«Василиса Моревна»

Иван Афанасьев ВАСИЛИСА МОРЕВНА

Первую ошибку я совершил, когда принял решение довериться навигатору и срезать дорогу по просёлку, а не догонять группу по шоссе. В принципе, мотоколонна двигалась не слишком быстро — учитывались технические возможности всех участников и соблюдались правила дорожного движения, но и я достаточно долго задержался на заправке. А потом ещё решил перекусить местными вкуснейшими беляшами в кафе для дальнобойщиков. Незаметно как прошёл почти час, и чтобы успеть вместе с остальными пересечь границу, нужно было поторопиться.

Я давно уже зарёкся соглашаться выбирать объездные пути, предлагаемые навигатором. Время, которое уходит на петляние по кривым деревенским улочкам, стояние на светофорах и тошнение за какой-нибудь фурой по якобы короткому пути всегда оказывается несравнимо больше, чем если остаться на шоссе и спокойно потихоньку проехать в междурядье. Да и даже едешь на машине, всё равно пробка на трассе всегда выходит выгоднее объезда. Но сегодня что-то толкнуло меня вновь довериться компьютеру. Он предлагал свернуть через пару километров, проехать через большую деревню Панское и вернуться на шоссе уже почти у самой границы. Судя по расчётному времени, я буду на месте чуть ли не раньше остальных.

Выложенная бетонными плитами дорога, начавшаяся сразу после съезда с шоссе, закончилась одновременно с очередной деревенькой. Названия я не запомнил, сосредоточившись на управлении своего «Сильвервинга», который трясся на швах между плитами, норовя сорваться в занос на обильных россыпях песка. Потом началась щебёнка. Судя по всему её недавно обновили и ещё не успели раскатать. Из плюсов было отсутствие ям, из минусов — крупные булыжники, подбрасывавшие «Хонду» и грозящие порвать покрышки, если случалось неудачно наехать на них боковиной. Подвеска работала на грани пробоя, аппарат вибрировал и приходилось постоянно притормаживать. В этом и состоял один из подвохов объезда — ехать приходилось медленнее, чем по асфальту.

Когда впереди замаячил лесок, щебень кончился, уступив место обычной российской грунтовке, проложенной любителями коротких путей абы как, постоянно петлявшей между одиноко стоящих деревьев, разветвляющейся на альтернативные колеи в местах, где после дождей образуются непролазные лужи. Направление, а не дорога. На навигаторе никаких населённых пунктов впереди видно ещё не было, хотя я ехал уже минут сорок. Лес сгустился, но периодически попадались прогалины. Начал моросить дождь. Он быстро размочил землю и дорога стала скользкой. Морось налипла на визор и его приходилось то и дело протирать перчаткой. На шоссе такого не случилось бы — поток воздуха создавал за ветровым стеклом воздушный кокон вокруг седока. Заднее колесо периодически сползало в мелкие ямки и лужи, которые уже начали скапливаться.

«Поверните. Налево» — сообщил навигатор. Я остановился. Дорога, которая выглядела как основная, шла дальше, прямо, вдоль леса. Компьютер же предлагал свернуть в сам лес на почти невидимую тропинку с колеями, разделёнными густой и высокой травой. Я пролистал карту дальше по проложенному маршруту — лес, болота, какие-то озерца. Но навигатор обещал, что вскоре я приеду таки в это Панское, а после него выеду на трассу. Я свернул. Навигатор, конечно, тупой и часто за городом предлагает проехать по вообще несуществующим дорогам, но рано или поздно он всё-таки всегда выводит куда надо.

Лесная дорога спускалась резко вниз в овраг с ручейком на дне. В месте пересечения с дорогой тут образовалась вечная грязевая лужа, похожая на гнойный нарыв среди нетронутой природы. Я разогнался и пролетел это болотце на скорости по инерции — иначе легко можно было разложиться в самом её центре. Колёса стали чёрные от налипшей густой жижи, но «Хонда» не подвела. Дальше путь пролегал у подножия холма. Его крутой склон уходил резко вверх. Высокие сосны только усиливали впечатление от холма, как от чего-то исполинского, первобытного. Я было порадовался, что под кронами моросящий дождик почти не достигает земли, как начался настоящий ливень. И как на зло, дорога вышла на опушку леса, лишённую деревьев. Я мгновенно промок. Доставать дождевик уже было поздно. Вода стекала по шлему за шиворот, скапливалась между ног на сидушке. Её холодные струйки периодически протекали куда-то назад, создавая неприятные ощущения в самом нежном месте. Мокрые перчи проскальзывали над ручкой газа и машинками тормозов.

Сделав небольшую петлю по поляне, дорога повела меня прямиком на холм. Пришлось прибавить скорости, так как я боялся, что двухколёсный аппарат попросту не заберётся по крутому подъёму по мокрому грунту. Но «Сильвервинг» не подвёл. Помогли многочисленные корни деревьев, петлявшие узловатыми зигзагами поперёк колеи. От радости за своего «коня» я даже забыл о том, что промок и почти заблудился. Но реальность быстро напомнила мне о себе. На вершине холма меня поджидала огромная лужа, невидимая с подъёма. Я на всех парах влетел в неё, вода подхватила колёса, оторвала их от земли и потерявший сцепление с дорогой максискутер завалился на левый бок. Удержать его было нереально и я всё-таки разложился в самом центре лужи. Мотоботы, бывшие почти единственной сухой частью экипировки, мгновенно наполнились водой. Я быстро поднял «Хонду» и выкатил её на относительно сухое место. Он вариатора и картера шёл пар. Я попытался завести двигатель — безуспешно. Оставалось надеяться, что это лишь временная неприятность от залившего свечи топлива — бензин испарится и двигатель заработает. Но в голову всё равно уже прокрались мысли о худшем.

Если верить навигатору, это Панское находилось в десяти километрах от меня. Время было уже пятый час, осень, темнеет всё раньше и раньше. Как на зло, связи не было — ни в телефоне, ни в планшете сотовая сеть не ловилась. Да и что толку, я всё равно бы не смог объяснить, где нахожусь. Оставалось толкать мопед до деревни, периодически пытаясь его завести. Мне, конечно, было не привыкать к походным условиям, ночёвкам в лесу. Но это всё лучше делать летом, желательно с плюсодинкой, а не одному в дождь. Да и слишком стар я для всего этого. Я вспомнил, что Панское часто упоминается в туристических путеводителях и в блогах «диких» туристов. Вся эта местность была дважды прославлена в двух отечественных войнах, и в Панском до сих пор сохранилась усадьба какого-то генерала, участвовавшего в первой из них. В советское время в ней организовали детский профилакторий, а потом забросили. Теперь там наверняка по ночам развлекается местная молодёжь. Странно, что они её до сих пор не спалили. Так или иначе, там можно будет переночевать и просушить аппарат и себя.

Через открытый визор я внезапно почувствовал, как в воздухе потянуло дымком. Сладкий, едва различимый аромат жарко горящих берёзовых дров, разбавленный запахом мокрой хвои. Я остановился и огляделся — среди деревьев виднелась зелёная крыша. Я продолжил толкать так и не желающую заводиться «Хонду» и вскоре увидел большой рубленый дом посреди леса. От дороги его отделял низенький забор из тонких веток, обвивавших забитые в землю столбы. Кажется, это называлось «плетень». Дом выглядел новым и современным — оцилиндрованное бревно, металлочерепица, блестящая труба из нержавейки, из которой и струился ароматный дым. Рядом с этим почти коттеджем, чуть дальше в лесу стояла чёрная от старости избушка. Она возвышалась над землёй на четырёх толстых деревянных сваях, сделанных из высоко обрубленных пней. Внизу эти столбы заканчивались крючковатыми ветвистыми корнями, предававшими этому странному фундаменту сходство с куриными ногами. Старый сруб из толстых брёвен был слегка перекошен. Крохотные окошки и низкую дверь обрамляли широкие резные наличники с причудливыми узорами. Такие же узоры вились вдоль крыши, а на самом верху, над коньком, они заканчивались пожелтевшими лошадиными черепами, хотя, может это были коровы — я не специалист. Крыша же была покрыта похоже самой настоящей дранкой, заросшей понизу мхом и травой. Над ней высилась кирпичная труба, хотя под избушкой не было никакого фундамента для печи — пустота между сваями. От этого домика исходило странное ощущение. Не смотря на то, что она стояла на открытом месте, не в тени, складывалось впечатление, что вокруг сгустилась тьма.

Дождь ослабел, но заканчиваться не собирался. Я вздохнул, ещё пару раз попытался завести «Хонду», но безуспешно. Аккумулятор крутил стартёр уже не так охотно и риск посадить его возрастал. Я вздохнул и принялся было снова его толкать вперед к призрачной надежде найти где пережить ночь, как меня окликнули.

— Бог в помощь! — услышал я.

Я обернулся на звук. На широком крыльце дома, нового, не избушки, у избушки вообще не было крыльца — просто дверь, даже без ступенек. На широком крыльце стоял какой-то мужик. Бородатый, с зачёсанными назад волосами, в камуфляжных штанах, такой же курке и в белых кроссовках. Я поднял «челюсть» шлема-модуляра, чтобы открыть лицо и подошёл поближе, насколько позволял плетень.

— Не скажите, до Панского далеко? — спросил я.

— Панское? — с не обещавшим для меня удивлением переспросил незнакомец. — Эт ты, космонавт, не туда свернул.

— А эта дорога куда ведёт? — продолжал я попытки узнать свою судьбу, пропустив мимо ушей его подколки про космонавта. — На шоссе я хотя бы выйду?

— Шоссе-е-е, — задумчиво протянул мужик, — не, нетути тут никакова шоссе.

— А что есть? — не сдавался я, помимо воли вдруг начав имитировать манеру речи собеседника. — Докедова дорога ведёт та?

— Да недокедова, — получил я ответ, — досюдова, к нам и ведёть.

Вот это я попал, подумал я. Уже смеркалось, до какой-либо цивилизации добраться засветло шансов уже не было. Да и боги с ней, с ночёвкой, добраться хотя бы до любой нормальной дороги — там можно поймать попутный грузовик и на нём доехать до любого придорожного сервиса. Да там и телефон должен заработать — я смогу вызвонить своих. Но, похоже, единственным вариантом было толкать заглохший аппарат обратно. У меня, конечно, есть с собой небольшая палатка и спальник, на всякий случай, но не в такую погоду. Хотя, если припрёт, то придётся.

— Да ты заходи, — вдруг пригласил меня бородатый, — обсушись. Куда ты пойдёшь? Нету тут никакой ни дороги, ни деревни. Устал небось, да и почки застудишь на землице то сырой.

Его странные слова удивительно точно ответили на мои размышления. Конечно, у меня была мысль попроситься на ночлег, но я бы этого ни за что не сделал сам. Но раз пригласили, хотябы действительно обсохну, да и «Сильвер», может, тоже высохнет после купания.

— А мопедку свою поставь вон тама, — указал мне мужик на навес дровницы, под которым было ещё много места, а затем крикнул в сторону открытой входной двери. — Васька, тут молодец к тебе, вроде добрый. А я пойду, если надо чо — кликай с совами.

Пока я пристраивал «Хонду» под навесом, подкладывая щепочки под лапки подножки, чтобы она не вдавливалась в землю, мужик ушёл. Краем глаза я видел, что он, как есть, спустился с крыльца и удалился под дождь в сторону леса. Вместо него на пороге дома появилась женщина, девушка. Джинсы, чёрная толстовка с каким-то круглым золотым символом на принте, светлые волосы и длиннющая, толстая коса, практически ниже пояса, кончик которой она теребила, глядя на меня.

— Здравствуйте, — произнёс я и замолк. Второй раз на меня накатило то странное чувство. Первый раз я ощутил его, рассматривая избушку на ножках. Только тьмы вокруг девушки не было. Скорее наоборот, она излучала какой-то свет, к которому хотелось прикоснуться.

— Что со скутером то? — спросила она.

— Утонул, — ответил я, подойдя ближе, но не решаясь подняться наверх, — там лужа большая, не удержал.

— А, да, знаю, — закивала головой девушка, — сейчас она ещё маленькая, обмелела, раньше, бывало в ней коровы тонули. Да вы поднимайтесь, не мокните под дождём.

Я поднялся по широким ступенькам, удивляясь странной шутке про коров в луже.

— Василиса, — сказала она и протянула мне руку, когда я поднялся.

Я было хотел ответить рукопожатием, но тут же отдёрнул руку — на мне всё ещё были перчатки, к тому же мокрые насквозь.

— Иван, — представился я, судорожно пытаясь снять перчи. Мокрая кожа буквально прилила к пальцам и никак не стягивалась. — Извините.

— Ничего. Да вы проходите, вам надо согреться, у вас уже губы как у утопленника.

Я покорно зашёл в дом и Василиса закрыла за мной дверь. Внутри было тепло, пахло деревом и варёной картошкой. Подо мной начала образовываться лужа из стекающей с экипировки воды. Хозяйка увидела мое смущение по этому поводу и просила не беспокоиться, предотвратив попытку снова выйти на улицу и раздеться там. Я наконец стянул перчатки и бросил их в большой пластиковый таз, который Василиса поставила передо мной. Я поставил шлем на деревянную лавку — он был почти сухой, надо будет только хорошенько вытереть. Куртка вся намокла изнутри от затекшей через ворот воды, а сапоги всё-таки пришлось снять снаружи — воду из них я вылил, как из вёдер. Там же я снял и выжал носки. Ноги все побелели и покрылись морщинами от обилия влаги. Слава богам, не воняли, как я боялся.

— А что вы остановились? — спросила Василиса. — У вас вон и фуфайка вся промокла и со штанов течёт.

Это была истинная правда, я промок буквально до трусов, но раздеваться вот так перед незнакомой девушкой я не мог. Я, конечно, не особо закомплексованный человек, да и возраст уже позволял обойтись без детских условностей, но всё таки. Вдруг тот мужик — её муж?

— А, это Лёша, — вдруг произнесла хозяйка, — сосед. Да вы снимайте, снимайте, простудитесь — хуже будет.

— Да я только чуть обсохну и пойду, — запротестовал я, — а что, тут всё-таки деревня рядом? Может там «газелька» у кого есть?

— Нет тут деревни, — ответила Василиса.

— А как же сосед? Или у вас тут коттеджный посёлок в лесу?

— Скажите тоже, — улыбнулась девушка, — нет, он просто живёт, там, заходит вот иногда. Слушайте, если вы стесняетесь, пойдёмте, я вам сауну включу. Согреетесь.

Не дожидаясь ответа и моих возражений, Василиса пошла в глубь дома. Странно, но мне показалось, что изнутри он выглядел просторнее, чем это можно предположить, глядя на его габариты снаружи. Он, конечно, и так был не маленький, но до сауны мы шли дольше, чем это должно было быть. Хозяйка щёлкнула выключателем в распределительной коробке на стене и впустила меня в небольшой предбанник с вешалкой, небольшим диванчиком и душевой кабиной. Дальше за стеклянной дверью была видна сауна с деревянными лавками и электрической каменкой. Василиса ушла, и я остался один. Только сейчас я вспомнил, что все документы, ключи, телефон и деньги остались там, в прихожей, во внутренних карманах куртки. Я разделся и пошёл греться в сауну, прихватив с собой мокрые штаны, толстовку и трусы с целью высушить их.

Через сорок минут, судя по часам над дверью в предбаннике, я вышел из сауны красный от жара и в сухой, практически прокалённой горячим воздухом, одежде. Передо мной был коридор с множеством дверей. В конце была лестница на второй мансардный этаж и небольшое окошко. Двери все были закрыты. Я дошёл до лестницы. Там коридор сворачивал, продолжался за углом такими же дверями по бокам и заканчивался аркой с резным обрамлением, после которой была та самая прихожая. Моих вещей там уже не было. В доме стояла тишина, по прежнему соблазнительно пахло картошкой, а теперь ещё и мясом и чем-то свежим. Я открыл входную дверь и выглянул наружу. Уже совсем стемнело и дождь всё ещё шел. Двор освещался. Я разглядел свою «Хонду», так и стоявшую под навесом. Ей сейчас хорошо бы попасть в теплый сухой гараж, в этой влажности она ни за что не просохнет.

— Ну что, согрелись? — услышал я за спиной.

— Да, спасибо, — ответил я, закрывая дверь, — скажите, а моя куртка, там у меня… вещи.

— Она сохнет, вместе с остальным. Вы извините, я сняла ваши кофры и рюкзак. Не стоит их оставлять на улице в это время года, — на этих словах Василиса открыла одну из дверей в коридоре, за которой оказалось что-то вроде кладовки. На полу лежала вся моя поклажа.

— Спасибо, — поблагодарил я, — но я всё же, наверное лучше поеду. Моя куртка…

— Ой, да не глупите. Куда вы поедете в ночь, под дождём на заглохшем мопеде. Оставайтесь, тут больше нет никого. Вы же не боитесь меня?

Странно было себе признаться, но я именно боялся. Но не то, что меня ограбят, заманят куда-нибудь и бросят. Нет. Просто от этой Василисы постоянно исходила какая-то сила, она будто заставляла слушаться её, подчиняться. И хотя она ничего от меня и не требовала, каждое её слово звучало, как приказ, и невозможно было возражать. Я даже как-то и не подумал, что, по идее, это она должна была меня бояться — одна, в лесу, вдвоём с незнакомым мужиком неизвестно откуда взявшимся.

— Я даже не знаю, — произнёс я, — не хочется вас стеснять.

— Глупости говорите, — отмахнулась хозяйка, — пошли.

И я снова был вынужден пойти за ней. На этот раз путь был не долгим.

— Вы же опытный путешественник, наверняка приходилось оставаться на ночлег в деревнях. Садитесь.

Мы пришли в просторное помещение с двумя большими окнами. Слева всю стену занимала огромная русская печь, прямо как в сказках. Внутри стояли горшки, рядом был прислонён длинный ухват. Василиса жестом пригласила меня за стол, на котором стоял большой горшок — самый настоящий чугунок, с варёной картошкой, от которой исходил тот самый аромат. Рядом дымилось и даже ещё шкворчало жиром мясо на большом блюде. Запах свежести исходил от нарезанных овощей. Мой желудок, похоже, полностью взял управление на себя, потому что я совершено не помнил, как сел за стол и тут же начал есть, как только Василиса выложила мне на тарелку пару больших картофелин и кусок свинины. Очнулся я только когда буквально заглотил всё это, и разум вернулся в моё сознание. Хозяйка сидела напротив и смотрела на меня с лёгкой улыбкой, подперев голову руками. Она налила что-то из стеклянного кувшина в глиняную кружку и пододвинула мне.

— Квас, — пояснила она.

Квас был изумительным, душистым и хмельным.

— Ещё хотите? — спросила Василиса и не дожидаясь ответа положила мне на тарелку новую порцию.

— Слушайте, у меня там в куртке телефон, — я уже обрёл над собой контроль и всё ещё надеялся выбраться отсюда.

— Они тут не работают, — ответила девушка, снова вернувшись на своё место наблюдения за мной, потребляющим пищу.

— Но электричество то у вас есть? — не обращать внимания на эти простые явства было невозможно, поэтому я старался есть и говорить одновременно.

— Есть, — подтвердила она.

— А какая-то связь, интернет, рация?

— Нет, ничего такого нет.

— Как же вы живёте? — удивился я. — Одна, в лесу, без связи.

— У меня всё есть, — просто ответила девушка, — а кому надо — сам ко мне приходит. Вот вы зашли.

— Ну я же не специально, меня навигатор привёл.

— Бывает и так, — вздохнула она.

— Как? — не понял я.

— Что кого-то приводят, как клубок Ивана-царевича, — пояснила она, хотя мне от этого яснее не стало.

Я потянулся к кружке и обнаружил, что она снова полная. Наевшись, я смаковал квас, не в силах остановиться. Я уже порядком захмелел, но квас в кружке, казалось, не кончался. Бездонная она, что ли, подумал я. Но всё же вскоре я почувствовал, что напился, не в смысле опьянел, а просто достаточно утолил жажду. И тут же меня начало клонить в сон. Наверняка это ужасно выглядело со стороны — пришел, наелся, напился, а теперь готов уснуть. Но я ничего не мог с собой поделать. К тому же она сама виновата — обогрела, накормила, напоила. Кроме того, как спать уложить, больше ничего не оставалось.

— Пойдём, — сказала Василиса, — я обнаружил, что она стоит рядом со мной и тянет за руку, чтобы я встал.

На ней больше не было джинсов и фуфайки с изображением обложки диска «Edenbridge». Она была в белой расшитой рубахе до самого пола, босая, с косой через плечо. Не хватало только кокошника, подумал я, и когда она только успела переодеться?

Мы поднялись по лестнице на верх. Там обнаружилась маленькая уютная спальня, светёлка со скошенным потолком под сводами крыши. Белый полог закрывал широкую кровать. Было похоже, что это единственное помещение тут, на втором этаже. Но куда делось всё это огромное пространство, которое дом занимал внизу? Но думать над этим мне было уже некогда. Вдруг оказалось, что я стою с голым торсом, а предо мной стоит полностью нагая девушка. В полной тишине за окном заухала сова, что-то застучало в окно и вдруг стало темно. Я обнаружил себя лежащим на кровати. Распущенные светлые волосы Василисы разметались по подушкам, от холодного лунного света, пробивающегося через окошко, её кожа казалась голубой. Она буквально блестела мириадами маленьких искорок. Я наклонился и прильнул к её губам.

Проснулся я рано утром от громкого уханья совы, буквально рядом со мной. Живут они тут что ли, продумал я и окончательно проснулся. Я лежал в одежде, застёгнутый в свой спальник внутри своей же красной палатки. Выбравшись, я обнаружил себя посреди большой тёмной залы. Пахло сырым деревом, затхлостью и голубиным помётом. Через разбитое окно пробивался рассвет. Я вышел через дверной проём с выломанными дверями на большой балкон с высокими облезлыми колоннами. Над верхушками деревьев поднималось солнце. Дождя не было, небо было чистое. Впереди был небольшой луг, уходивший вниз. Похоже, там была река. Я огляделся — «Сильвервинг» стоял тут же, закрытый чехлом.

Непонятно как, но я оказался в той самой усадьбе в Панском, где и планировал переночевать. «Хонда» завелась без проблем, я включил навигатор и вскоре выехал по нему на шоссе. На телефоне обнаружилось несколько десятков не отвеченных вызовов и ещё больше сообщений. Если опустить выражения, в которых мои друзья проявляли беспокойство по поводу моей пропажи, то смысл сводился к тому, что они уже доехали до границы и ждут меня в местном трактире, в котором есть гостиница. Я отправил сообщение, что еду и отправился в путь. Что было прошедшей ночью, я так и не понял. Это не было сном, но под конец всё было слишком уж нереально. Да и когда мы прибыли на место, на фестиваль, в своих пожитках я обнаружил пластиковую баклажку с тем самым неимоверно вкусным, холодным и хмельным квасом и кулёк с пирожками, которые, на удивление, были ещё тёплыми.

Конечно, я думал вернутся в Панское на обратном пути, но не нашёл достаточно убедительного повода, чтобы опять отстать от колонны. Да меня и не отпустили бы. Ребята ждали даже когда я останавливался пописать. Особенно рьяно опекала меня Лиса, она же Марина Лисова, она же Патрикевна — её отца на самом деле звали Патрик, он был ассимилировавшимся в России фином. На фестивале она, под предлогом заботы и опеки, настояла, чтобы мы поселились в один номер. И, в общем, с тех пор мы стали как бы вместе.

Вообще с этим «вместе» тоже странная история приключилась. Мы сидели в местном кабаке, Лиса сидела со мной рядом на диванчике. Друзья пили пиво, веселились. Я же потягивал сок и молча думал. Марина периодически предлагала мне то бокал пива, то блюдо с начос, но я до этого так наелся сытными пирожками и напился кваса, что ни на пиво, ни на еду смотреть не мог. В какой-то момент я обнаружил, что Лиса сидит ко мне вплотную, я обнимаю её. Мы конечно и раньше общались, катались вместе, но были только друзьями. По-моему у неё даже был муж, или они развелись — этого я не помнил. Лиса подняла голову и наши губы встретились. Хоть я и не пил пиво, но от кваса всё же был достаточно хмельной. Я ответил на поцелуй и лишь потом понял, что мы же в баре, на виду у всех остальных. Я отпрянул и увидел, что бар, в котором мы только недавно кутили вместе с друзьчми, абсолютно пустой — не было ни посетителей, ни персонала, свет был погашен, стояла тишина. Лиса перебралась ко мне на колени, мы сидели лицом к лицу и снова целовались. Вдруг она сильно толкнула меня в грудь, я уже приготовился удариться головой о деревянный край дивана, но неожиданно куда-то провалился. Лиса сидела на мне, обнажённая, и мы были уже на кровати в нашем номере. Луна освещала маленькие груди Марины, её короткие угольно-чёрные волосы отливали синим блеском в лучах ночи.

Вернуться мне удалось только летом. Лиса была беременна и уже ни о каких совместных покатушках речи быть не могло. Стояла сухая жаркая погода, я взял отгул на работе и поехал в Панское, но уже на машине. Навигатор с готовностью снова увёл меня на просёлок, хотя через пять километров был второй съезд на хорошую асфальтированную дорогу, ведущую к деревне с другой стороны. Я проехал по той грунтовке два раза туда и обратно, но съезда в лес так и не нашёл. В конце концов я оставил машину на обочине и пошёл к холму пешком. Ручейка в овраге не было, но, возможно, он просто пересох. Я долго шёл вдоль подножия склона, любуясь на вздымавшиеся к нему сосны, пока не наткнулся на болото. Дороги наверх я тоже не нашёл, поэтому стал подниматься просто по лесу. Я исходил вершину почти идеально круглого холма от одного края до другого четыре раза, постоянно сверяясь с навигатором и записывая пройденный путь. В результате поверх карты получился рисунок, похожий на колесо телеги. Но дома Василисы я так и не нашёл.

Вернувшись в Панское я решил поспрашивать местных. Доехав до центра деревни я увидел, что усадьба, в которой я ночевал, вернее в которой я проснулся, теперь представляла собой обгоревшие руины. На соседнем участке в огороде копалась женщина, рядом мирно паслись куры в сопровождении петуха с ободранным хвостом.

— Лиса ободрала, — сообщила мне хозяйка, обратив внимание, что я рассматриваю её живность.

— Добрый день, а давно усадьба сгорела? — поинтересовался я.

— Да осенью, в октябре. В пятницу, кажется. Тогда ещё дождь был сильный, а потом полыхнуло. Говорят от молнии, но грозы то и не было. Я пожарных вызывала. Приехали, потушили, а внутри нашли сгоревший труп. Полиция говорит, что скорее всего какой-нибудь бродяга заночевал. Так и не опознали, — с готовностью выложила она мне всю историю.

— Спасибо, — только и смог произнести я и пошёл к машине.

Осень, пятница, дождь — это был как раз тот самый день, когда я был здесь. Я же проснулся в этой самой усадьбе, она была целая, а теперь оказывается, что она сгорела в ту самую ночь вместе с кем-то, кто в ней заночевал, как я хотел сделать сам. И если бы не навигатор, уведший меня в сторону и не заглохший скутер, трупа могло бы быть два. Или не могло? Я же помню, что усадьба была целая. И по сути я в ней и переночевал, получается. Мистика какая-то. Тут я вспомнил, что в итоге забыл спросить у женщины то, что собирался. Я вернулся.

— Извините, — окликнул я её. Она охотно отвлеклась от своих дел и подошла ближе к ограде, — а вы знаете тот холм, примерно километров в пяти от деревни, такой, с соснами.

— А, Ягина гора? Знаю, конечно.

— Ягина гора? — удивился я. — Почему Ягина?

— Да мы просто детей так пугаем, чтоб не бегали туда. Говорим, что там Баба-Яга живёт. И меня так пугали, и мою мать. Но мы всё равно бегали, конечно, и ничего такого там не находили. Но что-то странное в этом холме есть. Говорят, что в войну даже фашисты к нему побоялись приблизиться, а наши наоборот, установили там огневую позицию и остановили наступление.

— А там точно никто не живёт? — поинтересовался я.

— Да нет, конечно, кто там будет жить?

— Ну мало ли, кто-нибудь купил землю. Места то живописные, — предположил я.

— Это да, места тут у нас красивые, коттеджные посёлки растут как грибы. Но тут у нас кругом места воинской славы, просто так землю не купишь. Там вроде даже какие-то захоронения есть. У нас с этим строго, губернатор лично следит.

— Ясно, спасибо, — поблагодарил я.

В августе Марина родила мне сына. Крепкий мальчик, темноглазый и уже тёмноволосый, как и его мама. Мы назвали его Александром. Лисью «Сузуку» и мою «Хонду» пришлось продать, как и мой старенький «Форд». Вырученных от всего этого средств хватило на небольшой внедорожник — семье с ребёнком нужна была машина побольше и понадёжнее. Именно на нём я и отправился к холму в третий раз. Прошёл почти ровно год со времени тех событий, снова стояла осень, относительно теплые последние солнечные дни то и дело сменялись промозглыми и пасмурными. Я привычно настроил навигатор на Панское и отправился в путь. И снова компьютер упорно потребовал меня свернуть на бетонку в сторону деревни. Вскоре начался лес, за следующей извилиной дороги, сразу после рощицы, которую та огибала, должен быть уже виден холм.

«Поверните. Налево» — вдруг потребовал навигатор. Я посмотрел на экран, и увидел, что жирная зелёная линия проложенного маршрута деёствительно уходит налево от дороги, становясь после поворота серой. В том самом месте снова был съезд в овраг. Я остановился и вышел из машины. Дорога действительно была. Я осторожно съехал на неё и медленно стал спускаться. Грязная лужа с ручейком была на месте, и я её с лёгкостью пересёк. Дорога так же вилась вдоль подножия холма, надо мной снова возвышались исполинские сосны. Наконец я доехал до луга, где колея делала петлю перед тем, как подниматься на верх. Машина цепко держалась за грунт и разгоняться на подъёме не было нужды. Я осторожно заехал на холм, помятуя о большой луже. Она тоже была на месте. Интересно, в деревне есть у кого-нибудь трактор, — подумал я. Но трактор не понадобился. Не знаю, как насчёт коров, но внедорожник преодолел водное препятствие без приключений. Один раз только колесо ухнуло в какую-то подводную яму так, что вода достала почти до порога.

«Вы приехали» — радостно известил меня компьютер. Я остановился. Дорога действительно заканчивалась и дальше начинался обычный лес с засыпанным хвоей подлеском. Ни сруба из оцилиндрованного бревна, ни чёрной избушки на ножках нигде видно не было. В просветах между стволами сосен было видно серое осеннее небо, и нигде не проглядывалась зелёная крыша.

— А вот и папа, — услышал я за спиной и резко обернулся.

На дорожке, по которой я приехал сюда, стояла Василиса. Перед собой она катила белую коляску-люльку.

— Папа? — удивился я.

Мы сидели на втором этаже её дома в мансарде в детской комнате. Александра, как звали её, и, как выяснилось, и мою дочь, игралась в детской кроватке с погремушками после кормления, но, похоже, уже начинала засыпать. У ребёнка были яркие голубые глаза, мамины светлые волосики и белая, почти молочная кожа. В лесу Василиса повела меня в сторону от дороги по едва заметной тропинки и неожиданно снова запахло дымом, и я увидел всё тот же сруб и притулившуюся с боку тёмную избушку.

— Но я же был здесь летом, — говорил я, — и ничего не нашёл, даже дороги не было. Как такое могло быть?

— Наверное, не слишком сильно хотел найти, — ответила Василиса.

— А усадьба? Она сгорела в ту же ночь, а потом я проснулся в ней и она была целая.

— Да, жалко усадьбу. Но ведь это хорошо, что ты забрёл сюда, а не ночевал там, — я плохо понимал, о чём она говорила. Вроде простые вещи, простые ответы, но связать всё это вместе у меня по прежнему не получалось.

— Но я же в итоге в ней и проснулся? — не унимался я.

— Утро всё переменяет, лучше было так, — лишь сказала она. — Как мальчик?

— Какой мальчик? — не понял я.

— Твой сын, наш сводный брат. Его ведь тоже Александром звать?

— Да, но откуда ты знаешь? Кто ты?

В прошлом году всю эту мистику и чертовщину я как-то легко принял и не зацикливался на том, что события происходили как будто сами, помимо моей воли, но теперь всё было по-другому. Теперь у меня был сын, жена и, как оказалось, дочь. По словам Василисы, Александра родилась в тот же день, что и Александр. И зачаты они были в один и тот же день, только девочка — ранним утром на рассвете, а мальчик — поздним вечером, когда солнце уже закатилось. Василиса уверила меня, что ей от меня ничего не нужно, да я как-то и не подумал предлагать помощь. Я снова чувствовал силу этой женщины, верил и соглашался с ней во всём.

— Кто ты? — повторил я свой вопрос.

— Сложно сказать, — ответила она, — не спрашивай, пока, пожалуйста об этом. Ты обязательно это узнаешь, но время, видимо, ещё не пришло.

— Ты говоришь как героиня какого-то мистического сериала, — я начинал раздражаться, — ты понимаешь, что это всё серьёзно, это дети, мои дети.

— Наши, — поправила она меня.

— Наши дети, — повторил я, — и кругом происходит какая-то чертовщина. Я до сих пор не понимаю, что было той ночью.

— Мы зачали нашу дочь, — спокойно ответила Василиса, — а то, что было у тебя с Мариной, ты понимаешь?

— Нет, чёрт побери, тоже не понимаю, — повысил я голос.

— Тихо, она уже спит, — остановила меня Василиса, — пойдём вниз. И поминать чёрта, он нам сейчас тут совсем не нужен.

Я не стал уточнять, о ком она, но немного успокоился. Мы спустились вниз, где хозяйка предложила мне снова свой квас и еду. От кваса я отказался, так как был за рулём, а есть что-то не хотелось.

— Вспомни, — попросила Василиса, — ты что-нибудь ел в тот вечер, она тебе что-нибудь предлагала?

— Кто? — не понял я. Мы сидели на лавке рядом с печью, от которой веяло приятным теплом.

— Марина, твоя жена. Тогда она ещё не была женой, конечно, — пояснила Василиса.

— Нет, вроде, — начал вспоминать я. — Мы сидели в баре. Она что-то предлагала, но я не хотел ни есть ни пить.

— Это хорошо, — кивнула она.

— Что хорошо? Почему? — не понял я.

— А потом что было? Можешь рассказать, как ты это видел? — Василиса проигнорировала мои вопросы и продолжала задавать свои.

— Мы сидели в баре, потом вдруг все пропали, мы остались одни и оказались в номере гостиницы.

— Угу, — произнесла Василиса. Она отстранённо смотрела куда-то в сторону и опять теребила конец своей косы.

— А тут что произошло? — спросил я. — Я всё помню такими же отрывками. Будто половину вырезали. А потом проснулся в той усадьбе. Ты знаешь, что там погиб человек?

— Да, знаю, — ответила Василиса, — слушай, я не могу тебе рассказать, но то, что произошло, всё очень важно.

— Важно для кого? — поинтересовался я.

— Для меня, для нас, для наших детей. Появилась надежда.

— Надежда на что?

— На то, что всё будет хорошо, — продолжала Василиса говорить загадками. — Твой сын, он похож на тебя или на неё?

— На Лису, — ответил я.

— Хорошо, — кивнула Василиса.

После этого она ловко увела разговор в сторону от обсуждения событий годичной давности. Рассказала про Александру, ещё раз уверила, что они ни в чём не нуждаются и она не будет требовать от меня никаких алиментов, хотя я предлагал сам.

— Мы увидимся ещё? — спросил я, когда мы прощались.

Мне было пора ехать. Под конец разговора Василиса опять начала говорить загадками и сказала, что я должен присматривать за Мариной и сыном, быть с ними, и, возможно, всё будет хорошо.

— Возможно, — ответила она, — честно говоря, мы не должны были встретиться, но ты начертал коловрат. Я не могла не придти, когда год поворотился.

— Что я начертал? — не понял я.

— Коловрат, — повторила Василиса и добавила, — посмотри в навигаторе.

Мы расстались. Вернувшись домой, я поинтересовался у Марины, нет ли у неё знакомых по имени Василиса.

— Василиса? Какое странное имя, — ответила она, — нет, не знаю никого с таким именем. Интересно, как это имя звучит в сокращённом варианте?

— Васька, — ответил я.

С той поры я больше не был ни в районе Панского, ни вообще в тех краях. Мы жили с Мариной, воспитывали Сашку. Марина вернулась к работе судмедэкспертом. Сын проявлял интерес к гуманитарным наукам — литературе, истории. Играл в театральном кружке при школе, став подростком участвовал в исторических реконструкциях, в основном связанных с русской историей. Мне было приятно ему помогать, возить его на эти сходки, фестивали, я даже подумывал снова купить байк или скутер себе и сыну и ездить с ним вместе. Но Марина увлечения сына не одобряла. Она периодически пыталась увлечь его медициной, химией, но безуспешно. Больше всего он не любил ходить вместе с мамой в кино — она постоянно комментировала происходящее на экране со своей профессиональной точки зрения, указывая на ляпы киношников. То труп у них неправильно разлагается, то монстр расчленяет жертву неправдоподобно.

В день, кода я всё узнал, мы праздновали восемнадцатилетие ребенка. Сам он недолго побыл с нами, а потом уехал отмечать с друзьями. Мы остались дома одни. Сидели, допивали шампанское.

— Помнишь, ты интересовался, — вдруг спросила Марина, — знаю ли я кого-то по имени Василиса?

— Я спрашивал? — уточнил я и тут же всё вспомнил. Я и не думал, что эта история до сих пор хранится в моей памяти с такой точностью.

— Я соврала тогда, — продолжала Марина, — я знаю Василису. Я знаю именно ту Василису. Она моя сестра.

— Какую… — начал было я, но понял, что она имела в виду.

— Она тебе что-нибудь про меня рассказывала? — спросила Марина.

— Нет, — задумался я, — но она знала тебя и что у нас родился ребёнок. Хотя постой, она спрашивала, как мы познакомились и как, ну… что было той ночью.

— Подозреваю, что с ней у тебя было нечто похожее?

— Ну… да, но что это было, она не рассказала. Сказала, что я не готов.

— Ну, готов ты, Иванушка, или нет, но время пришло, — Марина залпом допила бокал и начала рассказывать.

Давным давно, в стародавние времена, обитали в миру два духа — Вий и Яга. Вий обитал в Нави, куда люди уходили после смерти, а Яга обитала в Яви и была проводником умерших душ из мира живых, Яви, в Навь — мир мёртвых. Яга выполняла роль жрицы, она помогала людям готовить усопших к последнему обряду, помогала отошедшей душе успокоиться и найти путь в вечное пристанище. Помимо людей, Яга помогала и животным, иногда даже выступала в роли врачевателя, защитницы природы, многие считали её ведьмой, колдуньей, но не злой, а той, которая просто констатирует неизбежное, судьбу. А судьба не всегда бывает приятной. Вий же ассоциировался у людей с миром духовным, незримым. О нём слагали мрачные песни и сказания, считали покровителем художников.

И вот однажды, у Вия и Яги родился сын, и назвали его Святогор. Он был могучим богатырём-великаном, настолько огромным, что не могла его удержать земля. И провалился богатырь под землю, сначала по колено, затем по пояс, по шею и в итоге сгинул насовсем, да так, что не могли его найти на в Нави, ни в Яви.

— Помнишь Руслана и Людмилу? — спросила Марина. — Говорящую голову с которой общался Руслан. Так это и был Святогор, провалившийся так, что только голова оставалась видна.

— Но это же сказка, и даже не русская-народная, — возразил я.

— Да, но сказка ложь, да в ней намёк, — ответила Марина, — и потом Пушкин основывался на сказаниях своей няни, а та рассказывала ему самые настоящие народные сказки и предания. Никогда не задумывался, почему многие европейские и славянские сказки похожи? Сказка — от слова сказание, реальная история, передаваемая устно.

Перед тем, как пропасть совсем, Святогор передал часть своей силы одному из жителей славного города Мурома, по имени Илья. Это была та его часть, которая досталась ему от Вия. Но оставалась ещё и часть от Яги.

— Злая? — уточнил я.

— Да. И нет. Нет ни зла ни добра, — сказала Марина, — всё относительно. Ягу считали злой и страшной потому, что она общалась с мёртвыми. А Вий наоборот, считался добрым божеством. Хотя являясь иногда в Явь, убивал людей одним взглядом.

Сущность Яги Святогор передал другому богатырю — Сварогу. И вот тут как раз уже можно разделить историю на добро и зло. Илья Муромский был спасителем земли русской, защитником, а Сварог выступал зачинщиком войн, раздоров, междоусобиц. Наверное именно поэтому его в конце концов все и забыли. Но это разделение внесло дисбаланс в Явь. Раньше Явь и Навь существовали вместе, дополняли и компенсировали друг друга и были, по сути разными сторонами одной и тоже сущности. Но теперь по земле ходило чистое зло в виде Сварога и чистое добро в виде Ильи. Равновесие нарушилось. Каждая сторона творила что хотела. Яге пришлось обрести человеческий облик и окончательно переселиться в Явь, чтобы сдерживать богатырей. Много добра — это тоже плохо. С тех пор мир на земле стал колебаться то в одну то в другую сторону. Когда сильнее оказывался потомок Сварога — начинались войны, мор. А когда Ильи — возрождение, прогресс, мир. И маме приходилось становиться то доброй Марьей-Искусницей, утешающей, исцеляющей и помогающей бедным и обездоленным в разорённых войнами землях, либо Бабой-Ягой, мешающей людям вырубать леса, наводящей болезни и порчу.

— Маме? Ты сказала маме? — встрепенулся я.

— Да. Та, кого вы зовёте Бабой-Ягой — наша с Василисой мать, — подтвердила Марина, — хотя у неё было много имён — Яга, Ядвига, Марена, Мора, Мария.

— Было?

— Да, её не стало вскоре после последней войны. Все силы ушли на нейтрализацию очередного потомка Сварога. Собственно весь этот кошмар произошёл только из-за того, что Вий во время своей очередной вылазки в Явь с целью найти себе очередную мёртвую невесту, не успел вернуться и обратился в камень.

— Так Гоголь…

— Да, — кивнула Марина.

— А под войной ты имеешь в виду вторую мировую? И он… он был потомком? — удивился я.

— Да, но ты не удивляйся. Это же не генетическое родство. Всё гораздо сложнее и тоньше. Мы с Василисой тоже ведь не родные сёстры и мама нас не рожала физически.

— А как тогда?

— Этого тебе не понять, — вздохнула Марина. — Миры разделились, добро и зло стали властвовать в Яви безраздельно, без противовеса со стороны Нави. Она нейтрализовала возросшую силу обеих потомков Святогора, а то, что осталось, разделила поровну и передала нам. Поэтому я — женский аналог Сварога, а Василиса — Ильи.

— Поэтому ты патологоанатом, проводница умерших душ? — спросил я.

— Да, — просто ответила моя жена.

— Погоди, но если ты — тёмная сторона, то почему Саша наоборот — гуманитарий. Хотя погоди, нет. Ведь Вий был покровителем поэтов, значит наш сын — его потомок через Муромца. Почему?

— Я говорила тебе уже, — нахмурилась Марина, — не было изначально никакого добра и зла. Но теперь появился шанс вернуть всё обратно, воссоединить добро и зло вместе, как это было раньше, пока потомок Сварога мёртв.

— Но если он мёртв, значит баланс опять нарушен? — подсказал я.

— Нет, — возразила Марина, — потому что суть Яви и Нави теперь живёт в двух других существах. И когда они займут свои места, будет всё хорошо, потому что они были рождены, когда мир находился под контролем потомка Ильи Муромского.

— И кто же это? Неужели — сам? — спросил я.

— Дурачок, ты, Иванушка. Это — ты.

Вот так выяснилось, что моё тёмное альтер-эго погиб тогда в сгоревшей усадьбе в Панском, а я стал отцом спасителей этого мира, равновеликих наследников Яви и Нави, Вия и Яги — Александра и Александры, которым предстоит стать новыми властителями Нави, мира мёртвых и Яви — нашего мира.