«Сердце мира: часть первая»

Сердце мира: часть первая (fb2) - Сердце мира: часть первая (Сердце Мира - 1) 1124K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Алекс Рауд

Алекс Рауд Сердце мира: часть первая

Пролог

В обители магов поднялся переполох.

Эртанд обвел взглядом зал для собраний. Просторное помещение с голыми стенами и деревянными стульями использовалось так редко, что маг успел забыть, как оно выглядит. Все объявления настоятель делал на обеде, когда в трапезной собирались двадцать пять насельников обители, или тинатов, как они сами предпочитали себя называть.

Еще одним новшеством стало то, что старшие тинаты сегодня яростно спорили друг с другом. На памяти Эртанда они никогда не позволяли себе подобного при молодых учениках, которые теперь ошарашенно наблюдали за наставниками. А Эртанду было что вспомнить. Из своих двадцати пяти лет он провел в обители пятнадцать и понимал, что вряд ли ему когда-нибудь удастся покинуть ее высокие стены.

Сильнее всех ругались настоятель Вигларт и седой Улланд. Широкоплечий глава обители сидел в высоком кресле и царственно взирал на прыгающего перед ним тощего старичка в линялой мантии. Улланд, к которому младшие тинаты уже много лет обращались за советами, разошелся сегодня не на шутку.

— Мир кончается! — крикнул он. — А ты расселся тут и ничего не делаешь!

— Будешь отрицать очевидное? — спросил Вигларт, подперев щеку ладонью. — Что, на нас небеса обрушились? Солнце почернело? Снег летом выпал? Я, например, его не вижу. А ты?

Ехидство настоятеля вызвало среди насельников смешки. За окнами давно стемнело, но жара до сих пор не спала. От духоты мужчин спасали только толстые стены обители.

Было невозможно сказать, что уже несколько дней, как остановилось Сердце мира. Даже малые дети знали, что его вложил в недра земли сам Создатель, чтобы она жила, дышала и производила на свет потомство. Все до единого пророки древности утверждали, что, когда оно застынет в безмолвии, придет конец света.

И вот, это произошло. Пятые сутки подряд не раздавалось тихого гула в полночь, не позвякивали в трапезной половники и медные чаны, когда земля едва заметно содрогалась в ежедневном пульсе. Единственные механические часы в холле сбились — растерянные насельники забывали, что нужно их настроить. Извечный ориентир — Сердце мира — теперь молчало.

Однако с королевством ничего не случилось. Так, по крайней мере, казалось большинству магов в обители.

Улланд тряхнул кулаком.

— Остановка Сердца повлияла на все сущности, на которых держится мир. На нашу магию!

— На нашу не повлияло ничего, а что на твою — не знаю, Улланд. Может быть, несколько кубков вина? Я видел, как ты хлестал его за ужином. Вот это точно вредно для твоего старого сердца.

Лицо старика опасно покраснело.

— Да как ты смеешь…

— Смею, — прервал Вигларт. — Не только по праву настоятеля этой обители, о чем ты, судя по всему, забыл, но и по праву глашатая королевской воли. Несколько часов назад мне доставили письма из столицы, — он показал Улланду тубус со свитком. — Все ошибаются, и легендам тоже не стоит верить. Писцы королевской библиотеки нашли в старинных документах свидетельства того, что Сердце мира билось не всегда. Это артефакт. Создал его по причине, ясной одному лишь ему, Айгар Безумец. Такой же маг, как и мы. Церковь эти сведения официально признала. Наступит ли теперь конец света? Очевидно: нет.

— Вранье!

Но среди магов начались шепотки. Ученики, самому старшему из которых исполнилось четырнадцать, расслабленно вздохнули. Конца света не будет. Завтра можно опять трескать клубнику с грядок и ни о чем не беспокоиться, кроме невыученных уроков.

Эртанд кашлянул.

— Глава Вигларт, разрешите обратиться?

— Говори.

— Улланд прав. Что-то изменилось.

Настоятель утомленно отвернулся к окну. Эртанд уставился на его бритый затылок с вытатуированным глазом. Знак того, что глава видит все, даже когда не смотрит на подчиненных.

— Ты сегодня зачаровывал рабские ошейники, так ведь? Устал, наверное.

Эртанд кивнул, не вполне понимая, к чему клонит настоятель. Это правда, на работу он потратил весь день и едва мог высидеть на собрании. Наты — волшебные иероглифы, менявшие свойства вещей, — на обручах для рабов считались одними из самых сложных. Кроме него выполнить рисунки без ошибок и наполнить их силой мог только Улланд, но если старик за час делал по десятку ошейников, то Эртанд всего по два-три.

— Что-то изменилось в ошейниках? — продолжал допрашивать Вигларт. — Ты их плохо зачаровал? А что со старыми — рабы вдруг перестали подчиняться и подняли восстание? А зачарованные на остроту ножи — они что, все разом затупились? Нет? Ничего не изменилось, Эртанд. Вы устали и испуганы, вот и все. Поэтому я вас и собрал, чтобы объявить о королевском решении. Нечего бояться.

— Изменились не вещи, неуч!

Возглас Улланда породил зловещую тишину. Настоятеля выбирала не обитель, он прибыл из столицы несколько месяцев назад, после смерти предыдущего главы. Ходила молва, что Вигларта назначили не за способности к магии, а за то, что он во всем соглашался с тинатом-иерархом. В магии он и в самом деле оказался не силен, а за категоричность и попытки навести в обители новые порядки его сразу невзлюбили. Но осмелиться назвать его неучем, да еще при детях… Эртанд сглотнул, боясь представить, что сейчас будет.

— Изменилась земля, — как ни в чем не бывало, говорил Улланд. — Погода. Воздух. Кто-то еще давно исправил их наты, а теперь остановка Сердца мира довершило изменение в худшую сторону. Мир скоро погибнет.

Вигларт потер веки.

— Кто-нибудь понял, что он имеет в виду?

Головы магов одновременно закачались из стороны в сторону. У воздуха и земли не было никаких магических иероглифов, а если и были, то исправить их мог только Создатель. Даже самые сильные тинаты умели зачаровывать только небольшие предметы. Изменить сущность целого континента — это точно работка не по человеческому плечу!

— Вот что, Улланд. Я не буду наказывать тебя лишь потому, что любое наказание в твоем возрасте грозит стать последним. Но из своей кельи ты в ближайшие десять дней не выйдешь. Будешь думать о том, что ты тут наболтал, и читать книги по списку, который я составлю. По-моему, твой разум ослаб. Пора его чуть-чуть взбодрить изучением основ магии.

Улланд, и без того бледный, приобрел цвет небеленого полотна. Эртанд не представлял, откуда старик зачерпнул самообладания, чтобы после такого оскорбления не уйти, хлопнув дверью.

— Не становись похож на идиотов из столицы, Вигларт. Они что угодно сочинят, чтобы удержать нас в узде. Выбери нескольких тинатов и отправь их в Огненные земли, туда, где Сердцебиение было сильнее всего. Пусть проверят, насколько это опасно и не стоит ли нам подготовиться к худшему. Тамин-Арван всего в нескольких часах отсюда, а за ним горы и Огненные земли. Если ты правильно распорядишься, отсутствия пары насельников никто не заметит.

Не выдержав, настоятель треснул рукой по подлокотнику.

— Во-первых, обращайся ко мне, как положено! Во-вторых, я прекрасно знаю, что ты за спиной звал меня тем самым идиотом из столицы! В-третьих, тинатам уже шестьсот лет как запрещено покидать обитель без разрешения на то иерарха! Хочешь подбить меня на измену законам? Или добиться того, чтобы обитель закрыли, а нас развезли по разным частям королевства? Это в лучшем случае, в худшем нас поперевешают за смуту! Повторяю последний раз: конца света не будет, а ты ослаб разумом. Если не уйдешь отсюда сам и не прекратишь пороть чушь, я приму крайние меры.

Он положил ладонь на прикрепленный к поясу кнут. По рукояти и ремню вился причудливый нат, который при ударе бил слабым разрядом молнии. Сейчас уже такое оружие не делали, и артефакт передавался от настоятеля к настоятелю не один век. До сих пор сохраниться кнуту помогло то, что его не применяли. Эртанд слышал только об одном разе — когда по двору скакал взбесившийся ездовой ящер и глава обители успокоил его, хлестнув по спине.

То, что Вигларт собирается применить оружие против собрата, не укладывалось в голове. Эртанд, да и не только он, вытаращился на настоятеля.

— Вот, значит, как, — протянул Улланд. — Ну, ясно. Прошу у вас прощения, достопочтенный глава. Больше не потревожу вас своей чушью многоопытного и сильнейшего тината в обители.

И тут старик не удержался от укола. Эртанд спрятал улыбку, восхищаясь смелостью наставника.

— Прочь, — сухо сказал Вигларт. — Остальные тоже свободны.

Эртанд вышел среди первых, хотя изначально намеревался долго выступать на собрании или лично поговорить с настоятелем. Стычка с Улландом показала наглядно: Вигларт останется глух к любым доводам. Для него главное — это следование правилам.

Вдобавок по шепоткам и косым взглядам собратьев Эртанд видел, что они тоже считают Улланда свихнувшимся. Его — человека, который все эти годы на деле управлял обителью, позволяя бывшему настоятелю отдыхать да сетовать на тяжесть своей должности! Если никто даже к Улланду не прислушался, то молчуна Эртанда тем более засмеют. Он сделал все возможное, намекнув, что чувствует то же, что наставник.

Надеясь хоть как-то смягчить его обиду, маг догнал старика по дороге к кельям.

— Улланд, подожди! Я хотел сказать: не расстраивайся. Не можем же только мы двое понимать, что вокруг что-то изменилось. Наверняка из столицы или других обителей в Огненные земли уже кого-нибудь направили.

Наставник горько усмехнулся.

— Ох, Эртанд, Эртанд… Не доводит тинатов до добра безвылазное сидение в обители всю жизнь. Плохо ты знаешь людей. Есть у них замечательная особенность зарывать голову в песок, как будто это их спасет. Вот увидишь — сейчас будет то же самое.

— А что если это правда — что ничего не случится?

— Ну уж ты-то ереси не поддавайся. Артефакты не заставляют землю биться судорогами тысячи лет. А если и артефакт — почему он исправно работал столько времени и вдруг остановился? Нет, тут непросто все, — заметив, как собеседник нахмурился, Улланд махнул рукой. — А-а, что говорить! Ты — и то смерть вокруг не видишь.

— Какую еще смерть?

— Мира, Эртанд, мира. Я-то все равно до этого вряд ли доживу, а вас, глупых, жалко. Буду молиться, чтобы все-таки нашелся тинат такой силы, который всё исправит.

Не выдержав, Эртанд поморщился.

— Всё — это наты земли и воздуха, которых никто не видел? И где же, интересно, такого тината найти?

— Да уж явно не в этой обители. Но если он вдруг найдется… — Улланд сделал паузу, почесав седой затылок. — Надеюсь, он успеет нас спасти до того, как окажется слишком поздно.

Глава 1. Раб

В воздухе раздался свист хлыста. Затем — удар и вскрик.

— Глаза опусти, р-раб!

Таш вздрогнул и обернулся. Сейчас ему повезло — кнутом досталось соседу, но к вечеру хозяин мог разойтись и начать охаживать плетьми всех подряд за малейшие провинности. Он бесился уже третий день. На руках у работорговца остался один "мусор" — товар, который мало кто хотел брать. Поначалу Киддир еще выкручивался, расцвечивал неприглядную правду замысловатыми подробностями. И даже находились простачки, которые верили ушлому работорговцу и платили золотом за рабов, на деле стоивших несколько серебряных монет.

Только у тех рабов не было клейма на ошейнике. И ошейник этот не снимешь, не подделаешь — магия не позволит.

Таш потеребил металлический обруч, ярмом висевший на шее, и окинул взглядом невольничий рынок. К полудню в городе жара становилась невыносимой. Полотняные навесы от нее почти не спасали. Вон, напротив, другой работорговец выстроил товар в ряд перед покупателем — стройные тела в одних набедренных повязках, чистые, здоровые. И все равно один упал в обморок. Очнувшись, он проклянет этот момент. Кто купит слабого раба? А когда хозяин поймет, что его не сбыть, то продаст по дешевке на каторгу или вообще удушит. Все лучше, чем кормить, деньги на "мусор" тратить.

Поэтому Таш со своей лавки старательно улыбался всем, кто проходил мимо и посматривал в его сторону. Чаще всего это были девушки и молодые женщины, которых привлекал мужчина иноземной крови. Таш знал, что выгодно отличается от соседей. Силанцы были бледными, с белесыми глазами и волосами, будто присыпанными дорожной пылью. А он — смуглый, с густой темной гривой и очами, в которых плясало пламя. Так, во всяком случае, убеждал гостей Киддир, тыча пальцем в мускулы Таша. Обучен воинскому искусству, защитит вас от любой напасти, и еще молодой, двадцати лет не исполнилось, служить вам будет долго, просто огонь, а не мужчина!

Но как только они видели клеймо на ошейнике, улыбки гасли, а сами покупатели торопливо уходили к другим торговцам.

Убийца. Бешеный. Кто такого возьмет?

Вот и еще один гость, на сей раз мужчина, покачал головой и вышел из-под тента. Таш уныло проследил за тем, как теряется в толпе посетителей рынка его затянутый в ткань затылок. К сегодняшнему дню разобрали даже больных и немых, которым отдельные торговцы нарочно отрезали языки, чтобы те не могли рассказать о себе правду. Зачарованные ошейники подавляли волю, заставляя людей беспрекословно повиноваться приказам хозяев. Скажут доложить правду — не захочешь, а доложишь про все свои болячки. Ну и как за такого выручить кошель серебра? Но покупатели тоже были не дураки, поэтому ценились немые дешево. И все же их покупали, а Таша — нет.

Лишь одному человеку было хуже, чем ему. Плечом к плечу с Ташем сидел мужчина лет тридцати — тридцати пяти, тот самый, на которого вскинулся Киддир. Он понуро уставился в землю, сгорбив израненную спину и свесив длинные волосы сероватого оттенка. Все тело раба, от грязных пяток до исхудалой шеи, покрывали кривые татуировки с одним единственным символом: "забвение".

Под навес зашел новый посетитель. Седой, в парчовом кафтане, с золотыми кольцами на пальцах. Пахнуло духами — аристократ, о своем запахе волновались только они. Старик прогулялся мимо лавок с женщинами, щупая их груди и проверяя зубы. Мужчины его явно не интересовали, но перед соседом Таша он замер и вскинул белые брови.

— Это еще что такое? — спросил он Киддира.

— Писарь или толмач, господин. Умеет читать и писать, болтает на двух языках…

— А магические символы на нем для чего?

— Кто-то подшутил над беднягой, господин, — сразу заюлил работорговец. — Он не беглый маг, вы не подумайте!

Старик скривился.

— Тьфу! Не знай я тебя много лет, Киддир, решил бы, что ты решил протащить в город кого-то из презренных повстанцев, которые прячутся в горах.

Хозяин нервно засмеялся.

— Я? Да ни в коем случае! Я наивернейший слуга короля. Кстати, вы еще не видели вон ту девицу…

Таш соседу мысленно посочувствовал. Быть ему вечером опять битым.

За весь разговор раб так и не поднял взгляд. Казалось, он уже смирился с судьбой. А у такого, как Забвение, хорошей судьбы быть не могло.

Собственного имени он не помнил. Рассказывал, что однажды очнулся на окраине незнакомого города без вещей и денег, покрытый свежими татуировками. Местный маг решил, что память у него отшибло из-за этого символа, который и дал Забвению прозвище. Но память исчезла не до конца — на левой щеке татуировка прерывалась, и лицо осталось чистым. Поэтому Заб умел читать и писать, знал силанский и шердский языки, совершенно ничего не помня о себе. Его примечательная внешность: загорелая кожа, высокий рост, светлые глаза, пепельные волосы, как у жителей пустынь, — ничего не прояснила. А раз незнамо кто, никому не нужный бродяга, к рукам его прибрал первый же работорговец.

Казалось бы, грамотного раба должны купить в первые же дни. Не тут-то было — все испортили те же татуировки. В Силане и ребенок мог отличить волшебную писанину от обычной, хотя и не все могли ее прочесть. Ни один маг на королевской службе такое бы не устроил — все они находились под строгим надзором. Значит, постарались беглые. А этих любить было не за что. По слухам, они недавно опять сожгли целый отряд солдат. Вместе с ними погибла целая деревня ни в чем не повинных людей.

Забу доставалось больше из-за молвы. Сам он был тихий и почти всегда молчал. Но Киддир, поначалу рассчитывающий получить за него немалую цену, понемногу разочаровывался, и результат отражался на окровавленной спине раба.

В общем-то, Ташу было на это наплевать. Кто только рядом с ним не сидел на лавке за последнюю декаду дней! Всех уже давно купили. Только они двое остались из того набора, с которым Киддир пришел в славный город Тамин-Арван. Как будто силанский бог связал их судьбы одной нитью.

И Ташу это не нравилось. Вряд ли Заба стоило винить в том, что не покупают его соседа, но он словно притягивал неприятности.

Под навесом зашуршала дорогая ткань. Снова потянуло сладковатым ароматом. "Женщина. Богатая", — понял Таш еще до того, как обернулся.

— Госпожа Лилана эс-Мирд! — в подтверждение раздался возглас Киддира. — Тысячи лет благоденствия вам и вашему мужу! Какое совпадение — я как раз думал о вас!

Ответом ему был мелодичный смех.

— Ли Лаана, Киддир. Правильно произносить Ли Лаана. Все пытаешься угодить каждому покупателю? Я ведь давно разрешила называть меня Лил, — мягко пожурила женщина. Акцент в ее речи был почти неразличим, но чувствовалось, что она не уроженка этой страны.

— Ай, ну что вы! Мы так редко видимся, что я не могу отказать себе в удовольствии называть вас, как вам больше нравится. Так что я могу сегодня предложить прекрасной госпоже эс-Мирд?..

Таш повернул голову. Фамилия без сомнений силанская, с аристократической приставкой, но протяжное имя было шердским. Соплеменница? И точно, рядом с угловатым работорговцем улыбалась молодая шердка лет двадцати. Темные волосы были уложены в "рога" — обычную для замужних дам прическу — и прикрыты шелковым платком. Томные карие глаза оттеняло бордовое платье модного покроя, а запястье увивал золотой браслет в виде змейки. В глубоком вырезе лежала золотая цепочка с подвеской. Сопровождали женщину двое — служанка в возрасте и пожилой силанец с морщинистым лицом. Достаточный эскорт для аристократки невысокого ранга. Может быть, она жена барона или рыцаря. А это значило, что перед Ташем стояла его возможная будущая хозяйка.

Он выпрямился и расправил плечи, вдохнул, напряг мышцы. Этому его научил Киддир — чтобы выглядеть привлекательнее для женщин. Скосив глаза, Таш заметил, что Ли Лаана смотрит в его сторону.

"Великий Иль, молю Тебя, лишь бы в этот раз не сорвалось!"

Когда она в самом деле зашагала в его сторону, Таш мысленно возликовал.

И поник, когда услышал ее голос.

— Киддир говорит, ты знаешь шердский. А писать на нем умеешь?

— Умею, госпожа, — скромно ответил Заб.

— Это мы сейчас проверим, — в тоне женщины проявилась неожиданная для хрупкой красавицы деловая хватка. — Меня уже многие пытались убедить, что умеют, а писали с ошибками. Нади, подай дощечку.

Служанка — Таш с удивлением отметил, что на ней нет ошейника, — вручила госпоже покрытую воском деревяшку и металлическое стило. Такие использовались для обучения грамоте, чтобы не тратить на детские каракули дорогой пергамент. Когда-то и Таша учили на ней, но недолго. Хозяину развлечение быстро надоело.

— Пиши: "Я, нижеподписавшийся, заверяю, что сдано шесть мешков овса, три амфоры с вином"…

Таш не удержался и посмотрел ей в лицо. От шердки, носящей местную аристократическую фамилию, он ожидал декламации стихов или молитв, но точно не торговый документ.

И только благодаря этому Таш перехватил взгляд сопровождающего ее силанца. Волосы мужчины еще не поседели, а кожа уже сморщилась, как высохшая слива. Когда он хмурился, борозды у него лбу собирались причудливым узором. Это было бы смешно, если бы старик не поймал Таша на том, что рабам делать запрещено.

Ни в коем случае нельзя поднимать взгляд на господ.

Таш стиснул челюсти. Однако время шло, а ничего не происходило. Надиктовав текст, аристократка взяла у Заба дощечку и тяжело вздохнула.

— Ну конечно, ошибки. И все же лучше, чем у предыдущих. А это кто, Киддир? У тебя тут чистокровный шерд и ты мне не признаешься? — не дав работорговцу оправдаться, она обратилась прямо к Ташу: — Как тебя зовут?

— Таш, — торопливо ответил он, боясь верить в свою удачу. — То есть Та Шиин.

Ли Лаана пристально его осмотрела и вдруг задала какой-то вопрос на другом языке. У Таша внутри все опало.

Ведь шердского-то он и не помнил.

— Простите, госпожа. Я плохо понимаю родной язык. Но я умею сражаться на нескольких видах оружия…

— Жаль, — не дослушав, протянула она и сразу отвернулась. — Ну что, Киддир, Забвение мне подходит. Сколько ты за него просишь?

Таш сгорбился. Проклятье! Даже проклятого Заба купили. Может, это не он притягивал к Ташу неприятности, а наоборот?

— Госпожа Лаана!

Старик точно был не простым слугой. Иначе не могло такого случиться, чтобы аристократка прервала торг с Киддиром и внимательно прислушалась к сопровождающему.

— Да, Гиссерт?

— Тот мальчик, шерд. Я думаю, из него выйдет хороший боец. Ваш муж…

— Гиссерт, мы уже это обсуждали.

Таш не поверил собственным ушам. Но опять выпрямился.

— У него огонь в глазах, — продолжал убеждать старик. — Это хороший признак.

— Нет, — резко произнесла Ли Лаана.

— Убеди ее, — прошептал кто-то рядом.

Заб коснулся ладони Таша, привлекая внимание.

— Прямо сейчас, — прошептал татуированный раб. — Не упусти возможность. Эту женщину можно уговорить.

— Ты откуда знаешь? — огрызнулся он.

Разговор не продолжился — внезапно по обутым в сандалии ногам Таша пробежали щекочущие искорки. Хватило слабого ощущения, чтобы понять, что произошло.

Огненный вихрь — проклятая пагуба Тамин-Арвана и всех земель близ границы. В городе они случались редко и самое большее могли опалить волосы. Но Сердце мира не билось уже два с половиной месяца, а с тех пор все пошло наперекосяк. За несколько дней на рынке рабов вихрь закручивался уже второй раз. Хотя открытая площадь словно сама приглашала танцевать здесь потоки пламени, это было чудовищно много даже для нее.

А недавно они забрали несколько человеческих жизней.

— Вихрь! — крикнул кто-то.

Толпа на рынке заколыхалась волнами. Первыми дрогнули посетители, сорвались с места и некоторые рабы. Язычки огня продолжали отплясывать на мостовой, заставляя бегущих силанцев подскакивать и хвататься за голени. Кто-то задел шесты для тентов, и непрочное сооружение опасно задрожало. Киддир заорал на помощников, приказывая им держать палки.

Может, это и помогло бы. Если бы, конечно, ветер не завыл совсем рядом с навесом, где торговал Киддир. От соседнего шатра потянуло горьким дымом.

Под людским напором надсмотрщиков снесло вместе с шестами. "Кр-рак", — словно подражая рычащему говору Киддира, сказала подпорка. "Хрясь", — ответила ткань. И навес начал медленно складываться, будто раздумывал, хоронить ему под собой живой товар вместе с аристократкой и ее свитой или нет.

Вместо того чтобы отдавать приказы, хозяин замер с распахнутым ртом. По старой привычке он сэкономил на пропитке для ткани. Вдобавок громко похвастался этим торговцу, над чьим шатром сейчас загоралась рыжая воронка. Дурак, дескать. Глупо ждать новых вихрей. Не бывает их тут так часто.

Теперь бывали. А очутиться в ловушке горящего навеса означало если не погибнуть, то стать калекой.

Таш был одним из первых, кто вскочил с сиденья. Но если остальные бросились врассыпную, добавляя хаоса к яростной толкотне, то он, не разгибая ног, кинулся к Ли Лаане. "Защитить", — билось в голове. "Защитить, защитить, защитить", — бешено стучало сердце.

Молодая женщина стояла слишком далеко от края навеса. И все-таки она успела бы выбежать, если бы умела работать локтями так же, как простолюдины вокруг. Однако аристократка в ужасе отступила от месива тел вглубь торговой площадки. Похоже, Ли Лаана не заметила, как за спиной падает тент.

Таш оттолкнул от нее бесполезных слуг, на ходу крепко обхватил женщину за талию и приподнял. Ли Лаана вскрикнула, но отбиваться не стала. Растерялась, должно быть, — слишком быстро все произошло. Скорость Таш убавлять не стал. Тараном врезался в толпу, вынося женщину из-под опасности.

Вовремя. Сзади хлопнула ткань — обрушился тент, мазнув Таша по волосам. В плечи уже ударялись мечущиеся люди. Пришлось поставить аристократку обратно на землю и закрыть ее собой.

— Ты что творишь?! — возмутилась она, отстраняясь.

Ее сразу задели так, что аристократка пошатнулась. Таш рывком прижал женщину к себе и расставил вокруг нее руки.

— Спасаю вас! Надо идти туда, к стене. Там укрытие.

На сей раз она не возразила. Только глаза распахнулись — наверное, увидела обвалившийся тент и копошащихся под ним людей.

Сверху вились маленькие вихри. Сгустки пламени с тихим гудением появлялись над белыми полотнами торговых лавок, расплескивались в глазах яркими пятнами и тут же исчезали. По их мелкому размеру Таш определил: бояться нужно не вихрей, а пожара, который поднимался неподалеку и грозил перекинуться на навес Киддира.

Таш мысленно поблагодарил Великого Иля и заодно собственную стремительность за то, что они с Лааной вовремя выбрались из палатки. Теперь оставалось лишь увести хрупкую женщину подальше от давки.

По сухой земле продолжали скакать язычки пламени. Даже Ташу, чья шердская кровь делала его гораздо менее чувствительным к жару, ступни уже не просто опаляло. Их жгло, как на сковородке. Подумав, каково должно быть нежным ножкам аристократки, Таш наклонился к ней.

— Госпожа, обхватите меня за шею. Я отнесу вас к укрытию.

Она поморщилась, посмотрев на его голую грудь, но обняла. Ташу пришла невольная мысль, что это первый раз за долгое-долгое время, когда к нему прикасается женщина. Если бы еще не пихающиеся горожане и она не была женой аристократа… Таш отогнал от себя неподобающие мысли и легко приподнял Ли Лаану над мостовой. Теперь оставалось лишь пронести женщину к закутку возле здания, огораживающего рынок.

Задачей это оказалось непростой.

Люди лавиной неслись по узким торговым рядам, напирая друг на друга. Где-то что-то упало или кто-то упал, и получился затор. До присмотренного закутка теперь было не дойти. В это время сзади раздался вопль — огонь все-таки перекинулся на лавку Киддира. Скрипнув зубами, Таш огляделся. Где-то же рядом должно найти хоть какое-то укрытие!

Сначала он заметил татуированную спину Забвения, угрем скользившего между рабами и горожанами. Затем — крошечный проход между шатрами и вожделенный свободный участок, где можно было спрятаться и от порождавшего вихри ветра, и от толпы. Сейчас она походила на мельничный жернов, куда Ташу — пшеничному зернышку — очень не хотелось попасть. Особенно с аристократкой на шее.

Таш потащил Ли Лаану за Забом. Сейчас идея помочь богатой шердке отнюдь не казалась такой прекрасной. Женщина вскрикивала каждый раз, когда их кто-то толкал, и постоянно норовила соскользнуть. Запоздало Таш подумал, что она потом может и обвинить его в чем-нибудь. Кто этих аристократов знает, что у них в голове? Илартану, бывшему хозяину, туда иногда забредали дичайшие мысли.

Вдобавок первым, что Ли Лаана сказала, когда Таш поставил ее на каменный выступ у стены, было:

— Тебя бы вымыть.

Все, что он себе позволил, это многозначительно посмотреть ей в глаза. А потом ответил:

— Если вы присядете, госпожа, мне будет проще укрыть вас от вихрей.

— Они уже стихли.

И в самом деле, ветер все еще гудел, но лисьи хвосты огненных воронок больше не мелькали. Зато в просветах между рядами было видно, как центр площади полыхает в пожаре. С той стороны, где находилась лавка Киддира, раздавались крики и потрескивание огня. Таш прислушался. Кто-то яростно требовал нести ведра и воду из бочек на углу рынка.

Заб, который успел добраться до закутка первым и теперь жался между стеной и дощатыми лавками, выглянул наружу.

— Пожар, — тихо сообщил он очевидное. — У выхода из рынка все еще давка. Огонь до нас не дойдет, волноваться не о чем. Нам бы переждать тут…

Последнюю фразу раб произнес робко, как будто стеснялся собственного предложения. Ли Лаана нервно переступила с ноги на ногу.

— Госпожа, — добавил Таш, — не нужно бояться. Мы не причиним вам вреда.

Она поджала губы.

— Я знаю, что такое магия рабских ошейников и что вы даже если захотите, не сможете ударить человека благородной крови. Я беспокоюсь за Гиссерта и Нади. Их не видно?

Таш припомнил, что так Ли Лаана обращалась к своим слугам. Попытка высмотреть их ничего не дала — в дыму все фигуры казались одинаковыми. Мельтешит кто-то и мельтешит, не разобрать.

Да и горела к этому времени уже не только лавка Киддира. Заб в ответ на вопросительный взгляд пожал плечами: за чьими-то слугами он не следил. Таш проглотил слова о том, что женщина и старик могли задохнуться гарью. От нее даже здесь першило в горле.

— Простите, госпожа, не видно.

Ли Лаана посмотрела сначала на Заба, потом на Таша и вздохнула.

— Тогда сопровождать меня до дома будете вы двое. Приличной даме нельзя ходить по улицам Тамин-Арвана одной, а тут я больше ни мгновения не выдержу. С Киддиром я за вас расплачусь позже.

— За обоих? — не веря своим ушам, переспросил Таш.

— У тебя больные уши? Плохо слышишь? Киддиру придется сделать мне большую скидку.

Таш расплылся в улыбке. Ему нравилась эта странная маленькая госпожа, совсем не похожая на аристократку. Даже Заба он был готов расцеловать.

Этот человек явно приносил ему удачу.

Глава 2. Жена

Лаана мерила шагами спальню на втором этаже особняка эс-Мирдов. В просторной комнате для этого хватало места: от украшенной фреской стены мимо кровати с балдахином до окна получалось семь маленьких женских шажков. Туда-сюда, туда-сюда. Душный запах ладана, которым помещения окуривали от мошек и москитов, успокоиться не помогал. Наконец Лаана остановилась и выглянула во внутренний двор. Внизу управляющий объяснял двум новым рабам, Забвению и Ташу, что они должны знать про дом и как себя вести при хозяевах.

Суетящиеся во дворе слуги заметили госпожу и начали гнуться в поклонах. Лаана сразу притворилась, будто любуется апельсиновыми деревьями, которые возвышались в кадках посреди двора, вместе с другими растениями образуя маленький садик. Семена везли из самой Ллитальты, Водных земель, славящихся буйной зеленью. В Силане такое не росло, а в родном Шердааре, ежегодно сгоравшем в пожарах, и подавно. Если бы не стены особняка, со всех сторон окружавшие дворик, нежные деревца погибли бы в первую же бурю.

Мысли об ураганах напомнили о сегодняшней неприятности на невольничьем рынке. Лаана передернула плечами. Старому Гиссерту, ее помощнику в торговых делах, повезло. Он всего лишь ушиб руку, когда рядом подломился шест с тентом. А Нади, бедняжка Нади, получила несколько ожогов и потом ужасно плакала, когда добежала в особняк и другие слуги обработали ей рану. Если бы не тот парнишка, Таш, быть бы Лаане сейчас тоже в повязках.

Она притопнула ногой. Проклятый работорговец, сэкономивший на пропитке! Ведь знал же, проклятая сволочь, что Ли Лаана эс-Мирд может продать ему жидкость дешевле, чем другие купцы! Кому еще, как не шердке, это сделать? Ее караваны возили из Шердаара в Тамин-Арван самую лучшую пропитку, которую жители Огненных земель соглашались отдавать чужестранцам. Именно благодаря этому семья эс-Мирд и вернула благосостояние. Это значило больше, чем статус, слегка пошатнувшийся после того, как Лердан, единственный наследник, женился на дочери пускай и богатого, но безродного купца. Сегодня весь Тамин-Арван знал: если нужна отменная пропитка, которую не проймет никакой огонь, иди к эс-Мирдам и только к ним! Но нет, Киддиру приспичило рискнуть жизнью ради ничтожной выгоды. Работорговцы — все они такие. За монету душу продадут Кровавому богу.

Лаана жестоко улыбнулась. Недавно вернувшийся с рынка домой Гиссерт рассказал, что в пожаре пропало почти все имущество Киддира, а сам сын песчаной ящерицы обгорел до полусмерти. Так ему и надо. Только безумно жаль рабов, которые пострадали из-за его тупоумия.

Это единственное, что портило Лаане настроение. Она не первый раз оказывалась в давках и быстро оправилась от испуга, тем более что Таш не дал даже волоску упасть с ее головы. Неприятные моменты полностью искупило удовольствие от ловко провернутой сделки.

Постучав ноготками по ставню, Лаана снова принялась шагать по комнате. Грудь переполняло нетерпение. Хотелось броситься вниз и приказать слугам собираться к барону Хинтасу эс-Биру. Он тоже будет рад. О, как он будет рад! Барон несколько раз говорил ей поторопиться с приобретением раба, но Лаана отмахивалась от его стариковского брюзжания. И как выяснилось, оказалась права. Да ей сама судьба помогла!

Шердка сжала прятавшуюся глубоко в вырезе платья подвеску в виде солнца и прочитала молитву Создателю Илаану, которого силанцы звали Илем. В том, как сложились обстоятельства, не могло не быть божественного провидения. Сначала Лаана думала, что это наказание, когда один из караванов вернулся из Шердаара потрепанным в огненном вихре. Стихия застала людей прямо на узкой горной тропе — не скрыться, не убежать. Погибли люди, товар пришел в негодность. Чтобы понять, насколько плохи дела и заодно улучшить купеческие навыки, за которые отец постоянно упрекал ее в письмах, Лаана устроила проверку документов.

Так и обнаружилось, что один из писцов подворовывает, хотя он клялся, что просто ошибся. Возможно, так оно и было, но Лаана приказала ему выметаться, пока не нашлись другие доказательства обмана. И совершенно не удивилась тому, что писец в тот же вечер убрался. Лаана два дня громко пострадала, что в нынешние времена нигде не найти подходящего честного работника, и направилась прямиком к Киддиру. Слава богам, светлому и темному, Забвение до сих пор оставался там, иначе пришлось бы перекупать раба у незнакомых людей.

Жаль, нельзя было поехать к Хинтасу и самой рассказать ему хорошую новость. Солнце закатилось за высокие стены Внешнего кольца Тамин-Арвана. В городе сгущался сумрак. Дамы в такое время дом не покидают, а Лаане требовалось соблюдать приличия.

Внизу хлопнула дверь. Зазвучали голоса, среди которых выделялся один, уверенный, резавший возражения, будто стальным клинком.

Вернулся Лердан.

Лаана сцепила ладони и облизнула губы. Стыдно было признаваться самой себе, что на самом деле ее гораздо больше беспокоит не гибель людей на рынке, а реакция мужа на то, что она вместо одного раба купила двух.

Нет, даже не так. Наоборот, Лердан бы обрадовался, что жена наконец-то привыкла к силанским обычаям и начинает обзаводиться личными невольниками. Важнее было то, каких рабов она купила.

Муж не поднимался наверх очень долго. Плохой признак. Миновало с полчаса, прежде чем Лаана услышала знакомые шаги в коридоре. К этому времени она уже извелась. То садилась за письменный стол в углу сочинять торговые письма, но слова никак не шли на язык, то принималась перекладывать платья в сундуке, то еще что-нибудь, лишь бы не ждать…

Дверь тихонько скрипнула. Для своего высокого роста Лердан ступал легко, будто в танце. Помогала грация искусного бойца, которой восхищались все местные женщины. Еще они млели от его стройной фигуры, длинных русых волос, по-воински забранных в хвост, и необычайно ярких синих глаз. Редкость для Силана — здесь глаза у всех были тусклыми, настолько светлыми, что иногда сливались с белками. Неудивительно, что по Лердану вздыхала каждая аристократка в округе, тайно надеясь, что его шердская выскочка куда-нибудь денется и можно будет забрать такого видного мужчину себе.

"Если бы эти томные овцы знали, как он холоден, может быть, перестали охать и ахать".

— Здравствуй, дорогая жена, — прозвучал сухой голос.

Лаана натянула улыбку и повернулась. Как она и ожидала, тонкие брови Лердана были сдвинуты. Над ними пролегла глубокая морщина, несвойственная мужчине двадцати четырех лет.

Шердка заметила, что он успел сменить уличную одежду на домашнюю: снял расшитый кафтан, надел длинную белую рубаху, просторные штаны и мягкие туфли.

— Здравствуй, милый.

Муж прошелся по спальне, остановился возле стола, но не сел. Еще один плохой признак.

— Значит, купила двух новых рабов?

— Да, дорогой. Сегодня на рынке такое было!..

— Я знаю, — перебил Лердан. Лаана сникла. Не получилось разыграть правильную жену, которая стремится поделиться с мужем всем, что произошло с ней за день. — Мне рассказали и о пожаре на рынке, и о том, как тебя нес на руках какой-то раб.

Она моргнула. Тон Лердана оставался ровным, но в нем чувствовалась скрытая злость. Но ведь мужа должно было рассердить совсем иное!

— Да, он помог мне выбраться из-под горящего навеса и давки. Я уже уладила вопрос с его покупкой. Думаю, из Таша получится хороший телохранитель или охранник в лавке.

— Из бешеного убийцы?! Еще не хватало мне такой швали в доме! Если у меня младший аристократический ранг, это не значит, что я буду привечать отбросы.

Лаана вздрогнула. Так вот, в чем причина. Уязвленная гордость. Гонора у наследника эс-Мирдов было столько, что хватило бы на графа, хотя на лестнице титулов рыцари стояли даже ниже баронов.

— Дорогой, не волнуйся, я все у него выспросила, до того как отослать Киддиру деньги. Я же говорила тебе об особенностях своего народа? Ашарей — это не бешенство, это особое боевое состояние, в которое впадают воины. Я спросила у Таша, у него именно это и случилось. И вообще, его хозяин сам виноват. Потащился пьянствовать в таверну и заставил раба поколотить обидчиков, которые что-то не так сказали. Противников было много, они дрались отчаянно, вот Таша и охватило пламя, — голос Лааны становился все тише. — Я имею в виду, охватило пламя боя. Ашарей же переводится как "пробуждение души огня"… — совсем невнятно пробормотала она, угасая под мрачным взглядом мужа.

— Он убил двух человек, поранил своего хозяина, — каждое слово Лердана било, как молоток. — Я прекрасно помню, что такое ашарей и что магия ошейников перестает действовать, когда шерды в него впадают. И вот этого человека ты притащила к нам в дом?

Лаана снова облизнула губы.

— Лер, не обязательно же заставлять его бросаться на людей. Тогда и приступов не будет.

— Телохранитель, который не дерется. Чудесно, — он наклонился, не позволяя собраться с мыслями для ответа. — Что дальше? Ты уже выкупала детей-рабов, чтобы потом их освободить, постоянно отсылаешь невольников к родителям якобы в подарок. Виноградники уже переполнены рабочими, а ты все шлешь и шлешь людей, которым там нечем заняться. Неужели ты действительно считаешь, что отец не понимает, как ты пытаешься спасти людей от "тяжелой судьбины"? А теперь ты сутками торчишь у барона эс-Бира, который известен снисходительным отношением к рабам…

— Мы с ним торговые партнеры!

— Конечно, партнеры вы совсем не потому, что он разделяет твое мнение, — насмешливо сказал Лердан.

И Лаана не выдержала. Как, впрочем, и всегда.

Она резко поднялась, вынудив мужа выпрямиться. Правда, это единственное, чего она добилась. Даже стоя, шердка едва доставала ему до груди.

Мышка перед горным вархом, способным проглотить ее целиком. Но хотя бы мышка, а не беззубая ящерка.

— Я имею полное право на то, чтобы покупать рабов и делать с ними все, что захочу, — четко, не хуже Лердана, отчеканила Лаана. — Посмею напомнить, что только благодаря мне и связям моей семьи вы до сих пор сохранили и виноградники, и этот особняк. Также в нашем брачном договоре было указано, что я могу сохранять свободу во всем, что касается купли и продажи, пока это не вредит благосостоянию дома эс-Мирд и его репутации.

— Вот именно, репутации. Я еще могу понять, когда ты покупаешь детей и отсылаешь куда-нибудь за город. Но теперь дело дошло до убийц!

Намек на их сына отозвался глухой болью. Запал для спора вытек через кончики пальцев. Лаана села за стол и отвернулась.

"Надо подновить росписи на стенах. Горы уже почти стерлись. Не отличить от облаков…"

— Делай с Ташем, что хочешь. Хоть верни Киддиру.

— Поздно, ты его уже купила. Эс-Мирды не отступаются от своих слов. Можешь даже сделать его охранником, если пожелаешь.

Она с удивлением оглянулась. Однако следующие слова были отнюдь не вдохновляющими.

— Но с одним условием: завтра я проверю, как этот шерд владеет оружием. Если хорошо, то он будет представлять эс-Мирдов на боях у графа эс-Наста. Если плохо, то он не справится и с обязанностями охранника, а значит, держать его при себе нет смысла.

Лаана застонала. Удружила бедняге! На тех зрелищах трое из пяти бойцов погибали или становились калеками.

— Мы с тобой договаривались, что от нас никто выступать не будет!

Синие глаза Лердана были похожи на кусок льда.

— Репутация, Лил. Если от нас никто не выйдет, мы будем выглядеть слабыми перед другими благородными семьями Тамин-Арвана. Я в прошлый раз пошел на уступки ради тебя, но если ты не хочешь думать о наших договорах, то и мне на них плевать. Хорошая жена подчиняется мужу.

— Вот как? — губы Лааны задрожали. — По-твоему, я плохо себя веду, когда постоянно отправляю караваны в Шердаар, вожусь с бумагами, разбираюсь во всех проклятых пошлинах, лишь бы у твоей семьи были деньги?

— Это уже четыре года, как твоя семья, — сухо напомнил муж. — И я тоже принимаю участие в сделках, если ты забыла. Но дело даже не в этом, а в твоем отношении.

— Да? И какое же оно у меня? Может, я тебя поносила при других благородных? Сплю с рабами, как дочка эс-Наста? Я выучила силанский язык так, что меня шерды по выговору начинают принимать за уроженку Ветреных земель, я ношу ваши тряпки и соблюдаю все ваши традиции!

Красивое лицо Лердана исказилось.

— Спасибо за одолжение, дорогая жена, что ради меня говоришь на чистом силанском.

— А что еще мне делать, чтобы ты был доволен?

— Например, хотя бы ради приличия спать со мной в одной комнате?

Гневные слова, которые копились внутри Лааны и были готовы водопадом вылиться наружу, разом исчезли. Она отвернулась. За спиной хмыкнул Лердан.

— Все ясно. Спокойной ночи, дорогая.

Обувь на войлочной подошве мягко прошелестела по каменному полу. Дверь закрылась — тихо, без щелчка. Тогда Лаана наконец бросилась на кровать и расплакалась.

Она знала, что у нее хороший муж. Не только среди бедняков встречались тираны, которые били жен и создавали гаремы из наложниц, хотя закон это официально запрещал. Лердан не позволял себе даже взглянуть на других женщин. И это при том, что Лаана уже три года не пускала его в свою постель.

Рыцарская честь и репутация превыше всего.

Лаана вздохнула, вытерла слезы и села. Она не любила жалеть себя — нажалелась уже после смерти сына, ее маленького милого Сарта. Год ходила в белом, цвете траура, не видела ничего вокруг себя. А потом проняло, когда нечаянно застала отвратительное представление на площади, в котором издевались над рабами. Их заставляли одновременно лежать и стоять — приказ, который выполнить невозможно и в то же время обязательно нужно, потому что того требует магия ошейников. С тех пор Лаана как будто прозрела. Не Лердану, не мертвому ребенку и тем более не дому эс-Мирд она нужна, а тем, у кого нет ни прав, ни имущества, ни свободы воли.

Поэтому Лаане было отчаянно жаль Таша, которому теперь придется выйти на арену у графа Чейлеба эс-Наста. Хотела помочь, выкупить славного парня у работорговца, а вышло все боком.

Она хлюпнула носом, высморкалась в платочек и, собравшись с силами, вернулась за стол. Может, еще и не будет никаких боев на арене в честь праздника Ильтирев. Немало в этом зависело от раба по имени Забвение. Такие татуировки мог нанести только тинат, а чтобы задуманное Лааной с бароном Хинтасом эс-Биром дело удалось, отчаянно требовался маг. Пускай и беглый преступник из тех, что зовут себя хранителями.

Макнув металлическое перо в чернила, Лаана принялась выводить на бумаге изящные строчки. Кому больше всего известно о волшебных иероглифах, как не самим тинатам? Эртанд, брат Лердана, наверняка знал, как можно убрать с кожи рисунки и вернуть Забвению память. А там он может и вспомнить, где найти человека, который с ним такое сотворил. Когда готовишь переворот, иметь на своей стороне мага очень полезно.

Глава 3. Маг

Улланд умер.

В груди было холодно. Эртанд стоял возле холмика свеженасыпанной земли среди ровного ряда могильных плит. Погребенных тинатов защищали тяжелые обтесанные камни с надписями, но над могилой старого наставника высилась только горка мелких камушков. Эртанд набрал их вчера сам. Он оказался единственным, кому пришло в голову хотя бы символически соблюсти традицию. Все остальные решили, что задержка заказанной из Тамин-Арвана плиты — это знак свыше. Создатель Иль наказывал неразумного сына, а истолковал Его волю, конечно же, настоятель Вигларт.

"Ага, знак", — думал Эртанд.

За наставника было обидно до того, что сводило скулы. Никто не хотел признавать, что Улланд оказался прав. Конец света наступал, только очень медленно. Не так, как в жреческих побасенках: бабах — и земля растрескалась от землетрясений, потом все сдуло ветром, оставшееся смыло водой, а напоследок сожгло очищающим огнем.

Нет, все шло совсем не так. Эртанд был уверен — для каждой из четырех стран континента подготовлен свой собственный конец света.

Силан славился чудовищными ураганами, которые вырывали деревья с корнями и не оставляли после себя ничего живого. Это Тамин-Арвану повезло. Он в долине, его защищают горы. Поэтому в королевстве так высоко ценилось вино из местных виноградников — в Силане его попросту нигде больше не производили. Остальные владения выглядели как безлесные равнины с городами, которые окружали высокие и толстые стены.

Ветреные земли — так Силан называли в народе. Казалось бы, ничего необычного, что вскоре после остановки Сердца мира пришли ураганы. Да только в летний сезон их отродясь не случалось, а теперь — через каждые несколько дней.

В Тамин-Арване, который лежал южнее, было еще хуже. Там ураганы встречались с проклятием Шердаара — Огненных земель, и по городу гуляли вихри из пламени. Невестка писала Эртанду, что горожане спешно закупают пропитку для дерева и тканей, чтобы обезопасить себя от пожаров. Лил ехидничала, что скоро на этом обогатится, но по тону посланий Эртанд чувствовал, что она боится. Еще бы. Мастер-камнетес, у которого обитель покупала могильные плиты, лежал в ожогах. Получил он их, просто пройдясь мимо невольничьего рынка, где внезапно разбушевался огненный вихрь.

От невестки маг узнал и новости с ее родины — Шердаара. Там как раз летние пожары были делом привычным. Но в этом году они достигли такого размаха, что многие жители приграничья ринулись переждать сезон у соседей, в Тамин-Арване, чему власти города отнюдь не обрадовались. Родная семья завидовала Лил, что та вышла замуж за силанского аристократа и живет там, где поспокойнее. Что в Тамин-Арване ничуть не лучше, они не верили. Хорошо там, где нас нет.

Из Исихсаса, Каменных земель, и Ллитальты, Водных земель, шли похожие вести. Погода ухудшилась везде. Власти делали вид, будто ничего не происходит, обвиняли гонцов во лжи, а часть новостей вообще скрывали.

Совсем как Вигларт. Он не рассказывал собратьям и половину того, что говорили в Тамин-Арване, старательно обходя стороной тему погоды. Раньше ему хотя бы Улланд противостоял, задавал каверзные вопросы, осмеливался открыто спорить. А теперь что будет?

Эртанда неожиданно хлопнули по плечу.

— Хватит кукситься, — беззаботно сказал Лейст — один из немногих, кого Эртанд мог назвать другом. На его лице, которое к двадцати двум годам так и не потеряло юношеской припухлости, в обрамлении желтоватых волос сияли яркие серые глаза. — Пошли в трапезную. Сейчас поминки начнутся.

— Удивлен, с каким восторгом ты об этом говоришь. Наш собрат умер!

— Ой, да перестань. Улланд уйму лет на ладан дышал. Не понимаю вообще, как он до своих восьмидесяти добрался. Не иначе, как открыл какой-нибудь магический секрет и нам не рассказал.

Товарищ сделал страшные глаза.

Эртанд вздохнул. Лейст был хорошим парнем, но деревенским до глубины души. Первые годы Эртанд даже считал, что он слегка обижен умом. Лейста забрали из родного села в семь лет, как только обнаружили магический дар. К этому времени сельская практичность и пренебрежение к чужому горю, пока у самого все хорошо, успели намертво въесться в его плоть. Наверное, это впитывалось с молоком матери. Как и характерный говорок с постоянно проскакивающими просторечиями, которые потом липли на язык у всех, кто пообщался с веселым парнишкой.

— А ведь он мог, — неожиданно для себя произнес Эртанд. — Улланд был сильнейшим из нас. Ему бы хватило силы заново открыть искусство создания магического оружия или, к примеру, преобразования одного материала в другой.

— О да, — Лейст закатил глаза. — Старые сказочки о превращении свинца в золото. И сразу сам король выдаст за тебя дочь, и ты станешь первым магом-правителем. Ну, после целого перечня сказочных героев.

— Да причем тут сказки! Можно было бы соединить эту гальку в гранитную плиту и накрыть ей могилу Улланда, как положено.

— Низковато ты метишь. Уж лучше бы в короли целился.

— Плиту — это для начала, — скромно заметил Эртанд.

— Ну да, ну да. Крепкую, я смотрю, тебе Улланд кашу в мозгах заварил.

— Ничего он не заваривал. То, что раньше тинаты могли гораздо больше, чем сегодня, официально подтверждено хронистами.

Парнишка скорчил рожу.

— Давай, прочитай мне лекцию о Великой войне.

Эртанд поджал губы. Вообще-то, он действительно мог рассказать Лейсту много нового. Каждый из старших тинатов был обязан преподавать новичкам какой-нибудь предмет или давать практические уроки магии. Эртанд детей не любил, поэтому выбрал чтение лекций по истории магии — самое интересное для себя и заодно предполагающее как можно меньше общения с младшими тинатами.

Больше всего места в лекциях отдавалось как раз Великой войне, которая случилась шестьсот сорок три года назад. Тогда тинаты чуть не низвергли мир к Кровавому богу Урду. После этого их и заперли в обителях от греха подальше. До сих пор покидать уединенные жилища для выполнения королевской службы разрешалось лишь немногим магам, отнюдь не самым сильным. Поэтому, подозревал Эртанд, нынешние тинаты даже если бы очень хотели, не смогли бы расколоть мир.

И это же было еще одним доводом против теорий Улланда.

— Ну что опять скуксился? — на сей раз удар в плечо был ощутимее. — Хватит тосковать, заумник ты несчастный. Пора в трапезную.

— Ладно, идем, — нехотя согласился Эртанд.

Пообедать действительно не мешало.

Лейст пошел впереди, чуть ли не вприпрыжку. Наблюдая за тем, как задирается его мантия, оголяя худые ноги, Эртанд покачал головой. По возрасту — взрослый мужчина, по поведению — дитя малое. Никакого уважения к почившему.

Кладбище располагалось на отшибе, у основания стены, которая окружала обитель. Жилые здания располагались в центре. На окраины огромной территории насельники ходили редко, да это и не нужно было — что там делать? Тинаты занимались исключительно благородной работой — зачарованием предметов, исследованием растений для изготовления лекарств, дополнением и переписыванием учебников, листы в которых младшие ученики постоянно засаливали и рвали. Большую часть еды в обитель привозили с окрестных полей и хозяйств, а в небольшом огороде ковырялась прислуга. Туда захаживал лишь один из тинатов, старый Дэрит, который и изучал лекарственные травы.

Официально заявлялось, что такая планировка — со всеми полезными зданиями, сосредоточенными в сердце обители, — создавалась для удобства тинатов. Эртанд подозревал другую причину.

На кладбище, если подойти ближе к толстой каменной стене, было слышно, как на окрестных полях переговариваются рабы. Земли за стенами принадлежали какому-то барону, который развел на них виноградники. Вино — куда же в долине, окружавшей Тамин-Арван, без него? Но еще через стену можно было что-то перекинуть, а чужие голоса тревожили тинатов, внушая им по ночам яркие видения о потерянной жизни. Так и до мыслей о побеге было недалеко…

Чтобы попасть в трапезную, двум молодым магам пришлось пройти мимо огорода, склада и ворот на землю тинатов. Там, у железных створок, стояли несколько дюжих мужиков, набранных из стражи Тамин-Арвана.

Они проводили двух тинатов хмурыми взглядами. Между стражниками обители и ее насельниками любви не было никогда. Стражи жили здесь же, в каменном доме, который стоял вдалеке от основных строений, и питались тоже отдельно. Меняли их нечасто, но так, чтобы между тинатами и их надзирателями не возникало дружбы. Оно и понятно — иначе могло дойти до того, что страж сжалится и выпустит тината из вечного плена. А там только и жди, что новой Великой войны.

Тинатам все равно удавалось бежать, но пока что не из обители Тамин-Арвана. Эртанд неоднократно пытался завести с кем-нибудь из стражей приятельские отношения, однако из этой затеи не выходило ровным счетом ничего. Они частенько расхлябанно относились к своим обязанностям — в обители круглосуточно царили тишь да гладь. Ни разбойников, ни драк. Сиди, играй в кости и лениво посматривай, чтобы никто не слонялся за пределами основных зданий. Тем не менее стражники даже за деньги брата не горели желанием носить письма из городского поместья эс-Мирдов, а ведь это все, о чем просил Эртанд. Родственники не могли часто к нему ездить, обмен письмами же был запрещен, либо они прочитывались настоятелем от начала и до конца.

Эртанд не хотел, чтобы чужие лапы залезали в его жизнь настолько далеко.

Они с Лейстом прошли мимо основного здания — квадрата с внутренним двориком, защищенным от ветра, и мимо келий. За ними, в отдалении, чтобы не отвлекать работающих на благо силанского народа тинатов, стояла кухня с трапезной.

Перед ней Эртанд остановился, чтобы ополоснуться. Внутри все равно должны были подать сосуд, в котором предписывалось омыть руки после кладбища, но чашу подносили всем одну и ту же, а маг брезговал умываться во много раз использованной воде. Если у Лейста до сих пор не вытравились деревенские манеры, вернее, их полное отсутствие, то Эртанд не мог забыть об аристократическом воспитании.

Под простеньким умывальником, подвешенным возле двери для слуг, натекла лужа. Эртанд посмотрел на свое отражение. Острое лицо за последнее время еще больше исхудало, кожа вокруг светло-голубых глаз покраснела, набухли мешки. При взгляде на самого себя ему захотелось накинуть капюшон.

Улланд болел четыре месяца. Пренебрежение Вигларта и насмешки бывших воспитанников сломали старика окончательно — с постели он больше не вставал. Большую часть работы, которую старший тинат раньше выполнял, пришлось взять на себя Эртанду. И вот результат — он не мог смотреть сам на себя.

Отражение внезапно подернулось рябью. На миг Эртанду почудилось, что вместо лица у него переплетение линий. Все они перепутались, и было невозможно понять, есть ли в клубке лент общий мотив.

"Схема", — пришло на ум. Магические иероглифы — наты — были похожи на схемы. Эртанд привык с ними работать, и теперь ему хотелось найти привычные образы. Он вгляделся в рябь. Слишком много узоров, слишком сложно…

Когда ломаные линии потянулись из лужи вверх, к нему, маг закрыл глаза.

Хватит. Улланд предупреждал, что если переусердствовать над рабскими ошейниками, появятся такие видения. Он строго-настрого запретил о них кому-либо говорить.

— С тобой все в порядке? — раздался сзади голос Лейста. — Ты чего весь сморщился, как гнилое яблоко?

— Спасибо за сравнение.

— Ну а что ты весь такой "бе".

— Лучше помолчи, Лейст.

Друг пожал плечами.

Полегчало Эртанду только в трапезной. Тинаты расселись за длинным столом по рангу: чем старше, тем ближе к настоятелю. Со стороны темными мантиями они напомнили нахохлившихся на ветке ворон. Вигларт, как обычно, сидел смурной и воспаленными глазами осматривал подчиненных, но остальные выпили вина и расслабились. Разве что приписанных к обители женщин не позвали — непорядочно все-таки, на поминках-то.

Лейст со своей непочтительностью был прав в том, что смерть Улланда новостью ни для кого не стала. Ее ждали давно. Кто собирался, тот старшего тината уже оплакал. Зато поминки стали хорошим поводом отвлечься от ежедневного труда, отдохнуть и вспомнить, как "это было раньше".

— О-о-о, как меня Улланд гонял за то, что я сливу ободрал в саду, — трясясь от смеха, рассказывал полноватый Аствет. — Мне лет десять было, а ему уже пятьдесят с хвостом. Как только понял, что это я? Ночь же на дворе! До сих пор помню: мчался за мной с веником, а потом как отхлестал по заднице! Я поверить не мог, что в тинатской обители могут веником отхлестать.

— Это какую сливу? — спрашивал Тэйхис, рыжий паренек, недавно принятый из учеников в младшие тинаты.

— Да ты не застал уже. Выкопали ее потом от греха подальше, чтобы молодая поросль вроде тебя не объедала по ночам.

— Я таким не занимался! — краснел Тэйхис.

Другие тинаты хохотали до слез.

— Конечно, мы же все плодовые из сада повыкопали еще до твоего рождения.

Эртанд тоже смеялся. Он помнил те сливы. По ночам спелые, иссиня-черные плоды южной эгары манили вечно голодных учеников не меньше, чем мечты о женщинах. На пустой желудок о развратных красавицах не погрезишь, а настоятели запрещали есть в любое время, кроме установленного. Потом Эртанд привык к строгому распорядку, но первый год весь исстрадался. Как, впрочем, и другие тинаты.

Они дружно выпили за те времена. Вино в кувшинах было хорошим, крепким. Не та разбавленная водица, которую наливали в обычные дни.

Лед, сковавший грудь после смерти Улланда, медленно растапливался.

— Да ладно вам, по заднице хлестал! — весело сказал Лейст, когда все опустили кубки. Щеки у него зарделись. Парень быстро пьянел. — Улланд же молодняк всегда и подкармливал. Я вот помню, как он втихушку кое-кому хлеб совал, когда мы были готовы стены грызть.

— Это кому же?

— Мне давал! — пискнул ребенок с самого конца стола.

— Да и мне, — прозвучало с противоположной стороны.

— А хлеб-то раньше какой был! Не чета нынешнему.

— Ага. Сомнешь кусок — а он обратно разминается.

— Не то что сейчас. Ну вот что это?

Говоривший взял с глиняной тарелки кусок хлеба и постучал коркой о столешницу. Звук раздался гулкий, как от удара деревяшки о деревяшку. Слуга, который в этот момент принес добавку квашеной капусты, побледнел. Ждал, наверное, что сейчас тинаты обхают его, а затем и кухарок за кривые руки. Эртанд усмехнулся, когда тот втиснул миску среди блюд и торопливо скрылся за дверью.

Маги не могли распоряжаться собственной жизнью, но простые люди — даже слуги, много лет работавшие в обители, — все равно их побаивались.

— Да повариху надо другую взять, — сказал толстяк Аствет.

— Это не хлеб плохой и не повариха. Это мука паршивая, — ответил Лейст. — Мой папка мельником был, я знаю, что говорю.

— Хочешь сказать, что нам плохую муку сбывают? — ахнул Тэйхис.

— Мука, — Вигларт обвел взглядом тинатов, и те сразу притихли, — та же самая, что и всегда. Зерно закупают у того же самого человека, мелют на той же самой мельнице.

— Это что же, мне память изменяет? — обиделся Аствет. — Я же помню, каким хлеб был раньше!

— Старший тинат, посмотри внимательно перед собой. Что ты видишь?

На стол уставился не только Аствет. Все изучали еду. Ломти ароматного хлеба, кислая капуста, моченые яблоки, разные вкусности. Ради поминок повариха запекла гуся, полив его густым сладким соусом. Дичь тинаты запивали желтым вином, а вино закусывали фруктами. Последние чудесным образом оказались сдвинуты к тому концу стола, где сидела малышня, которой разрешили пить только компот. Некоторые блюда были уже пусты. Первыми закончились зернышки граната, за ними, как ни странно, капуста. Но если ее слуги доносили, то крупных бордовых фруктов на кухне больше не осталось.

Почти все было покупным: хозяйство обители состояло из огорода и маленького хлева, которые могли прокормить тинатов только в затянувшуюся бурю.

— Простая еда, но с изысками, — ответил за собрата Эртанд. — В доме богатых купцов и аристократов выбор блюд будет больше.

— Но многие крестьяне о таком столе только мечтают, — добавил Лейст.

Его родители были страшно рады спихнуть одного из сыновей в обитель. Десять детей непросто прокормить даже мельнику.

— Вот именно, — отчеканил Вигларт. — Многие мечтают питаться так же, как вы. А вы жалуетесь на то, что хлеб не высшего качества. Вам даже гранат почистили!

— Это цена, которую выторговали наши предки за то, что мы никогда больше не увидим света за пределами обители.

Хмель развязал Эртанду язык. Маг обернулся к Вигларту.

— Мардан эс-Тавир "Великая война тинатов", том пятый, страницы пятьдесят восемь — девяносто пять. Выжившие маги обязались зачаровывать воинские доспехи, чтобы воинов королевства нельзя было разрубить мечом или ранить стрелой, защищать сосуды от хрупкости, создавать клинки, которые не ржавеют и не тупятся, и многое другое. Еще они поклялись никогда не покидать границы обустроенных для них поселений и выполнять все приказы властителя земли, где они живут. За это тинаты потребовали закономерную плату — никогда не знать голода, всегда иметь помощников, крышу над головой и женщин или мужчин, которые согревали бы им постели.

Тонкая бровь главы взлетела вверх.

— Старший тинат вздумал поучить настоятеля истории? Я читал "Великую войну тинатов". Не исключено, что я знаю текст лучше тебя. Скажи мне: ты что, голодаешь? Тебе спать негде? Или Юссис стала плохо выполнять обязанности по согреванию постели? Я ознакомился с записями предыдущего настоятеля. Женщину ты меняешь третий раз за полгода.

Кто-то из тинатов хмыкнул. Эртанд не видел кто. Глаза застлал туман, а к щекам прилила кровь.

— Разве это теперь возбраняется?

— Нет, что ты. Наоборот, чем больше твои женщины дадут потомства, тем больше у нас надежд на пополнение обители.

В голосе Вигларта звучала издевка. Эртанд сжал кулаки, чувствуя, как разогреваются от гнева вечно холодные руки.

Действительно, очень смешно, что тинатов пытаются разводить, как племенных коров, и говорящий о свободе молодой маг в этом охотно участвует. А как настоятель парирует вот такой укол?

— Еще в договоре выживших тинатов с королями записано, что стороны обязались сохранять полную честность в отношениях друг с другом. Этот пункт посчитали важным, потому что мятеж магов возник из-за лжи градоправителя подчиненным тинатам. Когда мы принимаем учеников, мы заставляем их клясться, что в стенах обители они будут говорить только правду. Ту же клятву сейчас приносят рабы, когда мы надеваем на них зачарованные ошейники, но они врать не могут, как бы ни пытались. У нас такую возможность пока не отобрали. Не поэтому ли вы, настоятель Вигларт, соврали, что мука та же самая, что и раньше? Я слышал, что амбары с предназначавшимся нам зерном сгорели из-за усилившихся огненных вихрей. Поэтому уже какое-то время муку для обители закупают у других людей.

Вигларт сощурился.

— Наглая ложь. Это раз. Два: если ты не сам сочинил эту чушь, я найду того, кто тебе ее набредил. Если это стражник, он отсюда исчезнет. Если ты с кем-то обмениваешься письмами, больше тебе это не удастся. И третье: ты наказан на декаду. Уйдешь отсюда прямо сейчас, пойдешь в часовню и будешь на коленях молиться Илю, чтобы он убрал из твоей головы глупости, которых ты наслушался от Улланда.

— Улланд здесь ни при чем!

— Да что ты? А это не он все время пугал нас участившимися вихрями и бурями? Ах да, понимаю, во всем виновато вино. Слишком крепкое. Поэтому следующую декаду ты будешь пить только воду. От преподавания истории ты тоже отстранен.

Над столом повисла тишина, только несколько мух жужжали под высоким потолком. Кто-то шлепнул по миске с едой ложкой и проворчал "мда".

Эртанд оглядел собратьев. Никто не хотел встречаться с ним глазами. Пальцы снова похолодели — до мага дошло, что он наделал. Писем от Лил больше не будет. И репутация среди собратьев теперь разрушена до основания. Даже если Эртанду кто-то поверил, доказать он свои слова не может. Не признаваться же, что он нарушил правила и уговорил стражников носить послания в обход настоятеля… А пусть и признается, какой вес имеют строчки от Лил? Для собратьев — никакой.

Это был конец.

Эртанд встал и на негнущихся ногах вышел из трапезной.

Глава 4. Раб

Таш был счастлив. Настолько, что когда какой-то слуга за спиной обозвал его за дурацкую улыбку малым дитятей, раб передумал оборачиваться и давать наглецу по морде. Ну, или по крайней мере объяснять, с кем тут ссориться не стоит.

У эс-Мирдов было прекрасно. Крепкий двухэтажный особняк находился во Внутреннем кольце Тамин-Арвана — самом спокойном и защищенном месте во всей долине Нэндими. Покрытые темными пятнами и щербинами каменные стены дома явно видели немало ураганов и огненных вихрей, но выдержали каждый из них. Таш еще помнил, как в зимние бури скрипел остов загородного дома у бывшего хозяина. В таком здании, как это, нечего бояться капризов стихии.

И кормили здесь отлично. Госпожа ("Ла-ана", — тянул Таш, вспоминая родной выговор), приведя новых рабов домой, сразу передала их управляющему и наказала объяснить правила. Но тот, узкоглазый хитрый силанец по имени Оттарт, посмотрел на утомленные лица невольников и первым делом повел их на кухню.

Увидев содержимое мисок, которые им сунула хмурая кухарка, Таш едва не разрыдался. Мясо! Великий Иль, в этом доме даже рабам позволяли есть мясо! Хоть и редко, как признался Оттарт. Да и простая еда для слуг привела Таша в восторг. Сытная бобовая каша, сладковатое рагу из овощей, компот — после месяца у Киддира, который кормил товар мало того что отбросами, так еще и частенько протухшими, это казалось настоящим праздником. Забвение, кажется, даже не поверил в происходящее. Обомлело уставился в миску и только после того, как Таш пихнул его под локоть, стал жадно закидывать кашу в рот, чуть не проглатывая ложку.

Наблюдая за ними, управляющий качал головой и что-то тихо бурчал под нос.

Когда рабы поели и тщательно вытерли посуду кусками хлебных лепешек, Оттарт быстро рассказал о простых правилах: не тревожить хозяев без надобности, с вечера до утра не заходить на второй, господский этаж, если не позовут, поменьше молоть языком — болтунов никто не любит. Показал, где на половине слуг основные помещения, объяснил, какой у хозяев распорядок дня. Господин эс-Мирд много тренировался во внутреннем дворе, как того требовал его титул рыцаря и обязанности защитника Силана и Тамин-Арвана. Госпожа Лил часто и подолгу отсутствовала: то ездила в торговую гильдию, то занималась делами в одной из нескольких лавок. Когда они оба были дома, следовало вести себя тише воды, ниже травы.

К тому времени как Оттарт закончил, на небе высыпали звезды. Сообщив, что в дальнейшие подробности Таша и Заба посвятит сама госпожа, так как рабы будут ее личными помощниками, управляющий отвел их в общую мужскую спальню. При виде длинной комнаты с рядом тюфяков на каменных плитах, Оттарт поморщился — у него была собственная комната с кроватью. А Таш понял — вот оно, счастье.

Больше никакой груды вонючих тел на полу. Никаких насекомых, которых здесь тщательно выкуривали или травили ядом. Никакого смрада от того, что кто-то не смог или не захотел бежать до выгребной ямы. У господ тонкое обоняние, поэтому все слуги должны два-три раза в декаду обмываться водой из колодца во внутреннем дворе и досуха обтираться. У каждого свое место с сундучком в изголовье, где хранились личные вещи. ("Личные вещи?" — не веря, повторил Таш. В Силане все имущество рабов принадлежало их хозяевам или короне. "Угу, — кивнул Оттарт. — Бритву, нож, все остальное завтра выдам, когда рассветет".) Еще с наступлением тьмы в доме воцарялась тишина, и сторожи следили, чтобы по дому никто не шастал.

А главное, люди здесь приветливо улыбались. Таш уже очень давно не видел мест, где у слуг было бы иное выражение лица, кроме подхалимского или подавленного.

Это могло значить только одно — Таш попал в маленький рай для рабов. Он сразу полюбил и дом, и щурящегося Оттарта, и господ. Пускай даже синеглазый господин с походкой воина осмотрел новых рабов хмурым взглядом и совсем не казался довольным покупкой жены.

Ничего. Все будет хорошо. Надо только держаться Заба. Рядом с ним Ташу благоволил сам Иль. Поэтому, ложась спать, раб помолился Создателю и поклялся Ему, что будет во что бы то ни стало защищать Забвение.

Не омрачило настроение Таша даже то, что утром его распихали способом, крайне далеким от вежливого.

Из крепкого сна раба вырвали ледяные капли, брызнувшие на лицо. Таш вскочил и принял боевую стойку еще до того, как разлепил сонные глаза и полностью очнулся. Тогда он и заметил отпрянувшего в сторону старика с ковшом в руках.

— Ишь!.. Ты тише, сынок! Я ж не нападаю.

Лицо мужчины прорезали глубокие морщины, седые волосы спускались до плеч. Носил он длинную серую робу — наряд бедняков, который мешком висел на тощих костях. Таш поморгал. Вчера он этого человека точно не встречал.

— Что ж ты на меня зверем смотришь? — испуганно спросил старик и отбросил ковш в сторону. Тот глухо ударился об пол. — Я тебя просто добудиться не мог! Спишь, как ящер зимой.

— Прости. Ты кто?

— Халерет я, Халерет Набар, но все зовут меня Хал. Я слуга. Хотя как — слуга, — старик смущенно рассмеялся. — Староват я полностью обязанности выполнять. Так, помаленьку помогаю, что попросят. Меня б давно уже выгнали, да госпожа Лаана привыкла ко мне.

Хал казался честным и бесхитростным. Таш расслабился.

Напряжение, в котором он постоянно жил у Киддира, сыграло плохую шутку. В самом деле, кто мог на него напасть в новом доме? А спал Таш и правда крепко, об этом говорили многие.

Он огляделся. Через узкие окна лился слабый свет. Спальня почти пустовала: кроме Хала с Ташем только молодой парень неспешно убирал свою скромную постель. И вот тут-то сердце раба наконец екнуло.

Проспал. Серьезный проступок в первый же день.

Таш дернулся, забыв, куда бежать и что делать. Хал, посмеиваясь, положил ладонь ему на локоть и подтолкнул.

— Вон там кувшин с водой и таз. Умойся. Тебя хозяин ждет.

— Давно?

— Да не, ты не беспокойся. Там только оружие готовят. Господин изволит твои воинские навыки проверить.

— А завтрак я не проспал? — с надеждой спросил Таш.

Старик расхохотался.

— Нет, хотя ты бы мог. Это у нашего хозяина привычка спозаранку вставать и тренироваться. Он это как-то мудрено называет, зарядкой, что ли. Вот и тебя заодно изволит проверить, годишься ты хозяйке в охранники или нет.

Таш натянул рубаху и штаны. Выданная вчера управляющим одежда болталась на нем, как на пугале, но это было лучше, чем набедренные повязки, в которых они с Забом вчера ушли с рынка.

Кстати, Забвение тоже куда-то пропал. Таш снова посмотрел на Хала. Дружелюбный старик с интересом за ним наблюдал и как будто был не прочь поболтать.

— Ты не знаешь, где мой друг, в татуировках?

— Этот, блаженненький? — переспросил слуга. — Во внутреннем дворе уже, его хозяева спрашивают, что да как он умеет.

— А почему блаженненький? — насторожился раб.

— Да ты ж разве не видишь, как он глядит? Как сквозь людей. И тихонький, отвечает еле слышно. Здоровый мужик-то, чуть ли не выше господина, а уж тот точно выше всех в доме. Я разных рабов видел, от графа эс-Наста и не такие выходят, но в этом странное что-то есть. Говоришь, друг он твой? Не знаешь, с чего он такой стал?

Таш пожал плечами. На самом деле называть Заба другом было слишком громко. За пару декад у работорговца они перекинулись всего-то несколькими фразами. Тяжелое путешествие в Тамин-Арван, голод, жара и плети надсмотрщиков не располагали к великосветским беседам. Да и что обсуждать с человеком, который помнит лишь последние два месяца?

Приведя себя в порядок, Таш побежал к господину.

Продолговатый садик делил внутренний двор дома эс-Мирд на две части. Первая принадлежала слугам. Там они мыли, чистили, сушили, строгали и выполняли другие дела, которыми только позволял заниматься маленький пятачок. Вторая половина, отгороженная зелеными кустами, была хозяйской. Там находились тренировочная площадка и уголок госпожи со столиком, мягкими подушками на длинной скамье и защищающим от солнца тентом.

"Как будто три мира", — подумал Таш. Неприглядный, пыльный, с рабочими инструментами — для слуг. Уютный и мягкий — для молодой шердской госпожи. Суровый, с оружием и деревянным болванчиком — для рыцаря.

Лаана зевала, зарывшись в подушки, и рассеянно наблюдала за тем, как две служанки сервируют стол для легкого завтрака. При виде нее в груди у Таша потеплело. Вот она — женщина, которая вытащила его из лап Киддира и привела в этот рай! Рядом с шердкой сидел муж. Свежий, подтянутый — ни единого признака сонливости. Сложив на груди руки, он хмуро кивал путавшемуся в словах Забвению и изредка что-то спрашивал. Судя по перепуганному виду раба, вопросы господин задавал не из простых.

— Господин! — издалека крикнул Хал, не поспевая за молодым рабом. — Я его разбудил.

Остановившись на почтительном расстоянии, Таш низко поклонился.

— Вы звали, господин?

— Да, — эс-Мирд махнул рукой Забу, чтобы он отошел. — Вчера ты сказал, что владеешь несколькими видами оружия. Каким лучше всего?

Хозяин явно предпочитал брать быка за рога. Хорошее качество для воина.

— Мечом.

— Ясно. Бери саблю.

Таш непонимающе моргнул, но направился к тренировочной площадке и взял со стойки то, что ему сказали. Выбор оружия оказался внушительным: несколько видов копий, пара мечей, кнут, булава, топоры. Все острия затуплены для упражнений и покрыты щербинами. Должно быть, эс-Мирд мог сражаться против любого врага. Но сабля? Это же оружие воинов Ллитальты, с которыми Силан не воевал уже пару сотен лет!

Наверняка господин гордился своими умениями и хотел пощеголять перед женой. Из рыцарей, младшего аристократического ранга, готовят лучших командиров. Чтобы они понимали, как нужно управлять бойцами в разных ситуациях, их учили сражаться на любых видах оружия. А на ком еще тренироваться, как не на рабах вроде Таша? Во всяком случае, именно для этой цели его и держал бывший владелец.

Песок на площадке был разбросан, хотя вчера вечером его аккуратно подмели слуги. Значит, господин уже размялся. Он встал и подозвал слугу, который помог ему надеть доспехи. Каждая деталь была тщательно подогнана. Щитки на ноги, наручи, кираса, конусообразный шлем с наносником — все сидело, как влитое. Ташу не предложили ничего. Поколебавшись, он стянул рубашку. А вдруг порвется и новую ему уже не дадут?

Когда эс-Мирд взял вместо приличествующих рыцарю меча и щита копье, Таш застыл в недоумении. Вроде бы его хотели назначить охранником или караванщиком. Кто же так проверяет бойцов? Сабля заведомо проигрывала длинному копью.

Единственная догадка вызвала холодок в животе.

— Простите, господин. Это же оружие для ритуальных боев.

— Ты смекалистый, — бросил тот. — Победишь меня — останешься. Проиграешь — верну тебя Киддиру.

Таш крепче сжал рукоять. Смысл сражений на праздник Ильтирев состоял в том, чтобы кто-то из участников погиб в честь Создателя. Жертва обычно выбиралась заранее по жребию, и поэтому воинов вооружали так, чтобы дать все преимущества лишь одному из двух противников.

Странная проверка. Может быть, господин хочет узнать, на что способен новый раб в отчаянном положении?

Эс-Мирд вышел в середину тренировочной площадки.

— Взгляд подними, — сказал он. Из-под шлема голос звучал искаженно. — Или так и будешь во время боя смотреть в землю?

— Простите, господин. Я жду, когда вы разрешите мне нападать.

Эс-Мирд кивнул. Магия ошейников не позволяла рабам без приказа атаковать хозяев.

— Начинай.

Таш не двигался. Он наблюдал за тем, что будет делать противник. А тот принял одну из возможных стоек, подняв руки вверх и под углом направив острие копья вниз. Так и не дождавшись нападения, Лердан кинулся вперед.

Шерду повезло, что площадку не огораживал забор, иначе бы не удалось уйти от первого же удара. Обрадоваться Таш не успел. Копьем эс-Мирд владел виртуозно. Удар, еще удар — они следовали друг за другом с такой скоростью, что раб не успевал их блокировать. По ребрам, по бедру, тупым концов в грудь. "Позор!" — кричал бы мастер, научивший Таша основам боя.

Решающий удар наступил слишком быстро. Таша опрокинуло на песок как будто порывом ветра. В лицо смотрел наконечник вражеского оружия.

— Слабо. Еще раз. Последний.

Короткая характеристика хлестнула больнее плети надсмотрщиков. Слабо? Конечно слабо! Он не упражнялся несколько месяцев, с той проклятой потасовки в таверне! Не восстановил силы и даже толком не проснулся!

"А враг срать хотел на твои оправдания. Поднимай зад и дерись", — грубо отвечал учитель, когда маленький Таш пропахивал носом землю и плакал от обиды. У раба никогда не будет преимущества.

Если только он не шерд.

Таш глубоко вдохнул и прикусил язык, скривившись от боли. Рот наполнила соленая кровь. Вместо того чтобы сплевывать, раб ее сглотнул. Никто не должен был знать, что он намеренно вызывает у себя припадок — ашарей.

Ну, почти припадок. Действительно потерял над собой контроль Таш всего раз. Всего один проклятый раз, в той таверне.

Боль как будто что-то разбудила в теле. Он выставил перед собой кривой клинок, чувствуя, как по жилам начинает течь пламя. Пятки словно пощипывало огнем. Тело рвалось в бой, но Таш заставил себя стоять на месте. Ашарей — опасная вещь. Слишком легко упустить власть над собой и слишком велика будет цена.

Господин снова напал первым. Он метил вправо, но…

— Слева! — выкрикнул Заб.

Таш едва успел отбить выпад, который и правда пришел с левой стороны. Затупленное лезвие сабли звучно ударило по древку. Раз, два! Кипела кровь, все подернулось красноватым туманом. Таш бросился в атаку. Копье скользнуло по ребрам сбоку, но он не заметил боли. Тупая сабля без щита против воина в доспехах бесполезна. Вырвать копье, поразить врага его же оружием. Раз, два, три!

— Хватит!

Таш очнулся над поверженным хозяином. Он лежал на спине, защищаясь от раба голыми руками. Сердце бешено колотилось. С удивлением обнаружив в ладони копье, которое замерло на волоске от глаза силанца, Таш скорее швырнул оружие на землю и бухнулся на колени. Лоб коснулся прохладного песка.

— Простите, господин!

Он не поднимал головы и поэтому не видел лица Лааны, когда та с причитаниями подбежала к мужу.

— Дорогой, ты цел? Не больно?

— Я просто упал. На тренировках и не такое бывает.

— Уверен? Не нужно звать лекаря?

— Да.

Шаги, шелест платья. Лаана ушла с площадки. Зашумели доспехи. Что-то с бряцаньем рухнуло в песок. Это был шлем — голос эс-Мирда больше ничто не заглушало.

— Встань, — сухо приказал он.

Таш поднялся, с ужасом ожидая приговора. Едва не ранить хозяина — такое могли и не простить. Урд его знает, этого эс-Мирда, как он относится к поражениям, да еще при жене.

Господин медленно встал, сбросил перчатки и поправил растрепавшийся хвост русых волос.

— Вот, значит, какова знаменитая скорость шердов. Слышал, что вы все прирожденные воины, но не думал, что полудохлый на вид раб может быть так силен.

"Полудохлый"? А ведь Киддир так нахваливал его мускулы! Таш опустил взгляд на себя. И правда, ребра у него торчали. Сбоку по ним тянулась красная полоса от копья.

Казалось, кожа в том месте сейчас треснет и наружу вырвется язык пламени. Таш сделал несколько глубоких вдохов. Дикий огонь ашарея больше не нужен. Пора успокоиться.

— Двух человек в таверне ты тоже по подсказкам убил? — спросил эс-Мирд. — Или сам справился?

— Без подсказок, — тихо ответил Таш. — С помощью стула.

— Да? И как же это было?

— Простите, господин. Я очень плохо помню.

Эс-Мирд сделал несколько шагов по площадке. Лишь сейчас Таш заметил, что во внутреннем дворе воцарилась тишина. Слуги, которые должны были усердно работать на второй половине садика, внимательно следили сначала за боем, а теперь за разговором.

— Часто у тебя бывают припадки?

— Нет, только один раз.

Хозяин остановился. Ташу показалось, будто вместе с ним застыли Небесные водяные часы, которые по капле отмеряют жизнь каждого человека.

— Я хочу знать, что случилось в той таверне.

— Лер! — возмущенно выкрикнула Лаана. — Он же мне все уже рассказал. Рабы не могут врать, зачем слушать его второй раз?

— Я хочу узнать подробности. Таш, говори.

Шерд закрыл глаза. Он ненавидел это вспоминать.

— Господин Илартан захотел выпить в таверне "Красное крыло" и взял меня с собой. Это приличное место, но иногда там бывают драки. Господин Илартан иногда сам их начинал, поэтому брал с собой кого-нибудь, кто мог его поддержать. Обычно это я, потому что мы с ним хорошо сражаемся… сражались в паре. Друзей господина в таверне не оказалось, ему было скучно, и он заставил меня с ним выпить. Очень много выпить. Господин Илартан расшумелся, и кто-то из посетителей вступил с ним в словесную перепалку. Тогда господин приказал мне ударить обидчика. За него вступились его друзья — три человека, — Таш поморщился и потер лицо. — Очнулся я уже в тюрьме. Мне потом сказали, что я всех убил стулом, на котором сидел, и им же поранил господина. Я не хотел этого, честное слово. Если не наливать мне много желтого эгарового вина, припадков у меня не будет.

— Значит, желтое вино, — задумчиво произнес эс-Мирд. — И все же без подсказки у тебя бы вряд ли получилось меня победить. Забвение! Ты не только писец, но и воин? Как догадался, куда я ударю?

Настал черед второго раба падать на колени. Его красноватая, обветренная кожа стала белой, как молоко. Наверняка подумал, что сейчас хозяин выгонит их обоих обратно к Киддиру. Таш до сих пор не верил, что Заб осмелился сделать ему подсказку. Выступить против господина? Многие сочли бы такую дерзость достойной казни.

— Прошу прощения, господин, — едва слышно пробормотал Заб. — Я видел, как движется ваша рука, ну и… догадался. Все было ясно… ну… по движению…

Эс-Мирд вдруг расхохотался. Таш вздрогнул, Заб с удивлением воззрился на хозяина.

— Два до смерти перепуганных наглеца. И один из них забил двух людей стулом! Каково, а? Ладно, Лил, я согласен. В этот раз тебе очень повезло с покупкой.

Госпожа неуверенно улыбнулась. Странно, но она выглядела перепуганной не меньше, чем Заб.

— Еще один бой, — объявил эс-Мирд. — Мы с Ташем сразимся на мечах, а Забвение пусть наблюдает и, если будет нужно, подсказывает своему другу, куда бить.

Небесные часы снова начали мерно отсчитывать мгновения.

На сей раз шерду выдали доспехи и позволили вооружиться привычным прямым мечом, а в левую руку взять щит. Стало немного спокойнее, хотя Таш все еще не понимал, к чему такая проверка. Но в его крови все еще гуляли отголоски пожара, а советы Заба помогали разбить оборону хозяина.

Друг не подвел. Урд знает как, но он замечал даже то, что ускользало от внимания Таша. И это при всем его опыте, хотя тот и ограничивался упражнениями с хозяином да драками в тавернах. Например, Заб первым обнаружил, что у эс-Мирда плохо гнется в колене правая нога. Удивленный господин признал, что его тревожит не вылеченный до конца вывих.

К концу тренировки оба мужчины тяжело дышали, на песок падали капли пота. Эс-Мирд выигрывал, хотя это далось ему нелегко. Таш был доволен.

Он не слабый. Огонь еще полыхает в его крови.

Поэтому Таш и не слишком огорчился, когда господин убрал меч в ножны и сказал:

— Ты подходишь. Учителя всегда мне говорили, что у меня ветер в руках, но ты как пожар, который мне не задуть. Будешь сражаться от имени дома эс-Мирд в состязаниях в честь праздника Ильтирев, а Забвение тебе поможет с трибун.

— Что это значит? — растерянно спросил Заб.

— Что через два месяца вы примете участие в ритуальных боях на арене. Выживают там только лучшие, но у вас двоих есть возможность добраться по крайней мере до середины списка. Все, что от вас требуется, это не вылететь в самом начале.

— Будет исполнено, господин, — ответил Таш.

Пока с ним удача, которую приносит Забвение, он сможет выполнить это задание.

Все будет хорошо.

Глава 5. Лжец

Таш врал. В таверне "Красное крыло" он не защищал хозяина. Наоборот. Хотел его убить.

Ненависть, которую Таш испытал в тот вечер к другу и господину, горела до сих пор, отравляла кровь, пробуждала нежеланные воспоминания.

Илартан действительно взял раба и пошел в таверну отдохнуть. Такой же обладатель младшего аристократического ранга, как эс-Мирд, он не чурался простых людей. Да и сам отличался внешностью и характером, присущими вышибале или мяснику, но никак не рыцарю. Огромный, как гора, грубоватый лорд водил дружбу с чернью, взял в любовницы дочь охотника, научил раба грамоте. Писать Таш мог всего лишь свое имя, но читал сносно и любил слушать разглагольствования Илартана об исторических личностях. Поэтому и напрашивался с ним в таверну. Не защищать его от забияк, нет — в маленьком Каледхаре мало кто решался наброситься на Илартана, да тот и сам легко мог навалять обидчикам. У одного Таша получалось перевести клокочущую жизненную силу господина в мирное русло, отвлечь от желания почесать кулаки и занять болтовней о стародавних сражениях.

Все это было правдой. Дальше начиналась ложь.

Друзья Илартана подошли позже, когда он успел набраться дешевым эгаровым вином. С ними оказался чужак, столичный чиновник Эссис эс-Мерт, который проезжал мимо провинциального Каледхара и остановился у знакомых отдохнуть пару деньков. Только очень уж быстро бегали масляные глазки у молодого барона, когда он оглядывал заполненную таверну. И взгляд его останавливался на мужчинах, а не на доступных женщинах, которых в "Красном крыле" всегда было предостаточно.

Чаще всего проклятый эс-Мерт зыркал на Таша.

А через пару часов, когда уже мало кто следил за своим языком, он сделал Илартану предложение. "Слышал, ты в долги залез? Красивый с тобой раб. У меня шердов еще не было. Отпустишь его со мной на пару ночей? В наем, так сказать. Я заплачу. Тебе как раз хватит следующий месячный взнос погасить".

Таш расхохотался. Стало ясно, что чиновник из светлой столицы забыл в такой дыре, как Каледхар. Не любили мужеложцев в Силане. И хозяин тоже их на дух не выносил. Сама мысль о том, что Илартан может "сдать в наем" Таша, была смехотворной. Они же росли вместе, с тех самых пор как отец Илартана увидел на невольничьем рынке мальчишку, взятого исихами в плен при набеге на шердскую деревню, а потом перепроданного силанцам. И пускай сначала Таш служил всего лишь "мальчиком для битья", который помогал однолетке-господину отрабатывать боевые приемы, их дружба за годы стала крепкой, как корни бутылочного дерева, — не вырвать бурей.

Вот только Илартан в ответ на слова барона призадумался.

И ответил согласием.

Таш проснулся в тюрьме, весь в синяках и ссадинах. Последнее, что запечатлелось в памяти, — как он резал себе левую руку, намеренно вызывая припадок. Ашарей был единственным способом не подчиниться приказу и не позволить выродку себя увести.

Жаль, не удалось ни убить Урдово отродье, ни отомстить Илартану за предательство. Пострадали случайные люди. Барон-мужеложец сбежал из города на следующее же утро. Испугался, что его имя будет связано с грязной историей. Рабы ведь не могут лгать.

Таш мог. Эту способность он открыл у себя давно, хотя никогда ей не пользовался — незачем. В маленьком поместье все друг у друга на виду, ничего не скроешь. Илартан о необычном свойстве друга знал, но причины выяснять не пытался. Зачем? И так неплохо! Пригодилось оно лишь на суде. Таш повторил все, что заставил Илартан. Не было друзей, не было столичного чиновника, подлинный злодей — эгаровое вино. Только в одном не удержался, исказил ложь. Представил зачинщиком хозяина.

Ему поверили. А как иначе? Рабы же не врут!

Казни Таш избежал, а Илартан возместил родственникам убитых ущерб и приплатил сверху, чтобы они не трепали языками. Раб остался его имуществом, и хозяин мог бы отыграться, но не стал. То ли чувствовал себя виноватым, то ли еще что. Поэтому всего лишь продал шерда в караван идущего в Тамин-Арван работорговца. Будто и не было многолетней дружбы.

Первое время Таш мечтал, как он вернется к Илартану и отомстит. Ночами не спал, представлял в красках, как бывший хозяин побледнеет, будет просить прощения, и прочую чушь. Уже через декаду пыл поугас. Через две Таш грезил не о мести, а о том, чтобы его поскорее купили. Куда? Да куда угодно! Только бы не сгнить в канаве с удавкой на шее. Туда отправлялись все рабы, которые не могли выдержать дорогу до Тамин-Арвана и которых не получалось продать по пути.

Через два месяца воспоминания начали тяготить, но Ташу продолжали сниться рыбьи глаза мужеложца, его мерзкая улыбка, кивок Илартана и слова: "Договорились. Заплатишь сейчас, чтоб я тебя не искал потом по всему городу".

Подлые, предательские слова. Их так хотелось забыть.

Тревожило и то, что красноватый туман ашарея появлялся теперь слишком легко, стоило сильно захотеть. Раньше он не приходил даже тогда, когда Таш впадал в ярость или влезал в драку с несколькими, более сильными противниками. И еще ни разу до таверны у него не случались короткие провалы в памяти, как в бою с эс-Мирдом.

Но об этом, как и о лжи, тоже никому не следовало знать.

* * *

Город шумел. Наступил конец декады, выходной день. Люди высыпали на улицы: кто-то стремился на базар купить шелковых лент или поторговаться за новые горшки, кто-то спешил на площадь застать выступление театральной труппы, а кто-то приехал из деревни в долине навестить друзей и рассеянно оглядывался, потерявшись в толпе. При виде последних Таш улыбался. Совсем недавно и он так же распахнул рот, впервые попав в Тамин-Арван.

Не зря по всему Силану гуляла молва, что это один из самых красивых городов страны. Благодаря Эстарадским горам ветра трепали его меньше, чем другие селения королевства, но защиту в нем все равно выстроили мощную. Даже первое, внутреннее кольцо стен, которое сегодня окружало центр города с ратушей, главным храмом и домами богачей, было высоким. Вторая стена, внешняя, и вовсе поражала воображение. Тень от нее накрывала все близлежащие дома, а чтобы посмотреть на каменные зубцы, приходилось задирать голову.

Кое-кто поговаривал, что стражники, прохаживаясь по стене, заглядывают в печные трубы и следят, какие обеды готовят окрестные жители. И дураку было очевидно, что с такого расстояния ничего не рассмотришь, но любой поневоле задумывался, что же на самом деле могут увидеть оттуда стражники.

Кольца Тамин-Арвана разрезала ровно надвое, как нож яблоко, широкая улица, которую все называли Стрелой. Вроде бы официально ее называли в честь какого-то из королей, но об этом и из горожан мало кто помнил, а Таш не знал и подавно. Зато связанную с народным именем историю слышал. Якобы когда сюда пришли первые люди и решили построить город, то стали думать, как проложить первую улицу, чтобы она была прямой, а не завивалась поросячьим хвостом. Один из мужчин догадался привязать длинную нить к стреле и выпустить ее из лука как можно дальше. По обоим сторонам товарищи догадливого человека отмерили равное расстояние и построили дома, на месте которых сегодня возвышались ратуша и храм Иля. Ровно друг напротив друга, почти одинаковые строения с колоннами из белого камня. Только церковь дополнял медный купол и золотой шпиль, увенчанный изображением солнца.

Это было единственное место в городе, где рабы могли найти прибежище от невзгод. Любого раба, кто свидетельствовал перед алтарем о жестокости хозяина, жрецы имели право оставить при себе, в служках. Правда, добирались туда немногие. Почти каждый владелец, волнующийся за свое имущество, отдавал невольникам приказ не приближаться к храму Иля.

Зато свободных горожан туда набивалось столько, что не продохнуть. Таш не был внутри, но проходил мимо и видел, какие толпы хлынули из ворот после богослужения. К счастью, эс-Мирды посещали другую церковь, возле дома, хоть и крошечную, но уютную, с небольшим числом прихожан.

Госпожа Лаана после молений возвращаться домой не стала. Попрощалась с мужем, взяла двух человек и отправилась в гости к барону Хинтасу эс-Насту. От Таша не укрылось, как эс-Мирд поморщился при упоминании его имени. Чем-то ему барон не нравился, однако господин не запрещал жене встречаться с одним из главных торговых партнеров дома эс-Мирд.

Лаана семенила между двумя охранниками — Ташем и коренастым силанцем Ксалтэром. Иногда госпожа забывалась и выскакивала вперед, но тут же возвращалась, прячась за спинами рабов. Вертлявый, скользкий на вид Ксалтэр, странно поводивший левым плечом, оказался среди тех немногих обитателей особняка, кто носил ошейник. Когда Лаана опережала спутников, телохранитель жадно смотрел на ее бедра, которые облегало красное, удивительно шедшее хозяйке платье. Таша этот взгляд раздражал, хотя он и сам едва удерживался от того, чтобы не таращиться на то же самое место.

Лаана была привлекательной женщиной. Смелой, доброй, яркой, как пламя. Когда такая выкупает отчаявшегося раба и приводит его в маленький рай, нельзя не начать испытывать к ней… некие чувства.

Таш заставлял себя отворачиваться и внимательнее следить за толкущимися на улицах людьми. Дорогой наряд шердки — хорошая приманка для карманников. И пускай воришек наверняка отпугнут кожаные доспехи и мечи на поясах у ее стражей, лучше быть настороже.

Скоро Таш понял, что карманники — меньшее, чего следовало опасаться.

Шум поднялся, когда госпожа со спутниками приблизилась к воротам Внутреннего кольца. На улице впереди образовался затор — столкнулись два ящера-тяжеловоза, опрокинулась четырехколесная арба. Истошно кричал мужчина. То ли его придавило колесом, то ли он попал под лапы тяжеловозу. Таш даже не знал, что хуже. Чешуйчатая тварь высотой по грудь взрослому силанцу весила не меньше тысячи спандов [~500 кг]. Такая хвостом махнет — и нет человека.

Беда случилась прямо перед воротами. Одну из повозок развернуло так, что она перекрыла проход, и на дороге собралась страшная толчея. Даже люди, и те едва просачивались через узенькую щелочку, а крестьянские телеги и паланкины богатых тамин-арванцев были вынуждены стоять на месте. Возчики могли только бессильно поливать руганью виновников затора.

Лаана оглядела потные спины, разгоряченные лица толпящихся горожан и сложила на груди руки, сердито топнув ножкой.

— Проклятый Тамин-Арван! Сколько тут живу, столько ведутся разговоры о том, чтобы расширить ворота в древних стенах.

— Да-да! — неожиданно поддакнула сбоку какая-то женщина. — Беспорядок! Можно подумать, казна обеднеет от того, чтобы сделать хоть что-нибудь на благо простым людям! Верно говорит проповедник Кирдит, пора уже самим с этим разобраться, иначе до скончания веков будем ждать!

Лаана косо посмотрела на незнакомку. Та, похоже, подумала, что разговаривает с обычной шердкой, и продолжала что-то возмущенно бурчать себе под нос. Таш аккуратно встал между ней и хозяйкой, оттеснив силанку подальше.

— Госпожа, не хотите ли вы вернуться домой? — спросил он.

— И речи быть не может. Я не упущу выгодную сделку только из-за того, что где-то опрокинулась повозка! — отрезала Лаана и решительно двинулась вперед, прямо в толпу.

Ксалтэр усмехнулся, а Таш украдкой вздохнул. За несколько дней он уже понял, что работа на вспыльчивую шердку не будет простой. Примерная жена и гордая аристократка дома, за пределами поместья Лаана сбрасывала лоск и вела себя так, будто ничем не отличалась от простолюдинов.

Хотя если верить пересудам слуг, так оно и было. Таш этому не удивился. Среди дворян браки с безродными порицались, но встречались не так уж редко. И уж тем более это прощалось низшим чинам, таким, как рыцари.

Тонкая человеческая струйка сочилась через ворота слишком медленно, несмотря на то что к делу приступили стражники, которые помогли вытащить раненого и начали разворачивать повозки. Тяжелое топанье впряженных ящеров и жалобы горожан довольно долго заглушали шум, шедший сзади, со стороны главной площади. Там кто-то свистел и улюлюкал. Скоро эти звуки стали раздаваться и возле ворот. Таш завертел головой, пытаясь понять, что случилось. Народ веселился так, словно увидел театральное представление, но толпа не двигалась.

Таш не сразу догадался, что смотреть нужно вверх.

— Глас Города! Па-аста-аранись! — весело, нараспев прокричал мужчина в толпе. — Спектакль будет!

— Разойтись! — рявкнули вдалеке, перекрыв поднявшийся гомон. — Не препятствовать страже в поимке опасного преступника!

Неизвестно, на что рассчитывал приказывавший, потому что на улице сразу раздались радостные возгласы. Вскинув голову, Таш увидел, как по крышам приземистых домов и лавок, ловко перепрыгивая с одной на другую, мчался человек в одежде шутов и акробатов — полосатой, сине-голубой с алыми каймами, издалека похожими на струи крови. Его лицо закрывала зеркальная маска. Солнце отражалось от поверхности слепящими бликами, но в моменты, когда на беглеца падала тень, становилось заметно, что на маске есть прорези для глаз, но нет для рта.

Похоже, ему доставляло удовольствие дурачить догоняющих его стражников. Раз! — он задрал ногу над краем крыши, как будто готовясь спуститься на землю, но уже в следующий момент побежал обратно. Два! — резкий поворот. Три! — шут перепрыгнул на другое здание, продолжая безумную гонку. Четыре! — кто-то швырнул в смельчака камень.

— Урдов сын! Чтоб тебя крысы сожрали!

Бросок не удался — осколок булыжника пролетел шагах в пяти от цели. Зрители засмеялись. Шут, которого звали Гласом Города, на несколько мгновений остановился, издевательски отсалютовал обидчику и махнул на следующий дом.

Наблюдая за тем, как фигляр скачет по крышам, Таш улыбнулся. Неудивительно, что именно этот человек стал главным баламутом Тамин-Арвана. До сих пор Гласа Города никто не поймал, хотя он будоражил народ уже несколько лет. Еще никому не удалось снять с него маску — загадочный шут всегда уходил прямо из-под носа у стражников. Хотя в ратуше время от времени гордо сообщали, что преступник, подстрекающий простолюдинов к мятежу, пойман и убит, он неизменно объявлялся на улицах снова, а его приспешники опять выкрикивали на площадях скабрезные подробности о темных делишках богатеев.

Среди черни находились и те, кто кидал в него камни, — за помощь Гласу Города власти казнили немало невинных людей. Но гораздо больше было тех, кто рукоплескал гибкому смельчаку.

Таш и сам был готов хлопать ему в ладоши. Несмотря на многолетние тренировки, он мог лишь позавидовать ловкости фигляра, который непринужденно делал сальто в прыжках. Кто из воинов не мечтал бы обладать такими силой, выносливостью и грацией, как у пустынной кошки?

Однако, когда пританцовывающий на бегу фигляр разогнался, почти с нечеловеческой скоростью оторвался от крыши и с грохотом приземлился на перевернутую арбу, улыбка с лица шерда резко исчезла.

Все, даже совсем недавно прибывшие в Тамин-Арван путники, знали, что Глас Города ненавидит аристократов. А Лаана находилась слишком близко к повозке. Настолько, что между ней и шутом оставалась всего лишь пара шагов.

Таш скользнул вперед, закрывая госпожу от возможного нападения. Мысленно выругался — люди стояли так плотно, что мечом было не размахнуться. Таш не заметил на поясе у Гласа Города оружия, но сам предпочел бы драться с клинком в руках. После Киддира он еще не успел вернуть себе былую форму, а шут не походил на слабого противника.

Люди подались назад, чуть не сбив Таша с ног. Кто-то стремился поскорее убраться с дороги стражников, а кто-то больше опасался акробата. Отступили и Лаана с Ташем. Однако Глас Города не шевелился. Он так и застыл на полусогнутых ногах, схватившись за деревянный край повозки. Время вокруг него как будто застыло, и только медленно вращающееся в воздухе колесо напоминало, что телегу только что крепко тряхнуло.

Кровь Таша похолодела, когда он понял, что прорези в зеркальной маске направлены на него. Не на госпожу — с такого расстояния невозможно было ошибиться. Глас Города пристально рассматривал шерда, и голова шута поворачивалась вслед за каждым движением Таша.

Внезапно Глас Города вскинул руку.

— Лжец, — шепнул на ухо Ксалтэр.

Таш обернулся. Глаза второго раба закатились под череп, руки безвольно повисли. Стоило шуту опустить ладонь, как охранник вздрогнул, а его лицо приобрело осмысленность.

— Это был не я! — испуганно сказал он.

Таш стиснул зубы. Магия? Ходили слухи, что Глас Города использует какое-то черное колдовство, чтобы воровать чужой голос, так как своего у него не было. Таш считал, что это досужие выдумки старух, но не мог же, в самом деле, Ксалтэр оказаться сообщником преступника?

А главное — рабу не за что было называть Таша лжецом. Это вообще не в его манере. Грубоватый охранник, скорее, обругал бы брехуном или, в лучшем случае, вруном.

Откуда Глас Города узнал?..

Может быть, произошло бы еще что-нибудь, но Лаана вдруг кинула в шута какой-то предмет. Он блеснул на солнце перламутром — госпожа рассталась с маленьким зеркальцем, которое носила в поясной сумочке.

— Пошел вон, хам! — сердито крикнула Лаана.

С меткостью у нее оказалось получше, чем у человека, который недавно швырнул в Гласа Города камнем. Но шуту это не причинило вреда. Он на лету перехватил зеркальце, выпрямился, нахально поклонился и сорвался с арбы, побежав через ворота во Внешнее кольцо. Несколько мгновений — и о шуте напоминал только галдеж взбудораженных людей.

Первое, что сделал Таш, это отгородил госпожу от Ксалтэра.

— С вами все хорошо? — вежливо осведомился у нее шерд.

Лаана досадливо махнула рукой.

— Зря я зеркало выбросила. Дешевое, конечно, но память, я его еще из Шердаара везла. Да и узор был красивый, перламутровый… Но уж ладно.

Таш косо взглянул на второго раба. Тот стоял черней ураганной тучи, но госпожа этого будто не замечала. Может быть, она действительно не видела, как у того закатились глаза, и не слышала обвинения? С одной стороны, это даже хорошо — Таш не хотел, чтобы новые хозяева догадались о его особенности. С другой стороны, он хотел выяснить, что сейчас произошло.

К счастью, Ксалтэр прояснил все сам.

— Чего зыркаешь? — хмуро спросил он, дернув левым плечом. — Не хотел я на тебя такой чушью обзываться. Это клятая магия клятого шута, чтоб ему огнем гореть на том свете.

В словах раба сомневаться не приходилось, но…

— Не знал, чтобы магией такое можно вытворить.

— Можно, — сказала Лаана. — И Глас постоянно это доказывает. Года два назад граф эс-Наст повесил за участие в сговоре нескольких простолюдинов, чьими голосами Глас Города воспользовался, чтобы обвинить его в… — она оглянулась, убедилась, что к ним никто не прислушивается, однако продолжила все равно более тихим тоном: — Скажем так, в нечестности. После этого Глас подстерег градоначальника перед ратушей и перед всем честным народом заставил признаться в том, что он берет взятки. Градоначальник, конечно, все отрицал, но скандал получился громкий.

— Глас Города еще и не такое может, — поддакнул Ксалтэр. — Думаешь, его в городе не любят только за то, что он треплет всякое про богатеев?

Таш пожал плечами.

— Понятия не имею, за что его здесь не любят.

— Ах да, ты же парень не местный, — раб поморщился. — Ничего, поживешь тут пару годков, может, тоже удостоишься "чести", чтоб у тебя голос своровали.

— Хватит, — оборвала разговор Лаана. — Идемте скорее через ворота, пока опять люди не набились. Нам нужно к барону эс-Биру, и чем быстрее мы туда попадем, тем лучше.

Она зашагала вперед, не дожидаясь рабов и вынуждая их поторопиться. Возле ворот до сих пор было набито народу, и Ташу стало не до болтовни. Однако он запомнил, что стоит разузнать получше об этом Гласе Города и о том, на что он способен.

То, что акробат назвал шерда лжецом, могло оказаться простым совпадением. Но что если он действительно владеет какой-то магией, которая позволяет ему узнавать сокрытое от других людей? Если так, то следует держаться от зловредного шута подальше.

И Ксалтэр… Таш бросил на него взгляд исподлобья. Нахальноватый, дерганый раб не понравился ему сразу, но сейчас, когда с его языка слетело обвинение, пусть и против воли, неприязнь только усилилась.

Пожалуй, его тоже стоило избегать.

Глава 6. Заговорщица

Жара этим летом стояла небывалая. Лаана вся покрылась испариной, прежде чем добралась до барона Хинтаса, и это несмотря на то, что шерды гораздо лучше переносили жару, чем силанцы. Те изнемогали от зноя, толкались друг с другом за то, чтобы идти по теневой стороне дороги, но улицы продолжали полниться людом. Конец декады, выходной, ярмарочный день. Все окрестности собирались по таким дням в Тамин-Арване. Сюда приходили крестьяне с самой границы, из раскиданных по горам деревень. Как уйти домой, когда проделан огромный путь?

Сегодня народу было даже больше, чем обычно. Прислушиваясь к разговорам в толпе, Лаана ловила испуганные голоса, которые обсуждали погоду и ураганы. Бури находили на Силан периодами: несколько лет слабые ветра, несколько лет — сильные. Сейчас длился тихий период, как раз его середина, но грозы гремели, как перед периодом ураганов, и все усиливались. А люди не успели к этому подготовиться, рассчитывая еще по меньшей мере года на два спокойствия.

Обмахиваясь ладонью, Лаана жалела, что не поехала в паланкине, как делали другие аристократы, но тут же напоминала себе, что лодка торговца только тогда будет плыть ровно по курсу, когда он точно знает, откуда дует ветер. А чем еще были разговоры простого люда на улицах, как не тем самым ветром?

Да и рабов Лаана жалела. Если ей невыносимо просто идти, каково им будет тащить тяжелую ношу на плечах? Хватило и того, что Лаана нагрузила своими вещами Ксалтэра — госпоже не пристало увешивать себя сумками. Даже если она была всего одна и небольшая.

Зато ее содержимое, если бы кто-то о нем прознал, отправило бы свою хозяйку на эшафот. Поэтому Лаана все время нервно оглядывалась на Ксалтэра, который шел чуть сзади. Раб, подаренный Хинтасом год назад, не вызывал у нее сомнений — трудно было найти более надежного человека, чем он. Но мало ли что может случиться на улице…

Когда впереди показалась книжная лавка, Лаана выдохнула с облегчением. Наконец-то!

Дверь была распахнута, приглашая гостей. И она сама, и желтоватые стены покрывал искусный узор с изображением ягод коловника — символа учености. Этот невзрачный цветок, который в изобилии рос в Шердааре и окружавших Тамин-Арван Эстарадских горах, колол шипами всех, кто хотел его сорвать. Тех, кого не пугали колючки, ждало еще одно препятствие — твердая, как орех, оболочка у плода. Зато под ней оказывалась сочная и сладкая мякоть, которая к тому же прекрасно утоляла голод.

В полутемном помещении Лаану встретила долгожданная прохлада. Выставленные на полках рукописные книги в тяжелых переплетах, краски, кисти и письменные принадлежности разглядывало человек шесть посетителей. Судя по небогатой одежде большинства, по делу, а не ради прохлады сюда пришли только двое.

— Ба! Кажется, в мою лавку зашел кусочек ясного неба! Или это госпожа Лил эс-Мирд почтила меня своим присутствием?

Лаана расплылась в улыбке. Барон, как всегда, был невероятно галантен.

Он вышел из глубины лавки, где поправлял книги, прикованные к полкам для защиты от воров. Голова Хинтаса эс-Бира была белой, как снег, который изредка выпадал зимой на вершины Эстарадских гор, но взгляд барона оставался ясным и твердым, а телосложение — сухопарым, как у молодых мужчин. Невзирая на почтенный возраст, за Хинтаса мечтали выйти замуж многие женщины. Хотя, подозревала Лаана, главным в их грезах были все-таки не увеселения со старым вдовцом и даже не заумные беседы, а его кошель. О том, какой он величины, легко было судить по одежде барона: вышитым туфлям, шелковой рубашке со сложным тканым узором и золотой цепи на шее с крупным рубином. Зато колец Хинтас не носил — говорил, что они мешают писать и рисовать.

Потомственный аристократ, прирожденный философ и книжник, барон не гнушался заниматься торговлей. Тем дворянам, кто при упоминании о ней брезгливо морщил нос, Хинтас напоминал, что именно купцы стали основой нынешней аристократии, когда их возвысил король Старвас Великий, сам бывший торговец. Если кто-то и хотел возразить барону, то решались на это немногие. Деньги позволили дому эс-Бир, некогда влачившему жалкое существование, занять многие места в городском совете, скупить обширные территории за пределами Тамин-Арвана и даже конкурировать с Чейлебом эс-Настом, не боясь мести завистливого графа.

Лаана часто думала, что же подвигло такого человека, как Хинтас, начать подготовку восстания рабов. Честолюбие? Жадность? Желание пригрести к рукам больше власти после того, как ослабнет граф, который уже почти затмил в Тамин-Арване молодого и неопытного короля Эгдара Третьего, недавно взошедшего на трон и потому совсем неизвестного в графстве? Вроде бы барон казался вполне довольным своим местом и величиной состояния. Намерение помочь рабам, облегчить их участь он объяснял тем, что устал от несправедливости. Так, во всяком случае, Хинтас говорил Лаане, когда заметил ее жалость к закованным в волшебные ошейники людям.

Но ей хотелось верить, что в глубине баронского стремления лежит что-то личное. Потому что если этого личного не было, то становилось слишком легко отказаться от борьбы, которая пока не принесла ничего, кроме треволнений, а в случае провала грозила пытками и казнью. Лаана, во всяком случае, уже много раз пожалела о том, что когда-то поддалась на уговоры Хинтаса. Ей все время казалось, что другие люди смотрят на нее и видят, что она ввязалась в заговор, который должен подточить положение многих аристократов, но при этом дать рабам больше прав.

Она едва выдержала долгие приветствия и вежливые расшаркивания, которые были необходимы при свидетелях. Когда Хинтас предложил пройти в его кабинет, Лаана согласилась с такой радостью, что готова была косо посмотреть на саму себя. К счастью, посетители лавки были слишком увлечены книгами, чтобы прислушиваться к чужим беседам.

Таша и Ксалтэра Лаана оставила снаружи — якобы для того, чтобы их с торговым компаньоном никто не потревожил. Рабам лучше не знать, что происходит за толстой дверью. Когда та закрылась, Лаана стерла с лица сладкую улыбочку.

Можно сбрасывать маски.

— Ты долго, — с тревогой произнес Хинтас. — Я уже начал бояться, что что-то случилось.

— Я сама боялась, — скривив губы, ответила Лаана. — Этот Урдов сын, Глас Города, однажды доиграется до того, что своими выходками выдаст нас с потрохами.

Барон нахмурился, но расспрашивать не торопился.

— Сядь, переведи дух. Я же вижу, что ты взволнована. Хочешь вина?

Он указал на металлический сундучок на столешнице, в котором места хватило бы как раз на кувшин среднего размера. Сложный нат на крышке намекал, что это зачарованная вещь. Магия не давала помещенным внутрь предметам согреваться, сохраняя их всегда прохладными.

Лаана кивнула в ответ.

— С удовольствием чего-нибудь выпью. Я от жары чуть с ума не сошла.

Она села в резное кресло. Наполнив для нее кубок, Хинтас прошел по небольшой комнате и устроился за массивным столом напротив собеседницы. Морщинистые пальцы пробежали по строкам раскрытой книги. Что там написано, Лаана не видела, но обратила внимание на небольшую фигурку, кажется, гипсовую. Красивая молодая женщина, чью наготу прикрывала лишь узкая лента полотна, изгибала шею в томном жесте.

— Набросок той статуи, которую вы хотите заказать для своего загородного поместья? — сразу заинтересовавшись, спросила Лаана.

Хинтас окинул фигурку туманным взглядом, явно думая о чем-то другом.

— Да… Один из образцов. Неудачный — скульптор не понял моего замысла и изобразил девушку идеализированно, без шрамов от кнута. Я не рассказывал, кто позировал? Рабыня. Мне хотелось, чтобы люди увидели, что красота может родиться где угодно и как ее легко изуродовать. А получилась обычная статуэтка, каких тысячи, — он повертел ее в руке и поставил на место. — Впрочем, даже такая она могла бы принести пользу, украсив чей-нибудь сад. Надеюсь, что, когда наш замысел исполнится, в Тамин-Арване станет больше произведений искусства. Город достоин этого. Кстати, о нашем замысле. Что с Гласом Города?

— Он опять убегал от стражи, но проскакал прямо перед нами, чуть не набросившись на моего нового раба. Он воспользовался голосом Ксалтэра и назвал Таша лжецом. Раба — лжецом! — возмущенно выложила Лаана. — Этот шут сумасшедший, неуправляемый…

— И никогда ничего не говорит зря, — прервал барон. — Я знаю, с ним очень опасно сотрудничать, но польза превышает риск. Советую тебе присмотреться внимательнее к тому, кого он назвал лжецом.

Лаана нетерпеливо взмахнула рукой.

— Я уже присмотрелась к рабу по имени Забвение, которого он требовал купить.

— И что с ним?

— Да ничего! Совершенно. Забвение ничего о себе не помнит, способностей к магии у него нет. И вообще он обычный тихий, замученный жизнью мужчина.

Барон откинулся на спинку кресла. Гордый силанский профиль обратился к окну.

— Я тоже, как и обещал, отправил людей поспрашивать о нем. Он, без сомнений, не местный житель, но большего узнать не удалось. В окрестностях Тамин-Арвана столько путников, что на постоялых дворах не могут запомнить даже такого приметного человека. Если он вообще бывал здесь раньше. Тебе удалось отвезти его в обитель?

— Там сменился настоятель, а вместе с ним — и правила посещения. Мне до сих пор не прислали разрешение на визит, а без этого меня попросту не пустят к Эртанду. Может быть, нам сгодится другой тинат, поближе, в Тамин-Арване? Уверена, вы сможете это организовать, — вкрадчиво сказала Лаана.

Хинтас покачал головой.

— И речи быть не может. Декаду назад, вероятно, все получилось бы, и никто ничего бы не заподозрил, но только не сейчас. Твоего мужа еще не поставили в известность о слухах с приграничных постов?

— Каких слухах?

Барон помолчал.

— Из доверенного источника я узнал, что в ратушу поступили тревожные донесения. Пока секретные. Предполагается, что в горах прячутся отступники.

— Хранители? Беглые тинаты? — Лаана фыркнула. — Они испокон веков там прячутся!

— Но то было поодиночке, и их в большинстве случаев отлавливали. На сей раз речь идет о крупной группе. Вероятно, маленьком войске.

Лаана достаточно наслушалась от Эртанда о том, как запугивают в обителях молодых тинатов. А благодаря не совсем чистым связям в Шердааре Лаана знала, насколько нелепа молва о кровожадных хранителях, которые только и мечтают, чтобы маги захватили мир. Беглые тинаты стремились исчезнуть, раствориться среди простого люда, лишь бы их никогда не нашли. С одной из таких новостей Лаана пришла сегодня к Хинтасу, и именно поэтому собралась рассмеяться в ответ. Но барон оставался предельно серьезен. Это ее остановило.

— У страха глаза велики, — осторожно заметила Лаана. — Погода ухудшилась, в горах стало больше разбойников — мне пришлось удваивать число охранников для последнего каравана. Может быть, солдаты что-нибудь перепутали?

— Может быть. Однако все три тината в Тамин-Арване предупреждены обращать внимание на любые мелочи. Если мы к ним обратимся, нас заподозрят в связях с отступниками.

И Лаану с бароном казнят, потому что эти связи действительно были.

— Тогда вся надежда остается на Забвение, — подытожила Лаана. Как это прозвучало, ей не понравилось. Ей вообще не нравилось то, что происходило.

Она достала из сумки, которую принесла с собой, небольшой сверток. Белесые глаза Хинтаса зажглись интересом и тут же погасли, когда он развернул несколько замотанных в ткань предметов. На вид это могли быть инструменты резчика или кузнеца — Лаана в таком не разбиралась, но каждый из них покрывала тонкая вязь натов. У обычных мастеровых не хватило бы денег на столько зачарованных вещей сразу.

— Что это? — хмуро спросил барон. — Это совсем не то, что я заказывал.

— Вы просили меня связаться с тем беглым тинатом, которому когда-то помог мой отец. Верный человек отнес ему все письма, все чертежи, которые вы мне дали. Эти инструменты — это все, что мой человек нашел, когда пришел к нему за ответом, сможет ли он выполнить заказ. Соседи сказали, что он в тот же вечер после прихода гостя собрал пожитки, бросил дом и ушел неизвестно куда.

Хинтас не ругался. Он прикрыл веки, медленно, через нос, вдохнул и так же медленно выдохнул. Лаана завидовала его выдержке. Она, когда впервые услышала эту новость, вспомнила самые бранные слова, которых в детстве набралась у конюших, и вывалила все свои знания на несчастного посланника. Чернила в тот раз она опрокинула нечаянно, хотя бывало всякое.

Лаана совершенно не чувствовала себя вдохновленной из-за того, что по ее вине и так натерпевшийся в жизни человек заново пустился в бега. А главное — даже не подумал помочь людям, которых угнетают побольше него.

— Инструменты по тем чертежам, что я сделал, жизненно необходимы, — произнес барон, пристально глядя на собеседницу. — Я полагал, что без них можно обойтись, но теперь это не так. Чейлеб не сидит сложа руки. То ли он о чем-то догадывается, то ли заранее усиливает свою охрану на случай погромов, которые обычно случаются в период бурь. Этот раб с татуировками — наша единственная возможность связаться с беглыми тинатами. Прошу тебя, Лаана, выясни, как вернуть ему память, и сделай это как можно скорее.

Лаана опустила взгляд на кубок с вином. Она не была против — ни в коем случае. Просто видела слишком много сложностей в этой просьбе. Что если Забвение ничего не вспомнит? Если окажется, что люди, которые нанесли ему на кожу татуировки, — отъявленные разбойники, с которыми невозможно вести дела? Или они давно мертвы?

— А если ничего не получится? Неужели нельзя обойтись без этого?

— Можно, но тогда бескровный переворот превратится в кровавую бойню. Без инструментов, которые позволят без помощи тинатов снимать с рабов ошейники, и оружия, описание которого я нашел в старых книгах, нам нечего противопоставить армии рабов Чейлеба. Ты же знаешь, им придется выполнить его приказы, хотят они того или нет. Даже если хранители не смогут изготовить инструменты, я бы предпочел иметь хотя бы несколько магов на своей стороне. С ними наши шансы на успех многократно увеличиваются, — убедительно доказывал Хинтас.

Под конец Лаана почти перестала его слушать — она и так знала все, о чем барон будет говорить. Он частенько повторялся, а у нее в мыслях эхом отдавались слова "кровавая бойня", отвлекая от Хинтаса. Лаана поставила на стол кубок, жидкость в котором была слишком похожа на кровь.

Не хотела она никаких жертв. И согласилась на эту авантюру только потому, что барон обещал ей решить все миром.

— Хорошо, хорошо, — быстро проговорила Лаана. — Я все поняла. Постараюсь решить дело с Забвением поскорее.

Из жилистых пальцев Хинтаса, которые сжимали томик рукописной книги на столе, ушло напряжение.

— Спасибо, Лаана. Помни, что на тебя надеюсь не только я.

Шердка кивнула.

Она тоже на себя очень надеялась.

Глава 7. Глас Города

На крыше храма Иля дул сильный ветер. Собиралась буря, но жители Тамин-Арвана об этом еще не знали. Они радовались ясному дню, развешивали постиранную одежду над узкими улицами, уходили в гости, надеясь провести побольше времени за весельем и развлечениями.

Глупцы.

Никто не поднимал голову, боясь слепящего солнца, а потому не видел танцующего на куполе мужчину в красно-синем наряде. Хотя если бы кто-то и заметил его, то засомневался бы, что это человек. Без хитрого секрета любая живая душа уже давно бы соскользнула вниз и разбилась о мостовую.

У Гласа Города был секрет. У него было столько секретов, что даже он сам забыл половину из них.

Странный танец — взмахи руками, неровные коленца — больше походил на конвульсии. И Гласа Города правда трясло. Он чувствовал холод бури, но не той, которая придет сегодня, а Той, которая грядет за ней. Это была не простая, а Великая буря. Он знал, сколько будет разрушений, и боль заранее отравляла его жилы, сковывала тело. В тщетном поиске спасения тот, кого издевательски именовали шутом, закрыл глаза, однако долгожданный покой так и не пришел.

Вместо него нахлынули видения.

…По деревянным вратам во Внутреннее кольцо стекает капля крови густо-бордового цвета. Возчик слишком резво дергал за поводья, вставленные в чувствительные места в пасти тяжеловоза. Это не двуногие ящеры-гармы, бегающие быстрее ветра, тяжеловозы массивны, приземисты и крепко стоят на четырех лапах. Но если разозлить их, от неуклюжести гигантской игуаны не останется и следа. Он и взъярился, отомстил, опрокинув обоз и сильно ранив своего пассажира. Возчика зовут Тервейт. Он больше не сможет владеть правой рукой. Его семья лишится кормильца и будет голодать. Младенец-сын не переживет грядущую Бурю.

…В подворотне вытирает слезы девочка. Мальчишки отобрали у нее единственную куклу, оставшуюся от отца, и порвали ее на клочки. Детские рыдания привлекли внимание старой женщины, которая разжалобилась и пообещала девочке сшить новую куклу из собственного платья. Старуху зовут Кеванис. Она кашляет кровью, густой бордовой кровью, и знает, что уже через несколько дней платье ей не понадобится. Но не знает Кеванис того, что ее подарок убьет ребенка.

…В стойле барона эс-Гора умирает скаковой гарм. Длинная шея рептилии, такая напряженная во время скачек, поникла. Плотное туловище, с которого совсем недавно сняли седло, вздрагивает от боли, недоразвитые передние лапы скрючились. Из открытого перелома в левой ноге гарма на желтую солому капает бордовая, почти черная в сумраке стойла кровь. Эс-Гор кусает кулак. Он вложил немало денег в чешуйчатую тварь, надеясь выиграть скачки и поправить свое состояние. Гармов трудно разводить, это редкие животные. Их приходится везти из Шердаара и выкладывать за них немалые суммы. А теперь эта скотина ни на что не годится… Из-за проигрыша эс-Гору грозит долговая яма. Аристократа, скорее всего, не бросят в зиндан, но может случиться и такое. А там он обязательно погибнет от холода и болезней. Из зинданов в Силане нарочно не отводят воду, которая натекает туда при грозах, чтобы никто не хотел туда попасть.

Смерть. Смерть. Смерть.

Глас Города продолжал танцевать. И кружился, и вздымал ладони к небу, пока не понял, что вся кровь из его видений течет к Стреле — артерии Тамин-Арвана, источнику его жизненной силы.

Шут дернулся, поднимая веки. Это не помогло — он все равно продолжал видеть зловещие символы приближающегося конца. Судороги, тихие стоны, последние вздохи. Он в отчаянии потянулся к вспышкам жизни, которые чувствовал в гигантском людском муравейнике.

…В комнатке на самой окраине Тамин-Арвана, в вечной тени Внешнего кольца стен, молодая пара страстно занимается любовью. Счастливчики. Им удалось избежать всеобщего бремени — брака по расчету, но лишь потому, что никто бы не позарился на нищего парня и девушку без приданого. А им и хорошо. Она крепко прижимается к нему и охает, потому что ему это нравится, а он ритмично бьется в нее, и у него перехватывает дыхание. У Скведта и Ависсы будет ребенок.

Дай Схема ему выжить в кровавой бойне.

Нога скользнула по медному листу купола. Глас Города потерял равновесие и тут же его восстановил.

Силанцы внизу верили, что их жизнями управляют Иль и Урд, шерды — Илаан и Кешихиин, а редкие в Ардавайре исихи и ллиты — Койл, Мана, Инэах и другие боги, которых здесь называли языческими. Глас Города точно знал, что их жизнями управляет Схема, частью которой была улица под названием Стрела, а вместе с ней и весь Тамин-Арван.

Маги называли такие схемы натами, но шуту не нравилось это название. Глупые маги размякли за века лени, растеряли все знания и тыкались в старые книги, как слепые котята в мамкино пузо.

Глас Города помнил всё.

Почти всё. Ну или, может быть, половину. Или половину от половины — он постоянно путался, потому что забывал, сколько именно ему положено помнить.

По крайней мере, он точно знал, кто испохабил город. В Силане этого человека называли Айгаром Безумцем. Но это потом. А сначала его наградили гордым прозвищем Айгар Даритель.

Да, это он положил начало концу. С тех пор некоторые пытались повторить его подвиг, но ни у кого не получалось. До последнего момента, когда кто-то все-таки добился своей грязной, поганой цели и изменил все схемы.

Все. И вписал Стрелу Тамин-Арвана в чудовищный иероглиф "Смерть". А потом и Сердце мира остановилось, предвещая городу страшную судьбу.

Голову шута пронзила страшная боль. Он поднял руки к маске, закрывавшей его лицо, и затанцевал по куполу снова. Быстро, быстро, быстро, как едва ли смог бы человек. Вокруг золотого шпиля как будто реял рдяно-небесный флаг.

Если бы только знать, кто это сделал! У кого хватило сил на то, что не смог завершить даже Айгар Безумец! Единственное, что знал Глас Города, это что он сам ничего исправить не может. Могли другие — те, кто еще не подозревал о своих способностях. Но они же могли и уничтожить Тамин-Арван окончательно.

Лучше было от них избавиться. Хотя бы от части. И Глас Города уже придумал, как это сделать.

А только что он совершил еще один маленький шажок к цели. Напугал этого лживого огнеглазого раба — эту ошибку Схемы, которая никак не хотела подчиниться требованиям высших сил. Обратил на него внимание нужных людей. Но Гласа Города ждали и другие люди. Проповедники, чьими голосами он говорил, и их последователи.

Глас Города был готов на все, чтобы не допустить или хотя бы отсрочить гибель Тамин-Арвана.

Свою гибель.

Он убрал ладони от маски и повернулся в ту сторону, откуда наступала буря. Клубы туч были похожи на валуны, которые неотвратимо несутся на попавшую под камнепад жертву. Последний луч сожранного ими солнца осветил несколько улиц. Глас Города ясно увидел иероглиф "смерть".

Где-то на улицах выл от боли Тервейт, уже понявший, что станет калекой. Упала на земляной пол Кеванис, заплевавшая красными сгустками платье, из которого собиралась пошить куклу. Скакового гарма ткнули вытянутой мордой в солому и размозжили голову, чтобы скотина не мучилась.

Смерть. Смерть. Смерть.

Соленые капли кислотой выжгли на поверхности маски две кривые дорожки. Гласу Города хотелось кричать, но он не мог. У него, обладающего тысячью глоток, не было рта.

Глава 8. Раб

Арена Тамин-Арвана, на которой проходили ритуальные бои в честь праздника Ильтирев, находилась прямо за храмом Иля. Сражения в этом огромном амфитеатре, чьи стены были обшиты мрамором, проводились всего раз в год. Иногда здание использовали для молений или жреческих проповедей, но гораздо чаще в нем устраивали спектакли. Ведь, как известно, в отличие от своего темного брата Урда, которые ненавидел изящные искусства, Иль покровительствовал лицедеям.

Говорили, что в верхних арках амфитеатра стоят золотые статуи, среди которых есть полураздетые девушки. Таш не отказался бы на них взглянуть, но сегодня господин повел его на совсем другую арену — поменьше, расположенную во Внешнем кольце. Эта принадлежала не жрецам, а вполне определенному человеку — графу эс-Насту. Впрочем, в Тамин-Арване ему принадлежало почти все.

Внешне здание Ташу не понравилось. Колонны из красного гранита, барельефы с изображениями сражающихся воинов — здесь все кричало о войне. Неужели эта помпезность устроена всего лишь для тренировок раз в году перед праздником? Заб этого тоже не понимал. Уже недалеко от входа эс-Мирд, который молчал всю дорогу, наконец снизошел до тихо удивлявшихся рабов.

Граф эс-Наст придумал, как заработать на боях в честь праздника, посещение которых было частью ритуала, а потому не стоило ни гроша. Он брал деньги за то, что люди приходили поглазеть на тренировки. А еще здесь можно было присмотреться к бойцам и сделать ставку на то, кто победит в ритуальных схватках.

Хитро. Только попахивало дурно.

— У вас тут не тянут жребий, кто должен умереть? — спросил господина Таш. Он до сих пор плохо представлял, что ему предстоит на арене.

— Нет, — сухо ответил тот.

— И жрецы не определяют того, кто должен проиграть?

— Нет, — с легким раздражением повторил эс-Мирд, и не подумав обернуться. — В Тамин-Арване победы распределяются иначе.

— Господин, вы расскажете как?

Эс-Мирд, всю дорогу шагавший впереди, остановился и сверху вниз посмотрел на Таша.

— Твой бывший господин разве никогда не выставлял тебя на бои?

— Никогда. Он выходил сам — это было дело чести. И даже несколько раз побеждал.

Он хмыкнул.

— В таком захолустье, как Каледхар, может быть, еще сохранились представления о чести. В Тамин-Арване аристократы уже давно не выходят на арену сами. Слишком высок риск, что все местное дворянство там и сложит головы. У нас на Ильтирев сражаются наемные бойцы или рабы. Обычно побеждают люди графа эс-Наста. Он покупает лучших и платит им, чтобы они упражнялись весь год.

— А кто же тогда погибает? — спросил Таш, уже догадываясь, каким будет ответ.

— Тот, кто плохо дерется. Обычно это бойцы беднейших семей, которые не могут позволить себе содержать отменных воинов и боятся сражаться сами.

— Но ведь это…

— Несправедливо? — перебил эс-Мирд. Холодные глаза сверкнули. — Примерно так же, как и в тех случаях, когда жрецы заранее выбирают жертву. Формально традиция соблюдена: прообраз боя Иля и Урда устроен, жертва есть, и она объявляется поверженным Кровавым богом. Зрители в восторге, а жрецы свою задачу выполнили. Тебе нужно всего лишь не стать этой жертвой, в чем Забвение должен тебе помочь.

Раб помотал головой, разметав пепельные волосы.

— Я постараюсь изо всех сил.

— Надеюсь на это, — вопреки своим словам, хозяин казался равнодушным. — Идемте, нужно внести вас в списки участников.

Возле каменных ступеней, ведущих в здание, о чем-то яростно спорили несколько человек. Все небогатые, в старых сандалиях, выцветших штанах и длинных рубашках с истрепанными полами. При приближении эс-Мирда мужчины смолкли и поклонились рыцарю, но рабов они проводили цепкими взглядами.

Наверняка азартные игроки из тех, кто делает ставки. Сейчас они пытались угадать, который из двух невольников будет выступать от имени дома эс-Мирд.

— Шерд, — буркнул один из мужчин. — Матерью клянусь. Второй дохловат для бойца.

— Думаешь, шерд? — засомневался его товарищ. — Глупо. Заморыш какой-то. Чемпион эс-Наста его щелчком убьет.

Шепотки за спиной сплелись удушающей сетью. Таш подвигал плечами, избавляясь от неприятного ощущения.

Поднявшись по ступеням, эс-Мирд прошел по коридору между трибунами и направился вниз, к круглому полю. Как ни странно, в амфитеатре оказалось достаточно зрителей, хотя на дворе стояла вторая четверть дня — самое время трудиться. На сиденьях, по одиночке или группами, устроились человек пятьдесят мужчин и женщин. На арене сейчас ничего не происходило, и почти все они мирно беседовали, лишь изредка бросая взгляды на нескольких отдыхающих бойцов.

Площадку в центре, щедро посыпанную песком, от зрителей отгораживал забор высотой среднему силанцу по грудь. Там лениво размахивал мечом один из самых крупных силанцев, которых Таш только встречал. Ростом на голову выше отнюдь не маленьких эс-Мирда и Заба, в плечах он был шириной с ящера-тяжеловоза, да и весил, наверное, столько же. Мощное тело, одетое лишь в набедренную повязку, покрывали десятки шрамов. Наголо бритая голова верзилы блестела на солнце.

У Таша появилось плохое предчувствие.

— Боец графа эс-Наста? — спросил он.

— Один из них, — коротко ответил эс-Мирд.

Господин прошел на нижний уровень трибун, обогнул площадку и приблизился к столу, который втиснули между сиденьями и перегородкой. За ним сидел изнемогающий то ли от скуки, то ли от жары писарь. Этот упитанный мужчина в сложно намотанном тюрбане грыз кончик писчего пера, изучая что-то в разложенных перед ним бумагах. Заметив аристократа, он приподнялся и слегка склонил голову.

Губы эс-Мирда дрогнули. Таким небрежным жестом могли приветствовать друг друга аристократы, но никак не простолюдины. Если, конечно, они не служили Чейлебу эс-Насту. Украдкой скользнув взглядом по лицу господина, Таш стал немного понимать, какое место в Тамин-Арване на самом деле занимает этот граф.

— Долгих лет благоденствия, господин эс-Мирд, — усталым голосом поздоровался писарь. — Чего изволите?

— Хочу, чтобы ты внес в списки имя воина, который будет представлять мой дом на боях в честь Ильтирева.

Не обратив внимания ни отсутствие приветствия, ни на строгий тон эс-Мирда, писарь плюхнулся обратно и с тяжелым вздохом стал искать нужную бумагу. Это заняло у него довольно долгое время. Удивившись, Таш попытался рассмотреть, что же в остальных документах.

Аккуратно разлинованные таблицы, столбики цифр. Ставки?

— Имя, — потребовал писарь.

Эс-Мирд сделал жест рукой. Он не очень хорошо выговаривал шердские имена и даже жену называл не Лааной, а Лил, на силанский манер.

— Та Шиин, — ответил Таш.

— Ташин?

— Т-А Ш-И-И-Н.

— Ясно. Значит, так и запишем: "Та Шин, дом — эс-Мирд", — пробубнил под нос писарь. — Господин, ваш раб готов сегодня сражаться?

Эс-Мирд нахмурился.

— Готов, но зачем? Ему есть где тренироваться.

— В этом году граф эс-Наст вместе со жрецами храма Иля ввел в обиход новые правила, — пояснил мужчина. — Каждый боец, который приходит записываться на Пурпурную арену для участия в боях на праздник Ильтирев, обязан пройти проверку с одним из доверенных воинов арены, чтобы доказать, что он действительно в состоянии сражаться и показать достойный уровень владения оружием.

— Вы ставите под сомнение честность рыцаря? Я бы не стал позорить имя своей семьи, приводя на арену человека, который не способен держать меч!

— Простите, господин, правила введены не с целью кого-либо оскорбить, а всего лишь с целью соблюсти древний закон! Обычай завещает проливать в честь Ильтирева кровь истинного воина, который до последнего сражался за свою жизнь, иначе Иль не даст нам благословение на следующий год. Однако в последнее время некоторые благородные семьи Тамин-Арвана начали заявлять старых и больных участников, которые не могут угодить своей жертвой Создателю. Жрецы осудили этот отход от традиций и решили ввести дополнительные правила для тех, кто не готов уважать божеские желания. Сами видите, как погода испортилась, — уже явно от себя добавил писарь, ткнув пальцем в круг синего неба над амфитеатром. — То огненные вихри, то ураганы… Иль нами недоволен. Самое время вспомнить о старых традициях.

На скулах эс-Мирда заходили желваки.

— Я о них и не забывал, чтобы вспоминать. Таш, идем. Подготовишься к бою.

— Я очень рад, что мы нашли взаимопонимание, — кивнул писарь. — Тренировочные доспехи и оружие вон в той стороне. Обратитесь к рабу возле стоек, он вам поможет.

От стола эс-Мирд отошел быстрыми размашистыми шагами.

— Старые традиции… — процедил он, как только писарь оказался достаточно далеко, чтобы его не услышать. — Чемпион эс-Наста убивает почти каждого своего противника. Естественно, некоторые семьи приводят на арену тех, кому все равно умирать. А теперь они еще и захотели заранее прощупать каждого бойца!

— Все ради ставок? — догадался Заб.

— Да. Посмотрите на того человека.

Таш послушно повернул голову. Под каменным навесом, создававшим тень, находились лучшие места в амфитеатре. Там на подушках вальяжно раскинулся мужчина в расшитом кафтане, который прикрывал белоснежную рубашку. На маленьком переносном столике перед ним лежали письменные принадлежности, хотя человек мало походил на писаря, скорее на дельца.

— Оценщик? — предположил Заб.

— Можно и так сказать. Он оценивает силу бойцов, чтобы советовать заказчикам, как составлять пары в боях и на кого ставить деньги. В прошлые годы многие дома приводили своих чемпионов в последний момент. Исход сражений бывал непредсказуемым, кое-кто терял деньги на ставках, — эс-Мирд покачал головой. — Превратить священный обряд в зрелище, мало того, в способ стрясти деньги — я не удивлен, что Иль на нас зол и посылает то бури, то вихри. Таш!

Он настолько резко остановился, что шерд едва не влетел ему в спину. Стиснув челюсти, Таш остановился. Ему не нравились все эти сложности с Ильтиревом — в Каледхаре жрецы всегда заранее определяли жертву, а на арене сражались только те, кто это хотел сам. Пускай и не все — во имя бога, а исключительно ради славы, но ни у кого и мысли не возникало зарабатывать на ритуальных боях.

И все же отчего-то было приятно, что эс-Мирду кто-то досадил. В отличие от Лааны, господин не вызывал у Таша добрых чувств. Слишком высоко он задирал нос перед простыми людьми, постоянно кичился, упирая то на рыцарскую честь, то на репутацию дома эс-Мирд.

А после Илартана Таш знал: многие аристократы подлее тех, кого они брезгливо называют чернью, а их благородство — всего лишь красивый фасад для прогнившей души.

— Да, господин? — смиренно спросил Таш.

— В полную силу, как со мной в тот раз, не сражайся, но и слабым тоже нельзя показаться. Заб, присмотрись к другим бойцам. Может быть, заметишь что-нибудь, что поможет Ташу.

Поклонившись, рабы направились к стойкам, а эс-Мирд сел на трибуну, чтобы наблюдать за боем.

Приближаясь к тренировочной площадке, Таш чувствовал, как в них с Забом впиваются взгляды отдыхающих воинов. Раньше два раба не вызывали интереса, потому что могли оказаться зрителями или сопровождающими аристократа, но теперь стало ясно, что они тоже участники потехи. Ощущение было еще хуже, чем у входа. Словно Таш попал в вязкую кашу, а на ровном полу вдруг выросли бугорки, которые заставляли спотыкаться.

Один из бойцов на скамье загоготал, ткнув пальцем в сторону двух мужчин. Таш не был уверен, что шутят над Забом. Перед выходом на улицу эс-Мирд заставил татуированного раба закутаться так, что из-под одежды виднелся лишь тот символ, который заходил на левую щеку. Нет, смеялись, скорее всего, над шердом. Да даже если бы над Забом — какая разница!

Нутро обожгла обида. "Как же все просто было у Илартана", — подумал Таш. Все, что от него требовалось, это участвовать в тренировках с хозяином и изредка куда-нибудь того сопровождать.

Ненависть к бывшему господину — предавшему другу — на мгновение угасла под холодом тоски. Тряхнув головой, Таш отогнал бесполезное, лишнее чувство. Сейчас следовало беспокоиться о другом.

Раб — служащий арены помог ему переодеться. Оглядев сваленные в кучу доспехи, он горько усмехнулся. Наручи, поножи, ржавые шлемы. Никаких кольчуг или нагрудников. Бои на Ильтирев устраивались для того, чтобы проливалась кровь. Тренировки на Пурпурной арене, судя по всему, для того же самого.

Перед тем как надеть покрытый вмятинами шлем, Таш оглянулся на Заба. Тот замер у забора и как будто из чистого любопытства смотрел, как разминаются на песке двое воинов — великан и силанец поменьше, с расчерченной шрамами грудью.

Эс-Мирд потребовал от своих рабов еще одну хитрость — не дать никому догадаться, что Заб подсказывает Ташу. Дескать, так будет сохраннее.

А Ташу думалось, что все это слишком сложно.

— Поможешь застегнуть наплечник? Я не могу достать сзади.

— Конечно.

Сухие пальцы Заба перехватили тонкую кожаную полоску.

— Тот, со шрамами, — зашептал друг, — у него повреждена левая рука. С трудом держит щит.

— А великан?

— Он голоден.

— И это все?!

Заб беспомощно пожал плечами.

— Если ты попытаешься его измотать, он долго не выдержит.

Негусто получилось помощи. Таш поморщился.

— Как ты узнал, что он голодный?

— Он сам сказал об этом своим друзьям.

— Проклятье, Заб!

Таш со злости сжал кулак, но тут же его расслабил. Сердиться на Заба было все равно что ругать слепого котенка за то, что он тычется мимо миски. Верно в тот раз, в первый день в доме эс-Мирдов, заметил старик Хал. Забвение в самом деле был похож на блаженного. Вот и сейчас он, взрослый мужчина лет на пятнадцать старше товарища, смотрел на него по-детски виновато.

— Я смогу сказать больше, когда вы начнете тренировку.

— Да-да, — протянул Таш. — Толку-то — поздно будет… Ладно, я пошел.

— Постой, — Заб стиснул его предплечье. — У тебя еще один наблюдатель. Вон там, глаз с тебя не сводит.

На самом верхнем ряду с той стороны амфитеатра, где до полудня царила благословенная тень, Таш различил знакомую коренастую фигуру.

— Ксалтэр? Этот-то что тут делает? — вырвалось у него.

Уже задав вопрос, он понял, как глупо тот звучит. Реплика от товарища это лишь подтвердила.

— Пришел развлечься, наверное.

Эс-Мирды давали достаточно воли своим рабам, чтобы у тех оставалось немного свободного времени, а Лаана считала необходимым платить им за работу почти столько же, сколько и слугам. Сегодня госпожа осталась дома, помощь Ксалтэра ей не требовалась, а вертлявый охранник вполне походил на человека, которому могли понравиться кровавые зрелища. Так что ничего удивительного в его присутствии не было. Если, конечно, не считать смутного подозрения, что он не просто так очутился на Пурпурной арене именно в тот день, когда эс-Мирд отвел сюда Таша.

Пристальное внимание Ксалтэра, который и в поместье слишком часто оказывался неподалеку от шерда, ему не нравилось. Возможно, следовало как следует проучить приставучего раба, но сейчас явно было не время об этом думать.

Таш подвигал руками, попрыгал на месте, разминаясь, и примерился к весу круглого щита с деревянным тренировочным мечом. Затем кивнул Забу, чтобы тот помог надеть шлем, и вошел на площадку.

Горячий песок грел ноги. Таш был уверен, что его кто-нибудь вызовет на бой, и действительно, почти сразу с шердом заговорил боец со шрамом на груди.

— Чей будешь, доходяга?

— Из дома эс-Мирд.

— Ты, значит, новичок взамен того, которого Рольт в прошлом году изувечил. Что, выжил твой предшественник? Или подох все-таки?

— Если так беспокоишься, найди его и сам спроси.

— А у ограды тебя что, мамка, что ли, ждет?

— Ты можешь только языком трепать или драться тоже умеешь?

Тот беззлобно усмехнулся.

— С тобой Рольт будет драться. Он на Ильтирев уже два раза против эс-Мирдовского щенка выходил, пускай заканчивает дело. Эй, Рольт, шевели задом!

Со скамьи, где отдыхали еще трое чемпионов, встал мужчина со щетинистым ежиком русых волос и жесткими морщинами у рта. Высокий — выше Таша. Слишком правильные для простолюдина черты лица наводили на мысль, что Рольт — внебрачный сын аристократа. На шее у него, как и у Таша, болтался рабский ошейник.

— У тебя с домом эс-Мирд какие-то счеты? — спросил его Таш.

Тот, ничего не ответив, поднял лежавший рядом шлем со щерившимися прутьями забрала и стал готовиться к бою. Таш уже было решил, что это показное неуважение к противнику, которое на Пурпурной арене возвели в правило, как воин со шрамом произнес:

— Ты с ним не разговаривай, без толку. У Рольта язык отрезан.

— За что его так?

— Болтал больно много о том, что у него папашка благородных кровей. Да, Рольт, сукин ты сын?

Раб глянул исподлобья и продолжил надевать доспех. Воин со шрамом издал смешок, перемахнул через забор, наверное, из бахвальства не воспользовавшись проходом, и присоединился к товарищам на скамье.

Тем временем Таш пристально следил за Рольтом: как он надевает подкладку для шлема, затем сам шлем, как поправляет ремень наплечника, ползущий змеей через грудь. Когда боец наклонился за щитом, на спине рельефом выступили тугие узлы мышц.

Сложный будет противник. То, что он два раза участвовал в боях на Ильтирев, тоже говорило о многом. В мысли Таша закралось сомнение, что ему удастся выполнить приказ эс-Мирда.

"Иль, ниспошли мне удачи".

Рольт напал без предупреждения. Только что он подтягивал ремешок — и вот уже призраком появился сбоку, метя в открытую плоть. Таш едва успел увернуться. Деревянный меч не наносил таких повреждений, как стальной, но в настоящем бою пропуск удара мог оказаться смертельным. Даже на тренировке это могло означать проигрыш. А проигрывать Таш не любил.

Он зачерпнул ногой песок, швырнув его в противника. До головы, чтобы затуманить зрение, не достал. И снова еле защитился от выпада — на сей раз Рольт попытался пнуть его ногой, но попал в вовремя подставленный щит.

Дальше боец нападать не торопился. Запутывал, кружил вокруг шерда, выбирая удобный момент для атаки. Серые глаза Рольта смеялись. Чувствовал, ублюдок, свое превосходство, хотел устроить не бой, а зрелище. Таш заскрежетал зубами.

Он слишком сильно приспособился к тренировкам с тяжелым и неповоротливым Илартаном, а потом, у работорговца, и вовсе отвык от занятий. Как победить Рольта? Или хотя бы продуть так, чтобы не опозориться при этом, а сохранить достоинство? При лучшем исходе хотелось еще и произвести на публику впечатление, но Таш прекрасно понимал, что это несбыточная мечта.

На трибунах закричали, призывая бойцов перестать баловаться в песочнице и врезать уже друг другу, как следует. Рольт внял требованию зрителей. По арене разнесся глухой звук удара дерева о дерево — клинок встретился с оббитыми кожей досками щита. Шерд в долгу не остался. На мгновение сердце согрело мрачное удовлетворение — Ташу удалось царапнуть врага по бедру.

Торжество во взгляде Рольта сменилось бешенством. На Таша посыпался град ударов. Он успевал защититься ото всех, но не контратаковал. В памяти горел приказ эс-Мирда: не показывать свою истинную силу и скорость.

Таш надеялся, что противник скоро выдохнется и можно будет легко его победить, но не тут-то было. Он носился по арене так, словно ему подожгли пятки, дрался ногами и бил щитом. Зной, от которой даже зрители исходили потом, был ему нипочем. Рольт оказался не хуже эс-Мирда, а может, и таким же по силу и умению. Во всяком случае, он набрал гораздо больше опыта в подобных сражениях. Его движения были непредсказуемыми. Еще немного, и Таш понял, что устанет быстрее, чем скачущий горной козой ублюдок. На теле шерда уже вздулось несколько красных полосок от меча, но Рольт продолжал наносить яростные удары.

Трибуны опять заполнились гулом. Кажется, кричали что-то про жаркий бой. Таш не слушал. Пора было атаковать.

Он отвел выпад и рубанул по бедру, но Рольт отреагировал мгновенно. Удар получился смазанным. Не останавливаясь, Таш толкнул противника щитом и сделал укол острием клинка, уверенный, что попадет точно в цель.

Меч вспорол воздух.

В следующий момент Таш получил удар такой силы, что щит, которым он еле-еле успел прикрыться, отбросило назад. Окованный железом край рассек губы. В рот, разъедая язык вкусом боли, потекла кровь. В тот же миг Рольт воспользовался тем, что соперник замешкался, и нанес удар в бок. Кожу обожгло, как хлыстом надсмотрщика, пробуждая неприятные воспоминания о путешествии с работорговцем из Каледхара в Тамин-Арван.

Мир вспыхнул пожаром, по телу заструился огонь. Зрение заволокло красным туманом ашарея. Таш застыл на долю мгновения, пытаясь справиться с приступом безумия. Не здесь, не на арене! Не после приказа эс-Мирда!

Не снова.

Рольту оказалось мало того, что он нанес удар, который в бою с настоящим оружием был бы смертельным. Раб, ошалевший от злости из-за того, что его задели, продолжал кидаться на Таша, тесня его к ограде площадки.

Таш даже не пытался защититься. Мир превратился в набор кривых линий, едва заметных за кроваво-алым маревом. Вспышки боли заставляли их меняться, двигаться. Но не только они. Каждый выпад Рольта утягивал за собой эти линии, как волна могла бы тянуть за собой плавающие в ней ветки. Казалось, если всмотреться в них, то что-то станет ясным. Что-то, прежде сокрытое и невероятно важное.

Рольт этому мешал.

— У-ублю-удок! — прорычал Таш.

Брань как будто порвала последнюю нить, связывавшую его с доводами разума. Щит внезапно показался лишним. Таш отшвырнул его и с легкостью ушел от нового выпада противника. Теперь его "хаотичные" движения стали очевидны. Загадочные линии двигались чуть раньше, чем воин, и как будто заранее рисовали в воздухе место, где он ударит.

Резкое, размашистое наступление шерда сбило Рольта с темпа. Он подался назад, уйдя в оборону. Слух наполнился грохотом, с которым деревянный меч встречался со щитом раба. Таш не понимал, что это гудение в его собственной голове, пока не выбил меч из руки Рольта и не бросил свой. С врагом можно было справиться и голыми руками. Порвать его, уничтожить.

Сжечь в пламени, — пришло на ум.

В серых глазах безъязыкого силанца теперь стоял страх. Он все еще смотрел на Таша сверху вниз. Но теперь Таш обеими руками держал его за горло, вздернув над землей. Одно движение — и Рольт перестанет мешать.

Чьи-то ладони льдом охладили разгоряченную кожу.

— Та Шиин! Хватит!

Таш очнулся, узнав голос Забвения. Руки тотчас дрогнули от непомерной ноши и выпустили Рольта. Он мешком свалился на песок, с ужасом глядя на противника. Лицо Рольта было залито кровью из разбитого носа. Таш понятия не имел, когда и как он умудрился испортить рабу внешность.

Грудь обожгло холодом страха. Опять ашарей, и опять провал в памяти!

Красный туман растворился. Звуки, ощущение мира — настоящего мира, а не той поделки из кривых линий — постепенно возвращались к Ташу, и он наконец заметил, что зрители вскакивают с трибун и бегут к выходу.

— Что случилось?

Тот выглядел перепуганным, хотя и не настолько, как Рольт. И почему-то приплясывал.

— Огненный вихрь прямо над ареной! Ты что, не чувствуешь жар? Нужно уходить!

— Д-да, — запнувшись, ответил Таш.

Вот что это был за огонь, который он ощущал в припадке. На песке танцевали язычки пламени — верные спутники огненных вихрей.

Рольт уже убежал, как и его товарищи. Оглянувшись ему вслед, Таш позволил Забвению тоже увлечь себя на улицу.

* * *

В комнате для слуг горели масляные лампы. Ставни были плотно закрыты — как только эс-Мирд, Ксалтэр, Заб и Таш вернулись домой, разразился новый ураган. Неожиданно разбушевавшаяся стихия для шерда стала всего лишь отзвуком той бури, которую только что устроил господин. Стоило им очутиться в поместье, подальше от чужих глаз, как эс-Мирд шквалом налетел на раба, ругая за безответственное поведение на арене. Отошел он так же быстро, как вскипел, но челядь ходила на цыпочках, боясь попасть хозяину под руку.

"Тебя надо пристрелить, как бешеную собаку!" — все еще эхом откликалось в ушах Таша. Лучше бы его десять раз посекло градом на улице, чем один раз услышать такое. И ведь господин был прав. Таш уже убил в приступе двух невинных человек, ничего не помня об этом, и повторять историю не хотел.

Он понуро сидел на стуле в полутемной комнате и стискивал зубы, чтобы не стонать, как девчонка, когда Хал касался болячек, промывая их от грязи. Пока не вышел из амфитеатра, Таш и не подозревал, что заполучил столько ссадин и синяков. Он смутно помнил, что в какой-то момент перестал защищаться от ударов Рольта, но боли тогда почему-то не чувствовал. Старик сам вызвался его подлечить, как только увидел измученного шерда. Заб тоже пытался помочь, но никак не мог устоять на месте. Когда над ареной возник огненный вихрь, больше всего язычков пламени бегало по раскаленному песку, и Заб обжег ноги, прыгнув за другом. В отличие от Таша, у него не было природной стойкости к жару, свойственной шердам. То ли от боли, то ли от волнения у него теперь все валилось из рук. Поэтому Хал выдал ему самое простое задание: держать плошку с горящим фитилем поближе к товарищу.

Слуга стоял на коленях и закряхтел, потянувшись к миске с водой, чтобы смочить тряпочку.

— Не надо, — остановил его Таш. — Дальше я сам.

Было стыдно смотреть, как возле него корячится старик. Таш и принял-то помощь лишь потому, что смешался после господского выговора.

— Да уж конечно уж — сам, — проворчал Хал. — Знаю я вас, молодежь. Вам и море по колено. Плюнешь на свои царапины да забудешь, а они потом гноиться начнут. Вот страдания и начнутся.

— Так это твоего сына покалечили на прошлом Ильтиреве? — спросил Таш, уловив горечь в его словах.

— Не-ет, — старик махнул рукой. — Мой гораздо раньше погиб. Думал легких деньжат подзаработать на арене. Решил, что деваться ему больше некуда от бедности, а кто ж из молодых ребят не умеет работать кулаками… Расплатился он за это собственной жизнью. Но Илю, видать, его жертва понравилась. На следующий год хороший урожай был.

— Мне очень жаль, — тихо произнес Заб. Лампа дрогнула в его пальцах, которые до сих пор были измазаны в крови. Крови не Таша, а Рольта. Татуированный раб испачкался, когда оттаскивал друга от бойца. — Неправильно это: бои, жертвы.

— Куда как неправильно, когда безвинный человек погибает, — согласился Хал. — Да только богам, видать, такая жертва всех милее. Или графу эс-Насту, который обустраивает эти бои. Я вон все думаю: жрецы много чего болтают. Вот, к примеру, что мы о традициях забыли, потому Иль и насылает на нас суровые ветра. А не потому ли Он гневается, что все заполонили такие люди, как граф эс-Наст? До него на Ильтирев выходили драться только те, кто не жалел оросить землю своей кровью, чтобы она напилась. А теперь что? Ради чего тебе, молодому, на проклятой арене кровь проливать?

Он с досадой макнул тряпку в воду и протер длинную царапину на спине раба. Таш напряг память, но даже представить не мог, как и когда он ее заполучил. Вспомнив о том, как пришлось Рольту, Таш поморщился.

Вряд ли безъязыкому рабу тоже хотелось проливать свою кровь. Если бы он не взбесился из-за простой царапины, ничего бы не было. Никаких приступов ашарея, которые начинали беспокоить Таша все сильнее и сильнее.

Что же будет дальше, если он теряет контроль над собой из-за малейшей боли? Так ли уж неправ эс-Мирд, когда называет его бешеным псом и предлагает пристрелить? Он же в помине не собирался вытворять такое с противником на арене — и чуть его не убил! Ходили легенды, что берсерки, воины-ашареи, высоко ценились в Шердааре, особенно во время войн. Но в Силане на бешеного убийцу вряд ли будут смотреть с одобрением, пускай он и отправится воевать. Да и куда воевать — он же всего лишь раб.

— Все, хватит, — Таш решительно взял старика за запястья и заставил подняться. — Теперь я точно сам. Клянусь, что серьезно отнесусь к этим цара… — встретив взгляд Хала, он закончил фразу по-другому: — К ужасным ранам.

В этот момент за окном громыхнул гром. Капли дождя затарабанили в ставни так, что Заб подскочил на месте.

Хал скрипуче засмеялся.

— Говорят, если слова сопровождает гром, это значит, что Иль с тобой согласен. Ладно, так уж и быть, занимайся сам своими "ужасными ранами".

Он с кряхтением опустился на чужую постель, расстеленную на полу, намереваясь проверить, действительно ли Таш сдержит обещание. Но только старик устроился, дверь комнаты открылась. В проеме появилась госпожа. Через ее плечо, встав на цыпочки, выглядывали две любопытные девчачьи мордочки. Одна из них, кругленькая и милая, принадлежала Иллис — внучке Хала.

Таш и Заб поспешно склонились перед Лааной. Она скользнула в комнату, прошуршав по полу красным домашним платьем.

— Халерет, милый, что-то задержались вы здесь. Внучка вас ждет не дождется. Правда, Иллис?

Госпожа обернулась. Служанки сразу притворились, что не таращатся на полураздетого Таша. Хотя взгляд Иллис, кажется, был прикован к Забу.

— Д-да, — промямлила девушка. — Мне так нужна твоя помощь, деда! Ну просто очень нужна!

— Иду, внученька, сейчас. Подожди немного.

Старик внимательно посмотрел на Лаану, затем на Таша, чему-то улыбнулся и с трудом встал, а затем направился в коридор.

— Забвение, твоя помощь им тоже понадобится, — мягко произнесла Лаана. — Сходи с ними.

Он поклонился, поставил лампу на железную подставку на стене и, похрамывая, заторопился прочь. Удивительно, но смущенное личико Иллис сразу засияло.

Проводив взглядом друга, Таш уставился в пол. Шерд уже догадывался, зачем пришла госпожа. Само собой, тоже отчитывать его за то, что произошло на арене. Вся ее поза говорила об этом — сцепленные у талии ладони, пониженный тон голоса, эта скорбная морщинка над бровями. Должно быть, Лаана чувствовала страшное разочарование, когда наконец осознала, какое чудовище купила у Киддира.

Бешеный. Убийца. Таш ждал нового повторения этих слов, которые тысячу раз слышал на невольничьем рынке и которые въелись в память так, что не стереть. А потому, в попытке предупредить неизбежное, он встал на колени и уткнулся лбом в холодный пол.

— Простите, госпожа. Клянусь именем Иля, я не хотел позорить ваш дом.

— Позор? Какой позор? Встань сейчас же!

Таш решил, что ослышался. Или Лаана вздумала с ним жестоко поиграть. Он неуверенно выпрямился и поднял голову, рискуя разозлить хозяйку такой дерзостью.

Нет. На ее лице негодование смешалось с изумлением, но никакой жестокости в нем не было.

— Послушай. Я знаю, мой муж рассердился, но, по-моему, на арене не случилось ничего плохого. Ну, то есть плохо, что ты можешь убить в приступе бешенства, но многие люди способны на это и без ашарея. Жаль, не все силанцы понимают, что это такое. Но я же понимаю. Я же тоже шердка! У нас это, наоборот, считают подарком богов — ведь это значит, что такой мужчина будет хорошо сражаться. Поэтому не бойся, я не буду злиться. Вот, я принесла тебе мазь, чтобы раны не загноились. Оставишь немного Забу. Я видела у него на стопах волдыри от ожогов.

Она протянула маленький, в ладонь величиной сосуд. Шерд лишь сейчас понял, что именно поэтому хозяйка и держала руки замком — держала в них мазь.

Таш не сразу нашелся что сказать.

— М-м-м… Спасибо, — промямлил он, тут же укорив себя за это. Неужели нельзя было придумать что-то поумнее!

Лаана посмотрела на него несколько мгновений, вздохнула и со смачным звуком вытащила из сосуда пробку.

— От Халерета с Забвением нет никакой пользы! Только грязь по тебе размазали. Когда дождь утихнет, надо будет сходить к колодцу, набрать чистой воды. Но спина у тебя вроде бы чистая, и там длинная царапина. Я смажу ее сразу, а остальное ты сам, ладно?

— Конечно, госпожа. Я… Может быть, мне…

Она легонько, с улыбкой ткнула засуетившегося раба пальцем.

— Тише! Сиди, если тебе удобно.

Лаана зашла ему за спину и села на стул. Подол платья мазнул по коже. Таш замер, ловя и запоминая каждый миг того, как его касаются мягкие теплые пальцы. В полумраке все казалось волшебным. Как будто еще чуть-чуть — и…

— Послушай… — начала госпожа и оборвала сама себя. Немного помолчала и все-таки продолжила: — Ксалтэр видел, как ты сражался на арене. Он сказал, что во время твоего боя с Рольтом появился огненный вихрь.

Чудесность мгновения слегка поблекла.

— Да, госпожа. Кажется, так и было.

— И вы с Рольтом не остановились, хотя вам кричали с трибун. Вернее, ты не дал Рольту уйти.

Таш понурился.

— Простите, госпожа. Я ничего этого не помню.

Она хлопнула ладонью по колену.

— Говорю же: тебе не за что просить прощения!

— Да, госпожа.

— Ты неисправим… Я хотела сказать, что Ксалтэр слышал, что говорили другие зрители на арене. Они считают, что ты повелеваешь огнем.

Таш выпрямился и оглянулся.

— Что?

Лаана медленно кивнула, закусив нижнюю губу.

— Лер говорил то же самое. Что вихри появились, когда ты впал в безумие. И они кружились вокруг тебя. И мне… мне стало интересно. В Шердааре ходят легенды, что некоторые воины-ашареи умеют поджигать своих противников без огня. Правда, о таком уже давно никто не слышал. Ты ведь на самом деле не имеешь к этому никакого отношения?

— Никакого, — подтвердил Таш. — Это простая случайность.

— Да, конечно же, — как будто сама себе пробормотала Лаана, потупив взгляд. — Такое даже тинаты не могут. Ожидать подобного от раба…

Она снова оборвала себя на полуслове и неожиданно поднялась со стула, так и не закончив смазывать царапину.

— Извини, — зачем-то сказала госпожа. — Муж уже наверняка спохватился и ищет, куда я пропала. Не забудь оставить мази для Заба. Надеюсь, вы оба поскорее выздоровеете.

Лаана так взмахнула рукой, словно собиралась что-то добавить, но передумала. Вместо этого она рассеянно поправила прядь, выбившуюся из двух сложенных по бокам головы кос, и порывисто зашагала прочь из комнаты.

За госпожой одиноко хлопнула дверь. Таш еще какое-то время не двигался, затем взял сосуд с лекарством и заглянул внутрь.

Хватило бы еще на трех с головы до ног израненных мужчин. Что такое случилось с госпожой? Может, следовало соврать ей, что он умеет управлять стихией? Но вот это точно было бы глупо. Лаана права — такое людям не под силу. Разве что в сказках.

Таш с хлопком закупорил мазь. Шерд был совершенно уверен в одном — сегодня он умудрился разочаровать сразу обоих хозяев.

Глава 9. Маг

В окно светило солнце. Снаружи, во внутреннем дворике, слабый ветер шевелил листья оливы. Чувствовалась свежесть, которая бывает после бури. Ураган оказался настолько сильным, что тинатам пришлось сутки скучать в кельях. Теперь насельники пользовались любой возможностью, чтобы выйти на воздух. Но если старшие чинно и благородно прогуливались мимо сада по галерее, то малышня с удовольствием плескалась в лужах, разбрызгивая грязь, и гонялась друг за другом по всей территории обители. Разогнать детей и заставить вымыться удалось только угрозой лишить их ужина.

В такой прекрасный день стоило как можно шире распахнуть ставни и наслаждаться теплом. Эртанд же оставил ровно такую щель, чтобы рабочий стол не погрузился в темноту, и сосредоточенно трудился над рабскими ошейниками.

Прятал стыд в работе.

Вигларт свое обещание исполнил. В тот же вечер, сразу после поминок, отправился к стражам и вытряс у них имя человека, который носит для Эртанда письма. Как выяснилось, провинился еще и Аствет, с тем же мужчиной пославший пару весточек родственникам в Тамин-Арван.

В общем-то, между Астветом и Эртандом дружбы никогда не было. Так, простая вежливость. Но и она лучше, чем тихая ненависть. Ведь Эртанд свои письма сжег первым делом, как только покинул трапезную, а Аствету отпроситься под видом какой-нибудь чуши и поступить точно так же ума не хватило. Думал, наверное, что уж его-то в нарушении правил никто не заподозрит.

Его письма Вигларт с чувством и расстановкой зачитал вечером перед всей обителью, на общем, нарочно для это созванном собрании. Естественно, озвучены были самые идиотские куски.

Наказание толстяк, которому скоро исполнялось сорок, перенес намного хуже, чем Эртанд. Жилистому молодому тинату ограничения в еде были нипочем, к тяжелой работе он привык. Аствет — нет. Получилось, что наказали его, а настоящий виновник отделался легкой усталостью.

Обычно добродушный толстяк время зря не тратил. Когда буря закончилась, и тинаты ходили по кельям, делясь друг с другом радостной новостью, в дверь Эртанда никто не постучал. В трапезной он ловил на себе неприязненные взгляды, бросаемые будто на прокаженного. Каждый тинат хоть раз в жизни да нарушал правила обители. Никто не хотел, чтобы правда выплыла наружу. Особенно перед новым настоятелем, который не преминет обнародовать все ошибки, снабдив их остроумными комментариями.

Никто не рвался стать новым посмешищем, как Аствет.

Но встречались и совсем другие взгляды. Тэйхис смотрел на Эртанда беззлобно и широко улыбался, хотя сесть рядом не осмелился. Да и в бурю он пару раз заходил в келью старшего тината, спрашивал, не надоело ли ему добровольное изгнание, пока другие тинаты вместе коротали долгие часы.

Приветливость мальчишки Эртанду показалась странной. Улланду тот не верил, обходил его стороной, как все. А тут с чего вдруг интерес?

Одному Лейсту все было нипочем. Он и в келью заваливался без спроса, притаскивая "контрабандную" колбасу, о которой Вигларт понятия не имел, и в трапезной плюхался рядом, не замечая кислые морды других тинатов. И теперь он хлопнул дверью в рабочую комнату, впустив из коридора запах лекарственных трав, с которыми в соседнем помещении работал другой тинат. Прошел мимо полок с инструментами, дернул на себя ставни. Поцокал языком, оглядывая друга.

— Чахлая ро-оза в руке моей роня-ает лепестки-и, — вдруг пропел Лейст. — Сестра у меня эту дурацкую песню все время пела. Только первую строчку помню.

Эртанд скривился, повертев в руке ошейник. Стоило вздрогнуть от неожиданности — и зачарованное стило, которое рисовало по металлу, как по маслу, прочертило лишнюю линию. Нат безнадежно испорчен. Волшебные свойства у ошейника будут какие угодно, но только не те, что нужно.

Обруч, печально звякнув, упал под стол, в сундук с выбраковкой.

— Ну и к чему эта песня?! — обрушился Эртанд на друга. — Я из-за тебя материал потратил!

— Пф, новый пришлют. Уж на что богачи не скупятся, так это на рабские ошейники.

Успокоившийся маг кивнул. В самом деле, от года к году заказов на них становилось все больше. Право продавать магические ошейники принадлежало только силанской короне, и наверняка казна неплохо пополнилась благодаря этому.

— А песня вот к чему: ты сейчас сам зачахнешь как ро-о-оза, — Лейст снова пропел последнее слово. — Того и гляди лепестки осыпаться начнут.

— Какие еще лепестки?

— Да какие-нибудь. Какие у тебя есть?

Эртанд в ответ на этот поток чуши покачал головой. Он не понял ничего, зато Лейст откровенно веселился.

— Ты уже слышал? — спросил друг, как обычно, перепархивая с темы на тему, как бабочка с цветка на цветок. — Половину огорода водой залило. Прощайте, овощи. И кладбище подтопило.

— А могила Улланда?

— Камни твои смыло, и придется еще раз земли сверху набросать.

Эртанд огорченно вздохнул.

— Была бы плита, все было бы в порядке.

— Была бы плита, она бы покосилась. Стражи там ругались — уши вяли. Это же не нам плиты на место ставить. Так что старику Уллу, считай, еще повезло.

На сей раз Эртанд улыбнулся. Иль покарал неразумного сына? Ну-ну. Скорее, благословил единственного умного человека во всей обители.

— И конечно, никого не взволновало, почему в конце лета в долину пришла двухдневная буря, которые бывают только зимой, — язвительно произнес он. — Интересно, как это объяснил Вигларт?

Лейст пожал плечами.

— Да никак. Откуда ему знать, что для нас готовит Великий Иль?

— Трактовать Божью волю в отношении Улланда ему это не помешало.

Друг хмыкнул и шепотом добавил:

— Ну, если из столицы напишут, может, Вигларт все это как-нибудь и объяснит.

Они рассмеялись. Иногда казалось, что у настоятеля нет своего мнения. Все слова он повторял за архитинатом, гонцы от которого появлялись раз в декаду.

Эртанд немного расслабился.

— И все-таки, Лейст, зачем ты пришел? Пошутить? Отвлечь меня от работы? Новости я бы все равно узнал.

Друг замялся, подергал ставень, подошел к полке с книгами и бесцельно переставил томики с основными натами, которые должен был знать работающий в этой комнате тинат. Эртанд к ним никогда не прикасался — все необходимые иероглифы он знал наизусть.

— А вот что-то не по порядку стоят. Непорядок. Вот как я скаламбурил! Ха-ха…

— Лейст, — строго произнес маг.

— Извини, я просто не знаю, как начать, — друг помял рукав мантии. — Ко мне только что Вигларт пришел. Попросил, чтобы я вел уроки истории.

— Что?!

— Ну да. Он же последние дни тебя заменял. Сказал, что не успевает. Ты же не против, если я возьму твои записи? А, Эрт?

Эртанд потрясенно молчал.

Он уже смирился с тем, что его отстранили от преподавания. Не больно-то и хотелось. Если бы не жесткая нехватка учителей в обители, он бы за это никогда не взялся. Обидно было то, как Вигларт его вышвырнул — по дурацкому поводу, прямо при учениках. А теперь он отдает его предмет другому человеку. И кому — Лейсту!

Нет, Лейст — хороший парень. Веселый, незлобивый. Правда, большая часть науки в его уме не задерживалась. Бывший настоятель доверил ему обучать самых юных учеников азам создания магических предметов, а в остальное время предписал заниматься простым тинатским трудом: зачаровывать оружие на остроту, вещи на прочность. Ничего сложнее Лейст сделать не мог — не хватало силы.

И вот теперь ему отдают место Эртанда.

Друг смущенно потеребил светлые вихры на затылке.

— Слушай, ну я же не нарочно.

— Да ничего… Честно. Не знаешь, чем же так занят Вигларт, что у него нет времени заниматься учениками?

— Не-а. Но у его покоев сегодня целая очередь из гонцов. Наверное, проверяет, какие разрушения принес ураган. Если нам запасов не подвезут, скоро не одни вы с Астветом будете на хлебе и воде сидеть. Так я могу взять твои записи?

— Конечно, — неохотно ответил Эртанд. — Они в келье, в сундуке справа от двери.

Лейст просиял. Даже бледные веснушки на щеках — и те как будто засверкали от радости.

— Спасибо! Ну, в самом деле! — он ринулся к выходу, уже выскочил в коридор, вдруг опомнился и вернулся, сунув лицо в проем. — Я все верну!

После этого друг исчез окончательно.

Эртанд долго смотрел ему вслед. Затем взял чистый ошейник, стило и начал рисовать сложный иероглиф. Думать не хотелось — мысли могли завести в такие дали, куда заходить не следовало. А что еще могло спасти от самого себя, как не тяжелый труд?

Стило рисовало на обруче линию за линией. Нат "рабство" был настолько сложным, что покрывал узором почти всю узкую ленту металла. А ведь в него вплетались дополнительные мотивы. Прямые, жесткие штрихи — чтобы рабы не могли лгать, когда им приказывают. Острые углы, изломы — чтобы они не смели ослушаться хозяев и выполняли каждое требование. Узлы — чтобы ошейник нельзя было снять без применения магии. Рабство — это пожизненно.

Маг не отрывал стило от обода, хотя руки слегка подрагивали. Подлинное искусство тинатов крылось не в том, чтобы создать сложный рисунок, а в том, чтобы наделить его силой. Каждый мастер добивался этого по-своему. Улланд говорил, что воображаемой иглой захватывает внутри себя нить и как будто бы вышивает предметы, которые нужно зачаровать. Эртанд находчивостью похвастаться не мог и пользовался классическим способом — представлял, как будто из него через стило течет струйка магии.

Один Иль знал, как это выматывало. Эртанд взмок от напряжения. По виску потекла раздражающая капля. Маг наклонил голову, чтобы щекотание не отвлекало от работы. Он уже почти закончил нат. Будет обидно, если рука сорвется на последних штрихах.

Острие вывело завершающий завиток. Капля пота сорвалась со щеки.

Кап!

Плеск почудился такой, словно она упала в море. Эртанд моргнул. Когда он открыл глаза, мир изменился.

Все состояло из кривых линий. Очертания и цвета предметов сохранились, но теперь на них как будто накладывался второй слой — рисунок углем, состоящий из узлов, широких и узких лент, неизвестных символов. "Схема", — снова, как перед трапезной, пришло на ум. Малая часть иероглифов постоянно приобретала новую форму, ходила волнами, не замирая ни на миг. Большая же оставалась неподвижной, будто высеченная резчиком на каменной плите.

И все же от них рябило в глазах. Эртанд собрался опустить веки, как советовал Улланд, и…

И не стал этого делать. Любопытство победило.

Попытка разобрать что-то в хаосе линий отзывалась острой болью во лбу. Поморщившись, маг опустил взгляд и лишь сейчас заметил, что тоже состоит из вихрящихся линий.

От неожиданности Эртанда вздрогнул и выронил стило. Оно со звоном покатилось по каменному полу. Неимоверно сложный узор в груди мага изменился и сплелся по-новому.

Эртанд затаил дыхание, следя за линиями. Он сообразил, что нат — а это не могло быть ничто иное, кроме как отражающий его сущность иероглиф, — отреагировал на страх. Сейчас он уступал место интересу, и схема опять медленно меняла очертания. В то же время некоторые линии оставались неподвижными, а на их фоне складывались новые узоры.

Маг внимательнее к ним присмотрелся. Казалось, он мог узнать некоторые, но какая-нибудь черточка вдруг извивалась червем и значение ускользало. Эртанд закусил губу, выискивая хоть что-то знакомое.

Нашел. В середине груди жесткими прутьями вклинился намертво въевшийся в память и иногда снившийся по ночам нат. Эртанд был готов поклясться, что это "рабство", но все-таки заметил некоторые отличия. К примеру, не было добавленного на ошейники рисунка, который заставлял говорить только правду. Зато было много другого, что цеплялось за края иероглифа, опутывая новыми и новыми смыслами.

"Несвобода", — внезапно понял Эртанд. Это не "рабство", это близкий ему по значению нат "несвобода".

Линии опять понеслись в безудержном танце. От их хороводов начало тошнить. Эртанд не выдержал и закрыл глаза, для верности положив сверху ладонь.

Так он сидел почти четверть часа, отмеряя время по собственному сердцебиению и слушая обрывки тинатских разговоров за окном. Никто не обсуждал ничего стоящего, ничего настоящего. Болтали обо всякой чепухе: мозолях от сандалий, каше на завтрак, несносном ученике, который поленился выучить урок. Кое-кто беспокоился о подтопленном огороде, но решил, что Вигларт со всем разберется. Он же настоятель.

"Надоело".

Эртанд встал, положил ошейник в сундук для готовых изделий, убрал стило в ящик с инструментами, а затем направился к двухэтажному флигелю, в котором жили женщины. Магов среди них не было, только "служанки для утешения", как любовниц стыдливо именовали в документах. Тинаток селили в отдельных обителях.

Еще возле крыльца душновато запахло цветами. Из окна лилась неумелая мелодия лиры. Игравшая девушка иногда не попадала в ноты, и подпевавшие подруги ее журили. Кто-то в глубине дома громко рассмеялся.

Весь мир мог встать с ног на голову, но в царстве женщин не менялось ничего.

От мысли, как Эртанд прижмет к себе Юссис, настроение понемногу улучшалось. Маг взбежал на второй этаж и постучал в комнату любовницы.

— Почему так рано? — раздался возмущенный голос. — Ты же сказала, что придешь через полчаса! Ой…

Дверь открылась. На Эртанда уставились большие зеленые глаза. Юссис явно никого не ждала — длинные русые волосы разметались по плечам, а на теле была одета одна полупрозрачная сорочка. Маг залюбовался видневшимся сквозь нее хрупким силуэтом.

— Я поднял тебя с постели?

Юссис хлопнула ресницами, мгновенно преображаясь в коварную соблазнительницу. В голосе сразу обнаружилась хрипотца, которой только что не было и в помине. Девушка распахнула дверь и принялась ходить по комнате, наклоняясь так, чтобы Эртанд мог во всей красе наблюдать ее ягодицы. А поднимать ей пришлось много что. Заколки, какие-то шкатулочки, ленточки — разные женские хитрости были разбросаны по всему маленькому посещению. Даже на балдахин Юссис умудрилась закинуть одно из платьев, которые занимали кровать.

— Заходи, сладкий. Прости, пожалуйста, я думала, это Кари. Мы с ней хотели повышивать вместе. Ты рановато что-то… Настоятель не будет ругаться?

Будет. Срок наказания не закончился, а Эртанд не выполнил заданную на сегодня работу.

— Мне все равно, — признался он.

Юссис остановилась.

— Эрт, солнышко мое, ты не боишься его злить еще больше? Он же запретит тебе видеться со мной.

— Будешь скучать по мне? — улыбнулся он.

— Ну конечно! Светик мой ласковый, я ж тут без тебя от тоски помру.

— Кари составит тебе компанию.

— Ой, эта Кари! — Юссис поморщилась и с загадочным видом добавила: — Сейчас что расскажу…

Пока она щебетала, расчищая кровать от хлама, Эртанд устроился в кресле. Он очень долго подбирал для себя женщину и теперь с удовольствием ею любовался. Юссис лучше всех отвечала его требованиям: невысокая, хрупкая, необычно загорелая для силанки. Ее фигура не поражала идеальностью пропорций, но мага это не волновало. Однажды Юссис призналась, что в борделе не пользовалась популярностью из-за узких бедер и узловатых рук, на которых сказалась утомительная работа прачкой в детстве. Но умела она многое. И еще она хотя бы немного напоминала Лил.

В отличие от некоторых тинатов, которые приписанных к обители женщин ни во что не ставили и обращались с ними, как вздумается, Эртанд Юссис берег. В ответ она его боготворила и выполняла все, что он просил. Маг надеялся, что любовница делает это искренне, а не потому, что для бывшей проститутки родить ребенка от тината было единственным шансом прилично устроиться в жизни. Особенно если у ребенка тоже откроется дар и его заберут с глаз долой. Поэтому очередь стать спутницами тинатов никогда не иссякала, и далеко не всегда сюда рвались публичные женщины. В редких случаях любовницы возвращались в обитель и жили здесь годами, на деле становясь тинатам женами.

Но кое-кто все же тосковал. Не было здесь, видимо, чего-то, что встречалось только на воле.

— Скажи, — прервал Эртанд пустую болтовню любовницы, — тебе бы не хотелось обратно в Тамин-Арван?

— Ты боишься, что я тебя не люблю? — обиделась красавица.

— Нет. Я имею в виду, не скучно ли тебе тут? Может, чего-то не хватает?

— Чего? У меня есть ты, эта взбалмошная дурочка Кари, платья и все вот это, — она обвела рукой уютную комнатку. — Кормят каждый день, сытно, делать ничего не надо, только о тебе заботься, гладь да ласкай. Зачем мне в Тамин-Арван? Руки до крови стирать чужими тряпками? Или гробиться под любым мужиком, который накопил несколько медяков на шлюху?

Маг расслабился.

— Не злись. Я бы не хотел, чтобы ты туда вернулась.

Юссис чарующе улыбнулась.

— Ах ты мой сладкий. Я никуда от тебя не денусь, пока ты сам этого не пожелаешь. Потому что все твои желания для меня закон.

Она закончила уборку, поправила толстые занавеси на балдахине и соблазнительно села на край кровати, показывая длинные ноги.

— Ну что, солнышко, иди ко мне.

Эртанд скинул сандалии и забрался в постель, мимоходом проведя ладонью по гибкой талии девушки.

— Может, сначала станцуешь для меня?

— Все, что попросишь, дорогой!

Она с готовностью вскочила, но маг успел заметить выражение неискренности на ее лице. А когда Юссис встала и закружилась в танце, на ее груди вдруг расцвел букет иероглифов.

В сердцевине шевелил лепестками уже знакомый Эртанду нат "несвобода".

Глава 10. Раб

Ураган бушевал до следующего утра. Барабанной дробью стучал град вперемешку с каплями дождя, завывал ветер, до ночи без передышки рокотал гром. Он мешал спать, но Таш поймал себя на мысли, что все вместе это даже уютно. Дома, за толстыми каменными стенами, с наглухо запертыми ставнями, казалось, что снаружи не происходит ничего страшного. Работы было меньше, и рабы со слугами почти все время просидели вместе, за приятными беседами, от забиравшегося через щели холода кутаясь в одеяла и войлочные накидки. Хал уболтал управляющего откупорить бочонок со слабенькой наливкой, и остаток дня в окружении расслабившихся мужчин, с сидящими в отдалении женщинами, с постоянными переглядываниями между двумя этими группками, прошел неплохо. Напряжение, которое чувствовалось в отношении обитателей особняка к новым рабам, наконец-то стало таять.

Утром, выйдя во двор, Таш грешным делом подумал, что с удовольствием обменял бы вчерашние посиделки на обычный летний вечер. Лишь бы не было урагана.

Двор по щиколотку залило водой. Ночью, пока все спали, в доме подтопило нижние помещения. Лаана полчаса топталась вокруг своего маленького сада: то охала, заламывая руки, то принималась ругаться на родном языке, непонятно и оттого особенно выразительно. Зрелище и правда было унылое. С ярких цветов облетели лепестки, сочные листья на деревцах из Ллитальты обвисли, побитые градом. Слуги, которые в тот день выходили в город, рассказывали, что такое творится по всему Тамин-Арвану. По некоторым улицам оказалось невозможно ни пройти, ни проехать.

Небеса словно отыгрались на людях за вчерашнюю передышку тройным размером работы. Ее с лихвой хватило всем. Даже Заб, которого взяли писарем, сегодня не помогал госпоже с бумагами, а месил грязь вместе со всеми, перетаскивая промокшие вещи наружу, для просушки. Лаана — госпожа — и та возилась в садике, спасая цветы.

Единственным, кто ничего не делал, был эс-Мирд. Тренировочную площадку размыло, и он появился во дворе ненадолго, хмуро все осмотрел, раздал приказы и спросил управляющего Оттарта, не видел ли тот его золотой перстень-печать. После этого Таш несколько раз сталкивался с господином в доме. Эс-Мирд царственно, с гордо выпрямленной спиной ходил по комнатам, продолжая искать потерянную печатку и морща свой благородный нос каждый раз, когда ему преграждала путь суетящаяся челядь. Подтопление его как будто не волновало.

Таш радовался, что за мешками, которые он таскал наверх, чтобы не заплесневели запасы, никто не видит его взгляд. Хозяйское равнодушие злило. Таш убеждал себя, что у эс-Мирда есть полное право заниматься собственными делами. В конце концов, зачем еще господам столько слуг, как не затем, чтобы самим ничего не делать? Но потом Таш вспоминал об Илартане. Бывший хозяин от доброй работы не отказывался никогда, хоть и кутил после нее настолько же лихо, насколько тяжело трудился. И дело было не в том, что из-за бедности Илартан не мог позволить себе много рабов или слуг, поэтому вкалывать приходилось самому. Таш видел достаточно обедневших дворян, которые все домашние заботы сваливали на чужие плечи, лишь бы попивать вино да ни о чем не думать.

Нет, здесь дело было только в эс-Мирде.

К полудню Таш умаялся так, что только и мечтал о еде. От кухни уже веяло аппетитными запахами, а по звону чанов прислуга догадывалась, что там уже накрывают на стол. Наконец, Оттарт отпустил всех, чтобы люди могли смыть грязь и привести себя в порядок перед обедом. Поэтому они сильно удивились, когда увидели перед столовой управляющего и эс-Мирда, которые не пускали никого внутрь.

Когда Таш подошел к кухне, Заб уже был там, мялся возле стенки. Коридоры в дальнем крыле, где располагалась столовая для слуг, не отличались шириной, но, несмотря на толкотню, рядом с татуированным рабом оставалось много свободного места. Перед тем как присоединиться к товарищу, Таш огляделся.

Никто, кроме Хала, не торопился набиваться в друзья к новичкам. Им выдавали поручения, разговаривали, когда это было необходимо, но не более того. Ослабшая вчера натянутость вернулась, и пока что Таш не понимал, кто или что тому виной.

— Не знаешь, что случилось? — тихо спросил он Заба.

Тот развел руками. В светло-серых глазах отразилась растерянность.

— Пропало что-то, говорят.

— Послушайте меня! — над исходящим от прислуги слабым гулом возвысился голос управляющего. — Все здесь? Кого-кого нет? А, эти. Ничего страшного. Заходите в столовую, но не садитесь. Господин хочет с вами побеседовать.

Гул сменился взволнованными перешептываниями. "Чтобы господин — и сам пришел?" — ловил Таш обрывки приглушенных фраз. "Дурное что-то случилось. Вот помню последний раз…" "Сплюнь, — советовала Нади, служанка госпожи, товарке помоложе. — Сглазишь. А вдруг радость?" "Да по лицам не скажешь", — взвешенно отвечала та.

Выражения лиц и у эс-Мирда, и у Оттарта в самом деле не предвещали ничего хорошего. Таш, склонив голову, прошел мимо, но кожей ощутил, каким недобрым взглядом проводил его господин.

Едва ли не первым, что эс-Мирд сделал, когда миновала буря, — отправил гонца на Пурпурную арену. Когда раб калечил раба, который принадлежал другому человеку, расплачивался за это хозяин. Это и было одной из причин, почему эс-Мирд вчера так взбесился. Кому охота унижаться из-за чужих проступков?

Когда прислуга встала за длинный стол, эс-Мирд прошелся вдоль него. Аромат теплых лепешек, выпеченных из клубней хлебных цветков, дразнил и заставлял дрожать ноздри, но при господине никто не смел начать есть.

— Этой ночью или сегодня утром у меня пропал золотой перстень с гербом семьи эс-Мирд, — негромко, вынуждая прислушаться к себе, проговорил он. — Исчез оттуда, где его не мог взять случайный человек. За последние годы в моем доме такое не происходило еще ни разу, поэтому мне не хочется обвинять кого-то из вас в краже. Я предположил, что перстень мог пропасть по чьему-нибудь недомыслию или неаккуратности, и этот кто-то стесняется признаться в своей ошибке. Если вы знаете, кто это мог быть, или видели кого-то возле моего кабинета, лучше скажите это сейчас. Наказания не последует. Позже я могу оказаться в не столь добром расположении духа.

Над столом повисла гробовая тишина. Обмершие слуги переглядывались друг с другом. Обвинение было серьезным. За кражу такого ценного предмета могли и высечь, и повесить. Но главное — за это могли пострадать и невинные. Из двадцати трех человек, которые собрались в столовой, рабов было всего шестеро. Вряд ли эс-Мирд будет их подозревать — магия ошейников не позволяла ни лгать, ни воровать у собственных хозяев. Но что ждет остальных?

— П-простите, госп-подин, — проблеял белый, как молоко, мальчишка с противоположной стороны стола. Таш не помнил его имени, но помнил, что он присматривает за хозяйскими ездовыми гармами. — А вы не м-могли его уронить?

— Мог, — скупо подтвердил эс-Мирд. — Я проверил все места, где это могло произойти. Перстня там нет.

Больше никто говорить не захотел. Господин еще раз прошагал мимо слуг, внимательно посмотрев каждому в глаза. Он задержался рядом с Ташем и Забом, но все же прошел мимо.

— Последний раз спрашиваю. Кто-нибудь видел мой перстень вечером, ночью или утром?

Нестройный хор голосов ответил, что нет. Эс-Мирд недовольно поджал губы, но позволил всем сесть и приступить к обеду.

Когда господин покинул столовую, Таш вздохнул свободно. Однако он оказался едва ли не единственным, кто так сделал. Эс-Мирды не возбраняли слугам разговаривать за едой в предназначенной для них столовой, и обычно над столом висело пчелиное жужжание праздной болтовни. Сегодня люди если и обменивались фразами, то шепотом. Почти как вчера, во время бури.

Обсуждали в основном то, что случится с вором. Легкую судьбу ему никто не прочил.

Выскребая деревянной ложкой миску с кашей, Таш заметил, как иногда другие слуги косятся на них с Забом. Подозревать рабов было глупо, но никто не мешал обвинять их в том, над чем никто не властен.

— Эти двое приносят неудачу, — шепнул кто-то на дальнем конце стола.

— Только татуированный, — поправил второй голос. — Он связан с хранителями. Все знают, что те служат самому Урду…

Таш резко повернул голову. Говоривших тотчас толкнули локтем, чтобы они замолчали, и шерд успел увидеть лишь шевеление. Но кто из нескольких вдруг завозившихся человек это ляпнул, было непонятно.

В сердце снова заныла тоска по житью у Илартана. Как там все было просто! Если бы не проклятый барон-мужеложец…

"Нет", — через силу сказал себе Таш. И без барона их дружба с хозяином давно сгнила, как залежалая слива. Не было бы эс-Мерта с его предложением, нашлось бы что-нибудь другое. Теперь дом Таша здесь. И хочется или нет, а ему придется завоевывать доверие этих людей.

После обеда он взялся за работу с двойным усердием. Управляющий только и успевал, что находить новые задания, благо тех было предостаточно и без негаданного потопа. Таш таскал мешки, переставлял бочонки с вином, подменил Заба, которого вызвала к себе Лаана по писарским делам, и полчаса побывал в подчинении поварихи. Когда солнце начало клониться к закату, он был выжат, как виноград под прессом.

В доме продолжалась возня с поисками перстня, но Таш не обращал на нее внимания. Выполнив все поручения и получив разрешение идти отдыхать, он облился ледяной водой из колодца, встряхнулся и направился в комнату переменить одежду.

В общей спальне никого не было. Из лежавшего в изголовье сундучка Таш достал свежую рубашку, пошитую для него два дня назад, надел ее и затянул пояс. До ужина оставалось еще с полчаса — достаточно времени, чтобы отдохнуть. Почти не колеблясь, Таш с удовольствием растянулся на постели.

В конце концов, Оттарт его отпустил.

Грубая небеленая ткань покалывала кожу. Таш перевернулся на бок и выдохнул. Через узкие окна тек слабый свет умирающего дня, создавая сумрак, в котором было так сладко дремать. Хорошо…

Глаза сразу начали слипаться. Таш еще раз повернулся, устраиваясь поудобнее. Под лопатками что-то мешало, как будто под тонкий тюфяк, для которого пожалели набивки, попал камешек. В этом не было бы ничего удивительного — за день слуги натаскали в комнату со двора, наверное, ведра три грязи, которая отваливалась с ног. Поморщившись, Таш встал и передвинул набитый соломой мешок, чтобы убрать раздражавший камень и спокойно подремать.

Под матрасом, тускло блестя в пыли, валялся золотой перстень-печатка.

Таш вытаращился на него, соображая, как здесь очутилась вещь эс-Мирда. Чтобы убедиться, что это не морок, он даже поднял ее с пола. Вблизи сомнений не осталось — это было то самое кольцо, которое господин носил на мизинце. Просто так оно под тюфяк бы не закатилось. Тогда что — кто-то его подкинул? Но зачем? Чтобы очернить новичка?

В коридоре раздались шаги. Размышлять времени не было. Пара мгновений — и его увидят с хозяйской вещью в руке. А потом попробуй объясни, как она здесь оказалась… Даже если ему поверят, он опять привлечет к себе внимание, и опять проблемами, а не чем-то хорошим. Таш быстро сунул ее за пазуху, развалился на постели и опустил веки.

— Таш! — окликнул Оттарт. — Проснись.

Сердце стучало, как после дикой пляски, но Таш постарался встать с таким видом, словно все это время дремал.

— Раз уж ты здесь, помоги осмотреть вещи.

— Зачем? — изобразил недоумение Таш.

— Хотим проверить, не спрятал ли кто-то из слуг перстень господина эс-Мирда.

— Среди собственных вещей?!

Управляющий развел одрябшими руками.

— Никогда не знаешь, что людям в голову придет. Нужно убедиться, что тут его нет, а потом можно и в других местах искать.

— Хватит болтать. За работу! — приказал эс-Мирд. — Чем скорее вы найдете перстень, тем лучше.

Вместе с другими мужчинами Таш стал переворачивать тюфяки. В это время со двора и из других комнат подходили удивленные и расстроенные слуги, которых позвали показать свои вещи и перетряхнуть сундуки.

Сердце никак не останавливалось и, казалось, принялось биться еще быстрее. Лишь сейчас Таш подумал, что зря спрятал кольцо у себя. Ведь тот, кто его подбросил, мог и сказать эс-Мирду: поищите вашу вещь у шерда. А когда она за пазухой, отвертеться уже не получится.

Когда его ткнул в бок один из слуг, Таш едва не подскочил.

— Ты чего взмок весь? — спросил тот. — Плохо, что ль?

— Уработался, — мрачно ответил Таш. — Вот и вспотел.

Из спальни эс-Мирд ушел, скрипя зубами. Печатка так и не нашлась, хотя в тот день перевернули с ног на голову весь дом.

Ужин Таш едва высидел. Проклятое кольцо жгло тело через ткань, напоминая о том, как он сглупил. Можно же было сразу сказать правду! Разве рабу с магическим ошейником не поверили бы, если бы он объявил, что не представляет, как у него под постелью оказалась хозяйская цацка? Да конечно поверили бы! Может, еще бы и нашли ту сволочь, которая ее стащила и подкинула!

Как назло, у Заба было отличное настроение и он на протяжении всего ужина пытался разговорить друга. Еще и заботливо спрашивал, с чего бы ему кусок в горло не лезет. Делился тем, как делал что-то там вместе с Иллис, и смущенно посматривал в сторону круглой служаночки.

В другой раз Таш бы за него порадовался. В этот он был способен думать только о том, что держит при себе безумно дорогую ворованную вещь.

После ужина большую часть слуг отпустили отсыпаться, и в их числе Таша. Но ни о каком сне больше и речи быть не могло. С огромным трудом дождавшись темноты, раб под дружный храп соседей тихонько выбрался из комнаты и не надевая обувь, чтобы не шуметь, направился во двор. Единственным местом, где кольцо никогда не найдут, был колодец.

Ночь была ясной. Тусклый свет луны серебрил оставленные во дворе инструменты, но не мог рассеять мрак в углах. Ни одно окно в доме не горело — все устали за день и глубоко спали. Что его кто-то увидит, Таш мог не опасаться. А если и увидит, всегда можно сказать, что его разбудила жажда — именно поэтому он и пошел к колодцу.

Босые пятки прошлепали по до сих пор не высохшей грязи. Таш остановился у каменного колодезного круга и приподнял крышку, собираясь достать засунутое за пояс злополучное кольцо.

— А я все думал, гадал, что ж ты с ним сделаешь. Может, себе оставишь, на память?

Голос позвучал неожиданно. Таш вздрогнул и обернулся.

— Кто там? Чего надо?

В темноте раздался смешок. Спустя несколько мгновений к колодцу вышел Ксалтэр. Белки его глаз хитро блестели.

— Лучше мне отдай. Я ему лучшее применение найду, чем на дне колодца покоиться. Жалко же. Такая штучка дорогая, — раб поцокал языком.

— О чем ты? — напряженно спросил Таш.

Ксалтэр усмехнулся.

— Прав был Глас Города. Ты лжец. Самый настоящий. А я еще не верил. Как это может быть: раб с ошейником — и брешет, как вшивая псина? Может, твой ошейник поддельный?

— Да пошел ты, — процедил Таш.

Он развернулся, чтобы пойти в дом, но цепкие пальцы Ксалтэра впились руку.

— Стой. Я ж ведь хозяину и рассказать могу, у кого его колечко. И не дури мне голову, я знаю, что оно у тебя.

— Откуда? — прищурился Таш. — Не ты ли его и стянул? Может, мне тоже стоит что-нибудь шепнуть эс-Мирду?

— Можешь и шепнуть. Но сдается мне, что тебе все равно на виселице висеть, пускай и со мной рядом. Господин эс-Мирд — мужик резкий, рубит сплеча, а разбираться потом уж поздно будет.

Таш сжал кулаки. Страшно хотелось стереть наглую ухмылочку с противной Ксалтэровой рожи, выбить пару зубов, обмакнуть в собственную кровь. Но в одном паскуда не ошиблась — шуметь не стоило.

— Чем я тебе не угодил?

— Всем угодил.

— Тогда какого Урда краденую вещь мне подбросил?! Зачем таскаешься за мной хвостом уже несколько дней?!

— Тише, тише, — мирно произнес второй раб. — Подбросил, чтобы проверить, в самом деле ты врать можешь или это шут тогда чуши намолол. Печатку я не крал, нашел в саду. Наверное, господин эс-Мирд ее обронил. Грех было такую возможность упустить. Я же за тобой вчера на арену не просто так потащился, — Ксалтэр облокотился на крышку колодца и потер левое плечо. — Ты знаешь, почему рабов в Тамин-Арване так редко выводят на Ильтирев? Потому что людям нужно зрелище, а какое зрелище может быть, если боец не способен выполнять обманные приемы? Это же ложь, — поучительно сказал он, — а рабы не врут. Если бы ты использовал хоть один такой прием, я бы все понял. Но ты попер на беднягу Рольта, как ополоумевший тяжеловоз. А время не ждет. Что еще мне оставалось делать, как не подтолкнуть тебя в нужном направлении, а, парень?

— Сволочь ты, — прошипел Таш.

— Сволочь, — согласился Ксалтэр. — Но у нас с тобой теперь на двоих одна тайна: ты умеешь врать, и я умею врать. Допытываться, как у тебя это получается, не буду, но и ты рот на замке держи. А сделаешь для меня кое-что, я и вовсе забуду про всякие там пропавшие кольца. Понял?

Таш был готов придушить сам себя. Дурак, круглый дурак. Не следовало прятать сегодня кольцо, но ко лжи так легко привыкнуть, что уже и не замечаешь, как постоянно врешь. Никогда это добром не кончается. И вот тут же результат: его подцепили на крючок.

Язык так и просился послать раба к Урду, но Таш сдерживался. Он понимал, что это будет равносильно смерти. Дело даже не в каком-то там перстне. Стоит Ксалтэру хоть заикнуться о том, что с шердом что-то не так, как его продадут от греха подальше.

Таш вспомнил долгие-долгие дни на лавке невольничьего рынка, удавку Киддира и мертвых рабов в канавах.

— Чего ты хочешь?

— О-о, какой сердитый тон, — протянул Ксалтэр. — Ты его убавь. Ради себя же задание выполнишь.

— Да ты что? Ради самого себя шею, небось, подставлять буду? — съязвил Таш.

— Угу. Именно что ради самого себя. На Ильтирев сильно хочешь драться? Правильно, не хочешь. А чтобы никаких боев не было, надо кое-что устроить с теми, кто эти бои устраивает, — Ксалтэр усмехнулся своему каламбуру. — Послезавтра господа поедут в загородное поместье графа эс-Наста. Тебя возьмут с собой, это уже точно известно. Я тебе перед отъездом передам одну вещичку. Все, что от тебя требуется, это оставить ее в нужном месте.

— И на этом все? — не поверил Таш.

— Пока — да. А там поглядим.

— Никаких "там". Я хочу знать сейчас.

Охранник прищурился.

— А не многовато ли ты хочешь, раб? Замашки у тебя больно господские. Не наказывали никогда, что ли, по-серьезному? Ну так смотри, что с такими, как ты, обычно бывает.

Он сдернул с себя рубашку. Таш, скривившись, отступил на шаг — это еще что за выступления? Но уже через несколько мгновений забыл о брезгливости. Даже в тусклом свете луны было заметно, что спину охранника покрывают сплошные рубцы. Шрамы заходили на левое плечо, становясь там особенно страшными и превращаясь в месиво.

Теперь было ясно, почему Ксалтэр так подергивает этим плечом.

— Нравится, а, парень? — он хмыкнул, не дождавшись ответа. — Вот что случается, если раб вякнет словечко в защиту того, кого ему приказали убить. Я бы сдох там же, да только оказался чересчур живуч. Смог до главного храма Иля доползти, там хозяин уже не мог на меня лапу наложить. И то меня потом не стали в храме оставлять. Все равно вернули, хоть и другому человеку, который за меня заплатил. А ты уверен, что рядом подвернется храм Иля, если вдруг ты окажешься категорически не согласен с приказом, м?

Таш пожевал губами.

— Восстание, значит, хотите начать. На пару с этим проклятым шутом.

— Да ты что! — деланно удивился Ксалтэр, натягивая рубашку обратно. — Мы так, простой контрабандой помаленьку промышляем. А Гласа Города ты зря с дерьмом мешаешь. Он мужик свой, за нас стоит.

— Это за кого же — за нас?

— За тебя и за меня. За всех рабов, — тихо и серьезно ответил Ксалтэр. — Теперь давай мне кольцо и иди спи. Слишком долго мы языками треплем, сейчас кто-нибудь спохватится.

Выбора не было. Стиснув зубы, Таш вернул печатку.

Крепко его насадили на крючок. Да еще и надолго.

Глава 11. Жена

"Топ-топ, топ-топ", — мерно ступали ездовые гармы. Эти ящеры были легче, чем тяжеловозы, но ненамного. Трехпалые чешуйчатые лапы выбивали с твердой дороги пыль, которая залетала в окно кареты и заставляла сидевшего напротив Лердана морщиться.

Он предпочитал ходить пешком или ездить в паланкинах, хотя и признавал (очень неохотно, сквозь зубы), что кареты быстрее. Пристрастие жены к этим громоздким сооружениям, которые требовали ухода и содержания особо выдрессированных гармов, муж не одобрял, обосновывая это тем, что почти никто из знати так не делает. Ну, кроме самой богатой знати. Само собой, у эс-Наста насчитывалась не одна карета, а несколько — для него самого и дочери, да еще в летнем и зимнем вариантах. Простому рыцарю должно было быть лестно показать, что он ничем не уступает гораздо более высоким по статусу аристократам.

Лаана знала, в чем истинная причина его недовольства. В детстве Лердана скинул с себя гарм, да так, что он долго лежал при смерти. Эртанда тогда еще не отдали в обитель, и мать страшно не хотела этого делать, потому что лишилась бы сразу двух сыновей.

Лаана прекрасно ее понимала. Потеря ребенка в ее собственной душе оставила след черной, непроглядной пустоты.

Но Лердан полностью выздоровел и даже преодолел проявившийся страх перед гармами. Ну, почти. Наездником он был ровно настолько, насколько этого требовал рыцарский кодекс. Доказав учителям, что он умеет управлять ездовыми гармами, Лердан старался без нужды к ним не приближаться.

Поколебавшись, Лаана положила ладонь ему на колено. Может быть, мужа это успокоит?

— Мы уже близко.

— Я знаю, — как всегда, сухо отозвался он.

И как всегда, Лаану это острым коготком царапнуло по сердцу. Ведь мог же Лердан ну хоть чуточку ответить на ее сочувствие!

Нади, верная служанка, сидевшая рядом с госпожой, едва заметно покачала головой. Лаана сердито отвернулась. Ее разозлила реакция Лердана и еще больше досадило то, что кто-то это заметил. Мало того — выказал осуждение!

Покусав нижнюю губу, Лаана подумала, что, может быть, Лердан прав и она в самом деле подраспустила слуг. Стоило обращаться с ними построже. Даже спустя четыре года эта наука давалась ей нелегко — у семьи Ли никогда не было ни прислуги, ни рабов. В Шердааре их вообще ни у кого не было.

Сейчас не хотелось смотреть ни на Лердана, ни на Нади, поэтому Лаана уставилась в окно. Пейзаж за ним навевал скуку. Виноградники на фоне красноватых Эстарадских гор выглядели красиво, но тянулись уже с полчаса и надоели бы самому рьяному эстету. Граф эс-Наст мог бы разместить свой особняк и поближе к Тамин-Арвану. Но как же тогда впечатлить гостей обширностью своих владений?

Наконец, снаружи показались какие-то строения. Темп езды сменился — значит, главный дом был рядом. И действительно, скоро карета начала разворачиваться, остановилась и слегка качнулась. Это Таш спрыгнул с запяток, чтобы отворить для господ дверцу.

Лаана медленно спустилась с приступки, приняв руку вышедшего первым Лердана. Она уже несколько раз бывала в загородном поместье Чейлеба эс-Наста и все равно залюбовалась открывшимся зрелищем.

Главный дом походил на облако, которое спустилось с гор в долину. Его построили не из желтого известняка, который в изобилии добывали поблизости, в Эстарадских горах, а из серовато-белого камня, привезенного из каменоломен на западе. Лаана даже представить боялась, сколько стоила пересылка каменных блоков на такое расстояние.

Было у дома и еще одно отличие от других поместий возле Тамин-Арвана: его основание сделали круглым. Стены украшала тонкая резьба, а на первом этаже, создавая аллюзию на колонны арены, из плит выступали пилястры. Чтобы добиться одновременно изящности конструкций и надежности, такой, при которой ажурное строение выдерживало бы суровые силанские ураганы, Чейлебу пришлось нанимать архитекторов в столице. Впрочем, насчет надежности пока говорить было трудно. Еще ни один период бурь поместье не пережило. Его начали строить как раз с началом лет тихого ветра и закончили совсем недавно. Это граф и пригласил отпраздновать своих друзей, среди которых насчитывались почти все аристократы Тамин-Арвана.

От кареты ко входу в дом вела выложенная светлым камнем дорожка. По бокам стояли ряды рабов: под одной стороне мужчины, одетые в штаны и просторные рубахи по середину бедра, по другой — девушки, наряженные в свободные платья с высокими лифами и открытыми животами. Легкая полупрозрачная ткань развевалась на ветру и не скрывала приятных очертаний, которые дразнили воображение. Все рабы были, как на подбор, молодыми, красивыми и светлокожими.

И снова демонстрация огромного состояния Чейлеба. Лаана скрипнула зубами. Как торговка, она понимала, сколько денег граф вбухал в то, чтобы пустить гостям пыль в глаза. Одна лишь одежда стоила такую сумму, на которую рабов можно было кормить месяц. "Паутинная" ткань быстро рвалась и после первой же стирки часто приходила в негодность. Можно было не сомневаться, что все это пошито ради единственного приема. А сами рабы? За красоту приходилось переплачивать втрое, если не вчетверо.

В Шердааре человека, который позволил бы себе так тратить деньги, обсмеял бы весь город. Там знали цену деньгам. Наверное, поэтому в Огненных землях никогда не было ни рабов, ни вопиющей бедности, которая толкала людей самих продавать себя богачам.

С другой стороны, большинство людей в Шердааре жило гораздо беднее, чем здесь. И ученых к себе шерды приглашали из Силана, а не воспитывали своих…

Вспомнив о родине, Лаана оглянулась на Таша. Она взяла его сюда по просьбе Чейлеба. Граф услышал о случившемся на Пурпурной арене и захотел посмотреть на Повелителя огня — так шерда успели прозвать заядлые любители боев.

Он ошарашенно разглядывал ровные ряды склонивших головы рабов и возвышавшийся над ними дом. Наверняка еще ни разу не видел такого богатства и был поражен. Сразу захотелось привести его в чувство.

— Шиин!

Раб продолжал таращиться на поместье. На шердское имя он никогда не откликался, и Лаана поправилась, позвав его на силанский манер:

— Таш! Не стой столбом.

В рыжеватых шердских глазах (Лаана тоже всегда мечтала о таких, огненных, но ее природа наделила обычными карими) промчались огоньки. Он склонился, тряхнув копной волос.

— Простите, госпожа.

Карета покатилась по другой дорожке, а Лаана с Лерданом медленно зашагали вперед через рабов. У арки — входа в дом — гостей ждал сам граф. Его низкорослую фигуру Лаана увидела издалека. Страсть к увеселениям в полной мере отразилась на внешности первого человека Тамин-Арвана: кафтан, свободный в плечах, обтягивал толстое пузо, по бокам лица свешивались брыли, создавая вечно брезгливое выражение. Седые волосы были причесаны так, чтобы скрыть небольшую лысину. Но вряд ли бы кто-то стал на нее смотреть — все внимание привлекала одежда из парчи и шелка, перстни с крупными камнями и золотая цепь на шее, составленная из небольших квадратов с цветными орнаментами. В них узнавались гербы аристократических домов — графских вассалов.

Наверняка цепь весила немало, а парча — тем более. Лаана выбрала для визита легкое платье из синего с алым шелком, и то спарилась в духоте солнечного летнего дня. Должно быть, Чейлебу было невыносимо жарко. Догадка подтвердилась — виски графа взмокли от пота, а сквозь ореол духов пробивался резкий запах.

В этом вульгарном человеке не было ни следа достоинства, присущего подлинному аристократу — Хинтасу. Мужчины одного поколения и схожего положения, они странно выглядели рядом — как луна и солнце. И увидеть вместе этих давних соперников было так же невозможно. Пригласив почти все аристократические дома Тамин-Арвана, о бароне эс-Бире Чейлеб "забыл".

— А вот и вы, вот и вы! — бодро поздоровался он.

Лердан чопорно поклонился.

— Тихих ветров и милости Иля, ваша светлость.

— Бросьте формальности! Это же неофициальная встреча. Будете лизать мне пятки где-нибудь в ратуше, — Чейлеб рассмеялся, не заметив, как дрогнуло лицо Лердана. Зато заметила Лаана и почувствовала, как на мгновение сжалась его ладонь, крепко державшая жену. — Идемте, я проведу вас к другим гостям и заодно покажу дом. Как вас, кстати, мои владения?

— Очень впечатляюще, — сдержанно ответила Лаана.

Дом эс-Мирд не мог похвастаться и двадцатой долей земель, в которых хозяйничал граф.

— А-ха-ха! Приятно слышать такое от чужеземки. Уверен, я сегодня вас еще многим смогу поразить. А это тот самый знаменитый раб, который чуть не сжег бойца дома эс-Гор?

Он заглянул за спины эс-Мирдов, и те отошли в сторону, открывая Таша. Шерд стоял потупившись.

— Это была случайность, ваша светлость, — сказал Лердан. — Вы же не верите нелепым слухам, что раб способен вызывать огненные вихри?

Чейлеб снова засмеялся. Лаане это уже начинало действовать на нервы.

— Нет конечно! Вам бы тогда пришлось сдать его в обитель. Или вернуть шердам? Великий Иль, я даже не знаю, как придется поступить, если он действительно окажется одним из тех воинов-ашареев, о которых рассказывают шердские легенды!

— Именно — это всего лишь легенды, — сдержанно уточнил Лердан. — Я не думаю, что такой воин мог очутиться среди простых рабов, даже если шерды склонны преувеличивать силу своих воинов. Я видел, как они впадают в боевое безумство, но никогда не слышал, чтобы кто-то из них зажигал огонь одним желанием. Как я уже и сказал, произошедшее на арене было всего лишь совпадением.

— Я с вами полностью согласен, — граф качнул головой и промокнул пот на лбу. — Окажись такое правдой, это было бы престранно. Но случай был забавный, да, забавный. Его обсуждали даже в перерыве на городском совете! Шерд-победитель на Ильтиреве — это было бы что-то, вам так не кажется? Лердан, вы же позволите устроить сегодня перед гостями показательный бой между вашим и моим бойцом? Не до травм, просто ради развлечения. Я понимаю, что шерд еще нужен вам на Ильтирев, — он с ухмылкой похлопал Лердана по плечу.

Муж бросил на Таша встревоженный взгляд. Лаана знала, чего он боится, — что у раба опять будет ашарей. Но отказать графу даже в малейшей просьбе означало нажить себе неприятности, а Лердан давно догадался, что последует за просьбой привезти шерда на праздник.

— Как пожелаете, ваша светлость.

— Вот и прекрасно! — Чейлеб потер потные руки. — Идемте, идемте, другие гости нас уже заждались.

* * *

Лердан ходил по внутреннему дворику мрачнее тучи. Никто, кроме Лааны, этого бы не заметил, но она чувствовала недовольство супруга. В том, как он резкими движениями огибал столики с закусками, расставленные между горшками с деревьями; в том, как скупо улыбался на велеречивые приветствия других аристократов. Его воспитывали в старых, суровых традициях, во главе которых стояли честность и порядочность, а вокруг Чейлеба собиралось много лицемеров. "Пятколизы", — называла их про себя Лаана, используя то же выражение, что и граф, который сам был невысокого мнения о своем окружении.

Это окружение сейчас расположилось во внутреннем дворе, под сенью деревьев и цветочных кустов из Ллитальты. В центре журчал небольшой фонтан, откуда на потеху гостям лилось вино. Повсюду стояли каменные скамьи и деревянные кресла, которые можно было передвинуть, чтобы присоединиться к отдыхающей компании или наоборот, скрыться за колоннами аркад. Музыканты играли ненавязчивую мелодию. Вторя ей, где-то наверху выводили трели экзотические птицы, а в углу ворочал кожистыми крыльями птенец варха — хищной и невероятно опасной твари, которая водилась в Огненных землях. Чейлеб объявил, что хочет его приручить. И действительно, злобная полуптица-полуящер равнодушно косилась на всех, кто подходил к клетке, вместо того чтобы бешено бросаться на них, как это бывало на воле. Большим вниманием варх ожидаемо пользовался у мужчин. Женщины к нему приближаться опасались и показывали на него пальчиками издалека.

Каким бы ни был граф, следовало признать, что поместье у него отменное. Лаана наряду с другими гостями наслаждалась удобством и свежестью.

Поздоровавшись со знакомыми, Лаана воспользовалась тем, что она не так интересна присутствующим, как ее муж, глава дома эс-Мирд, и обосновалась у столика с чашей, наполненной чищеным коловником. Молодой раб-силанец колол жесткую скорлупу, постоянно подкладывая в чашу новые ягоды.

Вдоволь налакомившись, Лаана взяла кубок с вином и спряталась за апельсиновым деревом, украдкой наблюдая за гостями. Среди их цветных нарядов и зелени сада то и дело мелькали белые платья рабов, которые подливали напитки, добавляли закуски или выполняли мелкие просьбы гостей. Нади сидела в комнате для слуг, пока ее помощь не требовалась. Но Лаана отнюдь не высматривала помощницу.

Апельсиновый цвет приятно пах. А еще отсюда было очень хорошо слышно расслабленные беседы некоторых гостей. Они успели вдоволь угоститься отменным вином, которое щедро предлагал эс-Наст, и не обращали внимания на скрывавшуюся за деревом стройную женщину, а потому говорили чуть развязнее, чем следовало.

Впрочем, вряд ли из их слов можно было сделать большой секрет. Официальное время сбора гостей и начала праздника уже наступило, а места оказались заняты далеко не все. Кто-то отговорился болезнью, кто-то — тем, что нужно навести порядок в своих владениях после череды бурь. Мужчины возле колонны, к которым прислушивалась Лаана, подозревали в их отсутствии совсем иные причины.

Один Великий Иль знал как, но каким-то чудом барон Хинтас эс-Бир умудрился выиграть давнюю тяжбу с эс-Настом по поводу плодородного участка земли в долине. Ссора поднялась из-за ничтожного куска, на котором едва огород-то можно разбить. Тем не менее дело дошло аж до королевского суда, а в разборе принимал участие сам юный повелитель. Никто не сомневался в том, что победит эс-Наст — его политический вес, да и вес его кошелька, сложно сравнить с баронским. И все же король вынес решение в пользу Хинтаса.

Лаана продолжила слушать. По ее личному опыту, даже самые достойные мужчины сплетничали не в пример больше базарных баб. Всего лишь только на победе эс-Бира все закончиться не должно было. И точно — они стали обсуждать недавние скандалы с участием барона.

"А то как он сделал пожертвование главному храму Иля — ты же слышал, да? — возмущался первый. — Об этом не услышать, только если уши заткнуть. Каждый дурак жужжит о том, как эс-Бир дал денег на отстройку и расширение жилищ для рабов, укрывшихся в храме от хозяев. Раньше они ютились в жалких халупах на территории храма, вот туда никто и не торопился, а теперь будут стремиться всеми правдами и неправдами. Ну, то есть неправдами они не могут, но каково хамство со стороны барона по отношению к равным по статусу? Это выглядит, чуть ли не как предательство!"

"Он ищет протекции народа: бедняков и истово верующих, — взвешенно отвечал второй, гораздо более образованный и явно более умный. — Хороший расчет: теперь они считают, что барон в равной степени заботится и об ущемленных, и о прославлении Иля. А граф забылся, решил, что его позиции незыблемы, и стремительно теряет поддержку аристократии. Посмотри, сколькие сегодня откликнулись на его приглашение? Ладно, убедил, многие, но не все. Эс-Бир — умный человек, он пользуется открывшимися возможностями. Помнишь последнее голосование в ратуше? Какой был перевес в пользу его проекта против того, что предлагал эс-Терон? Все знают, что он преданный сторонник графа. И где он сегодня?"

Чем дальше, тем шире расплывалась улыбка на губах Лааны. Хинтас был на верном пути, а значит, их общее дело тоже.

Решив, что можно съесть еще одну ягодку, чтобы смягчить терпкость напитка, она вернулась к столику с коловником. Сладость патокой растеклась по языку. Лаана ненадолго задержала дыхание и зажмурилась. Как же вкусно!

— Спасибо, — сказала она рабу, когда тот положил на блюдо еще одну ягоду.

Юноша вскинул на нее изумленный взгляд из-под пушистых ресниц и, опомнившись, тут же уставился вниз.

— П-пожалуйста, — не сразу сообразив, ответил он.

— Я тебя за день первая поблагодарила, да?

— Да, госпожа.

Блюдо с нечищеными ягодами уже наполовину опустело. Руки раба едва заметно подрагивали от усталости.

Потянувшись за комочком розоватой мякоти, Лаана оборвала движение и отошла от столика. На сегодня коловника хватит.

Ничего, этим рабам недолго осталось терпеть неуважение к себе. Хинтасу с его увеличивающимся влиянием несложно будет скоро получить новый, более высокий титул. А если с эс-Настом случится какое-нибудь несчастье…

— Лил!

Она обернулась на знакомый звонкий голос. Через аркаду к ней семенящими шажками бежала молодая женщина в теле, с уложенными в два рога косами и развевающимся за спиной широким платком, который должен был бы накрывать голову. Лаана улыбнулась. У задорной девчушки, которая так неожиданно превратилась в полноватую мать семейства, всегда все было набекрень.

Тиана эс-Малих, троюродная сестра Лердана, была единственном человеком, которого Лаана могла назвать своей подругой, и одной из немногих, кто общался с шердкой на равных. Другие аристократы частенько кривили нос при виде безродной чужестранки, пробившейся в высшую касту, даже если Лаана, будучи замужем за рыцарем, занимала в ней самое низкое положение. Удивительно, но сам эс-Наст таким разборчивым не был. Больше всего он ценил деньги, а потому с удовольствием приглашал всех, кто мог похвастаться толстым кошельком, не только в Тамин-Арван, но и к себе домой. Среди сегодняшних гостей нашлись и другие шерды, которые, как и Лаана, благодаря деньгам неплохо обосновались в городе, и просто богатые горожане, занимавшие в Тамин-Арване видное положение.

Конечно же, эс-Наст не мог не пригласить главу дома эс-Малих и его жену, даже несмотря на то что строгий Свэссек не ездил на подобные пиры. Тиану он тоже обычно не отпускал, даже после того как она год за годом рожала ему трех сыновей. Лаана боялась, что подругу опять будут держать под замком. Но вот она сверкала своей улыбкой, делая этот вечер гораздо интереснее, чем он казался еще полчаса назад.

Следом поступью хищной кошки вышагивала невысокая стройная силанка. На гладком личике выделялись ярко накрашенные алым губы, распущенные золотистые волосы струились по спине, показывая незамужний статус девушки. На лбу локоны придерживал обруч с сапфиром, оттеняющим голубые глаза. Широкое декольте спускалось на самую грань приличий, оставляя покатые плечи обнаженными. Благодаря покрою шелковое платье открывало гораздо больше, чем прятало, и на девушку оборачивался почти каждый мужчина во дворе. Лаана с облегчением отметила, что Лердан в сторону Вириты эс-Наст даже не глянул. Коротко поклонился, как требовал этикет, и продолжил неспешную беседу с двумя другими рыцарями.

Вирита была еще младше шердки, а о ее развратности уже ходили притчи во языцех. Девчонку проклинали все жены аристократов и, что не удивительно, любили, но не слишком уважали мужчины. Лаана не сомневалась, что полупрозрачная одежда рабов, под которой было видно даже полоски волос в паху, это ее идея. Она обожала ставить людей в неудобное положение и следить за их смятением. Ничего удивительного, что такая дочь выросла именно у Чейлеба, который не чаял в ней души. Единственное, что Лаана не могла понять — как граф терпит все эти дикие слухи, которые изрядно запачканной вуалью окружают его единственного ребенка? Ладно бы интрижки с молодыми родовитыми мужчинами — можно было понять и их, и девушку, которой однажды предстояло выйти замуж совсем не по любви, а за статус. Но пьяные оргии с участием выступавших на арене рабов, о чем Лердану сболтнул кое-кто из знакомых…

Поэтому при виде Вириты рот Лааны дернулся. Она поспешно изогнула губы в улыбке. Компания Тианы беспокоила, но с этим можно будет разобраться позже. Вежливость превыше всего.

Когда родственница схватила ее в крепкие объятия, Лаана позволила себе расслабиться и расплыться уже в самой настоящей, искренней улыбке.

— Тиана, милая, как же давно я тебя не видела!

— А я тебя как!

— Ты похудела? — осведомилась она шепотом, хотя Тиана явно прибавила в весе.

Та поморщилась.

— Не пытайся мне льстить, я прекрасно знаю правду.

— Уверена, длительная прогулка по поместью пошла вам на пользу, — встряла Вирита.

Лаана склонила голову, приветствуя юную хозяйку.

— Долгих лет благоденствия, Вирита.

Девушка царственно кивнула.

— Надеюсь, вы пожелали того же самого моему отцу. Он так располнел в последнее время, а его сердце шалит и взбрыкивает, как молодая любовница! Пожалуй, ему стоило бы брать пример с вас, Тиана, и почаще прогуливаться.

Подруга зажмурилась от похвалы, но Лаане эти слова показались двусмысленными. То ли комплимент, то ли оскорбление, ведь Тиана прибавила в весе после трех родов и безвылазно сидела дома, выбравшись только сюда…

То, что сделала Вирита дальше, понравилось ей еще меньше. Девушка хищно улыбнулась, а в ее взгляде промелькнуло что-то от варха, который начал хрипло каркать на надоевших людей.

— Кого я вижу! Неужели блистательный воин и элегантный кавалер Лердан эс-Мирд наконец-то польстил нам своим присутствием? Его нечасто можно увидеть на светских приемах. Кажется, я теперь понимаю почему.

— И почему же? — не удержавшись, спросила Тиана.

— Кажется, — заговорщицким тоном сказала Вирита, — он тоже слегка располнел. А ведь ему всего двадцать три! Может быть, Лердан боится, что враги заметят, как он теряет боевую хватку? — девушка рассмеялась перезвоном хрустальных колокольчиков, но Лаана могла поклясться, что в ее глазах небожителя горит огонь Урдовых кузниц. Та вдруг погрозила шердке пальцем. — Лил, баловница, что же вы делаете со своим мужем! Так вскружили ему голову, что он забыл о воинском долге!

— Долг для него священен, — как можно мягче ответила Лаана, сдерживая ярость. Ну конечно, Вирита не могла и мгновения провести, чтобы кого-нибудь не облить грязью. Не будь она дочерью первого человека Тамин-Арвана, шердка уже давно вылила бы ей на голову плескавшееся на дне кубка вино. — Вы давно его не видели, наверное, забыли, как он выглядит.

— В таком случае воспользуюсь этой возможностью напомнить себе его внешность и пойду поздороваюсь. А вы наслаждайтесь, ведь этот вечер для вас! И не стесняйтесь пить побольше вина — погреба эс-Настов самые длинные во всем Силане! — Вирита обвела рукой дворик, приглашая отдыхать, и отошла от двух подруг.

Похоже, что Лаана слишком сильно заскрежетала зубами, наблюдая за тем, как дочь Чейлеба, покачивая бедрами, направляется к мужу. Самым неприятным было то, что она попала в точку — Лердан действительно в последнее время по утрам иногда пропускал ежедневные тренировки и старательно избегал расспросов, что случилось.

Тиана ткнула ее в бок.

— Улыбайся, — шепнула она.

Лаана и правда улыбнулась — подруге — и еще раз ее обняла.

— Я по тебе соскучилась.

— А я как по тебе истосковалась! — ответила Тиана.

Невзирая на радость от встречи, Лаана не могла удержаться от того, чтобы не оборачиваться на Лердана. Подруга, проследив за ее взглядом, понимающе вздохнула.

— У вас все наладилось?

— Даже не спрашивай, — отрезала шердка.

Тиана хмыкнула.

— Значит, мне кажется, что ты все время смотришь на того смуглого паренька? Кстати, кто он и как у тебя оказался? Шерды редко попадают в рабство. Может… — она хитро прищурилась. — Может, он продал себя сам, чтобы попасть к прекрасной соплеменнице?

— Если бы. Я его купила только потому, что он спас меня от пожара на рынке.

— Того самого пожара? Ах! — полноватая силанка закатила глаза и картинно поднесла руку ко лбу. — Вот это история! Это так романтично!

— Не очень, — сказала Лаана, не поддержав игривого тона. — Лер решил, что этот шерд должен сражаться от нашего имени на Ильтирев.

— Ох, — голос Тианы сразу стал печальным. — Сочувствую. Знаю, как ты к этому относишься. Да и жалко было бы потерять такого красавца, — она с интересом, нисколько не скрываясь, осмотрела раба с головы до пят. Таш замер рядом с господином, уставившись в пол, и чему-то кивал. Кажется, Лердан и Вирита обсуждали шерда. — Лер не ревнует? Я бы на твоем месте в такого влюбилась!

Лаана чуть не сказала: "Я бы тоже", но вовремя прикусила язык. Все-таки Тиана приходилась эс-Мирдам родственницей, и нельзя было давать семье повод сомневаться в супружеской верности. Родители Лердана и так всеми возможными способами выражали новой "дочери" свое неудовольствие тем, что после Сарта у нее нет детей.

Она украдкой глянула на Таша. Да, повод нельзя было давать, но и трудно было отрицать, что шерд привлекателен. Его не портили даже несколько мелких шрамов на лице, странным образом добавлявших ему очарования. Смуглая кожа с медным оттенком выделяла его среди бледных силанцев, яркие глаза горели пламенем, на сильных руках вздувались жилы. Как бы Лаана хотела, чтобы ее обнимали такие руки! Настолько крепко, страстно, жарко, чтобы спирало дыхание!

По низу спины пробежали мурашки. Лаана поспешно отвернулась.

Это в ней говорило вино, не иначе.

— А может быть, и не влюбилась бы, — разочарованно сказала Тиана, получше рассмотрев шерда. — Глаза слишком раскосые, нос неправильной формы. И шрамы — некоторые находят в них очарование и мужественность, но я вижу лишь обезображенное лицо. Фигура у твоего раба подтянутая, но все же в целом он мрачноват для меня. А вот Лердан!.. — подруга томно вздохнула. — Как же тебе все-таки повезло с мужем! Молодой, высокий, статный, всегда сдержанный, настоящий аристократ, да еще божественно красив!

"Только холодный, как зимний ветер", — мысленно продолжила Лаана.

Он часто твердил, что им пора спать в одной спальне, но ничего для этого не делал.

— И что у вас не ладится, — протянула Тиана. — Не понимаю. Давно бы уже все обсудили и жили обычно, как все.

— Не все можно решить простым обсуждением, — заметила Лаана.

— Не все, — признала подруга, вдруг загрустив. Наверное, вспомнила собственного мужа-тирана. — Я понимаю, что тебе хочется больше темпераментности в Лере. Но такой уж он человек. Наверняка ему тоже сложно рядом с таким огоньком, как ты, Лил.

Она натянуто улыбнулась. Это верно, когда ветра Силана сходились с пожарами Шердаара, не выходило ничего хорошего — в горах каждый год десятками гибли путники от огненных вихрей. То же самое можно было сказать и про двух супругов. Только от их горячих споров и ссор пока никто не пострадал.

И ведь не уйти никуда, не сбежать. Законы Силана не поощряли жен, сбежавших от мужей. Не примут такую женщину и в Шердааре. Отец, который во главу угла ставил расчет, а не чувства, будет припоминать это всю жизнь и вряд ли поможет. Ведь это было его желание — выдать дочь за влиятельного силанца, тем самым укрепив торговые позиции в родной стране и расширить влияние на новые земли. А мысль о том, чтобы поступить, как собственная мать, внушала Лаане отвращение. Она не понимала, как можно оставить своего ребенка и уйти в дальний монастырь служить Создателю. Даже если муж противен до тошноты, ни разу потом не приехать к родной дочери… Это до сих пор не укладывалось в голове, хотя к двадцати годам Лаана стала терпимее относиться к поступку матери. Слишком многие шердки вокруг подумывали о том, чтобы сделать тот же выбор, пусть и следовали ему единицы.

У Лааны не было детей, она никого не бросала, но и этот единственный выход совсем не казался ей выходом. Лучше уж потерпеть холодного мужа, чем отречься от семьи и запереть себя в четырех стенах на всю оставшуюся жизнь.

— А как твой Свессэк? — перевела она тему.

— Как-как… Простыл. Лежит в горячке, спит сутками. Как, по-твоему, я еще могла здесь оказаться? — с сарказмом засмеялась Тиана. — Детей оставила нянькам и уехала. Сил моих уже нет. Свессэк меня даже во двор не пускает. Ты представляешь? Даже во двор! Сначала говорил, что я там простужусь, теперь — что там слишком много рабов. Ведь кто-нибудь из них может в меня влюбиться! Интересно, кто же в меня такую влюбится? — она развела руки, указывая на свое полное тело. — А еще Свессэк наслушался историй о том, как графиня эс-Дион заставляла своих рабов ублажать ее, пока те в прямом смысле слова не погибали от изнеможения. Теперь все рабы-мужчины вынуждены бегать докладываться, не прикасались ли они ко мне лишний раз. Ведь я могу им приказать сделать что-нибудь неподобающее! Так я вижу у колыбели, не видя белого света. Нет, Лаана, — Тиана покачала головой. — Ты не представляешь, насколько ты счастлива. Детей нет, муж тебя взаперти не держит. Не рожай снова, пока тебя к стенке не припрут. Хоть подышать успеешь.

Лаана погладила ее по плечу. Подруга любила своих детей и в отличие от многих аристократок предпочитала заниматься ими сама. Но у всего есть предел.

"Не всем так повезло с мужьями, как мне", — стукнула в голову непрошеная мысль.

Лаану снова потянуло обернуться. Лердан уже стоял один — и без Вириты, и без Таша. Поймав взгляд жены, он направился к ней. В это время кто-то из леди узнал Тиану, и та, пообещав присоединиться к Лаане позже, упорхнула щебетать с очередной собеседницей. И не забыла прихватить полный кубок вина с подноса.

Лаана, тепло улыбнувшись, покачала головой. Похоже, Тиана собиралась отдохнуть за все три года, что не выходила в свет.

А Лердан был еще мрачнее, чем раньше. Казалось, что даже его собранные в воинский хвост волосы жестко топорщились, отражая настроение мужа. Приблизившись к жене, он поискал вокруг, нашел у апельсинового деревца вино и опустошил сразу целый кубок, почти не разжимая зубов.

Лаана осторожно приобняла его за локоть.

— Что случилось? Как Вирита?

— Язвила, — едва слышно ответил Лердан.

— Не обращай на нее внимания. Ты же знаешь…

— Да. Будь я одним из ее трофеев, она бы разговаривала совсем по-другому, а сейчас вовсю поливает меня ядом.

Лаана спрятала злорадную ухмылку и поближе придвинулась к мужу. И потому, что светские правила требовали на людях играть роль влюбленной четы, и потому, что вдруг ощутила в Лердане что-то более горячее, более эмоциональное, чем обычно.

— Прошлась по твоей внешности? — уточнила она.

— Да. Намекнула, что мне стоит сменить или портного, или наряды, потому что старые на меня уже не налезают, а рыцарю нельзя так позорить себя в обществе.

Сдерживать смех Лаана не стала. Если кого и следовало в этом обвинять, то точно не Лердана.

— Глупости. Не переживай. Тиана только что восторгалась твоей статностью, а она врать не станет.

Муж хмуро мотнул головой. Наверное, это должно было означать кивок. Но по напряжению мускулов чувствовалось, что Лердан успокаивается. Возможно, на него наконец-то подействовало вино.

— Кстати, — осторожно начала Лаана. — Ты ведь в самом деле стал пропускать тренировки. Почему?

Он дернул плечами.

— Мелочи. Это не стоит обсуждения.

Лаана невольно выпрямилась. "Кровь Кеша! Ну же, Лер, не порти момент!"

— Может быть, мне все-таки стоит знать?

Лердан посмотрел в ее глаза и вздохнул.

— Я стал видеть что-то странное. Какие-то линии в воздухе. Они появляются, когда я вхожу в раж и забываю о том, что меня окружает. Пару раз я разбил во дворе вещи, хотя не понимаю, как это сделал. Как будто их ветром снесло. Это началось примерно в то же время, когда ухудшилась погода. Я испугался, что это может быть каким-то образом взаимосвязано, но, судя по всему, нет.

Его слова, перебиваемые веселой песенкой лютниста, прозвучали если не страшно, то по меньшей мере тревожно. На мгновение Лаана засомневалась — верить ли им? Уж очень они походили на тут же сочиненное и потому глупое оправдание своей лени.

Наверное, заметив выражение ее лица, Лердан махнул рукой.

— Не бери в голову. Я же сказал: чушь какая-то. Скоро пройдет. Что нам действительно сейчас нужно сделать — это подойти к той компании.

Он указал на группу рыцарей, с которыми недавно здоровался. Те все еще что-то горячо обсуждали. Впрочем, одному из них спор явно наскучил, и он приобнял проходившую мимо рабыню эс-Наста, бесстыдно обнажая ее плечо. Ткань спускалась ниже и ниже… Что бы там ни утверждал Чейлеб насчет начала праздника, некоторые уже вовсю отдыхали.

— Эстан говорит, что его знакомый из деревни в горах видел прячущееся шердское войско, — продолжал Лердан.

— Не может быть! — вырвалось у Лааны. — Шердаар не нападет на Силан, у нас же мирный договор. Да и я бы знала — отец бы меня предупредил!

— Я тоже так думаю, но идиот Эстан не прекращает трепать языком. Если его не переубедить, это повредит нашей торговле.

— Подожди чуть-чуть, мне надо привести себя в порядок.

Лаана достала из поясной сумочки зеркальце, убедилась, что хорошо выглядит, и подобрала подол, который спускался на вычищенные до блеска мраморные плиты дворика.

— Я готова. Отведешь меня к ним, дорогой?

— Как скажешь, милая.

Пришло время заняться тем, ради чего эс-Мирды и выходили в свет.

Глава 12. Раб

С тех пор как вошел в дом графа, Таш старался смотреть только в пол. И дело было не в полупрозрачных одеждах рабынь, которые будто нарочно задевали шерда разлетающимися подолами. Наоборот, девушки подвернулись очень кстати, хотя в другой раз Таш наверняка решил бы, что это уж слишком.

Пускай все думают, что он краснеет и потеет из-за того, что стесняется округлых грудей и открытых пупков. К Урду их. Нет, он очень даже не против потискать какую-нибудь девчонку в углу. И даже не просто потискать. Но не сейчас. Потом. Когда он избавится от проклятого свертка, который вручил Ксалтэр.

Первое, что сделал Таш, когда получил посылку, это порвал веревки, размотал тряпицу и посмотрел, что ему подсунули. Он ожидал чего угодно: золото, оружие, дурманящие травы, но только не того, что увидел.

Это оказались клещи — небольшие, в ладонь размером. Их покрывал витиеватый узор, похожий на магические письмена. О его предназначении можно было только догадываться. Таш бы даже посмеялся, что Ксалтэр навертел столько всего из-за обычных клещей, если бы наверняка знал происхождение и предназначение инструмента. Обычную вещь и передали бы обычным способом. Значит, либо клещи сворованы, либо их изготовили хранители. А за любые отношения с ними власти грозили казнить без суда.

И этот предмет Таш носил с собой в доме человека, олицетворявшего в Тамин-Арване закон.

К счастью, клещи оказались небольшими. Их удалось спрятать в складки кушака, который опоясывал штаны, иначе план Ксалтэра полетел бы к Урду. Но при движениях инструмент мешался, заколдованное железо не хотело прилегать к телу, и Таш боялся, что весь его секрет самым нелепым образом вывалится наружу или кто-то заметит торчащую рукоять клещей.

Поэтому он и не поднимал головы. Так было удобнее следить за тем, чтобы ничего не случилось. А еще создавалось обманчиво-уютное впечатление, словно на него никто не смотрит и видит его пропитанные ложью глаза.

Большая часть красот поместья прошла мимо внимания Таша. Хотя, когда волнение слегка отступало, ему хотелось пойти подразнить когтистого варха или ущипнуть за зад одну из рабынь-служанок. Уж последнее точно никто не запрещал. Из комнаты для слуг, куда некоторые гости отправили своих помощников, доносились смех и непринужденная болтовня, а иногда — злые окрики девушек, которые не носили на шее заколдованные обручи и огрызались на приставания. Рабыни во внутреннем дворе шлепать по аристократов рукам не могли, и кое-кто из них этим нагло пользовался. Пока что подъехали не все гости, было выпито мало вина, но некоторые мужчины уже усадили себе на колени полногрудых красавиц, не стесняясь чужих многозначительных взглядов.

Таш понимал этих людей, тем более что девушек, кажется, сюда привели именно для этого, да и сами они не выглядели сильно недовольными. Раб впервые гостил в настолько богатом доме. Даже фонтан в центре внутреннего двора покрывала позолота, а прогорклого запаха сальных свечей — признака домов победнее — было не унюхать. Если бы тут правда жгли такие свечи, их вонь скрадывалась бы ароматами цветов, фруктов на блюдах и сладких духов, которыми себя обильно поливали аристократы. А стоило поднять голову, как она начинала кружиться от великолепия — фрески, колонны, завитушки, золото и драгоценный бархат…

В таком месте хотелось думать о чем угодно, но только не о серьезных вещах. Вино, красивые женщины, вкусная, сытная еда, похвальба перед другими гостями — вот что подходило поместью эс-Наста, а вовсе не мысли, что случится, если у раба найдут контрабанду. Это было еще одной причиной смотреть в пол. Меньше отвлекаешься — лучше сосредоточен на деле.

Но пока Таш не представлял, как выполнить задание. Это беспокоило. Ксалтэр сказал оставить клещи за одним из цветочных горшков возле комнаты слуг. Казалось бы, проще простого: своих рабов там оставило большинство гостей. Нади — помощница Лааны — тоже отправилась туда, но шерду хозяин приказал следовать за ним, во внутренний двор. Таш упорно пытался придумать, что ему может понадобиться в комнате для слуг, однако фантазия подводила. Выгребные ямы (то есть целый павильон с туалетами — граф не разменивался на мелочи), которые могли бы послужить очевидным поводом, лежали совсем в другой стороне. Можно было "заблудиться", но привлекать к себе внимание нелепыми объяснениями не хотелось. В голосе господина и так не чувствовалось ничего хорошего, когда он отрывисто приказал: "Не смей позорить меня снова".

Когда эс-Мирд это произнес, от него повеяло холодом зимнего урагана.

Таш не горел желанием проверять границы хозяйского терпения. Потому он смирно таскался за господином, пока тот показывал его другим гостям, как ручную обезьянку из буйных лесов Ллитальты. Таш предпочел бы сравнить себя с гордым вархом, который ворчал на всех из клетки и пару раз ударил клювом по прутьям, но прекрасно понимал — в нем видят не варха, а псину на поводке. В лучшем случае — ту самую мартышку.

Шерд повел плечами, избавляясь от неприятного впечатления.

Да, он мартышка. Как и все рабы. Следовало осознать это давно, а не тешить себя дружбой с Илартаном. В конце концов бывший хозяин так к нему и отнесся — как к бессловесной твари, которую можно сдать в наем.

— Какой опасный взгляд!

Восторженный возглас раздался от белокурой девушки в струящемся одеянии, которое немного напоминало платья рабынь. Еще не поняв, кто она такая, Таш залюбовался ее бедрами, которые очерчивали несколько слоев воздушной ткани. В длинном разрезе открывались точеные ножки, которые привлекли внимание не только шерда.

Приподняв взгляд, Таш решил, что лучше его все-таки опустить. Негоже рабу пялиться на грудь высокородной дамы, даже если ее вырез доходит до пупка. Кем бы девушка ни была, чужое мнение ее явно не волновало.

— Это же тот раб, о котором мне рассказывал отец? — продолжала она высоким тоном. — Его легко узнать по глазам! Так и кажется, что из них сейчас посыплются искры!

Господин отвлекся от пустого разговора и сдержанно поклонился.

— Долгих лет благоденствия вашему дому, госпожа Вирита.

— И вам, Лердан, и вам. Я уже поздоровалась с вашей женой и троюродной сестрой Тианой. Мы с ней…

Таш перестал слушать. Хозяин уже с четверть часа ходил по внутреннему двору и говорил со всеми примерно на одни и те же темы: погода, Урдовы дети простолюдины, которые мешали просто тем, что существовали, неурядицы на границе, прекрасное вино из погребов графа. Раб тоже наверняка стал лишь поводом для очередного переливания из пустого в порожнее.

Но нет. Несколько раз ехидно пройдясь по внешности господина (кажется, между этими двумя было что-то, что плохо закончилось), Вирита перевела внимание на Таша.

— Не удивлена, что вы боитесь выходить на арену сами и вместо себя выставляете этого раба. Его тело впечатляет… Это заметно даже через одежду.

— Я должен беречь свои умения для защиты силанцев, когда грянет война, а не рисковать жизнью ради развлечения толпы, — жестко ответил эс-Мирд. — С последним справится и раб.

— Возможно, — Вирита неопределенно взмахнула рукой. В приглушенном свете дня блеснули золотые кольца. — Однако война не предвидится. Во всяком случае, не с Шердааром, пока у них дрязги с Исихсасом. А прячась за рабом, вы отдаете ему ту славу, которая могла бы возвысить вас над людьми. Вам это не кажется неправильным — что раб получит то, что по праву принадлежит нам, аристократам?

— Победа в боях на Ильтирев неизменно достается дому эс-Наст. Мне это не кажется неправильным. А вам?

По короткой заминке можно было понять, что господин произнес вовсе не то, что собирался. Похоже, Вирита этого не заметила. По дворику бубенцами рассыпался ее легкий, чуть с хрипотцой, смех.

— Надеюсь, ваш меч так же остер, как ваш язык, Лердан. Но вернемся к этому очаровательному рабу. Мой драгоценный родитель говорил вам, что он хочет устроить небольшой бой между вашим и его чемпионом? Победить бойца барона эс-Гора — поистине впечатляющее достижение. Некоторые даже стали поговаривать, что ваш раб вполне в состоянии обойти на арене воинов моего отца! Хотя, — шепотом добавила девушка, — еще говорят, что у барона эс-Гора началась страшная полоса неудач и винить в проигрыше стоит именно ее.

Один из гостей, будто услышав свое имя, повернулся, нахмурил кустистые брови и продолжил ленивую беседу. Должно быть, это и был эс-Гор — в его выступающих скулах, квадратном подбородке угадывались черты Рольта.

Таш навострил уши. Ему так и не сказали, какого Урда он понадобился хозяевам в графском поместье. Обученный на воина, он плохо прислуживал и не мог сравниться с вышколенными слугами, которых у эс-Мирдов хватало с лихвой. Господин предупредил, что, может быть, придется показать боевые умения, но он и сам не был в этом уверен.

Эс-Мирд кашлянул.

— Сочувствую барону. Мне ни о чем не говорили. Однако если вы попросите о бое, я не откажу.

— Тогда я могу забрать этого премилого шерда, чтобы подготовить его к бою? — вкрадчиво произнесла Вирита.

Казалось, господин удивился.

— Слышал, что отец передал вам управление виноградниками, но не знал, что вы теперь и лично готовите рабов к боям. Разве подобное занятие подходит знатной даме?

— Ах, Лердан, Лердан, — в голосе графской дочери ощущалось легкое сочувствие. — А я уж было решила, что вы, забросив тренировки с оружием, в самом деле взялись за свое остроумие. Увы, словесные уколы вам удаются так же плохо, как и раньше. Я люблю все, что любит мой любимый родитель, в том числе и сражения на арене. В конце концов, из всех братьев и сестер я единственная, кто дожил до совершеннолетия. Скоро я приму все дела дома эс-Наст и буду вести их до тех пор, пока для меня не найдется подходящий муж. Так почему бы мне не начать разбираться и в том, что касается боев?

Господин склонил голову.

— Простите меня. Я не хотел вас обидеть. Конечно же, Таш в вашем распоряжении.

— Чудесно. В таком случае я заберу его у вас на какое-то время. А пока что наслаждайтесь вечером! По дороге сюда я видела, что подъехали последние гости. Настоящие развлечения начнутся уже совсем скоро.

— Спасибо, госпожа Вирита.

Таш не смел поднимать голову и потому не видел выражение лица девушки, но поймал взглядом ее раздраженный жест. Должно быть, Вириту разочаровал холодный тон собеседника. У эс-Мирда плохо получилось скрыть, что развлечения его не интересуют.

Зато Вирите явно не терпелось к ним приступить.

Она сладким голоском приказала Ташу следовать за ней. Округлые бедра графской дочери соблазнительно покачивались из стороны в сторону, когда она шагала по мраморным плитам внутреннего двора. Резковатые движения выдавали торопливость, но Вирите пришлось несколько раз остановиться, чтобы поздороваться или ответить на вопросы гостей. Чаще всего ее поздравляли с тем, что завершилось строительство великолепного поместья. А Таш в это время изо всех сил пытался утихомирить бьющееся сердце.

Шаг за шагом белокурая госпожа тянула его в неизвестность.

Он не знал, куда и зачем его ведут, что заставят делать. Не мог прервать этот дурацкий треп с болванами-гостями, чтобы задать простой вопрос. Ни в коем случае нельзя вмешиваться в беседы господ — наказание может быть сколь угодно строгим. А контрабанда — проклятая контрабанда! — так и лежала спрятанная за пазухой.

От клещей нужно было избавиться срочно, до того как Вирита эс-Наст уведет его Урд знает куда. Таш в отчаянии оглянулся, надеясь найти подсказку в том, что его окружало. Взгляд сам собой стал искать Лаану. Несколько раз "споткнувшись" о медную кожу гостей, среди которых были метисы и два шерда, Таш наконец увидел свою госпожу.

Она стояла вплотную к мужу и о чем-то с ним ворковала. Нежность их объятий отозвалась в груди болью. Вся прислуга говорила, что у господ прохладные отношения и спят они в разных комнатах. Таш уже даже осмелился мечтать о любви одинокой прекрасной шердки… Зря.

Он стиснул зубы, собираясь отвернуться, но в этот момент Лаана потянулась к маленькой поясной сумочке, в которой дамы носили пудру с помадой, и вытащила оттуда зеркальце.

По спине прошла дрожь.

Простенькая вещица с инкрустацией, которую от сотен таких же поделок отличал замысловатый узор с мотивами Огненных земель. Та самая, которую Лаана швырнула в Гласа Города у ворот во Внутреннее кольцо. Как зеркальце оказалось у госпожи снова? Не могло же у нее быть пары одинаковых. Она и сама говорила, что ей жаль расставаться с памятной вещью.

А не Лаана ли отдавала приказы Ксалтэру? Внутри ядовитыми змейками зашевелились подозрения. Но миг — и они обернулись висячими корнями пышной орхидеи.

Если хозяйка связана с шутом, ей наверняка известно о том, что Таш способен врать. А раз Лаана до сих пор ни словом об этом не обмолвилась, она достойна доверия.

Это придало Ташу уверенности. Сердце, утихомирившись, застучало ровно.

— Таш!

Оклик белокурой госпожи заставил его обернуться. Вирита распрощалась с гостями и теперь ждала только задумавшегося раба. Решившись, он низко поклонился.

— Простите, госпожа. Позвольте мне ненадолго отойти.

И все-таки ножки у нее были диво как хороши. Наверное, Вирита парила их в молоке, чтобы они оставались такими белыми и гладкими. Таш невольно вспомнил ноги служанок эс-Мирдов. Когда стирали, те частенько задирали юбки, открывая икры. Внимания стоила лишь Иллис, но даже ее юная кожа уже начала грубеть. С Виритой дочку Хала, которая весь день проводила с ведром и тряпкой, было не сравнить — только богатые люди могли позволить себе такой уход за телом.

— Куда? — требовательно спросила госпожа.

— В отхожее место, — как будто стесняясь, шепотом соврал Таш.

Чем меньше людей его услышит, тем меньше сможет поймать его на лжи, когда он отправится в противоположную сторону.

Вирита притопнула каблучком.

— Хорошо, но быстрее!

Хотя она злилась, у Таша отлегло от сердца. Шерд еще раз, низко-низко, поклонился.

— Да, госпожа.

Он постарается так быстро, как только может.

До отхожего места Таш почти бежал. Росписи, позолота, статуи — все смазалось в неразборчивые пятна. Не до восхищения чужой роскошью. Надо спешить. А потом свернуть не в тот коридор, "заблудиться" — и вот она, комната для слуг.

В просторном помещении было светло и тихо. Друг друга знали немногие слуги, поэтому развлекали себя болтовней лишь некоторые, в основном женщины. Большинство дремали, коротая время до момента, когда они снова потребуются хозяевам. Или же притворялись дремлющими, опасаясь доносчиков, которые ловили любое неудачно оброненное слово и передавали его своим господам, чтобы избавиться от соперников. Кто-то поднял на Таша взгляд, но тут же опустил. Очередной раб с ошейником не вызывал у слуг никакого интереса.

Нади, которая увлеченно обсуждала с другими служанками фасоны платьев, шерда и вовсе не заметила. Выдохнув с облегчением, Таш прошел мимо и поискал нужный цветочный горшок. Тот стоял в нише, в тени. Дождавшись, пока некстати торчавший в коридоре слуга эс-Наста повернется спиной, Таш засунул клещи в заросли пышного куста и заторопился дальше. Но, уже зайдя за поворот, не выдержал и аккуратно выглянул из-за угла.

Коридор был почти пуст — один-единственный человек склонился перед цветочным горшком. Тот самый слуга, сутулый, остроносый, со впалыми щеками, который едва не помешал спрятать контрабанду. Воровато осмотревшись, мужчина быстро достал сверток и спрятал в складках кафтана. Когда в коридор зашла компания из других графских слуг, этот, как ни в чем не бывало, важной походкой отправился куда-то в дальние комнаты поместья.

Кто должен забрать клещи, Ксалтэр не сказал, но человек, похоже, был правильным.

Пора возвращаться к госпоже Вирите. И делать это можно было с легкой душой.

Девушка ждала во внутреннем дворе, непринужденно разговаривая с гостями. Заметив шерда, она извинилась, отставила кубок с вином и улыбнулась.

— А вот и ты! Идем.

Она нисколько не сердилась на то, что раб отсутствовал слишком долго. Таш окончательно успокоился. От контрабанды он избавился, а показательный бой вряд ли будет серьезным — среди гостей много женщин, которые боятся крови. И если у какого-то там барона полоса неудач, то Ташу в последнее время сопутствовал успех. Причем не только в боях.

Вирита начинала нравиться ему все больше и больше. Теперь, когда ушло волнение из-за контрабанды, он смог оценить не только ее сочную фигуру, но то, как девушка себя вела. Сохраняя достоинство графской наследницы, Вирита вела себя на удивление раскрепощенно для аристократки. И судя по тому, как она ласково потрепала по плечу раба, который подливал ей вино, к простолюдинам она относилась не так брезгливо, как большинство людей ее статуса.

Иногда госпожа Вирита, сворачивая в коридор, позволяла рабу пойти впереди. В эти моменты Таш ловил на себе оценивающий взгляд, а красные губы девушки довольно изгибались. В ней не чувствовалось ни капли страха, что кто-то осудит интерес к простому рабу.

Хотя, может быть, не такому уж и простому?

Путь закончился в зале, обустроенном для тренировок. Его стены украшала не роспись, а разнообразное оружие — от тренировочного до боевого. Повсюду лежали части доспехов, в углах друг на друга громоздились кованые сундуки. Пахло потом, дубленой кожей и соломой — кто-то растормошил болванчика для отработки ударов.

Должно быть, здесь упражнялись стражники поместья. По дороге, да и в самом доме их встретилось немало, хотя в Каледхаре аристократы пренебрегали охраной. За недолгое время в Тамин-Арване Таш успел понять, что здесь опаснее, чем в глухой провинции в середине страны.

Три человека в доспехах прекратили тренировку и отсалютовали госпоже оружием. Каждый носил на шее рабский ошейник. Таш попытался угадать, кто станет его противником, но не смог. Никто из этих людей не был на Пурпурной арене. Они вообще могли оказаться обычными стражниками.

— Оставьте нас, — властно произнесла госпожа. — Проследите, чтобы нас не тревожили.

Приказ рабы выполнили мгновенно. Даже не сняли доспехи и не оставили мечи. Только один с прищуром глянул на Таша.

"Чтобы нас не тревожили?" — эхом отдалось в мыслях. Что такого собралась делать графская дочь?

Внутри опять стали зреть дурные предчувствия. Как только мужчины вышли, Вирита прошлась по залу, легонько касаясь пальцами развешанного оружия. Затупленного здесь не было, и висело оно точно не для красоты. Таш пристально наблюдал за движениями хозяйки поместья, ожидая, что девушка сейчас сорвет со стены топор и запустит им в шерда.

— Не пораньтесь, госпожа, — глухо сказал он.

Вирита рассмеялась. Ее хрипловатый голос звучал чарующе. Она остановилась у двух поставленных друг на друга сундуков, которые благодаря брошенной сверху шкуре образовывали удобное ложе. Судя по серебряному кувшину с парой кубков, стоявшему на краю, его использовали достаточно часто. Помедлив, девушка вдруг взобралась на сундуки и сложила ноги крест-накрест. Длинный разрез юбки обнажил бедро до середины.

Таш завел руки за спину и постарался смотреть исключительно перед собой.

— Мой драгоценный папочка любит бои на арене, — произнесла госпожа, — но не любит этот зал и старается не присутствовать на тренировках. Он всегда говорит, что здесь слишком воняет мужичьем. А мне нравится этот запах. В нем чувствуются сила и кровь — это аромат подлинной власти. Так пахнут настоящие мужчины, — она задумалась и спустя паузу продолжила: — Когда мужчина берет в руки оружие и надевает доспехи, он становится… другим. Воплощением мужественности. Это невероятно возбуждает.

Она замолчала, как будто бы ожидая реплики от Таша. Но он ничего не мог сказать о запахе настоящих мужчин — для него на тренировке от всех несло одинаково. Да и не было ясно, должен ли он вообще отвечать. У аристократов разные причуды — может быть, Вирита рассуждала сама с собой.

Она вздохнула.

— Немногословен, как и положено мужчине. Выбери себе что-нибудь из доспехов и переоденься. Торс должен остаться обнаженным, как на Ильтиреве.

Скосив на девушку глаз, Таш прошелся по залу. Доспехов здесь хватало, насчет размера можно было не переживать. Он выбрал подходящие и еще раз оглянулся на Вириту. Та смотрела на него так пристально, что впору смутиться. Порадовавшись, что избавился от контрабанды, Таш повернулся к графской дочери спиной. Он успел раздеться до пояса, закрепить поножи и надеть наручи, когда ощутил слабое прикосновение.

Девушка приблизилась бесшумно. До плеч шерда она дотрагивалась точно так же, как недавно до клинков на стенах, — осторожно, будто боясь порезаться о заточенную сталь, но в то же время нежно.

По телу побежали мурашки. Таш глубоко вдохнул. Он бы обрадовался, но слишком много слышал о том, как некоторые аристократы любят поиграться с рабами. Сперва раздразнить, а потом обвинить в грязных помыслах — кому-то это казалось веселым развлечением.

— Вам холодно, госпожа?

— Холодно? — она хихикнула. — Какой забавный стеснительный воин. Тебе сколько лет?

— Девятнадцать.

— М-м, значит, ты старше меня. Женщины у тебя уже были?

— Да, госпожа.

Шелковые прикосновения продолжали щекотать кожу, спускаясь все ближе к тому месту, куда начала приливать кровь.

— Я бы удивилась, если бы нет, — прошептала Вирита. — Ты молод, силен и привлекателен. У тебя мало шрамов — меньше, чем у ветеранов, которые вернулись после войны с исихами, и в то же время достаточно, чтобы узнать в тебе настоящего мужчину, а не подавальщика фруктов, — она усмехнулась, наверное, вспомнив холеных рабов во внутреннем дворе. Таких нарочно берегли для увеселений, не позволяя коже покрываться синяками и шрамами. — Грех не ласкать такое тело. Уверена, тебя желали многие.

Ласки стали настойчивее. Вирита подступила ближе, и теперь Таш чувствовал тепло ее груди сквозь тонкую ткань платья.

Очень тонкую. Вирита знала, чего хотела.

На миг перед внутренним взором пронеслось видение Лааны, но Таш его отогнал. Хозяйка замужем, все равно раб ей не чета. А здесь… здесь от него не потребуют больше того, что он может дать.

Когда девушка начала развязывать пояс, Таш не стал ждать. Он повернулся и обхватил ее за талию, прижимая к себе и пытаясь поцеловать. Вирита с легкостью выскользнула из его рук и погрозила пальцем.

— Рвешься в бой? Похвально, но не так быстро. Сначала устроимся удобнее и выпьем вина. Не могут же Повелитель огня и наследница графа совокупляться стоя!

Усмехнувшись дурацкому прозвищу, которое ему приписала толпа, Таш смотрел, как Вирита, виляя задом, уходит к ложу из шкуры. Было немного досадно, что девушка не далась сразу, но ее игру он понял. И ему это нравилось.

Таш последовал за ней, не видя ничего вокруг, кроме стройного женского силуэта. Вирита будто чувствовала, что он жадным взглядом ловит каждое ее движение. Она нарочно принимала соблазнительные позы и словно от жары проводила пальцами по белой груди, которая слегка выпирала из лифа. Ташу не нравились блеклые, невыразительные силанки, но трудно было не признать, что Вирита хороша.

Когда девушка забралась на ложе, он снова потянулся к ней, но был остановлен упершейся в грудь ладонью.

— Неугомонный! — притворно рассердилась Вирита. — Сначала выпей. До дна!

Таш принял у нее из рук кубок и залпом осушил. Девушка чему-то рассмеялась — наверное, тому, как он торопился. Сейчас было не до наслаждения букетами вина. Да и удовольствия это не принесло — на вкус напиток оказался таким кислым, словно уже начал превращаться в уксус. И это восхваляли аристократы во внутреннем дворе?

Нет, подлинная сладость сидела прямо перед ним.

Пустой кубок покатился по каменным плитам. Таш притянул к себе Вириту и жадно примкнул к ее губам. Она не сопротивлялась, наоборот, прижалась к нему с такой же страстью. Поэтому, вдруг почувствовав легкий удар кулачком в бок, Таш растерянно отстранился.

Вирита хмурилась.

— Что-то не так, госпожа?

— Не закрывай глаза! Я хочу их видеть. У меня еще не было шердов с такими глазами, как у тебя, — капризный тон сменился вкрадчивым. — Не разочаруй меня, и, может быть, я тебя награжу.

Слова, которые должны были его подстегнуть, подействовали совсем иначе.

"У меня шердов еще не было", — прозвучало в ушах. С лица Вириты вдруг глянули рыбьи глаза барона-мужеложца.

Таша как будто облили ведром холодной воды. Жгучее желание, только что готовое перелиться через край, иссякло. Он смотрел на белые груди графской наследницы, на задранное до живота платье и призывно раздвинутые ноги — сцена, которая еще вчера свела бы его с ума.

Но он не ощущал ничего.

— Ну, почему ты замер? Обомлел от моей красоты?

В голосе Вириты напополам с игривостью слышалось недовольство.

— Да, госпожа, — шепотом соврал Таш.

— Не заставляй же меня ждать!

Эс-Мирд отдал раба в распоряжение Вириты — значит, приказ есть приказ.

Штаны с шуршанием упали на пол. Таш резко придвинул к себе бедра девушки, сорвав с ее губ стон.

Это был редчайший случай, когда шерд радовался, что его тело реагирует гораздо медленнее разума.

* * *

Вирита отпустила раба только через полчаса. Уходя, он едва не пошатывался от усталости. Трудно было поверить, что девушка младше него, а главное — что она наследница благородного дома. Такой искушенностью и изобретательностью могли похвастаться далеко не все шлюхи в борделе Каледхара, куда Таш наведывался вместе с Илартаном.

Скованное истомой тело было довольно, но на сердце амбарным замком висело чувство гадливости. Снять его не помогали никакие уговоры, что, в конце концов, Таш получил, что хотел.

Его использовали. Опять. Просто ради того, чтобы добавить в список своих трофеев. Таш не хотел быть трофеем. Он мечтал хоть что-то значить, хоть для кого-то. А получалось, что важны только его качества по отдельности — глаза для Вириты, боевые умения для Илартана, сила и скорость для эс-Мирда, способность лгать — для Ксалтэра.

Таша нисколько не удивляло, что три из этих имен принадлежат аристократам. Наоборот, это казалось закономерным.

Вернувшись во внутренний двор, он нашел хозяев увлеченными беседой. Эс-Мирд, мельком глянув на раба, жестом приказал ему постоять в тени галереи. Слуги как раз огораживали место для боя. Оставалось лишь дождаться, когда придет графский воин.

Эс-Наст, казалось, пребывал в нетерпении. Его ожиревшее тело колыхалось волнами, когда он поторапливал слуг и похлопывал по плечам собеседников, рассказывая что-то об арене и предстоящем Ильтиреве. Таш хотел прислушаться, но вдруг обнаружил, что ему трудно сосредоточиться на словах. К стене галереи он прислонился с неожиданной тяжестью. Нестерпимо хотелось сесть, а еще лучше — лечь.

Таш встал как раз возле прохода, где сновали слуги и приглашенные артисты. Взгляд беспокоили музыканты в ярких одеждах и танцовщицы в нарядах еще более откровенных, чем у рабов. Мельтешение раздражало. Запрокинув гудящую голову, Таш подумал, что, пожалуй, стоило обмануть Вириту и уйти пораньше. Тратить столько сил перед боем, в котором ни в коем случае нельзя опозорить господина, было плохой идеей. Чужой доспех, и без того плохо легший на поджарую фигуру шерда, теперь казался неподъемным. Таш боялся представить, как невыносимо было бы в полной защите, а не ее облегченном — как на Ильтиреве — наборе.

На краю сознания билась тревожная мысль, что после Вириты он не должен был так устать. Бывало, развлечения с женщинами длились и подольше, но Таш все равно не чувствовал себя так, словно его выпотрошили и набили соломой. Когда по животу распространилось жжение, а конечности начали неметь, он наконец понял, что дело не в любовных утехах.

В нутре зашевелился червь страха. Мысли заметались. Может быть, что-то не то было в еде? Или он нечаянно выпил предназначавшийся какому-нибудь аристократу яд? Они же слишком ценят свои жизни, чтобы выступать против врагов открыто, поэтому пользуются только такими, подлыми способами. Но обед Ташу выдали дома, из той же миски, что и другим слугам. Он съел его еще в дороге, а здесь ни к чему не прикасался.

Ни к чему, кроме вина, которое налила Вирита.

Первым желанием было бежать к графу, кричать, что кто-то хочет отравить его дочь. Таш уже дернулся, но так неловко, что не удержал равновесия и снова уткнулся спиной в стену. Колонны покачивались перед глазами, как после бурной пьянки.

Это дало время подумать еще раз, прежде чем выкинуть глупость. Вирита не сделала ни глотка, но шерда заставила выпить кубок до дна. Вспоминая ту сцену сейчас, ее мелкие детали, Таш мог поклясться, что девушке это было очень важно. Но зачем? Зачем наследнице графа, который владел всей провинцией, травить какого-то раба?

— Ты готов? — окружавшая Таша муть немного прояснилась. В просвете появился эс-Мирд. — Боец графа выходит на площадку.

— Простите, господин… Нельзя ли отменить бой? Я себя плохо чувствую.

— Что?! — губы хозяина искривились и побледнели от ярости. — Если бы не ошейник, я бы решил, что ты струсил!

Слова больно хлестнули по самолюбию. Таш с усилием выпрямился.

— Это правда, господин. Клянусь всеблагим Илем. Госпожа Вирита заставила меня выпить вина. Я думаю, оно было отравленным.

— Проклятый шерд! — прошипел эс-Мирд. — И ты до сих пор молчал?!

Он развернулся на каблуках. Музыка затихла, и Таш слышал его чеканящий воинский шаг даже сквозь шум в ушах. Высокий силуэт господина направлялся к жирной фигуре графа, рядом с которым бабочкой порхала Вирита.

Потянулись невыносимо длинные мгновения. Таш с каждым ударом сердца ждал, что вот сейчас наконец-то охнет граф, упадет в обморок его дочь, гостей попросят уйти и все закончится. Он надеялся на это всей душой, потому что не видел смысла в ином исходе.

Отец и дочь одновременно засмеялись. Фундамент воздушного замка надежд треснул и рассыпался горстью песка. Еще до того как эс-Мирд вернулся, Таш знал, что он скажет.

— На площадку, — отрывисто приказал господин.

— Я могу признаться перед гостями, — предложил Таш. — Если отложить бой хотя бы на полчаса, мне должно стать полегче. Тогда я вас уже не опозорю.

— Не будь идиотом, — оборвал эс-Мирд. — Ты здесь ни при чем. Сражайся, как можешь. Этого хватит.

Услышанное заставило Таша вскинуть потяжелевшую голову. "Ни при чем"? Как это так? Это же его отравили — как он может быть ни при чем!

А потом он понял. Вирита язвила в разговоре с эс-Мирдом, издевательски звучал ее смех и сейчас. Если бы не этот бой, графская дочь нашла бы другой способ опозорить хозяина. Шерд всего лишь попал под руку.

Гнев вспыхнул так ярко, что Таш поднес руку к глазам. Злость на миг вытеснил страх того, что плавающая в них муть подернется розовым и наступит очередной ашарей. Но ничего не происходило. Только ноги сами по себе зашагали к огороженной площадке, повинуясь приказу эс-Мирда.

Выбора нет — придется сражаться. Выбора вообще никогда не было.

Широкоплечего бойца в шлеме с гребнем Таш не узнал. Отметил лишь шрамы и уверенные движения, вычурный доспех, украшенный перьями варха, — перед ним стоял опытный воин. Аристократы встретили его овациями, некоторые выкрикнули звучное прозвище. Значит, боец был известным.

Таш внезапно успокоился. Он не сомневался в том, что проиграет. Его бы сейчас побил и старик Хал. Но одно дело — когда тебя побеждает слабый противник, и совсем другое — когда знаменитый чемпион. Это не настолько стыдно. На самом деле все этого и ждут — победы знакомого, уже прославившегося бойца. А кто такой Таш? Его нет. Он безликий боец эс-Мирдов. Нет, даже не так.

Он — орудие, способ.

Он надел шлем и взял предложенный ему затупленный меч с маленьким круглым щитом. Краем уха прислушался к тому, как его объявляют, встал в тот угол площадки, который ему указали. Вяло взмахнул рукой в ответ на такое же приветствие противника. Покачнулся при этом и едва не потерял равновесие. Боец эс-Наста это заметил, но виду не подал. Либо ничего не знал, либо все знал прекрасно. Да и какая разница? Скорее всего, он был таким же орудием в руках хозяев.

Первую сходку Таш провел более или менее прилично. Удержался от нелепых падений, защитился от большинства ударов. Он сам удивлялся, как это получилось. Наверное, тренировки дали результат, и тело действовало, как привыкло. Им все равно вытерли мраморный пол поместья, но Таш радовался хотя бы тому, что продержался какое-то время на ногах.

Зрителей, требовавших показать "огонь", он не слушал. От него ждали фокусов? Надо было звать на площадку шутов.

Вторая сходка прошла хуже и закончилась чуть ли не быстрее, чем первый тренировочный бой Таша с эс-Мирдом. Вернее, настолько же быстро закончилась схватка — ее подобие еще сколько-то продолжалось. Воин эс-Наста возил ослабевшего Таша по площадке и раскрашивал синяками на потеху гостям.

Сквозь обволакивавшую его пелену Таш чувствовал, что противник бьет не так сильно, как мог бы. Значит, он все знал. Поэтому, когда сходка завершилась, у раба оставались силы на то, чтобы встать и сразиться снова — в третий раз, как гласили правила.

Он уже начал подниматься на локтях, как через гул до него донесся тихий приказ эс-Мирда, брошенный, как собаке: "Лежать. Твой бой окончен".

И Таш лег, не обращая внимания на смех и недоуменные возгласы аристократов.

Пока что у него не было выбора. Но он обязательно его добьется — или умрет.

Глава 13. Раб

Солнце уже клонилось к кольцу стен Тамин-Арвана. Из открытого окна все еще шло тепло. Таш, сложив руки на груди, прислонился к стене. Одним глазом он поглядывал во двор, где за столиком сочиняла письма хозяйка, а другим — на Заба. Тот тоже писал, хотя и не письма. К концу дня госпожа отпустила помощников, и в комнате для писарей остался только Заб, который позвал сюда своего друга.

На лице раба отражались мучения. Его губы жевали кончик изгрызенного писчего пера, над переносицей пролегли глубокие морщины. Он столько раз исправлял текст на лежавшем перед ним пергаменте, что разобрать там что-то было невозможно.

Наконец Забвение добавил еще несколько штрихов и с видом огромного облегчения повернулся к другу.

— Слушай: так лучше? "Моя любовь к тебе чиста / И буду я с тобой всегда", — продекламировал он.

Таш задумался.

— Ну… Это ужасно, — признался он.

Заб глянул с сомнением.

— Не может быть. Я выстроил почти идеальный рисунок.

— Какой еще рисунок? Ты же стихи пишешь.

— Сам посмотри.

За пару шагов Таш пересек помещение, большую часть которого занимали три стола с письменными принадлежностями. На полках грудами лежали свитки и книги с отчетами о торговых делах эс-Мирдов. В глубине души эти небрежно брошенные документы приводили Таша в трепет — на одной полке здесь было едва ли не больше книг, чем во всем доме Илартана. Жаль, он едва умел читать, но верил Забвению, который говорил, что все это невероятно интересно. В те моменты, когда татуированный раб не глядя брал свитки из кучи, которая казалась сваленной в беспорядке, и не ошибался, Таш ему завидовал. Как это должно быть прекрасно — получить хоть какое-то образование.

Конечно, Ташу грех было жаловаться. Он часто присутствовал на уроках Илартана как слуга, которого заставляли подавать и приносить нужные вещи, и усвоил гораздо больше, чем большинство других встреченных в жизни рабов. И все же Таш чувствовал, что это лишь жалкие крохи. Например, ему и в голову никогда не пришло бы сочинять стихи. Он и что такое рифма представлял с трудом.

— Вот, смотри, — повторил Заб, показывая исчерченный лист. — Видишь?

— Что я должен видеть?

— Ну вот же! Порядок каждого ударного слога, расположение гласных тоже имеет значение, — забормотал Заб. — И согласные — звонкие, твердые. Они подчеркивают серьезность моих намерений.

Друг провел пером по черточкам и линиям, нарисованным над ровными строчками. Когда он это сделал, Таш уловил очертания какого-то сложного иероглифа.

— И что это означает?

— Слово "любовь"! — сердито пояснил Заб.

— На каком языке? Это силанский?

Друг внезапно смутился и растерянно взъерошил пепельные волосы.

— Нет. Я не знаю. Это точно не силанский и не шердский. Может быть, ллитский? Никто не проверял, знаю ли я ллитский.

Таш с трудом удержался от смешка.

— То есть ты сочиняешь стихи для Иллис, которая не умеет читать, а сам даже не знаешь, на каком языке пишешь?

Заб застонал, бросил перо на стол, откинулся на спинку стула и печальными глазами уставился на потолок. Таш похлопал товарища по плечу.

— Не переживай. Может, еще вернется твоя память.

— Не вернется. Несколько месяцев прошло, а у меня ни одного самого завалящего воспоминания о старой жизни. Иногда обидно так, что руки на себя наложить хочется. А потом я думаю: что если это божественное провидение? Что если я совершил что-то настолько страшное, что мне лучше этого не помнить? Убил кого-нибудь, например. А потеря памяти — это мой второй шанс начать жизнь заново и прожить ее, как достойный человек.

Над ответом Таш задумался надолго. У него были свои мысли о том, что случилось с Забом. Здоровый, сильный мужчина, сведущий в языках, да еще найденный поблизости от границы с Шердааром — он же наверняка лазутчик. А памяти его лишили за то, что он вызнал какой-то важный секрет. Скорее всего, Заба собирались использовать и дальше, но что-то сорвалось, и он попал к порогу той самой таверны, у которой очнулся будущий писарь Ли Лааны эс-Мирд.

Если эти догадки были верными, то Забу и правда не стоило вспоминать старую жизнь. Целее будет.

— Я тоже так думаю, — поддержал Таш. — Все это не зря: и то, что ты память потерял, и то, что ты попал сюда. Похоже на ступеньку к лучшей жизни.

Заб медленно и не слишком уверенно кивнул.

— Вопрос в том, не сбросили ли меня до этого с самой вершины лестницы. Я могу оказаться кем угодно, хоть аристократом, которого поймали и ограбили хранители.

Таш хмыкнул.

— Это тебе Иллис сказала или сам придумал?

— Неважно. Знаешь, что хуже всего? У меня может быть семья: жена, дети. А я тут…

Он поморщился, глядя на исписанный любовными стишками лист.

— Таш! — позвали со двора.

Шерд напрягся. Голос принадлежал госпоже.

— Мне пора.

Заб махнул ему рукой и снова склонился над бумагой. Наверное, решил написать новое стихотворение — на сей раз со словом "любовь" на силанском языке.

Крепко Иллис запала ему в душу. Он уже пообещал научить ее читать, и Таш подозревал, что за этим последует гораздо более серьезное предложение. Причем вряд ли Забу откажут. Старик Хал смотрел на него благосклонно, хоть и называл за глаза большим дитятей. Разве что у хозяев могли оказаться на него совсем другие планы. Но отчего-то Ташу мнилось, что госпожа не будет против женитьбы, тем более раба на собственной служанке.

Лаана все еще сидела во дворе и чему-то хмурилась. На столе перед ней высилась горка писем. Вечером в саду быстро темнело, и на бумаги падала длинная тень. Складываясь в гримасу, она гуляла и на лице Ксалтэра, который замер возле хозяйки.

Таш низко поклонился, стараясь не смотреть на нее. В последнее время при виде Лааны у него болезненно екало сердце.

— Госпожа, вы меня звали?

— Да… — рассеянно сказала она. — Я хотела послать Ксалтэра во Внешнее кольцо, но говорят, там сегодня какие-то волнения. Он попросил отправить с ним тебя. Ты же не занят?

— Нет, госпожа. Я буду рад сходить в город.

— Хорошо. Будьте осторожны.

Подняв голову, Таш все-таки не удержался от взгляда на Лаану и успел поймать в карих глазах отблеск тревоги.

Он так хотел думать, что в этом чувстве кроется что-то большее, чем беспокойство за свое имущество. Но это было невозможно. После того что случилось в поместье графа, Таша стыдилась бы любая женщина.

Хлопок по плечу заставил его очнуться. Ксалтэр был чем-то доволен, а на его губах блуждала несвойственная коренастому рабу улыбка.

— Идем! У нас еще Урдова уйма дел.

* * *

— Ты же меня для нового задания позвал? — спросил Таш, как только они вышли из поместья.

По улицам уже стелились тени от крепостных стен. Говорить можно было без опаски — большинство богатеньких жителей Внутреннего кольца сидело дома, готовилось ко сну. Дороги пустовали. На Стреле еще оставался народ, но к тихой беседе двух рабов никто не прислушивался. Что они могут обсуждать важного?

Таш с Ксалтэром не первый раз пользовались этой возможностью. В наполненном слугами доме нежелательные свидетели находились повсюду. И пусть никто не удивлялся неожиданной дружбе двух охранников госпожи, которым приходилось постоянно торчать вместе на пороге ее лавки, вызывать ненужные подозрения не стоило.

— Рад твоему рвению, — усмехнулся Ксалтэр. — А поначалу: не хочу, не буду, страшно… Да ладно тебе рожи корчить. Как будто ты первый, кто передумал, как только гром грянул.

— Ты про задание говорить будешь? — огрызнулся Таш.

Слышать о собственной трусости было неприятно.

Ксалтэр рассмеялся.

— А языком потрепать? Дела-то у нас хорошо идут, просто даже замечательно. Ты уже три задания выполнил — и все как по маслу. Ладно, в общем. Как в следующий раз тебя пошлют во Внешнее кольцо, найдешь Мокрую улицу, а на ней — дом ткача Навита. Нет, он ни при чем, у него просто дом приметный. Так вот…

Раб рассказывал настолько тихо, что его едва слышал Таш, не то что прохожие. Но осторожность лишней не бывает, и Ксалтэр совсем замолчал, когда они вышли во Внешнее кольцо. Здесь людей было больше. И не только потому, что там, где во Внутреннем кольце стояло одно здание, во Внешнем квадратные домики лепились десятками, едва ли не наползая друг на друга, — всем хотелось жить под защитой высоких крепостных стен. И не потому, что вечером ворота закрывались, а стража начинала тщательнее досматривать тех, кто пытался пройти в кварталы богачей. Народ на площади перед воротами подозрительно шумел, а блестящие нагрудники стражи попадались в толпе чаще, чем обычно.

Рабы переглянулись и не сговариваясь направились к боковым улицам. Кажется, это были те волнения, о которых предупреждала Лаана.

Ташу стало интересно, что послужило их причиной на сей раз: введение нового налога? Снос бедняцких домов под очередные постройки графа эс-Наста? Подорожание зерна? Или очередные требования сжечь всех, кто утверждает, что Сердце мира — всего лишь хитроумное устройство? Несколько месяцев назад эти слухи наделали немало шума и были единогласно признаны народом дребеденью. Таш над ними тоже посмеивался, хотя большинство жрецов повторяло их вслед за королевскими глашатаями. Иногда ломались даже зачарованные тинатами вещи. О каком тут устройстве, которое веками трясет мир, вообще можно говорить? Какого оно должно быть размера — с дом величиной? И конечно, его никто не видел, зато все знают, что оно собой представляет!

Понадеявшись на очередной спектакль, он прислушался к проповеднику на краю площади, который взобрался на привязь для гармов. Человек в серой хламиде — еще не старый, с неопрятной бородой — покачивался и взмахивал руками, словно не мог удержаться на тонком столбе. Состоятельных людей в толпе вокруг него Таш не заметил — всё бедняки в пыльных, выцветших одеждах, рваных сандалиях. Большей частью молодые мужчины, словно их сюда притянули магнитом, хотя виднелись и женские платки.

— Вы говорите: еще не началось! — кричал проповедник. — А я спрашиваю: как не началось? Или вы не знаете, что Милисса вышла из берегов и снесла единственный мост? Что по нему в это время шел караван с провизией, который весь утоп до последнего фургона? Или вы не знаете, что затоплены все поля вокруг Тамин-Арвана? Что гниет еще не выросший урожай? Что запасов еды нет, потому что впереди должно быть еще два года тихих ветров? Хотя мы не замечаем этого, голод уже простер над нами свою длань! Но вы говорите: все мы будем страдать от него! А я спрашиваю: все ли? Или бедняки будут пухнуть от голода, а другие — жиреть в поместьях, высасывая нашу кровь, как гнус? Делают ли что-нибудь власть имущие, чтобы защитить нас? Или предпочитают развлекать себя небылицами и ересью, что Сердце мира создал совсем не Иль? Они и многих жрецов — тех, кто должен быть бы хранителем истинных знаний, — сумели в этом убедить. И теперь те повторяют за ними нелепицы, кивая головами, как детские игрушки!

В толпе засмеялись. Старик продолжал что-то вещать, но Таш отвлекся — ему показалось, что на крышах мелькнула синяя рубашка с алой каймой. Гласа Города он так и не разглядел, зато заметил, что к обнаглевшему проповеднику, который слишком явно обвинял аристократов, потянулись стражники.

Обогнув толпу, Таш ускорил шаг. Сперва Ксалтэр поступил точно так же, но вдруг застыл. Его рука потянулась к левому плечу.

— Э-э-э… Глянь-ка туда.

Он указал на ряд возвышавшихся на площади деревянных столбов. Исходящая от них вонь заставила прикрыть нос. К этим столбам в назидание привязывали мертвецов — особо разозливших власти преступников: грабивших караваны бандитов, хранителей, мятежников и подстрекателей к восстанию вроде разоравшегося проповедника. Таш обычно туда не смотрел — все равно эти люди ничего для него не значили.

Однако в этот раз черты одного из них показались смутно знакомыми. Разложение уже тронуло тела привязанных, и шерду пришлось сделать несколько шагов вперед. Всмотревшись в лица висельника, Таш вспомнил, где встречал этого человека.

В жилах похолодела кровь. На столбе распухшим языком дразнился угловатый слуга из поместья эс-Наста, который воровато совал за пазуху контрабанду.

— За порочные связи с мятежниками казнены: Дарват Малин с Кожевенной улицы, Вахит по прозвищу Червь, Тайвер Паран… — распевал глашатай.

Таш, наверное, дернулся, потому что Ксалтэр крепко схватил его за руку.

— Спокойнее. Идем отсюда. И не вздумай бежать.

Они зашагали прочь. Таш старался не торопиться, но все равно коротконогий спутник за ним едва успевал.

Остановились рабы, лишь когда шум на площади за спиной почти стих. Спрятавшись в закоулке, Таш проверил, не преследуют ли их. Сзади никого не было.

Ксалтэр перевел дыхание, снова потер левое плечо и грязно выбранился.

— Проклятый шерд! Ну и скорость у тебя — как будто зад поджарили.

— Поджарят, если дела пойдут так же "хорошо", как и раньше! Все как по маслу, да?

— Тише, тише, — Ксалтэр огляделся. Они остановились возле дома с глухими стенами на первых этажах. Наверное, это был какой-то склад, но выше явно поднимались жилые помещения — из окон к соседнему дому тянулись веревки с сохнущим бельем. Продолжил охранник шепотом: — Никому из нас еще ничего не поджарили.

— Ага, особенно тому слуге эс-Наста. И не притворяйся, что понятия не имеешь, кто он!

Ксалтэр скорчил гримасу и облизнул нижнюю губу.

— Интересно мне, с чего вдруг ты имеешь понятие, кто это.

— Я ждал за углом, когда он забрал сверток.

Следующее ругательство охранник не произнес — прорычал.

— Не лезь, куда не просят! Тебе сказали оставить вещь, а не смотреть, кто за ней придет. Даже я не знал, кто это будет, а тебе ни об одном из тех людей даже слышать не положено! Или хочешь, чтобы наше дело задохнулось на виселице?

Упрек был справедливым, поэтому Таш его проглотил.

— И что делать будем? — спросил он.

— Что-что… То же, что и раньше. Если бы кто-то о нас выболтал, мы бы тут не стояли. Надеюсь, ты теперь станешь осторожнее.

"А ведь тот слуга мог и выболтать", — подумал Таш. Он же видел, кто оставил контрабанду.

"Великий Иль, спасибо, что хранишь меня".

— Ар-р-р, Урдовы твари, — продолжал браниться Ксалтэр. — Ладно, хватит прохлаждаться. Нам еще надо успеть к проклятому ллиту.

Он выпрямился и уже шагнул дальше, но Таш преградил ему дорогу.

— Постой. Раз уж все зашло настолько далеко, я хочу знать, почему ты можешь врать.

Ксалтэр сплюнул.

— Я тебе уже говорил: не твое это песье дело.

— Мое. Твои дружки уже кормят ворон, а скоро и мы там можем оказаться.

— А-а, струсил? Боишься, что как меня прижмут, сразу тебя выдам? — осклабился он.

— Просто ответь, — медленно и четко произнес Таш.

Охранник спокойно посмотрел ему в глаза.

— Поддельный у меня ошейник. Железка с перерисованным натом, только без магической силы. Кто сделал, не скажу.

— Я и не хочу знать.

Ксалтэр усмехнулся.

— Хоть в чем-то ты догадлив, парень.

Новых вопросов он не задавал. Таш этому удивился.

— И не спросишь, что с моим ошейником?

— А зачем? Ты же наверняка и сам не знаешь, — получив в ответ смущенный кивок, раб хмыкнул. — Видал я уже такое. Железо плохое или тинат ошибся, вот и получилось, что ошейник с недостатком. У кого по двести-триста рабов, там время от времени делают проверки и кого-то отправляют на перековку. Ничего необычного. Только все молчат об этом, чтобы не давать лишних поводов рабам задуматься о всесилии хозяев, а простым людям — о могуществе тинатов.

Вот как. Таш даже не знал, что должен испытать — то ли облегчение, то ли досаду от того, что оказался заурядным рабом "с недостатком".

В тот же момент на них откуда-то сверху вылили горшок с мочой. Если бы Ксалтэр не отпрыгнул, тот бы вылился прямехонько на него. Охранник сначала громко пожелал неизвестному человеку заживо сгнить, а потом нервно рассмеялся.

— Внешнее кольцо! Тут знают, как напомнить человеку его место. Ладно, нам пора. Иначе или ллит куда-нибудь денется, или мы домой не попадем.

Хотя на языке Таша плясали тысячи вопросов, он заставил себя их проглотить и последовал за коренастым охранником. Он все равно ни в чем не признается, только снова вызверится. Попытки что-то осторожно выведать шерд предпринимал уже не первый раз. Все заканчивалось одинаково: "Не лезь, куда не просят".

Таша это коробило, но он не мог не признать, что в этом есть резон. Чем меньше знаешь, тем крепче спишь, и тем меньше народу утянешь за собой, когда будешь тонуть. А если с подготовкой восстания рабов взаправду была связана Лаана, то за такое он сам бы вызвался подбрасывать дров под готовящийся для него в царстве Урда костер.

К тому же жалеть и отступать было поздно. Да Таш и не собирался. Ксалтэр свою часть договора после поездки к графу эс-Насту выполнил: поблагодарил и пообещал с просьбами больше не лезть. Шерд сам предложил взять еще парочку заданий.

Здесь у него был выбор, и он его сделал.

И все же мысли о мертвецах на площади тревожили. Чтобы отвлечься, Таш стал разглядывать дорогу — и задался уже совсем другими вопросами.

Ллит жил на окраине города — приезжие редко могли похвастаться дорогим жильем, которое дорожало тем сильнее, чем ближе располагалось ко Внутреннему кольцу. Причем чем дальше от сердца Тамин-Арвана, тем выше становились дома. Было хорошо видно, как к первым этажам добавляли неустойчивые надстройки. Улицы становились все уже и грязнее, и два раба еще не раз услышали, как кто-то ругается, когда сверху на него летят очистки или что похуже.

Таш удивлялся, что госпоже могло понадобиться от человека, который здесь живет. В принадлежавших ей лавках торговали с разными людьми, но деловые отношения Лаана предпочитала поддерживать с теми, кто заработал в Тамин-Арване определенный статус. Для дома эс-Мирд это было делом чести.

Лавку же ллита сложно было назвать заслуживающей доверия, хотя она мало чем отличалась от десятков подобных себе. Еще на подходе рабы учуяли кислый запах, который шел из окон перекошенного четырехэтажного здания. Деревянными вывесками из-за огненных вихрей в Тамин-Арване не пользовались, и стену украшал искусный рисунок с изображением зеленого куста. Таш невольно залюбовался тонкой работой — художник с любовью выписал даже прожилки на листьях. Рядом с кустом красовалась пара рисунков меньшего размера — дополнительные товары. Похоже, хозяин занимался продажей растений и изготовлением красок. Изображения окружали витки разнообразных орнаментов, сделанные для украшения.

Внутри рабы увидели небольшое помещение, заставленное длинными цветочными горшками. Кислый запах стал сильнее, и теперь было видно, откуда он идет, — от кипевшего в углу котла. Над ним согнувшись сидел раздетый по пояс мужчина, который помешивал варево большой ложкой.

К вечеру комнату залила полутьма, но в большие окна, явно расширенные самим хозяином, поступало достаточно света, чтобы различить вязь татуировок, тянущихся по спине человека. Ташу они напомнили Заба, но если у того рисунки были грубыми, кривыми и одноцветными, то ллита как будто расписал кисточкой настоящий мастер. Когда мужчина двигал мускулами на спине, разноцветные узоры приходили в движение, образовывая новые рисунки.

Заслышав шаги и стук двери, хозяин встал и отряхнул руки. Он оказался высоким, как эс-Мирд или Заб, а все его тело было гладко выбрито — ни волоска на голове, ни даже бровей. Из-за этого улыбка, появившаяся при виде гостей на широком добродушном лице, выглядела странной.

— Шего шелать, господа? — чудовищно коверкая слова, спросил хозяин.

— Мы не господа, — ответил Таш.

— Кашдый покупатель — господ! Господин, — поправился тот. — Так шего хотеть? Шветок, краска, татуировка?

Последнее слово он произнес чище других и с ощутимой надеждой в голосе.

— Мы пришли за заказом от госпожи Лил эс-Мирд, — сказал Ксалтэр.

— Да, помнить, — ллит кивнул и стал искать что-то на полках. — Хотеть убирать много татуировка. Шря, шря. Татуировка — ошень красиво. Ллиты все иметь татуировка. Вы не хотеть себе? Шеншинам нравится!

Ксалтэр со смехом отказался, ответив, что его женщины любят и так, а Таш навострил уши. Он не знал, есть ли у госпожи рисунки на теле, но перед рабами на прилавок выставлялись все новые и новые стеклянные баночки, содержимого которого хватило бы на двух или даже трех Лаан.

Или на одного Заба — с запасом.

Стекло звякало, отправляясь в холщовый мешок. Ллит, складывая банки, ворчал себе под нос.

— Так долго готовить! Большая татуировка, наверно. Шря, шря. Татуировка — искусство. Иногда ллиты бешать иш Ллитальта от наводнение, но редко в Силан. Тут не понимать искусство татуировка. В Каменных шемлях понимать. Шаль, они все дикарь.

Таш, едва слушая бормотание хозяина, прошелся по маленькой лавке. Вход в соседнюю комнату был закрыт занавеской. Там находилась спальня хозяина — крошечная, судя по размеру дома. Вдруг из-под ткани выкатилась грубо выструганная игрушка, а следом высунулась детская ручка. Неуклюжего ребенка приструнили сразу несколько тоненьких шепелявых голосов.

Мысленно соотнеся размер лавки со спальней слуг у эс-Мирдов, Таш невольно подумал, что рабы живут там как короли по сравнению с этим свободным ллитом. А ведь Лаана упоминала, что он единственный мастер во всем Тамин-Арване, который согласился сделать мазь, убирающую с тела рисунки. Причем ему заплатили за это немало денег.

— Почему не увезешь семью домой, в Водные земли? — спросил шерд.

— Сейшас? Не-е-е. Сертше мира остановиться. Появиться шунами — океан стать стеной. Много-много умирать, — он помахал руками, показывая, насколько много. — Вы шдесь не понимать. У вас што? Ветер дуть, три дня дуть да нишего не сдуть. У нас один волна — нет шелый город. Силан — шастливый страна. Скоро шдесь быть много ллиты, пускай вы и не понимать искусство татуировка.

По взгляду Ксалтэра Таш понял, что охраннику пришла в голову та же мысль: лучше бы этому обещанию никогда не сбыться. Тамин-Арван и так трещал по швам. Граница с Ллитальтой находилась так далеко, что нечего было опасаться притока чужестранцев, но в городе позарез хватало и шердов, которые бежали от пожаров с близлежащих гор. А если правда начнется голод, как обещал проповедник с площади, Тамин-Арван вспыхнет ворохом сухих листьев.

— Нате, — ллит протянул рабам сумку. — Осторошней. Попасть на коша — быть ошог и нет товар. А делать долго: варить, парить, настаивать — ошень долго и ошень дорого! Надо искать необычный трава, который растят только ллиты. Шелать вам тихий ветер.

— И тебе того же, — развязно кивнул Ксалтэр.

Когда они вышли из лавки, дорогу уже залила тень от Внешнего кольца. Несмотря на это, улицы все еще полнились людом, и казалось, что с наступлением сумерек их стало больше, чем днем. Рабы окинули хмурыми взглядами группки оборванцев, которые стояли то тут, то там, и как будто чего-то ждали. У Таша зазудела шея. Захотелось расправить плечи и на всякий случай обзавестись дубинкой.

— Тамин-Арван — город крупный, но столько швали тут бывает только в период ураганов, — тихо сказал Ксалтэр. — Урдова кровь, до него еще два года!

— Сердце мира остановилось, — повторил Таш недавние слова ллита. — Может, нам не о восстании рабов надо волноваться, а кое о чем пострашней?

— Не нам об этом беспокоиться, а тем, кто лишает воли таких, как мы, — уверенно ответил охранник. — Богачи, маги — они решили, что самые умные, раз могут держать нас в рабстве. Вот пускай и трясутся над этим.

Он поправил на плече сумку — звякнули склянки — и твердым шагом направился вперед. Таш покачал головой. Легко у него все получалось. Но вдруг так и надо? Никто же не ждет от рабов, что они вдруг займутся судьбой мира, вместо того чтобы обмахивать господ веерами да подносить вино.

Наверняка кто-то уже разбирается с тем, почему Сердце мира остановилось.

Сказав себе это, Таш пошел за Ксалтэром. В самом деле — у них сейчас были заботы посерьезнее.

* * *

Они вернулись, когда городское поместье эс-Мирдов погрузилось во тьму. На площади, там, где вещал проповедник, начались драки, и рабам с их хрупким грузом пришлось искать другой вход во Внутреннее кольцо. Их долго рассматривали стражники на воротах, но в конце концов впустили. Солнце к этому времени успело сесть.

Госпожа Лаана еще не спала. Она приняла у рабов ценный груз, сказала, где его оставить, и разрешила идти спать. Однако если Ксалтэр, почесывая покусанный клопами зад, направился к спальням для слуг, то Таш задержался во дворе.

Кроме хозяйки, в доме бодрствовал еще один человек — Заб. Он сидел у стены на циновке и смотрел на темное небо.

— Вспоминаешь названия созвездий? — спросил Таш, усаживаясь рядом. Нагретая за день земля еще не успела остыть и была теплой.

Заб указал на несколько мерцающих точек.

— Водолей, Ящер и Копьеносец, чье острие всегда указывает на север. Знаешь, как они называются по-шердски? Наездник, сидящий на гарме, Гарм и Язык Гарма. У шердов удивительно бедная фантазия.

Таш хмыкнул.

— Я встречал немного соплеменников, но, если судить по мне, так и есть. А как они называются на ллитском?

— Рыбак, Ящер и Гарпунщик, — без паузы ответил Заб.

Двор погрузился в глухую тишину.

— Значит, ты все-таки говоришь на ллитском, — подытожил Таш.

— Да. Немного. Как мне кажется, гораздо хуже, чем на шердском. Я нашел среди писарских документов один, написанный наполовину на ллитском, но не смог перевести целиком.

Его лица не было видно. Темнота вдруг показалась слишком густой, и Таш зажег один из фонарей. По двору сразу забегали вороватые тени.

— Знаешь, как переводится твое имя? — поинтересовался татуированный раб.

— И как же?

— Огонек свечи. Наверное, ты родился ночью.

— Спасибо, — рассеянно сказал Таш, думая совсем о другом. — Слушай… Мы сегодня по заданию госпожи ходили за зельем… микстурой… за штукой, которая убирает татуировки. Это для тебя?

Заб кивнул.

— Может быть, есть еще один способ. Если там ничего не получится, будем убирать наты с помощью ллитского рецепта. Госпожа говорит, что это больно, что будут ожоги и шрамы, но я не боюсь. Это лучше, чем вечно гадать, кто я такой.

На апельсиновое деревце в середине двора села ночная птица. Потревоженная листва зашумела, и Заб повернул голову в ту сторону. Фонарь подсветил смутные пятна на его лице.

— Синяки? Ты упал?

Татуированный раб молчал. Лишь несколько мгновений спустя до Таша дошло, какую глупость он ляпнул.

Упал, конечно. Ему ли не знать, какие синяки бывают, когда человека прикладывают кулаком в лицо.

— Кто? — глухо спросил Таш.

— Не скажу, — ровным тоном произнес Заб.

— За что хотя бы?

— Они думают, что я мог быть пособником хранителей.

— Что?! Да побери тебя Урд! Ты же выше любого из них, а силы в тебе достаточно, чтобы их жгутом скрутить! И ты не смог их раскидать?!

— Я не пытался.

Таш обомлел.

— Ты… просто терпел? Да быть не может, Заб! Хочешь, чтобы тебя шпыняли до старости? Думаешь, Иллис станет любить мужчину, который не способен постоять за себя?

Заб медленно поднялся. В темноте он казался еще выше, чем есть, но замолчать Таша заставило не это, а сталь, которая вдруг проявилась в голосе всегда кроткого друга. Иногда тридцатилетний раб вел себя, как малолетний ребенок, но сейчас Таш вдруг ощутил, насколько Заб его старше.

— Не учи меня, Огонек. Я сам выбрал, что мне делать. Чего я не выбирал — это потерю памяти. Может быть, у них есть право меня избивать. Может быть, я действительно помогал сжигать деревни в горах, как говорят слуги. Может быть, у меня нет права любить Иллис, потому что я связан клятвой с другой женщиной. Я ничего этого не знаю. И пока я не выясню, не надо говорить мне, как я должен поступить.

— Извини, — спустя паузу выдавил Таш.

— Ничего. Спокойной ночи.

Резкий разговор прервался так же быстро, как начался. Заб, слегка покачиваясь, скрылся в дверях дома, и Таш остался во дворе один.

Сказанное другом не укладывалось в голове. Терпеть избиения только потому, что когда-то допустил ошибку, которая никакого отношения не имеет к этим сволочам? Нелепица какая-то. Она наслаивалась на драки в городе, рассказ ллита-татуировщика о Водных землях и на то, что тревожило Таша сильнее всего, — смерть слуги эс-Наста. Все это сплеталось в неразрешимый узел, который заставлял сердце биться быстрее, а мысли — метаться. Сделав несколько глубоких вдохов, шерд понял, что не сможет заснуть. Идти в дом, таращиться в потолок и думать о том, что изменить нельзя, было бесполезно.

Он поискал глазами, чем бы заняться. Взгляд упал на единственное светящееся в доме окно — в спальне Лааны. Интересно, что она там делала? Составляла планы, как помочь рабам? Но ведь если разразится восстание, то аристократам не поздоровится всем, а госпожа как раз входила в их число.

Таш потер виски. Сложно. Все слишком сложно для простого бойца.

Он немного побродил по двору и замер возле тренировочной площадки, на которой эс-Мирд разрешил заниматься рабу, чтобы подготовиться к Ильтиреву. Рукоять меча удобно легла в ладонь. Быстрое движение — и по левой руке, пробуждая туман на краю сознания, потекла капля крови.

Теперь по двору не плясали только тени. Мир зарябило от линий. Таш зажмурился, но вынудил себя поднять веки и всмотреться в окружавшее его безумство.

Огонек, значит? Ну что ж, он должен стать пожаром, а для этого нужно обуздать стихию в собственных жилах. Когда грянет гром, Таш встретит его таким сильным, каким только может.

Ему есть, кого защищать.

Глава 14. Жена

Лердан был раздавлен. Он уже несколько дней ходил, как в воду опущенный, почти ничего не говорил, искал себе любые дела в лавке. Не найдя, шел на тренировочную площадку и, доведя себя до изнеможения, засыпал еще до темноты. В своей спальне, естественно. Вирита сильно его задела. Если бы Лаана могла, она бы повыдергала белобрысой гадине все волосья. Цели проклятая стерва добилась — мужа унизила. В тот вечер все смеялись над ним и его бойцом. Попытка объяснить провал ядом не возымела ровно никакого действия. Наоборот, сделала только хуже. Лердан оказался прав, это слишком сильно смахивало на глупую выдумку, и свидетельство раба тут ничем бы не помогло. Ведь он ничего не знал наверняка.

Лердан не думал больше ни о чем другом, каждый день укорял себя в недальновидности и, конечно, упиваясь жалостью к себе, напрочь забыл про жену. А ведь Лаане уже начало казаться, что между ними наконец-то все налаживается.

Она крутила в руках писчее перо, слушая, как во дворе продолжается тренировочная смена — теперь среди ночи приспичило позаниматься с оружием Ташу.

Вряд ли два этих дурака догадывались, как они похожи. Лаана чувствовала, что подлый поступок Вириты задел шерда не меньше, чем его хозяина. В конце концов, ни в чем не повинного Таша нагло использовали для мести, опоили, да еще это именно ему пришлось выходить на бой и зарабатывать синяки от чемпиона эс-Наста. Повезло, что опытный воин все понял и обошелся с противником не слишком жестоко. А ведь мог и вообще убить, если бы ему отдали такой приказ.

Лаана в тот день тысячу раз прокляла эс-Наста и всю его бешеную семейку. Они походя ломали жизни, превращая это в развлечение для себя.

Как и Лердан, Таш огрызался на всех, а все свободное время проводил в делах, то есть на тренировочной площадке. Но было у шерда и серьезное отличие от мужа Лааны. Казалось, что его спина распрямилась, а глаза стали полыхать таким пламенем, что иногда от раба отшатывались прохожие. Хорошо, что он не замечал, сколько женщин при этом украдкой бросает на него взгляды. Лаане и самой бывало трудно отвернуться от Таша, когда он раздевался и начинал прыгать с мечом по площадке.

Огонь, воплощенный огонь. Вот кем он был.

Лаана с трудом удержалась от того, чтобы тихонечко встать из-за письменного столика, высунуть из окна нос и понаблюдать за шердом. Вместо этого она развернулась к окну спиной и склонилась над бумагами. Ночь на дворе, все равно ничего не будет видно. Да и вообще, она замужем. Ей бы на мужа глядеть…

Если бы только не его холодность! Лаана вздохнула. После смерти Сарта она сама запрещала Лердану переходить границы и приближаться к ее постели, но это не значило, что ей больше не хотелось мужской ласки. Сейчас Лаана, наверное, уступила бы ему, может быть, даже сама пришла бы к нему в комнату, но та была заперта на замок изнутри. Чтобы слуги не беспокоили. А спал Лердан, как мертвый. Будить его значило переполошить весь дом — последнее, чего она желала бы.

Очередная препона в их отношениях. Лаане иногда самой не верилось, что между ними что-то было. А главное — что это может повториться.

Потому оказалось гораздо проще представить, как по ее талии скользят совсем другие, смуглые руки. Как требовательные пальцы стаскивают с нее платье, а к шее прижимаются горячие губы…

Плеча и правда что-то коснулось. Лаана отмахнулась, решив, что в распахнутое окно залетел мотылек. И заледенела, когда наткнулась на нечто крупное и очень похожее на человеческую руку в перчатке.

Лаана вскрикнула и подскочила с места, чуть не уронив столик. Затем она обернулась и, увидев, кто стоял за ее спиной, выругалась. Ее искаженное лицо отражалось в зеркальной маске, а в глазах зарябило от безумного сочетания лазурного и алого цвета. Глас Города мелко трясся — похоже, смеялся. Во всяком случае, его поза сообщала именно об этом.

— Кровавый бог! Ты что тут делаешь?! — рявкнула Лаана, прижав ладонь к неистово бьющему сердцу и пытаясь его успокоить.

Спохватившись, шердка тут же зажала себе рот. За дверью раздалось шарканье.

— Моя госпожа, — послышался сонный голос верной Нади, которая жила в смежной комнатке и стерегла сон хозяйки. — С вами все в порядке?

— Да-да, — быстро ответила Лаана. — Я паучка увидела, он уже за окно сбежал. Иди спи.

— Да ниспошлет вам Иль мирных снов, — добродушно откликнулась служанка.

Шарканье отдалилось от двери и затихло.

Лаана выругалась еще раз — почти беззвучно.

— Сволочь ты, Глас! Как ты сюда попал?

Он мог пробраться в комнату только через окно, свесившись на веревке с крыши. Но Лаана не понимала, почему она ничего не услышала. Неужели шут опять использовал магию? Лучше бы так. Его ни в коем случае не должны были здесь видеть.

Он пожал плечами. Вдруг горло перехватил спазм, и Лаана на миг испугалась, что задохнется. Губы раздвинулись сами по себе, а с ее собственного языка сорвались чужие слова.

— Я Глас Города. Я могу попасть всюду, куда захочу.

Давящее ощущение с груди исчезло. Лаана поморщилась. Она ненавидела, когда шут так делал.

— Зачем пришел? — неласково спросила шердка.

Чтобы Глас притащился прямо к ней — такого еще не было. Он предпочитал общаться с Хинтасом и появлялся перед Лааной всего пару раз. Причем только в тех случаях, когда дело касалось Забвения. Даже кинутое в него сгоряча зеркальце он передал через барона.

Кажется, Хинтас был удивлен тем, что Глас решил раскрыть себя перед союзницей, вдобавок из-за такой мелочи. Лаану это тоже озадачивало, но она уже поняла, что искать логику в его поступках — заполучить головную боль.

И не только.

Дыхание снова перехватило. Ветер шевельнул фитильки в лампах, и по комнате затанцевали тени.

— Торопись, женщина. Вам нужна помощь хранителей, или вы проиграете.

— "Вы"? — возмутилась Лаана, когда вернула управление собственным голосом. — Ты в этом как будто совсем не участвуешь!

— Я буду жить, пока жив город, — спокойно ответил шут. — А вы — нет.

Лаана поежилась.

— Хорошо, допустим. Но я не могу попасть к Эртанду. Мне то присылают отказ, то не пишут вообще, а человек, через которого я передавала письма лично Эртанду, куда-то пропал. Я не могу приехать в обитель без приглашения. Там плевать хотели на светские звания. Меня просто не пустят!

— Человека больше нет. Ты должна поехать сама. Тебя пустят. Или используй мазь. Ждать больше нельзя.

— Я знаю, — огрызнулась Лаана.

— Так почему ничего не делаешь?

— Если ты считаешь, что так просто уродовать людей, сделал бы это сам вместо того, чтобы науськивать всех друг на друга из теней!

Она спохватилась, лишь когда резкие слова слетели с языка. Щеки сразу же разгорелись от стыда.

Отец всегда говорил, что несдержанность погубит ее торговую карьеру. Но сейчас на кону стояло больше — ее собственная жизнь. К счастью, шут не обратил на грубость внимания. Привык, наверное.

— Я голос города, а не его карающая длань, — он развел руками. — Я могу лишь говорить.

— Может, у тебя найдется какой-нибудь брат, который будет карающей дланью? — проворчала Лаана.

— Мой брат нам не поможет. А брат твоего мужа вполне способен.

Она прищурилась, с головы до ног оглядывая шута. Вот как, у него есть брат. Видимо, как это часто бывало в семьях, часть родственников становилась на одну сторону мятежа, а часть — на другую.

Лаану это еще ждало. Лердан не станет терпеть жену, если узнает, что она помогла Хинтасу с переворотом. Это же против рыцарской чести!

— Ладно, — со вздохом согласилась Лаана. — Поеду к Эртанду завтра. Но пожалуйста, не приходи сюда больше. Если кто-то узнает, что мы заодно…

Он прервал ее, подняв указательный палец и едва не ткнув перчаткой собеседницу в лицо. Лаана поймала себя на мысли, что не чувствует совершенно никакого запаха от мужчины, стоявшего перед ней на расстоянии локтя.

— Я сделаю так, что никто ничего не узнает, — прошептал шут ее голосом. — И Лердан тоже. Никогда-никогда, ничего-ничего. Но мы должны успеть до Бури. Иначе будет поздно.

— Бури? Какой еще бури?

Глас Города выпрямился и уставился в потолок, задумчиво приложив палец к тому месту, где под маской должны быть губы. Под отверстиями для глаз зеркальную поверхность разъело, и вид получился скорее комический, чем задумчивый.

— Может быть, это будет Пожар, — изрек шут губами Лааны.

Его голова вдруг дернулась к окну.

— У тебя есть дела. Важные дела, — зачем-то сказал Глас. — Отвернись.

Она сморщила нос, но послушалась и, сложив руки на груди, развернулась к двери. Когда Лаана оглянулась, сзади уже никого не было. И снова — без единого звука.

Даже не попытавшись бороться с любопытством, она тут же подскочила к окну и выглянула наружу. Там не было ни единого признака Гласа Города. Над Тамин-Арваном царили тишина и благодать, которые нарушались только тяжелым дыханием Таша на тренировочной площадке.

Поворчав на безалаберного шута, который слишком любил разыгрывать спектакли, Лаана вернулась за стол. На сей раз так, чтобы видеть и окно, и дверь.

Стоило давно лечь в постель, но уснуть не давали тревожные мысли. Вспомнив слова Гласа Города про важные дела, Лаана потерла утомленные веки. Как будто она сама этого не знала! И беспокоило ее не только то, что из-за спешки и этих странных отказов из обители придется искалечить Забвение, оставив от ллитской мази шрамы на всю жизнь. На столике вместе с очередным запросом на посещение Эртанда лежало письмо от доверенного человека с коротким рассказом о событиях, которые могли повлечь гораздо более серьезные последствия.

Торговли с Шердааром больше не будет. Во всяком случае, не в ближайшее время. Что-то случилось на перевале Сарах, и его завалило камнями. Осыпи и обвалы произошли и в других местах, что было очень странно — Эстарадские горы уже давно не трясло. Но если везде обошлось мелким ущербом, то на перевале можно было уверенно ставить крест. Из-за полыхавших там пожаров на расчистку могли уйти целые месяцы. Месяцы!

Вроде бы ничего страшного — торговля с силанскими городами не прекращалась, хотя и ослабла из-за бурь. Но дом эс-Мирд всегда делал упор именно на шердские товары: ковры и безделушки с необыкновенными узорами, деликатесные фрукты и овощи, кожу из шкур ящеров, хорошо сопротивлявшуюся огню, а главное — на пропитку для ткани и дерева, спрос на которую взлетел после остановки Сердца мира. Беда на перевале слишком сильно била по позициям семьи. А еще в городе потихоньку росли цены на еду, что для эс-Мирдов означало увеличение затрат при значительном уменьшении прибыли.

Им могло бы помочь вино, которое делали родители Лердана. Этот напиток всегда высоко ценился в остальном Силане, но запасов почти не осталось, а в нынешнем году урожая ждать не приходилось. Старшие эс-Мирды на днях прислали весточку, что собираются к середине оставить загородное поместье и вернуться в Тамин-Арван, настолько их доконала погода. Но сначала — напоследок — приглашали к себе провести последние теплые деньки не в душном городе.

Лаана обкусывала губы. Ей не хотелось размышлять о том, насколько похудеет семейный кошелек. О холодности Лердана и то было приятнее думать. Однако с Гласом Города не поспорить — дела такой важности откладывать нельзя. Нужно повысить цены, еще раз провести ревизию и уточнить, запасы чего делать в первую очередь. А еще поговорить кое с кем из знакомых торговцев и подумать о том, что закупать в тех силанских городах, куда могли отправиться караваны эс-Мирдов.

Лердан первым прочитал принесенное два часа назад запыхавшимся гонцом письмо и сразу же принял по-военному строгое решение: использовать обходной путь в Шердаар вместо прямого, через перевал Сарах. Лаана заспорила: эта дорога дольше, тяжелее и несравнимо опаснее даже в тихие годы, что уж говорить о нынешнем буйстве стихий? Тем более уже двое человек из гильдии торговцев жаловались, что у них там бесследно пропали караваны. Почти наверняка слухи про прятавшуюся в Эстараде армию были правдой — то есть про армию, конечно, нет, а вот беглые тинаты там бесчинствовать вполне могли. Репутацией и деньгами Лаана рискнула бы, но жизнями своих караванщиков — никогда.

Муж на это сказал, что люди, которые нанимаются в караван, знают, на что идут.

Она скривила губы и макнула перо в чернильницу. У Лердана все так просто! Но нужно продумать и запасные варианты, а значит, написать купцам Левгарду Даэну, Торлу Гесу, Эверанду Кору…

Послание первому из них Лаана сочинила до половины, когда услышала сначала подозрительный треск, а потом крик Таша. По стенам комнаты прошлись рыжеватые блики света, словно во дворе кто-то разжег костер. Лаана охнула, бросила перо и кинулась к окну. Это наверняка был огненный вихрь. Лишь бы только он не погубил садик! Его и так чуть не уничтожил недавний ураган!

Опасения оправдались — загорелись розовые кусты. К счастью, Таш оказался достаточно догадлив, чтобы сразу тушить огонь и звать на помощь, а не делать все по очереди, поэтому пламя никуда не перекинулось. Выскочившие на крик в одном исподнем слуги быстро залили все дождевой водой из чанов по углам двора. Когда Лаана сбежала вниз, мужчины уже с облегчением хлопали друг друга по плечам и благодарили Иля за избавление от пожара, а заодно и Таша, который по милости Всевышнего вовремя очутился во дворе. Из окон и дверей блестели глазами те, кто спал крепче и не успел помочь.

Прошлепав босыми ногами по лужам, оставшимся от тушения пожара, Лаана со стоном осмотрела дымящиеся кустики. Масляные фонари, подвешенные к стенам дома, давали слишком мало света, но и так было видно, что розы загублены. И не только они — кто-то протоптался по цветочной клумбе, заливая огонь. Виновник нашелся с легкостью. Таш тихо ругался в сторонке, прислонившись к стене и вытаскивая из стоп шипы. Ему помогал Забвение — верный спутник шерда, и тут же, само собой, вертелся Халерет. Если у кого-то появлялась хотя бы царапина, он всегда был тут как тут. После того как из всех детей и внуков судьба оставила ему одну Иллис, старик стал обо всех заботиться, как о собственных отпрысках.

Лаана провела пальцами по обожженным листочкам. В скором времени восстановить красоту не удастся, разве что перевал Сарах освободят быстрее, чем говорят. Вздохнув еще раз, шердка отвернулась от участка, дырой зиявшего на фоне благолепия не потревоженного огнем садика, и подошла к Ташу. Окружавшие его слуги расступились, пропуская хозяйку. Даже в темноте было видно, какой густой краской залито лицо раба. "От жары", — решила Лаана.

При ее приближении Таш опустил ногу и склонился.

— Простите, госпожа. Я не хотел портить ваш сад.

— И дать ему сгореть целиком? — удивилась она. — Ты все правильно сделал. Пусть лучше пострадает одна клумба, чем превратится в пепел всё.

— Да, госпожа, — сдержанно ответил он.

— Я награжу тебя завтра, — объявила Лаана, — и всех, кто тебе помогал. Вихри теперь случаются чаще, и мы все должны быть очень бдительными и хорошо стараться, чтобы не лишиться дома. Все слышали? — громко спросила она.

Ее поддержал гул веселых голосов. Идея о награде понравилась всем. Лаана улыбнулась. Она никогда не могла понять людей вроде эс-Наста, которые предпочитали силой заставлять людей выполнять их волю. Ведь куда лучше и приятнее для всех, когда слуги сами рвутся помочь и знают, что делают это и на свое благо тоже.

Однако среди десятка радостных лиц одно оставалось хмурым. Управляющий Оттарт тер седую щетину на подбородке, разглядывая росшие по соседству с розами кусты.

— А корни-то не опаленные, и трава целая. Даже вон та, засохшая. Странно это, госпожа Лил. Когда вихрь появляется, огонь и по земле тоже идет. Да и когда такое было, чтобы вихри по внутренним дворам гуляли?

— И на что же ты намекаешь? — бесцеремонно поинтересовался Халерет.

Оттарт едва удостоил его взглядом. Управляющий считал, что в доме нет места бесполезному старику.

— Непохоже это на огненный вихрь, вот что я хотел сказать.

— Я по-твоему, сам кусты поджег? — изумился Таш. — Да зачем это мне?

— А мне откуда знать, что взбредет в голову бешеному убийце?

Слуги резко затихли, настороженно прислушиваясь, к чему приведет ссора. Шерд выпрямился. Из его глаз будто полыхнул огонь. Лаана невольно отступила на шаг назад, но в то же время завороженно следила за Ташем.

Раб? Нет, он подлинный воин, рожденный в свободе и сохранивший ее в душе. У такого человека не может быть обруча на шее — это против его природы. Лаана чувствовала, что еще чуть-чуть, хоть слово со стороны Оттарта — и Таш кинется на него, как тот самый вихрь.

— Ты еще расскажи, что он врать может, — заржал Ксалтэр. — Это раб-то!

Шутка оказала свое действие — кто-то, вторя охраннику, засмеялся. Лаану эти звуки заставили отмереть.

— Оттарт, не говори глупости, — оборвала она. — Стихия сошла с ума, вихри проносятся по городу почти каждый день. Теперь, получается, и во внутренних дворах возникать могут. И не забывай, что я тоже шердской крови. Говоришь что-то против Таша — говоришь против меня.

Раб заметно расслабился, но морщинистое лицо управляющего пошло складками, как плохо сложившийся веер.

— Уж простите, госпожа, я сказал, что думал. А там пускай господин решает.

— Он решает, чтобы все разошлись и легли спать, — раздался сверху суровый голос.

Лаана задрала голову. Окно спальни мужа оказалось открыто, а в проеме было видно его самого, растрепанного и, судя по нависшим над переносицей бровям, сердитого.

Раздражать его никто не хотел — все знали, что нрав у Лердана круче, чем у его жены. Особенно хорошо это помнили старые слуги, заставшие те времена, когда Лаана здесь еще не появилась и в доме хозяйничали родители молодого господина. Тогда слуги менялись гораздо чаще, а рабов было больше, никто не спрашивал их мнения и тем более не награждал за помощь в тушении пожара — это считалось их обязанностью. И наказания тоже случались гораздо чаще. Поэтому Халерет первым скрылся в дверях, а за ним, гордо подняв подбородок, чтобы не уронить достоинство управляющего, — Оттарт.

Скоро Лаана осталась во дворике одна. Она ждала, что Лердан позовет ее наверх, к себе, но ставни глухо стукнули, закрываясь. Только темный силуэт Нади мялся у входа на хозяйскую часть дома.

— Госпожа, я принесу вам воды, — предложила служанка. — Как же вы ляжете спать с грязными ногами?

Лаана кивнула, забыв, что Нади может и не различить в полутьме это движение.

Похоже, Лердан привык спать с женой в разных комнатах. Больше ему не приходила в голову мысль, что Лаане захочется объятий мужа. Несколько месяцев назад это ее даже обрадовало бы. Но сейчас, когда с ее участием в заговоре Хинтаса творилось не пойми что, ухудшилась торговля и погода выкидывала безумные коленца…

Сейчас Лаане меньше всего нужен был второй ребенок, который мог умереть так же, как и Сарт. Но на сердце у нее все равно гранитным камнем лежала досада.

Глава 15. Маг

Эртанд сошел с ума.

Только так получалось объяснить, почему ему до сих пор мерещатся наты. "Несвобода", которая паутиной затягивала грудь у многих тинатов, некоторых слуг и стражей, оказалась всего лишь началом. Теперь, присмотревшись, маг различал и другие иероглифы, хотя таких сложных больше не встречалось. "Ветхость" — вывернутая наизнанку "прочность" — у старого сундука, "острота" у заточенного меча, которым хвастался страж у ворот. Утром Эртанд по странному изгибу линий ната понял, что эгара внутри подгнила, до того как ее надкусил.

Это одновременно восхищало и тревожило. Восхищало, потому что никто из знакомых тинатов сущности вещей и тем более людей не видел, хотя в книгах утверждалось, что раньше некоторые маги вроде Айгара Безумца были на такое способны. Они даже умели лечить болезни, подправляя человеческие наты! "Сказки", — фыркнул Вигларт, подслушавший обрывок разговора Эртанда с Лейстом. И именно поэтому новая способность тревожила. Взаправду ли это? Или он в самом деле перетрудился, как предупреждал Улланд?

Так или иначе, большую часть того, что видел, Эртанд все равно не понимал. Переплетения линий оставались бессмысленными даже у простых предметов. Куда там до человеческих натов — целого облака хитро запутанных узлов! А поэтому он набрал в библиотеке учебников с перечнями необходимых тинатам иероглифов и устроился там, где его никто не мог потревожить.

На кладбище дул ветер, теребя мокрый подол мантии. С окрестных виноградников тянуло гнильцой. Погода продолжала ухудшаться, и земля не успевала высыхать от дождей, которые приносили с собой бури. Вот и сегодня, несмотря на жару и ясное небо, Эртанду пришлось долго искать сухое место для того, чтобы поставить туда стул. И то его деревянная ножка утонула в разбухшей земле, перекосив сиденье.

— Буква "с", — бормотал маг, листая книгу одной рукой, а второй держа спелое красное яблоко. Разговор с самим собой помогал сосредоточиться. — "Свежесть", "светить", "сила"… Так, дальше. "Слабость"? Интересно, зачем кому-то мог понадобиться такой нат? Хотя полезно, в общем-то. Полезнее, чем "свежесть". Надо запомнить. "Сломанный", "сухой"… А где "сладкий"?

Он вернулся на пару страниц, испещренных иероглифами с подробным объяснением, из каких глифов — атов — они состоят. Слова "сладкий" не было.

— Может, ты не сладкое? — спросил Эртанд у яблока, будто оно могло ответить. — Надо поискать, как выглядит "кислый" нат.

Том со словами на букву "к" лежал в самом низу стопки. Посмотрев на нее, маг передумал.

— Поищу-ка я "сочный".

Но и этого слова в списке не нашлось. Вздохнув, Эртанд еще раз изучил плод, едва помещавшийся ему в ладонь. Округлые нити сущности яблока были похожи на свалявшийся шерстяной клубок с торчащей сбоку спицей. Маг, до этого искавший значение "целый" и не найдя в яблоке соответствия нарисованной на бумаге схеме, решил, что спица означает разрыв связи с деревом. Наверное, оно будет по-настоящему целым, только вися на ветке.

— А что если попробовать "влажный"? Довольно близко к "сочному".

Этот томик лежал сверху. Перелистнув несколько страниц, которые усиливающийся к ужину ветер, как одеяло, тянул на себя, Эртанд наконец-то обнаружил нужный знак. К счастью, и похожий узор в клубке ната отыскался достаточно быстро. Маг победно улыбнулся и надкусил яблоко.

Оно действительно оказалось сочным. А еще червивым.

— Тьфу! — Эртанд поспешно выплюнул кусок фрукта. — Урдово семя…

Теперь ясно и то, почему яблоко было не "целым".

Маг оглянулся, раздумывая, куда бы его закинуть, чтобы не мусорить на могилах собратьев, и заметил тощую фигуру Лейста. Он лениво шагал к кладбищу по гравийной дорожке. Вид у друга был усталый, и к его нату добавились новые узоры. В хитросплетениях сущности товарища Эртанд разбирался чуть ли не хуже прочих. Символ "несвобода", на который маг привык ориентироваться, у Лейста отсутствовал.

— Ну вот! — обиженно воскликнул он. — Я хотел тебя на обед позвать, чтобы ты потом не умер от голода, а ты наворовал на кухне яблок и не делишься.

— А что, уже время обеда?

Эртанд с удивлением вскинул голову. И правда, солнце давно перекатилось за линию зенита. Обычно в это время заканчивался урок истории с детьми. Маг не привык к тому, что перед обедом можно заниматься чем-то еще.

Он усмехнулся. Вряд ли настоятель ожидал, что у его наказания появится обратная сторона. Эртанду пришлось перенять некоторые обязанности Улланда по зачарованию, но тяжелая работа с каждым днем шла все легче, и свободных часов оставалось все больше. Теперь приходилось больше беспокоиться о том, чтобы Вигларт этого не заметил и не сочинил для него новые обязанности.

Свободное время, которое можно было потратить только на себя, Эртанду нравилось. Никто из насельников не мог похвастаться таким сокровищем.

Лейст без спроса забрал из руки товарища яблоко и недовольно посмотрел на червоточину. Мгновение спустя фрукт улетел в кусты за оградой кладбища, а молодой тинат бесцеремонно уселся на могильную плиту. Эртанд поморщился.

— Прояви хоть немного уважения к умершим!

Лейст вытянул ноги поперек тропки между могилами.

— Думаешь, Маранд мне отомстит на том свете? Это же Маранд здесь похоронен? Да, он. Если мы встретимся на Небесах перед Великим Илем и Маранд спросит меня, какого Урда я сидел на его могиле, я спрошу его, на кой он накидал мне репейников в мантию.

— Лейст, это было восемь лет назад.

— И что? Вряд ли я отдирал их меньше времени, чем займут наши с тобой посиделки. Глаз за глаз — все честно!

Эртанд укоризненно покачал головой.

— Что ты тут делаешь? Ты же должен быть на уроке.

Друг отвел взгляд.

— Вигларт решил проверить, как я провожу занятия. Ему не понравилось.

Ответ для болтуна Лейста был слишком сухой и короткий. Эртанд взглянул на собрата внимательнее. Его оттопыренные уши по цвету не уступали выброшенному яблоку.

— Что, получил?

— По самую маковку. Перепутал даты и имена каких-то там полководцев. Подумаешь! Как будто это так важно. Все равно же малявки потом будут учебник читать.

— Милостивый Создатель, Лейст…

Неудивительно, что педанта Вигларта подобное отношение вывело из себя.

— Не, ну а что? — захорохорился друг. Его ковыряние носком сандалии земли выдавало, что он сам все понимает. — Бывает, ошибся. Зачем так орать? Серьезно, да никто все равно не помнит эти замшелые имена. Ты хоть раз этим пользовался в жизни? Я — нет. Мне еще повезло на самом деле, — добавил он, чуть-чуть успокоившись. — Там кто-то приехал из Тамин-Арвана без предупреждения, и его беспрепятственно пропустили в обитель, не спросив мнения нашего драгоценного и великого настоятеля. Вигларт забыл про меня и пошел стражу хаять.

Привратникам можно было только посочувствовать. В последнее время из-за отвратительной погоды начались перебои с поставками в обитель еды и рабочих материалов. На питание пока никто не жаловался, но ходили слухи, что граф эс-Наст в письме выразил настоятелю неудовольствие задержками гонцов с ошейниками и прочими тинатскими изделиями. Вигларт вспыхивал, как костер, из-за любой чепухи и все чаще хватался за волшебный кнут.

— А ты-то что тут сидишь? — спохватился Лейст. — Книжками обложился, как перед экзаменом. Ну-ка, что тут у тебя? У-у-у… Надеешься, Вигларт другой предмет даст вести?

Настал черед Эртанда отводить взгляд.

— Всего лишь освежаю в памяти наты.

— Ты-то — наш главный мастер после Улланда? — наверное, это предполагалось шуткой, но не засмеялся даже сам хохотун Лейст. Он положил подбородок на ладонь и упер локоть в колено. — Слушай, Эрт, я за тебя волнуюсь. Ты всегда был странноватый, будто тюкнутый чутка, но это уже ни в какие ворота не лезет. Юссис говорит, ты к ней не ходишь, хотя запрет Вигларта уже несколько дней как закончился. Пропускаешь завтраки. Притащился на могилу Улланда с учебниками. Решил перещеголять старика по части бредней о конце мира?

— Это не бредни.

Друг погрустнел.

— Ну все, так я и думал.

— А в чем дело? Еще скажи, ты не находишь подозрительным то, как изменилась погода.

— Знаешь, — задумчиво произнес он, — у нас в деревне возле дома старосты росло бутылочное дерево. Его посадили, когда староста народился. Точнехонько в тот же день — на счастье. И вот росло оно сорок лет вместе со старостой, а потом буря взяла и вырвала дерево с корнем. Староста тогда еще ногу повредил, скотину торопился с поля в хлев увести. В деревне все говорили: "Ну все, это знак. Смерть мужику настала, Иль уже местечко на Небесах для него заготовил". А он похворал, похворал, да и выздоровел. Дерева там в помине нет, а староста до сих пор здравствует. Я к тому, что, если кому-то что-то кажется, это еще не значит, что все так и есть.

Эртанд с хлопком закрыл книгу.

— Ладно, допустим, я ошибаюсь, а ты прав. Но ты никогда не думал посмотреть на слова Улланда с другой стороны? Представь, что с миром действительно что-то случилось. Началась война…

— Да у нас постоянно война с Каменными землями, — прервал Лейст.

— Я о не мелких стычках на границе с отдельными племенами исихов, а о крупных военных действиях. Как во время Великой тинатской войны, когда на поле боя сражались десятки, сотни тысяч человек. Или в самом деле случился конец света. Нужно помогать людям, а мы, маги, надежда человечества, как нас громко именуют в некоторых исторических документах, одрябли. Мы никогда не выходили за пределы обители, не знаем, как себя вести в разных ситуациях, не умеем готовить и не привыкли спать под открытым небом. Мы беспомощны.

— Но ведь от нас это и не требуется! Мы же маги, а не какие-нибудь там воины.

— Хорошее оправдание. Но где все наши магические умения? Я лучше всего научился создавать рабские ошейники, но кому они будут нужны, случись война? В первую очередь понадобятся оружие и доспехи. В обители двадцать пять насельников вместе с учениками, зачаровать нагрудник могут всего пятеро, включая меня. Да и с зачарованием меча не все могут справиться. Это сплав из нескольких металлов, а не кухонный ножик из железа. Силы в него нужно влить больше, нат будет сложнее. А умения лечить, менять настроения людей — кто сейчас на такое способен? Ты же читал к урокам хроники, должен помнить, что тинаты могли развязать пленнику язык или переманить человека на свою сторону, всего лишь начертив на нем пару натов. А боевые заклинания? Райвел Лисья Шуба в одиночку раскрошил стены Осеннего форта, Лара из Нахида развернула русло реки и затопила вражеские отряды на подходе к городу. Сделать за день десять рабских ошейников — да, огромное достижение! — саркастически произнес Эртанд. — С тех пор как нас упекли в обители, мы растеряли все свои возможности. Их можно было бы вернуть, если бы нам позволили обладать большим количеством знаний.

Лейст нахмурился.

— Красивая речь. Но ты знаешь, из всех этих хроник я вот что четко уяснил. Были у тогдашних тинатов большие способности, это чистая правда. Допустим, и лечить магией они умели — бесценная способность. Да вот только людей в той войне по их вине было угроблено гораздо больше, чем они спасли своей магией. Почти весь континент лежал в руинах, население кое-где подчистую вымерло. Эти твои великие маги людей целыми городами жгли. Так что, может, я и не могу вылечить человека касанием, но не могу и убить целую сотню взмахом руки.

— Да кто же говорит, что ты будешь обязан убивать?

— Никто. Да только я могу и не хотеть, а меня все равно заставят. Рабы вон тоже рвутся каждую прихоть хозяев исполнять, а никуда деться не могут. И вообще не понимаю, с чего у всех это вечное стремление превзойти в магии остальных, выйти наружу, натворить разных дел, как беглецы-хранители, которые народ деревнями выжигают — ну точно под стать древним магам. Нет, мне и в обители хорошо.

— И тебе все равно будет хорошо, даже если понадобится спасти целый мир, а ты не сможешь, потому что когда-то испугался знаний?

— Ага, — с легкостью согласился друг. — Пусть кто-нибудь другой спасает. Вон, у исихов маги не сидят в обителях. Пока никто из них мир не перевернул.

— Потому что исихи убивают самых сильных магов, а выживших обучают далеко не всему. И может, кто-то из них перевернул мир, просто ты об этом еще не знаешь.

Лейст почесал затылок.

— Тогда уже поздно жалеть!

— Потрясающий вывод, — буркнул Эртанд.

— Ну а что? Кстати, я думаю, насчет ошейников ты ошибаешься. Если начнется война, их понадобится гораздо больше, чем сейчас.

Мысль была неожиданно трезвой для Лейста и тревожной. Закусив губу, Эртанд посмотрел на друга. Тот уже любовался алеющим небом.

— Мы так ужин пропустим, — беззаботно сказал он. — Пора топать ножками. Не хочу остаться голодным.

— Идем, — проворчал Эртанд.

Он чувствовал себя так, будто долго-долго затаскивал повозку на холм, а та вдруг перед самой вершиной сорвалась и покатилась обратно.

* * *

Поесть Эртанду в тот день было не суждено. Только они с Лейстом занесли книги в библиотеку и направились в трапезную, как на дороге им повстречался разозленный Вигларт.

— Старший тинат Эртанд! — рявкнул он. С клумбы вспорхнула перепуганная птица. — Тебя ждут гости.

— Что? — обомлел маг. — Кто?

В памяти всплыли слова Лейста, что в обитель кто-то приехал. Эртанду и в голову не могло прийти, что это к нему. Встречи с тинатами ограничивались, прошения о них подавались заранее и согласовывались с настоятелем. Друзей к магам не пускали, исключительно членов семьи, и то нечасто. Все родственники знали, что самый верный способ испортить мужчине или женщине в обители жизнь — это заявиться без спроса. Таких могли пропустить, но нередко и выгоняли.

Семья Эртанда порядок знала и о визите всегда предупреждала заранее. Даже если бы она этого не делала, предыдущий настоятель не рискнул бы портить отношения с домом эс-Мирд. Но то предыдущий. Что мог устроить Вигларт, Эртанд боялся представить.

Мгновенно накативший страх перед выволочкой сменился новым, от которого похолодели руки. Что случилось с родственниками, что они осмелились приехать без официального дозволения?

— Там твоя невестка, — брезгливо ответил Вигларт. — Свидание будет проходить в привратной башне под надзором стражи.

— Почему? Раньше всем разрешалось проводить гостей в комнаты!

— Раньше никого не ловили на передаче писем через подкупленных стражей. Хотя ты, как учитель истории, должен сам это знать, на всякий случай напомню, что за такие провинности когда-то казнили, — серо-голубые глаза настоятеля кольнули льдом. — Тебе следует радоваться, что я не вышвырнул гостей вон отсюда.

От злости Эртанд сжал кулаки, но заставил себя глубоко выдохнуть и расслабить руки. Пока он не в том положении, чтобы огрызаться на настоятеля.

Грозовую тучу, которая вот-вот была готова разрядиться молнией, развеял Лейст.

— Беги, — шепнул он. — Я попрошу кухарок, чтобы не убирали твою порцию.

— Спасибо!

Маг со всех ног бросился к воротам, загребая сандалиями мелкие камешки. У входа он заметил карету с впряженной в нее парой гармов. Стражи с интересом разглядывали и длинные шеи ящеров, и старую громоздкую повозку. Сегодня, когда рабы стоили намного дешевле животных, аристократы предпочитали ездить в легких паланкинах. Но Лил, презиравшая рабский труд, никогда не использовала носильщиков.

У дверей в башню Эртанд замедлился, восстановил дыхание и одернул мантию. Невестке нельзя видеть его растормошенным. Спокойный, уверенный, сильный — вот каким он должен предстать перед ней.

Однако когда маг увидел Лил, ее приветливую улыбку, когда потянуло сладким ароматом, то не выдержал, стиснул жену брата в объятиях, закружил по комнате. На сердце будто растаял вечный ледник. Лил рассмеялась и чмокнула родственника в подбородок — куда дотянулась.

— Отпусти! — шутливо приказала она. — Ты меня так задушишь.

А Эртанд, не находя слов, чтобы объяснить, как он скучал, смотрел на нее. На женщину, которой грезил пятнадцать лет. Это он должен был стать ее мужем, а не Лердан.

Он еще раз прижал к себе Лил, зарываясь носом в ее смоляные волосы. Платок, которым шердка накрывала голову, сполз на плечи. От него пахло духами, а от чистых локонов — травами и сладким эгаровым цветом.

— Тебя очень долго не было, — прошептал Эртанд, чувствуя через ткань тепло женских ладошек.

— До вас теперь едва доберешься, — серьезным голосом произнесла Лил. — Милисса вышла из берегов, мост смыло. Еще и слухи ходят, что отряды хранителей шастают рядом с обителью.

Новости тревожили. Эртанд наконец-то освободил Лил и огляделся.

Через узкие бойницы проходило слишком мало света, поэтому в башне даже днем зажигали свечи. В полутьме шердка выглядела смуглее, чем обычно. Маг понадеялся, что она загорела за лето, а не просидела все время дома. В отличие от силанских аристократок, которые боялись подставить нежную кожу солнцу, Лил любила прогулки, но Лердан их не одобрял.

Только сейчас Эртанд заметил, что в дальнем конце круглой комнаты сидят двое стражей. Первый сложил на груди руки, второй хмуро посматривал на тината. Их имен он не запомнил — они прослужили в обители всего декаду. После того как обнаружился один продажный стражник, Вигларт на всякий случай заменил остальных. Хотя почти все лица для Эртанда были новыми, он не мог не заметить, что его сторонятся. Наверняка среди стражников уже разошлась молва о том, из-за кого выгнали их предшественников. Вряд ли кому-то хотелось потерять хлебное местечко и вернуться на улицы Тамин-Арвана, к ворам и убийцам.

Кроме надзирателей в помещении находилось еще двое мужчин. Их наты бросились в глаза прежде, чем Эртанд рассмотрел черты лиц. От увиденного он зажмурился, как от удара.

Облик первого, покрытого татуировками с натом "забвение", двоился в глазах. У него как будто было две сущности, обе чудовищно исковерканные, и обе словно запутанные в двух разных сетях. Эртанд мог разобрать только верхний нат, да и тот крылась под нитями паутины. Под ней размашистые линии нанесенной на кожу краски дублировались в нате и охватывали тело раба прутьями клетки. В них вплетались ажурные узоры из символов "спокойствие", "мир" и других, значения которых маг не знал. Из-под них, как из-под воздушной паутинки, лезло что-то страшное, уродливое, с острыми углами, оборванными линиями. Стоило моргнуть, как оно исчезало. Только обманчивые тишь да гладь на поверхности.

Второй был еще хуже. Глифы его ната трепетали, как языки пламени. И точно — в середине путаницы иероглифов горел "огонь". Он тесно сплетался со знакомой "неволей", образуя что-то новое, что Эртанд для себя перевел как "запертый пожар". Наты вокруг него были словно порублены топором, превратившись в оскаленные зубья частокола. Поверх них вился другой рисунок — сеть.

— Ты кого привела, Лил? — усталым голосом спросил Эртанд.

Она оглянулась на стражей.

— Это Та Шиин — мой охранник, а это писарь. Я хотела кое-что спросить насчет него, но сначала, может, объяснишь мне, что случилось? Ты уже столько времени не присылал писем! Я заволновалась, отправила настоятелю прошение о визите, но ответ так и не пришел. Я написала еще несколько раз, опять ничего не дождалась и решила приехать сама. А настоятель только что набросился на меня, как будто я вражеский лазутчик! И еще не хочет пускать дальше башни! В чем дело?!

Теперь Эртанд догадался, откуда у нее румянец на щеках. Лил злилась. Стоило ей вспомнить о Вигларте, как ее бровки сдвинулись, а руки сложились в замок. Линии ната взвихрились в маленькой буре.

— Тише, тише, — маг погладил невестку по плечу. — С кем ты отправила прошение?

— Первый раз — с Ханребом, — имя подкупленного стража она назвала шепотом, снова скосив глаза на "надзирателей". Лил не знала, известно ли другим охранникам обители о том, что один из них носит тинатам письма в обход Вигларта. — Но он пропал, и даже дома, в Тамин-Арване, его нет. Соседи сказали, что он забрал семью и куда-то уехал. В другие разы я отправляла письма то слугами, то с гонцами. То мне отвечали отказом без объяснения причин, то вообще молчали.

Эртанд потер переносицу.

— Можешь не шептать. Ханреба выгнали. О том, что он делал для меня и Аствета, знают все. А отказывали тебе, наверное, потому что сейчас я на плохом счету у настоятеля.

Лил тихонько охнула. На расстроенном лице отразилось понимание.

— Вот оно что. Извини. Я боялась, что что-то случилось.

— Я тоже испугался, когда ты приехала без предупреждения. Присядем?

Женщина кивнула и приблизилась к столу, который перегораживал комнату. Раб-шерд тотчас бросился отодвигать для нее лавку. Это движение показалось Эртанду настолько подхалимским, что он поморщился.

Когда Лил признательно улыбнулась шерду, в сущностях обоих что-то изменилось. Линии шевельнулись, притягиваясь друг к другу и как будто пытаясь образовать новый нат. Уловить его очертания Эртанд не успел. Невестка отвернулась, раб отошел к стене, и все исчезло.

Только неприязнь мага к шерду усилилась.

— Тебе, наверное, интересно, как поживают родители и брат? — как ни в чем не бывало стала рассказывать Лил. — Все здоровы. Лердан целыми днями тренируется, а родители подумывают перебраться обратно в город.

Эртанд рассеянно кивнул — новости о Лердане из раза в раз оставались неизменными. Он, конечно, был слишком занят, чтобы навестить родного брата, но мага это и не беспокоило. Они никогда не любили друг друга, только соперничали за привилегии старшинства. И это лишь усилилось после того, как во время очередной проверки детей у Эртанда нашли магический дар. Перепуганная мать использовала все рычажки, чтобы как можно дольше продержать старшего сына при себе, не понимая, как это отразится на его отношениях с братом.

Эртанда едва ли не с самого рождения начали готовить к тому, чтобы он возглавил род, а теперь на его же собственных глазах предназначенную ему судьбу перекраивали для Лердана. Даже невесту отдали брату! Издевательство длилось целый год, пока не стало окончательно ясно, что дар никуда не пропадет, и за наследником эс-Мирдов не пришли из обители.

Глядя на улыбающуюся Лил, Эртанд неимоверно радовался, что Лердана здесь нет. Он с четырех лет от роду — с того момента, как между семьями Ли и эс-Мирд был заключен договор, — привык думать о ней, как о своей. Иногда его самого удивляло, что чувства за столько лет не угасли, а стали сильнее.

— Родители — и в город? — опомнился Эртанд. — Они же напрочь отказывались покидать виноградники.

— Не будет вина в этом году, — ответила Лил. — Урожай посекло бурей, дорогу к поместью размыло. А еще они боятся этой молвы про хранителей в горах. Поместье же совсем рядом. Говорят, там видели целую армию.

— Госпожа эс-Мирд! — прервал один из стражей. — Пожалуйста, не пугайте насельников нелепыми слухами.

Она вспыхнула.

— Это не нелепые слухи! Вы вообще помните, кто я такая? Попрошу следить за своим языком!

Второй страж, постарше, громко откашлялся.

— Госпожа, простите великодушно моего напарника, но у нас приказ от настоятеля. Никаких слухов, только то, о чем объявляли глашатаи из ратуши. Сами понимаете, сейчас люди о чем только не болтают… Уж простите нас великодушно, — повторил он.

Лил поджала губы. Несколько линий ее ната изогнулись, став похожими на молнии.

Эртанд поймал ладонь невестки и слегка сжал.

— Не обращай внимания. Я разберусь.

— Странные у вас тут дела творятся, — протянула она.

— Очень странные. Еще есть что рассказать?

Лил посмотрела на стражей и скривилась, будто съела кислую эгару.

— Ничего особенного. Только то, что мы за тебя волнуемся. А вообще я приехала кое-что спросить. Про Забвение.

— Про что?

Она махнула рукой, подзывая татуированного раба. Высокий мужчина вызывал странное впечатление: высокий, загорелый, но с пепельными волосами и светлыми глазами. Не силанец и не шерд — помесь всего сразу.

— Его зовут Забвение. Он ничего не помнит о себе. Говорит, что однажды очнулся на улице ограбленный, со свежими татуировками. Тинат, который его осматривал, сказал, что это из-за символов на коже.

Эртанд кивнул. Теперь ясно, чем был этот нат-клетка.

— Похоже на то.

— А можно вернуть ему память?

Он задумался.

— Не уверен. Раньше, до Великой тинатской войны, некоторые маги изменяли сущности людей с помощью рисунков, но в книгах написано, что это всегда заканчивалось плохо. Даже если рисунок был временный, что-то внутри человека искажалось. Он не узнавал родных, менялись черты характера. Поэтому некоторые королевские указы за попытки повлиять на человеческий нат предусматривали наказание вплоть до казни. После войны эту практику строго запретили.

Лил улыбнулась.

— Что? — спросил Эртанд.

— Ты иногда начинаешь говорить, прямо как по учебнику.

Он развел руками.

— Учительская привычка. Так вот, о нате. Даже если бы кто-то хотел вернуть ту практику, сейчас все равно нет тинатов, которые на это способны. Мне сложно представить, у кого хватило умения и сил влить в символ столько магии, чтобы вызвать потерю памяти. Если этот тинат на свободе, он очень опасен.

— Увы, я ничего не помню о том, кто это мог быть, — произнес раб.

Голос у него оказался почти беззвучный. Не человек, а его слабое подобие. Как ночной мотылек.

— Возможно, память удастся вернуть, если свести татуировки, — продолжил Эртанд. — Хотя я бы на это не рассчитывал.

— Жаль, — Лил состроила гримасу. — Я надеялась, что ты сотворишь какую-нибудь магию — и р-раз! Забвение вспомнит, кто он, и его можно будет вернуть родной семье.

Наверняка воображаемая ею картина была чудесной, однако раб оставался равнодушным.

— Ты не расстроился. Не хочешь вернуть память? — удивился Эртанд.

— Возможно, меня покарали заслуженно, — спокойно ответил он.

В этот момент из глубин его ната опять выскользнули длинные щупальца чего-то ужасного. Эртанд моргнул, и оно растворилось, будто никогда не было.

— Скорее всего, — проворчал маг. — Так это всё, Лил? Всё, зачем ты приехала?

Она смутилась. Под кожей сплетались и расплетались узоры. Эртанд и без них чувствовал, что Лил что-то тревожит, но она не хочет рассказывать, что именно. Наверное, дело было в стражниках.

— Мне нужно кое-что зарисовать, — сказал маг, повернувшись к ним. — Принесите мне бумаги и чернил.

Двое мужчин замерли в нерешительности. Похоже, Вигларт не отдавал им на этот счет распоряжений, и они теперь не знали, можно или нельзя тинату что-то писать. В конце концов, старший кивнул младшему, и тот направился к выходу. Эртанд уже с облегчением выдохнул, но оказалось, что он поторопился. Стражник всего лишь выглянул за дверь и приказал выполнить требование тината кому-то еще.

На удивленный взгляд Лил Эртанд беспомощно пожал плечами. Новые порядки, что поделать.

Она поняла. Лил вообще была чудом — улавливала все с полуслова.

— Что ты собираешься рисовать? — с интересом спросила она.

Эртанд огляделся — он не собирался выполнять просьбу и потому еще не придумал ответ. Может быть, попытаться "поймать" тот непонятный нат, который лезет из Забвения? Но раб стоял смирно, и пучки схем в нем не менялись. Зато внимание мага привлек второй раб.

Что-то в нем было не так. И не только в полыхающем нате-пожаре, а в причудливой вязи, которая сетью оплетала шерда. Схожая покрывала Заба — поверх той клетки, что запирала его память. Эртанд, набравшийся опыта в создании магических ошейников, без труда догадался, что это их результат. Но между сетью Заба и шерда было большое отличие — в мелких ячейках второй как будто кто-то проделал большие бреши. Под ними виднелись другие наты, смысла которых Эртанд не знал, но часто встречал у других тинатов. Подумав, он решил, что зарисовать их и потом разобраться, сличив со схемами в учебниках, будет полезно.

На стол перед ним легло несколько листков бумаги. Стражник откупорил чернильницу и подал перо.

— Подойди сюда, — приказал Эртанд шерду.

Тот сначала посмотрел на Лил. Она согласно кивнула и села рядом с родственником. Эртанд поерзал на стуле, как бы нечаянно коснувшись ее боком.

Тепло. Сладость. Покой. Рядом с Лил было хорошо.

От шерда пахнуло потом. "Мужлан", — поморщился маг.

Переборов неприязнь, он пристально всмотрелся в линии и стал накладывать их на лист одну за другой. Эти дыры в сети — из-за чего же они получились? Ответ крылся где-то в тех натах, которые ножами рвали мережу. Скоро Эртанд вычленил из них самый часто повторяющийся и лучше всего знакомый. Маг замечал его не только в других людях, но и в себе. Осталось лишь понять, что он значил. Острые углы, много спиралей и витков, узлы, за которыми не видно правды…

Эртанд резко выпрямился.

Правда. Вот оно.

— Скажи, что в этой комнате нет стены, — приказал маг шерду.

Тот с недоумением воззрился на него.

— Но она есть.

— Эрт, — мягко произнесла Лил. — Он же раб…

— Пусть скажет, что в этой комнате нет стены, — упрямо повторил Эртанд.

Шерд переступил с ноги на ногу. Почему-то приказ его взволновал.

— Я не смогу этого сделать.

Сеть натов шевельнулась. Из нее вылез тот самый узловатый и кучерявый иероглиф и тут же исчез.

— Лжец, — тихо сказал Эртанд. — Ты лжец.

Глаза шерда распахнулись.

— Быть не может, — Лил тряхнула головой, однако в ее голосе не слышалось уверенности.

— Я ему не хозяин, поэтому мой приказ он не выполнит. Лил, заставь его сказать про стену.

— Но он же правда не сможет… Ну ладно, ладно, раз ты просишь. Таш, скажи, что в этой комнате нет стены.

Наты закрутились в шерде вихрями. Запах пота усилился, на шее забилась жилка.

— Госпожа…

Теперь насторожилась и Лил.

— В чем дело, Таш?

Наты вдруг успокоились. Раб встал прямо, сложил руки за спиной, словно решился на что-то важное.

— В этой комнате нет стены.

Эртанд с удовлетворением отметил, что через ячейки снова появился тот нат. Лил часто заморгала. Схемы она видеть не могла, но ей, как и всем, было известно, что раб просто не смог бы произнести ложь. Стражники тоже напряглись, но до них Эртанду сейчас не было дела.

— Наверное, его ошейник поврежден, — предположил он.

— Не верю, — пробормотала Лил и подалась вперед. — Забвение, скажи то же самое!

Татуированный раб зябко повел плечами, будто в помещении повеяло холодным ветром. Эртанд внимательно наблюдал за изменениями в его натах. По сети пошла рябь.

— В комнате… — промямлил Забвение. — В комнате… стена…

Рябь усилилась. Из-под нее что-то пыталось выбраться наружу, но крепкая паутина не рвалась.

— Стена… Я не могу, простите, — сдался мужчина.

Лил тяжело вздохнула и накрыла лицо ладонью.

— Кровавый бог, Киддир! Работорговец, у которого я купила их обоих, — пояснила она Эртанду. — Подонок клялся мне, что проверил ошейники у каждого раба, а я, дурочка, и поверила. Таш, почему ты мне не признался? — горько обратилась Лил к рабу.

Тот молчал.

Эртанд хрустнул косточками пальцев.

— Врать — это же так удобно. Пусть подойдет ко мне, я посмотрю, что у него с ошейником.

— Ты уж точно лучше всяких незнакомых тинатов. Таш!

На сей раз рабу повторять не понадобилось. Он приблизился без лишних приказов. Его губы были плотно сжаты, и, к удивлению Эртанда, в нате Таша нигде не виднелось клякс и комков, которые обычно сопровождали страх. Если раб и обманывал Лил, то делал это не из трусости.

— И сколько он дурил тебе голову? — спросил маг.

— Я никогда не дурил госпоже голову, — резко произнес Таш, вмешавшись в разговор. Сердитые рыжеватые глаза сверлили человека, который раскрыл его секрет.

Эртанд хотел осадить раба за наглость, но промолчал. Странно — на сей раз он не лгал. Или, по крайней мере, искренне верил в то, что говорит.

— И то верно, — нехотя согласился он. — Но мне все равно нужно проверить твой ошейник. Опустись на пол.

Конечно, заставлять его вставать на колени было не обязательно. Эртанд в росте мало уступал брату и был выше шерда, но скакать перед ним не собирался и осмотрел обруч лишь тогда, когда Таш склонил перед ним голову.

Металл был теплым на ощупь. Маг подумал, что это первый раз, когда он прикасается к уже запаянному и надетому на человека ошейнику.

— Здесь дефект. Линия должна быть прямой, но прорисована криво. Наверное, тинат устал, и у него дрогнула рука, когда он выводил нат.

— И что это значит? — с тревогой спросила Лил.

— Только то, что ошейник нужно заменить, если ты хочешь, чтобы твой раб не лгал, — Эртанд убрал пальцы с шеи Таша, и тот сразу тряхнул гривой, как норовистый гарм. — Остальной узор в порядке. Зайди к Брефту, объясни ему все и скажи, что ты от меня. Он лучший из тинатов, которые работают в ратуше Тамин-Арвана. И Лил… Пожалуйста, аккуратнее выбирай себе охранников.

— Конечно. Спасибо, Эрт.

Лил поблагодарила, но уголки ее губ смотрели вниз, да и сама она выглядела расстроенной. Маг легонько сжал ее плечо, надеясь, что это ее взбодрит.

— Я прошу прощения, — робко вставил второй раб. — Ваш рисунок… Так вот как тинаты видят мир, — линиями?

— Никто не может видеть мир линиями, — ответил Эртанд заученной фразой, которую всегда говорил ученикам.

Шерд внезапно усмехнулся и посмотрел магу прямо в глаза.

— Лжец, — сказал он.

Глава 16. Жена

Карету слегка потряхивало. Путь от Тамин-Арвана к обители и так никогда не отличался ровностью, а после бурь его еще и засыпало камешками. Но, как ни странно, тряска Лаану успокаивала. Ведь если бы не раздражение из-за плохого качества дороги, ее злость на все остальное была бы гораздо сильнее.

Как она могла поверить пройдохе Киддиру? Почему не отвела рабов к тинату, чтобы проверить ошейники? Ведь она же знала о случаях, когда обручи оказывались бракованными! Эс-Наст — тот вообще проводил проверки постоянно, но она же выше этого!

Покусывая себя за ноготь, Лаана смотрела в окно, на горы, и пыталась вспомнить, кого еще из своих рабов не проверила. Вроде бы всего трех — Таша с Забвением и Ксалтэра, которого подарил барон. В честности последнего она не сомневалась, но так опростоволоситься с работорговцем…

"Дура".

Опомнившись, она убрала руку ото рта и спрятала ее в складках широкого платья. За годы жизни в семье эс-Мирдов Лаана так и не избавилась от детской привычки грызть ногти. Узнал бы об этом отец, всыпал бы ремнем. Единственное, за что он всегда ее ругал, это за повадки простолюдинки. Наверное, потому что его вспыльчивой и своенравной дочери аристократические манеры давались гораздо хуже, чем счет или премудрости составления торговых договоров. Он всегда произносил это с сожалением и добавлял, что Лаана пошла в мать.

Портрет которой он всегда носил на груди, хотя с тех пор, как мама удалилась в монастырь, прошло почти пятнадцать лет.

Наверное, сумасбродство передалось Лаане тоже от нее. Отец всегда отличался расчетливостью и, прежде чем принять решение, взвешивал его десятки раз. Лаане это удавалось с трудом.

Она поерзала на жестком сиденье и постучала в потолок, подавая кучеру знак остановиться. Карету еще раз тряхнуло, но потом она замерла. Лаана высунулась наружу.

— Та Шиин! Зайди внутрь.

Повозка закачалась в разные стороны — это раб слезал с запяток. Шерд, Забвение и еще два охранника, которых Лердан на всякий случай заставил взять с собой, наслушавшись историй про бродяг в горах, ехали снаружи.

Пока Таш спускался, Лаана дышала свежим воздухом. Все-таки у карет были свои недостатки. Духота скапливалась в них быстрее, чем в легких, воздушных паланкинах, и от разных запахов избавиться было тяжелее.

Шерд сел напротив. На его лице застыло мрачное выражение, свидетельствующее, что он догадывается, о чем пойдет разговор.

И правильно, пусть переживает. Зато Лаана не беспокоилась совершенно. Эртанд сказал, что во всем, кроме лжи, ошейник действует, как обычно. А это значило, что напасть на хозяйку раб не может.

Она снова постучала кучеру. Один из гармов громко заурчал, и карета рывком тронулась с места. Теперь можно было не опасаться, что любопытные охранники услышат едущих в карете. А в том, что они будут прислушиваться, Лаана не сомневалась. Большие сплетники, чем мужчины, ей не встречались.

Только как начать неприятный разговор, Лаана не знала. Она привыкла отчитывать помощников, караванщиков или писарей, но выбирать строгий тон по отношению к Ташу казалось неправильным. Да и винить его — в чем? В том, что в части способностей к вранью он не отличался от свободных людей? Укорять за то же самое Тиану, Лердана или даже Оттарта, когда он по утрам уверял растрепанную, не выспавшуюся хозяйку, что она прекрасно выглядит, было бы странно. Так что за что она обиделась на раба?

— Я от тебя такого не ожидала, — сказала Лаана и вдруг поняла, что вот она — причина ее расстройства. — Я ведь выкупила тебя у Киддира, хотя мне не нужен был еще один раб. Обращалась, как со свободным человеком, приносила мазь, когда ты набивал синяки на тренировках, защищала перед Лерданом, когда он грозился тебя продать. Разве я не заслуживаю честности?

— Заслуживаете, — тихо ответил он. — Госпожа, вы заслуживаете намного большего, чем честность и уважение.

Лаана с удивлением посмотрела на него. Таш не прятал глаз и глядел прямо на нее. Так, как раб не должен глядеть на хозяйку.

Она отвернулась, смутившись, сама не понимая чего.

— Мне придется отвести тебя к городскому тинату, чтобы он заменил ошейник, — строго произнесла Лаана.

Краем глаза она заметила, как изменилось лицо Таша.

— Пожалуйста, госпожа, не надо!

— Почему же? Как я теперь могу тебе доверять!

— А как вы доверяете своему мужу? Домоправителю? Рабочим в лавке?

Лаана прикусила язык. Шерд сказал почти то же самое, что она думала сама. Только обида от осознания никуда не делась.

Видя, что госпожа не отвечает, Таш продолжил:

— Тинат в обители подтвердил, что я вас никогда не обманывал. И я не собираюсь делать этого впредь.

Его голос был твердым. В другой ситуации Лаана решила бы, что он в самом деле намеревается выполнить обещание, но теперь сомневалась в этом. Он же мог лгать. Откуда ей знать, что он не врет прямо сейчас?

Лаана потерла лоб, мысленно сражаясь сама с собой. Почему ей хочется купить рабу новый, правильно зачарованный ошейник? Потому что неправильно, когда раб лжет. Но с чего бы это было неправильно? Способность врать присуща каждому живому человеку, а рабы отличаются лишь тем, что у них ее отобрали магией. Или Лаана просто разочарована в собственных ожиданиях? Может быть, именно поэтому ей кажется, что она должна отвести Таша к тому тинату, которого советовал Эртанд?

Наверное, ощутив ее колебания, шерд снова заговорил. На сей раз гораздо мягче.

— Пожалуйста, госпожа. Я же все равно не могу не подчиниться вашим приказам. Это, — он коснулся ошейника, — ничего не меняет. Я готов отдать за вас жизнь и сделаю это, если понадобится. Но это… Это призрак свободы выбора, которой у рабов быть не может, — со вздохом закончил он. — У вас доброе сердце. Я знаю, что вы ратуете за рабов, так не отнимайте хотя бы это.

К щекам Лааны прилила кровь. "Готов отдать за вас жизнь", надо же. Такого ей даже Лердан не говорил!

Однако последние слова заставили ее похолодеть. Неужели раб подслушал ее беседы с Хинтасом? Или это всего лишь общие слова и на самом деле он ничего не знает о ее помощи барону?

Лаана сжала платье на коленях в комок. Эс-Наст стал вешать "мятежников" каждый выходной день, устраивая из казни целые спектакли. Хинтас уверял, что все эти люди не имели никакого отношения к перевороту, который он организовывал, и конечно, никто из них понятия не имел об участии в этом госпожи эс-Мирд. Да и вообще, далеко не все из них были настоящими мятежниками. Ходили слухи, что людей хватают просто за то, что они не уступают дорогу графскому паланкину. А одного торговца — это Лаана знала наверняка — бросили в темницу потому, что он из страха разориться наотрез отказался продавать эс-Насту зерно по той цене, по какой требовал граф.

У самого Хинтаса все было прекрасно. Недавно он с помпой установил на одной из площадей Тамин-Арвана монумент старому королю, отцу Эгдара Третьего, и в связи с этим устраивал большой праздник. Конечно, все понимали, что Хинтас всего лишь оплатил работу скульптора и материал. Однако прибывший из столицы представитель вечно хворого королевского величества громко и многократно подчеркнул, насколько огромен был вклад барона в создание статуи и как все должны быть ему благодарны. Что удивительно, Глас Города, без выходок которого в последнее время не обходилось ни одно выступление властей, в праздник вмешиваться не стал.

Вроде бы волноваться было не о чем, но чем сильнее зверствовал эс-Наст, тем больше нервничала Лаана. Она успокаивала себя тем, что о ней никому не известно, кроме барона, а тот соучастницу не выдаст. Но если Таш умудрился что-то подслушать, могли и другие оказаться слишком осведомленными о ее делах. Если граф начал вешать людей за косые взгляды, то за подозрение в подрыве его власти он не оставит камня на камне от всего рода эс-Мирд.

Она прокашлялась.

— Что ты имеешь в виду под тем, что я ратую за рабов?

Таш наклонился к ней. Сердце забилось чуть чаще. Просторность сложно было назвать преимуществом карет, и теперь раб находился к Лаане непозволительно близко. Ей следовало приказать ему отодвинуться или сделать это самой, но она застыла, вслушиваясь в его слова. К счастью, шерд догадался понизить голос так, чтобы его наверняка не услышали снаружи.

— Вы же помогаете Гласу Города, разве нет?

Сердце застучало еще быстрее, но теперь по другой причине. Лаана мысленно прокляла шута за неосторожность. Должно быть, Таш видел, как он вчера влезал в окно. Ее же из-за этого могли обвинить в чем угодно — от измены мужу до связей с мятежниками!

"В следующий раз сама его заколю, — мрачно подумала она. — Вот стража обрадуется".

— С чего ты это взял? — холодно поинтересовалась Лаана.

Таш смутился.

— Ваше зеркальце. Вы кинули его в Гласа Города, он его поймал, а потом оно снова очутилось у вас. Я думал, он вам вернул его, потому что вы заодно.

Лаана прикрыла веки. Оказывается, обвинять в неосторожности и непроходимой глупости надо было себя. Она и представить не могла, что кто-то запомнит, какое у нее там было зеркальце, а потом поймает на этом.

"Дура. Дура, дура, дура, дура…"

— Послушай, — как можно спокойнее произнесла она. — Это не то самое зеркальце. Я нашла похожее — и только. Между мной и Гласом Города ничего нет. Совсем ничего, о чем бы ты себе не думал.

— Но… — посмотрев на ее лицо, Таш осекся. — Простите, госпожа. Я все понял. Просто знайте: если что, вы можете на меня положиться. Во всем. И это не зависит от ошейника.

— Спасибо. А теперь вернись, пожалуйста, к другим охранникам.

Невзирая на узость повозки, раб исхитрился поклониться и прямо на ходу вылез из кареты, задев колено хозяйки. За что-то там уцепившись, он с небрежной легкостью подтянулся. Миг — и гибкого тела Таша уже не было в дверцах, а покачнувшаяся карета застучала по дороге, как раньше.

Лаана поморгала. Да этот раб выделывался перед ней! Или ей хотелось, чтобы он выделывался, а Таш ничего такого и не пытался делать?

Закрыв дверцу, она прижала к горящим щекам ледяные пальцы. А потом, глубоко вдохнув, распахнула занавеску на окошке и с размаха швырнула зеркальце. В канаве на обочине его никто не найдет.

О том, чтобы менять Ташу ошейник, больше и речи не могло быть. Раб, который знает хотя бы часть правды и не может врать, это слишком опасно. Да и как ей вообще могла прийти в голову такая мысль? Так ей скоро захочется надеть ошейник на Нади, Оттарта, Хала, Иллис и других слуг.

Лаана покачала головой. Она настолько заигралась в силанскую аристократку, что сама не заметила, как на самом деле ею стала. Может, она и в освободительницу рабов слишком заигралась? Что еще Лаана упустила, кроме этого дурацкого и, как она сейчас уже понимала, совершенно очевидного промаха с зеркальцем?

Она выполнит обещание удалить татуировки с Забвения, тем более что бедный писарь и сам этого хотел. Но это будет последнее их совместное дело с Хинтасом.

* * *

Домой Лаана приехала затемно. Карета несколько раз застревала в ямах, ее приходилось вытаскивать, и это затягивало время. Наблюдение за тем, как рабы проносят мимо по дороге чьи-то паланкины, с легкостью обходя провалы на дороге, вызывало глухое раздражение. Еще и пришлось постоять на въезде в город. Стража, опасающаяся волнений из-за сокращения продуктовых поставок, стала тщательнее проверять всех, кто намеревался попасть в Тамин-Арван. Искали оружие, изымали любые подозрительные товары, на которые раньше закрывали глаза, сравнивали лица с описаниями известных преступников. Перед Лааной долго извинялись, но все же попросили ее выйти и внимательно смотрели повозку, простучав все поверхности.

После целого дня тряски это было уже слишком. Лаана не стала ждать, пока в поместье откроют задние ворота и карета со скрипом втащится внутрь, вышла заранее и едва шевелясь поднялась на крыльцо. И поэтому обрадовалась, когда обнаружила, что в нескольких комнатах горит яркий свет. Слугам запретили тратить много масла для ламп, так что наверняка это ее ждал Лердан.

Догадка подтвердилась. Стоило зайти в дом, как с лестницы спустился муж в длинной домашней рубашке, мягких туфлях и свободных штанах. Лаана с улыбкой устремилась ему навстречу, выгнав из мыслей мимолетное видение наклоняющегося к ней Таша.

Она замужем. Ее готовили к этому с детства, и нельзя портить все из-за какого-то раба. Особенно сейчас.

— Скучал по мне? — с надеждой спросила Лаана, прячась в объятиях Лердана.

— Да, — ответил он, однако объятия вышли не такими уж теплыми.

Лаана отстранилась и внимательно посмотрела на мужа. На лбу у него пролегли складки, как всегда, когда он тревожился.

— Ты поздно добралась.

— Дороги плохие после бурь. Если за главным трактом еще следят, то на путь в обитель, похоже, всем наплевать. И в самой обители что-то странное творится. Лер, ты бы съездил к брату. По-моему, его там замучили совсем.

Губы мужа сжались в тонкую полоску.

— И что я сделаю? Он тинат. Как бы я ни давил на настоятеля, мое слово не имеет никакого веса.

— Да просто поговори с Эртом! Может быть, его это успокоит.

Лердан пожал плечами. Он считал, что мужчина должен сам справляться с трудностями, и то же самое относилось к брату. А значит, ни в какую обитель он не поедет.

Лаана вздохнула, сняла платок и прямо в коридоре начала распускать заплетенные в два рога волосы.

— Как хочешь. Почему ты не спишь?

Надежда на более тесные объятия или по крайней мере ласковые слова о том, что он беспокоился за нее, растаяла, как только Лердан произнес:

— Тебе пришло письмо. От барона эс-Бира.

— Да? — Лаана округлила глаза, стараясь не показывать внезапное беспокойство. — И что же там написано?

"Великий Илаан, молю тебя, лишь бы только о торговле!"

— Он просит у тебя заем. Крупный.

— Что? Быть не может.

Вместо ответа Лердан протянул помятый свиток. Наверняка прочитал его не меньше ста раз, выискивая признаки измены. Лаане вдруг стало смешно. Не к тому муж ревнует.

В записке не было ровным счетом ничего, кроме просьбы займа в связи с обвалом на горном тракте в Шердаар. Лаана пробежала по ней глазами два раза — на всякий случай. Все в рамках приличий и торговых отношений. Но сумма и правда немаленькая. Странно, очень странно. Хинтас же знает, что у эс-Мирдов сейчас не лучшее время для подобных вещей. Придется к нему съездить и расспросить подробнее.

Лаана скрутила свиток в трубочку.

— Завтра я разберусь с этим.

— Я ему уже ответил. Сказал, что мы ничем не можем ему помочь.

Она сердито постучала ногой по плитке, которая на первом этаже была выложена мозаикой.

Вот как. Муж наконец-то всерьез взялся за торговые дела. И конечно, сразу полез не туда.

— Что еще? — мрачно спросила Лаана, решив не устраивать сцену на ночь глядя.

— Смотрел отчеты писарей, разбирался, сколько мы потеряем из-за неотправленного каравана в Шердаар. И еще пришло письмо от родителей.

— Какое?

Настроение портилось все сильнее. Ага, конечно. Беспокоился он за нее.

— Они просят тебя приехать на винодельню, отпраздновать вместе Ильтирев, а потом помочь им с переездом.

— Лучше сразу скажи: надеются, что свежий воздух наконец-то поможет мне забеременеть.

— Не вижу причин говорить это с таким сарказмом. Давай не будем разочаровывать родителей. Несколько дней лавки вполне обойдутся без тебя, а ты отдохнешь, наберешься сил.

Лаана сдержала стон. Какая там любовь, нежность… Главное — оправдать чьи-то ожидания.

Наверное, не стоило рассказывать ему, что даже Эртанд встретил ее радостнее, чем муж.

— Признайся, Лер. У тебя есть ко мне хоть какие-то чувства, кроме обязательств?

— О чем ты, дорогая? Конечно есть.

— Тогда почему ты никогда не говоришь мне, что любишь меня?

Синие глаза Лердана искренне недоумевали.

— Зачем? Ты же и так это знаешь. Почему, по-твоему, я хочу, чтобы ты поехала к родителям? Я забочусь о тебе. Ты совсем извелась с этой торговлей, скоро будешь непохожа сама на себя.

— Да-да… — Лаана махнула рукой. — Ладно, съезжу.

Муж сразу успокоился, морщины над переносицей разгладились.

— Спасибо, дорогая. Может быть, эту ночь проведешь со мной?

Предложение, которое еще вчера Лаана приняла бы с воодушевлением, сегодня радости не принесло.

Опять ей напомнили о том, что ее выдали замуж для того, чтобы она нарожала наследников да принесла денег бедному аристократическому семейству. И это пресмыкание перед родителями, которые могли решить, что невестка не выполняет свой долг, а значит, пора придумывать повод для расторжения брака и искать сыну новую жену…

Лаана хотела быть больше, чем просто женой. Хотя и знала, что рано или поздно все равно придется выполнить требования собственного отца и родителей Лердана.

Но не сегодня.

— Извини. Я очень устала, вспотела и пропиталась дорожной пылью. Мне лучше побыть одной.

— Хорошо, — муж чмокнул ее в щеку. — Да ниспошлет тебе Иль крепких снов.

Он взбежал на второй этаж, не дожидаясь жены. Лаана потерла глаза, подумала, не подняться ли в спальню и ей, но решила, что сначала надо оставить несколько распоряжений слугам.

Пусть с утра пораньше позовут сюда ллитского мастера-татуировщика. И нужно разобраться, зачем Хинтасу приспичило занимать деньги у небогатой семьи, при том что его дела шли несравнимо лучше. А потом можно будет все-таки приказать Нади собирать вещи за город. В самом деле, хорошо бы отвлечься от всех этих проверок, торговцев и баронского заговора.

Пожалуй, и от мужа тоже. Может быть, хотя бы длительная разлука заставит его по-настоящему скучать по жене.

Устало шагая по лестнице следом за Лерданом, Лаана не могла не думать о том, что разговор вышел дурацким. С него мысли перешли на другие события, произошедшие в последние дни. Все шло не так: мужу не нравилось, как она ведет торговлю, Хинтасу — как помогает мятежу. Эртанд жаловался, что Лаана редко приезжает, Таш намекал, что ее решение насчет замены ошейника жестоко. Выходит, она плохая торговка, мятежница, невестка и хозяйка. И жена из нее никудышная. Хорошая тотчас побежала бы за супругом, стоило тому позвать ее в спальню.

А ведь она правда старалась быть лучше — везде успеть, всем помочь. Почему все получалось наперекосяк? Может быть, она занимает не свое место, играет роль, которая ей не предназначена? В какой-то мере это действительно так. Лаана — чужестранка и простолюдинка, вышедшая замуж за аристократа. В какой момент ее судьба "сломалась": когда у отца взыграли амбиции и он решил выдать дочь не за кого-то из знакомых купцов, а за силанского рыцаря? "Холодная" силанка наверняка больше подошла бы Лердану. Или виновато то, что Эртанда отправили в обитель? С ним наверняка все сложилось бы совсем по-другому — он казался куда отзывчивее родного брата. Или причина в уходе матери, после чего отец твердо вознамерился устроить для дочери лучшую жизнь? А может, корень несчастий крылся в гораздо более давних событиях? Например, в Айгаре Безумце, который развязал Великую войну тинатов. Если бы не он, не существовало бы обителей, и Эртанда нигде бы не заперли.

Гадать можно было бесконечно, но ничто из этого не давало утешения и не объясняло, что теперь делать. Лаана продолжала чувствовать себя так, словно занимает чужое место. Но где было ее собственное?

Жаль, что никто на всем белом свете не мог ответить на этот вопрос.

Глава 17. Маг

Сквозь рваные тучи изредка проглядывало солнце. Внутренний двор не успевал высыхать после дождей, и стайка детей собралась в галерее: вроде бы и не в душном помещении, и под крышей. Бежать за циновками всем, конечно, было лень, поэтому дети сидели кружком прямо на каменном полу. И Эртанд — в самой середине.

Малышня смеялась и с восторгом перешептывалась. Светлые силанские глазки — и одни темные у ребенка-метиса — горели. Еще бы. Таких фокусов в обители им не показывали никогда.

Мальчишка перед Эртандом так надувал щеки, что аж покраснел. Руки у него были спрятаны за спиной, затем он резко выставил вперед сжатый кулак.

— Чет или нечет?

— Нечет, — без паузы ответил маг.

Ребенок разочарованно застонал. Рука разжалась, открывая маленький камушек. Другие дети сразу же захлопали в ладоши — Эртанд не ошибся еще ни разу.

— Еще раз! Еще! — закричали остальные. — Ну, давай же!

Кулак снова сжался и исчез за спиной ребенка. Пока он "колдовал", пытаясь запутать старшего товарища, Эртанд прикрыл зудящие веки.

Как же он устал. Не от детей, хотя их шумливость начинала надоедать. Последние дни от рассвета до заката и даже дольше были наполнены нескончаемыми работой, наказаниями, снова работой и тайными исследованиями новых натов. Зарисовки, которую маг сделал с раба Таша, Вигларт отобрал, стоило только выйти из башни и проводить Лил, но настоятель все равно опоздал. Нат крепко отпечатался в памяти — Эртанд видел его вокруг себя каждый день.

Люди врали столько, сколько он и не подозревал.

— А сейчас? — прорвал задумчивость тоненький голосок.

Эртанд приоткрыл один глаз. Кулак ребенка представлял собой комок из перепутанных натов, среди которых выделялись два маленьких и одинаковых. В прошлый раз такой иероглиф был один.

— Чет.

Из раскрытой ладони на пол высыпались два камешка. Мальчик в отчаянии запрокинул голову и в патетическом жесте воздел руки к небу, подражая кому-то из старших.

— Да как у тебя это получается? — простонал он. — Надо выбрать камни поменьше. Песчинки! Уж тогда-то ты точно не сможешь их заметить!

Эртанд хмыкнул.

— Хватит! Теперь в "Ложь и правду"! — затребовали остальные дети, которым успела надоесть игра в "Чет-нечет".

Маг притворился, что задумался.

— Ну, я даже не знаю… У меня так много дел…

Хор голосов его едва не оглушил. После бессонных ночей звуки казались слишком громкими.

— Ну еще чуть-чуть! Ну пожалуйста!

— Ладно, ладно, — быстро согласился Эртанд, опасаясь за свой слух.

Хорошо, что дети по крайней мере не усаживались на него верхом, как на Лейста. Этого малышня и дергала за робу, и лезла в уши, и трепала волосы — что только ни делала, пока не видели другие наставники, и особенно Вигларт, считавший, что молодую тинатскую поросль нужно воспитывать в строгости. Эртанда ученики побаивались не так, как настоятеля, но все-таки держались в стороне. Его это полностью устраивало.

— Кто первый?

— Я! — с пола подскочил восьмилетний Альтир. Способности открылись у него рано, и среди всех учеников последнего набора он был самым многообещающим. Эртанд его жалел — это значило, что мальчишке придется всю жизнь провести в обители. Сильных тинатов никогда не выпускали из ее стен. — Я… м-м-м… Я не люблю рыбу.

Угловатый нат "ложь" появился на нем даже раньше, чем он соврал.

— Не обманывай. Любишь.

Дети захохотали.

— Дурак ты, Альт! Да все знают, что ты ее любишь. Ты же первый бросаешься к столу, когда ее привозят на обед!

— Тогда я, — взмахнул рукой еще один. — Мою соседку звали Шей да Рави.

Дети презрительно зафыркали. Девочка с таким именем могла принадлежать лишь народу Каменных земель. Но, во-первых, до границы с ними от Тамин-Арвана было слишком далеко, а во-вторых, выходцев из воинственного Исихсаса в Силане никогда не приветствовали, зато шердов и ллитов в стране всегда было хоть отбавляй. Вывод напрашивался сам собой: ребенок врет.

— Правда, — сказал Эртанд, не найдя ни малейшего признака ната лжи.

Мальчишка довольно кивнул.

— Ага. Соседский дядька жену с войны привел. Дочку назвали по-тамошнему, а сына — по-нашенски.

— "По-нашему", — поправил его низкий голос, гораздо более глубокий, чем у любого из окружавшего мага детей.

Эртанд не стал поворачивать голову. Тэйхис торчал за колонной уже какое-то время и с интересом слушал, что происходит. Ученики сначала косились на младшего тината, но он не мешал, и скоро на него перестали обращать внимание. Стоит — и пускай себе стоит.

— Я тоже хочу поучаствовать, — робко сообщил Тэйхис.

Детские мордочки сразу скривились. По мнению малышни, все тинаты, даже те, кто совсем недавно потерял статус ученика, обязательно портили забаву. Но Эртанд кивнул.

— Давай свое утверждение.

— Я всегда верил Улланду.

Эта фраза заставила его вскинуть брови и посмотреть на Тэйхиса снова. Может, он "засланец" от Вигларта? Настоятель в последние дни реагировал на преемника Улланда все раздражительнее и раздражительнее.

Тэйхис не лгал.

— Правда, — с удивлением произнес Эртанд.

Младший тинат наконец-то оторвался от колонны и подошел ближе.

— Как у тебя это получается? Ты же не можешь знать все про всех, но всегда угадываешь.

— Я…

Эртанд хотел соврать и запнулся. Даже тот шерд, раб Лил, понял, что он видит мир линиями. Маг тогда наплел каких-то несусветных глупостей, чтобы не возбуждать подозрений у стражников, но до сих пор помнил смеющийся взгляд Таша. Скрывать правду от собратьев было бессмысленно. А может быть, и опасно.

— Я вижу наты, — признался он. — Думаю, Улланд тоже их видел.

— Но Лейст на уроках истории и настоятель говорят, что это невозможно, — возразил Альтир.

Эртанд вздохнул и потрепал ребенка по вихрастой голове.

— Возможно. Нужно много работать. А главное — смотреть в себя. Там вы сможете разглядеть все, что необходимо, чтобы научиться видеть наты.

Это звучало мудрено, и дети стали морщиться. Но выразить мысль по-другому у мага не получалось. Он же действительно заглядывал внутрь себя и благодаря этому учился различать чужие наты. Первым узнанным иероглифом была расцветавшая в груди "несвобода", затем "голод", "ложь", "усталость" и многое другое. За короткое время Эртанд напрактиковался так, что теперь видел то, о чем говорил Улланд.

Смерть.

Тень этого иероглифа присутствовала во всех живых существах, но в детях она оставалась бледной и незаметной — не найдешь ее, не поймаешь, и гораздо яснее проступала в тинате Дэрите, которому близился седьмой десяток. Эртанд видел ее в себе. Это было неприятно, но вполне ожидаемо. По-настоящему он испугался тогда, когда разобрал очертания ната в струйках воды, которые текли по ставню во время бури.

Тогда ему показалось, что это совпадение. Но чем лучше становились его навыки видения схем, тем чаще он встречал вокруг иероглиф "смерть". В листьях, которые срывал с деревьев ветер, в растоптанных грядках огорода, заполненных сгнившими овощами, в закатных солнечных лучах, которые ложились на обитель.

Мир умирал. И если верить Улланду, это начало происходить не так давно — после того как остановилось Сердце мира.

В коридоре, ведущем во двор, раздались голоса. Узнав сухой тон Вигларта и басок наемного рабочего, дети скисли. Кто-то быстро подскочил и отряхнул подол мантии.

— Господин настоятель, нельзя так. Мы как пить дать потеряем это зерно, — убеждал помощник. — Если бы не эта погода, мы бы закончили ремонт амбара, и закончим, просто позже. Но привозить зерно сейчас, да еще столько — так нельзя!

— Все решено, — отрезал Вигларт. — Ваше с рабочими дело — выполнять приказ. Прекратите торчать под окнами женских комнат, и тогда успеете.

Мужчины появились из-за угла и направились по узкой дорожке через двор, в противоположную часть дома, где находились покои настоятеля. Крепкий, широкоплечий рабочий, который командовал несколькими строителями, был одет в длинную перепачканную рубаху и закатанные штаны, из которых бревнами торчали волосатые ноги. По сравнению с ним сухопарый и невысокий Вигларт казался подростком.

— Уж звиняйте, господин настоятель, — не сдавался рабочий, — не успеем никак, даже если будем без роздыху пахать. Я же показывал вам, что там с полом и потолком. Это просто хлам, по-другому и не назовешь. Наймите еще хотя бы несколько человек нам в помощь. Тогда, быть может, с помощью Иля и справимся в срок.

— Нет, — как топором рубанул Вигларт.

— Но почему? У обители плохо идут дела? Нет средств?

Эртанд рабочему мысленно посочувствовал — с такой прямолинейностью ему служить в обители оставалось недолго. Раздражение настоятеля это подтвердило.

— У нас есть средства. Я пока не видел, чтобы ты и твои помощники действительно работали. Зачем мне нанимать еще нескольких бездельников?

Переплетение схем Вигларта подернулось, и наверх выплыл уже знакомый Эртанду символ.

— Ложь, — тихо сказал молодой маг.

Настоятель замер на полушаге и медленно обернулся. Солнце бликом отразилось от его лысой макушки, осветив вытатуированный на затылке глаз.

Тэйхис шумно сглотнул и сдвинулся на шаг назад. Эртанд продолжал стоять на месте и спокойно наблюдать за тем, как к ним приближается Вигларт.

— Что ты сказал, старший тинат Эртанд?

— Я сказал "ложь", настоятель. Мы играем в игру "Ложь и правда".

— В самом деле? — интонацией дав понять, что не поверил, спросил он.

Но перепуганные дети кивали все до единого, подтвердил это и Тэйхис. Вигларт нахмурился.

— Игра окончена. Эртанд, пойдешь со мной.

— А как же амбар? — растерялся пританцовывающий от нетерпения рабочий.

— Я все сказал. Иди и работай.

Выражение лица у мужчины было таким, словно он сейчас помянет Урда или выдаст что похуже, но все-таки у него хватило ума проглотить сквернословие, коротко поклониться и трусцой побежать обратно. Лишенные забавы дети стали расходиться, но Эртанд ощутил, как маленький Альтир дернул его за край мантии и шепнул: "Иль с тобой". Тэйхис тоже смотрел на собрата с сочувствием.

Конечно же, впереди его ждала очередная выволочка. Возможно, с запретом не только видеть Юссис, но и есть хоть что-то, кроме хлеба. Лейст на днях жаловался, что уже устал таскать для друга куски колбасы в карманах.

Эртанда это не особенно волновало. Склонив голову, он слушал, как по каменным плитам шуршат сандалии. Странно, что у звуков не было своих натов. Или они были, просто он пока не научился их видеть? Уловить нат дуновения ветра тоже пока не получалось, хотя Эртанд, сосредоточившись, уже мог уловить в нем отдельные узоры.

А у потрескавшихся ступней Вигларта был забавный рисунок из символов. "Шорк-шорк", — шуршали его ноги. Кажется, настоятеля мучила боль в левой пятке. Правда, Эртанд понял это по тому, как настоятель прихрамывал, а не по натам.

Вигларт делал вид, будто здоров. Он ступал прямо, высоко подняв подбородок, и не позволил себе расслабиться, даже когда сел за стол в своем кабинете. Настоятель был единственным человеком во всей обители, кто имел отдельную комнату для письменных занятий и встречи с гостями. Для этого сюда вел еще один вход, а сами покои располагались с той стороны здания, которая ближе всего лежала к воротам в обитель.

Стены под креплениями для ламп были покрыты масляными пятнами, свидетельствуя о том, как часто здесь менялись светильники. На столе высились ровные стопки бумаг. Наверняка это были в основном счета. Что бы настоятель ни рассказывал рабочим и другим тинатам, Эртанд знал, что на самом деле их положение не такое прекрасное, как тот пытался всех убедить.

У покоев Вигларта уже ждали два человека: гонец с кожаной сумкой через плечо и стражник, но настоятель жестом приказал обоим ждать снаружи. Когда дверь закрылась, он молча упер в подчиненного тяжелый обвиняющий взгляд.

Выдерживать его молодому магу оказалось лень.

— Каким наказание будет на этот раз? — вяло поинтересовался он.

— А наказания еще имеют смысл?

Не ожидавший вопроса Эртанд моргнул.

— Вы всегда меня наказываете.

— Так и есть. И судя по тому, как ты себя ведешь, они перестали иметь хоть какое-то воздействие.

Маг рассеянно пожал плечами.

— Так зачем вы меня позвали?

— Побеседовать.

— О чем?

Вигларт помолчал.

— Несколько последних декад следующая тема для разговоров среди тинатов после погоды — это ты. Ты повторяешь нелепости Улланда, тебя уличили в подкупе стражника, ты сутками рисуешь странные наты, ни с того ни с сего начал проводить много времени с детьми, от которых раньше не знал, как избавиться. У тебя внезапно проснулись необыкновенные умения в точности отличать правду от лжи, червивые сливы от целых и еще Иль знает что.

— Еще я всегда выигрываю в "Чет-нечет", — добавил Эртанд.

Губы настоятеля искривились.

— Часть из этого — суета, но часть была бы достойна похвалы, если бы каждый раз ты не преследовал цель выставить меня злодеем, который обманывает бедных насельников.

— А разве это не правда? Вы же сами знаете, что врете. И насчет денег рабочему, и насчет муки вы тогда врали, и что все хорошо, и что хранители только и делают, что ждут возле наших стен, когда же в обители настанет раскол, — не выдержав, Эртанд передразнил манеру настоятеля к монотонному перечислению. — Позавчера за обедом вы читали красивую речь о том, что мы должны стойко выдержать испытание погодой и не поддаться лени, чтобы обитель не захватили хранители. Вы же сами не верили в то, что говорили!

— Да, я покривил душой, — спокойно согласился Вигларт. — Потому что перспектива стать хранителем, неприкаянным бродягой, на которого охотится стража, — одна из немногих вещей, которых тинаты действительно боятся. Никого здесь не испугают мои предупреждения о том, что некоторые тинаты, впадая в уныние во время многодневных зимних бурь, режут себе вены и умирают. Зато в обителях, где насельникам говорили о возможности нападения хранителей, исихов или любой другой внешней угрозы, подобного не случалось ни разу. Ни один собрат не был потерян из-за скуки и безысходности, Эртанд. Если бы ты проводил больше времени среди собратьев, а не с книгами, ты бы понял, что говорить исключительно правду — далеко не всегда правильный ход.

— Это не извиняет вашу ложь.

— Ты в этом так уверен?

— Да, — твердо ответил Эртанд.

— И ты собираешься и дальше пытаться изобличать мою ложь? — уточнил Вигларт.

— Да. Вы не представляете, какой опасности подвергаете обитель. Мир умирает, а вы выставляете Улланда дураком и кормите нас сказочками, что все хорошо. И мы, вместо того чтобы готовиться к худшему — к правде, продолжаем зачаровывать кухонные горшки, чтобы они не бились, и чаны, чтобы они блестели. Если бы тинаты могли по-настоящему учиться, мы бы встретили катастрофу сильными, а вы отбираете у меня все зарисовки, которые я делаю!

Настоятель многозначительно хмыкнул. Это остудило распалившегося Эртанда, и он сжал кулаки, сдерживая нервную дрожь.

— Так вот, в чем дело, — в обиде.

— Нет!

Но Вигларт его не слушал. Он встал из-за стола, обошел его и оперся спиной на столешницу, встав перед Эртандом. Похоже, настоятеля нисколько не смущало, что ему приходится смотреть на высокого тината снизу вверх.

— Послушай, Эртанд, — более мягким тоном, чем раньше, произнес он. — Ты не первый одаренный тинат, которого я встречаю. Причем невероятные способности всегда сопровождаются… странными идеями. Если верить хроникам, таким был Айгар Безумец, который неизвестно зачем создал Сердце мира, и такими же были сумасшедшие маги, развязавшие Великую войну. Но одно дело — хроники, а другое дело — то, что случилось в обители моего родного города.

Эртанд вздохнул. Ему не хотелось слушать. Он предчувствовал, что его опять будут пичкать чушью. Но, как это ни удивительно, нат лжи ниоткуда не высовывал свои острые уголки.

— У нас тоже был очень способный тинат, который создавал для богатых людей сложные вещи, — продолжал Вигларт. — Сундучки, вино в которых всегда оставалось холодным, крутящиеся сами по себе веера. Он приносил обители большой доход, и настоятель многое спускал ему с рук. Однако, как только этот тинат отвлекался от работы, он начинал убеждать учеников в том, что в стенах обители их ждет только рабство, а подлинный смысл существования магов в том, чтобы править Силаном. А если мы этого не добьемся, нам всем лучше умереть. Знаешь, чем все закончилось?

Эртанд не ответил.

— В одну из ночей, когда бушевал ураган, он облил обитель маслом и поджег, — холодно сообщил Вигларт. — Из тридцати двух человек выжили пятеро, в том числе я. Затем меня перевели в столицу, и там я встретился с Адарестом.

— Создатель рабских ошейников, — прошептал Эртанд. — Легенда среди тинатов. Один из немногих, кому удалось хоть на шаг приблизиться к величию древних магов.

— Немощный старик. Пускающее слюни существо, которое билось в конвульсиях и нечленораздельно мычало. Он сошел с ума вскоре после того, как изобрел ошейники, — в сорок лет. Нам повезло, что Улланда безумие настигло в глубокой старости.

Эртанд поморщился. Так хотелось крикнуть, что все это брехня, но нат лжи все еще где-то прятался.

— Те же самые признаки я вижу в тебе, — подытожил Вигларт. — Теперь ты понимаешь, почему я за тебя беспокоюсь? И не только за тебя, но и за всех остальных. Я не хочу быть тем настоятелем, который своим бездействием способствовал гибели двадцати восьми вверенных ему людей.

Молодой маг помотал головой.

— И вместо этого вы способствуете тому, что погибнет весь мир. Если бы вы видели то, что вижу я…

— К счастью, я никогда этого не увижу, — голос Вигларта снова изменился, приобретя жесткость. — Потому что я здрав рассудком.

— О, конечно, — разочарованно протянул Эртанд. — Ничего лучше нельзя было придумать, кроме как объявлять меня больным и опасным? Вас не наводит ни на какие мысли то, что у нас с Улландом одинаковое безумие? Разве так должно быть?

— Увы, мне неведомо, что нашептывал тебе твой учитель до того, как я прибыл в обитель.

— Да ничего он мне не нашептывал! Вы вокруг себя оглянитесь! Вы что, не видите, что что-то в самом деле происходит? Вместо того чтобы разобраться, вы отгораживаетесь от настоящих бед и сваливаете все на меня. Вы что, не понимаете, что если мы будем сидеть и бездействовать, то погибнут люди? Все люди, включая нас!

Лицо настоятеля оставалось непроницаемым.

— Кто погибнет и погибнет ли вообще, известно одному Илю. А я вижу, что ты либо сошел с ума, либо оказался настолько впечатлительным, что поверил в россказни Улланда и вообразил невесть что, либо пытаешься привлечь к себе внимание. А поскольку ты сам признаваться ни в чем не хочешь, я вынужден применить к тебе более строгие меры, чем всегда. Надеюсь, ты пересмотришь свои взгляды после небольшого заключения. Если же нет, мне будет жаль потерять талантливого тината. Иль нас рассудит на том свете, но сейчас мне важнее забота о своей пастве.

— Что? — растерялся Эртанд.

— Рейнар! — позвал Вигларт.

Двери распахнулись. В проеме показался стражник.

— Отведи тината в пустой погреб и запри, — приказал настоятель.

В глазах Рейнара не было ни капли сомнений. Эртанд, наоборот, все еще не веря, смотрел, как к нему тянутся две руки-лопаты. Проскочила мысль: может быть, отскочить, шарахнуться в сторону? Маг ее тут же отмел. Он проиграл бы стражнику в драке, даже если бы не был истощен ночными бдениями над списками натов.

Да и куда ему бежать?

— Я сам пойду, — огрызнулся Эртанд. Рейнар сразу отдернул ладони, как от ядовитой змеи.

Его нарочно повели таким путем, чтобы этого не видел никто из детей или других тинатов. Вигларт шел сзади. Волшебный кнут, обычно содержавшийся в чехле, свободно висел у его ноги.

Эртанда трясло. От смеха. Вот это предусмотрительность! Надо же — кнут собрались применить против заморыша, как его еще вчера обозвал за спиной Аствет! Сильно же его боялся Вигларт.

Должно быть, он сильно удивил своих тюремщиков тем, что спустился в погреб добровольно, не вырываясь, не плача и не прося пощады. Осмотрев холодное помещение с земляными стенами, Эртанд обнаружил, что кто-то его уже подготовил. В углу лежали соломенный тюфяк и одеяло — в погребе было холодно, а стены подтекали. Наверное, поэтому отсюда и перенесли все содержимое. Кроме этих ничтожных удобств, новоявленного заключенного ждали ночной горшок и чадящая лампа с вонючим маслом. Вот и все.

За тем, как Вигларт закрывает за собой крышку погреба, Эртанд следил, кипя от ярости. Но успокоился он быстро. Эти тупицы думают, что наказали его? Да ведь это то, что ему и нужно было.

Вигларт ошибся, оставив в погребе горящую лампу. Подобрав под себя ноги, Эртанд устроился на тюфяке и устремил взгляд внутрь себя. Теперь у него будет достаточно времени, чтобы изучить и запомнить все наты, которые он там видел. А дальше можно будет приняться и за обстановку — для глаз истинного тината она скудной не могла быть никогда.

Глава 18. Боец

Таш взмахнул затупленным копьем и сделал выпад. Невидимый противник упал на песок. Разворот, замах, выпад — и острие уткнулось в грудь врага. Набитый сеном мешок был повержен.

Прервав упражнения, Таш вытерся влажным полотенцем. Пот лился в три ручья, заниматься было тяжело. Уже начался первый осенний месяц, но, хотя жара к этому времени обычно сменялась прохладой, в этом году она и не думала спадать. Солнце еще даже не поднялось над стенами Тамин-Арвана, а духота уже давала о себе знать.

Господин, которому Таш по утрам теперь составлял пару на тренировках, похмурил брови на безоблачное небо, пробормотал что-то невнятное о том, что повторять судьбу брата — это слишком, и ушел в дом. Эс-Мирд в последнее время бывал на площадке все реже и реже, причем, как только расходился, вдруг бросал оружие и прекращал занятия. Большую часть времени он стал проводить в своих покоях, а когда хозяйка уехала за город, с радостью перенял часть ее дел в лавках.

Таш сперва думал, что господина беспокоит травма, но в его оговорках слишком часто упоминался брат — тинат Эртанд. Поломав над этим голову, Таш решил плюнуть на загадку. Ему-то какое дело, почему хозяин забросил упражнения?

Сам он, наоборот, тренировался все больше. И нарочно выбирал такие часы, чтобы застать зной, хотя кое-кто крутил ему пальцем у виска.

"Парень должен к арене готовиться, а вместо этого себя до обморока доводит. Он же с первого пинка ляжет. Мухлеж какой-то!" — говорили за спиной. Они ничего не понимали. К счастью, господин был не против. Только заставил поклясться, что Таш будет держать себя в форме, достаточной для участия в боях на Ильтирев.

До праздника оставалось всего пять дней.

В городе к нему уже готовились. Хал рассказывал, что раньше к этому времени лавки ломились от сочных фруктов и зрелых овощей, у ворот Тамин-Арвана выстраивались вереницы повозок с вином свежего урожая, а мимо погреба и кухни эс-Мирдов лучше было не гулять, а то с ума сойдешь от обилия ароматов. И мясо, мясо! Охотники уходили дальше в горы, чтобы принести больше добычи. Многие забивали скот и сворачивали шеи домашней птице, чтобы не кормить зимой лишние рты и заодно хорошенько отметить победу Иля над братом Урдом. Потом некоторые в подражание темному богу раскрашивали себе лица кровью зарезанных животных. Но главным было, конечно, не это, а то, что мясо потом добавляли в кашу, в суп, клали на лепешки и даже ели просто так. Причем не только господа, которых таким не удивить, а перепадало и рабам.

При мыслях о копченостях у Таша затрепетали ноздри. Чтобы не сбивать тренировочный настрой, он заставил себя подумать о другой стороне праздника — ритуальных боях и восстании, которому шерд помогал вместе с Ксалтэром.

Над мечтами Хала коренастый охранник смеялся и говорил старику, что он глуп. В этот год не будет никакого праздника. Охотники не идут в горы, потому что там бушуют огненные вихри, половина урожая погибла из-за дождей и дикой жары, которые сменяли друг друга. В городе постоянно вспыхивали пожары, как тогда на невольничьем рынке, и нередко они перекидывались на склады. Еще и прервалась торговля с Шердааром из-за обвала.

Народ не ждет праздника, говорил Ксалтэр, а сидит дома и думает тяжелую думу о том, как пережить без запасов период бурь. Голода пока еще не было, но из лавок уже исчезли многие продукты. Торговцы либо приберегали их для себя, либо продавали тем, кто мог заплатить побольше.

Перед тем как слечь с ожогами от снятия татуировок, Заб шепотом делился, что дела у эс-Мирдов тоже не очень хороши. Много получилось заработать на пропитке и шердских тканях, которые не брал огонь, но они закончились, а новых поставок из-за обвала не будет. Да и Хал, который больше всех болтал об обилии пищи в прошлые годы, сам с тоской посматривал в сторону кухни, где разнообразия не предвиделось.

Но, хотя Ксалтэр и высмеивал чужие мечтания, он же Таша и успокаивал. Если с бунтом все получится, главным в городе станет другой человек. И уж он-то позаботится о том, чтобы бедняки не помирали с голодухи.

Таш предпочитал верить товарищу на слово, продолжая упорные тренировки.

Во дворе было пусто — часть слуг госпожа забрала с собой, а остальные занимались делами в доме. Убедившись, что за ним никто не подглядывает, Таш снова встал перед болванчиком с сенным мешком. Закрыл глаза, сосредоточиваясь, но ничего не произошло. Тогда он сделал на левом предплечье аккуратный надрез. К ряду ровных, постепенно заживающих линий добавилась новая.

Это подействовало мгновенно. Все вокруг подернулось красноватым маревом, по жилам быстрее потекла кровь.

Жечь, жечь, жечь!

Желание убить кого-нибудь оказалось настолько сильным, что Ташу пришлось опуститься на колени и зарыть руки в песок, где еще хранилась утренняя прохлада. В прошлый раз, когда он не сумел сдержать эти бешеные вопли в своей голове, загорелись кусты роз. Если бы Таш хоть что-то помнил, то сказал бы наверняка — он в этом виноват или нет, но сейчас лишь подозревал, что его приступы как-то связаны с огненными вихрями.

Может быть, он в самом деле вызвал ту панику на арене, когда схватил Рольта за горло? А может быть, это было всего лишь совпадение. Способности тинатов проявлялись в раннем возрасте — не зря же в Силане раз в несколько лет устраивались проверки всех детей от шести до девяти лет. Таша, когда его купил отец Илартана, тоже заставили ее пройти и не нашли совершенно ничего, ни следа таланта.

Можно было представить, что это исключение и способности у него проснулись, но история все равно выходила нескладной. В Силане гуляло много сказок про людей, которые управляли стихиями. Из детства в Шердааре Таш тоже помнил парочку историй о воинах, которые впадали в ашарей и поджигали противников. Но кто ж верит сказкам, кроме детей? Про тинатов тоже болтали разное. К примеру, что они раньше раскалывали целые горы. Только сейчас таких подвигов что-то не видно было. Маги сидели по обителям и очень героически зачаровывали кухаркам ножи, чтобы их не приходилось точить.

К тому же в тот, первый раз, в таверне "Красное крыло", не было никакого пожара. Зато погибло двое человек. Таш жалел об этом и не хотел повторения этой истории, но ондолжен был в ней разобраться. И чем скорее, тем лучше.

Ведь до Ильтирева оставалось пять дней. А что там будет с этими восстаниями — Урд знает.

Он взял копье и сделал несколько замахов. Входить в состояние ашарея стало еще легче, чем раньше, но такие же линии, как на Пурпурной арене, больше не являлись. Хотя Таш иногда замечал что-то, как будто странные знаки в воздухе и земле, похожие на язычки огня. От них рябило в глазах, как от волны жара, которая исходит от очага.

Шаг назад, вбок, вперед, еще один. Финт. Удар! Деревянный болванчик крякнул. Шаг назад…

Сейчас Таш тоже видел такой знак. Над собой, с той стороны дома, которую солнце освещало по утрам первой. Туда можно было дотянуться, если захотеть.

Шаг вбок. Удары не прекращать, помнить о защите тела. Еще шаг вбок, еще…

Золотистый знак походил на спираль и как будто помаргивал. Таш засмотрелся на него и почувствовал, как его тянет закрутиться. Первым завертелось копье, а потом и сам Таш. Древко со свистом рассекало воздух. Быстрее, быстрее, еще быстрее. Знак, вторя движениям, тоже ускорился. Стало нестерпимо жарко, словно у огромного камина. Линии укрупнились. По краям большого символа заплясало четыре маленьких. Один из них подлетел к привязанному к болвану мешку с сеном…

За спиной охнули.

— Это что тут такое — дым?

Жечь, жечь, жечь!

Копье стремительным движением разрезало знак надвое. Он распался, растворился мыльными хлопьями. Но на этом было еще не все — не обрывая движение, Таш метнул оружие в мешок.

Попал. Острие вонзилось в ткань и застряло, древко уткнулось в землю. Таш, тяжело дыша, опустился на колени.

— Пыль, — сказал он Оттарту. — Выбиваю тут.

Управляющий подошел ближе и осмотрел площадку, пожевав вислыми губами. Одет он был в длинный кафтан для выхода в город, а на плечах Оттарта красовался пропитанный светлый платок. Такие в Тамин-Арване в последнее время носили даже мужчины, чтобы защищать голову от солнца, а волосы — от жара огненных вихрей. Не найдя ничего подозрительного, управляющий молча развернулся и зашагал к задней двери, которая выводила из внутреннего двора прямо на улицу.

"Иди-иди, псина плешивая", — мысленно проводил его Таш.

Он дождался, пока Оттарт скроется с глаз, и поднялся с колен. Голова откликнулась на движение непонятно откуда взявшейся болью, а на тело вдруг навалилась усталость. Таш поморщился и потер лицо.

Точно так же было в прошлый раз, когда загорелись розовые кусты. Значит, это все-таки не случайность? Или это последствие ашарея, который Таш вызывал у себя нарочно.

Он поднял копье и дернул на себя, вытаскивая из мешка. Сквозь дыру виднелись стебельки сухой травы. Поколебавшись, Таш расширил прореху и засунул туда руку. Ее обдало теплом, сено защекотало кожу. Вытащив клок, Таш изучил желтоватые растения. Некоторые листья побелели по краям, словно только что тлели, а потом огонь резко погасили.

Голова закружилась еще сильнее. Ашарей, "пробуждение души огня". Неужели все эти сказки — правда?

На плечо Таша со звонким шлепком опустилась чья-то ладонь. Он дернулся. Стебельки травы рассыпались по площадке. Древко копья замерло на расстоянии толщины мизинца от шеи Ксалтэра.

Коренастый охранник лающе засмеялся.

— А еще боец, Урд тебя побери. Не чуешь, как к тебе вплотную подбираются.

— Чего тебе? — неприветливо ответил Таш, загораживая спиной дырявый мешок.

Ксалтэр, может, и оказался вполне себе неплохим мужиком, но о некоторых вещах ему пока знать не стоило. Силан — это не Исихсас, где маги спокойно разгуливали по улицам. Здесь за малейшее подозрение в магических способностях навсегда упекали в обитель. Такой судьбы Таш себе точно не хотел.

— Чего к тебе эта пиявка опять прицепилась? — Ксалтэр кивнул в ту сторону, куда ушел Оттарт.

— Да Урд его разберет. Почудилось, что дым из пыльного мешка идет.

Охранник сочувственно поцокал языком.

— У кого ураганы крыши сносят, а у нашего домоправителя последний разум повыдуло, — он понизил голос. — Пытался вчера заставить меня полы мыть. Я ему что — поломойка? Как будто если хозяйку по городу сопровождать не надо, то можно у воина оружие отобрать и всучить метлу. Достал, скотина. Не хочешь, пока его нет, подарок какой ему в комнате оставить? Я б подсобил.

— Не надо. Лучше скажи, что там с планами, — тоже шепотом спросил Таш.

Плоское лицо Ксалтэра исказилось.

— А то сам не видишь. Уже всех подряд вешают. Так дойдет до того, что народу и пинка не понадобится, сами с колен встанут. Но до нас никто не доберется, ты не волнуйся. До Ильтирева управимся, так что тебе все это не понадобится, — он обвел рукой тренировочную площадку.

Таш прищурился, но решил промолчать. Охранник притворялся беззаботным и божился, что все идет как по маслу. Но судя по тому, с каким усердством стража искала заговорщиков, дела шли совсем не так, как пытался представить Ксалтэр.

— Бурю нужно встречать сильным, — ответил ему Таш силанской поговоркой.

— И то верно. Но ты в самом деле можешь расслабиться. Заданий для тебя пока нет.

Шерд покачал головой и все-таки не сдержался.

— Не верится мне в это.

Ксалтэр оскалился и развел руками.

— Но заданий и правда нет.

— Я не про них.

— Тогда зря сомневаешься, — серьезно ответил Ксалтэр. — Наше дело было маленьким. Рабы да бедняки могут хоть сотню раз восставать, а толку не будет, только своей кровью все зальем. Не-ет, так дело не сделать. Пока в ратуше да среди аристократишек понимающие люди не появятся, ничего не изменится. Так что нам драться и не придется. Настоящее восстание — оно не на улицах, оно там будет.

Он ткнул пальцем вверх, наверное, подразумевая дворян. Таш неохотно кивнул. Ксалтэр упоминал об этом не первый раз. Может, все так и было, но на сердце все равно стояла тревога.

Восстание, бури, ожидание голодной зимы, скорые ритуальные бои на арене… Столько всего. Еще и госпожа открыла его секрет.

В карете перед строгим взором хозяйки уже казалось, что все, прощай, призрак свободы. Когда Лаана уехала, даже не заикнувшись про поход за новым ошейником, Таш сходил в храм на ближайшей улице и поблагодарил Иля молитвой — единственным, что он мог Ему подарить. Наверное, Создатель все-таки стоял на стороне рабов, хотя иногда мерещилось совсем иное. Но насколько все было бы проще, не будь на шее этого ярма!

— Слушай, Ксалтэр. Если все-таки что-то случится, ты можешь на меня рассчитывать.

Тот усмехнулся.

— Пока на тебе эта железная дрянь, ты по первому же приказу господина на меня с ножом кинешься, хоть и хотеть не будешь. Вот поэтому и не будет никаких драк на улицах.

Таш потеребил ошейник. Силанские войска часто отлавливали нападающих на приграничные селения исихов, надевали на них ошейники и заставляли убивать соплеменников. Жестокий способ, но действенный, который и обеспечивал спокойствие на краях страны. Это было не в новинку, но раньше Таш не думал, что судьба может заставить его всерьез скрестить оружие с кем-то из друзей.

Ксалтэр истолковал жест по-своему.

— Что, в бой рвешься, да? Ты парень, конечно, огонь, да языком потрепать все горазды. А если придется руки в господской крови замарать — будешь красивости болтать или все-таки за дело возьмешься?

— Магия ошейника не позволит мне…

— "Магия ошейника", "магия ошейника"… — передразнил он. Таш, обидевшись, замолчал, но Ксалтэр не останавливался. — А ты представь, что ошейника нет и что нужно обещание свое выполнить, то есть взять меч и пойти им головы хозяев крушить. Пойдешь?

Таш облизнул пересохшие губы. Обсуждать такое прямо под носом у хозяев было опасно, но и соблазнительно. Ощущение свободы говорить, что хочется и где хочется, пускай и шепотом, пьянило.

— А почему бы и нет? Но только тех, кто правда виновен.

— И как же ты определишь, кто виновен, а кто нет?

— Ну, наверное, опрошу свидетелей…

Ксалтэр загоготал так, что на глазах выступили слезы.

— А-ха-ха-ха-ха! Свидетелей он будет опрашивать, вламываясь в дом с оружием!

Таш смутился. В самом деле, идея так себе.

— А у тебя мысли получше есть? — буркнул он.

— Да ладно тебе щеки надувать, как ребенку, — успокоившийся охранник пихнул его так, что шерд покачнулся. — Я же шучу. Мы с тобой люди маленькие да глупые, а большие, у кого ума побольше, те уже все за нас решили. Ладно, а серьезно, если свободу получишь, что потом будешь делать?

Таш задумался. Свободный человек с боевыми навыками мог пойти в армию или наняться в охрану какой-нибудь лавки. У коренного силанца возможностей было побольше, но при взгляде на Таша любой поймет, что перед ним чистокровный шерд. А к чужакам в королевстве относились настороженно, даже к шердам, с которыми уже давно не случалось войн. Да и есть ли смысл оставаться в Силане? Там, где человека сделали рабом один раз, могут сделать и второй. Перевороты переворотами, а если верить Ксалтэру, до того момента, когда рабам станет легче на деле, а не на словах, пройдет еще много времени. Нет уж. Если предлагают пирог, то зачем подбирать крошки, когда можно взять его целиком?

Помедлив, Таш поднял глаза к небу. Туда, откуда вставало солнце и где находился Шердаар.

— Я вернусь домой.

* * *

Буря грянула внезапно. Только что улицу заливало яркое солнце, и вдруг Ташу в лицо швырнуло жменей грязи с мостовой. Он обернулся в поисках нахала, который это сделал, и тут же ему пришлось закрывать лицо рукой, чтобы защитить глаза от столба пыли. Непонятно откуда взявшийся ветер засвистел в проулках, принеся с собой запахи овощного базара.

— Скорее! — крикнул господин.

Он убыстрил шаг, еще когда покинул Внутреннее кольцо. Таш решил, что это из-за очередного проповедника, который провозглашал божественную волю. По его мнению, это означало необходимость избавиться от графа эс-Наста и вернуть честные бои на Ильтирев, чтобы Иль перестал насылать кару в виде бурь. Собравшаяся вокруг шайка оборванцев хмуро косилась на всех прохожих, кто не носил лохмотья. И хотя на ремнях и у господина, и у Таша висели мечи, ввязываться в драку было бы лишним.

Однако теперь казалось, что хозяин не взволновался из-за толпы, а заметил какие-то признаки близкой бури, которые сам Таш пропустил. И сейчас не понимал, как у него это получилось, потому что он помнил о скачущем по крышам Гласе Города и смотрел не только в толпу, но и вверх.

Небо было синим-синим.

Сейчас, задрав голову, Таш заметил, как из-за стен Внешнего кольца наступают грозовые тучи. Они надвигались огромным валом, с бешеной скоростью, и были похожи не на облака, а, в самом деле, на Господнюю кару. При взгляде на них пробирала суеверная дрожь. Наверное, так и выглядели те "большие волны", которые в Ллитальте смывали целые города.

Она накрыла Тамин-Арван, не успели Таш с господином достичь конца улицы и перейти по перекинутому через ручей Ювелирному мосту. Порывы ветра мгновенно усилились настолько, что едва не сбивали с ног крепких мужчин. Мимо пролетело сорванное с сушильной веревки зеленое платье. Оно стало последним ярким пятном в той серой мути, что заволокла все после.

Дождь хлынул напополам с градом. Мерзлые шарики величиной с ноготь больно били по незащищенной голове, а капли затекали под рубашку. Миг — и Таш промок насквозь. Цвета вокруг смешались в один, грязный и неразборчивый: исчезли желтые известняковые дома, разноцветные наряды и платки прохожих, которые пробегали мимо в поисках укрытия. Погасли и звуки. Все заполонил отчаянный стук капель и града. Только изредка раздавались крики тех, кто нашел открытую дверь и звал отставших друзей присоединиться к ним в убежище.

В лавку Таш и господин ворвались, перепугав посетителей. В лицо после ледяных струй сразу ударила духота битком набитого помещения. Многие тоже заскочили только что, и на каменный пол с них капала вода. Никто даже не стал возмущаться, когда Таш, разбрызгивая вокруг влагу, по-собачьи встряхнул головой. К тому же дверь на крыльцо оставалась открытой, и оттуда тоже летели брызги, стоявшие в воздухе серой пылью.

— Дверь заприте! — рявкнул эс-Мирд на помощников.

От его мощного голоса отступили назад даже обычные покупатели. Господин смутился и повторил уже тише:

— Где Гиссерт или Сарем? Почему дверь не закрываете?

— Т-так ведь госпожа Лил говорила, что н-не надо закрывать, когда буря, — отозвался один из лавочников, слегка заикаясь от страха перед хозяином. — Люди увидят, что открыто, захотят спрятаться от дождя, а м-может, и купят что-нибудь.

Хозяин обернулся к двум молодым мужчинам, которые забежали следом за ним и отряхивались, понося погоду. Судя по кафтанам с шелковой вышивкой и толстым кошелям на поясах, эти как раз и могли заинтересоваться товаром. Да и другие от нечего делать разглядывали разные шердские диковинки на полках. Поколебавшись, эс-Мирд кивнул.

— Ладно. Сарем, покажи мне записи за сегодня. И позови всех, кто свободен, я хочу сделать важное объявление.

Об охраннике он тотчас забыл. Таш сперва шагнул за ним — спросить, какие будут приказы, но остановился. Вряд ли хозяин заставит его делать что-то иное, чем Лаана. А ее требования были просты: не лезть под руки и следить, чтобы в лавке никто не буянил.

Тем временем люди, зашедшие сюда только ради того, чтобы укрыться от ливня с градом, разбредались по самой большой лавке эс-Мирдов. В одной ее половине продавались керамические сосуды с пропиткой для тканей и дерева, а в другой — уже пропитанные ткани и готовые изделия. Лаана сама раскладывала их по полкам, забиралась по приставной лестнице под потолок и, пыхтя от напряжения, аккуратно вытаскивала края рулонов, чтобы они лежали ровной волной. Таш вспомнил об этом с улыбкой и подумал, что сейчас госпожа пришла бы в ужас. Почти все сосуды были давно распроданы, помещение с ними пустовало, и там собрались все те, кого не слишком интересовал товар и кто просто хотел обсохнуть. Остальные же трогали разложенные на прилавке платки, примеривали на себя, небрежно бросали обратно и меняли местами шердские статуэтки, выставленные для красоты. Створки резных ставен, которые стояли на полу и использовались для того, чтобы показать гостям действенность пропитки от огня, оказались завалены рулонами ткани. На полках творился хаос — помощники не успевали раскладывать все так, как надо. Но при этом было заметно, что при таком внимании продажи идут не так бойко, как им хотелось бы.

Это было неудивительно — в предчувствии голодной зимы люди предпочитали беречь деньги. Ото всех, кто собрался в лавке, разговоры слышались только об одном — если такое происходит в городе, где ветра ограничивают высокие стены, что же творится в незащищенных деревнях? А в остальном Силане? Ведь в долине Нэндими бури благодаря близости к Шердаару всегда отличались мягкостью погоды, чего никак нельзя было сказать о равнинах, где расположились основные владения страны.

Оханье взрослых ненадолго прервал детский плач. Хныкала девочка лет трех с мокрыми волосами. Мать прижимала ее к себе, что-то печально шептала и гладила дочь по пухленькой ручке, на которой расцветали свежие синяки от градин.

— Тут бы самим эти бури пережить, а люди об урожае твердят, — сказала своему спутнику молодая женщина рядом с Ташем. — Такую погоду ни один урожай не выдержит.

Ее набухший от влаги платок съехал набок, открывая "рогатую" прическу, но слишком глубокий вырез и кричащая расцветка платья вряд ли могли принадлежать замужней даме. За талию ее фамильярно приобнимал щеголеватый парень. Судя по расшитым туфлям и серебряному кольцу, он был богаче, чем его вульгарно, но бедно одетая подруга. "Любовник", — определил Таш.

— Я о тебе позабочусь, — шепнул тот спутнице.

Женщина сразу зарделась, и пара начала ворковать друг с другом. Таш хмыкнул — точно такую же чушь на уши своим любовницам вешал Илартан. Девушки либо исчезали сами, когда понимали, что он предпочитает проматывать последние деньги на вино, либо бывший хозяин потом еще долго поскальзывался на помоях, как будто бы нечаянно разлитых прямо перед его домом.

Воспоминание об Илартане откликнулось глухой болью. Таш поморщился. Он-то думал, что обида давно угасла. Сколько времени прошло — несколько месяцев? Ничего, больше он не попадется на эту удочку. Больше никакой дружбы с аристократами. У тех, кто родился змеей, доброго сердца быть не может.

Таш отвлекся от влюбленной пары и перевел внимание на других двух людей, которые тоже стояли рядом и говорили достаточно громко. Это оказались те самые мужчины, которые заскочили в лавку следом. Вопреки ожиданиям господина, на товар они и не думали смотреть, вместо этого увлеченно обсуждая новости.

— Позавчера барон эс-Тар, сегодня Вирита эс-Наст, — возмущенно говорил один. — Так благородному человеку и на улицу нельзя будет выйти!

— А что случилось? — бесцеремонно влезла в беседу пожилая женщина.

Второй мужчина окинул ее оценивающим взглядом, решил, что она достойна ответа, и доверительно поделился:

— Только что дочь графа эс-Наста у ратуши закидали камнями. Объявили о новом повышении налогов — вы же слышали об этом? Нет? Так еще услышите. Сам глашатай сказал, что это решение графа. Тут же вылез Глас Города, пошли вопли "Долой кровопийц", в паланкин наследницы графа полетели булыжники из мостовой. Стража часть зачинщиков уже поймала и пообещала вздернуть сегодня же, но многие сбежали. И с ними Глас Города.

— Тьфу, Урдово отродье! — скривилась старуха. — Этого проклятого подстрекателя первым надо было ловить. От него все беды.

— Народ думает иначе, — тихо произнес первый мужчина. — На аристократов нападают уже средь бела дня, и все чаще. Да и не только народ так считает. Я был сегодня в ратуше и знаю, зачем приезжала госпожа эс-Наст. На ее отца совершено покушение в собственном доме. К счастью, граф отделался легким испугом. Говорят, убийцу подослал кто-то из высокопоставленных городских чиновников…

Нагнетая обстановку, он все понижал и понижал голос, так что собеседникам пришлось склонять головы к нему. Последние слова Таш едва расслышал и вдруг понял, что знать продолжение ему не хочется. Если там что-то важное, завтра об этом будут болтать все кому не лень.

И лучше бы это были известия о том, что Вирите одним из камней проломило голову.

По коже прошла дрожь. Таш зябко повел плечами, жалея, что нельзя переодеться в сухое, и заметил в дальнем углу, в тени, Заба. Писарь сидел на табуретке и пустыми глазами смотрел вдаль. Вощеная дощечка, которую в лавках использовали для быстрых подсчетов, чтобы не марать дорогую бумагу, застыла на коленях, а стило и вовсе валялось на полу.

Проскользнув между людьми, Таш направился к другу. Заб в последние дни стал непохож сам на себя, и наверняка дело было в татуировках. Вернее, в том, что ллитский мастер их убрал.

Он пришел на следующее же утро после того, как госпожа съездила в обитель. Заба привязали к постели веревками, словно к пыточному столу. При снятии татуировок Таш не присутствовал, но крики со второго этажа иногда доносились такие, будто писаря и правда пытали. Это продолжалось почти весь день. Ллит ушел в сумерках, а Иллис, которая уговорила госпожу побыть рядом с Забом, выползла из комнаты осунувшаяся и помятая. Потом девушка сказала, что если даже она чувствует себя раздавленной виноградиной, то как должно быть Забу, и представить страшно. Что он ощущает, Таш не знал, но выглядел друг в самом деле плохо. Ллит оставил его замотанным в бинты по самую макушку и предупредил, что раб сможет встать с постели в лучшем случае через декаду.

Повязки Заб содрал с себя уже на следующий день. На второй — стал ходить по дому. Он выздоравливал с такой неестественной скоростью, что проверявший его здоровье мастер-татуировщик обозвал Заба каким-то ллитским сказочным чудовищем и напрочь отказался к нему подходить.

С тех пор добродушного писаря будто подменили. Он забывал о работе, за которую прежде брался с рвением, скупо отвечал на ласки Иллис и чурался других людей, все больше времени проводя в одиночестве. Да и Урд с ней, с работой, Заб даже смотреть стал иначе и почти все время тяжело молчал. Таш отнесся к этому спокойно, но Иллис расстраивалась и ходила по дому как в воду опущенная. Ей с чего-то взбрело в голову, будто Заб вспомнил, что он женат. И хотя он все отрицал, а значит, это была чистая правда, на большинство других вопросов раб попросту не отвечал. Отнекивался тем, что память возвращается медленно и кусками, которые плохо составлялись друг с другом.

Это лишь подтверждало догадки Таша, что его друг шпион. А кто захочет в таком признаться? Хорошо еще, что он оказался не связан с хранителями, — это был один из первых вопросов, которые ему задали после снятия татуировок.

Благо хозяйка уехала, а господину было не до того, поэтому Заба никто особенно вопросами не доставал. Его просто обходили стороной, как и раньше. Пусто вокруг него было и сейчас. Наверное, посетители побаивались шрамов, а среди лавочников он так и не завел друзей.

Подошедшего Таша Заб не заметил. Он продолжал сидеть и смотреть куда-то вдаль. Шевелились только длинные пальцы, которые трогали корочку на левой щеке — там, где раньше на лицо поднимался иероглиф.

— Болит? — участливо спросил Таш.

Заб ответил не сразу. Сначала поднял на него мутный, постепенно прояснявшийся взгляд и только потом медленно покачал головой.

— Не слишком. Я вспомнил способ справиться с болью.

— Какой же? Мне бы пригодилось на Ильтирев.

Друг еще раз окинул его продолжительным взглядом, но промолчал. Таш сложил на груди руки.

— Жадничаешь? А я-то думал, ты мой друг.

— Друг? — задумчиво повторил Заб. Он наконец отмер и со вздохом поднял стило с пола. — Это не жадность, это осторожность.

Таш прислонился к стене рядом с писарем, так, чтобы одновременно разговаривать с ним и следить за посетителями лавки.

— Раньше ты таким осторожным не был.

— Раньше я ничего не помнил.

— И как, ты был прав — убил кого-то? — шепотом спросил Таш.

И снова долгое молчание, а потом медленный кивок. Еще одно подтверждение догадки.

— Слушай… Нет смысла жалеть об этом или бояться расправы. Считай, что ты за все расплатился, когда на тебя одели ошейник.

— Ты не понимаешь, — прервал Заб. — Я не жалею и не боюсь.

— Тогда почему таскаешься повсюду такой угрюмый?

— Я вспомнил, что сделали те, кого я убил, — едва слышно ответил друг. — Я поступил правильно, избавив от них мир, но память жжет. Жжет сильнее, чем это.

Он снова прикоснулся к корочке на щеке. На мгновение в нем промелькнул тот Заб, каким он был раньше, — робкий, совестливый, немного наивный. Таш хотел сжать его плечо в знак поддержки, но передумал. Все тело писаря было одной большой раной, а под одеждой он все еще носил бинты.

— Ты же сам говорил, что Иль дал тебе еще одну возможность начать жизнь сначала. Так воспользуйся ей.

Заб криво усмехнулся.

— Одно из самых глупых и распространенных заблуждений — что жизнь можно начать сначала. С грузом памяти это сделать нельзя, а без знания старых ошибок новая жизнь превратится в повторение пройденных уроков.

— Тебе виднее, — Таш пожал плечами. — Но если я чем-то могу помочь, только скажи. И, кстати, раз уж ты вспомнил свое давнее прошлое, было бы неплохо помнить и о недавнем. Иллис с ума сходит от твоей холодности. То ты для нее стихи сочинял, то даже не взглянешь в ее сторону.

Услышав имя девушки, писарь поник.

— Да, верно. Иллис этого не заслуживает. Может, стоило бы попытаться, хотя бы ради нее… — он не закончил фразу, опять о чем-то задумавшись. — Друг, значит… Видишь того человека в коричневом кафтане? Он вор. Останови его, пока не поздно. Хозяин наверняка тебя наградит.

Таш поискал мужчину глазами. Тот стоял у входа в лавку. Обычный силанец лет тридцати, слегка плешивый, на вид среднего достатка — без украшений из серебра или золота, зато в чистой одежде из крепкого сукна. Кафтан спускался до середины икр, чтобы не пачкать ткань в грязи, — так его носили все, кто не мог позволить себе ежедневные траты на прачку. По улицам Тамин-Арвана похожих людей ходили сотни — посмотришь и тут же забудешь, как он выглядел. Да и не собирался этот человек воровать. Стоял у стеллажей, потирал подбородок, слушал, как рядом зарождается склока.

А вот за этим нужно было следить внимательнее. Эс-Мирд созвал всех незанятых работников в соседнее помещение и перечислял, кого вынужден уволить, чтобы сократить расходы. Те помощники, которые остались снаружи, больше интересовались обрывками слов из-за дверей, чем происходящим в самой лавке. Остался один-единственный охранник, который уже стоял возле ссорящихся покупателей. Если начнется свара, лишние руки ему не помешают.

Ругались старуха — та самая, охочая до сплетен, — и щеголь. Его подруга пунцовела рядом, прижимая ладони к щекам. Судя по обрывкам фраз, ее уличили в измене, а любовник отбивался от боевой старушки с острым языком, которая обещала выдать парочку законному супругу. Таш хмыкнул. Он бы скорее принял сторону влюбленных, но источником неприятностей грозил стать как раз парень, который чем дальше, тем меньше сдерживался в выражениях и размахивал руками.

Люди стали понемногу отступать назад, опасаясь драки. Таш покусал губу, выбирая, утихомирить щеголя или продолжить следить за вором. У Заба было хорошее чутье на людей, но чтобы вот так, по одной внешности определить, что перед ним карманник? Наверняка он ошибся.

Шерд шагнул вперед, решив все-таки присоединиться к охраннику, который урезонивал разошедшегося парня. Одновременно с ним двинулся и вор.

— Сейчас, — тихо сказал за спиной Заб.

Движение карманника было таким отточенным и ловким, что Таш его не заметил. Видел только, что у мужчины, который рассказывал о нападении на Вириту эс-Наст, висел кошелек и вдруг его не стало — ровно в тот момент, когда его якобы нечаянно толкнул вор.

— Стоять! — рявкнул Таш.

Кто бы его послушал! Карманник бросился в раскрытую дверь лавки со скоростью скакового гарма. Таш кинулся за ним.

И сразу чуть не покатился по земле. За шиворот будто вылили ведро колодезной воды. Град уже закончился, но ливень продолжал хлестать косыми струями. Мостовая была скользкой, а шквальный ветер делал бег почти невозможным — только если кто-то намеревался переломать ноги. Вор этого явно не хотел. Он тоже поскользнулся, но удержал равновесие и трусцой побежал к переулку.

Слой града хрустел под ботинками. Каждый шаг был риском — подвернется нога или нет? Однако расстояние между Ташем и карманником быстро сокращалось. До скорости и уверенности шерда силанцу было далеко.

Вор успел добраться до угла переулка, когда Таш его нагнал. На повороте шерда занесло, но он смог схватить силанца за кафтан и дернуть на себя. Пятки вора заскользили. Он неуклюже плюхнулся на задницу, тут же перевернулся и попытался вскочить. Один удар — и карманник с бранью рухнул обратно в снежно-водяное месиво. Таш вытащил меч и направил острие на противника. Хотя Таш был уверен, что карманник продолжит трепыхаться, он замер.

Может быть, испугался меча. Или разобрал надпись на ошейнике и решил не злить бешеного убийцу.

— Кошелек верни! — потребовал Таш.

От неожиданного удара в спину чуть не вылетела душа. Ощущение было таким, словно в Таша на полном ходу врезался тяжеловоз. В глазах потемнело. Оружие вывалилось из рук и с тихим звуком "бряк" упало на мостовую рядом с самим Ташем, которого придавило к земле. В рот набилась кашица из грязи и тающего града.

Вор бросился наутек и мгновенно исчез в переулке. Ташу уже было не до того — справиться бы с новым противником. Он попытался извернуться и сбросить человека с себя, но с тем же успехом можно было драться с каменной стеной. Таша рывком, как куклу, перевернули лицом вверх и пригвоздили к мостовой.

Горло перехватило спазмом. С зеркальной маски, застывшей прямо перед лицом, на Таша смотрел он сам — мокрый, перепачканный и жалкий. В прорезях для глаз виднелась только черная пустота.

Хотя Глас Города не прикасался к шее Таша, ее словно сжимали железными тисками. Челюсть задвигалась против воли. С языка сорвались чужие, сиплые слова.

— Не мешай тому, чему помогаешь, идиот.

Раздались крики — это из лавки спешили рабу на помощь. Глотку вдруг отпустило. Едва не задохнувшийся Таш принялся жадно ловить ртом воздух. Глас Города подпрыгнул, сделал сальто и растворился за пеленой дождя в том же переулке, что и недавно вор. О том, чтобы поймать хоть кого-то, теперь не могло быть и речи.

Таш сел и, держась одной рукой за горло, второй яростно ударил по луже. Во все стороны разлетелись брызги.

Магия. Видит Иль, шут применил какое-то колдовство. И что подумают остальные — что Таша обставил простой карманник? Видели они Гласа Города или нет? Конечно, из-за ошейника рабу поверят. Госпожа Лаана даже мужу не сказала о той кривой линии в нате. Но ведь невозможно все время полагаться только на это!

Спина, в которую влетел шут, болела так, будто по ней в самом деле промчался тяжеловоз. Таш потер ноющее плечо. Казалось, будто там остались вмятины от пальцев Гласа Города. Обычный человек не мог обладать подобной силой. Интересно, что за проклятой магией он пользуется?

"Может быть, у него похожие способности со мной?"

Это стоило проверить. Ксалтэр отпирался от всех связей с Гласом Города, но тот явно знал про Таша, а значит, охранник врал. А если шут услышит, что шерд умеет зажигать огонь с помощью ашарея, то наверняка им заинтересуется. Может, даже чему-то научит. В конце концов, он явно владел магией и был единственным человеком, которого еще не отловили и не засадили в четыре стены, как хозяйского брата.

Таш встал, поднял меч и отряхнул грязь. Неудача с поимкой карманника и проигрыш Гласу Города злили, однако теперь можно было надеяться не только на то, что проклятый бунт Ксалтэра что-то изменит, но и на нечто большее. Если, конечно, удастся привлечь к себе внимание шута. А для этого нужно стать сильнее.

Еще сильнее.

Глава 19. Рыцарь

Во внутреннем дворике, со всех сторон окруженном стенами, не дуло ни ветерка, ни даже сквозняка. Однако Лердан все равно его чувствовал — каждое движение воздуха заставляло волоски на коже вставать дыбом.

Странное, приятное чувство.

Он принял стойку, многословно прозванную в учебниках "второй, подобающей верному рыцарю королевства Силан", и атаковал выпадом справа. "Ш-шурх!" — предупредил песок о движении. Не доходя до цели, меч описал дугу, обошел блок врага и поразил его в шею. Победа!

Во дворе не раздалось ни звука. Лердан выпрямился, поправил ремень щита и вернулся в тот угол площадки, откуда начинал атаку. Удовлетворение было бы полнее, если бы напротив стоял настоящий противник, а не его мысленный образ.

Раньше Лердан искал себе пару для тренировок среди опытных воинов. Привычка бить воображаемых, предсказуемых противников — плохая подмога на поле боя. Однако в последнее время от напарников пришлось отказаться. И выбирать время для упражнений он стал такое, чтобы вокруг было поменьше глаз. Час до рассвета подходил идеально. Большинство слуг еще спит, а проснувшиеся заняты делом, и им не до слежки за хозяином.

Слежка. Это слово заставило Лердана оглядеть лишний раз окна, выходящие во внутренний двор. Подумать только — он с детства старался жить исключительно по понятиям долга и чести, чтобы никому и в голову не приходило в чем-то его заподозрить. Силанская знать слишком много времени уделяет интригам. Настоящий рыцарь выше этого. А сейчас он боялся доносов даже от слуг. Особенно — от невольников, которые не умеют лгать. Как вовремя пришлась когда-то раздражающее неприятие женой рабства!

Лердан поднял меч. Небо медленно затягивало тучами — быть очередному урагану, но еще не сейчас. В садике, нежно лелеемом Лил, не шелохнулся и лист. Тренировку можно продолжать.

"Враг" начал первым, метя в ноги. Противники чаще всего выбирали эту цель, чтобы опрокинуть воина и легко его добить. Клинок отвел вражеский удар, резкая атака, толчок щитом, еще один взмах. Победа всего в полушаге!

Порыв ветра ударил в лицо пощечиной. На миг в воздухе проявились линии, складывающиеся в знакомые до омерзения символы. Руку Лердана как будто кто-то перехватил, заставил ее размахнуться шире и резко, с нечеловеческой силой, опустить вниз.

Соломенного болвана — подспорье в отработке ударов — тряхнуло штормовым шквалом. Из порванной "одежды" чучела на песок посыпалась сухая трава. Лердан застыл на мгновение, а потом со злостью воткнул меч в песок.

На сегодня тренировок хватит, иначе ситуация повторится. Любому дураку, увидь он эту сцену со стороны, будет ясно, что во внутреннем дворе порыв подобной мощи не мог взяться из ниоткуда. Единственный вывод, который из этого следовал, — здесь поработала магия. А это означало пожизненное заточение в обители и позор на весь дом эс-Мирд.

При одной мысли об этом у Лердана перехватывало дыхание, а живот сводило от страха. Он даже смерти боялся не так, как позора. Слишком хорошо в памяти отпечатались насмешки и осуждающие шепотки, которые на протяжении лет сопровождали семью эс-Мирдов после того, как мать пыталась скрыть дар Эртанда. Будто это болезнь, от которой можно вылечиться! Но такие вещи не спрятать. Рано или поздно все узнали, сколько денег родители спустили впустую — на то, чтобы тинаты "не заметили" дар старшего сына, — и как откупались от обвинений в укрытии мага. Брата все равно забрали, да только брезгливость в чужих взглядах осталась.

Для всех и каждого в Тамин-Арване имя Лердана эс-Мирда теперь будет связано с трусостью. Ни единая живая душа не поверит, что эти способности стали проявляться совсем недавно и очень странным образом — только в бою.

Первое время Лердан пытался убедить себя в том, что ему кажется. Он не мог создавать порывы ветра, на такое даже маги неспособны. Но это повторялось из раза в раз. Сомнений больше оставалось.

Лердан часто спрашивал Иля в безмолвных молитвах, за что Тот ниспослал ему подобное наказание. В магии нет чести. Она слаба, как и сами тинаты, которые только и способны жаловаться на свою несправедливую судьбу. Как Эртанд, который при каждом визите родственников ныл, что ему, бедняжке, тяжело в обители, хотя тинатов прекрасно кормят, предоставляют им красивых женщин и не заставляют тяжело работать.

Эртанд никогда не знал, что такое изнуряющие тренировки перед испытаниями, после которых сына знатной семьи провозглашают рыцарем. Не знал, что такое наблюдать за стремительным обнищанием когда-то славного и богатого рода, наследником которого ты должен был стать. Не знал он и то, каково это — взять в жены женщину из другого народа и мириться с ее чуждыми взглядами на жизнь, потому что того требуют долг и честь.

На границе зрения мелькнуло красное пятно. Лердан быстро обернулся. Что это — Лил проснулась раньше обычного и следила за ним?

Слава Илю, нет. Всего лишь краснохвостый попугай, привлеченный яркими цветами в саду.

Лердан не мог бы сказать, любит он супругу или нет. Аристократы женятся и выходят замуж по расчету. Понятие любви к ним неприменимо, но правила требуют верности и уважительного отношения к супругам.

Правил Лердан не нарушал никогда. Слишком горький урок преподало ему детство.

Лил — хорошая женщина. Он мог сколько угодно злиться, что законная жена не соблюдает свой долг, не пускает его в свои покои и что приходится удовлетворять естественные мужские потребности иными способами, но она не заслуживала того, что случится, когда мужа уличат в использовании магии.

Он задумчиво посмотрел на вонзенный в землю меч.

Умереть в бою — вот что такое честь для рыцаря. Единственный выход, который не ударит по благосостоянию семьи и не опозорит его имя.

Глава 20. Предатель

Беда пришла за два дня до Ильтирева.

Умер граф Чейлеб эс-Наст. Во время бури он выскочил из дома, чтобы встретить паланкин с закиданной камнями дочерью, и через несколько часов слег с лихорадкой. А вечером ворота Внешнего и Внутреннего кольца украсили целые "гирлянды" мертвецов, как их шутливо называли сподвижники графа. Стража объявила, что будет вешать без суда всех, кто посмеет поднять руку на благородного человека.

В ту же ночь эс-Насту после оздоровительного кровопускания стало хуже. Вирита заподозрила неладное и проверила лекарства, которые дал ему врач. Среди микстур нашли яд. Врач стал еще одним "флагом" в "гирлянде" у ворот.

Что потом происходило в поместье эс-Настов, рассказывали по-разному — из очевидцев в живых остались единицы, и никто не торопился подтверждать слухи. К утру графу полегчало, но когда дочь решила навестить его к позднему завтраку, который Чейлебу приносили в постель, то обнаружила отца со столовым ножом в сердце. Одни говорили, что удар нанес отчаявшийся раб, которого извели придирки господина. Другие в этом сомневались — магия ошейников не позволяла рабам нападать на хозяев. Поэтому кое-кто считал, что графа убил не раб вовсе, а чей-то шпион, который надел поддельный ошейник и притворился невольником.

Наверняка было известно только то, что Вирита приказала казнить всех своих рабов. Всех, а во владении у эс-Настов находилось не меньше сотни или двух сотен невольников. Хотя далеко не все из них жили в городском поместье, число получалось внушительное.

Ворота дома заперли, чтобы никто не ушел от кары. Однако тех, кто пришел исполнять желание взбесившейся наследницы, ждала большая неожиданность. Многие рабы умирали, сами склоняя перед убийцами головы со слезами на глазах. Но были и те, кто стал сопротивляться, будто вместо зачарованных ошейников они носили простые железки.

Первые струи кровавого дождя потекли из поместья эс-Настов, но вскоре ими накрыло весь город.

Новость о смерти графа облетела Тами-Арван гораздо быстрее, чем о резне, которая совершалась за закрытыми дверями. Знать начала готовиться к пышным похоронам своего покровителя. По традициям Силана почивших провожали гуляниями, а на носу как раз был Ильтирев — как будто сам Создатель велел устроить бурные поминки. И по сырым, еще не просохшим после урагана улицам затопали ящеры-тяжеловозы, покатились телеги с вином и обильной едой. Горожане наблюдали за ними с расширенными глазами — у кого от удивления, а у кого и от жадности. Цены на продукты взлетали все выше и выше, а Вирита хотела, чтобы ее отца проводили настоящим пиром с деликатесами.

Видели эти обозы и Таш с Забом, проводили их хмурыми взглядами и плотно сжатыми губами. Минувшей ночью в поместье эс-Мирдов случилась другая, хоть и похожая беда — умер Хал.

Старик и так дышал на ладан, а ураганы окончательно подкосили его здоровье. Он простудился на днях, но, может, еще и вылечился бы, если бы не его деятельная натура. Хал не мог усидеть на месте, рвался всем помогать и загнал себя до того, что в последний вечер не смог встать с постели. Отошел он мирно — во сне, перед рассветом, когда чаще всего умирают старики. Тем же утром его отвезли на кладбище за Тамин-Арваном, где покоилась вся его семья.

Иллис рыдала навзрыд. Хал был единственным, кто о ней заботился. К счастью, Забу хватило ума перестать строить из себя невесть кого, и в его руках девушка наконец-то успокоилась. А пока он тихо убеждал ее, что все будет хорошо, Таш думал о том, какие пути могут ждать Иллис.

У нее не было ни дома, ни родных. Нищенку замуж никто брать не захочет, а привлекательностью она не отличалась, чтобы взяли за красивые глаза. Без особой милости эс-Мирдов ей тоже грозило стать рабыней, а о жизни вместе с любимым человеком и думать не имело смысла.

Таш еще не встречал людей лучше Хала и его дочери, пускай наивной, зато по-настоящему доброй. Но на достойные проводы старика не хватило денег — господин эс-Мирд предоставил запасы для скромного обеда из собственной кладовой, а внучку Хала не ждало впереди ничего хорошего. В то время как по червю эс-Насту будет лить слезы весь город, а его лживая шлюха-дочь наследует его земли и продолжит издеваться над неугодными. Где справедливость в этом мире?

Таш надеялся, что ее смогут принести те, кто стоит за ним, за Ксалтэром и Лааной. Даже если это будет Глас Города с его странной, пугающей магией. Поэтому Таш закрывал глаза и представлял, как поместье эс-Настов горит пламенем вместе со всеми богатеями, которые там соберутся на поминки.

И поместье правда запылало. Но не из-за Таша, а потому, что кто-то из сопротивлявшихся резне рабов разлил амфоры с маслом, куда уронили свечу. Так и начался конец Тамин-Арвана.

* * *

— Что-то не так. Слишком рано, — процедил сквозь зубы Ксалтэр, поглядывая на сверкающее заревами пожаров ночное небо.

— Ставни закрой, — хмуро поторопил Таш.

Металлические створки, которые давали лучшую защиту от огненных вихрей, чем деревянные ставни, но и стоили дороже, с лязгом захлопнулись. С внутренней стороны их покрывала причудливая роспись — горы с охотниками и крестьянами на склонах. Лаана называла картину мудреным словом "пастораль". Ее мирный вид, наверное, должен был успокаивать, но вызывал ощущение горячечного бреда.

Здесь, дома, было спокойно и тихо. Пахло сладковатой курительной смолой. Яркие лампы потушили, все ходили на цыпочках. А там, на улицах, горели факелы, гремели доспехи стражи, издали доносились яростные крики и вонь гари. Полыхало поместье эс-Настов и еще несколько зданий на окраине города. И сейчас Таш с Ксалтэром укрепляли "разделительную стену" между двумя этими мирами, закрывая ставни и вешая на входные двери тяжелые замки.

Беспорядки начались после полудня. Весть об этом принес запыхавшийся слуга, которого отправили гонцом к Вирите эс-Наст, чтобы доставить соболезнования. Парнишка вернулся назад с круглыми глазами и колотящимся сердцем и с порога выпалил, что во Внешнем кольце бьют стражу. Эс-Мирд сначала еще не поверил, веско сказал, что бунт подавят еще до темноты. Но потом заполыхало городское поместье эс-Настов. Час назад зашло солнце, а ясные звезды в Тамин-Арване затмевало все больше и больше столбов дыма.

Господин не ложился спать и вышагивал по своей спальне. Туда-сюда, туда-сюда. Чего он ждет, никто не знал, но скоро эс-Мирд велел всем запереться в доме, никуда не выходить, никого не впускать и вооружиться на тот случай, если придется обороняться.

Не прошло и четверти часа, как обнаружилась пропажа двух слуг. При этой новости лицо эс-Мирда залилось мертвенной бледностью, а синие глаза закололи льдом. Конечно, слуги могли сбежать, испугавшись за жизнь родственников, которые жили во Внешнем кольце, но оставалась и возможность того, что они предали господина. Мятежники сейчас как раз крушили склады на окраине города — так почему бы не поживиться чужим добром?

Таш закрыл еще одни ставни, отрезая звуки и восстанавливая в комнате уютный покой.

— Ты говорил, что кровавого восстания не будет.

Ксалтэр в ответ на упрек поморщился.

— Говорил, потому что так и планировалось. Урд знает, что пошло не так.

Охранник нервничал и постоянно выглядывал в щели в окнах, пытаясь понять, что происходит. Его беспокойство передавалось Ташу.

Если разлившимся по городу мятежом никто не управляет, не растворится ли он, не уйдет ли в землю, как десятки до него? Тогда можно забыть о взлелеянном призраке свободы. Драться на Ильтирев, потом снова охранять лавку и господ, смотреть, как они милуются… И так годами.

Таш зажмурился, но картинка, на которой Лаана ворковала с мужем, продолжала висеть перед глазами. "Песья кровь! Придется просить, чтобы меня кому-нибудь продали", — подумал он и тут же вспомнил, что тогда наверняка откроется его обман с ошейником.

Куда ни кинь — повсюду частокол из бед.

Зубы скрипнули так громко, что Ксалтэр оглянулся.

— Эй-эй, парень, еще не все потеряно, — охранник хлопнул его по плечу. — Рано слезы лить. Мне бы узнать у своих, что там такое…

Он коснулся ставней почти что ласковым движением.

— Идем дальше, — сказал Таш. — На нас еще две комнаты.

Однако Ксалтэр с места не сдвинулся, только потер исшрамленное левое плечо.

— Окно узкое, но я бы пролез, — пробормотал он себе под нос. — Первый этаж, прыгать невысоко…

— Что?

— Говорю, мне бы смотаться кое-куда. Если в дверь буду выходить, меня заметят. А это окно как раз на улицу выходит. Если быстро обернусь, никто и не поймет, что меня не было. Ты же меня не выдашь?

Таш переступил с ноги на ногу.

— Слушай, я бы и соврал, но господин отдал приказ запереть все ставни в этом крыле. Магия…

— Да-да, — Ксалтэр скривился. — Урдова магия ошейника не даст тебе оставить одно окно открытым, чтобы я мог вернуться. Ничего, скумекаю что-нибудь.

Только-только запертая задвижка снова лязгнула по железу. Из окна подуло ветром. Охранник высунулся наружу, проверяя, не увидит ли кто-то его побег, но возле дома стояла тьма.

— Я полез.

— Стой! — Таш схватил его за локоть. — Ты уверен? А если ты не сможешь вернуться незамеченным? Господин же обо всем узнает.

Охранник хмыкнул.

— А что ты предлагаешь — перетерпеть? Может быть, Иль сам повернулся к нам лицом и ждет, что мы возьмем победу в руки. А я в это время буду сидеть в углу и трястись от страха, что меня злой-презлой хозяин накажет? Ну нет. Натерпелся уже. Бывай, парень.

Ксалтэр подтянулся и, держась за стену, аккуратно вылез на ту сторону. Таш поднес сжатый кулак к губам, колеблясь, не вытащить ли друга обратно, пока он не натворил глупостей, но в конце концов сдался.

— Пускай с тобой пребудет милость Иля.

— Пускай она пребудет со всеми нами, — ответил Ксалтэр

Он беззвучно спрыгнул на землю и сразу же побежал вдоль улицы. Его темно-синяя рубашка быстро слилась с темнотой, и Таш потерял его из виду. Как тень — вот она была, и вот ее нет. Вспомнив о том, что переодеться в темное охраннику приспичило всего час назад, шерд покачал головой.

Ксалтэр и не собирался пережидать "бурю" дома.

Из окна шел ночной холод. По коже прошла дрожь, и Таш запер ставни, теперь — в последний раз. За товарища оставалось лишь молиться, но для начала следовало придумать оправдание, куда он подевался. Да такое, чтобы его не принялись искать по всему дому.

Однако на пропажу Ксалтэра никто не обратил внимания. Хозяин даже не спросил, почему Таш пришел с первого этажа один. Только кивнул молча в ответ на короткий отчет и продолжил сидеть в деревянном кресле, глядя в окно. Этот проем остался единственным не запертым в доме. Отсюда, со второго этажа, было хорошо видно поднимающиеся над поместьем эс-Наста сполохи огня. Пламя уже начинало утихать, но все еще бросало отсветы на соседние здания.

Казалось, будто в тенях возле графского дома танцует сам Урд. Зрелище было притягательным, и Таш понимал, почему господин на него таращится уже полчаса. Не понимал шерд одного — почему эс-Мирд до сих пор сидит дома, хотя он давно заставил слуг подготовить его доспех. Трусость это или что-то иное?

— Господин, разрешите задать вопрос.

Тот не шелохнулся.

— Нет, ты еще не свободен. Возьми оружие. Спать не ложись.

— Хорошо, но я хотел спросить не об этом.

Лишь теперь Таш удостоился того, что к нему слегка повернули голову.

— А о чем же?

— Почему вы не спешите на помощь дому эс-Наст? Разве вы не присягали ему?

Ухоженные ногти эс-Мирд выбили дробь по рукояти кресла. Только сейчас Таш заметил, что во второй руке у господина кубок с вином.

— Я присягал короне, а не графу. Его личные неурядицы меня не касаются. Насколько я могу судить, склады горят тоже не те, которые принадлежат королю.

Таш едва сдержал хищный оскал. Вот, значит, как решил вывернуться эс-Мирд. Еще благодаря Илартану Таш знал, что аристократия высших рангов вполне может потребовать помощи от тех, кто живет и их земле и занимает положение пониже. Граф был как бы олицетворением короны в Тамин-Арване. Но для таких, как эс-Мирд, оставалась лазейка — если дело сюзерена служило не на пользу королевству, то рыцарю ничто не мешало плюнуть на призыв графа с высокой башни. Что хозяин и сделал.

И правильно. Чем больше аристократов предпочтет сегодня отсидеться дома, тем проще будет Ксалтэру и его друзьям. Правда, ответа на свой вопрос — трусит эс-Мирд или нет — Таш так и не получил. Но это было и не так важно.

Он поклонился.

— Я пойду вниз, господин.

— Постой.

На улице что-то кричали. Хозяин встал и, прислушиваясь, подошел ближе к окну. Таш тоже напряг слух, пытаясь уловить единственный доступный источник новостей. Судя по грохоту металла, по Стреле шла стража. Кто-то звучным басом приказывал отрядам разделиться и перечислял места в Тамин-Арване, куда им нужно отправиться. Голоса быстро стихали — стража явно торопилась.

До окна долетали только обрывки фраз. Бедняки напали на обозы какого-то барона — в этом не было ничего удивительного. Как и в том, что последователи проповедника по имени Кирдит пытались взять штурмом Пурпурную арену эс-Наста, круша дубинами объемные картины на ее фасаде. Что горели склады, все видели по дыму и так. Часть стражников направили к Вирите эс-Наст — помогать тушить пожар и разобраться в том, что за бойня там случилась. А дальше…

— Он сказал: "Грабежи на Прядильной улице"? — спросил эс-Мирд.

— Кажется, да.

Поза господина мгновенно изменилась. Человек, расслабленно попивающий вино, исчез. Вместо него появился воин. Даже его взгляд прояснился, стал острее.

Рядом с Прядильной находилась главная лавка эс-Мирдов. В ней ночевала пара крепких лавочников, которые могли дать отпор нападавшим, но еще они могли испугаться и удрать, оставив все добро грабителям. Даже Таш понимал, что это будет очередным ударом по состоянию семьи, после которого она не оправится еще долго.

— Нужно защитить товары, — решил господин. — Заодно поможем эс-Тару отбить его обоз.

Значит, сидя дома, он все-таки не трусил, а сводил с Виритой эс-Наст личные счеты. Таш улыбнулся. Хозяин ему не нравился, но было приятно знать, что их объединяет хоть что-то. Пусть даже это ненависть к одному человеку.

Однако следующая фраза стерла улыбку с его лица.

— Таш, возьми Ксалтэра и Забвение. Подготовьтесь и ждите меня внизу.

— Господин, Заб не воин!

— Он достаточно силен, чтобы держать оружие в руках, — отрезал эс-Мирд. — Возможно, ему и не придется драться. Если нас будет много и мы будем достаточно грозного вида, воры не рискнут к нам приблизиться.

На улице снова закричали. На сей раз — истошно, с отчаянием, и не со стороны Стрелы, а откуда-то из соседних поместий. Вопль мгновенно прервался. Хозяин снова выглянул в окно.

— Это у эс-Горов?

Звуки не повторялись, а в темноте было не понять, что случилось. Помедлив, эс-Мирд задвинул ставни.

— Сами разберутся. Таш, выполняй приказ.

— Но Заб…

— Я сказал: "Выполняй приказ"!

Челюсть Таша захлопнулась, лязгнув зубами. Рано он проникся к хозяину симпатией. Если с Забом что-то случится, Иллис сойдет с ума. Столько потерь в один день — это слишком много даже для гораздо более стойких людей.

Но ведь хозяину важнее его кошель.

Таш покинул комнату, не поклонившись. Хотелось вихрем промчаться по дому, поджечь что-нибудь со злости, но он нарочно вышагивал медленно и глубоко дышал. Теперь пламя ашарея разгоралось в его крови от простого гнева. Это был единственный заметный результат нескольких дней упорных тренировок — линии в воздухе продолжали виться, и усталость сваливалась после ашарея дикая, а огонь появлялся далеко не всегда. Лучше поберечь силы. Если придется спасать Заба, они понадобятся в полной мере.

Ашарей… Внезапная идея заставила Таша остановиться.

Во время приступов магия ошейников исчезает. Приказы хозяев можно не выполнять, а запрет нападать на хозяев не действует. Эс-Мирд не будет ждать атаки от раба в собственном доме. Лаана за городом, все слуги внизу Ташу никто не помешает. Сейчас в Тамин-Арване беспорядки, скрыться будет проще. Да и Ксалтэр наверняка поспособствует. У него же есть связи…

Нет. Ошейник не снять без тината. Ашарей минует, приказы снова войдут в силу. Раба-шерда быстро отыщут и вздернут на виселице.

Нет-нет-нет.

Таш побежал по темному коридору. Дальше, как можно дальше от комнаты хозяина и собственного гнева.

* * *

Друга Таш нашел в столовой. После того как Оттарт не досчитался двух подчиненных, он посоветовал хозяину собрать всех тут, чтобы за людьми легче было следить. Не было всего нескольких человек: слуги, который помогал эс-Мирду облачиться в доспехи, и тех, кто на всякий случай дежурил у входов.

Кто-то расставил по деревянным столам глиняные плошки с фитилями, и невзрачное помещение заливал мягкий свет. В сумраке столовая с облупленными стенами, хорошо заметными днем, выглядела мирно и навевала ощущение чего-то таинственно-праздничного. Однако никто не улыбался. Устроившийся во главе стола Оттарт из-за крючковатого носа походил на злобного горного варха, который с вершины высматривает жертву, но и без него чувствовалось, как все напряжены.

Часть слуг сидела за столами, некоторые постелили циновки на полу и дремали. Точно так же поступил и Заб. Он ютился в углу, а на его плече спала Иллис. Ее растрепанные русые волосы укрывали мужчину одеялом. За сутки полненькая девушка осунулась, и ложащиеся на скулы тени подчеркивали ее усталый вид. Уродливые шрамы Заба, наоборот, тьма сглаживала, но рядом с этой парой все равно было пусто, а другие слуги поглядывали на них косо.

Таш помахал рукой другу, привлекая его внимание. Заговорил шепотом, чтобы не разбудить Иллис.

— Вставай. Хозяин сказал взять оружие и идти в лавку.

Заб кивнул и попытался аккуратно передвинуть Иллис, чтобы уложить ее на циновку. Девушка встрепенулась.

— Куда? Какая лавка, ночь же на дворе!

Кто-то в соседнем углу заерзал. Некоторые слуги повернули головы к разговаривающим.

— Господин опасается, что ее могут ограбить, — неохотно признался Таш. — Поэтому мы будет ее охранять.

Светло-голубые глаза Иллис распахнулись.

— Но Заб — простой писарь!

— Тише, милая, тише, — Заб обнял девушку и прижал к себе. Служанка расслабилась, хотя ее ладонь все еще крепко держала любимого за локоть. — Я немного умею сражаться. Со мной ничего не случится. Правда же, Таш?

По его тону Таш понял, что правда как раз последнее, что сейчас стоит говорить.

— Нам не обязательно придется драться. Если грабители увидят у лавки вооруженную охрану, то не станут с нами связываться, — неохотно повторил он слова господина.

— А где Ксалтэр? — раздался за спиной голос Оттарта. — Он останется здесь или пойдет с вами?

Таш поморщился. Как некстати вспомнили о коренастом охраннике! Времени прошло еще слишком мало, чтобы он успел вернуться.

— Господин сказал, что пойдет с нами.

— Так где он? — допытывался управляющий.

— Не знаю! Я за ним хвостом не хожу.

— Поумерь тон, мальчик, когда обращаешься к домоправителю.

Ответить Таш не успел, и порадовался этому, потому что с языка сорвалось бы что-нибудь грубое. К счастью, Заб его опередил. Раб высвободился из крепких объятий Иллис и поднялся. Его голос, тихий, но властный, растекся по столовой.

— Он обязательно извинится перед вами, Оттарт. Позже. А сейчас нам в самом деле нужно найти Ксалтэра. Вы не могли бы послать кого-нибудь поискать его, пока мы готовимся к бою?

Управляющий нахмурился, но все же отправил шустрого мальчишку проверить, где мог застрять Ксалтэр. Таш мысленно выругался. Хорошо, конечно, что Заб отвел от него внимание Оттарта. Вот только теперь останутся считаные мгновения до того, как выяснится, что охранник сбежал.

Еще и Иллис не отвязывалась. Она потащилась за Забом во двор и, кажется, намеревалась пойти с ним до самой лавки.

— Может, попросишь господина, чтобы он оставил тебя тут? — сказал Таш, указав ему глазами на Иллис, так и не отпустившую локоть раба.

— Да, Заб, — поддакнула девушка.

Тот покачал головой.

— Взять меня — справедливое решение. Если разорят лавку, у хозяев не будет денег на содержание слуг, и кого-то из нас двоих наверняка продадут. Дыхание мое, Иллис, ты же не хочешь, чтобы мы разделились? — девушка испуганно охнула, и Заб улыбнулся. — Тогда позволь мне защитить наше будущее. Хорошо, свет мой?

Пока Иллис краснела, Таш прислушивался к словам друга. После того как ллит убрал татуировки, он даже говорить стал иначе. "Свет мой", "дыхание мое"… Оттарта Заб заткнул за пояс с удивительной легкостью, хотя еще декаду назад невнятно мямлил бы или вообще предпочел промолчать. Да и идти защищать лавку он нисколько не боялся. Таш был уверен — это не напускное перед Иллис. В писаре на самом деле не чувствовалось ни капли страха.

Может быть, Таш зря за него переживал?

Не успели они пройти через внутренний двор — так можно было скорее попасть в оружейную, как в ворота кто-то гулко постучал. Слуга, которого усадили следить за задним входом, подпрыгнул от неожиданности. Испугаться было немудрено — из переулка за воротами в поместье дегтем втекала густая тьма. Несколько ламп рассеивали мрак во дворе, освещая садик и колодец, но хмурая ночь все еще наблюдала за людьми из углов черными глазами.

— Откройте! — потребовал знакомый голос.

— Ксалтэр? — спросил сторож, переведя дух. — Ты что там делаешь? Ты же должен быть дома!

— Поместье эс-Горов горит. Я увидел и в окно выпрыгнул, чтобы помочь.

— Как это — эс-Горы горят?

— Да скорее же! — на сей раз звук удара в железную створку был громче — разозленный Ксалтэр врезал по ней ногой. — В окно выглянь, что ли!

— Что-то не так, — прошептал Заб, но никто, кроме Таша, его не услышал.

И к лучшему — он знал, что именно не так.

— Открывай, — посоветовал шерд слуге. — Мы с господином только что слышали оттуда крик.

Больше слуга не медлил. Дома во Внутреннем кольце стояли достаточно далеко друг от друга и были лучше защищены от огня, чем в бедных кварталах, однако все равно оставался риск, что ветер перенесет искры на соседние здания. Поэтому тушить пожары сбегались всем кварталом, и чем быстрее, тем лучше.

Тем более как не поверить на слово двум рабам в ошейниках?

Сторож отпер засов. Створка ворота скрипнула, отодвигаясь. Тьма лизнула двор длинным языком.

Ксалтэр был не один. Слуга попятился, уступая дорогу нескольким мужчинам. Возле ворот сгущался мрак, и черты лиц различить не получалось, но тусклый свет обрисовал оружие в их руках — большой молот, две дубины с выступающими на конце гвоздями и меч.

— Что-о… — проблеял сторож.

На него цыкнули. Один из незваных гостей угрожающе приподнял дубинку. Исходящие от слуги звуки как отрезало.

— Иллис, назад! — приказал Заб.

Было слышно, как ее ступни шуршат по дорожке. Девушка скрылась в доме. Сам раб остался стоять на месте, но изогнулся, будто для прыжка. Таш вытянул перед ним руку, преграждая путь.

— Все в порядке, это свои, — предупредил он и потом прошипел: — Ксалтэр, Урд тебя побери, это еще кто?

— Твои новые друзья, — подходя ближе, ответил он.

Таш нахмурился. "Друзья" больше походили на разбойников или ворюг с самого дна Тамин-Арвана, но никак не на освобожденных рабов, которые, как он считал, должны были помогать Ксалтэру.

На улице пронзительно закричали. Снова со стороны эс-Горов, живших через дом.

— Стража! Стража! — вопил женский голос.

Затем — пугающая тишина. Ксалтэр ухмыльнулся. В его оскале Ташу вдруг почудилось зубастое порождение Кровавого бога.

— Началось, — с непонятным наслаждением произнес кривоногий охранник. — Эй, Заб, ты же не будешь звать господина? Я тебе сейчас сделаю интереснейшее предложение.

Тот мотнул головой. Ксалтэр хмыкнул.

— Слушаю.

— Правильно. Но сперва Таш. А ну-ка наклонись, парень.

Шерд перехватил руку, направлявшуюся к его шее. В ладони Ксалтэра мелькнул какой-то смутно знакомый предмет.

— Это еще что?

— Штука, которая тебя освободит из рабства.

— Как это возможно?

— Давай шевелись, парень! Ты хотел помочь? Вот и поможешь. Дел по горло, ночь будет длинной.

— Сначала объясни, что это такое.

Товарищ раздраженно дернулся.

— Клещи, которые могут раскусить ошейник без помощи магов.

Стоило ему это произнести, как Таш вспомнил, где он видел такой инструмент. Это же были те самые клещи, которые он пронес в поместье эс-Наста! Или, во всяком случае, похожие на них.

— Так ты еще тогда мог снять с меня ошейник? И ничего не сказал?!

Вместо радости от ощущения близкой свободы кровь стала медленно закипать от гнева. Конечно же Ксалтэр промолчал. Зачем отпускать ручную собачонку, если можно натаскать ее на выполнение фокусов?

— Тише, парень, — угрожающе произнес охранник. Он многозначительно оглянулся на крыло, где находилась столовая. — Ты же не хочешь, чтобы кто-то прибежал на шум и помешал тебе обрести долгожданную свободу, м? Сам посуди: с чего мне было говорить тебе правду? Ты же кочевряжился, как девка. Еще не хватало, чтобы ты донес на меня тогда. А теперь, видишь, я за тобой вернулся, хотя мне это к Урду не сдалось. Я выполняю обещание, пес тебя дери.

— С меня сними.

Спокойный голос за спиной привел Таша в чувство. Заб, только что готовый вцепиться Ксалтэру в глотку, склонил перед ним голову, чтобы охраннику было удобнее достать до высокого раба.

— А твой дружок смекалистее будет, — фыркнул Ксалтэр.

Таш предпочел промолчать. Он внимательно проследил за тем, как клещи с тихим "кряком" перекусили полоску металла. Железо звякнуло, упав на каменные плитки, которыми был замощен этот участок двора.

Заб выпрямился, потирая след на шее, и выдохнул.

— Клетки… — растерянно начал он и с удовлетворением закончил: — Нет.

Со Стрелы опять донесся непонятный шум. Что там происходит, Таш не видел, но дружки Ксалтэра у ворот вдруг заволновались. Если раньше они стояли на пороге, то теперь зашли внутрь. Оказалось, что их больше — из переулка появилось еще трое.

— К-куда… — промямлил слуга-сторож.

Его подбородка коснулся вынутый из ножен меч. Клинок сверкнул отраженным светом лампы.

— Заткнись, — бросил один из гостей. — Ксал! Быстрее. Стража на подходе.

— Сейчас. Идите пока вон в ту дверь, — отозвался тот.

Двое бандитов остались у входа — присмотреть за воротами и сторожем, а остальные беззвучно скользнули в крыло для слуг и подсобных помещений. Видеть, как в дом проникают чужаки, было странно, но кто бы их выдал? Если кто-то и слышал голоса, то наверняка решил, что это рабы готовятся к походу в лавку. Сторож опасливо молчал, Заб сложил на груди руки и звать хозяина не спешил. Только Иллис могла предупредить хозяина, но ее не было видно. Наверное, она испугалась и где-то спряталась.

Ксалтэр хмуро глянул на Таша.

— Мне некогда с тобой рассусоливать. Решай, хочешь свободы или нет.

Он хотел. И сам не понимал, почему упирается. Разве не об этом он мечтал? Не за это боролся, когда бегал по мелким заданиям Ксалтэра и говорил, что на него можно рассчитывать в случае чего? Выходит, он сам себе врал, а как грянула буря, сразу струсил.

Эта мысль внушала отвращение.

— Давай, — Таш подставил шею.

— То-то же!

Клещи прикоснулись к коже холодом. Два раза — сначала с одной стороны, потом с другой, чтобы не пришлось разжимать обруч. Мускулы охранника напряглись, железо клацнуло — и следующий вздох Таш сделал уже свободным человеком. Как и Заб недавно, он позволил себе ощутить воздух всеми легкими.

Странно. Он ждал, что что-то изменится — дышать будет легче или еще что-то в этом роде, но все было точно так же, как и раньше. И казалось, что Ксалтэр обрадовался больше самого Таша.

— Мне бы тебя не хватало на той стороне, парень. Честно. Ну а теперь шевелись. Надо забрать из дома оружие. Оно нам пригодится. Заб, ты с нами?

Объяснять ему ничего не понадобилось.

— Решили устроить мятеж?

Ксалтэр ухмыльнулся.

— А то. Подумай. Ты тоже пригодился бы, но, если не хочешь, силком гнать никто не будет. Лишь бы под ногами не мешался.

— Что здесь происходит?

Звонкий голос хозяина разбил ночь на осколки. Таш невольно сжался и только потом сообразил, что больше никакой приказ не может заставить его отступить. Отныне он сам себе хозяин.

Шерд расправил плечи. Захотелось рассмеяться. Может быть, вот оно — то загадочное ощущение свободы?

Эс-Мирд стоял на краю двора, на господской половине. Он был облачен в доспехи не полностью — доспех-чешуя спускался до бедер, но поножи отсутствовали, а железный наплечник защищал только одно плечо. В левой руке хозяин держал деревянный щит с гербом.

Таш невольно отметил, что эс-Мирд взял щит, но не надел шлем. Интересно, что это — глупость? Расчет на то, что драться не придется? Или какая-то очередная аристократическая заморочка насчет чести?

Что, в общем-то, по мнению Таша тоже было глупостью.

Ксалтэр выругался сквозь зубы.

— Это из поместья эс-Горов, — соврал он. — Там пожар, они помощи просят.

Господин медленно шагнул вперед. Лампы неплохо освещали эс-Мирда, но сам он вряд ли мог видеть, как двое человек у ворот приняли боевые стойки. Слуга вжался в стену и, судя по всему, боялся даже дышать. Лезвие все еще касалось его шеи.

— Нет там никакого пожара, — хозяин сделал новый шаг к середине двора. — Иначе бы Нисса эс-Гор не кричала, что ее убивают, и не звала стражу.

Еще шаг. Прямой силанский меч с шелестом покинул ножны.

— Сдается мне, ты брешешь, как вшивая псина, Ксалтэр.

И еще шаг.

— Интересно мне, как у тебя это получается с ошейником?

Ксалтэр расхохотался. Скрываться было уже без толку — из дома послышались голоса и грохот, будто упал человек. То ли Иллис все-таки предупредила слуг, то ли гости сами наткнулись на кого-то из них. Было слышно, как Оттарт внутри с кем-то ругается.

Наконец, он появился во плоти — рассерженный, готовый, как варх, клюнуть кого-нибудь в затылок. Но и домоправитель осекся на полуслове, обнаружив во дворе людей с оружием.

— Господин, в доме чужаки! Они забрали ваше оружие, вломились в столовую и не дают никому выйти! Они… они… э… Ты что вытворяешь? — возмутился Оттарт, когда его выпихнули из проема изнутри.

Мятежникам до жалоб старика дела не было. Толкнувший окатил его словесной грязью, в это время бросив Ксалтэру меч. Бывший охранник усмехнулся — гораздо искреннее, чем раньше.

Зато хозяин мрачнел все сильнее. Наверняка он рассчитывал, что по крайней мере несколько слуг кинутся ему на помощь, но делать это никто не торопился. После того как Лаана уехала, забрав с собой часть слуг, да двое сбежали, в доме осталось всего четырнадцать человек. Из них больше половины — женщины и подростки. Те двое, кто действительно мог бы выступить на стороне господина, только что лишились ошейников. А противников стало больше.

Хозяин еще не понимал, что его никто не выручит.

— Оттарт, не дергайся. Таш, Заб, что стоите столбами? Ко мне! — рявкнул эс-Мирд.

Таш не шелохнулся. Заб отодвинулся, но не к хозяину, а отошел назад.

— Какого… — начал эс-Мирд и замолчал. По его скулам растеклись красные пятна. — Так, ясно, ошейников больше нет. Вряд ли кто-то из вас тинат. Новая хитрость хранителей?

— Вроде того, — подтвердил Ксалтэр, — Хитрость, которая сегодня освободит достаточно рабов по всему городу, чтобы им стало плевать на господские приказы. Бернат! Выдай-ка оружие и этим двоим.

Таш свой меч в ножнах поймал на лету. Брошенная Забу сабля упала на землю. Писарь поднимать ее не спешил. Наверное, раздумывал, стоит ли принимать участие в бойне.

— Скорее, Ксал, — крикнул мужчина с жиденькой бородкой, только что вышедший из дома с охапкой оружия. Там виднелись даже тренировочные деревянные муляжи. Видимо, плохо подготовленным мятежникам годился и такой хлам.

Мужчина нервничал — шум из дома становился все громче и громче. Да и на Стреле уже начал раздаваться топот стражницких сапог, в ночной тишине отдававшийся эхом от стен.

— Оружие мы забрали, дело сделано. Нас ждут.

— Погоди. Не совсем еще разобрались.

Тени смазали движение Ксалтэра. Оттарт все еще стоял у входа и беспомощно наблюдал за чужаками. Но миг — и он со стоном рухнул на каменные плиты двора, сбитый коренастым охранником. Управляющий даже не успел ничего сказать, едва вскинул руки, чтобы защититься.

Тщетно. Удар мечом. Хрип.

Тело старика изогнулось в агонии. Ксалтэр еще раз ткнул в него клинком, и Оттарт наконец обмяк. Двор огласил смешок — одного из разбойников развеселило то, как раскорячился перед смертью управляющий.

Таш моргнул. Он не любил Оттарта — только не после всех придирок, которыми его изводил старик. Но зачем это бессмысленное убийство? Из простой мести?

— Сволочь, — процедил эс-Мирд.

Он сделал два быстрых шага вперед и тут же был вынужден остановиться. Пять человек сразу напрягли мышцы, готовясь ринуться в бой, и господин не мог знать, не помогут ли противникам еще двое.

В доме об пол разбился глиняный горшок. Взвизгнула женщина.

— Иллис! — ахнул Заб.

Он перепрыгнул через брошенную кадку и промчался через двор, словно там никого не было. Ксалтэр скривился и кивнул одному из своих людей.

— Бернат! Сходи проверь, что там такое.

— Ксалтэр! — эс-Мирд повысил голос. — Сразимся один на один. Если ты проиграешь — уводишь своих людей, и чтобы больше я тебя не видел.

Охранник фыркнул.

— Уж звиняй, господин, но если Лил эс-Мирд мне сказали не трогать, то насчет тебя приказов не было. Зар, Харид, заходите по бокам. Таш, присоединишься? Это будет несложно.

Таш стиснул рукоять меча. Он бы помог Ксалтэру, но сражаться за свободу, а не убивать безоружных стариков и затравливать мужчин только потому, что они попались на дороге. Иначе чем он будет отличаться от эс-Мерта, которого пытался голыми руками задушить в таверне "Красное крыло", дочки эс-Наста, Илартана и всех остальных, для кого рабы были всего лишь бездушным скотом?

Эс-Мирд не был святым, но он никогда не издевался над рабами. К тому же Заб его защитил сегодня, показав, что Таш не прав в своем мнении. Может, он ошибался и в других выводах?

Что он знал наверняка — беспричинной резни ему не хотелось.

— Сложно, — ответил Таш.

— Чего? — переспросил Ксалтэр.

— Сложно драться с шердом в приступе ашарея. Отпусти хозяина, он ничего не сделал рабам. Наши враги не в этом доме.

Губы товарища исказились в брезгливой гримасе.

— Поэтому я и не хотел, чтобы в деле принимали участие такие, как ты. Крохи рабов способны думать, как свободные люди.

Его прервал дикий вопль, донесшийся из дома. По спине Таша прошла дрожь. Так мог бы стонать смертельно раненный зверь, который понимает, что ему не добраться до вонзившего в него копье охотника.

И это кричал Заб.

Таш уже шагнул ко входу в дом, но было поздно.

— Энвас! — выкрикнул Ксалтэр.

Он позвал человека, который держал сторожа, но прозвучало это, как сигнал к началу боя. Одно движение — и лезвие наискось прошло по горлу слуги. Тот, упал, захлебываясь собственной кровью. Эс-Мирд больше не медлил. Он в два прыжка преодолел немалое расстояние между ним и Ксалтэром.

Бывший охранник был наготове. Двор огласил звон стали.

Таш взял на себя ближнего из бойцов, кажется, Зара. Им оказался тот самый мужичонка с жидкой бородой, который требовал поторопиться. Он свалил украденное у эс-Мирдов оружие возле стены, сняв с пояса явно гораздо более привычную дубинку с криво вогнанными гвоздями. Она остервенело, со свистом рассекала воздух: вжух-вжух, вжух-вжух. Грозное оружие — в руках умелого бойца оно одним прикосновением вырывало куски плоти.

— Ну, ну, давай, иди сюда! — крикнул Зар.

И Таш пошел.

Соперник явно не рассчитал свои силы — вряд ли он участвовал в чем-то серьезнее пьяных драк в тавернах. Таш расправился с ним за несколько ударов. И все-таки попрыгать вокруг него пришлось. К тому моменту как Зар с круглыми от непонимания глазами упал на хозяйскую клумбу, прижимая ладони к распоротому животу, на лбу Таша проступил пот.

Эс-Мирда обступали сразу трое. Он ранил одного, но численный перевес был не в его пользу. К тому же Харид — или как звали того бандита в залатанном кафтане с протертыми полами — догадался взять из украденного оружия копье и загонять им господина в угол, как домашнюю скотину.

На шум из дома выскочил Бернат. Этот, оценив ситуацию и грязно выругавшись, попер на шерда. Таш удивился — где остальные, ведь в доме оставалось еще два человека? Но времени размышлять над этим не было. Четверо против двоих, а в перспективе шестеро — это слишком много.

Мало, — прошептал в голове казавшийся чужим голос. После ужесточенных тренировок, на которых он намеренно вызывал у себя ашарей, Таш уже знал: этот голос — его собственный. Еще, еще, жечь больше, больше! — требовал он и потому пожалел, что на зов Ксалтэра примчался всего один Бернат.

Таш закусил губу, сдерживая стремящуюся взметнуться пожаром ярость. Ашарею нельзя было дать разойтись. Могли пострадать не только дружки Ксалтэра, но и все, кто попадет под руку: эс-Мирд, Забвение, да кто угодно. И чем быстрее Таш расправится с противниками — тем лучше.

Как назло, Бернат оказался лучшим бойцом, чем Зар, и он предпочитал защищаться, а не нападать. Таша это раздражало. От врага не получалось быстро избавиться и нельзя было оставить его за спиной, чтобы помочь эс-Мирду, которого теснили все сильнее.

В вязком алом тумане, который заволок внутренний двор, движения виделись Ташу замедленными. В том же ритме, что и шерд, сражался только хозяин. Он, как дуновение ветра, сновал между противниками и отбивал удары. Поймав краем глаза его дикий танец, Таш не удержался от восхищения: боевой стиль эс-Мирда был безупречен, замахи, приемы — все точно выверено. Соперникам в способностях было далеко до господина. Но они привыкли сражаться подло, а он — нет. И даже при всех своих умениях эс-Мирд не мог увернуться одновременно от размашистых ударов шипастой дубинки, тычков копьем и яростных атак Ксалтэра, который иногда тренировался с хозяином и знал его манеру боя. Подволакивал ногу Энвас, кровоточило плечо у Ксалтэра, но и эс-Мирду так оставалось недолго.

Сожги их! — кричал огонь в крови. Это в самом деле могло спасти хозяина. Трудно атаковать, когда у тебя горит одежда. Оставалось лишь зажечь призрачные огни, которые уже проступали вокруг рыжими пятнами.

Проклятый Бернат мешал сосредоточиться, "кусаясь" короткими выпадами. Таш злился все сильнее. И чем яростнее он набрасывался на противника, тем ярче горели клубки огненных линий, змеями подползавшие к шерду, и тем быстрее бежала кровь по жилам.

Бернат был таким медленным и неуклюжим. Таш не понимал, как не заметил этого в самом начале боя. А держать оборону враг предпочитал потому, что кафтан — плохая защита от меча, а Бернат боялся ран.

Таш не боялся больше ничего.

Шаг, в сторону, еще шаг, удар, удар, удар. Мощная серия атак из тех, которым его научил Илартан, только более отчаянная — ведь у Таша не было ни щита, ни доспехов. Бернат не выдержал напора и подался назад. Противнику оставалось три движения — меньше вдоха до того момента, как его грудь пронзил клинок.

Улюлюканье заставило Таша вскинуть голову. Один из противников эс-Мирда догадался поднять с клумбы камни, которые были красиво выложены между цветами, и швырять их в господина. Какой-то из них попал в цель. По виску эс-Мирда текла кровь. Он стоял на колене, едва закрываясь щитом от шквальных ударов взбешенного Ксалтэра. И не видел, как сбоку его обходит враг, который готовился вонзить копье ему в шею. Третий — тот самый, с камнями, — уже мчался к Ташу. Кажется, он угрожал ему кипятком в подземных котлах Урда, но звуки заглушило биение крови в ушах.

СЖЕЧЬ!

Мир вспыхнул красно-золотым и разделился на линии. По двору, возле фитилей ламп, кружились бледные язычки огня. Откуда-то Таш знал, что они просят подарить им танец. Танец крови и боли, наподобие тех, что шерд посвящал им раньше. Тогда пламя взовьется выше неба. Он поднял меч и наискосок прочертил первую линию. Кто-то закричал. На ноги брызнуло теплом, кожу обдало жаром.

Еще, еще, еще…

Жадные возгласы вдруг захлебнулись. Таш словно наткнулся на стену, а потом его откинуло назад с такой силой, что он еле удержался на ногах.

— Не играй с огнем, — прошептал на ухо чужой голос.

На сей раз это было не пение крови.

— Заб?

Неожиданное вмешательство развеяло мираж. Однако уже в следующее мгновение Таш в этом усомнился.

За то время, пока его глаза застилал туман, обстановка во дворе изменилась. Бернат со страшной косой раной через всю грудь лежал у ног Таша. Это была его собственная работа. Он помнил, как его чем-то забрызгало, и теперь содрогнулся, увидев результат. В нескольких шагах от него с воем катался по земле вертлявый дружок Ксалтэра, додумавшийся кидать в господина камнями. Одежда разбойника полыхала так, словно его облили маслом, а потом толкнули в костер. Уже завоняло горелым мясом. Копейщик забыл об эс-Мирде и хлопал себя по рукам, сбивая уже почти потушенный огонь. Пламенем не тронуло только Ксалтэра. Он был единственным, кто продолжал наседать на успевшего подняться господина.

Если бы он повернулся лицом к колодцу и увидел то, что видел Таш, он бы бежал отсюда сломя голову.

По двору в неверном свете ламп шло порождение Урда. Оно обладало чертами Заба, но в то же время это никак не мог быть тихий писарь. Он не стал бы рисовать на своем обнаженном по пояс теле символы густой краской, походившей на кровь. Не мог он и настолько быстро двигаться и так умело убивать. Его искусство не имело ничего общего ни со смертельным танцем эс-Мирда, ни с неистовством обезумевшего тяжеловоза, как сражался Илартан.

На ум приходило всего одно слово — неизбежность.

Он тенью подтек к бывшему охраннику. Тот вряд ли понял, что происходит, как его шея уже с хрустом сломалась. Ксалтэр мешком повалился на плиты двора. Энвас — единственный, кто из чужаков остался на ногах, — попытался ранить Заба копьем. Тот даже с места не сдвинулся. Перехватил оружие за древко, вырвал и ткнул острием в противника, убив силанца с первого же удара. Тяжело дышавший эс-Мирд прикрылся щитом и наставил на писаря меч, но тот прошел мимо и пригвоздил копьем к земле последнего чужака, прекратив его метания.

Все было кончено, не успел Таш сделать вдох. Вот так легко, без усилий расправиться с тремя противниками? Ну хорошо, с двумя, если не считать "поджаренного". Пускай так, но кому бы взбрело в голову лезть с голыми руками к копейщику и опытному мечнику? Да еще победить их за несколько мгновений?

Что бы за проклятая магия это ни была, ее действие прекратилось. Заб стоял среди мертвецов и не шевелился. На его груди все еще играло отсветами угасавшее пламя, но лицо уже погрузилось во тьму.

Первым молчание нарушил эс-Мирд.

— Где еще двое?

— Мертвы, — спустя паузу ответил Заб. Он нехотя развернулся. — Уходите отсюда.

— Не командуй…

— Ты мне больше не хозяин.

В наступившей тишине Таш слышал, как стучит его сердце. Тук-тук. Тук-тук.

— Ты все-таки один из магов, — утвердительно произнес эс-Мирд. — Выходит, ты врал нам все это время?

— Меня не спрашивали, маг я или нет. Меня спрашивали, не сбежал ли я из обители, а я этого не делал.

Он внезапно съежился, как от сильной боли, и закрыл лицо руками.

— Где ее похоронить? — забормотал Заб. — Проклятье… Почему я так и не научился воскрешать людей? Почему?

Таш сглотнул. Что это за чушь? Бред сумасшедшего? Или в друга в самом деле вселилось чудовище? Ночь перед Ильтиревом, когда, по поверьям, темные силы гуляли по стране, наступала завтра, но со всем этим безумием вокруг никто бы не удивился, приди Кровавая ночь сейчас.

— Заб, кого похоронить?

— Иллис, — голос Заба был чуть слышным. — Они увидели ее среди слуг, хотели изнасиловать, а она стала сопротивляться. Я убил их. Убил. Но было уже поздно…

Таш как можно осторожнее приблизился к нему и поднес к его плечу ладонь. Если Иллис мертва, то неудивительно, что Заб в таком состоянии. Его следовало увести отсюда, а то жертв на его счету будет больше, чем пять.

Он резко выпрямился. Таш отдернул руку.

— Уходите, — холодно повторил Заб.

— Постой, — схожим тоном человека, привыкшего к повиновению, сказал эс-Мирд. — Что с другими слугами?

— Прячутся в доме или сбежали через окна.

Эс-Мирд тихо выругался. Он собирался спросить что-то еще, но Заб не слушал. Он медленно, как во сне, направился в крыло прислуги. Бывший писарь остановился перед самыми дверьми и обернулся.

— Гори золотом, Огонек. У тебя редкий дар, не дай ему пропасть.

Таш встрепенулся.

— Ты что-то знаешь о нем?

— В Шердааре знают, — помедлив, он добавил: — Сегодня я вспомнил, что меня ждут в другом месте. Утром я покину Тамин-Арван. Прощай.

В дверях дома стояла кромешная тьма. На миг показалось, что она всосет Заба и причмокнет напоследок, но друг исчез беззвучно. Словно во плоти перенесся в царство Урда.

Ночная прохлада наконец-то добралась до кожи. Таш поежился. Он предпочитал думать, что это все же от сыроватой свежести, а не от того, что вокруг лежит гора мертвецов, двух из которых он сам отправил на тот свет. Один из мужчин, "поджаренный", до сих пор дымился. Несло кровью и гарью, смертью и безысходностью.

Отсюда следовало уходить, причем как можно скорее. Но куда? В Огненные земли? Для путешествия понадобится столько всего, а у него за душой ни гроша. Примкнуть к тем, кто громит склады на окраине Тамин-Арвана? Так ведь Таш только что поучаствовал в убийстве единственного человека, который мог бы подтвердить мятежникам, что шерд свой…

"Глас Города!" — вспомнил Таш. В той схватке с вором под дождем шут дал понять, что знает о роли шерда в подготовке к перевороту — или чем там занимался Ксалтэр. Стоило его найти и попросить о помощи. Встреча с сумасшедшим акробатом тоже была не лучшей идеей, но похоже, что ничего другого не оставалось.

Таш вытер меч от крови и опоясал себя перевязью, краем глаза наблюдая за эс-Мирдом. Тот разговаривал с единственным слугой-подростком, который отозвался на его зов. Другие либо разбежались, либо заперлись в комнатах и боялись их покинуть. Да и этот парень трясся, как древесный лист в бурю. Должно быть, впервые видел столько мертвых за раз.

Шерд осторожно зашагал к раскрытым воротам, держась теней и стараясь не привлекать внимания хозяина. Разум подсказывал захватить из дома несколько вещей, хотя бы одеться потеплее, но все чувства противились тому, чтобы входить туда, где исчез Заб. И чем дольше Таш будет мешкать, тем скорее его заметит хозяин. После ашарея, как всегда, тело сковала усталость. Лишней драки сейчас не хотелось, а поручиться за то, не решит ли господин сорвать злость на чуть не предавшем его рабе, он не мог.

— А ну стой! Куда собрался?

Таш скрипнул зубами. Стоило только подумать…

— Это больше не ваше дело.

— Ошибаешься. По закону ты все еще моя собственность. Если я доложу о тебе страже, тебя пристрелят, как бешеную собаку.

Он нахмурился и развернулся. Слуга уже куда-то умчался, и эс-Мирд стоял посреди двора один. Длинные волосы, завязанные в воинский хвост, растрепались и присохли к окровавленному виску.

"Дурак без шлема", — подумал Таш.

— Я мог бы примкнуть к Ксалтэру. Или вообще постоять в сторонке. Если бы не я и не Заб, вы были бы уже мертвы.

Эс-Мирд оглянулся на трупы. Судя по тому, как он повел плечами, ему тоже было не по себе.

— И я благодарен тебе. Именно поэтому я хочу сделать тебе предложение, — тон хозяина смягчился. — Лавку все еще нужно защитить. Помоги мне, и я сделаю вид, что не слышал ничего о "наших врагах" и твоем участии в "делах" Ксалтэра.

— И опять стать рабом? Да пускай меня лучше пристрелят!

— Я не договорил! Если попросишь, я отпущу тебя. Хочешь в Шердаар? Иди, но без денег и еды, со стражей на хвосте, которая будет охотиться за беглым рабом, ты туда все равно не доберешься. А я могу дать тебе освободительную грамоту и снабдить провизией. Или отправить тебя со своим караваном — так будет даже надежнее. И никто не узнает о том, что ты можешь поджигать людей без огня, — гораздо тише добавил он.

Таш напрягся, ноздри раздулись от ощущения опасности. Хотелось придушить себя за глупость. "Вызвать ашарей, чтобы спасти хозяина, ага…" В тот момент Таш напрочь забыл, что его секрет может стоить остатка жизни на воле. Обитель для тинатов — это же хуже, чем рабство!

— С чего бы мне вам верить? — мрачно спросил Таш.

— Ни с чего. Я поверю тебе, что ты не зарежешь меня в переулке, а ты поверишь мне, что я отпущу тебя в Шердаар.

Вдруг зачесалась щека. Таш потер ее и обнаружил на пальцах подсыхающую кровь. Наверное, она принадлежала разрубленному дружку Ксалтэра.

Ну и ночка. Порождения Урда точно поднялись на землю на сутки раньше, чем их ждали.

Таш внимательно посмотрел в синие глаза эс-Мирда, в темноте казавшиеся почти черными. Не совершит ли он сделку с Кровавым богом? Хотя что ему терять…

— Ладно. Идемте в вашу лавку.

Глава 21. Глас Города

Между прикованными к небосводу звездами и неподвижной землей с крыши на крышу беззвучно прыгал мужчина. Красные ленты — карминовые, Глас Города слышал, как одна девушка чудно назвала их карминовыми, — развевались на ветру, оставляя кровоточащие раны на теле ночи.

Любому, кто следил бы за ним, траектория его пути должна была показаться хаотичной. Но никому не приходило в голову выискивать в темноте над домами человеческие силуэты, поэтому никто не видел, что Глас Города выплясывает иероглиф "смерть".

Тот, кого назвали злым уродцем в наряде с красивой карминовой оторочкой, удивлялся, почему люди не смотрят в небо. Там же столько занимательного! По нему можно читать судьбу. Сегодня звезды мерцали красным, как кровь аристократов, которая потечет по улицам Тамин-Арвана. Прямиком к Стреле, напоить жадную Схему, которая медленно высасывала из города жизнь по вине какого-то ублюдка.

Глас Города страстно желал ему гибели. Но если бы он знал, если бы он только знал, кто это! Он мог находиться на расстоянии вытянутой руки — и уйти безнаказанным. Глас Города часто жалел, что он не стал Умом Города или его Сердцем. Тогда бы он умел читать мысли, чувствовать, а не только слышать его вечный шепот.

Это несмолкаемое бормотание сводило с ума.

По крайней мере, в нынешнюю ночь у него были руки. Длинные, вооруженные и уже обагренные теплой кровью, которые могли проникнуть почти в любой богатый дом.

Глас Города танцевал с упоением, взрезая мрак над Внутренним кольцом. Он не может остановить Великую бурю — она уже началась. Сложились вместе последние линии Схемы, и скоро мир падет. Но Тамин-Арван устоит. Нужна лишь кровь, много крови богачей. И тех искореженных ошибок Схемы, которые могли все испортить. Они не знали свою силу. А если бы знали, в городе бушевала бы сотня бурь, десятки пожаров. И один потоп. Да, по меньшей мере один.

Тот, кого называли бунтарем, хотя он предпочел бы звание спасителя, ощущал некое смятение, когда вспоминал, что сам помог попасть в Тамин-Арван некоторым из этих ошибок. Их нельзя трогать — так просил брат. Странный, безумный брат. Он не видел опасность этих людей.

Может быть, потому что у брата не было глаз.

Ничего. Пока прикормленные братцем ошибки помогают навести в Тамин-Арване порядок тем единственным способом, который Глас Города считал правильным, они не опасны. Даже наоборот, полезны. Без них не разгорелся бы такой пожар.

Глас Города неожиданно замер. Одна нога в воздухе, другая готова оторваться от крыши, упор на левую руку. Незавершенное акробатическое колесо, остановленное на середине движения из-за тревожной мысли.

Поместье графа эс-Наста горело ярким пламенем. За ним с этого ракурса высились Эстарадские горы, а еще дальше простирались Огненные земли.

В мир пришла Великая буря или все-таки Великий пожар? Глас Города не был уверен.

Вокруг внезапно что-то изменилось. Его будто ударили под дых. Рука подогнулась, и он неуклюже распластался на квадратной каменной крыше.

Стражник бежал по улицам, будя жителей и призывая проверить своих рабов. Не подозревая об том, он вырисовывал во Внутреннем кольце новую схему. Горожане просыпались, в материю Тамин-Арвана вплетались новые символы, они расползались все дальше и дальше…

Облако закрыло часть звезд. Они разом мигнули, нарисовав на небе иероглиф "Смерть". Зловещий нат отразился внизу светлячками загоревшихся окон. Глас Города изо всех сил стиснул маску. План нарушен, "руки" будут найдены и отрезаны. Больно, так больно! Кровь, искаженные лица, десятки мертвецов перед стенами Тамин-Арвана!

Видения исчезли. Глас Города медленно поднялся. Он знал, кто предатель — огнеглазая ошибка Схемы. А рядом с ним вторая такая же, еще и аристократ. Можно убить двух птиц одним камнем.

Если Тамин-Арвану суждено погибнуть, он хотя бы заберет с собой тех, кто его до этого довел.

Глава 22. Беглец

Согласившись пойти с эс-Мирдом, Таш продолжал держать в уме Гласа Города. Ничто же не мешало сначала помочь хозяину, а потом на всякий случай поискать шута — вдруг он предложит что-нибудь поинтереснее? Не учел Таш одного — что дорогу господин проложит через поместье соседей, эс-Горов.

К тому времени как рыцарь и шерд оказались рядом с ним, там уже наводили порядок стражники. Всего человека четыре — остальных стянули к горящим складам и поместью эс-Наста, где происходило что-то непонятное. Грабители успели сбежать, оставив за собой нескольких мертвецов из обитателей дома и убив хозяина. Пока эс-Мирд разговаривал со стражей, Таш стоял вдалеке, в тени. Господин поклялся не выдавать бывшего раба, но кто знает, как он поступит на самом деле?

Рыдания госпожи Ниссы эс-Гор пробирали до дрожи. Прислушиваясь к ним, шерд раздумывал, во что же едва не ввязался. Ходили слухи, что эс-Гор сечет своих рабов плетьми за малейшую провинность, а своему внебрачному сыну от рабыни он отрезал язык — если, конечно, тот боец на арене был его сыном. Таш не знал, правда ли это, но часто видел жену эс-Гора в храме Иля и в лавке эс-Мирдов. Уже немолодая, но все еще стройная женщина с добрым лицом была милой и обходительной и всегда приветливо здоровалась с Лааной. Она бы не стала так плакать над тираном. Или стала бы? Вдруг она ничем не лучше? Урд их разберет, этих аристократишек. Иногда казалось, что язык у них раздвоен, как у змей, и лица тоже два — первым они тебе улыбаются, а вторым отдают приказ тебя казнить. Точь-в-точь Урд, который перед братом носил светлую личину и сверкающий белый наряд, а спускаясь в подземное царство, надевал кровавые одежды из содранной с людей кожи.

Вместе с самим эс-Гором полегли и решившие его защитить рабы. Из обрывков беседы эс-Мирда со стражниками Таш уловил, что часть невольников растворилась в ночи даже еще раньше воров. На полу в поместье остались железные обломки, поразительно похожие на те, что остались от ошейников Заба и Таша. Получалось, что кто-то из рабов — уже освобожденные! — встал на сторону хозяина, а заговорщики обратили оружие против тех, кому собирались подарить свободу. По крайней мере, они так утверждали.

Таш пытался убедить себя, что это необходимые жертвы, что ни один мятеж не проходит легко. Вдобавок Ксалтэр признался, что первоначальный план рухнул к Урду. Однако верилось во все это с трудом. Не после того, как охранник хладнокровно зарезал Оттарта. А еще Иллис… Как они могли пытаться ее изнасиловать и убить?

Только сейчас Таш понял, что представлял себе обещанное восстание совсем иначе, без убийств невинных людей, женских слез, грабежей и прочей грязи. Ни о чем героическом он и не мечтал, да и вообще старался поменьше думать об этом, просто выполняя задания Ксалтэра. Но все равно казалось, что это должно было произойти по-другому. Так, чтобы погибли лишь сволочи вроде эс-Наста и его шлюхи-дочки.

Каким же он был идиотом.

— Таш!

Он приблизился к эс-Мирду, который закончил говорить со стражниками. Один из них побежал вдоль улицы, стучась в каждую дверь и крича, чтобы добрые жители Тамин-Арвана просыпались и были начеку — некие злостные разбойники нашли способ освобождать рабов и вторгаются ночью к честным людям.

Голос гулко разносился по пустой Стреле. Окрестные дома и так не спали, разбуженные шумом, но эта новость грозила поставить на ноги вообще все Внутреннее кольцо. В зданиях, обычно окутанных мраком и тишиной, зажигалось все больше и больше огней. Таш помрачнел.

Помог так помог повстанцам. Оставалось молиться, чтобы Глас Города об этом не узнал.

— Разве они не пошлют с вами никого помочь защитить лавку? — спросил он эс-Мирда, когда тот поманил его идти дальше.

Хозяин шел быстро, почти бежал. И это несмотря на вес доспеха — свет редких фонарей, которые в богатых кварталах вывешивали у входа в дом для освещения улицы, отражались от металлической чешуи россыпью светляков. Ташу же каждый шаг давался тяжело. После ашарея казалось, что к каждой его ноге привязали по мешку слив. Шлем на сей раз эс-Мирд не забыл, но пока отдал его в руки Ташу. Якобы не хотел, чтобы что-то мешало обзору. А после приступа казалось, что железка весит не меньше корзины камней.

— Нет. У них нет свободных людей. Не для таких мелочей.

Таш с пониманием посмотрел на восток, где полыхала ранняя заря — горели склады.

— Там такое большое сражение?

— Если бы… Тот стражник обмолвился, что часть стражи заставили охранять Вириту эс-Наст, а часть отправили к самым верным сторонникам графа.

— Зачем? Разве они не должны усмирять бунт в городе?

— Должны, но кто-то решил, что ему важнее поддержка аристократии, чем жизни горожан. Эс-Гор третий из сподвижников графа, кого убили за эту ночь при непонятных обстоятельствах. Стража считает, что бунт кто-то инсценировал для отвлечения внимания.

— И поэтому они так просто позволят повстанцам грабить склады? — поразился Таш.

Лердан скривился.

— Я бы с удовольствием сказал, что такое невозможно, но ты все видел собственными глазами. А приказывать этим стражникам я не имею права. Хотя если бы было объявлено военное время…

Железо доспехов заскрипело от того, как он сжал кулаки. Таш только вздохнул.

Вот что имел в виду Ксалтэр, когда говорил, что должна смениться власть, при которой рабам будет полегче. Так может, еще не все потеряно? Хотя ему-то что — он больше не раб. Пальцы сами потянулись к тому месту, где всего два часа назад замком висел ошейник. Теперь Таш свободен. Он может даже пойти в Шердаар и там навсегда забыть о рабстве. Может быть, даже обзавестись семьей. Если удастся найти девушку, похожую на Лаану…

Хозяин вдруг замер. Таш, от усталости не успев отреагировать, сделал еще несколько шагов и только потом повернулся.

— Таш, — голос эс-Мирда отдавал холодом зимней ночи. — Ты знаешь что-нибудь об этом бунте? Лучше тебе признаться, пока мы еще можем остановить убийства.

— Не в чем мне признаваться, — угрюмо ответил Таш. — Ксалтэр пару раз сказал отнести в город какие-то свертки и спрятать за ящиками или в щелях. Что за вещи, для кого — Урд знает. Это нарочно делалось, чтобы я не мог никого выдать, если меня поймают. Кто там пожары устраивает, я тоже понятия не имею. Ксалтэр обещал, что не будет никакого восстания и крови, что все пройдет мирно. Он вообще убеждал меня, что, если восстание будет вооруженным, оно обязательно провалится. Понятия не имею, что там у них изменилось в планах.

Направленный из-под сдвинутых бровей взгляд хозяина был темным. Что-то решив для себя, эс-Мирд снова двинулся вперед. Лица Таш не видел — они как раз проходили мимо домов, где никто не зажег фонари на ночь. Зато тон господина стал миролюбивее.

— А эта способность — поджигать людей без огня? Давно она у тебя? Как ты ее скрыл от тинатов?

Таш насторожился. Зачем он задает эти вопросы — прикидывает, как сдать раба в обитель? У него там брат, наверняка эс-Мирд хорошо знает, как разделываться с подобными Ташу. Но и врать шерд тоже смысла не видел.

— Никак. У меня никогда не было способностей к магии. Я только на днях понял, что могу как-то зажигать огонь. Но как, объяснить не могу. Единственное, что я выяснил, — это что огонь появляется только с приступами ашарея. Может, это и не магия вовсе.

— Значит, это началось не в то время, как ухудшилась погода? — продолжал выспрашивать эс-Мирд.

Таш собрался четко сказать "нет" — и вдруг осознал, что на самом деле не уверен в ответе. Если подумать, то ведь первый ашарей случился вскоре после того, как прекратилось биение Сердца мира, а в столицу понеслись гонцы с жалобами от землевладельцев на постоянные бури. Проклятый извращенец Эссис эс-Мерт потому и оказался в Каледхаре, что его отослали в провинцию под предлогом оценить ущерб, который понесет королевская казна из-за неудачного сезона.

— Я не знаю. Может быть, это всего лишь совпадение, — вслух произнес Таш. — Почему вы решили, что это началось именно тогда?

— Просто так. Не обращай внимания.

Для такого человека, как эс-Мирд, ответ прозвучал слишком скомканно. Таш с подозрением взглянул на него, но выражение лица, как и раньше, было не разобрать.

— Слышишь? Что там такое? — как будто пытаясь перевести тему, сказал хозяин.

У него получилось — Таш отвлекся на шум, забыв о странных вопросах.

Северные ворота из Внутреннего кольца были уже близко. Факелы на их стенах сияли маяком для тех, кто слишком поздно возвращался домой с затянувшегося пира у состоятельных друзей, хотя предназначались для стражников. Они досматривали всех, кто пытался проникнуть ночью в богатые кварталы, — а мало ли это вор или убийца? Сейчас там стояло больше людей, чем обычно. Судя по мрачным и зевающим рожам, ночному назначению, да еще в такой беспокойный час, радовались далеко не все.

За воротами, похоже, собралась толпа. На одной стороне площади вещал проповедник — мужчина взывал к имени Создателя характерными для жрецов подвывающими интонациями. Ташу они показались знакомыми. Не этот ли человек обзывал жителей Внутреннего кольца кровопийцами в тот раз, когда Лаана отправила рабов за ллитской мазью?

В стороне, как будто чуть дальше — а может, потому что голос оказался не настолько сильным, как у проповедника, — горожан пытался успокоить стражник. "Расходитесь!" — без особой уверенности призывал он. Таш усмехнулся. Кто бы там ни стоял, взволнованный народ одними воплями не усмирить.

— Пойдем другим путем? — спросил Таш господина.

Тот покачал головой.

— Придется обойти полгорода. Лавку за это время ограбят раз пять.

Через ворота их пропустили легко. Стражники вспомнили эс-Мирда и сразу загремели увесистыми ключами от небольшой двери, прорубленной в створке. Главный на посту (от остальных его отличал разве что получше начищенный нагрудник) напоследок по-товарищески посоветовал эс-Мирду вернуться и отсидеться дома. У стражника даже хватило честности признаться, что если господину понадобится помощь, то он вряд ли ее получит. У воинов на службе города есть приказы поважнее.

Хозяин скупо ответил, что способен сам постоять за себя. А Таш мысленно закончил слова караульного так: "…эти приказы — спасти шкуры приспешников эс-Наста". И вряд ли такой чести они удостоились хоть за что-то кроме лизания графского зада.

Маленькая дверь, прорезанная в воротах, отворилась, выпуская двух человек во Внешнее кольцо. Огни на площади резали глаза, а от ударившего в нос смрада разлагающейся плоти и потных тел захотелось согнуться. Толпа собралась, словно в будний день, и в то же время все было совсем иначе. Таш впервые попал на площадь ночью, но сразу ощутил разницу между обычной уличной кутерьмой и тем, что происходило сейчас.

Днем здесь всегда стоял гам от глашатаев, разносчиков, возниц и уличных артистов. Последние обычно оказывались самыми шумными, пытаясь декламацией стихов или игрой на музыкальных инструментах привлечь аристократов, купцов и вообще всех, кто способен платить деньги. Если этот беззаботный гам и прерывался громкими скандалами из-за столкнувшихся экипажей, он сглаживался общей ровной, никогда не прекращающейся болтовней. Площадь весело бурлила и тогда, когда на ней вешали очередного разбойника. Всегда находился кто-то, кто превращал трагедию в спектакль, который хоть кого-то да развлекал.

Люди, которые стояли здесь сегодня, не улыбались. Некоторые вместо корзин с покупками и сумок держали в руках дубинки, кочерги и другое простейшее оружие, но большинство пришло сюда не драться. Кто хотел, тот уже присоединился к бунтовщикам, сжигающим склады. Нет, эти пришли на площадь за ответами: какого Урда творится в городе? Почему столько повозок с едой едет совсем не на пустующий который день базар и почему целые стада домашнего скота ведутся на убой, вместо того чтобы придержать животных до суровой зимы, когда понадобится каждая кроха? И главное — когда власти перестанут вешать простых крестьян лишь за то, что те не вовремя подняли взгляд на чиновника?

Было похоже, будто взгромоздившийся на подмостки капитан стражи говорил совсем не то, что толпа хотела слышать. Длинная вереница трупов, болтавшихся на ветру за его спиной, вопреки призывам утихомириться и разойтись по домам действовала как угодно, но только не успокаивающе. Да и в красноречии стражник проигрывал сопернику. Бородатый жрец в сером бедняцком одеянии влез на столб напротив капитана, провоцируя его каверзными вопросами. Стражник так запинался, что складывалось впечатление, будто это не настоящий офицер, а кто-то в него переодетый. Болванчик, подсунутый народу на тот случай, если она вздумает разорвать его на клочки.

А это вполне могло произойти. Женщин на площади было почти не видно. Ташу казалось, что они обладают каким-то сверхъестественным чувством опасности, которое помогает им спрятаться под навесом за несколько мгновений до того, как разразится гроза. Тем более что первый гром уже грянул, а молнии полыхали на востоке зарницами пожаров над складами. Люди роптали все громче и громче, потрясая кулаками и размахивая принесенными с собой факелами. Вот-вот — и в дело пойдут кулаки.

Все это болезненно напоминало сцены, увиденные около декады назад. Только теперь стало еще хуже: больше мертвецов — те самые "гирлянды", над которыми смеялись сторонники эс-Наста, шире толпа, злее лица. Ночь зловеще сгустилась над человеческими головами, поблескивая тысячью глаз-звезд и как будто готовясь разинуть пасть, чтобы откусить головы несчастным горожанам.

Таш нутром чувствовал: стоит высечь где-нибудь тут искру, и загорится вся площадь. А может быть, и весь Тамин-Арван. Захотелось сразу положить ладонь на рукоять меча, заранее согнуть ноги, чтобы в любой момент броситься на врагов. Кем бы они ни были.

Всеобщее беспокойство коснулось и эс-Мирда. Стоило выйти за ворота, как его походка изменилась, стала более плавной и тихой, насколько это вообще возможно в доспехах. Хозяин явно заметил, как к ним сразу повернулся с десяток отнюдь не дружелюбных лиц.

— Быстрее, — приказал он.

Судя по направлению, которое выбрал эс-Мирд, он решил пройти вдоль крепостной стены и нырнуть в переулок вместо того, чтобы продолжать идти по Стреле. Таш не знал, насколько это будет безопаснее, но толкаться точно придется меньше. Далеко не все охотно уступали дорогу двум вооруженным мужчинам.

Будь здесь меньше народу, те, кто с неохотой отходил с пути, шевелились бы гораздо быстрее. В этом Таш был уверен. Но людей лишало страха множество сторонников, готовых вместе выступить против богатеев. А высокий и синеглазый эс-Мирд в дорогом доспехе, с гербовым щитом на ремне за спиной, не мог быть никем иным.

Поэтому шерд не удивился, когда один из мужчин нахально упер руки в бока и остался стоять там, где стоял. Двое его спутников помоложе дернулись, но тоже не отошли с пути. "Братья?" — предположил Таш по сходству их красноватых обветренных лиц с квадратными подбородками.

Эс-Мирд остановился. Сбоку на расстоянии меньше вытянутой руки высились стены Внутреннего кольца, составленные из крупных блоков песочного цвета. Несколько сбившихся в линию человек образовывали другую стену, только впереди.

— Прочь, — произнес хозяин.

— Ты кто такой, чтобы я тебе уступал? — хмуро поинтересовался старший из братьев.

У всех троих были широкие плечи и развитая мускулатура. Двое носили линялые кафтаны без вышивки. Третий, несмотря на прохладу, был в одной рубашке с распахнутым воротом, в котором виднелась волосатая грудь. От братьев разило крепким потом. Простые рабочие, понял Таш. Каменщики или грузчики — кто-то, кто каждый день занимался тяжелым трудом и менял одежду раз в декаду. Такие даже для опытных бойцов могут оказаться непростыми противниками, если что-то понимают в драке.

Эс-Мирд церемониться не стал.

— Прочь с дороги, — повторил он, вытащив меч из ножен.

Людское скопище колыхнулось. Как по волшебству, вокруг образовалась пустота. Дрогнули и молодые братья смутьяна. Сам он, сплюнув, будто от нечистой силы, расслабил руки и вытянул их вдоль туловища.

— Такие вы все, да? Чуть что — сразу за оружие хвататься.

В другое время Таш восхитился бы его смелостью. Сейчас, затаив дыхание, ждал, когда он уберется в сторону. Эс-Мирд мог этого не понимать, а шерду чутье подсказывало, что стоит господину затеять на площади драку с рабочим, как толпа сомкнется над ними с шердом полноводной рекой. Хорошо, если утром на "берег" выбросит их тела целыми, а не изуродованными останками.

Слава Илю, мужчина отошел. Дальше людей стало поменьше. Эс-Мирд, оглядевшись, убрал клинок.

— Господин, — окликнул Таш, собираясь предупредить, чтобы он вел себя поосторожнее.

— Что?

Хозяин обернулся. Его голос сохранял ровный тон, но зрачки были расширены до предела.

Эс-Мирд боялся. Не исключено, что еще больше, чем у себя в поместье. Четыре-пять противников — это не несколько сотен. Он это прекрасно понимал.

— Извините, — ответил Таш. — Ничего.

Выбравшись с площади, они оба вздохнули свободнее. Исчезло тепло десятков плотно стоявших вокруг людей, и холод мгновенно потянул длинные пальцы под складки одежды. Стало темнее — в переулках редко зажигали факелы и фонари. Зато приглушились гомон и бранная перекличка капитана стражи со жрецом. Потянуло свежим воздухом. Только набрав его полную грудь, Таш осознал, как на него давил смрад мертвечины.

— Домой вернемся другим путем, — тихо сказал господин.

Таш с ним согласился.

Узкая дорога между зданиями казалась слишком мрачной и опасной. Хозяин обернулся несколько раз, наверное, уже пожалев о решении свернуть с широкой и светлой Стрелы в закоулки, но все-таки зашагал вперед. Таш направился следом.

После каждого поворота ему чудилось, будто сзади кто-то идет. Он поворачивался, пристально всматривался в тени, но пытаться различить что-то в такой темноте — как искать иголку ночью в запертой комнате. От неприятного ощущения у Таша зачесались плечи. Он старался напомнить себе, что окрестные дома большей частью жилые, а это значит, что вокруг прямо сейчас дремлют сотни людей. Некоторые, может, и не дремлют вовсе, а занимаются любовью с женами или еще чем-нибудь приятным.

Но эта нарочитая мысль не отвлекала и не успокаивала. Позади все время слышались подозрительные шорохи, которые смешивались с шуршанием и лязганьем доспехов эс-Мирда, а потому было непонятно — настоящие они или это плоды воображения. Разум твердил, что шайка преступников не будет преследовать жертву на протяжении четверти часа, еще и умудряясь остаться незамеченной. А времени прошло никак не меньше. Сперва едва не заблудившийся в потемках хозяин отыскивал верную дорогу, потом они обходили стычку на улице. Как и предполагал господин, воры воспользовались тем, что стража занята, и принялись обчищать лавки.

Возле Ювелирного моста, где находилось сразу несколько лавок с драгоценностями, было хуже всего. У купцов, торговавших золотом и серебром, хватало денег, чтобы нанять приличную охрану, но и грабители пришли не в одиночку. Когда эс-Мирд и Таш выскочили к мосту, там уже убили нескольких человек. Драка скорее заканчивалась, чем продолжалась, и победили в ней явно не торговцы. Именно в тот момент, когда хозяин с руганью разворачивался к другому мосту, чтобы не встревать в чужую, вдобавок проигранную стычку, Таш увидел в переулке человеческую фигуру.

Красно-синяя ткань мелькнула в свете развешанных на мосту фонарей и пропала. Это вполне мог оказаться удравший охранник или перетрусивший вор, а то и простой житель, поэтому Таш сказал себе забыть о нем. Однако беспокойство уже вгрызлось острыми зубами в сердце и не отпускало.

Долго ждать, когда опасения оправдаются, не пришлось. Едва Ювелирный мост скрылся за изгибом улицы, сзади донеслось:

— Эй, ты!

Эс-Мирд ускорил шаг. Кто бы там ни кричал, их с Ташем это не касалось. Однако, когда из переулка внезапно вынырнуло несколько человек, хозяину пришлось остановиться. Таш обернулся. За спиной обнаружилась та же картина: три неясных силуэта.

Дорогу они перегородили грамотно. Слева журчала мутная вода ручья, от которой даже ночью попахивало сливаемыми в нее помоями. Справа возвышалось двухэтажное здание. Нежилое — слишком много узких окон, как в зернохранилищах. А пускай оно было бы и жилым, никто бы не пришел на помощь, рискуя собственной жизнью за незнакомых людей.

— Глянь-ка, и правда аристократишка, — с удивлением произнес один из мужчин. — А доспех-то блестючий какой. Может, там и камушки в мече это, как его… вделаны?

Значит, обычные грабители. Таш медленно, чтобы они не пропустили это движение, вытащил меч. Оставалась надежда, что шваль испугается и сбежит. Непросто иметь дело с аристократом, чьи доспехи и оружие наверняка зачарованы. И это даже если не вспоминать о воинском искусстве, которое рыцарь тренировал с детства. Выбрать себе такую цель для грабежа — не жалеть собственного здоровья.

— У меня с собой нет денег, — сохраняя достоинство, ответил хозяин. — И в мече нет инкрустаций. Золото и драгоценные камни вон там, на Ювелирном мосту. Хватит на всех.

— Нам не деньги нужны, — низкий голос звучал бы угрожающе, если бы не легкая шепелявость, какая бывает у людей с выбитыми передними зубами. Говоривший стоял близко к зданию, прячась в тенях. Единственное, что о нем можно было сказать, это что он среднего роста и широк в плечах. — Оставь своего слугу и убирайся.

— Что? — вырвалось у Таша.

Что за чушь? Кому он мог понадобиться — нищий да безродный, никому не известный?

— Он прикашать убить оба! — возмутился спутник Шепелявого.

Вернее, спутница. Голос был девичьим, тоненьким, а говор выдавал в ней ллитку. Девушка коверкала звуки точно так же, как татуировщик из Водных земель, и с трудом произносила грубые, рычащие силанские слова.

Таш присмотрелся к ней. Блеклое сияние луны, поднимавшейся над домами, осветило крепко сбитую фигуру, одетую на мужской манер — в штаны и короткий, до середины бедер, кафтан. На плечо ллитки спускалась длинная коса, сплетенная из блестящих черных волос. Что женщина, вдобавок чужестранка, могла забыть среди грабителей?

А может быть, это были и не грабители вовсе, а охотники на хранителей. Для ловли беглых отряжали стражников, но иногда этим занимались наемники, которым корона выплачивала щедрое вознаграждение. Тинаты редко удирали из обителей, и платить кому-то за их поимку было удобнее, чем отрывать от работы и терять в схватках с хранителями обученных людей, которые могли пригодиться на королевской службе.

Таш стиснул зубы. Кто-то пронюхал, что эс-Мирд владеет шердом, у которого проклевываются способности к магии. Хотя какое там кто-то, если, по словам графа эс-Наста, то происшествие на арене обсуждали даже на городском совете! Вместо того чтобы заточить его в обитель, от Таша решили попросту избавиться.

Ну уж нет. Не в тот день, когда он получил свободу.

— Уходите, господин, — глухо произнес он. — Я их всех отправлю к Урду. В виде пепла.

— Стойте! — эс-Мирд повысил голос. — Кто вам приказал нас убить? Он предупредил, что вы будете сражаться с рыцарем и его слугой, которого прочили в новые фавориты арены?

Если его слова и произвели какое-то впечатление на разбойников, заметно этого не было.

— Обоих? — без воодушевления переспросил Шепелявый у ллитки. — Ты такая же полоумная, как он.

— Он слышать все, — напомнила девушка. — Мы дать клятва.

— Она права, — поддакнул тот ублюдок, который позарился на богатство хозяина. — Я все это начал не для того, чтобы отпускать толстосумов.

Похоже, пытаться с ними поговорить было бессмысленно. Эс-Мирд выдернул у Таша шлем и нахлобучил его на голову, не поправив ни подкладку, ни звякнувшую бармицу.

Вовремя. В воздухе что-то засвистело, и раздался гулкий звук удара о металл. Таша чиркнуло по руке камнем.

— В предателя целься, тупица! — раздраженно бросил один из разбойников товарищу, который вкладывал в пращу новый снаряд.

Таша пробрало холодом по костям. Предателем назвали его, но за что? Неужели за то, что он отказался помогать Ксалтэру и перешел на сторону эс-Мирда? Но все, кто об этом знал, мертвы, кроме самого господина и Заба!

Если не брать в расчет того, кто, по поверьям, слышал все. Из переулка выскочили не воры и не охотники на хранителей, а люди Гласа Города.

— Беру тех, что впереди, — сказал хозяин.

Слова с делом он скрепил мгновенно. Трем бунтовщикам Таш не завидовал — встретиться с закованным в железо эс-Мирдом было все равно что столкнуться со взбесившимся тяжеловозом. Даже в доспехах рыцарь сохранял скорость порыва ветра, и теперь ее не сдерживали узкие границы внутреннего двора.

Ташу достались Шепелявый, ллитка и мужчина с топором. Стремглав кидаться на них, как эс-Мирд, без доспехов было нельзя, поэтому шерд сначала полоснул себя по предплечью, вызывая ашарей.

Он пришел неохотно. Ярости оказалось трудно пробиться сквозь усталость, но спустя несколько мгновений мир привычно подернулся алым. Ощущения были странными: красноватый туман смазывал очертания предметов, в то же время Таш смог различить у Шепелявого мясницкий нож, которого не видел раньше.

Сожги, — шепнул на ухо собственный голос. — Сожги их всех!

Ллитка отпрянула. Шепелявый встревать в драку не торопился, и Таш решил, что успеет найти и поджечь какой-нибудь из символов-огоньков еще до того, как скрестит оружие с врагами. Он мотнул головой, выискивая знакомые оранжево-желтые спирали.

Их нигде не было. Ни у ручья, ни у здания, ни над дорогой. Вокруг — только холод ночи.

Сбоку мелькнула тень. В ноздри ударил резкий запах мужского пота. Удар топора Таш отразил с остервенением, удивившим его самого. Кто-то мешал ему. Мешал сжечь тут все!

Мятежник оказался плохим бойцом. Слабым и медленным. Сначала Таш порезал ему бедро, а когда тот отвлекся, нанес колющий удар в грудь. Ллитка взвизгнула.

Неприятно наблюдать, как твои товарищи падают один за другим.

Вспомнив о господине, Таш выбрал момент и проверил, как у него идут дела. По улице эхом разносились лязганье от попаданий по доспеху и удары в щит. Один противник эс-Мирда уже выбыл. Господин сражался не только красиво, но и смертоносно. Справиться с другими ему наверняка не составит труда.

Вдруг что-то хлопнуло. В бок Таша толкнуло как будто ураганным порывом, да так, что он едва устоял на ногах. Шерд растерянно оглянулся. Он отвлекся меньше чем на миг, и к нему никто не приближался. Откуда тут ветер?

— Ламару, ну же! — выкрикнул Шепелявый.

Раздался еще звук — откупориваемого сосуда. Ллитка сделала размашистый жест, и Таша обдало водяными брызгами. Он с недоумением уставился на намокающий кафтан. И что это должно значить?

Ответ пришел через несколько мгновений, когда Таш устремился к Шепелявому. Жидкость начала жечь кожу прямо через ткань, как огнем.

Таш зарычал. Ничего, им же хуже. Он наконец увидел то, что искал.

Символы пламени крутились вокруг него. Они были мелкими, едва различимыми. Это они давали ему стремительность и силу и звали закружиться в диком танце. Если бы символы могли говорить, они бы обещали еще больше скорости, еще больше жара, чтобы кусать мечом, как огнем. Но голоса у них не было. Знаки пляской пели немую песню, и Таш ей поддался.

Шаг, поворот кругом. Символ обвился вокруг руки. Таш "раскрутил" его, направив на Шепелявого и ллитку. Волна пламени получилась маленькая, слабая, но накрыла обоих. Странно, девушку не тронуло, а мужчина охнул и отскочил. За его спиной затлела куча мусора.

"Чудесно. Еще один источник огня".

Мясницкий нож просвистел мимо. Таш не боялся — Шепелявый не успеет ничего, кроме этого. Лезвие меча вошло в плоть, как в масло, без сопротивления. Следующей станет ллитка. Несколько шагов к ней он сделал еще до того, как тело предыдущего противника рухнуло на булыжники мостовой.

Девка будет гореть!

Его опять обдало водой. Огоньки в груде хлама погасли. Алый туман всколыхнулся и расступился, обнаружив под пеленой страшную медлительность Таша. Пропало и гулкое биение сердца в ушах — их как будто заложило. Он споткнулся от неожиданности. Ощущение было таким, словно он горел пламенем свечи, и кто-то потушил его, сжав фитиль между пальцами.

Ллитка бросила оземь очередной флакон и отступила еще дальше к ручью. Следовало быстрее ее оглушить и помочь хозяину.

"Проклятье, эс-Мирд!" Таш совсем забыл о нем. И теперь, найдя его глазами, обомлел.

Господина поставили на колени. Вот почему "биение" в ушах прекратилось — это раскололся щит эс-Мирда. Запястье ему выламывала красно-синяя тень, которую — Таш знал — сдвинуть с места было не проще, чем крепостную стену. Людей вокруг когда-то успело стать больше. Трое мертвецов валялись на земле, один хрипел, сжавшись на набережной в калачик, но господина окружали еще двое, кроме Гласа Города. Ослепленный ашареем Таш не заметил, когда появились новые враги.

Длинный прямой клинок зазвенел о камни, выпав из ослабленной руки. Один из мужчин издал победный клич и занес над эс-Мирдом топор.

Нет.

Отрубленная голова мятежника покатилась по мостовой, окатив доспехи господина кровавым фонтаном. Но было поздно. Таш не успел предотвратить тот страшный удар в лицо эс-Мирда, от которого хозяин, крупно вздрогнув, упал на землю.

Ярость придала шерду новых сил. Его задел длинным ножом второй прихвостень шута, однако Таш не почувствовал боли. Мир снова окутало алым маревом, и единственное, что шерд перед собой видел — это красно-синий наряд Гласа Города.

— Предатель, — прошипели сбоку.

— Убийца! — проревел в ответ Таш, глядя не на говорившего, а на шута. Чей бы ни был голос, слова принадлежали ему.

Перепрыгнув через мертвого мятежника, Таш бросился на Гласа Города. Даже в приступе ашарея с акробатом сложно было сравниться в скорости. Он не уходил, он утекал от выпадов, каждый раз просто оказываясь рядом с мечом, а не на его пути. Будь у Гласа оружие, он стал бы самым тяжелым противником на памяти Таша, но шут предпочитал уходить от атак в сторону, а его руки в кожаных перчатках оставались пусты. Похоже, он и из этого боя хотел сделать представление. Лоскуты аляповатого наряда разлетались пятнами в закрученном сальто.

— Нападай, трусливая псина! — рявкнул шерд, когда у него перед лицом в очередной раз промелькнули ноги проклятого фигляра.

— Я всего лишь голос Тамин-Арвана, а не убийца, — ответили за спиной. — Но сегодня у меня есть карающая длань.

Он инстинктивно отпрыгнул. Если бы не это движение, его проткнули бы насквозь. Удар пришелся в плечо и рассек кожу, не причинив серьезной раны. Зато от следующего — от Гласа Города, в грудь, — хрустнули ребра. Закашлявшись, Таш притворился, что дезориентирован. Учитывая мощь шута, двое бойцов за раз — это слишком много. Трюк мог обмануть хотя бы одного из противников.

Попался мятежник с кинжалом. От простого и очевидного выпада Таш уклонился с легкостью и ответил скользящим ударом по животу. Единственное, что в ближайшее время будет волновать второго врага, — как собрать собственные кишки.

Теперь можно было и повоевать с шутом. Но, развернувшись для атаки, Таш обнаружил, что Глас Города остановился.

А потом кинулся к переулку.

"Струхнул? — бухнуло в голове. — Или засада?"

Стоять и гадать было некогда. Если сумасшедший акробат уйдет, он продолжит натравливать своих дружков. А так как сторонников у него немало, Таш проживет в лучшем случае до завтра.

Уже сорвавшись с места, он понял, что долго не пробегает. Ашарей все еще придавал сил, но они уже подходили к концу. Разрыв между шердом и шутом увеличивался. Два, три, четыре шага… И в темном переулке не светился ни один шальной символ-огонек.

Отчаяние захлестнуло волной. Не зная, что делать, Таш потянулся пальцами к алому туману, плававшему на границах зрения.

Пусть все сгорит к Урдовой матери!

Огнем полыхнуло так, что опешил даже сам Таш. Это была всего лишь вспышка, вроде того облака пламени, который выдыхают факиры. Но ее хватило, чтобы Глас Города замер от неожиданности и отступил на шаг назад. Ровно настолько, чтобы достать его мечом.

Когда клинок вошел в спину, фигляр покачнулся. Уже в следующий момент он развернулся и ответил ударом такой мощи, что Таш отлетел и грохнулся на мостовую.

Мир содрогнулся и пошел трещинами, в которые стремительно утекал туман ашарея. По телу начинала разливаться боль, а сверху на Таша будто навалилась невидимая гора.

Он с огромным трудом заставил себя подняться, ожидая, что на него вот-вот снова наскочит Глас Города. Но никто не приближался. Исчезла и ллитка, о которой Таш вспомнил только сейчас. Наверное, испугалась, когда убили всех ее товарищей.

Каждое движение давалось с помощью неимоверных усилий. Он доковылял до угла дома, за которым настиг фигляра. Глас Города лежал боком на груде очистков. Клинок прошел насквозь и торчал из груди, закопавшись в помои.

Таш склонился над врагом, уверенный, что он уже мертв. Следовало вытащить меч. Разум подсказывал, что остаться без оружия во взбунтовавшемся Тамин-Арване — это плохая идея. Однако, как стоило поднести к шуту руку, как тот повернулся. На Таша уставились прорези зеркальной маски.

— Я голос города, его душа, — чужим голосом произнесли его губы. — Меня нельзя убить.

Несмотря на это, в его тоне чувствовались страх и слабость. Таш ощутил, как собственное лицо искажается в гримасе. Хотелось усмехнуться, но мышцами рта все еще владел шут. Усилие — и управление мимикой вернулось.

— Можно, — ответил он.

От встречи с кулаком маска брызнула осколками. Шут конвульсивно дернулся, когда Таш рывком вытащил меч. Финальный удар — по шее, чтобы наверняка, — и Глас Города больше не шевелился.

Последние крохи сил Таш потратил, чтобы доползти до хозяина. Может, он еще жив? Иль же милостив с теми, кто верно ему служит…

Нет. С такими ранами не живут. Увиденное заставило шерда отшатнуться. Обессилев, он уселся прямо на мостовой и закрыл лицо руками.

По крайней мере, он отомстил. Но, думая об этом, Таш не чувствовал никакого удовлетворения от убийства. Наоборот — опустошение. Хозяин, который мог бы ему помочь, погиб. Лежал в луже крови с обезображенным лицом. Прямо как Кровавый бог, которого Иль именно так наказал за восстание.

Эс-Мирд сражался достойно. Создатель должен быть доволен — он получил хорошую жертву перед Ильтиревом. Неправильную, несправедливую, но когда богов волновало мнение простых людей?

Мертв и Глас Города. Таш собственными руками заколол человека, у которого собирался просить помощи, если его предаст господин. А получилось, что единственный предатель, который переметнулся на другую сторону и вдобавок не уберег хозяина, это он сам.

Как нелепо и бесславно. Ведь он мог сражаться на арене перед несколькими тысячами силанцев — красиво, честно, без лишних жертв, и если повезет впечатлить зрителей, то еще и попросить свободы. А что получилось? Подворотня, куча помоев, дурной запах смерти. И никаких надежд на будущее. Еще меньше, чем было раньше. Скольким своим приспешникам Глас Города успел выболтать, что Таш повернулся против них? Не догадалась ли удравшая ллитка, что шерд, с которым она дралась, связан с магией? Дел-то — шепнуть страже, что в доме эс-Мирд беглый тинат. Всех подозреваемых перевешают, не разбираясь, виноват кто-то или нет.

Вот она — проклятая правда жизни.

Таш стиснул зубы. Пора вставать и ползти отсюда, пока на набережную не сбежался народ. Звуки сражения должен был слышать весь квартал, чудо, что никто еще не примчался и не позвал стражу. Нужно только забрать хозяина. Как бы Таш к нему ни относился, он не заслужил участи гнить на улице. Лаана не заслужила такой участи — знать, что тело ее мужа бросили в подобном месте.

Признаваться себе в чувстве вины перед эс-Мирдами не хотелось, но и окончательно задавить шепот совести не получалось. В конце концов, если бы Таш остановил Ксалтэра или не соврал насчет него, господина бы не убили. Как после этого смотреть Лаане в глаза? Она же любила мужа — Таш помнил, как ласково супруги обнимались в поместье графа, думая, что их никто не видит.

Он выполнит это последнее обязательство перед эс-Мирдами, а потом уйдет. В Шердаар, как можно дальше от всего этого, и в том числе бывших хозяев. К настоящей свободе.

* * *

Так Таш считал ровно до того момента, пока не вернулся в дом и не услышал, что оттуда совсем недавно ушли стражники. И приходили они совсем не за шердом.

За Лааной.

Глава 23. Преступница

Все дни, проведенные в загородном поместье, Лаана не могла найти себе места.

Тут было неимоверно скучно. Родители Лердана жили на самом краю долины — часть виноградников расползлась по склону горы. Обычно никто не выращивал виноград в таких местах, но свекор пытался вывести виноград, который не будет превращаться в пепел в пламени вихрей. И конечно, растить его следовало там, где пожары случались чаще, то есть на самой границе гор и долины Нэндими.

Лаану водили по виноградникам, показывали длинные ряды шпалер, обвитых лозой, и заставляли пробовать разные плоды. Найди, дескать, отличия и оцени вкус. У старшего эс-Мирда горели глаза, а Лаана выдавливала из себя улыбку и источала похвалы, силясь не морщиться от вяжущих и кислых ягод. Работы по "селекции", как называл это свекор, было еще навалом. Очень хотелось высказаться о том, сколько денег уже вбухано в пробы при отсутствующем результате, но Лаана сдерживалась.

Почти все вино, произведенное в винодельне эс-Мирдов, они выпивали сами. На продажу шло совсем немного. Это давало даже не десятую часть доходов, а гораздо, гораздо меньше. Зато родители Лердана жили вдалеке от молодых супругов и не лезли в их дела. Лаана хорошо помнила первые полтора года в Тамин-Арване, когда свекор и свекровь считали святым долгом научить новую родственницу жизни и не давали ей покоя. Когда они наконец съехали, решив, что молодым пора самим устраивать собственную судьбу, Лаана вздохнула свободно.

Она до сих пор вздрагивала при мыслях о том, как навязчиво пыталась помочь невестке свекровь после смерти Сарта. "Помощь" состояла в сплошных нравоучениях, что с потерей ребенка справляться можно и нужно. И чем скорее, тем лучше. Ведь жизнь вокруг такая интересная! Можно вышивать, играть на музыкальных инструментах, декламировать стихи мужу… В крайнем случае, другим почтенным дамам.

Правда, у нее не очень получалось самой следовать своим же советам. Лаана немного помнила, какой эта женщина была до того, как у Эртанда нашли магический дар. Хватало и рассказов других людей, чтобы понять, что мать Лердана после этого увяла, стала блеклым подобием себя. Она сидела в четырех стенах, музицировала, изредка приглашала в гости соседок-аристократок или, еще реже, ездила к ним. Единственное, что свекровь делала с удовольствием, это пересказывала уже месяц как протухшие слухи. Или увлекательнейшие новости о том, что кто-то там из дам в ближайших поместьях купил зеленое платье с вот такой оторочкой, которая описывалась в мельчайших подробностях, а еще кто-то забеременел.

Последнее сообщалось с нажимом и особой интонацией. Лаану это доводило до тошноты, которая, естественно, истолковывалась в неверном ключе. Поэтому как только она услышала о смерти эс-Наста и десятках казней в Тамин-Арване, то сразу засобиралась домой.

Родственники отпускать ее не хотели. Как же — завтра большой праздник, Лердан сам приедет в загородное поместье. Куда торопиться? Пришлось сказать, что она боится за мужа и за торговлю, которая обязательно нарушится, если опять начнутся беспорядки. Однако не меньше Лаану волновало и другое, о чем она предпочла молчать.

Хинтас не посвящал ее в подробности готовящегося переворота, но если эс-Наст мертв, значит, все началось. Барону наверняка понадобится помощь. После того как Забвение ничего не смог сказать насчет хранителей, Лаана чувствовала себя виноватой перед союзником. Это же она оттягивала решение до последнего. Если бы раньше выяснилось, что память татуированного раба возвращается так медленно, а к хранителям он не имеет никакого отношения, еще можно было бы попытаться найти другие ниточки связей. Заниматься этим за несколько дней до Ильтирева, когда Хинтас готовился ударить по позициям графа, было уже поздно, а находясь в центре событий, она хоть как-то могла загладить свою вину.

Лаана не сомневалась, что барон победит. Он достаточно умен, чтобы уничтожить улики против себя, и заставил высоко оценить себя не только общественность Тамин-Арвана, но и короля Эгдара. К тому же на его стороне был Глас Города, а за этим баламутом — вся городская беднота. Да как вообще при таких условиях можно проиграть?

Поэтому в Тамин-Арван утром перед Ильтиревом Лаана ехала со спокойной душой. Единственное, что ее беспокоило, это странная погода. После вчерашней бури, во время которой подтопило очередной участок посадок экспериментального винограда (а свекор клялся, что это никак невозможно), солнце так и не появилось. Небо было затянуто сумрачной сероватой дымкой, но духота стояла такая, что хоть чай в ней заваривай. Как будто и не осень вовсе, а все еще середина лета. На проселочной дороге стояла тишина, только пели птицы да иногда в виноградниках по обочинам раздавались переклички рабов. Казалось, вот-вот грянет гроза.

Отодвинув занавески, шердка смотрела в окно и лениво обмахивалась веером. Настроение было хорошим и сонным. Хотелось коловника и вина. Лаана считала мгновения до того момента, когда получится добраться до дома и наконец-то отдохнуть от назойливого жужжания родственников. И можно будет есть, что она привыкла, а не то, что, по мнению свекрови, "правильное и здоровое для молодой женщины и будущей матери".

— Может быть, вы изволите почитать книжку? — спросила сидящая напротив Нади.

Служанка тоже маялась от безделья. В родительском поместье слуг хватало с лихвой, но приличия требовали, чтобы Лаана привезла с собой не меньше определенного количества человек. Из них занятия находились только для Нади, да и тех оказывалось немного. Лаане редко позволяли делать хоть что-то, кроме как валяться в тени внутреннего двора за рукоделием или прогуливаться по винограднику. Она же гостья! Жаль, никто не подумал, что от такого гощения легко сойти с ума.

— Если хочешь, сама ее возьми, — сказала Лаана.

Служанка это и надеялась услышать. Она с удовольствием открыла томик. Читала Нади плохо, водя пальцем по строчкам и губами проговаривая слова, но мечтала научиться делать это так же быстро, как господа. Тогда, если хозяева сменятся, можно будет требовать более высокую плату за службу. Лаана не была против. С недавнего времени она начала задумываться о том, чтобы подыскать себе другую прислугу.

Степенный ход гармов неожиданно замедлился. Кучер выругался, на середине бранной фразы спохватился и "зажевал" ее. Экипаж покачнулся — зашевелились охранники.

— Что случилось? — спросила Лаана, высунув голову в окошко.

— Мужик какой-то посреди дороги ковыляет, — зло ответил кучер. — Сворачивать не хочет, Урд его дери, а колея такая, что не объехать.

— Да он ранен! — воскликнул один из охранников.

— Глянь, — добавил второй. — Это не Таш случаем?

Карета закачалась, глухо застучала обувь спрыгивающих на землю мужчин. Не выдержав, Лаана распахнула дверцу и тоже соскочила на пыльную дорогу.

Это действительно был Таш. Она узнала его сразу, по фигуре, манере ходить, хотя шерд прихрамывал. Сердце екнуло от непонятного чувства.

Ночь у раба выдалась заметно длинной и непростой. Он снял кафтан и повязал его вокруг пояса, оставшись в длинной рубахе, которая в нескольких местах покраснела от крови. Складки на одежде, остающиеся после долгого лежания в сундуке, выдавали, что Таш недавно переоделся. В какое месиво превратилась предыдущая смена белья, Лаана боялась представить. На лице, и без того украшенном несколькими шрамами, появились ссадины и синяки. Открытые по локоть жилистые руки покрывали плохо смытые пятна крови и грязи, уходившие под закатанные рукава. Дорожная сумка, которая совсем не казалась тяжелой, заметно тянула шерда к земле. Взгляд у Таша был изможденный и страшный.

Увидев Лаану, он отмахнулся от охранников, наперебой спрашивавших, каким ветром его сюда занесло, и направился прямиком к хозяйке. Выражение лица у раба сразу смягчилось. Приблизившись, Таш сделал порывистое движение, будто собирался обнять Лаану, но опомнился и всего лишь сжал ее плечи. Ничего не сказал, только смотрел, и в глазах цвета пламени светились чувства, которым Лаана затруднялась подобрать названия. Облегчение, счастье, печаль — как можно испытывать все это разом?

— Госпожа, — тихо произнес Таш.

В его голосе сквозила нежность. Сквозь ткань платья Лаана ощутила тепло и сухость сильных ладоней. Сердце затрепетало еще сильнее. Давно ее так никто не встречал. И отчего-то это было приятнее, чем когда ее кружил по комнате Эртанд.

Напомнив себе, что она замужем, а вокруг слуги, которые все расскажут Лердану, Лаана прочистила горло.

— Что случилось, Таш? Что ты тут делаешь? Почему…

Взглянув на его шею, Лаана осеклась. Предыдущий вопрос напрочь вылетел из головы.

— Где твой ошейник?

— В городе мятеж, — хрипло ответил шерд. — По домам ходят люди Гласа Города, освобождают рабов и убивают аристократов. Когда я уходил, там… — он сглотнул, поморщившись. — Убили торговцев невольниками и выпустили рабов. Они как озверелые все. Им и оружия не надо, они с голыми руками бросаются и рвут врагов зубами. В Тамин-Арване сейчас хуже, чем в подземных чертогах Урда. Госпожа, разворачивайтесь. Нужно ехать в Шердаар.

— Что за чушь ты несешь?

— Это не чушь, — Таш зажмурился, будто от сильной боли. — Ваш муж мертв. Убит Гласом Города. Я пытался его защитить, но… Смог только отомстить.

Что?

— Вас тоже ищут. В городе уже знают, что барон эс-Бир приложил руку к убийству графа, а вы с ним были торговыми компаньонами, давали ему займы. Стража взяла любовницу барона, ту рабыню, с которой лепили статую, а она рассказала про его сообщников. Говорят, вы соучастница. Посредница между бароном и хранителями, которые создали ту штуку, снимающую ошейники. В дом приходили стражники, хотели вас забрать. Сказали, что вас могут вздернуть перед городскими воротами.

ЧТО?!

Лаана вырвалась и сделала несколько шагов назад. Сердце забилось еще быстрее, но гулко и с болью.

— Ты врешь, — прошептала она. — Ты и раньше мог врать, а теперь и подавно.

— Да зачем мне это? — Таш снова протянул к ней руки, но хозяйку загородил хмурый охранник. Шерд глянул на него, разочарованно мотнул головой и остался стоять на месте. — Я не буду вам врать после всего того, что вы для меня сделали.

— На тебе нет ошейника! Как это получилось, если его снимают повстанцы, а ты защищал от них моего мужа?

С ответом он замешкался.

— Держите его. Едем дальше в Тамин-Арван, — дрогнувшим голосом объявила Лаана. — Там выяснится правда.

Двое охранников скрутили Ташу руки за спиной. Он не достал меч из ножен и не вырывался, продолжая говорить, даже когда его подтолкнули к запяткам кареты, где ехала охрана.

— Госпожа, не глупите! За вами выслали целый отряд, чтобы казнить вас и показать народу и выжившим аристократам, что стража хоть что-то делает для восстановления порядка. Я их чудом обгоняю. И то потому, что меня довезли до развилки на Саншет, а дальше я пошел пешком. Как думаете, сколько у стражи на гармах займет времени сюда добраться? Надо разворачиваться и ехать в Шердаар!

Она в самом деле развернулась, но взобралась на приступку, плюхнулась на сиденье и хлопнула дверцей.

— В Тамин-Арван! — приказала Лаана кучеру.

Гармы недовольно заурчали, и экипаж покатился дальше по дороге. Хотя механизм кареты тихонько поскрипывал, а птицы снаружи продолжали петь, казалось, что наступила полная тишина, какая бывает глубокой ночью.

Ни единого ругательства от кучера. Ни единого слова от охранников, рты которых обычно не затыкались от пустого трепа. Нади смотрела в сторону. Книгу служанка больше не читала.

Руки мелко тряслись. Их дрожь Лаана спрятала в складках широкого летнего платья. Вдруг подумалось, что подол будет красиво развеваться на виселице. От этой идиотской мысли захотелось согнуться и крикнуть кучеру, чтобы он в самом деле гнал к Шердаару.

Пришлось напомнить себе, что безумные новости Таша ничем не покреплены. Он врал, он просто не мог не врать. Что за любовница у Хинтаса? Да не интересуют его женщины, иначе бы он давно женился! И хранители — не было же никаких беглых тинатов. Заб ничего о них не знает, тот маг в Шердааре сбежал раньше, чем помог! А займы? Ну какое они могут иметь отношение к убийству эс-Наста? Есть же бумаги, в которых записаны все расходы!

А значит, вранье и то, что Лердан мертв. Он просто не может быть мертв. Он сильнейший воин, тренировался с ранних лет. Глас Города его убил — совершеннейшая глупость. Шут не стал бы нападать на мужа своей сторонницы. Он свихнулся, но не настолько же!

"Повесят, — постукивало тем временем на окраине сознания. — Меня повесят за измену".

"Не повесят", — заставляла себя мысленно проговаривать Лаана. Стража ничего не сможет доказать. Для суда нужны свидетели, а их не будет и быть не может. О том человеке, кто связывался с тем хранителем в Шердааре, известно ей одной. Глупо предоставлять страже доказательства против себя же. А если там что-то баронских бумажках накарябано, так это все ложь с целью очернить и не возвращать крупный долг! Да-да, все так и есть!

Так она сможет сказать, если суд вообще будет. А если нет? Если все закончится на коротком разбирательстве в закрытой комнате ратуши с подкупленным судьей?

Перед внутренним зрением опять предстало видение виселицы.

А если бежать к отцу, как советует Таш? Перевал еще не расчищен, придется ехать окольным путем, а там пожары. И нужных вещей у нее с собой почти нет. Пара платьев, совсем чуть-чуть денег. Она же собиралась через пару дней вернуться к родителям Лердана, поэтому и оставила все там. Откуда теперь взять денег на постой и питание? И что делать с кучером, Нади и двумя охранниками? Отпустить или заставить ехать с собой? Они ни в чем не виноваты, какое право она имеет тащить их в чужую страну? Не предадут ли они после того, что услышали?

И придется бросить Лердана. То есть он уже мертв, ему будет все равно, но как можно уехать, не похоронив его? А если Таш ошибся или врет и Лердан жив-здоров, что он подумает о ее побеге?

Кровь Кеша, как же в этом разобраться…

Лаана закрыла лицо ладонями. Несмотря на невыносимую жару, они были ледяными. Вдох — выдох.

"Надо разворачиваться. Но не в Шердаар, а к родителям Лера. Собрать вещи и уже потом уезжать".

Это казалось самым рассудительным решением. Она постучала в крышу кареты, привлекая внимание кучера.

— Поворачивай скорее! Мы возвращаемся в поместье.

Слуга крякнул.

— Как пожелаете, госпожа, только как же ж я разверну карету-то на такой узкой дороге да между виноградниками? Это надо подальше проехать. Там место есть удобное.

Лаана скрипнула зубами.

— Ладно, давай доезжай до твоего места.

Она продолжала убеждать себя, что бояться нечего. Но Таш сидел смирно в окружении охранников и не пытался сбежать. Значило ли это, что он уверен в своей правоте? Похоже, что да. Или шерд повредился умом.

— Скачут впереди, — донесся снаружи голос кучера. — На гармах. Аж пыль столбом стоит. Блестит что-то… Да это никак стражники?

На миг Лаана почувствовала себя так, словно умерла.

— Останавливай карету, — произнесла она. Поняв, что едва прошептала это, повторила громче: — Останавливайся!

С приступки Лаана сошла, не дожидаясь, пока гармы замрут. К экипажу и правда приближались стражники. Так сверкать могли только их нагрудники.

— Высвобождайте гармов из упряжи.

Лаана обернулась. Таш привстал и смотрел на нее. Охранники за ним следили, но не придержали. Неужели поверили ему?

"Хватит обманывать себя. Я же тоже, дура, поверила".

— Что ты сказал?

— Стражники в доспехах. Их гармы тяжело нагружены и проделали длинный путь. Они устали. Ваши ящеры свежее. Если оседлаете кого-то из них, сможете оторваться от погони.

— У меня нет причин бежать от них!

— Они так не считают. Иначе бы не послали за вами вооруженный отряд.

Лаана закусила ноготь на большом пальце, опомнилась и убрала ладонь за спину. Не время для глупых детских привычек.

— Разумно. Снимите с животных упряжь, — обратилась она к слугам.

С кареты те слезли неохотно и работать не торопились. "Сомневаются, — поняла Лаана. — Думают, что я изменница".

Правильно думают.

Топот стражницких гармов становился все ближе. Уже можно было различить их длинные изогнутые шеи, за которыми покачивались мужчины в конусообразных шлемах. Из слуг быстрее всех работал Таш — и это с учетом того, что он был ранен. Лаана прикрикнула на охранников, но толку с этого оказалось немного. Рабский ошейник носил всего один. И защищать хозяйку от стражи он не станет.

Рабов мог купить любой, у кого хватало денег, но ошейники принадлежали короне. Приказы ее представителей имели высший приоритет над приказами хозяев. А кем еще были стражники, как не представителями короны…

Лаана почти чувствовала, как на ее шее сжимается удавка. Связь с беглыми магами, соучастие в убийстве графа — это измена, поэтому рубить голову ей не будут. Таких стража с позором вешала, как простолюдинов, чтобы поставить клеймо на весь род преступника. Бедные, несчастные родители Лердана! Они могли раздражать, но не заслуживали такой участи.

Поводья Таш протянул Лаане, когда отряду стражи оставалось до кареты десятка два длинных гармовых шагов. Другой охранник попытался загородить хозяйку, но она его отодвинула и приняла ремни.

— Садитесь и бегите, — настойчиво произнес шерд.

— Нет. Сначала я услышу, в чем меня обвиняют и обвиняют ли вообще. Ничего против закона я не совершила.

У нее и себя плохо получилось убедить, не говоря уже о слугах. Все подавленно молчали, а Нади вообще не вышла из кареты, словно ее это не касалось. Рядом с госпожой встал только угрюмый Таш. Можно было потребовать от охранников защищать хозяйку до последней капли крови, но Лаана колебалась. Они все равно не последуют приказу. К тому же она не видела в этом смысла.

За ней прислали шестерых человек. Чешуя гармов искрилась в мутном свете дня и переливалась ярче, чем драгоценный камень в ее кольце. Крошечные передние лапы ящеров, похожие на недоразвитые крылья, были длиннее и крепче, чем у того, поводья которого Лаана сжимала в ладони, а сами гармы — крупнее. Их вытянутые головы поднимались над самым высоким из стражников, мощные лапы оставляли следы на дороге.

Стражники вблизи впечатляли меньше, чем их ездовые животные. Утомленные лица, испещренные струйками пота, медлительные движения, да и доспехи не такие уж блестящие. Но у мужчин были мечи и булавы, а гармы на людей, если не злить, не нападали.

Просить освободить дорогу стражники не стали. Наверное, по карете догадались, кто перед ними. Самый молодой, явный новичок в страже, остался на гарме, другие спешились. Узнать среди них командира было легко. Герб тамин-арванской стражи с крепостной стеной венчала серебристая корона — знак отличия. Лаана вгляделась в лицо мужчины. Бледное, как у всех силанцев, успевшее покрыться дорожной пылью. Светло-зеленые глаза смотрели устало и сердито. Он не хотел тут находиться.

— Лилана эс-Мирд? — уточнил командир, привычно исковеркав ее имя.

— Это я. Чем обязана вашему вниманию, офицер?

Она хотела, чтобы это прозвучало строго, но голос предательски дрогнул.

— Вы арестованы по обвинению в сообщничестве с бароном Хинтасом эс-Биром, в подготовке убийства графа Нэндими Чейлеба эс-Наста и мятежа в Тамин-Арване, а также в запрещенных сношениях с беглыми тинатами, кои в народе называются хранителями, — отчеканил стражник. — Именем короля вам приказано явиться в ратушу для выяснения степени вашей вины и определения наказания.

Лаану будто ударили. Вот как. Никаких вежливых приветствий, "с порога" арест. И не выяснение вины, а выяснение ее степени. Дескать, просто мы вас повесим или четвертуем. А может, для начала еще ногти вырвем.

— Соболезную вашей потере, — вдруг добавил командир, словно сказанного было мало. — До нас дошли новости, что ваш муж погиб в драке с бунтовщиками.

Мир закачался. Вправо-влево. Как в лодке на бурной реке.

"Да что ж такое…"

В действительность Лаану вернула резкая боль. Запястье будто сжали тисками.

— Беги к горам. Я догоню, — шепнули на ухо.

Сильные руки подхватили ее и подкинули в воздух. Чтобы удержаться, она бессознательно схватилась за шею появившегося перед ней гарма, вовремя вспомнила, что так делать нельзя, если не хочешь тут же грохнуться на землю вместе с животным, и сползла ниже. Мелькнула мысль, как глупо это должно выглядеть. Но стоило гарму рвануться с места — и Лаана могла думать лишь о том, как без седла удержаться на хребте ящера.

Мир снова закачался. Теперь — вверх и вниз. В ушах засвистел ветер.

Вместо того чтобы бежать прямо, гарм помчался в сторону и выправился каким-то чудом, едва не врезавшись в шпалеру с виноградной лозой. Он повихлял еще изрядно, прежде чем Лаана догадалась, что забыла о поводьях и сама же тянет гарма вбок. Чуть не свалившись, она наконец перехватила ремни так, как нужно, и направила его к горам.

Позади раздавался шум. Лаану тянуло повернуться и узнать, что там происходит, где Таш, но она заставляла себя смотреть вперед, на горы. И не только потому, что боялась кубарем покатиться с гарма. Она и так держалась с огромным трудом.

Страшнее всего было обнаружить, что Таша убили, а ее преследуют шестеро стражников.

Мимо пролетали ряды виноградных лиан, сливаясь в одну неразборчивую полосу. Мелькнуло пятно — чье-то поместье, окруженное плантациями. Скоро шум остался далеко позади и затих, но топот остался. За ней и в самом деле кто-то ехал. Лаана попыталась хлестнуть гарма, чтобы он двигался быстрее. Животное неожиданно издало пронзительный звук, наклонилось и чуть не сбросило ее с себя, даже не подумав ускориться. Как этого добиться, она не представляла. И теперь прекрасно понимала, почему Лердан ненавидел этих тварей.

— Сворачивай! — заорали сзади.

У Лааны отлегло от сердца. Голос принадлежал Ташу.

Она осторожно потянула вправо, в просвет — одну из дорожек между опорами для лиан. К счастью, гарм догадался, чего от него хотят. Когда Таш крикнул спешиваться, она еще раз натянула поводья и с огромным облегчением соскользнула на землю, стараясь не содрать о его чешую кожу.

Лаана не провела на ящере и четверти часа, а чувствовала себя так, будто не ехала верхом, а везла гарма на себе.

— Пригнись!

На сей раз голос прозвучал совсем близко, хотя звук топота продолжился и ушел куда-то в сторону. Лаана наконец-то позволила себе повернуться.

Между шпалерами, наклонившись, к ней спешил Таш. Второго гарма видно не было. Да и этого шерд сперва подтолкнул, а потом ударил по хвосту, вынуждая бежать дальше по винограднику.

— Ты их убил? — шепотом спросила Лаана.

— Шесть задоспешенных воинов? — он фыркнул и подал ей свой кафтан древесного цвета. — Накинь. В этом платье ты слишком хорошая мишень.

Лаана опустила взгляд. Алый — ее любимый. Знала бы заранее, что тут такое будет, надела бы зеленый. Да что там, сразу отправилась бы в Шердаар…

— Что дальше? — спросила она.

— Поползем к горам. Голову не поднимай. И молись Илю, чтобы стражники не заметили, что на гармах нас больше нет, и поехали за ними. Тогда проскочим.

Забывшись, Таш начал не только обращаться к ней на "ты", но и командовать. Лаана не стала его поправлять. Странно, но такое обращение от недавнего раба казалось естественным. Он явно гораздо лучше знал, что делать.

Может быть, у него получится ее спасти?

В это хотелось верить изо всех сил, и в то же время от отчаяния щипало в горле. Продвигаться к горам, согнувшись в три погибели, было тяжело. Лаана пожалела о том, что слезла с ящера. Сейчас та бешеная скачка виделась чуть ли не катанием на облаке. Платье до пят мешалось, путалось в ногах. Чтобы не упасть, приходилось задрать подол до нижнего белья и все время поддерживать. Под тонкой подошвой легкой обувки ощущался каждый камень. От взрыхленной почвы шел жар, и скоро захотелось пить. Листья и усики винограда лезли в лицо. Ткань цеплялась и трещала по швам, когда Таш протаскивал Лаану сквозь лозу — нужно было отойти как можно дальше от дорожки, по которой помчался гарм.

До отца она так не доберется. Хотя какое там до отца — до маячивших впереди гор дотерпеть бы. "Будь проклят тот день, когда я согласилась помочь Хинтасу…"

Мимо пробежал гарм. Ступал он тяжело, каждый шаг сопровождался клацаньем металла. Стражник. Лаана внутренне сжалась. Неужели они рядом с дорогой? А ей чудилось, что они прошли половину виноградника!

Снова звуки. Похожие, но все-таки немного иные — бух-бух, звяк-звяк. Слишком близко. Как она умудрилась их пропустить? Заслушалась собственным рваным дыханием?

Таш толкнул ее в заросли винограда и спрятался рядом. Приложил палец к губам. Как будто она ничего не понимает! Лаана постаралась вообще не дышать и для верности закрыла рот ладонью, прижимаясь к шерду. В бок больно упирался эфес меча, но шевелиться было нельзя.

Ее нет. Ее здесь нет…

— Эй! Я что-то вижу!

Завопили как будто прямо над головой. Лаана вдруг заметила, что край платья торчит снаружи их жалкого укрытия, и скорее дернула ткань на себя.

"Пожалуйста, Великий Илаан. Больше никаких мыслей об освобождении рабов. Больше никогда, клянусь. Пожалуйста, умоляю!"

— Вон туда! Что-то шевелится!

Мир застыл. В голове не осталось места даже для молитв. Только для одной мысли.

Я не хочу умирать.

Поступь гарма стала удаляться.

Это были самые желанные звуки в жизни Лааны. Она не была уверена, что так ждала даже первого плача своего ребенка.

— Живее, — шепнул Таш.

Он схватил ее за руку и опять потащил через виноградник. В тот же миг неподалеку закричал стражник. Лаана уже обмерла, но мужчина орал что-то про Урдова варха, который разодрал ему лицо.

Бред какой-то. Вархи — умные птицы, они не будут атаковать воина в поле. Наверное, ей это послышалось.

Еще чуть-чуть — и она не то что не слышала, а уже не видела ничего, кроме черно-серой земли и зелени винограда. Бежать, бежать, через "не могу" шевелить налившимися свинцом ногами. Лаана могла поклясться, что ее выдаст если не красное платье, то хрип. Хорошо, что на пути не попадалось рабочих, только один, и того удалось незаметно обогнуть. К счастью, варх отвлек внимание на себя. Это правда оказалась горная птица — скоро над головой захлопали кожистые крылья. Лаана уже испугалась, что хищник выбирает новую жертву, попроще, но он передумал нападать и взвился в небо.

А потом сзади раздались новые крики и звон стали. Лаане хотелось высунуться, проверить, что там, но Таш не позволил. Он отполз подальше, посмотрел сам и вернулся с озадаченным лицом.

— Стражников кто-то убивает.

— Кто? — спросила Лаана.

— Урд знает. Первый раз их вижу. Мятежники, наверное. Я бы к ним не совался — могут и нас на всякий случай прирезать, если узнают в тебе аристократку. Отдохнула? Нужно спешить.

Она покачала головой. Легкие горели. Сделать еще хоть шаг казалось невозможным.

— Может, посидим тут? Вдруг нас не заметят…

— Надо идти. Давай, давай же!

После нескольких попыток случилось чудо — Лаана нашла в себе силы поползти дальше. Как выяснилось, это было ненадолго.

— Лилана эс-Мирд и ее слуга! Можете выходить без страха. Мы не причиним вам вреда.

Таш продолжал тянуть ее вперед, но Лаана вырвалась и со стоном села возле виноградного куста. "Без толку, все без толку…"

— Мы знаем, что вы там! — добавил новый голос, женский, с сильным шердским акцентом.

— Достали, — вслух произнесла Лаана.

— Ты что творишь? — прошипел Таш.

Бывший раб уставился на хозяйку, как на полоумную, когда она с кряхтением поднялась на ноги и выпрямилась.

— Сдаюсь. Признаюсь во всех грехах. Только убейте сразу, хватит издеваться.

В ответ Лаана ожидала чего угодно, только не смеха. Однако силанец — совсем не стражник, по виду обычный путник, стоявший всего в трех рядах шпалер от нее, — именно это и сделал: согнулся, давясь от хохота. Пока она соображала, как это понимать, рядом с ней встал Таш.

— Убью любого, кто к ней притронется, — прорычал он, доставая из ножен меч.

Лаана зажмурилась.

— Дурак. Тебе-то зачем умирать? Убегай.

— Экая парочка, — все еще смеясь, произнес силанец. — А барон-то прав был. Лихета, глянь, дочка вся в тебя!

Она моргнула и перевела взгляд на женщину рядом с незнакомцем. Темные гладкие волосы с проседью, заплетенные в косу. Гордый взгляд карих глаз, маленький нос, острый подбородок. Лаана словно посмотрелась в зеркало, которое умело показывать людей спустя двадцать лет и в национальной одежде: длинной подпоясанной рубахе и штанах, по-мужски прихваченных снизу обмотками. Весь наряд покрывала вышивка из шерстяной нити, подозрительно похожая на тинатские символы. Такая же красовалась на рубашке силанца, который держал на согнутой руке некрупного варха.

Лихета. Если без силанского акцента, то Ли Хетта. Быть не может.

— Мама? — слабым голосом спросила Лаана.

Глава 24. Беглец

Днем раньше

Когда Эртанда выпустили из погреба, Лейст первым делом сбегал на кухню и уговорил повариху собрать целый поднос с едой. Главное место на нем, конечно же, занимала нарезанная ровными кругляшками колбаса. Друг даже вложил кусок хлеба в руку Эртанда, пока тот смотрел в пол.

Хотя нет, не было больше никакого пола. Была огромная шевелящаяся схема — вместо кровати, стен, колбасы и даже Лейста. Несколько суток Эртанд всматривался в нее, пытаясь разобрать на составляющие, понять, откуда в ней нат смерти, и теперь схема его не отпускала.

— Да ешь же! — рассердился друг. — Чего замер, как статуя? Вот Вигларт сволочь, — едва слышно добавил он. — У тебя щеки впали. И глаза. Ты вообще как скелет ходячий стал. Тебе еду хотя бы носили?

— Носили… Аппетита не было. Что он остальным сказал? — так же шепотом спросил Эртанд, подразумевая Вигларта.

— Что ты опасен. Вот-вот свихнешься и спалишь нас или во сне всех перережешь. Предупредил, чтобы мы за тобой приглядывали.

Эртанд хотел обозвать настоятеля Урдовым сыном и вдруг осознал, что, в общем-то, ему все равно. Вигларт был просто еще одной схемой, которую нужно преодолеть, чтобы достичь цели.

А еще следовало поесть. Чтобы исполнить задуманное, Эртанд должен быть полон сил.

Он откусил хлеба. По зубам вдруг проскреб песок. Маг с удивлением осмотрел ломоть. Раньше в обитель поставляли муку высшего качества, никому и в мысли не приходило дурить тинатов, пересыпая ее песком. Но теперь, похоже, времена поменялись — вдобавок ко всему мякоть пестрила черными точками насекомых.

— Это что, долгоносики?

Лейст отвел взгляд.

— Я бы хотел тебе хорошего хлеба принести, но его нет. Муку такой уже привезли. Другой не будет. Одна мельница в бурю пострадала, вторая от огненного вихря погорела, пришлось брать, что продавали, а там оказалось вот это. Всем, кто жаловался, Вигларт сказал: "Привыкайте", — передразнил он строгий голос настоятеля. — "Вся долина будет голодать, и нам придется потерпеть".

Эртанд кивнул — этого следовало ожидать. Интересовало его другое.

— А что остальные — поверили Вигларту насчет меня?

— Аствет, само собой, — принялся загибать пальцы Лейст. — Еще Кайберт и Дэрит.

Он перечислил самых старших по возрасту тинатов — тех, чье мнение весило больше всего. Эртанд поморщился. Плохо.

— Но тут такая штуковина выяснилась… — продолжил друг.

— Какая?

— Буря же была, во дворе опять луж налило. Гонец один взял да поскользнулся. Мордой прямо в грязь, сумка в сторону, все письма наружу. Тэйхис как раз мимо проходил. Он не будь дурак одно из писем хвать — и прочитал. А там сказано, что больше ошейников присылать не будут, так как не нужны они. И остальных вещей тоже меньше прибывает.

— У людей нет денег на еду, и они не хотят тратиться на то, в чем нет первой необходимости, — догадался Эртанд.

Лил говорила что-то такое, когда приезжала.

— Ага. Так и есть. И вот теперь кое-кто в обители задумался. Ты же пару раз Вигларта на лжи поймал, а в том, что ты видишь правду, уже никто не сомневается. Может, он опять соврал? Решил от молодого многообещающего соперника избавиться, а как еще это сделать, как не выставить тебя сумасшедшим? Улланда он ведь точно так же в могилу свести пытался.

Эта новость внушала надежду.

— И сколько наших так считает?

— Ну, если учеников не брать, то пятеро. Со мной и Тэйхисом, — неохотно признался Лейст.

Мало. Слишком мало. Десятерых учеников никто спрашивать не станет, а прочие сделают то, что прикажет настоятель. Эртанд в этом не сомневался — он хорошо знал людей, с которыми прожил пятнадцать лет.

Маг вздохнул и откинулся назад. В спину уперлась холодная стена.

Лучше всего было подождать, склонить на свою сторону больше насельников и вывести Вигларта на чистую воду. С новыми способностями у Эртанда это получилось бы, хоть и не скоро. И все равно у настоятеля оставались стражники, которые подчиняются только ему и никому другому. С этими совладать не получится, сколько тинатов ни перемани к себе. Эпоха Райвела Лисьей Шубы и Лары из Нахида, которые щелчком пальцев разрушали крепости и заставляли реки выйти из берегов, давно миновала. Маги воинам больше не противники.

И еще — время подходило к концу. Их общее время. На убеждения и интриги его не хватало.

Эртанд несколько дней почти без перерыва наблюдал за натом смерти и мог поклясться, что он разрастается, жиреет, как насосавшийся крови комар. Опасения подтвердились, стоило выглянуть в окно и увидеть, во что превратились сад с огородом после завершившейся вчера бури.

Это нужно было исправить. Убрать, перечертить заново схемы. Эртанд не представлял, как это возможно, но верил Улланду. Старик однажды обмолвился, что кто-то изменил наты воздуха, земли и других стихий, а значит, их можно было вернуть в изначальное состояние. Вопрос лишь в том, как этого добиться.

Тинаты в обителях вряд ли знали больше Эртанда, зато хранители вполне могли.

— Лейст, ты мне хоть капельку веришь?

— Ты про что?

— Про умирание мира.

Друг неуверенным жестом взъерошил пшеничные волосы и потер шею.

— Слушай, Эрт… Я за тебя горой буду стоять, но каждый раз, когда ты об этом говоришь с такими вот горящими глазами, мне начинает казаться, что Вигларт не так уж неправ.

— Но ведь люди могут умереть! Твои же родные!

— Откуда ты знаешь? Тебе что, Иль видения посылает? Нет? Ну так и говорить не о чем.

Эртанд уже открыл рот, чтобы обвинить товарища в легкомыслии, но слова так и не сорвались с языка, как и недавние ругательства на Вигларта. Веснушки, которые обычно к последнему летнему месяцу яркими крапинами рассыпались по щекам Лейста, в этом году остались бледными, а подбородок, вместо того чтобы округлиться, заострился. Друг не прохлаждался. Он точно так же ощущал на себе последствия остановки Сердца мира, просто ему требовалось больше времени на то, чтобы осознать происходящее.

Жаль, этого времени не было.

— Спасибо за поднос, — сказал Эртанд совсем не то, что собирался.

— Да пожалуйста, — с добродушной улыбкой ответил Лейст, тут же забыв о том, что несколько мгновений назад чуть не назвал его сумасшедшим. — Мы же друзья.

"Друзья", — мысленно согласился Эртанд. Только к побегу ему придется готовиться в одиночку.

* * *

Собирать вещи он начал в тот же день. И тут же столкнулся с целым ворохом проблем, которые понятия не имел, как решить.

Хранители прячутся в горах. Там холоднее, чем в долине, а значит, нужно взять с собой теплую одежду. Но, перерывая сундук с тряпками, Эртанд обнаружил, что шерстяная мантия не в том состоянии, чтобы ее надеть и пойти. Хорошо еще, что действовал старый нат, защищавший ткань от моли. А пока маг примерял одежду, прикидывая, где и как ее ушить, в комнату без стука заглянул седой Дэрит.

— Ты чего делаешь? — скрипуче спросил он, едва не заставив Эртанда задохнуться от испуга.

За несколько дней в тишине подпола он успел отвыкнуть от неожиданных звуков.

— Х-холодно, — заикнувшись, нашелся маг. — Пока сидел в погребе, проморозил все кости.

— Это опасно, — веско произнес Дэрит, сам постоянно мучимый ревматизмами. — Я тебе сделаю согревающий отвар, и компресс неплохо бы поставить.

— Лучше вечером, — быстро ответил Эртанд.

— Вечером поздно будет. Сейчас надо, а то заболеешь.

— Но я хотел зайти к Юссис…

— Ох уж эта молодежь, только об одном и думает, — проворчал Дэрит. — Хоть бы отвар выпей, а компресс можно и позже.

Упорные отказы звучали бы подозрительно, и Эртанд уныло согласился. Похоже, тинаты буквально поняли совет Вигларта приглядывать за неразумным молодым собратом. Покоя ему не будет.

Но потом в голову пришла другая, запоздалая мысль: в путешествии ведь понадобятся лекарства. А Дэрит как раз изучал травы и сохранение свойств разных микстур и мазей, которыми пользовались хирурги и врачи вплоть до королевских. У кого еще можно запастись сборами на все случаи жизни, как не у него?

— А знаешь, — гораздо бодрее сказал Эртанд, — пожалуй, я зайду к тебе вечером за компрессом.

— Это ты правильно, — смягчился Дэрит. — И молодец, что отрекся от глупой ереси Улланда.

После этих слов Эртанд почувствовал себя так, словно съел прокисший суп. Настроение снова упало.

Конечно отрекся. А что еще ему оставалось делать? Вигларт же устроил целый допрос, прежде чем выпустить его из погреба, и взял обещание не нести чепуху про гибель мира. Молодой тинат соврал, настоятель сделал вид, что поверил. Так обоим было проще, чем устраивать непримиримую войну на лестнице в погреб. Наверняка Вигларт вообще бы не выпустил оттуда Эртанда, но все же у власти настоятеля были рамки. Другие тинаты не позволят ему без железных доказательств вины сгноить собрата в погребе.

Протаскавшись полчаса за Дэритом и выпив отвар, Эртанд в самом деле отправился к Юссис. Он по ней соскучился, но к бывшей проститутке его привела не только тоска по любви и ласке.

Деньги. В дороге они обязательно понадобятся, по крайней мере на еду. А монет у тинатов не водилось — зачем, если они никогда не покидают обитель? Эртанд надеялся, что у него получится обменять украшения Юссис. Это были самые дорогие вещи, которые он мог сравнительно легко достать и которые не вызвали бы у простых жителей подозрений в том, что перед ними беглый тинат.

Кажется, Юссис осталась разочарована в том, как быстро любовник от нее ушел, но Эртанд не мог разлеживаться с ней, даже если очень хотел. Он еще успеет навестить ее — потом, когда придумает, где спрятать подготовленные для побега вещи. Об этом стоило побеспокоиться заранее, но привычка к уединению с ним сыграла плохую шутку. Эртанд не учел того, что за ним велели следить. Теперь напряженные взгляды сопровождали его даже на пути к отхожему месту, а возле комнаты, в которую раньше заходили только слуги прибраться, постоянно кто-то торчал.

В конце концов Эртанд решил, что позаимствованные ожерелье и браслет (называть их "украденными" не поворачивался язык) будет повсюду носить с собой. А если что, скажет, что как раз намеревался отнести их Юссис.

Еще нужно было найти оружие. Существовал риск вместо хранителей наткнуться на обычных бандитов, да и стража обязательно начнет искать беглого тината. Лучше всего подошли бы меч или булава. Они не помогут отбиться от опытных воинов, но хотя бы отпугнут воров, решивших позариться на добро одинокого путника.

Час брожений возле стражников и казармы дал понять, что эта идея своего воплощения не получит. Оружие просто так никто не бросал, да и взглядами воины одаривали Эртанда хуже звериных. Стоило ему приблизиться, как расслабленные мужчины превращались в натянутые тетивы луков: взмахни рукой не вовремя — и в тебя воткнется стрела.

Возвращаясь в комнату, Эртанд был готов рвать на себе волосы. Он еще даже не покинул пределы обители, а беглец из него уже вышел никудышный. Левый глаз слегка подергивался, и маг прижал к нему руку.

Он не помнил, случался ли у него нервный тик хоть раз в жизни. Кажется, нет.

Уже почти дойдя до спальни, Эртанд передумал, развернулся и направился к рабочим помещениям. Раньше он мало времени проводил в собственной комнате. Вряд ли это успокоит его сейчас, зато привычный ежедневный труд вполне мог отвлечь от безрадостных мыслей.

Чтобы попасть в то крыло здания, пришлось миновать покои Вигларта. Возле них сегодня выстроилась особо длинная очередь из гонцов; должно быть, с вестями о причиненных последним ураганом разрушениях. Стоило тинату приблизиться, как обеспокоенные перешептывания чужаков стихли. Как обычно, секреты, не предназначенные для ушей простых тинатов… Однако прислушиваться Эртанд и не собирался — не до того.

Он вошел в комнату и закрыл дверь, отрезав дорогу плывущему из соседнего помещения запаху лекарств, над которыми колдовал Дэрит. В комнате еще утром работали: не все инструменты находились на своих местах, слабый ветер из окна шевелил разбросанные на соседнем столе свитки. Кто-то взял их из библиотеки, вытащил из тубусов и не спрятал обратно. Вопиющая безалаберность! Месяц назад Эртанд терпеливо убрал бы бумаги в чехлы, но теперь всего лишь лениво подумал об этом и прошел мимо. Он растянулся в своем кресле и с удовольствием отметил, что к его столу за время сидения в погребе никто не прикасался.

Там все еще лежало несколько подготовленных к работе ошейников. Эртанд повертел один из них и кинул вниз, в ящик. Последнее, чего сейчас хотелось, — это корпеть над натом рабства. Нет, следовало попробовать что-нибудь новое. Маг вдруг понял, что с тех пор, как начал видеть сущности вещей, не попытался создать ни единого предмета, хотя именно это и было первой задачей тинатов — трудиться на благо силанского народа.

"Плевать на правила", — решил Эртанд. Испытать себя — вот что интересно.

В поисках идей взгляд упал на вычищенный камин. Летом им никто не пользовался, а зимой тинаты сдвигали столы поближе к нему, чтобы не морозить ноги и руки за долгими часами труда. В хрониках встречались упоминания странных предметов, называемых обогревателями. Они якобы излучали тепло, но технология их создания была давно забыта. Слабое подобие делали лишь в Шердааре, да и там этим занимался единственный человек, который не желал никому выдавать свой секрет, сколько бы ему не писали из разных обителей. Умрет он — и секрет будет снова утерян.

Нат огня Эртанд знал — увидел его в лампе, которую из жалости зажигали в погребе. Силы зачаровать вещь такой сложности тоже должно было хватить — хватало же на ошейники. Оставалось лишь составить правильную схему.

Он взял стопку чистых листов, забрал с соседнего стола письменные принадлежности и принялся рисовать завитушки. Иероглиф "огонь" чем-то походил на кучерявого мальчишку и состоял из спиралек. Но нужно было вывести не только его, а соединить с натом вещи, которую мастер намеревался зачаровать. Пусть это будет… Эртанд посмотрел на обручи под столом.

Должны же они сгодиться хоть на что-то. Тем более он с ними уже работал, создавая ошейники, а значит, их нат хорошо знаком.

На бумаге вышло вроде бы неплохо, однако когда маг стал переносить нат на металл, то дело не задалось с самого начала. Сила не лилась потоком, как раньше, а цедилась тоненькой струйкой, рука самовольно уходила в сторону, меняя рисунок. На четвертой попытке Эртанд сдался и упер локти в стол, закрыв лицо.

Может, за несколько дней с ним что-то случилось и он больше не способен работать?

Нет. Заготовок для ошейников было достаточно, и попытка зачаровать один из них закончилась успешно. Эртанд чувствовал, что все сделал верно. Линии ложились идеально. Но стоило вернуться к нату огня, как снова нахлынуло странное ощущение неправильности. Словно чего-то не хватало или, наоборот, было лишним. Но что?

Промучившись еще какое-то время, расстроенный Эртанд оставил глупые попытки справиться с этим натом. У силанцев вообще плохо выходили предметы, связанные со стихией огня, зато шерды их в этом всегда обгоняли. Наверное, причина крылась в крови или привычке. Эртанд не знал. Да и никто не знал. Архитинаты не одобряли связи между обителями разных государств, даже когда между ними не шло войн. Мало ли — вдруг они объединятся и восстанут.

Эртанд уставился в окно. И как тут спасать мир, если не получается сделать даже вещь, которой еще лет пятьсот назад было никого не удивить?

Хотя буря к утру стихла, ветер до сих пор не улегся и приятно освежал лицо. Устало склонив голову набок, маг стал следить за тем, как изгибаются наты воздуха. Они текли округлыми волнами, иногда смешивались друг с другом или наскакивали порывами. Эти, последние, хоть и не теряли округлости, больше походили на летящие навстречу кулаки. Ураганы, по сути, ими и были — кулаки, которые крушат все на своем пути, оставляя за собой на теле земли синяки и ссадины: вырванные с корнем деревья, снесенные крыши домов.

Эртанд задумался. С натом ветра могло получиться лучше, чем с натом огня. Но сперва нужно было найти вещь, которая лучше подходила для упражнений, чем обручи.

Походив по комнате, он нашел на полке выцветший веер тината Кайберта. Наверное, перед бурей, как обычно, держалась сильная жара, и маг забыл его здесь. Решив, что потерю веера собрат переживет, Эртанд вернулся за стол, обмакнул перо в чернильницу, занес руку над ребристой тканью и затаил дыхание.

В отличие от ошейников, веер был всего один. То есть в обители наверняка были еще, но никто не позволит Эртанду бегать и таскать их ради экспериментов. А это значило, что и попытка у него всего одна.

Он отложил перо и еще раз всмотрелся в сложный нат веера, который состоял из натов ткани, деревянной рамки и клея, а те, в свою очередь — из еще более мелких атов, глифов, каждый из которых обозначал отдельную особенность предмета. Хорошенько запомнив схему, Эртанд начал "встраивать" в нее нат ветра. Линия за линией на веере появлялись устремляющиеся вверх чернильные волны — так, как маг видел их в окне. Сила, которую только что приходилось вливать в заготовки для ошейника с упорством, с легкостью заполняла веер. Когда рисунок был почти готов, Эртанд вспомнил о бившем молниями кнуте Вигларта и добавил "кулак" порыва.

Все равно ничего не выйдет, так хоть потренироваться. Может быть, раза с десятого у него и получится волшебное оружие. Это будет куда лучше, чем палица и меч, которыми маг вряд ли сможет кого-то испугать, даже если получится их украсть.

Скрипнула дверь. В проеме появился Аствет.

— Тебя ждет настоятель, — сказал он.

Эртанд отвлекся, и "кулак" получился чуть больше, чем нужно. Нахмурившись, он решил ничего не менять и закончил иероглиф так, как получилось. Потом отодвинул веер подальше от себя, давая чернилам просохнуть, и осмотрел работу.

Некоторые тинаты находили в натах красоту, но Эртанд видел лишь ровные линии, отсутствие клякс и точно выверенные углы. Важнее была действенность предмета, а ее еще предстояло проверить.

Чему встреча с Виглартом обязательно помешает.

— Зачем я ему нужен?

— Он зовет всех собратьев.

— Правда? — проворчал Эртанд. — А я-то думал, он считает, что я сумасшедший и заключенный, а не собрат.

На круглом лице тината отразилось беспокойство. Он потер жидкую бороденку, которая, по его мнению, прикрывала второй подбородок.

— Так ты идешь или нет?

Эртанд с удовольствием ответил бы "нет", но портить отношения с настоятелем пока не стоило. Не так сразу.

— Угу, — промычал он и резким движением захлопнул веер.

Неизвестно откуда взявшийся порыв ветра был таким мощным, что с загрохотавших полок разлетелись инструменты, а бумага разметалась по комнате, как опалая листва. Но еще хуже пришлось Аствету — его, здоровенного толстяка, с глухим стуком отшвырнуло к стене. Тинат шлепнулся на каменные плиты, сотрясая телесами. Обомлевший Эртанд уставился на него.

Как? Как такое возможно? Он же ничего не…

Одна мысль, ошалелая, перепуганная, оборвалась другой, холодной и трезвой.

Сделал. Сложил веер, на котором нарисовал порыв ветра. Он же хотел оружие — вот и получил его.

Оцепенение Эртанда нарушил не по-мужски тонкий визг Аствета.

— Убива-аю-ут! — заголосил тот на всю обитель.

Сердце застучало так, что стало больно. Эртанд подскочил, крепко сжимая в руке веер. Мысли носились пчелиным роем и точно так же неразборчиво жужжали, мешая остановиться на чем-то одном. Что теперь делать? Кидаться помогать Аствету? Извиняться, Илем клясться, что он нечаянно?

Да кто ж ему поверит. За нападение на собрата полагалась казнь, а Эртанда и так уже заклеймили сумасшедшим. Вигларт обязательно воспользуется этим поводом.

Внутри все сжалось. Надо бежать. Мчаться со всех ног, пока на истошный вопль толстяка не сбежалась стража и не стало слишком поздно. Это единственный шанс покинуть обитель. Другого уже не будет.

Он стремглав бросился мимо толстяка, едва замечая, что сшибает по дороге вещи. На звук из соседней комнаты вышел Дэрит. Его глаза расширились, когда он увидел несущегося собрата. К счастью, пожилой тинат отскочил в сторону прежде, чем Эртанд его задел, и так и остался стоять на месте с открытым ртом.

Дэрит был первым в череде тех, с кем пришлось столкнуться. Позади кто-то вскрикнул, из класса высыпали любопытные дети — Эртанд краем глаза заметил их маленькие силуэты.

Бежать мимо. Не останавливаться.

Выход во двор из темного коридора казался ослепительным пятном. С крыльца Эртанд спрыгнул, ничего не видя. Закатное солнце, зависнувшее над стеной обители, оказалось как раз напротив выхода. Оно так резало глаза, что пришлось прикрыть их ладонью. Поэтому он и не заметил человека внизу ступенек, пока на него не налетел.

В груди екнуло: "Стража!" Ее возгласы уже слышались поодаль. Наверное, этот стражник успел к дому раньше всех. Не глядя, Эртанд взмахнул веером. Порожденный им вихрь снова, как и Аствета, швырнул человека на землю. Тот вскрикнул.

Голосом Лейста.

Эртанд наконец проморгался и с ужасом обнаружил перед собой друга, лежащего на гравийной дорожке. Мантия задралась, открывая тощие ноги. Во взгляде Лейста смешались обида и непонимание.

— Ты что… — начал он и осекся, а потом вдруг закричал: — Так это из-за тебя Аствет там визжит? Что ты с ним сделал?!

Эртанд невольно шагнул назад.

— Ничего я с ним не сделал! Слушай, — он нервно оглянулся на стражников, которые, как оказалось, еще даже не сообразили, что происходит, и неспешно приближались к зданию. — Я собираюсь бежать отсюда. Идем со мной!

Он наклонился и протянул товарищу руку, но тот отшатнулся, как от прокаженного. Узлы натов в его теле спутались в клубок нитей.

— Бежать? Да ты с ума сошел!

Маг крепче сжал рукоять веера. Аствет продолжал орать, и, хотя здесь его вопли звучали нечленораздельно, стража ускорила шаг. Еще чуть-чуть — и они либо обо всем догадаются, либо из дома выскочит Дэрит или кто-нибудь еще, кто прикажет им ловить Эртанда.

— Лейст, скорее! — процедил он. — Я теперь умею делать зачарованное оружие. Нам ничего не грозит.

На остром лице друга появилось отвращение.

— Хочешь людей убивать щелчком пальцев, как в легендах? Нет, Эрт. Я не убийца, и тебе им быть не позволю. Лучше нам всем в обителях сгнить, чем такое. Стража!!!

Эртанд стиснул зубы. Он ждал это от кого угодно, но только не от Лейста. Как назло, позади наконец раздался надломленный голос Дэрита, который призывал ловить сбрендившего тината.

Рядом было трое стражников, двое стояли возле ворот, и наверняка еще кто-то сидел в привратной башне. Эртанд поднял веер для замаха, наблюдая за тем, как трое ближайших достают мечи.

Мужчины разлетелись, как куклы. Щебень из-под ног разметался по бокам дорожки.

— Не подходите! Убью каждого, кто подойдет!

Предупреждение подействовало лишь на тех двоих, которые показались из башни, зато привратники кинулись запирать ворота. Эртанд бросился к ним. Краем глаза он заметил, как один из якобы отступивших стражников натягивает тетиву. Маг мысленно проклял весь его род и начал прямо на бегу махать веером перед собой, надеясь, что стрелу снесет потоком ветра.

Повезло. Она и правда просвистела мимо. Но через столб пыли, поднявшийся из-за хаотичных размахиваний, было видно, что из привратной башни появилось еще несколько человек.

— Это у него что — магическое оружие? — ахнул кто-то.

Некоторые стражники, замешкавшись, отступили, и только лучник продолжал целиться в молодого мага. Он оказался единственным, кто не потерял самообладание при виде легендарной вещи, создать которую уже давно никому не было под силу.

Эртанд месяц назад и сам бы обомлел, увидев такое. Этим следовало воспользоваться.

— Прочь от ворот! Иначе я убью всех, кто мне помешает!

Двое привратников отскочили от массивных железных створок так, будто их ошпарили.

— Стоять! — рявкнули сзади. — А ну все к воротам! Взять его!

Рык командира стражи, бежавшего от столовой, остановил привратников. Рядом просвистела очередная стрела. Встали на ноги и те трое, кого Эртанд опрокинул перед крыльцом. И если один из них так и не рискнул приблизиться к сумасшедшему тинату, грозившему всем расправой, то для двоих приказ командира оказался важнее собственной жизни.

Эртанд глубоко вдохнул. Если они хотят войны — будет им война.

В замах он вложил всю свою силу. Не удержался на ногах даже лучник, стоявший довольно далеко от молодого мага. Пронзительно заверещали два гарма, которые топтались у привязи рядом со входом в обитель. Один из распластавшихся по траве стражников завыл — наверное, сломал руку или ногу. Привратник, оказавшийся слишком близко к Эртанду, сполз на землю по створке ворот, оставив на железе темное пятно.

"Лишь бы не умер, лишь бы не умер!" — взмолился маг.

Он не понимал по закатившимся под череп глазам стражника, жив тот или нет, а идти к нему и проверять было бы идиотизмом. По крайней мере, на командира стражи потеря сразу двух бойцов произвела впечатление — он заткнулся. Наверное, раздумывал, стоит ли его высокая должность гибели подчиненных. А может быть, просто не знал, какое решение принять.

Бунтов среди тинатов Тамин-Арвана не случалось уже лет сто. Изредка кто-то сбегал по пути сюда, но из самой обители — никогда. Вряд ли стража имела хотя бы отдаленное представление о том, что делать с разбушевавшимся молодым магом.

Облегчать им задачу Эртанд не собирался. Как только он увидел, что впереди свободно, то кинулся к гармам и дрожащими пальцами размотал с привязи поводья. Первое животное понадобится ему самому, а второе маг отпустил на всякий случай — пусть стражники поскачут по двору, вместо того чтобы гнаться за беглецом.

Новый вопль: "А ну встать! За ним!" — Эртанд встретил уже спиной, таща за собой дергавшего головой гарма. Сам командир стражи исполнять собственный приказ не торопился, но понукаемые стражники ему все-таки подчинились.

Пришлось еще пару раз взмахнуть веером. Взметывающаяся пыль и крики тревожили ящера, и он едва не вырвал из рук поводья. Решив, что хватит пугать стражников, Эртанд поставил ногу в стремя и неуклюже влез в седло. К счастью, гарм был оседлан и полностью готов к забегу. Должно быть, он принадлежал кому-то из гонцов — только они оставляли своих ездовых животных у ворот. Чувствуя на себе чужака, ящер нервно переступал с ноги на ногу и не торопился подчиняться хлесткому удару поводьями.

— Прекратить!

Услышав властный голос настоятеля, маг вздрогнул и обернулся. Вигларт стоял перед домом. Солнце красными лучами заливало его щуплую фигуру. За ним, на крыльце, из-за углов дома, виднелись тинаты и несколько слуг, привлеченных шумом. Эртанд понадеялся, что хоть кто-то из собратьев присоединится к нему, но никто даже не шевельнулся в его сторону. Предатель Лейст хмуро глядел на бывшего друга, Тэйхиса нигде не было, как и других младших тинатов с учениками.

— Не приближаться к нему! — отчеканил Вигларт. — Только стреляйте.

— Но он же сбежит! — возразил командир стражи.

— Урд с ним. Стражники важнее мне здесь, живыми.

Не поверив своим ушам, Эртанд всмотрелся в лицо настоятеля. Неужели он вот так вот просто возьмет и отпустит человека, которого только утром выпустил из заточения?

Звон тетивы и свист стрелы заставил его очнуться. "Просто"? Он же приказал стрелять в него!

Выругавшись, Эртанд еще раз дернул поводья, присовокупив к этому удар пятками. Как нужно управлять ездовыми ящерами, он представлял очень смутно, но на сей раз это подействовало. Издав утробный звук, гарм топнул трехпалой лапой и рванул вперед. Не вписавшись в узкую щель в воротах, он ударился о створку, толкнул ее и поскакал дальше, взбивая дорожную пыль.

Прикусив от неожиданности язык, маг обеими руками вцепился в седло. Неимоверно хотелось ухватить ящера за длинную шею — казалось, что так будет легче удержаться. Однако Эртанд помнил, что именно из-за этого гарм давно, в детстве, скинул с себя Лердана. Брат тогда чуть не умер. А у мага еще были большие планы на жизнь.

Вынудив себя оторвать руку от седла, он спрятал веер, чтобы тот не вылетел нечаянно на обочину, и попытался хоть как-то управлять животным. Поначалу за спиной свистели стрелы, одна даже царапнула толстую чешую гарма. Но ящеры гонцов отличались хорошей скоростью, и обитель быстро осталась позади.

Эртанд кусал губы, стесняясь того, что хочется громко, дико рассмеяться. Разум кричал: "Чему тут радоваться?" Он ранил людей, а может быть, и убил стражника! Но бешеный темп, который взял гарм, пьянил и отдавался в сердце ликованием.

Он сбежал из обители. Сбежал! Прямо из обители! И теперь он мчится на гарме по широкой дороге мимо гор — кто еще из тинатов мог таким похвастаться?

Однако мысль о том, что Вигларт приказал стражникам не покидать обители, действовала отрезвляюще. Правила предписывали ловить беглецов любыми средствами, которые не угрожали опасностью законопослушным тинатам. Вигларт показал себя яростным ревнителем правил. Что заставило его остановиться сейчас?

Эртанд еще раз — последний — оглянулся на обитель, пока ее громоздкие крепостные стены и верхушка главного здания виднелись позади. Жаль, что не удалось попрощаться с Юссис, но маг знал, что любовница не будет по нему страдать. Гораздо сильнее его ранил поступок Лейста. Вот так вот и испаряются целые десятилетия дружбы.

Сжав губы, Эртанд отвернулся. Все, прошлой жизни больше нет. Теперь нужно строить новую, причем так, чтобы не попасться страже.

И он знал — в этой новой жизни его ждут великие свершения.

* * *

Почему Вигларт отдал такой приказ, Эртанд понял в тот же вечер.

Когда долину начали заливать сумерки, он остановился возле укрепленной деревеньки, которую окружала невысокая щербатая стена. Селение выросло вокруг чьего-то поместья, но идти в него маг побоялся и обратился за помощью к пастуху, гнавшему домой маленькое стадо овец. Гарм к этому времени едва плелся. Теперь он топтался у каменистой дороги и опасливо поглядывал на двух охранявших отару псов псов.

Хромой мужчина на предложение обменяться одеждой долго не отвечал и тер куцую бородку. Не впечатлил его и посул красивой кожаной сумки, притороченной к седлу.

— Пошто мне твоя сумка-то? Краденая небось, а? Ты сам вообще откуда такой? — грубо спрашивал пастух.

— Это не я обокрал, а меня обокрали, — врал маг. — Я спешу домой, в Тамин-Арван. Ты мне поможешь или нет?

Умения видеть наты людей не понадобилось, чтобы понять: пастух не верит ни единому слову. Эртанд и сам чувствовал нескладность вранья, укоряя себя за то, что заранее не придумал ничего получше. Было же время! Теперь оставалось молиться, что пастух позарится на дорогие вещи. К счастью, он пожал плечами и по-хозяйски протянул к сумке ладонь.

— Еще вон ту флягу дай.

Поколебавшись, Эртанд кивнул. Пастушья хламида не стоила такой цены, но торговаться времени не было, а путешествовать в тинатской робе — все равно что кричать страже: "Ловите меня, я опасный беглый маг!"

Надевая заштопанные порты и измазанную Урд знает в чем рубаху, он поморщился. Пастух мылся и стирал вещи хорошо если раз в год. Дальше разбрасываться имуществом придется аккуратнее. Поношенных тряпок будет достаточно, чтобы на Эртанда не обращали внимания, но горы в таком наряде не пересечь. А еще надо было найти еду, кремень и другие дорожные вещи…

— А чегой-то тебе в Тамин-Арване нужно? Жизни не жалко, что ли? — поинтересовался пастух.

— А что там случилось? — насторожился Эртанд.

— Как что? На гонцовском гарме едешь и не знаешь ничего? Мятеж там разыгрался.

Маг уставился на пастуха.

— Какой еще мятеж?

— Какой-какой, — крестьянин почесал колено. — Ясно какой. Бедняки богачей грабют. Надоели им аристократы, вот с голодухи и вызверились. Мне вот только что сказали, а я всегда последний все узнаю.

На мага словно вылили ушат холодной воды. Так вот зачем Вигларт собирал тинатов — предупредить о мятеже. И вот почему он не позволил стражникам преследовать беглеца. Охрана в обители требовалась не только для того, чтобы не дать никому выйти, но для того, чтобы не впустить нежеланных гостей. А такое уже случалось, что захватившие город бунтовщики шли к тинатам — уговорить сражаться на своей стороне или вынудить силой.

Между наказанием одного тината и защитой всех остальных настоятель выбрал второе. Забота о пастве — так он, кажется, это называл?

За этой мыслью пришла другая, тревожная. Если простолюдины в самом деле восстали против аристократии, то Лил и Лердан были в опасности. Эртанд взмолился, чтобы им хватило ума запереться дома до того, как все началось. Но ведь они могли и не успеть. И вполне вероятно, что сейчас, в эти самые мгновения, пьяная от крови толпа штурмовала поместье эс-Мирдов, чтобы их убить.

Маг облизнул пересохшие губы, повернувшись к темнеющим силуэтам гор. Если что-то случится с Лил, он не сможет себе этого простить. Пожалуй, хранителям придется немного подождать.

— А как отсюда лучше добраться до Тамин-Арвана? — обратился Эртанд к пастуху.

— Ты что же, на ночь глядя туда поедешь? — удивился тот.

Маг стиснул в ладони поводья гарма.

— Я же сказал: я тороплюсь.

Дорогу ему пастух объяснил, но по неопытности Эртанд не учел одну важную вещь: ночью даже по крепким силанским дорогам было невозможно двигаться с той же скоростью, что и днем. Особенно с уставшим после побега из обители гармом. Животное обиженно ворчало, спотыкаясь о колдобины, и ползло все медленнее. В конце концов оно просто-напросто сошло на обочину, прямо со всадником шлепнулось на траву и уткнуло чешуйчатую голову себе в бок, явно намереваясь спать.

Какое-то время Эртанд жался к ящеру, надеясь согреться, но гарм давал примерно столько же тепла, сколько свет луны. Задремать не получилось. Промучившись несколько часов, маг поднял рептилию еще затемно. Лучше падать носом в дорожную пыль, чем вздрагивать от каждого шороха и думать о том, что в Тамин-Арване убивают невестку с братом, а в это время мир тихо приближается к конвульсивному концу.

Не успокоили Эртанда и незрелые стручки хлебного дерева, которыми он набил пустой желудок. Скорее наоборот — добавили лишнего беспокойства за собственное здоровье. Жаль, в притороченных к седлу сумках не нашлось ничего более съедобного. К рассвету уже начало казаться, что вещи гонца следовало отдать не за вшивые тряпки, а за кусок хлеба с глотком молока. Сейчас они казались намного ценнее.

Радость от побега постепенно угасала, но жалеть о нем маг еще не начал. Недосыпание, резь в желудке, усталость — все это мелочи по сравнению с той целью, что он преследует.

Однако чем ближе подъезжал Эртанд к городу, тем слабее становилось желание выяснить, что случилось с Лил и Лерданом. Конечно, было приятно после пятнадцати лет снова увидеть высоченные, цвета запекшегося яичного желтка стены Тамин-Арвана. При виде куполов главного храма, которые ловили лучи едва пробивавшегося сквозь тучи солнца, в груди разлилось тепло. Но оно быстро остыло, потому что золото шпиля туманили столпы дыма от горящих домов.

Из предосторожности маг не стал сворачивать на тракт, где его могли задержать патрули стражи, а выбрал кривые проселочные тропы. Даже здесь он встречал бегущих из города людей, которые решили переждать бунт у родных в деревне.

Их рассказы воодушевления не внушали. Наверняка было известно лишь то, что многие рабы вчера почему-то оказались без ошейников, сгорели многие здания, в том числе владения почившего на днях графа эс-Наста, и разгромлены многие лавки в городе. На вопросы о судьбе эс-Мирдов прохожие пожимали плечами. Свою шкуру бы сберечь, куда там интересоваться какими-то аристократами.

Соваться в Тамин-Арван Эртанду не советовали — там еще не утихли волнения, стража на улицах дралась с повстанцами. "Огрести мечом в пузо", как выразился разговорившийся крестьянин, можно было просто за то, что твое лицо кому-то не понравится — как бунтовщикам, так и королевским воинам. Но если "странный господин" желал узнать, живы ли его благородные друзья эс-Мирды, то ему стоит подъехать к Ветреным воротам. Там, где раньше вешали воров и разбойников, мятежники собрали всех убитых богатеев — кого повесили на перекладине, чью голову водрузили на кол. "Показать, что бывает, если уж слишком долго угнетать бедняков", — веско добавил крестьянин.

Сглотнув, Эртанд кивнул в благодарность за подробные объяснения (даже чересчур подробные, по его мнению) и направился к Ветреным воротам. Лишь возле них он понял, что россказни крестьянина были очень далеки от детальных.

Желудок скрутило в рвотном позыве, и маг порадовался, что он почти пуст. Хотелось закрыть глаза руками, чтобы не видеть ряды мертвецов. Наверняка среди них были те, кого он знал, с кем в детстве играл в "Чет-нечет", "Шар в круге" и другие игры, но сейчас он не мог припомнить их черты, да и не пытался. Спешившись и расталкивая людей, Эртанд пытался найти тех двух человек, которые ему дороги.

Некоторых узнать было невозможно. Убийцы так издевались над своими жертвами, что их лица превратились в месиво. Эртанд старался не смотреть на них, но эта чудовищность невообразимым образом привлекала к себе и притягивала взгляд.

Это пугало. Не меньше его пугала и толпа возле ворот. Кто-то бессильно рыдал, наверное, обнаружив на висельном столбе родственников. Однако находились и те, кто смеялся, показывал на мертвецов пальцами и громко говорил, что так этим ублюдкам и надо. Эртанд не мог поверить, что можно сказать такое в отношении зверски убитых, искалеченных людей.

И этот мир он собирался спасать?

Пройдя весь ряд, маг так и не нашел ни Лил, ни Лердана. Оставалась надежда, что они еще живы. Крепко сжав поводья гарма, который учуял кровь и утробно рычал, Эртанд пошел к гигантской арке, ведущей в город. Приходилось постоянно оглядываться — маг кожей ощущал, как на него косятся простолюдины. То ли они увидели в нем легкую наживу, то ли подозревали, что человеку в такой одежде не могло принадлежать дорогое ездовое животное, — тинат не знал и предпочел бы не выяснять.

К счастью, он оказался не настолько привлекательной добычей, чтобы кто-то на него напал. Новая "стража" — вооруженные оборванцы, сменившие охрану ворот, — пристально его осмотрела и пропустила внутрь. Один из мужланов отпустил грубую шутку по поводу шарахающегося гарма и его обгадившегося хозяина, но Эртанд притворился, что ничего не слышал.

От этого человека разило кровью. На плече он держал шипастую булаву, которую не удосужился отмыть от грязных потеков. А в груди у него веретеном клинков вращался нат, который маг определил как "убийца". Поводов применить оружие Эртанд решил ему не давать.

А потом, войдя в Тамин-Арван, и вовсе забыл об этом.

Маг с ужасом взирал на улицы, которые часто грезились ему в обители. Они запомнились ему лучшими, чем были. Во снах здания представали высокими, крепкими, дороги — чистыми, а люди улыбчивыми. На самом же деле все оказалось пыльным и грязным. Несло из переулков, как из хлева, а от нескольких городских ручьев и того хуже, словно туда сливали содержимое выгребных ям. Людей почти не было — законопослушные горожане прятались по домам. С лиц тех, кто встречался по пути, на Эртанда смотрели страх, отчаяние или жажда крови. И повсюду тавром был выжжен нат "смерть".

Он играл тенями на стенах, струйками крови тек по мостовым. Сами улицы вторили его неровным линиям. Здесь зловещий нат был ярче, чем в обители. Сперва Эртанд даже подумал, что умирание мира вполне могло начаться с Тамин-Арвана, но, вглядевшись внимательнее, понял: это медленно умирает город. Он как будто был живым существом, которое не могло иначе сказать о предчувствии скорой гибели. Этот немой крик лишь накладывался на символ всеобщей смерти.

Насчет боев крестьянин не ошибся — во Внутреннем кольце еще слышались звуки сражений. Ворота туда никто не сторожил, что было удивительно, но пришлось как нельзя кстати. Зато гарм идти туда отказался наотрез. Животное вытягивало шею, тяжело топало лапами и упорно разворачивалось вбок, лишь бы не приближаться ко Внутреннему кольцу. Ни ласки, ни ругань не помогали. Сдвинуть с места эту тушу Эртанд тоже не мог, поэтому оставил ящера в закоулке, надежно закрепив поводья на привязи.

Что-то подсказывало, что гарма он больше не увидит.

Махнув на это рукой, маг проскользнул через ворота. И хотя в руке он сжимал зачарованный веер, к родному дому он шел перебежками, пригнувшись, чтобы не дай Иль не обратить на себя внимание подозрительных мужчин, которые шастали вокруг по двое-трое или целыми бандами.

Дорогу Эртанд отыскал не сразу. И удивился, обнаружив, что фасад городского поместья не слишком отличается от грубой простоты обители. Маг запомнил его не таким. Наверное, внешняя непритязательность смешалась в памяти с красотой внутренней отделки дома, создав обманчивый образ.

Вид родительского гнезда успокоил разволновавшегося мага. По крайней мере, оттуда не валил дым, как из некоторых особняков. Может быть, Лил и Лердан забаррикадировались и сейчас пребывают в полном спокойствии?

Но по мере приближения становилось заметно, что что-то не так. Растворенные окна пустыми глазницами таращились на улицу, распахнутые двери зияли на теле дома открытой раной. Эртанд невольно ускорил шаг.

Брат мог забрать жену и слуг на винодельню к родителям. Это объяснило бы, почему их похожий на маленькую крепость дом кажется брошенным. Внутри все равно кто-то должен был остаться и объяснить, что произошло. А если нет…

Продолжать мысль не хотелось.

Заглядевшись на широкое крыльцо, Эртанд обо что-то споткнулся и отшатнулся, обнаружив, что наступил на мертвеца. Мужчина с проломленной головой был одет, как обычный горожанин. Оказаться он мог кем угодно — хоть слугой, отказавшимся бросить господ в беде, хоть мятежником, хоть всего лишь несчастливцем, который спешил к семье и попался кому-то под руку.

Эртанда снова затошнило.

"Великий Иль… Как же не вовремя я сбежал из обители".

До крыльца было уже недалеко. Хотя магу хотелось скорее мчаться в дом, он замедлил темп. На ступеньках сидели двое — высокий мужчина, запрокинувший голову и смотревший в небо, держал на коленях девушку в светлом платье. Со стороны сцена выглядела умиротворенной и оттого резала глаза своей неестественностью в полыхающем мятежом городе.

Подойдя ближе, Эртанд сменил мнение. Умиротворенность? Нет, и близко нет. И мужчина, и женщина были залиты кровью, а у подножия лестницы обнаружился еще один мертвец. От этой картины веяло жутью.

Любой человек в своем уме обошел бы эту парочку стороной. Маг намеревался сделать то же самое. В конце концов, в доме есть задние ворота, возле которых всегда вертелись слуги. Если в доме кто-то есть, они откроют.

Однако на повороте Эртанд вспомнил, что недавно видел мужчину со ступенек. Смуглая кожа, сероватые волосы и светло-серые глаза — слишком редкое сочетание, чтобы его забыть. Подхлестнули память и шевельнувшиеся в мужчине щупальца огромного темного ната. Такие маг видел только у одного человека.

— Эй! — окликнул Эртанд. — Это тебя зовут Забвением?

Мужчина склонил голову и посмотрел на него пустым взглядом. Только сейчас маг заметил, что у этого человека нет татуировок. Вместо них на скулу поднимался свежий шрам, как будто от ожога. Да и ошейника не было.

Неужели он обознался? Но этот нат — его невозможно ни с чем спутать.

— Раньше звали, — медленно произнес мужчина. — А ты — тот молодой тинат, брат Лердана эс-Мирда.

Он не спрашивал, он утверждал. От его голоса по спине Эртанда прошлись мурашки. Слишком спокойный он был, как будто вокруг не лежали мертвые люди.

— Ты знаешь, что случилось с моим братом и его женой? — спросил маг.

Забвение молчал, но пристального взгляда с него не сводил. Эртанд нахмурился.

— Ты меня слышишь?

— Тебя не должно здесь быть, — вместо вменяемого ответа пробормотал раб. — Кто ты такой? Подарок Схемы?

Он нес полнейшую чушь. Эртанд пристальнее в него всмотрелся, выискивая признаки сумасшествия, и отшатнулся.

Девушка у него на руках была мертвой. Наискосок через ее тело проходил страшный след от меча. Маг не мог представить, кто способен сотворить такое с женщиной, тем более юной. Вроде бы Лаана брала ее однажды в обитель. Совершенно безобидная, милая девчушка…

— Что тут случилось? — непослушными губами спросил Эртанд.

Раб продолжал молча смотреть. Он переводил взгляд то на девушку, то на стоящего перед ним тината с таким лицом, как будто не мог определиться, что ему важнее. Ощущение дикости, безумия происходящего нарастало. Магу вдруг почудилось, что это не Забвение свихнулся, а он сам.

Не мог же весь этот кошмар случиться именно тогда, когда Эртанд сбежал из обители? Мятеж, такой удачный приказ Вигларта, исчезновение Лердана с Лил, странный раб в шрамах…

Все просто. Он потерял разум. На самом деле нет мертвецов и всей этой жути вокруг. Она только у него в голове. Так о чем волноваться, если все это понарошку? Может быть, Эртанд вообще до сих пор сидит в погребе.

Однако мысль, которая должна была принести облегчение, не помогла. Живот, не пришедший в себя после незрелых стручков, и натертые седлом ноги ныли слишком сильно для порождения бреда.

Еще и Забвение продолжал таращиться. Раб начинал раздражать, а ответов от него ждать не приходилось.

Маг набрался смелости, обошел мужчину стороной и проскочил в дом. Беспорядок неприятно удивил. Все стояло вверх дном, словно тут яростно дрались. Несколько громких просьб отозваться ничего не дали. Если в здании и был кто-то живой, он прятался.

Пройдясь по первому этажу, Эртанд нашел только разруху. То ли особняк разграбили, то ли это слуги похватали самое ценное, перед тем как сбежать. О решении взглянуть на внутренний двор маг тут же пожалел. Зато стало ясно, что же случилось, — в дом прорвались мятежники. Тела, оставленные там, где они упали, уже начали вонять.

Грудь стянуло плохое предчувствие. Нужно было подняться на второй этаж, проверить все там, но Эртанд стоял у клумбы и не двигался. Он боялся увидеть новых мертвецов. На сей раз дорогих ему.

Сзади послышались шаги. Маг резко обернулся.

Снова тот раб в пятнах крови.

— Твой брат мертв, — сказал он. — Мы положили его в погребе, в холод. Ключи у слуг, они ушли. Вести родителям уже отправлены. Его жену не ищи. Лаану эс-Мирд обвиняют в пособничестве мятежникам. За ней отправился верный человек, чтобы помочь бежать в Шердаар. Сюда она уже не вернется.

Эртанд пошатнулся. С неимоверной силой захотелось сесть. Он оглянулся и осознал, что едва видит что-то сквозь заволакивающую двор темноту, которой только что тут не было. Ближе всего оказался колодец. Перешагнув через труп, маг облокотился на каменный бортик и склонился над блестящей гладью воды.

Молодец, удрал из обители. Лучше бы сидел и не дергался. Может, и не произошло бы всего этого…

— Я могу помочь.

Голос Забвения доносился как будто через одеяло.

— Что? — переспросил Эртанд.

— Я могу убрать боль, если ты сам еще не умеешь.

Опять какая-то чушь. Но если у раба было лекарство, маг с удовольствием его принял бы. Он медленно развернулся и обнаружил, что в руках Забвения пусто. Еще и стоял тот слишком близко.

— Веер сам зачаровал или украл?

Отчаяние, вызванное новостью о гибели брата, сменилось страхом. Эртанд сжал веер, готовясь отбросить раба к стене.

Только сейчас до мага стало доходить, каким идиотизмом было возвращаться домой. Мало того что брат мертв, так его и самого сейчас поймают.

— А ну отойди, — хрипло приказал он.

— Ты уже знаешь, как выглядит нат страха? Он похож на паутину, которая облепляет другие наты и не позволяет им двигаться.

"Верно. Но как…"

— В таком состоянии ты далеко не убежишь. Резь в желудке, усталость, натертые ноги. Когда ты спал последний раз? И не говори, что собираешься вернуться в обитель. Если веер краденый, тебе этого не простят. А скорее всего, казнят просто за то, что ты покинул стены обители.

Эртанд отклонился назад. Откуда, Урд его побери, раб все это знает?

— Твое какое дело? — огрызнулся он.

— Нат смерти вокруг. Вот какое мое дело.

Маг замер.

— Ты… ты тоже это видишь?

Забвение кивнул и вывел в воздухе символ. Что-то связанное с болью — лучше разобрать не получилось.

— Если нарисовать это на коже над нездоровым органом, боль утихнет, но я бы советовал поесть. На кухне еще остался вчерашний ужин. Так веер краденый или нет?

— Нет, — поколебавшись, признался Эртанд. — Я его сам сделал. А ты кто такой? Хранитель?

— Вроде того. Похоже, нас свела вместе Схема. Мне как раз нужен был кто-то вроде тебя, чтобы перейти через горы.

— Через горы? — Эртанд нахмурился. — Зачем? Разве хранители прячутся не в Эстараде?

Забвение покачал головой. На его лице появилась зловещая улыбка.

— Больше нет. Теперь они ищут Сердце мира. И я как раз знаю, где оно спрятано.

Оглавление

Алекс Рауд Сердце мира: часть первая

Пролог

Глава 1. Раб

Глава 2. Жена

Глава 3. Маг

Глава 4. Раб

Глава 5. Лжец

Глава 6. Заговорщица

Глава 7. Глас Города

Глава 8. Раб

Глава 9. Маг

Глава 10. Раб

Глава 11. Жена

Глава 12. Раб

Глава 13. Раб

Глава 14. Жена

Глава 15. Маг

Глава 16. Жена

Глава 17. Маг

Глава 18. Боец

Глава 19. Рыцарь

Глава 20. Предатель

Глава 21. Глас Города

Глава 22. Беглец

Глава 23. Преступница

Глава 24. Беглец Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg