евстратий Носяро попытался попятиться вновь: если такие чудища испугались его появления и поспешили сбежать — значит, не врут страшные деревенские байки, и перед ним сейчас не просто свирепый командир вражеской армии, а так и есть — сам дьявол. Это не человек, это сатана, и он приехал не из Неметчины, а выбрался из самого пекла…

— Пойди сюда, Евстратий! — Траурихлиген поманил его пальцем, буквально, впившись в беднягу своим сатанинским взглядом, высасывая всю душу…

— Ой… — Евстратий мучительно отвёл глаза и вперился в пол, испещрённый жуткими фашистскими символами. Он бы и в пол этот не смотрел никогда, но тут больше некуда смотреть — одни жуткие страсти, которые ужасали до чёртиков.

— Сюда! — Траурихлиген приказал ему, словно собаке, и Носяро нехотя пополз вперёд, опустив глаза, потому как решил: если он будет жаться к двери — Траурихлиген его пристрелит.

— Отлично, сдвинулся с мёртвой точки! — сурово «похвалил» его Траурихлиген, жестами заставляя его двигаться и подходить ближе к страховитым зелёным чудовищам, запертым в вольере. Послушный от ужаса Евстратий заставлял себя шагать и не заметил, как дьявол припёр его к стенке — впереди он сам, а позади эта решётка, ужасная сетка, громыхающая электрическими разрядами, и крокодилы за ней. Носяро замер, стараясь не смотреть Траурихлигену в глаза, ведь посмотреть в глаза дьявола — означает неминуемо и бесповоротно окаменеть.

— Я очень хорошо подумал, и решил, — неспешно цедил Эрих Траурихлиген, прочно установившись напротив начальника полиции и не давая тому ускользнуть ни вперёд, ни назад, ни в сторону. — Я решил, что тебе, Евстратий, необходимо отдохнуть — ты ведь очень устал от разбойников, от своих тупых полицаев, и от меня, наверное, тоже устал? Я прав?

Носяро не чувствовал пальцев ни на руках, ни на ногах, и, действительно, он устал — устал от постоянного страха, и отдохнуть ему не помешает… Но, чтобы не злить генерала, он собрал все свои слабенькие силёнки и натужно выдавил:

— Нет, нет, что вы… Я готов строить Новый порядок и днём, и ночью… — а за его спиною щёлкали смертоносными пастями кошмарные крокодилы, высунув из мутной воды свои уродливые доисторические головы.

— Ты не сможешь построить НОВЫЙ порядок, — с долей грусти вздохнул Траурихлиген, оставаясь на одном месте. — Ты, дружище, безнадёжно устарел. Как это ни прискорбно, мне придётся с тобой попрощаться.

— А? — булькнул Носяро, которого с головы до ног пронзил страх: на языке Траурихлигена «попрощаться» означает «казнить». Страх нарисовал ему солдат, которые надвигаются со всех сторон, хватают за руки и ведут на кол…

Но солдат не было — они остались за зловещей дверью… А Эрих Траурихлиген вдруг замахнулся и залепил начальнику полиции такую оплеуху кулаком в лицо, что бедняга лёгкой птичкою перелетел через толстую кованую решётку, через электрическую сетку и больно шлёпнулся на покрытый остренькими камнями берег искусственного водоёма в вольере крокодилов.

— Ой-й… — плаксиво заныл Евстратий Носяро, ворочась и пытаясь подняться на локте, а чудовища уже почуяли появление в их жилище живой и тёплой добычи. Все шесть крокодилов, которые проживали в этом вольере, оставили свой спокойный отдых, и уже спешили к барахтающемуся под корнями дерева слабому человеку.

— А-а-а-а!! — Носяро издал леденящий кровь вопль, а секунду спустя заглох, потому что был загрызен огромными зубами.

Эрих Траурихлиген не ушёл и не отвернулся — он спокойно смотрел, как его зубастые питомцы доедают ставшего неугодным начальника полиции и тихо радовался тому, что наконец избавился от этого тупого консервативного «русалочника». Нового кандидата на пост начальника полиции он уже подыскал: после процедуры коррекции сознания это место займёт «продвинутый» человек из будущего — киллер Олег Ченно.

— Ты понял, что у тебя за должность? — осведомился Траурихлиген, повернувшись к Олегу, который всё это время был тут, в холле — прятался за бархатной портьерой по приказу кровожадного генерала. На нём уже был полицейский мундир, и выбритые щёки его блестели чистотой.

— Яволь! — вытянулся Олег, который уже выучил немецкий язык с помощью корректировщика сознания.

— Отлично! — ухмыльнулся Траурихлиген, довольный бесстрастностью Олега, который даже и глазом не моргнул, наблюдая за страшной кончиной Евстратия Носяры. Стальную бесстрастность Олег тоже получил на корректировщике сознания — из него получился идеальный строитель Нового порядка: послушный, смелый, лишних вопросов не задаёт и назубок знает язык Рейха. Любо-дорого взглянуть!

— Приступай к своим обязанностям! — распорядился Траурихлиген, а Олег Ченно хлопнул каблуками, выкрикнул механическое:

— Яволь! — чётко развернулся и зашагал прочь, больше похожий не на человека, а на робота.

* * *

Лес был неприветлив — сырой, холодный, он, словно бы, прогонял каждого, кто решил в него войти или въехать. Дороги были мокры и колёса буксовали, скользили, тормозя ход. По раскисшей от холдных осенних дождей, рассекая промозглый воздух, к Еленовским Карьерам неслись три чёрных автомобиля, освещая нелёгкий путь светомаскировочными фарами. Впереди, в утреннем холодном тумане, различались полосатые будки поста, часовой в спешном порядке крутил ручку, опуская шлагбаум. Водитель головного автомобиля привычно сбавил скорость — в переполненных разбойниками лесах едва ли не на каждом шагу посты, шлагбаумы и часовые… Но как только они узнают, кто сидит на заднем сиденье его автомобиля, и зачем вообще, они сюда приехали — пропустят без промедления.

— Аусвайс! — будничным голосом потребовал стоявший на часах солдат, и водитель протянул ему бумагу. Пока часовой читал и проверял её, из салона выпростался длинный тощий офицер со злобно сдвинутыми бровями и нервно закурил сигаретку.

— Можно побыстрее! — скрипучим голосом потребовал он, подбоченясь. — Мы должны арестовать врага рейха!

— Прошу прощения, инструкция, — пробормотал часовой, разглядывая пропуск.

— Тупица… — буркнул офицер, продолжая курить.

Командующий постом лейтенант не показывался — он тихо стоял за будкой, слушал и, заподозрив неладное, подал часовому знак: кивнул головой два раза.

Часовой всё понял, специально завозился с документами, а лейтенант незаметно скользнул в контрольную будку, вытащил смартфон и позвонил Траурихлигену.

— Ваша светлость! — нервничая, заговорил он полушёпотом, когда группенфюрер ответил ему. — К вам гестапо! Их уполномочили арестовать вас, как врага Рейха, за убийство гауляйтера!

— Чёрт, как они только узнали, что я убил гауляйтера?? — угрюмо проворчал Траурихлиген, не довльный новостью. — Так, пропустить их, пускай, пока, едут! — решил он, уже обдумав зловещий план того, как ему избавиться от этих незваных гостей.

— Етсь! — тут же ответил часовой и поспешил прочь из будки, чтобы дать часовому соответствующий сигнал. Он прекрасно знал, что означает «ПОКА едут» — на следующем посту незваных гостей обязательно ждёт сюрприз…

Часовой отдал документы, тощий офицер выхватил их, впихнул в карман и засунулся в машину. По сигналу другой часовой послушно поднял шлагбаум, пропуская гестапо въехать на дорогу к Еленовским Карьерам. Флегматичный водитель головного автомобиля невозмутимо завёл мотор и проехал за поднятый шлагбаум. За головным продвинулись другие два автомобиля и, вскоре, исчезли из вида.

Эрих Траурихлиген, скрежеща зубами от злости, сбросил этот вызов и принялся звонить на другой пост — чтобы подготовить интересный сюрприз для гестапо. Они запросто могут сорвать его безупречный план по завоеванию мира — и поэтому нужно попросить их исчезнуть с дороги.

— Пост восемьдесят семь! — сурово крикнул Эрих Траурихлиген, когда на том конце ему ответили: «Да!». — Готовьте базуку: на третьей дороге кортеж из трёх машин! Уничтожить все!

— Есть! — отчеканили на посту восемьдесят семь, и Эрих Траурихлиген остался доволен: сейчас, пару точных выстрелов из базуки — и не будет никакого гестапо, и никто не станет мешать! Одной проблемой меньше и это — прекрасно!

— Вилли! — сказал он Ваську Новикову, который стоял в углу и держал на вытянутой руке вазочку с шоколадными конфетками. — Ты знаешь, какой завтра день?

— Пятница, ваша светлость! — поспешил ответить Васёк Новиков, подтверждая своё звание хорошего адъютанта.

— И да, и нет! — весело ответил Траурихлиген, курсируя по кабинету гигантскими шагами. — Завтра, дружище, миллениум! И Гитлера не станет, и Сталина не станет! Останется только новый Рейх… хе-хе… Естественно, с новым фюрером! Я у вас в будущем такие штуковины зецепил, что Советы штанишки намочат, а осёл Адольф козликом поскачет на Мадагаскар вместе со своими обезьянками! Только не добежит — я его пристрелю!

Васёк испугался. И Санёк за его спиной — тоже. Кажется, они там, в урочище Кучеровом, выпустили на волю некое чудище, которое теперь приготовилось стереть весь мир… или что-то вроде того…

Штандартенфюрер СС, полковник гестапо Франц Оттер получил задание: схватить и обезвредить предателя, врага Рейха, бывшего генерала Эриха Траурихлигена. В Берлине Траурихлигена лишили всех званий, наград, должностей и приказали в кандалах доставить на суд, за которым последует казнь. Франц Оттер был исполнительным, он незамедлительно вылетел на Восточный фронт, чтобы выполнить приказ и арестовать Эриха Траурихлигена как можно быстрее. Он ехал в автомобиле и мечтал о том, что изловит этого опасного предателя, привезёт его и получит заслуженную награду. Его, наконец, повысят до оберфюрера и дадут первый за время службы отпустк. Он поедет в Альпы, подышит горным воздухом, покатается на лыжах. Впереди замаячил очередной пост — что-то много постов понаставил тут Траурихлиген. Это не удивительно: в лесах обитают страшные партизаны, которые постоянно убивают немецких солдат и офицеров, посты нужны, чтобы защититься от них. Оттер приготовился показать документы, даже вытащил их из кармана, когда заметил, что из полосатой будки выдвинулся солдат с чем-то странным в руках с трубой какой-то длинной и толстой, которую вдруг вскинул на плечо…

— Что это такое?? — задал риторический вопрос Франц Оттер, а его водитель только пожал плечами, потому что не знал.

Головной автомобиль впереди начал притормаживать: на посту перекрыли шлагбаум, водитель тоже нажал на тормоза…

И вдруг солдат выпалил из трубы — с огнём и дымом из широкого раструба дула вылетела устрашающая ракета, пролетела в туманном воздухе, свистя, и с грохотом врубилась под колёса головного автомобился, взорвалась, сшибив его с курса, заставив лечь на бок, пойти юзом…

Водитель панически вдавил тормоз, и в стархе закричал, понимая, что всё равно наедет… бах! — на полном ходу они столкнулись, Франц Оттер ощутил страшный удар, жар огня, потому что оба автомобиля вспыхнули, как свечки. Пламя метнулось в кабину, опалив, на Оттере загорелся мундир. Страдая от боли, в неистовом порыве к жизни, он совершил титанический прыжок, выбив окно своим горящим телом, жутко вопя, вылетел на сырую холодную землю, катаясь, чтобы сбить огонь и не умереть от ожогов. Катаясь, Оттер видел, как головной автомобиль перевернулся, слетел с дороги, увлекая за собой и его машину, где остался водитель, врезался в толстый ствол придорожного дуба, перебросив на него пламя. Тут же на него налетел замыкающий автомобиль, под весом наклонился дуб, и все три автомобиля полыхая, покатились вниз, в глубокий овраг с сырым болотцем на дне, выпуская клубы душного дыма.

На склоне оврага остался торчать покривившийся, подгорающий дуб, а лейтенант поспешил в будку, к своему смартфону игрек-связи, дозвонился до Траурихлигена и, довольный выполненным заданием, сообщил:

— Кортеж уничтожен! Все машины взорваны и горят в овраге!

Тем временем двое солдат пристрелили штандартенфюрера СС Франца Оттера, и сбросили его тело туда же, в овраг, чтобы не валялось посреди дороги и не порождало дурной запах.

— Отлично! — ухмыльнулся Эрих Траурихлиген. — Пожалую вам железный крест! Шульц! — сказал он адъютанту. — Собирайся, едем в шестнадцатый квадрат за нашим туристом!

— Есть, ваша светлость! — тут же согласился Шульц и побежал вперёд, чтобы успеть подать хозяину плащ и распахнуть перед ним двери.

Глава 196 Мимикрия

Находясь в плену у странного типа по имени Босс, Максим каждую ночь спал в каком-то бараке с дощатыми холодными стенами, с сырым потолком и полом, забросанным сеном и неким тряпьём. Из тряпья он соорудил себе нечто вроде собачьей подстилки и ютился на ней, укрываясь тулупом, который «отстегнул» ему Босс. Да, по ночам Максим должен был спать, однако его постоянно будил грохот близкой канонады, сотрясение земли под побитым боком и хрипатые раскаты ужасной, тяжёлой музыки, которые постоянно вырывались из рупора, подвешенного к длинному столбу, где-то там, под свинцовым задымлённым небом.

— Ruhm und Ehre! Ruhm und Ehre! Ruhm und Ehre der Waffen-SS!! — вырывалось сейчас из проклятого рупора и врубалось в мозги, словно кайло или кувалда. — Der Waffen-SS!! — и жёсткие рифы электрогитары, вызывающие головную боль…

Здесь частенько врубали такое «творчество» — это были не марши, которые обычно запускали фашисты, устрашая врагов бравурностью, а тяжёлый рок из современности Максима. Нечто неонацистское, исполненное и записанное в разрез с законом… Сейчас они запустили «Штальгевиттер» — группу, которая выпустила всего один альбом перед тем, как её запретили за пропаганду фашизма. Попадался и «Раммштайн» — только вот минут десять назад рычали: «Führe mich, Halte mich…»… И что-то ещё в этом роде… Как всё-таки гротескно выглядит этот рок двухтысячных годов на фоне удручающе безысходных пейзажей Второй мировой войны… Максим не спал. Он не мог спать под такой зловещий аккомпанемент: взрывы, свист пуль, и плюс все эти песни…

Внезапно дверь его барака заскрипела — да, дверь страшно скрипела, поворачиваясь на своих неуклюжих петлях, когда кто-либо или даже ветер приоткрывал её. Но на этот раз дверь не приоткрыли, а распахнули, и на пороге барака возник сам Босс. За его спиной маячил низкорослый неуклюжий человечек по имени Шульц. В руках Шульца торчал некий объёмистый свёрток, из-за которого его физиономия была практически невидна, а выглядывала одна лишь немецкая фуражка. Максим давно уже осознал, что Шульц не понимает и не говорит по-русски… Хотя это могла быть всего лишь его «мимикрия», как когда-то выразился Босс. Хотелось бы верить, что это — мимикрия.

— Эй, Турист! — позвал Максима Босс, и придвинулся к нему почти что вплотную, Максим даже подумал, что он сейчас чего доброго наступит своим тяжёлым сапогом ему на нос.

— Чего? — нехотя отозвался сонный Максим, которому кличка «Турист» была так же противна, как Гитлеры и свастики, которые светились тут на всех стенах.

— Давай, Турист, отдирай задницу — пора наводить марафет и кое-куда съездить! — весело объявил Босс, прожигая Максима таким взглядом, словно бы собирался сожрать без соли.

Максим зашевелился, но вылезать из-под тулупа не стремился, потому что под ним было тепло, а воздух покалывал холодными иголочками. Он сел на своей подстилке из тряпья и снизу вверх взглянул на высокого плечистого Босса, который возвышался над ним несокрушимым колоссом. Босс был одет в своём привычном стиле: в серый полевой мундир СС, украшенный какими-то орденами в форме блестящих крестов. Он всё время так одевался… правда иногда натаскивал и панковские широкие джинсы с огромными карманами — когда решал, что ему нужно «флипнуть» в будущее…

— Давай, Турист, не жуй соплю! — подогнал Босс Максима, и из-за него робко выдвинулся Шульц со свёртком.

— А к-куда ехать? — глуповато выдавил Максим, отодвигаясь подальше, к стеночке.

— В город, — буднично бросил Босс, прохаживаясь туда-сюда по бараку Максима. — Только для этого ты должен будешь отмыть грязюку, напялить то, что даст тебе Шульц, и набрать в рот воды! Помни: в городе — ни слова!

— А… — это всё, что смог выдавить из себя изумлённый Максим.

Босс, похоже, проигнорировал его замешательство. Он сказал Шульцу что-то по-немецки и удалился, смерив барак широкими генеральскими шагами.

Шульц пару минут потоптался на месте, молча, а потом — положил свёрток на пол около Максима, а сам — крыской шмыгнул за дверь барака. Максим пожал плечами и потянулся рукою к «подарку от Босса» (или от Шульца?). Он был завёрнут в серую бумагу, как заворачивали когда-то давно в универсальных магазинах. Едва Максим дотронулся до этой бумаги — как дверь барака заскрипела опять и отодвинулась, пропуская Шульца и двух солдат с глупыми глазами, которые двигались за ним. Один солдат тащил таз, а второй — четыре пластиковые шестилитровые баклажки с этикеткой: «Фрост». Максим сам не раз покупал такие в супермаркете «буМ» — когда в общаге отключали воду. Солдаты поставили всё это на пол, и отошли в сторонку, но из барака не вышли. Шульц приблизился к Максиму и начал знаками показывать… что-то. То он тёр свою голову руками, то делал вид, что собирается нырнуть в таз, то вообще «превращался» в умывающегося кота. «Отмыть грязюку» — вспомнил Максим слова Босса и понял, что этот Шульц, от которого, кстати, хорошенько разит алкоголем, хочет загнать Максима мыться.

Кажется, с ними опасно спорить: на плечах солдат болтаются тяжёлые автоматы, на поясах — пистолеты и кинжалы. Они могут в капусту покрошить любого, кто пискнет что-то им наперекор…

Максим выбрался из-под тулупа и встал на ноги. Холодок сейчас же забрался под его футболку и прохватил до самых косточек. Да, прохладное выдалось утро… неохота что-то лезть под воду…

Шульц снова «превратился» в умывающегося кота, и Максиму пришлось последовать его призыву к чистоте. Он стащил футболку, бросил её в угол и наклонился над тазом, на который усиленно показывал Шульц.

Наверное, они хотели, чтобы Максим засверкал, словно хрусталь — Шульц натирал его колючей мочалкой, и на глазах Максима выступали слёзы — до того мочалка была колючей. Вымывая голову, этот неуклюжий слизняк повыдёргивал Максиму половину волос. Максим даже собрался послать его к чёрту — мыло давно уже щипало в глазах, а намокшее тело покрылось гусиной кожей от холода. И тут сверху обрушился ледяной водопад — это по сигналу Шульца подошёл солдат и вывернул на голову Максима всю воду «Фрост» из пластиковой баклажки.

— Ааа! Блин! — взвизгнул Максим и пихнул проклятого Шульца локтем. — Полегче нельзя??

Шульц что-то пролопотал по-немецки, кажется, обижено, мол, чего пихаешься. И тут же на плечи Максима легло тяжёлое махровое полотенце. Наконец-то, экзекуция закончена. Максим завернулся в это полотенце, начал стирать с себя холодную воду. Тут же он увидел этикетку, пришитую к уголку полотенца: «ООО «Купава», Украина, Донецк. Дата изготовления: 2009 год» — случайно прочитал он.

— Шнель, Турист! — каркнул тем временем Шульц и подцепил с пола бумажный свёрток. — Шнель!

Максим отдавать полотенце не хотел: замёрз. Но Шульц силой оттащил полотенце и отдал солдату слева от Максима. Потом он подтолкнул к Максиму свёрток и коротко приказал:

— Кляйден!

— Чего? — Максим так и не научился пока понимать проклятый немецкий язык. — Слушай, — сказал он Шульцу, надеясь, что тот просто переборщил с мимикрией и может объясняться и по-русски. — Я твоё варняканье не понимаю. Засунь свою мимикрию подальше и скажи по-нормальному: чего?

— Кляйден! — роботом повторил Шульц и сделал жест, будто бы натягивает штаны.

Максим разобрался, что это странное слово, которое каркает тут этот тип по кличке «Шульц», означает: «Одевайся». Шульц показывал пальцем на свёрток, и Максим приблизился к нему и развернул бумагу. Внутри лежала одежда — что-то такого же цвета, как и мундиры, которые тут были на каждом.

— Кляйден! — как заведённый, скучно, но настойчиво требовал Шульц, и Максим решил надеть то, что ему предложили.

— Эй, выйдите, что ли? — попросил он, выразительно глядя на этого Шульца.

— Шнель! — подгонял его Шульц и не собирался уходить.

— Чёрт с тобой… — угрюмым филином буркнул Максим и принялся натягивать на себя предложенную одежду.

Только он успел застегнуться на все пуговки — тут же ввалился Босс и приказал:

— Турист, на выход! И так копаешься, как хомяк!

Теперь, кроме мундира, на нём красовался кожаный плащ, а на плече болтался автомат.

— У меня имя есть… — пробормотал Максим себе под нос и потащил свои ноги туда, на выход, к открытой двери, через которую к нему в барак залетала мелкая дождевая пыль и прохладный ветер.

Однако Босс его услышал и тут же презрительно хохотнул:

— Имя у него есть! Хе! У меня тоже — имя есть! Между прочим, я достаточно знаменит! — а потом он надвинулся на Максима и схватил с его головы фуражку.

— Ну, кто так надевает?? — возмутился он так, словно Максим его лично оскорбил. — Она же у тебя на затылке болтается! А нужно надвигать на переносицу! — с этими словами Босс нахлобучил фуражку Максиму на самые брови. — Так-то лучше! Пойдём!

Босс ухватил Максима за рукав и потащил наружу. Откуда-то вынырнул Шульц и распахнул чёрный зонтик — над Боссом, но не над Максимом. Погода была мерзкая: низкие тучи опустились над раскисшей, развороченной войною землёй и плевались мелкой промозглой моросью. Мокрые деревья казались серыми, а там, на востоке, грохотало, грохотало… Там вспыхивало алое зарево, вздымались языки оранжевого пламени, полз жирный чёрный дым. Иногда взрывалось где-то поблизости, отчего земля под ногами дрожала, а по мутной поверхности луж бежала зловещая рябь. Босс был спокоен, как статуя. В своей «надвинутой» фуражке он невозмутимо шагал к кортежу из четырёх чёрных автомобилей и восьми мотоциклов, который стоял поодаль и ждал их, чтобы везти туда, в неведомый город.

Шульц проворно подскочил к одной из машин — к «Мерседесу» с флажками на крыльях и с золочёным орлом на боку. Едва Босс приблизился — он распахнул перед ним заднюю дверцу. Однако Босс не сел, он сначала затолкнул в салон Максима. Максим попытался вырваться — Босс грубо схватил его за плечо своими пальцами — однако не смог: рука Босса казалась просто стальной.

Максим был впихнут в салон раритетного автомобиля и с размаху плюхнулся на мягкое сиденье, обитое натуральной кожей. Впереди него сидел водитель — и на его голове торчала такая же «надвинутая» серая фуражка. Босс вдвинулся в салон рядом с Максимом и уселся по-королевски, закинув одну длинную ногу на другую. Шульц тут же проворно захлопнул за ним дверцу и бабочкой впорхнул на переднее сиденье около водителя. Пока они усаживались, Максим заметил, что приборный щиток раритетного «Мерседеса» прошёл «полный апгрейд», и был полностью заменен «техникой будущего», даже нёс в себе GPS-навигатор и навороченную цифровую магнитолу. Движок тоже, наверное, из две тысячи десятого, не иначе… Мимикрия…

Шофёр завёл мотор, и Максим услышал не рёв, который испустил бы старый «пылесос», а мягкое «урчание котёнка», достойное «Мерседеса» А-класса. Кортеж двинулся, рассекая мелкий дождик, и вскоре вырвался на грунтовую дорогу — всю разъезженную, грязную, с лужами. Деревья помчались за окошком бесконечной чередой, превратившись в две серые стенки по обеим сторонам дороги.

Бу-бух!! — где-то сзади рвануло, и земля привычно содрогнулась. Максим съёжился — никак не мог привыкнуть к этому страшенному грохоту, рождаемому тоннами металла, который бросали с грозных небес…

— Минут через двадцать будем в городе, — буднично заметил Босс, глядя не на Максима, а в окошко, на деревья. — Если, конечно, парти́заны не устроят нам сюрприз.

Максима словно бы за горло ухватил спрут. Он снова испугался, и заросли для него мигом наполнились чудовищами.

— Парти́заны? — переспросил он, и его голос дрогнул.

— Ага, их здесь, как нестрелянных собак! — заявил Босс каким-то чересчур весёлым голосом и повернулся к Максиму. На его лице появилась улыбка, но какая-то недобрая, кровожадная.

Водитель впереди нажал кнопку магнитолы, и из динамиков, привешенных за спиной Максима, понеслось:

— Segne deinen Schmerz!! — под тяжёлую гитарную музыку. Ещё одна современная песня группы «Айсбрехер».

Максим не ожидал, что музыка заиграет у него за спиной и вздрогнул.

— Хы-хы! — довольно оскалился Босс. — Техника на грани фантастики, ага?

— Муу… — неопределённо протянул Максим, опасливо выглядывая в окошко. Да, если эти «туристы» маскируются под немцев — на них обязательно нападают партизаны… «парти́заны».

— Могут гранату на дорогу выбросить, — продолжал тем временем Босс, вертя в руках стек, с которым практически никогда не расставался. — Или обстрелять из-за кустов. Они трусливые, как шакалы. Приходится натыкать их на колья, чтобы другие боялись выползать.

Дворники «Мерседеса» сбрасывали с лобового стекла дождевую воду, пропитанную пылью и пеплом. Максим видел впереди разлапистый «Виллис», наполненный солдатами… или людьми, одетыми, как солдаты.

Максим сидел, вжавшись в спинку кресла, и с мучительным ужасом переваривал слова Босса, которые только что услышал. «Натыкать на колья»! Они…

Внезапно «Виллис», что шёл впереди, застопорился, а из кустов слева раздались какие-то хлопки, треск, непонятное и жуткое уханье. Водитель перед носом Максима натужно вдавил в пол педаль тормоза, опасаясь наехать на «Виллис» сзади. «Мерседес» жёстко подбросило, Максим едва не ударился головой о сиденье водителя. Шульц что-то запищал по-немецки. И тут же навалился Босс, и бешеной силой вытолкнул Максима из салона на улицу. Тут же дверцу «Мерседеса» рядочком прошили пули, выпущенные из автомата. Они оказались на улице, под мокрыми каплями. Босс пригнул Максима к грязной дороге и залёг сам, сжав в руках автомат. Над ухом прострекотало, где-то засвистело. Максим повернул окаменевшую от страха шею и увидел, что солдаты запрятались за передним «Виллисом» и бьют из автоматов по кустам. В них попадали пули невидимых в листве противников, и солдаты валились в грязь…

В кустах скрывались какие-то тени — люди — не люди… И вдруг одна из них вскочила и швырнула что-то, что описало полукруг и шлёпнулось у самого носа Максима. Максим скосил глаза и увидел, что это — «лимонка» с выдернутой чекой. Граната зашипела, готовая взорваться, и тут же молнией метнулась рука Босса, схватила лимонку в кулак, а секунду спустя Босс вскочил на ноги и с размаху швырнул гранату обратно, в кусты. Из кустов возник некто с автоматом, пальнул очередью, и в тот же миг прогремел взрыв — взорвалась лимонка, с огнём, с дымом, подожгла какой-то ствол. Некто с автоматом прекратил стрелять и завалился в густую траву, убитый осколками.

— Пильчиков!!! — Максим неистово заверещал, потому что узнал в убитом своего давнего приятеля-филолога. — Пильчиков!!

Он уже готов был ринуться туда, где был Пильчиков, где были те, кто…

Босс стоял, широко расставив длинные ноги, и гвоздил по кустам, в тех, кто прятался за ними, из своего автомата, и на лице его застыло стальное спокойствие безумца. В него летели пули, свистели, пролетая, а он не моргнув и глазом, продолжал стрелять до тех пор, пока в кустах не стихло, и некто не повалился тяжёлым кулём на сырую землю.

Максим всё лежал лицом вниз, а рядом с ним тихонько стонал Шульц. Максим повернул лицо вправо и увидел его, смертельно бледного, перепачканного, рыдающего.

— Ауфште-ейн! — раздался над головой мощный, командный голос Босса.

Солдаты, что залегли на землю, вскакивали и занимали места на мотоциклах и в автомобилях, двигаясь быстро и точно, словно роботы. Босс оценивающе оглядывал их, видимо считал потери.

Максим водворился на ноги, которые казались сделанными из ваты. Фуражка свалилась в лужу, волосы взъерошил мокрый и холодный ветер, тело пробрала зябкая дрожь, руки, затянутые в серые замшевые перчатки, тряслись.

— Пильчиков… — булькнул Максим и изъявил желание двинуться в кусты на помощь бывшему красноармейскому товарищу.

Но путь перекрыл Босс: он ухватил воротник Максима своими пальцами и дёрнул его назад.

— Куда? — осведомился он, отпустив автомат, позволив ему свободно заболтаться на плече.

— Пильчиков… — повторил Максим. — Там…

— Что? — изумился Бос и наклонился к нему так, что Максим увидел его светло-голубые недобрые глаза. — Какой Пильчиков? Сопли подбери, Гунька! Какой тут может быть Пильчиков, когда тебя чуть не издырявили?? Давай, садись! — Босс толкнул его к распахнутой дверце «Мерседеса». — Доннерветтер, ну, ты и изгваздался! Ты мне салон испортишь, чёрт!

Максим, грубо зашвырнутый в салон, уткнулся носом в кожаную обивку сиденья.

— Шульц! — Босс теперь тиранил этого неуклюжего коротышку. Он злобно каркал по-немецки, Максим его не понимал, но знал, что Шульц сейчас будет жестоко обруган и может быть, даже побит. Босс пнул его сапогом, и Шульц, как дворняга, вполз в кабину, устроившись около флегматичного водителя.

— Доннерветтер! — раздражённо фыркнул Босс и плюхнулся на сиденье, больно пихнув Максима автоматом. — Двигайся, Турист! — он громко захлопнул дверцу сам, без помощи Шульца. — Лё-ос! Фарен вир! — прикрикнул он на водителя, и тот завозился с зажиганием.

Максим ворочался, пытался сесть поудобнее, но кожаная обивка теперь прижигала ему тело, словно раскалённая. Босс прикончил Пильчикова, пристрелил ещё кого-то… Что же это за фирма такая, которая… стреляет в людей, как настоящие фашисты??

— За-зачем вы это сделали? — выжал из сдавленных ужасом лёгких Максим, ёрзая на проклятой обивке проклятого автомобиля.

— Партизаны… — пробормотал Босс, повернув к Максиму своё лицо, фашистское лицо со зобными прищуренными глазками… Как Максим раньше не заметил этот прищур? — Достали, честно тебе скажу, Турист. На каждом шагу копошатся.

Водитель наконец-то справился с зажиганием — у него руки тоже тряслись — и вдавил в пол педаль газа. Раритетный «Мерседес» взревел современным мотором. Мотоциклы и «Виллис» впереди двинулись вперёд, и кортеж вновь понёсся, расшвыривая колёсами раскисшую грязь.

Поражённый, огорошенный Максим прилип носом к тонированному окну, высматривая в зарослях на обочине… кого? Он боялся и Босса и партизан — «своих», русских партизан, которые, кажется, теперь превратились во врагов. Прохладное стекло холодило нос и щёки, с него стекали капли… конденсата или дождевой воды. Мимо проносились намокшие кусты, намокшие деревья, мокрые птицы выпрыгивали из зарослей и скрывались снова.

Глава 197 Турист и последнее задание

Максим думал, что едет в Еленовские Карьеры — ему сказали, что это будут Еленовские Карьеры. Однако город, который встретил гостей высоким забором и закрытыми воротами, показался чужим, враждебным… чуждым, словно иная планета. Серые небеса бросались холодными водными каплями, грунтовка медленно превращалась в болотную топь. Через плечо молчаливого водителя Максим видел, как мотоциклы впереди заклинились у опущенного шлагбаума. Вслед за ними застрял и «Виллис», а потом — и молчаливый водитель впереди Максима выбрал педаль тормоза.

Из полосатой контрольной будки, что присоседилась около засохшего дерева, выдвинулся рослый и плечистый солдат, обряженный в блестящий чёрный дождевик и в каску. Шлёпая сапожищами по грязной воде, поигрывая автоматом, он приблизился и что-то спросил у одного из мотоциклистов. Тот коротко ответил, и этот суровый воин двинулся дальше, прямо к «Мерседесу», где сидел Босс, и где сидел Максим.

Максим уже заметил и вторую контрольную будку, а возле неё — другого солдата, на поводке у которого сидел исполинских размеров чёрный пёс. Чуть поодаль покуривали ещё два солдата, вооружённые до зубов и до ушей.

Максим пытался унять предательскую дрожь, что пронимала его коленки, и украдкой взглянул на Босса. А вдруг эти солдаты «расколют» их мимикрию, поймут, что они — совсем «не того поля ягоды», и… Что тогда? Расстрел? Лагерь? Или кол? «Приходится натыкать их на колья» — жутким эхом отдались в голове Максима слова Босса.

А Босс выражал спокойствие мраморного Давида. С невозмутимым видом он извлёк некую бумажку из внутреннего кармана своего плаща. Потом — начал опускать стекло со своей стороны. Раньше для этого крутили ручку — Максим в старых фильмах видел, что крутили ручку — а вот Босс лишь нажал на кнопочку, и стекло стало опускаться само по себе с лёгким механическим жужжанием.

Едва солдат приблизился — Босс протянул ему свою бумажку. Солдат скосил на Босса огненный глаз и — внезапно отшатнулся, словно бы увидел в машине не человека, а дракона. Не взяв бумажки, он отбежал на почтительное расстояние и заревел басом что-то, похожее на:

— Уууурррррррррххххяяяяяясссн!!!

Солдат с собакой и курящие солдаты мгновенно встрепенулись. Курящие выронили сигаретки, вытянулись в струночку, «собачник» поскакал поднимать шлагбаум, а пёс два раза раскатисто, басовито гавкнул.

— Хы-хы! — довольно изрёк Босс и впихнул бумагу обратно, в свой карман. — Ну что, Турист, видал? — осведомился он у Максима тоном победителя. — А ты, наверное, уже решил, что они нас законопатят?

Максим же вжался в сиденье и ждал, что их сейчас не «законопатят», а расстреляют и скинут во-он в тот длинный и узкий ров, который змеится между остатками кустов и убегает куда-то вдаль. На лбу Максима блестел холодный пот. Холодный же пот водопадами лил по его дрожащей спине. Максим шмыгнул носом, потому что почувствовал, как из правой ноздри вытекает неприятная капля, и сдавленно пролепетал:

— Ыбыб…

— Эй, Турист, я ошибся, или ты сейчас затянул соплю? — ехидно хихикнул Босс, а водитель тем временем вдвинул «Мерседес» за ворота, которые гостеприимно распахнули курившие солдаты.

— Уууу… — ухнул Максим, чувствуя, как оживают его онемевшие ноги, как скачут по ним толпы бесноватых колючек.

— Трусливый ты ещё… — пробормотал Босс, отвернувшись к окошку, за которым проплывал большой дом, увешанный красно-чёрно-белыми нацистскими плакатами.

Максим молча, озирался и видел за промокшими стёклами городские улицы, по которым двигались лишь свирепые фашистские солдаты и неслись их мотоциклы, видел уцелевшие и разрушенные здания, большие воронки от бомб и редкие деревья — в основном, поломанные или вывернутые с корнем. Небольшой парк, через который они сейчас проезжают, забит танками с крестами на серо-зелёных боках…

«А вы точно, не немцы?» — спрашивал Максим у Босса, когда они встретились впервые. «Ну, как можно?» — обиделся тогда Босс и, кажется, нагло соврал… Но, кто же они тогда? Террористы? Бандиты? Мировая мафия?? Ведь такого не бывает, не могли немцы сороковых годов двадцатого столетия ухитриться сварганить «трансхрон», который можно надеть на руку, как простые часы!..

Кортеж тем временем въехал на широкую площадь перед габаритным и каким-то помпезным зданием, оснащённым толстыми колоннами, нарочитой лепниной, высоким крыльцом и… двумя здоровенными, словно паруса, штандартами Третьего Рейха. Ещё один, такой же, вился на огромной высоте над крышей здания. У входа, загороженного массивной дверью, топтались четыре подмокших солдата. Едва они увидели, что к ним пожаловал кортеж — все четверо разом прекратили топтаться, выпрямили спины, втянули животы и вскинули руки в нарочитом нацистском приветствии. Они двигались все одновременно и быстро, похожие на страшных роботов, которыми управляет один зловещий сервер.

— Сейчас мы выйдем, — сказал Босс, когда водитель застопорил «Мерседес». — И ты будешь всё время идти за мной, рядом с Шульцем. Усёк, Турист? И — ни слова! Молчи, запомнил?

— Угу, — угрюмо кивнул Максим, который почему-то больше не хотел никуда идти за этим Боссом. Куда он может его привести? В тюрьму? Нет, скорее, в психушку: стоит Максиму хоть раз попасться в будущем… вернее, в настоящем — за одним из заданий Босса — его начнут допрашивать и выяснять, кто он, откуда, зачем пришёл, кто его послал? И что он ответит? Что он работает на некого Босса, который прячется в прошлом и маскируется почему-то под фашиста?? Да это же бред, на который не отважится и сивая кобыла! Никто, абсолютно никто никогда в это не поверит, а Максим, если решит разинуть рот и сболтнуть этот несусветный бред в народ — обязательно загремит в психушку, получит позорный ярлык «ШИЗ» и просидит в палате с войлочными стенками до тризны…

Шульц мячиком выскочил из кабины и рывком распахнул дверцу перед Боссом, держа наготове зонтик. Босс вылез с глухим суровым молчанием, и Шульц сейчас же придвинул зонтик так, чтобы последний оказался над царственной головой повелителя. Максим выкарабкался вслед за Боссом, однако зонтик ему никто не предоставил, поэтому он поплёлся так, намокая под дождиком. Солдаты вылезали из двух «Виллисов», слезали с мотоциклов и выстраивались в неестественно ровный строй по парам, шагали в затылок к Максиму, и Максим слышал, как бряцает их тяжеленная железная амуниция.

Босс направился прямо к высокому крыльцу здания с колоннами, начал подниматься по ступенькам. Часовые около массивной двери оставались неподвижными статуями, стояли, подняв руки, и только все хором выкрикнули:

— Хайль Гитлер! — когда Босс приблизился к ним.

— Хай! — коротко ответил им Босс и тоже поднял руку.

Шульц нёс зонтик и молчал, Максим тоже промолчал, шагая с пустыми руками. Подняв глаза, он увидел над дверью табличку, на которой чёрной краской аккуратно под трафарет кто-то вывел: «STAB». Один солдат забежал вперёд и распахнул перед Боссом дверь, которая оказалась деревянной только снаружи, а под слоем досок была металлической. Босс «спасибо» не сказал, а только широким шагом переступил порог и скрылся в полумраке. Шульц об этот порог споткнулся, и ещё — забыл свернуть зонтик и зацепился им за дверной косяк. Максим едва не налетел носом на его сутуловатую неспортивную спину. Он успел затормозить ход и… тоже споткнулся о порог.

Шульц дёргал дурацкий зонтик, сворачивая его, а зонтик с хлопками раскрывался снова и снова. Максим отпихнул его, чтобы пройти за Боссом вглубь здания, потому что ему надоело впитывать дождевую воду своей одеждой и мёрзнуть на ветру.

— Доннерветтер… — бурчал Шульц, застряв на пороге, не в силах победить зонтик, в котором что-то, наверное, поломалось, из-за чего он не закрывался.

Переступив достаточно высокий порог, Максим попал в сумеречный коридор, который после дневного света показался ему чёрным, словно бездонная бочка.

— Турист, электричества нет! — долетел откуда-то спереди голос Босса, смешанный с гулом шагов. — Смотри, не загреми рогами в землю!

— Угу… — протянул Максим и снова обо что-то споткнулся, едва не упав.

Шульц до сих пор стопорился в дверях, вёл «бои» с зонтиком и свирепо бормотал что-то под свой кругленький носик, словно бабка-шептуха бормочет заговоры.

Впереди глаза Максима различали высокую тёмную фигуру Босса, а так же — некие оранжевые светящиеся круги. К тому же со всех сторон неслось какое-то странное потрескивание, будто бы где-то в неизвестности горит костёр. Внезапно Босс остановился, обернулся и упёр в бока свои длинные руки.

— Шульц! — сердито выплюнул он, и Максим представил, как Босс сдвигает брови и грозно сверлит кургузого Шульца огненным взглядом. — Dass Sie wie ein Hamster graben??? — Босс закаркал по-немецки, словно большой ворон, и его слова эхом отразились от стен коридора.

Шульц застыл с зонтиком в руках и плаксиво прохныкал, тоже, по-немецки, конечно же:

— Jetzt, eine Sekunde, Ihre Gnade…

Шульц принялся ещё яростнее дёргать зонтик, однако получил лишь то, что последний снова раскрылся с громким хлопком, стряхнув капли воды ему в лицо. Босс угрюмо кашлянул, а потом — грозно рыкнул в адрес незадачливого Шульца:

— Beeilen Sie sich, Schultz, oder wählen Sie: oder ein Pfahl, oder — Vorderseite!

— Нннммм… — промямлил Шульц с вялой плаксивостью. Дёрнув зонтик ещё пару раз, он выбросил его на крыльцо, а сам — располневшей ящеркой проскользнул через дверь под тёмную сухую сень коридора.

В желудке у Максима снова начал скапливаться страх: коридор показался зловещим, словно Долина Смерти из книжки про Гарри Поттера, которую Максим почитывал под партой во время лекции по экологии. Сделав несколько неуверенных шагов вперед, Максим понял, что это за оранжевые круги. К стенкам привесили факела, которые горели дрожащим потрескивающим пламенем, порождая неверный призрачный свет и бесноватые тени на стенках. Глаза постепенно привыкли к этому первобытному освещению, и Максим понял, что споткнулся о задравшийся край ковровой дорожки, а прямо по курсу у него выросла стена…

— Турист, стенка! — голос Босса раздался справа, и эхом разнёсся по пустому коридору.

— Я понял! — пробормотал себе под нос Максим и обернулся на голос.

Босс уже успел отыскать и открыть какую-то дверь, за которой было светло, и теперь — Максим видел его высокий тёмный силуэт на фоне белого прямоугольника.

Вообще, коридор был совсем не так длинён, как показалось вначале, и куда менее зловещ, чем можно было подумать, когда попадёшь в него впервые со светлой улицы. Да, тут просто вырубили электричество — поэтому приходится освещаться «диким» огнём… Да и тянется этот коридор всего лишь метра на три.

Пройдя за Боссом через очередную дверь, Максим вступил в просторный и светлый зал-холл. Он даже удивился, почему здесь так светло, ведь всего лишь на одном-единственном окошке толстая маскировочная штора едва приподнята, пропускает тонкий и тусклый луч дневного света? Максим не знает, почему он вдруг встал, как вкопанный и начал обалдело озираться, словно баран, со всех сторон от которого навесили новые ворота…

С высоких стен привычно «улыбалась» всё та же чёрная свастика, в каждом углу торчал неподвижный «робот»-солдат. Впереди маячила ещё одна дверь, закрытая и охраняемая двумя такими же солдатами. Куда-то наверх стремились две широкие лестницы, соединённые галереей…

Но стоило Максиму поднять нос вверх и зацепить глазами потолок — ужас заставил его мигом похолодеть и застыть с выкруглившимися глазами, с разинутым ртом. Желудок судорожно сжался, захваченный суровой тошнотой, а коленки превратились в кисель…

Под потолком висела люстра — массивная, круглая средневековая люстра, подвешенная на толстых цепях, лампочки в ней заменили свечами, и свечи трещали оранжевым огнём. Но каждая деталька, каждая маленькая часть этого громоздкого осветительного прибора была изготовлена из белых костей и человеческих черепов. К толстым цепям проволокой прикрутили, несомненно, человеческие позвоночники…

Из сжавшейся груди Максима вырвался сдавленный стон, он зашатался на своих мягких ногах, не в силах удержаться на «кисельных» коленках, и едва не увалился на бок тут же, посреди холла…

— Не поднимай кипеш, Турист, она пластмассовая! — насмешливо хихикнул Босс, видя, как бедный Максим позеленел от первобытного ужаса, как он покачивается и не может оторвать глаз от зловещего «произведения искусства» под потолком. — У вас же в универе были готы! — Босс приблизился к Максиму и поддержал его за похолодевший локоток, чтобы тот не рухнул, чего доброго, на пол. — И нам тоже приходится играть в готов… Вижу, тебя впечатлило?

Максим боролся с одышкой и с желанием куда-нибудь присесть. Он еле заставил себя прокряхтеть слово «Угу»… Ну, да, конечно, пластмассовая, какая же ещё? Они всего лишь играют… в готов, в войнушку (не в войну, всего лишь в войнушку)… И в фашистов — тоже, всего лишь, играют… Мимикрия…

У самой стеночки крался намокший Шульц. Он глядел лишь в пол, на забрызганные грязью носки своих сапог. Кто-кто, а он-то прекрасно знал, что люстра совсем не пластмассовая. Вместо нескольких десятков килограммов пластмассы на неё пустили останки шестидесяти шести человек, которых генерал принёс в жертву древнему демону Ран-Теготу, пытаясь выбить для себя право на вечную жизнь…

Когда оказалось, что нужно подниматься по лестнице — Максим понял, что его ноги на это не способны. Он полз медлительным слизнем, спотыкаясь на каждой ступеньке по нескольку раз, вызывая у Босса ехидные ухмылочки.

— Ты, Турист, совсем раскапустился, — ворчал Босс, а сам давился смехом. — Смотришь же по телику «Пилу» и «Дум», а сам? Не ожидал, Турист, не ожидал…

— На кости похоже… — пискнул Максим, откашлявшись, наконец, от ужаса, который переполнил его с покрышкой. — Нет, правда…

— Неправда, — заверил Максима Босс и толчком в спину направил его движение куда-то влево. — Ты скоро к ней привыкнешь, тем более, что ты знаешь, что она пластмассовая!

Преодолев лестницу, они попали в новый коридор, где вместо ламп снова-таки горели факела. С обеих сторон от них вереницами тянулись одинаковые двери. Босс подпихнул Максима к одной из них…

Позади себя Максим слышал неясный шорох, словно бы кто-то неуверенно переминается с ноги на ногу на толстом ковре. Максим обернулся назад и увидел, что это переминается Шульц. Босс Шульца тоже заметил, однако ему, кажется, его присутствие не понравилось. Босс сдвинул брови и выплюнул с самой суровой из своих интонаций:

— Schultz, nicht scheint Ihnen, was in unserem Stab sehr schmutziger Fußboden?

Шульц попятился и пролепетал, оглядываясь и кивая своей плешивой головой:

— Ja, natürlich, geht Ihre Gnade…

— So komm und stellte alle um! Sie wissen, dass ich diesen Schmutz nicht ertrage! — повелительно заключил Босс, и Шульц, пискнув:

— Sicher, Ihre Gnade! — проворным бурундучком ускакал по коридору и скрылся за его поворотом.

Максим не понял ни слова из этого разговора на постылом немецком языке… Чёрт, почему он в школе отказался от факультатива?? Понимал бы сейчас «хрипы и лай» этих «фантомасов»!

Теперь Максим остался с Боссом с глазу на глаз. Босс достал из кармана ключи, и одним из них отпирал дверь, около которой в замешательстве топтался Максим. На первый взгляд замочек казался пустяковым, и Максим удивился, когда увидел ключ от него — длинный такой, круглый, словно большой гвоздь, несущий на себе некие углубления и квадратные дырки. Босс несколько раз провернул ключ в замке — до тех пор, пока не раздался громкий железный щелчок. Максим уже слышал такой щелчок, когда как-то раз ходил в гости к старосте их университетской группы, дверь квартиры которого имела блокировку по всему периметру.

— Заходи, чего застрял? — Босс опять пихнул Максима в спину, однако тот не стал шагать вперёд. Перед Максимом лежало неизвестное пространство, наполненное непроницаемой мглой.

— Темно… — буркнул Максим. — Запнусь за что-нибудь и сломаю ногу…

— Доннерветтер… — рыкнул Босс и выудил из кармана фонарик.

Он щёлкнул тумблером, и в ватной тишине, что повисла в коридоре с уходом Шульца, этот тихий безобидный щелчок прозвучал выстрелом из кольта. Фонарик выбросил вглубь неизвестного тёмного пространства за открытой дверью яркий электрический луч и тут же вырвал из мглы кусок столешницы и подсвечник на ней. Босс двинулся прямо к подсвечнику, и с помощью раритетной бензиновой зажигалки засветил на нём все четыре свечи. Мягкий свет свечей заставил мглу засесть по углам и превратил неизвестное пространство в кабинет экзальтированного начальника, который любит мешать ретро с хай-теком. Кусок столешницы, на котором обосновался подсвечник, принадлежал массивному письменному столу, сделанному из красного дерева, украшенному резьбою, покрытому лаком, выглядевшему почти антикварным. За столом виднелось в мягком полумраке кресло с несуразно высокой спинкой, по бокам которой свешивались кисти. На потолке угадывался витиеватый узор из гипсокартона, утыканный неработающими точечными лампочками, а слева от стола торчало большущее окно, закупоренное маскировочной шторой, завешанное вертикальными жалюзи, обрамлённое тяжёлыми портьерами из красного бархата.

Максим сделал шаг — неуклюжий и неудачный — споткнулся о высокий порог с резным лакированным плинтусом и едва не обрушился на бордовый ковёр, закрывавший пол. Он вовремя сгруппировался и устоял на ногах, удержавшись за стенку, вдоль которой в шеренгу выстроились антикварные стулья и парочка офисных кресел эры мегаполисов.

— Ты что, не видишь порог? — с раздражением осведомился Босс. Он путешествовал по кабинету и зажигал все свечи, которые попадались на его пути. Когда же свечи закончились — Босс устроился в кресле с высокой спинкой и швырнул на стол бензиновую зажигалку.

— Мм… — неопределённо протянул Максим и приблизился к столу, разглядывая кабинет, утонувший в дрожащем свете свечей. Кабинет Босса оказался велик, как танцпол, в хорошем удалении от стола на небольшом возвышении гордо стоял белый рояль и полированными боками отражал свет всех свечей. Ещё Максим видел книжные полки, уставленные книгами и какими-то пухлыми папками, два кресла у окна и ещё одну закрытую дверь в дальней стенке, за столом.

— Чего топчешься, Турист, садись! — не предложил, нет — приказал Босс, определив Максиму место на одном из ближайших к столу стульев.

Максим кивнул и робко пристроился на самом краешке сиденья, покрытого красной обивкой. Стул оказался мягок, как пух, сидя на нём, сразу же захотелось спать. Максим незаметно для себя клюнул носом и тут же его взгляд упал на зажигалку Босса, которая лежала на столе. Она была сделана из серого металла и имела рельефный узор: до боли знакомая свастика в окружении молний и дубовых листьев. Рядом с зажигалкой валялась пластмассовая прозрачная ручка от фирмы «Эрих Краузе». В любом донецком ларьке такая затянула бы гривны на четыре.

Босс смерил Максима грозным глазом, схватил в кулак эту самую ручку и постучал о столешницу её колпачком.

— Турист! — изрыгнул Босс с какой-то непонятной злобой и встал с кресла на длинные ноги. — Спрашиваешь, почему завод «Краузе-Траурихлиген» испопсился до канцелярщины??? Так вот, я не знаю!! — он нервно забегал по просторам кабинета, сжимая ручку, словно шею ненавистного врага. — И название меняли триста пятьдесят пять раз… Чёрррт… Турист, объясни мне, какой дундук выбрал именно такое название?? — Босс прекратил беготню и повернул к Максиму своё лицо, жутко перекошенное сатанинским гневом. Как будто бы это его собственное имя написали на ручке, а его самого не спросили, согласен он на это или нет…

Максим ничего не знал ни про какой завод «Краузе-Траурихлиген», ни про дундука, который решил его переименовать… Он скромно молчал, опасаясь при Боссе сморозить глупость, и сидел так, чтобы не злить Босса лишними движениями. Босс же широким шагом вернулся за свой стол и вопросил у Максима:

— Ну??

Максим встрепенулся, но нужных слов в своих карманах так и не нашёл. К тому же он ни за что не стал бы покупать такую дорогую ручку — с него вполне хватило бы и китайской «Бейфы» за тридцать пять копеек.

— А что… — пробормотал Максим, елозя пальцем по столешнице. — Нормальное название… для ручки. Простенько так, без наворотов… Рабоче-крестьянское имя…

— Заткнись, Турист! — взорвался Босс и сжал несчастную ручку так, что она с треском переломилась пополам. — Заткнись, а то костей не соберёшь! — и с размаху врезал по столу тяжёлым кулаком.

Стол затрясся, внутри него что-то хрустнуло, словно бы на столешницу обрушился удар парового молота. Максиму вообще показалось, что сей антикварный предмет мебели сейчас развалится на части.

— И что я такого сказал? — пробормотал Максим себе под нос.

— Ладно, проехали… — успокоился Босс и бросил остатки ручки под стол, в мусорную корзину. — У вас, туристов, такой узкий кругозор… доннерветтер… Так вот, зачем я, собственно, позвал тебя сюда и выгнал Шульца… — он выдвинул один из ящиков стола и принялся в нём усиленно рыться, подсвечивая себе фонариком. — Тебе нужно будет снова отправиться в настоящее, — говорил Босс, силясь отыскать неизвестное нечто. — Я проброшу тебя в деревню Светлянку, это Донецкая область. Найдёшь там деда по кличке ЛУНАРИК… Так, есть! — Босс, наконец-то, обнаружил то, что хотел, и радостно выхватил это из ящика. В руке у него оказалась некая бумага, размером с тетрадный лист, Босс протянул её через стол Максиму.

— Запомнил: дед по кличке ЛУНАРИК? — продолжал Босс, а Максим разглядывал полученную бумагу.

Босс дал ему фотографию, которая изображала вещицу, вроде медальона из белого металла, с голубоватым прозрачным камнем посередине и с толстой цепочкой.

— Понял: дед Лунарик, — кивнул Максим, подавляя неприличную улыбку, вызванную странным прозвищем деда.

— Ему девяносто шесть лет, — сказал Босс. — И ты отберёшь у него вот эту штуковину. Тогда, Турист, ты получишь свободу и переброс в своё время. Усёк?

Максима тут же обуял щенячий восторг.

— Да??? — выдохнул он, не веря собственным ушам, птичкой подскочил со стула, закружился на одной ножке. Неприличная улыбка мгновенно поборола силу воли, выпрыгнула на лицо и растянулась до ушей. Максима не волновало даже то, что он должен ограбить престарелого субъекта, не волновала и цель, которую при этом преследовал Босс. Максим попадёт домой, если принесёт этот треклятый медальон Боссу, он прекратит быть Туристом, ему не придётся ни с кем воевать, исчезнут взрывы и трупы, появится мобильный телефон, ноутбук, Интернет и его подружка Марина… А главное — исчезнет Босс, пропадёт фашистская мимикрия, не нужно будет ни у кого ничего воровать и смотреть на кости — пускай даже они и из пластмассы!

— Давайте, скорее, пробрасывайте меня в Светлянку! — с радостным оживлением запросился Максим и даже запрыгал и захлопал в ладоши. — Знаете, Босс, вы и глазом моргнуть не успеете, как эта штучка будет у вас!

Босс скосил на подпрыгивающего Максима недоверчивый глаз и хмыкнул с таким скепсисом, что Максим даже перестал подпрыгивать, запрятал неприличную улыбку и загнал щенячий восторг подальше в «собственный пупок».

— Вы думаете, у меня не выйдет? — серьёзно спросил Максим, ощутив под ложечкой подспудный страх.

Сидя в кресле, Босс подался вперёд, выложил на стол обе руки и сцепил в замок свои длинные пальцы. Он молчал, выдерживая пугающую паузу, и по его худому уставшему лицу прыгали оранжевые отсветы свечей.

— А? — пискнул Максим, желая, чтобы пауза подошла к концу.

— Я не говорю, что ты срежешься на сто процентов, — медленно произнёс Босс, лишая Максима ЛЮБОЙ надежды на успех. — Но хочу предупредить тебя, Турист: дед Лунарик ещё тот фруктик. Хоть ему скоро стукнет стольник — он разделает тебя под орех, стоит тебе шмыгнуть носом не так, как нужно! Врубон, Турист?

— Но он же такой… старый… — неуверенно протянул Максим, скукожившись на стуле. — Еле ползёт… наверняка…

— Нет! — отрубил Босс и издал смешок. — Я не спорю, девяносто шесть лет — солидный возраст. Но! — он в упор посмотрел на Максима. — Наш с тобой «клиент» десять лет отбарабанил в спецподразделении в элитных войсках. Он мог один! Внимание, Турист, ОДИН! — перебить целый полк подготовленных солдат! А тут — ты, слизняк сопливый! Дед Лунарик сразу вычислит, что ты собрался обчистить его, и тогда — крышечка тебе, дорогой Турист!

Максим слушал Босса и никак не мог унять поганую дрожь в коленках и согнать мурашки со спины — да, что-то в этом проклятом прошлом дрожь и мурашки посещают его слишком часто! Если целиком и полностью верить Боссу — создаётся впечатление, что Максим должен будет отправиться на битву с самим Геркулесом… или даже не с Геркулесом, а с Зевсом Громовержцем, против которого он не продержится и минутки. С Зевсом, который одним ударом молнии поджарит из человека котлетку… Ну, неужели этот старичок такой страшный?? Да быть такого не может! Максим молод, он уже успел повоевать, он сам не раз дубасил настоящих немцев врукопашную… Правда, настоящие немцы были куда слабее, чем эти «мимикрированные темпоральные пираты»… Но всё же, девяностошестилетний дедуля не может быть сильнее, чем те немецкие солдаты, которые получили от Максима в глаз и в челюсть…

— Босс, я согласен на это задание, — с готовностью заявил Максим, заставив себя отлипнуть от стула и придать лицу выражение мужества. — Я принесу вам эту штуковину, потому что…

— Очень хочешь домой! — продолжил за Максима Босс, откинувшись на высокую спинку своего кресла и заложив за голову длинные руки. — Кто, как ни я, поймёт тебя, Турист? Я, вот, тоже очень хочу домой, — Босс даже вздохнул так горько, как мог бы вздохнуть высланный в Сибирь декабрист. — Потому что я такой же турист, как и ты! Но вернёмся к делу! — Босс отрубил сентиментальность и опять полез в ящик своего стола. — Я проброшу тебя прямо сейчас. И верну потом в ту же секунду, из которой пробросил, потому что я не могу рисковать. Город это тебе, Турист, не передовая, тут все за всеми — глаз да глаз!

На этот раз Босс извлёк из ящика планшетный ноутбук «Ай-Пэт» и аккуратно положил его на стол. Вот это — да! У него даже есть «Ай-Пэт», которого нет ни у кого: ни у старосты их университетской группы, ни у декана их факультета, ни у ректора, ни у сыночка владельца дискотеки «Гараж», который учится в параллельной группе…

— «Ай-Пэт»! — Максим не удержался и буквально выкрикнул это слово, выпалил, как из винтовки.

— Это — корректировщик пространства-времени, — спокойно пояснил Босс, включив планшетный ноутбук. — С его помощью я направлю твой прыжок туда, куда нужно. Или ты хочешь угодить в болото или на вершину небоскрёба?

— Нет, нет… — замотал головой Максим, который совсем не хотел в болото, а хотел… домой. Только лишь домой и больше никуда. И для того, чтобы попасть домой — Максим согласен ограбить кого угодно — даже самого Ниро Вульфа… — Давайте, включайте, я полетел!

— Не спеши, Турист, — порвёшь ботинки! — предостерёг Босс и смерил Максима оценивающим взглядом. — Думаешь, что в настоящем до сих пор в моде мундиры СС??

Босс поводил пальцем по сенсорному экрану «Ай-Пэта» и запустил пасьянс «Паук».

— Блин… — буркнул Максим, ведь он только сейчас вспомнил, что запечатан в дурацкий серый мундир, кое-где подпорченный грязными плюхами.

— Не спорю, что здесь, в сороковых — это последний писк, — продолжал насмехаться Босс, гоняя виртуальные карты по зелёному виртуальному «столу». — И цвет фельдграу идеально подходит для окопа. Но в настоящем, Турист, я боюсь, что тебя сочтут скинхедом, или чёрным копателем, или просто — психом! А ты говоришь: «Готов»!

— И что мне теперь делать? — осведомился Максим, нервно ёрзая на мягком сиденье раритетного стула, терзая пальцами металлическую пуговку своего кителя. — Вы сами заставили меня напялить этот ваш мундир!

— Стаскивай! — невозмутимо отпарировал Босс и протянул Максиму через стол белый полиэтиленовый пакет, на котором напечатали зубастое лицо какой-то женщины и подписали: «Колгейт-360! Полная защита ваших зубов!». — Твои новые доспехи! И размерчик весь в тебя… «Икс Эс»! — ехидно прибавил он и подмигнул левым глазом.

— У меня — «Эм»! — угрюмо пробормотал Максим и взял предложенный пакет, потому что не имел иного способа попасть домой, кроме похищения медальона у деда Лунарика.

— Переодевайся быстрее и не копайся мне тут, как хомяк! — распорядился Босс, и третий раз подряд выиграл у компьютера в карты. — Я настрою пока.

Максим полез в пакет и нашёл там джинсы, футболку и кроссовки. Обыкновенная одежда, такая, к которой он привык за свою жизнь. Такая, которую можно купить в любом магазине в Донецке. Развесив эту «нормальную» одежду на стульях, Максим принялся стаскивать гадкий мундир, в котором он уже начинал чувствовать себя настоящим фашистом. Босс тем временем елозил пальцами по экрану своего навороченного планшетного компьютера — и не поймёшь даже, что он делает: настраивает Максиму прыжок, или же просто ковыряет карты.

— Я готов! — заявил Максим, когда современная одежда была на нём, а мундир — впихнут в пакет с зубастой женщиной. — Всё, можете пробрасывать меня в Светлянку!

На экране «Ай-Пэта» Босса мигали какие-то странные картинки, значения которых Максим не понимал. Босс передвигал их пальцем с помощью сенсорного управления, и наконец, «Ай-Пэт» издал странный звук:

— Пик!

— Готово! — обрадовался Босс. — Ты попадёшь прямо в Светлянку. Поторопись, Турист, у тебя всего лишь сутки на то, чтобы получить объект! Через сутки ты автоматически пробросишься назад. Если принесёшь объект — я сниму с тебя трансхрон и отправлю тебя назад, в твою общагу! Ты готов прокатиться, Турист?

— Готов, — кивнул Максим, хотя сам боялся до чёртиков. Наверняка, в настоящем его уже разыскивает милиция, госслужбы, спецслужбы, бандиты и кто-нибудь ещё… Максим порядочно нагородил, воруя проклятые микросхемы с каких-то секретных заводов. Но когда Босс вернёт его обратно, на ту злополучную вечеринку в общаге — все его преступления исчезнут сами собой, а появится сессия. Но это уже мелочь по сравнению с глобальной катастрофой, и экзамен по истории Максим уж точно не завалит…

— Пик! — подал голос трансхрон на руке Максима, и Максим машинально поднял руку и поднёс эту странную чёрную машинку к глазам. На её экране мелькали красные цифры: «1941», «1942»… «2000» и т. д. Трансхрон отсчитывал время. «2010» — «flip». Всё, Максим набрал в лёгкие воздуха и зажмурил глаза: сейчас начнутся страшные перегрузки…

Глава 198 Турист в Светлянке

Максим едва не задохнулся — так сильно сжало его… что? Время? Гравитация? Силовые поля? Он не знал — в университете они не изучали по физике теорию прыжков во времени.

ХРЯСЬ! — что-то громко треснуло нал самым ухом, и перегрузки вмиг прекратились. Максим упал откуда-то сверху и непременно сломал бы себе ногу, если бы попал на асфальт. Но ему повезло: под ним не оказалось асфальта. Вместо асфальта Максим с размаху грохнулся на мягкую, размокшую грязь, из которой торчали пучки какой-то высокой травы. Однако, несмотря на мягкую «подстилку», Максим всё равно очень неудачно упал: лицом в грязь, ногами — в какую-то воду.

— Блин… — пробормотал Максим и поднял голову, чтобы оглядеться и узнать, куда же он попал.

Он оказался на берегу некоего озера — на низком, пологом и грязном берегу, спускавшемся в самую озёрную воду, поросшем камышами и осокой. Оглянувшись назад, Максим увидел стену деревьев, справа — обнаружил непроходимые заросли камышей, а слева — возвышался невысокий обрывчик, с которого закинули удочки два рыболова средних лет. Максим не хотел, чтобы его кто-нибудь видел — поэтому он, не вставая с четверенек, пополз к зарослям камышей. Здесь было тепло и солнечно, над головой голубело мирное небо, со всех сторон нёсся щебет птиц, а ветерок приносил запахи цветов, а не пороха. Никто нигде не стрелял, никто ничего не взрывал… Вот оно, настоящее, мирное время, в котором Максим родился и в котором должен жить… Максим уже успел поклясться сам себе, что сделается отличником в учёбе, если ему удастся отцепиться от проклятых «туристов» и вернуться домой. Но для этого нужно найти деда Лунарика. «У тебя всего лишь сутки!» — сказал ему Босс. А значит — медлить нельзя. Нужно побыстрее убраться отсюда и искать деда, иначе не видать Максиму дома, как своих несчастных «туристических» ушей.

Рыбаки не заметили, как он свалился с неба и плюхнулся в озеро, потому что были слишком увлечены своими поплавками. Скорее всего, это дачники из города — Максим заметил их спиннинги и дорогие рюкзаки из отдела «Экспедиция».

Максим скрылся в камышах. И только тут понял, что его джинсы и кроссовки насквозь промокли, а лицо и футболка — покрыты илистой грязюкой с размокшего берега. В таком виде он похож на бомжа или на повалявшегося под заборами алкоголика — только не пьяного, а просто… «туриста». Похоже, кроме деда Лунарика ему придётся разыскивать ещё и чистую одежду — в таких «доспехах» он не продержится в настоящем и часа. Стоит ему попасться на глаза людям — те сразу же вызовут милицию…

Максим уже собрался пролезть через камыши к во-он тому лесочку, как вдруг раздался странный шум. Трещали кусты, кто-то топотал, и ещё — что-то выкрикивал срывающимся скрипучим голосом, пуская отчаянные петухи. Максим остановил шуршащее движение через камыши и обернулся на этот шум.

Из кустов вырвался человек — высокий такой, длинноногий, но одетый в одну лишь полосатую пижаму. Он перемещался скачками, держа руки впереди себя, словно бы удирал от некого страшного медведя. А вдруг за ним действительно, гонится медведь? Сейчас, ещё немного, и хищник выпрыгнет?? Но, нет, из кустов, кроме странного незнакомца никто больше не выпрыгивал, зато уши Максима разобрали, что именно верещит этот загадочный субъект.

— Я — фашист! — кричал человек, приближаясь к обрывчику, на котором расположили свои снасти рыбаки. — Я — фаши-ист!! Ы-ы-ы-ы! Фаши-ист!!

Максим изумился, застыл. Откуда тут фашист, в десятом году?? Или Босс промахнулся с перебросом?? Неужели, тут полно настоящих фашистов, а он, Максим, расселся тут, в болоте, и в ус не дует??

— Я — фашист!! — снова взвизгнул незнакомец и, не успели рыбаки и моргнуть, как он сиганул с обрывчика в воду.

Прыжок оказался неудачным: незнакомец не долетел до воды около полуметра и увалился на траву, опрокинув ведро с уловом, принадлежавшее одному из рыбаков. Из ведра выплеснулась вода и выскочила одна маленькая рыбка, наверное, карась.

— Я — фашист! — всхлипнул человек в пижаме и на четвереньках пополз к краю.

— Держи его! — это оживились рыбаки.

Один из них сделал большой шаг и ухватил странного «фашиста» за воротник пижамы. Тот начал дёргаться, вырываясь, но подоспел второй рыбак, и они вдвоём оттащили верещащего субъекта подальше от воды. Тот сидел в своей пижаме прямо на земле и буровил какую-то чепуху про немцев, фашистов, СС и сороковые года. Он повернулся лицом к Максиму, и Максим разглядел, что этот тип в солидном возрасте: облысевший, лицо покрыто морщинами, а на шее… у него болтается что-то блестящее!

— Ну, ты, старый, совсем из ума выжил! — пробасил один рыбак — рослый такой, но оснащённый пивным пузом.

— Я — фашист! — всхлипнул сумасшедший дедуля и вытер пижамным рукавом свой нос.

— Да ты сдурел! — буркнул второй рыбак — тощий и с перекошенными плечами.

Оба рыбака всё ещё держали крикливого дедулю под руки, потому что тот вырывался и норовил утопиться в озере. Максим вперил в него взгляд, пытаясь рассмотреть, что же такое блестящее болтается на его старческой, однако далеко не тощей шее. Медальон! Максим понял, что у него медальон — другого и быть не могло — утопиться в озере пытался нужный ему дед Лунарик! Если ему удастся вырваться из рук этих рыболовов и грянуть в воду — не видать Максиму медальона…

— Чёрт, настоящий Лунарик! — подтвердил догадку Максима пузатый рыбак и сказал тощему:

— Давай, Витёк, тащим его в деревню!

Вдвоём они с трудом оторвали брыкающегося деда Лунарика от земли и потащили куда-то по извилистой тропинке. Они даже не забрали свои недешёвые снасти — так озадачил их спятивший дедуля. Ещё немножко — и они скроются в зелёной массе зарослей! Нужно поспешить за ними, если Максим не хочет упустить деда Лунарика. Максим покинул своё камышовое укрытие и скользнул вслед за ними.

Максим старался идти кустами. Он скрывался в листве всякий раз, когда ему казалось, что сейчас кто-то из рыбаков обернётся и заметит, как он их преследует. Вот именно, преследует — Максим чувствовал себя настоящим преследователем и даже немного злодеем…

Дед Лунарик продолжал вырываться — наверное, не оставил свою затею свести счёты с жизнью на старости лет. Да, он крепок для девяноста шести лет — оба рыбака с трудом держат и волокут его, уже вспотели, и лица их сделались красными от натуги. А как этот Лунарик бежал?? Прямо как спринтер на беговой дорожке, в то время, когда другие старички едва ноги переставляют и не выходят из дома!! Да, кажется, Босс был прав: дед Лунарик чем-то отличается от других дедов…

— Я — фашист… — твердил дед Лунарик всю дорогу, пока рыболовы волокли его.

Максим продолжал скрываться в густых кустах до тех пор, пока тропинка не привела на опушку леса, за которой виднелись деревенские хаты.

«Светлянка!» — решил Максим и остановился, потому что кусты закончились, и началась открытая «всем ветрам» деревенская улица. Дед Лунарик вёл себя очень шумно — орал и выл, как настоящий волк… или даже верволк. Из хат высыпали люди — посмотреть, что такое происходит. Всё, Максиму прятаться негде. Он сидел в последнем кусте и видел, как рыболовы оттаскивают деда Лунарика всё дальше и дальше вглубь деревни. Нет, ему нельзя тут сидеть — у него только сутки на то, чтобы отнять медальон, иначе, ему никогда не попасть домой. Если он не принесёт медальон — Босс его живьём сожрёт, и бедный череп Максима присоединится к остальным черепам, что украшают дьявольскую люстру! Пускай даже она и из пластмассы…

Максим огляделся по сторонам в поисках какого-нибудь укрытия для себя, помимо кустов, и глаза его выхватили деревянный полусвалившийся забор вокруг остатков от чёрной сгоревшей хаты. Максим проворно, как настоящий ниндзя, вынырнул из-за куста и сразу же скрылся за этим дырявым и кривым забором. Там росли какие-то ужасно колючие сорняки, Максим попал прямо в самую их гущу и весь исцарапался гадкими шипами, а ещё — его одежда зацепилась за них, и ему пришлось выдираться, оставляя на шипах клочки футболки. Чёрт возьми, прячется, как настоящий вор!

Люди сбежались изо всех окрестных домов и обступили рыбаков и деда Лунарика плотным кольцом. Рыбаки не смогли больше продвинуться по грунтовой дороге, и сгрузили деда Лунарика с плеч прямо на сырой песок. Очевидно, ночью прошёл неслабый дождь — дорога и трава были мокрыми, кое-где стояли большие лужи. Это даже хорошо, что они не прошли вглубь деревни — Максим смог наблюдать за ними, не вылезая из-за покосившегося забора. Он притаился и задержал дыхание, опасаясь, как бы кто-нибудь не вычислил его. Да, на воре и шапка горит, ведь никто из этих людей и не подозревал о Максиме — все уши и глаза были направлены на шумного деда Лунарика. А дед Лунарик тем временем сидел на земле и продолжал называть себя фашистом. Люди изумлённо перешёптывались, охали и ахали, кто-то ругнулся.

— Выжил из ума, — заключил тощий рыбак.

— Чуть с обрыва не сиганул, — сварливо добавил пузатый. — Еле оттащили. Вырывается ещё, маразматик старый!

— Нет, не выжил я из ума, — тихо возразил дед Лунарик, нисколечко не обидевшись на «маразматика старого». — Просто я всё вспомнил. Вспомнил свою жизнь…

Максим стиснул кулаки: дед Лунарик сидит прямо у него перед носом и дёргает себя за медальон — именно за тот медальон, фотографию которого показывал ему Босс! А Максим не может приблизиться к своей цели ни на миллиметр, потому что вокруг собралась уже целая толпа. Да, кажется, он неудачно «пробросился», с дедом Лунариком произошла некая сенсация, сейчас он сделается «гвоздём программы», и Максиму ни за что к нему не прорваться!

Дед Лунарик тем временем буровил несусветную чушь — по крайней мере, так казалось Максиму.

— Я не Евгений Евгеньевич, — вещал дед Лунарик глухим и каким-то странным, неживым, голосом. — Я вспомнил своё настоящее имя и не могу врать вам, называясь другим человеком. Моя совесть до конца моих дней будет мучить меня, если я скрою правду от людей. От людей, вину мою перед которыми не искупить ничем…

Сельчане притихли, некоторые раскрыли рты. Теперь они поглощали каждое слово загадочного деда, ждали, что ещё он вздумает сказать? А дед Лунарик тем временем встал на ноги, подцепил какую-то ветку с почерневшими гнилыми листьями и, расхаживая с ней в кругу сельчан, продолжал нести свой бред:

— Я сжигал деревни и убивал людей, и за это нет мне прощения…

Максим слушал, и опять его коленки начинали дрожать — от холода, сырости и страха. Что же это за дед тут такой — Лунарик? Если верить в то, что он говорит — то он просто террорист и маньяк вместе взятый, хотя выглядит таким мирным, безобидным… Максим не отрывал взгляд от деда Лунарика, как он вертит в руках ветку. И тут вдруг он сообразил, что в этом Лунарике есть что-то от самого Босса — например, как он стоит, как вертит эту ветку — точь-в-точь, как Босс поигрывает стеком…

— Я сажал на колья… — продолжал дед Лунарик.

«Приходится натыкать их на колья!» — весело сообщил Босс в машине Максиму, когда зашёл разговор о партизанах… Слова деда Лунарика взорвались в голове Максима гранатой, Максим едва не выскочил из-за забора и не закричал… неизвестно что. На уровне подсознания он понял, что дед Лунарик — и есть Босс, только через много лет, постаревший, неизвестно как угодивший в деревню Светлянку… Дед Лунарик рассказал и про люстру из костей, и про отстрел партизан, и про колья, и про… Только что дед Лунарик выдал якобы «своё настоящее имя», и Максим подавился собственной слюной, заработав мучительный кашель. Подавляя этот проклятый кашель, чтобы не быть услышанным, Максим пополз прочь из-за проклятого забора, желая скрыться и не видеть больше ни этой Светлянки, ни деда Лунарика… ничего. «Эрих-Иоганн фон Краузе-Траурихлиген» — дед Лунарик заявил, что раньше его звали именно так. И ещё — дед Лунарик выдал, что ему принадлежал крупный завод, на котором клепали танки и автоматы… «Ты спрашиваешь, почему завод «Краузе-Траурихлиген» испопсился до канцелярщины??» — ревел Босс в ухо Максиму и калечил ручку… Поэтому он и не поехал сам в Светлянку — ему бы пришлось отбирать медальон у самого себя… Они что-то учили по физике про аннигиляцию материи. И сам Босс говорил, что нельзя встречаться во времени с самим собой… Всё, Максим не станет больше служить этому «мимикрированному колосажателю». Он сам сковырнёт со своей руки дурацкий трансхрон и доберётся до Донецка на попутках. Ну и что, что после его исчезновения прошло время? И сессия для него закончилась «абсолютным нулём»? Он придумает объяснение, скажет, что его похитили какие-нибудь торговцы людьми, или современные рабовладельцы, или бандиты… Вон, сколько по телику показывают всяких похищений! Максим «отмажется» — нужно только избавиться от трансхрона — и тогда — здравствуй, свобода!

Максим уже выпрыгнул из-за забора и кустами, кустами бежал назад, к озеру, где рыбаки побросали свои вещи. А вдруг в рюкзаках у них найдётся нож? Тогда Максим сможет перерезать ремень и утопить трансхрон в озёрной воде!

Как ошпаренный, Максим проскочил лесную тропинку и с разбегу взлетел на обрывчик, где до сих пор валялись вещи рыболовов. Да, тут два увесистых рюкзака… Нужно порыться. Борясь с мучительной одышкой, которая захватила его после быстрого бега, Максим опустился на колени и открыл первый рюкзак. Сколько же тут хлама! Куча бутербродов, холодец в судке, бутылка водки, запасные штаны, кошелёк… Максим вытряхивал вещь за вещью и бросал к себе за спину — чтобы не полоскались в рюкзаке и не мешали разыскивать нож.

В рюкзаке одного рыболова валялся лишь маленький и кривой перочинный ножичек, которым и сосиску не разрежешь, как положено. Максим почему-то разозлился так, что схватил эту бесполезную железку и с размаху зашвырнул далеко в озеро.

— Чёрт! Чёрт бы всё это побрал! — шёпотом «крикнул» вспотевший от волнения Максим, хотя ему нестерпимо хотелось разораться во всё горло.

Максим полез в рюкзак другого рыболова… Книга «Сумеречный дозор», кошелёк (зачем им к чёрту на рыбалке кошелёк?? Что они собрались тут покупать??). Половинка копчёной курицы… будильник. Бутылка водки, компас, панамка, крем от москитов. Максим выпотрошил и этот рюкзак, но ножа не водилось и там.

— Да чтоб вас всех! — Максим уж готов был разрыдаться, не то, что заорать. На него навалилась неподъёмная безысходность, которую люди чувствуют тогда, когда их голову зажимает гильотина.

Не помня себя, Максим раскрутил над головой паршивый, ни на что не годный рюкзак и собрался зашвырнуть его туда же, куда и ножик. Но вдруг у рюкзака раскрылся боковой карман. Оттуда что-то выпало в траву под ноги Максима. Что-то тяжёлое, железное.

Максим удивился, перестал крутить рюкзак и бросил его на землю рядом с карасём. Карась ещё оставался в живых, и вяло елозил плавниками в маленькой лужице воды, которая натекала из опрокинутого ведра.

Наклонившись, Максим поднял то, что выпало из рюкзака. Схватив находку в кулак, он поднёс её к глазам, и тут же вся безысходность улетучилась, уступив место облегчению и радости. Максим начал благодарить всех святых и блаженных, которых знал. Оказалось, что во владении тощего рыболова имеется чудесный охотничий нож «Шершень», который режет сыромятные ремни так же хорошо, как сливочное масло. Именно он выпал из бокового кармана рюкзака и теперь — достался Максиму.

Максим на радостях даже подхватил с каменистой земли карася и осторожно выбросил в воду.

— Плыви, рыбка, — сказал он и наполовину вытащил нож из ножен. Начищенное стальное лезвие сверкнуло на солнце, словно платиновое.

Максим хотел сейчас же разрезать толстый ремешок, пленивший его правое запястье, и освободиться от трансхрона раз и навсегда. Но тут же спохватился: а вдруг эти рыболовы уже бросили бесноватого Лунарика и сейчас вернутся?? Если они застукают его, чумазого, среди своих раскиданных вещей — обязательно решат, что он что-то у них спёр и вызовут ментов… Надо бежать и подальше бежать!

Максим не стал собирать чужие вещи и запихивать их обратно в рюкзаки. Он просто схватил «Шершня» в кулак и ринулся напролом через кусты подальше в лес.

Ветки кустов цеплялись, царапали лицо и дырявили одежду. Но Максим не замечал их и не замечал царапин. На полном скаку врубался он в самые плотные заросли, надеясь убежать, убежать, убежать…

ХРЯСЬ! — это, зацепившись, оборвался его левый рукав и повис на разлапистой ветви.

ЛЯП! — другая ветвь хлестнула его листьями прямо по глазам, и в тот же миг Максим споткнулся и рухнул ничком на влажную землю, покрытую ковром сгнившей прошлогодней листвы.

Коленки ощутили боль удара, и Максим понял, что правую он, скорее всего, расквасил обо что-то твёрдое, наверное, о камень, который диверсантом притаился под лиственным ковром. Несколько минут он просто лежал носом вниз, вдыхал сырой запах сгнивших листьев и побеждал жёсткую одышку, что навалилась на него после неистового бега. Отдохнув, Максим нашёл в себе силы поднять голову и глянуть вокруг себя. Он находился в лесу, среди высоких деревьев, кроны которых сплетались в плотный зелёный потолок где-то там, у самых небес. Они пропускали лишь тонкие солнечные лучи, и воздух был сырым и сумрачным. Около ушей с жужжанием вились какие-то летучие букашки, а у самого носа неподвижно висела полосатая, как оса, но безобидная муха журчалка.

Всё, пора освободиться от трансхрона и начать новую жизнь. Максим уселся поудобнее, положил правое запястье на коленку, а в левой руке зажал рукоять «Шершня». В который раз Максим пожалел, что он не левша. Своей неуклюжей левой рукой он мог запросто отпанахать себе правую руку… Стоит острому, как бритва, лезвию охотничьего ножа соскользнуть — Максим останется одноруким инвалидом…

Он собрал в кулак всю свою волю и смелость. Он не может спасовать сейчас, в тот момент, когда решается его судьба. Украсить собственным черепом люстру Эриха фон Краузе-Траурихлигена, или вернуться к привычной жизни в привычном мире? Второе! Максим решительно полоснул блестящим лезвием по ремешку постылого трансхрона…

Ничего не случилось. Трансхрон остался на руке, ремешок уцелел и продолжал крепко удерживать запястье. Присмотревшись, Максим осознал, что нож «Шершень» не смог оставить на ремешке и тонюсенького следа!

— Чёрт… — угрюмо проворчал Максим и принялся пилить ремешок ножом, как пилой.

Он уже весь вспотел от такой работы, и нетренированная левая рука порядочно устала пилить. Ремешок же оказался твёрже стали — острейший охотничий нож, которым свежуют лосей и забивают рысь, оказался бессилен против неизвестного материала, словно игрушечный ножик — против гранита.

Максим не заметил даже, как надвинулись на него слёзные рыдания. Он выронил «Шершня» в траву и, рыдая в пять ручьёв, побежал куда попало, наугад. Хорошо, если бы в этот момент его слопал медведь… хорошо, если бы медведь слопал проклятого Босса!

Но медведь так и не попался — сам не зная, как, Максим вырвался из дебрей на автостраду.

И тут же в его голове родилась новая идея: поймать попутку! Может быть, если он уедет куда подальше от Светлянки — Босс потеряет его и не сможет зачерпнуть своей адской машиной? Надеясь на это, Максим кулаками размазал сопли по исцарапанному лицу и двинулся по серому асфальту туда, куда он посчитал «вперёд».

Максим совсем недолго шёл «вперёд» — скоро откуда-то из серо-зелёной дали, в которую убегало бесконечное шоссе, раздался рёв двигателя. Максим остановился и прислушался. Ему не хотелось пропустить спасительную машину мимо — ему нужно было вовремя проголосовать.

Вдруг из-за невидимого поворота выпрыгнул тяжёлый тягач красного цвета, который тащил за собою многотонную дребезжащую фуру. Дальнобойщик! Вообще, дальнобойщики — отличные ребята… Однако Максим, всё же, пожалел, что не прихватил с собою кошелька из рыбацких рюкзаков. Будь у него деньги — водитель согласился бы подвезти его без разговоров… А так — придётся упрашивать.

Максим убрался с проезжей части на обочину. Он видел, как огромная машина приближается, поднимая рёв и гвалт, выбрасывая из-под колёс камни и пыльные клубы. Максим поднял руку, безмолвно говоря шофёру: «Остановись и подбери меня!».

Грузовик загудел громовым клаксоном, предупреждая о том, что его механическая масса опасна для жизни маленького мягкого человечка, если тот вздумает возникнуть у него на дороге. «Хоть бы не проехал!» — твердил про себя Максим и не опускал руку даже тогда, когда заметил, что тягач сбавляет ход.

Огромная машина затормозила, обдав облаком удушливых выхлопов, жаром и запахом бензина. Максим зажмурился на секунду, потому что выхлопное облако окутало его с головой.

— Тебе чего, чувик? — послышался нал головою густой и добродушный голос. Это водитель, высунувшись из кабины, жуёт сэндвич и интересуется, почему Максим голосует на обочине шоссе.

Заметив этот толстый, пропитанный майонезом и кетчупом сэндвич, Максим почувствовал у себя в желудке сосущую пустоту. Ему давно пора бы подкрепиться, ведь он не ел с самого утра… Вернее, с того момента, как Босс ввалился к нему в барак и сообщил, что нужно ехать в город.

— Я… меня… — начал мямлить Максим, сочиняя причину, почему он один, голосует и почему он такой побитый и грязный. — Меня выбросили из машины… какие-то отморозки, — он, наконец, придумал себе «легенду» и выплеснул её в лопоухие уши не худенького дальнобойщика. — Я ехал, они тормознули и… выкинули… — Максим старался говорить запыханным, срывающимся голосом, словно он сильно испугался и вообще, чудом выжил.

Дальнобойщик поверил. Он открыл дверцу кабины и сказал:

— Бедняга! Давай, чувик, садись. В Донецк еду…

— И я — в Донецк! — обрадовался Максим и занёс ногу, собираясь карабкаться в высокую кабину тягача.

Пик! — «сказал» вдруг трансхрон на руке у Максима. Максим уже почти вскарабкался в кабину, и едва не свалился на асфальт, когда трансхрон пикнул. Ведь «Пик!» от трансхрона значил лишь одно: Босс включил обратный проброс. Но как? Почему? Он же сказал: «Сутки»! А сутки ещё не прошли…

— Чувик, ты чего застрял? — осведомился дальнобойщик и доел сэндвич, запихнув его к себе в рот целиком. — Помочь? — водитель протянул толстую руку и схватил Максима за правый локоть, чтобы затащить его в кабину.

Максим стал отчаянно карабкаться, словно бы в кабине его ждало спасение от хронального прыжка…

Пик! — повторил проклятый приборчик, Максим машинально посмотрел на свою правую руку и увидел, что по экрану трансхрона бегут знакомые красные цифры. «2010», «2009», «2008»… «1943», «1942», «1941» и «flip» — так и есть: Босс включил обратный проброс!

— Эй, чувик, это у тебя что — пейджер?? — хохотнул водитель, и это последнее, что Максим услышал перед тем, как его придавили перегрузки.

Глава 199 Турист в беде

Перегрузки внезапно прекратились, и Максим мешком рухнул вниз и стукнулся о жёсткий отполированный паркет. Глаза встретили зловещий полумрак и ножку стола, которая упиралась в пол. А потом откуда-то взялся суровый кожаный сапог на толстой подошве и установился около самого носа Максима.

— Так-так, Турист! — раздался голос, и Максим понял, что говорит Босс. — Что я тебе сказал и что ты сделал? Пытался спилить трансхрон… Зачем?

Максим что-то мычал, чего сам не мог разобрать, и медузой ворочался на паркете, который покрывал пол кабинета Босса. Боссу надоело ждать, пока он соберёт в кулак свою мягкотелость и отковырнётся от пола. Он подцепил Максима за шиворот пальцами левой руки и рывком водворил его на ноги.

Максим стоял к Боссу спиной и этой своей спиной чувствовал, насколько Босс не в духе. Да, сейчас у Максима есть все шансы украсить жуткую люстру своим несчастным черепом. И спастись он, кажется, не может… Бедняга дрожал, как осиновый листочек, понимая теперь, что Босс — самый настоящий фашист, и может казнить и не поморщиться…

Максим не был самоотверженным героем, но не был и трусом. Он удержался на шатких после перегрузок ногах, сжал кулаки и уверенно заявил:

— Я тебе служить не хочу! Ты сказал, что отпустишь меня, когда я украду первую микросхему, но не отпустил. А грабить старичка я не могу, я не такой, как ты. И вообще, благодаря ему я понял, кто ты такой! — Максим выставил вперёд правую руку и ткнул пальцем в сторону Босса. — Ты и дед Лунарик — одно и то же, поэтому ты не можешь сам его ограбить!

— Ты догадлив! — с долей иронии похвалил Максима Босс, однако его ничуть не смутило то, что Максим понял, что он не из настоящего, а из прошлого. — Молодец, Турист! На физическом учился, да?

— Именно! — кивнул Максим. — Но…

Он ничего не успел сказать, потому что Босс не дал ему говорить дальше.

— Учился, но не доучился! — хохотнул Босс и не спеша прошёлся по своему кабинету. — Ты не знаешь, что, выскочив из своего времени, ты сделался НЕХРОНАЛЬНЫМ! То есть, континуум больше не воспринимает тебя, как часть твоего временного среза. Поздравляю, теперь ты называешься «ТУРИСТ»! Это не обидная кличка, как ты раньше думал, это твоё определение! Я могу сковырнуть с тебя трансхрон и выбросить обратно, к дальнобойщику. А потом — я посмотрю, как далеко ты уедешь до того, как континуум пробросит тебя неизвестно куда! Ты можешь угодить к динозаврикам — а они такие милые! Хы-хы! — хохотнув, Босс уселся в своё кресло и закинул ноги на стол. — Можешь выскочить прямиком на передовую, а там из тебя сотворят фаршик. Чик-чик-чик! — Босс сделал жест руками, словно бы шинкует капусту. — Или с таким же успехом флипнешь в тёмное средневековье. Тебя там сразу же определят в демоны, и тобой займётся инквизиция. Драться ты не умеешь… Всё, костёр! — Босс с довольным видом щёлкнул своей раритетной зажигалкой и высек огонёчек.

Максим качнулся назад и уселся на пол. Ему опять стало страшно, а Босс казался теперь даже не фашистом, а кем-то из пекла, едва ли не Воландом. Окружённый множеством свечей, Босс сидел за столом, водрузив на столешницу ноги в грязных сапожищах, похохатывал, потрясая зажигалкой, а на стенке скакала тень, которую порождали его рука и голова. Тень, похожая на беса с рожками и длинным хвостом. Он говорил, и в тихой пустой и просторной комнате его голос, усиливаемый резонансом, казался демоническим рыком. Спина Максима почувствовала леденящий холодок, дыхание спёрло где-то около желудка. Он понял, что не сможет вернуться домой в принципе, потому что время не пустит его! Он пленник не Босса и не фашистов, он — пленник самого времени!

— Когда ты прыгаешь из одного времени в другое, — зловещим полушёпотом продолжал Босс и играл с зажигалкой, выводя в спёртом, пропахшем свечным чадом воздухе всякие узоры. — На тебе остаются так называемые «остаточные молекулы», из-за которых континуум сбивается с толку в распознании твоей временной принадлежности. Он стремится восстановить баланс биомассы во всех временных срезах, поэтому автоматически возвращает «туристов». А куда возвратить тебя — не знает, и поэтому — бросает куда попало! — Босс разразился кошмарным хохотом, породив адское эхо. Эхо заметалось под высоким потолком кабинета, заставив Максима сжаться в самый мизерный комочек, в который только может сжаться человек, и улечься прямо на пол, свернувшись в позе эмбриона.

— Мне даже не нужно вешать на люстру твой череп! — весело продолжал Босс, выведя зажигалкой очертания свастики. — Время само разберётся с тобой за меня! Но… — он заметил то плачевное состояние, в которое погрузился Максим и сменил свой адский гнев на милость пекла. — Это положение всё же, можно изменить!

— Да? — пискнул Максим и оторвал голову от пола. Его сердце колотилось так, словно бы хотело проломить в грудной клетке дыру и вывалиться на паркет. Началась одышка, и в то же время — пришло ободрение, ведь ещё не всё потеряно. Максим сел на полу и почесал левое плечо — то, которое лишилось рукава, пока он скакал по лесам и кустам.

— Да! — кивнул Босс и опять очертил зажигалкою свастику. — Нулевой цикл!

— А как это? — не понял Максим и шмыгнул носом, потому что из него потекла какая-то противная водичка.

— Ты опять затянул соплю, Турист! — с жёлчным ехидством заметил Босс и убрал зажигалку в карман, потому что ему надоело с ней играть. — Нулевой цикл — это значит возвращение в ту самую секунду, из которой ты совершил первый прыжок! Если ты возвратишься в эту секунду и никуда не прыгнешь — твой остаточный след исчезнет, и ты прекратишь быть «туристом», Турист!

Максим молчал. Он понимал, что Эрих фон Краузе скорее прилепит его череп на люстру, нежели выпустит его на волю просто так. Максим встал на ноги, и Эрих фон Краузе увидел, во что превратилась одежда, которую он ему подарил.

— Турист! — неприятным голосом прокаркал Босс, и снова выпростался из-за стола и подошёл к Максиму. — Ты превратил новые вещи в тряпьё бомжа! Как ты это объяснишь? Посмотри, на кого ты похож, Турист! На свинью! Все вы, русские, свиньи! Давно пора стереть вас ко всем чертям!

Максим почувствовал, как в нём вскипает волна негодования. Он никогда не считал себя особым патриотом, не ходил ни на какие митинги, не голосовал… Вообще, был пассивным по части политики. Но теперь… Что-то заставило его прыгнуть вперёд и выбросить кулак с целью залепить Боссу затрещину и вышибить ему большую часть зубов.

— Получай! — выдохнул Максим, видя перед глазами образ убитого Пильчикова.

Боссу не составило труда защититься. Он без усилий поймал кулак Максима на лету, и легко швырнул самого Максима на пол. Максим не смог устоять на ногах, словно бы его толкнул не человек, а какой-то бульдозер.

— Без рук, Турист! — хохотнул Босс и состроил улыбку, похожую на оскал дракона. — Я могу устроить тебе нулевой цикл, но только после того, как ты принесёшь мне медальон деда Лунарика!

— Нет! — лёжа на полу, геройски начал Максим, потирая тот кулак, за который схватил его Босс.

— Да! — невозмутимо отпарировал Босс и легонько подпихнул Максима в бок носком сапога. — Подскакивай, Турист, и вытри сопли! Я снова проброшу тебя — в тот момент, когда ты лез в грузовик. Раньше не могу — ты встретишь самого себя, и от тебя останется пшик, ты это уже понял.

Максим грузно поднялся с пола и поспешил занять место на стуле, чтобы снова не свалиться в позу эмбриона. Страх не покидал его желудок, от страха Максима даже начало тошнить. Эти свечи повсюду, темнота из-за маскировочной шторы… Вон тот здоровенный меч на стене за роялем, тени дрожат на гротескном гипсокартонном потолке… Так зловеще, а если ещё вспомнить люстру… Меч наверняка носил какой-нибудь здоровенный крестоносец — весь в броне, словно БТР. Интересно, поднимет ли этот меч Босс? Скорее всего, да. Интересно, поднимет ли этот меч простой человек из настоящего? Скорее всего, упадёт вместе с ним…

— Эй, Турист, я не приглашал тебя присесть! — оскалился Босс и жёстко спихнул Максима со стула прочь. — Ты грязный, как помойный бак — всю обивку изгваздаешь!

Максим буквально слетел со стула и покрыл по инерции метра три, прежде чем потерять равновесие и увалиться возле рояля. Да, Босс силён, как паровоз — Максим не удивится, если этот крепыш одним ударом проломит чью-то голову…

— Полегче нельзя? — прохныкал Максим, потому что больновато ударился о паркет.

— Неуклюжий гусак! — буркнул Босс, с презрением разглядывая ползающего по полу Максима. — Давай, набери воздуха — я тебя пробрасываю!

Босс проворно скользнул к столу и схватил в руки «Ай-Пэт». Максима на миг зажало между реальностями, а потом — в глаза ударил яркий солнечный свет.

— … пейджер? — услышал он насмешливый вопрос дальнобойщика и открыл глаза, которые до этого зажмурил, опасаясь ослепнуть.

Конопатая физиономия шофёра нависла над ним, Максим лежал животом на сиденье. Можно захлопнуть дверцу и поехать, но Максим ехать не мог.

— Да, пейджер, — быстренько согласился Максим и отодвинулся подальше от дальнобойщика, потому что от того разило рыбой — видимо, сэндвич его содержал анчоусы…

— Садись, чувик, — произнёс водитель и приготовился снять тягач с тормозов.

— Прости, брат, я не поеду, у меня есть одно дело… — выдохнул Максим, бодро выпрыгнул из кабины, сбежал с дороги и нырнул в кусты, чтобы скрыться с глаз.

«Чи он кого ограбил??» — изумился про себя водитель, захлопнул дверцу, дал по газам и умчался прочь подобру-поздорову.

Максим спрятался. И был очень рад, что дальнобойщик убрался, а не принялся разыскивать его. Нужно было возвращаться в Светлянку и клешнями выдирать у деда Лунарика медальон, иначе Эрих Траурихлиген получит возможность украсить люстру…

Максим встал на ноги и медленно поплёлся через заросли туда, где ждала его проклятая Светлянка.

Максим устал, а его желудок надрывался, требуя покушать. Максим, покачиваясь от голода и подспудного, давящего страха, брёл напролом через чащу, как олень, и в голове у него билась единственная мысль: выжить, выжить, выжить любой ценой…

Над головой перескакивали с одной ветки на другую какие-то шумные лесные птицы, шелестела густая листва, а под ногами хлюпала неприятная мокрая грязь. То тут то там из неё торчали высокие стрелки осоки, и пахло чем-то затхлым, как пахнет возле канализации и болота. Максим едва-едва отдирал ноги, делая тяжёлые шаги, кеды покрылись липкой серой грязюкой, а носки промокли.

Стоп! Максим внезапно застопорился, а его ноги вдруг провалились в грязь по щиколотки. Ощутив на себе неприятный холод, Максим глянул вниз и всё понял: он зашёл в болото и теперь — тонул в нём, потому что прозевал тот интересный момент, когда обычная грязь превращается в смертоносную топь. Ноги засосало уже по лодыжку и засасывает дальше — Максим оказался в трясине почти по колено…

Страх пронзил тело, словно разряд тока — он же гибнет! Тут, в лесу, нет людей — только эти бестолковые птицы да парочка тупых лосей, да лягушки, да деревья. Никто не поможет! К горлу подкатывала паника, она не давала дышать и вызывала озноб. Максим забыл всё и начал панически, судорожно рваться назад, на твёрдую землю. Вытащить ноги не получалось никак — от каждого движения он погружался всё глубже, вот уже и коленки скрылись в серой, липкой и холодной массе, воняющей серой, плесенью и смертью…

— Спасите!! — заверещал Максим и замахал бессильными руками. — Помогите, кто-нибудь!!!

Показалось, что где-то в глубине леса, там, за кустами, кто-то отзывается:

— Те-те-те!!!

Но отзывалось только эхо, которое никак не могло вытащить человека из болота. Максим не знал, что отклонился от Светлянки и попал в Русальную елань — самое топкое место всех окрестных болот. За века эти места погубили сотни невинных жизней, а теперь — вляпался и Максим.

— Помогите, вытащите меня отсюда!!! — орал он. — Турист, Босс, помоги, я в болоте! Пробрось меня! — в паническом порыве Максим решил, что Эрих Траурихлиген услышит его сквозь время и включит трансхрон, но тот почему-то не включал. Неужели, решил сгноить «Туриста»?? Или просто не слышит его призыв…

— Эй, брат, проблемы? — раздалось над ухом так внезапно, что Максим едва не упал назад.

Максим, утонувший уже почти по пояс, рывком обернулся на фантастический голос и увидел, что около него… стоит автомобиль. Обыкновенный красный «Фольксваген Пассат», а из-за опущенного стекла на него смотрит девушка в солдатской кепке камуфляжного цвета.

— Что за?? — изумился Максим, отвалив челюсть. Наверное, это всё мерещится ему в агонии. Как автомобиль мог проехать через чащу и встать посреди булькающей трясины????

— Э? — тупым бычьим голосом изрёк Максим, не закрывая рта. — А?

— Задрай челюсть — муха влетит! — хихикнула между тем девушка, и перед Максимом гостеприимно распахнулась задняя дверца. — Запрыгивай — подвезу!

— Я… застрял… — проронил Максим, чувствуя себя словно ёрш на сковородке.

— Ладно, выдерем! — не унывала девушка, не снимая с лица беззаботной улыбки. — Бисмарк, спаси его, что ли? — сказала она тому, чьи контуры угадывались на заднем сиденье.

Максим не мог двинуться с места, грязная вода и топкий ил бурлили почти, что у его груди. И тут к Максиму протянулись две толстые, крепкие руки, а над руками возникла блестящая, гладко выбритая голова.

— Не рыпайся, братуха, сейчас, выловлю! — сообщила голова, а крепкие руки сомкнулись вокруг похудевшего туловища Максима.

Максим заглох и вдохнул воздух — ему больше ничего не оставалось — он благодарил небеса, всех богов и этих странных людей, за что они спасают его. Крепкие руки с силой рванули вверх, и Максим оказался выдернут из цепких лап болота. Насколько силён этот выбритый тип — настоящий подъёмный кран! Незнакомец затащил грязного, дрожащего Максима в салон, усадил около себя и захлопнул дверцу.

— Порядок! — сообщил он девушке впереди и подмигнул левым глазом.

— Ништяк! — отозвалась та, повернула руль, и автомобиль, набирая скорость, поехал с елани прочь.

Паникуя и погружаясь, Максим не заметил, что «Фольксваген» напрочь лишён колёс, не стоит на земле, а висит в воздухе, в десяти сантиметрах над серо-зелёной поверхностью болота. Автомобиль не ехал, а быстро и плавно парил, перелетая препятствия, и вскоре впереди показалось шоссе.

Максим пребывал в апатии. Он полулежал в мягком кожаном кресле и тупо пялился в потолок, к которому был подвешен автомобильный светильник. Человек, что восседал около него, глядел в окно и свистел некий мотив, девушка, молча, вертела баранку. Максим видел только её затылок и кепку.

— А? — вдруг решил поинтересоваться он, приподнявшись на локте. — Простите… Спасибо…

— Не за что! — басом хихикнул человек по имени Бисмарк, чьи крепкие руки вырвали Максима из топи. — Ты, чувачелла, «турист», и вляпался в гадкую заваруху! Ну, ничего, мы тебя вытащим!

— Слушайте, он тоже называл меня «туристом»! — выдохнул Максим, стараясь получше разглядеть этого Бисмарка.

— Кто? — осведомилась девушка, а по её голосу отлично угадывалось то, что она сама прекрасно знает, кто.

— Босс… — булькнул Максим, водя рукою по изгаженным джинсам. — Эрих Траурихлиген, у которого люстра…

— У тебя «гаджет»! — заметил Бисмарк, схватив Максима за ту руку, к которой намертво прилепился «подаренный» Боссом трансхрон.

— Вы не поверите, но это — машина времени! — выпалил Максим, усаживаясь поудобнее. — Я был в прошлом, а Эрих Траурихлиген — он нацист!

— Вот поэтому мы тебя и спасли, — сказала, не оборачиваясь, девушка в кепке. — Траурихлиген напялил на тебя реальный трансхрон и, если мы вывезем тебя за пределы леса — он включит обратный проброс, и нам тебя не спасти.

— Он не снимается, — на всякий случай предупредил Максим, отмечая про себя, что этот тип по кличке Бисмарк одет, как цирковой клоун: чёрная футболка с огромным белым черепом и ярко-малиновые брюки-бермуды, а так же — тяжеленные кожаные берцы, зашнурованные по-скинхедски толстыми шнурками.

— А я иначе и не думала! — фыркнула девушка, выводя машину на шоссе. «Фольксваген» легонько тряхнуло, будто бы он подскочил на кочке, и Максим так и не понял, что диковинный автомобиль выпустил из днища колёса, как самолёт выпускает шасси, и «спрыгнул» на серый асфальт автострады.

— Спилить с тебя «гаджет» Траурихлигена можно разве что с рукой, — продолжала девушка с невозмутимостью автобуса. — Поэтому мы не будем этого делать.

— А как же я?? — перепугался Максим, чувствуя, как толстый кожаный ремешок трансхрона впивается в его запястье и жжётся, как огонь.

— Повесим на тебя маяк и бросим подсыльным к Траурихлигену! — весело сообщил Бисмарк и хлопнул Максима по плечу своей тяжеленной правой лапищей.

Максим едва не вылетел из машины — таким сильным оказался хлопок. Придя в себя, он тупо поморгал глазами и осведомился:

— Как?

— Кверху кое-чем хорошим! — хохотнул Бисмарк, и девушка за рулём тоже хохотнула точно так же. — Ты знаешь, Турист, как работает подсыльный?

— Не-а… — помотал головою Максим, абсолютно не горя желанием возвращаться туда, на войну, к Траурихлигену. — А…

Он не успел договорить, потому что девушка спереди снова хохотнула и уверенно заявила:

— Всё ясно! Придётся тебя к Красному на ликбез отправить! Красный там, в деревне сидит! Слышь, Турист, прикинь, Красный не поехал с нами, потому что боится русалки! Он начитался бредней, и думает, что она из болота вылезет и защекочет его!

Бисмарк рядом с Максимом басовито загоготал, и девушка тоже засмеялась. А вот Максиму было не до смеха. Если он не принесёт Траурихлигену проклятый медальон деда Лунарика — придётся его несчастному черепу повиснуть на дьявольской люстре…

Максим вдруг решил, что эти двое странных ребят могут помочь ему, и поэтому не стал держать в тайне ту миссию, которой нагрузил его Эрих Траурихлиген. Усевшись поудобнее и отодвинувшись от Бисмарка как можно дальше, он набрал в лёгкие воздуха и выдал им всю правду про таинственный медальон и странного «всесильного» деда.

— Да? — пробормотал Бисмарк, поёрзав в кресле, когда Максим закончил «выдачу на-гора».

— Так-так… — буркнула девушка, и тоже поёрзала в кресле.

Максим глянул в лобовое стекло через её плечо и увидел впереди деревенские хаты. Куда они привезли его? В Светлянку? Или куда?

— Он не говорил тебе, что это за медальон и зачем он ему нужен? — осведомился Бисмарк, хватая себя за подбородок.

— Эй, Бисмарк, про медальон надо у Репейника спросить! — сказала девушка, проводя «Фольксваген» по кривым тропинкам в деревню. Хаты проплывали мимо, и Максим гадал, в какой из них «таится» их дружок Красный, и что они втроём задумали делать с ним, с Максимом??

— У Траурихлигена был один медальон, в морге спилили, — продолжала между тем девушка, проехав уже полдеревни. — Там Репейник с ним возился пока Траурихлиген его не подкузьмил!

— Ага, — кивнул Бисмарк, доставая мобильный телефон. — Сейчас, Репейнику отзвонюсь, и узнаю, что там у Траурихлигена за цацка!

С виду мобильник Бисмарка напоминал один из первых моделей «Сименса» — увесистая синяя «мыльница» с антенной на макушке. Максим даже хихикнул, увидав такой мобильник, а в следующую минуту испугался: как ему могут помочь люди, которые вместо техники пользуются хламом?? А вдруг и они тоже — «туристы»?? И сейчас сдадут его потроха Эриху Траурихлигену???

Максим дёрнулся на сиденье, а Бисмарк — нажал на своём устаревшем телефоне едва заметную кнопочку, что пристроилась сбоку его корпуса. Телефон издал писк, а потом — словно бы раздвинулся в стороны, разложился и превратился в тонкий планшетный компьютер с сенсорным экраном.

— Вау! — вырвалось из Максима. Он вперился в этот фантастический планшет и осторожно спросил:

— А что это?

— Телефон! — гордо ответил Бисмарк, водя пальцами по виртуальным цифрам, которые возникли на нежно-голубом фоне экрана. — Сейчас, отзвонюсь Репейнику, и всё узнаю про твоего деда и про медальон!

— Ага, — кивнул Максим, а страх всё усиливался: точно, «туристы», только, кажется, из будущего!!

Тот, кого Бисмарк назвал «Репейником», ответил не сразу — минуты две-три диковинный телефон показывал рекламный ролик про какой-то майонез и пел песни.

— Ну! — внезапно послышался откуда-то обиженный голос, и тут же ролик про майонез потух, уступив место мокрому худому лицу, над которым возвышалась резиновая купальная шапочка. На лопоухих ушах висели мыльные клоки, а длинный нос сморщился так, словно бы этот тип нюхал нашатырь.

— Репейник, ты где затусовался? — осведомился Бисмарк у экрана, у этого мокрого лица, которое распахнуло серые глазищи, потом «отрастило» руки, надвинуло квадратные очки и снова всё сморщилось.

— Я моюсь, Бисмарк! — обиженно пробормотал этот Репейник, шмыгая длинным носом. — Уже что, помыться нельзя??

— А во сколько ты встал? — парировал Бисмарк, закинув ногу на ногу, положив планшет на коленку. — В полдень?

— Не твоё дело! — огрызнулся Репейник. — Что там у тебя опять?

— Турист! — буркнул Бисмарк. — Ему Траурихлиген сказал медальон свистнуть. Помнишь, у него был один медальон, из морга отдали. Ты там с ним пыхтел, а потом мы навесили его Старлею?

— Ну, помню! — согласился Репейник. — Синяки до сих пор сверкают, так турист меня за него отходил! А я говорю: «Нету его у меня!», а он: «Отдавай!»…

— И что ты можешь сказать? — серьёзно спросил Бисмарк, вглядываясь в Репейника, как в писаную торбу.

— Это не так себе цацка! — затараторил Репейник, вытирая нос рукой. — Я не успел до конца исследовать его, Старлею он, конечно, нужнее… Но кажется, эта штуковина сможет что угодно сконцентрировать в ударную волну!

— Да? — удивился Бисмарк, скребя макушку толстыми пальцами.

— Да, — кивнул Репейник. — Я посветил на него фонариком, а он мне весь стол подорвал! Едва потушил, Бисмарк, вникаешь?

— А чего ты раньше не сказал? — засопел на Репейника Бисмарк, схватив планшет двумя кулаками. — Представь бы он подорвал Старлея???

— Я подумал, что Траурихлиген мне жука в лаб вкинул! — начал оправдываться Репейник. — И, чтобы не засветиться, я молчал! Не хотел, чтобы он узнал, что я разобрался в его медальоне! Это оружие, братья! — пискнул Репейник, теряя очки. — Поэтому Траурихлиген так над ним прыгает!

— Ясно, — кивнул Бисмарк. — Вот что, Звонящая, — сказал он девушке за рулём. — Везём Туриста к Красному, он даёт ему ликбез, а потом — все вместе думаем, как бы нам околпачить Траурихлигена и выманить его в нормохронос!

— О'кей! — согласилась Звонящая и круто повернула машину с главной дороги на какую-то узкую кривую грунтовую улочку, где камней было больше, нежели в Крымском каньоне. — Красный, мы подъезжаем! — сказала она браслету, который обхватил её левое запястье.

— Жду! — ответил браслет, щелкнул чем-то и заглох.

Девушка по имени Звонящая завела «Фольксваген» в один из дворов — во двор самой крайней хаты, которая пристроилась на опушке леса. Хата была обыкновенная — рубленная, не очень старая, покрыта шифером. Только огороды вокруг неё напоминали лес густой — древовидная сурепка и амброзия встали стеною, образовав плотные заросли. Заглушив двигатель, Звонящая поставила машину на ручник и приказала Максиму:

— Высыпайся, Турист! Будем тебя спасать!

— Меня зовут Максим! — огрызнулся Максим, вылезая из машины на твёрдую растрескавшуюся от жары и сухости землю.

— Пока мы не избавили тебя от остаточного следа, ты — Турист! — возразила Звонящая и включила в машине сигнализацию. — Давай, ползи быстрее, время не резиновое!

Звонящая подпихнула Максима в спину, но Максим застопорился на полдороги, потому что вспомнил…

— Эй, ребята! — вдруг выдохнул он, споткнувшись о камень, который валялся на пути.

— Чего ещё, Турист? — удивился Бисмарк, который уже подошёл к хате и открывал дверь, выкрашенную в синий цвет.

— Ребята, остаточные молекулы! — выдохнул Максим сумасшедшим голосом. — Эрих Траурихлиген тоже говорил мне про остаточные молекулы!

— Немудрено… — протарахтела Звонящая. — Он же ас по части «туризма»… Иди, Турист, не стопорись!

Она снова подпихнула Максима, но Максим опять не пошёл — застрял, как баран и затараторил пулемётом:

— Я смогу избавиться от остаточного следа тогда, когда прыгну в ту же секунду из которой прыгнул впервые и больше никуда не прыгну!

Выпалив эти слова на одном дыхании, Максим на секунду заглох, а потом добавил, перемещая взгляд с Бисмарка на Звонящую и назад:

— Эрих Траурихлиген мне и это сказал, и сказал ещё, что это называется… ээээ, как там… ну, цикл, в общем, какой-то! Вы можете мне его сделать? — в глазах Максима чётко и ясно отразилась мольба.

— Нулевой цикл! — уточнила Звонящая и в третий раз подпихнула Максима. — Шагай, Турист! Думаю, Репейник справится!

Глава 200 Турист и Отдел Предотвращений

Максим перешагнул достаточно высокий порог и оказался во мглистых, холодных сенях. Он сделал один неуклюжий шаг и едва не вывихнул ногу, потому что наступил в какую-то щель и в ней застрял.

— Блин… — ругнулся он. — Что, свет нельзя было включить??

— Тут нет света! — подсказал из темноты голос Звонящей. — Не город!

— Учись ночному видению! — ухнул где-то справа Бисмарк. — Приём даже такой есть в ниндзюцу!.. Забыл, правда, как называется!

— Слышь, ниндзя! — заныл Максим, крадучись у самой сырой стеночки, чтобы ненароком не вступить куда-нибудь ещё. — Я тут покалечусь, пока дойду!

— Учись медитировать, ты слишком нервный! — подсказал Бисмарк, а потом прямо перед носом Максима внезапно возник сияющий прямоугольник распахнувшейся двери, и чей-то чужой голос разразился:

— Ну, не прошло и века! Где вы ползали?? Улитки, а ещё на игрек-тачке! Эй, други, а это кто?? — палец того, кто возник из-за двери едва ли не продырявил Максима навылет.

— Турист! — буркнула Звонящая. — Ему Траурихлиген трансхрон накатал и втюхал миссию! Мы решили, что ты из него подсыльного сделаешь, а вот с миссией пока не решили…

— Залетайте, други, тут у меня пирожки! — гостеприимно заявил чужой голос, и его обладатель распахнул дверь настежь. — А вот, чтобы подсыльным стать — необходимы годы тренировки!

— Пирожки из уличного вагончика?? — хохотнул Бисмарк, и его хохот наполнил сени раскатистым, басистым эхом.

— Сам напёк! — возразил чужой голос, придерживая дверь, чтобы та не захлопнулась. — Не веришь, Бисмарк, попробуй!

— Да ты же не умеешь! — проворчала Звонящая и вдвинулась за распахнутую дверь. — Что ты нам тут горбатого лепишь, Красный?

Ага, значит, этот тип и есть Красный! Максим прошёл мимо него с опаской: мало ли, что? Есть его пирожки он точно не будет: а вдруг, как в «Матрице», съел и…???

— Да кто тут что не умеет?? — кипятился Красный, задраивая все двери, которые открыл. — Подсыльный, например, должен всё уметь, на то он и подсыльный!

Максим зашёл в ту комнату, в которую впихнула его Звонящая и сел на тот стул, который она подставила ему. Стул оказался твёрд, потому что его сиденье не несло обивки. Максим заёрзал, стараясь примоститься удобнее, а стул заскрипел под ним, норовя сбросить, как резвый конь сбрасывает седока.

Звонящая разместилась в кресле малинового цвета, а потом в комнату вдвинулся Бисмарк. Бисмарк не разулся: его ноги оставались засунутыми в тяжёлые ботинки. Обутый, он пересёк всю комнату, оставляя бурые следы на красном ковре, и сел в другое кресло, закинув одну гигантскую ножищу на другую. Над его головой висела картина: бегущая коричневая собака, готовая схватить зубами хвост косматого серого кота. Нестандартная картина, что и говорить, на бульваре Пушкина, где обожают выставляться «вольные художники», такой ни за какие коврижки не найти…

— Подсыльный должен всё уметь! — Красный ввалился из коридора грузным бегемотом и заходил из стороны в сторону, разыскивая свободное место, чтобы присесть. — Вот этот шедевр, например, — он на секунду застопорил бег и ткнул пальцем в тех самых «Кота и Собаку», которые висели над Бисмарком, — я написал собственной кистью!

— С Нета скачал и распечатал на плоттере! — хохотнул Бисмарк. — Знаю я тебя, Малевич!

— А твоими кулаками только дуболомов колотить! — огрызнулся Красный. — Ты никогда не будешь чувствовать мазок!

— Пирожки тащи, Рататуй! — пробурчал Бисмарк, погладив живот передней лапой. — Война — войной, а обед — по расписанию! Медведя́ бы сейчас зарубал, так кишки подвело!

— Отставить! — поднялась с кресла Звонящая и голосом своим пригвоздила Красного к месту посередине комнаты. — Бисмарк, потом желудок набьёшь, а то он у тебя скоро станет, как ведро! Красный, делаешь из Туриста подсыльного в сжатые сроки, и мы кидаем его назад, к Траурихлигену! Давай, шевелись, время не резиновое! Бисмарк, заставь Репейника сделать копию медальона!

— Есть, мой генерал… — буркнул Бисмарк и достал свой навороченный сверхтелефон по второму кругу — вызванивать Репейника.

— Эй, ребята, я чего-то не понял… — робко начал Максим, напуганный тем, что они хотят закинуть его назад к Траурихлигену.

— А что тут понимать? — парировал Красный, крутанувшись вокруг своей оси, но так и не найдя свободного посадочного места. — Блин… расселись… — пробормотал он, оставшись стоять. — Турист, — сказал он Максиму. — Тебе придётся пасти для нас Эриха Траурихлигена до тех пор, пока…

— Он повесит мой череп на люстру! — беспомощно взвизгнул Максим, качаясь на жёстком стуле. — Он так сделает, если я не притащу ему медальон!

— Развёл нюни… — пробурчал Бисмарк, поднялся с кресла и прошествовал на кухню — видимо, в поисках пирожков Красного.

— Э, смотри, все не слопай! — закричал ему вдогонку Красный, и, бросив Максима, припустил на кухню, как стрела.

— Уволю обоих… — прогудела Звонящая и никуда не побежала. — Турист, — она повернулась к Максиму, а Максим пялился в пол, потому что считал себя пропащим камикадзе. Они забросят его назад, он там чуть-чуть потрепещится, а потом — Эрих Траурихлиген пристрелит его как воробья…

— … твою безопасность теперь обеспечивает Отдел Предотвращений, — продолжала между тем Звонящая, не обращая внимание на то, как Максим раскис. — И мы даём тебе задание: выманить Эриха Траурихлигена сюда, в настоящее, чтобы мы смогли его обезвредить.

— А как же без медальона? — уныло спросил Максим, подняв свои глаза, грустные как у больной коровы. — Или мне нужно будет ограбить дедулю?

— Почему без медальона? — улыбнулась Звонящая. — С медальоном! Репейник обязательно сделает тебе копию, и грабить дедулю тебе совсем не придётся!

— Я не хочу… — прошептал Максим, подозревая, что его ждёт только смерть, если он согласиться вернуться к Траурихлигену.

— Я тоже не хочу тут ползать — на Мальдивы хочу! — пробормотала Звонящая. — Но есть такое клёвое слово — «НАДО»! — своё «клёвое слово» Звонящая не сказала, а вбила кувалдой в бедную голову Максима. — А это значит, что ты, Турист, поедешь сначала к твоему Боссу, а потом уже на Мальдивы!

— Я имею право отказаться! — пискнул Максим, внезапно вспомнив о правах человека. — И никто меня не заставит! — он сделал попытку вскочить со стула и рвануть к двери, чтобы найти выход из этой проклятой избы, но на пороге налетел на Бисмарка, который возвращался из кухни с блюдом, полным пирожков Красного. Максим ударился о невероятно могучее тело как об стену и с размаху полетел назад, Бисмарк же не покачнулся, устоял на толстых ногах и удержал ручищами блюдо, не уронив ни пирожочка.

— Думаю, что Бисмарк сможет уговорить тебя, — заметила Звонящая, наблюдая за тем, как Максим встаёт с истоптанного ковра и крутится по комнате подбитым козликом.

— Турист, не прыгай, я оставлю тебе пирожок! — пробормотал Бисмарк набитым ртом, потому что уже жевал. — Да, Красный, кстати, вкусно! — повернулся он к Красному, который выбегал из кухни, размахивая руками. — Ты тоже не копошись, я тебе тоже оставлю… один!

— Да я тебе сейчас покажу! — Красный выскочил реактивным самолётом и набросился на Бисмарка, принялся, пыхтя, выдирать блюдо с пирожками из его ручищ. Бисмарк не давал, удерживая блюдо одной ручищей, он второй хватал пирожки и отправлял в рот.

— Отставить! — подскочила Звонящая. — Оба вылетите!

— Да ну, что я сделал? — буркнул Бисмарк и отставил блюдо с пирожками на прозрачный низкий столик, который торчал около стенки. — Просто есть хочется…

— А Траурихлигена лучше всего ловить на Старлея! — вставил Красный. — У них заклятая дружба, так что, я думаю, Старлей сможет его достать!

— О, привет, братва, я вас нашёл! — со стороны сеней раздался бодрый голос, и из-за замшелой дверцы показался очкастый Репейник. — Кстати, Звонящая, я вчера в Венеции был! — радостно сообщил он, расплыв лицо своё в улыбке.

— Ну и что? — фыркнула Звонящая, сдвинув брови. — Репейник, нам твоя Венеция до лампочки! У нас дело, а ты развлекаешься!

— Я по Интернету с клёвой девчонкой познакомился! — весело вещал Репейник, игнорируя злость Звонящей. — За ней охотился маньяк по кличке Спонсор, а я её спас, и в Венецию пригласил!

— И нарушаешь сверхприказ шефа про личную жизнь! — прорычала Звонящая, потянувшись за пистолетом. — Хочешь, чтобы тебя вышибли из опа с волчьим билетом??

— Не копошись, сестра, я её потом вышибалкой зашиб! — успокоил Звонящую Репейник. — И, кстати, видел там тебя!

— Да ну? — влез Красный, подобравшись поближе вместе с табуреткой.

— Ага, — кивнул Репейник, жутко зля Звонящую. — Прикинь, Звонящая впервые в жизни надела платье! И я видел, как она стояла на мосту с каким-то парнем в чёрной шляпе! А парень-то храбрец — он нашего капрала за ручку держал!

— Репейник, к окулисту сходи!!! К тому же, я не капрал, а полковник!! — прорычала Звонящая, выхватив пистолет, чтобы стрельнуть ему под ноги. — Давайте, увальни, за работу, или я вас всех поувольняю!!

— Та, ладно, ладно… — примирительно проскрежетал Репейник, выставив вперёд раскрытые ладони в жесте мира. — Сейчас, будем работать…

— Пойду ещё пирожков принесу! — пробурчал голодный Красный и утопал на кухню. Репейник времени не терял: тут же вдвинулся в комнату и мгновенно занял табуретку Красного. За Репейником топал Сенцов — Репейник насильно заставил его ехать в эту деревушку, вещал про некое «спецзадание», а Сенцов по-сенцовски спал с открытыми глазами.

— О, а вот и Старлей! — обрадовался Красный, вернувшись из кухни с одним пирожком — для себя — и с другой табуреткой. — Ты, Старлей, слышал, какое мы тебе задание дадим??

— Нет, — отказался Сенцов и по инерции уселся на табуретку Красного.

— Чёрт… — ругнулся Красный, обидевшись за табуретку, однако задание для Сенцова было важнее табуретки, поэтому он отринул её в долгий ящик и бодрым голосом заявил:

— Мы решили на тебя Траурихлигена ловить! Вот этот пацан, — он показал пальцем на Максима. — У него в плену, а мы решили так: сделаем, будто бы он тебя поймал, пробросим вас обоих к Траурихлигену, а твоя задача — выманить Траурихлигена к нам! Усёк, брат?

— Тупая идея! — буркнул Сенцов, ёрзая на табуретке, которую Красный притащил для себя. — И кто только выдумал?..

— Я! — сталью отрезала Звонящая, лопая пирожок, который она отобрала у Красного. — Кстати, Красный, очень вкусно! — похвалила она набитым ртом.

— Слопали всё… — прогудел Красный, топчась у стенки. — И сесть некуда!

— Худей! — хихикнул Бисмарк, который тоже лопал пирожок, устроив тело в мягком кресле. — А то у тебя растёт пузцо!

— Блин! — огрызнулся Красный и плюнул прямо на пол.

— Это твой дом! — заметил Репейник и тоже — нагло отъел от румяного свеженького пирожка аж половинку.

— Ку-ку! — напомнил о себе Сенцов, которого всегда страшно раздражало это их беззаботное веселье. — Вы отправляете меня в ад и смеётесь, как в цирке! А если я умру??

— Хочешь пирожок? — осведомилась Звонящая, чтобы заткнуть панику, которая забила из Сенцова фонтаном. — Вкусно, Старлей! Я, кстати, не верю, что Красный сам их испёк…

— А кто тогда? — выскочил из угла Красный. — Ну, кто??

— Дед Пихто! — пробурчала Звонящая и тут же повернулась к Максиму. Максим всё пытался бочком выскользнуть в сени и сделать ноги, думал, что эти странные менты увлечены друг другом… но всякий раз Бисмарк возвращал его назад и определял на табурет. Табурет был низок, и коленки Максима торчали на уровне его подбородка.

— Турист! — громыхнула Звонящая, прожигая трусливого студента огненным глазом. — Вот тебе Старлей, он дознаватель, и ты знаешь, что делать! Давай, Репейник, качай континуум, время не резиновое, закидывай их!

— Я свой трансхрон не взял, — прошелестел Репейник, приближаясь к Максиму. — А то Траурихлиген сразу же всё вычислит! Я активизирую трансхрон Туриста на обратный проброс! Давай, Турист, мне свою руку!

— Морду сделай зверскую! — посоветовал Максиму Бисмарк, закинув одну ножищу на другую. — А то ты выглядишь, как слизняк! А ты, Старлей, наоборот, скисни! Он же поймал тебя!

— А я и так скис! — буркнул Сенцов, глазея на заляпанные носки свих башмаков. — С кола будете меня соскребать!

Репейник тем временем насильно схватил Максима за правую руку и завозился с трансхроном, который никак невозможно снять.

— Если Траурихлиген насыплется на тебя — скажешь, что откинул этот кожух, — говорил Репейник, открыв блестящий корпус трансхрона с помощью тонкой отвёртки. — И нажал вот сюда! — он показал пальцем на круглую красную кнопку с подписью «REflip». — Это и есть кнопка обратного проброса! Зачем нажал? А потому что поймал его! — костлявый палец Репейника упёрся в лоб Сенцова. — Усёк, Турист?

— А можно, он сам, без меня поедет? — уныло спросил Максим, тоже глазея на носки своих башмаков, покрытые болотной грязюкой. — А я домой поеду?

— Успеешь домой! — запретила Звонящая. — Всё, отставить разговоры! Старлей, двигай, к Туристу, Турист, хватай его за шиворот!

— Пополз… — пробормотал Сенцов, отклеился от табуретки и медленно потянулся к грустному Максиму. Как только Константин встал — на его освободившееся место тот час же прыгнул Красный.

— Устроился? — поспешил прокомментировать Бисмарк. — Наседка!

— Да я весь день стоял! — обиделся Красный и потянулся к тарелке за пирожком. — И вообще, это — мой дом!

— Да, вот, зачем я, собственно, приехал! — воскликнул Репейник и схватил ещё один пирожок — последний, который так и не достался Красному.

— Чёрт! — фыркнул на табуретке Красный, а Репейник, невозмутимо жуя, продолжал:

— Вы спрашивали меня про медальон! Так вот, во-первых, я нашёл траурихлигеновского «жука» — только что! Прикиньте: мой игрек-комп закончил самосканирование и выдал инфу: «жук»! А во-вторых, я изучил все записи про «брахмаширас» и конструкцию медальона, и сделал такой вывод: медальон — это деталь «брахмашираса»!

— Да, ну! — не поверила Звонящая.

— Ага, деталь! — настоял Репейник и доел пирожок. — Эта штука и создаёт те лучи, которыми плюётся «брахмаширас»!

— Ты это только сейчас понял? — осведомилась Звонящая.

— Ага, пока мылся! — сообщил Репейник. — Ум искателя никогда не дремлет! Если бы этот медальон побыл у меня чуточку подольше, — с сожалением протянул он. — Я бы разобрался, из чего он сделан и каким образом генерирует лучи!

— А туриста пробрасывать будем? — спросил Красный. — Или я зря учил его быть подсыльным?

— Будем, будем! — закивал Репейник, осматривая комнату в поисках съестного для себя. — Только придётся выполнить ещё одну миссию: спилить с Траурихлигена медальон и принести мне!

— Как будто бы это так просто! — угрюмым голосом пробурчал скисший Сенцов, который и так не хотел переться в пасть Траурихлигену, а медальон у него забрать — это вообще невозможно, разве что, снять с трупа… А трупом на этот раз будет сам Сенцов…

— Молодец, отлично играешь роль пленника! — похвалил Сенцова Репейник. — Всё, братья, вы полностью готовы к пробросу! Счастливо!

Глава 201 Работа подсыльного

Эрих Траурихлиген стоял у окна и молча, задумчиво смотрел на улицу — на руины дома, который разбомбили вчера. Серо-чёрные, мёртвые, неподвижные — их вид не навевал ни единой доброй мысли — наоборот, скатывал к тяжкой липкой депрессии. Только Эриху Траурихлигену было наплевать и на руины, и на депрессию, потому что завтра ослик Гитлер уйдёт в землю, щекастый Гиммлер отправится к Одину, Геринг — на свиноферму, а Геббельс — в зоопарк, к другим мартышкам. Вооружение готово, «брахмаширас» получил апгрейд, коридор переброса налажен. Завтра Эрих Траурихлиген пробросит в Берлин свои войска и — всё, сразу победит…

Кто-то робко, словно бы поскрёбся, постучал в дверь, и Траурихлиген резко отвернулся от окна.

— Заходи, Шульц! — разрешил он, поняв, что там, в коридоре, ползает его адъютант. — Заходи, не бойся!.. Уходи — не плачь… — шёпотом добавил Эрих Траурихлиген, отойдя от окна к столу.

Шульц приоткрыл тяжёлую дверь и протиснулся в образовавшуюся щель. Просеменив по паркету, что устилал кабинетный пол, он встал напротив Траурихлигена, поднял подхалимские глазки и осведомился:

— Чего изволите, ваша светлость?

— Присядь, Шульц! — миролюбиво произнёс Траурихлиген, показав на тот из офисных стульев, который оказался ближе всех к столу.

Шульц торчал посреди кабинета истуканом: раньше Траурихлиген никогда не предлагал ему садиться…

— Ну, чего ты стоишь? — нетерпеливо осведомился Эрих Траурихлиген, опускаясь в своё кресло с высокой спинкой. — Садись Шульц, бери шоколад, поешь!

Шульц находился в замешательстве, даже в ступоре… Как же так?? Генерал всегда был суров и жаден, и теперь внезапно подобрел… Бочком Шульц прокрался к щедро предложенному стулу, который генерал зацепил в другом времени. Примостившись на самом краешке, капитан поёрзал, оглядываясь по сторонам так, будто бы украл этот стул у генерала и теперь скрывается от возмездия… Робко протянул руку к хрустальной вазочке, которую поставили на угол генеральского стола…

Эрих Траурихлиген наблюдал за адъютантом и правой рукой теребил стек, как всегда делал. Около вазочки торчала в серебряном подсвечнике одна трепетная свеча. Она горела, бросая на лицо Траурихлигена зловещие отсветы…

Шульц жевал шоколадную конфету и чувствовал себя под генеральским взглядом так, будто бы его раздели и выложили на раскалённую сковороду… Он смотрел только вниз, на носки своих не очень-то чистых сапог и начинал дрожать, понимая, что тут что-то не так… Генерал не орёт, не машет стеком, не бьёт его, не отправляет на фронт… Он просто сидит напротив, ничего не ест и смотрит, смотрит… Тяжело смотрит, словно бы собрался расплющить одним лишь взглядом.

— Понравился шоколад, Шульц? — добродушно осведомился Эрих Траурихлиген, позволив адъютанту скушать семь конфеток.

— Да, ваша светлость… — выдавил Шульц, давясь восьмой конфеткой. — Очень вкусно… — Шульц заглох, потому что не знал, что дальше говорить…

— Я рад! — улыбнулся Эрих Траурихлиген, закинув ногу на ногу. — Это прекрасно, что шоколад пришёлся тебе по вкусу, Шульц.

Шульц застыл, не донеся до рта девятую конфетку. Где-то глубоко в пятках, куда от страха уходит душа, начал зарождаться жутких холодок могилы… Эрих Траурихлиген встал из-за стола, заложил руки за спину и опять откочевал к окну. Маскировочная штора была отогнута и закреплена длинной стальной булавкой, и Шульц мог видеть сквозь пыльное стекло ту груду булыжников, которая осталась от соседнего дома после вчерашней бомбёжки…

Минуту поглазев в окно, Шульц невольно перевёл взгляд на зловещую фигуру генерала, который, стоя против света, казался чётким чёрным силуэтом. В небе над его головою расходились обложные серые тучи и выглядывало солнце… Солнечный луч слепил Шульцу правый глаз, и капитан ёрзал, стараясь сесть так, чтобы полностью оказаться в тени.

— Тебе повезло, Шульц! — негромко сказал Эрих Траурихлиген, возвышаясь в лучах солнца, словно в лучах славы.

Шульц же лишь тупо моргал, потому что не понимал, что собственно происходит… с ним самим, или с генералом… Ничего не понимал — просто сидел и молча лопал десятую конфетку.

— Кушай сколько хочешь! — снова улыбнулся Эрих Траурихлиген, одобрительно кивая головой. — К сожалению, Шульц, мне придётся расстаться с тобой, — генерал изобразил горестный вздох и три раза постучал стеком по ладони. — Я кое-что узнал и это меня абсолютно не обрадовало…

Шульц чувствовал, как пальцы на ногах начинают холодеть и болезненно отниматься. Что такое? Расстаться? Почему?? И…

— Я побывал в будущем и узнал, что ты, Шульц, продашь меня партизанам, — продолжал между тем Эрих Траурихлиген бесстрастным голосом. — И мне это совсем не понравилось. Поэтому я решил перестраховаться.

— А? — пискнул Шульц, и ему расхотелось что-либо есть, а все съеденные конфетки встали поперёк горла мучительным комком. В желудке родилась тошнота, а мозги отказались соображать… Шульц даже не моргал, и смотрел не на генерала, а в стенку, на которой различались трещины и дырки… Когда бомбят, здание трясётся, и штукатурка трескается, обсыпается…

Шульц никого не собирался никому продавать, тем более, что он боится партизан, больше чем волков, медведей, фронта, кола, крокодилов, люстры из костей… Он ни за что не пошёл бы туда, к этим чудовищам — даже если бы ему отдали всё золото мира, не высунул бы и носа в погибельный лес, где его съедят с потрохами и не подавятся… Откуда генерал взял такие странные мысли?? Продаст партизанам…

— Но… — Шульц попытался возразить, но у него вышло настолько робко, что его даже не услышали.

— Я уже нашёл себе аж двух новых адъютантов, — говорил Эрих Траурихлиген так, словно бы купил в магазине две булки хлеба. — Они мне по гроб жизни благодарны, и поэтому никому меня не продадут. К тому же, они «туристы».

— А я? — позволил себе прошептать побледневший дрожащий Шульц, едва не падая с чуждого «туристического» стула на пол.

— А ты? А что ты? — выплюнул Эрих Траурихлиген. — Предателям здесь не место, Шульц. Мне тут как-то не нужна партизанская засада посреди дороги! К тому же, мне до чёртиков опостылело твоё нытьё, ты постоянно глушишь шнапс, да и офицер ты никакой! Ты позоришь ваффен-СС, мне стыдно показывать тебя кому-нибудь!

Шульц молчал, потому что от ужаса все слова застряли и скапливались где-то в лёгких, в глотке, мешая дышать. Его светлость всегда был странным, даже ненормальным, просто одержимым… В пустыне его разум очень пострадал… Но, побывав в проклятом будущем, он сделался настоящим безумцем! Кажется, он собрался казнить, и дни Шульца сочтены. Ёрзая на стуле, бывший камердинер представил себе, как падает потолок и расшибает в лепёшку его несчастную голову, давит тело… убивает…

— Шульц, познакомься с теми, кто выполнит твою работу лучше тебя! — заявил Эрих Траурихлиген и сам слопал конфетку. — Алекс! Вилли! — позвал он, и тот час же распахнулась дверь, впустив двух человек.

— Схватите Шульца и отволоките его в подвал! — приказал им Эрих Траурихлиген, указав пальцем на съёжившегося адъютанта.

Два человека двинулись вперёд, вышли в полоску света, и Шульц их узнал: мальчишки-неудачники из того же дурацкого будущего! Только теперь им выдали мундиры с погонами и назвали адъютантами… Вместе со стулом Шульц попытался отодвинуться от них, но не удержал равновесия и упал назад. Стукнувшись о пол, капитан сполз со стула, пополз на четвереньках, но крепкая рука впилась в воротник и не дала проползти дальше.

— Нет, пожалуйста! — взмолился Шульц, однако тупые мальчишки из будущего были готовы даже удавиться по приказу Траурихлигена, и поэтому — быстренько подняли Шульца на ослабевшие ноги и завели его мягкие руки за спину.

— Прекрасно! — одобрил Траурихлиген, наслаждаясь покорностью новых марионеток. — А теперь в подвал! Пускай перекантуется ночку, а на рассвете — усадите его на кол!

— Есть! — тот час же согласились оба адъютанта и выпихнули Шульца прочь из кабинета в прохладный коридор…

* * *

Максим не боялся этого задания: теперь, когда его поддержали спецслужбы, он был уверен, что победит Босса и сможет, наконец-то, вернуться домой. Какие именно это спецслужбы — Максим не особо задумывался — главное, что они спасли его…

— Готовы? — осведомился тот субъект, которого другие называли «Репейником».

— Угу… — прогудел тот, старший лейтенант, которого Максим должен был якобы поймать.

— Готов, — кивнул Максим.

— Давай, турист, хватай Старлея! — приказала Звонящая, которая, вероятно, была их начальником.

Максим ухватил старшего лейтенанта так, как будто бы поймал его и заломил ему руки…

— Проброс! — выкрикнул Репейник, подлетел к Максиму и нажал кнопочку на его трансхроне.

Максим не успел набрать в лёгкие воздуха — весь воздух внезапно исчез, и перед глазами закрутились разноцветные искры…

Когда Максим вновь смог видеть, слышать и чувствовать свои ноги — двое незнакомцев куда-то утаскивали Шульца. Шульц вопил и плакал, его плач сбил Максима с толку, даже напугал, однако старший лейтенант незаметно, но болезненно пихнул его, заставив вспомить, зачем, вообще, Максим пробросился к Боссу.

— Босс, я поймал вот этого! — заявил Максим до того, как Траурихлиген успел что-либо сказать ему, и толкнул перед собой Константина Сенцова. — Он лазал в Светлянке, а когда я поймал его — я из него выбил, что он тоже медальон искал!

Сенцов состроил жалкий вид — как учил его Бисмарк — чтобы убедительнее сыграть роль пленника. Его взгляд случайно упал на стол, возле которого высился Траурихлиген, Константин машинально отметил, что стол из нормохроноса, снабжён новомодным хромированным каркасом… на его чистой столешнице лежит игрек-ноут… украденный из сенцовского ретоподъезда…

— Кхе-кхе! — откашлялся Эрих Траурихлиген, который, видимо, не ожидал скорого возвращения Максима и ещё меньше ожидал увидеть в его компании Сенцова.

— Что с ним делать? — осведомился Максим, не давая Боссу размышлять и догадаться, каким образом в его руках появился этот старший лейтенант.

— Расстреляй! — неожиданно приказал Босс, и спина Максима тут же залилась холодным потом…

Похоже, Босс размышляет куда быстрее, чем мог бы подумать Максим — он заподозрил ловушку и решил выпутаться радикальным способом… Интересно, предусмотрели такой способ эти спецслужбы, или…

— Ну, чего стоишь? — прикрикнул Босс и швырнул Максиму «люггер». — Давай!

Побледневший от напряжения и страха Максим ухватил пистолет дрожащими руками и… застрял с ним, как истукан…

— Не так быстро, турист! — тут же включился старший лейтенант, в руке его молниеносно возник табельный пистолет, а палец — сейчас же вдавил курок.

Сенцов метил туристу в колено — и не убьёт, и обезвредит… Однако за секунду до того, как шевельнулся медлительный сенцовский палец, Траурихлиген сделал незаметный шажок вправо, пуля Константина попала в стол и срикошетила от его хромированного каркаса, выбив искру. Турист непостижимым образом угадал, куда выстрелит Сенцов, а в следующую секунду Траурихлиген выхватил «люггер», нажал курок — Константин даже не заметил, как… Его пуля жутко свистнула и мгновенно вышибла пистолет из сенцовской руки.

— Ай! — Константин взвизгнул, потому что вылетевшая из-под пули искра больно обожгла ладонь, а его пистолет отлетел в самый дальний угол и завалился там за белую статую глупого ангела.

Константин позорно остался без оружия, а лезть за другим пистолетом не было времени — Траурихлиген целился из «люггера» прямо в сердце, ещё секунда, и Сенцов будет пристрелен…

— Алекс, Вилли! Схватить их обоих! — вдруг постановил Эрих Траурихлиген, спрятал пистолет в кобуру и махнул ручкой, словно повелевающий царь.

Тут же два молчаливых идола явились из темноты коридора и стеною двинулись прямо к Максиму, и прямо к Сенцову! Максиму бы выстрелить — он ведь уже повоевал, пострелял в фашистов… В обычных, простых фашистов, а вот «мимикрированные», снабжённые трансхроном, вызывали в нём панический ужас… Поддавшись ему, Максим из солдата мигом превратился в трусливого студентика и выронил оружие на пол…

— Турист, держись за мной! — шепнул Сенцов, и приготовился к бою. Однако в руках «идолов» возникли автоматы, и Константин мгновенно оказался на мушке. Боевой пыл куда-то пропал. Включился дурацкий сенцовский страх. Страх заставил Сенцова попятиться, он сделал шаг назад и наступил на ногу Максиму.

— Чёрт! — буркнул Сенцов, поднял глаза и тут же удвидел, что перед ним никакие не идолы, а Александр и Василий Новиковы — два дурацких дезертира, за которыми он постоянно гонялся! Да, Сенцов боится фашистов, туристов и чудовищ, но никак не боится банальных бандитов, к тому же, сопливых Новиковых!

— Новиковы, вы арестованы! — крикнул Сенцов, пытаясь из слизня стать суперменом. — Оружие на пол и руки вверх!

Эрих Траурихлиген около стола хохотнул, и тут же под ноги Сенцова врезалась очередь из автомата Александра. Константин отпрыгнул назад, опасаясь быть пристреленным, и тут же за спиною возник Василий, схватил за руки и закрутил их со странной и страшной силой и злостью, которых у него никогда не было. Сенцов взвизгнул от неожиданности и боли и повалился на коленки.

— Репейник… — просипел Сенцов в свой скрытый игрек-микрофон, чувствуя, как его спину тыкают два автоматных дула и понимая, что срезался и скоро ему настанет крышка. — Забирай!

— Забираю! — взвизгнул в наушнике Репейник голосом подрезанной свиньи, и трансхрон Сенцова издал писк.

Констаин зажмуридл глаза и набрал в себя побольше воздуха: сейчас, его скрутит в бараний рог проклятый коридор проброса! И почему Репейник никак не усоврешенствует его? А то так и задушит…

— Вставай! — рычали над головой проклятые озверевшие Новиковы и тыкали то башмаками то автоматами.

— Вста-ааа… — Новиковы снова попытались подогнать Сенцова, который вставать не собирался, а наоборот — зажал голову в коленках… Но вдруг их голоса слились в громкий протяжный вой, загрохотали над головой и вдруг исчезли…

— Помогите!!.. — свистнул над сенцовским ухом крик Максима и затерялся в жутком рёве, летящем неизвестно откуда.

Весь набранный Сенцовым воздух внезапно выжала многотонная тяжесть, а многострадальную голову зажало в коленках так, что Константину на миг показалось, как из черепа выдавливает мозги… Сенцов разинул рот, чтобы закричать, но не смог — что-то сверхсильное скрутило его челюсть, будто бы выломало из черепа, а потом начало скручивать руки, ноги, позвоночник…

Глава 202 Пробуждение монстра

Сенцов ещё ни разу не терпел в коридоре переброса таких жестоких перегрузок. Боль такая, словно бы тело зажала мясорубка, она выдавливает по капельке кровь и перетирает в порошок каждую косточку… Константин чувствовал её во всём своём несчастном теле, но не мог даже кричать: ему казалось, что его лёгкие превращены в кашу, перемешанную с осколками рёбер…

Хлоп! — из ниоткуда грохнул оглушительный хлопок, от которого едва не взорвалась голова, и избитое сенцовское тело вышвырнуло в сухую темноту, треснув о нечто твёрдое и острое.

— А-а-а-а!!! — со свистом вылетело из перекошенного болью рта — Сенцов обрёл способность кричать и кричал, кричал… До тех пор, пока темнота внезапно не обернулась болезненно ярким и душным светом, который, словно бы, придавил к полу. Константин вновь задохнулся, а откуда-то сверху загремел громовой глас:

— Ну! Слизняк! Как! Тебе! Мой! Деосциллятор???

Тут же что-то тяжёлое больно пнуло в бок и Сенцов просто бессильно заныл, ворочаясь неизвестно на чём, что ощутимо впивалось в спину.

— Живой, Старлей?? — загрохотал другой громовой глас, только не сверху, а словно бы в сенцовской голове. — Давай, вставай, хроносбойщик! Я вообще не знаю, где теперь Траурихлиген!

— Кисель! — плюнул первый громовой глас, а потом — откуда-то выросла крепкая рука и вцепилась в сенцовский воротник.

— Пусти… — засипел Сенцов, однако крепкая рука подняла его над полом, а потом — стукнула об пол.

— А-ййй… — заныл от боли Сенцов, заворочался на полу, приходя в себя.

Громовые голоса исчезли — вместо них появился голос Репейника, который истошно верещал из наушника, обзывая Сенцова увальнем и хроносбойщиком. И голос Эриха Траурихлигена, который ворвался в сознание и с угрозой и насмешкой одновременно объявил:

— Тебе конец, слизняк безмозглый!

Осознав, что ему действительно, может прийти конец, Константин Сенцов распахнул глаза и прямо перед собой узрел нечто металлическое, поставленное на восемь сверкающих когтистых лап. Оно высилось до самого высокого серого потолка, почти задевая его своей кабиной, узкие оконца которой были закрыты тонированными до черноты стёклами.

— Смотри на оружие апокалипсиса! — страшным голосом заявил Траурихлиген, внезапно появившись и нависнув над Сенцовым. — Разуй глаза слизняк безмозглый, потому что ты видишь его в первый и в последний раз! Потом ты умрёшь!

Сенцов ни разу не видел «оружие апокалипсиса», поэтому никак не представлял себе сие чудо техники. Вытаращившись на стоящую перед ним машину, как на новые ворота, он, оглуплённый страхом, задал дурацкий вопрос:

— И что это такое?

— «Брахмаширас», тупица! — рявкнул Траурихлиген, вынув из кобуры пистолет. — Я специально запустил деосциллятор, чтобы сбить твоему Репейнику коридор переброса и попасть сюда! Ты думал, я не пойму, что вы завербовали моего туриста?? Да этот червяк в жизни никогда не поймал бы тебя! А теперь Сенцов, молись — сейчас ты умрёшь!

А вот и «брахмаширас»… В Сенцове гирей оборвался страх — он приковал его к полу, лишая возможности действовать… Но, и Бисмарк, и Звонящая, и все учили Сенцова бороться со страхом. Если он не победит страх — он никогда не справится с Траурихлигеном и не станет настоящим дознавателем!

— Не говори «гоп»! — внезапно Сенцов нашёл в сбе силы для броска, подпрыгнул с пола, выхватил пистолет и тут же пустил пулю, целясь противнику в ноги — чтобы обезвредить.

Палец Константина едва коснулся курка, когда грянул выстрел, и раскалённая пуля Траурихлигена вышибла из неуклюжей сенцовской руки пистолет, оставив болезненный ожог.

— Ой! — Сенцов запричитал от боли, а из раненой руки на бетонный пол закапала кровь.

— Ты медлительный слизняк! — оскалился Траурихлиген, взводя курок. — Я тебя двести раз продырявлю, пока ты додумаешься сказать «ай»!

— Ну, как ты меня достал! — от злости выкрикнул Константин, тигром выпрыгнул из угла и набросился на противника, стремясь залепить ему тумака, сшибить на пол и лишить пистолета. Траурихлиген отпрыгнул назад, перехватил в полёте сенцовские руки… Сейчас, он вывернет их и повалит Константина на пол… Но у Сенцова это — единственный шанс, поэтому он упёрся ногами в бетон, как дзюдоист, напирая весом, но его веса явно не хватило — Траурихлиген спихнул его и отбросил у угол. Сенцов жёстко треснулся спиной, заныл, но попытался вскочить вновь… Но в руке Траурихлигена сверкнул «люггер».

— Ну, сейчас я тебя расстреляю! — обозлённо зарычал Траурихлиген, прицеливаясь в Сенцова из пистолета. — Наконец-то я тебя расстреляю! — сообщил он, растянув кровожадную ухмылку злодея, и нажал на курок.

Константин обмяк и вжался в угол. Дрожь захватила всё его несчастное тело, вытряхнув из больной головы волю и все мысли кроме одной: «Пришла смерть!».

Клац! — ответил Траурихлигену его пистолет, вырвав для Сенцова ещё одну минуточку жизни…

— Да что за чёрт! — рыкнул Траурихлиген, снова и снова терзая курок.

Клац! Клац! — заклацал опустевший пистолет, и Траурихлиген со злостью отшвырнул его в угол.

Смертельная угроза на время отступила, лицо Сенцова ощутило движение воздуха, пальцы расслабились, а втиснутый в угол бок ощутил что-то твёрдое. Траурихлиген плевался проклятиями и искал другое оружие, а Сенцов решил покинуть позорный угол, проявить храбрость, снова напасть на страшного врага и попытаться повалить его на бетон пола и скрутить. Пытаясь встать, Константин упёрся рукой в пол и тут же нащупал… Оказалось, у него под боком было не абстрактное «что-то твёрдое», а его собственный табельный пситолет дознававтеля, который Сенцов выронил, борясь с Траурихлигеном. Ощутив на себе тёплый луч надежды, Константин сжал в руке его рукоять…

— Старлей, сбей трансхрон! — тут же через передатчик приказала Сенцову Звонящая. — Давай, стреляй, пока не проворонил, чёрт!

Константин поднял пистолет, зная, что патрон в его обойме — единственный, тщательно прицелился, вдавил курок… Константин по-сенцовски промазал, однако его последняя неметкая пуля оказалась золотой: она срикошетила о стенку, попала Траурихлигену в руку и сшибла его трансхрон. Чёрный приборчик отшвырнуло в угол, он треснулся о стенку, упал на пол и заискрил, распавшись на куски. Траурихлиген зарычал от боли, схватившись за подраненное запястье.

— Вау… — выдохнул Сенцов, не ожидав от себя такой фантастической прыти.

— Молодец, брат! — заговорил его наушник сразу несколькими голосами. — Давай, конопать его, мы в тебя верим!

Кажется, Сенцов смог что-то сдалать правильно: его самый страшный враг обезврежен и загнан в угол… Константин прицелил в Траурихлигена свой заведомо пустой пистолет и уверенно приказал — так, как приказывал обыкновенным пойманным преступникам:

— Руки вверх, турист, ты арестован!

Траурихлиген кинул на Сенцова жуткий взгляд, наполненный настоящим адским огнём, однако Сенцов не шелохнулся.

— Сдавайся, турист! — потребовал он, чувствуя свою победу: откуда Траурихлигену знать, есть у Константина патроны или нет?

— Слизняк! — прорычал Траурихлиген, оскалившись, как изловленный волк, однако сдаваться не спешил. Сенцов рано радуется, думая, что победил его! Главный козырь Эриха Траурихлигена всё ещё остаётся у него в рукаве! К тому же, пистолет Сенцова пуст: только дурак не поймёт, что он потратил последнюю пулю на трансхрон!

Отдел Предотвращений попытался помешать ему построить Новый Рейх, подослали этого слизня… Они решили, что он действительно, загнан в угол: трансхрон сломан, патроны закончились. Ну, хорошо, держите пять!.. Эрих Траурихлиген метнулся в кабину «брахмашираса», сорвал с себя фильтр-усилитель и задвинул в специальное гнездо на приборном щитке. Тот час же фантастическая машина ожила, зажглись все лампочки, что-то зажужжало, кабина дрогнула. Траурихлиген сел в новое водительское кресло и двинул рычаг, направив своё творение прочь из бункера, через дыру в потолке, превращённую в люк, на поверхность. Впервые за десятки лет машина сдвинулась с места и совершила несколько шагов. В ней ничего не скрипело и не стучало, «брахмаширас» ходил так же легко и плавно, как и семьдесят лет назад, когда наводил ужас на врагов.

Испугавшись, что чудовищный коготь этой страшной машины перерубит его пополам, Константин в панике забился в первую попавшуюся щель, где пахло мышами и сыростью, закрыл голову обеими руками, прижался к холодному бетонному полу.

— Приём! — заорал он в микрофон игрек-связи, а прямо над ним лязгали смертоносные когти, отточенные до бритвенной остроты, ничуть не затупившиеся за несколько десятилетий. — Ребята, меня кто-нибудь слышит??

— Чего вопишь? — буркнул в ответ Красный.

— ЧП! — взвизгнул Сенцов, а в несколькоих метрах от него щелкал ногами техномонстр, перемещаясь по пространству бункера. — Траурихлиген включил «брахмаширас»! Он сейчас вырвется на волю!!

— Спокойно! — влез в эфир стальной голос Репейника. — Я определил твои координаты! Готовься к экстренному пробросу на Базу!

Подняв голову, Эрих Траурихлиген увидел, что люк в потолке слишком мал, для того, чтобы «брахмаширас» пролез в него. И тогда Эрих поднял машину на «задние лапы», а передние заставил ударить в потолок. Послышался жуткий треск, толстенная каменная плита взлетела высоко в воздух и обрушилась на здание «Общества Слепых», с грохотом смяв его крышу, раскалывая на кусочки его стены. Из тёмной дыры, которая возникла на месте фонтана, показались две сверкающие металлические «лапы», а потом — машина совершила скачок, выскочила из бункера и оказалась на поверхности, подняв вокруг себя облака пыли. Её когтистые лапы врезались в асфальт, расколов его, выбив тысячи кусочков, а в следующую секунду «брахмаширас» качнулся вперёд и пошёл по шоссе, сбрасывая те автомобили, что оказались на его пути. Эрих Траурихлиген сидел в кабине и направлял движение своего механического чудовища, готовый смести всё и всех, кто помешает ему. Какой-то человек, скованный испугом, застрял посреди шоссе, не в силах двинуться, и в следующую секунду блестящий коготь «брахмашираса» проткнул его насквозь и отшвырнул в сторону. Бедняга и пикнуть не успел, как был убит, и его тело, обливаясь кровью, рухнуло на крышу продуктового ларька. «Брахмаширас» взмахнул когтистой лапою и напрочь снёс толстый фонарный столб, обрушив его поперёк шоссе.

Люди вопили и в панике разбегались, опасаясь попасть под тяжёлую и острую лапу, а «брахмаширас» всё двигался вперёд, выдирая и раскидывая тротуарную плитку. Люди метались, роняя сумки, выскакивали из магазинов, толпами рвались в подземный переход. Кто-то с кем-то столкнулся, кто-то споткнулся, упал на асфальт и был сейчас же раздавлен — адская машина надвигалась, давя и калеча всех, кто не успел скрыться.

— Мама! Мама! Спаси меня! — кричала, заливаясь слезами, маленькая девочка, которая оказалась на шоссе, отрезанная обрушившимся фонарным столбом. Металлическая лапа врубилась в асфальт в полуметре от ребёнка, поднялась, лязгнув когтями, и понеслась дальше, чудом не отрезав малышке голову.

Траурихлиген свернул с шоссе и направил «брахмаширас» напролом через переполненный людьми колхозный рынок. «Лапы» крушили торговые ряды, сметали палатки, расшвыривая товары. Продавцы хватали всё, что могли и кидались в стороны, спасаясь. По земле катилась капуста и лук, люди кишели внизу, бегали, падали, кричали… А Эрих Траурихлиген даже не думал щадить их — он пёр на «брахмаширасе» прямо через пёструю толпу, стремясь задавить как можно больше. На пути возник грузовик с картошкой, и Эрих Траурихлиген заставил «брахмаширас» схватить его передними «лапами» и отшвырнуть подальше. Пролетев по воздуху, тяжёлый грузовик обрушился на одёжные ряды, снося их, разгоняя и давя людей.

Бабах!!! - «брахмаширас» врубился корпусом в недостроенное здание крытого рынка, повредив его. Здание начало рушиться, осыпая каменный дождь, поднимая пылюку и песок.

— Что он делает?? Он же крушит город!!! — заливался паническими воплями Теплицкий, прыгая на месте.

— По крайней мере, ты увидел, для чего нужен «брахмаширас»! — буркнул Миркин. — И я тебе просто, как друг, советую: пошли в вертолёт!

— Но он ворует мой «брахмаширас»! — не унимался Теплицкий, порываясь оторваться от разумного Миркина и поскакать по улице вслед за уходящей ногастой машиной.

— Это не твой «брахмаширас»! — буркнул Миркин, не отпуская Теплицкого, таща его к вертолёту на жёстком буксире. — Это его «брахмаширас»! И если он выстрелит из него — тут не останется даже микробов! Пойдём, «Арджуна», пора убираться!

— Но я должен вернуть свой «брахмаширас»! — бараном блеял Теплицкий, но топал за Миркиным, потому что профессор не выпускал. — К тому же, прикинь: он завёл его, завёл!!

Миркин не слушал блеянья, он прямой наводкой следовал к вертолёту, за штурвалом которого ожидал неподвижный и флегматичный Третий. Третий даже сейчас, когда нависла смертельная опасность, не шелохнулся — он и не подумал о том, что запросто может улететь сам и сам спастись. Третий ждал шефа.

— Давай, Теплицкий, полезай! — Миркин начал пихать Теплицкого в кабину. Теплицкий брыкался, лягаясь ногами, и верещал:

— Меня обворовали! У меня угнали «брахмаширас»!

— Дундук! — зло плюнул Миркин и забросил Теплицкого в кабину, поддав плечом.

Теплицкий завалился вперёд и бухнулся на сиденье носом. Тут же впрыгнул Миркин и уселся рядом с ним.

— Смотри, куда плюхаешься! — огрызнулся Теплицкий, переворачиваясь. — Ты сматываешься вместо того, чтобы отбирать мой «брахмаширас»! Трус!

— Надвинь наушники, а то оглохнешь! — посоветовал Миркин, протягивая Теплицкому серые наушники, а потом сказал Третьему:

— Взлетаем, Третий! В Донецк!

— Есть! — тут же активизировался Третий, и включил приборы.

Теплицкий сморщил нос и надвинул наушники на свои лопоухие конопатые уши.

— Третий! — заверещал он так, что в наушниках Третьего разорвался болезненный щелчок. — Ты кого слушаешься, а?

— Вас, шеф, — флегматично ответил Третий, уводя вертолёт прочь с поля страшенного «космического» боя. — Но сейчас проф прав: если мы будем торчать тут — то просто крякнем!

— Блин! — бесновался Теплицкий, ёрзая в кресле, словно на гвоздях. — Все на рыбку!

— Беспонт! — прокомментировал позади всех разжалованный Геккон, пролистывая журнал «Политика и право».

— А ты, вообще, Геккон, молчи: ты уволен! — вскипел Теплицкий, едва ли не вышибая лбом иллюминатор.

— Ну и пожалуйста! — фыркнул Геккон, не отрываясь от журнала. — Я лучше в чоп пойду пахать — там хоть бандюги в точку, а не вермахт с гестапо! Тьфу, достал уже меня этот вермахт!

— Заткнись, Геккон! — взвизгнул Теплицкий и навернул кулаком приборный щиток. Тут же вертолёт жёстко встряхнуло, повело вправо и вниз, прямо на высотный дом. Третий, чертыхаясь, вцепился в штурвал, завертел его в попытках минуть фатальное столкновение.

— Третий, что это?? — перепугался Теплицкий, видя в исквецанном иллюминаторе, как проносятся в головокружительном вихре окна и балконы. А потом всё это закрутилось шальным калейдоскопом и упало, дав волю чистому небу.

— Осторожнее, шеф, — посоветовал Третий, выровняв вертолёт. — А то мы все грохнемся!

* * *

— Господин мэр, неизвестная машина крушит центр… — с робким стуком из-за двери кабинета возникло перекошенное ужасом лицо начальника гувд. — Рынок разнесла…

Мэр уже сидел и хватался за голову: это он разрешил Теплицкому вскрывать проклятый бункер, разрешил изучать штуковину, которую Теплицкий обнаружил внутри… И вот, все «получили трактор»: проклятая железяка вырвалась на волю и методично уничтожает город…

— Включи! Включи!!! — подскочил мэр, тыкая пухлым пальцем перед собой, на стенку, где висел широкий плазменный телевизор. — Быстрее!

Начальник гувд протиснулся в кабинет, дрожащими пальцами подцепил пульт с дубовой тумбочки и нажал на красную кнопку.

Экстренный выпуск новостей был ужасен, как фильмы Хичкока, поражал воображение, заставлял зубы выбивать мелкую дробь. Центр Докучаевска тонул в клубах пыли и грохоте, валился высотный дом, повсюду — обломки и трупы людей, несчастный телекорреспондент перекрикивает страшенный гвалт и орёт:

— Оно движется к западу… Нет, изменило курс к югу… Уже имеются первые жертвы…

Начальник гувд медленно пятился, выронил пульт, побледнел, как мел, и едва ли не садился на пол, видя то, что происходит у него в городе. Казалось даже, что началась война, вторгся какой-то враг, и через полчаса всё здесь будет оккупировано и сожжено…

Мэр схватился за телефон и, ошибаясь и промазывая, принялся давить на кнопки, набирая номер Теплицкого. Два раза он попадал не туда и со злостью швырял трубку на стол. А на третий раз после гудков голосок Теплицкого булькнул ему:

— Алё? — и тогда мэр осатанел.

— Теплицкий!!! — завизжал он так, что задрожала в шкафу посуда. — Что вы делаете??? Что вы себе позволяете??? Вы видели город?? Так что вы себе позволяете???

Мэр рычал и брызгал слюною, драл поредевшие волосы свободной от телефона рукой, а Теплицкий на том конце пискнул:

— Я — что? Я — ничего… Мы улетаем… — и всё, скрылся в непонятном шуме и потонул в гудках.

— Что??? Куда это вы улетаете?? Откуда это вы улетаете??? — кипел мэр, но Теплицкий его не слышал, потому что бросил трубку.

— Что делать, господин мэр? — решился подать голос начальник гувд и мэр швырнул бесполезную трубку в третий раз — под стол.

— Что делать? — это вы у меня спрашиваете?? — взвизгнул он, поддав ногою корзину для бумаг. Корзина выскочила из-под стола и перевернулась на туфли начальника гувд.

— Чёрт… — тихонько ругнулся тот.

— Вы все у меня спрашиваете… — пыхтел мэр, бегая по кабинету, изредка бросая обезумевший взгляд на экран телевизора, в котором творился бешеный хаос. — А я скажу! Я скажу: танки давай, дурья башка! Танки, солдат и миномёты! Теплицкий не понимает по-человечески?? Тогда я скажу ему по-своему!

— Простите, господин мэр, но в гувд нету танков… — пролепетал начальник гувд, пятясь к стенке, осознав, что в небольшом спокойном городе произошло нечто страшное.

— Чёрт! — мэр бухнул кулаком по столу. — Армию, армию давай! То есть, это я должен давать армию… Скройся с глаз, бесполезный слизняк! — взревел он и схватился за телефонную трубку.

Начальник гувд поспешил скрыться: а вдруг мэр испепелит его огненным взглядом??

— Нет, стой! — догнал его мэр и вцепился в рукав кителя скрюченными пальцами.

— Да, господин мэр, — пробормотал начальник гувд, стараясь сохранять спокойствие, но отлично понимая, что в городе стряслась катастрофа.

— Давай весь свой спецназ! — заверещал ему в ухо мэр, дёргая рукав, почти отрывая его. — «Воронки» давай — всё, что есть!

— Да, да, хорошо, — поспешил согласиться начальник гувд, подавляя внутри себя зарождающуюся панику, и вытащил мобильный телефон.

* * *

«Газели», «уазики», легковушки — все автомобили, которые нашлись в милицейском управлении, были мобилизованы на этот фантастический бой. Истошно визжа сиренами, бешено светя мигалками, они выпрыгивали изо всех кварталов, запрудив широкое шоссе, окружая машину-паука плотным кольцом. Казалось, механический паук попал в плен — такое усиленное окружение, не прорвать и на танке… однако он всё продолжал шагать и уже наступил на несколько машин…

Четыре «Газели» встали вплотную друг к другу, образовав собою укрыте для бойцов спецназа, готовых в любую секунду открыть огонь по фантастической машине. Защищённые шлемами, бронежилетами, специальными щитами, бойцы заняли боевые позиции, приготовив оружие, и ждали приказа.

Командир операции, полковник мвд Ворон вылез из своего автомобиля в отдалении от поля предполагаемого боя и придвинул ко рту громкоговоритель. Его помощник, майор Куренков, посоветовал полковнику вернуться под защиту кабины, однако Ворон свирепо сдвинул брови и рыкнул:

— Разжалую за трусость!

Майор Куренков затих и спрятался в кабину сам, а полковник, желая совершить подвиг и получить солидную премию, решил остановить прущее напролом чудовище.

— Внимание, водитель! — громогласно закричал полковник Ворон в микрофон громкоговорителя. — Вы арестованы вместе с вашим транспортным средством! Выходите из кабины с поднятыми руками — тогда мы не будем стрелять!

Эрих Траурихлиген сделал вид, что вокруг его механического чудовища нет ни единой машины. Что вообще значат эти «банки» против «брахмашираса», когда это даже не боевые машины, а обыкновенный хлам на колёсах, с которым даже не стоит воевать? Эрих Траурихлиген не подумал даже нажать на тормоз — механический паук двигался дальше, своими чудовищными ногами переступая через некоторые автомобили, а в основном — давя их, превращая в металлические лепёшки.

— Ого-о-онь!! — шальным фальцетом заорал в громкоговоритель полковник Ворон, рождая ужасный писк.

Бойцы спецназа, засевшие за «Газелями», вскинули оружие, поливая шквалом пуль странного и страшного врага. Но остановить «паука» так и не смогли: пули чиркали по его бронированному корпусу, высекали искры, однако повредить машине так и не смогли. Она продолжала движение, а потом — вдруг двинула передней лапой, отшвырнув три «Газели» далеко в стороны, расквасив о железо и асфальт тела прятавшихся за ними людей. Кровь брызнула ручьями, залив стену ближайшего дома и дорожную разметку, покатилась и легла около бордюра оторванная голова в бесполезном теперь шлеме. Четвёртая «Газель» оказалась наколота на чудовищную трёхпалую клешню, пробита насквозь, а в следущий миг лязгнули острейшие когти, разорвав автомобиль на куски. Части «Газели» с грохотом обрушились на вздыбленный тяжёлыми шагами монстра асфальт, а «брахмаширас» продолжал разрушительное своё движение, расшвыривая и расплющивая все автомобили, которые попадались ему на пути.

— Всем назад!! — в испуге закричал полковник Ворон, пуская ужасные «петухи», срывая голос в своём ошалевшем крике. — Это боевой робот! Всем назад! Назад! Эвакуация!

Видя, что чудище движется к его машине, полковник Ворон засунулся в кабину, запер дверцу на замок и ударил по газам.

Милицейские машины, разбросанные повсюду, напоминали сломанные игрушки, уцелевшие же разъезжались в панике, и некоторые из них на ходу сталкивались, потому что водители от страха теряли контроль над собой. На шоссе образовалась давка и пробка: разбитые автомобили напрочь перекрыли проезд, а «брахмаширас» несколькими страшными ударами лап разнёс на куски одноэтажный длинный магазин и прорвался на городскую площадь.

* * *

— Это — боевой робот… — проканючил в трубку телефона полковник Ворон, когда начальник гувд заставил его доложить о ходе операции по задержанию техномонстра.

— Что?? — рявкнул начальник гувд, но полковник Ворон был невменяем от дикого ужаса. Издав визг поросёнка, Ворон бросил трубку, оставив начальника гувд глупо торчать и молчать.

— Ну? — скрипучим голосом осведомился мэр, который, словно оголодавший кот, вертелся под ногами, пытался услышать, что Ворон говорил по телефону, но так и не услышал.

— Это — боевой робот… — по инерции выдал начальник гувд, догадавшись, наконец, что трубка его телефона изрыгает гудки и пора сбросить вызов, чтобы не есть зря деньги.

— И? — выплюнул мэр, нервно постукивая носком туфли по ламинату пола.

— М-мне надо позвонить… — выдавил из себя начальник гувд, осознавая, что мэр его уволит, если он будет впадать в панику и ничего не делать. В дальних родственниках у него был армейский генерал по фамилии Казаков — у него, в армии есть и оружие, и бронетехника… Кажется, всё это пригодится, в борьбе с небывалым врагом…

Дозваниваясь до Казакова, начальник гувд пытался абстрагировать свой разум от громких, истеричных выкриков мэра, которые страшно мешали соображать.

Видя, что начальник гувд кому-то звонит, мэр топтался около него, не умолкая, задавал вопросы… Его нервы были взвинчены до такой степени, что он едва дождался, пока начальник гувд спрячет телефон.

— Ну и чего вы стоите?? — тут же набросился мэр на начальника гувд. — Вы остановили мне апокалипсис, или мне застрелиться??

— Я вызвал генерала Казакова… — выдавил из себя начальник гувд, едва дыша после того, как выслушал панический доклад полковника Ворона. — Он прибудет с минуты на минуту… у него есть танки…

— Вы сведёте меня в гроб… — проканючил мэр, и тут же раздался настойчивый стук в дверь.

— Войдите! — всхлипнул мэр, запихнув в рот сразу четыре таблетки валидола.

Дверь с треском распахнулась, и из-за неё широкими топающими шагами вышел коренастый, подтянутый человек, одетый в военную форму. Это прибыл генерал Казаков, за свою блестящую военную карьеру побывавший не в одной «горячей точке», получивший награды за храбрость и мужество и звание героя войны.

— Здравия желаю, господин мэр! — выкрикнул он с порога, рубящим движением отдав честь. — Я вызвал лучший танковый корпус «Гвоздика-1»! Не пройдёт и часа, как мы разгромим врага!

Начальник гувд поспешил ретироваться, почувствовав, что он тут больше не нужен… Да и вообще, его скорее всего, снимут с должности.

— Эт-то — боевой робот… — промямлил мэр, повторив слова полковника Ворона.

— Чушь! — отрубил генерал Казаков, уверенный в непобедимости танкового корпуса «Гвоздика-1». — Никаких роботов нет!

Генерал Казаков подбоченился и выпятил грудь, с гордостью наблюдая через окно, как по центральной улице Докучаевска движется элитный танковый корпус «Гвоздика-1», состоящий их танков «Т-90», построенных в боевом порядке.

— Не бойтесь, господин мэр, — уверенным голосом военачальника заверил генерал мэра. — Мои ребята мигом остановят эту банку!

— Дай-то бог… — опасливо пробормотал мэр, отодвигаясь подальше от окна… Когда он начинал свою предвыборную кампанию, стремясь занять пост городского головы — он и представить себе не мог, что через год тут разразится настоящая война, словно в «горячей точке».

Глава 203 Война…

Танки окружили фантастическую машину полукругом, командиры надеялись перекрыть ей ход и заставить остановиться. «Брахмаширас» сделал ещё пару лязгающих шагов и действительно, замер, впившись когтями в развороченный асфальт. Люк переднего танка открылся, из него высунулся командир с рупором и закричал:

— Эй, в кабине! Предлагаю вам добровольно сдаться и выйти наружу с поднятыми руками! Иначе мы вынуждены будем открыть огонь!!

Проревев про огонь, командир заглох и молча, уставился на непонятную машину, ожидая, что псих, который засел у неё за рулём одумается, проявит интеллект и выползет прочь. Но никто так и не вышел. Вместо этого из-за кабины выдвинулись две одинаковые тонкие антенны, что-то странно запищало, запахло озоном. На кончиках каждой антенны собралось по ослепительно-белому светящемуся шарику, а потом мигнула невыносимо яркая вспышка, молочно-белый свет на миг покрыл всё вокруг. Внезапно поднялся нестерпимо горячий ветер, командира снесло с башни танка, швырнуло вниз, и в падении от его тела ничего не осталось, он просто растворился в белом пламени. Все танки мгновенно расплавились, и асфальт под ними тоже расплавился, оставив вместо себя пространство зелёного стекла.

Люди кричали, пытались убегать, но убежать было невозможно. На глазах бедняги превращались в скелеты и мгновенно рассыпались в прах.

Строительный кран с грохотом повалился, разваливаясь в падении на куски, рассыпаясь в рыжий песок, автомобили переворачивало и разрывало на части, которые тоже рассыпались.

Задетые дома теряли нижние этажи, оседали, уходя в землю, поднимая тучи пыли, расшвыривая обломки, стёкла, камни, порождая ужасающий гул…

Центр города превратился в жуткие мёртвые руины, а «брахмаширас», перешагнув стеклянное поле, пошёл дальше, расшвыривая «лапами» хлам и человеческие кости. Вокруг с рёвом пылали пожары, отражаясь в блестящем корпусе адской машины, повсюду валялись обломки и камни, в воздухе висела пыль. Но Эриха Траурихлигена ничто из этого не волновало, он спокойно вёл «брахмаширас» через опустевший город. Эрих Траурихлиген привык убивать и рушить — на войне он поступал так всякий раз, когда противник отказывался сдаваться ему. Они вздумали воевать с ним? Они получили ответ!

Вокруг повисла гробовая тишина, центр города выглядел как после глобальной катастрофы. В воздухе крутился пепел и пыль, с посеревших небес градом сыпались убитые птицы и, лязгая лапами об остатки асфальта, сквозь всё это шагал «брахмаширас». Его корпус зловеще сиял в лучах солнца, бросал вокруг себя блики. Никто больше не препятствовал ему шагать. А если вздумает препятствовать — Эрих Траурихлиген даст ещё один залп, мощнее прежнего, и превратит весь город в стекло…

* * *

— Да будьте вы прокляты, чёрт! — выплюнул мэр Казакову в лицо и снова схватился за телефон. — Нате, звоните! — повелел он, сунув телефон в руки генерала.

— Куда? — глупо булькнул Казаков, обескураженный разгромом своего лучшего танкового корпуса, и по инерции схватил руками предложенный телефон.

— Самолёты, самолёты давайте! — истерично заверещал мэр, порождая под потолком демоническое эхо. — Закидайте его бомбами!! Взорвите эту штуку, будь она проклята! Звоните, давайте, чего вы торчите, как пень??

Генерал Казаков горько воздохнул о своей нелёгкой сдуьбе, но быстро взял себя в руки, набросил маску «человека-танка» и принялся молча тыкать в кнопки, набирая номер.

— Да? Дежурный по части лейтенант Кривошей! — быстро отозвались на том конце.

— Позови-ка мне, лейтенант, полковника Петрова! — рявкнул генерал Казаков, а дежурный отодвинул трубку от уха, дабы не оглохнуть, по-уставному ответил:

— Есть! — и переключил селектор на полковника Петрова.

— Ало? — казалось, полковник Петров был какой-то сонный, однако генерал Казаков его быстро разбудил.

— Петров! — закричал в телефонную трубку генерал Казаков, перекрикивая тот шум, который летел с улицы. — Давай эскадрилью «Сокол» в Докучаевск! Тут ЧП! Что? Вы говорите «Что»?? В городе появился террорист, ездит на этом… этом… да на чёрте каком-то и дома крушит! Все танки мои начисто переколотил! Быстро давай эскадрилью «Сокол»! Ну, какие, какие переговоры?? Тут надо бомбить, а ты — «переговоры»!

— Ну, что? Что? — закрутился около Казакова мэр, всё сильнее дрожа, потому что гвалт на улице становился всё громче, словно бы адская машина «террориста» продвигается как раз к исполкому.

Из дальнего угла неслышной тенью скользнул его помощник и закрыл звуконепроницаемый стеклопакет, однако, полностью заглушить устрашающие звуки ему не удалось.

— Ну, что — «что»? — проворчал генерал Казаков, стараясь хранить гранитную непоколебимость, которую хранили генералы на полях Второй мировой. — Сейчас, пришлют эскадрилью — будем бомбить ковровым способом! — Казаков старался чеканить, хотя самому нестерпимо хотелось скушать валидол.

— Бомбить ковровым способом?? — перепугался мэр. — Да я только выделял средства на реконструкцию центрального парка!! Да вы что?? Ремонт только закончили! Зачем портить?? У меня бюджет не резиновый!!

— Знаете, что? — нервничая, Казаков едва не сорвался на визг. — У вас появился враг с неизвестной техникой! Он уничтожил танковый корпус с одного выстрела! И, кстати, от вашего хвалёного парка уже камня на камне не осталось! А его требований мы выполнить не можем, потому что я вообще не понимаю, чего он хочет! Так что выбирайте: либо ковровая бомбёжка, либо мы все погибнем!

— Ла-ладно, бомбите… — содрогаясь от страха пролепетал мэр и опустился на стул, потому что его ноги превратились в жидкий кисель.

Получив разрешение бомбить, генерал Казаков ринулся к телефону, набил незнакомый мэру номер и принялся сурово приказывать в трубку. Мэр слышал его слова словно бы из-за толстой стены: размыто так, глухо… это страх притупил его слух. Что-то подспудное — наверное, дьявол на левом плече — негромко подсказывало мэру, что его город не спасти даже бомбёжкой, на них напали террористы… или Америка… или космические пришельцы… или кто-то ещё, кто затеет третью мировую войну, исходом которой станет гибель человечества…

* * *

Рассекая серое от дыма и пыли небо, боевые самолёты неслись над развороченным городом, словно гигантские стальные стрижи. Под крылом проносились жуткие руины: разбитые дома, искорёженные автомобили, огромные каменюки там, где раньше были цветущие парки, клумбы, фонтаны… И тут командир эскадрильи, чей самолёт летел первым, заметил виновника разрушений: прямо через развалины, доламывая то, что уцелело, своими фантастическими лапами, быстро и ловко шагала паукообразная машина невиданной конструкции.

— Вижу цель! Приготовиться к бомбёжке! Приготовиться к бомбёжке! — приказал по радио остальным пилотам командир, собираясь сбросить бомбы и остановить незваного гостя, кем бы ни был.

Самолёты выстроились боевым клином, готовые пикировть и бомбить, моторы их ревели, а крылья со свистом резали воздух, преодолевая скорость звука…

Паукообразная машина, словно бы, не спеша, подняла вверх одну из своих пушек-антенн, на остром кончике которой вновь собирался белый потрескивающий шарик фантастического света.

— Сбросить бомбы! — приказал командир, когда эскадрилья «Сокол» оказалась прямо над врагом… Эта «антенна» и этот странный свет показались ему неопасными для самолётов…

Один за другим самолёты «падали» на правое крыло, пикируя, отдраивая отсеки с бомбами. И тут же страшная машина выстрелила, разом накрыв эскадрилью нестерпимо яркой волною белого горячего света, расплавляя корпуса самолётов, сжигая пилотов прямо в кабинах. Эскадрилья мигом потеряла чёткий строй, самолёты заметались хаотичными зигзагами — на лету они теряли управление, сбивались с курса, сталкивались… Моторы заглохли, подплавленная обшивка на глазах превращалась в пыль.

Волна света словно бы откатывала, уходила вверх, постепенно угасая, а с почерневших от пыли небес сыпались мириады горящих и искрящихся обломков, похожих на дьявольский фейерверк. Крылья, хвосты, шасси… задетые, словно волною адского пламени, самолёты развалились на части прямо в воздухе и летели к земле, ударяясь о вывернутые камни и рассыпаясь в мелкий ржавый песок. Ни одна бомба так и не попала в этот чудовищный агрегат, который высился посередине того, что осталось от центральной площади и сверкал в зареве пожаров.

* * *

Генерал Казаков глазел в окно и не мог оторвать глаза, хотя там, за окном, за деревьями и жилыми домами, где лежала разгромленная площадь, нечто вспыхивало так, что больно было смотреть… В глазах генерала уже роились цветные круги, а пол под ногами вздрагивал — иногда даже с такой силою, что с декоративного столика кувыркнулась керамическая ваза и раскололась на куски… Генерал Казаков видел, как сыплются с неба пылающие точки. И с ужасом понимал, что машина-монстр одним залпом своей неизвестной пушки сбила всю элитную эскадрилью… Кажется, что это — конец…

— Да ракетой его… — плакал под столом мэр, обняв своего помощника так, что последний едва мог дышать. — У вас же есть «Тополя»? Ведь есть??

Мэр глотал слёзы, лицо его всё распухло от них и побледнело от страха. Он причитал так, словно бы молился богу, а генералу Казакову самому было впору молиться: он отлично знал, что нет никаких «Тополей» — ракетные комплексы давным-давно проданы, а на вырученные деньги построены генеральские дачи, куплены машины, яхты, квартиры… Которые никому не нужны, когда наступает конец света…

Из последних сил хватая себя в руки, соскребая в кулак остатки воли, генерал Казаков пытался связаться с пилотами, однако его рация выпускала лишь леденящие кровь истошные крики, потом — хрипы, а затем — гробовую тишину… Генерал не смог больше сохранять спокойствие военачальника — им овладела невменяемая паника, которая заставила «стального командира» разинуть рот, испустить вопль и бегом покинуть кабинет мэра. На его шальном пути возникла тумбочка, генерал с размаху треснул её могучим боком. ХРЯСЬ! — свалился с тумбочки хрустальный шар с каким-то домиком внутри, и раскололся на два куска. Казаков на бегу протоптался по нему сапогами и бешеной ракетою вырвался в коридор. Скача вниз по лестнице паническими скачаками, генерал оступился и с размаху грохнулся вниз, на бетонную площадку…

* * *

Мэр оставался под столом и держал там своего помощника даже тогда, когда угасли жуткие сполохи и утих грохот — мало ли, что может ещё произойти?? Помощник вымачивал рукав мэра бессильными испуганными слезами: он был в панике и даже не пыталася её подавить. Вокруг них лежали обломки: куски штукатурки с потолка, осколки вазы, обломки свалившейся люстры. Их головы уберёг стол, послужив блиндажом, и его дубовая столешница была вся исцарапана и захламлена так же, как и пол. Монитор компьтера был расколот: с потолка свалился большой камень и угодил прямо в него.

Глотая слёзы и сопли, мэр слушал зловещую тишину, которая установилась вокруг них, и понимал, что ничего хорошего она не сулит… Генерал Казаков на поверку оказался трусливым зайцем и позорно сбежал, скинув с тумбочки и растоптав декоративный «хрустальный шар». Осколки шара валялись перед распахнутой настежь дверью, а из зловещей тишины вырвался некий лязгающий звук. Сначала он был тихим, словно далёким, однако, наростал, приближался, словно бы к горисполкому подходили некие металлические ноги…

Мэр и его помощник высунули носы из-за стола и с паническим ужасом наблюдали через треснувшее окно, как громадный механический паук, сверкая в зареве пожаров, переступает через все обломки и камни, что попали под его ноги, и приближается к горисполкому. Вот, он оказался прямо напротив окна, сделал последний лязгающий шаг и застопорился, издав негромкое шипение.

— Боже милосердный! — перекрестился помощник мэра, желая провалиться сквозь пол куда-нибудь подальше от конца света.

Мэр не мог оторвать глаз от невиданной машины и взирал на неё тупым бараном, не моргая.

— Господин мэр, вы видите меня — я стою прямо напротив вашего окна! — внезапно заявил радиоприёмник на столе мэра, и мэр едва не хлопнулся без чувств от испуга.

— А-ааа… — промямлил он, изредка поглядывая на крестящегося помощника.

— Бэ! — изрёк приёмник, выплёвывая противные хрипы. — Я полагаю, вы решили поступить разумно, сложить свои полномочия и передать их мне?

— С какой стати я должен передавать вам свои полномочия?? — мэр попытался казаться храбрым и даже выпятил вперёд правую ногу, как заправский космонавт.

— Хотя бы потому, что я могу уничтожить весь город прежде чем вы успеете сказать: «АЙ!»! — страшным голосом заверил радиоприёмник, а из-за кабины гигантского паука выдвинулось подобие излучателя.

Мэр и его помощник, словно завороженные, взирали на этот фантастический излучатель и видели, как тонкий лучик впился в белоснежную стену, заставляя её подплавляться. На стене появились черные полоски, камень стекал вниз, застывая грязными дорожками. Из полосок складывались буквы, а из букв — слова: «Здесь был Эрих Траурихлиген!». Вот, что киллиграфическим почерком написала машина на стене.

— О, нет, что это такое?? — воскликнул мэр, увидав на экране видеонаблюдения, как легко странная машина испортила каменную стену горисполкома зловещей надписью.

— В-вам лучше с-сложить полномочия… — заикаясь, пролепетал помощник и, оглянувшись, мэр увидел, как тот забивается под стол.

— Я слагаю, слагаю! — тут же согласился мэр и поспешил присоединиться к своему помощнику под столом.

— Ну, вот и отлично! — зловеще обрадовался радиоприёмник. — А теперь вы выйдете на улицу и сами сядете на кол!

— Ой!.. — взвизгнул мэр, белея от страха, а его помощник хлопнулся в обморок…

Глава 204 Наших бьют!

Константин Сенцов, корчась, кувыркался через голову, будто бы, катился вниз по каменистому склону высокой горы, стукаясь о камни, кочки, бугры, кусты…

ХРЯСЬ! — Сенцов, словно, в пропасть свалился, больно треснувшись спиной и затылком о её ровное, отполированное дно.

— Ай… — Константин заныл от боли, пытаясь схватиться сумасшедшими руками сразу за все синяки, которые набил, стукаясь…

Над его головой вдруг загремели голоса, и болящий разум Константина различил какой-то глупый разговор:

— Слушай, Бисмарк, знаешь, как я один раз леща на жвачку поймал? — прогрохотал один голос — громовой, стальной, как у боевого робота.

— Та, никак! — огрызнулся второй голос — такой же громовой и стальной, только другой немножко… — Давай, Красный, за работу! — добавил этот голос, фыркнув.

— Старлей приехал! — третий голос взорвался прямо над Сенцовым, как раскат близкой грозы, и Константин опять заныл, съёжившись от страшного шума.

— Та, очнись ты! — заревел четвёртый голос, и что-то больно стукнуло в бок, как ботинком пнули.

— Ой… — Сенцов заныл в третий раз, после чего на его башку вывернули ушат воды…

— Чёрт! — Константин подпрыгнул, стряхивая с себя воду… которой оказалось всего пару капель… Красный стоял над ним с брызгалкой, из которой, обычно, обрызгивают одежду при глажке, насмешливо таращился и запихивал внутрь себя смешки.

— Тебя, брат, опять колбасило, и я тебя побрызгал! — весело сообщил он, выпятив брызгалку к сенцовскому носу.

— Я понял! — угрюмо отмахнулся Константин и приземлился в кресло, потому что шаткие ноги его плоховато держали. Синяки болели — это Траурихлиген набил ему синяки, потому что в коридоре переброса не обо что ударяться.

— Классно я тебя спас! — радовался Репейник за широкими спинами Красного, Бисмарка и Звонящей, которые обступили Сенцова таким плотным кольцом, что тот даже дышал с трудом.

— Ребята! — вспрыгнул вдруг Сенцов, вспомнив про того бедного студентика, который случайно попал в услужение к Траурихлигену. — Парень этот где?

— Ты, брат, присядь, — Репейник протолкался вперёд и протянул Сенцову чашку с чем-то горячим.

Сенцов по инеции взял, обнаружил кофе и выпил залпом.

— Ай, блин! — Константин едва не выплюнул всё, что выпил, потому что Репейник подсунул ему «оповский» кофе — адски крепкий, противно переполненный сахаром, аж на зубах хрустел его сахар…

— Чтобы не капустился! — хохотнул Репейник, присаживаясь около Сенцова. — Студент в бессбойном боксе! — сообщил он, а Сенцов обозлился и зарычал:

— Что, будешь мариновать его, как Новикова и мою Катю??

— Та, сядь ты! — Репейник отпихнул от себя беснующегося Сенцова, но с дивана не встал. — Я с него следы сниму — потом — зашибу вышибалкой и отправлю восвояси! Только с туристом надо разобраться — и поедет он в свою общагу!

— Потом — это когда? — после проброса Константин был сам не свой и упёрся рогом в студента вместо того, чтобы приходить в себя и работать.

— Когда мы с Красным вырубим туриста! — громко заявил Бисмарк, пихнув Красного локтем в бок. — Давай, Красный, говори — работать пора!

— Ну, ладно… — прокряхтел Красный, который не особо горел желанием работать. В Лас-Вегасе лучше — веселее и относительно безопаснее!

— Братва! — громко заявил он, поднявшись с дивана. — У нас с Бисмарком есть план!

— Ага! — подтвердил Бисмарк, тоже приблизившись — наверное, чтобы Красный не отказался от плана и не сбежал от работы.

— И что вы сделаете? — скептически хмыкнула Звонящая, зная, что в арсенале опа вряд ли найдётся оружие, которе потягается с «брахмаширасом». — Засунете картошку в его выхлопную трубу??

— Не смешно! — буркнул Красный. — У нас действительно, есть план!

— Дай бог… — вздохнула Звонящая.

— Шеф санкционировал! — хвастливо заявил Красный. — Кстати, мы будем шефу напрямую докладывать! Давай, Бисмарк, выдвигаемся!

— Окей! — с готовностью согласился Бисмарк, и они с Красным проворно выпрыгнули из кают-компании в коридор и побежали к стоянке бегом, топоча берцами.

— Я за вами наблюдать буду! — рявкнула им в след Звонящая, взяла пульт управления большим экраном, нажала кнопку, и Сенцов увидел на нём товарищей, как те сабятся в игрек-тачку и улетают с Базы… Константин почувствал за товарищей страх: оружие Траурихлигена ужасно, стирает в порошок самолёты и танки, а они в обычной игрек-тачке полетели…

* * *

— Шеф, мы на месте! — сообщил по рации Бисмарк, видя под днищем игрек-тачки пыльные клубы, груды битых камней и дьявольскую восьминогую машину, которая, сверкая на солнце, пёрла сквозь всё это и разрушала дальше.

— Отлично! — ответил шеф. — Задержите его!

— Слыхал, Красный? — осведомился Бисмарк, повернув голову и увидев Красного, довольного тем, что его наконец-то пустили за руль.

— Слыхал! — кивнул Красный и направил игрек-тачку точно вниз, на шагающий через руины «брахмаширас». — Сейчас, аль момент, и мы его заарканим!

— И я знаю, как! — довольно хохотнул Бисмарк, поглядывая на базуку, что пристроилась на сиденье около него.

Игрек-тачка, выполнив изящный вираж, круто спикировала и оказалась прямо перед смертоносным техномонстром. «Брахмаширас» занёс клешню, врезав её в очередную стену, откалывая огромные куски камня и штукатурки…

— Попался, который кусался! — заявил Бисмарк, схватил с сиденья базуку и прямо на лету выпрыгнул из кабины на изрезанный асфальт.

— Давай! — подбодрил его Красный.

Бисмарк попал одной ногой в яму, едва не упал, но удержался, совершил скачок, запрятался за каменную глыбу, взвалил базуку на плечо и прицелился в одну из сверкающих ног «брахмашираса».

— Я подобью ему вон ту, правую среднюю ногу, она у него опорная! — закричал он в микрофон рации и нажал на спуск.

Гром выстрела проглотил грохот валящегося здания, толстый ствол базуки выпустил пламя и ракету, которая… неожиданно вылетела из другого конца ствола, просвистела назад и вдрызг разнесла автомобиль за спиной Бисмарка.

Бабах! — красный «Ниссан» со смаком разорвался на полыхающие куски, на его месте вспыхнул пожар, ошмётки полетели в разные стороны, дымя и рассыпая искры.

— Чёрт! — зарычал Бисмарк, с досадой швырнув идиотскую базуку себе под ноги, разобравшись, что впопыхах схватил оружие не той стороной, потратил ракету и провалил операцию.

— Куда ты стреляешь, сундук??? — взорвался в наушнике голос Красного.

— Чёрт, забери меня отсюда! — крикнул ему Бисмарк, видя, как «брахмаширас» нацеливает на него одну из своих чудовищных пушек.

— Держись, брат! — заверил Красный, направляя тачку точно к Бисмарку, который скакал в пыли около бесполезной базуки, увёртываясь от валящихся камней.

— Быстрее! — поторопил его Бисмарк, и тут же перед его носом возникла игрек-тачка.

— Заскакивай! — позвал Красный, и Бисмарк, позабыв о брошенной базуке, козликом запрыгнул в кабину и захлопнул дверцу.

— Банзай! — выкрикнул Красный, направив игрек-тачку вертикально вверх.

Рассекая пыльный воздух, сверкающая игрек-тачка рванула в небеса, и тут же «брахмаширас» дал залп. Нестерпимая вспышка резнула по глазам, Красный на миг ослеп и потерял управление.

— Пристегнись, а то будешь летать по салону-у-у!! — заверещал он Бисмарку, а Бисмарк пристегнуться не успел, вывалился из сиденья и грохнулся на потолок.

Внутри игрек-кабины стало жарко, как в духовке, волна жара накатила, лишив дыхания, сверхпрочный металл заскрежетал, прогибаясь, ломаясь, трескаясь.

— Эй, да мы сейчас развалимся! — перепугался Красный, бешено вцепившись в штурвал, пытаясь вывести машину прочь из огненного облака. — Чёрт, не могу отвернуть!

Игрек-тачка не слушалась, вихлялась, проваливалась. ХРЯСЬ! — треснув, штурвал отломался и остался у Красного в руках.

— Бисмарк, катапультируемся! — заверещал Красный, судорожно нашаривая кнопку аварийной эвакуации.

— Сейчас, — прокряхтел Бисмарк, задыхаясь в страшном зное. Он уже почти влез обратно на сиденье и даже пристегнул ремень…

— Три! Два! Один! — протараторил Красный и с силой вдавил в приборный щиток кнопку катапульты.

Вместо тихого щелчка раздался скрежет, крыша игрек-тачки не открылась, а отломалась и грохнулась вниз, рассыпаясь в падении серебристым песком. Сиденья вытолкнуло вверх, Красный и Бисмарк оказались в полёте. Зажмурив глаза, чтобы не видеть белого пламени и валящихся повсюду обломков, Бисмарк вцепился в подлокотник, нажав кнопку выброса парашюта. Подлокотник с треском оторвался и рассыпался в пыль прямо в руке, но парашют, всё же, выскочил, плечи больно дёрнуло вверх, и огненный вихрь понёс Бисмарка неизвестно куда.

— Красный! — закричал он, пытаясь призвать друга, но его голос потонул в гвалте.

А потом парашют за что-то зацепился, Бисмарка жёстко ударило о шероховатые кирпичи, и он повис беспомощным жучком. Он зацепился за спутниковую антенну, привинченную к стене многоэтажки, и застрял, барахтаясь.

Страшный свет уже не резал глаза, Бисмарк поднял веки…

— Очухался! — прилетело справа, Бисмарк повернул голову и заметил Красного, чей парашют окончил вираж на чьём-то балконе, недалеко от злополучной антенны. Красный так же болтался и барахтался, как и Бисмарк, и ещё — постоянно болтал:

— Не думал я, что пастухи так плохо стреляют! Ты же чуть не угрохал нас! Он опять выпалил и снёс ещё полгорода! Хорошо, что в игрек-тачке такая крепкая броня, а то нас бы мигом аннигелировало!

— Заткнись и глянь туда! — Бисмарк оборвал тирады Красного и ткнул пальцем в пылающий горизонт.

Красный повернул голову и увидел в пламени очертания игрек-тачки, как та, вращаясь, падала вниз и рассыпалась в падении.

— Чё-ёрт… — полушёпотом чертыхнулся Красный, прикусив указательный палец. — Да что ж это такое?? Протонный аннигилятор, или что?

— Красный, Красный, ответь! — захрипела уцелевшая рация Красного. — Где Бисмарк, Красный!

— Это — шеф, — констатировал Бисмарк.

— Сейчас, даст на орехи… — буркнул Красный и ответил шефу:

— Шеф, Красный на связи.

— Где вас носило? Что случилось? — шеф призвал к ответу, а Красный стушевался.

— Э-э-э… шеф, у нас тут… пробой… — промямлил он, теребя пуговку.

— Пробой?! — взвизгнул шеф, и Красный живо представил себе, как тот подпрыгнул в кресле. — Давай, Красный, не ври: что там у вас за пробой??

— Ну, кораблекрушение… — начал Красный.

— Вы потеряли игрек-тачку?? — громыхнул шеф так, что у Красного даже заложило правое ухо.

— Ну, в общем, да… — согласился Красный.

— И висим на стенке дома! — добавил Бисмарк. — Ты, Красный, совсем не воин! — сказал он Красному. — Мямлишь, как червяк! Если провалил операцию — надо нести ответсвенность и просто попросить помощи, а не мямлить!

— Я назад не стрелял! — огрызнулся Красный.

— Ладно, ребята! — отрезал препирания шеф, а в его голосе слышалась глухая тоска. — Я пришлю за вами тачку, у меня для вас есть новое задание!

— Есть! — в один голос ответили Красный и Бисмарк, и тут же из-за угла ближайшего дома показалась игрек-тачка.

— Оперативно, — негромко оценил Красный, устроившись поудобнее на узком карнизике балкона и разрезая ножом парашютные стропы.

Там, внутри квартиры, которой принадлежал этот балкон, отгороженная окном, истошно кричала и размахивала руками какая-то женщина — в огромных бигуди на небольшой голове и с такими глазами, словно бы в ней сейчас угаснет искра разума, и она превратится в дикую мартышку. Красный не обращал на неё внимание: пускай верещит, всё равно они не собираются её грабить и скоро улетят. Игрек-тачка гостеприимно открыла широкий люк в крыше, а Красный знал, что это Репейник запрограммировал её открыть этот люк. С одной стороны — удобно, прыгнул и внутри… но Репейник издевается над ними таким образом: он называет этот способ эвакуации «как в подарочную коробку»…

Первым от парашюта освободился Бисмарк — намного менее эмоциональный, чем Красный, он быстренько отделался от своего парашюта и спрыгнул со спутниковой антенны на сиденье пассажира.

— Садись за руль — я не хочу! — буркнул от Красному, пристёгивая ремень безопасности.

— Ладно, чёрт с тобой! — пропыхтел Красный, избавившись, наконец-то от проклятых строп и отцепившись от чужого балкона, за дверью которого пьяная от страха хозяйка уже колотила кулаками в стекло.

Прыгая, Красный едва не промахнулся мимо тачки и не свалился во многоэтажную пропасть. Бисмарк вовремя успел схватить его за руку — иначе неуклюжий Красный размазался бы о далёкую землю, покрытую погибельно твёрдым асфальтом.

— Чёрт! — мрачно пробормотал Красный вместо слова «спасибо», ёрзая в кресле водителя. — Всё, хватит быковать, полетели! — постановил он и тут же, с места, включил первую игрек-скорость.

Спасательную игрек-тачку вёл на Базу автопилот, а Красный и Бисмарк бестолково пялились в окна, раздумывая, что там за новое задание приготовил для них шеф. Увёртываясь от падающих камней, автопилот заставлял крылатую машину то взмывать в неодолимую высь, то нестись вниз, к серой земле. В окне мелькнул Докучаевский горисполком, и на его белоснежной стене Красный и Бисмарк смогли различить чёрные выжженные слова: «Здесь был Эрих Траурихлиген!».

— Чем это он так? — угрюмо спросил Красный.

— «Брахмаширасом»! — ещё более угрюмо буркнул в ответ Бисмарк. — Пугает мэра!

— Чёрт, Звонящая нас сейчас так испугает… — поёжился Красный, нутром чуя, что грозная начальница встретит обоих очередью под ноги… А то и пристрелит, как предателей…

— А ты не трусь! — буркнул Бисмарк. — Забыл, что я тебе сказал: сотворил бяку — держи ответ!

— А это не я, это ты сотворил! — огрызнулся Красный. — Я тебя как раз к этой «жестянке» высадил! А ты?? Тачку какую-то подорвал! Метко!

— Значит, я буду держать ответ! — невозмутимо парировал Бисмарк, а за окном уже сверкал океан, и впереди маячила тёмная точка — атолл Ихавандиффулу. — И вообще, эта новая базука — чёрт у неё разберёт, с какой стороны стрелять! — негромко прибавил он, ссутулившись.

— База! База! База! — сообщил электронный голос навигатора, автопилот отключился, выполнив программу, и Красный сморщился:

— Чёрт, опять Репейник «противного» подсунул! — потому что электронный голос был громок и скрипуч.

— Садимся! — пробурчал Бисмарк. — А то промажешь сейчас мимо Базы и вскачешь в скалу, истеричка!

— Я тебе это ещё припомню! — рыкнул Красный, а робот-диспетчер оглушительно заорал через передатчик:

— Позывной! Позывной! Позывной!!

— Красный! — выплюнул Красный и тихонько прибавил:

— Чтоб ты подавился…

— Бисмарк! — проворчал Бисмарк и отвернулся к окошку.

— Принято! — скрипнул робот. — Посадку разрешаю!

Красный увидел, как из искусственной лагнуны уходит вода, как открываются створки шлюза, схватил штурвал и направил игрек-тачку туда, во чрево Базы, предчувствуя, что им с Бисмарком сейчас впаяет строгач, не то, что Звонящая, а сам шеф.

— В кают-компанию ползите! — разгневанным голосом Звонящей кашлянул передатчик, едва Красный припарковал игрек-тачку на стоянке.

— Есть, — вздохнул он и уныло прохныкал — Бисмарку:

— Ну, вот, сейчас издырявит!

— Я тебе уже сказал: научись держать ответ! — отрезал Бисмарк, взяв широкий шаг по направлению к кают-компании.

— На диван, оба! — строго приказала Звонящая и кивнула пистолетом, едва Бисмарк открыл карточкою переборку, и они с Красным переступили порог кают-компании.

— Есть, — ответили они вдвоём — Бисмарк отчеканил, готовый держать ответ, а Красный — тот всё хныкал, опасаясь, что его за прокол засунут в игрек-генератор.

Красный и Бисмарк откочевали к длинному, широкому дивану и уселись в разных углах. Красный был угрюм, и Бисмарк тоже был угрюм, а огромный телеэкран напротив их дивана показывал кадры развороченного, словно на настоящей войне, города Докучаевска. Горящие автомобили, разбитые на части дома, мёртвые люди, кровь на изрытом огромными ямами асфальте… И страшные лужицы зелёного стекла среди ужасающей, чёрной пустоты. В далёком сорок первом году тут творилось то же самое — Траурихлиген захватил Еленовские Карьеры с помощью «брахмашираса»… А потом ещё усадил на колья всю городскую адмистрацию.

— А… Что нам теперь делать? — решился подать голос Красный, стараясь не смотреть на телеэкран. Они с Бисмарком могли это остановить… Но не остановили из-за собственной глупости.

— Ждём распоряжение шефа! — сурово объявила Звонящая, а Сенцов ёрзал в глубоком кресле и молчал, отвернувшись ото всех к стене.

— Окей… — буркнул Красный и взял со стеклянного столика первую попавшуюся газетёнку.

— Я вас не спрашиваю, почему срезались, потому что видела всё через игрек-спутник! — выплюнула Звонящая и тоже схватила газетёнку, изминая её, чтобы сбросить стресс. — И честно сказать, ничего круче вашей вылазки я в жизни не видала! «Супер», хоть мозги из пушки вышибай!

— Базука новая была… — решил держать ответ Бисмарк, но Звонящая прожгла его испепеляющим своим глазом и злобно прорычала:

— К новой базуке, «мистер Супермозг», всегда прилагается подробная инструкция!

Всё, больше обозлённая неудачной миссией начальница ни с кем не разговаривала, а взяля дистанционный пульт и включила другой экран, поменьше, что находился рядом с основным. Сенцов сначала не понял, зачем она это сделала: передатчик оказался настроен на обыные городские телеканалы — те, которые в это время смотрели обычные жители далёкого Докучаевска…

* * *

— Хосе, я люблю тебя… — томным голосом говорила «мыльная» актриса из мексиканского сериала, а накрученная на бигуди домохозяйка взирала на неё с благоговением и испускала вздохи, позабыв о том, что на плите осталось беспомощное молоко…

— В «Макдональдсе» целый месяц скидка для школьников! — летело с экрана другого телевизора, в соседней квартире.

— Погнали, оторвёмся по полной! — взвизгнул располневший подросток, ткнув кулаком в бок своего не менее округлившегося братца.

— Вперёд! — отозвался братец, и они ударили по рукам.

— Авторынок переполнен дешёвыми китайскими внедорожниками… — сетовал ведущий тележурнала «Автопанорама», слоняясь по экрану третьего телевизора, на другом конце города.

— Узкоглазые козлы! — прокомментировал усатый субъект, который смотрел этот тележурнал…

Внезапно всё это исчезло — экраны всех телевизоров одновременно угасли, словно бы отключилось электричество. Кто-то ругнулся, кто-то засвистел, но тут телевизоры заработали вновь. Однако теперь на каждый из экранов выплыло одно и то же лицо — наглое, перекошенное циничной улыбкой узурпатора.

— Что за чёрт? — буркнул усатый субъект, который собирался купить себе машину.

«Чёрт!» — коротко посетовала про себя накрученная домохозяйка, не подозревая даже, почему её любимый сериал вздумали прервать…

Лицо принадлежало Эриху Траурихлигену — с помощью игрек-передатчика, который его инженеры скопировали у опа, турист заглушил все теле и радиоканалы и вышел в эфир, обращаясь сразу ко всему городу.

— Вас приветствует ваш новый мэр! — сказал Эрих Траурихлиген, растянув злорадную улыбку. — Зарплату я никому не повышу, и квартиру никому не дам! Если вам не нравится — говорите, не стесняйтесь, я вас тогда казню, и вам всё станет ни по чём! Теплицкий, для тебя особое сообщение! Ты хотел узнать, для чего нужен «брахмаширас»? Я тебе скажу: «брахмаширас» нужен для того, чтобы убивать! У тебя есть трансхрон, а у меня есть «брахмаширас»! Давай меняться: ты даёшь мне трансхрон, и я возвращаюсь домой, а если не даёшь — вместо этого захолустья останется одно стекло, а вся ответственность за это ляжет на тебя!

— А что я?? Я-то что?? — взвизгнул Теплицкий, оглушая всех в своём вертолёте жутким свистом в наушниках. — Что я ему дам?? Как я ему дам??

Третий молча крутил ручку настройки вещания, чтобы спрыгнуть с проклятой волны Траурихлигена и найти хоть какую радиостанцию. Хоть попсовую — всё же лучше, чем слушать угрозы распоясавшегося фашиста.

— Трансхрон ему дай — он и отстанет! — угрюмо буркнул Миркин, готовясь к тому, что оп вмешается с секунды на секунду, поарестовывает их всех, и он, мятежный профессор-злодей, усядется в игрек-тюрьму на всю оставшуюся жизнь…

— Я не могу! Я не дам!! — заверещал Теплицкий, истошностью своей поднимая даже мёртвых.

— Оглушите его кто-нибудь… А то я сам от него оглохну… — пробурчал позади всех Геккон, который давным-давно принял твёрдое решение: уволиться от сумбурного олигарха и пойти на нормальную работу.

— Может, у него бензин в этой штуке кончится?? — взвизгнул Теплицкий с неподдельным ужасом и сумасшедшей надеждою на авось…

— Кстати, персонально для тех, кто думает, что в «брахмаширасе» закончится бензин: в «брахмаширасе» не закончится бензин, там нет бензина — это вам не «Жигули»! — ехидно рассмеялся Траурихлиген, словно слышал истошный визг Теплицкого.

— А! Он слышит! Он слышит меня!! — перепугался Теплицкий, зайдясь воплями. — Миркин!! Спаси меня!! Это чудовище читает мои мысли!!

— Это чудовище ловит радиоволны… — проворчал Миркин, почти умирая от визга, который Теплицкий создавал в наушниках. — Не ори, Теплицкий, а то я оглохну от тебя!

* * *

Шеф приказал не двигаться с места, и все сидели в кают-компании, захваченные тягостным ожиданием, слушая устрашающую речь проклятого туриста..

— Болтает! — прокомментировал Красный, засаливая пальцами страницы сегодняшней газеты.

— Ничего, мы его остановим! — заверил Бисмарк, вскочив вдруг на длинные ноги. — Вперёд, братва, у меня есть план!

— Опять?! — возмутилась Звонящая, кинула мятую газетёнку на пол и никуда не сдвинулась из своего кресла. — Один план у тебя уже был! Сиди, пока не придёт шеф и не отдаст тебе приказ!

— Чёрт! — обиделся Бисмарк, взгромоздился в одно из свободных кресел и закрылся ото всех глянцевитыми страницами журнала «Мир бокса».

Жители Докучаевска, простые обыкновенные люди, оказались прикованы к экранам своих телевизиров. Ужасная катастрофа заставила жителей центра побросать свои домашние дела и забиться под мебель в своих квартирах, ожидая или спасения или апокалипсиса… Теперь же, когда их телевизоры сами собою включились и на экране оказался этот страшный человек — они на четвереньках подползали поближе, чтобы узнать, сколько им ещё осталось жить… Бедняги плакали от страха, не в силах пока что взять в толк: что же происходит? Страх и ужас всё держал их перед страшными экранами телевизоров, на каждом из которых светилось жуткое лицо чудовища.

— Разнесу городишко этот в пух и прах! — свирепо пообещало это лицо, скаля ужасные клыки, и накрученная домохозяйка, не выдержав дьявольского напряжения, упала в обморок, растянувшись на ковре.

Репейник усиленно щёлкал клавиатурой игрек-ноутбука, ёрзая на диване, производя некие трёхэтажные вычисления. Он не отрывался от экрана и никого не слушал, дабы не наделать ошибок, не испортить всё и не начинать сначала работу, над которой он корпел вот уже второй час.

— Шляпили-шляпили — и прошляпили! — ехидно заметил около него доктор Барсук, которого шеф выпустил из бокса и заставил помогать Репейнику в его сложных расчётах. Барсук даже вспотел, считая, а теперь — поднял свою потную голову от экрана ноутбука и ехидничает тут под руку.

— Не отвлекайтесь, Барсук! — фыркнул ему Репейник, злясь — ведь прошляпил-то он! Он — лось и самшит… он виноват! И он, кажется, сделал ошибку…

— Та чего там, я правду сказал! — пожал плечами Барсук, опустив нос и уткнувшись в свой ноутбук. — Я даже сто процентов дам за то, что Репейник без меня и посчитать не сможет!

— Ух! — Репейник замахнулся кулаком, чтобы отвесить наглому Барсуку леща, но Звонящая сдвинула брови.

— Так, не отвлекайся, Репейник! — рявкнула она, перекричав маньяцкую передачку Траурихлигена. — Если ты провалишь задание шефа — я сама запхну тебя в игрек-генератор!

— Та я молчу… — буркнул Репейник и уткнулся в свой ноутбук, который был соединён с гаджетом Барсука в беспроводную сеть.

Они принялись спорить и не заметили, как на плечи обоих легли стальные руки.

— Так, Репейник, Барсук, пройдёмте в пробойную, а то, я вижу, вам тут не дают работать!

— А? — оба обернулись и осознали, что руки принадлежат шефу, который недоволен их работой.

— Пройдёмте, пройдёмте! — настоял шеф, подпихивая обоих, чтобы те быстрее поднимались.

— Есть, — кивнул Репейник, вставая, а Барсук — тот молча встал, и оба потащились за марширующим шефом, унося за собой свои ноутбуки.

— Сейчас тут ничего не останется — только одна здоровенная дыра! — зловеще пообещал всему миру бесноватый Траурихлиген, щёлкая чем-то в своём «брахмаширасе». — Стрельну разок — и готово! — рявкнул он и разразился ужасным хохотом суперзлодея.

— Вот это номерок… — вздохнул пыльный, покрытый копотью Красный, перепачкивая своей пылью и копотью свой угол белого дивана. — А прикиньте, сейчас конец света заделается?? Не, ребята, я боюсь… не знаю, как вы…

— А не боюсь! — отмахнулся от него Бисмарк, который выжил, получив строгач от шефа и наверное, уже ничего не боится… — Мы — Отдел Предотвращений, и я уже придумываю план! Только мы можем его остановить! А не эти… с танками дурацкими!

Бисмарк без энтузиазма кивнул своей крупной головой на игрек-экран наружного наблюдения, который всё показывал в трёхмерном режиме. Вокруг небольшого Докучаевска возникло странное и страшное оживление: к городу стягиваются титанические силы — прут танки, летят самолёты, едет армейский спецназ. Дьявольский паук Траурихлигена уже одну армию раскидал — и власти вызвали более сильную армию… Ещё какой-то часик — и тут начнётся настоящая суровая война, сродни Второй Мировой… И может быть, город Докучаевск вовсе исчезнет с лица Земли??

Это очень плохо, и Звонящая едва скрывала свой страх за суровостью. Но боялась она вовсе не конца света, про который зудит под руку Красный, а того, что все эти вояки, которые съезжаются в Докучаевск со всей страны, убьют Эриха, и она останется жутко, беспросветно одна… Думая о нём, она даже не замечала, что даже не смотрит в экран, на котором пылят танки и чертят по небу бомбардировщики, а уставилась в иллюминатор, за которым медленно кружатся огромные, размеренные жители океана. В голубой толще воды вальяжно проплывают гигантские скаты, мерно отсеивают планктон китовые акулы, скользят, помахивая гигантскими хвостами, серые кашалоты…

Испугавшись, что её запретный страх заметят остальные, Звонящая решила до конца оставаться стальным начальником, сжала кулаки, отвернувшись от иллюминатора к большому экрану. Она тут же нашла себе отвлекающую работу, заметив в небе вихляющийся объект.

— Теплицкий улетает! — сурово рыкнула Звонящая, видя на игрек-экране его вертолёт, который с нездоровой скоростью направлялся прочь из города, проскакивая мимо разрешённых коридоров. — Мы не можем его упустить!

Звонящая рубанула сталью, решив схватить преступного олигарха, а Сенцов сидел тише мыши. Он ни к кому не лез со своими планами — чтобы никто лишний раз не замечал его и не чехвостил за провал… Да и планов в сенцовской башке никаких не было.

— Старлей! — вдруг пригвоздила Сенцова Звонящая, и Константин скорчился в кресле, подумав, что она сейчас схватит его за черти и потащит в игрек-генератор за то, что провалил операцию и вместо того, чтобы обезвредить туриста — заставил его загарцевать на «брахмаширасе» в центре Докучаевска.

— Да… — пролепетал Константин, ожидая суровой кары.

— Тебе задание! — стальным тоном определила Звонящая. — Остановить Теплицкого!

— А? — Сенцов изумился, потому что ожидал, что Звонящая обрушит на него гнев громовержца, а она ему ни слова не сказала про «сдутую» операцию.

— Бэ! — отрубила Звонящая, подперев кулаками бока. — Бери игрек-тачку и вперёд! Координаты его вертолёта Репейник тебе передаст!

— Есть… — пробормотал удивлённый Сенцов, а дознаватель в нём заставил его вскочить и со всех ног помчаться к игрек-гаражам за игрек-тачкой.

— Это тебе — чтобы не капустился! — крикнула ему вдогонку Звонящая.

Глава 205 Гибель Сенцова

Константин запрыгнул в игрек-тачку и нажал на газ так, словно бы делал это в последний раз и впереди его ожидал бой на смерть. Мгновенно трансформировавшись в режим полёта, игрек-тачка Сенцова пулей вылетела с Базы, едва не протаранив шлюз, и Константин задал ей максимальную скорость — чуть меньше световой. Не прошло и минуты, как под острыми крыльями понёсся Докучаевск. Сбавив обороты, Константин различил под собою разбитые дома, огни пожаров, тучи пыли, хаос обломков… Где-то среди всего этого шагал «брахмаширас», но Константин не увидел его. Радиоприёмник-передатчик доносил до сенцовских ушей гневные речи Траурихлигена, которые тот извывал демоническим голосом, но Константин старался не его слушать.

— Внимание, объект обнаружен прямо по курсу! — новым, приятным голосом сообщил ему игрек-радар, Сенцов посмотрел вперёд и тут же заметил в забитом пылью воздухе военный вертолёт класса «Аллигатор», который в спешном порядке направлялся прочь из города. В нём и улетает от Опа Теплицкий. Ну, ничего, никуда не улетит, потому что Сенцов подстрелит вертолёт из обновлённой игрек-пушки.

— Шеф, у нас дознаватель на хвосте! — обыденно сообщил Третий, вовсе проигнорировав жуткую речь Траурихлигена.

Теплицкий аж подскочил — до такой степени были накручены его нервы, судорожно повернул голову, глянул в иллюминатор и увидел, как, рассекая воздух, мчится к ним крылатая машина Отдела Предотвращений. На её капоте и крыше открылись тёмные отверстия, из которых выдвинулись смертоносные пушки… С Отделом Предотвращений не шутят — один выстрел из такой «малютки», и вертолёт, объятый пламенем, унесётся вниз и взорвётся, треснувшись о далёкую землю…

— Что с ним делать? — спокойно осведомился Третий, демонстрируя свои пугающе стальные нервы.

— Третий, бей его!!! — истерично заверещал Теплицкий, порождая в наушниках мерзкий писк. — Взорви его!!

— Да, сейчас… — неспешно ответил Третий и будничным движением вдавил пальцем красную кнопку.

Неизвестный луч вмиг пробил броню Сенцова, на экране перед ним замигал красный сигнал опасности, и Константин понял, что ему пора катапультироваться. Нащупав на приборном щитке нужную кнопку, Константин, не мешкая, вдавил её до упора. Над головой с треском сорвалась крыша, а через миг — сенцовское кресло с силой вытолкнуло вверх, Сенцов пробкою выскочил из горящей машины и оказался в птичьем полёте.

Волна воздуха хлестнула в лицо, и Сенцов едва не задохнулся, но взял себя в руки и дёрнул за кольцо парашюта. Купол с треском раскрылся, поймав поток воздуха, Сенцова рвануло вверх. Горящая тачка стремительно ушла вниз, взорвалась, во все стороны расшвыряв свои ошмётки.

— Здорово бахнуло! — подпрыгнул, радуясь победе Теплицкий. — Круто Перевёртыш следит за технологиями Опа! Знает, как надо взрывать ихние игрек-тачки!

— Это не Перевёртыш следит, — негромко возразил Миркин, стараясь не смотреть, как дознаватель из сбитой игрек-тачки парит на парашюте над руинами города. — Эту пушку сделал Траурихлиген, а Перевёртыш — слямзил!

— Главное, что он отстал! — вмешался Третий, не забывая пилотировать. — Надеюсь, они не пошлют другого!

Уволенный Геккон молча перелистывал журнал.

Впереди маячил, удаляясь, проклятый вертолёт Теплицкого и Сенцов досадовал на себя за то, что так и не смог его остановить. Тоже мне, дознаватель — слизняк безмозглый… Вокруг валились горящие обломки сенцовской игрек-тачки, один из них врезал по куполу парашюта, и Сенцова неприятно дёрнуло на стропах. Выровнявшись, Константин собрался послать на Базу сигнал SOS, однако почувствовал над собою резкий противный запах. Рывком глянув вверх, Сенцов обнаружил беду: на куполе его парашюта разгорался костёр. Проклятый горящий обломок поджёг ткань, и теперь — у Константина секунды прежде чем парашют догорит, и он камнем полетит вниз…

Огонь быстро захватил купол, и теперь — сбегал вниз, по стропам, Сенцов расстегнул ремни, испугавшись, что загорится его комбинезон. Рдеющий парашют мигом ушёл ввысь, а Сенцов остался беспомощным и жалким на высоте. Рефлекторно замахав мягкими бесполезными ручками, Константин стремительно понёсся к земле… прямо в пылающие руины. Они стремительно приближались, а вместе с ними приближалась и гибель. Вот, жар пламени уже охватывает щёки, а перед глазами несётся жизнь и Катя. Прощай, Катя…

Глава 206 Нулевой цикл

Репейник и доктор Барсук работали. Они впервые сидели в пробойной за общим столом, высчитывая параметры деосцилляционных колебаний. За их работой неотрывно наблюдал шеф, который уже разработал и утвердил план победы над Эрихом Траурихлигеном. Единственный способ избавиться от этого проклятого захватчика — сделать нулевой цикл, вернув точку нормохроноса на год назад, когда Теплицкий ещё не нашёл «брахмаширас». Но загвоздка состояла в том, что с нулевым циклом оп лишится бесценной техлогии трансхронов, и опыта борьбы с хронотуристами. Шеф не мог этим пожертвовать, и поэтому — обязал Репейника в паре с доктором Барсуком ввести Базу в режим деосцилляции.

— Встряхнёт жёстко! — предупредил доктор Барсук, оторвавшись от расчётов и многозначительно взглянув на шефа. — Нам всем нужно будет в бессбойный бокс спуститься, чтобы не раствориться в завихрении континуума!

— Хорошо, — согласился шеф, и повернул к Репейнику своё суровое лицо. — Репейник, я надеюсь, твой бессбойный бокс выдержит?

Репейник почувствовал, как его спину облил холодный пот. Он не был уверен в надёжности своих бессбойных боксов… Но не скажет же он об этом шефу!!

— Ага, — кивнул Репейник, стараясь придать своему голосу генеральскую сталь. — Я тут ещё одно открытие сделал — это насчёт сохранения наших личных воспоминаний, — он открыл ящик стола и вытащил небольшую коробку, открыл её, и шеф увидел в ней магниты — небольшие, вроде магнитиков на холодильник. — Я разгадал секрет Траурихлигена, как он обманул «вышибалку», — серьёзно сказал он, стараясь скрыть, насколько он горд собой. — Нужно прицепить их на затылок — турист так сделал себе и старлеевой Кате. Барсук, вы тоже должны это сделать! — настоял Репейник, протянув толстом учёному один магнит.

— Спасибо! — доктор Барсук охотно схватил с ладони Репейника магнит и приладил его к себе на затылок. Он был рад, что оп решил сохранить ему память и оставить на Базе, а не выбросить обратно, в бомжатник, где он жил до того момента, когда Теплицкий решил пробросить туриста. Как учёный, он хотел научной работы, а не унизительных вшей, отупляющей краденой мивины и вечно пьяных соседей по заброшенному дому, от которых его тошнило.

— Итак, мы выполним откат точки нормохроноса на год назад, — быстро заговорил он, проверяя, хорошо ли держится магнит. — А наш с вами атолл введём в режим низкоамплитудных деосцилляционных колебаний, вырвав его из нормального временного среза, в отдельный срез, а потом — наложим этот отдельный срез на точку нормохроноса, совместив их с точностью до одной десятитысячной секунды! Таким образом мы сохраним для нашей с вами точки пространства прожитый год, память за этот год и все сделанные технические достижения! Всё, я закончил расчёты, мы с моим уважаемым коллегой Репейником готовы к запуску нашего деосциллятора! Верно, коллега?

— Верно, — нехотя кивнул Репейник, мысленно признав себя лосем, самшитом и слизнем за то, что не верил в деосциллятор, и согласившись, что Траурихлиген умнее его… даже этот толстый жующий Барсук — и тот умнее его, а он — твердолобый консерватор, тяжёлый на подъём…

Закончив работу на своём игрек-ноуте, Репейник включил игрек-принтер, который, псикнув, быстро распечатал ему два условно настоящих документа.

— Я придумал, каким образом мы устроим нулевой цикл, — сказал он, одной рукой прицепив на свой затылок магнит, а другой — взяв глянцевитые листы с голограммами, подтверждающими их подлинность, как документов. — Наши бравые ребята проникнут в администрацию города Докучаевск и подложат мои «куклы» вместо разрешения Теплицкого на строительства его гипермаркета. Всё, идёмте, пора ознакомить их с новым заданием!

— Я с вами! — доктор Барсук решил напроситься, но шеф ему строго приказал:

— Барсук, спускайтесь в бессбойный бокс!

— Ну, вот, я так и знал, что не часть команды, а зек! — канючливо проныл доктор Барсук. — Знаете, как мне неприятно?

— Барсук, не ной, а? — пробурчал Репейник, задержавшись на пороге. — В клетку вас никто не садит — значит, вы свободны! Идите в бокс, не задерживайте операцию!

— Угу, — невесело кивнул Барсук и утащился к лифтам, чтобы спуститься на нижния ярус Базы.

* * *

Красный с ужасом смотрел на большой экран в кают-компании и видел, как Константин Сенцов без парашюта падает в объятый пламенем хаос городских руин, сгорает в страшном огне и погибает с Катиным именем на устах…

— Он… погиб… — пролепетал он, повернув к товарищам своё бледное, перекошенное диким страхом лицо. — Старлея больше нет… Звонящая, Теплицкий его сбил…

Звонящая стояла в страшном ступоре, не в силах оторвать глаз от экрана, на ктором появилась жуткая паучья машина Траурихлигена, дала ещё один смертоносный залп, зацепив улетающий вертолёт олигарха, и он, поражённый адским огнём, на миг завис в воздухе… Лопасти его мгновенно замерли, отрываясь от корпуса, оторвался и хвост, потом — сам ветолёт распался на части, падая с почерневших от пепла небес на пылающую землю, а из развалившейся кабины выпадали голые кости всех поссажиров…

— Теплицкий тоже крякнул… — прошептал около неё Бисмарк, который, обычно, громко кричал, а сейчас — испуганно шептал впервые в жизни…

Звонящая собрала всю силу своей стальной воли, чтобы спрятать душившие её горькие слёзы. Стоя посреди кают-компании, перед большим экраном, она ощутила себя маленькой безвольной пешкой в глобальной игре мирового злодея. Она поверила проклятому Траурихлигену, решив, что он — непонятый гений, спасает мир от войны, а по-настоящему он просто чудовище, которое прёт по трупам, лишь бы заполучить мировое господство в свои грязные лапы!

Громкие шаги со стороны двери отвлекли её от мрачных мыслей, заставив повернуться и посмотреть. В кают-компанию, буквально, залетел Репейник, лицо которого похудело так, что стало напоминать череп… Улыбающийся череп, потому что на лице Репейника, действиельно, висела нездоровая улыбка до ушей.

— Девочки, не плачьте! — заявил Репейник таким весёлым голосом, словно бы Сенцов не погиб в огне, а пошёл в цирк, на клоунов смотреть. — Поверьте мне, Старлей не пострадает!

— Да? — не поверила Звонящая, прищурив левый глаз. — Ты что, изобрёл свою рекавер-среду?

— Мы с Репейником решили, что остановить Траурихлигена нам поможет только нулевой цикл! — сказал шеф, выдвинувшись из-за спины Репейника. — Вы должны будете отправиться в недалёкое прошлое и не позволить Теплицкому обнаружить бункер Траурихлигена!

— Мы должны будем уничтожить Теплицкого? — уточнила задание Звонящая, готовая уничтожить кого угодно, лишь бы совершить спасительный для нормохроноса нулевой цикл и избавить от Траурихлигена прежде всего, себя.

— Нет, нет! — спокойно возразил шеф. — Никого уничтожать нельзя, и мы не будем этого делать. Суть вашего задания конструктивна: поменять разрешение на строительство гипермаркета Теплицкого на то, которое приготовил Репейник.

— Я уже напечатал новую бумагу: разрешение Теплицкому строить гипермаркет… в другом районе! — громко объявил Репейник, размахивая двумя белыми листами. — Вам надо только пробраться в горисполком и поменять старое разрешение на новое! И, вот ещё! — Репейник один лист отдал Звонящей, а вторым продалжал махать. — Условно настоящее решение о присвоении той развалюхе над бункером статуса памятника архитектуры! Тогда её никто не тронет, и ничего строить на её месте не будет! Его вы тоже в исполкоме оставите и — сразу назад!

Звонящая взяла у Репейника и второй лист, прочитала и согласилась: да, если разрушающийся старый дом не получит статус памятника — его всё равно разрушат, если не Теплицкий, то кто-нибудь другой. А от такой находки, как «брахмаширас» ничего хорошего ждать не следует.

— Скажи-ка товарищам, Репейник, — серьёзно потребовал шеф. — Каим образом, после того, как пройдёт нулевой цикл — мы избежим отката во времени, и оп сохранит все технические достижения и навыки борьбы с хроностуристами, которые мы получили во время борьбы с Траурихлигеном?

— Я введу Базу в режим деосцилляции, и нулевой цикл её не затронет! — хвастливо пообещал Репейник. — У нас останется и трансхрон, и деосциллятор, и магнитная защита, и естественно, наш бесценный опыт!

— Слышь, умник: не взорвётся? — мрачным голосом осведомился Бисмарк, одарив Репейника убийственно недоверчивым взглядом через левое плечо.

— Ты меня достал своими взрывами! — обиделся Репейник. — Ты, Бисмарк, вообще не знаешь, что такое режим деосцилляции!

— Его Траурихлиген научил! — ехидным голосом заметил Красный. — Сам бы он не догадался!

— Нет, ему Барсук подсказал! — уточнила Звонящая, свирепо сдвигая брови. — Ну, как, Репейник, существует деосциллятор, или нет?

— Ребята, пожалуйте во флип-отсек! — громко пригласил Репейник для того, чтобы оборвать этот неприятный разговор. Да, он долго не верил в деосциллятор, и не изобретал его, ну и что теперь? Репейник уже признал себя за это лосем… Чего они снова к нему лезут?

— Та идём мы уже, Репейник, не плачь! — хихикнул Красный. — Вот это Старлей удивится, когда мы вернёмся, а он живой!

* * *

Флип-отсек, словно бы, перевернулся вверх тормашками — временной коридор скрутил его в бараний рог, стирая чёткие линии приборов, заглушая яркий белый свет. Перегрузок в нём почти что не было — Репейник успел усовершенствовать свой трансхрон по примеру трансхрона всё того же Траурихлигена, и путешествие во времени можно было теперь с успехом называть «круизом». По команде Репейника они втроём одновременно сделали шаг вперёд и оказались в тёмном чиновничьем кабинете. За прикрытым жалюзи окном висела сизая пасмурная ночь, и кабинет был пуст и тих.

— Мы на месте! — сухо сообщила Звонящая в игрек-передатчик, изо всех сил убеждая себя в том, что просто борется с очередным преступником, которых она уже тысячи победила… Изо всех сил стараясь не думать о том, что она всё равно любит Эриха, каким бы чудовищем он ни был…

— Начало операции! — скомандовал ей через игрек-передатчик шеф, и Звонящая буднично ответила:

— Есть!

По сравнению с другими миссиями Опа, эту можно было считать простой и лёгкой. Никакой стрельбы, погонь, драк — Звонящая просто отомкнула ящик чиновничьего стола условно настоящим ключом, вытащила кожаную папку, отыскала в ней подписанный и заверенный документ, который позволил сумбурному олигарху снести старый дом и построить на его месте свой гипермаркет. Теплицкий решил назвать гипермаркет «Толстопуз» — название тоже было прописано в разрешении… Однако «Толстопуз» так и не появился на карте Донецка — вместо него суждено было появиться Эриху Траурихлигену. Звонящая вытащила эту бумагу из папки и отдала Красному, а на её место положила точно такую же бумагу — так же подписанную и заверенную, только место для строительства оказалось отодвинуто на полкиломертра — из застроенного жилого квартала на ничем не занятый пустырь, где испокон века росли только бурьяны, жили бездомные собаки да крутились бомжи и бандиты. Гипермаркету Теплицкого на пустыре будет куда лучше — не надо будет перестраивать шоссе, стоянку можно будет сделать любой ширины, выкопать любые подземные гаражи, на пустыре много незанятого места… а к тому же — благоустройство дикой территории. А самое главное — под пустырём ничего нет — ни бункеров, ни даже водопровода. Красный свернул переданную ему бумагу в четверо и спрятал во внутренний карман куртки — потом отдаст шефу, чтобы санкционировать её уничтожение. Убедившись, что условно настоящий документ ничем не отличается от оригинального, Звонящая положила сверху вторую бумагу Репейника — в которой хилая постройка над бункером Траурихлигена объявлялась памятником архитектуры, затем она закрыла папку, вернула её на место и замкнула ящик так, как он был замкнут тем чиновником, который сидел в этом кабинете. Всё, на этом задание закончилось: Теплицкий никогда не начнёт стройку над бункером, не найдёт его, не загорится сумасшежшей идеей включить «брахмаширас» и не притащит из прошлого Эриха Траурихлигена. Не начнёт эту стройку и кто-либо другой: старый дом теперь не подлежит сносу, он подлежит только ремонту и сохранению, и простоит ещё много-много лет…

— Репейник, задание выполнено! — негромко сказала Звонящая в микрофон игрек-связи. — Включай обратный проброс!

— Окей! — весело ответил ей Репейник, и флиппер на руке Звонящей громко пискнул, запустив трансхрон на возвращение.

* * *

Первое, что попалось на глаза после того, как был завершён обратный проброс — это мельтешащий, навязчивый Репейник. Он бродил едва ли не по всей кают-компании — наверное, нервничал так сильно, что не мог заставить себя сидеть на одном месте.

— Супер, ребята, вы прекрасно справились! — тут же затараторил Репейник, едва побеждая свою навязчивую улыбку до ушей. — Глядите!

Репейник подвинулся в сторонку и показал большой экран, на котором раскинулась центральная площадь города Докучаевск. Ухоженные клумбы, аллеи, фонтан, голуби, клюющие крошки, люди гуляют… Всё, как и раньше, до того, как по городу походил «брахмаширас», а на рекламном щите, в сторонке у шоссе — изображены красочные фрукты, румяная курица-гриль, две бутылки шипучих напитков и яркая надпись: «Гипермаркет «ТОЛСТопУЗ»! Спешите, скоро открытие! Покупателям скидки!».

— А где Старлей? — осведомилась Звонящая, оглядев кают-компанию и нигде не увидев Сенцова.

— Попал Старлей, — вздохнул Репейник, теребя в руках какую-то папку столетней давности, пыльную такую, ободранную. — Старлея не было на Базе, когда прошёл нулевой цикл, и после того, как вы поменяли бумаги — он вернулся к тому состоянию, в котором он был на тот момент, когда Теплицкому выдавали разрешение на строительство гипермаркета…

— То есть, он сейчас — забацанный обормот безмозглый! — разочаровался Красный и с досадой хлопнул себя кулаком по коленке. — Чёрт с тобой, Репейник, чего ты не телепортировал его сюда?? Он же наш брат, в конце-то концов!

— Красный, он жив! — огрызнулся Репейник, шваркнув свою запылённую папку на столик из железа и стекла, от чего в воздух взлетело пыльное облако. — И что это за слово у тебя такое — «телепортировал»? Я тебе околонаучную фантастику не рекомендую ни читать, ни смотреть — ты впечатлительный! Я мог только зачерпнуть Старлея хронокоридором… но не успел… И, кстати, забацанность его — не навсегда и вполне излечима. Когда он нам понадобится — я запхаю его на реколлектор! Кстати, братья, небольшие хроносбойчики, всё-таки, есть… — негромко пробормотал он, переступая с ноги на ногу. — Я, вот, папку нашёл, которая у меня ещё в лохматом году запропастилась, я её, кажется, даже выкидывал… а сейчас, вот, в стол полез, а она там сверху болтается! Вы только шефу не сболтните, а то я боюсь…

— Эх ты, хроносбойщик, — вздохнула Звонящая, кажется, с сожалением… Наверное, потому что придётся вновь вламываться в сенцовскую квартиру, хватать хозяина за жабры и волоком тащить на реколлектор, затыкая уши, ведь Сенцов будет орать…

Больше она ничего сказать не успела, потому что в кают-компанию зашёл шеф. Он был не один — за ним, довольно улыбаясь, катился толстый Барсук, а в его пухлой руке был полиэтиленвый пакет, наполенный пирожными: трубочками с кремом.

— Как вы видите, наш с уважаемым коллегой Репейником, не знаю, как его по отчеству, деосциллятор работает, как часы! — довольным голосом заявил Барсук, откусывая от трубочки большие куски. Его пухлые, круглые щёки оказались перемазаны кремом, и он облизывал губы, стараясь съесть его весь, без остатка. — Можете поздравить нас с научно-технической победой!

— Поздравляю! — изрекла Звонящая сухим голосом, изо всех сил подавляя поднимющуюся тошноту. Она перенервничала за всё это время, и её организм требует хорошего отдыха. На Сейшелах. Она туда обязательно поедет, как только шеф даст отбой.

— А я поздравляю всех вас с проделанной работой! — произнёс шеф, тоже улыбаясь. — Вы, как всегда, спасли мир, и я уже повысил каждого из вас на одно звание!

— Надо же, Звонящая генералом стала! — тихонько прокомментировал Красный. — Первая в мире женщина-генерал…

— Цыц! — цыкнула на него Звонящая… Что-то не в духе она — кислая какая-то и злобная одновременно… неужели, не рада??

— Я дам всем месяц отпуска, — щедро пообещал шеф. — Но у меня для вас последнее задание!

Глава 207 Арест Теплицкого

— Вашим следующим заданием будет захват «бункера Х» и арест Теплицкого — за организацию компании «Вавилон» и зомбирование людей, — шеф тут же перешёл к делу, с удовольсвтием разглядывая на большом экране цветущий Докучаевск. — Я уверен, что вам это будет совсем нетрудно, потому что «бункер Х» вы уже изучили вдоль и поперёк.

— Давно пора его арестовать! — с готовностью согласилась Звонящая. — Выдвигаемся прямо сейчас!

— Может, поспим сначала? — пробормотал Красный, которого после всех злоключений с «брахмаширасом» начал смаривать неприятный ватный сон.

— На том свете отоспишься! — рывкнула Звонящая. — Или ты хочешь, чтобы Теплицкий другого туриста притащил??

— Да ладно, не кипи, генералиссимус… — примирительно сказал Красный, опасаясь, как бы Звонящая не начала по своему обыкновению стрелять.

— А мне можно с вами? — осведомились из-за спины толстого Барсука, со стороны двери — это Рыбкин пришёл, отпущенный, наконец-то, из бокса. Стажёр от скуки зевал и разминал свои ноги, которые у него, в боксе, кажется, атрофировались за ненадобностью…

— Маринованный явился! — константировала Звонящая, остановив на нём начальственный взгляд. — А как же — собирайся, будешь работать! Вижу, ты выздоровел, и задарма кормить мы тебя не собираемся!

— Ура! — Рыбкин аж подпрыгнул, так обрадовался, и побежал в арсенальную — вооружаться.

— Эй, Репейник, а где этот студент Максим? — осторожно спросил Красный, пока пробойщик прослеживал перемещения Теплицкого на сегодняшний «новый день». — Неужели, до сих пор в боксе?

— Неа! — помотал головой Репейник, а на экране ноутбука перед ним светилась карта Донецка и красная точка на ней, показывающая, что Теплицкий сегодня позавтракал в ресторане «Донбасс-Палас» и отправился в боулиг там же. — Зачем он мне? Чтобы тратить мивину? Я его вышибалкой забацал и выбросил назад в его общагу! Как раз, к экзаменам поспеет! Всё, ребята! — крикнул он, зафиксировав точку на карте. — Теплицкий в Донбасс-Паласе в боулинг режется! Можно брать!

— Клёво! — обрадовался Рыбкин, который уже вернулся из арсенальной, увешанный пушками. — Вот, оружие настоящего ниндзя!

— Не знал, что ниндзя огнестрелом увлекаются! — негромко заметил Красный.

— Вперёд! — приказала Звонящая и покинула кают-компанию, маршируя к стоянке за игрек-тачкой.

* * *

Олигарх Теплицкий отдыхал. Налопавшись рябчиков и лобстеров в ресторане, он отправился в зал боулинга, где, кроме него, находилось ещё два зажиточных гражданина. Один зажиточный гражданин в боулинг не играл, потому что боялся сдуть второму — он только сидел за круглым столиком для отдыха и сонно пил коктейль. Под сводами боулинг-зала во всю играла клубная музыка, и Теплицкий решил под неё «покатать шары».

— Геккон! Подай мне шар! — распорядился Теплицкий, протянув свою белу рученьку, чтобы всунуть свои кургузые пальцы в отверстия на поверхронсти тяжёлого шара и попыться сбить им хотя бы одну кеглю.

— Пожалуйста, босс! — начальник охраны Теплицкого Геннадий Геккон тут же возник около повелителя с шаром в руках, подавая его.

Теплицкий спасибо не сказал — только схватил шар, размахнулся, насколько хватило его сил и размаха, и запустил этот зелёный шар в кривобокое путешествие по блестящей от лака дорожке, в конце которой выстроились белые кегли. Прокатившись около метра, неуклюжий шар Теплицкого тут же сошёл с дистанции, угодив в боковой жёлоб, и, достигнув его конца, упал с грохотом, не задев собой ни кегли.

— Вот, чёрт! — ругнулся Теплицкий, поняв, что сдул эту партию сам себе, потому что второй зажиточный гражданин, не пожелав играть с Теплицким, поспешно удалился, оставив чаевые на столе.

— Чего изволите? — это к Теплицкому скользнул администратор зала и принялся услужливо заискивать, заглядывая Теплицкому в рот своими подхалимскими глазками.

— Выиграть, чёрт подери! — отпихнул его Теплицкий и отдал такой приказ:

— Геккон! Принеси шар! Третий, кинь!

— Как скажете, босс! — ревущим дуэтом отрапортовали оба широкотелых охранника Теплицкого, Геккон принёс шар Третьему, а Третий мощно бросил его своей толстенной, как дуб, могучей рукой. Пролетев по дорожке со скоростью пули, меткий шар Третьего со стуком и треском врубился в стойный ряд кеглей, расшвыряв их в стороны так, что в вертикальном положении не задержалась ни одна.

— Страйк! Страйк! — радостно заверещал Теплицкий, радуясь своей пирровой победе, а специальная машина, жужжа, установила в конце дорожки новые кегли вместо сбитых.

— Эй, гарсон! — гнусаво подозвал Теплицкий администратора. — Чаю со льдом!

Администратор проворно скользнул к барной стойке, приказав бармену срочно делать для Теплицкого чай со льдом, а Геккон негромко сказал Третьему:

— И как можо пить такую гадость? Чай должен быть горячий и с лимоном!

— Пускай пьёт, хоть, керосин, лишь бы не орал! — резонно заметил Третий, взяв шар для себя и смачно запустив, чем снова выиграл страйк.

— Ура! — тут же обрадовался Теплицкий. — Я снова победил! Видите, слизни, как нужно играть??

— Пожалуйста, господин Теплицкий! — тут же к нему скользнул услужливый администратор, поднеся на подносе чай со льдом, налитый в стакан.

— Так, Геккон, шар! Третий, кинь! — распорядился Теплицкий, схватив стакан в кулак и выпивая из него залпом ледяной чай. — И мне осточертела ваша Леди Гага! — ругнул он администратора.

— Простите, господин Теплицкий, это не Леди Гага, это — Джастин Тимберлейк… — поправил его администратор, а Третий снова кинул шар и выбил для босса третий страйк.

— Видите, как нужно побеждать? — похвастался Теплицкий и тут же приказал:

— Убрать Гагу и включить «Раммштайн»! И погромче, мне сегодня везёт в игре!

— Как пожелаете, — вздохнул администратор и утащился, чтобы «сменить пластинку».

ДУ хаСТ!! — заревел под высоким потолком львиный глас, отпугнув последнего зажиточного гражданина, который поспешил исчезнуть, не допив коктейль. А Теплицкий, подпевая мерзким скрипучим фальцетом, допивал чай, восседая в плетёном кресле, обязав Геккона и Третьего играть за него в боулинг.

Заигравшись в «виртуальный» боулинг и заслушавшись рычащие песни, Теплицкий и не заметил, как в пустынном зале оказались третьи лишние лица. Их было пятеро, все затянуты в одинаковые кожаные мундиры с тёмными очками, они быстро пересекли зал, своим устрашающим видом загнав адмистратора и бармена в дальний угол за барной стойкой.

— А вот и Теплицкий! — постановило одно третье лицо суровым голосом начальника. — Берём!

Теплицкий и не заметил, как они приблизились к нему и обступили кругом, загородив играющих охранников.

— Эй, мне не видно! — обиделся Теплицкий, не осознавая, что происходит.

— Так, Теплицкий, оп! — сообщило начальственное лицо, Звонящая, сурово нависнув над удивлённым олигархом. — Ты арстован за разработку и сбыт видеоигр, порабощающих человеческий разум! — вколотила она, а в руках рослого Бисмарка рядом с ней появились толстые игрек-наручники.

— А? За что? — испугался Теплицкий, забарахтавшись от ужаса. — Я не виноват!

— Компанию «Вавилон» организовали вы, а не Миркин! — разъяснила ему Звонящая. — Давай, Бисмарк, вяжи его!

— А-а-а!! Помогите!! — заверещал Теплицикий, переорав громогласный «Раммштайн», когда Бисмарк одной ручищей прижал его к столу, а второй — надвинул наручники на его холёные запястья.

Геккон и Третий, услыхав перекошенный ужасом призыв начальника, побросали тяжёлые шары, повредив паркетный пол и громадными скачками понеслись навыручку. Выхватив пистолеты, они решили стрелять. Геккон два раза пальнул вперёд, сшибая с витрины бара дорогие вина и виски, а потом — Бисмарк двинул тяжёлой ногой, вышибив оружие из его руки, а Красный, навалившись сзади, сшиб с ног и заковал в наручники. Третий рванул, было, к выходу, но наткнулся на Рыбкина. Ловким ударом ниндзя Рыбкин лишил громилу оружия, но Третий не сдавался — ломанулся напролом, подмяв стажёра под себя своим носорожьим весом. Обрушившись на пол, Рыбкин получил суровый тумак, а Красный и Бисмарк набросились на Третьего вдвоём, тут же закрутив ему руки. Свирепый здоровяк мощно дёргался, вырываясь и сопя, но игрек-наручники лишили его щансов на побег.

— Жив, брат? — Красный помог Рыбкину встать, и под глазом стажёра расплывался фингал.

— Я его почти поймал! — огрызнулся Рыбкин, потирая подбитый глаз.

— Но помощь друга всегда кстати! — заметил Красный, пихая Третьего в спину дулом пистолета, чтобы тот топал на выход и не мешал топать Теплицкому и Геккону.

— Отличные кадры для игрек-тюрьмы! — определила Звонящая. — На чай! — крикнула она, метнув парализованным от страха бармену и администратору кошелёк Теплицкого. — А мы пошли!

НАЙН! — рявкнул из динамика басовитый певец, и тут же заглох, потому что Красный «пристрелил» системный блок, управляющий музыкальной аппаратурой.

* * *

Когда с глаз Теплицкого сняли повязку — перепуганный олигарх увидал, что вокруг него — белым-бело… Белым был пол, белыми были стены, белым оказался и потолок… Теплицкий баже попятился, потерявшись среди этой белизны, но сзади его жёстко толкнули, зашвырнув в белое пространство, и ушли, крепко задраив белоснежную дверь. Теплицкий очутился в пространстве три на три метра, без настоящих окон — с условно настоящим, в виде дисплея с красивым видом на потрясающий золотистый закат над верхушками лесных елей. Ели покачивались на виртуальном ветру, а Теплицкий, оглуплённый тем, что это здоровенное окно не несёт решёток, ринулся к нему, собравшись выскочить в условно настоящие просторы. Больно стукнувшись лбом о бронированное стекло, которое защищало дисплей от таких, как Теплицкий, олигарх откатился назад, потирая набитую шишку. В желудке слипся тошнотворный страх, Теплицкий ещё попятился и столкнул на жуткий белый пол подставку для цветов. Тут всего-то и было мебели: намертво прикрученные к стенкам и полу белые нары да эта подставка — насмешка над человеком.

— Ой… — всплакнул Теплицкий, не замечая даже, как сел на пол около этой сбитой подставки… — Помогите!! Спасите!!

Что-то ужасное заставило Теплицкого невменяемо орать, молить о помощи… Но игрек-камера несла звуконепроницаемые стены и охранялась роботами, так что эти перекошенные ужасом вопли, достойные дикой обезьяны, не услышала ни одна живая душа. Холодная, липкая депрессия проглотила Теплицкого с потрохами, и он просто заплакал настоящими слезами впервые за всю свою жизнь.

* * *

Тихий и тёплый вечер зажигал уличные фонари, а во дворе всё бегали дети — мамы никак не могли зазавать их в квартиры и застивить бросить весёлую игру. На парковке перед обыденным девятиэтажным домом спали автомобили, а среди них — «Фольксваген-Пассат», который только с виду был таким же обычным, как его соседи. «Фольксваген-Пассат» принадлежал Звонящей. Она только что вошла в квартиру, положив на тумбочку пакет, содержащий мёрзлую курицу, два литра кока-колы, овощи, яблоки… Она могла бы в этот вечер улететь в Майами, или на Сейшелы, но она, как заколдованная, всё возвращалась и возвращалась в эту простую квартиру в Пролетарском районе Донецка. Она дала себе слово вернуться сюда в последний раз — чтобы проверить… Что?

Она даже не разувалась — прошла через прихожую на кухню в сапогах, оставив продукты, а потом — отправилась в комнату, механически закрыв за собой дверь… Резко развернувшись всем корпусом, она широко распахнула глаза, решившись глянуть на маленький столик в углу, где у неё раньше стояла клетка с нехрональным кроликом. Столик был пуст — только старая газета валялась на нём, которая тут наверное, уже лет пять пылится. На неё Звонящая устанавливала клетку. Клетка пропала, и это нормально, хоть Звонящая и привязалась к нехрональному кролику — его отсутствие принесло ей облегчение. Это доказательство того, что мир спасён, и можно спать спокойно… Но Звонящая прекрасно понимала, что это — не всё: нужно проверить ещё кое-что… Заставив себя двигаться вперёд, Звонящая медленно приблизилась к своему обыкновенному комоду. И внутри у неё засел холодок — неизвестно, откуда он взялся, но она почему-то боялась открывать шкатулку с кошкой, куда положила бесценное бриллиантовое колье — подарок от Эриха Траурихлигена. Если нулевой цикл действительно, пошёл — шкатулка обязана быть пустой. Она и есть пустая… Звонящая скользнула к окну, закрыла жалюзи и задвинула шторы — рефлекс человека, хранящего тайну: чтобы никто не увидел…

Она медленно протянула руку и приподняла со шкатулки крышку. Глаза Звонящей были плотно зажмурены — подсознание боялось смотреть, что там, есть ли что-нибудь на дне шкатулки, или нет. Откинув крышку, Звонящая снова заставила себя распахнуть глаза и глянуть. Ужас мгновенно пронзил её с головы до самых пят, и она даже отпрыгнула, словно бы встретила медведя. Шкатулка чудом удержалась на комоде, не полетела на пол, сбитая неуклюжим мельтешением Звонящей… А на дне шкатулки, кроме ерунды, играя в свете торшера всеми цветами радуги, покоились зловещие бриллианты, среди которых дьявольским блеском горел «Флорентиец». Звонящая едва чувствовала свои ноги — они подкосились, как тонкие ветки, и она села на пол, прижав ладони к горящим от страха щекам. «Раз! Два! Три! Четыре! Пять!» — она считала про себя, чтобы вернуть душевное равновесие, но оно как-то плохо возвращалось — сердце колотилось, как у колибри — появилась даже противная одышка и бросило в жар. Звонящая сгрузила свою куртку прямо на пол, оставшись в одной майке, но прохладнее ей от этого не стало… Звонящая рывком повернула голову и бросила быстрый взгляд на своё правое плечо. Длинная глубокая царапина, которую оставил ей камешек на шлейке, когда Эрих Траурихлиген рванул её платье, исчезла без следа — прямое доказательство того, что пошёл нулевой цикл. Она никогда не встречалась с Эрихом Траурихлигеном, а Эрих Траурихлиген никогда не был в нормохроносе… никогда не был с ней… Но «Флорентиец»… Или ей показалось, что в шкатулке лежит «Флорентиец»? Звонящая с трудом поднялась на дрожащие ноги, по которым плясали мурашки, повернула голову, и глаза её вновь наткнулись на дьявольский «Флорентиец».

— Что за чёрт? — фыркнула Звонящая, стараясь скрыть свой страх и ужас за профессиональной злостью.

Поборов страхи, она методично перерыла свои и условно свои вещи, но не обнаружила среди них ни своего порванного платья, ни платья траурихлигеновской бабушки, ни босоножек из бутика. Она положила эти фантастические вещи в шкафу на отдельную полку, освободив её от хлама, но сейчас тут валяся только этот хлам, который накидал Репейник — для видимости обжитой квартиры. Это очень хорошо, правильно. Звонящая захлопнула шкаф и взяла свой мобильный телефон. Номера, который она набирала холодными пальцами, не было в её электронной телефонной книге, Звонящая запомнила его наизусть.

— Набранный вами номер не существует! Проверьте набранный вами номер! — загнусил в ухо робот-автоответчик, и Звонящая сбросила вызов и запихнула телефон в карман.

Конечно, номер Эриха Траурихлигена не существует, это хронально, правильно, если бы существовал — нужно было срочно вызвыать Репейника и впаивать ему строгач за плохую работу. Звонящая лихорадочно соображала, каким образом нехрональные бриллианты остались у неё, когда дверной звонок разразился настойчивой трелью. Она даже вздрогнула, не ожидав «сюрприза». Чёрт, кто бы это мог пожаловать в такое проклятое, неподходящее время?? Эрих просил её сегодня вечером ждать его здесь, в этой квартире, сказав, что заберёт её навсегда…

Звонящая подкралась к двери на цыпочках, вдохнула побольше воздуха и решительно распахнула дверь…

— Здрасьте! — скрипучим голосом выплюнула её соседка снизу, кудрявая дама дородных размеров, накрашенная вся, как кукла, в цветастом шёлковом халатике, топнув своей холёной ножкой в пластмассовом тапочке с искусственными перьями.

— Анжела, — механически пробормотала Звонящая, ощущая где-то там, «под ложечкой», разочарование и даже непонятную боль.

— А откуда вы знаете, как меня зовут?? — неподдельно изумилась соседка, вскинув свои тонюсенькие бровки, подведенные угольно-чёрным карандашом.

— Да, так, угадала… — отбоярилась Звонящая, зная, что после нулевого цикла эта соседка забыла, что была её условно настоящей подругой — и это тоже правильно.

— Вот, что, милочка! — рявкнула соседка, вдвинувшись в прихожую к Звонящей, едва ли не отпихнув её к стене. — Если вы такая прозорливая — скажите, почему у меня на кухне водища льётся с потолка??

— Чёрт! — испугалась Звонящая, вспомнив, что мыла на кухне руки, а воду «от полного счастья» забыла закрутить…

Она помчалась к себе на кухню вслед за Анжелой, которая острыми каблучками своих тапок почти протыкала ей линолеум, тяжело маршируя по коридору.

— Милочка! — заскрежетала Анжела, которая добралась до её кухни первой и заклинилась на пороге, топчась. — Да у вас тут — Ниагара!

— Ой! — Звонящая даже испугалась, узрев «Ниагару»… Да, она забыла закрутить кран, а её мёрзлая курица перекрыла сток. Из мойки вода хлестала фонтанами, переливаясь на пол, подтапливая кухонный уголок, столы, обои, холодильник…

— Простите… — пискнула Звонящая, скользнув к мойке по щиколотку в воде и закрутив злополучный свой кран. Выврвав из мойки мёрзлую курицу, чтобы дать воде стечь, она шваркнула её на разделочный стол.

— «Простите» на хлеб не намажешь! — зло заметила Анжела, намекая, что вода Звонящей испортила её недешёвый ремонт.

— Извините… — угрюмо буркнула Звонящая, потянувшись из кухни в прихожую, чтобы взять свою сумочку, извлечь большой кошелёк и подарить Анжеле пачку условно-настоящих банкнот, чтобы та по второму кругу превратила свою двушку в копию Лувра.

— Ну, спасибо… — пробормотала обескураженная толщиною денежной пачки Анжела, запрятав последнюю в кармашек халатика. — Ну, до встречи! — попрощалась она, резко подобрев и улыбаясь, растягивая рот свой до ушей.

— До свидания, — буркнула ей Звонящая, закрывая дверь свою на все замки…

Ей бы сейчас рвануть воду собирать, но Звонящая никуда не рванула. Бессильно привалившись к запертой своей двери, она просто села на грязный пол прихожей и разрыдалась, уронив голову на руки. В душе поселилась непонятная злая пустота, которая выжимала слёзы, и Звонящая всё рыдала и рыдала, как маленькая глупая девчонка.

Он не придёт никогда — и нечего ей ждать, Репейник для того и запустил нулевой цикл, чтобы избавиться от него. Ему это удалось, молодец, Репейник! В кармане Звонящей около мобильного телефона оказалось колье с «Флорентийцем» — она случайно засунула его туда, а теперь — достала… Сидя на полу, она приняла окончательное и бесповоротное решение: она отдаст дьявольский бриллиант Репейнику — он же искал его, он его найдёт. А сама — пойдёт к шефу просить отставки. Она знала — из книжек, фильмов, по слухам — что можно любить, страдать… а потом — забыть и начать жизнь заново. Но ей как-то не повезло, у неё остались какие-то тягостные воспоминания, которые не вырубишь топором… Остаётся один только выход, чтобы не врезать игрек-тачку в столб на первой игрек-скорости, чтобы она взорвалась игрек-взрывом, разложив на молекулы незадачливую свою хозяйку.

Глава 208 Сенцов и его нулевой цикл

В кают-компании Базы царило весёлое оживление: герои собирались в отпуск, обсуждая под пиццу, кто куда поедет и как там будет развлекаться, забыв о работе.

— Я, ребята, сначала в Лас-Вегасе зависну! — мечтал Красный, уплетая свою порцию огромными кусками. — Оторвусь по полной!

— Ты там всю мафию разоришь! — хихикнул над ним Рыбкин, перед которым стояла не пицца, а условно полезные японские суши. — А я, вот, хочу в Японию, на родину ниндзя! Буду медитировать на горе Фудзияма, как настоящие мастера ниндзитсу: Токугава Иэясу, Тоётоми Хидэёри…

— Ороку Саки! — в свою очередь хихикнул Красный, отомстив Рыбкину за насмешку. — Ты, у нас, брат, ниндзя-черепашка!

— Ну, я сейчас тебе врежу! — огрызнулся Рыбкин, с раздражением запихивая суши в рот целиком и руками. — Ты даже не понимаешь, что такое ниндзитсу!

— Настоящий ниндзя так не психует! — заметил Красный, продолжая подкалывать Рыбкина. — Он всегда умиротворённо пользуется палочками! Ну, что, Бисмарк, махнём со мной в Лас-Вегас?

— Не, я — в Альпы, на лыжи! — отказался Бисмарк, лопая ещё больше, чем Красный. — Активный отдых полезнее, чем твоя игромания!

— Так я после Лас-Вегаса на Ибицу махну! — обиделся Красный и вытащил себе из холодильника двухлитровую бутыль кока-колы, чтобы запить ею съеденную пиццу. — Вот это, отожгу! Танцы — это тоже активный отдых!

— А ты, сестра, куда поедешь? — Рыбкин заметил, что Звонящая молча сидит в стороне, бессловесно смотрит в иллюминатор и ни о чём не мечтает, словно бы о чём-то горько скорбит… — Ты чего такая смурная-то?

— Домой поеду, спать… — проворчала Звонящая, не поворачиваясь и ничего не кушая в непонятной печали.

— Ты, что не рада, что стала генералом? — удивился Красный, тоже заметив странное настроение Звонящей. — Интересная ты личность! Если бы меня в генералы произвели — я бы от радости с ума спятил!

— Может, живот у неё болит? — предположил Бисмарк, пожав плечами. — У меня есть «Бактесубцил»…

— У меня даже нет его фотографии… — булькнула Звонящая, оставаясь в своём непонятном ступоре — будто сама с собой разговаривает, не замечая товарищей.

— Чьей? — изумился Красный, оставив свои кулинарные россыпи и приблизился к Звонящей, которая занимала самое дальнее кресло и продолжала сидеть ко всем спиной.

— Та, деосциллятор траурихлигеновский не сфоткала… — Звонящая, будто, оправдывалась, повернув своё кислое лицо. — Подумала, может, пригодится…

— Вот это да! — воскликнул Красный, часто-часто моргая глазами. — У нас тут праздник, а она нудит работой! Ну, ты, сестра, и трудоголик!

— Расслабься, сестра! — посоветовал Рыбкин, который уже вернул себе спокойствие ниндзя и взял палочки, вытерев руки салфеткой. — Мы — все герои! Пора праздновать!

— Эх, жаль, что Старлей попал под раздачу! — с сожалением вздохнул Красный и даже не стал пить свою кока-колу. — Он, наверное, нас уже и не вспомнит!

— Ага, — невесело кивнул Бисмарк. — Для него сейчас нулевой цикл… Эх, чёрт! Надо было подцепить его с задания!

— Ребята, ребята! — шумно топоча, примчался Репейник и примостл на столе Красного, около калорийностей, свой игрек-ноутбук. — Ребята! — радостно выкрикнул он, включая сей прибор. — Я починил наш игрек-спутник! Сейчас, мы сможем увидеть Старлея! Зовите Звонящую, где она там?

— В пупке своём почему-то торчит… — буркнул Красный, продолжая лопать пиццу и глотать кока-колу прямо «из горла».

— Я здесь! — Звонящая зашевелилась в своём дальнем бескаркасном кресле. — Давай, Репейник, запускай!

Репейник начал возиться с компьютером, настраивая игрек-спутник, а звонящая полезла в карман своего мундира и вытащила оттуда неизвестно что.

— Репейник, — сказала она, положив этот предмет на стол около кока-колы, пиццы и чипсов. — Отвлекись на минуточку!

— Чего тебе? — осведомился Репейник, отвернувшись от компьютера. — Не стреляй только, ладно, товарищ генерал?

— Та, не буду я стрелять! — фыркнула Звонящая. — Ты «Флорентиец» искал?

— Ну, искал! — угрюмо пробурчал Репейник и собрался отвернуться, потому что не простил Звонящей злую шутку с газетой. — Ты надула меня, я с тобой не разговариваю!

— На, — Звонящая протянула Репейнику то, что вытащила из кармана, и Репейник аж подпрыгнул. Подпрыгнул и Красный, который никогда в жизни ничего подобного живьём не видал.

— Вау! — выдохнул он, видя, как зловеще сверкает колье, которое до сих пор было нехрональным и оставалось у Звонящей только благодаря спонтанному хроносбою.

— Ух ты! — выдохнул Репейник, протянув к легендарному бриллианту дрожащую руку. — Так, значит, у тебя всё это время был «Флорентиец»??

— Был, — согласилась Звонящая, отдав колье Репейнику. — Теперь он твой! Ты его искал — ты его нашёл!

— А… где ты его взяла?? — не унимался довольный Репейник, держа «Флорентиец» с каким-то нездоровым, почти религиозным благоговением.

— Тот человек в шляпе продал мне его, — сказала Звонящая с таким спокойствием, будто бы это было правдой.

— Значит, ты всё-таки, там была! — обрадовался Репейник, вздыхая над «Флорентийцем». — А ты мне: «Сходи к окулисту!»… И зачем орать так было?

— Я не была уверена в подлинности «Флорентийца», — отбоярилась Звонящая — ей легко было отбояриться, потому что её тайну никто никогда не узнает — она похоронена вместе с владельцем чёрной шляпы, который теперь давно в могиле. Она никогда больше не увидит его, и это к лучшему, это правильно, так должно было быть — он мёртв и похоронен вот уже семьдесят лет…

— Он такой… такой… космический! — воздыхал Репейник и даже кнопку «Пуск» забыл нажать, чтобы показать товарищам тепершний быт Сенцова. — А ты ещё сомневалась! Ну и дотошная же ты!

— Может, пиццы съешь? — предложил Звонящей Красный, у которого пузцо уже лопалось от съеденного. — А то с утра сидишь голодная…

— Меня тошнит от вашей пиццы! — огрызнулась Звонящая, отвернувшись от стола, количеством пиццы напоминавшего пиццерию. — Рыбкин, дай мне, лучше, суши! — вдруг попросила она, чем изумила последнего…

— Ты же ненавидишь суши… — напомнил он, заная, что Звонящая называет суши «несъедобной едой».

— Доросла, наверное, — пробурчала Звонящая, конфисковав у Рыбкина все его суши и уминая их так, будто всегда их обожала и никогда не выкидывала в мусорку с надписью: «Рыбу не бросать!»… — Ну, и чего вытаращились? — осведомилась она, подняв голову и увидав товарищей, которые во все глаза глазели, как она жуёт. — Давай, Репейник, покажи им Старлея, а то они во мне дыру просмотрят!

— Ладно, — пожал плечами Репейник и наконец-то нажал на «Пуск», не выпуская «Флорентиец» из вспотевших рук. — И какая муха её укусила?

— Наверное, цеце… — предположил Красный и перевёл свой взгляд с жующей Звонящей на экран игрек-ноутбука.

* * *

Некое чувство подсказало Сенцову, что возня с Потапычем и Аськой растянется на весь вечер и к тому же, на всю ночь… То же чувство просто орало, оглушая на оба внутренних уха: Случится беда, если сегодня Сенцов пробыкует Катю! Нет, лучше не рисковать и отложить поход к бомжам на завтра: Аська Колоколко во веки загрузла на свалке, и никуда с неё не денется и через сто лет. А вот, Катя… Константин достал из кармана свой повидавший виды блокнот, заглянул в него, чтобы убедиться, что он назначил свидание Кате именно на шесть вечера, а не на пять, чтобы по сенцовски не опоздать с позором. «Вызвать Кротову»… — прочитал он последнюю свою запись и очень удивился: какая Кротова? Что ещё за Кротова?? Так и не вспомнив никакую Кротову, Константин просто вырвал этот последний листок, выкинул его в помойный бак, и захлопнул болкнот, не отвлекаясь от своего главного на сегодня дела — от Кати.

— Ну, что, стажёр, Потапыча завтра будем искать! — авторитетно заявил Сенцов Ветеркову, круто развернулся на каблуках и потопал прочь от «американской» палатки Суслика.

Суслик остался доволен, ведь Сенцов разжал милицейские клешни, а вот Ветерков досадливо крутился под ногами и ныл зубной болью:

— Ну, напарник, целый день впереди! Нельзя время терять! Надо по горячим следам, иначе — упустим!

— У меня на сегодня — дела поважнее! — отрубил Сенцов, не забывая о Кате. — Завтра, с утреца, наведаемся к Суслику, выбьем из него Потапыча и можем искать — хоть заискаться! Но только не сегодня!

Ветерков не прекращал нытьё, однако Сенцов его не слушал: как бы ни была важна оперативная работа — для Сенцова важнее Катя. Он уже сбился со счёта и забыл, сколько свиданий пробыковал из-за грабителей, бомжей и убийц… Но, нет, сегодня Сенцов отпросится с работы пораньше, сотрёт со своего лица противную щетину Барабаса и пойдёт в кино с Катей. А Аськи эти пусть, хоть, лопнут!

* * *

— Ну, братва, кажется, он счастлив! — выставил «диагноз» Репейник, наблюдая за тем, как Сенцов и его помощник из штатной милиции садятся в служебную машину и отъезжают от радиорынка.

— Будем возвращать с небес на землю? — осведомился Красный, желая узнать, собираются ли шеф и Звонящая санкционировать восстановление памяти для Сенцова.

— Пускай пока «диким» побегает! — помотала головой Звонящая, со смаком доедая рыбкинские суши. — Он всё жениться собирался, теперь у него есть шанс — может, получится. А если его невеста опять выйдет за бухгалтера — тогда точно будем возвращать — чтобы не повесился или не накушался палёной водки, как в прошлый раз! Он даже и не знает, что турист спас его от смерти!

— Жалко Старлея, — заметил Красный, кусая и кусая пиццу — лопнет скоро от переедания. — У нас была такая классная команда! Без него как-то пустовато! Хорошо, что хоть остальные уцелели!

— Ребята! — Звонящая вдруг встала из своего кресла и повернулась лицом ко всем, заставив их невольно вздрогнуть. Лицо Звонящей оказалось таким, будто бы она похоронила кого-то — питомца, что ли? Но у Звонящей и не водилось никакого питомца…

— Сестра, ты чего? — испугался Красный. — Ты здорова?

— Да! — твёрдо кивнула Звонящая и решительно пересекла кают-компанию, направляясь к девери-переборке. — Просто я подаю в отставку!

— Эй, сестра, ты это не это! — Бисмарк решил её остановить, но Звонящая была непреклонна.

— Если я решила — я решила! — отрезала Звонящая, остановившись у самой переборки.

— А как мы тут без тебя?? — взвизгнул дважды огорошенный Репейник, перебирая руками своими колье с «Флорентийцем». — Ты же у нас — ас…

— Рыбкин — дознаватель, будет старшим! — постановила Звонящая и суровыми шагами вышла в коридор, ужаснув бедного Рыбкина до такой степени, что он уронил суши на пол.

— Та что вы на меня глазеете? — осведомился он, заметив, что взгляды товарищей замерли на нём и буравят. — Я стажёр, я не могу быть старшим дознавателем!

— Ты трус, — заметил Красный, аппетит которого наконец-то пропал…

— И какая муха её укусила? — проворчал Репейник, догадавшись засунуть «Флорентиец» и карман.

— Наверное, цеце, — вздохнул Красный, надеясь, что Звонящая просто пошутила. Неудачно пошутила.

Глава последняя Хроносбой

Место действия: порт г. Нью-Йорк, США. Дата: 9 мая 1945 года. Время: Днём.

Чудесный солнечный денёк, и безбрежные воды океана искрятся так, что даже больно смотреть на лёгкие волны, что накатывают и накатывают, разбиваясь о высокий причал. Пароход «Астория» причалил недавно, вызвав в порту ожвление среди толп встречающих, а по опущенным трапам сплошным потоком спускались пёстрые люди. Сегодня у всех праздник: объявили, что закончилась война, немцы сдались, Третий Рейх пал, и Гитлер мёртв, никто никому теперь не угрожает, и уцелевшие солдаты с победой возвращаются домой. Крикливые чайки проносились над Статуей Свободы, пикировали к воде и ныряли за рыбой, а люди, находя в толпе своих родных, бежали обнимать их, радуясь, что те вернулись из догорающей Европы живыми. Некоторые кидали в воздух шапки… Но среди людей был субъект, которого никто не встречал — высокий джентльмен в безупречном английском костюме, с аккуратнейшей английской стрижкой, с английскими усами под английским носом и английской трубкой во рту, спустился с трапа уверенной английской походкой, придерживая рукою английский котелок. В другой руке он держал два коричневых английских чемодана, и в его английских документах значилось английское имя: Арчибальд Джеймс Брэдли, уроженец Лондона. Вокруг него крутились люди, и англичанин ловко огибал их, не столкнувшись ни с одним. Он спешил покинуть порт и сесть в такси, чтобы поехать в отель и поселиться там до тех пор, пока не присмотрит себе уютный дом в тихом пригороде.

Никто и вообразить не мог, что этот чопорный англичанин и англичанином-то никогда не был… Арчибальд Джеймс Брэдли успешно сбежал от военного трибунала по фальшивым документам, присвоив себе вымышленное имя, подстроив свою гибель на Восточном фронте и «в благодарность» пристрелив хирурга, который избавил его от арийского носа, подправил глаза и уши, изменив лицо до неузнаваемости… Настоящее имя этого эмигранта было Эрих Иоганн фон Краузе-Траурихлиген, но он забыл его, чтобы слиться с местной толпой и не попасться в лапы военной разведки. Убегая из Европы, Эрих спешно перевёл свои две тонны золота в американскую валюту и вложил в американский банк, сохранив сказочное богатство, а постылой родине оставил лишь условный труп и больше ничего. Он не смог осуществить свой заговор, потому что его сообщник Рудольф Шталь был убит, когда союзники в очередной раз бомбили берлин, и Эрих по инерции воевал за Рейх, дослужившись до фельдмаршала. Он сбежал почти перед самой капитуляцией Германии, осознав, что дело дрянь, и теперь быстро шагал по сырому асфальту под солнышком, слушая громкие крики чаек.

Место действия: г. Донецк, Украина. Дата: Несколько лет спустя, суббота. Время: Обеденное.

В эту солнечную летнюю субботу в одной из трёхкомнатных квартир девятиэтажного длма в Калининском районе города Донецк село за обед семейство Соловьевых. Отец семейства, усатый банкир Дмитрий Соловьёв, сидя во главе широкого стола, читал в газете рубрику «Экономические новости», мать, Элла Соловьева, учительница младших классов, доваривала борщ. А их сын, шестилетний Петя, мастерил что-то над поставленной перед ним фарфоровой тарелкой.

К дальней от плиты стене была привешена плазменная панель нового телевизора, включённого на канале «ТРК Донецк». По телевизору шли новости, и бодрый диктор в новом костюме громко вещал:

— Сегодняшней ночью в городе снова появился Ночной Страж! Неуловимый герой спас от ограбления ночной магазин, разоружив и связав троих грабителей! Старший следователь прокуратуры Анатолий Лис официально заявил, что вплотную занимается делом Ночного Стража и в ближайшем времени сорвёт с него маску! А пока спокойствие нашего города охраняет супергерой, опережая милицию! Мы будем следить за развитием событий» с вами был Михаил Цветков!

— Не знают, из чего новости лепить! — возмутился Дмитрий Соловьёв, выключив телевизор, чтобы не мешал читать газету.

— Угу, комиксы какие-то пошли! — согласилась Элла Соловьева. — Борщ готов! — сообщила она, собрав тарелки, чтобы наполнить их свежим, кипящим ароматным борщом.

— Пап, мам, мне скучно в пятом классе! — унылым голосом сказал Петя, не отрываясь от того, что увлечённо мастерил. — Можно, я пойду в восьмой?

— Петя! — устрашилась Элла Соловьева, едва не уронив тарелку сына и не разбив её о кафель пола. — Тебе всего шесть лет! Твои ровесники ещё в садик бегают!

— Но, я уже прочитал «Тензорное исчисление»… А мне там дроби эти суют… — проворчал Петя. — Мне скучно!

— А может быть, сразу в университет поступишь? — пошутил Дмитрий, отложив, наконец-то, свою газету.

— Можно и в университет! — вздохнул Петя, получив тарелку борща со сметаной и тост. Мальчик, наконец-то, закончил мастерить, и поставил на стол около своей тарелки небольшого металлического робота в виде восьминогого паучка. Он казался просто игрукшой, но Петя завёл его ключом от старых дедушкиных часов, и паучок, бодренько переставляя лапки, пошёл по клеёнке стола, обогнул тарелку с борщом, а потом — вдруг влез в эту тарелку с покрышкой и утонул среди свеклы и капусты.

— Ну, вот, — Петя расстроился, вытащив утонувшего и сломавшегося робота ложкой. — Мой робот имеет низкие ходовые качества — дорабатывать нужно!

— Так, сейчас я эту игрушку выброшу в мусор! — рассердилась Элла, поставив на стол последнюю тарелку, для себя, и усевшись напротив мужа, рядом с сыном.

— Это не игрушка — это робот! — обиделся мальчик, не дав матери схватить паучка в кулак и выкинуть в красное ведро, к картофельным очисткам и яичной скорлупе. — Я его починю и исправлю ходовую часть!

— У всех — дети, как дети! — вздохнула Элла, мешая свой борщ, чтобы побыстрее остыл.

«У всех — мамы, как мамы, а у меня — Ночной Страж…» — подумал мальчик, но вслух не сказал, чтобы не сердился папа.

— Я — гений, ну что, я разве виноват? — пробормотал Петя, положив робота на салфетку рядом со своей тарелкой.

— Мы с мамой тобой гордимся! — сказал сыну Дмитрий Соловьёв, положив свою ложку в тарелку. — В понедельник пойдём в школу вместе — будем переводить тебя в восьмой класс!

— Ура!! — подпрыгнул от радости Петя, чуть ли не перевернув свою тарелку и не выплеснув борщ на пол.

— Ешь давай, гений, остывает! — улыбнулась Элла, погладив сына по растрепавшимся волосам. — И я согласна перевести тебя в восьмой класс — у тебя будет больше учёбы и меньше времени на баловство!

Жительница города Донецк Элла Соловьева работала учительницей младших классов в донецкой школе номер девяносто пять, имела семью и… две страшные тайны. Одну свою тайну она знала — пока муж ездил в командировки, открывая филиалы своего банка в других городах, она работала супергероем. Не так давно Элла обнаружила в себе суперспособности — невероятное владение боевыми искусствами и знание технологий. Откуда у обычной учительницы взялись эти способности — известно одному богу, но Элла Соловьева решила свои таланты не зарывать, а спрятать под маской! Сняв гараж, Элла Соловьева устроила там себе базу, настроилась на милицейскую частоту, отремонтировала выкинутый кем-то древний «Мерседес»… Неказистый, гнилой автомобиль после ремонта несказанно преобразился: кроме рабочего мотора и новых колёс он получил фантастические выдвижные крылья, ракетный двигатель и навороченный бортовой компьютер. Элла нашла все детали на свалке, купила по Интернету за смешные деньги, и за каких-то пару недель сотворила над «корытом» чудо, превратив его в высокотехнологичный автомобиль-трансформер, который про себя называла «игрек-тачка». Откуда в её голове взялось такое название — Элла так же не знала. Но по ночам, скрыв лицо своё под чёрной маскою и надвинув чёрный плащ, Элла Соловьева превращалась в Ночного Стража и патрулировала город, задерживая всяких преступников! А вторую свою тайну Элла Соловьева даже не знала…

* * *

— Слушай, Репейник, — хихикнул Красный, выключив новости и включив футбол. — Кажется, твоя вышибалка просто ни к чёрту!

— Ты о чём? — удивился Репейник, по своему обыкновению поедая то чипсы, то бургеры, то картошку из «Макдонольдса».

— А то ты не знаешь! — покачал головой Красный, украв у Репейника один биг-мак.

— Неа! — отказался Репейник, запивая фаст-фуд кока-колой.

— Ночной Страж! — Красный плохо подавлял хохот, давясь. — Ты нашей Звонящей память плохо вышиб, она по ночам бандитов ловит!

— Ну, да, — кивнул Репейник. — И игрек-тачку сама построила! Ты знаешь, Красный, я специально её недовышиб — нам её очень не хватает. Подумал, как память восстановится — она перебесится и вернётся к нам!

— А ты гений! — обрадовался Красный и даже в ладоши захлопал. — Из Рыбкина, честно скажу, никакой начальник! Мне тоже нашего «капрала» не хватает!

— Ей недолго осталось дикой бегать! — ухмыльнулся Репейник. — Месяцок-другой и вернётся!

— Слушай, ты хроносбои просканировал? — осведомился Красный, который по дороге в пробойную в коридоре встретил шефа, и тот дал ему задание: напомнить Репейнику про хроносбои.

— А как же! — согласился Репейник, компьютер которого видеоигры разыскивал во всемирном поиске. — Ни одного!

— Ты уверен? — уточнил Красный.

— На все сто! — согласился Репейник, отвернувшись к монитору, чтобы якобы следить за прогрессом поиска, хотя по-настоящему, скрывал враньё.

Не так давно он обнаружил солидных размеров хронодыру, но ничего никому не сказал и стёр отчёт. По одной простой причине: хроносбойным оказался его «Флорентиец», а разве Репейник расстанется с этим легендарным бриллиантом?? Да ни за какие коврижки, пускай, даже он и хроносбойный!

Конец.

Оглавление

Глава 1 Сюрприз из котлована

Глава 2 Теплицкий лезет в бункер

Глава 3 Теплицкий и машина времени

Глава 4 Брахмаширас

Глава 5 Таинственная тетрадь

Глава 7 Миркин и Барсук снова в деле

Глава 8 «Включаешь — не работает!»

Глава 9 Миркин и Иванков дышат клопами

Глава 10 Возрождение «бункера Х»

Глава 11 Миркин пронзает время

Глава 12 «Трансхрон» работает

Глава 13 Повелитель «брахмашираса»

Глава средняя Война — это ад…

Глава 14 Проброс туриста

Глава 15 Монстр из Кучерова

Глава 16 Турист узнал, что он — ТУРИСТ

Глава 17 Охота на туриста

Глава 18 Геккон хватает «объект»

Глава 19 Турист в городе

Глава 20 Объекты

Глава 21 Страдания Вертера

Глава 23 Неудача Геккона

Глава 24 Перевёртыш

Глава 25 Перевёртыш начинает работу

Глава 26 Появился Сенцов

Глава 27 Таинственное исчезновение

Глава 28 Загадка суперграбителя

Глава 29 Лифтёр

Глава 30 Санёк и его сестра

Глава 31 ЧП для Сенцова

Глава 32 Свалка

Глава 33 Сенцов пытается работать с новым стажёром

Глава 34 Сенцов в поисках сенсации

Глава 35 Сенцов идёт на свидание

Глава 36 Перевёртыш вступает в бой

Глава 37 Сон наяву

Глава 38 «Последний врач»

Глава 39 Поиски «мусорного киллера»

Глава 40 Террорист

Глава 41 Сенцов и его «Вавилон»

Глава 42 Мишак

Глава 43 Засада Сенцова

Глава 44 Военная прокуратура

Глава 45 Бандит попался

Глава 46 Кто такие «мусорные киллеры»?

Глава 47 Александр Новиков — не «мусорный убийца»?

Глава 48 Краузеберг

Глава 49 Следствие ведёт генерал

Глава 50 «Тайна Лесного человека»

Глава 51 «Дело Пыжина»

Глава 52 Борьба Теплицкого

Глава 53 Тайна Буквоеда

Глава 54 Полесун

Глава 55 Следственный эксперимент

Глава 56 Курочки

Глава 57 Прокурорская проверка

Глава 58 Турист нашёлся

Глава 59 Перестановка

Глава 60 Убить соседа

Глава 61 Жизнь и смерть Буквоеда

Глава 62 Буквоедова жена

Глава 63 Разгром «Бункера Х»

Глава 64 Наручный флиппер

Глава 65 Доктор Барсук — турист

Глава 66 Учёный и тайна призрачного города

Глава 67 Спасение Василия Новикова

Глава 68 Заговорщики

Глава 69 Прыжок для Рыбкина

Глава 70 Новый «Бункер Х»

Глава 71 «Инопланетяне-террористы»

Глава 72 Интеллект сильнее мышц??

Глава 73 Доктор Барсук и его новая жизнь

Глава 74 Догоны и Масоны

Глава 75 Возвращение Туриста

Глава 76 Турист, Буйвол и Буквоед

Глава 77 Ужасы фашизма

  1. Зарплата для строителей

  2. «Туристический шоппинг»

  3. Переговоры с Буйволом

  4. Майор Баум — турист

Глава 77 Деосциллятор

Глава 78 Крах учёного

Глава 79 Сенцов и его горе

Глава 80 Полтергейст???

Глава 81 Милиция — против призрака??

Глава 82 Тяжёлая работа

Глава 83 «Вперёд!»

Глава 84 «Терминатор-6: Турист»

Глава 85 Назад…

Глава 86 «Туристы» и «Репейники»

Глава 87 Таинственный стажёр

Глава 88 Сенцов на мушке

Глава 89 «Мышья эпопея»

Глава 90 Страх и ужас…

Глава 91 Пришельцы из…

Глава 92 База

Глава 93 Исчезновение Константина Сенцова

Глава 94 «Чёрная вдова»

Глава 95 Кирьяныч и…

Глава 96 Сенцов встречается со смертью

Глава 97 Условный труп

Глава 98 Закат «Звезды»

Глава 99 Копач

Глава 101 Сенцов работает дознавателем!

Глава 102 Крольчихин и Федор Федорович начинают потеть

Глава 103 Очная ставка

Глава 104 Похороны. Условно настоящие

Глава 105 Репейник делает трансхрон

Глава 106 «Экскурсия по Вавилону»

Глава 107 Диана Лапшина

Глава 108 Вадим из «Вавилона»

Глава 109 Оп находит доктора Барсука

Глава 110 Герои Освенцима

Глава 111 Нехрональный

Глава 112 Откуда берутся «лишние туристы»?

Глава 113 Бадминтон

Глава 114 «Гости извне»

Глава 115 Мятная карамель

Глава 116 Что мы знаем об UFO?

Глава 117 Турист запускает спутник

Глава 118 Сделка отменяется

Глава 119 Герои и злодеи

Глава 120 Сенцов и его бой

Глава 121 Стрелы Робин Гуда

Глава 122 Как Теплицкий заполучил туриста

Глава 123 Сильнее смерти…

Глава 124 Охота за привидениями

Глава 125 Сенцов и игрек-тачка

Глава 126 Неуловимые

Глава 127 Теплицкий собирает команду

Глава 128 Приговор для Сенцова

Глава 129 Гибрид

Глава 130 Проброс дознавателя

Глава 131 «Воскреситель»

Глава 132 Турист и рекавер-среда

Глава 133 Сенцовские страхи

Глава 134 Охота на лешего

Глава 135 Теплицкий побеждает Траурихлигена

Глава 136 В гостях у духов подземелья

Глава 137 «Общество Слепых»

Глава 138 «Включаешь — не работает!»

Глава 139 «Лешак» из подземелий

Глава 140 Что такое «Лучевой Дезинтегратор»?

Глава 141 Сенцов и его «Брахмаширас»

Глава 142 Незваные гости… Опять…

Глава 143 Генеральская гостеприимность

Глава 144 Как генерал прячет улики

Глава 145 Каша

Глава 146 Турист Катя

Глава 147 Горе хронотуристов

Глава 148 Разведка… почти что, боем

Глава 149 Издержки прогресса

Глава 150 Излучатель для Сенцова

Глава 151 Сенцов и Катя

Глава 152 Побег туриста

Глава 153 Турист находит сообщника

Глава 154 Перевёртыш и База

Глава 155 В полёте асы

Глава 156 Плен для Звонящей

Глава 157 Возвращение

Глава 158 Сенцов в беде

Глава 159 Генерал и ошибки Сенцова

Глава 160 «Лесные разбойники» и «дорожный призрак»

Глава 161 «Ошибка резидента»

Глава 162 Похищение Буквоеда

Глава 163 Партизаны и ведьмы

Глава 164 «Мокрый цыплёнок»

Глава 165 «Чёртова таратайка»

Глава 166 Казнь Сенцова

Глава 167 Полипроброс

Глава 168 Операция «Хамелеон»

Глава 169 Возвращение Кати

Глава 170 Рекавер-среда Сенцова

Глава 171 Константин Сенцов в «бункере Х»

Глава 172 Рыбкин и его второе рождение

Глава 173 Возвращение на Базу

Глава 174 Сенцов и его гибрид

Глава 175 Капитан Петькин начинает действовать

Глава 176 Выходной Георгия Вилкина

Глава 177 «Вышибалка»

Глава 178 Смерть гибрида

Глава 179 Братья Новиковы и их новая жизнь

Глава 180 Несчастный случай

Глава 181 Сенцов и деосциллятор

Глава 182 «Поле Z»

Глава 183 Турист поневоле

Глава 184 Возникает Невидимка

Глава 185 «Невидимка» снова наносит удар

Глава 186 «Пасхальный кролик»

Глава 188 Турист в тылу врага

Глава 189 Турист попадает в плен

Глава 190 Двоюродный дедушка

Глава 191 Работа для туриста

Глава 192 Пробои пробойщика

Глава 193 Братья Новиковы вступают в СС

Глава 194 Звёздные войны

  Эпизод 1

  Эпизод 2

  Эпизод 3

  Эпизод 4

  Эпизод 5

  Эпизод 6

Глава 195 Гестапо

Глава 196 Мимикрия

Глава 197 Турист и последнее задание

Глава 198 Турист в Светлянке

Глава 199 Турист в беде

Глава 200 Турист и Отдел Предотвращений

Глава 201 Работа подсыльного

Глава 202 Пробуждение монстра

Глава 203 Война…

Глава 204 Наших бьют!

Глава 205 Гибель Сенцова

Глава 206 Нулевой цикл

Глава 207 Арест Теплицкого

Глава 208 Сенцов и его нулевой цикл

Глава последняя Хроносбой Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg