«Люди без города»

Люди без города (fb2) - Люди без города (УАЗдао - 6) 1454K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Павел Сергеевич Иевлев

Люди без города Павел Иевлев

Дизайнер обложки Владислав Путников

uazdao.ru

День первый

Македонец

— Здравствуйте, группа! — говорит миловидная женщина-психотерапевт.

— Здравствуйте, привет, привет, добрый день… — разноголосый хор с расставленных полукругом стульев.

— Сегодня свою историю нам расскажет Виктор…

— Привет, Виктор!

— Здравствуйте, меня зовут Виктор, и я убийца…

— Ты что, ёбнулся, Виктор? Уберите его! — возмущенные возгласы аудитории.

— Я хочу рассказать вам, как я стал…

— Да пошел ты нахуй! Возмутительно! Прокурору, блядь, расскажи!

Ну вот, даже моя воображаемая психотерапевтическая группа не стала меня слушать. Никому не интересны мои внутренние рефлексии. Я пробовал, правда. Была, например, Аня, мой прекрасный — но, увы, бывший психотерапевт… Наши отношения врач-пациент в какой-то момент стали требовать большей откровенности, чем я могу себе позволить. Она считала, что у меня «вьетнамский» (он же «афганский», «иракский», «чеченский» и так далее) синдром, а сам я военный, побывавший в горячих точках. Забавная версия, но нет.

Знаете, какой лучший способ расстаться с психотерапевтом, особенно если он — милая и умная, но одинокая женщина? (Отчего-то это часто случается с милыми и умными женщинами). Нетрудно догадаться. В общем, мы остались друзьями, и теперь голосом Ани говорит со мной моя совесть. Нечасто.

— Здаров, Македонец! — а вот и Сеня. Он сегодня заявился с утра, и теперь непринужденно шарится у меня по кухне в поисках, чего бы пожрать. Визит его стал, мягко говоря, неожиданным, но это же Сеня. Длинный, худой, весь как на шарнирах пацан, непрерывно в движении, со своей странной дерганой моторикой подклинивающего в суставах Буратино. Ввалился, пока я продирал глаза, помахал рукой — и на кухню. Как с голодного края. Не кормят их там, что ли?

— Сень, ты что, с дурдома сбежал? — недовольно спрашиваю я.

— Почему сбежал? — удивляется Сенька. — Темные времена карательной психиатрии прошли, я прохожу лечение на совершенно добровольных началах!

— И что, уже вылечился?

— Нет, — мотает бритой налысо головой Сеня, — я неизлечим. Просто мне было видение.

— Опять? — закатил глаза я.

Сеня у нас, вишь ты, медиум. Ну как медиум — его просто иногда штырит. Без всяких веществ — Сеня у нас даже непьющий. У него и своей дури хватает. Накрывает Сеню жестко, но это еще не самое плохое. И то, что видится ему обычно всякая дрянь, тоже можно пережить. Главная засада в том, что все, что ему видится, непременно сбывается. И не «рано или поздно, так или иначе», а до обидного быстро и до ужаса буквально. Наградила природа талантом, чтоб ее. Хотя мне ли говорить?

— Ну да, — жмет худыми острыми плечами Сеня, — ты же знаешь, как это у меня бывает…

Я знаю, как это у него бывает. Сталкивался.

— Кофе будешь? — крикнул он из кухни. Почему он всегда оттуда орет так, как будто у меня не однокомнатная хрущевка, а особняк с мезонином? Как будто, если он меня не видит, то я непременно далеко?

— Буду! — хоть что-то хорошее этим утром.

Кстати, в дурдоме он обретается не из-за видений. Про них психиатры не в курсе. Сене просто комфортно в психиатрической клинике, и он с легкостью симулирует «посттравматическое стрессовое расстройство» (ПТСР), в котором психотерапевт подозревала меня. Он прекрасный симулянт, наш Сеня. При его невысоких запросах, клиника — это такой халявный санаторий, где кормят, развлекают, позволяют гулять на свежем воздухе (наш загородный дурдом славится прекрасным садом), а главное — внимательно и с сочувствием выслушивают любую чушь, которую Сене заблагорассудится нести. Чем не курорт? «А медикаментов груды, мы в унитаз, кто не дурак. Вот это жизнь…»1

На Сенино счастье, психиатры то ли недостаточно бдительны, то ли недостаточно квалифицированы, то ли им наплевать. Знали бы они, насколько он на самом деле безумен, они бы вернули карательную психиатрию немедленно — и я не про видения его говорю. Что видения? Забавный казус Мироздания, также как и мой странный талант. А вот то, что никакого ПТСР у него не было — это как раз и было его безумием.

— Кофе! — Сеня принес мою кружку.

— Спасибо, Сень, — я уже умылся и в целом был готов к неприятным новостям. — Так что за видение?

Сеня дожевывал бутерброд с последней моей колбасой, поэтому мужественно сглотнул, чуть не подавился, выпучил глаза, судорожно запил кофе, обжегся, пролил на рубашку… В общем, ему потребовалась пара минут, чтобы откашляться и принять соответствующую пафосности заявления позу:

— Быть сему месту пусту! — провозгласил он значительно, и, сев обратно на табурет, шумно отхлебнул из кружки.

— Какому месту? — удивился я. — Моей квартире?

Квартирка, конечно, так себе — старая, отродясь не видавшая ремонта хрущевка, укомплектованная обшарпанной, но крепкой мебелью времен позднего СССР. Как от отчима досталась, так и живу. Позорище, если вдуматься, но мне просто пофиг, а в гости ко мне никто, кроме Сени, отродясь не ходил. Тем не менее, с чего бы ей быть пусту?

— Нет, — Сеня поморщился и сделал широкий круговой жест кружкой, — Вообще. Всему. Нашему вот этому миру.

— И в каком… э… формате будет проводиться данное мероприятие? — поинтересовался я растерянно.

— В формате пиздеца, — ответил Сеня невнятно, запихивая в рот колбасу. — Какая-то рыжая баба в костюме супергероя на краю крыши, девчонка в черном и еще какой-то бородатый мужик, вроде смутно знакомый, но я его вижу краем глаза. В городе пожары, в небе низко над крышами звено «двадцать восьмых»2, на улицах бардак, руины и то ли трупы, то ли просто люди кучами лежат….

Сеня вытер рот рукавом клетчатой рубашки и закончил:

— Вот такое видение было.

— Может оно еще и обойдется? — осторожно спросил я. — Не, я знаю, что у тебя все сбывается, но может закончится все нормально? Рассосется потом как-то?

— Не, — спокойно ответил Сеня, — не рассосется. Я ж чую. Я и без видения на нервах был, все не мог понять, что не так. Давило что-то, как будто крышка закрывается… А теперь уж точно знаю.

— А что, есть признаки?

— Эй, — отмахнулся Сеня, — в нашем дурдоме интернета нет, а по ящику только канал «Дискавери» — как слоны ебутся. И то некоторые от этого зрелища впадают в такой экстаз, что хоть выключай. Ты не поверишь, какие там долбоёбы встречаются!

Я скептически посмотрел на Сеню, но ничего не сказал. Вместо этого подошел и включил приемник — телевизор мне как-то без надобности.

«Всемирная организация здравоохранения заявила, что власти Либерии принимают необходимые меры предосторожности после смерти восьмисот человек в городе Гринвилл от неизвестной болезни. Как пишет либерийское издание Daily Observer, тела умерших быстро подверглись разложению. Либерийская полиция подключилась к выяснению обстоятельств их смерти. Принимаются меры для того, чтобы изолировать заболевших..»

Женский голос вещал привычной спокойной скороговоркой, без экзальтации — видно было, что Либерию ведущая не то что на карте — в гугле-то не найдет.

— Не везет им, — констатировал Сеня. — Вечно то эбола у них, то еще какая срань… А помнишь, как мы тогда в Монровии…

— Помню, — поморщился я, — но лучше бы забыл. Хорошее место Либерией не назовут.

Новости закончились, но я покрутил ручку старого приемника «Океан» и поймал другой выпуск. Там тон ведущего был пожестче и отдавал некоторой обеспокоенностью:

«Китай заявляет категорический протест против агрессивных действий США на Корейском полуострове. Пентагон направил к Корейскому полуострову авианосец Ronald Reagan в дополнение к уже находящемуся там Carl Vinson. Возвращение авианосных соединений к берегам Кореи создаёт эскалацию напряженности в регионе…»

Я выключил приемник — весь этот цирк с конями, в который превратилась нынешняя международная политика, успел достать даже меня. Как не берегись — а радио с телевидением вещают из каждого утюга, хоть уши затыкай.

— Вроде все как обычно, — сказал я Сене. — Нормальное для нынешнего мира состояние «вот-вот пиздец, но не сегодня». Не первый год длится.

Сеня молча пожал плечами и одним глотком допил остывший кофе. Вывалить проблему на меня и отморозиться — его обычный образ действий.

Я у Сени типа опекуна — так уж сложилось. Он детдомовский, и уж не знаю, что там с ним случилось, но башка у него сдвинутая серьезно. Я отбил его в одном неприятном месте у одних очень плохих людей, когда ему едва четырнадцать было. Ну, как «отбил»? К тому моменту, как я на него наткнулся, он уже сидел весь залитый чужой кровью в окружении шести трупов с перерезанными глотками и жадно жрал что-то из ставшей вдруг ничейной миски. Проголодался ребенок. Чуть меня не отправил к ним седьмым, кстати.

Не то чтобы мне так уж хотелось вешать себе на шею трудного подростка, но бросить его там, где нашел — все равно, что убить. Государство предлагало вернуть его в детдом. Вот этого некрасивого юношу с первыми прыщами, безумными глазами берсерка и «ка-баром»3 в худых руках? Это не должно было быть моим делом, но почему-то стало. Так и прижился. Я не заменил ему отца — у меня на это «как отец» с детства аллергия. Сначала взял на правах приблудного уличного кота, потом он стал кем-то вроде воспитанника, а потом в какой-то момент и полноправным напарником. Он не дурак, Сеня-то, у него башка работает многим на зависть, просто как бы лакуны какие-то в понимании некоторых вещей. Например, социальных правил. Не знаю, как удалось добиться такого эффекта — я бы тот детдом, где таких детишек растят, сжег бы чисто на всякий случай, если бы он уже не сгорел. Кто-то позаботился. Имею на сей счет подозрения, но спрашивать Сеню боюсь — вдруг он ответит, и что мне с этим знанием делать?

Зато и проводником он стал еще тогда — не от хорошей жизни, надо полагать. Особенно учитывая специфический Сенин кросс-локус4 — ни у кого про такой не слышал, тут он тоже уникален. Среди проводников много «гаражистов» — переходящих через гаражные конгломераты, немало «культистов» — ходящих через храмы и прочие места поклонения, есть небольшая, но сплоченная группа «спелеологов» — проходящих через кросс-локусы пещер, есть и довольно странные ребята, умудряющиеся проходить тоннелями метро — их возможности, правда, ограничены, потому что метро мало где есть. Но вот такого как Сеня…

Сеня — совсем слабенький проводник, с большими ограничениями по длительности поддержания и пропускной способности проходов. Фактически, пара-тройка человек с ручной кладью — его предел. Но зато дверь ему почти везде — он через сортиры ходит. Вошел в туалет тут, закрылся, вышел там. Универсальность потрясающая — где есть люди, так там и сортир непременно найдется. Я догадываюсь, почему так сложилось — учитывая школьно-детдомовско-армейскую традицию устраивать разборки именно в туалетах. Видать, неслабо его там пиздили, раз врожденный талант проводника зацепился за такой кросс-локус…

Я способностей проводника не имею, так что мы с Сеней ходим парой. Он проводит, я работаю. Толковых контрабандистов из нас по причине малой грузоподъемности не вышло — в отличие от Гаражища, машину в сортир не загонишь, — так что профиль нашей пары другой, обусловленный сочетанием наших странных умений. Пришли мы к этому не сразу, но в итоге свою нишу все же выбрали.

— Я тут брошу у тебя сумки с деньгами, ладно? — невинно поинтересовался Сеня.

— С чем? — рассеянно переспросил я, задумавшись.

— С деньгами, — повторил Сеня спокойно. — С баблом, лавэ, бабками, кэшем…

— И откуда у тебя наличка сумками?

— Ну, для начала, я взял кредит под залог своей квартиры, — начал перечислять Сеня. Судя по тону, он был очень собой доволен и спешил похвастаться. — Потом я сдал ее в аренду через агентство и взял плату за год вперед. Дисконт вышел большой, но зато с отсрочкой заселения на месяц. Потом я квартиру продал в полцены черному риелтору через генералку. Потом взял кредит в своем банке — правда, дали, гады, немного, полмульта всего — но на три года. Потом нанял такси и проехался по микрокредитным конторам…

— Сеня, блядь… — я схватился за голову. — Что ты творишь? Мы же это уже проходили! Опять пострелушки из-за твоих долгов устраивать?

— Да успокойся ты, — Сеня притащил из прихожей две спортивные сумки и бросил на пол. — Там везде первый платеж через месяц, не раньше. А я этому миру и двух недель не дам…

Понятия морали для Сени не существует, но голова у него работает — надо бы и мне обналичить свой счет. Денег на нем прилично, так что придется, наверное, в несколько приемов. Хотя…

— Сень, а на кой черт тебе кэш, если миру конец?

— Вложим в товар, перетащим на базу.

— Какой товар?

— Ну, представь — через пару недель все, что брали в этом срезе контрабасы, станет абсолютным дефицитом. Его будет просто негде взять! А у нас — есть! Неплохо поднимемся…

— За главный товар нашего среза нас с тобой закопают быстрее, чем мир кончится… — засомневался я, — На оружие надо иметь каналы, а не только деньги. Да и много ли мы утащим через твою сортирную дырку? И кому оно будет нужно, когда негде будет взять подходящие патроны?

— Да? — на секунду задумался Сеня. — Ну и хуй с ним тогда! Пойду к блядям, оттянусь напоследок. Всем хорош дурдом, но бабы там…

Он, вжикнув молнией, раскрыл одну сумку, вытащил оттуда наугад пачку пятитысячных купюр и смылся. Что ему скажешь? Совершеннолетний уже. А я погрузился в тяжкие раздумья.

Мы с Сеней межсрезовой контрабандой не баловались, но, разумеется, в общих чертах были в курсе. Проводников немного, и, хотя они, по большей части, и друг друга-то терпеть не могут, а мной вообще пугают детей, но тусовка существует. Поневоле приходится контактировать и поддерживать нечто вроде профсоюза — а то желающих сесть на канал хватает. Как со стороны государства, так и со стороны криминала. Несмотря на серьезные внутренние трения и конкуренцию, все же как-то друг другу помогаем — я пару раз приезжал на «стрелки» в качестве «окончательного аргумента». Конечно, и криминал, и государство все равно в схемах присутствуют — куда же без них, — но какие-то правила, в основном, соблюдаются. Более или менее. Местами.

Так вот, основной экспортный товар нашего среза на межмировом рынке — это оружие. Тут мы уникальны — остальные срезы, настолько озабоченные прогрессом средств уничтожения, уже достигли логического финала этого пути. В одном из таких миров у нас запасная база — очень скромная, просто склад того, что по разным причинам не стоит хранить здесь. Безопасность хранения там абсолютная — воровать некому, а радиация уже, в основном, рассеялась. Главной проблемой было найти уцелевший сортир для Сениного кросс-локуса…

Второй по популярности товар — автомобили. Как правило, берутся подержанные внедорожники, проводится профилактика до состояния «как новый» и перегоняются. Новые модели, капризные и привязанные к сервисам, спросом не пользуются. Это довольно приличный бизнес, минимум криминала (не считая, конечно, некоторого процента краденых машин — то, что они пропадают из этого мира бесследно, открывает хорошие возможности). Я знаю одну контору, где ребята из натурализовавшихся здесь грёмлёнг наладили практически конвейер. Можно было бы вложиться в технику — да вот беда, в сортир машину не пропихнешь. Не наш это калибр. А больше ничего такого уникального и нет — в фармакологии мы далеко не лидеры, оргтехника не имеет смысла вне совместимой цифровой среды, предметы быта не универсальны, предметы роскоши бессмысленны.

Опять же, надо понимать, что вся доступная нам межмировая торговля — это крошечный по объемам рынок. Рыночек. Все проводники нашего среза вместе не догонят по обороту провинциальный сетевой супермаркет. Даже оружие — и то штучные поставки. Десятки, максимум сотни стволов в партии. Те социумы, которые любили повоевать, имели своё, а остальным оно особо и ни к чему.

Да, есть еще те, кто торгует людьми и наркотой. Не так давно это был довольно мощный бизнес, теперь — нет. В этом, без ложной скромности, есть и моя заслуга.

Больше я что-то ничего и не придумаю. Шедевры искусства? Они ценятся только в соответствующем культурном фоне, когда всему человечеству объяснили, что вот это — шедевр и стоит много денег. Если этого фона нет, то черный квадрат остается просто квадратом, а за всякое пикассо еще и в лоб дадут. Предметы культа? За отсутствием соответствующих культов будут оценены по весу золотого оклада. Исторические артефакты? Никому не интересна чужая история. Так вот, глядя со стороны, понимаешь, что универсальных ценностей практически не бывает. За одним исключением — практически везде ценится золото, оставаясь более-менее общепризнанным обменным эквивалентом. Тоже не самый беспроблемный товар, конечно, но его куда проще купить, чем оружие. Тем более, что есть у меня знакомый, через которого можно взять драгметаллы не по цене банковских монет и не как ювелирку, а по весу. Странноватый мужик, но, в целом, надежный.

— Привет, Ингвар, — набрал я его без лишних размышлений.

— Македонец, ты? И тебе не хворать! — он взял трубку моментально, как будто ждал звонка.

— Есть тема насчет некоторых интересных инвестиций…

— Моих тебе, или твоих мне?

— Имею инвестиционные намерения, — обозначил я тему, — относительно некоторых металлов.

— Над землей хуйня летала,

Вся из желтого металла.

Очень много в наши дни

Удивительной хуйни… — продекламировал Ингвар задумчиво. Голос его показался мне несколько растерянным.

— И каковы предполагаемые объемы инвестиций?

Я назвал сумму.

— Подъезжай в офис, решим, — ответил он после паузы.

Сенины деньги я решил пока оставить, где лежат, а первым делом обналичить свои. При любых грядущих непонятках лучше не зависеть от доброй воли банкиров и работоспособности банкоматов. Для начала позвонил в банк и запросил обналичку — там не то чтобы огромные миллионы, но такие суммы уже надо заказывать за сутки. Наше странное занятие не сильно прибыльное, но и тратить мне особенно некуда. Квартира мне досталась от отчима, машина тоже, питаюсь я просто, представительских расходов нет, дорогих игрушек не люблю, хобби не случилось, личная жизнь не сложилась. Вот и накапливается понемногу.

Остаток суммы решил снять из банкоматов — чтобы какой-то оперативный капитал был на руках уже сегодня. Сенины предсказания точны в деталях, но не определенны по времени — а ну, как придется драпать, в чем есть? Надо хоть как-то подготовиться, прикупить кой-чего. Так что спустился к подъезду, завел старенькую «Ниву» — немного поржавевшую, но еще более-менее на ходу, — и поехал по банкоматам. Я, конечно, мог бы купить себе новую машину, но у меня и эта-то большую часть времени праздно гниет у подъезда. Из-за особенностей Сениного кросс-локуса по работе мы пешеходы, а тут мне ездить некуда. Я бы я сейчас пешком пошел, но уж больно неохота таскаться с кучей налички.

Хвост засек на третьем банкомате. Как человек осторожный, я не стал снимать весь суточный лимит в одном, а брал одну максимальную выдачу — 40 тысяч, — и ехал к следующему. Видимо, не помогло — кто-то засек человека, снимающего много налички, и захотел поживиться. У меня, к сожалению, обманчиво безобидный вид — и рост не богатырский, и в плечах не косая сажень, и лицо самое ординарное. Вели меня топорно, постоянно мелькали одной рожей, подходили близко, когда шел от банкомата к машине, бежали к своей чуть ли не бегом. В серой потасканной «Нексии» их было аж четверо, прижимались они чуть ли не бампер в бампер — боялись потерять, — так что разглядел я их прекрасно. Дагестанцы, судя по всему. Гопота. Но это и хорошо — даги будут сначала давить, пугать, чтобы сам отдал. Они покуражиться любят, молча пальнуть в затылок и снять с трупа — не их стиль. Думают, что я черный обнальщик, деньги чужие, рисковать за них не стану — они таких как раз и пасут у банкоматов. Так что ситуация меня скорее раздражала, чем вызывала опасения. Я спокойно подъехал к четвертому банкомату и добрал остаток суточного лимита. Немного даже демонстративно убрал пачку тысячных купюр в сумку, висящую на брючном ремне, и вернулся в машину. Тот из дагов, кто приглядывал за мной вблизи, резво потрусил обратно в «Нексию». Я завелся и тронулся, они рванули за мной с таким энтузиазмом, что чуть не устроили ДТП. Дилетанты, смотреть противно.

Я неторопливо проехал полквартала и свернул в гаражный кооператив. «Нексия» прижималась ко мне, уже не скрываясь. Думаю, внутри царит полное ликование — жертва сама привела их туда, где можно без помех осуществить экспроприацию материальных ценностей. Это хорошо, это не даст им задуматься, зачем я с кучей денег еду в такие ебеня. Они уже видели деньги, в их воображении скромный дневной лимит снятия превратился в невесть какие миллионы, они полны азарта. Они думают, что жертва тут — это я.

Я прибавил ходу, свернул в тупиковый проезд и резко остановился. Влетевшая за мной «Нексия» от экстренного торможения немного просквозила юзом, но водитель справился. Я вышел, захлопнул дверь и встал, прислонившись к борту. Да, так я и думал — в азарте выскочили все четверо.

Самый здоровый, с мятыми ушами борца, первым шагнул ко мне, опуская руку в карман:

— Э, стоять… — начал он.

«Хлоп-хлоп-хлоп-хлоп», — ответил мой пистолет. Глушитель на «макарове» работает так себе, но тут достаточно безлюдно, а задерживаться я не собираюсь. Контрольные мне делать не нужно, обыскивать неинтересно, мародерить противно.

Сел в машину и уехал.

— Здравствуйте, Анна!

— Здравствуйте, Виктор, рада вас видеть! С чего бы вы хотели начать наш сегодняшний сеанс?

— Увы, Анна, я опять сделал это, — винюсь я.

— Неужели никак нельзя было решить проблему иначе? — голос психотерапевта профессионально ровный, но я знаю, что он расстроена.

— Увы, Анна, они сами напросились. Ну не дорогу же спросить они за мной ехали?

Я лукавлю, и Анна это знает. Я мог от них оторваться, я мог вывести их на полицию, я мог позвонить определённым людям, и их бы приняли на месте, объяснив, насколько они не правы. Я мог, в конце концов, стрелять не в лоб, а по конечностям. Да что там, скорее всего, достаточно было бы достать пистолет и прострелить колеса, чтобы они, с угрозами и обещаниями разобраться потом, но отстали. Но я поступил так, как поступил. Я убийца, Анна.

— Вы слишком строги к себе, Виктор, — качает головой мой воображаемый психотерапевт, но я-то знаю…

Впервые я узнал о своем предназначении, когда отчим по какой-то причуде сознания пропил не все деньги, а на остаток привел меня в тир. Он тогда еще пытался периодически изображать: «Я тебе, засранцу, как отец!» Про себя я его так и называл: «мой какотец». Тир был дурацкий, по две копейки выстрел, с жестяными фигурками, рывками едущими вдоль задней стены полутемного павильона и ушатанными пневматиками-переломками, пристреливать которые никто и не собирался. Но я не промахнулся ни разу. Изумленный отчим, который перед этим пытался путано объяснить, как совмещается прицел с мушкой, разорился еще на двадцать копеек — и снова легли десять фигурок. Тут уже его приятель, который этим тиром как раз заведовал, выдал еще десяток бесплатно — с тем же результатом. Дальше я стрелял в бумажную мишень, аккуратно вынеся пульками десятку, в консервную банку, в автоматные гильзы… Мужики впали в азарт, и уж не знаю, как отчимовский собутыльник потом отчитывался за истраченные пульки, но я выстрелил раз сто — и ни разу не промазал. Мне не было интересно — ни тогда, ни потом. Как вам не было бы интересно раз за разом валить стоящий на столе спичечный коробок, ткнув в него пальцем. (Я далеко не сразу понял, что люди, которые промахиваются, делают это не специально). Так что стрелять мне было скучно, но сообразительный «какотец», на пару с мужичком из тира, монетизировал мой талант — спорил на выпивку с такими же калдырями, что я попаду десять раз подряд. И я, разумеется, попадал. Потом этот фокус всем наскучил, желающие спорить кончились, и больше я в тир не ходил. Не пошел я и в стрелковый спорт — просто не пришло в голову. Скучно же. Промахнуться при стрельбе для меня все равно, что промахнуться, вытирая жопу. Вам же не приходит в голову строить карьеру на том, что вы очень точно вытираете жопу? Так что мое следующее столкновение с судьбой состоялось уже в армии. Мама к тому времени умерла, «какотец» пропивал последний ресурс печени, я был дурак-дураком. Имел неосторожность продемонстрировать талант, и моментально был взят на заметку. От подразделения требовалась сдача нормативов, и я стрелял за себя и за тех узбеков, а потом меня выставили на внутриармейские соревнования, защищать честь родного гарнизона… По-своему это было удобно — локального чемпиона по стрельбе не гоняют копать канавы, и он реже чистит картошку, проводя время в «тренировках». Его уважают старослужащие и берегут командиры. На исходе срочной мне сделали предложение насчет дальнейшей службы. Возвращаться в квартиру «какотца» не слишком хотелось, и я его принял. Дальше было много интересного и не очень, но основным моим занятием с тех пор стало убивать людей. От судьбы не уйдешь.

Я иногда завидую Сене — он живет без рефлексий, как полевая трава. Я так не умею. Я злой. Я не раз пытался сменить род занятий, но раз за разом в итоге оказывался с пистолетом перед трупами. «Увы, Анна, я снова сделал это…» Пришлось принять это как предназначение. Когда я прочитал «Темную башню» Кинга, меня чуть не разорвало: «Это же про меня! Я тот самый Стрелок! Я такой же, как он!» Я даже пытался заиметь себе такой позывной — «Стрелок», но не прижилось. Прижилось прозвище — «Македонец». За то, что стреляю с двух рук.

— Привет, Македонец, — Ингвар достал из бара бутылку. Я не большой любитель алкоголя, но он из тех, с кем проще выпить, чем отказаться. — Давно не виделись, да?

— Давно, да, — я не спорю и беру стакан. Виски с содовой? Ну, сойдет и виски.

— Я приехал в ресторан

С золотого прииска

Ведро водки заказал

И котлет по-киевски! — радостно потирая руки, продекламировал Ингвар. Он меня бесит этой клоунской манерой по любому поводу нести какую-то рифмованную поебень. То ли сам ее сочиняет, то ли башка этим дерьмом забита… Тот еще мудак, но дела с ним иметь можно.

— Мне б золотишка прикупить, — не стал я изображать светскую беседу. — Ты в курсе.

— Я-то в курсе… Но…

— Что-то не так?

— Вот ей-богу, Македонец, не знал бы я тебя столько лет, подумал бы, что подстава.

Я было напрягся, но он замахал руками.

— Нет-нет, это не наезд, просто такие совпадения косяком пошли, что уж не знаю, что и думать… Я же вообще-то не по золоту, ты знаешь. Просто иногда помогаю людям. А тут мне один человек, которого я сто лет не видел, приносит, а второй, которого я тоже, что характерно, давно не встречал, сразу хочет купить…

— Ну и что? — не понял я. — Есть спрос, есть предложение, есть гармония в мире. В чем проблема?

— Вот в чем.

Ингвар засунулся в огромный сейф, порылся там и, вынырнув, протянул мне монету.

— Видел такие?

Я посмотрел на шестеренку с микроскопом на реверсе крупной монеты и кивнул.

— Доводилось. Не ожидал увидеть у тебя.

— А я вот не удивлен, что ты видел, прикинь? Не зря я в совпадения не верю!

— К этой чеканке есть некоторый специфический интерес…

— Да-да, я в курсе. И знаю, что за нее бывает. А ты ведь знаешь, кто такие чеканит, да?

Разговор принимал довольно опасный оборот и, по-хорошему, надо было на этом его заканчивать и уходить — Ингвар не единственный барыга в городе, нашел бы через кого золото взять. Но я не стал обострять.

— Знаю. Это золотой рубль Русской Коммуны. Очень чистое золото, но оборот его довольно… хм… специфический.

— Ты проводник, Македонец? — спросил Ингвар в лоб.

Задавать такой вопрос не то, что неприлично, но и небезопасно. Проводники не любят внимания. Тихая это профессия, непубличная.

— Нет, — ответил я совершенно честно. Не стал изображать удивление и переспрашивать, какого вагона.

— Но связан с этой темой, так?

— Связан.

— Тогда забирай! — он вытащил из сейфа плотный мешочек и гулко брякнул им по столу. — Двадцать пять монет.

— Это приличный капитал, — осторожно сказал я. — Они ценятся выше золота по весу.

— Да? — Ингвар махнул рукой, — Не знал. Я их по цене лома взял. Но неважно — забирай по весу. Для меня это горячий товар, а для тебя, как я понимаю, проблемы нет?

— Нет, — признал я, — но, если ты в курсе темы, то мог бы и сам пристроить.

— Я вчера в первый раз своими глазами видел другой мир, — неожиданно признался Ингвар. — Я не очень в курсе темы, но, чтоб я сдох — как же я хочу быть в курсе!

— У меня с собой не хватит налички, чтобы выкупить прямо сейчас, — предупредил я его. — Буду готов завтра.

— Все равно забирай, я завтра подготовлю остальную часть, за все и расплатишься разом. Не хочу у себя хранить.

Я пожал плечами и сгреб увесистый мешочек в карман.

— И еще, — вспомнил о нужном. — Мне опять нужен ствол. Лучше всего такой же, болгарский «макар» с глушаком.

— Да что ты их, жрешь что ли? — удивился Ингвар. — Нет, не говори, не хочу знать. Завтра будет.

Тот, из которого я дагов пострелял, я закинул в реку — зачем мне паленый? Остался второй, но с одним мне неуютно. Я ж Македонец.

Артем

Этим утром Артем проснулся от внутреннего беспокойства. В последнее время его часто посещали какие-то смутные ощущения. То ли что-то вот-вот произойдет, то ли оно уже произошло, но не тут, то ли все-таки тут, но он не заметил. Довольно дискомфортно. Ольга успокаивала, что это побочные эффекты экспериментов профессора Воронцова, и что это пройдет. Черт бы этого профессора драл…

Артем спросонья пошарил рукой по постели — Ольги не было. Уже не первый день он просыпался в одиночестве. Его… подруга? Женщина? Жена? — смывалась тихо и рано, уносясь по своим непостижимым делам. Смешно сказать — но он до сих пор не мог окончательно определиться, кто для него Ольга. С его самого первого дня в Коммуне они жили вместе, делили постель и скромный здешний быт, но про то, чтобы пожениться, речь не заходила ни разу. Впрочем, тут, как ни странно, спокойно относились к таким формальностям — Артем ожидал каких-то махровых пережитков Империи, вроде «семейного кодекса», парткомов и профкомов, заглядывающих под каждое одеяло. Это, как и многое другое, оказалось ерундой — жизнь в Коммуне вообще ничуть не была похожа на тот образ, который он себе составил из ее истории и своих предрассудков на тему СССР. Слишком мало тут было людей и слишком жестко их отжало в центрифуге событий, чтобы не облетела большая часть формальной шелухи. То, что осталось — было странным и, поначалу, очень непривычным, но Артему скорее нравилось, чем нет.

Институт брака тут присутствовал в форме традиционного «гражданского» — то есть, с регистрацией оного в соответствующей базе данных. Это все, что Артему было на сей счет известно. Выспрашивать у Ольги подробности было неловко — не стоит разговаривать с женщиной о браке, если ты не собираешься немедленно сделать предложение. А он не собирался. Артем не раз думал, как реагировать, если Ольга скажет завтра: «Давай, наконец, поженимся». Но она не говорила, и он старался этим не заморачиваться. Может, и не скажет, зачем ей?

С Ольгой ему было… странно. Она красива, великолепна в постели, покладиста в быту, умна и обладает прекрасным чувством юмора… А еще у нее роскошная задница. Чего тебе еще надо, дурень? Ничего не надо, Артем искренне восхищался, глядя на нее. Да, в их паре она была ведущей, и это было непривычно — но при этом Ольга умела провести свои решения так ненавязчиво и убедительно, что он не чувствовал себя ущемленным. Тем более, что она тут была как рыба в воде, а он все еще ходил в неофитах. До сих пор не вполне разобрался во многих ключевых моментах функционирования здешнего социума.

Артем встал, наскоро принял душ, оделся и потащился в столовую. Коридоры комплекса были почти пусты — здесь принято вставать несколько раньше. Однако у Артема был свой график. Это, кстати, тоже немало способствовало его неполной включенности в местную жизнь. Собственно, кроме Ольги и тех, с кем он непосредственно сталкивался по работе, никакими близкими знакомыми он так и не обзавелся. Впрочем, Артем всегда признавал, что асоциален и вообще довольно унылый в коммуникативном плане тип. Тем не менее, все встреченные в коридоре и на лестнице соседи по жилому комплексу здоровались с ним искренне и благожелательно. Хотя он и не помнил, как их всех зовут, но мог поручиться, что они — помнят. Вначале это его несколько напрягало, но потом он принял умолчальную благожелательность за местную норму и успокоился. В конце концов, это его не обязывало ни к чему, кроме ответного приветствия. Если бы он им пренебрег, его немедля бы спросили, все ли с ним в порядке, и не нужна ли помощь. Самым неожиданным открытием для Артема стало, что это не формальная любезность, принятая в западной части цивилизации его среза, а реальное беспокойство и готовность помочь. Внутренние связи здешнего социума были ближе, чем он привык, что имело свои плюсы и минусы. Как любая общинность.

В столовой за крайним столиком сидел хмурый невыспавшийся Борух. Артем помахал ему рукой, он сделал приглашающий жест в сторону свободного стула. Взяв поднос, Артем поприветствовал юную смешливую раздатчицу Лиду и прошелся вдоль стойки, размышляя, стоит ли взять то, что тут оптимистично называют словом «кофе». Увы, настоящий кофе в сельхозсекторе начали культивировать совсем недавно, и до промышленных урожаев было далеко, а из чего делали местный — лучше не спрашивать. Судя по действию, кофеин в нем действительно содержался, но вкус, мягко говоря, имел с исходным напитком мало общего. Подумав, что день предстоит непростой, кофе все-таки взял, налив его из большого подогреваемого термоса с краником, но, чтобы как-то сгладить химический привкус, ливанул в него сливок. Сливки как раз были натуральнее некуда — жирные и свежие, только что с фермы. Докинул на тарелку пару горячих бутербродов с вареным мясом, залитым расплавленным сыром на больших ломтях свежего хлеба и этим ограничился.

— Вот никогда вы каши не возьмете! — попеняла ему Лида. — Только кофе да бутербоды! Этак здоровья не будет!

— Спасибо за заботу, Лидочка, — улыбнулся ей Артем. — Но так уж я привык.

Статус «мужика той самой Ольги» с одной стороны надежно ограждал его от покушений на его условно супружескую верность, а с другой — привлекал интерес женского пола по принципу «что она в нем нашла?» Ольга имела в здешнем обществе очень высокий статус, примерно как руководитель КГБ при позднем СССР, только без присущей тому учреждению ауры страха. Иногда он чувствовал себя этаким принцем-консортом. А иногда — случайно забредшим в племя людоедов антропологом, которого захватила в плен местная принцесса, и теперь он ждет, чего ей захочется больше — секса или мяса.

— Долго спишь, — буркнул Борух, допивая утренний кефир над тарелкой из-под овсянки.

Темноокая и пухлозадая женщина Анна Абрамовна ловко и нежно женила на себе бравого майора, и теперь тщательно присматривала, чтобы ценный трофей сохранялся в хорошем состоянии. Это включало в себя отказ от курения, здоровое питание, ограниченный алкоголь и, разумеется, никакого кофе. Бывшему закоренелому холостяку это внимание льстило больше, чем напрягало, но на Артемов поднос он посмотрел с некоторой завистью.

— Да говно этот кофе, ты ничего не теряешь, — с сочувствием сказал Артем. — Только что вздергивает с недосыпу.

— Все равно хочется… — вздохнул Борух. — Но моя всегда как-то узнает. Раздатчицы ей, что ли, докладывают?

Он допил кефир, печально посмотрел в пустой стакан, и потащил поднос с посудой в посудомоечный агрегат, стоящий в углу. Брякнула железная дверца, звякнула тарелка…

— У нас там сегодня совещание, вроде… — обронил он как бы между прочим, проходя мимо столика. — Может скажут, наконец, что за хрень творится…

У Артема сразу испортилось настроение — во-первых, ничего хорошего он от совещания не ждал. В последние дни в воздухе ощутимо веяло тревогой и, скорее всего, новости будут неприятными. А во-вторых… «Ну ладно, может его сегодня и не будет», — малодушно подумал Артем, собирая посуду.

— Включайте, вы последний сегодня! — крикнула ему Люба, когда он расставил стакан, тарелку и поднос по соответствующим отделениям в посудомоечном агрегате.

Массивная стальная дверца сыто чавкнула резиновым уплотнителем. Артем повернул прижимной рычаг и клацнул переключателем. Агрегат вздрогнул и утробно загудел. Здесь все было такое — большое, крепкое, угловатое, стальное на болтах, крашеное неброской, но чертовски прочной серой эмалью. После привычных Артему округлых, пластмассовых и легковесных вещей местная бытовая техника поначалу казалась какой-то нелепой и архаичной, дизельпанковой какой-то. Казалось, что стиральную машину можно поставить на гусеницы и отправить штурмовать укрепрайон, а холодильнику не хватает только стартовой ступени, чтобы он пролетел по баллистической траектории через океан и оставил дымящиеся руины от какого-нибудь Нью-Йорка… Правда, ни океана, ни Нью-Йорка тут не было, а то, что Артему казалось избыточностью, происходило от совсем обратного — от дефицита ресурсов. Этот посудомоечный агрегат, скорее всего, проработал уже лет тридцать и спокойно проработает еще сто — или сколько там понадобится, — при условии замены нескольких простых расходников. С учетом того, что бытовая техника тут производилась не миллионными тиражами, а почти штучно, это давало серьезный ресурсный профит.

Период экстремального выживания в условиях полной изоляции наложил на Коммуну своеобразный отпечаток и сформировал непривычное отношение к вещам. Так, квартира, в которой они жили с Ольгой, по меркам родного среза Артема, относилась скорее к «гостинкам» — наидешевейшему жилью «гостиничного типа». Никакой кухни, крошечный санузел с душевой кабиной, спальня чуть больше кровати и небольшая проходная комната-кабинет. Благодаря высоким потолкам и окнам во всю стену ощущения тесноты не возникало, но все же это был необходимый минимум пространства, не более того. Впрочем, учитывая неожиданно малое количество того, что принято называть «личным имуществом», места хватало — вся их с Ольгой одежда прекрасно помещалась в небольшой встроенный шкаф, с отсутствием кухни снималась проблема посуды, книги хранились в общей библиотеке комплекса, все, относящееся к работе, оставалось на рабочих местах. Ну и зачем, спрашивается, больше места? Пыль плодить? Квартиры тут были утилитарным помещением, в которое приходят спать.

Артему, считавшему себя законченным индивидуалистом и сидевшему годами в позиции «мой дом и есть мой мир», сначала все это было довольно дико, но потом оказалось, что роль «лишнего человека», которую он играл в мире прежнем, абсолютно нелепо выглядит в социуме, испытывающем жесточайший кадровый голод. А главное — в мире, полном реальных, очень настоящих, интересных и крайне важных задач. Правда, писать фантастику он бросил. Теперь она стала его повседневной работой.

В дверях Артем столкнулся с девочкой лет тринадцати, которая катила тележку с ведром, тряпками, шваброй и пылесосной оснасткой — шлангом и щеткой, которые подключаются к разъемам вакуумной системы уборки дома.

— Ой, вы еще здесь? — удивилась она. — Время уборки!

— Привет, Катя, — поздоровался он с ней. — Уже ухожу. Как твои дела?

— Все хорошо, спасибо! — широко улыбнулась девочка. — Но я последнюю неделю у вас убираю.

— А что так? — расстроился Артем.

Катя ему нравилась — рыжая, чуть тронутая солнечными веснушками по молочной-белой коже, симпатичная и очень весёлая девочка. Он часто думал, что у них с Ольгой могла бы быть вот такая дочка.

— Седьмой класс же! — укоризненно сказала она, удивляясь, что можно не знать очевидного. — С понедельника у нас вместо общей трудовой практики будет специализированная.

— Ого, уже седьмой! — улыбнулся Артем. — Как ты быстро выросла! И куда собираешься?

— Не знаю пока… — встряхнула огненно-рыжими хвостиками школьница, — Все такое интересное… Вчера нас возили на молочную ферму, там телята смешные! А сегодня на гидростанцию поедем, там тоже, говорят, очень здорово!

— Ну, удачи! Я буду скучать, я к тебе привык уже.

— Не скучайте, — засмеялась девочка, — вместо меня будет Настя из пятого «ж», она хорошая!

Детей в Коммуне было очень много. Жестокий популяционный кризис предыдущих поколений, сильно повыбитых борьбой за существование, пытались выправить активным стимулированием деторождения. Этим и было вызвано сильное смягчение нравов в области семейной жизни — от советских к чуть ли не вудстоковским. Внебрачные связи не осуждались, секс был более отделен от отношений, чем обычно. Социальные нормы вообще очень легко гнутся под текущие необходимости, а тут еще и гендерный перекос сработал — как это обычно случается, спасавшие жен и детей мужчины их по большей части спасли, но сами выжили далеко не все. В поколении Первых на одного мужчину приходится шесть женщин. Второму пришлось полегче, но и там вышло один к трем, и только к третьему положение начало потихоньку выравниваться. Так что рожали тут много, и дети бегали жизнерадостными стайками повсюду. Возможно, некоторые из самых мелких имели гены Артема — в обязанности каждого здорового мужчины входило пополнение банка спермы, и он регулярно проходил процедуру. Артем подозревал, что его генетический материал используется очень активно — при малочисленном исходном населении специалистам репродуктивной лаборатории приходилось раскладывать сложные пасьянсы в попытках избежать близкородственного скрещивания. Так что пришелец извне был хорошим подспорьем. Если бы не Ольга, можно было бы выполнять свой генетический долг и более приятным способом, но… Она даже, вроде бы, и не возражала, но то немногое, что Артем понимал в женщинах, настоятельно твердило: не стоит оно того.

Еще одно интересное следствие этой политики, которое Артем отметил как невольный антрополог, — матрилинейность здешнего общества. Установить отцовство при таком свободном отношении к сексу можно было только медицинскими способами, и оно устанавливалось — но информация была принципиально закрытой. Так что родство считалось по материнской линии, и учитывалось только при генетических раскладах. В социальной жизни родительские отношения были менее значимы, чем в привычном Артему традиционном обществе. Может быть, поэтому и отношение к детям тут было удивительным — чужих детей не было, в их жизни принимал участие каждый взрослый. Даже рожденные в браке почти не жили в семьях — воспитание было коллективным, очень хорошо и продуманно организованным. Коммуна возлагала на своих детей большие надежды, вкладывая существенную часть своих невеликих ресурсов в их образование и воспитание.

Артем зашел в бытовое помещение комплекса, напоминавшее ему «бытовку» армейской казармы и исполнявшее похожие функции. Одну стену здесь занимала монструозная многосекционная стирально-сушильная машина. Как и вся коммунарская бытовая техника, она была начисто лишена дизайна и производила впечатление собранной на танковом заводе. Зато заложенная в нее утром одежда вечером оказывалась постиранной, высушенной, разглаженной и даже упакованной в бумажный пакет. Артем открыл ячейку, сунул туда вчерашний комплект: белье — отдельно, верхнюю одежду — отдельно. (Постельное белье ежедневно меняли дети, которые в рамках трудовой практики занимались уборкой жилых помещений. Артему было очень странно, что доступ в квартиру открыт для посторонних, тем более — детей, тем более — к постели, которая, в общем, довольно интимный элемент жизни… Но и к этому он, в конце концов, привык).

Одеваться здесь было принято в стиле, который в срезе Артема назывался «кэжуал».5 По меркам материнского мира, одежда была несколько однообразной, отличаясь более цветами, нежели покроем. Если женщины как-то наряжались вне работы (хотя тоже, в сравнении, простенько — в основном, платья, юбки да сарафаны), то мужская часть населения выглядела вся на один фасон — свободные брюки, рубашка или блуза, куртка по погоде. Самовыражались, если уж кому приспичило, цветовыми сочетаниями — попугаечно-зеленые штаны в сочетании со свирепо-малиновой, как пиджак из 90-х, курткой на улицах нет-нет, да встречались. Ничего похожего на «высокую моду» Артем тут не видел, зато ткани здешние ему очень нравились — прочные, почти неизнашиваемые, немнущиеся, устойчивые к загрязнениям — но при этом мягкие и «дышащие», комфортные для носки. В прошлой жизни он такие встречал только среди дорогущей спортивной одежды. Практичность необыкновенная — первый комплект, полученный им при постановке на довольствие, служил уже три года и абсолютно ничем не отличался от нового. Еще один аспект местной лаконичности быта — для жизни вполне достаточно иметь два комплекта одежды, один на тебе, другой — в стирке. Ну и куртка еще — но при мягком, без выраженной сезонности, здешнем климате она требовалась нечасто. А главное — никто не ожидает, что на работу ты придешь в какой-то специальной одежде, типа костюма с галстуком. Женщины, конечно, минимумом не ограничивались, но как живут женщины, лучше в подробностях не интересоваться…

Артем прошел длинным коридором, потом по переходу между корпусами — благодаря компактности местной застройки, можно было не выходить на улицу неделями, — и оказался сразу на работе. Насколько он помнил из отрывочных объяснений Ольги, почти все капитальное жилье здесь когда-то было одним научно-исследовательским комплексом, включавшим в себя лаборатории, производственные цеха, общежития для персонала, подсобные помещения и кучу всего остального. Дом-город, с собственной инфраструктурой, включавшей в себя даже экспериментальный ядерный реактор небольшой мощности для питания Установки. После катастрофы и Темных дней восстановили не все — численность населения сократилась, и многие помещения пустуют до сих пор, — но сами бетонные здания пережили все неприятности и стали несущим каркасом здешнего быта.

Артем спустился на лифте в подвал — лаборатория Воронцова была из числа «старых», базовых, в которых велись исследования еще до Катастрофы, поэтому располагалась недалеко от Установки.

— Доброе утро, Сергей Яковлевич, — поздоровался он, надевая халат.

— Утро? — усомнился профессор. — А, ну, может быть. Здравствуйте, Артем.

Как и все Первые, кто начал принимать Вещество на исходе естественного жизненного срока, профессор выглядел человеком без возраста. «Старость отпустила, но молодость не приняла», — шутил он. Гладкое лицо без морщин, волосы без седины, никаких признаков дряхлости в теле — и все же при беглом взгляде производит впечатление пожилого человека. То ли что-то в глазах, то ли в осторожной моторике тела… Работать с ним было, тем не менее, легко и приятно. Сначала Артем чувствовал себя скорее подопытным хомячком, чем сотрудником, но потом проникся задачей, втянулся и понял, что его видят в качестве коллеги, равного, хоть и обладающего уникальными способностями. Умение использовать любой кадровый ресурс оптимально и на всю катушку — еще один уникальный скилл руководства Коммуны. Кроме того, почти сразу выяснилось, что лаборатория, где он востребован как потенциальный носитель требующего развития таланта мультипространственного оператора, отнюдь не главная его работа в новом мире.

Неожиданно он пригодился здесь как бывший радиоинженер, которым являлся по образованию. Преемственность советского преподавания оказалась настолько велика, что полученные на первых курсах знания о ламповой и дискретной схемотехнике вполне органично всплыли при работе со здешним оборудованием, представляющем собой удивительно эклектичный сплав базовых технологий 60-х с напластованием заимствованных решений более поздних эпох. Только столкнувшись с этим вплотную, Артем понял, какой мегаприз принесла сюда в клювике его Ольга, выхватив из среза Земля целый современный город. Это ведь не только оружие, про которое он подумал первым делом, это в том числе и огромное количество современной электроники, которой в мире Артема набит каждый дом. Огромная БЭСМ, на которой здесь вели все расчеты изначально, давно доработала свой срок, и к моменту появления Артема вычислительный центр представлял собой причудливый винегрет из обретенных неведомыми путями вычислительных мощностей — от антикварных советских ДВК-шек, до первого, размером с два кирпича, макбука. Все это каким-то немыслимым колдунством местных спецов работало в единой сети и решало задачи удивительной для таких ресурсов масштабности. Для здешних, не избалованных гигагерцами и гигабайтами программистов и такой уровень железа был более чем хорош. Но все это старье, к сожалению, часто ломалось и испытывало серьезнейший дефицит запасных частей. В результате Артем постепенно стал незаменимым специалистом — интегратором современной техники в инфраструктуру возрастом полвека. Отработав очередной эксперимент в лаборатории Воронцова, он бежал в радиоцентр, помогать собирать нечто вроде системы сотовой связи, покрывающей местные нужды в оперативной коммуникации, до сих пор реализуемой через коротковолновые рации размером с чемодан. В городе, оказавшемся чуть ли не на обратной стороне здешнего «глобуса», выгребали телефоны, демонтировали базовые станции, разбирали серверные и сматывали оптику — периодически Артем мотался туда, перемещаясь то на безрельсовом паровом поезде, когда-то так удивившем их с Борухом, то на небольших старых грузовичках с фанерными кабинами без боковых стекол. Часть из них бегала на каком-то биогорючем — получаемом из растительного сырья топливе, — и пахла картошкой фри, часть была переделана на электротягу и пахла тайной.

Одна из досадных сторон здешней жизни — монтируя системы двадцать первого века в интерьерах середины двадцатого, Артем точно знал, что в Коммуне есть технологии на несколько ступеней выше. Однако никакой информации о них получить было нельзя. Ламповые радиостанции, установленные на фермах, дребезжащие деревянными бортами «полуторки», эбонитовые ручки пакетных переключателей, тускловатые лампы накаливания… И небольшой цилиндрик УИна — фантастического инструмента, выданного ему для демонтажа и монтажа оборудования. Устройство размером с электрический фонарик разрезало регулируемым лучом все, что угодно, без всякого внешнего эффекта переводя в ничто любой материал, и так же бесшовно соединяло его в другом режиме. Им можно было порезать дольками алмаз или колбасу, а потом соединить алмаз с колбасой в неразделимый на молекулярном уровне бутерброд.

И самое главное — это не был штучный высокотехнологический импорт, наоборот. Техника совершенно точно производилась здесь — в закрытых цехах, куда ему не было доступа. По случайным обмолвкам Артем понял, что Коммуна экспортирует такого рода устройства, обменивая их на некоторые критичные для выживания ресурсы. Черт бы с ним, с доступом — не такой уж он любитель чужих секретов, — но как это сочеталось с остальным уровнем? Не притворялись же здешние инженеры по вычислительной технике, когда удивленно выдохнули: «Ох и ни хуя ж себе!» — услышав от Артема технические данные довольно рядового сервера?

Особо размышлять над этим Артему было некогда — он помогал собирать новый вычислительный центр, от которого программисты обещали добиться чего-то совершенно космического — «на таких-то мощностях! Да мы сейчас….». Читал лекции для инженеров по современной схемотехнике и архитектуре вычислительных систем, просиживая ночами над найденными в городе учебниками и файлами, потому что собственных знаний категорически не хватало. Читал лекции в техникуме-институте, показывая практические аспекты работы с современной электроникой… В общем, Артем был занят так, что на посторонние мысли времени не оставалось, и это новое чувство — собственной нужности и востребованности, — ему нравилось.

В лаборатории Воронцова Артем проводил ежедневно не больше пары часов, но выматывало это сильнее, чем монтаж серверных стоек. Эксперименты профессора были причудливы и порой небезопасны, но на них возлагались большие надежды. Вообще, Артем иногда думал, что если бы не теория Воронцова о том, что все СПЛ6 — потенциальные операторы Мультиверсума, — его статус в Коммуне был бы куда ниже. Если вообще был бы. Пристрелили бы еще в городе, да и дело с концом… Но потенциальный проводник, или, в местных терминах, «м-оператор», представлял для Коммуны критическую ценность. Циническая часть Артема (а это довольно большой процент его личности) была где-то там, в глубине себя, уверена, что и Ольгу держит с ним не романтика и не постель, а то, что ей позарез нужен свой карманный «м-оператор». Оператор, лояльный лично ей, а не Совету Первых. То, что он случайно подслушал когда-то ночью в гостиной Рыжего Замка, не давало ему покоя — но только когда Ольги не было рядом. Стоило увидеть рыжий ежик ее волос и открытую задорную улыбку — любые посторонние мысли выдувало из головы как ракетным соплом. Так и жили. Не самой плохой жизнью, кстати.

— Сегодня у нас мало времени, — недовольно сказал Воронцов, когда Артем надел халат.

Аксиома «в лаборатории все должны быть в халатах» была одним из священных правил профессора. Артем не раз думал, что, если что-то пойдет не так, то он, вывалившись в каком-нибудь «сером» срезе, будет довольно глупо выглядеть в белом халате. Но он не спорил, только всегда цеплял к поясному ремню цилиндрический кожаный чехол с УИн-ом. Под халатом его не было видно, профессор не возражал, а вера в могущество этого артефакта успокаивала. «Привяжу, если что, шнурками от ботинок к палке, будет самое высокотехнологичное в Мультиверсуме копье…»

— Давайте в камеру, — поторопил профессор. — Через полчаса вас ждут на каком-то там совещании, просили не задерживать.

Артем вздохнул и прошел в камеру — сооружение из стекла и металла размером чуть больше телефонной будки. Сев на деревянный, с написанным краской инвентарным номером стул, он включил лежащий перед ним на столе прибор. Про себя он называл его «планшетом», но только про себя. В Коммуне, не знавшей бытовой электроники, «планшетками» называли офицерские сумки для документов. Оправленная в темный металл пластина черного, с матовым жирным блеском камня, до смешного напоминала какой-нибудь айпад, только была толще раза в три и неожиданно тяжелой. Материал «экрана» был немного неприятным на ощупь — не холодным и не теплым, идеально скользким и каким-то неестественным. Профессор как-то обмолвился, что это вообще не камень и даже, некоторым образом, не вполне материя… Артем не понял, как то, что держишь в руках, может не быть материей, но до объяснений ученый не снизошел.

— Сегодня заканчиваем персонализацию, — сказал Воронцов. — Я бы погонял вас еще, вы пока очень слабый оператор, но, увы, нас торопят.

Артем взял планшет и, преодолевая инстинктивное желание отдернуть руку от неприятного на ощупь предмета, приложил пальцы к экрану. В толще камня загорелась россыпь белых точек и линий, формирующих сложную трехмерную структуру…

Полтора часа пролетели незаметно.

— Все, вам пора, — сказал висящий в будке динамик голосом профессора. — Я не вполне удовлетворен, но допуск вам подписываю. Будем считать, что вы отныне полноправный м-оператор.

— Допуск к чему? — удивился Артем.

— Там объяснят… — махнул рукой Воронцов. — Идите и постарайтесь вернуться живым, я потратил на вас много времени.

— Живым? С совещания? — окончательно растерялся Артем.

— Оттуда, куда вас отправят, — ответил раздраженно профессор. — Используйте мозг хоть иногда! Если вас требуют на совещание, а от меня требуют подписать вам операторский допуск, это может означать только одно…

— Что? — брякнул Артем.

— Что вас отправят в Мультиверсум, разумеется! Все, идите, время дорого. И не забудьте расписаться за м-пульт, это теперь ваш персональный инструмент.

Артем понял, что дальше расспрашивать бесполезно и, сняв халат, засунул «планшет» в «планшетку». Персональный, так персональный, придется хранить дома, хотя иногда ему казалось, что веет от этой штуки чем-то зловещим… В коридоре его перехватила выскочившая на минутку из кабинета Ольга, увидела «планшетку», одобрительно кивнула, торопливо поцеловала и быстро проинструктировала:

— Ни о чем не спрашивай — все равно ничего толком не скажут, только время затянешь. Я тебе потом все расскажу, в необходимых пределах.

«В необходимых пределах, ага», — с досадой подумал Артем. Это было, честно говоря, немного обидно, но в этом вся Ольга.

В кабинете для совещаний был тщательно сохранен дух Империи — тяжелые багровые шторы, Т-образный дубовый стол монументальной конструкции, бронзовые настольные лампы с зелеными стеклянными абажурами, деревянные панели на стенах, и только зияло неожиданной пустотой место портрета над головой председательствующего. Стенная панель сохранила более светлый оттенок большого квадрата, но Коммуна, видимо, отказалась от идеологической преемственности с исторической родиной.

— Заходите, товарищи! — поприветствовал их «Палыч» — Арсений Павлович Лебедев, бывший директор ИТИ — Института Терминальных Исследований, ныне председатель Совета Первых. За отсутствие правого глаза и вообще, по совокупности заслуг, имеющий прозвище Вотан.

Артем слегка обалдел. Он не думал, что совещание будет проходить на таком уровне. Это как если бы тебя вызвали на работе в отдел кадров, заходишь — а там Президент России сидит, в окружении силовых министров. Впрочем, учитывая, что с одним из таких «министров» он спит…

Ольга подтолкнула замешкавшегося от неожиданности Артема к столу, и он скромно присел на стул с краю, оглядывая собравшихся. Увы, надежды не оправдались — почти напротив него сидел в вольной позе не кто иной, как «Сутенер» — бывший полковник Карасов. Артема до сих пор бросало в дрожь при виде этого человека. Как ни странно, Борух, который некогда был готов пристрелить полковника без сомнений и колебаний, смирился с его деятельностью в Коммуне достаточно легко: «Гондон, конечно, редкий, но профессионал», — сказал он Артему. Карасов был теперь кем-то вроде консультанта по спецоперациям и заодно занимался организацией чего-то вроде регулярных сил самообороны, если не сказать — армии. Присутствие его на совещании было понятно и ожидаемо, но все же Артему он был сильно неприятен. На месте Совета Первых он не стал бы привлекать такого человека к важным решениям, но он был на своем месте, а Карасов, увы — на своем, причем, если посмотреть непредвзято, более высоком… Почти министр обороны, хотя Артем не очень понимал, от кого.

Карасов зыркнул на Артема холодным взглядом, сидящий рядом с ним Борух, который тоже занимался в Коммуне чем-то по военно-оружейной тематике, кивнул. Остальные не обратили на него никакого внимания, но дружно поприветствовали Ольгу, которая прошла вперед, к президиуму, но села все же не в нем, а у длинной части стола.

— Итак, теперь в части касающейся, — объявил Вотан.

Артем осознал, что обсуждавшееся до этого касалось всех, кроме него. Включая Боруха, с которым они были в равном положении чужаков, и полковника, который вообще совсем недавно был первый враг. Не то, чтобы ему очень хотелось, но все же немного обидно, когда знаешь о происходящем меньше всех.

— В выход пойдут следующие товарищи: всем известная Ольга Громова — как руководитель группы, Борух — это товарищ в наших рядах новый, но себя зарекомендовавший, — как силовая поддержка, и Артем…

Палыч сделал паузу, как бы припоминая, кто это такой и откуда взялся на его голову…

— Да, Артем — наш новый эм-опер. Это его первый выход, но Ольга за него поручилась.

Все повернулись и посмотрели на Артема. Он молча кивнул, решив, что вставать будет совсем уже по-пионерски.

— Отводы, самоотводы, возражения будут? — обвел Палыч всех единственным глазом.

— Не лучше ли кого-то из наших отправить силовиком? — сказал негромко кто-то незнакомый Артему в Президиуме. — У нас есть специалисты…

— Уровень игры в «Зарницу» у ваших специалистов, — неожиданно высказался Карасов, — детский сад, штаны на лямках.

— Что ж вы их так плохо учите? — съехидничал незнакомый.

— Хорошо учим, — отрезал Карасов. — Но это не курсы изящных манер, без практики они говна не стоят. Все ваше ополчение пока не тянет против одного моего взвода.

— Хватит! — оборвал их Палыч. — В любом случае, нам нужны люди, ориентирующиеся в текущих реалиях Земли и Советс… России, то есть, тьфу. А практики, сами знаете, скоро будет предостаточно. Тогда и посмотрим, кто чего стоит, и кого как учили…

Артему эти его слова сильно не понравились, но спрашивать, о какой такой практике для ополчения идет речь, было сейчас не к месту. По совокупности признаков он давно уже догадался, что Коммуна спешно готовится к обороне от чего-то или кого-то, но эта тема тоже была табу для обсуждения. Он в очередной раз дал себе зарок, что теперь-то Ольга не отвертится, и хоть что-то, да объяснит, хотя уже и сам себе не верил. Она виртуозно умела уходить от конкретики и не отвечать на прямые вопросы. Он против нее был вообще салага.

— Итак, — продолжил Палыч, — резюмирую. В свете сложившейся ситуации, Советом принято решение об ослаблении режима изоляции и налаживании ограниченных… — Подчеркиваю — ограниченных! — контактов с материнским срезом. Задача группы — выйти на контакт с руководством соответствующей службы. Ольге даны полномочия по переговорам в установленных Советом рамках. Никакой самодеятельности!

Палыч пронзил Ольгу суровым взглядом единственного глаза, но она даже не почесалась, мило и очень искренне улыбнувшись в ответ. Артем хорошо знал эту улыбку — кажется, председателя Совета ждали большие сюрпризы…

После совещания кулуарное обсуждение продолжилось в курилке. К удивлению Артема, курили в Коммуне многие — но это, в основном, касалось Первого и Второго поколений. Среди молодежи курящих он не замечал. Хотя, конечно, специально и не присматривался. Однако Ольга поманила Артема и Боруха за собой, и вышли на улицу вместе. Впрочем, сам Артем практически бросил курить еще в том мире, Ольга не курила вообще, а Боруха постепенно дожимала в этом отношении жена. Ее беременность стала последним решающим аргументом — майор сдался и обещал бросить окончательно.

— Ну их, — сказала Ольга. — Ничего нового не скажут, а табаком все провоняем.

— Кому, может, и ничего нового… — недовольно буркнул Артем. — А кто и вообще не в курсе.

— По ходу поймешь, — успокоила его Ольга. — Оно тебе и не нужно пока. Давайте к делу.

— Снаряжение на мне, — не то спросил, не то констатировал Борух.

— Да уж пожалуйста, — подтвердила Ольга. — Проблем не ожидаю, но все же…

— Понял тебя. Пойду пошуршу в закромах… У тебя размер противогаза какой? — спросил он внезапно у Артема.

— Чего-о?

— Шучу, — хлопнул майор по плечу Артема, — не дергайся ты так, пиджак штатский!

— Ох уж мне твой кирзовый юморок…

Борух, смеясь, удалился в сторону хозчасти.

— Мне проложить маршрут заранее? — спросил Артем, вживаясь в роль действующего м-оператора.

— Обязательно, — подтвердила Ольга. — У тебя что по графику на сегодня-завтра?

— Сегодня планировал проверить установку третьей серверной стойки, вечером — лекция в техникуме, завтра с утра — общий урок в школе… — начал перечислять Артем.

— Отбой, — остановила его Ольга. — На сегодня я все отменяю, им сообщат. На завтра… Ладно, урок проведи, детей обламывать не будем, но сразу после будь готов — часиков в двенадцать стартуем.

— А что сегодня? — удивился Артем.

— А сегодня ты ведешь меня гулять, в ресторан и в койку! — Ольга засмеялась своим звонким хрустальным смехом, от которого Артем сразу же забыл про все вопросы и все сомнения.

По этому плану остаток дня и прошел.

День второй

Македонец

Сеня заявился ранним утром, пахнущий дешевыми духами и невыспавшийся, недоуменно оглядел заставленную сумками комнату, пожал плечами и потащил из-за шкафа продавленную раскладушку, на которой он тут иногда ночевал. Разложил ее, кинул спальник и сразу вырубился. Неплохо, видать, погулял.

В сумках была еда, медикаменты, кой-какая одежда и вообще куча нужной мелочевки на первое время, пока мы не поймем, как жить и чем заниматься дальше. Все это надо было перекидывать на базу, но пусть Сеня пока отоспится. Я же позавтракал и отправился в банк.

Деньги мне выдали без проблем, разве что персонал банка был какой-то рассеянный и нервный, да и клиенты в зале непривычно громко спорили о политике. Обычно-то в банке все молчат в тряпочку, сжимая номерок электронной очереди в руке — такое уж это место, не располагает к общению, все о своем думают, о финансовом. Денежки тишину любят. А тут прямо как в очереди за колбасой во времена оны — кто Америку ругает, кто Китай, а кто и свое правительство в полный рост хуесосит. Я, будучи, как теперь говорят, не в тренде, молчал и слушал, но понял мало. Кто-то проповедовал, что завтра Третья Мировая, кто-то стращал жуткой эпидемией, а кто-то упирал на землетрясения где-то там, отчего что-то труднопроизносимое взорвется и будет как ядерная зима, только не ядерная, и не зима — «ну, вы поняли». Если бы не Сенины предсказания, я бы только недоумевал, какой статистической причудой столько параноиков в одно время в одном месте собрались, но сейчас скорее удивлялся тому, как у нас народ умеет грядущие неприятности жопой чуять.

Очередь моя была далеко не первая, почти все собравшиеся были как раз за обналичкой, так что политинформацию получил по полной, отчего окончательно запутался в версиях и плюнул. Получил на руки кучку перевязанных банковских пачек, сложил их в пакет, да и пошел себе.

Выходил с опаской, оглядываясь, но желающих меня пограбить больше не нашлось, хотя вот сейчас-то у меня как раз была сумма приличная, плюс Сенины сумки в машине. Квартиру можно купить, и довольно неплохую, даже в центре. «Все, что нажито непосильным трудом», как в старом кино говорилось. Квартиру я, разумеется, покупать не стал, а поехал вместо этого к Ингвару, которого застал невыспавшимся, слегка нетрезвым и каким-то ошарашенным. Даже выпить не предложил, что на него совсем не похоже.

— Я на Северах бывал,

Долго золото копал,

Если б не обрез двустволки

Вообще нахуй бы пропал… — встретил он меня очередным своим шизотворчеством.

— У вас товар, у нас купец, — ответил я ему в тон.

— Да знаю я, — отмахнулся Ингвар. — В свете вновь открывшихся обстоятельств, я бы, конечно, развернул тебя восвояси, но раз обещал, то золото твое.

Он вытащил из сейфа небольшую черную сумку и весомо брякнул ей об стол.

— Здесь все. С учетом вчерашних монет, и плюс ствол с патронами, с тебя… — и он назвал сумму.

Мда, недолго я с мешком денег проходил, практически все и отдам сейчас. Двинул к нему по столу пакет с пачками.

— Чтобы денежки водились,

Надо денежки любить!

А иначе будешь с голой

Жопой по двору ходить… — назидательно продекламировал он, быстро пересчитывая упаковки и проверяя их на целостность.

— А что за обстоятельства вдруг? — поинтересовался я больше из вежливости.

Ингвар задумался — руки его, считавшие пачки, на секунду замерли.

— Да общался я этой ночью с одним человечком… — неохотно ответил он, покрутив этак пальцами в воздухе. Стало понятно, что «человечек» ему не очень-то нравится. — Врал он, конечно, много, но кое-что мне кажется довольно правдоподобным. Вот, например…

Он вдруг подался вперед через стол и настойчиво уставился мне в глаза, почти вплотную приблизив лицо.

— Скажи мне, Македонец — правда, что этому миру может пиздец присниться?

Я ненавижу такого рода вторжения в личное пространство, если их совершают не прелестные блондинки с большим бюстом, но сдержался и не сказал в ответ грубость.

— Да, — ответил максимально корректно, — существует такая вероятность.

— Вот же блядь! — выругался Ингвар. — Не соврал, выходит, паскуда…

— Кто паскуда? — осторожно поинтересовался я. Не то, чтобы меня это как-то касалось, но уж больно интересный расклад выходил.

— Да попался мне тут один… Навроде проводника. Может знаешь? «Коллекционер» погоняло его.

— В первый раз слышу, — соврал я, не моргнув глазом. — А откуда у тебя такие знакомства?

— Свела жизнь на узкой дорожке… — отмахнулся он. — Не важно. Как-то конкретизировать можешь? Ну, что случится, когда, как?

— Нет, — ответил я вполне честно, — подробностей не знаю, мне тоже один проводник намекнул. Сам-то я не по этим делам. Я больше насчет пострелять, как всегда. Как там мой ствол, кстати?

— Ах, ну да, — спохватился Ингвар. — Минуту.

Из того же сейфа достал завернутый в тряпку ПМ и три коробки патронов, выложил на стол.

— Вот, как ты и просил — болгарский, с глушителем. Чистый, гарантирую.

— Благодарю, — я оттянул затвор, глянул внутрь, выщелкнул магазин, заглянул в ствол, проверил резьбу глушителя и сразу накрутил его.

— А что ты всегда «Макаров» берешь? — спросил Ингвар. — Не хочешь чего помоднее? «Глоки» есть, «Чезеты». Ну и по нынешним временам, на случай, если дела пойдут совсем плохо, то и посерьезнее пистолета что-то могу предложить…

— Нет, спасибо, меня устраивает, — вежливо отказался я, — Деньги посчитал, все нормально?

— С огорченьем смотрит Маня

На помятые рубли.

Сговорили, заплатили,

А ебать — не поебли… — невесть к чему сказал Ингвар, и я решил считать это за согласие. На этой радостной ноте и расстались.

По-хорошему, надо было бы возвращаться домой, будить Сеню и начинать эвакуацию. Переезд — дело хлопотное. Но упоминание Коллекционера поломало все планы — если Ингвар знает, где он, то такой шанс упускать нельзя. Мои работодатели в нем очень заинтересованы, но это не главное. Есть у меня к нему большой личный вопрос. Такой личный, что дальше некуда. Так что я никуда не поехал, а, отъехав от его офиса, приткнул «Ниву» неподалеку в пределах видимости и первым делом набил магазин нового пистолета, аккуратно защелкивая в него короткие бочонки девятимиллиметровых патронов.

Я равнодушен к оружию. Меня устраивает любой пистолет, который выстрелит, когда я нажму на спуск. Все остальное — точность, скорострельность, удобство хвата и быстрота перезарядки, — это для тех, кто промахивается. Мне не надо палить в противника до затворной задержки и перезаряжаться в перестрелке, мне достаточно одного выстрела. Если пуля прилетает вам в лоб, то, из какого ствола она была выпущена, уже не имеет значения. Девять на восемнадцать — достаточно убойный патрон, а «макар» — самый распространённый пистолет в наших краях. Он дешевый, его проще достать и не жалко выкинуть, его пуля не привлекает внимания экспертов экзотикой.

Автомат мне тем более ни к чему — я не хожу в атаку в пешем строю и мне не надо палить очередями на подавление. Из двух пистолетов я могу убить шестнадцать человек за шестнадцать секунд, в большинстве жизненных ситуаций этого вполне достаточно. При этом мне не надо таскать на себе десятки кило боезапаса, увешавшись рожками, как елка шишками.

Идет бабушка из бани

Вся обвешана хуями.

Надо бабушку спросить —

Тяжело ли их носить?

Так высказался однажды по этому поводу Ингвар, и я, в кои-то веки, с ним согласен. Поэтому я Македонец.

Артем

Как и многие другие взрослые коммунары, Артем проводил в неделю три сборных урока в школе. «Сборных» — значит, на них собирали мужские и женские классы в одну большую аудиторию. Он не ожидал встретить тут раздельное обучение, считая его пережитком царских гимназий, но Ольга просветила, что в СССР его, оказывается, ввели в 1943 году, и, хотя уже в 54-м отменили, в ЗАТО7, который потом стал Коммуной, эту практику сохранили, как способствующую лучшей успеваемости. Идея разделить гендерную социализацию и учебу показалась Артему неожиданной, но он, как ни размышлял, так и не нашел весомых аргументов против. Сугубо рациональный подход Коммуны учитывал физиологические различия, разные темпы взросления девочек и мальчиков, особенности восприятия и мышления и был нацелен на результат. Иногда Артем думал, как бы тут восприняли гендерное безумие его среза, с общими туалетами и наряжанием мальчиков в юбки?

Артем не преподавал какую-то конкретную дисциплину — тут вообще школа была устроена не так, как он помнил по своему детству. Первые сорок пять минут он просто рассказывал о своей работе, стараясь не увлекаться техническими подробностями, а как бы набрасывая общие контуры — что представляет собой электронная техника, какое место занимает в жизни, как ее проектируют, производят, обслуживают и чинят. Что такое компьютеры и сети, как это работает и какие задачи решает…

Это была стандартная преподавательская нагрузка для всех специалистов Коммуны — как бы ни были они заняты по основной работе, а три часа в неделю будь любезен уделить детям. Иначе откуда возьмутся в твой профессии новые кадры?

Однако у Артема, в отличие от них, был и второй академический час — в это дополнительное время он отвечал на вопросы о своем родном срезе — как там живут люди, как все устроено и почему.

Дети удивлялись. По большей части их шокировала несуразная расточительность — имея почти безграничные человеческие и материальные ресурсы, пережигать их на бытовые мелочи? Многие из них уже проходили практику в утилизационных командах, методично зачищающих перенесенный сюда город (разнообразные трудовые практики занимали большую часть детского досуга), и увиденное там порождало лавину вопросов, на которые было довольно сложно ответить, потому что любой ответ только углублял непонимание.

— Скажите, — спрашивал худой черноволосый мальчик с очень серьезным лицом, — а почему в городе столько разных автомобилей?

— Каждый автомобиль для своей цели, — назидательно начинал Артем. — Одни для…

— Нет, нет, простите, — вежливо перебивал его мальчик, — я понимаю — грузовики, автобусы, легковые… Но почему все легковые разные? Грузовики одного типа различаются по конструкции? Это же неудобно — для каждой отдельной машины нужно искать свои расходные материалы и запчасти, из-за разного устройства их сложно обслуживать…

— Помните, мы недавно обсуждали концепцию так называемого «личного транспорта»? — вздыхал, предчувствуя очередной сложный разговор Артем. — Когда одна единица транспорта перевозит одного человека туда, куда нужно только ему?

— Да, да, помним! — зашумели дети.

Эта идея была настолько чужеродна здешнему укладу, что вызвала тогда бурную дискуссию, где Артем вынужденно выступал «адвокатом дьявола».

— Тогда мы пришли к выводу, что личный транспорт не всегда является нерациональным методом организации бытовой логистики, так?

— Да, — подхватила дискуссию девочка с белыми короткими косичками. — Организация общественного транспорта на малопопулярных маршрутах может оказаться даже более ресурсоемкой, чем предоставление индивидуального…

«Предоставление, ишь ты… — усмехнулся про себя Артем. — Знала бы ты, белобрысая, чего стоил тот «индивидуальный транспорт!» Но даже будучи многократно объясненной, концепция денег плохо укладывалась в голове юных коммунаров. Такой способ распределения общественных благ в социуме казался им чудовищно нерациональным. Прожив тут три года, Артем начал понемногу их понимать.

— Так вот, — продолжал он свои объяснения, — разнообразие однотипных автомобилей вызвано в первую очередь тем, что они были личные. Как штаны. Вот у тебя, — он кивнул черноволосому, — штаны синие. У тебя — указал на пацана в первом ряду, — желтые, а у тебя — помахал рукой белым косичкам, — вообще сарафанчик с ромашками. В моем мире личный автомобиль был таким же обычным предметом, как личные штаны и выбирался по принципу «нравится — не нравится». Поэтому производители делали много разных машин, чтобы каждый мог выбрать что-то себе по вкусу.

— Но ведь разноцветные штаны все равно устроены одинаково — две штанины, карманы, ширинка… — в аудитории кто-то хихикнул, на него недовольно зашикали. — Автомобили можно было бы делать так же — разные снаружи, одинаковые по устройству. Тогда и выбрать можно, и обслуживать удобно!

— Ну, до определенной степени так и было — это называлось «общая платформа»… Но здесь вступал в действие другой фактор — автомобили производили разные заводы, и каждый хотел, чтобы тот, кто купил его автомобиль, обслуживал его только у него, поэтому не только делал их не такими, как другие, но и запрещал другим людям их чинить и обслуживать.

— Но это же глупо! — возмутились сразу несколько детских голосов.

— Запомните! — строго сказал Артем. — Никогда не спешите говорить «это глупо», вместо «я не понимаю», этим вы закрываете себе возможность разобраться. Если что-то кажется вам глупым, то, скорее всего, вы просто не видите причины или не понимаете мотива. Поэтому давайте снова вернемся к понятиям денег и оплаты товара…

«Но иногда глупость — это просто глупость», — думал он при этом.

Несмотря на непростые вопросы, Артему нравились эти уроки — здешние дети оказались неожиданно благодарной аудиторией. Им было по-настоящему интересно. Пожалуй, удержать внимание детей его мира, до отрыжки перекормленных легкоусвояемой информацией, так легко не вышло бы. Ему нравились эти дети, они оправдывали даже те странности здешнего социума, которые его настораживали и тревожили. Ради таких детей стоило работать.

На его уроки часто приходили и взрослые коммунары — тихо садились на задних рядах, с интересом слушали про чужую странную жизнь, смотрели, удивляясь, картинки на большом экране… В одну из командировок Артем притащил из города цифровой проектор и теперь на каждой лекции показывал десятки обычных бытовых фотографий и видеороликов, найденных на разных компьютерах. На экране автомобильные пробки сменялись витринами магазинов, пестрые одежды модных премьер шли вслед за толпами противоправительственных демонстраций, давки на распродажах соседствовали с бомжами, роющимися в помойках… Артем не считал нужным ничего скрывать, и старался честно отвечать на все вопросы.

Первое время он удивлялся полному отсутствию внешнего контроля за его лекциями — ведь он, на самом деле, мог бы при желании подвести такую идеологическую бомбу под уклад Коммуны! Не это ли мишурное сверкание якобы сладкой жизни на Западе подмыло постепенно советское общество? Не захотят ли здешние дети ста сортов колбасы и тысячи фасонов штанов, как бы он не старался объяснить цену и последствия этого мнимого разнообразия? Тем не менее, никто ему не препятствовал вести лекции на свое усмотрение и никаких ограничений не ставил. То ли коммунары настолько верили в преимущества своего образа жизни, то ли просто недооценивали силу потребительских миражей.

— Всё, коммунары, — сказал Артем, выключая проектор, — на этом сегодня заканчиваем.

— У-у-у… Уже? — послышались разочарованные голоса, так приятные каждому лектору.

— Артем Павлович, у нас из расписания убрали вашу пятничную лекцию, — спросили Белые Косички. — Когда мы теперь вас увидим?

— У меня командировка, — ответил ей Артем, сворачивая экран проектора. — Наверное, поэтому и лекцию сняли. К сожалению, я не знаю точно, сколько она займет времени…

— Привезите нам что-нибудь интересное! — крикнул кто-то из зала. — Да, да, привезите! — подхватило сразу несколько звонких голосов.

— Не обещаю, но постараюсь, — кивнул Артем. — До встречи, коммунары!

На выходе его уже ждала Ольга.

— Интересно рассказываешь, я заслушалась прямо, — похвалила она. — На твои лекции уже очередь, ты знаешь? На свободные места запись…

— Ну, я все-таки бывший писатель, — смущенно ответил Артем. — Слова складывать насобачился…

— Тебе бы тут учителем остаться, — сказала женщина с непонятной грустью. — Но, увы, нам пора…

Внизу, на ступеньках школы, их встретил Борух. Он уже был в походном камуфляже, с рюкзаком и в разгрузке, на которой вызывающе висели банки к ручному пулемету и несколько гранат. Самого пулемета, впрочем, при нем не было.

— На стартовой точке всё, — пояснил он. — И твое тоже. Пока ты детишек развлекал, старый еврей таки за тебя немного работал!

— Боря, не включай Одессу! — усмехнулась Ольга. — Сочтемся!

До здания, где располагался стартовый репер, было с полчаса неспешной ходьбы, и Артем не понял, почему Борух навьючился снаряжением заранее. Впрочем, может у них, крутых вояк, так принято? Чтобы утряслось или, там, улежалось… На ходу он размышлял о том, каково будет снова увидеть родной срез, и зачем они вообще туда собрались. Вчера с Ольгой так толком и не поговорили. Сначала гуляли вокруг Главного Комплекса, и она рассказывала, как шло формирование Коммуны. Первоначальный фрагмент, который закапсулировался при катастрофе, был совсем невелик, и вскоре они дошли до его нынешней границы — она легко определялась по оборванному асфальту никуда не ведущей улицы. За ней вплотную, без перехода, начинался могучий хвойный лес. Ольга повела его вдоль этого шва, соединяющего лоскуты здешнего мироздания, расписывая в лицах историю борьбы за выживание общины8. Это было очень увлекательно, она рассказывала весело и эмоционально, он слушал и любовался ей. В какой-то момент она остановилась, повернулась, пристально посмотрела и ему в глаза и очень серьезно сказала:

— Мне очень дорого всё это, понимаешь? Я никому не дам разрушить то, что построено такой ценой!

Артем поспешно кивнул, но она не ждала от него ответа. Через секунду она уже смеялась и требовала вести ее в ресторан.

Здешний Ресторан — он не имел названия, поскольку был один, — был не слишком-то похож на привычные Артему заведения. В нем не было роскошного интерьера — обычные деревянные столы и стулья, практически такие же, как в столовых жилого комплекса, разве что стены украшены немудреными по технике исполнения пейзажами самодеятельных художников. Но здесь заказывали заранее не столики, а поваров. Работающие тут кулинары были хорошо известны в общине. Все знали, что Ангелина Давыдовна Ципперман роскошно делает рыбу-фиш, хумус и хамин, Елена Петровна Галчок — мастер пельменей и вареников, Леонид Андреевич Петин — фантастически готовит блюда из говядины… И, если вы хотели не просто поесть, а провести кулинарный вечер — один, с девушкой или друзьями — то вы записывались к повару, кухня которого была вам особенно дорога. В зависимости от его расписания и количества людей, которых он готов накормить. В Ресторане приводились открытые кулинарные семинары с угощениями, тут пробовались начинающие кулинары, проводились конкурсы поваров из столовых… В общем, все, что касалось еды в Коммуне, так или иначе крутилось вокруг Ресторана.

Артем в начале своей здешней жизни никак не мог понять — почему Ресторан не бывает постоянно перегружен? Записываться заранее было хорошим тоном, но чаще всего, даже придя без записи, можно было найти свободный стол — разве что, повара выбрать не получится. В его мире баланс загрузки между столовыми и ресторанами определялся дороговизной последних, но как это регулировалось в местном странном коммунизме? Если и столовая и ресторан бесплатны, почему люди не ходили в него постоянно, а ели в столовых?

— Не принято, — кратко объяснила ему тогда Ольга. — В Ресторан приходят отметить какое-то событие — получение диплома, юбилей (ежегодные дни рождения отмечают в столовых, в свободные их часы), свадьбу, трудовые достижения. Считается нормальным привести сюда девушку — как знак серьезности намерений. Но просто прийти поесть — нет, не принято.

Это «не принято» — было абсолютно дико для него в начале здешней жизни, но постепенно он начал понимать. В Коммуне вся жизнь была пронизана неписаными общественными договорами, которые, тем не менее, неизменно всеми соблюдались. Никто не спросит у пришедшего в ресторан, есть ли у него достойный повод, или он просто проголодался. А если и спросит — то только с целью предложить что-то особенное — игристого вина к помолвке, например. И все же — всего три десятка столиков единственного ресторана никогда не были заняты все. Почему? Потому что, заняв последний столик, коммунар опасался неделикатно лишить кого-то приятно проведенного вечера. Постоянное внутреннее состояние коммунаров — соотнесение своих потребностей с чужими и общественными. Артем этому до сих пор не научился. Скорее, привык обдумывать каждое свое действие, чтобы не поддаться естественному порыву «сделать, как проще и удобнее мне». В местных же эта внутренняя деликатность друг к другу и, что самое удивительное, к общине была каким-то образом прошита на базовом уровне. Как этого удалось добиться — Артем понятия не имел. Сначала ему все время мерещилось какая-то тайная служба надзора всех за всеми, и потребовалось прожить тут пару лет, чтобы понять, что она не нужна. Просто приоритет общественного над личным тут был как бы само собой разумеющимся. Сделать удобно себе в ущерб другому не приходило никому в голову, а если такое случалось по недосмотру, все, включая ущемленных, очень смущались и испытывали сильнейший душевный дискомфорт.

Вчера Ольга заказала столик Вазгена, плотного пожилого армянина, который подал им блюдо толмы, тарелку тонких лавашей, мягкий козий сыр, зелень и кувшин вина. Произнеся цветистый тост в честь такой прекрасной женщины — вах! — порадовавшей его своим визитом, и ее мужчины, — несомненно, достойного такой красоты! — Вазген пригубил с ними вина и удалился. Артем с Ольгой пили простенькое домашнее вино, ели поразительно вкусную толму и болтали о ерунде. Ольга рассказала, что Вазген — из первого поколения, бывший администратор ИПИ, формально входит в Совет Первых, но давно утратил интерес ко всему, кроме национальной армянской кухни. Занимается селекцией винограда, вместе с детьми и братом выращивает овец, растит овощи и зелень, ставит сыр, делает вино и экспериментирует с коньяками — правда, пока не очень успешно. Артем поразился — вот так, три года прожил, а в первый раз столкнулся с тем, что в Коммуне, оказывается, есть частные хозяйства. Он-то был уверен, что все вокруг только общинно-государственное, а тут такой вот фермер-семейственник…

Потом снова гуляли, уже в сумерках, потом вернулись домой и провели прекрасную ночь, упиваясь друг другом. как новобрачные. Это был отличный день, но о предстоящей экспедиции они так и не поговорили — Ольга умело уходила от вопросов или закрывала ему рот поцелуем. Поэтому теперь Артем шел к стартовой точке в полной уверенности, что все будет очень, очень непросто. Уж настолько-то он эту женщину изучил…

Стартовый репер находился в полуподвальном помещении небольшого кирпичного домика. Обстановка в стиле минимализма — в середине помещения бетон с пола снят большим неровным кругом, оттуда торчит погруженный в песчаную почву цилиндр матового черного камня. Ряд металлических шкафчиков из цеховой раздевалки, пара деревянных стульев с инвентарными номерами и древний массивный конторский стол с настольной лампой, за которым сидела студенческого возраста девушка, сосредоточенно переписывающая из книги в тетрадь какие-то формулы. Справа от тетради лежал двуствольный дробовик калибра этак десятого — Артем подумал, что при выстреле девушку унесет отдачей вместе со стулом.

— Здравствуйте, — улыбнулась она пришедшим, — я должна вас отметить. Маршрут, цель, примерное время возвращения.

— Артем, сообщи девушке маршрут, — распорядилась Ольга.

Он достал планшет, провел рукой по неприятно-скользкой поверхности каменного «экрана» и перечислил условные коды последовательности реперов:

— Дэ два, е восемь, эф шесть, бэ один…

— Потоплен! — съехидничал Борух, и девушка прыснула, но сразу сделала серьезное лицо.

— Записала! Цель выхода?

— Задание Совета, — веско сказала Ольга. — Тревожный срок… Ну, скажем, неделя.

— Семь дней… — сказала девушка, ставя пометку в прошитой разлинованной книге из желтоватой бумаги. — Счастливого пути, удачи в Мультиверсуме!

— Спасибо! — ответила Ольга и велела Артему. — Переодевайся, ты один не готов еще. Твой шкафчик первый слева.

Она подошла к следующему шкафчику и достала оттуда небольшой тактический рюкзак современного вида и свою футуристическую винтовку. Борух вытащил из своего шкафчика «Барсука» — ручной пулемет АЕК с массивной банкой глушителя.

В своем шкафчике Артем обнаружил аккуратно сложенный комплект «цифрового» камуфляжа, высокие тактические ботинки незнакомой марки, такой же, как у всех рюкзак, разгрузку, уже набитую боекомплектом, индпакетами, рацией и прочими необходимыми вещами, и обычный АК-74М в черном пластике. Коммуна, получившая, в результате реализованной Ольгой сложной интриги, отлично укомплектованный военный склад, не скупилась на оснащение разведывательных групп любым доступным оружием, но Артем, с его базовой военной подготовкой, полученной еще на срочной службе, сложных современных систем опасался. Борух не раз предлагал загнать его на программу военной переподготовки, но ей руководил Карасов, которого Артем на дух не переносил. Так что в результате бывший писатель остался таким же глубоко штатским, каким был всегда.

Переодеваться пришлось на виду у всех — студентка за столом так и постреливала в его сторону серым глазом. Разгрузка и рюкзак оказались тяжелыми — но терпимо. Артем не стал проверять комплектность — Боруху в этом отношении он доверял больше, чем себе. Взяв автомат, убедился, что тот стоит на предохранителе, в патроннике нет патрона, магазин полон — и этим ограничился, подтвердив готовность.

— Идем на дэ два? — лишний раз уточнил Артем, активируя планшет.

— Двигай, — подтвердила Ольга. — Крути Мультиверсум!

Хотя Артем много раз тренировался, но вот так, не в лаборатории, без присмотра профессора, он активировал резонансную реперную связку впервые. Хотя, если вдуматься — а чем бы ему помог профессор, если бы он налажал? Так что разницы никакой, но немного боязно все же было. Он приложил кончики пальцев к экрану и начал аккуратно, точными короткими движениями проворачивать видимую в глубине камня структуру так, чтобы два репера — здешний и следующий, — как бы наложились друг на друга… Объяснить этот процесс словами было невозможно. Более того, никто из присутствующих, кроме Артема, этой структуры в глубине экрана просто не увидел бы. Борух, увы, оказался в операторы негоден, хотя природные способности тоже имел, а Ольга, как и все коммунары первого поколения, была к тонким структурам Мультиверсума иммунна.

В какой-то момент планшет в руках дрогнул, в глазах моргнуло, и камень репера сменился другим. Они стояли посреди леса, пахло мокрой листвой — по тонкому жердевому навесу шуршал мелкий дождик. Под навесом, в оплывшей земляной яме, стоял небольшой круг из покосившихся каменных столбов, окружавших реперный камень.

— Дэ два! — облегченно выдохнул Артем. Не то, чтобы он в себе сомневался, но все же — первый успешный перенос группы в полевых условиях. Теперь он настоящий м-опер.

Точка считалась безопасной, но Борух все равно держал свой пулемет наизготовку и оглядывал края поляны. Люди тут жили далеко от этого места и не располагали транспортными средствами, за исключением собственных ног. Тем не менее, случайности бывают самые странные, а получить стрелу из охотничьего лука не намного приятнее, чем пулю. Артем ждал, пока можно будет перемещаться дальше — Мультиверсуму требовалось некоторое локальное время, чтобы осознать, что вот эти ребята теперь в другом срезе и подстроить себя под эту малозначительную, но все же разницу, — и вспоминал, что ему говорили об этом мире. Судьба его была с одной стороны типична — падение численности и цивилизационная деградация, — с другой — не без оригинальности. В отличие от многих пустых или почти пустых срезов, этот опустел не в эпидемиях, войнах или природных катаклизмах, а по собственному сознательному выбору жителей. Как один из наиболее «близких» (с точки зрения м-оператора) к Коммуне срезов, этот все же был немного изучен. Разведчики когда-то выходили на контакт с местными, как-то с ними коммуницировали, но недолго — никакой практической пользы в этом не просматривалось. Аборигены активно не любили пришельцев, ничего от них не хотели, знать не желали, а при случае норовили поднять на рогатины. Тем не менее, какие-то археологические поиски проводились, благо покинутые города нынешним населением начисто игнорировались, и все, что в них было оставлено, пострадало только от времени. Из найденных там записей, расшифрованных учеными Коммуны, следовало, что находящееся на достаточно высоком уровне развития — винтовые самолеты уже летали, — человечество внезапно воспылало религиозной активностью самого деструктивного толка. Основной исторической версией была следующая: одно из трех доминирующих государств создало синтетическое учение с глубоким учетом открытий весьма развитой тут психологии. Зачем? — А с целью внедрить его в конкурирующих социумах и тем их ослабить. Основной посыл был несложным — «возврат к корням» и прочее опрощение. «Дауншифтинг» — припомнил Артем термин из своей реальности.

От цивилизации, мол, одно расстройство — стресс, конкуренция, нехватка ресурсов и через то взаимная ненависть и падение нравов. А правильно жить надо лишь тем, что природа сама тебе даст — тогда сплошное благолепие и растворение воздухов. И выкладки даже были приложены научные — что золотое время человечества было в эпоху охоты и собирательства, а как только первый огурец в грядку посадили — все, пиздец — аграрное рабство, привязка к постылому труду на земле, товарные отношения, жадность и грабеж. От стояния кверху жопой в борозде пошли болезни суставов, от оседлого житья — грязь, от домашнего скота — эпидемии. У охотников-собирателей даже мозг был больше, потому что богатство впечатлений от кочевой жизни. А чем дальше, мол, человек влезал в производственную деятельность, тем сильнее деградировал. И главное — у собирателей-то жизнь была счастливая и беззаботная, потому что никаким трудом они не занимались, ни в чем не конкурировали, стресса не знали, одна сплошная любовь человека к человеку на мягкой травке под кустом.

Вот, вроде бы, чушь полнейшая — а зацепило. И кто бы эту дурь ни придумал для ослабления соседа, а вернулась она ему бумерангом очень быстро. Новое учение стремительно захватило мир, и первое следствие из него было вполне логичным — чтобы прожить собирательством, надо радикально сокращать население… К чести аборигенов, сокращали они его ненасильственно, просто прекратив плодиться. Приверженцы новой религии брали обеты полнейшего чайлд-фри. И все поначалу шло очень даже замечательно — в ожидании прихода золотого века человечество прекратило экспансию и развитие, во благости проедая наследие цивилизации, и даже, как будто, почувствовало себя счастливее. Стремиться и достигать было больше не надо, работать особо незачем, имущество копить ни к чему — ведь оставить его, за неимением детей, некому. Чем дело кончилось, точно неизвестно — в последние годы падения цивилизации записи уже никто не вел, а города были покинуты. Но можно констатировать, что эти люди последовательно воплотили свою мечту о Золотом Веке в реальность — по миру кочевали племена охотников-собирателей, вооруженных луками и копьями, жрали, что поймают или сорвут с дерева, и отнюдь не оскверняли себя выращиванием даже зелени на гарнир. Правда, стали ли они от этого счастливее — никому не известно, потому что прибора, измеряющего счастье, у коммунарских ученых не было.

— Ну что, идем дальше, на «е восемь»? — спросил Артем, когда видимый внутренним взглядом репер перестал мерцать и совместился в его голове с материальным камнем.

— Нет, — неожиданно ответила Ольга, — надо строить новый маршрут.

— Почему?

— Потому что мы идем не туда.

— Но Совет… — заикнулся Артем.

— К чертям Совет! — резко ответила Ольга. — Они не понимают, что творят!

— Опа, у нас тут дворцовый переворот? — хмыкнул Борух. — Кто-то решил, что он самый умный и лучше всех знает, как Родину любить?

— Послушайте меня, — сказала Ольга. — В том, что касается внутренних дел Коммуны, Совет проводит хорошую, грамотную политику. Мы сумели восстановить общину, достигнуть баланса интересов и быстрого развития. Но во внешних делах наши доблестные мудрецы просто некомпетентны. Они никогда не покидали Коммуну, они понятия не имеют, во что превратился материнский мир, они не осознают, насколько мы уязвимы для новых технологий воздействия. В их время даже телевиденья еще не было! Люди, с которыми они хотят вступить в контакт, ждут этого не первый десяток лет, у них совершенно точно есть источники информации о нас, они готовы. Их цель — уничтожение Коммуны с захватом ее уникальных ресурсов. Это не потенциальные союзники против вторжения, это еще один враг! Возможно, даже более опасный…

— Почему бы тебе не сказать это им? — спросил Артем.

— Неужели ты думаешь, что я не говорила? Но Первые слишком давно живут в стерильной атмосфере Коммуны, они уверены, что договориться можно с кем угодно. Они высмеяли Олега, который, пусть и в своей терминологии, твердил о недопустимости сделок с дьяволом…

— Да, батюшка наш тот еще инквизитор! — рассмеялся Борух. — Но тут я с ним согласен. Те люди, на которых работал Карасов — очень плохие люди. И очень, очень опасные.

— А я и Карасову не верю, — не сдержался Артем. — Я не уверен, что он лоялен Коммуне, а не ждет шанса ударить в спину…

— За ним приглядывают, будь спокоен, — отмахнулся Борух.

Артему не стало спокойнее, но он предпочел не развивать тему — они с Ольгой обсуждали это не раз, но она не хотела отказываться от такого полезного военспеца.

— Так вы со мной? — спросила Ольга.

— Да, — твердо ответил Артем. Он давно ждал чего-то такого и много раз все обдумал. Ольга стремилась спасти Коммуну, и он готов был поставить на нее против Совета.

— Я тоже, — после нескольких секунд размышления сказал Борух. — Совет подставляется. Если приоткрыть дверь, кто-нибудь обязательно всунет в щель ботинок.

Дождь усиливался, и жердяной, покрытый сверху листьями навес начал ощутимо протекать.

— Так куда идем? — спросил Артем, морщась от упавшей за шиворот холодной капли. Ему было немного грустно: предположение, что Ольге он нужен, прежде всего, в качестве лояльного личного м-опера, перерастало в железную уверенность. Конечно, он предполагал это и раньше, но одно дело — догадываться, другое — убедиться.

— Нам нужен репер на срезе альфа-ноль-один.

— Даже не слышал про такой… — удивился Артем. — Странное обозначение.

— Ах, ну да… — Ольга покопалась в карманах и вытащила маленькую записную книжку в дерматиновой обложке с вытисненной облезлым блеском надписью «Телефоны». Пробежавшись пальцем по буквенным вырезам края, она раскрыла ее, и просмотрела пару страниц.

— У тебя это будет репер «эм девять».

Артем достал свою шпаргалку — ученическую тетрадку с вручную разлинованной табличкой. В ней были буквы, цифры и раскрашенные цветным карандашом поля. Против «М9» поле оказалось заштриховано черным.

— Это же черный репер! — удивленно констатировал он. Чёрными были промаркированы точки в непригодных для жизни срезах — с ядовитой атмосферой, высоким уровнем радиации или экстремальной температурой. — Так у Воронцова было написано…

— На заборе тоже написано… — отмахнулась Ольга. — Прокладывай.

Артем встряхнул планшет, сбрасывая накапавшую с навеса воду — круглые капли скатились, не смочив экрана, — и снова вызвал внутреннюю структуру в глубине камня. Через несколько минут он сказал неуверенно:

— Два красных, два зеленых и один желтый.

— Твою дивизию! — выругался Борух. — Надо было больше патронов брать… И броники.

— Есть еще вариант, — Артем покрутил картинку так и этак, убеждаясь, — зеленый, желтый и…

— Что? — нетерпеливо спросила Ольга

— Один серый.

— Какой именно?

— Минутку… Да, вот: «Цэ пять».

Ольга пролистала свою книжку, и со вздохом призналась:

— Нет, у меня он тоже серый.

— Русская рулетка, — с досадой сказал Борух.

Серым маркировались реперы, про которые не было ничего известно, кроме факта их существования. Ни где они стоят, ни что их окружает, ни какая обстановка в срезе. Их вычисляли косвенно, сканированием с условно соседних точек, но проверять, что там, было просто некому — мультиверс-операторов в Коммуне можно сосчитать по пальцам, и даже разуваться бы не пришлось. Если не было каких-то действительно важных резонов, то рисковать м-опером ради очередного среза никто не позволял. А ну, как он не вернется? И не узнаешь ничего, и дефицитнейший специалист потерян… Воронцов как-то рассказал Артему поучительную историю, как списанный уже в безвозвратные потери оператор вернулся из «серого» спустя год — все это время он пробивался к реперу, оказавшемуся на глубине более ста метров под ледяной водой горного озера. В общем, «серые» реперы считались почти такими же запретными, как «черные».

— Может, лучше через красный? — неуверенно предложил Борух. — Авось, отобьемся…

Красная маркировка означала крайне враждебных аборигенов, проживающих прямо на месте расположения репера.

— Что там за обстановка? — спросил он Артема.

— Без понятия, — пожал плечами тот. — Я ж не таскаю с собой всю базу данных. Может людоеды с копьями, а может военная база с танками.

— А зря не таскаешь…

— Меня, между прочим, никто не предупредил, что возможны изменения в маршруте! — возмутился Артем. — Я заранее его проложил и согласовал, по нему у меня все известно!

— Не ссорьтесь, мальчики! — примирительно сказала Ольга. — Идем через серый, так короче. Времени у нас в обрез…

Артем активировал планшет и навел его на репер.

— Сдвигаю!

Македонец

Некоторые воспринимают меня как снайпера. Это не так. Снайпер из меня — как из говна пуля. В снайпинге умение попадать, куда целишься — важный, но не главный навык. Снайпинг — это тактика, расчет, маскировка, умение просчитывать противника, выбор точки и путей прихода-отхода, а главное — море терпения. Это не моя сильная сторона. Я просто попадаю во все, что вижу. В армии пытались засунуть в снайперы — ну, понятно, парень метко стреляет, куда ж еще? Но потом более опытные люди, посмотрев на меня, признали — безнадежен. Не тот склад характера. Так что, когда Ингвар наконец вышел из офиса, мое терпение было уже на исходе. Еще немного — плюнул бы и уехал. Ему подали какой-то лакированный большой джип, и мой старинный приятель гордо влез на заднее сиденье. Начальник, мать его. Пацан пришел к успеху.

По городу я легко держал дистанцию, на трассе чуть не потерял — старая «Нива» не могла тягаться в скорости. К счастью, загруженная узкая трасса не давала разогнаться и им, так что я успел увидеть, куда этот внедорожник свернул. Дальше уже не спешил — на пустых сельских дорогах преследование становилось слишком заметным. Не совсем просохшая после дождя грунтовка хранила четкий след тяжелой машины, и я ехал, не торопясь. Тем не менее, чуть не попался — когда искомый джип выскочил на пригорок, двигаясь мне навстречу, я успел только свернуть в кусты и встать, надеясь, что грязная «Нива» не бросится в глаза. Автомобиль проехал мимо, но Ингвара в нем не было, только водитель. Ну что же, тем интереснее…

Следы привели меня к дому на окраине полузаброшенной деревеньки, но наблюдение показало, что там никого нет. Место посещаемое, следов много, видно, что дом жилой, но сейчас ни хозяев, ни гостей. Я оставил машину и прогулялся ногами — ничего особенно подозрительного, кроме того, что все свежие следы ведут сюда, и только один — отсюда. Знакомая картина, наводящая на размышления — я не чувствую проходы, как проводники, но готов поспорить, что он тут есть. Сеню надо бы сюда свозить, вот что. А где проход — там и проводник, а проводник у нас кто? А Коллекционер у нас проводник, кто же еще. Вот, значит, как Ингвар другие миры увидел… А я вот хотел бы увидеть самого Коллекционера.

Ждать его тут, пожалуй, было без толку — кто знает, куда и насколько их понесло, — так что я запомнил место и поехал в город. Вернёмся сюда с Сеней, пусть пощупает насчет прохода — может, поймет чего. В городе ощущалась какая-то нездоровая суета — ничего конкретного, но как бы напряженность некая в воздухе. Водители на дороге дергались, без нужды подрезали и проскакивали на красный, куча мелких ДТП создала пробки, и в одной из них уже кого-то били. С обочины кинулся под колеса какой-то безумный пешеход, да так, что я затормозил в последний момент, он в капот уже руками уперся. Посмотрел на меня пустыми глазами, буркнул что-то ругательное и дальше побежал. Чувствуют что-то люди, определенно. Хотя, может быть, я, под влиянием Сениного предсказания, воспринимаю предвзято? Надо будет дома радио послушать, что ли…

Дома Сеня увлеченно копался в вещах, доставая и перекладывая что-то по своему вкусу. Любопытный, как енот. Я подтолкнул к нему сумку с золотом.

— На, вот тебе весь капитал нашего акционерного предприятия.

Сеня бросил аптечку, которую тщательно инспектировал до этого, и начал, как тот Кощей, над златом чахнуть.

— Надо же… — сказал он задумчиво перебирая завернутые в бумагу стопки монет и мелкие слитки. — А и не скажешь, что такая ценная штука…

— Это, Сень, просто мягкий желтый металл. Социальная фикция. Люди договорились считать его ценностью, и, пока эта договоренность соблюдается всеми, за него работают, воюют и убивают. Что не отменяет того факта, что само по себе золото — довольно бесполезная штука.

— Ну… — Сеня упрямо почесал коротко стриженый затылок, — все-таки, небось, не зря оно во всех срезах ценится…

— Во-первых, не во всех, — начал я.

— Ой, вот не надо про всяких там! — отмахнулся Сеня. — Я про нормальные.

— Во-вторых, люди везде примерно одинаковы, а значит, живут в придуманном ими мире.

— Что значит, придуманном? — вскинулся Сеня. — Я, вот, например реалист! Я ни в какие придумки не верю!

— Не веришь? — усмехнулся я. — А в деньги?

— А чего в них верить? Вот они! — Сеня достал из одного кармана несколько мятых тысячных бумажек, поковырялся в другом — но извлек только пустую упаковку от гондона. Неплохо он, похоже, оттянулся этой ночью…

— И что ты про них знаешь?

— Все, что мне нужно! — решительно сказал мой юный падаван. — На них можно все купить! Ну, не на эти гроши, понятно, а вообще — на деньги…

— На их можно что-то купить, пока люди тебе готовы что-то продать. Пока люди в них верят. Если мы с тобой задержимся тут дольше, чем следует — ты сам увидишь, как сначала цена денег падает, как люди спешат от них избавиться, пока они еще чего-то стоят, это еще больше снижает их цену, и через короткое время за пачку этих бумажек не будут давать и буханки хлеба. Золото — более старый миф, оно продержится дольше, но, в конце концов, даже до самых тупых дойдет, что его нельзя есть, им нельзя вылечить рану или зарядить пистолет.

— Ну, тогда давай не будем задерживаться! — не стал спорить Сеня. Черт его поймешь, что из этих наших разговоров на тему «как устроен мир», застревает в его голове, а что сразу вылетает в другое ухо. Я ж ему не «какотец», пусть сам решает, что ему важно. — Погнали?

— Экий ты резкий, — засмеялся я, — тебе точно ничего собрать не надо?

— Рюкзак со шмотками я еще вчера собрал, а всякий хабар — тут я тебе полностью доверяю! — и пошел обуваться, засранец.

Санузел у меня, к счастью, совмещенный, так что запихались вместе с сумками. Закрыли дверь, Сеня засопел, напрягся и сказал:

— Открывай, приехали!

Я повернул ручку, и мы ненадолго оказались обладателями двойного сортира, объединенного общей дверью — мой, с обшарпанным кафелем над ванной с пожелтевшей эмалью и чугунным бачком с цепочкой, и дощатый павильон на две дырки. Когда-то он был разделен на индивидуальные кабинки фанерной перегородкой, но мы ее снесли, освобождая место.

— Быстрее, — с натугой просипел Саня. — Что-то туго идет, держать тяжело…

Я быстро покидал сумки на скрипучие доски пола того сортира, и мы с Сеней дружно шагнули через порог. Он, обернувшись, захлопнул дверь и облегченно выдохнул. С этой стороны она была сколочена из плотно пригнанных некрашеных серых досок. В сортире попахивало — чтобы Сенино колдунство работало, им приходилось периодически пользоваться по назначению. Иначе где-то там, в реестрах Мультиверсума, он перестал бы числиться сортиром и стал бы просто сарайчиком с дырками в полу. Было бы обидно — это, возможно, вообще последний сортир в этом срезе, не будет его — пропала база…

На улице вечерело — я несколько раз пытался понять, как соотносится время наших срезов, но так и не пришел к определённому выводу. Похоже, что тут сутки не 24 часа, но заниматься прикладной астрономией мне как-то было недосуг. Этот срез — Сенин первый, найденный случайно и не от хорошей жизни. Видимо, он так хотел оказаться где-то подальше от людей, что попал именно сюда — ни одного живого представителя вида хомосапиенс здесь нет. На сегодняшний день и радиация почти рассеялась, хотя есть здешние грибы я бы не стал, а животный мир скуден, но причудлив. Тем не менее, здесь безопасно — если, конечно, не соваться туда, где когда-то был город.

Здешний домик, наверное, был чьим-то персональным убежищем — под небольшим деревянным срубом-пятистенком с кровлей из солнечных батарей, изящно стилизованных под черепицу, обнаружился глубокий подвал-бункер, забитый испорченной едой, разряженными батареями, неработающей оргтехникой, книгами на непонятном языке и относительно бесполезным оружием. Относительно — потому что боеприпасы к нему оказались очень своеобразные, безгильзовые с электродетонацией. Я ради любопытства привел в рабочее состояние один пистолет, зарядив его запальную батарею. Пострелял — пистолет как пистолет, разве что емкость магазина побольше и нет гильзовыброса — непривычно. Оставил тут, Сене развлекаться, пока патроны не кончатся. Возможно, скоро оружие нашего среза станет таким же бесполезным железом, как это. И чем я тогда буду зарабатывать себе на жизнь?

Шутка. Человек всегда найдет, из чего выстрелить в ближнего.

Тому, кто строил себе этот уединенный лесной схрон, он так и не пригодился — скорее всего, где-то в ближайшем эпицентре его кости вплавлены в бетон вместе с останками остальных, не столь предусмотрительных сограждан. Но Сеня тут неплохо обустроился, благо солнечные батареи до сих пор давали какой-никакой ток на домашние аккумуляторы, обеспечивая подачу воды, свет и холодильник. Когда Сеня в первый раз привел сюда меня, я было ужаснулся тому, что он пьет здешнюю воду и купается в местной речке, но потом приволок прибор ДП-5, и тот показал, что вода безопасна. Покойный владелец расположил свое убежище грамотно, спасибо ему большое.

— Купаться сгоняем? — предложил беззаботно Сеня, когда мы перетаскали сумки в дом.

— Темнеет… — засомневался я.

— Да мы быстро, туда и обратно!

— Ну ладно, выгоняй моты, я пока вещи раскидаю…

Чего нам стоило перетащить сюда два легких кроссача — это отдельная смешная история. Разбирали, просовывали по частям, собирали… Но уж больно Сене хотелось кататься на речку, да и мне было любопытно разведать окрестности. На мотах мы как-то раз и доехали до того, что было ближайшим городом. Зрелище весьма неприглядное, да и фонит там до сих пор прилично, так что играть в сталкеров мы не стали. Трудно сказать, как именно произошел здешний апокалипсис, и почему совсем не осталось выживших, несмотря на высокую точность поражения здешним ОМП — уже в десяти километрах от города следов его применения не видно. Однако мои работодатели заверили, что знают этот срез, и он необитаем. А я давно убедился, что им виднее.

На улице чихнул, пернул и затарахтел сначала один движок, потом второй — Сеня прогревал мотоциклы. Я распихал свежие продукты в холодильник, остальные сумки пока просто убрал с прохода. Ну, по крайней мере, что бы ни случилось с нашим срезом, кой-какой стартовый задел у нас есть, первое время не пропадем.

Купались уже в резком свете фар, но вода оказалась теплой и приятной, как-то даже попустило слегка от дурных мыслей. В реке плескалась рыба — наверное, рыбалка тут была бы отличная, но я все еще опасался употреблять в пищу эндемичную фауну. На свет и плеск из леса вышел единорог — забавное местное копытное, ростом с пони, с огромными влажными глазами и крошечным витым рожком на лбу. Ну просто как из мультика для девочек, только не розовый, а палевый, с оттенком в рыжину. Совершенно неагрессивное и бесстрашное существо, очень любопытное. Само его существование показывает, что крупных хищников тут нет: у нас бы его не то что волки — дворовые коты бы загрызли. То ли вывели местные как домашнее животное, и он одичал, то ли так удачно мутировал, то ли просто причуда эволюции. Плюшевое создание, можно подойти погладить, что Сеня радостно и проделал. Обнимашки закончились возней и попытками затащить животное в воду, чему единорог решительно воспротивился, жалобно попискивая смешным дискантом. Сеня ржал и искренне веселился — кажется, только здесь становилось заметно, насколько он еще ребёнок в каких-то моментах. Тут было его место, его царство и его владения. С единорогами, речкой, лесом и миллионами запеченных в бетон трупов неподалеку. Его сортирная Нарния.

Вечером раскидывали вещи по встроенным шкафам, записывали забытое, чтобы докупить завтра — раз уж все равно придется возвращаться.

— Может хрен с ним, с Коллекционером этим? Ну, сколько там за него заплатят? — соображений морального порядка для Сени не существует.

— Нет, Сень — строго сказал я. — Это не дело. Наша работа — его найти, значит, будем искать. Раз уж наткнулись на след.

— Так никто же не знает, что наткнулись?

— Я знаю, этого достаточно. Да и есть у меня личный интерес кой-какой.

— А, это то самое «так надо», да? — покивал головой Сеня. — Тогда конечно, тогда не вопрос. Завтра вернемся.

— Слушай, — спросил я осторожно, — ты никого не хочешь оттуда забрать?

— Зачем? — удивился Сеня.

— Ну, не знаю… Может девушка у тебя какая завелась, я ж в твою личную жизнь не лезу.

— Не, — мотнул бритой головой Сеня, — я больше по блядям. Ну куда мне девушку? Я ж ебанутый на всю башку, в дурдоме живу. Вот у тебя, Македонец, почему до сих пор нормальной бабы нет?

— Да примерно по той же причине, — признался я. — Уж больно у меня образ жизни своеобразный. Нормальная женщина такого не поймет, а ненормальная мне зачем? Я сам ненормальный.

— И что, неужели за всю жизнь никого не нашел? — удивился Сеня. — Ты же старый уже, так и сдохнешь один.

Добрый он, тактичный, чего уж там.

— Помирают все в одиночку, Сень. А так-то да, была одна…

— И что с ней стало?

— А вот, найдем Коллекционера — спросим…

— А, вона что! Что ж ты сразу не сказал! Тогда базару нет, месть — дело святое! — Сеня решил, что все понял, а я не стал разубеждать. Для него сорок лет — уже глубокая старость, столько не живут. А я все еще где-то в глубине души надеюсь.

Артем

— Этот обозначен зеленым, — тихо сказал Артем, оглядываясь. Они стояли в большой круглой пещере, слабо освещенной чем-то вроде лампадки — простой глиняной плошки с фитилем. Лампадка потрескивала и неприятно пахла горелым салом. Борух включил подствольный фонарь и обежал его лучом помещение.

— Это не пещера, — констатировал он, — это бункер какой-то…

Заросшие влажным мхом стены образовывали идеальную полусферу и были не каменными, а из серого ноздреватого бетона со следами опалубки. В одном месте из стены торчал ржавый кран, из которого тонкой струйкой сочилась вода. Судя по тому, что помещение не затопило, куда-то она сливалась, но пол был покрыт тем же зеленым сырым ковром из мха и сливного отверстия видно не было. Напротив крана в стене была вмурована мощная стальная дверь, крашенная шаровой краской. Там, где краска отслоилась, махрилась пышная рыхлая ржавчина. Рычаги на квадратных осях приводов кремальер отсутствовали.

— Замуровали, демоны! — удивленно сказал Артем. Он подошел и попинал дверь — она не шелохнулась, и звук был глухой, не дающий надежды, что его услышат снаружи. Он попробовал повернуть ось, обхватив ее ладонью, но только руки испачкал в ржавчине. — Надо же!

— Забей, — сказал Борух, — и тут подождем, ничего страшного. Ноги только не промочите.

— Нет, ты не понимаешь, — ответил Артем с досадой, — тут мы ничего не высидим…

— Индекс «Т»? — догадалась Ольга.

— Он самый…

— Эй, алло! Я ваших индексов не знаю! — напомнил Борух.

— «Т» значит — «транзитный». Тут два репера, входной и выходной. Мы у входного, нам нужен второй.

— Что за нахер? — возмутился майор. — А если до него три дня на оленях и два на собаках? Куда ты завел нас, эм-сусанин?

— Нет, тогда он не был бы зеленым. Рядом репер, я его чувствую даже. Может, прямо за этой дверью… Будем ждать, или сломаем?

— Чего ждать? Чем сломаем? — недовольно спросила Ольга.

— Ну, кто-то же добавляет в плошку, ту вонючую дрянь, которая там горит?

Ольга заглянула в плошку.

— Глубокая, — сказала она, — такая неделю гореть может…

— Можно и не дожидаться, — пожал плечами Артем, — я бы просто срезал дверь.

— У тебя, что УИн есть? — поразилась Ольга. — Их теперь и м-операм дают?

— Ну, вообще-то мне его выдали не как оператору, а как монтажнику, — скромно ответил Артем. — Но да, он у меня есть.

— Ты вытащил продукцию списка «А» из Коммуны? — Ольга присвистнула. — Ну ты даешь, дорогой…

— А что, нельзя было? Мне никто не сказал… Да вон, у тебя и винтовка…

— Винтовка по списку «Б», мы их продаем даже… — покачала головой Ольга. — А у тебя УИн в межведомственный зазор проскочил — монтажное управление не знало, что ты оператор, а безопасники — что монтажники выдали тебе прибор. Ты по возвращению, главное, не ляпни, что ты его с собой таскал…

— Позасекретят все, а потом сами мучаются, — проворчал Борух. — Режь давай, к чертовой матери, пока у нас тут ласты на ногах не выросли. Примерно… тут, тут и тут. И с другой стороны симметрично. На ладонь глубины.

Борух нацарапал на двери кончиком ножа предполагаемое расположение запорных штырей. Артем достал из поясного чехла серый металлический цилиндр, в торце которого выступал двуцветный клинышек из двух сходящихся в одну грань треугольных призм чёрного и белого камня и двинул ползунок выключателя. Отрегулировал двумя кольцами язычок рабочего луча в длинное узкое лезвие синего света и провел им в отмеченных местах по периметру, затем уперся в край ладонью и с усилием толкнул от себя. Дверь с неприятным скрипом стронулась и пошла.

— Стоп, погоди! — остановил его Борух. — Дальше я сам, отойди.

Он посветил в щель подствольным фонарем, потом открыл пошире, аккуратно выглядывая в темноту.

— Что-то тут… — сказал он неуверенно. — А, понятно… Долго бы мы его ждали!

— Кого? — спросила Ольга

— Фонарщика здешнего. Вот он, болезный, лежит…

В темном бетонном коридоре с пустыми кабельными крюками по стенам лежало, вытянувшись, тело. Артему не очень-то хотелось его разглядывать, но он успел заметить в свете фонаря лысину и разбитый кувшин с каким-то жиром. Похоже, человек действительно шел заправить плошку — но не дошел.

— Что с ним? — спросила Ольга. Винтовка ее была в рабочем положении и взята наизготовку.

— Он умер, — констатировал Борух. — Пулевое в грудь. Лежит тут не долго, это жир так воняет, не он. Но уже остыл. Несколько часов, должно быть.

Аккуратно обойдя труп, они прошли по коридору вперед. Метров через десять коридор разветвлялся. Длинная его часть слегка подсвечивалась дневным светом и, очевидно, вела на улицу, а короткий отнорок заканчивался невдалеке такой же железной дверью.

— Скорее всего, там выходной репер, — сказал, прислушавшись к своим ощущениям Артем. У него как будто потянуло под сердцем легоньким сквознячком, хотя воздух в тоннеле был неподвижен. — Да, определенно он там.

— Проверяем, — коротко сказал Борух.

Дверь оказалась открыта, внутри было симметричное входному помещение — даже торчащий из стены кран тоже тек, наполняя купол противной влажностью. В середине торчал из пола черный цилиндр реперного камня.

— Здесь кто-то совсем недавно прошел… — сказал майор, разглядывая грязный сырой пол. — Несколько человек, у всех ботинки с одинаковой треккинговой подошвой. Прошли к реперу — и ушли через него, обратных следов нет…

— Получается, наши? — неуверенно сказала Ольга. — Ничего не понимаю…

— Не видел у наших такой обуви, — покачал головой Борух. — Они либо в сапогах по привычке, либо в армейских с городского склада. А тут рисунок вообще незнакомый.

— Так репер же… — Артем впервые видел Ольгу в такой растерянности. — Ты не понимаешь! Никто, кроме…

— Этого я не знаю, — сказал, вернувшись в коридор майор. — Это просто следы. Мало ли кто во что обулся…

Он вернулся на развилку, прошел до входного помещения, еще раз внимательно проверил труп и дверь.

— Будем снаружи осматриваться, или свалим от греха? — спросил он наконец.

— Будем! — твердо ответила Ольга. — Тут творится что-то очень странное.

Проход наружу заканчивался большими железными воротами, створки которых были открыты так давно, что уже вросли нижним краем в землю. Густо заплетенный вьющимися растениями входной тамбур выглядел даже симпатично. За ним открывалась тенистая аллея, дорожка которой была отсыпана мелкими камушками кремового оттенка, ограждена каменными бордюрами и тщательно выметена от листвы. Такая вполне могла быть где-то в европейском городском парке. Несколько портили благопристойный вид только валяющиеся тут и там трупы людей. Если убитый в тоннеле «фонарщик» был одет во что-то вроде монашеского балахона, то эти выглядели при жизни вполне светски — обычная городская одежда, брюки, рубашки, платья… Сейчас они лежали, нелепо раскинувшись в лужах свернувшейся крови. Женщины, мужчины, несколько детей…

— Кто мог?.. Зачем?.. — тихо сказала Ольга.

Борух с пулеметом наизготовку быстро и тихо пошел, аккуратно переступая с пятки на носок, к концу аллеи. Ольга в той же манере двинулась за ним, держа прицел винтовки на линии взгляда. Артем просто шагал за ними, сжимая в руках автомат и стараясь не глядеть в лица убитым.

Аллея заканчивалась на небольшой площади маленького городка. Здесь, видимо, была ярмарка — торговые ряды, наряженные люди, какая-то временная сцена из досок… И много, много убитых. Мертвая торговка ягодами лицом в клубнике. Заляпавший ткань своими мозгами безголовый галантерейщик. Заваленный пирожками разносчик с подносом. Залитый содержимым бутылок и кровью бармена кафетерий, где осели на своих стульях посетители. Повисший на краю сцены артист в ярком костюме. И просто лежащие внавал люди, гулявшие тут на городском празднике. Несколько легких прилавков были перевернуты в тщетных попытках скрыться, и на уходящей вдаль мощеной булыжником улочке лежали лицами вниз те, кто сумел убежать с самой площади. Было тихо, только что-то капало и навязчиво жужжали мухи.

Артем отвернулся, борясь с тошнотой. Ольга стояла бледная и только повторяла тихо: «Как?.. За что?..» Борух зачем-то осматривал прилавки, стену дома и основание памятника какому-то несовременно одетому мужику в середине площади.

Вдали послышались какие-то крики, шум, и нечто похожее на отрывистые команды. Майор вскинулся:

— Бегом отсюда, в бункер! Давайте, давайте, не тормози, Артем, а то сам будешь объяснять местным, что не верблюд…

И они побежали.

Запыхавшийся Артем прислонился к выходному реперу, изо всех сил стараясь успокоиться и сосредоточиться на работе со структурой в планшете.

— Я готов! — наконец сказал он. — Следующий — желтый!

— Ну-у, если этот был зеленый, — неопределенно протянул Борух, — то я даже не знаю…

— Сдвигай! — решительно скомандовала бледная Ольга, и Артем совместил метки.

В глаза полыхнуло яростным солнцем.

Вокруг торчащего внаклонку из земли реперного камня лежали полускрытые травой каменные колонны, за которые немедля повалились, выставив оружие, Ольга и Борух.

— Да ложись ты! — зашипел майор Артему. — Не торчи на виду!

Артем торопливо присел, убирая планшет и путаясь в ремне автомата.

— Сколько ждать? — нетерпеливо спросила Ольга.

— Не знаю, — пожал он плечами. Полчаса, час…

— Может, обойдется… — с надеждой сказала она.

— Сплюнь и постучи по дереву! — отреагировал Борух. Ольга послушно сказала «тьфу» и заозиралась.

— Вот как назло, ни кусочка… Трава одна.

Они лежали в траве на вершине пологого холма и от него до самого горизонта колыхалось выжженное солнцем желто-зеленое степное разнотравье.

Несколько минут они молчали, приходя в себя, потом Артем не выдержал:

— Кто их всех убил?

— Я не знаю, кто это был… — начал осторожно Борух. — Но я знаю, как. Они вошли как и мы, через входной репер. Их было пять или шесть человек, не больше. Дверь была открыта, навстречу им шел по коридору человек с кувшином жира для лампы. Он стал первой жертвой. Выйдя, они закрыли дверь за собой — до этого она не закрывалась много лет, им пришлось постараться, остались следы на рычагах — вероятно, их пришлось стронуть ударом приклада. Затем они вышли на аллею и начали стрелять. Оружие у них было бесшумное или почти бесшумное, потому что на площади расстрела в аллее не услышали. Оружие с безгильзовым боеприпасом или с гильзосборником — гильз нигде нет. Очень высокая пробивная способность при малом калибре — все тела навылет, деревья насквозь, кирпичные стены очень глубоко или тоже насквозь. Я бы подумал на аналог твоей винтовки, — Борух кивнул на оружие Ольги, — но, насколько я знаю, из него нельзя стрелять очередями.

— Нельзя, — подтвердила Ольга, — принцип выброса заряда исключает скорострельность.

— Либо они решили эту проблему, либо используют что-то совсем другое. На площади поливали очередями. Навскидку, я бы сказал, что выпущено более тысячи пуль, так что я ставлю на безгильзовый боеприпас — вряд ли они таскали при этом мешки с гильзами. Пули прошивали по несколько человек, прилавки с товаром, останавливались только в стенах на другой стороне и толстом бетонном постаменте памятника, так что они выкосили всех за пару минут, стоя плотной группой в одной точке. Затем они разошлись по площади и тщательно отработали контроль, ни оставив в живых никого — добивали одиночными в голову даже детей и женщин. Я видел застреленного в коляске младенца, и это была не случайная пуля, а выстрел сверху, то есть почти в упор, прицельно…

Борух рассказывал нарочито сухо, без эмоций, но Артема снова замутило.

— Кто мог это сделать? — бесцветным тихим голосом спросила Ольга. — Кто?

— Это определенно была группа профессионалов, — ответил ей майор. — Они примерно одного роста, с близким размером ноги, в одинаковой обуви — потому я не могу точно определить, пятеро их было или шестеро. По площади ходили пять человек, но командир мог остаться стоять на месте и контролировать обстановку вокруг. Судя по размеру ботинок и ширине шага — крупные мужчины, не ниже метр девяносто. Судя по тому, как ставили ноги — с большим заплечным грузом, вероятно с рейдовыми рюкзаками. Действовали очень быстро, четко и слаженно — никто не успел ни оказать сопротивление, ни убежать. Пришли — отработали — отошли.

— На кого это похоже? — спросил Артем.

— Я в затруднении, — признался Борух. — По единообразию, технике действий и общей сработанности группы похоже на армейский спецназ, но я не могу представить себе военных, настолько спокойно и буднично работающих по гражданским. У них психология другая.

— Я не понимаю — зачем? — сказала Ольга устало.

— Ну, как минимум, теперь этот репер не зеленый… — задумчиво ответил Артем. — Вряд ли там будут рады пришельцам из бункера… Оль, а кто вообще может ходить по реперам?

— Еще полчаса назад я была уверена, что никто, кроме нас. Но это означало бы, что эту бойню учинил кто-то из наших…

— Я не видел в Коммуне людей, способных на такую операцию, — покачал головой Борух. — А ведь именно я занимаюсь военной подготовкой наиболее боеспособных подразделений…

— А группа Карасова? — вскинулся Артем. — Те, кто оказался в Коммуне вместе с ним? Они же профессионалы, так?

— Это обычные военные, Тём, — ответил майор. — Они не станут вот так убивать гражданских. Просто не смогут. Поверь мне, если тебя научили правильно стрелять, это не значит, что ты готов убивать кого угодно. На то, что мы увидели, людей специально подбирают и специально дрессируют.

— Если кто-то, кроме нас, ходит по реперам, то Коммуна для него открыта, — задумчиво сказала Ольга. — Все наши меры безопасности тогда говна не стоят…

Артем вспомнил студентку с дробовиком у реперного камня и мысленно с ней согласился. Если представить, что там, в самом центре жилого анклава, выйдет вот такая группа живорезов… Черт, да они пол Коммуны перебьют, прежде чем ополчение подтянется! И в первую очередь — детей… Ему стало нехорошо.

— Оль, а может такое быть, что у них просто есть проводник?

— Воронцов тебе что, совсем не давал теории? — удивилась Ольга. — Проводники ходят исключительно через кросс-локусы, совсем другой принцип.

— А если они пришли в срез через какой-то кросс-локус, потом пробрались к реперу и имитировали свой приход там? Чтобы местные думали на нас?

— Интересная мысль, — признался Борух. — У нас не было времени тщательно все осмотреть, так что, теоретически, вариант возможный. Имитировать уход через репер не так уж сложно — протопали трое туда передом, оттуда задом — вот вам и следы шестерых в одну сторону…

— А потом по свежим следам приходят местные, — подхватил Артем. — А там мы такие за запертой дверью входной точки… Это если бы у меня, к примеру, УИн-а с собой не было…

— Мда… — поежился Борух, — неловко бы получилось…

— Нет, — твердо сказала Ольга, — не сходится. Для этого им нужно было бы знать, что мы туда придем. А мы этого два часа назад сами не знали. Если это засада, то не на нас.

Артем достал планшет и активизировал его, изучая структуру сети реперов. Было на удивление тихо и спокойно, светило солнце, стрекотали кузнечики, пахло нагретой травой.

— Интересно, — сказал он через пару минут. — Это вообще тупиковое направление. Через тот репер можно пройти только сюда…

— Ну да, с транзитными реперами так бывает, — подтвердила заинтересованная Ольга. — А дальше?

— Отсюда мы можем идти в трех направлениях, — продолжил Артем. — Вернуться назад…

— Вот уж нахрен! — отреагировал Борух, разглядывающий горизонт в бинокль.

— Можем идти куда собирались — на серую точку, — и остался еще один вариант…

— Какой? — не выдержала Ольга.

— Красный тупик!

— Прэлэстно! — отреагировал Борух, не отвлекаясь от бинокля. — Не просто жопа, а безвыходная жопа… Слушай, может ты в следующий раз возьмешь с собой всю базу по реперам?

— Это стопка книг с меня ростом! — возмутился Артем. — Заполненных от руки, прошитых, опечатанных и категорически запрещенных к выносу из спецхранилища!

— Получается, — задумчиво сказала Ольга, — что, если убийцы все же шли по реперам, то они могли пройти только сюда?

— А и верно… — ответил ей майор. — А ну, Оль, смотри на шесть часов, что-то мне там мерещится, а я тут огляжусь…

Ольга взяла бинокль, а Борух, не поднимаясь в полный рост, двигаясь в полуприседе, начал внимательно осматривать вершину холма. Он раздвигал руками траву, разглядывал почву под разными углами, заглядывал в тень под камни… В конце концов майор, вздохнув, сказал:

— Не хочется вас расстраивать, но…

— Они были здесь? — спросила Ольга.

— Да. Трава густая, следов не хранит, но один из них сидел на том камне, там проплешина, остался характерный след подошвы. На верхнем торце стоящего камня следы копоти с мелкими фракциями металла — что-то недолго, но интенсивно горело. Возможно, сигнальный фальшфейер.

— Значит, — констатировал Артем, — они ушли либо в серый, либо в красный репер.

— Либо, — тихо сказала Ольга, — они движутся к нам вон оттуда…

Она, не убирая от глаз бинокля, показала в том же направлении пальцем.

— Артем, время? — спросил майор.

— Минут пятнадцать еще, минимум…

— Дай-ка… — Борух забрал у Ольги бинокль. — Что-то едет. Довольно быстро и прямо сюда. Вряд ли это они, откуда у них машина-то?

— Срез желтый, — напомнил Артем. — Вряд ли нам везут пряники.

— Будем валить с дистанции, или подпустим поближе? — деловито поинтересовалась Ольга, раскладывая сошки винтовки и пристраиваясь за камнем.

— Одна машина, не очень большая, — сказал майор. — Вряд ли их там больше четырех-пяти. Давайте на них посмотрим.

Он присел за каменной колонной, торчавшей из земли в наклон, и приготовил пулемет. Артем, всегда чувствующий себя в таких ситуациях слегка лишним, снял с предохранителя автомат, дослал патрон, и проверил, легко ли достается из разгрузки граната. На этом его военные навыки закончились.

Приближающийся по степи автомобиль оказался поставленной на здоровенные колеса рамой, поверх которой было сварено из труб и обрезков разнородного металла подобие кузова, слегка подернутое местами ржавчиной. Стекол в кузове не было — спереди проем затянули крупной сеткой, а остальные и так обошлись. Приблизившись к холму, странная машина сбросила скорость и покатилась медленней, но направление движения осталось прежним.

«Ду-ду-дум!» — пулемет Боруха вспахал степь перед колесами короткой очередью, и колымага, противно заскрипев тормозами и накренившись, резко встала.

— Не стреляйте, это мы! — закричали оттуда на чистом русском языке. — Мы сигнал увидели!

— Вылезайте, — скомандовал майор.

— Да-да! Без проблем, братан! Вы принесли, что обещали?

Из машины, цепляясь за приваренные скобы, слезли три невзрачных мужичка, одетых как сельские механизаторы — потасканные брючки, помятые грязные пиджаки поверх несвежих маек и гопницкие кепочки. Правда, брючки были заправлены в высокие стоптанные берцы, на ремнях висели здоровенные тесаки, а на плечах, стволом вниз, — дробовики впечатляющего калибра.

— Принесли же, ну? — нетерпеливо приплясывая, направился к ним первый. У него дробовика на плече на было, но зато на поясе висел в кожаной петле натуральный двуствольный «хаудах»9.

— А вы? — спросил в ответ Борух.

Тот остановился и спросил удивлено:

— А чо сразу мы-то? Не понял… Вы чо, братаны, в натуре гоните? Мы ведь уже…

— Але, Митяй, это не они! — вдруг заорал голос сверху. — Это подстава! Вали их!

Оказалось, что слезли из машины не все. Притаившиеся наверху четвертый сумел их разглядеть с высоты кузова и теперь наводил на Ольгу какой-то чудовищный карамультук на вертлюге, в ствол которого, казалось, можно всунуть кулак. Артем вскинул автомат, но Ольга успела первой — ее винтовка совсем не впечатляюще хлопнула, как пастушеский кнут, и стрелок повис на своей гаубице.

Двое «механизаторов» синхронно скинули с плеч дробовики, отработанным движением направляя стволы вперед, но неготовность к стрельбе их подвела — Борух срезал обоих одной длинной очередью. Артем выстрелил в вышедшего вперед Митяя, но тот неожиданно резво кувыркнулся вбок, покатился по траве и очередь ушла в землю. Артем повел за ним стволом, пытаясь взять упреждение, но он так же резко остановился, поднялся на колено и вскинул хаудах — пули снова ушли мимо.

— Бабах! — крупнокалиберный обрез грохнул, как пушка. Рядом щелкнули несколько картечин, но основной заряд ушел выше — оружие сильно подбросило отдачей, все заволокло белым дымом. Обрез шарахнул вторым стволом — на этот раз точнее, но Артем уже успел метнуться за камень и заряд ударил в каменный столб, вышибая пыль и крошку. Выскочив с другой стороны камня, Артем высадил в облако дыма остаток рожка, и, отскочив назад, начал торопливо и неловко перезаряжаться, вытаскивая магазин из тесного кармана разгрузки.

— Живым берем! — рявкнул Борух, но, когда Артем выглянул из-за камня с перезаряженным автоматом, было уже поздно — кепочку Митяя унесло на два шага вместе с половиной головы.

— Это я, что ли, попал? — неуверенно спросил Артем. Ему было странно и не по себе, хотя это был не первый случай, когда пришлось стрелять в человека.

— Вот жешь, блядь! — выругался в сердцах майор. — Нахуя? Он же оба ствола разрядил, надо было его брать!

— Ну… так вышло, — ответил Артем без особого сожаления. — Он в меня, я в него…

— «Вышло» — из жопы дышло! — зло сплюнул Борух. — И спросить теперь некого, что тут творилось…

Борух с Ольгой быстро и спокойно осмотрели трупы. Артем, стараясь не приглядываться к тому, что сделали с головой «Митяя» удачно попавшие автоматные пули, залез по скобам на высокий кузов машины. Каркасные сиденья, с натянутым на них брезентом, примитивные органы управления, — и ничего ценного или интересного. Никакой возможности понять, что связывало этих наездников и тех убийц.

— И что же они должны были им принести? — задал риторический вопрос Артем, слезая.

— У покойничка своего спроси! — буркнул майор.

— Перестань, Борь, — укоризненно сказала Ольга. — В бою всякое бывает… Я другого не понимаю — те, кто прошел реперной связкой, подали сигнал, так?

— Так, — согласился Борух.

— А почему они не дождались тех, кого вызывали?

— Да хрен их знает… Те долго ехали, эти сильно спешили, а может, они и не им вовсе сигналили… Не у кого спросить-то! — зло добавил майор.

— Не обращай на него внимания, дорогой, — посоветовала Ольга, — это у него адреналин так выходит. Пристрелил — и ладно, лучше ты его, чем он тебя. Что там репер?

Артем прислушался к себе и к камню, достал из сумки планшет…

— Да, готов, можно двигать.

— Тогда давайте уходить, пока еще кто-нибудь не приехал.

— В серый? — уточнил Артем.

— Ну, не в красный же… — пробурчал Борух, успокаиваясь.

Артем вздохнул, активировал планшет, повернул структуру, совмещая реперы…

— Двигаю!

Золотой свет заполуденного солнца мигнул, и сменился розовыми сумерками заката.

— Внимание! — тихо скомандовал Борух. — Они могут быть где-то здесь!

Реперный камень оказался аккуратно инсталлирован в вертикальном положении в середину замощенной булыжником площади. Непосредственно вокруг него был сделан отсыпанный мелкой каменной крошкой круг, окруженный невысоким бордюрчиком из полированных гранитных плит. Рядом располагались красиво вырезанные мраморные лавочки. Вокруг площади плотно стояли городские дома, выходя на нее стеклянными фасадами магазинов и навесами уличных кафе. Дома были симпатичные, все разные, но образующие единый архитектурный ансамбль. Высотой этажей по пять, с лепниной по оконным проемам и изящными крошечными балкончиками. Такие площади часто можно встретить в старых европейских столицах — Артему немедленно вспомнилась Прага, где ему довелось пару раз побывать.

Борух и Ольга синхронно припали на одно колено, обводя стволами окрестности, но площадь была совершенно пуста. Витрины магазинчиков заросли пылью до непрозрачности, легкие стулья уличных кафе перевернул ветер, полотняные маркизы навесов выцвели от солнца и дождей, цветы на балкончиках высохли и осыпались на занесенную листьями брусчатку. Последние лучи солнца, косо падающие на тусклые окна домов, заливали их багровой пыльной позолотой, но движения за стеклами не было. Город был давно и, видимо, быстро брошен. Сквозь потеки грязи на витринных стеклах были смутно видны какие-то товары, двери кафе были раскрыты, Артем разглядел даже несколько грязных чашек, стоящих на столиках внутри. При этом никаких следов паники, военных действий, насилия, мародерства и всего такого прочего. Никаких зловещих скелетов, ни одно окно не разбито, на мостовой не валяется ничего, кроме листьев с растущих тут же деревьев.

— Мария Селеста прямо, — тихо сказал осмотревшийся вокруг Борух. — Аж жуть берет…

— Дорогой, время? — нервно спросила Ольга, которой тоже было не по себе от этой тишины и заброшенности.

Артем сосредоточился на ощущении репера, потом достал планшет, актировал, проверил…

— Твою ж мать! — сказал он вскоре. — Не наш день, определенно…

— Что такое? — спросил Борух, который тем временем внимательно осматривал площадь.

— Опять транзитный репер! — сокрушенно ответил Артем. — Они довольно редко встречаются, а у нас второй чуть ли не подряд…

— И как далеко отсюда выходной камень? — Ольга внимательно рассматривала улицу в электронный прицел винтовки. Артем знал, что там есть режим обнаружения живых существ, хотя даже представить себе не мог, на каком принципе он работал. Еще одна загадочная технология, никак не соотносящаяся с общим уровнем Коммуны.

— Понятия не имею, — пожал он плечами. — Без триангуляции только направление могу показать. Вот как раз улица в ту сторону идет…

Единственная, прямая как струна улица, уходила ровно в сторону заката, и бьющие в глаза лучи почти скрывшегося за горизонтом солнца не дали ее толком разглядеть.

— Да, эти ребята как раз по ней и уехали… — сказал Борух.

— Уехали? — удивилась Ольга.

— Их ждала тут машина. Вышли, сели и укатили. Следы хорошо видны, и следы накатанные — не один раз тут проезжали.

— Надеюсь, это не означает, что до выходной точки пешком не добраться… — задумчиво сказал Артем. — Но она точно не рядом, я ее не чувствую. Я засек направление по компасу — если отойти на пару километров перпендикулярно ему и снова взять планшетом пеленг — вычислим расстояние…

— А смысл? — здраво сказал Борух. — Какое бы оно ни было — всё наше. Так чего зря ноги бить?

— И то верно, — согласилась с ним Ольга. — Но я тоже предлагаю отойти в сторону, хотя и с другой целью. Нам надо найти место ночлега, а это лучше делать не на наезженном незнамо кем маршруте. Не хотелось бы, чтобы на нас кто-то наткнулся. Давайте, пошли быстрей, пока еще что-то видно…

— След в след за мной! — сказал быстро Борух. — Идем по колее машины, чтобы не топтать — совсем не нужно, чтобы нас тут искали.

Они пошли — четко и легко шагающий майор, за ним, без напряжения ставя ногу точно в след Ольга, и последним — чувствующий себя мучительно штатским и неуклюжим Артем. От напряжения ему было так же сложно идти ровно, как ходить по канату — казалось, ноги так и норовят наступить мимо следа, особенно учитывая, что солнце окончательно село, и в брошенном городе стало темно. Включать фонари Борух запретил, только светящиеся закатным светом облака еще давали возможность не натыкаться на стены. Пройдя по улице с полкилометра, они свернули в первый же переулочек вправо — до этого дома шли сплошной, без просветов, чередой темных витрин. Похоже, это был какой-то центральный городской променад, где модные бутики соседствовали с дорогими ресторанами. «Хотя, черт его знает, как у них тут все было устроено… — подумал Артем, — Может, просто похоже…»

Свернув, они некоторое время шли узкими улочками, но потом стало окончательно темно.

— Давайте сюда, что ли… Не на мостовой же спать! — Борух указал на широкие стеклянные двери над каменным резным крыльцом.

Двери раскрылись с тяжелым скрипом, оставляя след на пыльном полу. Внутри включили фонари.

— Похоже на гостиницу! — сказал Артем.

Помещение перегораживала стойка, за которой висела самая банальная доска с ключами. На стойке лежала заложенная карандашом книга для записей, за ней на полке стоял кнопочный телефон — Артем почему-то ожидал увидеть дисковый, с тяжелой трубкой-раструбом из меди и эбонита, но нет — оказался совершенно банальный офисный аппарат с факсом. Цифры как на аппарате, так и на бирках ключей были обычные, арабские, но лежащий на стойке пыльный буклет оказался, несмотря на сходство букв с латиницей, совершено нечитаемым. Текст изобиловал тильдами, умляутами и прочими диакритическими знаками, и не был похож ни на один известный Артему язык. Он подумал, что такое количество дополнительных значков обычно означает заимствованную из другого языка письменность, придуманную для другой фонетики — но потом решил, что вряд ли кого-то теперь заинтересует местная история.

— Будем считать, — сказал Борух, снимая ключ с биркой «201» с крючка, — что у них та же логика нумерации, и первая цифра означает этаж. Вряд ли тут сотни номеров, в конце концов. Ищем лестницу, нам второй этаж удобней. Если что, будет время смыться, пока прочешут первый…

Лестница оказалась за углом коридора, и Артем чуть не загремел с нее, когда под ногами поехала сорвавшаяся с креплений ветхая ковровая дорожка.

— Все-таки наследили… — укоризненно сказал Борух. — Ладно, будем надеяться, что никто нас искать не станет. С чего бы?

Номер действительно оказался на втором этаже, небольшой, однокомнатный, с застеленной широкой кроватью, диванчиком, столом-стульями и окном-балконом во всю стену. Артем хлопнул по покрывалу и в затхлый воздух поднялась туча пыли.

— Что ты делаешь, не пыли! — возмутилась Ольга. — Нам тут дышать этим потом!

Она аккуратно, стараясь не встряхивать, сложила покрывало и вынесла его в соседнее помещение — там обнаружился вполне приличный санузел из унитаза и душевой кабины. Воды, разумеется, не было.

— Дверь эту балконную приоткройте, что ли, — сказал Борух, — а то дышать нечем. Но чуть-чуть, чтобы с улицы незаметно было… И в сортир этот, чур, не гадить — самим же нюхать всю ночь придется. Я от соседнего номера сейчас ключ принесу, там хоть все засрите.

— Грубый ты, майор… — покачала головой Ольга, проверяя содержимое шкафов и прикроватных тумбочек.

— Жизнь такая, — ответил Борух, выходя из номера.

— Бара в номере нет, — разочарованно констатировала Ольга, закончив обыск, — и халатов нет, и тапочек, одни полотенца в душе. Три звезды максимум.

— Ну, так мы и не переплатили, — возразил Артем, пытаясь открыть створку высокой застекленной двери. Бронзовые шпингалеты присохли, пришлось помогать себе ножом, но, в конце концов, удалось сделать небольшую щелку для притока воздуха. Сразу почувствовалось, как свежо в ночном городе и как душно тут.

— Вниз по лестнице не ходите, я там растяжку пристроил, — сказал вернувшийся Борух и бросил на кровать ключи с бирками. — Вот, девочки налево, мальчики направо.

— Я скоро! — Ольга подхватила из рюкзака пластиковую двухлитровку с водой, взяла один из ключей и вышла. (Полное отсутствие пластиковых бутылок стало для Артема чуть ли не самым сильным бытовым шоком в Коммуне. Там вообще не было ничего одноразового, но разведчики быстро освоили наследство перемещенного города).

— Как думаешь, что тут случилось? — спросил Артем у майора.

— Я стараюсь об этом не думать, — признался тот. — Так же, как стараюсь не думать, почему почти все известные нам срезы либо безлюдны, либо идут к тому. Но доводилось мне слышать краем уха, что это не просто так…

— А как?

— Никак! — сказала вернувшаяся Ольга. — Не забивайте себе головы, мальчики. У нас уже ученые на эту тему друг у друга последние волосья на диспутах повырывали, а все никак не договорятся. Куда уж нам-то в проблемы Мироздания лезть… Давайте лучше спать укладываться.

Артем взял второй ключ и вышел в коридор. «Мальчики направо» — соседний номер открылся пыльной душной темнотой, и ему стало как-то не по себе. Включил маленький светодиодный фонарик, обежал его лучом комнату — почти такая же, ничего интересного. И сантехника совсем как в его мире — в Коммуне она старообразная, с чугунными бачками и латунными кранами, а тут фаянс и никель. Жаль, что воды нет…

— …Не скажешь? — отчетливо услышал он вдруг голос Боруха.

— Не нужно ему это знать, — решительно ответила Ольга. — Если мы все сделаем правильно — будет уже не важно. А если нет… То тем более не важно.

«Ну-ну, — подумал Артем, — интересная тут акустика…»

Он послушал еще, но в соседнем номере была тишина. Сделал свои дела, стараясь не сильно журчать, и вернулся.

— Первую фишку, как самую простую, отдаем женщине, — распорядился Борух. — Я стою вторую, а тебя, Артем, разбужу под утро, постарайся до этого времени выспаться.

Он завалился на диван и почти сразу засопел. Артем последовал его примеру — улегся на кровать, не раздеваясь, только скинув берцы. От белого чистого белья сильно пахло пылью и слабо — чем-то цветочным, и вскоре он благополучно заснул.

День третий

Лена

Красивая рыжая женщина шестой час сидит на стуле посередине комнаты. Вчера вечером она ходила по магазинам, закупая вещи, и вроде бы чувствовала себя нормально. Ну, почти. А посреди ночи проснулась, вспомнив про то, что сделала перед отъездом и подскочила в кровати — зачем? Зачем ей это понадобилась? Или приснилось всё? Какой жуткий сон… Метнулась в комнату — нет, вот она огромная пластиковая сумка «мечта оккупанта» из которой выпирают углами эти странные вещи. Получается, весь вчерашний вечер она старательно обходила этот баул, не замечая его? Забыв, как быстро, озираясь и прислушиваясь, запихивала в него эти странные предметы, как искала к ним… Что-то такое искала. Да и нашла, и засунула, и забыла так же, как сам баул. Который своими руками приперла и поставила и теперь не может понять, как это с ней произошло — и с ней ли? Она ли это сейчас сидит и смотрит на сумки с одеждой, которые собирала вроде бы еще она, и старательно не сморит на баул, который собирала… кто? Не понять. Не уснуть. Не проснуться. Так и сидит на стуле.

Женщина дергается к баулу, останавливается. Дергается к вещам — останавливается. Замирает на стуле. Повторяет цикл. Замирает снова. Достает из кармана телефон, совершает вызов — и сразу его сбрасывает. Лицо ее то застывает маской, то кривится в судорогах эмоций — гнев, страх, возмущение, решимость — и снова ледяное спокойствие голубых глаз. Наконец она кивает, как бы соглашаясь сама с собой, поворачивает стул к столу, берет лист бумаги и ручку, что-то пишет. Кладет записку на сумку с вещами. Переодевается. Старые джинсы, удобные ботинки, рубашка, куртка. Решительно берет большой угловатый баул и, наклонясь под его тяжестью, выходит на лестницу. С трудом вписываясь объемной сумкой в повороты, спускается вниз — на первый этаж и ниже, в подвал, открыв железную решетку прохода ключом.

В подвале пятиэтажки влажно, пахнет плесенью, пылью и канализацией. Слабенькая голая лампочка, свисающая на проводе с потолка, еле-еле освещает узкий проход. Подвал разгорожен на индивидуальные клетушки — по одной на квартиру. Фанера, доски, горбыль, обрезки мебели — кто во что горазд. Железные двери, деревянные двери, сколоченные из реек и обрезков ДВП двери. Рудименты ушедшей эпохи, склады дачных заготовок, последний отстойник вещей перед помойкой. Уже почти никто ими не пользуется, но ключи у всех есть. Клетушка их квартиры предпоследняя в этом ряду. Крашеная бурой половой краской дверь повелась от влажности и открывается с трудом, внутри пусто и пыльно. Сюда никто не заходил годами, и вряд ли в ближайшее время соберется. Отличное место чтобы что-то спрятать.

Женщина аккуратно ставит сумку на цементный пол, достает из кармана кнопочный мобильник «Нокия», некоторое время смотрит на него, как бы припоминая, что это. Телефон в подвале не берет, но она все равно выключает его, снимает заднюю крышку, вынимает батарею, бросает это все на пол и несколько раз сильно наступает на аппарат ногой. Пластмасса протестующе скрипит. Женщина выходит, закрывает дверь и покидает подвал.

На улице солнечно и тихо, город непривычно пуст — машин мало, редкие прохожие куда-то нервно спешат. Часть магазинов внеурочно закрыта, часть работают, как ни в чем не бывало, но общая нервозность ощущается прямо в воздухе. По улице, многозначительно шевеля пулеметной башенкой, проехал бронетранспортёр с эмблемой «Росгвардии» на борту, где-то за домами гулко рокотали вертолетные двигатели, в небе просквозили тенями какие-то военные самолёты. Из-за угла навстречу БТР-у выскочили два камуфлированных «Тигра» с красной полосой на борту. Передний резко затормозил и стал разворачиваться, но поздно — крупнокалиберный пулемет заплевал пульсирующим пламенем, громкое «дум-дум-дум» пошло гулять эхом. Автомобиль занесло, он выскочил на тротуар, врезался носом в опору фонаря и сразу задымил. Пулемет безжалостно перечеркнул его салон туда-сюда перфорацией пулевых отверстий. БТР взревел, выплюнув облако черного дыма, и рванул вдогонку за второй машиной, которая не стала оттормаживаться, а наоборот, прибавила газу и успела проскочить перекресток. Пулемет еще несколько раз рявкал, удаляясь, но женщина не обращала на это внимания. Она спокойно подошла к расстрелянному внедорожнику и аккуратно открыла боковую дверь, изящно отпрыгнув, когда на нее стал вываливаться, заливая борт кровью, труп в черном бронежилете. Тело некрасиво повисло — нога зацепилась за что-то в салоне, а голова уперлась в асфальт. Женщина осторожно, чтобы не изгваздаться в заливающей машину крови, заглянула вовнутрь и убедилась, что водитель тоже мертв — свесился с сиденья набок, удерживаемый ремнем безопасности. Она вытащила из-под трупа короткий пистолет-пулемет с толстым стволом. Оттянув затвор, заглянула в патронник, выщелкнув магазин, убедилась, что он полон. Найдя на камуфляже убитого чистое место, аккуратно обтерла об него кровь с затворной крышки, вынула из разгрузки два запасных магазина и сунула в карман. Открыв заднюю дверь, вытащила на асфальт тяжелую черную сумку, заглянула внутрь — там ровными рядами лежали пачки банковских упаковок с купюрами. На секунду задумалась, потом все же извлекла несколько пачек, оставив остальное. Достала следующую сумку — маленькую спортивную. В ней оказались папки с документами, украшенные устрашающего вида бордовыми печатями. Она вывернула сумку на асфальт, папки рассыпались, ветер понес какие-то листы вдоль забора. В сумку она положила пачки денег, пистолет-пулемет и переложила туда же длинные узкие запасные магазины, не поленившись достать еще два из разгрузки водителя. Больше в машине ее ничего не заинтересовало, и она спокойно пошла дальше, свернув в ближайший переулок и двигаясь проходными дворами. Шла долго, удаляясь от центра в сторону промзон. Периодически откуда-то доносились звуки выстрелов, не перераставшие, впрочем, в серьезный огневой контакт. Пара автоматных очередей, ответный рык пулемета — в городе кто-то кого-то планомерно, но без лишней жестокости зачищал. Пару раз в стороне над домами с тяжелым вибрирующим рокотом проходило звено боевых вертолетов, но они, кажется, в веселье никак не участвовали.

В городе быстро нарастала тревожность — люди шли по улицам, торопясь и нервничая. Редкие водители либо мчались с неразумной скоростью, игнорируя знаки, либо медленно катились, притормаживая перед перекрестками и долго оглядываясь по сторонам, прежде чем свернуть. Когда первые встречались со вторыми, это часто заканчивалось мелкими и не очень авариями. Участники таких ДТП тоже не вели себя странно — не вызывали ГАИ или аварийных комиссаров, не заполняли бланки для страховых компаний, а орали друг на друга, все чаще переходя в яростное рукоприкладство. На глазах у женщины из поцарапавшего красную спортивную машину белого седана выскочил пузатенький мужичок с лысинкой и начал, нарушая визгливым матом закон о пропаганде гомосексуализма, яростно дергать водительскую дверь второго участника аварии. Оттуда вылез сутулый очкарик с хипстерской бородкой и неумело стукнул пузанчика в лицо. Завязалась драка — нелепая и бесплодная, в силу полнейшей бездарности и отвратительной физической формы участников, но необычно ожесточенная, переходящая в плевки, укусы и таскание за остатки волос. Женщина не увидела, кто победил, свернув за угол раньше, чем они утомились.

На границе промзоны и частного сектора ее попытались остановить.

— Эй, блядища! — резко окликнул ее кто-то из компании поддатых молодых людей, как-то глупо, с ненужным вандализмом потрошащих ларек. Они увлеченно били стекла арматурными прутами, практически не обращая внимания на содержимое витрин. — Алё! Подь сюды! Да, ты, сука рыжая!

Женщина никак не отреагировала, продолжая свой путь.

— Ты чо, блядь, оглохла? — направился в ее сторону гоповатый парень в спортивных штанах и майке-алкоголичке. В глазах его было какое-то нездоровое остервенение. — А ну стоять! Я к тебе обращаюсь!

Женщина развернулась, одновременно доставая из сумки оружие. Увидев направленный ему в живот толстый ствол, парень резко остановился, секунду поколебался, но потом прошипел себе под нос что-то про «суку» и, нехотя развернувшись, вразвалочку направился обратно. Весь его вид выражал «не очень-то и хотелось». Его компания, подобравшись, молча смотрела ей вслед, но потом все же вернулась к ларьку.

В промзоне женщина уверенно пролезла через щель между бетонными плитами старого забора, пересекла заброшенную стройплощадку, нырнула в малозаметный проход между ангарами и, преодолев осыпь поросшего травой строительного песка, оказалась в небольшом дворике. Стоящее там сооружение было когда-то ведомственным гаражом на три машины, но по скоплениям мусора было понятно, что двое ворот из трех давно не открывались.

Женщина подергала третьи ворота — они оказались закрыты. Тогда она обошла кирпичный домик сбоку и по наружной железной лестнице поднялась к площадке второго этажа. Невзрачная железная дверь была заперта и здесь, но она уверенно извлекла ключ из незаметной ниши под козырьком. За простой ржавой дверью обнаружилась вторая, посерьезнее, с кодовым замком, код которого также не вызвал у женщины затруднений. Помещение над гаражом раньше было комнатой отдыха механиков и водителей, но теперь представляло собой вполне комфортабельную однокомнатную квартиру, обставленную небогато, но удобно. Два дивана, три раскладных кресла, стол со стульями, кухонная выгородка с плитой и холодильником, даже небольшой совмещенный санузел. Женщина поставила чайник, наполнив его из офисного кулера в углу, достала из холодильника колбасу и хлеб, и без малейшего смущения стала делать себе бутерброды. Затем она подвинула кресло к низкому окну, устроилась в нем с чаем и бутербродами и стала ждать.

Македонец

С утра мы с Сеней неторопливо позавтракали, сварив кофе на здешней версии электроплитки — черной стеклянной панели без каких-либо признаков физических нагревателей, однако неизменно греющей любую поставленную на нее посуду. В вопросах бытовых удобств ныне покойные обитатели среза были вполне на уровне. Впрочем, без каких-нибудь запредельных чудес — чуть получше, чем у нас, или примерно так же. Даже удивительно, как им удалось себя так качественно зачистить — нашим ОМП такого эффекта не добьешься, все равно кто-нибудь по кустам отсидится, вылезет и расплодится пуще прежнего. Меня житье на этаком кладбище слегка напрягало, но Сеню, кажется, наоборот — успокаивало. Мертвые его не смущали, в отличие от живых. Тем не менее, по очереди использовав сортир по прямому назначению, мы через некоторое время пошли туда вместе. Закрыли дверь, Сеня напрягся, побледнел, закатил глазки — я даже успел испугаться за него, раньше такого не было, — но он уже решительно распахнул дверь, и мы оказались в смежном санузле моей квартиры.

— Чет как-то туго, — пожаловался мой проводник. Его шатало, на лбу выступил пот, ноги подкашивались так, что он присел на край ванны. — В последний раз так было, когда мы, помнишь, пять человек протаскивали. Я тогда думал — все, щас мозги из ушей потекут…

— Ну, ты сам тогда сказал, что вытянешь, — напомнил я.

— Они ж такие худые были, я и подумал, что весу в них от силы на троих…

Да, тогда смогли вытащить пятерых. Мы забрали только тех, кто уже умирал, у прочих был шанс. Сеня тогда, откровенно говоря, сорвался — у него иногда кукушка выскакивает. Там был классический невольничий лагерь, где всякая мерзость происходила в таком масштабе, какой дает только полнейшая неограниченная власть без всякой оглядки на последствия. Нельзя такую давать людям — даже у нормальных крышу сорвет, а уж что может натворить тот, кто изначально подонок… В общем, не самые приятные воспоминания, но именно тот эпизод определил нашу дальнейшую с Сеней работу. Множественность Мультиверсума дает простор для фантазии не только хорошим людям. Ведь кажется, что там, в другом мире, ты недостижим и неподсуден, а значит — твори что хочешь. Некоторых мы от этой иллюзии избавили.

Как только Сеня отдышался, мы вышли из квартиры, собираясь отправиться к офису Ингвара. Если он завязался с Коллекционером, то рано или поздно и нас на него выведет. Лучше бы, конечно, рано — тревожно как-то тут стало, неуютно. Даже я, человек толстокожий, и то ощущал непонятное нервное давление, как перед грозой. От него копилось нехорошее раздражение и хотелось куда-то бежать или кого-то убить. Представляю, насколько тяжелее Сене, с его медиумической чувствительностью.

На выходе из подъезда столкнулись с соседом с третьего этажа. Имени я не помню, но в лицо примелькался — обычный такой мужик лет слегка до сорока из среднего пролетариата, которого публично пилит жена — расплывшаяся тетка с загнутыми книзу уголками рта, и у которого сын подросток-двоечник, курящий украдкой за гаражами. Ни разу мы и словом ним не обменялись, кивая друг другу на лестнице. Я сделал шаг в сторону, пропуская его в подъезд, но он вдруг схватил меня за куртку, дернул на себя и злобно заорал, брызгая в лицо слюной:

— Какого хуя твоя трахома тут стоит! Ты это место купил?

Я даже не сразу понял, что он имеет в виду мою «Ниву», просто стряхнул его руку и отодвинулся. Странно, но алкоголем от него не пахло, хотя глаза были какие-то диковатые.

— Ах ты, козел… — зашипел на меня мужик. — Да я тебя сейчас…

Он уже начал замахиваться размашистым жестом далекого от боевых умений штатского, но тут из подъезда вышел приотставший Сеня и молча, ничего не выясняя, отвесил ему правый хук в подбородок. Мужик тут же глазки закатил — и с копыт. По Сене не скажешь, но он, хотя с виду дрищ-дрищом, боец серьезный. Когда он ко мне прибился, надо было его чем-то занять для утилизации дурной энергии, и я пристроил к знакомым на обучение. Пришлось прилично заплатить, и не только деньгами, но это все равно было дешевле, чем трупы за ним закапывать. А трупы были бы — он тогда был физически слабый, но резкий, как понос. Драться не умел, норовил сразу наглухо… Сейчас, пожалуй, меня уделает. Я-то не рукопашник, я Македонец.

— Чего это он? — спросил Сеня, поглаживая костяшки на кулаке и разглядывая нокаутированного соседа.

— Хрен его поймет, — честно признался я. — Может, жена допекла, вот и сорвался на первого встречного…

Оставив мужика валяться, где упал, мы сели в «Ниву» и уехали. И чем ему моя «трахома» помешала? Не первый год тут паркуюсь, никто до сих пор против не был…

Ингвара едва не упустили — его внедорожник как раз отъезжал от офиса, за рулем он на этот раз сидел сам. Поехали за ним на какую-то оптовую базу в пригороде, там он долго о чем-то спорил в конторе директора — я смотрел в бинокль через окно. Слов, разумеется, не разобрал, но о чем-то договорились: Ингвар метал ему на стол пачки с деньгами, как бы не с моими даже. Бизнес, значит, идет и, судя по наличным расчетам, не самый простой. С базы наш деловой друг выехал во главе каравана из четырех «Газелей», три из которых были тентованные, а одна с термобудкой. За этой будкой мы и пристроились почти вплотную, пользуясь тем, что за ней нас Ингвару не видно. Я почти сразу понял, что едут туда же, куда и вчера, в деревню. Поэтому, когда пошли грунтовки, по которым караван груженых «Газелей» еле полз, мы с Сеней срезали угол через поле и подъехали к месту назначения первыми. Бросили машину в посадке, подошли поближе и, спрятавшись, пронаблюдали, как Ингвар выгнал из кабин водителей и собрал их в свой внедорожник. Потом он о чем-то перетер с незнакомым бородатым парнем, и покатил обратно, оставив грузовики на дороге, а нас в сомнениях — то ли ехать за ним, то ли посмотреть, что будет происходить тут. Решили держаться Ингвара — тут Коллекционер не просматривался, а там — кто его знает. Что они грузовиками возят — это не наша забота.

На шоссе черный «Лендкрузер» от нас легко оторвался, и я уже решил, что мы его потеряли, но нет — на въезде в город стояла здоровенная пробка. Дорога на въездном посту ГАИ оказалась перегорожена шлагбаумом, усиленным двумя БТР-ми Росгвардии — в сторону города пропускали по одной машине, выборочно выдергивая из потока в сторону для досмотра, из города не выпускали никого. Рядом с бэтээрами стояли бойцы в черных брониках и закрытых шлемах. Они держали руки на автоматах и равнодушно смотрели на толпящихся перед шлагбаумом штатских, которым, разумеется, было очень надо. Большая часть водителей, увидев эту картину, благоразумно разворачивались и уезжали — то ли домой, то ли искать другой выезд, — но некоторые вылезали и шли скандалить.

— Вы не имеете права! — надрывался какой-то очкарик в дорогом пиджаке. — Позовите вашего начальника!

Бойцы не реагировали — у них все равно не начальник, а командир, и что он прикажет — на то они право и имеют. Мы медленно продвигались в пробке, подкатываясь по паре метров, и я увидел, что внедорожник Ингвара проехал без досмотра. Нам оставалось до шлагбаума с десяток машин, и я снова забеспокоился, что мы его потеряем, но в этот момент очкастый искатель прав решительно полез через шлагбаум. Не знаю, что его толкнуло на эту глупость, но реакции он, во всяком случае, добился — ближайший боец подшагнул вперед и несильно врезал ему по зубам прикладом. Очки полетели вперед, он назад… Я ждал, что скопившаяся перед шлагбаумом небольшая толпа отпрянет, но случилось неожиданное — кто-то, бросившись вперед, попытался схватить автомат и даже зацепил его кончиками пальцев за ремень. На попытку отнять оружие гвардеец отреагировал соответствующе — отскочил назад и прицелился в толпу, но людей это почему-то не остановило. Некоторые полезли на шлагбаум, некоторые — попытались пролезть под ним, одна толстая растрепанная тетка даже зачем-то засунулась в саму решетчатую ферму ограждения и там застряла, растерянно повизгивая. Выглядело это дико и неправдоподобно — люди рвались вперед с нездоровым остервенением, с перекошенными от злобы лицами, оскалив зубы и остекленев глазами. Хотя толпа была совсем небольшая — человек тридцать-сорок, — гвардейцы растерялись. Видимо, приказа стрелять не давали, а снаряжения для мирного разгона — щитов, дубинок и прочего, — у них не было. За эти несколько секунд самые шустрые преодолели выкатной решетчатый шлагбаум, отделявший их от Росгвардии и кинулись на бойцов. Стоящий ближе всего попытался отбиться прикладом, но его моментально смяли — худая фитнес-самочка в искусственном загаре кинулась в ноги, ее бородатый хипстерский бойфренд схватился за ствол автомата, какой-то водила-дальнобой с профессиональным пузом, выпирающим из треников потащил на себя ремень… Я не стал дожидаться развития событий и, до предела вывернув руль, выскочил из стоящей пробки. Лязгнув подвесками «Нива» перескочила высокий бордюр и, вспахивая газон колесами, объехала пост сбоку. Сзади послышались частые выстрелы, но стреляли не в нас — у Росгвардии нашлись более актуальные проблемы. Да ниспошлет им Мироздание удачи — мои симпатии были на их стороне, но не настолько, чтобы в этом участвовать. Нам еще Ингвара надо было догнать.

«Лендкрузер» уже скрылся из виду, но я предположил, что наш предприимчивый друг первым делом вернет водителей туда, где взял — то есть, на оптовую базу. И действительно — мы застали момент эмоционального торга между ним и восточными людьми. Судя по жестикуляции, те считали оплату недостаточной ввиду изменившихся обстоятельств и общей нервной обстановки, а Ингвар разрывался между естественным желанием послать их нахуй, и опасением получить пиздюлей. Осторожность победила, и он, с видимым недовольством, отсчитал им дополнительную сумму, сплюнул, выругался и полез обратно в машину. Восточные люди смотрели вслед недобро, но нарываться тоже не стали. Очень правильное решение — Ингвар не тот человек, который даст себя ограбить. Готов поспорить, что, если бы не спешка, которая просматривалась в его действиях, он бы ни копейки сверху этим ребятам не дал.

Внедорожник, а за ним и мы на «Ниве», вернулись к офису. Снова потянулось ожидание. Мы с Сеней по очереди метнулись в удачно расположенный поблизости «Макдональдс» — Сеня взял то, что у них ошибочно называют «кофе», а я так — поссать сходил. В «Маке» было пустовато, продавщицы за кассами улыбались профессионально, но с каким-то напряжением озирались на двери. Казалось, им не терпится закончить смену и свалить отсюда как можно быстрее и дальше. Мне, если честно, тоже, но второй шанс вычислить Коллекционера может и не представиться.

Вскоре наше терпение было вознаграждено — на пороге появился Ингвар. В одной руке он нес большую тяжелую сумку, в другой — ружейный кейс. С видимым усилием закинул их в багажник и открыл заднюю дверь. Я завел мотор. Вслед за ним из стеклянной двери вышли два крепких парня в спортивных костюмах, которые вели под руки — кого бы вы думали? Самого Андираоса, по прозвищу «Коллекционер»! Я его видел пару раз, но при таких обстоятельствах, что хорошо запомнил… Он выглядел не то вусмерть пьяным, не то больным — его почти несли, поддерживая квадратными плечами Ингваровские братки, а он только вяло перебирал ногами. Тело сунули головой вперед на заднее сидение, положив вдоль подушки, и заботливо пристегнули ремнем безопасности, Ингвар отдал какие-то распоряжения своим помощникам и сел за руль. Рванул с места так, что мы его едва не потеряли — пока разворачивались, уже два квартала прочесал, хорошо, что по прямой. Проехали за ним почти весь город, потом нырнули в огромный конгломерат сросшихся в одно целое гаражных кооперативов — знаменитые Гаражища. Здесь пришлось приотстать, чтобы не палиться, и когда увидели «Крузак» остановившимся возле раскрытых ворот гаража, просто проехали мимо. Свернули в соседний проезд, встали и с капота запрыгнули на крышу соседнего бокса. Капот помялся, ну да черт с ним. С Ингваром беседовал тот же бородатый парень, что и в деревне.

— Какая-то лютая поебень творится! — нервно сказал ему Ингвар. — Выезды перекрыты хрен пойми кем и почему. На юг прошла колонна техники, в небе какие-то карусельки…

Он ткнул пальцем в нашу сторону и мы с Сеней поспешно припали к грязному рубероиду крыши. Вдали над окраиной города действительно барражировало звено «крокодилов».

— Всё, я на ту сторону, и обратно спешить не буду… — с видимым облегчением сказал Ингвар.

— Эй погодь, а Коллекционер как же? — заволновался я.

— А Андрей где? — бородатого тоже, оказывается, интересовал этот вопрос.

— А так вон же он, — Ингвар показал рукой в салон.

Бородатый открыл заднюю дверь, внимательно посмотрел внутрь, потом вопросительно — на Ингвара.

— Пришлось вырубить, — пояснил тот. — Уж очень он боялся переходить. Я подумал, что если он будет без сознания, то никакой «холод» его не найдёт. Ничего, это химия проверенная, через пару часов оклемается.

— А если найдёт?

— Ну и хуй с ним. Хули с него тогда толку? — махнул рукой Ингвар и полез в машину.

У меня на секунду возник соблазн пристрелить обоих и просто забрать Коллекционера как трофей, но валить людей, которые не сделали мне ничего плохого, было как-то неловко. Кроме того, я почему-то решил, что они его спрячут в гараже и уедут. Он же без сознания, кто им проход откроет? А я потом тихо подломлю ворота и его вытащу. Все живы, всем хорошо.

«Лендкрузер» Ингвара заехал в гараж, бородатый закрыл ворота. Я почувствовал, что где-то прокололся в своих рассуждениях, и тут Сеня ткнул меня в бок и зашипел:

— Эй, у них там проход открытый!

— Что? — подскочил я.

— Всё! Перешел… — махнул рукой мой юный напарник.

— А что ты раньше молчал, чудило ушастое?

— Раньше я его не чувствовал, я чет вообще сегодня странно все это ощущаю…

— Обидно…

Сказать, что я расстроился — это сильно преуменьшить. В каких теперь неведомых срезах искать Коллекционера с его странной компанией? Однако бородатый практически сразу вышел снова. Постоял, оглядываясь, достал телефон, долго и безуспешно пытался куда-то дозвониться, перетаптывался, нервничал, потом опять ушел. Через некоторое время выкатил из гаража старый УАЗ с мягким верхом и снятыми надставками передних дверей, и сел в него. Посидел, вылез, притащил две канистры бензина, одну залил в бак, вторую кинул в багажник. Еще пару раз пытался дозвониться — безуспешно.

— Может того… Возьмем его и расспросим, как следует? — спросил тихо Сеня. — Я тут уже все мослы отлежал!

— Это потому, что ты дрищ костлявый, — назидательно ответил я. — Нарастил бы мясо — было бы лежать мягче…

— Так чо, берем его? — не унимался Сеня. — Зуб даю, он проводник-гаражист! Ты глянь, на каком трухле ездит!

— Погоди, — ответил я, — он явно кого-то ждет.

И действительно, вскоре подъехал тюнингованный во внедорожный обвес «Дефендер», за которым тащился груженый прицеп. Вел его смутно знакомый тип, где-то я его видел… Кроме него там сидела женщина и двое мелких детей. Бородатый отправил их в проход, даже не закрыв ворота гаража. «Я за женой и сразу обратно», — вот главное, что я вынес из их разговора. Похоже, эта компания, как и мы, готовится покинуть срез. Разумно. Я бы им помахал вслед платочком, но у них Коллекционер. «У них» или «с ними»? А, неважно, впрочем. Он мне нужен. Я уже совсем было собрался брать этого бородатого за жабры и выяснять, куда он моего Коллекционера дел, но тут телефон тихо тренькнул и коротко провибрировал — пришло СМС. Я удивился — смски мне присылал только банк при снятии денег, но тут, вроде, повода не было. На маленьком экранчике высветилось: «датчик_1».

— Сеня, ко мне, кажется, пришли гости… — сказал я напарнику. Скрытая gsm-сигнализация в квартире сработала на моей памяти первый раз. Дверь у меня доброго слова не заслуживала, но и желающих меня обокрасть до сих пор тоже не находилось — нет у меня там ничего ценного. Не имею привычки хранить дома.

Телефон снова отсигналил: «датчик_2». Ага, кто-то вошел из прихожей в комнату. Это датчик объема, он там в углу у потолка спрятан.

— Метнёмся, посмотрим, кто это там такой смелый? — заинтересовался Сеня.

— Да там же нет ничерта, — засомневался я. — Может хрен с ними? А этот уедет…

— Да он же сказал, что вернется, а мы мухой! Тут же рядом!

«Датчик_3» — а вот это уже совсем интересно. Этот у меня в тайничке стоит. Туда случайный домушник не залезет, я его сам делал. Это надо либо знать, либо очень хорошо уметь искать. Там ничего нет, я вчера все выгреб, но не посмотреть, кто же такой настойчивый и информированный ко мне пришел было бы обидно.

— Ладно, оба их прохода мы вычислили, никуда они теперь от нас не денутся, — решился я. — Давай и правда съездим. Но аккуратно, без гусарства.

— Говно вопрос! — обрадовался Сеня. — Туда и обратно, чисто позырить!

Молодой он еще, терпелку не отрастил, все бы ему мчаться…

Бородатый тем временем завел свою антикварную керосинку и укатил, так что мы спокойно выехали и помчались ко мне — благо тут действительно рядом, да и дороги были непривычно пусты. Над городом периодически пролетали военные вертолеты, иногда откуда-то издалека раздавалось приглушенное «дум-дум-дум-дум» какого-то крупняка и короткие «тыдыдыдыщ» автоматных очередей. А так — почти нормально все, да. Вон — магазины работают. Некоторые. Или… Нет, похоже, это не покупатели бодро так снуют с коробками у компьютерного салона. А вон там кого-то бьют у банкомата, разлетаются по асфальту купюры… Интересно, куда сорвалась вся полиция? Странное что-то происходит в городе, честное слово.

Во двор заезжать не стал, остановился в соседнем. Вошел в проходной подъезд дома напротив, поднялся на лестничную площадку второго этажа, обеспечив себе прекрасный обзор на свой подъезд и окна. Рискованно, кстати — серьезные люди посадили бы тут снайпера. Но вряд ли я интересен настолько серьёзным людям. Хотя…

У подъезда, перегородив проезд, стояли простые черные микроавтобусы. С простыми номерами ФСБ. Рядом — черный внедорожник с зеленой полосой. Возле него ошивался какой-то пухлый и мутный тип в штатском — с брылястым сытым лицом кабинетного начальства и триколорным значком на лацкане серого пиджака. Ему что-то докладывал «космонавт» в полной сбруе спецназа. Рыцарь тактического образа неохотно оправдывался, пиджак орал так, что я, осторожно приоткрыв окно, его даже расслышал:

— …Да не ебет меня! Понятно? Не е-бёт! Задача была — найти и доставить! И что я теперь доложу?

Мне тоже было интересно, что он доложит, а главное — кому, но тут из подъезда два спецназера без всякого пиетета вытащили того самого соседа с третьего. Он орал и упирался, к синяку во весь подбородок добавился опухший в сливу нос и многообещающие тени вокруг глаз. К вечеру будет вылитая панда. Командир спецназа что-то у него спросил, тот, было, его, судя по мимике, распослал, но после вразумляющего подзатыльника передумал. Да, не задался у мужика день. Интересно, что у него в гороскопе на сегодня? «Юпитер входит в Марса, у овнов и прочих тупорогих велика вероятность огрести пиздюлей…» Сосед что-то сказал командиру, и тот рысцой подбежал к пиджаку. Что он говорил, я не расслышал, но брылястый не подвел, заорал как надо:

— Так объявите эту сраную «Ниву» в розыск! План-перехват, или какую хуету вы там проводите?

Космонавт ему ответил что-то отрицательное, но пиджак не унимался:

— Да не ебёт меня! Как хотите, так и ищите! Кого хотите — того и снимайте! С любых операций! Иначе нас тоже снимут, да так, что назад не поднимешься!

Я прямо проникся своей важностью — ишь ты, с любых, значит, операций! Нет для спецслужб никого важнее меня! Но пиджак меня сразу обломал:

— Это, может быть, последний проводник в городе!

Я покосился на Сеню — теперь он приосанился, почувствовав свою крутизну. Но желания послужить Родине не проявил, засранец, наоборот:

— Слышь, дядь Вить, пора нам валить отсюда…

Надо же! Не «Македонец», а «дядь Вить» — вспомнил, как приперло. Валить-то оно, конечно, пора, но только что мы остались без машины. На сегодняшних пустых улицах светлая «Нива» будет слишком заметна. Нарвешься вот так, ненароком — и что? Перестрелки устраивать? Не знаю, что им от нас надо и знать не хочу. Хотя догадаться, в общем, не сложно — на что нужен проводник, когда мир накрывается? Чтобы кто-то, считающий, что он лучше других, из него свалил. А брылястый пиджак и иже с ним, небось, надеются, что их прихватят за компанию. Хотя как по мне — так вряд ли. Если бы они и нашли Сеню, то он таких толстожопых может одного провести, ну двух. Трех при самом последнем раскладе, и то потом отлеживаться долго будет. Тот подвиг, с пятью, он вряд ли повторит. И что тогда? Как в этом случае места в последней шлюпке делить будут? Не хотел бы я при этой дележке присутствовать…

Где-то вдалеке с хрипением просрались динамики уличной трансляции и что-то неразборчиво забормотал суровый военный голос:

— Внимание… ГО ЧС ….

Расстояние и причудливая акустика квартала не давали разобрать сообщение, угадывались только отдельные слова:

— Граждане!.. на местах и спокойствие!.. под контролем… воздержаться… покидать пределы… улицы и трассы… военной техники… Оставайтесь дома…

Ага, вот сейчас все брошу и останусь.

Спецназ погрузился в микроавтобус и караван отбыл, оставив соседа считать синяки. Мы с Сеней вышли из подъезда и потрусили в Гаражища на своих двоих — «Ниву» теперь лучше не трогать, а другой машины взять негде. Пешком путь оказался заметно дольше, и мы опоздали — сначала мимо нас пронесся, выпучив глаза, бородатый на УАЗике, за ним, чуть погодя, — знакомые фсб-шные микроавтобусы и внедорожник с надписью белым по зеленой полосе: «ФСБ России».

— Весело у них тут… — растерянно сказал Сеня, начавший осознавать, что быть проводником становится как-то неприкольно. — Как ты думаешь, догонят?

— Эти догонят, — подтвердил я, — им очень надо. Пойдем, глянем, что они там оставили?

Возле покинутого бородатым гаража стоял лифтованный «Патриот», а его водитель злобно пинал закрытые ворота. Я воспрял духом — этого типа я знал.

— Здравствуй Петр, — сказал я, подойдя сзади. Увлеченно матерящийся крепкий лысоватый мужик за сорок резво повернулся, рука его дернулась под куртку и застыла на полпути — узнал.

— Македонец? — пробормотал он испуганно. — Ты… это… я не при чем! Это не я!

— Вижу, вспомнил меня, Петя? — я даже не стал доставать пистолеты, иногда репутация работает не хуже.

— А я чё? — он на всякий случай сразу поднял руки. — Я просто водила! Я вообще не при делах, баранку кручу… Это все он, Андрей!

— И где же он, твой Андрей?

— Слышь, вот веришь — не знаю!

— Не верю, Петр. Понимаешь, и рад бы поверить — но никак… — я шагнул вперед, и он, нервно отпрыгнув, врезался спиной в гаражные ворота.

— Эй, эй! Не надо, Македонец! Я все расскажу! Я правда не при чем, я ее пальцем ни разу не тронул!

Мне непереносимо захотелось влепить ему пулю в лоб и посмотреть, как погаснут эти бегающие от страха глазки… Наверное, это как-то отразилось на лице, потому что Петр заскреб ботинками по песку, пытаясь пройти спиной сквозь ворота, а Сеня положил мне руку на плечо.

— Не надо, Македонец, давай его послушаем сначала.

— Спасибо, Сень, — меня слегка отпустило. — Ты прав.

Надо же, дошло до меня вдруг: Сеня меня осаживает, не я его! Действительно, видать, последние дни настают.

— Так, Петя… — сказал я задумчиво, — что же нам с тобой делать? Есть у тебя где присесть, поговорить? А то как бы не вернулись те, кто отсюда так быстро уехал… Кстати, как это ты с ними связался?

Я брякнул почти наугад, но, очевидно, угадал — Петр задергался еще сильнее.

— Я не мог отказаться! — заблажил он. — Они обещали меня отсюда забрать…

— И ты им поверил? — удивился я.

— Не особо, — признался Петр. — Но деваться-то некуда — они всё знали, и про меня, и про Андрея, и про тебя, и про других… Тоже трясли — где Андрей? А я, правда, не в курсе, его вот эти ребята, которых гараж, забрали. Ну, я их и вломил — напросился на встречу и место сдал… А что делать-то было?..

— Все с тобой ясно, — поморщился я. — Поехали отсюда куда-нибудь. Есть еще место, которое ты ни никому не сдал?

— Есть, — торопливо закивал Петр, — у нас есть база в промзоне, там наш главный грузовой проход. Был бы я проводник…

— Поехали, — решился я, — там все и расскажешь.

Артем

— Псст! Вставай, твоя очередь! — Борух тихо пихнул Артема в бок. — Скоро светать будет, поглядывай на улицу. Как солнце совсем встанет, буди, будем уходить.

Майор снова направился к дивану, а Артем уселся на стуле у окна, пытаясь проснуться. Очень хотелось умыться, но воды с собой было мало. Чтобы не уснуть сидя, он размышлял о всяком — что случилось с людьми в этом срезе? Почему они исчезли, оставив все вещи? Кто такие эти убийцы, ходящие через реперные связки, как у себя дома? Что в очередной раз скрывает от него Ольга?

Ольгины тайны ему, если честно, были более-менее пофигу. Когда твоя… ну, скажем, жена… — заведует разведкой и контрразведкой самого загадочного анклава в Мультиверсуме, то поневоле приходится мириться с тем, что «между нами нет тайн» — это не про вас. Хотелось бы утешить себя тем, что работа — это отдельно, но нет — у Ольги никакого «отдельно» не получалось. Она вся была в этом — интригах, загадках, расследованиях, агентурной работе и непрерывной борьбе за что-то настолько секретное, что Артем даже в общих чертах этого себе не представлял. Оставалось либо принять ее такой, как есть — понимая, что тебе достается меньшая часть этой женщины, ее время и внимание по остаточному принципу, — или искать свое счастье с другой. «Люблю ли я ее еще?» — в сотый раз подумал Артем. Посмотрев в слабом полусвете нарождающего восхода на рыжий ежик волос и точеный профиль такого милого во сне лица, в сотый раз решил «да, люблю, и будь что будет». Краем глаза он уловил какое-то движение и вздрогнул. На улице потихоньку светлело, а внизу под застеклённым вкруг балконом мелькнула какая-то тень.

«Собака?» — подумал с сомнением Артем. Вечером они не видели тут ни собак, ни кошек, ни даже птиц, но почему бы и нет? Он привстал со стула и присмотрелся — восход прихватил розовым только верхушки крыш, внизу еще было темно — но он разглядел какое-то существо, неторопливо трусившее по улице неровной разболтанной рысцой. Действительно похоже на собаку, только такой породы он никогда не видел — почти лысая, худая, черная, с неприятной острой оскаленной мордой. Больше похожа на крупную облезлую лису. Она двигалась небыстро, держа вытянутый вперед нос у земли. «Да она по нашим следам идет!» — осенило Артема. Он не особенно взволновался — входную дверь они за собой закрыли, собаке в дом не проникнуть, — но смотрел теперь за ней внимательно. Животное дошло до крыльца, взбежало по ступенькам, обнюхало дверь — и припустило прыжками обратно. В этот момент лучи встающего солнца дошли до окон верхних этажей и отразившийся от пыльных стекол рассеянный свет осветил улицу. Артем вздрогнул и вскочил со стула — на убегающей собаке оказался узкий ошейник.

— Борух, вставай! — пихнул он майора. Тот моментально проснулся и открыл совершенно ясные, без капли заспанности глаза.

— Что там?

— Собака по нашим следам шла.

— Собака? — удивился Борух, не понимая, из-за чего его разбудили.

— У нее был ошейник, она дошла до двери и убежала обратно. Может, нас ищут?

Майор уже шнуровал берцы. Артем повернулся разбудить Ольгу, но обнаружил ее сидящей с винтовкой в руках и обутой.

— Уходим, — сказала она хриплым со сна голосом. — Все равно светает.

— Не успели, блядь, — выругался выглянувший в окно Борух. Артем осторожно высунулся из-за плотной портьеры — По улице тихо катился открытый внедорожник, чем-то похожий на старый армейский «Хаммер», только еще более квадратный и вообще без капота. В нем сидели, держа в руках незнакомое оружие, четыре человека в одинаковой униформе — серо-буроватый камуфляж с непривычным ломаным рисунком, шлемы с темным забралом, нечто вроде серых бронежилетов, совмещенных с разгрузками и покрытых, как чешуей, крупными, с ладонь, защитными пластинами. Впереди машины неторопливо шагали еще двое, а перед ними бежала по следу давешняя собака.

Борух отпрянул от стекла, сделав шаг в глубину комнаты.

— Собаку, иначе не уйдем, — тихо сказал он Ольге.

— Беру, — ответила она поднимая к глазам прицел винтовки.

— Жди, жди, жди… Давай!

Военные (или кто там они были) разделились — четверо, держа оружие наизготовку, вошли в дверь, на улице остался один с собакой, и тот, что сидел за рулем. Ольга что-то крутнула на своей винтовке и выстрел вместо звонкого хлопка кнута прозвучал как тихий щелчок пальцами. В стекле балкона осталась круглая дырочка, собака ткнулась мордой в брусчатку. Щелк! — Схватился за шею и осел стоявший рядом человек. Щелк! — подхватившийся было с места водитель откинулся обратно, но бесшумность дозвуковой скорости пули сказалась на ее пробивной способности — и шлем выдержал. Ольга, коротко ругнувшись, защелкала колесиком переключателя режимов, но тут внизу сработала растяжка и Борух, уже не стесняясь, влепил по выжившему короткой очередью из ручника. Глушитель у пулемета — устройство довольно условное, так что вышло все равно громко, но на фоне осыпающегося вниз балконного остекления было уже все равно.

— Пошли! — рявкнул майор и, выбив ногами остатки стекла, повис на руках на краю балкона и спрыгнул вниз. Артем, стараясь не думать о высоте, проделал тот же трюк — мостовая довольно чувствительно ударила по пяткам, но обошлось. Ольга проделала этот трюк изящно, как кошка, почти не коснувшись руками ограждения, и сразу навела винтовку на дверь гостиницы. Она осталась без стекол, висела на одной петле, из прихожей шел небольшой дым.

Артем даже не сразу понял, что по ним стреляют — звук был такой, как будто кто-то попытался ломом остановить огромную шестерню. Остатки дверей гостиницы брызнули наружу, противоположная им стена дома взорвалась осколками кирпича и клубами штукатурки. Борух уже катился, упав на брусчатку, под защиту каменной тумбы, Ольга, стремительно проносясь мимо, дернула за лямку рюкзака застывшего, как столб, Артема.

Уходя из-под обстрела, Борух на локтях и коленях развил такую скорость, что Артем его бы и бегом не догнал, так что вторая очередь тоже бессмысленно вспорола стену над его головой, несколько пуль прошили вздрогнувшую машину насквозь. Майор, развернувшись, пустил длинную очередь в дверной проем, не столько в надежде попасть, сколько отпугивая стрелка и, уже сворачивая за угол, закинул гранату в автомобиль.

— Бегом, бегом, — прохрипел он, выплевывая пыль и строительный мусор. Обстрел превратил его в подобие неудачливого штукатура. За углом грохнула граната.

Они успели пробежать пару кварталов, прежде чем Ольга крикнула «Воздух!». Борух каменным плечом втолкнул Артема под арку подъезда и запрыгнул туда же сам. Все трое прижались к запертой двери, пытаясь отдышаться.

— Что-то летит, — пояснила Ольга.

Артем осторожно выглянул из-под каменного козырька — над перспективой уходящей вдаль улицы неспешно перемещалось что-то вроде огромного квадрокоптера — четырехугольная платформа с винтами по углам. Тихо стрекотали пропеллеры, летательное средство двигалось размашистым зигзагом, прочесывая улицы.

— Ссадить его? — спросила Ольга, провожая платформу стволом винтовки.

— Только в крайнем случае! — не поддержал ее майор. — Наша задача — свалить отсюда, а не в войнушку играть. Черт его знает, сколько их тут…

— Они нас с воздуха моментально засекут…

— У меня есть идея! — сказал Артем, внимательно рассматривавший улицу и стоящие на ней дома.

Все посмотрели на него, как показалось Артему, с некоторым скепсисом. Ну да ему это всегда было пофиг.

— Видите, улица идет в нужном нам направлении, дома стоят сплошняком, без зазоров…

— И? — поторопила его Ольга.

— Пойдем внутри! Если на улицу не выходить, нас ни с воздуха, ни с земли не увидят!

— Отлично! — поддержал его Борух. — Только как мы пройдем… Ах, ну да! УИн же!

— Именно! — кивнул Артем и достал из чехла инструмент. Тонкий синий лучик пробежался в районе замка и массивная деревянная дверь открылась. На пол, звякнув, упали запорные штыри замка.

Борух движением ноги отправил их внутрь, закрыл дверь и сказал:

— Идите потихоньку, я за вами. Поставлю предпоследнюю МОН-ку10 — на случай, если опять по следам придут.

Артем с Ольгой пошли по длинному темном коридору, подсвечивая себе дорогу фонариками. Кажется, это был небольшой многоквартирный дом — в коридор выходили одинаковые двери из массива темного дерева, пол был застелен пыльным ковром, по стенам висели рожки-светильники из стекла и бронзы — естественно, не работающие. Артем толкнул пару дверей, но они были заперты, а вскрывать их вроде как бы и незачем. Облицованный деревянными панелями понизу и обклеенный веселенькими обойчиками в цветочек вверху коридор окончился глухой торцевой стеной.

— Скорее всего, это она, — показала на стену Ольга.

Артем вытащил УИн, настроил на самый длинный луч — острый треугольник синего света вытянулся сантиметров на тридцать, — и провел, вплотную приставив торец инструмента к стене, нечто вроде контуров узкой двери.

— Готово? — спросил подошедший Борух. — Навались!

Они с Артемом налегли плечами на вырезанный прямоугольник, из прорези посыпалась мелкая пыль, и кусок стены сдвинулся в темноту следующего дома.

— Еле хватило глубины реза… — сказал Артем, рассматривая неестественно гладкий срез кирпичной кладки. — Стены тут толстые…

Они вошли в большой зал, представляющий собой то ли большую гостиную, то ли маленький клуб. Камин, кожаные кресла и диваны, низкие столики возле них — на некоторых до сих пор стояли пыльные бокалы с темным осадком на дне.

— Тут бы в баре пошарить… — мечтательно сказал майор. — Да жаль, некогда…

Они прошли большую библиотеку, где на высоких, под потолок, стеллажах стояли сотни массивных, с красивыми корешками томов. Артем залюбовался этой роскошью, но надписи на них были совершенно непонятны. За ней было помещение, где стоял длинный стол с множеством стульев — не то пиршественная зала, не то комната для совещаний. За ней — короткий коридор и небольшая комнатка, где стояли ведра, швабры и полки с какой-то химией. Именно ее стена оказалась последней в этом доме. Артем быстро пробежал лучом контур, они поднажали — но прямоугольник стены, сдвинувшись, во что-то уперся и застрял намертво.

— И что теперь? — раздраженно спросила Ольга.

— Сейчас, погоди, — Артем начал быстро двигать лучом под углом к стене, как бы нарезая кусок неровными клиньями, Борух, сообразивший, что он делает, оттаскивал части наструганной как пирог кирпичной кладки в сторону. Подрезанный с краев прямоугольник неожиданно с грохотом провалился куда-то вниз.

— Вот оно что… — Борух засунулся в проем и посветил фонариком. — Дома тут не вплотную стоят, зазор между ними. Закрыли с двух сторон, да так и оставили… А упирался он вот во что…

Майор постучал по чему-то железному, оно загудело.

— Лестница тут! — пояснил Артем Ольге, заглянув в дыру. — Стальная, вверх идет и вниз, как раз между домами враспор.

Он встал на лестницу, приложился инструментом к стене, провел контур — но, когда попытался сдвинуть, она даже не дрогнула. К нему присоединился Борух и они с полминуты сопели, уперевшись плечами.

— Без толку, — сплюнул майор. — Это, видимо, брандмауэр, пожарная стена между домами. Она просто толще.

— Придется слоями срезать, — вздохнул Артем.

Тут вдали что-то глухо хлопнуло, как в ладоши.

— Блядь, — с чувством сказал Борух, — МОН-ка сработала. Встряли. Нет времени ковыряться — вниз или вверх?

Вверху совсем близко застрекотали винты, и вопрос снялся сам собой. По коридору вдалеке затопали, судя по звуку — не один и не два человека. В пройденном доме замерцали отсветы фонарей, послышались отрывистые команды. Сработавшая мина не остановила погоню, зато сильно повысила у нее мотивацию.

По лестнице сбежали вниз, где оказался маленький бетонный тамбур, из которого вели две массивных стальных двери с могучими раздвижными запорами во все стороны. Таких не постыдился бы и сейф хорошего банка.

— Бомбоубежища у них тут, что ли? — удивился майор.

Одна дверь вела под дом, который они только что прошли, вторая — под тот, в который собирались. Обе были прикрыты, но не заперты и они выбрали вторую. Артем открыл тяжелую створку и поразился ее толщине — полметра стали и цилиндрические задвижки в торце толщиной в руку. Когда они закрывали ее за собой, преследователи уже топали ботинками по стальной лестнице. Майор повернул большое металлическое колесо запора и начал судорожно оглядываться:

— Чем бы его, суку, заклинить, чтобы они с той стороны не открыли?

— Сейчас, секунду… — Артем перещелкнул переднее кольцо инструмента в режим соединения материалов и быстро провел несколько раз белым теперь лучом по периметру двери.

— Всё, монолит! — похвастался он. — Теперь только в полотне дырку вырезать.

«Банг! Банг! Банг!» — загудела дверь. Внутренний стальной лист в трех местах прогнулся и вспучился, как будто его ткнули изнутри пальцем.

— Ого! — поразился майор, отпрыгнув. — Ничего себе пробивает!

— Замучаются так-то… — отмахнулась Ольга. — Пошли отсюда.

Перед ними открылся прямой, квадратный в сечении бетонный коридор, с пустыми шероховатыми стенами. В него с двух сторон через равные промежутки выходили серые металлические двери — не такие массивные, как входная, просто железные. Впереди можно было разглядеть металлическую лесенку, спускающуюся с потолка — над ней оказался мощный металлический люк, запертый изнутри толстым засовом. Артем, поднявшись на несколько ступенек, на всякий случай прихватил его по контуру сшивающим лучом — теперь створку можно было только вырезать целиком.

— Ну точно, бомбоубежище, — с уверенностью сказал Борух. — Из домов спуски, запасные выходы… Понастроили — а не пригодилось…

Он толкнул, проходя, одну из выходящих в коридор дверей и, мазнув по проему фонариком, внезапно застыл.

— Что такое? — обернувшись, спросила ушедшая вперед Ольга. — Что ты там увидел?

Борух только головой покачал молча, рассматривая что-то в свете фонаря. Ольга с Артемом переглянулись и вернулись назад. За открывшейся настежь железной дверью оказалась длинная узкая комната с железными двухъярусными нарами по обеим стенам. Кроме нар в комнате не было ничего — ни стола, ни тумбочки, ни окон, ни даже каких-нибудь заметных источников освещения. Голый бетонный пол, голый бетонный потолок, голые бетонные стены. И нары, на которых лежат тела.

Трупы почему-то не разложились, а высохли и мумифицировались. Они лежали в одинаковых позах, лицом вверх, положив руки вдоль тела. Все они были одеты — кто в красивые костюмы, кто в рабочую униформу, кто-то даже в пижаму. Артем увидел женщину, в кружевном переднике и чепце, и подумал, что это, может быть, та уборщица, кладовку которой они разорили, пробиваясь сквозь стену. Хотя, конечно вряд ли — скорее всего, та лежит в подвале соседнего дома. Головы мертвецов обтянула засохшая кожа, придав им жутковатый оскал, но Артему подумалось, что они все умерли со спокойными лицами выполнивших свое предназначение людей. Встали, оставив недопитые бокалы, недочитанные книги и недовытертые полы, аккуратно, по очереди, не толкаясь, спустились в люки своих домов, закрыв их за собой на засовы, зашли в комнаты, легли на нары и умерли. Все как один. Разом.

Артем не мог бы сказать, отчего он так решил. Просто показалось. Но жуть его при этом охватила неимоверная. Лежащие рядами тела не имели никаких ран или следов болезни, они просто были давно мертвые. Тут даже не воняло — так, немного пахло пылью и тленом. Но никогда еще в жизни он не испытывал такой смеси тоски и ужаса. Хотелось лечь закрыть глаза и тоже умереть, прекратив эту бессмысленную гонку, которую называют жизнью…

— Очнись, — Ольга сильно толкнула Артема в плечо, и его отпустило.

Все еще было очень жутко, но лечь и сдохнуть уже не тянуло, тянуло сбежать отсюда как можно скорее. Борух заглянул еще за пару дверей и молча кивнул на немой вопрос. Дальше они двигались по коридору почти бегом. Там, где кончался один дом и начинался другой, стояли парные взрывоустойчивые двери с тамбуром между ними, но лестниц наверх оттуда больше не встречалось. Вместо этого там проходили узкие поперечные коридоры без дверей, вероятно связывающие подвальные линии параллельных домов по двум сторонам улицы. Артем торопливо заваривал двери и потолочные люки, и они продолжали бежать по темной бетонной кишке, больше не заглядывая в двери зловещих комнат. Погони слышно не было — то ли преследователи все еще возились с первой дверью, то ли потеряли к ним интерес. Возможно, — подумал Артем, — они просто не знали об этой системе убежищ. Непохоже, что они тут аборигены. Иначе просто взломали бы люки в домах впереди и перекрыли проходы, поймав беглецов, как крыс в норе. Чтобы подстраховаться, Борух несколько раз направлял их маленький отряд в поперечные проходы, оказываясь на параллельной линии. Новые коридоры ничем не отличались от пройденных, и, если бы не направление на выходной репер, которое Артем периодически проверял планшетом, они бы, наверное, заблудились в этом полном мертвецов подземном кошмаре. Артему уже казалось, что это будет продолжаться вечно, пока они не лягут, обессилев, на свободное место… — должны же где-то остаться свободные места? — и, конечно, тут же умрут от осознания бессмысленности своего существования… Он уже почти видел, как они открывают дверь, видят три пустых лежака и понимают, что это для них… Но, к счастью, в этот момент неясное чувство, формировавшееся в нем, наконец оформилось в четкое ощущение.

— Стоп! — воскликнул он. — Я чувствую репер! Мы совсем рядом!

Ольга и Борух остановились, но понимание в их глазах появилось не сразу. Он понял, что и их затянула невидимая аура дурной смерти, скопившаяся в этом страшном месте.

— Выходим! — первым опомнился майор. Он подошел к лестнице, ведущей к потолочному люку, отодвинул засов и, осторожно приподняв тяжелую крышку, выглянул, подсвечивая фонариком.

— Чисто! — сказал он и скрылся в темноте люка. Ольга и Артем последовали за ним, торопясь покинуть жуткие коридоры.

Наверху была небольшая, размером буквально с лифтовую кабину, комната. Кроме люка в ней ничего не было. Борух открыл незапертую дверь и вышел в коридор — обычный, совершенно нормальный коридор, с деревянными дверями, весёленькими обойчиками и лампами-рожками из стекла и бронзы. Довольно миленько, если не знать, что внизу бесконечные галереи, набитые трупами тех, кто тут жил. И ведь в каждом доме, среди дверей квартир и номеров, была вот такая же, неотличимая от прочих дверь. Дверь к люку вниз. У Артема это в голове не укладывалось.

Осторожно ступая по скрипучей лестнице, они поднялись на второй этаж, подсвечивая ступени тусклым светодиодным фонариком-брелоком. Лестничная площадка этажа выходила в полукруглое помещение большого эркера, застекленной дугой выходящего на площадь. Она была зеркальным близнецом той, на которую они попали через входной репер — одна прямая, как струна улица, круглое, мощеное булыжником пространство, и засыпанный гранитной крошкой круг с мраморными лавочками и черной колонной репера в центре. Вот только здесь вокруг реперной точки стоял целый лагерь.

Не подходя близко к стеклу, чтобы их не заметили снизу, они смотрели на происходящую внизу суету. Один внедорожник притащил на буксире другой, поврежденный — видимо тот, в который Борух метнул гранату. Сел в центре площади квадрокоптер — он тоже оказался открытым, без кабины. Пилот сидел в центре, над прозрачным участком пола, и от ветра с винтов его и сидящих по бокам стрелков защищало только забрало шлема.

— Как они протаскивают технику? — тихо спросил Артем.

— Без понятия, — ответила Ольга. — Я думала, это невозможно. Но, оказывается, я вообще многого не знала…

— Получается, они у нас могут в центре Коммуны чуть ли не на танках выехать? — поинтересовался майор.

— Не знаю, сказала же, — резко оборвала его Ольга. — Артем, что там с репером?

Артем потянулся мысленно к камню.

— В готовности. Но нам надо быть ближе.

На площади одновременно находилось десятка два человек — они входили и выходили в два ближайших дома, которые, видимо, обустроили как временное жилье. Одеты одинаково, у многих шлемы со стеклами — сосчитать, сколько их тут всего, никак не выходило.

— Их слишком много, — сказал Борух, — и это профи. Дело даже не в том, что у нас мало патронов — мы просто не успеем их потратить…

Действительно, деятельность на площади не была бестолковой штатской суетой. Это был организованный быт временного военного лагеря — с караулами, часовыми, огневыми точками на ключевых направлениях, деловито распоряжающимися командирами, которые выделялись среди остальных только невзрачными нашивками на рукавах, и выполняющими их команды рядовыми бойцами.

— Что будем делать? — спросил Артем.

— У меня идей нет, — ответил майор. — Силовое решение — без шансов. Положим человек пять на эффекте неожиданности, а потом они нас в фарш перемелют своими скорострелками.

— Как близко к камню мы должны быть, чтобы переместиться? — спросила Ольга.

— Ну… Метров десять хотя бы… — неуверенно ответил Артем. — Я никогда не пробовал дальше.

— А что будет, если мы при этом будет находиться не рядом, а, например, снизу?

— Не уверен, — признался Артем. — Скорее всего, окажемся на таком же расстоянии от камня в произвольном направлении. В земле не застрянем, если ты это имеешь в виду.

— Думаешь, по коридорам можно подобраться ближе? — сообразил Борух.

— Давайте хотя бы проверим, — ответила Ольга. — Если нет — будем думать дальше.

Артему до судорог не хотелось возвращаться в заполненные мертвецами подземелья под городом, но, если опытные товарищи говорят, что другого решения нет…

Как выяснилось вскоре, коридоры проходили под окружающими площадь домами, образуя в плане ровный квадрат. Прохода к центру не было. Как Артем не тянулся мысленно к камню, но планшет отказывался сдвигать реперные связки.

— Отсюда не достаю, надо ближе, — в конце концов сдался он.

Они переглянулись и посмотрели на железные двери комнат. Это решение откладывали до последнего, но жуткие хранилища тел были сориентированы перпендикулярно коридорам, а значит, половина их направлена к центру площади.

— Метров пятнадцать выигрываем… — неохотно признал Борух. — Если у задней стены…

— Старайся не смотреть, — Ольга положила руку на плечо Артему. — Хочешь, вообще глаза закрой, я тебя доведу…

— Не надо, — с сожалением отказался он, — как-нибудь справлюсь.

Борух толкнул от себя ближайшую дверь. Она открылась буднично, без зловещего скрипа, но от этого не было легче. Артем шагнул внутрь, непроизвольно задержав дыхание. Он не хотел смотреть на мертвецов, но глаза сами выхватывали детали картины — как ни странно, тела в этой комната были одеты одинаково — в белые сплошные комбинезоны с плотно прилегающими к лицу капюшонами, перчатками и чехлами для обуви. Такие используют в лабораториях, где работают с опасными веществами. Дойдя до дальней стены, Артем почти уперся лбом в шероховатый бетон и только тут понял, что не дышал все это время и судорожно вдохнул. Активировав планшет, он положил пальцы на экран сосредоточился и аккуратно потянул структуру. Почти… Почти… Нет! Трехмерная сетка глубине камня чуть сдвигалась, но тут же возвращалась обратно, как будто пружиня.

— Ну? — нетерпеливо спросил Борух.

— Не дергай его! — осадила майора Ольга.

— Чуть-чуть не хватает… — сказал Артем. — Сейчас!

Он достал из чехла УИн и максимально расфокусировал луч, превратив его в короткую лопатку, длиной десять сантиметров и шириной с ладонь. Приложив рабочий торец к бетону на уровне чуть выше свой головы, решительно провел им вниз до пола, оставив в нем глубокий квадратный штроб. Поднял инструмент вверх, приставил рядом — и снова провел вниз. Резы слились в более широкую канаву — Артем повторял движения до тех пор, пока перед ним не появилась ниша, шириной и высотой в небольшую дверь. Он приложил УИн к ее задней стенке и продолжил, углубляясь в бетон. Ни шума, ни пыли — инструмент просто уничтожал материю без всякого визуального эффекта.

— Роскошно! — потрясено сказал Борух. — Мне бы и в голову не пришло. А батарейки хватит, чтобы докопаться до центра?

— Там акк внутри, — успокоила его Ольга. — Его до центра планеты докопаться хватит.

Копать до центра не понадобилось — на третьем или четвертом слое стенка неожиданно кончилась. За ней была не земля, как ожидал Артем, а какое-то темное помещение. Осветив его фонарями, они увидели прямоугольный бетонный зал, в центре которого из потолка торчал нижний торец черной колонны репера. Вдоль стен стояло, лежало, висело самое разнообразное оборудование — серые от пыли экраны ЭЛТ-мониторов, черные стрелки разнообразных приборов за тусклыми стеклами, ряды потухших лампочек над шеренгами тумблеров, лабораторные столы с клубками проводов и кучками деталей, паутина бронированных кабелей и резиновые окуляры чеготоскопов. В середине, прямо под репером, стоял круглый подиум, ощетинившийся антеннами, объективами, датчиками и вовсе непонятными штуками — все это было направлено на черный камень. Рядом с ним был, видимо, центральный пульт всего этого хозяйства — подковообразный, с темными экранами и кучей переключателей, в выемке которого стояло операторское кресло. В нем сидел, наклонившись вперед, высохший мертвец в таком же белом комбинезоне, его рука лежала на торчащем из стола рубильнике. Рядом с его рычагом светилась красным глазом единственная встреченная ими в этом мире горящая лампочка.

— Он включил, выключил, или не успел? — задал риторический вопрос Борух.

Артем подумал, что эта загадка будет преследовать его до конца жизни, но проверять, что будет, если перевести переключатель в другое положение, разумеется, не стал. Скорее всего — ничего, но вдруг? Здесь все уже случилось, и это не переиграешь.

— Зря ковырялись, тут дверь есть, — сказала Ольга, осмотревшись, — Вошли бы в следующую комнату, прошли бы через нее.

— Что сделано, то сделано, — отмахнулся майор. — Давай, Тём, не тормози, достал меня этот срез! Сроду таких поганых мест не встречал, а я таки немного повидал Мультиверсум!

Артем подошел к реперу, инстинктивно стараясь встать подальше от трупа оператора, и достал планшет.

— Работает штатно, — с облегчением сказал он, — можем двигать.

— Куда мы сейчас? — спросил майор.

— В Ольгин черный…

— Он не черный, — сказал Ольга. — Это маскировка, чтобы не совались, кому не надо. Так-то там безопасно, в основном…

— В основном? — скептически спросил Борух.

— Не придирайся! И в сортире можно с толчка навернуться и шею сломать!

— А нам точно туда?

— Оттуда пришел сигнал, кто-то активировал маяк Ушедших.

— Артем, а эти, — майор показал пальцем на потолок, — поймут, что мы прошли репером?

— Если у них есть оператор, то почувствует срабатывание.

— Так они за нами ломанутся, поди?

— Для этого им нужно не только знать, что мы перешли, но и знать — куда, — пояснил Артем. — Насколько я знаю, это невозможно.

— Насколько знаю я, тоже, — подтвердила Ольга, — но в последнее время было много сюрпризов… Сколько отсюда направлений?

— Я вижу четыре, — сверился с планшетом Артем, — два зеленых, один желтый, и твой…

— Ну, если они разделятся… — задумчиво сказал Борух

— Вряд ли у них куча операторов, да и репер должен еще нормализоваться, — сказала Ольга. — В любом случае, зазор по времени у нас будет. Двигай, дорогой!

Артем взялся за планшет, сдвинул метки… И, под истошный крик Боруха: «Что за нахуй!» — полетел кувырком…

Македонец

Мы долго кружили по каким-то путаным проездам промзоны. Петляли между заброшенными и действующими складами, ржавыми ангарами с подпольными и почти легальными цехами, мутными автосервисами, специализирующимися, скорее всего, на перебивке номеров и разборке угнанных тачек, пунктами приема посуды и пунктами ее наполнения разбавленным из-под крана спиртом… Здешнее время застряло в 90-х. Скоро и сюда дотянется рука государства, но пока что промка оставалась последним заповедником мелкого экономического криминала и полукриминала. По дороге Петр несколько раз принимался путано и многословно оправдываться, валя все на Коллекционера и упирая на то, что лично он «и пальцем ее не коснулся», но я резко обрывал его — не время. Любое упоминание её этой трусливой харей бесило меня неимоверно, и будило нехорошие желания. «Анна, мой воображаемый психотерапевт — я сейчас снова сделаю это!»

— Да заткнись ты уже, мудило! — рявкнул на него в конце концов тревожно поглядывавший на меня Сеня. Петра неожиданно проняло, и он угрюмо замолк.

Приехали в небольшой замусоренный дворик, где стоял казённый бетонный бокс на три гаража с пристроенным позже вторым кирпичным этажом. Петр, сопя и нервничая, долго возился с воротами, но, в конце концов, открыл замок и загнал машину внутрь. В помещении первого этажа не было перегородок — просто пустая бетонная коробка, в которой стояли какие-то разномастные ящики, а также свален по углам всякий хлам. У стены оказалась железная лестница на второй этаж, по которой мы и поднялись. Наверху оказалось довольно уютно — неплохая такая квартирка в модном стиле «евростудия». Диванчики, кресла, кухонный модуль…

— Руки! — коротко скомандовал сзади женский голос.

Мы обернулись — у торцевой стены в углу стояла симпатичная рыжая женщина с пистолет-пулеметом «Кедр Б» в руках. Держала она его уверенно, толстый ствол с интегрированным глушителем не дрожал и не дергался в поисках цели, а лицо у нее было такое странное, что я почему-то сразу поверил в готовность стрелять. Поэтому не стал дергаться и, медленно поднимая руки, сказал:

— Я бы вам, дамочка, порекомендовал спилить мушку, но на «кедрах» ее нет. Предусмотрительный выбор оружия…

Не то чтобы я ожидал, что она, обидевшись на «дамочку» и неприличный намек, совершит глупую ошибку — но реакцию надо было проверить. Реакции не было. Вообще, как будто она не поняла обращенных к ней слов. Лицо женщины, при всей его миловидности, было каким-то отстраненным до полной отмороженности. Что-то неправильное было в этом лице. «Сумасшедшая, что ли, какая-то», — подумал я. Сумасшедшие бабы в моей жизни встречались, но они обычно не держали меня на прицеле пистолет-пулеметов, и я сомневался, какая линия поведения будет правильной. В любом случае, она выстрелит быстрее, чем я достану пистолет. У Петра я ствол в профилактических целях изъял — чтобы дурные мысли в голову не приходили, — и теперь его «Глок» был у Сени. Надеюсь, никакие внезапные ковбойские мысли в эту юную башку не придут — при перестрелке в упор в помещении я поставлю на «Кедр».

— И что же вам надо? — спросил я рыжую как можно спокойнее. Раз уж она не начала палить сразу, то у нее наверняка есть к тому причины.

— Андираос. Где? — дамочка указала стволом на Петра, поясняя, к кому обращен вопрос.

— Да заебали вы все! — внезапно взорвался тот. — Я в душе не ебу, где этот дятел! Он все проебал, всех кинул, все его ищут, а я, блядь, отдувайся!

У женщины в лице не дрогнуло ничего.

— Где? — спросила она снова.

— Не знаю! — почти крикнул Петр.

— Нет? — женщина перевела ствол повыше и он теперь смотрел ему между глаз.

Я понял, что еще секунда и утративший для нее информационную ценность Петр в буквальном смысле «пораскинет мозгами». Видимо, он тоже что-то такое почувствовал и торопливо заговорил:

— Эй, слушай, я же тебя знаю! Ты же жена этого, как его… Андрей еще хотел тебя… — Петр осекся, но потом внезапно опомнился. — Так это твой муж же Андрея захватил и отдал этому… Пират который! С него и спрашивай, дело семейное!

Я присмотрелся — действительно, на безымянном пальце плотно обхватившей рукоятку «Кедра» руки было тонкое золотое кольцо. Однако женщина никак не отреагировала на упоминание своего семейного положения, хотя и стрелять тоже не стала. Казалось, она что-то мучительно припоминает, но не может вспомнить.

— Это та самая баба! — внезапно громко прошептал в мою сторону Сеня.

— Какая еще баба? — не понял я.

— Которая в моем видении. Ну, в костюме супергероя!

Женщина была одета самым обычным образом — джинсы, ботинки, рубашка, куртка. Но я слегка успокоился — раз Сеня видел ее в будущем в каком-то костюме, значит, мы до этого момента доживем. Или не значит? Я не силен во временных парадоксах — что будет, если я сейчас, пока она тормозит, попробую ее пристрелить? В зависимости от исхода, кто-то из нас ляжет трупом, но вместе на ту крышу уже точно не попадем. И что тогда будет с Сениным предвидением? «Ошибка 404? Событие удалено или недоступно?»

Женщина тем временем начала как-то подергивать лицом, взгляд ее размылся… Учитывая ПП в ее руках, это немного нервировало.

— Может, мы пока присядем? — поинтересовался я осторожно. — Денек у всех выдался сложный, обсудим спокойно…

Женщина так же внезапно пришла в себя, глаза ее сфокусировались и просветлели. Она подняла «Кедр» стволом вверх, сделала два шага назад и сказала спокойно:

— Мне нужен Андираос.

— Всем нужен Андираос, — сказал я примирительно. — Но, похоже, его похитили и перетащили в другой срез. На него сейчас много желающих, кто-то успел первым.

— Куда?

— На муда! — вызверился Петр. — Что ты херню городишь! Твой же мужик его повязал, тебе лучше зна…

Он осекся и заткнулся — Сеня коротко, но больно пробил ему куда-то в область почек. И то верно, нечего тут истерики устраивать, дама хоть и подняла ПП стволом вверх, но убирать не спешила. Я, пожалуй, теперь успел бы первым, но Сенино видение не давало покоя. Ей еще костюм супергероя искать.

— Мой мужик? — задумчиво сказала рыжая. — Муж? Другой срез?

Ее, кажется, снова начинало клинить. Какой-то ступор на теме мужа?

— Не нужен Андираос! — сказала она вдруг решительно.

— Ну, славтеяйца! — не удержался Петр. — Хоть кому-то он не нужен!

— Нужен проводник, — отрезала женщина.

Ох уж мне эти женские хотелки…

— И куда уважаемая планирует направиться? — поинтересовался я осторожно.

— Коммуна! — в ее тоне не было и тени сомнений.

Ничего себе заявочки!

Рыжая встала и, убрав «Кедр» в спортивную сумку, подошла к висящему на стене телевизору. Уверенно взялась за верхний правый угол и потянула его на себя, открывая замаскированный сейф.

— Откуда ты!… — раскрыл рот Петр. — Да нихуя ж себе! — добавил он, когда женщина прострекотала барабанчиками и открыла тайное хранилище.

— Вот! Платить! — в руках у нее был небольшой цилиндрик, как будто залитый клубящейся нем тьмой.

— Ты не охуела чужим добром платить, рыжая?!! — завопил возмущенно Петр, но она на него даже глазом не повела. Смотрела она конкретно на меня.

— Что это за хрень? — спросил Сеня.

— Это, — сказал я ему назидательно, — легендарный «акк». Судя по цвету — полный.

— Ценная штука? — заинтересовался мой напарник.

— Более чем, Сеня, более чем…

Действительно, этот небольшой цилиндрик стоит больше, чем все запасенное нами на черный день золото. Намного больше. Его эквивалент в золоте грузовиком не увезешь. Неудивительно, что его мало кто видел, а уж тем более держал в руках. Другое дело, что до мест, где его оценят, еще добраться надо…

— Я не проводник, — признался я в ответ на настойчивый взгляд.

— У тебя есть проводник, — уверенно сказала женщина. — Я тебя помню, ты Македонец.

Экий я, оказывается, популярный…

— Простите, мадам, не припоминаю факта нашего знакомства. Я бы вас запомнил.

— Не имеет важности, — отмахнулась рыжая.

— Допустим, — согласился я, — но, по слухам, проводник до Коммуны добраться не может. Не то, чтобы я пробовал… Но иначе ее давно бы кто-нибудь раскулачил.

— Я знаю как. Я имею инструмент для как.

«Инструмент для как» — это, конечно, звучит роскошно. Не русская она, что ли?

— Ладно, — сказал я задумчиво, — предложение, честно скажу, соблазнительное…

Это я очень мягко выразился. Даже заряженный акк на фоне способа добраться до Коммуны — мелочь на карманные расходы. Если такой способ действительно существует, то это токсичный, но очень, очень ценный актив. Я знаю тех, кто даст за него все, что угодно. Хотя куда больше знаю тех, кто за него прибьет.

— Однако, — продолжил я, — у нас осталось тут одно важное дело. И мы не можем отправиться в путь, не закончив его.

Я вопросительно посмотрел на женщину, но она не проявила никаких эмоций по этому поводу. Будем считать, что она согласна подождать?

— Петр, — обратился я к водителю, — твой выход.

— А чего я-то? — заныл тот. — Мы ж не знали. И Андрей не знал, а я так и вовсе не при делах, я так…

Я молча на него смотрел, ожидая продолжения.

— Андрей все это время держал ее на… как бы это сказать… на препарате одном. Она как овощ была, ничего не соображала. Но ведь жива осталась! А могли бы… И я ее пальцем не тронул, клянусь! Карлос — тот да, но он дикий вообще… Был. Горец Закава, они там все ебанутые…

Кажется, я заскрипел зубами — во всяком случае Сеня покосился на меня странно. Но я сдержался. А вот рыжая неожиданно вскинулась и рявкнула на Петра:

— Vanodya mutauro wako tsvina! Vakaderera!11

Петр выпучил глаза, побледнел и, опрокинув стул, отпрыгнул в угол. Я с тревогой поглядел на его штаны — но обошлось.

— Ка… Карлос? — пробормотал он изумленно.

Но женщина уже не реагировала — ее лицо снова подергивалось, а глаза расфокусировались. Секунда — и снова все в норме. Сидит, смотрит спокойно. Да что с ней такое?

— Сядь! — сказал я Петру. — Что за истерики!

— Она… — он смотрел на рыжую с таким ужасом, как будто это оживший труп, который сейчас всех тут перекусает.

— Что «она»? — раздраженно сказал я. Достал меня уже весь этот цирк.

— Ничего… Наверное… — Петр неуверенно вернулся к стулу, поднял и поставил его как можно дальше от рыжей. — Показалось вдруг…

— Когда кажется — креститься надо! — авторитетно заявил Сеня.

Петр встал со стула и очень серьезно перекрестился, пристально глядя при этом на рыжую. Поскольку она не вылетела с воем в окно, не самовозгорелась и не рассыпалась прахом, эксперимент, на мой взгляд, не удался. Но водитель, вроде бы, слегка успокоился и вернулся к изложению интересующих меня событий.

— …В общем, зарезала она тогда Карлоса, — закончил он вскоре свой путаный рассказ. — Зарезала — и сбежала. А что с ней дальше стало, надо у ее мужа спрашивать… — он осторожно показал рукой в сторону женщины.

Мне самому уже очень хотелось познакомиться с этим странным человеком, женатом на отмороженном рыжем создании, ругающемся на языке Закава. Легко похищающим неуловимого Коллекционера, за которым несколько лет безуспешно охотится всесильная Коммуна и половина наемников Мультиверсума в придачу. На раз выносящим в одиночку группу Даггера — не самого последнего специалиста по выбиванию информации и долгов. Человека, у которого в его личном срезе бегает по лесу с ножом моя пропавшая любовь. Неординарная личность, судя по всему. Многого в жизни достиг, убивать пора.

— Комментарии будут? — мрачно спросил я рыжую.

Она смотрела на меня спокойно, без малейших признаков понимания и вообще интереса.

— Ну, муж? Где твой муж? — попытался я достучаться до ее сознания.

— Муж… — равнодушно повторила женщина.

— Дочка у нее еще была! — припомнил Петр.

— Дочка? — без особой надежды спросил я.

— Маша… — ответила она задумчиво. Лицо ее снова задергалось и взгляд поплыл.

— Проход в деревне, в сарае откидная стена! — Внезапно четко сказала рыжая. — Передайте ему, что я… Что это не я… не могу…

Она застыла, закрыл глаза и осела на кресле, как будто внезапно уснула. Я подошел к ней и попробовал аккуратно забрать «Кедр», но она моментально пришла в себя и ствол уставился мне в живот.

— Нет. Моё.

Ну, твое, так твое, не очень то и хотелось. Неслабо тебя, видать, жизнь-то приложила.

А про проход в деревне я и сам догадался — не зря ж они с Ингваром туда грузовики пригоняли. Может, он и сейчас открыт? Если верить Петру, проходы в тот срез стабильные. Есть шанс. Ну, или посидим на пороге, подождем — кто-то куда-то в конце концов пойдет, не удержится. Мысль о том, что я, возможно, всего в одном переходе от Марины меня воодушевила.

— Коммуна? Проводник? — напомнила женщина.

Лена ее зовут, припомнил я, Петр говорил.

— Дочка? Маша? Деревня? Проход? Подождать? — невольно в тон ей ответил я.

— Подождать… — ответила Лена неуверенно. Лицо ее снова задергалось.

— Я знаю дорогу! — радостно заявил Петр. — Я вас отвезу!

— Я сам ее знаю, — осадил его я. — Так что извини, ты нам больше не нужен…

«Простите, Анна, я снова…»

— Не надо, Македонец! — Сеня придержал меня за локоть. — Это несправедливо…

— Справедливости не бывает, Сень, — ответил я ему недовольно, но пистолет все же убрал. — Она противоречит термодинамике.

— Это как? — хитрый Сеня просто пытался отвлечь меня от со всех точек зрения правильной мысли пристрелить этого мудака, но я все же ответил:

— Справедливость — это когда ты получаешь от Мироздания больше, или хотя бы не меньше, чем ему отдаешь, так?

— Ну, так…

— Это нарушает законы сохранения. Нельзя получить из системы больше энергии, чем затрачено. Даже столько же нельзя — потому что трение и потери. Твоя «справедливость» — типичный Вечный Двигатель, так что если она вдруг случилась — ты просто не знаешь, за чей счет подогрелся…

Огребем мы еще проблем с этим «я-не-при-чем-я-просто-водила», вот жопой чую. Но пристрелить его сейчас уже как-то непедагогично. Ничего, авось еще представится случай…

В общем, выехали всей компанией — Петр за рулем, я рядом, а Сеня с рыжей сзади. Рулил, он, правды ради, действительно неплохо — я вожу похуже, практики мало. Но это нам не сильно помогло — первая попытка выехать из города закончилась ничем. Памятуя о перекрытом Росгвардией вылетном шоссе мы сразу двинулись в объезд — и все равно уперлись в кордон. Военные натащили вместо шлагбаума бетонных блоков с ближней стройки — судя по следам, просто волокли их БТР-ми, — и расположились за ними, мрачно сидя на броне с автоматами наизготовку. Вид их не располагал к переговорам, а выщербины и следы крови на асфальте говорили о том, что лучше и вовсе не приближаться. Похоже, тут тоже было невесело. Мы посмотрели на них, они на нас — и мы свернули в сторону, не дожидаясь отдельного приглашения со стороны пулеметчика.

— Я знаю еще один выезд! — оптимистично заявил Петр, явно переживающий на счет последствий своей возможной ненужности. — Даже два! Где-нибудь да проскочим!

Он свернул во дворы, проехал впритирку между густо припаркованными машинами, но за поворотом внезапно уперся в развернутую поперек проезда полицейскую «Нексию». Двери машины были раскрыты, лобовое стекло изнутри забрызгано бурым.

— Давай назад! — скомандовал я.

— Погоди, я щас аккуратно… — Петр включил передний мост, повернул руль влево и рывком газа перекинул переднее колесо через высокий бордюр газона. Выехать туда целиком не давал металлический сварной заборчик, высотой примерно по пояс, но водитель, оказывается, задумал другое — вторым колесом он уперся в низкий капот «Нексии» и, включив пониженную и блокировки, полез на него. «Патриот», заскрипев рессорами, накренился, но послушно вскарабкался, придавив полицейскую машину к асфальту. Крякнул, качнулся — и съехал, оставив препятствие позади. Я выглянул в открытое окно — «Нексии» наш маневр на пользу не пошел, зубастые колеса раздавили капот и крылья, как таракана тапком. Пожалуй, Петр не совсем бесполезен — мне бы это и в голову не пришло, не представляю я возможностей подготовленной для бездорожья машины.

Мы двинулись дальше, но тут из просвета между гаражами вскочил полицейский и побежал в нашу сторону. Я было подумал, что он хочет нам предъявить за попранную нашими колесами казенную технику, но за ним из того же отнорка выбежали три мужика. Полицейский бежал к нам так, как будто от этого зависела его жизнь — что, возможно, было правдой. Китель его мундира был порван, лицо разбито, рубашка заляпана кровью. У одного из преследователей болтался на плече короткий автомат «АКМ-С», второй украсил себя криво накинутым полицейским броником и неправильно надетой кобурой, а третий мчался, как ниндзя в трениках — размахивая сразу двумя резиновыми дубинками-тонфа. Целеустремленность их погони была очевидна, а намерения недвусмысленны. Полицейскому не позавидуешь.

— Пусти его, Сеня, — сказал я с неохотой.

Петр притормозил, Сеня распахнул дверцу, и беглец с разбегу запрыгнул, неловко ударившись ногой о высокую подножку. Пока он шипел и матерился, Петр прибавил газу, отрываясь от его преследователей. Я был готов стрелять, но они почему-то не пытались использовать оружие — пробежали за нами метров двадцать, потом остановились, недобро глядя вслед.

— Что, старлей, хреновый день? — спросил я его, разглядев заляпанные погоны.

— Да пиздец! — искренне ответил полицейский.

— Извините, гражданка… — исправился он, разглядев Лену. — С утра как взбесились все, вызов за вызовом — и все то драка, то массовая драка… Докинете до участка? Тут недалеко, два квартала.

— Докинем, — решил я, — не до самого участка, но поблизости высадим. Ты уж извини, что мы твою машину переехали…

— Да хуй с ней… Извините! — махнул рукой старлей. — Напарника моего вообще по башке отоварили и утащили, какая уж тут машина… Приехали на вызов, из подъезда вышло человек десять — и все, вроде, с виду обыватели, не гопота какая… А только мы остановились, как кинутся! Хрен ума дам, что происходит! Леху сразу оглушили и потащили в подъезд, а я вывернулся… Ни автомата, ни хрена, кобура пустая… Ловили меня по кустам, думал мне пиздец… Извините, гражданка.

Рыжая, впрочем, никак не реагировал ни на ругань, ни на извинения. Сидела статуей, смотрела вперед.

— А что вообще творится, старлей? — поинтересовался я. — Военные какие-то, Росгвардия, вертолеты…

— Вы что, телевизор не смотрите? — изумился полицейский.

— Да, как-то выпали на несколько дней, так вышло.

— Попытка переворота в стране, ФСБ месилось с Росгвардией, кто за кого — непонятно, но военное положение. То ли из-за них, то ли правда — война… Американцы северных корейцев бомбят, те южных, китайцы тоже кому-то вломили под шумок. В Израиле что-то ядерное жахнуло, или они кого-то жахнули… В Крыму чего-то взорвали, на Донбассе понеслось заново по полной, на Балтике наши каких-то натовцев сбили, а в Черном море утопили. В Европе, говорят, вообще эпидемия чего-то африканского, границы все перекрыты, пиндосы грозятся всех разнести, но никак не сообразят, с кого начать…

— Ничего себе! — удивился Сеня. — А мы и не в курсе…

— А главное, — не затыкался, радуясь спасению и свежим ушам полицейский, — у нас в городе то ли гнездо заговорщиков нашли, то ли террористов с биооружием, то ли диверсантов натовских — но город закрыт наглухо. По улицам гвардейцы фсб-шников гоняют, а выезды перекрыты войсками. Некоторые говорят — тут он понизил голос до зловещего шепота, — что народ как раз от того биооружия бесится. То ли через интернет его всем в мозги внедрили, то ли в водопровод что-то добавили, то ли в воздухе распылили — но крышу сносит нахуй, извините, гражданка! Агрессия прет такая, что боже мой! О, вон там, за углом наш участок!

— Вылезай тут, — строго сказал я. — Пешком дойдешь. Ничего личного, но не хочется оказаться крайними в тяжелый для Родины час. Мы к полиции со всем уважением, так что не будем отвлекать ее по пустякам, лады?

— Как скажете, спасибо что выручили! — поблагодарил нас старлей, вылезая. — Странная вы компания, но удачи вам. Зашхерьтесь куда-нибудь, переждите, пока рассосется, а мне пора — работа…

Полицейский, прихрамывая, потрусил к участку, а мы повернули в другую сторону, углубившись в хитросплетения улиц окраины.

— Сеня, глянь там через свою болталку, что в мире творится, — велел я. — Только смотри, не подхвати этот, который через интернет внедрили…

— Чуть что — сразу через интернет, ага — обиделся за мировую сеть Сеня. — Половым путем с порнохаба.

Он достал из кармана смартфон и погрузился в него.

— Что делать-то будем? — спросил я в пространство. — Город-то, говорят, закрыт весь…

— Не, — уверенно сказал Петр, — хрен его закроешь. Выездов много. Они дороги перекрыли и сидят, радуются. А мы сейчас…

Он повернул куда-то в частный сектор, спускаясь по кривой узкой улочке к речке-переплюйке. Под колесами прогрохотал шаткий мостик и «Патриот» заскакал по разбитой полугрунтовке — я даже и не знал, что в городской черте существуют такие заповедники перекошенных заборов, покосившихся домишек и крошечных огородиков. Из распахнувшейся калитки выскочил какой-то скрюченный дед, кинул нам вслед камнем и, потрясая сухоньким кулачком, заорал неразборчиво-матерно. Интересно, это у него внедренный коварными диверсантами вирус агрессии так проявился или просто маразм? Во всяком случае, вряд ли он его в интернете подхватил. А кстати…

— Сеня, приборы?

— Четыреста четыре!

— В смысле?

— Связи нет! Мобильный интернет сдох. Показывает полную линейку, а трафик не идет и даже смс не отправляются. Пришло только сообщение: «Уважаемые абоненты, возможны перебои… По техническим причинам, бла-бла-бла…»

Ну вот, мир, может быть, уже летит ко всем чертям, а мы и не в курсе…

«Патриот» проскочил по заброшенной спортплощадке, где из матерого бурьяна призраками прошлого торчали остатки ржавых футбольных ворот, медленно преодолел неглубокую, заваленную мусором дренажную канаву и вырвался на оперативный простор. Заросшая грунтовка уходила в поля, теряясь среди посадок.

— Если прямо, то выскочим на трассу в паре километров за постом, — бодро доложил Петр, — а если взять за тем леском левее, то можно так и проскочить грунтовками. А вы — «перекрыли, перекрыли»… Перекрывалка не выросла!

Опровергая его оптимизм, из-за кромки леса показалась пара МИ-24. Вертолеты на секунду зависли, как будто задумавшись, а потом решительно повернули в нашу сторону.

— Ну все, сейчас врежут НУРС-ами12 и как звать не спросят… — моментально перешел от оптимизма к панике наш водитель. — От вертолета на машине не сбежишь…

Петр нажал на тормоз, и «Патриот» остановился. Я огляделся — действительно, бежать некуда, в чистом поле пара вертолетов загоняет нас, как зайцев. Оставалось надеяться, что эти не ищут конкретно нас, а так, вообще приглядывают, чтобы народ не разбегался. Тогда, может быть, постращают, загонят назад и отпустят. Ну не будут же они на самом деле расстреливать с вертушек всех, кто из города выехал?

Вертолеты зависли в сотне метров, уставившись на нас злыми рыльцами. Я отметил, что подвески на них полные, так что вполне могут и жахнуть. Однако вместо этого пилоты, видимо, вызвали наземный патруль — с юга запылила грунтовка, по ней к нам приближался как минимум один БТР. Ну, с этими, с одной стороны, можно будет разговаривать. А с другой — у нас на руках минимум четыре ствола, как бы не случилось нехорошего… Вояки сейчас, судя по всему, нервные. В лучшем случае запрут в какой-нибудь комендатуре «до выяснения», а то и по законам военного времени… Интересно, у нас военное положение ввели, или еще нет?

— Наружу вылезаем все, — скомандовал я. — Оружие убрать подальше, не провоцируем!

Сам я, если честно, пистолеты оставил при себе. В машине их все равно найдут, а если что — я хотя бы попытаюсь. И, кстати, не совсем с нулевыми шансами. Я все-таки Македонец — шестнадцать выстрелов за шестнадцать секунд и все в цель. Если бы не вертолеты… «Крокодила» из пистолета даже не поцарапаешь. Но я не останусь без пистолетов. Не могу. Мне полжизни снится один и тот же кошмар — что я протягиваю руки к кобурам — а пистолетов там нет… Просыпаюсь в холодном поту. «Да, Анна, опять эти сны…»

БТР уже подъехал достаточно близко, чтобы разглядеть номер на пыльной броне, когда вдруг земля дрогнула. Нет, она не дрогнула — подпрыгнула, пнув в пятки так, что я ухватился за борт скакнувшей на рессорах машины, Петр, не удержавшись, повалился на траву, а Сеня присел. Рыжая не соизволила выйти из машины, так что не знаю, как она отреагировала. Возможно, как всегда — никак. БТР на ходу подбросило так, что он слетел с дороги, и перепрыгнув канаву, затормозил в поле. Вертолеты дернулись и, моментально утратив к нам интерес, набрали высоту, с разворотом уходя на город. Над изломанным городским горизонтом начали подниматься столбы то ли пыли, то ли дыма. Оттуда донесся ослабленный расстоянием звук ревунов ГО.

Землетрясение? Здесь? Да ну нафиг!

БТР ожил и, развернувшись, рванул в сторону трассы. Похоже, у военных нашлись более важные задачи, чем отлов одиночных беглецов. Ну, нашим легче.

Стоящий на отшибе дом был пуст, открыт и грубо разорен. По сравнению с тем, что я видел тут еще утром, разница была очень заметная — двор перепахан колесами, ворота сарая вбиты внутрь, сам сарай перекошен на один угол, в доме выломана дверь…

— Где проход-то? — спросил я рыжую, когда мы высадились среди разоренных клумб и поваленных саженцев.

— Проход, — кивнула она и пошла к сараю.

Внутри было пусто, натоптано по пыльному полу армейскими берцами, и висела перекошенная на одной петле фальшстена. Неплохая попытка, но, конечно, серьёзного обыска такое домашнее творчество не выдерживает. Его ничего не выдерживает, по правде говоря.

— Проход! — рыжая показала на открывшуюся заднюю стену.

— Сень?

— Ну что «Сень»? — недовольно заворчал мой напарник. — Если он тут и был, то сейчас его нет. Я-то что могу сделать?

Ну вот, опять тупик, да что же это такое! Я заглянул в дом — по нему прошлись капитально. Вскрыты полы, ободраны стены, полуразобрана печка, вывернута кишками наружу мебель… Неплохо тут порезвились.

— Македонец! — позвал меня с улицы Сеня. — Глянь, тут к нам гости…

Я выскочил во двор, держа руки накрест на скрытых кобурах, но сразу их убрал — с пригорка к нам неторопливо ковыляла бабка столь древняя, что ей уже на том свете явно прогулы ставят. Она медленно переставляла ноги в больших калошах, помогая себе палкой, а мы терпеливо ждали, пока она добредет.

— Ох, беда-то какая, Леночка! — сказала она, обращаясь к нашей рыжей даме, и начисто игнорируя нас. — Понаехали солдатики на больших машинах, да как давай тут все крушить-ломать! Это чего ж на свете деется-то!

Рыжая смотрела на нее молча и бесстрастно, так что я перехватил нить беседы:

— Здравствуйте, уважаемая… Э…

— Прасковья Петровна! — бодро отрапортовала бабуся. — А вы чьих будете?

— Мы… э… мы — друзья Лены.

— Таких друзей — за жопу и в музей… — тихо, но отчетливо пробормотала вредная старушка, внимательно глядя на женщину. — А чего это Леночка молчит и смотрит странно?

— Стресс у нее, — пояснил я. — Мужа никак найти не может, нервничает…

— А чего его искать-то? Туточки он был. Вот аккурат как тряхануло — на этом самом месте и стоял, — бабуся притопнула калошей, показывая историческое место мужестояния. — Постоял, попялился — да и уехал через свой сарай туда, куда вы все тут ездите.

— Уехал, значит?

— Как есть утёк на таратайке своей зеленой! Я и енералу этому так и сказала — неспроста они тут ездиют и ездиют… Вы их туточки подождите — они и объявятся…

— Какому еще «енералу»?

— Да вон тому, что с солдатиками… — старуха махнула рукой в сторону леса и решительно заковыляла обратно на пригорок.

Я обернулся — из лесочка выскочили два камуфлированных «Тигра» и резво понеслись к нам. Редкий момент, когда жалеешь, что нет чего-то потяжелее пистолета.

— Сеня, за дом!

Я отпрыгнул за угол, выхватывая оружие. Сеня чуть тормознул и заскочил вместо дома за сарай — хреновая альтернатива, его даже автомат прошьет навылет. Петр так и застыл где стоял, а вот рыжая, ловко выхватив из сумки «Кедр», очень технично откатилась под прикрытие сруба, где моментально изготовилась к стрельбе. А она ничего, не всегда тупит, оказывается…

«Тигры» еще раз вспахали колесами клумбы, заняв собой весь дворик, и встали. Петр поднял руки кверху и застыл. Сеню мне видно не было, а Лена уверенно держала их на прицеле. «Тигр» неплохо бронирован, но башенного пулемета, как на БТР, у него нет, так что, чтобы начать по нам стрелять, им придется вылезать или хотя бы поднять боковые окна-хлопушки. А вот тут-то мы и посмотрим, чьи в лесу шишки… Интересно, сколько их там? Это армейский модернизированный, в него можно человек 8—9 запихать…

Дверь «Тигра» предусмотрительно открылась с обратной от меня стороны, так что знакомого «пиджака», который руководил обыском моей квартиры, я увидел только когда он обошел машину спереди. Обошел с поднятыми руками. Брылястое лицо украшал свежий фингал, модный костюм имел такой вид, как будто его в нем за машиной тащили. Шел он прихрамывая, оглядываясь назад, с явной неохотой. Подрастерял где-то свой гонор.

— Виктор Петрович! — сказал он громко в пространство, но обращаясь, вероятно, ко мне. Вряд ли тут много викторпетровичей в кустах. — Вы меня слышите?

Я промолчал.

— Я знаю, что слышите… — грустно продолжил брылястый. — С вами очень хочет поговорить генерал-майор Кутаев. Он просил передать, чтобы вы в него не стреляли, когда он выйдет.

— А в вас, значит, можно? — съехидничал я.

— На меня ему насрать, — совсем печально ответил «пиджак», — а ваша репутация ему известна…

Экий я в последнее время популярный, с ума сойти…

— Ну, пусть выходит, ваш «енерал», — я покосился на улепетывающую бабку. Странно, но в гору она, кажется, ковыляла куда резвее. — Не буду стрелять. В него. Сразу.

Тяжело хлопнула бронированная дверь «Тигра» и на землю спрыгнули ноги в новеньких берцах. Я мог бы отстрелить любую ногу на выбор, но не стал, конечно. Чего бы и не поговорить, раз предлагают?

— Виктор Петрович? Македонец? — сказал, радушно улыбаясь, одетый в полевой камуфляж генерал, глядя примерно в мою сторону. — Выходите, не бойтесь, поговорим!

— Спасибо, — вежливо отказался я, — мне и отсюда прекрасно слышно.

Генерал оружия на виду не имел, но мало ли — может, у них на пригорочке снайпер сидит. Я бы вот непременно посадил.

— Нас тут товарищ полковник… Да опусти ты руки уже, мудак, — отвлекся он на унылого пиджака, — да, полковник нас проинструктировал на ваш счет…

Надо же, а брылястый, хоть и в штатском, а целый полковник. Интересно, каких войск? Хотя, что это я, понятно, каких….

— Вы, говорят, тоже человек служивший, службу знаете…

Это к чему такие мутные заходы? Ах, ну да, конечно:

— Родина вас не забыла!

Когда вот такой бодрый и на удивление молодой (в районе сорока) генерал начинает называть себя «Родиной» — жди неприятностей… И точно!

— В связи с чрезвычайным положением мы мобилизуем вас…

— Мобилизовалка сломается! — грубо оборвал я «енерала».

— Ну, зачем вы так? — показательно огорчился военный. — Мы же по-хорошему предлагаем…

— А вы попробуйте по-плохому, — предложил я. Меня все сильнее разбирала злость. Та самая темная злоба, от которой меня так и не вылечили своими заговорами шаманы-психологи. «Анна, кажется я опять…»

В этот момент рыжая, внимательно оглядывавшая окрестности, неожиданно быстро и ловко, не выпуская из рук «Кедр», уползла в заросли разросшихся за домом кустов, где и скрылась в какой-то промоине. Вот куда ее понесло? Что щелкнуло в ее рыжей башке? Удаляющийся слабый шорох дал понять, что она не то меняет позицию, не то сваливает. А, впрочем, и черт бы с ней. Единственный, за кого я тут отвечаю — это Сеня, остальные могут валить куда хотят.

— Ну, Виктор Петрович! — укоризненно вещал меж тем генерал. — К чему эта агрессия? Вы прям как эти… Полковник, как их там назвали?

— Аффекторы, — буркнул полковник, непроизвольно потирая разбитую скулу.

— Вот, они самые. Которые на людей кидаются. Якобы жертвы биотерроризма, или интернет-энэлпи… — военный изобразил пальцами «кавычки» и я сразу подумал, что какой-то он очень странный генерал. До сих пор я такой жест «заячьи ушки» встречал только среди всяких нарочито американизированых менеджеров. Ну, тех, кто знает значение матерного на мой слух слова «ебитда».

— Не хотите мобилизацию — не надо, — разливался соловьем «енерал». — Привлечем на контракт, как гражданского специалиста… Да выходите вы уже из кустов, поговорим нормально!

Я краем глаза уловил движение на пригорке — оттуда, заложив руки за голову, спускался паренек в лохматом снайперском камуфляже. В затылок ему упирался толстый длинный глушитель «Корда», который уверенно держала в правой руке Лена. Левой рукой «Леночка» — как назвала ее вредная бабка, — придерживала на плече снайперскую винтовку, модель которой я отсюда разглядеть не мог.

— Выходить из кустов, говорите? — насмешливо сказал я генералу.

Тот на секунду смутился, но сразу нашелся:

— Ну, это же просто подстраховка! Не стал бы он стрелять! Уж больно нас полковник сильно застращал вашими талантами… Теперь вижу, что не зря! Ну, зачем нам вас убивать, сами подумайте?!!

Я подумал. Потом еще раз подумал. Сходу в голову пришло несколько вариантов, начиная с простого «потому что ты странный мудак в погонах», но я не стал их озвучивать.

— Нам просто нужно… — продолжил военный, но тут внутри одного из «Тигров» раздался приглушенный выстрел.

— Что за… — Генерал еще поворачивался с изумленным лицом, когда оттуда донеслись очереди плотного автоматного огня. Лобовые стекла моментально покрылись мутными пятнами от ударивших в них пуль, но выдержали. Потом внутри что-то гулко рвануло, одно их боковых окон слетело с задраек, подлетев вверх на петлях, и оттуда пошел сизый пороховой дым. У второго «Тигра» распахнулись двери, оттуда буквально вывалился спиной боец. Вслед ему выкатилась граната, и все в ужасе уставились на нее, причем полковник от испуга сел на жопу и начал смешно отползать, упираясь в землю каблуками дорогих туфель. С моего ракурса было видно, что кольцо из гранаты не выдернуто. В машине грохнули два одиночных выстрела, а вывалившийся вскочил на ноги, вскинул автомат, и полоснул из него вокруг себя, не целясь, длинной, на весь рожок, очередью. Ну, то есть она была бы на весь рожок, если бы я не прострелил ему голову. Но и так он успел зацепить генерала, напугать до полного ступора Петра и наповал уложить неудачно подошедшего к месту событий пленного снайпера. Рыжая с похвальной резвостью кувыркнулась в сторону, и пули прошли над ней.

Сидеть в кустах после такого представления уже было как-то глупо, и я вышел, стараясь держаться так, чтобы в меня не могли пальнуть из открытой двери «Тигра». Глушители парных «макаров» смотрели на генерала и полковника.

— Сеня, ты там в норме? — крикнул я в сторону сарая.

— И даже ничуть не обосрался! — громко ответил напарник, выходя с «Глоком» в руках. — Вот нихрена себе цирк! Что это было?

— Аффекторы! — шипя от боли сказал генерал, зажимая левой рукой простреленный бицепс правой. — Стоит одному с катушек слететь — и сразу все склонные от стресса заводятся…

Я подобрал с земли гранату, убедился, что кольцо сидит плотно и подошел ко второму «Тигру» — в первом-то уже ловить нечего, там как бы не ВОГ13 внутри сработал.

— Алё, есть кто живой? — спросил я, встав сбоку от двери. Внутри послышалась какая-то возня, и я уточнил: — А если гранату бросить?

— Есть! Двое! — неохотно ответили оттуда.

— Выходите с поднятыми руками, оружие оставьте внутри!

Внутри снова завозились и я постучал по стеклу гранатой:

— В темпе, войска!

Из машины неловко, держа руки перед собой, вылезли два бойца. Один кривился, припадая на раненую ногу, второй, вроде, целый. Автоматов при них не было, но я на всякий случай предупредил:

— Дурные мысли ведут к дурным последствиям! У вас там сколько двухсотых внутри?

— Два человека… Василий вдруг Серого прямо в лоб… Ну и я его сразу… — ответил мрачно раненый. — Как инструктировали про аффекторов — глаза стеклянные…

Ага, разглядел ты, какие там у него глаза были, окулист хуев. Ну, хоть среагировал быстро — вон, в той машине не успели.

— Вот и не надо увеличивать число жертв! — закончил я веско. — Займитесь ранеными.

В первом «Тигре», как ни странно, тоже нашелся выживший — с такими шальными от контузии глазами, что чуть не перестал им быть. Приняли за этого, как его… аффектора, вот. Чуть не добили, а так почти целый. Пара осколочных по конечностям не в счет. Повезло. А вообще, заглядывать туда на сытый желудок я бы никому не посоветовал.

Когда со всеми разобрались и всех, кого надо, в первом приближении перевязали, естественным образом возник вопрос — а дальше-то что?

— Послушай, Македонец, — кривясь от боли, сказал генерал, — мы, конечно, были немного неделикатны…

Я фыркнул.

— Да-да, знаю… Но ситуация критическая. Нам позарез нужны такие люди, как вы с напарником. Люди, способные выйти из… как вы это называете? Среза?

Интересная осведомленность. Нет, я всегда знал, что все эти мелкие шалости с проходами известны там, где положено, и что некоторых проводников крышуют спецслужбы, но отчего-то считал, что мы с Сеней вне зоны их интересов. Никто к нам с предложениями послужить Родине не подъезжал, никакого лишнего внимания не ощущалось… А поди ж ты, приперло — и оказалось, что у них все ходы записаны. «Родина слышит, Родина знает…»

— На кой хрен?

— Нам нужно транспортировать… нечто.

— Куда?

— Все равно куда, лишь бы отсюда. Нужно чтобы это… покинуло наш срез. В любом направлении.

— Ну так и обратились бы к контрабасам, — удивился я. — Они за деньги вам что хочешь вытащат. У них работа такая.

— К сожалению, эта необходимость назрела внезапно. Кроме того, до недавнего времени тема находилась в ведении вот этих… — он неприязненно кивнул на полковника в штатском, который, сняв пиджак, с самой недовольно мордой разглядывал его остатки.

— А вы не эти? А какие? — поинтересовался я. Не то чтобы это было действительно важно, но…

— Ну… — замялся странный генерал, — формально мы относимся к ФСО. Но фактически достаточно автономны в своих компетенциях.

Нет, серьёзно? Он сказал «компетенциях»! Кого только не берут нынче в генералы! Он, небось, и «синкретизм» с «кретинизмом» не путает? Когда я служил, в армии такой хуйни не было… В другое время я бы, наверное, заинтересовался этой историей больше, но, чем дальше в лес, тем своя жопа ближе к телу.

— Так что там с контрабасами? — вернул я его к практическим аспектам.

— К сожалению, на текущий момент все известные нам проводники вне доступа. Скорее всего, они покинули срез. ФСБ-шники почти случайно вышли на мужа вот этой… хм… решительной дамы…

Рыжая сидела на капоте «Патриота», собрав вокруг себя все оружие, держала в руках «Кедр» и внимательно следила за тем, как разоруженные бойцы стаскивали тела убитых в одну машину. (Второй «Тигр» решили бросить: взорвавшая внутри граната что-то повредила и он не заводился). Лицо ее было бесстрастно, а глаза, как прицелы.

— Но эти придурки его спугнули и не смогли взять… Похоже, вы остались единственной доступной нам командой, — генерал развел руками и опять поморщился.

— И что же вам надо перетащить? — спросил я без особого интереса. Никакого желания связываться с ФСО, или любой другой аббревиатурой, у меня не было.

— Боюсь, я не могу вам этого пока сказать. Это может решить только мое командование…

— Да мне похрен, — честно признался я. — Но я не проводник, проводник у нас Сеня, и грузоподъемность у него крохотная. То есть, если это какая-нибудь супербомба, то он ее никак не упрет.

— Килограммов сорок сможет? — быстро спросил генерал.

Я прикинул — это, в принципе, эквивалентно полчеловека к нам. Даже если с рыжей, должен вытянуть без проблем. В режиме «Сеня плюс три» мы ходили не раз, да еще и не порожняком, так что еще и приличный запас есть.

— Обсуждаемо, — не стал я отпираться. — Смотря что мы с этого будем иметь.

— У нас доступ к определенным фондам… — немного туманно ответил ФСО-шник. — Есть чем вас воодушевить. Договоримся, в общем, не пожалеете!

Я сразу начал жалеть. Фонды у них… Еще неизвестно, как повернется, когда ситуация будет не «четверо на четверо и все стволы у нас». Они, тогда, небось, по-другому разговаривать станут. А, ладно, с паршивой овцы… На самом деле меня в этой ситуации больше привлекала мысль въехать в город под прикрытием генеральской ксивы ФСО-шника, а не объезжая кордоны огородами. Второй раз такого своевременного землетрясения может и не случиться. А там — квартира-сортир-база, и ебитесь вы все конем. Свой шанс взять Коллекционера я, получается, бездарно просрал, и делать в этом срезе мне больше нечего.

Тут вообще интересный момент. Теоретически, Сеня может открыть дверь любого сортира куда надо. Вон, тут какая-то будочка есть — зайдет, сосредоточится — и там. Но это теоретически. На практике, чем нахоженнее дверь, тем легче. Тут он пройдет один. Там — со мной, грузом и еще пару человек прихватит. Это, говорят, у любого проводника так, но у Сени особенно — слабый он проводник, вообще никакой. Нет, если совсем припрет, мы попробуем, но лучше бы вернуться в квартиру, а не рисковать, что у него мозги вскипят.

— Ладно, — сказал я вслух, — сорок кило все равно куда? Почему бы и нет. Но только это, и не более. И мы еще посмотрим, что у вас за фонды…

Ну, выкинем их груз возле базы, говна-то. Там столько всего фонит, излучает и распадается на изотопы, что сорок килограмм чего угодно хуже уже не сделают.

— Я знал, что мы договоримся! — ответил генерал, и мы поехали в город.

Мы на «Патриоте», они на «Тигре». Они спереди, мы сзади. Но оружие мы им вернули — ну, почти все. Сеня с непосредственной детской жадностью пытался заиграть бесшумный автомат «Вал», но на простой вопрос «на кой он тебе хрен, ты из него стрелять не умеешь» ответить убедительно не смог, и автомат вернулся к владельцу. А вот Лена трофейную снайперку — это оказался довольно редкий «Выхлоп», — отдавать отказалась молча, но категорически. Она бестрепетно обыскала труп снайпера, вытряхнув крупные 12.7 мм патроны в пачке и запасной пятипатронный магазин. Спорить с женщиной, не выпускающей из рук винтовку, способную пробить тот же «Тигр», желающих не нашлось, и генерал, в конце концов, махнул рукой: «Хрен с ней, спишем как-нибудь». Интересная какая женщина — я этот ВССК «Выхлоп» только на картинках видел, а она с ним обращалась так привычно, будто это эпилятор или фен. От такой муж если и загуляет, то дальше шестисот метров не убежит.

Артем

Артем приземлился спиной на автомат, и это было настолько больно, что он испугался какой-нибудь серьезной травмы. Пошевелил руками, ногами, головой — все, вроде, работает — насколько можно судить наощупь. Вокруг царила полнейшая чернильная темнота.

— Твою бенину маму, — послышалось из тьмы.

— Борух, ты цел? — спросил Артем. — Ольга, ты тут?

— Еще не понял, — ответил майор. — Ща…

Темноту прорезал яркий луч подствольного фонаря. В его луче стали видны черные каменные стены, торчащий из пола реперный камень и лежащее в углу тело Ольги. Артем попытался вскочить и броситься к ней, но смог только, кряхтя, подползти. Приложил палец к шее и с облегчением выдохнул — пульс был.

— Что с ней, — спросил Борух.

— Похоже, ударилась головой… — Артем нащупал у нее на затылке ссадину и наливающуюся шишку и зашарил по рюкзаку в поисках аптечки.

— Что вообще случилось?

— Мы при переходе оказались на такой же высоте, на какой были глубине. И ебнулись оттуда.

— Надо выбираться отсюда… — Борух обошел помещение с фонарем, внимательно осматривая стены. — Но как?

Они оказались в небольшом, примерно пять на пять метров, квадратном помещении с гладкими каменными стенами. Черный камень уходил вверх и где-то, вероятно, переходил в потолок, но светопоглощение у него было почти идеальным, поэтому разобрать, что там вверху, при свете фонаря было невозможно. Как будто светишь в бездонную тьму. Дверей в помещении на первый взгляд не было, поэтому майор принялся простукивать стены, колотя по ним рукоятью пистолета.

Артем тем временем промыл перекисью ссадину на голове Ольги и обнаружил, что даже бинтовать ее незачем — кровь уже не идет и вообще рана пустяковая. Однако в себя она никак не приходила. Борух простучал весь периметр, но звук везде был равномерно глухой.

— Замуровали, демоны! — сказал он с удивлением. — Это что, ловушка такая?

— Погоди, сейчас УИном стену вскрою, — сказал Артем, пристраивая голову Ольги на рюкзаке.

Он, кривясь от боли в отбитой спине, встал, подошел к каменной поверхности и включил инструмент в режим резака. Широким коротким лучом провел по стене — но ничего не произошло.

— Что за черт! — изумился Артем. — Не берет!

— А такое возможно? — удивился Борух, — Я думал, они все режут… Может, сломался?

Артем подобрал с пола смоченную перекисью водорода ватно-марлевую подушку из индпакета и провел по ней лучом — половинка, попавшая в створ прибора, послушно дематериализовалась. Артем кинул оставшуюся часть на пол и провел лучом снова — мокрая марля исчезла, пол остался неповрежденным.

— Во мы попали… — сказал задумчиво майор. — Может мир не зря черным-то был обозначен?

Он поковырял стену ножом, но не смог даже поцарапать.

— А обратно через репер уйти можно? — спросил он.

Артем покачал головой:

— Нет, он опять транзитный, надо до выходного добираться. Но я его не чувствую, он не рядом…

— Вот почему-то я так сразу и подумал, — покивал Борух. — С толком сделано…

Артем достал планшет и поразился сходству материала стен с его «экраном» — правда, они не были такими скользкими на ощупь. А вот с материалом репера стены были — один в один. Он вырастал черным столбом из черного пола так же естественно, как ветка дерева из ствола. Увы, это была не единственная странность — Артем впервые не увидел в планшете следуюший репер. Структура крутилась вхолостую, не подцепляясь. «На обычном планшете я бы сказал, что интернет пропал», — подумал он.

— Нихрена не работает… — Артем убрал планшет. — Кажется, это очень непростые стены…

— Я же говорю — ловушка это, — сказал майор. — Специальная, для таких, как мы… Между нами говоря, — он оглянулся на Ольгу, — они слишком заигрались в Повелителей Мироздания. Привыкли устанавливать свои правила, быть круче всех…

— А что, не так? — спросил Артем.

— Так-то оно так… Но на всякую хитрую жопу находится хер с левой резьбой. Коммуна пользуется удачно полученными знаниями и технологиями, но они чужие, а значит — и монополии на них нет. Вот, кто-то другой тоже ходит по реперам, а кто-то на таких ходоков уже и капканы ставит…

В углу застонала, держась за голову, Ольга.

— Как ты, дорогая? — подбежал к ней Артем.

— Голова трещит, — подумав, сказала Ольга. — А так ничего, бывало и хуже… Мы, кстати, где?

— Мы, совершенно некстати, в жопе, — с военной прямотой объявил майор.

Ольга с трудом приподнялась и села, опершись спиной на стену, достала из кармана маленький фонарик, обежала его лучом стены.

— А, вот вы о чем… — сказала она спокойно. — Не волнуйтесь, все под контролем. Я знаю, как отсюда выйти.

— Не, мы, конечно, не волнуемся, — зло сказал Борух. — Но что бы мы делали, если бы ты шею свернула?

— Порылись бы в моих вещах и нашли вот это, — Ольга достала из рюкзака металлическую пластину сложной формы, с вырезами и выступами. — Поищите, пожалуйста, щель, в которую это можно вставить…

— Давай сюда… — майор взял пластину и покрутил ее в руках. — Экая хренотень…

Он отстегнул подствольный фонарь и начал тщательно осматривать стены.

— Оль, не пора ли уже сказать, зачем мы здесь? — спросил Артем, усаживаясь рядом на пол. — Тебе не кажется, что в свете новых обстоятельств нам надо срочно возвращаться в Коммуну?

— Да, — поддержал его майор, — я как представлю, что та компания бодрых ребят при технике и авиации вывалится посреди города…

— Наоборот, — слабым, но уверенным голосом ответила Ольга, — как раз в свете новых обстоятельств мы именно там, где должны находиться.

— Объяснений, как всегда, не будет? — печально спросил Артем.

— А ты перестал мне доверять?

Артем посмотрел на нее с укоризной, но в темноте это не было замечено. Поэтому просто промолчал, чтобы не говорить ни «да» ни «нет». Он уже и сам не понимал, какой ответ будет правильным.

Воцарилась тишина. Борух, сопя, обшаривал кладку, Артем сидел, откинувшись на стену, голова Ольги лежала у него на плече.

— Ладно, — неожиданно сдалась она, — все равно эта информация уже просочилась, а значит, скоро об этом каждая собака на Альтерионской бирже проводников будет трепаться.

— Надо же, мы, внезапно, что-то узнаем не последними? — съязвил Борух, светя на стену под разными углами.

— Многие знания — многие печали, Борь, — ответила Ольга ему в тон. — Что не знаешь — то не выдашь.

— И все же? — не отставал Артем.

— Для начала немного теории, — начала Ольга. — Между срезами Мультиверсума можно перемещаться через резонансные реперы, оставленные там Ушедшими — так делаем мы. Можно — через кросс-локусы, непроизвольно созданные людьми. Так ходят проводники. Можно — создавая порталы, которые за счет большого расхода энергии связывают временно два среза. Этот способ освоили в Альтерионе, но используют редко, потому что проводники дешевле. Можно использовать рекурсор, чтобы при определённых обстоятельствах переместить целый кусок среза — хотя это и не главное его применение…

— Да-да, я тоже слушал лекции Воронцова, — сказал Артем.

— Не перебивай, и так голова болит, — сердито сказала Ольга. — Так вот, это не все способы. Более того, все эти способы — вторичны. Не ворота, а дырки в заборе. Сами Ушедшие перемещались иначе, используя как бы «изнанку» Мультиверсума. Она позволяет перемещаться между срезами без использования реперов и кросс-локусов.

— И как туда попасть, на эту изнанку? — поинтересовался Борух, перешедший в своих поисках со стен на пол. — И, кстати, эта дырка тут точно есть?

— Есть-есть, — успокоила его Ольга, — ищи лучше. И да, на изнанку попасть несложно, для проводников даже есть риск попасть туда случайно. Проблема в другом — там невозможно выжить. Это пространство низких энергий, которое как бы стремится вытянуть из человека жизнь. Кроме того, оно еще и обитаемо, и встреча с теми, кто там живет — не лучшее событие…

— Толку от него тогда? — недовольно буркнул майор.

— Один наш ученый, исследуя феномены Мультиверсума, сумел найти способ изолировать человека от этого воздействия. Он создал защитный костюм на основе технологий Ушедших.

— И кто же это? — удивился Артем. — Воронцов никогда не говорил об этом.

— О нем не любят вспоминать, — неохотно сказала Ольга. — Он был настоящий гений, и не очень вписался в общество. Почти все так называемые «технологии Коммуны» — включая твой УИн, дорогой, — это его адаптации… хм… трофейного оборудования под наши нужды. Да что там, и установка, с которой началась Коммуна — это, по большей части, воплощение его идей. Но он был категорически против использования Вещества, и это сделало его… несколько маргинальным. В вопросе вечной жизни он был не просто в меньшинстве — он был единственный противник. Но однажды он просто исчез, и его защитный костюм вместе с ним. Разумеется, его искали, но это как слепым ловить зрячего… Он пропал и наверняка давно уже умер от старости.

— И как это связано с тем, что мы, вместо того, чтобы предупредить Коммуну об опасности вторжения, сидим в этой черной каменной заднице? — спросил раздражённо ползающий по полу Борух.

— Об опасности вторжения известно давно, — возразила Ольга. — Мы не знали только, каким оно будет. Единственная новость в том, что потенциальный противник — если это именно он, — пользуется системой реперов, которую мы считали своей монополией. Это важная информация, но она подождет. Гораздо важнее другое…

— Что же именно? — поторопил ее Артем.

— Недавно вернулась наша оперативница, внедренная в Альтерион. Там долгая история — мы считали ее погибшей, но она оказалась как бы в плену… Неважно. В общем, ей удалось уйти, и выяснилось, что она видела этот защитный костюм. Она не смогла его забрать — у нее на тот момент были определенные проблемы с… хм… восприятием… Собственно, и про костюм она не знала, это выяснилось случайно, в результате гипнотерапии, которой она подвергалась в процессе психической реабилитации. Благодаря найденному акку, ей удалось проскочить изнанкой и выжить — изнанка реагирует на уровни энергии, а фоне акка человек — как фонарик рядом с прожектором. Впрочем, ей все равно сильно досталось, и она до сих пор не совсем пришла в себя…

— Вон она, блядь! — радостно воскликнул майор. — Нашел я вашу половую щель!

— Вставляй до щелчка! — скомандовала Ольга.

— Слышали бы вы себя со стороны, — рассмеялся Артем.

— Фу, пошляк, — отмахнулась Ольга. — Дави сильнее, Борь!

Откуда-то из-под пола раздался глухой металлический удар, и часть стены, подавшись назад, уехала в сторону. За ней открылся коридор из серого камня, тускло освещенный вделанными в стены светящимися квадратами.

— Ого, тут и свет горит? — насторожился майор. — Здесь живет кто-то?

— Это просто световоды в стенах, — успокоила его Ольга. — Здешние жильцы покинули это место очень давно, но строили они на совесть. Помоги встать, дорогой, надо выбираться отсюда.

Артем бережно поднял ее и утвердил на ногах, подставив плечо.

— Кажется, мне лучше… — сказала она неуверенно, ощупывая шишку на затылке. — Голова еще болит, но уже не сильно.

— Голова — не жопа, завяжи — и лежи! — выдал порцию бодрого армейского юмора Борух. Он подал Ольге винтовку и подхватил с пола ее рюкзак.

Пустые однообразные коридоры тянулись долго, переходя один в другой, временами пересекаясь, но Ольга всегда уверенно махала рукой вперед — «Прямо, нам прямо». Постепенно она расходилась, перестала опираться на плечо Артема, пошла сама, а когда впереди показался светлый прямоугольник выхода даже забрала у Боруха свой рюкзак. Снаружи здание выглядело впечатляюще — огромная круглая башня из темного камня (Артем назвал бы его черным, но сравнение со стенами комнаты репера было не в его пользу) как будто раскинула в стороны крылья толстенных стен, идущих уступами вверх и переходящих в каменное тело скалы.

— Внушает! — признался Борух. — Это только спецбоеприпасом рвать.

Во дворе они неожиданно обнаружили побитую жизнью машину — «девяносто девятую» цвета «грязный асфальт». Она была покрыта пылью и засохшей глиной и производила впечатление брошенной. Борух осторожно подошел к ней, заглянул в окно — но из-за глухой тонировки ничего не разглядел.

— Отойдите на всякий случай… — сказал он и потянул ручку двери.

Машина оказалась открыта, но пуста — даже в бардачке ничего.

— Это явно анахронизм, — сказал Артем. — Не верю, что строители этой крепости на «Ладах» ездили… Кто тут живет, дорогая?

— Со слов Марины — мирные гражданские, неплохие люди. Они ей помогли, так что не прессуем сразу жестко, договариваемся. Забираем защитный костюм и уходим.

— Куда? В Коммуну?

— Ты что, забыл? — усмехнулась Ольга. — У нас задание Совета! Мы, конечно, немного отвлеклись по дороге, но его никто с нас не снимал.

— Будем все же договариваться с Конторой?

— При наличии костюма уже не так важно, о чем и с кем мы там договоримся…

— Да что он так кардинально меняет-то? — удивился Артем. — Ну, допустим, надену я этот костюм и буду ходить не от репера к реперу, а как-то иначе, напрямик — и что?

— Ты не понимаешь… — Ольга покачала головой. — Важно не КАК ходить, а КУДА.

— Нет, не понимаю, — признался Артем. — Куда именно тебе надо?

— Я хочу найти Ушедших. Однажды они спасли Коммуну, но потом исчезли, не оставив способа связи. Создатель костюма говорил, что до них можно добраться через Изнанку. Если кто-то и сможет нам помочь, то это они.

— Заявочки у тебя, подруга… — присвистнул Борух. — Вообще-то, как лояльный житель Коммуны, я должен сейчас уебать тебе прикладом по рыжей башке, связать, притащить назад, и бросить к ногам Совета. Вот, мол, посмотрите, дорогие Первые, что ваша ебнутая баба задумала! Ты не много на себя берешь, Оленька?

— Сколько унесу — все моё, Боренька, — ощетинилась Ольга. — Кто-то, знаешь ли, должен взять на себя это решение, пока Совет сопли жует. И так вышло, что кроме меня и некому.

— И чем это ты такая особенная?

Артем с нарастающим удивлением смотрел, как Ольга и Борух, ощетинившись, как два дворовых кота, стоят друг напротив друга и руки их уже непроизвольно легли на оружие. Он не был уверен, кто прав в этом споре, но определённо не хотел, чтобы его друг и его женщина перестреляли друг друга из-за внутренней политики Коммуны.

— А тем, что я единственная из входящих в Совет бываю за пределами Коммуны и знаю, что происходит в Мультиверсуме! Только у меня есть основания для принятия решения!

— Или ты просто так думаешь!

— А ну стоп! — Артем решительно шагнул между ними. — Прекратите сейчас же!

— Ладно, — неохотно сказал Борух, — я уже на это подписался же, верно? Ну, раз я здесь? Но, по моему опыту, инициатива дохуя умных исполнителей за спиной командования всегда приводит только в жопу…

— Какая инициатива? — ненатурально удивилась Ольга. — Мы, строго по гениальному плану наших комнатных стратегов, отправляемся на переговоры по найму козлов для спасения капусты. А каким маршрутом мы туда движемся — это тактический уровень решений, он великодушно оставлен на наше усмотрение. Никакого бунта, никакой анархии, все строго в рамках командной цепочки. Заодно и кой-какое утраченное оборудование вернем. Казенное, кстати, оборудование, за него люди в ведомости расписывались — как не подобрать, если случайно наткнулись?

— И прям вернем? — усмехнулся майор.

— В рамках проводимой операции используем. Потом отчитаемся… Когда-нибудь.

— Говорил мне полковник Кузнецов: «Никогда, блядь, не лезь, Боря, в штабные разборки…» — сплюнул с досадой Борух.

— Иногда мы просто оказываемся крайними, — философски заметил Артем. — Пошли уже. Где там, говорите, костюмчик хранится?

Невдалеке от входа в крепость обнаружилась заметная колея, накатанная по грунту зубастыми колесами, по ней и пошли. Природа, за исключением этих следов, оказалась совершенно девственной. Так и не скажешь, что люди живут. Лес с нетронутым подлеском, какое-то зверье в кустах шуршит, откуда-то морем пахнет. «Довольно красивое местечко», — подумал Артем.

Шли долго, пока Ольга не скомандовала: «Стоп!» Борух достал из разгрузки бинокль, Ольга припала к прицелу винтовки.

— Люди какие-то… — сказал майор недовольно. — Машины. Суета…

— И какие люди! — Ольга сказала это таким тоном, что Артем удивлено на нее уставился. — Вы себе даже не представляете, какие люди! Это ж как мы удачно зашли!

Она убрала от лица винтовку, и пораженный Артем увидел на ее лице такое радостно-хищное, не верящее своему счастью выражение, какое бывает у внезапно попавшего на птицеферму хорька. Такой Ольги ему видеть еще не доводилось…

— Сам Андираос! — сказала она с придыханием. — Да это просто праздник какой-то!

Артем забрал у Боруха бинокль. На берегу моря у красивого песчаного пляжа стоял большой каменный дом, с торчащей спереди толстой башней. Круглый, выступающий за края стен купол придавал ей вид слегка неприличный. Неподалеку обнаружился небольшой каменный сарайчик, возле которого стояли разные машины — от классического зеленого УАЗа с тентом до навороченного «Лендровера» с прицепом и нескольких «Газелей». Там же кучковались люди — о чем они говорят, отсюда было не слышно, но общение явно шло эмоциональное.

— И кто же из них тебя так возбуждает? — спросил Артем. — Мне начинать ревновать?

— Высокий блондин, на прибалта похож, видишь? — отозвалась Ольга. — А ревновать не надо, у меня к нему интерес чисто медицинский…

— Это как? — заинтересовался майор.

— Проверить, насколько крепко у него яйца прикручены, путем откручивания оных. Ох как много он нам задолжал! Давайте, пошли быстрее, а то как бы не смылся. Очень уж скользкий тип!

Они пошли быстро, почти не скрываясь — но увлеченные своими проблемами люди заметили их буквально в последний момент.

— Привет честной компании! — с нехорошим весельем в голосе сказала Ольга. Громко сказала. Так, что все обернулись к ней.

Македонец

На подъезде к городу творилось черт знает что — мощный подземный толчок обвалил эстакаду въездной развязки и во многих местах повредил полотно шоссе. В это уперлась длинная колонна армейской техники, преимущественно саперно-строительной. К моему немалому удивлению, вместо того, чтобы разбирать завал, все эти «разграждатели», «траншеезакапыватели» и прочая диковинная «военно-инженерная техника» сноровисто и быстро разбегалась в стороны от дороги, выкапывая поперечный ров с отвалом и втыкая стальные столбы какой-то специальной столбовтыкательной машиной. Я прям засмотрелся — сколько всего повыдумывали сейчас! Когда я служил срочную, ничего круче «БАТ-М»14 не видел. За столбовтыкательной машиной шла «сеткоразматывательная», превращающая стальные опоры в высокий, около трех метров забор. На момент нашего появления он протянулся уже метров на двести в обе стороны и рос с потрясающей быстротой. Похоже, город решили закрыть всерьез. Наличие в колонне минных заградителей наводило на нехорошие мысли о какой-то чрезмерной радикальности мер для предполагаемого места бедствия, особенно учитывая взаиморасположение рва и забора — явно не для того, чтобы отражать набеги снаружи.

Даже генеральские погоны сработали далеко не сразу — долгая ругань, какие-то звонки кому-то, ожидание разрешения… Все это время нас ненавязчиво держали под прицелом крупнокалиберных пулеметов с двух БТР-ов, но не разоружали и вылезти не требовали. Напряглись только, когда Сеня вылез и спокойно поссал на заднее колесо.

— Ну что мне, лопнуть теперь что ли? — вызывающе сказал он, вернувшись.

Я не нашелся, что ему ответить.

К счастью, генерал скоро вернулся, встрепанный и злой, но с положительным решением.

— Следуйте за нами! — сказал он коротко, и мы поехали.

Военный УАЗик проводил нас в обход завала, туда, где на пересечении с окружной дорогой наскоро срезали дорожное ограждение и устроили КПП — с расставленными в шахматном порядке бетонными блоками и развернувшим пушку в сторону города танком.

— Они тут что, инопланетных захватчиков ждут? — удивился вслух Сеня.

Я только плечами пожал — это у генерала надо спрашивать, а он в другой машине едет.

В городе было плохо — такое впечатление, что подземный толчок произошел прямо под ним, но разрушенные участки шли какими-то очагами, перемежаясь совершенно нетронутыми. Не очень-то похоже на землетрясение, как по мне — но, с другой стороны, я и не сейсмолог. Окраины, например, были затронуты слабо, хотя их старые панельные пятиэтажки, по идее, должны были сложиться первыми. Кое-где кое-что обрушилось, где-то что-то вяло дымило, у подъездов кучковались растерянные люди, но дороги целы, и даже столбы на местах. Это давало надежду, что и моя скромная квартирка уцелела. Дальше в глаза бросился осыпавшийся новострой — роскошные офисы «Сбербанка» и Пенсионного фонда частично сложились, потеряв блестящие фасады. Сталинская толстостенная застройка «исторического центра» выглядела получше, хотя тротуары перед домами были усыпаны осыпавшейся штукатуркой и битым балконным остеклением, выпавшим вместе с рамами. Здесь нам пришлось медленно переползать упавшие опоры освещения, запутавшиеся в паутине проводов и куски рекламных конструкций. Наверное, и жертв тут было много… К моему удивлению, никакой организованной спасательной деятельности видно не было — даже горящее офисное здание наблюдал всего один пожарный расчет. Они держали свои брандспойты в готовности, но тушить не пытались — впрочем, задача все рано выглядела непосильной для одной машины, пылало мощно.

Население, судя по всему, было предоставлено само себе и спасалось самостоятельно, как могло. Кто-то вытаскивал вещи из поврежденных домов — уж не знаю, свои или как придется. Кто-то пытался разбирать завалы у частично обрушившихся зданий. Но большая часть бродила неприкаянно, или сидела рядом — на лавочках или просто на земле. Какая-то удивительная пассивность… Однако при этом по дороге насчитал три крупных массовых драки, в каждой из которых участвовало по паре десятков человек. Драки тоже были какие-то странные, бестолковые, без выраженных сторон конфликта — все лупили всех, до кого могли дотянуться, руками, палками, чем попало. Неловко, но очень ожесточенно. Под ногами дерущихся лежали тела упавших — то ли без сознания, то ли обессиленных, и все топтались прямо по ним. Пока мы преодолевали очередной лежащий на проезжей части стальной билборд с полуобнаженным женским телом, предлагающим купить почему-то бетон, я успел увидеть, как из драки вышел пожилой полный мужчина с разбитым лицом и неловко висящей рукой. Отошел в сторонку и присел на низкий заборчик, бездумно уставившись вдаль подбитыми глазами. Никто ему не препятствовал и не преследовал, хотя в метре от него худая крашеная блондинка с окровавленным колтуном вместо прически, стоя на ободранных коленках методично била головой об асфальт подростка неопределенного пола лет шестнадцати на вид. От подростка отрывался пирсинг и отлетали гаджеты, но он раз за разом втыкал блондинке в ногу что-то мелкое и острое, типа пилочки для ногтей. Кровь ручейками текла по асфальту, из оскаленного рта блондинки летела розовая слюна, но при этом было удивительно тихо. Никто не орал захлебывающимся матом, не визжал от боли и не завывал от ярости — дерущиеся только сопели и хэкали при ударах. Полиция их не разнимала, скорая не спасала, а сидящие и бродящие вокруг граждане не обращали внимания. Сюрреалистичности этой картине добавлял стелющийся по улицам дым от мелких и не очень пожаров. Для полноты образа не хватало звуков сирен — и совершенно непонятно, почему их не было.

— А-ху-еть! — громко и раздельно произнес Сеня.

Я был с ним полностью согласен.

Когда мы вслед за «Тигром» свернули с проспекта направо, уходя из центра в сторону научного городка, в просвете между домами (еще утром там никакого просвета не было) я успел разглядеть, что самого центра у города больше нет. Тесный конгломерат административных зданий, от городской и областной администрации до «серого дома» областного МВД, престижная офисная недвижимость, военный институт, по неистребимой привычке называемый «пентагоном», а заодно городской театр и библиотека, превратились в огромный вал перемешанного строительного мусора из которого обвиняющим перстом смотрела в небо рука гранитного Ленина. Окружающие дома осели и накренились в сторону окраины, и мне показалось, что посередине всего этого безобразия земля вспучилась огромным холмом, как при камуфлетном взрыве15. Но может быть просто ракурс был неудачный — мы быстро удалялись от эпицентра катастрофы, и толком ничего разглядеть не удалось. Зато я понял, где все службы МЧС, скорой и прочих городских служб — мятые кузова и битые мигалки составляли существенную часть мусорной кучи. Как будто, перед тем как жахнуло, они все собрались тут…

— Это ж сколько народу тут накрылось? — спросил в пространство молчавший до сих пор Петр.

Никто ему не ответил.

Цель нашей поездки оказалась в совершенно незнакомом мне районе города, на стыке научного городка, который всегда представлял собой отдельный специфический анклав, и военной части каких-то неопределенных войск — скорее всего, связистов, если судить по количеству разномастных антенных конструкций, обломки которых сейчас растаскивали солдаты. Но нам надо было не к ним, а к неприметным воротцам сбоку, где генеральский «Тигр» пустили сразу, а нас минут десять продержали под присмотром полдесятка бойцов какого-то спецназа. В полном комплекте спецснаряжения они выглядели необычайно круто и милитари, как в кино, но я бы положил их всех раньше, чем они прицелились. Ну, хоть кто-то не знает о моей зловещей репутации…

В огороженном бетонным забором дворе шла бурная деятельность, чертовски напоминающая поспешную эвакуацию — взмыленные солдаты, усираясь от натуги, таскали какое-то научное оборудование и грузили его в кузова военных «Уралов», ими несколько истерично руководили очкастые дядьки в белых халатах поверх формы, нервно кудахтающие по поводу сохранности своих хрупких игрушек. Усталым срочникам все было похуй, они грузили «абы влезло» и на дядек в халатах молча клали мозолистый солдатский хер, справедливо считая, что эти «ненастоящие офицеры» ничего им не сделают. В какой-то момент у одного из очкастых что-то замкнуло — и он, остекленев глазами, кинулся на волокущих какой-то железный шкаф солдат. Оружия у него то ли не было, то ли он не стал его доставать, так что, подбежав, он просто врезал ближайшему срочнику кулаком куда-то по спине. Тот от неожиданности выпустил свой угол шкафа, остальные трое не удержали, и массивная конструкция грохнулась, заглушив звоном бьющегося внутри стекла слитный хоровой стон халатоносцев. Оскалившийся в безумной гримасе очкарик успел стукнуть солдата еще пару раз, прежде чем тот преодолел внутренний трепет перед каким-никаким, но офицером, и щедро, от души, отоварил его с разворота в ухо. Солдат был здоровой молодой орясиной, халатоноситель — щуплым и мелким типчиком, так что его снесло, только ноги взбрыкнули. Я думал всё — нокаут, но он, бессмысленно тряся головой и потеряв очки, начал подниматься, и даже успел пару раз сунуть кулачком коллегам, которые, подбежав, его быстро зафиксировали и что-то, вроде, вкололи в шею. Солдаты, крякнув, подняли дребезжащий битой начинкой шкаф, пострадавшего недоофицера куда-то потащили, а к нам вернулся наш генерал.

— Ты и ты, — он указал на меня и Сеню, — вас хотят видеть.

Меня подмывало сказать, что мы с ним на брудершафт не пили, он нам ни разу не командир, и кто там хочет нас видеть — пусть идет и смотрит, но на фоне творящегося вокруг пиздеца это казалось каким-то излишним ребячеством. Закончить дела побыстрее — и смыться уже из среза. Поэтому я молча спрыгнул на асфальт из высокой кабины «Патриота» и махнул рукой Сене — «пошли!».

К моему немалому удивлению, от нас даже не потребовали сдать оружие — хотя у Сени из-под его обдергаечки, считающейся по актуальной моде курткой, очень нагло выпирал здоровенный «Глок». Возможно, просто забыли из-за суеты — коридоры здания напоминали обоссанный муравейник: все суетятся, чего-то тащат, но больше бегают, выпуча глаза и создавая беспорядок. Генерал распахнул перед нами дверь без таблички — мы прошли в пустую приемную, а из нее — в начальственный, очевидно, кабинет. Генерал скромно прикрыл за нами дверь и кашлянул.

— Проходите, можете не присаживаться, — сказал сидящий за столом некто в костюме. — Надолго я вас не задержу.

Человек в кресле был совершенно никакой — второй раз не взглянешь, — но парадоксальным образом от него веяло неприятной силой. Представиться он не удосужился, сам я поинтересоваться этим не успел — он говорил коротко, быстро и напористо, не оставляя даже мысли о торге или возражении. Воплощенная власть.

— Вы при первой же возможности перемещаете объект за пределы этого среза, — сказал человек, глядя на меня бесцветными холодными глазами из-под тусклых бровей. — Далее на ваше усмотрение, при одном ограничении — он не при каких условиях не должен вернуться. Это исключено. За пределами среза можете его уничтожить, или оставить себе, или бросить — это не имеет значения.

— В оплату, — подняв руку, он остановил уже открывшего рот меня, — в оплату вы получаете вот это.

Человек двинул ко мне по столу бандероль из плотной серой бумаги, перевязанную бечевкой с сургучными печатями в перекрестиях. На бумаге стали красные смазанные штемпели «не вскрывать!» и сизый штамп какого то отдела какого-то НИИ.

— Передадите эти записи вашим нанимателям, и не стесняйтесь запросить много — эта информация крайне ценна для них. Да — он снова остановил меня жестом, — я, разумеется, знаю, кто ваши наниматели и, хотя мы имеем с ними глубокие принципиальные расхождения по многим вопросам, персонально вашу деятельность я оцениваю положительно.

— Свободны! — скомандовал он и перевел взгляд на генерала. — Отведите их к объекту и распорядитесь подать мне вертолет, мои дела здесь закончены.

Я машинально взял со стола пакет, оказавшийся довольно увесистым, и так же молча вышел из кабинета. Я не спросил, что в пакете, не стал торговаться, не стал спорить… Просто наваждение какое-то! Ладно я, но даже наглый, как танк, Сеня не проронил ни слова, пока мы сначала шли по длинному казенному коридору, а потом долго-долго спускались по лестнице куда-то чуть ли не к центру Земли. Такое впечатление произвел на нас этот, в общем-то, довольно невзрачный человек в костюме.

— Лифт сломался, — нарушил молчание генерал. — Толчок был сильный…

— А что случилось? — спросил я прямо.

— Неважно, — отмахнулся ФСО-шник. — Забирайте объект и валите отсюда. В ваших же интересах не задерживаться в этом срезе.

— И что, даже не проверите, что мы его действительно перетащим? — удивился я. — А ну, как выбросим ваши сорок килограммов в ближайшую помойку и смоемся?

Генерал остановился и внимательно посмотрел на меня.

— Не думаю, что вы так поступите, — покачал головой он. — Но, в любом случае, у нас есть «план Б».

Он провел карточкой по считывателю, перед нами пискнула и открылась железная дверь. За ней оказалось что-то вроде медицинской смотровой — железный медицинский стол посредине, застеленный оранжевой клеенкой, шкафы, сквозь стеклянные дверцы которых виднелись пробирки и флакончики, рукомойник и пара больничных кушеток. На одной из них сидела какая-то черноволосая девица, поглощённая происходящим на экранчике телефона, рядом с ней стоял напряженный боец с автоматом, смотрящий на нас неласково.

— И где ваши сорок кило? — огляделся я.

— Ира, ты сколько весишь? — спросил генерал девицу.

— Сорок девять, — равнодушно ответила та, не отрываясь от телефона.

— Надо же, не угадал… — расстроился военный. — Такая худая, я думал меньше… Ну извините. Вот вам компенсация за перевес…

Он раскрыл свой портфель и вытащил оттуда массивную тяжелую коробку из вторичного картона и положил ее на стол. Я, стараясь не глядеть на девицу и не демонстрировать свою растерянность, открыл — там лежали валетом два пистолета АПБ16 с навернутыми на стволы ПБС17-ми.

— Ты ж Македонец, — сказал генерал довольным тоном.

Ну вот, так всегда — те немногие, кто знает о моем странном таланте, уверены, что я просто обожаю пистолеты. Храню где-нибудь личную коллекцию, провожу досуг в чистке и разборке, досконально разбираюсь в моделях и брендах, мечтаю о каком-нибудь золотом кольте-магнум… Скажите, много вы видели сантехников, влюбленных в свой вантуз? Вешающих их на специальный ковер над кроватью, собирающих коллекцию, важно судящих о сортах каучука, пошедших на квач и о древесине рукоятки?

Тем не менее, я не стал спорить, просто молча кивнул и закрыл коробку. Генерал сунул мне портфель.

— Там кобуры, немного патронов… — он сделал многозначительное лицо, но мне было похуй. Я так же молча засунул коробку в портфель, взял его подмышку, и только тогда посмотрел на объект.

Косая челка цвета «вороново крыло» свисает на глаза — скорее всего крашеная, не бывает у европеоидов такого цвета волос. На вид — лет четырнадцать-пятнадцать, не больше. Рост не понять, сидит, но запястья узкие, пальцы длинные, кость тонкая. Не удивительно, что генерал ее вес преуменьшил. Одета в модном у подростков определённого возраста стиле «семейка Адамс» — все черное и свободно висит. Бижутерия с черепушками, глаза подведены темным, черный лак, колечко пирсинга в крыле тонкого прямого носа. Наверняка и в ушах куча дырок — но волосы закрывают. Сеня откровенно пялился на нее, раскрыв рот, мне было немного неловко — на вес, как колбасу, всучили ребенка.

— Все, вам пора, — нарушил неловкое молчание генерал. — Сержант, проводите их до машины и проследите, чтобы выпустили на КПП.

— Надеюсь, больше не увидимся, — сказал он мне многозначительно. — Задерживаться очень не советую.

Боец взял девицу за плечо, но она недовольно дернула им, освобождаясь, убрала телефон в карман, подхватила с пола крохотный джинсовый рюкзачок, с какой-то мягкой игрушкой, прицепленной к замочку молнии, и, глядя в пол, пошла к выходу сама.

Пока поднялись по лестнице, вмешательство бойца на КПП уже не потребовалось — ворота были раскрыты настежь и в них выезжали последние грузовики. На прилегающей улице формировалась колонна, во дворе стоял с распахнутыми дверями «Тигр» и растерянные бойцы, не знающие, что делать с полным багажником трупов. Они пытались обращаться к пробегающим мимо офицерам, но те только отмахивались, поглощенные тихой истерикой всеобщего драпа. Девица покосилась в ту сторону, передернула плечиками и быстро отвернулась, нервно сглотнув. Стоя, она оказалась ростом примерно метра полтора — бледнокожее создание на тоненьких ножках, с правильными — если смыть макияж, — чертами лица. Да, лет пятнадцать — максимум. Примерно в таком же возрасте ко мне Сеня прибился, но он уже тогда был крученый и злой, как уличный драный кот, а эта, несмотря на макияж и пирсинг, похожа на домашнюю девочку из приличной семьи. Чья-то дочка? Тогда почему ее передали нам на таких странных условиях? Не довести, например, в помешанный на детях Альтерион, где ее бы с радостью приняли, а вывести куда угодно и… Как там сказал этот жутковатый тип в штатском? «Уничтожить, оставить себе, или бросить?» Очаровательно, очаровательно…

— Куда едем? — спросил Петр, нервно оглядываясь на творящийся вокруг бардак. Похоже, он уже вжился в роль нашего водителя. Ничего, как вжился — так и выживется. Автомобиль мы в сортир никак не затащим, а значит, и шофер нам без надобности. Таскать с собой этого мутноватого мужика я не нанимался.

Назвал ему адрес своей квартиры и повернулся назад, к сжавшейся на заднем сидении девице.

— Ирина, так?

Девица молча кивнула, тряхнув челкой.

— И кто твои родители, Ира? — решил я внести хоть какую-то ясность.

— У меня нет родителей! — с неожиданным вызовом заявила девушка, впервые прямо посмотрев на меня. У нее оказались удивительного цвета глаза — кобальтово-синие, очень насыщенного оттенка. Никогда таких не видел. Может, контактные линзы?

— Природа так устроила, — примирительно сказал я, — что у каждого человека на свете есть или были папа и мама…

— Я — не человек! — крикнула мне в лицо девица. — Я — чудовище!

— Да, ладно, — усмехнулся я. — Прическа, конечно, так себе, и с макияжем перебор, но…

— Вы не понимаете… — сказала она безнадежно. — Я правда чудовище…

Она откинулась на сидении, закрыла глаза и скрестила на груди руки — воплощённое отрицание.

— Чудовище, значит… — не стал спорить я. — Бывает. Мы тут все те еще зайчики. Но одежду, помаду, бижутерию и айфон тебе вряд ли купили кикиморы на распродаже для монстров. И непохоже, что ты ходила в школу для чудовищ при институте кошмаров. Извини, но ты выглядишь как обычный четырнадцатилетний подросток из нормальной семьи…

— Мне пятнадцать! — вскинулась девушка.

— Это, конечно, все меняет, — согласился я. — Но ты домашний подросток, не сирота — Сеня не даст соврать.

Сеня утвердительно хмыкнул — он, детдомовский выкормыш, никогда не спутает нормальных детей с носителями тяжелой казенной судьбы.

— Так все же, кто твои родители, синеглазка?

— Не называйте меня так! Это не мои глаза! Это не моя жизнь! Это не мои родители! Меня все обманывали! Всю жизнь… — и зарыдала…

Тьфу, блин. Вот и поговорили. Ну ладно, больше поплачет — меньше пописает, как говорил мой «какотец». У нас есть более актуальные проблемы, чем ее подростковый кризис самоопределения. Сеня засопел сочувственно, но тоже ничего не сказал. Зато завопил Петр:

— Это, блядь, что за хуйня еще?!!

Я обернулся к лобовому стеклу и увидел, как нам навстречу целеустремленно бежит группа людей. Их было немного, человек пятнадцать, но выглядели они жутковато — разбитые рожи перекошены от злости и покрыты смесью крови со штукатуркой, одежда грязная и драная, многие хромают.

— Зомби! — ахнул Сеня. — В натуре зомби, как в кино!

Он запрыгал и заерзал на сидении, судорожно вытаскивая из-за пояса пистолет. Говорил же я ему — пистолет в штанах сзади таскают только негры в Гарлемских бандах. Да и то, в основном, в фильмах — иначе давно бы уже себе жопы поотстреливали.

— Остынь, — рявкнул я на него, — это же эти, как их… Аффекторы, вот!

Петр успел в последний момент свернуть, избежав столкновения. По кузову грохнули брошенные с изрядной силой кирпичи и куски штукатурки, заднее боковое окно покрылось паутинкой трещин, но, удержанное тонировочной пленкой, не осыпалось. Петр матерился как в жопу укушенный.

— Чего это они на нас возбудились? — удивился я. — Когда мы туда ехали, они на машины вообще внимания не обращали.

— Я в душе не ебу, с хуя они… — экспрессивно выразился наш водитель. — Ехали, никого не трогали… А теперь ебись тут переулками…

Улица впереди оказалась завалена обломками осыпавшегося панельного дома. Петр попытался свернуть во двор, но в проезде раскорячилась врезавшаяся в угол арки старая «Волга». Он сдал назад, врубил блокировки и «Патриот» полез по куче строительного мусора.

— Ну, все, щас колеса пропорем арматурой — и нам пиздец… — бормотал он.

Однако переползли без последствий. Лифтованный внедорожник раскачивался на обломках, как лодка в шторм, скрипел и кряхтел, но преодолел невысокий завал.

— Стой! — закричал вдруг Сеня.

— Что такое? — вскинулся я, озираясь в поисках целей.

— Да вон там… Да стой же ты!

Петр нажал на тормоз, автомобиль качнулся вперед-назад и встал. Сеня бесцеремонно перелез через сидящую с краю Лену (через девицу лезть все же не стал, видимо счел знакомство недостаточно близким), распахнул дверь, выскочил и побежал к завалу. Чертыхнувшись, я вылез за ним и не сразу, но увидел, что привлекло его внимание — бетонные плиты и мусор привалили маршрутку типа «ПАЗик», почти полностью смяв переднюю часть. Вместо заднего стекла у него был сплошной железный лист, его придавило упавшей балкой. Кто-то изнутри отогнул угол и теперь махал оттуда грязной тряпкой, пытась привлечь наше внимание

Вот не было печали! А, ладно, раз уж остановились…

— Сеня, куда поскакал? — окликнул его я. — Ты руками отрывать этот лист собрался? Погоди, сейчас инструмент какой-нибудь сообразим…

— Там хайджек18 на крыше прикручен, — сказал Петр. — Можно его в распор заебенить и отжать лист. Ну или, на крайняк, лебедкой балку зацепить, может оттянем…

Он вылез на подножку и начал откручивать крепления домкрата к верхнему багажнику. Сеня, осторожно пробираясь по неустойчивой осыпи, добрался до зажатого автобуса и заозирался в поисках чего-нибудь подходящего.

— Подождите, сейчас мы вас вытащим! — заорал он так, как будто увидел наклейку «глухие пассажиры».

Найдя какую-то арматуру, он попытался отбить с нее кусок бетона, не смог и попробовал приложиться ей как рычагом так. Она не лезла. Сеня присел, чтобы ухватится половчее, и тут же заорал:

— Ты что делаешь? Отпусти, мудак! Ебнулся что ли?

Мне было плохо видно, но, кажется, тот, кто застрял внутри, схватил его за одежду и тащил к щели. Сеня врезал ему по руке арматурой и отскочил. В этот момент из прилегающего сквера плотной группой вышли люди в военной форме. В полевом камуфляже, движущие организованно, тем не менее, они мне сразу не понравились. Во-первых, тем, что из полутора десятков человек вооружены было только четверо — воинское формирование передвигается либо с оружием, либо без. Во-вторых, тем, что все они выглядели рядовыми-срочниками, а группа срочников с оружием и без офицера — не подразделение, а банда. В общем, готов поставить кирзач против табуретки — это дезертиры. С одной стороны, в нынешнем бардаке это совершенно не удивительно — если их бросило командование, то пусть спасаются, как умеют, а с другой — нет существа дурнее предоставленного самому себе солдата-срочника. Ну а совокупный айкью группы таких особей определяется уровнем самого тупого, деленным на число собравшихся.

Красивый большой внедорожник на здоровенных зубастых колесах и в крутом джиперском обвесе, разумеется, привлек внимание этой компании. Я просто видел, как в общем псевдомыслительном поле, заменяющем группам людей разум, формируется прекрасная картина обладания архетипической Крутой Тачкой, на которой им, разумеется, сам черт будет не брат.

— Не, Македонец, они натурально зомби! — зло сказал вернувшийся Сеня. — Я его освободить пытаюсь, а он чуть ли не кусаться лезет. А ну как это через укус передается?

— Меньше кино смотри, — рассеянно ответил я, не выпуская из виду группу дезертиров. Как я и думал — они сменили направление движения, разделившись и обходя нас с двух сторон. Петр, оценив ситуацию, быстро прикрутил домкрат обратно и нырнул в кабину. Это их простимулировало — они явно решили, что мы сейчас смоемся.

В стае обезьян всегда есть альфа-самец. В группе мудаков его место занимает альфа-мудак. Чтобы удерживать свою альфа-позицию, ему всегда приходится демонстрировать мудаковатость, несколько превышающую средний уровень в популяции, но у данного экземпляра она явно имела концентрацию, несовместимую с жизнью. Расстегнутая до пупа камуфляжная куртка открывала вместо положенной к полевой форме зеленой майки матросский тельник, поверх которого болтался автоматный патрон на цепочке. Сильны в народе архетипы «революционных матросиков» и прочей «мамы-анархии»… Форменное кепи заломлено на затылок, рукава закатаны, открывая модные татуировки — и кривая гопницкая ухмылочка предвкушения расправы. Он направился прямиком к нам, и каждый сделанный шаг уменьшал его и без того незначительные шансы на выживание. Я не собирался с ним общаться, я смотрел только, возьмется ли он за автомат. Он не успел.

Точку в его недолгой карьере начинающего атамана внезапно поставила рыжая — перечеркнув короткой очередью из «Кедра» полосатость тельняшечки. Альфа-мудак еще заваливался на землю с изумленным лицом, когда я сделал три быстрых выстрела. В лоб, в лоб, в ухо — этот повернулся, снимая с плеча автомат. Все, вооруженных среди них не осталось, а безоружные остановились. Но рыжая-то какова — высунулась, пальнула, и села, как ни в чем не бывало, лицом не дрогнув. Резкая дама.

Я было счел, что конфликт исчерпан — необстрелянные срочники сгрудились в кучу, потрясенно глядя на трупы своих лидеров, но тут я своими глазами увидел, как люди превращаются в аффекторов — ближний к нам солдат, только что, борясь с тошнотой, глядевший на расползающееся из под головы убитого кровавое пятно, поднял голову. В глазах его было пусто, рот перекосился звериным оскалом, руки дернулись хватающим жестом…

Бздым! Пистолет лязгнул затвором и выплюнул пустую гильзу. Говорят, это заразно, так что профилактика — лучшее лечение. А также санитарно-карантинные мероприятия — я перевел взгляд на оставшихся дезертиров, но они уже сосредоточенно драпали за ближайший угол. Ну и черт с ними.

— Автоматы я приберу, нечего им тут валяться… — хозяйственно сказал Сеня, ворочая трупы в поисках патронов. — Тьфу, лохи и чмошники — по рожку на ствол всего!

— В салон не тащи, кинь в багажник, — сказал я ему. Нам эти потертые «калаши» ни на кой черт не сдались, но не бросать же, действительно? Мало ли, кто подберет…

В салоне бледная девица рыдала в три ручья, размазывая по физиономии густой черный макияж. Это придало ей вид полинявшей при стирке панды.

— Уймись, — сказал я ей сердито. — Не мы такие — жизнь такая.

— Это я винова-а-ата! — залилась она слезами пуще прежнего.

— Да ну нафиг, — отмахнулся я. — Они тебя даже не видели, стекла тонированы. Им машина понравилась, а не твои тощие прелести.

— Вы не понима-а-аете! — продолжала рыдать девица. — Это все из-за меня! Все вот это!

— Сдается мне, девочка, — мягко сказал я, собрав все скудно отпущенное мне природой терпение. — Ты несколько преувеличиваешь свою значимость в Мироздании. Из-за тебя максимум одноклассники друг другу фингал могли поставить, да и то вряд ли.

— Да щас! — заржал Сеня. — Какие фингалы! Нынешняя школота максимум во вконтактике друг друга забанит.

Я выдал рыдающей барышне упаковку салфеток и этим ограничился. Утешение плачущих детей — не моя сильная сторона. Своими не обзавелся, а Сеня не давал повода. Думаю, даже когда акушерка шлепнула его, новорожденного, по заднице, он не заплакал, а выругался и постарался ее укусить.

— Поехали, поехали нахуй отсюда! — нервно подпрыгивал на сидении Петр. — Пока еще какая-нибудь хуеверть не началась.

Над соседним кварталом низко прошло звено ударных вертолетов. Меня звук вертолетных роторов с некоторых пор сильно нервирует — рука сама ищет тубус «Иглы»19. Не жду я от них ничего хорошего. И действительно — «вух-вух-вух» стартующих с пилонов НУРСов и последующая серия взрывов намекнули, что не просто так они тут топливо жгут.

— Да, давай по возможности дворами, — скомандовал я. — Не выезжая на широкие улицы.

Черт его знает, по кому они там шарашат, не попасть бы под раздачу ненароком.

Дворами оказалось ехать тяжело — у нас они давно превратились в поле боя необъявленной войны пешеходных горожан с автомобилистами. Первые вкапывали в проездах столбы и перегораживали арки плитами, вторые бросали машины там, куда смогли через эти надолбы прорваться. В результате массивный внедорожник то продирался между припаркованными машинами, отрывая зеркала, то лез напролом газонами. Петр матерился вполголоса, но не затыкаясь, поражая богатством метафор. На удивление — подземный толчок этот район почти не затронул, немного битого стекла не в счет. Несколько раз на нас кидались одиночные аффекторы, то пытающиеся остановить машину руками, то швыряющие куски кирпича. Мы не обращали на них внимания, стараясь проехать квартал пятиэтажек и вырваться в более широкие проезды новостроек, пока окончательно не стемнело. Вечер накатывался на город на редкость кровавым закатом — низкое солнце красиво подсвечивало дымы пожаров и висящую до сих пор в воздухе пыль. Небо выглядело отличным фоном для зрелищного высокобюджетного голливудского апокалипсиса.

За бортом хрюкнуло, зашипело, и неестественный голос сказал: «…манию жителей! Штаб гражданск…» Зашипело и смолкло.

— О, объявляют что-то! — вскинулся Сеня.

Петр притормозил и открыл окно, однако система оповещения только всхрапнула, хрюкнула пару раз и заткнулась.

— Слушай, а радио у тебя работает? — осенило меня. — Должны же дублировать по ФМ…

Петр включил магнитолу и уже на третьем канале поймал вполне разборчивое:

— …покинуть город! Оставайтесь дома, помогайте соседям, создайте запасы воды! Карантинные службы имеют приказ стрелять без предупреждения! Организуйте домовые комитеты, пресекайте беспорядки, ожидайте команды врачей и спасателей! Мародерство будет наказываться по всей строгости военного положения!…

— Карантинные, блядь, команды, в жопу их через гланды проебись мелким пропиздом… — злобно прокомментировал Петр. — Вот как эти мудацкие пиздопляски теперь называются!

— Это «команды врачей и спасателей» с «крокодилов» ракетами по проспекту хуячат? — поддержал его Сеня. — Ну усраться теперь…

Радио зашипело, передача прервалась, но через некоторое время возобновилась, постоянно прерываемое помехами:

— …Использованное террористами биологическое оружие… …необходимые карантинные меры… …понимание. Ситуация под контролем…

Валить-валить-валить отсюда! Оставленный на произвол судьбы город быстро становится очень некомфортным местом для жизни даже без «аффекторов», а уж с ними…

Дверь подъезда неожиданно оказалась заперта. Я удивился — кодовый замок-то на ней давно стоял, но вечно был сломан, скидываться на его ремонт жители не хотели, так что так и жили — нараспашку летом и накидывая на кривой гвоздь спертую откуда-то пружину зимой. Я несколько раз сильно пнул оббитое жестью деревянное полотно.

— Кто там ломится? — послышалась недовольное сверху. Из окошка над подъездным козырьком торчала физиономия все того же соседа с третьего этажа. Фингалы его налились красивой лиловой побежалостью, нос распух в крупную сливу, губы пельменями…

— Ну и какого хуя? — поинтересовался я у него.

— А, это ты… — огорченно сказал сосед. — А я думал тебя уже…

Не договорив, он исчез из окна и вскоре дверь открылась.

— Проходи, — сказал он, стараясь на меня не смотреть. — Извини, что утром так… Не знаю, нашло что-то. А тебя тут искали…

— Я в курсе, — коротко ответил я и придержал дверь. — Сеня, бери женщин и веди наверх.

— Давайте быстрей, — поторопил Сеня рыжую, которая все это время демонстрировала чудеса невозмутимости, и галантно подал руку заплаканной девице. Та руку отвергла и вылезла гордо и самостоятельно, хотя и несколько неизящно, по причине высокой машины и небольшого роста.

Сосед было дернулся протестовать, но, увидев свисающую с плеча рыжей винтовку, сразу передумал. Только пробурчал что-то на тему, что «дом не резиновый», но настолько себе под нос, что я решил проигнорировать.

Петр вылез из машины и пошел за ними, но я остановил его жестом.

— А ты куда?

— Возьми меня с собой, Македонец! — умоляюще сказал он. — Здесь же пиздец полный!

— А нахрен ты нам сдался? — откровенно спросил я. — Какой нам с тебя прок? Ты же всех продал, и нас продашь при первой оказии.

— И куда мне теперь? — тихо и растерянно спросил он.

— Да куда хочешь. Автоматы в багажнике забирай, нам они не нужны. Пользоваться, небось, умеешь, не пропадешь.

— Но…

— Все, прощай.

Я закрыл дверь подъезда у него перед носом, задвинул наспех приколоченную к ней здоровенную щеколду и поднялся в квартиру.

— Извините дамы, — расшаркивался там Сеня, — чаю не предлагаю, потому что нет нихрена, все уже на базе. Там и попьем. А теперь приглашаю всех в сортир!

— Я не хочу, спасибо, — удивленно ответила девица.

— А придется… — продолжал веселиться этот шутник.

— Сеня, перестань… Как это у вас называется? Троллить ребенка перестань.

— Я не ребенок! — тут же откликнулась девочка. Какие они предсказуемые…

— Ладно, ладно! — угомонился Сеня. — У нас там кросс-локус… ну, точка перехода то есть. Сейчас мы отряхнем прах этого мира с наших ног!

Эх, молодость, молодость… Одна баба на всю башку отмороженная и слишком для него взрослая, другая — вообще несчастный ребёнок, но, при виде двух самок, хвост распускается как бы сам собой. Не может Сеня не повыпендриваться.

Я оглядел квартиру, в которой после утреннего обыска все было вывернуто наизнанку и выпотрошено на пол — нет, вроде ничего больше отсюда не нужно. Убирать тем более глупо — больше мы сюда не вернемся. Прислушался к себе — нет ли ностальгических чувств? Ничего не обнаружил. Устал, зол, жрать хочется… Никто мне тут не дорог, никого не жалко. Нехороший я человек, недобрый.

Зашли в туалет — девица затравленно озиралась, то ли ожидая, что мы ее сейчас группово изнасилуем в душе, то ли еще чего себе дурацкого надумав, но зашла безропотно. Рыжая продолжала действовать с невозмутимым лицом индейского вождя, но к самой идее перехода относилась, кажется, положительно. Я выключил свет, Сеня закрыл дверь и засопел, сосредотачиваясь. Минута, две…

Сеня распахнул дверь — за ней был все тот же коридор моей старой хрущевки.

— Не работает, — констатировал он очевидное.

— В смысле? Перегруз?

— Нет. Такое ощущение, что я тут и не ходил никогда. Ну, или вообще — ходить некуда. Как в стену уперся.

— Может на той стороне проблема? — ляпнул я первое, что пришло в голову. — Пришли толпой единороги, повалили сортир…

Сеня задумался.

— Не похоже… — с сожалением сказал он. — Я как будто чувствую, что конечный пункт на месте, но что-то не пускает.

— Может тебе еще раз попробовать одному, без балласта? Если не на базу, то хоть куда-нибудь…

— Да, пожалуй… — ответил он неуверенно. Зашел в сортир и закрылся.

— Нет прохода? — впервые за долгое время открыла рот Лена. Я аж вздрогнул — привык, что она все время молчит.

— Какой-то сбой, — пояснил я.

— Не сбой. Изоляция, — ответила она так же спокойно. — Срез блокирован.

— И когда разблокируется?

— Никогда. Коллапс.

Отличная перспектива, чего уж там.

— Теперь все умрут, да? — звенящим от трагизма голосом произнесла девица.

— Все когда-нибудь умрут, — пожал я плечами рассеянно, прокручивая в голове варианты. Если не выходит пока — будем считать, что «пока», — свалить из среза, надо валить из города и срочно. На каком расстоянии от окраин они там стену строили?

— Это все из-за меня, все! — зарыдала она снова.

— Умыться бы тебе… — посмотрел я на потеки туши на ее лице. — Ах, да, там же Сеня…

— Я всё, — сказал Сеня, выходя. — Но вы туда не спешите, я там посрал. Чего зря сидеть? Все равно глухо, как в танке. Походу, что-то сломалось. То ли у меня в башке, то ли в Мироздании.

— Тут вот говорят, — кивнул я на Лену, — что срез блокирован, хотя я ума не дам, как это может быть, и что с этим делать…

— А, так это не во мне проблема? — с облегчением вздохнул Сеня. — Это хорошо…

— Это во мне проблема… — всхлипнула распухшим носом девица.

— Да-да, мы уже поняли. Умойся сходи, воплощение Мирового Зла.

— Там насрано, — сказал ей вслед Сеня, но она проигнорировала.

— В голове у нее насрано… — проворчал я тихо. С подростками всегда сложно.

— И воды нет, — добавил Сеня.

Так, уже и воду отключили. Ну, или трубы от толчка полопались. Вряд ли кто-то сейчас побежит их чинить. Валить надо из города, срочно.

— Эй, как там тебя… Ира? Иди, из баклажки солью над тазиком…

Макияж у девицы оказался на удивление стойким, но, все же, пожертвовав последним относительно чистым полотенцем, его удалось смыть. Ну, почти. Некоторый намек на помесь панды с Пьеро в тенях остался, но это ей даже каким-то странным образом шло к пронзительно синим глазам. Главное — манипуляции перед зеркалом отвлекли ее от вселенской скорби.

— У меня есть инструмент… — неожиданно сказала рыжая.

— «Для как»? — не удержался и съязвил я.

— Инструмент. Оборудование. Девайс. Гаджет. Устройство. Средство покинуть заблокированный срез.

— И что же ты молчала? — вскинулся Сеня. — Давай, включай!

— Он не здесь, надо ехать. Забрать, — невозмутимо ответила она.

— Секунду! — сказал я и выскочил в подъезд. С трудом открыл присохшее окно на площадке и выглянул вниз. Перед подъездом все так же стоял «Патриот», на его капоте сидел унылый Петр, перед ним в свете переноски были разложены детали разобранных автоматов.

— Ты что там делаешь? — удивился я.

— Пытаюсь понять, из какой сраным вантузом ебаной жопы они достали такие ушатанные «калаши». Хуем они их чистили что ли? — сказал он грустно. — Из трех один еле собрал, да и тот…

— Небось из учебки, пособие для новобранцев, — предположил я. — Хорошо хоть нехолощеные…

— Наверное… А вы чего еще здесь?

— Концепция изменилась, — ответил я уклончиво. — И у тебя появился шанс.

— Серьезно? — обрадовался Петр. — Вы заберете меня отсюда?

— Если будешь себя хорошо вести!

— Буду! Говно вопрос! Что угодно, шеф!

— Заводи, сейчас спустимся.

— Где твое оборудование? — спросил я у Лены, вернувшись в квартиру. — В городе, я надеюсь?

Она назвала адрес, который мне ничего не сказал — я не большой знаток локальной географии, — но Сеня закивал понимающе:

— Это почти в центре, ближе к северу. По прямой километров пять, но на машине приходится объезжать через виадук.

— Тогда погнали, машина подана, — поторопил их я.

Ночной город был пуст, фонари не горели, машины не ездили, но по переулкам тот тут, то там шныряли какие-то робкие тени. Тени передвигались с коробками в руках и от света фар разбегались по кустам, как тараканы.

— Начали потихоньку магазины зачищать? — спросил Сеня, вглядываясь в темноту. — Долго тянули…

— В темноте не так ссыкотно, — пояснил Петр. — Кстати, как у нас насчет пожрать?

— Никак, — мрачно ответил я. — Мы тут задерживаться не планировали…

— Тогда может и нам?.. Ну, слегка подержать за теплое вымя розничный бизнес?

— Давай доедем для начала, — не ответил я ни «да», ни «нет». Черт его знает, что там у рыжей за «оборудование», если оно сходу не заработает, придется как-то решать текущие проблемы за чужой счет. Своего-то нет.

Первая серьезная проблема оказалась на виадуке. Четырехполосный автомобильный мост над железкой был частично обрушен, а частично забит сгоревшей военной техникой.

— Вот по кому вертолеты отработали… — сказал Петр, заворожённо уставившись на груду горелого металла. — Лютый пиздец тут творился…

Судя по направлению, колонна шла на выезд из города. Судя по остаткам техники… Грузовики, из под сгоревших тентов которых торчали остовы аппаратных шкафов, знакомый «Тигр»… Это не сюда ли грузили оборудование? Интересно, «енерал» тут остался или с тем штатским улетел? Кто-то очень серьезно подошел к карантинным мероприятиям…

— Пиздуем в объезд, — сказал Петр, — пока и по нам не въебали. Торчим тут, как залупа с фонариком.

Он решительно свернул в какие-то переулки, и я через пару минут полностью перестал понимать, где мы едем. Стройка-помойка-частный сектор-рельсы-рельсы-рельсы… Машина, сильно раскачиваясь, переваливалась через железнодорожные колеи — скорее всего, это подъездные пути к вокзалу. Тогда то, что догорает справа — сам вокзал… И поезда на его платформах. Кто-то не успел уехать? Весело тут, ничего не скажешь.

Наконец мы закончили блуждать по темным улицам, и Петр объявил:

— Вот, этот двор должен быть, а где дом?

Причудливая карта сейсмических разрушений города оказалась выборочно неласкова к этому кварталу — часть домов осталась целехонька, даже стекла на месте. Но рядом с ними протянулась полоса руин, где из земли торчали огрызки стен, заполненные строительным мусором. И посредине этого апокалипсиса кучей битого кирпича обозначено место, где когда-то стоял искомый дом.

— Это он? — спросил я рыжую в смутной надежде, что Петр привез нас куда-то не туда.

— Да, — просто сказала она и вылезла из машины.

Направившись к руинам, она встала напротив чудом уцелевшей подъездной двери.

— Здесь. В подвале, — она показала рукой.

Неподалеку горел костер, у которого на обломках пыльной мебели сидели, по всей видимости, уцелевшие жители. Разбирать завалы явно никто не планировал.

— Каких-то сто тонн битого кирпича — и мы у цели… — задумчиво сказал подошедший Петр.

— Да там, небось, все в лепешку раздавило… — махнул рукой Сеня.

— Нет. Не раздавило — ответила ему Лена.

— Я же говорю — это все из-за меня, — вставила свою унылую тему и девица. — Пока я с вами, ничего у вас не выйдет…

— Все высказались? — спросил я раздраженно. Денек выдался, мягко говоря, утомительным.

Никто не ответил, и я скомандовал:

— Грузимся в машину и поехали отсюда. До утра в любом случае ничего умного не сообразим, надо выспаться.

— Куда едем? — тоном профессионального «бомбилы» спросил Петр.

— На вашу базу, в промзону — решил я после секундного колебания.

Я видел там воду в бутылях для кулера и всякие сухие продукты в шкафах, да и место само по себе достаточно уединенное. Отдохнем, а там будем думать дальше.

Доехали, как ни странно, без приключений — в промзоне мародерам делать особо нечего, и, хотя я периодически высовывался в окно, прислушиваясь, не рокочет ли над городом винт «ночного охотника»20, но все было тихо и спокойно. Электричество так и не появилось, но в пристройке к гаражу оказался небольшой бензиновый генератор с автостартом, так что даже холодильник не растаял. А главное — вода подавалась собственным насосом и в крохотной душевой на стене висел электрический водогрей. Право на приоритетный расход горячей воды отдали женщинам — и первой в душ убежала девица.

Телевидение не работало, интернета и сотовой связи не было, но Сеня нашел старый советский приемник и отловил на средних волнах новости. Про наш город не было, что характерно, ни слова, но все остальное слушалось как радиопостановка в жанре черной фантастики. Я никогда не следил за тем, что сейчас принято называть «международной политикой», считая, что Гондурас должен беспокоить только тех, кто может его почесать. Поэтому, боюсь, большая часть подробностей была для меня вне контекста, но даже то, что я понял, вызывало оторопь.

Израиль врезал ядерным оружием по Ирану, с целью… я не понял чего. Кажется, просто так, давно ж хотелось. В ответ какие-то вроде бы террористы взорвали в Израиле что-то настолько поганое, что оттуда уже полдня нет вестей. В арабском мире началась резня и ликование, кто-то кого-то спешно душил, пока все отвлеклись, но до них внезапно не стало никому дела. Российский контингент в Сирии срочно грузился на корабли, самолеты дернули на родину своим ходом.

США увлеченно долбали крохотную Северную Корею, с недобрым прищуром поглядывая на соседний Китай. Ко всеобщему удивлению, корейцы оказались крепким орешком — моментально убрали армию в подземные горные укрепрайоны, откуда начали пулять ракетами во всех, до кого они хотя бы теоретически могли долететь. Больше всего досталось, понятно дело, Южной Корее — на их небольшой территории рвануло то ли два, то ли три ядерных боеприпаса, но внезапно прилетело и авианосной группировке США. Чего там и как утопло — мнения расходились, но, вроде бы, целый авианосец «Рональд Рейган» накрыло боеголовкой. Запущенные американцами «Томагавки» чего-то у Кима разнесли, но, судя по всему, пострадало, в основном, мирное население, да и то по большей части тренированно смылось в убежища. Были отмечены пуски в сторону Японии, но, во-первых, непонятно чьи, во-вторых, непонятно с какими последствиями — японцев накрыло таким цунами, что на этом фоне любая антропогенная атака просто потерялась.

В сторону Китая корейцы демонстративно даже не пукнули, так что там обошлись всеобщей мобилизацией, военным положением и развёртыванием всего, что развертывалось, под призывы к США прекратить это безобразие и очень серьёзным предупреждением насчет приближения их армад к китайским берегам. Произошли какие-то воздушные инциденты, кто-то кого-то сбил, но АУГ они из своих вод выдавили, чудом не доведя ситуацию до морского боя.

В США произошла серия мощных землетрясений. Ну, то есть, они, похоже, много где произошли — но только от США осталось достаточно, чтобы сообщить миру об этом. Американцы обвинили Россию в использовании тектонического оружия против гражданского населения, русские недоуменно переглянулись: «А что, у нас такое есть?» Но весь «цивилизованный мир» (то есть, в основном, Англия), привыкший обвинять русских во всех неприятностях, даже не усомнился и призвал НАТО немедленно отомстить. Американцы, занятые Кореей, сказали: «Да-да, сейчас, мы скоро, начинайте без нас!» — и отправили несколько эсминцев в Черное море, куда их попыталась не пустить через Босфор Турция, в которой прошла череда терактов. На этом фоне туркам нафиг не вперлась еще и эта войнушка под боком. Что там дальше происходило не очень понятно — то ли эсминцы прорвались через Босфор и их утопили русские, вмазав «Бастионами»21 из Крыма, то ли не прорвались и куда-то потом сами делись.

Поляки, расслышав в происходящем долгожданную команду «фас» ломанулись на Калининград, откуда получили такую ответку, что никто даже не мог точно сказать, что именно с ними стало, и, внезапно, на Украину, где без малейшего сопротивления отжали «исконно польские земли». Где эти земли заканчиваются, поляки на конец дня еще не определились, но продолжали на всякий случай двигаться в сторону Киева.

Киев попытался под шумок порешать свои проблемы с отделившимися территориями, но с другой стороны тоже решили, что стесняться больше незачем, и далее ситуация покрыта мраком, потому что вечеру всем стало не до Украины и что там творится в ночи — знает один гоголевский чорт.

Прибалтика билась в истерике, что ее сейчас завоюют, но, как она не убивалась, а желающих все равно не нашлось. ЕС внезапно обнаружил на своей территории пандемию какой-то необычайно вирулентной и очень летальной африканской болезни, отчего буквально за полдня ушел в полный разнос — Германия моментально отгородилась хорошо вооруженными карантинными кордонами, массово выпихивая за них всех арабских беженцев. Население, считавшее их разносчиками заразы, нетолерантно аплодировало и записывалось в национальное ополчение. «Хорст Вессель» еще не звучал, но и ночь только начиналась.

Румыны закрыли границы и сказали, что встретят любых беженцев пулеметами, заодно заявив о своем протекторате над Молдавией и Галицией. Правда, никаких войск никуда не ввели — то ли не успели, то ли решили, что и так сойдет.

Французы хотели последовать примеру немцев, но не осилили — беженцы отказались выдворяться, устроив им натуральный всефранцузский погром. К вечеру связь с французским правительством была потеряна и там, кажется, воцарился хаос.

Швейцарцы, сказав «а мы вас предупреждали!» заперлись в своих горах и сидели там молча. Что творится во всяких Испаниях, Италиях и Грециях всем вообще было насрать — про них в новостях ничего не сказали. Так же не было вестей из Южной Америки и Австралии — то ли связь пропала, то ли всем похуй.

Были и хорошие новости — ни одна МБР пока не стартовала. Но у меня сложилось мрачное ощущение, что это вопрос ближайших дней, если не часов.

— Вот это замес! — растерянно выразил наше общее мнение Сеня, когда новостной блок закончился. Он длился почти час — успела заново нагреться в бойлере горячая вода, полностью вылитая на себя девицей, потом быстро приняла душ Лена, которую, кажется, новости не заинтересовали. Пришла очередь мужской части, но мы никак не могли разойтись, переживая услышанное.

— Нет, вы как хотите, а надо срочно въебать грамм по сто — решительно сказал наконец Петр. — Тут есть заначка…

Он достал из шкафа какой-то коньяк. Я решил, что почему бы и нет. Сеня отказался, но он вообще не пьет. Лена отказываться не стала, но понюхала стакан с недоумением и поставила обратно на стол. Девице по малолетству не предложили, но она храбро схватила стакан Лены и решительно вылила его в себя, убежав затем с выпученными глазами в сортир.

После этого уже ничего не оставалось, как просто лечь спать. Это был действительно длинный день…

Зеленый

— Помочь тебе могут только в Коммуне. Мы ведь тоже «люди без города»… И вот еще один момент…

Рыжая как будто спохватилась, вспомнив что-то.

— Марина, когда пришла в себя, сообщила, что видела у тебя кое-какое наше оборудование…

— У меня тут много всякого хлама валяется, — не стал я спорить, но здорово напрягся. Мне нравятся рыжие, и конкретно эта весьма симпатичная, но доверием я к ней не проникся.

Вообще, эта компания из Коммуны — как их называть-то? Коммунисты? Коммунары? Коммунальцы? — произвела на меня довольно противоречивое впечатление. Явившись на мою территорию без приглашения, они сразу начали качать права, требовать себе Андрея, и намекать на «Раскоряку». Нет, может они и на светлой стороне силы, но мне это как-то по большому счету пофиг. Мне жену спасать надо.

Артем, мне кажется, ничего в этой троице не решает, вояка сильно себе на уме, а уж рыжая барышня… Или не барышня? Мне никак не удавалось понять ее возраст, даже приблизительно. То улыбнется, голову повернет — очарование юности! То вдруг хочется закричать: «Жги старую ведьму!» На месте этого Артема я бы на всякий случай держал осиновый кол под кроватью.

— Так вот, об оборудовании… — снова начала рыжая, увидев, что я отвлекся.

— Э… — протянул я, пытаясь припомнить, как она представилась. Я еще находился, мягко говоря, в расстроенных чувствах, и не вполне осознавал случившееся. Не каждый день, знаете ли, весь твой мир летит в жопу.

— Ольга, — напомнила женщина. — А вас как звать? Мы, кажется, так и не представились…

— Зовите меня… да хоть Зеленым, — моя информационная паранойя была при мне.

— Кличка? — удивилась рыжая.

— Скорее, позывной. Так вот, Ольга… Давайте определимся. Лично я ничего у вас не брал, ничем не одалживался, вижу вас в первый раз и не считаю себя обязанными каким-либо образом вам помогать, в том числе отдавать вам что-то, что я привык считать своим — будь то предметы или люди.

— Даже так? — женщина смотрела на меня как дворовый хулиган на пионера. Кажется, моя позиция ее скорее забавляла. Прислушивающийся к нашему разговору Ингвар показал мне из-за ее спины большой палец.

— Именно так. Я устал, у меня был самый хуевый день в моей жизни, и у меня нет сил разводить политесы и прочие муде по воде. Давайте все скажем друг другу прямо, — я совершенно не лукавил, я действительно чувствовал себя так, как будто разгрузил вагон с говном. Первый, в бесконечном составе предназначенных к разгрузке.

— Хорошо, уважаемый… э… Зеленый, ценю вашу прямоту, — ловко поймала мой тон Ольга. Ей бы в тренеры по НЛП податься, неплохо бы заработала. — У вас в подвале есть одно любопытно помещение, и там, на казенной вешалке с инвентарным номером висит казенный же защитный костюм. Он нам очень нужен. На возвращении вешалки я, впрочем, не настаиваю…

Когда в нашем «каминном зале» собрались все заинтересованные лица — отсутствовала только жена Йози, Криспи и дети, — он перестал казаться таким уж большим. Так что наш разговор ни в малейшей степени не был приватным — мы с Ольгой моментально оказались в фокусе общего внимания. Трое на трое — я, Ингвар и Йози против троих пришельцев. Андрей входил в пакет спорного имущества и права голоса не имел.

Мне хотелось выпить, потом выспаться, потом понять, как со всем эти жить дальше, и только тогда заниматься переговорами. Но рыжая была полна решимости меня додавить, а на помощь мне что-то никто не спешил.

— Да, такой предмет интерьера имеется, — не стал я спорить. — Я про вешалку. Возможно, на ней даже что-то висит. Тем не менее, я не чувствую ни малейшего желания отдавать вам даже вешалку, а уж тем более костюм.

— Зачем он вам? — ненатурально удивилась Ольга. — Источника энергии у вас нет, без него он годится только для маскарада… Или?..

Она внимательно следила за моей реакцией, а я и в лучшей форме не бог весть какой интриган. В покер играть мне лучше не садиться. Сейчас же, когда я был полностью выбит из колеи, меня мог обвести вокруг пальца даже младенец.

— Значит, все-таки есть… — удовлетворенно кивнула Ольга. — Ну что же, я всегда говорила, что торговля акками когда-нибудь выйдет нам боком. И, тем не менее — зачем он вам? Это достаточно специфическое оборудование, требующее определённых навыков от оператора, а главное — совершенно не нужное в обычной жизни. Вы, уважаемый Зеленый, действительно хотите стать ключевым игроком в той игре, которая сейчас разворачивается в Мультиверсуме? Вы, уж простите покорно, ничуть не похожи на авантюриста с амбициями, как наш старый приятель Андираос…

— Кто бы говорил про амбиции! — отозвался Андрей откуда-то сзади. Его судьба по-прежнему оставалась под вопросом, но он, похоже, ничуть не стремился ее облегчить. — Не отдавай им ничего, Зеленый! Насрать им на тебя и твою жену. Заберут и забудут. Эта рыжая — первостатейная су…

Сзади послушался смачный звук увесистого пиздюля. Я обернулся — Артема уже оттаскивали от слетевшего со стула Андрея. Надо же, такой с виду приличный человек, лицо доброе, на учителя похож, а вот так сразу — и с правой в табло. До чего людей жизнь доводит… Впрочем, я согласен сразу с обоими — и что рыжая тот еще цветочек, и что Андрею в табло зарядить стоило. Я сам давно примериваюсь.

— Видите ли, Ольга, — сказал я устало, когда все успокоились и расселись по местам, — я очень надеюсь, что этот костюм поможет мне добраться до жены. Я даже не буду вас спрашивать, возможно ли это, потому что ваш ответ не имеет значения. Если вы скажете «да» — то это ничего не изменит, а если «нет» — я вам не поверю. Я в любом случае собираюсь попробовать, и лучше бы вам не пытаться мне помешать.

— Вы настолько уверены в себе? — не унималась барышня. — Вы осознаете последствия?

— Давайте вы не будете мне угрожать? — поморщился я. — Это непродуктивно. Я очень мирный человек. Как вы правильно заметили — не авантюрист и без амбиций. Но если вы выйдете из башни, пройдете к берегу и посмотрите налево, то на пригорке увидите несколько свежих холмиков. У меня в последнее время очень нервная жизнь, и мозоли от лопаты еще не зажили.

— Теперь вы мне угрожаете? — удивилась Ольга. — Вы хорошо все взвесили?

Я подумал, что если она хотя бы намекнет на то, что «у тебя же ребенок, с ним может что-нибудь случиться» — то все выжившие побегут умываться от ее мозгов. Да, у меня уже всерьез ехала крыша и я очень, очень, просто смертельно устал. И пистолет у меня уже лежал в кармане жилетки. В упор-то не промахнусь, поди. И будь что будет. А если мне не повезет, то хрен они чего получат — я закрыл дверь в то помещение и ключ спрятал.

— Оль, ты не права, — мягко остановил ее спутник.

— Да идите вы все… — она неожиданно резко оборвала разговор, встала и пошла к столу, где Йози как раз расставлял разнокалиберные дачные чашки для чаепития.

— У нас тоже был не лучший день, простите ее, — сказал он примирительно. — Я Артем, мультиверс-оператор нашей группы.

— Это нечто вроде проводника? — спросил я без особого интереса.

— Ну… — он замялся, — можно сказать и так. Хотя принцип немного другой. Я вряд ли открою ваш проход, а вы, скорее всего, не сможете воспользоваться репер-резонансом. Я думаю, мы сможем договориться.

— О чем нам договариваться? — безнадежно спросил я. Голова трещала и перед глазами слегка плыло — адреналин перегорел и стрессы сегодняшнего дня брали свое. — Вы хотите забрать то, что я не хочу отдавать. Почва для переговоров так себе…

— Вы, уважаемый… Зеленый, да?

— Хорошо, что не Синий… — хмыкнул сзади второй спутник барышни, и мой собеседник поморщился.

— Так вот, — продолжил он, — насколько я понял, вам нужен не костюм. Вам нужно спасти жену. Я прав?

— Да, — коротко ответил я.

— То есть, в обмен на ее спасение, вы готовы его отдать?

— Безусловно. Но никаких «сначала костюм», даже не начинайте.

— Твою мать, Зеленый! — закричал задвинутый в угол Андрей. — Ты соображаешь, что отдаешь? Хотя бы выслушай меня сначала! Все бабы всех срезов того не стоят!

— Ты вроде уже получил сегодня по рылу? — удивился я.

— Насрать! Гони этих коммуниздов нахуй, отдай мне костюм, и я тебе притащу жену — хочешь эту, хочешь любую другую, на выбор. Ты знаешь, я держу слово!

— Ингвар, пусть он заткнется, — сказал я мрачно. Вставать и идти бить ему лицо сил не было.

— К нам в открытое окошко,

Залетела мандовошка.

По ебалу тут немножко,

Щас отхватит эта крошка… — неласково продекламировал бывший пират, глядя на Андрея.

— Молчу-молчу, — сказал тот и заткнулся. Видимо, Ингвар уже успел продемонстрировать ему свою серьезность.

— Давайте я расскажу, как я это вижу? — предложил Артем.

— Валяйте, — согласился я без особого энтузиазма.

— Костюм вам нужен, чтобы проникнуть в закрытый срез. Пользоваться им, я полагаю, вы не умеете. Просто потому что никто этого толком не умеет. Возможно — подчеркну, — возможно, вам удастся его освоить методом тыка. Но это может занять неизвестное количество времени или вообще закончиться плохо — оборудование экспериментальное, насколько оно стабильно в работе — неизвестно. Провалитесь неизвестно куда, застрянете — и кто спасет вашу жену?

— Не надо давить на эмоции, — отозвался я вяло. — Я пока не слышал ваших предложений.

— А что, если срез заблокирован только от вашего способа перемещения? Может быть, в закрытый срез нельзя попасть только через кросс-локусы? Оль, может быть такое?

— Без понятия, — ответила рыжая, не оборачиваясь. В руке у нее была чашка чая и печенье. — Никто, разумеется, не пробовал.

— Почему? — спросил я автоматически.

Она обернулась и окинула меня презрительным взглядом:

— Потому, что если мы можем в него попасть, то как мы узнаем, что он закрытый? А если не можем — то как мы узнаем, что он есть?

— Ну да, логично, — ответил ей Артем.

— Так что, если мы доставим вас туда, поможем найти жену и выбраться, — обратился он уже ко мне, — вы отдадите нам костюм? Ведь остальные его возможности вас не интересуют?

— И Андираос в эту сделку входит! — жестко добавила Ольга. — Он наш!

— Какого хуя! — начал было Андрей, но Ингвар пнул его по щиколотке и он, зашипев от боли, замолчал.

— Черт с ним, — сказал я, подумав. Мне не особо хотелось его отдавать, но выход из среза у меня теперь есть, а дальше как-нибудь сами разберемся. Я слишком устал. Пусть вернут мне жену и проваливают в свои бездны.

Ингвар посмотрел на меня с большим неодобрением, но ничего не сказал. Вот ведь жопа какая! Я ведь по сравнению с ним не переговорщик, а чебурашка плюшевый. Какого хуя вообще все свалили на меня? Я вам тут что, главный? Я огляделся — все смотрели на меня. Как на главного. Вот блядь. А я так устал…

— Как скоро мы можем проверить ваш метод? — спросил я.

— Зависит от… А впрочем… — Артем достал из кожаной офицерской планшетки какое-то плоское устройство и плотно взялся за него обоими руками. — Оль, какой код репера?

Рыжая покосилась на своего кавалера, как мне показалось, с неодобрением, но все же нехотя ответила:

— «А-один», несложно ж догадаться.

— Желтый? — с удивлением спросил тот.

— Там не все нам рады, — пожала плечами она.

Артем повозил руками по устройству и через некоторое время сказал:

— Через два зеленых, один, правда, транзитный…

— И что это должно значить, черт побери? — голова болела все сильнее.

— Нужно будет пройти пару срезов, чтобы добраться. Проблем не ожидается, но время займет. Может пару часов, может побольше…

— Тогда мне надо отдохнуть, а то я сейчас сдохну. Да и время уже позднее… Йози, пойдем, попросишь Катерину как-то расположить гостей на ночлег.

Мы вышли во двор и я, схватив его за плечо, тихо прошептал:

— Ни слова никому про то, что на Раскоряке тоже стоит защита. И вообще — отгони ее куда-нибудь с глаз долой. Понял?

Йози кивнул, и мы пошли к берегу, где Катерина уже сгоняла детей мыться и спать — за разговорами уже стало темнеть. Машка радостно побежала мне навстречу и стала рассказывать, какой хороший у нас котик, как он везде залез и все обнюхал, как она насыпала корм ему в мисочку, и он им смешно хрустел.

— Папа, а ты знаешь, что котиков нельзя гладить, когда они кушают?

— Знаю, милая. Даже меня лучше не трогать, когда я кушаю…

Я внезапно вспомнил, что не жрал с утра. Неудивительно, что голова разболелась. Взял Мелкую на руки и понес в башню — купать, кормить и спать. От нее приятно пахло морем, солнцем и карамелькой.

Когда начал укладывать, Машка загрустила:

— Мама завтра вернется?

— Не знаю, моя хорошая, может и не завтра. Но вернется обязательно.

— Я хочу к маме… — и губки надула, и первые слезинки уже блестят в больших небесно-голубых — маминых — глазах.

— Я тоже, милая, я тоже…

Уснули в обнимку, и, хотя Мелкая во сне зверски пинается, мне было все равно. Наконец-то этот день закончился. Самый поганый день в моей жизни.

День четвертый

Артем

Артем проснулся рано и, когда вышел в общий зал с камином, только начало светать. Там сидел один из здешних обитателей — широкоплечий русоволосый мужчина лет сорока, который вчера представился каким-то скандинавским именем. Он развел большом в камине крошечный костерок из щепок и варил на нем кофе в турке.

— Вот, видишь, по-походному… — откровенно зевнул он. — Неохота вниз к плите тащиться… Тебе сварить?

— Да, если несложно, — Артем внезапно догадался, что местные дежурили тут всю ночь, вероятно по очереди. Не доверяют. Поэтому и кофе варит в камине — не хотел оставлять пост.

— Где тут можно умыться? — спросил он.

— Санузел внизу, через кухню, но можно и в море искупаться, — снова зевнул мужчина. — Вода отличная.

Артем последовал его совету и, спустившись по небольшой лестнице, вышел из башни во внутренний двор. Здание представляло собой в плане подкову, и прямо от двери открывался отличный вид на море. Он побрел к пляжу, оглядываясь. Место было изумительно красивым — подсвеченная утренним розовым солнцем поверхность спокойной воды, песчаный берег, к которому спускались широкие каменные ступени короткой лестницы, небольшой, заросший кустарником островок, напротив полукруглой бухточки с белым песчаным пляжем, ровная линия леса чуть в отдалении…

«Хорошо здесь», — подумал Артем и, раздевшись, полез купаться. Вода действительно оказалась отличной. Он стал припоминать, когда последний раз купался в море — и не вспомнил. В Коммуне моря не было, а жизнь до нее представлялась теперь чем-то вроде смутного сна. Когда наплескался и вылез на берег, к пляжу спустилась Ольга. Лицо ее было сумрачно и задумчиво.

— Ты был у них внизу? — спросила она сходу.

— И тебе доброе утро, — ответил Артем. — Нет, решил не создавать очередь в душ и искупаться в море.

— У них там… Интересная штука у них. Но главное — помещение, где хранится костюм, закрыто, и мой ключ не подходит. Так что придется еще посотрудничать…

Ольга быстро разделась и голая вошла в воду. Артем залюбовался ее фигурой и забыл, что хотел спросить. Вспомнил, когда они уже возвращались в башню.

— Оль, а ты всерьез хотела спереть костюм и смыться?

— Да, — твердо ответила она, — это было бы наилучшим выходом для всех.

— Для всех? — Артем остановился.

— Да, именно, — Ольга тоже встала на тропинке и посмотрела ему в глаза. — Так бы точно никто не пострадал. А твоя доброта еще может выйти им боком.

Артем ничего не ответил, только головой покачал. «Зато у нее роскошная задница», — подумал он, внутренне усмехнувшись, но, в целом, ситуация ему не очень нравилась. Здешние люди не были злодеями, а Ольга могла действовать очень жестко. Страшно даже подумать, насколько жестко.

— Кофе остывает, — укоризненно сказал им Ингвар. Артем, взбодрившись после купания, вспомнил его имя. Сверху, зевая и потягиваясь, спустилась красивая кареглазая шатенка с длинными волосами.

— Крис, накромсай нам каких-нибудь бутербродов что ли, — попросил ее мужчина. — Если тебе, конечно, не трудно.

— Хорошо, Ингвар, — кивнула девушка и ушла вниз.

Из бокового крыла, куда их устроили ночевать, вышел заспанный Борух.

— Что, уже все встали? — удивился он. — Ладно, я тоже искупаюсь схожу. В отличие от Артема и Ольги, он так и вышел с пулеметом, и с ним же пошел на пляж. Артему, вот, даже в голову не пришло пойти умываться с автоматом. Задумавшись, он понял, что не чувствует опасности от здешних жителей. Скорее уж наоборот — если Ольга не получит, что хочет, это у них могут быть серьезные неприятности.

Девушка принесла бутерброды, все получили свой кофе, вернулся, отжимая мокрую бороду, искупавшийся Борух, спустился со второго этажа хозяин дома — крепкий бородатый мужчина, представившийся вчера нелепым позывным «Зеленый». На его плечах сидела, свесив ноги, голубоглазая блондинка лет пяти. Девочка важно оглядела собравшихся с высоты папиного роста и озабоченно сказала:

— Нам понадобится много чашек…

— Разберемся, милая, не волнуйся, — серьезно ответил ей бородач. — Скажи всем…

— Доброе утро! — звонко крикнула девочка. — А я Маша!

— Здравствуй, Маша, — вежливо сказал Артем. Остальные тоже промычали что-то приветственное, только Ольга даже не повернула в ее сторону головы. Артем увидел, как она поджала губы в досаде. Сразу же взяла в себя в руки и вернула нейтральное выражение лица, но он успел уловить этот момент.

— Пойдем умываться, милая, — нежно сказал Зеленый и пошел с дочкой вниз по лестнице.

— Я хорошо вчера зубы почистила? — донесся оттуда голосок-колокольчик.

— Отлично почистила, лучше всех.

— А они блестели?

— Невозможно смотреть как!

— Я сейчас еще лучше почищу!

Они спустились вниз и их перестало быть слышно.

После завтрака бородатый решительно сказал:

— Ну что, вы готовы? — глядя при этом почему-то персонально на Артема. Тот в свою очередь посмотрел на Ольгу.

— Да, раньше выйдем — раньше вернемся, — неохотно согласилась она. — Хотя лучше бы вы сразу отдали мне костюм…

— Даже не начинайте, — жестко ответил ей Зеленый.

— Пап, эта тетя, что ли, злая? — громко, на всю комнату зашептала девочка, которая как раз доедала утреннюю кашу.

— Нет, милая, — ответил он ей рассеянно, — просто очень хитрожопая…

— Па-а-п! — укоризненно покачала золотыми кудряшками девочка. — Мама говорит, что слово на «ж» не очень хорошее.

— Да и тетя так себе… — буркнул себе под нос бородатый, но вслух громко сказал. — Да, слово не очень удачное. Мама права.

— А ты за мамой собираешься, да? — не унималась его дочка.

— Именно за мамой. Посидишь пока с тетей Катей и Криспи?

— Да, — серьезно кивнула та, — мы пойдем в лес за шишками, а когда вы с мамой вернетесь — растопим настоящий самовар!

— Договорились, — кивнул бородач.

— У нас нет расстояния, только направление… — сказал Артем, выкладывая планшет на пыльный капот УАЗика.

— Надеюсь, оно не в сторону моря? — спросил Зеленый.

— Нет. К счастью, нет, — Артем, сверившись с планшетом, показал рукой примерное направление на ближайший репер. Все посмотрели в ту сторону — рука указывала куда-то за холмы, между морем и лесом.

— Загружайтесь в машину, я сейчас. Только с дочкой попрощаюсь и рюкзак подхвачу, — распорядился бородатый.

— Я с вами! — сказал вышедший из башни Ингвар. На плече его висел стволом вниз помповый дробовик.

— Это не экскурсия! — резко ответила Ольга.

— Именно поэтому, мадам, именно поэтому! — Ингвар широко улыбнулся и кинул небольшой тактический рюкзак в багажник через отстегнутый клапан тента. — Не хочу оставлять нашего друга наедине с вашей компанией. Уж извините!

Он развел руками в примирительном жесте, и под легкой охотничьей курткой обозначилась кобура.

— Ты уверен? — спросил его Зеленый.

— Я стою у ресторана,

Жениться поздно, сдохнуть рано,

Не пойти ли мне в поход,

Может, кто и подберет? — продекламировал Ингвар в ответ.

— Цирк, блядь, какой-то… — тихо сказал себе под нос Борух.

Ольга только пожала плечами:

— Как хотите, пятерых вполне проведем. Так, дорогой? — спросила она Артема, и он понял, что вообще не очень хорошо представляет себе ограничения резонансно-реперного перехода. Вроде бы группы никогда не были больше шести человек, включая оператора. Но было ли это принципиальным пределом — почему-то ни разу не поинтересовался.

— Да, конечно, — ответил он.

Вскоре вернулся Зеленый — с рюкзаком и винтовкой, которая была копией Ольгиной.

— Откуда у вас наше оружие? — насторожилась она.

— Было ваше — стало наше! — отрезал тот. — Что с бою взято — то свято!

Ольга посмотрела мрачно, но развивать тему не стала. Загрузились в УАЗик — Зеленый за руль, Артем спереди, остальные сзади. Железная панель с ручкой, жесткое табуреточное сиденье и полное отсутствие комфорта напомнили ему технику Коммуны.

На ходу было громко, тряско, пахло нагретым маслом, тянуло жаром от моторного отсека и дуло из оконных проемов — верхние части дверей были сняты. Впрочем, ехал УАЗик довольно бодро. Водитель сразу забрал влево, уходя от береговой линии.

— Нам туда, — показал ему рукой Артем.

— Там речка, — громко, перекрикивая двигатель, ответил тот. — Проедем брод и вернемся на курс.

Вскоре действительно доехали до неглубокого брода, куда, окутавшись клубами пара, охотно нырнул автомобиль. Водитель совершил размашистые движения рычагами, в трансмиссии гулко бумкнуло, мотор зарычал громче, и УАЗик, к удивлению Артема, спокойно преодолел реку по пороги в воде.

— Давай направление! — сказал водитель. — Поедем напрямик, по азимуту! Дорога УАЗу не нужна!

Артем, берясь за планшет, заметил про себя, что Зеленый как-то немного оттаял — похоже, что ему просто в удовольствие управлять этой старой машиной. Он заметно наслаждался тем, как уверенно она лезла на покатый берег реки и как легко рванула по целине, подминая стальным бампером высокие травы. В кабине остро запахло цветами и травяным соком.

До репера оказалось не слишком далеко — где-то через час Артем начал его чувствовать, а вскоре решительно указал на появившуюся на горизонте невысокую башню. Местная архитектура не блистала разнообразием — серое цилиндрической строение из идеально пригнанного природного камня довольно сильно напоминало то, из которого они ехали, разве что купол не имел таких ассоциативных форм, а был просто круглым. Правда, двери здесь отсутствовали, помещения были пусты и засыпаны пылью, а в подвале вместо странной установки, которую Артем мельком видел утром, когда ходил смыть с себя морскую соль, было пустое круглое помещение с реперным камнем в центре.

— Торчит, как хуй во лбу, — Ингвар легонько пнул выступающий из каменного пола матовый черный цилиндр. — А что это вообще такое?

— Репер, — ответил ему Артем. — Они находятся в разных срезах, и между ними можно, при некоторых условиях и соответствующих навыках, перемещаться.

— И кто их повсюду натыкал?

— Есть разные версии, — Артем достал планшет и активировал его. — Возможно, это сделали Ушедшие. Говорят, они при помощи реперов сшивали срезы из фрагментов, создавая новые миры. Но есть и предположение, что это просто осколки первичной материи Мироздания, из которой возник нынешний Мультиверсум…

— А ты что думаешь? — Ингвар перешел на «ты» с необыкновенной легкостью.

— Я об этом не думаю, просто пользуюсь, — вздохнув, признал Артем. — Готовы?

— Не знаю, — сказал удивленно Зеленый. — А как надо к этому готовиться?

— Ну, я не знаю… Вещи из машины забрать?

— Вещи со мной, — тряхнул он повешенным на одно плечо рюкзаком. На втором плече висела винтовка. — А машину через эти ваши… как их… репки? Машину нельзя провести?

— Реперы, — поправил его Артем. — Два дня назад я бы уверенно сказал, что это невозможно, но сегодня скажу только, что мы не знаем, как. Людей я чувствую и просто как бы включаю в то… уравнение что ли… В общем, в формулу перехода, которая формируется у меня в голове и планшете. А машину я как почувствую?

— Я бы почувствовал, — тихо сказал Зеленый. — Эту бы точно почувствовал…

— Сам принцип перехода… — начал Артем.

— Меньше болтай, милый, — оборвала его Ольга, и он подумал что да, как-то рано принял попутчиков. Это, наверное, побочное действие от работы м-оператора, который должен включить внутри себя в одну группу всех, кто переходит вместе с ним, иначе они останутся тут. Вот и начинаешь непроизвольно относиться ко всем, как к «своим».

— Двигаю! — сказал он, и мир моргнул.

— Что за нахуй! — заорал Борух, отплевываясь от снежной крупы, которую свирепый ветер зашвырнул ему в открытый рот. — Это же зеленый репер!

— Ну, никто на нас, вроде, и не нападает… — ответила ему Ольга, выбираясь из сугроба. — А за погоду база данных не в ответе.

— Блядь, предупреждать надо! — Зеленый злобно дергал замки рюкзака.

— Мы не знали, — примирительно сказал Артем. Холод был зверский, и ветер, дующий в распадке меж двух холмов как в аэродинамической трубе, только ухудшал ситуацию.

— Холодно зимою,

Маленькой макаке,

Примерзают ручки,

К волосатой сраке… — озвучил Ингвар, щелкая зубами от холода, интересный факт из мира зоологии.

— Давайте, может, валить отсюда? — Зеленый достал из рюкзака свернутый тонкий спальник и быстро в него замотался. — Я к зиме не готов!

— Так сразу не получится, — ответил Артем, пытаясь моментально потерявшими чувствительность руками активировать планшет. — Резонанс репера должен затихнуть, прежде чем…

— Как долго, Тём? — Ольга достала из рюкзака маскировочную накидку снайпера и пыталась заставить ее выполнять абсолютно несвойственные ей функции верхней одежды. Состоящее в основном из дырок и лоскутов полотнище справлялось плохо.

— Минут пятнадцать, — у Артема тоже зуб на зуб не попадал. После теплого морского побережья здешняя лютая зима казалась убийственной.

— Бля буду, Серы… То есть, Зеленый, — твоя дверь в гараже мне больше нравилась! — заявил Ингвар, отгородившийся от ветра тонким полиэтиленовым дождевиком. — Говно эти их реперы…

К моменту, когда резонанс в репере погас, Артему казалось, что у него сейчас под весом планшета отломятся руки, промерзшие до хрустальности. Ресницы склеились от замерших, выбитых ветром слез, и он сдвинул точки каким-то чутьем.

Мир долгожданно моргнул.

— И все на свете хорошо

Цветут ромашки в поле.

Чего-то хочется еще, —

Послать всех на хуй, что ли? — продекламировал Ингвар, пока Артем продирал глаза и пытался понять, жив ли он еще, или тепло вокруг — посмертная иллюзия.

Проморгавшись, он оценил диспозицию — они сидели (стоять ни у кого сил не нашлось) на дне плоской, как тарелка, впадины, напоминающей дно высохшего озерца. Подтверждая эту версию, вокруг потрескавшейся кракелюрами глиняной поверхности, как пучки волос вокруг лысины, торчали унылые будылья желтого сухого камыша. Но здесь, по крайней мере, было тепло. Скорее, даже жарко. Точнее — как понял Артем, когда морозная стылость в теле прошла, а иней, выступивший на стальных деталях автомата растаял, — очень, очень жарко.

— Хрен редьки длиннее, но тоньше… — прокомментировал погоду Борух. — То яйца звенели, теперь, того и гляди, сварятся.

— Тём, не тупи, — раздраженно сказала Ольга. — Это же транзит? Давай направление на выходной репер и пошли, пока тепловым ударом не накрыло.

Артем вздохнул и активировал планшет. Сориентировал его по встроенному в офицерскую сумку компасу:

— Юго-юго запад.

— А расстояние эта штука не сообщает? — поинтересовался Зеленый

— Нет, только если триангуляцией вычислить. Но обычно быстрее просто по азимуту идти.

— А если это в тысяче километров?

— Тогда нам не повезло, — Артем пожал плечами. — Обычно все же они достаточно близко друг к другу. Хотя, возможно, это и не закон физики. У Коммуны не так много ресурсов, чтобы всерьез исследовать…

— Тём, не трынди! — оборвала его Ольга.

Артем обиделся и замолчал, Зеленый и Ингвар понимающе переглянулись. «Что бы вы себе ни подумали, — мысленно сказал Артем, — хрен вы угадали». Хотя где-то в глубине души он и сам иногда думал что-то такое, не очень для себя лестное.

Выбравшись из котловины и оставив за спиной косо торчащую из бывшего дна черную колонну репера, они увидели, что находятся на острове посередине того, что раньше было рекой. Это явно была крупная водная артерия. Центральный пролет циклопического моста, соединявшего весьма отдаленные друг от друга берега, был поднят очень высоко над уровнем отсутствующей воды, скорее всего, для прохода речных судов. Этот уровень хорошо различался по темной полосе, оставшейся на огромных бетонных опорах, надежно укоренившихся на сухом дне.

— Ну, хотя бы лодка нам не понадобится, — скептически сказал Зеленый.

Они сошли с возвышения, которое раньше было берегом острова и пошли туда, куда указал, сверившись с компасом, Артем. То есть, под острым углом к руслу, примерно к началу моста. Идти было очень жарко и не слишком удобно — высохшее дно покрывали камни и полузатонувший в твердой глине мусор. Какие-то ржавые железки, куски бетона с торчащей арматурой, остовы лодок, рыбьи и не только скелеты. Артем с неприятным чувством обошел впечатанный в окаменевший ил человеческий костяк. Поверх сложенных вместе кистевых косточек лежала скрученная кольцом ржавая проволока, а в затылочной части черепа зияло отверстие. Ушедшая вода обнажила чье-то давнее преступление, но расследовать его, скорее всего, было уже некому.

В самой глубокой части русла заиленная глина оказалась с подвохом — подсохшая сверху корка ломалась под весом человека и нога проваливалась в горячую влажную грязь. Она налипала на ботинки, пропитывала их влагой и делала неподъемными. К счастью, это был небольшой участок — метров десять, — за ним дно начало подниматься к берегу и снова стало сухо.

— Оль, глянь на это, — внезапно сказал Борух, остановившись.

Артем, хотя его не звали, подошел тоже, да и остальные подтянулись. Недалеко от того места, где они пересекли грязевую полосу, остались следы — пробитые колесами глубокие колеи и отпечатки ботинок.

— Кто-то пытался ходом проскочить и сел, — авторитетно заявил Зеленый. — Начал дуро́м буксовать, закопался и лег на брюхо, вот здесь видно.

— А вот тут, — он показал на глубокие квадратные продавлины, — его домкратили и пихали под колеса камни. Вот они, видны в колее. Вытолкали в конце концов, конечно. Машина — серьезный внедорожник, клиренс и колея как у Хаммера, резина грязевая большого радиуса, но без ума и не такое люди засаживали… Лебедки у него то ли нет, то ли не нашли за что зацепиться — выталкивали на руках, вон, все истоптали…

— А мой батя был матрос

Толкал хуем паровоз… — задумчиво сказал Ингвар. — А ведь это недавно было, грязь свежая.

Ольга с Борухом переглянулись и взялись за оружие. Артем пригляделся к следам — не надо было быть следопытом, чтобы узнать характерные ребристые отпечатки ботинок — влажная глина сохранила их идеально. Именно такие ботинки наследили в том городе, где на площади осталась лишь куча трупов.

— Что-то знакомое углядели? — сказал внимательно наблюдавший за ними Зеленый.

— Да так, — уклончиво ответила Ольга, — ничего конкретного…

Артема это неожиданно взбесило, и ему пришлось отвернуться и продышаться горячим вонючим воздухом, что не заорать на нее: «Дура! Ты что творишь!» Сдержался, успокоился и, повернувшись обратно, почти без эмоций сказал:

— Мы их уже встречали. Будьте готовы, что они начнут стрелять первыми.

— Спасибо, что все-таки сказали, — проворчал Ингвар, засовывая в патронник дробовика лишний патрон.

Ольга посмотрела на Артема неласково, но ничего не сказала, а Борух вроде бы даже вздохнул с облегчением. Как показалось Артему, он тоже не одобрял такого отношения к тем, кто был пусть временным, но союзником.

— Они серьезные профи, — добавил майор. — Будьте внимательны.

Зеленый перевесил винтовку поудобнее. Артему было очень интересно, как к нему попало оружие, которое Коммуна изготавливала штучно, а уж продавала и вовсе редко. Ему показалось, что бородатый не был опытным пользователем высокотехнологичной винтовки — и держал не так, как Ольга, и обращался слишком раздумчиво… В общем, то ли недавно получил, то ли редко пользовался. Вообще, этот Зеленый, несмотря на свою решительность, показался Артему человеком таким же штатским, как и он сам. Человек просто хочет спасти жену, и дочка у него совершенно очаровательная — жалко будет, если он станет жертвой в пользу Коммуны. Но если придется… Артем очень надеялся, что жизнь не заставит его совершать выбор между плохими вариантами.

Пока он так размышлял, их компания уже добралась до берега. Солнце жарило невыносимо — Борух, которому лет уже под полтинник, дышал тяжело. Лицо его было красным, борода мокрой от пота.

— Спасибо жене, — сказал он, отдуваясь Артему. — Заставила бросить курить. А то сдох бы уже…

Ольга прикрыла рыжую голову армейской панамой, Ингвар обошелся бейсболкой, а не озаботившися головным убором Зеленый намотал на голову тюрбаном запасную футболку. Пока поднимались на берег — взмокли как мыши, так что в начале моста остановились передохнуть тени какой-то будки.

— У кого сколько воды? — поинтересовался Ингвар. — Лично у меня два литра всего.

— Двухлитровая бутыль и фляга на литр, но фляга уже полупустая, — сказал майор и, взвесив в руке зеленую армейскую фляжку, отпил еще глоток.

— Полторашка минералки, — сообщил Зеленый. — С газом.

— Меньше литра, — призналась Ольга.

Артем порылся в рюкзаке — во взятой еще в Коммуне бутыли плескалось едва половина. Он молча показал бутылку и, не удержавшись, отпил глоток. Во рту от жары как кошки насрали.

— У меня есть фильтр, — с сомнением произнес Борух. — Так что, если мы найдем какой-нибудь водоем…

— Это вряд ли, — ответил ему Ингвар, внимательно рассматривавший мост.

Метрах в ста от них, уперевшись коротким капотом в ограждение, стоял магистральный тягач с прицепом-цистерной. За ним сгрудились еще несколько таких же. Один из них был обгоревший, остальные зияли дырками от пуль в кабинах. Все машины были покрыты пылью, колеса спущены — видно, что произошло это давно. Но сухой воздух сохранил металл от ржавчины, и на боках белых цистерн синими буквами отчетливо было написано по-русски «Вода».

— За воду тут, похоже, убивали… — сказал задумчиво Зеленый.

— Интересно, как давно это случилось? — поинтересовался Борух. — Есть шансы найти живую технику? На своих ногах по такой жаре мы далеко не уйдем, воды у нас хорошо, если на сутки…

Зеленый подошел к переднему грузовику, поднявшись на ступеньку дернул ручку двери, и с проклятиями отпрыгнул, когда из кабины на него вывалилась высохшая мумия водителя.

Он заглянул в кабину, вылез, постучал по баку, открутив пробку, посветил фонариком внутрь, попинал колеса, поковырял покрышку складным ножом…

— Я не археолог, — сказал он наконец, — но это годы, не дни. В баке бурда, пластик в кабине выгорел и крошится, резина на покрышках расслоилась. Такое уже никуда не поедет. Разве что найти в закрытом гараже… Да и то — бензин за пару лет превращается в говно, а аккумуляторы деградируют до полной непригодности. Быстрее пешком дойдем, чем на ход поставим.

— Пошли тогда, чего стоим, — зло сказала Ольга.

И они пошли.

От моста двинулись по дороге — она шла примерно в нужном направлении. За ее кюветами кустики мелкорослой полыни перемежались большими проплешинами голой земли, напоминая Артему картинку «выветривание почв» из учебника по природоведению. Потрескавшийся асфальт лип к подошвам. Пробовали идти по обочине — ничуть не лучше, к жаре добавилась высоко поднявшаяся в безветренном воздухе пыль, отчего все моментально посерели лицами. Капли пота оставляли в этом гриме светлые дорожки.

— Интересно, сколько сейчас градусов? — тяжело дыша, спросил Борух

— Хорошо за сорок, — ответил мрачно Ингвар. — Бывал я в жарких странах, знаю. Долго мы так не протянем, по такой жаре даже негры лежат в тени и нихуя не делают. Впрочем, они при любой погоде нихуя не делают… — добавил он, подумав.

— Надо дойти до того города и переждать в тени жару, — сказала Ольга. — Ночью наверняка будет прохладнее.

— Нет у нас времени что-то пережидать, — сердито сказал Зеленый.

Ему никто не ответил — до плывущих в жарком мареве городских окраин было еще несколько километров, и тратить силы на спор было жалко.

В город вошли уже на последнем издыхании — на Боруха было просто страшно глядеть, да и остальные выглядели ненамного лучше. В городе было ничуть не прохладнее, газоны превратились в лунный грунт, скелеты высохших деревьев тянули к белому от жары небу голые ветви, палисадники частных домов щетинились сухими кустами.

Город был давно пуст, стекла домов, тротуары и дороги покрыты тонкой, как пудра, серой пылью, которая поднималась с воздух при малейшем движении, липла на мокрую кожу и залепляла слизистую носа, и без того высохшую от горячего воздуха. Военных разрушений или следов поспешного грабежа заметно не было, магазины были закрыты, их пыльные витрины пусты, на окнах офисов опущены жалюзи.

— «Производы», — прочитал вслух Зеленый крупные буквы над входом в магазин. — А похож на гастроном…

Все выходящие на улицу фасады были покрыты наружными блоками кондиционеров. Артем отметил, что на их сливные трубки были подвязаны пластиковые баклажки на веревочках — видимо жители пытались собирать конденсат. Стекла квартир были заклеены изнутри — где фольгой, где просто белой бумагой и нестерпимо сияли на солнце даже сквозь слой пыли.

Солнце стояло почти в зените и дома не давали желанной тени. Спасение от его лучей нашли только на большой открытой веранде частного дома, где и повалились на пластиковые дачные стулья.

— Мне пиздец, — сказал майор, сгружая прямо на пол пулемет и скидывая туда же разгрузку. — Я и ста метров больше пройду.

Он вытащил баклажку и сделал пару глотков. Воды в ней оставалось немного.

Артем ему охотно верил — он и сам чувствовал себя примерно так же. При полном отсутствии ветра тень помогала не очень, под крышей было все так же жарко.

Ольга улеглась прямо на пыльные доски пола, подложив под голову рюкзак, сняла темные очки и прикрыла глаза, надвинув на лицо панаму. На ногах упрямо остался один Зеленый.

— Я посмотрю, что там, — сказал он и толкнул деревянную дверь в дом. Дверь не открылась. Он отошел на два шага и неожиданно со всей дури врезал по ней ногой — подошвой ботинка в область замка. Полотно двери треснуло, кусок вывалился и она, распахнувшись в полутемный коридор, ударилась о стену и так и застряла.

— Мой товарищ от тоски,

Выбил хуем три доски.

Возрастает год от года

Мощь советского народа… — вяло продекламировал развалившийся в пластиковом шезлонге Ингвар.

Зеленый ушел внутрь дома. За ним никто не последовал — все сидели или лежали там, где рухнули. Одежда от пота покрылась разводами соли, по лицам расплылись серые узоры присохшей пыли, сил двигаться не было. Бородатый вернулся через несколько минут.

— Ничего нет, — сказал он. — Хозяева вывезли все, кроме мебели. В гараже стоит машина, но, как я и думал — недвижимость. Я бы поставил ее на ход за пару дней, при наличии расходников. Но их нет, и бензина нет, и двух дней у нас тоже нет.

— Жителей, похоже, отсюда вывезли, если я правильно понял, — он показал выцветший листок плохой бумаги. На ней было что-то крупно напечатано.

— Это не русский, как мне сначала показалось, но похож, — он поднял листок и прочитал вслух: — «Прогласена целосна превозота! Людето од градот подготовени се!» Не уверен, но очень похоже на объявление эвакуации.

— Я их понимаю… — уныло сказал Борух. — Тут только сдохнуть…

Зеленый достал из кармана разгрузки большой смартфон и включил его.

— Хочешь позвонить девять-один-один? — спросил его Ингвар насмешливо.

— Нет, в нем есть шагомер. Можно замерить пройденное расстояние без GPS. Не очень точно, но сойдет.

— Зачем тебе? — удивился Ингвар.

Зеленый ему не ответил, но обратился к Артему:

— Вставай, надо кое-что сделать.

— Что? — Артему не хотелось вставать. От жары мутилось в глазах.

— Засеки направление на репер.

— Для этого вставать не надо… — он достал планшет, активировал его и показал направление пальцем. — Туда.

— Возьми азимут по компасу, — не отставал Зеленый.

Артем послушно положил рядом с планшетом компас и покрутил картушку, выставляя север — или где тут у них магнитный полюс. Затем повернул кольцо визира, устанавливая направление на репер.

— Достаточно?

— Нет, — Зеленый был неумолим. — Теперь все же придется встать. Нам надо пройти всего километр, но непременно перпендикулярно этому направлению.

— Триангуляцию произвести хочешь? — догадался Артем.

— Да. Я бы пошел один, но не смогу определить направление на месте.

— А смысл? — спросил Борух. — Расстояние не станет меньше от того, что мы его узнаем…

— Может он близко, и мы зря теряем силы и воду, вялясь тут. А может он так далеко, что пешком не добраться в принципе.

— Пусть сходят, Борь, — неожиданно сказала Ольга, не открывая глаз. — Дело хорошее.

Артем неохотно встал и подхватил за ремень горячий автомат.

— Ну пошли, раз тебе так неймется…

Стоило им выйти из-под крыши веранды, как солнце накинулось с новыми силами, как будто врезав раскаленной сковородкой по темечку.

— Извини, — сказал Зеленый без малейшего сожаления в голосе. — Но мне очень надо.

— Я понимаю, — ответил ему Артем вполне искренне и подумал, что он бы, наверное, спасал Ольгу так же упорно. Хотя мысленная картинка, где Ольга спасает его, отчего-то выглядела более правдоподобной.

Они быстрым шагом шли по перпендикулярной улице — она была поуже и захламлена запаркованными вдоль тротуаров машинами. Автомобили были незнакомых марок, но выглядели вполне обычно — пожалуй, в земном транспортном потоке на них бы никто и внимания не обратил.

— Уф, не могу больше, — в конце концов сдался Артем. У него было ощущение, что его засунули в духовку и теперь поджаривают.

— А пришли уже… — ответил Зеленый. Он тоже выглядел ужасно — тюрбан на голове не защищал лицо от солнца, скулы и нос выглядели ошпаренными, и даже тыльная сторона кистей рук стала ярко-малиновой. — Определяйся.

Артем приложился к планшету, потом к компасу… Зеленый пристально смотрел. Визир сдвинулся совсем немного, на пару градусов. Бородач достал смартфон и затыкал пальцами по экрану.

— Тангенс, ага, умножить… Блядь! — сказал он с чувством, выключая смартфон.

— Что там? — спросил Артем.

— Ну, будем оптимистами — примем, что это три градуса, а не два. Пусть нам повезет, и погрешность измерений будет в нашу пользу. Тогда это двадцать километров, а не тридцать. На плече в километр на глаз точнее не вычислить.

— Двадцать километров? — ужаснулся Артем.

— Да, жопа, — согласился Зеленый. — Надо… Стоп, интересно, это то, что я подумал?

Он показал на высокий забор с выцветшими синими воротами, над которыми было по большой дуге написано «Количка парк №3».

— Не знаю, — признался Артем. — «Парк» — очевидно, но понятия не имею, что может значить «количка».

— Я тоже, но провода же!

Под высокой аркой над воротами крепились два толстых провода, которые, повернув по большой дуге, дальше шли над улицей.

— Троллейбус, наверное, — сказал Артем, недоумевая, от чего так возбудился Зеленый. Бородач буквально ожил и так бодро зашагал к двери рядом с воротами, как будто и не помирал от жары только что.

Зеленый решительно перепрыгнул через застопоренную вертушку-турникет на входе и тут же взвыл и заматерился, тряся рукой.

— Не касайся ее, Тём, — сказал он злобно. — Это падла раскаленная, как утюг!

Артем попытался вспомнить, когда они перешли на «ты», но не вспомнил — как-то само собой произошло.

— Ладно, Зеленый, — ответил он.

— Да хуй уже с ним, Сергей меня зовут, — неожиданно ответил бородач. — Так что я такой же Серый, как и Зеленый.

За забором действительно оказался троллейбусный парк. В длинном бетонном ангаре над протянувшейся во всю его длину слесарной ямой, стояли в очереди на выезд троллейбусы. Они были довольно похожи на те, которые Артем помнил из своей прошлой жизни — серо-голубые параллелепипеды на четырех колесах. Рога их были опущены и подвязаны сзади, двери закрыты, стекла запылены — но они выглядели целыми, даже колеса сохраняли округлость, хотя были подспущены.

— Зачем они нам?

— Им не нужен бензин, — констатировал очевидное Сергей и ловко пнул складную переднюю дверь крайнего троллейбуса в сгиб. Она слегка отошла, и он дожал ее руками, открывая.

— Им нужно электричество, — тоже выступил роли Капитана Очевидность Артем.

Сергей не ответил — зажав в зубах фонарик, он уже ковырялся в раскрытом щитке за спинкой водительского сиденья.

— Предохранители — нахуй, эту шину — нахуй… — бормотал он себе под нос. — Это куда у нас? Тоже нахуй… К токосъемнику? — к епеням, не нужен… А вот это мы используем, это как под него сделано…

Со звяканьем падали на пол какие-то мелкие детали. Артем с изумлением понял, что в руках у Сергея мелькает то белый, то синий свет рабочего луча УИна. Такого же, как висел на поясе у него самого, и который, по словам Ольги, был «по списку А» — что бы это ни значило.

— Ну вот, а теперь… — Сергей повернул черный клюв переключателя на железной коробке ниже. Под полом что-то жестко затарахтело, кузов троллейбуса неприятно завибрировал, где-то зашипело.

— Компрессор, — пояснил Сергей, — магистраль травит… Ничего, нам только шины подкачать.

Он вышел наружи и полез под троллейбус, приговаривая: «Ну не может же быть, чтобы не было шланга для подкачки… Я бы непременно сделал…»

Артем открыл металлический шкафчик и посмотрел — шины, ведущие к токосъемникам, были аккуратно отрезаны, а внутренние силовые провода приделаны к держателю, где, вместо цилиндрического предохранителя, был вставлен заряженный акк. Клеммы зажима Сергей грамотно усилил, наварив УИном полоски меди с силовых шин.

— Компрессор еле жив, кольца залегли, — на лице Сергея к разводам пыли добавились масляные пятна. — Колеса подкачать туда-сюда, но тут тормоза на пневматике, оказывается. Никогда раньше не интересовался, как устроен троллейбус… Выруби вон ту переключалку, пожалуйста.

Артем со щелчком повернул пластмассовую ручку, грохот под полом затих, только что-то тихо шипело…

— Сейчас я масла ему плесну прямо в цилиндр, — пояснил Сергей. — Колхоз, конечно, жуткий, но сколько-то на масляной компрессии протянет…

Он снова нырнул в слесарную яму и загремел там чем-то. Артем подумал, что делает он это как-то очень привычно, как будто всю жизнь занимался.

— Врубай обратно… — грязный, как черт, и мокрый, как мышь, Сергей засунулся в дверь.

Артем щелкнул переключателем — компрессор снова заколотился, потряхивая кузов, но уже мягче, без звонкого стука. Шипение усилилось.

— Еще пара минут, попробую залатать течи…

Снизу послышался стук и ругань, шипеть стало меньше. Кузов вздрогнул и неожиданно перекосился, подняв передний левый угол. Ругань усилилась, что-то снова зашипело, заглохло, звонко бумкнуло и левый задний угол поднялся тоже. Троллейбус теперь стоял, наклонившись направо.

— Блядь, — сказал с чувством вылезший из ямы Сергей, — пневмоподвеска умерла. Ничего не могу сделать, справа элементы травят так, что пришлось заглушить магистраль. Резина на баллонах посыпалась. Ну их в жопу, поедем так…

Сергей вытирая грязным рукавом грязное лицо, рухнул в водительское кресло — оттуда поднялась туча пыли.

— Ну, давай, родимый…

Троллейбус вздрогнул, защелкали контакторы, мотор натужно загудел, что-то захрустело… Но пылающая раскаленным солнцем улица двинулась навстречу пыльному лобовому стеклу. Машина выкатилась из ангара и медленно поехала к воротам.

— Едет, ты глянь — едет же! — Сергей радостно хлопнул ладонью по рулю. — Мастерство не пропьешь!

Ворота быстро приближались, он нажал на педаль тормоза, снизу послышались шипение и свист.

— Куда ты, сука, твою мать… Да еб же… — но поздно, массивный тупой нос троллейбуса вдарил в створки, те распахнулись, с грохотом врезавшись в стены. Одна из них, отлетев обратно, врезала по борту. Большое боковое окно осыпалось квадратиками закаленного стекла в салон.

— Тормоза придумали трусы! — решительно заявил Сергей и повернул направо, в сторону дома с верандой, где остался их маленький отряд.

Пока проехали километр по улице, Сергей успел поэкспериментировать с педалью тяги, двигаясь то быстро, то медленно, то накатом и, при подъезде к месту, уже довольно тихо подкатился к забору и нажал на сигнал. Троллейбус издал противный высокий гудок, отчего все лежавшие на веранде подскочили.

— Карета подана! — заорал Сергей. — Садитесь быстрее!

— Нихрена себе, правда, троллейбус! — изумленно сказал Борух, с трудом залезая в салон через переднюю дверь. Пулемет цеплялся за створку.

— На троллейбусе съебаться

Не удастся далеко,

Электрическую тягу

Обеспечить нелегко… — прокомментировал, устраиваясь на пыльном сидении Ингвар. — Даже знать не хочу, как ты это сделал, Зеленый, но мои ноги говорят тебе спасибо. А он и должен быть такой косой?

Ольга вышла из дома со щеткой на палке и смахнула пыль с лобовика перед водителем. Сразу стало значительно лучше видно.

— Спасибо, — сказал ей Сергей и ответил Ингвару, — тут кузов на пневмоподушках, половина из них сдохла. И да — тормозов тоже нет. Но я уже придрочился рекуператором тормозить…

— Хрен с ними, — отмахнулся Ингвар. — Тут вряд ли будет большое движение.

Троллейбус взвыл, затрещали реле, затарахтел компрессор, резко запахло горячими проводами, и они, сначала медленно, но потом все быстрее и быстрее покатили по пустой улице.

— Вот, совсем другое дело! — сказал удовлетворенно Борух. — А кондиционера тут нет?

— И буфета с напитками нет, — ответил ему Ингвар, — и сортира, чтобы в нем стюардессу ебсти. Говно сервис в этой компании, напиши жалобу.

Железная коробка троллейбуса на солнце быстро накалилась, и внутри стало, как в духовке. Борух не выдержал и, встав, в два удара высадил прикладом окно, у которого сидел. Его примеру последовали все, кроме Ингвара, который, укоризненно прочитав вслух инструкцию: «Се повлече на кабелот, стискаш од стакло!» — вытащил за кольцо распорный тросик и выдавил стекло наружу. Оно звонко грохнулось на дорогу.

— Дикари! — сказал он гордо. — Все бы вам прикладами махать!

Без стекол стало немного легче — набегающий воздух, хоть и горячий как из фена, создавал иллюзию чего-то вроде свежести. Троллейбус ехал, натужно подвывая, спидометр показывал пятьдесят каких-то единиц. Возможно даже километров и очень может быть, что в час. Город вскоре закончился, и они покатили по прямому широкому шоссе. Вокруг расстилался плоский пустынный ландшафт — справа выгоревшая до голой земли степь, слева — сгоревший до угольных пеньков лес. Это явно произошло давно, гарью уже не пахло — во всяком случае, не сильнее, чем паленой электропроводкой от двигателя. Пейзаж был полностью безжизненный — даже птицы не летали в раскаленном воздухе.

— Интересно, куда они эвакуировались? — спросил в пространство Артем.

— Не знаю, куда, но догадываюсь, почему… — Ингвар шуршал желтой хрупкой газетой, найденной в доме. Он процитировал заголовок: — «Глобална суша предизвикана со употреба на климата оружье». «На климата оружье» — кажется, перевода не требует.

— Ну, может мы просто в неудачное место попали, — с сомнением ответил Борух. — А у полюсов тут, наоборот, рай земной. Уехали все туда, выращивают ананасы в местном Норильске…

— Не знаю, насчет рая, но, похоже, доехали туда не все… — сказал странным голосом Сергей.

Все поднялись со своих мест и подошли к лобовому стеклу — медленно останавливающийся под пустое шипение тормозной системы троллейбус подкатывался к завалу на шоссе.

— Ну, давай, что ты, ну, блядь… — Сергей свирепо пинал педаль, но машина накатывалась на сгоревший автобус, стоящий на ободах под углом к дороге. — А, ссука…

Затрещал храповик — водитель изо всех сил потянул на себя торчащую из пола палку ручника, одновременно выворачивая руль влево. Троллейбус выехал на встречную полосу, захрустел колодками и неохотно встал. Впереди открылась вереница обгоревших машин — в черных салонах больших автобусов можно было разглядеть темные кости на обгоревших каркасах сидений. Колонна сгоревшей техники уходила к горизонту, невозможно было даже понять как далеко. Но это были десятки и десятки, может быть даже сотни автобусов, набитых людьми.

— Что с ними случилось? — севшим то ли от жары, то ли от волнения голосом спросила Ольга.

— Скорее всего, лесной пожар вызвал огненный шторм, — сказал тихо Борух. — Даже асфальт горел… Я такое видел как-то раз — тоже люди надеялись проскочить, дорога широкая, горит, вроде, несильно… А потом ветер подул — и моментально накрыло, как с огнемета. В несколько секунд машины сгорели.

— Ужас какой… — Ольгу трясло. — Поехали отсюда. Только не по дороге, не могу на это смотреть…

— Ну, шоссе все равно влево отклоняется, — сверился с компасом Артем. — Метров триста назад был съезд направо, давайте к нему вернемся.

Сергей переключил мотор на реверс, троллейбус неохотно пополз назад и, преодолев разделительную полосу, в два приема развернулся. Съезд вскоре действительно нашелся, и дорога от него вела примерно в нужную сторону, но твердое покрытие на ней быстро закончилось и пошла заросшая какой-то низкорослой колючкой грунтовка. Троллейбус окутался клубами пыли и, как не пытались все замотать лица тряпками, помогало это слабо.

— Ты можешь быстрее ехать, а? — не выдержал Борух. — Может, ее сдувать будет…

— Это вам не спорткар! — отплевываясь от пыли и пытаясь смахнуть ее с лобового стекла раскрошившимися резинками дворников, отозвался Сергей. — Это старый троллейбус, он и так еле дышит!

С трудом переваливавшейся по неровной дороге машине приходилось тяжело — она завывала, воняла горелой изоляцией, тряслась и вибрировала. Одно колесо приспустило и ее тянуло вправо, что с трудом компенсировалось рулем, усилитель которого сдох еще на первых километрах грунтовки — возможно, из-за той же пыли. Сзади что-то хлопнуло и зашипело, перекошенный кузов осел и выровнялся, но снизу сразу что-то зашкрябало и троллейбус затрясло.

— Ну вот, пневматика сдохла, — водитель попытался сплюнуть, но не смог — во рту было так же сухо и пыльно, как на дороге. — Колеса по кузову скребут.

— Тём, далеко еще? — спросила Ольга.

Артем прислушался к своим ощущениям, но перегревшийся на жаре организм совершенно разладился. Его мутило от жажды, трещала голова, перед глазами мельтешили черные точки.

— Вроде что-то уже чувствую, — сказал он неуверенно. — На пределе…

— И какая у тебя дальнобойность? — поинтересовался Сергей, с трудом ворочающий ставший очень тяжелым руль.

— Километр, ну два… Я довольно посредственный оператор.

— Сейчас меня это только радует, — проворчал Борух. — Значит, мы рядом…

— Нам туда! — Артем, наконец сосредоточился и почувствовал репер.

К сожалению, с дорогой им стало не по пути — она уходила в сторону от нужного направления.

— Ну, никто ведь и не обещал, что будет легко? — задал в пространство риторический вопрос Сергей. — Держитесь там!

Он решительно повернул руль, троллейбус съехал с дороги и заскакал по целине, издавая жалостные звуки вконец замученного механизма.

— Ну, давай, жопа железная, еще немного, — подбадривал его водитель.

Машина выла, гремела, скребла колесами по кузову и днищем по кочкам, паленой изоляцией валяло все сильнее. Не дотянули совсем чуть-чуть — когда из-под пола повалил густой белый дым и мотор, издав умирающий стон, замолк, до входа в небольшую пещерку в склоне то ли горы, то ли кургана оставалось всего метров двести.

Под днищем начал разгораться огонь, и все полезли наружу.

— Зеленый, давай, что ты там возишься! — торопил Сергея Ингвар.

— Сейчас, погодь. Мне тут надо…

Он выскочил из заполненного дымом салона последним, чихая и отплевываясь, и быстро сунул что-то в карман жилетки.

«Акк вытащил», — догадался Артем. Он до сих пор не успел сказать Ольге, что у этого странного парня, в дополнение к винтовке, есть УИн и акк. Как-то случая не выдалось.

Возле входа в пещерку, оформленного в виде стилизованной под старину входной группы из толстых бревен, стоял накрытый серым синтетическим тентом широкий автомобиль.

— «Пагански храм, музейот на историйа на Словените, защитени на державата», — прочитал Ингвар вслух табличку, висевшую у входа. — Что еще за поганский храм?

— Без понятия, — ответил ему Борух. — Меня больше интересует, что это за машина такая знакомая?

Он решительно сорвал тент, и Артем узнал этот квадратный внедорожник. На таких ездили те самые военные, которые гоняли их по городу подземных мертвецов.

— Странно, — сказала Ольга, — если они как-то перемещаются по реперам с техникой, то почему бросили эту машину здесь?

— Думаю, она просто не пролезла в дверь… — Ингвар попинал входные двери «музейота».

— Какая интересная конструкция… — Сергей уже успел заглянуть под капот и под днище, пощелкать переключателями и покрутить руль. — Очень похожа на мою «Раскоряку», но выглядит посовременней. Определенно та же школа. Готов спорить, что половина деталей подойдет.

— Какая еще «раскоряка»? — не поняла Ольга.

— Ну, та машина, которую вы у меня во дворе приметили, и назвали «казенным имуществом», — удивился Сергей.

— Ах, эта… Она не то чтобы наша… — Ольга немного смутилась. — Ее Матвеев где-то нашел…

— Матвеев? — переспросил Борух. — Это тот самый, который…

— Да, да, — оборвала его Ольга, — тот самый. Кстати, Зеленый, не скажете, как она к вам попала? Я не требую вернуть, просто это может оказаться важно…

— Я нашел ее возле Черной Цитадели… Ну, в общем, в том срезе, где теперь живу. Она давно стояла, но была в приличном состоянии, я ее быстро привел в порядок.

— А владелец ее? — резко спросила Ольга.

— Тот, кого я считаю ее владельцем, похоронен на берегу моря. Увы, это все, что я мог для него сделать.

— Так вот откуда у вас костюм… — задумчиво сказала Ольга. — Это многое объясняет…

Артем подумал, что лично ему это не объясняет ровно ничего. А если этот самый Матвеев и есть тот сумрачный гений, который придумал костюм, технологии работы с акками и использование реперного резонанса, то почему он прятался от Коммуны в пустынном срезе, где и умер? В его картине мира от этого все стало только сложнее и непонятнее.

— Источник энергии они вытащили и утащили с собой, — сказал Сергей, закончивший ковыряться под коротким капотом машины. — Такой небольшой цилиндрический источник, размером чуть крупнее большого пальца, контакт с торцов… Ничего не напоминает?

Ольга посмотрела на него мрачно, но не удостоила ответом.

— И, кстати, это они буксовали там, на дне реки. Вот глина с илом на подкрылках засохла. Получается, мы идем по их следам. Вы ничего не хотите мне сказать, коммунары?

Ольга молча пожала плечами, Борух отвернулся, сделав вид, что его это не касается. Артем неуверенно ответил:

— Мы сами не очень понимаем, что происходит, честно.

— Честно? Вы? — очень скептически отозвался Сергей. — Ну-ну… Ладно, это ваши тайны. Давайте, где там ваш репер?

Входные двери из декоративного, под старину, горбыля были приоткрыты. В пыли на полу следы характерных ботинок отпечатались настолько хорошо, что даже Артем без труда их опознал. Борух и Ольга взяли оружие наизготовку и медленно пошли в глубину темного прохода, но, кажется, никто всерьез не думал, что там засада.

И действительно — обложенная потемневшими бревнами квадратная камера внутри кургана была пуста. Вдоль стен стояли пыльные застеклённые витрины с каким-то горшками, черепками и бронзовой бижутерией, а в центре, в кругу из обтесанных валунов, торчал черный цилиндр репера. Табличка возле него гласила: «Олтарот на древните пагански култ. Симболизира мужкиот принцып».

— Они думали, что это древний каменный хуй? — удивился Ингвар. — «Поганский культ», ишь ты!

— Давай, не тяни! — поторопил Артема Сергей.

Артем достал планшет, активировал, нашел нужную точку… «Странно, — подумал он. — От нее какое-то неправильное ощущение…» Нужный репер не отзывался и совместить его со здешним в резонанс не удавалось. Такое ощущение, что этому препятствовало что-то упругое, но прочное, а сам репер как будто слегка покалывал пальцы. Артем пробовал снова и снова, уже понимая, что что-то пошло не так…

— Не работает? — удивительно спокойно спросил Сергей.

— Никак… — отозвался Артем, — Не понимаю, в чем дело. Никогда такого не видел…

— Так я и думал. Пиздоболы вы, а не коммунары. Полдня из-за вас потратил, а у меня там жена, и никто не знает, что с ней…

Македонец

Проснулся с ощущением, что на меня кто-то смотрит. У кресла, на котором я заснул, стояла в темноте Лена.

— Чего тебе? — прошептал я, убирая обратно под подушку пистолет.

— Там пришли, — сказала она коротко и, развернувшись, отошла к окну.

Я так и не понял, ложилась ли она спать сегодня. На широком диване, который мы выделили женщинам, сопел в две дырочки наш «объект». Мы не выставляли караулов — все устали, и ждать нападения было, вроде, не от кого. Повалились, кто где, и захрапели. По крайней мере, Петр храпел так, как будто кто-то пилил контрабас тупой пилой. Как Лена ухитрилась за этими звуками что-то услышать — загадка. Я пихнул его кулаком в бок, он заворочался и затих.

Теперь и я слышал — из приоткрытого окна доносились звуки шагов и громкий шепот.

— Сюда они заехали, больше некуда, — гундосил кто-то под самым окном. — Да вот и следы…

В темноте замаячил отблеск прикрываемого рукой фонарика.

— И чо? И где они? — забубнил кто-то в ответ.

— Внутри, идиота кусок! Не пизди, а то услышат…

Мудаки какие-то. В полной тишине пустого ночью промрайона слышно было, как мыши в подвале ебутся, не то что их попытки шептать.

— Заткнулись оба, — третий голос ухитрился даже шепотом рявкнуть внушительно. — Отгребли отсюда, долбоебы, бегом.

— А как же наши… — начал гнусавый.

— Потом, всё потом, — ответил раздраженно третий голос и добавил тише, видимо в гарнитуру. — Группа пошла!

Тихо клацнул затвор — кто-то дослал куда-то патрон. Хорошо знаю этот звук, наслушался. Огляделся — все, кроме нас с рыжей, спят. Даже если бы было куда бежать — не вариант, пока еще раздуплятся спросонья…

Рыжая пригнулась и показала на лестницу вниз, потом на себя и на дверь. Разумно, да. Сделаем сюрприз сюрпризчикам. Проходя мимо второго дивана, сжал двумя пальцами плечо Сени. Он жизнью ученый, открыл глаза молча. Серпик луны в окне давал достаточно света, чтобы он различил мой силуэт с пистолетом и понял, что у нас проблемы. Кивнул и тихо сполз с дивана. Я максимально тихо открыл дверь на лестницу — к счастью, она оказалась хорошо смазана и не скрипнула, — и начал спускаться вниз, в полную темноту гаража. Темно было, как у негра в жопе, я осторожно нащупывал ступеньки ногой. Достигнув пола, остановился и присел — я примерно помнил, куда двигаться, но не был уверен, что не наступлю на валяющийся на полу хлам и не нашумлю. Если у нападающих ПНВ, то сидящий силуэт не так заметен, как стоящий.

Тихо клацнул замок на гаражных воротах. Кто-то медленно, стараясь не нашуметь, потянул на себя дверь, открывая щель, через которую месяц подсветил помещение. Немного, совсем чуть-чуть, но я был готов и тихо, в полуприседе переместился вдоль стены так, чтобы меня прикрыл автомобиль. Если они закроют за собой ворота — мне пиздец. Я не промахиваюсь, но мне надо видеть цель.

Не закрыли. Четыре человека, судя по силуэтам — в разгрузках и брониках, в руках оружие. Осторожно, водя по сторонам головами с наростами ночников на лицах, держа автоматы наизготовку, аккуратно и правильно ставя ноги, пошли гуськом к лестнице. Меня они не видели, а осматривать гараж не сочли нужным — цели-то все наверху. Шлемов нет — неосмотрительно. «Банг-банг-банг-банг!» — по два патрона с каждой руки. Четыре секунды. Четыре затылка. Увидимся в Валгалле, служивые.

Глушитель в такую тихую ночь что есть, что нет. Но он убирает дульную вспышку, поэтому я не ослеп. Выкатился колобком за ворота как раз тогда, когда вверху прострекотал «Кедр». С наружной лестницы посыпались трое — двое вскочили и кинулись на угол, то есть ровно на меня, а один остался лежать. «Банг-банг. Бздынь!»

Рядом с моей головой в стальной воротине появилось отверстие. Хорошо, что я не стоял, а двигался. Двое бойцов повалились мне под ноги, а я уже улетел в прыжке за угол, надеясь, что окажусь в мертвой зоне.

— Лена, назад, снайпер!

Глухо хлопнуло — снайпер сидел где-то неподалёку, но глушитель не дал возможности засечь, откуда он работает. Куда пришла пуля не понял, но не рядом со мной. Скорее всего, по Лене стрелял, не знаю, успела ли она уйти. И что теперь делать? Он с ночником, мы у него на ладони, я же не вижу в этой темноте дальше пары метров.

Лежащий под лестницей боец застонал и пошевелился — значит, это тот, которого рыжая ссадила, я подранков не оставляю. Законтролить? Или допросить? Снайпер решил этот вопрос за меня — хлопнуло, из головы раненого выбило фонтанчик крови, он дернулся и затих. Затем послышалось два хлопка потише, но я уже понял, где он засел и побежал вокруг здания. Позицию он выбрал так себе, я мог выйти ему во фланг, прикрываясь забором, и почти нигде не выйти из мертвой зоны. Почти. Единственный зазор, два метра между углом и забором, я пролетел как муха, но выстрела не последовало. Когда я добежал до позиции снайпера там были только две пистолетные гильзы и два трупа каких то местных гопников. «Гнусавый и бубнивый», — подумал я.

Вернувшись обратно, громко крикнул: «Это я, не стреляйте!» — и поднялся по наружной лестнице. Вся компания, кроме Лены, сидела на полу под стеной. Лена непринужденно расположилась на стуле у окна с «Выхлопом», установленным сошками на широкий подоконник. Ну, вижу, враг не пройдет.

— Как спалось? Хорошо отдохнули? — поинтересовался я вежливо.

— Ну его нахуй, такой отдых! — выразил общее мнение Петр.

— Это кто был, Македонец? — спросил Сеня.

— Понятия не имею, Сень, — ответил я.

— Это за мной… — уныло проблеяла Синеглазка. — Вас теперь из-за меня убьют… Из-за меня всех убивают…

В темноте не было видно, но, судя по швырканью носиком, слезы уже смывают последние следы макияжа.

— Никто нас не убьет! — героически выпятил цыплячью грудь Сеня. — И не такие пробовали! Не бойся, мы тебя защитим!

Защитничек, блин… Герой — штаны горой. Не натворил бы глупостей, перед девкой выпендриваясь.

— Лена, что там, есть какой-нибудь движение?

Рыжая, не поворачивая головы, коротко ответила:

— Нет.

— Подождем рассвета, — сказал я. — Уже через полчаса начнет светать. Можете поспать пока, кто не выспался. Главное — перед окнами не маячьте.

Петр немедленно вернулся на раскладное кресло и вскоре снова захрапел. Сеня отвел девицу на диван, усадил и начал что-то тихо успокаивающе бормотать. Я расслышал только: «…Знаешь! Македонец… Раз — и в лоб…» Девица что-то уныло бурчала в ответ.

Я сидел и смотрел на Лену. Ее профиль освещался слабым светом месяца и, подумав, я понял, что меня в ней настораживало. У нее было милое, симпатичное лицо — не писаная красавица, но правильные черты, интересный рисунок губ, голубые глаза… Однако это было лицо хорошей доброй женщины, любящей матери и жены — прищур, с которым она поглядывала в прицел винтовки, к этому лицу не подходил так же, как не подошла бы к нему борода. Ее руки, которыми она так привычно и правильно держала оружие, были руками домохозяйки, а не стрелка, а ее фигура — довольно неплохая, кстати, — указывала на спокойный образ жизни без серьезных нагрузок. Ее внешность полностью дисгармонировала с ее поведением. И это, даже если не считать по большей части сонное и отстранённое выражение лица, было странно. Что-то с ней было очень и очень не так…

Когда небо на востоке просветлело и можно было не ходить с фонариками, изображая подсвеченную мишень в тире, я спустился посмотреть на трупы. Не то, чтобы меня радовали такие зрелища, совсем нет. Но уж больно интересно, чего им от нас надо было. Сидели же, никого не трогали…

Ночные визитеры оказались довольно загадочными — в темноте я было принял их за спецназеров, но при свете дня они поставили меня в тупик. На первый взгляд, все довольно стандартно — камуляж, разгрузки, банданы, но… Все не то. Рисунок камуфляжа необычный — не «флора» и не «цифра», а что-то с ломаными геометрическими пятнами, действительно неплохо скрадывающими силуэт. Я такого никогда не видел. Конечно, сейчас какой только «тактической» херни не выпускают, но это была не сборная солянка, а комплекты — штаны, куртки, майки, разгрузки, банданы, подсумки и даже берцы — все в один серо-буроватый цвет. Одинаковые у всех комплекты, униформа — то есть, не партизаны какие, а подразделение с общим снабжением. Я не поленился, снял с одного тела куртку и рассмотрел внимательно — плотная, гладкая, по виду синтетическая ткань, не такая, как у армейских образцов. И — никаких меток производителя, вшитых ярлычков и так далее. Необычно. То же самое — разгрузки. Но с ними оказалась еще одна странность — все нападавшие были вооружены одинаковыми новенькими «ксюхами»22, нестрелянными, в следах небрежно обтертой консервационной смазки, — однако при этом в разгрузках не было подсумков под калашниковский рожок. Разгрузки были достаточно остроумно соединены с легкими брониками, покрытыми, как чешуей, композитными пластинами. Интересная модульная конструкция, но там, где логично держать оперативный боезапас, в них были пустые карманы под какой-то квадратный толстый магазин. Рожки туда не влезли, и торчали из боковых модулей. Всего по рожку на брата, кстати, несерьезно. Разгрузки были пусты — ни ножика, ни индпакета, ни жгута… — ни одного предмета из десятка мелочей, которые всегда болтаются по карманам. Документов не было тоже. Я завернул одному майку в поисках татуировок. Довольно много разнообразных шрамов — у покойного явно была активная жизнь, — но никаких армейских тату, даже группы крови.

— Македонец! Ты что это задумал, а? — заржал с лестницы Сеня, глядя, как я раздеваю труп. — Не ожидал от тебя таких наклонностей…

— Не смешно, Сень, — ответил я. — Иди лучше помоги.

Вместе мы перетаскали все трупы в слесарную яму и закрыли каким-то брезентом, чтобы не шокировать… Ну, наверное, Ирину. Больше, вроде, нервных не наблюдается. Сеня, вон, и сам пробежался по карманам у покойников, разочарованно спросив:

— Ты, что, все подчистую выгреб?

— А не было ничего, Сень. По «укороту» на рыло и по рожку. Пистолетов нет, медицины нет, жратвы нет, документов или хоть жетонов — тоже ноль. Камуфло странное, ПНВ-шки какие-то неизвестной системы — прибери их, кстати, пригодятся, вот еще хрень какая-то…

— О! Айпадло! — обрадовался Сеня найденному на полу планшету и радостно закрутил его в руках, в поисках как включить.

— Не, не айпадло… И не андроид даже… — сказал он разочарованно вскоре. — Навигатор какой-то.

На экране небольшого, в обрезиненном металлическом корпусе планшета была подробная карта города — не условная, для автомобильного навигатора, а нормальная такая, военная, только почему-то без надписей. Я взял его в левую руку — под большим пальцем оказалась клавиша-качалка. Нажал вверх — карта приблизилась и наше скромное местообитание оказалось посередине. Масштабировалась она удивительно крупно — на максимуме прямоугольник гаража занимал половину экрана. Поверх него было две точки — синяя и красная. Я пошел вдоль стены — синяя точка сдвинулась. Ничего себе точность! Это, значит, маркер самого планшета. А красная, наверное, маркер нашего расположения. По нему они, видимо, и шли, да только тут по карте плутать устанешь — проходы где закрыты, где перекопаны, а где в заборную дырку тропа протоптана. Пришлось им местных жителей привлечь — ну, тех, что за забором теперь лежат. Не знаю, что им пообещали, но получили они по пуле в лоб.

Кстати, о пулях… Я осмотрел дырку в воротах — да, действительно, не показалось. Калибр для снайперки мелковат — миллиметров пять. Но при этом пуля прошила двухмиллиметровую сталь и не разрушилась, а, пролетев гараж насквозь, ушла в кирпичную стену так глубоко, что я ее не смог достать. Что-то я даже не соображу, из чего это можно так выстрелить? Что за инфернальная мелкашка такая? В общем, загадка на загадке.

— Глянь, а красный маркер тоже движется, — удивленно сказал мне Сеня, которому я отдал навигатор.

— Дай-ка… — у меня возникло неприятное подозрение. Красная точка пересекла комнату и оказалась в помещении санузла. Вскоре раздался звук смываемой воды. Я взбежал наверх и оглядел присутствующих — Лена, демонстрируя чудеса выдержки, все так же сидела у окна с винтовкой. Петр, сняв ствольную коробку, недовольно рассматривал начинку потертого автомата (я подумал, что надо бы ему вместо этого хлама «ксюху» трофейную дать), девица сидела на диване и тыкала пальцами в свой айфон.

— Кто сейчас в сортир ходил? — спросил я, наверное, излишне резко.

Девица сжалась и чуть не уронила телефон на пол, уставившись на меня глазами обосравшегося котика.

— А что, нельзя было? — спросила она неуверенно.

— Ну-ка, пройдись из угла в угол!

— Чего?

— Встань, дойди до окна и вернись обратно!

— За…

— Просто сделай это! — рявкнул я.

Девушка встала и неуверенно, со страхом оглядываясь на меня, дошла до окна. Метка на планшете сдвинулась.

— Телефон дай сюда!

— Но…

— Давай-давай, бегом!

— Македонец, не ори на нее! — вступился Сеня. — Ты ее пугаешь!

Защитничек, блядь, выискался…

— Не бойся, Ира! — сказал он ей. — Мы просто кое-что проверяем! Никто тебя не обидит!

Да? Серьезно? А я вот не уверен…

Девица отдала мне телефон и снова прогулялась к окну — маркер двигался. Выгребла все из карманов — там и было-то почти ничего, — тоже не помогло.

Я мрачно покосился на Сеню, но деваться было некуда.

— Пошли в ванную.

— Зачем в ванную? — девицу потряхивало, она явно невесть что себе уже выдумала.

— Если хочешь, можешь раздеваться здесь, — пожал я плечами. — Мне-то все равно, а вот Сеня слюнями ковер закапает…

Сеня резко покраснел и тихо выругался.

— Как раздеваться?

— Быстро. На тебе где-то жучок, надо его снять, иначе замучаемся трупы складировать.

Девица с пылающими щеками проследовала в ванную, каждым шагом выражая гнев и возмущение. Я, к ее окончательному негодованию, зашел за ней и закрыл дверь.

— Вам обязательно надо на меня пялиться? — спросила она с вызовом.

— Даже твоя тощая задница выглядит лучше, чем покойники внизу, — ответил я спокойно. — Так что давай покончим уже с этим.

Она возмущенно фыркнула и, отвернувшись, стала раздеваться. Зря я, кстати — задница у нее ничего. Будет. Лет через пять. Если доживет, что по нынешним временам не гарантировано. А так — тощая юница с крошечными сиськами, ничего особенного. Я бы и не смотрел — чего я там не видел, — но у меня не было никаких гарантий, что она не прячет тот маячок сама, а значит, не скинет его, пока я не вижу. Сгреб всю одежду в пакет, приоткрыв дверь, протянул его Сене.

— Прогуляйся туда-сюда.

Сеня прошелся с пакетом до окна и обратно — маркер не сдвинулся. Что она его, проглотила что ли?

— Так… — растерянно сказал я. — Тебе не делали никаких операций? Не вживляли никаких радиометок?

— Нет… Насколько я знаю.

Сзади никаких шрамов не было.

— Пройдись… Черт с ним, хотя бы тут.

— А у шеста вам не сплясать? — разозлилась девушка.

— У шеста не поможет, — ответил я с сожалением. — Нужно движение по горизонтали…

Она гордо выпрямилась и промаршировала от унитаза до двери. Маркер шевельнулся. Спереди шрамов тоже не видно, но радиометки бывают крошечные, так что это ни от чего не гарантирует.

— На, одевайся, — я подал ей пакет. — И извини.

Она молча схватила пакет и гневно уставилась на меня.

— Ах, ну да, — спохватился я. — Прости, задумался. Фигура у тебя хорошая, а сиськи еще отрастут, не переживай.

И вышел за дверь под ее злобное шипение. Пусть спокойно оденется.

— Ну что? — спросил меня Сеня.

— Первый размер, если ты об этом.

— Македонец, блин, прекрати!

А Сеня-то к синеглазке неровно дышит, поди ж ты! Ишь, запунцовел как! Про поблядушки свои рассказывает — лицом не дрогнет, зевнет разве что со скуки, а тут прямо изъёрзался весь.

— Указатель реагирует на нее саму. Либо вживленная метка, либо не знаю… — спокойно объяснил я ситуацию.

— И что с этим делать?

— Да ничего, — пожал я плечами. — Не в фольгу же ее заворачивать… Будем стараться не задерживаться на одном месте надолго.

— Слышь, а кто она вам вообще? — спросил внезапно Петр, — Я это к чему? Может ее вообще, того… Ну, оставить и пусть сама как-нибудь?

— Нет-нет, — заторопился он, поймав взгляд Сени. — Я ничего такого — просто как вариант…

— Я, блядь, башку тебе щас прострелю — как вариант… — зашипел на него Сеня.

— Эй, я что? Я ничего! Просто предложил…

— У нас есть по ее поводу определенные обязательства, — не стал я вдаваться в подробности, — Так что отставить препирательства.

Заметив, что дверь в ванную слегка приоткрыта, я добавил специально для чьих-то любопытных ушей:

— Мы ее не бросим и в обиду не дадим.

Сеня просиял, но я, на самом деле, просто упрощал себе жизнь. Пусть будет уверена, что мы на нее стороне — это увеличивает вероятность, что она не сбежит, не ударит в спину и не сделает никакой другой опасной глупости. Что же касается сторон, то я, как всегда, на своей. А девица эта — просто груз, который мы подрядились доставить. И, что бы там Сеня себе не думал, я ее, если придется, с легким сердцем разменяю.

Ну ладно, вру — не с легким. Мне будет неприятно. Но ее жизнь даже близко не стоит моей или Сениной.

Задерживаться на этой базе не было смысла — куча трупов внизу напомнит о себе достаточно скоро. Выгребли продукты, забрали две больших бутыли с водой, погрузили все это в багажник и отбыли. Выезжая из промзоны, неожиданно наткнулись на огромную толпу, двигавшуюся нам навстречу. Я уже был склонен согласиться с определением Сени — выглядели они как натуральные зомби из кино. Тупая бессмысленность на лицах, спотыкающаяся походка, а слой грязи на лицах придает им достаточно тухлый вид без всякого грима. Куда они перлись так целеустремлённо — осталось загадкой, потому что мы, естественно, не стали этого выяснять, а свалили с их пути, проскочив переулками, которых в этом районе полно.

По городу двигались, открыто держа оружие наготове, но никто на нас не нападал. Жители разрушенных домов неприкаянно бродили вокруг развалин, жители уцелевших — закрылись и не спешили оказывать им помощь. Впрочем, скоро они непременно поймут, что без воды и электричества в многоквартирном доме ловить нечего. Проезжая, мы видели очереди к колонкам в частном секторе, но и это ненадолго — если насосы не работают, то водонапорные башни быстро опустеют. В такой ситуации надо кооперироваться и восстанавливать инфраструктуру хотя бы частями — но никаких признаков осмысленной деятельности заметно не было. Из магазинов тащили уже открыто и, судя по всему, тащили последнее. Самые глупые деловито волокли коробки с какой-то дорогой электроникой. Самые хитрожопые, собравшись небольшой сплоченной компанией и вооружившись каким-то дрекольем, грузили продукты в бортовую «Газель», решительно отгоняя от магазина других желающих. Начальный период хаоса. Вскоре все встанет на свои места — хитрожопых найдут и кроваво раскулачат, а глупые так и сдохнут от голода на ящиках с каким-нибудь айфном. Если бы я планировал тут оставаться, то искал бы умных. Но они проявят себя позже, когда пена схлынет. Проявят прежде всего умением объединиться для совместной работы, распределить обязанности, думать не только о личной заднице и планировать больше, чем на шаг вперед. Они не обязательно выиграют, но у них будет шанс. Их время настанет.

А пока мы стояли у развалин обрушившейся пятиэтажки и смотрели на груду кирпича, под которой, теоретически, находится некое оборудование, позволяющее покинуть срез. Я несколько раз прямо спросил у Лены:

— Оно там, в подвале?

— Да.

— С его помощью можно уйти?

— Да.

Лена отвечала односложно, но однозначно. Объяснить, что именно находится там, под завалами, она то ли не могла, то ли не хотела, но определенно подтверждала, что оно там есть и оно цело.

Впрочем, я был склонен с ней согласиться — насколько я мог судить, перекрытие между первым этажом и подвалом выдержало, большая часть обломков осыпалась в сторону, и, если раскопать вход в подвал, то можно рискнуть туда пробраться. Увы, вручную это было сделать нереально — кроме груды кирпича, спуск вниз придавила здоровенная бетонная плита межэтажного перекрытия. Ее ни вручную убрать, ни машиной сдернуть — тут нужен подъемный кран. И лучше бы с этим не тянуть — от развалин уже начало попахивать. Судя по всему, под завалами полно трупов.

К моему удивлению, бывшие жители дома, сидевшие в палисаднике вчера вечером, куда-то рассосались — никто не пытался раскапывать свои квартиру, искать выживших или вещи. Брошенное кострище, обломки мебели — и никого. Нехарактерное поведение для стихийных бедствий. Впрочем, я обратил внимание, что людей вокруг вообще было очень мало. Куда меньше, чем, скажем, вчера. Может, была какая-то эвакуация, а мы все пропустили?

— А давайте послушаем, что радио скажет, — предложил я. — Надо же быть в курсе…

Включили приемник. На ФМ-частотах только треск и шум, местные станции не вещают. На средних волнах отловили новости, откуда узнали, что в мире полнейший дурдом — Европа охвачена чуть ли не гражданской войной, в которой держатся только Германия, взявшая под оперативный протекторат (что бы это ни значило) Австрию и Бельгию, Швейцария, Дания и, как ни странно, Польша. В южной части бывшего ЕС с невесть откуда взявшихся кораблей тысячами высаживались какие-то исламисты — кажется, в основном из Ливии. Италия, Испания и Франция полностью или частично потеряли контроль над ситуацией и территорией, там второй день пожары, грабеж и резня. Каддафи, небось, хохочет в гробу.

Китай ввел своих миротворцев в обе Кореи и обещал всем, кто захочет там чего-нибудь еще побомбить, жесткую ответку, вплоть до ядерной. США обещали им за это кузькину мать, но когда-нибудь потом, когда руки дойдут. Им было временно не до мировой гегемонии — на их территории произошла чудовищная серия природных и технологических катастроф, в которых они обвиняли Россию, фактически находясь на грани прямого объявления войны. Что там творится на самом деле, понять было трудно, потому что все негосударственное вещание было прекращено, а официальное несло какую-то чушь, перемежая бодрые реляции о том, что все прекрасно, угрозами отомстить русским за огромные жертвы. АУГ23 и прочие флоты подтягивались к территориальным водам России, произошли первые пограничные столкновения, кого-то сбили, кого-то утопили, в дипломатической сфере царила форменная истерика взаимных нот, угроз и предупреждений, но нажать Большую Красную Кнопку рука пока ни у кого не поднималась.

Индия с Пакистаном жахнули друг по другу, чем смогли, — но это все, что было на сей счет известно, потому что никаких сведений оттуда пока не поступало. Косвенные оценки давали чудовищное количество погибших среди мирного населения и полный коллапс государственности.

На Балканах кто-то опять кого-то резал, но этому диктор уделил буквально пару слов, сразу перейдя к Израилю, где, в полном соответствии с исторической географией, развернулся натуральный Армагеддон. Я не очень разбираюсь в международной политике, так что фамилии и названия каких-то, то ли политических партий, то ли вооруженных группировок, пропускал мимо ушей, но там применили, как минимум, четыре тактических ядерных боеприпаса и какую-то не то биологию, не то химию. Диктор не мог с уверенностью сказать, кто побеждает, но значительная часть территории определенно стала непригодной для жизни. Уцелевшее гражданское население спешно эвакуируется по морю, большей частью, как ни странно, в Россию. Хотя, может быть, и не странно — до нее ближе, чем до Америки, и сохраняется относительный порядок. Что стало с Украиной, говорили очень уклончиво, но упоминались «провокации на российско-польской линии соприкосновения», так что, возможно, сам предмет разговора уже отсутствовал.

Интернет, по словам диктора, умер как явление, распавшись на автономные сектора, в которых почти ничего толком не работало, поэтому картина происходящего в мире была дана крупными штрихами, без деталей и подробностей. На Родине же, если верить новостям (а верить им в таких ситуациях надо строго ограниченно), по большей части царили порядок и законность, за исключением «отдельных регионов с осложненной обстановкой». Регионы не назывались, так что, относится ли к ним наш многострадальный город, было непонятно. Может быть, у нас уже не «осложненная обстановка», а тот самый пиздец, который не лечат. В стране было военное положение, мобилизационные мероприятия, и прочие признаки надвигающейся жопы. В экономике все срочно национализировалось, переходило под госуправление и переводилось на военные рельсы. Передвижение граждан ограничивалось, границы закрыли, гражданскую авиацию посадили, железные дороги работали в мобрежиме — то есть, надо полагать, об изоляции отдельно взятого города никто не узнает даже случайно. Да если бы и узнал — не сомневаюсь, что все СМИ тоже «в мобрежиме» и «на военном положении», и социалочек больше нет.

В конце выпуска новостей граждан оптимистично призвали немедленно выяснить, где находится ближайшее бомбоубежище, собрать «тревожные чемоданчики», военнообязанных обратиться в военкоматы за мобилизационными предписаниями. Не обязанным и не занятым на предприятиях оборонного комплекса настоятельно рекомендовали покинуть вероятные районы ракетного поражения, списки которых можно посмотреть там-то и там-то. Граждане вряд ли были в восторге, но об этом в новостях не сообщалось.

Страна немного суетливо, но решительно готовилась к большой войне. Мне все происходящее казалось некоторым абсурдом, потому что, на мой взгляд, весь смысл ядерной войны в неожиданности первого удара. Но, с другой стороны, я никогда не командовал ничем, крупнее взвода, и в глобальной военной доктрине нихрена не понимаю. Может, наоборот, так и надо. В любом случае, ничего полезного для нас по радио не сказали.

— Экая хуерга-то! — прокомментировал услышанное Петр. — А нас как будто и нету…

— Слушай, Македонец, а может где-нибудь угнать бульдозер какой-нибудь… — это уже проявляет криминальные наклонности Сеня.

— Сеня, ты умеешь водить бульдозер?

— Нет, — признался Сеня, — а это разве сложно?

— Ты Ниву водить попробовал, я потом бампер еле выпрямил. Так что молчи лучше, механизатор хулев…

— Я умею водить бульдозер, — сказал Петр. — Но бульдозером здесь только мудя чесать. Тут экскаватор нужен, а еще лучше ИМР24 или УМРЗ25…

— Я видел что-то такое у военных на въезде, — припомнил я. — Хотя, сдается мне, они вряд ли их нам отдадут… Но ведь где-то в городе есть обычные строительные экскаваторы!

— Внимание! — неожиданно сказала Лена.

Я обернулся — из-за домов выходили люди.

Зеленый

Не могу сказать, что я был сильно разочарован. Я с детства не верю ни в «волшебника в голубом вертолете», ни в бесплатное кино. Не те у меня отношения с Мирозданием. Может, у кого и не так, но лично мне оно всегда говорит: «Дружок, халявы не будет, давай как-нибудь сам!» Но попытаться, конечно, надо было — пренебрежения шансами Мироздание не любит еще больше.

Так что коммунарам хрен, а не костюм. Самому пригодится. Пользоваться не умею? Ничего, научусь. Я когда-то и свечи поменять в машине не умел. Практически что угодно оказывается не таким уж сложным, если не бояться попробовать. Они, конечно, будут недовольны, но, как говорится, «пренебречь, вальсируем». Я тоже от них не в восторге, если честно. А если попробуют отнять… Ну что же, пусть пробуют. У меня как раз и мозоли от лопаты зажили, и места на берегу еще много. Но лучше бы нам разойтись краями — Артём, вроде, мужик неплохой, Борух пока никак себя не проявил, но будем считать, что тоже нормальный, а красивых рыжих женщин и так на свете немного. Пусть идут спасать свой мир, только не за мой счет.

— Как нам вернуться обратно? — спросил я Артема.

Тот воткнулся в свой прибор и чего-то там двигал пальцами по экрану — как будто на айпаде в энгрибердс играет.

— Есть два пути… — сказало он как-то неуверенно. — Можно через этот репер пройти. Тогда зеленый-желтый-зеленый, и мы там.

— Или? — поторопил я его.

— Или можно вернуться обратно и пройти назад тем же путем, как пришли сюда. Но тогда придется сначала тащиться по этой жаре, а потом промерзнуть…

Внутри кургана было заметно прохладнее, чем на улице, но знойное дыхание солнца доставало и сюда. Все мрачно переглянулись.

— И троллейбус сдох… — намекнул Борух.

Все закивали — обратно в жару никому не хотелось. Но у меня были свои соображения.

— Плевать на троллейбус, — сказал я тоном, не допускающим возражений. — Нам любезно оставили транспорт. Предлагаю его реквизировать в счет репараций.

— Каких репараций? — удивленно спросил Артем.

— Ну, добро всегда побеждает зло, верно? Когда-нибудь вы их победите, поставите на колени и зверски уб… то есть, простите, потребуете возместить… Ну, что-нибудь возместить. Будем считать эту машину авансом.

Я решительно развернулся и пошел навстречу волнам жаркого воздуха с улицы. Желающих возразить не нашлось, и все неохотно потащились следом.

Автомобиль действительно был чертовски похож на «Раскоряку» — та же схема подвески, те же мотор-колеса, та же компоновка… хм… ну, назовем это салоном, ладно. И также под панелью оказалось гнездо под акк, который неизвестные владельцы предусмотрительно забрали с собой. Только оборудования для прохода в «Холод» на ней не было, это я первым делом тихо проверил. Похоже, сушеный покойник из подвала моей башни, удачно подрезав чужую машину, смонтировал его потом сам. Если бы коммунары об этом узнали, они бы так легко с меня не слезли… В общем — «Раскоряка» версии два-ноль. Сиденья получше, на коротком капоте вертлюг под отсутствующее штатное оружие, тент складной — он был убран в нишу заднего борта и легко раскрылся, закрывая нас от прямых лучей солнца. Не сразу сообразил, что идущая над передней панелью планка — это выдвижной лобовик, который убирается вовнутрь передней стенки кузова полностью. Изящное решение — надо тебе из пулемета вперед пострелять — задвинул и пали. А потом обратно поднимай, чтобы мухи в рот не залетали.

Все расселись в шестиместном кузове — спереди на двух пассажирских — Ольга и Борух, сзади — Артем и Ингвар. Рванули назад по троллейбусным следам, благо подыхающий электротранспорт оставил за собой приличную колею. Троллейбус, кстати, так и не загорелся — подымил и погас. Но, если владельцы машины вернутся и захотят нас догнать, им придется сначала, как минимум, перемотать сгоревший двигатель.

«Раскоряка-2» оказалась довольно резвой. Черный круглый спидометр — единственный прибор в машине, — был градуирован в привычных километрах в час, и по нему мы легко выдали полста по пересеченке, семьдесят по грунтовке, и сотню по шоссе. Горячий воздух на такой скорости трепал тент и вышибал из глаз тут же засыхающие слезы, но зато пыль оставалась более-менее сзади. Правда, на въезде в город она снова нас накрыла, но это уже мелкие издержки. Да и терять нам было уже нечего — каждый был похож лицом на несвежего ожившего мертвеца, а одежда хрустела от грязи и соли. У меня саднило обгоревшее и обветренное лицо, да и рукам приходилось не легче, но терпеть пока было можно. Потом, конечно, эти ожоги устроят мне небольшой личный адочек…

Доехали до того дома, где останавливались по дороге туда, и я остановил машину.

— Что ты тут забыл? — поинтересовался недовольно Ингвар.

— Пошли, сейчас увидишь, — сказал я ему и вылез, вытащив предварительно из гнезда акк.

Ольга это определенно заметила, остальные — не знаю. Да, недружественный жест, проявление недоверия — ну и пусть обижаются, если такие нежные. Мне насрать. В доме нагрузил Ингвара сдернутыми с кроватей одеялами и погнал обратно. Объяснять ничего не стал — сами догадаются зачем, не маленькие.

— О, это дело! — обрадовался Борух. — А то опять околеем там…

Ну вот, как я и говорил — догадались.

Там, где предыдущие владельцы этой машины тупо буксовали, вытаскивая себя домкратом и пердячим паром, я взял чуть правее их колеи и внатяг, на малых оборотах аккуратно прошел своим ходом. Такую машину засадить — это надо вообще не уметь по грязи ездить. Небось, водила давил тупо гашетку, давая колесам команду «копать здесь!»… В общем, если туда мы добирались полдня и остались чуть живы, то обратно проскочили меньше чем за час и даже соскучиться не успели.

— Ну что, машину никак? — спросил я для очистки совести.

Жадность взыграла — жалко было хорошую тачку бросать. Акк я сразу вытащил, и теперь смотрел, как Борух сноровисто цепляет под днище взрывчатку.

— Термоядерную мину

Милке я в пизду задвину.

Если враг туда ворвется —

Он на мине подорвется! — прокомментировал его действия Ингвар.

— Я не знаю, как они протаскивают технику, — с большим сожалением сказал Артем. — Даже представить себе не могу!

— А ведь этот ваш… Как его… Матвеев? Он-то как-то протащил раско… машину свою, — сказал я ехидно. — Умел, значит…

— Он много чего умел, — зло сказала Ольга. — Да все не впрок пошло…

Да, не спешат в Коммуне лить слезы по моему сушеному дедушке. Не поминают его добрым словом. Чем-то не мил им был покойник.

— Готовы? — спросил нас Артем.

Возражений не последовало — все уже стояли, завернувшись в одеяла, как на пижамной вечеринке. Мир моргнул, и адская жара сменилась таким же зверским морозом. Правда, на этот раз ветра не было, и под зимним солнышком ярко сверкал белый-белый снежный покров. Прошла, видать, буря-то. А еще рядом с репером стояла палатка.

Я как-то сразу догадался, чья она — непривычный рисунок геометрического серо-бурого камуфляжа на ее куполе в точности повторял такой же на трофейном автомобиле. Коммунары тоже оказались сообразительными — Борух тут же взял палатку под прицел пулемета и Ольга включила свою винтовку. Я решил, что мне лучше не светить неумение с ней обращаться, да и дистанция не для снайперского оружия, так что достал из кобуры своего «двойного орла». Ингвар навел на ткань дробовик и только Артем остался при своем планшете, хотя автомат все же передвинул поудобнее, под руку.

— Эй, не стреляйте! — донеслось из палатки. — Я выхожу без оружия!

Из палатки, согнувшись и вытянув вперед пустые руки, выбрался мужчина лет сорока с суровым обветренным лицом. Он был одет в полевой камуфляж той же странной расцветки, в разгрузку, комбинированную с довольно необычным, как будто чешуйчатым, бронежилетом, на голове его была камуфляжная бандана. На рукаве красовалась нашивка с пятью черными звездочками, расположенными как на капитанском погоне.

— Вы сорвали наш резонанс! — сказал он с легким упреком в голосе. — Теперь придется снова ждать, пока репер стабилизируется!

— И сколько вас? — спросил Борух жестко.

— Коммунары? — встречно спросил вылезший. — Надо же, какая встреча…

— Сколько в палатке? — повторил Борух.

— Достаточно, — примирительно сказал военный. — Достаточно для того, чтобы результат перестрелки никого не устроил. Кстати, они вас видят и держат на прицеле, палатка изнутри полупрозрачная.

— Внутри четверо, с оружием, — Ольга смотрела на палатку через прицел винтовки. — Кто вы такие?

— Ну зачем вам эти трудности? — покачал головой мужчина. — Я предлагаю разойтись по своим делам. Мы даже уступим вам первый резонанс! У нас в палатке тепло, мы подождем, а вы, уж простите, выглядите не очень…

— Кто. Вы. Такие, — отчеканила Ольга.

— Девушка, не надо усложнять, — военный скривился, как будто откусил лимон. — Ничего я вам, разумеется, не скажу. Либо начинайте стрелять, либо давайте сделаем вид, что этой встречи не было.

Я переводил взгляд с Ольги на неизвестного. Ольге очень хотелось пальнуть, и это было видно. Военный держался отлично, совершенно не нервничал — хотя, если что, он-то точно ляжет первым. Я в данной ситуации был скорее на его стороне — это у коммунаров с ними какие-то счеты, лично мне они ничего не сделали. Наоборот, спасибо им за машину, хорошо прокатились. А начнись перестрелка, никому мало не покажется, тут он прав — внутри четверо, они наверняка уже разобрали цели, нажать на курок всяко успеют. От понимания, что я сейчас у кого-то на мушке, и этот кто-то уже, небось, свободный ход спускового крючка выбрал, мне стало очень не по себе. Не дай Мироздание, кто-то громко пернет — и пойдет взаимный салют… Но влезать в разговор я не стал. Во-первых, чтобы не обострять, а во-вторых был слишком занят тем, чтобы ствол не ходил ходуном в дрожащих от адреналина руках. Я как-то не обзавелся привычкой непринужденно чувствовать себя на прицеле. Уверен, десяток-другой лет практики — и я буду такой же крутой, как этот мужик из палатки. Буду так же рассеянно улыбаться, тихо звякая стальными яйцами. Но пока что мне было как-то нервно.

Молчание затягивалось, но тут Артем сказал тихо:

— Репер готов.

— Ладно, мы уходим, — сказала Ольга неохотно. — Может, еще встретимся…

— Непременно, — хищной волчьей улыбкой отреагировал военный. — И очень скоро!

— Коммуне осталось недолго! — крикнул он в последний момент, когда мир уже моргнул, так что я даже не был уверен, что мне это не послышалось.

Ну, недолго так недолго, хрен бы с ней.

На этой стороне пахло морем, в башне с репером было не жарко и не холодно, и я сразу почувствовал себя дома.

— Ну что же, — сказал я коммунарам максимально доброжелательно, но не спеша убирать пистолет, который так и остался у меня в руке. В теплом влажном воздухе он стремительно покрывался инеем. — Счастливого пути домой. Вот репер, вас ждут великие дела, а мне пора. Меня ждет всего лишь жена, так что не смею задерживать.

Понявший намек на лету Ингвар тоже ненавязчиво повернул ствол дробовика.

— Нам нужен костюм, — сказала Ольга без угрозы, но твердо.

— «Нет ножек — нет мультиков», — процитировал я старый злой анекдот. — Вы мне ничем не помогли, я вам тоже ничем помочь не смогу.

— Вот так, да? — спросил укоризненно Артем.

— Извини, — сказал я ему примирительно, — ничего личного, но сегодня в гости не приглашаю. У некоторых из вас, — я выразительно посмотрел на Ольгу, — могут возникнуть всякие ненужные идеи. Если… Когда спасу жену — добро пожаловать, будем дружить семьями. А пока — всего доброго, и счастливого пути.

— Пока, удачи тебе… — вздохнул Артем и покосился на свою женщину. Похоже, у них впереди большая семейная ссора. Но мне насрать.

Мы с Ингваром, задом и не опуская оружия, вышли из башни. Он держал выход под прицелом, пока я не завел мотор, потом прыгнул в машину и мы рванули домой. Коммунарам — коммунарово, пусть пиздуют обратно в свой коммунизм.

Артем

— И куда мы теперь? — спросил Артем растерянно.

— Сколько ждать репер? — спросила Ольга.

— Минут десять осталось…

— Так… — зло усмехнулась она, — ехали мы сюда около часа, значит обратно им столько же. От ближнего к его башне репера пешком с полчаса… Мы будем там раньше!

— Оля, что ты задумала? — Артема неприятно удивил такой поворот.

— Мне… Нам нужен костюм! У него одна жена, а у нас — все женщины и дети Коммуны!

— И что ты предлагаешь? — спросил ее Борух. — Брать детей в заложники?

— Если потребуется — да! — отрезала Ольга, но сразу сдала назад. — Но этого не потребуется.

Артем смотрел на нее и думал, что совершенно не знает такой Ольги. Наверное, она действительно сможет приставить пистолет к белокурой головенке той маленькой девочки и требовать, угрожая выстрелить. Осталось только понять, действительно ли она готова в этой ситуации стрелять? И что ему, Артему, тогда делать? Бородатый Сергей был ему по-человечески симпатичен, но, судя по его отношению к дочке, Ольга при малейшем намеке на угрозу, получит в его лице непримиримого смертельного врага. Но дело даже не в этом. Артем всю жизнь был уверен, что бывают средства, которые не оправдываются никакими целями. И они сейчас опасно близко к этому пределу подошли.

Репер восстановился, он совместил точки, и черный колодец реперного зала древней крепости встретил их своей многолетней тишиной. Дверь осталась открытой, и Ольга рванула вперёд по пустым коридорам, предоставив им догонять. Артем давно так не бегал — несколько километров от крепости до башни дались ему тяжело. Пока бежали, он успокаивал себя тем, что до сих пор не восстановился после нелегкого путешествия в жаре и холоде, но легче от этого не становилось. Особенно учитывая, что Борух, который старше его лет на пятнадцать, бежал хотя и не без напряжения, но уверенно. А ведь он еще и пулемет на плече тащил!

Тем не менее, они успели. Когда они, отдуваясь после бега, подходили к башне, им навстречу вышел низкорослый чернявый тип — Артем не мог вспомнить, как он представлялся.

— А где… остальные? — спросил он растерянно.

Артем подумал, что они сейчас похожи на отступающую армию, на плечах которой в город вот-вот ворвется враг — приключения сегодняшнего дня оставили на них заметный след.

— Они… сейчас… подъедут… — выдавил из себя Борух. Он тяжело дышал и вытирал с лица пот грязным рукавом, еще больше размазывая по ней грязь.

— А вы, значит, решили пробежаться? — скептически спросил низкорослый.

— Нам… пришлось разделиться, — уклончиво ответила Ольга.

— Можно нам воды? — спросил Артем, у которого от жажды внутри все уже слиплось.

— Сейчас принесу, оставайтесь здесь, — и ушел.

— В дом не приглашают, — усмехнулась Ольга. — Но он, кажется, не вооружен. Если бы не закрытая дверь внизу…

— Уймись, — сказал Борух. — Едут, вон, уже.

УАЗик подлетел с излишней, на взгляд Артема, лихостью и тормознул, подняв в воздух песок с дорожки.

— Что-то забыли? — неприветливо спросил Сергей. — Его пистолет уже неприкрыто смотрел на Ольгу.

— Есть одно предложение… Спасибо, — Ольга взяла у подошедшего низкорослого баклажку с минералкой и, сделав пару глотков, передала ее Артему.

— А почему вы вдруг решили, что меня заинтересуют ваши предложения?

— Потому, что это увеличит шансы найти твою жену. Ты ничего не знаешь об Изнанке, не умеешь пользоваться костюмом — скорее всего, ты просто пропадешь.

— И что тебе за дело?

— На тебя мне плевать, — призналась Ольга. — На жену твою тоже. Но с тобой пропадет и костюм.

— Не отдам!

— И не надо, — Ольга с удовлетворением посмотрела на удивленное лицо Сергея. — Просто возьми меня с собой. Я помогу тебе дойти и вернуться, я помогу тебе найти жену. Я опытный боец и буду тебе полезна. Взамен ты отдашь мне костюм, когда мы вернемся. Ведь он тебе будет уже не нужен, не так ли?

— А это возможно? — Сергей явно сомневался. — Костюм выглядит такой, знаешь ли, индивидуальной штукой…

— Владелец костюма может взять в его поле двух человек, — объяснила Ольга. — Видишь, ты даже этого не знал! Одним человеком буду я, второе место оставим для твоей жены. Ну, что скажешь?

Артем подумал, что решение, в общем, не такое уж плохое — если не считать того, что вот его женщина собирается черт знает куда, довольно небезопасным способом, и его мнение на сей счет ее совершенно не интересует. Но если кто и способен нырнуть в жерло вулкана и вынырнуть с Кольцом Всевластия в зубах, так это именно Ольга.

— Ну, в принципе… — Сергей явно был готов, как минимум, обсудить предложение. Однако ему помешали — перед башней неподалеку от них внезапно полыхнула яркая голубая вспышка.

— Это что еще за херь? — изумленно сказал прислонившийся у УАЗику Инвар.

Посередине травяного участка, захватив кусок дорожки, образовался ровный круг какого-то твёрдого черного покрытия. Его по диаметру перекрывала высокая, увешанная серыми коробками и кабелями, решетчатая арка. Под аркой стояли три человека — крепкий седой мужчина, женщина средних лет и очень молодая девушка. У мужчины в руках было нечто такое, что он держал, как оружие, хотя оно больше смахивало на дешевый пластмассовый блендер, к которому зачем-то приделали пистолетную рукоять.

— Всем оставаться на местах! — звонким голосом распорядилась девушка.

— Ого! — удивилась Ольга. — А эти что здесь забыли?

— Кто это? — спросил тихо Артем.

— Это же альтери! Видишь, какая поссыкушка у них командует?

Артем припомнил, что слышал про Альтерион — ключевой для Коммуны срез, где происходил основной обмен ресурсов и технологий. Припомнились немногое — что там расположен единственный цивилизованный межсрезовый рынок, что там какое-то довольно причудливое устройство общества, и что они единственные, кто умеет строить порталы. Видимо, этот самый портал он и видел пред собой сейчас.

— Кто здесь главный? — молодая девица выглядела очень важной и преисполненной чувством собственной значимости.

— Давайте для простоты считать, что я, — ответил ей Сергей. — Во всяком случае, место, куда вы так запросто вперлись — мой дом.

— Ты! — девица проигнорировала его сарказм. — Отвечай! Мы получили сигнал о гибели одной из Юных здесь! Кто в этом виновен? И где другие Юные?

Сергей толкнул локтем низкорослого и что-то шепнул ему на ухо. Тот кивнул и направился к башне.

— Не могу сказать, что я полностью понял, что вы от меня хотите…

— Я требую ответа немедленно! — девушка нахмурилась и топнула ножкой. Получилось забавно. Борух издевательски зааплодировал.

— Интересно девки пляшут

Поперек пиздою машут… — прокомментировал Ингвар.

— Не думаю, что у вас право что-то требовать, — спокойно ответил Сергей. — Тем не менее, подождите пару минут… А, впрочем, вот она уже.

Из башни выбежала девушка и помчалась к арке.

— Ниэла! — закричала она. — Ниэ, это ты!

— Криспи! — женщина сделала несколько шагов вперед и поймала девушку в свои объятия. — Крис, ты жива! Мы вас потеряли, тебя и твою группу, а потом сработал имплант Туори…

— Туори погибла, Ниэ… — Криспи внезапно горько разрыдалась. — Мерит пропала… Я все-все-все испортила!26

— Не плачь, девочка моя… Не плачь…

Мужик с блендером смотрел на все это, снисходительно улыбаясь в седые усы, девица откровенно злилась.

— Юная Криспи, — сказала она холодно-брезгливо, когда рыдания немного утихли. — Ведите себя подобающе! Это холо мзее27!

Криспи выпустила женщину из своих объятий, вытерла слезы рукавом, шмыгнула носом, повернулась к девице и спокойно сказала: «Пошла в жопу, дура!»

— Молодец, Криспи, — засмеялся Сергей. — Так ее!

Девица застыла в изумлении, выпучив глаза и хлопая ртом, как пестрая аквариумная рыбка.

— Какая барыня не будь,

А все же барыню ебуть… — посочувствовал ей Ингвар.

— Я поставлю вопрос на Совете… — растерянно проблеяла она. — Это мхошо28…

Ее никто не слушал.

— Прости, что заставляю тебя вспоминать неприятное, Кри, — спрашивала женщина. — Но кто убил Туори?

— Один из тех, кто удерживал нас в плену…

— И где он?

— Его убила Мерит…

— А где сама Мерит?

— Она убежала и, наверное, погибла…

— Бедная девочка, — женщина снова обняла рыдающую Криспи. — Как же тебе досталось!

— Она не погибла, — к удивлению Артема, сказала внезапно Ольга. Он-то думал, что она будет молчать, как партизан.

— Коммуна? — спросил до сих пор молчавший седоусый. — Да помолчи ты, Нетари! — бросил он злобно бурчащей девице.

— Простите, Молодой духом Кериси! — сказала та почтительно, и немедленно заткнулась.

Артему показалось, что Молодой духом она произнесла как звание. Судя по интонации, не ниже генеральского.

— Да, Коммуна, — не стала отрицать Ольга.

— Мерит же ваша… Хм… — он задумался. — Как будет на языке Коммуны женская форма слова «агент»?

Видя Ольгино затруднение, Артем вмешался:

— Это слово не имеет женской формы. Женщина тоже будет «агент».

— Какой сложный язык… — пожал плечами мужчина. — Но вы меня поняли.

— Да, Марина наша, — согласилась Ольга. — Это важно?

— Нет, просто уточнение, — покачал головой седоусый. — Мы равно принимаем всех Юных. Я рад, что с ней все в порядке.

— Не всё, но ей уже лучше.

— Я хотел бы узнать, где сейчас находится Андираос Курценор, — сказал мужчина, глядя на Сергея.

Артем заметил, как ощутимо напряглась Ольга — он не знал, чем этот блондин так досадил его подруге, но она явно не хотела его отдавать кому-то еще.

— В башне, — спокойно ответил Сергей. — Йози, приведи его, пожалуйста.

Низкорослый кивнул и отправился в дом.

— Каков его статус здесь? — поинтересовался «молодой духом».

— Он наш! — торопливо заявила Ольга, но седоусый ее проигноровал, глядя на Сергея.

— Он наш пленник, — ответил тот. — И в понятие «наш» я не включаю Коммуну. Уважаемая Ольга, кажется, забыла, что наша договорённость утратила силу.

— Альтерион хотел бы получить его.

— Зачем?

— Он похитил трех Юных Альтериона и стал причиной гибели одной из них. Он совершил действия, приравненные к геноциду, в срезе, находящемся под патронажем Альтериона. Он похитил ценное оборудование, принадлежащее Альтериону. Альтерион требует его выдачи для суда.

— Коммуна первой заявила свои права! — не сдавалась Ольга. — Марина — не только Юная Альтериона, но и член Коммуны. У нас он тоже похитил ценное оборудование, нанес огромный ущерб нашим интересам и угрожал самому существованию нашей общины!

— Ебать, да тут за меня торги! — издевательски заржал Андрей, которого привел Йози. — А вы, блядь, подеритесь! Выживший заберет себе всё!

— Мы делили апельсин,

Много наших полегло… — задумчиво прокомментировал ситуацию Ингвар.

— Зеленый, шли их нахуй! — откровенно глумился блондин. — Они не имеют права ничего требовать, а отбирать силой не станут! Альтери — те еще чистоплюи. Оленька, конечно, упыриха, она бы просто всех порешила, но при Альтери зассыт…

— Заткнись, Андрей, — зло сказал Ольга.

— Что, правда глаза колет?

— Альтери есть, что предложить взамен, — торжественно сообщил седоусый.

Артем сделал из этого вывод, что наглый блондин в чем-то прав.

— Коммуне тоже! — парировала Ольга.

— Поторгуемся? — блондин подмигнул Ольге. — И у меня есть кое-какие резервы! Зеленый, я дам за себя больше, чем они тебе предложат!

— Заткнись уже, пиздобол, — сказал ему Сергей. — Как же я от тебя устал…

Зеленый

Дорогое Мироздание! Как же я заебался!

Устроили тут ярмарку тщеславия, уперлись рогами и разбираются, кто круче. Только и слышно: «А Коммуна!.. А Альтерион!.. Да я сам!..»

— Давайте закончим этот базар, — сказал я, не обращаясь ни к кому конкретно. — Мне нужно поздороваться с дочерью, принять душ, переодеться, поесть, отдохнуть и вообще привести себя в порядок. Выясняйте без меня, кто сегодня с утра самый крутой в Мультиверсуме. Определитесь — сообщите.

— Возле города Майами,

Контрас мерились хуями.

Но длиннее завсегда,

У Фиделя борода… — продекламировал Ингвар старую политическую частушку. А я развернулся и пошел к башне.

Машка прискакала прелестной козочкой, запрыгала вокруг меня радостно — и сердце мое слегка оттаяло.

— Привет, солнышко, — сказал я ей. — Как дела?

— Ой, что с тобой, папа? Ты весь красный и чумазый! — удивилась Мелкая.

Я спустился вниз и только там посмотрел на себя в зеркало — и правда, вид — как будто я, пикируя из стратосферы, носом об землю тормозил. Сквозь слой иномировой пыли — как звучит, а? — проглядывала напрочь спаленная солнцем рожа с малиновыми скулами и облезлым носом.

— Тяжелый выдался денек, — сказал я примчавшейся следом дочери. — Я пойду в душ, а ты поищи, где-то у мамы должен быть крем от ожогов. Помнишь, она тебе руку мазала, когда ты за кочергу схватилась?

— Помню, помню, он такой оранжевый! А маму ты еще не нашел?

— Еще нет, милая, но обязательно найду. Вот помоюсь, поем — и снова пойду искать.

Мелкая ускакала наверх, а я, запихав грязную одежду в стиралку, полез под душ. Отмывался долго и тщательно, потом просто стоял под струями — надо было вылезать и что-то со всем этим решать, но сил никаких не было. Впрочем, кончившаяся в бойлере горячая вода все равно выгнала меня из душевой кабины — прямо в объятия Криспи.

— Тьфу на тебя! — сказал я, быстро заматываясь полотенцем. — Крис, у нас так не принято, ты же знаешь.

— Прости, я так разволновалась, встретив своих… — она отвернулась, чтобы меня не смущать. — Просто Маша прибегала спросить, где мазь от ожогов, а я решила, что надо тебе дать нашу, из аптечки Ниэлы, она гораздо лучше…

— Да вот, слегка на солнце обгорел… — слегка преуменьшил я проблему. На самом деле запекся я знатно, тушку уже начало потряхивать и бить ознобом, а морду как будто тепловым пистолетом поджаривали.

— Какой кошмар! — искренне сказала Криспи. — Садись, я тебя обработаю сейчас…

Я уселся на кухонный табурет, откинул голову назад и зажмурился. Что-то зашипело и на лицо легла легкая прохладная пена, от которой сначала слегка защипало, а потом как будто все замерзло, потеряв чувствительность.

— Руки еще, — сказал я непослушными губами.

Криспи захлопотала над моими обожжёнными конечностями, и вскоре на них тоже пролилась, унося боль, приятная прохлада.

— Посиди так несколько минут, — сказала она.

— Ну что, возвращаешься домой? — спросил я девушку.

— Да, — сказала она чуть виновато. — Спасибо тебе за все, что ты для меня сделал.

Мне стало немножко, самую чуточку, грустно. Так бывает, наверное, когда уходят во взрослую жизнь выросшие дети. Я успел привязаться к Криспи и воспринимал, пожалуй, как приемную дочь.

— Не так уж много я сделал, Крис.

— Гораздо больше, чем ты думаешь. Ты вернул меня к жизни. Я почти заново родилась, и у меня было еще одно, очень короткое, но счастливое детство. Я полюбила тебя, Лену и Машу как самых близких мне людей. Я очень много узнала из наших разговоров, и я еще долго буду над этим размышлять. Никто никогда не делал для меня больше, даже Ниэла, моя наставница.

У меня даже в глазах защипало. Надеюсь, что от пены — сентиментальность мне сейчас не ко времени. Я и так скоро надорвусь, изображая из себя крутого — чтобы не сожрали чертовы коммунары. Этак прилипнет к роже героическое выражение лица. А ведь мне всего-то надо — вернуть жену, и чтобы все отъебались…

— Послушай, — Криспи замялась, — мне неловко тебе советовать…

— Валяй, не стесняйся, — я чуть не махнул рукой, но сдержался. Мало ли — слетит пена, а от нее так рукам хорошо…

— Я поговорила с Ниэлой. Она предлагает убежище — тебе и твоей семье. Ваш срез… неблагополучен. Что с ним будет — неизвестно. Тебе надо искать Лену. А в Альтерионе Маша будет со мной и Ниэ, это тихое, комфортное и безопасное место. Возможно, самое комфортное и безопасное в известном Мультиверсуме.

— А Йози и его семья? — спросил я сразу.

— Если захотят, — ответила Криспи. — В Альтерионе много грёмлёнг, их у нас уважают. И еще — у нас очень любят детей. Может быть, — она вздохнула, — даже немного чересчур.

— Взрослеешь, Крис?

— Холо мзее, Се!

Я не сразу сообразил, что она сократила мое имя до двух букв. Насколько я понял из ее же рассказов, это выражение высшей степени близости. Почти признание в любви. Хорошая девочка, пусть она будет уже наконец счастлива в своем Альтерионе. Глаза опять защипало.

— Спасибо за предложение, Кри, я подумаю.

— Все, не двигайся, я снимаю пену! Глаза не открывай!

Криспи чем-то протерла мне лицо и руки и я на ощупь побрел обратно в ванную — умываться. Поплескав себе в лицо водой, осторожно открыл глаза и с удивлением увидел, что от малиновых отекших пятен и следа не осталось. Так, слегка розоватое лицо, как после умывания горячей водой. Чудо как хороша эта их пена! Может сменять им Андрея на аптечку?

— Спасибо! — сказал я Криспи. — Мне стало гораздо лучше.

— Не за что! — отмахнулась девушка. — Приходи в каминный зал, там Катя обед приготовила, окрошку. Маша уже наворачивает вовсю!

Я пошел наверх, и увидел вокруг стола целое собрание полномочных представителей. Усатый альтерионец, с лицом прохиндейским, как у депутата Госдумы, девица-юница, сидящая с видом принцессы, наступившей хрустальным башмачком в говно, Ольга, злая и надутая, Андрей, отсаженный на диванчик под присмотр Ингвара, и Мелкая, которой было наплевать на дипломатические казусы. Она просто лопала окрошку, брызгая ложкой и чавкая от наслаждения. Все, кроме Машки, уставились на меня — и я сразу вспомнил, что вообще-то шел на второй этаж за одеждой. Потому что грязная в машинке крутится, а на мне одно полотенце. Пришлось сделать вид, что я всегда так хожу и не понимаю, чего это они так пялятся. Ну и гордо удалиться наверх, конечно.

Когда вернулся в джинсах и майке, в раскладе было минус Машка (она налопалась до состояния шарика и, вздыхая, что больше не лезет, пошла ловить кота), но плюс Криспи и Йози. Йози скромно кушал, остальные сидели такие же напряженные и глядели друг на друга косо.

Я начерпал половником из большой кастрюли миску окрошки, поставил ее перед собой и начал неторопливо, вдумчиво есть — сдерживая себя, чтобы не чавкать, как Машка. Люблю окрошку. Ленка, правда, ее лучше готовит — с базиликом и капелькой горчицы, — но и Катина неплоха. Я сижу, жру, а все на меня смотрят. Как-то немного неуютно, но я вида не подавал, еще чего. Потерпят.

— Приятного аппетита! — не выдержал усатый.

Я покивал ему благосклонно между двух ложек.

— Я прежде всего хочу сказать, — продолжил этот «молодой духом», — что, вне зависимости от вашего решения, Альтерион предлагает вам и вашим друзьям свое гостеприимство.

Я молча жрал. Подождав ответа и не дождавшись, он добавил:

— Вы получите все преимущества полного альтерионского гражданства!

Наверное, это очень круто, да. Но я как-то не в курсе. Мы с Криспи много болтали вечерами у камина — она рассказывала, как устроена жизнь у них, я — как у нас. Взаимно удивлялись: ей наши порядки казались странными, мне — их. Но что именно означает «полное» гражданство и чем оно отличается от «худого» — или какие там есть альтернативы, — я понятия не имел. Обычно, за гражданством следуют как права, так и обязанности, так что это еще бабушка надвое сказала. Так что я снова вежливо кивнул и продолжил кушать.

— Да, я хочу отметить, что Коммуна сняла свои претензии на Андираоса, так что конфликт интересов исчерпан. Не так ли, Ольга?

— Да, — нехотя буркнула Ольга, — он того не стоит.

Ого, кажется коммунарам кто-то тут жестко вывернул ручки! Я-то думал, Ольгу, чтобы забрать столь полюбившегося ей Андрея, придется глушить по рыжей башке поленом — а оно вот как. Ну, кобыле легче.

Я доел окрошку, с сожалением посмотрел на кастрюлю — хорошо бы добавочки, но это будет уже перебор. Авось не в последний раз окрошку вижу.

— Ингвар, — спросил я, — ты что думаешь?

— Здесь может стать опасно, — сказал наш пират. — Никогда не знаешь, какой следующий сюрприз выскочит из Черной Цитадели. Вот, например — наши коммунистические друзья, — он покосился на Ольгу, — ткнули палкой в осиное гнездо. Сами они сейчас смоются, а спрашивать за заминированную машину те ребята из палатки придут к нам. До нас-то один переход. Так что я бы на твоем месте, Зеленый, хорошо подумал насчет Альтериона.

— Я подумаю, — сказал я спокойно. — А ты?

— Самый большая межсрезовая биржа контрабанды! — пожал плечами Ингвар. — Что еще надо старому пирату? Прикину ассортимент, налажу логистику, придумаю схемы… Бесконечная емкость рынка! Они еще сами не знают, как им повезло. Эх, романтика первоначального накопления капитала — я ж без всего остался! На двадцать лет моложе себя сразу почувствовал!

— …Я брел аллеей тополей,

бедой гонимый неминучей.

в кармане было ноль рублей,

но хуй стоял на всякий случай… — Ингвар хищно оскалился.

— Ингвар за Альтерион, — констатировал я. — Йози?

— Если Ингвар прав насчет опасности… Да и в любом случае — тут хорошо, но как детей растить? А в Альтерионе не только дурной грём, там очень любят старые машины… — Йози так жалобно посмотрел на меня, как будто я могу его не пустить.

— Йози тоже за Альтерион, — кивнул я. — Криспи?

— Я в любом случае обещаю быть с Машей, пока ты не вернешься, и беречь ее как сестру и подругу, — сказала девушка очень серьезно. — Но в Альтерионе ей действительно будет лучше.

— Значит, решено, — подытожил я. — Все перебазируются в Альтерион. А вы… простите, не расслышал, как вас зовут…

— Кериси, — охотно представился усатый.

— Вы, я вижу, в курсе моей проблемы.

— Вы имеете в виду закрытый срез Земля, в котором осталась ваша жена? Да, мы знаем об этом, но, увы, наша методика перемещения тут так же бесполезна, как и способ Коммуны. Портал туда просто не откроется.

— Вы пробовали? — удивился я.

— Мы давно изучаем Мультиверсум. Без ложной скромности скажу, что у нас лучшие специалисты по закрытым мирам.

— А их много?

— Скажем так, — альтери задумался, — за всю историю наблюдений мы четыре раза фиксировали капсуляцию среза. Все четыре случая закончились тем, что капсуляция прекращалась так же внезапно и самопроизвольно, как начиналась.

— И как долго она продолжалась?

— По-разному. Два месяца, год, пять и восемь лет.

— Долго, — моя надежда, что все как-то само рассосётся, погасла.

— Дело даже не в сроках… — усатый печально покачал головой. — После раскапсуляции миры оказались безлюдными и сильно пострадавшими от разного рода катастроф. Наши ученые предполагают, что все пустынные срезы, которые преобладают в доступной нам части Мультиверсума, когда-то прошли через капсуляцию. Существует множество теорий…

— Спасибо, теории в другой раз, — прервал я его. — Меня интересует практика. Чем вы можете мне помочь? Оружие, снаряжение?

— Мы не воинственный и не экспансивный срез… — начал усатый. Ольга хмыкнула, Андрей, до сих пор сидевший мрачно в углу откровенно заржал:

— Неэкспансивные они, ебатюшки мои! А восемь срезов сами, блядь, прилипли…

— Протекторат Альтериона осуществляется исключительно по просьбе страдающего населения… — укоризненно покачал головой альтери. — И их уже девять, Андираос, ваши сведения устарели. Последним буквально на днях стал почти уничтоженный вами народ йири.

— И тоже по просьбе страдающих? — ухмыльнулся Андрей. — Да они голову из жопы не вынут, даже когда их черви жрать начнут!

Криспи неожиданно шагнула вперед и неумело, но от всей души ударила его кулаком в нос.

— Махридашь видого!29 — сказала она с отвращением, как будто плюнула, и вернулась назад.

Все изумленно молчали, Андрей, шипя, зажимал пальцами опухающий на глазах нос, из которого сочилась струйка крови.

— Пожалел я тебя тогда, дуру… — сказал он зло. — Зря…

— Какой неприятный человек, — покачал головой усатый. — Но вы не волнуйтесь, он получит по заслугам. Возвращаясь же к нашему разговору — у нас нет оружия, которое было бы существенно лучше вашего. В основном мы продвинулись в разработке нелетальных образцов, вроде этого, — он продемонстрировал свой блендер.

— Криспи тут продемонстрировала вашу пену от ожогов… — намекнул я.

— Да, как же я не подумал! — воодушевился альтери. — Действительно, медицина и фармакология — наша сильная сторона. Я распоряжусь, чтобы вам подготовили полевой набор с инструкциями на языке Коммуны! Что-то еще?

— Не знаю, пока вроде всё, — ответил я.

— Если понадобится что-то еще — не стесняйтесь, обращайтесь прямо ко мне! — усатый был сама любезность, но никакого способа связи не предложил. Впрочем, нужно будет — из-под земли достану.

— Хорошо, мы с благодарностью принимаем гостеприимство Альтериона, — сказал я непроизвольно копируя пафосную манеру альтери. — Можете забирать этого мудака.

Дальше все замелькало, как в мультфильме — девица-юница ускакала бодрым галопом в портал, и из-под его арки посыпались зверски деловые альтери. Сначала серьезные ребята в синей, перепоясанной белоснежными ремнями, униформе увели очень злого Андрея. Когда его, придерживая за локти, вели мимо меня, он неожиданно остановился и быстро сказал по-английски: «When it’s over, find me in the Alterion. I have something important for you».30 Я только плечами пожал. Нахрен он мне сдался? Андрея утянули дальше, уводя под арку, а взамен оттуда выскочила небольшая колесная платформа с манипулятором — нечто вроде популярных у нас японских грузовичков, честно прозванных в народе «воровайками». Только кабины на ней не было, а команды ей отдавал низкорослый забавный мужичок. У него в руке было нечто вроде лазерной указки — он показывал ей на предметы, платформа резво подкатывалась к ним, аккуратно хватала и складывала на платформу. Мужичок имел характерную внешность грёмлёнг — и вскоре уже вовсю болтал по-своему с подошедшим к нему Йози — не отрываясь, впрочем, от работы. Какие-то ребята в серых комбинезонах, следуя указаниям Катерины, что-то выносили из башни и складывали на траву во дворе. Я не вникал, что именно — чувствовал себя смертельно уставшим. Сел у теплой каменной стенки на траву и равнодушно смотрел на всю эту суету. В голове была звенящая пустота. Подкатившая платформа быстро перекидала в себя все эти тюки, коробки и пакеты, а ко мне подошла Криспи и села рядом.

— Устал, Сер?

— Устал, Кри.

— Ты справишься, я знаю. Найдешь Лену, и все будет хорошо.

— Спасибо, Кри, я постараюсь.

— Пойдем, покажу тебе ваш новый дом.

Мы встали — я так умахался за сегодня, что отлеплялся от стены как старый дед, кряхтя и охая. Прискакала Мелкая:

— Кри, папа — пошли, пошли! Тетя Катя сказала, что у меня будет новая кроватка! Я хочу посмотреть на новую кроватку!

Мы отправились к порталу, я пересек асфальтовый круг и не без опаски шагнул под арку. Одни шаг — и я на той стороне. Никакой клубящейся тьмы, никаких особых ощущений, просто вот только что пахло морем, а вот уже лугом. Здесь был тот же круг и та же арка, но рядом шла асфальтированная (или чем тут их покрывают) дорога, а вокруг располагалось нечто вроде… Даже не знаю, как назвать. Штук пять небольших домов коттеджного типа, расположившихся на луговине у неширокой равнинной речки. Лесочек. Травка. Мостки над рекой. От дома до дома просторно — метров сто с лишним. Никаких заборов. От дороги к каждому — красивая мощеная дорожка из разноцветного кирпича. Сами домики — два этажа с мансардой, выглядят мило, но довольно обычно. Вот так даже и не скажешь, что ты в другом мире. Где мой восторг первопроходца? Где, блядь, романтика?

— Охуительно! — с искренней радостью сказал прошедший за нами Ингвар. — Сбыча мечт.

Вот она где, оказывается, романтика-то. Не перегорел еще старый пират.

— Это наш дом, да? — заскакала нетерпеливо Машка.

— Ваш, — рядом оказалась женщина-альтери, как я понял, бывшая наставница Криспи.

— Пойдем, пап, пойдем! — Мелкая потащила меня за руку к дому — стены цвета крем-брюле с бордовой крышей. Пока я оглядывался в просторной и высокой — в два света, — гостиной с большим кирпичным камином в центре, она протопотала по лестнице на галерею второго этажа, куда выходили двери спален. Открыла первую — захлопнула, вторую — захлопнула, третью — и дом огласил радостный визг.

— Уииии! Папа, папа! Иди скорее сюда!

Я поднялся наверх и заглянул в открытую белую дверь. Да, это была Розовая Спальня Для Маленьких Принцесс. Если вы не блондинка пяти лет от роду, вам станет от такого немного дурно — но Мелкая была счастлива, как никогда. Розовая кроватка под розовым балдахинчиком с белыми кружавчиками. Кружевные кипенные наволочки с розовыми феями. Немыслимой розовости одеяльца в цветах и кроликах. Беленькие комодики, полные розовыми носочками и прелестные резные шкафчики с невыразимо прекрасными платьицами. Розовыми. И посредине — на розовом ковре, как апофеоз всей этой роскоши — кукольный домик в половину Машкиного роста. Заглядывать туда я не стал, опасаясь получения летальной дозы облучения розовым, но не сомневаюсь, что там розовая мебель и куклы в розовых платьицах.

— Лопни мои глаза! — сказал я искренне.

— Девочкам ее возраста такое нравится, — сказала тихо подошедшая Ниэла. — Это нормально. Когда перерастет, смените обстановку. Криспи поживет пока здесь с ней, ее спальня рядом. Ваши друзья уже заняли соседний дом, дети будут играть вместе. Криспи поможет им освоиться с нашим бытом, это несложно. Альтерион — комфортный мир, и тут очень любят детей.

— Может быть, чересчур, — повторил я слова Криспи.

— Может быть, — не стала спорить Ниэла. — Но так уж сложилось. Мы — старый мир, у нас мало детей и мы всегда им рады.

— И еще… — она замялась, — Криспи хочет стать наставницей вашей дочери…

— Да? — слегка удивился я.

— Конечно, я вас понимаю, — торопливо заговорила альтери. — Криспи многое потеряла с этой историей. Можно сказать, что ее возраст развития теперь на пять лет меньше физического. Она, наверное, не вполне готова к такой ответственности. Но я вас очень прошу — не отказывайте ей! Она хорошая девочка, и это очень поможет ей пережить ее травму, вернуться к нормальной жизни…

— Вы не поняли, — отмахнулся я. — Конечно, я не против. Машка ее любит, и Криспи к ней очень добра. Просто я пока не очень понимаю, что представляет собой это ваше наставничество.

— Это можно сравнить со старшей сестрой или братом. У нас никогда не бывает больше одного ребенка в семье, и наставничество — это отчасти замена таким отношениям. Старший в этой паре помогает познавать мир, справляться проблемами взросления и созревания, взаимодействовать с социумом…

— Звучит неплохо, — пожал я плечами.

— Так вы не откажете Криспи?

— Не вижу причин.

— Спасибо! Боюсь, что как наставница я не была идеальной, но очень привязалась к ней.

Убедившись, что оторвать Мелкую от новых игрушек совершенно нереально, я спустился вниз и вышел на улицу. От портала шел Йози и нес Машкиного кота.

— Вот, а то твоя дочка в суете его забыла, — он спустил кота на землю и протянул мне пакет с лотком и кормом.

— Мря? — спросил котик.

— Да, осваивайся тут, — подтвердил я.

Котик распушил хвост и пошел обнюхивать прихожую.

— Неплохо здесь, — сказал Йози. — Катерина уже вовсю вьет гнездо.

— Женщины, — кивнул я.

— Не волнуйся, мы присмотрим за Машей.

— Спасибо, друг. А мне пора.

— Удачи.

Я направился было к порталу, но на полдороге меня догнала Криспи.

— Вот, держи, — она протянула мне серый пластиковый чемоданчик. — Это универсальная аптечка, там есть инструкция по-русски.

— Спасибо, Крис, надеюсь, не пригодится.

— И еще… — Криспи потупилась. — Сер, я, наверное, не вовремя, но все же… Я хотела бы стать наставницей Маши. Нет, это не потому, что я думаю, что ты не вернешься! — внезапно испугалась она. — Просто я…

— Конечно, Кри, — прервал я ее. — Кто, как не ты? Доверяю тебе самое дорогое, что осталось у меня на свете.

Я сказал это немного в шутку, конечно, но, если вдуматься, то так оно и есть. Не знаю, что там с моей женой, но надо быть реалистом — есть вероятность, что все плохо. Да и я могу не вернуться. Пусть уж у Машки будет официальный опекун, который ее действительно любит.

— Я знаю, Се, — девушка поднялась на цыпочки и смущенно чмокнула меня куда-то в бороду. — На этот раз я справлюсь.

Она зашмыгала носом и убежала, а я дошел, наконец, до портала. Возле него стояла, осматриваясь, команда коммунаров — видимо, решили тоже полюбоваться на Альтерион.

— Миленько, — сказала Ольга. — Простенько, но миленько. Сельская пастораль.

— Ничо так, — согласился с ней Борух. — Малолюдно.

Артем промолчал — он вообще был какой-то нервный и мрачный.

— Ну что, пошли? — спросил я устало. Этот день все длился и длился, и конца ему было не видно. По ощущениям — самый длинный день в моей жизни. Не дожидаясь ответа, шагнул под арку — и день погас.

Возле башни уже была глубокая ночь, и по поверхности моря плясали отражения звезд. Внутри было тихо, пусто и темно, под ногами валялся какой-то забытый при переселении хлам. Ну ничего, альтерионцы обещали оставить портал, так что завтра Йози с Катей вернутся и подберут. Я включил свет и пошел к лестнице вниз. Вот сейчас-то и будет момент истины. Я ничуть не переоценивал свои боевые способности — оставалось надеяться, что их переоценивают коммунары. Если они захотят отнять костюм, то просто так я его не отдам, им придется меня убить. Это с одной стороны. Но с другой — буду честным, это вряд ли вызовет у них серьезные затруднения. Их трое с оружием, и, как минимум, двое умеют им пользоваться. Я один, и у меня пистолет, из которого я не умею толком стрелять. Буду надеяться, что я не зря сегодня весь изображал Крутого Мужика Со Стальными Яйцами, и они не захотят проверять мои стрелковые навыки.

Внизу я со вздохом выдвинул из кухонного стола ящик для ложек и вилок и, подняв пластиковый лоток, вытащил из-под него ключ Ушельцев.

— Вот так просто? — удивилась Ольга.

Я пожал плечами и вставил пластину с вырезами в неприметную щель. Кусок каменной кладки сдвинулся внутрь и ушел в стену, открывая проход в хранилище. Цилиндры были раскрыты — кроме центрального, с лестницей к проходу (я так по ней ни разу и не поднимался, несколько побаиваясь) и пятого, где стояла вешалка с костюмом. Я направился к ней в обход центральной колонны, чтобы держать коммунаров на виду. Но за оружие, вроде, никто не хватался, зайти за спину не пытался — так что я, нажав на дверцу, сдвинул ее сторону. Внутри стояла старинная деревянная вешалка «Инв. №230876».

Она была пуста.

— Проблемы? — напряженно спросила Ольга.

— Он был здесь, — я, признаться, стоял, как оглушенный, и если бы кто-то захотел меня сейчас застрелить — момент был отличный. — Костюм был здесь, — повторил я тупо.

— Но его нет? — уточнила Ольга. — И ты не знаешь, куда он делся?

— Понятия не имею, — признался я. — Вообще никаких идей.

— Вот так разводить у себя дома проходной двор, — покачал головой Борух.

И только Артем, кажется, вздохнул с облегчением. Не хотел отпускать со мной свою женщину? Ревнует? А, насрать, впрочем.

— Извините, ничем не могу больше вам помочь, — сказал я устало.

— С самого начала эта операция шла через жопу, — зло сказал Ольга.

— Шла-шла — и пришла, — подхватил Борух.

— И что будем делать? — спросил Артем.

На меня никто уже внимания не обращал, я им был бесполезен. Ну и не очень-то и хотелось. Но куда костюм-то делся?

— Возвращаемся в Коммуну, — решила Ольга. — Пошли-пошли, — поторопила она, — надо сообщить Совету, что враг ближе, чем мы думаем.

Она развернулась и молча вышла, Борух за ней. На меня они даже не посмотрели. Только Артем смущенно бросил:

— Прощай, удачи тебе.

Я вяло помахал ему рукой. А потом поднялся наверх, в нашу спальню и, сбросив с двуспальной кровати матрас, открыл спрятанный в массивном деревянном основании тайник. Там хранился еще один ключ Ушельцев — тот, что достался мне от Карлоса, шифрованные флешки с кое-какими рабочими данными, документы, которые, за отсутствием выдавшего их мира, теперь вряд ли пригодятся, и, в числе некоторых прочих мелочей, все свободные акки. Все было на месте — только двух акков не хватало. Тот, кто взял костюм, взял и их. Но именно два, остальные оставил.

Я закрыл тайник и, спустившись, вышел из башни. Подумав, решил, что утро вечера мудренее, и пошел к альтерионскому порталу.

Домой. Спать. Наконец-то этот бесконечный день закончился.

Македонец

— Отож нам пиздец, — тихо, но отчетливо сказал Петр.

Из-за развалин и целых домов, из переулков и дворов, из-за заборов и будки подстанции выходили десятки, а может, и сотни людей. И это были не жители в поисках еды, воды и имущества. Это были, — как их там «енерал» называл? Аффекторы? Пожалуй, Сенино определение «зомби» подходило сейчас куда больше. Такое впечатление, что ебанутые всего города собрались целенаправленно к нам.

Я достал пистолеты и быстро скрутил с них глушители — тишина нам не нужна, а перезаряжать так чуть быстрее — баланс лучше. Впрочем, все равно патронов не хватит. Петр нервно мацал автомат, без нужды передернул затвор, полез подбирать вылетевший патрон, тот закатился под машину… Сеня вытащил свой трофейный «Глок», и неуверенно переводил ствол с одного аффектора на другого, постепенно осознавая, что их слишком много. Лена уверенно держала «Кедр» и, кажется, единственная была совершенно спокойна. Наш «груз» — девица Ирина — побледнела, как бумага, сжала голову ладонями и что-то тихо бормотала про себя. Как бы совсем крыша не уехала у девочки.

Аффекторы не бежали на нас, а шли довольно медленно. Многие из них хромали и еле волочили ноги. В отличие от киношных зомби, заряженных неведомой ебической силой, это все же были обычные люди. Люди, которые вторые сутки не жрут, а только бегают и пиздят друг друга почем зря. Даже при адреналиновом безумии ресурсы организма не беспредельны — скорее всего, уже к вечеру они попадают без сил и, наверное, просто сдохнут. Но это будет к вечеру, а сейчас они нас запросто нахрен затопчут.

— Им тоже в голову надо стрелять? — Сеня пытался говорить спокойно, но голос внезапно дал петуха.

— Наоборот, лучше по ногам, — ответил я задумчиво. — Об упавших другие споткнутся…

Все ждали первого выстрела — моего, — но я никак не мог решиться. Во-первых, это же не зомби, а просто люди, их состояние обратимо. Наверное. Во-вторых (и это главное), их намного больше, чем у меня патронов. Это не значит, что я не буду стрелять, но…

Кольцо окруживших нас людей качнулось вперед, я поднял пистолеты. Поехали?

— Стойте! — крикнула истерическим тонким голосом Ирина. — Да остановитесь вы!

Я подумал было, что она, в приступе абсурдного человеколюбия просит нас не стрелять, но нет — она вдруг пошла навстречу толпе, выставив перед собой руки. К моему удивлению, аффекторы ее послушались и остановились, а затем и сделали несколько неуверенных шагов назад. Кажется, в задних рядах при этом кто-то повалился, устроив кучу-малу, но через несколько секунд все застыли в новой позиции. Лица людей были неприятно бессмысленны, покрыты грязью и запекшейся кровью, многие носили следы недавних жестоких драк. Но теперь они просто стояли и смотрели на Ирину.

— Садитесь, — сказала она им просто.

Толпа качнулась, завозилась, и повалилась на задницы — каждый прямо там, где стоял. Теперь это напоминало какой-то чудовищный тимбилдинг на пленэре — толпа сидящих на земле внимает стоящей в центре девушке.

— Ахуеть! — завороженно сказал Сеня. — Ирка — повелительница зомби! А сплясать они могут?

— Я те спляшу щас, — шикнул я на него. — Массовик, блядь, затейник!

— Я почему-то их чувствую… — тихо сказала Ирина. — Не отдельных людей, а как бы всех сразу, как одно существо…

— И что ему надо? — спросил я осторожно.

— Ему ничего не надо… — ответила девушка. — Оно чувствует голод, боль, усталость — но это как бы фон. А желаний у него никаких нет. Или я их не понимаю…

— А как это у тебя… — начал я.

— Я Хранитель, — сказала она таким тоном, как будто призналась в том, что описалась.

— И что это значит? — вмешался Сеня. — Что ты хранишь?

— Я не знаю. Три дня назад меня привезли в какой-то военный институт, засунули в лабораторию, и сказали, что мои родители были не моими родителями, что детство, которое я помню — это не мое детство, а сама я — какое-то чудовище, а не человек. И меня надо изолировать, а лучше — убить, потому что иначе из-за меня погибнет весь город, а может и весь мир. А другие говорили, что если меня убить — то может быть хуже, а изолировать — не поможет… Все смотрели на меня так, как будто я чумой больна. Даже глаза у меня теперь не мои — у меня были обычные, серые…

— Красивые у тебя глаза, — неожиданно сказал Сеня. — И никакое ты не чудовище. Небось, наврали они тебе зачем-то.

— Мне они ничего не говорили, — покачала головой Ирина. — Я подслушала…

— И все равно, — упрямо сказал Сеня. — Ты не чудовище, ты хорошая.

Да, вот не было печали — Сеня втрескался в эту малолетку. А с другой стороны, что я должен был от него ожидать? Что он посватается к дочке губернатора?

— Ты можешь ими управлять? — спросил я девушку.

— Не знаю, не пробовала…

— Так попробуй!

— Я не хочу мучить этих несчастных, им и так досталось… — заупрямилась синеглазка.

Мне очень хотелось влепить ей подзатыльник и заорать: «Дура!» Но вместо этого я вздохнул, убрал пистолеты, подошел к ней и посмотрел сверху вниз в лицо.

— Ты хочешь, чтобы все они погибли?

— Нет, конечно!

— А ведь они погибнут. Уже к вечеру самые слабые умрут от истощения и обезвоживания, половина не переживет холодную ночь, а к утру даже те, кто еще будет жив, уже не сможет двигаться и будет медленно умирать у тебя на глазах…

— Я не хочу, не хочу так! — из синих глаз снова потекли слезы. Сеня смотрел на меня возмущенно.

— Значит, придется тебе о них позаботиться… — хорошими людьми так легко манипулировать! Сеня, вон, чует подвох, косится подозрительно, а эта ничего, скушала.

— Как?

— Если сами они ни на что не способны, ты будешь ими управлять! В первую очередь, их надо напоить и накормить. Попробуй, для начала, сможешь ли ты управлять частью, а не всей толпой сразу. Выбери нескольких посильнее и поздоровее. Например, этого, этого и этого… И еще вот этого, и этот сгодится, вон бычара какой!

Я шел вдоль линии сидящих на земле людей и тыкал пальцем в тех, кто был покрупнее телом и выглядел не сильно поврежденным в драках.

— Нет, этого не надо, у него нога, похоже, сломана… А у этого рука — а жаль, вон какой красивый-накачанный, пидор наверное… Ну и этого еще до кучи. Прикажи им для начала встать.

Ирина напряглась, надула губки, нахмурила бровки…

— Вставайте!

На ноги начали вяло подниматься все.

— Нет, нет, сажай обратно, не то… — разочаровано сказал я.

— Садитесь! — быстро сказала девушка, и толпа снова уселась. — Я не знаю, как выбрать!

— В игрушки компьютерные играла? — вмешался неожиданно Сеня.

— Иногда, — кивнула Ирина.

— Представь, что ты их мышкой выделяешь, как юнитов в ртс-ке31.

Девушка неуверенно кивнула и снова нахмурилась, вонзая в толпу взгляд своих синих глаз.

— Вставайте! — на этот раз встали те, на кого я показывал. Не все, кое-кого она пропустила, но результат все равно радует. Сеня молодец.

— Давай проверим, насколько сложные команды они могут исполнить. Прикажи одному из них достать из багажника бутыль с водой.

— Эй, нашу воду, этим? — ожил смотревший на все это выпучив глаза Петр.

— Заткнись, — еще мне его реплик тут не хватало.

— Принеси, пожалуйста, воду из багажника этой машины, — Ирина обратилась к бородатому парню в подвернутых брючках и драном пиджачке об одном рукаве. Под пиджачком была футболка с надписью «Вау, пятница», борода торчала клоками, под глазом расплылся изрядный фингал.

Бородатый уверенно подошел к «Патриоту», подергал дверь багажника и застыл.

— За ручку потяни, долбоеб! — не выдержал Петр.- Хипстер, блядь, рукожопый!

Бородатый то ли услышал его, то ли догадался сам — но потянул за ручку, замок щелкнул, дверь распахнулась. Он безошибочно взял бутыль от офисного кулера, принес ее к нам и встал.

— Уже неплохо, — похвалил я. Не его, конечно, Ирину. — Но этой бутыли на всех не хватит, давай сделаем по-другому…

Через полчаса жизнь вокруг кипела — два десятка отморозков таскали воду с колонки в смародеренных из умело взломанного Петром хозмага ведрах, три остолбенелые, но мощные тетки раздавали ее мисками по живой очереди, в которую выстроила свою паству Ирина. Прошедшие по первому кругу жадно пили, по второму — умывались. Еще одна женщина, с профессиональными ухватками медсестры, обходила с ковшиком травмированных, которым было тяжело вставать. Таких оказалось немало, и что с ними делать было решительно непонятно. На вопросы Ирины «Есть ли здесь врач?» никто не откликался. То ли врача не было, то ли слишком сложный вопрос для того, что у них осталось от мозга. Самых сильных и жутковато выглядевших Ирина, по моему совету, отправила обносить продуктовый магазин — он был закрыт и не привлек пока внимания мародеров. Мы устроили недурную полевую кухню, где на костре варилась рисовая каша с консервами. Мы даже сами с удовольствием сняли пробу — вполне съедобно вышло.

Сеня охотно помогал синеглазке все организовать, подсказывал, приглядывал, чтобы она сама попила-поела, утешал, когда ее подопечные тупили и она расстраивалась… В общем, чуть ли не в дочки-матери играли вдвоем — вот только куклы были страшноватые…

Лена все это время сидела в машине, откинувшись на подголовник, и то ли спала, то ли просто отдыхала. Впрочем, поесть к котлу подошла, но сразу вернулась обратно.

Петр, не выдержав, в конце концов, подошел ко мне и тихо спросил:

— Македонец, ты всерьёз затеял тут санаторий для дебилов открывать? Может, хватит?

— Заткнись, я знаю, что делаю! — осадил я его, и он отошел недовольный. Хотя, казалось бы — попить есть, пожрать есть, напасть на такую толпу никто не рискнет… Живи и радуйся. Ладно, это я не всерьез, конечно. Пора было переходить к главному номеру нашей реабилитационной программы для аффекторов — трудотерапии.

— Ирина, — отозвал я в сторонку девушку, безуспешно пытающуюся заставить своих отморозков гадить где-нибудь подальше и, желательно, не у нее на глазах. Но тщетно — съеденное и выпитое требовало выхода. Организовать отхожие места пока не получалось, более того, не у всех хватало соображалки даже штаны снимать… Атмосфера становилась все более насыщенной.

— Я не знаю, как их заставить… — девушка чуть не плакала, глядя как здоровенная рыхлая бабища приподнялась с места, присела на корточки, пустила струйку по ноге и, с удовлетворённым вздохом, уселась обратно, прямо в лужу. — Не могу же я каждому приказывать пойти пописать? Я же не знаю, когда им захочется!

— Не расстраивайся, ты уже многое для них сделала, — зашел я издалека. — Но, в целом, ситуация, конечно, тупиковая, нужно радикальное решение.

— Какое?

— Я думаю, тебя не зря просили вывести отсюда.

— Да, это все из-за меня, я же говорила… Правда, я очень поняла, куда именно вы хотели меня… вывести. Я даже одно время думала, что вы меня просто убьете…

— Попроси Сеню рассказать тебе про Мультиверсум, — сказал я и подмигнул своему напарнику. Тот расплылся в улыбке и закивал. Ну что же, на некоторое время внимание девушки будет занято, но пока мне нужно от нее кое-что важное.

— Ирина, есть мнение, что, если мы сможем тебя увести, то это все прекратится. Эти люди придут в себя и смогут сами о себе позаботиться.

— Да, те военные говорили, что это все из-за меня… — на этот раз она не разрыдалась. Вот что значит человек при деле! — Но вы же почему-то этого не можете?

— Можем, — решительно сказал я. — Нам всего-то надо разобрать вон тот завал.

— А как… Ах да! — ну вот, до нее дошло. — Вы хотите…

— Да, пусть поработают для своего спасения. Это лучшее, что мы можем для них сделать!

Вскоре наиболее активные и крепкие подопечные Ирины облепили завал, как муравьи дохлую крысу. Сеня, мужественно приобняв хрупкие девичьи плечи, увел барышню в сторонку, рассказывать о множественности миров, величии Мультиверсума и крутизне проводников — вот таких простых, суровых парней, которые, однако, могут раскрыть девушке все красоты Мироздания. Оттуда вскоре донеслось нежное девичье щебетание:

— Правда? В самом деле единороги? Не может быть!

И басовитое утвердительное бормотание, что еще как может, да и вообще хороший друг-проводник покажет девушке еще и не такое!

В общем, Сеня не подвел — я совершенно не хотел, чтобы эти прекрасные кобальтовые глаза смотрели на то, как сдирая ногти, плюща пальцы, и роняя кирпичи на ноги, люди снова превращаются в покрытых смесью пыли и крови зомбаков. Пусть лучше смотрят в зеленые Сенины.

— Три солдата из стройбата заменяют экскаватор, — припомнил старую армейскую поговорку Петр, с интересом глядя, как два десятка аффекторов выворачивают из-под завала бетонную плиту. — Сильны, черти!

Отмороженные не жалели ни себя, ни товарищей, вгрызаясь в отвалы голыми руками. Я думал, им понадобится минимум сутки, но уже через час они раскопали достаточно, чтобы появился лаз в подвал. Первой туда отважно нырнула Лена, а за ней, чтобы не слышать, как переживает за свой пострадавший контингент Ирина, отправился и я. А то как бы не завалило там ненароком нашу последнюю надежду.

Подвал оказался на удивление целым — в свете фонарика было видно, что местами что-то перекосило, местами обрушились перегородки, под ногами хлюпало жидкое говно из лопнувших труб, но проходы остались, и Лена безошибочно вывела нас к коричневой деревянной двери — одной из десятков таких же. Она вставила в замочную скважину ключ, открыла — но сдвинуть дверь удалось только вдвоем, ее здорово зажало перекосившимся проемом. Открылась пустая фанерная клетушка с цементным полом, на котором стояла большая клеенчатая сумка — с такой в девяностых ездили челноки.

— Это твое оборудование? — спросил я.

Рыжая молча кивнула. Я хотел галантно взять сумку, тяжелую даже на вид, но она решительно подхватила ее сама, и потащила не оглядываясь. Ну, была бы честь предложена.

Ирина наверху отмывала и заматывала бинтами содранные руки наших копателей. На меня смотрела укоризненно — ну да и черт с ней, это не в куклы играть. Сеня крутился вокруг, что-то подавая и что-то показывая. По нашей-то жизни он перевязки делать натаскался всяко лучше, чем этот домашний цветочек. Ну, пусть детишки развлекаются. Я нашел взглядом Лену — она держала в одной руке сумку, в другой — винтовку и оглядывалась по сторонам.

— Что-то ищешь? — спросил я ее.

— Надо выше, — сказала рыжая. — Нужно высоко.

— Вон та крыша устроит? — спросил я, припомнив Сенино видение.

Невдалеке, среди нескольких разрушенных пятиэтажек, стояло по какой-то причуде сейсмических волн совершенно целое офисное здание на восемь этажей.

— Высоко, подойдет, — сказала Лена и молча направилась к его входу.

— Сеня, Ирина — крикнул я своим. — Хватай мешки, вокзал отходит!

Петра не звал, но он и сам сориентировался — схватил автомат, рюкзак, пометался, что бы еще прихватить из машины, не сообразил, махнул рукой и потрусил за ребятами.

Здание было пусто и открыто, лифты, естественно, не работали, пришлось тащиться по лестнице. Лена явно несла сумку с трудом, но забрать ее не позволила — так и притащила на самый верх, где Петр, поковырявшись чем-то в замке, отрыл дверь на плоскую крышу.

— Что скажешь, Сень? — кивнул я ему на открывшийся пейзаж.

— Да, та самая, — подтвердил он.

Ну, значит вот она, точка истины.

Лена меж тем поставила сумку на пыльный гудрон, расстегнула молнию и извлекла из нее нечто действительно слегка похожее на супергеройский костюм — какие-то сочлененные плоские металлические ленты соединяли между собой пластины из черного камня, образуя плотную сбрую, обхватывающую плечи, талию, грудь и спину. Стальных трусов и каменных ботинок к нему, видимо, не полагалось, зато на голову рыжая водрузила обруч с откидными очками, на руки нацепила широкие, почти по локоть, браслеты.

— Круто! — сказал Сеня.

Я его понимал, как никогда — в лучах заката на фоне полуразрушенного центра города красивая рыжая женщина в загадочном костюме выглядела очень кинематографично, хоть сейчас на афишу блокбастера. С крыши было видно, как вдалеке над окраинами низко идут ударные вертолеты, местами все еще поднимались небольшие дымы, подсвеченные багровыми лучами заходящего солнца… Сильная картинка, недаром Сеню от этого видения так вштырило.

Лена вставила в два нагрудных гнезда по заряженному акку, достав их из той же сумки. Ничего себе, это ж целое состояние! У меня один, и я, при других жизненных обстоятельствах, чувствовал бы себя чертовски богатым, а тут сразу пара! Ничего себе костюмчик, не всякому по карману.

Рыжая влезла на невысокий кирпичный парапет и, опасно стоя на самом краю, начала какие-то манипуляции с браслетом на левой руке.

— Эй, — спросил я у нее, — а где откроется проход?

— Нигде, — ответила она спокойно, не отвлекаясь от своих действий.

— А как же мы пройдем?

— Никак, — ответила она ровным тоном, переключившись с левого браслета на правый.

— Нипонял… — растерянно сказал Сеня. — Эй, тетка, ты чё?

— Пройду я, — пояснила Лена.

— А мы? — жалобно спросила Ирина.

— Вы останетесь, — рыжая оставила в покое браслеты и опустила на глаза большие выпуклые темные очки.

— Эй, а зачем ты тогда к нам пришла вообще? — спросил я безнадежно, — зачем просила вывести из среза? Почему сразу костюмчик не наперла?

— Плохой способ, — ответила Лена. — Опасный, неудобный. Вы могли лучше. Теперь не можете. Вы не нужны.

— Да я тебя сейчас, сука рыжая… — Петр сбросил с плеча автомат, но женщина уже сделала шаг назад, и как аквалангист с борта лодки, опрокинулась спиной вперед с крыши. Взметнулись рыжие волосы, мелькнуло совершенно спокойное красивое лицо — и она канула вниз.

Мы метнулись с краю и свесили головы вниз — асфальтовая дорожка там была совершенно пуста.

— Съебалась, падла! — подытожил случившееся Петр.

На этой теплой, нагретой за день солнцем крыше мы и заночевали. Еда у нас была с собой, воду нашли в офисных кулерах, а спускаться вниз, к засравшим всю округу аффекторам, совсем не хотелось. Кажется, без облагораживающего влияния Ирины они опять начали друг с другом драться, но уже без большого энтузиазма, подустали за день. Девушка порывалась идти их разнимать, но тоже без особого рвения, Сеня легко ее отговорил. Они улеглись рядышком на крыше, глядя в темное небо. А я прилег напротив, опершись спиной об вентиляционный короб, и смотрел на них. Люблю смотреть на молодых, они такие наивные.

— О, звезда упала… — задумчиво сказал Сеня, — А вот еще одна… Загадала желание?

— Я никогда не загадываю желаний, — буркнула мрачно Ирина.

— Почему?

— Боюсь, что сбудутся.

— Ты что? — удивился Сеня. — Это же желания! Они должны сбываться, иначе зачем это все?

— А как именно они сбудутся, ты знаешь? Вот загадала ты, допустим, похудеть…

— Куда тебе худеть? — заржал Сеня. — Ты и так, как глиста… Ой, извини, очень стройная, то есть.

Ирина мрачно покосилась на него, но продолжила:

— Неважно, пусть не я. Загадала похудеть. А потом раз… Внезапно — рак, третья стадия, метастазы, химия, облучение, блюешь дальше, чем видишь… Вот, сбылось твое желание — ты худая. Только ненадолго…

Ирина говорила уже сквозь слезы, Сеня явно был не рад, что завел этот разговор.

— Или, к примеру, загадала ты себе отдельную квартиру, чтоб жить не с родителями… Бац! — рак у матери. Третья стадия, метастазы, химия, отец пропадает куда-то… И вот квартира в твоем распоряжении, живи, дорогая, как хотела. А ты думаешь: «Да будь проклят тот день, когда я этого пожелала!» И всю жизнь потом думаешь — а вдруг правда, это по-моему сбылось? А вдруг, именно такая цена?

Ирина зашмыгала носом, и Сеня молча протянул ей пачку одноразовых носовых платков.

— Я всю жизнь мечтала стать необычной, быть не как все, чтобы жить по-настоящему, чтобы Предназначение и Судьба… — сказала она тихо. — И где я теперь?

— В полной жопе, — честно сказал Сеня. — Зато с нами! И я этому даже как-то рад.

— Рад жопе? — Ирина по-женски ловко сделала вид, что не поняла.

— Рад тебе, — смущенно буркнул мой воспитанник. — Спокойной ночи.

Они отвернулись друг от друга и засопели. Смешные.

Наконец-то кончился этот безумный день.

День пятый

Лена

Красивая рыжая женщина лежит на спине и смотрит вверх. Над ней нет звезд, луны или солнца, нет облаков. То, что над ней, не заслуживает даже названия «небо». Но она лежит и смотрит в эту серую мглу.

Поднимает руку в широком браслете к тонкому, чуть тронутому веснушками лицу, поднимает с глаз выпуклые очки-гоглы. Те остаются торчать вверх на обруче, которым прижаты роскошные, цвета меди волнистые волосы.

Женщина какое-то время смотрит вверх так, потом опускает очки обратно и медленно встает на ноги. На ней странный костюм из металлических составных лент и пластин черного камня. Он выглядит тяжелым, но, кажется, ей ничуть не мешает. На правом плече у нее висит снайперский комплекс «Выхлоп», на левом — пистолет-пулемет «Кедр-Б» с интегрированным глушителем и небольшая спортивная сумка. Женщина оглядывается, но смотреть здесь не на что — она стоит посредине дороги, которая идет как будто в тумане, но не совсем. Скорее это женщина стоит в туманном пузыре, сквозь который смутно видно окружающий мир. Приглядевшись, там можно разглядеть развалины пятиэтажек и офисное восьмиэтажное здание из стекла и бетона, но дорога не принадлежит этому миру и они кажутся смутными черно-белыми силуэтами, тенями ненужных воспоминаний.

Дорога сама по себе. Она просто есть. Женщина поворачивается и уверенно идет по ней. Развалины сменяются целыми домами, потом снова развалинами, потом какой-то степью, лесом, полем, выжженной пустыней… Все они одинаково нереальны, если смотреть с дороги. Какие-то люди, одетые в кожу, жгут на обочине костер, который почти принадлежит плоскости дороги, но недостаточно, чтобы они увидели женщину, а ей и вовсе нет до них дела.

Она шагает равнодушно, красивое лицо ее спокойно. Она очень внимательно смотрит вперед, то откидывая вверх темные стекла очков-гоглов, то опуская их обратно, поэтому, когда на дорогу выскакивают те, кто достаточно потерялся, чтобы ее найти, она реагирует моментально. «Кедр» сухо стрекочет, и бледную кожу первой твари перечеркивает цепочка темных отверстий. Она не успевает прыгнуть и, сломавшись в поясе, валится на булыжник, которым дорога вымощена здесь. В агонии тварь как будто пытается выдрать из себя впившиеся в тело пули, раздирает лохмотья рубашки и видно, что это когда-то было женщиной — пирсинг в пупке, татуировка над лобком и маленькие аккуратные груди.

Вторая резко меняет направление, делая судорожные рывки, нарезая круги и не давая прицелиться. Женщина спокойно ведет за ней стволом, выжидая. И, когда непреодолимое стремление к живому теплу ее тела перевешивает у твари осторожность, женщина готова. Прыжок встречен короткой очередью точно в пустое бледное лицо, и женщина делает шаг в сторону, пропуская мимо летящее, уже мёртвое тело. Из сумки появляется новый магазин, пустой падает на дорогу с глухим звяканьем. Щелчок, клацанье затвора, женщина еще несколько секунд напряженно оглядывается, потом «Кедр» повисает на ремне, и она идет дальше, не оглядываясь на тех, кому не повезло сегодня на дороге.

Здесь нет дня и ночи, и нечем отмерять время. Поэтому женщина просто идет. Она не останавливается и не отдыхает. Когда ее организм начинает мучить жажда — достает из сумки пластиковую бутылку с водой и пьет, когда ему требуется пища — жует на ходу какую-то сухомятку, когда потребности выделительной системы начинают отвлекать — присаживается прямо на обочине, держа в руках оружие. Потом вода и еда кончаются, и она идет так. Иногда за границами туманного пузыря видно движение и кто-то с жадным интересом впивается взглядом в ее лицо, тогда она вскидывает винтовку, неудобно прикладываясь к визиру прицела массивным гоглами, и смотрящие разочарованно отводят взгляд. Нападать никто не пытается, и она доходит туда, куда шла, не потратив больше ни одного патрона.

Рыжая женщина с исхудавшим усталым лицом стоит, пошатываясь, посредине улицы. Вокруг постепенно собираются люди.

— Кто вы? — спрашивают ее тревожно. Здесь почти все друг друга знают, и новый человек удивляет.

— Что с вами? Что-то случилось? Вам нужна помощь? — собравшиеся искренне волнуются. — Опустите оружие, вам никто не угрожает!

Женщина убирает в сумку «Кедр», который держала наготове так долго, что рука затекла, и рукоятку трудно отпустить.

— Мне нужны Ушедшие! — тихо, но отчетливо говорит она, и вокруг замолкают. — Отведите меня к ним!

— Приведите кого-нибудь из Совета, срочно! — говорит кто-то озабоченно. — Палыча позовите, что ли…

— Я сбегаю! — откликается чей-то юный голос, и слышен удаляющийся резвый топоток.

Женщину осторожно, под локоть, отводят на открытую веранду ресторана и усаживают за столик. Она кладет на стол винтовку и опускает сумку на пол, лицо ее усталое, но спокойное.

Кто-то приносит стакан воды, она механически его выпивает.

— Воды, еще воды! — волнуются люди. — Дайте поесть ей что-нибудь, смотрите, как отощала!

Перед ней ставят тарелку куриного супа, она равнодушно, но быстро его ест, выпивает еще стакан воды и застывает в неподвижности.

Расталкивая собравшихся, к столику пробирается широкий в плечах до квадратности мужчина с единственным глазом — второй закрыт черной повязкой. Волосы его просвечивают сединой, черты лица резкие и властные, но возраст определить невозможно.

— Что случилось? Кто эта женщина? Откуда она взялась? — спрашивает он требовательно. — И что тут за субботник организовался? Заняться вам нечем, товарищи? Ты, пацан, — он обращается к приведшему его подростку, — сгоняй еще в больничку, будь другом. Скажи, что Палыч просил Елизавету Львовну сюда подойти. Да пусть аптечку захватит!

— Вот, появилась прямо посередине улицы! — быстро докладывает ему кто-то. — Стоит, глазами лупает, Ушедших каких-то требует! А у самой автоматик какой-то мелкий в руке и лицо такое странное…

Люди, убедившись, что ситуация под контролем, начинают расходиться, а одноглазый присаживается за столик, небрежно убрав с него винтовку. Он прислоняет оружие к стене, женщина никак не реагирует.

— Кто ты? — спрашивает он. — Откуда? Кто тебе сказал про Ушедших?

— Отведите меня к Ушедшим, — говорит женщина. — Вы знаете их. Я вижу, на вас есть их след.

— След, значит? — озадаченно хмыкает одноглазый. — Ну-ну… А все же — кто же вы такая, гражданочка?

— Я никто. Отведите меня к ним, там мое место.

— Тут я решаю, где чье место, — отвечает мужчина. — И хотелось бы определиться с вашим…

Через улицу к ним спешит пухлая невысокая женщина в белом халате. Ее возраст расплывчат — можно дать и двадцать пять и пятьдесят. Черные волосы увязаны в плотный пучок, в руке потертый белый чемоданчик с красным крестом, лицо доброе и немного озадаченное.

— Ну вот, — шутливо сокрушается она. — В кои-то веки мужчина пригласил меня в ресторан, а тут другая… Где романтика, Палыч?

— В другой раз, Лиза, — качает головой одноглазый.

— Что с вами, милочка? — профессиональным тоном спрашивает она у рыжей.

Та не отвечает, но женщину в халате это не смущает — она хватает запястье, и, беззвучно шевеля губами, считает пульс, поглядывая на большие наручные часы. Затем достает из кармана фонарик, светит рыжей в глаз, приподнимая пальцем веко, просит открыть рот. Та механически повинуется и названная Лизой светит фонариком ей на язык.

— На первый взгляд с ней все нормально, — отвечает на незаданный вопрос женщина в халате. — Немного истощена, сильно утомлена, слегка обезвожена. Продолжительный отдых, хорошее питание и горячий душ приведут эту красавицу в норму.

— Она требует подать ей Ушедших, — сообщает ей одноглазый.

— Вот так, прям, требует? — удивляется женщина.

— Отведите меня к Ушедшим, — повторяет рыжая. — Там мое место.

— Действительно, требует, — медик выглядит озадаченной.

— Милочка, — говорит она с досадой, — может вас устроит кто-нибудь попроще? Господа Кришну вам не позвать? Или призрак коммунизма?

— Отведите меня к Ушедшим.

— И что с ней делать? — спрашивает одноглазый.

— Может, отвести?

— Рожу я их тебе? — злится мужчина. — Они уж черте сколько не откликались, сама знаешь.

— Так, может, ей отзовутся? — спрашивает Лиза задумчиво. — Что-то в ней есть, знаешь ли, этакое, сродни…

— Но-но! — грозит ей пальцем одноглазый. — Не надо мне тут этой вашей мистики! Марксизма-солипсизма этого вашего!

— Я не настаиваю, — соглашается с ним женщина. — Но что мы теряем?

— Ладно, — бурчит одноглазый. — Забирай ее к себе пока, подержи под присмотром. Я подумаю…

Он поднимает винтовку, крутит в руках, скептически хмыкает, вешает на плечо, подхватывает с пола сумку, взвешивает на руке, удивленно качает головой. Прощается и уходит.

Женщина-медик заботливо, придерживая под локоть, поднимает рыжую и неторопливо ведет через улицу.

— Пойдемте, пойдемте, милочка, — приговаривает она успокаивающе. — Полежите у нас денек-другой, отдохнете, витаминчики вам прокапаем, глюкозку… А то такая красавица — и так себя запустила, кожа да кости, глазки ввалились, тургор кожи слабый…

Рыжая молча идет рядом с ней, механически переставляя ноги. Лицо ее спокойно и безмятежно. Она пришла, куда хотела, осталось немного подождать…

Артем

До самой цитадели шли молча. Ольга злобно сопела и задала такой темп, что Артем к концу этого марш-броска ног под собой не чуял. Но молчал, чувствуя, что она и так на пределе. И все же, когда они уже стояли у чёрного столба репера, не удержался и спросил о том, что не давало ему покоя всю дорогу.

— Оль…

— Что? — тон не располагал к беседе, но Артем решился.

— А костюм этот — он действительно позволяет провести с собой двух человек?

Ольга молчала и тяжело смотрела на него, но, в конце концов, неохотно ответила:

— Нет. Это индивидуальное средство, как водолазный костюм. Водолаз может нести кого-то под водой, но этому человеку я не завидую.

— То есть…

— Да, — Ольга шагнула вперед и теперь стояла с Артемом лицом к лицу. — Я хотела отнять у него костюм. Мне нужно было только, чтобы он открыл хранилище. И, пока ты не спросил — да, я бы убила его, если потребовалось. И заткнись уже, дорогой, на этом, ради всего хорошего. Репер, вон, запускай.

Артем заткнулся. Ему было что сказать, но все это было не ко времени. Вот вернутся в Коммуну…

— Зеленый, зеленый, зеленый. Или желтый-транзит, зеленый, — озвучил он два самых очевидных маршрута.

— Первый, — быстро сказала Ольга.

— Да, давай по зелененькому, — согласился Борух. — Хватит приключений на сегодня.

— Двигаю, — Артем совместил точки, мельком подумав, что стал это делать легко и привычно.

Мир моргнул, но вокруг почти ничего не изменилось — только каменные стены как будто раздвинулись и вместо черных стали серыми. В свете фонарей открылось круглое пространство без окон — возможно, цокольный этаж какой-то башни. В каменной арке — закрытая деревянная дверь, как будто рассчитанная на лилипутов — высотой метра полтора. Земляной утоптанный пол, и только черный цилиндр торчащего из него ровно посредине репера обложен вокруг покрытием из толстых старых досок.

— Время? — спросила Ольга.

— Несколько минут, — ответил Артем.

— А это еще что такое? — Борух показал лучом фонаря на грубо намалеванную на стене надпись: «Kill commie for mammy!»32 Надпись была сделана чем-то неприятно-красным, с подтеками.

Он подошел к стене и потрогал надпись пальцем.

— Всего лишь краска, но все же…

— Вряд ли они имели в виду нас… — пожала плечами Ольга. — Насколько я помню, это типичный американский слоган времен маккартизма. Может в этом срезе похожая история. Совпадение.

— И это тоже совпадение? — Артем показал на верхний торец репера, где лежал придавленный автоматным патроном листок бумаги.

— Семь-шестьдесят два, НАТО — прокомментировал Борух, прокрутив руках патрон. — К М14 подходит. Ну, или к пулемету какому ихнему. Чего написано-то?

«Коммунары, убирайтесь! Мультиверсум не для вас!» — прочитал Артем. — По-русски написано.

— И чего это нас так не любят? — спросила скептически Ольга. — Мы же такие хорошие!

— Дай-ка, — Борух забрал у Артема листок, покопавшись в разгрузке достал карандаш, что-то быстро нацарапал на листке, положив его на поверхность репера. Затем передернул затвор пулемета, поймал рукой в тактической перчатке вылетевший патрон и торжественно водрузил его сверху.

— Вот так вот, вкратце… — сказал он удовлетворенно, прибирая натовский патрон в кармашек разгрузки.

Артем посветил на листок — там крупными печатными буквами было написано: «Идите на хуй!»

— Чего ждем? — спросила Ольга раздраженно. — Артём?

— Готов, — ответил он. — Поехали…

Мир привычно моргнул.

— Кто это тут у нас? — раздался смутно знакомый голос. — Надо же, как тесен Мультиверсум!

Артем, проморгавшись от резанувшего глаза солнца, с неприятным удивлением обнаружил направленный на него ствол. Ствол был небольшого калибра, упрятанный в массивный кожух, но легче от этого не становилось.

Их небольшая группа растерянно стояла у репера под прицелом десятка военных в геометрическом камуфляже. Впереди, направив оружие персонально на Артема, стоял их недавний знакомец из замерзшего среза.

— Вы что, читать не умеете? — спросил тот недовольным тоном. — По-русски же написано — нечего вам тут делать. Всё, Мультиверсум для Коммуны закрыт. Руки поднимите, пожалуйста.

— Закрывашка не отросла! — буркнул Борух, неохотно поднимая руки.

Артем последовал его примеру, Ольга, после видимого колебания, тоже.

— Открывашку свою сперва придумайте, плагиаторы! — ухмыльнулся военный. — А пока пользуетесь нашей — он ткнул стволом в планшет Артема, — решать это будем мы.

— И что теперь? — спокойно спросила Ольга.

— Даже и не знаю, как с вами поступить… — покачал головой военный, — Вы, откровенно говоря, не располагаете к гуманности. Ну ладно, машину сперли, но минировать-то ее зачем? Мы вас пока не трогали, вроде…

— А зачем вы людей на площади перестреляли? — спросил Артем, отчего-то совершенно уверенный, что это именно вот этот, с сухим жестким лицом военный в гражданских не стрелял.

— Это совершенно не ваше дело, — резко ответил тот, и Артем понял, что угадал — он не в восторге от случившегося.

— Убирайтесь откуда пришли, — сказал военный, помолчав. — Забейтесь в какой-нибудь угол, доживайте свой век, и не лезьте больше в дела, в которых не смыслите. В Коммуну мы вас не пропустим. Ваша Коммуна — самое нелепое недоразумение Мультиверсума, и она вскоре будет ликвидирована. Руки можете опустить.

Он убрал оружие, повернулся и пошел было к своим солдатам, но потом вдруг остановился, посмотрел на коммунаров через плечо и сказал:

— В следующий раз прикажу стрелять.

Они так и простояли под прицелом те семь минут, которые оставались до готовности репера. Вокруг была небольшая зеленая горная долина, спускающая к морю, и в других обстоятельствах Артем бы порадовался такой красоте природы. Однако молча стоящие на солнцепёке солдаты, не опускающие своих странных, как будто многоствольных винтовок — малокалиберные стволы располагались вплотную друг к другу по горизонтали, закрытые одним плоским кожухом, — не располагали к романтике.

— Готово, — сказал Артем и сразу сдвинул точки резонанса.

Мир моргнул, и они оказались среди скал на плоском песчаном берегу. Лениво накатывали морские волны, кричала чайка, шипел и пенился мелкий прибой, пахло йодом, солью и слегка — тухлой рыбой.

— Это что еще за хрень? — устало спросил Борух. — Куда ты завел нас, сусанин-герой?

— Зеленый-транзит, — ответил Артем. — Смысла возвращаться я не видел, а отсюда два репера до Коммуны.

— Не видел он… — буркнул майор недовольно. — Дохуя умные все пошли…

— Ну извини, — твердо ответил Артем. — Советоваться на глазах у этих было как-то не с руки.

— Все правильно сделал, — поддержала его Ольга. — Умный в гору не пойдет, умный гору обойдет. Пусть закрывают, весь Мультиверсум не закрыть…

— А весь и не надо, — возразил ей Артем. — На самом деле, есть конечное число узловых точек, заблокировав которые можно полностью изолировать Коммуну от остальной реперной сети. Нам останется с десяток прилегающих срезов, но дальше мы все равно упремся в один из узлов.

— Ты серьезно? — удивилась Ольга.

— Ну да, — в свою очередь удивился Артем, — это же очевидно следует из топологии реперной сети!

— Знаешь, кажется, никто не смотрел на нее с этой точки зрения, — задумчиво сказала Ольга.

— Ну, я учился у Воронцова работать с планшетом и одновременно разрабатывал новую вычислительную сеть в Институте… Мысль о топологии была чуть ли не первой. Не думал, что это для кого-то новость.

— И как много реперов надо заблокировать для изоляции? — спросил неожиданно Борух.

— Не могу сказать так сходу, мне бы посидеть за компьютером, посчитать варианты…

— Но порядок величин какой? Сотни, тысячи?

— Да ну, что ты! — засмеялся Артем. — Какие тысячи! Между пятью и десятью. Коммуна расположена в полуизолированном локусе реперной сети, это же сразу видно!

— Всего-навсего? — Борух был кажется шокирован до глубины души. — И никто до сих пор мне этого не сказал? Да мы не просто в жопе, нам пиздец!

Он вскочил с валуна, на котором сидел и забегал по берегу.

— Да вы охуели там совсем в своем Совете! — майор почти кричал. — Как много людей может перетащить один оператор? Человек шесть? Да это кило взрывчатки и десяток стрелков! И все, никто не пройдет…

— Бля-я-я… — он наконец перестал бегать и уселся на камень обратно. — И чего теперь стоит вся ваша «подготовка»?

— Успокойся, Борь, — мрачно ответила Ольга. — О том, что реперной сетью пользуемся не только мы, до сих пор никто не знал. Да, собственно, никто, кроме нас, не знает этого и сейчас. Разумеется, этот вариант не рассматривался.

— Оль, — спросил Артем осторожно, — а почему их командир сказал, что наши планшеты — это плагиат? Разве Коммуна получила технологии реперного резонанса не от Ушедших? В школах у вас рассказывают именно так…

— Это… скажем так, не вся правда, — неохотно ответила Ольга. — От Ушедших у нас рекурсор, а уже благодаря ему получили доступ к некоторым другим технологиям…

— Получили доступ? — скептически спросил Артем.

— Да, ты правильно подумал, — кивнула Ольга. — Мы взяли…

— Спиздили, — перебил ее Борух.

Ольга покачала недовольно головой.

— Взяли, Борь. Никто ничего не крал. Владельцы не объявились, а у нас был небогатый выбор стратегий выживания.

— Быстро спиздил и ушел — называется «нашел», — прокомментировал Борух.

— Неважно, — отмахнулась Ольга, — давайте двигать домой, времени у нас, похоже, совсем не осталось. Тём, как далеко до выходного?

— Не очень, я его чувствую, хотя и на пределе. Пара километров, туда, — Артем показал направление в сторону от моря.

Они подхватились и снова пошли. Артем подумал, что со всеми этими переходами уже сбился со счета, сколько часов они бодрствуют и какой сейчас день в Коммуне. Ноги гудели, голова была как будто набита стекловатой, которая царапала изнутри глазные яблоки. Он брел, уставясь глазами в заплечный рюкзак Боруха и почти спал на ходу, так что, когда тот резко встал, ткнулся носом и больно ушибся о патронный короб.

— Ложись! — скомандовал майор. Артем еще немного протормозил, и Борух дернул его вниз на лямку разгрузки.

Ольга, укрывшись за большим валуном, смотрела вперед через прицел винтовки, Борух приложил к глазам полевой бинокль.

— Что там, — спросил Артем, с трудом подавляя зевок.

— Какое-то движение засек. И вроде оптика блеснула…

— Группа людей, не могу отсюда разобрать сколько, — добавила Ольга. — Полкилометра.

— Как раз примерно столько до репера… — устало сказал Артем.

— Оптика бликует, на нас смотрят, — сказал Борух.

«Чпок!» — от камня отлетел кусок, больно щелкнув Артема по плечу.

— Пригнись, снайпер! — зашипел Борух.

Артем сполз на землю, стараясь полностью укрыться за валуном. Ольгина винтовка трижды сухо хлопнула, как пастушеский кнут, в ответ в камень градом ударили пули, вышибая пыль и каменную крошку.

— Отходим, отходим! — Борух выпустил недлинную очередь в сторону противника и пополз, прикрываясь камнями, назад.

К счастью местность понижалась к морю, и через десяток метров их закрыл от пуль склон береговой линии.

— Бегом, бегом! — майор шумно сопел, но успевал при этом подпихивать в спину Артема. — Не спать!

Артем и сам уже не спал, а несся как сайгак, перепрыгивая небольшие камни и петляя между крупными. До репера домчались за пару минут.

— Давай, опер, крути шарманку! — торопил майор. — Сейчас они добегут до берега, будем у них как в тире…

По камням звонко щелкнула пуля и Артем, недолго думая, совместил точки.

Мир моргнул.

— И в какую жопу нас опять занесло? — сварливо спросил Борух.

— Без понятия, — честно признался Артем. — Прыгнул на первый попавшийся, некогда было рассчитывать.

Вокруг было темно и сыро, что-то мерно капало. В свете фонарей заиграла бликами мокрых наростов классическая пещера — уходящий в темноту свод, сталактиты со сталагмитами, заросшие известковыми потеками каменные стены, несколько расходящихся ходов.

— Что за репер? — спросила Ольга.

Артем достал тетрадочку и пролистал таблицу:

— Серый, Оль. Нет о нем никакой информации. А в твоей волшебной книжечке?

Ольга полистала свою древнюю книжицу:

— Нет, не фигурировала эта точка ни в каких наших делах.

— Это хоть не транзит? — с надеждой спросил Борух.

— Прости, Борь, не прет нам сегодня, — покачал головой Артем. — Похоже, придется потаскаться по здешним подземельям. Зато, вроде, недалеко…

Он покрутил в руках планшет и указал направление. Палец уперся в стену между двух коридоров.

— Направо или налево?

— Налево, — сказала Ольга.

— Почему? — озадачился Борух.

— Просто так, чтобы вы не топтались тут, как тот ишак между двух морковок.

Идти по высокому проходу было неудобно из того, что его пол порос неимоверным количеством сталагмитов. Большинство из них имели почему-то довольно неприличный вид.

— Чего ж это тут все хуями поросло? — ругался майор, ища, куда поставить ногу. Местами приходилось пригибаться — некоторые сталактиты свисали так, что рассадить об острый конец голову было как нечего делать. Пройдя метров двести устали, промокли, а Артем еще и сильно потянул ногу в щиколотке, поскользнувшись на каменной залупе небольшого, но очень похабного на вид сталагмита. Нога сразу стала опухать и болеть, хотя травма, вроде, ерундовая.

— Куда-то мы не туда, — констатировал Артем вскоре. — Удаляемся от точки выхода, я ее почти не чувствую уже.

— Можно попробовать свернуть, — с сомнением сказала Ольга и посветила фонарем в какой-то отнорок.

— Ну уж нет! — твердо заявил майор. — В пещерах вот так наугад сворачивать — последнее дело. Так и сгинем в темноте, а на наших костях вырастет свежая порция отборных хуев…

— Кто-то уже… — тихо сказала Ольга.

В кругу света от ее фонаря Артем увидел почти неразличимый под известковым наростом ботинок. Полупрозрачный, известняк скрывал смутные очертания тела.

— Интересно, давно лежит? — спросил Борух.

— Я не спелеолог, — пожал плечами Артем, — но вроде где-то читал, что сантиметры сталагмита нарастают десятки и сотни лет…

— Красивая гробница вышла, — неожиданно сказала Ольга.

Арагонитовые кристаллы, растущие на затянувшем тело наплыве, искрились в луче фонаря как морозные узоры на стекле. Как будто кто-то рисовал лежащего человека инеем.

— Спасибо, но я обойдусь чем-нибудь попроще, — нервно сказал Борух. — Давайте вернемся к реперу и попробуем другой коридор.

Они пошли обратно. Артем все больше хромал, все вымотались, влажность в пещере была чудовищная — одежда отсырела, на оружии выступал конденсат. Было не холодно, но как-то очень неуютно и тяжело дышать.

— Что у нас с фонарями? — спросил Артем. — Надолго хватит?

— Не о том беспокоишься, — отмахнулась Ольга. — В крайнем случае вынем акк из моей винтовки, от него наши фонари будут тыщу лет гореть. Под слоем карбоната кальция. Красиво будет…

Вернувшись к реперу — девственная чистота его черной, геометрически правильной поверхности смотрелась в этом царстве плавных линий вызывающе, — они повернули в правый коридор. Идти стало легче — снизу торчало меньше наростов, сталактиты сверху не торчали острыми концами.

— А здесь ходят! — сказал Борух, разглядывая коридор. — Хуи пинают. Вон, посшибали почти все. Мы на верном пути, похоже.

Коридор плавно загибался и уходил вниз, Артем следил за направлением на репер и почти не смотрел по сторонам, так что майору пришлось довольно грубо дернуть его за эвакуационную стропу разгрузки.

— Стоять! Никому не двигаться! — прошипел он.

— Что такое? — тихо спросил Артем.

— Смотри! — он посветил тонким лучом подствольного фонаря невысоко над полом пещеры. В его свете заиграла блестками тонкая стальная нить, натянутая среди известняковых натеков на уровне чуть ниже колена.

— Растяжка?

— Да, — подтвердил Борух. — Если бы не севший на нее конденсат, запросто бы напоролись. А ну, отойдите назад…

— Ебать тут взрывчатки… — сказал удивленно майор через несколько минут. — Кто-то кого-то очень сильно не любит…

— Может быть, нас? — спросила Ольга.

— Может, и нас, — не стал спорить Борух. — Но обрушило бы нахрен всю пещеру.

Когда встали возле выходного репера, — он нашелся буквально в десятке метров от закладки в небольшом пещерном зале, — майор сказал:

— Встаньте плотнее, ближе к камню и после переноса — ни шагу в сторону! Лучше всего вообще не двигайтесь, пока я не скажу!

— Готов, — подтвердил Артем и мир моргнул.

Сначала Артему показалось, что они никуда не перенеслись — было так же темно и сыро, тихо журчало и капало.

— Не двигайтесь! — напряженным голосом сказал Борух. — Не дышите, блядь, и не моргайте даже!

Артем скосил глаза и увидел, как майор осторожно обводит лучом фонаря плетение проводов и коробочек на коротких штативах. За ними смутно просматривались влажные бетонные стены какого-то бункера.

— Оль, у тебя есть косметичка? — внезапно спросил он.

— Хочешь сделать маникюр? — удивилась Ольга.

— Нет, попудрить носик. Пудра есть у тебя, женщина? Только осторожно, ради всего святого! Никаких резких движений!

Ольга завозилась за спиной Артема, зашуршала чем-то, вжикнула «молния». Затем она осторожно и медленно протянула руку над его плечом и передала Боруху плоскую коробочку.

— Аккуратней с ней, — попросила она серьезно. — Это французская! Больше я такой не достану, Земля-то закрыта…

— Женщины… — вздохнул майор. — А ну-ка…

Он присел, раскрыл коробочку, поднес к лицу, и внезапно сильно дунул.

— Ах ты!… — возмутилась Ольга и тут же замолкла — пыльное облачко обозначило в воздухе перекрестье красных тонких лучей.

— Тём, скажи мне, пожалуйста, что это не транзит, а? — с надеждой спросила Ольга.

— Это не транзит, — послушно подтвердил Артем. — Можем уйти прямо отсюда.

— Тогда стойте, где стоите, — сказал с облегчением майор. — Тут «клейморы» на электроподрыв и лазерные датчики. Если что — только фарш по стенам.

Они стояли пятнадцать минут, не шевелясь, и это было даже хуже, чем прыгать по каменным залупам в пещере. У Артема зверски разболелась нога, все тело зудело от влажной одежды, сырое белье натерло в паху, автомат неудобно упирался в бок магазином, а планшет оттягивал руки. Чтобы отвлечься, он считал варианты переходов, и выходило, что, как ни петляй и ни прыгай по срезам, в итоге они идут либо через один узел, либо через второй. Был еще третий — но в нем их уже встретил тот военный, и второй раз лучше не пробовать.

— Три или четыре прыжка — и мы либо дома, либо покойники, — сообщил он, дважды проверив свои выводы.

— Велик Мультиверсум, а съебаться некуда… — вздохнул Борух.

— Готовность! — Артем взялся за планшет.

И мир снова моргнул.

Зеленый

Проснувшись от пинка в бок маленькой, но твердой пяткой, некоторое время соображал, где я. Помещение было уютным, но незнакомым и с легким, почти неуловимым намеком казенщины. Как номер в дорогом отеле. Пятка, впрочем была родная, до боли знакомая — Машкина розовая пятка. Она вечно умудряется во сне развернуться в кровати поперек и начать пинаться. Тут я сообразил, что это наш новый дом в Альтерионе. Или на Альтерионе? Надо бы выяснить, а то, знаете ли, бывали в нашем мире прецеденты… Машку я вчера из последних сил уложил спать в ее розово-кружевном безумии, но она, видимо, проснувшись ночью, нашла меня своим безошибочным детским пинательным инстинктом в соседней спальне. И пристроилась досыпать у меня под боком. Она так часто делает, если ей тревожно. В ногах развалился пушистой рыжей тушей котик — а с виду и не скажешь, что такой тяжелый…

Я немного полюбовался умилительной картиной — золотистые Машкины волосы на подушке, рыже-белый кошачий мех на одеяле. Оба два привольно развалились поперек, оставив мне маленький уголок кровати, дружно сопели, каждый в свои две дырочки, и были совершеннейшее ми-ми-ми. Дети и котики — что может быть прекраснее? Разве что кофе и завтрак.

Я прошелся по второму этажу, открывая двери, пока не нашел санузел. К счастью, довольно обычный, без высокотехнологических хитростей — еще не хватало с утра ощущать себя дикарем, моющим ноги в биде. Только унитаз, вместо того чтобы скучно смыть воду, внезапно поднялся и кувыркнулся назад, в стену, после чего вернулся обратно уже стерильным.

Я себя с утра чувствовал… Как бы это полегче выразиться? Как будто меня вчера пинала ногами бразильская футбольная команда. Почему бразильская? Потому что попадала. Утомительный был денек. Отвык я от такой физической активности, расслабился на сидячей работе. Хорошо хоть альтерионская мазь от ожогов оказалась фантастически эффективной — никаких следов на физиономии, только борода слегка выгорела.

Умывшись, спустился вниз в поисках кухни и наткнулся на сонную, зевающую Криспи в голубой пижаме.

— Доброе утро! — она помахала мне ладошкой. — Я тут заняла комнату внизу. Ты не против? Я могу и в другую переселиться, у меня вещей еще нет совсем…

— Живи, где хочешь, Крис, — отмахнулся я. — Все равно я опять уезжаю. Лучше скажи, где тут кухня?

— Ой, — Криспи засуетилась, — кофе и яичница с сосисками тебя устроят? Я приготовлю сейчас!

— Да ладно, Крис, я и сам могу…

— Нет-нет, позволь мне! Я умею обращаться с нашей кухонной техникой…

Я хотел было возмутиться, заявить, что я с любой техникой на раз-два… Но потом подумал, что ладно. Хочет девочка сделать мне приятное — пускай, не буду обламывать. У нее и так сейчас, небось, в башке кавардак — вернуться на родину после такого жизненного провала, потеряв пять лет жизни, в непонятном статусе… Если игра в хозяйку дома ее успокаивает — пусть пока. Привезу Ленку — разберутся, чьи на кухне сковородки. Тем более, что я и правда без понятия, как у них тут кофе варят. Небось, не в джезве, как я привык. В кофеварке какой-нибудь модной, поди. Хорошо хоть сам кофе есть.

Я уселся на диван перед камином. Камин был здоровенный, кирпичный, его массивная труба уходила вверх мимо галереи второго этажа в центр далекой крыши, с ее открытыми темными стропилами. Кажется, камин рабочий, не декоративный — это хорошо. Камин отчасти примиряет с тем, что мы, фактически, стали беженцами и эмигрантами. Интересно, здесь есть пособие для беженцев? Или как тут вообще все устроено? Нихрена ж не знаю, дурак-дураком. Что я делать буду вообще? Моя прошлая служба вряд ли будет востребована…

Как только сел на диван, на полированной, деревянной с виду поверхности журнального столика проступили какие-то кнопки. Просто обрисовались красным контуром. На них были символы, которые мне ни о чем не говорили, так что я просто коснулся крайней. Висевшая над камином большая картина с морским пейзажем налилась цветом и объемом, моргнула и сменилась какой-то симпатичной юной барышней, которая что-то горячо втирала, обращаясь к сидящему рядом несколько слащавому и смазливому юноше. Юноша, надувшись от собственной значимости, что-то пояснял, показывая на какое-то действие на картинке на заднем плане. Что там происходит, я не понял, язык мне был незнаком, так что, посозерцав это никчёмное зрелище, я попытался его выключить. Не преуспел. Нажатие на кнопку включения привело только к смене канала — там какие-то бодрые ребята в белых комбинезонах монтировали посреди площади какую-то арку, под непонятные мне пояснения очередной чертовски молодой и красивой ведущей.

— Строят постоянный портал в Йири, — пояснила мне Криспи, поставив на столик чашку и тарелку. — Совет принял решение о гуманитарной миссии. Реабилитация выживших погруженных, постепенный вывод из компьютерной комы уцелевших оркестраторов… Большая работа, на годы.

— А что же ты? — спросил я прямо.

— Не знаю, — грустно сказала девушка. — Я сильно изменилась, мне надо многое обдумать. Мне предлагают, но я пока не готова… Ой, ладно, — оживилась она. — Вот это посмотри! — она пробежалась тонкими пальцами по контурам кнопок. — Где же это, сейчас… А, вот!

На экране было нечто вроде ралли-рейда: разномастные машины упорно пылили по пересеченке, ныряли в ямы, расплескивали ручейки — и все это под бодрую скороговорку комментатора. Я ни слова не понимал, но интонации не спутаешь: «Пилот Пупкин выходит на первую позицию, его догоняет номер надцатый, пилот Залупкин! На этом этапе лидирует… Ах, какой обгон, какой красивый обгон!». Ну и все такое.

Удивительно, что машины при этом были не только разные, но и совершенно не гоночные. Обычные, довольно старообразного вида седаны, внедорожники, спорткупе — судя по реву моторов и дыму выхлопов, на двигателях внутреннего сгорания. Какое-то любительское ретро-ралли?

— Это гонка на старых машинах, — подтвердила Криспи. — Очень популярное увлечение среди мзее33.

Я сразу повеселел — не пропаду я здесь, точно. Пойду с Йози машинки здешние чинить, вспомню молодость и гаражное дао. Язык только надо выучить. Заведем с ним автосервис, буду там ключами звенеть, вечерами Машке сказки читать у камина, а Ленка будет нам чай заваривать и шарлотку печь… Да, Ленка.

— Пора мне, Крис. Поцелуй от меня Машку, как проснется.

— Удачи тебе, Сер.

Я вышел из дома и завел мокрый от утренней росы УАЗик. Оставил прогреваться и пошел по тропинке к соседнему дому. Мне нужно было задать Йози один вопрос. Хотя я был почти уверен в ответе, но убедиться все же следовало.

Выделенный им дом был довольно похож на наш, хотя чуть побольше и другой планировки. Какая-то отделка типа легкого сайдинга — в данном случае салатового оттенка, высокая крыша, крытая чем-то вроде пластиковой мозаики разных оттенков коричневого, желтые наличники больших окон и деревянная дверь с матовым стеклом в верхней части, в которую я и постучал, не обнаружив звонка.

Мне открыл полупроснувшийся, в трусах, Йози.

— Сколько времени? — спросил он, зевая.

— Ни имею ни малейшего представления, — честно сказал я. — Я даже не знаю, сколько часов тут в сутках.

Да, херовый из меня иммигрант. Вообще ничего не знаю о стране прибытия. Ладно, живы будем — разберемся…

— Йози, прости, что разбудил, но у меня один небольшой вопрос, а потом спи себе дальше.

— Что такое? — Йози так заразительно зевнул, что у меня свело челюсть.

— Лена, жена моя… Перед тем, как она пропала, ты отвозил ее домой через Гаражище на своем «ведровере», так?

— Ну да, отвозил, — согласился Йози. — Ты же меня и попросил тогда.

— Припомни, пожалуйста, что у нее с собой было из вещей?

— Без проблем — пожал плечами Йози. — У нее была здоровущая такая тяжелая сумка, ну, типа как у бабок с вещевого рынка. Белая с красным, из такого пластикового полотна… Я еще хотел ей помочь донести до квартиры, но она как-то резко отказалась, я не стал настаивать. Больше, вроде, ничего не было. А что?

— Нет, ничего. Спасибо тебе, иди досыпай.

— А ты чего думаешь?

Я огляделся по сторонам и тихо сказал ему: «Раскоряка!»

Йози спросоня слегка потупил, но потом до него дошло:

— А, ну да, она же…

Я пихнул его кулаком в плечо и поднес палец к губам. О том, что та машина оборудована для Холода, знали только он и я. Пусть и дальше так остается. Вполне вероятно, что гостеприимные хозяева этого мира тоже могут иметь на такое оборудование какие-то планы. И я не исключаю, что они нас… ну, скажем мягко — контролируют. Ненавязчиво присматривают. Мало ли, вдруг мы пальчик на кухне пораним или сидением от унитаза прищемим себе яйца? Да, я старый параноик. Но хуже всего, когда твои параноидальные фантазии оказываются бытовой обыденностью.

Мы попрощались с Йози, и я пошел к УАЗику, а он — досыпать, наверное. До арки и пешком было сто метров, но пусть машина побудет на той стороне, мало ли что. В портал проезжать еще страннее, чем в проход — капот перед тобой исчезает, как будто стираемый из этого мира ластиком, линия исчезновения доходит до тебя и сразу, без малейшего перехода — ты уже там, а за тобой как будто 3D-принтером быстро-быстро рисуется из пустоты задняя часть машины. Привыкну, наверное, — как к переходу в Гаражищах привык.

«Раскоряку» Йози отогнал в каменный сарайчик, из которого раньше открывался проход в гаражища. Но мне надо было в Холод — или на Изнанку, как выражались коммунары. Поэтому я сел на потрескавшийся дерматин примитивного сиденья, вставил в гнездо акк и повернул чёрный эбонитовый переключатель на панели в положение «Вкл». Компрессор потарахтел и выключился — мы с Йози успели немного привести в порядок ходовую и пневматику. Взяли компрессор подкачки от грузовика, заменили сальники и уплотнения, ступичный подшипник, еще кое-чего по мелочи. Но вторую, скрытую от глаз под днищем систему не трогали, в ней все осталось как было.

Я выкатил «Раскоряку», загнал УАЗик на ее место, заглушил его, перекинул винтовку и рюкзак и поехал к башне. Загнал во двор, сходил на второй этаж, достал из тайника два последних заряженных акка и, вернувшись, вставил их в гнезда в коробке под днищем. Закрутил восемь болтов, закрыл ящик, вылез и уставился на машину. Совершенно очевидно, что она была доработана для движения через Холод — конструктивная аналогия с костюмом была очень наглядной. Но как в этот самый Холод на ней попасть?

Я, собственно, и про костюм этого не знал, но у меня была рабочая версия — надеть костюм, залезть в проход Ушедших, а дальше все само как-нибудь образуется. Или не образуется, что тоже вполне вероятно. Но я хотя бы знал первый шаг. На этот раз у меня вообще никаких идей не было. Я очень надеялся, что, как только я вставлю акки, произойдет что-нибудь наглядное. Небеса, к примеру, разверзнутся, и на них появится надпись со стрелкой: «В Холод — сюда!»

Ничего такого не случилось. Каким-то очень глубинным чутьем я уверено чувствовал, что система работает — что-то изменилось в том, как машина соотносится с окружающим ее миром. Это трудно сформулировать и внятно описать, но она стала как бы… чуть-чуть не отсюда. Нет, ей по прежнему можно было постучать по борту (что я немедленно и проделал) и послушать жестяной звук кузовного железа, на ней можно было так же ездить (это я тоже сразу проверил) — но она была как бы здесь, и при этом не так здесь, как стена башни или трава на земле. Как-то иначе здесь она была. По-другому как-то. Нет в языке слов для описания таких феноменов, но ошибиться невозможно — всё работает.

Но дальше-то что? Какой крибле-крабле-бумс ей нужен, чтобы проехать в Холод? При том, что я вообще не представляю, что этот Холод такое… И спросить-то не у кого — Андрея у меня альтерионцы забрали. Да и он, если честно, не производил впечатления большого специалиста по этой теме. Единственное, что мне пришло в голову — я, в принципе, могу демонтировать все узлы дополнительного оборудования с «Раскоряки» и повесить его на себя. Костюма из этого не сделать, рассоединять детали страшно, но можно закрепить как-то, сбрую какую-то из ремней навязать, строительными хомутами к разгрузке пристегнуть… Будет пиздец, как неудобно, но в проход в башне, пожалуй, как-нибудь влезу. А дальше… А хрен его знает, что дальше. Посмотрим.

Я уже начал примериваться к крепежам спрятанных под днищем ящиков, когда сзади раздался знакомый голос:

— И снова здравствуйте…

От неожиданности я треснулся башкой об рычаг подвески, выругался и вылез ногами вперед, судорожно вспоминая, куда я, к ебени матери, дел пистолет. По всему выходило, что кобуру я отстегнул, чтобы не мешала под машиной ползать и бросил на сиденье, накрыв сверху жилеткой. Впрочем, внезапно вернувшиеся коммунары никакой агрессии пока не проявляли, и вообще выглядели так, что краше в гроб кладут.

У бородатого вояки большая часть бороды отсутствовала, вместо нее торчали какие-то обгорелые клочки и красные пятна обожжённой кожи. Камуфляж его был в дырках и рыжих подпалинах, висевшие раньше в разгрузке банки с пулеметной лентой отсутствовали. От него сильно пахло пороховой копотью и паленой курицей.

Ольга неловко держала перевязанную прямо поверх одежды грязным бинтом левую руку, повязка на плече отмокала кровью. Сквозь слой грязи и копоти зло сверкали льдисто-голубые глаза. Винтовка ее, родная сестра моей, была разбита, похоже, попаданием крупнокалиберной пули — исковерканный кожух открывал какие-то медные шинки и темные детальки, находящиеся в заметном беспорядке.

Артем был безоружен, в разгрузке одиноко торчал магазин от «Калашникова», который некуда было вставить. На лице его было несколько запекшихся ссадин, он сильно хромал и опирался на импровизированный костыль из кривой толстой ветки.

— Опять забыли что-то? — спросил я вежливо, стараясь незаметно переместиться поближе к пистолету. — Вроде я ничего вашего тут не находил, — я голосом выделил слово «вашего» и сделал еще один шажок в сторону кобуры. Теперь до пистолета было буквально рукой подать.

— Извини, — сказал Артем голосом смертельно уставшего человека, — мы пытались уйти домой. Не вышло. Это ближайшее место, где мы можем передохнуть и прикинуть, что делать дальше.

— Во всем бесконечном Мультиверсуме негде голову преклонить, кроме как в моей башне? — сочувственно покивал я. — Обычное дело, чего уж там.

— Во всем бесконечном Мультиверсуме нам не очень рады, — сказала Ольга.

— Как я их понимаю! — закивал я в ответ. Моя рука уже лежала на сиденье возле рукоятки пистолета. — А с чего вы решили, что вам рады тут?

Я под жилеткой осторожно освобождал пистолет от кобуры. Оружие на виду было только у бывшего бородатого, но его пулемет висел стволом вниз на плече. У меня сейчас были лучшие шансы за все время нашего знакомства. Вытащить пистолет, сначала в бородатого, потом в рыжую, потом… Эх, Артема жалко. Но оставлять в живых человека, у которого только что застрелил жену — не лучшая идея.

— А что такой странное с этой машиной? — внезапно спросил Артем. — У меня планшет на нее отзывается…

— Хуй вам, а не машина! — сказал я твердо. Пистолет уже был у меня в руке.

Утверждение «Достал оружие — стреляй!» со всех точек зрения правильное. Я ничуть не подвергаю его сомнению, но, направив ствол на Боруха, отчего-то не нажал на спуск. Понимал, что надо, злился на себя — но не нажимал.

— Не надо, пожалуйста! — Артем медленно поднял руки. Ольга движением плеча сбросила на землю винтовку и последовала его примеру. От винтовки что-то со звоном отскочило и укатилось. Борух поколебался, но, подняв левую руку, правой осторожно опустил на траву пулемет, сделал шаг в сторону и поднял вторую руку.

Убивать сдавшихся некрасиво — но очень эффективно и безопасно. Жаль, что я такой инфантильный мудак и не умею этого делать. Сколько потенциальных проблем бы сейчас закопал на холме!

И как мне с ними теперь поступить?

— Дай воды, пожалуйста! — тихим голосом попросила Ольга, опускаясь на траву. — Клянусь, мы не будем пытаться причинить тебе вред!

Ее голубые глаза больше не светились льдистым безумием, а стали умильными, как у котика из мультфильма. Какова актриса, а? Нет, я ни на секунду ей не поверил, но даже при том что-то внутри дрогнуло. Когда тебя вот так просит, глядя снизу, красивая женщина — тут столб бетонный дрогнет, не то, что я.

У смотревшего на эту сцену Артема было такое лицо, что ему хотелось предложить не воды, а стакан водки.

— Клянетесь? — спросил я скептически. — Интересно, чем? А впрочем, не важно. Воды мне не жалко.

— Я обещаю, — сказал Артем. — Я не дам ей тебе навредить.

Взглядом голубых глаз теперь можно было резать титан, но он был обращен не на меня, так что ладно. Милые бранятся — только тешатся. Борух просто улегся на спину и равнодушно смотрел в небо.

— Как ты теперь без бороды-то? — спросил я сочувственно.

— Лучше еврей без бороды, чем борода без еврея, — ответил тот мрачно.

Я подобрал пулемет, кинул его в машину и пошел в башню, за водой. Глупое решение — у каждого из них могло быть по паре пистолетов за пазухой, я же их не обыскивал. Но обыскивать, а потом что — связывать? Запирать? Куда? Раз уж я начал вести себя как наивный придурок, надо быть хотя бы последовательным. Если я их не пристрелил, то становиться надзирателем зиндана тем более не собираюсь.

Когда я принес воды, Ольга лежала на траве рядом с Борухом, и только Артем сидел, оперевшись спиной о зубастое колесо «Раскоряки», и крутил в руках планшет. Я подал им пятилитровую баклажку, и они по очереди к ней присосались.

— Еды вам поискать? — спросил я, глядя как жадно они пьют.

— Спасибо не надо, — вежливо ответил Артем. — Еда у нас осталась, только вода кончилась.

Здорово их, судя по всему, потрепало. Сначала я хотел спросить, что случилось, но потом я решил, что на самом деле мне это похуй, а проявлять вежливость незачем. Я их в гости не звал, и видеть не рад. Впрочем, Артем сам все сказал.

— Нам перекрыли все пути в Коммуну. На каждом узловом репере либо засада, либо ловушка.

— Ну да, если спиздить и заминировать чужую машину, ее владельцы обычно не бывают рады. Даже и не знаю, почему так, — пожал плечами я.

— Не в машине дело… — вскинулся было Артем, но видимо понял, что я не собираюсь спорить и сменил тему. — Что это за машина? Мой планшет реагирует на нее. Не как на репер, но близко к тому.

— Ты можешь ее… Ну, не знаю… Активировать что ли? Включить, или что там с ней делают, — спросил я с надеждой.

— Да, но я не уверен, что произойдет. Я вообще не очень понимаю, что она такое. Мой планшет явно не предназначен для такого взаимодействия, должно быть что-то другое… К ней не прилагалось никакого похожего устройства?

Я покачал головой — на передней панели слева от водителя был крепеж под что-то плоское, но в нем ничего не было, и при сушеном дедушке в подвале тоже ничего подходящего не нашлось. Может, действительно, у меня просто не было какой-то важной части? Пульта управления какого-нибудь?

— Так ты можешь запустить эту штуку?

— Наверное… даже точно могу. Но куда?

— Похуй, — твердо ответил я, — надо хоть что-то делать.

— Погоди, — слабым голосом отозвалась Ольга, — это же пустотный фазер, так?

— Хуязер, — не согласился я. — Понавыдумывают же…

— Как ни назови, — настаивала рыжая, — это аналог костюма.

— Возможно. Я на это надеюсь.

— Тогда нам есть, что предложить друг другу!

— Да, есть, — я не стал спорить, — вы от меня от отъебетесь, а я вас не убью. Отличная сделка.

— Ты не можешь активировать систему без м-оператора, — продолжала настаивать Ольга.

— Ты в прошлый раз говорила, что с костюмом можно провести двух человек. Но я тут на досуге подумал, и сдается мне, что это был развод. И, если бы костюм не пропал, ты бы меня пристрелила и его забрала. Разве не так? — на самом деле эта мысль окончательно оформилась только сейчас, хотя подозрения были и раньше. Просто как-то я это отчетливо понял, глядя в бесстыжие голубые глаза.

Ольга не сказала ни «да» ни «нет», но мне это было и не нужно. И так все предельно ясно.

— Я даю слово, что это не повторится, — сказал Артем.

— Извини, приятель, — покачал я головой. — Ты вроде мужик нормальный, но, сдается мне, если вопрос встанет ребром, эта рыжая тебя не спросит.

— Давай так: я заведу эту штуку, а ты подкинешь нас до Коммуны, — предложил Артем.

— Это вам что, блядь, такси? — удивился я такой наглости.

— Но ты действительно не запустишь ее сам!

Я задумался. С одной стороны, он прав — я могу тут до морковкина заговенья просидеть, пытаясь разобраться, как ее включить. С другой — если в Коммуне рулят такие, как Ольга, то у меня «Раскоряку» просто отожмут. С третьей стороны — там то ли будет, то ли нет, а тут я точно ничего не высижу. И уж, по крайней мере, я там от них избавлюсь.

— Ладно, загружайтесь, — сказал я с острым ощущением того, что еще пожалею о своем решении.

Поскольку водительское место в «Раскоряке» посредине, Артем и Борух сели от меня с двух сторон, а Ольга расположилась сзади. В общем, я опять был в руках коммунаров, и опять — вынужденно. Борух, вон, и пулемёт свой ненавязчиво подобрал. Сука, блядь, ну почему всегда на мне кто-то ездит?! Почему я такой лузер-то по жизни? Риторический вопрос, не надо мне на него отвечать. Не хочу я слышать ваши ответы…

— Ну, делай уже что-нибудь, оператор на букву «му»! — сказал я Артему, который с трудом устраивал повреждённую ногу в узком проеме между сиденьем и панелью.

Тот взял свою черную каменную доску, задвигал по ней руками… Мне показалось, что я вижу какие-то точки и линии в камне, но он почти сразу сказал:

— Включаю…

И мир вокруг заволокло туманом.

Теперь «Раскоряка» стояла одновременно там же, где была — возле башни, — и одновременно на дороге, которой тут раньше не было. На самом деле, ее и сейчас не было, вернее она была, но не возле башни, где стояли и как бы не стояли мы… В общем, подходящих слов для описания этого состояния у меня не было. Я более-менее отчетливо видел кусок дороги метров на двадцать вперед и назад от машины, несколько мутновато и без цвета — башню, зато вдали отчетливым контуром проглядывала Черная Цитадель, которая от башни на самом деле не видна — ее закрывает лес. Перспектива странно исказилась — казалось, что мы в каком-то полупрозрачном шаре, за пределами которого все смутно, в карандаше и блеклой пастели с растушевкой.

— Куда нам? — спросил я и поразился, как странно звучал тут мой голос. Плоско, глухо, неестественно — как будто звук ниоткуда не отражался, и я слышал его только внутри своей головы.

— Туда, по дороге, — таким же странным тусклым голосом ответил Артем. Поморщился от звука и продолжил, — я не могу манипулировать дорогой как реперами, но мой планшет, оказывается, ее отображает в общей схеме. Направление понять можно.

Я нажал на педаль тяги, и мы плавно покатили вперед. Башня почти сразу растаяла, и за обочинами дороги замелькали какие-то силуэты лесов, гор, даже городов. Долгое время на краю поля зрения навязчиво маячила Черная Цитадель — четкий контур среди размытых теней, — но потом исчезла и она. Я подумал, что хрен я теперь обратную дорогу найду, с дороги вообще не поймешь, где она проходит. Я даже не мог разобрать, какое у нее покрытие — она выглядела то асфальтовой, то грунтовой, то бетонной с потрескавшимися косыми плитами, то вдруг оказывалась гравийным грейдером, на котором нас начинало противно мелко трясти. Без всякой уверенности я предположил, что это связано со срезами, которые мы проезжаем, и, если свернуть на обочину то мы, возможно, окажемся в каком-то мире. Но может быть и нет. Экспериментировать не тянуло — периодически в окружающем нас тумане мелькали какие-то движущиеся силуэты. И то ли они так искажались, то ли действительно выглядели не очень — но знакомиться с ними совершенно не хотелось. Несколько раз мне казалось, что на нас сейчас кто-то бросится — но очередная тень бессильно скользила по сфере окружающего нас туманного пузыря и исчезала сзади.

— Тут кто-то водится, Оль? — нервно спросил бывший бородатый, обняв пулемет.

— Я тоже в первый раз здесь, Борь, — ответила сзади рыжая, — но лучше бы нам не задерживаться…

Я прибавил скорости, но очередной силуэт спереди внезапно не соскользнул в сторону по поверхности сферы, а оказался внутри. Я рефлекторно нажал изо всех сил на тормоз, но «Раскоряка» далеко не образец управляемости, и существо оказалось у нас на трубчатом переднем отбойнике. С учетом полного отсутствия капота, я мог дотянуться до него рукой. Но желания такого не возникло — человекообразное по форме, это нечто имело подобие лица, но абсурдно искаженные его черты не выражали ничего, кроме лютого голода. Серая гладкая маска голодного духа скалила на меня редкие кривые зубы тонкогубого черного рта. Это было страшно и омерзительно. Я нажал на педаль тяги, машина начала медленно разгоняться и, когда эта тварь потянула ко мне тонкие длинные руки, она не удержалась и соскользнула вниз. Заднее колесо на чем-то подпрыгнуло.

— Там еще, еще! — закричала сзади Ольга.

Зеркалами заднего вида «Раскоряку» никто оборудовать не позаботился, но тон у рыжей был такой, что я сразу поверил.

Борух завозился справа, разворачиваясь с пулеметом назад.

— Винтовку, дай мне винтовку, Зеленый! — Ольга дергала меня за жилетку так, что я еле удерживал руль.

Я выдернул из самопального зажима на панели свою винтовку и, не глядя, сунул стволом назад. Рыжая выдернула ее у меня из рук, и вскоре сзади раздались резкие хлопки — даже они здесь звучали как-то отстраненно, как будто из соседней комнаты через тонкую стенку. Ну вот, теперь меня и разоружили, забрав уникальную и наверняка адски дорогую винтовку… Лох — это судьба.

Впрочем, у меня остался пистолет — и я его выдернул из кобуры, когда впереди появились сразу три серых твари. Эти были человекообразны настолько, что на них оказалась грязная драная одежда, а двое держали в руках здоровенные палки. Я сразу почувствовал себя очень неуютно в полностью открытой машине. Держа руль левой, я успел выстрелить всего два раза до того, как отбойник ударил переднего в грудь. В одного я попал, и он, споткнувшись, отлетел куда-то в сторону, второй взмахнул палкой и Артем внезапно заорал от боли, а тот, который повис на отбойнике только яростно скалился, но не мог отпустить руки — его ноги волочились по дороге под днищем высокой машины не давая залезть в кузов. Я вытянул руку, приставил пистолет к его башке и спустил курок. И вообще ничего во мне не дрогнуло, как таракана раздавил. А ведь еще недавно я не держал в руках ничего опаснее бутылки пива…

Сбоку грохнул короткой очередью пулемет, потом еще и еще, но я не видел, куда он стреляет, мне было не до того. Я пытался одновременно удержать руль, не уронить пистолет, и не дать вывалиться из машины Артему, который, получив палкой по лбу, заливался кровью и норовил потерять сознание. Пулемет молотил уже непрерывно, ему вторили частые хлопки винтовки, а я продолжал давить на педаль, все увеличивая и увеличивая скорость. И, в конце концов, они видимо просто отстали. Во всяком случае пулемет умолк, винтовка хлопнула еще пару раз и стало тихо — только шины рокотали по дороге.

— Что с ним? — Ольга схватила Артема за плечи, наконец-то дав мне возможность убрать пистолет и взяться двумя руками за руль, что на такой скорости было явно не лишним.

— Дрыном каким-то по кумполу прилетело… — я начал постепенно притормаживать, потому что хрен его знает, куда мы так умчимся без штурмана.

Впереди замаячило какое-то темное сооружение и дорога, похоже, уходила в него. С этим надо было что-то делать, а единственный, кто хоть как-то понимал, куда мы едем, был в отрубе и весь в кровище, как зарезанный. Мы уже медленно подкатились к чему-то вроде высокой беседки — ее четыре опоры сходились вверху в небольшой купол, образуя как бы четыре арки, между которыми расположился перекресток. Это архитектурное излишество было как будто отлито без единого шва из отполированного черного камня и на общем туманом фоне выглядело избыточно реальным. Реальнее реальности, я б сказал. И вот куда нам теперь? Прямо? Направо? Налево?

— Там аптечка альтерионская сзади лежит, — сказал я неохотно. Аптечка мне и самому может пригодиться, кстати.

— Хм, в первый раз вижу альтерионскую аптечку с русской инструкцией! — удивилась Ольга.

Я помог перетащить Артема назад, где рыжая, уложив его на сиденье, начала какие-то медицинские манипуляции. Что-то зашипело, резко запахло, потом защелкало… Я вылез на дорогу и осмотрел машину — на первый взгляд она никак не пострадала, только кровищей уляпана вся, внутри и снаружи, да в заднем борту пара пулевых дырок — видимо, Борух из пулемета низко взял. Хорошая машина, хорошая, ты уж продержись, пожалуйста, мне на тебе еще за женой ехать…

— Оу… — застонал сзади Артем, — моя голова…

— Сейчас пройдет, дорогой, я тебе обезболивающего впрыснула.

— Где мы?

— Ровно посередине ничего, — ответил я недовольно. — И нам бы не помешало указать направление.

Артем с трудом сел и осторожно коснулся лба. Ольга ловко подклеила сорванный лоскут кожи каким-то медицинским клеем и залепила прозрачной полосой чего-то похожего на канцелярский скотч. Но кровь не текла, рана выглядела чистой, и, кажется, даже начала уже рубцеваться. Мощная у альтери фармакология.

— Дайте планшет… — сказал он слабым голосом.

Я вынул его черную каменную доску в металлической рамке из держателя, к которому, она, кстати, подходила как родная. Это нам о чем-то да говорит, верно? Артем положил руки на черную поверхность, и на этот раз я увидел точки и линии вполне четко. Не померещилось мне, значит.

— Так вот что это такое… — неожиданно сказал он, оторвавшись от планшета и оглядев арку, под которой мы стояли. — Вот оно как выглядит…

Голос его был восхищенный и слегка обалделый. Под аркой, кстати, акустика была нормальной, без этого плоского глухого звучания.

— И что же это? — спросила Ольга.

— А, неважно… — отмахнулся Артем. — Нам направо.

Я сел за руль, Ольга осталась раненым сзади, обнимая и поддерживая его. Борух перезарядил пулемёт и вздохнул:

— Последняя лента…

Мы потихоньку тронулись, и я аккуратно вписал большую квадратную машину в поворот. Катились, не торопясь, но и не медленно, внимательно оглядываясь по сторонам, — но смутные наброски пейзажей за туманной стеной были лишены движения.

— Смотрите! — сказал внезапно Артем.

Я притормозил, и мы покатились совсем медленно, с удивлением разглядывая окружающий нас город. Хотя виден он был как через запотевшее стекло, но советскую архитектуру пятидесятых годов с ее имперской монументальностью не спутать ни с чем. Широкие улицы, балконы и колоннады, аккуратные скверы, острые башенки на квадратных домах.

— Это же Загорск двенадцатый! — в радостном изумлении воскликнула Ольга. — Это улица Ленина, сейчас будет перекресток с Курчатова, начнется наш Институт…

— А что с ним стало, ты не знаешь? — спросил ее Борух.

— Знаю, — рыжая сразу потухла. — Когда Институт с прилегающими улицами закапсулировался, город был разрушен подчистую, все, кто не был на работе в главном комплексе зданий, погибли…

— Ты кого-то потеряла тогда? — спросил ее Артем.

— Да, — резко ответила Ольга, — не будем об этом. Вот как раз Институт…

Конгломерат из множества соединенных надземными застекленными переходами зданий был обнесен кованой оградой с эмблемами войск связи. Он выглядел заметно четче окружающего призрачного города. Дорога шла мимо, совпадая с здешним проспектом и Артем сказал неуверенно:

— Кажется, мы на месте. Наверное, нам надо свернуть?

Я до минимума сбросил скорость и повернул к воротам институтской ограды. Как только машина покинула дорогу, мир вокруг вспыхнул красками и разразился звуками.

— Эй, что за!.. — заорал какой-то прохожий, с полного шага влетевший грудью нам в борт. — Смотри куда е… Да откуда ты взялся?

Ограды впереди не было, ворот тоже, комплекс зданий Института носил следы перестройки, но все же легко угадывался. «Раскоряка» стояла посреди улицы, по которой шло много людей, но, к счастью, не было ни одного автомобиля. Представляю, если бы я так поперек проспекта у нас в городе возник…

— Это что, проходной двор вам, разведчики, а? — сказал недовольный голос с легким кавказским акцентом. — Мало вам ваш репер-шмепер? Здесь ресторан, слюшай, тут люди кюшать пришли! Ольга, не ожидал от вас, такая приличная женщин! Артем, как же так?

Перед отбойником «Раскоряки», уперев руки в бока, укоризненно покачивал лысеющей головой плотный армянин в поварском фартуке.

— То женщин с автомат тут выпадает, то женщин на машина! Какой-такой аппетит будет после этого? Вах!

— Извините, Вазген, — сокрушенно ответила Ольга. — Совершенно случайно получилось. Мы больше не будем. А что за женщина с автоматом?

— Вах, слушай, утром было! — оживился армянин. — На тебя похожа, да! Рыжая, глаз голубой! Только волос длинный, вьется. И как ты совсем: не было — и вдруг раз! Только без машины, да. Стоит, автоматом крутит, совсем посетитель напугала! Одета в железки чудные, очки круглые… А так очень на тебя похожа, очень! Красивая, вах!

Я не выдержал и закричал:

— Где, где она?

— Вах, я знаю, да? Я к Палыч посылал, Палыч Лиза Львовна звал, Лиза ее к себе увела, лечить, наверное, да? Потому что тот женщин совсем как больная! Кто так делает — автомат на улица крутить? Бардак у вас, разведчиков всегда, слушай… Сейчас к Палыч послать? Или вы сами?

— Сами, Вазген, спасибо, — Ольга помахала ему рукой прощаясь и сказала мне: — Давай по улице потихоньку, до конца квартала и там налево, я покажу.

— Это же Ленка, это только она может быть! — сказал я, подпрыгивая от волнения. — Костюм у нее, только она знала, где от него акки лежат!

— Мы правда так похожи? — с любопытством спросила Ольга.

Я осекся и задумался.

— Не то, чтобы очень, — сказал честно. — Волосы, глаза, веснушки… Но вы совсем разные. Она… Она другая.

Не объяснять же, что рядом с Ленкой я чувствовал себя живым, счастливым и на правильном месте в Мироздании, а рядом с ней — как будто гремучая змея в дом заползла. Такое не объяснишь.

— Другая так другая, — пожала плечами рыжая. — Если она здесь — это интересный поворот…

— Я должен ее увидеть, немедленно! — я больше ни о чем не мог думать. Ленка здесь! Она здесь! Это может быть только она! Я заберу ее и вернусь — к башне, в Альтерион, к черту лысому, куда угодно! Пусть забирают свой сраный костюм и даже «Раскоряку» пусть забирают — только нас сперва домой отвезут, где бы он теперь ни был, наш дом. Где Ленка, я и Машка — там и дом будет.

— Сюда заворачивай! — Ольга показала проезд во двор. — Вот, тут останови.

— Мне нужно к жене! — настаивал я.

— Увидишь ты жену… Наверное.

— Какое, нахуй, «наверное»! — моментально озверел я. — А ну, блядь, винтовку верни бегом!

Я грубо сдернул у нее с плеча винтовку и, включив ее, направил на пол «Раскоряки».

— Вот там под полом — главная пластина и два акка. Проверим, что будет, если пальнуть? — я крутнул колесико регулятора дульной энергии на максимум. — Расколет, как думаешь?

— Не знаю, — задумчиво ответила Ольга. — Я бы не стала пробовать…

— Я. Должен. Увидеть. Жену! — сказал я твердо.

— Что это тут у вас за спектакль? — от двери в здание к нам спешил кряжистый широкий мужик с одним глазом. — Оленька, почему с тобой вечно проблемы? Кто этот человек и что ему нужно?

— Мне нужна моя жена!

— А где его жена? — удивленно спросил одноглазый у Ольги. — И почему у него твоя винтовка?

— Это моя винтовка! — рявкнул я. — И жена моя у вас!

— Да, это его винтовка, — признала Ольга. — Моя повреждена, вон в кузове валяется. И насчет жены — возможно, что он прав.

— Не помню никаких посторонних жен… — начал он. — Хотя…

— Рыжая такая, Вазген говорит — на меня похожа.

Мужик с интересом осмотрел Ольгу единственным глазом.

— А знаешь, и правда… Есть что-то общее! Надо же, всего полдня она здесь, а уже и муж нашелся! Все бы проблемы так легко решались…

— Кстати, о проблемах… — нейтральным голосом сказал Борух. — Они у нас таки есть…

— Может, я расскажу? — перебила Ольга.

— Мужчины могли бы сделать больше, если бы женщины меньше говорили… — сделал постное лицо Борух.

— Проблемы у вас будут прямо здесь и прямо сейчас, — прервал я их затянувшуюся беседу. — Если я немедленно не увижу жену!

— Действительно, что это мы? — спохватился одноглазый. — Невежливо выходит как-то. Вас как зовут? Меня — Палыч, я председатель Совета Коммуны.

— Меня зовут Сергей, — не стал прятаться за позывным я, — а мою жену — Лена. И я должен с ней увидеться.

— Да увидитесь, не надо так нервничать! Она в госпитале, под наблюдением врачей.

— Она ранена? — меня уже трясло.

— Она не ранена, но она… В общем, сами увидите. Пойдемте, тут недалеко. И да уберите вы уже, ради бога, оружие! Никто тут на вас не нападет!

Я выключил привод винтовки, она, тихо пискнув, закрыла ствол шторкой и погасила прицел. Повесил на плечо, похлопал по поясу, проверив пистолет.

— Я готов, пошли.

— Пойдемте с нами, — пригласил остальных Палыч, — Я смотрю, вам тоже медицинская помощь не помешает…

Идти оказалось действительно недалеко. Буквально в соседний корпус того же комплекса зданий, соединённых вверху застекленными переходами, а внизу — асфальтовыми дорожками в окружении газонов. Тяжелая деревянная дверь открылась в царство медицины — кафель, хлорка и карболка. Ну, или что там так резко пахнет в недрах медучреждений, навевая невеселые мысли?

Мне интерьер напомнил детство — кажется вот такой же кафель на стенах и плитку на полу я видел в детской больнице, когда мне было, как Машке сейчас. Эти воспоминания не способствовали оптимизму, но, надо признать, что, несмотря на старообразные интерьеры, здесь было чисто и ухожено, а персонал, снующий по коридорам, выглядел опрятно и деловито.

Проходя мимо дверей, я не удержался и бросил взгляд в одну из палат — она оказалась почти пустой, только на одной кровати лежал, задравши в зенит загипсованную ногу, какой-то мужик. Кровать была железная, стены крашены зеленой масляной краской, мужик читал книжку, на тумбочке у него стояла ваза с яблоками и графин. В общем, ничего необычного — в региональных больницах у нас и по сей день интерьеры того же плана.

— Лизавету Львовну пригласите, пожалуйста, — сказал одноглазый медицинской сестре, сидящей за столиком возле ячеистого шкафа бумажной картотеки.

Та подняла массивную эбонитовую трубку солидного черного телефона, набрала диском три цифры, послушала, потом сказала туда:

— Елизавета Львовна, к вам пришли. Да. Да. Палыч.

— Сейчас поднимется, — сказала сестра нам и, положив трубку, вернулась к заполнению каких-то бумажек. — Присядьте, если хотите.

Она указала на стоящие у стены деревянные стулья, с откидными, как в кинотеатрах сиденьями. Воспользовался ее предложением один Артем, который хромал все сильнее.

Вскоре к нам подошла невысокая, приятной округлости женщина с черными волосами и мягким, добрым лицом. Я затруднился определить ее возраст — выглядела максимум на тридцать, но было в ней что-то очень возрастное — то ли глаза, то ли осторожная моторика тела, то ли тяжеловатый взгляд многое повидавшего человека… Из-за этого впечатление от нее было какое-то смазанное.

— Что опять случилось, Палыч? Разведгруппу потрепало? А это что за молодой человек?

— Да, Лиза, распорядись, пусть осмотрят разведчиков, им, сама видишь, досталось. А этот юноша, по его утверждению, никак не менее, чем муж утренней нашей гостьи.

Юноша? Меня и молодым человеком-то давно уже называют разве что самые древние из пенсионерок на лавочке…

— Анечка, примите наших разведчиков, будьте так любезны, — обратилась она к медсестре, тоже, кстати, по возрасту была скорее «Анна Батьковна», чем «Анечка». — А мы с вами давайте пройдем вниз…

Медсестра закивала и направилась к Артему — видимо, сочтя его наиболее пострадавшим. Докторица развернулась и пошла к лестнице, Палыч за ней, я, соответственно, тоже.

Мы спустились по лестнице — к моему удивлению, на целых три этажа. Зачем такому небольшому зданию такие мощные подвалы? Здесь было, в принципе, все то же самое, что наверху — крашеные стены, плиточные полы, равномерно расположенные стеклянные плафоны светильников. И — двери, двери, двери… Однако здесь была какая-то иная атмосфера — более мрачная, что ли. Может быть потому, что двери эти были не обычные, а укреплённые, с армированным проволочной сеткой мутноватым стеклом и выдвижным лотком для кормления. Веяло от всего этого карательной медициной и принудительным содержанием. Я сразу напрягся — не понравилось мне, что тут поместили мою жену.

Она обнаружилась за первой же дверью и я припал к окошку. Ленка в белой больничной пижаме сидела на краю застеленной казенным тонким одеялком железной кровати, сложив руки на коленях, как примерная школьница. Сидела, смотрела в пустую зеленую стену и не шевелилась. Это моя-то деятельная жена, которая и минуты спокойно не просидит? С ней явно было что-то не так.

— Что с ней? — спросил я доктора.

— Она в своеобразном ступоре, если угодно.

— Шок?

— Нет, это не шоковое состояние, хотя проявления схожи. Такое впечатление, что она просто чего-то ждет. Вы можете войти — может быть на вас она как-то отреагирует?

Женщина отодвинула засов, и я вошел.

Жена подняла на меня глаза и в них, вроде бы, даже мелькнуло какое-то узнавание — но тут же погасло. Она снова уставилась в стену и, когда я присел перед ней, пытаясь поймать взгляд — ничего не вышла. Она просто смотрела сквозь меня.

— Любимая, это я, — сказал я тихо. — Ты же узнала меня, верно?

— Отведите меня к Ушедшим, — сказала она пустым мертвым голосом.

— Только это она и говорит, — вмешалась доктор. — Твердит в ответ на все вопросы.

— У нас же было что-то такое, если я правильно припоминаю? — спросил ее Палыч.

— Да, два похожих случая, — покивала Лизавета Львовна. — Оба — у разведчиков, работавших с наследием Ушедших. Мы так и назвали: «Синдром одержимости Ушедших».

— И каков прогноз? — спросил я.

— Двух случаев мало для медицинской статистики, — начала отпираться доктор, но я настаивал. — Без статистики — чем закончились те случаи?

— Ну, первый пропал без вести — мы не приняли мер к его изоляции, он сбежал, выкрал оборудование перехода и ушел куда-то через репер. Он был мультиверс-оператором и его так и не нашли. Второй просидел вот так около полугода, потом внезапно напал на санитара, покалечил его, попытался прорваться наружу через переход между зданиями — и свернул шею, неудачно выпрыгнув из окна третьего этажа.

— Значит, медицина мне не поможет, — констатировал я. — Дайте тогда хотя бы стул.

Палыч молча вышел в коридор и вернулся с массивным деревянным табуретом. Я поставил его напротив кровати, сел, взял ее руки в свои — жена не противилась этому, сидела так же равнодушно, и сказал:

— Ну что же, дорогая, у нас и раньше были моменты, когда ты меня не слушала…

В коридоре послышались быстрые шаги — кто-то позвал Палыча. Прозвучало «срочно» и «неожиданно» — наверное, что-то случилось. Но мне было все равно — я сидел и разговаривал с женой.

Я рассказывал ей про Машку, про нашего рыжего котика, про новый дом в Альтерионе — который еще немного не обжит, но обязательно ей понравится, ведь у него огромный палисадник, который хоть весь засади цветами. Рассказывал про то, что Криспи взяла официальное шефство над Мелкой, про то, что в Альтерионе все странно, но зато спокойно, что я могу опять там стать просто механиком и забыть про все эти мрачные расклады Мультиверсума.

Лена никак не реагировала, но слушала, кажется, внимательно, а при упоминании Машки руки ее пару раз дрогнули, воодушевив меня на дальнейшие рассказы. Не знаю, сколько бы я так просидел, но меня потрясла за плечо Лизавета Львовна.

— Вас там зовут.

— Я еще не закончил.

— Сходите, это важно.

— Для меня нет здесь ничего важного, кроме жены.

— Это касается ее будущего. Сходите — вы можете вернуться сюда в любой момент, — настаивала доктор.

Я неохотно встал.

— Посиди тут, дорогая, я вернусь…

— Отведи меня к нему! — неожиданно он подняла лицо и пристально посмотрела мне в глаза. — Он здесь.

— Кто? — не понял я.

Но она опустила голову и больше не отвечала.

Поднявшись по лестнице, я увидел троицу разведчиков в компании Палыча. Вид у них был мрачный и, как мне показалось, слегка растерянный.

— Я к нему не пойду! — горячо говорил Артем. — Я их на дух не переношу. Кроме того, я одного из них подстрелил как-то, вдруг они злопамятные?

— Да тебе и не надо к нему заходить, — уговаривала его Ольга, — посидишь в соседнем помещении.

— Я тоже пас, — отпирался Борух. — Не мое это дело вообще.

Ольга явно злилась, Палыч выглядел неуверенно, и даже, наверное, слегка испуганным, что совершенно не вязалось с его имиджем. Меня он встретил с облегчением:

— А, вот и вы! Пойдемте, пойдемте, Он почему-то хочет видеть именно вас!

— Кто — «он»? — удивился я.

Палыч сказал это «Он» с таким придыханием, как будто к нему Господь Бог с небес спустился и теперь, вот досада, вместо раздачи ништяков требует какого-то приблудного чужака.

Палыч склонился к моему уху и тихо, но внушительно прошептал:

— Ушедший!

— Что, обратно пришел что ли? Ушел, погулял и вернулся?

Палыч, кажется, был слегка шокирован:

— Да вы понимаете, какое это событие? Они уже года три не появлялись лично…

— А я тут при чем?

— Ваша жена, между прочим, требует доставить себя именно к Ушедшим!

— Черт с ним, пойдем быстрее, — я хотел вернуться к жене, мне казалось, что она начинает реагировать на мои слова и, если еще немного постараться…

— И вы тоже с нами! — скомандовал моей знакомой троице Палыч. — Я бы дал вам передохнуть, но все разведчики в разлете, почему-то задерживаются…

— Я же говорила, что… — начала Ольга, но одноглазый довольно грубо ее перебил:

— Да-да, я помню — блокирование реперов, какие-то непонятные люди, кто-то пользуется нашей системой…

Он произнес это таким тоном, что я сразу понял, отчего бесится Ольга. Кажется, руководство Коммуны не приняло ее угрозы всерьез. Ну да это их внутренние проблемы — мне бы забрать жену и свалить отсюда. Очень может быть, что, вернувшись домой, она придет в себя. Может это у нее просто шок такой, а увидит Машку — и все вспомнит.

Так я себя уговаривал, пока мы шли какими-то переходами и коридорами, напоминавшими мне интерьеры Главного здания МГУ — паркет, лепнина, высокие потолки… Потом снова спускались в подвалы — любят их здесь отчего-то. Пришли в бункер — бетонные стены, железные двери и могучие, толщиной в мою ногу кабели по стенам.

— Теперь важное, — уставился на меня Палыч. — Некоторые… Ладно, почти все люди реагируют на Ушедших… Плохо реагируют. Поэтому вы сейчас посмотрите на него через стекло, он вас не увидит. Постарайтесь понять, нет ли у вас… хм… неадекватной реакции.

— Обосрусь, что ли? — спросил я прямо.

— Нет, не так буквально… Ну, вы поймете.

Он с усилием поднял вверх железную створку вмурованного в стену окна. За ним оказалось ниша с тусклым, вероятно, односторонне-прозрачным стеклом, открывающим вид на большой круглый зал. В центре его стояла металлическая арка, обвитая кабелями и увешанная коробками, по полу змеились провода, а вдоль стен расположились серые пульты с лампочками и переключателями. Все это выглядело внушительно, но несколько пыльно и слегка заброшенно.

Рядом с аркой стояли несколько обычных деревянных стульев. На одном из них сидел человек в чем-то черном с капюшоном — не то в плаще, ни то в рясе. Хотя… Присмотревшись, я понял, что и сидит он странно, и пропорции тела какие-то не те… Инвалид, что ли?

— Ну как? — спросил меня Палыч.

— Что «как»? — не понял я, но заметил, что сам он старается в окно не смотреть.

— Никаких панических атак, приступов немотивированной агрессии?

— С чего бы? — пожал я плечами. — Давайте быстрее закончим это, мне нужно к жене.

— Убил бы с-суку! — прошипел вдруг Артем, глядя у меня через плечо. Его лицо было перекошено такой лютой ненавистью, что я еще раз заглянул в окно — может там, я не знаю, котят душат?

— Так, а ну — усадите его куда-нибудь! — распорядился одноглазый, и, стараясь держаться повязкой к окну, опустил металлический ставень.

Борух держал Артема за плечи, уводя к стоящим у стены стульям, того сильно трясло.

— Блядь, я же говорил — не переношу этих тварей… — он ругался и хромал.

В госпитале ему наложили на ногу гипсовую лангету, и теперь он довольно неловко переставлял негнущуюся в нижнем суставе конечность. Я совершенно не понимал, какая-такая необходимость заставила тащить сюда этих уставших раненых людей. Очевидно же, что толку с них никакого. Вот разве что Ольга был по-прежнему противоестественно бодра, и даже повязки на раненой руке у нее не было.

Ольга и вошла со мной в помещение, где ждал этот Ушедший. Наверное, у нее-то никаких непроизвольных реакций не бывает даже в постели.

— Здравствуйте, — сказала она нейтральным тоном, обращаясь к странной темной фигуре. Я молча кивнул.

Вблизи этот Ушелец был меньше похож на человека. Даже в том, как он сидит, было заметно другое устройство тела. Ну и ощущение от него исходило все же довольно странное — хотя и не вызывающее у меня ни паники, ни агрессии. Просто чувство чего-то чужого, абсолютно лишнего в нашей плоскости бытия и плохо в него вписывающегося. Наверное, это и вызывало такую реакцию у людей — они всегда реагируют на чужое страхом или агрессией, а тут такая концентрация чуждости, что крышу должно махом сносить. Странно, что у меня не сносит.

Ушелец помолчал, а потом сказал — совершенно пустым, без интонирования, но все же человеческим голосом и по-русски:

— В вашем мире воплотился Хранитель.

Мы с Ольгой переглянулись. Я ни хрена не понял, но и она, кажется, тоже. Впрочем, Ушельцу было все равно.

— Нам нужен Хранитель. Заберите его, доставьте мне. Он должен быть не поврежден.

— Что это такое — Хранитель? — спросила Ольга.

— В данном цикле он имеет форму человека, — сказал Ушелец и заткнулся.

— Где его искать? Как он выглядит?

На вопросы Ольги ответов не последовало. Отдал, значит, распоряжения и все. А вы теперь как хотите. Ну, это, к счастью, не моя проблема.

— Это все? — спросил я у Ольги. — Тогда я пошел. Удачи в поисках.

— Твоя женщина, — внезапно сказал Ушелец. И опять заткнулся.

Я начинал понимать Артема — мне уже тоже хотелось ему врезать. Не от немотивированной агрессии, а за манеру разговаривать.

— Что моя женщина? Что с ней? Ты знаешь?

— Приведи ее сюда.

Я повернулся к двери, но динамик над ней хрипло сказал голосом Палыча: «Сейчас приведут, подожди там».

Ушелец сидел молча и не шевелясь, из-за глухого капюшона над лицом было непонятно, куда он смотрит и смотрит ли вообще куда-нибудь. Ольга пыталась позадавать еще наводящие вопросы про Хранителя, но была проигнорирована. На редкость неприятный тип, этот их Ушелец. Хамло какое-то.

Так мы и просидели минут пятнадцать, пока дверь не открылась и в нее не вошла Лена — как была, в казенной пижаме. Не обращая на меня ни малейшего внимания, она подошла к Ушельцу и села перед ним на пол, почти вплотную. Сказать, что мне было неприятно — это сильно преуменьшить. Но я молчал, в надежде на чудо. Все-таки она так к ним рвалась, может, он сейчас ее вылечит?

Ушелец протянул верхнюю конечность — рука это, или что-то еще не было видно в рукаве просторной одежды, — и положил ее моей жене на рыжую голову. Она потянулась к нему, как котенок, ждущий, что его погладят. Мне стало еще неприятнее, но я все еще сдерживался.

— Это наше… — Ушелец сделал паузу, как будто подбирая слово, — существо, серв. Многие из них были оставлены и забыты, когда мы покидали Мультиверсум, и все еще ждут нашего возвращения. Они развоплотились, но не исчезли. Иногда они, устав от ожидания, занимают чужой разум.

— Так заберите, нахрен, его себе! — не выдержал я. — А мне верните мою жену!

— Это не первое его воплощение, — продолжил Ушелец, помолчав. — Он собрал память тех, в ком побывал. Эта память будет вам полезна. Это тело послужит вам проводником к Хранителю.

— Что? — заорал я. — Какое, блядь, тело? Жену мне верни, лишенец!

— Приведите Хранителя в любую точку Дороги Миров. Я освобожу эту женщину и ее память. Я помогу твоему маленькому миру, называющая себя Ольгой.

— Что за нахуй? А ну… — начал я, но Ушелец просто исчез, как будто его выключили. Ну не сука ли? Прав насчет него Артем.

Лена встала с пола, развернулась и пошла к двери. Я пошел за ней. Дверь перед нами открылась. В следующем помещении она уверенно направилась к Артему, дремлющему на стуле, оперевшись головой о стену и вытянув вперед больную ногу.

— М-пульт! — сказал она коротко.

— Что? — проснулся Артем, — Какой пульт? Этот… уже ушел?

— М-пульт! — повторила Лена. Голос у нее был… Никогда не слышал у своей жены такого голоса.

— Ты про планшет, что ли? — Артем смотрел на нее с сонным недоумением. — Это зачем еще?

— Дай ей, Тём, — велела Ольга.

— Но…

— Просто дай.

Артем неохотно залез в рюкзак и вытащил свою черную доску. Лена взяла ее из его рук, приложилась к графитовой поверхности и там сразу зажглись какие-то линии и огонечки, которые двигались за ее пальцами.

— Но это же мой планшет! Он на меня завязан! — поразился Артем. — Как она смогла?

— Я, кажется, знаю, — сказала Ольга. — Я поняла.

— Одежда. Оружие, — сказала Ленка голосом Терминатора из кино.

— Эй, а планшет мне вернут?

— Не будь таким мелочным, дорогой, выдадут тебе новый. Когда ногу вылечишь.

— Это что, вы без меня пойдете? — Артем, кажется, сам не мог определиться, нравится ему это или нет.

— Похоже, у нас есть временный м-оператор, — ответила ему Ольга. — Дай ей, что она просит, Палыч.

— Оружие ее вернем, — сказал одноглазый. — Нам чужого не надо. А где ее шмотки, Лизавета?

— Выкинули мы эти тряпки, Палыч, — ответила доктор. — Из санитарных соображений.

— Ничего, — Ольга подошла и встала рядом с Леной. — Я ей что-нибудь из своего подберу.

Я впервые вот так увидел их рядом. Сейчас, когда глаза моей милейшей супруги, доброта и мягкость которой доходили иной раз до степеней чрезмерных, залил тот же холодный голубой лед, они стали похожи, как сестры. Рыжие, голубоглазые, одного роста и комплекции, с идеальными сухими фигурами (жена здорово похудела за эти дни и потеряла свою уютную домашнюю мягкость) и жесткими спокойными лицами. Это выглядело немного пугающе.

— Пойдемте наверх, — сказал Палыч. — Подумаем, что нам делать с делами нашими скорбными…

Мы поднялись на скрипучем деревянном лифте на несколько этажей и оказались в царстве Великого Славы Кпсс. Правда, отчего-то без гербов с колосьями и портретов Маркса-Энгельса-Ленина-Сталина, но места, где они висели, были видны. А вот бархатное бордовое знамя с золотыми кистями так и стояло в углу кабинета Председателя Совета Коммуны. Правда, оно было свернуто и золоченые надписи не читались.

— Ну что же, — расположившись за монументальным номенклатурным столом, Палыч немедля обрел непробиваемую солидность. В голосе прорезались начальственные нотки, чело омрачилось государственными думами, руки сами собой заворошили бумажки. — Давайте прикинем, что дают нам новые вводные.

В кабинет пригласили только меня и Ольгу, но жену я прихватил с собой, просто потянув за рукав пижамы. Она не сопротивлялась, а мне было спокойнее держать ее на глазах.

— Желания Ушедших для нас важны, они многое сделали для Коммуны… — вещал Председатель. — Но надо определиться, какие ресурсы мы можем выделить для этой второстепенной задачи…

— Не поняла, — сказал Ольга крайне неприятным голосом.

— Ну, Оленька, ты же сама знаешь — в условиях текущего кризиса, когда неизвестный враг…

— Враг уже известен, — прервала она его. — Но вы не желаете о нем слышать, потому что готовились к совершенно другому. И теперь будете выглядеть перед Советом надутым кретином, каковым и являетесь.

Председатель побагровел, как знамя в углу, но сдержался и ответил корректно:

— На данный момент нет ни одного доказательства ваших завиральных идей.

— Завиральных? — я бы на месте председателя от такого голоса уже спрятался под стол, но он был крепок.

— Да, Оленька, мы оба знаем, что твои амбиции иногда… хм… перевешивают твою лояльность. И, скажем мягко, искажения истины в пользу выгодной тебе версии мы тоже наблюдали не раз.

Они некоторое время играли в гляделки. Я все ждал, когда от их взглядов над столом вспыхнет плазменная дуга, но, видимо, напряжение пробоя так и не было достигнуто — Ольга внезапно тихо и устало сказала:

— Палыч, старый ты мудак. Ты готов принять на себя всю кровь, которая прольется, если я права?

— Если, Оленька, если! Ни одна группа, кроме твоей, ничего такого не видела. Никаких таинственных злодеев, которые — внезапно! — пользуются нашей реперной системой, как своей…

— Палыч, ты не на митинге, — ответила ему Ольга. — Ты-то знаешь, откуда у нас реперы и м-пульты.

— Это дело давнее… — отмахнулся он. — Но, чтобы тебе было спокойнее, я поставил охрану возле входных реперов.

— Девочку с берданочкой? — съехидничала рыжая.

— Милицию. И блокировал помещения. Доступ к реперам только с моего письменного разрешения. А теперь вернемся к вашей задаче…

— И какие же ресурсы ты выделишь на нашу задачу?

— Никаких! — отрезал Председатель. — У тебя есть вот этот молодой человек и его… хм… жена. У них теперь есть м-пульт — что, конечно, безобразие, но уж ладно. У них есть машина Матвеева — и снова я скажу: так и быть, пусть забирают. Хотя Коммуне она никак не лишняя. Молодой человек хорошо замотивирован, пусть он и решает эту задачу. Твоя группа нужна мне здесь — тем более, что ее члены ранены и им требуется время на восстановление. И говоря «группа» я имею в виду и тебя тоже!

Мое присутствие Председатель начисто игнорировал, обращаясь к Ольге так, как будто они в кабинете были одни. И еще меня здорово достало, что меня тут все называют «молодым человеком». Мое присутствие было излишне — все равно, что бы они не решили, я буду действовать так, как считаю нужным.

Поэтому я сказал жене:

— Пойдем, дорогая, ну их в жопу, — взял за рукав и потянул к выходу из кабинета.

На пороге она остановилась и внезапно сказала:

— Вотан, Вещество таки сожрало твои мозги. А ведь я предупреждал! — это был ее голос, высокий и звонки, но на секунду мне показалось, что говорит усталый мудрый старик.

Вышли под воцарившееся неловкое молчание. Ленка дальше шла за мной послушно, мы спустились вниз по первой попавшейся лестнице и оказались во дворике. Там сидели на лавочке Артем и Борух — безбородое его лицо, обклеенное пластырями, смотрелось непривычно.

— Ругаются? — спросил он с пониманием.

— Не без того, — подтвердил я. — Но это уже не наше дело. Коммуна нам не поможет, дальше гребем сами.

— Подожди, — попросил Борух, — пусть Ольга выйдет. Палыч — это еще не весь Совет.

Я пожал плечами и присел на соседнюю лавочку. Потянув за рукав, усадил рядом Лену. Устал я что-то — который день на нервах, да и переходы сбивают биологические часы. Вот уже дело к вечеру идет, а кажется — только недавно утро было. Куда день делся?

Ольга спустилась минуть через пять, злая и встрепанная.

— Милицию он, блядь, поставил! — сказала она презрительно. — Гандон штопаный…

— Мили-ицию? — присвистнул Борух. — Из двух зол шлимазл выбирает оба… Их же как цыплят передушат.

— Борь, — сказала Ольга мрачно, — я, конечно, тебе этого не прикажу, но ты же можешь поговорить с Карасовым?

— Хм… — он потянулся почесать бороду, наткнулся на пластырь и поморщился. — Да, это вариант. И правда, пойду-ка я.

Он встал с лавочки и удалился.

— Ты, Тём, иди домой, отдыхай, — продолжала распоряжаться Ольга, — Все равно ты пока не ходок. Я мне надо решить еще кое-какие вопросы.

Он тоже встал и послушно захромал куда-то, опираясь на костыль.

— Собираешься уходить? — спросила она уже меня.

— Мне тут делать нечего, — я пожал плечами. — Мне от вас никакой помощи, вам от меня никакого толку.

— Я не настаиваю, — сказала Ольга в ответ. — Но лучше бы вам отдохнуть и отправиться с утра. Не обещаю, но, возможно, к утру я кое-что все же смогу для вас сделать.

— Зачем это тебе? — спросил я прямо.

— Я заинтересована в успехе вашей миссии. Ушедшие должны получить то, что им нужно — тогда, возможно, они помогут нам.

— То есть, я буду решать ваши проблемы?

— Так сложилось, — сказала она равнодушно. — Иди за Артемом, он договорится насчет жилья для вас.

Место для отдыха нам выделили по соседству с жилищем Артема и Ольги. Юная девушка, — лет четырнадцати-пятнадцати, совсем ребенок, — показала нам нечто вроде номера в недорогом мотеле. Комнатка с двуспальной кроватью и письменным столом, прихожая с встроенным шкафом, крошечный санузел с душем.

— Располагайтесь, я сейчас белье принесу! — сказал она, изо всех сил стараясь не показывать любопытства к тому, что Ленка до сих пор в пижаме и больничных тапочках. И умчалась вприпрыжку.

— Не мала она для хостесс? — спросил я Артема.

— Это трудовая практика, — пояснил он. — Я сам сперва удивлялся, но теперь это кажется мне вполне разумным. Дети до окончания школы успевают попробовать десятки профессий, и не просто «постоять рядом», а всерьез поработать. Им это, представь себе, нравится — быть востребованными в обществе, делать настоящие дела, а не жить отложенной жизнью, как наши дети.

— Так ты не здешний? — дошло до меня.

— Нет, мы с тобой земляки, — кивнул Артем. — Но я тут давно, привык. И знаешь что? — Мне тут очень нравится.

— Рад за тебя, — сказал я равнодушно. — Мне не особо.

— Не спеши судить. Ольга и Палыч — это не Коммуна. В любом социуме верхушка руководства и представители спецслужб — не самые приятные люди. И решения, которые они принимают, мало кому нравятся. Это не значит, что все общество таково. Здесь живут прекрасные люди, непривычной, но действительно неплохой жизнью.

— Очень трогательно, — кивнул я. — Спасибо за политинформацию. Где тут поесть можно?

Артем печально вздохнул, и попросил вернувшуюся с бельем девочку отвести нас в столовую.

Там все было устроено, как в студенческой столовке моей молодости — стойка, вдоль которой двигаешься с подносом, небольшой выбор блюд — по вечернему времени без первого, — и самообслуживание. Всей разницы — на раздаче стояла очередная девочка-школьница, и еда на вид была несколько качественнее. Не желая нарушать традиций, взял пюре с котлетой, салат из помидоров и компот из сухофруктов, жене на поднос поставил то же самое. Доехав с подносом до конца стойки, увидел еще одно отличие — тут не было кассы. Я испытал некоторый дискомфорт от того, что платить некому, но сразу сообразил, что и деньги мои тут вряд ли примут. Так что я просто пошел с подносом к ближайшему столику. Лена отправилась за мной. К счастью, ела она без возражений — спокойно и бесстрастно отправляя в рот ложку за ложкой. Картошка оказалась вкусной, котлеты для столовских — так просто объедение, салат — свежий. Только компот был, как в молодости, — жидковатый, не очень сладкий и со сморщенной черной грушей на дне граненого стакана. Вокруг питались всякие люди — их было немного, они поглядывали на нас, но не спрашивали, кто мы такие и какого черта жрем тут на халяву. Большое им за это спасибо. Люди были, как люди — мужчины, женщины, довольно много детей — эти пялились на пижамную Ленку откровеннее, но тоже помалкивали. Одеты были, пожалуй, несколько однообразно — мужчины в штанах и рубашках, женщины — в платьях и сарафанах, или тоже в штанах и рубашках. Дети одеты, как взрослые, только размер поменьше и окрас поярче.

Засунув грязную посуду — свою и Ленкину, — в монструозную посудомойку, вернулся с женой в комнату. Там нас уже ждала Ольга, притащившая ей одежду — такие же штаны с рубашкой, как у всех тут, плюс белье. В прихожей я обнаружил пистолет-пулемет незнакомой мне системы, короткий, с толстым длинным стволом. Кажется, видел такие у омоновцев, что-то древесное в названии. Рядом с ним стояла спортивная сумка, на которой лежала черная винтовка компоновки булл-пап с интегрированным глушителем. Не встречал таких, но я и не знаток.

— Это ее, — пояснила Ольга, — она с этим пришла.

Я обернулся, чтобы по привычке спросить жену, и увидел ее голой. Ленка без малейшего стеснения сбросила на пол пижаму и теперь натягивала белье. При других обстоятельствах это было бы очень эротично — всегда любил смотреть, как она переодевается, — но сейчас она двигалась слишком… Не как она, в общем. Трусы оказались в размер, лифчик заметно великоват. Я непроизвольно покосился на Ольгу, она, поймав мой взгляд, ухмыльнулась и приосанилась, подчеркнув свою победу в этом женском соревновании. Подумаешь, я ж не корову себе выбирал, чтобы по размеру вымени.

— Ты говорила, что что-то про нее поняла, — кивнул я на жену. — Можешь пояснить?

— Могу, — не стала отпираться рыжая. — Это существо, видимо, обитало в одном из строений ушедших. Может быть, даже в твоей башне. Как забытый уехавшими хозяевами домовой — ну, или одичавшее домашнее животное, чтобы без мистики. Первой его жертвой стал Матвеев — не знаю, что он там искал, в том срезе, но прожил он там явно достаточно долго. Овладевшее им существо одержимо мыслью вернуться к своим хозяевам, а в его памяти они связаны с Коммуной — ведь он был одним из тех, кто контактировал с ними тут. У Матвеева есть возможности и средства добраться до Коммуны, но он старик и внезапно умирает. Существо снова остается ни с чем. Потом оно вселяется в того, кого убила Марина — как там его звали?

— Карлос, — напомнил я.

— Да, именно, — продолжила Ольга. — Он не был проводником или оператором, но попытался покинуть срез, как умел. Ему не повезло, и существо в момент его смерти переселилось в первого попавшего носителя — твою жену. Какое-то время спустя, когда оно в достаточной степени овладело ее сознанием, оно использовало память Матвеева, чтобы забрать костюм и память Карлоса, чтобы покинуть срез. Не знаю, где его носило потом, но своей цели оно, надо отметить, добилось. Увы, хозяева не поспешили принять блудного слугу в объятия, а отправили решать свои задачи… Вот так это мне представляется. Я могу ошибаться в деталях, но общая последовательность событий, скорее всего, такая.

Мне было неприятно, что Ольга говорит про мою жену «оно» и в третьем лице, но я не мог не признать, что версия правдоподобная.

— До завтра! — попрощалась она и вышла.

Ленка сидела на краю кровати, уставившись в стену. Это было не самое позитивное зрелище, так что, когда в дверь постучал Артем, я даже обрадовался. Он пришел пригласить меня на какой-то «открытый урок». Спать, несмотря на усталость, я пока не мог, перенервничал. Смотреть на то, как моя жена, ставшая кем-то чужим и незнакомым, сидит и пялится в пустоту, тоже не очень хотелось. Так что я не стал отказываться и пошел с ним.

Аудитория оказалась в соседнем корпусе, но с его ногой хромали туда долго. Большой зал амфитеатром был заполнен детьми — на вид лет от тринадцати до шестнадцати. Было очень странно видеть такую аудиторию внимательно слушающей оратора — никто не отвлекался, не пялился в телефон, не раздавал подзатыльники соседям, не шушукался и не дёргал девочек за косички.

Артем рассказывал о нашем мире — показывал фотографии, приводил скриншоты сетевых СМИ. На мой взгляд его изложение было несколько сумбурным — он то затрагивал широчайшие концепции, не раскрывая их до конца, то углублялся до мельчайших подробностей в какую-то ерундовую мелочь, но детям, вроде, нравилось. Да и я слушал с интересом, хотя, на мой взгляд, некоторые взгляды оратора устарели лет на десять, а некоторые были откровенно наивны. Такое ощущение, что и до попадания сюда он не слишком-то внимательно следил за социальными трендами.

Артем, закончив, перешел к ответам на вопросы, и я, кажется, начал понимать, почему ему нравится Коммуна. Здешние дети… Это было что-то с чем-то. Никаких тупых шуточек, никакого гыгыканья, ни единой попытки развлечься за счет лектора и покрасоваться перед одноклассниками. Им было действительно интересно — они задавали продуманные, хорошо сформулированные вопросы, внимательно слушали ответы, уточняли и переспрашивали… И одновременно эти вопросы и недоумения по самым базовым понятиям нашего мира, наглядно выдавали тот факт, что жизнь тут устроена как-то совершенно иначе. Не берусь судить, лучше или хуже — но по-другому. И на детях это «другое» сказывается самым наилучшим образом.

— Коммунары! — призвал зал к вниманию Артем. — Сегодня у нас в гостях еще один человек из материнского мира. Его зовут Сергей…

— Здравствуйте, Сергей! — разнобой детских голосов.

Вот падла, как подловил, а?

— Давайте попросим его ответить на ваши вопросы?

— Пожалуйста! — заголосила аудитория. — Мы просим!

Мысленно проклиная хитрого Артема, я спустился с заднего ряда, где скромно сидел, к кафедре лектора.

— Здравствуйте, э… коммунары, — сказал я неловко. — Я не ожидал, что мне придется сегодня выступать, так что не очень готов. Тем не менее, постараюсь ответить в меру своего понимания.

Несколько секунд всеобщего молчания поселили было во мне надежду, что желающих задавать вопросы не найдется — но нет, они, оказывается, просто собирались с мыслями.

Первым, совершенно по-школьному, с опорой локтя на ладонь, поднял руку серьезный мальчик из первого ряда. Ох уж мне эти школьники с первых парт…

— Скажите пожалуйста, а в чем заключалась ваша работа в вашем мире?

Я задумался. Как объяснить этим детям, что я анализировал то, о чем они не имею ни малейшего понятия, размещенное в среде, которую они не могут себе представить, чтобы предсказывать явления, которых у них нет?

— Я читал то, что пишут о себе и мире другие люди, чтобы прогнозировать их возможное поведение, — ответил я обтекаемо, надеясь, что на этом от меня и отстанут. Но не тут-то было!

— А зачем вашему обществу потребовались эти прогнозы? — вцепилась в мой ответ кудрявая прелесть в сарафанчике.

Девочка, тебе бы в куклы играть, а ты про аналитику социальных сетей интересуешься…

— В первую очередь для того, чтобы мое общество было готово к действиям конкурентных обществ и могло давать адекватный ответ на попытки манипулирования общественным мнением.

— А зачем манипулировать общественным мнением? — спросил какой-то очкарик из средины зала. Твою мать, вот что я не представился автомехаником?

— С самыми разными целями, — начал я, вздохнув. — В тактическом пределе манипулирование всегда направлено на получение малыми группами контроля над многократно бо́льшими. В стратегическом — получение контроля над ресурсами социума — будь то материальные ресурсы, вроде ископаемых, трудовые ресурсы — в виде дешевой рабочей силы, или такой сложный вид вторичного ресурса, как контроль за рынками сбыта. Но начинается все, повторюсь, с перехвата контроля меньшинства над большинством… — боже мой, что я несу? Это же дети!

Но ни фига, детей это только раззадорило.

— А как же меньшинство может контролировать большинство?

— За счет формирования информационной картины мира. Если людям долгое время говорить, что мир устроен не так, как на самом деле, они через некоторое время начинают в это верить.

— Но ведь они же могут посмотреть вокруг и убедиться! — выкрикнул кто-то в азарте, не подняв руку.

— Это не так, — покачал головой я. — Люди настолько привыкли доверять авторитетным источникам, что склонны игнорировать реальность, если она им противоречит. Есть такой термин — Аристотелева муха. Вы знаете, кто такой Аристотель?

— Да, да! — послышалось из зала. Интересно, им тут дают историю нашего мира? Или только философию с логикой?

— Аристотель в одном из своих трудов написал, что у мухи восемь ног. И, хотя это утверждение элементарно опровергалось простейшими наблюдениями, авторитет его был столь велик, что никому и в голову не пришло сомневаться.

В зале засмеялись.

— Но это первый уровень авторитетного манипулирования, — продолжил я. — Второй же состоит в том, что ничего такого Аристотель не писал, эта история полностью выдумана, что не мешает ей быть приводимой в качестве назидательного примера по поводу и без. И эта авторитетность уровня «но все же знают, что…» куда более опасна. Аристотель такой один, а вот массовых заблуждений «все знают, что…» можно создать сколько угодно в любой момент. И вот для всех Аристотель уже не величайший мыслитель своего времени, а придурок, не умевший сосчитать мухе лапки. В общем, парадокс информационной среды в том, что для авторитетного манипулирования не нужен авторитет, надо лишь иметь достаточно широкий канал вещания…

Вопросы сыпались один за другим, я изнемогал в попытках на ходу сформулировать законы информационного общества для людей общества совершенно другого.

— Но почему люди так восприимчивы к манипулированию? — спросил кто-то.

— Потому что в массе своей они идиоты… — ляпнул я откровенно, но не подумавши. Устал сильно.

Ненасытные детишки, наверное, расклевали бы мой бедный мозг до нижнего ганглия, но, к счастью, вмешался Артем:

— Коммунары, коммунары! — сказал он, громко хлопнув в ладоши. — Всё, закончили. Сергею надо отдохнуть.

— Спасибо, спасибо! — загалдел зал.

— Вы еще к нам придете? — спросило что-то мелкое в косичках.

— Вряд ли, — честно признался я. — Завтра утром я надеюсь покинуть Коммуну навсегда.

— У-у-у… — пронеслось по залу разочарованно, но тихо.

Когда мы хромали обратно в жилой корпус (то есть, Артем хромал, а я задумчиво шел рядом), он спросил у меня:

— Ну, как тебе?

— Ты это проделываешь регулярно? — в свою очередь спросил я. — Ты герой. Титан духа. Я с армии так не уставал. Чувствую себя так, как будто пробежал в противогазе десять километров и на финише выбил головой ворота части. Забыв надеть каску.

— Да ладно, — засмеялся Артем. — Ты отлично держался для первого раза. И все же?

— Да, я понял, о чем ты, — не стал увиливать я. — Ты не зря показал мне этих детей. Они странные, но хорошие. У дурных людей таких детей не бывает. Но моя лояльность Коммуне по-прежнему невысока, извини.

— Я понимаю, — вздохнул Артем. — Просто помни о том, что на кону их жизни.

Я ничего ему не ответил, но про себя подумал, что в рот ебал попытки повесить на меня такую ответственность. Нашли, блядь, крайнего. Вот именно такими словами и подумал. Устал я что-то.

Когда вернулся в комнату, Лена уже спала, дыша во сне ровно и спокойно. В свете ночника лицо ее было таким родным, милым и домашним, что я чуть не расплакался, честное слово. Очень все же страшно это — смотреть на жену и понимать, что на самом деле это какая-то неведомая ебаная хуйня из тьмы веков. Хотя ведь где-то там есть и она, прежняя моя Ленка? Пристроился рядом, не раздеваясь, и почти сразу заснул.

День шестой

Македонец

На этой крыше мы и устроили себе базу. Вчера утром, Сеня с Ириной, проснувшись от предрассветного холода, начали, хохоча, бегать друг за другом вокруг лифтовой будки, чтобы согреться — веселые и игривые, как щенята. К краю, впрочем, старались не подходить и вниз не смотреть — игнорировали реальность, как могли. Я полюбовался на бродящих внизу аффекторов — и тоже не испытал ни малейшего желания присоединиться к их компании. Они явно старались держаться поближе к нашей Королеве Зомби и окружили здание плотным кольцом, но двери не ломали и внутрь не лезли. Я заметил, что после этой ночи часть из них уже не встает с земли, а некоторые лежат так, что наводят на мысль об организации постоянной похоронной команды.

Пока Ирина ходила по офисам верхнего этажа с целью утреннего туалета, я поймал порхающего на крыльях любви Сеню за хоботок и сказал серьезно:

— Она вообще-то несовершеннолетняя.

— А я к ней в трусы и не лезу! — надулся Сеня.

— Вот и не лезь. Думай верхней головой.

— Отъебись, Македонец, — разозлился мой напарник. — Я ее не обижу и никому обидеть не дам. Тебе, кстати, тоже!

— Вот и прекрасно, — не стал обострять конфликт я. — Хватай тогда свою нимфу и тащи вниз — надо что-то делать с этой толпой жопоголовых, пока они тут все не передохли…

В итоге почти весь вчерашний день ушел на веселую спортивную игру «мы в дурдоме санитары». Ирина, снова рыдая, велела десятку самых здоровых взять лопаты и копать в бывшем палисаднике братскую могилу. Туда стащили образовавшиеся за ночь полтора десятка трупов. Я не патологоанатом, но, на мой взгляд, умерли они от внутренних повреждений, полученных в драках. Еще десятка два были явно на подходе — открытые и закрытые переломы, общее истощение, или просто лежали и дышали через раз — хрен их знает, почему. Я посоветовал могилу пока не закапывать, пригодится — но девушка посмотрела на меня, как на врага народа. Не стал настаивать — поди, есть, кому новую копать.

Вонища стояла страшная, но заставить аффекторов гадить в отведенных местах не получалось, мыть их было тоже нечем — вода в колонке иссякла. Ирина от бессилия психовала, аффекторы, чувствуя ее состояние, нервничали и кидались друг на друга, отчего она психовала еще больше — в общем, бывали у меня деньки и получше. Если бы не Сеня, утешавший ее и успокаивавший, черт знает, что бы тут творилось. К счастью, они легко переключались друг на друга, ненадолго забывая про весь окружающий нас пиздец. Ну, дело молодое.

К вечеру пошел дождь и пришли какие-то суровые мужики. К обоим явлениям у меня было двоякое отношение. Дождь, с одной стороны, обеспечил нас технической водой, приглушил запахи и слегка очистил территорию от говна, с другой — напрочь промочил контингент, который и без того был не образцом здоровья. Некоторые начали кашлять и чихать практически сразу. Я предчувствовал, что к утру нам понадобится яма побольше.

Суровые мужики, многозначительно придерживая свежеспизженные где-то дробовики, с одной стороны пришли качать права — как это мы, мол, аффекторов тут себе прикормили и обносим торговые точки, которые не прочь обнести нормальные пацаны. С другой стороны, посмотрев на квадратного бородатого Петра, в ручищах которого «калаш» смотрелся игрушкой, они сбавили тон и оказались из числа тех «умных», появление которых я предсказывал. Поэтому, как только они перестали колотить понты и стали договороспособны, их здорово поразила простая мысль, что аффекторы — не чудовища, вылезшие из жопы дьявола, чтобы их пожрать, а просто больные люди, чьи-то родители, дети, братья и сестры. Что, скорее всего, их можно вылечить, а вместо этого они дохнут от голода, холода и ранений прямо у них на глазах. Суровые мужики не успели еще оскотиниться, и им стало неловко. А когда они поняли, что мы не секта сатанистов-рабовладельцев, а пытаемся вчетвером спасти пару сотен человек (некоторые нюансы ситуации я озвучивать не стал), то даже предложили помощь. Едой и водой они были небогаты, но у них в группе оказалось два медика со скорой, а неподалеку — не до конца разграбленная аптека. Мужики притащили несколько здоровенных сборных шатров с летней ярмарки и, при помощи нашей рабсилы, целый штабель деревянных «европоддонов». Теперь мокрые аффекторы были хотя бы укрыты от дождя и сидели не на земле. Кроме того, врачи обкололи антибиотиками самых больных и обработали раны самых покалеченных. Медики печально качали головами, утверждая, что тут нужен стационар или хотя бы полевой госпиталь МЧС, но я был рад и этому. Ирина воспряла духом и уже не рыдала, а спокойно отбыла ночевать на крышу, где уютно устроилась на коленях у Сени, спрятав голову на его гордо выпяченной груди. Грудь у тощего костлявого Сени узкая и негероическая, но ей хватало. Молодежь сидела и романтически созерцала закат, а мы с Петром слушали найденный в каком-то офисе радиоприемник на батарейках.

В мире продолжалась вакханалия абсурда. Недели еще не прошло, как все началось, а казавшееся таким прочным мироустройство уже разлетелось кровавыми клочками по закоулочкам. Чем-то, видимо, близкий диктору Израиль шел в первых строках, но коротко — страна перестала существовать как таковая. Гражданское население завершало Новый Исход, прикрываемый сражающейся из последних сил армией. Впрочем, наступающим бармалеям они тоже навешали знатно, оставив после себя выжженную пустыню. В смысле, еще более выжженную. Китай отправил экспедиционный корпус в Индию и Пакистан — с целью «установления мира и гуманитарной помощи населению». Политический эксперт многословно рассуждал на тему, есть ли еще кому гуманитарно помогать после короткой, но очень жестокой индо-пакистанской войны, но все его рассуждения можно было бы заменить фразой «да хуй же его знает». Примерно столь же содержательно другой эксперт оценивал перспективы российско-американского конфликта, который вроде бы был в самом разгаре, но никто не называл его войной, чтобы не накликать. Из членов НАТО пока, кажется, была жестоко опиздюлена только Польша, но воевать из-за поляков никому особо не хотелось, все понимали, что те напросились. Альянс грозил защитить своего члена со всей возможной решительностью, но при этом спешно выводил свои контингенты не только с польской, но и с сопредельных территорий. Где-то между Польшей и Россией что-то жалобно попискивала случайно прижатая Литва, с которой, вроде как, никто не воевал — за отсутствием самомалейших попыток оказать сопротивление. По ее территории шли потоком русские войска из Белоруссии в Калининградский анклав, но под танки, обвязавшись гранатами, никто не бросался.

Балтика по факту оказалась российским морем — из европейцев воевать с нашим флотом просто никто не захотел. Гордые потомки викингов погрозили издалека, но остались в своих портах, а оба польских (списанных американских) фрегата кто-то красиво, но анонимно, утопил прямо в порту города Гдыня. Сумрачный тевтонский гений ответил, что им это в хрен не вперлось, им и так есть чем заняться — польских беженцев на лодках, вон, обратно отгонять. И вообще, они всегда были против всей этой антироссийской истерии и за мирное разрешение любых международных конфликтов. Хотя, конечно, поляков им очень жалко.

Попытка американцев закрепиться на Балтике самостоятельно кончилась подозрительным крушением двух эсминцев. США реагировали по этому поводу как-то невнятно — сказать, что их утопили русские, было стыдно и страшно, потому что требовало военного ответа, а сказать, что они утонули сами — отдавало каким-то запредельным уже распиздяйством. В общем, «утрачены в результате инцидента, ведется разбирательство». МБР все еще оставались в шахтах, но самолеты над нейтральными водами уже сбивались по факту обнаружения.

Неожиданно прорезалась Австралия, которая заявила свой протекторат над Новой Зеландией и сообщила всем заинтересованным лицам, что мигранты любого рода ей ни к чему. Сами, мол, заварили кашу, сами и расхлебывайте, а наш континент с краю. Предлогом стал карантин по той эпидемии, что прошлась по Европе, разорвав к чертям связность Евросоюза. Те, кто еще контролировал свои границы, закрыли их наглухо, стараясь выпихнуть наружу к соседям всякий маложелательный контингент, вроде недавних мигрантов с солнечного юга. Вовремя соскочившая с этого паровоза Британия затопила («Ой, наверное это сделали террористы, какая ужасная трагедия!») набитый рвущимися в нее мигрантами тоннель под Ла-Маншем и пускала ко дну любое плавучее корыто, приближающееся к ее берегам. Вкупе с жесточайшими карантинными мероприятиями внутри страны, Англия быстро справилась с эпидемией, хотя злые языки говорили, что зараженных просто сгоняли на окруженные колючей проволокой поля и оставляли подыхать под открытым небом. Зная британскую историю — верилось в это легко.

Новости из родных краев напротив, были подернуты бронзовым блеском казенного оптимизма, за которым совершенно невозможно было разобрать, что же на самом деле происходит на территории бескрайней Родины. На некоторые размышления наводили только увещевания граждан не покидать без веских оснований места воинской приписки, не выезжать на личных автомобилях на междугородние трассы, чтобы не препятствовать проходу колонн военной техники, сообщать о всех случаях заболеваний, а также сделать запасы продовольствия, воды и медикаментов. Граждан призывали к бдительности и вниманию по причине вероятности диверсий и террористических актов, а также к оказанию всевозможного содействия сотрудникам Росгвардии. Это как-то не очень вязалось с бодрыми реляциями «у нас все спокойно и под контролем».

Про наш город по-прежнему не сказали ни слова, как будто нас и нету вовсе.

Переночевали снова на крыше, хотя из-за дождя пришлось тесниться в лифтовой. Там было душно, пыльно и некуда деться от жарко шепчущихся в углу Сени с Ириной, но зато тепло, сухо и не воняло.

Утро встретило нас прохладой, туманом и дружным кашлем простудившихся аффекторов — таким интенсивным, что было слышно даже на крыше.

— Чаю бы им горячего, с медом… — протянул задумчиво вставший рядом со мной Петр. — Или с малиной тож хорошо… Да где ж взять?

Шатры не давали разглядеть сверху, что там творится внизу, но ничего хорошего я увидеть не ожидал. И, как водится, не ошибся. Холодная ночь подкосила легко одетых, полуголодных и находящихся в адреналиновом истощении людей — судорожный кашель, заметный даже на вид жар, много лежащих без сознания и тех, кто уже в сознание не придет. Контингент таял на глазах, копать сегодня могильщикам — не перекопать. Ирина расстроится…

Ирина, разумеется, расстроилась, но хотя бы рыдать не стала. Нарыдалась, видать, за эти дни. Уже привычно и деловито организовала кормление, копание могилы в мокрой липкой земле и даже почти не морщилась от вони, издаваемой ее подопечными. Учится девочка принимать жизнь такой, какая она есть.

Сеня от нее не отлипает, поддерживает, помогает, наставляет в меру своего понимания. В общем, ведет себя как нормальный мужик. С поправкой на ненормальность ситуации. Встретились два одиночества, ты погляди. Сортирных дел проводник и Королева Зомби — два сапога обувь. Ну, как говорится, совет да любовь — она ему тоже в рот смотрит и на крепкое, хоть и костлявое плечо опереться не прочь. В свободные минуты шепчутся о чем-то, планы, поди, строят. Какие тут могут быть планы, на что?

До начала истории с аффекторами я вынашивал идеи, как бы нам выбраться за оцепление. Покинуть блокированный город. Прорваться ли, пустив перед собой какой-нибудь бульдозер на ограждение, или поискать подземных коммуникаций, или… Все это и тогда было писями по воде виляно, но сейчас и вовсе никуда не годилось. Очевидно, что вся эта толпа безумных калек потащится за нами — ни о каком скрытном подходе и речи быть не может. Проскакивала, врать не буду, мыслишка, что было бы интересно послать их вперед на минные поля и пулемёты, и под шумок попробовать проскочить, но Ирина, понятное дело, такого никогда не сделает, да и мне, если честно, эта идея не сильно нравится. Я так себе человек, но это как-то чересчур уже. Так что сидеть нам тут и ждать невесть чего.

Не знаю, с чего меня дернуло. Просто появилось ощущение нехорошего взгляда, как будто снайперу на прицел попал. В такие моменты я не рассуждаю, не кручу головой и не рефлексирую.

— Ложись! — я рухнул в грязь там же где стоял и покатился в сторону, наматывая на себя мокрый чернозем.

Петр отскочил за машину и присел, озираясь — так себе реакция, на троечку, но не совсем бревно. Ирина, как и следовало ожидать, захлопала глазами и открыла рот чтобы спросить что-нибудь умное, типа «Что случилось?» — но опытный Сеня моментально сбил ее с ног и навалился сверху.

«Бенц! Бенц! Чпок, чпок!» — первые две пули пришли в машину — целились, похоже, в меня, но не успели среагировать на мой кульбит, вторые две в землю — снайпер вел за мной стволом. Поздно, меня закрыл шатер.

— Снайпер! — заорал я запоздало. — В укрытие!

Странные щелкающие звуки выстрелов донеслись от трансформаторной будки. Ирина с Сеней были у стрелка как на ладони, но тут, видимо, да нашей Королевы Зомби дошла серьезность ситуации, она испугалась и завизжала. Ее подданные отреагировали моментально — вскочили и опрометью кинулись на звуки стрельбы. Сила ее испуга была такова, что подорвались даже лежачие и полуживые. Кто смог — побежал, кто не смог — поковылял, а самые плохие поползли. И тут стрелок допустил ошибку — ему бы сбежать, прикрываясь перекрывшей мне прицел толпой, а потом выбрать момент и напасть снова, но он решил отстреляться. Его оружие разразилось трескучей очередью, как будто рвали прочную ткань, и аффектанты посыпались на землю сразу десятками. Я такое видел раньше только в кино, когда по причуде отродясь не видавшего стрелкового боя режиссера, автомат выкашивает наступающих, как траву. Не знаю, что за оружие у него было, но его пули прошивали по пять-шесть человек зараз. Если бы это были обычные люди, то они бы так и полегли там все, но поражающая способность пули не всегда пропорциональна ее останавливающему действию. Мелкий калибр оружия сыграл со стрелком злую шутку — падали только те, кому пуля попала в сердце или голову, убив на месте, раненые продолжали бежать, еще не зная, что их рана смертельна. На боль и шок аффекторам было плевать. Все случилось за пару секунд — пока снайпер сообразил, что что-то пошло не так, первые из бегущих были уже рядом. Когда через пару минут Ирина немного успокоилась, и я смог туда подойти, опознать то, что осталось от тела, было уже невозможно.

Странное оружие с пакетом расположенных горизонтально под широким кожухом стволов валялось тут же, но то ли его сломали, то ли я не понял, как привести в действие — но оно никак не отреагировало на мои попытки из него выстрелить.

Я понес его к «Патриоту», чтобы бросить в багажник, и увидел, что Петр сидит, прислонившись к заднему колесу. По тому, как он сидел, я все сразу понял, а подойдя, увидел на груди выходное отверстие — пуля странного оружия прошила оба борта, пробила сердце нашего водителя и унеслась куда-то в пространство. Черт, а я только начал к нему привыкать…

Нападение дорого нам обошлось — кроме Петра мы потеряли столько аффекторов, что я даже не стал считать. Раненые умирали один за другим, лежачие больные, которых подорвала с места непроизвольная команда Ирины, сожгли в этом рывке остатки ресурса и теперь угасали на глазах. Похоронная команда тоже сильно поредела — в ней были самые сильные и здоровые, а значит, и побежали они в первых рядах.

Тем не менее, водителя похоронили отдельно, приколотив к воткнутому в землю черенку от лопаты фанерную табличку с надписью маркером «Петр» и сегодняшней датой. Увы, я не знал ни его возраста, ни фамилии.

— Неудачно, блядь, с ним вышло, — сказал Сеня над свежей могилой, и это стало единственным поминальным словом на тех похоронах.

В остатках нашей компании воцарились уныние и апатия. Ирина молча сидела, уставившись вдаль, Сеня бродил вокруг, не понимая, как ее утешить, а я со скуки крутил в руках АПБ-шки, подаренные генералом, прикидывая, как с ними поступить.

Если АПС можно ругать или хвалить — оружие неоднозначное, имеет как убежденных сторонников, так и столь же яростных противников, то «бесшумный» его вариант, на мой взгляд, собрал все недостатки, утратив достоинства.

Для уменьшения громкости выстрела в нем снижена скорость пули, а значит, и дульная энергия, а значит, и убойность. Фактически, он сравнялся по этому параметру с ПМ-мом, который, при том, куда легче и удобнее. АПБ размером, весом и ухватистостью похож на кулацкий обрез, при том «бесшумность» его очень условная и только на первый выстрел — очередями уже не постреляешь. Я взял пистолеты в руки, приложился с правой и с левой, прикинул баланс, плюнул и решил, что останусь при своих. Хрен на хрен менять — только время терять.

— Привет! — вчерашний Серьезный Мужик с дробовиком, неформальный глава наших соседей, смотрел на мои развлечения с пистолетами странно.

— Слушай, — спросил он осторожно, — А не тебя ли Македонцем называют?

— А ты с какой целью интересуешься? — напрягся я.

— Да ищут тут… По описанию здорово на тебя похож.

— И зачем ищут?

— Так это ты или нет?

— Ну, допустим, я.

— Тогда это тебе… — он вынул из кармана массивный брусок спутникового телефона. — На первой кнопке абонент. Велели звонить, не откладывая…

— Да кто велел-то?

— Там скажут. Все, бывай, дальше твои дела и я знать о них не хочу.

Мужик сунул мне телефон и ушел, не оглядываясь. Надо же, страсти какие!

Я некоторое время созерцал похожий на старый мобильник аппарат, потом пожал плечами и нажал первую кнопку. Пошел набор номера.

Ответили почти сразу:

— Македонец? — уточнил знакомый голос. На расстоянии и через спутник он не так сильно давил на психику, но все равно почему-то захотелось встать по стойке смирно и ответить что-то типа «по вашему приказанию прибыл». Мощная харизма у того типа, что всучил нам Ирину.

— У аппарата, — ответил я, подавив порыв. — А кто спрашивает?

— Не валяйте дурака, Македонец! — сердито ответил голос. — Вы не выполнили договор, мы вами недовольны.

— Очень сильно недовольны, — добавил он после паузы.

— Обстоятельства непреодолимой силы, — я пожал плечом свободной от телефона руки. — Форс, блядь, мажор.

— У вас время до полуночи текущих суток, чтобы выполнить заказ. Затем мы решим эту проблему сами. Очень радикальным образом решим.

— И что это значит? — спросил я, хотя уже начинал догадываться.

— Очень тревожная международная обстановка сейчас, — сказал голос печально. — Коварный агрессор, мирное население, огромные жертвы, ужасная трагедия… Ну, вы понимаете.

Я понимал.

— До полуночи! — напомнил голос.

— Но… — начал я.

— Ничего не хочу слышать, — прервали меня на полуслове. — Я верю в вашу изобретательность и стремление выжить. Прощайте.

Телефон пискнул и отключился. Я выругался.

— Это что за древняя мобила у тебя, Македонец? — Сеня бесцеремонно взял у меня из руки аппарат и прочитал: — «Иридиум». Спутниковый! Нихрена себе! И что говорят?

— Говорят, — я оглянулся грустно сидящую на деревянном поддоне Ирину, притянул Сеню к себе и сказал тихо, — что если мы не сделаем, на что подрядились, то в полночь на нас упадет ядерный боеприпас.

— Даже так?

— Да-да. Мировая общественность будет шокирована чудовищным злодеянием американской военщины. Или китайской. Или корейской. Или… кто там еще входит в ядерный клуб?

— Англичане…

— Вот, у этих точно рука не дрогнет, те еще гандоны! Но Родина за нас отомстит, Сеня, будь спокоен.

— Ну вот охуеть теперь совсем, — сказал пораженный Сеня. — Отличное окончание отличного дня…

Зеленый

Проснулся резко, не сразу поняв, что меня разбудило. Посмотрел на часы — полпятого утра.

«Бум!» — что-то где-то грохнуло. «Тра-та-та-та!» — зашелся длинной очередью автомат, его партию подхватили еще несколько, и все это мешалось с неприятным громким треском, как будто кусок за куском рвали ткань. Хлопнул подствольник, бухнула граната, стрельба нарастала — где-то совсем рядом шел серьезный уличный бой. Перекрывая весь этот оркестр, выдал свою басовую партию крупнокалиберный пулемет.

Ленка встала с постели, прошла в прихожую, подняла с пола свою винтовку и автомат.

— Оставайся здесь, — сказал я ей.

Еще не хватало, чтобы ее шальной пулей убило. Сам я, поколебавшись, все же решил пойти и узнать, что происходит. Может, нам пора сваливать, не дожидаясь утра? Прицепил на ремень кобуру, взял винтовку и, совершенно не почувствовав себя от этого спокойней, вышел из комнаты. Коридоры были пусты — никто не выскакивал, не метался, не спрашивал испуганно, что случилось. Я спустился по лестнице и вышел на улицу. Стрельба, достигнув максимальной интенсивности, стала быстро утихать и вскоре прекратилась. Я, вовсе не уверенный, что поступаю правильно, пошел на крики и ругань, чтобы узнать последствия. Это было, наверное, не очень умно — в конце концов, откуда мне знать, кто победил, и не примет ли победившая сторона меня за представителя проигравшей? Но все обошлось. Кто-то из военных, толпящихся возле дома с выбитыми дымящимися дверями и очень дырявыми стенами, помахал мне рукой, и я по пластырям на лице узнал Боруха.

— Что тут? — спросил я его.

— Попытка прорыва. Вошли через репер, взорвали двери… Если бы тут была только председателева милиция — пизда бы Коммуне… Они, наверное, несколькими партиями переходили — накопили человек пятьдесят, только потом рванули… Это не разведка была, а серьёзный ударный отряд.

Борух был на удивление разговорчив сегодня.

Командовал тут высокий полковник с неприятным жестким лицом. Под его руководством из дверей выносили тела, пахло порохом и кровью.

— Одного из милиционеров они утащили с собой! — громко доложил кто-то изнутри.

— Нельзя оставить им источник информации, — заявил полковник. — Группе подготовиться! Где наш оператор?

— Я, тащполковник! — отрапортовали из темноты. — Четыре минуты готовность репера!

— Борь, не хочешь тряхнуть стариной? — спросил полковник у Боруха.

— Да, пожалуй, — ответил тот и надел шлем-сферу.

Подбежал военный, знаки различия которого были не видны под тяжелым бронежилетом, он принес ростовой щит из какого-то темного металла и встал первым, спиной к реперу. Борух, зарядив новую ленту в пулемет, встал за ним, еще несколько человек выстроились сзади, формируя клин — острием от репера наружу. Замыкающим был оператор, которого я узнал по планшету — такому же, как конфискованный Леной у Артема.

— Пленных не брать, раненых не оставлять, — сказал подошедший полковник. — Пошли!

— Готовность! — доложил оператор. — Сдвигаю!

Я впервые увидел, как выглядит реперный переход со стороны, — люди, напряженно стоящие с оружием в руках, задрожали, как изображение на сбоящем мониторе, и исчезли. Казалось, на долю секунды их силуэты повисли, нарисованные в воздухе черной клубящейся тьмой, — и все, как и ни бывало.

— Тайминг репера? — спросил полковник.

— Восемь минут, — ответили сзади.

— Пятиминутная готовность!

Военные забегали, засуетились, в окне появился толстый пулеметный ствол, солдаты тащили мешки с песком, складывали из них стрелковые ячейки. Я почувствовал себя лишним и вышел на улицу. Светало, было прохладно, и ложиться спать уже не хотелось.

О том, что эти пять минут прошли, догадался по крикам и мату, донесшимся из помещения. Все вдруг забегали, кого-то понесли на носилках, подлетел антикварный грузовик, оснащенный вместо кузова белой будкой с красными крестами. В грузовик, матерясь, грузили стонущих раненых, среди них был щитоносец — не спас его, похоже, тяжелый броник. Борух вышел последним, вытащил и прислонил к стене щит, поковырял пальцем задумчиво его поверхность.

— Ну как, отбили? — спросил я.

— Нет, — коротко ответил он, — но языка они не получили.

Я не стал выяснять подробности.

— Очень сильно их скорострелки шьют, — пожаловался Борух. — Никакой броник не держит. Если бы не щит — все бы там остались.

— И что теперь? — спросил я.

— Да хер его знает, — пожал он плечами. — Мы им тут здорово наваляли, — они засады не ждали. Да и там добавили неплохо… Но это тупик.

— Почему? — не понял я.

— Они уже не могут прорваться в Коммуну — разом крупные силы через репер не перебросишь. Везде, где попытались — везде огребли. Сообщают, что хуже всего было на одном репере, на открытой местности. Они выломились там в чем-то типа бронемашины, и это был, видимо, предел их переноса. Ребята ее с граников расковыряли, но с большими потерями. У нее что-то типа пулемета в башне — адская вещь, танк в решето раздырявило… Теперь все реперы окружают бетонными столбами и минами, ставят ДОТы… Но и мы в том же положении — хрен прорвешься. Я ж говорю — тупик. Мы в осаде.

— Печально, — покачал я головой и, пока Борух увлечённо ковырял вмятины на щите, потихоньку покинул место событий.

Дело в том, что мне пришла в голову одна неприятная мысль — рано или поздно (причем, скорее рано) до кого-то из коммунаров дойдет, что, при такой изоляции реперов, у них остается один способ обойти осаду — некий автомобиль, который я уже привык считать своим. И, как только эта идея осенит их Совет, как долго я останусь владельцем этого транспорта? Да ровно столько времени, сколько нужно для отдачи приказа на конфискацию. Так что я рванул за Ленкой почти бегом — черт с ней, с обещанной помощью, тут бы при своих остаться.

Не успели буквально чуть-чуть — хотя жена моя, впервые в жизни, не потратила на сборы и двух минут. С Палычем столкнулись прямо возле машины — он предусмотрительно прихватил с собой пару каких-то вооруженных людей в штатском.

— Пришли проводить? — спросил я его.

— А вы никуда и не отправляетесь, — отрезал он. — Во всяком случае, на этой машине.

— Начинаю заново осмыслять глагол «скоммуниздить», — сказал я нейтральным тоном.

— Случай крайней необходимости! — отмахнулся от меня Палыч.

— Ну да, ну да… — не сдавался я. — Ушедшим это расскажите. У них, вроде, тоже необходимость.

— Мы не можем рисковать утратой единственного канала в Мультиверсум! А Ушедшие — не ваша проблема.

— Отчего же единственного? У вас еще костюмчик есть. Как раз моя жена его вам доставила. Та самая жена, которую мне обещали вернуть Ушедшие. Для чего и нужна вот эта машина.

Я положил руку на борт, и люди в штатском торопливо навели на меня какие-то болтовые карабины, вида довольно исторического. Эти люди не выглядели профессионалами, скорее какие-то ополченцы или народная милиция, но пуля есть пуля. Лена сдвинулась в сторону и опустила руку в спортивную сумку — у нее там лежал коротенький автомат. Похоже, память Карлоса толкает эту сущность к простым радикальным решениям, но я бы не хотел переводить конфликт в эту плоскость.

— И костюм, и машина являются оборудованием, принадлежащим Коммуне! И на этом разговор окончен!

— А по-моему, нет! — Ольга подошла к нам с еще одной девушкой, одетой по-походному и с пистолетом на поясе. — Не много ли ты, Палыч, на себя берешь? Председатель — еще не весь Совет!

— Ольга! — у председателя сделалось такое лицо, как будто он говна полной ложкой хлебанул, а пришедшая с ней девушка весело мне подмигнула. Она удивительным образом казалась то ли знакомой, то ли на кого-то очень похожей, но я не мог сообразить, на кого.

— Да, Палыч, это я. И, как член Совета и руководитель внешней разведки, я настаиваю на выполнении решения по Ушедшим.

— Обстоятельства изменились, — запротестовал Палыч. — Коммуна в блокаде, и эта машина…

— Эти обстоятельства я лично изложила тебе, мудню старому, еще вчера, но ты, одноглазый долбоёб, забил на них хуй!

— Это были очень неубедительные данные! — заорал на нее председатель.

— Да что ты, блядь, говоришь? — Ольга заорала на него в ответ. — Пятнадцать человек погибли сегодня ночью, это достаточно убедительно? Да если бы я не попросила Карасова выставить свою охрану у реперов, то Коммуне уже не нужен был бы Председатель Совета!

— Это не отменяет того факта, что…

— Не волнуйся, — сказал мне девушка, — они сейчас поорут, руками помашут, а потом все будет так, как скажет Ольга. Это же Ольга.

Председатель и Ольга ругались самозабвенно и эмоционально. Смущенные ополченцы опустили свои берданки и делали вид, что они просто так тут стоят.

— Да, давно хотела сказать тебе спасибо, — добавила девушка и, внезапно сделав шаг вперед, крепко обняла меня и поцеловала в щеку.

До меня внезапно дошло:

— Треть… То есть, Марина же! Как я рад тебя видеть!

— Не узнал? — засмеялась она.

Я обалдело покачал головой. Узнать в этой красивой веселой молодой женщине то затравленное диковатое существо, которое обитало у меня в башне, было решительно невозможно. Я смотрел на нее и поражался контрасту.

— Извини за то, что там было, — сказала она серьезно. — Это была не совсем я.

— Да, я знаю, мне Криспи рассказала.

— Как она? — спросила Марина.

— Неплохо, пожалуй, — сказал я, подумав. — Не то чтобы совсем без последствий, но пришла в себя. Она в Альтерионе сейчас, думает, как жить дальше.

— Надо же, Крис — и думает? — заразительно засмеялась Марина. — Вот уж точно «не без последствий»!

— Прости, — она посерьезнела, — она милая и добрая девочка, но слишком уж ей засрали голову этой альтерионской чушью. Надо будет навестить ее как-нибудь.

— Так блокада же… — напомнил я ей.

— Ольга что-нибудь придумает, — уверенно сказала Марина. — Она всегда выкручивается.

Ольга подошла к нам еще слегка взрыкивая и кровожадно щурясь. Палыч злобно сплюнул, подозвал своих людей и собрался уходить. Он имел такой вид, как будто его только что выебли кривым ржавым ломом, но все-таки крикнул, уходя:

— И чтобы вернули потом имущество!

Оставил, типа, за собой последнее слово. Ольга не обратила на это ни малейшего внимания.

— Ты уверена? — спросила она Марину. — Все-таки реабилитация не окончена…

— Мы это уже обсуждали, Оль, — сказала девушка твердо. — Всё со мной будет нормально, меня ничего не берет, ты же знаешь.

— Может, все же я сама? — спросила Ольга.

— А кто будет тут Палыча окорачивать? — засмеялась Марина. — Не я же. Ну и у меня личное, ты знаешь.

— Знаю, — кивнула Ольга. — Удачи тебе.

— Ты с нами, что ли, Марина? — дошло до меня.

— С вами, с вами — ответила за нее Ольга. — Должен же за вами кто-то присмотреть? А она у нас девушка боевая…

— Помню, как же… — у меня сразу возникла перед глазами памятная картинка: оскаленная Третья, залитая чужой кровью, с ножом в одной руке и розовым пушистым рюкзачком в другой.

— Опять же, машину должен кто-то в Коммуну вернуть, — твердо сказала Ольга, внимательно посмотрев мне в глаза. — А то ты, пожалуй, забудешь еще…

— Ладно, хрен с вами, отдам я машину… — проворчал я. — У вас тут не Коммуна, а козаностра какая-то… Так и норовите что-нибудь отжать.

— Не мы такие, Мультиверсум такой, — пожала плечами Ольга. — Валите быстрее, пока Палыч еще чего-нибудь не придумал. Он уже наверняка Совет собирает…

Я огляделся — Ленка уже, как ни в чем не бывало, сидела в машине на месте оператора, пристроив планшет в зажимы. Надеюсь, она знает, что с ним делать. Хотя, если у нее память того сушеного деда, то это, в некотором роде, ее машина и есть… Лучше в такое не вдумываться, а то запросто рехнешься.

Марина забросила на заднее сиденье рюкзак, ловко запрыгнула сама, и я воткнул в гнездо предусмотрительно вытащенный вчера акк.

— Поехали, дорогая? — спросил я жену буднично, как будто мы на дачу собрались.

Она ничего не ответила, зато положила руки на планшет, и мир вокруг начал стремительно выцветать и размываться. Вскоре мы снова оказались в туманном пузыре на Дороге, и я нажал педаль тяги, разгоняя машину.

На этот раз я, как мне казалось, был готов к нападению — передвинул кобуру поудобнее, убедился, что в любой момент смогу достать пистолет, не бросая руля… Но, когда давешние твари прорвали защитное поле машины, я не успел даже дотянуться до рукоятки.

«Бум-бум-бум-бум!» — четыре выстрела подряд, четыре фигуры кувыркнулись на дорогу, машина подпрыгнула, переезжая тела, Марина в два движения сменила магазин и убрала пистолет. Лена, уже державшая в руке свой короткий автомат, не стала даже тратить патроны.

— Ничего себе ты стреляешь! — не удержался я.

— Хороший учитель был, — кивнула Марина.

Мы ехали и ехали, мелькали серые мутные картины странных мест, что-то иногда шевелилось на обочинах, дважды проезжали под высокими каменными арками-сводами, где Дорога создавала перекрестки. Никто на нас больше не напал, и ничего не происходило до тех пор, пока Лена вдруг не сказала:

— Нам сюда.

Я притормозил и огляделся — сквозь стену туманного пузыря смутно просматривались какие-то развалины и чем-то знакомое офисное здание. Я решительно повернул руль, нажал педаль тяги и въехал в мир, который резко зазвучал, налился красками и, к сожалению, запахами. Воняло как в нечищеном сортире, выстроенном посреди скотомогильника. Вечерело. Оглядываясь вокруг, я заметил поставленный посреди двора большой полотняный шатер, весёленького цвета в полосочку, истоптанную и перекопанную землю палисадников, могильный холмик с табличкой и — никого. Мой разум некоторое время из последних сил отвергал узнавание, но потом с сожалением признал очевидное — это был двор нашего дома. Дома, правда, не было. На том месте, где располагалась наша скромная, но такая ценная для нас недвижимость, вольготно расположилась куча строительного мусора, повторяющая по контуру нашу пятиэтажку. Несколько соседних домов пребывали в похожем состоянии, а вот офисное здание рядом выглядело совершенно целым. Неудивительно, что я его не сразу узнал — раньше вход в него загораживали соседние дома.

— Да что тут стряслось? — спросил я в пространство. Имущества в квартире было не особо жалко — ничего действительно ценного там не осталось, — но, все же, смотреть на развалины своего дома — это какое-то особое ощущение. Приятным его не назовешь.

— Досталось, похоже, вашему срезу… — сочувственно сказала Марина.

— Похоже, что так, — ответил я растерянно. — И где теперь искать этого их «хранителя»?

— Там, — коротко ответила Лена и показала рукой.

В указанном направлении были развалины, потом улица с упавшими столбами и поваленными деревьями, потом здание универмага с разбитыми витринами…

— Где?

— Там! — вот и всё, думай, что хочешь.

— Ты чувствуешь направление? — спросила ее Марина.

— Да, — то, что выглядело как моя супруга, не отличалось многословием.

Я поехал приблизительно в нужную строну, аккуратно преодолевая образовавшиеся на дороге завалы всякого хлама. Я неплохо знал этот район, но сейчас узнавал его только фрагментами — часть домов лежали в руинах, часть — стояли невредимы, и это удивительно искажало город, путая и сбивая с толку.

Мы крутились по кварталу, стараясь придерживаться направления, но все время попадали в какие-то тупики, где завалы не давали проехать даже весьма проходимой «Раскоряке». Возвращались назад, искали объезды, распугивая каких-то оборванных и довольно странных на вид людей, которые разбегались при виде машины. Поэтому, когда Лена сказала: «Здесь», — уже совсем стемнело. Мы оказались возле старого, сталинской постройки здания, где раньше располагались какие-то правительственные конторы — не то военные, не то спецслужбы. Во всяком случае, дом находился за высоким забором и был весь утыкан антеннами.

Во дворе было очень людно. То есть, по контрасту с практически пустым городом, а так — несколько десятков человек. В свете тусклых фар «Раскоряки» они выглядели как оживленные черной некромантией трупы помоечных бомжей. Драные, грязные, больные и истощенные они сидели прямо на земле, глядя на раскрытую подвальную дверь здания.

Я остановил машину и погасил фары. В лунном свете это собрание выглядело еще более странным.

— Куда нам? — спросил у Лены без особой надежды на ответ.

— Туда! — она уверенно указала туда же, куда смотрели эти несчастные.

Мы вылезли из машины и медленно пошли к дому. Я на всякий случай вытащил пистолет, хотя в кого тут стрелять было решительно непонятно — сидящие на земле выглядели слишком хреново, чтобы на кого-нибудь нападать. Хотя, конечно, человеку никогда не бывает достаточно плохо, чтобы он не мог сделать хуже другому.

— Уходите! Уходите отсюда! — закричал из темноты подвала тонкий женский голос. — Уходите, спасайтесь! Идите к кордону, вас выпустят!

Мы переглянулись, но, кажется, голос обращался не к нам. Мы шли вдоль стены, и нас из той двери просто не было видно.

— Брось, Ир, они не уйдут! — сказал кто-то кричавшей. — Пошли в убежище, до полуночи осталось всего ничего.

— Но они же все погибнут! — женский, а скорее даже детский, голос чуть не плакал.

— Мы ничего не можем с этим сделать, — уговаривал ее второй голос, тоже молодой, но мужской. — Мы и сами-то вряд ли выживем…

Вот молодец, умеет успокоить девушку!

Мы уже почти подошли к спуску в подвал, когда из темноты кто-то рявкнул:

— А ну стоять! Еще шаг — и я не промахнусь! — и это уже точно было нам.

Мы встали, где стояли, я крутил головой, не видя того, кто это сказал. Мы стояли освещенные лунным светом на фоне белой стены, как ростовые фигуры в тире, а в какой тени скрывался он — неизвестно. Неприятная ситуация.

— Ну да, Мак, ты точно не промахнешься! — сказала вдруг Марина. — Кто угодно, но не ты, верно?

— Ма… Марина? — голос стал таким удивленным, как будто его обладатель увидел перед собой призрак коммунизма. — Маринка, ты ли это?

— Во плоти, Мак!

— Только у тебя хватает наглости называть меня так, как будто я гамбургер какой-то… — из тени вышел мужчина с двумя пистолетами в руках. — Но как же я тебе рад!

Он убрал пистолеты куда-то под куртку, и они обнялись так, как обнимаются только очень близкие и очень давно не видевшиеся люди. Они стояли, вцепившись друг в друга, Марина положила голову ему на грудь, а он обхватил ее руками и прижал к себе.

— Маринка… Я искал тебя! Как же я тебя искал…

— Это долгая история, Мак, — ответила она. — Но как только смогла, я пришла.

— Кто там, Македонец? — спросил молодой мужской голос из подвала. — Нам пора, ты не забыл?

— Ах да, — он скривился, — Марин, тут такое дело… Кажется, нас вот-вот будут убивать. Тут в подвале есть противоатомное бомбоубежище, так что небольшой шанс…

— Э… — осторожно обратил я на себя внимание, подходя, — привет.

Македонец наконец поднял на меня глаза от макушки свой драгоценной Марины.

— А, это ты…

— Мы знакомы? — удивился я.

— Ну, как тебе сказать… Больше с женой твоей, конечно. Не сочти за пошлость. О, вот и она… Вернулась?

Подошедшая к нам Лена не удостоила его ответом, только напомнила о нашей цели:

— Хранитель! — и указала пальцем в подвал.

— Да, я как раз хотел поинтересоваться, — сказал я, — Некий Хранитель вам не попадался?

— А вам зачем? — напрягся Македонец.

— Ну, как бы это сказать… Разыскивают ее. Вроде родственников.

— Хрен я им Ирку отдам! — из подвала выскочил костлявый худой юноша. Бледный, со взором горящим — как положено. — Это что еще там за родственники выискались?

— Ирку?

— Это я Хранитель, — на свет лунный выбралась девица того странного возраста между девочкой и женщиной, когда все очень сложно. Сидящие на земле оборванцы зашевелились, как будто потянувшись к ней.

— Давайте все обсудим в убежище, — сказал Македонец. — До полуночи несколько минут. Я все еще надеюсь, что меня просто пугали, что пожалеют город — но лучше не рисковать.

— У меня есть предложение получше, — ответил я. — Давайте покинем этот срез и у нас будет куча времени все обсудить.

— Он блокирован… — начал Македоннец. — Или… Марина?

— У нас есть подходящий транспорт, — сказала она, и ей он сразу безоговорочно поверил.

— А что будет с ними? — спросила юная девица.

— Как только ты покинешь срез, — веско сказала Марина. — С ними все будет хорошо. Тебе, девочка, не повезло стать ключевой фигурой. И повезло, что есть люди, которым на это не наплевать. Так что берите вещи, если есть, нам пора.

Македонец подошел к стоящему у ограды лифтованному «Патриоту», в котором я с удивлением узнал машину группы Андрея. Как все плотно переплелось в последнее время! Он вытащил из багажника большой рюкзак и накинул на плечо какую-то массивную винтовку, очень похожую на те, что были у осаждающих Коммуну.

— Я готов, — сказал он коротко.

Когда все уселись в «Раскоряку», он вдруг вспомнил о чем-то.

— Секунду!

Достал из кармана здоровенный телефон с антенной, зажал кнопку, дождался ответа и сказал кому-то:

— Договор будет выполнен, прямо сейчас. Прощайте, — и отключился.

Я посмотрел на часы — было без трех минут полночь. По голливудскому стандарту они сейчас отсчитывали бы в камеру последние секунды под тревожную музыку, но, как по мне, и так достаточно драматично.

Лена положила руки на планшет, и от этого мира остался только лунный свет над Дорогой.

День седьмой

Македонец

Если бы рыжей не было так очевидно все равно, я бы перед ней извинился. Да, ушла она от нас некрасиво, но за Маринку я готов был простить кому угодно и что угодно. Рыжей было плевать на мои извинения — она внимательно смотрела на черную доску, закрепленную на панели этой странной машины, иногда касаясь ее рукой. То ли была за штурмана, то ли за Харона.

Мы втиснулись на заднее сиденье вчетвером — я не мог оторваться от Марины, Сеня — от своей Ирки. Хорошо, что эти двое худые, как с голодного края. Сидели, попарно обнявшись, Сеня что-то шептал на ушко своей зазнобе, ушко краснело. Бородатый муж рыжей сосредоточенно рулил. Вокруг было туманно и удивительно, но я только косился на лежащую у меня на плече голову и не на что не обращал внимания.

— Куда мы, Марин? — спросил я наконец.

— В Коммуну, — ответила она. — Хватит тебе внештатником ошиваться, будешь вместе со мной службу тащить. Там, правда, проблемы сейчас…

— Проблемы?

— Ну, так, ерунда — но пострелять придется много.

— Пострелять — это мы запросто, — согласился я. — Ты да я — мы кого хочешь перестреляем!

— Я не сомневалась ни секунды, — ответила моя любимая женщина.

— Как ты выбралась? — не удержался я от вопроса. — Я почти взял Андираоса, но вот он — я показал на спину водителя, — успел первым.

— Ну, отчасти вот он мне и помог, — она кивнула на ту же спину, водитель заерзал, — а отчасти повезло. Но ты же знаешь — меня так просто не удержать.

— Спасибо тебе! — сказал я мужу рыжей. — Я твой должник.

— А кстати, Сергей, — спросила она его. — Куда Андираос в конце концов делся? Мне Ольга не успела рассказать…

— Альтерионцы его отжали, — сказал тот. — Не та была ситуация, чтобы спорить…

— Жаль, — ответила ему Маринка. — Но если честно, альтери ему устроят такую жизнь, что он еще пожалеет, что я его не зарезала. Их гуманизм настолько гуманен, что мне его даже немного жалко…

— Стой, — скомандовала вдруг рыжая. Ее муж послушно остановил машину. Мы оказались в сооружении из четырёх сросшихся вверху черных каменных арок, накрывших перекресток на дороге.

— Почему встали? — спросила Маринка.

— Нас ждут, — ответила Лена.

От черных углов отделились две таких же черные фигуры в капюшонах — не то монахи, не то палачи. Веяло от них чем-то таким зловещим, что я машинально потянул из-под куртки пистолеты. Марина придержала мои руки:

— Не надо, это Ушедшие. Мне тоже от них дурно, но сдержись, пожалуйста. Они не нападут.

В туманном окружении дороги черные силуэты выглядели как-то резко, чересчур реально, что ли. Как будто они полностью здесь, а мы не совсем.

— Спасибо за Хранителя, — сказал один из них, я не понял, который. — У вашего среза еще есть шанс залечить нанесенную им рану.

— Кто я такая? — резко спросила Ирина. Она отбросила руку Сени со своего плеча и встала в машине в полный рост.

— Ты из-за глупости и жадности людей попала в место, которое не предназначено для таких, как ты. Это местообитание не выдерживает тяжести судьбы Хранителя.

— Что со мной будет?

— Ты пойдешь с нами в место, подходящее для тебя.

— Я с ней! — неожиданно вскочил Сеня. — Я ее никому не отдам!

— Это возможно, — после паузы сказал Черный.

— Сень, ты рёхнулся, — дернул я его за штаны. — Это для нее место, не для тебя…

— Его пребывание допустимо, — повторил Черный. — Он гуданарва, проводник. Мир примет его.

— Македонец, — горячо заговорил Сеня, — тебе же больше не нужен напарник! Ты нашел свою женщину, ты будешь в Коммуне, при службе, семью заведешь. А я уродец, мне все равно среди нормальных людей места никогда не будет. И я ее люблю!

— Я с ней! — сказал он Черным решительно и взял Иру за руку.

— А я с ним! — сказала эта бестолочь малолетняя.

Эх, Сеня, Сеня…

— Не скучай Македонец, я найду тебя!

Они спрыгнули с машины и пошли к Черным. Видимо, им от них не мерзило, так как мне.

— А моя жена? — мрачно спросил Сергей. — Что с ней будет?

Черный пошевелился под своим балахоном, рыжая внезапно обмякла и начала валиться на бок. Муж подхватил ее и удержал.

— Я забрал потерянную сущность, — сказал Черный. — Она проснется и не будет ничего помнить. Держитесь подальше от наших путей, они не приносят людям добра.

— Эй, — окликнула его Маринка, — а как же Коммуна? Нам нужна помощь!

— Вы ее получите, — Черный сделал шаг назад и исчез. Вместе с ним исчез второй Черный, Сеня с Ириной и Сергей с Леной.

— Алё, а кто-нибудь умеет управлять этой штукой? — опомнился я.

— Я не то чтобы умею, — сказал Марина задумчиво, — но до Коммуны доберемся. У нас с тобой большие планы!

— Это какие? — усмехнулся я.

— Сначала у нас будет много секса, стрельбы, секса, интриг, стрельбы, засад, стрельбы, секса и прочего веселья. Да, я упоминала про секс и стрельбу? Они тоже будут. А потом стрельба кончится, и ты сразу сделаешь мне маленького Македончика. Как тебе такой план?

— Так чего ж мы ждем, черт побери? Куда нажимать, чтобы эта телега поехала!

Артем

Ночная заварушка поневоле прошла мимо Артема. Поврежденная нога разболелась так, что пришлось принять снотворное, иначе не мог заснуть — и в результате благополучно все проспал. Так что первые интерпретации новостей он услышал в столовой — мол, ночью кто-то напал, но наши героические милиционеры… Кто напал? Как напал? Зачем напал? — Тут у каждого мнение было свое. Но все сходились на том, что если что, так мы им еще не так наваляем! За столиками говорили о том, что надо записываться в ополчение и спорили, какое оружие выдадут — огнестрельное старое, огнестрельное новое (говорят, там такого разведчики добыли, что ух!) или даже то самое… — тут обсуждающие со значительными лицами перемигивались. Сам факт того, что впервые за историю Коммуны кто-то сумел не просто найти сюда дорогу, но и перетащить достаточные для нападения силы, почему-то никого не волновал. А Артем думал, что вот он, например не знает, как повести через репер больше шести человек, и уж точно не знает, как протащить машину. И то, что это знают те, другие, его пугает — потому что неизвестно, что еще они знают такого, чего не знаем мы.

Ольга была на каких-то совещаниях, куда Артема не звали, уроки в школе были перенесены, монтировать сеть было не с кем — все записывались в ополчение. Артем чуть ли не впервые оказался не у дел, поэтому и не знал, чем себя занять. Встреченный на улице Борух был в форме и бронежилете, при оружии и серый от усталости. Он тоже куда-то спешил, что-то организовывал и что-то готовил к обороне, но, сжалившись над раненым товарищем, уделил пять минут короткому рассказу. К счастью, он был непосредственным участником и умел выделять главное, так что ситуация получила полнейшую определенность.

Коммуна запоздало, но энергично перешла к обороне, хотя военные в один голос говорили, что атака не повторится. Такая атака, как была этой ночью и к отражению которой все теперь готовились. А какой будет атака следующая — никто не знает и даже предположить не может. Потому что возможности противника принципиально неизвестны. По этому поводу на совете сейчас драли глотку Первые, включая Ольгу, которая ухитрилась чем-то так с утра зацепить Палыча, что он впервые поставил вопрос об ее исключении из Совета. Это был бы прецедент — до сих пор любой из Первых читался членом Совета автоматически, даже если ни разу не участвовал в обсуждениях. Однако этот вопрос даже рассматривать не стали, и теперь Ольга с Палычем орут друг на друга на равных, уже, говорят, голоса посрывали. В чем разногласия — Борух не знал и знать не хотел, потому что, когда будет надо, до него доведут «в части касающейся», а пока это все говорильня и потеря времени. Совет он вообще называл не иначе как «наш ебанариум». Рассказав все это, он торопливо распрощался и убежал проверять какие-то МВЗ34, что бы это ни было.

Оставшийся в одиночестве Артем сел на лавочку, со вздохом облегчения вытянул больную ногу и задумался. Кажется, жизнь его, которая только начала было обретать черты определённости, в очередной раз собиралась осыпаться к чертям. Коммуна, казавшаяся оплотом стабильности, где все распланировано, продумано и более-менее разумно устроено, оказалась под атакой и в осаде, и что теперь будет дальше — совершенно непонятно. Его женщина, которую он уже привык считать почти женой, и на дальнейшую совместную жизнь с которой он строил планы, показала себя с не то чтобы неожиданной стороны, но… Скажем так, с той стороны, которую он в ней подозревал, но предпочел бы не видеть. Теперь он сам не был уверен, как к ней относиться дальше. А главное — кажется, в этом не была уверена она. С момента возвращения в Коммуну они ни разу не разговаривали. Да, конечно, она была очень занята, ситуация более чем кризисная, но он уже достаточно ее изучил, чтобы понимать — она его избегает. Осталось понять, что с этим делать, и надо ли вообще делать что-то. Может быть, дать ей время разобраться?

Иногда Артем проклинал свою склонность к рефлексии — чем больше обдумываешь все эти мотивации и отношения, тем сложнее найти какое-то решение. Становится проще сложить руки и ждать, пока решение не примет кто-то другой. Тем более что принимать решения у Ольги получается лучше.

— А, вот ты где… — Ольга выглядела встрепанной и усталой, но как всегда уверенной в себе и, как бы то сказать… боеготовной, пожалуй. Артем со всей определённостью понял, что какое бы ни было ее решение, она его приняла.

— Да, сижу, вот…

— Сиди-сиди, лечи ногу, врачи прописали ей — а значит и тебе, — покой. А то будешь потом хромать всю оставшуюся тебе очень долгую жизнь… — Ольга подмигнула.

— Это означает какое-то изменение моего статуса? — осторожно спросил Артем.

— Если ты этого захочешь, — твердо сказала Ольга.

— А могу и не захотеть?

— Можешь. Выбор есть всегда.

— И между чем и чем я выбираю?

— Между долгой жизнью и Коммуной или Мультиверсумом и мной.

— Э… — Артем растерялся, — почему такой странный набор?

— Мне нужен свой м-опер, — сказала Ольга серьезно. — И это можешь быть ты. Мультиверсум будет открыт для нас, и я буду с тобой.

— Но? — спросил Артем уже понимая, что тут что-то не то.

— Но это исключает Вещество. Долгая жизнь и м-операции несовместимы, прием Вещества вскоре полностью блокирует таланты м-операторов.

— Ты только сейчас об этом говоришь?

— Фактически, я только сейчас об этом узнала. Были подозрения, но детальные исследования действия Вещества проводил только Матвеев. Поэтому он и отказался от его приема. Оно многое меняет в человеке, как выяснилось…

— Выяснилось?

— Маринка вернулась в Коммуну с… одним человеком, неважно. И у него оказался для нас очень неожиданный подарок от очень неожиданных людей — книга записей академика Матвеева. Не знаю, как она к ним попала и даже представить не могу, почему они передали ее нам, но… Это объяснило многие факты, которые до сих пор никто не мог связать в систему.

— Или просто очень не хотел, — Артем пристально посмотрел на Ольгу.

— Или не хотел, да, — она кивнула. — Не так-то просто оказаться от долгой жизни, даже зная цену.

— И какова цена? Кроме Мультиверсума?

— У кого как, — Ольга говорила сухо и спокойно. — Например, у меня никогда не будет детей. Я подозревала это, но теперь знаю точно. Неудачные роды. Ребенок родился мертвым, я осталась временно бесплодной. Врачи обещали, что с годами репродуктивная функция восстановится, но была Катастрофа, потом строительство Коммуны и — прием Вещества. Почти все Первые приняли его тогда. Это казалось хорошим решением — да и было им, наверное. Но я как бы заморозила себя в том состоянии, и теперь пути назад нет.

— У нас не будет ребенка? — Артем сам удивился, насколько расстроил его этот факт. Наверное, он слишком много надежд возлагал не столько на самого ребенка, сколько на то, что материнство как-то изменит Ольгу.

— У меня не будет, — уточнила она. — Перед тобой твоя жизнь и твой выбор.

— Кто я для тебя, Оль? — Артем давно собирался задать этот вопрос, и теперь от ответа зависело все.

— Мне нужен свой м-оператор, — ответила Ольга. — И да, конечно — ты милый.

«Милый оператор, значит, — подумал Артем. — Ну что же, она хотя бы сказала это честно».

Ольга смотрела на него пристально и слегка улыбалась.

— Да, дорогой, — сказала она ровным тоном. — Любовь — это немного не про меня. Во мне что-то такое сгорело еще тогда, очень давно. То, что у нас с тобой — это самое близкое к любви, что у меня с тех пор было. Но зато со мной не скучно, и это настоящая жизнь.

— Настоящая? — Артем вспомнил, как легко она была готова убить за костюм.

Именно такая жизнь — настоящая? Точно?

— Ты можешь и дальше тянуть свои провода, ковыряться в железках и развлекать детишек, — ответила Ольга жестко. — Это все тоже кому-нибудь нужно. Но мне нужен м-оператор. Выбирай, дорогой.

Она встала с лавочки и пошла. Наверное, опять на Совет — ругаться, отдавать приказы, планировать грандиозные интриги, жертвовать малым ради большого и, в конце концов, убивать людей ради достойной этого цели. Артем смотрел ей вслед и невольно любовался — задница по-прежнему была идеальна, а походка достойна королевы. Но она так и не обернулась.

Он сидел на лавочке и бездумно наблюдал, как мимо идут люди. Многие кивали ему головой или здоровались вслух, пробегающие дети уважительно приветствовали, узнавая своего лектора. Хочется ли ему вместо этого какой-то другой, «настоящей» жизни? Артем посмотрел на веселую компанию подростков и узнал среди них рыжую веснушчатую Катю, которая на практике убирала их квартирку. Они слишком увлеклись болтовней, чтобы с ним поздороваться, и он по привычке подумал было, что у них с Ольгой могла бы быть такая дочь… А потом вспомнил, что нет, не могла бы. И, кажется, что-то такое для себя решил…

Зеленый

Не знаю, чем руководствовались Черные, но, избавив от дальнейшего путешествия в «Раскоряке», они отчего-то отправили нас с женой в Башню. Оказавшись внутри черной цилиндрической комнаты я чуть было не запаниковал, но увидел слабый отсвет в люке, спустился по винтовой лестнице и оказался в подвальном хранилище, где когда-то висел тот самый костюм. Костюма у меня теперь не было, «Раскоряки» тоже, а значит, «ходить путями Ушедших» я не мог физически. Оно, наверное, и к лучшему — судя по Ленке, там можно подхватить такую гадость, что хуже триппера. С досадой сообразил, что вместе с «Раскорякой» от меня ушла и коммунарская винтовка и три акка, вставленных в машину. Это плюс к тем двум, что ушли с костюмом. В результате у меня теперь осталось только два — в универсальном инструменте, все еще висящем на поясе, и подключенный к электросети Башни. Да, я лох, знаю.

Ленка все еще спала, никак не реагируя на то, что я таскал ее на плече по лестницам, как мешок. Я очень надеялся, что проснется она моей женой, а не компотом из горца-убийцы, беглого коммунарского профессора и домашней зверушки Ушедших.

Водрузив ее на одно плечо, а ее сумку — на другое, побрел к УАЗику, чувствуя себя старым, измученным кариатидом — сумка весила чуть ли не больше жены. Сгрузил сумку в багажник, жену на сиденье и, прогрев мотор, покатился в направлении альтерионской арки — будем считать, за неимением альтернативы, что дом у нас пока там. Капот стерся из этого мира, ныряя под арку, потом появился, но уже вместо со мной там. Интересно, когда мои глаза уже там, а мозг еще тут, что я вижу в этот момент? Лучше не думать об этом. Так же как о том, как чувствуют себя в разных мирах половинки одного коленвала…

Бросив машину у входа, под радостные вопли Мелкой, заботливые причитания бывшей у нас в гостях Катерины и искренние поздравления Криспи отнес жену в спальню. Сгрузил на кровать, стянул ботинки и носки… Одежда явно требовала стирки, а лучше — помойного ведра, но я сообразил, что не знаю, где здесь корзина для белья, есть ли стиральная машина и как она выглядит, а также понятия не имею, где Ленкина чистая одежда. Поэтому стянул только куртку, а майку и штаны оставил как есть. Ленка спала. Надеюсь, так и должно быть, когда из тебя экзорцируют злых духов, или что это в ней было. Пусть спит пока.

Я спустился вниз, в гостиную, где Криспи и Катерина наперегонки накрывали на стол. Создавалось такое впечатление, что я из голодного края приехал. Ну, или аппетит у меня как у бегемота. Хотя мне есть не хотелось — хотелось спать. Эти чёртовы временные сдвиги между срезами сбивают организм с толку хуже джетлага. Да и встал я сегодня до рассвета, причем в другом мире. Но пожевал какую-то плюшку, запил чаем — и неожиданно смолотил с тарелок все. Организм внезапно вспомнил, что мы с ним сегодня не жрали. Тактичная Катерина ушла, оставив нас в кругу семьи, а Криспи смотрела на меня с умилением, как бабушка на проголодавшегося внучка. Не раз замечал, что кормление мужиков успокаивает женщин. Даже если они выросли в обществе, для которого и феминизм — пройденный этап.

— Что с ней, Сер? Может, надо врача?

— Не надо, Крис. Надеюсь, с ней все в порядке. Или будет в порядке. Пусть пока просто спит.

— Сава пайпа, вачо Машья куфара кукиови миа!35 — выпалила своим голоском-колокольчиком Мелкая и уставилась на меня, ожидая восторга.

Я восторга не испытал, но и обманывать ожиданий не стал тоже:

— Ого, ты уже говоришь на альтери?

— Криспи меня немножко научила! Она говорит, у них есть специальные машины, чтобы учить язык! Даже ты сможешь выучить!

— Даже я? — покачал я головой с недоверием. — Ну тогда точно, чудесная машина…

Машка продолжала безостановочно щебетать, рассказывая, как они хорошо играли у реки, как котик ловил птичку, но она ее (к немалому, надо полагать, разочарованию котика) спасла, как Криспи учила ее пользоваться ванной: «Тут такой смешной, туалет, папа! Туалет-кувыркун!..» В общем, она трещала, а я пил чай и думал, что, может, и не так все плохо. Выучу, вон, в волшебной машине язык, найду, чем заняться… Главное, что Ленка вернулась.

Когда я то ли пообедал, то ли позавтракал — я совершенно потерялся во времени, — на смешной облизанной тонкостенной машинке приехали альтери — Ниэла и Молодой духом Кериси. Машинка, к моему удивлению, развернулась и уехала совершенно самостоятельно. Наставница Криспи (насколько я понял, бывшая) забегала вокруг Ленки и, невзирая на мои возражения, вызвала медицинскую помощь. А я попытался аккуратно выяснить у этого «молодого», какой у нас тут статус.

Оказалось, что я с женой прохожу тут по разряду приживалок при собственной дочери. Альтерион настолько рад новым Юным, что готов просто содержать парочку мзее, раз уж они придаются в нагрузку. Собственно, нам даже работать не надо, если мы не хотим. Пособие, которое полагается эмигрантам при ребенке, вполне достаточно, чтобы закрыть все бытовые потребности. И даже дом этот нам предоставлен бесплатно на любой срок, который мы захотим в нем проживать.

— Альтерион сильно страдает от депопуляции, — признался Кериси. — Домов куда больше, чем жителей.

— Да что ж такое, — удивился я. — В какой срез ни попаду — везде какой-то пиздец творится. Я думал, хоть у вас все в порядке…

— Боюсь, что весь известный нам Мультиверсум в кризисе, — сказал Кериси. — Деградация и коллапс населенных срезов — массовое явление. Мы ищем причину, Коммуна ищет причину, многие ищут причину… Общего мнения на этот счет пока нет. Мы стараемся вывести из кризиса доступные нам срезы, осуществляя над ними протекторат Альтериона. Это, разумеется, не идеальное решение, но это лучше, чем ничего.

— Тем не менее, — добавил он, — Альтерион все еще остается спокойным, безопасным и комфортным местом для проживания. Добро пожаловать!

Я вежливо покивал и поблагодарил, но остался при своих сомнениях. Не то чтобы я не поверил «молодому», но моя работа приучила меня очень ограниченно верить в благие намерения, а уж бесплатный сыр и вовсе штука подозрительная. Нас готовы принять ради нашей дочери? Скорее всего, это будет означать, что она перестанет быть нашей. Будет очередная Юная альтери, стесняющаяся своих родителей-мзее, считающая русский «языком Коммуны», и забывшая, что у нее есть родной мир. Нормальная судьба эмигрантов второго поколения, не самая, кстати, плохая. Но хочу ли я ее для Мелкой? Далеко не факт.

Между тем на такой же капсульной машине прибыл медик — прошел в спальню, разложил принесенную в кофре раму и установил ее прямо над кроватью, где преспокойно спала Ленка. По раме забегала какая-то штуковина, а медик смотрел на экран большого планшета. Какой-то оператор медицинской техники, а не врач. Убрав раму, он приложил к руке жены какую-то коробочку, та пискнула, и он снова уставился в планшет. Затем собрал все свои причиндалы, что-то попытался мне объяснить, но волшебная машина, обучающая языку альтери, со мной пока еще не встретилась. Тогда он переключился на Ниэлу и что-то объяснял ей, а я пытался понять по интонациям, насколько все плохо. Не понял. Но паники у него в голосе не было, немедленной госпитализации тоже явно не требовалось.

— Она действительно просто спит, — сказала мне Ниэла. — Очень крепко. И, вот еще что…

— Что?

— Она беременна.

— Какой срок? — спросил я немедленно.

— Три недели, плюс-минус день. Она может даже не знать об этом.

Я выдохнул. Все-таки неделю она была не в себе, вернее в ней была не она… В общем, хорошо, что три. И вообще — хорошо.

— Не волнуйся, Альтерион позаботится о ней и ребенке! — неверно истолковала мои размышления Ниэла. — Медик уже поставил ее на учет…

Вообще-то я сам предпочел бы позаботиться о жене и ребенке. Что-то меня здешняя заботливость все больше настораживает. Ниэла между тем распиналась о том, как внимательны тут к беременным, и мне все больше стало казаться, что жену у меня по этому поводу просто отберут. Обернут ватой, будут хранить, как яйцо в инкубаторе, а потом то ли вернут, то ли нет…

— Ваш ребенок будет урожденный альтери! — закончила она свою рекламную акцию, и я сразу подумал, что мне, позорному мзее, его, наверное, даже не покажут.

Да, я все еще параноик. Причем, параноик уже видевший, как его паранойя становится реальностью.

Когда Ниэла вышла, я в задумчивости раскрыл большую спортивную сумку, которую таскала с собой жена. Внутри оказался все тот же пистолет-пулемет, винтовка и длинный толстый глушитель к ней отдельно, запасные магазины к тому и другому и — пачки денег в банковской упаковке. Этакий «чемоданчик гангстера». Она что, банки там грабила всю неделю? И ведь не спросишь теперь, не вспомнит же…

Я занервничал, спустился вниз и, отозвав в сторонку Криспи, спросил, как у них тут насчет хранения оружия. Может, я уже все на свете нарушил?

— У нас, кажется, вообще нет никаких правил на этот счет нет, — удивилась Криспи. — Никогда не слышала, чтобы кто-то держал дома оружие, зачем оно?

— Ну, нет так нет, — сказал я. — Одной проблемой меньше.

Молодой духом Кериси меж тем, поговорив по какому-то тонкому полупрозрачному устройству, сказал, что меня хочет видеть Андираос, то есть, попросту Андрей.

— Это еще зачем? — спросил я недовольно. — Не о чем мне с ним говорить…

— И тем не менее, — настаивал альтери, — я бы очень попросил вас не пренебрегать этой просьбой. Это, некоторым образом, традиция. После того, как он примет наказание, поговорить с ним будет… хм… проблематично. Поэтому отказывать в таких просьбах не принято.

Экие страсти-то!

— Это долго? — я не хотел оставлять жену.

— Не больше часа! — заверил меня «молодой». — Вот и машина стоит…

Я неохотно согласился — меня уже здорово достала вся эта история, и очень хотелось ее закончить. Пусть это будет последним моим долгом перед Мирозданием.

Машины здесь все же какие-то легкомысленные. Тоненькие борта, много стекла, ни капота, ни бампера, не говоря уже о кенгурятнике и отбойниках. Фужер на колесиках. Оказалось, что она еще и с автопилотом — сели, динамик что-то прощебетал на альтери, Кериси ему ответил, и поехали. Довольно шустро, кстати. И сидеть удобно — если вас не напрягает, что между вами и другими участниками движения в основном стекло.

Доехали быстро — оказывается, от нашего дома до города минут пятнадцать ходу. На УАЗике, правда, просто так кататься нельзя, надо сначала получить навигационно-контрольный прибор, позволяющий автоматическим системам его видеть и учитывать. Ну да не больно-то и хотелось, я все равно местных ПДД не знаю. Андрея держали в невзрачном сером здании и, вроде бы, без какого-нибудь конвоя. Во всяком случае, в комнату он зашел сам, и, закрыв за собой дверь, сел на стул.

— Здесь не прослушивают, — сказал он сходу. — Традиция. Так что говори спокойно.

— О чем мне с тобой говорить? — мрачно спросил я. У меня было ощущение, что я просто теряю время.

— О том, как вытащить меня отсюда, разумеется.

— И нахрена мне тебя отсюда вытаскивать? — поразился я такой наглости. — Ты сделал много всякого говна, получи по заслугам.

— По заслугам? — Андрей криво усмехнулся. — А хочешь знать, что со мной сделают здесь?

— Не хочу! — ответил я твердо. — Похуй мне!

Но он все-таки рассказал.

— Нет, что, правда? — поразился я.

— Не сомневайся даже. Альтери только с виду такие добрые.

— Охуеть, — согласился я. — До такого еще додуматься надо…

Ну вот, блядь, зачем я это узнал? Не дай бог приснится теперь…

— Послушай, — сказал Андрей. — Я, конечно, здорово накосячил и многим насрал, но вот конкретно ты от меня дурного не видел, так?

— Да я бы тебя за одну Криспи так отмудохал…

— Вытащи меня отсюда, и отмудохай. Твое право. Но сначала вытащи. Я в долгу не останусь, у меня есть еще кое-какие активы. Ты знаешь, я долги отдаю всегда!

— Да как я тебя вытащу-то?

— Ничего сложного, подгони сюда УАЗик и оставь его. Ни одна местная машина меня не послушается и туда, куда мне надо, не поедет. Но ты же еще не получал навигационный чип, так?

— Не получал, — признался я.

— И коммуникатора местного у тебя еще нет?

— Вообще не в курсе, что это.

— Ну вот, ты человек-невидимка. Просто подгони машину и уходи.

— А как я обратно доберусь?

— Послушай, — сказал Андрей, — ну что такое небольшая ночная прогулка, по сравнению с тем, что сделают тут со мной?

— Ночная прогулка?

— Ну, машину-то ты без коммуникатора не вызовешь, придется прогуляться. Я примерно представляю, где вас поселили, это километров двадцать пять-тридцать, гулять тебе полезно. А ночная — потому что машину мне надо подогнать к полуночи. Раньше нельзя, заметят.

— А как я получу машину обратно?

— Скорее всего, никак… — вздохнул Андрей. — Но я тебе потом компенсирую. Хочешь, «Патр» свой отдам?

— Не факт, что он еще существует, — сказал я, припомнив вчерашний день. — Его оставили в городе, на который собирались ядерную бомбу сбросить…

— Неважно, найду, чем отдариться. Ну, зачем он тебе теперь? Куда тут на нем ездить? Он у тебя и на Родине-то в гараже без дела стоял…

— Ничего не буду обещать, — сказал я, больше чтобы отделаться. — Но подумаю.

— Подумай, подумай…

Когда Кериси вез меня обратно, я спросил у него — действительно ли с Андреем поступят так, как он говорил.

— Ну да, так все и будет, — подтвердил «молодой».

— Ну вот, — расстроился я. — А можно я его просто пристрелю? Это как-то гуманнее.

— Нельзя, — очень серьезно сказал альтери. — Не по правилам.

Эх, а я, признаться, надеялся, что Андрей мне наврал, для жалостливости. Чего-то развитой, продвинутый и такой гостеприимный Альтерион нравился мне все меньше.

Кериси высадил меня у дорожки и уехал. Я зашел в дом и схватился за пистолет — за столом у камина сидела одетая в пустотный комплект Ольга. Черт, только сейчас сообразил, что я все это время таскал под курткой здоровенный «Кольт» и даже в голову мне не пришло, что что-то в этом не так. Хорошо, что альтери к этому спокойно относятся. Но я как-то очень уж сильно привык изображать из себя крутого, не было бы потом трудно отвыкнуть.

— Э… привет… — сказал я, с некоторым душевным усилием убирая руку от кобуры. — Какими судьбами?

— С Андреем говорил? — спросила она, пренебрегая приветствиями.

— Допустим, говорил… — сказал я настороженно. — А что?

— Сделай, как он просит.

— Схуяли?

— Ради моей личной тебе благодарности.

— А зачем мне такое сомнительное удовольствие, как твоя благодарность? Моя роль во всей этой истории закончилась. Буду жить на пособие Альтери, машинки чинить на досуге…

— Не зарекайся, — Ольга неожиданно засмеялась и сразу перестала выглядеть зловещим руководителем разведки таинственной Коммуны. — Кто в эти дела влез, тот уже не вылезет. А в Мультиверсуме благодарность Коммуны — моя благодарность, — дорогого стоит…

Ольга поднялась и пошла к выходу.

— Да тебе-то он зачем? Альтери так с ним обойдутся, что ты все равно ничего хуже не придумаешь…

— Вот ты смешной, — улыбнулась Ольга, оборачиваясь. — Ты правда думаешь, что я ему мстить собралась?

— А что? — удивился я.

— Мне просто нужен новый м-оператор! — и она удалилась, гордая и загадочная. Кстати, роскошная задница…

— Папа, папа! — завопила сверху прикорнувшая было рядом с женой Мелкая. — Мама проснулась!

Я побежал наверх. Жена сидела на краю кровати и осматривалось с видом человека неуверенного, проснулся он или нет. Машка задорно скакала у нее на коленях.

— Милый, я так странно себя чувствую… — сказала она тихо. — Где мы? Что случилось?

— Мама, Мама, у нас котик! — сходу выпалила самую важную новость Мелкая. — Он рыжий, его зовут Ёксель, он умеет ловить птичек…

— Котик, — констатировала жена, — роскошно. Только котик?

— Нет, — сказал я ей. — Дорогая, у нас будет ребенок.

— Э… Разве это не моя реплика? — растерянно сказала жена.

— Неважно, — рассмеялся я с облегчением. — Мне надо многое тебе рассказать…

Через пару часов мы сидели внизу, жена поглощала приготовленный Криспи ужин — у меня так и не случилось оказии освоить здешнюю кухню.

— Представляешь, — жалобно сказала она, — ты мне все это рассказываешь, а я ничего не помню…

— Наверное, оно и к лучшему, — ответил я. — Плюнуть и забыть. Считай, что ты была в обмороке.

После ужина внезапно заявились Йози и Ингвар. Криспи захлопотала накормить и их, но они решительно отказались, сказав, что уже и вообще ненадолго. Поздравили меня с успешным спасением жены, поздравили ее с возвращением в число людей, не одержимых Древним Злом (ну, они иначе выразились, конечно) и вышли со мной во двор посекретничать.

— Андрей? — спросил я сходу, глядя на их загадочные лица.

— Да, а как ты… А, впрочем, неважно, — ответил Ингвар. — Его надо вытащить. Ты знаешь, что они с ним сделают?

— Знаю, — меня аж передернуло. — Но тебе-то какой интерес?

— Ну, знаешь… Бывает, что все вроде идет как по маслу, а потом оборачиваешься — опа, а это был вазелин… Короче не все тут так просто, как говорят альтери. Мне нужен человек, который знает входы и выходы.

— А мне Сандер сказал… — сказал смущенно Йози.

— Сандер? — поразился я. — Он тут?

— Заходил сегодня. Он странный теперь… Очень сильно изменился. Сказал: «Он еще нуен! Вазно!» — и смылся опять. Шляется по Мультиверсуму, как у себя дома…

— Ребята, ничего не обещаю, — ответил я им. — Я не уверен, как тут поступить правильно.

— Само собой, — ответил Ингвар. — Тебе решать.

Йози интенсивно закивал, и они удалились в строну его дома.

«Небось, пиво пить пошли», — подумал я с завистью. Мне чертовски вдруг захотелось выпить, но было некогда.

Когда я вернулся в дом, жена уже успела обнаружить, что из вещей у нее только то, что на ней надето и оно, мягко говоря, несколько несвежее. Оказалось, что вся ее одежда осталась в Башне, и мне пришлось туда за ней ехать, снабженному кучей инструкций, где что не забыть. Впрочем, я просто запихал в баул все, что попалась на глаза и при этом было одеждой. Постоял возле башни, посмотрел на море — а потом вдруг как будто потянуло что-то. Подъехал на УАЗе к сараюшке, потянулся к проходу — и выехал в свой старый гараж. Остановился, заглушил мотор и несколько минут сидел в темноте, глядя на лучики света по щелям ворот. Хлопал себя по карманам жилетки, достал смартфон и не без внутреннего трепета включил. Андроид загрузился, аппарат зацепился за сеть, показав три линеечки и значок 3G, и первое, что я услышал — сигнал рабочего мессенджера.

— Куда ты пропал? — писал ЕП. — Не могу с тобой связаться, про ваш город какие-то страсти рассказывают, ты жив там вообще?

Я не стал отвечать. Он все равно увидит, что я прочитал, но не буду спешить. Не знаю, хочу ли я снова в эту карусель — большие данные, и просто данные, мониторинг, анализ, мониторинг анализа и анализ мониторинга… Но ядерную бомбу тут определенно не сбросили, и это уже хорошо. Может, обойдется все? Во всяком случае, у нас теперь есть выбор.

Вернулся к Башне, закрыл проход, отвез жене вещи — был обфыркан, что не те, не в том порядке и вообще помял. Ну вот, наконец-то, пришла в себя! Смотрел на нее и думал, что очень ее люблю и соскучился. И может быть будет мальчик. Ну, чисто для разнообразия. Но и девочек много не бывает. А потом понял, что скоро полночь и надо что-то уже решать.

Зашел в комнату к Криспи — она сидела на кровати, оперевшись спиной о подушки, и что-то читала на полупрозрачной тонкой пластине. Наверное, это их коммуникатор и есть. Рассказал ей про Андрея.

— Ты самая от него пострадавшая, — сказал я. — Как скажешь, так и сделаю.

Ну да, перевалил ответственность на девочку, герой. Но это ее мир, ее враг и ее право. И культ ответственности Юных у них тут не просто так.

Криспи долго молчала, отложив коммуникатор, а потом сказала тихо:

— Я поеду с тобой.

И мы поехали.

Ночью дороги и улицы Альтериона оказались равно пусты, и мы без проблем доехали, никого не встретив. Я поставил УАЗик у стены, чтобы он не бросался в глаза. Мы высадились и отошли в сторонку, типа просто так тут стоим. Андрей не прорывался со стрельбой, не спустился на простыне из окна, не прыгнул с крыши с наволочкой вместо парашюта — просто и буднично вышел из двери.

— Приношу свои извинения, Юная, — поклонился он Криспи. — Так вышло.

— Я не прощу тебе Туори, — ответила она. — Но сейчас уезжай, это будет правильно.

Он молча кивнул мне, залез в УАЗик, завел его и, со скрежетом включив передачу — я поморщился, как от зубной боли, — поехал. Мы смотрели ему вслед, пока он не скрылся за поворотом, и я думал, что период УАЗдао в моей жизни закончился.

Теперь будет что-то другое.

Эпилогика

Македонец

В коммунары меня приняли как-то буднично — без какой-либо присяги и «торжественно клянусь», даже галстук красный не повязали, жлобы. Усталая женщина на складе поставила меня на довольствие, шлепнув какой-то штамп в разлинованную прошитую книгу, я только расписался в соответствующей графе. Получил большой бумажный пакет с одеждой и «личными вещами» — преимущественно предметами гигиены, — а потом Маринка отвела меня заселяться — нам на двоих дали небольшую «гостинку».

— И что, даже паспорт не дадут? — удивился я.

— У нас слишком мало народу для бюрократии, — засмеялась Марина. — Все в базе данных электронного учета кадров.

Жить в Коммуне оказалось непривычно и немного казарменно, но я мало сталкивался со здешним бытом. После полевых выходов оставалось только принять душ, закинуть одежду в стирку, сбегать в столовую — и валиться в койку. Однако наличие в этой койке Маринки полностью примиряло меня с таким режимом. Мы с ней даже поженились — хотя здешнее бракосочетание оказалось еще более неформальным, чем гражданство. В нашем мире брак — это, в первую очередь имущественные вопросы и обязательства по поддержке потомства, а здесь и имущества толком нет, и потомству пропасть не дадут. Так что здешний брак — это просто добровольное публичное объявление о том, что вы с этой женщиной — пара. Мы отметили это событие в единственном здешнем ресторане, без специальных гостей — но нас поздравляли все, кто оказался рядом, здесь так принято.

Занимался я тут в основном тем же, чем и всегда — стрелял в людей из пистолетов. Коммуна была в осаде и вела рейдовые бои за разблокировку реперов. Машина, на которой мы с Маринкой добирались до Коммуны, стала нашей тачанкой — мы лихо подлетали к блокированным реперам с «изнанки» — что бы это ни значило, — и пытались с налета выбивать их охрану. Экипаж машины боевой: я и Маринка за стрелков, м-оператор за штурмана и еще пара бойцов — водитель и пулеметчик. Выскакивали, как черти из ада, стреляли во все, что видим, и уходили обратно, давая возможность тяжелой группе прорыва пройти через репер и закрепиться. Сложнее всего было добиться синхронности работы групп, но м-операторы как-то решили эту задачу.

В целом, мы действовали успешно, хотя легко дались только первые несколько выходов. Противники наши — те самые ребята в странном камуфляже и чешуйчатых брониках, которые в закрытом городе пытались захватить нашего Хранителя, — вояки были опытные, серьезные. Они быстро сообразили организовать оборону реперов не только изнутри, но и от внешних атак, и пошла игра вдолгую, на истощение ресурсов — в первую очередь, человеческих. Иногда мы их выносили на эффекте неожиданности, иногда нарывались на такой отпор, что приходилось уходить, не решив задачи — я был уже дважды ранен, один раз Маринке прострелили руку, дважды мы теряли пулеметчиков и один раз — водителя. К счастью, в Коммуне использовали регенеративные препараты на основе Вещества, что позволяло вытаскивать даже очень тяжелых раненых, а легкие ранения заживали за пару дней. Это отчасти компенсировало преимущество в людях, которое имели нападающие. К счастью, их кадровые ресурсы тоже были небеспредельны. Нам все чаще встречались молодые, плохо обученные солдаты — видимо, кадровых мы неплохо проредили.

В результате нашей работы паритет был достигнут на новых, более выгодных для Коммуны условиях — закрепившись на нескольких ключевых реперах, мы уже не отдавали их назад, и полная изоляция стала невозможна. С обеих сторон происходили попытки изменить ситуацию в свою пользу, и мы и они несли потери, но это уже не было такой катастрофой, как в первые дни осады.

Иногда мы с Маринкой работали на разведку — на той же машине, но Ольга за пилота, Андрей за штурмана и Борух за пулеметчика. О целях разведчиков меня не извещали, но несложно было догадаться, что Коммуна пытается понять, кто же на нее напал, и чего он хочет. Мы пытались захватить командиров, искали материнский мир нападавших, проводили какие-то исследования в пустых срезах и так далее. Не могу судить, насколько успешны были поиски, и что именно узнали от пленных офицеров, потому что мое дело — быстро и точно стрелять, чем я и занимался.

В принципе, меня все устраивало, но я очень ждал, когда эта война закончится — я взял с Маринки клятву, что она бросит рейды, и мы тут же обзаведемся ребенком.

В глубине души я надеялся, что мой талант не наследуется. Хватит Мультиверсуму одного Македонца.

Лена

Красивая рыжая женщина стоит у плиты в свободном красном платье, босая и беременная. Помешивая кашу, она улыбается своим мыслям.

— Мама, мама, маннакаша готова? — в кухню врывается белокурое звонкое торнадо и делает два круга в погоне за рыжим пушистым котом.

Кот, развернувшись с заносом задних лап, стартует в коридор, уклонившись от ласковых загребущих ручонок. Машка, раскрасневшаяся от погони, запрыгивает на стул.

— Сейчас будет, солнышко. Тебе с чем?

— С клубничным вареньем!

Женщина накладывает кашу и некоторое время смотрит, как девочка ест, аккуратно цепляя ложкой с остывших краев и неумолимо двигаясь к середине тарелки. Она непроизвольно поглаживает большой живот и снова улыбается. Беременность очень ей к лицу.

— Спасибо! — светловолосая шестилетка срывается со стула и мчится обратно в гостиную. Кажется, чей-то рыжий хвост сейчас будет решительно схвачен, а его обладатель принужден к активным играм.

Рыжая женщина составляет посуду в моечную машину, вытирает руки полотенцем, вешает его на крючок…

В коридоре раздается резкий хлопок — и она уже стоит, прижавшись спиной к стене и направив в сторону дверного проема толстый ствол пистолета-пулемета «Кедр Б». Ее голубые глаза сияют льдом и безумием, предохранитель снят, патрон дослан, рука тверда.

— Мама, мама! Ёксель уронил вазу! Она разбилась! Я не виновата, он сам!

Глаза женщины становятся просто голубыми, с лица пропадает злой оскал.

— Ничего, дорогая, я сейчас уберу, не бегай там, а то ножки поранишь!

Женщина, не глядя, задвигает ящик стола, где под полотенцами лежит такой необычный для кухни прибор и, больно прищемив палец, машинально говорит:

— Мвора ва кубра!36

— Мам, ты что-то сказала? Это же не на альтери? — в кухню засовывается светловолосая головенка, голубые глаза ее блестят любопытством.

— А, что? — красивая рыжая женщина кладет руку на живот, рассеянно улыбается и тянется за полотенцем, забыв, что уже повесила его на крючок. — Нет, дорогая, вроде бы ничего…

Лицо ее, слегка округлившееся при беременности, немного задумчиво, но безмятежно. Она счастлива.

Зеленый

Несмотря на все мои осторожные уговоры, Ленка решила остаться на время беременности в Альтерионе. Я не особо настаивал — паранойя паранойей, но уровень медицины здесь фантастический, а отношение к беременным трепетное и внимательное до абсурда. Альтерионцы не спешили снимать портал к Башне (от этого я тоже немного параноил — чего это они так запросто энергию жгут?), и мы продолжали использовать ее как дачу у моря, но считая основным жильем альтерионский дом. На всякий случай я разведал «гаражные» проходы в Альтерион через мир Йири и, если что, обойдусь без портала, но пока он есть — чего бы не ходить через него?

В срезе Земля Третья Мировая так и не началась, хотя все было на грани и многие в процессе неплохо огребли. В прессе и оживших снова социалочках это называли БК (Большой Кризис), но в БП он так и не перешел. Не буду описывать послекризисное устройство мира: если мы с вами из одного среза — вы сами его видите, а если просто из очень похожего — то у вас, может, и БК еще не было. Родина вышла из БК не без потерь в людях и экономике, но с территориальными приобретениями и заслуженным статусом Мировой Державы. Городу нашему, правда, досталось так, что, на мой взгляд, было проще снести его под ноль и построить новый… Однако государство, у которого по этому поводу, кажется, было рыльце в пушку, неожиданно расщедрилось на компенсации всем выжившим, а сам город стремительно порос подъемными кранами и загремел строительной техникой. Компенсировали не жадничая, так что, вместо разрушенной в пыль двухкомнатной хрущевки, я купил трехкомнатную «сталинку» в центре, со стенами такими толстыми, что все катаклизмы ей оказались пофиг. Найденных в сумке жены денег хватало на капитальный ремонт и даже небольшую перепланировку, но тянулись они медленно, поскольку рабочие руки строительных специальностей в городе были в страшном дефиците. Стройбригада тянула резину, работая на нескольких объектах сразу, и все равно переживала, что не может разорваться на части и взять еще парочку. Я сам закупал материалы, матерно ругался с бригадиром и пару раз ловил себя на том, что рука дергается к отсутствующей кобуре. Очень надеялся, что пройдет — ну их в жопу, такие рефлексы.

Работа моя призвала меня к станку почти сразу — Родине снова было «надо»: надо было отслеживать новые связи в новых реалиях, надо мониторить послекризисное утрясание и формирование новых центров влияния, надо эти процессы, по возможности, предсказывать. Задач было много, задачи были интересные, финансирование под них дали хорошее, так что заплату мне прибавили, и заметно. Система контроля не успевала за изменившейся жизнью, все поведенческие паттерны были порушены, так что я, плюнув на конспирацию, жил на три дома — в городе ремонтировал квартиру, в Башне работал, таская рабочий трафик через уцелевшую, хотя и пострадавшую от каких-то взломщиков дачу, а в Альтерионе отдыхал душой с женой и дочкой.

Жена от беременности расцвела так, что я на нее налюбоваться не мог. Ходила важная, пузатая, пухлая и счастливая, сияя внутренним светом будущей матери. Кажется, те события прошли, не оставив на ней заметного следа, хотя… Иногда она как бы зависала, не откликаясь, и в глазах ее мелькало что-то такое… Но потом проходило, и снова все было нормально. Я надеялся, что время — лучший лекарь, но так и не смог найти пропавшее в какой-то момент из ее сумки оружие. Ну да и черт с ним — я и свое-то хранил в Башне и старался лишний раз в руки не брать, а то уж больно часто мне его не хватает.

Машка уже свободно щебетала на альтери, и как ее вписывать в жизнь родного среза я понятия не имел. В следующем году ей в школу, и что? Выйдет наша блондинка к доске, да как ляпнет что-нибудь альтерионское… С другой стороны — учить ее в Альтерионе я тоже опасался, их заскоки с нашими плохо стыкуются. В общем, эта проблема зависла. Впрочем, альтери я уже и сам выучил — машина, активизирующая речевые центры, оказалась действительно офигенной. Она не закачивала словарный запас в мозг под давлением, как из клизмы, а как-то стимулировала его языковую обучаемость. А дальше — хочешь перед телевизором сиди, хочешь в городе тусуйся. Лишь бы языковая среда вокруг. Я уже подумывал, грешным делом, пройти еще сеанс стимуляции — и сразу смотаться у нас туристом в Китай. Аналитики-китаисты в нашей конторе, в связи с изменившимися в мире раскладами, оказались внезапно в густом толстом шоколаде, их носили на руках, сдували пылинки и целовали в попку… В общем, со знанием и английского, и китайского я бы зарплату сразу с двух рук загребал.

Йози ожидаемо открыл в Альтерионе свой центр по обслуживанию и реставрации раритетных автомобилей, выписав сюда несколько грёмлёнг из числа тех, с кем держал сервис у нас. Жил, работал, растил детей, и, кажется, был всем доволен. Жаловался только, что старший уже забывает язык грёмлёнг и вряд ли будет следовать пути грём. Он и по-русски-то говорить почти разучился, предпочитая альтери. Так что я отдавать Машку в здешнюю учебу не спешил, хотя Ниэла мне уже намекала, что пора.

Ингвар каким-то образом встроился в систему контрабанды, называемую в Альтерионе «свободным межсрезовым рынком», и вовсю крутил дела с разблокировавшимся материнским срезом. Пока все опомнились и сориентировались в новых обстоятельствах, наш пират уже стал чем-то вроде разводящего межсрезовой мафии и никто без его санкции на альтерионском обменном рынке пернуть не смел. На вопрос, как ему это удалось, ответил уклончиво:

— У атамана Козолупа была огромная сноровка…

Впрочем, позднее он признался, что поддерживает контакты с беглым Андреем, которому теперь путь в Альтерион был закрыт, но кое-какие активы и связи остались. Ингвар передал мне от него привет и благодарность, с обещаниями каких-то фантастических, но очень неопределённых благ, как только они закончат там, в Коммуне, свою войну. Я не брал это в голову — ну его в жопу с его подарками. Там более, что его судьбу решил не я, а Криспи.

Криспи продолжала жить с нами, хотя, к досаде очень любящей ее Машки, появлялась все реже. Она руководила работами по спасению остатков народа Йири, которых как-то все же удавалось мало-помалу реабилитировать и укоренять в реальности. Звала меня, и я даже пару раз посетил их миссию в том срезе — давал советы в меру понимания ситуации, кажется, они даже были приняты. Тем не менее, чувствовать себя унылым мзее среди безбашенных Юных было не очень комфортно. Большинство из них хотелось просто выпороть. Криспи теперь довольно сильно отличалась от этой компании и, как мне показалось, косились там на нее неодобрительно. Впрочем, она была настолько упорна, сильна духом и непоколебима, что я начинал задумываться, чем обернется ее пробивная активность для самих Альтери. Может быть, она даже немного изменит свой мир. Я не исключал своего участия в ее работе, если все же обстоятельства заставят выбрать для жизни Альтерион — кто-то взрослый и циничный с мозгами аналитика этой кучке оголтелых малолеток точно не помешает.

Однажды в Башне меня внезапно посетил Сандер. Пришел, сказал свое вечное:

— Еет! Какдила? — как будто мы с ним вчера только виделись.

Покивал, побегал по башне, посмотрел зарядную станцию Ушельцев, залез в их переходный тамбур, что-то там себе понял:

— Аашо, аильно сё!

И уселся пить чай с зефиром, навалив себе полчашки сахару. Выпил, сбегал осмотреть портал, да и ушел через него — к Йози, где выпил еще чаю, на этот раз с вареньем, и снова умчался по своим непостижимым делам. Чего хотел? Зачем приходил? Непонятно.

УАЗик ко мне так и не вернулся — понятия не имею, куда загнал его чертов Андираос, удирая из Альтериона. Но в одном он оказался прав — ездить на нем мне все равно было некуда. Боюсь, теперь Сандер не распознал бы во мне «следующего путем грём» и вся эта история с УАЗдао даже не началась бы.

Не знаю, к лучшему это или нет.

Артем

Стремление Артема стать мирным обывателем не спешило реализоваться. М-операторов категорически не хватало — немалая их часть пропала без вести при установлении блокады, предположительно погибнув или попав в плен. Коммунаров поголовно проверяли на наличие хотя бы слабеньких способностей, мобилизуя даже подростков, если у них присутствовали зачатки таланта. Почти никого не нашли, а несколько перспективных юнцов еще было учить и учить.

Разумеется, в таких обстоятельствах действующий м-опер с опытом, каковым по факту являлся Артем, не мог отсиживаться в вычислительном центре. По большей части он сопровождал группы прорыва — пятерка бойцов в тяжелой броне со щитами становилась клином, как рыцари, ощетинивались оружием — и он переносился с ними. Дефицитного м-опера, единственный билет на возвращение группы, наряжали в тяжелый бронежилет и каску, ставили центр клина и берегли как зеницу ока, но противники тоже старались в первую очередь выбивать операторов. Он дважды был ранен в ураганных перестрелках короткого боя. Второй раз, обливаясь кровью из пробитого насквозь плеча, трижды дожидался перезагрузки репера и проводил подкрепление — группе удалось закрепиться, сменить его было некому, и он работал, пока не рухнул без сознания от потери крови.

Тогда в госпиталь к нему пришла Ольга. Очнувшись, он увидел ее на стуле у кровати. Он знал, что м-опером при ней теперь Андрей, он же Андираос Курценор, бывший злейший враг Коммуны. Впрочем, на примере Карасова Артем успел убедиться, что Ольга легко превращает врагов в союзников. Были ли их отношения с Андреем строго служебными, или он заменил ей Артема и в другом качестве, он не интересовался.

— Ну что, легче тебе без меня живется? — спросила она ехидно. — Как тебе мирная жизнь? Как карьера учителя?

— Эта война рано или поздно закончится, — ответил он слабым голосом. — Твоя война — никогда…

Артем продолжал читать лекции в школе, в перерывах между рейдами монтировал сети — и ждал. Было понятно, что нахрапом взять Коммуну у противника не получилось, заблокировать тоже не вышло, и вскоре что-то должно было измениться. Бесполезность и безвыигрышность этой войны рано или поздно должны были, по мнению Артема, осознать обе стороны. Он был уверен, что вскоре последуют контакты под белым флагом, переговоры, обмены пленными, а главное — прекращение огня. К этому толкала вся логика событий. Тогда он сможет, наконец, вернуться к обычной мирной жизни — насколько эти понятия вообще применимы к Коммуне.

В ожидании этого момента он достал свой старый ноутбук и начал снова писать. Новая книга, по его задумке, должна была рассказать о начале истории Коммуны, об Эксперименте и Катастрофе, о борьбе и выживании — и одновременно о том, чего достигла Коммуна в результате. Он разговаривал с Первыми, тщательно выясняя подробности. Уникальность Коммуны, где очевидцы событий полувековой давности были живы, бодры и с молодой памятью, позволяла ему восстанавливать моменты Катастрофы чуть ли не поминутно. Ему охотно рассказывали — оказывается, до него такая мысль просто никому не приходила в голову. Палыч настолько загорелся этой идеей, что назначил Артема официальным историографом Коммуны, обязав всех оказывать ему всяческое содействие. Заметки накапливались файл за файлом, две сюжетные линии — начала Коммуны и хроники текущего кризиса переплетались, как провода в витой паре. Он уже чувствовал авторский азарт — книга обещала выйти интересной, а главное — это будет первая большая художественная книга Коммуны, а он — ее первым писателем.

Он решил назвать ее «Город людей».

Закончено 3 сентября 2017 года в кресле

у камина в одном из миров Мультиверсума

Читателям

Напоминаем, что книги Павла Иевлева лучше всего покупать на сайте uazdao.ru.

Это выгодно — потому что здесь они доступны без наценок.

Это удобно — потому что платить можно любым способом: картой, наличными или электронными деньгами.

Наконец, это интересно — потому что только на сайте «УАЗдао» можно получить доступ к новым книгам на несколько недель раньше, чем они появляются в других магазинах.

Авторам

Интернет-магазин «УАЗдао» предлагает авторам, не связанным договорами с издателями, разместить собственные электронные книги, аудиокниги или музыкальные альбомы.

Наши цели: хотя бы отчасти компенсировать расходы на проект и поделиться площадкой — впервые! — с полным контролем авторов над поступлениями.

Обращайтесь к администратору: admin@uazdao.ru

Примечания

1

Владимир Высоцкий.

(обратно)

2

Боевой ударный вертолет Ми-28

(обратно)

3

Ka-Bar (USN Mark II) — боевой нож.

(обратно)

4

Некие места, имеющие внутреннее сродство в разных мирах-срезах. Позволяют проводникам перемещаться между ними. Подробнее об этом читайте в предыдущих книгах серии «УАЗдао».

(обратно)

5

Повседневный стиль одежды с акцентом на удобство и практичность.

(обратно)

6

Случайно Перемещенные Лица — люди, застрявшие на фрагментах срезов при их капсулировании.

(обратно)

7

Закрытое административно-территориальное образование —«почтовый ящик», город, для которого в СССР устанавливался особый режим безопасного функционирования и охраны государственной тайны, включающий специальные условия проживания граждан.

(обратно)

8

Читайте историю Коммуны в книге «Город людей».

(обратно)

9

Обрез охотничьего ружья под пистолетную рукоять.

(обратно)

10

Мина МОН-50 противопехотная осколочная, направленного поражения.

(обратно)

11

Практически непереводимое обращение к собеседнику на языке горцев Закава, сообщающее о непростых отношениях адресата с домашними животными, трупами родителей и испражнениями нечистых животных. Услышавший такое в горах Закава быстро понимает, почему самый частый местный праздник — похороны.

(обратно)

12

НУРС — неуправляемый реактивный снаряд, вид вертолетного (и не только) вооружения

(обратно)

13

Выстрел Осколочный Гранатометный

(обратно)

14

Путепрокладчик на базе гусеничного артиллерийского тягача — армейский вариант бульдозера.

(обратно)

15

Камуфлетный взрыв — подземный, без образования воронки.

(обратно)

16

Бесшумный пистолет на базе АПС — пистолета Стечкина.

(обратно)

17

Прибор Бесшумной Стрельбы — глушитель по-простому

(обратно)

18

Специальный домкрат

(обратно)

19

«Игла» — переносной зенитный ракетный комплекс

(обратно)

20

Вертолёт Ми-28Н

(обратно)

21

«Бастион» — береговой противокорабельный ракетный комплекс.

(обратно)

22

Автомат Калашникова складной укороченный, АКС74У

(обратно)

23

Авианосная ударная группировка.

(обратно)

24

Инженерная машина разграждений.

(обратно)

25

Универсальные машины для разборки завалов.

(обратно)

26

Эту историю читайте в повести «Оркестратор».

(обратно)

27

«По-взрослому» — в Альтерионе это выражение имеет, скорее, негативный оттенок.

(обратно)

28

Не имеет точного перевода, примерное значение: «позорная приверженность ошибочным социальным концепциям».

(обратно)

29

Очень обидное по отношению к мужчине выражение.

(обратно)

30

«Когда все закончится, найди меня в Альтерионе. У меня есть кое-что важное для тебя».

(обратно)

31

RTS — стратегия в реальном времени, вид компьютерной игры

(обратно)

32

(англ.) Убей комми для мамочки.

(обратно)

33

Мзее — «взрослые». Подробнее о социальном устройстве среза Альтери читайте в повести «Оркестратор».

(обратно)

34

Минно-взрывные заграждения

(обратно)

35

(альтери) «Здравствуй, отец, Юная Машка желает тебе доброго вечера!»

(обратно)

36

Если произнести эти слова в горах Закава, вам вломит пиздюлей даже эхо.

(обратно)

Оглавление

uazdao.ru

День первый

  Македонец

  Артем

День второй

  Македонец

  Артем

  Македонец

  Артем

День третий

  Лена

  Македонец

  Артем

  Македонец

  Артем

  Македонец

  Зеленый

День четвертый

  Артем

  Македонец

  Зеленый

  Артем

  Зеленый

  Македонец

День пятый

  Лена

  Артем

  Зеленый

День шестой

  Македонец

  Зеленый

День седьмой

  Македонец

  Артем

  Зеленый

Эпилогика

  Македонец

  Лена

  Зеленый

  Артем

  Читателям

  Авторам Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg